Джордж Лакофф
ЖЕНЩИНЫ, ОГОНЬ И ОПАСНЫЕ ВЕЩИ
Что категории языка говорят нам о мышлении
ЯЗЫКИ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ МОСКВА 2004


ББК 81 Л 19
Данное издание выпущено в рамках программы Центрально-Европейского Университета «Translation Project» при поддержке Центра по развитию издательской деятельности (OSI - Budapest) и Института «Открытое общество» (Фонд Сороса)- Россия
Лакофф Джордж
Л 19 Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении / Пер. с англ. И. Б. Шатуновского. — М.: Языки славянской культуры, 2004. — 792 с. — (Язык. Семиотика. Культура).
ISSN 1727-1630 ISBN 5-94457-129-2
Книга известного американского лингвиста является одним из фундаментальных трудов, положивших начало когнитивному направлению в лингвистике и когнитивизму в целом. Новая, когнитивно ориентированная теория познания и языка (называемая автором экспериенциализмом) строится в книге на материале критического рассмотрения и обобщения результатов чрезвычайно широкого круга исследований в области самых разных наук, прежде всего философии, логики, психологии, антропологии, биологии, математики, физики, компьютерной науки, исследований в области искусственного интеллекта, физиологии восприятия и, конечно, лингвистики. Предложенный автором подход, основанный на таких понятиях, как когнитивные, в том числе метафорические и метонимические, модели, образные схемы, радиальные категории, прототипы и мотивация, применен в книге к исследованию трех различных языковых областей — языковых концептов, значений многозначного слова и грамматических конструкций (на материале обозначений гнева, значений предлога over и обширного класса дейюических и экзистенциальных there-конструкц ий в английском языке).
Книга предназначена для всех интересующихся философскими и лингвистическими проблемами теории познания, соотношения языка, мышления и реальности, проблемами грамматической и семантической теории языка вообще, а также вопросами фразеологии, лексики, грамматики и семантики английского языка
ББК 81
В оформлении переплета использован фрагмент росписи дворца на о. Крит (так называемая «Парижанка»)
Лакофф Джордж
ЖЕНЩИНЫ, ОГОНЬ И ОПАСНЫЕ ВЕЩИ Что категории языка говорят нам о мышлении Издатель А. Кошелев Художественное оформление переплета Ю. Саевича и С. Жигалкина Корректор Е. Зоткина
Подписано в печать 16.10.2003. Формат 60x90 Vi*
Бумага офсетная № 1, печать офсетная. Уел. печ. л. 49,5. Заказ № 3361.
Издательство «Языки славянской культуры». ЛР Ха 02745 от 04.10.2000. Тел.: 207-86-93. Факс: (095) 246-20-20 (для аб. Ml53). Einaikljc4(a2lQv@niu4ietm Каталог в ИНТЕРНЕТ http://www.lrc-press.ru, http://www.lrc-mik.narod.ru
SBN 5-94457-129-2
785944 571298
9
© University of Chicago, 1987 © И. Б. Шатуновский. Пер. на рус. яз., 2004 © Ю. С. Саевич. Оформление серии, 2004


Оглавление
Слова признательности 7
Предисловие 9
Книга I
Разум вне машины
Часть /. Категории и когнитивные модели
Глава 1. Значение категоризации 19
Глава 2. От Витгенштейна к Рош 28
Глава 3. Прототипические эффекты в языке 86
Глава 4. Идеализированные когнитивные модели 99
Глава 5. Метонимические модели 111
Глава 6. Радиальные категории 128
Глава 7. Признаки, стереотипы и умолчания 159
Глава 8. Снова о когнитивных моделях 163
Глава 9. Защитники классического подхода 187
Глава 10. Общие выводы 208
Часть II. Философские следствия
Глава 11. Объективистская парадигма 211
Глава 12. В чем ошибается объективистская метафизика 246
Глава 13. В чем ошибается объективистская
теория познания 260
Глава 14. Формалистский проект 288
Глава 15. Теорема Патнэма 300
Глава 16. Новый реализм 339
Глава 17. Когнитивная семантика ; 351
Глава 18. Уорф и релятивизм 395
Глава 19. Парадигма «разум как машина» 439
Глава 20. Математика как когнитивная деятельность 458
Глава 21. Краткий обзор сделанного 480


6
Содержание
Книга II
Исследование конкретного материала
Введение 487
1. Гнев (Anger) 491
2. Over 538
3. Конструкции с there 595
Послесловие 757
Библиография 759
Предметный указатель 774


Слова признательности
Эта книга в огромной степени результат пребывания в чрезвычайно стимулирующем интеллектуальном окружении Калифорнийского университета в Беркли, где я имел удовольствие работать последние тринадцать лет. Я не мог бы выполнить этой работы в каком-нибудь другом месте. Чрезвычайно много дало мне в этот период общение с моими выдающимися коллегами, особенно Брентом Берлином, Губертом Дрейфусом, Чарльзом Филлмором, Джимом Грино, Полом Кеем, Элеонорой Рош, Дэном Слобином, Ив Свитцер, Леном Талми, Робертом Виленски и Лофти Заде. Я также благодарен своим замечательным студентам, прежде всего Клаудии Бруг- ман, Памеле Даунинг, Мишель Эманатиан, Робу МакЛаури, Чаду МакДаниэлу и Джин Ван-Остен, — многое из того, что содержится в этой книге, я почерпнул из общения с ними. «Исследование конкретного материала 2» представляет собой расширенный и переработанный вариант части магистерской диссертации Бругман 1981 года. Раздел «Исследование конкретного материала 1» был подготовлен совместно с Золтаном Ковечешем, чье пребывание в Беркли в течение 1982—1983 академического года получило финансовую поддержку Американского совета научных обществ. Их бескорыстная помощь и ценные советы позволили в значительной мере улучшить эту книгу.
Мне также посчастливилось быть частью обширного сообщества исследователей в области когнитивных наук, чьи исследования дополняли мои собственные и которые не жалели усилий и времени для того, чтобы информировать меня о результатах своих исследований и высказать свое мнение о моих работах. Это:
Элтон Л. Бекер, Мичиганский университет;
Дуайт Болинджер, заслуженный профессор Гарвардского университета, ныне проживающий в Пало-Альто;
Жиль Фоконье, Парижский университет в Сен-Дени;
Дедре Джентнер, Университет Иллинойса в Урбане;
Марк Джонсон, Южный Иллинойский университет;
Золтан Ковечеш, Будапештский университет им. Лоранда Этве- ша;
Роналд Лангакер, Калифорнийский университет в Сан-Диего;


8
Слова признательности
Сьюзан Линднер, Пало-Альто;
Джеймс МакКоли, Чикагский университет;
Дэвид МакНил, Чикагский университет;
Хилари Патнэм, Гарвардский университет;
Наоми Куинн, университет Дюк;
Джон Роберт Росс, Массачусетский технологический институт;
Дэвид Зубин, Государственный университет Нью-Йорка в Буффало.
Я также хотел бы поблагодарить Р. М. У. Диксона и Аннет Шмидт из Австралийского национального университета за продолжительные обсуждения данных их исследований по категоризации в языке дьирбал, так же как Памелу Даунинг и Харуо Аоки за подробную информацию о японских классификаторах. Чрезвычайно полезным было обсуждение философских проблем с Марком Джонсоном и Хилари Патнэмом, особенно тех, которые были подняты в их недавней работе. Философские воззрения, которые были выдвинуты в данной работе, разрабатывались в сотрудничестве с Джонсоном на протяжении многих лет. Чрезвычайно продуктивным было обсуждение оснований математики с Робертом Соловей и Сандерсом МакЛейном. Развернутые замечания по предварительным вариантам рукописи этой книги сделали Джей Атлас, Лоуренс Барсалоу, Клаудиа Бругман, Мишель Эманатиан, Чарльз Филлмор, Джим Грино, Марк Джонсон, Пол Кей, Золтан Ковечеш, Роберт МакКоли, Джеймс Д. МакКоли, Каролин Мервис, Ульрих Найссер, Элеонора Рош, Эдвард Смит, Роберт Виленски. Чрезвычайно ценную поддержку оказал автору Кейф Фанни из Беркли.
Настоящее исследование не было бы возможным без грантов Национального научного фонда (грант № BNS-8310445), фонда Слоуна и Комитета по исследованиям Калифорнийского университета в Беркли. Я хотел бы особенно поблагодарить Пола Чапина из Национального научного фонда и Эрика Уаннера из фонда Слоуна.-
Большие проекты, подобные этому, не могут быть выполнены без значительных жертв на домашнем фронте. Клаудиа Бругман и Энди Лакофф мирились с моей полной отстраненностью от всех других дел гораздо дольше, чем я мог ожидать. Я от всего сердца благодарю их за стойкость и терпение.
Беркли, Калифорния Июль, 1985


Клаудии
Предисловие
Когнитивная наука — это новая область исследований, которая объединяет то, что известно о разуме и мыслительных способностях человека из многих научных дисциплин: психологии, лингвистики, антропологии, философии и компьютерной науки. Она старается найти подробные ответы на такие вопросы, как: что такое разум? каким образом мы осмысляем наш опыт? что такое концептуальная система и как она организована? используют ли люди одну и ту же концептуальную систему? И если это да, то что представляет собой эта система? А если нет, то что же именно является общим в образе мышления всех человеческих существ? Вопросы не новы, однако в последнее время появились новые ответы на них.
Эта книга — о традиционных ответах на эти вопросы и о последних исследованиях, которые предлагают иные, новые ответы. Согласно традиционному взгляду, разум абстрактен и дематериализован. Согласно новому взгляду, мышление имеет телесную основу. Традиционный взгляд рассматривает мышление как чисто логическую способность, имеющую дело в первую очередь с суждениями, которые могут быть истинными или ложными. Новый взгляд рассматривает образные аспекты мышления — метафору, метонимию, использование ментальных образов — как центральные для разума, а не как периферийную и несущественную добавку.
Согласно традиционному подходу, способность к значимому мышлению и рассуждению является абстрактной и не воплощена с необходимостью в каком-либо живом существе. Таким образом, имеющие значение понятия и разумность являются трансцендентальными в том смысле, что они выходят за пределы физических ограничений какого-либо организма. Значимые понятия и абстрактные рассуждения могут быть воплощены в человеческих существах, машинах или других материальных сущностях — но как таковые они существуют абстрактно, независимо от какого-либо конкретного воплощения. Согласно новому взгляду, значение это то, что является значимым для мыслящего и функционирующего существа. Природа мыслящего организма и способ его функционирования в окружающей среде находятся в центре внимания науки о мышлении.


10
Предисловие
Оба подхода рассматривают категоризацию как основной способ организации опыта. Согласно традиционным взглядам, категории определяются исключительно признаками, которые разделяют их члены. Это значит, что они определяются {а) независимо от материальной природы существ, производящих категоризацию, и (б) чисто логически, без привлечения каких-либо механизмов воображения (метафоры, метонимии, мысленных образов) в качестве определяющих природу категорий. Согласно новым взглядам, наш чувственный опыт и способы использования механизмов воображения являются основополагающими в отношении того, как мы создаем категории для осмысления опытных данных.
В настоящее время когнитивная наука находится в переходном состоянии. Традиционный подход все еще сохраняет свои позиции, хотя новый начинает приобретать все большее влияние. Центральным вопросом является категоризация. Традиционный взгляд опирается на классическую теорию, определяющую категории в терминах общих признаков их членов. Однако разнообразные новые данные по категоризации явно противоречат традиционному взгляду на категории. На его месте появился новый подход к категориям, который Элеонора Рош назвала теорией прототипов и категорий базового уровня. Ниже мы рассмотрим эти данные и следствия из них.
Традиционный подход является по своей сути философским. Он возник как результат философских размышлений в течение двух тысяч лет о природе разума. Этот подход все еще имеет много сторонников, несмотря на огромное количество противоречащих ему эмпирических данных. На это есть две причины. Первая заключается просто в том, что этот подход является традиционным. Вес, набранный в течение двух тысяч лет философствования, не может исчезнуть за одну ночь. Мы все были обучены думать в этих терминах. Вторая причина заключается в том, что до последнего времени не было ничего похожего на хорошо разработанную альтернативную теорию, которая бы сохраняла то, что является правильным в традиционном подходе, и в то же время модифицировала его так, чтобы учесть новые данные. Настоящая книга как раз и будет посвящена описанию такой альтернативной теории.
Мы будем называть традиционный подход объективизмом по следующим основаниям. Современные попытки представить его работающий вариант предполагают, что рациональное мышление состоит в оперировании абстрактными символами и что эти символы получают значение через соотношение с миром, трактуемым объективно, то есть вне связи с его отражением и интерпретацией


Предисловие
11
каким-либо живым существом. Набор символов, поставленных в соответствие с объективно структурированным миром, рассматривается как репрезентация реальности. С объективистской точки зрения, рациональное мышление целиком заключается в оперировании абстрактными символами, получающими свое значение через условные соотношения с вещами во внешнем мире.
Среди более специфических объективистских положений можно отметить следующие:
— Мышление представляет собой мезаническое оперирование абстрактными символами.
— Разум представляет собой абстрактную машину, оперирующую символами в существенных отношениях таким же образом, как это делает компьютер, то есть посредством алгоритмического исчисления.
— Символы (например, слова и ментальные представления) получают свои значения через соотношение с вещами внешнего мира. Все значения имеют такой характер.
— Символы, соотносящиеся с внешним миром, представляют собой внутренние репрезентации внешней реальности.
— Абстрактные символы могут находиться в соответствии с вещами в мире, не зависящими от особенностей каких-либо живых существ.
— Поскольку человеческий ум пользуется внутренними представлениями внешней реальности, он является зеркалом природы, и правильное мышление отражает логику внешнего мира.
— Из этого следует, что особенности телесной организации человеческих существ и специфика их функционирования в окружающей среде не имеют существенной связи с природой значимых понятий и мышления. Телесная организация людей может играть роль в выборе человеческими существами тех или иных понятий и способов трансцендентального рассуждения для практического использования, но они не играют сколько- нибудь существенной роли в определении конституирующих свойств понятий и мышления.
— Мышление абстрактно и нематериально, поскольку оно не имеет каких-либо ограничений, проистекающих из особенностей устройства человеческого тела, его перцептуальной и нервной системы.
— Машины, которые не более чем механически оперируют символами, соотносящимися с вещами в мире, обладают способностью целенаправленного мышления и рассуждения.


12
Предисловие
— Мысль атомистична, в том смысле, что она может быть полностью разделена на простые «строительные блоки» — символы, используемые в мышлении, — которые объединяются в комплексы по определенным правилам.
— Мышление логично в узкоспециальном смысле этого слова, используемом в философской логике; а именно, оно может быть точно промоделировано посредством систем наподобие тех, что используются в математической логике. Это абстрактные символические системы, определенные общими правилами оперирования символами и механизмами для интерпретации таких символов в терминах «моделей мира».
Хотя подобные взгляды отнюдь не разделяются всеми исследователями в области когнитивных наук, они тем не менее широко распространены и настолько привычны, что многие из них принимаются как истинные без каких-либо сомнений и обсуждения. Во многих, возможно, даже в большинстве современных дискуссий по проблеме разума как компьютера эти положения принимаются как данное.
Центральной для подобных подходов является идея категории. Причина в том, что большинство символов (т. е. слов и ментальных представлений) не обозначают отдельные вещи или индивидуумы (как, например, Рикки Хендерсон и мост Золотые Ворота). Большинство наших слов и понятий обозначают категории. Некоторые из них являются категориями вещей или существ в физическом мире — например, стулья и зебры. Другие являются категориями действий и абстрактных явлений — пение и песни, голосование и правительства, и т. д. В значительной степени объективистский подход к языку и мышлению основывается на таком представлении о природе категорий. Согласно объективистской точке зрения, вещи относятся к одной категории, если и только если они имеют некоторые общие признаки. Эти признаки составляют необходимое и достаточное условие для определения категории.
Согласно объективистскому взгляду, символы, используемые в мышлении, приобретают свое значение через соотношение с вещами — отдельными вещами или категориями вещей — в мире. Так как именно категории, а не индивидные вещи, играют главную роль в мышлении и рассуждении, категория должна быть такой сущностью, которая соответствовала бы объективистскому подходу к разуму в целом. Все понятийные категории должны быть символами (или символическими структурами), способными обозначать категории в реальном мире или в некотором возможном мире. При этом мир должен быть разделен на категории правильного типа, так, чтобы сцмволы и


Предисловие
13
символические структуры могли относиться к ним. «Категории правильного типа» — это классические категории, категории, определяемые через признаки, общие всем их членам.
В последние годы понятийные категории стали предметом интенсивного и весьма детального изучения в ряде когнитивных наук, особенно в антропологии, лингвистике и психологии. Накопленные данные находятся в противоречии с объективистским подходом к разуму. Понятийные категории оказались в целом весьма отличными от того, что требует от них объективистский подход. Полученные данные предполагают принципиально иной подход не только к категориям, но к человеческому мышлению в целом:
— Мышление является воплощенным. Это означает, что структуры, образующие нашу концептуальную систему, имеют своим источником наш чувственный опыт и осмысляются в его терминах; более того, ядро нашей концептуальной системы непосредственно основывается на восприятии, движениях тела и опыте физического и социального характера.
— Мышление является образным {imaginative) в том смысле, что те понятия, которые не основываются непосредственно на опыте, используют метафору, метонимию, ментальные образы — все это выходит за пределы буквального отражения, или репрезентации, внешней реальности. Именно способность воображения позволяет нам мыслить «абстрактно» и выводит разум за пределы того, что мы можем увидеть и почувствовать. Способность воображения также является воплощенной— косвенно — поскольку метафора, метонимия и образы базируются на опыте, и часто чувственном опыте. Мышление также является образным и в менее очевидном отношении: всякий раз, когда мы производим категоризацию чего-либо способом, который не отражает природу, мы используем общую человеческую способность воображения.
— Мысль имеет свойства гештальта и таким образом не атоми- стична: понятия имеют целостную структуру, которая не сводится к простому объединению понятийных «строительных блоков» посредством общих правил.
— Мысль имеет экологическую структуру. Эффективность когнитивных процессов, например при изучении и запоминании, зависит от общей структуры концептуальной системы и от того, что эти концепты значат. Мышление, таким образом, есть нечто большее, чем простое оперирование абстрактными символами.


14
Предисловие
— Концептуальные структуры могут быть описаны с помощью когнитивных моделей, имеющих отмеченные выше свойства.
— Теория когнитивных моделей включает то, что было правильным в традиционном подходе к категоризации, значению и мышлению, и в то же время дает объяснение эмпирическим данным по категоризации и в целом соответствует новому подходу.
Я буду называть новый поход опытным (<experiential) реализмом, или экспериенциализмом. Термин опытный реализм подчеркивает то, что экспериенциализм имеет общего с объективизмом: {а) убеждение в существовании объективного мира, (б) признание того, что реальность накладывает ограничения на понятия, (в) концепция истины, которая идет дальше только внутренней согласованности, и (г) убеждение в возможности достоверного познания мира.
Оба названия отражают идею, что мышление в своей основе вырастает из материального воплощения. «Опыт» здесь понимается в широком, а не в узком смысле. Опыт в этом понимании включает все, что формирует актуальный или потенциальный опыт отдельного живого существа или сообществ живых существ — не только восприятие, моторное движение и т. д., но особенно внутреннее генетически приобретенное строение организма и характер его взаимодействия с физическим и социальным окружением.
Экспериенциализм, определенный таким образом, противопоставлен объективизму, который предполагает, что характеристики организма не имеют существенной связи с понятиями и природой разума. С объективистской точки зрения человеческий разум является всего лишь ограниченной формой трансцендентального разума. Роль тела сводится лишь к тому, чтобы (а) обеспечивать доступ к абстрактным понятиям, (б) предоставлять «мозговое обеспечение» — биологические средства для следования моделям трансцендентального разума, и (с) накладывать ограничения на возможные понятия и формы мышления. С экспериенциалистской точки зрения само существование мышления делается возможным благодаря телу — это касается как абстрактного и творческого мышления, так и мышления о конкретных вещах. Человеческий разум не является воплощением трансцендентального разума; он вырастает из природы организма и всего того, что входит в его индивидуальный и коллективный опыт: его генетического наследия, природы окружения, в котором он живет, способа его функционирования в этом окружении, характера его социального функционирования и тому подобного.
Проблема состоит в следующем:


Предисловие
15
Действительно ли значимое (meaningful) мышление и рассуждение связаны только с оперированием абстрактными символами и их соотношением с объективной реальностью, вне зависимости от какого-либо воплощения (возможно, за исключением ограничений, накладываемых организмом)?
Или же мышление и рассуждение существенно связаны с природой мыслящего организма — включая природу его тела, взаимодействие его с окружением, его социальный характер и так далее?
Хотя это чрезвычайно абстрактные вопросы, существует корпус данных, из которого следует, что ответом на первый вопрос является «нет», а ответом на второй — «да». И это значительная часть того, о чем говорится в этой книге.
Почему эти вопросы столь важны? Потому, что они имеют огромное значение для понимания того, кто мы такие как человеческие существа, и всего того, что из этого следует. Способность мыслить обычно рассматривается как то, что определяет, что такое человек, и отличает нас от всех других живых существ. Если мы понимаем мышление нематериально, как существующее вне тела, тогда наши тела всего лишь несущественный «довесок» к тому, что мы есть. Если мы будем понимать мышление механистически, как вещь такого рода, которую может делать компьютер, мы принизим человеческий ум, так как компьютер действует более эффективно. Если мы будем понимать разумность как способность отражать мир, внешний по отношению к человеку, то мы обесценим те стороны разума, которые способны делать бесконечно больше этого. Если мы будем понимать разум как только логическое явление, мы лишим всякой ценности искусство.
То, как мы понимаем разум, важно во всех этих и других отношениях. Это важно для всего того, что мы ценим в самих себе и в других, — для образования, научных исследований, для способов, которыми мы устанавливаем человеческие институты, и главное для того, что рассматривается как специфически человеческий — человечный образ жизни и способ действий. Если мы осознаем, что разум воплощен в теле, мы захотим понять отношения между разумом и телом и найти способы культивировать воплощенные аспекты разума. Если мы в полной мере осознаем роль образных аспектов мышления, мы дадим им их настоящую цену, исследуем их более полно и научимся лучше их использовать. Наши представления о том, что люди могут изучить и должны изучать, зависят от самого понятия изучения. Важно, чтобы мы поняли, что изучение в большей своей части не сводится


16
Предисловие
ни к механическому заучиванию, ни к изучению механических процедур. Важно, чтобы мы осознали, что разумное мышление простирается далеко за пределы логического и механистического мышления. Это важно потому, что наши представления о том, как должен использоваться человеческий разум, зависят от наших представлений, что такое человеческий разум.
Это также важно и в другом, более узком, но не менее существенном отношении. Наше представление о том, что такое мышление, направляет современные исследования природы мышления. В настоящее время область этих исследований расширяется быстрее, чем когда-либо в истории. Выбор, сделанный сообществом когнитивных исследователей сегодня, определит наши представления о разуме на долгие годы вперед. Мы находимся сейчас в важном поворотном пункте истории изучения разума. Жизненно необходимо, чтобы ошибочные взгляды на разум, которые сопутствовали нам две тысячи лет, были исправлены.
Настоящая книга представляет собой попытку свести воедино данные, свидетельствующие о том, что мышление является воплощенным и образным, в частности, данные, полученные при изучении способов категоризации. Понятийная система организована в терминах категорий, и большая часть, если не все наши мыслительные операции связаны с категориями. Объективистский подход опирается на теорию категорий, которая восходит к древним грекам и даже сегодня принимается не просто как истинная, но как очевидно и несомненно истинная. Тем не менее современные исследования способов, которыми люди осуществляют категоризацию, показывают, что категоризация представляет собой иное и более сложное явление.
Наиболее интересным в этих исследованиях представляется мне то, что они, как кажется, свидетельствуют в пользу экспериенциали- стского рассмотрения человеческого мышления и против объективистских взглядов. Каждое в отдельности, эти исследования представляют интерес только для специалистов, но взятые в целом они заключают в себе нечто грандиозное — свидетельства, что разум есть нечто гораздо большее, чем только зеркало природы или оператор с символами, что для разума не несущественно, что у нас есть тела, и что наши способности понимания и мышления простираются далеко за пределы того, что может машина.


Книга I
Разум вне машины


\


Часть I
Категории и когнитивные модели
Глава 1
Значение категоризации
Я подозреваю, что многие читатели воспримут название этой книги в том смысле, что женщины, огонь и опасные вещи имеют нечто общее — скажем, что женщины быстро загораются гневом и поэтому опасны. Большинству феминисток, с которыми я общался, это название понравилось именно по этой причине, хотя некоторым оно очень не понравилось — по той же причине. Но сам вывод — от объединения к категоризации и нахождению общих свойств — совершенно обычен. Этот вывод основывается на распространенном представлении, что означает принадлежать к одной категории: вещи объединяются в категорию на основе того, что они имеют общего. Положение, что категории определяются общими свойствами, не только часть нашего повседневного мышления, но и один из важнейших научных принципов, который был с нами на протяжении более двух тысяч лет.
Классический взгляд, что категории базируются на общих свойствах, не является абсолютно неправильным. Мы часто действительно объединяем вещи в категории на этом основании. Но это только малая часть правды. В последние годы стало очевидно, что категоризация — это гораздо более сложная вещь. Появилась новая теория категоризации, названная теорией прототипов. Было показано, что человеческая категоризация основывается на принципах, простирающихся гораздо дальше тех, которые представлены в классической теории. Одна из наших целей — показать всю сложность той реальной категоризации, которая осуществляется людьми. Например, название этой книги было подсказано языком австралийских аборигенов дьирбал, имеющем категорию balan, которая действительно включает женщин, огонь и опасные вещи. Она также включает птиц, которые не являются опасными, равно как таких необычных животных, как утконос, бандикут и ехидна. И это не результат категоризации посредством общих признаков, как мы уви-


20
Часть I. Категории и когнитивные модели
дим далее, когда будем обсуждать классификацию языка дьирбал более подробно.
Категоризация — отнюдь не маловажный предмет. Нет ничего более базового для нашего мышления, восприятия, действий и речи, чем категоризация. Каждый раз, когда мы рассматриваем что-то как род вещей, например дерево, мы осуществляем категоризацию. Когда бы мы ни рассуждали о родах вещей — стульях, народах, болезнях, эмоциях, о любом роде вообще — мы прибегаем к помощи категорий. Когда бы мы ни осуществляли любой вид целенаправленных действий, самых обычных, таких, как, например, писать что- либо ручкой, забивать гвоздь молотком или гладить одежду, мы используем категории. Конкретное действие, которое мы выполняем в этом случае, является видом двигательной активности (например, письма, забивания гвоздя молотком, глажки), то есть входит в особую категорию двигательной активности. Они никогда не производятся в точности одним и тем же образом, тем не менее, несмотря на разницу в конкретных движениях, все они представляют действия определенного рода, и мы знаем, как производить такие действия. И всякий раз, когда мы произносим или понимаем какое-либо высказывание любой разумной длины, мы используем десятки, если не сотни категорий: категории звуков речи, слов, сочетаний слов и предложений, равно как и понятийные категории. Не будь у нас способности к категоризации, мы не смогли бы действовать вообще, ни в физическом мире, ни в нашей социальной и интеллектуальной жизни. Понимание того, как мы осуществляем категоризацию, является необходимым для понимания того, как мы мыслим и как мы действуем, и следовательно, необходимым для понимания того, что делает нас человеческими существами.
В большинстве случаев категоризация происходит автоматически и бессознательно, и если мы осознаем этот процесс вообще, то только в проблематических случаях. Двигаясь в мире, мы автоматически осуществляем категоризацию людей, животных и физических объектов, как естественных, так и созданных человеком. Это иногда приводит к впечатлению, что мы просто классифицируем вещи как они есть, что вещи объединяются в естественные роды и что категории нашего ума естественным образом соответствуют родам вещей, которые есть в мире. Но значительная часть наших категорий являются категориями не предметов, но категориями абстрактных сущностей. Мы производим категоризацию событий, действий, эмоций, пространственных отношений, социальных отношений и абстрактных сущностей в огромном диапазоне, включающем правительства, болезни, сущности научных и повседневных теорий, такие, как элек¬


Глава 1. Значение категоризации
21
троны, с одной стороны, и простуды, с другой. Для того чтобы объяснить особенности человеческого мышления, необходимо создать теорию, охватывающую все наши категории, как конкретные, так и абстрактные.
Со времени Аристотеля до поздних работ Витгенштейна категории рассматривались как ясные и не представляющие проблем сущности. Они представлялись в виде абстрактных вместилищ, с вещами или внутри, или вне категории. Принималось, что вещи относятся к одной и той же категории, если и только если они имеют некоторые общие признаки. И признаки, которые были у них общими, рассматривались как определяющие эту категорию.
Классическая теория не была результатом эмпирических исследований. Она даже не была предметом серьезных дискуссий. Это была философская позиция, сформулированная в результате априорных рассуждений. По прошествии столетий она превратилась в нечто, принимаемое как данное в большинстве научных дисциплин. Фактически, до самого последнего времени классическая теория даже не рассматривалась как теория. Она преподносилась в большинстве дисциплин не как эмпирическая гипотеза, но как несомненная истина, истинная по самому своему определению.
В поразительно короткое время все изменилось. В результате эмпирических исследований в целом ряде дисциплин категоризация стала одной из главных проблем. В когнитивной психологии категоризация стала главной областью исследований, в первую очередь благодаря посвященным проблемам категоризации пионерским работам Элеоноры Рош. Рош обратила внимание на два следствия из классической теории.
Во-первых, если категории определяются только посредством признаков, которые имеют все члены категории, то ни один член не может быть лучшим примером категории, чем другие. Во-вторых, если категории определяются только по признакам, внутренне присущим их членам, категории должны быть независимы от особенностей существа, производящего категоризацию, то есть они не должны учитывать такие вещи, как человеческая нейропсихология, движения человеческого тела и специфические человеческие способности восприятия, формирования мысленных образов, изучения и запоминания, систематизации изученного и эффективной коммуникации.
Однако, отмечает Рош, ее собственные и другие исследования показывают, что категории в целом имеют лучших представителей (называемых «прототипами») и что все специфические человеческие


22
Часть I. Категории и когнитивные модели
способности, перечисленные выше, действительно играют важную роль в категоризации.
Ретроспективно такие результаты не кажутся столь удивительными. Тем не менее отдельные положения новой теории произвели воздействие, потрясшее до основания когнитивные науки в целом, и многие последствия этого чувствуются до сих пор. Теория прототипов, в том виде, в каком она сформировалась, изменила наше представление о наиболее фундаментальной из человеческих способностей — способности категоризации — и вместе с ней наше представление о том, что такое человеческий ум и человеческое мышление. В течение долгого времени мышление в западной традиции рассматривалось как дематериализованное и абстрактное явление, отличающееся, с одной стороны, от восприятия, тела и культуры, и с другой стороны — от механизмов воображения, например метафоры и ментальных образов.
В этом столетии мышление многими философами, психологами и представителями других наук понималось как соответствующее в общих чертах модели формальной дедуктивной логики, согласно которой
Мышление есть механическое оперирование абстрактными символами, которые не имеют значения сами по себе, но могут быть наделены значением благодаря их способности относиться к явлениям актуального мира или возможных положений вещей.
Поскольку компьютер работает, оперируя символами, и поскольку эти символы могут быть интерпретированы в терминах базы данных, которая часто рассматривается как частичная модель реальности, компьютер рассматривается многими исследователями как обладающий в существенных отношениях способностью мыслить. Это является основой метафорического представления разума как компьютера, возникшего в компьютерной науке и когнитивной психологии и широко распространившегося в нашей культуре в целом.
Так как мы мыслим не только об отдельных предметах и людях, но также о категориях предметов и людей, проблема категоризации является важнейшим пунктом для любой теории мышления. Любое описание мышления должно включать описание категоризации. Подход к мышлению как к дематериализованному оперированию символами имеет в своей основе имплицитную теорию категоризации. Это вариант классической теории, в которой категории представляются множествами, которые в свою очередь определяются свойствами, общими для их членов.


Глава 1. Значение категоризации
23
Есть хорошее объяснение, почему подход к мышлению как дематериализованному оперированию символами использует классическую теорию категорий. Если символы в общем приобретают значение только посредством своей способности соотноситься с вещами, тогда символы категорий могут приобретать значение только посредством своей способности соотноситься с категориями в мире (в реальном мире или некотором возможном мире). Поскольку соответствие между символом и объектом, которое определяет значение символа, должно быть в принципе независимо от особенностей человеческого разума и тела, постольку соответствие между символом и категорией, которое определяет значение категориальных символов, также должно быть независимо от особенностей человеческого разума и тела. Для того чтобы соответствовать этому требованию, категории должны рассматриваться как существующие в мире независимо от людей и определяемые только через характеристики их членов, но не через какие-либо характеристики человеческих существ. Классическая теория — это как раз то, что в этом случае нужно, так как она определяет категории только в терминах общих признаков их членов, но не в терминах особенностей человеческого понимания этих категорий.
Подвергнуть критическому рассмотрению классический подход к категоризации — значит подвергнуть критическому анализу и сомнению взгляд на мышление как дематериализованное оперирование символами и соответственно наиболее популярную версию метафоры разума как компьютера. Современная теория прототипов как раз и делает это — через детальные эмпирические исследования в антропологии, лингвистике и психологии.
Представленный в настоящей работе подход к теории прототипов базируется на предположении, что человеческая категоризация есть в своей сущности продукт человеческого опыта и воображения — восприятия, двигательной активности и культуры, с одной стороны, и метафоры, метонимии и ментальной образности в целом, с другой. Как следствие, человеческое мышление решающим образом зависит от этих факторов и, следовательно, не может быть охарактеризовано только в терминах оперирования абстрактными символами. Конечно, некоторые аспекты человеческого мышления могут быть искусственно изолированы и представлены в виде моделей оперирования абстрактными символами. Нас, однако, интересует не только некоторая искусственно изолированная часть человеческой способности осуществлять категоризацию и мыслить, но эта способность в полном объеме. Как мы увидим далее, те аспекты категоризации, кото¬


24
Часть I. Категории и когнитивные модели
рые действительно соответствуют классической теории, представляют собой частные случаи общей теории когнитивных моделей, позволяющей нам охарактеризовать также опытные и образные аспекты мышления.
Изменить само понятие категории — значит изменить не только наше понятие о разуме, но также наше понимание мира. Категории есть категории вещей. Поскольку мы понимаем мир не только в терминах индивидуальных вещей, но также в терминах категорий, мы склонны приписывать этим категориям реальное существование. У нас есть категории для биологических видов, физических субстанций, артефактов, разновидностей цвета, родственников, эмоций и даже категории предложений, слов и значений. У нас есть категории для всего, о чем мы можем думать. Изменить само понятие категории значит изменить наше понимание мира. На карту поставлена вся наша картина мира — от того, что такое биологические виды (см. гл. 12), до того, что такое слово (см. «Исследование конкретного материала 2»).
Свидетельства, которые мы будем рассматривать, предполагают переход от классических категорий к категориям, основанным на прототипах, определяемых посредством когнитивных моделей. Это изменение, которое влечет за собой другие изменения: изменения в концептах истинности, знания, значения, рациональности — даже грамматики. Большое число традиционных представлений будет отброшено за ненужностью. Вот некоторые из них:
— Значение основано на истинности и референции; оно имеет дело с отношением между символами и вещами в мире.
— Биологические виды являются естественными родами, выделяемыми на основе общих признаков.
— Разум отделен и независим от тела.
— Эмоции лишены концептуального содержания.
— Грамматика имеет дело с чистыми формами.
— Мышление трансцендентально, в том смысле, что оно выходит за пределы того случайного частного способа мыслить, присущего человеческим и любым другим существам. Это касается отношений логического вывода между всеми возможными понятиями в этой вселенной или любой другой. Математика является формой трансцендентального рассуждения.
— Существует правильное, свойственное Божественному взгляду, видение мира — единственно правильный способ понимания того, что является и что не является истинным.


Глава 1. Значение категоризации
25
— Все люди, мысля, используют одну и ту же понятийную систему.
Эти представления были частью структуры западной интеллектуальной жизни в течение двух тысяч лет. Они связаны, тем или иным способом, с классическим понятием категории. Когда это понятие будет отброшено, то же самое произойдет со всеми остальными. Они будут заменены представлениями, которые являются не только более точными, но и более человечными.
Многие из этих представлений, которые будут критически, с привлечением к анализу эмпирических фактов обсуждаться далее, рассматриваются как часть того, что составляет определение науки. Один из выводов данного исследования заключается в том, что некоторые распространенные представления о науке являются слишком узкими. Рассмотрим, например, понятие научной строгости (точности). Существует узкий подход к науке, который рассматривает как строгие только гипотезы, сформулированные на языке исчисления предикатов первого порядка в стандартной модельнотеоретической интерпретации или некоторой эквивалентной системы, например компьютерной программы, использующей элементарные единицы, понимаемые как соотносящиеся с внешней реальностью. Будем называть этот принцип построения научной теории подходом исчисления предикатов (или «ИП»). Для ИП-подхода характерны объяснения исключительно в терминах выводов из гипотез или, соответственно, в терминах вычислений. Такая методология не только претендует на то, чтобы быть строгой сама по себе, но также объявляет любой другой подход недостаточно точным для того, чтобы называться научным. ИП-подход широко распространен в некоторых направлениях лингвистики и когнитивной психологии, он также присутствует во многих исследованиях в области когнитивных наук. Такой подход к науке уже давно подвергается критике среди философов, занимающихся проблемами науки (см., например, Hanson 1961, Hesse 1963, Kuhn 1970, 1977 и Feyerabend 1975). Как мы увидим далее (главы 11—20), ИП-подход особенно неприемлем в когнитивных науках, поскольку он принимает без доказательств априорный взгляд на природу категоризации, существующий в классической теории, а именно что категории — это множества, определяемые общими свойствами объектов. Принятие такого положения делает бессмысленным эмпирический вопрос, является ли классический взгляд на категоризацию правильным. Классический подход принимается как правильный, потому что он выполнен в рамках классической логики, и следовательно, в рамках ИП-под-


26
Часть I. Категории и когнитивные модели
хода. Таким образом, аргументация, касающаяся природы категоризации, приобретает иногда форму «логического круга»:
Посылка (часто скрытая): ИП-представление о научной точности является правильным.
Вывод: Категории правильно описываются классической теорией.
Вывод очевидным образом содержится в посылке. Для того чтобы избежать бессодержательности, эмпирическое исследование категоризации не должно принимать ИП-взгляд на научную точность как данное.
Главная цель когнитивной науки — установить, что представляет из себя мышление и, соответственно, что представляют собой категории. Поэтому для исследований в области когнитивных наук особенно важно отказаться от ИП-подхода, который предполагает априорный ответ на эти эмпирические вопросы. Это, конечно, не означает, что строгость и точность не нужны. Это значит только, что строгость и точность должны быть охарактеризованы иным способом — таким, который не препятствовал бы эмпирическому изучению разума. Мы предложим такой способ в главе 17.
ИП-подход к научной строгости приводит к «трупному окоченению»* в исследовании категоризации. Он ведет к взглядам, подобным тем, что предложены в работах Osherson, Smith 1981 и Armstrong, Gleitman, Gleitman 1983 и которые обсуждаются в главе 9 ниже, а именно что классический взгляд на категоризацию верен, а огромное количество фактов, не согласующихся с ним, обязаны своим существованием механизму «идентификации», который не имеет ничего общего с мышлением, и, в меньшей степени, феномену «неподчинения». Как мы постараемся показать дальше, фактов, которые «не подчиняются» классической теории, гораздо больше, чем тех, которые ей подчиняются.
В настоящей книге представлен обзор широкого круга строгих эмпирических исследований природы человеческой категоризации. Общий вывод, заключающийся в том, что принципы категоризации не соответствуют классической теории, имплицитно предполагает, что ИП-подход к научной строгости также не имеет под собой дос¬
* В оригинале игра слов: rigor — твердость, строгость; rigor mortis — трупное окоченение. — Прим, перев.


Глава 1. Значение категоризации
27
таточных оснований. Результат — не хаос, но более широкий взгляд на человеческое мышление, который отнюдь не требует неточности или неясности в научном исследовании. Исследования, представленные, например, работами Берлина, Кея, Экмана, Рош, Тверски, Диксона и многих других, более чем соответствуют существующим стандартам научной строгости и точности и в то же время критически подходят к концепции категорий, предполагаемой ИП-подходом к научной строгости. Исследование конкретного материала, представленное ниже в Книге 2, может быть также рассмотрено как пример эмпирических исследований, которые соответствуют существующим стандартам или даже превосходят их. Исследования такого типа необходимы для того, чтобы в процессе корректировки классического подхода к категоризации повысить стандарты научной точности в когнитивных науках.
Тот взгляд на категоризацию, который будет изложен в данной книге, возник не сразу и не вдруг. Он прошел через ряд промежуточных этапов, которые подвели к понятию категоризации посредством когнитивной модели, от поздних философских работ Людвига Витгенштейна до психологических исследований Элеоноры Рош и ее коллег.


Г лава 2
От Витгенштейна к Рош
Короткий обзор, к которому я собираюсь перейти, ни в коей мере не является полным и исчерпывающим. Его цель — осветить в общих чертах развитие главных идей, которые я буду обсуждать далее. Вот некоторые из них:
Фамильное сходство: Идея, что члены категории могут быть связаны друг с другом без того, чтобы все члены категории имели какие-либо общие свойства, конституирующие категорию.
Центральность: Идея, что некоторые члены категории могут быть «более хорошими примерами» этой категории, чем другие.
Полисемия как категоризация: Идея, что связанные друг с другом значения слов образуют категории и что эти значения имеют фамильные сходства друг с другом.
Генеративность как прототипический феномен: Эта идея касается категорий, которые определены посредством «генератора» (особого члена категории или субкатегории) плюс правилами (или общим принципом, таким, как сходство). В этих случаях генератор имеет статус центрального, или «прототипического», члена категории.
Степени членства: Идея, что по крайней мере некоторые категории имеют степени членства и не имеют ясных границ.
Степени центральности: Идея, что члены (или субкатегории), которые безусловно входят в данную категорию, могут быть тем не менее более или менее центральными.
Концептуальное воплощение: Идея, что свойства некоторых категорий вытекают из природы человеческих способностей и опыта функционирования в физическом и социальном окружении. Эта идея противопоставляется положению, что понятия существуют независимо от материальной природы каких- либо мыслящих существ и независимо от их опыта.


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
29
Функциональное воплощение: Идея, что некоторые понятия не столько постигаются умом, сколько используются автоматически, бессознательно, без заметных усилий как часть нормального процесса жизнедеятельности. Понятия, используемые таким образом, имеют иной, и более важный, психологический статус, чем те, которые только присутствуют в сознании.
Базовый уровень категоризации: Идея, что категории не только организованы в иерархию от наиболее общих к наиболее конкретным категориям, но также организованы таким образом, что базовые с когнитивной точки зрения категории находятся «в середине» иерархии общего — конкретного. Генерализация происходит по направлению «вверх» от базового уровня, а специализация — «вниз».
Первичность базового уровня: Идея, что категории базового уровня функционально и эпистемологически первичны в отношении следующих факторов: целостно-образное (гештальт- ное) восприятие, формирование образов, двигательная активность, организация знаний, легкость когнитивного оперирования (изучения, узнавания, запоминания и т. д.) и легкость языкового выражения.
«Заместительное» , или «метонимическое», мышление: Идея, что часть категории (т. е. член или субкатегория) могут замещать целую категорию в некоторых мыслительных процессах.
Все эти положения объединяет понятие когнитивной модели:
— Когнитивные модели непосредственно воплощены в отношении их содержания или систематически связаны с непосредственно воплощенными моделями. Когнитивные модели структурируют мысль и используются в формировании категорий и в мышлении. Понятия, охарактеризованные когнитивными моделями, понимаются через воплощение этих моделей.
— Большинство когнитивных моделей воплощено в отношении их использования. Это те модели, которые не используются только осознанно и с заметными усилиями.
— Природа концептуального воплощения обуславливает категоризацию базового уровня и его первичность.
— Когнитивные модели используются в заместительном, или «метонимическом», рассуждении (мышлении).
— Степени членства возникают в тех случаях, когда когнитивная модель прилагается к понятию, содержащему шкалу.
> *
' В оригинале — reference-point reasoning. — Прим, перев.


30
Часть I. Категории и когнитивные модели
— Степени центральности возникают в результате взаимодействия когнитивных моделей.
— Фамильные сходства касаются и сходств между моделями.
— Полисемия возникает в результате того, что существуют систематические отношения между различными когнитивными моделями и между элементами одной и той же модели. Одно и то же слово часто используется для обозначения элементов, которые находятся в подобных когнитивных отношениях друг к другу.
Таким образом, понятие когнитивной модели, которое будет подробно обсуждаться далее, связывает воедино темы этой части.
Далее будут рассмотрены взгляды исследователей, внесших наибольший вклад в развитие перечисленных выше идей.
— Имя Людвига Витгенштейна связано с идеями фамильного сходства, центральности и степеней членства и центральности.
— Взгляды Дж. Л. Остина на отношения между значениями являются, с одной стороны, результатом кристаллизации предшествующих идей в лексикографии и исторической семантике, а с другой — предвосхищают современные взгляды на полисемию как явление, включающее фамильные сходства между значениями.
— Лотфи Заде положил начало специальному изучению категорий с размытыми границами, создав теорию нечетких множеств как обобщение теории стандартных множеств.
— Генеративный анализ категорий родства Флойда Лаунсбери является важным связующим звеном между положением, что категории могут быть образованы посредством генератора и правил, и идеей, что категории имеют центральные члены (и субкатегории).
— Брент Берлин и Пол Кей получили широкую известность благодаря их исследованию категорий цвета, эмпирически подтверждающему идеи центральности и степеней.
— Пол Кей и Чад МакДаниэл соединили исследование цвета с антропологией и нейропсихологией и установили значение воплощения понятий и ту роль, которую воплощение играет в определении центральности.
— Роджер Браун положил начало изучению того, что позже стало известным как «категории базового уровня». Его наблюдения показали, что «первый уровень», на котором дети изучают категории объектов и дают объектам имена, не является ни


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
31
наиболее общим, ни наиболее специфичным. Для этого уровня характерны четко отличающиеся друг от друга действия, а также более короткие и более часто используемые имена. Он считал, что этот уровень категоризации является «естественным», рассматривая более высокие и более низкие уровни категоризации как «продукты воображения».
— Брент Берлин и его коллеги, исследуя наименования растений и животных, эмпирически подтвердили для этих областей многие из фундаментальных идей, связанных с базовым уровнем категоризации и первичностью базового уровня. Тем самым они продемонстрировали, что воплощение определяет ряд наиболее важных свойств человеческих категорий.
— Пол Экман и его соавторы показали, что существуют универсальные базовые человеческие эмоции, которые имеют материальные корреляты в выражениях лица и вегетативной нервной системе. Тем самым он подтвердил такие идеи, как существование понятий базового уровня, первичность базового уровня и центральность, в то же время продемонстрировав, что эмоциональные понятия являются воплощенными.
— Элеонора Рош сумела увидеть общее за всеми этими исследованиями частных случаев и предположила, что мышление в целом организовано в терминах прототипов и структур базового уровня. Именно Рош стала рассматривать саму категоризацию как один из важнейших вопросов познания. Вместе с Каролиной Мервис и другими соавторами Рош разработала в когнитивной психологии исследовательскую методику для демонстрации центральности, фамильных сходств, категоризации базового уровня, первичности базового уровня и заместительного мышления, так же как некоторых видов воплощения. Наиболее известны работы Рош, посвященные разработке методов оценки того, насколько хорошим примером категории является некоторый ее член. В конечном итоге Рош пришла к выводу, что эти оценки сами по себе не являются моделями для представления структуры категорий. Они являются некоторыми следствиями, которые несовместимы с классической теорией и накладывают существенные ограничения на то, каково должно быть адекватное объяснение категоризации.
Все эти исследователи сыграли важную роль в формировании научной парадигмы, которая будет представлена далее. Теория когнитивных моделей, которая будет обсуждаться позже, имеет своей це¬


32
Часть I. Категории и когнитивные модели
лью также внести вклад в построение согласованной во всех частях полной парадигмы.
В нашем кратком обзоре есть некоторые существенные пробелы. Поскольку градуированные категории представляют для нас только косвенный интерес, я не буду рассматривать многие из превосходных работ в этой области. Градуированные категории реально существуют. Насколько я знаю, наиболее детальное эмпирическое исследование градуированных категорий представлено в основывающейся на большом количестве фактических данных книге Кемптона, посвященной когнитивным прототипам с градуированными расширениями (Kempton 1981). Материалом книги послужили результаты проводившихся в Мексике полевых исследований категоризации предметов глиняной посуды. Я отсылаю читателей, интересующихся данным вопросом, к этой превосходной работе, а также к классической статье Лабова (Labov 1973). Читателям, желающим ознакомиться с более широким кругом литературы по теории размытых множеств и систем, следует обратиться к работе Dubois, Prade 1980. В исследованиях в области когнитивной психологии также существует направление, которое не было отмечено здесь. Несмотря на отказ Рош в конечном итоге интерпретировать ее оценки приемлемости примеров в качестве определяющих структуру категории, другие психологи пошли этим путем и предложили то, что я называю ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СЛЕДСТВИЯ = СТРУКТУРА для результатов исследований Рош. В работе Smith, Medin 1980 дан превосходный обзор исследований в когнитивной психологии, основанных на этой интерпретации. В главе 9 ниже я постараюсь показать, что ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СЛЕДСТВИЯ = СТРУКТУРА в целом неадекватна.
Теперь перейдем непосредственно к нашему обзору.
Витгенштейн Фамильные сходства
Общепризнано, что первая серьезная трещина в классической теории была обнаружена Витгенштейном (Wittgenstein 1953, 1: 66— 71). Классическая категория имеет четкие границы, которые определяются общими признаками. Витгенштейн указал, что такая категория, как игра, не соответствует классической форме, поскольку не существует общих признаков, разделяемых всеми играми. Некоторые игры, вроде детского «каравая», имеют из этих признаков только то, что они служат для развлечения. Здесь нет соревнования — нет победы или поражения — хотя в других играх это есть. Некоторые игры связаны с удачей, подобно настольным играм, где броса¬


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
33
ние игральной кости определяет каждый ход. Другие, как шахматы, предполагают умение. Третьи, как карточная игра кункен, предполагают и то, и другое.
Хотя не существует единого набора признаков, который бы разделяли все игры, категория игр объединяется тем, что Витгенштейн назвал фамильным (семейным) сходством. Члены одной семьи похожи друг на друга в различных отношениях: они могут иметь одинаковые фигуры или одни и те же черты лица, один и тот же цвет волос, цвет глаз, темперамент и тому подобное. Но они не обязательно имеют единый набор признаков, присущий каждому члену семьи. Игры в этом отношении подобны семье. Шахматы и го предполагают соревнование, умение и использование долгосрочной стратегии. Шахматы и покер связаны с соревнованием. Покер и «старая дева» («ведьма») являются карточными играми. Короче говоря, игры, как члены одной семьи, подобны друг другу в чрезвычайно разных отношениях. Это, а не единый, строго определенный набор признаков делает игры единой категорией.
Расширяющиеся границы
Витгенштейн также отметил, что категория игр не имеет фиксированных границ. Категория может быть расширена и в нее могут быть включены новые виды игр, при условии, что они похожи на то, что ранее понималось как игры, в некоторых отношениях. Появление видеоигр в 1970-х годах было как раз таким недавним случаем в истории, когда границы категории игра были значительно расширены. Конечно, всегда возможно наложить искусственные ограничения в некоторых целях; существенно то, что расширения возможны, так же как и искусственные ограничения. Витгенштейн приводит пример категории число. Первоначально категория числа включала только целые числа, затем она расширялась, включая последовательно рациональные числа, действительные числа, комплексные числа, трансфинитные числа и все другие виды чисел, изобретенные математиками. Можно для некоторой цели ограничить категорию числа одними только целыми числами или только действительными числами. Однако категория числа как таковая не имеет естественных границ и может быть ограничена или расширена в зависимости от конкретной цели.
В математике интуитивные человеческие понятия, подобные числу, должны получить строгие определения. При этом, отмечает Витгенштейн, разные математики дают различные строгие определения, в зависимости от их целей. Можно определить число так,


34
Часть I. Категории и когнитивные модели
чтобы включить или исключить трансфинитные числа, бесконечно малые числа, недостижимые ординалы и т. п. То же самое верно для понятия многогранника (полиэдра). Лакатос (Lakatos 1976) описывает долгую историю споров между математиками о свойствах полиэдра, начиная с предположения Эйлера, что число его вершин минус число ребер плюс число граней равно двум. Математики, в течение многих лет приводившие контрпримеры против положения Эйлера, получали в ответ только заявления других математиков, что они использовали «неправильное» определение полиэдра. Математики определяли и переопределяли многократно понятие полиэдра таким образом, чтобы оно соответствовало их целям. Но дело опять-таки в том, что не существует единой правильно определенной категории полиэдра, которая включала бы тетраэдры, кубы и некоторый фиксированный ряд других фигур. Категории полиэдр могут быть приданы строгие границы многими различными способами, но интуитивное понятие не ограничено каким-либо из этих способов; скорее, оно открыто как для ограничения, так и для расширения.
иентрадьные и нецентральные члены
Согласно классической теории, категории едины в следующем отношении: они определяются набором признаков, которые разделяются членами категории. Таким образом, не должно быть членов более центральных, чем другие члены. Тем не менее пример Витгенштейна показывает, что целые числа являются центральными членами категории числа, что они имеют статус, какого не имеют такие числа, как, например, комплексные и трансфинитные числа. Каждое строгое определение числа должно включать целые числа; но не каждое определение должно включать трансфинитные числа. Если что-нибудь вообще является числом, то целые числа являются числами; но это не верно для трансфинитных чисел. Подобным образом, любое определение многогранника должно включать тетраэдры и кубы. Более экзотические многогранники могут быть включены или исключены, в зависимости от ваших целей. Витгенштейн считает то же самое верным для игр. «Некто говорит мне: “Покажи детям игру”. Я учу их играть в кости, и этот человек говорит мне: “Я не имел в виду этот род игр”» (Wittgenstein 1953, 1:70). Игра в кости не является самым лучшим примером игры. То, что могут быть хорошие и плохие примеры категории, не следует из классической теории. То, что в структуре категории есть место для хороших примеров, требует какого-то объяснения.


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
35
Остин
Витгенштейн полагал, что существует единая категория, обозначенная словом игра. Согласно Витгенштейну, эта категория и другие категории структурированы фамильными сходствами и хорошими и плохими примерами. Философ Дж. Л. Остин распространил этот подход на изучение самих слов. В своей знаменитой статье «Значение слова», написанной в 1940 г. и опубликованной в 1961 г., Остин задает вопрос: «Почему мы называем различные роды вещей одним и тем же именем?» Традиционный ответ: потому, что роды называемых вещей подобны, где «подобны» означает «частично тождественны». Этот ответ основывается на классической теории категорий. Если есть общие свойства, эти свойства формируют классическую категорию, и имя прилагается к этой категории. Остин показывает, что это описание не является точным. Он приводит несколько классов случаев. Как мы увидим далее, анализ Остина предвосхитил многое в современной когнитивной семантике — особенно приложение теории прототипов к изучению значений слов.
Если мы переведем замечания Остина современными терминами, мы увидим связь между наблюдениями Остина и Витгенштейна: значения слова могут быть рассмотрены как образующие категорию, и каждое значение является членом этой категории. Поскольку часто эти значения не имеют каких-либо общих признаков, не существует классической категории значений, для которой слово могло бы быть именем. Однако эти значения могут быть рассмотрены как формирующие категорию вида, описанного Витгенштейном. Есть значения центральные и нецентральные. Значения могут не быть подобны (в смысле наличия общих признаков), однако они тем не менее связаны друг с другом некоторыми другими отношениями, которые могут быть точно определены. Это такие отношения, которые дают возможность рассматривать данные значения как образующие единую категорию: отношения обеспечивают объяснение, почему одно слово используется для выражения всех этих различных смыслов. Эта идея далеко не нова. Отношения такого рода были традиционным предметом размышлений историков значений и лексикографов. Недавние исследования снова подняли этот вопрос систематическим образом. Наиболее обстоятельное современное исследование в этом ключе принадлежит Бругман (Brugman 1981), его результаты будут обсуждаться ниже в главе «Исследование конкретного материала 2».
Обратимся к примерам Остина:


36
Часть I. Категории и когнитивные модели
Прилагательное «здоровый»: когда я говорю о здоровом теле, здоровом виде и здоровом образе жизни : это слово не просто используется в разных значениях... существует нечто, что можно назвать первичным ядерным значением слова «здоровый»: это значение, в котором оно используется в сочетании здоровое тело; я называю его ядерным, потому что оно «содержится как часть» в двух других значениях, которые могут быть определены как «следствие того, что тело является здоровым» и «приводящий к тому, что тело становится здоровым»... Можем ли мы теперь сказать, что образ жизни, вид и тело называются «здоровыми», потому что они подобны? Такое замечание не может не вводить в заблуждение. Зачем же делать его? (Austin 1961, р. 71)*  **.
Первичное ядерное значение Остина соответствует тому, что современные лингвисты называют центральным, или прототипическим, значением. Отношение ‘содержаться как часть’ является примером того, что ниже будет называться метонимией, — случаев, когда часть употребляется вместо целого. Таким образом, если обозначить отношения, о которых шла речь выше, как «приводит к ...» и «следствие ...», пример Остина может быть представлен следующим образом:
Образ жизни типа В приводит к телу типа А.
Вид типа С является следствием тела типа А Слово здоровый обозначает^.
В отношении именования А замещает В. (Метонимия)
В отношении именования А замещает С. (Метонимия)
* В оригинале healthy exercise — букв, «здоровое упражнение» = ‘упражнение, полезное для здоровья’. — Прим, перев.
В переводе использованы следующие принципы подачи фактического языкового материала.
Там, где речь идет об общих вопросах науки, мышления и языка и выявленные положения с таким же успехом демонстрируются русскими эквивалентами оригинальных английских примеров, последние в тексте не приводятся.
В тех случаях, когда предметом исследования являются слова, идиомы, синтаксические конструкции английского языка и/или описываемые свойства языковых единиц, принципы и закономерности устройства когнитивной системы имеют лингвоспецифический характер, приводятся оригинальные примеры вместе с их переводом ( в таких случаях всегда более или менее условным) на русский язык. — Прим, перев.


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
37
Таким образом, слово «здоровый» имеет значения А, В и С. А, В и С образуют категорию, члены которой связаны описанным выше образом. А является центральным членом этой категории значений {первичным ядерным значением Остина). В и С являются значениями, полученными в результате расширения, и метонимия является тем принципом, на котором основано расширение.
Как представляется, в рассуждении Остина содержится имплицитное психологическое утверждение, касающееся категоризации. В самом указании на различия между значениями и анализе этих различий содержится скрытое предположение, что эти значения образуют естественный комплекс для говорящих — настолько естественный, что различия должны быть вскрыты специальным анализом. Никакого подобного анализа не требуется в случае подлинных омонимов, например, bank ‘банк’ (куда вы кладете свои деньги) и bank ‘берег’ (реки), которые не являются частью естественного комплекса (или категории) значений. Указывая на существование некоторого небольшого числа механизмов, посредством которых эти значения связаны друг с другом, Остин имплицитно предполагает, что эти механизмы психологически реальны (а не являются просто произвольными уловками хитроумного исследователя). В конечном итоге он пытается объяснить, почему люди естественным образом используют одно и то же слово в разных значениях. Его имплицитное утверждение заключается в том, что эти механизмы есть принципы, которые обеспечивают «хорошее основание» для объединения этих значений посредством использования одного и того же слова. То, что я выше назвал «метонимией», как раз и является одним из таких механизмов.
От метонимии Остин переходит к тому, что Джонсон и я (Lakoff, Johnson 1980) назвали метафорой, а Остин, вслед за Аристотелем, называет «аналогия».
В случаях, когда А : В :: X : Y, А и X часто называются одним именем, например, foot of a mountain ‘подножие горы’ и foot of a list ‘нижняя часть списка’. Есть хорошее основание для того, чтобы называть обе эти вещи feet ‘ноги’, но должны ли мы при этом сказать, что они «подобны»? Нет, в любом обычном смысле этого слова. Мы можем сказать, что отношения, в которых они стоят к В и У, подобны. Прекрасно; но А и X не являются самими этими отношениями (Р. 71—72).
Остин выражается здесь не очень ясно, однако, как представляется, дело обстоит таким образом, что горы и списки структурируются в


38
Часть I. Категории и когнитивные модели
терминах метафорической проекции на них человеческого тела. Развивая анализ Остина и излагая его в современных терминах, получаем:
А является наиболее нижней частью тела.
X является наиболее нижней частью горы.
X ’ является наиболее нижней частью списка.
Тело проецируется на гору, имея А, спроецированное наХ. (Метафора)
Тело проецируется на список, имея А, спроецированное наХ\ (Метафора)
Слово «foot» ‘нога’ обозначает^.
А, Xи X' образуют категорию с центральным членом А. Xи X' являются нецентральными членами, связанными с А посредством метафоры.
Остин также отмечает примеры того, что ниже мы будем обозначать как связь по цепочке внутри категории.
Другой случай — это когда мы называем В тем же именем, что и А, потому что оно сходно с А, С тем же именем, что и В, потому что оно сходно с В, D ... и т. д. Но, в конечном итоге, А и, скажем, D вообще не сходны друг с другом ни в каком разумном смысле этого слова. Это очень распространенный случай, и очевидны связанные с ним опасности, когда мы начинаем искать что-то «идентичное» во всех этих вещах! (Р. 72).
Здесь А является первичным ядерным значением, а В, Си В являются значениями, возникшими в результате расширения по цепочке. А, В, СиВ являются все членами одной категории значений, в которой А является центральным членом.
I
Возьмем такое слово, как «фашист»: в своем исходном употреблении оно ассоциируется с множеством различных характеристик одновременно: скажем, х, у и z. Будем теперь использовать слово «фашист» последовательно по отношению к вещам, которые обладают только одной из этих впечатляющих характеристик. Вещи, называемые словом «фашист» в этих значениях, которые мы можем назвать «неполными» значениями, могут вообще не иметь ничего общего друг с другом (Р. 72).
Этот пример весьма похож на пример, который Филлмор в своей недавней работе (Fillmore 1982а) приводит в поддержку использова¬


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
39
ния теории прототипов в лексической семантике. Филлмор рассматривает глагол climb ‘взбираться, подниматься, залезать и т. п.’ в примере
— John climbed the ladder ‘Джон взобрался по приставной лестнице’.
Действие, описываемое в этом предложении, включает одновременно движение вверх и использование рук, которыми хватаются за вещь, по которой взбираются. Однако тот же глагол может обозначать ситуацию, в которой имеет место только движение вверх и нет использования рук, как в
— The airplane climbed to 20,000 feet ‘Самолет поднялся на высоту 20 000 футов’.
Или же движение вверх может быть элиминировано, если имеется использование рук определенным образом, как в
— Не climbed out onto the ledge ‘Он вылез на карниз’.
Подобный современный семантический анализ, использующий теорию прототипов, развивает идеи, выдвинутые Остином.
Остин также предвосхитил фреймовую семантику Филлмора.
Рассмотрим смыслы, в которых я говорю о крикетной бите (cricket bat), крикетном мяче (cricket ball) и «крикетном судье» (cricket umpire). Причина, по которой они все называются одним и тем же словом, есть, возможно, то, что каждое из них играет свою роль — свою собственную особую роль — в деятельности, называемой игрой в крикет: не будет правильным сказать, что крикетный (cricket) значит просто ‘используемый в крикете’, потому что мы не можем объяснить, что такое ‘крикет’ иначе, чем объяснив те особые роли, которые выполняет в крикете бита, мяч и т. д. (Р. 73).
Остин обсуждает здесь холистическую структуру —^гештальт — управляющую нашидг^понимацжм^т^кюезидоВ''деятельности, как Игра в^рикегГТакие деятельности структурированы темГ^гго-мы на- зываемкогнитивной моделью, целостной структурой, представляющей из себя нечто большее, чем простое соединение ее частей. Определения, такие, как cricket ‘крикетный’ в cricket bat ‘крикетная бита’, cricket ball ‘крикетный мяч’, cricket umpire ‘крикетный судья’ и т. д., не отмечают какое-либо общее свойство или сходство бит, мячей и судей. Они относятся к структурированной деятельности в


40
Часть I. Категории и когнитивные модели
целом. И имена, которые cricket ‘крикетный’ способно модифицировать, образуют категорию, но не категорию, основанную на общих признаках. Это категория, базирующаяся на структуре деятельности игры в крикет и на тех вещах, которые являются частью этой деятельности. В эту категорию входят сущности, охарактеризованные посредством когнитивной модели игры в крикет. То, что определяет эту категорию, есть наше структурированное понимание этой деятельности.
В когнитивной психологии недавно были начаты исследования категорий, имеющих в своей основе такие холистически структурированные виды деятельности. В Barsalou 1983, 1984 были рассмотрены такие категории, как вещи, которые берутся в туристический поход; пища, которую не следует есть во время диеты; одежда, которую носят в снег, и т. п. В таких категориях отсутствуют фамильные сходства между их членами.
Подобно Витгенштейну, Остин поставил своей целью показать неадекватность традиционных философских взглядов на язык и мышление — взглядов, которые все еще пользуются широкой поддержкой. Его вклад в теорию прототипов состоял в том, что он отметил для слов то, что Витгенштейн описал в области концептуальных категорий. Язык является, в конечном итоге, видом познания. Следуя по пути, намеченному Остином, мы постараемся показать, как теория прототипов находит общие законы как для лингвистических, так и нелингвистических аспектов разума.
Заде
Некоторые категории не имеют степеней членства, тогда как другие их имеют. Категория сенатор США точно определена. Любой человек является или не является сенатором. С другой стороны, такие категории, как богатые люди или высокие люди, градуированы просто потому, что есть степени богатства и высокого роста. Лотфи Заде (Zadeh 1965) предложил разновидность теории множеств для того, чтобы моделировать градуированные категории. Он назвал ее теория размытых множеств. В случае классического множества любой элемент или входит в данное множество (имеет значение членства 1), или находится вне его (имеет значение членства 0). В размытом множестве, как его определил Заде, допускаются дополнительные значения между 0 и 1. Это соответствует интуиции Заде, что некоторые люди не являются ни определенно высокими, ни определенно низкими, но находятся где-то посередине — высокие в некоторой степени.


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
41
В оригинальной версии теории размытых множеств операции с размытыми множествами являются просто обобщениями операций с обычными множествами:
Предположим, что элемент х имеет значение членства v в размытом множестве А и значение членства w в размытом множестве В.
Пересечение: ЗначениехвЛ п В есть минимум v и w.
Объединение: Значение х в А и В есть максимум v и w.
Дополнение: Значение* в дополнении Л есть 1 — v.
Это естественное и остроумное расширение классической теории множеств.
После выхода статьи Заде были предложены другие определения объединения и пересечения. См., например, Goguen 1969. Наиболее подробное обсуждение попыток приложения логики размытых понятий к естественному языку можно найти в McCawley 1981.
Лаунсбери
Большое влияние на развитие теории прототипов оказала когнитивная антропология, начиная с исследования Флойда Лаунсбери (Lounsbery 1964), посвященного анализу систем родства у американских индейцев. Рассмотрим пример из языка индейцев племени фокс, в котором слово nehcihsahA используется не только для обозначения дяди по материнской линии, то есть сына матери матери, но также для обозначения сына сына матери матери, сына сына отца матери матери, сына брата матери, сына сына брата матери и множества других родственников. Подобный вид объединения имеет место и в других категориях родства. Категории «отцов», «матерей», «сыновей» и «дочерей» обнаруживают такое же разнообразие членства.
Индейцы фокс могут, конечно, отличить дядей от двоюродных дедушек и от племянников. Но они все входят в одну и ту же категорию родства и поэтому называются одинаково. Лонсбери обнаружил, что такие категории структурированы в терминах «центрального члена» и небольшого ряда общих правил, расширяющих каждую категорию до нецентральных членов. Одни и те же правила действуют во всех категориях. Правила, существующие в языке фокс, относятся к виду, который Лаунсбери назвал «тип омаха»:
Правило отклонения: сестра отца какого-либо лица, как не непосредственная родственница, эквивалентна сестре этого лица.
Правило поглощения: брат или сестра какого-либо лица одного с


42
Часть I. Категории и когнитивные модели
ним пола, как не непосредственный родственник/родственница, эквивалентны самому этому лицу.
Правило «наполовину брат или сестра»: любой ребенок одного из родителей какого-либо лица является братом или сестрой этого лица.
Условие «как не непосредственный родственник» должно исключить прямое применение правила: должен быть посредствующий родственник между эго (точкой отсчета) и описываемым лицом. Например, правило отклонения не говорит, что тетя некоторого лица со стороны отца эквивалентна его сестре. Но оно говорит, например, что тетя его отца по отцовской линии эквивалентна сестре его отца. В этом случае посредствующим родственником является его отец. Эти правила имеют следствия. Например,
Следствие правила отклонения: ребенок брата какого-либо не непосредственного родственника женского пола эквивалентен брату или сестре этого не непосредственного родственника женского пола. (Например, дочь брата матери эквивалентна сестре матери.)
Лаунсбери показывает, как работают такие правила для категории дядя по материнской линии языка фокс. Рассмотрим примеры категории nehcihsahA (брат матери) и правила эквивалентности, которые делают их частью этой категории. Будем при этом использовать следующие сокращения: М — мать, О — отец, Б — брат, С — сестра, д — дочь, с — сын. Задача Лаунсбери состоит в том, чтобы взять какого-либо очень далекого родственника и показать, как общие правила помещают этого родственника в категорию БМ (брат матери). В данном случае в примерах ниже все посредствующие родственники также оказались принадлежащими категории БМ, например, сСММ, то есть сын сестры матери матери, и т. д. Стрелка «—>» значит «эквивалентно».
1. Сын сестры отца матери матери: сСОММ сСОММ-»сСММ[по правилу отклонения] сСММ —>сММ [по правилу поглощения]
сММ -»БМ [по правилу «наполовину брат или сестра»]
2. Сын сына сестры матери матери : ссСММ ссСММ —>ссММ [по правилу поглощения]
ссММ —>сБМ [по правилу «наполовину брат или сестра»] сБМ —>БМ [по следствию из правила отклонения]
3. Сын сына сына брата матери: сссБМ
сссБМ —>ссБМ [по следствию из правила отклонения]


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
43
ссБМ —»сБМ [по следствию из правила отклонения] сБМ —>БМ [по следствию из правила отклонения]
Аналогичным образом, другие «дяди» оказываются в фокс эквивалентны БМ.
Не все концептуальные системы для категоризации родственников имеют одни и те же правила отклонения. Лаунсбери приводит версию правила отклонения, существующую в языке кроу:
Правило отклонения: брат какой-либо женщины, как не непосредственный родственник, эквивалентен сыну этой женщины, как не непосредственному родственнику.
Следствие из правила отклонения: сестра какого-либо не непосредственного родственника мужского пола эквивалентна матери этого не непосредственного родственника мужского пола.
Эти правила ответственны за некоторые примечательные категоризации. Сын тети по отцовской линии какого-либо лица классифицируется как его «отец». В то же время дочь тети какого-либо лица по отцовской линии классифицируется как его «бабушка»! Деривации имеют следующий вид:
Сын сестры отца: сСО
сСО —>сМО [по следствию из правила отклонения]
сМО —»БО [по правилу «наполовину брат или сестра»]
БО —»0 [по правилу отклонения]
Дочь сестры отца: дСО
дСО —»дМО [по следствию из правила отклонения]
дМО -»СО [по правилу «наполовину брат или сестра»]
СО —>МО [по следствию из правила отклонения]
Более того, по наблюдениям Лаунсбери, эти категории не просто вопрос наименования. Такие институты, как правила наследования и социальной ответственности, следуют линиям этих категорий.
Категории данного типа — с центральными членами и общими правилами — как мы увидим, отнюдь не норма в языке. Тем не менее они существуют. Мы будем называть такие категории порождающими (генеративными) категориями, а их центральный член — генератором. Порождающая категория включает по крайней мере один генератор и нечто еще; именно это «нечто» имеет генератор на входе и производит целую категорию на выходе. Это может быть общий принцип, такой, как подобие, или общие правила, которые применяются в системе в целом, или специфические правила, кото¬


44
Часть I. Категории и когнитивные модели
рые действуют только в данной категории. В случае Лонсбери «нечто еще» представляет собой набор правил, которые действуют во всей системе родства. Генератор и правила порождают категорию.
В такой категории генератор имеет особый статус. Он является наилучшим примером категории, моделью, по которой построена категория как целое. Это особый вид прототипа.
Берлин и Кей
Другим большим вкладом когнитивной антропологии в теорию прототипов стало исследование цвета Брента Берлина и Пола Кея. В своем классическом труде «Базисные наименования цвета» (Berlin, Kay 1969) они подвергли сомнению традиционный взгляд, что разные языки могут делить цветовой спектр произвольными способами. Первая закономерность, которую они обнаружили, было наличие базисных наименований цвета. Для того чтобы наименование цвета было базисным,
— Оно должно состоять только из одной морфемы, как green ‘зеленый’, а не из нескольких, как dark green ‘темно-зеленый’ или grass-colored ‘цвета травы’.
— Цвет, обозначенный таким наименованием, не должен содержаться внутри другого цвета (как, например, scarlet ‘алый’ содержится внутри red ‘красный’).
— Его приложение не должно быть ограничено небольшим количеством объектов. Blond ‘белокурый, светлый’ прилагается только к волосам, дереву (древесине) и, возможно, небольшому количеству других объектов.
— Оно должно быть обычным и общеизвестным, как yellow ‘желтый’ в отличие от saffron ‘шафрановый’.
После того как было проведено разграничение между базисными и небазисными наименованиями цвета, были установлены следующие закономерности.
— Базисные наименования цвета называют базовые категории цвета, центральные члены которых универсально одни и те же. Например, всегда имеется психологически реальная категория КРАСНЫЙ, с центральным красным цветом как лучшим, или «чистейшим», примером.
— Категории цвета, к которым могут быть приложены базовые наименования цвета, являются эквивалентами английских категорий цвета, именуемых словами black ‘черный’, white


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
45
\
\
‘белый’, red ‘красный’, yellow ‘желтый’, green ‘зеленый’, blue ‘синий’, brown ‘коричневый’, purple ‘фиолетовый’, pink ‘розовый’, orange ‘оранжевый’ и gray ‘серый’.
— Хотя люди способны дифференцировать все эти цветовые категории концептуально, не все языки производят все эти дифференциации. Многие языки имеют меньшее количество базовых категорий. Эти категории включают объединения базовых категорий, например, СИНИЙ + ЗЕЛЕНЫЙ, КРАСНЫЙ + ОРАНЖЕВЫЙ + ЖЕЛТЫЙ, и т. д. В тех случаях, когда в языке имеется меньше одиннадцати базовых наименований цвета, одно (или более) базовое наименование называет такое объединение.
— Языки образуют иерархию, основанную на количестве в них базовых наименований цвета и цветовых категорий, к которым прилагаются эти наименования.
Некоторые языки, подобно английскому, используют все одиннадцать наименований, тогда как некоторые другие языки используют всего два. Если язык имеет только два базовых наименования, то это черный и белый, которые более правильно было бы называть холодный (покрывающий черный, синий, зеленый и серый цвет) и теплый (покрывающий белый, желтый, оранжевый и красный). Если язык имеет три базовых наименования цвета, то это черный, белый и красный. Если в языке четыре базовых наименования цвета, то четвертый один из следующих: желтый, синий или зеленый. Таким образом, в языках с четырьмя базовыми наименованиями цвета есть следующие возможности: черный, белый, красный, желтый; черный, белый, красный, синий и черный, белый, красный, зеленый. И так далее, вниз по следующей иерархии:
черный, белый
красный
желтый, синий, зеленый
коричневый
фиолетовый, розовый, оранжевый, серый
Найти все эти закономерности Берлину и Кею позволило открытие центральных цветов. Если просто просить говорящих в разных частях мира выбрать участки спектра, к которым относятся их базовые наименования цвета, никакой закономерности увидеть не удастся. Границы между цветовыми областями варьируются от языка к языку. Закономерности обнаруживаются только тогда, когда говорящих просят указать лучший образец для базового наименования


46
Часть I. Категории и когнитивные модели
цвета на стандартной таблице, состоящей из 320 различных цветовых образцов. В этом случае во всех языках говорящие выбирают практически одни и те же лучшие примеры для базовых наименований цвета. Например, в языках, где имеется базовое наименование для цветов в синем диапазоне, для всех говорящих, независимо от того, на каком языке они говорят, лучшим примером всегда является один и тот же центральный синий. Предположим, в языке есть базовое наименование цвета, которое покрывает область синего и зелено- го; назовем этот цвет силеный. Наилучшим примером «силеного» будет не бирюзовый, находящийся в середине сине-зеленого участка спектра, а либо центральный синий, либо центральный зеленый. Таким образом, центральные цвета позволяют производить межъязыковое сравнение наименований цвета.
Существование центральных цветов показывает, что члены цветовых категорий не равноправны. Некоторые члены категории КРАСНЫЙ являются лучшими примерами этой категории, чем другие. Наилучшим примером является центральный красный. Однако общего правила, предсказывающего границы между центральными членами, не существует. Как представляется, эти правила варьируются, достаточно произвольно, от языка к языку.
Кей и МакАаниэд
Исследование цветов Берлина—Кея поставило вопросы, которые остались без ответа. Чем обусловлен набор универсальных центральных цветов? Почему базовые наименования цвета выбирают именно эти цвета? Ответ на эти вопросы, основывающийся на исследовании нейрофизиологии способности восприятия цвета Дева- луа и его соавторов и несколько видоизмененной версии теории размытых множеств Заде, дали Кей и МакДаниэл (Kay, McDaniel 1978).
Девалуа и его соавторы (DeValois, Abramov, Jacobs 1966; DeValois, Jacobs 1968) исследовали нейрофизиологию цветового восприятия макаки, обезьяны, система зрительного восприятия которой подобна человеческой. В центре внимания их исследования были нервные проводящие пути между глазами и мозгом. Они обнаружили шесть типов клеток. Четыре из них, названные клетки противоположного реагирования, определяют цвет, тогда как другие два определяют яркость. Клетки противоположного реагирования сгруппированы в две пары, одна из которых отвечает за восприятие синего и желтого, другая — красного и зеленого. Каждая клетка противоположного реагирования имеет определенный естественный


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
47
энергетический уровень возбужденности — базовый уровень, которой она поддерживает без какой-либо внешней стимуляции. Синекрасные клетки делятся на два типа. Уровень возбужденности клеток + С - Ж поднимается выше базового в ответ на синий стимул и опускается ниже базового уровня в ответ на желтый стимул. Клетки + Ж - С реагируют противоположным образом: уровень возбужденности поднимается выше базового в ответ на желтый стимул и опускается ниже базового в ответ на синий. На аналогичные два типа делятся красно-зеленые клетки: уровень возбужденности клеток + 3 - К поднимается выше базового в ответ на зеленый стимул и опускается ниже в ответ на красный, тогда как в клетках + К - 3 уровень возбужденности повышается в ответ на красный стимул и понижается в ответ на зеленый. Два типа сине-желтых клеток совместно определяют сине-желтое реагирование, а два типа краснозеленых клеток совместно определяют красно-зеленое реагирование.
Центральный синий цвет воспринимается в тех случаях, когда сине-желтые клетки демонстрируют синюю реакцию, а уровень возбужденности красно-зеленых клеток остается нейтральным базовым. Фиолетовый является комбинацией синего и красного; он воспринимается, когда сине-желтые клетки дают синюю реакцию, а красно-желтые — красную. Бирюзовый цвет воспринимается тогда, когда сине-желтые клетки дают синюю реакцию, а красно-зеленые — зеленую. Чистые первичные цвета — синий, желтый, красный и зеленый — воспринимаются тогда, когда уровень возбужденности либо сине-желтых, либо красно-зеленых клеток находится на нейтральном базовом уровне. Непервичные цвета соответствуют случаям, когда ни один тип клеток противоположного реагирования не находится на нейтральном базовом уровне возбужденности.
Оставшиеся два вида клеток являются чувствительными к свету и чувствительными к темноте. Чистые черный, белый и серый воспринимаются в тех случаях, когда сине-желтые и красно-зеленые клетки находятся на базовом нейтральном уровне возбужденности и не вносят никакого цветового вклада. Чисто черный имеет место, когда чувствительные к темноте клетки находятся на максимальном уровне возбужденности, а чувствительные к свету клетки — на минимальном. Чисто белый имеет место в противоположном случае.
Для того чтобы объяснить результаты Кея—Берлина, Кей и Мак- Даниэл приложили одну из версий теории размытых множеств к данным нейрофизиологических исследований. Например, они определили степень членства в категории синий через долю синей реакции со стороны сине-желтых клеток. Чисто синий (степень членст¬


48
Часть I. Категории и когнитивные модели
ва= 1) имеет место, когда красно-зеленая реакция является нейтральной. Синие цвета в направлении фиолетового, зеленого или белого имеют промежуточные степени членства в категории синего. Соответствующие определения даны другим первичным цветам.
Длина волны, нм
На диаграммах изображены кривые, соответствующие степеням членства в категориях цвета с длиной световой волны в нанометрах для цвета и процентами отражения для черного и белого.
Нейрофизиологическое объяснение приложимо только к первичным цветам: черному, белому, красному, желтому, синему и зеленому. Что дает нам возможность «видеть» другие цвета как члены категорий цвета? Что можно сказать об оранжевом, коричневом, фиолетовом и т. д.? Для объяснения этого данные нейрофизиологии должны быть дополнены когнитивным механизмом. Кей и МакДа- ниэл предположили, что такой механизм использует что-то вроде теории размытых множеств. Постулирование когнитивного механизма, который производит некоторые эффекты, описываемые в терминах теории размытых множеств, дало возможность Кею и МакДаниэлу сделать две вещи, которые нельзя было сделать при чисто нейрофизиологическом подходе. Во-первых, это дало им воз¬


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
49
можность охарактеризовать центральные непервичные цвета (Оранжевый, фиолетовый, розовый, коричневый, серый и т. д.) следующим интуитивно очевидным образом:
ОРАНЖЕВЫЙ = КРАСНЫЙ И ЖЕЛТЫЙ ФИОЛЕТОВЫЙ = СИНИЙ И КРАСНЫЙ РОЗОВЫЙ = КРАСНЫЙ И БЕЛЫЙ КОРИЧНЕВЫЙ = ЧЕРНЫЙ И ЖЕЛТЫЙ СЕРЫЙ = ЧЕРНЫЙ И БЕЛЫЙ
Таким образом, ОРАНЖЕВЫЙ описывается в терминах пересечения кривых размытых множеств КРАСНОГО и ЖЕЛТОГО. (На самом деле, по техническим причинам определение имеет значение двойного пересечения размытых множеств. Подробнее см. Key, McDaniel 1978, р. 634—635.) Соответственно, ФИОЛЕТОВЫЙ определяется в терминах пересечения размытых множеств СИНЕГО и КРАСНОГО, а СЕРЫЙ — в терминах пересечения размытых множеств для ЧЕРНОГО и БЕЛОГО. РОЗОВЫЙ и КОРИЧНЕВЫЙ требуют частично иных функций, основанных на пересечениях размытых множеств.
Второе преимущество теории размытых множеств заключается в том, что она позволяет дать интуитивно удовлетворительное объяснение тому, что базовые цветовые категории могут включать более чем один центральный цвет. В языке дани, например, есть только два базовых наименования цвета: mill содержит черный и все холодные цвета, все оттенки зеленого и синего; mold содержит белый и все теплые цвета, все оттенки красного, оранжевого, желтого, розового и красно-фиолетового. Некоторые языки имеют базовые категории цвета, содержащие все оттенки как синего, так и зеленого цветов, тогда как другие имеют базовые категории, содержащие все оттенки красного и желтого. Такие случаи могут быть интуитивно удовлетворительно объяснены посредством объединения размытых множеств:
ТЕМНО-ХОЛОДНЫЙ = ЧЕРНЫЙ ИЛИ ЗЕЛЕНЫЙ ИЛИ СИНИЙ СВЕТЛО-ТЕПЛЫЙ = БЕЛЫЙ ИЛИ КРАСНЫЙ ИЛИ ЖЕЛТЫЙ ХОЛОДНЫЙ = ЗЕЛЕНЫЙ ИЛИ СИНИЙ ТЕПЛЫЙ = КРАСНЫЙ ИЛИ ЖЕЛТЫЙ
Таким образом, вывод Кея и МакДаниэла заключается в том, что базовые категории цвета являются одновременно продуктом нейрофизиологии и когнитивно реальных операций, которые частично моделируются посредством пересечения и объединения размытых множеств.
4-3361


50
Часть I. Категории и когнитивные модели
В настоящее время это единственное правдоподобное объяснение того, почему факты, касающиеся базовых категорий цвета таковы, каковы они есть. Теория Кея-МакДаниэла имеет также важные последствия для понимания человеческой категоризации в целом. Как следует из этой теории, цвета не существуют объективно во «внешнем мире» независимо от каких-либо существ. Цветовые концепты воплощены в том отношении, что центральные цвета частично обусловлены биологией человека. Цветовая категоризация вытекает из особенностей человеческой биологии, однако категории цвета представляют собой нечто большее, чем просто результат взаимодействия природы мира и человеческой биологии. Цветовая категоризация имеет комплексный характер и определяется особенностями структуры мира, характеристиками человека как биологического существа, спецификой когнитивного механизма, имеющего некоторые характеристики теории размытых множеств, а также культурноспецифическим выбором тех или иных категорий цвета в качестве базовых.
Теория Кея-МакДаниэла хорошо работает при характеристике центральных цветов, соответствующих базовым категориям цвета. Однако она не работает столь же хорошо на границах между цветами. Согласно теории Кея-МакДаниэла, эти границы, так же как центральные цвета, должны быть одинаковы во всех языках. Но это просто не так. Наиболее детальный анализ языкового отображения цветовых категорий, особенно в нецентральных районах, представлен в работе Мак Лаури (McLaury, в печати). Критическими для теории Кея-МакДаниэла являются случаи, где язык не имеет отдельной цветовой категории для непервичных центральных цветов, таких как фиолетовый и оранжевый, цветов, которые, согласно подходу Кея- МакДаниэля, «вычисляются» на базе теории размытых множеств и графиков реакций для первичных цветов. Теория Кея-МакДаниэля предсказывает, что такие цвета, как фиолетовый и оранжевый, должны трактоваться единообразно во всех языках и что они всегда должны быть на границе между базовыми категориями цвета в языках, которые не имеют для них отдельных категорий.
Однако МакЛаури обнаружил случаи, когда фиолетовый находится целиком внутри холодного цветового диапазона (единого цвета с центральными пунктами в синем и зеленом), и другие случаи, где фиолетовый находится на границе между холодным и красным. Он также обнаружил случаи, где коричневый относится к категории желтого, и другие случаи, где он входит в черный. Иными словами, то, что мы называем «коричневый», попадает в категорию с центром


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
51
\
J.
в области чисто желтого в одних языках и в категорию с центром в области чисто черного в других.
В терминах Кея-МакДаниэла это означает, что теоретикомножественные функции для размытых множеств, посредством которых вычисляются конъюнкции и дизъюнции для категорий цвета, не являются абсолютно одинаковыми для всех людей, но варьируются в определенных границах от культуры к культуре. Таким образом, они являются, по крайней мере, частично конвенциональными и не относятся полностью к области универсалий нейрофизиологии и познания. Это требует пересмотра теории Кея-МакДаниэла, с тем чтобы она допускала варьирование концептуальных систем цвета в этих границах, описывая природу дизъюнктивных функций как имеющую некоторые различия в разных системах. Такие различия могут быть не только на границах, но также на центральных пиках. Теория Кея и МакДаниэла предполагает, что каждая бинарная дизъюнктивная цветовая категория (например, ХОЛОДНЫЙ = СИНИЙ или ЗЕЛЕНЫЙ) должна иметь два центральных пика (например, центральный синий и центральный зеленый). МакЛаури обнаружил, что есть случаи, когда имеется категория холодного цвета, покрывающая синий и зеленый, однако вследствие эффекта отклонения, так что центр категории оказывается только в чисто зеленой зоне или только в чисто синей зоне. Таким образом, в терминах Кея-МакДаниэла концептуальная система представляется как содержащая дизъюнктивные функции, которые имеют кривые синего и зеленого реагирования на входе и дают на выходе кривую только с одним фокальным центром. Это требует когнитивного механизма более сложного, чем такой, который просто подобен операции объединения в теории размытых множеств.
Категории цвета, таким образом, являются порождающими категориями в том же смысле, что и категории родства, описанные Ла- унсбери. Они включают генератор и нечто еще. Генераторами здесь являются нейрофизиологически обусловленные функции распреде^ ления, которые имеют пики, где цвета являются чистыми: черный, белый, красный, желтый, синий и зеленый. Эти генераторы универсальны; они обусловлены нейрофизиологией человека. «Нечто еще», необходимое для порождения системы базовых категорий цвета, состоит из комплексного когнитивного механизма, включающего некоторые из характеристик объединения и пересечения размытых множеств. Этот когнитивный механизм имеет небольшое число параметров, которые могут принимать разные значения в разных культурах.
При этом важно иметь в виду, что варьируются не просто названия цветов. Наименования цвета не просто присоединены к нейро-


52
Часть I. Категории и когнитивные модели
физиологически обусловленным функциям распределения непосредственно. В дополнение к ним должны быть постулированы когнитивные механизмы типа тех, что были описаны выше. Существуют общие характеристики когнитивных механизмов, например использование чего-то вроде объединения и пересечения в теории размытых множеств. Но, как показал МакЛаури, цветовое познание отнюдь не одинаково во всех культурах. Оно также отнюдь не является произвольно различным во всех культурах. Возможные цветовые области ограничены параметрами внутри когнитивного механизма.
Браун и Берлин: Беглый обзор базового уровня
Начало изучения категорий базового уровня обычно возводят к классической статье Роджера Брауна «Как следует называть вещь?» (Brown 1958) и его учебнику «Социальная психология» (Brown 1965,
р. 	317—321).
Объекты, пишет Браун, имеют много имен: «Десять центов (dime) в моем кармане — это не только десять центов. Это также монета, металлический объект, вещь и, в обратном направлении, десятицентовая монета 1952 года, точнее, отдельная десятицентовая монета 1952 года с уникальным набором царапин, пятнышек и стертых мест. Эта собака на лужайке не только собака, но это также боксер, четвероногое, живое существо» (Brown 1965, р. 14). Браун также отмечает, что из всех возможных имен для чего-либо в категориальной иерархии одно из имен, находящееся на некотором особом уровне категоризации, «имеет наивысший статус». «Хотя десятицентовая монета (dime) может быть названа монетой, деньгами или десятицентовой монетой 1952 года, мы как-то чувствуем, что десять центов (dime) — это ее подлинное имя. Другие категоризации выглядят как достижения воображения» (Brown 1965, р. 320). Такие «подлинные имена», отмечает Браун, обычно являются более короткими и употребляются более часто. Они также обычно соотносятся с нелингвистическими действиями.
Когда сын Льюиса впервые смотрит на желтые нарциссы в вазе и слышит, что их называют цветами, ему говорят, чтобы он их понюхал, и мы можем предположить, что его мать склоняется над цветами и делает как раз это. Когда мяч называют мяч, с ним, скорее всего, играют, заставляя его скакать и прыгать. Когда кошку называют кошечкой, ее, скорее всего, гладят. Нюхать, скакать и гладить являются


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
53
действиями, четко связанными с определенными категориями. Мы можем быть уверены, что эти действия являются отличительными, потому что они могут функционировать как символы этих категорий. В игре загадывания шарад игрок может символически обозначать кошку, гладя воздух на определенной высоте определенным образом, или цветок, наклоняясь вперед и втягивая ноздрями воздух.
Цветы обозначаются действием втягивания носом воздуха, но нет действий, которые отличают один вид цветов от другого. Первые имена, даваемые вещам, попадают на уровень отличительных действий, но имена продолжают кодировать мир на всех уровнях, а отличительные действия — нет.
Когда что-то категоризируется, оно расценивается как эквивалентное некоторым другим вещам. Эквивалентное для каких целей?
В чем эквивалентны все десятицентовые монеты, или все цветы, или все кошки? ... Десятицентовые монеты эквивалентны в том, что могут быть обменены на определенные газеты, или сигары, или трубочки с мороженым, или две монеты в пять центов. Они эквивалентны для всех целей экономического обмена. Цветы эквивалентны в том, что их приятно нюхать и можно собирать. Кошки эквивалентны в том, что их нужно гладить, но нежно, так, чтобы они не поцарапали когтями (Brown 1965, р. 318—319).
В картине, которую нарисовал Браун, категоризация мира ребенком начинается «на уровне различительных действий», на уровне цветов, кошек и десятицентовых монет, и затем распространяется вверх, на более общие категории (такие, как растение и животное) и вниз, на более узкие категории (такие, как нарцисс и сиамская кошка) как результат «достижений воображения». «Для этих последних, категорий, как представляется, нет характерных действий» (Brown 1965, р. 321). Этот «первый уровень» категоризации видится Брауну как имеющий следующие связанные друг с другом свойства:
— Это уровень различительных действий.
— Это уровень, который изучается наиболее легко и на котором вещи впервые получают свои имена.
— Это уровень, на котором имена наиболее короткие и употребляются наиболее часто.
— Это естественный уровень категоризации, противопоставленный уровням, созданным «достижениями воображения».


54
Часть I. Категории и когнитивные модели
Следующим важным импульсом к изучению категорий базового уровня стала работа Брента Берлина и его соавторов. Исследование Берлина может рассматриваться как реакция на классический ВЗГЛЯД, ЧТО КАТЕГОРИИ УМА СООТВЕТСТВУЮТ КАТЕГОРИЯМ МИРА, И на его лингвистическую версию, ТЕОРИЮ ИМЕН ЕСТЕСТВЕННЫХ КЛАССОВ. Согласно этой теории, мир состоит в основном из естественных классов вещей и естественные языки содержат имена (называемые «имена естественных классов»), которые соответствуют этим естественным классам. Типичными примерами естественных классов являются коровы, собаки, тигры, золото, серебро, вода и т. д.
Берлин берет положения этой теории как эмпирически проверяемые вопросы и спрашивает: в какой степени категории ума (выраженные в языке) соответствуют категориям в мире? В частности, Берлин рассматривает области, в которых действительно есть естественные категории вещей: области растений и животных. Более того, ботаника и зоология могут быть с полным основанием рассмотрены как науки, в которых с высокой точностью определено, какие именно классы растений и животных существуют. Так как Берлин является антропологом, который изучает людей, живущих близко к природе и знающих очень много о растениях и животных, у него была прекрасная возможность проверить такие философские доктрины эмпирически.
Берлин и его студенты и соавторы изучили народную классификацию растений и животных в невероятно тонких деталях и сравнили эти классификации с научными классификациями. Объектом большинства их исследований были говорящие на языке тцелтал, живущие в районе Тенехапа штата Чьяпас в Мексике. Результаты этого действительно грандиозного предприятия, подробно изложенные в «Принципах классификации растений в тцелтал» (Berlin, Breedlove, Raven 1974), «Народная зоология в тцелтал» (Ншш 1977), «Усвоение языка детьми индейцев тцелтал в Тенехапе» (Strossl969), поражающие и сегодня, стали основой для психологических исследований по категоризации базового уровня.
Берлин и его сотрудники обнаружили, что один из классификационных уровней — род — является для говорящих на тцелтал психологически базовым сразу в нескольких отношениях. Примерами растений и животных на уровне рода являются дуб, клен, кролик, енот и т. д. Первое, в чем проявляется первичность рода, это его роль в процессах наименования. Берлин отправлялся в джунгли с информантом, для которого родным языком был тцелтал, останавливался на тропе и просил его назвать растения, которые он видел. Информант с легкостью называл от сорока до пятидесяти растений,


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
55
при этом наблюдалась тенденция называть их на уровне рода (дуб, клен и т. д.), но не на уровне видов (сахарный клен, вечнозеленый дуб), даже тогда, когда дальнейшие расспросы показывали, что он различает эти виды и знает их имена. Он также не называл их на уровне разрядов растений или животных (дерево) или на промежуточном между разрядами и родами уровне (хвойное дерево). Уровень рода оказался «в середине» наивной (народной, folk) классификационной иерархии, уровнями которой являются:
наивысший исходный (растение, животное)
ЖИЗНЕННЫЕ формы (дерево, куст, птица, рыба)
ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ (лиственное дерево, хвойное дерево)
РОД (дуб, клен)
виды (сахарный клен, белый дуб)
РАЗНОВИДНОСТИ (остролистный роговидный сумах)
Дальнейшее исследование показало, что такое положение отнюдь не случайно и что уровень рода (который Берлин назвал «народнородовым уровнем») является, по всей видимости, психологически базовым уровнем в следующих отношениях:
— Люди предрасположены называть вещи на этом уровне.
— Языки располагают более простыми именами для вещей на этом уровне.
— Категории этого уровня имеют большую культурную значимость.
— Вещи на этом уровне запоминаются более легко.
— Вещи на этом уровне воспринимаются целостно, как единый гештальт, тогда как для идентификации на более низком уровне должны быть выбраны специфические признаки (называемые отличительными свойствами), отличающие, например, один вид дуба от другого.
Помимо этого, Стросс (Stross 1969), исследуя усвоение языка тцел- тал, обнаружил, что «подавляющее количество впервые усвоенных ребенком названий растений являются родовыми наименованиями и что с этой стартовой точки он продолжает дифференцировать номенклатуру наименований, тогда как когнитивно он продолжает дифференцировать и одновременно обобщать виды растений». Другими словами, категории базового уровня (или генерические категории), находящиеся в середине таксономической иерархии, усваиваются в первую очередь; затем ребенок продвигается по ступеням иерархии вверх посредством генерализации и вниз — посредством


56
Часть I. Категории и когнитивные модели
специализации. Таким образом, мы можем добавить к особенностям базового уровня следующее:
— Дети усваивают имена вещей на этом уровне раньше всего.
Но, возможно, наиболее примечательным является следующий вывод:
— Народные категории чрезвычайно точно соответствуют научным категориям на этом уровне, но не на других уровнях.
Это самым непосредственным образом касается теории естественных классов: для тцелтал эта теория работает очень хорошо на уровне рода, но хуже на всех других уровнях классификации, например промежуточном, уровне видов и уровне разновидностей.
Но если мы теперь обратимся к обсуждению проблемы естественных классов в философских трудах, это окажется не столь уж удивительным результатом. Мы обнаружим, что в этих работах обычными примерами естественных классов являются такие животные, как собака, корова, тигр, и такие вещества, как золото и вода. Как видим, все это категории базового уровня! Говоря коротко, все примеры, на которых основывалась теория естественных классов, относились к базовому уровню, которым для животных и растений является уровень рода. Эта теория работает хорошо для тех видов примеров, которые философы имели в виду, развивая свою теорию, — по крайней мере, для тцелтал. Что касается других видов, то здесь дела обстоят не столь удачно.
Но если теория имен естественных классов работает для тцелтал хотя бы на одном уровне, это все еще кажется замечательным результатом. Он предполагает, что существует психологически релевантный уровень, на котором категории ума соответствуют КАТЕГОРИЯМ МИРА. Однако если обратиться к исследованиям Берлина по истории биологических классификаций, этот результат уже не покажется столь замечательным. Научная классификация в биологии выросла из народной классификации. И когда Линней классифицировал живые существа в мире, он особым образом использовал психологические критерии для установления уровня рода. Это особенно ясно видно из эссе А. Дж. Кейна «Логика и память в линнеев- ской системе таксономии» (Cain 1958). Ядром системы Линнея был род, но не виды. Род образован общими характеристиками, а виды определяются в терминах различительных характеристик. Но что такое общая характеристика? Как отмечает Кейн, «сущностное качество рода составляет некоторая характеристика, свойственная только ему, которая, если таковая имеется, будет непосредственно


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
57
отличать его от всех других в естественном порядке» (р. 148). «Сущностное качество» рода, таким образом, является понятием, определенным психологически; какие характеристики могут быть непосредственно различительными, зависит от перцептуальной системы существ, производящих различение. Вот что пишет о своем отце сын Линнея:
В чем заключалось тайное искусство моего отца определять (разделять) роды так, чтобы виды не стали родами? Это было не что иное, как его практический опыт узнавания растений по их внешнему виду (externa facie). Поэтому он часто отклонялся от своих собственных принципов в том отношении, что вариации количества частей ... не беспокоили его, если характер рода ... сохранялся. Иностранцы поступали иным образом: коль скоро растение имело другую разновидность венчика или чашечки либо изменялось ... количество тычинок и пестиков, они создавали новый род ... Он [Линней] по возможности старался определять характер рода по разновидностям плодов, так, чтобы все виды, образующие данный род, имели одинаковую форму плодов (Cain, р. 159).
Почему же Линней использовал форму плода как основание для определения рода? Как отмечает Кейн, «характеристики плодов были ясно выражены, хорошо заметны, легко описывались словами и их можно было определить посредством образцов в гербарии» (р. 152). Другими словами, форму плодов было легко воспринять и описать. Роды, как их понимал Линней, были «практическими единицами классификации», относительно которых все биологи могли бы прийти к согласию; было важно, чтобы они «не стали бы перепутанными и неразличимыми в уме» (Cain, р. 156) — опять психологическое требование. «Линней неоднократно утверждал, что ботаник ... так же, как зоолог, должен знать все роды и хранить их имена в памяти» (Cain, р. 156). При этом Линней, конечно же, полагал, что эта практическая система будет являться также «естественной»; иными словами, слияние природы и психологии на этом уровне принималось как само собой разумеющееся.
В общем, можно сказать, что род был установлен как такой уровень биологических делений, на котором человеческие существа могли наиболее легко воспринимать, изучать, запоминать, называть эти деления и сходиться во взглядах относительно них. Род как научный уровень классификации был установлен, потому что он был психологически наиболее базовым уровнем для целей изучений так¬


58
Часть I. Категории и когнитивные модели
сономической биологии людьми. Предполагалось, что разделение на роды соответствует определенным реальным делениям в природе. Берлин обнаружил, что существует близкое соответствие на этом уровне между категориями Линнеевой биологии и категориями базового уровня в народной биологии. Это соответствие частично является следствием тех критериев, которые используются в Линнеевой биологии для того, чтобы выделить род; эти критерии соответствуют психологическим критериям, которые характерны для базового уровня в народной биологии.
На уровне рода категории ума биологов, выделивших уровень рода, близко соответствуют базовым категориям ума говорящих на языке тцелтал. Но это не только психологический факт. Это факт одновременно психологии и биологии. Причина этого в следующем. В научной биологии род представляет собой уровень, находящийся непосредственно над уровнем видов — уровнем, определяемым возможностью скрещивания: две популяции, относящиеся к одному и тому же виду, могут скрещиваться и давать потомство, способное к размножению. В типичном случае члены двух популяций, способных скрещиваться, в целом очень схожи по внешнему облику. В процессе эволюции две популяции одного рода могли измениться достаточно сильно для того, чтобы взаимное скрещивание стало более невозможным. В момент, когда они теряли способность к скрещиванию, они становились различными видами. При этом они могли сохранять очень схожий внешний облик. С этого момента они больше не были членами одного и того же вида, но становились членами одного рода — категории, одним уровнем выше. Поэтому на уровне, находящемся непосредственно над видом в научной биологии, обычно имеется некоторое общее внешнее сходство. Это не обязательно так, но это очень распространенное явление.
В настоящее время общий внешний вид является главным определителем базового уровня в народной биологии. Базовый уровень характеризуется гештальтным восприятием (восприятием целостного облика), возможностью образного представления (обеспечиваемой целостным внешним обликом) и двигательным взаимодействием (возможности которого также определяются целостным внешним обликом). То, что уровень рода в научной биологии так хорошо соответствует базовому уровню в народной биологии, не является просто случайностью.
Более того, если принять во внимание опыт народов, подобных индейцам тцелтал, являющимся коренными обитателями географически ограниченного района, то можно найти хорошее объяснение


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
59
тому, почему различия в природе на уровне рода являются столь разительными. В процессе эволюции в отдельном географическом регионе выживали те виды, которые наиболее успешно приспосабливались к местному природному окружению. Поэтому было обычным, что каждый род представлял в данном регионе только один вид. Это случалось не всегда, однако это происходило часто. Таким образом, имела место тенденция к возникновению в данном регионе разрывов между видами размером в род — и это были весьма впечатляющие и очень хорошо воспринимаемые разрывы. Поэтому деления на базовом уровне в наивной народной биологии соответствовали чрезвычайно резким природным различиям для людей в данном ограниченном географическом районе.
у Итак, обобщая все вышесказанное. В ходе этнобиологических исследований было установлено, что существует, по крайней мере для биологических категорий, базовый уровень категоризации. У индейцев тцелтал, хорошо знакомых с большим количеством разнообразных растений и животных, категории ума очень хорошо соответствуют различиям в мире на уровне рода, но далеко не столь хорошо на других уровнях. Причина этого частично кроется в том, что уровень рода, как важнейший уровень научной биологии, является психологически базовым уровнем категоризации. Однако существуют не менее важные биологические причины этого.
Категоризация базового уровня опирается на опытные аспекты человеческой психологии: гештальтное восприятие, ментальную образность, двигательную активность, социальные функции и память. (Под «памятью» я понимаю здесь способность субъекта психологического теста вспомнить по требованию отдельные представленные образцы категории.) До какой степени категоризация базового уровня универсальна? Если мы согласимся с тем, что человеческая физиология и психология одинаковы по всему миру, тогда любая вариация будет обязана своим возникновением культуре и внешнему окружению. Однако возникает следующией вопрос: каковы пределы и виды возможного варьирования?
По мнению Берлина (личное сообщение), следует различать общечеловеческую способность к категоризации базового уровня (проистекающую из общих физиологических и психологических факторов) и функциональную категоризацию базового уровня, которая дополнительно обусловлена факторами, связанными с культурой и специальным обучением. Определенные культуры, полагает Берлин, могут в недостаточной мере использовать некоторые человеческие способности, на которые опирается категоризация базового уровня,


60
Часть I. Категории и когнитивные модели
например способность гештальтного восприятия. Поэтому в городской культуре люди могут рассматривать категорию дерево как относящуюся к базовому уровню. Такие случаи отмечены в Dougherty 1978. С другой стороны, в культуре может быть субпопуляция специалистов, которые посредством обучения могут достичь гораздо более отточенного гештальтного восприятия в ограниченном диапазоне областей, например, пород лошадей, типов автомобилей и т. д. Но это возможно только в ограниченном числе областей, даже для обученных специалистов. Берлин выдвигает гипотезу о существовании двух видов неуниверсальности: (а) один вид возникает вследствие недоиспользования в данной культуре некоторых общих человеческих способностей, в результате чего некоторые категории более высокого уровня (например, дерево) трактуются как базовые, и
(б) 	другой вид обусловлен специальным обучением ограниченной субпопуляции экспертов, которые могут рассматривать более специфические уровни как базовые в некоторых областях знаний.
Гипотеза Берлина позволяет сделать следующие предсказания. Люди, принадлежащие, например, к городской культуре, в которой дерево трактуется как категория базового уровня, сохраняют общечеловеческую способность к гештальтному восприятию и, следовательно, способны обучаться легко различать деревья на уровне рода, но не на уровне видов и разновидностей. Гипотеза Берлина также предсказывает, что не может быть таких культур, которые в целом трактуют уровень видов или разновидностей как базовый, однако отдельные индивиды могут иметь способности к более глубокому познанию в ограниченном числе областей и, таким образом, могут рассматривать некоторое небольшое число более конкретных категорий как базовые.
Согласно гипотезе Берлина, мы не встретим культур, где все уровни категоризации отличались бы от наших и от тцелтал. В большинстве областей уровни категоризации будут одни и те же для всех людей просто потому, что все люди имеют одинаковые способности гештальтного восприятия и целостных моторных движений. Именно эти способности играют главную роль в определении категоризации базового уровня.
Базовость в категоризации связана с вопросами человеческой психологии: памятью, изучением, наименованием и использованием. Базовость уровня не имеет объективного статуса, внешнего по отношению к человеческим существам. Она постоянна только в той степени, в какой релевантные человеческие способности используются одинаковым образом. Базовость варьируется в тех случаях,


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
61
когда эти способности недоиспользуются в данной культуре или специально развиваются до уровня специальных познаний.
Как мы увидим ниже, результаты Берлина имеют особое философское значение. Берлин показал, что человеческая категоризация, базирующаяся на взаимодействии с окружением, является очень точной на базовом уровне. Взаимодействия базового уровня обеспечивают, таким образом, важнейшее соединяющее звено между когнитивной структурой и реальным знанием о мире. В главе 17 мы постараемся показать, что взаимодействия на базовом уровне могут образовать эпистемологический базис для философии разума и языка, которая согласовывалась бы с данными теории прототипов.
Экман
На протяжении более чем двух десятков лет Пол Экман и его соавторы исследовали в деталях физиологические корреляты эмоций (Ekman 1971; Ekman, Friesen, Ellsworth 1972). В ходе своего наиболее важного кросскультурного исследования мимических движений лица, выражающих эмоции, Экман и его сотрудники открыли, что существуют базовые эмоции, которые универсально коррелируют с выражениями лица: удовлетворение, печаль, гнев, страх, удивление и интерес. Из всех разнообразных эмоций, которые испытывают люди и для которых они имеют слова и понятия по всему миру, только эти шесть последовательно коррелируют с выражениями лица во всех культурах.
Хотя Экман отнюдь не был исследователем прототипов, данные его исследований согласуются с результатами исследований прототипов в следующем отношении. Как представляется, семь базовых эмоций имеют прототипический статус. Существует много оттенков и разновидностей удовлетворения, печали, гнева и т. д. Они образуют категории эмоций. Ярость и раздражение, например, входят в категорию гнева. Базовое удовлетворение, гнев и т. д. — эмоции, коррелирующие с универсальными мимическими движениями, — функционируют в качестве центральных членов этих категорий. Эти эмоции также имеют статус эмоций базового уровня. Они легко опознаются посредством гештальтного восприятия по всему миру. Существуют свойственные им выражения лица и моторные движения, которые представляют целую эмоциональную категорию.
Как мы увидим ниже в разделе «Исследование конкретного материала 1», эмоциональные концепты воплощены в том отношении, что физиологические процессы, соответствующие каждой эмоции,


62
Часть I. Категории и когнитивные модели
непосредственно связаны с тем, как эти эмоции концептуализуются. Мы увидим, например, что гнев метафорически понимается в терминах жара и внутреннего давления. В работе Ekman, Levenson, Friesen 1983 показано, что существует активность автономной нервной системы (АНС), соответствующая базовым эмоциям. Активность АНС, соответствующая гневу, проявляется в повышении температуры кожного покрова и увеличении частоты сердцебиения (что ощущается как внутреннее давление).
Эксперименты, продемонстрировавшие это, включали два задания. В первом случае от испытуемых требовалось изменить выражение лица, мускул за мускулом, так, чтобы оно соответствовало прототипическому выражению лица для данной эмоции. Во втором случае испытуемых просили вообразить, что они испытывают определенную эмоцию. Записывалась частота пульса и температура пальцев на левой и правой руке.
Измерения дали следующие устойчивые результаты:
(i) Частота пульса увеличивалась больше в состоянии гнева (среднее значение по всем испытуемым ± стандартная ошибка, +8.0 ±1.8 ударов в минуту) и страха (+8.0 ±1.6 ударов в минуту), чем в состоянии удовлетворения (+2.6 ±1.0 ударов в минуту).
(ii) Температура возрастала больше в состоянии гнева (слева, +0.10°С ± 0.009°; справа, +0.08 ± 0.008°С), чем в состоянии удовлетворения (слева, -0.07°С ± 0.002°; справа, -0.03 ± 0.002°С). (Ekman, Levenson, Friesen 1983, р. 1209).
Таким образом, метафорическая концептуализация гнева, которая будет рассмотрена в разделе «Исследование конкретного материала 1», воплощена в автономной нервной системе в том отношении, что она мотивируется активностью АНС, которая соответствует испытываемым эмоциям.
Рош
Исследования, рассмотренные выше, имели специальный характер. Элеонора Рош была первой, кто взглянул на эти проблемы в общей перспективе. Она разработала теорию, которую впоследствии стали называть «теорией прототипов и категорий базового уровня», или просто «теорией прототипов». В процессе создания этой теории она подвергла всестороннему критическому анализу классическую теорию. Э. Рош сделала больше, чем кто-либо, для того, чтобы категоризация стала отдельной областью исследований в когнитивной


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
63
психологии. До ее работ классическая теория принималась как данное не только в психологии, но также в лингвистике, антропологии, философии и других дисциплинах. В серии вдохновенных работ Рош и ее единомышленников традиционный подход был подвергнут сокрушительной критике.
Эксперименты Рош и ее коллег повсеместно и справедливо признаны когнитивными психологами как имеющие революционное значение для исследований категоризации в экспериментальной психологии. Результаты экспериментов Рош делятся на две группы: прототипические эффекты, расширяющие результаты исследований цвета Кея—Берлина, и эффекты базового уровня, обобщающие наблюдения Брауна и данные Берлина.
Прототипические эффекты
Если бы классическая теория была правильна и полна, то ни один из членов категории не имел бы особого статуса. Причина в том, что согласно классической теории признаки, определяющие категорию, разделяются всеми ее членами и поэтому все они имеют равный статус в категории. Исследование прототипических эффектов Рош имело целью показать асимметрию между членами категории и асимметричные структуры внутри категории. Поскольку классическая теория не предусматривает такую асимметрию, необходимо было либо дополнить ее, либо предложить другую теорию.
Ранние работы Рош были посвящены цвету. Познакомившись с промежуточными результатами исследований цвета Берлина—Кея, она обнаружила, что они хорошо согласуются с результатами ее собственного исследования дани, языка Новой Гвинеи, имеющего только две базовых категории цвета: mili (темно-холодный, включающий черный, зеленый и синий) и mold (светло-теплый, включающий белый, красный, желтый). Берлин и Кей показали, что центральные цвета имеют особый статус в категории цвета — статус лучшего примера категории. Рош обнаружила, что когда говорящих на дани просили показать лучший образец их двух цветовых категорий, они выбирали центральные цвета, например, белый, красный или желтый для mola, причем разные говорящие выбирали разные цвета.
В своем замечательном ряде экспериментов Рош показала, что первичные категории цвета являются психологически реальными для говорящих на дани, несмотря на то, что они не имеют специальных названий. Она поставила под сомнение одну из гипотез Уорфа, а именно что язык определяет концептуальную систему тех, кто го¬


64
Часть I. Категории и когнитивные модели
ворит на нем. Если бы Уорф был прав в этом вопросе, два цветовых слова дани обусловили бы наличие двух, и только двух, понятийных категорий цвета. Рош предположила, что если цветовая категоризация обусловлена исключительно языком, то говорящие на дани будут испытывать одинаковые трудности при изучении новых слов для цветов, независимо от того, имеет ли данная цветовая область в центре первичный цвет или непервичный. Затем она приступила к исследованию того, как говорящие на дани усваивают новые, искусственно созданные наименования цвета. Одна группа имела дело с произвольно созданными наименованиями для восьми центральных цветов, а другая — со столь же произвольными наименованиями для восьми нецентральных цветов (Rosch 1973). Наименования для центральных цветов запоминались более легко. Было также установлено, что говорящие на дани (подобно говорящим на английском языке) лучше запоминают центральные цвета, чем нецентральные (Heider 1972). В эксперименте по оценке цветового сходства было продемонстрировано, что дани представляют цвета в памяти таким же образом, как говорящие по-английски (Heider, Olivier 1972). Исследование цветов Рош было продолжено с детьми. Детям в возрасте трех лет давали набор цветовых образцов, затем экспериментатор забирал его и говорил: «Покажи мне цвет». В подавляющем большинстве случаев дети выбирали центральные цвета (Heider 1971). А когда детям в возрасте четырех лет давали цветную карточку и просили выбрать из набора карточек такую, которой она соответствовала бы лучше всего, дети лучше выполняли задание с центральными цветами.
Центральные цвета соответствуют тому, что Рош в ее более поздних исследованиях называет когнитивные точки отсчета и прототипы — субкатегории или члены категории, которые имеют особый когнитивный статус, а именно статус быть «лучшим примером». Рош показала, что разнообразные экспериментальные техники, включающие изучение, подбор наилучшего соответствия, запоминание, оценку подобия, сходятся в когнитивных точках отсчета. Она распространила результаты исследования цвета на другие категории, в первую очередь категории физических объектов. Она разработала методику экспериментов для исследования категорий физических объектов. Во всех случаях были обнаружены явления асимметрии (названные прототипическими эффектами): испытуемые оценивали некоторые члены категории как в большей степени представляющие категорию в целом, чем другие члены. Например, малиновки рассматривались как более характерные представители


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
65
категории ПТИЦА, чем куры, пингвины и страусы, и стулья для того, чтобы сидеть за столом, — как более репрезентативные члены категории СТУЛ, чем качающиеся стулья (кресла-качалки), парикмахерские стулья, «бобовые пуфы» (beanbag chairs) и электрические стулья. Наиболее репрезентативные члены категории были названы «прототипическими» членами. Ниже перечислены некоторые из экспериментальных методик, использовавшихся для изучения категорий физических объектов. Во всех этих экспериментах испытуемые дают оценку того, насколько хорошо данный объект представляет категорию.
Прямая оценка: Испытуемых просят оценить по шкале, скажем, от одного до семи, насколько хорошо представляют категорию (например, категорию ПТИЦА) различные ее члены (например, малиновка, курица и т. д.).
Время реакции: Испытуемым предлагается посредством нажатия соответствующей кнопки высказать свое мнение по поводу истинности или ложности утверждения типа «[Пример] — [имя категории]» (например, «Курица — птица»). Чем более репрезентативен данный пример как член категории, тем быстрее дается ответ.
Приведение примеров: Когда испытуемым предлагали перечислить или нарисовать члены категории, они обычно перечисляли или рисовали наиболее репрезентативные примеры.
Асимметрия в оценке подобия: Менее репрезентативные примеры часто расцениваются как в большей степени похожие на более репрезентативные примеры, чем наоборот. Так, американцы, что совсем не удивительно, рассматривают Соединенные Штаты как наиболее репрезентативный пример страны. В экспериментах, в которых испытуемых просили дать оценку подобия для пар стран, эта асимметрия проявлялась, в частности, в том, что испытуемые оценивали Мексику как более похожую на Соединенные Штаты, чем Соединенные Штаты — на Мексику. См. Rosch 1975а и Tversky, Gati 1978.
Асимметрия при обобщении: Новая информация о репрезентативном члене гораздо чаще распространяется на нерепрезентативные члены, чем наоборот. Например, испытуемые считали более вероятным, что болезнь на острове передается от малиновок уткам, чем от уток малиновкам (данные из Rips 1975).
Фамильные сходства: Витгенштейн высказал предположение, что категории структурируются тем, что он назвал «фамильными
5-3361


66
Часть I. Категории и когнитивные модели
сходствами». Рош показала, что то, что для философов было предметом априорных умозрительных построений, может быть продемонстрировано эмпирически. Определив «фамильные сходства» как чувственно воспринимаемые сходства между репрезентативными и нерепрезентативными членами категории, Рош показала, что существует корреляция между семейными сходствами и количественным рейтингом наилучших примеров, полученным в результате описанных выше экспериментов. (См. Rosch, Mervis 1975 и Rosch, Simpson, Miller 1976.)
Отмеченные результаты были неоднократно подтверждены экспериментами других исследователей. Нет никакого сомнения, что прототипические эффекты такого рода реально имеют место. Расхождения и споры касаются интерпретации этих результатов. Некоторые из этих спорных моментов будут подробно обсуждены ниже. Однако перед тем как двигаться дальше, необходимо внести ясность в некоторые вопросы, являющиеся источником распространенных недоразумений.
Гениальность Рош проявилась в двух аспектах ее достижений: она положила начало всестороннему критическому анализу классической теории и разработала вместе со своими сотрудниками методику экспериментов с воспроизводимыми результатами, демонстрирующими прототипические эффекты и эффекты базового уровня. Эти эксперименты свидетельствуют о неадекватности классической теории, не способной объяснить эти результаты. Однако прототипические эффекты сами по себе не составляют особую альтернативную теорию ментальной репрезентации. И, как ответственный экспериментатор, Рош последовательно различает то, что показывают результаты ее экспериментов, и теории, которые могут эти результаты объяснить.
Представления Рош о категоризации прошли через три этапа.
— Этап I (с конца 1960-х до начала 1970-х). Поскольку Рош занималась изучением цвета, формы и эмоций, она рассматривала прототипы в первую очередь как вопросы (а) перцептуальной выделенное™, или того, какие вещи наиболее легко замечаются людьми; (6) запоминаемости, или того, какие вещи люди наиболее легко запоминают; и (с) генерализации стимула, или способности людей делать обобщающие выводы от одной вещи к чему-то другому, физически подобному ей. Вот как об этом пишет Рош (Rosch, in press): «Предположим, что имеются перцептуально выделенные цвета, которые более


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
67
легко привлекают внимание и легче запоминаются, чем другие цвета. Когда люди учатся употреблять имена категорий, они склонны начинать с отнесения имен к наиболее заметным стимулам; затем, посредством генерализации стимула, употребление имен распространяется на другие, физически подобные образцы».
— Этап II (начало — середина 1970-х). Под влиянием психологического направления, уподобляющего психологические процессы компьютерным процедурам обработки информации (information-processing psychology, информационно-процессная психология), Рош рассматривает возможность того, что прототипические эффекты, операционализованные посредством экспериментов, описанных выше, могут обеспечить описание внутренней структуры категории. Таким образом, например, рейтинги репрезентативности примеров могут непосредственно отражать внутреннюю структуру категории в ментальной репрезентации.
В этой связи возникают два естественных вопроса:
1. Действительно ли ЭФФЕКТЫ, определенные операционально, характеризуют СТРУКТУРУ категории, как она представлена в уме?
2. Действительно ли ПРОТОТИПЫ конституируют ментальные РЕПРЕЗЕНТАЦИИ?
Если принять исходные положения информационно-процессной психологии, то в случае ответа «да» на оба эти вопроса экспериментальные данные могут быть интерпретированы наиболее простым способом. Рош (Rosch 19756) вначале интерпретировала свои результаты именно таким способом.
— Этап III (конец 1970-х). Рош отказывается от подобной интерпретации данных своих экспериментов, явившейся искусственным результатом слишком узкого подхода к проблеме с позиций информационно-процессной психологии. Она приходит к заключению, что прототипические эффекты, определенные операционально в эксперименте, оставляют понятие ментальных репрезентаций недоопределенным. Эти эффекты накладывают ограничения на то, чем эти представления могут быть, однако одно-однозначного соответствия между этими эффектами и ментальными репрезентациями нет. Эффекты имеют «источники», однако источники, обусловливающие данные эффекты, невозможно установить. Вот что пишет Рош о своих исследованиях на втором этапе (Rosch, in press): «Вы-


68
Часть I. Категории и когнитивные модели
воды, делавшиеся в рамках этого подхода, имели, однако, слишком общий характер; например, что представление, вызываемое именем данной категории, в большей степени подобно хорошим, чем плохим примерам категории; что оно имеет форму более общую, чем слово или картинка, и т. д. В целом исследователи, придерживающиеся информационнопроцессного подхода, находили понятия прототипов и типичности функций недоопределенным и предлагали множество разнообразных точных моделей, мини-моделей и различительных признаков для проверки».
Часто случается так, что взгляды, которых придерживался исследователь на более раннем этапе своего научного пути, продолжают связываться с ним еще долго после того, как он от них отказался. Многие из тех, кто читал ранние работы Рош, не прочитали ее более поздние работы, где она отказалась от прежней интерпретации результатов своих экспериментов. Как следствие, не является широко известным, что Рош отвергла идеи, что прототипические эффекты непосредственно отражают структуру категории и что прототипы конституируют репрезентации категорий. По этой причине Рош пришлось неоднократно выступать с предостережениями против чрезмерно упрощенных интепретаций прототипических эффектов — интепретаций, подобных тем, к которым она сама прибегала на втором этапе своих исследований. Так, например, она пишет:
Распространенность прототипов в категориях реального мира и прототипичности как переменной величины показывает, что прототипы должны занимать определенное место в психологических теориях изучения, представления и обработки знаний. Тем не менее прототипы сами по себе не образуют какую-либо особую модель обработки, представления и изучения данных. Этот момент часто понимается неправильно и поэтому требует разъяснения.
1. Прототип вообще представляет собой удобную грамматическую фикцию; то, что на самом деле обозначается в этом случае, это суждения о степени прототипичности... По отношению к категориям естественного языка говорить о единой сущности, что она является прототипом, значит либо в высшей мере неправильно интерпретировать эмпирические данные, либо неявно иметь в виду теории ментальной репрезентации.
2. Прототипы не образуют какой-либо отдельной модели обработки данных для категорий... Что прототипичность действительно вносит в процесс выработки понятий, это ограничение: модели обра¬


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
69
ботки должны согласовываться с фактами, известными о прототипах. Например, модель не должна предсказывать одинаковое время верификации для суждений о принадлежности к категории хороших и плохих примеров или предсказывать полностью случайный поиск среди членов категории.
3. Прототипы не представляют собой теории репрезентации для категорий... Прототипы могут быть представлены как пропозициональные или образные системы... Как и в случае с моделями обработки, данные о прототипах способны только ограничивать, но не определять модели репрезентации. Представление категорий только в терминах объединения необходимых и достаточных признаков, по всей видимости, будет неспособно охватить все известные в настоящее время факты, однако помимо репрезентации в терминах необходимых и достаточных признаков существует много других возможных репрезентаций.
4. Хотя прототипы должны изучаться, они не образуют какой- либо отдельной теории изучения категорий (Rosch 1978, р. 40—41).
Несмотря на предостережения Рош и несмотря на минимум теоретизирования в ее работах по поводу источников прототипических эффектов, ее результаты, касающиеся прототипических эффектов, все еще интерпретируются иногда как конституирующие достоверную и достаточную теорию репрезентации структуры категории, что она сама считала возможным на втором этапе ее исследований.
Рассмотрим, например, результаты экспериментов, показывающие прототипические эффекты в категории птица. Эксперименты Рош по ранжированию показывают, что испытуемые рассматривают малиновок и воробьев как наилучшие примеры птиц, в то время как совы и орлы находятся уровнем ниже, а страусы, эму и пингвины относятся к наихудшим примерам. В начале и середине 1970-х годов, на втором этапе исследований Рош, такое эмпирическое ранжирование примеров на шкале репрезентативности их как членов категории рассматривалось повсеместно как равнозначное утверждению, что членство в категории птицы градуировано и что совы и пингвины в меньшей степени члены категории птицы, чем малиновки. (Как типичный пример см. Lakoff 1972.) Позже стало ясно, что это была ошибочная интерпретация данных. Рейтинги Рош не содержали такого утверждения; они являются только рейтингами и не содержат никаких утверждений вообще. Они вполне согласуются с интерпретацией, что категория птицы имеет четкие границы и что малиновки, совы и пингвины все являются стопроцентными членами этой


70
Часть I. Категории и когнитивные модели
категории. Однако эта категория должна иметь дополнительную внутреннюю структуру такого типа, чтобы она обеспечивала рейтинги «хорошести» примеров. Более того, эта внутренняя структура должна быть частью нашего представления о том, что такое птица, так как она приводит к асимметричным выводам типа тех, которые обсуждались выше (Rips 1975).
Этот момент является чрезвычайно важным. Структура категории играет важную роль в рассуждении. Во многих случаях прототипы выступают в роли когнитивных точек отсчета разного рода и образуют базу для умозаключений (Rosch 1975а, 1981). Исследование процессов человеческих умозаключений является частью исследования человеческого мышления и структуры понятий; отсюда следует, что прототипы, используемые в умозаключениях, должны быть частью структуры человеческих понятий.
Важно иметь в виду, что прототипические эффекты имеют поверхностный характер. Они могут проистекать из многих факторов. В случае градуированной категории, такой, как высокий человек, которая является размытой и не имеет жестких границ, прототипические эффекты могут проистекать из степени членства в категории, тогда как в случае категории птицы, имеющей жесткие границы, прототипические эффекты могут вытекать из некоторых других аспектов внутрикатегориальной структуры.
Одна из целей этой книги — наметить общий подход к теории категоризации и обрисовать диапазон источников для поверхностных прототипических эффектов. Это будет сделано в главах 4—6, где обсуждаются когнитивные модели. Наше основное утверждение заключается в том, что прототипические эффекты обусловлены природой когнитавных моделей, которые могут трактоваться как «теории» для некоторых предметных областей.
Одно из наиболее любопытных подтверждений этой гипотезы имеется в работах Барсалоу (Barsalou 1983, 1984). Барсалоу исследовал то, что он называл «категории ad hoc», — категории, которые не являются конвенциональными или фиксированными, но созданы «на ходу» для какой-то только что возникшей цели. Такие категории должны быть построены на базе когнитивных моделей рассматриваемых объектов. Примерами таких категорий являются вещи, которые нужно вынести из дома во время пожара, что можно купить в подарок на день рождения, что необходимо сделать для приема гостей в уикэнд и т. д. Барсалоу отмечает, что такие категории имеют прототипическую структуру — структуру, которая не существует заранее, поскольку категория не является конвенцио¬


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
71
нальной и не существует до того, как в ней возникнет необходимость. Как считает Барсалоу, в таких случаях природа категории в основном определяется целями деятельности и такая целевая структура является функцией когнитивных моделей. Этот взгляд находит поддержку в работе Murphy, Medin 1984.
Эффекты базового уровня
Классическая теория категорий не придает особого значения категориям, находящимся в середине таксономической иерархии. Однако, как показали Берлин (Berlin, Breedlove, Raven 1974) и Ханн (Hunn 1977) на материале классификаций растений и животных в языке тцелтал, уровень биологического рода является психологически базовым. Род находится в середине иерархии уровней, которая простирается ОТ НАИВЫСШЕГО ИСХОДНОГО К ЖИЗНЕННЫМ ФОРМАМ и затем к промежуточному уровню, затем к РОДУ, за ним к ВИДУ и, наконец, к разновидностям. Эти результаты демонстрируют расхождение между классической теорией категорий и когнитивно адекватной теорией категорий.
Рош и ее сотрудники перенесли изучение эффектов базового уровня из когнитивной антропологии в экспериментальную парадигму когнитивной психологии. Подобно Берлину, они обнаружили, что наиболее базовый с психологической точки зрения уровень находится в середине таксономических иерархий:
ВЫШЕСТОЯЩИЙ
ЖИВОТНОЕ
МЕБЕЛЬ
уровень
БАЗОВЫЙ
СОБАКА
СТУЛ
уровень
НИЖЕСТОЯЩИЙ
РИТРИВЕР
КАЧАЛКА
уровень
(охотничья поисковая собака)
Подобно Ханну (Hunn 1975), показавшему, что базовый уровень в категориях животных является единственным уровнем, на котором категоризация определяется целостным гештальтным восприятием (без анализа по различительным признакам), Рош и ее соавторы (Rosch et al. 1976) обнаружили, что базовый уровень — это:
— наивысший уровень, на котором члены категории имеют воспринимаемый чувствами сходный общий внешний вид;
— наивысший уровень, на котором единичный ментальный образ может отражать целую категорию;


72
Часть I. Категории и когнитивные модели
— наивысший уровень, на котором люди используют сходные физические действия для взаимодействия с различными членами категории;
— уровень, на котором члены категории идентифицируются наиболее быстро;
— уровень с общеизвестными и наиболее употребительными обозначениями членов категории;
— первый уровень, осваиваемый и именуемый детьми;
— первый уровень, на котором слова входят в язык;
— уровень с наиболее короткими основными лексемами;
— уровень, на котором слова используются в нейтральных контекстах. Например, На крыльце сидит собака может использоваться в нейтральном контексте, тогда как для На крыльце сидит млекопитающее или На крыльце сидит жесткошерстный терьер требуется специальный контекст (см. Cruse 1977);
— уровень, на котором находится в систематизированном виде большая часть наших знаний.
Таким образом, категории базового уровня являются базовыми в следующих четырех отношениях:
Восприятие: Целостно воспринимаемый внешний вид; единый ментальный образ; быстрая идентификация.
Функционирование: Общая двигательная программа.
Коммуникация: Наиболее короткие, наиболее общеупотребительные и контекстуально нейтральные слова, которыми дети овладевают в первую очередь, первичные с точки зрения вхождения в словарный состав языка.
Организация знаний: Большинство признаков членов категорий хранится на этом уровне.
Тот факт, что знания систематизируются главным образом на базовом уровне, было установлено экспериментальным путем. Когда участников эксперимента просили перечислить признаки категорий, они называли очень мало признаков членов категорий вышестоящего уровня (мебель, средства передвижения, млекопитающее); наибольшая часть того, что они перечисляли, относилась к знаниям базового уровня (стул, автомобиль, собака); на нижестоящем уровне (стул-качалка, спортивный автомобиль, охотничья собака) увеличения знаний по сравнению с базовым уровнем фактически не наблюдалось.
Почему большая часть информации структурируется и хранится на одном концептуальном уровне и почему именно на этом уровне?


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
73
На мой взгляд, наиболее убедительное на сегодняшний день объяснение этого предложено в работе Тверски и Хеменуэя (Tversky, Hemenway, in press). Берлин (Berlin, Breedlove, Raven 1974) и Ханн (Hunn 1977) выдвинули предположение, что гештальтное восприятие — восприятие целостной конфигурации часть—целое — является решающим фактором в определении базового уровня. Экспериментальные данные, обобщенные Тверски и Хеменуэем, подтверждают эту гипотезу. Основной вывод авторов заключается в том, что базовый уровень отличается от всех других уровней типом признаков, ассоциирующихся с категорией на этом уровне. Это прежде всего касается признаков, связанных с частями целого. Наши знания на базовом уровне организуются главным образом по линии разделения целое—часть. Причина этого в том, что способ, которым объект разделяется на части, определяет многие другие вещи. Во- первых, части обычно соотносятся с функциями, поэтому наше знание о функциях обычно связано с знанием о частях. Во-вторых, части определяют общий вид и, следовательно, особенности его восприятия и его мысленного образа. В-третьих, мы обычно взаимодействуем с вещами через их части, поэтому деление часть—целое играет главную роль в выборе той или иной двигательной программы, которую мы используем при взаимодействии с объектом. Так, рукоятка не просто длинная и тонкая, но ее можно держать в человеческой руке. Как пишут об этом Тверски и Хеменуэй, «мы сидим на сиденье стула и опираемся на его спинку, мы удаляем кожуру банана и едим его мякоть».
Тверски и Хеменуэй также предположили, что мы проецируем структуру часть—целое на события, поэтому наши представления о категориях событий структурируются в весьма значительной степени по образу и подобию наших представлений о категориях физических объектов. Аналогичные идеи содержатся в Lakoff, Jonson 1980, где было выдвинуто предположение, что категории событий и другие абстрактные категории структурируются метафорически на базе структур, заимствованных из мира воспринимаемых материальных объектов.
Усвоение понятий
Один из наиболее поразительных результатов, относящихся к категоризации базового уровня, связан с усвоением понятий детьми. Если бы классическая теория категоризации была правильна, тогда в категоризации не было бы ничего более того, что можно найти в логике классов: иерархической категоризации, базирующейся на


74
Часть I. Категории и когнитивные модели
общих свойствах членов категорий. До появления работы Рош и Мервис (Rosch et al. 1976) исследователи в области развития детей не имели представления о категоризации базового уровня. Поэтому они, например, пришли к выводу, что трехлетние дети не способны к категоризации, которая понималась как таксономическая категоризация, определяемая в терминах логики классов. Этот вывод основывался на результатах выполнения детьми «заданий по сортировке», где им предлагалось «положить вместе вещи, которые подходят друг к другу». Рош и ее соавторы отмечают, что такие исследования связаны преимущественно с категоризацией на вышестоящем уровне.
Стимулы, использующиеся в задачах по сортировке, относятся преимущественно к двум типам. Если это абстрактные стимулы (например, геометрические фигуры, отличающиеся по форме, цвету и размеру), то они обычно представлены лишенным структуры набором (например, каждый признак появляется во всех сочетаниях со всеми остальными); если это стимулы репрезентирующего типа (например, игрушечные подобия или картинки реальных объектов), то наборы таковы, что стимулы могут быть сгруппированы таксономически только на вышестоящем уровне. Таким образом, репрезентирующие стимулы, используемые в задачах по сортировке, таковы, что ребенок, выполняя задание по сортировке объектов в подобные таксономические категории, должен положить вместе такие предметы, как носки и рубашка, с одной стороны, собака и корова, с другой. Детям не предлагалось сгруппировать вместе предметы, относящиеся к одной и той же категории базового уровня (например, несколько туфель или несколько собак). Мы подозреваем, что причиной этого является то, что базовые объекты настолько очевидно являются «теми же самыми объектами» для взрослых, что если объекты не относятся к различным категориям базового уровня, объединение их в одну группу не представляется взрослым экспериментаторам вопросом категоризации (Rosch et al. 1976, р. 414—415).
Далее Рош и Мервис сравнили задачи по сортировке для базового и вышестоящих уровней. В случае сортировки базового уровня требовалось положить вместе картинки двух различных видов коров (противопоставленных, скажем самолету) или двух различных видов автомобилей (противопоставленных, например, собаке). При сортировке на вышестоящем уровне требовалось, например, положить вместе картинки коровы и собаки (противопоставленные самолету)


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
75
или мотоцикла и самолета (противопоставленные корове). Начиная с трех лет, дети прекрасно выполняли задачи по сортировке базового уровня. Но, как хорошо известно, трехлетние дети испытывали трудности при сортировке на вышестоящем уровне. Задания выполнялись правильно только в 55 случаях из 100, в то время как четырехлетние справлялись с заданием в 96 случаях из 100.
Неверно, что трехлетние дети не способны к категоризации. Они в совершенстве владеют категоризацией базового уровня. Отсутствует в этом возрасте способность категоризации на вышестоящем уровне, которая формируется позже. Умение осуществлять категоризацию на базовом уровне формируется в первую очередь, общая логика классов постигается позже. Овладение категоризацией, таким образом, есть нечто отличное от обучения использованию логики классов. Следовательно, категоризация как таковая не сводится только к использованию классических таксономий.
Важно иметь это в виду во время чтения последующих частей книги. Причина в следующем. Иногда утверждается, что категоризация базового уровня — это просто классическая таксономическая классификация с добавленными к ней дополнительными ограничениями на когнитивную обработку данных (например, перцептуальные и двигательные ограничения). Результаты Рош—Мервис показывают, что это не так. Категории базового уровня формируются раньше классических таксономических категорий. Следовательно, они не могут состоять из классических таксономических категорий и чего-то еще, имеющего сенсорно-двигательную природу. Категории базового уровня характеризуются целостностью своего собственного рода. Они являются нашими наиболее ранними и наиболее естественными формами категоризации. Классические таксономические категории являются, используя выражение Роджера Брауна, более поздними «достижениями воображения».
Как отмечают Рош и ее соавторы, различения базового уровня представляют собой «наиболее полезные различения, сделанные в мире», поскольку они основываются на целостном внешнем виде и двигательном взаимодействии и находятся на наиболее общем уровне, на котором может быть сформирован мысленный образ. Дети овладевают категоризацией базового уровня к трем годам. Что же можно сказать о детях более младшего возраста? Известно, например, что дети в возрасте двух лет имеют категории, отличающиеся от категорий взрослых. Двухлетние дети называют львов, тигров, равно как и кошек, «кисками». Круглые свечи и копилки обычно называются «мячик». И некоторые предметы, которые мы называем


76
Часть I. Категории и когнитивные модели
«стул», могут не быть стульями для двухлетних, например, «бобовые пуфы». Категории двухлетних детей могут быть шире, чем категории взрослых, или уже, они могут пересекаться. Значит ли это, что дети в возрасте двух лет не владеют способностью образовывать категории?
Отнюдь нет. Мервис (Mervis 1984) показала, что хотя категории двухлетних детей могут отличаться от категорий взрослых, эти категории основываются на тех же принципах, которые определяют категории базового уровня взрослых людей. Говоря коротко, двухлетние владеют категоризацией базового уровня, однако они создают иные категории, чем взрослые, — по весьма основательным причинам.
Различие определяется тремя факторами:
1. Ребенок может не быть знаком с некоторыми культурно значимыми признаками. Так, не зная, что копилка используется для хранения денег, он может обратить внимание на ее круглую форму и классифицировать ее как мячик.
2. Выделенность отдельных признаков может быть различна для ребенка и взрослого. Так, ребенок может знать, что в копилке хранятся деньги, но его внимание больше привлекает круглая форма, чем прорезь и отверстие для ключа, поэтому он называет ее мячик.
3. Ребенок может использовать ложные признаки в процессе принятия решений. Так, если он полагает, что леопард говорит «мяу», он может отнести леопарда к категории «кисок».
Существенно здесь то, что уровень категоризации не является независимым от того, кто производит категоризацию и на какой базе.
Хотя в основе базового уровня могут лежать одни и те же принципы, обстоятельства, в которых применяются эти принципы, определяют, какая в итоге получается система категорий.
Пучки взаимодействующих признаков
Структура базового уровня определяется системой корреляций: целостно воспринимаемая структура часть—целое какого-либо объекта коррелирует с нашим физическим взаимодействием с этим объектом и с функциями его частей (и нашим знанием об этих функциях). Важно понимать, что все это не является чисто объективным и находящимся «в мире»; все это относится к миру, с которым мы взаимодействуем: который мы воспринимаем, представляем в образах, на который мы воздействуем нашими телами и о котором мы приобретаем знания. Это опять-таки вопрос, который часто понимается неправильно. О природе этого неправильного понимания много писала Рош. «Следует подчеркнуть, что мы говорим о восприни¬


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
77
маемом мире, а не о метафизическом мире без познающего субъекта» (Rosch 1978, р. 29). И далее:
Когда исследование базовых объектов и их прототипов только начиналось (Rosch et al. 1976), я рассматривала такие признаки как объективно существующие в реальном мире. Так, учитывалось, что живой организм обладает сенсорными устройствами, способными воспринимать такие признаки, как наличие крыльев и перьев, однако то, что крылья и перья встречаются вместе, рассматривалось как факт реального мира. Субъект мог не иметь сведений об этих признаках (или не интересоваться ими, или не обращать на них внимания) либо мог знать об этих признаках, но не иметь сведений об их корреляции. И наоборот, субъект мог знать об этих признаках и их корреляционной структуре, но преувеличивать ее, превращая частичные корреляции в полные (как в случае, когда признаки, принадлежащие только части членов категории, рассматриваются как принадлежащие всем ее членам). При этом роль объективной действительности сводилась к наложению ограничений на категоризацию: человеческое мышление не могло установить корреляционные структуры, если их не было вообще. Для целей экспериментов с базовыми объектами воспринимаемые признаки были операционально определены как признаки, называемые участниками экспериментов. Форма была определена как то, что может быть измерено нашими компьютерными программами. Как нам представлялось, мы тем самым очень хорошо укоренили нашу систему в реальном мире.
Однако, оценивая полученные результаты, мы увидели, что среди признаков, называемых участниками экспериментов, есть три типа, представляющих проблему для такого реалистического взгляда:
(1) некоторые атрибуты, такие, как «сиденье» для объекта «стул», имели имена, которые не могли быть значимыми для тех, кто не знает, что такое стул; (2) некоторые признаки, такие, как «большое» для «пианино», имели значение только относительно категории объекта на вышестоящем уровне категоризации — пианино большое как предмет мебели, но маленькое для объектов такого типа, как здания;
(3) некоторые признаки, такие, как «на нем едят» для объекта «стол», были функциональными признаками, и нужно было иметь знания о людях, их действиях и реальном мире, для того чтобы понимать их. Иными словами, оказалось, что выделение признаков объектов является весьма сложной деятельностью, способность осуществлять которую могла появиться у наших испытуемых только после образования системы категорий (Rosch 1978, р. 41—42).


78
Часть I. Категории и когнитивные модели
Таким образом, «признак» не является чем-то существующим в мире объективно, независимо от какого-либо существа, а представляет собой то, что мы будем обозначать далее как интеракциональ- ный признак — результат нашего взаимодействия со средой как часть нашего физического и культурного окружения, с учетом устройства наших тел и нашего когнитивного аппарата. Такие интерак- циональные признаки образуют пучки (кластеры, clusters) в структуре нашего опыта, и структура прототипов, так же как структура базового уровня, может отражать такие объединения.
Согласно наблюдениям Берлина, интеракциональные признаки и категории, которые они определяют, воспринимаются как объективные в случае признаков категорий базового уровня — таких, как стул, слон и вода. Причина в том, что при данном устройстве наших организмов мы безошибочно и полно воспринимаем некоторые аспекты нашего внешнего окружения на базовом уровне, но далеко не так обстоит дело на других уровнях. До тех пор, пока мы говорим о признаках объектов базового уровня, интеракциональные признаки представляются объективными.
Возможно, наилучший способ обрисовать специфику категорий базового уровня — это сказать, что они «соразмерны с человеком». Они зависят не непосредственно от объектов, независимых от людей, но от специфики взаимодействия людей с объектами: от того, как люди воспринимают их, представляют их, систематизируют информацию о них и действуют по отношению к ним. Релевантные признаки, объединяемые вместе в определениях этих категорий, не являются неотъемлемо присущими объектам, но представляют собой интеракциональные признаки, связанные с тем способом, которым люди взаимодействуют с объектами.
Таким образом, категории базового уровня имеют иные свойства, чем вышестоящие категории. Так, вышестоящие категории не характеризуются образами или моторными действиями. Например, мы имеем ментальные образы стульев — абстрактные образы, которые не соответствуют какому-либо отдельному стулу — и мы имеем обобщенный набор движений для взаимодействия со стульями. Но когда мы переходим от категории базового уровня СТУЛ к вышестоящей категории МЕБЕЛЬ, ситуация меняется. У нас нет абстрактных ментальных образов предметов мебели, которые бы не были образами объектов базового уровня, таких, как стул, стол, кровать и т. д. Попытайтесь представить предмет мебели, который бы выглядел не как стул, стол, кровать и т. д., но как нечто более абстрактное. Очевидно, что это невозможно. У нас, далее, нет моторных действий


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
79
для взаимодействия с мебелью вообще, которые бы не были моторными действиями для взаимодействия с определенными объектами базового уровня — стульями, столами, кроватями и т. д. Однако вышестоящие категории имеют другие антропоцентричные свойства — такие, как цели и функции.
Кроме того, дополнения категорий базового уровня не относятся к базовому уровню. Они не имеют таких свойств, которые имеют категории базового уровня. Возьмем, например, нестулья, то есть те вещи, которые не являются стульями. Как они выглядят? Есть ли у вас мысленный образ обобщенного или абстрактного нестула? Очевидно нет. Каким образом вы взаимодействуете с нестулом? Имеются ли некоторые обобщенные действия, которые выполняются с нестулом? Очевидно нет. Для чего используется нестул? Имеют ли нестулья общие функции? Очевидно нет.
В классической теории дополнением множества, определенного посредством необходимых и достаточных условий, является другое множество, определенное необходимыми и достаточными условиями. Но дополнение категории базового уровня не является само категорией базового уровня.
Значимость сигнала
Рош неоднократно подчеркивала, что категории существуют в системе, и такая система включает противопоставленные категории. Категоризация в значительной степени зависит от природы системы, в которую включена категория. Например, внутри вышестоящей категории «вещей, чтобы на них сидеть» стул противопоставлен табурету, дивану, скамейке и т. д. Стул, несомненно, покрывал бы иной диапазон, если бы одна из противопоставленных категорий, например табурет или диван, отсутствовала.
Рош использовала противопоставленные категории в своей попытке создать теорию категоризации базового уровня. Категории на базовом уровне, утверждала Рош, характеризуются максимальной дистинктивностью — воспринимаемое подобие между членами категории в них максимизируется, в то же время воспринимаемое подобие между противопоставленными категориями минимизируется. Рош и ее соавторы (Rosch et al. 1976) попытались отразить эту интуицию посредством количественного измерения того, что они назвали значимость сигнала (cue validity). Значимость сигнала — это условная вероятность того, что объект относится к данной категории, при условии наличия у него некоторого свойства (или «сигнала»). Наилучшими сигналами являются те, которые со сто¬


80
Часть 1. Категории и когнитивные модели
процентной вероятностью указывают категорию на данном уровне. Например, если вы видите живое существо с жабрами, вы можете быть уверены, что это рыба. Жабры тем самым имеют значимость сигнала 1.0 для категории рыба и значимость сигнала 0 для других категорий. Рош и ее соавторы предложили расширить определение значимости сигнала, с тем чтобы с его помощью можно было охарактеризовать категории базового уровня. Они определили категориальную значимость сигнала как сумму всех индивидуальных значимостей сигнала для признаков, ассоциируемых с категорией. Наивысшие значимости сигналов в таксономической иерархии, рассуждали они, должны иметь место на базовом уровне. Например, категории нижестоящего уровня, такие, как кухонный стул, будут иметь низкую категориальную значимость сигнала, потому что большинство признаков кухонных стульев будет совпадать с признаками других видов стульев и только малая часть признаков будет отличать кухонные стулья от других стульев. Признаки, общие с предметами других категорий, имеют низкую значимость сигнала; так, наличие у данного стула спинки не является достаточным основанием для того, чтобы заключить, что это, вероятнее всего, кухонный стул, а не какой-нибудь другой вид стула. Поскольку большинство значимостей сигнала для отдельных признаков будет низким, то и сумма будет низкой. Рассуждая аналогичным образом, они пришли к выводу, что категориальная значимость сигнала должна быть ниже также и для вышестоящих категорий, таких, как мебель, поскольку они имеют малое количество общих признаков или не имеют их вообще. Поскольку члены категории базового уровня имеют много общих признаков друг с другом и мало — с членами других категорий, их категориальная значимость сигнала будет наивысшей.
Эти идеи были выдвинуты на раннем этапе исследований Рош, когда она еще полагала, что признаки, релевантные для характеристики базовых категорий, объективно существуют «в мире». Мерфи (Murphy 1982), однако, показал, что если категориальная значимость сигнала определяется для объективно существующих признаков, то тогда с ее помощью нельзя будет выделить категории базового уровня. Мерфи показал, что индивидуальные значимости сигналов для вышестоящей категории будут всегда больше или равны индивидуальным значимостям сигналов для базовой категории; то же должно быть верно и для их сумм. Например:
(а) Если люди знают, что некоторые грузовики [базовый уровень] имеют воздушные тормоза, то тем самым они знают, что наличие


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
81
воздушных тормозов является возможным сигналом того, что перед нами транспортное средство [вышестоящий уровень].
(б) Люди знают, что некоторые представители животного мира [вышестоящий уровень] обладают клювами, и знают, что рыбы [базовый уровень] не имеют клювов (тем самым представитель животного мира наделяется сигналом значимости, которого не имеет категория базового уровня) (Murphy 1982, р. 176).
Мерфи указывает, что этого возражения можно избежать, если допустить, что большинство признаков не связаны непосредственно с вышестоящей категорией в памяти. Возможно, это так и есть, учитывая, например, данную Тверски и Хеменуэем характеристику базового уровня как уровня, на котором систематизировано большинство наших знаний. Но это требует психологического определения признака (эквивалентного нашему определению интеракционалъных признаков) и отказа от понимания признаков как объективно существующих во внешнем мире. Однако такое понимание является предпосылкой данной ранее характеристики категорий базового уровня — как уровня, на котором находится в систематизированном виде большая часть наших знаний. Категориальная значимость сигнала, определенная для таких психологических (или интеракцио- нальных) признаков, может коррелировать с категоризацией базового уровня, но она не может выделить категории базового уровня; они должны уже быть выделены для того, чтобы можно было применить определение категориальной значимости сигнала таким образом, чтобы такая корреляция имела место. Таким образом, можно заключить, что категории базового уровня, действительно, дифференцированы в наибольшей степени в умах людей; но они являются наиболее дифференцированными благодаря другим их свойствам, прежде всего благодаря тому, что большая часть наших знаний систематизируется и складируется на этом уровне.
Кластеры и каузация
Из проблем, возникающих в связи с исследованиями, обсуждавшимися выше, можно выделить две: объединение признаков в пучки (кластеры) и не-объективный, или интеракциональный, характер признаков, релевантных для человеческой категоризации. Одной из наиболее интересных с философской точки зрения человеческих категорий является категория причины. Каузация представлена в грамматике большинства языков — и, как правило, не один вид каузации, а множество видов. Я высказал ранее предположение (Lakoff
6-3361


82
Часть I. Категории и когнитивные модели
1977), что категория видов каузации демонстрирует прототипические эффекты в том виде, как они представлены в естественных языках. Эти эффекты характеризуются относительным единообразием во всех языках.
Мы можем объяснить эти эффекты исходя из предположения, что прототипическая каузация понимается в терминах связанного пучка (кластера) интеракциональных признаков. Как представляется, эта гипотеза наилучшим образом объясняет отношения между языком и концептуальной структурой, так же как и отношения между различными видами каузации. Прототипическая каузация характеризуется пучком признаков, а непрототипические разновидности каузации наилучшим образом могут быть определены в терминах отклонения от этого пучка.
Прототипическая каузация очевидно представляет собой непосредственное воздействие, которое может быть в типичном случае охарактеризовано посредством следующего пучка интеракциональных признаков:
1. Имеется агент, который делает нечто.
2. Имеется объект, который претерпевает изменение, переходя в новое состояние.
3. Признаки 1 и 2 образуют единое событие; они накладываются друг на друга во времени и пространстве; агент вступает в контакт с объектом.
4. Часть того, что делает агент (движение или усилие воли), предшествует изменению объекта.
5. Агент является источником энергии; объект является получателем энергии.
6. Агент и объект являются единичными и определенными.
7. Агент является человеком.
8. а. Агент намеревается совершить свое действие.
б. Агент контролирует свое действие.
в. Агент несет главную ответственность за действие и изменение.
9. Агент использует свои руки, тело или какой-то инструмент.
10. Агент смотрит на объект, изменение в объекте является воспринимаемым, и агент воспринимает изменение.
Наиболее репрезентативные примеры релевантной для человека каузации имеют все эти десять признаков. Именно такие случаи представлены в наиболее типичных для лингвистической литературы примерах: Макс разбил окно; Брут убил Цезаря; и т. д. Каузация


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
83
типа «биллиардных шаров», более всего обсуждаемая в естественных науках, имеет признаки с 1-го по 6-й. Косвенная каузация не является прототипической, т. к. она не удовлетворяет условию 3 и, возможно, другим условиям. Согласно данному подходу, косвенные причины являются менее репрезентативными примерами каузации, чем прямые причины. Множественные причины менее репрезентативны, чем единичные причины. Непреднамеренная каузация менее репрезентативна, чем происходящая по воле агента. Во многих языках мира действует следующая закономерность: чем более непосредственной является каузация, тем ближе расположены морфемы, выражающие причину и результат. Это объясняет различие между kill (убить) и cause to die (каузировать умереть, быть причиной смерти). Kill (убить) выражает прямую каузацию, причина и результат выражаются в одной морфеме — наиболее тесное из возможных соединений. Когда мы говорим о «причине смерти»? Главным образом в тех случаях, когда нет прямой каузации, когда имеет место каузация на расстоянии или случайная каузация. Хинтон (Hinton 1982) приводит аналогичный пример из языка микстек, относящегося к группе отомангеанских языков в Мексике. Микстек имеет три каузативные морфемы: слово sa?a, префиксы sa- и s-. Наиболее длинная из них соответствует наиболее косвенной каузации, а самая короткая — наиболее прямой. Объяснение фактов, связанных с языковым выражением видов каузации, предложено Ла- коффом и Джонсоном (Lakoff, Jonson 1980, chap. 20).
Особенно любопытным во всей этой ситуации является то, что наилучший пример понятийной категории каузации в типичном случае выражается грамматической конструкцией или морфемой, а слово причина оставлено для нецентральных членов понятийной категории. Для этого есть веская причина. Понятие каузации — прототипической каузации — является одним из наиболее фундаментальных человеческих понятий. Это понятие, которое люди во всем мире используют в мышлении. Оно используется спонтанно, автоматически, без усилий и часто. Подобные понятия обычно кодируются непосредственно в грамматике языков — в грамматических конструкциях либо в грамматических морфемах. Поэтому прототипическое понятие каузации встроено в грамматику языка, а слово причина оставлено для обозначения нецентральной каузации.


84
Часть I. Категории и когнитивные модели
Резюме
Основные положения теории прототипов, которые подводят нас к основанному на когнитивных моделях подходу к категоризации, могут быть резюмированы следующим образом:
— Некоторые категории, такие, как высокий человек или красный, градуированы; это значит, что они имеют внутренние степени членства, размытые границы и центральные члены, чья степень членства (на шкале от нуля до единицы) равна единице.
— Другие категории, такие, как птица, имеют ясные границы; однако внутри этих границ имеются градуированные прототипические эффекты — одни члены категории являются лучшими примерами категории, чем другие.
— Категории не организованы исключительно в терминах простой таксономической иерархии. Категории «в середине» иерархии являются наиболее базовыми относительно разнообразных психологических критериев: гештальтного восприятия, способности формировать ментальный образ, двигательного взаимодействия, легкости изучения, запоминания и использования. Большая часть нашего знания структурирована на этом уровне.
— Базовый уровень опирается на воспринимаемую структуру часть—целое и соответствующее знание того, как эти части функционируют относительно целого.
— Категории образуют систему с противопоставленными элементами.
— Человеческие категории не находятся объективно «в мире», внешнем по отношению к человеку. По крайней мере, некоторые категории являются воплощенными. Категории цвета, например, детерминируются совместно внешним физическим миром, человеческой биологией, человеческим умом и культурными факторами. Структура базового уровня зависит от человеческого восприятия, способности воображения, двигательных способностей и т. д.
— Признаки, релевантные для описания категорий, являются интеракциональными признаками, признаками, которые можно охарактеризовать только в терминах взаимодействия человеческих существ как части своего окружения с этим окружением. Прототипические члены категорий иногда описываются в терминах пучков таких интеракциональных признаков. Та¬


Глава 2. От Витгенштейна к Рош
85
кие пучки (кластеры) ведут себя как гештальты: кластер как целое является с психологической точки зрения более простым, чем его части.
— Прототипические эффекты, а именно асимметрия между членами категории, такая, как различия в оценке того, насколько хорошо они представляют категорию, являются поверхностными феноменами, которые могут иметь много источников.
Основанный на когнитивных моделях подход к категоризации представляет собой попытку осмыслить все эти наблюдения. Он мотивируется
— необходимостью установить, какого рода прототипические эффекты существуют и каковы их источники;
— необходимостью объяснения механизмов категоризации не только в области физических объектов, но также в абстрактных концептуальных областях — эмоций, пространственных отношений, социальных отношений, в языке и т. д.;
— необходимостью эмпирического изучения природы когнитивных моделей;
— необходимостью подведения соответствующего теоретического и философского фундамента под теорию прототипов.
Обо всем этом будет говориться ниже. Однако, прежде чем мы перейдем к рассмотрению этих вопросов, важно подчеркнуть, что прототипические эффекты существуют не только в неязыковых концептуальных структурах, но и в структурах языка. Ведь языковые структуры используют общий когнитивный аппарат, такой, как категориальные структуры. Языковые категории являются видами когнитивных категорий.


Глава 3
Прототипические эффекты в языке
Одно из принципиальных утверждений в данной книге заключается в том, что язык использует общий когнитивный аппарат. Если это утверждение верно, то из него вытекают два следствия:
— Языковые категории должны быть того же типа, что и другие категории в нашей понятийной системе. В частности, они должны демонстрировать прототипические эффекты и эффекты базового уровня.
— Данные относительно природы языковых категорий послужат вкладом в общее понимание когнитивных категорий в целом. Поскольку язык имеет чрезвычайно развитую категориальную структуру и поскольку языковые явления столь разнообразны и многочисленны, изучение категоризации в языке будет одним из основных источников данных о природе структуры категорий вообще.
Таким образом, мы должны сформулировать общий вопрос: какие существуют свидетельства того, что язык демонстрирует прототипические эффекты и эффекты базового уровня?
Вопрос чрезвычайно глубокий и сложный, поскольку отнюдь не очевидно, что язык использует общий когнитивный аппарат. Фактически большая часть широко распространенных подходов к языку как в лингвистике, так и в философии основывается на противоположной предпосылке: язык является отдельной «модульной» системой, независимой от всего остального познания. Независимость грамматики от всего остального массива знания является, возможно, наиболее фундаментальной предпосылкой, на которой основывается теория языка Ноэма Хомского. Как мы увидим в главе 14, сама идея, что язык есть «формальная система» (в специальном математическом смысле, используемом Хомским и другими лингвистами- теоретиками), предполагает в качестве исходной посылки, что язык


Глава 3. Прототипические эффекты в языке
87
независим от остального познания. Подобный формально-системный подход также имплицитно содержит в себе предпосылку, что категории являются классическими (и следовательно, могут быть охарактеризованы посредством различительных признаков). Подобные взгляды обычны также для философии языка, особенно они характерны для работ Ричарда Монтегю, Дональда Дэвидсона, Дэвида Льюиса, Сола Крипке и многих других.
Таким образом, вопрос, чему подобны языковые категории, важен в двух отношениях.
Во-первых, он важен для нашего понимания, что такое язык. Использует ли язык общекогнитивные механизмы? Или он представляет собой нечто отдельное и независимое, использующее только свои собственные механизмы? Ответ на этот вопрос определит направление будущих исследований языка. От него зависит, какие проблемы будут изучаться и какие теории предлагаться. Во-вторых, ответ повлияет на исследования в области теории познания, так как он определит, можно ли учитывать данные языка при изучении разума в целом.
Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо рассмотреть более подробно работы, в которых продемонстрировано наличие прототипических эффектов в языке.
Эти работы делятся на две группы. Первая группа основывается на исследованиях Рош в области теории прототипов I и II этапов. В них рассматриваются прототипические эффекты в языке. Вторая группа работ посвящена исследованию когнитивно-модельной интерпретации прототипических эффектов, которые будут обсуждаться ниже. Настоящая глава представляет собой обзор результатов первой группы исследований, демонстрирующих существование прототипических эффектов в языке, и не более того. Главы с 4-й по 8-ю и раздел «Исследование конкретного материала» в заключительной части книги посвящены рассмотрению результатов исследований второй группы, в которых большее внимание уделено природе этих эффектов.
Прототипические эффекты в языковых категориях
Исследование прототипических эффектов имеет давнюю традицию в лингвистике. В наибольшей степени изучались асимметрии внутри категорий и отклонения от наилучших примеров.


88
Часть I. Категории и когнитивные модели
Маркированность
Исследование определенных типов асимметрии внутри категорий известно в лингвистике как изучение маркированности. Термин маркированность появился вследствие того, что некоторые грамматические формы в категориях как бы имеют «метку», маркированы, а другие лишены этой метки, немаркированы. Возьмем категорию числа в английском. Множественное число имеет «метку», морфему -л, как в boys ‘мальчики’, в то время как единственное не имеет никакой явной «метки», как в boy ‘мальчик’. Единственное число является, таким образом, немаркированным членом морфологической категории число в английском языке. Таким образом, единственное и множественное число — два члена категории числа — демонстрируют асимметрию; они не трактуются одинаково в английском языке, поскольку единственное число не имеет явной метки. Интуиция поддерживает этот анализ в том отношении, что мы ощущаем единственное число как некоторым образом когнитивно более простое, чем множественное, и эта его когнитивная простота отражена в его более короткой форме. Идея здесь заключается в том, что когнитивная простота отражается в простоте формы. Нулевое маркирование для морфемы есть один из видов такой простоты.
В фонологии маркированность часто понимается в терминах понятия относительной легкости артикуляции. Например, согласные р, t и к являются глухими, лишенными голоса, их произнесение не включает вибрацию голосовых связок, тогда как минимально противопоставленные им звонкие согласные b, d и g произносятся с вибрацией голосовых связок. Таким образом, можно рассматривать наличие голоса как «метку», добавляемую к глухим согласным, чтобы получить звонкие согласные, за исключением положения между гласными, когда голосовые связки вибрируют для того, чтобы произвести гласные. В этом случае, наоборот, звонкие согласные являются немаркированными, а глухие согласные — маркированными. Таким образом, здесь наблюдается асимметрия в терминах относительной легкости произнесения. Глухие и звонкие согласные также демонстрируют асимметрию, касающуюся их вхождения в звуковые системы различных языков. Например, многие языки не имеют противопоставления звонких и глухих согласных. Если бы звонкость и глухость были симметричны, то можно было бы ожидать равного количества языков, имеющих только глухие или только звонкие согласные. Однако в таких ситуациях нормой является то, что язык имеет глухие согласные. Аналогично, внутри языка могут быть окружения, где не могут выступать как звонкие, так и глухие соглас¬


Глава 3. Прототипические эффекты в языке
89
ные. Например, в английском языке после начального s- противопоставление звонких и глухих согласных отсутствует. В этой позиции могут выступать только глухие согласные. В английском языке есть слова типа spot, но нет противопоставленных слов типа shot. В немецком языке нет противопоставления глухих и звонких согласных в конце слова. Здесь могут появляться только глухие согласные. Поэтому, например, Ш произносится как [t]. Вообще в позициях нейтрализации противопоставления (т. е. в тех положениях, где может выступать только один из членов пары) тот член, который выступает в этих позициях, является «немаркированным» в данном окружении.
Нейтрализация противопоставлений может происходить и в семантике. Рассмотрим примеры типа tall — short ‘высокий — низкий’, happy — sad ‘довольный/счастливый — печальный’ и т. д. Эти пары не полностью симметричны. Например, тот, кто спрашивает How tall is Harry? ‘Какой рост у Гарри?’, букв. ‘Насколько высок Гарри?’, не предполагает, что Гарри высок ростом, но тот, кто спрашивает How short is Harry? ‘Насколько низок Гарри?’, предполагает, что у Гарри низкий рост. Только один из членов пары tall — short может выступать в нейтральном значении, а именно tall. Поскольку tall появляется в случаях нейтрализации противопоставления, оно рассматривается как «немаркированный» член оппозиции tall — short. Соответственно, «высокость» понимается как когнитивно более базовое понятие, чем «низкость», и именно слово, обозначающее когнитивно базовое измерение, выступает в нейтральных контекстах.
В целом маркированность является понятием, используемым лингвистами для того, чтобы описать некоторый вид прототипического эффекта — асимметрию в категории, когда один из членов субкатегории рассматривается как в некотором отношении более базовый, чем другой (или другие). Соответственно, немаркированный член характеризуется отрицательно: это тот член категории, который выступает в тех случаях, когда возможен только один из ее членов.
Другие прототипические эффекты
Прототипические эффекты проявляются во всех областях языка — фонологии, морфологии, синтаксисе и семантике. Во всех случаях они несовместимы с классической теорией категорий и вступают в противоречие с современными ортодоксальными взглядами, основывающимися на положениях классической теории. Ниже рассматриваются примеры исследований, демонстрирующих прототипические эффекты.


90
Часть I. Категории и когнитивные модели
Фонология
Не существует более фундаментального разграничения в лингвистике, чем разграничение между фоном и фонемой. Фон является единицей звуков речи, тогда как фонема является когнитивным элементом, существующим «на более высоком уровне» и обычно представляемым фоном. Например, в английском языке есть фонема /к/ (которая иногда передается в английской орфографии буквой с), входящая в фонемный состав слов cool, keel, key, school и flak. Если проанализировать произношение детально, обнаружится, что /к/ в этих словах произносится по-разному: аспирированный велярный [kh] в cool, аспирированный палатальный [k,h] в keel, неаспирирован- ный велярный [к] в school и неаспирированный палатальный [к'] в ski. Несмотря на эти различия в произношении, говорящие по- английски воспринимают эти звуки как представителей одной и той же фонемы /к/. Однако есть языки, в которых [kh] и [к] представляют разные фонемы, и другие языки, в которых разные фонемы представляют [к'] и [к].
Джери Джагер (Jaeger 1980) повторила эксперименты Рош в области фонологии. На основании экспериментальных данных она предположила, что фонемы представляют собой основанные на прототипах категории фонов. Так, фонема /к/ в английском языке является категорией, состоящей из фонов [k], [kh], [к'] и [k,h] с прототипическим членом [к]. Фонемные категории понимаются в терминах их прототипических членов. Непрототипические фоны связаны с прототипом фонологическими правилами. Результаты Джагер, если они правильны, показывают, что фонологическая категоризация, как любая другая категоризация, обнаруживает прототипические эффекты. Ее результаты противоречат большинству современных фонологических теорий, принимающих классическую теорию категорий как данное. Они ведут в направлении унификации фонологии и других аспектов познания.
Другие результаты экспериментов Джагер показывают следующее.
— В английском языке [к] после начинающего слово [s] является частью фонемы /к/, но не фонемы /g/ или некоторой велярной архифонемы.
— В английском языке аффрикаты [ts] и [dz] являются с когнитивной точки зрения едиными фонемами.
— Говорящие по-английски рассматривают следующие пары гласных как составляющие психологически унифицирован-  ** В оригинале именно так! — Прим, перев.


Глава 3. Прототипические эффекты в языке
91
ный ряд: [еу-ае], [i-e], fow-a], [u-л]. Источником знаний, говорящих об этом ряде чередований, является орфографическая система английского языка.
— Фонетические признаки, вообще говоря, имеют психологическую реальность, но не все конкретные признаки, предложенные в различных теориях, являются психологически реальными. [Фрикативный], [сонорный] и [звонкий] подтверждены экспериментом как реальные, но [передний] вызывает вопросы.
— Фонетические признаки не бинарны, но представляют собой некоторый параметр, по которому звуковые сегменты могут иметь различные значения.
— Психологически реальная теория должна допускать возможность приписывания сегменту более чем одного правильного признака.
Приложение экспериментальных методов Рош в фонологии явилось новаторским шагом, который требует всестороннего пересмотра фонологической теории.
Морфология
Байби и Модер (Bybee, Moder 1983) показали, что сильные английские глаголы типа string/strung образуют морфологическую категорию, которая обнаруживает прототипические эффекты. Они утверждают, что глаголы, прошедшее время которых образуется посредством л (передается в английской орфографии буквой и), образуют категорию, основанную на прототипе. Эти глаголы включают: spin, win, cling, fling, sling, sting, string, swing, wring, hang, stick, strike, slink, sneak, dig и некоторые другие, которые в последнее время стали образовывать аналогичную форму прошедшего времени в ряде диалектов, например, bring, shake. Результаты проведенных экспериментов показывают, что прототипический глагол этой категории имеет следующие признаки:
Он начинается с s, за которым следует один или два согласных
звука: sC(C)-.
Он оканчивается велярным носовым: /д/.
Он включает ненапряженный передний гласный: I.
Хотя глаголы этой категории не могут быть определены посредством общих признаков, они все имеют те или иные фамильные сходства с этим прототипом. String, sling, swing и sting соответствуют ему полностью. Глаголы следующей группы имеют, согласно анализу Байби и Модера, по «одному» отличию от прототипа: cling,


92
Часть I. Категории и когнитивные модели
fling и bring имеют две согласные в начале, но не s; spin и stick имеют соответствующие прототипу начальную последовательность согласных и гласный, но отличаются от конечного согласного прототипа одним фонологическим признаком каждый: конечный согласный в spin дентальный, а не велярный носовой, конечный согласный в stick велярный взрывной, а не велярный носовой. Win имеет два минимальных отличия: отсутствует начальное s и на конце дентальный носовой вместо велярного. Strike также имеет два отличия: неносовой конечный согласный и другой гласный.
Эта категория может быть категоризована посредством центрального члена и некоторой «добавки». Такой добавкой в этом случае является характеристика «минимальных» фонологических различий: отсутствие начального s, отсутствие назализации, различие в гласных, различие между велярными и дентальными согласными и т. д. Байби и Модер исследовали только эту группу и не утверждают, что эти «минимальные» различия всегда трактуются как минимальные в английском языке или во всех языках. В отсутствии теории, что считать минимальным различием для морфологической категоризации, Байби и Модер просто описали различия, релевантные для данного случая. Было бы любопытно узнать, возможна ли в этом случае общая теория.
Синтаксис
В ряде своих исследований, посвященных разнообразным вопросам английского синтаксиса, Джон Роберт Росс (Ross 1972, 1973а, Ъ, 1974, 1981) показал, что практически каждая синтаксическая категория в английском языке демонстрирует прототипические эффекты. Это касается таких категорий, как имя существительное, глагол, имя прилагательное, простое предложение (clause), предлог, именная группа, глагольная группа и т. д. Росс также показал, что синтаксические конструкции в английском языке, например пассивные конструкции, относительные местоименные придаточные предложения (relative WH-preposing), специальные вопросы (question WH- preposing), топикализация, сочинительные конструкции и т. д. также демонстрируют прототипические эффекты.
Рассмотрим один из примеров Росса — имя существительное. Росс исходит из того, что нормальные имена существительные в английском языке подвергаются воздействию большого ряда разнообразных грамматических процессов, тогда как существительные, являющиеся таковыми в меньшей степени, участвуют не во всех процессах, которые возможны для имен существительных в целом.


Глава 3. Прототипические эффекты в языке
93
Более того, даже такие имена, которые в большинстве конструкций являются превосходными примерами имен существительных, могут быть менее удачными примерами в некоторых особых конструкциях. Рассмотрим имена существительные toe ‘палец ноги’, breath ‘дыхание’, way ‘дорога, путь’ и time ‘время’ в следующих выражениях:
to stub one’s toe ‘ударить, ушибить палец на ноге’
to hold one’s breath ‘затаить дыхание; задержать дыхание’
to lose one’s way ‘сбиться с пути, букв, потерять дорогу’
to take one’s time ‘не торопиться, выжидать, мешкать, букв.
брать/взять время’
Структура всех этих выражений выглядит на поверхностном уровне одинаково. Но, как показывает Росс, в составе этих выражений toe более имя существительное, чем breath, которое в большей степени имя, чем way, которое, в свою очередь, более имя, чем time. Росс (Ross 1981) предлагает три теста на возможность вхождения имен в опредленное синтаксическое окружение, которые демонстрируют эту разницу. Звездочка указывает на неправильность, «неот- меченность» конструкции.
I. Преобразование с использованием пассивного причастия A stubbed toe can be very painful.
‘Ушибленный палец может сильно болеть’.
*Held breath is usually fetid when released.
‘*Затаенное (задержанное) дыхание, когда его освобождают, неприятно пахнет’.
*А lost way has been the cause of many a missed appointment. ‘♦Потерянный путь был причиной того, что многие намеченные встречи были пропущены’.
* Taken time might tend to irritate your boss.
‘Промедление {букв, взятое время) может раздражать вашего начальника’.
И. Опущение
I stubbed my toe, and she hers.
‘Я ушиб свой палец, а она — свой’.
I held my breath, and she hers.
‘Я затаил {букв, задержал) мое дыхание, а она — свое’.
*1 lost my way, and she hers.
‘Я сбился со своего пути, а она со своего’; букв.: ‘Я потерял свой путь, а она — свой’.
*1 took my time, and she hers.


94
Часть I. Категории и когнитивные модели
‘Я не торопился, и она не торопилась’, букв. ‘Я взял мое время, а она свое’*.
III. Плюрализация
Betty and Sue stubbed their toes.
‘Бетти и Сью ушибли свои пальцы’.
* Betty and Sue stubbed their toe.
‘Бетти и Сью ушибли свой палец’.
Betty and Sue held their breaths.
Букв.: ‘Бетти и Сью затаили свои дыхания’.
Betty and Sue held their breath.
Букв.: ‘Бетти и Сью затаили свое дыхание’.
*Betty and Sue lost their ways.
‘Бетти и Сью сбились с [своих] путей’.
Betty and Sue lost their way.
‘Бетти и Сью сбились с [своего] пути’.
*Betty and Sue took their times.
‘Бетти и Сью не торопились’, букв. ‘Бетти и Сью взяли свои времена’.
Betty and Sue took their time.
‘Бетти и Сью не торопились’, букв. ‘Бетти и Сью взяли свое время’.
Тесты Росса не показывают различия между way и time. Следующий тест подтверждает выводы Росса:
IV. Прономинализация
I stubbed my toe, but didn’t hurt it.
‘Я ударил свой палец, но не поранил его’.
Sam held his breath for a few seconds and then released it.
‘Сэм задержал свое дыхание на несколько секунд, и затем выдохнул воздух (букв, освободил его)’.
Harry lost his way, but found it again.
‘Гарри сбился с пути (потерял путь), но затем снова нашел его’.
*Harry took his time, but wasted it.
букв. ‘Гарри взял время, но потратил его впустую’.
Во всех этих случаях чем в большей степени имя является именем, тем в большей степени оно следует общим правилам (т. е. ведет себя так, как должно себя вести имя существительное). Как можно видеть, имена в примерах выше образуют иерахию «существитель-
* Ср. аналогичный русский пример: *Я тянул свое время, а она свое. — Прим, перев.


Глава 3. Прототипические эффекты в языке
95
ности». Грамматические правила различаются в том отношении, в какой степени они требуют от существительного быть существительным. Как неоднократно демонстрировал Росс, случаи подобного рода широко распространены в английском синтаксисе.
Хоппер и Томпсон в своей недавней работе (Hopper, Thompson, 1984) предложили определять прототипические категории имя существительное и глагол в терминах семантических и дискурсивных функций. Их описание этих категорий с многочисленными примерами из целого ряда языков показывает, что имена существительные и глаголы имеют прототипические функции в дискурсе.
Субъект, агент и топик
Бейтс и Мак-Уинни (Bates, MacWhinney 1982) на основании данных изучения усвоения языка предложили использовать теорию прототипов для характеристики грамматического отношения СУБЪЕКТ следующим образом:
— Прототипический СУБЪЕКТ является одновременно АГЕНТОМ и
топиком.
Ван-Остен (Van Oosten 1984) обнаружила в английском языке целый ряд свидетельств, подтверждающих эту гипотезу и позволяющих расширить ее следующим образом:
— АГЕНТ и ТОПИК являются естественными категориями, группирующимися концентрически вокруг прототипов.
— Членство в категории СУБЪЕКТ не может быть полностью предсказано свойствами агентов и топиков.
Как это обычно бывает в категориях, базирующихся на прототипах, явления, близкие к прототипическим членам, вероятнее всего, будут в категории и будут являться сравнительно хорошими ее примерами. И наоборот, ожидается, что пограничные области будут отличаться от языка к языку. Членство в категории мотивируется (хотя и не предсказывается полностью) фамильными сходствами с прототипическими членами.
— Именная группа, которая не является ни прототипическим агентом, ни прототипическим топиком, может быть субъектом — и сравнительно хорошим примером субъекта — при условии, что она имеет существенные свойства агента и топика.
— Отсюда следует то, что можно назвать «прототипически- обоснованной универсалией»: СУБЪЕКТ — ЭТО КАТЕГОРИЯ, ЦЕНТРАЛЬНЫЕ ЧЛЕНЫ КОТОРОЙ ЯВЛЯЮТСЯ ОДНОВРЕМЕННО


96
Часть 1. Категории и когнитивные модели
ПРОТОТИПИЧЕСКИМИ АГЕНТАМИ И ПРОТОТИПИЧЕСКИМИ ТОПИКАМИ.
Эта характеристика субъекта имеет семантическую основу, но не в обычном смысле. Это означает, что она не представляет собой попытку полностью предсказать круг субъектов, исходя из семантических и прагматических признаков. Однако она определяет прототип категории в семантических и прагматических терминах. Нецентральные случаи будут отличаться от языка к языку в соответствии со специфическими языковыми конвенциями этих языков. Категория субъекта, таким образом, представляет собой то, что мы будем называть в главе 6 радиальной категорией. В этом случае центр, или прототип, предсказуем. И хотя нецентральные члены нельзя предсказать исходя из центрального члена, они «мотивированы» им, в том смысле, что они связаны с ним «фамильными сходствами». Мотивация в этом смысле будет очень подробно обсуждаться ниже.
Возможно, наиболее убедительное подтверждение гипотезы Бейтс—Мак-Уинни содержится в работе Ван-Остен, посвященной употреблению пассивного залога в английском языке. Ван-Остен сделала выборку пассивных предложений из записей разговорной речи и составила перечень типов их употреблений. Перечень производил впечатление случайного. Затем она сравнила типы употреблений пассивных конструкций с перечнем свойств прототипических агентов и топиков. Это сравнение выявило примечательную корреляцию. Согласно гипотезе Бейтс—Мак-Уинни, субъекты простых активных предложений должна демонстрировать все свойства агентов и топиков. Мы можем представить это в виде конъюнкции следующей формы, где каждое Р, есть или свойство агента, или свойство топика:
Р/ & Р^ & ... &РЯ.
Пассивные предложения используются по различным причинам, но всякий раз тогда, когда нет одной именной группы, которая имела бы все свойства агента и топика. Таким образом, пассив (согласно гипотезе Бейтс—Мак-Уинни) должен появляться тогда, когда субъект пассивного предложения не имеет какого-либо из прототипических свойств агента или топика. Таким образом, употребление пассива должно описываться дизъюнкцией вида:
не Р/ или не Р^ или ... или неРп.
Это в точности соответствовало перечню типов употреблений пассива, который Ван-Остен составила в процессе своего эмпирического исследования! Например, среди свойств агента есть наличие во¬


Глава 3. Прототипические эффекты в языке
97
левого акта, «воление» (назовем это Р/) и главная ответственность за действие (назовем это Pi). Соответственно, пассив может использоваться для того, чтобы показать, что действие было случайным (не Р/), или для того, чтобы избежать возложения ответственности на лицо, выполняющее действие (не Pi). Аналогично, одним из признаков топика прототипического простого активного предложения является то, что действующее лицо уже введено в рассмотрение в предшествующем дискурсе (назовем это Pi). Соответственно, пассив может использоваться для того, чтобы ввести в дискурс (не Р$) действующее лицо посредством именной группы с предлогом by. Таким образом, теория прототипов позволила Ван-Остен объяснить, почему пассив используется именно так, как он используется. Результаты анализа Ван-Остен являются также свидетельством в пользу концепции субъекта как категории, прототипическая субкатегория которой может быть предсказана исходя из семантических и прагматических соображений.
Базовые типы предложений
Почти все из внушительного числа современных грамматических теорий отмечают асимметрию между типами (простых) предложений в данном языке. В одних предложениях отношение между его значением и грамматической структурой является «естественным», или «прямым». Например, в английском языке простые активные декларативные предложения — Sam ate a peach ‘Сэм съел персик’, Max is in the kitchen ‘Макс на кухне’, Harry drives a sports саг ‘Гарри управляет спортивным автомобилем, That fact is odd ‘Это странный факт’ и т. д. обычно рассматриваются как примеры естественного (или прямого) отношения. Другие типы предложений обычно трактуются как отклонения от базового типа. Приведем несколько стандартных примеров таких «отклонений»:
Пассивные предложения: The peach was eaten by Sam ‘Персик был съеден Сэмом’.
Экзистенциальные предложения: There is a man in the kitchen ‘Ha кухне есть какой-то человек’.
Предложения с субъектом-пациенсом: This car drives easily ‘Этим автомобилем легко управлять’.
Экстрапозиция: It is odd that Maxine eats pears ‘Странно, что Максин ест груши’.
Специальные вопросы (WH-questions): What did Sam eat? ‘Что съел Сэм?’


98
Часть I. Категории и когнитивные модели
Различные теории грамматики трактовали такие базовые типы предложений посредством различных теоретических средств. Харрис (Harris 1957) называл такие типы «ядерными предложениями». Хомский (Chomsky 1965) выдвинул предположение о существовании «глубинных структур». С этого времени любая теория грамматики фактически проводила такое разграничение. Что является для нас важным в этой связи, это асимметрия. Базовые предложения демонстрируют «привилегированное» отношение между значением и грамматической структурой, небазовые предложения не демонстрируют такого отношения. Внутри категории типов предложений в языке субкатегория базовых предложений имеет привилегированный статус. Эта асимметрия между базовыми и другими типами предложений представляет собой своего рода прототипический эффект. В рамках теории грамматических конструкций, описанной в разделе «Исследование конкретного материала 3» ниже, подобные прототипические эффекты в грамматике характеризуются таким же образом, как другие прототипические эффекты, с использованием общей теории когнитивных моделей, которая будет изложена в оставшейся части этой части книги.
Резюме
Лингвистические категории, подобно понятийным категориям, демонстрируют прототипические эффекты. Такие эффекты существуют на всех уровнях языка, от фонологии до морфологии и от синтаксиса до лексики. Я рассматриваю наличие этих эффектов как наиболее достоверное свидетельство того, что лингвистические категории имеют такой же характер, как другие понятийные категории. С данного момента я принимаю как рабочую гипотезу, что язык действительно использует общекогнитивные механизмы — по крайней мере, механизмы категоризации. В рамках этой гипотезы мы будем использовать лингвистические данные при изучении когнитивного аппарата, используемого в категоризации. На основании всех имеющихся данных я постараюсь показать в главах 9—17, что наша рабочая гипотеза на самом деле верна и что наше понимание языка и познания должно быть в существенной степени изменено.


Глава 4
Идеализированные когнитивные модели
Источники прототипических эффектов
Главный тезис данной книги заключается в том, что мы организуем наше знание посредством структур, называемых идеализированными когнитивными моделями, или ИКМ, и что категориальные структуры и прототипические эффекты являются побочными продуктами этой организации. Идеи, касающиеся когнитивных моделей, которые мы будем использовать в дальнейшем, пришли из четырех источников: фреймовой семантики Филлмора (Fillmore 19826), теории метафоры и метонимии Лакоффа и Джонсона (Lakoff, Johnson 1980), когнитивной грамматики Лангакера (Lan- gacker 1986) и теории ментальных пространств Фоконье (Fauconnier 1985). Фреймовая семантика Филлмора во многих отношениях подобна теории схем (Rumelhart 1975), сценариям (Schank, Abelson 1977) и фреймам с «пробелами» (умолчаниями) (Minsky 1975). Каждая ИКМ является комплексным структурированным целым, гештальтом, в котором используются четыре типа структурирующих принципов:
— пропозициональная структура, как во фреймах Филлмора
— образно-схематическая структура, как в когнитивной грамматике Лангакера
— метафорическое отображение (mapping), как оно описано Ла- коффом и Джонсоном
— метонимическое отображение (mapping), как оно описано Ла- коффом и Джонсоном
Каждая ИКМ, когда ее используют, структурирует ментальное пространство, как это описано Фоконье.
Пожалуй, наилучший способ обрисовать, что такое ИКМ и как
они работают, это прибегнуть к помощи примеров. Начнем с кон- 7*


100
Часть I. Категории и когнитивные модели
цепта Филлмора фрейм. Возьмем английское слово Tuesday ‘вторник’. Tuesday может быть определен только относительно идеализированной модели, которая включает естественный цикл, заданный движением солнца, стандартные способы определения, когда кончается один день и начинается другой, и семидневный календарный цикл большего размера — неделю. В этой идеализированной модели неделя представляет собой целое, состоящее из семи частей, организованных в линейную последовательность; каждая часть называется день, и третий из этих дней — Tuesday. Аналогичным образом, понятие weekend (уик-энд ‘конец недели’) определяется исходя из понятия рабочая неделя из пяти дней, за которой следует двухдневный перерыв, наложенного на семидневный календарный цикл.
Наша модель недели является идеализированной. Семидневные недели не существуют объективно в природе. Они созданы людьми. На самом деле не все культуры имеют одни и те же виды недель. Рассмотрим, например, балийскую календарную систему:
Из двух календарей, которые используют балийцы, один является солнечно-лунным, а другой, который я назвал пермутационным, построен на взаимодействии независимых циклов имен дней. Пермута- ционный календарь является намного более важным. Он состоит из десяти различных циклов дней-имен, следующих один за другим в фиксированном порядке, после чего первый день-имя появляется снова и цикл начинается опять. Аналогично, существуют девяти-, восьми-, семи-, шести-, пяти-, четырех-, трех-, двухдневные циклы и даже — наиболее поразительный для современного взгляда на время — однодневный цикл. Имена в каждом цикле тоже различные, и циклы функционируют одновременно. Это значит, что к любому дню, по крайней мере в теории, может быть приложено одновременно десять разных имен, по одному из каждого из десяти циклов. Из этих десяти циклов наибольшее культурное значение имеют циклы, содержащие пять, шесть и семь дней-имен... Результат всех этих вычислений движения колес внутри колес является взгляд на время как состоящее из упорядоченных рядов тридцати, тридцати пяти, сорока двух и двухсот десяти единиц («дней»)... Для того чтобы идентифицировать день в сорокадвухдневном ряду — и тем самым определить его практическое и/или религиозное значение — необходимо определить его место или, иными словами, его имя в шестиименном цикле (скажем, Ariang) и в семидневном цикле (например, Boda): получается, что это день Boda-Ariang, и следует действовать соответствующим образом. Для того чтобы идентифицировать день в тридца¬


Глава 4. Идеализированные когнитивные модели
101
типятидневном ряду, нужно знать его место и имя в пятидневном цикле (например, Kilori) и в семидневном: получается, что это, например, Boda-Kilon... Для того чтобы однозначно идентифицировать день в двухсотдесятидневном ряду, требуется знать имена из всех трех недель: например, Boda-Ariang-Kilon, кстати, день, когда празднуется наиболее важный религиозный праздник балийцев — Галун- ган (Geertz 1973, р. 392—393).
Таким образом, для того чтобы охарактеризовать Галунган в балийском языке, нужна комплексная ИКМ, которая совмещает три наложенные друг на друга недельные структуры — пятидневную, шестидневную и семидневную. В различных культурах подобные идеализированные когнитивные модели могут быть весьма сложными.
Простейшие прототипические эффекты
Если говорить в общем, любой элемент когнитивной модели может соответствовать концептуальной категории. Для того чтобы представить это более конкретно, предположим, что теория схем, как она изложена в Rumelhart 1975, использована для представления пропозициональных моделей. Каждая схема представляет собой сеть узлов и связей. Каждый узел в схеме будет тогда соответствовать концептуальной категории. Признаки категории будут зависеть от многих факторов: роли этого узла в данной схеме, его отношения к другим узлам схемы и взаимодействия данной схемы с другими аспектами концептуальной системы. Как мы увидим далее, ИКМ не могут быть в полной мере представлены в теории схем. Однако сложности появляются уже и в этом случае. Самое интересное то, что даже если мы будем использовать теорию схем как теорию ИКМ и даже если категории, определенные в этих схемах, будут классическими категориями, прототипические эффекты все равно будут иметь место — они возникнут в результате взаимодействия данной схемы с другими схемами в системе.
Яркий пример этого приводится Филлмором (Fillmore 1982а). Пример является классическим: категория, определенная английским словом bachelor ‘холостяк’.
Слово холостяк может быть определено как неженатый взрослый мужчина, но имя очевидным образом функционирует как мотивированное устройство для категоризации людей только в контексте человеческого общества, в котором существуют определенные ожидания, касающиеся брака и брачного возраста. Мужчина, продолжи¬


102
Часть 1. Категории и когнитивные модели
тельное время живущий вместе с женщиной, не оформляя законного брака, обычно не описывается как холостяк; мальчик, оставленный в джунглях и достигший зрелого возраста, не имея никаких контактов с человеческим обществом, не будет называться холостяком; Иоанн Павел II в нормальном случае не рассматривается как холостяк.
Другими словами, холостяк определен относительно ИКМ, в которой существует человеческое общество с (в типичном случае) моногамным браком и типичным брачным возрастом. Идеализированная когнитивная модель ничего не говорит о католических священниках, «долговременном внебрачном сожительстве», гомосексуальных отношениях, мусульманах, которым разрешено иметь четырех жен, а они имеют только трех, и т. д. Согласно идеализированной когнитивной модели, холостяк — это просто неженатый взрослый мужчина.
Эта идеализированная модель, однако, не соответствует миру абсолютно точно. Она слишком упрощена в своих базовых предпосылках. Имеются участки общества, где идеализированная модель прилагается очень хорошо и где неженатый взрослый человек может быть нормально назван холостяком. Однако ИКМ не приложима в ситуации папы или людей, оставленных в джунглях, как Тарзан. В таких случаях неженатый взрослый человек определенно не является репрезентативным членом категории холостяков.
Теория ИКМ объясняет такие прототипические эффекты следующим образом. Идеализированная когнитивная модель может соответствовать некоторому пониманию мира абсолютно точно, очень хорошо, хорошо, неплохо, плохо, очень плохо или не соответствовать вообще. Если ИКМ, в которой определен холостяк, соответствует ситуации абсолютно точно и лицо, обозначаемое именем, является вполне определенно и недвусмысленно неженатым взрослым мужчиной, тогда он квалифицируется как член категории холостяк. Лицо, обозначаемое именем, отклоняется от прототипического холостяка в тех случаях, когда либо ИКМ не соответствует миру абсолютно точно, либо обозначаемое лицо отклоняется от того, чтобы быть неженатым взрослым мужчиной.
При таком подходе холостяк не является градуированной категорией. Он является концептом типа «все или ничего» по отношению к соответствующей ИКМ. ИКМ характеризует репрезентативных холостяков. Один из видов градации возникает вследствие того, что неградуированная ИКМ может в разной степени соответствовать нашим знаниям (или мнениям) о мире.


