Похожие
Текст
С%$ь Л ЮД И<2^ч5
РУССКОЙ НАУКИ
ОЧЕРКИ О ВЫДАЮЩИХСЯ ДЕЯТЕЛЯХ
ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ
С предисловием и вступительной статьей
акад. С. И ВАВИЛОВА
и
О Р И 3
РОСУ ДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ТЕХНИКО-ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва 1948 Ленинград
Составитель и редактор
И. В. КУЗНЕЦОВ
Книга «Люди русской науки»
рассмотрена и одобрена
Академией Наук СССР.
Scan AAW
Редактор Г. Ф. Рыбкин
Художник М. А. Ильин. Гравюра на дереве Г. М. Приданцева. Технич. редактор
Н. А. Ту Маркина.
Подписано к печати 23/11 1348 г.348/4печ. л., 37 уч.-изд. л. 48 000 тип. зн. в печ. л.
Тираж 30 000 экз. А01712. Цена двух томов 55 руб. Заказ № 7884.
Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова треста «Полиграфкяига» Огиза при
Совете Министров СССР. Москва, Валовая, 28.
МЕДИКО-
БИОЛОГИЧЕСКИЕ
СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ
НАУКИ
ИВАН ПЕТРОВИЧ ПАВЛОВ
ИВАН ВЛАДИМИРОВИЧ МИЧУРИН
КАРЛ МАКСИМОВИЧ
БЭР
(1792—1876)
f&& наменитый натуралист-естествоиспытатель, основоположник
научной эмбриологии, географ-путешественник, исследователь
производительных сил России Карл Максимович Бэр родился 28 февраля 1792 г.
в небольшом местечке Пипа Иервинского округа Эстонской губернии
(ныне Эстонской Советской
Социалистической Республики).
Его родители, числимые
дворянами, были выходцами из мещан-*
ской среды. Раннее детство К. М. Бэр
провёл в имении своего бездетного
дяди, где он был предоставлен
самому себе. До 8 лет он не был
знаком даже с азбукой. Когда ему
исполнилось восемь лет, отец забрал
его в свою семью, где он в течение
трёх недель догнал своих сестёр по
чтению, письму и арифметике. К 10
годам под руководством гувернёра
он освоил планиметрию и научился
составлять топографические карты;
12 лет он умел пользоваться определителем растений и приобрёл
солидные навыки в искусстве гербаризации.
В 1807 г. отец отвёз его в дворянскую школу в Ревеле (Таллин),
где его после испытаний приняли сразу в высший класс. Прекрасно
успевая в учении, юноша увлекался экскурсиями, составлением
гербариев и коллекций.
В 1810 г. К. М. Бэр поступил на медицинский факультет Дерпт-
ского (Юрьевского) университета, готовясь к карьере врача.
Пребывание в университете было прервано в 1812 г. вторжением Наполеона
— 647 —
Карл Максимович Бэр
в Россию. К. М. Бэр отправился в русскую армию в качестве врача, но
вскоре заболел тифом. Когда армия Наполеона была изгнана из
пределов России, К. М. Бэр вернулся в Дерпт продолжать учение.
Дерптский университет К. М. Бэр закончил в 1814 г. и защитил
диссертацию «Об эпидемических болезнях в Эстляндии». Однако не
считая себя достаточно подготовленным к ответственной и высокой роли
врача, он отправился совершенствоваться за границу, в Вену. Но те
медицинские светила, ради которых молодой врач приехал в Вену, ни
в какой мере не могли удовлетворить его. Самый знаменитый из них —
терапевт Гильденбрандт — прославился, между прочим, тем, что не
прописывал своим больным каких-либо лекарств, так как испытывал
«методу выжидательного лечения».
Разочаровавшись в медицине, К. М. Бэр решил покончить
с врачебной профессией. В нём пробуждается страсть натуралиста и
он намеревается стать зоологом, сравнительным анатомом. Собрав
пожитки, К. М. Бэр пешком отправился в Вюрцбург к известному
сравнительному анатому — профессору Деллингеру. При первом же
свидании Деллингер в ответ на высказанное Бэром желание
совершенствоваться в зоотомии (анатомии животных) сказал: «В этом
семестре я её не читаю... Но к чему Вам лекции? Принесите сюда
какое-нибудь животное, потом другое, анатомируйте его и исследуйте
его строение». К. М. Бэр купил в аптеке пиявок и начал свой
зоотомический практикум. Он быстро усвоил и технику исследования и
содержание существа сравнительной анатомии, — этой своего рода
«философии зоологии».
К зиме 1816 г. К. М. Бэр остался совершенно без средств.
Счастливый случай выручил его: он получил от дерптского профессора
Бурдаха предложение занять место прозектора-ассистента анатомии при
кафедре физиологии в Кенигсберге, куда Бурдах к этому времени
переехал. К. М. Бэр ухватился за его предложение и отправился на
предложенное место пешком.
Как заместитель профессора К. М. Бэр стал читать с 1817 г.
самостоятельный курс с прекрасно поставленными демонстрациями и
сразу же завоевал себе известность; сам Бурдах неоднократно посещал
его лекции. Вскоре К. М. Бэр организовал прекрасный анатомический
кабинет, а затем и большой зоологический музей. Слава его росла.
Он стал знаменитостью, и Кёнигсбергский университет избрал его
ординарным профессором и директором Анатомического института.
К. М. Бэр проявил исключительную творческую плодовитость. Он
прочёл ряд курсов и провёл ряд исследований по анатомии животных. Он
не только повторил многие работы Пан дера (впоследствии академика
Российской Академии) по развитию цыплёнка, но и перешёл к
исследованию индивидуального развития млекопитающих. Эти классические
исследования увенчались в 1826 г. блестящим открытием,
«завершившим многовековую работу естествоиспытателей» (акад. Вернадский):
— 648 —
Карл Максимович Бэр
он открыл яйцо млекопитающих и публично демонстрировал его
в 1828 г. на съезде естествоиспытателей и врачей в Берлине. Для
того, чтобы составить себе представление о значении этого открытия,
достаточно сказать, что научная эмбриология млекопитающих, а
следовательно, и человека, была совершенно невозможна до того времени,
пока не было открыто то исходное начало — яйцо, из которого
развивается зародыш высшего животного. В этом открытии — бессмертная
заслуга К. М. Бэра в истории естественных наук. Мемуар об этом
открытии он в соответствии с духом времени написал на латинском
языке и посвятил Российской Академии наук в благодарность за
избрание его в 1827 г. членом-корреспондентом. Много лет спустя по
случаю 50-летнего юбилея научной деятельности К. М. Бэра
Российская Академия наук преподнесла ему большую медаль с барельефным
изображением его головы и надписью
вокруг неё: «Начав с яйца, он показал
человека — человеку».
В 1828 г. К. М. Бэр опубликовал
первый том своего классического сочинения
«История развития животных»; в 1837 г.
второй; третий незаконченный том
вышел посмертно в конце прошлого
столетия.
В Кенигсберге К. М. Бэр получил
признание всего учёного мира, здесь же он
обзавёлся семьёй, но его тянет в родные края. МеДаль> выпущенная в честь
_ _ г научных заслуг К. М. Бэра.
Он ведёт переписку с дерптом и Вильно,
где ему предлагают кафедры. Он мечтает о большом путешествии по
северу России и в своём письме к первому русскому кругосветному
мореплавателю знаменитому адмиралу Ивану Фёдоровичу
Крузенштерну просит его дать ему «возможность бросить якорь в своём
отечестве».
Вскоре он получил предложение от Российской Академии наук
приехать на работу в Петербург, однако полнейшая неустроенность
академических учреждений того времени не позволила ему сразу
принять это предложение, и он временно возвращается в Кенигсберг, где
ведёт, по его же выражению, жизнь «рака-отшельника», погрузившись
всецело в науку. Напряжённые многолетние занятия сильно подорвали
его здоровье. Прусское министерство народного просвещения
придиралось к нему буквально по каждому поводу. Министр фон Альтенштейн
официально попрекал его тем, что его научные исследования
обходятся дорого, так как К. М. Бэр израсходовал на свои бессмертные
исследования по истории развития цыпленка... 2 000 яиц. Конфликты
с «власть предержащими» росли. К. М. Бэр запросил Петербург
о возможности его приезда на работу в Академию наук и в ответ на
это в 1834 г. избирается её членом. В том же году он с семьёй поки-
— 649 —
Карл Максимович Бэр
дает Кенигсберг. Как он сам писал, «решив променять Пруссию на
Россию, был одушевлён только желанием принести пользу своей
родине».
Что же сделал Бэр в эмбриологии? Несмотря на то, что в XVII
и XVIII веках в разработке учения о зародышевом развитии животных
приняли участие такие крупнейшие исследователи, как Гарвей, Маль-
пиги, Сваммердам, Спалланцани и др., фактическая основа этих
исследований была крайне незначительна, а построенные на ней
теоретические обобщения схоластичны и сумбурны. Было принято считать,
что в половых клетках предсуществует готовый зародыш с совершенно
развитыми частями тела — своего рода микроскопическая миниатюра
взрослого организма — и что зародышевое развитие есть не что иное,
как простой рост, увеличение этой приуготованной миниатюры до
взрослого состояния; никакого преобразования при этом не
происходит, происходит только увеличение существующего. Отсюда был сделан
ещё один шаг к теории «вложения»; если не происходит
новообразований, а всё приуготовлено, то не только взрослый организм
содержит в себе зародыш, но и эти зародыши содержат в себе, в свою
очередь, готовые зародыши будущих поколений. Подобные взгляды
особенно отстаивал влиятельнейший авторитет того времени Альбрехт
Галлер, а досужие его сторонники «подсчитали» даже, что в яичнике
нашей общей «прародительницы Евы» должно было находиться около
300 000 миллионов таких вложенных один в другой приуготованных
зародышей.
Однако не все эмбриологи того времени соглашались с тем, что
организм приуготован в яйце, но усматривали его в живчике. Шёл
долгий спор о том, из какого полового элемента — яйца или живчика
вырастает зародыш. Так называемые овисты (ovo — яйцо) считали, что
яйцо и есть зародыш, а живчик выполняет лишь роль толчка при
оплодотворении; анималькулисты (animalcuius — животное, живчик),
наоборот, считали, что зародыш заключён в живчике, а яйцо доставляет
зародышу только питательный материал. Члены Российской Академии
наук К. Вольф и X. Пандер впервые в своих работах стремились
показать, что развитие особи не есть рост приуготовленных элементов, а
является развитием в истинном смысле этого слова, т. е.