Глава 4. Идеализированные когнитивные модели
103
Подобный подход является по самому своему определению когнитивным. Его применение обусловлено наличием двух когнитивных моделей — одной для холостяка и другой, характеризующей знания о каком-либо индивиде, например папе, — и способности сравнить их, отмечая отношения, в которых они совпадают, и отношения, в которых они различаются. Необходимо также иметь концепт «соответствия» между ИКМ и пониманием данной ситуации субъектом и быть в состоянии определить отношения, в которых это соответствие не является точным.
Объяснение такого рода не может быть дано в некогнитивной теории — в такой, в которой концепт или соответствует реальному миру, или не соответствует. Исходные условия применения ИКМ холостяка в редких случаях безупречно соответствуют тому миру, который мы знаем. Тем не менее мы можем употреблять этот концепт с некоторой степенью точности в ситуациях, в которых эти исходные условия не вполне совпадают с нашим знанием. И чем меньше соответствие между условиями приложения данной ИКМ и нашим знанием, тем менее приемлемо для нас приложение этого концепта. В результате возникает градация — простейший вид прототипического эффекта.
Ложь
Случай, подобный примеру Филлмора с холостяком, но значительно более сложный, был рассмотрен Свитсер (Sweetser 1984). Это категория, определяемая английским словом Не ‘ложь’. Анализ Свитсер основывается на результатах экспериментов Коулмен и Кея (Coleman, Kay 1981), посвященных исследованию употребления глагола Не ‘лгать’. Коулмен и Кей обнаружили, что значение этого глагола для информантов не определяется необходимыми и достаточными условиями. Вместо этого они обнаружили пучок (кластер) из трех условий, ни одно из которых не было необходимым и каждое варьировалось по относительной значимости:
Было обнаружено, что эти элементы упорядочены следующим образом: ложность мнения является наиболее важным элементом прототипа глагола Не ‘лгать’, второй по важности элемент — намеренный обман, и наименее важна фактическая ложность. Информанты достаточно легко и уверенно, в стиле «более или менее», а не «все или ничего», относили слово Не ‘лгать’ к актам косвенной речи, ... [причем] ... информанты продемонстрировали достаточное единство в оценках относительного веса этих элементов в семантическом прототипе Не ‘лгать’.


104
Часть I. Категории и когнитивные модели
Таким образом, наблюдается согласие относительно того, что если вы что-нибудь украли и затем сказали, что вы этого не делали, то это хороший пример лжи. Менее репрезентативный пример лжи — это когда вы говорите хозяйке: «Вечеринка была замечательной!», в то время как вам было ужасно скучно, или если вы говорите что-то истинное буквально, но не по существу, например, «Я пошел в кондитерскую!», когда на самом деле вы направляетесь в бильярдную, но собираетесь заглянуть в кондитерскую по пути.
Имеется, однако, серьезная трудность для анализа Коулмен-Кея. Когда информантов просили определить ложь, они все говорили, что это не истинное утверждение, несмотря на то, что фактическая ложность оказывалась наименее важным элементом в пучке условий. Свитсер обнаружила, что теория ИКМ дает возможность элегантного выхода из этого затруднения. В большинстве случаев повседневного употребления языка, пишет она, мы принимаем как данное когнитивную модель социального и лингвистического взаимодействия. Ниже приводится несколько видоизмененный и в чем- то упрощенный вариант ИКМ, предложенной Свитсер:
максима сотрудничества (helpfulness)
Люди стремятся сотрудничать друг с другом.
Это вариант принципа кооперации Грайса.
ИКМ СТАНДАРТНОЙ КОММУНИКАЦИИ
(<а) Если люди говорят нечто, они намереваются сотрудничать, если и только если они верят в истинность того, что говорят.
(b) Люди намереваются обмануть, если и только если они не намереваются сотрудничать.
ИКМ ОБОСНОВАННОЙ ВЕРЫ В ИСТИННОСТЬ ЧЕГО-ЛИБО (belief)
(c) Люди имеют достаточные основания для того, чтобы верить в истинность того, что они считают истинным.
(<d) Если у людей имеются достаточные основания верить, что что-то является истинным, то оно является истинным.
Эти две ИКМ и максима сотрудничества регулируют большую часть того, что мы рассматриваем как стандартную коммуникацию, т. е. коммуникацию в обычных ситуациях. Например, если я сказал вам, что я только что видел нашего общего друга, то вы обычно принимаете как факт, что я намеревался сотрудничать, что я не пытался обмануть вас, что я действительно полагаю, что видел друга, и что я на самом деле видел друга. Иными словами, если вы не имеете оснований полагать, что максима сотрудничества не выполняется


Глава 4. Идеализированные когнитивные модели
105
или что одна из указанных идеализированных моделей не приложима к данной ситуации, вы просто принимаете их как данное.
Данные ИКМ позволяют объяснить, почему говорящие определяют ложь как не истинное (не соответствующее действительности) утверждение, и в то же время фактическое несоответствие действительности является наименее важным фактором из трех, выявленных исследованием Коулмен—Кея. Каждая ИКМ имеет свою внутреннюю логику, и когда они применяются совместно, они порождают некоторые интересные выводы. Например, из (с) и (d) следует, что если кто-либо считает нечто истинным, то он имеет для этого достаточные основания, и если он имеет достаточные основания для веры в истинность пропозиции, то она является истинной. Таким образом, в идеализированном мире этих ИКМ если X верит в истинность пропозиции Р, то Р является истинной. И наоборот, если Р ложна, то X не верит в истинность Р. Следовательно, ложность влечет отсутствие веры в истинность.
В этой идеализированной ситуации ложность также влечет намерение обмануть. Как было указано выше, ложность влечет отсутствие веры в истинность. Из {а) следует, что тот, кто говорит нечто, намеревается сотрудничать, если и только если он верит в истинность того, что говорит. Если он не верит в истинность этого, то он не намерен сотрудничать. А из (Ъ) следует, что тот, кто не намеревается сотрудничать в передаче информации, намеревается обмануть. Таким образом, в данных ИКМ из неистинности следует отсутствие веры в истинность и намерение обмануть. Поэтому из определения лжи как не истинного утверждения другие признаки вытекают как следствия. Поэтому при определении лжи не требуется перечислять все эти признаки. Если ложь определяется относительно данных ИКМ, то отсутствие веры в истинность и намерение обмануть вытекают из неистинности.
Как указывает Свитсер, различия в относительной важности этих условий являются следствием их логических отношений в данных ИКМ. Вера в истинность следует из отсутствия намерения обмануть, и истинность следует из веры в истинность. Истинности уделяется наименьшее внимание, поскольку она вытекает из других условий. Напротив, неистинность (ложность) является наиболее информативным условием в идеализированной модели, поскольку неистинность влечет как намерение обмануть, так и отсутствие веры в истинность. Таким образом, неистинность (несоответствие действительности) оказывается определяющей характеристикой лжи.


106
Часть I. Категории и когнитивные модели
Анализ Свитсер позволяет дать простое, соответствующее интуиции определение лжи и объяснить экспериментальные данные Коулмен—Кея. Использованные в этом случае ИКМ не были сконструированы для того, чтобы дать объяснение лжи. Эти модели определяют особенности нашего повседневного мышления на уровне здравого смысла. Получение данных результатов стало возможно вследствие того, что ИКМ имеют свою внутреннюю логику. Именно структура ИКМ позволяет объяснить результаты Коулмен—Кея.
Коулмен и Кей обнаружили прототипические эффекты для категории лжи — в экспериментах испытуемые распределяли высказывания по различным группам в зависимости от того, насколько хорошим примером лжи является данное высказывание. Свитсер удалось объяснить это распределение на основе анализа ИКМ, несмотря на то что ее ИКМ соответствует классической теории! Непрототипические случаи объясняются неполным соответствием ИКМ лжи знанию о наличной ситуации. Например, невинная ложь и социально оправданная ложь имеют место в ситуациях, когда не выполняется условие (Ъ). Невинная ложь имеет место в тех случаях, когда обман не приносит вреда, а социально оправданная ложь — тогда, когда адресата обманывают ради его же блага. В целом, такие выражения, как социальная ложь, невинная ложь (white Не), преувеличение, шутка, розыгрыш, упрощение (oversimplification), россказни, небылицы, вымысел, маленькая ложь (fib), ошибка и т. д., могут быть объяснены в терминах систематических отклонений от описанной выше ИКМ.
Хотя ни Свитсер, ни кто-либо другой не попытались создать теорию составных концептов в терминах теории ИКМ, было бы интересно рассмотреть, что могла бы включать такая теория. Очевидно, что атрибутивно-именные сочетания типа социальная ложь не функционируют в соответствии с традиционной теорией. Категория социальной лжи не возникает в результате пересечения множества социальных явлений и множества случаев лжи. Термин социальный относится к области опыта, характеризуемой ИКМ, которая говорит, что быть вежливым более важно, чем говорить правду. Это вступает в противоречие с условием (Ъ), гласящим, что обманывать нехорошо, и преодолевает это условие. Когда вы говорите хозяину: «Это была замечательная вечеринка!», при том что вам было до смерти скучно, обман идет на пользу всем заинтересованным сторонам. Это и есть прототипическая социальная ложь, хотя и не прототипическая ложь. Понятие социальной лжи, таким образом, репрезентируется ИКМ, которая пересекается в некоторых отношениях с ИКМ лжи, но в некотором важном отношении отличается от нее. Вопрос, который


Глава 4. Идеализированные когнитивные модели
107
возникает в этой связи, это каким образом можно системно объяснить появление данного различия при добавлении модификатора социальный. Любое общее описание составных понятий типа социальная ложь должно включать указание, каким образом ИКМ, активируемая словом социальный, аннулирует одно из условий ИКМ, активируемой словом ложь, в то же время не затрагивая другие условия. Очевидное объяснение может заключаться в том, что в случае конфликта между главным словом и модификатором побеждает модификатор. Это вытекает из общекогнитивного правила, что конкретные случаи всегда являются более значимыми, чем общие.
Кластерные модели:
Второй источник прототипических эффектов
Во многих случаях ряд когнитивных моделей объединяется в составной пучок (кластер), являющийся с психологической точки зрения более базовым, чем вошедшие в него модели в отдельности. Будем называть их кластерными моделями.
Мать
Примером этого является концепт мать. Согласно классической теории, возможно определить ясные необходимые и достаточные условия для понятия мать, которые удовлетворяли бы всем случаям употребления этого слова и были бы в равной степени приложимы ко всем этим употреблениям. Это могло бы быть определение типа: женщина, которая дала рождение ребенку. Но, как мы увидим, ни одно определение такого типа не покрывает всех случаев приложения этого слова. Мать — это понятие, базирующееся на комплексной модели, в которой ряд отдельных когнитивных моделей объединяется, формируя кластерную модель. Этот кластер включает следующие модели:
— Модель рождения: Лицо, давшее рождение ребенку, является матерью.
Модель рождения обычно сопровождается генетической моделью, хотя после того, как получили развитие методы имплантации яйцеклеток и эмбрионов, они стали не всегда совпадать.
— Генетическая модель: Женщина, вложившая генетический материал, является матерью.
— Модель воспитания (nurturance): Взрослая женщина, вырастившая и воспитавшая ребенка, является матерью.


108
Часть I. Категории и когнитивные модели
— Супружеская модель: Жена отца является матерью.
— Геналогическая модель: Ближайший родственник женского пола по восходящей линии является матерью.
Концепт мать в нормальном случае предполагает комплексную модель, в которой все эти отдельные модели объединены в кластерную модель. Внутри этого кластера всегда были расхождения между отдельными моделями — мачехи существуют с давних пор. Но вследствие усложненности современной жизни модели в кластере расходятся все больше и больше. Тем не менее многие люди все еще чувствуют потребность выбрать одну модель, единственную «правильно» определяющую, что такое мать. Хотя можно пытаться найти доказательства того, что только одна модель характеризует «настоящую» мать, лингвистические данные свидетельствуют не в пользу такого предположения. Как показывают следующие предложения, имеется целый ряд критериев для определения «подлинного материнства»:
— Я был усыновлен и не знаю, кто моя настоящая мать.
— Я не люблю возиться с детьми, поэтому я полагаю, что не могла бы быть настоящей матерью.
— Моя настоящая мать умерла, когда я был на стадии эмбриона, эмбрион был заморожен и позже имплантирован в матку женщине, которая родила меня.
— Яйцеклетка моей генетической матери была пересажена моей настоящей матери, которая родила и вырастила меня.
— Гены яйцеклетки, оплодотворенной спермой моего отца, были посредством методов генной инженерии собраны воедино из генов яйцеклеток двадцати различных женщин. Я не могу назвать ни одну из них моей настоящей матерью. Несмотря на то что у меня нет одной генетической матери, у меня есть настоящая мать — это та женщина, которая меня родилД и вырастила.
Как видим, каждая из этих моделей вносит свой вклад в характеристику того, что такое настоящая мать, и любая из них может отсутствовать в такой характеристике. Тем не менее сама идея, что есть такая вещь, как настоящая мать, как представляется, требует выбора среди моделей, когда они расходятся. Было бы странным сказать:
— У меня четыре настоящие матери: женщина, которой принадлежит генетический материал, женщина, которая меня родила, женщина, которая меня вырастила, и нынешняя жена моего отца.


Глава 4. Идеализированные когнитивные модели
109
В тех случаях, когда кластер моделей, совместно характеризующих концепт, разделяется, существует тем не менее сильная тенденция рассматривать одну из них как наиболее важную. Это отражено в практике словарей. Каждый словарь, согласно исторической традиции, должен, если слово имеет больше одного значения, указывать главное. Не удивительно, что люди, пишущие словари, расходятся в их выборе. Доктор Джонсон выбрал как первичную модель рождения, и многие лингвисты, работающие на издателей словарей, предпочитали не рисковать и просто повторяли это определение. Но не все. Funk and Wagnall’s Standard выбрал как главную модель воспитания, тогда как American College Dictionary предпочел генеалогическую модель. Хотя предпочтения авторов словарей не имеют научного значения, они отражают тот факт, что даже среди людей, зарабатывающих на жизнь составлением определений, нет единой, общепринятой модели для самых обычных понятий, таких, как «мать».
В ситуациях, когда модели матери не позволяют выбрать единичного индивида, мы прибегаем к составным выражениям, таким, как мачеха (stepmother), суррогатная мать, приемная мать, кормилица (foster mother), биологическая мать, донорская мать и т. д. Такие обозначения, разумеется, не представляют простые субкатегории, или разновидности, обычных матерей, они описывают случаи, когда различные модели противоречат друг другу.
Не удивительно, что в качестве базы для различных переносных значений слова мать используются различные модели матери. Например, модель рождения лежит в основе метафорического значения в
— ‘Необходимость мать изобретений’,
тогда как модель воспитания является базой для производного глагола в
— Не wants his girlfriend to mother him
‘Он хочет, чтобы его подруга заботилась о нем, как мать’.
Генеалогическая модель является базой для метафорического расширения значения слов mother ‘мать’ и daughter ‘дочь’ при описании деревьев зависимостей, используемых лингвистами для графического изображения структуры предложения. Если узел А находится непосредственно над узлом В в дереве, А называется mother ‘мать’, а В — daughter ‘дочь’. Даже в случае метафорического переноса не существует единственной привилегированной модели для понятия мать, на которой базируется перенос. Это согласуется с


110
Часть I. Категории и когнитивные модели
приведенными выше фактами, показывающими, что понятие мать определено кластерной моделью.
Этот феномен не охватывается классической теорией. Концепт мать не является четко определенным, раз и навсегда, в терминах общих необходимых и достаточных условий. Не существует необходимых и достаточных условий «материнства», разделяемых нормальными биологическими матерями, донорскими матерями (предоставляющими яйцеклетку), суррогатными матерями (которые рождают ребенка, однако не обязательно предоставляют для этого свою яйцеклетку), приемными матерями, незамужними матерями, отдающими своих детей для усыновления или удочерения, и мачехами {stepmothers). Все они являются матерями благодаря своим связям с идеальным случаем, в котором все модели сходятся. Этот идеальный случай — только один из многих типов случаев, которые порождают прототипические эффекты.


Глава 5
Метонимические модели
Метонимия представляет собой одну из базовых характеристик познания. Нет ничего более обычного для людей, чем взять какой- либо один ясно понимаемый или легко воспринимаемый аспект чего-либо и использовать его для обозначения вещи в целом или какого-либо другого ее аспекта или части. Например:
— Одна официантка говорит другой: «Сэндвич с ветчиной только что разлил все пиво на себя».
В данном случае сэндвич с ветчиной обозначает человека, который ест сэндвич. Другой хорошо известный пример — это лозунг:
— Не дадим Сальвадору стать вторым Вьетнамом.
Здесь место употребляется вместо событий, которые происходили в этом месте. Как показали Лакофф и Джонсон (Lakoff, Johnson, 1980, chap. 8), эти примеры не изолированны, в них проявляются общие принципы. Например, в английском языке действует правило, согласно которому название места может употребляться вместо названия организации или учреждения (institution), расположенного в данном месте:
— Белый дом ничего не говорит.
— Вашингтон глух к нуждам простых людей.
— Кремль угрожает бойкотом следующего раунда переговоров.
— Париж в этом сезоне вводит в моду короткие юбки.
— Уолл-Стрит в панике.
В каждом из этих случаев наименование места (например, Кремль) обозначает организацию или учреждение и т. п., находящееся в этом месте (Советское правительство). Заметим, что это правило прилагается к открытому классу случаев, но не к фиксированному списку. Например, предположим, что я руковожу компанией, которая имеет


112
Часть 1. Категории и когнитивные модели
много отделений, в их числе отделение в Кливленде, и я попросил каждое отделение представить доклад о том, как обстоят дела. После неудачной попытки получить доклад из Кливленда, я могу сказать:
— Кливленд не отвечает.
Общее правило необходимо потому, что невозможно перечислить все конкретные случаи. Поскольку эти правила не одинаковы в разных языках, нельзя просто сказать, что что-нибудь может употребляться вместо чего-то другого в соответствующем контексте. Необходимо определить, какие правила действуют в данном языке.
Такие правила имеют следующую форму: При том что имеется ИКМ с некоторыми исходными условиями (например, организации расположены в некоторых местах), существует отношение «замещает» (stand for), которое может устанавливаться между двумя элементами А и В, такое, что один элемент ИКМ, В, может замещать (обозначать) другой элемент А. В данном случае В = место, А = организация. Мы будем называть ИКМ, содержащие отношение «замещает», метонимическими моделями.
Интересный случай метонимии возникает при ответах на вопросы. Весьма типичны ответы, которые не отвечают непосредственно на вопрос, но «возбуждают» необходимую информацию. В различных языках существуют специфические метонимические модели таких ответов. Рассмотрим пример, описанный Родсом (Rhods 1977), проводившим полевые исследования оджибва, языка коренных жителей Америки в центральной Канаде. Родс спрашивал говорящих на оджибва, прибывших на праздник, как они добрались до этого места. Он получал ответы, означающие в переводе следующее:
— Я начал идти.
— Я шагнул в каное.
— Я сел в автомобиль.
Он понял, в чем дело, когда прочитал работу Шэнка и Абелсона «Сценарии, планы, цели и понимание» (Schank, Abelson 1977). Поездка куда-либо на транспортном средстве имеет структурированный сценарий (в наших терминах, ИКМ):
Предварительное условие: Вы имеете транспортное средство (или располагаете доступом к транспортному средству).
Посадка: Вы садитесь в транспортное средство и приводите его в движение.
Центр: Вы едете (плывете, летите и т. д.) к месту назначения.


Глава 5. Метонимические модели
ИЗ
Завершение: Вы останавливаете транспортное средство и покидаете его.
Конечная точка: Вы находитесь в месте назначения.
Родс обнаружил, что в оджибва существует конвенциональный способ использовать этап посадки из ИКМ этого вида для представления ИКМ в целом. Это значит, что при ответах на вопрос часть ИКМ используется для обозначения целого. В оджибва этой частью является этап посадки.
Примеры из оджибва не покажутся особенно странными, если мы рассмотрим английский язык с той же точки зрения. Каковы возможные нормальные ответы на вопрос «Как вы добрались на вечеринку?»
— ‘Я приехал на машине’. (Центр замещает ИКМ в целом.)
— ‘У меня есть машина’. (Предварительное условие замещает
ИКМ в целом.)
— ‘Я взял машину у моего брата’. (Отсюда следует предвари¬
тельное условие, которое в свою очередь обозначает ИКМ
в целом.)
В английском языке даже есть особые случаи, которые весьма похожи на способы, используемые в оджибва.
— I hopped on a bus ‘Я вскочил в автобус’. (Посадка обозначает
ИКМ в целом.)
— I just stuck out my thumb ‘Я просто выставил большой палец’*.
(Посадка обозначает ИКМ в целом.)
Таким образом, английский язык может использовать посадку метонимически для обозначения целой ИКМ в ситуациях, когда не требуется дальнейших усилий, как в случае посадки в автобус или в попутную машину.
В развитых концептуальных системах существует большое количество различных метонимических моделей, которые используются для самых разнообразных целей. Наибольший интерес для настоящего исследования представляют случаи, когда член категории или субкатегория метонимически замещают целую категорию для целей вывода или оценок.
Имеется в виду жест, который используется в Америке для того, чтобы остановить попутную машину. — Прим, перев.
8 — 3361


114
Часть I. Категории и когнитивные модели
Метонимические источники прототипических эффектов
Как показала Рош (Rosch 1978), прототипические эффекты являются поверхностными феноменами. Главным источником этих эффектов является метонимия — использование (часто в ограниченных и сиюминутных целях) какой-либо субкатегории, или члена категории, или субмодели для того, чтобы представить категорию в целом. Другими словами, это случаи, когда часть (субкатегория, или член категории, или субмодель) замещает целую категорию — в рассуждении, при распознавании и т. д. В теории когнитивных моделей такие случаи представлены метонимическими моделями.
Стеореотип домохозяйки
Мы уже видели, как объединение когнитивных моделей матери приводит к прототипическим эффектам. Вместе с тем имеется и другой, дополнительный уровень категории мать, на котором возникают прототипические эффекты. Источником этих эффектов является стереотип матери как домохозяйки. Социальные стереотипы представляют собой случаи метонимии — когда подкатегория наделяется общественно признанным статусом представителя категории в целом, обычно в целях быстрого вынесения суждений о людях. Субкатегория матери-домохозяйки существует, хотя и не имеет особого названия. Она определяет культурные ожидания, какой должна быть мать. И вследствие этого она порождает прототипические эффекты. В целом в нашей культуре матери-домохозяйки рассматриваются как более хорошие примеры матерей, чем матери, не ведущие домашнее хозяйство.
Подобные оценки являются видом прототипических эффектов. Но это эффекты, возникающие не вследствие объединения моделей, но вследствие использования метонимической модели, когда субкатегория — мать-домохозяйка — замещает целую категорию при определении того, что в нашей культуре ожидается от матери. Другие виды метонимических моделей будут обсуждаться ниже.
Работающие матери
Работающая мать — это не просто мать, которая работает. Категория работающая мать определяется по контрасту со стереотипной матерью-домохозяйкой. Стереотип матери-домохозяйки возникает из стереотипного взгляда на воспитание (nurturance), который связан с моделью воспитания. Согласно стереотипному взгляду, ма¬


Глава 5. Метонимические модели
115
тери, которые не находятся дома со своими детьми весь день, не могут в полной мере воспитывать их. Существует также стереотипный взгляд на работу, согласно которому работа делается вне дома, а работа по дому и воспитание детей — не в счет. Именно этому стереотипу пытаются противодействовать лозунги, которые можно увидеть на стеклах машин: «Каждая мать — работающая мать».
Стереотип матери-домохозяйки, тем самым, определяется относительно модели воспитания в ИКМ матери. Это, возможно, очевидный, но не тривиальный факт. Это показывает, что такие метонимические модели, как стереотипы, не обязательно определяются относительно кластера моделей в целом. В данном случае метонимическая модель охарактеризована только относительно одной из моделей кластера — модели воспитания. Ниже приводятся некоторые доказательства этого.
Представим незамужнюю мать, которая отдает своего ребенка для усыновления в другую семью и затем идет работать. Она остается матерью, согласно модели рождения, и она работает — однако она не является работающей матерью\
Причина в том, что в данном случае релевантна не модель рождения, а модель воспитания. Поэтому биологическая мать, которая не заботится о ребенке и не воспитывает его, не может быть работающей матерью, а приемная мать — может.
Этот пример показывает следующее:
— Социальный стереотип (например, мать-домохозяйка) может определяться относительно только одной из базовых моделей эмпирически определенного кластера (например, модели воспитания).
— Следовательно, метонимическая модель, в которой субкатегория замещает целую категорию, может быть определена относительно только одной модели комплексного кластера
— Субкатегория (например, работающая мать) может быть определена по контрасту со стереотипом (например, мать- домохозяйка).
— В таких случаях основанием для определения субкатегории (например, работающей матери) является только релевантная когнитивная модель (например, модель воспитания).
Поэтому только такие матери, для которых вопрос воспитания релевантен, могут быть отнесены к данной категории. Мачехи и прием¬


116
Часть 1. Категории и когнитивные модели
ные матери могут быть также работающими матерями, но биологические матери, отдавшие своих детей для усыновления, и суррогатные матери (которые родили ребенка для кого-то другого) — не могут, несмотря на то, что при этом могут работать где-либо.
Модели стереотипов важны для теории концептуальных структур в нескольких отношениях. Во-первых, как мы могли видеть, они могут использоваться для мотивировки и определения контрастирующих субкатегорий, таких, как работающая мать. Это важно, поскольку согласно классической теории такие случаи не должны были бы иметь место. В классической теории социальные стереотипы по определению не играют никакой роли в определении категориальной структуры, поскольку они не относятся к числу необходимых и достаточных условий для членства в категории! В классической теории только необходимые и достаточные условия могут иметь реальную когнитивную функцию при определении членства в категории. По этой причине классическая теории не допускает никаких когнитивных функций для социальных стереотипов. Однако тот факт, что концептуальная категория работающая мать определяется по контрасту со стереотипом матери-домохозяйки, показывает, что на самом деле стереотипы играют роль в характеристике концептов.
Во-вторых, стереотипы важны для концептуальной структуры в том отношении, что они определяют обычные ожидания. Обычные ожидания играют важную роль в познании, и их учет необходим для того, чтобы охарактеризовать значение некоторых слов. Например, слово but ‘но’ в английском языке используется для того, чтобы отметить ситуацию, противоречащую некоторой модели, которая является нормой. Такими нормативными моделями могут быть стереотипные модели:
Нормально: Она мать, но она не ведет домашнее хозяйство.
Странно: Она мать, но она ведет домашнее хозяйство.
Последнее предложение могло бы нормально использоваться только в том случае, если бы стереотипные матери не занимались домашним хозяйством. Напротив, категория, определенная по контрасту со стереотипом, имеет противоположные свойства:
Нормально: Она мать, но она работает.
Странно: Она мать, но она не работает.
Аналогичные сложности возникают с незамужними матерями {матер ями-одиночками). Мать-одиночка — это не просто мать, у кото¬


Глава 5. Метонимические модели
117
рой нет мужа. Например, приемная мать, являющаяся незамужней женщиной, не является матерью-одиночкой. И мы не назвали бы матерью-одиночкой актрису, обладательницу миллионного состояния, которая решила завести ребенка вне брака. Мать-одиночка определена относительно модели рождения. Следовательно, приемные матери, кормилицы, женщины, отдавшие свою яйцеклетку, и т. д. не в счет. В стереотипном случае мать-одиночка забеременела против своей воли и ей тяжело одной растить ребенка.
Слово daddy ‘папа, папочка’ определено относительно модели воспитания, но не модели рождения. Поэтому можно спросить незамужнюю беременную женщину Кто отец ребенка?, но не Кто папа ребенка? Человек может быть назван отцом раньше, чем он может быть назван папой.
Итак, существует два вида моделей матери:
— кластер (пучок) сходящихся (конвергентных) когнитивных моделей;
— модель стереотипа, представляющая собой метонимическую модель, в которой субкатегория матери-домохозяйки замещает всю категорию в целом и определяет культурные ожидания.
Обе модели порождают прототипические эффекты, но различным образом. Объединенные вместе, они образуют структуру с составным прототипом: наилучшим примером матери является биологическая мать, которая ведет домашее хозяйство и растит ребенка, не работает за плату и замужем за отцом ребенка. Этот составной прототип является источником того, что называют структура репрезентативности внутри категории: чем ближе индивид к прототипу, тем более он репрезентативен как пример матери.
Структуры репрезентативности линейны. Они имеют дело только с близостью к прототипу и поэтому оставляют в скрытом виде большую часть тех разнообразных структур, которые существуют в когнитивных моделях, характеризующих категорию. Структуры репрезентативности, хотя они и реальны, представляют собой только тени когнитивных моделей. Важно иметь это в виду, поскольку теорию прототипов иногда рассматривают как имеющую дело только с подобными линейными структурами репрезентативности, но не с когнитивными моделями.
Исследование структур репрезентативности сыграло важную роль в истории теории прототипов — главным образом, в демонстрации того, что прототипы действительно существуют, и в осуществлении предварительных попыток хотя бы приблизительно опреде¬


118
Часть 1. Категории и когнитивные модели
лить, что это такое и какими свойствами они обладают. Однако полное исследование структуры категории должно идти гораздо дальше простого выделения прототипа и ранжирования непрототипических случаев по степени близости к прототипу. Такое исследование должно обеспечить, по меньшей мере, описание тех особенностей когнитивных моделей, которые лежат в основе структур репрезентативности.
Вот некоторые виды матерей:
— Центральный случай, где сходятся воедино все модели, это мать, которая является и всегда была женщиной, которая родила ребенка, вложив в него свою половину генов, которая растит ребенка, будучи змужем за его отцом, на одно поколение старше ребенка и является его законным попечителем.
— Мачеха: Она не родила ребенка и не передала ему свои гены, однако она в данное время замужем за его отцом.
— Приемная мать: Она не родила ребенка и не передала ему свои гены, однако она является его законным попечителем и несет обязанности по уходу за ребенком и его воспитанию.
— Родившая мать (birth mother): Она определяется по контрасту с приемной матерью: в ИКМ усыновления (удочерения) женщина, которая родила ребенка и затем передает его для усыновления (удочерения), называетсяродившей матерью.
— Естественная мать (natural mother): Данный термин употреблялся как противопоставленный приемной матери, но был оставлен вследствие возбуждаемых им нежелательных ассоциаций: выходило, что приемная мать является, по контрасту, «неестественной».
— Мать-кормилица/воспитательница (foster mother): Она не родила ребенка, и ей платят за то, что она заботится о нем, кормит и воспитывает.
— Биологическая мать: Она родила ребенка, однако не растит его, и существует кто-то другой, кто делает это и может быть квалифицирован как мать в некотором роде.
— Суррогатная мать: Она нанята по контракту родить ребенка, и более ничего. Она может предоставлять, а может не предоставлять свои гены для этого ребенка, и она не замужем за отцом ребенка и не обязана воспитывать и растить ребенка. Она также по контракту уступает свое право быть законным попечителем ребенка.
— Незамужняя мать: Она не замужем на момент рождения ребенка.


Глава 5. Метонимические модели
119
— Генетическая мать: Это термин, который, по моим наблюдениям, используется для обозначения женщины, которая предоставляет свою яйцеклетку для того, чтобы она была имплантирована в матку другой женщины, и не имеет никакого другого отношения к ребенку. Такое употребление, насколько я могу судить, еще не стало конвециональным.
Все эти субкатегории матерей понимаются как отклонения от центрального случая. Однако не все возможные вариации центрального случая существуют как категории. Нет категории матерей, которые были бы законными попечителями ребенка, но не растили и воспитывали его лично, а нанимали для этого другого человека. Не существует категории транссексуалов, которые родили ребенка, но после этого подверглись операции по изменению пола. Кроме того, многие из перечисленных выше категорий порождены XX столетием и ранее просто не существовали. Все эти субкатегории не порождаются центральным случаем по продуктивным моделям, но определяются конвенционально как разновидности центрального случая. Не существует общего правила для порождения видов матерей. Они определяются в рамках данной культуры и должны изучаться как таковые. Эти виды не совпадают в разных культурах. На Тробриандских островах женщина, родившая ребенка, часто отдает его какой-нибудь старой женщине, для того чтобы та вырастила его. В японской традиции было обычным, когда женщина передавала ребенка на воспитание своей сестре. Эти случаи представляют виды матерей, у которых нет точного эквивалента в нашей культуре.
Категория матери в нашей культуре характеризуется тем, что мы будем называть радиальной структурой. Радиальная структура — это структура, где есть центральный случай и его конвенционализо- ванные разновидности, которые не могут быть выведены из центрального по общему правилу. Категории, которые порождаются центральными случаями и некоторыми общими правилами, например, натуральные числа или категория дядя по материнской линии в языке фокс, описанная Лаунсбери, не являются радиальными структурами в том смысле, в котором мы определяем этот термин. Мы ограничиваем радиальные структуры только такими случаями, где разновидности конвенционализованы и должны изучаться специально. Мы также исключаем такие категории, в которых центральные случаи являются более общими, чем нецентральные, то есть случаи, когда нецентральные члены категории имеют больше признаков, чем центральные, и не имеют с ними различных признаков.


120
Часть I. Категории и когнитивные модели
Радиальные структуры чрезвычайно распространены, и мы обсудим их подробно ниже.
Некоторые типы метонимических моделей
К настоящему моменту мы рассмотрели один случай метонимической модели — стереотип матери-домохозяйки. Он определяет субкатегорию, которая замещает категорию матери в целом при определении социальных ожиданий, связанных с этой категорией. Всякий раз, когда субкатегория (или отдельный член категории) используется для представления категории в целом, она становится потенциальным источником прототипических эффектов. Поэтому метонимические модели играют важную роль в теории прототипов. Рассмотрим их несколько более подробно.
В общем случае метонимическая модель имеет следующие характеристики:
— Существует концепт-«мишень» А, который должен для некоторой цели получить понятную интерпретацию в некотором контексте.
— Имеется концептуальная структура, включающая концепт А и некоторый другой концепт В. В является частью А или тесно ассоциирован с ним в данной концептуальной структуре. В типичном случае выбор В однозначно обусловливает А внутри данной концептуальной структуры.
— В сравнении с А В или легче понимается, легче запоминается, легче опознается, или может быть более непосредственно использован для данной цели в данном контексте.
— Метонимическая модель — это модель отношения между А и В в концептуальной структуре; это отношение определяется через функцию от В к А.
Когда такая конвенциональная метонимическая модель существует как часть концептуальной системы, В может использоваться, метонимически, вместо А. Если А является категорией, результатом будет метонимическая модель категории и, в типичном случае, возникновение прототипических эффектов.
Большинство метонимических моделей являются, на самом деле, моделями индивидных вещей, но не категорий. Лакофф и Джонсон (Lakoff, Johnson 1980, chap. 8) показали, что существует много типов метонимических моделей для индивидов. Имеется также много типов метонимических моделей для категорий; каждый тип представ¬


Глава 5. Метонимические модели
121
ляет собой особый вид источника прототипических эффектов. Вот некоторые типы, которые я обнаружил к настоящему времени.
Социальные стереотипы
Как мы видели в случае матери-домохозяйки, социальные стереотипы могут представлять категорию в целом. Социальные стереотипы обычно осознаются и часто являются предметом публичных дискуссий. Они изменяются со временем и могут приобретать общественную значимость. Поскольку они определяют культурные ожидания, они используются в рассуждении и особенно в том, что мы называем «поспешными умозаключениями» («jumping to conclusions»). Однако их неточность обычно осознается, и их использование в рассуждении может быть подвергнуто эксплицитной критике.
Вот некоторые из современных американских стереотипов:
— Стереотипный политик является интриганом, самовлюбленным и бесчестным человеком.
— Стереотипный холостяк — это красавец-мужчина, встречающийся с множеством разных женщин, желающий одержать как можно больше сексуальных побед, постоянно околачивающийся в барах для знакомств (singles bars), и т. д.
— Стереотипный японец трудолюбив, вежлив и умен.
Поскольку социальные стереотипы характеризуют культурные ожидания, они часто используются в рекламе и в большинстве форм популярных развлечений.
Стереотип холостяка вызывает прототипические эффекты второго уровня, в добавок к тем, которые возникают как следствие неполного соответствия ИКМ холостяка некоторым ситуациям. Рассмотрим ситуацию, где все исходные условия ИКМ холостяка выполняются, ситуацию, в которой отсутствуют случаи, к которым концепт холостяка не приспособлен в полной мере, — священники, геи, мусульмане, имеющие только трех жен, Тарзаны. В таких ситуациях, тем не менее, могут возникать прототипические эффекты, однако они возникают внутри четких границ категории. В этих случаях социальный стереотип холостяка характеризует наилучшие примеры, а те бесспорные холостяки, которые не соответствуют социальному стереотипу, будут менее хорошими примерами. Холостяк —
Singles bar, букв, ‘бар для одиночек’ — бар, в котором одинокие мужчины и женщины имеют возможность познакомиться и пообщаться. — Прим, перев.


122
Часть 1. Категории и когнитивные модели
красавец и гуляка, вступающий в беспорядочные связи с женщинами и вечно шатающийся где-то вне дома, лучше соответствует стереотипу холостяка, чем, скажем, невзрачный человек, которому нравится заботиться о детях, который предпочитает стабильные отношения с одной женщиной, не стремится одержать как можно больше сексуальных побед, любит работу по дому и хорошо делает ее, и т. д. Таким образом, несмотря на то что ИКМ холостяка определена в рамках классической теории и имеет четкие границы в ситуациях, которые удовлетворяют исходным предпосылкам употребления этого слова, прототипические эффекты могут тем не менее возникнуть внутри категориальных границ вследствие наличия социального стереотипа.
Заметим, что мы часто имеем имена для стереотипов, например, дядя Том, еврейская принцесса (Jewish princess)* и т. д. Это категории, которые функционируют как стереотипы для других категорий. Понимание таких категорий требует понимания их роли как стереотипов.
Типичные примеры
Типичные примеры включают случаи наподобие следующих:
Малиновки и воробьи — типичные птицы.
Яблоки и апельсины — типичные фрукты.
Пилы и молотки — типичные инструменты.
Социальные стереотипы обычно осознаются и часто являются предметом публичного обсуждения, и даже могут иметь имена. В то же время типичные члены категории используются обычно бессознательно и автоматически. С трудом можно представить типичные примеры как предмет публичного обсуждения, и они не изменяются сколько-нибудь заметно на протяжении жизни одного человека. С ними не связаны какие-либо культурные ожидания. Они используются в рассуждении, как показал Рипс (Rips 1975), описавший эксперимент, в котором его участники заключали, что если бы малиновки на некотором острове заболели какой-нибудь болезнью, то и утки бы заболели, но не наоборот. Такие примеры весьма обычны. Является нормой делать выводы от типичных примеров к нетипичным. Если у типичного человека на голове есть волосы, то мы заключаем из этого, что у нетипичных людей (при прочих равных ус¬
* Очень богатая или избалованная американская еврейская девушка или женщина — Прим, перев.


Глава 5. Метонимические модели
123
ловиях) на голове тоже есть волосы. Более того, человек может рассматриваться как нетипичный именно вследствие того, что у него на голове нет волос. В этом нет ничего удивительного. Огромный массив нашего знания о категориях организован в терминах типичных случаев. Мы постоянно делаем выводы на основании знаний этого рода. И мы делаем это настолько регулярно и автоматически, что редко замечаем, что мы это делаем.
Рассуждение на основе типичных случаев является одним из важнейших аспектов человеческого мышления. Наши обширные знания о типичных случаях ведут к прототипическим эффектам. Причина в том, что существует асимметрия между типичными и нетипичными случаями. Знание о типичных случаях распространяется на нетипичные случаи, но не наоборот.
ч
Идеалы
Многие категории осмысляются в терминах абстрактных идеальных случаев, которые могут не быть типичными или стереотипными. Например,
— Идеальный муж — всемерно заботится о семье, верен своей жене, сильный, уважаемый, привлекательный мужчина.
— Стереотипный муж — неуклюжий, скучный, пузатый.
Наоми Куинн (персональное сообщение), основываясь на обширных исследованиях американских понятий о браке, обнаружила, что существует много типов идеальных моделей брака: успешные браки, удачные браки (good marriages), крепкие браки и т. д. Успешные браки — это такие, где достигнуты цели супругов. Удачные браки — это браки, которые оба супруга считают выгодными (beneficial) для себя. Крепкие браки — это такие браки, которые имеют хорошие шансы длиться долго. Как представляется, такие типы имеют огромную важность для культурно значимых категорий — категорий, для которых важны процедуры оценки и планирования.
Большое количество культурных знаний организовано в терминах идеалов. У нас есть культурные знания об идеальных домах, идеальных семьях, идеальной работе, идеальных начальниках, идеальных рабочих и т. д. Культурные знания об идеалах ведут к прототипическим эффектам. Существует асимметрия между идеальными и неидеальными случаями: мы делаем оценки и ставим цели на будущее в терминах идеальных, а не отклоняющихся от идеала. Эта асимметрия является следствием модели вывода, связанной с иде¬


124
Часть I. Категории и когнитивные модели
альными случаями. Идеалы рассматриваются как обладающие всеми положительными качествами неидеальных случаев, в то время как неидеальные случаи не рассматриваются как обладающие всеми положительными качествами идеальных случаев.
Образны
Мы также осмысляем категории в терминах индивидуальных членов, которые представляют идеал или его противоположность. Так, мы имеем такие институты, как списки десяти лучших и десяти худших в каком-либо виде деятельности, Галерея славы, ежегодные награды Американской академии киноискусств (премии «Оскар»), Книга мировых рекордов Гиннеса и т. д. У нас есть образцы в бейсболе: Малыш Рут, Уилли Мейс, Сэнди Коуфакс и т. д. Образцы используются в конструкциях языка: настоящий Малыш Рут, новый Уилли Мейс, Кадиллак среди пылесосов и т. д. Научные парадигмы также характеризуются образцами. Так, например, эксперимент Майкельсона—Морли является образцом физических экспериментов — и используется многими людьми для того, чтобы понять, что такое великий физический эксперимент.
Огромное количество наших действий связано с образцами. Мы стараемся подражать им. Нас интересуют биографии великих людей. Мы используем образцы как модели, на которых основываются наши действия. Мы жаждем непосредственно познакомиться с образцами в различных областях — мы хотим видеть игру Всех Звезд, ходим на фильмы — лауреаты премии «Оскар», путешествуем, чтобы осмотреть семь чудес света, и стараемся приобрести образцовые потребительские товары. Мы постоянно приобретаем все новые знания об образцах и опираемся на эти знания в наших действиях. Помимо всего прочего, мы, делая наши выводы, очень часто основываемся на распространенном в «наивной» (народной, folk) теории мнении, что люди, являющиеся образцами в тех или иных областях, являются также образцовыми людьми. Поэтому люди оказываются столь шокированы, когда узнают, что великий бейсболист или влиятельный политик замешан в неблаговидных делах.
Генераторы
Существуют случаи, когда члены категории определяются, или «порождаются», «генерируются», центральными членами и некоторыми общими правилами. Мы могли наблюдать это на материале


Глава 5. Метонимические модели
125
анализа Лаунсбери категории дядя по материнской линии в языке фокс. Однако, наверное, наиболее известный пример — это натуральные числа. Натуральные числа для большинства людей охарактеризованы посредством целых чисел от нуля до девяти вместе с таблицами сложения и умножения и правилами арифметики. Простые однозначные числа являются центральными членами категории натуральные числа; они, при данных общих арифметических принципах, порождают целую категорию. В нашей системе числовой репрезентации однозначные числа используются для представления натуральных чисел в целом. Любое натуральное число может быть записано как последовательность однозначных чисел. Свойства больших чисел осмысляются в терминах свойств меньших чисел и в конечном итоге в терминах свойств однозначных чисел.
Однозначные числа вместе с таблицами сложения и умножения и правилами арифметики образуют модель, которая генерирует натуральные числа и является метонимической в нашем смысле: категория в целом осмысляется в терминах малой субкатегории.
Натуральные числа, помимо этого, имеют другие модели, которые подразделяют числа, согласно некоторым их признакам, на четные и нечетные, простые числа и не простые числа, и т. д. Такие модели не являются метонимическими. Они работают согласно классическим аристотелевским принципам. Однако они определяют только субкатегории натуральных чисел. Категория как целое определяется метонимически и генеративно посредством однозначных чисел и правил арифметики.
Для того чтобы еще более запутать дело, другие типы чисел также определяются посредством метонимических генеративных моделей: рациональные числа, действительные числа, мнимые числа, трансфинитные кардинальные числа и т. д. Так, рациональные числа понимаются как отношения натуральных чисел, действительные числа понимаются как бесконечные последовательности натуральных чисел. Другими словами, рациональные и действительные числа понимаются в терминах натуральных чисел — субкатегории, используемой для порождения больших категорий.
Субмодели
Другой способ понять категорию — это ее осмысление через субмодели. Рассмотрим снова категорию натуральных чисел. Наиболее распространенная субмодель здесь — это субкатегория степеней десяти: десять, сто, тысяча и т. д. Мы используем эту субмодель для того, чтобы понять сравнительную величину чисел. Члены такой


126
Часть I. Категории и когнитивные модели
субмодели являются тем, что Рош (Rosch 1975а) называет «когнитивными точками отсчета», занимающими особое место в мышлении, особенно при указании приблизительной величины чего- либо и оценке размера. Когнитивные точки отсчета в такой субмодели демонстрируют прототипические эффекты следующего вида: участники эксперимента более склонны оценивать как истинные суждения типа 98 это приблизительно 100, чем 100 это приблизительно 98. Конечно, это зависит также от контекста. Например, при обсуждении температуры тела в случае болезни, когда нормальная температура — 98.6° по Фаренгейту, вполне нормально сказать, что 99 это приблизительно 98.6. Причина, конечно, в том, что 98.6 является когнитивной точкой отсчета, когда рассматривается температура тела. (См., например, Sadock 1977.)
Одни субмодели имеют биологическую основу: первичные цвета, базовые эмоции и т. д. Другие являются культурно обусловленными, например, семь смертных грехов.
Выделяющиеся (salient) примеры
Для людей вполне обычно использовать знакомые, хорошо запомнившиеся и другие выделяющиеся примеры для того, чтобы лучше понять категории. Например, если ваш лучший друг вегетарианец и среди ваших знакомых нет других вегетарианцев, вы будете склонны распространять то, что вы знаете о вашем друге, на других вегетарианцев. После широко освещавшейся в средствах массовой информации катастрофы самолета DC-10 в Чикаго многие люди стали отказываться лететь на DC-10, выбирая другие типы самолетов, несмотря на то что они в целом имели худшие показатели безопасности, чем DC-10. Такие люди, оценивая степень безопасности полетов, метонимически переносили выделяющийся пример катастрофы одного самолета DC-10 на всю категорию самолетов DC-10.
Аналогично, выделяющимися примерами природных катаклизмов являются землетрясения в Калифорнии. А. Тверски и Канеман (Tversky, Kahneman 1983) продемонстрировали, что люди используют такие выделящиеся примеры при оценке вероятности природных катастроф. В их рассуждении по этому поводу содержалось то, что Тверски и Канеман назвали «ошибкой конъюнкции». Из теории вероятностей известно, что вероятность двух событий, А и В, всегда меньше, чем вероятность только одного из этих событий, скажем, В. Так, вероятность того, что монеты А и В обе упадут орлом вверх, меньше, чем вероятность того, что только монета В упадет орлом вверх.


Глава 5. Метонимические модели
127
Теория вероятностей определяет вероятность для событий А и В, не связанных друг с другом. Когнитивные модели могут, однако, соединять в нашем уме события, не связанные друг с другом во внешнем мире. Тверски и Канеман (Tversky, Kahneman 1983) обнаружили, что если имеется выделяющаяся когнитивная модель, соединяющая события А и В, она воздействует на наши оценки вероятности совместного осуществления^ и В.
Ниже приводится типичный пример заданий, использовавшихся Тверски и Канеманом. Одной группе испытуемых было предложено оценить вероятность следующего:
Большое наводнение в одном из районов Северной Америки в 1983 году, в котором гибнет более 1000 человек.
Другой группе было предложено оценить вероятность следующего:
Землетрясение в Калифорнии, вызывающее наводнение, в котором гибнет более 1000 человек.
Оценки вероятности конъюнкции землетрясения и наводнения были значительно выше, чем оценка вероятности одного наводнения. Тверски и Канеман делают следующий вывод:
Попытки предсказать неизвестное будущее, так же как попытки реконструировать неизвестное прошлое, являющееся областью истории и криминалистики, совместно базируются на гипотетических сценариях. Эти сценарии, или «наилучшие предположения», имеют тенденцию быть конкретными, логически связными и опираться на наши ментальные модели релевантных миров.
Как видим, когнитивная модель может функционировать таким образом, что выделяющийся пример замещает метонимически целую категорию. Это влияет на наши суждения о вероятности событий, относящихся к категории.
Итак, выше были рассмотрены следующие виды метонимических моделей: социальные стереотипы, типичные примеры, идеальные случаи, образцы, генераторы, субмодели и выделяющиеся примеры. Все они имеют когнитивный статус, иными словами, используются в процессах мышления. И все они вызывают прототипические эффекты того или иного вида.


Глава 6
Радиальные категории
Категория мать, как мы видели выше, структурирована радиально по отношению к ряду ее субкатегорий: имеется центральная субкатегория, определяемая посредством кластера сходящихся когнитивных моделей (модель рождения, модель воспитания и т. д.); кроме того, имеются нецентральные расширения, которые не являются специфическими примерами центральной субкатегории, но представляют собой ее варианты {приемная мать, родившая мать, мать-кормилица, суррогатная мать и т. д.). Эти варианты не порождаются центральной моделью по общим правилам, но представляют собой ее конвенциональные расширения и должны быть изучены как таковые один за другим. Однако эти расширения отнюдь не случайны. Центральная модель определяет возможности для расширения вместе с возможными отношениями между центральной моделью и моделями, возникающими в результате расширения. Мы будем рассматривать расширения центральной модели как мотивированные центральной моделью и некоторыми общими правилами расширения. В оставшейся части этого тома много места будет уделено понятию мотивации и разновидностям общих принципов расширения, обусловливающим структуру радиальных категорий.
Как было показано выше на примере категории мать, радиальные структуры внутри категории являются дополнительным источником прототипических эффектов. Внутри радиальных категорий в целом менее центральные категории понимаются как варианты более центральных категорий. Так, родившая мать и мать-кормилица (foster-mother) не понимаются исключительно сами по себе, они осмысляются через свое отношение к центральной модели матери.
Грамматикализованные категории
Грамматики языков обычно маркируют некоторые концептуальные категории. Поскольку язык является частью когнитивного ком-


Глава 6. Радиальные категории
129
плекса в целом — и притом его важнейшей частью, изучение концептуальных категорий, маркируемых грамматиками языков, имеет большое значение для понимания природы когнитивных категорий вообще. Классифицирующие языки — языки, где имена существительные маркированы как члены определенных категорий, — являются богатейшими источниками данных, касающихся структуры концептуальных категорий в том виде, в котором они представляются в языке. Рассмотрим два примера радиально структурированных и маркированных классификаторами концептуальных категорий.
Женшины, огонь и опасные веши
Борхес приписывает древней китайской энциклопедии под названием «Божественное хранилище благотворных знаний» следующую классификацию животного царства.
На этих древних страницах написано, что животные делятся на (а) тех, что принадлежат императору, (б) забальзамированных, (в) дрессированных, (г) молочных поросят, (д) русалок, (е) сказочных,
(ж) бродячих собак, (з) тех, которые включены в данную классификацию, (и) таких, которые дрожат, как если бы они были бешеными,
(к) бесчисленных, (л) нарисованных очень тонкой кисточкой из верблюжьего волоса, (м) других, (н) тех, которые только что разбили цветочную вазу, (о) тех, что издали похожи на мух (Borges 1966,
р. 108).
Конечно, здесь мы имеем дело с фантастикой. Описанные категории не только не являются естественными человеческими категориями — они не могли бы и быть нормальными категориями человеческого разума. Однако среди того, что делает этот отрывок искусством, а не просто фантазией, есть нечто, что сродни впечатлению западного читателя, возникающему, когда он читает описания экзотических языков и культур. Люди в различных уголках мира классифицируют вещи так, что это поражает западные умы и ошеломляет западных лингвистов и антропологов. Большей частью это кончается тем, что лингвист или антрополог поднимает руки вверх и, не в силах найти в этих классификациях закономерность, прибегает к помощи списка — списка, который было бы неудивительно встретить в сочинениях Борхеса.
Превосходный пример этого — классификация вещей в мире, которая существует в традиционном варианте дьирбал — языка аборигенов Австралии. Эта классификация встроена в язык, что обычно 9 — 3361


130
Часть I. Категории и когнитивные модели
для языков мира. Всегда, когда в дьирбал в предложении употребляется имя существительное, ему должен предшествовать вариант одного из четырех слов: bayi, balan, balam, bala. При помощи этих слов классифицируются все объекты вселенной дьирбал, и для того, чтобы говорить на дьирбал правильно, говорящий должен использовать правильный классификатор перед каждым именем. Ниже приводится краткий вариант классификации в дьирбал объектов окружающего мира, описанной Р. Диксоном (Dixon 1982):
I. Bayi: мужчины, кенгуру, опоссумы, летучие мыши, большая часть змей, большая часть рыб, некоторые птицы, некоторые насекомые, луна, бури, радуги, бумеранги, некоторые виды копий и т. д.
II. Balan: женщины, бандикуты, собаки, утконос, ехидна, некоторые змеи, некоторые рыбы, большинство птиц, светлячки, скорпионы, сверчки, волосатые гусеницы, все, связанное с водой или огнем, солнце и звезды, щиты, некоторые виды копий, некоторые деревья и т. д.
III. Balam: все съедобные плоды и растения, на которых они растут, клубни, папоротники, мед, сигареты, вино, лепешки.
IV. Bala: части тела, мясо, пчелы, ветер, заостренные палки (оружие аборигенов), некоторые виды копий, большая часть деревьев, трава, грязь, камни, шумы и язык и т. д.
Этот список восхитил бы любого поклонника Борхеса.
Однако Диксон не остановился на списке. Он поставил своей целью выяснить, каким образом образованы эти категории человеческого ума, категории, исполненные смысла для говорящих на языке дьирбал, так, что они представлены единообразно в умах говорящих и используются бессознательно и автоматически. В ходе полевых исследований Диксон установил, что говорящие не заучивают члены категории по отдельности, но оперируют в терминах некоторых общих принципов. Согласно анализу Диксона, существует базовая, продуктивная и достаточно простая схема классификации, которая действует, если только не вступает в силу некоторый более специальный принцип, имеющий приоритет. Диксон предложил следующую базовую схему классификации:
I. Bayi: (человеческие) существа мужского пола; животные
II. Balan: (человеческие) существа женского пола; вода; огонь; сражение
III. Balam: не мясная пища


Глава 6. Радиальные категории
131
IV. 	Bala: все, что не входит в другие классы
Вот некоторые примеры применения этой схемы. Мужчины, являясь человеческими существами мужского пола, входят в класс I. Кенгуру и опоссумы, являясь животными, входят в класс I. Женщины относятся к классу И, поскольку они являются человеческими существами женского пола. Реки и болота, являясь водоемами, относятся к классу II. Огонь — в классе II. Дикие фиги (плоды инжира) относятся к классу III. Деревья, не приносящие плодов, относятся к классу IV. Скалы — в классе IV. Язык — в классе IV.
Особый интерес представляют случаи, в которых обнаруживается следование некоторым общим принципам, лежащим за пределами базовой схемы, описанной выше. Возможно, наиболее общим принципом, который Диксон принимает как сам собой разумеющийся и поэтому не находит нужным формулировать его эксплицитно, является принцип, который я буду называть «принципом области опыта»:
Если имеется базовая область опыта, ассоциированная с А, то для сущностей этой области естественно относиться к той же категории, что и А.
Например, рыбы относятся к классу I, потому что они являются живыми существами. Приспособления для ловли рыбы (остроги, лески, и т. д.) также относятся к классу I, хотя можно было бы также ожидать, что они относятся к классу IV, поскольку они не являются ни живыми существами, ни видом еды. Аналогично, растения, плоды которых съедобны, входят в класс III вместе с плодами, которые они приносят. В ином случае можно было бы ожидать, что фруктовые деревья попадут в класс IV вместе с другими деревьями. И на самом деле, если имеется в виду древесина фруктового дерева, скажем, в виде дров или материала для изготовления какого-либо орудия, то используется классификатор класса IV bala. Свет и звезды, которые относятся к той же области опыта, что и огонь, находятся в классе II вместе с огнем. Боевое снаряжение (например, боевые копья) и место для сражений относятся к той же области опыта, что и сражение, и вместе с последним относятся к классу II.
Возможно, одним из наиболее поразительных открытий Диксона, позволяющим объяснить большинство случаев кажущихся отклонений, является обнаружение принципа, который я буду называть «принцип мифа и веры»:
Если некоторое имя имеет характеристику X (на основании которой оно должно быть отнесено к некоторому классу), однако че¬
п*


132
Часть I. Категории и когнитивные модели
рез миф или веру соединено с характеристикой У, то оно в общем случае принадлежит к классу, соотносящемуся с Y, но не к классу, соотносящемуся с X.
Хотя птицы являются живыми существами, они не относятся к классу I вместе с другими живыми существами. Говорящие на дьирбал верят, что птицы — это души умерших женщин, поэтому они в классе II. В так называемом «языке свекровей и тещ» (mother-in-law) в дьирбал (используемом для того, чтобы говорить с табуированными родственниками противоположного пола) есть только одно слово, balan muguyngan, для птиц и душ женщин. Некоторые птицы представляют собой исключения из этого правила. Три вида трясогузок в мифах являются мужчинами, и поэтому они относятся к классу I вместе с мужчинами. Пестрый дронго (птица) в мифе похищает огонь у радуги-змеи, поэтому он в классе II вместе с огнем. (Диксон пишет, что имеется целый ряд аналогичных примеров.) Сверчки в мифах — это «старые женщины», поэтому они в классе II. Согласно мифу, луна и солнце — это муж и жена, соответственно, луна относится к классу I вместе с другими мужьями, тогда как солнце в классе II вместе с другими женами. Волосатая гусеница, прикосновение к которой вызывает ожог, подобный солнечному ожогу, в классе II вместе с солнцем. Ветер относится к классу IV, однако бури и радуга, которые в мифах являются мужчинами, входят в класс I.
Еще один принцип, обнаруженный Диксоном, это «принцип важного свойства»:
Если подмножество имен имеет некоторое важное свойство, которого не имеют остальные члены множества, то для того, чтобы «отметить» это свойство, члены этого подмножества могут быть отнесены к иному классу, чем остальные члены этого множества; чаще всего такое важное свойство является «вредоносным».
Большинство рыб относится к классу I вместе с другими живыми существами, однако морской ерш и морская щука опасны и поэтому находятся в классе II. Эти две рыбы не включены в родовое объединение рыб, таким образом, родовое имя bayi jabu ‘рыба’ не может быть использовано для обозначения этих видов рыб. Деревья, кусты, вьющиеся и ползучие растения и травы, не имеющие съедобных частей, относятся к классу IV. Но два вида колючих деревьев и обжигающая вьющаяся крапива относятся к классу II вместе с другими вредными вещами. Можно было бы ожидать, что ястребы относятся к классу II вместе с другими птицами, но поскольку они приносят


Глава 6. Радиальные категории
133
вред, их вредоносность маркируется помещением их в другую категорию — класс I. Эти принципы позволяют во многих случаях объяснить классификацию заимствованных слов. Фрукты, мука, пирог (сделанный из муки) и вино (сделанное из плодов) относятся к классу III. Белые мужчины относятся к классу I, а белые женщины — к классу II. Спички и трубки (связанные с огнем) входят в класс II вместе с огнем, но сигареты (листы, которые потребляются, как пища) в классе III.
Диксон не утверждает, однако, что вся классификация дьирбал основывается на его принципах. Он приводит небольшой ряд исключений, для которых он не смог найти объяснений. Возможно, что такие объяснения и не существуют в настоящее время, хотя ранее они существовали, но затем были утрачены. Например, неизвестно, почему собака, бандикут, утконос и ехидна относятся к классу II, а не-к классу I. Среди заимствованных слов деньги (не похожие ни на что в традиционной культуре дьирбал) неожиданно оказались в классе I. Но число таких исключений невелико.
Диксон достиг замечательных результатов. Он показал, что то, что на взгляд западного человека выглядит как фантастическая классификация из Борхеса, с точки зрения людей, производящих эту классификацию, является систематическим и основанным на строгих принципах способом классифицировать вещи.
Исследование Диксона, помимо прочего, стало прекрасной иллюстрацией того, как работают когнитивные механизмы человека. Хотя некоторые детали категоризации в дьирбал могут быть уникальны, общие ее принципы, действующие в дьирбал, проявляются вновь и вновь в различных системах человеческой категоризации. Это:
Центральность: То, что мы назвали базовыми членами категории, — это ее центральные члены. Трясогузки и луна являются менее центральными членами категории I, чем мужчины. Обжигающие вьющиеся растения, морская щука и волосатая гусеница являются менее центральными членами категории II, чем женщины.
Связь по цепочке: Комплексные категории структурированы связями по цепочке; центральные члены связаны с другими членами, которые в свою очередь связаны с другими членами, и так далее. Например, женщины связаны с солнцем, которое связано с солнечными ожогами, которые связаны с волосатой гусеницей. Благодаря такой цепочке волосатая гусеница оказывается в той же категории, что и женщины.


134
Часть I. Категории и когнитивные модели
Области опыта: Имеются базовые области опыта, которые могут быть культурно специфичными. Они могут определять характер связей в цепочках внутри категорий.
Идеализированные модели: Существуют идеализированные модели мира — среди них мифы и верования — которые могут определять характер связей в цепочках внутри категорий.
Специфическое знание: Специфическое знание (например, знание мифологии) имеет преимущество перед общим знанием.
Прочее: Борхес оказался прав. Концептуальные системы могут иметь категорию «все остальное». Такие категории, разумеется, не имеют центральных членов, связей по цепочке и т. д.
Отсутствие общих признаков: Категории в целом не обязательно определяются общими признаками. Нет никаких оснований полагать, что говорящие на дьирбал находят что-либо общее между женщинами, огнем, опасными вещами и т. д. Они также не полагают, насколько известно, что есть что-то женственное в огне или опасности или что-нибудь огненное или опасное в женщинах. Вместе с тем общие признаки играют определенную роль в характеристике базовых схем внутри данной категории (съедобные растения, человеческие существа мужского пола, человеческие существа женского пола).
Мотивация: Общие принципы придают смысл классификации дьирбал, однако не предсказывают с полной определенностью наличие тех или иных категорий.
Из всех этих принципов мотивация является, возможно, наименее ясным и заслуживает особого обсуждения. Существует большая разница между принципами, которые мотивируют систему, иными словами, позволяют понять, почему система такова, какова она есть, и принципами, которые порождают систему, иными словами, позволяют однозначно предсказать ее устройство. Анализ Диксона объясняет, почему система классификации в дьирбал является такой системой, с которой могут работать люди. Он не предсказывает однозначно, какой эта система должна быть. Так, для правильной категоризации необходимо знать, какие области опыта релевантны для категоризации, а какие нет. Например, рыбы живут в воде и рыбы относятся к классу I, однако это не значит, что вода попадет в класс I к рыбам или что рыбы войдут в класс II вслед за водой. Среда обитания не имеет значения для классификации в дьирбал. Говорящие на дьирбал должны просто знать, какие области опыта имеют значение для классификации и какие мифы и верования затрагивают ее.


Глава 6. Радиальные категории
135
Заранее можно сказать лишь то, что системы классификации имеют тенденцию к тому, чтобы обладать структурой определенного рода, структурой, характеризующейся центральностью, связями по цепочке и т. д. Теория категоризации описывает, какими могут быть человеческие системы категоризации и какими они не могут быть. Однако она не может точно предсказать, что будет входить в данную категорию в данной культуре или языке.
Свидетельства,
представляемые процессом исчезновения языка
Анализ Диксона в целом позволяет представить систему классификации в дьир бал в последовательном и закономерном виде. Вопрос в том, насколько этот анализ соответствует действительности. Не навязывает ли этот анализ внешнюю произвольную интерпретацию, чуждую самой системе языка? Не похоже ли это на анализ литературного произведения критиком? Как узнать, насколько этот анализ отражает психологическую реальность?
Прежде всего, анализ Диксона не является собственно его анализом. Приводимые им объяснения тех или иных фактов не придуманы им самим, но были сообщены ему носителями языка. Это касается тех аспектов классификационной системы, для которых у них было осознаваемое объяснение.
Помимо этого, существуют косвенные свидетельства того, что анализ Диксона в своей основе был правилен. Источником этих данных стали негативные процессы, происходившие с языком дьирбал. Свои первые полевые исследования Диксон проводил в 1963 году. В этот период культура англоязычного населения Австралии еще не оказала сильного воздействия на сообщество говорящих на дьирбал. Однако в период, последовавший за 1963 годом, влияние белого австралийского общества на культуру аборигенов значительно возросло вследствие введения обязательного обучения на английском языке и воздействия радио и телевидения. В результате в 1983 году, всего двадцать лет спустя, культура и язык дьирбал оказались на грани исчезновения. Молодое поколение говорит главным образом на английском языке, используя наряду с ним чрезвычайно упрощенный вариант традиционного дьирбал. Их опыт очень сильно отличается от опыта их родителей. Они также не знают мифы или не придают им большого значения.
Как и следовало ожидать, результатом этого стали сильнейшие изменения в системе категоризации. Это было документально зафиксировано Аннеттой Шмидт в ее замечательном исследовании


136
Часть I. Категории и когнитивные модели
«Дьирбал молодого поколения: Пример исчезновения языка в Австралии» (Schmidt 1985). Говорящие в возрасте 45 лет и старше говорят на традиционном дьирбале. Те, кому меньше 35 лет, используют гораздо более упрощенную форму этого языка. В исследовании Шмидт выделено две стадии деградации системы категоризации: промежуточная (наблюдавшаяся в речи пяти говорящих среднего возраста) и очень простая система (в речи совсем молодых говорящих). Данные, полученные в результате исследования языка на этих двух стадиях, позволяют сделать вывод, что анализ, приведенный выше, или что-то близкое к нему является правильным для традиционного дьирбала.
На промежуточной стадии наблюдается процесс распада радиальной структуры. Пять обследованных говорящих обнаруживали некоторые отличия в отношении утраты тех или иных аспектов радиальной структуры. Но системы классификации этих говорящих в целом могли быть поняты только в терминах выпадения некоторых радиальных звеньев в традиционной системе дьирбал. Иными словами, в системах на промежуточном этапе отсутствовали некоторые из гипотетических звеньев, которые позволяли включать вещи, не являющиеся существами мужского или женского пола, в классы I и II.
Все обследованные говорящие на этом промежуточном этапе разделяли следующие характеристики:
— Мифологические связи сохраняются: луна, бури и радуги все еще в классе I вместе с мужчинами и животными. Солнце, звезды и птицы все еще в классе II вместе с женщинами.
— Огонь все еще в классе II вместе с женщинами, за исключением одного говорящего, у которого светлячки вошли в класс I вместе с другими живыми существами.
— Рыбная ловля перестала быть областью, релевантной для категоризации. Хотя рыбы все еще в классе I вместе с другими живыми существами, остроги и лески перешли в класс IV к другим неодушевленным объектам.
— Вода все еще в классе II вместе с женщинами.
— Утконосы и ехидны продолжают оставаться животными-ис- ключениями в классе II.
В то же время наблюдались также и различия между говорящими, чего следовало ожидать в быстро изменяющейся системе:
— У одного говорящего полностью выпала категориальная связь опасности, и у одного говорящего эта связь полностью сохра-


Глава 6. Радиальные категории
137
нилась. У всех говорящих полностью сохранились связи опасных вещей, таких, как боевые копья и щиты, со сражением. Один говорящий полностью утратил связь природной опасности в классе II, в результате чего морская щука и морской ерш перешли в класс I к другим живым существам, а обжигающая крапива — в класс IV («все остальное») и оказалась вместе с деревьями, кустарниками и т. д. У двух других говорящих из класса II выпала связь природной опасности, и вместе с ней морские щуки и морские ерши.
— У двух говорящих собака и бандикут из класса II, где они были исключениями, перешли в класс I к другим животным. Еще у одного говорящего из класса II выпала собака.
Результаты этих процессов в целом подтверждают анализ традици-. онной системы в терминах радиальных категорий, предложенный Диксоном.
На той стадии утраты языка, которая наблюдается в речи самых молодых говорящих, традиционная система разрушена почти полностью. Сохранились только центральные случаи классов I и II, тогда как класс III полностью утрачен. Вот эта простая система:
I. Bayi: человеческие существа мужского пола и живые существа, не являющиеся людьми.
II. Balan: человеческие существа женского пола.
III. Bala: все остальное.
Имеются два возможных объяснения структуры этой системы. Первое — это интерференция языков. Молодое поколение выросло, говоря по-английски, и эта система похожа на английскую систему местоимений. Можно также предположить, что система сохранила только наиболее центральные члены классов I и II и что человеческие существа мужского и женского полов являются наиболее центральными членами этих классов на всех стадиях дьирбала. Однако в настоящее время нет достаточных данных о языке на других промежуточных стадиях для того, чтобы подтвердить то или иное из этих предположений.
Некоторые размышления
Приведенный выше анализ основывался на том, что говорили Диксону информанты о своей категоризационной системе. Они ничего не говорили ему о том, почему животные были помещены в один класс вместе с человеческими существами мужского пола


138
Часть 1. Категории и когнитивные модели
или почему огонь, вода и сражение были помещены в класс II вместе с человеческими существами женского пола. Я хотел бы предложить свои размышления по поводу того, почему система структурирована именно таким образом. Однако предварительно я хотел бы сделать несколько замечаний, касающихся принципов, выдвинутых Диксоном.
Мне кажется, что принцип мифа и веры и принцип важного свойства говорят в целом то же самое, что принцип области опыта. Принцип области опыта говорит, что существуют определенные области опыта, важные для категоризации в дьирбал. Они должны быть перечислены: рыбная ловля, огонь и т. д. На них строятся связи в категориальных цепочках. Так, если рыба находится в классе I, рыболовные снасти также будут в классе I. Принцип мифа и веры может быть рассмотрен как особый случай принципа области опыта. Он гласит, что мифы и верования являются областями опыта, релевантными для категоризации. Принцип важного свойства Диксона может быть истолкован таким же образом. Он был выдвинут главным образом для того, чтобы включить в систему связей вредные или опасные вещи. Это единственное важное свойство, попадающее в сферу его действия. Можно ровно с таким же правом сказать, что опасность является важной областью опыта для категоризации в дьирбал, и включить опасность, так же, как рыбную ловлю, огонь и мифы, в перечень релевантных для категоризации областей. Таким образом, все, что нам необходимо знать, это какие области опыта релевантны для категоризации, и далее нам нужны специальные познания в этих областях.
Продолжая наши рассуждения, мы могли бы объяснить категоризацию в дьирбал следующим образом.
Базовыми являются следующие деления:
I. Bayi: человеческие существа мужского пола
II. Balan: человеческие существа женского пола
III. Balam: съедобные растения
IV. Bala: все остальное
Классы I и II находятся в отношении минимального противопоставления — женский пол vs мужской пол — стандартное противопоставление для категоризационных систем в различных языках мира. Согласно анализу Диксона, классы I и II не находятся в отношении минимального противопоставления, так же как I и III или II и III. Важность этого вскоре станет понятна.


Глава 6. Радиальные категории
139
Список областей опыта, релевантных для категоризации, включает следующие области: рыбная ловля, огонь, мифы, верования, опасность. Из этого вытекают следующие следствия:
— Поскольку рыба относится к классу I, рыболовные снасти также относятся к классу I.
— Поскольку бури и радуги в мифах рассматриваются как мужчины, они относятся к классу I.
— Поскольку говорящие верят, что птицы — это души женщин, птицы относятся к классу II, кроме трех видов трясогузок, которые в мифах являются мужчинами и поэтому относятся к классу I.
— Поскольку говорящие верят, что сверчки — это «старые женщины», они относятся к классу II.
— Поскольку говорящие верят, что луна и солнце — муж и жена, луна входит в класс I, а солнце — в класс II.
— Поскольку огонь относится к той же области опыта, что и солнце, огонь входит в класс II вместе с солнцем.
— Вещи, рассматривающиеся как воплощения огня, — звезды, раскаленные угли, спички и т. д., входят в ту же область, что и огонь.
Все это позволяет предположить, что ответственность за включение огня в ту категорию, где находятся женщины, несет принцип области опыта. Это включение осуществляется посредством следующих связей: женщины (через миф) связаны с солнцем, которое (через релевантную область опыта) связано с огнем. Таким же образом можно связать опасность и воду. Огонь опасен, поэтому опасные вещи относятся к той же категории, что и огонь. Вода, которая гасит огонь, относится к той же области опыта, что и огонь, и поэтому находится в той же категории.
Необходимо иметь в виду, что все это рассуждения постороннего наблюдателя. Говорящие на дьирбал не говорили Диксону ничего подобного, а также ничего такого, что могло быть расценено как свидетельства за или против. Носители языка только отчасти осознают те принципы, которые структурируют их язык. Поэтому имеет место одно из трех: либо этот анализ неверен, либо говорящие не осознают этих структурирующих принципов, либо Диксон задавал не те вопросы. Это, по крайней мере в принципе, эмпирический вопрос, поскольку в результате данного анализа мы приходим к частично иным выводам, чем Диксон. Наш анализ предполагает, что боевые копья, жгучая крапива, морская щука и спички являются ме¬


140
Часть I. Категории и когнитивные модели
нее центральными членами категории И, чем девочки. Имеется тест, разработанный Элеонорой Рош и другими (Rosch 1977), позволяющий измерить относительную центральность членов категории. Однако неясно, как такие тесты могут быть использованы по отношению к старейшим членам племени аборигенов. Тем не менее все это не просто спекулятивные рассуждения. Это эмпирическая проблема, которая может быть сформулирована следующим образом:
Являются ли женщины, огонь и опасные вещи все в равной мере центральными членами класса II, без каких-либо мотивирующих связей между ними?
Или же женщины являются центральным членом категории, связанным некоторым образом с более периферийными огнем и опасностью?
Данные Шмидт, касающиеся разрушения системы, говорят в пользу последней гипотезы. Однако Шмидт обнаружила и другое прямое свидетельство — говорящего, который сознательно связывал огонь и опасность с женщинами:
buni [огонь] это леди, ban buni [класс II огонь]. Вы не можете сказать bayi buni [класс I огонь]. Это леди. Женщина это разрушительница. Она разрушает все. Женщина это огонь [БМ, 33 года, абориген мужского пола, Джамбан].
При оценке этих утверждений надо иметь в виду следующее. Их автор не говорит на традиционном дьирбал, это член более молодого поколения, свободно говорящий на старом языке, но обучавшийся в школе на английском языке. Нет никаких свидетельств в пользу или против того, что более старшие говорящие разделяют это мнение. Они показывают только то, что для данного говорящего существует концептуальная связь между присутствием в категории женщин и наличием в ней огня и опасности.
Наш анализ позволяет также сделать еще одно предсказание. В процессе распада системы в первую очередь должны выпадать наиболее удаленные звенья цепи. Шмидт приводит один пример, когда полностью распалась категориальная связь рыбной ловли, и другой, когда у говорящего полностью исчезла категориальная связь опасности, в то время как у других говорящих исчезло только ответвление природной опасности. Если следовать схеме Диксона, в которой человеческие существа женского пола и сражение (или вредоносность) в равной мере центральны, можно было бы в равной степени ожидать того, что человеческие существа женского пола перейдут в


Глава 6. Радиальные категории
141
другую категорию. Анализ, предложенный мной, позволяет сделать предположение, что центральная субкатегория — человеческие существа женского пола — будет последней, которая останется в категории, когда все другие ее члены исчезнут. Это также является эмпирическим вопросом. Теоретически вполне можно допустить, что у говорящих на промежуточной стадии распада системы в категории balan сохранятся все члены, кроме человеческих существ женского пола. Однако при наличии конечного пункта изменения, в котором balan содержит только человеческие существа женского пола, это маловероятно.
Согласно предложенному мной анализу, человеческие существа мужского и женского полов являются центральными членами категорий I и II, что ставит эти категории в отношение минимального противопоставления. Это позволяет объяснить некоторые любопытные более частные закономерности. А именно можно ожидать, что то, что могло бы войти, но не вошло в класс I, окажется в качестве исключений в классе II — минимально противопоставленной категории. И наоборот, то, что могло бы быть в классе II, окажется в качестве исключений в классе I. Не следует, однако, ожидать, что эти объекты войдут в классы III или IV. Это как раз то, что имеет место на самом деле. Животные относятся к классу I, но исключения из этого правила (собаки, утконосы, бандикуты, ехидны) вошли в класс И. Змеи относятся к классу I, но полозы и водяные питоны относятся к классу II. Птицы относятся к классу II, вместе с опасными вещами. Поскольку опасные вещи должны быть отмечены особой категоризацией, опасные птицы (ястребы) маркированы как исключения путем отнесения их к классу I. Следуя предложенному анализу, можно найти закономерность даже в исключениях.
До сих пор мы обходили стороной вопрос, почему животные оказались большей частью в классе I вместе с человеческими существами мужского пола. Диксон отмечает, что в дьирбал нет отдельных слов для обозначения животных мужского или женского пола; а именно есть слово для кенгуру, но нет отдельного слова для кенгуру женского пола. Кенгуру (bayi yuri) относится, вместе с большинством животных, к классу I; для того, чтобы указать, что кенгуру женского пола, необходимо использовать классификатор класса II (balan yuri). Противоположно направленное правило применяется к животным, которые являются в своем классе исключениями. Собаки относятся к классу II (balan guda). Если кто-то хочет указать, что некоторая собака относится к мужскому полу, он должен употребить классификатор класса I (bayi guda). Все это равносильно тому, чтобы


142
Часть I. Категории и когнитивные модели
сказать, что наименования животных не маркированы в отношении пола. Как представляется, в данной категориальной системе противопоставлены люди (мужского и женского пола), съедобные растения и неживая природа. Разумно предположить, что если животные войдут в какой-либо класс в системе, наподобие этой, они окажутся в одном классе с людьми, а не со съедобными растениями. Понятно также, что если животные не маркируются по полу, они попадают в категорию людей, также не маркированную по полу, если такая имеется. В большинстве языков, имеющих классифицикации по полу, немаркированной является категория мужского пола. В свете этих универсальных тенденций не удивительно обнаружить животных в одной категории с людьми мужского пола. Все эти рассуждения, однако, не основываются на фактическом материале.- Диксон не смог найти какие-либо свидетельства в пользу того, что категория I является немаркированной по отношению к категории II. Это вполне возможно, однако позитивные доказательства этого в настоящее время отсутствуют. Диксон не захотел строить гипотезы, не опирающиеся на конкретные факты, поэтому он просто поместил людей мужского пола и животных в класс I в качестве равноправных членов. Если следовать Диксону, летучие мыши являются не более центральными членами этой категории, чем мальчики. Это, по крайней мере в принципе, поддается проверке. Если бы я должен был заключить пари, что является более центральным членом категории — мальчики или летучие мыши, — я поставил бы небольшую сумму на мальчиков.
Мои рассуждения имели целью продемонстрировать, что те закономерности, которые открыл Диксон, могут быть распространены на гораздо более широкий круг явлений, а также показать, что вопросы, поднятые здесь, нуждаются в эмпирическом исследовании. Подобные вопросы должны ставиться теми, кто изучает языки с классификаторами.
Предварительные выводы
Результаты анализа системы классификаторов в дьирбал могут быть представлены в виде следующей диаграммы. На ней вся вселенная разделена на четыре четко очерченные взаимно исключающие области, представленные прямоугольниками. Они образуют то, что далее будет называться базовой моделью. Базовая модель говорит нам только то, что имеются четыре отличающиеся друг от друга области. Три из этих областей имеют внутреннюю структуру, включающую центральный элемент. Элементы обозначены на диаграмме


Глава 6. Радиальные категории
143
квадратиками. Четвертая, составленная из того, что не вошло в первые три, не обладает внутренней структурой. Центры областей базовой структуры также структурированы посредством того, что мы будем называть моделью основной оппозиции:
человеческие существа мужского пола vs человеческие существа женского пола, или центр класса I vs центр класса И; люди vs съедобные растения, или центры классов I и II vs центр класса III.
Balan
Balam
Bala
Последнее, и, возможно, наиболее важное: внутри базовой модели имеется цепочечная структура.
Четко определенные взаимно исключающие области базовой модели согласуются с классической теорией категорий. Но это не делает ее классической системой. Эта система отличается от классической тем, что она не имеет каких-либо определяющих характеристик, которые разделяли бы все члены категорий.
Для того чтобы описать эту систему, нам нужно иметь
— базовую модель, в данном случае очень простую. Она определяет, что имеются четыре различные взаимно исключающие категории и что в четвертую категорию вошло все то, что осталось за пределами первых трех;
— сведения о том, какие субкатегории первых трех категорий являются центральными, или наиболее типичными;


144
Часть 1. Категории и когнитивные модели
— модель основной оппозиции, которая структурирует центры категорий по отношению друг к другу; например, мужской пол противопоставлен женскому полу;
— сведения о принципах связывания по цепочке, в данном случае о наличии принципа области опыта вместе с перечнем областей, релевантных для категоризации; к таким областям относятся мифы, рыбная ловля, опасность ит. д.;
— краткий список исключений, которые распределяются в соответствии с моделью основной оппозиции; например, такие-то объекты, которые должны были бы войти в категорию с мужчинами в центре, вошли в категорию, в центре которой женщины, и наоборот.
Система классификаторов в дьирбал обнаруживает некоторые из базовых механизмов, используемых человеком при категоризации. Я бы хотел теперь обратиться к рассмотрению других фундаментальных механизмов, используемых в категоризации. Наш анализ будет основываться на результатах полевых исследований, проведенных Памелой Даунинг (Downing 1984), и обсуждении интересующих нас проблем с моим коллегой профессором X. Аоки.
Японский классификатор Ноп
Японский классификатор hon в большинстве употреблений определяет длинные, тонкие объекты: палочки, тростинки, карандаши, свечи, деревья, канаты, волосы и т. д. Наилучшими примерами являются длинные, тонкие и жесткие объекты. Неудивительно, что hon может употребляться с обозначением мертвых змей и сушеной рыбы, которые являются длинными и тонкими. Однако его употребление может быть распространено и на менее репрезентативные случаи:
— соревнования в военном искусстве, в которых используются мечи и шесты (длинные, тонкие и жесткие предметы);
— удары (и иногда броски) в бейсболе (прямые траектории, образованные мощным движением твердого объекта, ассоциированного с бейсбольной битой, длинной, тонкой и твердой);
— броски в баскетболе, подачи в волейболе и обмен ударами в пинг-понге;
— поединки дзюдоистов (соревнование в военном искусстве, но без мечей и шестов);


Глава 6. Радиальные категории
145
— соревнование между учителем и учеником в дзен-буддизме, когда каждый старается поставить другого в тупик посредством буддистских парадоксов;
— свернутые мотки ленты (которые в раскрученном виде длинные и тонкие);
— телефонные разговоры (которые передаются по проводам и которые являются примерами метафоры КАНАЛА (conduit), описанной в работах Reddy 1979 и Lakoff, Jonson 1980);
— радио и телепрограммы (подобны телефонным разговорам, но передаются без проводов);
— письма (другой пример коммуникации; кроме того, в прежние времена письма в Японии сворачивались в свиток и поэтому походили на палку);
— медицинские инъекции (которые делаются длинной и тонкой иглой).
Чтобы лучше понять этот феномен, рассмотрим несколько примеров нецентральных случаев, в которых используется hon. (Форма рроп является вариантом hon.)
Телефонные звонки
denwa-no i-ppon-gurai kakete-kite-mo ii no ni телефон-ГЕН i-hon- ПРИБЛИЗ присоединить- хорошо хотя
прийти-даже
‘Хотя ничего не случилось бы, если бы ты позвонил (мне)’
Бейсбол:
saisyo-ni utta zyuu-yon-hon-no hoomuran-wa
первые пробиты 14-hon-GE& хоумран-ТОПИК
‘Первые 14 хоумранов, которые были пробиты’
Пинг-понг:
rarii-ga zyu-ppon izyoo tuzuku mono
удар-НОМ 10-hon свыше продолжать люди
‘Люди, которые могут провести серию из 10 ударов’
Несмотря на то что подобные употребления не могут быть предсказаны исходя из центрального значения hon, они не являются произвольными. Во всех этих случаях нет ничего похожего на длинные, тонкие объекты, тем не менее имеются основания для того, чтобы
10-3361


146
Часть I. Категории и когнитивные модели
поместить их в одну категорию с длинными, тонкими объектами. Рассмотрим подробнее эти основания.
Мы начнем с соревнования в военном искусстве, в котором используются мечи или шесты. Шесты и мечи представляют собой длинные, тонкие, жесткие объекты, классифицируемые посредством hon. Они также являются главными функциональными объектами в этих состязаниях. Победа в таком состязании также классифицируется посредством hon. Таким образом, главная цель в этой области опыта относится к той же категории, что и главные функциональные объекты.
Бейсбольные биты относятся к центральным членам категории hon. Они являются одним из двух наиболее выделенных видов функциональных объектов в этой игре, второй из которых — мяч. Главным элементом в бейсбол является соревнование между питче- ром (игроком, бросающим мяч) и бэттером (игроком, отбивающим мяч с помощью биты). Главная цель бэттера — нанести удар по летящему мячу. Когда по бейсбольному мячу наносится сильный удар, он летит по траектории в виде длинной, тонкой линии, по которой быстро и мощно движется твердый объект. Этот образ прочерчиваемой летящим мячом длинной и тонкой линии соответствует образу, связываемому с классификатором hon.
Рапространение категории hon с бейсбольных бит на удары в бейсболе является еще одним случаем расширения категории с главного функционального объекта на главную цель. Это также случай расширения с главного функционального объекта в форме hon на йол-образную траекторию, образуемую другим важным функциональным объектом. Между прочим, даже из небольшого числа имеющихся в данное время исследований, посвященных классификатору hon, видно, что в то время как удары на базу и удары, позволяющие осуществить круговую пробежку, — хоумраны (хорошие удары) категоризируются посредством hon, высокие мячи (которые легко поймать), удары с нарушением правил, «тычки», «хлопки» и другие неудачные удары (faul balls, pop flies, ground balls, bunts) не могут быть определены с его помощью. Это неудивительно, поскольку последние не достигают главной цели игры, а их траектории не имеют форму hon.
Отношение между формой биты и траекторией, описываемой мячом, по которому был нанесен удар этой битой, — между длинным, тонким предметом и траекторией — является примером весьма распространенного отношения между схемами образов, лежащего в


Глава 6. Радиальные категории
147
основе расширения категории от центральных к нецентральным случаям. Рассмотрим некоторые примеры из английского языка.
— The man ran into the woods ‘Человек вбежал в лес’.
— The road ran into the woods букв. ‘Дорога вбежала в лес’*.
В первом примере run ‘бежать, вбежать’ описывает (длинную, тонкую) траекторию. Во втором примере run относится к длинному тонкому объекту (дороге).
— The bird flew over the yard ‘Птица пролетела над двором’.
— The telephone line stretched over the yard ‘Телефонная линия протянулась над двором’.
В первом случае предлог over ‘над’ относится к (длинной, тонкой) траектории. Во втором — к длинному тонкому объекту — телефонной линии.
— The rocket shot up ‘Ракета взлетела’.
— The lamp was standing up ‘Лампа стояла’.
В первом случае up ‘вверх’ указывает на траекторию полета ракеты, во втором — используется по отношению к длинному, тонкому объекту — стоящей лампе.
Подобные отношения весьма распространены и предполагают, что в их основе лежит некоторый механизм, который можно назвать трансформацией образной схемы, имеющей следующий вид:
СХЕМА ТРАЕКТОРИИ «-> СХЕМА ДЛИННОГО, ТОНКОГО ОБЪЕКТА
Данная трансформация образной схемы — один из многих видов когнитивных отношений, которые могут быть базой для расширения категории.
Некоторые говорящие по-японски распространяют категорию hon в бейсболе, помимо ударов, также на броски — опять-таки на основе связи образных схем внутри одной области опыта. Некоторые говорящие, рапространяя hon на броски, учитывают как траекторию, так и перспективу соревнования, в котором участвуют пит- чер (игрок, бросающий мяч) и хиттер (игрок, отбивающий мяч). Такие говорящие используют hon только для бросков, рассматриваемых с точки зрения игрока, отбивающего мяч. Есть также говорящие, которые употребляют hon с обозначениями бросков, если они
* По-русски по отношению к дороге употребляется глагол идти: Дорога шла через лес. — Прим, перев.
1П*


148
Часть I. Категории и когнитивные модели
достигают главной цели. Поскольку главной целью питчера является так подать мяч, чтобы бэттер пропустил его (такой пропущенный мяч называется страйк), эти говорящие используют hon только по отношению к страйкам, но не по отношению к болам (мяч, поданный питчером вне зоны удара и зафиксированный судьей до нанесения бэттером удара по мячу). Не было обнаружено говорящих, которые бы использовали hon по отношению к болам, но не использовали бы его по отношению к страйкам. Аналогично, не было найдено говорящих, которые бы употребляли hon с обозначениями неудачных бросков, но не употребляли бы его с ударами на базу и ударами, обеспечивающими круговую пробежку.
Аналогичная мотивация стоит за расширениями hon в других видах спорта. Так, hon может классифицировать в баскетболе броски и штрафные броски, но не передачи. Он также может применяться по отношению к подачам в волейболе и ударам в пинг-понге — случаям, когда имеется траектория и возможность выиграть очко (достигнуть главной цели).
Из этих примеров можно извлечь следующую мораль:
Во-первых, центральными случаями приложения hon оказались конкретные объекты базового уровня: палки, карандаши, бамбуковые шесты, бейсбольные биты и т. д. Расширение происходит в направлении от объектов базового уровня к другим явлениям, таким, как удары и броски.
Во-вторых, для того чтобы объяснить расширение категории, требуется теория мотивации. Эта теория, среди прочего, должна включать трансформации образных схем и концептуальную метонимию, то есть случаи, когда главный объект, например шест или бита, замещает главную цель, соответственно победу и удар.
В-третьих, удары в бейсболе и длинные тонкие объекты не имеют объективно ничего общего. Отношение между битой и ударом основывается на трансформации образной схемы и метонимии. Следовательно, классическая теория, требующая, чтобы категоризация основывалась на общих признаках, несостоятельна.
В-четвертых, приложение классификатора hon к ударам в бейсболе может быть объяснено, но не предсказано. Это область конвенции — не произвольной конвенции, но мотивированной. Таким образом, традиционный генеративистский взгляд, что все должно быть либо предсказуемо, либо произвольно, также оказывается здесь несостоятельным. Существует третья


Глава 6. Радиальные категории
149
альтернатива — мотивация. В данном случае мотивация обеспечивается трансформацией образной схемы и метонимией вида «объект вместо цели».
В идеале каждый случай употребления классификатора за пределами центрального значения должен иметь мотивацию. Это не должна быть мотивация ad hoc — нельзя просто сконструировать метонимию или образную схему только для того, чтобы объяснить данный случай. Они должны быть подтверждены другими случаями. Это налагает на исследователей необходимость учитывать критерий адекватности анализа при описании языков с классификаторами.
Некоторые исследователи считают, что это требование является слишком сильным; они утверждают, что некоторые классификации являются полностью произвольными и в этих случаях не существует иной мотивации, чем мотивация ad hoc. Это вопрос эмпирический, и отнюдь не все факты, необходимые для ответа на него, имеются в нашем распоряжении. Но произвольность — это последнее убежище. Даже если есть некоторые совершенно не мотивированные случаи, к ним может быть применен критерий адекватности в более слабом виде. Определите, какие расширения категории представляются говорящим «осмысленными», а какие — «бессмысленными», и объясните те, которые являются осмысленными. Каждое осмысленное расширение категории должно быть независимо мотивировано. При описании любого языка важно отличать не связанные друг с другом омонимы, которые имеют одну и ту же языковую форму без каких-либо оснований для этого, от тех случаев, когда использование одной и той же языковой формы является тем или иным образом обоснованным. Никакое исследование системы классификаторов не может считаться полным, пока это не сделано.
Выше было показано, что мотивация расширения категории может обеспечиваться метонимией и трансформациями образной схемы. Другой важный вид мотивации основан на конвенциональных мысленных образах. Возьмем, например, свернутую ленту, которая может быть определена посредством hon. Мы знаем, как такая лента выглядит в свернутом виде и как она выглядит, когда она развернута. Иными словами, мы имеем конвенциональные мысленные образы ленты как в том виде, в котором она хранится, так и в том, когда она приготовлена к использованию. Мы также знаем, что ленту разматывают, когда готовятся ее использовать, и что лента готова к применению тогда, когда она размотана. Конвенциональный образ разматываемой ленты имеет две части — свернутая часть и часть, развернутая, готовая к функционированию. Образ функциональной


150
Часть I. Категории и когнитивные модели
части ленты соответствует образной схеме длинного, тонкого объекта, ассоциируемого с центральным значением hon. Образ нефункциональной свернутой части не соответствует центральной образной схеме hon. В этом случае в действие вступает метонимия: функциональная часть конвенционального образа замещает, в целях сохранения единства категоризации, целый образ. Функциональная часть соответствует схеме hon. Такова, предположительно, мотивация использования hon для обозначения свернутой ленты. Мы не можем здесь предсказать использование hon для обозначения мотков или катушек с лентой, однако мы можем выполнить другую чрезвычайно важную задачу — мы можем показать, почему такое употребление имеет смысл. Объяснить механизмы категоризации — немаловажное дело. И сделать это таким образом, чтобы показать в деталях, как работают базовые когнитивные механизмы, — далеко не тривиальная задача. Для того чтобы понять когнитивные аспекты категоризации, необходимо пристальное внимание к мельчайшим особенностям этих аспектов. Например, hon может использоваться с обозначениями медицинских инъекций. Каковы основания для такого употребления?
Медицинские инъекции являются еще одним примером ситуации, в которой основной функциональный объект (игла) является тонким и длинным; иглы могут классифицироваться посредством hon, а метонимически таким же образом могут классифицироваться инъекции.
Выше мы рассмотрели, каким образом трансформации образных схем, конвенциональные мысленные образы и метонимия включаются в категоризацию посредством классификатора Обратимся теперь к случаю, включающему, помимо перечисленных механизмов, еще и метафору. Напомним, что hon может использоваться для определения разговоров по телефону. Конвенциональный образ разговора по телефону включает использование наиболее функциональной части телефона — телефонной трубки, являющейся длинным, тонким и жестким объектом, который соответствует центральной образной схеме hon. Другой важнейший конвенциональный образ, связанный с телефонным разговором, включает телефонные провода. Они понимаются как играющие главную функциональную роль в коммуникации посредством телефона. Они соответствуют образной схеме длинного, тонкого объекта. Они также соответствуют образу КАНАЛА в метафоре КАНАЛА — основной метафоре коммуникации. Таким образом, имеются две взаимосвязанные, но различные мотивации для использования hon по отношению к телефонным разгово¬


Глава 6. Радиальные категории
151
рам. Иными словами, существуют два отношения, в которых употребление hon соответствует концептуальной системе, а в случаях мотивации чем больше различных мотиваций, тем лучше. В этих случаях не возникает вопроса, какая мотивация является правильной; обе мотивации могут быть правильными одновременно.
До сих пор мы рассматривали случаи, в которых расширение употребления hon базировались на его центральном значении. Но значения, возникшие в результате расширения, сами могут служить базой для дальнейшего расширения посредством категориальной цепочки. Напомним, что письма классифицируются посредством hon. Имеется ряд соображений, мотивирующих подобную категоризацию. Во-первых, письма изначально существовали в виде свитков, которые часто накручивались на длинные тонкие деревянные цилиндры. С тех пор они категоризируются посредством hon, и этот образ остается живым в японской культуре благодаря произведениям живописи и традиции каллиграфии. Во- вторых, конвенциональный образ писания письма включает использование ручки, которая играет главную функциональную роль и является тонким, длинным объектом. В-третьих, письма представляют собой форму коммуникации и, следовательно, пример метафоры КАНАЛ. Все эти разнообразные мотивации позволяют hon в сочетании с подобными значениями включиться в систему классификаторов японского языка.
Письма и разговоры по телефону являются промежуточными звеньями в цепи. Радио и телевизионные программы также классифицируются посредством hon. Они представляют собой форму коммуникации на расстоянии, подобно письмам и телефонной коммуникации. Они также мотивируются метафорой коммуникации КАНАЛ. С учетом того, что письма и телефонные разговоры классифицируются посредством hon, радио и телепрограммы представляют собой хорошо мотивированное расширение категории. Кинофильмы также классифицируются посредством hon. Они также являются примерами коммуникации на расстоянии; кроме того, один из основных конвенциональных образов, ассоциируемых с кинофильмами, это катушка с кинопленкой, которая выглядит как катушка с лентой, классифируемая посредством hon.
Феномен категориального связывания по цепочке ясно показывает, что классическое описание категоризации неадекватно. Палки и телевизионные программы принадлежат категории hon, однако они не имеют релевантных общих признаков. Они входят в одну категорию благодаря цепочечной структуре категории hon.


152
Часть I. Категории и когнитивные модели
Наконец, обратимся к схваткам дзюдоистов и соревнованиям между учителями и учениками в дзен-буддизме. Поединки по дзюдо относятся к той же области опыта, что и состязания в воинском искусстве с использованием шестов или мечей. Победа в поединке дзюдоистов также может быть классифицирована как hon. Аналогичным образом, состязания дзен-буддистов в японской культуре относятся к той же области опыта, что и соревнования в воинском искусстве, и победа в этом состязании также может быть классифицирована как hon.
Заметим, что нецентральные случаи категории hon варьируются в некоторых случаях от говорящего к говорящему. Так, некоторые говорящие не включают в эту категорию бейсбольные броски, а другие — победы в соревнованиях дзен-буддистов. Но, насколько я знаю, каждый говорящий по-японски включает в эту категорию центральные члены — свечи, палки, бейсбольные биты и т. д. Более того, многие из расширений — письма, телефонные разговоры, хоумраны, катушки ниток и т. д. — стали конвенционализованными для говорящих в целом. Описанные выше вариации имеют место в еще не стабилизировавшихся цепочках, в которых тем не менее проявляется действие тех же принципов, что и в устойчивых конвенциона- лизованных расширениях.
Категории разума иди просто слова?
Против предложенного выше анализа может быть выдвинуто следующее возражение: не следует рассматривать классификаторы как элементы, маркирующие концептуальные категории, поскольку они являются просто способами организации языкового материала и не отражают какую-либо концептуальную структуру. Это значит, другими словами, что вещи и явления, определяемые, например, японским классификатором hon, не образуют единую концептуальную категорию. Поэтому анализ употреблений классификатора hon может пролить свет на принципы языковой организации, но он не говорит ничего об устройстве нашей концептуальной системы.
Давайте рассмотрим этот аргумент более подробно. Можно спорить о том, каким именно когнитивным статусом обладают принципы языковой организации, однако в любом случае они являются частью нашего когнитивного аппарата. Для того чтобы определить эти принципы, необходимо, в частности, рассмотреть все те вопросы, которые обсуждались в ходе анализа классификатора hon, а именно:


Глава 6. Радиальные категории
153
— центральные и периферийные члены;
— объекты базового уровня в центре;
— конвенциональные мысленные образы;
— знания о конвенциональных мысленных образах;
— трансформации образных схем;
— метонимия, приложенная к ментальным образам;
— метонимия, приложенная к областям опыта;
— метафора (отображающая одни области в терминах других областей).
Все эти механизмы необходимы, вне зависимости от того, называть их языковыми или нет. Более того, это механизмы такого рода, которые представляется естественным называть концептуальными — мысленные образы и их трансформации вряд ли являются чисто лингвистическими явлениями. Кроме того, как показали Кей и Кемптон (Kay, Kempton 1984), языковые категории могут использоваться и для решения неязыковых задач (см. обсуждение этого в гл. 18 ниже). Однако независимо от того, используются ли они для решения неязыковых задач или нет, языковые категории являются категориями — и они являются частью нашего когнитивного аппарата в целом. И независимо от того, хочет ли кто-то удостоить их названия «концептуальные» или нет, языковые категории являются частью нашей когнитивной системы, и невозможно изучить нашу когнитивную систему в целом, если не включить в нее языковые категории.
Когнитивные категории иди реликты прошлого
Другое возражение, которое может быть выдвинуто против нашего анализа, заключается в том, что нецентральные случаи не релевантны для категоризации, поскольку представляют собой «просто исторические реликты» и не являются частью «живой» когнитивной системы. Диксон уже продемонстрировал несостоятельность этого довода для языка дьирбал, показав, что говорящие не изучают систему в виде отдельных случаев, но используют общие принципы. Исследование распада системы классификаторов в дьирбал, осуществленное А. Шмидт, предоставило драматические свидетельства того, что анализ Диксона является в своей основе правильным и психологически достоверным. Шмидт показала, что утрачиваются части системы, а не отдельные случаи. Этот факт не может быть объяснен исходя из утверждения, что классификаторы являются пережитками прошлого, изучаемыми каждый в отдельности, и не включены в когнитивно реальную систему.


154
Часть I. Категории и когнитивные модели
Помимо этого, данный аргумент не может быть использован для доказательства того, что когнитивные механизмы, постулированные нами, не существуют. Даже реликты истории не являются «просто» реликтами. Когда в процессе исторического развития происходило расширение категорий, оно должно было иметь когнитивную базу. Для того чтобы войти в систему, или, иными словами, «конвен- ционализоваться», эти расширения должны были быть осмысленными для говорящих, вводивших эти инновации в свою языковую систему, являющуюся, в конечном итоге, когнитивной системой. И весьма вероятно, что в ходе этого расширения категорий использовались именно те виды когнитивных операций, которые обсуждались выше. В то время, когда происходит расширение категорий, эти механизмы являются вполне реальными. И любая теория исторических изменений значения должна включать описание таких механизмов. Во время расширения расширение не является реликтом! Поскольку hon находится в настоящее время на стадии расширения, механизмы расширения являются действующими в настоящий момент и значения, возникшие в результате расширения, не могут быть рассмотрены как реликты прошлого.
Проведенный выше анализ убедительно свидетельствует в пользу того, что радиальные категории представляют собой нечто реально существующее в умах говорящих. Для того чтобы увидеть, почему это так, рассмотрим возможное возражение против такого радиального анализа:
— Демонстрация того, что существуют реальные принципы расширения, действующие в ходе исторических изменений, не доказывает того, что существуют радиальные категории. Все, что вы сказали, согласуется со следующим взглядом: Радиальные категории не существуют. Все подобные случаи отражают следующее историческое развитие: На стадии 1 имеется классическая категория А. На стадии 2 возникает новая классическая категория 5, базирующаяся на А. Принципами изменения при этом могут быть именно описанные вами принципы расширения. Однако на обеих стадиях в умах говорящих существуют только классические категории и отсутствуют какие-либо радиальные категории. При этом новая классическая категория В будет выглядеть для анализирующего эти факты лингвиста как радиальная категория.
Эта позиция имеет важное следствие:


Глава 6. Радиальные категории
155
— На стадии 2 в таком случае радиальная структура не будет иметь места, иными словами, не будет различий между центральными и периферийными членами. Последующие изменения в этом случае не могут основываться на различии между центром и периферией. Механизмы изменений должны одинаково прилагаться к тому, что мы называем «центральными» и «периферийными» случаями.
Это следствие очевидно ложно для дьирбал и японского языка. Данные из дьирбал связаны с изучением языка и процессами его исчезновения. В своем первом полевом исследовании Диксон продемонстрировал, что изучение детьми категориальной системы согласуется с описанными им принципами, принципами, которые коррелируют с радиальной структурой. Шмидт показала, что распад системы отражает такую же радиальную структуру. Японский язык предоставляет данные, касающиеся происходящих в настоящее время изменений. Употребление hon варьируется в периферийных случаях, тогда как центральные случаи не обнаруживают вариаций. Все эти данные свидетельствуют о правомерности радиального анализа в рамках синхронного описания.
Подобные данные, однако, не всегда имеются в распоряжении исследователей. В некоторых случаях неясно, отражает ли радиальный анализ современную живую систему или систему, которая когда-то была живой. Вопрос, присутствуют ли такие системы в настоящее время в умах говорящих или они использовались когда-то, но теперь вышли из употребления, является эмпирическим. И конечно, существует также возможность, что система, представленная в настоящее время, не отражает непосредственно историю, но является результатом переструктурирования. Другие случаи, отражающие живую систему, обсуждаются в разделе «Исследование конкретного материала 2», где рассматривается вопрос о статусе народной этимологии.
Опытный, образный и экологический аспекты разума
Теперь мы можем рассмотреть, каким образом системы классификаторов отражают опытный, образный и экологический аспекты разума. Начнем с опытных аспектов.
Как показал Денни (Denny 1976), «семантические функции классификаторов состоят в том, чтобы распределить объекты по классам, отличающимся от тех классов, которые заданы именами существи¬


156
Часть I. Категории и когнитивные модели
тельными, и дополнительными по отношению к ним. Объекты распределяются по этим классам в зависимости от их роли во взаимодействии людей с окружающей средой». Денни отмечает, что классификаторы в различных языках делятся на три основных семантических типа в зависимости от вида взаимодействия, каковыми являются «физическое взаимодействие, например манипуляции с объектами посредством рук, функциональное взаимодействие, например использование объекта в качестве средства передвижения, и социальное взаимодействие, такое, как взаимодействие с другим человеком, отличное от взаимодействия с животным, или обращение с человеком более высокого общественного статуса, отличающееся от обращения с человеком более низкого статуса». Денни убедительно показывает, что диапазон классификаторов физического взаимодействия коррелирует с типами физической деятельности, значимыми для данной культуры.
Наблюдения Денни очень хорошо согласуются с исследованиями категоризации базового уровня Берлина, Рош и их коллег, обнаруживших, что категоризация базового уровня зависит от природы каждодневного взаимодействия людей с их физическим и культурным окружением (см. Berlin, Breedlove, Raven 1974; Rosch 1977). К факторам, определяющим категоризацию базового уровня, относятся гештальтное восприятие, двигательное взаимодействие, ментальные образы и культурная значимость.
Все эти наблюдения подтверждают точку зрения, что наша концептуальная система непосредственно зависит от нашего физического и культурного опыта. В то же время они свидетельствуют против классического взгляда, согласно которому понятия абстрактны и отделены от человеческого опыта.
Употребление классификатора hon в японском языке и классификаторов в дьирбал демонстрирует многие из образных аспектов мышления, в особенности использование мысленных образов, трансформаций образных схем, концептуальной метонимии и концептуальной метафоры.
И наконец, тот факт, что расширения от центра категорий, не являясь ни полностью предсказуемыми, ни полностью произвольными, являются мотивированными, демонстрирует экологический характер человеческого мышления. Я использую термин «экологический» для обозначения системы с целостной структурой, где взаимодействия не могут быть локализованы, — другими словами, для обозначения такой системы, в которой то, что происходит в какой-либо одной ее части, влияет на всю систему. Мотивация зависит от цело¬


Глава 6. Радиальные категории
157
стных характеристик концептуальной системы, а не только от характеристик данной отдельно взятой категории. Существование в дьир- бал категории, в которую входит все то, что не вошло в другие категории, также показывает, что категоризация не является локальным явлением, но, по меньшей мере, зависит от наличных противопоставлений.
Резюме
Язык является одним из наиболее характерных проявлений человеческой когнитивной активности. Понять общие принципы человеческой категоризации невозможно без учета особенностей категоризации в специфической области естественного языка. Два рассмотренных выше примера категоризации [в дьирбале и в японском языке] вполне типичны для категоризации в естественном языке. Каковы особенности человеческого разума, позволяющие осуществлять категоризацию данным способом? Существует ли некоторый общий когнитивный аппарат, используемый мышлением, который обусловливает категоризацию данного вида? Теория когнитивных моделей представляет собой попытку дать ответы на эти вопросы.
Предложенный выше анализ предполагает, что для описания категоризации могут быть использованы когнитивные модели четырех типов:
Пропозициональные модели специфицируют элементы, определяют их признаки и отношения, существующие между ними. Многое в структуре нашего знания имеет форму пропозициональных моделей. Так, модель какой-либо области (например, сражение в дьирбал) включает элементы, существующие в данной области (в частности, боевые копья). Пропозициональная модель, характеризующая наше знание об огне, включает знание того, что огонь опасен. Таксономическая модель, подобная базовой модели языка дьирбал, описанная выше, будет включать четыре элемента, соответствующие каждой из категорий, и условие, гласящее, что все, что не входит в первые три категории, входит в четвертую.
Образно-схематические модели специфицируют схематические образы, такие, как траектории, длинные, тонкие формы или вместилища. Наше знание о бросках в бейсболе включает представление о схеме траектории. Наше знание о свечах включает схему длинных, тонких объектов.


158
Часть I. Категории и когнитивные модели
Метафорические модели представляют собой отображения пропозициональных или образно-схематических моделей одной области на соответствующие структуры другой области. Метафора коммуникации КАНАЛ проецирует наше знание о перемещении объектов в контейнерах на наше понимание коммуникации как передачи идей в словах.
Метонимические модели являются моделями одного или более описанных выше типов с дополнительной функцией, связывающей один элемент модели с другим. Так, в модели, представляющей структуру часть—целое, может быть функция, связывающая часть и целое таким образом, что часть может замещать целое. В дьирбале знание, что ожог волосатой гусеницы подобен солнечному ожогу, может замещать саму гусеницу при определении того, что она принадлежит к той же категории, что и солнце.
Такие модели могут определять категориальную структуру в целом, указывать ее центральные члены и характеризовать связи во внутренних цепочках.


Глава 7
Признаки, стереотипы и умолчания
Пучки свойств
В настоящее время стало возможно показать, почему оказались неудачными первые попытки объяснения прототипических эффектов. Применявшиеся при этом подходы представляли собой версии того, что мы назвали пропозициональными моделями. Одним из распространенных подходов была теория пучков свойств (feature bundles). Свойство (feature) — это символ, представляющий признак. Пучок свойств — неструктурированное множество свойств, представляющее множество признаков. Взвешенный пучок свойств состоит из свойств, каждому из которых приписан статистический вес; этот вес указывает относительную важность свойства. Взвешенные пучки свойств использовались для объяснения прототипических эффектов следующим образом: взвешенный пучок свойств рассматривался как представление прототипического члена категории. Близость к прототипу определялась в терминах разделяемых свойств. Отклонение от прототипа в отношении свойств с большим весом ставило член дальше от прототипа, чем отклонение в свойстве с меньшим весом.
Анализ лжи {lie) Коулмен—Кея (Coleman, Kay 1981) является ярким примером исследования в рамках подхода пучка взвешенных свойств. Статистические веса свойств лжи в работе Коулмен—Кея были определены следующим образом: первый — отсутствие веры в истинность, второй — попытка обмануть, третий — ложность (несоответствие действительности). Таким образом, утверждение, которое имеет первый и второй признаки, но не имеет третьего, является достаточно хорошим примером лжи. В то же время утверждение, имеющее второй и третий признак, но не имеющее первого, является менее хорошим примером лжи.
Как показала Свитсер (Sweetser 1981), описание в терминах взвешенных пучков свойств не обеспечивает структурную базу, не-


160
Часть I. Категории и когнитивные модели
обходимую для объяснения всех фактов, касающихся лжи, тогда как теория, основывающаяся на независимо определенных когнитивных моделях знания и коммуникации, способна выполнить эту задачу. Теории взвешенных пучков свойств вообще не способны объяснить большинство прототипических эффектов, описанных выше. Поскольку они не различают «передний план» (foreground) и «задний план» (background), они не способны объяснить примеры с холостяком Филлмора (Fillmore 1982а). Поскольку они не содержат описания метонимии, они не могут объяснить эффекты, производимые метонимическими моделями. Что касается радиальных структур, то их специфика не может быть объяснена в рамках таких теорий по целому ряду причин. Во-первых, описание в терминах пучков свойств не может обеспечить описание типов связей — метафорической, метонимической и образно-схематической. Во-вторых, пучки свойств не способны служить базой описания мотивированных конвенциональных расширений, каждое из которых должно изучаться по отдельности и в то же время мотивировано общими связующими принципами. Теории взвешенных пучков даже близко не подходят к тому, чтобы объяснить весь диапазон прототипических эффектов.
Умолчания и стереотипы
В настоящей главе мы сделали попытку показать, как поверхностные прототипические эффеты могут быть объяснены посредством высокоструктурированных когнитивных моделей. Однако ученые, взгляды которых излагались выше, не были единственными предлагавшими подобные подходы. За пределами лингвистики наиболее известными сторонниками подходов, подобных описанию прототипических эффектов с позиций когнитивных моделей, были Марвин Минский (см. Minsky 1975) и Хилари Патнэм (Putnam 1975).
Фреймы Минского, подобно скриптам Шенка и Абелсона (Schank, Abelson 1977) и схемам Румелхарта (Rumelhart 1975), похожи на фреймы Филлмора и на наши пропозициональные модели. Они представляют собой сетевые структуры с помеченными ветвями, способными кодировать пропозициональную информацию. Фактически схемы Румелхарта, широко используемые в вычислительных подходах к когнитивной психологии, были разработаны на основе ранних работ Филлмора по падежным фреймам (Fillmore 1968). Фреймы, скрипты и схемы являлись попытками обеспечить необходимый формат для представления человеческих знаний в вычислительных моделях мышления посредством условных пропозицио¬


Глава 7. Признаки, стереотипы и умолчания
161
нальных структур, в терминах которых могли быть осмыслены ситуации. Структуры содержали незаполненные места (слоты), которые могли быть заполнены индивидными объектами, наличными в ситуации, подлежащей структурированию.
Фреймы Минского содержали значения по умолчанию (default values). Это значения, приписываемые слотам в случаях отсутствия конкретной контекстуальной информации. Например, значение по умолчанию для тигров — это то, что они имеют полосы. Значение по умолчанию для золота — это то, что оно желтого цвета. Значения по умолчанию определяют нормальные случаи. Однако они могут подавляться в ненормальных ситуациях. Таким образом фреймы Минского могут быть приспособлены к тиграм без полосок и белому золоту.
Хилари Патнэм использовал термин стереотип приблизительно для тех же случаев, которые Минский описывал как фреймы со значениями по умолчанию. Стереотип по Патнэму — это идеализированная ментальная репрезентация нормального случая, которая может быть и неточной. То, что мы называли выше социальными стереотипами, является в некотором смысле особыми случаями стереотипов Патнэма. В стереотипном представлении тигр имеет полоски, а цвет золота — желтый, несмотря на то что в реальном мире есть тигры без полосок и белое золото.
Как представляется, положения Минского—Патнэма способны в принципе объяснить тот же ряд пропозициональных эффектов, что и пропозициональные ИКМ. Возможно, они могут быть развиты таким образом, чтобы объяснить результаты анализа понятия холостяк Филлмором. Таким образом, они будут способны объяснить простые прототипические эффекты. Однако они, как представляется, не способны объяснить большую часть прототипических эффектов, обсуждавшихся выше. Они, насколько можно видеть, не в состоянии выполнить задачу полного описания всех тех эффектов, которые возникают в результате использования метонимических моделей. С их помощью невозможно также описать радиально структурированные категории.
Подход Минского—Патнэма, таким образом, недостаточен в двух отношениях. Во-первых, он располагает только пропозициональными моделями и не включает никаких «образных» моделей — метафорической, метонимической, образно-схематической. Во-вторых, он содержит единственную репрезентацию для каждой категории; это делает невозможным описание комплексных радиальных структур, подобных тем, что существуют в дьирбал. Несмотря на
11 -3361


162
Часть I. Категории и когнитивные модели
это, Патнэм и Минский заслуживают величайшего уважения за то, что они раньше других осознали, что поверхностные прототипические эффекты должны объясняться в терминах отклонений от идеализированных когнитивных моделей.
Достоинством подходов Патнэма и Минского было использование когнитивных моделей. Их недостаток заключался в том, что их понятие когнитивных моделей было слишком узким и сводилось исключительно к пропозициональным моделям. По моему убеждению, общее понятие когнитивной модели, как она понимается в этой книге, способно объяснить феномен категоризации в целом. Однако перед тем как продолжить рассмотрение этого вопроса, необходимо обсудить некоторые свойства когнитивных моделей.


Г лава 8
Снова о когнитивных моделях
В нашем стремлении понять мир мы используем когнитивные модели. В частности, мы используем их при теоретическом осмыслении мира, при создании научных теорий, равно как и теорий для повседневного употребления. Эти теории обычно не согласуются друг с другом. Когнитивный статус этих моделей позволяет это. Как мы увидим далее, он также позволяет объяснить такие явления, как аналитичность и пресуппозиция, которые не могут быть объяснены в рамках тех подходов к значению, где не учитываются особенности когнитивных механизмов. Начнем с теорий.
Народные модели и научные модели
Обычные люди, не имеющие специальных познаний в каких- либо областях, руководствуются тем не менее эксплицитными или имплицитными теориями, касающимися всех сколько-нибудь важных сторон их жизни. Когнитивные антропологи называют такие теории народными {наивными, обыденными) теориями или народными {наивными) моделями. Как было показано раньше, у нас есть даже народная модель самих категорий как таковых, развившаяся в классическую теорию категоризации. Проблема теории прототипов частично заключается в том, что она выходит за пределы обыденного понимания категоризации. Притягательность классической теории категоризации на протяжении веков в значительной мере определялась тем обстоятельством, что она согласовывалась с нашей повседневной теорией категоризации и здравым смыслом. Чрезвычайно важно, чтобы мы осознали, что говорят наши повседневные теории, особенно в таких базовых областях, как категоризация, референция, значение и т. д., на которых основываются все специальные знания.


164
Часть 1. Категории и когнитивные модели
Биология
На Западе, и я подозреваю, что также в других культурах, чрезвычайно распространено представление, что существует единственно правильная таксономия природных объектов — растений, животных, минералов и т. д. Таксономия является когнитивной моделью особого рода. Таксономические модели типичны для человеческого познания и встроены во все языки. Они относятся к самым распространенным средствам упорядочения нашего опыта.
У людей есть различные способы упорядочить вещи, поэтому существует множество различных видов таксономий. Несмотря на это, идея, что существует единственно правильная таксономия, чрезвычайно живуча. Возможно, это объясняется относительной устойчивостью концептов базового уровня. Впрочем, каков бы ни был ее источник, эта идея чрезвычайно распространена Таксономии в конечном итоге делят объекты на роды, и обычно принимается как данное, что имеется только одно правильное разделение мира природы на естественные роды. Поскольку научные теории развились из народных теорий, вовсе не удивительно обнаружить, что народные критерии для приложения таксономических моделей проникают в науку. Особенно интересный пример этого обсуждается Гоулдом (Gould 1983) в его классическом труде «Что такое, если она вообще есть, зебра?» («What, if anything, is a zebra?»). Гоулд описывает горячие споры между двумя направлениями в биологии, кладистами и фенотипистами. Сторонники этих направлений предлагали различные критерии для определения одной «правильной» таксономии живых существ. Фенотиписты в качестве такого критерия рассматривали общее сходство в форме, функции и биологической роли, тогда как кладисты как главный критерий рассматривали порядок ветвления в процессе эволюции и принимали во внимание общие производные признаки, то есть свойства, присущие только членам, непосредственно связанным происхождением по прямой линии, но не такие, которые присутствуют у отдаленных исходных предшественников. В идеальном случае целостное подобие соответствует порядку эволюционного ветвления, и оба критерия дают одну и ту же таксономию. В традиционных эволюционных таксономиях использовались оба типа информации. Однако в значительном числе случаев имеет место расхождение между кладистической и фенотипической таксономическими моделями. К таким случаям относится зебра. Существуют три вида зебр: зебра Бурчелла, горная зебра и зебра Греви. Зебра Бурчелла и зебра Греви образуют одну эволюционную группу, однако горная зебра входит в одну генеалогическую группу


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
165
с собственно лошадью, а не с двумя другими видами зебр. Согласно критериям кладистов, не существует биологической категории в собственном смысле этого слова, которая бы включала всех зебр, и только их.
Обсуждение этого вопроса Гоулдом представляет особый интерес:
Некоторые из наших обычных и удобных групп перестанут существовать, если классификация должна будет базироваться на кла- дограммах [диаграммы эволюционного ветвления]... Я с прискорбием сообщаю, что рыбы больше не существуют. Около 20 000 видов позвоночных имеют чешую и плавники и живут в воде, однако они не образуют единую кладистическую группу. Некоторые — в частности, двоякодышащие рыбы и целакант — с генеалогической точки зрения близки к существам, которые выползли на землю для того, чтобы превратиться в амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих. В кладистической классификации форели, двоякодышащих рыб и каких-либо птиц или млекопитающих двоякодышащие рыбы должны образовать группу, родственную воробьям и слонам, оставив форель в ее ручье. Признаки, формирующие наше обыденное понятие рыбы, все являются общими первичными признаками (shared primitives) и поэтому не могут быть основой для выделения кладистических групп.
В этом месте многие биологи возмутятся, и я думаю, справедливо. Кпадограмма форели, двоякодышащей рыбы и слона вне всякого сомнения является правильным отражением порядка ветвления во времени. Но неужели классификации должны основываться только на кладистической информации? Целакант выглядит как рыба, ведет себя как рыба, имеет вкус рыбы и следовательно — в некотором законном, хотя и выходящем за пределы косной традиции смысле — является рыбой. К несчастью, эти два типа информации — порядок ветвления и общее подобие — не всегда дают совпадающие результаты. Кладисты отвергают общее подобие как ловушку и иллюзию и работают только с порядком ветвления. Фенотиписты пытаются работать только с общим подобием и стараются измерить его в тщетной погоне за объективностью. Традиционные систематики пытаются найти баланс между обоими видами информации, но часто впадают в безнадежную путаницу, поскольку они реально противоречат друг другу. Целакант близок к млекопитающим на эволюционном древе, но подобен рыбе по своей биологической роли. Таким образом, кладисты достигают потенциальной объективности ценой игнорирования биологически важной информации. В то же время тради¬


166
Часть I. Категории и когнитивные модели
ционалисты впадают в путаницу и субъективность, пытаясь примирить два законных, но часто в корне отличных и несоизмеримых источника информации. Что же делать?
...В идеальном мире не было бы конфликта между тремя школами — кладистической, фенотипической и традиционной — и они все давали бы одну классификацию для данного множества организмов.
В этом фантастическом мире мы бы обнаружили полную корреляцию между фенотипическим подобием и удаленностью от общих предков (степенью близости на эволюционном древе)... Однако хватит предаваться мечтам. Этот мир неизмеримо интереснее, чем идеальный. Фенотипическое сходство часто весьма слабо коррелирует с расстоянием до общих предков на эволюционном древе. Наш идеальный мир требует, чтобы скорость эволюции была постоянной во всех эволюционных линиях. Но эти скорости чрезвычайно различны... С точки зрения порядка ветвления современный цел акант может быть ближе к носорогу, чем к тунцу. Но в то время как носороги, находящиеся на быстро эволюционирующей линии, в настоящее время весьма далеко ушли от их общего предка, целаканты все еще выглядят и ведут себя как рыбы — и это дает нам возможность их так и называть. Кладисты объединяют их с носорогами, фенотипи- сты — с тунцами, традиционалисты прибегают к словесным ухищрениям, чтобы обосновать свое неизбежно субъективное решение...
Я не думаю, что природа нарочно ставит нас в тупик, тем не менее я восхищаюсь ее неуступчивостью.
Здесь есть несколько моментов, которые стоит отметить. Во-первых, и кладисты, и фенотиписты строят категории с опорой на общие признаки. Они отличаются тем, какие именно признаки рассматриваются. Во-вторых, и кладисты, и фенотиписты, и традиционалисты, подобные Гоулду, пытающиеся объединить оба вида критериев, все следуют народной теории, согласно которой существует только одна правильная таксономия. Несмотря на то что Гоулд осознает научное значение взглядов кладистов, он не может просто сказать, что существуют две или даже три различные таксономии, в равной мере правильные по различным основаниям. Как традиционный таксоно- мист, он чувствует необходимость сделать выбор. В-третьих, его выбор основывается на том, что он называет «субъективными» критериями — на том, как выглядит целакант и каков он на вкус для людей. И это находится в соответствии с давней традицией использования подобных человечески-ориентированных критериев в таксономической биологии.


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
167
Общий смысл всего сказанного ясен. В традиционной биологии имеется по крайней мере два вида таксономических моделей: клади- стические и фенотипические. В идеальном случае они должны совпадать, и это действительно имеет место в огромном числе случаев, однако отнюдь не во всех. Биолог может считать, как это делает Гоулд, что оба вида моделей обоснованы с научной точки зрения. Тем не менее давление народной теории таксономических моделей столь велико, что оно вынуждает исследователя сделать выбор — одной или другой модели, в крайнем случае, третьей, совмещающей черты обеих. Так или иначе, должна быть только одна правильная таксономия.
Почему? Почему взгляд, что существует только одна правильная таксономия, имеет такую силу? Почему бы просто не сказать, что существуют две различные таксономические модели форм живого, которые имеют дело с различными и в равной мере существенными явлениями? Однако это не представляется разумным выходом для многих биологов.
Я полагаю, что здесь мы имеем дело с самой народной теорией категоризации. Она говорит, что вещи входят в хорошо определенные роды, что эти роды характеризуются общими признаками и что существует одна правильная таксономия родов.
Гораздо легче показать, в чем не права научная теория, чем народная. За народной теорией стоит сам здравый смысл. Когда народная теория и специальная научная теория совпадают, становится еще труднее понять, где эта теория препятствует дальнейшему продвижению и даже что вообще имеется такая теория. В биологии есть соперничающие таксономические модели, отражающие различные аспекты реальности. И ответственность за непрекращающийся конфликт между сторонниками фенотипической, кладистической и эволюционной таксономий, по крайней мере частично, лежит на народной теории, говорящей, что возможна только одна правильная таксономия живых существ.
Язык
Существуют не только народные модели категоризации, существуют также народные модели референции. Повседневный английский язык располагает даже не одной, а двумя народными моделями референции. И эти две модели не согласуются друг с другом. Это, само по себе, не должно казаться удивительным. Существует много областей человеческого опыта, в которых имеются соперничающие


168
Часть I. Категории и когнитивные модели
модели понимания. Мы имеем народные и научные теории медицины, политики, экономики и т. д. Каждая из них, будь то народная или научная теория, включает некоторые идеализированные когнитивные модели с соответствующим словарем. Человек может иметь одну или более народных теорий и одну или более научных теорий в таких областях, как медицина, или экономика, или физика. И очень часто такие идеализированные когнитивные модели не согласуются друг с другом. Как показывают недавние исследования особенностей понимания взрослыми людьми физики, большинство из нас не имеет единого внутренне последовательного понимания процессов в физическом мире. Вместо этого у нас есть ряд когнитивных моделей, не согласованных друг с другом. Например, многие люди имеют два способа понимания того, что такое электричество, представляя его как непрерывный поток жидкости, текущий, подобно воде, и как облако электронов, двигающихся, как люди в толпе. Джентнер и Джентнер (Gentner, Gentner 1982) в своем замечательном исследовании того, как люди на самом деле получают сведения о науке и каким образом они ее понимают, показали, что люди обыкновенно имеют обе описанные выше народные модели электричества и используют одну из них при решении одних проблем, и другую — при решении других проблем. Согласно их наблюдениям, эти модели противоречат друг другу в том отношении, что они дают разные результаты в определенном диапазоне проблем. Поэтому необходимо знать, в каких случаях нужно использовать одну модель и в каких — другую.
Аналогично, Пол Кей (Кау 1979; 19836) показал, что говорящие на английском языке имеют две различные теории употребления слов для обозначения объектов в мире. Кей продемонстрировал это путем тщательного анализа показателей точности и неточности обозначения (hedges, букв, ‘ограждения, изгороди’) loosely speaking ‘говоря вольно, нестрого’, strictly speaking ‘строго говоря’, regular ‘настоящий, сущий’ и technically ‘с определенной точки зрения, в специальном смысле’, которые были впервые проанализированы (неадекватно) Лакоффом (Lakoff 1972). Кей показывает, что эти выражения понимаются в терминах определенных идеализированных когнитивных моделей отношений между языком и миром. Иными словами, мы все являемся в нашей повседневной жизни философами языка в том смысле, что в нашем самом обычном употреблении языка мы придерживаемся той или иной народной теории референции.
Кей рассматривает принцип (1) как народно-теоретическое соответствие семантических теорий в духе философа Готлоба Фреге:


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
169
1. СЛОВА СПОСОБНЫ СООТВЕТСТВОВАТЬ МИРУ БЛАГОДАРЯ ВНУТРЕННЕ ПРИСУЩЕМУ ИМ ЗНАЧЕНИЮ.
Кей убедительно показывает, что loosely speaking и strictly speaking определяются относительно ИКМ, воплощающей принцип (1). Кей излагает это следующим образом:
Одна из имплицитных когнитивных схем, посредством которых мы структурируем, запоминаем и представляем акты говорения, предполагает, что существует мир, не зависящий от нашего употребления языка, и что наши языковые выражения могут быть более или менее верным отражением неязыковых фактов, которые они представляют. Поэтому мы можем лгать, ненамеренно заблуждаться, говорить нестрого, строго и т. д. (Кау 1979, р. 37).
Иными словами, если слова могут соответствовать миру, они могут соответствовать ему точно или неточно, и выражения strictly speaking и loosely speaking указывают на то, в каком — узком или широком смысле — необходимо понимать это соответствие. Рассмотрим следующий пример Кея:
Loosely speaking, the first human beings lived in Kenya букв. ‘Говоря нестрого, первые люди жили в Кении’.
В строгом смысле «первых людей» никогда не было, по крайней мере, если мы понимаем эволюцию как непрерывный процесс. Но если говорить нестрого, это выражение может рассматриваться как обозначающее приматов, обладавших важными характеристиками, свойственными людям. И Кении, если уж вы хотите быть точным, не существовало тогда. Однако мы можем рассматривать выражение «в Кении» как обозначающее в нестрогом смысле ту часть Африки, где сейчас находится Кения (Кау 1979).
Таким образом, Кей определяет «нестрого говоря» и «строго говоря» как прагматические показатели точности или неточности выражения, которые основываются на ИКМ, сформулированной в (1) выше, как на данном. Иными словами, они предполагают, что слова благодаря ингерентно присущим им значениям могут соответствовать миру, точно или неточно. В предложении выше выражения «первые люди» и «в Кении» соответствуют объектам, которым они бы не соответствовали при строгой интерпретации, при данном собственном значении этих слов.
В то же время «technically» определяется относительно другой народной теории референции слов. Народная концепция отношений


170
Часть I. Категории и когнитивные модели
между словами и миром, предполагаемая словом «technically», представляет собой версию теории, выдвинутой философами Хилари Патнэмом (Putnam 1975а) и Солом Крипке (Kripke 1972):
2. В ОБЩЕСТВЕ СУЩЕСТВУЕТ НЕКОТОРАЯ ГРУППА ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ИМЕЮТ ПРАВО ОПРЕДЕЛЯТЬ, ЧТО СЛОВО ДОЛЖНО ОБОЗНАЧАТЬ ПРИМЕНИТЕЛЬНО К НЕКОТОРОЙ ОБЛАСТИ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЗНАНИЙ.
Иногда эти люди рассматриваются как эксперты, которые лучше обычных людей знают, как устроен мир, например:
Technically, a dolphin is a mammal.
‘С научной точки зрения, дельфин является млекопитающим’.
В этом случае необходимыми сведениями располагают специали- сты-биологи. В других случаях technically может относиться к некоторой непосредственно ответственной группе экспертов:
Technically, a TV set is a piece of furniture.
‘С определенной точки зрения, телевизор — это предмет мебели’.
Это высказывание может быть истинным относительно грузовых перевозок и ложным применительно к страхованию. Кей предлагает следующее приблизительное толкование technically: «как определено теми, кому общество делегировало право это определять» (Кау, 19836, р. 134). Будем называть таких людей «экспертами». Теперь, если релевантной областью знаний этих экспертов является природа мира, то их указания относительно того, как следует употреблять то или иное слово, объединяются с нашими представлениями о том, каков мир на самом деле. В этом случае употребления technically возникает семантический «эффект», проявляющийся в том, что условия истинности такого употребления совпадают с условиями истинности выражения strictly speaking.
Technically, a dolphin is a mammal.
‘С научной точки зрения, дельфин является млекопитающим’.
Strictly speaking, a dolphin is a mammal.
‘Строго говоря, дельфин является млекопитающим’.
Оба предложения имеют одинаковые условия истинности, но по разным причинам. Поскольку «млекопитающее» — это термин научной биологии, релевантной областью специальных знаний для technically в данном случае является биология, которая говорит нам о том, как устроен мир. Strictly speaking указывает, что слова посредством своего значения соответствуют миру, какой он есть на


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
171
самом деле. Конечно, эти предложения имеют весьма различные языковые значения и условия употребления, покольку два различных «ограждения» (hedges) активируют различные ИКМ.
В тех случаях, когда релевантными группами экспертов являются люди наподобие официальных лиц общины квакеров или агенты Налоговой службы, условия истинности для technically и strictly speaking расходятся, как и можно было ожидать, поскольку их знания не относятся непосредственно к миру, как он есть сам по себе. Таким образом, если окажется, например, что Ричард Никсон является членом общины квакеров, но не разделяет их строгих пацифистских убеждений, то следующие предложения будут иметь различные значения истинности:
Technically, Richard Nixon is a Quaker.
‘Формально Ричард Никсон квакер’.
Strictly speaking, Richard Nixon is a Quaker.
‘Строго говоря, Ричард Никсон квакер’.
Первое предложение будет истинным, а второе — ложным. Аналогично: Рональд Рейган владеет скотоводческим ранчо, что позволяет ему легально уходить от налогов, однако он не является профессиональным фермером-скотоводом.
Technically, Ronald Reagan is a rancher.
‘Формально Рональд Рейган является фермером’.
Strictly speaking, Ronald Reagan is a rancher.
‘Строго говоря, Рональд Рейган является фермером’.
Первое предложение истинно, а второе — ложно.
Народно-теоретические принципы, заложенные в ИКМ 1 и 2, порождают одинаковые условия истинности для strictly speaking и technically в том случае, если экспертной областью является природа мира. Однако в целом порождаемые ими условия различны. Поскольку 1 и 2 основываются на весьма различных исходных положениях, касающихся механизмов, посредством которых слова обозначают вещи, они не согласуются друг с другом. Тем не менее выражения английского языка используют обе эти модели. Имеются даже такие выражения, которые используют обе теории референции одновременно. Таково, например, выражение so-called ‘так называемый’ в предложениях типа:
The general is president of a so-called democracy.
‘Генерал является президентом так называемой демократии’.


172
Часть I. Категории и когнитивные модели
В данном случае говорящий полагает, что страна, о которой идет речь, именуется «демократия» (согласно народной версии теории Крипке—Патнэма), но слово «демократия» в действительности не подходит к этой стране (согласно народной версии теории Фреге). Для того, чтобы охарактеризовать значение и реальное употребление подобных «ограждений», необходимы обе народные теории. В процессе коммуникации мы используем в соответствующих ситуациях оба принципа. Несмотря на их несовместимость, как 1, так и 2 играют важную роль в реальном языковом употреблении.
Как было упомянуто выше, две противоречащие друг другу народные теории референции соответствуют двум противоречащим друг другу и соперничающим специальным теориям в области философии языка. Идут споры, какая теория является «правильной», или, иными словами, объективно истинной. В этом случае две народные теории были развиты в специальные теории. Защитники этих теорий трактуют каждую из них как единственно объективно правильную и универсально приложимую, вместо того чтобы рассматривать их как идеализированные когнитивные модели, каждая из которых может использоваться для определенных целей. Философам языка представляется нетерпимым положение, когда имеются две различные модели референции с различными областями приложения. Тем не менее обе эти теории присутствуют в концептуальной системе, на которой базируется повседневный английский язык. Грамматика английского языка такова, что каждая из них может использоваться точно, правильно и эффективно в соответствующих ситуациях.
Зрительное восприятие
Аппарат философской логики не способен справиться с некоторыми проблемами, с которыми успешно справляются когнитивные модели. ИКМ имеют преимущество в двух областях:
— способность различать прототипическую и непрототипическую ситуацию использования данного концепта;
— способность объяснения концептов, являющихся по самой своей природе необъективными, например концептов, связанных с человеческим восприятием.
Возможно, яснее всего эти преимущества можно увидеть на примере сравнения теории ИКМ с ситуационной семантикой, в том виде, в каком она была разработана Барвайсом и Перри (Barwise, Репу 1984). Ситуационная семантика, среди прочего, претендует на то,


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
173
\что с ее помощью возможно дать объяснение логики человеческого Восприятия, в частности логики зрительного восприятия. Это представляет особый интерес в связи с тем, что человеческое восприятие очевидно необъективно, в то время как ситуационная семантика представляет собой версию объективистской семантики — семантики, в которой значение определяется в терминах способности символов соответствовать объективному миру прямо, без какого-либо опосредующего человеческого понимания, которое выходило бы за пределы или не согласовывалось бы с тем, что в полном смысле вне нас. Действительно ли объективистская семантика способна адекватно трактовать необъективное концептуальное поле?
Между ситуационной семантикой и теорией ИКМ, разработанной в рамках теории ментальных пространств Фоконье (Fauconnier 1985), имеется одно поверхностное сходство, заключающееся в том, что обе используют частичные модели. Однако в теории ИКМ эти модели являются когнитивными и идеализированными. Это значит, что (а) они охарактеризованы относительно опытных аспектов человеческой психологии, (б) они не обязательно соответствуют внешнему миру «правильно». Ни первое, ни второе не является верным для ситуационной семантики.
Ситуация по Барвайсу и Перри — это частичная модель, которая содержит некоторые сущности и некоторую спецификацию их признаков и отношений между ними, то, что Барвайс и Перри называют «актуальный мир “здравого смысла”, который отражается [sic!] языком, мир, состоящий из объектов, имеющих некоторые признаки и стоящих в определенных отношениях друг к другу». Спецификации являются неполными, поскольку наше знание о мире с необходимостью является неполным. Как пишет Барвайс (Barwise 1980), «если мы представляем мир как некоторый тип теоретико-множественной структуры М, тогда типы ситуаций в М будут частичными субструктурами некоторого вида». Таким образом, ситуация Барвайса и Перри может быть понята как составная часть мира, наблюдаемая с определенной точки зрения. Ситуации в смысле Барвайса и Перри коренным образом отличаются от возможных миров в интенсиональной семантике, в которой возможные миры являются полными спецификациями всех сущностей в мире и всех их признаков и отношений между ними.
В ситуационной семантике истина определяется по отношению к ситуациям, так же как понятие следования. Ситуационная семантика является «объективистской» семантикой: то, что есть в ситуации, то реально есть в мире; однако не все, что есть в мире, есть в ситуации.


174
Часть I. Категории и когнитивные модели
Как мы писали выше, идеализированная когнитивная модель есть нечто совершенно иное. Прежде всего, она является идеализированной. Она обеспечивает конвенционализованный способ понимания опыта в чрезвычайно упрощенном виде. Она может очень хорошо соответствовать реальному опыту, но может ему и не соответствовать. Отношения, в которых ИКМ несовместимы с объективистской семантикой, станут понятнее, когда мы рассмотрим некоторые примеры.
Начнем с попытки Барвайса описать механизмы логики восприятия (Barwise 1980). Барвайс рассматривает конструкции с «голым» инфинитивом (ГИ), такие, как Harry saw Max eat bagel Тарри видел, как Макс ел баге ль*’, где eat стоит в форме «голого» инфинитива Он предлагает несколько принципов, определяющих логику таких предложений, включая следующие:
Принцип соответствия действительности: Если а видит Р, то Р.
Например, если Гарри видел, как Макс ел багель, то Макс ел багель.
Принцип подстановки: Если а видит F(tj), и , то а видит F(ti).
Пример Барвайса:
Рассел видел, как Дж. Э. Мур брился в Кембридже. Дж. Э. Мур (уже) был в то время автором книги «Принципы этики». Следовательно, Рассел видел, как автор книги «Принципы этики» брился в Кембридже.
Я нахожу, что оба этих принципа сомнительны, если они принимаются как объективно истинные и абсолютные, а именно так они и рассматриваются Барвайсом. Основная проблема заключается в следующем: ЗРИТЕЛЬНОЕ ВОСПРИЯТИЕ В ТИПИЧНОМ СЛУЧАЕ ВКЛЮЧАЕТ КАТЕГОРИЗАЦИЮ. Например, зрительное восприятие дерева включает категоризацию некоторого аспекта визуальной картины как дерева. Такая категоризация в видимой области в общем случае зависит от конвенциональных ментальных образов: вы категоризируете некоторый аспект видимого поля как дерево, потому что вы знаете, как выглядит дерево. В тех случаях, когда такая категоризация не является проблематичной, вы говорите, что вы действительно видите дерево.
В психологии восприятия хорошо известно, что «видение» включает «видение как». (См. обсуждение этого в Gilchrist, Rock 1981.)
* Багель — булочка круглой или кольцеобразной формы. — Прим, перев.


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
175
корошо известный пример: два источника света, А и В, быстро вспыхивают поочередно так, что испытуемым кажется, что одно световое пятно движется от места расположения А к месту, где находится В. Другими словами, то, что субъекты видят — это одно световое пятно, движущееся по экрану, а не два разных пятна, быстро вспыхивающих одно за другим (см. Johansson 1950). Таким образом, если участником такого эксперимента является Гарри, то высказывание
— Гарри видел одно световое пятно, двигавшееся по экрану будет истинно, а высказывание
— Г арри видел два пятна, вспыхивающих на экране
ложно. То, что мы видим, не обязательно имеет место во внешнем мире. И истинность предложений вида «NP sees NP VP» ‘NP видит NP VP’*, т. e. предложений типа тех, что приведены выше, зависит от того, что воспринимает индивид, но не от того, какие внешние события производят это восприятие. Таким образом, было бы неправильно сказать по поводу примера, приведенного выше, что Гарри на самом деле видел два пятна, вспыхивавших на экране, но не знал этого и думал, что он видит одно световое пятно, двигающееся по экрану. (Обсуждение этого вопроса см. в Goodman 1978, chap. 5.)
Более того, важная часть искусства двадцатого века основывается на том, что в типичном случае видеть — значит «видеть как», иными словами, категоризировать воспринимаемое. Яркий пример этого рассматривается в книге Лоренса Уешлера «Видеть — значит забыть имя вещи, которую видишь», биографии художника Роберта Ирвина (Weschler 1982). Значительная часть творческого пути Ирвина была посвящена созданию произведений искусства, которые не могли бы рассматриваться как что-то еще, восприятие которых заключалось бы в чистом видении без какой-либо категоризации. Диски Ирвина являются наилучшими из всех известных мне примерами объектов такого восприятия. Суть дела, однако, заключается в том, что восприятие этого типа — «видение» без «видения как», зрительное восприятие без категоризации — чрезвычайно редкое явление. Для него необходимы выходящие за пределы обычного произведения искусства или специальная, очень сложная тренировка, часто в традициях
*
NP = noun phrase — именная группа (составляющая), VP = verb phrase — глагольная группа (составляющая). — Прим, перев.


176
Часть I. Категории и когнитивные модели
I
медитации. Существование таких необычных случаев зрительного восприятия лишь подчеркивает то, что является типичным случаем: В ТИПИЧНОМ СЛУЧАЕ ЗРИТЕЛЬНОЕ ВОСПРИЯТИЕ ВКЛЮЧАЕТ КАТЕГОРИЗАЦИЮ.
Для объективистов «видение как» является проблемой человеческой психологии и не связано с проблемами значения, представляющего собой объективное явление. Однако «видение как», в форме визуальной категоризации, в типичном случае включено в зрительное восприятие. Из этого факта вытекают все проблемы для любой логики восприятия, основывающейся на объективистских принципах. Среди этих проблем — проблемы с принципами соответствия действительности и подстановки. В соответствии с принципом соответствия действительности из истинности
— Гарри видел одно световое пятно, двигавшееся по экрану следует
— Одно световое пятно двигалось по экрану,
хотя на самом деле это могли быть два световых пятна, быстро вспыхивавших поочередно. Следовательно, принцип соответствия действительности работает не всегда.
То же относится и к принципу подстановки. Рассмотрим в качестве примера следующий случай:
(a) Принцесса увидела, как к ней в кровать прыгнула лягушка
(b) Лягушка на самом деле была принцем.
(c) Принцесса увидела, как к ней в кровать прыгнул принц.
Является ли (с) правильным выводом из (а) и (6)? И да, и нет. Случай является неоднозначным. Лягушка ничуть не походила на принца, и если принцесса не имела представления о том, что принц был превращен в лягушку, она определенно не видела принца, прыгавшего к ней в кровать. Она, вероятно, согласилась бы с (а), но не с (с). Конечно, всегда можно сказать, что она не знала, что она видела. Однако гораздо труднее утверждать, что она не видела, что она видела, и что она видела лягушку, но не принца*.
Проблема здесь фактически та же, что и в классическом случае с хотеть:
(а) 	Эдип хотел жениться на Иокасте.
* В тексте именно так, хотя, как кажется, по смыслу следовало бы сказать: .. .и что она (на самом деле) видела принца, а не лягушку. — Прим, перев.


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
177
I (Ь) Иокаста была матерью Эдипа.
^ (с) Следовательно, Эдип хотел жениться на своей матери.
Логики в целом согласны, что принцип подстановки не приложим в случаях с хотеть, поскольку (с) не следует с определенностью из (а) и (Ь). Случаи с хотеть и видеть параллельны. Тем не менее анализ Барвайса требует, чтобы принцип подстановки выполнялся для видеть, но не для хотеть.
Несмотря на то, что принципы соответствия действительности и подстановки Барвайса не выполняются в том объеме, как это думалось их автору, они не являются полностью неверными. Они очевидно следуют основанной на здравом смысле народной теории зрительного восприятия, которая может быть представлена в виде идеализированной когнитивной модели.
ИКМ ЗРИТЕЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ
1. Вы видите вещи так, как они есть.
2. Вы знаете, что именно вы видите.
3. Вы видите то, что находится перед вашими глазами.
Перечисленные аспекты идеализированной когнитивной модели зрительного восприятия имеют различные следствия, среди которых есть и народно-теоретические формы принципов Барвайса.
Следствия из 1:
Если вы видите событие, то оно действительно происходит. (Соответствие действительности)
Вы видите, что вы видите, независимо от того, как оно описывается. (Подстановка)
Если вы видите что-то, то существует что-то реальное, что вы видите. (Экспортация.)
Следствие из 1 и 2:
Видеть что-то — значит отличать его от окружения (notice it) и знать, что это.
Следствия из 3:
Если что-то находится перед вашими глазами, вы видите это. (Каузальная теория восприятия.)
Любой смотрящий на некоторую ситуацию с одной и той же точки в пространстве и времени, будет видеть одни и те же вещи. Невозможно видеть то, что не находится перед глазами. Невозможно видеть все.
Идеализированная когнитивная модель зрительного восприятия не всегда точно соответствует нашему реальному зрительному опыту.
12-3361


178
Часть 1. Категории и когнитивные модели
В нашем зрительном опыте присутствует категоризация, и не все из нас категоризуют одни и те же вещи одним и тем же образом. Различные люди, глядя на одну ситуацию, замечают разные вещи. Наше восприятие может в сильнейшей степени зависеть от того, что мы знаем о том, на что мы смотрим. И то, что мы видим, не обязательно есть на самом деле, как показывает эксперимент с двумя вспыхивающими пятнами света. Кроме того, каждый знает, что существуют оптические иллюзии, что мы иногда не видим того, что находится прямо перед нашими глазами, что мы ошибаемся при восприятии и что наши глаза могут обманывать нас, как это бывает при представлениях иллюзионистов. Тем не менее мы продолжаем использовать ИКМ ЗРИТЕЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ, потому что она работает если не во всех, то в абсолютном большинстве случаев. Она определяет, что мы рассматриваем как репрезентативные случаи зрительного восприятия. Проблемы, возникающие с принципами Барвайса, связаны с тем, что они понимаются как логические принципы, сформулированные с позиций объективистской семантики, что означает, что они должны выполняться всегда, даже в том небольшом проценте случаев, где ИКМ ЗРИТЕЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ не работает. Поскольку принципы Барвайса являются абсолютными принципами объективистской логики, все случаи, в которых ИКМ ЗРИТЕЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ не работает, являются для них контрпримерами.
Если же рассматривать принципы соответствия действительности и подстановки как составные части ИКМ ЗРИТЕЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ, а не как логические принципы, тогда проблемные случаи, описанные выше, могут быть объяснены просто как случаи, где ситуация отклоняется от нормальной и где идеализированная когнитивная модель в некоторых отношениях не соответствует ситуации. Например, ситуация с вспыхивающими пятнами и ситуация лягушки- принца не являются репрезентативными. Это как раз то, что предсказывается ИКМ ЗРИТЕЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ. Всякий раз, когда кто- то видит не то, что имеет место на самом деле, возникают случаи, подобные случаям с вспыхивающими световыми пятнами и лягуш- кой-принцем. Такие случаи не являются репрезентативными и именно так должны и рассматриваться. Таким образом, теория ИКМ работает там, где принципы Барвайса, интерпретируемые в рамках ситуационной семантики, терпят неудачу. В ситуационной семантике принципы Барвайса являются абсолютными логическими принципами и не могут трактовать нерепрезентативные случаи как нерепрезентативные. Теория ИКМ позволяет отличать нерепрезентатив-


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
179
ные случаи от репрезентативных и указывает, в каком именно отношении они являются нерепрезентативными. Теория ИКМ позволяет также сформулировать общие принципы, наподобие тех, что сформулированы Барвайсом, однако эти принципы имеют здесь иной статус, не логический, а когнитивный.
Итак, можно сделать следующие выводы. Ситуационная семантика не способна объяснить логику восприятия. Причина в том, что это объективистская семантика, учитывающая только мир, внешний по отношению к воспринимающему субъекту. Однако восприятие имеет дело с взаимодействием между субъектом восприятия и внешним миром. Логика восприятия относится не к объективистской сфере, но к когнитивной. ИКМ являются идеализированными моделями, используемыми воспринимающими субъектами, и они являются областями, соответствующими для логики человеческих концептов, подобных концепту зрительного восприятия. Хотя принципы Барвайса не выполняются в целом, они выполняются в семантике, использующей ИКМ, структурирующие ментальные пространства (см. Книгу II ниже). Из этого, как мне представляется, следует, что общее изучение человеческих понятий должно быть продолжено с использованием когнитивной семантики этого вида.
Аналитичность
Как мы видим, теория идеализированных моделей подходит к значению с принципиально иных позиций, по сравнению с объективистской теорией. Различие станет еще более разительным, когда мы рассмотрим проблему аналитичности. В объективистской теории если А определяется как В,тоАиВ должны иметь одно и то же значение. В ней также утверждается, что предложения формы «Все А есть В» и «Все В есть А» истинны в силу значений слов «аналитически истинно».
В теории ИКМ дело обстоит по-другому. Пусть А — холостяк, а В — неженатый мужчина. В теории ИКМ холостяк может быть определен как неженатый мужчина, но только относительно ИКМ ХОЛОСТЯКА — ИКМ, в которой соблюдаются фоновые предпосылки, касающиеся холостяков. В то же время неженатый мужчина не определен относительно ИКМ ХОЛОСТЯКА. Поэтому римский папа очевидно является неженатым мужчиной, однако вовсе не так очевидно, что он холостяк. Поскольку холостяк и неженатый мужчина не активируют одну и ту же ИКМ, их значения не совпадают. По¬
12*


180
Часть I. Категории и когнитивные модели
этому «Все неженатые мужчины — холостяки» не является аналитически истинным в общем случае.
Это происходит вследствие того, что эти определения даны относительно когнитивных моделей, которые являются идеализированными моделями, моделями, которые могут соответствовать, но могут и не соответствовать точно миру и не должны быть согласованы друг с другом.
Пресуппозиции
Пресуппозиции являются одним из наиболее любопытных языковых и концептуальных феноменов. Эмпирическое исследование пресуппозиций расцвело пышным цветом в лингвистике в конце 1960-х годов, но во многом сошло на нет к середине 1970-х, став жертвой объективистской семантики и психологии. Это был случай, когда перспективные эмпирические исследования приобрели сомнительную репутацию, поскольку они не могли быть интерпретированы в терминах господствующих теоретических положений того времени.
Рассмотрим простой пример пресуппозиции.
(iа) I regret that Harry left.
(b) I don't regret that Harry left.
(c) Harry left.
(a) Я сожалею, что Гарри уехал.
(b) Я не сожалею, что Гарри уехал.
(c) Гарри уехал.
В нормальном случае говорящий, который произносит (а) или его отрицание (Ъ), принимает (с) как данное. В 1960-х годах существовало два альтернативных подхода к объяснению этого феномена.
ЛОГИЧЕСКАЯ ПРЕСУППОЗИЦИЯ: из (а) и его отрицания (b) логически следует (с).
Логическое следование определяется в терминах истинности в мире. Таким образом, всегда, когда (а) или (b) истинно в мире, (с) также должно быть истинно в мире. Это приводит к проблемам для предложений типа
(d) I don't regret that Harry left—in fact, he didn't leave at all.
‘Я не сожалею, что Гарри уехал — ведь на самом деле он вовсе не уезжал’.


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
181
Если бы теория логических пресуппозиций была верна, тогда (d) должно было бы быть логическим противоречием, поскольку из его первой половины следует истинность (с), а вторая половина отрицает (с). Поскольку, однако, (d) не является логическим противоречием, принципы теории логических пресуппозиций в этом случае не выполняются.
Другой способ объяснения данных явлений был связан с понятием прагматической (или психологической) пресуппозиции, имеющей дело с исходными предпосылками говорящего, а не логическим следованием.
ПРАГМАТИЧЕСКАЯ ПРЕСУППОЗИЦИЯ: Р является пресуппозицией
предложения S, если всякий раз, когда говорящий говорит S, он
должен принимать Р как истинное.
Это не очень помогает в случае с (d). Можно, конечно, сказать, что говорящий принимал (с) как истинное, пока он говорил первую половину предложения, но затем изменил свое мнение. Однако очевидно, что в норме это предложение так не понимается вообще. Рассмотрим пример Филл мора (Fillmore 19826, 1984).
(е) 	John is thrifty.
‘Джон бережлив’.
(/) John isn't thrifty.
‘Джон не бережлив’.
(g) Spending as little money as possible is good.
‘Стараться тратить как можно меньше денег — хорошо’.
(К) John is stingy.
‘Джон скуп’.
(/) John isn't stingy.
‘Джон не скуп’.
(/) Spending as little money as possible is not good.
‘Стараться тратить как можно меньше денег — плохо’.
Здесь (g) принимается как данное и в (е), и в (/), a (J) принимается как данное в (И) и (/). Теперь рассмотрим (к).
(к) John isn't stingy, he's thrifty.
‘Джон не скуп, он бережлив’.
Согласно теории прагматических пресуппозиций, данное предложение должно содержать противоречие — (g) и (/), так как первая половина (к) предполагает (/), тогда как вторая половина предполагает (g). В подобных случаях не работает ни логическая, ни прагматиче¬


182
Часть I. Категории и когнитивные модели
ская пресуппозиция. Весьма интересное обсуждение многих подобных случаев см. в работе Нош 1985; Хорн называет это явление «метаязыковое отрицание».
Филлмор (Fillmore 1984) отмечает, что примеры типа {к) способна объяснить теория пресуппозиций, базирующаяся на теории ИКМ. Причина в том, что ИКМ — это когнитивные модели, являющиеся идеализированными. Они не должны соответствовать миру и могут использоваться говорящими для того, чтобы предложить, как надо или не надо понимать данную ситуацию. По мысли Филлмора, thrifty (iбережливый) определяется относительно ИКМ, в которой выполняется (g), a stingy {скупой) определено относительно ИКМ, в которой выполняется (/). Отрицание, согласно Филлмору, может либо «принимать» ИКМ (иными словами, принимать эту ИКМ как данное), либо «отвергать» ее (иными словами, оно может отрицать приложимость ИКМ, возбуждаемой отрицаемым словом). В (к) отрицание прилагается для того, чтобы отвергнуть ИКМ, ассоциированную со словом stingy {скупой). Иными словами, говорящий указывает, что ИКМ, возбуждаемая словом stingy {скуп), не является правильным способом трактовки данной ситуации, в отличие от ИКМ, возбуждаемой словом thrifty {бережлив).
Это решение работает также для случая {d) выше. Предположим, что сожалеть определено по отношению к ИКМ, в котором действует правило, что то, что обозначено объектным дополнением сожалеть, истинно; это будет случай (с) выше. Напомним, что это относится к ИКМ, но не к миру. В предложении {d) отрицание не просто отрицает regret {сожалею), оно указывает на неприложи- мость ИКМ, возбуждаемой regret {сожалеть).
Имеется много подобных примеров. Рассмотрим предложение
— You didn’t spare me a trip to New York; you deprived me of one. ‘Вы не избавили меня от поездки в Нью-Йорк, вы лишили меня ее’.
ИКМ, возбуждаемая словом spare {избавить), содержит фоновое условие, что то, от чего кто-то был избавлен, является плохим для него, в то время как ИКМ для deprive {лишить) имеет фоновое условие, что то, чего кто-то лишен, является хорошим для данного лица. Предложение утверждает, что данное действие должно рассматриваться как акт лишения, но не избавления. Таким образом, ИКМ spare {избавить) отвергается, и вместо нее подставляется ИКМ deprive {лишить). Отрицание отрицает приложимость ИКМ spare {избавить). Аналогичный случай


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
183
— Sam is more stupid than malign.
‘Сэм не столько злой, сколько глупый’ букв. ‘Сэм больше глупый, чем злой’.
Это предложение сообщает, что ИКМ, ассоциированная с глупый, больше подходит для понимания поведения Сэма, чем ИКМ, ассоциируемая со словом злой. Сравнительный оборот more than {больше ... чем) сравнивает относительную приложимость ИКМ. Лучший обзор таких случаев см. в Wilson 1975.
ИКМ позволяют провести различие между «задним планом», фоном (background) и «передним планом» (foreground), которое в гештальт-психологии называется различием фигуры—фона (figure- ground). Таким образом, они соответствуют подходу к пресуппозициям в терминах ментальных пространств Фоконье. Совместными усилиями ИКМ и ментальные пространства весьма способствовали решению классических проблем объяснения пресуппозиций в сложных предложениях. Решения, подобные тем, что были предложены выше, невозможны ни в семантике возможных миров, ни в ситуационной семантике, в которых отсутствуют идеализированные когнитивные модели. В частности, решение для примера (к) было бы невозможно в рамках обычного логического и модельнотеоретического подходов, поскольку это потребовало бы наличия когнитивных моделей, которые не только не должны были бы соответствовать миру, но которые располагали бы противоречащими друг другу (контрадикторными) способами осмысления ситуаций. Контрадикторные когнитивные модели не входят в логику в ее обычном понимании.
Взаимодействие между отрицанием и когнитивными моделями особенно «нелогично». Существуют три вида возможных отношений между отрицанием и когнитивной моделью:
1. Отрицание находится «вне» когнитивной модели и употребляется для того, чтобы отвергнуть данную ИКМ как не подходящий способ понимания ситуации.
2. Отрицание находится «вне» когнитивной модели, принимает ИКМ как подходящий способ понимания ситуации и отрицает условия «переднего плана» ИКМ.
3. Отрицание находится «внутри» данной ИКМ.
Случаи типа Sam didn ft spare me a trip to New York; he deprived me of one ‘Сэм не избавил меня от поездки в Нью-Йорк, он лишил меня ее’ используют отрицание вида 1. В этом предложении ИКМ spare ‘освободить’ отвергается и утверждается, что более подходящей в


184
Часть I. Категории и когнитивные модели
данной ситуации является ИКМ deprive ‘лишить’. Случаи типа Sam didn't spare те a trip to New York; he forced me to go ‘Сэм не избавил меня от поездки в Нью-Йорк, он заставил меня поехать’ имеют отрицание вида 2. В данном случае ИКМ spare ‘освободить’, характеризующая поездку в Нью-Йорк как плохую для меня, принимается как способ характеристики ситуации.
Случаи, когда отрицание входит внутрь когнитивной модели, часто маркируются префиксами типа dis-, ип- и inНапример, dissuade ‘разубедить, отговорить’ предполагает когнитивную модель, включающую фоновое представление о том, что некто сделал нечто, и относящуюся к «переднему плану» информацию о том, что его убедили не делать этого. Это не является внутренним по отношению к модели, ассоциированной с dissuade. Случай, где маркировка отрицательным префиксом отсутствует, представляет собой lack ‘не иметь, не хватать, недоставать и т. д.’. Lack определено относительно ИКМ, содержащей фоновое условие, что некоторое лицо или вещь должны иметь нечто, и условие «переднего плана», что это лицо или вещь не имеют этого. Поскольку отрицание в этой ИКМ является внутренним, lack и not have ‘не иметь’ не являются синонимами, что показывают следующие примеры.
— Му bike doesn't have a carburetor.
‘В моем велосипеде нет карбюратора’.
— Му bike lacks a carburetor.
‘В моем велосипеде недостает карбюратора’.
— The pope doesn't have a wife.
‘У папы нет жены’.
— The pope lacks a wife.
‘Папе недостает жены’.
Второй пример в каждой паре аномален, так как фоновое условие для lack не выполняется: велосипед и не должен иметь карбюратор, а папа — жену. Разница особенно заметна в примерах, где есть количественный квантор в объектной позиции:
— I don't have four hands.
‘У меня нет четырех рук’.
— I lack four hands.
‘Мне недостает четырех рук’.
В русском языке аналогичную роль выполняют отрицательные префиксы не-, без-, раз-, а-, им-(ил~) и т. д. — Прим. перев.


Глава 8. Снова о когнитивных моделях
185
— I don’t have two wives.
‘У меня нет двух жен’.
— I lack two wives.
‘Мне не хватает двух жен’.
В то же время lack и not have действительно имеют одно и то же значение в ситуации, когда имеется исходное предположение, составляющее фоновое условие ИКМ lack:
— India doesn’t have enough food for its people.
‘Индия не имеет достаточно еды для своего народа’.
— India lacks enough food for its people.
‘Индии не хватает еды для своего народа’.
В теории ИКМ наличие трех видов отношений между отрицанием и ИКМ является вполне закономерным.
Резюме
ИКМ имеют когнитивный статус. Они используются для понимания мира и создания теорий о мире. Как следствие, они часто противоречат друг другу или некоторым нашим знаниям. Это важно для теории значения в следующих отношениях.
Во-первых, когнитивный статус ИКМ позволяет нам понять, что такое пресуппозиции. Пресуппозиции — это фоновые предпосылки ИКМ. Как таковые они избегают той критики, которой были подвергнуты логическое и прагматическое понятия пресуппозиции.
Во-вторых, они позволяют нам понять более ясно, что было ошибочно в понятии аналитическая истина. До появления теории когнитивных моделей некоторые философы рассматривали аналитическую истинность как важное семантическое понятие. Как аналитически истинное рассматривалось предложение, истинное единственно в силу значения входящих в него слов. Значения слов при этом определялись в терминах условий, говорящих о мире, но не в терминах идеализированных когнитивных моделей. Предполагалось, что аналитическую истину выражают предложения наподобие следующих:
— Someone is a bachelor if and only if he is an unmarried man. ‘Человек является холостяком, если и только если он неженатый мужчина’.
— Someone lacks something if and only if he doesn't have it. ‘Человеку недостает чего-то, если и только если он этого не имеет’.


186
Часть I. Категории и когнитивные модели
Предполагалось, что подобные аналитические истины, содержащие если-и-только-если условия, характеризуют дефиниции слов и поэтому играют важнейшую роль в семантике.
Как мы могли видеть, bachelor и lack определены относительно ИКМ, которые не включают дефиниции ип-, married и man {не-, женатый и мужчина) в первом случае и not и have {не и иметь) во втором. В результате оказывается, что существует относительно немного аналитических истин, а некоторые философы утверждают, что их не существует вообще. Поскольку лексические единицы имеют сильнейшую тенденцию к дифференциации внутри ИКМ, относительно которой они определены, можно ожидать, что аналитические истины очень трудно будет обнаружить, если это вообще возможно. Если даже некоторые аналитические истины действительно существуют, они не могут играть сколько-нибудь важную роль в семантической теории.
Когнитивные модели позволяют нам понять широкий круг разнообразных семантических явлений. Анализ прототипов в терминах когнитивных моделей является одним из наиболее перспективных. Его значение может быть может быть понято гораздо лучше в сравнении с другими подходами, когда мы убеждаемся, что он работает там, где другие подходы оказываются неадекватны.


Глава 9
Защитники классического подхода
Экспериментальные результаты, которые привели к возникновению теории прототипов, были затем неоднократно подтверждены и, насколько я знаю, никогда не подвергались сомнению. К сожалению, они все еще продолжают неправильно интерпретироваться — так, как сама Рош интерпретировала результаты своих исследований на втором этапе. Рош придерживалась такой интерпретации всего несколько лет, пока не поняла, что для нее нет достаточных оснований. Однако, поскольку такая интерпретация является, с точки зрения положений информационно-процессной психологии, наиболее простой и очевидной, очень многие когнитивные психологии стали отождествлять ее с теорией прототипов. В результате многие выдающиеся когнитивные психологи разочаровались в том, что они ошибочно принимали за теорию прототипов. И некоторые, полагая, что единственная возможная альтернатива — это классическая теория, попытались вернуться к классической теории.
Для того чтобы представить эти неправильные интерпретации и лучше понять, в чем заключалась их неправильность, рассмотрим основные результаты исследований Рош. Рош и ее сотрудники продемонстрировали существование прототипических эффектов — в виде скалярных оценок удачности примеров категорий. Например, в случае категории птица испытуемые последовательно оценивали некоторые виды птиц как лучшие примеры категории, чем другие. Наилучшие примеры были обозначены как прототипы. Подобные эффекты имеют поверхностный характер. Они ничего не говорят непосредственно о природе категоризации. Как уже говорилось выше, Рош (Rosch 1978) совершенно недвусмысленно писала об этом: «...Говорить о прототипах вообще — значит просто прибегать к удобной грамматической фикции; то, что реально имеет место в этих случаях, — это оценки степени прототипичности... Прототипы не конституируют теорию репрезентации категорий».


188
Часть I. Категории и когнитивные модели
Несмотря на предостережения Рош в конце 1970-х годов, прототипические эффекты чаще всего интерпретировались как непосредственно говорящие нечто о природе человеческой категоризации. Это является ошибкой, которая проявляется в двух неверных способах интерпретации прототипических эффектов:
Интерпретация ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА: Шкала удачности примеров является непосредственным отражением степени членства в категории.
Согласно этой интерпретации, скалярные оценки удачности примеров имеют место в том и только в том случае, если членство в категории не определяется по принципу все или ничего, но является вопросом степени. Это приводит к выводу, который Рош эксплицитно отвергала, — что всегда, когда оценки удачности примеров скаляр- ны, членство в категории скалярно.
Интерпретация ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ: Категории представлены в уме в виде прототипов (то есть наилучших примеров). Степень членства в категории для других сущностей определяется степенью их подобия прототипу.
Существуют по крайней мере два варианта этой интерпретации: один, в котором прототип представляет собой абстракцию, скажем, схему или пучок свойств, и другой, в котором прототип является образцом, то есть отдельным примером.
Несмотря на то, что Рош отказалась от обеих этих интерпретаций, и несмотря на то, что они несовместимы с многим из того, что мы знаем о прототипах, они остаются популярными. Фактически в рамках когнитивной психологии образовалась целая школа, которая рассматривает эти интерпретации как определяющие теорию прототипов. Обзор исследований, базирующихся на этих интерпретациях, представлен в книге Смита и Медина «Категории и концепты» (Smith, Medin 1981).
Отнюдь не случайно, что эти интерпретации так широко распространены среди когнитивных психологов. Очень много когнитивных психологов придерживаются того или иного варианта информационно-процессной модели мышления. Эта модель содержит два основных исходных положения:
— Концепты являются внутренними репрезентациями внешней реальности.
— Многие, если не все когнитивные процессы являются по своей природе алгоритмическими.


Глава 9. Защитники классического подхода
189
Обе интерпретации соответствуют этим положениям. В рамках интерпретации ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ прототип рассматривается как репрезентация структуры целой категории, а подобие — как способ вычисления степени членства в категории для тех или иных сущностей, при условии, что даны признаки прототипа. Интерпретация ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА отражает рабочую установку многих когнитивных психологов: интерпретация данных должна быть настолько прямой и непосредственной, насколько это возможно.
Если сравнить две эти интерпретации с примерами, приведенными выше, и исследованиями конкретного материала ниже, станет ясно, что они не согласуются ни с одним из примеров, рассматривающихся в данной книге. Неудивительно поэтому, что проблемы с этими интерпретациями были замечены. К сожалению, многие исследователи восприняли эти чрезвычайно ограниченные интерпретации результатов экспериментов Рош как определяющие теорию прототипов. Результатом стала критика теории прототипов — в том виде, как она определялась этими интерпретациями. Поскольку в качестве единственной альтернативы рассматривалась классическая теория, исследователи, выдвигавшие возражения против теории прототипов, отождествляли себя со сторонниками классической теории. Их аргументы против интерпретаций ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА и ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ являются достаточно обоснованными. Но эта критика не распространяется на интерпретацию прототипических эффектов посредством когнитивных моделей, представленную выше. Эти аргументы также не свидетельствуют в пользу необходимости возврата к классической теории. Оставшааяся часть данной главы будет посвящена анализу этих аргументов.
Однако перед тем, как мы начнем, немного истории. В моей статье 1972 года «Hedges» (букв, ‘ограждения, загородки’) я начал с того, что принял как данное интерпретацию ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА, отметив, что степени членства в категории могут быть представлены посредством теории размытых множеств Заде. Далее я отметил, что в рамках интерпретации ЭФФЕКТЫ = структура невозможно адекватно истолковать значение «ограждений» типа strictly speaking ‘строго говоря’, loosely speaking ‘говоря вольно, нестрого’, technically ‘с определенной точки зрения, в специальном смысле’ и regular ‘настоящий, сущий’. Для того чтобы описать употребление regular, необходимо отличать дефиниционные (definitional) признаки от характерных, но не существенных (incidental) признаков. Это соответствует семантико-прагматическому различию в объективистской семантике между тем, что слово «действительно значит», и энцик¬


190
Часть I. Категории и когнитивные модели
лопедическими знаниями, которые вам довелось иметь о вещах, к которым относится слово. Однако мой вывод о необходимости учета этого различия не является аргументом в поддержку противопоставления семантики и прагматики; напротив, моей целью было привести контрпример. Ниже приводится относящийся к данному вопросу отрывок из этой статьи:
Но «ограждения» не только демонстрируют различия в степенях членства в категориии. Они также открывают нам очень многое о значении. Рассмотрим (6).
(6) a. Esther Williams is a fish.
‘Эстер Вильямс — рыба’. b. Esther Williams is a regular fish.
‘Эстер Вильямс — настоящая рыба’.
(6а) ложно, так как Эстер Вильямс — человек, а не рыба. С другой стороны, (6Ь) вполне могло бы быть истинным, поскольку оно говорит, что Эстер Вильямс хорошо плавает и чувствует себя в воде как дома. Заметим, что (6Ь) не утверждает, что у Эстер Вильямс есть жабры, чешуя, плавники, хвост и т. д. На самом деле (6Ь) предполагает, что Эстер Вильямс не является в буквальном смысле рыбой, и утверждает, что она имеет некоторые другие характерные признаки рыбы. Как пишет Болинджер (Bolinger 1972), regular выбирает определенные «метафорические» признаки. Мы можем увидеть, что это значит, в примерах типа (7).
(7) a. John is a bachelor.
‘Джон холостяк’.
Ъ. John is a regular bachelor.
букв.‘Джон сущий холостяк’.
(1Ь) не говорится о холостяке. Оно может быть сказано о женатом человеке, который ведет себя как холостяк: назначает множество свиданий, чувствует себя не связанным брачными обязательствами и т. д. Таким образом, regular утверждает коннотации «холостяка», предполагая в то же время отрицание его буквального значения (Lakoff 1972, р. 197—198).
Эдвард Смит (персональное сообщение) заметил, что мысли, содержащиеся в этом отрывке, натолкнули его на направление исследований, которым он и занимается с тех пор. Его интересовало различие между дефиниционными и несущественными признаками. В


Глава 9. Защитники классического подхода
191
процитированном отрывке его внимание привлекли факты, свидетельствующие против объективистского подхода к этому различию, требовавшего, чтобы «семантика» была абсолютно независимой от «прагматики», иначе говоря, чтобы дефиниционные признаки рассматривались как абсолютно независимые от несущественных признаков. Употребление слова regular нарушает это условие, поскольку несущественные признаки используются в семантике. Кей (Кау 1979) приводит аргументы в пользу того, что различение дефиници- онных и несущественных признаков является не объективно правильным, но представляет собой часть народной теории языка. Употребление regular основывается на этой народной теории. Если аргументы Кея правильны, то противопоставление семантики и прагматики и дефиниционных и несущественных признаков неправомерно даже в большей степени, чем я предполагал ранее.
Как представляется, Смит не отдавал себе отчета в том, что приведенные выше примеры находятся в противоречии с теорией семантики, включающей классическую теорию категоризации. Отталкиваясь от этого различия, он предложил способ, как сохранить классическую теорию категорий и в то же время объяснить прототипические эффекты. Его идея заключалась в том, что дефиниционные признаки соответствуют классической теории, а несущественные признаки порождают прототипические эффекты. Эта идея разработана гораздо более детально в классической статье Ошерсона и Смита (Osherson, Smith 1981). Ирония ситуации состоит в том, что примеры, использовавшиеся как аргументы против классического подхода, послужили стимулом для его защиты.
Ошерсон и Смит
Ошерсон и Смит начинают свою статью со следующего определения теории прототипов:
Теория прототипов определяет членство в экстенсионале понятия как градуированное, определяемое подобием «наилучшему» образцу понятия (или каким-либо другим измерением центральной тенденции ).
Как видно из этого определения, Ошерсон и Смит рассматривают интерпретации эффекты = структура и прототип = репрезента-  **
Центральная тенденция — медиана, срединное значение в статистическом распределении. — Прим, перев.


192
Часть I. Категории и когнитивные модели
ЦИЯ как конституирующие теорию прототипов. Их статья посвящена критике этих интерпретаций. Ошерсон и Смит также принимают как исходные следующие положения:
— Они полагают, что теория размытых множеств в самой ранней из ее многих версий (Zadeh 1965) является адекватным средством моделирования интерпретации ЭФФЕКТЫ = структура.
— Они придерживаются концепции атомизма, в которой значение целого понимается как регулярная композициональная функция значений его частей. Как следствие, исключается возможность гештальтных эффектов в семантике.
— Они разделяют подход объективистской семантики, в которой значение основывается на истинности.
— Они полагают, что все определения имен должны трактоваться посредством конъюнкции.
Эти положения общеприняты в объективистской семантике, хотя, как мы увидим, они в высшей мере неадекватны.
В свете предшествующих глав очевидно, что все эти исходные положения не являются хорошо обоснованными. Как мы покажем в главе 13, почти все прототипические эффекты и эффекты базового уровня несовместимы с объективистской семантикой. Однако интерпретация ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА не является несовместимой с объективистской семантикой. Причина в том, что она трактует все категории как градуированные, а как мы увидим в главе 13, градуированная категоризация не противоречит большинству объективистских предпосылок.
Если мы принимаем исходные положения Ошерсона и Смита, то выводы последуют сами собой. Примеры, которые они приводят, заслуживают тщательного рассмотрения. Подобно классической теории множеств, теория размытых множеств имеет только три способа формирования комплексных категорий: пересечение, объединение и дополнение. Ошерсон и Смит показывают, что каждый из этих способов ведет к неправильным результатам. Их первый контрпример включает три рисунка, изображающих:
a. яблоко нормальной формы, полностью покрытое полосками;
b. яблоко нормальной формы;
c. яблоко неправильной формы с несколькими полосками.
Далее они рассматривают три понятия: яблоко, полосатый и полосатое яблоко. Они совершенно верно замечают, что в классической теории размытых множеств существует только один способ образо¬


Глава 9. Защитники классического подхода
193
вать комплексную категорию полосатое яблоко из категорий яблоко и полосатый, а именно посредством пересечения размытых множеств, которое определяется как образованное минимальным значением членства в множестве размытых множеств — компонентов производного множества.
Они принимают в качестве исходных следующие положения:
Яблоко на рисунке а является хорошим примером полосатого яблока.
Яблоко на рисунке а не является хорошим примером яблока, поскольку яблоки обычно не имеют полосок.
Яблоко на рисунке а не является хорошим примером полосатой вещи, поскольку яблоки не относятся к вещам, которые в типичном случае имеют полоски.
Из этого следует, что:
Яблоко на рисунке а будет иметь высокое значение членства в категории полосатое яблоко.
Яблоко на рисунке а будет иметь низкое значение членства в категории яблоко.
Яблоко на рисунке а будет иметь низкое значение членства в категории полосатый.
Однако поскольку минимумом двух низких значений является низкое значение, получается, согласно теории размытых множеств, что а имеет низкое значение членства в категории полосатое яблоко. Таким образом, теория размытых множеств делает неверное предсказание. Она предсказывает, что наилучший пример полосатого яблока будет иметь низкое значение членства в этой категории, поскольку он имеет низкие значения в категориях яблоко и полосатый, являющихся компонентами производного множества полосатое яблоко.
Отсюда следует общая мораль: хорошие примеры комплексных КАТЕГОРИЙ ЧАСТО ЯВЛЯЮТСЯ ПЛОХИМИ ПРИМЕРАМИ КАТЕГОРИЙ, ЯВЛЯЮЩИХСЯ КОМПОНЕНТАМИ ЭТИХ КАТЕГОРИЙ.
Ошерсон и Смит приводят еще один подобный пример: домашняя (аквариумная) рыбка (pet fish). Гуппи являются хорошим примером домашней рыбки, но плохим примером домашнего животного и плохим примером рыбы. Пересечение множеств в классической теории размытых множеств дает в таких случаях неверные результаты.
Ошерсон и Смит рассматривают также примеры, которые могут быть названы «логическими примерами»:
13-3361


194
Часть I. Категории и когнитивные модели
Р И НЕ Р: яблоко, которое не является яблоком;
Р ИЛИ НЕ Р: плод, который или является, или не является яблоком.
Они принимают исходную интуицию логиков, касающуюся этих примеров: не существует яблока, которое не является яблоком, поэтому первая категория не должна иметь никаких членов в какой бы то ни было степени; в то же время все плоды или являются, или не являются яблоками, поэтому вторая категория должна содержать все плоды в качестве полноправных членов. Такая интуиция может быть, однако, поставлена под сомнение: вырезанное деревянное яблоко может считаться яблоком, которое не является яблоком. И гибрид груши и яблока является плохим примером плода, который или является, или не является яблоком. Ошерсон и Смит не рассматривают такие возможности. Они справедливо отмечают, что классическая теория размытых множеств не способна объяснить обычную интуицию логиков в таких случаях.
Их аргументация строится следующим образом. Возьмем яблоко, которое не является репрезентативным примером яблока, например, плод дикой яблони (crabapple). Согласно классической теории размытых множеств, его значение членства в категории яблоко будет находиться где-то между нулем и 1. Пусть это будет значение с. Тогда его значение в категории не яблоко будет 1 - с, согласно определению операции дополнения множеств в теории размытых множеств. Если с находится между 0 и 1, 1 - с также будет располагаться между 0 и 1. Таким образом, как максимум, так и минимум с и 1 - с также будет находиться между 0 и 1. Следовательно, согласно теории размытых множеств нерепрезентативное яблоко, наподобие плода дикой яблони, будет иметь значение членства больше, чем 0, в категории яблоко, которое не является яблоком, и значение меньше, чем 1, в категории плод, который ши является, ши не является яблоком. Это не согласуется с интуицией, исходно принятой в качестве правильной Ошерсоном и Смитом. Если мы соглашаемся с этой интуицией, их аргументы против теории размытых множеств справедливы.
Последний из основных аргументов Ошерсона и Смита связан с их предположением, что теория прототипов основывается на интерпретации ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ, а именно что в теории прототипов степень членства определяется степенью подобия прототипическому члену. Их контрпример против такой интерпретации совершенно корректен. Он основыывается на следующем употреблении интерпретации ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ. Рассмотрим медве¬


Глава 9. Защитники классического подхода
195
дей гризли и белок. Из того, что можно найти некоторое (возможно, очень малое) количество сходств между гризли и белками, следует, согласно интерпретации ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ, что белки являются членами категории медведи гризли в некоторой степени, большей чем 0. Теперь рассмотрим утверждение:
— Все медведи гризли обитают в Северной Америке.
Предположим, что кто-то обнаружил белку на Марсе. Поскольку белки являются в некоторой степени членами категории медведи гризли и поскольку Марс находится далеко от Северной Америки, открытие на Марсе белки будет являться опровержением утверждения, что все медведи гризли обитают в Северной Америке. Но это очевидно нелепо. Существование белок на Марсе никак не связано с истинностью или ложностью этого утверждения. Если мы принимаем предпосылки Ошерсона и Смита, то это действительно является контрпримером для интерпретации прототипических эффектов ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ. (Подробное обсуждение проблем логики размытых понятий см. в McCawley 1981, chap. 1.2.)
То, что Ошерсон и Смит действительно показали, это то, что, если принять все их исходные посылки, интерпретации ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА и ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ не являются правильными. Конечно, каждая из их исходных посылок сама находится под вопросом. Нет необходимости обязательно использовать классическую версию теории размытых множеств для того, чтобы изложить эти интерпретации в математической форме. Совершенно неправильно положение, что определения имен функционируют посредством конъюнкции. Неадекватной, как будет показано в главе 13, является также объективистская и атомистическая трактовка тех видов прототипических явлений, которые мы обсуждали выше. Но что наиболее важно, интерпретации эффекты = СТРУКТУРА и ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ представляют собой весьма неточные способы понимания прототипических эффектов и эффектов базового уровня. Поэтому критический анализ этих интерпретаций реально не имеет отношения к разумным версиям теории прототипов. И приведенные выше аргументы не говорят ничего об интерпретации посредством когнитивных моделей, предложенной в предшествующих главах. Тем не менее Ошерсон и Смит, как представляется, не отдают себе в этом отчета и приходят к заключению (р. 54), что ими были представлены аргументы против всех версий теории прототипов.
Что касается собственных предложений Ошерсона и Смита, то они напоминают предложения, выдвинутые Миллером и Джонсо-
13*


196
Часть I. Категории и когнитивные модели
ном-Лэрдом (Miller, Johnson-Laird 1976) с целью сохранить традиционную теорию и в то же время объяснить экспериментальные данные теории прототипов. Они сделали выбор в пользу гибридной теории, согласно которой каждый концепт имеет ядро и идентификационную процедуру. Ядро функционирует согласно традиционной теории; идентификационная процедура объясняет прототипические эффекты, показанные в экспериментах. Как пишут авторы:
Ядро имеет дело с теми аспектами концепта, которые эксплицируют его отношение к другим концептам и к мыслям, в то время как идентификационная процедура определяет вид информации, используемой для того, чтобы принимать быстрые решения относительно членства. ...Мы можем проиллюстрировать это на примере концепта женщина. Его ядро составляет информация о наличии репродуктивной системы, тогда как его идентификационные процедуры содержат информацию о форме тела, длине волос и высоте голоса.
Другими словами, ядро — это результат реальной деятельности ума — мысли. Идентификационная процедура связывает ум с чувствами, но не производит никакой реальной концептуальной работы. Далее авторы пишут:
Принимая во внимание данное различение, можно предположить, что традиционная теория концептов правильно характеризует ядро, тогда как теория прототипов характеризует важные идентификационные процедуры. Это могло бы объяснить, почему теория прототипов хорошо работает при экспликации протекающих в реальном времени процессов определения членства в категории (задача для идентификационных процедур), но не преуспевает в экспликации концептуальных комбинаций и условий истинности для мыслей (задача для концептуальных ядер).
Данная гибридная теория предполагает, что традиционные теории реально работают в области комплексных концептов. На самом деле это одно из самых уязвимых мест традиционных теорий. Существующие традиционные теории базируются на классической теории множеств. Эти теории включают операции теоретикомножественного пересечения, объединения и дополнения и в некоторых случаях небольшое число дополнительных операций. Однако в целом они очень плохо работают в области объяснения комплексной категоризации. Мы сможем лучше понять проблему, если пред¬


Глава 9. Защитники классического подхода
197
варительно рассмотрим классическую теорию в чистом виде, без привлечения дополнительных операций. Традиционным теоретикомножественным способом трактовки прилагательно-именных групп является пересечение множеств. Это единственный способ, которым располагает традиционная теория. Поэтому в классической теории комплексный концепт полосатое яблоко будет обозначать пересечение множества полосатых вещей и множества яблок.
Литература по лингвистической семантике изобилует примерами, где простое пересечение множеств не работает. Возможно, следует начать с тех, которые перечисляют сами Ошерсон и Смит (р. 43, п. 8, р. 50, п. 12).
маленькая галактика — не пересечение множества маленьких вещей и множества галактик
хороший вор — не пересечение множества хороших вещей и множества воров
имитация латуни (imitation brass) — не пересечение множества имитаций и множества вещей из латуни
Другие классические примеры:
инженер по электричеству (electrical engineer, букв, ‘электрический инженер, механик’) — не пересечение множества электрических вещей и множества инженеров
сущий ребенок (mere child) — не пересечение множества сущих вещей и множества детей
рыжие волосы (red hair, букв, ‘красные волосы’) — поскольку цвет не является центральным красным, это не просто пересечение множества красных вещей и множества волос
счастливое совпадение — не пересечение множества счастливых вещей и множества совпадений
topless bar, букв, ‘раздетый выше пояса бар’ — ‘бар, где посетителей обслуживают полуодетые официантки’ — не пересечение множества полуодетых вещей и множества баров
высокие цены (heavy prices) — не пересечение множества высоких вещей и множества цен
бывший президент — не пересечение множества бывших вещей и множества президентов
Подобные примеры можно умножать бесконечно. В них нет ничего нового, и ни один студент, серьезно изучающий лингвистическую семантику, не скажет, что такие случаи можно истолковать посредством пересечения в традиционной теории множеств. В настоящее


198
Часть I. Категории и когнитивные модели
время не существует адекватного описания большинства видов комплексных концептов в рамках традиционной теории, хотя было предпринято небольшое число попыток анализа таких случаев с использованием нестандартного теоретико-множественного аппарата. Например, некоторые логики пытались анализировать пример «маленькая галактика», используя семантику Монтегю, было также несколько попыток обяснить случаи типа «хороший вор» и некоторые другие. Но в подавляющем большинстве подобные случаи не были предметом серьезного исследования в рамках традиционных подходов, и нет оснований полагать, что они могли бы быть в конечном итоге объяснены посредством традиционной теории множеств или посредством какого-либо простого ее расширения.
Перейдем теперь от вопроса адекватности традиционного теоретико-множественного ядра гибридной теории Ошерсона и Смита к идентификационным процедурам. Прежде всего, они не дали никаких указаний относительно того, каковы должны быть эти идентификационные процедуры. Но более важно то, что Ошерсон и Смит не рассматривают вопрос, каковы могли бы быть идентификационные процедуры для комплексных концептов и каким образом они могли бы быть связаны с идентификационными процедурами для концептов их компонентов. Возьмем в качестве примера приводимый Ошерсоном и Смитом случай домашней (<аквариумной) рыбки {pet fish). Как справедливо отмечают Ошерсон и Смит, «гуппи более прототипична как домашняя рыбка, чем как домашнее животное или рыба». В гибридной теории ни идентификационная процедура для домашнее животное, ни идентификационная процедура для рыба не выберет гуппи в качестве прототипического члена. Каким же образом гибридная теория придет к идентификационной процедуре для комплексного концепта домашняя рыбка, которая выберет гуппи как прототипический член? В целом, гибридная теория не решила проблему объяснения прототипов комплексных концептов. Она просто дала проблеме новое наименование.
Возможно, наиболее слабым местом гибридной теории является то, что она рассматривает прототипические явления как связанные исключительно с «идентификацией». Однако метонимические случаи прототипов в значительной степени обслуживают процессы мышления; вообще, то, что Рош называет «заместительным» рассуждением {мышлением) {reference-point reasoning), связано с выведением заключений, а не просто с идентификацией.
Арифметические субмодели используются для вычислений и приблизительных вычислительных оценок.


Глава 9. Защитники классического подхода
199
Социальные стереотипы используются для того, чтобы быстро выносить суждения о людях.
Знакомые примеры используются для того, чтобы делать вероятностные суждения.
Образцы используются для сравнений.
Идеалы используются для создания планов.
Порождающие прототипы не просто используются для идентификации; они необходимы для определения их категорий.
Радиальные структуры характеризуют отношения между субкатегориями и позволяют расширять категорию, что является чрезвычайно важной мыслительной функцией.
Большинство реальных случаев прототипических явлений просто не используются в «идентификации». Зато они используются в мышлении — в выведении заключений, в вычислениях приблизительных оценок, планировании, сравнении, вынесении суждений— так же как в определении категорий, их расширении и характеристике отношений между субкатегориями. Прототипы выполняют огромную роль в реальном функционировании разума и широко используются в мыслительных процессах.
В целом, Ошерсон и Смит не сказали ничего, что имело бы отношение к предложенной нами версии теории прототипов. Нет также никаких оснований полагать, что их предложения для сохранения классической теории будут работать. Тот факт, что прототипы широко используются в различного рода мыслительных процессах, свидетельствует о том, что классическая теория не в состоянии объяснить все эти аспекты рационального мышления.
Комплексная категоризация
Интерпретация ЭФФЕКТЫ = структура, как справедливо отметили Ошерсон и Смит, не в состоянии решить проблемы комплексной категоризации. Однако было бы ошибкой полагать, что интерпретация ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА является единственной причиной этой неудачи. Действительный источник трудностей, как правильно отмечают авторы, — это принятие объективистского подхода к проблеме комплексной категоризации.
Предположим, что мы принимаем исходные положения объективистской семантики:
— Существуют атомарные концепты.
— Значение основывается на условиях истинности.