последовательным формообразованием различных частей зародыша из более
простой однородной массы половых клеток. Но только К. М. Бэр
представил исчерпывающие доказательства этих идей и этим окончательно
похоронил старые схоластические представления в этой области и создал
подлинно научную эмбриологию. Его «История развития животных», по
отзыву выдающегося соратника Дарвина — Томаса Гексли,
представляет «сочинение, которое содержит самую глубокую философию
зоологии и даже биологии вообще», а известный зоолог Альберт Келликер
утверждал, что эта книга является «самым лучшим из всего, что есть
в эмбриологической литературе всех времён и народов». К. М. Бэр не
— 650 —
Карл Максимович Бэр
только ясно и отчётливо осознал, что история развития особи
животного есть процесс новообразования, процесс последовательного
формообразования различных частей организма из более простой однородной
массы половых клеток, но он первый полностью проследил этот
процесс на конкретном материале и наметил его основные закономерности.
Всё ценное, что было сделано эмбриологами до К. М. Бэра, касалось
развития отдельных деталей, частностей. Это не была эмбриология
организма в целом, это была эмбриология отдельных, далеко не всех
признаков организма, да и то не всегда прослеженных полностью.
Исследуя день за днём, а нередко и час за часом развитие
цыплёнка, К. М. Бэр шаг за шагом проследил картину его развития. Он
наблюдал формирование бластомеров — первичных эмбриональных
клеток в образовательной части рубчика желтка яйца, их последовательное
умножение путём дробления и образование бластулы — одностенной
пузырчатой стадии в развитии всякого животного зародыша. Он ана-
чительно углубил и уточнил наблюдения Пандера об образовании двух
зародышевых листков, наружного и внутреннего; эти зародышевые
листки и являются теми первичными тканями, из которых в дальнейшем
процессе развития дифференцируются все органы взрослой особи.
К. М. Бэр проследил как формирование из наружного зародышевого
листка первичной нервной трубки, так и образование из переднего конца
этой трубки, путём её расширения, головного мозгового пузыря
(будущего головного мозга) с последующим выпячиванием из него
глазных пузырей (будущих глаз). К. М. Бэр детально проследил
развитие сердца, имеющего вначале вид небольшого расширения сосудистой
трубки, а затем превращающегося в четырёхкамерное образование.
Он описал возникновение первичной спинной струны — основы осевого
скелета всех позвоночных животных, а также развитие позвонков, рёбер
и прочих костей. Он проследил развитие кишечного канала, печени,
селезёнки, мышц, околоплодных оболочек и другие стороны
развития организма. Процесс зародышевого развития впервые предстал
перед изумлёнными взорами натуралистов во всей своей простоте и
величии. Такова фактическая сторона содержания «Истории развития
животных» К. М. Бэра.
Сопоставляя развитие ряда позвоночных, К. М. Бэр подметил, что
чем моложе эмбрионы различных животных, тем более они
обнаруживают сходство между собой. Особенно это сходство поразительно на
одной из самых ранних стадий — однослойного зародышевого
пузыря — бластулы. Отсюда К. М. Бэр сделал вывод о том, что развитие
протекает так, что простой по структуре зародыш, дифференцируясь,
сначала обнаруживает признаки того типа, к которому принадлежит
взрослая особь, затем формируются признаки класса, позднее отряда,
семейства, рода, вида и в последнюю очередь индивидуальные
признаки особи. Развитие есть процесс дифференциации от общего к
конкретному.
— 651 —
Карл Максимович Бэр
К. М. Бэр, представляя себе развитие как процесс подлинно
исторический, ставил вопрос об единстве животного мира и его
происхождения из «одной общей исходной формы», «из которой развились все
животные, и не только в идеальном смысле, но и исторически». И если
К. М. Бэр не мог дать удовлетворительного решения столь прозорливо
поставленной им проблемы, то не следует забывать, что он её
сформулировал ещё в 1828 г., т. е. задолго до обнародования клеточной теории
(Шлейден и Шванн— 1839), учения Дарвина (1859) и основного
биогенетического закона (Мюллер—1864, Геккель— 1874).
Другим фундаментальным обобщением К. М. Бэра являются его
представления о сущности и природе типа и о процессе
изменяемости видов, которые в своё время сыграли большую роль в подготовке
рационального истолкования этих основных вопросов науки о
животных.
Понятие о типе как высшей систематической единице было
введено основоположником сравнительной анатомии Ж. Кювье и венчало
собой здание искусственной системы животного мира, воздвигнутое
Линнеем. Независимо от Кювье к этому же представлению пришёл и
К. М. Бэр. Но в то время как Кювье построил свою теорию четырёх
типов (лучистых, членистых, моллюсков и позвоночных) исключительно
на учёте сугубо морфологических признаков — взаимного
расположения частей в организме, так называемых «планов строения» и, в
частности, нервной системы, — К. М. Бэр в своих построениях исходил из
данных истории развития. История развития даёт возможность точно
выявить тот тип, к которому относится данное животное, поскольку
уже на самых ранних стадиях развития прежде всего выявляются
признаки типа. К. М. Бэр говорил, что «эмбриология является
настоящим светочем при выяснении истинного отношения животных и
растительных форм». К. М. Бэр явился, наряду с Кювье, основателем
теории типов.
Но ещё больше К. М. Бэра от Кювье отличает его взгляд на
изменчивость видов. Кювье был одним из «последних могикан»
«метафизического периода» в биологии, являясь столпом догмата
постоянства видов. К. М. Бэр держался иных взглядов. Он считал, что виды
могут изменяться, что они возникали последовательно и развивались
постепенно на протяжении истории Земли. Точно так же, как позднее
Дарвин, К. М. Бэр отправлялся в своих суждениях от того, что
понятие вида не может быть точно определено, поскольку виды со
временем трансформируются и изменяются, в доказательство чего он
приводит много данных из различных областей биологии. Именно на
догмате постоянства видов основывал Кювье свою веру в их творение.