200
Часть I. Категории и когнитивные модели
— Значение целого является функцией условий истинности его составных частей.
В этом и только в этом случае возникают классические проблемы комплексной категоризации:
— Что именно представляют собой атомарные предикаты?
— Каким именно образом можно получить значение целого из значения частей?
В то же время результаты исследований базового уровня Рош противоречат исходным положениям классической теории. Они предполагают, что:
— Существуют концепты базового уровня, однако они не являются атомарными концептами.
— Значение основывается на человеческом восприятии, взаимодействии и понимании, и следовательно, не основывается на условиях истинности.
В рамках теории естественной категоризации проблема комплексных категорий в ее классической форме вообще не возникает. Однако классическая проблема основывается на правильном эмпирическом наблюдении:
— Люди постоянно создают новые предложения и способны понимать новые предложения, которые они до этого никогда не слышали.
Возьмем, например, предложение People whose grandmothers were strippers are likely to be repressed ‘Люди, чьи бабушки были стриптизершами, вероятно, будут сдерживать (подавлять, вытеснять в подсознание) свои чувства’. В него входит ранее не существовавшая именная группа people whose grandmothers were strippers ‘люди, чьи бабушки были стриптизершами’, обозначающая только что образованную категорию, которая тем не менее понимается без каких-либо затруднений. Возникает естественный вопрос: как это возможно? Люди располагают ограниченным запасом знакомых им языковых выражений и они соединяют их для того, чтобы образовать новые, которые они способны понимать. Каким именно образом?
В теории прототипов эта проблема весьма отличается от классической проблемы комплексной категоризации, поскольку она поставлена в рамках когнитивной теории, которая не является ни атомистической, ни объективистской. Такая теория имеет в своем рас¬


Глава 9. Защитники классического подхода
201
поряжении ментальные образы (не только зрительные, но и звуковые образы, образы силового воздействия и т. д.), перцептуальные и другие когнитивные процессы, модели двигательной активности, намерения, когнитивные модели и чрезвычайно обширный запас фоновых знаний и опыта.
В классической теории существуют всего лишь два способа задания множества членов: вы можете предсказывать (исчислять) члены (посредством точных необходимых и достаточных условий или посредством правила) или же вы можете произвольно перечислить их, если это множество конечно. Таким образом, единственными альтернативами здесь являются исчисление, предсказуемость (с использованием правил или необходимых и достаточных условий) и произвольность (перечисление списком). В то же время теория естественной категоризации располагает понятием мотивации. Полностью мотивированные случаи являются предсказуемыми, полностью немотивированные — произвольными. Однако большинство случаев находится посередине — они являются частично мотивированными.
В свете подобных различий возможно предложить решение для примеров полосатое яблоко и домашняя рыбка Ошерсона и Смита. Рассмотрим, например, Принцип экономии Кея (Кау 1983а), первоначально введенный для объяснения дискурсивно-обоснованных выводов. Адаптированный к теории ИКМ, он (неформально и в некоторых отношениях упрощенно) гласит: Когда активировано какое-то количество ИКМ, наложите их друг на друга, насколько это возможно, согласуясь с вашими фоновыми знаниями. В данном случае релевантными аспектами активированных ИКМ в примере полосатое яблоко являются наш идеализированный образ полос и наш идеализированный образ яблока. Принцип экономии дает простое наложение образов — яблоко с полосками — для нашей новой комплексной ИКМ. Это и есть прототипическое полосатое яблоко Ошерсона и Смита, и оно работает так, как и должно. Фраза «согласуясь с вашими фоновыми знаниями» является версией закона Виленского (Wilensky 1983, р. 25, 145):
Более конкретное знание имеет преимущество перед более общим знанием.
Другими словами, если вы ничего не знаете о конкретных случаях, используйте какие-либо общие принципы, которыми вы располагаете. Но если вы знаете что-либо о конкретном случае, используйте это знание. Это объясняет случаи наподобие pet fish ‘домашняя (аквариумная) рыбка’. Мы имеем определенные знания о тех рыбах,


202
Часть I. Категории и когнитивные модели
которые люди (по крайней мере, в Соединенных Штатах) держат в своих домах в аквариумах и специальных резервуарах для рыб (fish tanks), и знаем, что гуппи являются типичными рыбами этого рода. Это знание имеет преимущество перед принципом экономии. Несущественным следствием этого является то, что выражение pet fish ‘домашняя (аквариумная) рыбка’, используемое для описания гуппи, не является полностью мотивированным значениями слов pet ‘домашнее животное’ и fish ‘рыба’, но мотивировано только частично. Это может служить объяснением ощущения большинства опра- шенных мною людей, что выражение pet fish не является идеальным описанием гуппиподобных существ в резервуаре для рыбы, но в отсутствие чего-либо получше подойдет и оно.
Многие из примеров, приводившихся нами выше, такие, как topless bar, electrical engineer и т. д., лингвисты называют «сложениями» («compounds»). Значение этих составных образований часто не характеризуется композициональностью; иными словами, значение целого не может быть предсказано, исходя из значения частей и способа, которым они соединены. Части, составляющие такое сложение, играют определенную роль в значении целого выражения — они мотивируют его значение, — но требуется нечто большее: релевантная ИКМ, такая, что каждая часть сложения соответствует некоторому элементу этой ИКМ. В большинстве случаев мы должны знать, какова релевантная ИКМ, для каждого сложения отдельно.
В некоторых случаях сложения могут образовывать цепь, например, topless dress ‘топлес-платье, платье, открывающее грудь’, букв, ‘платье без верха’, topless waitress ‘официантка, одетая в такое платье’, topless dancer ‘танцовщица, одетая в такое платье’, topless bar ‘бар, в котором официантки и / или танцовщицы одеты в такие платья’, topless district ‘район, в котором много таких баров’. Эти сложения базируются на связанных ИКМ. Для понимания значения сложения topless dress требуется знание, что именно прикрывает верхняя часть платья. Топлес-офщиантки и топлес-танцовщщы (topless waitresses and dancers) одеты во время работы в топлес- платъя. В топлес-барах {topless bars) официантки и танцовщицы одеты во время работы в топлес-платья. Топлес-район {topless district) — это район, где сосредоточены топлес-бары. Таким образом, эти сложения мотивированы не только своими частями, но и связанными с ними сложениями.
В тех случаях, когда необходимая ИКМ обеспечивается контекстом, сложение может быть образовано спонтанно. Памела Даунинг


Глава 9. Защитники классического подхода
203
(Downing 1977) приводит классический пример выражения apple juice seat, букв, ‘место яблочного сока’, которое было реально использовано хозяйкой при обращении к гостю, который после проведенной ночи в доме спустился к завтраку. Стол был накрыт на четырех человек, возле трех приборов стояли стаканы с апельсиновым соком, а возле четвертого — стакан с яблочным соком. Хозяйка сказала: Please sit in the apple juice seat ‘Пожалуйста, сядьте туда, где стоит стакан с яблочным соком’, букв, ‘...на место яблочного сока’, и новое сложение было в данной ситуации прекрасно понято.
Из всего этого может быть сделан следующий вывод. Объективистская парадигма предполагает, что значение целого является вычислимой функцией значения его частей и значения синтаксических отношений между этими частями. Это просто не соответствует действительности. Можно привести много доводов в пользу этого, но один из них, я полагаю, должен быть выделен особо: это то, что объективистские теории не имеют понятия мотивации. Значение целого часто не выводится полностью из значения его частей, но мотивируется ими. Поэтому необходима теория мотивации. Такая теория должна быть когнитивной теорией и выходить за пределы любой возможной объективистской теории.
Армстронг, Гдейтман и Глейтман
Несмотря на все аргументы, приводимые против нее, гибридная теория не собирается сдаваться. Классическая теория, которую она включает как «ядро», имеет за собой двухтысячелетнюю традицию. В последние сто лет теории типа ядро плюс нечто еще появлялись неоднократно как попытки сохранить классическую теорию категорий. Особенно интересная попытка обосновать теорию вида «ядро + идентификационная процедура», наподобие той, что была предложена Ошерсоном и Смитом, была предпринята недавно Армстронг, Глейтман и Глейтманом (Armstrong, Gleitman, Gleitman 1983). Армстронг, Глейтман и Глейтман пытаются доказать, что сама распространенность прототипических явлений свидетельствует в пользу превосходства классической теории над теорией прототипов.
Подобно Ошерсону и Смиту, Армстронг, Глейтман и Глейтман приравнивают теорию прототипов к интерпретации ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА. Это значит, что они предполагают, что любая версия теории прототипов содержит утверждение, что все категории являются градуированными и оценки удачности примеров соответствуют степеням членства. Их аргументация имеет примерно следующий вид:


204
Часть 1. Категории и когнитивные модели
(a) Базовая посылка: Теория прототипов предполагает, что всегда, когда в категории наблюдаются прототипические эффекты, эта категория является градуированной. Оценки удачно- сти примеров соответствуют степеням членства. Предполагается также, что теория прототипов утверждает, что неградуи- рованные категории не дают прототипических эффектов, поскольку предполагается, что прототипические эффекты отражают только степени членства.
(b) Вторичная посылка: Понятия формальной математики определены в терминах классической теории, то есть посредством необходимых и достаточных условий, и следовательно, не градуированы. Из посылки (а) следует, что они не должны демонстрировать прототипические эффекты. Примером является понятие «нечетное число».
(c) Армстронг, Глейтман и Глейтман повторили эксперименты Рош на материале понятия «нечетное число». Результаты этих экспериментов были такие же, как у Рош: испытуемые давали градуированные ответы, когда их спрашивали, являются ли некоторые числа лучшими примерами категории «нечетное число», чем другие.
(d) Из (а) они сделали вывод, что теория прототипов должна интерпретировать эти результаты как показывающие, что категория «нечетное число» градуирована.
(e) Поскольку нам известно, что (Ь) истинно, прототипические эффекты не могут служить показателем того, что категория градуирована. Следовательно, (а) должно быть ложно, и теория прототипов не говорит ничего о реальной структуре категорий.
ф Тем не менее результаты Рош должны отражать что-то. Теория ядра + идентификационной процедуры дает ответ на этот вопрос. Воспроизводимые результаты экспериментов Рош отражают идентификационную процедуру, но не ядро, представляющее реальную когнитивную структуру категории.
Подобно Ошерсону и Смиту, Армстронг, Глейтман и Глейтман принимают для теории прототипов интерпретацию ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА, и именно эту интерпретацию они, весьма обоснованно, подвергли критике. Они даже не рассматривали возможность других интерпретаций, в частности интерпретации посредством когнитивных моделей. Однако именно в эту интерпретацию прекрасно укладываются их результаты.


Глава 9. Защитники классического подхода
205
Для того чтобы разобраться, почему это так, следует прежде всего различать натуральные числа, как они определяются в формальной арифметике, от натуральных чисел, как они понимаются обычными людьми. В формальной арифметике натуральные числа определяются рекурсивно. «Ноль» понимается как генератор и «следующее» как оператор. «Один» — это имя, данное числу, следующему за 0, «2» — имя числа, следующего за числом, следующим за 0, и так далее. В математике важно отличать числа от их имен. У нас есть система наименований чисел, имеющая в качестве базы 10. Это значит, что мы имеем десять однозначных имен чисел (0, 1,...., 9), для чисел, следующих далее, мы образуем многозначные имена. Существует бесконечно большое число возможных систем наименований чисел. Наиболее известной после десятичной системы является двоичная система, которая принимает за основу 2 и имеет только два однозначных имени чисел, 0 и 1.
Большинство нематематиков не отличают числа от их имен. Мы понимаем числа в терминах нашей базовой 10-именной системы. Все однозначные числа являются для нас генераторами. Многозначные числа понимаются как последовательности однозначных чисел. Для того чтобы научиться вычислять с помощью чисел, мы должны выучить генераторы от 0 до 9, таблицы сложения и умножения, алгоритмы для сложения, умножения, деления и т. д. Вычисления с большими числами понимаются в терминах вычислений с меньшими числами, в конечном итоге — с однозначными числами. Если бы мы не понимали большие числа в терминах однозначных чисел, мы не смогли бы производить арифметические вычисления.
Таким образом, однозначные числа занимают привилегированное положение среди чисел. Двузначные числа, особенно те, которые есть в таблицах умножения и сложения, являются в некоторой степени менее привилегированными. Большие числа в целом еще менее привилегированы. Модель понимания натуральных чисел в терминах однозначных чисел является, согласно нашему определению, метонимической моделью. Мы можем, следовательно, ожидать, что, при прочих равных условиях, однозначные числа будут расцениваться как лучшие примеры, чем большие числа.
Наше понимание чисел, однако, еще более усложненно, чем было описано выше. Для того чтобы лучше производить вычисления и оценивать сравнительный размер чисел, мы научились понимать числа, используя различные субмодели. Наиболее распространенная субмодель состоит из степеней десяти (десять, сто, тысяча и т. д.). Другая распространенная подсистема состоит из чисел, кратных пя¬


206
Часть I. Категории и когнитивные модели
ти; американская монетарная система основывается на этой субмодели, и это весьма помогает считать деньги. Другие хорошо известные субмодели — это числа, кратные двум, степени двух, и т. д. Как мы указали выше, каждая субмодель порождает прототипические эффекты. При объединении этих субмоделей можно ожидать возникновения комплексных прототипических эффектов.
С точки зрения интерпретации посредством когнитивных моделей такие прототипические эффекты не соответствуют степеням членства. Все числа равны в отношении членства в категории число. Но по отношению к различным моделям, которые мы используем для понимания чисел, некоторые числа имеют привилегированный статус.
Другой субмоделью в области чисел является субмодель, в которой числа разделены на нечетные числа и четные числа. Четные числа — это те числа, которые делятся на два, тогда как нечетные числа имеют форму 2п + 1. Субмодель четности-нечетности не имеет градаций; все числа являются или четными, или нечетными.
Рассмотрим теперь все модели вместе: модель, используемую для порождения чисел, модель степеней десяти, модель чисел, кратных пяти, модель степеней двух, модель простых чисел, модель четных- нечетных чисел и все остальные, которые у нас есть. Каждая модель порождает прототипические эффекты сама по себе, за исключением моделей четности-нечетности и простых чисел. Возьмем теперь модель простых чисел со всеми прототипическими эффектами и наложим на нее неградуированную, типа «все или ничего» модель четности-нечетности. При том, что эти прототипические эффекты имеют свои собственные причины, нельзя ожидать, что наложение модели неградуированной модели четности-нечетности приведет к их исчезновению. Наоборот, мы можем ожидать, что одни прототипические эффекты появятся в области нечетных чисел, и другие — в области четных чисел. Можно ожидать, что эти эффекты будут комплексными, поскольку они порождаются всеми моделями совместно.
Если мы теперь спросим участников эксперимента, является ли различие четных и нечетных чисел различием типа «все или ничего» или градуированным, можно ожидать, что они скажут, что это различие типа «все или ничего». Если мы затем предложим им дать оценки удачности примеров для четных чисел и для нечетных чисел, то можно ожидать, что они легко выполнят такую задачу и дадут для разных чисел различные оценки. Именно это и сделали Армстронг, Глейтман и Глейтман, и именно такие результаты они получили. Это в точности то, что предсказывает теория прототипов, — в интерпретации когнитивных моделей.


Глава 9. Защитники классического подхода
207
К сожалению, Армстронг, Глейтман и Глейтман придерживались при рассмотрении вопросов теории прототипов интерпретации ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА, и результаты, полученные ими, оказались, что и неудивительно, несовместимы с такой интерпретацией. Они исходили из того, что поскольку противопоставление четных и нечетных чисел относится к типу «все или ничего», оно не должно обнаруживать прототипические эффекты, поскольку здесь нет градаций членства. Когда они обнаружили прототипические эффекты в неградуиро- ванной категории, они сделали вывод, что прототипические эффекты имеют место во всех категориях, независимо от их структуры, и поэтому не отражают ничего в структуре этих категорий. Таким образом, один и тот же эксперимент подтверждает теорию прототипов при ее интерпретации посредством когнитивных моделей и опровергает, если принимается интерпретация ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА.
Заключение
Ошерсон и Смит, а также Армстронг, Глейтман и Глейтман представили убедительные свидетельства того, что неправильные интерпретации теории прототипов ЭФФЕКТЫ = СТРУКТУРА и ПРОТОТИП = РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ действительно являются неправильными. Они не показали, что теория «ядро плюс идентификационная процедура» является правильной. Соображения, приведенные выше, показывают, что такой подход не является продуктивным по ряду причин.
Во-первых, классическая теория безнадежно неадекватна по отношению к комплексным концептам.
Во-вторых, существует соответствие между прототипическими эффектами и мышлением на метонимической основе. Подобные прототипические эффекты могут быть объяснены посредством метонимических моделей, которые независимо необходимы для объяснения того, что Рош назвала «заместительным мышлением» («reference-point reasoning»). Таким образом, прототипические эффекты не независимы от мышления.
В-третьих, существуют прямые корреляции между концептуальной структурой и прототипическими эффектами. Они бывают двух типов: когнитивные модели, содержащие шкалу, которая определяет градации членства в категории, и радиальные категории.
Лучшее средство объяснения прототипических эффектов в целом — это теория когнитивных моделей.


Г лава 10
Обшие выводы
Итак, мы рассмотрели ряд эмпирических феноменов, имеющих отношение к категоризации: фамильное сходство, центральность, градация, метонимическое мышление, генеративность как прототипический феномен, воплощение концептов, категоризация базового уровня и первичность, использование когнитивных категорий в языке. Мы сделали обзор ряда исследований, демонстрирующих реальность прототипических эффектов, и предложили объяснения, касающиеся природы и возможных источников этих эффектов. Эти предложения связаны с использованием когнитивных моделей различных видов: пропозициональных, метафорических, метонимических и образно-схематических. Наше описание когнитивных моделей до настоящего момента было достаточно схематичным. Гораздо более подробное описание будет дано ниже в главах, посвященных исследованию конкретного материала.
Общее содержание всего изложенного в предшествующих главах может быть суммировано в виде следующих положений:
— Структура мысли характеризуется когнитивными моделями.
— Категории ума соответствуют элементам этих моделей.
— Некоторые когнитивные модели скалярны. Они порождают категории со степенями членства. Это является источником некоторых прототипических эффектов.
— Некоторые когнитивные модели являются классическими. Это
значит, что они имеют четкие границы и определены необхо-
1
димыми и достаточными условиями. Они могут быть источниками прототипических эффектов в тех случаях, когда их фоновые условия лишь частично совместимы с нашим знанием об определенных сущностях.
— Некоторые когнитивные модели являются метонимическими в том смысле, что они допускают замещение целой категории ее частью (членом или субкатегорией) в определенных целях,


Глава 10. Обзор
209
обычно в мыслительных процессах. Они также могут быть источником прототипических эффектов.
— Наиболее яркими прототипическими феноменами являются радиальные категории. Они не могут быть представлены единой моделью и принципами порождения. Они включают множество моделей, организованных вокруг центра и связанных с ним. Эти связи характеризуются другими когнитивными моделями в концептуальной системе или отношением подобия. Нецентральные модели не могут быть предсказаны исходя из центральной модели, однако они мотивированы центральными моделями и другими моделями, характеризующими связи с центром.
— В концептуальной системе существует четыре типа когнитивных моделей: пропозициональные, образно-схематические, метафорические и метонимические. Пропозициональные и образно-схематические модели характеризуют структуру; метафорические и метонимические модели характеризуют отображения, использующие структурные модели.
— Язык характеризуется символическими моделями, то есть моделями, которые соотносят языковую информацию с моделями в концептуальной системе. (См. подробнее в «Исследование конкретного материала 3».)
— Когнитивные модели воплощены, прямо или косвенно, посредством систематических связей с воплощенными концептами. Концепт является воплощенным, если его содержание или другие признаки мотивированы физическим (телесным, bodily) или социальным опытом. Это не обязательно значит, что концепт может быть предсказан (выведен) исходя из опыта, это значит, что можно понять, почему он имеет то содержание (или признаки), которое он имеет, исходя из природы соответствующего опыта. Воплощение, таким образом, обеспечивает такую связь между познанием и опытом, которая не является произвольной.
Теперь мы можем снова поставить вопросы, с которых мы начали.
— Являются ли понятия и разум «трансцендентальными», то есть независимыми от природы и физической организации мыслящих существ?
— Является ли мышление всего лишь механическим оперированием абстрактными символами, незначимыми сами по себе, но получающими свое значение через конвенциональные соответствия с вещами во внешнем мире — и ничем более?
14 — 3361


210
Часть I. Категории и когнитивные модели
— Действительно ли понятия являются «внутренними представлениями внешней реальности»?
— Является ли мышление «зеркалом природы»? Действительно ли правильное мышление просто отражает логику внешнего мира?
Хотя нашим ответом на все эти вопросы будет нет, мы начнем с описания того, что мы будем называть объективистской парадигмой в философии и когнитивных науках, в которой ответом на все эти вопросы является да.


Часть II
Философские следствия
Глава 1 1
Объективистская парадигма
Философия имеет значение. Она имеет большее значение, чем думает большинство людей, потому что философские идеи, формировавшиеся на протяжении столетий, вошли в нашу культуру в виде картины мира и влияют на нас тысячами способов. Философия имеет значение для мира науки, потому что концептуальные предпосылки, на которых основываются целые научные дисциплины, обычно имеют философские корни — корни, которые уходят так глубоко, что их обычно даже не замечают. Это особенно верно для моей области исследований, лингвистики, в которой классическая теория категорий и сопутствующие ей философские предпосылки настолько долго принимались как данное, что альтернативные положения кажутся немыслимыми. Одной из моих целей является показать, что классическая теория категорий неадекватна для изучения естественного языка, так же как других аспектов разума, и что новые философские предпосылки необходимы для того, чтобы понять лингвистические явления и другие аспекты познания.
Классическая теория категорий развивалась не в вакууме. Она развивалась вместе с наиболее распространенными философскими воззрениями на Западе. И хотя можно придерживаться классической теории без того, чтобы разделять эти философские воззрения, обратное не представляется верным. Философские взгляды, которые мы будем обсуждать далее, предполагают классическую теорию категорий. Если классическая теория категорий окажется несостоятельной, несостоятельными вместе с ней окажутся и эти философские воззрения.
Объективистская парадигма в том виде, в каком я описал ее, является идеализацией. Каждая из доктрин, описанных здесь, широко распространена, хотя, возможно, нет какого-либо одного человека, который бы разделял их все. Кроме того, приведенные мною версии этих доктрин имеют достаточно общий характер; многие философы
14*


212
Часть И. Философские следствия
придерживаются гораздо более сложных версий, некоторые из них обсуждаются ниже. Для того чтобы описать, каких именно версий и каких доктрин придерживаются различные философы, лингвисты и психологи, потребовалась бы книга гораздо большего объема, чем эта. Однако самое главное, что в этом не было бы большого смысла, так как нас интересуют проблемы, а не персоналии. Эти доктрины развивались более двух тысяч лет, и нет одного человека, который бы нес за них ответственность. Нельзя также обвинять людей за то, что они были воспитаны принимать эти доктрины не как мнения, но как основополагающие положения, относительно которых только и возможно было иметь те или иные осмысленные мнения.
Наша задача здесь — вывести эти исходные интеллектуальные предпосылки на передний план, показать, что положения, которые принимались как самоочевидные истины, являются на самом деле дискуссионными мнениями. Мы постараемся показать, что все объективистские доктрины, касающиеся человеческого мышления и языка, являются если не совершенно неправильными, то, по крайней мере, спорными. Наши аргументы, если они правильны, представляют проблемы, мимо которых не может пройти ни один человек, разделяющий любую из этих доктрин.
Мы будем рассматривать главным образом объективистскую эпистемологию — в особенности объективистские воззрения на мышление и язык. Однако существует также объективистская метафизика — объективистский взгляд на природу реальности. Наши возражения против объективистской метафизики будут касаться частностей, но не целого. Конкретно, мы постараемся показать, что объективистский взгляд на природу жизненных форм неверен. Однако прежде, чем мы начнем, важно отметить, что существуют некоторые исходные положения, разделяемые объективизмом и экспе- риенциализмом; мы будем называть эту общую область базовым реализмом.
Базовый реализм
Базовый реализм включает, по крайней мере, следующее:
— признание существования реального мира, как внешнего по отношению к людям, так и реальности человеческого опыта;
— признание наличия связи некоторого вида между концептуальными системами людей и другими аспектами реальности;
— концепцию истины, основанной не только на внутренней согласованности;


Глава 11. Объективистская парадигма
213
— признание возможности устойчивого знания о внешнем мире;
— отрицание взгляда, что «все годится», — что любая концептуальная система ничем не хуже, чем любая другая.
Объективизм, в том виде, как он будет представлен ниже, является версией базового реализма. Экспериенциализм представляет собой его другую версию. Объективизм — это концепция, которая предполагает классическую теорию категорий и которая, следовательно, несовместима с данными по категоризации, приведенными выше. Однако базовый реализм в той общей форме, в которой я охарактеризовал его, совместим с эмпирическими данными по человеческой категоризации. Поэтому аргументы, которые мы будем приводить в следующих двух главах, направлены против объективистской метафизики, семантики и теории познания, но не против базового реализма.
Два аспекта объективизма
Объективистская парадигма может быть разделена на две части:
1. Метафизика, или учение о природе мира, независимой от какого-либо человеческого понимания.
2. Эпистемология, или учение о природе человеческого познания, языка и знаний.
Если говорить коротко, то можно сказать, что согласно объективистским взглядам мир структурирован таким образом, что он может быть представлен посредством теоретико-множественных моделей. Это значит, что мир состоит из
сущностей
признаков этих сущностей отношений между этими сущностями
Теоретико-множественная модель состоит из
сущностей
множеств сущностей (определяемых общими признаками их членов)
множеств п-ок (соответствующих отношениям между сущностями)
Классическая теория категорий обеспечивает связь между объективистской метафизикой и теоретико-множественными моделями: при любом данном признаке (или наборе признаков) в мире существует категория, состоящая из сущностей, имеющих этот признак.


214
Часть II. Философские следствия
Аналогичным образом, при данном «-местном отношении существует категория и-ок сущностей, находящихся по отношению друг к другу в этом отношении. Из того, что категории понимаются как множества, следует, что мир (рассматриваемый как состоящий из сущностей, признаков и отношений) точно моделируется теоретикомножественными моделями.
В этом отношении объективистская метафизика выходит за пределы метафизики базового реализма. Базовый реализм просто предполагает, что существует реальность некоторого вида. Объективистская метафизика идет гораздо дальше. Она дополнительно предполагает, что реальность правильно и полно структурирована таким способом, который может быть описан посредством теоретикомножественных моделей, что значит — в терминах сущностей, признаков и отношений. Эта структура существует независимо от какого-либо человеческого понимания.
Такое структурирование необходимо для того, чтобы объективистские подходы к познанию и языку заработали. Если, как полагают объективисты, мышление есть оперирование абстрактными символами, то такие символы должны быть каким-то образом наделены значением. Согласно объективистскому подходу, символы (то есть слова и ментальные репрезентации) получают свое значение одним и только одним способом: посредством соотнесения с сущностями и категориями в реальном мире или в возможных мирах.
Ниже мы постараемся показать, что обсуждавшиеся нами данные по человеской категоризации несовместимы с объективистскими взглядами на мышление и язык. Поскольку эти данные относятся к человеческому познанию, то есть к тому, каким образом люди осуществляют категоризацию, они не имеют непосредственного отношения к объективистской метафизике. Существуют, однако, независимые свидетельства из области биологии, которые показывают, что предлагаемое объективистской метафизикой объяснение природы жизненных форм неадекватно. Мы обсудим эти свидетельства в следующей главе.
Во избежание недоразумений я должен пояснить, что я не утверждаю, что классические категории не имеют никакого значения для познания. Как раз наоборот! Классическая теория категорий — это продукт человеческого разума. И как будет показано ниже, многие (хотя отнюдь не все) когнитивные модели используют классические категории. Как таковые они составляют часть народных моделей большинства областей нашего опыта. Мы используем эти народные


Глава 11. Объективистская парадигма
215
модели для того, чтобы осмыслить то, что мы воспринимаем. Поэтому классические категории, вследствие той роли, которую они играют в структуре многих наших когнитивных моделей, действительно играют важную роль в нашем понимании мира.
Сказать, что классические категории представляют собой изобретение {важное изобретение) человеческого ума, не значит сказать, что классические категории в реальности не существуют. Безусловно, возможно создать искусственные категории вещей, такие, чтобы они соответствовали нашим когнитивным моделям. Может быть даже так, что некоторые классические категории действительно существуют в природе. Суть дела в том, что не все категории — ума или природы — являются классическими, и, следовательно, мы не можем априори полагать, как это делает объективистская метафизика, что вся природа структурирована классическими категориями.
Перейдем теперь к подробному рассмотрению объективизма, начиная с объективистской метафизики.
Объективистский мир
Для того чтобы оценить философское значение классической теории категоризации, мы должны сначала рассмотреть мировоззрение, в которое она входит как составная часть — метафизический взгляд на реальность, который представляется настолько очевидным, что в нем невозможно усомниться.
Объективистская метафизика: Вся реальность состоит из сущностей, которые имеют фиксированные признаки и находятся между собой в определенных отношениях в любой момент времени.
Объективистская метафизика часто сопровождается другой метафизической предпосылкой — эссенциализмом.
Эссенциализм: Среди признаков, которыми обладает вещь, некоторые являются существенными (эссенциальными, essential), что означает, что это признаки, которые делают вещь тем, что она есть, и без которых она не была бы вещью этого рода вещей. Другие признаки являются несущественными (случайными, accidental), что означает, что это признаки, которые вещи случилось иметь, однако они не выражают ее сущности.
Классическая теория категорий связывает признаки сущностей с категориями, содержащими эти сущности.


216
Часть И. Философские следствия
Классическая категоризация: Все сущности, которые имеют данный признак или набор признаков, образуют категорию. Такие признаки необходимы и достаточны для того, чтобы определить категорию. Все категории являются категориями этого вида.
При стандартном подходе каждая сущность либо имеет, либо не имеет данный признак. Как результат, категории имеют четко определенные, а не размытые границы. Возможно, однако, расширить это стандартное объективистское положение, с тем чтобы категория могла иметь признак в некоторой степени. Мы обсудим такую расширенную версию объективзма в этой главе позже.
Если признаки имеют объективное существование и эти признаки определяют категории, то можно говорить о том, что категории также имеют объективное существование.
Учение об объективных категориях: Сущности в мире образуют объективно существующие категории, основывающиеся на их общих объективных признаках.
Если к этому добавить эссенциализм, то можно выделить особый род объективных категорий — базирующихся на общих существенных признаках как противопоставленных несущественным признакам.
Учение о естественных родах: В мире существуют естественные роды сущностей, каждый такой род является категорией, основывающейся на общих существенных признаках, то есть таких признаках, которыми вещи обладают вследствие самой их природы.
Таким образом, то, что определяет естественный род, есть
некоторая ‘существенная природа’, которую вещь разделяет с другими членами этого естественного рода. Какова эта существенная природа — дело не лингвистического анализа, но специальной научной теории (Putnam 1975а, р. 104).
В качестве примеров обычно приводятся вещи, которые существуют в природе, — животные, растения и минералы, однако созданные человеком артефакты также могут быть рассмотрены как имеющие существенные признаки и поэтому также могут рассматриваться как входящие в созданные человеком роды.


Г лава 11. Объективистская парадигма
217
Поскольку сущности в мире входят в объективные категории, существуют логические отношения между этими категориями — логические отношения, которые являются чисто объективными и независимыми от разума — людей или кого-либо еще.
Объективистская логика: Логические отношения между категориями в мире существуют объективно.
Например, некоторые категории могут быть полностью включены в другие категории. Предположим, категория G включена в категорию F. Следовательно, все, что есть G, есть F. Иными словами, все, что имеет признаки, характеризующие G, имеет также признаки, характеризующие F. Или предположим, что F и G взаимно исключают друг друга. Тогда ничто, что есть F, не есть G, и ничто, что есть G, не есть F. Таким образом, существование классических категорий в объективистском мире гарантирует существование в нем логических отношений.
Некоторые признаки могут быть образованы логическими комбинациями других признаков; такие признаки являются комплексными. Признаки, не имеющие внутренней логической структуры, являются простыми, или атомарными.
АТОМИЗМ РЕАЛЬНОГО МИРА: Все признаки или являются атомарными, или состоят из логических комбинаций атомарных признаков.
Мир, как его представляет объективистская доктрина, чрезвычайно правильно устроен. Он состоит из дискретных сущностей, обладающих дискретными логическими комбинациями атомарных признаков и находящихся в определенных отношениях друг к другу. Некоторые признаки существенны, другие — случайны. Признаки определяют категории, при этом категории определяются существенными признаками, соответствующими родам существующих вещей. Существование классических категорий обусловливает существование логических отношений, которые объективно имеют место в мире.
Познание и язык с точки зрения объективизма
Некоторые проблемы представляют для объективистской теории предмет особого внимания. Как возможно знать что-то? Что является правильным мышлением? Что такое истина? Что такое значение?


218
Часть II. Философские следствия
Каким образом можно охарактеризовать такие смысловые отношения, как логическое следование и тождество значения?
Общий подход, которому следует объективист при ответе на эти вопросы, предполагает, что ум функционирует как зеркало природы. Это значит, что символы, используемые в языке и мышлении, могут соответствовать сущностям и категориям в мире. Согласно объективистской метафизике, мир имеет такую структуру, которая делает возможным соответствие между символом и миром. Символы приобретают значение через конвенциональное соответствие вещам в мире. О системе символов, связанных таким образом с миром, можно говорить как о репрезентации реальности — зеркале природы. Человеческое мышление является правильным, если оно точно отражает логические отношения в объективном мире.
Таким образом, объективист отвечает на свои вопросы исходя из положения, что разум и язык могут отражать мир, или соответствовать миру, как он его себе представляет. Эти базовые положения объективизма в несколько более подробном виде выглядят следующим образом:
Объективистское познание: Мышление представляет собой оперирование абстрактными символами. Символы получают свое значение через соответствие сущностям и категориям в мире. Таким образом, ум может представлять внешнюю реальность и «отражать природу».
Объективистские концепты: Концепты являются символами, которые {а) находятся в определенных отношениях с другими концептами в концептуальной системе и (Ь) находятся в отношении соответствия с сущностями и категориями реального мира (или возможных миров).
Этот подход к познанию является объективистским в том отношении, что он никак не связан с природой познающих существ.
При объективистском подходе к познанию ум может достичь реального знания внешнего мира только посредством репрезентации (от represent, что значит re-present, сделать присутствующим снова) того, что есть реально в мире; истинное знание не может быть ни в каком отношении производным от природы мыслящих существ. Отсюда в объективистской традиции интерес к когнитивной репрезентации внешней реальности. Сторонники объективизма не утверждают, что ментальные репрезентации должны быть похожи на внешний мир. Они должны только непосредственно соотноситься с ним систематическим образом. Ментальные репрезентации должны,


Глава 11. Объективистская парадигма
219
следовательно, быть таковы, чтобы их можно было «семантически оценивать» — как истинные или ложные, как правильно относимые к объекту или отнесенные к нему неправильно.
Объективистская рациональность: Человеческое мышление точно, когда оно соответствует объективистской логике, другими словами, когда символы, используемые в мысли, правильно соотнесены с сущностями и категориями в мире и когда ум воспроизводит логические отношения, которые объективно существуют между сущностями и категориями сущностей в объективном мире.
С точки зрения объективизма, во вселенной существует трансцендентная рациональность, рациональность, которая выходит за пределы всех существ или умов. Эта рациональность определена логическими отношениями, существующими между сущностями и категориями в мире. Успешные действия людей в мире приписываются главным образом способности соответствовать стандартам объективной рациональности. Ошибки людей обычно объясняются отклонением от этих стандартов.
Объективистское знание: Знание состоит в правильной концептуализации и категоризации вещей в мире и отражении объективных связей между этими вещами и этими категориями.
Знать нечто — значит правильно выделить одну или более сущностей (вещей, о которых вы что-то знаете) и правильно поместить их в категории, связанные с их признаками и отношениями между ними. Объективизм предполагает, что правильность не зависит от состояния ума людей.
Принцип независимости: Существование и факты независимы от мнения, знания, восприятия, способов понимания и любых других человеческих когнитивных способностей. Истинность факта не может зависеть от веры в него людей, от знания его, от способа его концептуализации или любого другого аспекта познания. Существование чего-либо не может ни в каком отношении зависеть от человеческого познания.
Мир есть таков, каков он есть, независимо от того, что люди полагают или воспринимают, и независимо от способа, которым человеческие существа понимают мир. Как следствие, существует правильная категоризация вещей в мире, независимая от человеческого восприятия и познания — то, что можно назвать Божественным ви¬


220
Часть II. Философские следствия
дением. Необходимым условием для знания является способность символической системы, используемой в мышлении, правильно соотноситься с объективно существующими сущностями и категориями в мире.
Объективистская теория познания делится на две разновидности, которые отличаются по вопросу, откуда берутся наши понятия. Рождаемся ли мы с ними или мы приобретаем их в процессе чувственного восприятия? Первая, нативистская позиция имеет две версии — религиозную и эволюционную. Согласно первой, Бог создал нас такими, что символическая система нашего ума может соответствовать сущностям и категориям в мире. Согласно второй, в процессе эволюции лучшие шансы выжить имели те существа, чьи врожденные символические системы были способны отражать мир.
Нативистская объективистская концепция познания: Наши концептуальные системы, то есть те символические системы, которые мы используем в процессе мышления, являются врожденными и становятся значимыми посредством своей способности правильно соотноситься с сущностями и категориями в мире. Другими словами, наши врожденные ментальные репрезентации могут «оцениваться семантически», то есть могут быть истинными или ложными и правильно относиться к сущностям и категориям в мире.
ЭМПИРИСТСКАЯ ОБЪЕКТИВИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПОЗНАНИЯ! Мы приобретаем наши понятия, то есть символические системы, которые мы используем в мышлении, путем точного чувственного восприятия, таким образом, что они соотносятся систематически с сущностями и категориями в мире.
Между прочим, следует отметить, что не все нативисты являтся также объективистами. Можно быть нативистом и в то же время разделять различные необъективистские положения. Так, есть нативисты, которые считают, что некоторые или все наши понятия являются врожденными, и в то же время не разделяют мнения, что они приобретают свое значение только посредством своей способности соотноситься с вещами в мире. Нативисты, не являющиеся объективистами, нуждаются в другом подходе к проблеме значимости понятий. Как будет показано далее, можно быть нативистом и экспери- енциалистом: можно полагать, что по крайней мере некоторые понятия являются врожденными, и одновременно считать, что эти понятия значат то, что они значат, вследствие того, что мы являемся такими существами, какие мы есть, а не потому, что они соотносятся с


Глава 11. Объективистская парадигма
221
внешней реальностью. Мы будем на самом деле защищать такую позицию в главе 17 ниже.
Объективистская концепция познания накладывает строгие ограничения на то, каковы могут быть категории ума. Такие категории должны соответствовать категориям мира в случаях «подлинного знания», и это соответствие может быть, согласно объективистской теории, установлено только через признаки, которые имеют объекты, и отношения, в которых объекты находятся по отношению друг к другу. Это накладывает ограничения на то, что может и что не может конституировать концепт. Концепты в объективистской теории познания представляют собой ментальные репрезентации категорий и объектов в мире. В объективистской теории познания концепты по определению исключают необъективные аспекты. Если концепты предназначены для того, чтобы представлять истинное знание о внешнем мире, они не должны включать ничего, что выходило бы за пределы соответствия между символами и вещами в реальном мире (или возможных мирах). Поэтому признаки концептов базового уровня, которые делают их концептами базового уровня, — зависимость от гештальтного восприятия, моторных движений, формирования образов и организации большей части знания на этом уровне — не могут быть истинными свойствами концептов в объективистской теории. Они должны быть исключены, потому что они не объективны, поскольку они зависят от природы мыслящих существ. Аналогично, продукты воображения, такие, как метафора, метонимия и ментальная образность, которые могут не соотноситься (и обычно не соотносятся) с сущностями в объективистском мире, вычеркнуты из мира подлинных концептов. Другое дело вымышленные и мифологические сущности (например, Супермен и Санта Клаус). Объективисты обычно принимают их в объективистский мир посредством небольшой модификации, такой, как допущение возможных миров, где обитают эти вымышленные персонажи.
Основанием для исключения образных аспектов человеческой психологии, таких, как метафора, метонимия и ментальные образы, из области концептов является для объективистов то, что через эти обусловленные человеческими факторами явления в понятия могут проникнуть необъективные мнения и оценки. Если бы все это вошло в концепты, которые мы используем для представления знаний, мы никогда не могли бы быть уверены в точности представления знания. Чтобы гарантировать точность представления знаний, наша концептуальная система, предназначенная для того, чтобы правильно отражать мир, должна быть по определению свободна от метафо¬


222
Часть II. Философские следствия
ры, метонимии и подобных им аспектов познания. Способ, которым знания фактически осмысляются или организуются в человеческом уме, равно как такие вещи, как память или обработка информации в масштабе реального времени, исключены, потому что они не отражают внешний мир. Знание есть знание, независимо от того, как оно организовано, получено или зафиксировано. Объективистская теория познания не отрицает реальности памяти или других аспектов когнитивных процессов и не выводит их за пределы исследования. Она просто требует, чтобы наша система понятий была определена независимо от когнитивных процессов. Особенности познания не могут быть связаны каким-либо образом с истинностью, или значением, или правильным рассуждением, или подлинным знанием.
В свете целей объективистской эпистемологии становится ясным, каким образом классическая теория категоризации может применяться не только для категорий мира, но также в области концептуальных категорий.
Концептуальная категория является символической репрезентацией категории реального мира (или некоторого возможного мира). Члены концептуальной категории — это символические сущности, которые соотносятся с сущностями в соотносительной категории реального мира (или категории возможного мира).
Отсюда непосредственно следуют базовые признаки концептуальных категорий:
Концептуальная категория определяется в терминах необходимых и достаточных условий, разделяемых всеми членами. Такие условия включают признаки сущностей и отношения между ними.
Это позволяет комплексным категориям быть логическими комбинациями менее комплексных категорий. Такое определение позволяет также исключить из понятия концептуальной категории опытные аспекты человеческой психологии.
Категории, которые не являются логическими комбинациями других категорий, рассматриваются как «элементарные» строительные блоки, из которых образованы комплексные категории.
Концептуальный атомизм: Все категории либо являются элементарными, либо представляют собой логические комбинации элементарных категорий.


Глава 11. Объективистская парадигма
223
Классическая теория располагает двумя общими принципами организации категорий. Это иерархическая категоризация и перекрестная категоризация.
Иерархическая категоризация: Разделение категории на субкатегории, такие, что все их члены оказываются в одной, и только одной, субкатегории.
Наиболее известный пример — биологические классификации. Так, мы делим животных на слонов, енотов, тигров и т. п. Эти группы вместе образуют более крупные категории (млекопитающие и т. д.), с одной стороны, и могут быть разделены на более мелкие категории (например, различные виды слонов), с другой.
Перекрестная категоризация: Ряд иерархических категоризаций на одном и том же уровне.
Например, люди могут быть разделены на категории в соответствии с различиями по возрасту (взрослые — дети) и по полу (мужской — женский пол). Каждое из этих делений является частью иерархической категоризации: так, люди иерархически делятся на субкатегории взрослых и детей, с одной стороны, и на людей мужского и людей женского пола, с другой. Слова мальчик, девочка, мужчина и женщина используются для перекрестной категоризации людей с использованием иерархических классификаций. Так, мальчик одновременно ребенок и человек мужского пола, женщина — человек женского пола и взрослый, и т. д. В классической теории иерархическая и перекрестная категоризации являются единственными способами организации категорий.
Считается, что смежные категории в иерархии всегда могут быть минимально отличены одна от другой посредством одного признака, называемого различительным признаком. Из этого следует общий нормативный принцип, что «хорошие» дефиниции должны минимально различать смежные категории. Мы будем называть этот принцип ПРИНЦИП МИНИМАЛЬНОГО РАЗЛИЧИЯ. Этому принципу ПРОТИВОСТОИТ идея, что смежные категории отличаются друг от друга пучками (кластерами) признаков, ни один из которых сам по себе не различает эти категории. Именно принцип минимального различия заставляет ученых искать, например, одну существенную характеристику человека, которая отличает его от других животных. В качестве этой характеристики обычно рассматривается разумность. Разумеется, существует множество других отличий человека от животных. Однако взгляд, что должно быть только одно минимальное раз¬


224
Часть И. Философские следствия
личие, приводит к нелепым спорам, как следует определять человека: как разумное животное или как двуногое существо без перьев.
Существуют также объективистские теории языка и значения. Эти теории ставят своей задачей показать, как язык обслуживает интересы объективистской рациональности, или, иными словами, как мы можем правильно мыслить о мире, используя язык. Такие теории мотивируются определенной узкой концепцией значения. Высказывания имеют значение, только если они могут быть истинными или ложными. Предложения, выражающие речевые акты, такие как обещание или просьба, значимы только тогда, когда возможно соответствие между словами предложения и объективно существующими аспектами мира. Значение, следовательно, базируется на истинности, точнее, на способности соотноситься с объективным миром. Так, просьба является попыткой сделать так, чтобы мир соответствовал словам (см. Searle 1979).
В своем объяснении роли языка в правильном функционировании человеческого мышления объективистская семантика опирается на следующее базовое исходное положение:
Объективистская семантика: Языковые выражения приобретают значение только в силу своей способности соотноситься с реальным или некоторым возможным миром, иными словами, вследствие своей способности обозначать правильно (например, в случае именных групп) или быть истинными или ложными (в случае предложений).
Объективистская семантика имеет две разновидности, когнитивистскую и некогнитивистскую.
Когнитивистская объективистская семантика: Языковые выражения (например, слова) получают значение косвенным образом вследствие своей соотнесенности с концептами, рассматриваемыми как символы, используемые в мышлении. Эти символы, в свою очередь, приобретают значение в силу способности соотноситься с сущностями и категориями в мире.
Некогнитивистская объективистская семантика: Языковые выражения могут соотноситься с объектами и категориями объектов прямо, без отсылки к какой-либо системе концептов, используемой людьми.
В обоих случаях выражения естественного языка рассматриваются как способные соотноситься с миром в основе одним и тем же спо¬


Глава 11. Объективистская парадигма
225
собом. Референтные выражения (такие, как собственные имена и определенные именные группы) обозначают сущности, такие, как Эйфелева башня. Предикаты (глаголы, прилагательные и т. п.) обозначают признаки, такие, как высокий, и отношения, такие, как выше, чем. Предложения являются истинными, если обозначенные в них сущности имеют предицируемые им признаки {Эйфелева башня высокая) или связаны предицируемыми им отношениями {Эйфелева башня выше, чем Мемориал Линкольна).
Значение, таким образом, базируется на истинности. В качестве значения предложения принимаются его условия истинности — условия, при которых предложение является истинным. Связанные со значением базовые отношения определяются следующим образом:
Следование: В следует из А, если и только если В истинно в любой ситуации, в которой истинной.
Тождество значения: А и В имеют одно и то же значение, если и только если А и В истинны в одних и тех же ситуациях и ложны в одних и тех же ситуациях.
Внутри объективистской семантики имеется также другое важное деление, о котором мы уже упоминали выше.
Теория референции через значение (Frege): Слова обладают своим собственным ингерентным значением {интенсионалом) и обозначают объекты благодаря наличию этого значения. Говорящие, владеющие данным языком, знают и используют эти значения.
Теория прямой референции (Putnam 19756): Значение слова состоит из трех частей: (1) указание на то, к какому роду вещей в мире следует относить это слово; (2) экстенсионал, то есть прямое указание, к каким именно вещам в мире следует относить данное слово; (3) стереотип, то есть конвенциональное представление, ассоциируемое со словом, которое вполне может быть неточным. Компетентные пользователи языка должны знать стереотип. Однако стереотип может не соответствовать действительности, и в этом случае даже компетентный говорящий может быть не в состоянии правильно отнести слово к объекту. В случае слов, обозначающих естественные роды, правильность приложения слова определяется сообществом экспертов.
Теория референции через значение обычно связывается с именем Готлоба Фреге (Frege 1966), тогда как теория прямой референции восходит к эссе Хилари Патнэма «Значение значения» (Putnam
15 — 3361


226
Часть II. Философские следствия
19756) и, в несколько ином виде, к книге Сола Крипке «Наименование и необходимость» (Kripke 1972). Особенности своего подхода Патнэм демонстрирует на примере тигра. Стереотип тигра включает информацию, что тигр имеет полоски, несмотря на то, что было доказано, что существуют абсолютно белые тигры. Неправильно приписывать полоски каждому тигру, но они часть конвенционального представления тигра.
Подход к значению Патнэма образца 1975 года является объективистским в большинстве отношений, однако не во всех. Его описание прямой референции и естественных родов основывается на принципах объективистской метафизики. Поскольку его описание прямой референции (включение экстенсионалов в значения) говорит о том, как слова могут прямо соответствовать миру, теория Патнэма представляет собой разновидность объективистской семантики. Его подход также подразумевает независимость метафизики от эпистемологии, поскольку его стереотипы (являющиеся чисто эпистемологическими сущностями) могут не определять правильную референцию или истинность.
Однако Патнэм делает важный шаг в сторону от объективизма в том, что он не принимает объективистскую теорию познания: его трактовка стереотипов не требует, чтобы концепты, в терминах которых мы думаем о мире, соответствовали сущностям и категориям в мире. Поэтому его описание стереотипов иногда подходит близко к теории прототипов, несмотря на то, что его специальный термин стереотип не соответствует точно прототипу или социальному стереотипу. Стереотипы Патнэма ближе всего к тому, что мы назвали ИКМ, хотя они определены гораздо более туманно и, как мы могли видеть в главе 7 выше, отличаются от ИКМ в ряде важнейших отношений.
Референция и естественные роды
Прежде чем двигаться дальше, необходимо показать ту важнейшую роль, которую играет понятие естественные роды в объективистских описаниях референции. Возьмем предложение
— Все зебры едят траву.
Для того чтобы определить, является ли это предложение истинным, при объективистском подходе необходимо рассмотреть всех членов категории зебра. Это означает, что в мире должна объективно существовать категория зебра. С позиций теории естественных родов это


Глава 11. Объективистская парадигма
227
является несомненным. Согласно концепции «референция через значение» значение (точнее, интенсионал) слова зебра обозначает естественный род зебра, и это предложение является истинным, если и только если все члены категории этого естественного рода едят траву. Согласно концепции прямой референции в мире должен объективно существовать естественный род зебра, чтобы к нему могло «правильно» относиться слово зебра, прежде чем станет возможно определить, все ли его члены едят траву. Патнэм (Putnam 19756) полагает, что правильная область приложения слова зебра — то есть естественный род, к которому правильно относится это слово — должна определяться сообществом экспертов, в данном случае, биологов. Оба подхода к референции основываются на объективном существовании естественных родов, необходимом для того, чтобы высказывания о классах объектов были значимыми.
Грубые факты и институциональные факты
Все объективисты признают существование грубых фактов (brute facts), то есть таких, которые истинны независимо от каких-либо человеческих установлений. Так, чей-нибудь вес — это грубый факт, так же как атомный вес золота. Многие объективисты также признают институциональные факты — факты, которые являются истинными вследствие наличия некоторых человеческих институтов. Чье-нибудь социальное положение и цена доллара по отношению к золоту являются институциональными фактами.
Институциональные факты не изучались сколько-нибудь глубоко в объективистской философии, лингвистике и когнитивной психологии. Как мы увидим ниже, они представляют проблемы для некоторых объективистских положений, особенно для принципа независимости. Проблема возникает следующим образом:
Поскольку институты являются продуктами человеческого познания, институциональные факты должны зависеть от человеческого познания, что нарушает принцип независимости, гласящий, что ни один факт не может зависеть от человеческого познания.
Насколько я знаю, эта проблема не решена в объективистской философии. Также нерешенным является вопрос, существует ли четкая граница между грубыми фактами и институциональными фактами. Этот вопрос в наиболее острой форме возникает в случае научных установлений (например, научных теорий, критериев измерения и т. д.). Научные установления разработаны сообществами
ученых, и они имеют дело с тем, что рассматривается как грубые 15*


228
Часть II. Философские следствия
факты. Проблема в том, что так называемые грубые факты во многих отношениях зависят от этих установлений — от соглашений, касающихся измерительных инструментов, теорий измерения, допустимого использования статистики и широких научных теорий — которые в значительной степени продукты умов ученых. Эта проблема не нашла до сих пор адекватного решения в объективистской традиции и в целом представляется неразрешимой.
Внутри объективистской философии языка единственным важным применением идеи институциональных фактов стала попытка приспособить теорию естественных языков к объективистской парадигме посредством трактовки их как человеческих установлений, которые могут получить объяснение в объективистской концепции. При том, что язык рассматривается как человеческое установление, языковые выражения и их значения трактуются как объективные реальные сущности, существующие независимо от их использования каким-либо отдельным человеком в той или иной конкретной ситуации. Таким образом проводится различие между значением предложения, которое является фиксированным и не зависит от того, каким образом кто-либо использует его, и значением говорящего, которое может быть, например, в случае иронии, противоположным значению предложения. Наиболее важным здесь является то, что в объективистской семантике значение предложения является фиксированным и определяется в терминах его способности соответствовать реальному или возможному миру. В этом случае «семантика» понимается как специальный термин, связанный со значением предложения и условиями истинности. Исследование того, как употребляются предложения и что говорящие хотят сказать тем, что они говорят, выделяется в особую область под названием «прагматика». Семантика является по определению независимой от прагматики, поскольку значение предложения определяется в терминах фиксированных условий истинности, независимых от использования предложения каким-либо говорящим.
Противопоставление семантики и прагматики вводит в изучение значения чрезвычайно важные оценочные различия. Семантике отводится центральная роль, потому что она описывает отношения между языком и объективным миром. Прагматика рассматривается как периферийная область, представляющая лишь второстепенный интерес, поскольку она не имеет дело непосредственно с объективной действительностью. Положение, что прагматика основывается на семантике, используется для того, чтобы подтвердить эти оценки: сначала должна быть изучена семантика, и только затем можно пе¬


Глава 11. Объективистская парадигма
229
рейти к прагматике. Семантика также рассматривается как философски гораздо более важная область, чем прагматика, поскольку она занимается вопросами онтологии и истины, а не всего лишь вопросами человеческой психологии.
Теория правильных определений
Напомним, что сущности согласно объективистской теории имеют два рода признаков, существенные и случайные. Случайные признаки — это те, которые объекту случилось иметь, тогда как существенные признаки характеризуют род объекта. Предполагается, что случайные признаки могли бы быть иными, в то же время объект не может не иметь существенных признаков, не перестав быть сущностью того рода вещей, какой он есть. Так, слоны могли бы обитать в Северной Америке, а не в Африке и в Азии, и тем не менее они были бы слонами. Однако если бы не было млекопитающих с хоботами, большими ушами, большими туловищами и толстыми ногами, тогда не было бы никаких слонов.
Метафизическое различие между существенными и случайными признаками отражается в эпистемологическом различии между двумя видами знания — дефиниционным и энциклопедическим знанием. Дефиниционное знание есть знание существенных признаков слов, а энциклопедическое знание — это знание их случайных признаков. Согласно этому взгляду, слова языка имеют объективный институциональный статус. Поскольку слова являются объективно существующими сущностями, они имеют существенные и случайные признаки. Поэтому объективисты полагают, что слова имеют правильные определения — определения, которые являются объективно правильными в силу институционального факта.
Соответствие между словами, с одной стороны, и сущностями и категориями в мире, с другой, отражается в соответствии между существенными признаками слов и существенными признаками этих сущностей и категорий:
— Наше дефиниционное знание слов соответствует существенным признакам сущностей и категорий, которые обозначают эти слова.
— Наше энциклопедическое знание слов соответствует случайным признакам сущностей и категорий , которые обозначают эти слова.
В оригинале properties ‘признаков’; видимо, опечатка. — Прим, перев.


230
Часть II. Философские следствия
Лингвисты, придерживающиеся объективистских взглядов, обозначают различие между дефиниционным и другими типами знания как различие между словарной и энциклопедической информацией. Это специальное различие проистекает из всей объективистской парадигмы и является следствием ее распространения, с тем чтобы включить в нее язык как объективный институциональный факт.
С объективистской парадигмой связано также различие между буквальным и переносным, фигуральным значением. Буквальное значение — это значение, которое может соотноситься с действительностью, то есть быть объективно истинным или ложным. Переносные выражения не имеют значения, которое могло бы непосредственно соотноситься с миром. Если метафоры и метонимии вообще имеют значение, то они должны иметь и некоторое другое значение, а именно связанное с переносным буквальное значение. Таким образом, метафора и метонимия вообще не относятся к сфере объективистской семантики. Единственная возможная альтернатива — это рассмотрение их в рамках прагматики — изучения значения говорящего. Кроме того, из объективистского определения самого определения следует, что метафора и метонимия не может быть частью определения. Они не могут быть даже частью концептов, поскольку в понятие концепта входит прямое соответствие с сущностями и категориями в реальном (или возможном) мире. Это не результаты эмпирических исследований. Это просто следствия из объективистской парадигмы.
Любопытное обсуждение проблемы определений в русле этой традиции можно найти в Rey 1983. Подходя к данной проблеме с позиций теории прямой референции, Рей высоко оценивает концепцию Патнэма—Крипке с точки зрения надлежащего разграничения метафизики и эпистемологии и «отрицания сколько-нибудь существенной эпистемологической роли дефиниций». Тем самым, утверждает он, Патнэм и Крипке освободили классический подход к категоризации от «часто изменчивых эпистемологических возможностей» и «подразумевающихся психологических данных». «Компетентные пользователи языка, — утверждает Рей, — не нуждаются в знании правильного определения концепта». Причина этого в том, что правильное определение не имеет никакого отношения к чему- либо в умах говорящих. Оно имеет дело с правильным отношением между словами и объективным миром. «Обращение к экспертам за правильными определениями становится просто видом обращения к экспертам в области любого знания».


Глава 11. Объективистская парадигма
231
Итак, объективистская парадигма основывает познание на метафизическом представлении реального мира как целиком состоящего из объективно существующих сущностей с признаками и отношениями между ними. Признаки делятся на существенные и несущественные. Классическая категоризация связывает категории с признаками. Объективистская теория познания предполагает, что люди мыслят абстрактными символами и что эти символы получают свое значение через соотнесенность с сущностями и категориями в мире. Концепты являются используемыми в мышлении символами, стоящими в отношении соответствия с сущностями и категориями в мире — актуальном мире или некотором возможном состоянии мира. Объективистская семантика основывается на положении, что языковое значение базируется на соответствии между словами и миром, в одних версиях — через концепты, в других версиях — без посредничества концептов. Объективистский концепт определения сам определяется с использованием всех этих положений. Однако поскольку все эти положения принимаются как данное и практически не осознаются, объективистская концепция определения принимается как естественная — единственно возможная. Другие подходы к определениям, например, взгляд Филлмора, что определение дается относительно ИКМ, не принимаются во внимание, поскольку ИКМ не являются частью объективистской картины мира.
Отношения между концептами и телом
Объективистское описание познания, значения и рациональности не содержит упоминания о природе того, кто или что мыслит. Природа человеческого организма и особенности его функционирования не имеют значения для объективистского описания значимого мышления и рассуждения. Мышление определяется как оперирование символами. Концепты определяются как символы в системе, находящейся в отношении фиксированного соответствия с вещами и категориями в мире. Эти символы являются значимыми только в силу своей соотнесенности с миром. Правильное мышление рассматривается как оперирование символами, точно отражающее рациональную структуру мира. Значение и рациональность трансцендентальны — они выходят за пределы любого отдельного вида бытия. Разумные существа только сопричастны этой трансцендентной рациональности. Следовательно, при характеристике концептов, значения и рациональности можно не ссылаться на какие-либо природные особенности человеческого организма.


232
Часть II. Философские следствия
Все это так, как и должно быть, если «истинное знание» объективистов является возможным. Истинное знание должно быть выражено концептами, которые должны относиться к вещам, каковы они есть на самом деле, таким, как их видит Бог. Если люди должны достичь истинного знания, то особенности человеческого организма не должны преграждать им дорогу. Однако это не значит, что тешес- ная, физическая организация людей не играет никакой роли в объективистской концепции познания. Отнюдь нет.
Возьмем, например, восприятие. Физические механизмы восприятия, согласно объективистскому взгляду, являются средствами сбора информации и ее проверки. Предполагается, что в целом восприятие не обманывает нас — то, что мы видим (слышим, чего мы касаемся и т. д.), более или менее точно показывает нам то, что действительно есть. Восприятие рассматривается как то, посредством чего мы устанавливаем правильное соответствие между внешней реальностью и символической системой, с помощью которой мы мыслим. Конечно, восприятие отнюдь не совершенно. Восприятие ограничено. Оно иногда обманывает нас. И многие виды знания находятся за пределами возможностей непосредственного восприятия. Таким образом, наше телесное устройство способствует нам в получении концептуальной информации и может накладывать ограничения на нашу способность концептуализации.
Что наша телесная организация не может сделать, согласно объективистскому подходу, так это добавить что-нибудь существенное к концептам, что бы не соответствовало чему-нибудь объективно присутствующему в структуре мира. Тело не играет существенной роли в наделении концептов значением. Ведь это ввело бы в значение необъективный аспект. Тело также не играет никакой роли в определении природы разума.
Интуиция, дежашая в основе объективизма
То, что мы имеем к настоящему моменту, — это собрание довольно абстрактных утверждений о мире, разуме, мышлении и языке. В центре этого набора метафизических и когнитивных утверждений находится и объединяет их в единое целое понятие категории. Это классическое понятие категории, понятие, которое, как утверждается в современных исследованиях по теории прототипов, является несостоятельным с точки зрения целостного общего подхода. И если это понятие в существенных отношениях изменится, рассыплется большинство положений (если не все) объективистской мета¬


Глава 11. Объективистская парадигма
233
физики и эпистемологии. На карту поставлена картина мира, особенно картина мышления, разумного поведения и языка. В том виде, в каком мы изложили эти положения, они представляются трудно понимаемыми абстракциями, о которых могут беспокоиться только философы, не говоря уже о том, чтобы в них верить. Однако, если оставить в стороне то, что с нашей точки зрения является малозначительными вариациями (нативизм versus эмпирицизм, ментализм versus не-ментализм, прямая референция versus референция через значение), эта метафизика находится в центре большей части нашего обычного, общепринятого понимания мира.
Существует определенный диапазон повседневного опыта взаимодействия с физическими объектами, ведущего к тому, что эти метафизические положения кажутся естественными и неизбежными. Вот стол рядом со мной. У него есть крышка и он коричневого цвета. Я являюсь сущностью, так же как и стол. Наличие крышки является признаком стола, так же как и коричневый цвет. «Рядом» — отношение между мной и этим столом. Все это соответствует объективистской метафизике. Если бы у стола вовсе не было крышки, он не был бы столом — это был бы другой род объекта. Но если бы я покрасил его в красный цвет, он тем не менее остался бы столом, фактически тем же самым столом. Это соответствует эссенциалист- ской метафизике. Наличие крышки является существенным признаком стола, тогда как коричневый цвет представляет собой его случайное, несущественное свойство.
Многое в основывающейся на обыденном здравом смысле психологии также является версией объективистской теории познания. У меня есть понятие стола. Это понятие соотносится со столами, но не с тиграми, облаками или перчатками для игры в бейсбол. И если что-то является столом, я могу заключить посредством правильного человеческого рассуждения, что у него есть крышка и он не кенгуру. Многие из наших обычных представлений о языке также соответствуют объективистской семантике. Слово «table» ‘стол’ в английском языке обозначает столы; оно не обозначает слонов, или розы, или автомобили. И если я последовательно использую слово «стол» по отношению к розам, то я неправильно использую это слово.
Такого рода наблюдения часто используются для того, чтобы объяснить объективистскую метафизику просто как воплощение обыденного здравого смысла. И в этом есть по крайней мере доля истины. Подобные метафизические предпосылки не доставляют нам проблем, пока мы имеем дело со столами и другими привычными физическими объектами. Однако подобные положения обыденного


234
Часть II. Философские следствия
здравого смысла, касающиеся физических объектов, не обязательно следует распространять на другие области. Когда мы используем их, имея дело с политическими движениями, инфляцией, дружбой, браком, эмоциями, внешней политикой, результаты не всегда удачны. В таких случаях сущности и признаки далеко не так ясны, так же как и различие между тем, что является существенным, а что — случайным. И разумность в таких случаях не сводится к простому вычислению объективно существующих логических отношений между объективно существующими категориями объективно существующих сущностей. Здесь это гораздо более творческое предприятие.
Разработка подхода, альтернативного классической теории категоризации, потребует выхода за пределы обсуждения только проблем категоризации. В конечном итоге будет выработана полноценная альтернатива объективистской картине мира — альтернатива, которая работает, как минимум, так же хорошо для обычных случаев, однако применима и для видов явлений, выходящих за пределы классической теории.
Научный объективизм
Объективизм, как он был описан выше, представляет собой общий взгляд на природу языка, практического мышления и рациональности. Как таковой он делает утверждения, относящиеся ко всем естественным языкам и всем человеческим понятиям. Существует, однако, гораздо более узкая версия объективизма, которая не содержит положений, касающихся человеческих понятий и человеческого языка в целом, но ограничивает объективистские положения областью науки. Мы будем называть эту версию научным объективизмом.
Научный объективизм вырос из дискредитировавшего себя к настоящему времени взгляда, что наука работает строго в рамках гипо- тетико-дедуктивного метода. Согласно этому взгляду, ученые формулируют гипотезы, выводят из этих гипотез логические следствия и проверяют их с тем, чтобы увидеть, соответствуют ли они фактам. Если научное знание должно быть истинным, объективным знанием, гипотезы должны выражаться посредством точно сформулированного символического языка, свободного от неясности и неоднозначности. Выводы должны делаться посредством точно сформулированного исчисления. Между символами в языке и соответствующими вещами в физическом мире должны быть установлены систематические связи. Физический мир при этом, разумеется, понимается как структурированный согласно объективистской метафизике.


Глава 11. Объективистская парадигма
235
В качестве исходных предпосылок принималось, что естественные языки и повседневные человеческие понятия слишком туманны и неоднозначны и в этих, а также в других отношениях не соответствуют задачам науки. При этом не подразумевалось, что объективистский подход может быть распространен на нестрогие или образные понятия повседневного языка и мышления, однако предполагалось, что это может быть сделано применительно к «точным» наукам — по крайней мере, физике, химии и биологии, при этом физика принималась в качестве модели того, какой должна быть наука. Если объективистские ограничения могли бы быть наложены на язык и понятия точных наук, то истинное, объективное знание могло бы быть возможно в науке, при условии, что объективистская метафизика верна для предметных областей естественных наук.
Научный объективизм, таким образом, не претендует на то, чтобы быть общей теорией изучения языка, значимого мышления и человеческого разума. Он также не описывает, и не претендует на то, чтобы описывать, как люди обычно думают, или что делает наши обыденные понятия значимыми, или каковы конституирующие особенности человеческого разума. Ему нечего сказать по поводу большей части обыденного языка и мышления. Его утверждения касаются только «точных» наук.
Важно отличать научный объективизм от научного реализма в целом. Научный реализм — это форма базового реализма. Научный реализм предполагает, что существует реальный физический мир и что его познание методами науки возможно в рамках соответствующих стандартов, установленных сообществами ученых. Научный реализм, таким образом, совместим как с научным объективизмом, так и с экспериенциализмом, о чем мы будем говорить в главе 17. Оба этих направления являются формами научного реализма.
Научный объективизм добавляет к научному реализму целую объективистскую парадигму, особенно объективистскую метафизику, с классической категоризацией в качестве обязательного компонента, и объективистскую семантику с ее взглядом, что значение символов независимо от природы человеческого организма. Такие положения отнюдь не являются необходимыми для научного реализма или заслуживающей доверия науки. Фактически, как мы увидим в главе 12, научный объективизм может являться препятствием для развития науки.
Таким образом, научный объективизм не проливает свет на природу обыденных человеческих понятий и языка. Он не предлагает никакого описания для большей части значимого человеческого


236
Часть II. Философские следствия
мышления. Он, по крайней мере в принципе, склоняется к признанию того, что объективистская философия может быть не приложима вообще за пределами естественных наук и что общее описание языка и мышления должно быть по своему характеру не объективистским.
Математизация объективистской семантики
Огромные достижения в математической логике и основаниях математики, берущие свое начало в работах Готлоба Фреге, обусловили применение математических методов для точной формализации объективистской метафизики и семантики. Классическая математика может быть естественным образом рассмотрена как объективистская вселенная, состоящая из сущностей (чисел, точек, линий, плоскостей и т. д.) с фиксированными признаками (простые, четные) и отношений между ними (больше чем, квадрат). Учитывая все это, не удивительно, что методы, успешно примененные в области оснований классической математики, были применены для формализации объективистской метафизики и семантики.
Огромное достоинство этих методов заключается в том, что при их использовании объективистские подходы становятся в достаточной степени точными, что позволяет производить их оценку. Однако прежде чем перейти к рассмотрению того, почему методы, которые были столь успешно применены при анализе оснований математики, недостаточны для исследования человеческого познания и языка, необходимо дать некоторое представление об этих методах.
Начнем с объективистской метафизики, согласно которой мир состоит из сущностей, обладающих признаками и находящихся в определенных отношениях друг к другу. Цель — построить математические модели, которые могли бы находиться в отношении однооднозначного соответствия с любой данной объективистской вселенной. Это значит, что необходимо выстроить одно-однозначные соответствия для объектов, их признаков и отношений между ними.
Объекты: Будем считать, что объекты представлены абстрактными сущностями любого вида.
Признаки объектов: В данном положении дел каждый признак будет находиться в одно-однозначном соответствии с множеством объектов, имеющих этот признак. Будем полагать, что это множество объектов соответствует признаку.
Отношения между объектами: Для каждого «-местного отношения будет существовать множество и-ок (например, двоек,


Глава 11. Объективистская парадигма
237
троек) объектов, связанных этим отношением. Будем считать, что множество и-ок соответствует этому отношению.
Поскольку и-ки могут быть определены исключительно в терминах множеств, модели не используют ничего, кроме сущностей и множеств. Это дает нам теоретико-множественную модель объективистской вселенной в какой-то один момент времени, называемую «описание состояния». Для того чтобы добавить временное измерение, возьмем другое множество абстрактных сущностей. Пусть каждая из них соответствует моменту времени. Добавим отношение, упорядочивающее их линейно таким образом, чтобы они образовали модель временной линии. Модель объективистской вселенной, расширенная так, чтобы включить время, представляет собой множество соединенных попарно сущностей на временной линии и описаний состояний вселенной в каждый момент времени.
Используя аналогичным образом теоретико-множественный аппарат, можно построить вариации на основе таких моделей. «Ситуационная семантика», например, использует только частичные описания состояний, иными словами, модели «локальных» ситуаций, посредством которых моделируются только части объективистских вселенных. «Семантика возможных миров» добавляет множество абстрактных сущностей, называемых «мирами», и сопоставляет попарно сущности таких миров и описания состояний. Абстрактные сущности, характеризующие моменты времени, миры и разнообразные ситуационные факторы, называются «точками референции».
Перед тем как продолжить, я должен сказать, что люди, создающие подобные модели, не строят реально модели вселенной, содержащие абстрактные сущности для каждой сущности во вселенной. Это очевидно невозможная и бессмысленная задача. На самом деле их цель — дать точные репрезентации, которые будут характеризовать (или «порождать») класс таких моделей.
При условии, что даны репрезентации моделей объективистских вселенных (включая возможные вселенные), можно сконструировать понятие «концепта» в объективистском познании. Иногда эти концепты называются «интенсиональные концепты», или просто «интенсионалы». «Интенсионалы» противопоставлены «экстенсио- налам». Экстенсионалы — это просто вещи в отдельном описании состояния, а именно сущности, множества сущностей, множества пар сущностей и т. д. Рассмотрим концепт сенатора Соединенных Штатов. В настоящее время его экстенсионал — это просто множество, содержащее сто имеющихся в настоящее время сенаторов


238
Часть И. Философские следствия
США. Но люди, которым случилось быть сенаторами США в настоящем, не характеризуют общий концепт сенатора США. Для этого необходима теоретико-множественная конструкция, которая находилась бы в одно-однозначном соответствии с концептом сенатора США. Это конструкция следующего вида:
— Интенсионал есть функция от точек референции к экстенсио- налам.
А именно, интенсионал есть множество пар вида «(Р,£)», где «Р» — точка референции (point of reference) (скажем, время, возможная ситуация и т. д.) и «Е» — экстенсионал (extension) — элемент в модели объективистской вселенной (скажем, сущность, множество сущностей и т. д.). Таким образом, например, одна пара в интенсионале может быть
(1984, {Тэд Кеннеди, Гэри Харт,...}) и другая пара в интенсионале может быть
(1960, {Джон Кеннеди, Губерт Хэмфри,...}).
Каждая пара будет состоять из времени и множества сенаторов в это время. Если дано время, то функция выбирает множество сенаторов США в это время. Интенсионалы часто рассматриваются как характеристики значений языковых выражений. Как следствие, предполагается, что два выражения с одним и тем же значением имеют одинаковые интенсионалы. Например, один и тот же интенсионал должен быть приписан выражению «сенатор США» и синонимичному выражению «член высшей палаты конгресса США». В принципе это возможно в такой теории, и это часто приводится как доказательство плодотворности использования интенсионалов в качестве репрезентаций категорий ума. Такие детали, однако, редко бывают разработаны.
Существуют концепты, у которых экстенсионалы одинаковы во всех точках референции — во всех временных пунктах и во всех возможных ситуациях. Наиболее ясным примером таких концептов являются математические понятия. Например, экстенсионал понятия «простое число» не варьируется в зависимости от времени и обстоятельств. То же самое относится к концептам, основывающимся на существенных признаках. Поскольку предполагается, что существенные признаки не изменяются от одного контекста к другому, интенсионал такого концепта будет находиться в отношении однооднозначного соответствия с экстенсионалом, а именно с множеством вещей, обладающих данными существенными признаками.


Глава 11. Объективистская парадигма
239
Подведем итоги. Интенсионалы обычно рассматриваются как модели объективистских концептов. Говоря специальным языком, интенсионалы являются функциями от точек референции (абстрактных сущностей) к экстенсионалам. Поскольку функция определима в терминах множеств пар, пары определимы в терминах множеств, и экстенсионалы определимы в терминах абстрактных сущностей и множеств, интенсионал представляет собой чистую теоретикомножественную конструкцию. Главный вопрос, который будет обсуждаться ниже, — это способны ли такие теоретико-множественные модели концептов объяснить факты человеческой категоризации. Очевидно, что такие модели концептов не используют какие-либо опытные аспекты человеческого познания. А именно, интенсионалы не содержат ничего, что соответствовало бы человеческим способностям восприятия, способности воображения, моторным способностям и т. д. В этом отношении они соответствуют требованиям объективистской теории познания. Если эта теория ошибочна, если гештальтное восприятие, ментальные образы и моторные способности играют какую-то роль в нашей концептуальной системе, тогда интенсионалы не являются подходящими математическими инструментами для моделирования человеческих понятий. Исследование естественной категоризации ведет именно к такому заключению.
Классическая категоризация в лингвистике
В прошлом лингвисты в целом обходили стороной вопрос о природе категорий и или принимали классическую теорию без каких- либо сомнений, или оставляли проблему философам, психологам и антропологам. Однако обсуждение категоризации в философской, психологической и антропологической литературе по большей части вращается вокруг конкретных объектов — растений, животных, артефактов, людей. Важно, чтобы обсуждение было расширено за счет включения категорий в нефизических областях. Нефизические области — эмоции, язык, социальные институты и т. д. — возможно, наиболее важны для изучения ума. Поскольку концептуальная структура таких областей не может быть рассмотрена просто как зеркало природы, их изучение может способствовать лучшему пониманию того, как работает разум. Большую помощь здесь могут оказать лингвисты. Человеческий язык является богатейшим источником примеров категоризации, которая является не только абстрактной, но также автоматической и почти полностью неосознаваемой.


240
Часть II. Философские следствия
Все человеческие языки структурированы посредством чрезвычайно сложной системы категорий различных видов: фонетических, фонологических, морфологических, лексических, синтаксических, семантических и прагматических. Языковые категории относятся kv абстрактным категориям такого вида, которые любая адекватная теория концептуальной системы людей должна быть способна объяснить. Поэтому человеческий язык является важнейшим источником данных о природе когнитивной категоризации. И наоборот, общие результаты, касающиеся природы когнитивной категоризации, будут иметь влияние на теорию категоризации, используемую при построении теорий языка. Если языки используют те же типы категорий, что используются в мышлении в целом, то теория языка окажется очень тесно связанной с общими проблемами познания.
В целом, лингвисты просто брали как данное классическую теорию, которая была с нами со времени Аристотеля и которой была придана современная математическая форма посредством теоретико-множественных моделей, обсуждавшихся выше. Современная формальная семантика почти полностью основывается на таких моделях, состоящих только из абстрактных сущностей и множеств, а также множеств множеств, множеств множеств множеств и т. д. Множества образуют сердцевину всех современных версий классической теории категоризации, а также формальной семантики.
Это также относится ко всем аспектам генеративной лингвистики, будь то фонология, синтаксис или семантика. В генеративной фонологии различительные признаки (features) соответствуют множествам. Сегменты, маркированные + F, входят в множество, сегменты, маркированные — F, относятся к дополнению этого множества. В фонологической нотации генеративистов квадратные скобки обозначают пересечение множеств, а фигурные скобки — объединение множеств. То же верно для синтаксических признаков, и поскольку они определяют синтаксические категории, синтаксические категории определяются в генеративной лингвистике в терминах классических множеств. Язык в генеративной лингвистике определяется как множество предложений, грамматика — как множество правил, характеризующих множество предложений. Предложения представляют собой последовательности (упорядоченные множества) фонологических признаковых матриц (пересечения множеств). Семантика является фрегеанской. Практически во всех отношениях генеративная лингвистика основывается на классической теории категоризации в том виде, как она интерпретируется во фрегевской традиции, и исходит из положения, что релевантное для человека


Глава 11. Объективистская парадигма
241
понятие категории может быть адекватно представлено посредством теоретико-множественной версии объективистской теории категорий.
Если классическая теория категорий окажется неадекватной, как мы утверждаем, тогда основания современной лингвистической теории окажутся под вопросом.
Некоторые из основных результатов, обсуждавшихся здесь, отнюдь не новы. Обсуждение фамильных сходств Витгенштейном и результаты ранних работ Рош, по крайней мере, в общих чертах хорошо известны. Тем не менее они не были восприняты достаточно серьезно. Напротив, в лингвистике были предприняты большие усилия для того, чтобы уберечь генеративную лингвистику от этих результатов. В генеративной лингвистике были созданы две линии защиты против любых подобных эмпирических разысканий.
Во-первых, это противопоставление исполнение—компетенция (performance—competence), которым можно достаточно успешно манипулировать таким образом, что почти любой экспериментальный результат из области психологии может быть, по крайней мере первоначально, отнесен к области только исполнения и таким образом игнорироваться. Попытки подобной интерпретации экспериментальных результатов Рош были предприняты Ошерсоном и Смитом (Osherson, Smith 1981) и Армстронг, Глейтман и Глейтманом (Armstrong, Gleitman, Gleitman 1983). В обоих случаях утверждалось, что результаты Рош были обусловлены особенностями восприятия, а не когнитивной структуры. Контраргументы были представлены в главе 9 выше.
Во-вторых, генеративная грамматика определена так, чтобы она была независимой от общих когнитивных способностей. Как следствие, любая демонстрация неадекватности классической категоризации для познания в целом окажется нерелевантной для генеративной лингвистики. Поскольку эта особенность генеративной лингвистики не столь широко известна, она заслуживает хотя бы краткого обсуждения.
Генеративная лингвистика (в хомскианской традиции) принимает как данное, что существует автономная языковая способность, которая совершенно не использует общие когнитивные способности. И это положение является весьма важным для генеративной лингвистики. Оно необходимо для того, чтобы сохранить базовую метафору, на которой основывается генеративная лингвистика, а именно ГРАММАТИКА ЕСТЬ ФОРМАЛЬНАЯ СИСТЕМА. Формальная система представляет собой набор правил вывода, которые строятся по подобию алгоритмического вычисления. Теория генеративной лин-
16-3361


242
Часть II. Философские следствия
гвистики характеризуются математически в терминах таких алгоритмических систем, оперирующих символами безотносительно к их значению. Алгоритм в алгоритмической системе по определению не может быть чувствителен к способу, которым семантически интерпретируется символ. Если генеративная грамматика является такой системой, то она по определению требует, чтобы ни в одном грамматическом правиле не использовалась бы интерпретация символов — их значение или понимание. Поступить так значило бы отойти от теории генеративной лингвистики, отказавшись от ее базовой метафоры, что грамматика является формальной системой в специальном смысле этого слова.
Все математические результаты, связанные с порождающей способностью таких систем, требуют, чтобы в правилах не использовалась никакая интерпретация символов. Соответственно, любое обращение к общей когнитивной способности будет являться шагом за пределы метафоры формальной системы и тем самым будет означать отход от математического понятия порождающей способности в том виде, как она определена для таких систем. Парадигма, в которой определена генеративная лингвистика, требует абсолютной независимости синтаксиса от семантики, а языковой способности — от любого внешнего когнитивного влияния.
Генеративная лингвистика стремится выявить класс таких систем, которые были бы достаточно богатыми, с одной стороны, и в то же время достаточно ограниченными, с другой, чтобы объяснить формальные свойства естественных языков. Генеративная лингвистика утверждает, что некоторый набор алгоритмических правил и схем — правил, которые оперируют с символами без обращения к их значению или какой-либо общей когнитивной способности, — конституирует человеческую языковую способность. Ее целостная теоретическая структура требует, чтобы категоризация была теоретико-множественной по природе. И любое обсуждение общих когнитивных способностей в этом случае просто неуместно, как и любое обсуждение эмпирических свидетельств против данного подхода путем обращения к каким-либо общим свойствам познания. Явления, которые не соответствуют данной теории, должны быть, по определению, следствием внешних по отношению к лингвистической системе влияний.
Представляется чрезвычайно неправдоподобным, чтобы люди не использовали общие когнитивные способности в языке. Странно предполагать, что язык игнорирует общий когнитивный аппарат, особенно когда он имеет дело с таким базовым явлением, как кате-


Глава 11. Объективистская парадигма
243
горизация. С учетом того, что категоризация лежит в основе всех аспектов языка, очень странно полагать, что разум в целом использует один вид категоризации, тогда как язык использует совершенно другой. Однако это положение, странное как таковое, является стандартным положением, лежащим в основе главного направления современной лингвистики. Мы подвергнем его критическому анализу ниже, показав, что классическая теория категоризации ошибочна для языка так же, как и для всей остальной области ментальных явлений.
Эмпирический статус объективистской парадигмы
Объективистские теории семантики, концептов и определений, так же как объективистские противопоставления семантики и прагматики, энциклопедической и словарной информации, широко распространены в англо-американской философии, лингвистике и когнитивной психологии. Учитывая распространенность этих теорий и базирующихся на них противопоставлений, можно подумать, что объективистская парадигма основывается на обширном ряде глубоких эмпирических исследований языков и концептуальных систем. Однако это далеко не так. Существует сравнительно немного детальных исследований, и предложенный в них анализ или не работает достаточно хорошо или применим только к узкому кругу материала. В настоящее время использование объективистской парадигмы в эмпирических семантических исследованиях есть просто вопрос веры. Как мы увидим на примере анализа конкретного материала ниже, объективистская парадигма даже близко не подходит к тому, чтобы быть работающей теорией.
Объективистское наследие
Согласно объективистской парадигме, истинное знание окружающего мира может быть достигнуто только в том случае, если система символов, используемая в мышлении, способна точно представить внешний мир. Объективистская концепция разума должна, следовательно, исключить все, что может препятствовать этому: восприятие, которое может нас обманывать, тело, которое имеет свои слабости и недостатки, общество, в котором есть свои проблемы и особые интересы, память, которая может ослабевать, ментальные образы, которые могут быть различными у разных людей, и воображение, особенно метафору и метонимию, которое не может соответствовать объективно данному внешнему миру.
16*


244
Часть II. Философские следствия
Традиции объективизма влияют на различные аспекты наших взглядов. Наследие объективизма проявляется в том, что мы рассматриваем рациональность как чисто ментальное, безэмоциональ- ное явление, отделенное и независимое от воображения, социального функционирования и ограничений нашего тела и памяти. Наследие объективизма заставляет нас рассматривать мышление как механический процесс и превозносить те виды мышления, которые действительно являются механическими. Это наследие объективизма, что мы считаем машины, производящие алгоритмические вычисления, способными мыслить, как мыслят люди. Это наследие объективизма, что мы считаем, что добились значительного прогресса, когда нам удается структурировать аспекты нашего физического и социального окружения таким образом, чтобы сделать их более похожими на объективистскую вселенную.
Появление цифровых компьютеров придало новый импульс нашим попыткам представить наше окружение и наше общество в том виде, который бы соответствовал объективистской метафизике. Это никак не связано с самим компьютером, чудесным инструментом, способным к самым различным употреблениям — гуманным и бесчеловечным. Однако развитие компьютерной науки связано с развитием оснований математики. В результате получилось так, что большая часть используемых в настоящее время баз данных соответствует объективистской метафизике: в них хранятся репрезентации сущностей, их признаков и отношений между ними. В базе данных компьютера вашего банка вы можете быть представлены номером вашего банковского счета вместе с количеством денег на вашем счету на разные даты, вашим кредитным рейтингом на разные уисла и т. д. База данных вашего банковского компьютера представляет собой объективистскую вселенную. В ней вы являетесь номером вашего банковского счета, а вашими признаками — количество денег на вашем счету и ваш кредитный рейтинг. Люди уже в течение долгого времени рассматриваются как числа и наборы записей, и еще дольше они будут рассматриваются таким образом в будущем.
Подобный подход имеет в нашем обществе важную функцию. В нашем обществе существует важнейшая народная теория, согласно которой быть объективным — значит быть беспристрастным, а человеческим суждениям и оценкам свойственно быть ошибочными и с большой степенью вероятности основываться на предубеждениях. Следовательно, решения, касающиеся людей, должны делаться, насколько это возможно, на максимально «объективных» основаниях. «Объективность» — это для людей, принимающих решения, лучший


Глава 11. Объективистская парадигма
245
способ избежать ответственности. Если существуют «объективные» критерии, на которых основывается решение, тогда того, кто принял решение, невозможно обвинить в пристрастности и, как следствие, подвергнуть критике, понизить в должности, уволить с работы или подать на него в суд.
Другая причина попыток построить наши институты согласно объективистской метафизике — это то, что она, как считается, эффективно работает. В некоторых случаях это, возможно, так, а в других, может быть, и нет. Тем не менее огромное количество усилий и времени было потрачено в попытках приспособить человеческие суждения и оценки к предположительно объективным ячейкам. Если классическая теория категоризации не верна, тогда внедрение в огромных масштабах объективистской метафизики в наши социальные институты и установления не только не отвечает человеческой природе, но, возможно, в конечном итоге и не эффективно для функционирования людей в обществе. В любом случае мы должны по крайней мере осознавать, что наши институты структурированы в терминах конкретной метафизики и психологической теории категорий, которые, как мы увидим, сами крайне сомнительны.
Одной из причин, почему классическая теория категоризации становится более, а не менее популярной, является то, что она встроена в основания математики и во многие современные компьютерные продукты. Поскольку математические и компьютерные модели все больше и больше используются как интеллектуальные инструменты в когнитивных науках, неудивительно, что имеет место сильная тенденция любой ценой сохранить традиционную теорию классификации. Она соответствует имеющимся в наличии интеллектуальным инструментам, и отказ от нее потребует создания новых интеллектуальных средств. А идеи полной замены оборудования не более популярны в академической сфере, чем в индустрии.


Г лава 12
В чем ошибается объективистская метафизика
Данные таких областей, как лингвистика и когнитивная психология, имеют отношение только к объективистской семантике и теории познания и не могут повлиять на оценки правильности объективистской метафизики. Единственный вид данных, имеющий отношение к вопросу о том, что существует во внешнем по отношению к людям мире, это данные тех наук, которые непосредственно изучают соответствующие феномены. Биология является одной из таких наук. Обычно считают, что объективистское положение, об объективном существовании классических категорий во внешнем мире, находит поддержку в области биологии. Философы-объективисты обычно в качестве образцов естественных родов указывают на такие биологические категории, как тигр, ворона, рыба, зебра и
т. 	д. — классические категории, которые существуют в природе и которые определены посредством существенных необходимых и достаточных условий. Этот подход к естественным классам рассматривается как находящий поддержку в данных научной биологии.
Однако, как мы видели, ситуация в биологии гораздо более сложная. Существует три конкурирующих подхода в биологической таксономии: кладистический, фенотипический и эволюционистский. Последний использует одновременно фенотипические и исторические критерии. Мы начнем с анализа того, что значит спор между кладистами и фенотипистами для объективистской метафизики, и затем перейдем к более подробному рассмотрению причин, по которым эволюционистская биология не подтверждает объективистскую метафизику.
Зебры и рыбы
Начнем с случаями зебра и рыба, рассмотренными Гоулдом (см. гл. 8 выше). Имеются, по крайней мере, две различные классификации живых существ, основанные на противоположных научных кри-


Глава 12. В чем ошибается объективистская метафизика 247
териях, приложимые в этих случаях. Согласно фенотипическим критериям (общее сходство), существуют таксономические категории зебра и рыба. Однако если следовать кладистическим критериям (общие производные признаки), то таких «естественных родов» не существует, потому что в кладистической таксономии таких категорий нет. Возможно, каждый тип критериев отражает какой-то аспект реальности. Но такая точка зрения невозможна для объективиста Для него естественные роды должны или существовать, или не существовать — независимо от каких-либо критериев, применяемых людьми. Объективист должен сделать выбор — выбор, необходимость которого чувствует Гоулд. Альтернатива здравого смысла — если вы задаете разные вопросы, то вы получаете разные ответы — для него не существует.
В качестве примера возьмем
— На моем дворе находятся две зебры.
Предположим, что на моем дворе находятся два животных, одно из них зебра Греви, а другое — горная зебра. Согласно фенотипическим критериям, существует естественный род зебра, к которому относятся оба этих животных. Однако по кладистическим критериям нет такого естественного рода, к которому принадлежали бы оба этих животных. Оба вида критериев имеют под собой реальную основу, однако они ориентируются на разные виды реальности — история versus современное сходство. Является ли только что-то одно объективно истинным? Существует ли естественный род, к которому принадлежат оба этих животных, или не существует? Этот вопрос должен иметь единственный и окончательный ответ для того, чтобы были обеспечены условия истинности для вышеприведенного предложения; предложение истинно в случае, если на моем дворе есть две сущности, которые являются членами объективно существующего естественного рода, обозначенного словом зебра. В объективистской семантике условия истинности предложения зависят от предварительного существования метафизической реальности правильного рода.
Та же проблема возникает для предложения
— Гарри поймал рыбу.
Предположим, он поймал целаканта. По фенотипическим критериям, предложение будет истинным, по кладистическим — ложным. Объективизм требует, чтобы ответ был абсолютно правильным. Однако в данном случае нет оснований для предпочтения одного набо¬


248
Часть II. Философские следствия
ра научных критериев другому, и поэтому нет никаких основании полагать, что существует один и только один объективно правильный ответ. Объективистский критерий принадлежности к одной категории — обладание общими признаками. Однако не существуем объективистского критерия, какие признаки должны учитываться. У кладистов и фенотипистов различные критерии того, какие признаки следует принимать во внимание, и не существует мерила, независимого от человеческих интересов и проблем, посредством которого можно было бы выбрать между ними и дать единственный ответ. Однако объективистская метафизика требует именно такого объективного мерила. В мире или есть объективно существующий род зебра, или его нет; третьего не дано.
Итак, каков же ответ? Является рыба естественным родом или нет? А что относительно зебры? Какого типа признаки реально, то есть объективно, существенны — кладистические (общие производные признаки) или фенотипические (те, которые характеризуют общее сходство)? Если каждый ответ имеет некоторую научную значимость, тогда любой один ответ бьет мимо цели. Если оба вида критериев имеют право претендовать на реальность, то философское понятие естественных родов не согласуется с научным пониманием мира природы. Естественные роды скорее являются частью народной концепции мира, но не частью какой-либо научной концептуальной системы, где в конечном итоге будет достигнуто общее согласие по этому вопросу. Как мы видели, концепт естественного рода играет абсолютно решающую роль в объективистской метафизике. Тем не менее любое объективистское понимание естественных родов упускает некоторые важные научные критерии для категоризации.
Существует очевидный разумный выход из этого затруднения для объективистов — сказать, что один из этих научных подходов правилен, а другой — ошибочен. Однако посмотрим, что из этого последует. Наиболее примечательным следствием этого будет то, что объективистский метафизик, который захочет сохранить в неприкосновенности естественные роды в биологии, должен будет отказаться от теории эволюции! Однако это, возможно, наиболее обоснованная научная теория нашего времени.
Виды
Согласно эволюционной биологии, виды не являются естественными родами в специальном объективистском смысле, а именно классическими категориями, определенными общими существен-


Глава 12. В чем ошибается объективистская метафизика 249
ными признаками. Фактически виды в эволюционной биологии вообще не являются классическими категориями. Возможно, лучше всего будет начать с обсуждения различных понятий видов в работах Эрнста Мейра (Меуг 1963, 1964а). Как отмечает Мейр, доэволю- ционный линнеевский взгляд на биологическую категорию действительно соответствовал объективистской картине.
Понятием вида Линнея и его последователей было типологическое понятие вида, восходящее к философии Платона и Аристотеля (и поэтому иногда называемое эссенциалистским понятием) (Cain 1958). Согласно этому взгляду, наблюдаемое разнообразие вселенной отражает существование ограниченного числа лежащих в основе «универсалий» или типов (eidos — эйдос Платона). ... Присутствие одной и той же лежащей в основе сущности выводится из подобия, и морфологическое подобие является, следовательно, видовым критерием для эссенциалиста (Мауг 1984а, р. 532).
Доэволюционная линнеевская таксономия является примером классической теории категорий. Она оказалась несовместимой с теорией эволюции. Одна из главных проблем для нее — это вариации. Вид не обладает единообразной внутренней структурой, такой, что все его члены имеют одно и то же множество общих определяющих признаков. Вместо этого внутри вида имеются подразделения, определяемые статистическими корреляциями среди набора признаков. Как пишет Дэвид Халл,
после того, как была принята эволюционная теория, вариации стали рассматриваться как правило, а не исключение. Вместо того, чтобы игнорировать их, таксономисты должны были учитывать эти вариации посредством их статистического описания. Ни один образец не мог быть типическим в каком-либо ином, кроме статистического, смысле. Виды должны были теперь рассматриваться не как гомогенные группы индивидов, но как политипические группы, часто с важными подразделениями. Эссенциалистские дефиниции были заменены политетическими определениями в терминах статистически ко- варьирующих признаков (Hull 1984, р. 587).
В этом столетии были предприняты попытки определить понятие вида таким образом, чтобы оно могло занять подобающее ему место в эволюционной теории. Добжански и особенно Мейр разработали, как это стало называться впоследствии, биологическое понятие вида.


250
Часть II. Философские следствия
Оно учитывает не только морфологическое сходство, но также принимает во внимание параметры эволюционной теории — размножение, приспособление к экологическим нишам, генофонд и т. д.
Согласно этому пониманию вида, члены вида образуют (1) репродуктивное сообщество. Индивиды одного вида животных подходят друг к другу как потенциальные члены пары и ищут друг друга с целью размножения. ... Вид также является (2) экологической единицей, которая, независимо от индивидов, образующих его, взаимодействует как единица с другими видами, находящимися с ней в одном природном окружении. Наконец, вид является (3) генетической единицей, состоящей из большого фонда генов, взаимодействующих друг с другом, в то время как индивид является всего лишь временным сосудом, содержащим небольшую порцию содержимого генофонда в течение короткого периода времени. Из этого следует следующее определение видов: Виды — это группы актуально или потенциально скрещивающихся членов популяции, которые репродуктивно изолированы от других подобных групп (Мауг 1984а, р. 533).
Мейр видит, что подобное понимание видов приводит эволюционную биологию к конфликту с почтенной и влиятельной философской традицией.
Разработка биологического понятия видов является одним из ранних проявлений эмансипации биологии от не подходящей ей философии, основывающейся на явлениях неживой природы (Мауг 1984а, р. 533).
Вид, определенный таким образом, не является естественным родом в классическом смысле; фактически, это даже не классическая категория. Имеется семь пунктов, в отношении которых вид не соответствует классическому понятию естественного рода.
Во-первых, как мы могли видеть выше, вид не имеет гомогенную структуру — все его члены не обладают общими определяющими признаками. Может быть установлена только статистическая корреляция между признаками.
Во-вторых, биологический род определяется не относительно внутренне присущих ему признаков, но только по отношению к другим группам. В классических естественных родах существенные признаки определяются в соответствии с внутренней природой каждого члена, но не относительно других групп.


Глава 12. В чем ошибается объективистская метафизика 251
Популяция — это вид относительно всех других популяций, по отношению к которым она находится в отношении репродуктивной изоляции — невозможности скрещивания. Если бы в мире существовала только одна популяция, было бы бессмысленно называть ее видом (Мауг 1984а, р. 535).
В-третьих, вид не определяется в терминах признаков его индивидуальных членов. Например, вид определяется в терминах его генофонда, хотя каждый индивид имеет не больше чем малую порцию генов общего генного фонда. Классические категории, напротив, всегда определяются в терминах признаков, которые имеет каждый из ее отдельных членов.
Пожалуй, наиболее интересный материал с точки зрения расхождения биологических видов с естественными родами, как они были определены в классической теории, представляют описываемые Мейром ситуации, в которых приспособление понятия биологического вида к традиционным таксономиям представляет особые трудности. Такие трудности возникают прежде всего потому, что биологическое понятие видов определено также относительно времени и места. Время релевантно потому, что с течением времени образуются новые виды. Место релевантно потому, что понятие адаптации к данному географическому окружению играет чрезвычайно важную роль в эволюционной теории. Естественные роды, напротив, определяются только посредством признаков индивидуальных членов и поэтому неизменны во времени и одинаковы во всех географических районах. Факторы, связанные с временем и местом, обусловливают дальнейшие отличия биологического понятия видов от классических естественных родов.
Четвертое. Если рассматривать популяции, распространенные на большой территории, то не всегда существует различительная черта, позволяющая определить, один это вид или два разных вида. В таких случаях часто наблюдается градация. Вследствие того что образование видов представляет собой постепенный процесс и включает много факторов, неизбежно имеют место промежуточные стадии, на которых бинарное различие «тот же самый — другой вид» невозможно или бессмысленно. Мейр говорит о таких случаях как представляющих «трудности» для таксономий.
Более интересны для эволюционистов трудности, которые возникают, когда добавляются измерения времени и пространства Большинство видов в таксонах не состоят только из одной локальной по¬


252
Часть И. Философские следствия
пуляции, но представляют собой совокупность многих локальных популяций, обменивающихся в большей или меньшей степени между собой генами. Чем более удалены две популяции друг от друга, тем больше вероятность того, что они будут отличаться по ряду характеристик. Я уже показал ранее (Мауг 1963, ch. 10, 11), что некоторые из этих популяций являются видами в начальной стадии формирования, имеющими некоторые, но не все характеристики вида. Тот или другой из трех наиболее характерных признаков видовых таксонов — репродуктивная изоляция, экологическая дифференциация и морфологическая различимость — в таких случаях не полностью сформирован. Приложение понятия вида к таким не полностью оформившимся в качестве видов популяциям представляет известные трудности (Мауг 1984а, р. 535).
Другими словами, биологические виды демонстрируют прототипические эффекты. Популяции, являющиеся лучшими примерами биологических видов, имеют все три перечисленные выше характеристики. Однако биологический мир достаточно сложен, поэтому во многих случаях нельзя сказать с полной определенностью, один и тот же это вид или это разные виды. Мейр полагает, что в таких трудных случаях лучше всего представлять биологический вид не в терминах собрания индивидов, но в терминах генофондов. «Вид, — пишет он, — это защищенный генофонд». Механизмы защиты зависят от места и среды обитания и стадии эволюционного развития. Приводимые далее случаи могут быть осмыслены в рамках данного подхода, представляя в то же время новые свидетельства против классических подходов к естественным родам.
Пятое. Отношение «принадлежать к тому же виду» не является транзитивным.
Согласно классической теории естественных родов, отношение «принадлежать к тому же естественному роду» является транзитивным. Если А и В относятся к одному и тому же роду, и В и С относятся к одному и тому же роду, то А и С относятся к одному и тому же роду. Мейр приводит класс случаев, хорошо известных среди биологов, когда транзитивность не имеет места. Он пишет:
Популяции, находящиеся на противоположных границах области обитания широко распространенных видов, могут вести себя по отношению друг к другу как разные виды, несмотря на то, что они соединены цепью взаимно скрещивающихся популяций (Мауг 1984а, р. 536).


Глава 12. В чем ошибается объективистская метафизика 253
Для того, чтобы пояснить это, рассмотрим следующую ситуацию. Имеется последовательность смежных географических районов, и в каждом районе имеется популяция организмов. Назовем эти популяции А, В, С, D и Е. А может скрещиваться с В, В с С, С с Д D с Е. Но А не может скрещиваться с Е. Являются пиАиЕ (крайние популяции в цепи) представителями одного и того же вида или нет?
В подобной цепи популяции в каждой смежной паре ведут себя как представители одного вида, однако отношение не транзитивное, поскольку крайние члены А и Е удовлетворяют условиям для разных видов. Более того, такие цепи могут образовывать кольца, когда А и Е сосуществуют в одном и том же районе. Более подробно о таких «расовых кольцах» см. Stansfield 1977, р. 438—439; Dobzhansky 1955, р. 184—185.
Если рассматривать всю ситуацию глобально, учитывая все обстоятельства, то невозможно отнести эти популяции ни к одному виду, ни к разным видам. В то же время если посмотреть на ситуацию локально, с одной стороны, то можно говорить о защищенных генофондах в каждом окружении. Классическое понятие естественного рода, с его условием транзитивности, определяется глобально. Оно должно определяться глобально, поскольку существенные признаки не могут меняться в зависимости от времени и места. Следовательно, подобные реальные популяции растений и животных в мире не ведут себя как классические естественные роды относительно биологического понятия видов.
Шестое. Понятие биологического вида включает кластер из двух условий, которые в типичном случае сопровождают друг друга: морфологическое условие и условие скрещивания. Две популяции представляют различные виды, если они морфологически различны и не скрещиваются друг с другом, они представляют один вид, если они способны к скрещиванию и морфологически подобны в необходимой степени. Однако эти два условия не всегда совпадают. Мейр приводит в качестве примеров следующие ситуации (Мауг 1984а, р. 537):
— Репродуктивная изоляция без соответствующих морфологических изменений, а именно: физические характеристики одинаковы, однако эти популяции не способны больше скрещиваться.
— Морфологическая дифференциация без репродуктивной изоляции, а именно: популяции могут скрещиваться, несмотря на весьма различные физические характеристики.


254
Часть II. Философские следствия
— Размножение от одного родителя, например, самооплодотворение, партеногенез, псевдогамия, вегетативное размножение и т. д.; здесь вопрос о скрещивании вообще не возникает.
Эти случаи важны в двух отношениях. Во-первых, они показывают, что необходимой степени корреляции между морфологическим сходством и способностями к скрещиванию может не быть. Это значит, что нельзя предсказать способность к скрещиванию исходя из подобия физических признаков и что, следовательно, нельзя строить описание роли видов в эволюции, основываясь на определении видов исключительно в терминах физических признаков. Во- вторых, эти случаи показывают, что- само понятие биологического вида не является классическим понятием. И морфологическое сходство, и способность к скрещиванию входят в определение биологического вида, но ни одно не является необходимым. Таким образом, ни одна из характеристик, определяющих биологическое понятие вид, не является необходимой, поэтому это понятие не может быть определено посредством необходимых и достаточных условий.
Седьмое. Статус популяции как отдельного вида может зависеть от географического положения.
Естественный род в объективистской традиции определяется внутренне присущими ему необходимыми и достаточными условиями. Классические естественные роды не определяются относительно места их бытования. С точки зрения классического определения естественных родов следующие высказывания представляют собой бессмыслицу:
— Популяции А и В относятся к одному и тому же роду в одном месте и к разным родам в другом месте.
— Популяции А и В обитают в данном географическом районе. Они были разными родами и они не изменились. Однако произошли изменения в месте их обитания, и теперь они относятся к одному роду.
Однако применительно к биологическому понятию видов оба таких случая реально имеют место. Вот как Мейр описывает эти ситуации:
Достижение разных уровней видоообразования в различных локальных популяциях. Совершенствование механизмов изоляции может протекать в различных популяциях политипического вида (вида, включающего несколько подвидов) с разной скоростью. Как следствие, два накладывающихся друг на друга на больших территориях


Глава 12. В чем ошибаемся объективистская метафизика 255
вида могут быть полностью различны в одних местностях и свободно скрещиваться в других.
Репродуктивная изоляция зависит от изоляции места обитания.
В литературе описаны многочисленные случаи, когда естественные популяции вели себя по отношению друг к другу как разные виды (в районах контактов) до тех пор, пока места их обитания были никем не потревожены. Однако репродуктивная изоляция разрушалась, как только изменялись характеристики места обитания, обычно под воздействием человека (Мауг 1984а, р. 537).
Итак, характеристика биологических видов с эволюционной точки зрения показывает, что биологический мир не разделен на четко различающиеся естественные роды, как того требует объективистская метафизика. В то же время, как указывает Мейр, это является «следствием градуальной природы обычного процесса видообразования». Таким образом, эволюция, которая, творя новые виды, работает градуально, несовместима с объективистской метафизикой. Вследствие развития эволюционной теории возникла необходимость, говоря словами Мейра, «эмансипации биологии от не соответствующей ей философии».
Суммируя все сказанное выше, перечислим отношения, в которых биологическое понятие вида не соответствует классическому естественному роду:
— Оно не обладает гомогенной внутренней структурой.
— Оно определяется относительно других групп.
— Оно не определяется исключительно через признаки индивидов.
— Оно не имеет четких границ.
— Оно не транзитивно.
— Оно не характеризуется необходимыми условиями.
— Оно обусловлено географически.
Все это следует из характеристики видов в эволюционной теории.
Биологическое понятие вида, как оно трактуется Мейром, отнюдь не является общепринятым в биологии. Оно представляет среднюю позицию в биологии между фенотипистами и кладистами, поскольку использует оба вида критериев. Как таковое оно не принимается ни фенотипистами, ни кладистами. Однако это не означает, что другие биологические теории, будь то чисто фенотипические или чисто кладистические, соответствуют взглядам сторонников объективистской метафизики. Начнем с фенотипистов.


256
Часть II. Философские следствия
Сокал и Кровелло (Sokal, Crovello 1984) подвергли критике понятие биологического вида. Они принимают положение Мейра, что роль популяции в эволюции (ее способность скрещиваться с другими популяциями) не может быть предсказана на основе ее целостного сходства с другими популяциями (то есть посредством фенотипических критериев). Их предложение сводится к тому, чтобы отделить понятие вида от эволюционной теории. Они пытаются доказать, что понятие вида на самом деле является фенотипическим (основанным на всеобъемлющем сходстве) и никак не связано с эволюцией.
Если мы исследуем эволюционную ситуацию в некоторых экосистемах, мы можем построить такую же теорию, основанную на локализующихся в данном месте биологических популяциях, без объединения множеств скрещивающихся популяций в более абстрактные сущности — биологические виды. Заметим в скобках, что предположительно наиболее важные и новаторские книги по эволюционной теории, вышедшие за последний год или около того, по существу вообще не обращаются к биологическим видам. ... Мы можем сделать вывод, что фенотипический вид, должным образом описанный и определение которого может быть улучшено посредством нумериче- ской таксономии, является подходящим концептом для того, чтобы быть ассоциированным с таксономической категорией «вид», тогда как локальные популяции могут быть наиболее полезной единицей для эволюционных исследований (Sokal, Crovello 1984, р. 562—563).
Однако предлагаемая ими альтернатива также не является классической:
Настаивание на фенотипическом характере вида неизбежно ведет к концептуализации вида как компактной области в гипермерном окружающем пространстве (р. 564).
Фенотипическое понятие вида является статистическим, а не дискретным. «Компактная область» представляет высокую статистическую корреляцию атрибутов. Следовательно, концепт вида не имеет четких границ и не определяется необходимыми и достаточными условиями. Он очень напоминает определяемые фамильными сходствами категории Витгенштейна
Необходимо отметить, что даже среди фенотипистов существуют значительные разногласия по этому вопросу. Во-первых, существу¬


Глава 12. В чем ошибается объективистская метафизика 257
ют различные виды статистических методов, которые дают различные результаты. Во-вторых, на самом деле имеют место попытки определить фенотипическое понятие вида, играющее роль в эволюции (см. Sober 1984).
Кладистическая категоризация выглядит как форма классической категоризации, однако она представляет слабую поддержку для классической теории естественных родов. Согласно кладисти- ческому подходу, вся категоризация является исторической и основывается только на истории производных признаков. Этот подход дает категории, которые похожи на что угодно, но только не естественные роды. Как пишет Гоулд, кладистическая категоризация порождает таксономии, в которых двоякодышащие рыбы ближе к носорогам, чем к тунцам. Как указывает Мейр (Мауг 1984а, р. 654—655), кладистическая категоризация производит категорию, в которую входят только птицы и крокодилы, но не входят другие рептилии. Этот пример заслуживает обсуждения, так как он дает представление о том, что отражает кладистическая классификация.
Птицы происходят от одной из ветвей рептилий, архозавров, так же как птеродактили, динозавры и крокодилы. После того как архозавры отделились от других пресмыкающихся, они приобрели некоторые характеристики, которые отличали их от других рептилий. Эти характеристики, называемые «синапоморфными», имеют сегодняшние птицы и крокодилы. После того как птицы и крокодилы отделились от архозавров, они приобрели свои собственные характеристики, называемые «автапоморфными». Крокодилы приобрели не много таких характеристик, они во многом остались такими же существами, как и были. Но птицы, которые должны были приспособиться к воздуху как среде обитания, приобрели огромное количество автапоморфных признаков, или, иными словами, характеристик, которые имеют птицы, но не имеют крокодилы.
При построении таксономий кладисты учитывают только сина- поморфные, но не автапоморфные признаки. Поэтому сохранившиеся потомки архозавров — птицы и крокодилы — объединяются кла- дистами в одну группу; крокодилы не объединяются с другими пресмыкающимися, несмотря на то, что они гораздо больше похожи в настоящее время на других рептилий, чем на птиц. Таким образом, кладисты, игнорируя автапоморфные признаки у птиц, те характеристики, которые птицы развили в процессе приспособления к воздушной среде, в значительной мере игнорируют экологический компонент эволюции. Такие случаи не редки, существуют сотни по-
17-3361


258
Часть И. Философские следствия
добных примеров. Кладистическая классификация старается быть верной истории, по крайней мере, одному из ее аспектов.
Однако чисто исторический взгляд на категоризацию — это не то, что имели в виду последователи классической теории категоризации. Объективное сходство в этом случае означает объективное сходство производных (то есть синапоморфных) признаков. Поэтому, когда кладист принимает решение относительно того, учитывать ли данный признак при классификации, его волнует только то, когда этот признак возник в истории данного вида. Даже его современные биологические функции не имеют значения. Не имеют значения также важнейшие аспекты эволюционной теории — влияние селекции, сдвиги адаптивных зон, скорость эволюционных изменений и т. д. С кладистической точки зрения огромное количество важных аспектов биологии не играет роли в детерминации биологических категорий. Объективистская метафизика требует, чтобы была только одна правильная категоризационная схема. Если это будет кладистическая схема, тогда многие из хорошо знакомых нам категорий, такие, как зебры и рыбы, будут рассматриваться как несуществующие. И большое число эволюционных процессов, играющих важную роль в детерминации развития видов, останутся за пределами картины.
Кладистический подход, с небольшой, вполне извинительной поправкой на временное измерение, может рассматриваться как согласующийся с объективистской метафизикой. Однако он, конечно, не согласуется с объективистской семантикой и теорией познания, поскольку категории, которые он производит, не соответствуют категориям языка и разума, таким, как зебра и рыба. Поэтому единственная версия современной биологии, которая совместима с объективистской метафизикой, тем не менее несовместима с другими аспектами объективистской философии. Она также несовместима с духом подхода к классификации в объективистской метафизике. Она может быть интерпретирована как согласующаяся с буквой объективистской метафизики, и в этом случае крокодилы должны объективно входить в одну категорию только с птицами, но не с другими рептилиями. Из всех современных биологических теорий только кладизм может быть интерпретирован как совместимый с объективистской метафизикой по проблемам категоризации — и только ценой игнорирования жизненно важных аспектов эволюционной биологии.
Объективистские философы любят говорить о том, что наука на их стороне. В случае с биологическими категориями наука не на их стороне. Классические категории и естественные роды представля¬


Глава 12. В чем ошибается объективистская метафизика 259
ют собой пережитки додарвиновской философии. Они прекрасно согласуются с биологией древних греков и даже с биологией таких узких натуралистов, как Линней. Однако они не согласуются с явлениями, центральными для эволюции, — вариациями внутри видов, адаптацией к окружающей среде, постепенными изменениями, генофондами и т. д. Какое бы направление современной биологийГ ни взять, везде объективистская семантика и теория познания и в значительной степени объективистская метафизика вступают в конфликт с постдарвиновской биологией. Я бы поставил свои деньги на биологию.


Г лава 13
В чем ошибается объективистская теория познания
Объективистская парадигма говорит не только о мире. В огромной мере она относится также к разуму и языку. И она продолжает оказывать колоссальное влияние на науки, имеющие своим предметом эти области. Большинство современных теорий мышления и языка принимают как данное по крайней мере некоторые объективистские доктрины. В той степени, в которой эти доктрины основываются на классической теории категорий, они находятся, по крайней мере, потенциально, в конфликте с данными теории прототипов, как я изложил их. Дело чрезвычайной важности — определить, можно ли продолжать основывать когнитивные науки на подобных объективистских положениях перед лицом эмпирических исследований естественных человеческих категорий. Я склонен полагать, что ни одна из объективистских концепций языка и мышления не способна выдержать такую проверку. Однако перед тем, как перейти к существу вопроса, следует указать, что существует такой источник прототипических эффектов, который практически не затрагивает концепцию объективистского познания.
Размытый объективизм
В объективизме, как мы его охарактеризовали, сущности либо имеют, либо не имеют данный признак, и поэтому они либо входят, либо не входят в категорию, определяемую этим признаком. Однако можно, сохраняя дух объективизма, допустить возможность, что объекты имеют признак в некоторой степени, и следовательно, в этой степени являются членами соответствующей категории. Теория размытых множеств Заде представляет собой способ расширить классическую категоризацию так, чтобы она соответствовала подобной размытой версии объективизма
Размытый объективизм будет отличаться тем, что он допускает степени истинности и несколько иную логику. (Подробно см.


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 261
Goguen 1969 и Lakoff 1972.) Но в целом это изменение не столь уж драматично. Можно сказать, что в целом объективистский подход к познанию и языку в этом случае не подвергается ревизии. Если в мире есть размытые категории, допущение соответствующих им размытых категорий ума не затрагивает базовую предпосылку объективистской психологии, поскольку и в этом случае категории ума соответствуют категориям мира. Объективистская рациональность также остается невредимой: если логика размытых понятий отражает закономерности, касающиеся признаков объектов в мире, тогда та же самая размытая логика будет определять человеческую рациональность в объективистском описании. Аналогичным образом, объективистское понимание эпистемологии и семантики также останется неизменным. Размытость и градации категорий, хотя и являются реальными феноменами, не связаны с главными темами этой книги.
Неадекватности
Хотя объективистская теория познания может быть скорректирована таким образом, чтобы допускать градуированные категории, это не удается сделать применительно к другим категориям, особенно тем, которые демонстрируют другие виды прототипических эффектов. Имеется только одно доказательство того, что объективистская метафизика ошибочна; оно связано с биологическим понятием вида. Все другие доказательства относятся к неадекватности объективистской семантики и теории познания. В целом эти доказательства имеют следующую форму. Предположим, что объективистская метафизика правильна, то есть мир действительно состоит из объектов, признаков и отношений между ними и мир природы действительно содержит классические категории. Тем не менее данные, которые мы обсуждали, показывают, что объективистские теория познания и семантика ошибочны. Причина в том, что существует огромное количество категорий мышления и языка, которые не являются отражением предполагаемых категорий мира. Каждый такой случай порождает для объективистской теории познания и семантики проблемы следующего вида.
Проблема для объективистской теории познания: Понятия не являются внутренними репрезентациями внешней реальности, поскольку нет соотносительной внешней реальности — «вовне» нет категорий соответствующего вида, которые понятия могли бы отражать.
Проблема для объективистской семантики: Символы (например, слова) не соотносятся с категориями в мире, поскольку во внешнем


262
Часть И. Философские следствия
мире нет категорий соответствующего вида, с которыми они могли бы соотноситься.
Напомним, что единственно существующие категории в мире, как его представляют объективисты, это классические категории. Поэтому все приведенные нами примеры неклассических категорий разума являются для объективистской теории познания и семантики контрпримерами, поскольку в объективистской метафизике нет ничего, что бы им соответствовало. Мы обсудим далее следующие случаи: цвет, народно-биологические категории, соперничающие модели и категории, обнаруживающие прототипические эффекты, проистекающие из следующих источников: идеализация, кластерные модели, метонимические модели и радиальные категории. Начнем с наиболее очевидного случая — цвета.
Длина световой волны существует в мире, внешнем по отношению к людям; цветовые категории — нет. Тот факт, что мы относим волны разной длины к одной и той же цветовой категории, частично обусловлен человеческой физиологией — колбочками в сетчатке глаза и нервными путями между глазом и мозгом. Цвета возникают в результате нашего взаимодействия с миром; они не существуют вне нас. Цветовая категоризация также частично обусловлена культурными конвенциями, поскольку разные культуры имеют разные границы для базовых цветовых категорий. Цветовая категоризация также включает когнитивные механизмы, без которых невозможно объяснить существование центральных непервичных цветов, таких, как оранжевый. Таким образом, цвета являются категориями ума, которые не существуют объективно в мире отдельно от видящих существ.
Возможный объективистский ответ на это может звучать следующим образом: почему бы просто не принять во внимание тот факт, что люди являются частью мира, и не сказать, что цвета представляют собой двухместное отношение между объектами и людьми? Прекрасно, однако это не поможет устранить противоречие между категориями ума и категориями мира. Красный как категория ума не является двухместным предикатом. Люди понимают объекты как имеющие цвета сами по себе. Следовательно, цвет как категория ума (представленная одноместным предикатом) не будет соответствовать цвету как категории мира (представленной двухместным предикатом). Доктрина объективистского познания тем самым все равно будет нарушена.
Красный — это интеракциональный признак, и этот аргумент работает в целом для всех интеракциональных признаков. Существо¬


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 263
вание интеракциональных признаков противоречит объективистской теории познания, которая говорит, что категории разума соответствуют категориям мира. Для того чтобы это было истинным, число мест аргументов должно быть одинаковым для каждой категории ума и соответствующей ей категории мира. Можно объективно представить интеракциональное качество данного признака посредством добавления аргументного места, но только ценой нарушения принципов объективистского познания.
Цвет также представляет проблему для объективистской логики. Рассмотрим проблему конъюнкции. Многие цвета представляют собой смешение базовых цветов; например, бирюзовый — это смесь синего и зеленого. Он понимается как одновременно синий и зеленый. Но это невозможно для красного и зеленого. Возможно, чтобы объекты в мире отражали световые волны, воспринимаемые как красный цвет, и световые волны, воспринимаемые как зеленый цвет, на одном и том же участке, в одно и то же время и с одинаковой интенсивностью. Но цвет такого объекта не воспринимается как средний между красным и зеленым, в котором одновременно слиты оба этих цвета. Скорее, он будет восприниматься как темно-коричневый. Причина в том, что красный и зеленый возникают в результате противоположных реакций одних и тех же нейронов, тогда как синий и зеленый возникают в результате реакций различных нейронов. Таким образом, имеется общий факт, касающийся логики цвета, который не может быть выражен в объективистской логике:
Ни один объект (или часть объекта) не является одновременно
красным и зеленым.
Это истинное логическое отношение между концептуальными категориями, которое не соответствует объективистской теории. С точки зрения объективистского описания цвета — согласно которому цвета в мире соотносятся с световыми волнами определенной длины — это ложно, поскольку объект может одновременно отражать световые волны, которые вызывают ощущение красного и синего цвета. Следовательно, объективистское описание логических отношений между категориями просто не работает. Доктрина объективистской логики оказывается ложной для категорий цвета.
Категории базового уровня
Исходя из объективистской теории можно ожидать, что познание будет отражать логическую организацию категорий, а именно что


264
Часть II. Философские следствия
психологически наиболее базовые категории будут соответствовать элементарным концептуальным элементам (примитивам), а те категории, которые являются более сложными с концептуальной точки зрения, будут более сложными и в когнитивном аспекте. Но это не так. Категории, с которыми — в ряде отношений — легче оперировать, не соответствуют концептуальным примитивам, то есть концептам, не имеющим внутренней структуры. Концепты базового уровня находятся в середине таксономической иерархии и имеют достаточно сложную внутреннюю структуру. Но эта структура такова, что людям с ней легче оперировать — изучать, запоминать и использовать. Иными словами, то, что должно было бы быть когнитивно сложным с объективистской точки зрения, является реально когнитивно простым.
Если правы Берлин (Berlin, Breedlove, Raven 1974) и Ханн (Hunn 1977), категории базового уровня очень близко соответствуют различиям в природе, которые были описаны на уровне рода в классификации Линнея. Однако такого близкого соответствия нет в области категорий выше и ниже базового уровня. Как мы могли видеть выше, различия в природе наиболее рельефны в локальных природных окружениях. Именно в таких окружениях выработано большинство народно-биологических таксономий. Но даже в таких окружениях, где проблемы эволюционной биологии не проявляются так ярко, люди, как обнаружили Берлин с соавторами и Хан, гораздо менее точны в своем обращении с различиями на уровнях выше и ниже уровня рода, чем на уровне рода. Степень точности соответствия между народно-биологическими категориями в локальном природном окружении и категориями научной биологии в этом окружении является мерой того, насколько хорошо в действительности работают объективистская теория познания и семантика. Они работают достаточно хорошо в локальных окружениях на базовом уровне. Но предполагается, что они должны работать одинаково хорошо на всех уровнях. Исследования Берлина и Ханна не подтверждают объективистский взгляд на все иные, чем базовый, уровни.
Если бы объективистское описание концептуальных категорий было правильным, то должно было бы быть объективистское объяснение специфики уровневой организации таких категорий, а именно наличия базового, вышестоящего, нижестоящего и т. п. уровней. Однако факторы, которые в действительности определяют структуру базового уровня, не соответствуют ничему в объективистской теории познания. Эти факторы включают: гештальтное восприятие структуры часть—целое, способность воображения, моторную орга¬


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 265
низацию и организацию знания. В объективистском описании концептуальная структура представляет внешнюю реальность, что означает, что единственными факторами, участвующими в структурировании категорий ума, являются те, которые соответствуют чему- либо во внешнем мире. Если мы один за другим рассмотрим факторы, которые определяют структуру базового уровня, то мы увидим, что ни один из них не входит в объективистское описание организации категорий:
— То, что воспринимается людьми как гештальты (то есть целостные образы, характеризующие категории базового уровня), не соответствует категориям внешнего мира.
— Ментальные образы, формируемые людьми, не обязательно соответствуют объективно существующим категориям внешнего мира.
— Характер движений тела в процессе взаимодействия с объектом частично детерминируется природой объекта, но не в меньшей степени он детерминируется природой тела. Характер движений не полностью детерминирован природой объекта.
— Согласно объективистскому описанию, истинное знание должно соответствовать фактам в мире; однако организация этого знания, особенно его организация на базовом уровне, не является объективной частью внешнего мира. Следовательно, тот факт, что знание об объектах объединяется в кластеры на базовом уровне, не может быть объяснен в рамках объективистской традиции.
Все эти определяющие структуру категории факторы находятся за пределами объективистского описания концептуальных структур.
Заметим, что структура базового уровня отражена в структуре языка. Как отмечают Зубин и Кепке (Zubin, Кбрске 1986), система рода в немецком языке управляется рядом семантических принципов. Один из важных принципов основывается на различии между категориями базового и вышестоящего уровней. В общем, концепты вышестоящего уровня относятся к среднему роду, тогда как концепты базового уровня в типичном случае мужского или женского рода (что определяется уже другими принципами). Например,
Вышестоящий: das Instrument ‘музыкальный инструмент’
Базовый уровень: die Guitarre ‘гитара’, die Trompete ‘труба’, die
Trommel ‘барабан’


266
Часть II. Философские следствия
Вышестоящий: das Fahrzeug ‘транспортное средство’
Базовый уровень: der Wagen ‘автомобиль’, der Bus ‘автобус’, der
Laster ‘грузовик’
Вышестоящий: das GemiXse ‘овощ’
Базовый уровень: der Spinat ‘шпинат’, die Erbse ‘горох’, der Kohl
‘капуста’
Если Зубин и Кепке правильно описывают ситуацию, структура базового уровня является одним из семантических детерминантов немецкого рода. Однако, как мы видели, «семантика», как она определена в объективистской парадигме, не способна отличить семантическую структуру этого типа от структур других типов.
Альтернативные модели
Объективистская семантика предполагает, что для любой области существует только один правильный способ понимания того, что происходит. Одно дело делать такие утверждения для теорий в естественных науках. И совсем другое — в социальных науках или абстрактных областях, где могут быть одинаково законными альтернативные модели.
Хороший пример — анализ Свитсер (Sweetser 1981, 1984) данных исследования лжи {Не) Коулмен—Кея (Coleman, Kay 1981). Возьмем случай социальной лжи, например, когда я говорю: I had а wonderful time ‘Я прекрасно провел время’, хотя на самом деле мне было ужасно скучно. Суждение о том, была ли это ложь, и если да, то насколько удачен этот пример как пример лжи, частично зависит от осмысления ситуации. Трактовка ситуации как «социальной», когда быть приятным для окружающих важнее, чем говорить правду, влияет на это суждение. Однако выбор той или иной трактовки ситуации находится вне пределов объективистской семантики. В объективистской семантике мир таков, каков он есть, и истинность не может зависеть от способа осмысления ситуации.
Аналогичным образом, предложения типа Harry's not stingy, he's thrifty ‘Гарри не скуп, он бережлив’ и You didn't spare те a trip to New York, you deprived me of one ‘Вы не избавили меня от поездки в
к*
Нью-Йорк, вы лишили меня ее’ относятся к альтернативным трактовкам ситуации. Not ‘не’ не отрицает какой-либо факт, оно отрицает приемлемость использования когнитивных моделей, в терминах которых определены stingy ‘скуп’ и spare ‘избавить’. Предложение говорит о том, какая из двух альтернативных когнитивных моделей должна использоваться для осмысления фактически известной си¬


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 267
туации. Поскольку объективистская семантика базируется на истинности, у нее нет способов говорить о приемлемости использования одной когнитивной модели и неприемлемости другой в ситуации, когда они обе соответствуют фактам.
Анализ Кеем «ограждений» (hedges) типа strictly speaking ‘строго говоря’, loosely speaking ‘говоря вольно, нестрого’ и technically ‘с определенной точки зрения, в специальном смысле’, возможно, представляет даже больше проблем для объективистской семантики. Принимая в качестве предпосылки, что язык является частью мира, представители объективистской семантики полагают, что существует одно правильное описание референции, то есть того, каким образом лингвистические выражения обозначают нелингвистические сущности. В настоящее время имеются два соперничающих подхода— теория референции через значение и теория прямой референции.
В то же время, как показал Key (Key 1979; 1983b), в английском языке используются обе модели. Strictly speaking и loosely speaking используют ИКМ, которая включает версию референции через значение, тогда как technically использует версию прямой референции.
Ни один из этих случаев не представит трудностей для когнитивной семантики, в которой значение и истина основываются на понимании. В когнитивной семантике наличие противоречащих друг другу моделей осмысления ситуации не представляет проблемы. Однако в объективистской семантике, где значение основывается на истинности, в этом случае возникают серьезные трудности. Для объективиста две противоречащие друг другу не могут быть одновременно истинными.
Источники прототипических эффектов
Большинство источников прототипических эффектов не находит места в объективистской картине познания и языка. Как мы видели выше, единственный источник, который согласуется с теорией объективистского познания, это членство в градуированной категории. Рассмотрим последовательно эти различные типы прототипических эффектов.
Идеализация, которая противоречит реальности
Филлмор (Fillmore 1982а) в своем анализе концепта холостяк показал, что он основывается на классической теории категоризации и что прототипические эффекты возникают вследствие определения этого концепта в терминах идеализации — когнитивной модели,


268
Часть II. Философские следствия
базовые предпосылки которой несовместимы с существованием католических священников, мусульман, имеющих только три жены, разведенных людей и Тарзана. Согласно Филлмору, прототипические эффекты возникают вследствие того, что эти базовые предпосылки могут быть только частично совместимы с тем, что известно о различных ситуациях. Источником прототипических эффектов здесь является не сама модель, но степень соответствия ее базовых предпосылок данной ситуации.
Такое объяснение не согласуется со строгой интерпретацией объективистских принципов. Поскольку базовые предпосылки противоречат тому, что является истинным и известно как истинное в мире, ИКМ должна просто вообще не соответствовать данной ситуации. Для того чтобы принять объяснение Филлмора, необходимо допустить возможность частичного соответствия и, следовательно, частичного противоречия базовых предпосылок модели и признаков ситуации. Допущение противоречий не в духе объективизма, но, возможно, его пересмотренная версия могла бы принять их в некоторых обстоятельствах.
Объединение ИКМ в кластеры
Анализируя выше концепт мать, я пытался показать, что этот концепт определен кластером (пучком) когнитивных моделей. Этот кластер имеет базовые свойства гештальта, а именно кластер в целом понимается легче, чем его отдельные части или любая их комбинация. Так, мать является более легким для понимания концептом, чем другие концепты, определенные в терминах только некоторых моделей, входящих в этот кластер: родившая мать, генетическая мать, юридическая мать (мать с точки зрения закона, legal mother) и т. д. В таких случаях определения {родившая, генетическая,, юридическая) служат для того, чтобы выделить одну из моделей в кластере. Поэтому родившая мать {birth mother), базирующаяся на одной из моделей кластера, является более сложным понятием, чем понятие мать, базирующееся на целом кластере.
Подобный анализ находится вне сферы объективистской семантики. Он противоречит доктрине атомизма, согласно которой концепты являются или Сложными, или элементарными; элементарные концепты не имеют внутренней структуры и когнитивно проще, чем сложные концепты. Согласно объективистскому описанию большая сложность внутренней структуры всегда имеет своим результатом большую когнитивную сложность. Другими словами, объективизм


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 269
не оставляет для гештальтов места в концептуальной структуре, ^ештальтные свойства кластера, определяющие концепт мать, несовместимы с концепцией атомизма (иногда называемого признаковой семантикой).
Между прочим, доктрина концептуального атомизма не является чем-то таким, что можно выбросить без особого ущерба из объективистской парадигмы. Она является следствием атомистического подхода к реальному миру и предпосылки, что значение базируется на истинности. Эти взгляды, в свою очередь, связаны с объективистским понятием рациональности: с точки зрения атомистического подхода к реальному миру, между категориями в мире существуют логические отношения, и правильное человеческое мышление отражает эти логические отношения. Концептуальный атомизм, следовательно, связан с объективистской рациональностью, так что отход от концептуального атомизма приведет к изменению понятия рациональности. Поэтому существование концептов с гештальтными свойствами имеет очень серьезные последствия.
Метонимические модели
Есть случаи, которые чаще всего приходят на ум, когда рассматриваются прототипические эффекты. Это случаи, когда субкатегория или отдельный член категории используется для осмысления категории в целом — обычно для некоторых ограниченных целей. Все они связаны с метонимическим пониманием — пониманием целого в терминах некоторой его части или частей.
Если мы правы, утверждая, что метонимические модели различных типов являются источниками широкого спектра прототипических эффектов, тогда существование таких эффектов вступает в противоречие с объективистской психологией. Согласно объективистской теории познания подлинными концептами являются только те, которые представляют внешнюю действительность, то есть отражают природу. Метонимические модели не отражают природу. Если метонимические модели реальны — если они используются для того, чтобы выносить суждения и делать выводы, и если они вызывают прототипические эффекты — тогда они являются аргументами против объективистской теории познания. Они образуют вид концептуальных ресурсов, который не является объективистским. Здесь важно указать, что объективистская теория познания не просто утверждает, что некоторые концепты имеют объективистскую природу, она утверждает, что таковыми являются все концепты. Само су¬


270
Часть II. Философские следствия
ществование метонимических моделей противоречит объективистским воззрениям на познание.
Все случаи, которые Рош (Rosch 1981) называет примерами «заместительного» мышления (reference-point reasoning), хорошо подтверждены эмпирически. Мы приводили эти примеры, когда говорили об источниках прототипических эффектов. Если наш анализ заместительного мышления в терминах метонимических моделей правилен, то он является очередным свидетельством против объективистской парадигмы. Метонимические источники прототипических эффектов не согласуются с объективистской картиной мира.
Заметим, что то же самое относится и к метафорическим моделям. Джонсон и я в книге «Метафоры, которыми мы живем» {Metaphors We Live By) привели много фактов и аргументов, свидетельствующих о том, что метафорические модели существуют и что они несовместимы с объективистской семантикой. Анализ конкретного материала, который будет представлен ниже, содержит дополнительные факты, свидетельствующие о существовании метафорических когнитивных моделей и, следовательно, против теории объективистского познания.
Радиальные структуры
Радиальное структурирование категории включает следующие моменты:
— Конвенциональный выбор центра.
— Принципы расширения. Они характеризуют класс возможных связей между более центральными и менее центральными субкатегориями, включающий метафорические модели, метонимические модели, образно-схематические отношения и т. д.
— Специфические конвенциональные расширения. Хотя каждое такое расширение является примером действия определенного принципа расширения, эти расширения не предсказуемы, если исходить из центра и этих принципов. Каждое такое расширение является продуктом конвенции и должно быть изучено отдельно. То, что конкретные расширения проявляют действие общих принципов, облегчает их изучение.
Ни один аспект радиального структурирования не может быть выражен в объективистской теории познания. Начнем с принципов расширения. Как мы видели, метафорические и метонимические модели не находят места объективистской теории, поскольку они


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 271
связаны с пониманием и не соответствуют ничему в объективистской вселенной. То же самое относится к отношениям между образными схемами. Люди воспринимают траектории как систематически связанные с длинными, тонкими объектами, — но такое отношение не существует объективно во внешнем мире. Таким образом, в объективистской психологии нет ничего, что бы соответствовало принципам расширения для радиальных категорий.
Аналогично, выбор центра категории и выбор конкретных расширений не имеет соответствий в объективной действительности. В объективной действительности нет ничего, что бы соответствовало структуре категории hon в японском языке или категории balan в дьирбал. То же относится к радиальной категории английского языка, содержащей расширения центрального концепта mother ‘мать’. Объективный мир не содержит радиальной категории, соответствующей английской категории mother с описанным выше кластером в центре категории и расширениями adoptive mother ‘приемная мать’, birth mother ‘родившая мать’, genetic mother ‘генетическая мать’, legal mother ‘юридическая мать’, unwed mother ‘незамужняя мать’, stepmother ‘мачеха’ и surrogate mother ‘суррогатная мать’.
Объективистская теория познания требует, чтобы каждый аспект категориальной структуры был выразим в объективистских терминах. В радиальных структурах ни один аспект категориальной структуры не может быть выражен в объективистских терминах.
За пределами языка маркеров и теории моделей
Существует стандартная критика когнитивных подходов к семантике, на которую необходимо дать ответ. Наиболее известный пример — это замечание Дэвида Льюиса (Lewis 1972) по поводу использования Катцем и Посталом (Katz, Postal 1964) «семантических маркеров» для представления значения.
Семантические маркеры являются символами — единицами словаря искусственного языка, который можно назвать языком семантических маркеров {Semantic Markerese). Семантическая интерпретация посредством таких единиц равносильна просто алгоритму перевода с языка-объекта на этот искусственный язык маркеров. Однако мы можем знать перевод английского предложения на язык маркеров, не зная главного о значении английского предложения, а именно условий, при которых оно является истинным. Семантика без учета условий истинности — это не семантика. Перевод на язык маркеров — это в лучшем случае заменитель реальной семантики, основываю¬


272
Часть И. Философские следствия
щийся либо на нашей молчаливо предполагаемой компетенции (к какой-нибудь будущей дате) как носителей языка маркеров, либо нашей способности построить настоящую семантику по крайней мере для одного языка маркеров (Lewis 1972, р. 169).
Критика Льюиса направлена не только против теории семантических маркеров, но против любого необъективистского описания значения, то есть против любого описания, в котором значение не базируется на истинности. Она приложима, например, к теории схем того типа, который используется в когнитивной психологии и теории искусственного интеллекта. Эти теории используют представления значения в виде сетей, которые также состоят из единиц, которые являются всего лишь «<символами — единицами словаря искусственного языка». Льюис прав, когда он говорит о неадекватности семантики, сводящейся к переводу одного множества символов в другое. Объективизм — это один способ выйти за пределы только символов. Экспериенциализм представляет собой другой способ. То, что делает критику Льюиса неприложимой к когнитивным моделям, это воплощение. Воплощенные когнитивные модели не сконструированы просто из единиц искусственного языка. В экспериенциали- стской семантике значение понимается через реальный опыт в очень реальном мире весьма реальных тел. В объективистских описаниях такой опыт просто отсутствует. Как будто люди не существуют и не существовали, и их язык и его (не их) значения существуют вообще без каких-либо существ. Исследования по категоризации ясно показывают, что человеческие категории тесно связаны с опытом людей и что любая попытка объяснить их без обращения к такому опыту обречена на неудачу.
Модельно-теоретическая семантика, прилагаемая к естественному языку, пытается объяснить человеческое мышление, совершенно не беря людей в расчет. Принимаемое в качестве исходного положение, что ум является зеркалом природы, позволяет представителям модельно-теоретической семантики полностью избавиться от ума. В тех случаях, когда модельно-теоретическая семантика приобретает смысл, это происходит благодаря включению в модели аспектов народных, основанных на обыденном здравом смысле теорий мира, как в случае описания Барвайсом и Перри (Barwise, Репу 1984) зрительного восприятия, обсуждавшегося выше. Наша обыденная теория цвета рассматривает красный цвет как свойство объектов, поэтому трактовка модельно-теоретической семантикой красного как одноместного предиката, относящегося к объектам в мире, кажется


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 273
интуитивно правильной. Однако это не правильное описание мира. Это правильное описание народной теории.
Для когнитивной науки важно описать народные теории и эксплицировать принципы, на которых основано наше обыденное мышление. В той степени, в которой теория моделей выполняет эту задачу, она полезна. Однако при этом теория моделей не выполняет той задачи, на выполнение которой она претендует, — описание объективно существующего мира в моделях. Человеческая концептуальная система является продуктом опыта людей, и этот опыт приходит через посредство тела. Нет непосредственной связи между человеческим языком и миром, как он существует вне человеческого опыта. Человеческий язык базируется на человеческих концептах, которые, в свою очередь, мотивированы человеческим опытом.
Экспериенциализм, таким образом, согласуется с формулировкой Патнэма в его классическом эссе «Значение значения» (Putnam 1975): «Значение не находится в уме». Что касается экспериенциализма, то именно воплощение концептов через непосредственный и опосредованный опыт выводит экспериенциалистскую семантику за пределы простого оперирования символами. Мы согласны с Патнэмом относительно того, что он называет «языковым разделением труда». Как отмечает Патнэм, значение частично детерминировано социально — детерминировано сообществами экспертов, кому мы даем право определять, что представляют собой вещи в специальных областях, которые простираются за пределы непосредственного опыта большинства людей. Например, я имею только смутное представление о том, что такое молибден. Я знаю, что это металл и химический элемент, что он используется в сплавах, в том числе в стали. Это все. И даже то, что я знаю, пришло ко мне не из прямого опыта, но косвенно, через посредство некоторого сообщества людей, которых мы рассматриваем как «экспертов». Хотя я лично не имел никакого непосредственного опыта обращения с молибденом, я полагаю, что эксперты имели такой опыт, и я доверяю их словам. В конечном итоге, значение основывается на опыте — в данном случае их опыте, а не моем. Мое понимание базируется на том, что было косвенно сообщено мне из их опыта. И это очень немногое. Большая часть нашего знания и понимания относится именно к этому типу, когда значимость вещи для нас основывается очень косвенно на опыте других.
Метафизика и эпистемология
Одним из краеугольных камней объективистской парадигмы является независимость метафизики от эпистемологии. Мир такой,


274
Часть II. Философские следствия
какой он есть, независимо от любых понятий, мнений или знаний, которые имеют люди. Другими словами, ум людей не может творить реальность. Я берусь утверждать, что это ложно и противоречит почти всему, что известно из культурной антропологии. Возьмем примеры, приводившиеся выше при обсуждении исследований терминов родства Лонсбери. Существует ли реально категория nehcih- sahA, включающая не только дядей по материнской линии, но всех родственников согласно правилам, сформулированным Лонсбери? Культура индейцев фокс реальна. И такая категория реально существует в культуре фокс. Но было бы очень странно сказать, что эта категория существует независимо от человеческого ума и человеческих концептуальных систем. В подобных случаях реальность производят умы людей. Таковы все институциональные факты всех видов. Институты и установления творятся людьми. Они являются культурноспецифическими продуктами человеческого ума. И они реальны.
В целом, расширение объективизма с тем, чтобы включить институциональные факты, приводит к проблемам с положением о независимости метафизики от эпистемологии. Причина в том, что институты являются продуктами культуры, и, следовательно, продуктами человеческого ума. Они существуют только благодаря человеческому уму. Возьмем пример, более близкий к культуре большинства людей, живущих в Соединенных Штатах. Рассмотрим категорию мать. Эта категория включает женщин, которые родили ребенка (независимо от того, принадлежал им исходный генетический материал или нет), женщин, чьи яйцеклетки развились в детей (независимо от того, внутри них или нет), женщин, которые воспитывают детей, женщин, которым дано юридическое право воспитывать детей (независимо от того, воспитывают ли они их реально или нет), и женщин, которые замужем за прототипическим отцом. Мать — это реальная категория в американской культуре. Это радиальная категория, которая не может быть определена через общие признаки. И было бы смешно утверждать, что категория мать реально не существует. Но было бы не менее смешно утверждать, что категория мать, в том виде, в каком она существует в американской культуре в настоящее время, является объективной категорией, независимой от человеческого ума. Такую реальность могли создать только люди.
Культурные категории и создание реальности
Культурные категории реальны, и они реальны благодаря человеческой деятельности. Правительства реальны. Они существуют.


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 275
Однако они существуют только потому, что люди придумали их и затем действовали в согласии с этой концептуализацией. Вообще, продукты человеческого воображения играют огромную роль в создании реальности. Деревья и скалы могут существовать независимо от человеческого ума. Правительства — не могут. Физические объекты, вне сомнения, являются наилучшими примерами вещей, которые существуют, однако они отнюдь не являются единственными примерами. Огромное количество продуктов человеческого ума существует, хотя и не так, как существуют деревья и скалы. В случае социальной и культурной реальности эпистемология предшествует метафизике, так как человеческие существа способны творить социальные институты и делать их реальными в процессе своей деятельности.
Быть — не значит быть значением переменной
Одна из наиболее важных особенностей объективистской семантики элегантно выражена в знаменитом афоризме Куайна «Быть — значит быть значением переменной». Куайн ясно понимал, что объективизм необходимо предполагает наличие скрытых онтологических допущений в языках и концептуальных схемах. Категории языка и ума в объективистской теории не только отражают мир, но также проецируются на него. Для объективиста принять как истинное предложение На моем дворе находятся две зебры значит не только принять существование двух индивидных объектов на моем дворе, но также принять существование в мире объективно существующей классической категории (или естественного рода) зебра.
Принимая во внимание эту характеристику объективистской семантики, Куайн утверждает, что общее понятие множества должно быть изгнано из формальных языков заслуживающих уважения философских дискуссий. Так, мой брат, мой чайник и мой письменный стол — все они могут существовать, но из этого не следует, что множество, содержащее именно эти три сущности, существует как сущность в мире. Однако это именно то, что утверждает классическая теория множеств — в объективистской интерпретации. Куайн стал Оккамом нашего века, выступившим в поход против философской «безответственности», против утверждений о существовании сущностей, которые реально не существуют в мире как сущности. Лучшими примерами этого являются множества произвольно собранных вместе вещей.
Куайн рассматривает естественные роды как множества, однако он допускает эти множества в свою онтологию.


276
Часть II. Философские следствия
Роды могут рассматриваться как множества, детерминированные своими членами. Однако не все множества являются родами (Quine 1969, р. 118).
Куайн полон оптимизма по поводу возможности того, что наука поможет нам открыть, что такое подлинные роды.
С начала изучения эволюции видов мы в состоянии определять сравнительное подобие удовлетворительным для этой науки образом посредством рассмотрения деревьев родства. ... Если род понимается в терминах такого концепта подобия, рыбы в правильном, свободном от китов смысле квалифицируются как род, тогда как рыбы в более широком смысле родом не являются (Quine 1969, р. 137).
Любопытно, что Куайн выступает как кладист, когда он говорит о «деревьях родства», и как фенотипист, когда он говорит о «концепте подобия». Тем самым он имплицитно предполагает, что кладистиче- ские и фенотипические критерии совместимы. Однако, как мы видели выше, противоречие между фенотипическими и кладистическими критериями установления родов делает такой оптимизм неоправданным. В любой «истинной» объективистской онтологии в конце концов оказывается, что роды должны разделить судьбу других множеств.
Возражения Куайна против чрезмерного умножения сущностей проистекают из глубокого осмысления и признания некоторых (но отнюдь не всех) принципов объективистской семантики. Однако даже тот, кто, как я, не разделяет положения объективистской семантики, должен серьезно отнестись к точке зрения Куайна. Обыденная народная теория мира — это объективистская народная теория. Мы создаем когнитивные модели мира, и у нас есть естественная тенденция приписывать реальное существование категориям этих когнитивных моделей. Возьмем как пример когнитивную модель, в которой время (time) понимается метафорически как ресурс, подобный деньгам. Поэтому время может быть сэкономлено (saved), потеряно (lost), потрачено (spent), рассчитано (budgeted), использовано с выгодой (used profitably), потрачено зря (wasted) и т. д. (См. Lakoff, Johnson 1980, chap. 2.) Это не универсальный способ концептуализации времени, однако он настолько сильно укоренен в американской культуре, что многие люди уже не замечают его метафорический характер и воспринимают его как часть объективной характеристики того, что такое время «на самом деле». Рассмотрим в ка¬


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 277
честве примера следующую выдержку из делового раздела «Сан- Франциско кроникл» (14 ноября 1984 г.):
Великое похищение времени наемными работниками
Наемные работники по всей стране в целом в этом году похитят на 150 миллиардов долларов рабочего времени путем, как это называют специалисты в области занятости, «намеренного и многократного злоупотребления» оплачиваемыми рабочими часами.
В исследовании, распространенном фирмой «Роберт Хаф Интер- нейшнл, Инк.», отмечается, что воровство рабочего времени является в Америке преступлением № 1 против бизнеса, превосходящим по наносимому ущербу мелкие кражи, мошенничества со страховками и растраты вместе взятые.
Роберт Хаф, президент фирмы, носящей его имя, сказал, что время — это наиболее ценный ресурс в бизнесе, потому что оно «не может быть заменено, возвращено или восстановлено».
Он квалифицировал как воровство времени уход с работы раньше или приход на работу позже установленного срока, увеличение продолжительности обеденных часов, чрезмерные разговоры по телефону личного характера, занятие личными делами во время рабочих часов, неоправданные пропуски рабочих дней по болезни и непрекра- щающиеся разговоры у вошедшего в поговорку сифона с холодной водой (water-cooler).
Как отмечается в исследовании, количество похищаемого еженедельно времени составляет в среднем 4 часа 22 минуты на одного наемного работника
Этот сообщение было совершенно серьезно и с одобрением прокомментировано на редакционной странице «Сан-Франциско Экзаминер» (18 ноября 1984 г.):
Новость, что американские наемные работники похищают у своих боссов в среднем четыре часа 22 минуты времени каждую неделю, не удивит того, кто хотя бы раз случайно наблюдал сцены в деловом офисе.
Мы имеем здесь дело с сознательной попыткой спроецировать на наше понимание реальности новое ответвление метафоры ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ. Это попытка, взяв когнитивную модель времени, многое в которой уже принимается как объективно реальное, распространить ее дальше. Хотя я сомневаюсь в том, что эта попытка может быть


278
Часть II. Философские следствия
успешной, важно понять, что именно делает такие попытки возможными. Как бы странно это ни звучало, это наша объективистская народная теория. Если категории ума соответствуют категориям мира, и если ВРЕМЯ ЭТО ДЕНЬГИ (поскольку оно может быть сэкономлено, потеряно, растрачено, рассчитано и т. д.), то время может быть и украдено. Нет оснований подозревать в неискренности тех, кто заказал и выполнил исследование проблемы воровства времени. Вероятно, с их точки зрения, это была не просто попытка расширить хорошо укорененную конвенциональную метафору — они хотели показать истиное положение вещей. С их точки зрения, время реально похищается. Это значит, что для них реально, объективно существует такая категория в мире —украденное время.
Объективизм, и это понимал Куайн, это палка о двух концах. Попытка быть верным только тому, что реально, и описывать только реальное знание ведет к навязыванию миру чуждых ему категорий. Одна из причин этого заключается в том, что объективизм не оставляет места для метафорически определенных концептов и трактует конвенциональные метафорические концепты, которые мы используем в повседневном мышлении, так, как если бы они были частью объективистской концептуальной системы. Одной из причин, побудивших Джонсона и меня предпринять наше исследование метафорических концептов, было желание привлечь внимание к тому, сколь многое спроецировано на мир — во имя объективизма! На самом деле экспериенциализм гораздо разборчивее, чем объективизм, подходит к вопросу, каким категориям пожаловать «реальное существование». Причина этого в том, что экспериенциализм сосредоточивается на том, каким образом мы используем наши способности воображения для того, чтобы понять и интерпретировать наш опыт. В свете этого важно отличать те концепты, которые понимаются косвенно через метафорические модели, от тех, которые понимаются непосредственно.
«Мир как он понимается» — зашита объективизма
Одним из очевидных способов избавить объективистскую семантику от подобной критики могло бы быть ее переопределение таким образом, чтобы она прилагалась не к миру, каков он есть в действительности, а к миру, как он понимается людьми. Хотя это идет вразрез с реалистическим духом объективистской философии, такое решение позволяет обойти многие наши критические замечания, касающиеся стандартной объективистской семантики. По отношению к такой ревизованной версии многие из них становятся нерелевант¬


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 279
ными. Так, при таком подходе больше не имеет значения, существуют ли реально естественные роды в животном царстве и существуют ли на самом деле цвета во внешнем по отношению к людям мире. При условии, что мы понимаем восприятие как достоверное, мы можем охарактеризовать логику зрительного восприятия в такой семантике, которая будет иметь если не содержание, то структуру объективистской семантики.
Однако действительный мир и мир, как он понимается людьми, — не всегда одно и то же. Невозможно иметь семантику, базирующуюся на истинности, которая одновременно имела бы дело с объективной реальностью и с реальностью, как она понимается людьми. Рассмотрим в качестве примера семантику, предложенную в книге Барвайса и Перри «Ситуации и отношения» (Barwise, Репу 1984).
Барвайс и Перри совершенно четко говорят о принципах своей объективистской метафизики. Она относится к реальности — объективной реальности — не просто реальности, как она понимается людьми.
Реальность состоит из ситуаций, индивидных объектов, имеющих признаки и связанных отношениями, находящихся в различных пространственно-временных пунктах.
...Теория ситуаций — это абстрактная теория для описания ситуаций. Мы начинаем с вычленения из реальных ситуаций базовых строительных блоков теории: индивидных объектов, признаков и отношений и местоположений. Они мыслятся как инварианты или, как мы будем называть их, единообразности (iuniformities) во всех реальных ситуациях; одни и те же индивидные объекты и признаки появляются снова и снова в различных пунктах времени и пространства Затем мы снова соединяем эти блоки, используя такие инструменты теории множеств, как абстрактные ситуации. Некоторые из этих абстрактных ситуаций, актуальные ситуации, соотносятся с реальными ситуациями, другие же не соотносятся. ... Абстрактные ситуации построены из местоположений и ситуационных типов. ... [Ситуационный тип — это] частичная функция от л-арных отношений и п индивидных объектов к значениям 0 («ложно») и 1 («истинно»). ... Все эти сущности являются теоретико-множественными объектами, построенными из индивидных объектов, признаков, отношений и пространственно-временных положений, абстрагированных от реальных ситуаций.
...Ситуационные типы частичны. Они не говорят всего, что можно сказать о всем, ни даже всего, что можно сказать о всем, появляющемся в данном ситуативном типе (Barwise, Репу 1984, chap. 1).


280
Часть II. Философские следствия
Среди примеров признаков, приводимых Барвайсом и Перри, есть красный цвет. Однако ни красный, ни какой-либо иной цвет не существуют объективно во внешнем мире, и никто, знакомый с нейрофизиологическими и антропологическими исследованиями цвета, не мог бы сделать такого утверждения. То, что мы видим как красный цвет, частично детерминировано отражающими свойствами объектов, частично нейрофизиологией и частично культурными факторами, обусловливающими различия в проведении границ между областями цветового спектра. Красный цвет не является объективно существующим свойством какого-либо объекта. Однако в обыденной, народной картине мира красный цвет — это признак, и любое описание этой картины мира должно, для того чтобы быть адекватным, трактовать это так же. Однако целью Барвайса и Перри не является описание обыденного, народного понимания мира; они претендуют на то, чтобы описать саму реальность, и при этом они трактуют цвета как объективно существующие признаки объектов. На самом деле они берут народную объективистскую теорию цвета и объявляют, что реальность такова, какой ее представляет эта народная теория.
Как мы видели выше, Барвайс и Перри делают то же самое при описании зрительного восприятия. Они правильно описывают стандартную народную теорию зрительного восприятия и затем приписывают ее реальности. Однако, как мы могли видеть на примере обсуждения мигающих огней, описание зрительного восприятия Барвайсом и Перри не приложимо к тем случаям, когда субъект видит то, что на самом деле не имеет места. Так, когда два световых пятна быстро вспыхивают поочередно, люди видят одно двигающееся пятно. Ситуационный тип, характеризующий то, что видят люди, не соответствует ситуационному типу, характеризующему то, что на самом деле происходит. Фактически здесь даже не совпадает число индивидных объектов: воспринимается только одно пятно, хотя на самом деле мигают два световых пятна.
Барвайс и Перри не могут иметь и то, и другое сразу. Если же они предлагают семантику, основанную на объективной, свободной от влияния ума реальности, тогда их теория просто неверна по фактическим причинам. Однако, может быть, возможно сохранить механизмы, если не сущность объективистской семантики путем принятия подхода «мир, как его представляют»? Предположим, что реальным предметом объективистской семантики является не сам по себе действительный мир, а мир, как его понимают. Предположим, далее, что предлагается сохранить все механизмы объективистской


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 281
семантики и просто дать им новую интерпретацию. Чем плохо такое предложение?
Очень многим. Механизмы объективистской семантики и в этом случае будут неспособны объяснить принципы человеческой категоризации. Все, чем располагает теоретико-множественная модель, — это структуры, состоящие из сущностей и множеств. Однако человеческие категории, как мы видели, обладают гораздо более разнообразными структурами — радиальными структурами, метафорическими структурами, метонимическими структурами и другими типами структур, вызывающими прототипические эффекты. Так что, самое малое, в объективистскую семантику должны быть введены эти разнообразные структуры. Однако это не тривиальный шаг. Предполагается, что объективистская семантика — это то, что занимается сущностями и множествами. После такого шага она стала бы чем-то гораздо большим: эти модели потребовали бы все виды структур, которыми располагает теория когнитивных моделей.
Но проблемы на этом не заканчиваются. Объективистская семантика содержит положения, касающиеся природы референции. Предполагается, что имеется единственный и объективно правильный способ приписывания референции сущностям в формальном языке, что существует математическая функция от символов в формальном языке к сущностям и множествам в моделях. Однако исследование Полом Кеем (Key 1979) «ограждений» (hedges) показывает, что это также ошибочно с эмпирической точки зрения. Согласно наблюдениям Кея, «ограждения» technically ‘с определенной точки зрения, в специальном смысле’, с одной стороны, и strictly speaking ‘строго говоря’, с другой, используют две различные и противоречащие друг другу народные теории референции. Это значит, что мы имеем, как минимум, два различных и несовместимых способа определения того, что обозначает слово! Это находится вне сферы действия механизмов в объективистской семантике, связывающих символы с элементами моделей.
Существуют также и другая проблема с референцией — это то, что можно назвать «расщепленной референцией». Рассмотрим еще раз пример с мигающими световыми пятнами. Подход «мир, как он понимается» не позволяет избежать этой проблемы. Причина в том, что мир понимается по-разному разными людьми, например, в эксперименте с мигающими световыми пятнами испытуемым и человеком, проводящим эксперимент. Поэтому необходимо иметь, по крайней мере, два реальных «мира, как они понимаются», с одним пятном в одном мире и более чем одним световым пятном в другом.


282
Часть И. Философские следствия
Это потребуется для того, чтобы объяснить употребление местоимений в примерах типа следующего:
— Harry saw one light move, but there were really many of them flashing. He saw it move in a circle, but they were just arranged in a circle and were flashing rapidly in sequence.
Тарри видел одно световое пятно, но на самом деле там было много мигающих световых пятен {букв, много их). Он видел, как пятно {букв, оно) двигалось по кругу, однако эти пятна {букв, они) просто были расположены в форме круга и быстро вспыхивали одно за другим5.
Здесь необходимо референциальное соответствие между одной сущностью в одном «мире, как он понимается» и множеством сущностей в другом. То же самое требуется для предложений типа следующего:
— If Ted Turner had been bom twins, they would have had competing sports networks, but as things are he has no competition.
‘Если бы у Теда Тернера был близнец, они бь! имели конкурирующие сети спортивного вещания, однако в реальности у него нет конкурентов5.
Классические системы объективистской семантики не располагают такими возможностями. Такие системы не допускают, чтобы сущность в одном мире референциально соответствовала множеству сущностей в других мирах. Существует, однако, необъективистская семантика, где такие проблемы решаются естественно и просто. Это теория ментальных пространств Фоконье (Fauconnier 1985).
Теория Фоконье имеет некоторое сходство с ситуационной семантикой. Фоконье, так же как Барвайс и Перри, является последователем семантики возможных миров Крипке, располагающей широкими возможностями, в частности, обеспечивающей базу для описания референциальной непрозрачности и пропозициональных отношений. Обе теории отличаются от семантики возможных миров тем, что обеспечивают частичные репрезентации, тогда как семантика возможных миров предназначена для того, чтобы охарактеризовать всю совокупность информации о мире. Обе теории построены таким образом, чтобы их можно было использовать для описания дискурса. Обе теории допускают объективистские репрезентации — репрезентации сущностей, их признаков и отношений между ними. В целом, подходы Фоконье и Барвайса—Перри имеют во многом одни те же преимущества перед семантикой возможных миров.


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 283
Однако теория Фоконье, в отличие от теории Барвайса—Перри, не ограничена объективистской философией. Поэтому подход Фоконье позволяет дать следующее простое описание примера с мигающими световыми пятнами. Имеется ментальное пространство, соответствующее тому, что видят испытуемые, и пространство реальности. В пространстве восприятия имеется одно движущееся пятно, в пространстве реальности имеются два вспыхивающих пятна; и имеются коннекторы, соотносящие одно пятно в пространстве восприятия с множеством световых пятен в пространстве реальности. Подобные отношения не могут быть интерпретированы в ситуационной семантике или в классической семантике возможных миров.
Каждая из перечисленных выше проблем требует такого решения, которое выходит за пределы механизмов объективистской семантики. Это значит, что нельзя просто оставить философию реализма и сохранить формальные механизмы при переходе к интерпретации «мир, как он понимается». Однако существует еще одна, более важная и, как я полагаю, неразрешимая проблема с формальными механизмами объективистской семантики. Интерпретация «мир, как он понимается» не отделяет мир от способа, которым он понимается. Это значит, что модельная структура, которая определяет возможный мир (или ситуацию), является этим миром (или ситуацией). Модельная структура для мира (или ситуации) состоит из структуры сущностей и множеств; эти множества не только структурируют мир (или ситуацию), они являются частью мира (или ситуации). Не существует разделения между миром и структурированным пониманием.
Но такое разделение необходимо. Дело в том, что индивиды могут понимать мир — один реальный мир — более чем одним способом, фактически двумя несовместимыми способами. Возьмем, например, цвет. Специалист в физиологии цвета имеет, по крайней мере, два противоречащих друг другу понимания цвета: обычное народно-теоретическое, согласно которому цвета находятся во внешнем мире, и научное, согласно которому это не так. При проведении исследований и в разговоре с коллегами такой исследователь может одновременно использовать оба понимания в одном и том же предложении при обсуждении реального мира. Именно это имеет место в следующем примере:
— Мы не могли использовать красные объекты в эксперименте, потому что нет одной длины световой волны, которая могла бы восприниматься как центральный красный.


284
Часть И. Философские следствия
В данном случае сочетание красные объекты основывается на обыденной народной теории, что цвет — это признак объектов в мире, тогда как нет одной длины световой волны, которая могла бы восприниматься как центральный красный основывается на научной теории, что цвет не существует как таковой в мире, но является продуктом взаимодействия мира с человеческим восприятием и познанием. Употребление такого предложения в обычном случае связано с одновременным использованием двух различных и несовместимых пониманий одной ситуации реального мира! Такое предложение не может быть удовлетворительно описано моделью, которая структурирована согласно только одному единичному непротиворечивому пониманию того, что такое цвет. Но это единственно возможный вид модели при условии, что используются механизмы объективистской семантики. Причина этого в том, что с формальной точки зрения в такой теории каждая ситуация (или мир) имеет только одну структуру — красный либо является в ней признаком (формально, множеством), либо не является. Может быть только одна непротиворечивая теоретико-множественная структура для каждой ситуации. По этой причине механизмы объективистской семантики не работают здесь тоже.
Подобные случаи обычны не только в научном, но также в обыденном повседневном дискурсе. Куинн (Quinn, in press), исследуя в мельчайших деталях разговоры о браке, обнаружила, что каждый из супругов имел много различных и часто противоречащих друг другу пониманий брака. Для них было обычным делом при обсуждении вопросов брака в середине предложения переключиться на другое понимание, несовместимое с тем, с которого началось предложение.
Все это показывает, что объективистская семантика эмпирически несостоятельна в двух отношениях: во-первых, в ее философских утверждениях, и во-вторых, в ее использовании механизмов математической логики.
Гибсон и и нтеракиионистекая зашита
Одна из версий защиты объективистской семантики путем подхода «мир, как он понимается» ищет поддержку у экологической психологии Дж. Дж. Гибсона (см. Gibson 1979). Гибсон подчеркивает важность непрерывного взаимодействия людей со своим окружением в качестве неотделимой части этого окружения. Наши взгляды по проблеме интеракциональных признаков и воплощения близки взглядам Гибсона, достигшего здесь выдающихся результатов.


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 285
Однако работа Гибсона посвящена восприятию, а не познанию. И как представляется, в психологии Гибсона есть аспект, который не распространяется на познание. Гибсон разграничивает физическую реальность и окружение. Физическая реальность независима от каких-либо существ. В то же время окружение определяется относительно возможностей взаимодействия с ним живых существ. Так, например, на деревья можно залезать. Гибсон называет такие возможности для взаимодействия, предоставляемые окружением, позволениями (affordances). Таким образом, окружение Гибсона близко в некоторых отношениях тому, что мы назвали «мир, как он представлен в опыте» (world-as-experienced).
Вместе с тем между этими понятиями есть важное различие. Г ибсон определяет позволения как инвариантные свойства окружения. Как пишет Гибсон (р. 137), позволения являются «признаками вещей, рассматриваемых по отношению к наблюдателю, но не признаками опыта наблюдателя ...Наблюдатель, в зависимости от его нужд, может воспринимать или не воспринимать позволения, обращать или не обращать на них внимания, но позволения, будучи инвариантами, всегда присутствуют и могут быть восприняты». Гиб- соновское окружение выглядит в некоторых важных отношениях как объективистская вселенная, с тем отличием, что физическая реальность заменена единым унифицированным миром, как он представлен в опыте.
Барвайс и Перри (Barwise, Репу 1984) фактически пришли к такому же заключению. Как пишут они в связи с анализом взглядов Г ибсона, «появился новый реализм, экологический реализм, взгляд, который понимает значение как результат взаимодействия живых существ и их окружения». Барвайс и Перри не входят глубоко в существо вопроса, однако, как представляется, та версия объективизма, к которой они обращаются, основывается не на чисто объективной физической реальности, но на гибсоновском окружении, определяемом посредством взаимодействия (или его возможности).
В связи с подобным подходом возникают те же проблемы, о которых уже говорилось выше. Окружение Гибсона — это не тот вид мира, как он представлен в опыте, который необходим для того, чтобы объяснить факты категоризации. Предположим, Гибсон прав в том, что касается восприятия. Однако его анализ имеет дело только с отдельными явлениями, но не с их категориями. И он не относится — и не может относиться — к абстрактным категориям. Другая проблема заключается в том, что окружение Гибсона является монолитным, внутренне непротиворечивым и одним и тем же для


286
Часть II. Философские следствия
всех людей. Человеческие категории того типа, который мы обсуждали выше, не существуют как инварианты в гибсоновском окружении. Они варьируются от культуры к культуре и не согласуются друг с другом. Они также по большей части абстрактны и не относятся к таким вещам, которые могут существовать в качестве части гибсоновского окружения. Экологический реализм не может объяснить категории опыта или культурные категории. Так, не может быть объяснена в этих терминах категория гнева (anger), так же как категория mother ‘мать’ (включающая родивших матерей, приемных матерей, мачех и т. д.) или категория nehcihsahA в фокс и тем более категория balan в дьирбал. Даже категории цвета, которые, казалось бы, можно было бы найти в гибсоновском окружении, не являются инвариантами, они варьируются от культуры к культуре. И те категории, которые определены метафорически, определенно не входят в число «позволений» окружения, так же как языковые категории или категории смыслов типа тех, которые обсуждаются в разделе «Анализ конкретного материала 2» ниже. Определенно не являются частью гибсоновского окружения ИКМ.
Некоторые положения экологического подхода Гибсона абсолютно необходимы и в рамках экспериенциалистского подхода, предложенного Джонсоном и мною, в частности, подчеркиваемая им необходимость учета постоянного взаимодействия людей с их окружением. Его концепция окружения и связанных с ним «позволений», возможно, полезна для описания восприятия. Однако что касается мира познания, то здесь экологический реализм не способен объяснить большинство рассматриваемых в этой книге примеров.
Естественная логика
В 1970 году мною была предложена программа лингвистических исследований, которую я назвал «естественная логика» — исследование человеческих концептуальных систем, человеческого мышления и их связей с естественным языком (см. Lakoff 1970; 1972). В то время я полагал, что подход к человеческому мышлению, принятый в формальной логике того времени — использование семантики возможных миров и теории моделей, — обеспечивает необходимый набор концептуальных инструментов для исследования естественной логики. К числу выдающихся представителей объективистской семантики, которые были мною подвергнуты критике в этой книге, отношусь ия — или, точнее, я, какой я был в конце 1960-х — начале 1970-х гг. В 1968 году я предложил ввести теорию моделей в лингвистику (Lakoff 1968). На это немедленно с энтузиазмом отклик¬


Глава 13. В чем ошибается объективистская теория познания 287
нулся Джим МакКоли. Примерно в то же время Эдвард Кинэн и Барбара Парти независимо от меня по сходным причинам выступили с аналогичными предложениями. То, что было тогда весьма спорным предложением, выдвинутым небольшой группой людей, развилось с тех пор в чрезвычайно активное направление лингвистики. В рамках этого направления был достигнут ряд значительных результатов, касающихся природы языка и мышления, некоторые из этих результатов, хотя и не все, имели очень большое значение. К реальным достижениям этого направления в исследовании структуры языка относятся разработка концепций и понятий предикатно-аргументной структуры, различий в сфере действия, кореферентности, связывания переменных, референциальной непрозрачности, пропозициональных функций и т. д. Любая адекватная теория языка и мышления должна сохранить эти достижения в той или иной форме.
В начале 70-х годов я познакомился с некоторыми явлениями, связанными с категоризацией, из числа тех, что обсуждались выше. Они поколебали мою веру в объективистскую семантику, и я начал работу в направлении, которое описывается в данной книге. Я продолжаю считать, что естественная логика является разумным и обоснованным проектом, но только не в рамках объективистской философии и не с использованием в неизменном виде механизмов классической теории моделей. Вместо них должны быть предложены новые механизмы в рамках нового философского подхода. Логика — это слишком важная область, чтобы быть навсегда связанной в результате несчастливого брака с объективистской философией. Я предлагаю развод или, по крайней мере, полигамию. Необходимо направить творческую энергию fe новое русло.
Мои цели в обсуждении неадекватностей объективистской семантики конструктивны, а не деструктивны. В главе 17 ниже я предложу, как можно сохранить действительные достижения классической теории моделей и применить их в когнитивной теории моделей, а также различные способы философского осмысления этого. В исследовании конкретного материала ниже я представлю некоторые примеры возможных с этой точки зрения концептуальных, лексикологических и синтаксических исследований. Находясь в середине обсуждения ошибок объективистской семантики, следует иметь в виду, что моя главная цель — сохранить и использовать в дальнейшем то, что является в ней правильным.


Глава 14
Формалистский проект
Математическая логика — одно из величайших чудес интеллектуальной жизни двадцатого столетия — использовалась для того, чтобы обосновать и подтвердить объективистский подход к когнитивной науке в целом, а также к лингвистике и философии языка в частности. Как мы видели, изучение явлений категоризации показывает, что она использовалась не так, как следовало бы. Дело не в том, что инструменты математической логики не в порядке. Они просто являются недостаточными для того, чтобы справиться с открывшимися новыми эмпирическими фактами, касающимися человеческой категоризации. Математическую логику попросили выполнить работу, для которой она не была предназначена; неудивительно, что ей не удалось это сделать.
Математическими инструментами, использовавшимися при выполнении этой задачи, были формальный синтаксис и теория моделей. Иногда полагают, что способ, которым они прилагались к исследованию синтаксиса и семантики естественного языка, является естественным и очевидно правильным, что синтаксис и семантика естественного языка — это всего лишь частный случай формального синтаксиса и семантики. Однако это не так.
Формалистский проект в лингвистике и в теории познания в целом является попыткой применить формальный синтаксис и формальную семантику для изучения языка и человеческого мышления специфическим способом, который, как мы видели, является эмпирически неадекватным. Важно знать, что этот способ является неадекватным, однако не менее важно понять, где именно делается ошибка. Этому вопросу будет посвящена эта и следующая главы. Однако перед тем как мы сможем перейти к рассмотрению этого вопроса, необходимо изложить некоторые исходные понятия для тех читателей, которые не знакомы с причинами — весьма вескими причинами — возникновения формалистского подхода в математике и математической логике.


Глава 14. Формалистский проект
289
Формалистская математика
Формализм является подходом к изучению оснований математики. Он возник как попытка осмыслить открытие неэвклидовой геометрии. Это открытие показало, что аксиоматический метод, со времен Евклида рассматривавшийся как сердцевина математики, сам понимался неправильно.
Задачей эвклидовой геометрии было продемонстрировать, как все истины геометрии могут быть выведены посредством одного только разума из небольшого числа ясных и интуитивно очевидных определений и небольшого числа ясно понимаемых и очевидно истинных суждений. Геометрическое знание должно было быть систематизировано посредством демонстрации, каким образом одни истины следуют из других истин.
Для Евклида значение используемых им терминов было само собой разумеющимся. Когда он определял «точку» как то, что не имеет частей, или как то, что не имеет размера, «линию» как то, что имеет длину, но не имеет ширины, и «поверхность» как то, что имеет только длину и ширину, предполагалось, что каждый понимает, что значат эти термины. Аналогичным образом предполагалось, что каждый знает, что значат предложения, выражающие базовые истины: Из одной точки к любой другой точке может быть проведена прямая линия. Из любого центра на любом расстоянии от центра может быть описан круг. Все прямые углы равны. В целом предполагалось, что содержание геометрии является интуитивно ясным. Определения, аксиомы и постулаты рассматривались как обеспечивающие ясное понимание фундаментальных истин, из которых все другие истины могли быть выведены с помощью одного только разума. Это ясное понимание было частично смыслом создания эвклидовой геометрии.
Неэвклидова геометрия стала следствием попытки продемонстрировать, что постулаты Евклида независимы один от другого и что они действительно составляют тот минимум, который невозможно более сократить. Под вопросом был постулат о параллельных прямых:
Если прямая линия А пересекает две другие прямые линии В и С так, что два внутренних угла на одной и той же стороне А составляют в сумме меньше, чем два прямых угла, то линии В и С пересекутся на той стороне А, на которой два внутренних угла имеют сумму меньшую, чем два прямых угла.
В конце концов было показано, что возможно построить внутренне непротиворечивую геометрию, в которой этот постулат был бы 19-3361


290
Часть II. Философские следствия
ложным, а все остальные истинными. В такой геометрии следующая базовая истина эвклидовой геометрии является ложной:
Через точку, находящуюся вне прямой линии L, может быть проведена только одна прямая линия, параллельная L.
Однако что могло бы значить для такой истины геометрии быть ложной? Что может означать то, что не существует прямой линии, параллельной Ы Или что существует более чем одна такая линия? Ответ заключался в том, что неэвклидовы геометрии имеют дело с разными предметами. Помимо геометрии плоской поверхности, существует геометрия поверхности сферы. Предположим, что выражение «прямая линия» обозначает огромный круг на сфере. Тогда, если дана прямая линия L, ни одной прямой линии, параллельной L, не может быть проведено через точку, расположенную вне L. И если предметом геометрии будет что-то вроде седловидной поверхности и мы рассматриваем «прямую линию» как геодезическую линию на этой поверхности, то постулат о параллельных линиях окажется ложным: В и С никогда не пересекутся.
Неэвклидова геометрия представляла собой величайшее продвижение вперед в математике, однако она породила кризис в понимании аксиоматического метода и, следовательно, в понимании того, о чем говорит сама математика. Суть проблемы можно сформулировать следующим образом. Сферическая и гиперболическая геометрии «разделяют» другие постулаты эвклидовой геометрии и отличаются постулатом о параллельных. Однако понятия, используемые в общих постулатах, это понятия, заимствованные из эвклидовой геометрии, — понятия точки, линии и плоскости. Однако в геометрии Евклида «линия» не значит «большой круг» и «плоскость» не означает «поверхность сферы». Что тогда значит для постулатов различных геометрий быть «общими», когда понятия, используемые в этих постулатах не одни и те же? Как может постулат о линиях и плоскостях быть тем же самым постулатом о больших кругах и поверхностях сфер?
На это можно дать следующий ответ. Евклид был слишком конкретен, его постулаты должны были бы использовать понятия более высокого уровня. Так, вместо плоскости следовало бы говорить двухмерные поверхности, вместо линии — геодезические линии и т. д. Это привело бы к изменению понятий, используемых в постулатах, в более общие понятия. Однако подстановка этих новых интерпретаций понятий в аксиомы не является универсальным решением. Ведь могут быть другие геометрии, с понятиями иными, чем


Глава 14. Формалистский проект
291
геодезические линии и поверхности. Нельзя гарантировать, что какие бы то ни было фиксированные понятия будут достаточно общими, чтобы избежать таких проблем в будущем.
Давид Гильберт (см. Kleene 1967, chap. 4) предложил решение, которое было абсолютно общим, — свою программу формализма. Гильберт рассматривал математические доказательства как вопрос чистой формы, вынеся вопрос об их значении за пределы собственно математики в область «метаматематики». Математика, согласно Гильберту, это изучение незначимых символов, а математические доказательства являются последовательностями рядов неинтерпре- тированных символов, со строками в доказательстве, связанными одна с другой регулярными правилами. В формальной аксиоматической системе, как ее определил Гильберт, аксиомы являются рядами неинтерпретированных символов, а теоремы являются другими рядами неинтерпретированных символов, выведенных из аксиом по правилам. Символы могут получить интерпретацию в «метаматематике». В формальной аксиоматической геометрии аксиомы состоят только из неинтерпретированных символов, таких, как РТ, L и PN. Эти символы могут быть интерпретированы в плоскостной геометрии как обозначающие «точку» (point), «линию» (line) и «плоскость» (plane) соответственно, но с точки зрения аксиоматической геометрии это только символы, и ничего более. Доказательства выводятся механически из аксиом. Аксиомы, говоря строго, вообще не содержат понятий. Интерпретация символов в аксиомах дается только в метаматематике. Так, в эвклидовой геометрии символы L и PN в аксиоме могут быть интерпретированы как «линия» и «плоскость», тогда как в сферической геометрии те же самые символы интерпретируются как «огромный круг» и «поверхность сферы». Однако интерпретация символов не играет никакой роли в выводе теорем. Таким образом, общие аксиомы различных геометрий будут одними и теми же не потому, что они содержат одни и те же понятия, а потому, что они состоят из одних и тех же рядов символов.
В математической логике гильбертовская версия аксиоматического метода прилагается к самой логике. Дедуктивная логическая система состоит из набора неинтерпретированных символов, правил образования, которые объединяют их в правильно оформленные формулы, и трансформационных правил, которые позволяют некоторым рядам символов подставляться вместо других рядов символов. Ограниченное число правильно оформленных формул принимаются как аксиомы. Теоремы выводятся из аксиом посредством трансформационных правил. Доказательство является просто после- 19*


292
Часть II. Философские следствия
довательностью рядов символов. Символы в таких дедуктивных системах являются, в некотором специальном смысле, абсолютно незначимыми. Такая система правил образования и трансформационных правил называется формальным «синтаксисом».
«Семантика» является техническим способом «дать значение» неинтерпретированным символам «синтаксиса». Модельно-теоретическая семантика состоит из модельной структуры и правил отображения символов дедуктивной системы на элементы этой модельной структуры. Наиболее типичный вид модельной структуры состоит из множества сущностей и различных других теоретико-множественных конструкций — множеств сущностей, множеств л-ок сущностей и т. д. Строго говоря, эти модели также являются незначимыми. Они просто являются структурами, включающими сущности и множества. Структуры этих моделей могут иметь только теоретикомножественный характер.
Математическая логика предоставляет математике абсолютно точное и механическое определение «доказательства» в полностью формализованном «языке», где не возникает вопроса о том, что означают символы. Она также предоставляет математике абсолютно точное определение математической структуры, а именно, это модель с сущностями и множествами. Здесь также не возникает вопроса, как эта модель должна пониматься. Формальная семантика — это способ попарного сопоставления, абсолютно точным образом, рядов символов, которые имеют структуру, но не имеют значения, с моделями, которые также имеют структуру, но не имеют значения. Эти модели понимаются как то, что «дает значение» предложениям. Все это означает только то, что предложения ассоциируются с моделью. Все — предложения, модели и их попарное сопоставление — абсолютно точно. И нет никаких проблем с человеческим пониманием.
Что же в таком случае делает это математикой, а не просто исследованием того, каким образом структурированные последовательности символов могут быть сопоставлены со структурами, состоящими из сущностей и множеств? Ответ состоит в том, что математики способны понять эти предложения и эти модели в интуитивно известных им математических терминах. Если предметной областью будет эвклидовская плоскостная геометрия, сущности в модели будут интуитивно пониматься как точки, линии и плоскости, и символы РГ, L и PN и т. п. в аксиомах будут поняты как относящиеся к точкам, линиям и плоскостям. Если предметной областью будет сферическая геометрия, то модель будет иметь другую струк¬


Глава 14. Формалистский проект
293
туру, и сущности в этой модели будут интуитивно пониматься как точки, огромные круги и поверхности сфер, и символы РТ\ L и PN и т. п. будут поняты как относящиеся к точкам, огромным кругам и сферам. С точки зрения данной теории, все эти осмысления не релевантны для математики. Осмысления этого типа всего лишь делают все это интуитивно постижимым для людей, занимающихся математикой. Это становится математикой для нас, потому что мы понимаем эти модели как говорящие о геометрических фигурах, числах и т. д.
Аналогично, математическая логика со специальной точки зрения не более чем описание последовательностей рядов символов (теория доказательств) и способов, посредством которых ряды символов могут быть попарно сопоставлены со структурами, содержащими сущности и множества (теория моделей). Что делает ее наукой о мышлении? Ответ: объективистская философия плюс способ понимания этих моделей. В качестве предметной области в данном случае рассматривается мир. Объективистская метафизика говорит, что мир состоит из объектов с признаками и отношениями. Добавим способ понимания моделей. Будем понимать абстрактные сущности в моделях как объекты, множества сущностей как признаки и множества упорядоченных пар сущностей как отношения. Достаточно для понимания моделей; перейдем к пониманию рядов символов. Будем понимать множество рядов символов как «язык», с помощью которого мы мыслим. Будем понимать последовательность этих рядов символов как цепь рассуждения. Будем понимать некоторые из этих символов как референтные выражения, выражения, которые обозначают объекты. Будем понимать другие символы как предикаты, то есть выражения, обозначающие признаки и отношения. Если мы рассматриваем данный формальный язык как «язык мысли», тогда отношения между символами и моделями могут быть поняты как конституирующие способ, посредством которого вещи, в терминах которых мы думаем (символы), могут соотноситься с миром (моделью, состоящей из сущностей и множеств). Аналогично, если мы рассматриваем как формальный язык естественный язык, мы можем понимать слова (символы) как соотносящиеся с вещами в мире (сущностями и множествами). Математическая логика может рассматриваться как изучение мышления вообще только при условии допущения правильности объективистской философии и наложения специфического, описанного выше способа понимания. И это понимание привносится объективистскими философами. В самой математической логике нет ничего, что делало бы ее наукой о мышлении.


294
Часть II. Философские следствия
Существует большая разница между приложением математической логики в математике и ее использованием как инструмента для описания человеческого мышления вообще. Использование математической логики в математике основано на давней традиции математических исследований. Больцано, Дедекинд, Коши, Пеано, Гильберт, Фреге, Рассел и другие продемонстрировали в мельчайших деталях, почему оправданно понимать знакомые ветви математики— арифметику, геометрию, алгебру, топологию, исчисление и т. д. — в терминах моделей, состоящих из сущностей и множеств. Они также продемонстрировали, почему целесообразно понимать виды доказательств, сконструированных математиками, как последовательности рядов символов, построенных механическими способами. Кроме того, они показали, почему возможно понимать формальные правила вывода, используемые в математической логике, как ограниченную форму рассуждения, используемую математиками при построении математических доказательств.
Гильберт был не прав в отношении того, что математика — это не более чем изучение незначимых символов и их отношений к незначимым структурам. Формальную математику делают математикой два обстоятельства: {а) способ, посредством которого эти символы и структуры понимаются как говорящие о знакомых математических областях, и (Ь) подробное обоснование необходимости принять такое понимание. В этом заключается разница между использованием математической логики в математике и ее использованием в когнитивных науках. В когнитивных науках ее использование не имеет достаточного обоснования. Предполагается, что исходные положения объективистской философии являются достаточным обоснованием. Однако это вообще не является каким-либо обоснованием. Необходимо эмпирическое обоснование. В частности, необходимо обеспечить эмпирические обоснования трех видов:
— Обоснование использования моделей, построенных из абстрактных сущностей и множеств, для описания мира.
— Обоснование использования рядов неинтерпретированных символов для описания человеческого мышления.
— Обоснование «объективной правильности» интерпретационных связей между символами в уме и сущностями и множествами в мире.
Однако эмпирические исследования человеческой категоризации, с одной стороны, и мира, с другой, показывают, что такие обоснования никогда не будут представлены. Вот некоторые причины этого:


Глава 14. Формалистский проект
295
— Начнем с мира. Исследования в эволюционной биологии показывают, что живые существа не делятся четко на естественные роды в соответствии с упрощенными теоретикомножественными дефинициями. Биология просто гораздо более сложная вещь. Также и цвета не существуют как четкие теоретико-множественные подразделения физического мира, внешние по отношению к существам с визуальными системами — фактически они вообще не существуют независимо от существ с визуальными системами.
— Что касается разума, то человеческие понятийные категории имеют структуру, которую не представляется возможным адекватно охарактеризовать посредством элементарных символов или их комплексных рядов.
— Не представляется также возможным существование какого- либо прямого отношения между умом и миром, как предполагается в модельной теории. Категории цвета существуют в уме, но они просто не соответствуют чему-либо вроде теоретико-множественных сущностей в мире. Радиальные категории, такие, как mother в английском языке, balan в дьирбал и nehcihsahA в фокс, не соотносятся с множествами в мире, характеризуемыми общими признаками. Метафорически определенные категории также не соответствуют чему-либо существующему независимо от человеческих концептуальных систем. И восприятие, которое часто рассматривается как характеризующее связи между умом и миром, не всегда соответствует действительности; оно даже может не сохранять количество сущностей, поскольку люди могут видеть одно двигающееся световое пятно, тогда как на самом деле это мигают два пятна.
В целом, эмпирические исследования, обсуждавшиеся в этой книге, показывают, что не может быть обоснований для распространения математической логики из области математического рассуждения на область человеческого мышления в целом.
Автономный синтаксис
Идея, что синтаксис естественного языка независим от семантики, проистекает из попытки приложить структуру математической логики к исследованию человеческого языка и человеческого мышления в целом. В математической логике имеется независимо существующий «синтаксис», независимо существующие модельные


296
Часть И. Философские следствия
структуры и принципы отображения синтаксиса на модельные структуры. «Семантика» состоит из модельной структуры и принципов отображения. То, что синтаксис в данной системе существует независимо от семантики, является следствием определения такого типа системы, но не наоборот. Таким образом, синтаксис может быть рассмотрен как «модуль», независимый от семантики, а семантика — как «модуль», который имеет синтаксис на входе.
Здесь важно напомнить, что мы обсуждаем созданную человеком систему, разработанную для того, чтобы осмыслить математику. Аксиоматический метод Евклида был способом осмысления и систематизации знаний о предметной области — геометрии. Концепция Евклида имела две следующие характеристики:
1. Определения и аксиомы были значимыми. Для Евклида «линия» значила «линия», но не «огромный круг».
2. Аксиомы были точно охарактеризованы таким образом, что следствия выводились посредством использования одного только разума.
Геометрия для Евклида была выстроена средствами естественного языка — с помощью терминов, которые были значимыми и понятными. Ее смысл частично и заключался в использовании определений, аксиом и постулатов, которые имели фиксированное, понятное значение.
Появление неэвклидовой геометрии показало, что эти две характеристики противоречат друг другу. Гильберт «сохранил» аксиоматический метод путем отделения от этого метода половины — той половины, которая имела дело со значимостью, — и передаче ее метаматематике. Это было техническое — и блестящее — решение, которое привело к невероятно интересной новой форме математики и глубокому проникновению в природу математического доказательства, так же как и в природу математической истины.
Однако с самого момента ее рождения формалистская математика была не в ладах с естественным языком. Естественный язык возник вместе со значением, и когда мы нормально мыслим при помощи естественного языка, мы мыслим о вещах в терминах, которые имеют значение, но не так, что мы сначала мыслим, а затем открываем, о чем мы мыслили и что значили наши понятия. Как же так получилось, что философы, лингвисты и многие когнитивные психологи пришли к рассмотрению естественного человеческого языка в терминах формального синтаксиса и формальной семантики?
Главной причиной был расцвет математической логики, огромный престиж, который она приобрела, а также то, что она препода¬


Глава 14. Формалистский проект
297
валась в европейских и американских университетах объективистскими философами, которые рассматривали ее как науку о мышлении. Когда логика была превращена в форму математики усилиями Фреге, Рассела, Гильберта и других, аксиоматический метод был принят в самой логике. Предполагалось, что существует ограниченное число фундаментальных истин логики, из которых следуют все остальные. Они принимались как аксиомы и использовались как .база для логических дедуктивных выводов. Это было решающим шагом к тому, чтобы сделать математическую логику «математической».
Формалистская программа отделения синтаксиса от семантики сопровождалась математизацией логики и объединением логики и математики. Отделение было необходимо для того, чтобы имела смысл система аксиом. Под влиянием Бертрана Рассела британские и американские философы в конце концов приняли объективистское отождествление мышления с математической логикой. Параллельно с этим появилась идея, что в естественных языках также есть разделение между синтаксисом, имеющим дело с неинтерпретированны- ми символами, и семантикой, обеспечивающей отдельную интерпретацию. Для объективистских философов, воспитанных на математической логике, такое деление выглядело естественным.
В последние годы это деление было распространено на естественный язык и человеческое мышление специалистами в этих областях: лингвистами, философами, исследователями в области искусственного интеллекта и когнитивными психологами. Для них это казалось естественным именно потому, что они были воспитаны в духе математической логики. К этому моменту во многом было забыто, для чего было сделано различие между формальным синтаксисом и формальной семантикой и что это различие чуждо естественному языку и мышлению.
Формалистская математика изменила евклидовское понимание аксиоматического метода в двух отношениях: во-первых, сделав аксиомы и постулаты геометрии независимыми от значения входящих в них терминов, и, во-вторых, приняв в качестве «мышления» математическую логику. Важно помнить, что хотя математическая логика внесла огромный вклад в изучение оснований математики, она не является общим подходом к изучению естественного языка и человеческого мышления. Формалистские «синтаксис» и «семантика» в традиции математической логики являются искусственными конструкциями, изобретенными для того, чтобы служить определенным математическим целям. Они не отражают синтаксис естественного языка и человеческое мышление.


298
Часть И. Философские следствия
Метафора формальной системы для грамматики
Теория формальных дедуктивных систем была обобщена Эмилем Постом, рассматривавшим их как особые случаи систем «правил производства», заменяющих ряды неинтерпретированных символов другими рядами неинтерпретированных символов. Генеративная лингвистика определяет язык как множество рядов неинтерпретированных символов, порождаемых некоторой соответствующим образом ограниченной версией правил производства (см. Chomsky 1957). Правила синтаксиса в генеративной лингвистике являются, таким образом, по определению независимыми от семантики. Семантика по определению является интерпретационной, то есть она наделяет значением неинтерпретированные символы синтаксиса. В генеративной грамматике существует два различных подхода к семантике. Один из них того же вида, что и в математической логике, где символы синтаксиса отображаются на модели. Этот подход принят в генеративной семантике, грамматике Монтегю и других теориях. Другой подход использует то, что Льюис назвал стратегией «языка маркеров», заключающейся в алгоритмическом переводе символов синтаксиса в символы другой формальной системы, рассматривающейся как «язык мысли». Этот подход принят Катцем, Фодором, Хомским и другими. Он также характерен для исследователей в области искусственного интеллекта.
Как можно видеть, подобное «определение» грамматики как разновидности системы правил производства и языка как множества рядов символов, порождаемых такой системой, не вытекает из математической логики. Это не просто механическое приложение математики к естественному языку. Это проекция метафоры — метафоры, основанной на объективистской философии. Влияние этой метафоры проявляется в требовании стремиться понять естественный язык в терминах подобных систем. Автономия синтаксиса — независимость синтаксиса от семантики — следствие этой метафоры. Если вы принимаете эту метафору, тогда является истинным по определению (метафорическому определению!), что синтаксис естественного языка независим от семантики, но не наоборот.
В генеративной лингвистике синтаксис независим от всего другого. Это не является результатом эмпирического исследования, это вытекает из метафорического определения, для которого характерно требование изучать язык согласно этой метафоре.
Вопрос, существует ли в естественном языке независимый синтаксис, сводится к вопросу, является ли метафорическое определение, обусловливающее принципы генеративной грамматики, разум¬


Глава 14. Формалистский проект
299
ным способом понимания естественного языка. Интуитивно идея, что естественный язык состоит из неинтерпретированных символов, кажется довольно странной. Главные задачи языка — это оформлять и выражать мысли и осуществлять коммуникацию, но не производить последовательности неинтерпретированных звуков. Если мышление независимо от языка (как представляется, это, по крайней мере частично, так и есть) и если язык является способом оформления и выражения мыслей так, чтобы они могли быть сообщены другим, тогда следует ожидать, что многие (хотя и не обязательно все) аспекты синтаксиса естественного языка будут хотя бы в некоторых отношениях обусловлены выражаемыми мыслями. Данные, свидетельствующие о том, что дело обстоит именно так, представлены в разделе «Исследование конкретного материала 3» ниже.
Формалистская программа в математике была способом обосновать аксиоматический метод и привела к созданию новой, чрезвычайно интересной математики. Однако попытка приложить ее к языку и познанию в соответствии с объективистскими принципами не привела к успеху по эмпирическим причинам, изложенным выше. На самом деле есть даже основания полагать, что формалистские методы логически несовместимы с требованиями к объективистской теории значения.


Г лава 15
Теорема Патнэма
Противоречия модельно-теоретической семантики
Аргументы против объективистской эпистемологии, которые мы приводили в главе 13, имели эмпирический характер. Они основывались на данных относительно человеческой категоризации. Хилари Патнэм в своей книге «Разум, истина и история» (Putnam 1981) пошел дальше. Он подверг сокрушительной логической критике подход к значению и референции в концепции, как он ее назвал, метафизического реализма, представляющей собой обобщенную версию того, что мы назвали объективистской семантикой. Он представил доказательства, которые, с небольшой корректировкой, позволяют нам показать, что объективистская семантика, охарактеризованная математически использованием теории моделей, является внутренне непоследовательной. В частности, несовместимы друг с другом два следующих утверждения:
— Семантика характеризует способ, которым символы связаны с сущностями в мире.
— Семантика характеризует значение.
Заметим, что отношение между символами и миром не характеризует значение. Это примечательный результат. Он был получен в результате применения теории моделей для общей характеристики отношений между символами и сущностями в мире и наложения на нее стандартных требований к объективистской теории значения. Результат тем более примечателен, что оба утверждения являются определениями. Очень многие исследователи семантики принимали оба этих утверждения как истинные — и очевидно истинные. Несовместимость этих утверждений может быть наглядно продемонстрирована, если взять теорию моделей, добавив к ней:
1. Стандартное модельно-теоретическое определение значения.


Глава 15. Теорема Патнэма
301
2. Необходимое требование, которое должно выполняться в любой теории значения.
Стандартное модельно-теоретическое определение значения имеет следующий вид:
1. Значение предложения есть функция, которая приписывает истинностное значение этому предложению во всех возможных ситуациях (или возможных мирах).
Аналогичным образом определяется значение для частей предложения, например, термов и я-местных предикатов.
— Значение терма (имени или именной группы) есть функция, которая приписывает референт (индивид или род) каждому терму во всех возможных ситуациях (или возможных мирах).
— Значение «-местного предиката есть функция, которая приписывает референт (множество я-ок сущностей) этому предикату во всех возможных ситуациях (или возможных мирах).
Таким образом, значение определяется в терминах истинности для предложения в целом и в терминах референции для частей предложения.
Любая теория значения вообще, будь то модельно-теоретическая или другая теория, должна подчиняться следующему ограничению:
2. Значение частей не может быть изменено без того, чтобы не изменилось значение целого.
К самой природе значения относится то, что значение частей предложения вносит некоторым нетривиальным образом свой вклад в значение целого. Требование 2 является одним из способов выражения этого. Это требование является столь очевидным, что оно обычно принимается в эмпирических семантических теориях как само собой разумеющееся и не формулируется эксплицитно. Тем не менее любая теория, претендующая на то, чтобы быть теорией «значения», не является реально теорией значения, если в ней не выполняется требование 2.
Например, для того, чтобы получить правильное значение предложения Кошка находится на коврике, необходимо иметь правильные значения слов кошка и коврик. Иными словами, невозможно получить правильное значение предложения Кошка находится на коврике без того, чтобы в это значение не внесли соответствующий вклад правильные значения слов кошка и коврик. Любая предлагаемая теория значения, в которой можно радикально изменить значения слов кошка и коврик без изменения значения предложения Кошка находится на коврике, не удовлетворяет требованию 2 и, следовательно, несостоятельна как теория значения.


302
Часть II. Философские следствия
Патнэм показывает, что теоретико-модельная семантика несостоятельна как теория значения именно в этом отношении. Причина в том, что математические свойства теории моделей несовместимы с требованием 2, взятым вместе с определением значения в 1. Без определения значения (типа 1) и без ограничений на то, что конституирует значение (типа 2), теория моделей является просто теорией моделей, но не теорией значения. Определение 1 представляет собой стандартное определение значения, используемое в модельнотеоретической семантике. Ограничение 2 является просто требованием, предъявляемым к любой теории значения. Нет ничего ошибочного в самой теории моделей. Проблема заключается в использовании теории моделей на службе теории значения. Если Патнэм прав, теория моделей вообще не может быть преобразована в теорию значения. Теория моделей представляет собой естественную математизацию объективистской семантики. Вывод Патнэма сводится к тому, что такая математизация в принципе невозможна. Это значит, что объективистская семантика не может быть одновременно точной и непротиворечивой.
Безграничная и умеренная неопределенность
Перед тем как продолжить, следует отметить, что требование 2, как оно прилагается к объективистской семантике, должно выполняться для всех предложений всех языков. Если данная теория не может гарантировать, что требование 2 выполняется для каждого предложения, то она несостоятельна как теория значения. Это чрезвычайно важное условие: для каждой такой теории один контрпример может разрушить все здание. Другими словами, значение предложения в целом — любого предложения! — не может остаться неизменным, если значение его частей существенно изменится.
Это важный пункт. Любая предполагаемая теория значения, которая необходимо допускает, чтобы значение, скажем, предложения Кошка находится на коврике осталось неизменным, в то время как значения слов кошка и коврик радикально изменились, не является теорией значения. Слово «необходимо» здесь очень важно. Мы не говорим здесь о мелких недостатках, которые могут быть легко исправлены. Этот вопрос должен быть существенным для теории. Мы также не говорим об идиомах или других подобных случаях, где анализ очевиден. Мы говорим только о случаях, где ясно, что значение частей должно играть роль в определении значения целого.
И конечно, если теория окажется неудовлетворительной в этом отношении для одного простого случая, она с большой степенью


Глава 15. Теорема Патнэма
303

вероятности окажется несостоятельной для бесконечного числа других случаев. Однако для того, чтобы доказать противоречивость теории, нет необходимости демонстрировать ее несостоятельность для бесконечного числа случаев. Одна неустранимая неудача покажет, что требования 1 и 2 несовместимы с теорией моделей. Причина в том, что такая неизбежная, а не случайная неудача обеспечивает реальный контрпример, поскольку не выполняется существенное требование теории значения. Поэтому необходимо показать, что такие неудачи неизбежны по крайней мере для одного случая и что их невозможно устранить с помощью небольших поправок.
Как мы увидим, Патнэм делает бесконечно более сильное утверждение, говоря о том, что в модельно-теоретической семантике условие 2 может быть нарушено для каждого предложения языка. Будем называть это безграничной (rampant) неопределенностью референции. Безграничная неопределенность имеет место тогда, когда референция может быть изменена для всех единиц языка с сохранением условий истинности значения. Однако это более сильное утверждение не необходимо для того, чтобы показать, что объективистская семантика является внутренне непоследовательной, то есть что условия 1 и 2 не могут быть добавлены к теории моделей, не сделав ее противоречивой. Для этого годится любая, сколь угодно умеренная неопределенность. Я говорю об этом потому, что возражения, сделанные Патнэму, предлагают способы устранения безграничной неопределенности, но не умеренной неопределенности. Однако любое число нарушений требования 2 достаточно для того, чтобы показать непоследовательность теории. Для того чтобы выполнить свою задачу, Патнэму достаточно продемонстрировать не- устранимость умеренной неопределенности референции.
«Истина» в теории моделей
Далее мы будем много говорить о «истине», как она характеризуется в теории моделей. Следует отметить, что в теории моделей «истина» (truth) является специальным термином, не обозначающим то, что мы привыкли понимать под английским словом truth. В норме, когда мы говорим о предложении, что оно истинно или ложно, предполагается, что мы понимаем предложение до определения его истинности или ложности в данной ситуации. Мы обычно не говорим об истинности или ложности последовательностей бессмысленных слов. Однако именно это делается в теории моделей. «Истина» в теории моделей — это отношение между последовательностью незначимых символов и структурой, состоящей из абстрактных


304
Часть II. Философские следствия
сущностей и множеств. Если выдерживается отношение определенного типа между последовательностью символов и модельной структурой, тогда о модели говорится, что она «удовлетворяет» последовательности символов, которая обозначается как «предложение». Это предложение в этом случае называется «истинным» в этой модели. Именно «истину» в этом специальном смысле мы будем обсуждать далее в этой главе. И именно это понятие «истины» используется в определении 1, в котором «значение» определено в терминах «истинности».
Рассматриваемое употребление термина «истина» пришло к нам из формалистской математики, где расширение значения обыденного слова «истина» имеет вполне разумные основания. Эти основания состоят в том, что как последовательности символов, так и модельные структуры рассматриваются как понимаемые в терминах знакомых математических понятий. Когда эти последовательности символов и модели являются значимыми заранее, тогда есть основание употреблять обычное английское слово «true» ‘истинный5 для того, чтобы говорить об отношении «выполнимости» (satisfaction) в модели. И когда это понимание подтверждается математическим исследованием, употребление слова «истинный» получает дальнейшее обоснование.
Однако, как мы отмечали в предшествующей главе, такое предварительное понимание не может приниматься как данное в случае предложений обычного естественного языка. В отсутствие какого- либо предварительного понимания предложений и моделей, обоснованного в терминах исследования познания, странно использовать слово «истинный» применительно к последовательностям незначимых символов, которые «удовлетворяются» теоретико-множественной структурой, содержащей абстрактные сущности и множества. Тем не менее мы будем использовать слово «истинный» в этом специальном смысле в этой главе, поскольку этот термин используется в объективистской семантике. Когда мы говорим ниже о том, что «истинность» сохраняется, когда меняется референция, мы имеем в виду этот специальный смысл слова «истина».
П ротивореч ивость
к.
Для того чтобы подойти к аргументам Патнэма, начнем с хорошо известной из теории моделей теоремы Левенгейма—Сколема:
Если исчислимая совокупность предложений в первопорядковом формализованном языке имеет модель, то она имеет счетную модель.


Глава 15. Теорема Патнэма
305
Это был достаточно парадоксальный результат в те дни, и он все еще продолжает вызывать удивление у многих людей. Для того чтобы понять, что здесь удивительного, предположим, что совокупность предложений рассматривается как истинная относительно действительных чисел, которые не являются исчислимыми, поскольку их слишком много для того, чтобы поставить их в отношение одно-однозначного соответствия с положительными целыми числами. Математик мог бы, например, установить систему аксиом для действительных чисел. Система этих аксиом должна была бы характеризовать действительные числа и только действительные числа. Такая система аксиом должна быть способна отличать действительные числа от целых чисел, то есть содержать утверждения, истинные относительно действительных чисел, которые не были бы истинными для целых чисел. До того, как была сформулирована теорема Левенгейма—Сколема, считалось, что это возможно сделать в первопорядковом языке с исчислимым числом термов. Теорема Левенгейма—Сколема говорит, что это невозможно — вне зависимости от того, какие аксиомы вы установите. Неважно, что это за совокупность предложений, если она истинна относительно действительных чисел, она может быть также выполнима и на положительных целых числах, структурированных тем или иным способом. В теории моделей невозможно произвести множество предложений, которые были бы истинны только относительно действительных чисел и не истинны относительно той или другой структуры (обычно весьма экзотической), в основе которого лежит множество положительных целых чисел. Если предполагается, что совокупность предложений имеет модель А (действительные числа), тогда она также имеет модель В (положительные целые числа). Таким образом, в теории моделей вы не можете построить такой набор предложений, которые всегда относились бы именно к тому, к чему вы хотите их отнести.
Перед тем как продолжить, важно четко понять, почему теорема Левенгейма—Сколема истинна. Эта теорема связана с природой формального синтаксиса и формальной семантики.
— Формальный язык представляет собой множество рядов незначимых символов. Если количество термов в языке исчислимо и каждое предложение имеет конечную длину, тогда число «предложений», то есть рядов незначимых символов, в этом формальном языке исчислимо; они могут быть поставлены в отношение одно-однозначного соответствия с целыми числами.
20-3361


306
Часть II. Философские следствия
— Множество аксиом представляет собой конечным образом характеризуемую совокупность рядов символов, которые являются незначимыми сами по себе и которые нуждаются в интерпретации для того, чтобы стать значимыми. Теоремы, которые следуют из этих аксиом, исчислимы, поскольку они представляют собой подмножество предложений этого языка.
— Поскольку аксиомы незначимы, они, по крайней мере предположительно, открыты для интерпретации, которая не предполагалась. Модели, в конечном итоге, существуют независимо от формального языка. Может так случиться, что некоторые модели, о которых вы не думали, удовлетворяют аксиомам, которые вы установили.
— Иногда забывают, что модели также сами по себе незначимы без наложенной на них интерпретации. Как таковая каждая модель представляет собой просто множество абстрактных сущностей, обладающее структурой. Эта структура определяется только множествами. Интерпретация модели как говорящей, скажем, о математике или физическом мире не является частью самой модели. Такая интерпретация накладывается людьми.
— Модели, которые рассматриваются как обеспечивающие значение аксиом, не имеют значения сами по себе без того или иного понимания, наложенного на них. Они представляют собой просто множество сущностей, структурированных далее в другие множества, и множества множеств, и т. д.
— Раз вы имеете исчислимое множество незначимых рядов символов (теоремы), вы не должны удивляться, что им удовлетворяет модель, состоящая из исчислимого числа сущностей. Другими словами, если у вас есть только исчислимое множество незначимых вещей для того, чтобы их сказать, то для того, чтобы удовлетворить эти высказывания, будет достаточно исчислимого множества объектов.
Этот результат не должен был бы казаться удивительным, но он удивлял. Даже математики, использовавшие такие системы, забывали, что не только язык, но и модели не имеют значения. Каждая из них имеет структуру, и ничего более. Для математиков было (и до сих пор является) обычным проецировать предполагаемые значения на их аксиомы и модели. Тем не менее не предполагавшиеся интерпретации неустранимы, когда сопоставляются незначимые ряды символов и незначимые структуры. Целью нашего обсуждения тео-


Глава 15. Теорема Патнэма
307
ремы Левенгейма—Сколема являлась демонстрация этого факта, касающегося формальных систем. Именно этот факт использует Патнэм для того, чтобы показать, что попарное сопоставление незначимых рядов символов с незначимыми структурами не может рассматриваться как теория значения.
Для того чтобы правильно оценить результаты Патнэма, важно иметь в виду, что модели в теории моделей незначимы сами по себе, как и символы в формальных языках. Все, что они имеют, — это структура. Объективистская семантика пытается использовать незначимые, но структурированные модели для того, чтобы дать значение незначимому, но структурированному формальному языку. Она делает это, добавляя к теории моделей приведенное выше определение. Патнэм показывает, что это добавление противоречиво, учитывая ограничение 2 выше. Для того чтобы продемонстрировать это, он использует тот факт, что формальные языки могут иметь не предусматривавшиеся модели.
Напомним, что значит для совокупности предложений иметь две модели, А и В. Это значит, что модель А делает все предложения истинными и модель В также делает все предложения истинными. Следовательно, при переходе от модели А к модели В все предложения остаются истинными, при том, что то, о чем говорят эти предложения, изменяется. Таким образом, сохранение «истинности» (в специальном модельно-теоретическом смысле этого слова) не означает сохранения референции. Это тот факт, касающийся теории моделей, который Патнэм использует для достижения своего результата.
Перед тем как продолжить, следует уточнить, что выводы Патнэма являются результатом не приложения самой теоремы Левенгейма—Сколема, но лишь приложения того, что открывают о природе формальных систем в целом технические приемы, служащие для доказательства этой теоремы. Это уточнение существенно, потому что теорема Левенгейма—Сколема говорит о первопорядковых системах и не приложима к системам второго порядка. В первопорядковых системах невозможна квантификация признаков и предикатов (как в Герб имеет все хорошие качества Сэмми), тогда как во второпорядковых системах такая квантификация возможна. Поскольку естественный язык допускает такую квантификацию, теорема Левенгейма—Сколема к нему не приложима. Однако обсуждавшееся выше свойство модельно-теоретической интерпретации, заключающееся в том, что истинность в модели может быть сохранена при изменении референции, выполняется во всех формальных
20*


308
Часть II. Философские следствия
системах, а не только в первопорядковых системах. Именно это свойство таких систем использует Патнэм. Я отмечаю это потому, что этот момент был неправильно понят Хакингом (Hacking 1983, р. 102—109), который ошибочно описал аргументацию Патнэма как приложение теоремы Левенгейма—Сколема и несправедливо подверг его суровой критике за неразличение первопорядкового и второпорядкового языков.
Важнейший факт, который использует Патнэм, это то, что модельно-теоретическая семантика использует истинность (то есть выполнимость в модели) и референцию для определения значения. В модельно-теоретической семантике значение предложения (целого) отождествляется с его условиями истинности во всех возможных ситуациях, а значение термов (частей) отождествляется с их референтами во всех возможных ситуациях (определение 1 выше). Однако истинность в теории моделей не полностью определяет референцию. Сохранение истинности предложений во всей модели не означает, что сохраняется референция частей. Ведь можно изменить референцию частей с сохранением истинности для целого во всех интерпретациях. Однако если значение предложения определено в терминах истинности и если значение термов определено в терминах референции, то невозможно изменить «значение» частей с сохранением значения целого предложения.
Патнэм демонстрирует, каким именно образом может быть изменена референция частей с сохранением истинности целого и как в результате этого нарушается требование 2, сформулированное выше. Например, в теории моделей можно сохранить так называемое значение предложения Кошка находится на коврике неизменным с изменением референции слов «кошка» и «коврик» таким образом, чтобы референтом первого были вишни, а второго — деревья. Такая замена нарушает условие, что значение частей должно вносить вклад в значение целого.
Для того чтобы лучше понять теорему Патнэма, рассмотрим сначала его конструкцию для случая кошка—коврик. Патнэм начинает с предложения
(A) Кошка находится на коврике,
в котором «кошка» относится к кошкам и «коврик» относится к коврикам. Затем он показывает, как можно дать (А) новую интерпретацию:
(B) Кошка* находится на коврике*.


Глава 15. Теорема Патнэма
309
Определения слов кошка* и коврик* основываются на трех случаях:
(я) Некоторая кошка находится на некотором коврике и некоторая вишня находится на некотором дереве.
(6) 	Некоторая кошка находится на некотором коврике и ни одна вишня не находится на каком-либо дереве.
(с) Ни (я), ни (Ъ) не выполняется.
Отсюда следуют определения:
ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОШКИ*
х является кошкой*, если и только если случай (я) выполняется и х является вишней; или случай (Ь) выполняется и х является кошкой; или случай (с) выполняется и х является вишней. ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОВРИКА*
х является ковриком*, если и только если случай (я) выполняется и х является деревом; или случай (Ь) выполняется и х является ковриком; или случай (с) выполняется и х является кварком.
Это очевидно абсурдные, неестественные, сфабрикованные определения — и показать это как раз и является задачей Патнэма. Согласно этим определениям получается, что Кошка* находится на коврике* является истинным в тех же возможных мирах, в которых является истинным Кошка находится на коврике, и, таким образом, в соответствии с определением значения в терминах условий истинности, эти предложения будут иметь одно и то же значение. Чтобы понять, почему это так, рассмотрим три случая, (а), (Ь) и (с):
В возможных мирах, где выполняется случай (а), Кошка находится на коврике является истинным и Кошка* находится на коврике* также является истинным — потому что вишня находится на дереве, и все вишни являются кошками*, и все деревья являются ковриками*.
В возможных мирах, где выполняется случай (6), оба предложения являются истинными, потому что «кошка» и «кошка*» являются коэкстенсивными термами, так же как «коврик» и «коврик*».
В возможных мирах, где выполняется случай (с), Кошка находится на коврике ложно и Кошка* находится на коврике* также ложно — потому что вишня не может быть на кварке!
Поскольку эти предложения являются истинными (или ложными) в одних и тех же возможных мирах, они имеют одно и то же «значение», при том определении «значения», которое дается в объективистской семантике. Таким образом, возможно переинтерпретировать


310
Часть И. Философские следствия
терм «кошка», чтобы он имел интенсионал терма «кошка*» и одновременно переинтерпретировать терм «коврик» так, чтобы он имел интенсионал терма «коврик*». При этом значение предложения Кошка находится на коврике останется неизменным, тогда как значения термов «кошка» и «коврик» изменятся коренным образом. Однако это нарушает требование 2. Кроме того, сам факт, что конструкция «кошка-коврик» Патнэма возможна, показывает, что определение 1 и требование 2 несовместимы с фундаментальным свойством теории моделей, а именно с возможностью сохранения истинности при изменении референции. На стр. 217—218 своей книги «Разум, истина и история» Патнэм дает обобщенное доказательство того, что такое изменение референции с сохранением значения всегда возможно. Теорема Патнэма формулируется следующим образом:
Теорема. Пусть L будет язык с предикатами F/, F?,..., F* (не обязательно одноместными). Пусть I будет интерпретацией, в смысле приписывания интенсионала каждому предикату в L. Тогда, если / не является тривиальной в том смысле, что по крайней мере один предикат имеет экстенсионал, который не является пустым или всеобщим по крайней мере в одном возможном мире, существует вторая интерпретация J, которая не согласуется с /, но которая делает те же предложения истинными в каждом возможном мире, в котором их делает истинными /.
Если такие изменения референции с сохранением истинности не исключены, программа объективистской семантики — использование теории моделей как теории значения — является внутренне противоречивой. Причина этого заключается в том, что условия 1 и 2 не могут быть добавлены к теории моделей, не приводя к противоречию.
Итак, мы показали причину противоречий, возникающих при попытке использовать теорию моделей как теорию значения. Однако для того, чтобы лучше понять значение того, что сделал Патнэм, необходимо рассмотреть попытки обойти те следствия, которые вытекают из его доказательства.
Почему не помогает фиксация референции
Можно подумать, что решение проблемы заключается в том, чтобы дать такое описание референции, которое не допускало бы, чтобы кошка могло обозначать не кошек, а что-то другое. Это предложение, с первого взгляда, не лишено привлекательности. В конце концов, язык, включая значения слова, фиксирован конвенцией. Слова имеют правильные значения. Что означают слова данного


Глава 15. Теорема Патнэма
311
языка в любой момент его истории — является фактическим вопросом. Слово cat ‘кошка’ в английском языке в настоящее время не означает вишню. Рассмотрим, что требуется для того, чтобы использовать этот факт языка в теории моделей для выхода из тупика.
В теории моделей значения определены в терминах референции. Для того чтобы слова имели правильные значения в теории моделей, их референция (которая используется для определения значений) должна быть правильной — объективно правильной — в каждой модели. Все, что требуется, — это объективно правильно приписать референцию для каждой модели. Если такое объективно правильное описание референции будет найдено, оно исключит неправильное приложение терма кошка к вишне и все другие случаи, подобные примеру «кошка—коврик» Патнэма.
Однако даже это не решит проблему. Нахождение объективно правильной функции приписывания референции не лишает силы аргумент Патнэма. Причина в том, что требование 2 является необходимым условием для любой теории значения. Из этого следует, что если значения частей приписаны неправильно, то значение целого должно быть неправильно. Неправильное приписывание значения есть, в конечном итоге, изменение правильного приписывания значения. Требование 2 говорит, что такое изменение в значении частей должно иметь своим результатом соответствующее изменение значения целого. Следовательно, Кошка находится на коврике не может иметь свое правильное значение, если кошка и коврик не имеют своего правильного значения. Однако критика Патнэма показывает, что основанное на условиях истинности значение может быть сохранено даже в тех случаях, когда референция приписана неправильно. А это нарушает требование 2.
Таким образом, иметь объективно правильную функцию приписывания референции недостаточно. Причина в том, что требование 2 налагает условие на неправильное, так же как на правильное, приписывание референции: Значение не может быть сохранено при неправильном приписывании референции. Любая теория, в которой неправильное приписывание референции не влияет на значение, не является адекватной теорией значения. Если и есть выход для модельно-теоретической семантики, он не заключается в нахождении объективно правильного описания референции.


312
Часть И. Философские следствия
Почему невозможно объективистское описание референции
Как мы только что видели, модельно-теоретическая семантика не может обеспечить адекватное описание значения, даже если бы она могла дать объективно правильное описание референции. Однако критика Патнэма идет еще дальше. Она показывает, что объективно правильное описание референции невозможно!
С объективистской точки зрения язык, с его интерпретацией, рассматривается как институциональный факт. Референция и, следовательно, значения термов фиксированы конвенцией. Однажды зафиксированные, они становятся фактами, такими же, как другие объективные факты. Фреге считал, что «смыслы», или «интенсионалы», термов определяют их референцию. Это тот подход, который мы назвали «референция через значение». Он предполагает, что описание признаков единичной сущности или категории достаточно для того, чтобы «выбрать» в мире эту сущность или категорию. Однако Патнэм (в его более ранней работе) и Крипке показали, что никакое описание признаков не достаточно для того, чтобы определить референцию в теории моделей — так же как не определяют референцию основанные на условиях истинности «значения» предложений. Крипке и Патнэм выдвинули теорию «прямой» референции — фиксированной не «косвенно» — посредством описания признаков, но прямо — посредством акта наименования. Однако для настоящего обсуждения разница между этими двумя подходами не имеет значения. С точки зрения обоих подходов, если выбрана интерпретация языка, референция является объективным фактом.
В таких случаях модель актуального мира должна содержать модель самого отношения референции. Отношение референции в модели представлено множеством упорядоченных пар, из которых каждая состоит из (1) элемента интерпретируемого формального языка и (2) сущности или множества в этой модели. Будем обозначать это множество определяющих отношение референции (обозначения) пар символом S. Однако здесь возникает проблема Что обозначает (refer to) само выражение «обозначать» («refer»)? Одним из возможных решений является то, что его референтом является само множество S. Однако это ведет к порочному кругу, когда S характеризуется через само себя:
S= {..., («обозначает,» 5),... }.
Этого порочного круга можно попытаться избежать, создав теорию референции, то есть охарактеризовав «обозначать» (refer) в терми¬


Глава 15. Теорема Патнэма
313
нах какого-либо другого отношения R. Таким образом, должно быть объективно истинно, что:
х обозначавшую если и только если х находится в отношении R к у.
Имеются различные попытки создать такую теорию, например, каузальная теория Крипке (Kripke 1972). Но что будет представлять из себя такая теория? Она должна представлять собой некоторую совокупность предложений об отношении R. Она также должна характеризовать уникальное, объективно правильное отношение R. Это значит, что должна существовать единственная объективно правильная модель любой такой теории о R. Но, как показывает теорема Патнэма, в теории моделей это невозможно. Любая совокупность предложений о R может выполняться (satisfied) бесконечно большим числом моделей. Существует бесконечное множество отношений между словами или ментальными репрезентациями, с одной стороны, и объектами или множествами объектов, с другой, и бесконечное множество моделей, которые сделают истинной любую теорию референции. Таким образом, нет способа определить референцию однозначным образом посредством теории референции. Причина в том, что теория, согласно объективистскому взгляду на семантику, сама является множеством незначимых предложений, нуждающихся в интерпретации. Любая объективистская теория референции, как все другие объективистские теории, будет подвержена неопределенности референции!
Если объективистские теории не помогают, можно попытаться обойти опасности теоремы Патнэма авторитарным путем (by fiat). Поскольку люди обозначают объекты правильно, мы могли бы также дать имя, скажем Л*, отношению референции, определенному актом референции людей. Однако если это делается в модельнотеоретической семантике, то возникают все те же старые проблемы. Определить R* как имя объективно реального отношения референции означает сделать утверждение, что предложение
R* является реальным отношением референции
истинно. Но теорема Патнэма будет относиться и к этому предложению. Существует бесконечное число референтов для Л*, которые делают это предложение истинным. Способа фиксировать референцию без дополнительного аппарата, с тем чтобы избежать следствий из теоремы Патнэма, просто не существует.
Таким образом, подорвана репутация не только теории значения. Теория референции — будь то референция через значение или пря¬


314
Часть II. Философские следствия
мая референция — также скомпрометирована Ни объективистская теория значения, ни объективистская теория референции не работают.
Возможные способы
зашиты объективистской семантики
Патнэм не показал, что теоретико-модельный подход к объективистской семантике в принципе невозможен. Он всего лишь продемонстрировал, что ни один из существующих подходов не является непротиворечивым. Поэтому можно попытаться найти способ избежать противоречий. К настоящему времени предложено несколько способов защиты модельно-теоретической семантики. Их можно вкратце сформулировать следующим образом:
Натуралистическая защита: Патнэм в своей критике использовал неестественные (ненатуральные) категории. Мы можем принять в качестве предпосылки, что мир не содержит неестественные категории типа тех, что использовались Патнэмом.
Защита с помощью когнитивного ограничения: Мы можем принять в качестве предпосылки, что ум не содержит подобных неестественных категорий.
Градуалистская защита: Теорема Патнэма предполагает, что значения фиксированы все сразу. Мы можем принять в качестве предпосылки, что они фиксируются постепенно — один или два терма за один раз.
Защита маленьких моделей: Теорема Патнэма выполняется (истинна) для очень больших моделей. Будем полагать, что модели ограничены небольшим размером.
Защита посредством «характеристики»: Критика Патнэма предполагает, что значение определено только в терминах условий истинности. Мы можем допустить, чтобы значения определялись в терминах условий истинности и чего-то еще (называемого «характеристикой», «character»).
Ситуационная защита: Критика Патнэма предполагает, что значение определено в терминах условий истинности. Предположим, что мы согласились с тем, что определение значения в терминах условий истинности неадекватно, и предложили, чтобы значение определялось в терминах фактуальности — фактического положения вещей, имеющего место в реальных ситуациях в мире.
Все это вполне разумные и интересные предложения. Еще интереснее, что ни одно из них не работает. Критика Патнэма, как мы уви¬


Глава 15. Теорема Патнэма
315
дим, сохраняет свою силу при всех способах защиты. Это не значит, что защита вообще невозможна. Однако несостоятельность столь разнообразных предложений заставляет предположить, что, возможно, адекватной защиты теории моделей от критики Патнэма не существует. Рассмотрим теперь все эти способы защиты, чтобы увидеть, в чем конкретно они несостоятельны.
Натуралистическая зашита
Льюис верно осознал разрушительную природу аргумента Патнэма.
Хилари Патнэм изобрел бомбу, которая угрожает уничтожить реалистическую философию, которую мы знаем и любим. Он объясняет, что научился не беспокоиться и любить бомбу. Он приветствует новый порядок, который она принесет. Но мы, те, кто продолжает жить в районе бомбометания, не согласны. Бомба должна быть запрещена (Lewis 1984, р. 221).
Льюис — закоренелый объективист, один из лучших философов- логиков в мире и один из создателей модельно-теоретической семантики. Если из тупика есть выход, он его найдет.
Тезис Патнэма невероятен. ... Не может быть и речи о том, чтобы следовать в том направлении, куда он ведет. Мы знаем заранее, что там в чем-то есть ошибка, задача в том, чтобы найти где (Lewis 1984,
р. 221).
Льюис в первую очередь атакует тот прием, который Патнэм использует в примере с кошкой-ковриком.
Как мы отметили, кошка* и коврик* определены Патнэмом чрезвычайно неестественно. Эти определения в то же время согласуются с классической теорией категорий в том, что обеспечивают ясные необходимые и достаточные условия для членства в категории. Они отчасти и были сконструированы такими неестественными для того, чтобы показать, какие безумные результаты возможны, если теория моделей используется как теория значения. Однако Льюис утверждает, что неконтролируемые эффекты от изменения референции возникают только тогда, когда используются такие неестественные признаки. Подобные всеобщие сдвиги референции могут быть получены, по утверждению Льюиса, только в случаях подстановки менее естественных признаков вместо более естественных признаков. Для


316
Часть II. Философские следствия
того чтобы блокировать такие сдвиги референции, он принимает версию стратегии, предложенной в работе Merrill 1980.
Согласно Льюису, устранить безграничную неопределенность, продемонстрированную Патнэмом, возможно посредством блокирования массовых референциальных сдвигов способом, который представляется ему интуитивно правильным. Льюис утверждает, что некоторые признаки объектов в мире являются объективно естественными и что некоторые другие признаки объективно менее естественны. Его «выручающее ограничение» использует это свойство.
Это ограничение относится не к речи и мысли тех, кто обозначает, и не к их каузальным связям с миром, но к самим референтам. Среди бесчисленных существующих вещей и классов большинство разнородно, искажено, плохо разграничено. Только избранное меньшинство тщательно разделено на стыках, так что их границы определены объективными тождествами и различиями в природе. Только эти избранные вещи и классы пригодны для того, чтобы служить референтами. Мир — любой мир — содержит в себе возможности многих интерпретаций, удовлетворяющих многим теориям, но большинство этих интерпретаций неприемлемы вследствие использования неподходящих референтов. Как только мы ограничиваем себя приемлемыми интерпретациями, учитывающими объективные объединения в природе, то больше уже нет гарантии, что (почти) любой мир может удовлетворять (почти) любой теории. Тогда снова становится важной задача создать теорию, которая была бы истинной относительно подходящей интерпретации, и опять появляется надежда, что мы на правильном пути.
Меррилл рассматривает приемлемость как проблему, допускающую только две альтернативы: все или ничего; я предпочитаю трактовать ее как вопрос степени. Мереологическая сумма кофе в моей чашке, чернила в этом предложении, сидящего рядом воробья и моей левой туфли есть разнородная мешанина объектов, тем не менее ее границы не являются совершенно не связанными с объективными делениями в природе. Это приемлемый референт, но менее приемлемый, чем некоторые другие. ... Аналогично, металлические вещи в меньшей степени являются избранным, приемлемым классом, чем серебряные вещи, в этом отношении хуже зеленые вещи, и еще хуже «силеные» (grue) предметы — однако все эти классы принадлежат к
grue — искусственное слово, созданное из green + blue (зеленый + синий). — Прим, перев.


Глава 15. Теорема Патнэма
317
избранным классам по сравнению с бесчисленным множеством совершенно разнородных классов вещей, которые существуют в мире. При прочих равных условиях приемлемая интерпретация — та, которая максимизирует общую приемлемость референтов. Тем не менее она может приписать некоторых референтов достаточно низкого качества, если для этого есть хорошие основания. В конце концов, grue («силеный») — это слово нашего языка! Прочие, конечно, не значит равные; общая приемлемость референтов — это вопрос степени, возможность истинности теории в целом — также вопрос степени, компромисса между двумя желаемыми. ... Условия компромисса неопределенны; это будет способствовать умеренной неопределенности референции; однако разумный реалист не будет требовать абсолютной определенности. ... Для подобных мне физикалистов наиболее правдоподобным представляется тот вариант «теории неравноправия» (inequalitarianism), который придает специальный элитный статус «фундаментальным физическим свойствам»: массе, заряду, цвету и аромату кварков.... Это является делом физики — открывать эти свойства и называть их (Lewis 1984, р. 227—228).
В целом «выручающее ограничение» Льюиса сводится к требованиям
— приписать степень естественности каждому признаку в каждой модели и
— ограничить референцию таким образом, чтобы естественность была максимальной.
Как утверждает Льюис, в случае подобного расширения теории моделей можно избежать неограниченного изменения референции Патнэма, поскольку естественных признаков не будет столь много.
Если естественных признаков мало, нет оснований ожидать переизбытка предполагаемых интерпретаций. Может даже получиться так, что не будет ни одной интерпретации. ... Поскольку выполнимость не гарантирована, мы достигаем ее путем создания теории, хорошо соответствующей миру (Lewis 1984, р. 227—228).
В чем ошибка натуралистической зашиты
Натуралистическая защита предназначена для того, чтобы исключить безграничную неопределенность референции. По собственному признанию Льюиса, она допускает умеренную неопределенность референции. Дело в том, что для каждой степени естест¬


318
Часть И. Философские следствия
венности может происходить изменение референции среди признаков этой степени. Исключается только изменение референции среди степеней естественности. Однако, как мы указали выше, даже умеренной неопределенности достаточно, чтобы гарантировать несовместимость с требованием 2. Причина в том, что умеренная неопределенность допускает «умеренное» число нарушений требования 2; при этом будет иметь место ограниченное число случаев, в которых условно-истинностное «значение» целого будет сохранено, в то время как «значения» частей изменятся на что-то совершенно не подходящее к ситуации. Получающаяся в результате теория, о чем бы она ни была, не будет теорией значения, удовлетворяющей собственным требованиям объективистов. Между прочим, «умеренное» число случаев может составлять сотни тысяч или более. Но даже один такой пример делает объективистскую семантику внутренне противоречивой.
Хотя сказанного достаточно, чтобы показать несостоятельность натуралистической защиты, следует рассмотреть еще некоторые возникающие в связи с этим дополнительные проблемы.
Во-первых, кажется большой натяжкой полагать, что в природе существует четкое, объективно правильное распределение признаков на линейной шкале естественности. Это чрезмерно сильное допущение даже для самых ярых физикалистов. Попробуйте убедить ученого-физика, что должна существовать теория физики, описывающая такую шкалу. Если физическая вселенная содержит такую шкалу, тогда задачей физиков должно стать теоретическое описание этой шкалы в целом. В конце концов, если Льюис прав, существование такой шкалы естественности является одним из наиболее замечательных свойств физической вселенной. Но откровенно говоря, я не могу представить, чтобы Льюис нашел каких-либо сторонников этого взгляда.
Во-вторых, за пределами шкалы естественности Льюиса остаются, как заметил Патнэм (персональное сообщение), функциональные признаки. Функциональные признаки связаны с целями людей и способами, которыми они думают об объектах. Поэтому столы, стулья, бейсбольные перчатки, вертушки на палочках, колесные гайки, стереомагнитофоны, парусные лодки, пожарные лестницы, приспособления для раздавливания чеснока, подъемные жалюзи, карбюраторы, деревянные палочки для еды, пояса с резинками и тамбурины будут «естественными» не в большей степени, чем другие случайно собранные вместе физические объекты. Они не отвечают требовани¬


Глава 15. Теорема Патнэма
319
ям «традиционного реализма» Льюиса, реализма, признающего только «объективные тождества и различия, объективные стыки в мире, избирательные классификации не нашего собственного изготовления».
В-третьих, за ее пределами остаются культурно обусловленные сущности и события. Вы можете разделить природу по каким угодно линиям и при этом не выделить правительство. Тем не менее правительства существуют. Так же как удары в аут в бейсболе (strikeouts), приемные матери и мальчики, достигшие совершеннолетия . Однако все это связано с избирательными классификациями нашего собственного изготовления.
В-четвертых, Льюис не представил доказательства, что безграничная неопределенность будет исключена его предложением. Поскольку неопределенность будет возможна на каждом уровне любой степени естественности и поскольку бесконечно большое количество изменений референции может происходить на каждом из этих уровней, отнюдь не очевидно, что безграничная неопределенность будет исключена на самом деле. Это всего лишь предположение, хотя и обоснованное, Льюиса, требующее доказательства.
Хотя натуралистическая защита и не является адекватной в своем «выручающем ограничении», в концепции Льюиса есть рациональное зерно. Определения типа тех, что были даны термам кошка* и коврик*, должны быть исключены — но исключены адекватной теорией человеческого познания и человеческого языка, которая является единственно релевантной теорией, когда дело касается значения. Но именно это, как я понимаю, и хочет доказать Патнэм.
Зашита с помошъю когнитивного ограничения
В связи со сказанным выше напрашивается очевидное — по крайней мере, для лингвиста или психолога — предложение: исключить «неестественные» категории не с помощью объективистских критериев, но посредством когнитивных критериев. Таким образом, можно предложить сохранить классическую модельно-теоретическую семантику, но добавить к ней когнитивные критерии, с тем чтобы исключить искусственно сфабрикованные категории типа КОШКА* и КОВРИК*.
В связи с этим предложением возникают три проблемы.
* В оригинале bar mitzvahs — еврейские мальчики, достигшие 13 лет — возраста, начиная с которого появляются религиозные обязанности и ответственность. — Прим, перев.


320
Часть II. Философские следствия
Во-первых, неясно, каковы должны быть эти критерии. Сомнительно, чтобы любые формальные критерии — то есть ограничения, накладываемые на форму, а не на содержание концептов — были способны исключить все искусственные концепты без исключения каких-либо реальных концептов. Такое предложение является не более чем туманной программой исследований в условиях отсутствия сколько-нибудь тщательного изучения природы реальных человеческих концептов у разных народов мира и предложений, каковы могли бы быть такие когнитивные ограничения.
Во-вторых, никакие ограничения, которые только исключают некоторые возможные концепты, не помогут в случае радиальных и метонимических категорий, которые вообще не являются классическими категориями. Не поможет это и в случае структуры категорий базового уровня, которая отсутствует в классической структуре категорий. В таких случаях что-то должно быть добавлено, но не исключено.
В-третьих, на входе таких когнитивных ограничений будет все та же объективистская семантика — и это потребует объективно правильного отношения референции до приложения каких-либо ограничений. Но это, как показал Патнэм, невозможно.
Последнее возражение является фатальным. Для того чтобы иметь объективистскую семантику и когнитивные ограничения, нужно иметь объективистскую семантику, чтобы с нее начать. Без этого выполнение проекта не может даже начаться.
Градуалистская зашита
Теорема Патнэма, строго говоря, имеет дело с одномоментным приписыванием референции. Как справедливо отмечает Льюис, люди не действуют таким образом. Они изучают референцию выражений небольшими порциями за один раз. Льюис, хотя он и не совсем ясно выражается по этому поводу, как представляется, предлагает добавить что-то вроде временного измерения к теории моделей и установить небольшой верхний лимит на то, как много референтов может быть фиксировано за один раз. Таким образом, референция может фиксироваться постепенно вдоль временного измерения и референция в более поздний момент времени может фиксироваться относительно прошлых фиксаций референции. Такой градуалистский подход предотвратит единовременное приписывание всей референции и сделает последующие приписывания референции зависимыми от предшествующих. Это, как утверждает Льюис, позволит устранить безграничную неопределенность.


Глава 15. Теорема Патнэма
321
Это разумное предложение. Льюис не представил доказательства, что это устранит безграничную неопределенность, но я не удивлюсь, если это будет так. Но даже градуальное фиксирование референции не устранит умеренную неопределенность. Льюис признает это.
Может быть два совершенных кандидата, в равной степени отвечающих требованиям к референту; может быть, и это более вероятно, что будет два несовершенных кандидата, между которыми невозможно выбрать, при том, что нет более сильного кандидата, который мог бы побить их обоих. Если так, мы в конце концов останемся с неопределенной референцией ... новый терм будет относиться в равной мере к обоим кандидатам. ... Заметьте, что это умеренная неопределенность, при которой соперничающие интерпретации имеют много общего; это не радикальная неопределенность, которая приводит к парадоксу Патнэма. Я полагаю, что существование умеренной неопределенности не должно отрицаться (Lewis 1984, р. 223).
Однако, как мы видели выше, умеренная неопределенность также ведет к противоречию. Любая теория, в которой значение Кошка находится на коврике остается неизменным, тогда как «кошка» и «коврик» стали относиться не к кошкам и коврикам, а к чему-то другому, просто не является адекватной объективистской теорией значения. Даже такая умеренная неопределенность будет противоречить требованию 2.
Зашита маленьких моделей
Градуалистский подход очень напоминает то, что может быть названо подходом маленьких моделей, типичным для теорий, подобных «ситуационной семантике» Барвайса и Перри (Barwise, Репу 1984). В ситуационной семантике каждая модель является частичной и может быть довольно небольшой. Соответственно, фиксирование референции производится маленькими порциями за один раз. Это определенно устранит безграничную неопределенность, но не всю неопределенность, как указал Льюис. Таким образом, позволяя моделям быть маленькими, мы не обеспечиваем «выручающего ограничения». Некоторая неопределенность просто внутренне присуща использованию теории моделей, независимо от того, насколько малы эти модели.
Если на то пошло, проблема стоит даже более остро в небольших, частичных моделях. Причина в следующем. Для того чтобы устранить неопределенность в маленьких моделях, необходимо ис- 21-3361


322
Часть II. Философские следствия
ключить модели с изоморфными подструктурами. Например, возьмем модель с двумя индивидами, я и Ь. Предположим, что она содержит только два множества, каждое из которых структурировано одним двухместным отношением: {(я, Ь)} и {{Ь, я)}. Эти множества имеют изоморфные структуры и, следовательно, подвержены неопределенности. Такие модели необходимы, чтобы удовлетворить (satisfy) предложение типа Кто-то любит кого-то, кто ненавидит его. Неопределенность возникает, когда задаются вопросом, какое из множеств является «объективно правильным» референтом любит: {{а, Ь)} или {{Ь, а)}. Рассмотрим следующие возможные референциальные отношения:
1: {{любит, {{а, 6)}), {ненавидит, {{Ь, я)})}
2: {{любит, {{Ь, я)}), {ненавидит, {{а, 6)})}
Любая интерпретация должна включать одно из этих референциальных отношений или что-то по существу эквивалентное. Это равносильно утверждению, что включенное референциальное отношение является «объективно правильным», тогда как другое — нет. Однако поскольку они изоморфны, их условия истинности являются одинаковыми, независимо от того, какое из них выбрано.
Однако с точки зрения объективистской предпосылки, что есть один и только один правильный выбор и что этот выбор определяет, что предложение «реально значит», возможно сделать «ошибочный» выбор и получить при этом «правильные» условия истинности. Это значит, что можно допустить, чтобы «любить» значило ненавидеть и «ненавидеть» значило любить и чтобы это не влияло на условноистинностное значение. Значение частей изменится, однако значение целого при этом останется неизменным. Это нарушает требование 2, точно так же, как и в случае кошка—коврик.
Это пример показывает, почему теория моделей не может служить как теория значения. Модели просто содержат множества. Множества не понимаются каким-либо образом в модели. Если все, что вы имеете, это множества в ваших моделях, тогда их взаимозамена с сохранением структуры модели не повлияет на условия истинности. Но если значение основывается только на истинности и если референция принимается как объективно правильная, то критика Патнэма релевантна всегда, когда модель содержит изоморфные подструктуры.
Тогда почему бы не сформулировать «выручающее ограничение» таким образом: Никакая модель не может иметь изоморфные подструктуры. Однако это невозможно просто потому, что такие моде¬


Глава 15. Теорема Патнэма
323
ли нужны — во множестве разнообразных случаев. Например, они нужны, когда два различных предиката являются симметричными. Кроме того, они необходимы в тех случаях, когда маленькие модели используются для того, чтобы охарактеризовать мнение. Предположим, что кто-то имеет ровно одно мнение, что кто-то любит кого- то, кто ненавидит его. Если мнение должно быть охарактеризовано модельно-теоретически с использованием частичных моделей, тогда будет нужна маленькая модель подобная той, которую мы только что обсуждали. Однако она включает изоморфные подструктуры!
Короче говоря, маленькие частичные модели оказываются вообще бесполезными — кроме разве того, что они делают проблему более наглядной. Рассуждения Льюиса выглядят обоснованными и разумными вследствие того, что люди относятся терпимо к умеренной неопределенности. Однако это имеет отношение к семантике, связанной с людьми, но не к объективистской семантике, как она характеризуется требованиями 1 и 2. Но как раз не на это и указывает Патнэм. Люди могут допускать некоторую неопределенность, но Божественное видение — не может, оно требует, чтобы референция была объективно правильной, а истина — абсолютной. Объективистская семантика, принимающая точку зрения Божественного видения по отношению к референции, истинности и значению, принципиально противоречит человечески релевантной семантике. Проблема заключается в том, как устранить точку зрения Божественного видения и сделать семантику человечески релевантной и в то же время сохранить то, что является человечески релевантным в логике и не впасть в тотальный релятивизм. Как я понимаю, именно это является проблемой внутреннего реализма Патнэма и, вполне определенно, главной проблемой экспериенциализма, разработанного мной и Джонсоном.
Зашита посредством «характеристики»
До настоящего момента аргументы против использования теории моделей в качестве теории значения основывались на стандартных попытках определить значение исключительно в терминах условий истинности. Некоторые философы-логики пришли к выводу, что одни только условия истинности недостаточны для того, чтобы охарактеризовать значение. Они предложили, чтобы значение характеризовалось в терминах условий истинности и чего-то еще. В настоящее время отсутствуют теории, конкретизирующие характер этого «чего-то еще». Обычно оно определяется как то, что необходимо для преодоления расхождения между условиями истинности и


324
Часть И. Философские следствия
значением: значение минус условия истинности равняется X. Обычное наименование X в этом уравнении — «характеристика» («character», термин Дэвида Каплана). Защита против критики Патнэма посредством «характеристики» выглядит следующим образом.
Критика Патнэма предполагает, что возможно сохранить значение целого предложения неизменным, изменив значения частей. Если значение определяется только в терминах условий истинности, то критика Патнэма справедлива. Однако если значение определяется как условия истинности плюс характеристика (что бы это ни было), тогда критика Патнэма может быть отведена посредством введения следующего условия: если изменение значения частей всегда приводит к изменению характеристики, тогда оно всегда приводит к изменению значения. Мы можем не знать, какова эта «характеристика», но если мы накладываем это условие, то мы сохраняем теорию моделей как теорию значения, сохраняя при этом условноистинностный компонент значения.
Важнейшими пунктами в этом опровержении Патнэма являются следующие:
— «Характеристика» должна быть определена таким образом, чтобы характеристика предложения изменялась всегда, когда изменяется значение частей предложения.
— Для того чтобы остаться в пределах модельно-теоретической семантики, «характеристика» предложения должна приписываться математической функцией на основании значения частей.
Для того чтобы лучше понять, что это значит, рассмотрим случай, когда модель имеет две субмодели, являющиеся изоморфными, то есть имеющими одинаковую структуру. Как мы видели, существование таких моделей не может быть исключено. Будем называть эти изоморфные субмодели А и В. Рассмотрим предложение S, включающее часть Р. В соответствии с изложенным выше, характеристика S должна измениться, когда значение Р изменено сАшВ.
Однако это невозможно, если характеристика S приписывается функцией. Причина в следующем. Если А и В изоморфны, то никакая функция не может показать различие между А и В. Согласно определению функции, функция может учитывать только структуру того, что у нее на входе. Она не может дифференцировать «входы» с одной и той же структурой.
Это означает, что «характеристика», что бы это ни было, не может быть охарактеризована модельно-теоретически. Для того чтобы


Глава 15. Теорема Патнэма
325
различить две изоморфные субмодели, необходимо выйти за пределы модельно-теоретического аппарата. А если характеристика не может быть определена модельно-теоретически, то добавление «характеристики» к определению значения не может спасти модельно-теоретический подход к значению.
Есть искушение интепретировать этот результат следующим образом: у значения есть два аспекта, один из них модельнотеоретический (условно-истинностное значение), а другой — не модельно-теоретический (характеристика). Но даже это на самом деле невозможно. Причина в том, что условно-истинностные аспекты определенного так значения представляются вообще не связанными со значением, поскольку эти аспекты значения предложения могут оставаться неизменными, когда меняются значения частей. Другими словами, они даже не являются аспектами значения. Таким образом, единственным аспектом значения остается «характеристика», которая никак не определена — кроме того, что, какова бы она ни была, она не может быть модельно-теоретической. Таким образом, значение по своей природе не является модельно-теоретическим.
Ситуационная зашита
Одним из возможных ответов на критику Патнэмом модельнотеоретической семантики может быть попытка сохранить модельнотеоретический подход, отказавшись от идеи, что значение основывается на истинности. В каждой модели есть только два значения истинности, которые может иметь пропозиция — истинно и ложно. Два значения не могут дифференцировать структуры бесконечно большого числа пропозиций, которым могут быть приписаны истинностные значения при каждой данной интерпретации. Поэтому неудивительно, что можно сохранять истинностные значения неизменными последовательно в одной модели за другой, изменяя денотацию частей предложения.
Можно подумать, что путь к решению проблемы лежит через изменение модельно-теоретического определения значения — замену истинностных значений чем-то, имеющим достаточно богатую структуру для того, чтобы гарантировать, что в случае сохранения значения целого неизменным значения частей не могут быть изменены. Одним из способов достичь этого может быть попытка определить значение целого таким образом, чтобы в нем содержались значения частей. Предположим, например, что значения должны базироваться не просто на условиях истинности, но на «фактах»,


326
Часть И. Философские следствия
которые делают предложение истинным. Поскольку «факты» данной ситуации, как она представлена в модели, содержат части пропозиции, можно полагать, что нельзя сохранить факты неизменными, изменяя значения частей. Можно полагать, что такой ход позволит избежать эффектов теоремы Патнэма.
Итак, можно выдвинуть следующее контрпредложение. Вместо того чтобы основываться при определении значения на истинностных значениях, будем основывать определение значения на сущностях, имеющих структуру подходящего вида — на «фактах», которые делают пропозицию истинной. Таким образом, мы можем определить «факт», в духе Барвайса и Перри (Barwise, Репу 1984), как четверку вида (L, S, R, Т), где L есть положение в пространстве- времени, S — последовательность сущностей длины п, R — п- местное отношение и Г — истинностное значение. Например, тот факт, что некоторая кошка находится на некотором коврике в положении к, может быть представлен в модели следующим набором фактов, называемым ситуацией:
<к, (а, Ъ), НА, 1 > ‘д находится на V <к, а, КОШКА, 1 > ‘а есть кошка’
<к, Ъ, КОВРИК, 1 >ib есть коврик’
Отношение референции:
{Окошка, КОШКА), {коврик, КОВРИК), {на, НА)}
Здесь а иЬ — это сущности, КОШКА, КОВРИК и НА — отношения, а кошка, коврик и на — слова. Выражение <к, {а, Ь), НА, 1> описывает тот факт, что в пространственно-временном положении к является истинным, что сущность а находится на сущности Ъ. Если в этом выражении заменить 1 на 0, что дает <к, {а, Ъ), НА, 0>, оно будет описывать противоположный факт, а именно что сущность а не находится на сущности Ъ в пространственно-временном положении к. Отношение референции просто специфицирует, какие слова соответствуют каким сущностям и множествам. Таким образом, упорядоченная пара {кошка, КОШКА) говорит, что слово кошка соотносится с множеством, которому мы присвоили имя КОШКА. А <к, а, КОШКА, 1> утверждает тот факт, что сущность а является членом множества КОШКА.
Будем называть такой набор «фактов» ситуацией. Предложение является истинным в некоторой ситуации в том случае, если факты этой ситуации делают его истинным. Факты в описанной выше ситуации делают предложение Некоторая кошка находится на неко¬


Глава 15. Теорема Патнэма
327
тором коврике истинным в к. Мы можем теперь определить значение в терминах не истины, но ситуаций. Определим значение предложения как совокупность ситуаций, факты которых делают утверждение этого предложения истинным. Как и в классической модельно-теоретической семантике, значение здесь основывается на учете всех интерпретаций, но теперь учитываются не только истинностные значения, но также ситуации и все релевантные «факты» в них. Два предложения будут иметь одно и то же значение, если и только если они истинны в одних и тех же ситуациях, то есть если их истинность обусловливается одной и той же совокупностью фактов.
Важнейшим моментом в таком модельно-теоретическом переопределении значения является попытка принять во внимание роль значения частей в формировании значения целого, рассматривая последовательно все интерпретации. В случае, описанном выше, денотаты слов кошка и коврик играли непосредственную роль в характеристике фактов, которые делают предложение истинным. Путем такого переопределения «значения» в теории моделей можно попытаться избежать эффектов критики Патнэма, так как теперь, как представляется, нельзя сохранить значение целого неизменным, изменяя значение частей.
Однако критика Патнэма распространяется даже на такое переопределенное в модельно-теоретических терминах значение. Причина в следующем: модели все так же не более чем характеризуют структуру; они остаются незначимыми. Замена таких моделей другими моделями с изоморфной структурой дает те же самые «значения». Предположим, например, что мы заменили в интерпретации выше КОШКУ и КОВРИК на КОШКУ* и КОВРИК*. Ситуации, которые теперь делают предложение Некоторая кошка находится на некотором коврике истинным в к, будут включать следующие «факты»:
<к, (а, Ъ), НА, 1>
<к, а, КОШКА*, 1>
<к, Ь, КОВРИК*, 1>
Отношение референции:
{(на, НА), (кошка, КОШКА*), (коврик, КОВРИК*)}
Эта интерпретация изоморфна интерпретации, приведенной выше. Отличие только в том, что в ней присутствуют КОШКА* и Коврик* вместо КОШКА и КОВРИК. Следовательно, значения слов кошка и коврик в этой интерпретации иные, и они могут даже обо¬


328
Часть II. Философские следствия
значать соответственно вишни и деревья. Однако факты, которые .делают предложение Некоторая кошка находится на некотором коврике истинным, будут теми же в случае искусственно сфабрикованных определений КОШКА* и КОВРИК*, приведенных выше. В соответствии с этими определениями Некоторая кошка * находится на некотором коврике* будет истинным благодаря факту, что некоторая кошка находится на некотором коврике, даже если кошка* и коврик* не относятся к кошкам и коврикам. Аналогично, не имеет значения, относятся ли слова кошка и коврик к КОШКА и КОВРИК или к КОШКА* и КОВРИК*. Факты, которые делают это предложение истинным, будут одними и теми же.
Это объясняется тем, что определения КОШКА* и КОВРИК* ограничивают фактуальное содержание возможных ситуаций следующим образом:
Все и только те ситуации, факты которых делают Некоторая кошка находится на некотором коврике истинным при интерпретации КОШКА*—КОВРИК*, будут содержать факт, что некоторая кошка находится на некотором коврике.
Это будет истинным несмотря на то, что слово кошка может относиться к вишням, а слово коврик — к деревьям в некоторых из этих ситуаций. Искусственные определения Патнэма, приведенные выше, дают этот эффект автоматически через ограничение, которое они накладывают на фактуальное содержание ситуаций.
Таким образом, «значение» (определенное в терминах фактуаль- ности и ситуаций) предложения Некоторая кошка находится на некотором коврике будет одним и тем же независимо от того, какая интерпретация используется — КОШКА—КОВРИК или КОШКА*— КОВРИК*. Даже при ситуационном описании значения возможно изменить значения частей без изменения значения целого. Это будет верно не только для случая КОШКА*—КОВРИК*, но и для ситуационного описания в целом. Переход от истинности к ситуациям в попытке определить значение, используя теорию моделей, не позволяет избежать эффектов критики Патнэма.
Если говорить в целом, определение значения в терминах ситуаций не приводит к принципиальным изменениям, пока ситуации определяются в терминах теории моделей, то есть в терминах моделей, состоящих из сущностей и множеств. Это объясняется тем, что такие модели сами по себе незначимы и от замены одних моделей другими изоморфными им моделями результат не меняется. Таким образом, критика Патнэма приложима не только к модельно¬


Глава 15. Теорема Патнэма
329
теоретическим описаниям, в которых значение базируется на истинности; она также приложима к модельно-теоретическим описаниям значения, базирующимся на ситуациях так, как было описано выше. Проблема не в том, что условия истинности не имеют достаточного количества структуры. Проблема в том, что эта структура недостаточна для того, чтобы говорить о значении.
Почему никакая зашита не представляется возможной
Итак, мы имеем следующую ситуацию:
— Теория моделей не может устранить умеренную неопределенность референции. (Льюис, как кажется, признает, что «выручающего ограничения» может не быть.)
— Даже умеренная неопределенность ведет к нарушению требования 2.
— Следовательно, теория моделей не может быть теорией значения, если значение определяется в терминах истинности (или ситуаций).
— Кроме того, ничего (например, «характеристика») не может быть добавлено к условно-истинностному определению значения, чтобы избежать такого результата.
Сторонникам модельно-теоретической семантики следовало бы что-то изменить, если они хотят иметь непротиворечивую теорию значения. Требование 2 в том или ином виде должно быть сохранено: никакая теория значения не может позволить, чтобы значение целого сохранялось при изменении значения его частей, оставаясь при этом теорией значения. Определение 1, как бы ни относиться к нему, должно уйти: значение невозможно определить в терминах истинности в модели или в терминах ситуаций. Причина очевидна: незначимые структуры не могут дать значение незначимым символам.
Однако это оставляет модельно-теоретическую семантику вообще без описания значения! И это один из главных пунктов критики Патнэма. Невозможно сохранить теорию моделей и одновременно иметь объективистскую теорию значения. Отказ от модельнотеоретической семантики ни в коем случае не ведет к хаосу. В нашем распоряжении имеются альтернативные теории, такие, как внутренний реализм Патнэма и наш экспериенциализм. И эти альтернативы совсем не обязательно являются туманными и зыбкими. Когнитивная теория моделей, как она описывается ниже, обеспечивает детальное и точное описание значения. Однако оно не является независимым от природы мыслящих существ. Это теория значения,


330
Часть И. Философские следствия
основывающаяся на том, что значимо для человека — человечески релевантная теория значения.
Часовой механизм бомбы Патнэма заведен. Однако все, что она угрожает взорвать, это теория значения, не являющаяся релевантной с человеческой точки зрения.
Обобщенный характер критики Патнэма
Критика Патнэма не является только критикой конкретной математизированной версии объективистской семантики. Его вывод имеет весьма общий характер:
— Значение не может быть охарактеризовано посредством того способа, каким символы ассоциируются с вещами в мире.
Будем называть взгляд, что значение — это вопрос связи символов с вещами в мире, символической теорией значения. Символическая теория является объективистской по самой своей природе, поскольку она не учитывает ни в каком виде природу или опыт мыслящих существ. Для нее релевантно только сопоставление символов с вещами. Для того чтобы быть теорией значения, символическая теория должна разрешать сопоставление символов не только с отдельными вещами, но также с категориями вещей. Однако что такое объективно существующая категория? Все символические теории принимают как данное, что единственным видом объективно существующих категорий являются классические категории. Этот взгляд основывается на предпосылке, что вещи в мире имеют объективно существующие признаки и что категории вещей, разделяющие эти признаки, также являются вещами в мире, с которыми могут быть связаны символы.
Символическая теория также должна приписывать значение целым предложениям или другим символическим структурам, так же как частям этих предложений или структур. Если символическая теория должна быть теорией значения, значение предложений или структур в целом не может оставаться неизменным, если меняется значение частей. Поскольку символическая теория значения рассматривает только ассоциации между символами и вещами, любые характеристики существ, использующих символы, должны быть нерелевантны для отношения между значением частей и значением целого. Следовательно, должно существовать объективное отношение между значениями частей и значением целого, при котором значение целого зависит от значения частей.


Глава 15. Теорема Патнэма
331
Эта характеристика символической теории значения начинает напоминать теорию моделей, и у этого есть хорошее объяснение. Теория моделей — это именно то, что требуется для того, чтобы сделать символическую теорию значения точной с минимумом дополнительных допущений. Модельно-теоретическая семантика — это просто точная символическая теория значения, и из этого следует, что символическая теория значения не может быть сделана точной непротиворечивым способом. Другими словами, значение не является вопросом только связи символов с вещами.
Существует ли непротиворечивая версия объективистской семантики?
Не существует способа реконструировать модели или теорию моделей таким образом, чтобы сделать модельно-теоретическую семантику внутренне непротиворечивой теорией значения, пока сохраняются требования 1 и 2. Представители модельно-теоретической семантики не склонны отказываться от теории моделей после того, как они столь долго разрабатывали ее. Они предпочитают пытаться подправить модели и требование 1, с тем чтобы получить теорию, которая была бы, по крайней мере, доказуемо непротиворечивой. Возможно, эти требования могут быть изменены так, чтобы устранить противоречивость и вместе с тем сохранить дух объективизма. Ответ не ясен, и вероятно, никогда не будет ясен. Причина этого в том, что «объективистский дух» представляет собой что угодно, но только не четко определенное понятие. Любые новые условия, которыми будет предложено заменить 1 и 2, станут предметом бесконечных философских споров относительно того, являются ли они реально реалистическими.
Такие споры сами по себе не добавляют ясности и не ведут к однозначному решению вопроса. Подобные дебаты философы ведут столетиями, и я не удивлюсь, если и эти споры будут продолжаться очень долго без какого-либо определенного результата. В данном случае дискуссионным вопросом является внутренняя непротиворечивость: что может быть разумно добавлено или изменено для того, чтобы теория моделей могла быть непротиворечиво соединена с некоторой ревизованной версией условий 1 и 2? Ведь в данном случае противоречивость подрывает все предприятие, поскольку в основе объективистской семантики лежит требование научной строгости. При этом математическая строгость не может рассматриваться как нечто данное, поскольку она зависит от того, чем именно определя¬


332
Часть II. Философские следствия
ется «разумность» способа избежать противоречивости и в то же время остаться в достаточной мере объективистом согласно некоторым философским стандартам, которые сами еще нуждаются в определении — и все это, весьма вероятно, будет предметом туманных, бесконечных и, возможно, в конечном итоге неразрешимых споров. У защитников математической строгости нет оснований чувствовать себя комфортно с модельно-теоретической семантикой. Приверженцы модельно-теоретической семантики начали с требования внутренней согласованности и непротиворечивости. Если они хотят остаться объективистами (метафизическими реалистами), то они должны для того, чтобы получить непротиворечивую теорию значения, заменить условие 1 каким-то другим условием. Однако вопрос о том, является ли полученная в результате теория «действительно реалистической», или, иными словами, «достаточно объективистской», будет решаться на основании философских, но не математических соображений. Математическая строгость тем самым будет неизбежно отдана на милость философских спекуляций. Этого должно быть достаточно для того, чтобы побудить математических логиков, заинтересованных исследованием значения и человеческого мышления, настаивать на отделении от объективистской философии.
В чем ошибается теория моделей
Результаты Патнэма были представлены в его президентском обращении к Ассоциации символической логики в 1977 г., опубликованном в «Journal of Symbolic Logic» в 1980 г. В этой работе Патнэм весьма убедительно объясняет, почему возникает проблема, о которой шла речь выше. Ее возникновение связано с рассмотрением языка отдельно от его интерпретации, как это делается в стандартной формалистской математике. При этом естественные языки (или «языки мысли», состоящие из ментальных репрезентаций) рассматриваются как подобные формальным «языкам», как они охарактеризованы в формалистской математике.
Формальный язык построен из неинтерпретированных символов. Использование формального языка характеризуется в терминах процедур оперирования символами, например, процедур доказательства теорем. «Понимание» формального «языка» характеризуется в терминах знания, что представляет собой этот формальный язык, знания, как его использовать, т. е. знания, как производить операции с символами, такие, как дедуктивные умозаключения, и знания, какие предложения из каких других предложений выводятся посредством


Глава 15. Теорема Патнэма
333
таких операций, как процедуры доказательств. Таким образом получается, что можно знать язык и понимать, как его использовать, и даже знать какие предложения следуют из каких именно других предложений — без какого-либо обращения к языковому значению вообще! Исследование «значения» в этом случае является изучением того, каким образом можно обеспечить интерпретацию «языка» в этом специальном смысле. Патнэм проницательно отмечает, что само это отделение «языка» от его интерпретации, а именно построение синтаксиса, независимого от семантики, делает в принципе невозможной адекватную характеристику значения.
Затруднительное положение является затруднительным только потому, что мы сделали две вещи: во-первых, мы дали описание понимания языка в терминах программ и процедур употребления языка (чего же еще?); затем, во-вторых, мы задались вопросом, каковы возможные «модели» языка, понимая эти модели как существующие «вовне» независимо от какого-либо описания. В этом пункте, должны мы остановиться и отметить, уже совершена фатальная ошибка. При любом подходе понимание языка должно определять референцию термов или должно определять референцию термов при условии, что задан контекст употребления. Если употребление, даже в фиксированном контексте, не определяет референцию, тогда употребление не есть понимание. Язык, рассмотренный в такой, созданной нами самими перспективе, имеет полную программу употребления, однако ему недостает интерпретации.
Это роковой шаг. Принять теорию значения, согласно которой языку, употребление которого полностью охарактеризовано, тем не менее недостает чего-то, а именно его «интерпретации», значит получить проблему, которая может иметь только безумные решения. Говорить так, как если бы перед нами стояла следующая проблема:
«Я знаю, как употреблять мой язык, но каким образом я теперь выберу интерпретацию?», значит говорить бессмыслицу. Либо употребление уже фиксирует интерпретацию, либо ничто не может этого сделать. ... Модели не являются потерявшимися ноуменальными вещами, ищущими кого-нибудь, кто бы назвал их; они являются конструкциями в самой нашей теории и они имеют имена с самого рождения (Putnam 1980, р. 481—482).
Теоретико-множественные модели являются продуктами человеческого ума, а не объективными вещами «где-то там, вовне», которым миру случилось соответствовать. Модели действительности являют¬


334
Часть И. Философские следствия
ся нашими моделями, и мы могли бы признать это и постараться как можно лучше использовать это обстоятельство. Люди не просто оперируют незначимыми символами; они используют символы, потому что они уже значат нечто, и мышление с помощью этих символов учитывает эти значения.
Некоторые следствия
Результаты Патнэма имеют огромное непосредственное значение для изучения семантики. Модельно-теоретическая семантика не может больше полагаться на то, что она использует подходящую математику. Как раз наоборот. Математика, которую она использует, противоречит требованиям к теории значения. До сих пор не было продемонстрировано никакого ясного и недвусмысленного метода, который позволил бы избежать этого противоречия. В настоящее время математические соображения говорят не в пользу модельнотеоретической семантики, но против нее. Бремя доказательства иного лежит на сторонниках модельно-теоретической семантики, которые должны продемонстрировать раз и навсегда, что возможно избежать следствий из теоремы Патнэма.
Проблема заключается не в использовании теории моделей самой по себе. Она заключается в объективистской философии и в попытках основывать теорию значения на истинности (или другом структурно определенном понятии, таком, как «ситуация»). Критика Патнэма не исключает возможности использования теории моделей или, по крайней мере, некоторой части ее аппарата в адекватной теории семантики. То, что ею действительно исключается, это идея, что значение основывается на истинности или «ситуациях» и что существует единственно правильное Божественное видение референции, то есть связи между ментальными репрезентациями в языке и миром. По крайней мере, это исключается до тех пор, пока не будет продемонстрировано, что модельно-теоретическая семантика пересмотрена таким образом, что в ней не возникают следствия теоремы Патнэма. А это определенно не является тривиальной задачей. Неясно даже, является ли это вообще возможным.
Из аргумента Патнэма вытекают непосредственные следствия, касающиеся изучения семантики и синтаксиса естественного языка. Многие положения, следующие из объективистской семантики, были просто приняты «оптом» в лингвистике. Например, модельнотеоретическая семантика предполагает, что синтаксис независим от семантики, а семантика независима от прагматики (то есть речевых актов, импликатур и т. д.). Такие положения не могут более прини-


\
Глава 15. Теорема Патнэма
335
\
Матвея на веру, и, как мы увидим в разделе «Исследование конкрет- ногЬ материала 3», есть веские основания полагать, что они ложны.
Если Патнэм прав относительно источника трудностей, то никакой автономный синтаксис не может быть обеспечен адекватной теорией значения. Теория грамматики, которая рассматривает синтаксис как исследование неинтерпретированных формальных символов, навсегда останется лишенной значения. Необходимо что-то вроде того, что предложено в разделе «Исследование конкретного материала 3», теория синтаксиса, в которой синтаксические категории семантически мотивированны и грамматические конструкции имеют значение.
Аргумент Патнэма имеет также значение для эмпирического исследования семантики естественного языка. На протяжении более чем десятилетия детальные семантические исследования широкого диапазона семантических явлений естественного языка были под влиянием модельно-теоретической семантики серьезно ограничены. Стратегическим исходным пунктом изучения в модельно-теоретической семантике были традиционные логические операторы, затем исследования медленно распространились за их пределы к проблемам, бывшим в некоторой степени предметом интересов в философской логике — временам, модальностям, некоторым наречиям, формам сравнения, мнению и вере и т. д. Главным требованием при этом было сохранение на каждом шаге математической строгости. Теорема Патнэма показывает, что математическая строгость была иллюзией. Разработанные системы противоречили наиболее фундаментальным требованиям к теории значения, и в настоящее время отсутствуют безупречные способы избежать этого противоречия.
Эмпирическая ценность результатов исследований в модельнотеоретической семантике в течение последних пятнадцати лет была сильно преувеличена Большая часть работы свелась к формализации уже хорошо известных результатов. Однако, если Патнэм прав, вся эта работа была проделана впустую. Что, в конце концов, может быть более бессмысленным, чем пытаться «формализовать» что-то в противоречивой теории! В то же время эмпирическое исследование семантических феноменов в языках мира, став жертвой объективистской философии, было обескровлено.
Объективистский груз слишком долго тянул на дно эмпирическое исследование значения. Пришло время избавиться от него. В течение последнего десятилетия лингвисты, занимавшиеся эмпирическими исследованиями, должны были оправдываться за то, что они не работают в области модельно-теоретической семантики. Теорема Патнэма


336
Часть II. Философские следствия
перевернула ситуацию. Теперь оправдания требуются для исследований в области модельно-теоретической семантики. Модельнотеоретическая семантика должна подумать о выработке соответствующих ограничений либо на теорию моделей, либо на теорию значения, для того чтобы обойти результаты Патнэма. Пока это не сделано, не может быть оправдания для использования противоречивой и непоследовательной теории во имя математической строгости.
Это не значит, что строгость должна быть отброшена. В конце главы 17 ниже мы обрисуем в значительной мере пересмотренную версию теории моделей — теорию когнитивных моделей — к которой не приложима критика Патнэма. Это будет теория моделей в рамках необъективистского подхода к философии.
Наконец, следует иметь в виду, что теорема Патнэма говорит о категориях — так называемой объективной референции к категориям. Точно так же, как мы обнаружили эмпирические факты, показывающие, почему феномен категоризации подрывает основания объективистской семантики, так Патнэм нашел специальные логические аргументы, демонстрирующие то же самое. Что примечательно, так это то, каким образом наши эмпирические результаты соотносятся с логическими результатами Патнэма. Для меня, как исследователя в области когнитивных наук, наиболее важными являются эмпирические основания. Возможно, логики, которым нравится объективистская философия, найдут способ пересмотреть объективистскую семантику таким образом, чтобы сделать ее внутренне последовательной и непротиворечивой. Однако невозможно устранить те эмпирические явления, несовместимые с объективистской семантикой, которые обсуждались в главе 13 выше.
Ментадистская альтернатива
Объективистские предпосылки имеют большое значение для многих философов. Однако они не имеют существенного значения для большинства лингвистов и психологов. Некоторые лингвисты и психологи, которым нравится модельно-теоретическая семантика, ответили на критику Патнэма следующим образом: «Хорошо. Предположим, что модели не являются моделями мира. Будем полагать, что они являются просто ментальными моделями, моделями того, что мы полагаем о мире. Почему бы не сохранить теорию моделей и просто переинтерпретировать ее таким образом?».
Наиболее очевидное и, возможно, наиболее сильное возражение заключается в том, что это оставляет нас без теории значения. Сущности и множества не имеют значения сами по себе; трактовка их


Глава 15. Теорема Патнэма
337
как ментальных сущностей не говорит ничего о том, как сделать их значимыми. Как заметил в связи с критическим рассмотрением языка маркеров Льюис, перевод одного набора незначимых символов в другой набор незначимых символов не создает значения.
На этом пункте нельзя настаивать слишком сильно. Когда модели используют лингвисты, они используют их с наложенным пониманием. И именно это понимание того, чем предположительно являются элементы модели, приводит к тому, что теория моделей кажется правдоподобной. Однако это понимание не содержится в самой модели, в которой есть только лишенная значения структура!
Второе возражение состоит в том, что невозможно взять теорию моделей целиком из объективистской традиции и окрестить ее мен- талистической. Рассмотрим, например, стандартную подразумеваемую модель для выражения «все действительные числа». Эта модель является неисчислимо бесконечной. В объективистской традиции принимается, что имеется объективно существующее платоновское царство чисел, и поэтому нет проблемы с моделями, которые имеют неисчислимо бесконечное число элементов. Однако если такие модели рассматриваются как когнитивно реальные и должен использоваться тот же самый концепт модели, то надо допустить, что ментальные модели могут содержать неисчислимую бесконечность ментальных элементов. Однако это противоречит обычному положению о том, что ум конечен.
Один из способов избежать этого состоит в том, чтобы сказать, что ментальные модели таких вещей, как действительные числа, включают только образцы, или некоторые типические случаи, или конечные механизмы для порождения полного множества Однако, как бы разумно это ни казалось, такой шаг ведет к радикальному изменению в характере теории моделей. Определение выполнимости в модели в этом случае изменится коренным образом.
В связи с этим возникает интересный момент. Теория моделей, в том виде, в каком она была разработана, ограничена объективистской философией. Если объективистская философия должна быть отвергнута,
— Для чего сохранять те ограничения на теорию моделей, которые проистекают из объективистской философии?
— Для чего продолжать основывать значение на истинности или ситуациях?
— Для чего продолжать придерживаться классического понимания категорий, если мы знаем, что с когнитивной точки зрения большинство категорий являются неклассическими?
22-3361


338
Часть II. Философские следствия
— Для чего стараться ограничить модели буквальным значением, если мы знаем, что большая часть повседневного конвенционального языка и мышления является метафорической?
— Почему бы не включить ментальные образы в ментальные модели?
— Для чего сохранять традиционное противопоставление семантики и прагматики?
В целом, нет смысла отвергнуть объективистское понимание теории моделей, но сохранить все те ограничения, которые были наложены объективистской философией. Отказ от объективистской эпистемологии требует критического пересмотра всех ограничений, наложенных этой эпистемологией.
В главе 17 ниже мы предлагаем способы включения того, что представляется эмпирически правильным в теории моделей, в теорию когнитивных моделей, изменяя в то же время другие аспекты моделей, когда такие изменения лучше согласуются с эмпирическими фактами. Мы также предлагаем, как сделать такие модели значимыми таким образом, чтобы избежать критики Патнэма. Кроме того, мы постараемся показать, как сохранить разумные аспекты реализма и избежать скрытых подводных камней идеализма, субъективизма и тотального релятивизма Ключом к этому, как мы увидим, является философия внутреннего реализма Патнэма.
Итак, Патнэм показал, что существующие формальные версии объективистской эпистемологии являются внутренне противоречивыми: не может быть объективно правильного описания действительности с точки зрения Божественного видения. Это, конечно, не означает, что объективная действительность не существует. Это означает только, что у нас нет привилегированного доступа к ней с внешней по отношению к ней точки зрения.


Г лава 16
Новый реализм
То, что мы обозначаем термином объективизм, представляет разновидность того, что Патнэм называет метафизическим реализмом. Как мы могли видеть выше, Патнэм доказал, что метафизический реализм является внутренне несогласованным. Эта несогласованность кроется в его эпистемологии — в подходе к значению, референции, знанию и пониманию. Источником этой несогласованности является то, что Патнэм назвал его экстерналистской перспективой — предположением, что можно находиться вне реальности и найти единственно правильный способ ее понимания.
Такое понимание, с точки зрения метафизического, реализма, включает символическую систему, находящуюся вне остальной реальности, и отношение референции, попарно соотносящее символы и аспекты реальности. Предполагается, что отношение референции «дает значение» символам. Патнэм, во-первых, показал, что это логически невозможно сделать без разрушения самого нашего понятия «значения». Во-вторых, Патнэм указал, что для того, чтобы такое понимание было единственным и правильным, отношение референции само должно быть частью реальности, что, как отмечает Патнэм, также логически невозможно.
Результаты Патнэма относятся к символическим системам и их интерпретациям. Воззрения метафизического реализма на значение, референцию, знание и понимание содержат пресуппозиции, касающиеся символических систем и их интерпретации, логически не согласующиеся друг с другом.
Таким образом, делает вывод Патнэм, не может быть такой вещи, как «ровно одно истинное и полное описание того, “каков мир есть”», — иными словами, не может быть Божественного видения реальности. Решающие слова здесь «описание» и «видение». Они предполагают внешнюю перспективу: символическую систему, находящуюся вне реальности, связанную с реальностью отношением


340
Часть II. Философские следствия
референции, которое дает значение символам. Патнэм не говорит, что реальность не существует. Он не утверждает, что не существует способа узнать, «каков мир есть». Он не отрицает базовый реализм. Он не говорит, что мы не можем иметь правильное знание. Он говорит только то, что мы не можем иметь привилегированное правильное описание с экстерналистской точки зрения.
Проблема заключается в экстерналистской перспективе — подходе с точки зрения Божественного видения. Однако мы не находимся вне реальности. Мы являемся ее частью, мы в ней. Поэтому необходима не экстерналистская перспектива, а интерналистская перспектива. Необходимо осознание того, что мы являемся организмами, функционирующими как часть реальности, и что для нас невозможно каким-либо образом встать вне ее и занять положение наблюдателя, обладающего совершенным знанием, наблюдателя, смотрящего на мир с точки зрения Божественного видения. Однако это не означает, что знание невозможно. Мы можем знать реальность изнутри, основываясь на том, что мы являемся ее частью. Это не абсолютное совершенное знание всего многообразия Божественного видения, но такое знание в любом случае невозможно с логической точки зрения. То, что является возможным, это знание другого рода: знание со специфической отдельной точки зрения, знание, которое включает осознание, что оно является знанием с отдельной точки зрения, знание, которое узаконивает право на существование других точек зрения.
Внутренний реализм
Вместо метафизического реализма Патнэм предложил другую форму реализма — внутренний (internal) реализм — реализм с человеческой точки зрения, который предоставляет миру и способу нашего функционирования в нем тот статус, который они заслуживают. Патнэм следующим образом выражает различие между метафизическим и внутренним реализмом:
Одним из этих подходов является подход метафизического реализма. При таком подходе мир представляет собой некоторую фиксированную совокупность независимых от ума объектов. Возможно только одно истинное и полное описание того, «каков мир есть». Истина связана с отношением соответствия определенного вида между словами или мыслями-знаками и внешними вещами и множествами вещей. Я буду называть такой подход экстерналистской перспекти¬


Глава 16. Новый реализм
341
вой, поскольку его излюбленная точка зрения — это точка зрения Божественного видения. Подход, который я буду отстаивать, не имеет общепринятого названия. Его возникновение относится к более позднему периоду истории философии, и даже сегодня его продолжают путать с другими совершенно отличными от него точками зрения. Я буду называть его империалистской перспективой, поскольку для этого подхода характерно полагать, что вопрос Из каких объектов состоит мир? уместен только внутри теории описания. Многие «интерналистские» философы, хотя и не все, полагают также, что имеется более чем одна «истинная» теория описания мира. «Истина», с интерналистской точки зрения, есть некоторый вид (идеализированной) рациональной приемлемости — некоторый вид согласованности наших мнений друг с другом и с нашим опытом, как этот опыт сам представлен в системе наших мнений, — и не соотносится с независимыми от ума «положениями вещей». Не существует точки зрения Божественного видения, которую мы можем узнать или с пользой для себя вообразить; существуют только различные точки зрения актуальных людей, отражающие различные интересы и цели, которые обслуживают их описания и теории (Putnam 1981, р. 49—50).
Приняв интерналистский подход, Патнэм избегает проблем с референцией, которые так досаждают объективистам. Один из способов понимания мира в терминах объектов, признаков и отношений является наложение наших концептуальных схем на внешнюю реальность; реальность, как мы ее понимаем, структурирована нашими концептуальными схемами. Поскольку объекты и категории характеризуются не с внешней стороны по отношению к концептуальным схемы, но с внутренней, исчезает проблема неопределенности референции.
Согласно интерналистскому взгляду, знаки также не соотносятся с объектами по самой своей природе, независимо от того, как эти знаки употребляются и кем. Однако знак, который актуально употребляется определенным образом определенным сообществом пользователей, может соотноситься с определенными объектами внутри концептуальной схемы этих пользователей. «Объекты» не существуют независимо от концептуальных схем. Мы «разрезаем» мир на объекты, когда мы вводим ту или иную схему описания. Поскольку объекты и знаки одинаково являются внутренними для данной схемы описания, оказывается возможно сказать, что чему соответствует (Putnam 1981, р. 52).


342
Часть II. Философские следствия
Здесь важно не вырывать слова Патнэма из контекста, особенно когда он говорит об объектах. «Объект» — это единичная ограниченная со всех сторон сущность. Согласно метафизическому реализму, существует правильное и единственное разделение действительности на объекты, с их признаками и отношениями между ними. Каждый «объект» есть единичная ограниченная сущность, и это единственно правильное описание этого объекта. Он не может быть также правильно описан как множество объектов или множество волн. Метафизический реализм говорит: существует только один правильный способ разделения реальности на объекты.
Патнэм, будучи реалистом, не отрицает существования объектов. Возьмем, например, стул и меня, сидящего на этом стуле. Он существует. Если бы он не существовал, я бы упал на пол. Однако этот стул может быть рассмотрен правильно различными способами. С молекулярной точки зрения, он представляет собой колоссальное скопление молекул, а не единую недифференцированную ограниченную сущность. С точки зрения волновых уравнений в физике, существует не стул, но только волновые формы. С человеческой точки зрения, это единичный объект. Таким образом, вопрос, является ли стул отдельным объектом — единичной отграниченной от всех других сущностью, или пучком молекул, или волновою формой, не имеет единственного правильного ответа. Все ответы могут быть правильными, но правильными в различных концептуальных схемах. Стул реален во всех этих схемах, но он имеет статус единичного отдельного объекта только в одной из них. Таким образом, когда Патнэм говорит: «“Объекты” не существуют независимо от концептуальных схем», он не отрицает реальность объектов; скорее, он оставляет открытой возможность того, что то, что характеризуется как определенный объект определенного вида в одной концептуальной схеме, может быть описано иным образом в другой, столь же законной схеме. Вопрос не в том, существует ли реальность, но в том, существует ли единственно правильный способ ее описания во всех случаях.
Внутренний реализм является формой реализма. Формой реализма его делает
— признание существования реального мира, внешнего по отношению к людям;
— связь между концептуальными схемами и миром через реальный человеческий опыт; этот опыт не является чисто внутренним, но ограничен в каждый момент действительным миром, неотъемлемой частью которого мы являемся;


Глава 16. Новый реализм
343
— концепт истины, который базируется не только на внутренней согласованности и «рациональной приемлемости», но в большей степени на согласованности с нашим постоянным реальным опытом;
— признание возможности реального познания человеком мира.
«Внутренним» этот реализм делает то, что он не принимает внешней перспективы, находящейся вне реальности. Вместо этого он сосредоточивается на способе, которым мы осмысляем реальность, функционируя внутри нее. Интерналистский подход признает вклад наших концептуальных систем в наше понимание нашего реального опыта в реальном мире.
Интернализм не отрицает, что «на входе» знания находится опыт; знание — это не повесть, где не существует никаких ограничений, кроме внутренней согласованности; но он действительно отрицает, что существуют исходные опытные данные, которые бы не были сами по себе оформлены в некоторой степени нашими концептами. ... Даже наше описание наших собственных ощущений, столь дорогое как исходный пункт знания для поколений эпистемологов, находится (так же как и сами наши ощущения) под сильнейшим влиянием множества концептуальных выборов. Сами «входные» данные, на которых основывается наше знание, отягощены концептуально (Putnam 1981, р. 54).
В осознании способа, которым наши концептуальные схемы формируют наше понимание нашего опыта и даже сам наш опыт, внутренний реализм отошел от традиционного противопоставления факта и ценности; но поскольку он тем не менее является формой реализма, он сохраняет понятие объективности без описаний с позиции Божественного видения.
[Наши понятия] зависят от нашей биологии и нашей культуры; они отнюдь не являются “ценностно свободными”. Но они являются нашими понятиями и они являются понятиями о чем-то реальном. Они определяют вид объективности, объективность для нас, даже если это не метафизическая объективность Божественного видения. Объективность и рациональность, говорящие по-человечески, это то, что мы имеем, и это лучше, чем ничего (р. 55).
Объективность не может быть вопросом соответствия точке зрения Божественного видения, поскольку само существование такой точки


344
Часть II. Философские следствия
зрения невозможно по логическим основаниям. Однако это не означает, что объективность не существует. Объективность заключается в том, чтобы подняться выше предрассудков, и первый шаг к этому состоит в осознании того, что у нас есть эти предрассудки. И главный источник наших предрассудков — это наша собственная концептуальная система. Для того чтобы быть объективными, мы должны осознавать, что у нас есть специфическая концептуальная система, мы должны знать, что она из себя представляет, и мы должны иметь в уме альтернативы. Практические стандарты объективности возможны в очень многих областях человеческой деятельности. Признание возможности альтернативных концептуальных схем не препятствует объективности, но, напротив, делает объективность возможной.
Хотя внутренний реализм является формой реализма, его внутренний характер допускает существование альтернативных, несовместимых концептуальных схем. Но это не тотальный релятивизм, поскольку опыт реального мира накладывает на него свои ограничения. Внутренний реализм не является тем случаем, когда «что угодно сойдет».
Почему бы не допустить возможности существования равно согласованных, но несовместимых друг с другом концептуальных схем, которые одинаково хорошо соответствовали бы нашим опытным мнениям? Если истина не является (единственным) соответствием, тогда открывается возможность определенного плюрализма. Однако мотивом метафизических реалистов является спасение понятия Точки Зрения Божественного Видения, т. е. Одной Истинной Теории (Putnam 1981, р. 54).
Патнэм также полностью отдает себе отчет в том, что он отходит от наиболее традиционных философских взглядов, так же как и от привычных повседневных взглядов на мир:
Мы являемся свидетелями кончины теории, которая существовала более двух тысяч лет. То, что она существовала так долго и в таких многих формах несмотря на внутренние противоречия и неясности, присутствовавшие в ней с самого начала, свидетельствует о естественности и силе стремления к Божественному видению. ... Продолжающееся присутствие этого естественного, но неосуществимого стремления является, возможно, глубинной причиной ложного монизма и ложного дуализма, широко распространившихся в нашей


Глава 16. Новый реализм
345
культуре; но как бы то ни было, мы остались без Божественного видения (Putnam 1981, р. 74).
Но разве это не непоследовательно заявлять, что являешься реалистом, и не верить в существование единственно правильного описания реальности? Как раз наоборот. При том, что метафизический реализм (объективизм) эмпирически опровергнут и объективистская семантика является в настоящее время противоречивой и останется такой, если не будет найдено какое-либо «спасительное ограничение», что весьма маловероятно, единственный разумный и последовательный вид реализма — это внутренний реализм.
Но разве отказ от идеи единственно правильного описания действительности не делает невозможной науку? Не является ли это отказом от научного реализма?
Отнюдь нет. Это является только отказом от научного объективизма. Различие между ними весьма существенно.
Научный объективизм утверждает, что есть только один полностью правильный способ, которым действительность может быть правильно разделена на объекты, признаки и отношения. Соответственно, правильный выбор объектов не является вопросом выбора концептуальных схем: существует только один правильный способ понимания реальности в терминах объектов и категорий объектов. Научный реализм, с другой стороны, соглашаясь с тем, что, что «мир таков, каков он есть», в то же время признает возможность более чем одного правильного с научной точки зрения способа понимания действительности в терминах концептуальных схем с различными объектами и категориями объектов. Научное сообщество может иметь стандарты объективности и правильности (correctness, или «rightness» в смысле Goodman 1978), согласно которым теории с весьма различным делением мира на объекты и категории объектов могут быть одинаково правильными относительно этих стандартов. Поскольку стандарт Божественного видения невозможен, это лучшее, что мы можем сделать, — и это достаточно хорошо. Достаточно хорошо для того, чтобы обеспечить нас разумными стандартами устойчивого научного знания.
Экспериенциальный реализм
Объективистская философия несовместима как с фактами человеческой категоризации, так и с наиболее базовыми требованиями к теории значения. Эта несовместимость имеет глубокие корни, она не


346
Часть II. Философские следствия
может быть устранена легко, и вероятно, не может быть устранена вообще. Результатом этого является кризис. Нам нужны новые теории значения, истины, разума, знания, понимания, объективности и т. д. Такие теории должны быть способны объяснить факты категоризации и в то же время избежать подводных камней, указанных Патнэмом. Нам необходимо сохранить то, что было правильным в прежних описаниях логических отношений и логической структуры, заменив в то же время дескриптивный аппарат классической теории моделей и его философские подпорки.
Внутренний реализм представляется подходящей альтернативой. Он сохраняет базовый реализм и избегает критики Патнэма. Но он нуждается в дальнейшем развитии. До настоящего времени не было предложено новых теорий значения, мышления, категоризации и т. д. Экспериенциальный реализм, или экспериенциализм, как назвали его Джонсон и я (Lakoff, Johnson 1980), является версией внутреннего реализма, которая пытается предложить по крайней мере некоторое из того, что необходимо, а именно:
— альтернативные описания значения, истины, знания, понимания, объективности и мышления;
— теорию когнитивных моделей, способную объяснить факты категоризации и семантики естественного языка;
— концепцию релятивизма, которая избегает проблем тотального релятивизма и описывает то, что является устойчивым в научном знании.
Все это должно быть сделано с сохранением базового реализма, то есть (а) признания реальности мира, существующего независимо от людей, (б) признания наличия ограничений, накладываемых на наши концептуальные системы природой реальности, (в) концепции истинности, которая идет дальше чисто внутренней согласованности, (Э) приверженности принципу объективности и (е) описания того, как можно достичь стабильного научного знания.
Экспериенииадистская стратегия
Марк Джонсон и я разработали стратегию расширения внутреннего реализма таким образом, чтобы он был в состоянии справиться с перечисленными выше задачами. В качестве центрального вопроса мы приняли проблему значения. Главный вопрос, как мы видим это, состоит в том, каким образом лингвистические выражения и концепты получают свое значение. Наша базовая стратегия заключается в том, чтобы выделить то, что мы рассматриваем как центральную


Глава 16. Новый реализм
347
проблему при объективистском подходе, и подойти к ней с позиций принципиально иного и, как мы полагаем, более продуктивного подхода.
Объективистский подход к проблеме значения можно охарактеризовать следующим образом:
— Лингвистические выражения и концепты, которые они выражают, являются символическими структурами, не имеющими значения сами по себе и получающими свое значение через прямую, ничем не опосредованную корреляцию с вещами и категориями в актуальном мире (или возможных мирах).
В этом описании значения нигде не упоминаются человеческие существа. Значение при таком подходе не зависит ни в каком отношении от природы мыслящих и осуществляющих коммуникацию организмов или от природы их опыта. Мы рассматриваем это как главную особенность объективистского подхода.
Экспериенциалистский подход является принципиально иным. Главной его задачей является характеристика значения в терминах природы и опыта мыслящих организмов. При этом имеется в виду не просто природа и опыт индивидов, но природа и опыт вида и сообществ. «Опыт», таким образом, понимается здесь не в узком смысле того, что «случилось случиться» с единичным индивидом, а в широком смысле: как совокупность человеческого опыта вообще и всего, что связано с ним, — природы нашего тела, наших генетически врожденных способностей, способов нашего физического функционирования в мире, нашей социальной организации и т. д. При этом подходе как существенное рассматривается многое из того, что рассматривалось как нерелевантное в объективистском описании.
Экспериенциалистский подход к значению, в своих наиболее общих чертах, таким образом противопоставлен объективистскому подходу. Там, где объективизм определяет значение независимо от природы и опыта мыслящих существ, экспериенциальный реализм характеризует значение в терминах воплощения, или, иными словами, в терминах наших коллективных биологических способностей и нашего материального и социального опыта как существ, функционирующих в определенном окружении. Далее проблема будет разделена на две части: на (1) проблему структуры и (2) проблему воплощения этой структуры.
Начнем со структуры. Наши концепты структурированы, как внутренне, так и по отношению друг к другу. Это структурирование


348
Часть И. Философские следствия
позволяет нам рассуждать, понимать, приобретать знание и осуществлять коммуникацию. Теория когнитивных моделей, в том виде, в каком мы будем ее описывать, имеет дело с концептуальной структурой. Однако структура сама по себе не дает значения. Поэтому нам необходимо описание того, что делает эту структуру значимой. Экспериенциализм утверждает, что концептуальная структура является значимой потому, что она воплощена, то есть она возникает из нашего доконцептуального телесного опыта и связана с ним. Говоря коротко, концептуальные структуры существуют и понимаются, потому что доконцептуальные структуры существуют и понимаются. Форма концептуальных структур частично обусловлена природой доконцептуальных структур.
Однако здесь немедленно возникают две проблемы.
Во-первых, это предполагает, что наш телесный опыт сам имеет структуру, что он не является бесформенной «кашей». Структура, в конечном итоге, не может возникнуть из того, что вообще не имеет какой-либо структуры. Если концептуальная структура возникает из доконцептуального опыта, доконцептуальный опыт сам должен быть структурирован. Первая проблема заключается в следующем: какие виды доконцептуальных структур, из которых возникают концептуальные структуры, существуют в нашем опыте?
Во-вторых, очевидно, что не все наши концепты являются концептами конкретных материальных сущностей. Многие из них абстрактны. Мышление абстрактно. Вторая проблема заключается в следующем: как могут абстрактные понятия и абстрактное мышление базироваться на телесном опыте?
Джонсон и я предложили следующее решение этих проблем:
1. Существует, по меньшей мере, два вида структур в нашем до- концептуальном опыте:
А. Структуры базового уровня. Категории базового уровня определяются совместно нашим гештальтным восприятием, нашей способностью телесного движения и нашей способностью формировать богатые ментальные образы.
Б. Кинестетические образно-схематические структуры. Образные схемы, например, ВМЕСТИЛИЩЕ, ПУТЬ, СВЯЗЬ, СИЛА, РАВНОВЕСИЕ, являются относительно простыми структурами, которые постоянно повторяются в нашем повседневном телесном опыте. Такие схемы, как ВЕРХ—НИЗ, СПЕРЕДИ—СЗАДИ, ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ, ЦЕНТР—ПЕРИФЕРИЯ ПОСТОЯННО повторяются в разнообразных ситуациях ориентации и связей с другими объектами.


Глава 16. Новый реализм
349
Эти структуры непосредственно значимы, прежде всего потому, что они непосредственно и многократно воспринимаются вследствие природных особенностей тела и образа его функционирования в нашем окружении. (Подробное обсуждение см. в Johnson, in press.)
2. Абстрактные концептуальные структуры возникают из структур базового уровня и образно-схематических структур двумя путями:
А. Они могут возникать в результате метафорической проекции конкретных материальных явлений на абстрактные области.
Б. Они могут возникать в результате проекции категорий базового уровня на вышестоящие и нижестоящие категории.
Абстрактные концептуальные категории имеют опосредованную значимость: они понимаются вследствие своих систематических отношений с непосредственно значимыми структурами.
Приняв за основу такой подход к значению, мы перейдем далее к характеристике понимания в терминах значения, истины в терминах понимания, следования в терминах истины, знания в терминах истины и понимания, и объективности в терминах понимания того, как мы понимаем. Вся структура в целом опирается на наше описание значения, которое в свою очередь имеет дуалистическое доконцеп- туальное основание в телесном опыте: структуры базового уровня и кинестетические образные схемы.
Предложенный нами способ решения описанных выше проблем имеет следующие базовые характеристики:
— Он избегает критики Патнэма, поскольку концепты, являющиеся непосредственно значимыми (концепты базового уровня и образно-схематические концепты), непосредственно связаны со структурными аспектами опыта. Это делает описание значения внутренним по отношению к человеческим существам.
— Поскольку телесный опыт является главным образом устойчивым опытом успешного функционирования в реальном мире, на концептуальные структуры накладываются строгие ограничения реального мира. Это позволяет избежать субъективизма.
— Поскольку образные схемы являются общими для всех людей, так же как принципы, определяющие концепты базового уровня, исключается тотальный релятивизм, хотя и допускается релятивизм ограниченный.


350
Часть И. Философские следствия
Экпериенциальный реализм, таким образом, соответствует критериям внутреннего реализма. В настоящее время он является единственной формой реализма, позволяющей понять и осмыслить феномены, обсуждаемые в этой книге.


Глава 17
Когнитивная семантика
Для философии экспериенциального реализма требуется когнитивная семантика. Наша цель в этой главе — представить общий обзор того, чем могла бы быть такая семантическая теория. Это потребует обсуждения трех групп общих вопросов:
— Основания: Что делает концепты значимыми.
— Теория когнитивных моделей: Что известно о природе когнитивных моделей.
— Философские вопросы: Общие подходы к значению, пониманию, истине, мышлению, знанию и объективности.
В главе 18 мы обратимся к проблеме релятивизма и альтернативных концептуальных систем.
Дуализм оснований
Эмпирические исследования таких исследователей в области теории прототипов, как Берлин, Рош, Ханн, Мервис, Б. Тверски и других, позволили выделить весьма важный уровень взаимодействия людей с внешним окружением (базовый уровень), характеризующийся гештальтным восприятием, ментальной образностью и моторными движениями. На этом уровне люди наиболее эффективно и успешно обращаются с дискретностью естественного окружения. Именно на этом уровне опыта мы четко отличаем тигров от слонов, стулья от столов, розы от нарциссов, спаржу от брокколи, медь от цинка и т. д. Один уровень вниз — и все значительно усложняется. Гораздо труднее отличить один вид жирафа от другого, чем жирафа от слона. Наша способность гештальтного восприятия на базовом уровне не приспособлена для того, чтобы легко делать четкие различения на таких более низких уровнях.
Изучение категоризации базового уровня позволяет сделать вывод, что наш опыт доконцептуально структурирован на этом уровне.


352
Часть II. Философские следствия
Мы обладаем общей способностью обращаться со структурой часть—целое в объектах реального мира с помощью гештальтного восприятия, моторного движения и образования богатых ментальных образов. Все это доконцептуально структурирует наш опыт. Концепты базового уровня соотносятся с этой доконцептуальной структурой и непосредственно понимаются в ее терминах. Концепты базового уровня имеют гораздо более богатую структуру, чем кинестетические образные схемы, которые улавливают только наиболее грубые приблизительные очертания структуры. Гештальты целостного внешнего вида (например, общего внешнего облика слона, или жирафа, или розы) обладают относительно богатой структурой. Тем не менее они как гештальты находятся на доконцептуаль- ном уровне, и хотя в них возможно выявить внутреннюю структуру, целое здесь психологически представляется более базовым, чем части. В целом, идея, что внутренняя структура представляет собой что- то вроде строительных блоков, в роли которых выступают элементарные элементы, и правил их соединения, как представляется, не работает на базовом уровне человеческого опыта. На этом уровне «базовое» не значит «элементарное», поскольку концепты базового уровня не являются атомарными строительными блоками, лишенными внутренней структуры. Базовый уровень не является ни самым верхним, ни самым нижним уровнем концептуальной организации, но находится в середине между ними. Вследствие своей гештальт- ной природы и промежуточного статуса концепты базового уровня не могут рассматриваться как элементарные атомарные строительные блоки в рамках «строительно-блокового» подхода к концептуальной структуре.
На базовом уровне опыта многие из принципов объективизма работают достаточно хорошо. Как представляется, наша интуиция, что объективизм — это просто «здравый смысл», имеет своим источником доконцептуальную структуру нашего опыта на базовом уровне. Отнюдь не случайно, что большая часть примеров, призванных доказать правильность объективистского подхода, относятся к этому уровню опыта.
Те реальные различия в природе, которые легко воспринимаются людьми — скажем, различия между слонами и жирафами — соответствуют естественным родам, к которым часто обращаются объективисты для подтверждения своих взглядов. Обычные философские примеры естественных родов — тигры, коровы, вода, золото и т. д. — все являются категориями базового уровня в области материального мира. Аналогично, предложения типа


Глава 17. Когнитивная семантика
353
Кошка находится на коврике.
Мальчик ударил по мячу.
Брут убил Цезаря,
которые философы языка любят приводить для обоснования правильности объективистской семантики, включают категории базового уровня материальных объектов, действий и отношений. Кроме того, наиболее базовые созданные человеком артефакты сделаны таким образом, чтобы наши тела могли взаимодействовать с ними оптимальным образом. Стулья, столы, дома, лампы, пальто, автомобили и т. д. сконструированы с учетом наших способностей и целей взаимодействия с этими объектами на базовом уровне.
Мы имеем концепты базового уровня не только для объектов, но также для действий и признаков. Такие действия, как бег, ходьба, еда, питье и т. д., относятся к базовому уровню, тогда как движение и глотание (ingesting) принадлежат к вышестоящему уровню, а разновидности ходьбы и питья, например, движение легкой походкой (ambling) и питье с хлюпаньем (slurping), — к нижестоящему. Аналогично, высокий, короткий, твердый, мягкий, тяжелый, легкий, горячий, холодный и т. д. являются признаками базового уровня, так же как основные нейрофизиологически детерминированные цвета: черный, белый, красный, зеленый, синий и желтый.
Именно опыт обращения с материальными объектами на базовом уровне создал впечатление правдоподобности объективизма. И этот же самый опыт, как я полагаю, в конечном итоге обеспечит базу экспериенциалистского подхода к эпистемологии, который придет на смену объективизму, не отказываясь при этом от реализма.
Кинестетические образные схемы
Одной из проницательных догадок Марка Джонсона является мысль, что опыт в существенном отношении структурирован до и независимо от образования каких-либо концептов. Существующие концепты могут накладывать дополнительное структурирование на опыт, который мы получаем, но базовые структуры опыта присутствуют независимо от какого-либо наложения таких концептов. Это звучит загадочно, но на самом деле это очень просто и очевидно, настолько, что обычно это не считают нужным и отмечать.
В своей книге «Тело в уме: Телесная база мышления и воображения» (Johnson, in press) Джонсон приводит огромное количество фактов воплощения конкретных кинестетических образных схем. Рассмотрим, например, схему ВМЕСТИЛИЩЕ — схему, образованную
23-3361


354
Часть И. Философские следствия
границей, отделяющей внутреннее от внешнего. Схема ВМЕСТИЛИЩЕ определяет наиболее базовое разграничение — разграничение между ВНУТРИ (IN) и СНАРУЖИ (OUT). Мы понимаем наши тела как вместилища — возможно, наиболее базовыми вещами, которые мы делаем, являются поглощение и выделение, вдох и выдох. Однако наше понимание наших собственных тел как вместилищ лишь в малой степени сопоставимо со всем тем повседневным опытом, который мы осмысляем в терминах ВМЕСТИЛИЩА:
Рассмотрим небольшую часть тех ориентированных действий, которые вы совершаете в повседневной жизни, рассмотрим, например, только некоторые из множества действий, ориентированных по параметру внутри—снаружи (in—out). Вы просыпаетесь от (wake out) глубокого сна и всматриваетесь из-под прищуренных век в очертания своей комнаты. Вы постепенно выходите из сонного оцепенения, вылезаете из-под одеяла, влезаете в свой халат, расправляете (stretch out) свои члены, в полусонном состоянии (in a daze) выходите из спальни и входите в ванную. Вы смотрите в зеркало и видите там свое лицо, глядящее на вас из зеркала. Вы залезаете рукой в шкафчик с туалетными принадлежностями, достаете оттуда тюбик с зубной пастой, выдавливаете из тюбика немного зубной пасты, суете зубную щетку в рот, чистите зубы и прополаскиваете (rinse out) рот водой. За завтраком вы выполняете множество других действий, ориентированных по той же оси: наливаете из кофейника кофе, ставите на стол кушанья (set out the dishes), кладете кусочек хлеба в тостер, намазываете джем на (spread out) хлеб и т. д., и т. д. (Johnson, in press).
Джонсон не просто играет словами in и out. Есть причина того, что эти слова являются естественными и подходящими в этих ситуациях, а именно то, что мы концептуализируем огромное количество действий в терминах ВМЕСТИЛИЩА. Линднер (Lindner 1981) в деталях показала это на материале 600 глаголов с частицей out, не только в их конкретных значениях, таких, как stretch out ‘протягивать, вытягивать и т. п.’, spread out ‘раскладывать, развертывать(ся) и т. д.’, но и в метафорических употреблениях, таких, как figure out ‘понять, разгадать, догадаться и т. д.’ work out ‘разработать, выработать (метод и т. п.), изобрести, решить (проблему) и т. п.’ и т. д. Как отмечает Линднер, существует множество метафор, основывающихся на схеме ВМЕСТИЛИЩЕ, которые распространяют телесно-ориентированное понимание вещей в терминах ВМЕСТИЛИЩА на широкий круг абстрактных концептов. Например, выход из оцепенения является не буквальным, а метафорическим выходом из вместилища.


Глава 17. Когнитивная семантика
355
Рассмотрим некоторые свойства этой схемы.
Схема вместилище
Телесный опыт: Как указал Джонсон, мы устойчиво представляем наши тела и как вместилища, и как вещи, находящиеся во вместилищах (напр., в комнатах).
Структурные элементы: внутреннее, граница, внешнее.
Базовая логика: Как в большинстве образных схем, ее внутренняя структура организована таким образом, что она согласуется с базовой «логикой». Все или находится внутри вместилища, или вне его — Р или не Р. Если вместилище А находится во вместилище В, и X находится в А, то X находится в В, что создает базу для modus ponens: Если все А суть В и X есть А, то X есть В. Как мы увидим ниже в разделе «Исследование конкретного материала 2», схема ВМЕСТИЛИЩЕ является базой Булевой логики классов.
Образцы метафор: Поле зрения понимается как вместилище, например, вещи появляются в и исчезают из поля зрения. Отношения между людьми также понимаются в терминах вместилищ; так, можно попасться в ловушку брака (be trapped in a marriage) и вырваться из нее (get out of it).
«Базовая логика» образных схем является следствием их конфигурации как гештальтов — структурированных целых, которые представляют собой большее, чем просто совокупность частей. Свойственная им базовая логика вытекает из их конфигурации. Такой способ понимания образных схем является неустранимо когнитивным. Он отличается от привычных и любимых теми, кто был воспитан на формальной логике, способов понимания логической структуры. В формальной логике отсутствуют подобные гештальт- ные конфигурации. То, что я называю «базовой логикой» схемы, в формальной логике можно представить в виде постулатов. Это могло бы быть сделано следующим образом. Пусть ВМЕСТИЛИЩЕ и ВНУТРИ будут неинтерпретируемыми предикатными символами, и пусть А, В и X будут переменными, соответствующими аргументным местам. Логика предикатов ВМЕСТИЛИЩЕ и ВНУТРИ будет характеризоваться следующими постулатами:
Для всех А, X\ или ВНУТРИ (Х9 А), или не ВНУТРИ (Х9 А).
Для всех А, В, X, если вместилище {А) и вместилище (В) и внутри (А, В) и внутри (X, Л)9 то внутри {X, В).
Такие постулаты значения являются рядами незначимых символов, но им может быть «придано значение» теоретико-множественными моделями, в которых они могли бы выполняться.
23*


356
Часть II. Философские следствия
Согласно нашему описанию, схема ВМЕСТИЛИЩЕ ингерентно значима для людей в силу их телесного опыта. Эта схема имеет значимую конфигурацию, из которой следует данная базовая логика. Фактически, согласно нашему описанию, само понятие множества, как оно используется в теоретико-множественных моделях, понимается в терминах схем ВМЕСТИЛИЩА (подробнее см. в разделе «Исследование конкретного материала 2»). Таким образом, схемы не понимаются в терминах постулатов значения и их интерпретаций. Постулаты значения сами по себе только помогают осмыслить данные схемы, которые являются ингерентно значимыми вследствие того, что они структурируют наш непосредственный опыт. Тем не менее логические постулаты значения могут быть полезны — если они интерпретируются как точное выражение определенных аспектов логики, ингерентно присутствующей в конфигурациях схем.
Рассмотрим далее некоторые другие примеры образных схем.
Схема часть—ueaoe
Телесный опыт: Мы все являемся целостными существами, состоящими из частей, которыми мы можем манипулировать. Мы живем всю жизнь, сознавая как нашу целостность, так и наличие в ней частей. Наш опыт говорит нам о том, что наши тела представляют собой ЦЕЛОЕ с ЧАСТЯМИ. Для того, чтобы действовать в мире, мы должны иметь знания о структуре ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ других объектов. В ходе эволюции наше восприятие базового уровня приобрело способность различать фундаментальную структуру ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ, что необходимо нам для того, чтобы функционировать в нашем материальном окружении.
Структурные элементы: ЦЕЛОЕ, ЧАСТИ и КОНФИГУРАЦИЯ.
Базовая логика: Схема является асимметричной: если А является частью В, то В не является частью А. Она является нерефлексивной: А не является частью А. Кроме того, невозможно, чтобы ЦЕЛОЕ существовало, а его ЧАСТИ — нет. Однако все ЧАСТИ могут существовать, не образуя ЦЕЛОГО. Если ЧАСТИ существуют в определенной КОНФИГУРАЦИИ, тогда и только тогда существует ЦЕЛОЕ. Из этого следует, что если ЧАСТИ уничтожены, то и ЦЕЛОЕ уничтожено. Если ЦЕЛОЕ расположено в месте Р, то и ЧАСТИ расположены в Р. Типичное, но не необходимое свойство: ЧАСТИ смежны друг с другом.
Образцы метафор: Семья (и другие социальные объединения) понимается как целое с частями. Например, брак понимается как создание семьи (целого) из супругов как из частей. Развод поэтому трактуется как разделение. В Индии общество представляется как


Глава 17. Когнитивная семантика
357
тело (целое) с частями-кастами; высшая каста соотносится с головой, а низшая — с ногами. Кастовая структура понимается как структурированная метафорически в соответствии с конфигурацией тела. Считается (теми, кто верит в эту метафору), что сохранение кастовой структуры (конфигурации) необходимо для продолжения существования общества (целого). Сам обобщенный концепт структуры является метафорической проекцией аспекта КОНФИГУРАЦИИ структуры ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ. Когда мы понимаем две вещи как изоморфные, мы подразумеваем, что их части образуют одну и ту же конфигурацию в рамках целого.
Схема связь
Телесный опыт: Наша первая связь — это пуповина. В период младенчества и раннего детства мы держимся за наших родителей и другие вещи, для того чтобы фиксировать наше или их положение в пространстве. Для того чтобы зафиксировать положение двух вещей относительно друг друга, мы используем веревки, канаты и другие средства соединения.
Структурные элементы: Две сущности, А и В, и СВЯЗЬ, соединяющая их.
Базовая логика: Если А связано с В, то А ограничено В и зависит от В. Отношение симметрично: Если А связано с В, то В связано с А.
Метафоры: Социальные и межличностные отношения часто понимаются в терминах связи. Поэтому мы устанавливаем контакты и разрываем социальные связи. Рабство понимается как оковы, а свобода — как отсутствие чего-либо связывающего нас.
Схема uehtp—периферия
Телесный опыт: Мы представляем наши тела как имеющие центр (туловище и внутренние органы) и периферию (пальцы на руках и на ногах, волосы). Аналогично, деревья и другие растения имеют центральный ствол и периферийные ветви и листья. Центр рассматривается как более важная часть, чем периферия, в двух отношениях. Повреждения центральных частей являются более серьезными (то есть непоправимыми и часто угрожающими жизни), чем повреждения периферийных частей. Аналогичным образом, центр, но не периферийные части, определяет тождество индивида. Дерево, потерявшее свои листья, остается все тем же деревом. Человек, который остриг свои волосы или потерял палец, является тем же самым человеком. Таким образом, периферия рассматривается как зависящая от центра, но не наоборот: плохое кровообращение может по¬


358
Часть II. Философские следствия
вредить здоровью ваших волос, но потеря волос никак не повлияет на вашу систему кровообращения.
Структурные элементы: СУЩНОСТЬ, ЦЕНТР и ПЕРИФЕРИЯ.
Базовая логика: Периферия зависит от центра, но не наоборот.
Образцы метафор: Теории имеют центральные и периферийные принципы. То, что является важным, понимается как центральное.
Схема источник—путь—цель
Телесный опыт: Каждый раз, когда мы передвигаемся куда-либо, существует место, откуда мы начинаем двигаться, место, где мы оказываемся в конце движения, последовательность смежных положений, соединяющих начальный и конечный пункты, и направление. Мы будем использовать термин «назначение» как противопоставленный термину «цель», когда мы обозначаем специфически пространственный конечный пункт.
Структурные элементы: ИСТОЧНИК (исходный пункт), НАЗНАЧЕНИЕ (конечный пункт), ПУТЬ (последовательность смежных положений, соединяющих источник и назначение) и НАПРАВЛЕНИЕ (к пункту назначения).
Базовая логика: Если вы двигаетесь из источника к месту назначения по пути, то вы должны пройти через каждый промежуточный пункт пути; кроме того, чем дальше вы продвинулись по пути, тем больше времени прошло с того момента, как вы начали движение.
Метафоры: Цели понимаются в терминах места назначения, и достижение цели понимается как движение по пути от исходного пункта в конечный пункт. Поэтому можно пройти долгий путь к цели, свернуть с пути к цели или обнаружить что-то, стоящее на чьем-либо пути. Составные события также понимаются в терминах схемы источник—путь—цель: составные события включают начальное состояние (источник), последовательность промежуточных фаз (путь) и конечное состояние (назначение).
Среди других образных схем можно отметить такие схемы, как верх—низ, спереди—сзади, линейный порядок и т. д. В настоящее время состав имеющихся схем и их свойства продолжают изучаться. Образные схемы представляют особенно важные свидетельства того, что абстрактное мышление существует в двух разновидностях: {а) мышление, основанное на телесном .опыте, и (б) метафорические проекции конкретных областей на абстрактные области. Конкретное доказательство этого представлено Джонсоном (Johnson, in press). Доказательство Джонсона состоит из четырех частей:


Глава 17. Когнитивная семантика
359
— Образные схемы доконцептуально структурируют наш опыт.
— Существуют соотносительные с ними образно-схематические концепты.
— Существуют метафоры, отображающие образные схемы на абстрактные области, сохраняя их базовую логику.
— Эти метафоры не произвольны, но сами мотивированы структурами, присущими нашему повседневному телесному опыту.
Мы уже обсудили коротко первые три части этого доказательства и коснемся их далее в разделе «Исследование конкретного материала 2». Обратимся к четвертой части.
Опытные основы метафор
Каждая метафора включает область-источник, область-мишень (target) и механизмы, отображающие источник на мишени. Для того, чтобы показать, что метафора является естественной и что она мотивирована структурой нашего опыта, нам необходимо ответить на три вопроса:
1. Чем определяется выбор возможной четко структурированной области-источника?
2. Чем определяется соотнесение области-источника с областью-мишенью?
3. Чем определяются характеристики отображения источника на мишень?
Рассмотрим следующий пример.
БОЛЬШЕ — ЭТО ВЕРХ (UP); МЕНЬШЕ — ЭТО НИЗ (DOWN)
Преступность продолжает расти. Число книг, публикуемых каждый год, продолжает увеличиваться (keeps going up, букв, ‘продолжает идти вверх’). Эти акции опять упали. Наши продажи снизились в прошлом году. У них вы получите более высокий процент прибыли. Наши финансовые резервы не могли бы быть ниже.
Источником здесь является ИЗМЕРЕНИЕ ПО ВЕРТИКАЛИ, мише- нью — КОЛИЧЕСТВО. Необходимо ответить на следующие вопросы:
1. Почему ВЕРТИКАЛЬНОЕ измерение является подходящей областью-источником?
2. Почему именно ВЕРТИКАЛЬНОЕ измерение, а не какая-либо другая область (например, содержащее-содержимое, перед- няя-задняя сторона и т. д.) используется для осмысления КОЛИЧЕСТВА?


360
Часть II. Философские следствия
3. Почему БОЛЬШЕ отображается на ВЕРХ, а не на НИЗ?
Короче говоря, почему используется именно данный способ отображения, когда возможно так много других? Является ли это случайностью или у этого есть причина?
Ответ на вопрос 1 очевиден:
1. Для того, чтобы функционировать в качестве области-источника для метафоры, область должна пониматься независимо от этой метафоры. ВЕРТИКАЛЬНОЕ измерение понимается непосредственно само по себе, поскольку схема ВЕРХ—НИЗ структурирует все наше функционирование относительно гравитации.
Ответы на вопросы 2 и 3 вытекают из наличия структурной корреляции в нашем повседневном опыте, мотивирующей специфические черты данного способа метафорического отображения. Всегда, когда мы добавляем больше какой-либо субстанции — скажем, воды в стакан — ее уровень поднимается вверх. Когда мы добавляем больше объектов в кучу, она становится выше. Удалите объекты из кучи или воду из стакана, и уровень понизится. Следующая корреляция является чрезвычайно регулярной:
БОЛЬШЕ коррелирует с ВЕРХ.
меньше коррелирует с низ.
Эта корреляция обеспечивает ответы на вопросы 2 и 3:
2. ВЕРТИКАЛЬНОЕ измерение является подходящей областью- источником для осмысления КОЛИЧЕСТВА вследствие наличия в нашем опыте регулярной корреляции между ВЕРТИКАЛЬНЫМ измерением и количеством.
3. Характерные черты данного отображения мотивированы особенностями структурной корреляции, описанными выше. Каждая специфическая черта метафоры мотивирована нашим физическим функционированием.
Рассмотрим теперь другой пример — метафору ЦЕЛЬ ЯВЛЯЕТСЯ ПУНКТОМ НАЗНАЧЕНИЯ, обсуждавшуюся выше. В связи с этой метафорой необходимо ответить на три вопроса:
1. Почему ДВИЖЕНИЕ является подходящей областью-источником для ЦЕЛИ?
2. Почему именно ДВИЖЕНИЕ используется для того, чтобы осмыслить цель, а не другие области, такие, как содержащее-


Глава 17. Когнитивная семантика
361
содержимое, передняя-задняя сторона, вертикальное измерение или какие-либо другие?
3. Почему желаемое состояние отображается на пункт назначения, а не на ИСТОЧНИК или какой-либо другой пункт?
Ответ снова заключается в том, что эта метафора мотивируется структурной корреляцией, присутствующей в нашем повседневном опыте. Рассмотрим обычную цель достижения какого-либо конкретного местоположения. С того момента, как мы научились ползать, у нас регулярно возникает намерение достичь некоторого определенного места, просто ради того, чтобы оказаться в этом месте, или, чаще, потому, что достижение данного места необходимо для достижения основной цели. В таких случаях у нас есть цель — оказаться в данном месте, которая достигается посредством перемещения нашего тела из исходного пункта А через последовательные промежуточные положения в конечный пункт В.
В данном случае область цели совпадает с определенной материальной областью. Существует начальное состояние, где цель не достигнута, последовательность действий, необходимых для того, чтобы достичь конечного состояния, и конечное состояние, где цель достигнута. Таким образом, в нашем опыте существует корреляция между структурой области цели и структурой области движения:
Начальное состояние = Местоположение А (начальный пункт)
Конечное (Желаемое) состояние = Местоположение В (конечный пункт)
Последовательность действий = Движение из А в В (движение по пути)
Это попарное соотнесение в нашем опыте не является метафорическим, но представляет собой особый случай достижения цели, в который вовлечено движение. И это, конечно, чрезвычайно важный особый случай, поскольку он повторяется снова и снова, каждый день, являясь абсолютно необходимой составляющей нашего повседневного функционирования в данном материальном окружении.
Если мы сравним эту структурную корреляцию в нашем обычном опыте с элементами метафоры цель является пунктом назначения, мы обнаружим, что имеется изоморфизм между этой структурной корреляцией и данным метафорическим отображением. В метафоре
А. 	Состояние, когда желание не выполнено и никаких действий, направленных на его выполнение, не предпринято, является начальным пунктом.


362
Часть II. Философские следствия
Б. Желаемое состояние является конечным пунктом.
В. 	Последовательность действий, позволяющая достичь цель, является движением.
Таким образом, наши три вопроса получают следующие ответы:
1. Схема ИСТОЧНИК—ПУТЬ—ЦЕЛЬ является одной из наиболее распространенных структур, возникающих из постоянно повторяющегося опыта функционирования тела. Эта схема имеет все характеристики, необходимые для того, чтобы быть областью-источником метафоры. Она {а) чрезвычайно широко распространена в опыте, (б) как следствие этого, она хорошо понимается, (в) она хорошо структурирована, (г) эта структура является простой, и вследствие всего этого (б) она возникает как независимое и четко отграниченное от других явление. Фактически (а)—(г) являются определением того, что значит для структуры «возникать» естественно как продукт нашего опыта.
2. Существует наблюдаемая в опыте корреляция между областью-источником (движение по пути к некоторому физическому местоположению) и областью-мишенью (достижение цели). Эта корреляция делает естественным отображение источника на область-мишень.
3. Корреляция между данными областями в попарном сопоставлении (например, желаемого состояния с конечным местоположением) определяет конкретные особенности метафорического отображения (например, желаемое состояние соотносится с конечным местоположением).
В нашем опыте присутствует много структурных корреляций. Многие из них, хотя и не все, мотивируют метафоры. Когда такая мотивация существует, метафора представляется естественной. Причина этого заключается в том, что соотнесение источника и области- мишени мотивировано опытом, так же как и особенности данного метафорического отображения.
Дело обстоит следующим образом. Схемы, структурирующие наш телесный опыт доконцептуально, имеют базовую логику. До- концептуальные структурные корреляции в опыте мотивируют метафоры, которые отображают эту логику на абстрактные области. Таким образом, то, что мы называем абстрактным мышлением, имеет телесную основу в нашем повседневном физическом функционировании. Именно это позволяет нам базировать теорию значения и рациональности на аспектах нашего телесного функционирования.


Глава 17. Когнитивная семантика
363
Проблема элементарных концептов
Как было показано выше, наша концептуальная система имеет два основания — как концепты базового уровня, так и образносхематические концепты являются непосредственно значимыми. Это дает нам систему, которая покоится на двух точках опоры. Это также приводит к ситуации, которая является странной с точки зрения объективистских семантических систем: строго говоря, эта система имеет основания, но не имеет элементарных составных частей.
В объективистских семантических системах следующие принципы организации концептуальной структуры являются истинными по определению:
A. Каждый концепт или является элементарным, или построен из элементарных концептов по абсолютно продуктивным принципам семантического объединения.
B. Внутренняя концептуальная структура является целиком результатом применения абсолютно продуктивных принципов семантического объединения.
C. Те, и только те концепты, которые не имеют внутренней структуры, являются непосредственно значимыми.
Однако в человеческой концептуальной системе, в отличие от искусственно созданных семантических систем, ни один из этих принципов не выполняется.
— Концепты базового уровня и образно-схематические концепты являются единственными видами непосредственно значимых концептов, но как те, так и другие обладают внутренней структурой. Это нарушает принцип С.
— Внутренняя структура концептов базового уровня и образносхематических концептов не является результатом применения абсолютно продуктивных принципов объединения. Это нарушает принципы А и В.
В объективистских семантических системах применяются следующие согласованные друг с другом критерии определения, что такое семантические элементарные концепты. Когда мы говорим, что концептуальная система имеет элементарные концепты, мы обычно предполагаем, что выполняются все следующие условия:
1. Существуют абсолютно продуктивные принципы семантического объединения, позволяющие строить более сложные концепты из менее сложных. Те концепты, которые не обра¬


364
Часть II. Философские следствия
зованы посредством абсолютно продуктивных принципов семантического объединения, являются элементарными.
2. Каждый концепт или имеет внутреннюю структуру, или не имеет внутренней структуры. Концепты, обладающие внутренней структурой, являются сложными. Концепты, не имеющие внутренней структуры, являются элементарными.
3. Некоторые концепты получают свое значение непосредственно. Это элементарные концепты. Другие концепты — сложные концепты — получают свое значение опосредованно через принципы объединения, которые соединяют их с элементарными концептами.
Согласно критерию 3, непосредственно значимые концепты являются элементарными. Это означает, что концепты базового уровня и образно-схематические концепты должны быть элементарными. Ни те, ни другие не образованы по продуктивным принципам семантического объединения, так что критерий 1 выполняется. Но поскольку как те, так и другие имеют внутреннюю структуру, то тем самым нарушается принцип 2. Таким образом, эти три критерия здесь не приводят к одинаковым результатам.
Концепты базового уровня и образно-схематические концепты отвечают двум из трех критериев для определения элементарных концептов. Может быть, нам следует переопределить понятие «элементарность» таким образом, чтобы исключить критерий 2? Однако такое определение будет противоречить понятию элементарности, поскольку оно позволит элементарным концептам иметь внутреннюю структуру. Оно также создаст странную ситуацию, когда один элементарный концепт может содержать другой элементарный концепт. Рассмотрим, например, концепт ЧЕЛОВЕК. Он включает богатый ментальный образ, характеризующий целостный внешний вид. Но этот ментальный образ имеет также схематическую структуру. Образ человека структурирован по оси ВЕРХ—НИЗ; он структурирован так же как вместилище, имеющее внутренний объем и внешнюю поверхность; он так же структурирован как ЦЕЛОЕ с ЧАСТЯМИ; и т. д. В целом богатые ментальные образы структурируются образными схемами, однако они не структурируются ими исчерпывающе. Ментальный образ представляет собой большее, чем просто сумму этих схем. Поскольку ментальный образ является частью того, что делает концепт ЧЕЛОВЕК концептом базового уровня, концепт базового уровня должен содержать образные схемы. Если и концепты базового уровня, и образные схемы являются элементарными, то мы полу¬


Глава 17. Когнитивная семантика
365
чаем ситуацию, когда один элементарный концепт содержит другие элементарные концепты.
Эту проблему невозможно обойти, сказав, что элементарными являются только образные схемы. В этом случае окажется, что концепты базового уровня не являются ни элементарными, ни состоящими из элементарных концептов — другой странный результат. Единственный разумный выход — отказаться от традиционного понятия элементарности.
Однако это не означает, что мы должны полностью отказаться от принципа семантической композициональности. В теории, содержащей концепты базового уровня и образные схемы, по-прежнему возможно иметь правила семантического объединения, по которым более сложные концепты образуются из менее сложных. (См., например, Langacker 1986.) Это интересный момент. Для семантической композициональности требуется только исходная точка — что- то, с чем могли бы работать принципы композициональности. Эта исходная точка должна представлять собой нечто такое, что может пониматься непосредственно; в данном случае, таковыми являются концепты базового уровня и образно-схематические концепты. Наличие элементарных, в описанном выше смысле, концептов не обязательно для композициональности.
Способность концептуализации
В чем источник способности людей абстрактно мыслить? Наш ответ — в способности концептуализации, которой обладают человеческие существа. Основными составляющими этой способности являются:
— Способность формировать символические структуры, коррелирующие с доконцептуальными структурами нашего повседневного опыта. Такими символическими структурами являются концепты базового уровня и образно-схематические концепты.
— Способность метафорической проекции структур материальной области на структуры абстрактных областей, обусловленная структурными корреляциями между физическими и абстрактными областями. Это объясняет нашу способность мыслить об абстрактных областях, таких, как количество и цель.
— Способность формировать сложные концепты и общие категории, используя в качестве структурных механизмов образные схемы. Это позволяет нам строить структуры сложных


366
Часть И. Философские следствия
событий и таксономии с иерархически организованными категориями.
Выше мы только коснулись последней способности — общей способности формировать идеализированные когнитивные модели. Обратимся теперь к рассмотрению природы таких ИКМ и способности формировать их.
Когнитивные модели
Ментальные пространства
Вслед за Фоконье (Fauconnier 1985) мы рассматриваем теорию когнитивных моделей как включающую описание (я) ментальных пространств и (б) когнитивных моделей, структурирующих эти пространства. Ментальное пространство является способом концептуализации и мышления. Любое фиксированное или продолжающееся положение дел, как мы его концептуализируем, представлено каким-либо ментальным пространством. В качестве примеров можно привести:
— непосредственно окружающая нас реальность, как мы ее понимаем;
— вымышленные ситуации, ситуации, изображенные на картинах, представленные в фильмах, и т. д.;
— прошлые или будущие ситуации, как мы их понимаем;
— гипотетические ситуации;
— абстрактные области, например, понятийные области (такие, как экономика, политика, физика), математические области и т. д.
Ментальные пространства имеют следующие базовые свойства:
— Ментальные пространства могут содержать ментальные сущности.
— Ментальные пространства могут структурироваться когнитивными моделями.
— Ментальные пространства могут быть связаны с другими ментальными пространствами посредством того, что Фоконье называет «коннекторами».
— Сущность в одном ментальном пространстве может быть связана с сущностями в других ментальных пространствах посредством коннекторов.
— Ментальные пространства могут расширяться в том отношении, что к ним в ходе когнитивных процессов могут быть добавлены дополнительные сущности и ИКМ.


Глава 17. Когнитивная семантика
367
— Ментальные пространства могут вводиться посредством ИКМ. Так, ИКМ «рассказывания» вводит ментальное пространство рассказа.
Как предположил Фоконье, в когнитивных процессах, связанных с ментальными пространствами, используются следующие стратегии:
— Недопущение противоречий внутри ментального пространства.
— Максимизация общих базовых предпосылок смежных ментальных пространств.
— Передвижение элементов переднего плана, введенных в ментальное пространство, на задний план в последующих ментальных пространствах.
Ментальные пространства используются теорией когнитивных моделей вместо возможных миров и ситуаций. Подобно возможным мирам, они могут рассматриваться как способ представления нашего понимания гипотетических и вымышленных ситуаций. Коннекторы, связывающие ментальные пространства, выполняют роль «отношений альтернативности» в семантике возможных миров, хотя и отличаются от них в некоторых аспектах. Ментальные пространства подобны ситуациям в ситуационной семантике в том отношении, что они являются частичными моделями, не требующими, чтобы в них было представлено все, что имеет место в мире.
Главное отличие ментальных пространств от возможных миров и ситуаций заключается в том, что они являются концептуальными по своей природе. Ментальные пространства не имеют какого-либо онтологического статуса вне ума человека и, как следствие, не играют никакой роли в объективистской семантике. Примером ментального пространства, в отличие от ситуации или возможного мира, не может быть реальный мир или некоторый его аспект. Поэтому оно не может использоваться в теории значения, базирующейся на отношении между символами и вещами в мире. Вследствие своего чисто когнитивного статуса, ментальные пространства беспрепятственно функционируют в семантике, основанной на внутреннем или экспериенциальном реализме. В то же время они позволяют разработать семантику столь же эксплицитную, как и модельно-теоретическая семантика. (Подробно см. в Fauconnier 1985.)
Перейдем теперь к природе когнитивных моделей, обеспечивающих структурирование ментальных пространств.
Структура когнитивных моделей
Выше мы говорили о том, что концепты базового уровня и образно-схематические концепты понимаются непосредственно в тер¬


368
Часть II. Философские следствия
минах физического опыта. Мы постараемся показать теперь, что на этой базе возможно создать теорию общей концептуальной структуры. Основная идея заключается в следующем:
— Располагая концептами базового уровня и образно-схематическими концептами, можно строить сложные когнитивные модели.
— Образные схемы являются источником структур, используемых в этих моделях.
Выше обсуждались некоторые виды образных схем, такие, как ВМЕСТИЛИЩЕ, ИСТОЧНИК—ПУТЬ—ЦЕЛЬ, СВЯЗЬ, ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ, ВЕРХ—НИЗ, ПЕРЕДНЯЯ СТОРОНА — ЗАДНЯЯ СТОРОНА. Эти схемы структурируют наш пространственный опыт. Мое утверждение заключается в том, что эти же схемы структурируют и сами концепты. Я утверждаю, что образные схемы определяют большую часть того, что мы обычно понимаем под термином «структура», когда мы говорим об абстрактных областях. Когда мы осмысляем что-то как имеющее абстрактную структуру, мы понимаем эту структуру в терминах образных схем.
Гипотеза пространственнного представления формы
В частности, я утверждаю, что:
— Категории (в целом) понимаются в терминах схемы ВМЕСТИЛИЩЕ.
— Иерархическая структура понимается в терминах схем ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ И ВЕРХ—НИЗ.
— Реляционная структура понимается в терминах схемы СВЯЗЬ.
— Радиальная структура категорий понимается в терминах схемы ЦЕНТР—ПЕРИФЕРИЯ.
— Структура переднего плана — заднего плана (фона) (foreground—background structure) понимается в терминах схемы ПЕРЕДНЯЯ—ЗАДНЯЯ СТОРОНА.
— Линейная шкала количества понимается в терминах схем ВЕРХ—НИЗ И ЛИНЕЙНЫЙ ПОРЯДОК.
Я буду называть такой подход гипотезой пространственнного представления формы (The Spatialization of Form hypothesis).
Если говорить более точно, гипотеза пространственнного представления формы предполагает метафорическое отображение физического пространства в «концептуальном пространстве». При этом пространственная структура отображается в концептуальной струк¬


Глава 17. Когнитивная семантика
369
туре. Говоря более конкретно, образные схемы (структурирующие пространство) отображаются в соотносительные абстрактные конфигурации (структурирующие концепты). Тем самым гипотеза про- странственнного представления формы утверждает, что концептуальная структура понимается в терминах образных схем и их метафорического отображения.
Кроме того, метафорические отображения сами могут быть поняты в терминах образных схем:
— Концептуальные области (в частности, области источника и мишени) понимаются как противопоставленные друг другу в схеме вместилище.
— Отображение сущностей одной области на сущности в другой области понимается в терминах схемы ИСТОЧНИК—ПУТЬ—ЦЕЛЬ, хотя ПУТЬ в этих случаях остается неспецифицированным.
Таким образом, образные схемы выступают в двух ролях: они являются концептами, которые обладают своей собственной непосредственно понимаемой структурой, и они также используются метафорически для структурирования других сложных концептов.
Структура И КМ
Каждая идеализированная когнитивная модель (или ИКМ) имеет структуру, состоящую из символов. Существует два вида сложных символических структур: структуры, состоящие из «строительных блоков», и гештальтные структуры.
— Сложная символическая структура является структурой «строительных блоков», если все ее структурные элементы существуют независимо друг от друга и от целого, а значение целого является функцией значения его частей.
— В противном случае она является гештальтной структурой, то есть структурой, (а) элементы которой не существуют независимо от целого или (б) целостное значение которой не может быть выведено из значения ее частей и способа, которым эти части соединены друг с другом.
Все непосредственно значимые символы имеют гештальтную структуру. Например, в схеме ВМЕСТИЛИЩЕ выделяется то, что находится ВНУТРИ вместилища, то, что находится ВНЕ его, и ГРАНИЦА между ними; все эти компоненты не существуют независимо от схемы. Понятие ВНУТРИ, например, не может быть понято независимо от гештальта ВМЕСТИЛИЩЕ. Аналогично и все другие образные схемы
24 — ЗЗЫ


370
Часть II. Философские следствия
обладают гештальтной структурой типа той, что была описана выше. Концепты базового уровня также имеют гештальтную структуру, определяемую частично образами и моторным движением.
Следует отметить, что термин «символ» используется здесь не так, как в большинстве других символических систем. В большинстве символических систем символы — это либо сущности (не имеющие значимой внутренней структуры), либо комплексы, имеющие структуру «строительных блоков». Символическая система, описываемая нами, отличается от таких систем в том отношении, что она также имеет гештальтную структуру.
ИКМ в типичном случае представляют собой довольно сложные структуры, определяемые образными схемами всех тех видов, которые были рассмотрены выше. Некоторые символы в ИКМ могут быть непосредственно значимыми, это концепты базового уровня и образно-схематические концепты. Другие символы понимаются опосредованно — через свои отношения с непосредственно понимаемыми концептами. Такие отношения определяются образными схемами, структурирующими данные ИКМ.
Как было отмечено ранее, ИКМ делятся на пять основных типов: (я) образно-схематические; (б) пропозициональные; (в) метафорические; (г) метонимические; (д) символические. Мы уже описали образные схемы. Обратимся теперь к пропозициональным ИКМ. Я опишу несколько наиболее распространенных типов таких ИКМ, к числу которых относятся: (а) пропозиция; (б) сценарий (или, как его иногда называют, «скрипт»); (в) пучок свойств; (г) таксономия; ((д) радиальная категория. Назначение приводимых примеров — побудить читателя к размышлениям, они не являются абсолютно бесспорными, а их список — исчерпывающим. С помощью этих примеров я собираюсь проиллюстрировать саму идею когнитивной модели, не претендуя на то, чтобы сформулировать развернутые положения, касающиеся конкретной природы когнитивных моделей во всех их деталях.
Пропозициональные ИКМ
Под пропозициональной ИКМ я понимаю такую ИКМ, которая не использует механизмы воображения, то есть метафору, метонимию или ментальные образы. Каждая ИКМ имеет онтологию и структуру. Онтология — это множество элементов, используемых в ИКМ. Структура образована признаками этих элементов и существующими между ними отношениями. Элементами онтологии ИКМ могут быть концепты базового уровня — сущности, действия, состояния,


Глава 17. Когнитивная семантика
371
признаки и т. д. — или концепты, охарактеризованные когнитивными моделями других типов.
Пропозициональные модели попахивают объективизмом, поскольку они содержат сущности, признаки и отношения между ними. Нужно помнить, однако, что это когнитивные модели, но не «срезы» реальности. «Сущности» этих моделей — ментальные сущности, а не реальные вещи. Я полагаю, что тенденция рассматривать мир в объективистских терминах проистекает из того факта, что многие из наших когнитивных моделей являются объективистскими в этом ограниченном отношении. Мне представляется, что когда мы осмысляем наш опыт, проецируя на него пропозициональные модели, мы накладываем на мир объективистскую структуру.
Простая пропозиция
Простая пропозиция сама является примером того, что мы называем «пропозициональные ИКМ». Простая пропозиция состоит из онтологии элементов («аргументов») и базового предиката, истинного относительно этих аргументов. Целостная структура пропозиции, таким образом, охарактеризована схемой часть—целое, в которой пропозиция = целое, предикат = часть и аргументы = другие части. Кроме того, между аргументами могут иметь место определенные семантические отношения: среди аргументов пропозиции могут быть агент, пациенс, экспериенцер, инструмент, место и т. д. Семантические отношения представляются структурно схемами связи, а виды схем представляются посредством приписывания связей категориям отношений (например, категории агента).
Из простых пропозиций могут быть образованы сложные посредством таких хорошо известных механизмов, как модификация, квантификация, дополнение, конъюнкция, отрицание и т. д.
Сценарий
Сценарий в своей основе состоит из следующих онтологических элементов: начального состояния, последовательности событий и конечного состояния. Другими словами, сценарий структурирован схемой ИСТОЧНИК—ПУТЬ—ЦЕЛЬ по линии времени, при этом
— начальное состояние = источник
— конечное состояние = место назначения
— события = положения на пути,
а путь протянулся во времени. Сценарий является ЦЕЛЫМ, а каждый из его элементов — ЧАСТЬЮ.


372
Часть И. Философские следствия
Онтология сценария в типичном случае также состоит из людей, вещей, признаков, отношений и пропозиций. Помимо этого, в типичном случае в сценарии существуют определенного рода отношения, имеющие место между элементами онтологии: каузальные отношения, отношения тождества и т. д. Они представлены структурно схемами связи, каждая из которых категоризована относительно вида отношений, которые она представляет. Сценарии также имеют целевую структуру, которая специфицирует цели людей в сценарии. Такие структуры представляются метафорически посредством схемы ИСТОЧНИК—ПУТЬ—ЦЕЛЬ, о чем говорилось выше.
Отношения между концептами и категориями
В общем случае концепты являются элементами когнитивных моделей. Например, многие концепты характеризуются в терминах сценарных ИКМ. Концепт ОФИЦИАНТ охарактеризован относительно сценария РЕСТОРАН. Концепт ПОКУПАТЕЛЬ охарактеризован относительно сценария торгового обмена. Концепт ВТОРОЙ БЕЙСМЕН (SECOND BASEMAN) охарактеризован относительно сценария игры в бейсбол.
Для каждого такого концепта в данной области дискурса может существовать соотносительная категория, в которую входят те сущности, которые соответствуют данному концепту (как он охарактеризован когнитивной моделью). Если концепт характеризуется в модели исключительно посредством необходимых и достаточных условий, категория определяется согласно классическим принципам. В случае, если сущности в области дискурса могут в разной степени отвечать некоторым базовым условиям модели, в категории могут возникать простые прототипические эффекты. Наличие в ИКМ метонимического отображения части категории на категорию в целом ведет к метонимическим прототипическим эффектам. Наконец, если концепт определяется не необходимыми и достаточными условиями, но градуированной шкалой, то возникающая в результате категория будет градуированной категорией.
Структура «пучок свойств»
Пучок (bundle) свойств представляет собой набор признаков. Элементами онтологии являются признаки. Структурно пучок характеризуется схемой ВМЕСТИЛИЩЕ, таким образом, что признаки находятся внутри вместилища. Классические категории могут быть представлены как пучки свойств.


Глава 17. Когнитивная семантика
373
Классические таксономические структуры
Классические категории и классические таксономии не встроены в природу и не являются частью некоей трансцендентальной рациональности, простирающейся за пределы мыслящих существ. Они являются созданием человеческого ума. Каждая классическая таксономия представляет собой идеализированную когнитивную модель — иерархическую структуру классических категорий. Элементами онтологии таксономической модели являются все категории. Каждая категория структурно представлена схемой ВМЕСТИЛИЩЕ. Структура иерархии представлена схемами ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ и ВЕРХ— НИЗ. Каждая категория более высокого уровня является целым, категории, относящиеся к ближайшему более низкому уровню,— его частями. Каждая вышестоящая категория включает все свои нижестоящие категории. Категории, относящиеся к одному уровню, не пересекаются друг с другом.
Классические таксономии имеют фундаментальные семантические ограничения. Каждая категория является классической — определенной пучком свойств. Каждый член каждой категории имеет каждый из признаков, содержащихся в пучках свойств этой категории. Пучки свойств, определяющие категории более низкого уровня, включают все свойства пучков, определяющих категории более высокого уровня.
Классическая таксономия мыслится как исчерпывающая — категоризующая все сущности в некоторой области в терминах их признаков. Наивысшая категория в таксономии охватывает всю область в целом.
Таксономические ИКМ представляют собой один из наиболее важных структурных механизмов, используемых нами для осмысления и упорядочивания нашего опыта. Необходимо, однако, помнить, что таксономические модели накладываются на опыт нами и для наших целей. И если обстоятельства будут благоприятны, они помогут нам достичь этих целей.
Структура радиальных категорий
Подобно другим категориям, радиальная категория представлена структурно как вместилище, а ее субкатегории, в свою очередь, являются вместилищами внутри большего вместилища. Отличительной чертой радиальной категории является то, что она структурирована также схемой ЦЕНТР—ПЕРИФЕРИЯ. Одна из субкатегорий является центром; другие субкатегории связаны с центром различными


374
Часть II. Философские следствия
типами связей. Нецентральные категории могут быть «субцентрами», иными словами, на них может быть наложена вторичная структура «центр—периферия».
Градуированные категории
Простые классические категории представляются как вместилища, характеризующееся наличием внутреннего пространства (где находятся члены категории), внешнего пространства (в котором находятся не-члены категории). Границы классических категорий являются точными и четкими и не имеют внутренней структуры. Однако в градуированных категориях границы являются расплывчатыми, им свойственна некоторая «ширина», определяемая линейной шкалой, значения которой лежат между 0 и 1, где 1 находится внутри категории, а 0 — вне ее. Элементы располагаются не только внутри или вне категории, они могут также находиться в размытом пограничном районе, в некоторой точке шкалы между 0 и 1. Эта точка определяет степень членства элемента в данной категории.
При этом, конечно, возможно, чтобы две градуированные категории находились рядом друг с другом (например, синий и зеленый цвета, стул и табурет) и их размытые границы накладывались друг на друга таким образом, чтобы данный элемент находился в размытых границах обеих этих категорий сразу и был, следовательно, членом каждой из них в некоторой степени между 0 и 1.
Градуированные пропозиции
ИКМ, характеризующие пропозиции, могут, разумеется, содержать линейные шкалы, определяющие степень, в которой индивид имеет данный признак (например, насколько он высок или богат). Этот признак может рассматриваться как определяющий градуированную категорию, в которой степень членства равна степени, в которой каждый член имеет данный признак. Это распространенный способ образования градуированных категорий.
Метафорические и метонимические модели
Метафорическое отображение предполагает область-источник и область-мишень. Предполагается, что область-источник структурирована пропозициональной или образно-схематической моделью. Отображение в типичном случае является частичным; оно отображает структуру ИКМ в области-источнике на соответствующей структуре области-мишени. Как мы упоминали выше, области источника и ми¬


Глава 17. Когнитивная семантика
375
шени представлены структурно схемой ВМЕСТИЛИЩЕ, а процесс отображения представляется схемой источник—путь—цель.
Метонимическое отображение происходит внутри единой концептуальной области, структурированной ИКМ. При наличии в ИКМ двух элементов, А и В, А может «замещать» В. Отношение «замещения» представляется структурно схемой ИСТОЧНИК—ПУТЬ— ЦЕЛЬ. Если В является категорией, а А — ее член или субкатегория, то мы имеем метонимическую категориальную структуру, в которой А является метонимическим прототипом.
Прототипы
В различных категориальных структурах прототипические эффекты могут возникать разными путями.
— Метонимия: Пусть дана категория В, и А является ее членом или субкатегорией В; предположим, что А метонимически «замещает» В. Это происходит тогда, когда А является социальным стереотипом, или типичным случаем, или идеалом, или субмоделью, и т. д. В этом случае А будет лучшим примером В.
— Радиальная категория: Если дана категория В с радиальной структурой и А ее центр, то А является лучшим примером В.
— Генеративная категория: Предположим, что В является категорией, порождаемой по правилу из субкатегории или члена А. В этом случае А является лучшим примером В.
— Градуированная категория: Если дана градуированная категория Д, в которой А имеет степень членства 1, то А является лучшим примером В.
— Классическая категория: Рассмотрим когнитивную модель, содержащую пучок свойств, который характеризует классическую категорию В. Если А имеет все признаки из этого пучка свойств, то А является лучшим примером В. Элемент С, имеющий некоторые признаки из этого пучка свойств, может оцениваться как менее удачный пример В. Строго говоря, С будет за пределами В; однако люди в таких случаях могут рассматривать В как градуированную категорию, так что элементы, имеющие некоторую степень сходства с членами В, будут расцениваться как члены В в некоторой степени.
Все это, конечно, «чистые» случаи. Существуют также смешанные случаи. Например, категории чисел могут иметь как генераторы, так


376
Часть И. Философские следствия
и субмодели. Нет теории, которая бы позволяла бы определить, какого рода лучшие примеры имеют преимущество в таких случаях. Сколько-нибудь серьезные исследования этих феноменов в настоящее время отсутствуют.
Символические модели и когнитивная грамматика
До сих пор мы вообще не касались языка. Все ИКМ, обсуждавшиеся выше, имели чисто концептуальный характер; они не содержали элементов конкретных языков. Это различие существенно. Чисто концептуальные ИКМ могут быть охарактеризованы независимо от слов и морфем конкретных языков. В тех случаях, когда с концептуальными элементами ИКМ ассоциированы лингвистические элементы, мы имеем дело с тем, что мы будем называть символической ИКМ. Перейдем теперь к вопросу, каким образом естественные языки могут быть описаны в рамках такого подхода. Мы начнем с лексических единиц, грамматических категорий и грамматических конструкций.
Как установил Филлмор в своих работах по фреймовой семантике (Fillmore 1975, 1976, 1978, 1982а, 1982Ь, 1985), значение лексических единиц — слов и морфем — характеризуется в терминах когнитивных моделей. Значение каждой лексической единицы представляется как элемент ИКМ. ИКМ в целом используется как фон, на котором определяется слово.
Традиционное определение грамматической категории имени существительного как имени человека, места или вещи не далеко отклоняется от истины. Лучшими примерами имен существительных являются слова, обозначающие физические объекты базового уровня. Имя существительное является радиальной категорией. Ее центральная субкатегория состоит из имен физических сущностей — людей, мест, вещей. Они являются прототипическими именами. Существуют, разумеется, и нецентральные имена: абстрактные имена (такие, как сила) и странные имена, существующие только в идиомах (такие, как umbrage, букв, ‘тень, сень’, в take umbrage at ‘обидеться на’). Глагол также является радиальной категорией, имеющей в качестве центральных членов слова, обозначающие физические действия базового уровня (например, бежать, ударить, давать и т. д.) Таким образом, хотя грамматическим категориям в целом не может быть дана строгая классическая дефиниция в семантических терминах, их центральные субкатегории могут быть определены именно этим способом. Остальные члены каждой граммати¬


Глава 17. Когнитивная семантика
377
ческой категории могут быть затем быть мотивированы своими отношениями с центральными членами.
Таким образом, теория прототипов позволяет нам сформулировать общие принципы, обеспечивающие семантическую базу синтаксических категорий. В классической теории категорий мы были бы вынуждены сказать, что такой семантической базы нет вообще. Причина в том, что классические категории имеют гомогенную структуру — там нет прототипов — и все, что не является полностью выводимым (предсказуемым, predictable), должно быть произвольным. Поскольку синтаксическая категоризация не может быть полностью выведена из семантической категоризации, классическая теория категорий была бы вынуждена сделать ложное утверждение, что она полностью произвольна. Возьмем, например, прилагательные. Как показал Диксон в своей классической работе «Куда ушли все эти прилагательные?» (Dixon 1982), языки могут вообще не иметь прилагательных или иметь их очень мало; так, в игбо — восемь имен прилагательных, в хауса — двенадцать, и т. д. При этом набор этих прилагательных не произволен. Если язык имеет очень небольшое число прилагательных, то можно весьма точно предсказать, что это будут прилагательные, выражающие центральные адъективные значения, такие, как БОЛЬШОЙ — МАЛЕНЬКИЙ, ХОРОШИЙ— ПЛОХОЙ, БЕЛЫЙ — ЧЕРНЫЙ, МОЛОДОЙ — СТАРЫЙ, ТВЕРДЫЙ — МЯГКИЙ, и т. д. Из этого ясно следует, что общие принципы, связывающие семантические категории с синтаксическими, действительно существуют.
Теория ИКМ особенно полезна для характеристики грамматических конструкций. Рассмотрим сначала проблему лингвистических структур в целом. Как мы отметили выше, образные схемы характеризуют концептуальные структуры. Они также характеризуют синтаксические структуры.
— Иерархическая синтаксическая структура (например, структура составляющих) характеризуется схемой ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ: вершинный узел является целым, а подчиненные узлы — частями.
— Структура «главный член — его модификатор» характеризуется схемой ЦЕНТР—ПЕРИФЕРИЯ.
— Грамматические отношения и отношения кореферентности представляются структурно схемой СВЯЗЬ.
— Синтаксическое «расстояние» характеризуется схемой ЛИНЕЙНАЯ ШКАЛА.


378
Часть И. Философские следствия
— Синтаксические категории, подобно другим категориям, структурно характеризуются схемой ВМЕСТИЛИЩЕ.
Эмпирические свидетельства в пользу этого способа представления синтаксических структур приведены в главе 20 книги Lakoff, Johnson 1980.
При данном подходе к природе синтаксической структуры мы можем представить грамматические конструкции как ИКМ. Мы можем также охарактеризовать значения грамматических конструкций посредством непосредственного сопоставления синтаксического аспекта конструкции с ИКМ, представляющей ее значение. Сделав это, мы сможем сформулировать многие общие закономерности, управляющие отношениями между синтаксисом и семантикой. Как мы увидим в разделе «Исследование конкретного материала 3», многие, если не большинство, особенностей синтаксических конструкций вытекают из их значения. (См. Langacker 1986.) Это позволяет в огромной степени упростить описание грамматических конструкций.
Понятие радиальной категории позволяет нам также показать регулярности в структуре грамматики и словаря. Большинство слов и морфем имеют много разных значений — значений, которые связаны друг с другом. Эти значения могут быть рассмотрены как образующие радиальную категорию, где есть центральное значение и структура связанных значений, мотивированных центральным значением. (См. Brugman 1983.) Такой подход к лексике позволяет нам сформулировать общие принципы, связывающие значения слов. Развернутый пример этого представлен в разделе «Исследование конкретного материала 2».
Идея радиальной категории дает нам также возможность сформулировать невыразимые при других подходах общие синтаксические закономерности, управляющие отношениями грамматических конструкций друг с другом. (См. Van Oosten 1984.) Это достигается путем использования понятия экологического положения — положения конструкции в грамматической системе. Конструкции образуют радиальную категорию, включающую центральную конструкцию и ряд периферийных конструкций, связанных с центром. Определенные обобщения, касающиеся особенностей грамматических конструкций, могут быть сделаны только в терминах положения конструкции в такой радиальной категории. Более подробно см. «Исследование конкретного материала 3».
Подводя итог всему выше сказанному, отметим, что языковые выражения получают свое значение вследствие того, что (а) они ас¬


Глава 17. Когнитивная семантика
379
социированы непосредственно с ИКМ и (б) включают элементы ИКМ, которые либо непосредственно понимаются в терминах до- концептуальных структур опыта, либо понимаются опосредованно в терминах непосредственно понимаемых концептов и структурных отношений.
Язык, таким образом, базируется на познании. Структура языка использует те же самые механизмы, которые используются для структурирования когнитивных моделей — образные схемы, понимаемые в терминах физического, телесного функционирования. Язык приобретает значение в силу того, что непосредственно связан со значимыми мыслями и зависит от природы мышления. Мышление становится значимым через два типа непосредственных связей с доконцептуальным функционированием тела, которое в свою очередь в высокой степени, но отнюдь не всецело, обусловлено природой мира, в котором мы функционируем.
В экспериенциальном реализме нет непроходимой пропасти между языком и мышлением, с одной стороны, и миром, с другой. Язык и мысль значимы потому, что они мотивированы нашим функционированием как части реальности.
Философские вопросы
Теперь мы можем охарактеризовать наш общий подход к разнообразным философским проблемам — проблемам значения, понимания, истинности, знания и объективности. В основании данного подхода лежат концепты базового уровня и образно-схематические концепты. Они непосредственно значимы, поскольку они соединяют нас с доконцептуальными структурами нашего физического, телесного опыта функционирования в мире. Именно в силу того, что тело присутствует в уме, как это выразил Джонсон, концепты базового уровня и образно-схематические концепты получают свое значение.
Значение
Значение не является вещью; оно включает то, что является значимым для нас. Ничто не является значимым само по себе. Значимость проистекает из нашего опыта функционирования как существ определенного типа в определенного типа окружении. Концепты базового уровня значимы для нас вследствие того, что они характеризуются тем способом, которым мы воспринимаем целостный облик вещей в терминах структуры часть—целое, и особенностями взаимодействия наших тел с вещами. Образные схемы имеют значе¬


380
Часть II. Философские следствия
ние для нас вследствие того, что они также структурируют наше восприятие и физическое движение тела, хотя и в менее детализированном виде. Естественные метафорические концепты значимы для нас потому, что они базируются на (а) непосредственно значимых концептах и (б) корреляциях в нашем опыте. А концепты вышестоящего и нижестоящего уровней значимы вследствие того, что они основываются на концептах базового уровня и расширены на основе таких понятий, как функция и цель.
Понимание
Начнем с непосредственного понимания. Это потребует характеристики непосредственного понимания предложений и непосредственного понимания ситуаций.
— Предложение понимается непосредственно, если концепты, ассоциированные с ним, непосредственно значимы.
— Аспекты конкретной ситуации даны непосредственно в опыте, если они играют каузальную роль в опыте. Например, я не воспринимаю непосредственно в опыте все в комнате, где я сижу. Так, части моего стула скреплены клеем. Я воспринимаю непосредственно стул, но не клей. Стул играет каузальную роль в моем опыте. Каузальная роль клея относится к стулу, но не к моему опыту взаимодействия со стулом.
— Аспект непосредственно данной в опыте ситуации непосредственно понимается, если он доконцептуально структурирован.
Теперь, когда мы имеем характеристику непосредственно понимаемых предложений и непосредственно понимаемых ситуаций, мы можем перейти к истинности. Истинность относительно непосредственного понимания может быть охарактеризована как соответствие между пониманием предложения и пониманием ситуации.
Рассмотрим привычный пример. Начнем с непосредственно понимаемого предложения. Возможность непосредственного понимания вошедшего в поговорку предложения Кошка находится на коврике обусловлена тем, что КОШКА и КОВРИК являются концептами базового уровня (предположительно ассоциированными с ментальными образами), а НА образовано тремя кинестетическими образными схемами: над, контакт и опора, кошка, коврик и на все являются непосредственно понимаемыми концептами.
Теперь рассмотрим непосредственно понимаемую ситуацию. Например, вы смотрите на (и тем самым воспринимаете непосредст¬


Глава 17. Когнитивная семантика
381
венно в опыте) кошку на коврике. Поскольку и кошка, и коврик являются концептами базового уровня, у вас будет восприятие целостного вида кошки и целостного вида коврика, так же как восприятие отношения между ними. Ваше восприятие целостного облика кошки и коврика является доконцептуально структурированным опытом, где присутствуют кошка и коврик. Ваше восприятие отношения между кошкой и ковриком является доконцептуально структурированным опытом кинестетических отношений НАД, КОНТАКТ и ОПОРА. Это делает ситуацию непосредственно понимаемой.
Соответствие непосредственного понимания предложения непосредственному пониманию ситуации устанавливается примерно следующим образом:
— Ментальный образ, ассоциированный с вашим концептом базового уровня КОШКА, может соответствовать вашему восприятию целостного вида кошки.
— Ментальный образ, ассоциированный с вашим концептом базового уровня КОВРИК, может соответствовать вашему восприятию целостного вида коврика.
— Образные схемы, конституирующие ваше понимание НА, могут соответствовать вашему восприятию отношения между кошкой и ковриком.
Если непосредственное понимание предложения находится в полном соответствии с непосредственным пониманием ситуации, мы можем охарактеризовать истинность относительно непосредственного понимания. Это, разумеется, не решает всех проблем, поскольку, как было отмечено Серлем (Searle 1979, chap. 5), необходимо принять во внимание понимание фона (background) ситуации, а также, что более важно, необходимо точное определение понятия «соответствие».
Отнюдь не все предложения и ситуации понимаются непосредственно. Очень многое понимается нами непрямым, косвенным образом. Поэтому необходимо исследование непрямого понимания предложений и ситуаций. Предложения не представляют собой проблему: предложение понимается непрямым образом, если концепты, ассоциированные с ним грамматикой, значимы опосредованно. В то же время описание механизмов непрямого понимания ситуаций представляет собой более трудную задачу. В работе Лакоффа и Джонсона (Lakoff, Johnson 1980, chap. 24) представлено описание непрямого метафорического понимания. Однако полное общее описание механизмов непрямого понимания ситуаций в настоящее время отсутствует.


382
Часть II. Философские следствия
Одним из механизмов непрямого осмысления ситуаций мог бы быть принцип относительной точности и здравого смысла. Такой принцип позволил бы максимизировать непосредственность понимания. Согласно этому принципу, аналогичному условию естественности Льюиса, чем более прямым является понимание, тем оно предпочтительнее. Так, хотя возможно пытаться понять (метафорически) вишню в терминах концепта КОШКА, такое понимание было бы чрезвычайно косвенным и поэтому оно и близко не подходит к той точности и той степени целесообразности, которая достигается использованием концепта ВИШНЯ.
Перед экспериенциализмом стоит задача исследовать общие принципы понимания. Это необходимо для описания истины. Такое описание основывается на следующем утверждении: если предложение является истинным, оно истинно в силу того, что оно значит и как оно понимается. Истинность зависит от значения.
Истина
Мы понимаем высказывание как истинное в данной ситуации, если наше понимание этого высказывания достаточно близко, учитывая наши цели, соответствует нашему пониманию данной ситуации.
Это основа экспериенциалистского описания истины. Это не абсолютная истина, постигаемая с позиции Божественного видения. Однако это именно то, что мы обычно считаем истиной. На это можно возразить, что мы обычно понимаем истину как раз в абсолютном смысле, как объективную истину, безотносительную к какому-либо пониманию. В известном смысле это верно. Однако это расхождение легко объяснимо.
Истина относительна, и эта относительность связана с пониманием. Однако мы в общем случае рассматриваем понимание как абсолютное. Иными словами, мы имеем народную теорию, согласно которой:
— Существует один и только один правильный способ понимания реальности.
Если истина релятивна относительно понимания, и если понимание, согласно нашей народной теории, фиксировано, то (в этой народной теории) существует одна и только одна истина — абсолютная истина. Это стандартная народная теория истины. Как это бывает с большинством народных теорий, мы можем отбросить ее, когда это нам необходимо. Когда люди сталкиваются с ситуацией, которую можно понять двумя или более в равной мере правдоподобными


Глава 17. Когнитивная семантика
383
способами, тогда они в общем случае осознают, что истина может быть относительна по отношению к пониманию.
Итак, народный взгляд, что истина абсолютна, является результатом характеристики истины относительно понимания и народной теории, что существует один и только один правильный способ понимания реальности. Когда возможно только одно понимание ситуации, тогда истина представляется абсолютной. Однако когда ясно, что возможно более чем одно понимание, тогда становится очевидно, что истина релятивизована относительно понимания. (Эмпирические данные, свидетельствующие об этом, см. в Sweetser, in press.) В рамках подобного описания истины можно также объяснить, каким образом и в каком смысле может быть истинной метафора — ведь метафора обеспечивает понимание опыта. (Подробно см. Lakoff, Johnson 1980, chap. 23.)
Объективистские философы рассматривают в качестве образцовых случаев ситуации, которые могут быть поняты только одним разумным способом. Вот почему они любят рассуждать о случаях типа Кошка находится на коврике. При условии, что ясно, что такое кошка, и ясно, что такое коврик (в конечном итоге, это объекты базового уровня), и что ситуация является нормальной — мы не находимся в космосе или в какой-либо другой столь же необычной ситуации — высказывание Кошка находится на коврике либо истинно, либо нет, абсолютно, объективно истинно или нет. Возьмем, однако, более запутанные случаи, вроде истории о «похищении времени», обсуждавшейся выше в главе 13. Исследователь Роберт Хаф и редакция «Окленд Трибюн» принимали как истинное то, что работники воруют время у своих работодателей. Однако для того, чтобы так трактовать ситуацию, они должны понимать время метафорически, как такую вещь, которая может быть украдена. Относительно такого понимания предложение Работники воруют время у своих работодателей может быть истинным. Вопрос в том, насколько такой способ понимания времени приемлем. Способы понимания ситуаций изменяются в ходе истории. Метафорическое понимание времени как чего-то такого, что может быть «потрачено», является только недавней новацией в истории человечества, и это определенно не универсальный способ осмысления времени. Однако поскольку он является общепринятым в современной западной культуре, нет проблем с оценкой истинности предложений типа Я потратил понапрасну целый час сегодня утром. Такие предложения, вследствие того, что наше понимание времени как чего-то такого, что может быть истрачено, стало конвенциональным, достигли статуса предложения Кошка на коврике.


384
Часть II. Философские следствия
Созданная реальность
Одним из самых слабых мест объективистской метафизики является то, что в ней нет места для таких созданных людьми реалий, как «потраченное напрасно время». Если мы рассматриваем время как ресурс, который может быть потрачен, и действуем в соответствии с этим взглядом и даже устанавливаем социальные институты, которые принимают такой взгляд как данное, то мы посредством наших действий создаем «потраченное время». Если я живу в обществе, построенном на метафоре время — ЭТО РЕСУРС, и если я принимаю эту метафору и действую в соответствии с ней, тогда то, что у меня сегодня утром отняли час времени, может быть истиной. Это является осмысленным при экспериенциалистском описании истины, однако подобное осмысление не укладывается в рамки объективистского подхода. Многие из наших наиболее важных истин не являются истинами, относящимися к материальному, физическому миру, но возникают в результате деятельности людей в соответствии с концептуальной системой, о которой никак нельзя сказать, что она полностью соответствует реальности вне зависимости от человеческого опыта. Человеческий опыт, в конечном итоге, тоже реален — столь же реален, как скалы и деревья, кошки и коврики. Поскольку мы действуем в соответствии с нашей концептуальной системой и поскольку наши действия реальны, наша концептуальная система играет главную роль в создании реальности. Когда речь идет о человеческой деятельности, метафизика, то есть наши взгляды по поводу того, что существует и является реальным, не независима от эпистемологии в широком смысле человеческого понимания и знания.
Истина как радиальное понятие
Как можно было видеть выше, категории ума часто структурированы радиально и включают центральную субкатегорию и ее расширения. Аналогичным образом, как представляется, структурирована категория истины. Поскольку, как мы видели, истина не может быть охарактеризована просто как соответствие материальной, физической реальности, мы должны признать, что истина является человеческим понятием, подчиняющимся законам человеческой мысли. Поэтому не должно показаться удивительным, что она структурирована таким же образом, как и другие человеческие концепты.
То, что я хочу сказать, можно изложить коротко следующим образом: существуют центральные и нецентральные истины. Центральные истины характеризуются в терминах непосредственно по¬


Глава 17. Когнитивная семантика
385
нимаемых концептов, концептов, которые соответствуют доконцеп- туальной структуре опыта. К таким концептам относятся (а) концепты базового уровня физической, материальной области и (б) общие схемы, возникающие из опыта (то, я назвал «кинестетические образно-схематические концепты»). Вот некоторые примеры таких центральных истин:
Я пишу этот текст. На моем письменном столе — три ручки и телефон. Я сижу зеленом стуле. Слева от меня стол. Справа от меня лампа и она включена. Через окно видны дома, деревья, залив, горы и мост.
Здесь нет ничего особенного или спорного, только простые истины. Отметим физические объекты базового уровня: ручки, телефон, стул, стол, письменный стол, лампа, окно, деревья, залив, мост. Эти предложения (как многие предложения, приводимые в качестве примеров в философской литературе) очень просты. Они весьма сильно отличаются от других предложений в этой книге, большинство из которых, я надеюсь, вы найдете истинными, однако немногие из них являются простыми центральными истинами, относящимися к физическим объектам базового уровня. Центральные истины истинны вследствие непосредственного соответствия между докон- цептуальными структурами опыта и концептуальной структурой, в терминах которой понимается предложение. Однако большинство предложений, которые мы произносим и слышим, читаем и пишем, не способны выражать центральные истины: это предложения, которые содержат концепты или очень общие, или очень специфические, или абстрактные, или метафорические, или метонимические, или проявляющие другие виды «косвенности» относительно прямого структурирования опыта. Это не значит, что они в каком-то смысле менее истинны, просто они не являются центральными примерами.
Установление истинности в весьма значительной мере является самодостаточной операцией, основывающейся на прямых связях с доконцептуальным четко структурированным опытом и концептами, которые согласуются с таким опытом. Однако в большинстве случаев истинность имеет непрямой характер. В таких случаях используются непрямые способы понимания: категории более высокого уровня, метафорическое и метонимическое понимание, абстракция и т. д. Для меня наиболее интересный вид истины — нецентральная истина. Такая истина в наименьшей мере совместима с объективистским подходом к истине.


386
Часть II. Философские следствия
Знание
Что означает знать что-то и что делает знание возможным? Когда объективисты задают подобные вопросы, ответ до некоторой степени рассматривается как очевидный. Если вы знаете что-то, то то, что вы знаете, является истинным — объективно истинным. Знание возможно, по крайней мере частично, потому, что категории ума могут соответствовать категориям мира — объективно данному внешнему миру, заполненному объективными категориями. Мы имеем научное знание, когда наши научные теории соответствуют объективным фактам в мире.
Вместе с отказом от объективизма должно измениться наше понимание знания. Если истина, как мы утверждаем, является радиальным понятием, то таким же должно быть и знание. Лучшими примерами знания являются знания об объектах базового уровня, действиях и отношениях в физической, материальной области — то, что может быть названо знанием «кошки на коврике», знание о стульях, столах, деревьях и скалах, о наших собственных телах и других объектах базового уровня в нашем непосредственном окружении.
Мы приобретаем базовое знание нашего непосредственного окружения в ходе нашего взаимодействия на базовом уровне с этим окружением, через восприятие, касание и манипулирование. Мы можем получать другие виды знания либо непосредственно (как в случае эмоционального и социального знания), либо опосредованно (как в случае знания, полученного другими и переданным нам через газеты, учебники и т. д.). Однако вещи, которые, как мы чувствуем, мы знаем лучше всего, это те, которые наиболее тесно связаны с опытом базового уровня.
Многие наши технологии работают на расширение опыта базового уровня. Телескопы, микроскопы, фотография и телевидение расширяют наше восприятие базового уровня в визуальной области. Откуда мы знаем, что у Сатурна есть кольца? Мы видели их через телескоп — или, по крайней мере, мы видим их на фотоснимках, сделанных через телескоп. Откуда мы знаем, что есть такие существа — бактерии? Мы видели их через микроскоп — или, по крайней мере, мы видели их на фотографиях. При этом не имеет значения, знаем ли мы, как работает микроскоп, и можем ли мы с ним работать. (Обсуждение этого см. в Hacking 1983, chap. 11.) Микроскопы делают то, что ранее было невидимым, объектами восприятия базового уровня, совместимыми с тем, что нам известно из других ис¬


Глава 17. Когнитивная семантика
387
точников, и делают это достаточно хорошо для большинства целей практических научных исследований. Объем знания, на которое мы можем положиться, возрастает вследствие того, что мы рассматриваем науку как обладающую потенциалом огромного, возможно бесконечного расширения области восприятия базового уровня и возможностей оперирования с объектами на этом уровне. Для того, чтобы расширение восприятия и оперирования на базовом уровне могло быть принято, оно должно соответствовать стандартам согласованности, надежности и (в меньшей мере) рационального объяснения. Данные, полученные с помощью микроскопа, надежны и согласуются с другими данными, поэтому тот факт, что мы можем не знать, как работает микроскоп, не имеет большого значения — постольку, поскольку мы полагаем, что есть люди, которые знают (или узнают когда-нибудь), как устроен и действует микроскоп. Тем не менее наличие рационального объяснения способствует такому расширению восприятия и оперирования базового уровня, которое бы принималось научным сообществом, поэтому предпочтительно, чтобы мы понимали, каким именно образом данное устройство работает.
Технические средства расширения восприятия и оперирования на базовом уровне вселяют в нас уверенность, что наука дает нам реальное знание. Если невозможно сделать фотографию, то следующим наилучшим средством являются графы и диаграммы. При этом графы, структуры и формы которых имеют характер гештальтов, являются для нас более убедительными, чем такие графы, структура которых не может быть схвачена гештальтным восприятием.
Возьмем, например, ЯМР спектрометр (ЯМР = ядерно-магнит- ный резонанс). Ученый-химик имеет возможность, поместив в этот спектрометр вещество, получить ЯМР спектрограмму, имеющую форму кривой (непрерывной функции в двухмерном пространстве). Форма этой кривой рассматривается химиками как свойство данного вещества, такое же, как особенности его кристаллической структуры, и даже более важное и фундаментальное, чем его цвет. Таким образом, ЯМР спектрометр рассматривается как инструмент, обеспечивающий понимание базового уровня некоторых аспектов электрохимической структуры. Он достигает этой цели очень косвенным способом, зависящим от множества различных теоретических выкладок и соображений: теории ядерно-магнитного резонанса, анализа Фурье, методов вычисления преобразований Фурье, методов изображения преобразований Фурье и т. д. Результатом всего этого является кривая, которая осмысляется в терминах восприятия базового 25*


388
Часть II. Философские следствия
уровня. Поскольку эта кривая легко воспринимается в целом, она может использоваться для того, чтобы понять какие-то свойства вещества. И химики интуитивно понимают такие кривые как свойства различных веществ — настолько, что называют такие спектрограммы «ЯМР спектры», как будто бы графы были самими веществами. Теоретические предпосылки, на которых основывается спектроскопия ЯМР, принимаются в повседневной научной деятельности ученого-химика как данное. Кривые ЯМР используются для того, чтобы понять структуру вещества, и рассматриваются как первичные данные при построении научных теорий. ЯМР-структура вещества принимается как то, что известно о веществе, так же, как его цвет. В структуре научного знания результаты расширенного восприятия базового уровня (такие, как кривые на ЯМР спектрограммах) рассматриваются как первичные данные. И это подкрепляется и их согласованностью и регулярными отношениями с другими данными общих физических и химических теорий.
Экспериенциалистское описание знания, предложенное нами, опирается на наше описание истины, которое в свою очередь зависит, среди прочего, от структуры нашего опыта базового уровня. Научное «знание» и научное понимание в значительной степени опираются на технологическое расширение восприятия базового уровня. Так, химики рассматривают спектры веществ, полученные с помощью метода ЯМР, как нечто известное и понимаемое через кривые на ЯМР спектрограммах.
Данный взгляд на понимание людьми знания хорошо согласуется с изложенным выше описанием истины. Знание, подобно истине, зависит от понимания, главным образом от базового уровня понимания опыта. Мы по большей части принимаем наше восприятие базового уровня как незыблемую реальность (если только нет очень серьезных оснований считать иначе). То, что воспринимается на базовом уровне, принимается как реальное и известное, пока не появляются очень веские причины считать иначе. То же самое верно и для научных теорий. Они должны быть согласованы с нашим восприятием базового уровня и быть принятыми соответствующим научным сообществом для того, чтобы их признали истинными вообще. Когда так происходит, они становятся частью нашего знания — опять-таки до тех пор, пока не появятся весомые основания думать по-другому, — поскольку они являются единственным имеющимся в нашем распоряжении принятым в нашем обществе способом понимания. В этом отношении научное знание не отличается от обычного «знания».


Глава 17. Когнитивная семантика
389
Может ли знание быть несомненным? Конечно, может. Возьмем наше знание о существовании клеток. В ходе технологического расширения наших способностей базового уровня к восприятию и оперированию с объектами наше понимание живых организмов как состоящих из клеток осталось непоколебленным. Оно стабильно и остается таковым благодаря огромному количеству наблюдений клеточной структуры, сделанных через микроскоп, и огромному количеству вмешательств в структуру клеток, ставших возможными вследствие технологического развития наших способностей базового уровня. Наше знание о существовании клеток представляется несомненным настолько, насколько это возможно для знания. Тем не менее это человеческое знание, базирующееся на человеческом понимании, не какое-либо безличное знание или безупречное знание с позиции Божественного видения. Не может быть безличного способа понимания вещей. Но насколько возможно для человеческого понимания оставаться неизменным, настолько возможно для нашего знания быть несомненным.
Знание, подобно истине, релятивно по отношению к пониманию. Народный взгляд на знание как нечто абсолютное проистекает из того же источника, что и народная вера в то, что истина абсолютна. Этим источником является народная теория о возможности только одного способа понимания ситуации. Когда эта теория оказывается несостоятельной и в нашем распоряжении оказывается множество различных способов понимания, или возможных «фреймов», ситуации, тогда знание, как и истина, становится релятивным по отношению к пониманию. Аналогичным образом, когда наше понимание стабильно и определенно, знание, основанное на этом понимании, является стабильным и несомненным.
Является ли такое знание «реальным знанием»? Да, оно реально, во всяком случае настолько реально, насколько это вообще возможно для нашего знания — достаточно реально для всех, исключая самых закоренелых скептиков.
Здравый смысл
В защиту объективизма часто приводят тот довод, что он соответствует наблюдениям здравого смысла. Предположим, например, что на столе рядом со мной лежит яблоко. Я беру это яблоко и откусываю от него часть. Здравый смысл говорит нам, что там действительно было яблоко и что я на самом деле откусил от него часть. Экспериенциализм говорит то же самое. Яблоко и стол являются объектами базового уровня. В соответствии с принципом наилучше¬


390
Часть II. Философские следствия
го понимания опыта базового уровня, они реальны — пока и если вдруг не обнаружится, что я был обманут с помощью ловкого трюка. На в нашей концептуальной системе является пространственным отношением базового уровня, представляющим собой гештальт, образованный кластером трех кинестетических образных схем — одной для над на вертикальной оси, другой для контакт и третьей для опора. При условии выбора наилучшего (и только) понимания ситуации, то, что яблоко находится на столе, является истинным. И это не просто истина, это центральная истина — истина, для которой вряд ли можно найти лучшее понимание.
Все это похоже на объективистское описание, и этому есть объяснение: наши основанные на здравом смысле народные теории являются в огромной степени объективистскими теориями. Наше восприятие базового уровня говорит нам, что в мире существуют объекты. При более пристальном рассмотрении мы можем различить аспекты объектов, которые мы понимаем как признаки. Наши кинестетические образные схемы характеризуют отношения между объектами. И мы естественно понимаем группы объектов в терминах схем-вместилищ: деревья находятся в лесу. Таким образом, народные теории категорий представляют их как своего рода вместилища. И мы используем эту народную теорию категорий для сознательного конструирования таксономий как средства осмысления различных областей опыта.
Термин «народная теория» не следует понимать как несущий отрицательные коннотации. Народные теории являются такими созданиями человеческого ума, без которых мы не можем обойтись. Они позволяют нам действовать в обычной жизни, заниматься нашими повседневными делами. Именно они главным образом управляют поведением человека в жизненно важных областях — физической деятельности на базовом уровне коммуникации, зрительного восприятия и т. д. Однако народные теории, при всей их неоценимой важности, не могут быть расширены до бесконечности и не могут прилагаться ко всем областям опыта. Их применимость ограничена, и важно знать, каковы эти ограничения. В существенной степени они совпадают с границами приложимости специальных объективистских теорий.
Объективность
В объективистской традиции объективность подразумевала элиминацию всех субъективных аспектов, для того чтобы лучше видеть вещи с объективной, Божественной точки зрения. Однако тот факт,


Глава 17. Когнитивная семантика
391
что Божественное видение недостижимо, не означает, что объективность невозможна или упала в цене. Объективность заключается в двух вещах:
Во-первых, объективность состоит в том, чтобы оставить свою точку зрения и посмотреть на ситуацию с других точек зрения — как можно более разнообразных.
Во-вторых, объективность состоит в способности отличать то, что является непосредственно значимым — концепты базового уровня и образно-схематические концепты, — от концептов, которые значимы косвенно.
Как следствие, объективность требует:
— осознания того, что ты смотришь на мир с определенной точки зрения, что ты обладаешь не просто множеством мнений, но особой концептуальной системой, в которую помещены эти мнения;
— знания особенностей данной точки зрения, включая знание о специфике собственной концептуальной системы;
— знания других релевантных точек зрения и способность использовать концептуальные системы, предполагаемые этими точками зрения;
— способности оценивать ситуации исходя из других точек зрения, используя иные концептуальные системы;
— способности отличать относительно стабильные и хорошо определенные, учитывая общую природу человеческого организма и нашего окружения, концепты (например, концепты базового уровня и образно-схематические концепты) от концептов, варьирующихся в соответствии с человеческими целями и способами непрямого понимания.
Действительно, вера в существование точки зрения Божественного видения и в то, что ее можно достичь (то есть твердолобая приверженность к объективизму), на самом деле фактически препятствует объективности, поскольку она предполагает, что не существует иных способов концептуализации, которые заслуживали бы рассмотрения. Парадоксально, что для того, чтобы быть объективным, надо быть в некотором смысле релятивистом. Некоторые связанные с релятивизмом возможности обсуждаются в следующей главе.
Существование непосредственно значимых концептов — концептов базового уровня и образных схем — обеспечивает некоторые фиксированные точки для объективной оценки ситуаций. Образносхематическое структурирование опыта функционирования тела яв¬


392
Часть И. Философские следствия
ляется, как мы предполагаем, одинаковым для всех людей. Более того, сами принципы, определяющие структуру базового уровня, также являются универсальными, хотя конкретные концепты, возникающие в результате их приложения, могут в некоторой степени различаться. Таким образом, некоторые аспекты оценки ситуаций являются постоянными. К ним относятся голод и боль, являющиеся непосредственно значимыми концептами базового уровня. Вода, дерево, камень и грязь также являются концептами базового уровня, так же как люди, лошади, кошки, стулья, столы и дома. Возможности категоризации базового уровня постоянно расширяются вследствие успехов технологии, разрабатывающей новые средства геш- тальтного восприятия и манипуляций с объектами.
Таким образом, не все средства одинаково пригодны для объективной оценки ситуации. Если мы хотим оценивать ситуации объективно, мы должны сохранить понимание базового уровня и образносхематическое понимание в материальной, физической области. Должны быть оставлены в неприкосновенности непосредственно значимые концепты. И если наша способность категоризации и мышления основывается на базовом функционировании нашего тела и наших целях, то сохранение функционирования нашего тела и максимальная свобода в достижении наших целей являются основными человеческими ценностями. Релятивизм, как мы увидим, не означает отказа от базовых понятий или базовых ценностей. Релятивизм означает учет дополнительных альтернативных возможностей оценки ситуаций с использованием понятий, не являющихся непосредственно значимыми, например, понятий, которые понимаются метафорически, или концептов, более абстрактных, чем концепты базового уровня.
И что самое главное, объективность требует правильного понимания человеческой категоризации, поскольку ситуации всегда оцениваются в терминах человеческих категорий. А человеческая категоризация, как мы видели, основывается частично на природе человеческого тела.
Резюме
Именно воплощение того вида, который обсуждался выше, делает теорию когнитивных моделей чем-то большим, чем просто мен- талистской теорией. Значимость связана не только с ментальными структурами, но со структурированием самого опыта. Некоторые виды опыта структурированы доконцептуально вследствие специфики нашего строения и устройства мира, в котором мы живем. Мы


Глава 17. Когнитивная семантика
393
выдвинули положение, что существуют по крайней мере два вида доконцептуальных структур: структура базового уровня и образносхематическая структура. То, что известно о категоризации базового уровня, свидетельствует в пользу существования доконцептуальной структуры базового уровня, возникающей в результате наличия у нас способностей гештальтного восприятия, создания ментальных образов и моторного движения. Анализ некоторых грубых и приблизительных моделей нашего опыта — вертикальной ориентации, природы нашего тела как вместилища и целого, состоящего из частей, нашей способности ощущать тепло и холод, нашего ощущения пустоты внутри (голода) как противопоставленного ощущению наполненности (сытости) и т. д. — говорит о том, что наш опыт кинестетически структурирован, по крайней мере в черновой и приблизительной форме, в самых разнообразных областях.
Непосредственным источником фундаментальной значимости когнитивных моделей является их способность соотноситься с до- концептуальными структурами. Подобная непосредственная соотнесенность обеспечивает базу для описания истины и знания. Вследствие того, что это соотнесение является «внутренним» по отношению к человеку, неразрешимые для объективистских теорий проблемы, указанные Патнэмом, в экспериенциалистских теориях просто не возникают.
В областях, где отсутствуют ясно различимые доконцептуальные структуры, такая структура вносится посредством метафоры. Метафора позволяет нам осмыслить области опыта, не имеющие своей собственной доконцептуальной структуры. Таковыми являются очень многие области опыта. Приобретение способности осмысления опыта посредством метафоры является одним из величайших творческих триумфов человеческого ума. Многие виды рационального мышления включают использование метафорических моделей. Любое адекватное описание разумного мышления должно объяснять механизмы воображения, а воображение в значительной мере заключается в метафорическом мышлении. Подобное рассмотрение выходит за пределы объективистских теорий. (См. Lakoff, Johnson 1980, chap. 27.)
В центре внимания при экспериментальном подходе находится человеческая способность концептуализации. Эта способность, имея доконцептуальные структуры в качестве исходного материала, использует их для того, чтобы мотивировать концепты, согласующиеся с этими доконцептуальными структурами. Такая способность позволяет объяснить, (<а) как мы приобретаем наши понятия, (б) как


394
Часть II. Философские следствия
понятия связаны с доконцептуальными структурами, (в) почему понятия имеют те особые свойства, которые они имеют, (г) каким образом мы постигаем наши понятия и как мы можем достичь понимания весьма различных концептуальных систем.