К. М. Бэр решительно отметал «чудо творения», так как он «не может
и не должен верить в чудо. Допущение чуда упраздняет законы
природы, между тем как назначение естествоиспытателя как раз и
состоит в том, чтобы в «чудесах» раскрывать законы природы». Какой
— 652 —
Карл Максимович Бэр
контраст во взглядах на коренной вопрос биологии между этими двумя
величайшими учёными начала XIX столетия!
Правда, трансформистские взгляды К. AL Бэра были
непоследовательны и половинчаты. Он полагал, что организмы былых
геологических эпох развивались более быстрыми темпами, а современные формы
каждого типа постепенно обрели «большую устойчивость» и
«незыблемость». Исходя из подобного представления о «затухании» и
«консервации» эволюционного процесса, К. М. Бэр занял неправильную позицию
«ограниченной» эволюции, признавая её проявление в отношении низших
систематических единиц и отрицая в отношении высших. Эти взгляды
К. М. Бэра, изложенные им в статье «Всеобщий закон природы,
проявляющийся во всяком развитии», вышедший в 1834 г., всё же были для того
времени прогрессивными. Они были высказаны ровно за 25 лет до
появления книги Дарвина, когда почти все натуралисты уверовали в то, что
Кювье в своём знаменитом диспуте с Сент-Илером в 1830 г. окончательно
и бесспорно «ниспроверг» идею эволюции.
Несмотря на то, что после опубликования Дарвином
«Происхождения видов» (1859) К. М. Бэр выступил противником естественного отбора,
противопоставляя ему в качестве определяющего фактора эволюции
идеалистический принцип — особое целеустремлённое начало (статья «Об
учении Дарвина» — 1876), всё же следует признать, что его роль в
подготовке восприятия учения Дарвина о развитии органического мира была
весьма значительной.
Основоположник научного социализма Фридрих Энгельс так
расценивал биологические воззрения К. М. Бэра и их значение в развитии
идеи эволюции: «Характерно, что почти одновременно с нападением
Канта на учение о вечности солнечной системы К- Ф. Вольф произвёл
в 1759 г. первое нападение на теорию постоянства видов, провозгласив
учение об эволюции. Но то, что у него было только гениальным
предвосхищением, приняло определённую форму у Окена, Ламарка, Бэра
и было победоносно проведено в науке ровно сто лет спустя, в 1859 г.,
Дарвином» («Диалектика природы», 1941, стр. 13).
С переездом в Петербург молодой академик резко изменил как свои
научные интересы, так и образ жизни. На новом месте его влекут и манят
беспредельные просторы России. Громадная, но мало исследованная
Россия того времени требовала всестороннего изучения. До того биолог,
К. М. Бэр становится географом-путешественником и исследователем
природных богатств страны. Смысл географического познания он видел
в изучении производительных сил природы с целью их более
рациональной и эффективной эксплоатации на благо хозяйствующего человека.
За всю свою жизнь К. М. Бэр совершил множество путешествий
в пределах России и за границей. Его первое путешествие на Новую
Землю, предпринятое им в 1837 г., продолжалось всего четыре месяца.
Обстоятельства были крайне неблагоприятными для путешествия. Капрйз-
— 653 ~
Карл Максимович Бэр
ные ветры задерживали плавание. Парусная шхуна «Кротов»,
предоставленная в распоряжение К. М. Бэра, была чрезвычайно мала и вовсе не
приспособлена для экспедиционных целей. Топографические изыскания
и метеорологические наблюдения экспедиции К. М. Бэра дали
представление о рельефе и климате Новой Земли. Было установлено, что
возвышенность Новой Земли в геологическом отношении представляет собой
продолжение Уральского хребта. Особенно много сделала экспедиция
в области познания фауны и флоры Новой Земли. К. М. Бэр был первым
натуралистом, посетившим эти острова. Он собрал ценнейшие коллекции
обитающих там животных и растений.
В последующие годы К. М. Бэр совершил десятки путешествий и
экспедиций не только «по градам и весям» России, но и за границу.
Вот далеко не полный перечень главнейших из этих путешествий.
В 1839 г. вместе с сыном он совершил экспедицию на острова Финского
залива, а в 1840 г. в Лапландию. В 1845 г. совершает поездку на
Средиземное море с целью изучения морской фауны беспозвоночных. За
промежуток 1851—1857 гг. предпринял ряд экспедиций на Чудское озеро
и Балтику, в дельту Волги и на Каспий с целью изучения состояния
рыболовства в этих районах. В 1858 г. К. М. Бэр вновь ездил за
границу на съезд естествоиспытателей и врачей. В последующие годы (1859
и 1861) он вновь путешествует по континенту Европы и в Англии.
В промежутке между этими двумя заграничными путешествиями он
был в 1860 г. на реке Нарове и Чудском озере с целью проведения
опытов по пересадке лососей. В 1861 г. он ездил на Азовское море для
выяснения причин прогрессирующего его обмеления, причём он опроверг
версию, раздуваемую в меркантильных целях каботажной компанией
о том, что будто это обмеление происходит за счёт балласта,
выбрасываемого с приходящих кораблей. Страсть к путешествиям у К. М. Бэра
была неуёмной, а «привычка к перемене мест» сопровождала его до
самых глубоких лет, и, будучи уже восьмидесятилетним старцем, он
мечтал о большой экспедиции на Чёрное море.
Самой продуктивной и наиболее богатой по своим последствиям
являлась его большая экспедиция на Каспий, которая продолжалась
с небольшими перерывами 4 года (1853—1856).