Глава 18
Уорф и релятивизм
В течение нескольких последних десятилетий наиболее «ответственные» ученые взяли курс на отказ от релятивизма. Релятивизм превратился в настоящее пугало, став символом научной безответственности, неясности мышления, недостатка строгости и даже аморализма. Отречение от него и доказательство противного стало обязательным ритуалом — даже я отдал ему должное в предшествующей главе, приведя стандартные свидетельства против «тотального релятивизма». В некоторых научных кругах как порок рассматриваются малейшие проявления релятивизма. В то же время в поддержку релятивизма выступают те, кто полагает, что «ответственные ученые» — зашоренные личности, забывшие о реальности, — реальности, которая не ведет к безответственности и беспринципности, но дает свободу.
Проблема релятивизма вызывает массу эмоций — и для этого есть достаточные причины. Большинство из нас свыклось и чувствует себя комфортно с нашей картиной мира. Многие из тех, кто имеет отношение к миру науки, полагают, что научное мышление требует объективистского взгляда на мир — приверженности принципу существования единственно «правильной» концептуальной системы. Одно только предположение, что в мире могут существовать различные концептуальные системы, столь же разумные, как наша собственная, слишком часто рассматривается как плевок в лицо науке.
Перед тем как перейти к содержательному обсуждению концептуального релятивизма, важно разрядить эмоциональную напряженность, накопившуюся вокруг этого вопроса. Для этого я, во-первых, приведу наблюдения, свидетельствующие о том, что альтернативные способы концептуализации вещей являются совершенно нормальным явлением в повседневной жизни большинства людей, включая ученых. Во-вторых, я постараюсь как-то упорядочить и рассортировать как можно больше вопросов, поднимаемых в ходе


396
Часть И. Философские следствия
обсуждения проблем релятивизма, для того чтобы показать, что имеется не одно понимание релятивизма, а в буквальном смысле сотни, и что накал эмоций в спорах по этому вопросу проистекает из смешения различных пониманий «релятивизма». В-третьих, я проанализирую взгляды наиболее известного релятивиста нашего столетия — Бенджамена Ли Уорфа. В-четвертых, я рассмотрю результаты замечательного эксперимента Кея—Кемптона. И наконец, я изложу свои собственные взгляды по проблеме релятивизма и причины, по которым я их придерживаюсь.
Альтернативные концептуализации
в повседневной жизни
Концептуальные системы людей не являются внутренне последовательными и монолитными. Каждый из нас имеет различные способы осмысления опыта, особенно в тех областях, которые не обладают своей собственной ясно очерченной доконцептуальной структурой, таких, как области эмоций и мысли. Как было отмечено выше, Кей (Кау 1979) продемонстрировал, что говорящие по- английски имеют две не согласующиеся друг с другом народные теории того, каким образом слова соотносятся с вещами в мире. Ла- кофф и Джонсон (Lakoff, Johnson 1980, chap. 16—17) показали, что само наше понятие логического аргумента структурировано в терминах трех взаимно не согласованных метафор. В «Исследовании конкретного материала 1» ниже показано, что мы имеем несколько метафорических моделей понимания гнева.
Многие ученые в своей повседневной деятельности используют способность переключаться с одной концептуализации на другую. Фактически для того, чтобы научиться быть ученым, необходимо научиться различным способам концептуализации научных понятий. Возьмем, например, электричество. Какое интуитивное понимание электричества необходимо для того, чтобы правильно решать проблемы со схемами электрических цепей? Как показали Джентнер и Джентнер (Gentner, Gentner 1982), существует два распространенных способа метафорического понимания электричества: как жидкости и как множества отдельных электронов. Обе концептуализации необходимы. Те, кто понимает электричество как жидкость, подвержены систематическим ошибкам при решении определенного рода проблем — тех, где метафора множества электронов работает лучше. Студенты, понимающие электричество только как множество электронов, подвержены ошибкам при решении другого рода


Глава 18. Уорф и релятивизм
397
проблем — тех, где лучше работает метафора жидкости. Понимание электричества, на некотором уровне сложности, требует метафор — более чем одной. Умение решать проблемы с электрическими схемами предполагает знание, какую метафору в какой ситуации использовать.
Аналогичное наблюдение было сделано Куном (Kuhn 1970, appendix) по отношению к физике. Уравнение / = та (сила равна массе, умноженной на ускорение) не может быть использовано с единой монолитной интерпретацией массы и ускорения. Это уравнение не прилагается одинаковым образом к биллиардным шарам, маятникам и излучению черного тела. Изучение того, как правильно использовать это уравнение по отношению к маятникам и излучению черного тела, включает изучение особенностей рассмотрения маятников и излучения черного тела, которые весьма отличны от способа рассмотрения биллиардных шаров. В случае маятника необходимо научиться концептуализировать/ = та в терминах материальных точек и момента импульса движения. Сила становится суммой изменений момента импульса движения в каждой точке. В случае излучения «черного ящика» / = та становится сложным множеством дифференциальных уравнений. Для того, чтобы получить правильный ряд уравнений, необходимо научиться правильно концептуализировать проблему. Каждая такая концептуализация представляет собой способ понимания данной области. Физик должен располагать различными способами концептуализации силы, и он должен знать, какой из них использовать в каждой конкретной физической области. Не существует единственно правильного способа концептуализации силы, который мог бы работать во всех областях физики.
Мы все имеем в нашем распоряжении различные методы концептуализации, идет ли речь о понимании наших эмоций или постижении природы физической вселенной. В хорошо понимаемых областях физики есть концептуализации, которые принимаются как правильные. Но когда мы имеем дело с нашими эмоциями, то здесь, как и во многих других областях нашей повседневной жизни, не существует ясных и однозначных стандартов внешней, объективной «правильности», хотя и существует много ограничений, накладываемых на концептуализацию. В наших попытках найти способы понимания любви, гнева, дружбы, морали, болезни, смерти, несчастья и других подобных, вполне обычных феноменов, мы используем различные средства концептуализации, не только совершенно новые, созданные на данный случай, но и конвенциональные альтернативы, повсеместно используемые в нашей культуре. Так, лю¬


398
Часть II. Философские следствия
бовь конвенционально понимается в американской культуре в терминах физических сил (в этой области есть притяжение (attraction), электричество, магнетизм и т. д.), в терминах здоровья (это чувство может быть здоровым {healthy), больным {sick), оно может выздоравливать {to be on the mend), быть угасающим, умирающим {dying), доживать последние дни {to be on its last legs)) и многих других (см. Lakoff, Johnson 1980, chap. 10).
Альтернативные концептуализации чрезвычайно распространены, и все мы используем их. Нет ничего экзотического или мистического в тех из них, которые мы используем каждый день. Но когда мы переходим к вопросу о том, как думают люди, живущие в незнакомых нам культурах и говорящие на неизвестных нам языках, ставки возрастают.
Концепции релятивизма
Существует широкий диапазон реакций на идею, что другие люди осмысляют свой опыт способами, отличающимися от наших, но не менее обоснованными и действенными. Некоторых людей это пугает: Возможно ли общаться с людьми, которые думают по- иному? Других эта идея отталкивает: Должен существовать некоторый универсальный язык, позволяющий минимизировать непонимание и конфликты. Третьим эта идея кажется привлекательной: Возможно, я также мог бы научиться думать иначе. Может быть, это сделало бы мою жизнь богаче и интереснее. Есть и такие, которым сама эта мысль кажется нелепой: Люди во всех уголках мира в основном одни и те же. Между ними могут существовать некоторые различия, но они не являются значительными. Все эти реакции достаточно распространены.
Существуют также различные взгляды по поводу того, что такое релятивизм. Имеется ряд вопросов, ответы на которые определяют параметры, в соответствии с которыми может варьироваться понимание релятивизма:
— Как много различий имеется между концептуальными системами?
— Как глубоки эти различия?
— Какова природа этих различий?
— В чем разница между концептуальной системой и способностью понимать эту систему?
— Рассматриваются ли концептуальные системы, организованные различным образом, как разные системы?


Глава 18. Уорф и релятивизм
399
— Являются ли концептуальные системы монолитными или существуют альтернативы даже внутри одной системы?
— Где «находятся» различия: в языке или в уме?
— Считаются ли системы, используемые различным образом, разными системами?
— Какие существуют способы определения степени совпадения различных систем?
— Хорошо это или плохо иметь альтернативные концептуальные системы?
— Можете ли вы контролировать, какие концепты использовать?
— В чем разница, если она вообще есть, между концептуальным и моральным релятивизмом?
Как мы увидим далее, различные ответы на эти вопросы конституируют сотни разновидностей релятивизма.
Вопрос о степени различия
Насколько различным является различное? Как сильно должны отличаться друг от друга две концептуальные системы, для того чтобы можно было сказать, что они различны? Как и следовало ожидать, мнения по этому вопросу расходятся. Согласно этим мнениям, для того, чтобы рассматривать системы как различные, между ними должно быть:
— Тотальное различие: Нет ни одного общего концепта.
— Радикальное различие: Большинство концептов различны, однако возможно некоторое наложение концептов.
— Небольшое различие: Большинство концептов совпадает, но есть и некоторые различные концепты.
— Какое-либо различие: Даже одного различия достаточно.
Для некоторых людей релятивизм означает тотальное различие, тогда как для других он означает радикальное различие. Наконец, третьи будут утверждать, что для доказательства релятивизма достаточно продемонстрировать небольшое число различий или даже одно различие.
Вопрос о глубине различий
Многие ученые полагают, что одни части концептуальной системы являются более фундаментальными, чем другие. Такие понятия, как пространство и время, обычно рассматриваются как наиболее фундаментальные. Концепты, подобные chutzpah ‘самоуверенность


400
Часть II. Философские следствия
в высшей степени, наглость, дерзость’ в идиш или agape ‘самоотверженная любовь, любовь бога и к богу, любовь-благоговение’ в древнегреческом, рассматриваются как более поверхностные. Поэтому дискуссия по поводу концептуальной относительности обычно идет вокруг фундаментальных понятий, таких, как пространство и время, но не вокруг менее фундаментальных концептов, наподобие chutzpah. Именно поэтому Уорф сосредоточил свое внимание на времени в хопи, а Бругман и Касад — на пространстве в микстек и кора.
Имеется два интуитивных основания для того, чтобы рассматривать одни концепты как более, а другие как менее фундаментальные. Первое — это то, что фундаментальные концепты, такие, как пространство и время, широко используются в других концептах системы, тогда как концепты типа chutzpah и agape локализованы в изолированных областях опыта и поэтому не влияют на другие концепты. Второе интуитивное основание — это тенденция фундаментальных концептов грамматикализоваться, то есть становиться частью грамматики языка. В этом своем качестве они используются бессознательно, автоматически и постоянно. В целом грамматикализованные концепты рассматриваются как более фундаментальные, чем концепты, выражаемые единицами словаря. Так, классификаторы, такие, как balan в дьирбал и hon в японском языке, являются частью грамматики этих языков и, с этой точки зрения, являются более фундаментальными, чем концепты, ассоциированные с лексическими единицами, такими, как chutzpah или sushi ‘японское блюдо, холодный рис с уксусом и гарниром в виде кусочков сырой рыбы или креветок, устриц и т. д.’.
Таким образом, вопрос глубины различий связан с вопросом степени различия, поскольку предполагается, что если различаются фундаментальные концепты, то другие концепты, зависящие от них, также различаются. Иными словами, чем более фундаментальны различия, тем больше степень различия между концептуальными системами.
Вопрос о характере различий
Наверное, наиболее скучная вещь, с которой сталкивается профессор лингвистики во время своих занятий с жаждущими познаний студентами, это бесконечное обсуждение 22 (или сколько бы их там ни было) слов, обозначающих снег, у эскимосов. Это почти ничего не говорит о концептуальной системе. Понятие снега не является фундаментальным; оно изолировано и слабо связано с другими частями концептуальной системы. Оно также не является частью грам¬


Глава 18. Уорф и релятивизм
401
матики. Наличие большого количества слов для снега не имеет существенных концептуальных последствий. Англоговорящие лыжники сообщили мне, что в их словаре имеется по крайней мере дюжина слов для снега (например, powder ‘порошок’), тем не менее их концептуальная система практически не отличается от моей. Любой человек, обладающий специальными знаниями в какой-либо области опыта, будет располагать большим словарем, отражающим явления этой области. Это относится к морякам, плотникам, швеям и даже лингвистам. Когда люди некоторой культуры в целом специализируются в какой-либо области (как эскимосы, живущие среди снегов), они приобретают соответственно большой словарь. Это не удивительно и не представляет большой важности. Это не более удивительно, чем то, что люди, плавающие по морю, имеют много мореходных терминов, таких, как lee ‘подветренная сторона’, port ‘порт’,у76 ‘кливер’, или что американцы имеют множество слов для автомобилей.
Все, что показывают такие наблюдения, это следующее: разные люди могут иметь различные высоко структурированные области опыта. При наличии общей способности концептуализации и языковой способности они могут концептуализировать и называть структурированные аспекты этой области опыта.
Феномен 22 слов для снега поднимает, однако, следующий вопрос: какого рода концептуальные различия демонстрируют существенные различия концептуальных систем? Это вопрос весьма важен, потому что многие из тех, кто писал об этом, особенно философы, полагали, что имеется только один вид различий — различия в том, как концептуальная система (или язык) «разрезает природу». (См. Quine 1939, 1951, 1983.) Этот взгляд имеет своим источником объективистскую философию, согласно которой задачей концептов является соответствовать объективной материальной реальности, и ничего более. Согласно этому взгляду, концептуальная система может выполнять задачу «разрезания природы» по «стыкам, суставам» (joints) хорошо или плохо. Она может выбирать различные «стыки» для того, чтобы разрезать природу вдоль них, то есть она может концептуализировать разные аспекты реальности. Кроме того, концептуальные системы могут отличаться в «тонкости разделки»: они могут разрезать природу на большие куски или маленькие искусно нарезанные ломтики, использовать, по выражению Уорфа, «тупой инструмент» или же «рапиру». Однако концептуальные системы не могут создавать новые соединения, поскольку, согласно объективистским предпосылкам, все соединения даны заранее, объективно, раз
26-3361


402
Часть II. Философские следствия
и навсегда. Концептуальная система точна, если она всегда находит «суставы» в природе (хотя она, конечно, не может найти их все), и неточна, если она не попадает по суставу и бьет по кости или по пустому месту.
Внимательный читатель не преминет отметить странность объективистской метафоры. Концептуальные системы — это мясники, а реальность — туша, приготовленная для разделки. Культуры отличаются только способом, которым они разрезали это мясо. Согласно этому взгляду, релятивизм, может быть, и реален, однако он не имеет такого уж большого значения. Он сводится просто к различиям в разрезании действительности здесь или там, на большие или маленькие куски.
При таком взгляде, однако, за пределами рассмотрения оказываются практически все феномены, являющиеся предметом данной книги, концепты, которые не находятся объективно в природе, но являются продуктом человеческой способности воображения: когнитивные модели, включающие метафору и метонимию, радиальные категории и неуниверсальные социально обусловленные концепты. И, как мы неоднократно отмечали, такие концепты могут претворяться в реальность благодаря человеческой деятельности. Концептуальные системы в разных культурах могут различаться в этом важном отношении. Такие случаи особенно интересны, поскольку они связаны с различными способами использования нашей способности воображения для создания социальной реальности.
Таким образом, когда мы говорим о концептуальной системе, недостаточно указать, насколько она соответствует «соединениям» в действительности и какова подробность деления. Мы должны также задаться вопросом, каковы различия в использовании наших способностей воображения в этих концептуальных системах и каким образом созданные воображением концепты становятся реальными в результате человеческой деятельности.
Проблема разграничения концептуальной системы
и способности концептуализации
Как мы отметили выше, имеется различие между концептуальными системами и способностями концептуализации. Одни и те же способности концептуализации могут порождать различные концептуальные системы в силу следующих причин.
Во-первых, различия концептуальных систем могут проистекать из различий в доконцептуальном опыте. Например, для индейцев племени кора, живущих в горных районах Мексики, базовая форма


Глава 18. Уорф и релятивизм
403
горы (вершина, склог, подножие) высоко структурирована и является фундаментальным аспектом их повторяющегося опыта. Она не только концептуализирована, но также конвенционализована и стала частью грамматики кора (Casad 1982). Говорящие на языке кора могут иметь такую же концептуализирующую способность, как и мы, однако они имеют другую концептуальную систему, отличие которой от нашей, как представляется, обусловлено различием фундаментального пространственного опыта.
Во-вторых, поскольку опыт не детерминирует концептуальную систему, но только мотивирует ее, один и тот же опыт может обеспечивать в равной мере хорошие мотивации для двух отличающихся в некотором отношении концептуальных систем. Например, концепт ‘перед’, базовые характеристики которого основываются на структуре тела, может затем распространяться метафорически на другие объекты. В английском языке он распространяется на такие объекты, как куст, следующим образом: если вы смотрите на куст, то «перед» куста — это та сторона, которая обращена к вашему лицу. В хауса, наоборот, «перед» куста — это сторона, противоположная от вас, ориентированная в том направлении, в сторону которого обращено ваше лицо. Обе мотивировки в равной степени разумны и в равной мере согласуются с нашим опытом. В подобных ситуациях одинаковые концептуализирующие способности и одинаковый опыт порождают различные концептуальные системы.
В-третьих, при том, что базовый опыт и концептуализирующие способности людей, использующих некоторые концептуальные системы, не отличаются, в одной концептуальной системе может отсутствовать важный концепт, присутствующий в другой. Яркий пример подобного «недопознания» приводит Леви (Levy 1973). Как обнаружил Леви, таитяне не только не имеют слова для обозначения печали, они, по-видимому, не имеют самого этого концепта; соответственно, у них отсутствует ритуализованное поведение для выражения печали или скорби в случае потери близких людей. Как представляется, они способны испытывать печаль и депрессию, но у них нет способов обращения с этими с явлениями. Они категоризуют печаль посредством таких понятий, как болезнь, усталость или нападение злого духа.
Следует иметь в виду, что разграничение концептуальной системы и концептуализирующих способностей не всегда может быть проведено с достаточной четкостью. Возьмем в качестве примера результаты проведенного Э. Рош исследования цветовых категорий народности дани, живущей на острове Новая Гвинея (Rosch 1973).


404
Часть И. Философские следствия
Дани имеют только два базовых обозначения цвета: тШ (темнохолодный) и mold (светло-теплый), покрывающие целый спектр. Рош показала, что говорящие на дани способны без труда изучить и запомнить произвольные названия «центральных цветов», как их назвали Берлин и Кей (Berlin, Kay 1969), то есть центрального красного, синего, зеленого и т. д. Однако говорящие на дани испытывали трудности при изучении и запоминании имен для нецентральных цветов. Свидетельствует ли это о том, что у них имеются концепты центральных цветов, для которых просто нет этикеток? Или же это показывает, что их опыт восприятия центральных цветов содержит те же разграничения, что и наш, и что обладая такими же концептуализирующими и языковыми способностями, как и мы, они легко концептуализируют и называют хорошо структурированные аспекты своего опыта? Обе интерпретации возможны.
Перевод и понимание
Тем не менее разграничение концептуальной системы и способностей концептуализации является весьма важным. Дело в том, что признание или непризнание наличия способности концептуализации приводит к весьма существенным различиям в утверждениях, которые делают теории по поводу проблем перевода и понимания, возникающих постоянно в дискуссиях по поводу релятивизма. Вот эти утверждения:
Во-первых, утверждается, что если два языка имеют радикально различные концептуальные системы, то перевод с одного из этих языков на другой невозможен.
Во-вторых, часто утверждается, что если перевод невозможен, то говорящие на одном из этих языков не способны понимать другой язык.
В-третьих, часто утверждается, что если языки имеют разные концептуальные системы, то тот, кто говорит на одном из этих языков, будет неспособен изучить другой язык вследствие отсутствия соответствующей концептуальной системы.
В-четвертых, смешивая различные вопросы еще больше, иногда утверждается, что поскольку люди способны изучить радикально различные языки, эти языки не могут иметь разные концептуальные системы.
Подобные утверждения имеют смысл только в том случае, если тот, кто их делает, лризнает наличие концептуальной системы, но не способностей концептуализации. Однако картина меняется, если мы


Глава 18. Уорф и релятивизм
405
принимаем в качестве исходной предпосылки, что все люди имеют одинаковые общие способности концептуализации независимо от различий в их концептуальных системах. Различия в концептуальных системах на самом деле приводят к трудностям при переводе. Допустим на время, до более реалистического обсуждения этого вопроса ниже, что эти трудности делают перевод невозможным. Что же из этого следует? Из невозможности перевода не следует, что понимание невозможно.
Рассмотрим следующую ситуацию. Говорящие на двух языках имеют общий базовый опыт и концептуализируют одни и те же области опыта примерно в одинаковой степени. В то же время их концептуальные системы различны и перевод невозможен. В такой ситуации говорящий на одном языке может тем не менее изучить другой язык, поскольку он имеет такие же концептуализирующие способности и базовый опыт, как и говорящий на другом языке. Его концептуализирующая способность позволяет ему в процессе изучения другого языка строить другую концептуальную систему и понимать ее посредством общих доконцептуальных опытных структур. Он может приобрести способность понимать другой язык, даже если он не может переводить с этого языка на свой собственный язык. Точный перевод требует близких соответствий в концептуальных системах в целом; для понимания необходимо только соответствие в структурированном опыте и общая концептуализирующая способность.
Обобщая сказанное: из наличия различий в концептуальных системах не обязательно следует, что понимание и изучение языка невозможно. А то, что человек может изучить радикально иной язык, не означает, что он не обладает иной концептуальной системой.
Различие между переводом и пониманием заключается в следующем: перевод предполагает отображение одного языка на другой язык. В то же время понимание представляет собой нечто внутреннее по отношению к человеку. Оно связано с его способностью концептуализировать и соотносить полученные концепты со своим опытом, с одной стороны, и с выражениями нового языка, с другой. Перевод может происходить без понимания, и понимание может иметь место при невозможности перевода.
Конечно, идеальная ситуация, наподобие той, что была описана выше, не всегда имеет место. Говорящие на радикально отличающихся языках могут не иметь один и тот же базовый опыт. Многое из этого опыта говорящий может приобрести, живя в той культурной среде, в которой используется этот язык, хотя жизнь в качестве


406
Часть И. Философские следствия
аутсайдера, человека со стороны, может не обеспечить достаточного опыта для того, чтобы понимать все концепты людей, выросших в данной культуре. Существует, однако, много видов базового опыта, которые можно с достаточной степенью уверенности рассматривать как универсальные. Среди них относящееся к базовому уровню восприятие физических объектов и то, что мы называем «кинестетические образные схемы»: структурированный опыт вертикального и горизонтального измерений, «равновесие», «внутри и снаружи», и многое другое. Когда искушенный в полевых исследованиях лингвист приступает к изучению нового языка, он начинает с концептов для хорошо структурированного опыта, которые, как подсказывает ему его многолетняя практика, являются универсальными. В случае подобных концептов перевод часто возможен и понимание достигается сравнительно легко, если не немедленно. Когда мы выходим за пределы этих понятий, начинаются трудности: культурно определенные фреймы (в смысле Филлмора), которые не являются одинаковыми для разных языков (например, американский бейсбол и балийский календарь), метафорически определенные концепты (например, западное ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ или традиционная японская идея, что живот [hard] — это средоточие мысли и чувств, категории, подобные категориям языка дьирбал, и метонимическое понимание ответов на вопросы в оджибва («Как вы попали туда? Я шагнул в каноэ»). Каждый язык обладает огромным количеством подобных концептов и соответствующих им выражений.
Проблема концептуальной организации
Концептуальные системы обладают организацией, и люди расходятся в мнениях по поводу того, надо ли учитывать особенности этой организации при решении вопроса, являются ли концептуальные системы некоторых двух языков различными. Эта проблема может быть с равным успехом обозначена любым из перечисленных ниже способов:
— Проблема условно-истинностной семантики.
— Проблема перевода предложения за предложением.
— Проблема полисемии.
Рассмотрим следующий пример. В халкатонго микстек, отоман- геанском языке западной Мексики, пространственное положение понимается через метафорическую проекцию обозначений частей тела на объекты. Например, если вы хотите сказать Камень находится под столом, вы говорите:


Глава 18. Уорф и релятивизм
407
yuu wa' Ыуаа cii-mesa,
что дословно может быть переведено как камень бытъ-расположен живот-стол, где «живот-стол» представляет собой посессивную конструкцию, эквивалентную конструкции «живот стола». Этот способ выражения относительного положения с использованием проекции частей тела весьма распространен в этом языке, не имеющем системы, аналогичной индоевропейской системе падежей и предлогов. Как показала Бругман (Brugman 1983, 1984), это не просто использование данных слов для выражения наших концептов, но способ последовательного понимания пространственных положений через концептуальные отношения между частями тела.
Рассмотрим в качестве иллюстрации несколько примеров, в которых говорящие на английском языке используют предлог, скажем, on ‘на’. В английском языке базовое пространственное употребление on основывается на трех образных схемах — КОНТАКТ, ОПОРА и НАД, формирующих единую концептуальную единицу. В микстек нет концептуальной единицы с такой структурой. Вместо этого используются концепты различных частей тела. Предположим, вы хотите сказать Он находится на вершине горы. Эквивалентом этого предложения в микстек будет Он находится на голове горы.
Ыуаа-8е sini-yuku
быть + расположен-3 ед. м. голова-холм
‘Он находится на вершине холма’.
Между прочим, голова используется не только как вершина чего- либо, но также для обозначения пространства над чем-либо.
ndasa Ыуаа убо sini-yunu wa
как быть + расположена луна голова-дерево опр.
‘Как это получается, что луна находится над деревом?’
Возвращаясь к переводам эквивалентов на, предположим, что кто-то хочет сказать Я был на крыше. Поскольку крыши расположены горизонтально и не имеют коньков в этой части мира, голова в этом случае неприменимо. Вместо этого используется обозначение спины животного, поскольку спины животных располагаются горизонтально.
ni-kaa-ri siki-Be’e
перф.-быть-1 ед. спина-дом
‘Я был на крыше дома’.
Если вы хотите сказать Я сижу на ветке дерева, вы произносите эквивалент предложения Я сиоюу на руке дерева.


408
Часть II. Философские следствия
ndukoo-ri nda’-ушш
сидеть-1 ед. рука-дерево
‘Я сижу на ветке дерева’.
Для того чтобы сказать Мой сын лежит на коврике, вы должны сказать эквивалент Мой сын лежит на лице коврика.
se’e-ri hitu nuu-yuu
сын-я лежит лицо-коврик
‘Мой сын лежит на коврике’.
Итак, для того чтобы концептуализировать пространственное положение, говорящие на микстек используют конвенциональные способы метафорической проекции частей тела на объекты. Мы можем понять систему микстек, потому что мы также используем метафорическую проекцию этого вида, хотя наша концептуальная система и не конвенционализована в этом отношении. Подобные системы достаточно распространены и в них нет ничего загадочного. Системы, выражающие пространственное положение через концепты частей тела, обычны для туземных языков Центральной Америки и Африки, хотя в каждом случае имеются некоторые особенности в устройстве этих систем.
Система микстек является более сложной, чем можно подумать, судя по этим примерам. Бругман (Brugman 1983, 1984) описала эту систему во всей ее реальной сложности, представив в процессе этого описания множество свидетельств того, что концептуальная организация пространственного положения у говорящих на микстек отличается от той, которая имеется у говорящих на индоевропейских языках. В ее работе приводятся многочисленные примеры и аргументы (которые мы не имеем здесь возможности воспроизвести полностью), говорящие о том, что эта организация является по своей природе метафорической. Рассмотрим некоторые примеры, показывающие наличие метафорического отображения в концептуальной системе микстек. Проанализируем некоторые другие употребления пЩ слова, обозначающего лицо. Одно из наиболее важных употреблений пйй является его использование для характеристики пространственных отношений, понимаемых в терминах взаимодействия в ситуации расположения объектов «лицом к лицу». Например, пйй-maria означает ‘лицо Марии’. Оно может также означать ‘перед Марией’.
hindi-ri nuu-maria стоять-1 ед. лицо-Мария ‘Я стою перед Марией’.


Глава 18. Уорф и релятивизм
409
Иными словами, говорящий находится в области пространства, ассоциируемой с лицом Марии, то есть перед ней. Рассмотрим теперь выражение пйй-mesa, которое буквально означает ‘лицо стола’.
hindi-ri пйй-mesa стоять-1 ед. лицо-стол
Оно может иметь значение, аналогичное значению примера, приведенного выше, а именно: ‘Я стою перед столом’. В этом случае стол понимается как имеющий переднюю часть, ориентированную в направлении говорящего, как если бы стол находился в отношении «лицом к лицу» с говорящим. Однако это предложение имеет также другое значение. Если стол имеет правильную форму, то это предложение может также означать ‘Я стою на столе’. Причина этого в том, что выражение ‘лицо стола’ может также относиться к верхней части стола, имеющей плоскую поверхность (приблизительно как лицо, аналогично в английском surface ‘поверхность’, при face ‘лицо’), той части стола, с которой говорящий и взаимодействует главным образом. Эти два смысла связаны с двумя различными метафорическими проекциями: одна — проекция лица на верхнюю часть стола и другая, согласно которой стол в целом понимается как расположенный передней частью к говорящему.
Представление о персональном, «лицом к лицу» взаимодействии, возбуждаемое пйи, используется при описании прототипически происходящих «лицом к лицу» действий, таких как давать. В следующем предложении пйй-se’re-ro буквально означает ‘лицо твоего сына’.
ni-ha’a-ri ’n kit* пйй-se’e-ro
перф.-передать-1ед. одна лошадь лицо-сын-2ед.
‘Я дал лошадь твоему сыну’.
Это может также наблюдаться в случае более абстрактных действий, таких как ‘учить’.
I
ni-s-na’a-ri пйй-se’e-ri ha satm
перф.-делать-знать-1ед. лицо-сын-1ед. дополн. работать
‘Я научил моего сына работать’.
Таким образом, микстек располагает сложными конвенционализо- ванными метафорами для представления как пространственных отношений, так и более абстрактных отношений в терминах концептов частей тела.
Значит ли это, что микстек имеет альтернативную концептуальную систему для представления положения в пространстве? Это за¬


410
Часть И. Философские следствия
висит от того, какую позицию вы занимаете по вопросу концептуальной организации и другим вопросам. Возьмем, например, проблему перевода предложений одного языка предложениями другого. Рассмотрим следующее утверждение:
Если язык А может быть переведен точно на язык В, так, что каждое предложение одного языка переводится предложением другого языка, то А и В имеют одинаковые концептуальные системы.
Что касается пространственных отношений, то оказывается, что каждое предложение микстек может быть точно переведено английским предложением. При этом, однако, упускается из виду, что микстек имеет иной способ концептуализации и иную концептуальную организацию, нежели английский. Но если средства концептуализации и концептуальная организация имеют значение, то микстек имеет совершенно иную концептуальную систему по сравнению с английским постольку, поскольку рассматриваются пространственные отношения.
Критерий определения точности перевода предложений на основе тождества условий истинности игнорирует то, что имеет место в уме. Он игнорирует то, как понимаются предложения. Он также игнорирует способ организации концептов, как внутренней, так и относительно друг друга.
Вопрос концептуальной организации тесно связан с проблемой полисемии. Полисемия имеет место, когда одно слово имеет более чем одно значение и когда эти значения регулярным образом связаны друг с другом. Наличие регулярной связи является решающим моментом. Два значения слова bank — место, куда вы кладете деньги, и земля вдоль края реки — не связаны регулярным образом друг с другом. Такие случаи называются омонимами. Полисемия имеет место в случае таких слов, как warm ‘теплый’, которое относится как к температуре, так и к одежде, в которой вам тепло. Другим подобным примером будет слово newspaper ‘газета’, которое может называть то, что вы читаете за завтраком, или компанию, которая производит это.
Примером полисемии в микстек будет cii, которое может означать ‘живот’ или ‘под’. Эти значения в микстек регулярно связаны посредством общей конвенциональной системы, проецирующей концепты частей тела на объекты. Таким же образом не является случайностью, что site имеет в качестве своих значений ‘спина животного’ и ‘на’верхней части чего-либо’. Последнее может относиться к объектам, имеющим такую форму и ориентацию в про¬


Глава 18. Уорф и релятивизм
411
странстве, которая позволяет выделить в них горизонтальную поверхность, не соприкасающуюся с землей, подобную спине животного. Описание полисемии не сводится к простому дизъюнктивному перечислению значений, как это делают словари. Дизъюнктивная словарная статья представляет собой перечень типа: cii, ‘живот’, ‘под’. Подобный перечень не говорит нам, почему для выражения значений ‘живот’ и ‘под’ используется одно и то же слово. Он также не объясняет, почему одно и то же слово имеет значения ‘спина животного’ и ‘на верхней части чего-либо’, обозначающее нахождение на горизонтальной поверхности, не соприкасающейся с землей. И так далее для других обозначений частей тела. Для того чтобы понять причины этого, необходимо понять концептуальную систему. Объяснением этой полисемии в микстек будет ссылка на наличие конвенционального общесистемного отображения внутри концептуальной системы (как противопоставленной грамматике или лексикону) концептов частей тела на пространственные отношения.
Отличаются ли друг от друга концептуальные системы микстек и английского языка в области пространственных отношений? Ответ зависит от позиции по вопросу полисемии. Если вы настаиваете на необходимости объяснения причин регулярной полисемии в языке, то ответ будет «да». В английском языке имеется система предлогов, выражающих пространственные отношения, отсутствующая в языке микстек, а в микстек имеется весьма разветвленная система отображения концептов частей тела на пространственные отношения, на которую в английском языке есть только слабый намек (например, back ‘спина’ — in back of ‘сзади, позади, в конце чего-либо’).
С другой стороны, если критерием точности перевода является сохранение условий истинности, тогда ответом будет, по всей видимости, «нет». Вопрос в том, ставим ли мы нашей задачей объяснение полисемии или просто перечисление значений и интересует ли нас понимание или только условия истинности.
Вопрос о монолитности концептуальной системы
Часто предполагается, что концептуальные системы являются монолитными, то есть обеспечивают единый, внутренне последовательный подход к миру. В частности, предполагается, что для каждой отдельно взятой области опыта в концептуальной системе имеется только один способ ее понимания. Этот взгляд настолько распространен, что, я думаю, будет благоразумно начать этот раздел с обзора некоторых фактических данных, которые заставляют поставить эту проблему.


412
Часть II. Философские следствия
Проблема монолитности концептуальной системы возникает в дискуссиях по релятивизму в связи со следующим обстоятельством. Обычно принимается как данное, что если говорящие на другом языке имеют отличный от нашего способ концептуализации некоторой области, то мы никогда не сможем понять их, а они никогда не смогут понять нас. Но если мы осознаем, что люди могут иметь внутри единой концептуальной системы и в рамках одного и того же языка различные способы концептуализации некоторой области, тогда мысль, что другие люди могут иметь отличные от наших способы концептуализации опыта, уже не покажется столь уж неожиданной, а сами эти отличия не будут более рассматриваться как непреодолимое препятствие на пути возможной коммуникации.
Вопрос о локализации различий
Те, кто соглашается с тем, что разные языки имеют различные средства концептуализации опыта, могут расходиться во мнениях по поводу того, где находятся эти различия. Некоторые помещают их в «язык», в конкретные слова, морфемы и грамматические конструкции. Другие полагают, что эти различия находятся в области мысли, противопоставленной области языка.
Подобное различие в мнениях может скрывать различие в более глубоких теоретических предпосылках. Некоторые считают, что не может быть мышления, независимого от языка, другие придерживаются противоположного взгляда, полагая, что язык представляет собой всего лишь инвентарь произвольных этикеток для мыслей. Существует также смешанный подход, сторонники которого, признавая независимость системы мышления от ее выражения в словах и синтаксисе, полагают, тем не менее, что сами слова представляют собой форму концептуальной категоризации. Некоторые данные, говорящие в пользу смешанного подхода, будут представлены ниже при изложении результатов эксперимента Кея—Кемптона.
Вопрос функционального воплощения
Являются ли концепты дематериализованными абстракциями? Или же они существуют только в силу того, что они воплощены в некотором существе, использующем их в процессе мышления?
Являются ли концептуальные системы просто наборами концептов? Или же они представляют собой функционирующие структуры концептов, имеющие внутреннюю организацию, так что концептуальные системы являются различными, если они используют концепты различным образом?


Глава 18. Уорф и релятивизм
413
Эти вопросы определяют проблему функционального воплощения в ее наиболее базовой форме. Ответы на эти вопросы формируют три позиции по этой проблеме:
1. Концепты являются дематериализованными абстракциями. Они существуют независимо от каких-либо существ, использующих их. Способ, которым используются концепты, не имеет значения для характеристики концептуальной системы.
2. Концепты существуют только в силу своей воплощенности в каком-либо существе. Концептуальные системы являются наборами концептов (возможно, имеющих внутреннюю организацию, а возможно, нет). Однако способ, которым они используются, нерелевантен для характеристики концептуальной системы.
3. Концепты существуют только в силу своей воплощенности в каком-либо существе. Концептуальная система представляет собой функционирующую структуру концептов, обладающую внутренней организацией. Способ, которым используются концепты, является частью того, что определяет систему.
Позиция 3 имеет следующее следствие: если две концептуальные системы содержат один и тот же концепт, но используют его разным образом, то эти системы различны. Рассмотрим, например, две системы, АиВ:
— А активно использует концепт С. Это использование является автоматическим, бессознательным и не требует усилий. Оно является частью процесса мышления и постижения опыта.
— В содержит С как объект мышления. Над С размышляют, возможно, для того, чтобы понять его в некоторых других терминах, и, когда он понят, он может сознательно и с приложением усилий использоваться для того, чтобы понять другие явления.
Согласно позиции 3, А и В являются различными концептуальными системами относительно С. Согласно позициям 1 и 2, концепт С является в равной мере частью этих двух систем, поскольку в этих системах различие между концептом, являющимся объектом мысли, и концептом, используемым в мышлении, нерелевантно.
Рассмотрим в качестве примера категорию balan из языка дьир- бал, описанную выше. Напомним, что balan не является только категорией языка, рассматриваемого в его противопоставлении мышлению. Она не классифицирует неструктурированный список имен.


414
Часть II. Философские следствия
Эта категория, за немногими исключениями, основывается на концептуальных принципах, и объекты, входящие в нее, относятся к одной и той же области опыта.
Говорящие на традиционном дьирбал используют balan автоматически и без усилий в мышлении и в речи для того, чтобы различить категории вещей, являющихся предметом речи или мысли. В то же время говорящие на английском языке вообще не используют категорию balan в обычной повседневной деятельности. Они могут узнать о ней, читая труды Р. М. У. Диксона, и они могут размышлять о ней, стараясь понять ее в терминах свойственных им категорий мышления, и даже пытаться, делая усилия (вероятно, огромные усилия!), категоризовать с ее помощью вещи в своем повседневном окружении.
Согласно позициям 1 и 2, для того чтобы включить концепт в концептуальную систему, достаточно узнать, что из себя представляет этот концепт. Из этого имплицитно следует, что говорящие по- английски, узнавшие, что представляет собой категория balan, имеют эту категорию в своей концептуальной системе точно так же, как говорящие на традиционном дьирбал. Согласно позиции 1 и позиции 2, «концептуальная система» определяется таким образом, что концептуальные системы тех говорящих по-английски, которые знают, что такое категория balan, не отличаются от концептуальных систем говорящих на дьирбал, которые используют эту категорию. В то же время согласно позиции 3 существует огромная разница между использованием balan как части обычным образом функционирующей системы и его использованием как объекта, над которым думают, который стараются понять в каких-то других терминах и который, возможно, иногда обдуманно и с большими сознательными усилиями используют для категоризации. Согласно позиции 3, существует фундаментальная разница в отношении категории balan между концептуальными системами говорящих на дьирбал и концептуальными системами говорящих на английском языке, изучивших категорию balan.
Проблема воплощения в употреблении имеет особое значение для лингвистов. Лингвисты занимаются грамматиками самых различных языков во всех уголках мира. Грамматики включают значимые элементы — части концептуальной системы. Так, в дьирбал классификатор balan является частью грамматики, а категория, которую он определяет, является частью концептуальной системы говорящих на otqm языке. Грамматика языка используется автоматически, легко и без усилий, бессознательно и практически непрерыв¬


Глава 18. Уорф и релятивизм
415
но — когда человек говорит, слушает или даже мечтает на данном языке. Аналогичным образом используются концепты, соответствующие элементам грамматики. Слово in ‘в’ в английском языке является частью грамматики и используется таким образом. Его статус в нашей концептуальной системе принципиально отличается от статуса слова relativism ‘релятивизм’ , над которым мы сейчас размышляем, которое мы исследуем, значение которого проясняем и т. д. — и которое никогда не используется таким способом, как in.
Именно это отмечает в своей работе «Точечный и сегментатив- ный виды глаголов в хопи» Бенджамен Ли Уорф, когда он пишет:
Наблюдавшиеся нами аспектуальные противопоставления в хопи, обязательные для их глагольных форм, практически вынуждают хопи замечать и отмечать колебательные феномены и, далее, побуждают их находить для них имена и классифицировать эти феномены (Whorf 1956, р. 51).
Уорф говорит о глагольных префиксах, которые проводят тонкие различия между типами движения: волнообразное vs колебательное vs колебательное с большой амплитудой vs колебательное движение с изменяющейся амплитудой vs движение по спирали vs вращательное движение vs быстрый оборот. Мы, говорящие по-английски, выражаем подобные различия в нашей лексике, то есть в нашем словаре, противопоставленном грамматике. Хопи выражают такие различия, выбирая необходимый глагольный префикс. Они должны делать такие различения мгновенно, автоматически, бессознательно и без усилий. И они должны выбрать какой-либо из префиксов, как мы выбираем единственное или множественное число. Воздержаться от выбора здесь невозможно. Это не означает, что нет способа описать такие концепты по-английски. Просто их статус в хопи принципиально иной. Он определяется различием между мышлением на языке и переводом на другой язык, между использованием концептуальных единиц данного языка и их переводом в другие концептуальные единицы, которые имеют те же самые условия истинности. Он также является результатом различий в видах когнитивных процессов.
Типы статуса
Если мы соглашаемся с тем, что функциональное воплощение имеет значение для характеристики концептуальных систем, то возникает вопрос о релевантных видах статусных различий. Является


416
Часть II. Философские следствия
ли релевантным только вопрос грамматикализованности-неграмма- тикализованности или же существуют другие виды статусов, которые должны учитываться при характеристике концептуальных систем? Эта область не является достаточно исследованной, тем не менее есть ряд различий, которые могут претендовать на релевантность при характеристике концептуальных систем.
Начнем с различий, которые включены в противопоставление грамматикализованного и неграмматикализованного. В приводимом ниже списке каждый первый признак в паре характеризует грамматикализованные, а второй — неграмматикализованные концепты:
используемый vs являющийся объектом мысли автоматический vs контролируемый бессознательный vs осознаваемый
не требующий усилий при использовании vs используемый с усилиями
фиксированный vs новый конвенциональный vs личный
Эти «параметры грамматикализации» не являются, конечно, независимыми друг от друга. Автоматические и бессознательные концепты не просто представлены в уме как объекты мысли, но используются в процессах мышления и понимания. Концепты, используемые таким образом, фиксированы, «укоренены» в уме и противопоставлены новым, только что созданным концептам. Конвенциональные концепты, являющиеся общим достоянием всех людей, относящихся к некоторой культуре, «укоренены» в умах всех говорящих. Концепт, являющийся объектом мысли, разумеется, осознается. Хотя все эти импликации реально существуют, из этого не следует, что все первые или вторые признаки в парах (например, используемый, автоматический и т. д.) всегда существуют вместе. Так, новый концепт может быть объектом мысли или использоваться в процессах сознательного мышления о чем-то еще. Человек может иметь в своей концептуальной системе фиксированные концепты, отсутствующие в концептуальных системах других членов данного сообщества, то есть не являющиеся конвенциональными. Мы можем думать о концептах независимо от того, являются ли они новыми или фиксированными, конвенциональными или неконвенциональными. И так далее.
Существуют и такие параметры статуса концептов, которые не связаны с грамматикализацией:
концептуальные «подмостки» vs концептуальная сущность системы


Глава 18. Уорф и релятивизм
417
концепты, в которые верят vs концепты, в которые не верят концепты, согласно которым мы живем vs концепты, используемые только в процессах понимания
Эти различия имеют особое значение для разграничения типов метафорически определенных концептов. Например, метафорическая модель БОЛЬШЕ ЕСТЬ ВЕРХ образует концептуальные «подмостки», скажем, для обсуждения вопросов экономики — роста цен, депрессии, экономического спада и т. д. В нее не верят. Никто не полагает, что БОЛЬШЕ реально находится ВВЕРХУ, этот концепт используется только для понимания. В то же время некоторые люди реально полагают, что ВРЕМЯ ЕСТЬ РЕСУРС, а некоторые и живут согласно этому принципу: они рассчитывают свое время, стараются не тратить его зря и т. д. Как мы могли видеть выше, существует тенденция к конвенциональному расширению метафоры РЕСУРСА (или ДЕНЕГ) на ВРЕМЯ, так что понятие УКРАДЕННОГО ВРЕМЕНИ становится не просто объектом размышления, но таким концептом, в который верят и согласно которому живут. Можно также жить согласно метафорическим концептам без того, чтобы верить в их реальность. Так, никто не полагает, что ВИДЕНИЕ реально представляет собой вид КАСАНИЯ, при котором взгляд, наподобие какого-то члена тела, выходит из глаз, и человек видит объект, когда его взгляд соприкасается с ним. Впрочем, раньше была широко распространена научная теория «глазных лучей», которая представляла дело примерно таким образом, но она более не в ходу. Тем не менее мы по-прежнему используем эту метафору для осмысления зрительного восприятия, и это отражено в таких выражениях, как I сап 7 take ту eyes off of her ‘Я не могу оторвать от нее глаз’, Her eyes picked out every detail of the pattern ‘Ее глаза различили {букв: выдернули, выбрали) все детали узора’; Their eyes met ‘Их глаза встретились’. И так далее. Более того, метафора в некоторых отношениях остается живой: в нашей культуре контакт глаз во многих ситуациях находится под запретом, неприличным также считается раздевать кого-либо глазами. Метафоры этого типа являются автоматическими, неосознаваемыми, фиксированными, конвенциональными, используются без усилий — однако они не грамматикализованы.
Изучение всех видов статусов, которые могут иметь наши концепты, находится в самом начале. Но сама идея, что концептуальные системы могут отличаться в отношении различных видов статуса концептов, заслуживает дальнейшего исследования.


418
Часть II. Философские следствия
Проблема соизмеримости
Уорф, несущий главную ответственность за популяризацию вопросов, связанных с релятивизмом, утверждал, что концептуальные системы языков могут быть столь различны, что они становятся несопоставимыми, поскольку отсутствует общая мера, общие стандарты, посредством которых могло бы осуществляться сравнение. Со времени Уорфа вопрос, являются ли концептуальные системы несоизмеримыми, поднимался неоднократно, особенно в философии науки. Так, в частности, Кун (Kuhn 1970) и Фейерабенд (Feyerabend 1975) доказывали, что научные теории несоизмеримы. Такие утверждения сделали релятивизм еще более спорной проблемой и если и не пролили света, то добавили жара в дискуссии по этому вопросу.
Проблема во многом усугубляется тем, что существует несколько видов несоизмеримости, и далеко не всегда ясно, какой из этих видов имеется в виду. Как мы увидим далее, концептуальные системы, соизмеримые согласно одному критерию, могут быть несоизмеримы по какому-либо другому критерию. Ниже приводятся основные виды критериев соизмеримости.
Переводимость является излюбленным критерием объективистских философов. Две концептуальные системы соизмеримы, если каждый из двух языков, выражающих эти системы, может быть переведен на другой язык, так, что каждое предложение одного языка переводится предложением другого языка с сохранением условий истинности.
Понимание является экспериенциалистским KpHfepneM. Две концептуальные системы соизмеримы, если они обе понимаются человеком — предположительно в силу наличия доконцепту- альной структуры опыта и общей способности концептуализации.
Использование является одним из критериев Уорфа. Две концептуальные системы соизмеримы, если они используют одни и те же концепты одними и теми же способами.
Фреймовое представление (framing) — критерий, основывающийся на работах Филлмора и Куна. Две концептуальные системы соизмеримы, если они представляют ситуации в виде одних и тех же фреймов и если существует одно-однозначное соответствие между концептами двух систем в каждой паре соотносительных фреймов.
Тождество организации — критерий, основанный на работе Бругман. Две концептуальные системы соизмеримы, если они


Глава 18. Уорф и релятивизм
419
содержат одни и те же концепты, организованные относительно друг друга одинаковым образом.
Все эти критерии являются критериями полной соизмеримости. Они могут быть преобразованы в критерии частичной соизмеримости, которая является частичной либо в отношении степени соизмеримости, либо в том смысле, что соизмеримыми являются лишь некоторые соотносительные части целостных систем. Так, две системы могут быть соизмеримыми в области концептов пространства, но несоизмеримыми в области концептов времени.
Все эти критерии столь очевидно различны, что на их основе невозможно сделать какое-либо простое утверждение за или против соизмеримости в целом. Необходимо произвести сравнение по разным критериям. Для того, чтобы получить представление, насколько различны эти критерии, рассмотрим некоторые конкретные случаи.
Системы положения в пространстве в микстек и в английском языке (Бругман). — Предложения английского языка, по крайней мере в тех частях, которые описывают положение в пространстве, могут быть переведены предложениями микстек и, наоборот, с сохранением условий истинности. Однако эти системы определенно имеют различную концептуальную организацию и не содержат одни и те же концепты. Следовательно, они соизмеримы согласно критерию переводимости, но не соизмеримы согласно критерию тождества организации.
Аспектуальная система хопи (Уорф). — Уорф переводит примеры из хопи на английский, так что критерий переводимости здесь предположительно выполняется. Однако, как показывает Уорф, здесь не выполняется критерий использования.
Системы указания местоположения в кора и в английском языке (Касад). — Критерий тождества организации не выполняется — образно-схематическая структурная организация в кора совершенно чужда английскому языку. Однако критерий понимания выполняется: при наличии одинакового опыта и одинаковой способности концептуализации возможно понимание обеих систем.
Префиксальная система русского глагола (Янда) и система глагольных частиц в английском языке (Линднер). — Эти две системы приблизительно соизмеримы с точки зрения переводимости, понимания и использования, близки друг другу с точки зрения совпадения фреймовой структуры, однако в высшей степени несоизмеримы с точки зрения критерия организации.
Базовые наименования цвета в дани и в английском (Рот). —
Системы цвета в дани и в английском несоизмеримы с точки зрения 27*


420
Часть II. Философские следствия
переводимости, организации, фреймовой структуры и использования, поскольку дани имеет крайне мало базовых наименований цвета — всего лишь два. В то же время они соизмеримы с точки зрения понимания, поскольку говорящие на дани могут легко изучить систему цветов, изоморфную английской цветовой системе, но не любую произвольную систему.
Перечисленные выше критерии основываются на различных предпосылках относительно того, что представляет собой концептуальная система, и, в некоторых случаях, на различных предположениях относительно того, что такое концепты. На вопрос, являются ли данные концептуальные системы соизмеримыми, не может быть абсолютного ответа: ответ может быть только относительным, зависящим от вида вопроса. В некотором смысле различные критерии соизмеримости сами несоизмеримы.
Соизмеримость не является естественным концептом, она возникает в контексте специальных теорий языка и мышления. Результат тем не менее весьма похож на то, что мы обнаруживаем в естественных концептах, таких, как мать, — кластер весьма различных критериев, основывающихся на весьма различных видах соображений.
Вопросы, рассматривавшиеся до сих пор, касались того, какие разные вещи может обозначать термин релятивизм. Однако не менее важной причиной интереса к проблеме релятивизма являются те оценки, которые связываются с ним. Цель приводимого ниже обзора — показать, что не существует простой корреляции между приверженностью релятавизму с точки зрения тех или иных изложенных выше критериев и наличием некоторого ряда оценок релятивизма
Проблема фактов и ценностей
Есть одна старая шутка следующего содержания:
Вопрос: Верите ли вы в брак?
Ответ: Верю ли я в брак?! Черт возьми, я испытал его на своей шкуре!
Есть большая разница между верой в то, что что-то действительно существует, и верой, что это должно существовать. Можно прийти к заключению на основании эмпирических наблюдений, что альтернативные концептуальные системы действительно существуют, и в то же время отрицательно оценивать эти системы, полагая, что они ведут к ошибкам, неправильному пониманию, конфликтам и т. д. С другой стороны, можно придерживаться мнения, что все люди мыслят одинаково, однако считать, что было бы хорошо, если бы


Глава 18. Уорф и релятивизм
421
это было не так. Вопрос оценки имеет большое значение для проблемы релятивизма не только потому, что вас могут спросить, верите ли вы в релятивизм, но и по причинам исторического характера.
Уорф несомненно был релятивистом с точки зрения веры в факт существования релятивизма. Он полагал, что языки имеют различные и несоизмеримые концептуальные системы. Но что касается оценок, он был объективистом. Он верил, что существует объективистская реальность, и он полагал, что некоторые из концептуальных систем, встроенных в языки, гораздо точнее соответствуют реальности, чем другие. Он полагал, что концептуальные системы различных языков отличаются друг от друга, но он также полагал, что некоторые языки являются более точными — и поэтому лучше подходят для научных исследований — чем другие. Своеобразие Уорфа заключалось в том, что он не был англоязычным шовинистом. Он считал, что язык хопи лучше приспособлен для того, чтобы соответствовать внешней реальности — физической реальности, — чем английский.
Объективизм Уорфа происходил из двух источников: он был убежденным христианином и он получил образование инженера- химика в Массачусетском технологическом институте в 1910-х годах. Его интерес к лингвистике возник из противоречий между двумя источниками объективистской истины — наукой и библией. Он верил, что противоречия возникли вследствие неправильного понимания оригинального библейского текста в результате его перевода на индоевропейские языки. Новое понимание семантики библии, полагал Уорф, устранит эти противоречия (Whorf 1956, р. 7). Уорф пришел к выводу, что концептуальная система английского и других индоевропейских языков вводит говорящих на этих языках в заблуждение, поскольку она не отражает адекватно объективный мир. Он правильно отмечал, что английский язык обладает разветвленной метафорической системой, но он рассматривал это как недостаток, поскольку это могло вести к ошибкам — как в случае с рабочим, бросившим спичку в «пустую» бочку из-под бензина (Whorf 1956, р. 135). Причиной его романтической увлеченности языком хопи было отчасти то, что он рассматривал хопи как более совершенный язык, способный произвести тонкие разграничения там, где это не делает английский язык, — разграничения, которые позволяют ему лучше соответствовать объективному миру. Язык хопи был для Уорфа «рапирой» по сравнению с «тупым инструментом» английского.
Уорф также утверждал, что в языке хопи нет метафор, что было для него другим знаком превосходства. Уорф осознавал, что такие языки, как английский, имеют богатые метафорические системы,


422
Часть И. Философские следствия
однако он считал, что эти метафоры являются ложными и вводят в заблуждение и поэтому наличие метафор является недостатком языка. Как недавно показал Малотки в своей прекрасной книге «Время хопи» (Malotki 1983), Уорф заблуждался относительно многих аспектов хопи. Хопи насыщен метафорами, особенно в темпоральной системе. Уорф также ошибался по поводу концепта времени у хопи. Он утверждал, что хопи не имеет ничего похожего на западный концепт времени. Как показал на обширном фактическом материале Молотки, на самом деле хопи имеет концепт времени и богатую систему темпоральных метафор.
Уорф не считал, что метафора не имеет никакой позитивной ценности. Он видел источник метафоры в синестезии (которая, как представляется, действительно имеет место в некоторых случаях), и поскольку он рассматривал синестезию как реальное явление, он трактовал метафору как попытку выразить реальность синестетиче- ского опыта, несмотря на то, что последний является «заблуждением мысли» (Whorf 1956, р. 156).
Уорф является такой личностью, которую трудно отнести к какому-то одному разряду. Поэтому думать о нем только как о релятивисте — слишком большое упрощение.
Другие вопросы
Важность проблемы релятивизма проявляется особенно ярко в вопросе о его влиянии на действия. Можно предположить, что то, как мы думаем, тесно связано с тем, как мы действуем. Но какова именно эта связь? Не любое концептуальное различие с неизбежностью влияет на действия. Какого рода концептуальные различия будут оказывать влияние и на какого рода действия? Являются ли действия, которые мы рассматриваем как естественные и нормальные, продуктом той концептуальной системы, в которой нам случилось вырасти? Все это важные вопросы. Они выходят за пределы чистой любознательности.
Можете ли вы выбирать вашу концептуальную систему или же ваша концептуальная система находится вне вашего контроля? Есть ли в ней такие части, которые вы можете выбирать, и части, где вы не властны в выборе? Лингвисты главным образом изучают те аспекты концептуальной системы, которые находятся за пределами сознательного контроля. Философы и социологи склонны концентрировать внимание на тех аспектах, где имеется какая-то возможность сознательного контроля и где вы можете что-то сказать о вашей концептуальной системе.


Глава 18. Уорф и релятивизм
423
Для многих людей релятивизм является в первую очередь этическим вопросом. Если имеет место тотальный релятивизм, тогда не может быть фиксированных этических ценностей. Для тех, кто интересуется главным образом этическими вопросами, термин «релятивизм» обозначает часто тотальный релятивизм по отношению к этическим ценностям.
Есть философы, которые полагают, что единственно возможными альтернативами являются объективизм и релятивизм (тотальный релятивизм). Если вы не объективист, то вы релятивист. Некоторые философы, находящие объективизм слишком узким, выбирают релятивизм. Если концепты не фиксируются объективно, то они должны быть относительны. Если ценой релятивизма является отсутствие абсолютных этических ценностей, то так тому и быть. Другие возражают на это, что подобный взгляд аморален сам по себе, поскольку он позволяет оправдать любое варварство. При таких исходных посылках неудивительно, что проблема релятивизма может довести до белого каления. Одна из причин этого заключается в том, что концептуальный релятивизм смешивается с моральным релятивизмом и, как следствие, любой релятивизм в целом рассматривается как отрицание возможности универсальных стандартов этического поведения.
Как показывает наше обсуждение этого вопроса выше, идея, что выбор в этой области может быть только бинарным — объективизм или тотальный релятивизм, — смехотворна. Есть сотни возможных форм концептуального релятивизма. Однако это не означает, что подходить к проблеме релятивизма с этической точки зрения глупо. Это далеко не так. Вопрос, могут ли существовать универсальные стандарты этического поведения, далеко не тривиален.
Этическая проблема, связанная с концептуальным релятивизмом, может быть сформулирована следующим образом:
— Исключает ли какая-либо форма концептуального релятивизма, которой кто-либо актуально придерживается и которая имеет эмпирическую основу, возможность универсального стандарта этического поведения?
— Накладывают ли эмпирически обоснованные формы релятивизма какие-либо этические стандарты на человеческое поведение?
Это жизненно важные вопросы, к которым необходимо отнестись совершенно серьезно. Как мы могли видеть, существуют сотни видов концептуального релятивизма, в которых не действует


424
Часть И. Философские следствия
принцип «все сойдет». Центральными проблемами здесь являются следующие:
— Из каких именно версий концептуального релятивизма действительно следует тотальный моральный релятивизм и почему?
— Принимая как несомненный факт, что релятивизм определенного рода реально существует, каким образом мы можем установить, какие общие моральные ограничения, если таковые вообще имеют место, следуют из него или совместимы с ним?
В значительной степени это вопросы эмпирического исследования природы существующих концептуальных систем и их изменений с течением времени.
Многие объективистские философы будут, конечно, отрицать, что эмпирические вопросы могут иметь какое-либо отношение к этическим проблемам. Такие философы полагают, что существует объективно правильный стандарт человеческого мышления, что существуют объективно правильные концепты, которые точно отражают природу — и далее, что их собственные концептуальные системы являются адекватными, нормальными и наиболее рациональными. Это, вероятно, наиболее аморальная позиция из всех возможных. При таком подходе нет никакого смысла изучать, как мыслят люди в разных уголках мира. Объективистские философы полагают, что имеющиеся в их распоряжении концептуальные инструменты достаточны для того, чтобы делать заключения об универсально приложимых этических стандартах. Более того, с объективистской точки зрения релятивизм априори ошибочен по основаниям, к рассмотрению которым мы теперь перейдем.
Объективистская критика
Как полагают объективисты, против точки зрения Уорфа о наличии альтернативных концептуальных систем может быть приведен сокрушительный аргумент. Ниже этот аргумент излагается в несколько упрощенном виде:
Хорошо, мистер Уорф, вы описали нам концептуальную систему хопи, которая, как вы утверждаете, несоизмерима с концептуальной системой английского языка. Однако вы описали ее на английском языке, в терминах, которые мы смогли понять. Следовательно, если вы описали ее правильно, то вы не правы относительно несоизмеримости. Самим тем фактом, что вы правильно описали концепты хопи по-английски, вы доказали, что хопи и английский соизмеримы.


Глава 18. Уорф и релятивизм
425
Как можно видеть из нашего обсуждения проблемы соизмеримости, этот аргумент использует критерий переводимости, который определяется как сохранение условий истинности при переводе предложения одного языка предложением другого. Но этот критерий сам является объективистским критерием. Все, что демонстрирует эта критика, это то, что если объективизм рассматривается как правильная теория, то из этого следует, что релятивизм ошибочен. Вывод ничуть не удивительный. Четыре других критерия соизмеримости соотносятся с аргументами Уорфа в пользу релятивизма на основании рассмотрения им глагольного вида в хопи следующим образом:
Понимание: Согласно этому критерию хопи и английский соизмеримы. Человек, говорящий по-английски, используя свои общие способности концептуализации, может, при наличии необходимого опыта, прийти к пониманию аспектуальной системы хопи.
Использование: Согласно этому критерию хопи и английский несоизмеримы. Аспектуальные категории хопи, являясь частью грамматики, используются не только как объект мысли. Они используются автоматически, бессознательно и без усилий. Они также фиксированы в умах отдельных говорящих и кон- венционализованы в их культуре. Ничего из этого не является верным для категорий хопи, когда они описываются на английском языке.
Фреймовое представление: Согласно этому критерию хопи и английский несоизмеримы. Аспектуальная система хопи обеспечивает способ представления событий в рамках определенных фреймов. Хотя эти события могут быть описаны в других терминах по-английски, способ представления этих событий, используемый в хопи, не является частью концептуальной системы, на которой основывается английский язык.
Организация: Согласно этому критерию хопи и английский несоизмеримы. Концептуальная организация — особенно система категоризации событий — аспектуальной системы хопи отличается от организации концептуальной системы, связанной с английским языком.
Взгляды Уорфа
Считается, что аргументы вроде того, который приводился выше, окончательно дискредитировали Уорфа и релятивизм. Однако, как


426
Часть II. Философские следствия
мы видели, существует не один релятивизм, а десятки, если не сотни видов релятивизма в зависимости от позиции, которая занимается по тем или иным вопросам. Слишком часто также аргументы против Уорфа рассматриваются как аргументы против релятивизма в целом. А аргументы против Уорфа, как мы только что видели, могут не являться аргументами против той позиции, которую отстаивает Уорф. Хотя подход Уорфа к проблеме релятивизма является только одним из множества существующих и не имеет привилегированного положения с научной точки зрения, он имеет особый исторический статус. Поэтому было бы полезно рассмотреть, какова была позиция Уорфа по обсуждавшимся выше вопросам. Уорф был весьма разносторонним мыслителем. Поэтому в ходе последующего обсуждения следует иметь в виду, что приводимые ниже взгляды Уорфа по рассматриваемым вопросам излагаются в упрощенном виде и отнюдь не исчерпывают всего многообразия его воззрений.
Степень различий: Уорф полагал, что концептуальные системы могут быть радикально различны, но не считал, что они могут быть полностью различны. Это означает, что Уорф не был тотальным релятивистом. Он не полагал, что в языке возможно все, что угодно. Как раз наоборот. Его рукопись «Язык: план и концепция расположения» (Whorf 1956, р. 125—133) представляет собой чрезвычайно подробное описание факторов, ограничивающих возможное разнообразие языковой структуры, как в области формальных, так и концептуальных категорий. Он стремился обнаружить весь диапазон возможностей различных языков, но он точно так же стремился, насколько можно судить по его работам, установить пределы языкового многообразия.
Глубина различий: Уорфа не особенно интересовали поверхностные концептуальные различия. Он не занимался исследованием словаря, специализированной терминологии, слов, выражающих неясные концепты, и т. п. Предметом его интереса были фундаментальные понятия, составляющие ядро концептуальных систем: пространство, время, каузация, структура событий, аспектуальность, эвиденциальность, базовые классификации объектов и т. д. Согласно его наблюдениям, эти понятия являются столь фундаментальными, что они внедрены непосредственно в грамматику языков. И как таковые они являются понятиями, используемыми в наибольшей степени, и при этом используемыми неосознанно и автоматически.


Глава 18. Уорф и релятивизм
427
Природа различий: Уорф не просто интересовался тем, как языки «разрезают природу», хотя предметом его интереса и было, в частности, то, насколько тонки и точны проводимые языком разграничения. Он также признавал существование и занимался проблемами метафорического мышления, специфиче- ски-языкового звукового символизма, метафорических жестов. Объектом его исследований, наряду с проблемами концептуализации внешней реальности, были принципы и закономерности концептуализации внутренней реальности кинестетического опыта.
Концептуальная система vs способность концептуализации: Насколько мне известно, Уорф не сказал ничего, что имело бы существенное значение, по поводу способностей концептуализации.
Концептуальная организация: Идея, что концептуальные системы могут различаться вследствие различий в своей организации, присутствует в трудах Уорфа имплицитно.
Монолитность системы: Насколько можно судить, Уорф рассматривал концептуальные системы как монолитные. Это могло быть одним из источников его идеи, что мы являемся «узниками» нашего языка — как будто невозможны альтернативы внутри языка и концептуальной системы.
Локализация различий: Как представляется, Уорф рассматривал в качестве области локализации различий концептуальных систем актуальные языковые формы — морфемы, слова, грамматические конструкции. Он говорил о том, что язык определяет мышление и действия, и он говорил о лингвистической относительности.
Функциональное воплощение: Это было одной из важнейших проблем для Уорфа, для которого характер употребления имел определяющее значение. Он сознавал, что грамматические концепты используются бессознательно и автоматически, и он рассматривал различие в таких концептах как различие в образе мышления.
Соизмеримость: Вторая из главных проблем Уорфа. Его основными критериями при обсуждении проблемы несоизмеримости были использование, фреймовое представление и организация.
Факты—Оценки: Уорф был релятивист постольку, поскольку рассматривались факты, и объективист в отношении оценок.
Влияние на действия: Уорф был первым, кто привлек внимание к этому вопросу. Он стремился доказать, что радикальные раз-


428
Часть II. Философские следствия
линия в языковой структуре ведут к радикальным различиям в мышлении и тем самым к соответствующим различиям в поведении.
Контроль: Как представляется, Уорф не считал, что возможен контроль над наиболее важной частью концептуальной системы — граммматикализованной областью.
Этика: Хотя Уорф и глубоко интересовался этическим поведением, он не писал, насколько мне известно, о тех философских этических вопросах, которые возникли под влиянием его работ. Он бы ужаснулся, увидев, что его тезис о «лингвистической относительности» может быть смешан в одну кучу с формой морального релятивизма, способного служить оправданием нацизма. Предметом анализа Уорфа был концептуальный, но не моральный релятивизм. Он не был полным релятивистом и его фактические взгляды не могли санкционировать полный моральный релятивизм. Фактически его работы имели противоположную направленность — они открыто противоречили нацистской теории о превосходстве арийской расы.
Говоря о Уорфе, следует помнить одну очень важную вещь. Он писал большинство своих работ в то время, когда в Европе поднимал голову нацизм, а в Америке был широко распространен шовинизм и ура-патриотизм. В это время было широко распространено, в том числе и в Соединенных Штатах, представление, что белые люди обладают более высоким уровнем умственного развития, чем люди с другим цветом кожи. Западная цивилизация рассматривалась как вершина интеллектуальных достижений, другие цивилизации расценивались как «низшие» по сравнению с западной. Слово «культура» означало европейскую и американскую культуру, но не культуру хопи или балийскую культуру. Слово «литература» означало европейскую и американскую литературу. Под «логикой» подразумевалась западная логика, но не логика, которая была разработана в Китае и в Индии. «Научная мысль» была последним словом в теории рациональности, и, разумеется, оно принадлежало нам. Считалось даже, что западные языки более продвинулись по пути развития, а незападные языки являются «примитивными». Сама мысль, что «необразованные» индейцы, которые многими продолжали рассматриваться как дикари, могут мыслить не хуже, чем образованные американцы и европейцы, была совершенно непривычной и радикальной. Идея, что их концептуальная система лучше соответствует


Глава 18. Уорф и релятивизм
429
научной реальности и что мы могли бы поучиться у них, находилась на г$ани немыслимого.
Уорф был не только первопроходцем в лингвистике. Он шел впереди общества как человек. Это не должно быть забыто.
Эксперимент Кея—Кемптона
По моему мнению, Уорф был самым интересным лингвистом своего времени. Одно из его наиболее важных утверждений заключалось в том, что структура языка может влиять на нелингвистическое поведение. Другой способ изложить эту проблему, как это сделали Кей и Кемптон (Key, Kempton 1984), это задаться вопросом, существуют ли случаи, когда различия в нелингвистическом познании коррелируют с различиями в языковой структуре и зависят от этих различий. Или, излагая проблему другими словами, является ли именование частью познания? Функционируют ли символические ИКМ, соединяющие форму и содержание, как часть процесса нормального познания или же они находятся в стороне от нелингвистического познания и только предоставляют этикетки?
В разделе «Исследование конкретного материала 3» мы представим грамматические данные, свидетельствующие о том, что символические когнитивные модели участвуют в процессах познания. В нашем исследовании f/zere-конструкций мы покажем, что грамматические конструкции образуют радиальные категории того же типа, что существуют в концептуальной структуре, например, в структуре концепта гнева (см. «Исследование конкретного материала 1»). Мы уже приводили некоторые свидетельства этого при обсуждении «фреймового отрицания» Филлмора, имеющего место в предложениях типа John isn ’t stingy, he’s thrifty ‘Джон не скупой, он бережливый’ и John doesn’t regret that he stole the money because he didn’t steal it ‘Джон не сожалеет, что он украл деньги, потому что он не украл их’. В этих случаях отрицается приложимость символических моделей, соотносящих слова stingy и regret с соответствующими концептами. В данном случае ИКМ, содержащие языковой материал, функционируют по отношению к отрицанию подобно ИКМ, не содержащим какого-либо языкового материала. Другой хорошо известный случай, на который мое внимание обратил Хэдж Росс, это предложение John and Bill came into the room in that order,; букв. ‘Джон и Билл вошли в комнату в этом порядке’, где that order ‘этот порядок’ отсылает к порядку, в котором идут друг за другом слова John и Bill. В большинстве случаев дейктические выражения, такие, как that ‘этот’, относятся к нелингвистическим сущностям в мире.


430
Часть II. Философские следствия
Дейктические выражения, однако, могут также относиться и к ^зыку, поскольку язык является частью нашего опыта. В таких случаях когнитивные модели, содержащие языковые выражения, функционируют так же, как когнитивные модели, не включающие языковых выражений.
Кей и Кемптон разработали очень тонкий и изящный эксперимент, который демонстрирует, что различия в нелингвистических процессах познания коррелируют с различиями в языковой структуре и зависят от этих различий. Эксперимент касался области цвета, языками, использовавшимися в этом эксперименте, были английский язык и тарахумара (юто-ацтекский язык в Мексике). Тарахума- ра не имеет отдельных слов для синего и зеленого и объединяет их в едином базовом цвете siyoname. В характеристиках Кея—МакДа- ниэла (Kay, McDaniel 1978) он был бы представлен как ЗЕЛЕНЫЙ или СИНИЙ — размытое объединение кривых зеленого и синего реагирования. Для данного эксперимента существенно то, что тарахумара не имеет слов, которые бы дифференцировали зеленый и синий.
Идея эксперимента состояла в том, чтобы предложить его участникам два нелингвистических задания, которые бы минимально различались таким образом, чтобы при выполнении задания 1 наличие отдельных названий для синего и зеленого могло бы помочь говорящим на английском языке, а при выполнении задания 2 наличие таких имен никак не помогало бы англоговорящим испытуемым. «Уорфианский» эффект, проистекающий из различия в наименованиях цвета между английским и тарахумара, был бы подтвержден при выполнении следующих условий:
— Если бы англоговорящие участники эксперимента использовали имена цветов при выполнении задания 1, в то время как говорящие на тарахумара были бы лишены такой возможности, и если бы это привело к существенным различиям в результатах выполнения этого задания, то это могло бы служить достаточным свидетельством в пользу существования уорфи- анского эффекта.
— Если различие в результатах выполнения задания исчезает при выполнении задания 2, которое отличается от задания 1 только в том отношении, что наименования не могут быть использованы, то существование уорфианского эффекта окончательно подтверждено.
Такой эксперимент показал бы, что различие в наименованиях, и одно только различие в наименованиях, может влиять на выполне¬


Глава 18. Уорф и релятивизм
431
ние\нелингвистической когнитивной задачи. Таким образом было бы продемонстрировано, что языковые различия могут влиять на неязыковое поведение.
Кей и Кемптон сумели на самом деле разработать такие минимально различающиеся задания. В обоих случаях испытуемым предъявлялась линейная последовательность трех цветовых образцов в сине-зеленом диапазоне. В каждом случае левый образец был наиболее зеленым, правый — наиболее синим, цвет среднего образца был промежуточным между синим и зеленым. В обоих случаях испытуемых просили сказать, какой из трех образцов в наибольшей степени отличается от остальных двух. Практически это была оценка того, к какому образчику цвета ближе средний образец — к левому или к правому. Цветовые образцы были подобраны так, что имелся «правильный» ответ (подробно см. Key, Kempton 1984).
Образцы были подобраны таким образом, чтобы их цвета были достаточно близки. Это было сделано с целью усложнить задачу настолько, чтобы испытуемые использовали все свои возможности для того, чтобы сделать выбор. Исходная гипотеза заключалась в том, что говорящие по-английски будут располагать такой стратегией, помогающей им сделать выбор, которой будут лишены говорящие на тарахумара. Кей и Кемптон назвали эту стратегию «стратегией наименований»:
Мы предположили, что столкнувшись с такой ситуацией англоговорящие испытуемые бессознательно будут рассуждать следующим образом: «Нелегко решить, какой из этих цветов наиболее отличается от двух других. Есть ли здесь какие-нибудь другие ключи, которые я мог бы использовать? Ага! А и В оба НАЗЫВАЮТСЯ зеленый, тогда как С называется синий. Это позволяет мне решить проблему: я выберу в качестве наиболее отличающегося С» (Key, Kempton 1984, р. 72).
Кроме того, было сделано предположение, что если говорящие на английском языке используют наименования цветов как одно из средств для выполнения задания, использование противопоставленных цветовых обозначений должно вызывать эффект подчеркивания границы между синим и зеленым. Иными словами, цвета, находящиеся близко к этой границе, должны субъективно сдвигаться в одну из сторон говорящими на английском языке, но не говорящими на тарахумара. В ходе эксперимента предполагалось проверить наличие этого искажающего эффекта.


432
Часть И. Философские следствия
В случае задания 1 участникам эксперимента показывали все/три цветовых образца и спрашивали, какой из них в наибольшей степени отличается от других. Как и ожидалось, англоговорящие испытуемые демонстрировали систематическое искажение на сине-зеЛеной границе — они «сдвигали» цвета на синей стороне еще более в сторону синего и цвета на зеленой стороне — в сторону зеленого. Это искажение наблюдалось в 29 случаях из 30. Что же касается говорящих на тарахумара, то здесь искажение было случайным — сдвиги в разные стороны распределились практически 50 на 50. Из этого следовало, что говорящие на английском языке действительно использовали «стратегию наименований».
Задание 2 предлагалось только англоговорящим испытуемым. Оно отличалось от задания 1 следующим образом. В задании 1 образцы представлялись через устройство с неподвижным окном, позволявшим видеть все три образца сразу. Аппарат, использовавшийся при выполнении задания 2, был снабжен окошком с двигающейся шторкой, через которое можно было увидеть одновременно только два образца. Влияние стратегии наименований было нейтрализовано посредством особого метода представления образцов и специальных инструкций:
Экспериментатор предъявляет испытуемому пару (А, В). «Вы видите, что этот образец (указывает на А) является более зеленым, чем этот (указывает на В)». (Все испытуемые с готовностью соглашаются.) Экспериментатор передвигает шторку, закрывая А и открывая С; иными словами, теперь испытуемому предъявляется пара (В, Q. «Вы видите, что этот образец (указывает на Q является более синим, чем этот (указывает на В)». (Все испытуемые снова без колебаний соглашаются.) «Теперь, — говорит экспериментатор, передавая аппарат испытуемому, — вы можете сами передвигать шторку туда и сюда, сколько хотите. Я бы хотел, чтобы вы сказали мне, какое различие больше: различие в “зелености” между двумя образцами слева или различие в “синести” между двумя образцами справа» (Key, Kempton 1984, р. 73).
Кей и Кемптон рассуждают следующим образом:
Испытуемый не имеет теперь оснований мысленно задать себе вопрос, называется ли цвет образца В зеленым или синим, потому что он уже фактически назвал его и зеленым, и синим, соглашаясь со сравнением В по «зелености» с Я и по «синести» с С (Key, Kempton 1984, р. 73).


Глава 18. Уорф и релятивизм
433
И на самом деле, уорфианский эффект, продемонстрированный говорящими на английском языке при выполнении задания 1, полностью исчезает! Таким образом, по крайней мере для этой, весьма ограниченной области, была показана правота Уорфа. Определение того, какой из трех цветов в наибольшей степени отличается от двух других, является нелингвистической задачей. Языковые различия могут — в соответствующих обстоятельствах — влиять на выполнение этой задачи.
Помимо подтверждения утверждений Уорфа, эксперимент Кея— Кемптона имеет и другое важное следствие. Он опровергает распространенный в когнитивной психологии взгляд, что язык не имеет иной когнитивной роли, кроме предоставления этикеток для концептов — этикеток, которые находятся за пределами «реального познания». Кей и Кемптон показали экспериментально, хотя и только для одного случая, что язык является частью реального познания.
Это является справедливым не только для грамматики, но и для лексикона. Важная мораль, вытекающая из исследования слова over Бругман (Brugman 1981), состоит в невозможности принять взгляд, что, исключая случайную омонимию, существует одно-однозначное отношение между одиночными словами и одиночными концептами. Роль лексикона неизмеримо большая, чем простое наклеивание этикеток на концепты. В случае over, как и в других случаях полисемии, отдельное слово коррелирует с каждым членом естественной категории концептов — категории, основанной на прототипе. В этом состоит сущность полисемии. Полисемия связана с когнитивной организацией лексикона. Даже на уровне отдельного слова язык неотделим от познания вообще. Психологи, игнорирующие язык и рассматривающие его только как источник этикеток, не более правы, чем лингвисты, игнорирующие общие принципы познания, такие, как принципы категоризации.
Мои собственные взгляды
Если меня спросят, являюсь ли я релятивистом, то я отвечу, что придерживаюсь взглядов, характерных для одной из сотен разновидностей релятивизма. Мои взгляды проистекают из двух источников: во-первых, моих интересов как лингвиста и когнитивиста, во- вторых, результатов эмпирических исследований, рассмотренных выше. Для того чтобы прояснить мою позицию, я изложу свои взгляды по обсуждавшимся выше вопросам и объясню причины, по которым я их придерживаюсь.
28 -3361


434
Часть И. Философские следствия
Организация: Как лингвист я занимаюсь изучением общих принципов, управляющих языковыми феноменами. Полисемия является одним из таких феноменов. Явление полисемии весьма подробно и всесторонне рассмотрено в исследованиях Лакоффа и Джонсона (Lakoff, Johnson 1980), Линднер (Lindner 1981), Бругман (Brugman 1981, 1984), Касада (Casad 1982), Янды (Janda 1984) и Свитсер (Sweetser 1984). Все эти исследования ведут к одному и тому же выводу: общие принципы, управляющие полисемией, могут быть описаны и объяснены только в терминах концептуальной организации. Следовательно, исследование языковых явлений приводит к гипотезам, касающимся концептуальной организации.
Одними из наиболее содержательных в этом отношении являются, на мой взгляд, работы, посвященные исследованию общих принципов, определяющих употребление слов со значением положения в пространстве, в кора (Касад) и микстек (Бругман), а также в языке ацугеви (Talmy, 1972). Все эти подробные эмпирические исследования убедили меня в той мере, в какой это не смогли сделать не очень детальные исследования Уорфа, что эти языки отличаются от английского языка и друг от друга в отношении способа концептуализации положения в пространстве. Эти различия являются по большей части различиями в концептуальной организации. Поскольку я придаю языковым регулярностям, включая полисемию, большое значение как таким явлениям, которые нужно описать и объяснить, и поскольку это требует, как представляется, понимания того, как организована концептуальная система, я должен отнестись к вопросу организации концептуальных систем очень серьезно. По этой причине я рассматриваю организацию концептуальной системы как часть того, что определяет систему. Для меня концептуальные системы, имеющие разную организацию, являются различными концептуальными системами.
Функциональное воплощение: Предметом моих интересов как лингвиста являются грамматики языков и особенно то, какие концепты грамматикализуются в языках мира и что означает для концепта быть грамматикализованным. В этом пункте и возникает вопрос употребления. Уорф справедливо отмечал, что концепты, которые стали частью грамматики языка, используются в мышлении, а не просто являются его объектами, и что они используются спонтанно, автоматически, бессознательно и без каких-либо усилий. Как когнитивист я ставлю своей задачей изучение не только того, что из себя представляют наши концепты, но также того, как они употребляются. Я согласен с Уорфом в том, что то, как мы используем кон¬


Глава 18. Уорф и релятивизм
435
цепты, влияет на наше понимание опыта: концепты, употребляемые спонтанно, автоматически и бессознательно просто оказывают большее (хотя и менее заметное) воздействие на наше понимание повседневной жизни, чем концепты, над которыми мы только размышляем. Для меня концептуальные системы являются различными, если они последовательно ведут к различному пониманию опыта. Поэтому концептуальные системы, концепты которых используются различным образом, являются для меня различными системами.
Монолитность системы: Как когнитивиста меня интересует вопрос, как мы понимаем наш опыт. То, что индивид может осмыслять одну и ту же область опыта различными и несовместимыми друг с другом способами, является просто фактом. Это было продемонстрировано в исследованиях понимания электричества (Gentner, Gentner 1982), референции (Kay 1979) и ряда других концептов (Lakoff, Johnson 1982). Поскольку концептуальные системы не являются монолитными, не обязательно рассматривать различные концептуальные системы для того, чтобы найти свидетельства в пользу релятивизма.
Противопоставление концептуальной системы и способностей концептуализации: Меня как когнитивиста интересуют следующие вопросы. Почему люди имеют те концептуальные системы, которые они имеют? Каким образом ребенок приобретает концептуальную систему? Каков диапазон возможных человеческих концептуальных систем? Каким образом взрослый человек может изучить новый способ концептуализации чего-либо? Единственным удовлетворительным способом продвинуться по пути поиска ответов на все эти вопросы является допущение того, что все люди имеют врожденную способность концептуализации.
Альтернативный взгляд состоит в том, что дети рождаются, имея в уме все концепты, существующие в настоящее время во всех культурах, так же как все те концепты, которые когда-либо существовали или будут существовать. С этой точки зрения изучение нового концепта является просто активацией уже существующего концепта (Fodor 1975). Я нахожу эту идею слишком эксцентричной, чтобы рассматривать ее серьезно. Кроме того, этот подход не объясняет, почему люди имеют те концепты, которые они имеют, и почему диапазон возможных человеческих концептуальных систем таков, каков он есть.
Локализация различий: Результаты Кея—Кемптона показывают, что слова могут накладывать на мир категоризацию, которая может быть использована при выполнении нелингвистических задач. Для


436
Часть II. Философские следствия
меня, однако, наиболее интересные различия связаны не с изолированными концептуальными различиями, соотносительными с отдельными лексическими единицами, но с систематическими различиями в концептуализации.
Характер и глубина различий: Какие концепты вероятнее всего обнаружить при исследовании концептуальных систем? Во-первых, кинестетические образные схемы — концепты типа ВЕРХ—НИЗ, ВНУТРИ—СНАРУЖИ, ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ И Т. Д. Bo-BTOpbIX, ОТНОСЯЩИеСЯ К базовому уровню концепты вещей, состояний, действий, присутствующих в нашем непосредственном опыте, — концепты частей тела, растений и животных, артефактов базового уровня, базовых цветов, базовых эмоций и т. д. В-третьих, метафорические концепты, базирующиеся на универсальном опыте. Поэтому не удивительно обнаружить, что БОЛЬШЕ — это ВЕРХ, а ГНЕВ понимается в терминах ЖАРА и ДАВЛЕНИЯ. Существует довольно большое число таких концептов, от которых трудно ожидать значительного варьирования в различных концептуальных системах. Все они очень тесно связаны с хорошо структурированным опытом. По моему мнению, не следует ожидать радикальных различий в этих трех областях. Однако следует ожидать существенных различий в организации концептуальных систем и использовании концептов.
Соизмеримость: Я принимаю четыре из пяти критериев соизмеримости: понимание, использование, фреймовое представление и организацию. Если мы интересуемся проблемами познания, то эти критерии должны учитываться при характеристике и сравнении концептуальных систем. Но я совершенно не придаю значения критерию переводимости с сохранением условий истинности, поскольку он не показывает чего-либо нового относительно человеческих концептуальных систем по сравнению с четырьмя другими критериями. В случае использования критерия понимания обсуждение условий истинности является бесполезным, поскольку истинность (с некоторой внешней точки зрения) может быть сохранена при изменении понимания. Однако истинность с внешней относительно сравниваемых концептуальных систем точки зрения не релевантна. Она ничего не говорит нам о сравниваемых концептуальных системах и может вести к оценкам соизмеримости на чисто внешних основаниях.
Степень различий: Если иметь в виду используемые мною критерии соизмеримости, не покажется удивительным, что я считаю, что различия должны быть существенными. Однако не все эти различия будут радикальными, учитывая характер того, что сохраняется при всех вариациях.


Глава 18. Уорф и релятивизм
437
Факты—оценки: Постольку, поскольку рассматриваются факты, я релятивист в том смысле, который определяется моей позицией по перечисленным выше вопросам. Альтернативные концептуальные системы существуют, независимо от того, нравится это кому-то или нет. Не представляется сколько-нибудь вероятным, что такие системы исчезнут, поскольку они возникают из фундаментальной человеческой способности концептуализации опыта. Коммуникация может быть более легкой в том случае, если все участвующие в ней имеют одинаковые концептуальные системы. Однако облегчение коммуникации не помогает избежать конфликтов интересов, являющихся главным источником человеческих конфликтов.
Я оцениваю релятивизм того вида, который реально существует, как положительное явление. Точно так же, как разнообразие генофонда вида необходимо для того, чтобы обеспечить его выживание в многообразных жизненных условиях, различные способы понимания опыта необходимы для нашего выживания как вида. Я убежден, что культуры и языки так же нуждаются в защите от вымирания, как и биологические виды. И, подобно Уорфу, я полагаю, что мы можем очень многое для себя почерпнуть, изучая иные, чем наш, способы концептуализации опыта, возникшие в разных частях мира.
Влияние на действия: Подобно Уорфу, я полагаю, что различия в концептуальных системах существенным образом влияют на поведение. Понимание того, как наше поведение связано с тем, как мы думаем, жизненно важно. В таких областях, как человеческие взаимоотношения, где цена неудачи обычно гораздо выше, чем нам бы этого хотелось, понимание различий в концептуальных системах и обусловленных ими различий в поведении может быть очень полезным. Исследование Куинн (Quinn, in press) представлений американцев о браке является в этом отношении классическим. Куинн показывает, как имеющиеся у супругов различия в концептуализации брака влияют на их поведение и ведут к недопониманию и трудностям в браке.
Контроль: Многое в нашей концептуальной системе используется бессознательно и автоматически, способами, которые мы даже не замечаем. Отказаться от изучения, как наше поведение зависит от нашей концептуальной системы, значит снять с себя ответственность за многое из того, что мы делаем. Я не знаю, позволит ли нам понимание нашей собственной концептуальной системы усилить контроль за нашим поведением, но во всяком случае вряд ли оно уменьшит степень этого контроля.


438
Часть II. Философские следствия
Этика: Концептуальный релятивизм того вида, который, как представляется, действительно существует, не исключает полностью универсальные этические стандарты, по крайней мере, насколько я могу это определить. Как представляется, он также не много говорит нам о том, какими должны быть такие стандарты. Однако непризнание концептуального релятивизма в тех областях, где он существует, действительно влечет этические последствия. Оно ведет прямиком к концептуальному элитаризму и империализму — к идее, что только наше поведение, но не поведение других людей является разумным, и к попыткам распространить наш способ мышления на других. Этическое наследие Уорфа заставило нас осознать это.


Г лава 19
Парадигма «разум как машина»
Как следствие происходящего в последние годы прогресса в компьютерной науке метафора, представляющая разум в виде компьютера, распространилась и укрепилась не только в общественном сознании, но также в среде профессиональных когнитивных психологов. Подход к разуму как к машине сохраняет традиционное разграничение ума и тела, согласно которому разум дематериализован, абстрактен и независим от функционирования тела. Согласно такому подходу, разум представляет собой своего рода компьютер, построенный из биологических деталей и использующий при своей работе программы, сходные в существенных отношениях с теми программами, которые используются в современных компьютерах. Он может использовать материал, поступающий из тела, на входе, и выдавать «продукцию», предназначенную для тела, на выходе, тем не менее здесь имеется и чисто ментальная сфера символических операций, которая может быть охарактеризована в терминах алгоритмов наподобие тех, что используются в компьютерных программах. Я буду называть подобные взгляды подходом «разум как машина». Я постараюсь показать, что многие из результатов, приведенных выше, противоречат подходу к разуму как к машине.
Но прежде чем начать, я должен отметить, что исследования, обсуждавшиеся в этом томе, ни в коей мере не находятся в противоречии с исследованиями в области искусственного интеллекта (сокращенно «ИИ») в целом. Это далеко не так. Прежде всего, не все исследования ИИ претендуют на релевантность для исследования разума, например, основанные на принципах ИИ подходы к экспертным системам и робототехнике. Мы ничего не будем далее говорить о таких подходах. Мы будем обсуждать только вычислительные подходы к изучению разума. И даже здесь наши результаты отнюдь не противоречат всем таким подходам. Например, они не противоречат так называемым «коннекционистским» теориям, в которых


440
Часть И. Философские следствия
роли тела в познании отведено ее естественное место. Наши результаты противоречат только тем воззрениям, которые ниже будут охарактеризованы как подход к разуму как к машине — подход, рассматриваемый как неглубокий и сверхупрощенный многими авторитетными исследователями в области ИИ и когнитивной психологии.
Не существует единого вычислительного направления в изучении разума. Наши результаты ни в коей мере не противоречат работам, в которых используются следующие подходы:
— подход, при котором компьютерные модели используются вследствие их удобства — применять их легче, чем карандаш и бумагу;
— подход, при котором компьютерные модели используются исключительно в практических целях;
— подход, при котором компьютерные модели используются как эвристическое средство, для того чтобы сформулировать проблемы и предложить их решение;
— подход, в рамках которого моделируется некоторая ограниченная область когнитивной деятельности.
Я нахожу такие исследования интересными и полезными. В этой книге нет ничего, что противоречило бы какому-либо из этих общих подходов. На самом деле наши результаты очень хорошо соответствуют некоторым из вычислительных подходов — тем из них, которые близки по духу эмпирическим исследованиям языка и мышления наподобие тех, которые рассматривались выше. В рамках этих подходов делаются попытки охарактеризовать такие понятия, как «когнитивная модель», «метафорическое отображение», «ментальное пространство», «прототип», «радиальная категория» и т. д.
Наши результаты также очень хорошо согласуются с результатами исследований информационных процессов в рамках подхода, который мы будем называть, вслед за Марком Джонсоном (Johnson, in press), подходом «тело в уме». Согласно этому подходу то, что традиционно называлось «чисто ментальными» способностями, частично совпадает со способностями к обработке информации, связанными с функционированием тела. Эмпирические исследования категоризации должны рассматриваться как свидетельства превосходства этих вычислительных подходов над исследованиями, выполненными в рамках парадигмы «разум как машина», сохраняющей независимость и отдельность того, что традиционно называется разум.


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
441
Вместе с тем эмпирические исследования категоризации, рассмотренные выше, вступают в противоречие с различными вариантами подхода «разум как машина».
Во-первых, они противоречат подходу к ИИ, согласно которому разум понимается как нечто независимое от тела и состоящее исключительно из отвлеченных от конкретного воплощения алгоритмов.
Во-вторых, они вступают в конфликт с объективистскими подходами к ИИ, подходами, предполагающими объективистскую философию.
Я рассматриваю парадигму «разум как машина» как включающую два направления, логически независимые друг от друга, но часто встречающиеся вместе: вычислительный реализм и объективистская теория ИИ.
Вычислительный реализм
Вычислительный реализм основывается на двух положениях. Это:
Положение об алгоритмической природе мышления: Каждый когнитивный процесс является алгоритмическим по своей природе; иными словами, мышление представляет собой просто процесс оперирования символами.
Положение о нематериальности мышления: Человеческое мышление полностью абстрактно и не зависит ни в каком отношении от человеческого телесного опыта.
Объективистская теория ИИ
Объективистская теория ИИ также основывается на двух положениях:
Положение об объективистской природе репрезентаций: Концепты являются внутренними репрезентациями внешней реальности. Другими словами, символы, которыми оперирует ум, получают значение только через свою способность соотноситься с аспектами реальности.
Положение о существовании универсальной концептуальной системы: Существует всеобщая и нейтральная концептуальная система (framework), в терминах которой может быть представлено все человеческое знание.
Из этих формулировок должно быть ясно, что парадигма «разум как машина» никак не связана с компьютером как материальным


442
Часть И. Философские следствия
объектом. Это абстрактная концепция, имеющая дело с характеристиками разума. С компьютерами она связана только в том отношении, что компьютерные программы являются алгоритмическими по своей природе, а центральным положением концепции «разум как машина» является утверждение, что мышление имеет алгоритмический характер. Поскольку алгоритмы являются абстрактными сущностями, свойства которых никак не связаны с материальными телами, человеческими или какими-либо еще, положение о нематериа- лизованности мышления является прямым следствием положения о его алгоритмическом характере.
Алгоритмы определяют способы оперирования незначимыми не- материализованными символами. Поскольку мысль является значимой, а символы в алгоритме незначимы, это несоответствие должно быть каким-то образом разрешено. Поскольку алгоритмы определяются независимо от материальных тел, они не могут быть «воплощенными» в нашем смысле этого термина. Обычно считается, что алгоритмическое «мышление» приобретает значение через ассоциацию символов с вещами во внешнем мире.
Поскольку человеческий ум обладает способностью понимания и поскольку ум рассматривается как нематериальная сущность, понимание в алгоритмической модели мышления не может быть определено в терминах воплощения, как оно было описано в главе 17. Вместо этого оно трактуется в терминах перевода одной символической репрезентации в другую. Это имеет важное последствие для вопроса о соизмеримости альтернативных концептуальных систем, обсуждавшегося в предыдущей главе. Подобная трактовка элиминирует критерий понимания и совмещает его с критерием переводимости. Однако, как мы могли видеть, критерий переводимости как минимум менее интересен как критерий соизмеримости, тогда как критерий понимания, возможно, является центральным критерием. Как представляется, люди на самом деле способны понимать альтернативные концептуальные системы. В рамках парадигмы «разум как машина» способность понимания альтернативных концептуальных систем может объясняться только наличием единой концептуальной системы, в которую они могут быть переведены. Отсюда положение о существовании универсальной концептуальной системы.
Мы начнем обсуждение с положения об объективистском характере интерпретаций, поскольку оно имеет решающее значение для взгляда на мышление как простое оперирование символами. Причина в том, что мышление является значимым, а обычно полагают, что оперирование символами является значимым, если и только если


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
443
символам может быть дана интерпретация во внешнем мире. Если положение об объективистской природе репрезентаций является ложным, то возникают проблемы с положением о нематериальном характере мышления и, как следствие, с положением о его алгоритмической природе.
Положение об объективистской природе репрезентаций
Термин репрезентация активно используется в когнитивных науках, особенно в исследованиях по ИИ. Большинство практических исследователей в области когнитивных наук не задумываются о философском статусе того, что они изучают, их не интересует, как интерпретируют философы те концептуальные структуры, которые они называют репрезентациями, в частности, рассматривают ли они их как «внутренние репрезентации внешней реальности». Тем не менее это или что-то вроде этого необходимо для того, чтобы сделать мышление значимым — при условии, что разум понимается как нематериальная сущность.
Когнитивные модели, обсуждавшиеся нами в этой книге, могли бы быть названы «репрезентациями» многими исследователями в области когнитивных наук. Если использовать такую терминологию — а это обычная терминология — то эта книга может рассматриваться как защищающая реальность таких необъекгивистских «репрезентаций». Однако, как мы объяснили в главе 17, когнитивные модели в нашем смысле не являются внутренними интерпретациями внешней реальности, поскольку, во-первых, они понимаются в терминах воплощения, но не в терминах прямой связи с внешним миром и, во-вторых, поскольку они включают образные аспекты познания, такие, как метафора и метонимия.
Представления об алгоритмической природе мышления и его нематериальном характере исключают какую-либо интерпретацию когнитивных моделей как воплощенных в нашем смысле. Если значение не базируется на телесном понимании, как это делается в нашем описании, то единственно возможным подходом остается тот, при котором символы наделяются значением в силу их прямой ассоциации с объективно существующими вещами и категориями вещей в мире. Это и есть объективистская позиция в отношении репрезентации в объективистской теории ИИ.
Критика Патнэма, обсуждавшаяся в главе 15 выше, относится и к объективистской позиции по интерпретации, поскольку она распространяется на все взгляды, согласно которым существует внутрен¬


444
Часть II. Философские следствия
няя интерпретация внешнего мира. Вследствие того, что объективистская точка зрения на интерпретацию связана с разделением формального языка («языка» внутренних репрезентаций) и его интерпретации (внешних сущностей), она сталкивается с теми же проблемами, что и объективистская семантика.
Та же проблема всплыла недавно на поверхность в области когнитивной психологии. Стандартная модель мозга/ума в этой области— современная вычислительная машина. Эта вычислительная машина мыслится как нечто подобное формальному языку, с помощью которого она осуществляет вычисления. (Этот гипотетический язык мозга даже получил специальное название — «ментальный язык» («mentalese»).) Модель когнитивной психологии является когнитивной моделью вследствие того, что «ментальный язык» рассматривается как посредник, с помощью которого мозг строит внутреннюю репрезентацию внешнего мира. Эта идея немедленно сталкивается со следующей проблемой: если «ментальный язык» должен быть средством описания внешнего мира, то различные предикатные буквы должны иметь экстенсионалы, являющиеся множествами внешних вещей (или множествами п-ок внешних вещей) (Putnam 1980, р. 476).
Итак, проблема возникает вследствие взгляда на ум как нематериальную сущность, навязывающего объективистское понимание вычислительных моделей. Для того чтобы вычислительная модель могла обеспечить «репрезентацию» внешнего мира, должна быть правильная — с точки зрения Божественного взгляда — связь между репрезентацией и тем, что репрезентируется. Без такой связи невозможно говорить о подлинной репрезентации внешнего мира. Это то, что делает позицию объективистских репрезентаций формой объективизма.
Но если тот способ, которым «ментальный язык» «понимается» глубинными структурами в мозгу, который вычисляет, записывает и т. д. в этом «языке», относится к тому, что люди, работающие в области искусственного интеллекта, называют «процедурной семантикой», иными словами, если записанная в мозгу программа использования «ментального языка» включает полностью «понимание» «ментального языка» — где программа для использования «ментального языка», как любая программа, обозначает только то, что находится внутри компьютера — тогда каким образом вообще могут появиться в этой картине экстенсионалы! (Putnam 1980, р. 476).


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
445
Для того чтобы набор символов являлся репрезентацией чего- либо, должна, с объективистской точки зрения, существовать естественная (точка зрения Божественного видения) связь правильного вида между символами и тем, что эти символы «представляют». Вот что объективисты понимают, и должны понимать, под «репрезентацией чего-либо».
Для того, чтобы вычислительная модель разума квалифицировала нечто как «внутреннюю репрезентацию внешнего мира» с объективистской точки зрения, должны иметь место следующие условия:
— Должны существовать систематические связи между языком, используемым в вычислительной модели («ментальный язык») и внешним миром; в терминах Патнэма, должны существовать «экстенсионалы».
— Для того чтобы действительно быть «репрезентацией внешнего мира», эти связи должны быть точными; они должны «действительно представлять» мир в соответствии с внешними, объективными стандартами того, что такое репрезентация.
Как показал Патнэм, объективистская интерпретация выражения «внутренняя репрезентация внешнего мира» невозможна. Значение не может быть охарактеризовано через отношение между символами и сущностями в мире. Исследователи в области ИИ не могут рассчитывать на объективистскую концепцию интерпретаций для того, чтобы спасти ситуацию и дать значение символам компьютерного языка. Объективистская теория ИИ не имеет непротиворечивой теории значения, как не имеет ее и парадигма «разум как машина», поскольку она включает положение о нематериальном характере разума.
Вполне вероятно, что большинство практических исследователей в области искусственного интеллекта и когнитивной психологии не станут думать над такими вопросами. В целом их менее всего беспокоит, могут ли вычислительные модели, которые они создают, рассматриваться как «репрезентации внешнего мира» такого вида, который бы соответствовал объективистской философии. Я думаю, что это вполне разумная позиция для практических исследователей. Как мне кажется, экспериенциалистский подход (обрисованный в главе 17) к тому, что исследователи в области ИИ называют «репрезентациями», а я назвал «когнитивными моделями», будет в большей степени отвечать требованиям эмпирически ориентированных исследований ИИ. Но такая позиция находится в противоречии с утверждениями других исследователей ИИ — тех, кто верит в идеи парадигмы «разум как машина», в вычислительный реализм, в объ¬


446
Часть II. Философские следствия
ективистский ИИ, в то, что символы в компьютерном языке могут на самом деле быть «внутренними репрезентациями внешней реальности». Все они просто ошибаются.
Исчисление предикатов
Существует версия объективистской теории ИИ, согласно которой человеческое мышление полностью может быть представлено в виде исчисления предикатов. Сторонники такого подхода пытаются использовать программы доказательства теорем для того, чтобы охарактеризовать формы человеческого мышления. Разумеется, понятие категории, используемое в этих исследованиях, является классическим. В той мере, в которой данные, приводившиеся в этой книге, свидетельствуют против классического подхода к категоризации, они также свидетельствуют против подхода исчисления предикатов.
Экспериенциализм
Экспериенциалистская программа в целом находится в противоречии с подходом к разуму как к машине. Как мы видели, положения о наличии универсальной концептуальной системы и объективистском характере репрезентаций являются объективистскими по своей природе, поэтому неудивительно, что они противоречат экс- периенциализму. Экспериенциализм также сразу в нескольких отношениях вступает в противоречие с вычислительным реализмом, особенно по вопросу, являются ли концепты невоплощенными.
Начнем с предположения о существовании способности концептуализации, выдвинутом в главе 17. Экспериенциализм стремится объяснить, почему человеческая концептуальная система является такой, какая она есть. Он утверждает, что особенности концептуальной системы являются следствием природы человеческого физического, материального опыта и способа его доконцептуального структурирования, обусловленного спецификой устройства наших тел и нашим непрерывным взаимодействием с физическим и социальным окружением как его части. Продуктами такого опыта и общей способности построения концептов, особенно концептов, соответствующих тем элементам нашего опыта, которые имеют докон- цептуальную структуру, являются концепты базового уровня и образно-кинестетические схемы.
Вопрос, почему наше знание структурировано именно таким, а не другим образом — главным образом на базовом уровне — также относится к числу тех, которые с точки зрения экспериенциализма тре¬


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
447
буют объяснения. Такое объяснение возможно, если мы допускаем существование концептуализирующей способности, наличие которой объясняет приобретение концептов базового уровня в терминах восприятия целостной структуры часть—целое (В. Tversky, 1986).
Экспериенциализм также занимается проблемами понимания — понимания наших собственных концептуальных систем и способности изучать и понимать иные концептуальные системы. Гипотеза о наличии способности концептуализации является центральной для объяснения этих феноменов.
Подход к разуму как к машине, как представляется, не способен обеспечить базу для объяснения каких-либо из этих феноменов. Возьмем, например, вопрос о характере механизмов, обеспечивающих возможность изучения других концептуальных систем. Согласно подходу к разуму как к машине, изучение иной концептуальной системы требует ее перевода на язык мысли изучающего. Однако как мы видели, в понимании иной концептуальной системы содержится нечто большее, чем простой перевод. С точки зрения гипотезы концептуализирующей способности, возможно конструирование иной концептуальной системы с использованием способности понимания в терминах опыта. Подход к разуму как к машине не позволяет сделать это.
Как следствие, существует важный аспект разума, который не может быть охарактеризован внутри парадигмы «разум как машина», — различные способы концептуальной организации в различных концептуальных системах. Как мы показали в главе 18, системы пространственного положения в языке микстек и в английском языке имеют разную концептуальную организацию, несмотря на то, что здесь возможен перевод «предложение — предложением». Люди способны понимать обе эти системы, сохраняя в то же время две различные концептуальные организации. Однако если понимание другой концептуальной системы рассматривается как перевод в единую символическую систему, то различие в организации двух концептуальных систем будет утеряно в переводе, поскольку единая концептуальная система может иметь только одну такую организацию. По этой причине парадигма «разум как машина» не может быть адекватной для таких случаев.
Помимо прочего, подход к разуму как к машине требует, как представляется, чтобы «язык мышления» был цифровым. Однако есть доказательства в пользу существования кинестетических образных схем (см. «Исследование конкретного материала 2»). Эти схемы имеют главным образом аналоговую, но не цифровую природу. Они


448
Часть II. Философские следствия
могут моделироваться цифровыми средствами, но этого недостаточно для вычислительного реализма. Причины этого мы обсудим ниже.
Экспериенциализм также предполагает описание значения. Он обеспечивает его посредством описания значимости опыта. В этом описании способность концептуализации также играет важную роль. Единственное описание значения, возможное при подходе к разуму как к машине, представляет собой некоторый вид объективистского описания, использующего понятие внутренней репрезентации внешней реальности. Однако это, как мы видели, не работает.
Подход к разуму как к машине бесперспективен, если мы хотим описать значение и найти объяснение того, каким образом мы понимаем наши собственные концепты и концепты других концептуальных систем. Он не помогает объяснить, почему мы имеем те концепты, которые мы имеем, и какую роль в этом играет физический опыт человека. Он противоречит тому, что известно об образных схемах. В целом, подход к разуму как к машине не позволяет успешно решать эмпирические вопросы и найти объяснения центральных когнитивных феноменов.
Метод моделирования
Важно различать вычислительный реализм и направление вычислительного моделирования (computational simulation). Последнее утверждает, что некоторые (возможно, многие) важные когнитивные процессы могут моделироваться на компьютере. У меня нет сомнений, что это так, по крайней мере, для некоторых когнитивных процессов. Однако вычислительный реализм говорит совсем другое. Он говорит, что мышление в действительности является алгоритмическим по своей природе. Легко заметить разницу. Компьютер может моделировать некоторые характеристики течения воды в реке. Это не означает, что сама река управляется некоторым алгоритмом. Различие далеко не тривиальное.
Насколько я могу судить, ничто в этой книге не противоречит направлению компьютерного моделирования. Это направление всецело заслуживает уважения и доверия. Оно не утверждает, что все ментальные процессы могут моделироваться на компьютере. Оно не утверждает, что мышление целиком является нематериальным и алгоритмическим. Оно не утверждает, что существует универсальная концептуальная система. Оно не утверждает, что символы в компьютерных программах являются внутренними репрезентациями внешней реальности. Оно также не утверждает, что люди использу¬


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
449
ют исчисление предикатов для того, чтобы мыслить. Оно утверждает только то, что можно узнать нечто важное о разуме путем моделирования на компьютере некоторых видов когнитивной деятельности. Это разумная позиция, которая не может быть никоим образом подвергнута сомнению на основании данных, приводимых в этой книге. И она весьма далека от вычислительного реализма.
Для того чтобы обсудить этот вопрос по существу, обратимся к явлению, которое не имеет алгоритмическую природу само по себе, но которое может моделироваться алгоритмом. Это явление мотивации, как оно было коротко охарактеризовано в главе 6 выше и о котором более подробно будет говориться ниже в посвященной исследованию конкретного материала книге 2 (разделы 2 и 3). Нечто в языке или мысли является мотивированным, если оно не произвольно, но и не полностью выводимо (не полностью предсказуемо). К мотивированным феноменам относятся расширения категории (как в случае категории мать, классификаторов дьирбал и hon\ полисемия (см. описание over в разделе «Исследование конкретного материала 2»), соотносительные грамматические конструкции (см. раздел «Исследование конкретного материала 3»), большинство идиом (см. раздел «Исследование конкретного материала 2») и т. д. В естественном языке мотивация является скорее нормой, чем исключением.
Мотивация не относится к таким явлениям, для характеристики которых были разработаны алгоритмы. Алгоритмы позволяют сформулировать правила, или принципы, посредством которых на основе «исходных данных» на входе можно вычислить «конечный продукт» на выходе. Такое вычисление можно интерпретировать метафорически как «предсказание». Алгоритмы хорошо подходят для предсказания (то есть вычисления конечного результата на основе входных данных). По отношению к алгоритмам все явления являются или предсказуемыми, автоматически выводимыми (то есть вычисляемыми на основе входных данных), или произвольными. Но в человеческой концептуальной и языковой системе большинство сущностей не являются ни тем, ни другим. Они являются мотивированными, в некоторой степени и в различных отношениях. Мотивация является центральным феноменом познания. Причина этого в том, что легче изучить то, что является мотивированным, чем то, что является произвольным. Легче также запомнить и использовать мотивированное знание, чем произвольное знание.
Феномен мотивации создает следующую проблему для положения об алгоритмической природе разума и, следовательно, для вы-


450
Часть И. Философские следствия
числительного реализма. Напомним, что мотивированное знание мотивируется чем-то — а именно другим знанием. Можно в сверхупрощенном виде изложить это следующим образом. Пусть М будет знанием, мотивированным К. Предположим, что М не может быть вычислено посредством алгоритма на основе К или чего-либо еще. Предположим далее, что МиК связаны друг с другом одним из способов, представленных в примерах мотивации, приведенных выше или ниже в исследовании конкретного материала. Иными словами, имеет место следующее:
1. Тому, кто знает К, легче изучить, запомнить и использовать
М, чем тому, кто не знает К.
2. К является:
— центром радиальной категории, с которым М систематически связано, или
— метафорической моделью, такой, что М является примером категории в области-мишени этой модели (или некоторого нового расширения этой категории), или
— метонимической моделью, где М является областью метонимической функции.
С вычислительной точки зрения весьма любопытным является то, что наличие дополнительного объекта в памяти облегчает изучение, запоминание и использование чего-то, не являющегося вычислимым. В большинстве алгоритмических систем наличие дополнительных объектов в памяти требует, как раз наоборот, использования больших, но не меньших вычислительных ресурсов, являются ли эти ресурсы вычислительными шагами или объемом памяти и т. д. Существуют (как мне сказали) вычислительные системы, где легче запомнить больше, чем меньше. Однако они являются абстрактными системами, не имеющими специфических признаков человеческих концептуальных систем, описанных в условии 2.
Теперь при данных конкретных К и М в данной конкретной системе вполне возможно написать компьютерную программу, которая воспроизводила бы этот феномен. Например, можно создать программное подобие радиальных категорий, метафорических моделей и метонимических моделей. Можно ввести в эти программы некоторую величину D = трудность обработки (<difficulty of processing), определив ее таким образом, чтобы D получало меньшее значение для М в тех случаях, когда К присутствует в памяти, чем в тех, когда она отсутствует. Подобное моделирование могло бы даже обнаружить некоторые реальные свойства данного явления.


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
451
В связи с этим возникают две проблемы. Во-первых, необходимо общее решение, которое работало бы во всех реально существующих случаях. Во-вторых, величина D должна быть реальным мерилом трудностей обработки в каждом конкретном случае. Например, если бы было необходимо воплотить эту модель на компьютере, то есть создать устройство, которое бы реально функционировало так, как это делается в модели, D должно было бы быть реальной мерой трудности обработки.
Конечно, в настоящее время все это несбыточные мечтания. Таких моделей нет. В настоящее время мотивационные явления только начинают изучаться с вычислительной точки зрения. Какое же заключение можно сделать в такой ситуации?
Прежде всего важно иметь в виду, что методы вычислительного моделирования не удовлетворяют требованиям вычислительного реализма. С точки зрения вычислительного реализма, сама моделирующая программа (алгоритм) является реальной — разум воспроизводит функционирование машины, которое может служить объяснением феномена мотивации, но он не является такой машиной. По этой причине метод моделирования не может обеспечить удовлетворительного решения проблемы мотивации в рамках гипотезы, представляющей разум в виде машины.
В настоящее время не существует действующих компьютерных моделей представления знаний, в которых добавление знания в память при наличии условий, сформулированных выше (пункт 2), обусловливает возможность изучать, запоминать и использовать некоторые виды информации более эффективно. Для всех таких моделей, включая все ныне существующие модели, позиция вычислительного реализма является ошибочной. Я сомневаюсь, что какой- либо алгоритм может иметь такие свойства, наличие которых обусловлено особенностями человеческой концептуальной системы, включающей такие явления, как радиальные категории, метонимические модели и метафорические модели.
Фундаментальная проблема
Я считаю, что вычислительные подходы к мышлению содержат важные положения, касающиеся природы разума. Существует поток мышления. Однако это не бесформенная масса, а высоко структурированное течение. Подход к мышлению как к алгоритмическому вычислению в настоящее время является лучшей моделью высоко структурированного потока мышления. Это не означает, что это единственно возможная правильная модель. Большинство неадек- 29*


452
Часть И. Философские следствия
ватностей, которые мы находим в этой модели, сводятся к одной главной неадекватности — отсутствию того, что мы назвали «концептуальным воплощением». Символы, используемые в вычислении, не имеют значения. В то же время мышление не является незначимым, и должен быть найден необъективистский ответ на вопрос, что же делает его значимым. Я утверждаю, что это концептуальное воплощение.
Ощущение необходимости значения утрачено многими исследователями ИИ. Дело в том, что когда эти исследователи конструируют алгоритмы, они делают это со своим собственным пониманием того, что обозначают символы, используемые в языках представления знаний. Поэтому символы не кажутся незначимыми им. Для них значимо то, что находится на входе, для них значимо и то, что имеет место на выходе, и символы, используемые в вычислении, могут выбираться в соответствии с предполагаемой интерпретацией. Однако их вычислительные модели не включают адекватного необъективистского объяснения, что делает символы значимыми не для исследователя, осуществляющего моделирование, но для существа, чье мышление моделируется В типичных исследованиях ИИ этот вопрос или вообще не затрагивается, или же принимается, что символы являются внутренними репрезентациями внешней реальности. Однако феномены, обсуждавшиеся нами, требуют необъективистского анализа значимости символов, используемых в вычислениях.
Адекватное решение этого вопроса требует большего, чем просто придания некоторой интерпретации символам. Дело в том, что понимание символов находится, строго говоря, вне алгоритма, и тем не менее должно войти в вычисление. Например, в случае мотивации вычисление должно производиться более эффективно, если символы обозначают надлежащие роды вещей, и не так эффективно в противном случае. Концепты базового уровня легче изучать, запоминать и использовать. Простое наделение такого концепта именем не Помогает в объяснении этого феномена. Причина того, что с таким концептами легче обращаться, заключается в том, что его значение находится в определенных отношениях с восприятием, двигательными способностями и способностями воображения. Адекватное описание мышления требует объяснения этого. Такое объяснение вряд ли может быть почерпнуто из чисто алгоритмического описания мышления, поскольку эффективность алгоритма не может зависеть от интерпретации символов, используемых в алгоритме. Нам необходима такая теория мышления, которая смогла бы дать адекватное объяснение различиям в когнитивной эффективности — при


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
453
изучении, запоминании и использовании — между концептами базового уровня и другими концептами. Чисто алгоритмический подход к мышлению вряд ли сможет помочь в этом.
Важно отметить, что невозможно решить эту проблему, просто присваивая различные имена символам, которые имеют значения разных типов. Такие имена могут сказать исследователю, что данные символы должны обозначать, но они все равно остаются произвольными, условными именами. Они не включены в какую-либо теорию, объясняющую, почему данные символы имеют то значение, которое они имеют, для людей, чье мышление моделируется. Предложить модель, в которой символы с именами одного типа обрабатываются более эффективно, чем символы с именами другого типа, значит не более, чем сформулировать проблему. Такая модель не является теорией, объясняющей, почему это происходит. Адекватная теория должна учитывать, каким образом содержание концепта связано с опытом телесного функционирования. И это находится за пределами области алгоритмического мышления.
Не менее важно также понять, что невозможно решить эту проблему простым включением в алгоритм интерпретации символов. Причина этого в том, что существуют внешние факторы, которые обусловливают большую эффективность мышления в этих случаях. Поэтому необходимо показать, каким образом нечто, находящееся вне алгоритма, приводит к более эффективной работе алгоритма в этих случаях.
Все это показывает, что существуют ограничения для компьютерной метафоры разума. Компьютерная метафора может быть весьма полезна во многих других отношениях, но здесь она терпит неудачу. Что касается явлений категоризации, то здесь эти ограничения связаны с неспособностью алгоритмического подхода к мышлению предложить такую теорию значения, какая необходима для того, чтобы объяснить эмпирические данные.
Существует ли единая тело-мыслительная система?
Все исследователи, сталкивавшиеся с подобными аргументами, незамедлительно указывали, что обсуждавшиеся нами данные по категоризации никоим образом не свидетельствуют против общего информационно-процессного подхода. Они показывают только то, что ум не отделен и не независим от тела. Иными словами, разум не может быть рассмотрен как независимый модуль, имеющий алгоритмический характер, который получает данные от тела и возвращает ему результат их обработки. Существует, однако, совершенно


454
Часть И. Философские следствия
разумный информационно-процессный взгляд, который согласуется с такими результатами, а именно что информационно-процессные способности, необходимые для функционирования тела, в значительной степени совпадают с тем, что ранее было рассмотрено как чисто ментальные информационно-процессные способности.
Концепция тело-мыслительной системы
Информационно-процессная система тела является единой системой, которая не может быть разделена на чисто ментальные и чисто телесные функции способом, которой соответствовал бы классической теории концептов и категорий. При этом информационнопроцессные способности, используемые при функционировании тела, также приспособлены по крайней мере к некоторым областям того, что традиционно называлось чисто ментальной активностью. Такая объединенная информационно-процессная система вполне могла бы иметь те свойства, которые были обнаружены исследованиями в области категоризации.
Другой возможный путь рассмотрения информационно-процессной системы заключается в различении обработки сигналов и обработки символов. И то, и другое являются видами информационных процессов. Однако индивидуальные символы рассматриваются как имеющие значение, тогда как индивидуальные сигналы — нет. Информационные процессы в центральной нервной системе связаны с обработкой сигналов, но не обработкой символов. Информационные процессы в уме обычно рассматриваются как связанные с обработкой символов, но не сигналов. Единая тело-мыслительная система могла бы обрабатывать как сигналы, так и символы без того, чтобы иметь отдельную подсистему обработки символов. У меня нет каких-либо данных из исследований по категоризации, которые бы противоречили концепции объединенной тело-мыслительной системы.
Подобный взгляд не должен казаться чем-то особенным когнитивным психологам, работающим в русле информационнопроцессного подхода, или исследователям ИИ. Однако он противоречит широко распространенным в философии и лингвистике взглядам, взглядам, которые сейчас разделяют даже некоторые когнитивные психологи. Ядро того, что я назвал подходом «разум как машина», составляют представления, об отдельности и независимости явлений, которые традиционно рассматриваются как чисто ментальные. Именно эту отдельность и независимость поставили под сомнение результаты исследований в области категоризации.


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
455
Заключение
Итак, явления категоризации вступают в конфликт с парадигмой «разум как машина», которая настаивает на том, что мышление имеет обособленный, независимый от тела, нематериальный и алгоритмический характер. Этот конфликт проходит по следующим линиям:
— Положение о нематериальном характере мышления вступает в конфликт с воплощенностью содержания, демонстрируемого следующими явлениями:
(а) восприятием базового уровня, моторным движением и способностями воображения, которые все вместе характеризуют концепты базового уровня (см. гл. 2);
(б) обобщенными структурами опыта, которые определяют характер кинестетических образных схем (см. гл. 17 и «Исследование конкретного материала 2»);
(в) опытом, формирующим базу метафорических концептов (см. «Исследование конкретного материала 1»).
Возможно, когда-нибудь с помощью компьютерного моделирования мы сможем описать эти явления, однако только понимание характера зависимости мышления от тела в отношении содержания его концептов сможет обеспечить объяснение этих характеристик человеческих концептуальных систем.
— Положение об алгоритмическом характере мышления находится в противоречии с феноменом мотивации. В этом случае вычислительное моделирование феноменов мотивации может также когда-нибудь стать реальностью, однако алгоритмы сами по себе не обладают свойствами эмпирически обнаруженных мотивированных систем (см. гл. 6 и «Исследование конкретного материала», разделы 2 и 3).
— Положение об объективистском характере репрезентаций находится в конфликте с критикой Патнэма (см. гл. 15).
— Идея о существовании универсальной концептуальной системы противоречит двум фактам:
(а) концептуальные системы имеют различные концептуальные организации, и эти различия являются когнитивно существенными;
(б) понимание иной концептуальной системы на базе опыта может иметь место и при невозможности полного перевода в единую систему (см. гл. 18).


456
Часть И. Философские следствия
Проблема для положения об алгоритмическом характере мышления связана с тем, что единственным способом обеспечить понимание двух различных концептуальных систем является здесь перевод одной системы в другую или их обеих в третью концептуальную систему. Однако если две различные концептуальные системы имеют различную концептуальную организацию, как, например, концептуальные системы микстек и английского языка (см. гл. 18), то перевод в единую систему — универсальную концептуальную систему — элиминирует это различие в организации. В то же время понимание в терминах опыта не элиминирует подобных различий в организации. Таким образом, парадигма «разум как машина» может обеспечить только такое описание понимания, в котором устранены различия в концептуальной организации. В этом отношении оно является неадекватным с точки зрения реальных когнитивных процессов, в случае которых различия в концептуальной организации при понимании альтернативных концептуальных систем тех типов, которые реально существуют в языках мира, сохраняются.
По всем этим причинам я полагаю, что парадигма, рассматривающая разум как машину, в своем буквальном виде не имеет никаких перспектив. Она не способна объяснить даже те явления, которые рассматриваются в этой книге. Я знаю, что многие исследователи ИИ разделяют мой скептицизм и не принимают парадигму «разум как машина» — ни в виде вычислительного реализма, ни как объективистскую теорию ИИ. Эти исследователи, так же, как и я, полагают, что вычислительная метафора мышления важна, интересна и полезна, однако она имеет определенные ограничения, включая те, которые обсуждались выше. Что касается лично меня, то я выступаю всецело за продолжение вычислительных исследований важных и интересных эмпирических проблем вне рамок парадигмы «разум как машина». Мне представляется, что эти исследования, которые принесли очень много важных результатов в прошлом, имеют прекрасные перспективы на будущее, в том числе и в области моделирования человеческой категоризации. Феномены, обсуждавшиеся в этой книге, должны привлечь внимание эмпирически ориентированных исследователей ИИ, находящихся в поиске интересных проблем. Однако в конечном итоге для того, чтобы найти решение тех проблем, которые мы обсуждали, мы должны выйти за пределы парадигмы «разум как машина».
Выход за пределы парадигмы «разум как машина» не обязательно означает отход от более общей информационно-процессной парадигмы. Например, в рамках коннекционистских подходов, воз¬


Глава 19. Парадигма «разум как машина»
457
можно, в конечном итоге удастся обосновать концепцию единой тело-мыслительной системы, которая могла бы помочь осмыслить явления категоризации. Для этого требуется, чтобы информационнопроцессные функции ума частично совпадали с тем, что традиционно называют чисто ментальными функциями, и в существенной степени определили многие из их особенностей.


Глава 20
Математика как когнитивная деятельность
Категоризация является формой мышления. Сказать, что классические категории существуют вне каких-либо существ или умов, значит сказать, что существует трансцендентная логика вселенной, рациональность, которая выходит за пределы любого существа или любого ума. Классическая категоризация и классическая логика представляют собой две стороны одной медали. Категоризация является основным предметом классической логики. Высказывание вида Все А есть В говорит, что категория А является подкатегорией категории Я, и имплицирует, что любой член А является членом В. Все А не есть В говорит, что категория А и категория В не пересекаются друг с другом, и имплицирует, что ни один член категории А не является членом категории В. Классический силлогизм модус по- ненс имеет дело с категориальной структурой. Рассуждение вида
Все А есть В.
Xесть А.
Следовательно, X есть В
имеет среди своих предпосылок суждения, касающиеся категориальной структуры, а именно
Категория А содержится в категории В.
X содержится в категории А
и отмечает нечто, касающееся этой категориальной структуры, именно
X содержится в категории В.
Данный аспект категориальной структуры является, помимо прочего, следствием того, что мы понимаем категории как метафорические вместилища. Структура силлогизма представляет собой наблюдение, касающееся структуры вместилища. Приложить этот силло-


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
459
гизм к некоторой области — значит сказать, что эта область может пониматься в терминах метафорического вместилища. Однако объективизм говорит нечто большее. Он говорит, что эта область объективно структурирована, независимо от какого-либо понимания, в терминах вместилища. Это как раз и значит сказать, что классические категории имеют объективное существование.
Экспериенциалистская альтернатива не требует допущения существования трансцендентальной рациональности, которая простирается за пределы понимания каких-либо существ. Вместо этого она говорит, что существует логика нашей рациональности. Каждая образная схема, как мы могли видеть в главе 17, имеет свою собственную базовую логику. Эти схемы структурируют наш доконцепту- альный опыт как функционирующих существ. И они, как представляется, имеют в полной мере логическую структуру, необходимую для того, чтобы охарактеризовать рациональность, не требуя постулирования трансцендентальной рациональности. Например, схемы вместилищ возникают из нашего телесного опыта, и они имеют базовую логику описанного выше силлогизма. Этот силлогизм может быть рассмотрен скорее как возникающий из нашего телесного опыта и нашей способности метафорической проекции, но не как имеющий некое трансцендентальное существование.
Из существования логического рассуждения не следует, что во вселенной существует трансцендентная рациональность. Все, что из этого следует, это то, что многие аспекты реального опыта могут быть непротиворечиво поняты в терминах метафор вместилища — и метафор, базирующихся на других образных схемах, — способом, который достаточен для достижения наших целей. Логика, согласно этой точке зрения, изучает ограничения на способы нашего понимания. Это нисколько не менее важная задача. Это просто не та задача, которая стоит перед логикой с точки зрения объективистской философии.
Что такое математика?
Те, кто утверждает, что во вселенной существует рациональность, выходящая за пределы всех существ, обычно приводят в качестве примера математику. Математики обычно рассматривают математику как «платоновский идеал» — единственную в своем роде совокупность абсолютных истин, имеющих место во вневременном царстве математических объектов, не зависящих от понимания каких-либо существ. Я хотел бы показать, что нет необходимости интерпретировать математику как трансцендентально истинную, истинную вне зависимости какого-либо понимания. Вместо этого


460
Часть И. Философские следствия
она может быть интерпретирована как вырастающая из природы нашей человеческой рациональности.
Рассмотрим, например, взгляд, что математика представляет собой изучение чистых форм. Что такое чистая форма? Согласно гипотезе пространственного представления формы (см. гл. 17), форма является метафорической проекцией образных схем и других способов понимания пространства на некоторую абстрактную область. Если снова взять пример вместилища, то форма вместилища может быть названа «чистой формой». Согласно гипотезе пространственного представления формы, она является метафорической проекцией схемы вместилища на другую область. Она не является трансцендентальной, потому что она не находится за пределами опыта или понимания каких-либо существ. Напротив, она как раз вытекает из опыта и понимания людей. Если «чистая форма» не трансцендентальна и если математика является наукой о чистых формах, то математика не трансцендентальна. Математика является наукой о структурах, которые мы используем для понимания нашего опыта и рассуждения о нем, — структурах, которые являются неотъемлемой частью нашего доконцептуального телесного опыта, которые мы делаем абстрактными посредством метафоры.
Является ли математика единственной?
Итак, существуют два взгляда на природу математики. Они соответствуют двум пониманиям «чистой формы». Согласно одной точке зрения, чистая форма трансцендентальна: она относится к природе вселенной. Согласно другой точке зрения, то, что мы понимаем как форму, имеет своим источником наш телесный опыт, особенно опыт функционирования в пространстве. Кинестетические образные схемы структурированы таким образом, что они имеют базовую логику, и именно эта структура используется в мышлении и лежит в основе математики.
Взгляд, что мышление трансцендентально, всегда идет рука об руку со взглядом, что математика трансцендентальна Математика рассматривается как пример — главный пример — трансцендентальной рациональности. Такая трансцендентальная математика, конечно, будет единственной. Утверждается не то, что во вселенной существует много видов трансцендентальной рациональности, но то, что такая рациональность только одна. Я выдвигаю следующий тезис: если математика является трансцендентально истинной, то она не единственна. Если это так, то это подрывает основы рассмотрения математики как образца некой уникальной трансценденталь¬


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
461
ной рациональности вселенной, и существование математики не может больше рассматриваться как доказательство существования единой трансцендентальной рациональности.
Идея, что если математика является трансцендентально истинной, то она не единственна, может показаться с первого взгляда странной. Однако этот результат, как мы увидим, связан с тем фактом, что существует математика, предметом которой является математика. Если эта математика более высокого уровня (метаматематика) истинна в трансцендентальном платоновском мире, то математические объекты, о которых она говорит, существуют в этом мире. Если эти относящиеся к более высокому уровню математические объекты сами характеризуют различные формы математики, тогда платоновский мир — мир трансцендентальных истин — содержит более одной совокупности математических истин.
Данные, на которых будет основываться наша аргументация, относятся к самой математике. Они связаны с теоремой Патнэма и некоторыми недавно сформулированными «доказательствами независимости». Но перед тем, как мы рассмотрим, что вытекает из этих доказательств, мы должны рассмотреть несколько более внимательно тот взгляд на математику, согласно которому математика не только трансцендентальна, но также единственна. В этом взгляде заключается большая эмоциональная притягательность. Очарование математики для многих практических математиков во многом обусловлено сознанием своей способности доказать, какие из математических суждений являются абсолютно и окончательно истинными. С этой точки зрения, та слава, которая окружает математиков, частично проистекает из их способности выйти за пределы человеческого и, подключившись к трансцендентальной рациональности вселенной, открыть некоторые ее окончательные истины.
Математика, с трансценденталистской точки зрения, является, таким образом, «платонистской» областью в том смысле, что она имеет дело с царством абстрактных математических объектов, находящихся вне времени, истории и опыта каких-либо существ, и уникальной совокупностью абсолютных истин, касающихся этих объектов. Кроме того, обычно считается, что подобная уникальная трансцендентальная математика является полной в том смысле, что каждое выдвигаемое математическое положение является либо истинным, либо ложным. Последнее не является обязательным спутником трансцендентального взгляда. Можно представить себе неполную трансцендентально истинную математику, в которой каждое математическое утверждение не является ни истинным, ни ложным в платоническом царстве.


462
Часть И. Философские следствия
Следует отметить, что вопрос трансцендентальной полноты (являются ли все математические утверждения либо истинными, либо ложными в платоновском мире) отличается от вопроса «полноты» математической системы (являются ли все математические утверждения доказуемыми в этой системе). Знаменитое доказательство неполноты Геделя посвящено последнему вопросу, вопросу доказуемости. Гедель показал, что для любого набора аксиом арифметики, которые могут быть перечислены или определены правилом, существует бесконечное число арифметических истин, которые не могут быть доказаны. Это означает, что задача, которую многие математики рассматривали как главную задачу математики — нахождение доказательств абсолютных математических истин, — в принципе невыполнима. Результаты Геделя не показывали, что полная и единственная, трансцендентально истинная математика невозможна. Сам Гедель, будучи платонистом, полагал, что такая математика существует. Его доказательство показывает только то, что если такая математика существует, она содержит бесконечное множество недоказуемых истин, истин, истинность которых невозможно установить методами математики вследствие самой ее природы. Поскольку такая недоказуемость не свидетельствует сама по себе против идеи трансцендентальной математической рациональности, мы далее оставим в стороне проблему доказуемости. Когда мы будем говорить о «полноте», мы будем иметь в виду трансцендентальную полноту, вопрос, являются ли все математические утверждения либо абсолютно истинными, либо абсолютно ложными в трансцендентальном платоновском мире, или же там есть некоторые утверждения, не относящиеся ни к тем, ни к другим.
Хотя сам Гедель верил в существование полной и единственной трансцендентальной математической истины, его работы позволяют сделать выводы, ведущие к иному пониманию математики. Начнем рассмотрение этого альтернативного подхода с наиболее распространенного взгляда на основания математики:
— Существует некоторый набор аксиом, который характеризует теорию множеств.
— Для каждого раздела математики существует набор определений, которые характеризуют понятия, относящиеся к этому разделу, в терминах теории множеств.
При такой характеристике математики понятие множества приобретает огромное значение. Чтобы увидеть, почему это происходит, рассмотрим в качестве примера теорию групп. Группа является


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
463
множеством с добавленной структурой, определяемой дефинициями, характеризующими группу. Утверждения в теории групп имеют следующую форму: Для всех групп ... или Существует некоторая группа... Является ли данное высказывание истинным или ложным зависит от того, какие группы существуют. А это в свою очередь зависит от того, какие существуют множества.
Поскольку строгое понимание множеств основывается на аксиомах теории множеств, строгое и точное понимание различных ветвей математики зависит от понимания аксиом теории множеств. Такими теоретико-множественными аксиомами, лежащими в основе теории множеств, являются обычно принимаемые без обсуждения, как данное аксиомы Цермело—Френкеля и аксиома выбора (так называемое «ZFC»*). По поводу ZFC может быть задан следующий вопрос:
Является ли ZFC достаточным для того, чтобы охарактеризовать понятие множества таким образом, чтобы все естественные, базовые и относительно простые утверждения в различных разделах математики были бы все или абсолютно истинными, или абсолютно ложными?
То же самое может быть изложено другим образом:
Фиксируют ли ZFC и определения, характеризующие различные ветви математики, «платонистскую» математику — математику, которая является полной, единственной и трансцендентально истинной, по крайней мере, для всех естественных, базовых и относительно простых математических утверждений?
Ответ — нет! Это было показано рядом так называемых «доказательств независимости». Эти доказательства имеют следующую форму:
— Рассмотрим два набора теоретико-множественных аксиом, А и 5, которые одновременно согласуются с ZFC и не являются следствиями ZFC.
— Рассмотрим математическое утверждение Р.
— Докажем, что Р истинно в модели ZFC + А и что Р ложно в модели ZFC + В.
Доказательства такой формы показывают по крайней мере следующее:
По первым буквам английских слов Zermelo, Fraenkel и choice ‘выбор’. — Прим, перев.


464
Часть И. Философские следствия
— Истинность Р независима от ZFC.
Наиболее известным из доказательств независимости является результат Геделя—Коэна, доказывающий независимость континуум- гипотезы от ZFC. Континуум-гипотеза была предложена Кантором. Кантор показал что мощность, или кардинальное число (так сказать, «размер»), множества рациональных чисел является таким же, как мощность целых чисел. Он также показал, что мощность действительных чисел больше, чем мощность рациональных чисел. (Множество действительных чисел называется «континуумом», потому что оно имеет такую же мощность, как любой отрезок непрерывной линию.) Континуум-гипотеза утверждает, что нет множества большего, чем целые числа, и меньшего, чем действительные числа. ZFC не определяет понятие множества таким образом, чтобы это определение было достаточным для того, чтобы континуум-гипотеза была либо истинна, либо ложна в тех случаях, когда множества характеризуются только посредством ZFC.
В последние годы было доказано, что и другие математические утверждения в других областях математики независимы от ZFC.
— Было показано, что предположение Уайтхеда, хорошо известная теорема в теории абелианских групп, является независимой от ZFC.
— Также было показано, что гипотеза Сослина независима от ZFC. См. Martin, Solovay 1970; Solovay, Tennenbaum 1971; Rudin 1969; Schoenfield 1975.
Таким образом, в алгебре и топологии есть теоремы, независимые от ZFC.
Таковы математические результаты, которые мы будем использовать ниже при доказательстве того, что если математика трансцендентальна, то она не единственна Но перед этим рассмотрим более базовые следствия из этих результатов.
Сказать, что континуум-гипотеза независима от ZFC, значит просто сказать, что как истинность, так и ложность континуум-гипотезы совместимы с аксиомами ZFC теории множеств. Однако математика, в которой континуум-гипотеза истинна, существенным образом отличается от математики, в которой она ложна. Следовательно, ZFC аксиомы теории множеств не определяют полную и единственную математику: ZFC определяют либо {а) математику, которая является единственной, но неполной, либо (б) более чем одну полную математику, например, одну математику, в которой континуум- гипотеза истинна, и другую, в которой она является ложной.


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
465
Из доказательств независимости для предположения Уайтхеда и гипотезы Сослина следует, что понятие множества, как оно охарактеризовано аксиомами ZFC, не может определить единственную и полную алгебру или топологию: либо {а) алгебра и топология являются неполными (содержат утверждения, которые не являются ни истинными, ни ложными, а не только являются недоказуемыми), либо (б) существует более чем одна полная алгебра (в которой каждое алгебраическое утверждение является либо истинным, либо ложным) и более чем одна полная топология ( в которой каждое топологическое утверждение является либо истинным, либо ложным). С учетом того, что ZFC определяет единственное общепринятое понимание множества, из этого следует, что в настоящее время не существует общепринятого понимания множества, достаточного для того, чтобы определить математику, которая была бы одновременно полной и единственной.
Теперь мы переходим к доказательству того, что если математика является трансцендентальной, то она не является единственной. Это доказательство будет иметь следующий вид. Мы утверждаем, что различные существенным образом отличающиеся алгебры и топологии, возникающие в результате принятия расширений ZFC — ZFC + А и ZFC + В — должны все существовать в «платонистском мире» математических сущностей. Поскольку эти разновидности математики отличаются друг от друга в существенном отношении, из этого следует, что если математика трансцендентальна, она не единственна и, следовательно, существование математических истин само по себе не является достаточным свидетельством единственности трансцендентальной рациональности.
Перейдем к собственно доказательству:
— Будем полагать, что математика трансцендентальна, то есть существует «платонистский мир» абстрактных математических объектов и совокупность абсолютных математических истин, касающихся этих объектов.
— Пусть результаты доказательств независимости — связанные с континуум-гипотезой, предположением Уайтхеда и гипотезой Сослина — находятся среди этих математических истин.
— Следовательно, сущности, относительно которых эти результаты истинны, являются сущностями платонистского мира.
— Среди этих сущностей есть два вида «множествоподобных» явлений, а именно «множества», определенные аксиомами ZFC + А (где А — аксиома конструктивности Геделя), и «множества», определенные аксиомами ZFC + В (где 5, например, аксиома Мартина, в случае гипотез Уайтхеда и Сослина).
30-3361


466
Часть И. Философские следствия
Мы можем быть против того, чтобы называть эти объекты трансцендентально корректными «множествами», но как бы мы ни называли их, они должны существовать как реальные математические объекты при любой платонистской интерпретации результатов независимости. В дальнейшем будем называть их «^-множества» и «5- множества».
— Из того, что ^-множества и 5-множества одновременно существуют в платонистском мире математических объектов, следует, что два вида математики, характеризуемые А- множествами и 5-множествами, также существуют в платонистском мире. Другими словами, совокупности истин об А- множествах и 5-множествах являются истинами в платонистском мире.
Так, например, предположение Уайтхеда истинно в математике, определенной Л-множествами, и ложно в математике, определенной 5- множествами. Мы можем и не удостаивать эти совокупности истин названия «математика», однако они тем не менее существуют как совокупности истин об ^-множествах и 5-множествах в платонистском мире абстрактных сущностей. Будем называть их «^-математика» и «5-математика». «Математикообразными» их делает то, что они включают все традиционные математические истины, которые основываются на ZFC-теории множеств, в то же время включая также другие истины, базирующиеся на расширениях ZFC. Каждая из них включает большинство истин, которыми занимается большинство математиков, однако они не являются полностью идентичными.
Теперь мы имеем следующую ситуацию. Из платонистской интерпретации результатов доказательств независимости следует, что как ^-множества, так и 5-множества существуют как сущности некоторого вида в платонистском мире; как следствие, в этом мире существуют совокупности истин, которые мы назвали ^-математикой и 5-математикой, как совокупности истин одного вида или другого.
Математический монотеист в такой ситуации может продолжать утверждать, что математика единственна; в частности, что существует только одна совокупность алгебраических истин, топологических истин и т. д. Он может настаивать на этом, утверждая, что А- множества и 5-множества реально не являются множествами, а совокупности истин ^-математики и 5-математики не являются реально совокупностями истин математики. Иными словами, матема¬


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
467
тический монотеист будет утверждать, что слово математика реально обозначает одну, и только одну, совокупность истин с математическим содержанием. Другими словами, слово математика должно иметь один, и только один, объективно правильный референт в платонистском мире.
Однако, как показывает критика Патнэма (Putnam 1981), обсуждавшаяся выше в главе 15, объективно «правильное» отношение референции невозможно. При условии, что имеются альтернативные модели теории множеств, существуют соотносительные альтернативные кандидаты (весьма сходные, но не идентичные) для референтов термина математика. В условиях отсутствия объективного отношения референции не может быть установлено единственное «правильное» значение термина математика. Поскольку все альтернативные версии алгебры и топологии являются истинными и поскольку не существует способа установить, что какая-то одна из них, но не другие, действительно является математикой, не существует единственной совокупности трансцендентальных истин, которую мы могли бы назвать одной и единственной математикой. Тем самым само по себе существование математических истин не является достаточным свидетельством существования единственной трансцендентальной рациональности.
Здесь мы можем еще раз оценить глубину выводов Патнэма. Доказательства независимости демонстрируют существование различных альтернативных кандидатов на референты терминов «множество» и «математика». Утверждение, что слова «множество» и «математика» имеют единственно правильные референты в некотором абстрактном платонистском мире, предполагает наличие единственного объективно правильного отношения референции, которое выбирает действительный референт термина «множество» и действительный референт термина «математика». Однако Патнэм показал, что не может существовать единственного объективно правильного отношения референции. Из результатов исследований Патнэма и результатов независимости, взятых вместе, следует, что не может быть единственной совокупности истин, которую мы могли бы правильно называть «математикой». Этот вывод сам является истиной математики, при любом разумном определении референта этого термина.
На первый взгляд, мысль, что единственной трансцендентальной математики не существует, может показаться весьма странной. Но если наше понимание математики основывается на нашем понимании множества и если мы имеем более чем один способ понимания
30*


468
Часть И. Философские следствия
множества, то нас не должно удивлять, что мы имеем более чем одну форму математики.
Мы начали с противопоставления объективистского и экспериен- циалистского взглядов на математику. С объективистской точки зрения, математика является частью единственной трансцендентальной рациональности. Мы стремились доказать, что это не так. Существует только одна возможная альтернатива этому взгляду. Согласно этому альтернативному взгляду, математика возникает из человеческого опыта и базируется на способах человеческого понимания. Интересно, что есть по крайней мере один выдающийся математик, который придерживается подобного взгляда.
Взгляды Мак-Аейна
Согласно наиболее распространенному взгляду на основания математики, математика базируется на теории множеств и логике. Однако это отнюдь не единственный взгляд. Одна из наиболее интересных альтернативных концепций предложена недавно Сандерсом Мак-Лейном, одним из наиболее выдающихся американских математиков. Мак-Лейн (Mac Lane 1981, to appear) указывает, что теоретико-множественные основания математики оставляют без ответа важнейший вопрос:
Почему математика имеет те ветви, которые она имеет?
Главное теоретико-множественное основание, пишет Мак-Лейн,
не дает адекватного описания того, какие релевантные математические структуры должны быть построены, исходя как из начального пункта из теории множеств. Априори таких структур могло бы быть очень много, однако фактически имеется немного структур, которые занимают доминирующее положение. ... Некоторые математические структуры (натуральные числа, рациональные числа, действительные числа, эвклидовская геометрия) сконструированы как единственные в своем роде, однако другие структуры построены так, что они имеют много различных моделей: группа, кольцо, порядок и частичный порядок, линейное пространство и модуль, топологическое пространство, метрическое пространство. «Главное основание» не предоставляет ни одного способа, которым можно было бы объяснить выбор этих концептов (Mac Lane 1981, р. 468).
Мак-Лейн рассматривает этот вопрос как центральный для любого описания оснований математики. Теория множеств и логика не


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
469
только не способны ответить на него, но и не предполагают самого этого вопроса. Тем не менее вопрос остается, и это не тривиальный вопрос. Мак-Лейн предлагает искать ответ не только в терминах математической формы, но также в терминах функционирования математики в человеческой деятельности.
Реальная природа этих структур скрывается не в способе их часто искусственного конструирования на основе теории множеств, но в их отношении к простым математическим идеям или к базовой человеческой деятельности... математика является наукой не о неосязаемых платонистских мирах, но о реальных формальных системах, которые возникают из реальной человеческой деятельности (р. 470).
Мак-Лейн (Mac Lane 1981, р. 463) приводит следующий перечень «видов человеческой деятельности, каждый из которых ведет более или менее прямо к соответствующей части математики»:
счет: к арифметике и теории чисел
измерение: к действительным числам, исчислению, математическому анализу
придание той или иной формы: к геометрии, топологии конструирование (как в архитектуре): к симметрии, теории групп оценка: к вероятности, теории меры, статистике вычисления: к алгебре, численному анализу доказательство: к логике
решение трудных проблем: к комбинаторике, теории чисел группировка: к теории множеств, комбинаторике
«Эти различные виды человеческой активности отнюдь не являются полностью обособленными; на самом деле они взаимодействуют друг с другом сложным образом. ... Две стороны этой таблицы должны быть связаны (и связаны) друг с другом многочисленными перекрестными связями». Математические системы, по наблюдениям Мак-Лейна, «кодируют глубокие и неочевидные признаки первичных видов человеческой деятельности», например, признаки движения (вращение и поступательное движение), симметрию, алгебраические операции и т. д. «Согласно этому взгляду, математика формальна, но не просто “формалистична” — поскольку формы, изучаемые в математике, производим от человеческой деятельности и используются для того, чтобы понять эту деятельность» (р. 464).
Мак-Лейн утверждает, что ветви математики таковы, каковы они есть, вследствие того, что они возникают из видов человеческой


470
Часть II. Философские следствия
деятельности, каждый из которых имеет обобщенную схематическую структуру, состоящую из различных «подструктур», или «базовых идей». Эти базовые идеи также присутствуют в структуре тех видов человеческой деятельности, которые дают начало различным ветвям математики. Математика описывает их и их связи и взаимоотношения абсолютно строгим образом.
Мак-Лейн предлагает искать подлинные основания математики вне математики, изучая базовые виды человеческой деятельности и то, как мы понимаем их. Фактически он указывает на необходимость поиска когнитивных оснований математики. Когда я читал МакЛейна, мне пришла в голову мысль, что некоторые из этих «базовых идей», повторяющихся в различных разделах математики, близки к тому, что мы назвали «образными схемами». Наиболее наглядными случаями являются множества и функции. Множества подобны ВМЕСТИЛИЩАМ, тогда как функции подобны неветвящимся НАПРАВЛЕННЫМ связям (объединениям СВЯЗИ и НАПРАВЛЕНИЯ). Описание предлагаемых Мак-Лейном альтернативных оснований математики начинается фактически с того, что он называет «стрелками», то есть с функций.
Имеются и другие математические базовые идеи, соотносительные с кинестетическими образными схемами, описанными в лингвистической семантике. Ниже приводится список, содержащий в левой части ряд математических понятий (которые даются в произвольном порядке), а в правой части — родственные им образные схемы (или другие базовые концепты):
сущность — РЕАЛЬНЫЙ ОБЪЕКТ, СУЩЕСТВО соотношение — связь (звено)
непрерывность, последовательность — путь, траектория (движения)
порядок — НАПРАВЛЕНИЕ ограниченный — ГРАНИЦЫ (ВМЕСТИЛИЩА)
множитель (или разложение, разбиение) — ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ, РАЗДЕЛЕНИЕ
Простое ЧИСЛО — ЧАСТЬ (НЕ включающая других частей) ограниченность, конечность — ОТДЕЛЬНОСТЬ, НАЧАЛО—СЕРЕДИНА—КОНЕЦ
цепь — ПОВТОРЕНИЕ, связь
равенство (количества) — РАВНОВЕСИЕ
тождество — связь двух сущностей с одной
единица (измерения) — куча (mass), отдельность, равновесие


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
471
циклический — кольцо, направление
ПЛОТНОСТЬ, компактность — РАЗДЕЛЕНИЕ (ОТСУТСТВИЕ РАЗДЕЛЕНИЯ)
оператор — агент
операция — ИЗМЕНЕНИЕ В ДРУГУЮ СУЩНОСТЬ
единичный элемент (1 X а = а) — АГЕНТ, НЕ КАУЗИРУЮЩИЙ ИЗМЕНЕНИЕ
нулевой элемент (0 х а = 0) — агент, каузирующий изменение
САМОГО АГЕНТА
То, что предполагается продемонстрировать этим списком, вероятно, не удивит никого: это то, что базовые понятия математики понимаются в терминах базовых концептов познания, обнаруженных эмпирическими исследованиями в области когнитивной семантики. Можно рассматривать это как предположения, касающиеся психологии математического понимания, что также отнюдь не лишено интереса Однако, с точки зрения Мак-Лейна, такие базовые когнитивные концепты могут быть использованы для того, чтобы обеспечить основания для математики, которые позволили бы приступить к поиску ответов на вопросы, требующие, по его мнению, ответа
Если бы существовало соответствие между базовыми понятиями математики и кинестетическими образными схемами (и некоторыми другими базовыми концептами, такими, как АГЕНТ), которые мы используем для осмысления опыта, мы могли бы ответить не только на вопрос
— Каким образом мы понимаем математику? но также на вопрос
— Почему математика «работает» в реальном мире?
Как отмечает Мак-Лейн, имеющиеся в настоящее время основания математики, предполагающие, что предметом математики является исключительно идеальный платонистский мир, оставляют окруженными тайной ответы на следующие конкретные вопросы (Mac Lane 1981, р. 466):
— Как получается, что формально вычисленные по законам ньютоновской механики орбиты небесных тел соответствуют их реальному движению?
— Почему полученные методом формальной дедукции возможные группы симметрии совпадают с подобными группами, реально существующими в мире?


472
Часть II. Философские следствия
— Почему дифференциальное исчисление успешно применяется как в физике, так и для решения экономических проблем локальных максимумов?
Вопрос не только в том, почему математика «работает» в мире, но также в том, почему она работает в тех конкретных областях, в которых она применяется. Ответ не может состоять в том, что так получилось, что реальный мир соответствует платонистскому идеалу. Такой ответ не может объяснить ни того, почему одна и та же область математики успешно работает и в физике, и в экономике, ни характеристик наблюдаемой симметрии. Платонизм утверждает, что идеал реализуется в частных явлениях. Однако платонистская характеристика чистой математики не объясняет, какие именно идеалы связаны с какими именно частными явлениями, она не обеспечивает соотнесение областей математики и явлений, к которым они прилагаются.
Хотя сам Мак-Лейн не дает ответа на эти вопросы, предложенная нами форма реализма — экспериенциализм — может дать на них осмысленные ответы, ответы, не отсылающие к платонистским идеалам или чистым сущностям. Предположим, что математика базируется на структурах человеческой концептуальной системы, структурах, которые люди используют для понимания своего обыденного опыта. В этом случае группы работающих ученых, которые постоянно и пристально наблюдают за явлениями реального мира, могут с течением времени достичь частичного, но непротиворечивого понимания этих явлений в терминах обыденных, повседневных концептов. В той степени, в какой эти концепты образуют также базу математики, загадка исчезает. Если эти явления могут быть непротиворечиво поняты в терминах обыденных базовых концептов, то математические понятия, соотносительные с этими концептами, могут иметь практическое применение. Это не объясняет нам, почему в мире существуют закономерности. Это говорит только о том, что закономерности, которые согласованно наблюдаются людьми и понимаются в терминах определенных базовых человеческих концептов, могут быть охарактеризованы с использованием соответствующей области математики.
Успехи математики в эмпирических областях не были достигнуты легко и автоматически или каким-то волшебным путем. Они возникли из тщательных и проницательных наблюдений над явлениями обыденной жизни, в результате которых по прошествии длительного времени многими людьми было достигнуто непротиворечивое и согласованное понимание этих явлений в обыденных, повседневных


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
473
терминах, которые были затем переведены в соотносительные математические термины. В основе успехов математики лежит человеческая способность понимать опыт в терминах базовых когнитивных концептов — а также тяжелая и усердная работа.
Наконец, Мак-Лейн указывает, так же как это делали выше мы, что не существует единственной базы для математики. Он говорит, что этого не следовало бы и ожидать. Математика, пишет Мак-Лейн, говорит нам о способах понимания человеческого опыта, а способов понимания опыта с использованием различных базовых понятий математики существует много. Сказать, что существует только одна правильная база математики, равносильно тому, чтобы сказать, что существует только один правильный метод понимания мира.
Наш тезис относительно природы математики мог бы быть формализован следующим образом: математика занимается конструированием разнообразных формальных моделей различных аспектов мира и человеческого опыта. С одной стороны, это означает, что математика не является прямой теорией некоторой скрытой платонист- ской реальности, но, напротив, является непрямой теорией формальных аспектов мира (или реальности, если таковая существует). С другой стороны, наш тезис подчеркивает, что математика включает значительное количество разнообразных моделей. Один и тот же опыт может моделироваться математикой более чем одним способом (Mac Lane 1981, р. 470).
Предположим на один момент, что математика является наукой о когнитивных структурах типа тех, что были перечислены выше — ВМЕСТИЛИЩАХ, СВЯЗЯХ и т. д. Математика по-прежнему будет наукой о формах, но это не будет форма, которая противопоставлена содержанию; форма этого типа будет концептуальным содержанием в следующем отношении:
Форма — это то, что возникает из функционирования нашего тела в мире и используется в когнитивных процессах для того, чтобы понять опыт.
Это форма, но не чистая нематериальная платонистская форма. Это форма, которая возникает из нашего функционирования посредством наших тел в мире. Таким образом, взгляды Мак-Лейна на математику очень близки к тому подходу к человеческой концептуальной системе, который развивается в этой книге. Математика вырастает из структур повседневного опыта и используется для того, что¬


474
Часть II. Философские следствия
бы понять другой опыт. Она допускает много разных способов понимания. Как пишет об этом Мак-Лейн, «математика, как мы полагаем, имеет дело с множественными моделями мира. Она не может быть подведена под какую-либо одну большую модель или какую- либо одну всеобъемлющую систему аксиом» (Mac Lane 1981, р. 470).
Более широкий взгляд на разум
Отказаться от трансцендентальной рациональности — подхода к разуму с точки зрения Божественного видения — не значит перестать верить в разум и рациональность. Согласиться с тем, что разум и рациональность являются человеческими качествами и не более, — значит принять на себя ответственность ответа на вопрос, что такое человеческий разум. Является ли он фиксированным или способен раздвигать свои границы? Что в нем является общим для всех людей? И если есть различия в этом отношении между людьми, то в чем они состоят? Где человеческое мышление выходит за пределы традиционного предмета логиков?
Подход к мышлению с точки зрения божественного видения оставляет нас с ужасающе бедной картиной человеческого разума. Изучение человеческой категоризации делает это ясным. Необходима когнитивная семантика — эмпирически адекватное описание человеческого разума. Исследования в области когнитивной семантики начались совсем недавно, однако в ней уже имеются такие важные результаты, как теория ментальных пространств Фоконье (Faucon- nier 1985). Ниже будут рассмотрены некоторые идеи из этой области.
Когнитивная семантика может описывать те же области, какие описываются системами наподобие исчисления предикатов, в той степени, в какой они правильно отражают некоторые аспекты человеческого мышления. Соотносительная с такими системами когнитивная семантика использует образные схемы, метафоры и метонимии, так, как это описано далее. При этом, если говорить коротко, используются две основные метафоры: классы — это вместилища И ОТНОШЕНИЕ СОБСТВЕННО ПОДКЛАССА — ЭТО ОТНОШЕНИЕ ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ. Объединив предложения Лангакера (Langacker 1986) и Фоконье (Fauconnier 1985), можно представить семантику кван- торной логики на основе (я) метафорического отображения, базирующегося на образных схемах, и (б) метонимии:
Схемы вместилищ метафорически отображаются на классы.
Схемы ЧАСТЬ—ЦЕЛОЕ метафорически отображаются на отношения подклассов.


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
475
Схемы ЛИНЕЙНЫХ ШКАЛ отображаются на шкалы, определяющие относительные степени квантификации (например, все vs большинство vs некоторые vs никто).
Метонимия, в которой типичный случай замещает целую категорию, характеризует эффекты связывания переменных. В такой метонимии репрезентативный член категории замещает члены категории в целом.
Схемы идентификации метафорически отображаются на отношения тождества. В схеме ИДЕНТИФИКАЦИИ две сущности направленно связываются с единичной сущностью. Направленные связи характеризуются в терминах схем СВЯЗИ и схем НАПРАВЛЕННОЙ ОРИЕНТАЦИИ. Две эти сущности метафорически отображаются на то, что Фоконье называет «роли» (логики часто используют термин «дескрипции»). НАПРАВЛЕННЫЕ СВЯЗИ метафорически отображаются на отношения денотации.
СЛЕДОВАНИЕ определяется в терминах истины, так, как мы описали это в главе 17. Предложение В следует из предложения А, если В истинно в каждой ситуации, в которой истинно А.
Каждая из этих схем понимается в терминах непосредственного опыта. Каждая из них имеет внутреннюю структуру, иными словами, в каждой схеме есть своя «логика». Следование характеризуется в терминах истины, которая, в свою очередь, характеризуется в терминах понимания. Результатом будет когнитивная семантика, которая в полностью эксплицитном виде покрывает предметную область исчисления предикатов. Возникающая в результате логика будет применима к любой предметной области, которая может быть понята в терминах этих схем. Такая логика покроет в весьма большой степени ту же предметную область, что и классическая логика, но она будет иметь экспериенциалистскую, а не объективистскую интерпретацию. Это позволит избежать той критики, которой Патнэм подверг объективистскую семантику, и сделать семантику интуитивно значимой.
Это, однако, является наименее интересным аспектом когнитивной семантики. Гораздо более интересно то, что существуют другие образные схемы, метонимии и метафоры, характеризующие реальные способы человеческого мышления, которые выходят за пределы логики предикатов. Свитсер (Sweetser 1984) показала, что логика модальных операторов должна характеризоваться в терминах метафор, базирующихся на схемах СИЛЫ. Как мы увидим в «Исследо¬


476
Часть II. Философские следствия
вании конкретного материала 1», существует особая логика гнева. Существуют также логики других схем. В работе Carbonell (in press) изучена логика схемы РАВНОВЕСИЕ и показано, что она применяется во многих метафорических областях: в экономике, политике и т. д.
В нашем исследовании источников прототипических эффектов мы рассмотрели ряд метонимических моделей (стереотипы, идеалы, субмодели и т. д.). Все они используются в мышлении, хотя и не используются в логике, как она обычно понимается. Эти формы метонимического, или «заместительного», мышления реально существуют и заслуживают дальнейшего изучения. Они включают:
Социальные стереотипы: используются для того, чтобы быстро выносить суждения о людях и ситуациях.
Типичные случаи: используются для того, чтобы делать выводы от типичных случаев к нетипичным, основываясь на знании типичных случаев.
Идеалы: используются в суждениях о качествах и при планировании будущего.
Образцы: используются при сравнении и как модели поведения.
Генераторы: определяют понятия посредством принципов расширения.
Субмодели: используются при оценке размера, в вычислениях и операциях «приближения и округления» (approximations).
Выделяющиеся случаи: используются при оценке вероятности.
Все это обычные виды деятельности, связанные с использованием способности мышления. Все они связаны с образными проекциями, основанными на понимании целой категории в терминах некоторой составляющей части этой категории. Поскольку это образные проекции, они находятся за пределами объективистской семантики, но внутри области когнитивной семантики.
Особенно привлекательной когнитивную семантику делает то, что она делает возможным изучение человеческого мышления в тех областях, которые прежде были недоступны вследствие того, что мышление рассматривалось в рамках, поставленных объективистской логикой. В когнитивной семантике изучение общих форм метафорического, метонимического и образно-схематического мышления больше не находится под запретом. Все это виды человеческого, не трансцендентального, мышления. Все они могут быть в принципе охарактеризованы с достаточной точностью. Такое мышление может быть приложено к любой области, которую мы способ¬


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
477
ны понять, используя образные схемы, метафору и метонимию. Это чрезвычайно широкая предметная область. Она включает предметную область классической логики как малую составную часть.
Итак, к настоящему моменту должно быть ясно, что категории открывают нам о разуме. Изучение категоризации является ключом к изучению мышления. Исследуя явления категоризации, мы обнаружили, что мышление является воплощенным и образным. Мышление является воплощенным в том смысле, что сами структуры, на которых базируется мышление, возникают из нашего телесного опыта. Мышление является образным в том смысле, что использует метонимию, метафору и разнообразные образные схемы.
Люди — это разумные животные. Но это не означает, что они располагают привилегированным доступом к Божественному видению природы или некоторой трансцендентальной рациональности. Наши формы мышления являются нашими собственными формами — и они замечательны. Они не являются независимыми от нашей природы как живых существ, наоборот, они решающим образом зависят от этой природы. Воображение это не просто фантазия, поскольку именно воображение, особенно метафора и метонимия, трансформирует общие схемы, определяемые нашим чувственным опытом, в формы мышления — формы, даже более богатые, чем предполагаемые формы объективистского трансцендентального разума.
Резюме
С объективистской точки зрения, во вселенной существует объективно истинная рациональность, которая выходит за пределы любого существа и любого опыта. Согласно этому взгляду, мы мыслим правильно, когда наши мысли находятся в согласии с этой трансцендентальной рациональностью. Математика обычно рассматривается как трансцендентально истинная — истинная относительно чистых математических сущностей в некотором абстрактном «пла- тонистском» мире. Существование математической истины обычно рассматривается как демонстрация того, что рациональность трансцендентальна.
Мы выступили против этого взгляда по следующим основаниям. Любая трансцендентальная рациональность должна быть единственной; согласно объективистскому взгляду, существует не много «рациональностей», но только одна. Если математика рассматривается как часть этой трансцендентальной рациональности, она тоже должна быть единственной. Но то, что мы называем математика, не может быть одновременно трансцендентально истинным и един¬


478
Часть II. Философские следствия
ственным. Доказательство этого является комплексным и имеет следующую структуру:
— Предположим, что результаты доказательств независимости являются математическими истинами.
— Каждый результат доказательства независимости для математического утверждения Р достигается конструированием расширений ZFC-теории множеств. Назовем их «ZFC + А» и «ZFC + В».
— Каждое такое расширение характеризует категорию сущностей, которые должны существовать как математические объекты некоторого вида в платонистском мире. Назовем их «Л- множества» и «5-множества».
— Каждое доказательство независимости показывает, что математическое утверждение Р истинно относительно Л-множеств и ложно относительно 5-множеств.
— Существует только одна совокупность истин, истинная относительно ^-множеств, и только одна другая, истинная относительно 5-множеств. Будем называть эти совокупности истин «А-математика» и «5-математика». Эти совокупности различны, поскольку Р истинно в одной совокупности и ложно в другой.
— Как «А-математика», так и «5-математика» являются «математикообразными», поскольку обе содержат все истины ZFC- математики (стандартное, общепринятое множество истин).
— Следовательно, платонистский мир содержит более чем один возможный референт термина математика.
— Сказать, что то, что мы называем математика, является одновременно трансцендентально истинным и единственным, значит сказать, что в платонистском мире существует одна, и только одна, совокупность истин, к которой правильно относится термин математика.
— Для того чтобы это имело место, должна быть возможна объективно правильная референция.
— Однако Патнэм продемонстрировал, что это невозможно (см. гл. 15).
— Поэтому то, что мы называем математика, не является одновременно трансцендентально истинным и единственным.
— Следовательно, существование математической истины не свидетельствует в пользу существования единственной трансцендентальной рациональности.


Глава 20. Математика как когнитивная деятельность
479
Мы предложили альтернативный взгляд на математику, предположив, что в ее основе лежит не трансцендентальная, но человеческая рациональность. Затем мы обсудили взгляды по этому вопросу Сандерса Мак-Лейна. Наконец, для того, чтобы подтвердить взгляд, что мышление не является трансцендентальным, но вырастает из телесного опыта, мы представили предварительный очерк того, как механизмы когнитивной семантики могут быть использованы для характеристики видов мышления, изучавшихся в традиционной логике.


Глава 21
Краткий обзор сделанного
Теперь мы сделали все, что намечали, за исключением исследования конкретного материала. Окинем взглядом тот путь, который мы прошли. Мы начали с критики объективистского взгляда на разум и мышление и обоснования плодотворности экспериенциалист- ского подхода к этой проблеме. В связи с этим нужно было в первую очередь показать следующее:
— Значимое мышление не представляет собой просто оперирование абстрактными символами, незначимыми сами по себе и приобретающими значение только в силу своей соотнесенности с вещами в мире.
— Мышление не является абстрактным и нематериализованным явлением, в котором проявляется некая трансцендентальная рациональность.
— Поэтому разум не является просто «зеркалом природы», а понятия — «внутренними репрезентациями внешней реальности».
Наши доводы основывались на природе категоризации. Большинство наших концептов описывают категории (например, собака), а не индивидные объекты (например, Фидо). Если бы объективистский подход был правилен, то следующее должно было бы быть верным относительно категорий:
— Концептуальные категории являются символическими структурами, получающими свое значение вследствие соотнесенности с объективно существующими категориями в мире (актуальном мире или некотором возможном состоянии мира).
— Категории в мире охарактеризованы объективно, в терминах объективных свойств своих членов, без какого-либо учета природы существ, осуществляющих категоризацию.
— Концептуальные категории являются исключительно ментальными репрезентациями категорий в мире.


Глава 21. Краткий обзор сделанного
481
— Концептуальные категории, будучи ментальными репрезентациями категорий в мире, отражают структуру категорий, существующих в мире, не включая ничего, что бы не являлось отражением признаков членов категории. В противном случае они не были бы истинными внутренними репрезентациями внешней реальности и не могли бы представлять истинное знание о внешнем мире.
— Концептуальные категории, таким образом, должны иметь ту же самую структуру, что и категории в мире: структуру классических категорий.
Таким образом, классическая теория категорий является краеугольным камнем объективистского подхода к разуму. Она рассматривает категории как определяемые исключительно объективно данными признаками, разделяемыми всеми членами этой категории.
Нашей целью было показать, что классическая теория является ошибочной относительно (1) концептуальных категорий, (2) категорий в мире и (3) предполагаемого отношения между концептуальными категориями и категориями в мире. Наша стратегия заключалась в том, чтобы продемонстрировать справедливость следующих трех пунктов:
1. Концептуальные категории не могут быть охарактеризованы исключительно в терминах объективных признаков членов категорий, поскольку:
— Человеческие концептуальные категории имеют признаки, которые, по крайней мере частично, детерминированы физической, телесной природой людей, осуществляющих категоризацию, а не исключительно признаками членов категории.
— Человеческие концептуальные категории имеют признаки, которые являются результатом деятельности воображения (метафорическое и метонимическое отображение, создание ментальных образов), не отражающего природу.
2. Действительный мир не может быть правильно понят в терминах классической теории категорий.
3. Отношение между концептуальными категориями и категориями реального мира не может быть таким, как это утверждает объективистская теория категорий.
Первая часть этой книги была посвящена обзору исследований, необходимых для того, чтобы продемонстрировать справедливость первого пункта в этом списке. Результаты этого обзора можно сформулировать в виде следующих положений:
31 -3361


482
Часть II. Философские следствия
— Структура категорий базового уровня отражает физическую, телесную природу людей, осуществляющих категоризацию, поскольку она зависит от гештальтного восприятия и моторных движений. Категории цвета также зависят от природы человеческого тела, поскольку их характеристики частично обусловлены особенностями человеческой нейрофизиологии.
— Структура базового уровня частично обусловлена механизмами человеческого воображения — способностью формировать ментальные образы, хранить знания на определенном уровне категоризации и осуществлять коммуникацию. Прототипическая структура также связана с различными видами образных процессов: метонимией (способностью использовать одну вещь для обозначения другой в некоторых целях), способностью строить и использовать идеализированные когнитивные модели и способностью расширять категории от центральных к нецентральным членам, используя обратные механизмы, такие, как метафора, метонимия, мифологические ассоциации и образные отношения.
Таким образом, мы смогли показать, что концептуальные категории не соответствуют объективистским воззрениям на значимое мышление и разум.
Глава 12 была посвящена рассмотрению второго пункта. Продемонстрировав, что биологические виды не соответствуют классическому описанию категоризации, мы смогли показать, что виды, которые рассматриваются как категории в мире, не являются классическими категориями.
Глава 15 была посвящена демонстрации третьего пункта, а именно, что предполагавшееся классической теорией отношение между категориями в мире и их «ментальными репрезентациями» не имеет места. Другими словами, ментальным репрезентациям категорий не может быть придано значение через их отношение к категориям в мире. Это вытекает из теоремы Патнэма и фундаментального ограничения на природу значения.
Приводя аргументы против объективистского подхода к значимому мышлению и разуму, мы предложили альтернативный подход в главе 17. Согласно экспериенциалистскому описанию, значимое мышление и рассуждение используют символические структуры, значимые изначально. Эти непосредственно значимые структуры делятся на два вида: концепты базового уровня и кинестетические образные схемы. Концепты базового уровня непосредственно значимы вследствие того, что они отражают структуру нашего перцеп-


Глава 21. Краткий обзор сделанного
483
туально-моторного опыта и нашу способность формировать богатые ментальные образы. Кинестетические образные схемы непосредственно значимы вследствие того, что они доконцептуально структурируют наш опыт функционирования в пространстве. Они также обладают внутренней базовой логикой, которая, как мы считаем, достаточна для того, чтобы охарактеризовать человеческое мышление. На этом двойном базисе для непосредственно значимых символических структур строятся посредством образных механизмов (особенно метафоры и метонимии) опосредованно значимые символические структуры. Но несмотря на то, что мы ставим в центр нашу телесную природу и наши образные механизмы, экспериенциализм остается формой базового реализма, поскольку рассматривает концептуальные структуры как обусловленные в огромной мере (хотя отнюдь не полностью) реальностью и способом нашего функционирования как неотъемлемой части реальности.
Наконец, мы выступили в защиту экспериенциалистского подхода к мышлению, подвергнув критическому анализу выдвигаемые против него возражения, связанные с проблемами релятивизма, искусственного интеллекта и математики:
— Релятивизм обычно ошибочно отождествляется с тотальным релятивизмом. Экспериенциальный реализм допускает релятивизм в некоторой форме, однако отнюдь не полный релятивизм. В главе 18 мы рассмотрели различные формы релятивизма и показали, что в той форме релятивизма, которая предложена нами, нет ничего плохого, и существуют факты, прямо свидетельствующие в его пользу.
— Искусственному интеллекту часто дается объективистская интерпретация, особенно философами. Такая интерпретация не согласуется с экспериенциалистским подходом к разуму. В главе 19 мы показали, что такая интерпретация искусственного интеллекта не только не обязательна, но и не согласуется с практикой многих исследователей в этой области. Исследования искусственного интеллекта ни в коей мере не противоречат экспериенциалистскому подходу к разуму. Нашим взглядам противоречит только интерпретация искусственного интеллекта в терминах объективистской философии.
— Само существование математической истины иногда приводится как свидетельство существования единственной трансцендентальной рациональности, к которой мы можем получить доступ. В главе 20 мы привели доказательства того, что
31*


484
Часть II. Философские следствия
если математика рассматривается как трансцендентально истинная, она не может быть единственной. Так, существуют версии алгебры и топологии, которые отличаются в существенных отношениях друг от друга вследствие того, что они основываются на различных моделях теории множеств. Все эти версии являются трансцендентально истинными, не абсолютно, но относительно, в соответствии с тем или иным пониманием «множества». Таким образом, само по себе существование математических истин не является свидетельством существования единственной трансцендентальной рациональности. По крайней мере не менее вероятно, что математика возникает на основе человеческих мыслительных структур.
Мы стремились показать, что объективистские воззрения на значимое мышление и разум являются ошибочными как с эмпирической, так и с логической точек зрения. Несомненно, что защитники объективизма не сдадутся. Важно, однако, то, что объективистские взгляды не могут больше рассматриваться как несомненно истинные вследствие своей очевидности. Вопросы поставлены и альтернатива предложена Эта альтернатива открывает путь для дальнейшего исследования природы человеческого разума Значение этого может быть показано только в ходе подробного исследования конкретных феноменов, открывающих нечто о природе человеческого разума.


Книга II
Исследование конкретного материала


Введение
Мы завершили наш общий обзор. Пришло время перейти к буд- ничным делам. Мы говорили о когнитивных моделях в чрезвычайно общем виде. Настало время представить их более подробно: показать, как выглядят пропозициональные модели, метафорические модели, образно-схематические и символические модели при более близком рассмотрении. Мы старались доказать, что экспериенциалистский подход необходим для адекватного описания явлений, связанных с метафорой, метонимией, образными схемами и радиальными категориями. Настало время продемонстрировать этот подход в действии.
Далее будут представлены три примера исследования конкретного материала. Поскольку я лингвист, все они связаны с языком. Вместе с тем для того чтобы показать, что данный метод анализа не ограничен в своей применимости одной предметной сферой, я исследую три различных области — концепты, слова и грамматические конструкции. Каждый из последующих трех разделов посвящен исследованию материала, не поддающегося описанию и объяснению с помощью классических методов анализа. Цель этих разделов, однако, не просто продемонстрировать действенность подхода, использующего когнитивные модели. Каждое из этих исследований представляет интерес и само по себе.
Первый раздел посвящен исследованию понятия — anger ‘гнев, ярость, (сильное) раздражение, рассерженность’. Мы выбрали его для анализа из области эмоций по ряду причин. Эмоции часто рассматриваются как чувства, лишенные какого-либо концептуального содержания. Однако мы не только чувствуем то, что мы чувствуем, мы вдобавок накладываем на это чувство понимание, что представляет из себя это чувство. Когда мы действуем в соответствии с нашей эмоцией, мы действуем не только на основании того, что мы чувствуем, но и на основании этого понимания. Эмоциональные понятия, таким образом, представляют собой наглядные примеры концептов, являющихся абстрактными и в то же время имеющих очевидную базу в телесном опыте. Гнев*, как мы увидим, является осо-
* Здесь и далее мы будем использовать для удобства изложения для обозначения описываемого автором концепта русское слово гнев. Следует, однако, постоянно помнить, что русское слово гнев не совпадает полностью


488
Введение
бенно интересным примером, поскольку он имеет чрезвычайно разработанную концептуальную структуру. Гнев также имеет очень богатую категориальную структуру, в том отношении, что существует много видов гнева, от благородного негодования до ярости, холодной злобы и т. д.
Второй раздел посвящен исследованию одного слова — over ‘над, через и т. дЛ В основном своем употреблении over является предлогом, однако оно может также функционировать как наречие, префикс, частица и предикатное прилагательное. Оно имеет более ста различных смыслов, связанных друг с другом фамильными сходствами. Бругман (Brugman 1981) показала, что значения over образуют категорию с радиальной структурой, и мы воспроизведем часть ее анализа и в то же время расширим его, для того чтобы показать более детально особенности отношений между этими значениями. Предлоги в английском языке, так же как в других языках, традиционно представляют трудность для описания, главным образом вследствие огромного количества значений. Только с появлением теории прототипов началось осмысление семантики предлогов. Конечно, предлоги являются не единственным видом слов, которые имеют множество связанных значений. Таково большинство слов. Гипотеза Бругман должна быть распространена на случаи полисемии (многозначности) в целом: как представляется, полисемия является частным случаем категоризации, основанной на прототипах. Применение теории прототипов для изучения значений слов внесет порядок в область, где ранее царил хаос.
Третий, наиболее обширный раздел посвящен исследованию грамматических конструкций. В нем показано, что грамматические конструкции формируют категорию с радиальной структурой. Для современной лингвистической теории это весьма дискуссионное утверждение. Внимание в разделе сосредоточено на чрезвычайно сложной и хорошо изученной области английского синтаксиса — конструкциям с there. Об этих конструкциях известно очень много. Тем не менее до сих пор они не поддавались адекватному анализу. Мы постараемся показать, что их адекватный анализ возможен, если мы примем три следующих допущения:
— Грамматические конструкции соотносят форму и значение.
— Структурный аспект значения может быть описан с использованием когнитивных моделей.
по значению с английским словом anger, а все, что говорит автор, относится именно к концепту, выражаемому английским словом anger. —Прим, перев.


Введение
489
— Грамматические конструкции формируют радиально структурированную категорию.
Третий раздел гораздо больше двух других. Это связано с современным состоянием грамматической теории. В настоящее время имеется огромное количество теорий грамматики, и почти все они основываются на классической теории категоризации. Большинство из этих теорий весьма сложны и используют много различных способов и приемов описания. По этой причине единственным способом представить достаточное обоснование в пользу необходимости когнитивных моделей и теории прототипов в грамматике является следующий: необходимо взять область с большим количеством не поддающихся описанию и объяснению традиционными методами данных, продемонстрировать, как можно осмыслить и упорядочить эти данные, сформулировать все существенные обобщения и показать, что эти обобщения не могут быть сделаны в других теориях. Это сложная и трудная задача, но это единственный известный мне путь изложить материал так, чтобы это выглядело убедительно.
Каждый из этих примеров демонстрирует реальность радиальных категорий. Как мы видели выше, радиальные структуры — это не единственный вид категорий, вызывающих прототипические эффекты. Однако этот тип структуры наиболее резко выходит за пределы классических теорий.
Во-первых, не существует одной интерпретации радиально структурированной категории. Для описания такой категории необходимо представить репрезентацию центральной субкатегории и репрезентации каждой из нецентральных субкатегорий, поскольку не существует общих и исчерпывающих принципов, которые могли бы обеспечить вывод нецентральных случаев из центрального случая.
Во-вторых, для описания этих категорий необходима теория мотивации, поскольку нецентральные субкатегории не являются ни произвольными, ни полностью выводимыми (предсказуемыми) из центральной субкатегории.
В-третьих, для такого описания требуется теория связей между центральными и нецентральными субкатегориями.
В-четвертых, при описании таких категорий выясняется, что для того, чтобы объяснить характер этих связей подробным и исчерпывающим образом, необходима экспериенциалистская теория значимого мышления и разума, а также все виды когнитивных моделей, которые мы перечислили выше: пропозициональные, метафорические, метонимические и образно-схематические.


490
Введение
Поскольку радиально структурированные категории наиболее радикально отличаются от классических категорий, важно иметь детальные исследования конкретного материала, которые бы подтверждали их существование.
Грандиозные теории не многого стоят, если они не подтверждены практическими исследованиями вплоть до мельчайших деталей. Одним из наиболее важных вкладов когнитивной лингвистики в другие разделы когнитивной науки могла бы быть методология анализа языковой и концептуальной структуры в мельчайших деталях—анализа, гораздо более тонкого и подробного, чем тот, который может быть обеспечен в настоящем с помощью других методик. И именно это магистральное направление представленных здесь исследований.


1. 	Гнев (Anger)
Концептуализация чувства
Часто считают, что эмоции — это только чувства и как таковые они лишены концептуального содержания. В результате исследование эмоций обычно не считается серьезным делом среди изучающих семантику и концептуальную структуру. Такой предмет, как логика эмоций, представляется согласно этому взгляду как противоречие в терминах, поскольку эмоции, не имея концептуального содержания, не могут быть базой для каких-либо выводов вообще или, по крайней мере, сколько-нибудь интересных выводов.
Я хочу доказать, что дело обстоит как раз противоположным образом, что эмоции имеют чрезвычайно сложную концептуальную структуру, которая дает почву для весьма разнообразных нетривиальных выводов. Данные, которые я далее представлю, основаны на результатах исследования, проведенного совместно мною и Золтаном Ковечешем. Ковечеш предположил, что концептуальная структура эмоций может быть подробно исследована при помощи методики, разработанной Марком Джонсоном и мною (Lakoff, Johnson 1980) для систематического изучения выражений, понимаемых в метафорическом смысле. Английский язык располагает огромным количеством таких выражений. Нашей целью было исследовать их систематически, чтобы выяснить, есть ли в этой области какая-либо внутренне последовательная концептуальная структура.
На первый взгляд конвенциональные выражения, используемые для того чтобы говорить о гневе, кажутся столь разнообразными, что обнаружить здесь какую-либо систему представляется невозможным. Например, если мы откроем статью anger в тезаурусе Роже (Roget’s University Thesaurus), мы найдем там около трех сотен выражений, которые тем или иным образом связаны с гневом, но тезаурус не объясняет, каким именно. Многие из этих выражений яв-


492
Исследование конкретного материала
ляются идиомами, и они кажутся слишком разнообразными для того, чтобы отражать единую согласованную когнитивную модель. Вот некоторые примеры предложений, включающих такие идиомы:
— Не lost his cool ‘Он потерял хладнокровие, вышел из себя, потерял контроль над своими чувствами в гневе’.
— She was looking daggers at me ‘Он смотрит на меня волком, Он метает в меня глазами молнии’, букв. ‘Он смотрит кинжалами на меня’.
— I almost burst a blood vessel ‘Я чуть не лопнул от злости / ярости’, букв. ‘У меня почти лопнул кровеносный сосуд’.
— Не was foaming at the mouth ‘У него у рта выступила пена (от бешенства, гнева)’.
— You’re beginning to get to me ‘Ты начинаешь раздражать меня!’, букв, ‘Ты начинаешь доставать меня!’
— You make my blood boil ‘Ты приводишь меня в бешенство!’ букв. ‘Ты заставляешь мою кровь кипеть’.
— He’s wrestling with his anger ‘Он борется со своим гневом’.
— Watch out! He’s on a short fuse ‘Берегись! Он вот-вот вспылит, взорвется!’, букв. ‘Он на коротком взрывателе’.
— He’s just letting off steam ‘Злясь, он дает разрядку своему чувству в крике или другой физической активности, так, чтобы не повредить серьезно объекту гнева’, букв, ‘Он просто выпускает пар’.
— Don't get a hernial ‘Не лопните от злости!’, букв, ‘Не получите грыжу!’
— Try to keep a grip on yourself ‘Старайтесь держать себя в руках’, ‘Старайтесь сдерживать себя’, ‘Старайтесь сохранять самообладание’.
— Don’t fly off the handle ‘He выходи из себя!’, букв. ‘Не соскакивай с рукоятки!’
— When I told him, he blew up ‘Когда я сказал ему это, он вышел из себя’.
— Не channeled his anger into something constructive ‘Он направил свой гнев в конструктивное, созидательное русло’.
— Не was red with anger ‘Он побагровел (букв, покраснел) от гнева’.
— Не was blue in the face ‘Он побагровел (букв, посинел в лице) (от гнева)’.
— Не appeased his anger ‘Он утолил свой гнев’.
— Не was doing a slow burn ‘Он постепенно раздражался’, букв. ‘Он медленно разгорался’.


1. Гнев (Anger)
493
— Не suppressed his anger ‘Он подавил свой гнев’.
— She kept bugging me ‘Она продолжает постоянно раздражать меня’ (bug —‘клоп, жук, букашка; устанавливать подслушивающие устройства’).
— When I told my mother, she had a cow ‘Когда я сказал это матери, она начала метать икру (вышла из себя)’, букв. ‘Когда я сказал это моей матери, она родила корову’.
Что общего имеют эти выражения с гневом и что общего они имеют друг с другом? Мы постараемся доказать, что этот список не является случайным. Если мы посмотрим на логические связи между этими выражениями, то станет ясно, что здесь должна быть систематическая структура некоторого рода. Мы, знаем, например, что если человек кричит с пеной у рта, то он потерял все свое хладнокровие. Мы знаем, что если человек метает в вас глазами молнии, то он постепенно раздражается и вот-вот взорвется. Мы понимаем, что если у кого-то кровь кипит от возмущения, то он не смог укротить свой гнев. И мы знаем, что тот, кто сумел направить гнев в конструктивное русло, не будет метать икру. Откуда мы знаем все эти вещи? Может быть, каждая идиома просто имеет буквальное значение и эти выводы основываются на их буквальных значениях? Или же что-то большее имеет место? Мы постараемся показать, что существует согласованная в разных своих частях концептуальная организация, которая лежит в основе всех этих выражений, и что многое в ней является по своей природе метафорическим и метонимическим.
Метафора и метонимия
Анализ, который мы предлагаем, основывается на общепринятой народной теории физиологических эффектов гнева:
Физиологическими эффектами гнева являются повышение температуры тела, увеличение внутреннего давления (кровяного давления и внутримышечного напряжения), двигательное возбуждение и нарушение точности восприятия.
По мере возрастания гнева усиливаются его физиологические эффекты.
Существует некоторая граница, после перехода которой физиологические эффекты нарушают нормальное функционирование человеческого организма.
В повседневной жизни мы используем народную теорию в значительной мере для того, чтобы на основании внешнего вида чело¬


494
Исследование конкретного материала
века сообщить о том, что он пришел в гнев или рассердился, а также для того, чтобы показать свой гнев или скрыть его. Делая это, мы используем общий метонимический принцип:
Физиологический эффект эмоции замещает саму эмоцию.
Основываясь на этом принципе, народная теория, описанная выше, порождает систему метонимий для гнева:
Повышенная температура тела
— Don't get hot under the collar ‘He сердись!’, букв. ‘He становись горячим под воротником’.
— Billy's a hothead ‘Билли — горячая голова’.
— They were having a heated argument ‘Между ними разгорелся жаркий спор’.
— When the сор gave her a ticket, she got all hot and bothered and started cursing ‘Когда полицейский вручил ей уведомление о штрафе, она разгорячилась и разволновалась и стала ругаться’.
Внутреннее давление
— Don't get a hernial ‘Не лопните от злости!’, букв. ‘Не получите грыжу!’
— When I found out, I almost burst a blood vessel ‘Когда я обнаружил это, я чуть не лопнул от ярости’, букв, ‘...у меня чуть не лопнул кровеносный сосуд’.
— Не almost had a hemorrhage букв. ‘У меня чуть не началось кровотечение (от злости, ярости)’.
Возрастание температуры тела и/или кровяного давления понимается как причина покраснения лица и области шеи, и эта краснота также метонимически обозначает гнев.
Краснота лица и области шеи
— She was scarlet with rage ‘Она стала ярко-красной от ярости’.
— Не got red with anger ‘Он покраснел от злости’.
— Не was flushed with anger ‘Он вспыхнул (= стал красным) от гнева’.
Двигательное возбуждение
— She was shaking with anger ‘Она тряслась от гнева’.
— I was hopping mad ‘Я страшно рассердился’, букв. ‘Я прыгал в бешенстве’.
— Не was quivering with rage ‘Он дрожал от ярости’.
— He's all worked up ‘Он совершенно возбудился, распалился’.


1. Гнев (Anger)
495
— There's no need to get so excited about it! ‘He стоит так волноваться об этом!’
— She's all wrought up ‘Он совершенно возбудился, распалился’.
— You look upset ‘Вы выглядите расстроенным’.
Нарушение точности восприятия
— She was blind with rage ‘Она была ослеплена гневом’.
— I was beginning to see red ‘Я пришел в ярость’, букв. ‘Я стал видеть красное’.
— I was so mad I couldn't see straight, букв. ‘Я был настолько разгневан, что не мог видеть ясно’.
Каждое из этих выражений указывает на наличие гнева через его предполагаемый физиологический эффект.
Народная теория физиологических эффектов, особенно та ее часть, которая выделяет повышенную температуру (жар), образует базу наиболее общей метафоры гнева: ГНЕВ — ЭТО ЖАР. Существуют две разновидности этой метафоры, одна прилагается к жидкости, другая — к твердым телам. Когда эта метафора прилагается к жидкости, мы имеем: гнев — это горячая жидкость во вместилище. Мотивация этой метафоры включает такие компоненты народной теории гнева, как жар, внутреннее давление и двигательное возбуждение. Когда метафора гнев — это жар прилагается к твердым телам, мы получаем вариант ГНЕВ — ЭТО ОГОНЬ, мотивированный компонентами ЖАР и КРАСНОТА из народной теории физиологических эффектов гнева.
Как мы увидим в скором времени, вариант этой метафоры для жидкости гораздо более разработан. Причина этого, как мы предполагаем, в том, что наша концептуальная система в целом включает следующую общую метафору:
Тело представляет собой вместилище эмоций.
— Не was filled with anger ‘Он был полон гнева’.
— She couldn't contain her joy ‘Она не могла сдержать {букв, вместить) свою радость’.
— She was brimming with rage, букв. ‘Он был переполнен яростью’.
— Try to get your anger out of your system ‘Постарайтесь не сердиться’, букв. ‘Постарайтесь выбросить ваш гнев из вашего организма’.
— You make my blood boil ‘Ты заставляешь мою кровь кипеть’.
— Simmer down! ‘Остыньте! ’
— I had reached the boiling point6 Я достиг точки кипения’.


496
Исследование конкретного материала
— Let him stew ‘Пусть он позлится (букв, поварится, потушится)’.
Исторически производным примером этой метафоры является:
— She was seething with rage ‘Она кипит, бурлит от гнева’.
Хотя большинство говорящих в настоящее время не используют seethe для обозначения физического кипения, образ кипения сохраняется в тех случаях, когда seethe употребляется для обозначения гнева. Аналогичным образом, pissed off используется только для обозначения гнева, но не для указания на горячую жидкость, находящуюся под давлением в мочевом пузыре. Тем не менее действенность данного выражения, как представляется, зависит от этого образа.
Когда температура понижается, жидкость становится холодной и спокойной. В области центральной метафоры холодность и спокойствие соответствуют отсутствию гнева.
— Keep cool ‘Сохраняйте хладнокровие, спокойствие’ (cool — ‘прохладный, холодный’).
— Stay calm ‘Сохраняйте спокойствие’.
Как мы вскоре увидим, центральная метафора является чрезвычайно продуктивной. Имеются два направления, в которых концептуальная метафора может проявлять свою продуктивность. Первое направление — лексическое. Слова и устойчивые выражения языка могут кодировать или, иными словами, выражать аспекты данной концептуальной метафоры в большей или меньшей степени. Количество конвенциональных языковых выражений, кодирующих данную концептуальную метафору, является мерой продуктивности данной метафоры. Помимо этого, слова и устойчивые выражения языка могут разрабатывать данную концептуальную метафору. Например, тушение (a stew) пищи представляет собой одну из разновидностей ситуации, когда во вместилище находится горячая жидкость. Эта ситуация может использоваться для того, чтобы разработать более подробно центральную метафору. «Stewing» (‘тушение пищи’) указывает на то, что состояние гнева длится в течение долгого периода. Другой особый случай представляет собой «simmer», обозначающее кипение на медленном огне. Это слово может быть использовано для указания на уменьшение интенсивности гнева. Хотя оба этих слова относятся к области приготовления пищи, приготовление пищи как таковое не играет в этих случаях метафорической роли. Просто так случилось, что эти слова обозначают ситуации, в которых


1. Гнев (Anger)
497
горячая жидкость находится во вместилище. Это типично для лексической разработки.
Теперь перейдем ко второму направлению в продуктивности метафоры. Будем рассматривать горячую жидкость во вместилище как область-источник центральной метафоры и ГНЕВ как область- мишень. Обычно мы имеем обширные знания об области-источнике. Второе направление, в котором может проявляться продуктивность метафоры, состоит в перенесении характеристик этого знания из области-источника на область-мишень. Мы будем обозначать такие переносы как метафорические выводы. Эти выводы являются частью нашей концептуальной системы. Благодаря им происходит подробная разработка концептуальных метафор. Центральная метафора имеет развернутую систему метафорических выводов. Например, мы знаем, что когда горячая жидкость начинает кипеть, она поднимается кверху. Это является основанием для следующего вывода:
Когда интенсивность гнева возрастает, жидкость поднимается.
— His pent-up anger welled up inside him ‘Сдерживаемый им гнев поднимался (вскипал) внутри него’.
— She could feel her gorge rising ‘Она чувствовала, как в ней поднимается отвращение’.
— We got a rise out of him ‘Мы вывели (букв, подняли) его из себя’.
— Му anger kept building up inside me ‘Гнев продолжал нарастать во мне’.
— Pretty soon I was in a towering rage ‘Очень скоро я пришел в ужасную (букв, высокую, возвышающуюся) ярость’.
Мы также знаем, что когда вода нагревается, она превращается в пар и он начинает давить на вместилище. Это дает следующие метафорические выводы:
— She got all steamed up ‘Она очень разозлилась (раскипятилась, разнервничалась)’ (steam — ‘пускать пар’).
— Billy's just blowing off steam ‘Билли просто выпускает пар’, ‘дает волю чувствам в крике и т. п., так, чтобы не нанести вреда объекту’.
— I was fuming ‘Я кипел от злости (букв, дымился, испускал па- ры)\
Интенсивный гнев давит на вместилище.
— Не was bursting with anger ‘Он кипел от с трудом сдерживаемого гнева’, букв. ‘Он лопался от гнева’.
32-3361


498
Исследование конкретного материала
— I could barely contain my rage ‘Я с трудом сдерживал ярость’.
— I could barely keep it in anymore ‘Я едва сдерживался’.
Другой вариант связан со сдерживанием давления:
— I suppressed my anger ‘Я подавил мой гнев’.
— Не turned his anger inward букв. ‘Он обратил свой гнев внутрь’.
— Не managed to keep his anger bottled up inside him ‘Он смог сдержать {букв, закупорить) свой гнев внутри себя’.
— Не was blue in the face ‘Он побагровел в лице (от сдерживаемого гнева и т. п.)’.
Когда давление на вместилище становится слишком большим, оно взрывается. Это дает следующий вывод:
Когда гнев становится слишком сильным, человек взрывается.
— When I told him, he just exploded ‘Когда я сказал ему это, он просто взорвался’.
— She blew up at me ‘Она взорвалась, вышла из себя, накинулась с руганью на меня’.
— We won’t tolerate any more of your outbursts ‘Мы более не будем терпеть ваши взрывы, вспышки (гнева, раздражения и т. п.)’.
Этот вывод может быть развернут с помощью более специальных случаев:
Pistons: Не blew a gasket ‘Поршни: У него полетела прокладка; У него пробило прокладку (в поршне автомобильного двигателя)’.
Volcanos: She erupted ‘Вулканы: букв. Она извергалась; Она извергала потоки сердитых слов и т. п.’
Electricity: I blew a fuse ‘Электричество: Я взорвался от гнева’, букв. ‘Я пережег пробку’.
Explosives: She’s on a short fuse ‘Взрывчатые вещества: Она на коротком взрывателе. Она вот-вот взорвется’.
Bombs: That really set me off ‘Бомбы: Это просто взорвало меня’.
При взрыве части вместилища взлетают вверх в воздух.
Когда человек взрывается, его части взлетают вверх в воздух.
— I blew ту stack ‘Я вышел из себя, потерял самообладание’, букв. ‘У меня взлетела на воздух дымовая труба’.
— I blew ту top ‘Я вышел из себя, потерял самообладание’, букв. ‘У меня взлетела на воздух верхушка’.
— She flipped her lid ‘Она разозлилась, взорвалась, потеряла самообладание’, букв. ‘У нее подбросило крышку’.


1. Гнев (Anger)
499
— Не hit the ceiling ‘Он вспылил, пришел в ярость’, букв. ‘Он ударился в потолок’.
— I went through the roof "Я вышел из себя, потерял самообладание, поднял скандал, шум’, букв. ‘Я пробил крышу’.
Когда что-то взрывается, его содержимое выходит наружу:
— His anger finally came out ‘Его гнев в конце концов вырвался наружу’.
— Smoke was pouring out of his ears, букв. ‘Дым валил из его ушей’.
Выход содержимого наружу может быть разработан в терминах описания животных, дающих потомство, когда то, что было внутри и оказывало давление на вместилище, выходит наружу:
— She was having kittens ‘Она скандалила, поднимала шум, бесновалась, метала икру’, букв. ‘Она рожала котят’.
— Му mother will have a cow when I tell her ‘Моя мать придет в бешенство, неистовство, поднимет шум, скандал, когда я скажу ей это’, букв. ‘Моя мать родит корову, когда я скажу ей это’.
Теперь перейдем к вопросу, к каким характеристикам обращается центральная метафора и какого рода онтологию она предполагает. Центральная метафора подчеркивает то, что гнев может быть интенсивным, что он может вести к потере контроля и что потеря контроля может быть опасной. Начнем с интенсивности. Гнев концептуализируется как вещество и характеризуется грамматикой вещественных существительных как противопоставленных исчисляемым существительным.
Поэтому можно сказать:
— How much anger has he got in him? букв. ‘Сколько гнева в нем?’
но не
— *How many angers does he have in him? букв. ‘Сколько гневов в нем?’
Таким образом, гнев имеет онтологию вещественных сущностей: он характеризуется шкалой, на которой указывается его количество; гнев имеет место, когда его количество превышает ноль, и он перестает иметь место, когда его количество опускается до нуля. В области центральной метафоры шкалой, на которой указывается количество гнева, является температурная шкала. Однако, как показыва¬


500
Исследование конкретного материала
ет центральная метафора, эта шкала не является безграничной, она имеет предел. Мы концептуализируем шкалу гнева как имеющую конечную точку по аналогии с горячей жидкостью в закрытом сосуде, которая может получить только какое-то определенное количество тепла до того, как сосуд взорвется. Мы также можем вынести только какое-то определенное количество гнева, после чего мы взрываемся, то есть теряем над собой контроль. Это коррелирует с народной теорией физиологических эффектов. Чем более интенсивным становится гнев, тем более сильными становятся его физиологические эффекты, и это нарушает нормальное функционирование нашего организма. Температура тела, кровяное давление, двигательное возбуждение и нарушения восприятия могут возрастать только до определенного предела, за которым перестает иметь место нормальное функционирование и мы теряем контроль над нашими действиями. Согласно народной теории гнева потеря контроля над поведением опасна, как для самого субъекта гнева, так и для окружающих. Центральная метафора представляет опасность потери контроля в виде угрозы взрыва.
Структурный аспект концептуальной метафоры состоит из ряда соответствий между областью-источником и областью-мишенью. Эти соответствия могут быть разделены на два типа: онтологические и эпистемические. Онтологические соответствия — это соответствия между сущностями в области-источнике и сущностями в области-мишени. Например, вместилище в области-источнике соответствует телу в области-мишени. Эпистемические соответствия — это соответствия между знаниями об области-источнике и знаниями об области-мишени. Мы можем схематически представить эти соответствия между областью ЖИДКОСТИ и областью ГНЕВА следующим образом:
Источник: горячая жидкость во вместилище
Мишень: ГНЕВ
Онтологические соответствия:
— Тело — это вместилище.
— Горячая жидкость — это гнев.
— Шкала температуры — это шкала гнева, с конечными точками ноль и предел.
— Температура вместилища — это температура тела.
— Давление внутри вместилища — это внутреннее давление в теле.
— Волнение жидкости и колебания вместилища — это физическое двигательное возбуждение.


1. Гнев (Anger)
501
— Предел способности вместилища выдерживать давление, производимое увеличением температуры, — это предел на шкале гнева.
— Взрыв — это потеря контроля.
— Холодная температура жидкости — это отсутствие гнева.
— Спокойное состояние жидкости — это отсутствие двигатель-. ного возбуждения.
Эпистемические соответствия:
Источник: Эффектом повышения температуры жидкости является повышение температуры вместилища, внутреннего давления и усиление волнения жидкости.
Мишень: Эффектом усиления гнева является повышение температуры тела, внутреннего давления и усиление двигательного возбуждения.
Источник: Когда температура жидкости во вместилище достигает некоторой предельной величины, давление возрастает до такой степени, при которой вместилище взрывается.
Мишень: Когда гнев возрастает до некоторой предельной величины, давление возрастает до такой степени, при которой человек утрачивает контроль над своим поведением.
Источник: Взрыв повреждает вместилище и опасен для окр>- жающих.
Мишень: Утрата контроля приносит вред субъекту гнева и опасна для других людей.
Источник: Взрыв может быть предотвращен, если приложить достаточно силы и энергии для того, чтобы удержать жидкость внутри вместилища.
Мишень: Утрата контроля может быть предотвращена, если приложить достаточно силы и энергии для того, чтобы сдержать гнев.
Источник: Иногда возможно контролировать высвобождение нагретой жидкости из вместилища в деструктивных или конструктивных целях; в результате этого происходит уменьшение температуры и давления.
Мишень: Иногда возможно контролировать высвобождение гнева в деструктивных или конструктивных целях; в результате этого происходит уменьшение силы гнева и внутреннего давления.
Последнее служит основанием для вывода КОГДА ЧЕЛОВЕК ВЗРЫВАЕТСЯ, ТО, ЧТО БЫЛО ВНУТРИ НЕГО, ВЫХОДИТ НАРУЖУ:


502
Исследование конкретного материала
Гнев может выпускаться под контролем субъекта.
— Не let out his anger ‘Он дал выход своему гневу’.
— I gave vent to my anger ‘Он дал выход своему гневу’.
— Channel your anger into something constructive ‘Направьте свой гнев в созидательное русло’.
— Не took out his anger on me ‘Он выплеснул свой гнев на меня, Он выместил на мне свое раздражение’.
Итак, мы увидели, что народная теория физиологических реакций обеспечивает базу для центральной метафоры и что центральная метафора характеризует детальные соответствия между областью- источником и областью-мишенью — соответствия, касающиеся как онтологии, так и знаний.
Наш анализ позволяет объяснить, почему между идиомами существуют описанные выше отношения. Теперь можно понять, почему тот, кто впал в неистовый гнев, не смог сохранить свое хладнокровие, почему тот, в ком медленно тлеет гнев, может сдерживать его, но не может его усмирить, почему тот, кто подавил свой гнев, больше не извергается как вулкан, и почему тот, кто направил свой гнев в созидательное русло, не впал в бешенство и не начал метать икру.
Теперь обратимся к случаям, когда общая метафора ГНЕВ — ЭТО ЖАР применяется к твердым телам:
Гнев — это огонь.
— Those are inflammatory remarks ‘Это подстрекательские, провокационные, имеющие целью вызвать недовольство и гнев людей {букв, поджигательские) замечания’.
— She was doing a slow burn ‘В ней постепенно росло раздражение’, букв. ‘Она медленно разгоралась’.
— Не was breathing fire, букв. ‘Он дышал огнем’.
— Your insincere apology just added fuel to the fire ‘Ваше неискреннее извинение только подлило масла {букв, горючего) в огонь’.
— After the argument, Dave was smoldering for days ‘После этого спора Дейв затаил в душе злобу {букв, тлел, дымился) на несколько дней’.
— That kindled ту ire ‘Это разожгло во мне гнев’.
— Boy, am I burned up! ‘Парень, ты меня разозлил!’, букв. ‘Я зажжен’.
— Не was consumed by his anger ‘Он был охвачен гневом’, букв. ‘Его пожирал его гнев’.


1. Гнев (Anger)
503
Метафора высвечивает причину гнева (kindle, inflame), его силу и длительность (smoldering, slow bum, burned up), опасность для окружающих (breathing fire), вред, приносимый самому субъекту гнева (consumed).
Онтологические соответствия имеют следующий вид:
Источник: огонь
Мишень: ГНЕВ
— Огонь — это гнев.
— Горящая вещь — это сердитый человек.
— Причина огня — это причина гнева.
— Сила огня — это сила гнева.
— Физический ущерб для горящей вещи — это ментальный ущерб для разгневанного человека.
— Способность горящей вещи выполнять свою обычную функцию — это способность разгневанного человека нормально функционировать.
— Объект в момент, когда он пожирается (весь охвачен) огнем, соответствует человеку, чей гнев подошел к предельной точке.
— Опасность огня для окружающих вещей — это опасность гнева для других людей.
Соответствия в знаниях:
Источник: Вещи могут гореть с низкой интенсивностью в течение долгого времени и затем вспыхивать сильным пламенем.
Мишень: Люди могут испытывать раздражение низкой интенсивности в течение долгого времени и затем внезапно впадать в сильнейшую ярость.
Источник: Огонь опасен для окружающих вещей.
Мишень: Разгневанные (сердитые) люди опасны для других людей.
Источник: Вещи, охваченные огнем, не могут выполнять свою обычную функцию.
Мишень: Если гнев достигает предельной отметки шкалы интенсивности, люди не могут функционировать нормально.
Теперь мы также способны понять, почему тот, кто копит в себе раздражение, еще не взорвался, почему тот, кто смог сдержать свой гнев, не пышет огнем, почему взгляд того, кого пожирает злоба, затуманен гневом, и почему добавление масла в огонь может заставить человека, с которым вы говорите, метать икру.


504
Исследование конкретного материала
Другие важные метафоры
Как мы могли видеть, метафора ГНЕВ — ЭТО ЖАР основывается на народной теории физиологических эффектов гнева, согласно которой увеличение температуры тела является главным эффектом гнева. Народная теория также утверждает, что важным эффектом гнева является двигательное возбуждение. Двигательное возбуждение является также важным для народной теории безумия. Согласно этой теории, люди, охваченные безумием, проявляют чрезмерную двигательную активность — они беспорядочно двигаются, начинают много и бессвязно говорить, беспрерывно дергают руками, вокруг рта у них появляется пена. Соответственно, эти физиологические эффекты могут метонимически обозначать безумие. Можно указать, что человек является безумным, описав его бессвязную речь, беспорядочные движения, появление пены вокруг рта, и т. д.
Частичное совпадение народных теорий эффектов гнева и эффектов безумия обеспечивает базу для следующей метафоры:
Гнев — это безумие.
— I just touched him, and he went crazy ‘Когда я коснулся его, он просто сошел с ума’.
— You’re driving те nuts\ ‘Ты сводишь меня с ума!’
— When the umpire called him out on strikes, he went bananas ‘Когда посредник призвал его к забастовке, он просто рехнулся’.
— One more complaint and Г11 go berserk ‘Еще одна жалоба — и я начну крушить все подряд’.
— Не got so angry, he went out of his mind ‘Он настолько рассердился, что буквально обезумел’.
— When he gets angry, he goes bonkers ‘Когда он сердится, он начинает психовать’.
— She went into an insane rage ‘Он впал в безумную ярость’.
— If anything else goes wrong, I'll get hysterical ‘Если еще что- нибудь пойдет не так, у меня будет истерика’.
Возможно, наиболее обычное конвенциональное выражение для гнева возникло исторически в английском языке в результате этой метафоры:
— I'm madl ‘Я безумен’ и ‘Я в гневе, я так сердит’.
Вследствие наличия этой метафорической связи между помешательством и гневом, выражения, обозначающие безумное поведение, могут также употребляться для описания поведения, обусловленного


1. Гнев (Anger)
505
гневом. Из метонимии БЕЗУМНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ОБОЗНАЧАЕТ БЕЗУМИЕ и метафоры ГНЕВ — ЭТО БЕЗУМИЕ, мы получаем метафорическую метонимию:
Безумное поведение обозначает гнев.
— When my mother finds out, she’ll have a fit ‘Когда моя мать обнаружит это, у нее будет припадок’.
— When the ump threw him out of the game, Billy started foaming at the mouth ‘Когда судья удалил его с площадки, у Билли выступила пена у рта’.
— He's fit to be tied ‘Он взбешен’, букв. ‘Его уже можно связывать’.
— He's about to throw a tantrum ‘Он собирается (близок к тому, чтобы) закатить истерику’.
Буйное поведение, характерное для фрустрации, рассматривается как форма безумного поведения. Согласно народной модели гнева, люди, не способные контролировать или облегчить давление гнева, начинают, в результате нервного срыва, вести себя буйно. Эта народная модель лежит в основе метонимии:
Буйное поведение обозначает гнев.
— He's tearing his hair out\ ‘Он рвет на себе волосы!’
— If one more thing goes wrong, I'll start banging my head against the wall ‘Если что-то еще пойдет не так, я начну биться головой об стену’.
— The loud music next door has got him climbing the wallsl ‘Громкая музыка из-за соседней двери заставляет его просто лезть на стену!’
— She's been slamming doors all morning ‘Она все утро хлопает дверями’.
Метафора ГНЕВ — ЭТО БЕЗУМИЕ формирует следующие соответствия:
Источник: БЕЗУМИЕ
Мишень: гнев
— Причина безумия — это причина гнева.
— Стать безумным — значит перейти предельную точку на шкале гнева.
— Поведение безумного человека — это поведение разгневанного человека.
Источник: Безумный человек не может функционировать нормально.


506
Исследование конкретного материала
Мишень: Человек, гнев которого перешел предельную отметку на шкале интенсивности гнева, не может функционировать нормально.
Источник: Безумный человек опасен для других людей.
Мишень: Человек, гнев которого перешел предельную отметку на шкале интенсивности гнева, опасен для других людей.
Теперь мы можем сделать обобщение. Эмоциональные эффекты понимаются как физические эффекты. Гнев понимается как форма энергии. Согласно народному пониманию физики, когда в тело извне поступает достаточно большое количество энергии, тело начинает испускать энергию вовне. В ситуации гнева причина гнева рассматривается как источник внешней энергии (энергии «на входе»), которая приводит к повышению внутренней температуры тела (энергия «на выходе»). В свою очередь внутренний жар может выступать в роли энергии «на входе», производящей различные виды энергии «на выходе»: пар, давление, тепловое излучение и двигательную активность. Подобная выходящая наружу энергия (гневное поведение) расценивается как опасная для других людей. В рамках метафоры безумия безумие понимается как высокоэнергетическое состояние, производящее «на выходе» безумное поведение.
Гнев, в конечном итоге, понимается в народной модели как отрицательная эмоция. Он производит нежелательные физиологические эффекты, нарушает нормальное функционирование и опасен для окружающих. Разгневанный человек, осознающий свой гнев, рассматривает его как противника.
Гнев — это противник (в борьбе).
— Гт struggling with ту anger ‘Я борюсь со своим гневом’.
— Не was battling his anger ‘Он сражался со своим гневом’.
— She fought back her anger ‘Она не поддалась гневу’.
— You need to subdue your anger ‘Ты должен усмирить свой гнев’.
— I've been wrestling with my anger all day ‘Я весь день пытался справиться со своим гневом’.
— I was seized by anger ‘Меня охватил {букв, схватил) гнев’.
— Гт finally coming to grips with my anger ‘Наконец я начинаю справляться с моим гневом’.
— Не lost control over his anger ‘Он потерял контроль над своим гневом’.
— Anger took control of him ‘Им овладел гнев’.
— Не surrendered to his anger ‘Он поддался своему гневу’.
— Не yielded to his anger ‘Он не смог противостоять своему гневу’.


1. Гнев (Anger)
507
— I was overcome by anger ‘Я был побежден гневом’.
— Her anger has been appeased букв. ‘Ее гнев был умиротворен, утолен’.
Метафора ГНЕВ — ЭТО ПРОТИВНИК характеризуется следующими соответствиями:
Источник: БОРЬБА
Мишень: ГНЕВ
— Ваш противник — гнев.
— Победа — это контроль над гневом.
— Проигрыш — это контроль гнева над вами.
— Капитулировать — значит позволить гневу контролировать вас.
— Ресурсы, необходимые для победы — это энергия, необходимая для того, чтобы контролировать гнев.
За пределами этого описания остался один вопрос: что такое «умиротворение» («appeasement») гнева. Умиротворить противника— это значит уступить его требованиям. Это предполагает, что у гнева есть требования. Мы обратимся к вопросу о том, что представляют собой эти требования, ниже.
Метафора ГНЕВ — ЭТО ПРОТИВНИК ставит в центр внимания проблему контроля и опасности потери контроля для самого разгневанного человека. Существует другая метафора, которая также отражает проблему контроля, но главным аспектом которой является опасность для других людей. Это чрезвычайно распространенная в западной культуре метафора СТРАСТИ (СИЛЬНЫЕ ЧУВСТВА, PASSIONS) — это звери внутри человека. Согласно этой метафоре, внутри каждого человека есть часть, которая представляет собой дикое животное. От цивилизованных людей ожидают, что они не показывают эту свою часть никому, иными словами, удерживают это животное внутри себя. В рамках этой метафоры потеря контроля означает, что этому животному удалось освободиться. Поведение человека, утратившего контроль над своими чувствами, — это поведение дикого животного. Существуют различные версии этой метафоры для разных страстей — желания, гнева и т. д. В случае гнева зверь представляет опасность для других людей.
Гнев — это опасное животное.
— Не has a ferocious temper ‘У него дикий нрав’.
— Не has a fierce temper ‘У него свирепый нрав’.
— It's dangerous to arouse his anger ‘Опасно будить его гнев’.


508
Исследование конкретного материала
— That awakened my ire ‘Это пробудило во мне гнев’.
— His anger grew ‘Его гнев рос’.
— Не has a monstrous temper ‘У него чудовищный характер’.
— Не unleashed his anger ‘Он дал волю своему гневу’, букв. ‘Спустил с привязи свой гнев’.
— Don't let your anger get out of hand ‘He позволяйте гневу овладеть вами’, букв. ‘Не допускайте, чтобы гнев вырвался из ваших рук’.
— Не lost his grip on his anger ‘Он потерял власть над своим гневом’, букв. ‘Выпустил гнев из рук, разжал руки, державшие гнев’.
— His anger is insatiable ‘Его гнев неутолим, ненасытен’.
Следующий пример использует одновременно метафоры гнев — ЭТО ОГОНЬ И ГНЕВ — ЭТО ОПАСНОЕ ЖИВОТНОЕ:
— Не was breathing fire ‘Он дышал огнем (= испускал при дыхании огонь)’.
Образ, который используется здесь, это образ дракона, опасного животного, способного уничтожить вас огнем.
Метафора опасное животное изображает гнев как спящее животное, которое опасно будить, которое может расти и тем самым становиться еще опаснее, которое нужно держать взаперти и которое очень прожорливо. Данная метафора характеризуется следующими соответствиями:
Источник: ОПАСНОЕ ЖИВОТНОЕ
Мишень: гнев
— Опасное животное — это гнев.
— Освобождение животного — это потеря контроля над гневом.
— Владелец опасного животного — это разгневанный (сердитый) человек.
— Спящее животное — это гнев, когда он находится на уровне, близком к нулю.
— Разбуженное животное — это гнев около предельной отметки.
Источник: Опасно, когда опасное животное выходит на свободу.
Мишень: Опасно, когда гнев человека выходит из-под его контроля.
Источник: Опасное животное безвредно, когда оно спит, и опасно, когда оно бодрствует.
Мишень: Гнев безвреден, когда он находится около нулевого уровня, и опасен, когда он подходит к предельной отметке.


1. Гнев (Anger)
509
Источник: Опасное животное безобидно, когда оно очень маленькое, и опасно, когда оно вырастает.
Мишень: Гнев безопасен, когда он находится около нулевого уровня, и опасен, когда он подходит к предельной отметке.
Источник: Владелец опасного животного несет ответственность за то, чтобы удерживать его под контролем.
Мишень: Разгневанный человек несет ответственность за то, чтобы удерживать свой гнев под контролем.
Источник: Для того чтобы удерживать опасное животное под контролем, требуется много энергии.
Мишень: Для того чтобы удерживать гнев под контролем, требуется много энергии.
Существует другой класс выражений, которые, насколько мы можем судить, являются примерами той же метафоры. Это случаи, в которых поведение разгневанного, сердитого человека описывается в терминах агрессивного поведения животного.
Поведение разгневанного человека — это поведение агрессивного животного.
— Не was bristling with anger ‘Он ощетинился от гнева’.
— That got ту hackles up ‘Это привело меня в ярость’, букв. ‘Это подняло мою шерсть на загривке’.
— Не began to bare his teeth ‘Он начал показывать свои зубы’.
— That ruffled her feathers ‘Это вывело меня из себя’, букв. ‘Это гладило меня против перьев’.
— She was bridling with anger ‘Она взорвалась от возмущения’, букв. ‘Она была взнуздана гневом’.
— Don't snap at me! ‘He набрасывайтесь на меня! / Не огрызайтесь!’, букв. ‘Не вцепляйтесь в меня зубами, не кусайте меня’.
— I was growling with rage букв. ‘Я рычал в гневе’.
— Не started snarling ‘Он начал сердиться, злиться / огрызаться’, букв. ‘Он начал рычать’.
— Don't bite ту head off. ‘Не обрывайте меня резко, не огрызайтесь, не прерывайте грубо меня!’, букв. ‘Не откусывайте мне голову!’
— Why did you jump down my throatl ‘Почему вы кидаетесь мне на горло?’, ‘Почему вы набрасываетесь на меня?!’
Возможно, наилучшим способом объяснения этих случаев будет расширение числа онтологических соответствий метафоры ГНЕВ — это опасное животное следующим образом:


510
Исследование конкретного материала
— Агрессивное поведение опасного животного — это поведение разгневанного человека:
В этом случае мы сможем естественно объяснить тот факт, что эти выражения указывают на гнев. Каждое из них представляет собой объединение метафоры и метонимии, в котором агрессивное поведение животного метафорически соотносится с поведением разгневанного человека, которое в свою очередь метонимически обозначает гнев. Так, рычание животного соответствует вербальному поведению сердящегося человека, которое в свою очередь указывает на наличие гнева.
Агрессивное вербальное поведение является обычной формой поведения разгневанного человека, как показывают snap ‘кусать, цапать зубами, огрызаться’, growl ‘рычать, ворчать’, snarl ‘рычать, ворчать’ и т. д. Мы можем в ряде случаев наблюдать это и за пределами области животных:
Агрессивное вербальное поведение обозначает гнев.
— She gave him a tongue-lashing ‘Она выбранила его’, букв. ‘Она дала ему взбучку языком, отхлестала его языком’.
— I really chewed him out good! ‘Я устроил ему разнос, задал ему взбучку!’
Другие формы агрессивного поведения также могут метонимически замещать гнев, особенно агрессивное визуальное поведение:
Агрессивное визуальное поведение обозначает гнев.
— She was looking daggers at me ‘Она смотрела на меня волком, метала в меня глазами молнии’, букв. ‘Она смотрела на меня кинжалами’.
— Не gave те a dirty look ‘Он бросил на меня злобный взгляд’.
— If looks could kill,... ‘Если бы взглядом можно было убить,...’
— Не was glowering at me ‘Он сердито смотрел на меня’.
Все эти метонимические выражения могут быть использованы для обозначения гнева.
Как и в случае анализа метафоры гнев — ЭТО противник, наш анализ метафоры гнев — это опасное животное оставляет необъ- ясненным одно выражение — «insatiable» («ненасытен, неутолим»). Это выражение указывает на то, что гнев может испытывать голод и жажду (has an appetite). Как представляется, «голод» здесь соответствует «требованиям» в метафоре гнев — это противник, что можно видеть из того, что следующие предложения следуют друг из друга:


1. Гнев (Anger)
511
— Harry's anger is insatiable ‘Гнев Гарри ненасытен, неутолим’.
— Harry's anger cannot be appeased ‘Гнев Гарри не может быть ничем утолен, «умиротворен»’.
Для того, чтобы увидеть, что требует гнев и чего он жаждет, обратимся к выражениям, показывающим причины гнева. Возможно, наиболее обычная группа выражений, указывающих на гнев, состоит из конвенционализованных описаний причин беспокойства и раздражения: незначительной боли, тяжестей, нагруженных на домашних животных, и т. д. Таким образом мы получаем метафору:
Причина гнева — это физическое неудобство.
— Don't be a pain in the ass ‘Хватит доставлять мне головную боль’, букв. ‘Не будь болью в заднице’.
— Get off ту back\ ‘Отвяжись от меня!’, букв. ‘Слезь с моей спины’.
— You don't have to ride me so hard ‘Ты не должен так сильно меня бранить!’, букв. ‘Ты не должен гнать меня во весь опор!’
— You're getting under ту skin ‘Ты у меня в печенках сидишь’, букв. ‘Ты проникаешь мне под кожу’, ‘Ты «достаешь» меня под кожу’.
— He's a pain in the neck ‘Он моя головная боль’, букв. ‘Он — боль в шее’.
— Don't be a pestl ‘Не будь таким надоедливым!’, букв. ‘Не будь чумой, язвой!’
Все эти ситуации причинения беспокойства включают, с одной стороны, «обидчика», с другой — «жертву». «Обидчик» — является виновником беспокойства. «Жертва» испытывает неприятные ощущения и начинает сердиться.
Существует другая группа конвенционализованных выражений, служащих для того, чтобы обращаться к людям, находящимся в процессе совершения действий, вызывающих раздражение и гнев у других людей, или говорить о таких людях. Это выражения, говорящие о вторжении на чужую территорию, в которых тот, кто вызывает гнев, рассматривается как нарушитель границы.
Каузация гнева — это вторжение на чужую территорию.
— You're beginning to get to me ‘Ты начинаешь доставать меня!’
— Get out of here\ ‘Убирайся отсюда! ’
— Get out of my sight\ ‘Долой с моих глаз!’
— Leave me alone! ‘Оставь меня одного!’
— This is where I draw the line\ ‘Прекрати это делать, остановись, это уже слишком!’, букв. ‘Здесь я провожу границу!’


512
Исследование конкретного материала
— Don't step on ту toes\ ‘Не наступай мне на (любимую) мозоль!’, букв. ‘Не наступай мне на пальцы ноги!’
Здесь снова есть обидчик (причина гнева) и жертва (человек, который приходит в гнев). Обида представляется как некоторый вид несправедливости. Это отражено в конвенциональном изречении:
— Don't get mad' get evenl ‘He злись, а рассчитайся!’
Для того чтобы это выражение имело смысл, между гневом и воздаянием должна быть связь. Наказание за причиненное зло здесь равносильно приведению в равновесие весов справедливости. Данное изречение предполагает модель, в которой несправедливость вызывает гнев, а заслуженное наказание может уменьшить или предотвратить его. Таким образом, то, чего гнев «требует», и то, чего он «жаждет», — это отмщение. Вот почему предупреждения и угрозы могут рассматриваться как поведение, обусловленное гневом:
— If I get mad, watch out! ‘Если я рассержусь, берегись!’
— Don't get me angry, or you'll be sorry ‘He серди меня (не приводи меня в гнев), не то пожалеешь’.
Поведение, выражающее гнев, само по себе рассматривается как форма наказания.
Теперь можем понять другую метафору гнева:
Гнев — это тяжесть (груз).
— Unburdening himself of his anger gave him a sense of relief ‘Когда он сбросил тяжесть своего гнева, он почувствовал облегчение’.
— After I lost my temper, I felt lighter ‘После того как я вспылил, я почувствовал себя легче’.
— Не carries his anger around with him ‘Он везде носит с собой свой гнев’.
— Не has a chip on his shoulder ‘Он чувствует себя обиженным, униженным из-за того, что его несправедливо низко, по его мнению, оценивают, раздражен этим и ищет повода к ссоре’, букв. ‘У него на плече щепка (стружка и т. п.)’.
— You'll feel better if you get it off your chest ‘Ты почувствуешь себя легче, если ты изольешь свою душу в словах’, букв. ‘...если ты вынешь это из своей груди’.
В английском языке обязанность обычно метафорически представляется как груз. В народной модели гнева, сформировавшейся к настоящему времени, существуют два вида обязанностей. Первая —


1. Гнев (Anger)
513
это обязанность контролировать свой гнев. В случаях чрезвычайно сильного гнева это приводит к большой нагрузке на наши «внутренние ресурсы». Вторая происходит из модели «карательной» справедливости, встроенной в наше понятие гнева, — это обязанность искать отмщения. Особенно примечательно то, что в случае гнева эти две обязанности вступают в конфликт друг с другом. Если вы изливаете свой гнев на кого-то, вы не выполняете свою обязанность контролировать свой гнев, а если вы сдерживаете свой гнев, то вы не выполняете свою обязанность расквитаться за причиненный вам ущерб. Призыв «Не злись, а рассчитайся!» предлагает один выход из этого противоречия: воздаяние без гнева. В настоящее время наметилась другая тенденция в разрешении этого конфликта, согласно которой позволить своему гневу вырваться наружу — это нормально. Однако ни одно из этих решений не является культурной нормой. Следует также упомянуть по ходу дела, что второй из описанных способов обращения с гневом не является таким уж революционным. Он сохраняет все наши стандартные народные модели и метафорическое понимание с одним только изменением: он санкционирует «высвобождение» гнева.
Некоторые менее важные метафоры
Есть несколько очень общих метафор, которые прилагаются к гневу так же, как ко многим другим явлениям. Эти метафоры часто используются для осмысления гнева и для того, чтобы говорить о нем. Первая из тех метафор, которые мы обсудим, связана с существованием. Существование обычно понимается в терминах физического присутствия. В типичном случае вы знаете о присутствии чего-либо, если это находится рядом с вами и вы его видите. Это является основой для следующей метафоры:
Существование — это присутствие.
— His anger went away ‘Его гнев ушел’.
— His anger eventually came back ‘Его гнев в итоге вернулся’.
— Му anger lingered on for days, букв. ‘Мой гнев задержался на несколько дней’.
— She couldn't get rid of her anger ‘Она не могла избавиться от гнева’.
— After a while, her anger just vanished ‘Через некоторое время ее гнев просто исчез’.
— Му anger slowly began to dissipate ‘Мой гнев медленно начал развеиваться’.
33 - 3361


514
Исследование конкретного материала
— When he saw her smile, his anger disappeared ‘Когда он увидел ее улыбку, его гнев исчез’.
В случае эмоций существование часто рассматривается как нахождение в замкнутом пространстве. В данном случае замкнутое пространство образуют эмоции, и они существуют, когда человек находится в этом пространстве:
Эмоция — это замкнутое пространство.
— She flew into a rage ‘Она пришла в ярость’.
— She was in an angry mood ‘Он был в сердитом настроении’.
— Не was in a state of anger ‘Он был в состоянии гнева’.
— Iam not easily roused to anger ‘Во мне нелегко разбудить гнев’, букв. ‘Меня нелегко разбудить к гневу’.
Эти случаи относительно независимы от всей остальной системы гнева и рассмотрены здесь только для полноты картины.
Прототипический сценарий
Метафоры и метонимии, исследованные нами к настоящему времени, совместно образуют прототипическую когнитивную модель гнева. Это не единственная модель гнева, которой мы располагаем, фактически мы имеем не одну, а несколько моделей гнева. Однако, как мы увидим далее, все остальные модели могут быть охарактеризованы как минимально отличающиеся варианты модели, образованной сходящимися в одну точку метафорами. Эта модель имеет временное измерение и может быть представлена в виде сценария, описывающего ряд последовательных этапов. Мы будем называть его «прототипический сценарий»; этот сценарий подобен тому, что де Суза (De Sousa 1980) называет «сценарий-образец». Мы будем обозначать человека, который приходит в состояние гнева, символом С (сокращенное «собственная личность», the self).
Этап 1: Событие, наносящее ущерб
Происходит некоторое событие, наносящее ущерб С и вызывающее его неудовольствие. Виновником этого события является некоторый человек, который намеренно сделал что-то плохое С, который не дал для этого никакого повода. Причинение ущерба С является несправедливым и вызывает в нем гнев. Весы справедливости могут быть приведены обратно в равновесие только посредством наказания виновника данного события. Для этого наказание должно быть


1. Гнев (Anger)
515
эквивалентно величине нанесенного ущерба. Обязанность произвести акт наказания лежит на С.
Этап 2: Гнев
С гневом ассоциируется шкала, посредством которой измеряется его интенсивность. По мере возрастания гнева С начинает испытывать различные физиологические эффекты: увеличение температуры тела, внутреннего давления и двигательного возбуждения. Когда гнев становится очень интенсивным, он начинает толкать С к совершению акта наказания. Поскольку акты наказания являются опасными и/или социально неприемлемыми, С обязан держать свой гнев под контролем. Кроме того, потеря контроля опасна для благополучия самого С, и это является дополнительной мотивацией необходимости удержания гнева под контролем.
Этап 3: Попытка контроля
С пытается удержать свой гнев под контролем.
Этап 4: Потеря контроля
Каждый человек способен контролировать гнев только до определенной границы. Когда сила гнева переходит эту границу, С уже не может контролировать свой гнев. Гнев начинает обусловливать его поведение и принуждает его пытаться осуществить акт наказания. Поскольку С не контролирует себя и действует по принуждению, он не несет ответственности за свои действия.
Этап 5: Акт наказания
С совершает акт наказания. Объектом является виновник причиненного ущерба. Наказание примерно эквивалентно величине причиненного ущерба, и весы справедливости приходят в состояние равновесия. Сила гнева падает до нуля.
Теперь мы можем видеть, каким образом различные концептуальные метафоры, обсуждавшиеся нами выше, отображаются на различные части прототипического сценария и как они сходятся воедино в этом сценарии. Это дает нам возможность показать, каким именно образом разные метафоры связаны друг с другом и как они функционируют совместно, обусловливая характеристику единого концепта. Это то, что не могли сделать Лакофф и Джонсон (Lakoff, Johnson 1980).
Течение гнева, описанное в прототипическом сценарии, отнюдь не единственный возможный способ протекания гнева. Называя


516
Исследование конкретного материала
сценарии прототипическим, мы имеем в виду, что согласно нашей народной культурной теории гнева это нормальный ход развития событий. При этом имеется сознание того, что различные отклонения от этой нормы существуют и заслуживают внимания. Рассмотрим некоторые примеры:
— Один из возможных отклоняющихся от нормы сценариев демонстрирует тот, кто в ответ на обиду «подставляет другую щеку», не приходит в гнев и не стремится к отмщению. В нашей культуре такой человек рассматривается как фактически святой.
— Другую модель поведения демонстрирует тот, кто без труда удерживает под контролем свой гнев. Такие люди в нашей культуре рассматриваются как заслуживающие особой похвалы.
— Еще один тип — это поведение «горячей головы», человека, который расценивает большее количество событий как приносящих ему ущерб и обидных, чем большинство людей, который имеет более низкий порог гнева, чем это имеет место в норме, и чьи акты «возмездия» непропорциональны нанесенному ущербу. Тот, кто имеет особенно горячую голову, рассматривается как эмоционально «неуравновешенный».
С другой стороны, тот, кто действует согласно описанному выше прототипическому сценарию, не рассматривается как отклоняющийся от нормы в каком-либо отношении.
Перед тем, как обратиться к непрототипическим случаям, полезно сделать общий приблизительный набросок онтологии гнева — сущностей, предикатов и событий, предполагаемых этой онтологией. Во-первых, это позволит нам детально показать, как непрототипические случаи связаны с прототипической моделью. Во-вторых, это позволит нам исследовать природу этой онтологии. Мы включим в этот набросок только то, что необходимо для выполнения этих задач.
В народную концепцию человека входит представление о том, что он может временно утрачивать контроль над своим телом или своими эмоциями. Это представление имплицитно предполагает отделение тела и эмоций от собственно личности человека. Это отделение особенно важно для онтологии гнева. Гнев, как отдельная сущность, может взять верх над кем-либо, поставить его под свой контроль и заставить действовать так, как он не действует в обычном состоянии. В таких случаях личность человека больше не кон¬


1. Гнев (Anger)
517
тролирует его тело. Таким образом, онтология гнева включает личность человека, гнев и тело. Более полный анализ, вероятно, потребует рассмотрения как отдельной сущности также ума, однако такой анализ не входит сейчас в наши задачи.
Поскольку гнев имеет квантитативный аспект, эта онтология должна включать шкалу гнева, градуированную по степени интенсивности, имеющую нулевую и предельную отметки. В базовый сценарий гнева также входит событие, наносящее ущерб и вызывающее недовольство, и акт «возмездия», наказания. Оба они также имеют квантитативный аспект и должны включать шкалу интенсивности с нулевой точкой и пределом. В прототипическом случае событие, наносящее ущерб, является действием, осуществляемым «виновником» этого события и направленным против «жертвы». «Возмездие» имеет форму действия агента, направленного против некоторой «мишени».
Онтология гнева включает также ряд предикатов: доставляющий неудовольствие, виновный, побуждать, вызывать, существовать, контролировать, опасный, приносящий ущерб, уравновешивать и перевешивать. В нее также входят некоторые другие события: физиологические эффекты, поведение, проявляющее гнев, и непосредственная причина гнева, в том случае, если она не совпадает с событием, наносящим ущерб.
Онтология гнева в обобщенном виде
Аспекты человека собственная личность тело гнев
Нанесение ущерба и наказание событие, наносящее ущерб действие наказания Шкалы
интенсивность гнева величина ущерба величина наказания Конечные точки ноль предел
Предикаты
доставлять неудовольствие виновен
вызывать (причинять) существовать (иметь место) прилагать усилия контролировать опасный
приносящий ущерб уравновешивать перевешивать Другие события физиологические реакции поведение, проявляющее гнев (гневное поведение) непосредственная причина


518
Исследование конкретного материала
Прототипический сценарий в новой формулировке
Опираясь на описанную выше онтологию и принципы народной модели гнева, мы можем переформулировать прототипический сценарий гнева в терминах, позволяющих лучше показать отношения между различными сценариями гнева. Сначала мы опишем прототипический сценарий и затем перейдем к непрототипическим сценариям.
Прототипический сценарий гнева Условные обозначения и пояснения Потерпевший = С
Агент (производитель) наказания = С Мишень (объект) гнева = нарушитель, обидчик (О) Непосредственная причина гнева = событие, наносящее ущерб
Поведение, проявляющее гнев («гневное поведение») = наказание
Этап 1: Событие, наносящее ущерб Обидчик наносит ущерб С.
Вся вина лежит на обидчике.
Наносящее ущерб событие вызывает недовольство С. Величина ущерба превосходит величину наказания (которая равняется в этот момент нулю), тем самым создается дисбаланс.
Обида приводит к тому, что начинает иметь место гнев. Этап 2: Гнев
Имеет место гнев.
С испытывает физиологические эффекты гнева (жар, давление, двигательное возбуждение).
Гнев побуждает С попытаться совершить акт наказания.
Этап 3: Попытка удержать гнев под контролем
С прилагает усилия к тому, чтобы удержать гнев под контролем.
Этап 4: Утрата контроля
Интенсивность гнева выходит за предельную отметку.
Гнев подчиняет С своему контролю.
С проявляет гневное поведение (потеря способности рассуждать, агрессивные действия).
Это приносит ущерб С.
Это опасно для мишени гнева, в данном случае обидчика.
Этап 5: Наказание


1. Гнев (Anger)
519
С выполняет действие наказания по отношению к О (которое обычно представляет собой гневное поведение, направленное на О).
Величина наказания уравновешивает величину ущерба. Интенсивность гнева падает.
Непрототипические случаи
Теперь мы имеем возможность показать, каким образом разнообразные примеры гнева группируются вокруг прототипа. Примеры даются следующим образом: сценарий непрототипического гнева сопровождается неформальным описанием с указанием минимального отличия между данным сценарием и прототипическим сценарием и затем приводятся иллюстрирующие этот сценарий предложения.
Неутолимый гнев: Вы выполняете действие наказания, но гнев не проходит.
На этапе 5 интенсивность гнева остается высокой.
Пример: His anger lingered on ‘Его гнев не проходил’.
Неудовлетворенный гнев: Вы просто не можете воздать должное обидчику и страдаете от неудовлетворенного желания сделать это.
Нет возможности наказать обидчика за причиненный ущерб. С испытывает фрустрацию. Вариант: С направляет свой гнев на самого себя.
Примеры: Не was climbing the walls ‘Он буквально лез на стену’. She was tearing her hair out ‘Она рвала на себе волосы’. Не was banging his head against the wall ‘Он бился головой об стену’. He's taking it out on himself ‘Он направил свой гнев на себя’.
Переадресованный гнев: Вместо того чтобы направить свой гнев на человека, который рассердил вас, вы направляете его на кого-то другого.
Мишенью гнева является не обидчик.
Примеры: Когда я вышел из себя, я ударил ногой кошку. Когда вы рассердитесь, бейте подушку до тех пор, пока ваша злость не пройдет. Когда у него происходит что-то плохое на работе, он вымещает свое плохое настроение на жене.
Чрезмерная реакция: Ваша реакция не соответствует понесенному вами ущербу.
Величина наказания превосходит величину нанесенного вам ущерба.


520
Исследование конкретного материала
Примеры: Why jump down my throat? You have a right to get angry, but not to go that far ‘Зачем вы набрасываетесь на меня? Вы имеете основания рассердиться, но у вас нет права заходить так далеко’.
Контролируемая реакция: Вы рассердились, но сохраняете контроль над собой и сознательно направляете свой гнев на обидчика.
С сохраняет контроль над своими действиями. Все остальное — без изменений.
Примеры: Не vented his anger on her ‘Он дал выход своему гневу, направив его на нее’.
Конструктивное использование: Вместо того чтобы пытаться наказать обидчика, вы направляете свой гнев в конструктивное русло.
С сохраняет контроль над своими действиями и вместо наказания совершает некоторое действие конструктивного характера. Чаши весов остаются неуравновешенными, однако гнев исчезает.
Пример: Постарайтесь направить свой гнев на что-нибудь конструктивное.
Событие, кладущее предел: Перед тем как вы можете потерять контроль над своими действиями, происходит некоторое постороннее событие, которое заставляет ваш гнев улетучиться.
Пример: Когда его дочка улыбнулась ему, его гнев улетучился.
Самопроизвольное прекращение: Перед тем как вы можете потерять контроль над собой, ваш гнев просто исчезает.
Гнев не подчиняет С своему контролю и сила гнева падает до нуля.
Пример: Его гнев просто улетучился сам по себе.
Успешное подавление: Вы успешно подавляете свой гнев.
С сохраняет контроль над собой, и интенсивность гнева не приближается к пределу.
Пример: Он сдерживает свой гнев.
Контролируемое уменьшение: Перед тем как вы можете потерять контроль, вы проявляете свой гнев в тех или иных действиях и сила гнева уменьшается.
С не теряет контроль над собой; С проявляет свой гнев в своем поведении и сила гнева уменьшается.
Пример: Он просто выпускает пар.


1. Гнев (Anger)
521
Немедленный взрыв: Вы мгновенно приходите в гнев и теряете контроль над собой. Этап 3 отсутствует. Этапы 2 и 4 объединяются в единое событие.
Пример: Я сказал: «Привет, Круглоглазый!» и он тут же взорвался.
Накапливающийся гнев: Состояние раздражения растягивается на долгое время.
Этап 2 продолжается в течение долгого времени.
Не was doing a slow burn ‘Он постепенно раздражался; В нем постепенно накапливался гнев’.
Затаенное недовольство: С поддерживает свой гнев в течение долгого периода, дожидаясь возможности для «отмщения». Поддержание гнева на этом уровне требует особых усилий.
Этап 2 длится долгое время и требует усилий. Акт наказания не выражается в гневном поведении.
Не сердись, а рассчитайся: Этот совет (которому мало кто следует) говорит о бесполезности гнева. Он предлагает пропустить этапы 2, 3 и 4 и перейти непосредственно к этапу 5. Этот совет предлагает альтернативу прототипическому сценарию.
Косвенная причина: Гнев вызывает не действие обидчика само по себе, но некоторый его результат.
Действие, нанесшее ущерб, является не непосредственной, но косвенной причиной гнева — причиной непосредственной причины.
Рассмотрим следующий случай: Ваш секретарь забыла заполнить форму, что стало причиной того, что вы не получили заслуженного вами повышения по службе. Событие, нанесшее ущерб = секретарь забыла заполнить форму. Непосредственная причина = вы не получили повышения по службе. Вы сердитесь потому, что вы не получили повышения по службе. (You are angry about not getting the promotion.) Вы сердиты на секретаря (at the secretary) за то, что она не заполнила форму (for not filling out the form). В общем случае, about маркирует непосредственную причину, at (на) — мишень, и for (за) — событие, нанесшее ущерб.
Прохладный гнев (cool anger): Физиологические эффекты отсутствуют и С сохраняет контроль над собой.
Холодный гнев (cold anger): С прикладывает так много усилий для подавления своего гнева, что температура падает, тогда как внутреннее давление возрастает. Отсутствуют какие-либо признаки повышенной температуры или двигательного возбуждения, и нет опасности, что С потеряет над собой кон¬


522
Исследование конкретного материала
троль и проявит свой гнев. В прототипическом случае проявление гнева конституирует наказание. Однако поскольку проявления гнева отсутствуют и в то же время имеет место внутреннее давление, освобождение от этого давления может произойти только через наказание некоторого другого рода, более суровое, чем просто проявление эмоции. По этой причине холодный гнев рассматривается как гораздо более опасный, чем обычный гнев. Выражения типа Салли посмотрела на меня ледяным взглядом описывают случаи холодного гнева. Это выражение подразумевает, что Салли разгневана на меня, с напряжением контролирует свой гнев и удерживает свой контроль над гневом; это свидетельствует о том, что она может предпринять против меня акцию возмездия некоторого иного рода, чем простое проявление эмоций.
Сердиться на (гнев на, anger with): Для того чтобы сердиться на кого-то (be angry with someone), С должен быть в определенных отношениях с «нарушителем», который должен отвечать за свои действия перед С. Сила гнева выше порога, но не приближается к пределу. Возможно, наилучшим примером этого является ситуация, когда родители сердятся на ребенка.
Праведное негодование (righteous indignation): Событие, вызывающее гнев этого типа, нарушает правила морали. Потерпевший не тождествен С. Сила гнева не приближается к пределу.
Ярость (wrath): Величина нанесенного ущерба очень велика, и для того чтобы установить равновесие, требуется большое количество актов наказания. Сила гнева намного выше предела, и гнев продолжается долгое время.
Как представляется, существует и такая отличающаяся от других форма гнева, для которой, насколько нам известно, отсутствуют конвенциональные языковые выражения. Мы будем называть ее ма- нипулятивным использованием гнева. Это случаи, когда человек культивирует свой гнев и не пытается его контролировать с тем, чтобы запугать тех, кто его окружает, и побудить их выполнять его желания, чтобы не рассердить его. Подобная манипуляция может использовать чувство страха или чувство вины в окружающих. Люди, которыми манипулируют таким образом, могут либо бояться гнева манипулятора, либо чувствовать свою вину за то, что гнев делает с ним. Эта форма гнева достаточно далека от прототипа, и неудивительно, что у нее нет имени.


1. Гнев (Anger)
523
Любопытно, что существует языковой тест, с помощью которого можно показать, что сценарий, который мы назвали прототипическим, действительно является прототипическим. Он связан с использованием слова but ‘но’. Рассмотрим следующие примеры (звездочка показывает семантическое отклонение):
— Max got angry, but he didn't blow his top ‘Макс рассердился, но он не вышел из себя (не потерял самообладания)’.
— *Мах got angry, but he blew his top ‘*Макс рассердился, но он вышел из себя (потерял самообладание)’.
— Max blew up at his boss, but the anger didn't go away ‘Макс вышел из себя и накинулся с руганью на своего начальника, но его гнев не прошел’.
— *Мах blew up at his boss, but the anger went away ‘*Макс вышел из себя и накинулся с руганью на своего начальника, но его гнев прошел’.
— Sam got me angry, but it wasn't him that I took my anger out on ‘Сэм рассердил меня, но я выместил свой гнев не на нем’.
— *Sam got me angry, but it was him that I took my anger out on ‘*Сэм рассердил меня, но я выместил свой гнев на нем’.
Слово but ‘но’ маркирует ситуацию, противоположную ожидаемой. В приведенных примерах то, что ожидается, определено прототипическим сценарием. Нормальные предложения с but вступают в противоречие с прототипическим сценарием и, следовательно, отвечают условиям употребления but. Неприемлемые предложения соответствуют прототипическому сценарию и описывают ожидаемые ситуации. Это несовместимо с употреблением but. Таким образом, языковой тест подтверждает нашу интуицию о том, что является прототипическим.
Каждый из непрототипических случаев, приведенных выше, связан с гневом. Как представляется, не существует необходимых и достаточных условий, которые бы удовлетворяли всем этим случаям. Тем не менее все они могут быть рассмотрены как варианты прототипического сценария гнева. Прототипы часто связаны с кластерами условий, и прототипический сценарий гнева не является исключением. Кластер, связанный с гневом, может быть представлен эксплицитно в виде условий тождества, таких как: потерпевший = субъект гнева; мишень = обидчик, нарушитель; событие, наносящее ущерб = непосредственная причина; и т. д. Когда эти тождества не выполняются, мы получаем непрототипические случаи. Например, в случае праведного негодования потерпевший не тождестве¬


524
Исследование конкретного материала
нен субъекту гнева. В случае косвенной причины событие, наносящее ущерб, не тождественно непосредственной причине гнева. В случае переадресованного гнева мишень не совпадает с обидчиком. Обычно акт наказания сопровождается исчезновением гнева, но в случаях самопроизвольного исчезновения гнева и неутолимого гнева это не так. В случае поведения по принципу «Не сердись, а рассчитайся» проявления гнева избегаются и, следовательно, не могут рассматриваться как акт наказания. Прототипический сценарий является прототипическим отчасти потому, что он достаточно богат для того, чтобы его вариации могли объяснить непрототипические случаи, а объединяемые в нем условия тождества в непрототипических случаях не совпадают.
Итак, не существует единой унифицированной когнитивной модели гнева. В то же время имеется категория когнитивных моделей с прототипической моделью в центре. Из этого следует, что будет ошибкой пытаться найти единую когнитивную модель для всех примеров концепта. Различные виды гнева не являются все примерами одной и той же модели; они являются вариантами прототипической модели. Не существует общего ядра, которое бы имели все виды гнева. Вместе с тем различные виды гнева имеют фамильное сходство друг с другом.
Метафорические аспекты прототипического сценария
Проведенный нами к настоящему моменту анализ не согласуется с традиционным взглядом, согласно которому:
— Концепт гнева существует и понимается независимо от каких- либо метафор.
— Онтология гнева и категория сценариев представляют буквальное значение концепта гнева.
— Метафоры всего лишь обеспечивают способы говорить об онтологии гнева.
Из этого взгляда следует, что:
— Элементы онтологии гнева существуют реально, буквально, независимо от каких-либо метафор.
Даже беглое исследование онтологии гнева показывает, что это просто не так. В этой онтологии гнев существует как независимая сущность, способная производить усилия и контролировать действия человека. Это то, что Лакофф и Джонсон (Lakoff, Johnson 1980)


1. Гнев (Anger)
525
назвали «онтологической метафорой». В данном случае это будет метафора ГНЕВ — ЭТО СУЩНОСТЬ. Гнев человека не существует реально, буквально как независимая сущность, хотя мы метафорически понимаем его именно так. В онтологии гнева существует шкала интенсивности гнева, которая понимается как ориентированная в направлении ВЕРХ благодаря метафоре БОЛЬШЕ — ЭТО ВЕРХ. Шкала интенсивности имеет предел — другая онтологическая метафора. Гнев понимается как обладающий способностью прилагать силу и брать человека под свой контроль. СИЛА и КОНТРОЛЬ здесь также метафоры, основывающиеся на физической силе и физическом контроле. Онтология гнева также заимствует некоторые элементы из онтологии правосудия: преступление и наказание, измеряемые на шкале величины, и понятие равновесия между ними. Таким образом, онтология гнева в большей своей части конституирована метафорами.
Если мы теперь рассмотрим эти конститутивные метафоры, мы увидим, что их области-источники — СУЩНОСТЬ, ИНТЕНСИВНОСТЬ, ПРЕДЕЛ, СИЛА и КОНТРОЛЬ — все являются концептами вышестоящего уровня, иными словами, весьма абстрактными концептами. Напротив, главные метафоры, которые отображаются на онтологию гнева, — горячая жидкость, безумие, огонь, груз, борьба — являются концептами базового уровня, то есть концептами, которые более непосредственно связаны с действительностью, концептами, гораздо более богатыми в информационном отношении и в отношении конвенциональной ментальной образности. Будем называть метафоры, базирующиеся на таких концептах, «метафорами базового уровня». Мы склонны предполагать, что большая часть нашего понимания гнева основывается на этих метафорах базового уровня. Метафоры горячая жидкость и огонь дают нам понимание того, сущностью какого рода является гнев. А метафора БОРЬБА дает нам представление о том, с чем связано контролирование гнева. Без этих метафор наше понимание гнева было бы чрезвычайно обеднено, чтобы не сказать больше. Кто-нибудь может задаться вопросом, какие метафоры являются более первичными — конститутивные метафоры или метафоры базового уровня. Мы не знаем, имеет ли этот вопрос какое-либо значение. Все, что мы знаем, это то, что существуют и те, и другие и что они имеют различные функции. Метафоры базового уровня позволяют нам понимать гнев и делать касающиеся его выводы, используя наше знание знакомых, хорошо структурированных областей. Конститутивные метафоры дают нам подавляющую часть онтологии гнева.


526
Исследование конкретного материала
Воплощение гнева
Как мы могли видеть, концепт гнева имеет богатую концептуальную структуру и те, кто рассматривает его как просто чувство, лишенное концептуального содержания, ошибаются. Однако существует и противоположный взгляд. Шахтер и Сингер (Schachter, Singer 1962) утверждают, что эмоции имеют чисто когнитивный характер и что физиологические различия между эмоциями отсутствуют. Они утверждают, что ощущение эмоции есть просто состояние обобщенного возбуждения и что какую именно эмоцию чувствует человек, обусловлено тем, в какой ментальной рамке оно находится. Этим утверждениям противоречат результаты Экмана, Левен- сона и Фризена (Ekman, Levenson, Friesen 1983), свидетельствующие о том, что частота пульса и температура кожи коррелируют с отдельными эмоциями.
Хотя предложенный нами анализ не говорит ничего непосредственно о физиологии эмоций, он определенно коррелирует с результатами группы Экмана. Как мы видели, концептуальные метафоры и метонимии, используемые при осмыслении гнева, основываются на народной теории физиологии гнева, которая главным образом связана с температурой и внутренним давлением. Результаты группы Экмана (полностью независимые от проведенного нами анализа) показывают, что народная теория физиологии гнева весьма точно соответствует настоящей физиологии: когда люди испытывают гнев, температура их кожи увеличивается и частота пульса возрастает.
Хотя народная теория гнева — это только народная теория, она выдержала испытание временем. Она играла важную роль для сотен миллионов людей, говоривших по-английски, в течение почти тысячи лет. Результаты группы Экмана показывают, что миллионы говорящих на английском языке очень глубоко и тонко постигли свою собственную психологию. Из этих результатов следует, что наш концепт гнева воплощен посредством автономной нервной системы и что концептуальные метафоры и метонимии, используемые для понимания гнева, отнюдь не являются произвольными — они мотивированы нашей физиологией.
Исходя из результатов, полученных группой Экмана, и нашей гипотезы концептуального воплощения, мы можем предсказать, что если мы посмотрим на метафоры и метонимии для гнева в разных языках мира, мы не найдем ни одной, которая бы противоречила обнаруженным группой Экмана фактам, касающимся физиологии гнева. Так, мы не найдем языков, где базовая эмоция гнева понима¬


1. Гнев (Anger)
527
лась бы в терминах холода и свободы от давления. Небазовый случай холодного гнева, рассмотренный выше, не является контрпримером, поскольку это особая форма гнева не является примером нормальной базовой эмоции гнева и, кроме того, она предполагает наличие внутреннего давления.
Если правы Шахтер и Сингер и группа Экмана пришла к ошибочным заключениям, то английские метафоры и метонимии гнева произвольны, иными словами, они не воплощены, ни в какой мере не мотивированы физиологической реальностью. Тогда метафоры высокой температуры и внутреннего давления должны быть полностью произвольны. Если физиологическая база гнева вообще отсутствует, как предполагают Шахтер и Сингер, мы можем ожидать, что метафоры гнева распределены в языках мира случайным образом. Мы можем тогда ожидать, что метафоры холода и свободы от давления так же обычны, как метафоры жара и давления; фактически, согласно описанию Шахтера—Сингера, можно было бы ожидать, что метафоры, основанные на форме, темноте, деревьях, воде — вообще на чем угодно — будут так же обычны, как метафоры, основанные на жаре и давлении. Такие исследования не были проведены, но я полагаю, что факты соответствуют предсказаниям группы Экмана. Предварительные исследования таких различных неиндоевропейских языков, как китайский и венгерский, показывают наличие метафор жара и давления. Если наши предсказания оправдаются, это покажет, что совпадение наших результатов и результатов группы Экмана не случайность и сделает еще более содержательным наш тезис о воплощенности концептов.
Обсуждение итогов
Выше мы показали, что выражения, обозначающие гнев в американском английском, не являются случайным набором, но представляют собой область, структурированную в терминах весьма разработанной когнитивной модели, имплицитно представленной в семантике языка. Это свидетельствует о том, что гнев не является просто аморфным чувством, но обладает детально разработанной когнитивной структурой. Тем не менее некоторые весьма существенные нерешенные проблемы и вопросы остаются.
Во-первых, существуют такие аспекты нашего понимания гнева, на которые наша методология не может пролить сколько-нибудь света. Это, например, диапазон возможных действий, вызывающих гнев, и соотносительный диапазон соответствующих этим действи¬


528
Исследование конкретного материала
ям реакций. Наша методология не обнаруживает ничего в этой области.
Во-вторых, изучение языка в целом не позволяет решить вопрос о мере индивидуальных вариаций. Мы не имеем представления о том, насколько близки различные индивидуальные модели к модели, описанной нами, и мы не имеем понятия о том, как люди отличаются в этом отношении друг от друга.
В-третьих, наша методология проливает мало света на то, каков точный физиологический статус описанной нами модели. Как много из нее люди реально используют в осмыслении гнева? Основывают ли люди свои действия на этой модели? Осознают ли люди эту модель? В какие ее компоненты, если таковые есть, люди сознательно верят? И наиболее интригующий вопрос, оказывает ли эта модель какое-либо влияние на то, что люди чувствуют?
Некоторые вещи, однако, представляются совершенно ясными. Большинство говорящих на американском английском используют описанные нами выражения в соответствии с нашей моделью и делают выводы, которые, насколько мы можем судить, также согласуются с нашей моделью. Мы делаем этот вывод на основе нашей интуиции и наших собственных наблюдений, хотя для того, чтобы реально подтвердить его, необходимо провести тщательные эмпирические исследования. Если мы правы, наша модель имеет большую степень физиологической реальности, но насколько большую и какого рода, остается неизвестным. Тот факт, что результаты нашего анализа оказались настолько близки к результатам физиологических исследований, проведенных Экманом и его группой, показывает, что эмоциональные концепты являются воплощенными, иными словами, что реальное содержание концептов коррелирует с физическим опытом тела.
Это особенно интересно в случае метафорических концептов, поскольку здесь имеет место корреляция между метафорами и физиологией, а не непосредственно между буквальным смыслом и физиологией. Это подтверждает вывод, сделанный Лакоффом и Джонсоном (Lakoff, Johnson 1980), что концептуальные метафоры не являются только полетом фантазии, но могут иметь основу в опыте нашего тела.
Наконец, мы показали, что категория гнева — категория, состоящая из базового гнева и его конвенционализованных вариаций, — является радиальной категорией с центром и расширениями. Это является подтверждением теории прототипов в области концептуальной структуры.


1. Гнев (Anger)
529
Гнев, половое влечение и изнасилование
Мы показали, что эмоция, гнев, имеет концептуальную структуру, и исследовали различные ее аспекты. Теперь возникает более глубокий вопрос: какое влияние такие концептуальные структуры имеют на нашу повседневную жизнь? Для того чтобы получить некоторое представление о том, как эмоциональные концепты функционируют в нашей культуре, рассмотрим тему, имеющую огромное общественное значение, но о которой большинство людей, скорее всего, не думали: изнасилование.
Далеко не в каждой культуре изнасилование является частотным явлением. В некоторых культурах изнасилование фактически неизвестно. Высокая частотность изнасилований в Америке, несомненно, имеет много сложных причин. Я склоняюсь к мысли, что одной из этих причин является тот способ, которым мы концептуализируем половое влечение (страсть, lust) и гнев, вместе с нашей народной теорией сексуальности.
Начнем с концепта полового влечения. Обычно считают, что половое влечение (страсть) лишено когнитивного содержания и что мало что можно сказать о том, каким образом оно понимается. Однако на самом деле половое влечение представляет собой сложный концепт, который понимается через систему концептуальных метафор. Ниже приводятся некоторые примеры из тех, что были собраны Золтаном Ковечешем и мной:
ПОЛОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ (СТРАСТЬ) — ЭТО ГОЛОД; ОБЪЕКТ ПОЛОВОГО ВЛЕЧЕНИЯ — ЭТО ЕДА.
— Не is sex-starved ‘Он сексуально голодный’.
— You have a remarkable sexual appetite ‘У тебя замечательный сексуальный аппетит’.
— She's quite a dish ‘Ты просто красотка’; ‘Ты просто конфетка’, букв. ‘Ты просто кушанье’.
— Hey, honey, let's see some cheesecake ‘Эй, дорогая {букв, ‘мед’), давай посмотрим фотографию голой женщины’ {букв. ‘сдобную ватрушку’).
— Look at those buns\ букв. ‘Посмотри на эти сдобные булочки с изюмом! ’
— What a piece of meatl ‘Какой кусок мяса! ’
— She had him drooling ‘Когда он глядел на нее, у него текли слюнки’.
— You look luscious ‘Ты выглядишь аппетитно’.
— Hi,sugarl ‘Привет, милая!’ {букв, ‘сахар’).
34-3361


530
Исследование конкретного материала
— I hunger for your touch ‘Я изголодался по твоим прикосновениям’.
СЛАДОСТРАСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК — ЭТО ЖИВОТНОЕ.
— Don't touch me, you animall ‘Ты, животное, не касайся меня!’
— Get away from me, you brutel ‘Пошел прочь от меня, грубое животное’!
— He's a wolf ‘Он бабник’ {букв. ‘волк’).
— Не looks like he's ready to pounce ‘Он выглядит так, как будто он готов наброситься’.
— Stop pawing me! ‘Перестань лапать меня!’
— Wanna nuzzle up close? ‘Хочешь прижаться поближе?’ [nuzzle — ‘тыкаться, тереться носом (о животных)’]
— Не preys upon unsuspecting women ‘Он охотится на ничего не подозревающих женщин’.
— He's a real stud — the Italian Stallion\ ‘Он настоящий племенной жеребец — итальянский жеребец!’
— Hello, my little chickadee ‘Привет, моя маленькая синичка’.
— She's a tigress in bed ‘Она тигрица в постели’.
— She looks like a bitch in heat ‘Она выглядит, как сучка во время течки’.
— You bring out the beast in me ‘Ты будишь во мне зверя’.
ПОЛОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ (СТРАСТЬ) — ЭТО ЖАР.
— I've got the hots for her ‘Я хочу ее’ {hots ‘похоть’, hots ‘сладострастный, похотливый, горячий’).
— She's an old flame ‘Она моя старая любовь’, букв. ‘Она мое старое пламя’.
— Hey, baby, light ту fire ‘Эй, крошка, зажги мой огонь (пыл)’.
— She's frigid ‘Она сексуально холодна’.
— Don't be cold to me ‘He будь холодна ко мне’.
— She's hot stuff "От очень привлекательна’, букв. ‘Она горячая штучка’.
— He's still carrying a torch for her ‘Он все еще безответно влюблен в нее’, букв. ‘Он все еще несет факел для нее’.
— She's a red hot mama ‘Она знойная (чувственная) {букв, красногорячая, раскаленная докрасна) женщина’.
— I'm warm for your form, букв. ‘Я разгорячился из-за твоей фигуры’.
— She's got hot pants for you ‘Она хочет тебя’, букв. ‘У нее есть короткие, сексуальные {букв, горячие) шорты для тебя’.


1. Гнев (Anger)
531
— I'm burning with desire ‘Я горю желанием’.
— She’s in heat ‘Она в пылу полового влечения’.
— Не was consumed by desire ‘Его сжигало желание’.
ПОЛОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ (СТРАСТЬ) — ЭТО БЕЗУМИЕ.
— Гш crazy about her ‘Я без ума от нее’.
— I’m madly in love with him ‘Я безумно люблю его’.
— I’m wild over her ‘Она свела меня с ума’.
— You’re driving me insane ‘Ты сводишь меня с ума’.
— She's sex-crazed ‘Она помешана на сексе’.
— He's a real sex maniac ‘Он настоящий сексуальный маньяк’.
— She’s got me delirious ‘Я от нее без ума’.
— I'm a sex addict ‘Я сексоголик (сексоман)’.
СЛАДОСТРАСТНЫЙ (ОХВАЧЕННЫЙ ПОЛОВЫМ ВЛЕЧЕНИЕМ) ЧЕЛОВЕК — ЭТО РАБОТАЮЩАЯ МАШИНА (ОСОБЕННО АВТОМОБИЛЬ).
— You turn те on ‘Ты меня сексуально возбуждаешь, «заводишь»’, букв. ‘Ты меня включаешь, заводишь’.
— I got ту motor runnin\ baby ‘Мой мотор работает, детка’.
— Don’t leave me idling ‘He оставляй меня работать вхолостую’.
— I think I'm running out of gas ‘Мне кажется, у меня кончается бензин’.
— Turn ту crank, baby ‘Поверни мою заводную рукоятку, детка’. ПОЛОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ (СТРАСТЬ) — ЭТО ИГРА
— I think I'm going to score tonight ‘Я думаю, я овладею ею сегодня ночью {букв, одержу победу или забью гол)’.
— You won’t be able to get to first base with her ‘Ты не сможешь добиться даже небольшого успеха у нее’, букв. ‘Ты не сможешь дойти до первой базы (при игре в бейсбол)’.
— He's a loser ‘Он проиграл’.
— I struck out last night ‘Я потерпел неудачу {букв, был выбит в аут) прошлой ночью’.
— She wouldn't play ball ‘Ты у нее ничего не добьешься’, букв. ‘Она не будет играть в бейсбол’.
— Touchdownl ‘Гол!’ (приземление мяча в поле соперника в регби). ПОЛОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ (СТРАСТЬ) — ЭТО ВОЙНА
— He's known for his conquests ‘Он известен своими победами’.
— That's quite a weapon you've got there ‘У тебя там настоящее оружие!’
34*


532
Исследование конкретного материала
— Better put on my war paint ‘Лучше положи мою боевую раскраску’ (имеется в виду боевая раскраска индейцев, здесь ‘косметика, пудра, румяна и т. д.’).
— Не fled from her advances ‘Он бежал от ее заигрываний, ухаживаний’ {букв, ‘от ее наступления, атак’).
— Не has to fend off all the women who want him ‘Ему приходится отбиваться от всех тех женщин, которые хотят его’.
— She surrendered to him ‘Она сдалась ему’.
СЕКСУАЛЬНОСТЬ — ЭТО ФИЗИЧЕСКАЯ СИЛА; ПОЛОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ (СТРАСТЬ) — ЭТО РЕАКЦИЯ НА ЭТУ СИЛУ.
— She’s devastating ‘Она потрясающая (женщина)’, букв, ‘опустошительная, все разрушающая’.
— When she grows up, she'll be a knockout ‘Когда она вырастет, она будет потрясающей красавицей’, букв, ‘ударом, лишающим сознания, нокаутом’.
— I was knocked off ту feet ‘Я был сражен’, букв. ‘Я был сбит с ног’.
— She bowled те over ‘Она сразила меня’.
— What a bombsbelli ‘Что за красотка!’ {букв, ‘бомба’).
— She's dressed to kill ‘Ее наряд сразит всех наповал’, букв. ‘Она нарядилась так, чтобы убить’.
— I could feel the electricity between us ‘Я мог ощущать электричество, бегущее между нами’.
— She sparked my interest ‘Она зажгла во мне интерес’.
— Не has a lot of animal magnetism ‘В нем много животного магнетизма’.
— We were drawn to each other ‘Нас тянуло друг к другу’.
— The attraction was very strong ‘Притяжение было очень сильным’.
Особенно важным обстоятельством, связанным с этим набором метафор, используемым для понимания полового влечения и страсти в нашей культуре, является то, что их области-источники в значительной мере совпадают с областями-источниками метафор гнева. Как мы видели выше, гнев понимается в Америке в терминах ЖАРА, огня, диких животных и безумия, а также в терминах реакции на внешнее воздействие. Точно так же, как можно иметь скрытую, затаенную сексуальность {smoldering sexuality), можно держать в себе и затаенный гнев {smoldering anger). Человек может быть охвачен как желанием {consumed with desire), так и гневом {consumed with


1. Гнев (Anger)
533
anger). Можно обезуметь не только от страсти (be insane with lust), но и от гнева (be insane with anger). Страсть, так же как гнев, может выйти из-под контроля {букв, ‘вырваться из руки’ get out of hand). Я полагаю, что связь между нашими концепциями страсти и гнева отнюдь не случайна и имеет важные социальные последствия.
Кто-то может сказать, что эти концептуальные метафоры обеспечивают способы пассивного понимания и языкового описания полового влечения, но не более того. Однако я хотел бы показать, что эти метафоры по меньшей мере могут быть включены в мышление. Для этого я подробно проанализирую рассуждение в отрывке из собрания интервью Тимоти Бенеке «Люди об изнасиловании» (Beneke 1982). Анализ этого отрывка был произведен совместно с Марком Джонсоном.
Перед тем, как перейти к подробному анализу, следует заметить, что его тема связана с важной социальной проблемой. Многие эксперты стремятся доказать, что изнасилование не связано с сексом и даже со страстью, что это просто насилие против женщин без какого-либо сексуального аспекта. Однако, как мы видели, сексуальное желание частично понимается в Америке в терминах метафор физической силы и войны. Это предполагает, что секс и насилие связаны в уме американцев через эти метафоры. Поскольку секс и насилие в концептуальном отношении отнюдь не исключают друг друга, вполне можно себе представить, что изнасилование не является только насилием и что оно во многом связано с половым влечением и с тем фактом, что метафорическое понимание полового влечения в значительной степени совпадает с метафорическим пониманием гнева.
Приводимый ниже отрывок взят из интервью Бенеке с мягким и обходительным библиотекарем из финансового района Сан- Франциско. В этом отрывке интервьюируемый дает последовательное изложение того, что он рассматривает как оправдание изнасилования.
Скажем, я вижу женщину и она выглядит действительно красивой, действительно чистой и сексуальной, и она испускает очень женственные, сексуальные флюиды. Я думаю: «Ну и красотка, я бы хотел заняться с ней любовью», но я знаю, что она на самом деле не хочет этого. Она дразнит меня. Множество раз женщина знает, что она выглядит очень хорошо, и она будет пользоваться этим и выставлять себя напоказ, и это заставляет меня чувствовать так, как будто она смеется надо мной, и я чувствую себя униженным.


534
Исследование конкретного материала
Я также чувствую, как я теряю человеческие качества, потому что когда меня дразнят, я просто отключаюсь, я перестаю быть человеком. Потому что если я буду следовать моим человеческим чувствам, я захочу обхватить ее руками и поцеловать ее, а делать это недопустимо. Я не люблю это ощущение, что от меня ожидается, что я буду просто стоять там и терпеть все это, и не смогу обнять или поцеловать ее; поэтому я просто отключаю мои чувства. Это чувство унижения, потому что женщина вынудила меня заглушить мои чувства и действовать таким образом, каким я на самом деле не хочу действовать.
Если бы я был на самом деле настолько безрассуден, чтобы изнасиловать кого-либо, это было бы от того, что я хочу эту женщину, но это также была бы месть, потому что я мог бы сказать со злорадством: «Я имею власть над тобой и могу сделать с тобой все, что я захочу», потому что на самом деле я чувствую, что одно только их присутствие дает им власть надо мной. Уже одно то, что они могут подойти ко мне и просто сделать меня мягким и слабым и заставить чувствовать себя марионеткой, заставляет меня желать мести. Они имеют власть надо мной, поэтому я хочу власти над ними (Beneke 1982, р. 43-44).
В этом отрывке человек ясно и сильно излагает свое понимание ситуации. На первый взгляд, здесь нет ничего сложного и непонятного. Рассуждение достаточно простое и, как показывают объяснения, откровенное. Однако когда мы пытаемся осмыслить даже такой простой отрывок, как этот, возникает множество моментов, которые мы обычно не осознаем. Наиболее важными в этом рассуждении являются концептуальные метафоры и народные теории повседневного опыта, которые совместно делают его связным.
Логика этого отрывка основывается на метафоре СЕКСУАЛЬНОСТЬ — ЭТО ФИЗИЧЕСКАЯ СИЛА, отраженная в следующих выражениях:
— Она испускает очень женственные, сексуальные флюиды.
— Они могут подойти ко мне и просто сделать меня мягким и слабым...
Помимо метафоры СЕКСУАЛЬНОСТЬ — ЭТО ФИЗИЧЕСКАЯ сила, в данном отрывке используется ряд других метафор и народных теорий. Попробуем хотя бы приблизительно проследить логику приведенного в нем рассуждения. Говорящий исходит из положения, что ЖЕНЩИНА НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СВОЮ ВНЕШНОСТЬ. Опираясь


1. Гнев (Anger)
535
на это положение, он делает вывод, что, поскольку ФИЗИЧЕСКАЯ ВНЕШНОСТЬ — ЭТО ФИЗИЧЕСКАЯ СИЛА, то если она выглядит сексу- ально («испускает очень женственные, сексуальные флюиды»), она использует свою сексуальную внешность как силу против него («женщина знает, что она выглядит очень хорошо, и она будет пользоваться этим и выставлять себя напоказ»). Говорящий также исходит ИЗ ТОГО, что СЕКСУАЛЬНЫЕ ЧУВСТВА ЯВЛЯЮТСЯ ЧАСТЬЮ ПРИРОДЫ ЧЕЛОВЕКА И ЧТО ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ИСПОЛЬЗУЕТ СИЛУ, ОТВЕЧАЕТ ЗА ПОСЛЕДСТВИЯ ПРИМЕНЕНИЯ этой силы. Отсюда следует, что ЖЕНЩИНА С СЕКСУАЛЬНОЙ ВНЕШНОСТЬЮ НЕСЕТ ОТВЕСТВЕННОСТЬ ЗА ВОЗБУЖДЕНИЕ СЕКСУАЛЬНЫХ ЧУВСТВ В МУЖЧИНЕ. Как ОН говорит, «одно только их присутствие дает им власть надо мной». Говорящий также основывается на важной народной теории, касающейся отношений между сексуальным чувством и сексуальным действием: СЕКСУАЛЬНОЕ ЧУВСТВО ЕСТЕСТВЕННЫМ ОБРАЗОМ ПЕРЕХОДИТ В СЕКСУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ («потому что если я буду следовать моим человеческим чувствам, я захочу обхватить ее руками и поцеловать ее»). Это создает для него проблемы, потому что «делать это недопустимо». Последнее основывается на народной теории, гласящей, ЧТО СЕКСУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ С КЕМ-ЛИБО ПРОТИВ ЕГО ВОЛИ ЯВЛЯЕТСЯ
недопустимым. Из этого следует, что для того, чтобы действовать МОРАЛЬНО, НЕОБХОДИМО ИЗБЕГАТЬ СЕКСУАЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ (в таких случаях, как этот). Поскольку сексуальное действие является для него естественным следствием сексуальных чувств, единственным приемлемым выходом остается подавление этих чувств: НЕДОПУЩЕНИЕ СЕКСУАЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ ТРЕБУЕТ ПО¬
ДАВЛЕНИЯ СЕКСУАЛЬНЫХ ЧУВСТВ. Как говорит интервьюируемый, «я не люблю это ощущение, что от меня ожидается, что я буду просто стоять там и терпеть все это, и не смогу обнять или поцеловать ее; поэтому я просто отключаю мои чувства». ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ДЕЙСТВОВАТЬ МОРАЛЬНО, НЕОБХОДИМО ПОДАВИТЬ СЕКСУАЛЬНЫЕ ЧУВСТВА. Отсюда делается вывод, что женщина, которая выглядит сексуально, несет ответственность за то, что она возбуждает в мужчине сексуальные чувства и тем самым ставит его в положение, когда он должен подавлять их, если он хочет действовать морально. Это вызывает в нем, как объясняет говорящий, «чувство унижения, потому что женщина вынудила меня отключить мои чувства и действовать таким образом, каким я на самом деле не хочу действовать».
Это чувство униженности является частью его ощущения, что он опустился ниже человеческого уровня («я чувствую себя унижен¬


536
Исследование конкретного материала
ным ... Я также чувствую, как я теряю человеческие качества ...я перестаю быть человеком»). Причина этого в том, что, как мы видели выше, он считает, что сексуальные чувства являются частью природы человека. Из этого следует, ЧТО ПОДАВИТЬ СЕКСУАЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ — ЗНАЧИТ ОПУСТИТЬСЯ НИЖЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО УРОВНЯ. Поскольку она заставляет его заглушить свои чувства, она делает его меньше, чем человеком. Говорящий чувствует (следуя весьма естественной народной теории), что СТАТЬ МЕНЬШЕ, ЧЕМ ЧЕЛОВЕК — ЗНАЧИТ ПОТЕРПЕТЬ УЩЕРБ. Он также ПО- лагает, следуя народной теории справедливости, основывающейся на библейском принципе «око за око», что ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ РАСПЛАТИТЬСЯ ЗА НАНЕСЕННЫЙ УЩЕРБ — ЭТО ПРИЧИНИТЬ УЩЕРБ ТОГО ЖЕ РОДА.
Поскольку причиненный ущерб связан с использованием сексуальной силы, он рассматривает изнасилование как возможное средство восстановления справедливости: «Если бы я был на самом деле настолько безрассуден, чтобы изнасиловать кого-либо, это было бы от того, что я хочу эту женщину, но это также была бы месть, потому что я мог бы сказать со злорадством: “Я имею власть над тобой и могу сделать с тобой все, что я захочу”, потому что на самом деле я чувствую, что одно только их присутствие дает им власть надо мной. Уже одно то, что они могут подойти ко мне и просто сделать меня мягким и слабым и заставить чувствовать себя марионеткой, заставляет меня желать мести. Они имеют власть надо мной, поэтому я хочу власти над ними».
В данном случае половое влечение и гнев накладываются друг на друга даже в большей степени, чем это имеет место обычно. Наш концепт гнева связан с концептом мести, так же как с идеями безумия, жара и животного поведения. В случае логики изнасилования половое влечение и гнев идут рука об руку.
В ходе описания логики этого рассуждения мы эксплицировали только некоторые из имплицитных метафор и народных теорий, необходимых для ее понимания. Очень немногие из них, если такие вообще есть, являются эксплицитными, и мы не претендуем на то, что мы представили что-то наподобие осознаваемой дедуктивной цепочки, которой следует говорящий. Мы просто постарались показать ту логику и ту структуру, на которые неосознанно опирается говорящий в своем понимании реальности и которые он принимает как данное.
Имеется важный и несколько пугающий смысл, в котором понимание реальности данного интервьюируемого совпадает с нашим.


1. Гнев (Anger)
537
Мы лично можем находить его взгляды недостойными и неприемлемыми, но пугает то, как легко мы можем понять их. Причина этого в том, что большинство из них, если не все, глубоко укоренены в американской культуре. Все те метафоры и народные теории, которые мы рассмотрели выше, появляются снова и снова в том или другом виде в других интервью Бенеке. Более того, не только мужчины, но и, по всей видимости, большинство женщин, разделяют эти метафоры и народные теории. Как показывают интервью Бенеке, женщины — присяжные заседатели, участвующие в рассмотрении дел, связанных с изнасилованиями, систематически рассматривают жертв изнасилования, которые были одеты так, чтобы привлекать внимание мужчин, как заслуживающих своей участи, поскольку они «напрашивались» на изнасилование, сами «навлекали» его на себя. Такие женщины прибегают к такого же рода рассуждениям, как те, которые мы наблюдали в отрывке выше.
Разумеется, не каждый осмысляет реальность в терминах всех вышеперечисленных метафор и народных теорий. И даже если бы это было так, не каждый объединяет их тем образом, который был описан выше. Из сказанного не следует также, что тот, кто осмысляет реальность подобным образом, будет действовать в соответствии с этим пониманием, как, скорее всего, не действовал участник приведенного выше интервью. Вместе с тем анализ приведенного выше отрывка показывает, что в американской культуре содержится достаточный запас весьма обычных метафор и народных теорий, которые, будучи объединены вместе способом, очерченным выше, могут действительно обеспечить то, что может быть рассмотрено как «рациональное обоснование» изнасилования. Кроме того, если бы мы не могли так легко использовать эти метафоры и народные теории в процессах понимания — иными словами, если бы они не были в некотором смысле нашими теориями и метафорами — этот отрывок был бы просто непостижим для нас.
Метафорические выражения, которые мы используем для описания полового влечения, — не просто слова. Они являются выражениями метафорических концептов, которые мы используем для того, чтобы понимать половое влечение и рассуждать о нем. И я нахожу печальным то обстоятельство, что мы, как кажется, не имеем метафор, описывающих здоровое взаимное сексуальное влечение. Области, которые мы используем для описания полового влечения, это ГОЛОД, ЖИВОТНЫЕ, ЖАР, БЕЗУМИЕ, МАШИНЫ, ИГРЫ, ВОЙНА И ФИЗИЧЕСКИЕ СИЛЫ.


2. 	Over
Полисемия: Категории значений
Обычно одно слово имеет больше чем одно значение. В некоторых случаях эти значения не связаны друг с другом, как два значения слова bank — место, куда вы кладете свои деньги (‘банк’) и земля вдоль края реки (‘берег’). В таких случаях мы имеем не одно слово, а два. Такие случаи являются примерами омонимии, такого языкового явления, когда два слова с совершенно различными значениями произносятся одинаково. В других случаях значения связаны друг с другом, часто таким тесным и систематическим образом, что мы с первого взгляда вообще не замечаем, что здесь имеется больше чем одно значение. Рассмотрим, например, слово window ‘окно’. Оно может обозначать как отверстие в стене, так и раму с вставленным в нее стеклом в этом отверстии. Или возьмем слово open ‘открывать’. Мы открываем двери и открываем книги, и хотя описываемые этими словами действия весьма различны, мы в обычном случае должны дважды подумать, прежде чем мы заметим разницу. Или слово run ‘бежать’. Одно дело, когда под гору бежит Гарри, и совсем другое, когда под гору бежит тропинка. Здесь снова один глагол имеет два значения, столь тесно связанные друг с другом, что нужно хорошенько подумать, чтобы это заметить. Такие случаи называются полисемией. Полисемия — это такое явление, когда одна лексическая единица обладает «семьей» связанных друг с другом значений.
Классическая теория категорий плохо подходит для случаев полисемии. Для того чтобы иметь одну лексическую единицу, классическая теория должна трактовать все связанные значения как имеющие некоторое общее абстрактное значение — обычно настолько абстрактное, что оно охватывает все эти случаи, и настолько лишенное реального значения, что оно не может быть опознано как то, о


2. Over
539
чем люди думают как о значении слова. Классической теории приходится рассматривать случаи, когда имеется большое число связанных значений, не имеющих какого-либо общего признака, как омонимию, таким же образом, как она рассматривает два слова bank. Кроме того, классическая теория не располагает средствами для характеристики таких ситуаций, когда одно или более из значений являются «центральными», или «более репрезентативными». Примером этого может служить прилагательное long ‘длинный’, которое, как отмечает Филлмор (Fillmore 1982), имеет два значения, одно пространственное и другое темпоральное. Пространственное значение в общем случае рассматривается как более центральное, или прототипическое, а темпоральное значение — как связанное с пространственным посредством метафоры. Другим примером является слово м/7, которое может означать ‘счастливый, довольный, в хорошем расположении духа’, как в предложении «Гш feeling up today» ‘Я чувствую себя сегодня прекрасно’, или же может иметь пространственный смысл, как в «The rocket went up» ‘Ракета взлетела вверх’. Пространственное значение в общем случае рассматривается как более центральное.
Эти и другие наблюдения, касающиеся прототипических употреблений языковых единиц, могут быть объединены с другими данными по естественной категоризации путем рассмотрения лексических единиц как образующих естественные категории значений. В этом случае некоторые значения слова могут рассматриваться как более репрезентативные, чем другие. Значения слова связаны друг с другом более или менее тесно различными способами, одним из которых является концептуальная метафора. Согласно наблюдениям Лакоффа и Джонсона (Lakoff, Johnson 1980), метафора может пониматься как основанное на опыте отображение ИКМ, относящейся к одной области, на ИКМ другой области. Это отображение определяет отношение между идеализированными когнитивными моделями в этих двух областях. Весьма обычна ситуация, когда слово, обозначающее элемент из ИКМ области-источника, обозначает соотносительный элемент в ИКМ области-мишени. Метафорическое отображение, которое связывает эти ИКМ, определяет отношение между данными значениями этого слова. При этом в большинстве случаев значение слова, относящееся к области-источнику, рассматривается как более базовое. Так, в случае up область-источник относится к пространственной сфере, а область-мишень — к эмоциональной, поэтому пространственное значение рассматривается как более базовое.


540
Исследование конкретного материала
Полисемия, основывающаяся на соответствиях внутри И КМ
В других случаях базой, на которой набор значений образует единую естественную категорию, выражаемую одной лексической единицей, может быть одна идеализированная когнитивная модель. Хорошим примером является окно. В нашей когнитивной модели окна присутствует как отверстие в стене, так и застекленная рама, вставленная в него. Эта связь обеспечивает мотивацию использования одного слова для обозначения и того, и другого. Взятые отдельно, отверстие в стене и застекленная рама имеют мало общего между собой, если они вообще имеют что-то общее. Если бы у нас не было знания о том, как функционируют окна, у нас не было бы никаких объективных оснований поместить эти два совершенно разных вида вещей в одну категорию. Тот факт, что отверстие в стене и застекленная рама были сведены вместе так, чтобы подходить друг к другу физически и соответствовать друг другу в одной когнитивной модели, объединяет их в одну когнитивную категорию — настолько тесно, что в употреблениях слова окно, подобных тому, что приводится ниже, эти два значения не различаются:
Сколько окон у вас в гостиной?
Здесь окно обозначает не отверстие или застекленную раму отдельно, но их объединение. Требуются предложения наподобие следующих для того, чтобы отделить друг от друга значения слова окно.
— Эта комната слишком темная; мы собираемся пробить новое окно в этой стене.
— Нам только что доставили новые окна.
Окно может также относиться отдельно к раме и отдельно к стеклу:
— Это окно сгнило; мы собираемся заменить его.
— Дети играли в мяч и разбили окно.
В случае с окно связь является физической: стекло вставляется в раму, рама вставляется в отверстие в стене. Эти связи в нашей модели окна мотивируют употребление слова окно в этих трех значениях и, кроме того, позволяют нам рассматривать эти значения (отверстие, рама и стекло) не как не связанные друг с другом, но как образующие естественную категорию значений. Идея, что лексические единицы представляют собой естественные категории значений, активно разрабатывалась в области исследований английских предлогов, и мы далее обратимся к результатам этих исследований.


2. Over
541
Связывание по цепочке внутри категории: Over
Большинство исследований категоризации в когнитивной психологии проводилось в области физических объектов и физического восприятия. Однако, возможно, наиболее убедительные данные, свидетельствующие против традиционных взглядов на категоризацию и в пользу прототипического подхода, можно найти в исследованиях глагольных частиц и предлогов. Наиболее подробные исследования предлогов к настоящему времени представлены в работах Линднер (Lindner 1981) и Бругман (Brugman 1981). В исследовании Линднер, охватывающем более 1800 конструкций с глагольными частицами up и out, описаны добавочные компоненты значения, вносимые этими частицами. Исследование Бругман представляет собой развернутое описание чрезвычайно сложной сети значений английского слова over. Оно охватывает около ста видов употреблений. Оба исследователя приходят по существу к одним и тем же выводам. Вместе с тем в исследовании Бругман содержится более подробное обсуждение следствий для теории категоризации, вытекающих из ее исследования. Она также первая эксплицитно выдвинула идею, что лексические единицы представляют собой естественные категории значений. Данное исследование использует частично результаты анализа Бругман и развивает их в двух направлениях: во- первых, показаны точные отношения между пространственными значениями, и во-вторых, описаны метафорические расширения пространственных значений.
Постановка проблемы
Для того чтобы получить некоторое представление о данной проблеме, рассмотрим небольшую часть значений over.
— The painting is over the mantle ‘Картина висит над камином’.
— The plane is flying over the hill ‘Самолет летит над холмом’.
— Sam is walking over the hill ‘Сэм идет через холм’.
— Sam lives over the hill ‘Сэм живет за холмом’.
— The wall fell over ‘Стена упала вниз\
— Sam turned the page over ‘Сэм пере вернул страницу’.
— Sam turned over ‘Сэм яе/?евернулся’.
— She spread the tablecloth over the table ‘Она расстелила скатерть no столу’.
— The guards were posted all over the hill ‘Часовые были расставлены no всему холму’.
— The play is over ‘Пьеса окончена’.


542
Исследование конкретного материала
— Do it over, but don't overdo it ‘Сделай это полностью, но не пе- /?еусердствуй\
— Look over my corrections, and don't overlook any of them 'Просмотри мои исправления, но не просмотри какое-либо из них’.
— You made over a hundred errors ‘Ты сделал свыше ста ошибок’.
Даже такое небольшое количество примеров демонстрирует чрезвычайную сложность проблемы. Эта сложность не является только семантической; слово over в этих примерах относится к различным грамматическим категориям: в одном случае это предлог, в другом — частица, в третьем — наречие, в четвертом — префикс и т. д. Проблема, стоявшая перед Бругман, заключалась в том, каким образом описать все эти значения и отношения между ними. Анализ, который мы далее представим, использует, с незначительными корректировками, семантические результаты анализа Бругман. Начнем с того, что Бругман рассматривает как центральное значение.
Значение Нал-Через
Центральное значение over объединяет элементы значений above ‘наверху, над’ и across ‘через’. На рис. 1 самолет понимается как объект, имеющий траекторию (trajector, TR, = траектор, ТР), местоположение которого указывается относительно некоторого ориентира (landmark, LM, = ориентир, OP). TR и LM являются обобщениями понятий фигуры и фона (Langacker 1986).
Рис. 1. The plane flew over.
‘Пролетел самолет’, букв. ‘Самолет пролетел над-через’.
Схема 1.
В данном случае ориентир не специфицирован. Стрелка на рисунке изображает ПУТЬ, по которому движется объект. Ориентир — это то, над чем летит самолет. ПУТЬ находится над ориентиром Пунктирные линии обозначают внешнюю проекцию границ ориентира. ПУТЬ проходит через весь ориентир, от границы на одной стороне до границы на другой стороне. Хотя изображение на рисунке 1 показывает отсутствие контакта между движущимся объектом и


2. Over
543
ориентиром, на самом деле это значение нейтрально по отношению к наличию или отсутствию контакта. Как мы вскоре увидим, есть случаи, когда контакт имеет место, и есть случаи, когда контакт отсутствует. Это свойство значения невозможно отразить на схеме. Любой рисунок должен показывать либо наличие контакта, либо его отсутствие. Образная схема нейтральна в этом отношении, и это, в частности, и делает ее схематичной. Мы имеем здесь образную схему, которая сама не может быть изображена конкретно, но которая структурирует образы. Ниже мы вернемся к вопросу, что означает для образной схемы структурировать образ.
Теперь рассмотрим некоторые особые случаи схемы, представленной на рисунке 1. Это видоизменения схемы, получаемые в результате добавления в нее информации, в частности, в результате спецификации характера ориентира, а также указания на наличие или отсутствие контакта. Ниже будут рассмотрены 4 вида спецификации ориентира: (1) Ориентир представляет собой точку, то есть является такой сущностью, внутренняя структура которой не релевантна для данной схемы. (2) Ориентир имеет протяженность, то есть имеет некоторую длину или занимает некоторую площадь. (3) Ориентир является вертикальным, то есть имеет протяженность вверх (как, например, загородка или холм). (4) Ориентир имеет протяженность одновременно и в вертикальном, и в горизонтальном измерениях. Для каждого из этих случаев будут рассмотрены также спецификации, связанные с указанием на наличие или отсутствие контакта между ориентиром и движущимся объектом. Каждая схема будет обозначаться в соответствии со следующими сокращениями: Г — ориентир, протяженный по горизонтали, В — ориентир, протяженный по вертикали, К — есть контакт, НК — нет контакта. Таким образом, например, 1.ВГ.К обозначает особый случай схемы 1, в котором ориентир имеет протяженность одновременно по вертикали и горизонтали и имеет место контакт между ориентиром и движущимся объектом. Отношения между схемами на рисунках 2—7 показаны на диаграмме (рис. 8), где стрелки между схемами указывают на сходство в каком-либо отношении. Так, все схемы, предполагающие контакт, соединены друг с другом, так же как все схемы, в которых контакт отсутствует. Помимо этого, соединены попарно все схемы, одинаковые во всех отношениях за исключением контакта. Кроме того, все эти схемы соединены со схемой 1, поскольку все они представляют собой случаи этой схемы.
Схемы на рисунках 2—7 могут быть рассмотрены двояким образом. Возьмем, например, предложение Sam walked over the hill ‘Сэм


544
Исследование конкретного материала
LM
Рис. 2. The bird flew over the yard. Птица пролетела над двором.
Схема 1 .Г.НК
Рис. 3. The plane flew over the hill. Самолет пролетел над холмом.
Схема 1 .ВГ.НК
TR
LM
Рис. 4. The bird flew over the wall. Птица пролетела над стеной.
Схема 1.В.НК
Рис. 5. Sam drove over the bridge. Сэм переехал через мост.
Схема 1 .Г.К


2. Over
545
Рис. 6. Sam walked over the hill. Сэм перешел через холм.
Схема 1.ВГ.К
(
I
]
TR
I
\
LM
Рис. 7. Sam climbed over the wall. Сэм перелез через стену.
Схема 1.В.К
перешел через холм’, схематически изображенное на рис. 6. Мы можем считать, что over в этом предложении описывается минимально специфицированной схемой на рис. 1, а дополнительная информация вносится объектным существительным и глаголом. Так, холм имеет вертикальное измерение и горизонтальную протяженность (ВГ), а действие идти требует контакта (К) с землей. Будем называть это интерпретацией минимальной спецификации. С другой стороны, мы с таким же правом можем считать, что минимально специфицированное over, изображенное на рис. 1, порождает все полностью специфицированные схемы, изображенные на рисунках 2—7. С точки зрения подобной интерпретации полной спецификации мы можем рассматривать over в предложении Sam walked over the hill как имеющее полную спецификацию схемы 1.ВГ.К на рис. 6. В это случае глагол walk ‘идти’ будет согласовываться с контактной (К) спецификацией, а прямой объект hill ‘холм’ будет согласовываться с вертикально-горизонтальной (ВГ) спецификацией. Различие сводится к тому, добавляют ли глагол и прямой объект информацию ВГ и К, или же они согласуются с ней.
Две эти интерпретации предполагают несколько различные подходы к лексической репрезентации over в этих предложениях. С точки зрения интерпретации минимальной спецификации в лексиконе существует только схема 1; все другие схемы возникают в результате внесения добавочной информации глаголом и прямым объектом. С точки зрения интерпретации полной спецификации суще-
35 — 3361


546
Исследование конкретного материала
ствуют лексические репрезентации всех этих схем; более специфические схемы при этом порождаются схемой 1 с помощью тех общих параметров, которые мы описали выше: К—НК, Г—ВГ—В.
Если исходить из того, что мы уже сказали, эти две интерпретации являются полностью эквивалентными: между ними нет эмпирической разницы и нет априорных оснований для того, чтобы выбрать одну из них. Имеются, однако, дополнительные факты, которые говорят в пользу интерпретации полной спецификации, и мы будем постепенно приводить их далее в оставшейся части данного раздела. Мы постараемся показать, что значения over образуют цепочку, в центре которой находится схема 1. С точки зрения интерпретации полной спецификации, схемы на рисунках 2—7 входят в эту цепочку. Некоторые из этих схем являются звеньями, которые ведут к другим значениям. Наличие таких связей является свидетельством правильности интерпретации полной спецификации. Рассмотрим случай, когда в фокусе находится конечная точка пути. Мы будем использовать сокращение КН в обозначениях схем, где фокусирована конечная точка. На рисунке 10 изображен мысленный путь, который идет через холм, и Сэм живет в конце этого пути. Значение фокусированной конечной точки не внесено каким-либо элементом предложения, ни словом hill ‘холм’, ни словом lives ‘живет’, ни словом Sam ‘Сэм’. Слово over имеет здесь значение, представляющее собой один шаг в сторону от схемы
1.ВГ.К, значение, в котором фокусирование конечной точки (КН) дало схему 1.ВГ.К.КН. Как мы увидим ниже, возникновение значений, имеющих в фокусе конечную точку, является результатом общего процесса, в который вовлечены многие, хотя и не все, английские предлоги.
Значение фокусированной конечной точки не может быть свободно добавлено к любой из схем на рисунках 2—7. Оно может появляться только в тем схемах, которые включают ориентир, протяженный в горизонтальном направлении, как на рис. 11.
1.Г.НК 1.Г.К
I t
1.ВГ.НК ♦-*. 1.ВГ.К
t t
1.В.НК I.B.K
Рис. 8. Связи между схемами


2. Over
547
1
Рис. 9. Варианты («воплощения») схемы 1
Рис. 10. Sam lives over the hill. Сэм живет за холмом.
Схема 1.ВГ.К.КН
LM
• *
• •
• •
• •
• •
Рис. 11. Sausalito is over the bridge. Саусалито находится за мостом.
В этих случаях over в результате фокусирования конечной точки получает значение «на другой стороне чего-либо». Это не означает, однако, что over вообще имеет значение «на другой стороне чего- либо». Например, такие предложения, как Sam lives over the wall ‘Сэм живет над стеной’ и Sam is standing over the door ‘Сэм стоит над дверью’, если такие предложения вообще возможны, не могут означать, что он живет или стоит на другой стороне стены или двери. И предложение типа Sam is sitting over the spot может означать только, что Сэм сидит на этом месте, но не то, что он сидит на другой его стороне. Таким образом, нет схемы с фокусированной ко-
35*


548
Исследование конкретного материала
нечной точкой, соотносящейся со схемой 1.В.К на рис. 7. Исходя из интерпретации полной спецификации, мы можем расширить цепочечную структуру на рис. 8 таким образом, чтобы включить в нее схемы, представленные на рисунках 10 и 11.
1.Г.К.КН
-1.ВГ.К.КН
Рис. 12. Связи между схемами
К настоящему моменту мы рассмотрели два типа связей между схемами: связи «воплощения» {instance links) и связи сходства. Ниже приведены два примера, где —> символизирует связь «воплощения», а символизирует связь сходства:
Связь «воплощения»: 1.В.К—> 1
Связь сходства: 1.ВГ.НК<-> 1.ВГ.К
Здесь связь между схемой 1 и схемой 1.В.К является связью «воплощения» — 1.В.К является «воплощением» (примером, образчиком, «случаем») 1, а связь между схемой 1.ВГ.НК и схемой 1.ВГ.К является связью сходства, при этом 1.ВГ является общей частью.
До сих пор предметом нашего внимания было только значение над-через. При этом мы рассмотрели только наиболее простые и поэтому наименее интересные связи между схемами. Обратимся теперь к другим значениям и более интересным связям.
Значение Нал
Over имеет и стативное значение, не включающее идею пути. В этом значении оно примерно эквивалентно слову above ‘над’.
Схема 2 не имеет каких-либо особых ограничений на объект или ориентир. Она связана со схемой 1 тем, что объект располагается над ориентиром. Однако она отличается от схемы 1 в двух отношениях. Во-первых, она не включает ПУТЬ и границы; иными словами, здесь отсутствует смысл через. Во-вторых, она не допускает
1
»
1.ВГ.НК 1.В.НК
1.ВГ.К
♦
I.B.K


2. Over
549
контакт между объектом и ориентиром. Необходимость отсутствия контакта ясна видна в примерах типа The helicopter is hovering over the hill ‘Вертолет завис над холмом’. Если вертолет приземлится, то он больше не над холмом (over the hill), он на холме.
Рис. 13. Hang the painting over the fireplace. Повесь картину над камином.
Схема 2
Время от времени различными лингвистами выдвигается идея, что схема 2 является ядерным значением предлога over, иными словами, что схема 2 представляет все предложные употребления over. Из нашего предшествующего анализа должно быть ясно, что это не так. Поскольку схема 2 требует отсутствия контакта, она не может быть представлена в тех случаях, где контакт имеет место, например, в схеме 1.Г.К, примером которой является предложение Sam drove over the bridge ‘Сэм переехал через мост’. Схема 2 также не может иметь место в случаях с фокусированной конечной точкой, таких, как схема 1.ВГ.К.КН, примером которой является предложение Sam lives over the hill ‘Сэм живет за холмом’. В этом случае объект не находится над ориентиром.
Одним из случаев схемы 2 является случай, когда траектор является одномерным (сокращенно 1МТР). Эта схема является минимальным вариантом схемы 1.Г.НК, представленной предложением The bird flew over the yard ‘Птица пролетела над двором’, показанной на рисунке 2. Горизонтальный путь на рисунке 2 соответствует одномерному ТР на рисунке 14. Мы будем называть подобный вид связи между схемами трансформационной связью. Связь между горизонтальным путем (Г.П) и одномерным траектором (1МТР) может быть представлена как:
Г.П <-> 1МТР
Данное отношение не отражено непосредственно в системе обозначений для схем, принятой нами. Однако мы можем сформулировать это отношение в более систематизированном виде, если мы сделаем некоторые небольшие изменения в обозначениях с тем, чтобы они
TR
LM


550
Исследование конкретного материала
TR
LM
Рис. 14. The power line stretches over the yard. Линия электропередачи протянулась над двором.
Схема 2. 1МТР
»
1.ВГ.НК
*
1.В.НК
I
1.ВГ.К
»
1.В.К
1.Г.К.КН
»
1.ВГ.К.КН
Рис. 15. Связи между схемами
отражали внутреннюю структуру образных схем. Будем использовать НАД для субсхемы above ‘над’. Будем использовать П (ПУТЬ) для субсхемы across ‘через’. Схема 1 теперь будет обозначаться как НАД.П, а схема 1.Г.НК на рисунке 2 будет обозначена как НАД.НК.Г.П. Это наименование отражает тот факт, что в данной схеме траектор движется над (НАД) ориентиром по пути (П), при этом траектор является протяженным по горизонтали (Г) и нет контакта между объектом и ориентиром (НК). Соответственно, схема 2 будет обозначена как НАД.НК, а схема 2.1МТР на рисунке 14 — как НАД.НК.1МТР.
Схема 1.Г.НК = НАД.НК.Г.П
Схема 2.1МТР = НАД.НК.1МТР
Данное разложение показывает отношение между схемами непосредственно. Эти схемы являются трансформами одна другой, на основе трансформационной связи Г.П 1МТР.


2. Over
551
Важно не забывать о различии между связями сходства и трансформационными связями. В случае связи сходства связь определяется общими субсхемами. В случае отношения, описанного выше, такой общей субсхемой, содержащейся в обеих схемах, является НАД.НК. В то же время трансформационные связи основаны не на общих субсхемах, но на связанных субсхемах.
Связи между схемами, описанными к настоящему моменту, показаны на рисунке 15.
Покрывающие значения
Существует группа схем over, связанная с идеей закрывания. Эта группа связана с сетью, изображенной на рисунке 15, в двух отношениях. Базовая «покрывающая» схема является вариантом схемы 2, где траектор является по крайней мере двухмерным и имеет такую протяженность по горизонтали, что пересекает границы ориентира. Схемы 2 и 3 отличаются друг от друга в следующих двух отношениях. В схеме 3 число измерений объекта не специфицировано, тогда как в схеме 2 объект должен быть по крайней мере двухмерным. С другой стороны, схема 2 требует отсутствия контакта, тогда как схема 3 нейтральна по этому признаку, допуская как наличие, так и отсутствие контакта.
Имеется минимальный вариант схемы 3, в которой траектор входит в конфигурацию схемы 3. Эта видоизмененная схема состоит из схемы 3 и пути (П), показывающему движение в конечную позицию. Схема З.П.КН связана со схемой 1. Общим для них является движение объекта «над-через»* ориентиром и отсутствие спецификации по наличию или отсутствию контакта. Схема З.П.КН отличается от схемы 1 в двух отношениях. Она специфицирована относительно измерений объекта и имеет фокусированную конечную точку, которой является конечное состояние, как оно описано в схеме 3.
Имеются две покрывающие схемы, в которых over объединен с кванторами со значением множества, квантифицирующими области ориентира, например, all ‘все, полностью’, most ‘большая часть, большинство’, a lot of ‘много’, entire ‘полный, полностью, целиком’ и т. д. Квантор all может объединяться с over в этом значении, давая
* В оригинале — above and across. Соответствующие английским русские предлоги над и через управляют разными падежами; в то же время семантически именно это сочетание максимально близко соответствует рассматриваемому значению слова over\ поэтому приходится «ломать» русскую грамматику, чтобы адекватно передать необходимый смысл. — Прим, перев.


552
Исследование конкретного материала
TR
L
2
7
LM
Рис. 16. The board is over the hole. Доска находится над отверстием.
Схема 3
TR
единицу all over ‘всюду, повсюду, полностью, целиком’. Первая из этих двух схем включает множественный (МН) объект, то есть объект, состоящий из множества отдельных единичных объектов.
— Не has freckles over most of his body ‘Большая часть его тела покрыта веснушками’, букв. ‘Он имеет веснушки поверх большей части его тела’.
— There are specks of paint all over the rug ‘Ковер весь забрызган краской’, букв. ‘Имеются пятнышки краски по всему ковру’.
— There is sagebrush over the entire valley floor ‘Вся долина заросла полынью’, букв. ‘Есть полынь по всему дну долины’.
В этих случаях отдельные объекты — отдельные волосы, пятнышки краски и кусты — не покрывают полностью части ориентира, квантифицированного посредством over. Ориентир в этом случае поделен на маленькие кусочки, которые вместе покрывают его поверхность (или ее большую ее часть), и по крайней мере один объект имеется на каждом таком кусочке. Отношение между схемой 3 и схемой З.МН — это отношение между непрерывной областью (или нерасчлененной массой) и множественной сущностью. Такого рода отношения весьма обычны в языке. Сравните cows ‘коровы’ (множественная сущность) и cattle ‘скот’ (нерасчлененная масса). Такие кванторы, как all ‘весь, все и т. д.’, most ‘большая часть, большинство’ могут сочетаться как с обозначениями массы (all gold ‘все золото’, most wine ‘большая часть вина’), так и с множественными сущностями (all ducks ‘все утки’, most trees ‘большая часть деревьев’).
Рис. 17. The city clouded over. Город закрыли облака.
Схема З.П.КН.


2. Over
553
Рис. 18. The guards were posted all over the hill.
Часовые были расставлены по всему холму.
Схема З.МН
Отношение между множественной сущностью и нерасчлененной массой — это естественное, визуально воспринимаемое отношение. Вообразите большое стадо коров, находящееся на небольшом расстоянии от вас — достаточно близком для того, чтобы можно было различить каждую отдельную корову. Теперь представьте, что вы удаляетесь от стада до тех пор, пока вы будете не в состоянии различать отдельных коров. То, что вы видите теперь, — это нерасчлененная масса. Имеется некоторый момент, начиная с которого вы перестаете различать индивидные объекты и начинаете воспринимать их как нерас- члененную массу. Это и есть тот перцептуальный опыт, на котором основывается отношение между множественной сущностью и нерасчлененной массой. Образная трансформация, которая связывает множественные сущности и нерасчлененные массы, определяет связь между схемой 3 и схемой З.МН. Мы можем охарактеризовать эту трансформационную связь следующим образом (МС — масса):
МНнМС
Имеется и другая покрывающая схема для over, в которой over связано с квантором со значением множества. Это минимальный вариант схемы З.МН, в которой точки, представляющие множественную сущность З.МН, соединены так, что они образуют путь (П), который «покрывает» ориентир. Примеры:
— I walked all over the hill ‘Я исходил весь холм’.
— We’ve hiked over most of the Sierras ‘Мы объездили большую часть Сьеррас’*.
— I’ve hitchhiked over the entire country ‘Я исколесил на попутных машинах всю страну’.
Данная схема представлена на рисунке 19. Эта схема связана с схемой З.МН посредством образной трансформации, которая образует путь из набора точек.
Горный хребет в Калифорнии. — Прим, перев.


554
Исследование конкретного материала
LM
Рис. 19.1 walked all over the hill. Я исходил весь холм.
Схема З.МН.П
Трансформационную связь этого типа мы будем представлять как
МН о МН.П
Схема З.МН.П также минимально связана со схемой З.П. В схеме З.П ориентир постепенно закрывается сверху по мере того, как объект движется по пути. То же самое имеет место в схеме З.МН.П.
Все покрывающие схемы имеют варианты, в которых объект не должен быть над ориентиром (то есть выше ориентира). Во всех таких случаях, однако, должна быть некоторая подразумеваемая точка зрения, относительно которой объект блокирует зрительное восприятие по крайней мере некоторой части ориентира.
— There was a veil over her face ‘Ее лицо покрывала (закрывала) вуаль’.
— As the rain came down, it froze and ice spread all over the windshield ‘Вода от дождя замерзла и лед покрыл все ветровое стекло’.
— There were flies all over the ceiling ‘Мухи покрыли весь потолок’.
— The spider had crawled all over the ceiling, букв. ‘Паук исползал весь потолок’.
Мы будем называть такие схемы повернутыми вокруг своей оси (rotated) (ПОВ) схемами, не предполагая при этом, что здесь на самом деле происходят некие мысленные повороты схемы. Кто- нибудь может предположить, что вместо поворота из вертикального положения здесь имеет место просто отсутствие определенной ориентации. Если бы это было так, мы должны были бы ожидать, что контактные ограничения будут одинаковыми для всех ориентаций, однако это не так. Повернутые версии схем МН (З.МН и З.МН.П) требуют наличия контакта, тогда как неповернутые версии контакта не требуют. Вот некоторые типичные примеры, иллюстрирующие это различие:


2. Over
555
З.МН.П.ПОВ** ► з.мн.пов
Рис. 20. Связи между покрывающими схемами.
1.Г.К.КН
\
1.ВГ.К.КН
Рис. 21. Связи между схемами 1—3.


556
Исследование конкретного материала
— Superman flew all over downtown Metropolis ‘Супермен облетел весь деловой центр Метрополиса’. (Объект над ориентиром, нет контакта.)
— ’•'Superman flew all over the canyon walls Супермен облетел все стены каньона’. (Объект не над ориентиром, нет контакта.)
— Harry climbed all over the canyon walls ‘Гарри облазил все стены каньона’. (Объект не над ориентиром, контакт.)
Таким образом, полет Супермена вдоль стен каньона не равнозначен полету по стенам каньона (flying over them).
Мы будем добавлять ПОВ к обозначениям неповернутых покрывающих схем для того, чтобы получить наименования соответствующих повернутых схем. Повернутые покрывающие схемы имеют следующие наименования: З.ПОВ, З.П.ПОВ, З.МН.ПОВ и
З.МН.П.ПОВ. Диаграмма на рисунке 20 показывает связи между покрывающими схемами и их связи с другими схемами over. На рисунке 21 изображена целостная система связей между всеми схемами, рассмотренными к настоящему моменту.
Рефлексивные схемы
Возможно, наиболее замечательное открытие, сделанное Линд- нер (Lindner 1981, 1982), было открытие рефлексивных движущихся объектов. Это понятие проще всего проиллюстрировать на примере слова out ‘вне, наружу’. Наиболее простое употребление out имеет место в случаях типа Harry ran out of the room ‘Гарри выбежал из комнаты’. На рисунке 22 вместилище (комната) является ориентиром и объект (Гарри) движется из пространства внутри комнаты в пространство вне ее. Но эта схема не подходит для таких случаев употребления out, как:
— The syrup spread out ‘Сироп растекся’.
— The posse spread out ‘Отряд рассыпался (рассредоточился)’.
— They stretched out the taffy ‘Они растянули таффи* ’.
— We rolled out the carpet ‘Мы развернули ковер’.
Участвующими в этих ситуациях движущимися объектами являются сироп, отряд, лесть и ковер. Однако они не движутся вне относительно какого-либо другого ориентира. Возьмем случай с сиропом. Нальем сиропа на стол. У налитого сиропа есть какая-то первоначальная внешняя граница. Но эта граница движется. Часть сиропа, бывшего внутри первоначальной границы, оказывается вне ее. Си-
Taffy — американская растягивающаяся «конфета», «тянучка». — Прим, перев.


2. Over
557
роп, по крайней мере часть его, движется за пределы своих собственных прежних границ. Это схематически изображено на рисунке 23. Если говорить кратко, сироп здесь является своим собственным ориентиром. ТР = ОР. Такое отношение между ориентиром и движущимся объектом (траектором) называется рефлексивным. Поскольку здесь имеется только одна сущность, она обозначается как рефлексивный движущийся объект.
ОTR
LM
Рис. 22. Harry ran out of the room. Гарри выбежал из комнаты.
Знак равенства в ТР = ОР не выражает точное тождество; это «тождество» части ограниченной массы по отношению к самой себе, как она используется для своего ограничения. Как мы увидим ниже, есть несколько способов, которыми может реализовываться тождество ТР = ОР. Одним из важных способов является такой, когда одна часть единой сущности выполняет роль траектора, а другая часть той же сущности играет роль ориентира. Этот тип рефлексивного объекта имеет место в случае over. Рассмотрим следующие примеры:
— Roll the log over. «Перекати» чурбан*.
Здесь большая часть (примерно половина) чурбана движется «над- через» остальной частью. Это значит, что половина чурбана выполняет роль ориентира, а остальная — траектора. То же самое верно для случаев типа
— Turn the paper over. Переверни газету.
Оба этих примера представляют вариации схемы 1, отличаясь только тем, что ОР = ТР в только что описанном смысле.
Схема для этих случаев представлена на рисунке 24. Схема 4 может рассматриваться как трансформ схемы 1, в которую схема 4 добавляет условие «ТР = ОР». Мы будем представлять такую трансформационную связь как
НРФ о РФ,
Перевод весьма условный, поскольку слова, аналогичному данному употреблению over, в русском языке нет; наиболее точным и коротким будет следующий перевод-объяснение: Передвинь чурбан таким образом, как показано на рисунке 24. — Прим, перев.


558
Исследование конкретного материала
где НРФ значит «нерефлексивный», а РФ означает «рефлексивный». Если бы мы решили обозначить схему 4 соответственно ее статусу варианта схемы 1, мы назвали бы ее 1.РФ.
Путь в over в схеме 4 имеет форму полукруга, проходящего «над и через» другой частью передвигаемой вещи. Мы обозначим такой путь термином рефлексивный путь.
Рис. 23. The syrup spread out. Сироп растекся.
N
4 TR = LM
N
\
Рис. 24. Roll the log over. «Перекати» чурбан.
Схема 4
Имеется вариант схемы 4, где не происходит движения части вещи «над-через» какой-либо другой ее частью; вместо этого предмет в целом движется по рефлексивному пути:
— The fence fell over ‘Загородка упала’.
— Sam knocked over the lamp ‘Сэм опрокинул лампу’.
В этих случаях объект первоначально находится в вертикальном положении и движется таким образом, что проходит только вторую половину рефлексивного пути (РФП). Отношение между схемами 4 и 4.РФП (рис. 25) может быть сформулировано следующим образом: в схеме 4 половина объекта проходит рефлексивный путь целиком; в схеме 4.РФП объект в целом проходит вторую половину рефлексивного пути.
~I
\
\
TR = LM
Рис. 25. The fence fell over. Загородка упала.


2. Over
559
/
\
/
\
/
LM
Puc. 26. The dog jumped over the fence. Собака перепрыгнула через загородку.
Эта схема не является только вариантом схемы 4. Она также является минимальным вариантом одного из наиболее распространенных случаев схемы 1, случая, представленного употреблением over в предложении The dog jumped over the fence ‘Собака перепрыгнула через загородку’. В этом случае имеется вертикальный ориентир и путь объекта начинается и кончается на земле (3). В результате получается путь в виде полукруга, изображенный на рисунке 26. Если мы образуем рефлексивный трансформ этой схемы, приняв, что TP = ОР, мы получим схему, представленную на рисунке 25, схему
4.РФП. Таким образом, схема 4.РФП имеет тесные связи с двумя другими схемами.
Схема избытка
Когда over употребляется как префикс, оно может обозначать избыток, как в:
— The bathtub overflowed ‘Ванна переполнилась и вода потекла через край ванны’.
— I overate ‘Я переел’.
— Don't overextend yourself ‘Не перенапрягайся’.
Overflow ‘переполнять, переливатьсл через край’ связывает схему избытка в целом со схемой на рисунке 26, Для того чтобы перетекание через край имело место, жидкость должна находиться во вместилище с вертикальными стенками. Путь перетекающей жидкости идет вверх и затем через {over) край вместилища. Это делает over в overflow примером схемы, изображенной на рисунке 26. Ориентиром здесь является край вместилища, ПУТЬ — это путь, по которому движется вода, а траектор — верхний край жидкости.
Однако переполнение — это не просто переливание через край вместилища. Семантически оно связано с избытком. С синтаксической точки зрения over становится префиксом. Рассмотрим сначала


560
Исследование конкретного материала
семантику. Концепт переполнения предполагает, что имеется вместилище с вертикальными стенками и что высота стенок определяет максимальное нормальное количество жидкости относительно некоторой имеющейся нормы. Например,
— The river overflowed ‘Река вышла из берегов {букв, переполнилась)’.
Здесь вертикальными стенками являются берега реки, определяющие максимальную нормальную высоту воды в реке. Таким образом, мы получаем, в дополнение к сказанному выше, что высота ориентира определяет максимальное нормальное количество жидкости. Поэтому перетекание через ориентир равносильно превышению нормы.
Мы регулярно наполняем вместилища жидкостями для различных целей — питья, умывания и т. д. Используемое вместилище определяет максимальное нормальное количество жидкости для этого вместилища. Переполнение — это чрезвычайно распространенное событие. Когда оно происходит, жидкость, налитая во вместилище, тратится понапрасну и, попадая в не предназначенные для нее места, создает грязь и беспорядок. Это регулярное соответствие в опыте является базой метафоры, на которой основывается схема избытка. Эта метафора не специализируется на схеме избытка, но носит более общий характер. В этой метафоре деятельность является вместилищем для энергии (усилий), вложенной в нее. Стенки вместилища определяют максимальное нормальное количество усилий, требуемых для достижения цели деятельности. Перестараться,, переусердствовать, делая что-то {overdo), — значит вложить в деятельность больше усилий, чем согласно максимальной норме требуется для достижения ее цели. Это приводит к бесполезной растрате энергии и иногда ставит человека в неловкое положение (приводит к социальному беспорядку).
Схема избытка, таким образом, это не только образная схема, но образная схема (1.В.НК.З, как на рис. 25) плюс метафора. Обозначим ее как схему 5.
Схема повторения
В одном из наиболее распространенных употреблений over обозначает повторение, как в:
— Do it over ‘Сделай это еще раз’.
Здесь over используется в качестве наречия. Как и over избытка, over повторения использует комплексную схему, построенную на


2. Over
561
З.МН.П.ПОВх -З.МН.ПОВ
1
5
Рис. 27. Отношения между схемами.
разновидности схемы 1, а именно схему 1.Г.К. Эта схема включает протяженный по горизонтали ориентир и обозначает движение над ним и через него (ср. рис. 5). Схема повторения основывается на схеме 1 .Г.К и добавляет к ней две метафоры. Здесь опять путь метафорически понимается как ход деятельности. Это происходит через посредство очень общей метафоры деятельность — это путешествие. Однако это значение характеризуется свойственной только ему важной особенностью: ориентир здесь понимается метафорически как эта деятельность, выполненная ранее. Данное ограниче-
36-3361


562
Исследование конкретного материала
ние, наложенное на эту общую метафору, сделано специально для данного случая и используется, насколько мне известно, только в этой комплексной схеме. Это та часть схемы повторения для over, которая не мотивирована ее наличием где-либо еще в концептуальной системе. По этой причине значение повторения менее естественно связано с категорией значений over, чем другие его смыслы.
Теперь мы можем представить диаграмму, которая показывает значительную часть той сложности, которой характеризуется структура over. На этой диаграмме схема повторения обозначена как схема 6. На рисунке 27 показаны все связи, рассмотренные нами к настоящему моменту. Ряд дополнительных метафорических связей будет рассмотрен далее.
Рисунок 27 показывает, что понимается под радиальной структурой. Связи соответствуют тому, что Витгенштейн назвал «фамильным сходством». Эти связи иногда определяются наличием общих признаков, но очень часто они определяются не общими признаками, но отношениями трансформации или метафорами.
Некоторые метафорические значения
Метафоры чрезвычайно часто имеют на своем «входе» образные схемы. Огромное количество метафорических моделей используют пространственную область как область-источник. К наиболее распространенным областям-источникам метафорических моделей относятся вместилища, месторасположение и направление, путешествия (с путем и целью), вертикальные преграды и т. д. В этом разделе мы рассмотрим ряд случаев, в которых over имеет метафорическое значение, основывающееся на образной схеме, описанной выше.
— She has a strange power over me ‘Она имеет надо мной странную власть’.
Данное предложение является примером очень распространенной метафоры: контроль — это верх; отсутствие контроля — это НИЗ (ср. Lakoff, Johnson 1980, р. 15). Употребление over в этом предложении основано на расширении схемы 2 (рис. 14), в которой объект просто находится над ориентиром.
— Sam was passed over for promotion ‘Сэм был обойден {букв. ‘был пройден над’) при повышении’.
Здесь перед нами пример схемы 1 (рис. 1). На нее наложены два метафорических отображения. Первая из этих метафор — это: КОНТРОЛЬ — это верх; отсутствие контроля — это низ. Из ЭТОЙ


2. Over
563
метафоры следует, что человек, который «прошел над» Сэмом, обладал контролем над положением Сэма. Вторая распространенная метафора, которая прилагается к этой схеме, это ВЫБОР — ЭТО ПРИКОСНОВЕНИЕ. Она имеет место в таких предложениях, как Не was tapped for service ‘Его выделили, выбрали для выполнения задания’ и The boss handpicked his successor ‘Начальник подобрал/вы- брал (букв, выбрал рукой, вручную) себе преемника’. Схема показывает, что контакта не было, из этого следует, что Сэм не был выбран для повышения.
Теперь мы можем объяснить различие между overlook ‘просмотреть, не заметить’ and oversee ‘надзирать за чем-либо, следить, чтобы какая-либо работа была выполнена тщательно, как следует’.
— You’ve overlooked his accomplishments ‘Вы проглядели (не разглядели, не заметили) его достоинства’.
— We need to find someone who can oversee this operation ‘Нам нужно найти кого-нибудь, кто бы проследил, чтобы эта работа была выполнена как следует’.
Over в overlook базируется на схеме 2.1МТР (рис. 14). На эту схему наложены две метафоры. Первая — это метафора для осмысления Зрительного восприятия: ЗРИТЕЛЬНОЕ ВОСПРИЯТИЕ (ВИДЕНИЕ) — ЭТО КАСАНИЕ. Эта метафора наблюдается в таких примерах, как I couldn’t take ту eyes off of her ‘Я не могу оторвать от нее глаз’, Her eyes picked out every detail of the pattern ‘Ее глаза разглядели (букв, выбрали) каждую деталь узора’, Не undressed her with his eyes ‘Он раздел ее своими глазами’ и Не fixed his gaze on the entrance ‘Он пристально смотрел на вход’, букв. ‘Он прикрепил свой взгляд к входу’. Согласно этой метафоре, взгляд идет от глаз видящего к тому, что он видит. Вы видите то, чего касается ваш взгляд. При данном метафорическом отображении путь в схеме 2.1МТР — это взгляд. Поскольку в схеме 2.1МТР отсутствует контакт, метафорический взгляд не касается ориентира; поэтому субъект overlook ‘проглядеть, не заметить’ не глядит на и, следовательно, не видит ориентир. Вторая метафора, вовлеченная в это значение, — это общая метафора УМ-КАК-ТЕЛО (ср. Sweetser 1984). Релевантный в данном случае аспект этой метафоры — это СМОТРЕТЬ НА что-либо — ЗНАЧИТ ПРИНИМАТЬ ЭТО ВО ВНИМАНИЕ. Соответственно, из I’ll take а look at it ‘Я посмотрю это = Я ознакомлюсь с этим’ следует ГII consider it ‘Я приму это во внимание’. Отсюда вытекает, что проглядеть чьи-либо достоинства -— значит не заметить их, не принять их во внимание.


564
Исследование конкретного материала
Over в oversee базируется на схеме 2 (рис. 13), в которой объект находится над ориентиром. В интерпретации этого примера участвует одна метафора и одна метонимия. Метафора, релевантная для этого случая, это КОНТРОЛЬ — ЭТО ВЕРХ. Отсюда следует, что тот, кто надзирает (does the overseeing), имеет власть над тем, за кем он надзирает. Релевантная метонимия — УВИДЕТЬ, ЧТО НЕЧТО СДЕЛАНО, — значит убедиться, что это сделано. Эта метонимия базируется на идеализированной модели, в которой для того, чтобы убедиться в чем-то, надо в типичном случае это увидеть. Именно вследствие этого метонимического отношения See that he gets his money ‘Посмотри, чтобы он получил свои деньги’ означает Make sure that he gets his money ‘Убедись, что он получил свои деньги’. Таким образом, oversee значит контролировать выполнение чего-либо и в итоге убедиться, что оно сделано.
Теперь мы можем сравнить overlook и look over.
— Look over my corrections, but don't overlook any of them ‘Просмотри мои исправления, но не просмотри какое-нибудь из них’.
Over в look over ‘просмотреть что-либо полностью, целиком’ базируется на схеме З.МН.П (рис. 19) и метафоре зрительное восприятие (видение) — это касание. В результате получается комплексная схема, в которой взгляд субъекта проходит по пути, который «покрывает» прямой объект — исправления (corrections), при этом взгляд находится в контакте с поверхностью. Приложение к схеме метафоры УМ-КАК-ТЕЛО в этом случае также дает значение, реализующее метафорический принцип, согласно которому смотреть на что-то — значит принимать его во внимание.
Таким образом, когда кто-то просматривает X, он направляет свое внимание на репрезентативную выборку, которая «покрывает» X, и принимает во внимание каждую составную часть того, на что он направляет свое внимание.
Мотивация
Перед тем как продолжить дальше, имеет смысл пояснить, что объясняет и чего не объясняет данный анализ. Мы не объясняем, почему oversee ‘надзирать’, overlook ‘просмотреть, не заметить’, look over ‘просмотреть полностью’ значат то, что они значат. Их значение не может быть предсказано, исходя из значений over ‘над, через и т. д.’, look ‘смотреть’ и see ‘видеть’. Но их значение не является полностью произвольным. Принимая во внимание диапазон про¬


2. Over
565
странственных значений over и метафоры, присутствующие в концептуальной системе, на которой базируется английский язык, можно понять, что есть основания для того, чтобы эти слова имели эти значения. Мы объясняем только то, почему эти основания есть и каковы эти основания.
В каждом из этих случаев метафорические и метонимические модели существуют в концептуальной системе независимо от тех или иных выражений. Так, мы понимаем зрительно восприятие метафорически в терминах взгляда, который выходит из глаз и касается видимого объекта. Это метафорическое понимание существует независимо от того, имеют ли какие-либо из выражений, обсуждавшихся нами, соответствующие значения. Аналогично, схемы для over, относящиеся к выражениям пространственной области, существуют независимо от наличия слов oversee, overlook и look over. Когда человек изучает эти слова, он фактически изучает то, какие из этих независимо существующих компонентов их значений актуально используются. Каждое из этих выражений представляет собой созванное для специальной цели «собрание» независимо существующих частей. Единственный имеющийся здесь момент произвольности — это знание, что такое собрание существует.
Выше было отмечено, что с психологической точки зрения легче изучать, запоминать и использовать такие, использующие существующие модели «собрания», чем изучать, запоминать и использовать слова, значение которых не связано с существующими моделями. При этом объясняется не то, почему эти выражения имеют те значения, которые они имеют, а то, почему для этих выражений естественно иметь эти значения. Так, если кто-то намеревается употребить какое-либо слово в значении «не заметить, не принять во внимание», то более естественно использовать для этого слово overlook ‘просмотреть’, чем sew ‘шить’ или производные слова, компоненты которых не согласуются с этим значением, например, underplan ‘недопроектировать’ taste at ‘направлять свой вкус на’, rekick ‘снова {ши в ответ) ударять ногой'. Здравый смысл говорит нам, что подобные выражения не могут быть использованы с таким значением, и мы стараемся охарактеризовать природу этого «здравого смысла».
Как было сказано выше, подобные объяснения требуют выхода за пределы дихотомии предсказуемости-произвольности. Они требуют введения понятия мотивации. Так, значение слова overlook, хотя и не является полностью предсказуемым, является мотивированным — мотивированным одной из пространственных схем для over


566
Исследование конкретного материала
и двумя метафорами концептуальной системы. Аналогично, все нецентральные схемы цепочечной структуры, показанной на рисунке 27, являются мотивированными — мотивированными другими значениями и принципами связи.
Другие метафорические значения
Имеются и некоторые другие метафорические значения over, которые заслуживают обсуждения. Возьмем, например, get over ‘закончить, разделаться с чем-либо’.
— Harry still hasn't gotten over his divorce ‘Гарри все еще не закончил со своим разводом {букв, не перелез, не переместился через свой развод)’.
Это употребление over базируется на схеме 1.ВГ.К (рис. 6) и двух метафорах. В рамках первой метафоры препятствия понимаются в терминах вертикального ориентира, который может быть как протяженным, так и не протяженным по горизонтали. Эта метафорическая модель лежит в основе таких выражений, как There is nothing standing in your way ‘Ничего не стоит на твоем пути’. Вторая метафорическая модель представляет жизнь как путешествие. Она имеет место в таких предложениях, как It's time to get on with your life, * ‘Жизнь продолжается, жизнь не кончена’. В приведенном выше примере развод представляет собой препятствие (метафорически представленный как протяженный по горизонтали и вертикали ориентир) на жизненном пути.
— Pete Rose is over the hill ‘Пит Роуз миновал вершину своей карьеры {букв, перевалил через горку)’.
Over the hill здесь использует схему 1.ВГ.К.КН (рис. 10) и метафору для понимания профессиональной карьеры в терминах путешествия через протяженный по вертикали и горизонтали ориентир, подобный холму. В этой метафорической модели карьеры человек начинает свой путь с самого низа, затем он может дойти до самой вершины, после чего он идет под уклон. Таким образом, over the hill означает, что он уже прошел пик, «наивысшую точку» своей карьеры и больше никогда не достигнет такого высокого положения снова.
— The rebels overthrew the government ‘Повстанцы свергли правительство’.
В этом примере используется схема 4.РФ.П (рис. 25), представленная в fall over (‘упасть, опрокинуться’), и метафора КОНТРОЛЬ — ЭТО


2. Over
567
ВЕРХ. Перед тем как произошло данное событие, правительство имело власть (метафорически — находилось в прямом, ориентированном вертикально вверх положении), а после него оно потеряло власть (метафорически — упало (has fallen over), как загородка или дерево).
— Не turned the question over in his mind ‘Он всесторонне обдумал этот вопрос’, букв. ‘Он перевернул этот вопрос в своем уме’.
Это предложение является примером схемы 4 (рис. 24), а также примером метафоры, согласно которой думать о чем-то — значит обследовать (осматривать, рассматривать) его. Эта метафорическая модель имеет место в таких предложениях, как Let us now examine the question of factory chickens ‘Теперь давайте рассмотрим вопрос фабричных цыплят’. При исследовании, осмотре физического объекта его поворачивают и переворачивают, для того чтобы осмотреть все его стороны. Вопросы метафорически понимаются как имеющие стороны, и когда кто-то переворачивает вопрос в уме, он обследует все его стороны.
— The play is over ‘Пьеса окончена’.
Здесь мы имеем пример схемы 1.Г.К.КН (рис. 11). В общем случае деятельность с предписанной структурой понимается как горизонтально протяженный ориентир, а выполнение такой деятельности метафорически понимается как путешествие по предписанному пути по этому ориентиру. Когда мы достигаем конца, деятельность заканчивается. Поэтому игры, пьесы и политические кампании могут быть охарактеризованы после своего завершения как до конца прошедшие свой путь (as being over).
Образные схемы как связуюшие звенья
между восприятием и мышлением
Два наших главных источника информации — это зрительное восприятие и язык. Мы можем получить информацию из наших собственных непосредственных наблюдений или же из сообщений других людей. И мы можем размышлять об этой информации независимо от того, каков ее источник. И мы даже можем мыслить, используя информацию из обоих этих источников одновременно, что предполагает способность кодировать информацию из обоих источников в едином формате. Я склонен думать, что такой единый формат обеспечивают образные схемы.
Я полагаю, что образные схемы играют центральную роль как в восприятии, так и в мышлении. Я думаю, что они структурируют


568
Исследование конкретного материала
наши восприятия и что их структура используется в мышлении. Анализ слова over, произведенный выше, является достаточно развернутым для того, чтобы на его основе обсудить эти вопросы более подробно. Начнем со следующего вопроса: являются ли образносхематические трансформации, обсуждавшиеся выше, естественными, и если это так, каков источник их «естественности»?
Природа образно-схематических трансформаций
Существуют определенные очень естественные отношения между образными схемами, которые мотивируют полисемию, и не в одном-двух примерах, но в огромном числе случаев по всему лексикону. Естественные образно-схематические трансформации играют центральную роль в формировании радиальных категорий значений. Возьмем, например, трансформацию фокусирования конечной точки. Согласно наблюдениям Беннетта (Bennett 1975), слова с образной схемой, включающей путь, очень часто имеют соотносительную образную схему, в которой в фокусе находится конечная точка пути. Мы наблюдали это в таких случаях употребления over, как:
— Sam walked over the hill ‘Сэм перешел через холм’ (путь).
— Sam lives over the hill ‘Сэм живет за холмом’ (конец пути).
Такие пары весьма обычны.
— Harry walked through that doorway ‘Гарри прошел через эту дверь’ (путь).
— The passport office is through that doorway, букв, ‘Паспортный стол находится через эту дверь’ (конец пути).
— Sam walked around the comer ‘Сэм завернул за угол’ (путь).
— Sam lives around the comer ‘Сэм живет за углом’ (конец пути).
— Harriet walked across the street ‘Гарриэт перешла через улицу’ (путь).
— Harriet lives across the street ‘Гарриэт живет на другой стороне этой улицы’ {букв. ‘через улицу’) (конец пути).
— Mary walked down the road ‘Мэри шла по улице’ (путь).
— Mary lives down the road ‘Мэри живет в конце этой улицы’ (конец пути).
— Sam walked past the post office ‘Сэм прошел почту’ (букв. ‘за почту = мимо почты’) (путь).
— Sam lives past the post office ‘Сэм живет за почтой (= в доме, который находится на той же улице за почтой)’ (конец пути).


2. Over
569
Следует отметить, что хотя такие пары очень распространены, они не являются абсолютно продуктивными.
— Sam walked by the post office ‘Сэм прошел мимо почты’ (путь).
— Sam lives by the post office ‘Сэм живет около почты’ (Ф в конце пути).
Предлог by ‘мимо, около’ имеет схему пути, но не имеет соответствующей схемы конечной точки.
— Sam ran from the house ‘Сэм выбежал из (букв, от) дома’ (путь).
— Sam stood three feet from the house ‘Сэм остановился в трех футах от дома’ (конец пути).
— Sam ran to the house ‘Сэм бежал (подбежал) к дому’ (путь).
— *Sam stood (three feet) to the house ‘*Сэм остановился (в трех футах) к дому’ (не конец пути).
From ‘от, из’ допускает как схему пути, так и схему конца пути, однако to ‘к’ допускает только схему пути.
Схемы пути настолько естественно связаны со схемами конечной точки, что иногда нужно дважды подумать, чтобы заметить разницу. То же самое относится к трансформациям схем, связывающим схемы множественности и нерасчлененной массы. Для слов, обладающих схемой массы, естественно иметь также схему множественности.
— All men are mortal ‘Все люди смертны’ (МН).
— All gold is yellow ‘Все золото желтое’ (МС).
— She bought a lot of earrings ‘Она купила много сережек’ (МН).
— She bought a lot o/jewelry (МС) ‘Она купила много ювелирных изделий*’.
Данная трансформация, разумеется, не применима ко всем кванторам:
— She bought two earrings ‘Она купила две сережки’ (МН).
— *She bought two jewelry (МС) ‘Она купила два ювелирных изделия’.
Существуют также глаголы, которые имеют обе эти схемы:
— Не poured the juice through the sieve ‘Он наливал сок через сито’ (МС).
*
В русском языке отсутствует собирательное существительное, обозначающее нерасчлененную массу ювелирных изделий, поэтому в переводе употреблено сочетание ювелирные изделия, имеющее также схему МН. — Прим, перев.


570
Исследование конкретного материала
— The fans poured through the gates ‘Болельщики валили (букв. лились) через ворота’ (МН).
То же самое относится и к другим глаголам со значением движения жидкости, таким, как spill ‘разливать’, flow ‘течь5 и т. д.
— The wine spilled out over the table ‘Вино разлилось по столу’ (МС).
— The fans spilled out over the field ‘Болельщики рассыпались (букв, разлились) по полю’ (МН).
Имеется особый случай трансформации множество-масса, в которой множественная сущность представляет собой последовательность точек, а масса — это одномерный траектор. Различные предлоги допускают обе эти схемы.
— There are guards posted along the road ‘Вдоль дороги были расставлены часовые’ (МН).
— There is a fence along the road ‘Вдоль дороги шла изгородь’ (1МТР).
— Не coughed throughout the concert ‘Он кашлял в течение всего концерта’ (МН).
— Не slept throughout the concert ‘Он спал в течение всего концерта’ (1МТР).
— There were stains down his tie ‘Сверху вниз его галстука шли пятна’ (МН).
— There were stripes down his tie ‘Сверху вниз его галстука шли полоски’ (1МТР).
Естественная связь имеется не только между одномерным траекто- ром и последовательностью точек, но также между одномерным траектором и нульмерным движущимся траектором, который проходит по некоторому пути.
— Sam went to the top of the mountain ‘Сэм шел к вершине горы’ (ОМТР).
— The road went to the top of the mountain ‘Дорога шла к вершине горы’ (1МТР).
— Sam ran through the forest ‘Сэм бежал через лес’ (ОМТР).
— There is a road through the forest ‘ Через этот лес есть дорога’ (1МТР).
— Sam walked across the street ‘Сэм перешел через улицу’ (ОМТР).
— There was a rope stretched across die street ‘ Через улицу была протянута веревка’ (1МТР).


2. Over
571
Наконец, имеется естественная связь между нерефлексивными и рефлексивными траекторами. Вот некоторые примеры:
— Не stood apart from the crowd ‘Он стоял отдельно от толпы’ (НРФ).
— The book fell apart ‘Книга распалась (на отдельные части)’ (РФ).
— She walked up to me ‘Она подошла ко мне’ (НРФ).
— Let’s cuddle up ‘Давай прижмемся друг к другу’ (РФ).
— She poured the syrup out of the jar ‘Она налила сироп из кувшина’ (НРФ).
— The syrup spread out over the pancakes ‘Сироп растекся по блинам’ (РФ).
Остановимся на время и рассмотрим, почему эти образносхематические трансформации являются естественными.
Фокусированный путь <-» фокусированная конечная точка. Совершенно обычным делом является следить за путем движущегося объекта до тех пор, пока он не придет в состояние неподвижности, и затем сфокусировать внимание на том, где он находится. Это соответствует трансформации «в фокусе путь <-» в фокусе конечная точка».
Множество <-» масса. Когда наблюдатель удаляется от группы объектов, в какой-то момент группа объектов начинает восприниматься как нерасчлененная масса. Аналогично, последовательность точек, когда она рассматривается с определенной дистанции, сливается в непрерывную линию.
ОМТР <-» 1МТР. Когда мы воспринимаем непрерывно движущийся объект, мы можем ментально прослеживать путь, по которому он следует. Эта способность отражается в трансформации, связывающей нульмерный движущийся траектор и одномерный траектор.
НРФ <-» РФ. Если имеется воспринимаемое отношение между траектором и ориентиром, представляющими собой две отдельные сущности, возможно воспринять то же отношение между (а) различными частями одной и той же сущности и (б) предшествующим и последующим местоположением одной и той же сущности, рассматривая одну часть или одно местоположение как ориентир, а другую или другое — как траектор.
Если говорить в целом, эти трансформации схем отнюдь не произвольны. Они непосредственно отражают наш опыт, который может быть визуальным или кинестетическим.


572
Исследование конкретного материала
Тот факт, что образные схемы отражают наш сенсорный и общий пространственный опыт, едва ли покажется удивительным. Тем не менее он играет важную роль в теории образных схем. Возможно, мы сможем увидеть его значение более ясно, если мы сопоставим образно-схематические трансформации, описанные нами, с присвоенными им обозначениями. Возьмем трансформацию, обозначенную «МН МС». Обозначения «МЫ» и «МС» произвольны по отношению к тому, что они обозначают — группу отдельных сущностей и нерасчлененную массу. Сама трансформация является естественным отношением, однако обозначение трансформации — просто объединение произвольных символов.
Это различие важно в свете некоторых версий компьютерной теории мышления. Согласно одной теории образной репрезентации — «пропозициональной теории» — визуальные картины представляются произвольными символами, связанными в сетевые структуры. Произвольные символы, такие как X и Y, рассматриваются как обозначающие некоторые аспекты картины, например, ребро, или поверхность, или целый объект. Другие символы используются для того, чтобы выразить отношения между этими символами. Например, «НАД (X, Y)» и «К (X, Y)» могут представлять отношения, которые понимаются как соответствующие отношениям, выраженным в предложениях «X находится над Y» и «X находится в контакте с Y». Вместе с тем сами по себе эти выражения являются, постольку, поскольку имеется в виду компьютер, просто символами. С помощью подобной символизации описывается, как различные части объекта — точки, ребра, поверхности и т. д. — связаны друг с другом. Объекты в картине описываются посредством такой символизации.
Согласно вычислительному подходу к мышлению, в том виде, в котором он прилагается к зрительной информации и ментальной образности (Pylyshyn 1981), только такие пропозициональные репрезентации обладают мысленной реальностью, тогда как образы не являются реальными. Этот взгляд возникает как результат того, что вычислительная модель мышления рассматривается чересчур серьезно. Поскольку действие цифровых компьютеров основано на оперировании такими произвольными символами, сильная версия вычислительной теории мышления требует не только того, чтобы зрительное восприятие и ментальные образы могли быть охарактеризованы в такой «пропозициональной» форме, но также того, чтобы такие символические репрезентации, и только они, обладали мысленной реальностью.


2. Over
573
Наименования, данные нами образным схемам и трансформациям образных схем, имеют много общего с символизацией, используемой в компьютерных исследованиях зрительного восприятия. Но имена не тождественны называемым вещам. Это видно из естественности трансформаций образных схем, вытекающих из зрительного опыта, и произвольности обозначений этих трансформаций. Мне представляется, что трансформации образных схем обладают когнитивной реальностью; чрезвычайная распространенность этих типов отношений между значениями лексических единиц, характеризуемых этими отношениями, является убедительным свидетельством их когнитивной реальности. Естественность связи этих отношений с опытом зрительного восприятия позволяет сделать вывод, что трансформации образных схем и те схемы, которые они соединяют, не имеют пропозиционального характера (в том смысле, в котором этот термин используется в компьютерных исследованиях зрительного восприятия), а являются образными по своей природе.
Восприятие, богатые образы и схемы
Мы не предполагаем ограничить здесь употребление термина образ только зрительными образами. Мы также имеем слуховые образы, обонятельные образы и образы того, как силы воздействуют на нас. Однако единственный вид не зрительных образов, о которых лингвисты могут сказать что-то, имеющее какой-то интерес, это звуковые образы (Rhodes, Lawler 1981; McCune 1983) и образы силы (Talmy 19856). Свитсер (Sweetser 1982, 1984) показала, что наше образно-схематическое понимание силы лежит в основе нашего понимания модальности, то есть концептов, представленных словами must ‘должен’, may ‘мочь’, сап ‘мочь’ и т. д. Однако если говорить в целом, то исследования образных схем сосредоточились на зрительных образах, и мы ограничим наше обсуждение только этими образами.
Важно с самого начала разграничить восприятие и зрительные образы. Восприятие какой-либо картины объективной действительности чрезвычайно богато подробностями; каждая часть поля зрительного восприятия заполнена. Мы можем сконцентрировать наше восприятие на очень маленьких и трудно различимых деталях. Кроме того, поскольку наши глаза постоянно сканируют различные части видимого поля, детали, на которых фокусируется восприятие, непрерывно меняются. Мы воспринимаем мир в цвете, при этом мы способны воспринимать невероятно большое количество оттенков цвета. Те из нас, кто обладает цветным зрением, не могут просто отключить цвет. Кроме того, мы обычно воспринимаем окружаю¬


574
Исследование конкретного материала
щий мир без каких-либо заметных усилий, хотя для того, чтобы направлять внимание и замечать объекты, требуются усилия.
Ментальные образы имеют иной характер. Они далеко не так подробны, как то, что находится в поле восприятия, и они не сохраняют полный диапазон воспринимаемых цветов. Люди с цветным зрением могут иметь черно-белые ментальные образы. Не все поле мысленного восприятия является заполненным. И хотя мечтая мы образуем мысленные образы без заметных усилий, создание образа и удержание его в уме является деятельностью, требующей усилий. Более того, мы можем образовывать образы вещей, которые мы не можем увидеть. Представим баскетбол. Представим чемодан. Представим игру в баскетбол внутри чемодана. Глаза нашего тела не могут увидеть игру в баскетбол сквозь стенки чемодана, но глаза нашего разума — могут.
Образы, создаваемые в результате сознательных усилий
Ментальные образы стали самостоятельной областью исследований в когнитивной психологии главным образом благодаря усилиям Роджера Шепарда, Стефена Косслина и их сотрудников (см. Shepard, Cooper 1982; Kosslyn 1980, 1983). Шепард и его коллеги исследовали жесткие трансформации образов, в частности ротации, которые, в отличие от трансформаций схем, описанных выше, сохраняют структуру образов. Косслин и его сотрудники исследовали такие вопросы, как сканирование образов, соединение частей образов воедино и даже размер поля «ментального видения».
Ментальные образы, изучавшиеся Шепардом, Косслином и другими, мы будем называть контекстно-связанными конкретными сознательными богатыми образами, требующими для своего создания и оперирования с ними усилий (context-bound, specific conscious effortful rich images). В ходе экспериментов, проводимых этими исследователями, испытуемым предъявлялись картины и предлагалось сформировать образы этих картин. Это делало образы контекстносвязанными. Затем их просили повернуть эти образы в уме или тщательно исследовать их для того, чтобы вынести о них то или иное суждение. Эти образы являются конкретными в том смысле, что на предъявлявшихся картинах были изображены конкретные объекты или фигуры. Эти образы являются сознательными в том смысле, что испытуемые формировали эти образы сознательно и сознательно оперировали с ними. Для создания этих образов и оперирования с ними необходимы определенные ментальные усилия. Эти образы являются относительно богатыми в отношении деталей, если срав¬


2. Over
575
нить их с обсуждавшимися нами схемами. Это, например, такой образ, который возникнет у вас, если я покажу вам подробную карту, где показано, где зарыт клад, попрошу вас запомнить ее как можно лучше, а затем уберу карту и предложу вам представить образ карты и подробно описать различные ее части. Это особого рода задача, которую одни люди могут выполнить лучше, чем другие, и люди, которые могут делать это хорошо, могут также сделать это еще лучше. Люди весьма сильно различаются по своей способности обращаться с такого рода образами.
Кинестетическая природа ментальных образов
Ментальные образы, как было отмечено выше, могут быть не только зрительными. Образные схемы являются также кинестетическими по своей природе, то есть связанными с чувством пространственного положения, движения, формы и т. д., независимым от какой-либо отдельной модальности восприятия. Это подтверждается экспериментами по исследованию ментальных образов, проведенных с людьми, слепыми от рождения. Эксперименты Шепарда, Косслина и их сотрудников были повторены со слепорожденными испытуемыми. Эти эксперименты описаны в работах Marmor, Zaback 1976; Carpenter, Eisenberg 1978; Zimler, Keenan 1983; Kerr 1983. Главный итог этих экспериментов заключался в следующем: эксперименты с мысленными образами, проводимые со слепорожденными людьми, использующими вместо зрения касания, дали практически те же самые результаты, что и эксперименты со зрячими людьми, за исключением того, что те, кто мог видеть, выполняли задания быстрее.
Среди заданий, использовавшихся в этих экспериментах, были мысленные повороты образов и поочередное исследование их отдельных участков (сканирование). Оба этих задания связаны не просто со статическими образами, но с непрерьюным движением. Мне представляется, что из этих экспериментов следует вывод, что значительная часть наших ментальных образов имеет кинестетический характер. Это означает, что они независимы от сенсорных модальностей и связаны с осознанием многих аспектов функционирования в пространстве: ориентации, движения, равновесия, оценки формы и т. д. Это относится и к образным схемам, которые имеют достаточно обобщенный характер для того, чтобы быть первыми кандидатами на обладание кинестетической природой. Если даже более богатые, более подробные образы являются, как было показано, кинестетическими, то тем более могут быть кинестетическими схематические образы.


576
Исследование конкретного материала
Конвенциональные образы
Описанные выше образы вполне реальны, и исследования Шепарда, Косслина и других внесли большой вклад в наше понимание образов этого типа. Однако это отнюдь не единственный тип ментальных образов, которые имеют люди. Будучи когнитивным лингвистом, я главным образом интересуюсь бессознательными, автоматическими, не требующими заметных усилий и независимыми от приобретаемых умений аспектами познания. Язык имеет именно такой характер, так же как повседневное, основанное на общем здравом смысле мышление. Существуют также ментальные образы, которые, как представляется, имеют эти свойства. Я буду называть эти образы конвенциональными богатыми образами.
Принадлежность к определенной культуре предполагает обладание обширным запасом конвенциональных богатых образов. Американцы, например, скорее всего имеют образы Мэрлин Монро, Ричарда Никсона, лимузинов «Кадиллак» и статуи Свободы. Они также имеют образы лошадей, кошек, роз, велосипедов, обручальных колец и бейсбольных бит. Как обнаружила Рош, люди часто имеют образы прототипических членов категорий — типических случаев, социальных стереотипов, образцов и тому подобного. И они склонны использовать такие образы при вынесении суждений о репрезентативности тех или иных примеров. Эти образы конвенциональны. Они в весьма значительной степени одни и те же у всех людей, относящихся к данной культуре. Мой образ чашки может несколько отличаться от вашего, но не очень сильно — если только вы не прибыли из такой части мира, где приспособления для еды и питья кардинально отличаются от тех, что используются в Америке. Конвенциональные образы не являются контекстно-связанными. Вы можете вызвать в своем сознании образ чашки прямо сейчас, без того чтобы кто-нибудь показал вам конкретную чашку или ее картинку. Образ, который возникнет у вас, может быть, а может и не быть образом конкретной чашки. Большинство людей обладают способностью формировать неконкретные образы. Если я попрошу вас представить слона и вы сделаете это, вряд ли это будет какой-то конкретный слон. Не требуется каких-либо заметных усилий для того, чтобы представить чашку, автомобиль или слона, хотя, наверное, потребуются заметные усилия для того, чтобы вообразить слона и повернуть его образ на 135 градусов. Кроме того, конвенциональные образы, как представляется, являются бессознательными. Мы способны хранить образы лошадей, парусных судов и пиццы в течение долгого времени без каких-либо усилий и даже осознания того, что у нас


2. Over
577
есть эти образы. Мы также обладаем конвенциональными образами типичных действий, выполняемых с этими вещами. Например, у нас есть конвенциональный образ того, как люди едят пиццу. Наиболее вероятно, что это будет клинообразный кусок круглой пиццы, при этом сначала в рот отправляется вершина клина, вероятно, откус будет не аккуратный, но, как это обычно бывает, с тянущимися волокнами сыра. Наши конвенциональные образы могут не совпадать полностью, тем не менее степень их единообразия весьма велика.
Конвенциональные образы играют чрезвычайно важную роль в естественном языке. Они играют центральную роль при образовании новых идиом и при понимании старых. Имеется обширный класс идиом, которые я буду называть образными идиомами. Это идиомы, с которыми ассоциированы конвенциональные образы. Рассмотрим идиому to keep someone at armfs length, букв, ‘держать кого-либо на расстоянии длины руки’. Я опросил сотни людей, есть ли у них образ, ассоциированный с этой идиомой. Почти все имели такой образ, и почти всегда это был один и тот же образ.
Держать кого-либо на расстоянии длины руки
— Рука направлена вперед от тела, возможно небольшое отклонение в сторону. Она никогда не направлена назад, или вверх, или вниз, хотя логически все это возможно.
— Рука находится на высоте груди.
— Кисть руки обычно открыта (хотя некоторые сжимают ее в кулак).
— Открытая ладонь обращена в сторону, противоположную от субъекта; она никогда не обращена к субъекту.
— Угол между кистью руки и предплечьем приблизительно от 90 до 135 градусов.
— Мускулы руки напряжены, не расслаблены.
— Человек, которого держат на расстоянии длины руки, обращен лицом к субъекту.
Реальное выражение to keep someone at armrs length не специфицирует ни одну из этих подробностей. Фактически она вообще ничего не говорит о положении руки и сообщает только о расстоянии. Подробности, описанные выше, содержатся в конвенциональном образе, но не в значении слов. Интересно, что есть много таких характеристик, которые никак не специфицированы в образе, характеристик, которые просто отсутствуют или без какой-либо системы меняются от человека к человеку. Например, эта рука в рукаве или нет? Какой
37-3361


578
Исследование конкретного материала
рукав, длинный или короткий? Ответы на эти вопросы не характеризуются последовательностью и единообразием, или же образ является неясным. Таким образом, некоторые части образа являются постоянными и ясными, тогда как другие неустойчивы или неясны.
Помимо этого, говорящие имеют следующее знание об этих образах:
— Целью приведения руки в такое положение является защита.
— Если руку опустить, другой человек сможет приблизиться достаточно близко для того, чтобы причинить вред.
Согласно классической теории идиом, нет вообще оснований для того, чтобы с идиомой ассоциировался конвенциональный образ, связанный с конкретным знанием. Согласно классической теории, идиомы имеют произвольное значение: любой ряд слов может иметь какое угодно значение. Идиома to keep someone at arm's length не имеет конкретного, физического значения. Она означает держать кого-либо на достаточном социальном расстоянии от себя, не вступать с ним в близкие отношения, чтобы избежать социального или психологического ущерба. Согласно классической теории, идиома просто соединяет слова со значением, и нет никаких оснований для наличия конвенционального образа, связанного с этой идиомой. Зачем нужен такой образ в идиоме? И как люди узнали об этой связи?
Я склонен полагать, что в очень большом числе случаев значение идиом не является произвольным. Причина, по которой они считаются произвольными, состоит в том, что значение идиомы не предсказывается только из значения образующих ее отдельных слов. В традиционной лингвистической теории все, что не предсказуемо, является произвольным. Поэтому значение идиом, согласно данной традиционной теории, должно быть произвольным. Однако если мы принимаем теорию когнитивных моделей, то появляется третья альтернатива: мотивация.
Отношение между А и Б является мотивированным в том случае,
если имеется независимо существующая связь С, такая, что А-С-
Б «подходят друг другу». С позволяет понять отношение между
А и Б.
Значение идиомы to keep someone at arm's length является мотивированным — в значительной части конвенциональным образом, описанным выше. Этот образ и две независимо существующие в концептуальной системе метафоры обеспечивают связь между данной


2. Over
579
идиомой и ее значением. Метафоры, о которых идет речь, это:
— БЛИЗКИЕ, ДРУЖЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ — ЭТО ПРОСТРАНСТВЕННАЯ БЛИЗОСТЬ.
— СОЦИАЛЬНЫЙ (ИЛИ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ) УЩЕРБ — ЭТО ФИЗИЧЕСКИЙ УЩЕРБ.
Исходя из описанного выше образа и знания, что этот образ связан с защитой, мы постигаем связь, ведущую к значению идиомы. Удерживать кого-либо на расстоянии длины руки — значит не позволять ему приблизиться в физическом пространстве и тем самым предохранять себя от физического ущерба. Метафора отображает это знание в значение идиомы: удерживать кого-либо на достаточном социальном расстоянии от себя, не вступать с ним в близкие отношения, чтобы избежать социального или психологического ущерба.
В более подробном виде объяснение будет выглядеть следующим образом:
— Буквальное значение идиомы соответствует конвенциональному образу (хотя и не детерминируется им полностью).
— Этот образ сопровождается знаниями о данной ситуации.
— Две упомянутые выше метафоры отображают буквальное значение, образ и ассоциированные с ним знания в значение идиомы.
— Пусть А — это идиома и Б — ее значение, С — это конвенциональный образ, ассоциированные с ним знания и две упомянутые метафоры. С, таким образом, связывает А и Б.
Для идиомы «быть естественной» или «иметь смысл» означает, что в концептуальной системе имеются независимо от этой идиомы существующие элементы, которые связывают данную идиому и ее значение.
Рассмотрим другой пример, идиому spill the beans, букв. ‘рассыпать бобы’. Независимо от того, имеет или не имеет данный говорящий сознательный живой образ, ассоциирующийся с этой идиомой, большинство говорящих в неформальном разговоре со мной оказались в состоянии ответить на вопросы вроде следующих: Где были бобы, перед тем как они были рассыпаны? Насколько велик был сосуд? Были ли они приготовленные или сырые? Рассыпали ли их случайно или намеренно? Где они оказались после этого? Были ли они сложены аккуратно в горку? Где им положено было быть? После того, как они рассыпались, легко ли их было вернуть на место? Рассыпались ли они в беспорядке или они легли на пол в каком- 37*


580
Исследование конкретного материала
то порядке? Даже те говорящие, которые утверждали, что не имеют сознательного образа рассыпающихся бобов, смогли ответить на такие вопросы. Это означает, что у них был бессознательный образ, ассоциированный с этой идиомой.
Образы обнаруживали некоторые небольшие вариации. Говорящие расходились во мнениях, где были бобы перед тем, как их рассыпали: в банке, горшке, сумке или кувшине. В образах большинства говорящих бобы были сырые; небольшой процент представлял бобы в готовом к употреблению виде. Примечательно то, что несмотря на такие расхождения, образы совпадали в следующих отношениях. Вместилище, в котором находились бобы, почти всегда было размером примерно с человеческую голову, но не размером с бочонок, или силосную башню, или, скажем, маленькую баночку для горчицы. Предполагалось, что бобы хранились в этом вместилище. Бобы были рассыпаны случайно, или по крайней мере было впечатление, что они рассыпаны случайно. Упавшие бобы никогда не образовывали аккуратную горку, но рассыпались по всему тому месту, где они были рассыпаны. Их всегда было трудно собрать. Рассыпанные бобы всегда создавали беспорядок.
Единообразие этих ответов примечательно. Если принять точку зрения обычной теории, что значение идиом произвольно, нет никаких оснований для того, чтобы говорящие вообще имели какие-либо образы, не говоря уже о том, чтобы они имели настолько сходные образы. Если, однако, принять гипотезу, что идиомы являются мотивированными и что такой мотивацией может быть связь вида образ + знания + метафоры, то мы сможем объяснить не только то, почему существуют такие образы, но также предсказать, какую форму они могут и какую не могут иметь. Метафорой, релевантной для данного случая, является метафора КАНАЛ СВЯЗИ (см. Reddy 1979; Lakoff, Johnson 1980). Согласно этой метафоре, УМ — ЭТО ВМЕСТИЛИЩЕ, МЫСЛИ— ЭТО сущности, коммуникация же состоит в извлечении мыслей из ума, помещении их в слова и пересылке их в этих словах другим людям.
Метафора КАНАЛ СВЯЗИ прилагается к описанному выше образу следующим способом. Бобы соответствуют информации. Вместилище соответствует голове. Информация должна храниться в голове, что означает, что она должна держаться в секрете. Рассыпание бобов соответствует «утечке» информации из головы наружу — случайно или так, чтобы казалось, что это произошло случайно. Информация «рассыпалась по всему тому месту, где произошла утечка», то бишь были рассыпаны бобы, и секрет вышел наружу (бобы не могут быть


2. Over
581
возвращены туда, где они хранились). В результате — нарушение порядка. Таким образом, образ плюс знания об этом образе плюс метафора КАНАЛ СВЯЗИ обеспечили связь между этой идиомой и ее значением, связь, которая делает идиому мотивированной, а не произвольной.
Конечно, дело может обстоять и так, что образ не хранится, но генерируется, когда исследователь вроде меня спрашивает кого-то о значении идиомы. Однако это не меняет существа дела. Мы можем увидеть это, задавшись вопросом, что обусловливает возможность генерирования такого образа и почему генерируемые в таких случаях образы не характеризуются случайным разбросом характеристик, но сравнительно единообразны. Согласно традиционной теории идиом, слова просто ассоциированы непосредственно с их значениями, без помощи каких-либо образов или метафор. Эта теория не предполагает никаких оснований, почему говорящие должны быть способны генерировать ассоциирующиеся с идиомами образы или иметь какие-либо знания о них. И если такие образы вообще генерируются, то, согласно традиционной теории, следует ожидать, что они будут случайными, но не структурированными таким образом, каким они структурируются в действительности.
Наша теория позволяет сделать следующее предсказание в отношении не хранящихся в памяти, но заново генерируемых образов: генерируемые образы будут относиться к конвенциональным образам данной культуры, они будут основываться на культурных знаниях и в концептуальной системе будет иметься по крайней мере одна метафора, связывающая данный образ и знания со значением идиомы. Если говорить коротко, то принципы, предложенные нами для характеристики природы мотивации для образных идиом, обусловливают, каковы могут быть эти образы. Если образы генерируются заново, они генерируются в соответствии с этими принципами.
Здесь следует пояснить, что мы не утверждаем. Мы не утверждаем, что значение идиом или их форма являются предсказуемыми. Мы утверждаем только то, что отношение между ними не произвольно, но мотивированно, и что эта мотивация делает идиомы объяснимыми, «имеющими смысл». Так, мы не можем объяснить, почему в идиоме spill the beans, букв, ‘рассыпать бобы’, фигурируют именно бобы. Однако объединение бобов с рассыпанием уже имеет смысл, поскольку рассыпанные бобы трудно собрать и они создают беспорядок, и это происходит случайно или так, что кажется, что это произошло случайно. Все это вместе с метафорой КАНАЛ СВЯЗИ де¬


582
Исследование конкретного материала
лает осмысленной и объяснимой связь между нашим знанием о том, как рассыпаются бобы, и значением идиомы spill the beans.
Заметим, что из этого анализа вытекает очень важный вывод: части идиом могут иметь метафорические референты. Так, the beans ‘бобы’ в spill the beans обозначает информацию, которая должна быть сохранена в секрете. Spill ‘рассыпать’ означает сделать эту информацию общим достоянием. Это важно, если мы хотим понять грамматику идиом. Например, spill the beans может быть превращено в пассивную конструкцию — The beans have been spilled ‘Бобы рассыпаны’. В этом примере the beans является именной группой, которая имеет референт как в области-источнике (бобы в образе), так и в области-мишени метафоры КАНАЛ СВЯЗИ (информация, которая должна держаться в секрете). Возможно, именно то, что beans является именной группой и имеет референт и в области-источнике, и в области-мишени, позволяет обратить эту идиому в пассивную форму.
Важно иметь в виду, что мы, конечно, не утверждаем, что все идиомы в полной мере имеют образный смысл для всех говорящих. Как раз наоборот. Встречаются и такие идиомы, которые являются совершенно произвольными для всех говорящих. Разумеется, есть и такие идиомы, образный смысл которых непонятен для части говорящих. Тем не менее, как представляется, большинство говорящих, по крайней мере частично, наделяют образным смыслом большинство идиом своего родного языка так, что большая часть значения является для них мотивированной и, возможно, какая-то часть остается произвольной. Как и можно было бы ожидать, не все говорящие одинаково осмысляют все идиомы. Наиболее известным случаем этого является идиома A rolling stone gathers по moss, букв. ‘Катящийся камень не обрастает мхом’, которая не только варьируется по значению в понимании разных говорящих, но и вообще имеет два главных значения, приблизительно противоположных друг другу. Согласно одному прочтению, мох понимается как нечто хорошее, символ денег и того высокого положения, которое приобретается, когда человек долго остается на одном месте. Мораль, вытекающая отсюда, — плохо, когда человек все время переезжает с места на место. При другом прочтении мораль как раз противоположная. Если вы много передвигаетесь, то вы остаетесь ничем не связанным. Мох здесь рассматривается как нечто плохое, тот ненужный балласт, который вы приобретаете, находясь на одном месте слишком долго. Он ограничивает вашу свободу.
Точно так же, как существуют заметные различия между говорящими в отношении деталей грамматических правил и очень боль¬


2. Over
583
шие различия в словаре, существуют и различия в образах, ассоциируемых с идиомами. Большинство образных идиом, которые были изучены мною, имели от одного до трех широко распространенных ассоциированных образов, хотя в некоторых случаях таких образов могло быть от шести до двенадцати. Это отнюдь не непомерное количество лексических вариаций. На самом деле, поскольку ассоциирующиеся образы вряд ли когда-нибудь сознательно изучают, примечательно уже то, что в этой области вообще есть какое-то единообразие.
Мотивационные связи для идиом — то есть случаи, когда существует некоторая связь (С) формы конвенциональный образ + знания + метафоры, связывающая идиому с ее значением, — традиционно называют народной этимологией. Термин возник в исторической лингвистике, целью которой было подойти как можно ближе к «реальной» этимологии, действительной истории каждого слова и каждой идиомы. Народная этимология — это, чего, с точки зрения историков языка, следует избегать, то, против чего предостерегают студентов. Однако поскольку реальная история идиом почти никогда не известна, народные этимологии — это почти все, с чем могут оперировать историки языка. Кроме того, поскольку редко когда обычный человек знает действительный источник того или иного выражения, народный этимологический анализ, который люди производят автоматически и бессознательно, реален для них, не с исторической, но с психологической точки зрения.
То, что обычные люди, не лингвисты, спонтанно и бессознательно изобретают народные этимологии, является весьма примечательным психологическим фактом. Почему это происходит? Если исходить из того, что значение идиом всегда полностью произвольно, для этого нет никаких оснований. Однако если мы осознаем, что найти мотивирующие связи нужно для того, чтобы осмыслить идиомы, что люди действуют более эффективно, если располагают дополнительной информацией, которая позволяет осмыслить информацию, которая в противном случае будет случайной и неупорядоченной, тогда станет понятно, почему люди стараются найти смысл в идиомах, отыскав как можно больше мотивирующих связей.
Мотивирующие связи, которые люди обычно находят для того, чтобы понять отношение между идиомой и ее значением, обычно состоят из конвенциональных образов и метафор. В ходе исследования гнева мы столкнулись с огромным количеством идиом, построенных таким образом: simmer down ‘остыть’, blow off steam ‘выпустить nap’, flip one's lid букв.'сорвать, подбросить крышку’ =


584
Исследование конкретного материала
‘взорваться, потерять самообладание’, keep one's anger bottled up ‘держать свой гнев закупоренным’, wrestle with one's anger ‘бороться с гневом’, и т. д. Как представляется, существуют тысячи идиом, которые по крайней мере частично мотивируются ассоциированными конвенциональными образами. Эти ассоциированные образы имеют важную когнитивную функцию. Они позволяют осмыслить идиомы и, следовательно, сделать более легким их понимание, изучение, запоминание и использование. Это важно помнить при изучении природы лексических знаний. Лексика человеческого языка не просто обширный перечень языковых выражений и случайно ассоциированных с ними значений. В него включены мотивирующие связи, обосновывающие эти ассоциации. Любое адекватное психологическое описание изучения лексикона и необходимой для этого памяти должно учитывать явление народной этимологии. Это означает, что мы должны включить в него объяснение, почему выражения с мотивирующими связями легче изучить и запомнить, чем выражения, соединенные со значениями случайным образом.
Конвенциональные образы играют роль не только в идиоматических выражениях. Они имеют огромное значение для понимания и употребления даже простейших предложений. Как отмечает Рош, простые выражения базового уровня используются для обозначения прототипических представителей категории базового уровня, но было бы ошибкой использовать такие выражения для обозначения непрототипических членов категории. Так, если на крыльцо сел воробей, то совершенно нормально сообщить об этом предложением На крыльце сидит птица. Однако было бы неправомерно использовать такое предложение для того, чтобы сообщить, что на крыльцо приземлился орел или что на ступеньки крыльца взобрался пингвин.
Аналогично, если Джон ударил битой по бейсбольному мячу обычным хлестким ударом, мы можем очень просто сообщить об этом, сказав Джон ударил по мячу. Однако если он ударил по надувному пляжному мячу подносом для пиццы или же он ударил по мячу, бросив в него камнем, то описать это событие тому, кто его не видел, как Джон ударил по мячу, значит ввести его в заблуждение, несмотря на то, что такое описание в буквальном смысле будет правильным. Ударить по мячу ассоциируется с конвенциональным образом, который характеризует нормальный случай, и если не следует никаких уточнений, мы полагаем, что имел место нормальный случай. Таким образом, конвенциональные образы используются при понимании даже самых простейших, понимаемых в буквальном смысле предложений, не содержащих никаких идиом.


2. Over
585
Образные схемы
Образные схемы, обсуждавшиеся нами, гораздо больше похожи на конвенциональные образы, чем на образы, изучавшиеся Шепардом и Косслином. Подобно конвенциональным образам, они не являются ни контекстно-связанными, ни конкретными, ни сознательными, их использование, так же как использование конвенциональных образов, не требует усилий. В то же время они отличаются от конвенциональных образов в двух существенных отношениях: они не являются богатыми (то есть они не детализированы полностью) и с ними не связываются конкретные знания. Это относительно абстрактные схемы, которые организуют и упорядочивают то, что может быть воспринято и представлено визуально, но они сами не могут быть непосредственно представлены в зрительно воспринимаемой форме таким образом, как могут быть представлены богатые образы. Рисунки, которые были представлены выше, не изображают сами схемы, но только характеризуют некоторые свойства этих схем и помогают нам получить какое-то представление о том, каковы эти схемы. Однако любые такие изображения с необходимостью отличаются во многих отношениях от самих схем. Возьмем, например, схему, которая включает движение и следование по пути, которое происходит во времени. Мы изображали такие схемы как статичные с пунктирной линией, показывающей путь. Изображения схем с ориентиром, протяженным по вертикали и горизонтали (таким, как на рис. 6), с необходимостью должны представить ориентир в какой- то конкретной форме, тогда как схемы сами по себе нейтральны по отношению к конкретным характеристикам формы ориентира постольку, поскольку он протяжен по вертикали и горизонтали. Образные схемы могут быть представлены в визуальной форме и нарисованы только путем их конкретизации. В этом отношении они во многом подобны кантовской «схеме» треугольника, которую Кант мыслил как представляющую равносторонние, равнобедренные, остроугольные и тупоугольные треугольники и в то же время не обладающую конкретными характеристиками, чтобы быть представленной в видимой форме как какой-либо из этих треугольников.
Обратимся теперь к отношениям между образными схемами с одной стороны и богатыми ментальными образами с другой. Моя гипотеза состоит в том, что образные схемы структурируют как наши восприятия, так и наши богатые образы. Эта гипотеза представляется необходимой для того, чтобы объяснить один из наиболее обычных повседневных феноменов, а именно тот факт, что предложения могут оцениваться с точки зрения того, насколько точно они


586
Исследование конкретного материала
описывают видимые картины и ментальные образы. Предположим, что вы наблюдаете или представляете летящий самолет и на местности, над которой летит самолет, есть холм. Рассмотрим следующее простое предложение:
— The plane is flying over the hill ‘Самолет летит над холмом’.
Вы можете вынести суждение относительно того, соответствует ли это предложение той картине, которую вы наблюдаете или представляете. Это суждение частично будет основываться на том, соответствует ли схема 1.ВГ.НК (рис. 3) тому, что вы видите или представляете. Если самолет, в вашем восприятии или воображении, летит низко над землей вокруг основания холма, вы, по всей видимости, оцените предложение как не соответствующее наблюдаемой или воображаемой картине. Предложение вроде A plane is flying around the hill ‘Самолет летит вокруг холма’ будет без сомнения расценено как более подходящее в данных обстоятельствах. Единственное, чем отличаются эти предложения, это предлоги: over ‘над- через’ vs around ‘вокруг’. Over подходит в тех случаях, когда имеется такая схема over, которая соответствует видимой или представляемой картине.
Важно отметить, что существуют ясные случаи, когда данная схема соответствует образу или картине, ясные случаи, когда она не соответствует тому, что мы видим или воображаем, и промежуточные случаи, когда она соответствует в той или иной степени. Предположим сначала, что путь самолета проходит прямо над (при этом не очень высоко) вершиной холма. В этом случае схема 1.ВГ.НК соответствует ситуации, и употребление over разрешено. Предположим теперь, что траектория полета проходит не прямо над вершиной холма, но чуть в стороне от нее. Если при этом траектория полета проходит достаточно близко к вершине, over все еще подходит. Но чем дальше от вершины холма пролегает путь самолета, тем менее подходящим для описания происходящего становится over. И когда линия полета перемещается на долину рядом с холмом и даже близко не подходит к вершине холма, over становится полностью непригодным для описания ситуации. Насколько хорошо схема соответствует картине или образу, зависит также от высоты полета. Предположим, что самолет летит не низко над холмом, но на высоте 50000 футов. Тогда путь может пониматься как проходящий над (over) холмом, даже если он отклоняется от его вершины дальше, чем в предшествующем случае. Таким образом, схема 1.ВГ.НК для over характеризует размытую категорию воспринимаемых картин и обра¬


2. Over
587
зов. Центральными членами категории являются те картины и образы, которые являются ясными случаями этой схемы. Менее ясные случаи являются менее центральными членами, и те картины и образы, которые очевидно не соответствуют схеме, не являются ее членами. Схема, таким образом, может быть рассмотрена как порождающий прототип, со схемой в роли генератора и близостью соответствия в качестве общего принципа, определяющего степень членства.
Согласно анализу Бругман, имеются два уровня прототипической структуры для over. (1) радиальная структура категории схем, в которой каждая схема является членом данной категории, и (2) генеративная структура категории картин и образов, которая определяется каждой отдельной схемой. Восприятия и образы коррелируют со словами через двухступенчатую модель. Так, восприятие самолета, летящего над холмом, является членом категории восприятий и богатых образов, которые соответствуют схеме 1 .ВГ.НК. Эта схема в свою очередь является членом категории over, состоящей из группы радиально структурированных схем.
Обратимся теперь к вопросу, каким образом удается образной схеме соответствовать восприятию или образу. Я выдвигаю следующую гипотезу: наши восприятия и наши образы структурируются образными схемами; таким образом, схемы, ассоциированные с лексическими единицами, могут соответствовать схемам, структурирующим наши восприятия и образы. Согласно этой гипотезе, у нас не может быть «чистых», неструктурированных восприятий и образов. Восприятия и образы не являются просто «картинками». Наше восприятие и формирование образов в огромной мере определяется налагаемой на эти процессы образно-схематической структурой. Именно образно-схематическая структура дает нам возможность категоризовать то, что мы воспринимаем. И именно образносхематическая структура позволяет нам соотносить язык с нашими восприятиями и богатыми образами.
Эта гипотеза отнюдь не является бесспорной. В частности, она, как представляется, противоречит модели ментальной образности, предложенной Косслином.
Мы можем рассматривать центральный процессор компьютера (ЦП) и компьютерную память как средства, используемые программой для того, чтобы выполнить ее работу. Аналогичным образом, мозг может пониматься как приспособление для выполнения работы ума.


588
Исследование конкретного материала
Аналогия между мозгом и компьютером позволяет нам также понять, как визуальная образность может быть подобной картине, не будучи реально картинкой. Катодно-лучевая трубка (КЛТ), показывающая в визуальной форме информацию, которая хранится в компьютере, преобразует данные, закодированные в битах, в видимое изображение на экране. Компьютер способен интерпретировать некоторую хранящуюся в нем информацию как пространственные образы (независимо от того, проецируется ли она реально в образ на КЛТ), потому что его ЦП рассматривает эти данные так, как если бы они были организованы в матрицу; иными словами, эти данные функционируют так, как если бы они хранились в матрице, в которой некоторые элементы находятся рядом с другими, некоторые — по диагонали от других, и т. д. Таким образом, хотя сама машина не имеет экрана, она может хранить и использовать материал, который является визуальным на функциональном уровне. Наша модель предполагает, что мозг также может функционировать подобным образом (Kosslyn 1983, р. 205).
Таким образом, согласно Косслину, образы хранятся в уме в виде точечной матрицы, так как если бы они были в компьютере. Ум- компьютер знает, какие ячейки матрицы имеют черные точки и какие — белые. Таким образом, он мог бы, например, определить, образуют ли черные точки диагональ на поле из белых точек, не проецируя актуально какую-либо картину на экран.
Теория Косслина противоречит нашей гипотезе о том, что восприятия и образы структурируются образными схемами. Одна из причин заключается в том, что образные схемы иногда не могут быть представлены в виде образов. Возьмем образную схему, выражающую движение. Движение не может быть представлено в каком- либо отдельном точечно-матричном образе; оно является свойством последовательности таких образов, но не имеет места в каком-либо из них. Кроме того, в схемах, включающих фокусированную конечную точку, но не содержащих актуального движения, таких, как 1.ВГ.К.КН (рис. 10) «Sam lives over the hill» ‘Сэм живет за холмом’, подразумевается мысленный путь, который проходит через холм. Такое подразумевание может входить в то, что воспринимается или представляется, но его нет в точечно-матричном представлении того вида, которое имеет в виду Косслин. Точечно-матричные представления имеют чрезвычайно бедную структуру для того, чтобы быть способными выполнить эту задачу — задачу, определяемую вопросом: каким образом можно представить значение слов так, чтобы


2. Over
Э89
показать, как язык может соответствовать восприятиям и богатым образам, в то же время демонстрируя связи значений многозначных слов друг с другом?
Конечно, Косслин и его сотрудники не придавали этим вопросам того значения, которое им придавали такие лингвисты, как Талми, Лангакер, Линднер, Янда и Бругман. Серьезный подход к этим вопросам может повлечь ответы, весьма отличные от тех, которые были даны Косслином и его коллегами. Наиболее важным из этих вопросов является тот, что был поставлен Рудольфом Арнхеймом в его книге «Визуальное мышление» (Amheim 1974): Образно ли мы мыслим? С точки зрения точечно-матричного подхода к мышлению ответ должен быть «Нет». Такие матрицы не имеют достаточной структуры для того, чтобы охарактеризовать мышление, и та структура, которая в них содержится, не подходит для этой задачи. Однако при подходе, основанном на образных схемам, может быть дан ответ «Да».
Используются ли образные схемы в мышлении?
Как представляется, образные схемы имеют такую структуру, которая может использоваться в мышлении. Рассмотрим очень простой пример. Эдвард Кинен и Ариех Фальтц (Keenan, Faltz, to appear) показали, что существуют такие участки английского языка, где в рассуждении используется булевская логика классов. Это не противоречит утверждению, что реальные человеческие категории выходят далеко за пределы булевских классов в отношениях, описанных нами выше. Утверждение Кинена—Фальтца означает в наших терминах, что существуют когнитивные модели, воплощающие булевскую логику классов; существование других видов моделей этим утверждением не исключается. Это согласуется с мнением, выраженным Рош (Rosch 1981).
Согласно наблюдениям Кинена (персональное сообщение), подобное булевское рассуждение может быть понято как базирующееся на метафорическом осмыслении классов как вместилищ. В наших терминах: любые булевские классы, используемые нами, на самом деле являются метафорическими проекциями особого вида образной схемы — схемы вместилища, используемой как часть одной из схем для out (рис. 28). Это простая схема, в которой есть внутренняя область, граница и внешняя область. Для того чтобы реализовать идею Кинена, нам также понадобится схема часть—целое, связывающая части с целым (эту схему невозможно выразить рисунком, которой бы передавал интуитивное представление об этой схеме). Используя схемы вместилищ, схемы часть—целое и метафорическое отобра¬


590
Исследование конкретного материала
жение, мы можем построить комплексную схему, необходимую для того, чтобы охарактеризовать булевскую логику классов. Эти структуры будут интуитивно соответствовать диаграммам Венна.
Вот краткий набросок того, как это может быть сделано. Рассмотрим следующие отображения образных схем на классы:
— Схемы вместилищ отображаются в классы.
— Схемы часть—целое, в которых как части, так и целое являются схемами вместилищ, отображаются в отношения подклассов.
— Сущности, находящиеся внутри схемы вместилища, отображаются в члены класса, соотносительного с этой схемой.
— Внешняя область схемы вместилища отображается в дополнение соотносительного класса.
Таким образом, если А является схемой вместилища, А' (результат отображения) является классом. И если А и В являются схемами вместилищ, и В является частью А, то В' является собственно подклассом А\ Если Е является внешней областью схемы вместилища А, то Ег является дополнением А\ И если Xнаходится внутри схемы вместилища А, то X является членом класса А'. Объединение и пересечение определяются следующим образом:
Рис. 29. Две частично совпадающие схемы вместилищ.


2. Over
591
— Пусть схемы вместилищ В и С являются единственными частями схемы вместилища А; А' является объединением В' и С'.
— Пусть схема вместилища D является наибольшей схемой вместилища, являющейся одновременно и частью В, и частью С. D' является пересечением В' и С'.
При данных дефинициях обычные теоремы булевской логики классов будут истинными.
Между прочим, данная характеристика логики классов позволяет избежать парадокса Рассела. Дело в том, что классы здесь определяются метафорически путем отображения схем вместилищ на классы. При той природе вместилищ, которую они имеют, ни одна схема вместилища не может находиться внутри самой себя. Следовательно, при условии, что имеет место метафорическое отображение, определенное выше, ни один класс не может быть своим собственным членом.
С точки зрения теории когнитивных моделей классы понимаются метафорически в терминах образных схем именно таким образом. Мышление посредством таких структур может рассматриваться как образно-схематическое мышление. В качестве примера образносхематического мышления рассмотрим рассуждение на базе схемы пути. Если траектор находится в данной точке пути, то, следовательно, он был на всех предшествующих точках пути. Другим примером образно-схематического мышления является скалярное рассуждение. Рассмотрим протяженный ориентир того типа, который представлен на рисунке 11. Протяженный ориентир представляет собой последовательность точек. Каждая точка может быть метафорически понята как значение скалярного признака Р, а ориентир в целом — как шкала, определяющая Р. Если X находится в некотором пункте на этой шкале, то X является больше Р, чем У, если Y находится ниже на этой шкале, и меньше Р, чем Y, если Y находится выше на этой шкале. Как показал Лангакер (Langacker 1982), с помощью комплексных образных схем может производиться даже связывание переменных и квантификация. Связывание переменных может быть представлено как метонимическое отображение, при котором типичный образец категории замещает категорию в целом. Различие между all ‘все’, most ‘большинство’, some ‘некоторые’ и по ‘ни один’ может быть представлено точками на шкале, на которой по занимает самое нижнее положение, a all — самое высокое. Лангакер (Langacker 1986) также подробно описал, как образные схемы могут быть использованы для того, чтобы охарактеризовать семантику времени и вида. В работе Свитсер (Sweetser 1984) показано, что мышление, включающее модальности, может осуществляться с по¬


592
Исследование конкретного материала
мощью метафорических проекций образов силы. С учетом работ Фоконье (Fauconnier 1985), трактующих такие классические семантические проблемы, как референциальная непрозрачность и пресуппозиции, на основе понятия ментальных пространств, можно сделать вывод, что значительная часть мышления может быть охарактеризована с использованием когнитивных механизмов, не являющихся с традиционной точки зрения пропозициональными по своему характеру.
В настоящее время нам не много известно об использовании образных схем в мышлении. Некоторая ясность имеется в отношении лишь некоторых видов мышления, использующих классы, некоторые кванторы, времена, виды, модальности, шкалы, референциальную непрозрачность и пресуппозиции. Тем не менее мы еще не имеем полного понимания всех этих явлений во всех подробностях. Мы даже близко не подошли к пониманию того, какие виды образных схем используются в познании и какие виды мышления могут на них основываться. Кроме того, тот факт, что мышление может осуществляться посредством образных схем, не является доказательством того, что мышление на самом деле осуществляется с их помощью. Тем не менее сам тот факт, что способы мышления могут быть охарактеризованы с помощью образных схем, воодушевляет. Вполне возможно, что те же самые когнитивные модели, которые структурируют восприятие и образы, используются также в мышлении. Если это так, то это может объяснить, каким образом знания, полученные из восприятия, и знания, полученные из языка, могут работать вместе в мышлении.
Это представляет особый интерес в связи с тем, что обычно принимается как само собой разумеющееся, что в мышлении используются только пропозициональные структуры и не могут использоваться структуры, имеющие образный характер. Даже такой энергичный защитник ментальной образности, как Косслин, склонен полагать, что мышление является чисто пропозициональным.
Рассмотрим самые элементарные логические операции, такие, как отрицание, квантификация, дизъюнкция и т. д. Как представить такие вещи, используя одни только образы? ... А как быть с классами объектов? ... Как отличить квантификацию от сложения и вычитания? А что уж тогда говорить о области действия квантификации? Не легче с дизъюнкцией. ... А что делать с временами? ... Я полагаю, что если пролить достаточно пота и слез и стереть много резинок, то можно состряпать какой-то вид образной логики. Однако в сравнении со стан-


2. Over
593
дартным исчислением предикатов образное исчисление будет чрезвычайно громоздким и неудобным (Kosslyn 1980, р. 454—455).
Косслин, разумеется, имеет в виду только богатые образы, но не образные схемы. Как мы видели выше, его теория не допускает саму возможность образных схем. Косслин также принимает как данное, что исчисление предикатов вполне способно выполнить задачу объяснения характеристик человеческого мышления в целом. Это просто неверно, и даже близко не подходит к тому, чтобы быть верным. Однако хотя Косслин и смотрит чересчур оптимистично на возможности классической логики, на вызов, брошенный им, необходимо ответить. Исследования логических свойств образных схем только начались, и мы пока не имеем достаточного представления о том, сколь многое в человеческом мышлении смогут они объяснить.
Обзор литературы и заключение
Подробные исследования образных схем были выполнены главным образом в области лингвистики. Мой собственный интерес к этому вопросу возник под влиянием обсуждения роли образных схем при сложении основ в шауни в работе Бенджамена Ли Уорфа (Whorf 1956). На протяжении последних пятнадцати лет первопроходцем в этой области был Леонард Талми, автор работ, оказавших большое влияние на развитие этих исследований (Talmy 1972, 1975, 1978а, 1981). Основополагающее исследование Рональда Лангакера (Langacker 1986) заложило чрезвычайно важный теоретический фундамент для всех современных исследований образных схем. Наиболее подробное описание образных схем в неиндоевропейских языках было сделано Юджином Касадом в его исследовании языка кора (Casad 1982), небольшая часть которого вошла в Casad, Langacker 1985. Образно-схематическая структура кора весьма сильно отличается от аналогичной структуры английского языка, хотя многие элементы и принципы объединения образов являются в этих языках сходными. Кейс МакКьюн (McCune 1983) показал, что в индонезийском языке широко распространена лингвоспецифичная система звукового символизма, структурируемая образными схемами и метафорами. В области антропологии Наоми Куинн (Quinn 1986) детально исследовала роль образных схем в суждениях об браке.
Over не является единственным языковым выражением, подробно рассмотренным с позиций образно-схематического анализа. Сьюзен Линднер (Lindner 1981, 1982) подвергла по меньшей мере столь
38 — 3361


594
Исследование конкретного материала
же подробному и обстоятельному анализу английские глагольные частицы up и out Лора Янда (Janda 1984) аналогичным образом исследовала русские глагольные префиксы за-, пере-, до- и от-. Бри- гида Рудзка-Остын (Rudzka-Ostyn 1983) провела сравнительное исследование польского уу и голландского uit. Брюс Хокинс (Hawkins 1984) в своем общем обзоре английских предлогов сопоставил образно-схематический подход с другими подходами. Клод Ванделуаз (Vandeloise 1984) произвел подробный образно-схематический анализ некоторых французских предлогов. Все эти исследователи в существенных отношениях пришли к тем же выводам, что и Бругман:
— Все исследованные выражения (up, over, за- и т. д.) являются многозначными; они не могут быть представлены единым ядерным значением, которое бы объясняло все эти различные смыслы, и только их.
— Для того чтобы представить значения этих выражений, необходимы образные схемы и метафорические модели.
— Значения каждого из этих выражений образуют радиально структурированную категорию с центральным членом и связями, определяемыми трансформациями образных схем и метафорами.
— Нецентральные случаи не могут быть предсказаны, исходя из центральных значений, тем не менее они не являются произвольными. Они являются мотивированными более центральными случаями, трансформациями образных схем и метафорическими моделями.
Исследование Бругман, так же как исследования Линднер и Ян- ды, показывают, что в лексике гораздо меньше произвольности, чем это раньше принято было думать. Произвольным может быть то, что фонемная последовательность /overt имеет в качестве одного из своих значений схему 1. Но тот факт, что одна и та же фонемная последовательность обозначает десятки других схем, не умножает произвольность, потому что все эти другие схемы являются мотивированными. Соединение /overt с центральной схемой, схемой 1, является произвольным соотнесением формы и значения; соединения tovert с другими схемами представляют собой мотивированные соответствия формы и значения. Таким образом, радиальные категории значений в лексике в огромной степени способствуют уменьшению произвольности в отношениях между формой и значением.