Хищнический лов рыбы частными промышленниками в устье Волги
и на Каспии — основном районе рыбной продукции тогдашней России,
дававшем Vs всей рыбодобычи страны, привёл к катастрофическому
падению улова рыбы и грозил потерей этой главнейшей рыболовческои
базы. Для исследования рыбных богатств Каспия была организована
большая экспедиция, во главе которой встал шестидесятилетний
К. М. Бэр, с энтузиазмом откликнувшийся на это большое
народнохозяйственное дело. Чтобы выполнить задание, К. М. Бэр решил
предварительно провести детальное исследование гидрологических и
гидробиологических особенностей Каспия, которые были совершенно не
— 654 —
Карл Максимович Бэр
изучены. Осуществляя его, К- М. Бэр избороздил Каспий в нескольких
направлениях от Астрахани до берегов Персии. Он установил, что
причина падения улова вовсе не в оскудении природы, а в стяжательских
и корыстолюбивых интересах частных рыбопромышленников,
хищнических способах лова рыбы и нерациональных примитивных методах её
обработки, которые он назвал «безумным расточением даров природы».
К. М. Бэр пришёл к выводу, что причиной всех бедствий является
непонимание того, что существующие способы лова не давали рыбе
возможности размножаться, так как вылавливали её до нереста
(икрометания) и этим обрекали промысел на неизбежное падение. К. М. Бэр
выступил с требованием введения государственного контроля за
охраной рыбных запасов и их восстановления, подобно тому, как это делается
в рациональном лесоводстве.
Практические выводы, основанные на работах этой экспедиции,
К. М. Бэр изложил в своих известных «Предложениях для лучшего
устройства каспийского рыболовства», в которых он разработал ряд
правил к «выгоднейшему употреблению продуктов рыболовства».
В частности, ему принадлежит инициатива заготовки впрок каспийской
бешенки (черноспинки), которая до сего времени шла лишь на вытопку
жира. Рыбопромышленники, находясь в плену старых привычек,
сопротивлялись всеми силами этому новшеству, но К. М. Бэр
собственноручно произвёл засол бешенки и при первой же дегустации убедил
маловеров в исключительной её доброкачественности. Эта новая
каспийская сельдь пришла на смену «голландской» сельди, ввоз которой
к нам прекратился из-за Крымской кампании. Научив заготовлять
каспийскую сельдь, К. М. Бэр наг миллионы рублей увеличил
национальное богатство страны.
Из географических открытий К. М. Бэра необходимо отметить его
знаменитый закон — «закон Бэра», по которому все реки северного
полушария перемещают свои русла в сторону своего правого берега,
который в силу этого постоянно размывается и становится крутым, тогда как
левый берег остаётся пологим, исключая места крутых поворотов;
в южном полушарии отношения будут обратные. Это явление
асимметрии берегов рек К. М. Бэр поставил в связь с суточным вращением
Земли вокруг своей оси, увлекающим и отклоняющим движение воды
в реках к правому берегу.
К. М. Бэр был одним из инициаторов и учредителей Русского
географического общества, которое существует до сих пор и в котором
он был выбран первым вице-президентом. Он организовал при
Академии наук издание специального периодического органа «Материалы
к познанию Российской империи», которые сыграли
исключительную роль не только в развитии описательной географии нашей
родины, но и в познании её природных ресурсов. Он был также
организатором Русского энтомологического общества и первым его
президентом.
— 655 —
Карл Максимович Бэр
К. М. Бэр много занимался также антропологией и этнографией.
Как высоко он расценивал эти науки — видно из следующих его слов,
которые он произнёс на своих лекциях по антропологии: «Как можно
продолжать требовать от образованного человека знать подряд всех
семерых царей Рима, существование которых безусловно проблематично,
и не считать позором, если он не имеет понятия о строении собственного
тела... я не знаю задачи более достойной свободного и мыслящего
человека, как исследование самого себя».
Как и всё, к чему прикасался его удивительный ум, К. М. Бэр
понимал антропологию широко и всеобъемлюще, — как познание всего,
что касается физической природы человека, его происхождения и
развития человеческих племён. Сам К. М. Бэр много работал в
области физической антропологии и, в частности, в области краниологии —
учения о черепе, а предложенная им унифицированная система
измерений и краниологической терминологии позволяет считать его
«Линнеем краниологии». Он же положил начало краниологическому музею
Академии наук, который является одной из богатейших коллекций
этого рода в мире. Из всех остальных его антропологических работ мы
остановимся только на его исследованиях, посвященных папуасам и
альфурам, которые в свою очередь вдохновили нашего выдающегося
исследователя и путешественника Миклухо-Маклая на изучение этих
народов в Новой Гвинее. К. М. Бэр был ярым противником термина
«раса», считая его по отношению к человеку «неблаговидным» и
принижающим человеческое достоинство. Он был последовательным моно-
генистом, то-есть сторонником единства происхождения человеческого
рода. Человечество он считал единым иЬ своему происхождению и
равным по своей природе. Учение о неравноценности человеческих рас и
их неодинаковой одарённости к культуре он решительно отвергал. Он
считал, что «полигенистов привели к выводу о множественности
человеческих видов побуждения другого порядка — стремление считать,
что негр заведомо должен отличаться от европейца... может быть, даже
желание поставить его в положение человека, лишённого влияния,
прав и притязаний, присущих европейцу». Как выдающийся антрополог-
моногенист К. М. Бэр успешно способствовал укреплению учения
Дарвина.