3. 	Конструкции с there
Введение
Перед тем как пуститься в это очень долгое плавание, я чувствую необходимость сказать несколько слов о том, зачем нужно столь обширное и подробное исследование. Краткий ответ будет следующим: я предлагаю альтернативу стандартным грамматическим теориям. К этому следует подходить со всей ответственностью. Одним из главных достоинств стандартных подходов объявляется то, что они являются строгими и точными. Чтобы альтернатива была принята серьезно, необходимо показать, что она ничуть не менее строга и точна. Кроме того, нужно продемонстрировать, что новый подход успешно работает там, где прежние подходы потерпели неудачу. Поэтому я выбрал конструкции с there. Это классические конструкции, которые должны найти место в любой теории грамматики, в то же время все предшествующие подходы показали свою недостаточность при их описании. Предшествующие подходы оказались неудачными в двух отношениях. Во-первых, они оказались неспособными объяснить все невероятно сложные тонкости этих конструкций. Во-вторых, они не смогли предложить адекватное объяснение различий между there в There's Harry on the porch ‘Вон Гарри на крыльце’ и there в There's a man on the porch ‘На крыльце находится человек’. Стандартные теории просто поднимают руки вверх и говорят, что здесь нет никакой связи. Главная цель данного исследования — продемонстрировать, как на когнитивной основе может быть построена грамматика, не менее строгая, чем генеративная грамматика, способная справиться с самыми сложными случаями, где генеративная грамматика терпит неудачу.
Конечно, существует не одна теория генеративной грамматики; существуют десятки, если не сотни основных теорий, а число их вариантов переваливает за миллион, если согласиться с заглавием стаза*


596
Исследование конкретного материала
тьи МакКоли «Тридцать миллионов теорий грамматики». Наш тезис состоит в том, что все генеративные подходы к грамматике неадекватны. Доказательство будет эмпирическим — базирующимся на очень большом массиве данных. Но перед тем как углубиться в подробности, следует отметить, что генеративные подходы к изучению языка неадекватны не только по эмпирическим, но также и по теоретическим основаниям.
Генеративная грамматика технически является видом формального синтаксиса — набором принципов оперирования символами без обращения к их значению. Как таковая генеративная грамматика предполагает объективистский подход к познанию. Существуют два типа семантики для генеративной грамматики. Это или модельнотеоретическая семантика, или же семантика, представляющая собой перевод в другую систему символов — «ментальный язык», обычно называемый логической формой семантической репрезентации — в которой символы рассматриваются как внутренние репрезентации внешней реальности. На оба этих случаях распространяется критика Патнэма (см. гл. 15). Это означает, что генеративная грамматика не может иметь непротиворечивой теории значения. Поэтому мы должны найти другую теорию грамматики. В частности, нам нужно найти такую теорию грамматики, в которой синтаксис не был бы независим от семантики.
Мы предлагаем теорию грамматики на когнитивной основе, использующую теорию когнитивных моделей в том виде, как она описана в главе 17. Грамматика с этой точки зрения будет представлять собой радиальную категорию грамматических конструкций, в которой каждая конструкция сопоставляет когнитивную модель (характеризующую значение) с соответствующими аспектами лингвистической формы. Мы будем называть такую теорию когнитивной грамматикой.
Когнитивная грамматика избегает критики Патнэма по следующим причинам. Когнитивные модели являются внутренними в смысле Патнэма и получают значение через соединение с опытом, особенно телесным (см. гл. 17). Параметры языковой формы в грамматических конструкциях не независимы от значения; они мотивируются, а во многих случаях даже предсказываются значением. Согласно такому подходу, многие аспекты синтаксической структуры мотивированы структурой когнитивной модели или являются ее следствиями.


3. Конструкции с there
597
Когнитивная грамматика
Цель настоящего исследования — показать, что в грамматике существуют радиальные категории и что они имеют ту же функцию, что и радиальные категории в лексике (см. over), а именно функцию мотивации соответствия между формой и значением. Мы покажем, что категория структур предложений (clause) в языке структурирована радиально и включает центральную субкатегорию и целый ряд нецентральных субкатегорий. Центральные структуры предложений демонстрируют прямые и регулярные отношения между формой и значением, определяемые общими принципами, которые мы будем называть центральными принципами. Нецентральные структуры предложений систематически связаны с центральными структурами предложений, соотношение между формой и значением в них в значительной мере производно от более центральных структур. Таким образом, соответствие между формой и значением в нецентральных структурах в высокой степени мотивировано — их отношениями с более центральными структурами и соответствиями между формой и значением, определяемыми центральными принципами.
Эта общая мысль отнюдь не нова. Идея центральных и нецентральных структур предложений восходит к «ядерным» предложениям Зелига Хэрриса (Harris 1957) и имеет корни в традиции дескриптивной грамматики, в которой сначала описываются «наиболее базовые» типы предложений и только потом «менее базовые» типы. Идея, что в центральных типах предложений соответствия между формой и значением являются непосредственными и регулярными, восходит к интегрированной теории Катца и Постала (Katz, Postal 1964) и к порождающей семантике (Lakoff 1963). Наиболее популярной версией этой теории была теория, предложенная Хомским в «Аспектах теории синтаксиса» (Chomsky 1965), в которой «глубинные структуры» играли роль, подобную роли центральных типов предложений. Новое воплощение этот подход к центральным типам предложений нашел в недавней работе Газдара, Клейна, Паллама и Сага «Обобщенная грамматика фразовой структуры» (Gazdar и др., 1985), в которой проводится разграничение между грамматикой и метаграмматикой, приблизительно эквивалентное разграничению между центральными и нецентральными структурами. Другие современные теории грамматики также делают подобные разграничения.
Ни одна из этих или других современных теорий не способна предложить адекватное объяснение тех феноменов, которые будут обсуждаться выше. У этого есть целый ряд причин.


598
Исследование конкретного материала
Во-первых, теория значения, используемая в этих теориях, является в целом версией объективистской семантики. Как мы увидим, объективистская семантика должна быть заменена когнитивной семантикой — семантикой, которая использует пропозициональные, метафорические и метонимические модели, а также теорию ментальных пространств.
Во-вторых, такие теории не включают адекватного описания — если они вообще включают такое описание — грамматических конструкций, прямого сопоставления параметров формы с параметрами содержания.
В-третьих, эти теории не имеют адекватного понятия категории. Как мы увидим далее, в адекватной теории необходимы радиальные категории с прототипическим центром.
В-четвертых, имеющиеся теории грамматики оперируют с обычной дихотомией предсказуемости и произвольности. Адекватная теория должна включать концепт мотивации.
В-пятых, в существующих теориях центральные случаи связываются с нецентральными посредством синтаксических трансформаций или приблизительно эквивалентных приемов — метаправил, правил избыточности и т. п. Эти способы обычно обеспечивают только синтаксические связи. Мы покажем, что вместо этого необходимо ввести понятие «экологического положения» в грамматической системе в целом. Экологические положения определяются центральными субкатегориями и связями нецентральных субкатегорий с центральными категориями. Такие связи характеризуют то, что мы будем называть отношениями «основываться на». Они отличаются от трансформаций и их эквивалентов тем, что они могут определять семантические и прагматические отношения, включая отношения, определяемые метафорическими и метонимическими моделями, и другие отношения, определяемые сложением (и иногда вычитанием) целых ИКМ.
В-шестых, большинство теорий (примечательным исключением является порождающая семантика) принимают в качестве исходной предпосылки, что синтаксические категории и грамматические отношения являются «автономными», то есть полностью независимыми от значения и употребления. Как мы увидим далее, это не так: синтаксические категории и грамматические отношения имеют радиальную структуру, с прототипическим центром, который является семантически предсказуемым; нецентральные члены образуют расширения, которые не могут быть предсказаны на семантической основе, но которые в типичном случае являются семантически или прагматически мотивированными.


3. Конструкции с there
599
В-седьмых, большинство теорий (опять-таки за исключением порождающей семантики) предполагают, что синтаксические ограничения на образование конструкций не могут быть предсказаны, исходя из значения этих конструкций. Мы покажем, что дело обстоит противоположным образом и что огромное число синтаксических ограничений может быть предсказано на семантических основаниях.
В-восьмых, все другие теории грамматики предполагают ту или иную форму атомизма, а именно исходят из предпосылки, что значение грамматической конструкции является вычислимой функцией значения ее частей. Мы постараемся доказать, что грамматические конструкции в общем случае имеют холистический характер, в том смысле, что значение целой конструкции мотивируется значениями частей, но не может быть вычислено (полностью выведено) из них.
В-девятых, почти все эти теории предполагают, что существует четкое разделение между грамматикой и лексиконом, при котором грамматика предоставляет структуры, а лексикон — значимые слова, вставляемые в эти структуры. Мы увидим, что наличие четкого деления весьма проблематично и что гораздо более вероятно, что между грамматикой и лексиконом имеется континуум переходов (см. Fillmore, Kay, O’Konnor, to appear; Sadock 1984).
В-десятых, в большинстве современных теорий предполагается, что грамматика независима от всего остального познания. Как будет показано далее, грамматика зависит от многих других аспектов познания, которые представлены теорией прототипов, когнитивными моделями, ментальными пространствами и т. д. Мы постараемся доказать, что грамматики определяются относительно неуниверсальных концептуальных систем.
Цель настоящего исследования — показать, что когнитивная грамматика может обеспечить адекватное описание и объяснение всех сложностей гйеге-конструкций, тогда как другие теории не способны сделать это. Экзистенциальная гйеге-конструкция, например There9s a fly in ту soap ‘В моем супе муха’, рассматривались вначале как такое явление, которое генеративные грамматики могут легко и естественно описать и объяснить. Однако и по прошествии многих лет они остаются чрезвычайно твердым орешком. Сначала также казалось, что отношения между экзистенциальными и дейктически- ми гйеге-конструкциями, например There goes a fly, into your soup ‘Вон муха попала в твой суп’, легко могут быть объяснены трансформационной грамматикой (см. Fillmore 1968; Lyons 1968; Thome 1973; Kuno 1971). В итоге это оказалось невозможным по причинам, которые мы изложим ниже. Проблема не в том, что между этими


600
Исследование конкретного материала
конструкциями нет систематических отношений, проблема в самой теории трансформационной грамматики.
Таким образом, данное исследование должно на основе эмпирических данных дать ответы по следующим десяти вопросам:
1. Является ли адекватной объективистская семантика или же необходима когнитивная семантика?
2. Являются ли грамматические конструкции эпифеноменами или они имеют реальный когнитивный статус?
3. Достаточны ли для грамматики классические категории или же для грамматики требуется теория прототипов?
4. Может ли обойтись грамматика дихотомией предсказуемости- произвольности или же, кроме того, необходимо понятие мотивированности?
5. Возможно ли объяснить отношения между конструкциями с помощью трансформаций (и их приблизительных эквивалентов — метаправил, правил избыточности и т. п.) или же мы нуждаемся в понятии «экологического положения», определяемого в терминах радиальной структуры и отношения «основываться на»?
6. Являются ли синтаксические категории и грамматические отношения автономными или же они радиально структурированы и имеют семантически определяемый центр?
7. Должны ли все синтаксические ограничения объясняться исключительно правилами синтаксиса, нечувствительными к значению, или же очень многие синтаксические ограничения могут быть объяснены семантическими причинами?
8. Является ли значение каждой грамматической конструкции вычислимой функцией значения ее частей или же существуют конструкции, значение которых мотивировано значением их частей, но не выводимо полностью из них посредством общих правил?
9. Существует ли строгая дихотомия между грамматикой и лексиконом или же между ними лежит континуум?
10. Является ли грамматика отдельным «модулем», независимым от других аспектов познания, или же она использует другие аспекты познания, такие, как прототипическая категоризация, когнитивные модели и ментальные пространства?
В целом генеративные подходы к грамматике предполагают везде первую из альтернатив, тогда как когнитивная грамматика в каждом из этих случаев стоит на позициях второй альтернативы. Это не все имеющиеся различия между генеративной и когнитивной грамматикой, но эти различия имеют значение для понимания there- конструкций. По ходу изложения мы будем приводить факты, сви¬


3. Конструкции с there
601
детельствующие о том, мы будем стараться показать, что генеративные предпосылки неадекватны и что во всех случаях необходим когнитивный подход.
Грамматические конструкции
Я использую термин грамматическая конструкция в несколько уточненной версии его традиционного смысла. Традиционные грамматисты принимают как данное, что грамматика языка может быть описана в терминах совокупности конструкций, в которой каждая конструкция представляет собой конфигурацию синтаксических элементов (таких, как предложение, имя, предлог, герундий и т. д.), сопоставленную со значением и/или употреблением, ассоциированным с синтаксической конфигурацией. Я буду говорить о синтаксических конструкциях именно в этом смысле. Каждая конструкция будет пониматься как образованная парой форма—значение (Ф, 3), где Ф — множество условий, касающихся синтаксической и фонологической формы, и 3 — множество условий, касающихся значения и употребления. Над проблемами общей теории таких конструкций я работал вместе с моими коллегами Чарльзом Филлмором и Полом Кеем (см. Fillmore, Kay, O’Konnor, to appear).
Я постараюсь быть несколько более точным, чем традиционные грамматисты, и я также буду рассматривать такие важные для современной лингвистики вопросы, как отношения между конструкциями и психологическая реальность отдельных конструкций и категорий конструкций. Моя конечная цель — найти место теории грамматических конструкций в общей теории символических моделей. Символические модели представляют собой сопоставления моделей формы с другими когнитивными моделями. Общая теория языка должна включать описание лексических единиц, мотивированных идиом, грамматических конструкций, морфем и т. д. Более общая теория символических моделей должна объяснять понимание всех видов соответствий формы и значения, обладающих когнитивной реальностью. Такая общая теория выходит далеко за пределы настоящего исследования, в котором будут рассмотрены только грамматические конструкции.
Следует отметить, что понятие грамматическая конструкция вызывает массу споров в современной лингвистике. В самых последних формальных теориях грамматические конструкции в нашем понимании вообще не имеют какого-либо статуса. Они рассматриваются как эпифеномены — следствия из более общих правил совершенно иного характера. Типы этих общих правил в разных теориях


602
Исследование конкретного материала
различны. В дальнейшем следует иметь в виду, что грамматические конструкции остались за пределами современных формальных теорий не по каким-либо эмпирическим основаниям, но по причинам, внутренним для этих теорий. Эти теории слишком бедны для этих конструкций. Теории грамматики без грамматических конструкций даже близко не подходят к тому, чтобы объяснить весь круг грамматических явлений какого-либо языка. Фактически они ограничены сравнительно небольшим кругом явлений. Одной из целей данного исследования является демонстрация плодотворности использования понятия грамматических конструкций, так же как теории прототипов. Наша задача — показать, что когда теория прототипов применяется вместе с понятием грамматических конструкций, возможно сформулировать закономерности, которые в противном случае не могут быть сформулированы. Насколько мне известно, в настоящее время не существует такой генеративной теории, которая могла бы объяснить круг явлений, хотя бы приближающийся к тому, который рассматривается в данном исследовании.
Некоторые базовые факты
Начнем с основных и хорошо известных фактов. Существуют два типа fAere-конструкций, дейктические и экзистенциальные:
Дейктическая: There’s Harry with his red hat on ‘Вон Гарри в своей красной шляпе’.
Экзистенциальная: There was a man shot last night ‘Прошлой ночью был застрелен (или ранен) человек’*.
Термин дейктический используется для обозначения таких слов, как this ‘этот’ и that ‘тот’, которые используются для указания или интерпретируемы только в том контексте, в котором произнесено предложение. В There's Harry with his red hat on слово there используется для указания на положение относительно говорящего. Оно является локативным наречием в том отношении, что оно указывает на местоположение, и оно является дейктическим выражением, по¬
* Глагол shoot (прош. время и страд, причастие прош. врем — shot) в том значении, в котором он употребляется здесь и далее, означает ‘стрелять и попасть в цель’, при этом вне контекста остается неизвестным, что произошло с «пораженным» объектом, скажем, человеком: убит он, или ранен, или ранен и затем умер. Семантически наиболее близким русским эквивалентом этого глагола в данном значении является поразить (мишень, цель и т. д.). — Прим, перев.


3. Конструкции с there
603
скольку оно указывает на положение относительно говорящего. В экзистенциальном употреблении речь идет не местоположении, но о существовании, в данном случае о существовании события. There в There was a man shot last night не указывает на место. Поэтому дейк- тическое there может сопровождаться указывающим жестом, тогда как экзистенциальное этого не допускает. Кроме того, дейктическое there несет ударение (не обязательно главное ударение предложения), тогда как экзистенциальное there не имеет ударения вообще и его гласная может редуцироваться.
Помимо этого, имеются важные синтаксические различия между этими конструкциями. Эти различия связаны с субъектностью, отрицанием, возможностью вставления в другие конструкции и взаимозамены с here ‘здесь’.
Субъектность: Экзистенциальное there является грамматическим субъектом; дейктическое there субъектом не является.
Есть, по крайней мере, два тедта, ясно показывающих это. Разделительные вопросы (tag-questioiis) требуют, чтобы в кратком «концевом» вопросе было местоимение, соотносительное с субъектом. Это правило по отношению к there выполняется в экзистенциальных предложениях, но не в дейктических (звездочка указывает на неправильность предложения):
— There was a man shot, wasn't there? ‘Был застрелен / ранен человек, не так ли?’*
— *There's Harry with his red hat on, isn't there? ‘Вон Гарри в своей красной шляпе, не так ли?’,
Экзистенциальные конструкции ведут себя в этом отношении так же, как простые предложения:
— Debbie saw Harry last night, didn't she? ‘Дебби видела Гарри прошлой ночью, не так ли?’,
где she ‘она’ отсылает к субъекту, Debbie. Поскольку дейктическое there не является субъектом, оно не может появиться в «концевом» вопросе. Аналогично, только субъект может появляться в так называемых конструкциях с подъемом (rnwmg-constructions). Так, в центральном предложении John is sick ‘Джон болен’ John является субъектом. Следовательно, он может быть субъектом и в конструк-
Чрезвычайно лингвоспецифичная грамматика английских разделительных вопросов не может быть отражена в переводах. — Прим перев.


604
Исследование конкретного материала
циях с подъемом типа John is believed to ‘Полагают, что
’ и is likely to ‘ вероятно ’:
— John is sick ‘Джон болен’.
— John is believed to be sick ‘Полагают, что Джон болен’.
— John is likely to be sick ‘Джон, вероятно, болен’.
To же самое верно для экзистенциальных конструкций с there:
— There was a man shot ‘Был застрелен / ранен человек’.
— There was believed to have been a man shot ‘Полагают, что был застрелен / ранен человек’.
— There is likely to be a man shot ‘Вероятно, будет застрелен / ранен человек’.
Однако это невозможно в случае дейктических *йеге-конструкций.
— There is Harry with his red hat on ‘Вон Гарри в своей красной шляпе’.
— *There is believed to be Harry with his red hat on ‘*Вон, полагают, Гарри в своей красной шляпе’.
— *There is likely to be Harry with his red hat on ‘*Вон, вероятно, Гарри в своей красной шляпе’.
В приведенном выше примере субъектом является не there, но Harry. Это ясно видно из того, что в случае прономинализации Harry получает форму номинативного падежа.
— There he is with his red hat on‘Вон он в своей красной шляпе’.
— *There him is with his red hat on ‘*Вон его в своей красной шляпе’.
Отметим, что с местоименным субъектом инвертированный порядок слов невозможен:
— *There is he with his red hat on.
Отрицание: Экзистенциальные fAere-конструкции могут быть подвергнуты отрицанию; дейктические f/геге-конструкции отрицаться не могут.
— There wasn't anyone in the room ‘В доме никого не было’.
— *There isn't Harry with his red hat on ‘*Вон не Гарри в своей красной шляпе’.
Возможность вставления: Экзистенциальные конструкции свободно могут быть поставлены в позицию придаточного предложения;


3. Конструкции с there
605
дейктические конструкции почти никогда не могут вставляться в качестве подчиненной части в другую конструкцию (исключения будут обсуждены ниже).
— If there’s anyone in the room with a red hat on, I'll be surprised ‘Если в этой комнате есть кто-нибудь в красной шляпе, я буду удивлен’.
— *If there’s Harry in the room with his red hat on, I'll be surprised ‘*Если в комнате вон Гарри в своей красной шляпе, я буду удивлен’.
— I doubt that there’s anyone in the kitchen ‘Я сомневаюсь, что в кухне кто-нибудь есть’.
— *1 doubt that there's Harry in the kitchen ‘*Я сомневаюсь, что вон Гарри в кухне’.
Взаимозамена с here: Неге может появляться в дейктических, но не в экзистенциальных конструкциях.
— There's Harry with our pizza! ‘Вот и Гарри с нашей пиццей!’
— Here's Harry with our pizza! ‘Вот и Гарри с нашей пиццей!’
— There will be a man shot tomorrow ‘Завтра будет застрелен / ранен человек’.
— *Неге will be a man shot tomorrow.
Однако, несмотря на эти существенные различия, можно найти случаи, где дейктическое и экзистенциальное there отличаются на поверхностном уровне только ударением. (Прописными буквами выделено ударное слово.)
Дейктическое: THERE'S an ape flirting with Harriet ‘Вон обезьяна флиртует с Гарриет’.
Экзистенциальное. There's an APE flirting with Harriet ‘Есть обезьяна, флиртующая с Гарриэт’.
Подобное сходство отнюдь не случайно. Как отмечают Филлмор, Торн (Thom), Куно и Лайонз, нет случайности в том, что одно и то же слово — there — встречается в обеих конструкциях. Имеется общее согласие относительно того, что дейктическое there является в некотором смысле более базовым и что экзистенциальное употребление представляет собой расширение дейктического употребления. Здравый смысл подсказывает следующее объяснение: вещи, которые существуют, должны существовать в некотором месте, или в афористической форме: быть — значит где-то находиться. Я думаю, что эта формулировка по существу верна, однако это не объяснение,


606
Исследование конкретного материала
поэтому ее необходимо превратить в таковое. Авторы, упоминавшиеся выше, пытались связать дейктические и экзистенциальные конструкции посредством трансформационного правила. Эта попытка не удалась, и одной из главных причин этого было то, что ни один из способов трансформационной деривации не может объяснить все различия между этими конструкциями. Таким образом, одна из важнейших задач, стоящих перед нами, это:
Как показать отношение между экзистенциальными и дейктиче-
скими конструкциями таким образом, чтобы одновременно объяснить существующие между ними различия?
Мы постараемся подойти к этому вопросу, равно как и к другим, с позиций грамматики на когнитивной основе.
Некоторые прагматические различия
Грамматические конструкции позволяют нам попарно сопоставлять прагматические обстоятельства (а именно условия употребления конструкции) с синтаксическими характеристиками (например, порядком слов и т. д.). Один из основных способов выделить грамматические конструкции — это найти случаи, в которых прагматические особенности употребления ассоциируются с синтаксическими характеристиками. В случае дейктических there-конструкций наилучшим способом обнаружить прагматические особенности употребления этих конструкций является сравнение примеров there- конструкций с соотносительными простыми предложениями. Это особенно важно потому, что обычно считают, что there-конструкции вообще не имеют какого-либо особого статуса как конструкции, но просто образуются посредством регулярных трансформационных правил из соотносительных простых предложений. Согласно этому взгляду, трансформация перемещения наречия в начало предложения, применяемая, скажем, к предложению Не comes here ‘Он ходит (приходит) сюда’, дает предложение Here he comes, которое предположительно будет представлять собой чисто стилистический вариант исходного простого предложения. Поскольку трансформации, по определению, не связаны с какими-либо прагматическими или семантическими условиями, трансформационный анализ предсказывает, что существенных семантических или прагматических различий между /Aere-конструкциями и исходными простыми предложениями не будет. Показать, что такие различия на самом деле существуют -— значит представить убедительные доказательства того, что перед нами самостоятельная конструкция, а не трансформационный


3. Конструкции с there
607
вариант. Другими словами, если нам удастся показать, что Here he comes отличается по своим семантическим и прагматическим свойствам от Не comes here, то мы тем самым покажем, что Here he comes представляет особую грамматическую конструкцию — символическую модель, соединяющую синтаксические характеристики с семантическими и прагматическими условиями употребления.
Начнем с различий между предложениями типа
— Неге comes Harry ‘Вот идет Гарри’ и
— Harry comes here ‘Гарри ходит (приходит) сюда’.
В Here comes Harry мы имеем собственно настоящее время, то есть comes отсылает ко времени произнесения этого предложения и одновременно с ним. В Harry comes here настоящее время употребляется в обобщенном значении. Оно отсылает к широкой области времени вокруг настоящего момента и comes ‘(при)ходит’ обозначает не одно, но множество конкретных действий прихода. Это различие проявляется в способности этих конструкций включать обстоятельства типа from time to time ‘время от времени’, ограниченными в своем употреблении обобщенной временной референцией:
— Harry comes here from time to time ‘Гарри ходит (приходит) сюда время от времени’.
— *Here comes Harry from time to time ‘*Вон идет Гарри время от времени’.
Неге в этих двух конструкциях также употребляется различным образом. В Harry comes here слово here обозначает место, где находится говорящий. В Here comes Harry глагол comes помещает Гарри на траекторию, направленную к говорящему. Неге имеет здесь две функции. Оно обозначает конечную точку траектории (место, где находится говорящий) и одновременно указывает, что Гарри находится ближе к говорящему, чем это было бы в случае употребления there (слова, противопоставленного here). Это различие проявляется в сочетаемости с локативными наречиями, которые не могут отсылать к месту, где находится говорящий, такими, как, например, around the corner ‘вокруг угла’:
— Here comes Harry around the comer букв. ‘Вон Гарри идет вокруг угла (огибает угол, приближаясь к говорящему)’.
— *Harry comes here around the comer ‘*Гарри идет сюда вокруг угла’.


608
Исследование конкретного материала
В первом предложении here указывает на местоположение Гарри в тот момент, когда он огибает угол, и помещает его на траекторию, направленную к говорящему. Во втором предложении here относится к месту, где находится говорящий, что несовместимо с around the corner ‘вокруг угла’.
Аналогичное положение в предложениях, относительно правильности которых мнения говорящих расходятся. Примерно половина опрошенных мной говорящих по-английски сочли, что предложения типа того, что приводится ниже, являются грамматически правильными:
— %There comes Harry ‘Вон идет Гарри’ (% обозначает расхождения в оценках грамматичности).
В данном предложении there указывает на местоположение Гарри, который находится на траектории, определяемой словом comes, но не в конечном пункте этой траектории. Однако в следующем предложении there обозначает конечную точку траектории, определяемой comes:
— Harry comes there (regularly) ‘Гарри (при)ходит туда (регулярно)’.
Рассматриваемые конструкции отличаются также прагматически, то есть с точки зрения ситуаций их употребления. Так, Harry comes here ‘Гарри ходит (приходит) сюда’ является только утверждением, как любое другое декларативное предложение. В то же время Неге comes Harry ‘Вот идет Гарри’ не является только утверждением. Здесь говорящий также направляет внимание слушающего на местоположение, определяемое словом here.
С отмеченными различиями в семантике и прагматике коррелируют важные синтаксические различия. Простые предложения не имеют каких-либо из тех синтаксических ограничений, которые характерны для fAere-конструкций. Так, они могут образовывать разделительные вопросы.
— Harry comes here, doesn’t he? ‘Гарри ходит сюда, не так ли?’ Они могут выступать в конструкциях с подъемом.
— Harry is likely to come here ‘Вероятно, Гарри ходит / придет сюда’.
Они могут отрицаться.
— Harry doesn’t come here anymore ‘Гарри больше сюда не ходит’.


3. Конструкции с there
609
— If Harry comes here, let me know ‘Если Гарри ходит / придет сюда, дай мне знать’.
— I doubt that Harry comes here ‘Я сомневаюсь, что Гарри ходит сюда’.
Итак, дейктические rtere-конструкции заметно отличаются по своим синтаксическим, семантическим и прагматическим свойствам от соотносительных простых предложений. Из этого следует, что они на самом деле являются особыми конструкциями, а не чисто стилистическими вариантами исходных простых предложений.
Прагматика и синтаксис
Мы определили синтаксические конструкции таким образом, чтобы включить в это определение семантические и прагматические характеристики. Как мы видели, обычные простые предложения наподобие Harry comes here ‘Гарри ходит (приходит) сюда’ существенно отличаются по своим свойствам от дейктических there- конструкций, таких, как Here comes Harry ‘Вот идет Гарри’. Теперь мы можем показать, что определение конструкций с учетом семантических и прагматических характеристик их употребления позволяет нам предсказать многое в их синтаксическом поведении.
Начнем с весьма традиционного синтаксического вопроса: какие типы синтаксических конфигураций могут появляться в тех или иных типах придаточных предложений? Этот вопрос относится к наиболее фундаментальным синтаксическим вопросам, и обычно полагают, что ответ на него может быть дан исключительно в синтаксических терминах. Мы постараемся показать, что это не так и что ответ на этот вопрос может быть найден только в рамках теории, определяющей грамматические конструкции с учетом семантических и прагматических ограничений на их употребление.
Мы начнем наш анализ с рассмотрения того, что я буду называть перформативными придаточными предложениями. Базовые признаки, которые будут предметом нашего внимания, могут быть продемонстрированы на примере следующих предложений:
— Гт leaving, because here comes my bus ‘Я покидаю вас, потому что вон вдет мой автобус’.
— *Гт leaving, if here comes my bus ‘*Я покидаю вас, если вон вдет мой автобус’.
Придаточные с //‘если’ и придаточные с because ‘потому что’ относятся к наречным придаточным. Обычно считается, что то, что мо-
39-3361


610
Исследование конкретного материала
жет появляться в одном типе наречных придаточных предложении, может появляться и в другом. Приведенные выше примеры показывают, что это просто неверно. Предложения с because допускают конструкции, невозможные в предложениях с if
Эти примеры особенно интересны тем, что различающая их конструкция, представленная здесь примером Here comes ту bus ‘Вон идет мой автобус’, обычно рассматривается как конструкция, которая может употребляться только в главных предложениях. (См. Emonds 1971, Hooper, Thompson 1973, Green 1976.) Что вообще делает конструкция главного предложения в придаточном предложении? И почему она возможна в предложении с because, но не в предложении с iff Могут ли другие конструкции главного предложения употребляться таким же образом? И если могут, то какие именно и почему?
Даже беглый взгляд на другие конструкции, рассматриваемые как принадлежность исключительно главных предложений, показывает, что конструкция Here comes ту bus не одинока. Так, негативный вопрос Isn't it a beautiful day?\, букв. ‘Не прекрасный ли сегодня день?!’= ‘Сегодня прекрасный день!’ демонстрирует в точности такое же поведение:
— We should go on a picnic, because isn’t it a beautiful day! Мы должны поехать на пикник, потому что не прекрасный ли сегодня день!’
— *We should go on a picnic, if isn't it a beautiful day! ‘*Мы должны поехать на пикник, если не прекрасный ли сегодня день!’
Это показывает, что данное явление не ограничено отдельными конструкциями. Оно связано с некоторым общим свойством класса конструкций, которые обычно употребляются только в главных предложениях. Какое именно это свойство?
Перед тем как попытаться ответить на этот вопрос, следует отметить еще одну особенность этих конструкций. Конструкции главного предложения возможны в придаточных с because только тогда, когда они находятся в конечной позиции. Придаточные с because в препозиции не допускают этих конструкций:
— *Because isn't it a beautiful day, we should go on a picnic ‘♦Потому что не прекрасный ли сегодня день, мы должны поехать на пикник’.
— *If isn't it a beautiful day, we should go on a picnic ‘*Если не прекрасный ли сегодня день, мы должны поехать на пикник’.


3. Конструкции с there
611
— *Because here comes the bus, Гш leaving ‘*Потому что вон идет мой автобус, я покидаю вас’.
— *If here comes the bus, I'm leaving ‘*Если вон идет мой автобус, я покидаю вас’.
Любое адекватное описание этого явления должно объяснить, почему это имеет место.
Конструкции, выражающие речевые акты
Я хотел бы выдвинуть следующее положение: рассматриваемые конструкции, в первом приближении, объединяет то, что все они выражают специфические речевые акты; иными словами, это конструкции, которые ограничены в своем употреблении выражением определенных иллокутивных сил, являющихся частью грамматики английского языка. Перечислим некоторые из таких конструкций вместе с указанием выражаемых ими иллокутивных сил.
Дейктические therQ-конструкции направляют внимание слушающего на что-то присутствующее в данной ситуации.
— There goes Harry! ‘Вон идет Гарри!’
Негативные вопросы передают осторожное утверждение.
— Didn’t Harry leave? ‘Разве Гарри не уехал?’
Инвертированное восклицание выражает удивление (см. N. McCaw- ley 1973).
— Boy! Is he ever tall! ‘Какой же он высокий!’
WH-восклицания (восклицания с вопросительными словами) выражают нечто, что только что пришло в голову.
— What a fool he is! ‘Какой он дурак!’ = ‘Ну и дурак же он!’
Риторические вопросы передают соответствующие отрицательные утверждения.
— Who on earth can stop Bernard? ‘Кто может остановить Бернарда?’
Обратные разделительные вопросы передают осторожные утверждения.
— He's coming, isn't he? ‘Он придет, не так ли?’
Все перечисленное выше может появляться в конечных придаточных с because:
39*


612
Исследование конкретного материала
— I’m gonna have breakfast now, because am I ever hungry! ‘Я собираюсь позавтракать сейчас, потому что я такой голодный!5
— *Гш gonna have breakfast now, if am I ever hungry! ‘*Я собираюсь позавтракать сейчас, если я такой голодный!5
— We should have another party, because what a good time everyone had at the last one! ‘Нам следует провести еще одну вечеринку, потому что как хорошо мы все провели время в прошлый раз!5
— *We should have another party, if what a good time everyone had at the last one! ‘*Нам следует провести еще одну вечеринку, если как хорошо мы все провели время в прошлый раз!5
— The Knicks are going to win, because who on earth can stop Bernard? ‘«Никс» выиграет, ибо кто сможет остановить Бернарда?5
— *The Knicks are going to win, if who on earth can stop Bernard? ‘*«Никс» выиграет, если кто сможет остановить Бернарда?5
— I guess we should call off the picnic because it's raining, isn't it? ‘Я полагаю, нам следует отменить пикник, потому что идет дождь, не так ли?5
— *1 guess we should call off the picnic if it's raining, isn't it? ‘*Я полагаю, нам следует отменить пикник, если идет дождь, не так ли?5*
Тем не менее не все конструкции, выражающие специфические речевые акты (конструкции речевых актов), могут появляться в конечных придаточных предложениях с because. Так, в этом отношении различаются обратные и редупликативные разделительные вопросы.
— It's raining, isn't it? ‘Идет дождь, не так ли?5 (обратный вопрос)
— It's raining, is it? букв. ‘Идет дождь, так ли?5 * ‘Разве идет дождь?5 (редупликативный вопрос).
Обратный вопрос может выступать в придаточных с because, а редупликативный — нет.
— *1 guess we should call off the picnic because it's raining, is it? ‘*Я полагаю, нам следует отменить пикник, потому что разве идет дождь?5
Релевантное для данного случая различие между обратными и реду- пликативными разделительными вопросами, как представляется, состоит в том, что обратные вопросы передают утверждения, тогда
* Здесь, как и в примере выше, имеется в виду осмысление, при котором не так ли? относится к идет дождь. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
613
как редупликативные вопросы выражают недоверие к утверждениям других. Это различие может быть прослежено на материале других конструкций речевых актов, не способных выступать в придаточных с because, например, собственно вопросов и императивов.
— *Гш staying because go home! ‘*Я остаюсь, потому что иди домой!’
— *Гт leaving because which girl pinched me? ‘*Я ухожу, потому что какая девушка ущипнула меня?’
Почему же риторические вопросы, например Who can stop Bernard? ‘Кто может остановить Бернарда?’, могут выступать в придаточных с because, тогда как собственно вопросы, например Which girl pinched те? ‘Какая девушка ущипнула меня?’, не могут? Различие между ними в том, что риторические вопросы передают утверждение (например, No one can stop Bernard ‘Никто не сможет остановить Бернарда’), тогда как собственно вопросы представляют собой запрос об информации. Отсюда следует следующая гипотеза:
Только конструкции, выражающие (прямо или косвенно) сообщения, могут выступать в перформативных придаточных предложениях.
Эта гипотеза предсказывает, что только определенные типы эксплицитных перформативов могут употребляться в придаточных с because. Это предсказание оказывается правильным, поскольку в этих придаточных могут употребляться только сообщения (statements).
— Гт going to vote for Snurdley because I maintain that he’s the only honest candidate ‘Я собираюсь голосовать за Снердли, потому что я полагаю, что он единственный честный кандидат’.
— *Гт staying because I order you to leave ‘*Я остаюсь, потому что я приказываю тебе уйти’.
— *Гт leaving because I ask you which girl pinched me ‘*Я ухожу, потому что я спрашиваю тебя, какая девушка ущипнула меня’.
Эта гипотеза позволяет также объяснить, почему в данных предложениях способны употребляться перечисленные выше типы конструкций речевых актов. Во всех приведенных выше случаях эти конструкции передают сообщения:
— Here comes the bus! ‘Вот идет автобус!’
передает


614
Исследование конкретного материала
— The bus is coming ‘Идет автобус’.
— Isn't it a beautiful day? ‘He прекрасный ли сегодня день?’
передает
— It's a beautiful day ‘Сегодня прекрасный день’.
— Am I ever hungry! ‘Как я голоден! ’
передает
— I'm hungry ‘Я голоден’.
— What a good time everyone had! ‘Как хорошо мы все провели время!’
передает
— Everyone had a good time ‘Все мы провели хорошо время’.
— Who on earth can stop Bernard? ‘Кто может остановить Бернарда?’
передает
— No one can stop Bernard ‘Никто не сможет остановить Бернарда’.
— It's raining, isn't it? ‘Идет дождь, не так ли?’ передает
— It's raining ‘Идет дождь’.
Таким образом, мы можем просто объяснить особенности отношений между конструкциями, выражающими речевые акты, и значением придаточных предложений с because:
Когда конструкции, выражающие речевые акты, появляются в придаточных предложениях с because, содержание сообщения, передаваемое этой конструкцией, составляет содержание придаточного с because.
Так, в предложении
— I'm gonna have breakfast now, because am I ever hungry! ‘Я намерен сейчас позавтракать, потому что как я голоден!’
восклицание Am I ever hungryl ‘Как я голоден!’ передает сообщение Гт hungry ‘Я голоден’. Поэтому причина, изложенная в этом предложении, та же, что и причина, приведенная в предложении


3. Конструкции с there
615
— Гш gonna have breakfast, because I am hungry. ‘Я намерен позавтракать, потому что я голоден’.
Таким образом, перформативные придаточные предложения выполняют одновременно две функции. Они служат средством выполнения речевого акта, конвенционально передающего сообщение, и они представляют содержание этого сообщения как причину того, о чем говорится в первом сообщении.
Этот общий принцип охватывает все случаи употребления конструкций в придаточных с because, приведенные выше, и исключает конструкции, не употребляемые в этих придаточных, такие, как собственно вопросы и приказы. Он позволяет употребляться таким образом риторическим вопросам, передающим сообщение, и он предсказывает, что если императивная конструкция конвенционально предназначена для того, чтобы передавать сообщение, то она сможет быть употреблена в этих придаточных. И такие императивы действительно существуют. Сравним собственно императив
— Find out which girl pinched me ‘Узнай, какая девушка ущипнула меня’.
с предложением, имеющем такую же синтаксическую форму
— Consider which girl pinched me ‘Посмотри, какая девушка ущипнула меня’.
Первое предложение является просто приказом. Второе же предложение предполагает, что слушающий уже знает ответ. Оно побуждает слушающего подумать об этом ответе и предполагает, что если слушающий сделает это, то он придет к тому конкретному заключению, которое говорящий уже имеет в своем уме. Это окольный и тем не менее конвенционализованный способ передачи такого сообщения, которое никогда не формулируется в явном виде. Как и предсказывается нашей гипотезой, различие между этими двумя императивами отражается в их способности употребляться в придаточных с because. Второй императив может употребляться в этих придаточных, а первый — нет.
— *Гт staying because find out which girl pinched me ‘*Я остаюсь, потому что узнай, какая девушка ущипнула меня’.
— I'm staying because consider which girl pinched me ‘Я остаюсь, потому что посмотри какая девушка ущипнула меня’.
Таким образом, в этих придаточных запрещено употребление не императивных конструкций как таковых. Большинство императивов не


616
Исследование конкретного материала
могут употребляться в таких придаточных просто потому, что не передают конвенционально сообщений. Императивы, которые конвенционально передают сообщения, могут употребляться в придаточных предложениях с because.
Придаточные в начале предложения
Теперь мы можем объяснить, почему конструкции речевых актов могут появляться в придаточных с because, находящихся в конечной позиции, но не в придаточных, находящихся в начале предложения. Придаточные предложения с because, стоящие в начале предложения, но не придаточные в конце предложения, относятся к пресуппозиции. Рассмотрим предложение:
— Гш going to vote for McSwain instead of Polanski because McSwain can win in November ‘Я буду голосовать за Мак- Свейна, а не за Полянски, потому что МакСвейн может победить в ноябре’.
Говорящий это предложение утверждает, что МакСвейн может победить в ноябре. Однако в следующем предложении то, что МакСвейн может победить в ноябре, говорящий рассматривает как известное заранее.
— Because McSwain can win in November, Pm going to vote for him instead of Polanski ‘Поскольку МакСвейн может победить в ноябре, я буду голосовать за него, а не за Полянски’.
Это можно увидеть более ясно в следующих примерах.
— Do you think that John left early because he was tired? Ты думаешь, что Джон ушел рано, потому что он устал?’
— Do you think that, because he was tired, John left early? ‘Ты думаешь, что, поскольку Джон устал, он ушел рано?’
— I doubt that John left early because he was tired. ‘Я сомневаюсь, что Джон ушел рано, потому что он устал’.
— I doubt that, because he was tired, John left early. ‘Я сомневаюсь в том, что, поскольку Джон устал, он ушел рано’.
В первом предложении каждой пары не обязательно принимается за данное, что Джон устал, тогда как во вторых предложениях это принимается как данное.
Учитывая пресуппозитивный характер начальных because- предложений, мы можем объяснить, почему в них не могут употреб¬


3. Конструкции с there
617
ляться конструкции речевых актов. Для того, чтобы конструкции речевых актов могли вообще появиться в предложениях с because, они должны передавать сообщения. Однако невозможно одновременно и сообщать что-то и иметь это в качестве пресуппозиции. Это и является причиной того, что конструкции, выражающие речевые акты, не могут употребляться в начальных придаточных с because.
Джеймс Д. МакКоли обратил мое внимание на некоторые дополнительные моменты, связанные с этим объяснением. МакКоли указал, что в некоторых ситуациях препозитивное придаточное с because не обязательно является пресуппозицией. Так, в предложении
— Му boss wants me to vote for Polanski, but because McSwain can win in November, I’m going to vote for him ‘Мой начальник хочет, чтобы я голосовал за Полянски, но поскольку МакСвейн может победить в ноябре, я буду голосовать за него’.
Говорящий может утверждать, но не иметь в качестве пресуппозиции, что МакСвейн может победить в ноябре. Как отмечает МакКоли, в таких случаях конструкции речевых актов могут употребляться в препозитивных предложениях с because.
— I want to stay, but because here comes my bus, I'd better leave ‘Я хотел бы остаться, но поскольку вон идет мой автобус, я должен ехать’.
Это свидетельствует о том, что правила употребления конструкций речевых актов имеют прагматический, а не синтаксический характер. Это означает, что не препозитивное положение предложения с because как таковое исключает употребление конструкций речевых актов, но пресуппозитивный характер этой позиции приводит к невозможности употребления здесь этих конструкций. Когда пресуппозитивный характер позиции снимается, конструкции речевых актов могут употребляться в начальных придаточных с because.
Типы придаточных
Теперь обратимся к вопросу, в каких типах придаточных предложений могут употребляться конструкции речевых актов. Мы уже видели, что они могут употребляться в придаточных с because. Кроме того, они могут появляться в придаточных, начинающихся с although ‘хотя; несмотря на то, что’, except ‘если бы не’, since ‘так как, поскольку’ и but ‘но’.


618
Исследование конкретного материала
Although
— I'm not going to vote for Snurdley, although I maintain that he's the best candidate ‘Я не буду голосовать за Снердли, хотя я полагаю, что он наилучший кандидат’.
— I've decided to stay, although here comes Harry—and you know what I think of him! ‘Я решил остаться, хотя вон идет Гарри — и ты знаешь, что я думаю о нем!’
— I'm going to stay on my diet, although could I ever go for a dim sum brunch! ‘Я намерен продолжать держать диету, хотя я бы не отказался от обеда*, где будет дим-сам (традиционное китайское блюдо)’
Except
— I'd stay a little longer, except here comes my bus! ‘Я бы остался дольше, если бы не пришел мой автобус (букв. ...вон идет мой автобус)’.
— We really shouldn't go on a picnic, except it is a nice day, isn't it? ‘На самом деле нам не следовало бы ехать на пикник, если бы не такой хороший день, не так ли?’
— I'd go swimming with you, except am I ever tired! букв. ‘Я бы пошел купаться с тобой, если бы не как я устал!’ = ‘...если бы я так не устал!’
Since
— I'd better leave, since here comes my bus! ‘Я должен ехать, так как вон идет мой автобус!’
— I'm going to cheat on my taxes, since who will ever find out? ‘Я намерен проделать махинации с моими налогами, так как кто это узнает?’
— No one's going to be there, since it's going to be boring, isn't it? ‘Никто не собирается идти туда, так как там будет скучно, не так ли?’
(Следует отметить, что since относится к формальному стилю, в то же время многие из этих конструкций используются главным образом в неформальной речи. Это может вести к стилистической несовместимости, как, например, в ?Не must be a great player, since what a
В оригинале brunch — «breakfast (завтрак) + lunch (ланч, обед)» — объединенные завтрак и обед. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
619
shot he hit\ Юн должен быть великим игроком, так как какой удар он пробил!’ Эта несовместимость, однако, не существенна в контексте данного обсуждения.)
But
— I really should stay, but here comes my bus ‘Право, я бы остался, но вон идет мой автобус’.
— Гт on a diet, but am I ever hungry! ‘Я на диете, но как я голоден!’
Помимо придаточных предложений с |/‘если’, все другие адвербиальные придаточные предложения также не допускают конструкции речевых актов, например, where ‘где’, when ‘когда’, while ‘пока; в то время как’, as ‘когда; в то время как’ и т. д.
— * There’s Bill where isn't John sitting ‘*Вон Билл, где не сидит ли Джон’.
— * Harry left when did he ever get hungry! ‘*Гарри ушел, когда как он проголодался!’
— *John left as didn't Bill come in? ‘Джон ушел, когда разве не вошел Билл?’
— *John was sitting in his favorite chair reading while was Harry ever sneaking up on him! ‘*Джон сидел в своем любимом кресле и читал, в то время как как Гарри подкрадывался к нему!’
Конструкции речевых актов могут употребляться в двух типах адвербиальных предложений: в придаточных предложениях причины (<because, since) и придаточных уступительных {although, except, but). Эти два типа фактически образуют единый более общий тип, поскольку в предложениях вида «А although В» («А, хотя В») и «А but В» («А, но В») В является причиной не А. Например, в предложении John stayed up although he was tired ‘Джон остался, несмотря на то что он устал’ усталость Джона могла быть причиной того, что он не остался. В целом уступительные придаточные указывают на причину того, что противоположно тому, о чем говорится в главном предложении. Это позволяет сделать следующее обобщение: конструкции речевых актов могут употребляться в предложениях, выражающих причины обоих видов.
Таким образом, мы пришли к единому общему принципу:
Предложения, выражающие причину, допускают конструкции
речевых актов, передающих сообщения, и содержание этого сообщения выражает эту причину.


620
Исследование конкретного материала
Наблюдательный читатель заметит, что не все из приведенных примеров представляли собой придаточные (подчиненные) предложения. Предложения с but являются сочиненными. Тем не менее по отношению к рассматриваемым явлениям они ведут себя так же, как другие предложения, выражающие причину. Фактически общее правило вообще не содержит указания на подчиненные предложения. Оно говорит только о «предложениях, выражающих причину». Такие предложения могут быть подчиненными и маркироваться подчинительными союзами, такими, как because, although и т. д. Они могут быть сочиненными и маркироваться союзом but. Кроме того, сочиненные предложения, маркируемые союзами and ‘и’ и or ‘или’, также могут допускать такие конструкции, когда одно из сочиненных предложений выражает причину другого:
— Here comes my bus and so I'd better leave ‘Вон идет мой автобус и поэтому я должен ехать’.
Заключительные замечания
Мы начали с традиционной синтаксической проблемы: какие виды конструкций могут выступать в тех или иных придаточных предложениях? Для решения этой проблемы необходимо, чтобы конструкции были соотнесены в грамматике с теми иллокутивными силами, которые они выражают (прямо или косвенно). Как только это сделано, появляется возможность сформулировать общее правило в чисто семантических терминах. Другими словами, сложная синтаксическая проблема может быть разрешена на основе простого семантического принципа — при условии, что в грамматике есть средства для соотнесения конструкций со значениями, которые они передают. Это свидетельствует в пользу той теории грамматических конструкций, которую мы будем использовать в оставшейся части этого исследования, — теории, в которой семантическая и прагматическая информация сопоставлена с синтаксической информацией, что позволяет сформулировать синтаксические обобщения в семантических и прагматических терминах.
Разумеется, теория грамматических конструкций не является единственной современной теорией, допускающей непосредственное соотнесение синтаксической и семантической информации. Однако это единственная теория, которую я знаю, допускающая сопоставление комплексных синтаксических конфигураций с соответствующей прагматикой — в данном случае, передаваемой иллокутивной силой. Теория грамматических конструкций позволяет таким


3. Конструкции с there
621
прагматическим факторам непосредственно влиять на построение предложений. Генеративные теории с автономным синтаксисом не допускают этого. Например, в них отсутствуют способы порождения конструкций речевых актов, дающие только правильные придаточные предложения и исключающие неправильные.
Прагматика в грамматике
Перед тем как мы продолжим, необходимо провести одно тонкое, но важное различие. Прагматические правила, то есть правила употребления, которые мы обсуждаем, относятся к грамматике английского языка. Правила употребления, являющиеся частью грамматики языка, следует отличать от знаний о правильном употреблении, не являющихся частью грамматики. Сравним два предложения:
— There's Sadie ‘Вон Сэди’.
— That’s Sadie ‘Это Сэди’.
Эти два предложения обычно используются практически одинаково: они направляют внимание слушающего на нечто, находящееся в поле восприятия говорящего и слушающего, и идентифицируют его с помощью некоторого выражения (в данном случае Sadie). Семантическая разница здесь минимальна: there ‘вон’направляет внимание слушающего на место, где находится данная сущность, тогда как that ‘это’ направляет внимание на сущность в этом месте.
Однако здесь есть и важное различие. В случае There's Sadie условия использования данного предложения как речевого акта полностью определены грамматикой английского языка. Дейктические гйеге-предложения могут быть употреблены только в том случае, когда говорящий направляет внимание слушающего на что-то в их общем поле восприятия. В то же время в случае That's Sadie данное условие является частью наших знаний о том, как обычно употребляется данная конструкция, но не является частью грамматики языка. Из того, что данная конструкция в норме используется таким образом, не следует, что она обязательно используется таким образом. Поэтому предложение That's Sadie может легко быть использовано таким образом, каким не может использоваться There's Sadie. В частности, оно без каких-либо затруднений может отрицаться, трансформироваться в вопрос и помещаться в позицию придаточного в сложном предложении.
— That isn't Sadie ‘Это не Сэди’.
— Is that Sadie? ‘Это Сэди?’


622
Исследование конкретного материала
— I wonder if that's Sadie ‘Меня интересует, Сэди ли это’.
— I doubt that that's Sadie ‘Я сомневаюсь в том, что это Сэди’.
— I'm leaving if that's Sadie ‘Если это Сэди, я ухожу’.
Когда мы будем говорить о прагматических условиях употребления конструкций, мы будем иметь в виду такие условия, которые являются частью грамматики английского языка, но не те условия, которые относятся к нашим знаниям о нормальном употреблении этих конструкций.
Грамматические конструкции, в том виде, в каком мы будем говорить о них ниже, представляют собой комплексные когнитивные модели, имеющие два измерения: одно, характеризующее параметры формы, и другое, характеризующее параметры значения. Мы уже видели, что дейктические гйеге-конструкции удовлетворяют этой характеристике. Теперь мы имеем возможность начать обсуждение теории прототипов. Мы покажем, что существует не один тип there- конструкций, но целая категория таких конструкций, и что эта категория не является классической категорией, но представляет собой категорию, имеющую в центре прототип.
Дейктические £/7еге-конструкции
До сих пор мы не встретили ничего, что указывало бы на существование больше чем одного типа дейктических f/rere-конструкций. Но как мы увидим вскоре, существует много «субконструкций» и они формируют категорию, основанную на прототипе, — категорию, состоящую из конструкций. Это также такая категория, которая не может быть определена посредством достаточных и необходимых условий. Это означает, что невозможно указать такие условия, которые выделяют все и только те конструкции, которые входят в данную категорию. Мы можем охарактеризовать эту категорию, указав свойства центральной конструкции и затем описав те свойства, которые минимально отличают каждую из субконструкций от центральной конструкции. Результатом будет когнитивная структура, весьма похожая на категориальные структуры, характерные для других участков концептуальной системы. Важно отметить, что весьма вероятно ожидать, что структуры подобного вида будут иметь место, учитывая тот способ, которым люди обычно создают категории. Теория прототипов, таким образом, объясняет, почему такие категории должны существовать в языке. Согласно традиционным генеративным теориям, такое объединение конструкций просто аномально.


3. Конструкции с there
623
Ниже приводится перечень субконструкций, входящих в категорию дейктических *йеге-конструкций.
ДЕЙКТИЧЕСКИЕ КОНСТРУКЦИИ
Центральные: There’s Harry with the red jacket on. ‘Вон Гарри в своей новой куртке’.
Перцептуальные: There goes the bell now! ‘Вот теперь звонит колокол!’
Дискурсивные: There's a nice point to bring up in class. ‘Вот хороший вопрос, чтобы обсудить его в классе’.
Существование: There goes our last hope ‘Вот уходит наша последняя надежда’.
Начало деятельности: There goes Harry, meditating again ‘Ну вот, Гарри опять задумался! ’
Доставка: Here's your pizza, piping hot! ‘Вот ваша пицца, с пылу, с жару!’
Образец: Now there was a real ballplayer! ‘Вот это был настоящий бейсбольный игрок! ’
Раздражение: There goes Harry again, making a fool of himself ‘Hy вот, опять Гарри ставит себя в глупое положение!’
Фокус повествования: There I was in the middle of the jungle ... ‘И вот теперь я был в середине джунглей ... ’
Новое предприятие: Here I go, off to Africa ‘И вот я отправляюсь в Африку’.
Презентационные: There on that hill will be built by the alumni of this university a ping-pong facility second to none ‘Вон на том холме выпускниками нашего университета будет построен зал для игры в пинг-понг, равного которому нет нигде’.
Одни из этих субконструкций выделяются более четко, другие менее. Их статус, как мы увидим, далеко не очевиден. По мере того как мы будем рассматривать их одну за другой, мы увидим, каковы различия между ними. Но перед тем как начать, важно понять, что эти предложения представляют ряд проблем. Рассмотрим следующие факты.
Только презентационные конструкции допускают локативные группы после there и полный набор вспомогательных глаголов; другие конструкции не допускают локативных групп и позволяют использовать только простые времена:
— There on that hill will be built a new library ‘Вот на этом холме будет построена новая библиотека’ (презентационная конструкция).


624
Исследование конкретного материала
— There goes Harry ‘Вон идет Гарри’ (центральная конструкция).
— *There on that hill goes Harry ‘*Вон на этом холме идет Гарри’ (центральная конструкция плюс недопустимая локативная группа).
— There goes Harry with the red sneakers on ‘Вон идет Гарри в своих теннисных туфлях’ (центральная конструкция).
— *There is going Harry with the red sneakers on ‘Вон идет Гарри в своих теннисных туфлях’ (центральная конструкция плюс не разрешенный составной вспомогательный глагол).
Конструкция фокуса повествования не допускает соте ‘идти; приходить’; только эти конструкции допускают использование прошедшего времени:
— Here I was, with a silly hat on ‘И вот я [стоял] в смешной шляпе...’ (фокус повествования).
— Here he comes, with a silly hat on ‘Вот он идет (приближается), в смешной шляпе’ (центральная).
— *Here I came, with a silly hat on ‘*Вот шел (приближался) я, в смешной шляпе’ (фокус повествования с соте).
Конструкции доставки требуют настоящего времени; только конструкции доставки допускают удлинение гласного:
— There was my pizza, ready to go ‘Это была моя пицца, готовая на вынос’ (фокус повествования).
— The е е ere's your pizza, ready to go ‘Вот ваша пицца, готовая на вынос’ (доставка).
— *The е е ere was your pizza, ready to go ‘Вот ваша пицца, готовая на вынос’ (доставка с прошедшим временем).
Любопытное явление имеет место в дейктических перцептуальных конструкциях. Перцепт (воспринимаемое) (например, pain in ту knee ‘боль в моем колене’) может замещаться обозначением части тела, где локализовано восприятие ( в данном случае — ту knee ‘мое колено’).
— There goes the pain in my knee ‘Я чувствую боль в моем колене’.
— There goes my knee ‘Я чувствую мое колено’.
Однако это невозможно, если глаголом является соте. Предположим, вы чувствуете легкий укол в колене перед тем, как появляется боль. Вы можете сообщить об этом при помощи первого предложения, но не второго:


3. Конструкции с there
625
— Неге comes the pain in my knee ‘Вот начинается боль в моем колене’.
— *Here comes my knee ‘*Вот начинается мое колено’.
Аналогичным образом, предположим, что ваш будильник щелкает за несколько секунд до того времени, на которое он поставлен, а когда он срабатывает, он издает определенный звуковой сигнал. Услышав предупреждающий щелчок, вы можете сказать:
— Here comes the beep ‘Вот приближается сигнал’ (= ‘Сейчас прозвучит сигнал’),
но не
— *Here comes the alarm clock ^Приближается будильник’. Однако когда будильник срабатывает, можно сказать как
— There goes the beep ‘Вот звучит сигнал’,
так и
— There goes the alarm clock ‘Вот звучит будильник’.
Еще один, последний пример. Дискурсивная дейктическая конструкция, в отличие от центральной, не допускает go. Для того чтобы понять контраст, предположим, что вы видите проезжающий мимо красивый автомобиль. Вы можете сказать либо
— There’s a beautiful саг ‘Вон красивый автомобиль’, либо
— There goes a beautiful саг ‘Вон едет красивый автомобиль’.
Однако если вы слушаете лекцию и слышите, как лектор развивает какую-то интересную мысль, вы можете сказать:
— There’s a beautiful point ‘Вот превосходная мысль’,
но не
— *There goes a beautiful point ‘*Вот звучит превосходная мысль’.
Все это весьма тонкие различия, и предшествующие описания этих конструкций не смогли объяснить их. В теории грамматических конструкций такое объяснение возможно. В процессе описания и объяснения я буду придерживаться следующей стратегии. Центральная конструкция будет описана с наибольшей подробностью, достаточной для того, чтобы дать описание всех ее вариаций. Доста-
40-3361


626
Исследование конкретного материала
точно пристальное внимание будет также уделено отличиям дейкти- ческих конструкций от экзистенциальных. После того как это будет сделано, нецентральные конструкции могут быть очень просто описаны как вариации центральных конструкций, и на этой основе могут быть объяснены их особенности.
Нотация
Поскольку рассматриваемые здесь явления чрезвычайно сложны, необходимо использовать определенного вида нотацию, для того чтобы проследить все моменты, связанные с анализом. Способ обозначения, используемый здесь, в существенных отношениях не будет отличаться от нотации, использовавшейся в разделе «Исследование конкретного материала 1» при описании когнитивных моделей. Эта нотация имеет ряд достоинств. Во-первых, это единственная нотация из тех, которые я знаю, которая достаточно точна для того, чтобы описать эти явления. Во-вторых, она показывает связь между теорией когнитивных моделей и теорией грамматических конструкций, поскольку когнитивные модели используются при описании грамматических конструкций для представления значений. В-третьих, она имеет эмпирические преимущества, поскольку это единственная нотационная система, используемая в настоящее время, которая может охарактеризовать синтаксические амальгамы (подробнее см. Lakoff 1974). Амальгама представляет собой такой случай, когда в одном предложении представлена более чем одна пропозиция. Такая ситуация возникает в дейктических there- конструкциях. Рассмотрим предложение
— %There comes Harry with his red hat on ‘Вон идет (приближается) Гарри в своей красной шляпе’.
Синтаксически это одно предложение. Однако оно соответствует трем семантическим пропозициям:
— Harry is there ‘Гарри находится вон там’.
— Harry is coming, that is, moving toward the speaker ‘Гарри приближается, то есть движется по направлению к говорящему’.
— Harry has his red hat on ‘На Гарри красная шляпа’.
Мы будем использовать следующую систему нотации: синтаксический элемент, например предложение There's Harry with his red hat on ‘Вон Гарри в своей красной шляпе’, будет представляться целым числом, например, нулем. Соответствующие семантические элемен¬


3. Конструкции с there
627
ты будут обозначаться цифрами, за которыми следуют простые штрихи, например, три пропозиции, приведенные выше, будут представлены нулем, за которым следуют один, два или три штриха. Семантический элемент, соответствующий представленному каким- либо целым числом синтаксическому элементу, будет представляться тем же числом с последующим одним или несколькими штрихами. Число штрихов отличает друг от друга различные семантические элементы, соответствующие одному синтаксическому элементу. Случаи этого вида весьма обычны в естественных языках, и принятая здесь нотация представляет собой способ (отнюдь не единственно возможный) описания таких случаев.
Когнитивные и формальные системы
Термин формальная система используется в двух различных смыслах:
Практическая формальная система: Система принципов некоторого вида, изложенная точно, часто в нотации, позволяющей давать точные наименования понятиям, формулировать гипотезы с необходимой степенью точности и делать развернутые предсказания.
Специальная формальная система: Особый род математической системы правил порождения, в которой имеет место оперирование произвольными символами алгоритмическим способом без обращения к их значению.
Генеративная лингвистика использует не просто практические формальные системы, но специальные формальные системы. Разница является принципиальной, поскольку специальные формальные системы имеют много таких свойств, которых лишены практические формальные системы. Например, специальное понятие «порождающей способности» определено только для специальных формальных систем, но не для практических формальных систем в целом. Кроме того, специальные формальные системы определяются таким образом, что значение символов не учитывается правилами системы. Практические формальные системы не имеют этого ограничения.
Базовая метафора генеративной лингвистики состоит в том, что грамматика языка является специальной формальной системой, которая может быть сведена к определенным видам формальных правил (например, правил фразовой структуры, трансформаций и т. д.). Однако многие лингвисты используют нотационную систему транс-
40*


628
Исследование конкретного материала
формационной грамматики как практическую формальную систему, в результате чего возникает много недоразумений.
Будучи исследователем в области лингвистики и когнитивных наук, я не буду использовать специальную метафору формальной системы для грамматики, поскольку она не имеет значения в той области, к которой относятся интересы когнитивной науки, и поскольку она не может быть базой для теории значения. Мой интерес, как и интерес других когнитивных лингвистов, заключается в том, чтобы найти то, что нам необходимо для построения гипотез о природе познания в целом, позволяющих объяснить явления естественного языка. Нотация, которую я буду использовать, основана на практической формальной системе, которая имеет то достоинство, что позволяет достичь необходимой точности. Я рассматриваю ее как практическую нотацию для характеристики релевантных аспектов когнитивных моделей. Она не имеет мирового значения. Это просто один из способов достижения точного описания определенных вещей, которые необходимо описать точно.
Заметим, что наша нотация не отражает все существенные аспекты грамматических конструкций. Так, грамматические конструкции могут образовывать гештальты, в которых целое концептуально проще, чем сумма его частей. Наша нотация не отражает гештальт- ные характеристики конструкций. Другая важная вещь, которую она не может охарактеризовать адекватно, это пространственное представление формы. Как мы старались показать выше, синтаксическая форма характеризуется в образно-схематических терминах, с использованием схем часть—целое, линейного порядка, близости, центральности, размера, вместилищ и т. д. Нотация, которую мы будем использовать, описывает такие схемы, но не использует их непосредственно в нотации.
В последующем следует иметь в виду, что мы описываем иную систему сущностей, нежели те, которые описываются специальными формальными системами типа тех, что используются в генеративной лингвистике. Вот некоторые различия:
— Когнитивные модели и грамматические конструкции используют теорию прототипов для объяснения категоризации. Специальные формальные системы не используют теорию прототипов.
— Когнитивные модели и грамматические конструкции имеют гештальтные свойства. Это означает, что целое может быть психологически проще, чем части. Специальные формальные


3. Конструкции с there
629
системы, с другой стороны, являются атомистичными, то есть целое в них является просто собранием частей.
— В специальных формальных системах синтаксические элементы являются произвольными символами. В когнитивной грамматике синтаксические элементы не произвольны, но мотивированы соответствующими семантическими элементами. Понятие мотивации отсутствует в специальных формальных системах. Подробнее это будет обсуждено ниже.
— В специальных формальных системах отсутствует понятие экологии системы, так же как нет понятия экологической ниши, места, где нечто входит в систему. Когнитивные системы имеют такую экологию, и мы будем обсуждать ее ниже. Понятие экологической ниши является важной частью теории грамматических конструкций.
— Для классической формальной лингвистики представляют интерес такие математические понятия, как порождающая сила формальных систем и способы ограничения порождающей силы посредством наложения ограничивающих условий на формы правил. Эти специальные математические вопросы не представляют какого-либо интереса в когнитивно ориентированной грамматике. Мы интересуемся тем, каким образом познание в целом определяет особенности человеческих языков, но не теми особенностями, которые связаны с когнитивно несущественными понятиями типа порождающей силы. Любой выбор между альтернативными описаниями должен основываться на таких когнитивных критериях, как способность объяснения механизмов усвоения языка, согласованность грамматики с концептуальной системой, легкость когнитивных операций и целостная экология грамматики.
— В специальных формальных системах синтаксис не зависит от семантики и прагматики. В когнитивно ориентированной лингвистике синтаксис в весьма существенной степени (хотя отнюдь не полностью) зависит от семантики, прагматики и коммуникативной функции.
По всем этим причинам система, которая будет обсуждаться дальше, не является просто еще одной специальной формальной системой типа тех, в которых совершенно справедливо разочаровались очень многие лингвисты. Она представляет собой попытку точной характеристики некоторых центральных понятий когнитивной лингвистики.
Перед тем как перейти к другим вопросам, следует прояснить еще один момент с тем, чтобы избежать возможных недоразумений.


630
Исследование конкретного материала
Иногда утверждается, что ум использует специальные формальные системы (например, фразовую структуру или трансформационные грамматики). Если бы это было так, некоторые типы генеративной лингвистики были бы когнитивно корректными. Одна из целей настоящего исследования — показать, что это не так, представив когнитивно ориентированные описания и объяснения таких языковых явлений, с которыми не смогли справиться специальные формальные системы.
Лингвисты, воспитанные в генеративной традиции, иногда утверждают, что только специальные формальные системы позволяют достичь той точности формулировок, которая необходима для того, чтобы адекватно описать и объяснить языковые явления. Такое утверждение имплицитно подразумевает, что когнитивно ориентированное описание языковых явлений является необходимо неточным и поэтому не способно обеспечить адекватное описание и объяснение. Другая важная цель данного исследования — представить такое описание сложной области английской грамматики, которое бы было более адекватным, как с дескриптивной, так и с объяснительной точек зрения, чем любое возможное описание в терминах математической формальной системы. Это одна из причин того, что настоящее исследование настолько подробно.
Наконец, настоящее исследование отнюдь не имеет антиматема- тической направленности. Вполне можно представить, что можно разработать математику, подходящую для таких когнитивных систем, которые обсуждаются здесь. На самом деле, я надеюсь на это. Это одна из причин, по которым я взял на себя труд описать данные явления так точно, как я это сделал. Я возражаю только против использования неподходящей математики, такой, как в специальных формальных системах.
Некоторые предварительные замечания по нотации
Каждая конструкция будет описываться в терминах следующих параметров формы и значения:
Параметры значения
— Семантические элементы (например, сущности, положения, предикаты и т. д.).
— Целостная семантика (например, какая-либо идеализированная когнитивная модель, ассоциированная с конструкцией в целом). ИКМ часто включают фоновые знания, характеристики речевых актов и указание функций конструкции.


3. Конструкции с there
631
Параметры формы
— Синтаксические элементы (например, предложение, именная группа, глагол и т. д.).
— Лексические элементы (например, here ‘здесь’, there ‘там’, соте ‘идти, приходить’, go ‘идти, двигаться’, be ‘быть’ и
т. д.).
— Синтаксические характеристики (например, линейный порядок элементов, грамматические отношения, такие, как субъект и объект, факультативность элементов и т. д.).
— Фонологические характеристики (например, наличие или отсутствие ударения, долгота гласных и т. д.).
Сопоставление формы и значения
Всегда, когда объединяются в пару синтаксический элемент и семантический элемент, мы будем выражать это объединение следующим образом:
— Синтаксический элемент будет представляться целым числом, например, /.
— Семантический элемент будет представляться как то есть той же цифрой со штрихом.
Данная система обозначений не выражает какой-либо первичности синтаксиса ияц семантики, хотя в целом мы будем стараться вывести как можно больше синтаксиса из семантики. Она указывает только на наличие пары вида <Ц*>. В некоторых случаях один семантический элемент может сопоставляться более чем с одним синтаксическим элементом. В таких случаях мы будем использовать большее количество штрихов — V" и т. д.
Теперь мы можем приступить к выполнению первой из наших главных задач — выяснению того, как синтаксис дейктических f/геге-конструкций мотивирован параметрами их значения. Мы начнем с идеализированной когнитивной модели, представляющей параметры значения центральной дейктической конструкции.
Центральная ИКМ: Экспериенииальный гештальт
Одним из главных открытий теории прототипов было то, что некоторые кластеры (пучки) свойств являются более базовыми для человеческого опыта, чем другие кластеры, а также более базовыми, чем отдельные свойства из этого кластера. Лакофф и Джонсон


632
Исследование конкретного материала
(Lakoff and Johnson 1980) назвали такие кластеры экспериенциалъ- ные гештальты. Такие гештальты часто могут быть представлены посредством ИКМ. Следует иметь в виду, что в таких случаях ИКМ в целом может пониматься как психологически более простое образование, чем ее части, — отсюда термин гештальт. Хотя в описании такого гештальта может участвовать очень много характеристик, важно понимать, что сложность описания является искусственным результатом применяемой нами системы нотации. Если бы мы располагали системой нотации, отражающей психологическую реальность, ИКМ в целом была бы представлена более простым описанием, чем ее части.
Это важно иметь в виду потому, что обычно об описаниях думают следующим образом: чем более сложным является описание, тем более сложным является описываемый концепт. В случае экспериен- циальных гештальтов, однако, может быть как раз наоборот: сложное описание может соответствовать когнитивно простому концепту, тогда как относительно более простое описание какой-либо его части может быть более сложным с когнитивной точки зрения. Именно так обстоит дело в случае экспериенциального гештальта, к описанию которого мы переходим.
Одним из наиболее базовых действий, совершаемых людьми, является указание на вещи другим людям. Англоговорящие дети начинают совершать такие действия на этапе овладения двухсловными высказываниями типа «Da shoe» (There's а/the shoe ‘Вот туфель’). Когда мы начинаем анализировать релевантные компоненты этого весьма простого экспериенциального гештальта, мы обнаруживаем достаточно сложный кластер условий его употребления:
Имеются исходные фоновые знания, что некоторая сущность существует и присутствует в некотором месте поля зрительного восприятия говорящего, что говорящий направляет свое внимание на нее и что слушающий интересуется тем, что находится в его окружении, но не направляет свое внимание на эту сущность и может даже не знать, что она присутствует в его окружении. Говорящий направляет внимание слушающего на место, где находится данная сущность (возможно, сопровождая свои слова указательным жестом) и привлекает внимание слушающего к тому, что эта сущность находится в указанном месте. Помимо этого (в случае более старших детей и взрослых), если эта сущность движется, может быть указано на это движение. При этом говорящий может выбрать для описания саму сущность или ее местоположение.


3. Конструкции с there
633
Используя описанную выше форму представления параметров значения, мы можем представить этот экспериенциальный гештальт в еще более детализированном виде следующим образом:
ИКМ указания Семантические элементы Г: Говорящий С: Слушающий
Г: местоположение 2’: позиционный предикат 2й: предикат движения 3’: сущность 4': предикат
О': пропозиция формы 2'(3’,Г) (сущность находится в данном месте)
0й: пропозиция формы 2”(3’) (сущность движется)
0,и: пропозиция формы 4'(3’) (предикат, истинный относительно этой сущности)
(0й и 0’" факультативны).
Целостная семантика
Фоновые предпосылки речевых актов П-1: 3* существует П-2: 0’ (3' находится в Г)
П-3: 3' находится в поле зрительного восприятия/"
П-4: Г фокусирует свое внимание на 3'
П-5: /"полагает, что С не фокусирует свое внимание на 3* Речевой акт
/"направляет внимание С на Г Функциональное задача
Фокусировать сознание С на 3*
Жест
/"указывает жестом в направлении Г, в типичном случае указывая пальцем и т. п. или поворачивая голову (факультативно).
В дальнейшем я буду обозначать все, описанное выше, термином «указательная ИКМ».
Ограниченное предсказание и когнитивное объяснение
Частью программы когнитивной грамматики является показ того, каким образом аспекты формы могут выводиться из аспектов значения. Поэтому мы постараемся показать, что почти каждое синтаксическое свойство центральной дейктической конструкции обусловле¬


634
Исследование конкретного материала
но тем, что она используется для выражения указательной ИКМ. В лингвистике существует давняя традиция попыток объяснения формы исходя из значения. До настоящего времени ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Возьмем хорошо известные и относительно простые примеры:
— Действия выражаются глаголами.
— Состояния выражаются прилагательными.
— Физические объекты обозначаются именами (или именными группами).
Если мы примем эти правила как абсолютные, которые выполняются во всех случаях, то тогда мы будем иметь множество контрпримеров. Так, состояния, например знание, могут выражаться глаголами, как в I know the answer ‘Я знаю ответ’. Действия могут выражаться прилагательными, как в Be aggressive! ‘Будь боевым, действуй наступательно!’ или Be carefull ‘Будь осторожен!’. Выражения, обозначающие физический объект, могут быть глаголом, как в Не hammered in the nail ‘Он забил гвоздь молотком’ (hammer — ‘молоток’ и ‘бить молотком’).
Тем не менее, несмотря на наличие подобных контрпримеров, правила, представленные выше, не являются полностью неверными. Они неверны только в том, что предлагаются в качестве абсолютных. Попытки такого рода, по моему мнению, оказались неудачными по следующим основаниям.
Во-первых, предполагалось, что правила должны работать во всех имеющихся в языке случаях.
Во-вторых, предполагалось, что они должны быть универсальными.
В-третьих, предполагалось, что они должны быть абсолютными, а не относительными, зависящими от наличия других языковых факторов.
В-четвертых, предполагалось, что все должно быть либо полностью предсказуемым, либо произвольным. Никакой иной альтернативы не допускалось.
Я бы хотел предложить такой подход, который позволил бы избежать всех этих подводных камней.
— Предлагаемые принципы могут быть ограничены прототипическими случаями, в частности центральными субкатегориями радиальных категорий. Мы будем называть такие принципы центральными принципами.


3. Конструкции с there
635
— Эти принципы могут быть лингвоспецифичными, а не универсальными.
— Эти принципы могут использовать понятие «экологического положения» конструкции в лингвистической системе.
— Конкретные случаи могут иметь приоритет перед общими принципами.
Центральные принципы играют двоякую роль. Во-первых, они определяют закономерности соотношения формы и значения в центральных категориях, то есть в прототипических предложениях, глаголах, прилагательных, субъектах и т. д. Во-вторых, они определяют отношения, в которых нецентральные случаи подобны центральным случаям. Иными словами, они позволяют охарактеризовать, что означает для нецентрального случая быть мотивированным центральным случаем.
Грамматическая система характеризуется следующим образом:
Во-первых, при наличии данной концептуальной системы, центральные категории языка характеризуются центральными принципами, связывающими форму и содержание.
Во-вторых, нецентральные категории «располагаются» в грамматической системе с учетом их отношений с центральными (или более центральными) категориями. Отношение, в соответствии с которым, скажем, одна категория конструкций «располагается» относительно другой категории, называется отношением «базироваться на».
В-третьих, менее центральные категории характеризуются своими минимальными отличиями от категорий, на которых они базируются.
В-четвертых, центральные принципы используются для определения избыточности следующим образом: Любое свойство нецентральной категории, которое может быть предсказано исходя из центральных принципов и определения минимальных различий, является избыточным. Подобное предсказание будет называться «ограниченным предсказанием», поскольку это предсказание, ограниченное по отношению к данному экологическому положению.
В-пятых, относительная мотивация определяется следующим образом: чем больше свойств данной категории является избыточным, тем в большей мере она мотивирована своим экологическим положением и тем лучше она соответствует системе в целом.


636
Исследование конкретного материала
В-шестых, оптимальная экологическая структура языка — это структура с максимальной мотивацией.
В лингвистике существует традиция отождествления оптимального лингвистического анализа (в соответствии с некоторым критерием оптимальности) с анализом, когнитивно правильным относительно некоторого «идеального» говорящего на данном языке (ср. Chomsky 1965). Я буду следовать этой традиции, хотя я полностью осознаю все ее слабые места и подводные камни, имя которым легион. Прежде всего, никто из нас не является идеалом. Наша индивидуальная грамматика не может обладать идеальной структурой. Кроме того, возможна такая точка в развитии, на которой наша грамматика «замерзает», и далее не происходит никакой оптимизации того, что мы к этому моменту изучили. Возможно, роль такой оптимальной грамматики состоит в том, что она представляет максимум мотиваций, используемых в языковом сообществе в целом, хотя ни один индивид не может полностью использовать их. Говорящий может механически заучить некоторые конструкции, не сделав их структурной частью своей грамматики в целом. Однако маловероятно, чтобы какой-либо индивид выучил все конструкции механически, без понимания того, как они мотивированы остальной частью грамматики.
В то же время можно быть уверенным в том, что оптимизация того вида, которая будет нами обсуждаться в дальнейшем, в значительной мере действительно имеет место. Это видно из того факта, что когда в языке появляются новые конструкции, они не являются случайными. Напротив, они являются мотивированными существующими структурами, точно так же, как новые значения слов мотивированы существующими значениями. Новые конструкции и слова, которые «скроены по мерке» языка, легче изучить и запомнить. Предлагаемая нами теория призвана объяснить, что означает «быть скроенным по мерке» языка.
Тот вид оптимального анализа, который предлагается нами, — анализ, максимизирующий мотивацию, — позволит нам также охарактеризовать реальные системы, которые могут быть не оптимальными. Он также позволит нам исследовать роль, которую мотивация играет в языковых изменениях и в усвоении языка.
Перед тем, как приступить к «потоку» ограниченных предсказаний, важно указать, какова их предполагаемая когнитивная релевантность. Мы не утверждаем, что говорящие на естественных языках выполняют подобные операции всякий раз, когда они производят высказывание. Как раз наоборот. Говорящие просто используют


3. Конструкции с there
637
языковую систему, разные части которой хорошо прилажены и внутренне согласованы друг с другом и которая является когнитивно эффективной с точки зрения достижения их целей. Мы постараемся дать точную характеристику того, что означает для языковой системы «быть внутренне согласованной» и «когнитивно эффективной». Мы попытаемся охарактеризовать эти понятия с помощью аналитического понятия «ограниченное предсказание», определенного выше. Другой способ рассмотрения ограниченного предсказания исходит из того, что оно характеризует понятие «системной избыточности», то есть избыточности системы в целом с учетом ее целостной экологической структуры. Мы обсудим это понятие несколько более подробно после того, как рассмотрим некоторые примеры.
Мы постараемся дать когнитивные объяснения языковым явлениям. Одной из наших целей является достижение понимания того, почему языки структурированы именно так, как они структурированы, и что это может сказать нам о когнитивной организации. Для этого мы постараемся разработать такие методики лингвистического анализа, которые позволяли ли бы нам проникнуть в природу когнитивной организации. Мы выдвигаем гипотезу, что ограниченное предсказание (в том особом смысле, в котором мы определили это понятие) является мерой когнитивной эффективности, учитывающей языковую и концептуальную системы в целом. Это, в свою очередь, позволяет нам объяснить, почему языки структурированы именно так, как они структурированы.
Если мы сможем показать, что большинство синтаксических свойств центральной дейктической конструкции может быть выведено (предсказано, в нашем смысле этого термина) исходя из указательной ИКМ, то мы тем самым покажем, что центральная дейкти- ческая конструкция является эффективным способом выражения указательной ИКМ в английском языке. Более того, мы покажем, почему она является когнитивно эффективной конструкцией, исходя из всего остального массива английского языка. Иначе говоря, мы покажем, почему ее легко изучить, запомнить и использовать. И мы объясним в когнитивных терминах, почему она обладает характерными для нее свойствами.
При выведении предсказаний, которые будут сделаны ниже, я принимаю как данное некоторые основные принципы, управляющие соответствиями между формой и содержанием в прототипических случаях. Представляется, что некоторые из них универсальны, тогда как другие являются специфическими для английского языка. Задача


638
Исследование конкретного материала
верификации всех этих принципов или даже просто формулировки их с необходимой степенью точности находится за пределами данного исследования. Это должно быть сделано в полностью разработанной и полностью эксплицитной когнитивной грамматике. Все, что мы можем сделать, — это дать несколько простых примеров тех принципов, которые мы будем использовать ниже. Большинство из этих центральных принципов относительно очевидны, настолько очевидны, что почти не заслуживают формулирования. Мы взяли на себя труд изложить их только с целью приведения некоторых простых и ясных примеров. Мы будем формулировать каждый из этих принципов как простым английским языком, так и в используемой нами нотации. Каждый из этих примеров будет использоваться в дальнейшем обсуждении.
Некоторые центральные принципы (ШП)
ЦП1: Предложения соответствуют пропозициям.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ (X), если и только если ПРОПОЗИЦИЯ (X*)
ЦП2: Именные группы соответствуют сущностям.
ИГ (X), если и только если СУЩНОСТЬ (X*)
ЦПЗ: Предикаты движения выражаются глаголами.
Если ПРЕДИКАТ ДВИЖЕНИЯ (X), ТО Г (20 ЦП4: Предикаты местоположения выражаются глаголами.
Если ПРЕДИКАТ МЕСТОПОЛОЖЕНИЯ (20, ТО Г (20 ЦП5: Локативные наречия соответствуют местоположениям.
локативное наречие (20, если и только если МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ (Х')
ЦП6: Части семантической структуры соответствуют частям соответствующей синтаксической структуры.
ЧАСТЬ (2Г, Y*), если и только если ЧАСТЬ (2£ У)
ЦП7: Семантически факультативные части ИКМ соответствуют синтаксически факультативным элементам.
Если ЧАСТЬ (Х\ Г) И ФАКУЛЬТАТИВЕН (2Г), ТО ФАКУЛЬТАТИВЕН (20
Некоторые предсказания
Центральная дейктическая конструкция базируется на простом центральном предложении и выражает указательную ИКМ. Исходя из этого, мы можем сделать следующие предсказания:
Предсказание 1: 0 является предложением.
Следствие из ЦП1. Поскольку 0’, 0” и 0'” являются пропозициями, которые выражаются 0, 0 является предложением.


3. Конструкции с there
639
Предсказание 2: 0 имеет части 1, 2, 3 и 4.
Следствие из ЦП6. Из того, что Г, 2’, 3' и 4’ являются частями пропозиций 0’, 0м и 0'”, следует, что 1, 2, 3 и 4 являются частями 0.
Предсказание 3: 1 является дейктическим локативным
НАРЕЧИЕМ.
То, что 1 является ЛОКАТИВНЫМ НАРЕЧИЕМ, является следствием ЦП5. Кроме того, элемент, положение которого указано относительно контекста высказывания, является дейктическим элементом. Поскольку Г является положением относительно говорящего, то оно является относительным относительно контекста высказывания; следовательно, 1 является дейктическим локативным наречием.
Предсказание 4: 3 является ИМЕННОЙ ГРУППОЙ.
Следствие из ЦП2. Поскольку 3' является сущностью, 3 является ИМЕННОЙ ГРУППОЙ.
Предсказание 5: 3 не является сентенциальным дополнением.
Поскольку 3' является физически присутствующей, видимой сущностью, она не может быть пропозицией, или событием, или состоянием. Поскольку только пропозиции, события или состояния выражаются сентенциальными дополнениями, 3 не может быть сентенциальным дополнением.
Предсказание 6: 2 является глаголом.
Следствие из ЦПЗ и ЦП4. Из того, что 2' является позиционным предикатом и 2й является предикатом движения, следует, что 2 является глаголом.
Предсказание 7: 2 стоит в простом настоящем времени.
В указательной ИКМ предикация местоположения или движения одновременна с речевым актом. Поэтому она должна быть в настоящем времени, выражающем одновременность с речевым актом. Поскольку событие указания (речевой акт) является мгновенным событием и поскольку настоящее время показывает одновременность с речевым актом, невозможен прогрессивный или перфектный вид, отсюда отсутствие вспомогательных глаголов. Поскольку указательная ИКМ не содержит указания на модальность, отсутствуют модальные глаголы. Следовательно, 2 имеет форму простого настоящего времени.
Предсказание 8: 4 факультативен.


640
Исследование конкретного материала
Следствие из ЦП7. В указательной ИКМ пропозиция, описывающая 3', факультативна Предикат 4' выступает только в этой пропозиции. Поскольку 4’ факультативен, синтаксический элемент, выражающий его, а именно 4, факультативен.
Предсказание 9: 1 стоит первым.
Говорящий побуждает слушающего немедленно обратить внимание на место Г. Для того чтобы немедленно обратить внимание слушающего на что-либо, необходимо немедленно назвать это. Поэтому синтаксический элемент, выражающий Г, должен идти первым.
Предсказание 10: 3 является субъектом 0.
В центральных предложениях субъектом предложения должна быть именная группа, выражающая аргумент одной из пропозиций, выраженных предложением. Он также должен быть в числе семантических элементов в параметрах значения данной конструкции. Есть только два возможных кандидата на роль субъекта, 3 и 1, поскольку 3’и Г являются единственными аргументами, указанными в параметрах значения. Однако 1 исключается, поскольку в центральных предложениях наречие не может быть субъектом. Значит, остается 1.
Лексический выбор
В данной конструкции лексические единицы выбираются в трех случаях: в позициях дейктического локативного наречия (here ‘вот’ или there ‘вон’), позиционного предиката (be ‘быть’, sit ‘сидеть’, stand ‘стоять’ или Не ‘лежать’) и предиката движения (go ‘идти, уходить’ или соте ‘идти, приходить’). Выбор большинства из этих специфических лексических единиц, хотя и не всех, может быть предсказан исходя из общих принципов. И в тех случаях, когда выбор не предсказуем, он тем не менее не является произвольным.
Данная конструкция содержит лексические элементы, потому что она включает семантические элементы, круг которых узко ограничен: положение относительно говорящего, предикат местоположения и предикат движения. Эти элементы могут быть выражены только лексически; они не могут быть выражены (по крайней мере, в английском языке) связанными морфемами, или порядком слов, или структурой составляющих. Общий принцип, управляющий выбором лексических элементов, может быть назван принципом лексического выбора.
Пусть
(а) 	в конструкции имеется семантический элементх\


3. Конструкции с there
641
(б) имеется семантическое ограничение на х',
(в) х, синтаксический элемент, соответствующий х ', является лексической категорией (например, именем существительным, глаголом, наречием и т. д.) и
(г) L является одной из наиболее общих лексических единиц, имеющихся в лексиконе, которая относится к синтаксической категории х и отвечает семантическим ограничениям на х.
Тогда
(д) L выражает х в этой конструкции.
Принцип лексического выбора позволяет сделать следующие предсказания:
Предсказание 11: 1 выражается лексическими единицами here или there.
Предсказание 12: 2 может выражаться лексическими единицами be, go или соте.
Неге и there — наиболее общие конкретные лексические единицы, являющиеся дейьсгическими локативными наречиями. Be — наиболее общая лексическая единица, выражающая предикат местоположения. Go и соте — наиболее общие глаголы, выражающие предикат движения.
В то же время принципом лексического выбора не предсказывается, что sit, stand и lie могут выступать в данной конструкции в качестве элемента 2. Однако этот конкретный набор глаголов не является произвольным. Все они являются глаголами положения, относящимися к базовому уровню. Данная конструкция позволяет глаголам положения относиться к более низкому уровню обобщения, чем глаголы движения. Глаголы движения базового уровня — это run ‘бежать’, walk ‘идти (ступая ногами)’ и т. д. Эти глаголы, конечно, не могут появляться в данной конструкции. Их отсутствие является вполне ожидаемым, если исходить из принципа лексического выбора, однако тот факт, что sit, stand и lie могут выступать в данной конструкции, не предсказывается этим принципом. То, что 2 может выражаться позиционными глаголами базового уровня, должно быть указано среди непредсказуемых особенностей данной конструкции.
Может показаться странным, что при характеристике конструкции используется понятие глаголов базового уровня. Однако отсылка к когнитивным понятиям, таким, как категоризация базового
41 -3361


642
Исследование конкретного материала
уровня, может помочь понять некоторые факты, которые иначе оказываются необъяснимыми. Кроме того, к категоризации базового уровня приходится обращаться при изучении грамматических фактов в других языках. Например, в шведском языке невозможно произнести эквивалент английского The lamp is in the corner, букв. ‘Лампа есть в углу’ или The rug is on the floor, букв. ‘Ковер есть на полу’. Вместо этого нужно сказать шведские эквиваленты английских The lamp stands in the corner ‘Лампа стоит в углу’ и The rug lies on the floor ‘Ковер лежит на полу’. Шведский язык требует, чтобы в простых локативных предложениях употреблялись глаголы базового уровня. Важно, что как в случае английских, так и в случае шведских конструкций нет необходимости приводить перечень единиц, между которыми не видно никакой связи. Объединяет эти единицы их уровень категоризации, и это может быть указано при характеристике грамматической конструкции.
Перед тем как покинуть область лексикона, следует сделать еще одно предсказание, которое связано, по крайней мере косвенно, с лексическими единицами.
Предсказание 13: 1 имеет ударение.
Лексические единицы, относящиеся к основным грамматическим категориям, включая наречия, в нормальном случае имеют ударение. Отсутствие ударения имеет место в относительно небольшом числе случаев — ударения не имеют анафорические местоимения и фоновые элементы, не участвующие в минимальных противопоставлениях. Как мы увидим ниже, экзистенциальное there относится к фоновым элементам, которые не находятся в отношении минимального противопоставления с каким-либо другим элементом. Поэтому оно безударно. В то же время дейктические here и there не относятся к фону и вступают в минимальное противопоставление — друг с другом. Таким образом, у них нет причин не иметь ударения.
Конечная группа
Конечная группа — синтаксический элемент 4 — выражает семантический элемент 4’, являющийся предикатом. Предикаты в типичном случае выражаются синтаксически глагольными группами. Например, в предложении Harry is carrying a huge herring ‘Гарри несет огромную селедку’ глагольная группа is carrying a huge herring ‘несет огромную селедку’ предицируется по отношению к Harry (Гарри). Конечная группа в центральной дейктической конст-


3. Конструкции с there
643
рукции отличается от обычных глагольных групп в важном отношении. Рассмотрим предложение
— There’s Harry, carrying a huge herring ‘Вон Гарри несет огромную селедку’.
Конечная группа здесь только carrying a huge herrings в ней нет is, то есть отсутствует в явном виде глагол be, который является вершинным глаголом в глагольной группе is carrying a huge herring. Это типично для конечных групп в этой конструкции. В простых предложениях такие группы в нормальном случае употребляются в составе глагольных групп, где главным глаголом является be. Мы можем наблюдать это в следующих примерах:
— There's Sally in front of her house ‘Вон Салли перед своим домом’.
— Here comes Max with his new girlfriend ‘Вот идет Макс со своей новой подругой’.
— There's Sammy at work ‘Вон Сэмми за работой’.
— There goes the сор, afraid of his shadow ‘Вон идет полицейский, пугаясь собственной тени’.
— Here's the victim, shot in the back ‘Вот человек (букв, жертва), убитый / раненный выстрелом в спину’.
— There's Mary, about to go into the bookstore ‘Вон Мэри собирается войти в книжный магазин’.
Конечные группы в этих примерах на вид очень разнообразны. Объединяет выражения, выделенные курсивом, то, что все они представляют собой остатки глагольных групп, в которых в соотносительных простых предложениях главным глаголом был бы be.
Это позволяет выдвинуть следующую предварительную гипотезу, касающуюся конечных групп:
В английском языке имеются конструкции, которые получаются следующим путем: берется глагольная группа с be в роли главного глагола и be устраняется. Будем называть результат этой операции ГГ/be. Конечная группа дейктической there-конструкции является Г Г/be.
Таким образом, мы выдвинули гипотезу, что конечные группы являются глагольными группами с опущенным be. Рассмотрим теперь другие факты, поддерживающие данную точку зрения.
41*


644
Исследование конкретного материала
With со значением «Have»
Во все приведенных выше случаях существуют соответствующие простые предложения с эксплицитно выраженным be:
— Sally is in front of her house ‘Салли находится перед своим домом’.
— Max is with his new girlfriend ‘Макс со своей новой подругой’.
— Sammy is at work ‘Сэмми за работой’.
— The сор is afraid of his shadow ‘Полицейский боится своей тени’.
— The victim was shot in the back ‘Жертва была убита / ранена выстрелом в спину’.
— Mary is about to go into the bookstore ‘Мэри собирается войти в книжный магазин’.
Это некоторые из тех глагольных групп, в вершине которых в простом предложении должен быть глагол be: предложные группы (первые три примера), адъективные группы (например, afraid of his shadow), пассивные группы (например, shot in the back), группа be about to и группы с продолженным причастием (например, carrying a huge herring). Таким образом, там, где be выступает как вершина глагольной группы, остальная часть группы может быть конечной группой в центральной дейктической f/rere-конструкции.
Дополнительные свидетельства в пользу данной теории конечных групп можно обнаружить, исследуя поведение особого класса групп с with ‘с’, которые имеют значение have ‘иметь’ и сопровождаются подразумеваемым, но не выражаемым be. Примером такой группы является группа with her shoes off* без туфель’ в:
— There's Tammy with her shoes off ‘Вон Тэмми без туфель’.
С первого взгляда может показаться, что такие выражения отклоняются от правила, поскольку они не могут выступать вместе с эксплицитно выраженным be.
— *Tammy is with her shoes off ‘Тэмми без туфель’.
Соответствующее полное предложение имеет have ‘иметь’ вместо be with ‘быть с’.
— Tammy has her shoes off, букв. ‘Тэмми имеет свои туфли не на себе’.
Если мы проанализируем разнообразные контексты, в которых имеется подразумеваемое, но не выраженное эксплицитно be, то мы увидим, что в этих контекстах может выступать with. Мы рассмот¬


3. Конструкции с there
645
рим два таких случая: сокращенные относительные придаточные предложения и дополнения глагола find ‘обнаружить’.
Полные относительные придаточные, которые содержат be, следующее за относительным местоимением, такие как
— Anyone who is carrying a herring... ‘Любой, кто несет селедку...’ обычно имеют варианты без относительного местоимения и be:
— Anyone carrying a herring... ‘Любой, несущий селедку...’
В данном случае carrying a herring ‘несущий селедку’ представляет собой сокращенное придаточное предложение, в котором be, обычно сопровождающее продолженное причастие carrying, подразумевается, но не выражается эксплицитно. Другие конструкции, обычно содержащие be, в частности пассивные конструкции и about to, также могут употребляться таким образом:
— Anyone shot in the back... ‘Любой, пораженный выстрелом в спину...’
— Anyone about to leave... ‘Любой, собирающийся уйти...’
То особое with, о котором мы говорили, также может употребляться в сокращенных относительных придаточных:
— Anyone with his shoes off... ‘Любой без туфель...’
Аналогичным образом, конструкции, которые обычно употребляются с be, могут употребляться в качестве дополнения find без be, как в следующих примерах:
— I found Harry carrying a herring, букв. ‘Я обнаружил Гарри, несущего селедку’.
— I found the victim shot in the back ‘Я обнаружил жертву, пораженную выстрелом в спину’.
— I found Sally about to leave ‘Я обнаружил Салли, собирающуюся уйти’.
Особое with также может употребляться таким образом:
— I found Tammy with her shoes off ‘Я обнаружил Тэмми без туфель’.
Обобщенное правило, регулирующее употребление этого with, можно сформулировать следующим образом: данное with ‘с’ выражает некоторые значения have ‘иметь’ и употребляется в тех случаях, где можно ожидать встретить ГГ/be. Таким образом, тот факт, что в ко¬


646
Исследование конкретного материала
нечных группах центральных дейктических f/iere-конструкций может выступать with, является свидетельством в пользу нашей трактовки конечных групп как ГГ/be.
Однако на этой гладкой поверхности есть одна легкая морщинка. Не все глагольные группы с be могут быть конечными группами в дейктических конструкциях; Не могут выступать в этой позиции два типа глагольных групп: группы, включающие предикатные имена, и группы с прилагательными, выражающими то, что может быть названо ингерентным свойством.
— Harry is a lawyer Тарри — адвокат’ (предикатное имя).
— Harry is tall ‘Гарри высокий’ (прилагательное, обозначающее ингерентное свойство).
— * There goes Harry a lawyer ‘Вон идет Гарри адвокат’.
— *There goes Harry tall ‘Вон идет Гарри высокий’.
Прилагательные, обозначающие неингерентные свойства, такие как drunk ‘пьяный’, указывающие на признак, который может быть или не быть в различных ситуациях, могут употребляться в конечных группах:
— There goes Harry drunk! ‘Вон идет пьяный Гарри!’
Такое употребление отличается от
— *There goes Harry a drunk! ‘*Вон идет Гарри пьяница’.
(Заметим, что мы говорим только о предложениях, не характеризующихся интонацией, соответствующей запятой; предложение There goes Harry, a drunk ‘Вон идет Гарри, пьяница’, разумеется, имеет правильную структуру, однако это не релевантно для обсуждаемых здесь вопросов.) Именные группы имеют тенденцию выражать постоянно существующие признаки. Поэтому a drunk ‘пьяница’ обозначает постоянное пьянство, a drunk ‘пьяный’ — нет. Это объясняет, почему именные группы обычно не появляются в конечной позиции в дейктических конструкциях. Некоторые именные группы, однако, могут употребляться в конечных позициях, но только тогда, когда они обозначают очевидно не постоянный и неингерентный признак:
— There goes Citation the winner by a nose! ‘Вон бежит Цитата, опередившая в заезде на нос остальных лошадей!’, букв. ‘победитель на нос’.


3. Конструкции с there
647
Это условие может быть описано в нашем формате следующим образом:
Синтаксические элементы 4: ГГ/Ье
Семантические элементы:
4*: неингерентный, не постоянный предикат.
Последнее слово о конечных группах
Описание, предложенное выше, не охватывает абсолютно все конечные группы. Оно не подходит для случаев, когда указано движение и конечная группа обозначает направление, например,
— There goes Harry into the bar ‘Вон Гарри входит в бар’.
— Here comes the bus into the terminal ‘Вот автобус въезжает на автовокзал’.
Поскольку into the bar ‘в бар’ и into the terminal ‘на автовокзал’ являются группами, обозначающими направление (направительными группами), они не могут сочетаться с be, но требуют глаголов движения, таких, как go или соте. Поскольку каждое из этих предложений включает глагол движения, может показаться разумным считать, что группа, указывающая направление, определяет этот глагол — в частности, что в вышеприведенных предложениях into the bar определяется^, a into the terminal определяет comes.
Однако это решение не пригодно для всех случаев. Причина этого заключается в том, что конечные группы являются частью пропозиции, отдельной от остальной конструкции. Мы можем продемонстрировать это с помощью некоторых дополнительных наречий, имеющих функцию отделения определенного компонента пропозиции. Сначала рассмотрим ненаправительные конечные группы и затем покажем, что то же самое наблюдается в случае направительных групп.
— There is Derek, running around the track ‘Вон Дерек бежит по дорожке’.
Здесь running around the track ‘бежит по дорожке’ является конечной группой. Мы можем показать, что в этом предложении содержится две пропозиции, путем добавления наречий again ‘снова’ и still ‘все еще’.
— There is Derek again, still running around the track ‘Вон снова Дерек, все еще бежит по дорожке’.


648
Исследование конкретного материала
Still предполагает, что то, что оно определяет, продолжается непрерывно. Again предполагает, что то, что оно определяет, имело место ранее, однако затем произошел некоторый перерыв. Если бы они относились к одной пропозиции, то имело бы место противоречие. На самом деле мы имеем две пропозиции, эквивалентные отдельным предложениям
— There is Derek again ‘Вон снова Дерек’.
— Derek is still running around the track ‘Дерек все еще бежит по дорожке’.
То же самое имеет место в случае направительных групп. Сравним
— There goes Harry into the bar ‘Вон Гарри идет в бар’ с
— There goes Harry again, into the bar this time ‘Вон снова идет Гарри, на этот раз в бар’.
Again ‘снова’ указывает, что Гарри уже проходил мимо говорящего ранее, a this time ‘на этот раз’ указывает, что он ранее не шел в бар. Мы имеем две отдельные пропозиции, эквивалентные предложениям:
— There goes Harry again ‘Вон снова идет Гарри’.
— Harry is going into the bar this time ‘Гарри на этот раз идет в бар’.
Глагол goes ‘идет’ обозначает целый ряд «хождений», большинство из которых не включало «хождение» в бар. Поэтому мы не можем просто сказать, что into the bar ‘в бар’ определяет goes в There goes Harry again.
Мы можем описать такие случаи посредством минимальной модификации описания конечных групп, данного в предшествующем разделе. Мы описали там конечную группу как глагольную группу с опущенным be. В данном случае опущенный вершинный глагол — это go или соте, в зависимости от того, какой из них был выбран как синтаксический элемент 2, главный глагол конструкции в целом. Поскольку 2 = be, go или соте, модифицированное лексическое условие в нашем формате описания будет читаться следующим образом:
Синтаксические элементы 4: ГГ/2
Другое усложнение, связанное с конечными группами, — это наличие более чем одной такой группы в предложении. Теоретически их может быть бесконечно много.


3. Конструкции с there
649
— There’s Sally at work on her new book, writing as quickly as she can, afraid that she might miss her deadline ‘Вон Салли за работой над своей новой книгой, пишет так быстро, как только может, боится, что она может не успеть к назначенному сроку’.
Мы можем описать это свойство весьма просто, указав, что синтаксический элемент 4 может повторяться бесконечное число раз. Стандартный способ обозначения повторения — поместить звездочку после цифры, обозначающей синтаксический элемент, то есть заменить «4» на «4*».
Последний момент, который необходимо отметить, это то, что именная группа данной конструкции — синтаксический элемент 3 — выполняет роль грамматического субъекта конечной группы. Это предсказывается семантически. Конечная группа с семантической точки зрения является предикатом, и она является предикатом элемента 3’, семантической сущности, соответствующей синтаксической именной группе. Поскольку 3’ является единственным необходимым аргументом этого предиката, он является единственным возможным кандидатом на роль грамматического субъекта конечной группы. Таким образом, в предложении вида
— There’s Derek again, still running around the track ‘Вон снова Дерек, все еще бежит по дорожке’.
Derek является грамматическим субъектом группы (is) still running around the track ‘все еще бежит по дорожке’. В принятой нами нотации 3 является грамматическим субъектом 4. Это обстоятельство будет регулировать такие явления, как рефлексивизация в конечной группе, например, There's Derek again, still admiring himself ‘Вон снова Дерек, все еще упоенный сам собой’.
С технической точки зрения отношение грамматического субъекта обычно определяется так, что оно имеет место между именной группой и предложением, но не глагольной группой. Для того чтобы быть корректным с технической точки зрения, необходимо указать предложение, субъектом которого является 3. Данная конструкция в целом образует предложение, представленное синтаксическим элементом 0. Определим субконструкцию <0; 3, 4> , которая состоит из предложения, 0, именной группы, 3, и глагольной группы, 4. Теперь мы можем сказать, что 3 является субъектом <0; 3, 4>, или, другими словами, что «Derek» («Дерек») в приведенном выше примере является субъектом в «Derek (is) still running around the track» ‘Дерек все еще бежит по дорожке’.


650
Исследование конкретного материала
Порядок следования глагола и именной группы
До сих пор мы не рассматривали относительный порядок синтаксических элементов 2 (глагол) и 3 (именная группа). Это порядок не является фиксированным, и его вариации зависят от того, чем выражена именная группа — местоимением или существительным. В общем случае именная группа предшествует глаголу, если она образована местоимением, и следует за глаголом в ином случае.
— There he goes ‘Вон он идет’.
— *There goes he ‘*Вон идет он’.
— There goes Harry ‘Вон идет Гарри’.
Как кажется, это правило выполняется для всех говорящих. Вариации имеют место в случае, когда именная группа не является местоимением и предшествует глаголу. Ряд говорящих считает, что употребление имени собственного в этой позиции отвечает норме. (% указывает на наличие расхождений в оценках правильности.)
— %There Harry goes ‘Вон Гарри идет’.
Однако в целом, чем длиннее именная группа, тем хуже кажется конструкция.
— *There the mayor goes ‘Вон мэр идет’.
— *There the tall man goes ‘Вон высокий человек идет’.
— *There the man with the purple hair goes ‘Вон человек с фиолетовыми волосами идет’.
— *There the man who I met yesterday goes ‘Вон человек, которого я встретил вчера, идет’.
Этот порядок следования глагола и именной группы не ограничивается центральными дейктическими конструкциями. Он также распространяется на направительные дейктические наречные конструкции:
— Away ran Harry ‘Прочь убежал Гарри’.
— Out jumped the cat ‘Выпрыгнула (букв, наружу прыгнула) кошка’.
— Up popped a mole ‘Вверх выскочил крот’.
— Into the room came a priest ‘В комнату вошел священник’.
В этих конструкциях имеют место такие же вариации порядка следования глагола и именной группы:
— Away he ran ‘Прочь он убежал’.
— *Away ran he ‘Прочь убежал он’.


3. Конструкции с there
651
— *Away ran Harry ‘Прочь убежал Гарри’.
— %Away Harry ran ‘Прочь Гарри убежал’.
В этих случаях, так же как и в дейктических конструкциях, для тех, кто находит Away Harry ran грамматичным, предложения становятся тем хуже, чем длиннее делаются именные группы:
— *Away the major ran ‘Прочь майор убежал’.
— *Away the tall man ran ‘Прочь высокий человек убежал’.
— *Away the man with the purple hair ran ‘Прочь человек с фиолетовыми волосами убежал’.
— *Away the man who I met yesterday ran ‘Прочь человек, которого я встретил вчера, убежал’.
Заметим, что сказанное выше о порядке слов в случае выражения именной группы местоимением, относится только к определенным местоимениям, таким как he ‘он’, she ‘она’ и т. д. Неопределенное местоимение one ‘кто-то, некто и т. д.’ ведет себя в этом отношении так же, как другие именные группы:
— There goes one! ‘Вон идет кто-то!’
— %There one goes! ‘Вон кто-то идет!’
— I was waiting for a mole and up popped one!’ ‘Я ждал (караулил) крота и вот тот выскочил!’ = ‘Я ждал крота и вот крот выскочил наверх’.
— %I was waiting for a mole and up one popped! ‘Я ждал крота и вот тот выскочил! ’ = ‘Я ждал крота и вот крот выскочил наверх’.
Последняя конструкция функционирует дейктически потому, что она используется в так называемом «живом повествовании», когда предполагается зрительное представление того, о чем рассказывается. Поэтому эта конструкция функционирует так, как если бы события, о которых в ней говорится, происходили в присутствии говорящего и слушающего.
Как следствие, можно сформулировать правило порядка слов, которое относится не только к центральным дейктическим there- конструкциям, но распространяется на пространственные дейктиче- ские адвербиальные конструкции в целом:
В пространственных дейктических адвербиальных конструкциях именная группа предшествует глаголу, если она образована определенным местоимением; во всех иных случаях глагол предшествует именной группе.


652
Исследование конкретного материала
С учетом этого правила относительный порядок глагола и именной группы в центральных дейктических конструкциях является предсказуемым.
Единственным аспектом центральной дейктической конструкции, который остается не предсказуемым, является выбор позиционного глагола в случае, когда в ситуации нет движения. В качестве элемента 2 в этой конструкции могут факультативно появляться позиционные глаголы базового уровня sit ‘сидеть’, stand ‘стоять’, Не ‘лежать’.
— There sits Harry, chomping on a cigar ‘Вон сидит Гарри, жует сигару’.
— There he stands, ready to defend our country ‘Вон он стоит, готовый защищать нашу страну’.
— Here lies a great American ‘Вот лежит великий американец’.
Подобное расширение употребления с относящегося к более высокому уровню категоризации позиционного глагола be на позиционные глаголы базового уровня, как кажется, происходит только в этих центральных конструкциях.
иентрадьные дейктические конструкции
Мы наконец подошли к тому моменту, когда мы можем представить центральную дейктическую конструкцию в максимально общем виде. Ниже дается минимальная репрезентация, оставляющая за своими пределами все предсказуемые характеристики.
Центральная дейктическая конструкция
Базируется на центральном предложении
Параметры значения Указательная ИКМ
Параметры формы
Семантические элементы 4: не ингерентный
Синтаксические элементы 4*: ГГ/2
Лексические элементы
Если отсутствует 2й, 2 может быть выражен позиционным глаголом базового уровня. (Это sit ‘сидеть’, stand ‘стоять’, Не ‘лежать’.)


3. Конструкции с there
653
Это все, что необходимо сказать об этой конструкции. Все остальное является предсказуемым.
Хотя большая часть синтаксических характеристик центральной конструкции вытекает из ее семантики, тем не менее важно перечислить все параметры ее формы, даже те, которые являются предсказуемыми, поскольку многие из них будут отличными в нецентральных дейктических конструкциях. Ниже представлена полная репрезентация, с указательной ИКМ, представленной как одна единица.
Центральная дейктическая конструкция
Базируется на центральном предложении
Параметры значения Указательная ИКМ
Параметры формы
Синтаксические элементы
0: предложение, целое, включающее следующие части:
1: ДЕЙКТИЧЕСКОЕ ЛОКАТИВНОЕ НАРЕЧИЕ
2: глагол
3: ИМЕННАЯ ГРУППА
4*: глагольная группа за вычетом 2 Лексические элементы 1: here или there
2: либо be, либо глагол движения, относящийся к более высокому уровню категоризации, если имеется 2”, или позиционный глагол базового уровня, если 2" отсутствует Синтаксические правила С-1: 1 идет первым
С-2: 2 стоит в простом прошедшем времени С-3: 2 предшествует 3, если 2 не является определенным местоимением
С-4: 4 является факультативным С-5: 4 идет последним С-6: 3 является субъектом 0 С-7: 3 является субъектом <0; 3, 4>
С-8: 3 не является сентенциальным дополнением Фонологическое правило Ф-1: 1 имеет ударение


654
Исследование конкретного материала
Одна конструкция или много?
Значительная часть данного исследования будет посвящена различию между центральными и нецентральными конструкциями. Это различие не является само собой разумеющимся, и поскольку обоснованность всего исследования в целом зависит от этого различия, важно рассмотреть вопрос, каким образом можно установить, имеем ли мы дело с одной конструкцией или со многими конструкциями.
Прежде всего, мы будем различать особый случай и незначительную вариацию. В свете предложенного выше анализа центральных конструкций, субконструкция, которая отвечает всем выявленным в ходе анализа условиям, представляет собой особый случай. Субконструкция, которая близко подходит к тому, чтобы отвечать всем описанным условиям, но не отвечает им полностью, представляет собой незначительную вариацию. Нецентральные случаи, которые будут анализироваться дальше, представляют собой незначительные вариации.
Неверные предсказания
При наличии предложенной центральной конструкции и одного класса незначительных вариаций, не является ли всегда возможным так пересмотреть анализ центральных конструкций, чтобы их описание стало более общим, в результате чего прежние незначительные вариации превратились бы в особые случаи пересмотренной центральной конструкции? Другими словами, нельзя ли просто взять то, что есть общего между прежней центральной и прежними нецентральными конструкциями и построить новую, более общую центральную конструкцию, которая бы работала столь же хорошо, как прежняя?
Ответ в общем случае — нет. Подобная стратегия может привести к неверным предсказаниям, касающимся соотнесения формы и содержания. Такой пересмотр возможен только в том случае, если новая, более общая центральная конструкция не предсказывает неверных соотношений между формой и значением. В каждом из случаев, которые мы будем анализировать ниже, мы будем стараться доказать, что любая попытка построить более общую центральную конструкцию с тем, чтобы включить нецентральные конструкции, приведет к неверным предсказаниям.
Возрастающая сложность на других участках
Может быть и так, что даже если такой более общий анализ возможен, он может быть нежелателен. Например, возьмем ситуацию,


3. Конструкции с there
655
когда в результате анализа предложено описание, включающее одну центральную конструкцию и десять нецентральных конструкций. Предположим, что возможно пересмотреть результаты этого анализа таким образом, что это устранит необходимость выделения одной нецентральной конструкции, но зато существенно увеличит сложность описания остальных девяти нецентральных конструкций. В этом случае можно сказать, что такое обобщение центральной конструкции обходится слишком дорого. Однако чтобы высказать такой аргумент, необходим какой-то способ измерения сравнительного веса обобщений в центральных конструкциях и обобщений в нецентральных конструкциях. Впрочем, до сих пор такие случаи не были обнаружены, поэтому этот вопрос остается чисто теоретическим.
Отсутствие полной предсказуемости
Другое важное различие, которое необходимо сделать, это различие между особым случаем и полностью предсказуемой вариацией. Во всех нецентральных конструкциях, которые будут обсуждаться ниже, наличие большинства признаков можно предсказать, исходя из отношения нецентральной конструкции к центральной конструкции и других более общих принципов универсальной грамматики и грамматики английского языка. Однако ни в одном из этих случаев не могут быть предсказаны все аспекты нецентральных конструкций. Иными словами, мы утверждаем, что в каждом случае имеется по крайней мере некоторая минимальная часть, которую говорящий на данном языке должен заучить.
Следует заметить, что мы не можем доказать, что какие-то свойства являются непредсказуемыми. Для того, чтобы сделать это, необходимо было бы знать все общие принципы как универсальной грамматики, так и грамматики английского языка и быть в состоянии показать, что каждое из перечисленных свойств является непредсказуемым. Все, что я могу сказать в настоящее время, это то, что я не вижу какого-либо способа предсказать их. Однако хотя этот анализ не может быть подтвержден, он может быть опровергнут. Для того, чтобы сделать это, необходимо показать, каким образом все признаки данной субконструкции могут быть выведены из других более общих принципов.
Но даже если бы это было возможно сделать для всех приводимых ниже случаев, это не могло бы служить доказательством против применимости теории прототипов в грамматике. Если каждая из конструкций является вариацией, а не особым случаем, то этим можно доказать только то, что нецентральные случаи полностью


656
Исследование конкретного материала
выводимы из центральных случаев. Для того, чтобы обосновать не- приложимость теории прототипов вообще, необходимо обеспечить такой анализ, согласно которому все случаи, которые мы называем вариациями, оказались бы особыми случаями и из которого не вытекало бы неверных предсказаний относительно соотнесения формы и значения.
В последующем разделе мы рассмотрим случай, который показывает, что осуществление такого анализа является делом весьма маловероятным, если не невозможным.
Нецентральные конструкции
Нецентральные конструкции представляют собой вариации центральных конструкций и будут описываться как таковые. Для того чтобы показать связь, каждая нецентральная конструкция будет снабжена пометкой «базируется на центральной дейктической». Это означает, что каждая нецентральная конструкция наследует от центральной конструкции все параметры формы и значения, кроме тех, которые явно противоречат параметрам, перечисленным для данной нецентральной конструкции.
Понятие наследования является далеко не простым. Некоторые из субконструкций, которые мы будем анализировать ниже, включают метафорические и метонимические модели — модели, имеющие функцию отображения. Например, следующая конструкция, которую мы рассмотрим, является перцептуальной дейктической конструкцией, в которой референтами являются звуки и другие пер- цепты в поле невизуального восприятия. Центральная дейктическая конструкция может быть приспособлена для этой цели, поскольку мы моделируем перцептуальное пространство по образцу физического пространства. Это позволяет нам различать перцептуальные «местоположения», как в
— There's the buzzer! ‘Вот [слышен] гудок (звонок, зуммер)!’
Перцептуальная дейктическая конструкция «наследует» не семантику физического пространства, используемую в центральной конструкции, но метафорическое отображение физического пространства на перцептуальное пространство. Мы должны помнить, что в перцептуальной дейктической конструкции используется данное метафорическое отображение. Поэтому частью репрезентации субконструкции будет перечисление названий используемых в ней отображающих моделей — метафорических или метонимических.


3. Конструкции с there
657
Перцептуальная дейктическая конструкция
Обычно полагают, что значения лексических единиц не зависят от конструкций, в которых выступают эти лексические единицы. Таким образом, считается, что если слово имеет данное значение, когда оно используется в определенной грамматической конструкции, оно будет также иметь это значение и вне этой конструкции. Во многих случаях это так. Возьмем, например, слово there. В центральной дейктической конструкции there обозначает положение в физическом пространстве.
— There’s Harry ‘Вон Гарри’.
Когда это слово используется за пределами этой конструкции, например, в простом предложении, оно также обозначает положение в физическом пространстве.
— Harry is there ‘Гарри находится там’.
Согласно обычному взгляду, значение there в английском лексиконе не зависит от какой-либо конкретной конструкции. Когда there используется в какой-либо конкретной конструкции, такой, как центральная дейктическая, оно имеет свое обычное лексическое значение. Этот взгляд может быть сформулирован следующим образом:
Гипотеза лексической независимости: Значения слов не зависят от грамматических конструкций, в которых выступают эти слова.
Эта гипотеза принимается как истинная в большинстве современных теорий грамматики. Таким образом, то, что эта гипотеза не соответствует действительности, отнюдь не является тривиальным фактом.
Мы можем показать это, сравнив центральную дейктическую и перцептуальную дейктическую конструкции. Центральной дейктической конструкции
— There’s Harry ‘Вон Гарри’ соответствует простое предложение
— Harry is there ‘Гарри находится там’.
Однако у перцептуальной дейктической конструкции
— There’s the beep ‘Вот [слышен] гудок’ отсутствует коррелятивное простое предложение
— *The beep is there ‘*Гудок находится там’.
42-3361


658
Исследование конкретного материала
Перцептуальное значение there, которое относится к перцептуальному, а не к пространственному положению, существует только в перцептуальной дейктической конструкции. Если бы гипотеза лексической независимости была верной, there в перцептуальном значении могло бы выступать и в подобных простых предложениях, поскольку не существует каких-либо правил, запрещающих такое употребление. То, что there в перцептуальном значении не может появляться в простых предложениях, может тем самым рассматриваться как очевидное свидетельство против гипотезы независимости.
Заметим, между прочим, что эти факты могли бы быть описаны ad hoc — посредством указания в словаре, что данное значение there возможно только в перцептуальной дейктической конструкции. При таком решении теряется обобщение, которое мы сформулировали. Вместе с тем оно также предполагает, что гипотеза лексической независимости неверна.
Одним из следствий гипотезы лексической независимости является ограничение метафоры и метонимии рамками лексики и описание грамматики без привлечения метафорических и метонимических моделей. Однако, как показывает рассматриваемый пример, сделать это невозможно. Перцептуальная дейктическая конструкция как целое должна использовать релевантные метафоры. Это вывод находится в полном соответствии с теорией грамматических конструкций в том виде, как она применялась здесь до сих пор. Грамматические конструкции имеют комплексные параметры значения, которые не исчерпываются ассоциациями с отдельными лексическими единицами. Так, центральная дейктическая конструкция имеет в качестве своего значения указательную ИКМ в целом, которая выходит далеко за пределы семантического вклада отдельных лексических единиц. Для того чтобы получить значения перцептуальной дейктической конструкции, метафоры, которые связывают пространственные и перцептуальные положения, должны прилагаться к указательной ИКМ в целом, но не только к значению there. Для того чтобы дать правильное значение, метафоры должны оперировать на целостном значении конструкции, но не просто на значениях отдельных слов. Рассмотрим теперь некоторые примеры, которые показывают, почему дело обстоит таким образом.
В перцептуальных дейктических конструкциях there относится к положениям в невизуальном перцептуальном пространстве в настоящем или только что прошедшем времени, так что образ (например, аудиальный образ) все еще сохраняется в настоящий момент. Неге относится к положениям в невизуальном перцептуальном


3. Конструкции с there
659
пространстве в непосредственном ближайшем будущем. Так, о сигнале будильника, который только что сработал и который (сигнал) может в момент речи еще звучать, а может уже и не иметь места, можно сказать:
— There’s the beep ‘Вот и сигнал’.
Если сигналу предшествует щелкающий шум за несколько секунд до того, как будильник срабатывает, то можно сказать, услышав щелкающий звук:
— Here comes the beep ‘Вот приближается сигнал’ (= ‘Сейчас прозвучит сигнал’).
Go и соте в этих конструкциях обозначают не движение, но активацию, например, активацию сигнального устройства в будильнике или активацию боли, как в:
— There goes the throbbing in my head again ‘Вот снова я чувствую пульсирующую боль в моей голове’.
Как представляется, в интерпретации этих случаев участвуют три концептуальные метафоры:
НЕВИЗУАЛЬНОЕ ПЕРЦЕПТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО — ЭТО ФИЗИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО; ПЕРЦЕПТЫ — ЭТО СУЩНОСТИ. ОСУЩЕСТВЛЕННОЕ — ЭТО УДАЛЕННОЕ; ТО, ЧТО СКОРО ДОЛЖНО ОСУЩЕСТВИТЬСЯ, — ЭТО БЛИЗКОЕ.
АКТИВАЦИЯ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ.
Теперь, когда мы знаем, что здесь используются данные метафоры, мы можем предсказать большинство употреблений этих конструкций. Так, при описании семантики из этих метафор следует, что:
Г = положение в невизуальном перцептуальном пространстве 2’ = предикат перцептуального положения 211 = предикат, показывающий активацию 3' = перцепт
П-3: 3* находится в невизуальном перцептуальном поле Г
Заметим, что эта конструкция часто сопровождается жестом указания вверх указательным пальцем, например:
— There’s the bell now! ‘Вот теперь [звонит] колокол!’ (говорящий указывает вверх и склоняет голову так, чтобы ухо было направлено вверх)
42*


660
Исследование конкретного материала
Данный жест может использоваться независимо от этой конструкции.
Как было указано выше, данная конструкция интересным образом взаимодействует с метонимией. Как представляется, существует концептуальная метонимия вида
ВОСПРИНИМАЕМАЯ ВЕЩЬ ЗАМЕЩАЕТ ПЕРЦЕПТ.
Перцептами являются звуки, запахи, ощущения боли и т. д., тогда как воспринимаемые вещи — это сущности, которые обусловливают возникновение этих перцептов, такие, как будильники, химические заводы, поврежденные колени и т. д. Эта метонимия демонстрируется синонимией предложений типа
— There goes the beep ‘Вот звучит сигнал’.
— There goes the alarm clock ‘Вот звучит (букв, идет) будильник’,
произносимых в момент, когда звучит сигнал будильника. Во втором предложении будильник никуда не идет; он замещает метонимически сигнал, который он издает при срабатывании. Аналогично, если у вас когда-то было повреждено колено, и это колено снова беспокоит вас, вы можете сказать любое из следующих предложений:
— There goes the pain in my knee, букв/Вот идет боль в моем колене’ (= ‘Я чувствую боль в колене’).
— There goes my knee, букв. ‘Вот идет мое колено’ (= ‘Я чувствую боль в колене’).
Второе предложение, конечно, более идиоматично. В этом случае также колено никуда не идет; оно становится активным в смысле производства воспринимаемой боли. Колено метонимически замещает боль.
Однако дело обстоит не так просто. Метонимия, по крайней мере в том виде, как мы сформулировали ее ранее, не работает в тех случаях, когда используется глагол соте. Так, в ситуации, когда мы слышим щелчок за несколько секунд до сигнала будильника, мы можем произнести первое предложение, но не второе:
— Here comes the beep ‘Вот приближается сигнал’ (= ‘Вот сейчас прозвонит будильник’).
— *Here comes the alarm clock ‘Вот приближается будильник’.
Аналогичным образом, когда человек чувствует приближение боли в колене, он может сказать первое предложение, но не второе:


3. Конструкции с there
661
— Here comes the pain in my knee ‘Вот приближается боль в моем колене’ (= ‘Я чувствую приближение боли в колене’).
— *Here comes my knee ‘Вот приближается мое колено’ (‘Я чувствую приближение колена’).
Есть два способа описания этого феномена. Можно дать такое описание, в котором будет говориться, что описанная выше концептуальная метонимия не используется, когда в данной конструкции выступает глагол соте. Можно сформулировать это следующим образом:
Лексическое правило
2 = соте, только если это не случай, когда 3* замещает перцепт 3'.
Такое правило подразумевало бы, что данный феномен не предсказуем, но должен быть указан как непредсказуемая часть английской грамматики.
Возможно, однако, сделать это правило предсказуемым, уточнив приведенное выше определение действующей в этой области метонимии следующим образом:
ВОСПРИНИМАЕМАЯ ВЕЩЬ ЗАМЕЩАЕТ ПЕРЦЕПТ В ТЕХ СИТУАЦИЯХ,
КОГДА ПРОИСХОДИТ АКТУАЛЬНОЕ ВОСПРИЯТИЕ.
Уточнение «в тех ситуациях, когда происходит актуальное восприятие», позволяет применять метонимию по отношению к there goes, но исключает ее в случае here comes, поскольку восприятие еще не началось в то время, когда уместно сказать here comes. Такая формулировка метонимии объясняет языковые факты. Она позволяет предсказать следующее изменение в параметрах значения:
3* = перцепт или нечто воспринимаемое.
Подобное определение метонимии не только позволяет объяснить языковые факты. Оно также описывает то, что мы в типичном случае делаем, когда мы воспринимаем, — а именно отождествляем наши восприятия с объективными вещами, которые вызывают эти восприятия. Хотя мы и можем в принципе исследовать наши восприятия, разграничивая сами восприятия и воспринимаемые вещи, это не имеет место в обычном случае — по крайней мере, в случае зрительного восприятия. Разграничение между восприятиями и вещами, вызывающими эти восприятия, более свойственно невизуальным модальностям, когда человек с меньшей степенью уверенности может определить, что именно он слышит, обоняет, осязает и т. д.


662
Исследование конкретного материала
Возможно, именно поэтому это различие грамматикализовано в случае невизуальных модальностей — так, чтобы показать различие между восприятиями и воспринимаемыми вещами, поскольку это полезное различие.
Однако такое различие между модальностями не выдерживается во всех случаях в английском языке. Например, слова sight ‘вид’ и sound ‘звук, звучание’ не различаются в этом отношении в таких примерах, как:
— I can’t stand the sight of the bell ‘Я не могу вынести вида этого колокола’.
— I can’t stand the sound of the bell ‘Я не могу вынести звука этого колокола’.
В то же время различие между этими модальностями грамматикализовано в дейктических fAere-конструкциях:
— There’s the sound of the bell ‘Вот [звучит] звук колокола’.
— *There*s the sight of the bell ‘*Вот [виден] вид колокола’.
Центральная дейктическая конструкция включает обозначения сущностей, но не их зрительных восприятий, таких как the sight of the bell ‘вид колокола’. Нецентральные конструкции допускают только обозначения восприятий и только невизуальных восприятий. Это оставляет зрительные восприятия в fAere-конструкциях не у дел.
Все, что говорящий на английском языке должен знать о перцептуальной дейктической конструкции, это то, что она базируется на центральной дейктической конструкции и что в ней используются метафорические и метонимические модели, связанные с восприятием (существующие в концептуальной системе независимо от данных конструкций). Все остальное является предсказуемым. Следовательно, в минимальном определении перцептуальной дейктической конструкции необходимо упомянуть только название конструкции, на которой она базируется, и то, что используемые в ней отображающие модели относятся к области невизуального восприятия. Это позволит использовать все метафорические и метонимические модели, перечисленные выше, а именно:
НЕВИЗУАЛЬНОЕ ПЕРЦЕПТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО — ЭТО ФИЗИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО; ПЕРЦЕПТЫ — ЭТО СУЩНОСТИ.
ОСУЩЕСТВЛЕННОЕ — ЭТО УДАЛЕННОЕ; ТО, ЧТО СКОРО ДОЛЖНО
ОСУЩЕСТВИТЬСЯ, — ЭТО БЛИЗКОЕ.
АКТИВАЦИЯ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ.


3. Конструкции с there
663
ВОСПРИНИМАЕМЫЕ ВЕЩИ ЗАМЕЩАЮТ СВОИ Г1ЕРЦЕПТЫ В ТЕХ
СИТУАЦИЯХ, КОГДА ОНИ ВОСПРИНИМАЮТСЯ.
Приводимая ниже минимальная репрезентация говорит о том, что существует вариант центральной дейктической конструкции, описывающий невизуальное восприятие:
Перцептуальная дейктическая конструкция
Базируется на центральной дейктической конструкции Содержание: невизуальное восприятие.
Данное положение в грамматической системе определяет как область-мишень (невизуальное восприятие), так и область-источник (пространство), что обеспечивает автоматическое применение в данной конструкции соответствующих метафорических и метонимических моделей, имеющихся в концептуальной системе. Вследствие этого пространственные here и there в центральной дейктической конструкции будут отображены на подходящие значения осуществленного и близкого к осуществлению восприятия. Пространственные соте и go также будут отображены на их активационные значения. И это будет иметь место только в отношении их употребления в данной конструкции и не будет влиять на их использование в общем лексиконе. Это позволит получить необходимое значение there в There's the beep ‘Вот и сигнал’ и в то же время блокировать возникновение данного значения в *The beep is there ‘*Сигнал находится там’.
Такая минимальная репрезентация, в которой описывается только экологическая ниша данной конструкции, позволит построить на ее основе полную грамматическую конструкцию с теми же параметрами формы, что имеет центральная дейктическая конструкция, и с измененными параметрами значениями, указанными выше.
Изучение
Данное описание автоматически объясняет то, каким образом усваивается данная конструкция. Если ребенок обладает необходимой для понимания восприятия концептуальной системой — включая метафорические и метонимические модели, перечисленные выше, — то ему остается усвоить только то, что есть такая конструкция, базирующаяся на центральной дейктической конструкции и говорящая о невизуальном восприятии. Для того чтобы усвоить эту конструкцию, ему необходимо всего лишь услышать примеры употребления этой конструкции в соответствующих контекстах.


664
Исследование конкретного материала
Одна конструкция или две?
Мы подошли к моменту, когда удобно обсудить некоторые из проблем, возникающих в связи с возможными попытками обобщить центральную дейктическую конструкцию таким образом, чтобы охватить случаи, покрываемые перцептуальной дейктической конструкцией. Я действительно пытался сделать это в предыдущей версии данного анализа, и описание постигшей меня неудачи может быть поучительным.
Моим первым инстинктивным побуждением было желание не умножать число значений лексических единиц и конструкций. В идеале я хотел бы иметь одно дейктическое значение слова there как для центральных предложений, так и для there-конструкций, и я предпочел бы иметь одну конструкцию, которая охватывала бы и центральные, и перцептуальные случаи. Первоначально я выдвинул два условия того, что, по моему мнению, могло бы рассматриваться как разумный анализ.
Условие 1: Условие тождества лексического значения
Значение there в простом предложении Harry’s there ‘Гарри находится там’ представляет собой то же самое значение той же самой лексической единицы, что и значение there в There’s Harry ‘Вон Гарри’.
Условие 2: Условие тождества конструкции
There’s Harry ‘Вон Гарри’ представляет собой ту же конструкцию, что и There’s the beep ‘Вот [звучит] сигнал’.
Анализ центральной конструкции, представленный выше, удовлетворяет условию 1, однако условия 1 и 2 не могут быть выполнены одновременно с сохранением максимально общего описания данных явлений.
Первая проблема связана с невозможностью *The beep is there Сигнал находится там’. Предположим, что описание этой конструкции включает лексические единицы here и there. Для того чтобы выполнялось условие 2, одна и та же лексическая единица there должна употребляться в одном и том же значении как в There’s Harry, так и в There’s the beep. Следовательно, должен существовать единый смысл there, в котором различие между пространственным и перцептуальным значениями нейтрализовано. Но тогда возникает проблема с условием 1. Для того чтобы выполнялось условие тождества лексического значения, это нейтральное there должно выступать в простом предложении Harry’s there. Но если there нейтрально


3. Конструкции с there
665
по отношению к пространственному и перцептуальному значениям, то нет естественного способа не допустить его появления в *The beep is there.
В этом случае, конечно, могут быть испробованы и некоторые неестественные способы. Можно, применив грубую силу, добавить условие, гласящее, что данное значение there невозможно в простых предложениях, субъект которых обозначает невизуальное восприятие. Это в чистом виде ограничение ad hoc, и оно должно было бы относиться не только к there, но и к here. Такие ограничения не в духе условий 1 и 2, имеющих целью достижение максимальной обобщенности.
Заметим, что та же проблема возникает и в том случае, если мы не включаем в описание центральной конструкции указание на отдельные лексические единицы here и there. В описании конструкции может просто говориться о дейктическом локативном наречии, а here и there, и в пространственном, и в перцептуальном значениях, могут быть включены в лексикон. Однако это ведет к той же самой проблеме. Для того чтобы блокировать *The beep is there, необходимо иметь те же самые ограничения ad hoc, которые бы не позволяли перцептуальному значению появляться в простых предложениях с субъектом, обозначающим невизуальное восприятие.
Неясно, впрочем, может ли такое решение работать вообще. Для того чтобы иметь конструкцию, в которой было бы нейтрализовано различие между пространственными и перцептуальными конструкциями, необходимо иметь параметры значения, в которых было бы нейтрализовано различие между пространством и восприятием. Если рассмотреть более внимательно, с чем это связано, то приходишь к выводу, что вряд ли это возможно. В этом случае в значении there должно было быть нейтрализовано различие между УДАЛЕННЫМ и ОСУЩЕСТВЛЕННЫМ, а в значении here — различие между БЛИЗКИМ и тем, что скоро должно осуществиться. Аналогично, в значениях соте и go должно быть нейтрализовано различие между АКТИВАЦИЕЙ и ДВИЖЕНИЕМ. Хотя члены каждой из этих пар очевидно связаны друг с другом, в настоящее время не существует такого семантического описания, которое позволяло бы иметь такие нейтральные значения, и пока такое описание не предложено, нельзя даже рассматривать возможность такой нейтральной семантики. Следовательно, не может быть такой обобщенной конструкции, которая охватывала бы пространственные и перцептуальные употребления дейктической конструкции и в то же время имела бы хоть сколько-нибудь реалистичную семантику.


666
Исследование конкретного материала
Возможно и еще одно решение, которое нужно иметь в виду, а именно чтобы в характеристиках обобщенной конструкции, покрывающей пространственные и перцептуальные употребления, вообще не упоминались о параметрах значения. Такое решение имеет три недостатка.
Во-первых, такая конструкция не объясняет соотнесение формы и значения. Поскольку такая задача в этом случае должна быть выполнена максимально общими принципами, относящимися к каким- либо другим областям грамматики, те проблемы, которые были описаны выше, возникнут в этих областях.
Во-вторых, все параметры формы в этом случае должны описываться как произвольные, а не обусловленные в большей своей части параметрами значения. Кроме того, синтаксические ограничения, которые в рамках анализа, предложенного выше, рассматриваются как обусловленные прагматикой, должны будут быть объяснены каким-либо иным образом.
В-третьих, в рамках такого подхода невозможно объяснить, не прибегая к произвольным решениям, различия в следующих парах:
— There goes my knee, букв. ‘Вот идет мое колено’ (= ‘Я чувствую боль в колене’).
— *Here comes my knee, букв. ‘Вот приближается мое колено’ (‘Я чувствую приближение колена’).
— There's the sound of the bell ‘Вот [звучит] звук колокола’.
— *There's the sight of the bell ‘*Вот вид колокола’.
— Harry is there ‘Гарри находится там’.
— *The beep is there ‘*Сигнал находится там’.
Можно привести аналогичные аргументы и для нецентральных конструкций, которые рассматриваются ниже. Я не буду приводить подробные аргументы для каждого отдельного случая, но буду просто представлять данные, на которых основываются эти аргументы.
Теперь мы имеем возможность представить наглядный пример упомянутого выше разграничения между особым случаем конструкции и ее предсказуемым вариантом. Как мы показали выше, единственная вещь, касающаяся перцептуальных дейктических конструкций, которая не может быть предсказана, это то, что такая конструкция — вариант центральной дейктической конструкции, описывающий восприятие, — существует. Предположим, что мы могли бы предсказать даже это. В этом случае мы имели бы полностью предсказуемый вариант центральной дейктической конструкции. Однако это не был бы особый случай центральной дейктической конструк¬


3. Конструкции с there
667
ции. Причина этого в том, что не существует обобщенной семантики, нейтральной по отношению к областям пространства и восприятия. Для того чтобы перцептивные дейктические употребления могли быть рассмотрены как особые случаи центральной дейктиче- ской конструкции, центральная дейктическая конструкция должна была бы иметь значение, в котором было бы нейтрализовано различие между пространством и восприятием. Поскольку это невозможно, перцептуальная дейктическая конструкция не может быть особым случаем центральной дейктической конструкции. Она должна быть вариантом — в данном случае, почти полностью, но все-таки не полностью предсказуемым вариантом.
Дискурсивная дейктическая конструкция
Неге и there могут использоваться для отсылки к элементам дискурса. Рассмотрим сначала ситуацию, когда говорящий комментирует что-то, сказанное другим говорящим. В этом случае there используется для отсылки к тому, что было сказано в только что прошедший момент времени. Если говорящий считает, что он может предвидеть, о чем будет говориться дальше, он может сделать отсылку к этому будущему элементу дискурса посредством here.
— Now there's a good point ‘Вот хорошая мысль’ (прошедшее).
— Here comes the best part ‘Сейчас будет лучшая часть’ (будущее), букв. ‘Вот приближается лучшая часть’.
В то же время глагол go не может использоваться для отсылки к дискурсу.
— *There goes a nice point ‘*Вот идет (говорится) хорошая мысль’.
Это употребление использует следующую базовую метафору:
ПРОСТРАНСТВО ДИСКУРСА — ЭТО ФИЗИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО; ЭЛЕМЕНТЫ ДИСКУРСА — ЭТО СУЩНОСТИ.
Эта метафора лежит в основе таких выражений, как
— I'm lost ‘Я не понял (ши не расслышал) [что вы сказали]’, букв. ‘Я заблудился’.
— Where are we? ‘Где мы сейчас находимся? (~ Где мы остановились, о чем мы сейчас говорили?)’.
— Can we go back to your last point? ‘He могли ли бы мы вернуться к вашему последнему пункту?’,


668
Исследование конкретного материала
и многих других. Как представляется, здесь также используется следующая метафора:
НЕПОСРЕДСТВЕННО ПРЕДШЕСТВУЮЩАЯ ЧАСТЬ ДИСКУРСА НАХОДИТСЯ ТАМ ЖЕ, ГДЕ И МЫ, НА НЕКОТОРОМ РАССТОЯНИИ ОТ НАС.
ЧАСТЬ ДИСКУРСА, ОТНОСЯЩАЯСЯ К БЛИЖАЙШЕМУ БУДУЩЕМУ,
ДВИГАЕТСЯ ПО НАПРАВЛЕНИЮ К НАМ.
Эта метафора позволяет объяснить, почему there в There's a nice point ‘Вот хорошая мысль’ относится к дискурсу в непосредственно прошедшем, a here comes обозначает некоторый еще не сказанный, но ожидаемый элемент дискурса. Она также позволяет понять причину отсутствия в данной конструкции глагола go ‘идти, двигаться’ — прошедший дискурс не концептуализируется как движение. Данный метафорический анализ позволяет предсказать следующие характеристики рассматриваемой конструкции:
Г = положение в пространстве дискурса
2' = предикат положения в дискурсе
2" = предикат дискурсивного движения по направлению к говорящему
3' = сущность дискурса
П-3: 3' находится в перцептуальном поле Г или вот-вот войдет в это поле
2 *go ‘идти, двигаться’
Если 1 = there, то сущность дискурса находится в непосредственном прошлом.
Если 1 = here, то сущность дискурса ожидается в ближайшем будущем.
Для того, чтобы представить минимальную репрезентацию дискурсивной дейктической конструкции, необходимо указать только то, что она базируется на центральной дейктической конструкции и что используемые в ней отображающие модели представлены метафорами, описанными выше. Характеристики, представленные выше, все являются следствиями из этой минимальной репрезентации, и полная репрезентация будет та же, что и для центральной дейктической конструкции с указанными выше изменениями.
Дискурсивная дейктическая конструкция
Базируется на центральной дейктической конструкции
Содержание: ДИСКУРС


3. Конструкции с there
669
Экзистенциальная дейктическая конструкция
Существующие вещи существуют в каких-то местах. Быть — значит где-то находиться. Кроме того, мы уверены, что что-то существует, если оно находится в том месте, где присутствуем мы; в противном случае возможны сомнения. Эти общеизвестные факты являются основанием для широко распространенной метафоры:
СУЩЕСТВОВАТЬ — ЗНАЧИТ НАХОДИТЬСЯ ЗДЕСЬ; НЕ СУЩЕСТВОВАТЬ — ЗНАЧИТ НАХОДИТЬСЯ В ДРУГОМ МЕСТЕ.
Эта метафора лежит в основе многих обычных выражений, сообщающих о рождении и смерти:
— There’s a baby on the way, букв. ‘Есть ребенок, который находится в пути’ = ‘На подходе ребенок’ = ‘Ожидается скорое рождение ребенка’.
— The baby is here, букв. ‘Ребенок здесь’ = ‘Ребенок родился’.
— The baby has arrived, букв. ‘Ребенок прибыл’ = ‘Ребенок родился’.
— The doctor delivered the baby, букв. ‘Доктор доставил ребенка’ = ‘Доктор принял ребенка’.
— He's left us ‘Он покинул нас’.
— He's gone ‘Он ушел’.
— We've lost him ‘Мы его потеряли’.
— Let us pray for the dear departed ‘Давайте помолимся за дорогого ушедшего’.
Эта же общая метафора используется применительно к существованию вообще. Поэтому когда нечто начинает существовать, оно появляется (comes into existence, букв, ‘приходит в существование’) и когда оно перестает существовать, оно исчезает (goes out existence, букв. ‘уходит из существования’). Экзистенциальные значения соте, go, here и there используются и в дейктических fAere-конструкциях.
— There goes our last hope ‘(Вот) Уходит наша последняя надежда’.
— There goes the possibility of a peaceful settlement ‘Уходит возможность мирного соглашения’.
— Here comes another outburst ‘(Вот) Начинается (букв, приходит) очередная вспышка активности’.
— Here comes the chance of a lifetime! ‘Появляется (букв, приходит) возможность, представляющаяся только раз в жизни!’


670
Исследование конкретного материала
На основании этой метафоры можно предсказать, что элементы центральной конструкции примут здесь следующие значения:
Г = положение в концептуальном пространстве, разделенном на две части так, что сущности, находящиеся близко к говорящему, существуют, и сущности, находящиеся далеко от говорящего, не существуют.
П-1: 3' или начинает существовать или прекращает существовать. П-3: 3* находится в концептуальном поле Г.
В этом случае, как и в предшествующем, для того, чтобы представить минимальную репрезентацию данной конструкции, необходимо только указать, что данная конструкция базируется на центральной дейктической и что отображающая модель использует метафору, описанную выше.
Экзистенциальная дейктическая конструкция
Базируется на центральной дейктической конструкции Содержание: существование.
Дейктическая конструкция начала деятельности Рассмотрим предложение
— There he goes, meditating again ‘Вот он снова задумался’.
Здесь отсутствует какое-либо движение — есть только деятельность, которая в данном случае связана с отсутствием действий и движения. В общем случае возможно указать на начало деятельности, использовав вариант центральной дейктической конструкции. Центральная дейктическая конструкция прилагается к этому случаю посредством метафоры, концептуализирующей деятельность в терминах движения по пути. Данная конструкция, однако, добавляет к этой концептуальной метафоре новую характеристику: положение, обозначаемое дейктическим локативным наречием, является началом метафорического пути.
Мы можем представить это следующим образом:
Дейктическая конструкция начала деятельности
Базируется на центральной дейктической конструкции Содержание: деятельность Семантические элементы
Г: обозначает начало деятельности (начальный пункт на пути деятельности)


3. Конструкции с there
671
За пределами этой конструкции there не обозначает начальный момент в деятельности, и данное описание конструкции учитывает это. Кроме того, оно также предсказывает, что в этом значении не употребляется соте. Сравним
— There goes Harry, thinking about linguistics again ‘Вон идет Гарри, опять думая о лингвистике’ или ‘Вот Гарри снова начал думать о лингвистике’.
— Here comes Harry, thinking about linguistics again ‘Вот идет (приближается) Гарри, опять думая о лингвистике’.
Оба этих предложения могут быть примерами центральной дейкти- ческой конструкции, в которой go и соте обозначают движение. Однако только первое предложение может обозначать начало деятельности, не указывая на какое-либо движение.
Случаи типа Here we go agairtl ‘Опять взялись за старое!’, ‘Опять двадцать пять!’ будут рассмотрены ниже, когда мы доберемся до конструкций раздражения.
Презентационные дейктические конструкции
Презентационные конструкции отличаются от центральных дейктических в целом ряде отношений. Наиболее разительными являются синтаксические различия. Синтаксический элемент 2 в этой конструкции не обязательно выражается глаголом в простом прошедшем времени, но может быть также выражен неоднословной глагольной идиомой (например, laid to rest ‘похоронен, предан земле’), кроме того, он может включать вспомогательную глагольную группу. Синтаксический элемент 4* не выступает здесь исключительно в конце конструкции, он может занимать вторую позицию от начала, следуя непосредственно за дейктическим локативным наречием, или конечную позицию, или обе эти позиции. Вот некоторые примеры с синтаксическим элементом 4 во второй позиции и с вспомогательным глаголом:
— There in the alley had gathered a large crowd of roughnecks Ъ переулке собралась большая толпа хулиганов’.
— There on the stage wearing an outrageous costume was standing one of our most distinguished public figures ‘На сцене (возвышении) в возмутительном одеянии стоял один из наших наиболее выдающихся общественных деятелей’.
— Here honored by thousands of her fellow citizens will be laid to rest our beloved former mayor, Sally Stanford ‘Здесь, чтимая ты¬


672
Исследование конкретного материала
сячами ее сограждан, будет предана земле наш любимый прежний мэр, Салли Стэнфорд’.
— There without a stitch on, staring at the ceiling, lay the beautiful KGB agent shot through the heart ‘Там совершенно без одежды, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок, лежала прекрасная агентка КГБ с простреленным сердцем’.
— Here isolated from all the noise of the city will be built large, comfortable estates to house our former presidents ‘Здесь, вдали от городского шума, будут построены большие, комфортабельные комплексы домов, для того, чтобы здесь жили наши прежние президенты’.
Сочетаниями «вспомогательный глагол + глагол» здесь являются had gathered ‘собрались’, was standing ‘стоял’, will be laid to rest ‘будет предана земле’ и will be built ‘будут построены’. «Конечными группами» во второй позиции являются in the alley ‘в переулке’, on the stage wearing an outrageous costume ‘на сцене в возмутительном одеянии’ и т. д.
В этой конструкции могут употребляться только те глаголы, которые, прямо или косвенно, указывают на местоположение. К косвенным указаниям местоположения относятся will be laid to rest ‘будет предана земле’, will be built ‘будут построены’ и даже can be seen ‘видна’:
— There in the southern sky can be seen the largest comet ever to enter our solar system ‘На южном небе видна самая большая комета из всех, когда-либо посещавших нашу солнечную систему’.
Презентационная дейктическая конструкция имеет два употребления. В повествовательном режиме она может использоваться для того, чтобы показать развитие сюжета, вводя (в первый раз или повторно) референт именной группы в дискурс:
— There in my favorite chair sat a fat man with a monocle Ъ моем любимом кресле сидел толстый человек с моноклем’.
Она также может использоваться для того, чтобы подчеркнуть то, что говорящий рассматривает как чрезвычайно важное. Это делает данную конструкцию весьма употребительной в возвышенных речах, публикациях, призванных формировать общественное мнение, публичных заявлениях и т. д.
— If I am elected, I guarantee that here in this town will be built a multipurpose athletic facility second to none! ‘Если я буду из¬


3. Конструкции с there
673
бран, я обещаю, что здесь, в этом городе будет построен спортивный комплекс, с которым не сможет сравниться ни один другой!’
Заметим, что there в этой конструкции может быть опущено, при условии, что первый ненулевой элемент конструкции обозначает положение относительно говорящего.
— Behind the desk was sitting a bald-headed man ‘За письменным столом сидел лысый человек’.
— Strewn about the room were lying the victim’s personal effects ‘Разбросанные по всей комнате лежали личные вещи жертвы’.
— Standing atop that mountain is the largest radiotelescope ever built ‘На вершине этой горы стоит самой большой радиотелескоп, который когда-либо был построен’.
Однако если начальная группа не обозначает положение, синтаксический элемент 1 не может быть нулевым.
— There without a stitch of clothes on lay the victim ‘Там совершенно без одежды лежал потерпевший’.
— *Without a stitch of clothes on lay the victim ‘^Совершенно без одежды лежал потерпевший’.
— There, enjoying his solitude, can be found the country’s most famous hermit ‘Там, наслаждающегося своим уединением, можно встретить самого известного отшельника страны’.
— *Enjoying his solitude can be found the country's most famous hermit ‘* Наслаждающегося своим уединением, можно встретить самого известного отшельника страны’.
— There happy at last could be seen the smiling refugees Там, наконец-то довольных и веселых, можно было видеть улыбающихся изгнанников’.
— *Нарру at last could be seen the smiling refugees ‘*Наконец-то довольных и веселых, можно было видеть улыбающихся изгнанников’.
Презентационная дейктическая конструкция может быть в минимальном виде представлена следующим образом:
Презентационная дейктическая конструкция
Базируется на центральной дейктической конструкции
Дискурсивные характеристики
Используется в повествовании или заявлениях в тех случаях, когда /"рассматривает 3' как важное.
43-3361


674
Исследование конкретного материала
Лексические характеристики
2 = ГЛАГОЛ, обозначающий местоположение, прямо или косвенно
Синтаксические характеристики
2 может иметь вспомогательный глагол.
Реализации 4* могут факультативно занимать позицию перед 2 и 3.
1 может быть нулевым, если находящаяся в начале реализация 4* обозначает местонахождение, прямо или косвенно.
Поскольку глагол должен здесь указывать на местоположение, а не обозначать движение, становится понятным, почему соте и go не могут выступать в данной конструкции в сопровождении вспомогательных глаголов:
— There goes the president ‘Вон идет президент’.
— * There is going the president ‘Вон идет президент*’.
— *Here will come the president ‘*Вот придет президент’.
Дейктическая конструкция доставки
Существует дейктическая конструкция, использующаяся для того, чтобы указать на доставку. Например:
— Here's your pizza, piping hot ‘Вот ваша пицца, с пылу, с жару’.
— Here's your hot and sour soup, with no MSG ‘Вот ваш остро- кислый суп, без МСГ (моносодиум глютамат)’.
— There's your car, all washed and waxed ‘Вот ваш автомобиль, весь вымытый и отполированный’.
Можно подумать, что это просто особый случай центральной дейк- тической конструкции. В основном это так и есть. Однако есть одна фонологическая особенность, связанная с ситуацией доставки: гласный в here и there может быть удлиненным, и это удлинение может происходить только в ситуации доставки. Наиболее известным случаем этого рода является представление Эдом МакМагоном Джонни Карсона:
— Н е е е е re's Johnny! ‘Вот Джонни! ’
Грамматическое различие между этими конструкциями (простое vs продолженное время) не может быть отражено в переводе вследствие отсутствия в русском языке аналогичных грамматических форм. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
675
Это характерно для ситуаций доставки в целом, например:
— Н е е е е re comes your soup! ‘Вот ваша пицца!’
— Th е е е е re’s your car, all fixed and ready to go! ‘Вот ваш автомобиль, полностью отремонтированный и на ходу!’
В ситуациях доставки вещь приносят говорящему (как в первом предложении) или оставляют для временного хранения в каком-либо рядом расположенном месте, чтобы говорящий ее оттуда забрал (как во втором предложении). Как следствие, в дейктических конструкциях доставки не может использоваться глагол go, что мы можем увидеть из несовместимости go с удлинением гласной в there:
— *Th е е е е re goes your car, all washed and waxed! ‘Вот едет ваш автомобиль, весь вымытый и отполированный!’
Подобное предложение может быть использовано только в весьма необычной ситуации, скажем, в телевизионной комедии, когда мойщик начинает информировать своего клиента о том, что его автомобиль вымыт, и в процессе этого замечает, что на этом автомобиле уезжает вор. Но даже в этом случае это будет, скорее, шутка, а не нормальный способ выражения.
Как мы отметили выше, дейктические fAere-конструкции могут употребляться в прошедшем времени в некоторых нарративных ситуациях:
— There I was in the middle of the jungle... ‘Я находился в центре джунглей... ’, ‘И вот я в центре джунглей... ’
— There was my car with the key in the ignition... ‘И вот мой автомобиль с ключом в зажигании...’
Поскольку дейктические конструкции доставки могут выступать только в настоящем времени, такие предложения не могут содержать удлиненный гласный, обозначающий доставку:
— *Th е е е е re I was in the middle of the jungle...
— *Th e e e e re was my car with the key in the ignition...
Помимо этого, here и there в дейктических конструкциях доставки уникальны в том отношении, что они не обязательно имеют ударение и гласный в них может редуцироваться.
Наконец, они уникальны и в том, что допускают замену синтаксического элемента 3 местоимением второго лица you.
— Н е е е е re you are ‘Вот [то, что вы заказывали]’, букв. ‘Вот (здесь) вы’.
43*


676
Исследование конкретного материала
— There you are — one pizza with sausage and mushrooms ‘Вот [то, что вы заказывали] — одна пицца с сосиской и грибами’.
В случае такой замены возможен только глагол go, но не соте.
— Here you go!
— There you go!
— *Here you come!
— *There you come!
Выбор глагола из пары go — соте в случае, когда 3 = you, является полярно противоположным выбору из этой пары в случае, когда 3 Ф you. Мы сможем понять причину этого различия в лексическом выборе, сравнив предложения
— Here comes your pizza! ‘Вот ваша пицца!’
— Here you go! ‘Вот [то, что вы заказывали]’.
Оба этих предложения могут быть сказаны официантом, ставящим пиццу на стол посетителя. Однако между ними имеются тонкие различия. В предложении с соте, соте относится к движению пиццы по направлению к говорящему. Это предложение в типичном случае произносится тогда, когда пицца еще не дошла до адресата. Предложение с go отличается от предложения с соте в обоих этих отношениях. Оно обычно произносится тогда, когда пицца (или что-либо еще) дошла до адресата. И go в этом предложении совсем не обязательно отсылает к движению какого-либо вида. Скорее, оно относится к началу говорящим некоторой деятельности, которая может начаться только тогда, когда объект ему доставлен. Таким образом, предложение с соте имеет в фокусе доставку, тогда как предложение с go выносит в фокус то, что происходит после доставки.
В наше понимание того, что такое в типичном случае доставка, входит представление, что получатель намеревается что-то сделать с тем, что ему доставлено, — по крайней мере, положить куда-нибудь на хранение для использования в дальнейшем. С учетом метафоры ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ, представляется естественным, что go используется для обозначения того, что слушающий собирается делать после доставки с доставленной вещью. Таким образом, все приводимые ниже предложения выбирают некоторый аспект сценария доставки и выражают этот аспект. Внимание при этом может быть направлено либо на доставленный объект и его местоположение, либо на слушающего и его положение на пути деятельности.
В следующих примерах внимание направлено на местоположение доставленного объекта.


3. Конструкции с there
677
— Неге it comes!
Здесь в фокусе движение объекта по направлению к слушающему.
— Неге it is!
Здесь в фокусе прибытие объекта в то место, где находится слушающий.
В следующих примерах внимание направлено на положение слушающего на пути деятельности.
— Here you are!
Здесь в фокусе расположение слушающего в начальном пункте пути деятельности.
— Here you go!
Здесь в фокусе начало деятельности, то есть начало движения говорящего по пути деятельности. Из всего этого следует, что только соте, но не go может обозначать движение доставляемой сущности к слушающему и что только go, но не соте может обозначать «движение» слушающего по пути деятельности.
Наше знание о ситуациях доставки может быть представлено в виде когнитивной модели. Ниже приводится репрезентация этой модели, ограниченная рассматриваемыми вопросами.
ИКМ доставки
Метафорическое отображение: деятельность — это движение по пути деятельности.
Семантические элементы
D: тот, кто доставляет, «доставщик»
R: получатель Е: сущность (вещь)
LI: местоположение Е L2: местоположение R
Ml: предикат, обозначающий движение в пространстве А : путь деятельности
М2: предикат, обозначающий движение по А Сценарий
Фоновые условия
R ждет, чтобы D принес Е в L2
R необходима Е для того, чтобы двигаться по А (осуществлять деятельность)
Деятельность


678
Исследование конкретного материала
D приносит Е в L2 Итоговое состояние
Е находится в L2 R находится в начале А
Как и в случае указательной ИКМ, ИКМ доставки образует экспери- енциальный гештальт, являющийся психологически простым, но анализ которого выглядит сложным.
Дейктическая конструкция доставки может использоваться в ситуациях, структурированных ИКМ доставки. В этом случае говорящий является «доставщиком» (Г = D). Конструкция фонологически маркирована — либо дейктическое локативное наречие безударно, либо его гласный удлинен.
Мы можем представить это следующим образом:
Дейктическая конструкция доставки
Представляет собой дейктическую категорию Общая семантика
ИКМ доставки, с Г = D Фонологические характеристики
1 может быть удлиненным (с восходящей интонацией) и может не иметь ударения.
Дейктическая конструкция доставки особенно интересна тем, что она может быть реализацией более чем одной дейктической конструкции из обсуждавшихся выше. Так
— Н е е е е re comes your pizza! ‘Вот ваша пицца! ’
является примером центральной дейктической конструкции, примененной в ситуации доставки, тогда как
— Н е е е re you go! ‘Вот [то, что вы заказывали]’
является примером примененной в той же ситуации дейктической конструкции начала деятельности.
Мы представили эту ситуацию в нашем описании, указав только то, что ИКМ доставки является дейктической категорией. Это означает, что она может быть реализацией любой конструкции этой категории, которой она может соответствовать. Фактически оказалось так, что она соответствует центральной дейктической конструкции и дейктической конструкции начала деятельности. Она соответствует этим конструкциям разным образом. Это означает, что каждая конструкция представляет ситуацию доставки в различной перспективе.


3. Конструкции с there
679
В центральной дейктической конструкции внимание фокусируется на доставляемой сущности, которой является вещь, на которую указывает говорящий. Вследствие этого соответствие между ИКМ доставки и семантическими элементами центральной дейктической конструкции принимает следующий вид:
ИКМ доставки в перспективе центральной дейктической конструкции:
Г = D C = R У = Е V = Ы 2' = Ml
В перспективе конструкции начала деятельности получатель (R) является слушающим (С) и сущностью, на которой указывается (3*).
Перспектива начала деятельности:
C = R = З1 Г = В V=L2 2' = М2
Дейктическая конструкция доставки является случаем, в котором имеет место небольшая вариация фонологической формы, сигнализирующая о том, что имеет место ситуация доставки. Небольшие вариации фонологической формы часто используются для указания на особый характер ситуации. Такие случаи связаны с попарными сопоставлениями формы и значения, которые могут быть представлены минимальными конструкциями. Сейчас мы перейдем к одному из таких случаев — случаю, в котором фонологически сигнализируется выражение восхищенного удивления и в котором может иметь место употребление дейктической конструкции.
Образцы
Когда мы считаем, что нечто является очень хорошим — относится к лучшим вещам этого рода — то мы обычно направляем внимание на это и выражаем восхищенное изумление тем, насколько это хорошо. (Заглавные буквы, за которыми следуют три точки, обозначают сверсильное ударение, факультативно сопровождающееся выдохом.)
— Now THAT'S ... a real cup of coffee! ‘Вот ЭТО... настоящая чашка кофе!’


680
Исследование конкретного материала
— Now THIS ... is chicken soup the way mama made it! ‘Вот ЭТО... такой куриный суп, какой делала мама!’
— THIS... soup is g о о о d! букв. ‘ЭТОТ... суп хор о о о ш!’ = ‘Вот ЭТО с у у у п!’
В данной ситуации может быть также использована дейктическая fAere-конструкция.
— Now THERE... is a great centerfielder! ‘ВОТ великий центральный принимающий игрок!’
— Now HERE ... is a great cup of coffee! ‘ВОТ замечательная чашка кофе!’
Специфическая для этих случаев семантика может быть представлена когнитивной моделью, которую я буду называть ИКМ восхищенного изумления.
ИКМ восхищенного изумления
Семантические элементы Г: говорящий С: слушающий Г: сущность
2': предикат, указывающий на лучшее в данном типе
0': 2’(Г)
Речевые акты
/"выражает восхищенное изумление /"-ого по поводу 0'
Интонационная конструкция образца весьма проста и не имеет особых синтаксических или семантических параметров: она просто соотносит ИКМ восхищенного изумления с соответствующей фонологической характеристикой — сверсильным ударением и выдохом на выделяемом элементе. Она не обусловлена прагматически и может быть наложена на любую конструкцию с подходящей прагматикой.
Интонационная конструкция образца Параметры значения
ИКМ восхищенного изумления Параметры формы
1 произносится с сверхсильным ударением и выдохом
Сопоставление формы и значения в этом случае настолько просто и очевидно, что кажется, что об этом нет смысла и говорить. Тем не


3. Конструкции с there
681
менее оно дает сложные и не вполне очевидные результаты. Усложнения возникают вследствие того, что интонационная конструкция образца может совмещаться с другими конструкциями, среди которых простые предложения и дейктические /йеге-конструкции.
Начнем с простых случаев типа тех, что обсуждались выше. Возьмем обычные простые предложения
— That’s a cup of coffee ‘Это чашка кофе’.
— This is chicken soup ‘Это куриный суп’.
Наложение на них интонационной конструкции образца дает
— THAT’S ... a real cup of coffee! ‘ЭТО... настоящая чашка кофе!’
— THIS ... is chicken soup the way mama made it! ‘ЭТО... такой куриный суп, какой делала мама!’
Здесь «real» ‘настоящая’ и «the way mama made it» ‘такой, какой делала мама’ указывают, что это образцы.
Семантика центральной дейктической конструкции включает представление о том, что в месте, обозначенном here или there, есть некоторая сущность. Имеется общая модель метонимического отображения, согласно которой место может замещать нечто, расположенное в этом месте. Например, Толедо опаздывает может означать, что наш торговый представитель, который находится в Толедо, опаздывает. В случае использования этой метонимической модели место, обозначаемое here или there, замещает сущность, находящуюся в этом месте. Это позволяет интонационной конструкции образца накладываться на центральную дейктическую конструкцию, a here и there — обозначать сущность, представляемую как образец.
— Now THERE... a real cup of coffee! ‘ВОТ... настоящая чашка кофе! ’
— Now HERE... is chicken soup the way mama made it! ‘ВОТ... такой куриный суп, какой делала мама! ’
Одним из источников усложнения является то, что интонационная конструкция образца имеет свою собственную прагматику. Речевой акт, передаваемый ею, является экспрессивным и относится к тому же классу речевых актов, что и восклицания. Поэтому потенциально она может совмещаться с другими восклицательными конструкциями. Рассмотрим восклицательную конструкцию в
— Boy! Is НЕ ever tall! ‘Какой же он высокий!’
Эта конструкция имеет синтаксическую форму вопроса, но фонологическую форму и иллокутивную силу восклицания. Она требует,


682
Исследование конкретного материала
чтобы сильноударный элемент (в данном случае, НЕ ‘он’) был субъектом. Тем самым эта конструкция совмещается с теми примерами интонационной конструкции образца, в которых сильноударный элемент является субъектом.
— Boy! Was THAT ever a cup of coffee! ‘Вот ЭТО была чашка кофе!’
Эта конструкция не совмещается с Гйеге-предложениями образца, поскольку ударный элемент в этих случаях не является субъектом.
— *Воу! Was THERE ever a cup of coffee!
Поскольку интонационная конструкция образца выражает восхищение чем-либо, принимаемым за положительный образец, она не может иметь подлинное отрицание.
— *Now that... wasn’t a real cup of coffee! ‘*Вот это... не была настоящая чашка кофе!’
В данном случае семантика отрицательной конструкции, говорящей, что референт не является образцом, противоречит прагматическому выражению восхищения образцом.
В то же время эта конструкция может сочетаться с отрицанием, выражающим позитивную пропозицию.
— Now THAT... can't be beat! ‘Вот ЭТО... не может быть превзойдено!’
В данном случае can't be beat ‘не может быть превзойдено’ выражает положительную оценку, хотя и имеет синтаксическую форму отрицательного предложения. Другим аналогичным примером является
— If JIM won’t eat these ducks' feet, I don't know who will! ‘Если ДЖИМ не съест эти утиные ножки, то я не знаю, кто это сделает!’
Смысл данной конструкции состоит в выдвижении предположения, что Джим, вероятнее всего, съест эти утиные ножки. Поскольку данное отрицание имеет позитивное, а не негативное содержание, оно может выступать в интонационной конструкции образца.
— If THAT... isn't a real cup of coffee, I don't know what is! ‘Если ЭТО... не настоящая чашка кофе, то я не знаю, что тогда является настоящей чашкой кофе!’
Интонационная конструкция образца может совмещаться не только с центральной дейктической, но и с другими дейктическими конст¬


3. Конструкции с there
683
рукциями, например, с дискурсивными дейктическими конструкциями.
— Now THERE... was a nice point! ‘ВОТ это была хорошая мысль!’
Если в дискурсе говорится о бейсбольных игроках прежних времен, то можно сказать
— Now THERE... was a great centerfielder! ‘ВОТ это был великий центральный принимающий игрок!’
Если мы присутствуем на бейсбольном матче, то мы можем указать на игрока и сказать, используя центральную дейктическую конструкцию плюс интонационную конструкцию образца,
— THERE... goes a great centerfielder! ‘ВОТ бежит великий центральный принимающий игрок!’
Но если вы говорите об игроках прошлого, то вы не можете сказать
— *Now THERE... went a great centerfielder! ‘*вот бежал великий центральный принимающий игрок! ’
Следующее предложение представляло бы собой совмещение интонационной конструкции образца и дискурсивной дейктической конструкции. Однако дискурсивная дейктическая конструкция, как мы могли видеть выше, не допускает go.
— *There went a nice point! ‘*Вот пошла хорошая мысль!’
Вопрос, возникающий в связи с этим анализом, это надо ли вообще включать дейктическую конструкцию образца в грамматику английского языка. Традиционный ответ — конечно, нет. Если все ее признаки могут быть предсказаны исходя из общей интонационной конструкции образца и других дейктических конструкций, то нет необходимости говорить что-либо еще. На это, однако, можно возразить, что подобные сложные конструкции имеют определенный когнитивный статус как речевые формулы — специфические вещи, которые говорятся в определенных случаях. Мы обсудим этот вопрос в общих чертах ниже.
Раздражение
Дейктическая Гйеге-конструкция может использоваться для того, чтобы выразить раздражение, вызванное чьим-либо поведением. Например:


684
Исследование конкретного материала
— There goes Harry, sounding off again! ‘Ну вот, Гарри опять расшумелся!’
— There she is, making a fool of herself! ‘Ну вот, она начала валять дурака! ’
Go здесь обозначает не движение, но действия Гарри. Как представляется, здесь работает метафора деятельность — это движение, и there указывает на начало деятельности. Раздражение может выражаться вздохом, сужением гортани, легкой назализацией или интонационным контуром. Однако раздражение может выражаться этими способами не только в дейктической fAere-конструкции, но практически в любом предложении с подходящим значением.
— (sigh) He's insulting her again! (вздыхая) ‘Опять он ее оскорбляет!’
В целях удобства обсуждения представим подобное сопоставление формы и значения в виде весьма простой конструкции, конструкции раздражения.
Речевой акт
/"выражает раздражение по поводу 0', пропозиции. Фонологическая характеристика
Предложение произносится со вздохом, сужением гортани, легкой назализацией или с интонацией раздражения.
Предложение типа
— (sigh) There goes Harry, telling the same old jokes! (вздыхая) ‘Ну вот, Гарри начал рассказывать все те же старые шутки!’
теперь может быть рассмотрено как совмещающее дейктическую конструкцию начала деятельности и конструкцию раздражения. Это объясняет, почему дейктические выражения раздражения могут включать соте только в центральном, пространственном значении. Так,
— Here comes Harry, sounding off again! ‘Вот идет Гарри, опять чем-то шумно возмущаясь!’
предполагает, что Гарри действительно движется по направлению к говорящему, в то время как соотносительное предложение с there goes не требует, чтобы реально происходило какое-либо движение. В рамках метафоры деятельность — это движение, используемой дейктической конструкции начала деятельности, метафорическое движение никогда не направлено к говорящему. Это объясняет, по-


3. Конструкции с there
685
ч$му here comes в приведенном выше примере может пониматься только в смысле физического движения. Использование этой метафоры в конструкции начала деятельности может также объяснить, почему в таких случаях может использоваться here при отсутствии движения в пространстве, но только с субъектом в первом лице.
— Неге we go, making fools of ourselves again! ‘Ну вот, опять мы начинаем валять дурака!’
— *Here they go, making fools of themselves again!
Согласно этой метафоре, дейктическое локативное наречие относится к началу пути деятельности. Если говорящий находится в начале пути деятельности, может быть использовано here. Это не так, если в начале пути деятельности находится не говорящий, а кто-то другой. Вышеприведенное различие вытекает, таким образом, из метафоры ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ, в том виде, как она используется дейктической конструкцией начала деятельности, и обычных условий употребления here.
Фокус повествования
В ходе живого повествования говорящий может захотеть поставить в фокус участника событий, о которых повествуется, возможно, себя самого. Это может быть сделано с помощью Гйеге-конструкции:
— There I was, alone on a desert island... ‘И вот я был один на пустынном острове... ’
— There I am, alone on a desert island... ‘И вот я, один на пустынном острове...’
— Here I am, alone on a desert island... ‘И вот я, один на пустынном острове...’
В ситуации живого повествования от слушающего ожидают, что он представит действие — иными словами, создаст ментальный образ того, что происходит. Неге и there служат здесь для того, чтобы в этой воображаемой картине фокусировать местоположение. В живом повествовании могут использоваться формы прошедшего и настоящего времени. Различие связано с когнитивной «дистанцией». Неге и настоящее время переносят слушающего «ближе» к воображаемой сцене в повествовании. Они делают это несколько различным образом. Настоящее время переносит действие повествования в момент речи. «Неге» предлагает слушающему вообразить действие как происходящее близко к нему и к говорящему, а не на расстоянии.


686
Исследование конкретного материала
В тех случаях, когда используется настоящее время и воображаемая сцена в повествовании рассматривается как происходящая во время повествования, дейктическая конструкция фокуса повествования совмещается с центральной дейктической конструкцией в результате того, что элементы дискурса представляются как существующие и присутствующие в месте, где находятся говорящий и слушающий. В подобной ситуации может использоваться весь набор центральных дейктических выражений, включая глаголы движения:
— Here come the killer bees, blackening the sky... ‘Вот летят ^ (приближаются) пчелы-убийцы, закрывая, как туча, небо... ’
— There go the jets, screaming overhead... ‘Вот с ревом над головой проносятся реактивные самолеты... ’
Как представляется, это связано с общими конвенциями повествования, а не с особенностями гйеге-конструкций.
Будем называть эти конвенции конвенциями живого повествования, и определим их следующим образом:
Говорящий полагает, что слушающий формирует живой мысленный образ того, о чем повествуется. Вещи в ментальном образе рассматриваются как присутствующие. Если используется настоящее время, то действие представляется как происходящее в момент речи. Если используется прошедшее время, то действие рассматривается как происходящее в момент, предшествующий моменту речи.
Прилагая конвенции живого повествования к центральной дейктической конструкции, получаем тривиальные следствия:
Семантические элементы
Г = место в воображаемой картине повествования 3' = сущность в мире повествования.
Конвенции живого повествования могут прилагаться ко многим дейктическим конструкциям, давая такие формы прошедшего времени, которые могут использоваться в живом повествовании.
— There were the helicopters at last, coming to rescue us... ‘Вот наконец появились вертолеты, прилетевшие спасти нас...’
— There went Harry, out to buy some bread... ‘Вот прошел Гарри, вышедший купить хлеба... ’
— There came the bus at last — and just as you might expect, it was full ‘Вот наконец пришел автобус, и как можно было ожидать, он был полон’.


3. Конструкции с there
687
\ — There went the buzzer, and the children ran out the door! Ъот раздался гудок (прозвенел звонок), и дети выбежали в дверь! ’
— There went our last hope ‘Вот исчезла наша последняя надежда’.
То, что эти конвенции требуют представить картину (предположительно в форме ее ментального образа), объясняет отсутствие некоторых форм. Например, события, которые еще не произошли, не могут быть частью живого ментального образа. Поскольку here comes в некоторых конструкциях относится к будущему, которое еще не наступило, эти случаи не могут совмещаться с конструкциями фокуса повествования.
— *Неге came the beep! ‘*Вот приближался сигнал!’
— *Here came another outburst! ‘*Вот приближалась очередная вспышка гнева’.
Джин Ван-Остен указала (персональное сообщение), что некоторые дейктические конструкции вообще не могут совмещаться с конструкциями живого повествования. Так, в живом повествовании исключены дейктические конструкции доставки и раздражения.
— *Here you went!* (доставка плюс прошедшее время живого повествования).
— *There came our pizza! ‘*Вот была наша пицца!’(доставка плюс прошедшее время живого повествования).
— *There he went again! ‘*Hy вот, снова он начинал!’ (раздражение плюс прошедшее время живого повествования).
Я не могу объяснить, почему такие конструкции невозможны. Я могу только предположить, что имеются некоторые не учтенные мною прагматические ограничения на применение конвенций живого повествования, которые противоречат прагматике этих конструкций. Однако в настоящее время эти явления остаются загадкой.
Начало, исполненное энтузиазма
Непрерывный интонационный подъем с падением в самом конце может часто маркировать начало предприятия, к которому приступают с энтузиазмом.
— Let’s get going! ‘Давайте поскорее займемся делом!’
— Let’s hit the road! ‘Ну, двинули в путь!’
* Соотносительно с Here you go\ ‘Вот [то, что вы заказывали, искали, хотели и т.п]\ — Прим, перев.


688
Исследование конкретного материала
/
— Off we go! ‘Отчаливаем! Пошли!’
— They're off! ‘Они пошли (поехали, отправились)!’
Назовем такое соединение интонации с выражением энтузиазма в начале предприятия конструкцией начала с энтузиазмом. Она может совмещаться с дейктической конструкцией начала деятельности:
— Here we go, off to Africa! ‘Мы отправились в Африку! ’
Как представляется, это ничего более, чем совмещение двух конструкций с вполне предсказуемым результатом.
Идиома Here goes nothin' (~ ‘Попытка не пытка!’) может быть описана следующим образом:
Совмещение дейктической конструкции начала деятельности и начала с энтузиазмом Г = человек, делающий попытку 3 = ничто
У = попытка без риска что-либо потерять
Остальная часть синтаксиса, семантики и фонологии этой идиомы наследуется ею у дейктической конструкции начала с энтузиазмом. Тем самым эта идиома не является полностью произвольной. Ее произвольные компоненты перечислены выше в минимальной репрезентации. Остальная часть мотивирована конструкцией, примером которой она является.
Вопрос когнитивного статуса
Грамматика языка является когнитивной подсистемой. Все в грамматике, что должно быть изучено тем, для кого данный язык является родным, должно существовать как часть этой когнитивной подсистемы и тем самым иметь какой-то когнитивный статус. Например, те, кто изучает английский язык, должны изучить, как образуются пассивные предложения (например, Harry was hit by someone ‘Гарри был ударен кем-то’) и как образовывать вопросы (например, Did someone hit Harry? ‘Кто-то ударил Гарри?’). Разумно предположить, что они должны изучить пассивные и вопросительные конструкции. Однако после того, как они изучат эти конструкции, могут ли они наложить их друг на друга, для того чтобы образовать пассивные вопросы (например, Was Harry hit by someone? ‘Был ли Гарри ударен кем-то?’)? По всей видимости, у них нет необходимости изучать отдельно конструкцию пассивного вопроса. Они просто совмещают пассивную конструкцию и конструкцию вопроса. В ре-


689
3.
Конструкции с there
^ультате конструкция пассивного вопроса каждый раз создается заново и не имеет постоянного когнитивного статуса. Это означает, что она не существует как единица концептуальной подсистемы, которую мы называем грамматикой.
Согласно предпосылкам традиционной грамматики, все, что является предсказуемым, не имеет сколько-нибудь постоянного когнитивного статуса. При этом используется предпосылка, что если нечто является предсказуемым, то оно вычисляется каждый раз, когда используется. Хотя это кажется правдоподобным в случае пассивных вопросов, это не является верным для всех случаев. Возможно, наиболее хорошо известным примером этого рода являются отрицательные вопросы. В терминах синтаксических характеристик отрицательные вопросы являются результатом пересечения вопросительной конструкции и конструкции отрицательного предложения. Однако отрицательные вопросы характеризуются особой прагматикой — они являются не вопросами отрицания, но осторожными позитивными предположениями. Например, Didn't Harry leave?, букв. ‘Гарри не уехал?’ является осторожным предположением, что Гарри уехал. Таким образом, отрицательные предложения должны иметь свой собственный когнитивный статус.
Многие из обсуждавшихся нами сложных случаев, возможно, подобны в этом отношении отрицательным вопросам, хотя я в настоящий момент не располагаю достаточными данными, чтобы показать это. Дейктические предложения образца (типа THERE... is а сир of coffee\ ‘ВОТ ЭТО... чашка кофе!’) и дейктические конструкции раздражения (типа There he goes againl ‘Опять он начинает!’) совмещаются с другими конструкциями, тем не менее они, как представляется, имеют статус речевых формул, которые нужно заучить, чтобы произносить их в определенных ситуациях. Когда человек изучает язык, он изучает не только те конструкции, от которых можно образовать другие, более сложные конструкции. Он также изучает, какие конструкции в каких случаях используются. Если даже такие конструкции возникают в результате пересечения других конструкций, они тем не менее имеют свой собственный когнитивный статус, потому что говорящему необходимо знать, когда они используются. Например, предположим, что можно было бы определить условия, при которых дейктическая конструкция раздражения используется как формула. Все, что в этом случае нужно будет знать, это то, что существует такая формула с такими-то условиями на употребление, и отсюда следовали бы все остальные характеристики.
44-3361


690
Исследование конкретного материала
Что обшего между собой имеют дейктические конструкции?
Как мы видели, дейктические /йеге-конструкции могут быть описаны как образующие естественную категорию с центральной дейк- тической конструкцией в качестве прототипа. Будет поучительно, вернувшись назад, проанализировать имеющиеся у нас данные для того, чтобы понять, почему дейктические конструкции не могут рассматриваться как классическая категория. Если бы дейктические конструкции были классической категорией, то признаки, которыми они обладают, характеризовали бы всех членов этой категории и только их. Можно показать, насколько это далеко от истины, описав общие признаки разнообразных дейктических гйеге-конструкций.
Обобщенная дейктическая конструкция Параметры значения Семантические элементы Г: говорящий С: слушающий Г: аргумент 2’: предикат 3': аргумент
4': неингерентный предикат 0’: пропозиция, 2’ (3’, Г)
0,и: пропозиция, 4' (3’)
Речевой акт
/"направляет внимание С на Г Параметры формы Синтаксические элементы
1: дейктическое локативное наречие 2: глагол
3: именная группа 4*: ГГ/Ье или ГГ/2 Лексические характеристики 1 = here, there
Синтаксические характеристики
1 идет первым
2 предшествует 3, если 3 не местоимение 4 идет последним
4* факультативен
Эти общие признаки могут быть рассмотрены как необходимые условия для того, чтобы конструкция была дейктической there-


3. Конструкции с there
691
конструкцией. Однако согласно классической теории, общие признаки должны быть как необходимы, так и достаточны для того, чтобы охарактеризовать все эти конструкции. Однако эти характеристики настолько неопределенны, что они недостаточны для того, чтобы охарактеризовать какую-либо из этих конструкций. Для того чтобы получить какую-либо конкретные конструкции, необходимо добавить к этим необходимым условиям различные синтаксические, семантические, прагматические, лексические и фонологические признаки. Не существует способа сохранить классическую теорию и в то же время правильно соотнести форму и значение. Более того, если даже полностью исключить значение, все равно не существует способа получить правильные характеристики параметров формы. Презентационные конструкции могут включать вспомогательные глаголы, элемент 4 в них факультативно может быть во второй позиции, а дейктическое наречие факультативно. Другие конструкции не имеют всех этих особенностей. Из оставшихся конструкций две могут выступать в прошедшем времени. Если говорить о лексике, то одна конструкция не допускает глаголов движения, другая не допускает соте, и одна не принимает be. Фонологические характеристики связаны даже с большими сложностями. Поэтому попытка сформулировать общие достаточные условия просто неосуществима
Таким образом, что ни делай, в конце концов окажешься с радиально структурированной категорией конструкций. Одна из возможностей — описание, состоящее из абстрактной, обобщенной конструкции в центре и реальных конструкций, структурированных вокруг центра и специфицирующих его характеристики. Как я полагаю, этот анализ несостоятелен в двух отношениях. Во-первых, он не способен привести к правильным выводам, касающихся прототипических эффектов. Поскольку ни одна из реально существующих конструкций не является центральной с точки зрения этого описания, этот анализ не позволяет предсказать то, что представляется важнейшим фактом, а именно то, что центральная дейктическая конструкция рассматривается говорящими как лучший пример данной категории. Интуитивно
— There’s Harry ‘Вон Гарри’
кажется лучшим примером дейктической конструкции, чем любой из следующих примеров:
— THERE'S... a real cup of coffee! ‘ВОТ... настоящая чашка кофе!’
— There he was in the jungle... ‘И вот он был в джунглях... ’
— Не е е re's Johnny! ‘В о о о т Джонни!’
44*


692
Исследование конкретного материала
— There will stand the new stadium for the 1996 Olympics ‘Вон тадо будет стоять новый стадион для Олимпийских игр 1996 г.’
Это предсказывается нашим анализом, но необъяснимо с точки зрения описания, в котором центральной является обобщенная дейкти- ческая конструкция.
Во-вторых, этот анализ исключает возможность обобщений, сделанных нами выше. Те предсказания, которые могут быть сделаны на базе центральной дейктической конструкции, не могут быть сделаны на основе обобщенной дейктической конструкции. Если все реальные конструкции базируются на обобщенной дейктической, то все, ^го возможно сделать, — это дать большой список всего того, что необходимо к ней добавить. Это особенно серьезный дефект в области семантики. В то же время в рамках нашего анализа возможно использование метафорических и метонимических моделей, существующих независимо от этих конструкций. Указав, какие метафорические и метонимические модели используются в различных случаях, мы можем предсказать большую часть семантических особенностей нецентральных конструкций исходя из семантики центральной дейктической конструкции. Это возможно потому, что все метафорические модели относятся к физическому пространству в своих областях-источниках. В то же время если в качестве центра естественной категории принимается обобщенная дейктическая конструкция и если все реальные конструкции являются просто ее расширениями, то метафорические модели, существующие независимо в концептуальной системе, не могут использоваться для предсказания семантических признаков. В этом случае описание сведется к перечислению семантических признаков, имеющих место в каждом отдельном случае, и тем самым будут упущены закономерности, которые можно установить с помощью анализа, использующего метафорические модели.
Обобщим все вышесказанное. Хотя существуют необходимые условия членства в категории дейктических there-конструкций, достаточные условия членства в этой категории отсутствуют. Поэтому классическая теория категорий не подходит для этих конструкций. Любая попытка представить обобщенную конструкцию в качестве центральной оказывается неудачной по двум причинам. Во-первых, в этом случае невозможно предсказать прототипические эффекты, в частности невозможно предвидеть, что центральные конструкции представляют собой лучшие примеры данной категории, чем, например, субконструкции презентации, образца и доставки. Во-


3. Конструкции с there
693
вторых, в этом случае оказываются невозможными обобщения, особенно семантические обобщения.
В связи с тем, что существуют необходимые условия, которые могут быть указаны при описании обобщенной конструкции, возникает вопрос, имеет ли такая конструкция какую-либо психологическую реальность и играет ли она какую-либо роль в грамматике языка. В настоящий момент нет оснований полагать, что такая конструкция играет какую-нибудь роль где-либо. Она представляется слишком общей для того, чтобы каким-либо образом использоваться, и при отсутствии оснований выдвинуть противоположную гипотезу, я бы предположил, что она не имеет какой-либо психологической реальности.
Этот вывод не является тривиальным. Обобщенная дейктическая конструкция является результатом выделения общих признаков различных видов дейктических f/zere-конструкций. Сказать, что она не играет никакой когнитивной роли, — значит сказать, что поиск общих признаков — как это приучены делать лингвисты — не всегда приводит к наилучшим результатам, даже если такие общие признаки и удается найти.
Когнитивная организация
и когнитивная эффективность
Дейктические there-конструкции представляют собой весьма запутанную область явлений. Мы обнаружили, что эти явления можно осмыслить и упорядочить с помощью понятия грамматической конструкции и теории прототипов. При рассмотрении дейктических fAere-конструкций как радиально структурированной категории, становится ясно, что широкий круг разнообразных явлений может быть объяснен на основе общих принципов. Почти все параметры формы центральной дейктической конструкции могут быть поняты как обусловленные прагматической функцией этой конструкции, а именно функцией выражения указательной ИКМ. С учетом этого нецентральные конструкции могут быть рассмотрены как минимальные варианты центральной конструкции. Представляется, что такой подход объясняет более широкий круг явлений, чем какой- либо другой из существующих в настоящее время.
Ключевым для такого подхода является понятие мотивации. Мы охарактеризовали мотивацию в терминах (1) центральных принципов соответствия между формой и содержанием; (2) экологического положения в грамматической системе, определяемом отношением «базироваться на»; (3) минимальных различий и (4) ограниченного


694
Исследование конкретного материала
предсказания, использующего центральные принципы, метафоры и метонимии, уже имеющиеся в концептуальной системе, и минимальные различия. Если мы исходим из положения, что языки структурированы таким образом, чтобы обеспечить максимум мотивации, то мы должны ожидать преобладания радиально структурированных категорий, поскольку такие структуры характеризуются максимальной мотивированностью. Таким образом, радиальные структуры в грамматике имеют ту же самую функцию, что и в лексиконе, — функцию уменьшения произвольности связей между формой и значением.
Мотивация, следовательно, связана как с параметрами формы, так и*е параметрами значения. В каждом языке параметры значения используют концепты концептуальной системы, которая, в определенных отношениях, не является универсальной. Поскольку параметры формы зависят от параметров значения, некоторые грамматики могут лучше подходить к одним культурам и концептуальным системам, чем к другим. Например, английские перцептуальные дейктические конструкции, включающие выражения типа There goes ту knee, букв. ‘Вот идет мое колено5 (= ‘Я чувствую боль в колене5), очень хорошо подходят к концептуальной системе, которая имеет такие метафорические и метонимические модели, как АКТИВАЦИЯ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ, РЕАЛИЗОВАННОЕ — ЭТО УДАЛЕННОЕ И ВОСПРИНИМАЕМАЯ ВЕЩЬ ЗАМЕЩАЕТ ВОСПРИЯТИЕ. Подобная конструкция вообще не может быть встроена в язык, базирующийся на концептуальной системе, не имеющей метафоры РЕАЛИЗОВАННОЕ — ЭТО УДАЛЕННОЕ. Таким образом, мотивация — это общее свойство как концептуальной системы, так и использующей эту систему грамматики.
Мотивация может быть представлена как «системная избыточность» — избыточность, определяемая целостной структурой грамматики и концептуальной системы, вместе взятых. Мы выдвинули конкретное предложение, как охарактеризовать такую избыточность в терминах аналитических методов, имеющихся в нашем распоряжении. В теории, которую мы обрисовали, возможно делать некоторые «ограниченные предсказания». Наше утверждение заключается в том, что существует соответствие между каждым «предсказанием», которое может быть сделано с помощью этой теории, и некоторой когнитивно реальной избыточностью в грамматической системе говорящего.
Мы не утверждаем, что говорящие реально делают такие предсказания в своем повседневном использовании языка. Говорящие не


3. Конструкции с there
695
вычисляют алгоритмически большинство признаков конструкций, которые они используют, каждый раз, когда они их произносят. Как раз наоборот. Говорящие используют конструкции, имеющиеся в грамматической системе и характеризующиеся высокой степенью системной избыточности.
Мы полагаем, что конструкции используются как целое, как целостные гештальты. Но для того чтобы имело смысл рассматривать грамматические конструкции как гештальты, необходимо иметь представление о принципе образования гештальтов в области грамматических конструкций, принципе, который обусловливает функционирование конструкции в качестве гештальта, а не случайного набора признаков. Мы предлагаем следующий принцип:
— Чем больше признаков конструкции мотивировано, тем лучше она функционирует как гештальт.
Из этого принципа следует очень многое. Хорошие гештальты когнитивно просты, легко изучаются, легко запоминаются и легко употребляются. Они также имеют следующее важное свойство:
— Если А является хорошим гештальтом и В представляет собой минимальную вариацию А, то В почти такой же хороший гештальт, как А.
Таким образом, есть весьма хорошие основания для того, чтобы когнитивная структура была организована в терминах хороших гештальтов и их минимальных вариаций: такая структура обеспечивает максимальную когнитивную эффективность. В свете этого становится понятным, почему существует так много радиально структурированных категорий. Если когнитивная модель является хорошим гештальтом, то ее минимальные вариации легко изучать, запоминать и использовать. Когда имеется много минимальных вариаций когнитивной модели, они образуют радиально структурированную категорию.
Этот момент является определяющим для отношений между когнитивной организацией и когнитивной эффективностью. Структура радиальной категории облегчает людям изучение, запоминание и использование когнитивных моделей, при условии, что прототипические центры радиальных категорий являются хорошими гештальтами. В то же время предложенное нами понятие хорошего гештальта само зависит от целостной когнитивной организации. Причина этого в том, что мотивированные признаки мотивированы не только признаками смежной конструкции. Они также мотивированы общи¬


696
Исследование конкретного материала
ми принципами, управляющими языковой и концептуальной системой в целом. Принципы, определяющие качество гештальтов для геометрических фигур, являются локальными: они связаны с такими вещами, как симметрия, непрерывность и т. д. В то же время принципы, определяющие качество гештальтов для грамматических конструкций, являются глобальными. Они связаны с целостной экологией концептуальной и лингвистической систем. Сюда могут входить все виды факторов, находящихся за пределами самой конструкции: когнитивные модели, включая метафорические и метонимические модели в концептуальной системе, специфические для данного языка ограничения на порядок слов, лексические противопоставления, правила, управляющие ударением и интонацией, и т. д. Для того чтобы быть хорошим гештальтом, конструкция должна быть гармонично встроена в языковую и концептуальную систему в целом. И мы утверждаем, что чем больше степень мотивированности конструкции, тем лучше она встроена в экологию системы.
Тем самым понятие мотивации обеспечивает когнитивно обоснованную систему оценок грамматик. Предположим, что мы рассматриваем язык как набор пар форма—значение, в котором значения являются концептами в данной концептуальной системе. Заметим, между прочим, что это отнюдь не общепринятое определение языка, поскольку язык здесь определяется относительно концептуальной системы. Мы можем теперь определить «выразительную мощность» языка через тот набор концептов в этой концептуальной системе, которые язык способен выразить. Заметим, что этот набор является бесконечным, поскольку он включает составные концепты. Это интуитивно оправданный способ определения «выразительной мощности» языка, поскольку он основывается на том, что выражается. Для языка с данной выразительной мощностью оптимальной грамматикой будет та, которая обеспечивает максимальную мотивацию. Возможно наличие многих в равной мере оптимальных грамматик, поскольку максимальная мотивация может быть обеспечена различными способами. Система оценок для грамматики будет оценивать грамматики в соответствии с тем, насколько хорошо они мотивированы (то есть насколько хорошо они согласованы в своих частях в целом) относительно выражаемых концептов. Наихудшими грамматиками будут те, где мотивация отсутствует вообще, грамматики, в которых отношения между формой и значением полностью произвольны. Грамматики реально существующих естественных языков (как противопоставленных гипотетически «возможным» естественным языкам) всегда демонстрируют высокую степень мотивирован¬


3. Конструкции с there
697
ности. Представляется, что люди изучают и запоминают высоко мотивированные выражения лучше, чем немотивированные. Мы выдвигаем гипотезу, что степень мотивации в грамматической системе является мерой когнитивной эффективности этой системы относительно концептов, которые эта система выражает.
Современные генеративные теории вообще не включают понятия мотивации и не допускают категоризацию, основывающуюся на прототипах. Понятие выразительной мощности, используемое в генеративных теориях, не имеет ничего общего с тем, что выражается. Концептуальная система не играет здесь никакой роли. Понятие выразительной мощности в этом случае связано только с множествами рядов неинтерпретированных символов, которые способна порождать данная формальная грамматика. Таким образом, генеративные теории не способны даже подойти к рассмотрению вопросов, поднимаемых в данном исследовании, точно так же, как они не способны объяснить те закономерности, которые мы обнаружили, изучая дейктические 7йеге-конструкции.
Теперь мы перейдем к отношениям между центральными дейк- тическими и центральными экзистенциальными конструкциями. Это традиционный камень преткновения для генеративных теорий. В рамках трансформационных теорий неоднократно предпринимались попытки объяснения этих отношений, и все они окончились неудачей. Одна из причин этого заключается в том, что отношения между этими категориями конструкций не являются чисто синтаксическими. Другой причиной является неспособность генеративных грамматик адекватно охарактеризовать целостную экологию грамматических систем. Отношение между дейктическими и экзистенциальными f/zere-конструкциями в английском языке является главным образом вопросом такой целостной экологии.
Сравнение дейктических и экзистенциальных конструкций
Дейктические и экзистенциальные конструкции могут быть весьма похожи, как показывают следующие примеры (заглавные буквы указывают на ударение)
— THERE'S a new Mercedes across the street ‘ВОН новый «Мерседес» на противоположной стороне улицы’ (дейктическая).
— There's a new MERCEDES across the street, (existential) ‘На противоположной стороне улицы [стоит] новый «МЕРСЕДЕС»’ (экзистенциальная).


698
Исследование конкретного материала
Несмотря на поверхностное сходство, дейктические и экзистенциальные fAere-конструкции различаются по меньшей мере в следующих отношениях:
— Дейктические there обозначают конкретное место; экзистенциальные there — нет.
— Дейктические there противопоставлены here; экзистенциальные there — нет.
— Дейктические there могут выступать за пределами дейктиче- ских there-конструкций; экзистенциальные there не могут употребляться вне экзистенциальных Гйеге-конструкций.
— Дейктическое there является локативным наречием; экзистенциальное there — нет.
— Дейктическое there не является грамматическим субъектом; экзистенциальное there является грамматическим субъектом.
— Дейктическое there почти всегда ударно; экзистенциальное there почти всегда лишено ударения.
Единственный известный мне случай, когда дейктическое there не несет ударения, это дейктические конструкции доставки (Theeere's your pizzal ‘Вот ваша пицца!’). Единственный известный мне случай, когда экзистенциальное there имеет ударение, это WH- восклицания, требующие ударного субъекта:
— Were THERE ever a lot of problems! ‘Как много было [с этим] проблем!’
Экзистенциальное there само по себе является безударным, однако оно способно приобретать ударение в специализированных конструкциях. Единственный кажущийся контрпример, который я знаю, это конструкция What, ME worry? ‘Что, МНЕ беспокоиться?’, требующая ударного субъекта, но не допускающая в качестве субъекта экзистенциальное there (Akmajian 1984):
— *What, THERE a fire? ‘*Что, пожар?’
Однако эта конструкция вообще исключает неодушевленные местоимения третьего лица:
— *What, IT on fire? ‘Что, ОНО горит?’
Это независимо необходимое ограничение также исключает предложения, содержащие экзистенциальное there, и автоматически объясняет аномальность предложения *What, THERE a fire?, что выводит такие случаи из числа контрпримеров. Таким образом, рассматри¬


3. Конструкции с there
699
ваемую закономерность можно сформулировать следующим образом:
— Экзистенциальное there является безударным в экзистенциальных f/zere-конструкциях, однако ударение может накладываться на него конструкцией, требующей ударного субъекта.
Из приведенного выше перечня признаков видно, что пространственное дейктическое there центральной дейктической конструкции существенно отличается от экзистенциального there. В то же время имеются промежуточные типы дейктического there, более близкие к экзистенциальному there. Например, there перцептуальных и дискурсивных субконструкций отсылают не к конкретному месту в пространстве, но к абстрактным положениям в восприятии и дискурсе. There в дейктической конструкции существования, как, например, в There goes our last hope ‘Вот уходит (исчезает) наша последняя надежда’, относится к положению в концептуальном пространстве, которое характеризует существование. Семантически оно подходит очень близко к экзистенциальному there. A there в дейктической конструкции доставки, когда оно не имеет ударения, фонологически неотличимо от экзистенциального there. Таким образом, между пространственным дейктическим there и экзистенциальным there лежит континуум непрерывных переходов.
Я считаю, что эта непрерывность имеет важное значение в организации структуры английской грамматики. Я постараюсь доказать, что существует категория экзистенциальных конструкций, параллельных дейктическим конструкциям, и что центральная экзистенциальная конструкция базируется на центральной дейктической конструкции. Я утверждаю, что имеется только одно фундаментальное различие между этими конструкциями — референция экзистенциального there — и что все остальные важные различия являются следствиями этого одного различия.
Принято считать, что экзистенциальное there и так называемое «обрамляющее» (ambient) it в It's raining ‘Идет дождь’ семантически пусты. Болинджер (Bolinger 1977) представил данные, говорящие о том, что обрамляющее it имеет значение. Эти данные были подтверждены в работе Gensler 1977. Болинджер утверждает, что экзистенциальное there также является значимым и что его функция — «ввести что-то в наше сознание». Болинджер (Bolinger 1977, р. 93— 94) противопоставляет пространственные наречия, которые «вводят что-то, находящееся в буквальном или фигуральном смысле в том месте, где присутствуем мы», экзистенциальному there, «представ¬


700
Исследование конкретного материала
ляющему нечто нашему уму». Болинджер полагает, что there обозначает «осознание» (awareness) или «введение в сознание» и что это осознание является «абстрактным местоположением». Болинджер, как и мы, отмечает, что локативные наречия имеют дело с присутствием — присутствием в пространстве, в восприятии, в дискурсе или в нашем живом воображении. «Чем менее живо происходящее на сцене действие, — пишет он, — тем более необходимым [экзистенциальным] становится there» (р. 96). Такие абстракции, как отсутствие, вероятность и генерические деятельности, не присутствуют «живо на сцене» и поэтому требуют экзистенциального there. В качестве иллюстраций Болинджер приводит противопоставления, подобные следующим ниже примерам из Breivik 1975. Экзистенциальное there необходимо в тех случаях, когда «на сцене» нет конкретного объекта.
— *In the house was no sign of life ‘В доме не было признаков жизни’.
— In the house there was no sign of life ‘В доме не было признаков жизни’*.
— *On the table is probably a book ‘На столе, вероятно, есть книга’.
— On the table there is probably a book ‘На столе, вероятно, есть книга’.
— *At the party was dancing ‘На вечеринке были танцы’.
— At the party there was dancing ‘На вечеринке были танцы’.
Сравните эти примеры с:
— On the table lay a book ‘На столе лежала книга’.
— On the table there lay a book ‘На столе лежала книга’.
«Абстракции, — заключает Болинджер, — являются плохими актерами в этой драме».
То, что мы предлагаем, находится в русле предложений Болинд- жера. Вместо несколько туманных терминов «осознание» и «сознание» мы будем использовать предложенное Фоконье (Fauconnier 1985) понятие ментального пространства. Ментальное пространство является средой, в которой находятся мысли и в которой располагаются концептуальные сущности. Теория ментальных пространств Фоконье позволила предложить решения многих прежде казавшихся
* Поскольку в русском языке нет эквивалента экзистенциального there, описываемые различия не могут быть отражены в переводах. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
701
неразрешимыми проблем языка и познания, и я полагаю, что и здесь она окажется полезной.
Я предлагаю следующее описание there. Экзистенциальное there обозначает ментальное пространство, в котором должна находиться некоторая концептуальная сущность. Ментальное пространство, однако, не является местом; это среда, в которой есть много различных мест. Сущности находятся в пространствах — в одном месте или в другом. Вслед за Фоконье, я буду полагать, что функция неопределенного артикля — ввести концептуальную сущность в ментальное пространство. Рассмотрим некоторые примеры:
— In my dream there was a rabbit ‘В моем сне был кролик’.
— In his poem there is a rabbit ‘В его поэме есть кролик’.
— In the painting there is a rabbit ‘На рисунке есть кролик’.
— In the yard there is a rabbit ‘Во дворе есть кролик’.
Локативные группы указывают на характер пространства — сон, поэма, картина или участок физического мира. Экзистенциальное there обозначает это пространство, неопределенный артикль указывает, что в это пространство вводится новая сущность, существительное rabbit ‘кролик’ говорит нам о том, какого рода эта сущность, и глагол be ‘быть’ выражает локативную связь, показывающую, что данная сущность находится в данном пространстве.
Только в последнем примере, в котором говорится о дворе, есть какая-то связь с существованием в реальном мире. Причина в том, что двор является частью реального мира, и ментальное пространство в этом предложении было обозначено как соотносительное с пространством этого двора. При отсутствии обстоятельств типа in his роет ‘в его поэме’ и т. п., специально указывающих, что ментальное пространство не соотносится с реальным миром, ментальное пространство мыслится как соотносящееся с реальностью. Во всех таких случаях экзистенциальные конструкции говорят о существовании в реальном мире. Поскольку это относится к большинству употреблений, понятно, почему эти конструкции получили название экзистенциальных.
Существует небольшое, но важное различие между there в дейк- тической конструкции существования, как в
— There goes our last hope ‘(Вот) исчезает наша последняя надежда’
и экзистенциальным there в
— There is still hope ‘Есть еще надежда’.


702
Исследование конкретного материала
Экзистенциальная дейктическая конструкция базируется на следующей метафоре: существование понимается как нахождение В КОНЦЕПТУАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ. Та часть пространства, где находится говорящий, рассматривается как представляющая существование. Та часть пространства, где не находится говорящий, представляет несуществование. Дейктическое there в первом предложении обозначает положение в той области пространства, где находится говорящий. В то же время экзистенциальное there обозначает само концептуальное пространство, но не положение в нем. Экзистенциальное there в общем случае связано с концептуальным существованием, которое может как совпадать, так и не совпадать с «реальным» физическим существованием.
Принятие гипотезы, что экзистенциальное there обозначает ментальное пространство, позволяет нам сделать ряд предсказаний. Будем полагать, помимо этого, что центральная экзистенциальная конструкция базируется на центральной дейктической конструкции — иначе говоря, что она заимствует свои признаки у центральной дейктической конструкции, кроме тех, которые несовместимы с тем положением, что there обозначает ментальное пространство. Вот некоторые из этих предсказаний.
Предсказание 1: Экзистенциальное there не является локативным наречием.
Причина этого в том, что оно не обозначает какое-либо место. Это делает there пригодным для выполнения роли грамматического субъекта, хотя мы и не можем сказать, почему оно фактически выполняет эту функцию.
Предсказание 2: Экзистенциальное there не противопоставлено here.
Причина этого опять заключается в том, что оно не обозначает место и поэтому не может быть противопоставлено другому обозначению места.
Предсказание 3: Экзистенциальное there не существует как свободная лексическая единица, независимая от экзистенциальной конструкции.
Экзистенциальное there, согласно нашей гипотезе, существует в английском языке только вследствие его функционирования в этой конструкции.
Предсказание 4: Экзистенциальное there не имеет ударения.


3. Конструкции с there
703
Элементы, относящиеся к фоновым знаниям, не передающие новой информации и не участвующие ни в каких противопоставлениях, являются безударными. Нет ничего более фонового, чем само пространство. There ничему не противопоставлено и не передает новой информации. Поскольку there безударно, гласный в нем подвергается редукции.
Предсказание 5: Экзистенциальное there не может сопровождаться указательным жестом.
Поскольку экзистенциальное there не обозначает конкретное местоположение, указательный жест, сопровождающий дейктическое there, здесь неуместен.
Предсказание 6: Позиционные глаголы базового уровня sit ‘сидеть’, stand ‘стоять’ и Не ‘лежать’ не могут выступать в центральной экзистенциальной конструкции.
Глаголы, указывающие на положение в физическом пространстве, не приложимы к ментальным пространствам.
Предсказание 7: 77геге-конструкции не могут использоваться для указания на что-то вовне и поэтому не имеют речеактовой характеристики центральной дейктической конструкции.
Поскольку экзистенциальное there не обозначает положение в пространстве, оно не может выполнять функцию указания местоположения, которую выполняет дейктическое there в дейктических конструкциях. Обозначение ментального пространства несовместимо с речеактовой характеристикой центральной дейктической конструкции, направляющей внимание слушающего на конкретное место, обозначаемое посредством there (или here).
Предсказание 8: ТТгеге-конструкции могут иметь отрицательные и вопросительные формы и могут свободно вставляться в другие конструкции.
Это является следствием того, что они не имеют речеактовой характеристики, связанной с дейктическими конструкциями.
Предсказание 9: Экзистенциальные /йеге-конструкции не ограничены простым настоящим временем, но могут иметь формы, включающие вспомогательные глаголы.
Это также следствие того, что они не имеют речеактовой характеристики центральной дейктической конструкции.


704
Исследование конкретного материала
Предсказание 10: Центральная экзистенциальная конструкция имеют такую же функциональную характеристику, что и центральная дейктическая конструкция, а именно: она фокусирует сознание слушающего на референте именной группы.
Элиминация речеактовой характеристики не влияет на функциональную характеристику. Причина этого в том, что речеактовая характеристика отсылает к элементу Г, местоположению, тогда как функциональная характеристика отсылает к элементу 3’, сущности, расположенной в каком-то месте. Поэтому функцией экзистенциальной конструкции, как и центральной дейктической, является фокусирование сознания слушающего на сущности, обозначенной именной группой.
Предсказание 11: Именная группа не является одновременно определенной и конкретной.
Функция этой конструкции заключается в фокусировании сознания слушающего на референте конструкции. Для того чтобы конструкция могла выполнять эту функцию, слушающий должен или не знать о референте, или забыть о нем. Оставим последний случай на время в стороне, поскольку мы вскоре обсудим его подробно. Если исключить напоминание, то получается, что слушающий не знает о сущности, к которой отсылает именная группа. Если именная группа обозначает конкретную сущность, то определенный артикль указывает, что слушатель уже знает о ней. Это нарушает функциональное условие употребления этой конструкции. Следовательно, именная группа не может быть одновременно конкретной и определенной, если она не используется в функции напоминания. Мы можем исключить возможность напоминания, введя в предложение отрицание. Это позволяет нам получить ясные случаи, в котором «ненапоминающие» экзистенциальные конструкции не могут включать конкретные определенные именные группы. Сравните следующие примеры:
— There wasn’t a man in the room ‘В комнате не было [никакого] человека’.
— *There wasn’t the man in the room ‘В комнате не было этого человека’.
— There isn’t one in the house »‘B доме нет такого’* (one является неопределенным).
* Местоимение one в данном употреблении не имеет эквивалента в русском языке. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
705
— *There isn't it in the house ‘В доме нет его’ {it является определенным и конкретным).
Отметим, что определенный артикль может свободно употребляться с неконкретными именными группами, например:
— There was the usual argument in class today ‘Сегодня в классе был обычный спор’.
— There’s the strangest smell coming from the refrigerator ‘Из холодильника идет очень странный запах’.
— There's this woman next door who plays the stereo too loud ‘Это женщина за соседней дверью включает стерео слишком громко’.
Определенные детерминанты the и this в этих конструкциях не используются для того, чтобы выбрать конкретных референтов, о которых слушающий уже знает. Вот почему они допускаются в экзистенциальной конструкции.
Вернемся к нашим предсказаниям.
Предсказание 12: There идет в предложении первым; синтаксический элемент 4, «конечная группа», идет последним.
Эти признаки наследуются от центральной дейктической конструкции. Однако есть еще одна причина, почему there стоит на первом месте. Фоновые элементы (элементы заднего плана) имеют тенденцию появляться раньше в предложении, чем элементы переднего плана. Нет ничего более фонового, чем пространство, в котором находятся сущности.
Предсказание 13: Глагол предшествует именной группе.
То, что глагол предшествует именной группе, если эта именная группа не является определенным местоимением, является синтаксической характеристикой, наследуемой от центральной дейктической конструкции. Поскольку определенные местоимения исключены в центральных экзистенциальных конструкциях вообще, глагол всегда предшествует именной группе.
Является ли there субъектом?
В центральных дейктических конструкциях синтаксический элемент 3 (именная группа) является грамматическим субъектом. Можно было бы ожидать, что эта характеристика будет перенесена в центральную экзистенциальную конструкцию. Однако сделать это
45-3361


706
Исследование конкретного материала
невозможно. Причина в том, что there стоит на первом месте. Подобно элементу 3, there является не наречием, но именной группой, аргументом главного глагола be. Английский язык является языком с начальным субъектом, что означает, что в тех случаях, когда у главного глагола в центральном предложении есть два аргумента, выраженных неадвербиальными именными группами, субъект должен идти первым. Поскольку there идет первым, только оно может быть субъектом. Иначе будет нарушено одно из наиболее базовых правил английской грамматики. Это правило не выполняется в особых топикализованных конструкциях, но семантика there не такова, чтобы оно могло быть топикализованным элементом — элемент, отсылающий к фоновому пространству, не топикализуется.
Предсказание 14: There является субъектом.
Это Предсказание подтверждается с помощью независимых критериев. Имеются три теста, релевантных для определения субъекта. Первый связан с образованием разделительных вопросов. Вопросы типа «will you?» и «didn't he?» могут быть добавлены к концу повествовательных предложений. Одним из условий при этом является согласование местоимения в концевом вопросе с субъектом:
— John kicked the dog, didn't he? ‘Джон ударил ногой собаку, не так ли?’, букв. ‘... не сделал ли он (это)?’
— *John kicked the dog, didn't it?, букв. ‘Джон ударил ногой собаку, не сделал ли ей (это)?’
В экзистенциальных конструкциях концевые вопросы согласуются с there, что показывает, что there является субъектом:
— There was a dog in the yard, wasn't there? ‘Во дворе была собака, не так ли?’
— *There was a dog in the yard, wasn't it?*
Второй тест связан с конструкциями, известными под названием «подъема». Рассмотрим предложение
— It is believed that Harry is sick ‘Полагают, что Гарри болен’. Субъект придаточного предложения с that, в данном случае Harry,
h
В данном предложении местоимение it замещает объект a dog; передать в переводах грамматику английских экзистенциальных предложений невозможно вследствие отсутствия в русском языке «пустого» структурного элемента, аналогичного английскому there. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
707
может быть «поднят» и превращен в субъект главного предложения is believed:
— Harry is believed to be sick, букв. ‘Гарри полагается больным’.
Теперь возьмем предложение, в котором в придаточном с that находится экзистенциальная конструкция:
— It is believed that there is a dog in the yard ‘Полагают, что во дворе есть собака’.
Только субъект может подниматься. Поэтому тестом для определения субъекта экзистенциальной конструкции будет то, какое из двух слов — there или a dog — станет субъектом главного предложения. Этим субъектом становится there:
— There is believed to be a dog in the yard.
— *A dog is believed there to be in the yard.
Третий тест — субъектно-глагольное согласование. Здесь результаты не столь однозначны. Иногда как субъект ведет себя и определяет согласование there, а иногда как субъект функционирует именная группа. В этом отношении существуют значительные расхождения между говорящими. Что касается меня, то в моей речи происходит следующее. Если глагол сокращается, он может согласовываться как с there, так и с именной группой. Если глагол употребляется в полной форме, он согласуется с именной группой.
— *There is problems with your proposal ‘Есть проблемы с вашим предложением’.
— There are problems with your proposal ‘Есть проблемы с вашим предложением’.
— There’s problems with your proposal ‘Есть проблемы с вашим предложением’.
— There're problems with your proposal ‘Есть проблемы с вашим предложением’.
Есть такие говорящие, в речи которых согласование может определять только именная группа. Для них there вообще не может функционировать как субъект в отношении согласования, и третье предложение выше (There's problems with your proposal) является для них неправильным. (См. обсуждение этого явления в Dixon 1977; Nathan 1981; Sparks 1984.)
Но даже если глагол согласуется с именной группой, это еще не обязательно означает, что именная группа функционирует как субъ-
45*


708
Исследование конкретного материала
ект. Случаи, в которых глагол согласуется с именной группой, могут быть истолкованы двумя способами. При одном, прямом, понимании глагол согласуется непосредственно с именной группой. При другой, непрямой трактовке этого явления, there согласуется с именной группой, а глагол согласуется с there. Вторая альтернатива — непрямое согласование — может показаться странной, но, как представляется, существуют серьезные свидетельства, говорящие в ее пользу. Эти свидетельства мы можем найти в случаях подъема. Возьмем именную группу во множественном числе, как problems
N
‘проблемы ’ в примере выше. Поместим эту именную группу в придаточное с that:
— It is believed that there are problems with your proposal ‘Полагают, что с вашим предложением есть проблемы’.
При подъеме there становится субъектом be believed, a be согласуется с there. Problems остается в f/ш^-придаточном и не находится достаточно близко к be believed для того, чтобы оно могло непосредственно согласовываться с этим словом. Тем не менее be в be believed может стоять во множественном числе:
— There are believed to be problems with your proposal.
Такая согласовательная парадигма фактически имеет место в моей речи:
— *There is believed to be problems with your proposal.
— There are believed to be problems with your proposal.
— There's believed to be problems with your proposal.
— There're believed to be problems with your proposal.
Все эти факты свидетельствуют о том, что предположение о наличии непрямого согласования является правильным. В этом случае there согласуется с именной группой, а все глагольное согласование происходит через there. Это делает there бесспорным грамматическим субъектом данной конструкции. Тем не менее, даже если согласиться с этим анализом, остается вопрос, почему there должно согласовываться с именной группой, или, если сформулировать этот вопрос по-иному, почему субъект конструкции должен иметь согласовательные свойства именной группы. Интуитивно кажется, что причина этого в том, что хотя именная группа и не является грамматическим субъектом, она имеет некоторое право на это имя, поскольку она является субъектом в базовой конструкции, то есть в центральной дейктической конструкции. Указанные согласователь¬


3. Конструкции с there
709
ные свойства могут быть интерпретированы как указывающие на то, что данная именная группа была бы субъектом, если бы не вмешались другие факторы. Я полагаю, что это должно быть отмечено при любом объяснительно адекватном описании согласовательных свойств этой конструкции.
Почему there, а не here?
Согласно нашей гипотезе, семантический элемент Г, обозначающий положение в физическом пространстве в центральной дейк- тической конструкции, обозначает в центральной экзистенциальной конструкции ментальное пространство. В центральной дейктической конструкции синтаксический элемент 1, соответствующий Г, выражается двумя противопоставленными лексическими единицами — here и there. В экзистенциальной конструкции возможность такого противопоставления исчезает, поэтому только один из способов выражения семантического элемента Г может быть унаследован экзистенциальной конструкцией. Фактически в экзистенциальную конструкцию переходит there, а не here. Есть ли для этого какие-либо основания?
Как представляется, есть по крайней мере два основания для того, чтобы выбрать there, и нет вообще оснований для выбора here. Наиболее простое и прямое объяснение выбора there связано с тем фактом, что референтом в данном случае является ментальное пространство — среда, в которой имеют место сущности. Пространство понимается как тот конечный фон, относительно которого сущности в этом пространстве выдвинуты на передний план и поэтому понимаются как находящиеся на некотором расстоянии. Это способ понимания пространства делает естественным выбор «удаленного» there и неестественным «ближнего» here.
Второе основание связано с маркированностью. Когда устраняется бинарная оппозиция, то более естественно оставить из двух членов тот, который является немаркированным. В паре here—there немаркированным членом является there. Дейктическое there появляется раньше, чем here, в детской речи, и оно гораздо более частотно.
Предсказание 15: 1 = there.
Конечные группы
Экзистенциальные конструкции, как и дейктические конструкции, имеют конечные группы. Конкретный характер конечных групп в центральных экзистенциальных конструкциях является пря¬


710
Исследование конкретного материала
мым следствием характера групп, выступающих в деиктических конструкциях. Вот некоторые примеры (конечные группы выделены курсивом).
— There is someone in the yard ‘Во дворе кто-то есть’ (локативная группа).
— There’s a boy running away ‘Имеется мальчик, убегающий прочь’ « ‘Там какой-то мальчик убегает прочь’ (группа продолженного причастия).
— There wasn't any money stolen ‘He было украдено никаких денег’ (пассивная группа).
— There isn't anyone taller than Harry ‘Нет никого выше, чем Гарри’ (адъективная группа).
— There was no one with his shirt on ‘He было никого в рубашке’ (специализированная группа с with).
— There is a concert at noon ‘В полдень есть (будет) концерт’ ^темпоральная группа).
— There is a man about to leave ‘Есть человек, собирающийся уходить' « ‘Там какой-то / один человек собирается уходить’ (группа с about to).
В центральной экзистенциальной конструкции могут выступать те же конечные группы, что и в центральной дейктической конструкции. Кроме того, исключаются также одни и те же типы групп:
— *There is a man a doctor ‘Есть человек доктор’ (предикатная именная группа).
— *There is a man tall ‘Есть человек высокий’ (прилагательное, обозначающее ингерентное свойство).
Как и в центральной дейктической конструкции, конечные группы в центральных экзистенциальных конструкциях являются факультативными и способными к итерации. Вот некоторые случаи без конечных групп:
— There won't be any trouble ‘Никаких неприятностей не будет’.
— There's someone who wants to see you ‘Есть кто-то, кто хочет видеть вас’ « ‘Там какой-то человек хочет видеть вас’.
— There may be problems ‘[С этим] Могут быть проблемы’.
и случай итерации:
— There's a man standing at the front door mad as hell about to call the cops ‘Перед передней дверью стоит какой-то человек, злой как черт, и собирается звать полицейских’.


3. Конструкции с there
711
Предсказание 16: 4 является факультативной ГГ/be и может итерироваться.
Предсказание 17: 3 является субъектом 4.
Исходя из центральной дейктической конструкции, мы можем также предсказать, что синтаксический элемент 3, именная группа, является грамматическим субъектом конечной группы, если она есть. Это позволяет нам автоматически объяснить огромное количество общих синтаксических свойств конечных групп, таких, как наличие возвратных местоимений, «экви» конструкции, «плавающие» кванторы и т. д. (Предложения, касающиеся того, как такие явления могут быть объяснены в теории конструкций, см. в Lakoff 1977.)
Отсутствие глаголов движения
Другое предсказание, которое можно сделать, состоит в том, что центральные экзистенциальные конструкции не могут включать глаголы движения — ни go, ни соте. Как мы увидим далее, некоторые нецентральные конструкции включают глаголы движения, однако они функционируют особым образом, который будет рассмотрен ниже. Следующие экзистенциальные предложения аномальны:
— *There will go a boy to the ballgame ‘Пойдет (какой-то) мальчик на бейсбольный матч’.
— *There can't come any muggers in here ‘He смогут войти никакие грабители сюда’.
Возможность употребления глаголов go и соте в центральных дейк- тических конструкциях была следствием того, что можно указывать на вещи, которые движутся в физическом пространстве. Однако сущности не могут двигаться в ментальных пространствах (хотя они могут появляться в них). Таким образом, семантика ментальных пространств исключает движение в ментальном пространстве и тем самым предсказывает отсутствие go и соте в центральных конструкциях.
Предсказание 18: 2 = be ‘быть’.
Предвосхищая возражения по этому пункту, отмечу, что безупречные экзистенциальные предложения типа
— There will come a time when you'll be sorry ‘Придет время, когда ты будешь жалеть (об этом)’
и
— There ran into the room three strange men dressed as walruses ‘B комнату вбежали три странных человека, одетых моржами’


712
Исследование конкретного материала
будут рассмотрены ниже, когда мы перейдем к нецентральным конструкциям.
Заметим, что теперь мы можем переформулировать наше описание 4 следующим образом:
4 = ГГ/2,
поскольку 2 — это be.
Структура составляющих
Предсказание 19: 0 является предложением с частями 1, 2, 3 и 4.
В центральной дейктической конструкции синтаксические элементы 3 и 4 — именная группа и конечная группа — являются равноправными составляющими в предложении и не являются частями единой большей именной группы. Например, в
—^There's Harry in the room ‘Вон Гарри в комнате’
Напу in the room ‘Гарри в комнате’ не является целостной единицей — и, в частности, не является единой именной группой. Наша гипотеза предсказывает, что экзистенциальная конструкция наследует эту структуру составляющих. Поэтому в экзистенциальном предложении
— There's a man in the room ‘В комнате есть человек’
a man in the room ‘человек в комнате’ имеет по крайней мере один такой анализ, согласно которому это последовательность двух раздельных составляющих — именная группа, за которой следует конечная группа. Это не просто единая именная группа.
Мы можем доказать это с помощью ограничений Росса (см. Ross 1967). Росс показал, что WH-вопросы* не могут оставлять пробелы в относительных придаточных предложениях или сокращенных относительных придаточных предложениях. В предложениях ниже выделены курсивом единицы, представляющие целостную именную группу. Первое предложение содержит относительное придаточное, тогда как второе включает сокращенное относительное придаточное (с опущенным who is):
— John knows a man who is in the room extremely well ‘Джон знает человека, который находится в комнате, очень хорошо’.
*
Местоименные вопросы, начинающиеся в английском языке с WH — who, what, when и т. д. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
713
— John knows a man in the room extremely well ‘Джон знает человека в комнате очень хорошо’.
Если мы попробуем задать вопрос к слову the room ‘комната’, пробел окажется в конце относительного придаточного и сокращенного относительного придаточного.
— * Which room does John know a man who is in extremely well?
букв. ‘Какой комнате Джон знает человека, который находится в очень хорошо?’
— *Which room does John know a man in extremely well? букв.
‘Какой комнате Джон знает человека в очень хорошо?’
В предложении ниже выделенная курсивом именная группа, содержащая относительное придаточное, также функционирует как одно целое.
— There is a man who is in the room, букв. ‘Есть человек, который находится в этой комнате’.
Поэтому мы не можем сказать:
— * Which room is there a man who is in ? букв. ‘Какая комната
есть человек, который находится в ?’
Однако в предложении
— There is a man in the room ‘В комнате есть человек’
выделенная часть не функционирует как единая именная группа с сокращенным относительным придаточным. Поэтому мы можем задать вопрос с пробелом:
— Which room is there a man in ? букв. ‘Какой комнате есть человек в ?’ = ‘В какой комнате есть человек?’
Таким образом, a man in the room ‘человек в комнате’ функционирует не как единая именная группа, но как последовательность двух составляющих, a man и in the room, что и требовалось доказать.
Минимальная и полная репрезентации
С учетом всех описанных выше предсказаний мы можем представить центральную экзистенциальную гйеге-конструкцию в чрезвычайно сжатом виде:


714
Исследование конкретного материала
Центральная экзистенциальная конструкция
Базируется на центральной дейктической конструкции Семантический элемент
Г: ментальное пространство
Это все, что нужно сказать. Остальное следует из принципа наследования, принципов языка в целом и независимо необходимых принципов, специфических для английского языка. Можно сказать, что центральная экзистенциальная конструкция — это просто центральная дейктическая конструкция, приложенная к ментальным пространствам, а не к положениям в физическом пространстве.
Для того чтобы увидеть, сколь многое в этой конструкции предсказывается, рассмотрим полную репрезентацию:
Центральная экзистенциальная конструкция
Базируется на центральной дейктической конструкции
Параметры значения
Семантические элементы
Г: ментальное пространство
2’: предикат, помещающий сущность в ментальном пространстве 3’: сущность
4': неингерентный предикат О’: пропозиция, 2’ (3', Г)
О': пропозиция, 4’ (3')
Г: говорящий С: слушающий Функция
Фокусировать сознание С на 3'
Параметры формы
Синтаксические элементы
0: предложение, с частями 1, 2, 3, 4 1: именная группа 2: глагол
3: именная группа 4*: ГГ/2
Лексические характеристики 1 = there


3. Конструкции с there
715
Синтаксические характеристики С-1: 1 идет первым С-3: 2 предшествует 3 С-4: 4 факультативна С-5: 4 идет последней С-6: 1 является субъектом О С-7: 3 является субъектом <0; 3,4>
С-8: число (1) согласуется с ЧИСЛО (3); факультативно, если 1 управляет сокращенным глаголом
Фонологические характеристики 1 безударный
Это должно дать некоторое представление об объяснительной силе теории грамматических конструкций. Все в этой полной репрезентации предсказуемо из экологического положения и одного семантического признака.
Альтернатива
Предположим, что вместо того, чтобы анализировать центральную экзистенциальную конструкцию на базе центральной дейктиче- ской конструкции, мы бы анализировали центральную экзистенциальную конструкцию как базирующуюся на центральном типе предложений. Что-то подобное этому, хотя и не абсолютно то же самое, делается в трансформационной грамматике, где была предпринята попытка произвести экзистенциальные предложения от центральных предложений.
Возможно, наилучший способ сравнить эти подходы — это задаться вопросом, сколь многое из полной репрезентации центральной экзистенциальной конструкции может быть предсказано в том случае, если мы базируем центральные экзистенциальные конструкции на центральном типе предложений. Для этого необходимо построить минимальную репрезентацию центральных экзистенциальных конструкций, основанную на центральном типе предложений, с тем чтобы увидеть, насколько она сложна.
Синтаксическими элементами центральных экзистенциальных конструкций, соотносительных с простыми предложениями, являются элементы 0, 2, 3 и 4 — предложение, состоящее из глагола Ье9 именной группы и конечной группы. Например, соотносительным с экзистенциальным предложением There is a thief running away, букв. ‘Есть вор, убегающий прочь’, « ‘(какой-то) Вор убегает прочь’, будет центральное предложение 0 = A thief is running away ‘Вор убега¬
46*


716
Исследование конкретного материала
ет {букв, есть убегающий) прочь’, в котором 2 = is ‘есть’, 3 = a thief ‘вор’ и 4 = running away ‘убегающий прочь’. Семантическими элементами, соответствующими таким центральным типам предложений, являются пропозиция 0", сущность 3* и предикат 4', где 0” = 4* (3’). В данном случае 0” есть значение предложения A thief is running away. Именная группа, 3, является субъектом конечной группы, 4 — или, как мы записали ее, <0; 3,4>.
Предсказуемыми компонентами центральной экзистенциальной конструкции являются:
Семантические элементы 0й: пропозиция, 4* (3')
3': сущность 4’: предикат
Синтаксические элементы
0: предложение, с частями 3, 4 3: именная группа
Синтаксические характеристики С-7: 3 является субъектом <0; 3,4>
Это то, что вытекает просто из того положения, что центральная экзистенциальная конструкция базируется на центральном типе предложений. Большая часть компонентов центральной экзистенциальной конструкции оказывается в этом случае непредсказуемой. Минимальная репрезентация в этом случае должна была бы иметь следующий вид:
Центральная экзистенциальная конструкция (альтернативная версия)
Параметры значения
Семантические элементы Г: ментальное пространство
2': предикат, помещающий сущность в ментальном пространстве
41*: неингерентный 0': пропозиция, 2* (3*, Г)
Г: говорящий С: слушающий
Функция
Фокусировать сознание С на 3’
Параметры формы


3. Конструкции с there
111
Синтаксические элементы 0: предложение с частями 1, 2 1: именная группа 2: глагол
Лексические характеристики
1 = there
2 = be
Синтаксические характеристики С-1: 1 идет первым С-3: 2 предшествует 3 С-4: 4 факультативна С-5: 4 идет последней С-6: 1 является субъектом 0
С-8: число (1) согласуется с ЧИСЛО (3); факультативно, если 1 управляет сокращенным глаголом
Фонологические характеристики 1 безударный
Почти все, касающееся центральной экзистенциальной конструкции, было бы непредсказуемым, если бы она базировалась на простом предложении. При таком подходе все эти свойства были бы произвольными и немотивированными. Таким образом, наш анализ, предложенный выше, может объяснить все, что данный анализ представляет как произвольное.
Базироваться на vs произволно от
Лингвисты, связывавшие экзистенциальные конструкции с дейк- тическими, — Филлмор, Куно, Лайонз и Торн — имели правильную интуицию. Их проблемы были связаны с тем, что для того, чтобы показать связь между этими конструкциями, они пытались использовать трансформационную грамматику, описывая экзистенциальные конструкции как трансформационно производные от дейктиче- ских. Из тех двадцати предсказаний, которые оказались способны сделать мы, используя теорию грамматических конструкций, трансформационный анализ смог бы сделать только два незначительных предсказания — предсказание 17 (что 3 является субъектом) и предсказание 19 (структура составляющих).
Таким образом, понятие базироваться на в теории грамматических конструкций существенно отличается от понятия производно от в трансформационной грамматике.


718
Исследование конкретного материала
Одна категория иди две?
Мы показали, что дейктические конструкции образуют естественную категорию с центральной дейктической конструкцией в роли прототипа. В своей большей части непрототипические дейктические конструкции базируются на центральной дейктической. В то же время мы показали, что центральная экзистенциальная конструкция также базируется на центральной дейктической. Делает ли это центральную экзистенциальную конструкцию частью дейктической категории?
Ответ — нет. Центральная экзистенциальная конструкция, в ее полном представлении, настолько отличается от любой из дейкти- ческих конструкций, что образует свою собственную категорию. Имеется более двенадцати различий между этими категориями, и многие из них весьма существенные. Эти категории могут быть названы «смежными»: они имеют много сходных черт, есть также случаи, когда предложения, относящиеся к этим категориям, отличаются на поверхности только ударением. Тем не менее эти категории различны.
Что здесь является весьма примечательным, так это то, что различие между центральной дейктической конструкцией и минимальной репрезентацией центральной экзистенциальной конструкции столь мало. Всего лишь из одного различия, различия между положением в физическом пространстве и положением в ментальном пространстве, следует огромное количество важных различий. Это является иллюстрацией того, как небольшое различие, помещенное в систему сложных принципов, может порождать очень сильные различия. Это также ярко показывает то влияние, которое имеет целостная экология грамматической системы на существующие в ней явления.
Некоторые следствия
Мы выдвинули утверждение, что центральная экзистенциальная конструкция базируется на центральной дейктической конструкции, а не на центральном предложении, как считают многие лингвисты. Это позволило нам объяснить гораздо больше особенностей этой конструкции, чем мы смогли бы объяснить, если бы анализировали эту конструкцию как основанную на центральном предложении. В то же время это позволяет нам показать, как центральная экзистенциальная конструкция связана с центральным предложением. Это может быть сделано посредством одной из выражаемых пропози¬


3. Конструкции с there
719
ций, O'”, которая утверждает 4' о 3' и которая соотносится с субструктурой <0; 3,4>. Таким образом, мы можем объяснить тот факт, что в предложении типа
— There’s a man shaving himself ‘Есть человек, бреющий сам себя’
именная группа a man ‘человек’ (элемент 3) понимается как субъект shaving himself ‘бреющий сам себя’ (элемент 4). Это позволяет нам связать экзистенциальные конструкции с центральными предложениями, соотносительными с <0; 3,4>, без того, чтобы базировать эту конструкцию на конструкциях центральных предложений.
Подобное объяснение отношений между этими конструкциями позволяет избежать проблем, с которыми сталкиваются последователи трансформационной грамматики в своих попытках трансформационно произвести экзистенциальные конструкции от центральных предложений. Такие проблемы, например, возникают при попытке трансформационно образовать экзистенциальное предложение
— There's a man who wants to see you ‘Есть человек, который хочет видеть вас’, ‘Один / Какой-то человек хочет видеть вас’.
от несуществующего центрального предложения
— * A man who wants to see you is ‘Человек, который хочет видеть вас, есть’.
Согласно нашему подходу, здесь нет проблемы, поскольку экзистенциальная конструкция базируется не на центральном типе предложений, но на дейктической конструкции.
Наш анализ также позволяет автоматически объяснить следующие явления.
— There's a Japanese executive in the waiting room ‘В приемной [сидит, находится] японец-администратор’.
— A Japanese executive is in the waiting room ‘Японец-администратор находится в приемной’.
— There's a Japanese executive in our company ‘В нашей компании есть администратор-японец’.
— *А Japanese executive is in our company ‘Администратор- японец есть в нашей компании’.
Данное различие является следствием общего принципа английской грамматики плюс различия между комнатами и компаниями. Компании являются организациями, которые частично образованы людьми, которые в них работают. Другое дело комнаты. Люди в


720
Исследование конкретного материала
комнате не являются частью комнаты, если только они не помещены туда особым образом для того, чтобы быть частью ее устройства, как, например, секретарь в приемную.
— There's a receptionist in the waiting room ‘В приемной есть [сидит] секретарь’.
— *А receptionist is in the waiting room ‘Секретарь есть (находится) в приемной’.
Последнее предложение неприемлемо, если секретарь находится в приемной, выполняя свои функции секретаря, который должен находиться в этой комнате. Однако оно вполне нормально, если кто-то, являющийся секретарем в каком-то другом месте, находится в данной приемной.
При попытке вывести все экзистенциальные конструкции с помощью трансформационного анализа с этими предложениями возникнут трудности. Проблема в том, что в этих случаях соотносительные простые предложения отсутствуют. Эта проблема не возникает, если применяется предложенный нами анализ, поскольку экзистенциальные предложения, согласно нашему подходу, не производим от простых предложений. Все экзистенциальные предложения являются ясными и простыми случаями центральной экзистенциальной конструкции. Проблема кроется не в том, что существуют эти экзистенциальные конструкции, но в том, что отсутствуют соотносительные простые предложения. Общий принцип, управляющий отношением предикации часть—целое, может быть представлен следующим образом:
В центральном предложении с неопределенным субъектом и be в качестве главного глагола глагольная группа не может утверждать, что субъект является частью какого-то целого относительно некоторой концептуальной схемы.
В случае предложений, приведенных выше, существует схема компании, в которой администратор понимается как часть компании. Поэтому этот принцип исключает A Japanese executive is in our company ‘Администратор-японец есть в нашей компании’.
Аналогично, существует схема приемной, в которой секретарь является частью приемной. Поэтому указанный выше принцип исключает предложение A receptionist is in the waiting room ‘Секретарь есть (находится) в приемной’, если этим секретарем является человек, работающий в данной приемной. Можно привести множество аналогичных примеров:


3. Конструкции с there
111
— There is a flaw in the diamond ‘В этом бриллианте есть трещина’.
— *А flaw is in the diamond ‘Трещина есть в этом бриллианте’.
— There is no lid to this jar ‘У этого кувшина нет крышки’.
— *No lid is to this jar, буке.‘Никакая крышка есть у этого кувшина’.
— There are Szechuan peppercorns in this dish Ъ этом блюде есть сычуаньский перец’.
— * Szechuan peppercorns are in this dish ‘Сычуаньский перец есть в этом блюде’.
Заметим, что в английском языке имеется специальная конструкция, маркирующая случаи, когда одна сущность понимается, в рамках некоторой схемы, как часть другой сущности. Ниже приводятся некоторые примеры этой конструкции:
— The diamond has a flaw in it, букв. ‘Алмаз имеет трещинку в нем’.
— The jar has no lid to it, букв. ‘Кувшин не имеет крышки к нему’.
— This dish has Szechuan peppercorns in it, букв. ‘Это блюдо имеет (содержит) сычуаньский перец’.
— The reception room has a receptionist in it, букв. ‘Приемная имеет секретаря’.
— *The reception room has a Japanese executive in it, букв. ‘Приемная имеет японца-администратора’.
Это позволяет объяснить следующий феномен. Предложение
— There is a vase on the table ‘На столе есть / стоит ваза’
может быть понято двояким образом. При одном понимании вазу поставили на стол по определенному случаю, при другом — ваза является частью убранства стола. Экзистенциальные предложения не различают эти два понимания. В то же время
— A vase is on the table ‘На столе находится ваза’, имеет только первое понимание, тогда как
— The table has a vase on it, букв. ‘Стол имеет вазу на себе’
предполагает, что ваза является частью целостного образа, включающего стол вместе с вазой, как в случае убранства стола.
Правило предикации часть—целое также может объяснить случаи, где именная группа обозначает буквально или метафорически вещество, «субстанцию», которая присутствует в качестве неотъемлемой части в некоторой сущности.


722
Исследование конкретного материала
— There’s not much to him ‘В нем нет ничего примечательного5.
— There’s a great deal of merit in his theory ‘В его теории есть много достоинств5.
— There’s not much substance to his claims ‘В его утверждениях немного содержания5.
В этих предложениях конечная группа является предложной группой, начинающейся с to или in. Именная группа, являющаяся объектом предлога (например, his theory ‘его теория5) обозначает сущность, в которой в качестве неотъемлемой части присутствует субстанция (например, merit ‘достоинство’). Поскольку вещество понимается как часть сущности, которую оно отчасти конституирует, эта конструкция соответствует схеме часть—целое. Поэтому эти предложения не имеют соотносительных простых предложений, но имеют соотносительные предложения с have ‘иметь5:
— *Not much is to him ‘Ничего примечательного нет в нем5.
— Не doesn’t have much to him, букв. ‘Он не имеет ничего примечательного в себе5.
— *А good deal of merit is in his theory ‘Много достоинств есть в его теории5.
— His theory has a good deal of merit in it ‘Его теория имеет много достоинств5.
— *Not much substance is to his claims ‘He много содержания есть в его утверждениях5.
— His claims don’t have much substance to them, букв. ‘Его утверждения не имеют много содержания в них5.
Заметим, между прочим, что to в этой конструкции имеет странные и пока не объясненные странности в поведении. В то время как in может выступать в послеименных определениях, таких, как the merit in his theory ‘достоинство в его теории5, to в этих случаях невозможно:
— The merit in his theory is considerable ‘Достоинства его работы значительны5.
— *The substance to his theory is considerable ‘Содержание его теории значительно5.
Хотя я не могу объяснить эти отклонения, тот факт, что они существуют, представляет интерес. Эти особенности могут служить тестом, позволяющим отличить конечные группы от послеименных определений. Этот тест показывает, что в


3. Конструкции с there
723
— There’s not much substance to his claims ‘В его утверждениях немного содержания’.
to his claims ‘в его утверждениях’ является конечной группой, а не послеименным определением, присоединенным к substance.
Хотя распределение данных предлогов в этих примерах весьма своеобразно, нет оснований полагать, что это особенности исключительно экзистенциальных £йеге-конструкций, и поэтому постулировать наличие особой субконструкции для того, чтобы объяснить их.
Правило предикации часть—целое не покрывает ряд других случаев, в которых неопределенный субъект не может выступать в простом предложении с be в роли главного глагола.
— There’s an hour before lunch ‘Есть час перед обедом’.
— *An hour is before lunch ‘Час есть перед обедом’.
— There's a concert at ten o’clock ‘В десять часов есть концерт’.
— *А concert is at ten o'clock ‘Концерт есть в десять часов’.
В этих случаях, как показывают следующие примеры, имеет место не отношение часть—целое, но темпоральная связь:
— *Lunch has an hour before it ‘*Обед имеет час перед собой’.
— *Ten o’clock has a concert at it ‘^Десять часов имеют концерт в них’.
Для того чтобы исключить темпоральные предикаты неопределенных субъектов в центральных предложениях, необходим другой принцип.
Подведем итоги. Случаи отсутствия центральных предложений, соотносительных с экзистенциальными предложениями, подобные тем, что приведены выше, не представляют проблем для предложенного нами анализа экзистенциальных конструкций. Принципы, обусловливающие неправильность этих центральных предложений, необходимы независимо от анализа экзистенциальных конструкций. Поскольку эти принципы ограничены центральными предложениями, они не влияют на экзистенциальные предложения.
Между прочим, одним из автоматических следствий нашего анализа центральных экзистенциальных конструкций является автоматическое предсказание аномальности примеров, подобных тому, что приводится ниже:
— *There was being a man shot.
Это предложение имеет форму ГГ—be—ИГ—. ... Такие предложения могут иметь продолженную форму be (is being) лишь при уело-


724
Исследование конкретного материала
вии, что «Ье + именная группа» может пониматься как обозначающая некоторое действие, контролируемое субъектом. Например,
— John is being a fool * ‘Джон дурит’.
— Sally is being a nuisance ‘Салли ведет себя надоедливо’
допустимы, поскольку можно «деятельно» быть дураком или помехой для кого-либо, в то же время
— *Harry is being the man she married ‘Гарри является человеком, за которым она замужем’.
— *Sam is being the worst hitter in the American League ‘Сэм является наихудшим хиттером в Американской Лиге’
невозможны, поскольку субъект не может осуществлять контроль за такими вещами. Аналогично, ментальное пространство не может осуществлять контроль над находящимися в нем сущностями. Поэтому be экзистенциальных предложений никогда не может принимать продолженную форму, и аномальность
— *There was being a man shot является следствием этого. Однако
— There was a man being shot ‘Имело место, что стреляли в / расстреливали человека’
допустимо по совершенно ясным причинам. Being shot является конечной группой, которая базируется на простом предложении. Оно допустимо, поскольку A man is being shot ‘Человека расстреливают’ / ‘Стреляют и поражают человека’ возможно.
Напоминания
Функцией экзистенциальных конструкций является фокусирование сознания слушающего на семантическом элементе 3’, референте именной группы. Это может происходить в двух ситуациях: либо слушающий никогда не знал о 3', либо знал, но забыл о нем. Только в этом последнем случае, когда говорящий напоминает слушающему о 3', именная группа может быть одновременно определенной и конкретной. Например:
— There's always Harry ‘Всегда есть Гарри’.
— But there's the dog! ‘Но там есть (эта) собака!’
— There's still the remains of Christmas dinner in the freezer ‘В холодильнике еще есть остатки рождественского обеда’.


3. Конструкции с there
725
В этих случаях также возможны дейктические местоимения:
— If you need a backup catcher, there’s always me ‘Если тебе нужен подыгрывающий кетчер*, то всегда есть я\
— If you need a good pinch-hitter, there’s always him ‘Если тебе нужен хороший заменяющий хиттер**, всегда есть он* (указывая на присутствующего человека).
В то же время может быть предсказано, что анафорические местоимения вообще не могут появляться в этой конструкции. Поскольку их антецеденты, если они должны функционировать как антецеденты, не могут быть забыты, анафорические местоимения не могут использоваться в напоминаниях.
Согласно нашему анализу, все напоминающие употребления являются случаями центральной экзистенциальной конструкции. Они просто используются в функции напоминания. В тех случаях, когда именная группа является определенной и конкретной, напоминание— единственная функция, совместимая с общими условиями употребления этой конструкции.
Перечни
Напоминания часто имеют форму перечня:
— There’s the cat to feed, the dog to walk, the horse to brush, ... ‘Нужно не забыть накормить кошку, погулять с собакой, вычистить лошадь,... ’, букв. ‘Есть кошка накормить ... и т. д\
— There’ll be Max at the head of the table, Sally next to me, ... ‘Bo главе стола будет сидеть Макс, Салли рядом со мной,... ’
Перечни этого типа обычны в английском языке и не являются исключительной принадлежностью напоминающих употреблений экзистенциальных конструкций:
— Joan is prettier than Sue, richer than Melanie, smarter than Eliza,... ‘Джоан красивее, чем Сью, богаче, чем Мелани, умнее, чем Элиза...’
— Bring the camera, the backpack, the canteen,... ‘Принеси камеру, рюкзак, фляжку...’
В бейсболе игрок, принимающий мяч с помощью перчатки-ловушки. — Прим, перев.
В бейсболе игрок, выполняющий удар битой за другого игрока. — Прим, перев.


lie
Исследование конкретного материала
— I want to give Tom a sweater, Jeff an espresso-maker, ... ‘Я хочу дать Тому свитер, Джефу кофеварку... ’
— Tom likes cats, Sally horses, Mike dogs, ... ‘Том любит кошек, Салли лошадей, Майк собак ... ’
Экзистенциальные перечни просто представляют собой такие случаи, когда конструкция перечня прилагается к экзистенциальной конструкции. Они вообще не имеют отношения к анализу экзистенциальных конструкций.
Предложение с определенной ИГ, например,
— There's Harry ‘Вон Гарри’ / ‘Есть Гарри’
может являться либо центральной дейктической конструкцией (если there находится под ударением), либо, в особых условиях, центральной экзистенциальной конструкцией (если there безударно). «Особые условия» — это условия, специфические для напоминаний, а именно: слушающий знал о референте ИГ и забыл о нем. То, что слушающий знал о референте, санкционирует определенность, то, что он забыл о нем, позволяет использовать экзистенциальную there- конструкцию, чья функция состоит во введении референта в поле сознания слушающего. Если эти «особые условия» не имеют места, то прагматически странно рассматривать There's Harry как экзистенциальную конструкцию.
Этим завершается наше исследование центральных экзистенциальных конструкций. Обратимся теперь к нецентральным случаям.
Нецентральные экзистенциальные конструкции
Прежде всего представим примеры каждой из конструкций, которые мы будем рассматривать.
Центральная: There's a masked man outside ‘Снаружи есть (стоит, находится) человек в маскарадном костюме’.
Странная: There's a man been shot ‘Застрелен / ранен человек’.
Онтологическая: There IS a Santa Claus ‘Санта Клаус ЕСТЬ’.
Инфинитивная: There's making dinner to start thinking about, букв.'Есть приготовление обеда, чтобы начать думать о нем’.
Презентационная: There walked into the room a tall blond man with one black shoe ‘В комнату вошел высокий блондин в черном ботинке’.


3. Конструкции с there
727
Странные экзистенциальные конструкции
Гай Карден (Carden 1978) обнаружил необычные экзистенциальные конструкции, являющиеся минимальными вариациями центральной экзистенциальной конструкции, но обладающие некоторыми необычными свойствами. Сравним следующие предложения:
— There’s been a man shot ‘Застрелен / ранен человек’ (центральная экзистенциальная конструкция).
— There's a man been shot ‘Застрелен / ранен человек’ (странная экзистенциальная конструкция).
Хотя многие говорящие, согласно их первому впечатлению, не видят различий между странной и центральной экзистенциальной конструкциями, небольшое исследование показывает необычность первой. Сначала кажется, что сокращенный глагол — это is, однако оказывается, что это не так. Is не может выступать на месте сокращения 's в этих типах предложений.
— *There is a man been shot.
Более того, исследование возможных разделительных вопросов показывает, что этот глагол не is, но has\
— *There's a man been shot, isn’t there? ‘Застрелен / ранен человек, не так ли?’
— There's a man been shot, hasn't there? ‘Застрелен / ранен человек, не так ли?’
Карден отмечает, что имеется и другая конструкция, включающая прономинальную копию субъекта и главного вспомогательного глагола.
— John's left, he has ‘Джон ушел, так-то’.
Эта конструкция также показывает, что сокращение *s — это has, но не is.
— There's a man been shot, there has ‘Человек застрелен / ранен, на самом деле’.
— *There's a man been shot, there is.
Тем не менее has не может выступать не в сокращенном виде:
— *There has a man been shot.
Как кажется, сокращенное has может выступать в этой конструкции, потому что оно выглядит как сокращенное is. Отметим, что стран¬


728
Исследование конкретного материала
ные экзистенциальные конструкции не могут иметь форму множественного числа, поскольку \е (сокращенная форма множественного числа have) не совпадает с сокращенной формой множественного числа be, а именно *ге.
— *There've many people been killed this week.
Соответствующая центральная экзистенциальная конструкция
— There've been many people killed this week ‘На этой неделе убито много людей’,
как и ожидалось, безупречна.
Странные экзистенциальные конструкции могут появляться не только вместе с пассивными конечными группами, но также почти с любой глагольной группой без have перфекта:
— There’s a strange dog been hanging around outside Там, снаружи бродит незнакомая собака’.
— There's an actor been president for almost six years now Юдин актер в настоящее время уже почти шесть лет является президентом’.
— There's a man robbed the drugstore down the street ‘Какой-то человек ограбил аптеку дальше по этой улице’.
— There's someone fallen overboard ‘Кто-то упал за борт’.
Мы можем представить эту конструкцию в минимальном виде следующим образом:
Странная экзистенциальная конструкция
Базируется на центральной экзистенциальной конструкции Лексическая характеристика 2 = have перфекта Фонологическая характеристика 2= 9s
Учитывая, что центральная конструкция включает условие, что 4 = глагольная группа за вычетом 2, тот факт, что 2 = have перфекта, позволяет предсказать, что 4, конечная группа, будет являться глагольной группой, не включающей have перфекта.
Обоснованные признаки
Хотя подобное описание этой конструкции, возможно, является наиболее ясным, оно кое-что упускает. То, что именно ’s выбрано в


3. Конструкции с there
129
качестве фонологической формы, не случайно. Сокращенная форма фактически наиболее типичная используемая форма. Иными словами, в неформальном разговоре обычно употребляется there 's, а не there is.
Таким образом, есть причина, почему фонологической формой в этой конструкции является 's, а не какой-нибудь другой случайный элемент. Это обоснованный элемент, а не произвольная форма. Тем не менее это не мотивированное свойство этой конструкции, как мы используем этот термин. Для того, чтобы быть «мотивированным», свойство должно быть предсказуемым, исходя из экологического положения конструкции (то, на чем она базируется) и общих принципов грамматики. Однако это свойство фонологической формы предсказывается другой информацией — тем обстоятельством, что она совпадает с типичной формой соотносительного элемента центральной конструкции.
Мы можем представить эту информацию следующим образом. Будем обозначать элемент 2 центральной экзистенциальной конструкции как «прародителя» 2 в странной экзистенциальной конструкции. Будем обозначать «типичную форму прародителя 2» аббревиатурой ТФП(2). Если мы указываем «ТФП(2)» как фонологическую характеристику странной экзистенциальной конструкции, то из этого следует, что 2 = 's.
С учетом того, что 2 = 's, есть только два элемента, которыми могло бы быть 2. Это либо is, либо has — вспомогательный глагол перфекта. Заметим, что только перфектное has может сокращаться. Так, John has a book ‘У Джона есть книга’ не может быть сокращено в John's a book, тогда как John has been here ‘Джон был здесь’ сокращается до John's been here. Поскольку есть только две возможности, все, что нам необходимо знать о лексической единице, выбираемой в качестве 2, это то, что это не is, то есть, что это не та лексическая единица, которая употребляется в центральной конструкции, или, что эквивалентно, что она не тождественна своему «прародителю». Если мы обозначим «прародитель 2» аббревиатурой П(2), то мы можем представить это следующим образом:
Лексическая характеристика 2 = П(2)
Располагая информацией об отношении между элементом 2 в странной конструкции и соотносительными элементами в конструк- ции-«прародителе», мы можем предсказать обе указанные выше характеристики, определяющие странную конструкцию. Тот факт, что
47-3361


730
Исследование конкретного материала
это может быть сделано, показывает, что это не произвольные характеристики. Однако они не предсказуемы таким образом, как это имеет место в случае мотивированных характеристик. Иными словами, они в несколько большей степени отклоняются в сторону произвольных признаков, чем мотивированные признаки, в то же время они отнюдь не полностью произвольны. Мы будем обозначать такие признаки конструкций обоснованными признаками.
Я буду использовать термин обоснованный признак для всех непроизвольных признаков, которые не являются мотивированными в том специальном смысле, в котором мы используем этот термин в данном исследовании. Языки содержат огромное количество обоснованных признаков, признаков, которые не являются произвольными и осмысляются в терминах остальной части системы. Я не располагаю в настоящий момент чем-то вроде общей теории обоснованных признаков. Однако я полагаю, что они представляют собой один из наиболее интересных аспектов естественных языков и заслуживают серьезного изучения.
Подобно мотивированным признакам, обоснованные признаки являются более легкими для изучения, запоминания и использования, чем произвольные признаки. Из этого следует, что они также имеют важный когнитивный статус.
Онтологические экзистенциальные конструкции
Одна из экзистенциальных конструкций на самом деле связана с онтологией, а именно с вопросом, существует или не существует некоторая сущность. В этой конструкции вместо глагола be ‘быть’ может употребляться глагол exist ‘существовать’, при этом глагол несет ударение. Именная группа в этой конструкции обычно является неопределенным вариантом собственного имени, поскольку обсуждение вопроса о существовании часто сосредоточивается на том, существует ли некоторая сущность, для которой имеется собственное имя.
— There is a Santa Claus ‘Санта Клаус есть’.
— There is no God ‘Бога нет’.
— If there exists a Valhalla, I want to go there ‘Если Валгалла существует, я хотел бы попасть туда’.
Среди других примеров:
— There are five prime numbers below twelve ‘Есть пять простых чисел меньше двенадцати’.


3. Конструкции с there
731
— There weren't cars in 1876 ‘B 1876 г. не было автомобилей’.
— How could there exist a God without a mother? ‘Как мог бы существовать Бог без матери? ’
— There is work to be found ‘Есть работа, которую можно получить’.
Мы можем представить эту конструкцию в минимальном виде следующим образом:
Онтологическая экзистенциальная конструкция
Семантические элементы
2" = предикат существования О" = 2” (3’)
Лексическая характеристика 2 может быть exist Фонологическая характеристика 2 несет ударение
Заметим, что это еще одна конструкция, которая не имеет соотносительных простых предложений:
— *А Santa Claus is ‘Санта Клаус есть’.
— *No God is ‘Бога нет’.
Однако имеются соотносительные простые предложения с глаголом exist ‘существовать’:
— Santa Claus exists ‘Санта Клаус существует’.
— No God exists ‘Бог не существует’.
Представленный выше анализ объясняет отношение между экзистенциальными предложениями и такими простыми предложениями посредством входящей в семантику экзистенциального предложения пропозиции 0", говорящей о том, что референт именной группы существует. Это та пропозиция, которая выражается соотносительными простыми предложениями. В предложении типа There exists а God ‘Бог существует’ часть, соотносительная с этой пропозицией, состоит из синтаксических элементов 3 {a God ‘Бог’) и 2 (<exists ‘существует’) и связана прямым отношением с соотносительным простым предложением A God exists ‘Бог существует’. Кроме того, такое предложение, как
— There exists a Santa Claus living quietly at the North Pole ‘Существует Санта Клаус, тихо живущий на Северном полюсе’.
47*


732
Исследование конкретного материала
связано с двумя простыми предложениями через пропозиции 0й и 0"’ в его семантике. 0” имеет форму 2'(3'), которая соотносится с синтаксической частью, состоящей из элементов 3 (<a Santa Claus) и 2 (exists). 0’" имеет форму 4’(3'), которая соотносится с синтаксической частью, состоящей из элементов 3 (a Santa Claus) и 4 ((is) living quietly at the North Pole ‘тихо живущий на Северном полюсе’). Тем самым приведенное выше экзистенциальное предложение связывается систематически с соотносительными простыми предложениями:
— A Santa Claus exists ‘Санта Клаус существует’.
— A Santa Claus is living quietly at the North Pole ‘Санта Клаус живет тихо на Северном полюсе’.
Различие между тем, как в этих предложениях функционируют be и exist, сводится к следующему: *А Santa Claus is исключается как простое предложение вследствие того, что связка be должна иметь последующую ИГ; A Santa Claus exists ‘Санта Клаус существует’ допускается как простое предложение вследствие того, что exist непереходно. Как There is a Santa Claus ‘Санта Клаус есть’, так и There exists a Santa Claus ‘Санта Клаус существует’ являются случаями онтологической экзистенциальной конструкции. Be в этой конструкции допустимо потому, что эта конструкция базируется на центральной экзистенциальной конструкции, которая в свою очередь базируется на центральной дейктической конструкции (которая включает be). Exist может выступать в этой конструкции в соответствии с принципом лексического выбора, поскольку в семантических характеристиках указан предикат существования.
Насколько я знаю, трансформационный анализ таких экзистенциальных предложений, адекватно объясняющий то, каким образом они систематически связаны с двумя простыми предложениями, отсутствует.
Анализ, представленный выше, объясняет также тот факт, что определенные конкретные именные группы не могут выступать в этой конструкции.
— *There exists the negative square root of nine ‘Существует отрицательный квадратный корень из девяти’.
Причина в том, что невозможно одновременно предицировать существование сущности и напоминать кому-либо о ней. Можно напоминать кому-либо о чем-то конкретном, но только в том случае, если его существование принимается как данное.


3. Конструкции с there
733
Инфинитивные экзистенциальные конструкции
В морфологии существует различие между связанными и свободными морфемами. Связанные морфемы не могут выступать самостоятельно, но всегда входят как части в большие единицы. Например, -ing в working и -s в cats являются связанными морфемами. Аналогичное различие между связанными и свободными конструкциями необходимо провести и в грамматике. Связанная конструкция — это такая конструкция, которая может появляться только в составе других конструкций.
Существует экзистенциальная конструкция, которая содержит связанную конструкцию. Я имею в виду случаи, когда связанной конструкцией является инфинитивный оборот, который содержит пробел, не находящийся в субъектной позиции. В примерах ниже инфинитивный оборот с пробелом выделяется курсивом, а именная группа, которая понимается как заполняющая этот пробел, выделяется жирным шрифтом.
— There is a bed for you to sleep in ‘Есть кровать для того,
чтобы ты спал в ней’.
— There's food to eat ‘Есть еда, чтобы есть ее’.
— There's still getting himself into college for John to start thinking
about , букв, ‘Есть еще как ему попасть в колледж, чтобы
Джону начать думать об этом’ « ‘Джону еще необходимо подумать, как ему попасть в колледж’.
— There won't be any producers there for Stephanie to be seen by —
‘Там не будет никаких продюсеров, которые могли бы
увидеть Стефани’.
В этих экзистенциальных предложениях инфинитивный оборот с пробелом является конечной группой, а именная группа, которая понимается как заполняющая этот пробел, является синтаксическим элементом 3.
Этой конструкции может быть дана следующая минимальная интерпретация:
Инфинитивная экзистенциальная конструкция
Базируется на центральной экзистенциальной
Синтаксические элементы
4: инфинитивный оборот с пробелом
Заметим, что есть две другие конструкции, которые используют инфинитивный оборот с пробелом — связанную конструкцию, используемую в инфинитивных экзистенциальных предложениях:


734
Исследование конкретного материала
Подъем объекта в позицию субъекта
— This bed is easy to fall asleep in ‘В этой кровати легко за¬
сыпать’, букв. ‘Эта кровать является легкой засыпать в [ней]’.
— Getting myself to exercise regularly is tough for me to even consider ‘Мне трудно даже подумать о том, чтобы заставить себя заниматься физическими упражнениями’.
Именная конструкция с инфинитивным относительным оборотом
— Harry is the man for you to see ‘Гарри это тот человек, которого тебе следует увидеть’.
— This is a good bed to sleep in ‘Это хорошая кровать для то¬
го, чтобы спать в [ней]’.
— I just found a good paper to assign in class ‘Я только что
нашел хорошую статью, чтобы задать [ее] в классе’.
Инфинитивная конструкция с пробелом может быть охарактеризована следующим образом:
Инфинитивный оборот с пробелом
Базируется на центральном типе предложений
Параметры значения
Семантические элементы
О': пропозиция, включающая как часть Г Г: сущность
2': сущность, не являющаяся частью О’
Семантические характеристики Г кореферентно с 2*
Параметры формы
Синтаксические характеристики
С-1: 0 является инфинитивным оборотом
С-2: 1 не является субъектом О
С-3: 1 является нулевым
С-4: 2 непосредственно подчиняет 0.
Характеристика С-3 указывает, что здесь имеется пробел. Поскольку Г является сущностью, 1 является именной группой, выраженной пробелом. Семантический элемент 2’ указывает, что данная конструкция является связанной. Характеристики, касающиеся пары (2’, 2), определяют, что эта конструкция должна соответствовать «внешней» сущности, кореферентной Г. Характеристика С-4 говорит о том, в каком пункте внешняя сущность должна быть связана с этой конструкцией. По существу, 2' играет ту же роль, какую ламбда-


3. Конструкции с there
735
абстракция играет в таких теориях, как обобщенная грамматика фразовой структуры и грамматика Монтегю. Иными словами, она связывает эквивалент переменной внутри конструкции (Г) с сущностью кореферентной именной группы (2‘) в структуре наиболее высокого уровня (the next highest clause)*. Условие «непосредственного подчинения» С-4 говорит о том, что в структуре наиболее высокого уровня (the next highest clause) должна быть именная группа, коре- ферентная с пробелом. Это условие должно согласовываться с любыми характеристиками структуры наиболее высокого уровня в предложении. Когда инфинитивная экзистенциальная конструкция и инфинитивный оборот с пробелом накладываются друг на друга, элемент 3' инфинитивной экзистенциальной конструкции совпадает с элементом 2' (то есть является идентичным ему) инфинитивного оборота с пробелом. Посредством этого механизма теория грамматических конструкций достигает той же цели, что и ламбда- абстракция.
Исходя из вышесказанного, мы можем охарактеризовать инфинитивное предложение с пробелом минимальным образом, охарактеризовав предварительно конструкцию связанного предложения (clause).
Конструкция связанного предложения
Базируется на центральном типе предложения Параметры значения Семантические элементы
О’: пропозиция, включающая Г как часть Г: сущность
2': сущность, не являющаяся частью О’
Семантическая характеристика Г кореферентно 2'
Синтаксические характеристики С-1: 1 является нулевым С-2: 2 непосредственно подчиняет 0.
*
Термин clause, употребляемый в оригинале, не имеет эквивалента в русской грамматической терминологии. Clause — это обобщенная синтаксическая единица, структурно эквивалентная простому предложению, которая может выступать в виде самостоятельного простого предложения, предложения, являющегося частью сложносочиненного или сложноподчиненного предложения (как главной, так и придаточной), эквивалентного предложению оборота (например, инфинитивного) и т. д. — Прим. перев.


736
Исследование конкретного материала
Конструкция связанного предложения является обобщенной конструкцией, «воплощениями» которой являются все предложенческие конструкции, содержащие пробелы — именные группы. Это, в частности, «экви»-конструкции, конструкции с подъемом, относительные придаточные предложения и т. д. К ним относится и инфинитивный оборот с пробелом:
Инфинитивная конструкция с пробелом
Базируется на конструкции связанного предложения
Параметры формы
Синтаксические характеристики
С-1: 0 является инфинитивным оборотом С-2: 1 не является субъектом 0.
Презентационные экзистенциальные конструкции
Повествование создает свои собственные ментальные пространства, и когда экзистенциальная конструкция употребляется в повествовании, there обозначает ментальное пространство нарратива. Функция f/rere-конструкции — ввести сущность, обозначенную именной группой, в повествование. Таким образом, когда предложение типа There was a loud noise\ ‘Раздался громкий шум!’ появляются в повествовании, они вводят шум в ментальное пространство слушающего, которое является также пространством повествования.
Хорошее повествование позволяет слушающему живо представлять события по мере того, как о них рассказывается. Английский язык имеет экзистенциальную конструкцию, специализирующуюся на повествовании. Она позволяет говорящему ввести новый нарративный элемент, одновременно обрисовывая сцену.
— From an asylum near Providence, R.I., there recently disappeared an exceedingly singular person ‘Недавно из сумасшедшего дома около Провиденса, Род-Айленд, сбежал один чрезвычайно необычный человек’.
— In the cubicle there was sitting alone a pretty young woman writing a term paper ‘В небольшой спальной комнате в общежитии сидела в одиночестве хорошенькая молодая женщина, писавшая курсовую работу’.
— Suddenly there burst into the room an SS officer holding a machine gun ‘Вдруг в комнату ворвался офицер СС, держа в руках пулемет’.


3. Конструкции с there
737
— There once lived in Translyvania an old woman with three sons ‘Жила некогда в Трансильвании старая женщина с тремя сыновьями’.
Эта конструкция в некоторых важных отношениях отличается от других экзистенциальных конструкций. Она допускает в качестве элемента 2 не только отдельные глаголы, но целые глагольные группы. Так, в приведенных выше примерах это (включая вспомогательные глаголы) recently disappeared ‘недавно сбежал’, was sitting alone ‘сидела в одиночестве’, burst into the room ‘ворвался в комнату’. Глагольные группы в таких предложениях должны быть непереходными. Поэтому невозможны такие предложения, как:
— * Suddenly there hit Harry over the head a mugger brandishing a baseball bat ‘Вдруг Гарри ударил по голове грабитель, размахивающий бейсбольной битой’.
— *Last year there sent me a Valentine's card an attractive older woman in my office ‘В прошлом году мне послала открытку по случаю дня святого Валентина привлекательная пожилая женщина в моем учреждении’.
Эти предложения аномальны, потому что глагольные группы hit Harry over the head ‘ударил Гарри по голове’ и sent те a Valentine’s card ‘послала мне открытку по случаю дня святого Валентина’ являются переходными.
В моей речи имеются также ограничения на употребления этих конструкций, связанные с длиной (или, возможно, информационным содержанием) именной группы и глагольной группы:
Глагольная группа не может быть длиннее (или нести больше информационного содержания), чем именная группа.
Поэтому я нахожу следующие предложения неправильными:
— *In the cubicle there was sitting alone a girl ‘В небольшой спальной комнате в общежитии сидела в одиночестве девушка’.
— * Suddenly there burst into the room a man ‘Вдруг в комнату ворвался человек’.
— *There once lived in Transylvania a woman ‘Некогда жила в Трансильвании женщина’.
Единственное различие между этими предложениями и предложениями, приведенными выше, это различие в длине именных групп. Если мы сохраняем глагольную группу неизменной и изменяем длину именной группы, мы можем увидеть, как предложения по мере удлинения именных групп делаются все лучше и лучше.


738
Исследование конкретного материала
— ^Suddenly there burst into the room a cop ‘Вдруг в комнату ворвался полицейский’.
— * Suddenly there burst into the room a tall cop ‘Вдруг в комнату ворвался высокий полицейский’.
— ?*Suddenly there burst into the room a brawny cop Вдруг в комнату ворвался дюжий полицейский’.
— ?*Suddenly there burst into the room a mean-looking cop ‘Вдруг в комнату ворвался неприветливо выглядящий полицейский’.
— Suddenly there burst into the room a tall, brawny, mean-looking cop ‘Вдруг в комнату ворвался высокий, дюжий, неприветливо выглядящий полицейский’.
Здесь ?* обозначает «скорее плохо» и ? обозначает «скорее хорошо».
Мы можем сформулировать это правило следующим образом:
Размер (3) > Размер (2)
Это правило может показаться странным, если не принять во внимание ту функцию, которую выполняют эти конструкции. Референт именной группы вводится как новый нарративный элемент через дескрипцию, которая дается в глагольной группе и именной группе. Глагольная группа должна ввести подходящую фоновую информацию, на фоне которой именная группа рассматривалась бы как передающая новую информацию. Поэтому именная группа должна передавать больше нового содержания, чем глагольная группа. С учетом того, что в большей части случаев чем длиннее группа, тем больше содержания она передает, понятно, почему именная группа должна быть больше по размеру, чем глагольная. Таким образом, синтаксическая характеристика является следствием функции этой конструкции — введения нового элемента в повествование через дескрипции, данные в глагольной группе и именной группе.
Будем называть предикат, выраженный глагольной группой, семантическим элементом 2". Это предикат референта именной группы, 3'. Будем обозначать получающуюся в результате пропозицию символом 0”. Используя эти обозначения, мы можем представить минимальную репрезентацию этой конструкции:
Презентационная экзистенциальная конструкция
Базируется на центральной экзистенциальной конструкции
Семантические элементы
Г: пространство повествования


3. Конструкции с there
739
2й: предикат 0й: 2” (3’)
Синтаксические элементы
2: глагольная группа, имеющая в вершине непереходный глагол
Из повествовательной функции этой конструкции следует синтаксическое правило
Размер (3) > Размер (2)
Из нашего описания презентационных экзистенциальных конструкций вытекает ряд важных следствий. Подчеркнем, что единственное ограничение, которое мы наложили на характер главного глагола в глагольной группе, это то, что он должен быть непереходным. Этим имплицитно утверждается, что любой непереходный глагол способен выступать в этой конструкции, при условии, что функцией глагольной группы является обеспечение фона для именной группы. Однако, разумеется, возможность употребления глагола в этой конструкции зависит также от многих других факторов — характера глагола, характера вспомогательных глаголов, наличия в предложении наречий времени и места и т. д. Возьмем в качестве примера непереходный глагол bleed ‘истекать кровью’ Хотя этот глагол описывает процесс, он не обеспечивает фона, необходимого для введения других повествовательных элементов. Поэтому предложение:
— *There bled a hemophiliac ‘Истекал кровью больной гемофилией’.
аномально. Однако это не означает, что глагол bleed не может выступать в этой конструкции в качестве главного глагола глагольной группы. В сопровождении необходимых вспомогательных глаголов и наречий, определяющих bleed, он также может выступать в роли вершинного глагола презентационной экзистенциальной конструкции:
— For two hours there had been bleeding on the emergency room floor a poor hemophiliac who had fainted before he could sign his Blue Cross ‘В течение двух часов на полу комнаты неотложной помощи истекал кровью несчастный больной гемофилией, потерявший сознание до того, как он мог бы подписать бланк своего страхового полиса’.
К настоящему моменту я не обнаружил ни одного непереходного глагола, который не мог бы быть приспособлен к этой конструкции. Это только вопрос нахождения правильной комбинации граммати¬


740
Исследование конкретного материала
ческих форм и наречий, именной группы необходимого размера и контекста, в котором все это было бы осмысленным.
Разумеется, некоторые глаголы подходят к этой конструкции лучше, чем другие. Глаголы, имеющие такие значения, как «появление, возникновение», или «переход в новое состояние», или «перемещение в новое положение», с большей легкостью употребляются в этой конструкции, обычно без какой-либо помощи вспомогательных глаголов или наречий. Поэтому именно глаголы этих типов приводятся наиболее часто в качестве примеров:
— There arose a commotion ‘Возникли беспорядки’.
— There ensued a riot ‘Последовал бунт’.
— There entered a policeman ‘Вошел полицейский’.
В напоминающем употреблении, как и можно было ожидать, используется глагол remain ‘оставаться’:
— There remains one major problem ‘Осталась одна важная проблема’.
Эти предложения представляют собой просто особые случаи презентационных конструкций. Глагольные группы здесь состоят только из одного глагола. Поскольку глагольная группа коротка, именная группа также может быть относительно короткой. Тем не менее, она не может быть слишком маленькой; так, неопределенное место- имение one* несколько короче, чем приведенные выше глаголы, поэтому следующие предложения аномальны:
— *There arose one.
— *There ensued one.
— *There entered one.
Однако в подходящем контексте и при достаточно коротком глаголе неопределенное местоимение также возможно:
— Bill had said that he didn’t expect any Christmas cards, so when there finally came one in the mail, he was surprised ‘Билл говорил, что он не ожидает каких-либо рождественских поздравительных открыток, поэтому когда по почте пришла такая открытка, он был удивлен’.
* Эквивалентное местоимение в русском языке отсутствует; one в данном употреблении имеет значение не онтологического, но родового тождества и обозначает некоторый объект, относящийся к тому же роду, который так или иначе был упомянут ранее. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
741
По мере удлинения глаголов уменьшается приемлемость предложений. Ср. предложения с глаголами arrived ‘прибыла’ и was delivered ‘была доставлена’:
— ?ВШ had said that he didn’t expect any Christmas cards, so when there finally arrived one in the mail, he was surprised ‘Билл говорил, что он не ожидает каких-либо рождественских поздравительных открыток, поэтому когда по почте прибыла такая открытка, он был удивлен’.
— *Bill had said that he didn't expect any Christmas cards, so when there was finally delivered one in the mail, he was surprised Билл говорил, что он не ожидает каких-либо рождественских поздравительных открыток, поэтому когда по почте была доставлена такая открытка, он был удивлен’.
Таким образом, предложения, в которых глагольная группа представлена одним глаголом, являются просто частными случаями презентационной экзистенциальной конструкции, не требующими описания в виде специальной конструкции.
Представленный выше анализ позволяет сделать еще одно предсказание, касающееся синтаксиса этой конструкции, а именно, что она не может отрицаться. Это является следствием того, что функцией глагольной группы в них является либо сообщение о появлении нового элемента в картине, как в
— There emerged from the cocoon a beautiful black and red butterfly ‘Из кокона появилась красивая черно-красная бабочка’,
либо введение фона, на котором вводится новый элемент, как в
— There were singing in the alley below a hearty group of carolers undaunted by the snow and the cold ‘В аллее ниже [слышно] было пение дружной группы певцов, не устрашенных снегом и холодом’.
В обоих этих случаях отрицание несовместимо с функцией этой конструкции. В первом случае отрицается предикат появления, сообщая об отсутствии появления:
— * There didn’t emerge from the cocoon a beautiful black and red butterfly ‘Из кокона не появилась красивая черно-красная бабочка’.
Во втором случае отрицается предикат, вводящий необходимый фон, что имеет своим результатом отсутствие такого фона:


742
Исследование конкретного материала
— *There weren’t singing in the alley below a hearty group of carolers undaunted by the snow and the cold ‘В аллее ниже не было [слышно] пения дружной группы певцов, не устрашенных снегом и холодом’.
Наш анализ также предсказывает, что не все отрицательные предложения исключены. Некоторые типы отрицания помогают создать фон, а не отрицают его наличие. Например, never ‘никогда’ формирует расширенное контрфактическое ментальное пространство, которое может служить фоном:
— While I was sheriff, there never occurred any demonstrations of significant proportions ‘Пока я был шерифом, не было сколько- нибудь значительных демонстраций’.
Даже предикаты типа end ‘кончать(ся)’ могут выполнять функцию установления фона в этой конструкции:
— There recently ended the longest scoring streak in the history of professional hockey ‘Недавно закончилась самая долгая победная серия в истории профессионального хоккея’.
Исходя из прагматической функции этой конструкции можно также предсказать, когда она может и когда она не может быть вставлена в другие конструкции и с каким конструкциями она может взаимодействовать. Начнем с предложения
— There jumped out of the hole a jackrabbit with enormous ears ‘Из норы выпрыгнул заяц с огромными ушами’.
Как указывает Эйссен (Aissen 1975) это предложение может при определенных условиях образовать относительное придаточное, определяющее the hole ‘нора’.
— That’s the hole out of which there jumped a jackrabbit with enormous ears ‘Это нора, из которой выпрыгнул заяц с огромными ушами’.
Однако оно не может использоваться как относительное придаточное, определяющее jackrabbit ‘заяц’.
— * That's the jackrabbit that there jumped out of the hole ‘Это заяц, который выпрыгнул из этой норы’.
В данной конструкции jackrabbit является конституентом 3, элементом, вводимым в повествование. Если определяемым является hole,


3. Конструкции с there
743
остается возможность ввести jackrabbit в повествование через эту конструкцию. Но если придаточным определяется jackrabbit, то, следовательно, он введен в рассмотрение прежде фона, данного в этой конструкции, что нарушает прагматическое условие употребления этой конструкции.
Перейдем теперь к подробному обсуждению некоторых теоретических вопросов.
Что обшего?
Как и в случае дейктических конструкций, можно обнаружить ряд характеристик, являющихся общими для всех экзистенциальных конструкций.
Обобщенная экзистенциальная конструкция Параметры значения
Те же, что и в центральной экзистенциальной конструкции Параметры формы Синтаксические элементы
0: предложение, с частями 1, 2, 3 и 4 1: именная группа 3: именная группа Лексические характеристики 1 = there
Синтаксические характеристики С-1: 1 идет первым С-3: 2 предшествует 3 С-6: 1 является субъектом 0
С-8: число (1) согласуется с число (3); факультативно, если 1 управляет сокращенным глаголом Фонологические характеристики 1 безударно
Это весьма необычный ряд характеристик. В нем отсутствует спецификация синтаксических категорий элементов 2 и 4. Поскольку 2 является глагольной группой в презентационной конструкции, но глаголом во всех других конструкциях, не существует синтаксической категории, которая могла бы быть единообразно приписана 2 во всех конструкциях. По той же причине не может быть указан как лексическая репрезентация 2 во всех конструкциях глагол be. Поскольку 4 является инфинитивным оборотом с пробелом в инфинитивных конструкциях, не может быть общего значения 4, которое


744
Исследование конкретного материала
бы имело место во всех конструкциях. Аналогично, синтаксические характеристики, которые сопровождают 4, не являются общими для всех конструкций и поэтому не входят в характеристику обобщенной экзистенциальной конструкции. То общее, что характеризует все экзистенциальные конструкции, представляет собой настолько разнородный ряд характеристик, что трудно представить, чтобы они могли иметь какое-либо лингвистическое значение вообще.
Поскольку эти характеристики представляют собой необходимые, но не достаточные условия, классическое описание категории экзистенциальных конструкций невозможно. Технически возможно дать описание, основанное на прототипе, с обобщенной экзистенциальной конструкцией в роли прототипической конструкции и всеми остальными конструкциями как нецентральными. Как и в случае аналогичного предложения для дейктических конструкций, против такого подхода есть два возражения. Во-первых, этот подход не объясняет, почему центральные экзистенциальные конструкции рассматриваются как более хорошие примеры экзистенциальных конструкций, чем нецентральные случаи. Так,
— There is a boy in the room ‘В комнате есть мальчик’ является лучшим примером категории, чем
— There's a boy been hurt ‘Ранен мальчик’.
— There exists a God ‘Бог существует’.
— Into the room there burst a policeman ‘В комнату ворвался полицейский’.
Кроме того, многие из обобщений, которые мы сформулировали выше, не могут быть сделаны, если обобщенная экзистенциальная конструкция принимается в качестве прототипической конструкции, на которой базируются другие конструкции. Наиболее существенно то, что мы не сможем использовать все те предсказания, которые проистекали из базирования центральной экзистенциальной конструкции на центральной дейктической. Исходя из последней, можно предсказать больше, чем есть в обобщенной экзистенциальной конструкции, при этом не существует способа предсказать в точности то, что имеется в обобщенной экзистенциальной конструкции. Дело в том, что понятие «базироваться на» позволяет нам предсказать именно то, что есть в центральной экзистенциальной конструкции, но нет соотносительного понятия, которое позволило бы нам точно предсказать то, что имеется в обобщенной экзистенциальной конструкции. Из этого следует, что общие признаки экзистенциальных


3. Конструкции с there
745
конструкций, присутствующие в обобщенной экзистенциальной конструкции, вообще не имеют какого-либо когнитивного статуса.
В то время как мы можем предсказать все свойства центральной экзистенциальной конструкции, кроме одного, мы не можем предсказать ничего относительно обобщенной экзистенциальной конструкции. Если бы мы выбрали ее в качестве центрального члена, мы упустили бы очень многое. Мы также потеряли бы очень многое в спецификации каждой субконструкции. Вместо того, чтобы просто перечислить, чем отдельные субконструкции отличаются от центральной экзистенциальной конструкции, мы должны были бы перечислять существенно больше признаков для каждой конструкции. Минимальные репрезентации стали бы в этом случае гораздо более сложными. Как и в случае дейктических конструкций, не было бы никаких оснований приписать какой-либо когнитивный статус характеристикам, оказавшимся общими для всех членов категории Гйеге-конструкций.
Отличительные и определяющие признаки
В классической теории общие признаки, определяющие признаки и отличительные признаки коэкстенсивны. Идея состоит в том, что категория определяется общими признаками, которые отличают членов категории от всего остального. Как мы могли видеть, набор признаков, которые разделяются всеми конструкциями категории, не имеет особого когнитивного статуса. Если бы какая-либо другая субконструкция была добавлена к категории, общие признаки могли бы измениться, при том, что категория осталась бы неизменной.
Мы также видели, что не существует множества признаков, которые бы точно определяли все субконструкции в данной категории, и только их. Каждая из двух конструкционных категорий, исследованных нами, определена центральным членом и его конвенциона- лизованными вариациями.
Это не означает, что минимальные различительные признаки не существуют. Такие признаки могут быть найдены, и они даже могут обладать психологической реальностью. Как следует из самого их названия, различительные признаки — это признаки, в минимальной степени отличающие одну категорию от другой. Такие признаки представляют собой подмножество общих признаков, однако они не определяют категорию. Как представляется, в случае дейктических и экзистенциальных fAere-конструкций говорящие могут отличать одну категорию от другой непосредственно, не прибегая к помощи


746
Исследование конкретного материала
выявленной нами прототипической структуры. Я полагаю, что они могут использовать следующие признаки:
Дейктические конструкции: Первым элементом является here или there, обозначающие дейктически реальное или абстрактное место.
Экзистенциальные конструкции: Первым элементом является there, не обозначающее какую-либо сущность или место.
Такие характеристики достаточны для того, чтобы отличить дейктические конструкции от экзистенциальных. Я не имею никаких свидетельств того, что различительные признаки играют какую-либо роль в грамматике языка. Возможно, что они вообще не играют никакой роли. Говорящие, если их попросят, могут найти некоторые минимальные различительные характеристики, которые помогут им произвести необходимые разграничения. Однако при обычном использовании языка люди не должны выполнять задания, связанные с отличением одной категории от другой. Они должны просто соотносить форму и значение, и конструкции, обсуждавшиеся нами, достаточны для выполнения этой задачи. Это не исключает возможности того, что лингвисты когда-нибудь обнаружат, что минимальные различительные характеристики имеют некоторую когнитивную функцию в грамматике. Если это произойдет, то что-то вроде того, что приведено выше, возможно, должно будет быть добавлено к тому, что было описано нами.
Предположим на время, что имеются основания для того, чтобы включить в грамматику английского языка минимальные различительные признаки, наподобие тех, что были указаны выше, с тем, чтобы отличить дейктические конструкции как группу от экзистенциальных конструкций. Подобные минимальные различительные признаки не смогут внести сколько-нибудь существенного вклада в определение конструкций, иначе говоря, в точное определение того, какие соединения формы и значения существуют, а какие не существуют в языке. Такие характеристики не исключат того, что следует исключить, и не позволят получить правильные значения конструкций и прагматические характеристики. Не помогут они также и объяснить тонкие синтаксические особенности, различные в разных субконструкциях. Может быть и так, что нам понадобятся одновременно анализ, базирующийся на прототипах, и минимальные различительные признаки, однако обойтись без базирующейся на прототипах характеризации невозможно.


3. Конструкции с there
747
There Is Where
Это исследование не будет полным, если не рассмотреть класс предложений, которые выглядят так, как будто это дейктические f/геге-конструкции, но на самом деле таковыми не являются. Я имею в виду предложения типа
— There is where he put the money, букв. ‘Туда есть, куда он положил деньги’ « ‘Вот куда он положил деньги’.
Такие предложения выглядят на поверхности как предложения типа
— There’s Harry ‘Вон Гарри’.
Однако они имеют иные свойства. Они могут отрицаться, превращаться в вопросы, они могут вставляться в другие конструкции и подвергаться операции подъема.
— There isn’t where he put the money ‘Он положил деньги не туда’.
— *There isn’t Harry ‘*Вон не Гарри’.
— Is there where he put the money? ‘Это туда он положил деньги?’ = ‘Он положил деньги туда?’
— *Is there Harry? ‘*Гарри вон?’
— There is believed to be where he put the money ‘Полагают, что он положил деньги вот туда’.
— *There is believed to be Harry ‘*Полагают, что вон Гарри’.
— If there is where he put the money, our problems are over ‘Если он положил деньги вот туда, наши проблемы закончились’.
— *If there's Harry, our problems are over ‘*Если вон Гарри, наши проблемы закончились’.
Возможны конъюнкции именных групп вида Harry and where he put the money ‘Гарри и куда он положил деньги’, как в предложении
— I keep thinking about Harry and where he put the money ‘Я продолжаю думать о Гарри и (о том) куда он положил деньги’.
Такие конъюнкции, однако, невозможны в случае дейктических fAere-конструкций. Например, если кто-то видит, как Гарри достает деньги из тайника, он может сказать
— There’s Harry ‘Вон Гарри’ или
— There's where he put the money ‘Вот куда он положил деньги’,
но не
48*


748
Исследование конкретного материала
— *There's Harry and where he put the money ‘*Вон Гарри и куда он положил деньги’.
Гйеге-конструкции не имеют никакого отношения к этим фактам, которые автоматически следуют из других явлений в английской грамматике.
В английском языке есть так называемые псевдо-расщепленные конструкции. Вот некоторые примеры:
— What Harry ate was a bagel, букв. ‘To, что Гарри ел, было бублик’ = ‘Гарри ел бублик [а не что-то другое]’.
— What bit me was a mosquito, букв. ‘To, что укусило меня, было москитом’ = ‘Меня укусил москит’.
— Where he put the money was under the bed, букв. ‘Куда он положил деньги, было под кровать’ = ‘Он положил деньги под кровать’.
При наличии некоторых условий псевдо-расщепленные конструкции могут быть инвертированы:
— A bagel is what Harry ate, букв. ‘Бублик есть то, что ел Гарри’.
— A mosquito is what bit me, букв. ‘Москит есть то, что укусило меня’.
— Under the bed is where he put the money, букв. ‘Под кровать есть куда он положил деньги’.
Инвертированные псевдо-расщепленные конструкции примечательны тем, что они позволяют обстоятельствам типа under the bed ‘под кровать’ выступать в роли грамматического субъекта. Мы можем убедиться в том, что under the bed в последнем предложении является субъектом, применив к нему операцию подъема:
— Under the bed is believed to be where he put the money Т1олага- ют, что он положил деньги под кровать’*.
Инвертированные псевдо-расщепленные конструкции также могут отрицаться, превращаться в вопросы и вставляться с относительной свободой в другие конструкции.
— Under the bed isn’t where he put the money ‘Он положил деньги не под кровать’.
* Здесь и ниже в переводе передаются значения инвертированных псев- до-расщепленных предложений, но не их структурно-грамматические особенности. — Прим, перев.


3. Конструкции с there
749
— Is under the bed where he put the money? ‘Он положил деньги под кровать?’
— I doubt that under the bed is where he put the money ‘Я сомневаюсь, что он положил деньги под кровать’.
— I would be surprised if under the bed were where he put the money ‘Я был бы удивлен, если бы он положил деньги под кровать’.
Поскольку локативные обстоятельства типа under the bed могут выступать в псевдо-расщепленных и инвертированных псевдо- расщепленных конструкциях, таким же образом могут употребляться и такие дейктические локативы, как there.
— Where he put the money was there (указывая), букв. ‘Куда он положил деньги, было туда (указывая)’.
— There is where he put the money ‘Вот куда он положил деньги’.
Хотя There is where he put the money выглядит на поверхности как дейктическая ^ere-конструкция, она не является таковой. Это просто инвертированная псевдо-расщепленная конструкция, и она функционирует именно так, как следует ожидать.
Краткий обзор конструкций
Теперь мы можем дать простую и элегантную характеристику the- re-конструкций. Мы будем использовать следующие обозначения.
Для: Для чего используется конструкция.
О: О чем говорит эта конструкция.
На: На какой другой конструкции она базируется.
Цифры обозначают следующие синтаксические элементы (синтаксическая роль элементов вытекает из их семантики):
1: there (или here)
2: Г или ГГ 3: ИГ
4: конечная группа
Косая черта обозначает «минус». Лексические единицы как имена правил обозначаются прописными буквами. В утверждениях о «базировании на» центральная дейктическая и центральная экзистенциальная конструкции обозначаются аббревиатурами ЦД и ЦЭ.
Центральная дейктическая и центральная экзистенциальная конструкции могут быть просто описаны следующим образом:


750
Исследование конкретного материала
ЦЕНТРАЛЬНАЯ ДЕЙКТИЧЕСКАЯ: Для: Указание 2: Если позиционный, то базового уровня 4’: Не ингерентный.
4: ГГ/2. [То есть ГГ минус 2.]
ЦЕНТРАЛЬНАЯ экзистенциальная: На: ЦД Г: Ментальное пространство.
Здесь говорится о том, что центральная дейктическая конструкция используется для указания (с использованием указательной ИКМ), и даются три признака этой конструкции, которые не вытекают из ее употребления. Характеристика на говорит о том, что центральная экзистенциальная конструкция базируется на центральной дейктической конструкции. Здесь же указан единственный признак, который отличает центральную экзистенциальную конструкцию от центральной дейктической. Все остальные различия вытекают из этого различия.
Существует девять минимальных вариантов центральной дейктической конструкции, и все они могут быть охарактеризованы весьма просто. Все они связаны с центральной дейктической конструкцией посредством принципа «базируется на». Прежде всего, имеются пять вариантов, которые отличаются тем, что они говорят о различных предметных областях.
ПЕРЦЕПТУАЛЬНАЯ ДЕЙКТИЧЕСКАЯ: На: ЦД. О: Восприятие.
ДИСКУРСИВНАЯ ДЕЙКТИЧЕСКАЯ: На: ЦД. О: Дискурс.
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ дейктическая: На: ЦД. О: Существование. дейктическая начала деятельности: На: ЦД. О: Деятельность. Г: Начальная точка.
ДЕЙКТИЧЕСКАЯ ДОСТАВКИ: На: ЦД. О: Доставка.
Г: Тот, кто доставляет.
Факультативно: 1: удлиненный, подъем тона, безударный.
Существуют также три минимальных варианта, которые представляют собой просто пересечения центральной дейктической и других минимальных конструкций, которые соединяют прагматические условия употребления с интонацией. Здесь нужно сказать только то, что эти конструкции существуют и базируются одновременно на центральной дейктической конструкции и некоторой дополнительной конструкции.
ДЕЙКТИЧЕСКАЯ ОБРАЗЦА: На: ЦД И ОБРАЗЕЦ
ДЕЙКТИЧЕСКАЯ РАЗДРАЖЕНИЯ: На: ЦД И РАЗДРАЖЕНИЕ
ДЕЙКТИЧЕСКАЯ НАЧАЛА с энтузиазмом: На: ЦД И НАЧАЛО с ЭНТУЗИАЗМОМ


3. Конструкции с there
751
Существуют также две конструкции, имеющие специальное назначение, одна из которой представляет собой минимальный вариант, а другая является более сложной.
дейктическая фокуса повествования: На: ЦД. Для: Живое повествование.
ПРЕЗЕНТАЦИОННАЯ ДЕЙКТИЧЕСКАЯ: На: Ц Д. Для: Объявления.
2: Глагол местонахождения
Факультативно: 2 имеет полный набор вспомогательных глаголов
4 предшествует 2 и 3
Если 4’ = место, то 1 является нулевым.
Презентационная дейктическая конструкция является единственным сложным вариантом, имеющим одну специальную характеристику и три факультативных признака.
Имеются также четыре варианта, базирующихся на центральной экзистенциальной конструкции.
странная экзистенциальная: На: ЦЭ.
2: Перфектное HAVE и ’s
ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ: На: ЦЭ. О: Существование. 2: ударный
Факультативно: 2 = EXIST инфинитивная экзистенциальная: На: ЦЭ 4: Инфинитивный оборот с пробелом
ПРЕЗЕНТАЦИОННАЯ экзистенциальная: На: ЦЭ Г: Пространство повествования 2: Непереходная ГГ 2’: Нет ограничений
Учитывая чрезвычайную сложность данных, трудно представить себе более изящное описание, которое бы охватывало ту же самую область синтаксических, семантических и прагматических явлений, одновременно демонстрируя отношения между описываемыми конструкциями.
Резюме
Данное исследование преследовало одновременно две цели: узкую и широкую. Узкая цель заключалась в том, чтобы представить адекватное описание дейктических и экзистенциальных there- конструкций и показать, как они связаны друг с другом. Нашей широкой целью было найти ответ на ряд глубоких и важных вопросов,


752
Исследование конкретного материала
касающихся природы языка. Вот те ответы, которые мы получили в результате нашего исследования:
— Для описания значения грамматических конструкций необходима когнитивная семантика. Такая семантика включает ментальные пространства и когнитивные модели многих типов, включая метафорические и метонимические модели.
— Грамматические конструкции имеют реальный когнитивный статус. Они не являются только эпифеноменами, возникающими вследствие приложения порождающих правил.
— В грамматике имеет место категоризация, основывающаяся на прототипах. В ней существуют радиально структурированные категории, функцией которых является существенное уменьшение области произвольности соответствий между формой и значением.
— Для того чтобы объяснить огромное количество закономерностей, имеющих место в грамматике, необходимо понятие мотивации.
— Синтаксические категории не являются автономными, но они также и не являются полностью предсказуемыми на основе семантических данных. Центральные субкатегории синтаксических категорий предсказываются семантическими данными, а их нецентральные субкатегории представляют собой мотивированные расширения центральных субкатегорий.
— Огромное множество синтаксических свойств грамматических конструкций обусловлено их значениями.
— Значения грамматических конструкций в целом не могут быть вычислены посредством общих правил из значений их частей. В то же время они мотивированы значениями их частей.
— Между грамматикой и лексикой лежит континуум переходов.
— Грамматика не является отдельным «модулем», независимым от остального познания. Она использует прототипическую категоризацию, которая основывается на других аспектах познания, она также использует разнообразные аспекты концептуальных систем, такие, как когнитивные модели (включая метафорические и метонимические модели) и ментальные пространства.
Обновленная порождающая семантика
Когнитивная грамматика, как я это показал, формировалась постепенно на протяжении ряда лет, эволюционировав от порождаю¬


3. Конструкции с there
753
щей семантики и падежной грамматики через теорию языковых гештальтов до ее современного вида. В последние годы я работал над теорией грамматических конструкций вместе с моими коллегами из Беркли Чарльзом Филлмором и Полом Кеем. Я рассматриваю когнитивную грамматику как обновленную версию порождающей семантики.
Некоторые базовые принципы когнитивной грамматики являются также базовыми принципами генеративной семантики. К ним относятся следующие положения:
— Язык является частью познания вообще и использует универсальные когнитивные механизмы.
— Основная функция языка — передача значения. Поэтому грамматика должна показывать как можно более непосредственно, каким образом параметры формы связаны с параметрами значения.
— Поскольку значение и коммуникативная функция первичны, грамматики должны стремиться объяснить как можно больше параметров формы на основе параметров значения и коммуникативной функции.
— Прагматика рассматривается как семантика коммуникации, при ее описании используется тот же теоретический аппарат, который используется при описании семантики.
Различия между порождающей семантикой и когнитивной грамматикой не в исходных посылках, но в способах их использования. Эти различия возникли вследствие того, что в последние годы поднялось на существенно новый уровень наше понимание базовых механизмов, участвующих в познании. Ниже приводятся основные различия в области семантики:
— В генеративной семантике предполагается, что логические модельно-теоретические подходы могут быть применены для объяснения семантики и прагматики.
— В когнитивной грамматике имеется понимание того, что теория моделей не способна объяснить большую часть семантических и прагматических явлений. Предполагается, что адекватное объяснение семантических и прагматических явлений может быть осуществлено с помощью теории опытно обоснованных когнитивных моделей.
Основные различия между когнитивной грамматикой и порождающей семантикой в области синтаксиса состоят в следующем:


Исследование конкретного материала
/54
— Порождающая семантика предполагала, что классические аргументы в пользу трансформационной грамматики по существу являются правильными. Она стремилась связать форму и содержание, приняв в качестве глубинных синтаксических структур логические формы. Функцию непосредственного связывания логической формы и поверхностного синтаксиса обслуживали глобальные правила. Этим правилам отдавалось предпочтение перед трансформациями (которые в основном стали способом установления прямых соответствий между формой и значением).
— В когнитивной грамматике признано, что новейшие данные говорят о том, что трансформационные правила не являются обязательными. Когнитивная грамматика принимает как факт неспособность генеративных теорий грамматики объяснить большую часть грамматических явлений. Альтернативные предложения теории грамматических конструкций заключаются в том, что базовыми элементами грамматики являются символические модели, непосредственно сопоставляющие форму и значение. Организация грамматических конструкций описывается посредством теории прототипов с использованием радиально структурированных категорий конструкций.
Порождающая семантика достигла ряда значительных успехов:
— Порождающая семантика побудила лингвистов обратить внимание на роль логической формы и теории моделей.
— Порождающая семантика показала роль предикатно-аргументной структуры, логических операторов, кореференции, связывания, пропозициональных функций и т. д. в таких синтаксических явлениях, как отрицательная полярность, анафора, ограничения на появление кванторов и т. д.
— Порождающая семантика показала, какие синтаксические следствия имеет внутренняя структура лексических единиц.
— Порождающая семантика побудила лингвистическое сообщество обратить внимание на отношения между синтаксисом и прагматикой, особенно на такие явления, как перформативы, пресуппозиции, импликатуры, эвиденциальность и т. д.
— Порождающая семантика привлекла внимание лингвистов к огромному количеству синтаксических и семантических явлений.
Все эти проблемы вошли в широкий лингвистический оборот и стали частью важнейших синтаксических и семантических теорий


3. Конструкции с there
155
главным образом благодаря работам исследователей в области порождающей семантики.
Однако порождающая семантика как эмпирическая теория также оказалась несостоятельной во многих отношениях:
— Поскольку она использовала трансформационный синтаксис, она не смогла справиться с описанием синтаксических амальгам (Lakoff 1974).
— Поскольку она основывалась на теории классических синтаксических категорий, она не смогла предложить адекватное описание прототипических эффектов в синтаксисе и семантической базы синтаксических категорий.
— Поскольку она использовала генеративную грамматику, она не смогла описать мотивированные грамматические конструкции, не предсказываемые полностью порождающими правилами. (См. Fillmore, Kay, O’Connor, to appear.)
— Поскольку в лексиконе имелись только правила избыточности, но не было радиальных категорий, она не смогла предложить адекватное описание полисемии (Brugman 1981; Dixon 1968; Lindner 1981).
— Поскольку в ней не содержалось описания пространственного воплощения формы, она не смогла справиться с проблемой синтаксической иконичности (Lakoff, Johnson 1980, chap. 20; Haiman 1980).
— Поскольку она использовала объективистскую семантику, то есть семантику, содержащую логические формы и теорию моделей, в ней не получили адекватного рассмотрения следующие явления:
(а) категории базового уровня и прототипические эффекты в семантике
(б) феномены фреймовой семантики Филлмора
(в) метафорические феномены, описанные Лакоффом и Джонсоном
(г) метонимические феномены, описанные Боркином, Нун- бергом и Фоконье (см. Fauconnier 1985)
(d) образно-схематические явления, описанные Линднер, Бругман и Яндой
(e) альтернативные концептуальные системы (Casad 1982; Brugman 1983)
(ж) 	противоречивые когнитивные модели (Кау 1979; Gentner and Gentner 1982)


756
Исследование конкретного материала
(5) такие явления ментальных пространств, как референциальная непрозрачность и пресуппозиции (Fauconnier 1985)
(и) семантика классифицирующих систем (Dixon 1968, Downing 1984)
(к) метаязыковое отрицание (Fillmore 1984; Нош 1985)
(л) противоречия в теории значения, указанные Патнэмом (Putnam 1981)
Следует отметить, что не одна порождающая семантика потерпела неудачу на этих направлениях. Все теории, использующие генеративный синтаксис и модельно-теоретическую семантику или семантику, включающую только логическую форму, оказались несостоятельны в решении этих проблем. Избежать неудачи можно было только путем игнорирования этих феноменов. К счастью, значительное число лингвистов не стали этого делать. Так появилась когнитивная лингвистика.


Послесловие
Я начал работу над этой книгой, понимая, что объективистский подход к разуму чрезвычайно широко распространен в научном мире. Среди моих главных целей было охарактеризовать этот подход, дать ему название, указать, что это всего лишь мнение, но не фундаментальная истина, и поднять вопрос о его правомерности так, чтобы он мог обсуждаться открыто и не принимался бы более без всяких вопросов как часть незыблемых основ.
Многие ученые на самом деле принимают как данное без каких- либо сомнений, что концептуальные категории определяются исключительно общими существенными признаками их членов, что мышление представляет собой дематериализованное оперирование абстрактными символами и что эти символы получают свое значение только в силу их соответствия вещам в мире. Взгляд на мышление как абстрактное, дематериализованное и сухое, прозаичное явление является чрезвычайно устойчивым.
Его чрезвычайная устойчивость отчасти является следствием того, что в определенных отношениях он правилен. Некоторые понятийные категории действительно имеют структуру классических категорий. Некоторые аспекты классической логики действительно используются в мышлении. Однако отсюда не следует, что должна быть принята вся объективистская парадигма. Другой моей важной целью было разработать альтернативу объективистским взглядам, которая бы сохраняла все ценное, что есть в объективизме, и в то же время позволяла бы продвинуться в исследовании разума далеко за те пределы, которые были поставлены перед такими исследованиями объективизмом.
Чего я не мог предположить, начиная эту книгу, так это того, что столь многие исследователи обнаружили факты, противоречащие объективистским взглядам. Одним из наиболее воодушевляющих моментов в моей работе было открытие того, что существует огромное количество данных из разных областей знания, свидетельствующих в пользу такого взгляда на разум, который сосредоточивает внимание на телесных характеристиках и способности воображения людей.
В процессе работы над этой книгой я имел возможность читать лекции по этим проблемам не только в самых разных университетах


758
Послесловие
Соединенных Штатов, но и во многих других странах Европы, Азии и Южной Америки. И где бы я ни был, я везде встречал ученых, чьи исследования в тех или иных отношениях расходились с объективистским подходом к мышлению, но которые не имели представления, что так много других людей пришли к аналогичным выводам. Такие встречи были важны для меня. Они были подобны встречам давно не видевших друг друга родственников, горящих желанием поделиться семейными новостями. При всей величине этой книги, я сумел лишь чуть-чуть продвинуться по тем направлениям, которые были мне предложены. Моей первоначальной целью было соединить все данные в поддержку экпериенциалистского подхода к разуму, которые я смогу найти. Я пришел к выводу, что для этого потребовалось бы прожить много жизней. И я останавливаюсь здесь с сознанием, что есть много других людей, участвующих в этом предприятии.
Идеи, которые я развивал в этой книге, отнюдь не принадлежат только мне. Большинство из них я разделяю с большой группой учетах, чьи исследования привели их к тому, чтобы поставить под вопрос традиционные подходы к мышлению, категоризации и языку, но которые до сих пор не были объединены в научное сообщество. Важно, чтобы такое чувство общности сформировалось, и я надеюсь, что эта книга внесет в это свой вклад.


Библиография
Adams, Karen, and Nancy Faires Conklin. 1973. Toward a Theory of Natural Classification. In Proceedings of the Ninth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 1—10. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Aissen, Judith. 1975. Presentational There-Insertion: A Cyclic Root Transformation. In Papers from the Eleventh Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 1—14. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Akmajian, Adrian. 1984. Sentence Types and the Form-Function Fit. Natural Language and Linguistic Theory 2, no. 1, 1—24.
Armstrong, Sharon Lee, Lila Gleitman, and Henry Gleitman. 1983. What Some Concepts Might Not Be. Cognition 13:263—308.
Amheim, Rudolf. 1974. Visual Thinking. Berkeley: University of California Press.
Austin, John L. 1961. Philosophical Papers. Oxford: Oxford University Press.
Barsalou, Lawrence W. 1983. Ad-hoc categories. Memory and Cognition 11:211—27.
. 1984. Determinants of Graded Structure in Categories. Psychology Department, Emory University, Atlanta.
Barwise, Jon. 1980. Scenes and Other Situations. In Barwise and Sag, 1980.
Barwise, Jon, and John Perry. 1980. The Situation Underground. In Barwise and Sag, 1980.
. 1984. Situations and Attitudes. Cambridge, Mass.: MIT Press.
Barwise, Jon, and Ivan Sag, eds. 1980. Stanford Working Papers in Semantics, vol. 1. Stanford University.
Bates, Elizabeth, and Brian MacWhinney. 1982. Functionalist Approaches to Grammar. In L. Gleitman and E. Wanner, eds., Language Acquisition: The State of the Art, pp. 173—218, Cambridge: Cambridge University Press.
Becker, Alton L. 1975. A Linguistic Image of Nature: The Burmese Numerative Classifier System. Linguistics, Whole 165, pp. 109—21.
Beneke, Timothy. 1982. Men on Rape. New York: St. Martin’s Press.
Bennett, David. 1975. Spatial and Temporal Uses of English Prepositions. London: Longmans.
Berlin, Brent. 1968. Tzeltal Numeral Classifiers. The Hague: Mouton.
. 1976. The Concept of Rank in Ethnobiological Classification: Some
Evidence from Aguaruna Folk Botany. In Casson, 1981, pp. 92—113.
Berlin, Brent, Dennis E. Breedlove, and Peter H. Raven. 1974. Principles of Tzeltal Plant Classification. New York: Academic.


760
Библиография
Berlin, Brent and Paul Kay. 1969. Basic Color Terms: Their Universality and Evolution. Berkeley: University of California Press.
Berlin, Brent, and A. Kimball Romney. 1964. Descriptive Semantics of Tzeltal Numeral Classifiers. In A. K. Romney and R. D’Andrade, eds., Transcul- tural Studies in Cognition, pp. 79—98. Special publication of The American Anthropologist 66, no. 3, part 2.
Bernstein, Richard. 1983. Beyond Objectivism and Relativism. Philadelphia: University of Pennsylvania Press.
Bolinger, Dwight. 1972. Degree Words. The Hague: Mouton.
. 1976. Language and Memory. Language Sciences.
. 1977. Meaning and Form. New York: Longmans.
. 1982. Intonation and Gesture. In Papers from the Parasession on Nondeclaratives, pp. 1—22. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Borges, J. L. 1966. Other Inquisitions. New York: Washington Square Press.
Breivik, Leif Egil. 1975. The Use and Non-use of Existential There in Present- Day English. Forum Linguisticum 7:57—103.
Brown, Roger. 1958. How Shall a Thing Be Called? Psychological Review 65:14—21.
. 1965. Social Psychology. New York: Free Press.
Brugman, Claudia. 1981. Story of Over. M. A. thesis. University of California, Berkeley. Available from the Indiana University Linguistics Club.
. 1983. The Use of Body-Part Terms as Locatives in Chalcatongo Mixtec.
In Report No. 4 of the Survey of California and Other Indian Languages, pp. 235—90. University of California, Berkeley.
. 1984. Metaphor in the Elaboration of Grammatical Categories in Mixtec.
Linguistics Department, University of California, Berkeley.
Burgess, Don, Willett Kempton, and Robert MacLaury. 1983. Tarahumara Color Modifiers: Category Structure Presaging Evolutionary Change. American Ethnologist, no. 1, 133—49.
Bybee, Joan, and Carol Moder. 1983. Morphological Classes as Natural Categories. Language 59, no. 2, 251—70.
Cain, A. J. 1958. Logic and Memory in Linnaeus’s System of Taxonomy. Proceedings of the Linnaean Society of London 169:144—63.
Carbonell, Jaime. In press. Towards a Computational Model of Metaphor in Commonsense Reasoning. In Holland and Quinn, in press.
Garden, Guy. 1978. There-insertion Makes a Mistake: A Global Rule and the Validation of Introspective Judgments. Linguistics Department, University of British Columbia, Vancouver.
Carpenter, P. A., and P. Eisenberg. 1978. Mental Rotation and the Frame of Reference in Blind and Sighted Individuals. Perception and Psychophysics 23:117—24.


Библиография
761
Casad, Eugene. 1982. Cora Locationals and Structured Imagery. Ph. D. diss., University of California, San Diego.
Casad, Eugene, and Ronald Langacker. 1985. “Inside” and “Outside” in Cora Grammar. International Journal of American Linguistics 51.3:247—81.
Casson, Ronald, ed. 1981. Language, Culture, and Cognition: Anthropological Perspectives. New York: Macmillan.
Chomsky, Noam. 1957. Syntactic Structures. The Hague: Mouton.
. 1965. Aspects of the Theory of Syntax. Cambridge, Mass.: MIT Press.
. 1981. Lectures on Government and Binding. Dordrecht: Foris.
Clark, Eve V., and Herbert Clark. 1978. When Nouns Surface as Verbs. Language 55, no. 4, 767—811.
Coleman, Linda. 1975. The Case of the Vanishing Presupposition. In Proceedings of the First Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 78—89. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
Coleman, Linda, and Paul Kay. 1981. Prototype Semantics: The English Verb Lie. Language 57, no. 1, 26—44.
Craig, Colette, ed. 1986. Categorization and Noun Classification. Philadelphia: Benjamins North America.
Cruse, D. A. 1977. The Pragmatics of Lexical Specificity. Journal of linguistics 13:153—64.
Davidson, Donald, and Gilbert Harman, eds. 1972. Semantics of Natural Language. Dordrecht: Reidel.
De Sousa, Ronald. 1980. The Rationality of Emotions. In A. O. Rorty, ed., Explaining Emotions. Berkeley and Los Angeles: University of California Press.
DeValois, R. L., I. Abramov, and G. H. Jacobs. 1966. Analysis of Response Patterns of LGN Cells. Journal of the Optical Society of America 56:966— 77.
DeValois, R. L., and G. H. Jacobs. 1968. Primate Color Vision. Science 162:533—40.
Denny, J. Peter. 1976. What are Noun Classifiers Good For? In Papers from the Twelfth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 122—32. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Dixon, R. M. W. 1968. Noun Classes. Lingua 21:104—25.
. 1977. Semantic neutralization for phonological reasons. Linguistic
Inquiry 8:599—602.
— . 1982. Where Have All the Adjectives Gone? Berlin: Walter de Gruyter.
Dobzhansky, T. 1955. Evolution, Genetics, and Man. New York; John Wiley & Sons.
Dougherty, J. W. D. 1978. Salience and Relativity in Classification. American Ethnologist 15:66—80. Reprinted in Casson, 1981.
19 -3361


762
Библиография
Downing, Pamela. 1977. On the Creation and Use of English Compound Nouns. Language 53, no. 4, 810—42.
. 1984. Japanese Numeral Classifiers: Syntax, Semantics, and Pragmatics.
Ph. D. diss., University of California, Berkeley.
Dubois, D., and H. Prade. 1980. Fuzzy Sets and Systems: Theory and Applications. New York: Academic Press.
Eklof, P. C. 1976. Whitehead’s Problem Is Undecidable. American Mathematical Monthly 83, no. 10, 775—87.
Ekman, Paul. 1971. Universals and Cultural Differences in Facial Expressions of Emotions. Nebraska Symposium on Motivation series, James K. Cole, ed. Lincoln: University of Nebraska Press.
Ekman, Paul, Wallace V. Friesen, and P. Ellsworth. 1972. Emotion in the Human Face. Elmsford, N. Y.: Pergamon Press.
Ekman, Paul, Robert W. Levenson, and Wallace V. Friesen. 1983. Autonomic Nervous System Activity Distinguishes among Emotions. Science 221:1208—10.
Emonds, Joseph. 1971. Root and Structure-Preserving Transformations. Ph. D. diss., MIT, Cambridge.
Fauconnier, Gilles. 1985. Mental Spaces. Cambridge, Mass.: MIT Press.
Feyerabend, Paul. 1975. Against Method: Outline of an Anarchistic Theory of Knowledge. London: NLB.
Fillmore, Charles. 1968. The Case for Case. In E. Bach and R. Harms, eds., Universals in Linguistic Theory, pp. 1—90. New York; Holt, Rinehart & Winston.
. 1975. An Alternative to Checklist Theories of Meaning. In Proceedings
of the First Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 123— 31. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
. 1976. Topics in Lexical Semantics. In Peter Cole, ed., Current Issues in
Linguistic Theory, pp. 76—138. Bloomington: Indiana University Press.
. 1978. The Organization of Semantic Information in the Lexicon. In Papers
from the Parasession on the Lexicon, pp. 1—11. Chicago: Chicago Linguistic Society.
. 1982a. Towards a Descriptive Framework for Spatial Deixis. In
R. J. Jarvella and W. Klein, eds., Speech, Place, and Action, pp. 31—59. London: John Wiley.
. 1982b. Frame Semantics. In Linguistic Society of Korea, ed., Linguistics in
the Morning Calm, pp. 111—38. Seoul: Hanshin.
. 1985. Frames and the Semantics of Understanding. Quademi di Semantica
6, no. 2,222—53.
Fillmore, Charles, Paul Kay, and Mary Catherine O’Connor. To appear. Regularity and Idiomaticity in Grammar: The Case of Let Alone. Department of Linguistics, University of California, Berkeley.


Библиография
763
Fodor, J. A. 1975. The Language of Thought. New York: Crowell.
Frege, Gottlob. 1966. On Sense and Reference. In P. Geach and M. Black, eds., Translation from the Philosophical Writings of Gottlob Frege. Oxford: Blackwell.
Gazdar, Gerald, Ewan Klein, Geoffrey Pullum, and Ivan Sag. 1985. Generalized Phrase-Structure Grammar. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
Geertz, Clifford. 1973. The Interpretation of Cultures. New York: Basic Books.
Gensler, Orin. 1977. Non-syntactic Antecedents and Frame Semantics. In Proceedings of the Third Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 321—34. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
Gentner, Dedre. 1981. Generative Analogies as Mental Models. In Proceedings of the Third Annual Conference of the Cognitive Science Society, pp. 97— 100. Berkeley: Cognitive Science Society.
Gentner, Dedre, and Donald R. Gentner. 1982. Flowing Waters or Teeming Crowds: Mental Models of Electricity. In D. Gentner and A. L. Stevens, eds., Mental Models. Hillsdale, N. J.: Erlbaum.
Gibson, James J. 1979. The Ecological Approach to Visual Perception. Boston: Houghton Mifflin.
Gilchrist, Alan, and Irvin Rock. 1981. Rational Processes in Perception. In Proceedings of the Third Annual Conference of the Cognitive Science Society, pp. 50—56. Berkeley: Cognitive Science Society.
Gleitman, Lila. 1981. What Some Concepts Might Not Be. Address to Annual Meeting of the Jean Piaget Society. Psychology Department, University of Pennsylvania, Philadelphia.
Goguen, J. A. 1969. The Logic of Inexact Concepts. Synthese 19:325—73.
Goodman, Nelson. 1978. Ways of Worldmaking. Indianapolis: Hackett.
Gould, Stephen Jay. 1983. Hen's Teeth and Horse's Toes. New York: Norton.
Green, Georgia. 1976. Main Clause Phenomena in Subordinate Clauses. Language 52, no. 2, 382—97.
Hacking, lan. 1983. Representing and Intervening'. Introductory Topics in the Philosophy of Natural Science. Cambridge: Cambridge University Press.
Haiman, John. 1980. The Iconicity of Grammar: Isomorphism and Motivation. Language 56, no. 3, 515—40.
Hanson, Norwood R. 1961. Patterns of Discovery: An Inquiry into the Conceptual Foundations of Science. Cambridge: Cambridge University Press.
Harris, Zellig. 1957. Co-occurrence and Transformation in Linguistic Structure. Language 33, no. 2, 293—340.
Hawkins, Bruce. 1984. The Semantics of English Spatial Prepositions. Ph. D. diss., University of California, San Diego.
Heider, Eleanor (Eleanor Rosch). 1971. “Focal” Color Areas and the Development of Color Names. Developmental Psychology 4:447—55.
49*


764
Библиография
. 1972. Universals in Color Naming and Memory. Journal of Experimental Psychology 93:10—20.
Heider, Eleanor, and D. Olivier. 1972. The Structure of the Color Space in Naming and Memory for Two Languages. Cognitive Psychology 3:337—54.
Hesse, Mary. 1963. Models and Analogies in Science. London: Sheed & Ward.
Hinton, Leanne. 1982. How to Cause in Mixtec. In Proceedings of the Eighth Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 354—63. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
Holland, Dorothy, and Naomi Quinn, eds. In press. Cultural Models in Language and Thought. Cambridge: Cambridge University Press.
Hooper, Joan, and Sandra Thompson. 1973. On the Applicability of Root Transformations. Linguistic Inquiry 4:465—98.
Hopper, Paul, and Sandra Thompson. 1984. The Discourse Basis for Lexical Categories in Universal Grammar. Language 60, no. 4, 703—52.
Horn, Laurence. 1985. Metalinguistic Negation and Pragmatic Ambiguity. Language 61, no. 1, 121—74.
Hull, David L. 1984. Contemporary Systematic Philosophies. In Sober, 1984, pp. 567—602.
Hunn, Eugene S. 1975. A Measure of the Degree of Correspondence of Folk to Scientific Biological Classification. American Ethnologist 2, no. 2, 309— 27.
. 1977. Tzeltal Folk Zoology: The Classification of Discontinuities in Nature. New York: Academic Press.
Jaeger, Jeri. 1980. Categorization in Phonology: An Experimental Approach. Ph. D. diss., University of California, Berkeley.
Janda, Laura. 1984. A Semantic Analysis of the Russian Verbal Prefixes ZA-, PERE-, DO-, and OT-. Ph. D. diss., University of California, Los Angeles.
. 1986. Band 192. In Slavistische Beitrage. Munchen: Verlag Otto.
Jespersen, Otto. 1909. A Modem English Grammar on Historical Principles. 1 vols. London: Allen & Unwin. Reprinted, 1954, by Barnes & Noble, New York.
Johansson, Gunnar. 1950. Configurations in Event Perception. Uppsala: Almkvist & Viksell.
Johnson, Mark. 1981. The Preconceptual Basis of Experiential Metaphor. Department of Philosophy, Southern Illinois University, Carbondale.
. 1983. What Rule Theories of Morality Can’t, but Ought to, Do. Department of Philosophy, Southern Illinois University, Carbondale.
. In press. The Body in the Mind: The Bodily Basis of Reason and Imagination. Chicago: University of Chicago Press.
Katz, Jerrold, and Paul Postal. 1964. An Integrated Theory of Linguistic Descriptions. Cambridge: MIT Press.


Библиография
765
Kay, Paul. 1979. The Role of Cognitive Schemata in Word Meaning: Hedges Revisited. Department of Linguistics, University of California, Berkeley.
. 1983a. Three Properties of the Ideal Reader. Cognitive Science Report,
no. 7. Institute for Cognitive Studies, University of California, Berkeley.
. 1983b. Linguistic Competence and Folk Theories of Language: Two
English Hedges. In Proceedings of the Ninth Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 128—37. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
Kay, Paul, and Willett Kempton. 1984. What Is the Sapir-Whorf Hypothesis? American Anthropologist 86, no. 1, 65—79.
Kay, Paul, and Chad McDaniel. 1978. The Linguistic Significance of the Meanings of Basic Color Terms. Language 54, no. 3, 610—46.
Keenan, E. L., and A. Faltz. To appear. Logical Types for Natural Language. Synthese Language Library Series. Dordrecht: D. Reidel.
Kempton, Willett. 1981. The Folk Classification of Ceramics: A Study of Cognitive Prototypes. New York: Academic Press.
Kerr, Nancy H. 1983. The Role of Vision in “Visual Imagery” Experiments: Evidence from the Congenitally Blind. Journal of Experimental Psychology: General 112, no. 2, 265—77.
Kimball, John. 1973. The Grammar of Existence. In Papers from the Ninth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 262—70. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Kleene, Stephen. 1967. Mathematical Logic. New York; John Wiley & Sons.
Kosslyn, Stephen M. 1980. Image and Mind. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
. 1983. Ghosts in the Mind's Machine. New York: W. W. Norton.
Kripke, Saul. 1972. Naming and Necessity. In Davidson and Harman, 1972, pp. 253—355.
Kuhn, Thomas. 1970. The Structure of Scientific Revolutions. 2d ed. Chicago: University of Chicago Press.
. 1977. The Essential Tension. Chicago: University of Chicago Press.
Kuno, Susumu. 1971. The Position of Locatives in Existential Sentences. Linguistic Inquiry 2, no. 3, 333—78.
Labov, William. 1973. The Boundaries of Words and Their Meanings. In Joshua Fishman, ed., New Ways of Analyzing Variation in English, pp. 340—73. Washington, D. C.: Georgetown University Press.
Lakatos, Imre. 1976. Proofs and Refutations. Cambridge: Cambridge University Press.
Lakoff, George. 1963. Toward Generative Semantics. Syntax and Semantics, vol. 7, ed. James D. McCawley. New York: Academic Press, 1976.
. 1968. Counterparts, or the Problems of Reference in Transformational
Grammar. Department of Linguistics, Harvard University.


766
Библиография
. 1970. Linguistics and Natural Logic. Studies in Generative Semantics,
no. 2. Ann Arbor: University of Michigan Linguistics Department. Reprinted in Davidson and Harman, 1972, pp. 545—665.
. 1972. Hedges: A Study in Meaning Criteria and the Logic of Fuzzy
Concepts. In Papers from the Eighth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 183—228. Chicago: Chicago Linguistic Society. Reprinted in Journal of Philosophical Logic 2 (1973): 458—508.
. 1974. Syntactic Amalgams. In Papers from the Tenth Regional Meeting,
Chicago Linguistic Society, pp. 321—34. Chicago: Chicago Linguistic Society.
. 1977. Linguistic Gestalts. In Papers from the Thirteenth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 236—87. Chicago: Chicago Linguistic Society.
. 1980. Getting the Whole Picture: The Role of Mental Images in Semantics and Pragmatics. In Proceedings of the Sixth Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 191—95. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
. 1982a. Experiential Factors in Linguistics. In T. Simon and R. Scholes,
eds., Language, Mind, and Brain, pp. 145—57. Hillsdale, N. J.: Lawrence Erlbaum.
. 1982b. Categories and Cognitive Models. Cognitive Science Report,
no. 2, Institute for Cognitive Studies, University of California, Berkeley.
. 1984. Classifiers as a Reflection of Mind. Cognitive Science Report,
no. 19. Institute for Cognitive Studies, University of California, Berkeley.
Lakoff, George, and Mark Johnson, 1980. Metaphors We Live By. Chicago: University of Chicago Press.
Langacker, Ronald. 1981. The Nature of Grammatical Valence. Linguistic Notes from La Jolla 10:33—59.
. 1982. Space Grammar, Analysability, and the English Passive. Language
58, no. 1, 22—80.
. 1983. Remarks on English Aspect. In P. Hopper, ed., Tense and Aspect:
Between Semantics and Pragmatics, pp. 265—304. Amsterdam: John Benjamins.
. 1986. Foundations of Cognitive Grammar, vol. 1. Stanford: Stanford
University Press.
Levy, Robert I. 1973. Tahitians: Mind and Experience in the Society Islands. Chicago: University of Chicago Press.
. 1984. Emotion, Knowing, and Culture. In Richard Shweder and Robert'
A. LeVinc, eds., Culture Theory: Essays on Mind, Self, and Emotion, pp. 214—37. Cambridge: Cambridge University Press.


Библиография
767
Lewis, David. 1972. General Semantics. In Davidson and Harman 1972, pp. 169—218.
. 1984. Putnam’s Paradox. Australasian Journal of Philosophy 62, no. 3,
221—36.
Lewis, Marshall. 1980. Joy in Mudville: A Syncretic Account of There-sentences. Department of Linguistics, Indiana University, Bloomington.
Lindner, Susan. 1981. A Lexico-Semantic Analysis of Verb-Particle Constructions with Up and Out. Ph. D. diss., University of California, San Diego. Available from the Indiana University Linguistics Club.
. 1982. What Goes Up Doesn’t Necessarily Come Down: The Ins and
Outs of Opposites. In Papers from the Eighteenth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 305—23. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Lounsbury, Floyd. 1964. A Formal Account of the Crow- and Omaha-Type Kinship Terminologies. In W. H. Goodenough, ed., Explorations in Cultural Anthropology, pp. 351—94. New York: McGraw-Hill. Reprinted in Stephen A. Tyler, ed., Cognitive Anthropology, pp. 212—54. New York: Holt, Rinehart & Winston, 1969.
Lyons, John. 1968. A Note on Possessive, Existential and Locative Sentences. Foundations of Language 3:390—96.
McCawley, James D. 1981. Everything That Linguists Have Always Wanted to Know about Logic—But Were Ashamed to Ask. Chicago: University of Chicago Press.
. N. d. A Selection of There-insertion Verbs. Department of Linguistics,
University of Chicago.
McCawley, Noriko A. 1973. Boy, Is Syntax Easy! In Papers from the Ninth Annual Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 369—77. Chicago: Chicago Linguistic Society.
McCune, Keith Michael. 1983. The Internal Structure of Indonesian Roots. Ph. D. diss., University of Michigan.
Mac Lane, Saunders. 1981. Mathematical Models: A Sketch for the Philosophy of Mathematics. American Mathematical Monthly, Aug.-Sept., pp. 462— 72.
. To appear. Mathematics: Form and Function. Mathematics Department,
University of Chicago.
MacLaury, Robert. In preparation. Color Categories in Mesoamerica: A Cross- Linguistic Study. Ph. D. diss., University of California, Berkeley.
Malotki, Ekkehart. 1983. Hopi Time. Berlin: Mouton.
Marmor, Gloria Strauss, and Larry A. Zaback. 1976. Mental Rotation by the Blind: Does Mental Rotation Depend on Visual Imagery? Journal of Experimental Psychology: Human Perception and Performance 2, no. 4, 515—21.


768
Библиография
Martin, D. A. and R. M. Solovay. 1970. Internal Cohen Extensions. Annals of Mathematical Logic 2:143—78.
Mayr, Ernst. 1963. Animal Species and Evolution. Cambridge, Mass.: Belknap Press.
. 1984л. Species Concepts and Their Applications. In Sober, 1984,
pp. 531—40.
. 1984b. Biological Classification: Toward a Synthesis of Opposing
Methodologies. In Sober, 1984, pp. 646—62.
Merrill, G. H. 1980. The Model-Theoretic Argument against Realism. Philosophy of Science. 47:69—81.
Mervis, Carolyn. 1984. Early Lexical Development: The Contributions of Mother and Child. In C. Sophian, ed., Origins of Cognitive Skills. Hillsdale, N. J.: Lawrence Erlbaum Associates.
. 1986. Child-basic Object Categories and Early Lexical Development. In
U. Neisser, ed., Concepts Reconsidered: The Ecological and Intellectual Bases of Categorization. New York: Cambridge University Press.
Mervis, Carolyn, and Eleanor Rosch. 1981. Categorization of Natural Objects. Annual Review of Psychology 32:89—115.
Miller, George, and Philip Johnson-Laird. 1976. Language and Perception. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
Milsark, Gary. 1974. Existential Sentences in English. Ph. D. diss., МГГ. Available from the Indiana University Linguistics Club.
Minsky, Marvin. 1975. A Framework for Representing Knowledge. In P. H. Winston, ed., The Psychology of Computer Vision. New York: McGraw- Hill.
Murphy, Gregory L. 1982. Cue Validity and Levels of Categorization. Psychological Bulletin 91, no. 1, 174—77.
Murphy, Gregory L., and Douglas L. Medin. 1984. The Role of Theories in Conceptual Coherence. Psychology Department, Brown University, Providence, Rhode Island.
Nathan, Geoffrey S. 1981. What’s These Facts About? Linguistic Inquiry 12:151—53.
Newport, Elissa, and Ursula Bellugi. 1978. A Flower Is a Flower Is a Flower. In Rosch and Lloyd, 1978, pp. 49—72.
Osherson, Daniel, and Edward Smith. 1981. On the Adequacy of Prototype Theory as a Theory of Concepts. Cognition 9, no. 1, 35—58.
Putnam, Hilary. 1975л. Mind, Language, and Reality. Philosophical Papers, vol. 2. Cambridge: Cambridge University Press.
. 1975b. The Meaning of “Meaning”. In K. Gunderson, ed., Language,
Mind, and Knowledge. Minnesota Studies in the Philosophy of Science, 7. Minneapolis: University of Minnesota Press. Reprinted in Putnam, 1975a, pp. 215—71.


Библиография
769
. 1978. Meaning and the Moral Sciences. London: Routledge & Kegan
Paul.
. 1980. Models and Reality. Journal of Symbolic Logic 45:464—82.
. 1981. Reason, Truth, and History. Cambridge: Cambridge University
Press.
Pylyshyn, Zenon. 1981. The Imagery Debate: Analogue Media versus Tacit Knowledge. Psychological Review 87:16—45.
Quine, W. V. O. 1939. A Logistical Approach to the Ontological Problem. In Quine, 1966, pp. 64—69.
. 1951. On Carnap’s Views on Ontology. In Quine, 1966, pp. 126—34.
. 1966. The Ways of Paradox and Other Essays. New York: Random
House.
. 1969. Ontological Relativity and Other Essays. New York and London:
Columbia University Press.
. 1983. Ontology and Ideology Revisited. Journal of Philosophy
130:499—502.
Quinn, Naomi. In press. Understanding the Experience of Marriage in Our Culture. In Holland and Quinn, in press.
Quirk, Randolph, Geoffrey Leech, Sidney Greenbaum, and Jan Svartvik. 1974. A Grammar of Contemporary English. London: Longmans.
Rando, Emily, and Donna Jo Napoli. 1978. Definites in There-Sentences. Language 54, no. 2, 300—313.
Reddy, Michael. 1979. The Conduit Metaphor. In A. Ortony, ed., Metaphor and Thought, pp. 284—324. Cambridge; Cambridge University Press.
Rey, Georges. 1983. Concepts and Stereotypes. Cognition 15:237—62.
Rhodes, Richard. 1977. Semantics in Relational Grammar. Proceedings of the Thirteenth Annual Meeting of the Chicago Linguistic Society. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Rhodes, Richard, and John Lawler. 1981. Athematic Metaphors. Papers from the Seventeenth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Rips, Lance J. 1975. Inductive Judgments about Natural Categories. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior 14:665—81.
Rosaldo, Michelle. 1980. Knowledge and Passion. Cambridge: Cambridge University Press.
Rosch, Eleanor (Eleanor Heider). 1973. Natural Categories. Cognitive Psychology 4:328—50.
. 1975a. Cognitive Reference Points. Cognitive Psychology 7:532—47.
. 1975b. Cognitive Representations of Semantic Categories. Journal of
0
Experimental Psychology: General 104:192—233.


770
Библиография
. 1977. Human Categorization. In N. Warren, ed., Studies in Cross-
Cultural Psychology. London: Academic.
. 1978. Principles of Categorization. In Rosch and Lloyd, 1978, pp. 27—
48.
. 1981. Prototype Classification and Logical Classification: The Two
Systems. In E. Scholnick, ed., New Trends in Cognitive Representation: Challenges to Piaget*s Theory, pp. 73—86. Hillsdale, N. J.: Lawrence Erlbaum Associates, 1983.
. In press. Coherences and Categorization: A Historical View. In Festschrift for Roger Brown. Hillsdale, N. J.; Lawrence Erlbaum Associates.
Rosch, Eleanor, and В. B. Lloyd, eds. 1978. Cognition and Categorization. Hillsdale, N. J.: Lawrence Erlhaum Associates.
Rosch, Eleanor, and Carolyn Mervis. 1975. Family Resemblances: Studies in the Internal Structure of Categories. Cognitive Psychology 7:573—605.
Rosch, Eleanor, Carolyn Mervis, Wayne Gray, David Johnson, and Penny Boyes- Braem. 1976. Basic Objects in Natural Categories. Cognitive Psychology 8:382—439.
Rosch, Eleanor, C. Simpson, and R. S. Miller. 1976. Structural Bases of Typicality Effects. Journal of Experimental Psychology: Human Perception and Performance 2:491—502.
Ross, John Robert. 1967. Constraints on Variables in Syntax. Ph. D. diss., МГГ. Published as Infinite Syntaxl Norwood, N. J.: Ablex, 1986.
. 1972. The Category Squish: Endstation Hauptwort. In Papers from the
Eighth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 316—28. Chicago: Chicago Linguistic Society.
. 1913a. A Fake NP Squish. In C.-J. Bailey and R. Shuy, eds., Vew Ways
of Analyzing Variation in English, pp. 96—140. Washington: Georgetown University Press.
. 1913d. Nouniness. In Osamu Fujimura, ed., Three Dimenisons of Linguistic Theory, pp. 137—258. Tokyo: TEC Corporation.
. 1974. There, There, (There, (There, (There,...))). In Papers from the
Tenth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 569—87. Chicago: Chicago Linguistic Society.
. 1981. Nominal Decay. Department of Linguistics, MIT.
Rudin, M. E. 1969. Souslin’s Conjecture. American Mathematical Monthly 76:113—19.
Rudzka-Ostyn, Brygida. 1983. Cognitive Grammar and the Structure of Dutch Uit and Polish Wy. Trier, West Germany: Linguistic Agency, University of Trier.
Rumelhart, David. 1975. Notes on a Schema for Stories. In D. G. Bobrow and A. M. Collins, eds., Representation and Understanding: Studies in Cognitive Science, pp. 211—36. New York: Academic Press.


Библиография
771
Sadock, Jerrold. 1977. Truth and Approximations. In Papers from the Third Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 430—39. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
. 1984. The Poly-Redundant Lexicon. In David Testen, Veena Mishra,
and Joseph Drogo, eds., Papers from the Parasession on Lexical Semantics. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Schachter, S., and J. Singer. 1962. Cognitive, Social, and Physiological Determinants of Emotional States. Psychological Review 69:379—99.
Schank, R. C., and R. P. Abelson. 1977. Scripts, Plans, Goals, and Understanding. Hillsdale, N. J.: Lawrence Erlbaum Associates.
Schmidt, Annette. 1985. Young People's Dyirbal. Cambridge: Cambridge University Press.
Searle, John. 1979. Expression and Meaning: Studies in the Theory of Speech Acts. Cambridge: Cambridge University Press.
Shelah, S. 1974. Infinite Abelian Groups — Whitehead’s Problem and Some Constructions. Israeli Journal of Mathematics 18:243—56.
Shepard, Roger, and Lynn A. Cooper. 1982. Mental Images and Their Transformations. Cambridge, Mass.: МГГ Press.
Shoenfield, J. R. 1975. Martin’s Axiom. American Mathematical Monthly 82:610—17.
Smith, Edward E., and Douglas L. Medin. 1981. Categories and Concepts. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
Sober, Elliott, ed. 1984. Conceptual Issues in Evolutionary Biology. Cambridge, Mass.: MIT Press.
Sokal, Robert, and Theodore J. Crovello. 1984. The Biological Species Concept: A Critical Evaluation. In Sober, 1984, pp. 541—66.
Solovay, R. M., and S. Tennenbaum. 1971. Cohen Extensions and Souslin’s Problem. Annals of Mathematics 94:201—15.
Sparks, Randall B. 1984. Here’s a Few More Facts. Linguistic Inquiry 15:179— 83.
Stansfield, W. D. 1977. The Science of Evolution. New York: Macmillan.
Stross, Brian. 1969. Language Acquisition by Tenejapa Tzeltal Children, Ph. D. diss., University of California, Berkeley.
Sweetser, Eve Eliot. In press. The Definition of Lie: An Examination of the Folk Theories Underlying a Semantic Prototype. In Holland and Quinn, in press.
. 1982. Root and Epistemic Modals: Causality in Two Worlds. In Proceedings of the Eighth Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society, pp. 484—507. Berkeley: Berkeley Linguistics Society.
——. 1984. Semantic Structure and Semantic Change. Ph. D. diss., University of California, Berkeley.


772
Библиография
Talmy, Leonard. 1972. Semantic Structures in English and Atsugewi. Ph. D. diss., University of California, Berkeley.
. 1975. Semantics and Syntax of Motion. In J. Kimball, ed., Syntax and
Semantics, 4:181—238. New York: Academic Press.
. 1976. Semantic Causative Types. In M. Shibatani, ed., Syntax and Semantics, vol. 6: The Grammar of Causative Constructions, pp. 43—116. New York: Academie Press.
, 1978a. Relation of Grammar to Cognition. In D. Waltz, ed., Proceedings
of TINLAP-2 Theoretical Issues in Natural Language Processing). Champaign, 111.: Coordinated Science Laboratory, University of Illinois.
. 1978b. Figure and Ground in Complex Sentences. In J. Greenberg, et al.,
eds., Universals of Human Language, vol. 4. Stanford: Stanford University Press.
. 1981. Force Images. Paper presented at the Conference on Language and
Mental Imagery, May 1981, University of California, Berkeley.
. 1983. How Language Structures Space. In H. Pick and L. Acredolo, eds.,
Spatial Orientation: Theory, Research, and Application. New York: Plenum Press.
. 1985a. Lexicalization Patterns: Semantic Structure in Lexical Forms. In
T. Shopen, ed., Language Typology and Syntactic Description, vol. 3. Cambridge: Cambridge University Press.
. 1985b. Force Dynamics in Language and Thought. In Papers from the
Parasession on Causatives and Agentivity. Chicago: Chicago Linguistic Society.
Thome, James P. 1973. On the Grammar of Existential Sentences. In Patrick Suppes et al., eds., Studies in Logic and the Foundations of Mathematics, vol. 74: Logic, Methodology and Philosophy of Science, 4:863—81. Amsterdam: North Holland.
Tversky, Amos, and I. Gati. Studies of Similarity. In Rosch and Lloyd, 1978, pp. 79—98.
Tversky, Amos, and Daniel Kahneman. 1983. Probability, Representativeness, and the Conjunction Fallacy. Psychological Review 90, no. 4, 293—315.
Tversky, Barbara. 1986. Components and Categorization. In Craig, 1986, pp. 63—16.
Tversky, B., and K. Hemenway. 1984. Objects, Parts, and Categories. Journal of Experimental Psychology: General 113:169—93.
Van Oosten, Jeanne. 1977. Subjects and Agenthood in English. In Papers from the Thirteenth Regional Meeting, Chicago Linguistic Society, pp. 459— 71. Chicago: Chicago Linguistic Society.
. 1978. Special field examination. Department of Linguistics, University
of California, Berkeley.


Библиография
773
. 1984. Subject, Topic, Agent, and Passive. Ph. D. diss., University of
California, Berkeley.
Vandeloise, Claude. 1984. The Description of Space in French. Ph. D. diss., University of California, San Diego.
Weschler, Lawrence. 1982. Seeing Is Forgetting the Name of the Thing One Sees. Berkeley: University of California Press.
Whorf, Benjamin L. 1956. Language, Thought, and Reality: Selected Writings of Benjamin Lee Whorf, ed. John B. Carroll. Cambridge, Mass.: MIT Press. Wilensky, Robert. 1983. Planning and Understanding: A Computational Approach to Human Reasoning. Reading, Mass.: Addison-Wesley.
Wilson, Deirdre. 1975. Presupposition’s and Non-Truth-Conditional Semantics. New York: Academic Press.
Wittgenstein, Ludwig. 1953. Philosophical Investigations. New York: Macmillan.
Zadeh, Lotfi. 1965. Fuzzy Sets. Information and Control 8:338—53.
Zimler, Jerome, and Janice M. Keenan. 1983. Imagery in the Congenitally Blind: How Visual are Visual Images? Journal of Experimental Psychology: Learning, Memory and Cognition 9, no. 2, 269—82.
Zimmer, Karl. 1971. Some General Observations about Nominal Compounds. Stanford University Working Papers on Language Universals, no. 5, Cl— C21. Linguistics Department, Stanford University.
Zubin, David, and Klaus-Michael Kopcke. 1986. Gender and Folk Taxonomy: The Indexical Relation between Grammatical and Lexical Categorization. In Craig, 1986, pp. 139—80.


Предметный указатель
Неге (как противопоставленное there) 603, 605—609, 623—625, 640—643, 653, 658, 659, 663— 669, 674—676, 680, 681, 684, 685, 687, 690, 698, 702, 709, 746 Hon. см. Классификаторы в японском языке
Over 433, 449, 488, 538, 541, 542, 545—549, 551—554, 556—560, 562—568, 586, 587, 593, 594, 597
— как префикс 559
Over, схемы: над (above) 548, 550
— над-через (above-across) 542, 548, 551,557
— через (across) 550
— покрывающие 551, 553—556
— избытка 559, 560
— повторения 560—562
— повернутые (ПОВ) 554—556 Spare-ИКМ (ИКМ избавления) см.
Идеализированные когнитивные модели, примеры There is where 747 There-конструкции 429, 595, 599, 600, 602, 606, 608, 622, 662, 664, 685, 686, 703, 736, 745, 748, 749
— дейктические 599, 602, 604— 606, 608, 609, 611, 621, 622, 625, 626, 631, 643, 646, 651, 662, 665, 669, 675, 679—681, 686, 687, 690—693, 697— 699, 703, 709, 710, 717—719,
743—747, 749, 751
— дискурсивные 623, 625, 667, 668, 683, 750
— доставки 623, 624, 674, 675, 678, 679, 687, 698, 699, 750
— начала деятельности (нового предприятия) 623, 670, 678, 679,684, 685, 688, 750
— начала, исполненного энтузиазма 687, 688, 750
— обобщенные 690, 692, 693,
— образца 623, 683, 689, 750
— перцептуальные 623, 624,
656—658, 662—664, 666, 667,694, 750
— презентационные 623, 671— 673,691,751
— пространственные 651
— раздражения 623, 671, 683, 684, 687, 689, 750
— существования (экзистенциальные) 623, 669, 670, 699, 701,702, 750
— фокуса повествования 623, 624, 685—687, 751
— центральные 622—625, 631, 633, 637, 638, 642, 644, 646, 650—653, 656—658, 662— 664, 666—668, 670, 671, 673, 674, 678, 679, 681—683, 686, 690—693, 697, 699, 702— 705, 709—712,714,715,718, 726, 732, 744, 750
— экзистенциальные 599, 602— 606, 625, 697—699, 701— 707, 709, 712, 717, 719, 720, 723—727, 733, 736, 737, 743—746, 751
— инфинитивные 726, 733, 735, 751


Предметный указатель
775
— обобщенные 743—745
— онтологические 726, 730— 732, 751
— презентационные 726, 736, 738, 739, 741,743, 751
— странные 726—729, 751
— центральные 697, 699, 702—
705, 709—711, 713—718,
720, 723, 725—729, 732, 733, 738, 743—745, 750
— минимальные варианты 693, 713, 750, 751
ZFC аксиомы 463—466,478 Абстрактные символы см. Символы, абстрактные Автапоморфные признаки 257 Автономная нервная система 62, 526
Агент 82, 83, 95, 96, 371, 471, 517, 518
Алгоритмические системы 242,450 Альтернативные модели 266, 467 Амальгамы, синтаксические 626, 755
Аналитичность 163, 179 Аналогия 37
— см. также Метафора
АНС см. Автономная нервная система
Атомарные признаки см. Признаки, атомарные
Атомизм 192, 217, 222, 268, 269, 599
Аудиальные образы 658 Ацугеви 434
Базироваться на, отношение 635, 693,717, 744
Базовая модель 142, 143, 157 Базового уровня выражения 584 Базового уровня категории см. Категории, типы, базовый уровень
Базового уровня концепты 200, 264, 265, 349, 352, 363—365,
367, 368, 370, 379—381, 385, 391, 392, 436, 446, 447, 452, 453, 455,470,482, 525
— см. также Категории, типы, базовый уровень
Базовые наименования цвета см.
Цвет, базовые наименования Базовые типы предложений 97, 98, 597
Базовый реализм см. Реализм, базовый
Балийский календарь 100,406 Безграничная неопределенность см.
Неопределенность референции Биологические виды см. Виды Богатые образы 348, 352, 364, 483, 573—576, 585, 587, 589, 593 Булевские классы 589, 590
Верх—низ, схема 348, 358, 360,
368, 373,436
Вещественные существительные 499
Виды 20, 24, 55—60, 71, 164, 165, 248—259, 261, 276, 351, 437, 482
Внутренний реализм см. Реализм, внутренний
Возможных миров семантика см.
Семантика, возможные миры Воображение 10, 13, 22, 23, 31, 52, 53, 75, 84, 221, 239, 243, 244, 264, 275, 278, 370, 393, 402, 452, 455,477, 481,482, 586, 700, 757 Воплощение: концептуальное 28, 29,452, 526
— функциональное см. Релятивизм, функциональное воплощение


776
Предметный указатель
Восхищенное изумление, ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели, примеры Вставление, возможность вставления (embeddability) 603, 604 Выделяющиеся (salient) примеры 126,127
Выразительная мощность 696,697 Вычислительное моделирование 448,451,455
Вычислительные модели 160, 444, 445,452, 572
Вычислительный реализм см. Реализм, вычислительный
Гёделя—Коэна результат 464 Генеративная лингвистика 240— 242,298, 627, 628,630 Генеративные категории см. Категории, типы, генеративные Генераторы см. Категории, типы, генеративная (порождающая) категория; Прототипы, генераторы
Гештальт см. Экспериенциальный гештальт
Гештальтное восприятие 29, 58— 61, 71, 73, 84, 156, 221, 239, 264, 348, 351, 352, 387, 392, 393,482 Глубина различий см. Релятивизм, различия
Глубинная структура 98, 444, 597, 754
Гнев (anger) 61, 62, 286, 396, 429, 436, 476, 487, 488, 491—529, 532, 533, 536, 583, 584
— гнев, половое влечение (страсть) и изнасилование 529
— воплощение гнева 526
— метафоры гнева см. под Метафоры
— народные модели гнева 505, 506,512,516,518
— непрототипические случаи гнева 516, 519, 523, 524
— прототипический сценарий гнева 514, 515, 518
Говорящий 37, 45, 46, 63, 91, 105, 130, 136, 137, 139—141, 147— 149, 152—155, 172, 180—182, 225, 228, 230, 405, 409,416, 420, 425, 496, 534—536, 578—582, 602, 607, 608, 615—617, 621, 632, 633, 636, 639, 640, 648, 650, 651, 655, 659, 667, 668, 670, 672, 673, 675—680, 684—686, 689— 691, 694, 695, 702, 707, 714, 716, 724, 727, 736, 745, 746 Градуированная категория см. Категории, типы, градуированная Грамматические конструкции 83, 98, 335, 376—378, 412, 427, 429, 449, 487—489, 596, 598—602, 606, 609, 620, 622, 625, 626, 628, 629, 642, 657, 658, 663, 693, 695, 696,715,717, 735,752—755 Грамматические системы 378, 598, 635, 663, 693—695, 697, 718 Граница в образной схеме 542, 548, 551,589
Дани 49,63, 64,403,404,419,420 Дейктические there-конструкции см. There-конструкции, дейктические
Дейктические конструкции начала деятельности см. There-конструкции, дейктические, начало деятельности
Дефиниционное знание (знание определений) см. Знание, дефиниционное


Предметный указатель
111
Дефиниционные признаки см. Признаки, дефиниционные Диаграммы Венна 590 Дискурсивные дейктические there- конструкции см. There-конструкции, дейктические, дискурсивные
Дихотомия предсказуемости- произвольности 565, 598, 600 Доконцептуальные структуры 348, 352, 365, 379, 385, 393, 396, 405, 418,446
Доставка, дейктические there-конструкции см. There-конструкции, дейктические, доставки Доставка, ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели, примеры
Дьирбал см. Классификаторы, в дьирбал
Естественные роды 20, 24,164, 216, 225—227, 246 —248, 250—255, 257, 258,275,279, 295, 352
Жест см. Указательный жест
Закон Виленского 201 Заместительное мышление 29, 31, 198,207, 270, 476 Звуковые образы 201, 573 Здравый смысл 106, 173, 177, 233, 247, 272, 352, 382, 389, 390, 565, 576
Зеркало природы И, 16, 210, 218, 239,272,480 Знание
— дефиниционное 229, 230
— энциклопедическое 189—
190, 229
— см. также Аналитичность
Значение говорящего 228,230 Значимость (наличие значения) 220, 296, 349, 379, 392 Значимость сигнала 79—81 Зрительное восприятие, ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели, примеры
Идеализированные когнитивные модели, 99, 101—107, 112, ИЗ, 115, 118, 121, 161, 162, 168, 169, 171—174, 177—180, 182—186, 201, 202, 226, 231, 267, 268, 286, 366, 367, 369—379, 429, 482, 539, 540, 598, 630—634, 637— 640
— примеры, ИКМ балийский календарь 101
— ИКМ восхищенного изумления 680
— ИКМ доставки 677—679
— ИКМ зрительного восприятия 172, 177,178
— указательная ИКМ 633, 634, 637—640, 652, 653, 658, 678, 693, 750
— ИКМ холостяка 103, 121,
122,179
— центральная ИКМ 631
— deprive-ИКМ (ИКМ лишения) 182
— spare-ИКМ (ИКМ избавления) 182
— типы ИКМ, базовые модели
115,142,143
— модели базовых оппозиций
143, 144
—кластерные модели 107, 108, 110, 262
— см. также Альтернативные модели


778
Предметный указатель
Идеальные случаи см. Прототипы, идеалы
Идеальный говорящий 636 Идентификация, процедуры идентификации 26, 196, 198, 199, 203, 204,207
Идиомы 302, 376, 449, 492, 493, 502, 577—584, 601,671,688
— образные 577, 581, 583 Изнасилование 529, 533, 536, 537 ИИ см. Искусственный интеллект ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели
Индонезийский язык 593 Интенсионалы 225, 227, 237—239, 310,312
Интеракциональные признаки см.
Признаки, интеракциональные Интерпретации теории прототипов
— прототип = репрезентация,
188, 189, 191—192, 194, 195, 207
— эффекты = структура 188,
189, 191, 192, 195, 199, 203, 207
Интерпретация минимальной спецификации 545
Интонационная конструкция образца, 680—683
— см. также There-конструкции, дейктические, образец
Инфинитивные обороты с пробелом (Gapped infinitival clause) 733—736, 743, 751
— см. также There-конструкции, экзистенциальные, инфинитивные
Инфинитивные экзистенциальные there-конструкции см. There- конструкции, экзистенциальные, инфинитивные
Информации обработка 67, 222, 440
Искусственный интеллект (ИИ) 272, 297, 298, 439-441, 443— 446,452,454,456,483 Истина 14, 185, 186, 217, 229, 267, 290, 303, 323, 341, 343, 344, 346, 349, 351, 382—386, 388—390, 393,459,461,462,477,478 Источник, область-источник 359— 362, 369, 374, 375, 497, 500— 503, 505—509, 525, 532, 539, 562, 582, 663, 692
Канал (связи), метафора см. Метафоры, канал (связи)
Категории, типы категорий
— базового уровня 10, 29, 30, 44, 45, 49—52, 54—56, 58, 60, 63, 72, 74—76, 78—81, 84, 262—265, 320, 348, 349, 352,482, 584,755
— классические 13, 24, 32, 35, 87, 101, 154, 214, 215, 217, 246, 248—251, 258, 261, 262, 275, 320, 330, 372—375, 377, 458, 459, 481, 482, 490, 600, 622, 690, 755,757
— комплексные 133, 192, 193, 199, 200, 222
— см. также перекрестная категоризация
— размытые 30, 70,261, 586
— генеративные (порождающие) 28, 30, 43, 44, 51, 127, 205, 375,476, 587
— градуированные 32, 40, 70, 102, 192, 203, 204, 261, 267, 372, 374, 375
— радиальные 96, 128, 137, 154, 207, 209, 262, 271, 274, 295,


Предметный указатель
779
320, 370, 373, 375, 376, 378, 402, 429, 440, 450, 451, 487, 489, 528, 568, 594, 596—598, 634, 695, 755
— основанные на прототипе 24, 90,91,433,622
Категории
— лучшие примеры, 21, 44, 46, 63, 64, 83, 84, 144, 187, 188, 193, 204, 205, 375, 376, 386, 691,692, 744
— объединение в кластеры признаков внутри категорий 81
— принципы расширения 128,
154, 270,271,476
— репрезентативные члены 65, 66, 102,475
— см. также Категории, лучшие примеры
— связывание по цепочке внутри категорий 38, 133—135, 144,151,541
— типы см. Категории, типы категорий
— усвоение 73
— центральные члены 34, 37, 41,43,46,61,84, 92, 95, 124, 133, 134, 137, 140, 141, 146, 158, 376, 377, 482, 587, 594, 745
— см. также Категории, лучшие примеры
— см. также Перекрестная категоризация; Прототипы
Катодно-лучевая трубка: модель ментальной образности 588 Каузация 81—83,426, 511 Кинестетические образные схемы см. Образные схемы, кинестетическая природа образных схем
Кладисты 164—166, 246, 247, 255, 257, 258, 276
Классические категории см. Категории, типы: классические
Классификаторы
— в дьирбал, в японском языке 8, 130, 131, 142, 144—156, 271,400,414,449
Кластерные модели см. Идеализированные когнитивные модели, типы ИКМ, базовые модели, кластерные модели
Кластеры 78, 81, 82, 85, 223, 631
— см. также Категории, объединение в кластеры признаков внутри категорий
Когнитивная грамматика 99, 596, 597, 599, 600, 629, 633, 638, 752—754
Когнитивная организация 433, 637, 693,695
Когнитивная семантика см. Семантика, когнитивная
Когнитивная точка отсчета 64, 70, 126
Когнитивная эффективность 452, 637, 695, 693, 697
Когнитивные модели см. Идеализированные когнитивные модели
Когнитивные науки 7, 9, 10, 12, 13, 22, 25, 26, 210, 245, 260, 288, 294,443, 627—628
Когнитивные отношения 147
Когнитивные системы 153, 154, 627, 629, 630
Когнитивный статус 64, 127, 152, 163, 179, 185, 367, 600, 683, 688, 689, 730, 745, 752
Когнитивных моделей теория 14, 24, 31, 98, 114, 157, 185, 287,
50*


Предметный указатель
780
329, 336, 346, 348, 351, 366, 367, 392, 591
Комплексные категории см. Категории, типы
Комплексные концепты 196—198, 207
Конвенции живого повествования, 686, 687
— см. также There-конструкции, дейктические, фокуса повествования
Конвенциональные богатые образы см. Образы, конвенциональные, богатые
Конвенциональные ментальные образы см. Образы, ментальные Конвенциональные образы см. Образы, ментальные
Конвенциональные языковые выражения 491,496, 504, 512, 522 Конец пути, схема см. Образные схемы, примеры Конечная точка, фокус 571, 588
— см. также Образные схемы; Образных схем трансформации
Конечные группы 642—649, 672,
705, 709—712, 715, 716, 722— 724, 728, 733, 749
Конструкции речевых актов 611— 613,616,617,619, 620 Конструкции с подъемом 603, 608,
706, 708, 734, 736, 747 Континуум-гипотеза 464,465 Концептуализации способность
232, 365, 393, 401, 402,404,405, 418, 419, 425, 427, 435, 437, 446—448
Концептуальная организация см. Релятивизм, концептуальная организация
Концептуальная система 9, 13, 43, 51, 63, 101, 113, 120, 134, 151, 152, 156, 157, 172, 209,212,213, 218, 220, 221, 239, 240, 243, 248, 273—275, 278, 286, 295, 343, 344, 346, 351, 363, 384, 390, 391, 394—396, 398—406, 408—418, 420—422, 424—428, 434—437, 441, 442, 446—451, 455, 456, 472,473, 495,497, 562, 565, 566, 578, 579, 581, 599, 622, 629, 635, 637, 662, 663, 692, 694, 696, 697, 752, 755
Концептуальная структура 82, 85, 116,120, 152, 207, 239, 265, 269, 348, 349, 352, 363, 368—369, 377, 385, 429,443,483, 488,490, 491, 526, 528, 529
Концептуальное воплощение см.
Воплощение, концептуальное Концепты (понятия)
— базового уровня см. Категории, типы, базового уровня
— комплексные см. Категории, типы, комплексные
— непосредственно значимые 349, 363, 364, 379, 380, 391, 392,482
— образно-схематические см. Образные схемы
— объективистские 218, 231, 239
—ядерное значение концептов 36—38, 549, 594
— элементарные 268, 363—365 Кора 400,402,403,419,434, 593 Кореферентность 287, 377
Кроу 43
Лексический выбор 640, 641, 676, 732


Предметный указатель
781
Лишение, ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели, примеры
Логическая форма 596, 754—756 Локализация различий см. Релятивизм, локализация различий Лучшие примеры см. Категории, лучшие примеры
Маркированность 88, 89, 709 Математика 8, 24, 33, 204, 205, 236, 244, 245, 288, 289—294, 296— 299, 304, 306, 332, 334, 458 — 474,477—479,483, 484, 630 Математическая логика 12, 236, 284, 288, 291—298 Ментальные образы см. Образы, ментальные
Ментальные пространства 99, 173, 179, 183, 282, 283, 366, 367,440, 474, 592, 598—600, 700—703, 709, 711, 714, 716, 718, 724, 736, 742, 750, 752, 756
Ментальные репрезентации 66— 68, 161, 214, 218, 220, 221, 313, 332, 334,480—482 Метаматематика 291, 296,461 Метафизика 229, 233,273, 384 — см. также Объективизм: метафизика
Метафизический реализм см. Реализм, метафизический Метафора, общие вопросы 9, 13, 23, 37, 99, 153, 221, 230, 243, 359—362, 370, 383, 393, 402, 421, 422, 443, 475, 477, 482, 483, 487, 493, 513, 514, 525—527, 539, 562, 583, 594, 658, 694 Метафорически определенный 278, 286, 295
Метафорические модели 158, 161, 208, 209, 270, 278, 374, 393, 396,
406, 417, 450, 451, 487, 562, 565—567, 594, 598, 656, 658, 662, 663, 692, 694, 696, 752
Метафорические связи см. Связи между схемами и метафорические
Метафоры полового влечения см. под Метафоры
Метафоры: активация —это движение 659, 662, 694
— близкие, дружеские отношения — это пространственная близость 579
— больше — это верх 359, 436, 525
— время это деньги 278
— выбор —это прикосновение 563
— деятельность — это вместилище 560
— деятельность — это движение 676, 684
— деятельность — это путешествие 561
— дискурс в ближайшем будущем движется к нам 667
— элементы дискурса — это сущности 667
— пространство дискурса — это физическое пространство 667
— только что прошедшая часть дискурса находится там, где находимся мы, на некотором расстоянии от нас 668
— гнев — это безумие 504, 505
— гнев — это горячая жидкость во вместилище 495
— гнев — это жар 495, 502, 504
— гнев — это ноша (тяжесть) 512


782
Предметный указатель
— гнев — это огонь 495, 502, 508
— гнев — это опасное животное 507—510
— гнев— это противник 506, 507,510
— гнев — это сущность 525
— причина гнева— это физическое неудобство 511
— каузация гнева —это вторжение на чужую территорию 511
— думать о чем-либо — значит обследовать (осматривать) его 567
— жизнь это путешествие 566
— зрительное восприятие (видение) — это касание 563, 564
— идеи — это сущности 580
— тело — это вместилище 500
— канал (канал связи) 145, 150, 151, 158,580—582
— контроль — это верх 562, 564, 566—567
— отсутствие контроля —это низ 562
— невизуальное перцептуальное пространство — это физическое пространство 659, 662
— половое влечение —это безумие 531
— половое влечение — это война 531
— половое влечение —это голод 529
— половое влечение — это жар 530
— половое влечение (страсть) — это игра 531
— половое влечение —это реакция на физическую силу 532
— испытывающий половое влечение человек — это животное, 531
— объект полового влечения —
это еда, 529
— осуществленное —это удаленное 659, 662, 694
— то, что скоро должно осуществиться, — это близкое 659, 662
— перцепты — это сущности 659, 662
— сексуальность — это физическая сила 532, 534
— смотреть на что-то — значит принимать это во внимание 563, 564
— существовать —значит находиться здесь 669
— не существовать — значит находиться в другом месте 669
— социальный (или психологический) ущерб —это физический ущерб 579
— ум — это вместилище 580
— ум как тело 563, 564
— физическая внешность — это физическая сила 535
— цель — это место назначения 371
— см. также Область-источник
— Отображение источника на мишень
— Область-мишень Метонимические модели 111—115,
117, 120, 125, 127, 158, 160, 161,


Предметный указатель
783
205, 207—209, 262, 269, 270, 374,450, 476, 565, 598, 656, 658, 662, 663, 681,692, 696, 752 Метонимические примеры
— воспринимаемая вещь замещает перцепт 660, 661
— метонимические феномены, описанные Боркином, Нун- бергом и Фоконье 755
— увидеть, что нечто сделано, — значит убедиться, что это сделано 564
Метонимия: общие вопросы 9, 13, 23,36, 37, 99, 111, 112, 114, 153, 221, 230, 243, 370, 375, 402, 443, 451, 474, 475, 477,482, 483,487, 493,494, 514, 526, 527, 658, 660, 661, 694
Микстек 83, 400, 406—411, 419, 434,447,456
Минимальные варианты см. Образные схемы, минимальные варианты образных схем — There-конструкции, минимальные варианты there-конструкций
МН см. Множественные сущности Множества 22, 25, 40, 41, 79, 106, 132, 159, 193, 194, 197, 201, 209, 213,214,236—240,249, 256,272, 275, 276, 281—284, 292—295, 298,301,304—306,312, 313, 322, 326, 328, 336, 337, 340, 342, 356, 370,444,462—468,470,478,484, 551,553, 571,601,697,745
— см. также Теория множеств
— Теория размытых множеств
— Размытые множества Множественные сущности (МН)
552—554, 556, 564, 569, 570, 572
— см. также Образных схем трансформации; Образные схемы
Модальность 335, 573, 575, 591, 592, 639, 661,662
Монолитные системы 396, 399, 411,412,427,435 Монтегю семантика 198, 298, 735 Моральный релятивизм см. Релятивизм, моральный Мотивация 96, 128, 134, 148—151, 156, 201, 203, 362, 403, 449— 452, 455,489, 495, 515, 540, 564, 565, 578, 580, 581, 597, 598, 629, 635, 636, 693, 694, 696, 697, 752 МС см. Нерасчлененная масса Мышление на метонимической основе (метонимическое мышление) 29, 207, 208,476
Напоминания, 704, 724—726
— см. также There-конструкции, экзистенциальные, центральные
Народная модель гнева см. Гнев, народная модель
Народная этимология 155, 583, 584 Народные (наивные) теории 124, 164, 167—169, 172, 177, 191, 244, 273, 276, 278, 280, 281, 284, 382, 383, 389, 390, 396, 493— 495, 500, 502, 504, 526, 534— 537
Научный объективизм см. Объективизм, научный Независимости принцип 219, 227 Немецкий язык 89,265,266 Необходимые и достаточные условия 12, 79, 103, 107, 110, 116, 201, 204, 208, 222, 246, 254, 256, 315, 372, 523, 622, 691,744


784
Предметный указатель
Неопределенность референции 301—303, 313, 316, 317—323, 329, 341
Непосредственно значимые концепты см. Концепты, непосредственно значимые
Нерасчлененная масса (МС) 552, 553, 569, 571, 572
— см. также Образных схем трансформации; Образные схемы
Нерефлексивные траекторы, см. Траекторы, нерефлексивные
Несоизмеримость см. Релятивизм, соизмеримость
Несущественные (случайные) признаки см. Признаки, существенные и несущественные (случайные)
Нечетные числа 125, 204, 206, 207
Неэвклидова геометрия 289, 290, 296
Новое предприятие, дейктические there-конструкции см. There- конструкции, дейктические, нового предприятия
НРФ см. Траекторы, нерефлексивные
Нульмерный траектор (0MTP) 570, 571
— см. также Образных схем трансформации; Образные схемы
Область-мишень 359, 362, 369, 374, 375, 450, 497, 500—503, 505— 509, 539, 582, 663
Обобщенная грамматика фразовой структуры 597,735
Обобщенные дейктические there- конструкции см. There-кон¬
струкции, дейктические, обобщенные
Обобщенные экзистенциальные there-конструкции см. There- конструкции, экзистенциальные, обобщенные
Обоснованные признаки 728, 730
Образец, дейктические there-конструкции образца см. There- конструкции, дейктические, образец
Образные идиомы см. Идиомы, образные
Образные схемы 147, 149, 150, 271, 345, 348, 349, 352, 353, 355, 356, 358, 359, 364, 365, 368—370, 377, 379—381, 390, 391, 406, 407,436, 447, 448,455, 459,460, 470, 471, 474—477, 483, 487, 543, 550, 560, 562, 567, 568, 572, 573, 575, 585, 587—594
— кинестетическая природа образных схем 348, 352, 353, 380, 385, 390, 406, 446, 455, 460,470,471,482,483, 575
— логические свойства образных схем 593
— минимальные варианты образных схем 549, 551, 553, 559
— образные схемы как связующие звенья между восприятием и мышлением 567
— примеры см. Образные схемы, примеры
Образные схемы, примеры
— вместилище 348, 353—356, 364, 368, 369, 372, 373, 375, 378, 390, 459, 460, 470, 473, 474, 589—591, 628
— верх—низ 348, 358, 360, 364, 368,373,436


Предметный указатель
785
— источник—путь—цель 358, 362, 368, 369, 371,372, 375
— конец пути 568, 569, 591
— передняя —задняя сторона (спереди—сзади) 348, 358, 368
— путь 348, 369,470, 568, 569
— рефлексивная 556
— связь 348, 357, 368, 377,470
— сила 348,475, 573
— часть—целое 348, 356, 357, 364, 368, 371, 373, 377, 436, 470,474, 589, 590, 628, 722
— центр—периферия 348, 357, 358, 368, 373, 374, 377
Образных схем трансформации 147—150, 153, 156, 568, 569, 571, 573—574, 594 Образы силы 573, 592 Образы, конвенциональные богатые 576 Образы
— ментальные, 9, 13, 22, 71—
72, 78, 84, 149—151, 153, 156, 171, 201, 221, 239, 243, 265, 338, 348, 352, 364, 370, 380, 381, 393, 481—483, 572, 574—579, 581, 583—586,
685—687
— схематические см. Образные схемы
Общие признаки см. Признаки, общие
Общие субсхемы 551
— см. также Связи, между схемами и связи сходства
Объединение (схем вместилищ) 590, 591 Объективизм
— категоризация 222, 258, 264, 481
— см. также Категории, типы категорий, классические
— концепты, 218, 231, 239
— метафизика 212—215, 218, 226, 232, 233—236, 244— 246, 248, 255, 258, 259, 261, 262, 273 —275, 279, 293, 384
— см. также Эссенциализм
— научный 234, 235, 345
— познание 213, 214, 217, 218, 220—222, 226, 231—233, 237, 239, 259—264, 267, 269—271, 596
— принцип независимости 219, 227
— семантика см. Семантика, объективистская
Объективистские категории см.
Объективизм, категоризация Ограничения Росса 712 Ограниченные предсказания 633, 635—637, 693—694 Оджибва 112, 113,406 Одномерный траектор (1МТР) 549, 550, 563,570, 571
— см. также Образные схемы; Образных схем трансформации
Окружение 285, 286, 351, 386,446 Омонимия 433, 538, 539 Онтологические соответствия 500, 503, 509
Онтологические экзистенциальные there-конструкции см. There- конструкции, экзистенциальные, онтологические Операторы 205, 335,471,475, 754 Описание состояний 237 Определения, правильные 229, 230 Определяющие признаки см. Признаки, определяющие


786
Предметный указатель
Ориентир (landmark) 542, 543, 546, 548—554, 556, 557, 559—564, 566, 567, 571,585, 591
— см. также Образные схемы Отвержение (отрицание) фрейма
429
Отображение источника на мишень 359, 362, 369
Отрицание: возможность отрицания (negatability) 604
— см. также Сравнение дейк- тических и экзистенциальных конструкций
Оценка фактов см. Релятивизм, взгляды Уорфа
Оценки примеров (степени «хоро- шести») 31, 65, 69, 70, 188, 203, 204,206
Парадокс Рассела 591 Патнэма теорема 300, 310, 313, 314, 320, 326, 334—336,461,482 Первичное ядерное значение 36— 38
Перевод см. Релятивизм, проблема перевода
Передний план (Foreground) см. Противопоставление фигуры и фона
Передняя—задняя сторона (спереди—сзади), схема см. Образные схемы, примеры Перекрестная категоризация 223 Пересечение (схем вместилищ) 590, 591
Перформативные придаточные предложения 609, 613, 614 Перцептуальные дейктические there-конструкции см. There- конструкции, дейктические, перцептуальные
Платонистский (платоновский) мир 461, 462, 465—467, 469, 471, 477,478
Повернутые схемы 554—556
— см. также Образных схем трансформации; Образные схемы
Позволения (affordances), 285, 286
— см. также Окружение Показатели точности и неточности
обозначения («ограждения», hedges) 168, 171, 172, 189, 190, 267,281
Полисемия 28, 30, 406, 410, 411, 433, 434, 449,488, 538, 540, 568, 755
Полная спецификация, интерпретация 173, 545, 546, 548 Половое влечение (страсть, lust) 529—533, 536, 537 Порождающая сила 629 Порождающие прототипы см. Прототипы, генераторы Правильные определения (дефиниции) см. Определения, правильные
Прагматика 190, 191, 228, 229, 230, 243, 334, 338, 608, 609, 620, 621, 629, 666, 680, 681, 687, 689, 753, 754
Предположение Уайтхеда 464—466 Презентационные дейктические there-конструкции см. There- конструкции, дейктические, презентационные
Презентационные экзистенциальные there-конструкции см. There-конструкции, экзистенциальные, презентационные Пресуппозиции 163, 180—183, 185, 339, 592,616,617, 754, 756


Предметный указатель
787
Признаки: атомарные 217
— дефиниционные (определяющие) 21, 63, 189—191, 249, 250, 745
— интеракциональные 78, 81, 82, 84, 262, 284
— общие 10, 12, 13, 19, 21, 23, 24, 32, 35, 40, 80, 91, 134, 148, 151, 166, 167, 213, 248, 274, 295, 539, 562, 690, 691, 693, 744, 745
— различительные 68, 71, 87, 223, 240, 745, 746
— существенные и несущественные (случайные) 190, 191,215—217, 229, 231,233, 238, 248—250, 253, 757
— характерные, но не существенные 189
Принцип кооперации Грайса 104 Принцип мифа и веры 131, 138 Принцип экономии 201,202 Принципы расширения 128, 154, 270, 271,476
Принципы, центральные 597, 634, 635, 638, 693
Пропозициональная теория 572 Пространственное представление (воплощение) формы 368, 369, 460, 628, 755
Пространственные дейктические there-конструкции см. There- конструкции, дейктические, пространственные Противопоставление фигуры и фона (Figure-ground distinction) 160,183,368, 381,542 Прототип = репрезентация см. Интерпретации теории прототипов Прототип субъекта 95, 96 Прототип топика 95,96
Прототипические сценарии см.
Сценарий, прототипический Прототипические эффекты 63, 64, 66—70, 82, 84—87, 89—92, 98, 99, 101—103, 106, 107, 110, 114, 117, 120—123, 126—128, 159— 162, 187—189, 191, 192, 195, 196, 204, 206—209, 252, 260— 262, 267—270, 281, 372, 375, 476,489, 691,692, 755 Прототипов теория 10, 19, 22, 23, 35, 39—41,44, 61, 62, 84, 85, 87, 95, 97, 117, 120, 163, 187—189, 191, 192, 194—196, 199, 200, 203, 204, 206, 207, 226, 232, 260, 351, 377, 488, 489, 528, 599, 600, 602, 622, 628, 631, 655, 693, 754 Прототипы
— выделяющиеся (salient) примеры 126,127
— генераторы 199, 587
— идеалы 110, 123, 124, 127,
199.375.476
— образцы 45, 63, 124, 127, 188,
191, 199,476, 576, 591
— радиальные см. Категории, типы категорий, радиальные
— социальные стереотипы
114—116, 121, 122, 127, 160, 161, 199, 226, 375,476, 576
— субмодели 114, 125—127,
198, 205, 206, 324, 325, 375,
376.476
— типичные случаи 122, 123,
127,176, 193,375,475,476 Прямая референция, теория прямой референции 225—227, 230, 233, 267,312—314
Псевдо-расщепленные предложения 748, 749
Путь, схема см. Образные схемы, примеры


788
Предметный указатель
Пучки свойств (Feature bundles) 159, 160, 188, 370, 372, 373, 375, 631
Радиальные категории см. Категории, типы категорий, радиальные
Разделительные вопросы (tag- questions) 603, 608, 611, 612, 706, 727
Разделительные вопросы см. Сравнение дейктических и экзистенциальных конструкций Раздражения дейктические there- конструкции см. There-конструкции, дейктические, раздражения
Различительные признаки см. Признаки, различительные Размытые категории см. Категории, типы категорий, размытые Размытые множества 40, 41, 49, 51, 193
— см. также Теория размытых множеств
Расщепленная референция 281 Реализм: базовый 212—214, 221, 235, 340, 346,483
— внутренний 323, 329, 338, 340, 342—346, 350, 367
— вычислительный 441, 445, 446,448—451,456
— метафизический 300, 339, 340, 342, 345
— научный 235, 345
— экологический 285, 286
— экспериенциальный 14, 212, 213, 235, 272, 273, 278, 323, 329, 345, 347, 348, 351, 363, 379, 382, 389, 446—448, 472, 483
Релятивизм
— взгляды Уорфа, 425,426
— концептуальная организация 352, 406, 408, 410, 419, 425, 427,434,447,455,456,493
— локализация различий 412,
427.435
— монолитные системы, 396,
399.411.412.427.435
— моральный 399,423,424,428
— понимание 404—406, 411, 418—421,425,436,442,
— проблема перевода 404— 406, 410, 411, 415, 421, 425, 447,456
— различия 399,400,426,436
— система vs. способность 402,
403.427.435
— соизмеримость 418—420, 424,425,427,436,442
— статус концептов 416,417
— функциональное воплощение 29, 412, 413, 415, 427, 434
Репрезентативные члены см. Категории, репрезентативные члены Референциальная непрозрачность 282,287, 592, 756
Референции отношение 312, 313, 320, 322, 326, 327, 339—340, 467
— см. также Неопределенность референции
Рефлексивные схемы 556 Рефлексивные траекторы см. Тра- екторы, рефлексивные Род 20, 35, 54—60, 71, 164, 167, 202, 215—217, 225, 229, 233, 247, 248, 250, 254, 264, 276, 301, 452
РФ см. Траекторы, рефлексивные


Предметный указатель
789
РФП см. Траекторы, движующиеся по рефлексивному пути
Свободные конструкции 733 Связанные конструкции 733, 734 Связи «воплощения» (instance links) см. Связи, между схемами и связи «воплощения» (instance links)
Связи сходства см. Связи, между схемами и связи сходства Связи
— «воплощения» (instance) 548
— между восприятием и мышлением см. Образные схемы как связующие звенья между восприятием и мышлением
— между схемами 543, 546, 548—553, 555, 558, 561
— между формой и значением 594, 597, 631, 637, 654, 693, 694, 696, 752, 754
— см. также Мотивация
— метафорические 160, 504,
562
— связи сходства 548, 551
— трансформационные 549— 551,553, 554,557
Связывание по цепочке см. Категории, связывание по цепочке внутри категорий
Семантика: возможных миров 183, 237, 282, 283, 286,367
— когнитивная 35, 179, 267, 351, 471, 474—476, 598, 600, 752
— объективистская 173, 174,
178—180, 189, 192, 199, 224—226, 228, 230, 231, 233, 235, 236, 246, 247, 258, 259,
261, 262, 266—268, 270, 275, 276, 278—284, 286, 287, 300, 302—304, 307, 309, 310, 314, 318, 320, 323, 330, 331, 334, 336, 345, 353, 367, 444, 475, 476, 598, 600, 755
— ситуационная 172, 173, 178,
179, 183, 237, 282, 283, 321, ^67
— условно-истинностная 406 — см. также Семантика,
объективистская
— формальная 240, 288, 292, 296, 297, 305
— фреймовая 39, 99, 376, 755 Семантическая репрезентация 596 Силлогизм 458,459 Символические модели 209, 429,
487,601,606, 754
Символы, абстрактные 10, И, 13, 15, 22, 23, 209, 214, 218, 231, 480, 757
Синапоморфные признаки 257, 258 Синонимия 660
Синтаксис, формальный 288, 292, 296, 297, 305, 596
Синтаксические амальгамы см.
Амальгамы, синтаксические Система vs. способность см. релятивизм, система vs. способность Ситуационная семантика см. Семантика, ситуационная Следование 173, 180, 181, 218, 349, 475
Смерть языка 135
Соизмеримость см. Релятивизм, соизмеримость
Сокращенные относительные придаточные предложения 645, 712,713
Сослина гипотеза 464,465


790
Предметный указатель
Социальные стереотипы см. Прототипы, социальные стереотипы
Сравнение дейктических и экзистенциальных конструкций 602, 697
Статус концептов см. Релятивизм, статус концептов
Степени «существительности» 94—95
Степени различий см. Релятивизм, различия
Стереотипы Патнэма 161, 226
Странные экзистенциальные there- конструкции см. There-конструкции, экзистенциальные, странные
Субкатегории 28—30, 64, 89, 97, 98, 109, 113—117, 119, 120, 124, 128, 141, 143, 199, 208, 223, 269, 270, 373, 375, 376, 384/489, 597, 598, 634, 752
Субмодели см. Прототипы, субмодели
Субсхема 550, 551
Субъектность см. Сравнение дейктических и экзистенциальных конструкций
Существенные признаки см. Признаки, существенные и несущественные
Схема вместилища см. Образные схемы, примеры
Схемы источник—путь—цель см. Образные схемы, примеры
Схемы связи см. Образные схемы, примеры
Сценарии 99, 111, 127, 370—372, 514—519, 524, 676, 677 — см. также Гнев, прототипический сценарий
Сценарий, прототипический 514— 516,518,519, 521,523,524
таитяне 403
Таксономические модели 157, 164, 167, 373
тарахумара 430—432 Теоретико-множественная модель 213—214, 237, 239—240, 281, 333,355—356 .
Теория естественных родов 226— 227,252, 257
— см. также Естественные роды
Теория множеств 40, 41, 192, 196— 198, 279, 462—464, 466—469, 478,484
— см. также Теория размытых множеств
Теория размытых множеств 32, 40, 41,46—52, 192—195, 260
— см. также Размытые множества
Теория моделей 179, 185, 207, 271, 273, 281, 286—288, 293, 300, 302—305, 307, 308, 310—313, 315, 317, 320—324, 327—329, 331, 332, 334, 336—338, 346, 753—755
Теория объективных категорий 216 Теория правильных определений 229
Теория референции через значение 225,227, 233,267,313 Типичные случаи (примеры) см.
Прототипы, типичные случаи ТР см. Траекторы
Траекторы (ТР) 542, 549—551, 557, 559, 570, 571,591
— нерефлексивные (НРФ) 557, 558, 571
— рефлексивные (РФ) 557, 558, 571
— движущиеся по рефлексивному пути (РФП) 558, 559


Предметный указатель
791
Трансформационная грамматика 599, 600, 627, 629—630, 715, 717,719, 754
Трансформационные связи см. Связи, между схемами и трансформационные
Трансцендентальное мышление (разум) 14, 24, 209, 460, 476— 477,479
Тцелтал 54—56, 58—60, 71
Указательная ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели, примеры
Указательный жест 602, 632, 633, 659,703
Умеренная неопределенность см. Неопределенность референции
Умолчание, значения по умолчанию 159—161
Усвоение языка 54—55, 95, 629, 636
Условие тождества конструкции 664
Условие тождества лексического значения 664
Фамильные сходства 28, 30—33, 35, 40, 65, 91, 95, 96, 208, 241, 256,488, 524, 562
Фенотиписты 164—166, 246, 248, 255—256, 276
Физиологические эффекты 493— 495, 500, 502, 504, 506, 515, 517, 518, 521
Фокс 41—43, 119, 125, 274, 286, 295
Фокус повествования, дейктиче- ские there-конструкции см. There-конструкции, дейктиче- ские, фокус повествования
Фон (задний план, background, ground) см. Противопоставление фигуры и фона (figure- ground distinction)
Фонология 88—91, 98, 240 Форма-значение, соответствие см. Связи, между формой и значением
Формальная семантика см. Семантика, формальная
Формальный синтаксис см. Синтаксис, формальный Фреймовая семантика см. Семантика, фреймовая
Функциональное воплощение см. Релятивизм, функциональное воплощение
Характер различий см. Релятивизм, различия Хауса 377,403
Холостяк, ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели, примеры
Цвет, исследования
— Берлина—Кея 30,44—47, 63, 404
— Кея—Кемптона 153, 396,
412,429—433,435
— Кея—МакДаниэла 30, 46— 51,430
— МакЛаури 50 —52
— Рош 31, 62—64, 66, 403, 404, 419
Цвет
— базовые наименования 44— 46, 49, 263, 404, 419, 420, 430,436
— центральные цвета 45—47, 49, 50, 63, 64, 262,404


792
Предметный указатель
Центральная ИКМ см. Идеализированные когнитивные модели, примеры
Центральные дейктические there- конструкции см. There-конструкции, дейктические, центральные
Центральные принципы см. Принципы, центральные
Центральные цвета см. Цвета, центральные
Центральные экзистенциальные there-конструкции см. here-конструкции, экзистенциальные, центральные
Центр—периферия, схема см. Образные схемы, примеры
Часть—целое, схема см. Образные схемы, примеры
Шауни 593
Эвклидова геометрия 289—292, 468
Эволюционная биология 248—250, 258, 264, 295
Экзистенциальные there-конструкции см. There-конструкции, экзистенциальные
Экзистенциальные дейктические there-конструкции см. There- конструкции, дейктические, существования
Экологическая психология 284
Экологический реализм см. Реализм, экологический
Экология грамматлки 629, 697, 718
Экспериенциализм см. Реализм, экспериенциальный
Экспериенциальный гештальт 631—633,678
Элементарные концепты см. Концепты, элементарные
Эмоции 20, 24, 31, 61, 62, 66, 85, 126, 234, 239, 396, 397, 436, 487, 491,494, 495, 506, 514, 516, 522, 526, 527, 529
Энтузиазм см. Дейктические there- конструкции начала, исполненного энтузиазма
Эпистемические соответствия 500, 501
Эссенциализм 215, 216
Эффекты = структура см. Интерпретации теории прототипов
Ядерное значение см. Концепты, ядерные
Ядерно-магнитный резонанс (ЯМР) 387, 388
Ядерные предложения 98, 597
Язык маркеров (Markerese) 271, 272, 298, 337
Язык мысли (Mentalese) 293, 298, 332
ЯМР см. Ядерно-магнитный резонанс
Японский язык см. Классификаторы, в японском языке