К. М. Бэр был убеждённым гуманистом и демократом. Он ратовал
за общий культурный подъём широких народных масс. Он читал лекции
по сравнительной анатомии в Медико-хирургической академии (ныне
Военно-медицинская академия имени Кирова) и организовал при ней
в целях рациональной подготовки врачей Анатомический институт.
В качестве руководителя его он привлёк нашего знаменитого
соотечественника, выдающегося хирурга и гениального анатома — Н. И. Пи-
рогова. К. М. Бэр являлся прекрасным популяризатором науки и,
в частности, антропологии и зоологии. Он написал ряд блестящих
популярных статей для широкой публики.
— 656 —
Карл Максимович Бэр
К. М. Бэр был чрезвычайно жизнерадостный человек, очень
любивший общение с людьми и сохранивший эту черту до самой смерти.
Несмотря на всеобщее преклонение и восхищение перед его дарованием,
он был чрезвычайно скромен и многие свои открытия, как, например,
открытие яйца млекопитающих, приписывал исключительно острому
зрению в годы своей юности. Внешние почести его не прельщали. Он
был убеждённым врагом титулов и никогда не именовал себя «тайным
советником». За время его долгой жизни ему пришлось поневоле
присутствовать на многих юбилеях и торжествах, организуемых в честь
него, но всегда он был ими недоволен и чувствовал себя жертвой.
«Гораздо лучше, когда тебя бранят, тогда по крайней мере можно
возражать, а при похвалах это невозможно и приходится выносить всё, что
над Вами делают», — сетовал К. М. Бэр. Зато он очень любил
устраивать празднества и юбилеи другим.
Заботливое отношение к чужим нуждам, помощь в несчастье,
участие в восстановлении приоритета забытого учёного, восстановление
доброго имени несправедливо пострадавшего человека, вплоть до помощи
из личных средств, — были обычным явлением в жизни этого большого
человека. Так, он взял под свою защиту Н. И. Пирогова от нападок
прессы и личными средствами помог венгерскому учёному Регули
закончить свои научные работы. К. М. Бэр был большим врагом
чиновничьей бюрократии. Его всегда возмущало барское снисходительное и
кичливо-спесивое, презрительное отношение к «простолюдину». Он
всегда пользовался случаем, чтобы оттенить заслуги простого народа
в деле научного исследования своей страны. В одном из своих писем к
адмиралу Крузенштерну он писал: «Простонародье почти всегда про-
лагало путь научным изысканиям. Вся Сибирь с её берегами открыта
таким образом. Правительство всегда только присваивало себе то, что
народ открывал. Таким образом присоединены Камчатка и Курильские
острова. Только позже они были осмотрены правительством...
Предприимчивые люди из простонародья впервые открыли всю цепь островов
Берингова моря и весь русский берег Северо-Западной Америки.
Смельчаки из простонародья впервые прошли морской пролив между Азией
и Америкой, первыми нашли Ляховские острова и много лет посещали
пустыни Новой Сибири до того, как об их существовании что-либо знала
Европа... Всюду со времён Беринга научное мореходство только
следовало по их стопам...».
К. М. Бэр очень любил цветы и детей, о которых он говорил, что
их голоса «для меня прекраснее, чем музыка сфер». В личной жизни он
отличался большой рассеянностью, с чем связано много анекдотических
случаев в его жизни. Однако в своих научных занятиях он отличался
исключительной тщательностью и требовательностью.
Обладая слабым голосом, он не был ни оратором, ни искусным
лектором. Но его письменная речь была безукоризненно изящна, и ей мог
бы позавидовать даже писатель.
— 657 —
Карл Максимович Бэр
Он был большим знатоком истории и литературы и написал даже
несколько статей по мифологии.
В 1852 г. К. М. Бэр в связи с преклонным возрастом вышел в
отставку и переселился в Дерпт.
В 1864 г. Академия наук, празднуй пятидесятилетний юбилей его
научной деятельности, преподнесла ему большую медаль и учредила
Бэровские премии за выдающиеся заслуги в области естественных наук.
Первыми лауреатами этой премии были молодые русские эмбриологи
А. О. Ковалевский и И. И. Мечников — гениальные создатели
сравнительной эволюционной эмбриологии.
До последнего дня К. М. Бэр интересовался наукой, хотя глаза его
так ослабели, что он вынужден был прибегать к помощи чтеца и писца.
Умер Карл Максимович Бэр 28 ноября 1876 г. тихо, точно уснув. Ровно
через 10 лет, 28 ноября 1886 г., граждане города, в котором родился,
учился, жил и умер великий учёный, воздвигли ему памятник работы
академика Опекушина, копия которого находится в бывшем здании
Академии наук в Ленинграде.
К. М. Бэр был одним из крупнейших зоологов мира. Своей
деятельностью он положил начало новой эры в науке о животных и этим
оставил неизгладимый след в истории естественных наук.
Главнейшие труды К. М. Бэра: De ovi mamalium et hominis genesi, 1827; История
развития животных (Entwicklungsgeschichte der Tiere), 1828 (т. I), 1837 (т. II); Речи и
мелкие статьи (Reden und kleinere Aufsatze), Спб., 1864, тт. I, II и III; Ученые записки
о Каспийском море и его окрестностях, «Записки Русского географического общества»,
1856, т. IX; Отчётные очерки об экспедиции на Новую Землю (Tableaux des contrees
visitees), Спб., 1837; Избранные работы (ряд глав из «Истории развития животных»
и «Всеобщий закон природы, проявляющийся во всяком развитии»), Л., 1924;
Автобиография (Nachrichten tiber Leben und Schriften Dr. K. v. Baer mitgeteilt von ihm selbst),
Спб., 1865.
О К. М. Бэре: Овсянников Ф. В., Очерк деятельности К. М. Бэра и
значение его трудов, «Записки Академии наук», Спб., 1879; Павловский Е. Н., К. Бэр
как академик и профессор, «Наша искра», 1925, № 77—78;Д1ервый сборник памяти Бэра
(статьи В. И. Вернадского, М.М. Соловьёва и Э. Л. Радлова), Л., 1927; Соловьёв М. М.,
Карл Бэр, «Природа», 1926, № 11—12; Его же, Бэр на Новой Земле, Л.,
1934; Его же, Академик Карл Максимович Бэр, «Природа», 1940, № 10; Его же,
Бэр на Каспии, М.—Л., 1941; X о л о д к о в с к и й Н. А., Карл Бэр. Его жизнь и
научная деятельность, Гиз, 1923; Райков Б. Е., Последние дни Бэра. Труды
Института истории естествознания Академии наук СССР, т. II, 1948 г.
НИКОЛАИ ИВАНОВИЧ
ПИРОГОВ
(1810—1881)
-»Ш*ЫЯ гениального русского хирурга и анатома Николая Ивановича
Пирогова — родоначальника научной хирургии и основоположника
военно-полевой хирургии — известно не только врачам, но и всем
культурным людям. Он был почётным членом многих русских и
заграничных научных обществ.
Корифеи медицины называли его
великим. В честь его названы
«Пироговскими» улицы,
общества, музеи, больницы, научные
съезды и литературные издания.
Н. И. Пирогов в истории
хирургии занял такое же место, какое
Менделеев занял в истории
химии, Сеченов и Павлов в истории
физиологии, Лобачевский в
истории математики. Литература,
посвященная Н. И. Пирогову, очень
велика. О нём писали анатомы/
хирурги, патолого-анатомы,
физиологи, терапевты. О нём
писалось много в общей прессе. Ему
посвящены высказывания Добролюбова. Его труды переведены и
изданы по нескольку раз в ряде стран Европы.
Николай Иванович Пирогов родился в Москве 25 ноября 1810 года
в семье майора, служившего в интендантстве. Отец Николая
Ивановича Пирогова старался дать детям лучшее по тому времени
образование; семья его была дружной и культурной. Однако старший брат
Н. И. Пирогова Пётр принёс семье много несчастий крупными
проигрышами и растратами казённых денег. Это разорило семью
— 659 —
Николай Иванович Пирогов
Пироговых, и Н. И. Пирогов был вынужден оставить лучший по тому
времени пансион Кряжева, куда он был отдан одиннадцати лет вместе
с братом Амосом. Следующие годы жизни Н. И. Пирогова, включая и
его студенческие годы, прошли в тяжёлых материальных условиях.
Уже в семи-восьмилетнем возрасте Н. И. Пирогов читал много книг,
журналов разнообразного содержания; среди книг были
иллюстрированные издания на латинском, немецком, французском языках. Большое
впечатление на Н. И. Пирогова произвели сочинения Карамзина. По
совету профессора Е. О. Мухина, — физиолога, анатома и терапевта, —
хорошего знакомого семьи Пироговых, Н. И. Пирогов поступил в 1824 г.,
когда ему было 14 лет, на медицинский факультет Московского
университета.
Студенческие годы будущего хирурга проходили в условиях, весьма
неблагоприятных для развития самой хирургии. Публично раздавались
требования прекратить «мерзкое и богопротивное употребление человека,
созданного по образу и подобию творца, на анатомические препараты».
В Казани дело дошло до предания земле всего анатомического
кабинета, с целью чего были заказаны гробы; в них поместили все препараты,
сухие и в спирте, и после панихиды в параде, с процессией отнесли на
кладбище. Это было в XIX в., хотя ещё в начале XVIII в. Пётр I сам
занимался анатомией и купил за высокую цену анатомические препараты,
сохранившиеся частично и до настоящего времени. Преподавание
анатомии велось не на трупах, а, например, на платках, подёргиванием за
края которых изображались функции мышц.
Будучи студентом, Н. И. Пирогов видел на живом человеке лишь
две операции сечения мочевого пузыря и одну ампутацию голени, а сам
ни одной операции не только на живом, но и на трупе не делал. В таких
условиях в единственной хирургической клинике университета готовился
знаменитый хирург.
Окончив медицинский факультет в 1827 году, Н. И. Пирогов
отправился для усовершенствования в области хирургии в г. Дерпт
(Юрьев), где при университете было создано отделение для подготовки
к профессорскому званию. В числе 20 «природных русских» хорошо
успевающих студентов был направлен и Н. И. Пирогов, опять по
предложению проф. Мухина, ему покровительствовавшего. В 1831 г.
Н. И. Пирогов блестяще защитил диссертацию «О перевязке брюшной
аорты» и получил диплом доктора. Вскоре диссертация была
переведена на немецкий язык и напечатана в Германии; анатомия там ещё
не пользовалась успехом у хирургов. Через два года, в 1833 г.,
Н. И. Пирогов с другими товарищами получил командировку в Берлин,
где в течение двух лет знакомился с состоянием хирургии, посещая
клиники крупных хирургов — Граффа, Лангебекка, Диффенбаха. Эти годы
были периодом расцвета операционной техники. Операции, которые
производятся теперь в 20—30 минут, тогда производились в 2—3
минуты. К этому хирургов побуждала крайняя болезненность операций,
— 660 —
Николай Иванович Пирогов
так как не было ни наркоза, ни местного обезболивания. Отдавая
должное техническому мастерству немецких хирургов, Н. И. Пирогов
в своих воспоминаниях отмечает отсталость немецкой науки, не
разработавшей в то время даже основ анатомии и физиологии.
В 1835 г., по окончании командировки, Н. И. Пирогов направился
в Москву, где должен был занять кафедру в Московском университете.
Но в Москве кафедра хирургии была предоставлена его товарищу по
работе в Дерпте — Иноземцеву, имевшему некоторые протекции.
Н. И. Пирогов, тяжело переживая этот отказ, вернулся в Дерпт.
В Дерпте он с блеском проявил своё изумительное мастерство хирурга,
всех удивляя своими смелыми операциями. Слава Н. Ц. Пирогова как
«чудесного доктора» росла. Клиника была переполнена ожидавшими его
лечения. Недавний студент становится руководителем хирургии в
Дерптском университете. После прочтения пробной лекции в Академии
наук (1836 г.) Н. И. Пирогов был утверждён профессором.
За пятилетний период профессорской деятельности в Дерпте
популярность Н. И. Пирогова как хирурга-клинициста, знатока анатомии
чрезвычайно возросла. Изданные им за этот период капитальные научные
труды — «Анналы хирургической клиники», «Хирургическая анатомия
артериальных стволов и фасций» и монография об операциях на
ахилловом сухожилии, являвшиеся подлинным украшением медицинской
науки, — укрепили его авторитет как крупнейшего учёного.
С целью знакомства с постановкой дела за границей Н. И.
Пирогов отправился в Париж осмотреть лучшие клиники. Был у знаменитого
Вельпо, застав его за чтением монографии самого Пирогова, о которой
Вельпо дал очень лестный отзыв. Из Парижа Н. И. Пирогов уехал,
однако, разочарованным, так как практическая работа в больницах была
неудовлетворительна, а смертность очень высока.
В 1840 г. Н. И. Пирогов получил приглашение на кафедру
хирургии в Медико-хирургическую, ныне Военно-медицинскую академию, где
была создана особая клиника «Госпитальная хирургическая». Н. И.
Пирогов сделался первым в России профессором Госпитальной
хирургической клиники и получил госпиталь на 1000 коек.
Научная работа Н. И. Пирогова в Медико-хирургической академии
омрачалась его борьбой с интриганством, клеветой, воровством и
казнокрадством в госпиталях и клиниках. Напряжённый 16—18-часовой
труд в неблагоприятных, часто антигигиенических, условиях в
полуподвальном, непроветриваемом помещении, освещенном лишь масляной
коптилкой, сильно расстроил здоровье Н. И. Пирогова.
В 1842 г. Н. И. Пирогов переехал в Петербург. Петербургский
период жизни и работы Н. И. Пирогова был периодом дальнейшего
расцвета его научной и практической деятельности. Там он написал
«Полный курс прикладной анатомии человеческого тела» (1843—1845 гг.).
В 1850 г. Н. И. Пирогов издал работу «Анатомические изображения
наружного вида и положения органов, заключающихся в трёх главных
— 661 —
Николай Иванович Пирогов
полостях человеческого тела». В работе «Топографическая анатомия по
распилам через замороженные трупы» (4 тома), написанной в 1851 —
1854 гг., он ввёл новый способ анатомического исследования
человеческого тела. Этот метод и сейчас является основным при изучении и
преподавании топографии органов.
Едва раздались первые выстрелы Крымской войны, Н. И. Пирогов
подал рапорт с просьбой командировать его в действующую армию.
С началом Крымской войны Н. И. Пирогов во главе группы врачей и
сестёр милосердия выехал в действующую армию в Севастополь, где
самоотверженно, целыми сутками работал в госпиталях. Популярность
его быстро росла, особенно среди солдат. У него учились врачи не
только оперировать, но и администрировать, заражаясь энтузиазмом
великого хирурга. Участвуя в Севастопольской обороне, он провёл
огромную научную работу по изучению дела организации помощи раненым.
Н. И. Пирогов разработал вопросы группировки, распределения,
эвакуации и лечения раненых. Особо тщательно изучил он условия
оперативного вмешательства в военно-полевой обстановке и рационализировал
оперативную методику.
В 1855 г., по приезде из Севастополя в Петербург, Н. И. Пирогов,
увлечённый общим либеральным движением, выпускает педагогическую
статью «Вопросы жизни». Хотя не все положения этой статьи были на
высоте требований передовой русской интеллигенции того времени, тем
не менее статья произвела огромное впечатление. Выдержки из статьи
читали даже декабристы в глухой ссылке. Н. И. Пирогову был
предложен пост попечителя Одесского учебного округа. Эго
административное повышение заставило распроститься ещё молодого
талантливого профессора и учёного с Медико-хирургической академией.
Со вступлением Н. И. Пирогова в новую должность «Одесский Вестник»,
находившийся в ведении попечителя учебного округа, стал печатать
либеральные статьи о всеобщем равенстве, политическом образовании,
свободе научного исследования, о связи политехнического образования
с общим и т. д. Через некоторое время Н. И. Пирогов был переведён
на должность попечителя Киевского учебного округа. Здесь он пробыл
три года. Публицистическая деятельность Н. И. Пирогова как автора
прогрессивных статей была высоко оценена Добролюбовым. Но когда
обсуждался вопрос о наказаниях учеников и Пирогов согласился с
применением розог, по его адресу разразилась буря негодований со стороны
прогрессивного общества, в том числе и Добролюбова. Тяжело
переживая это, Н. И. Пирогов подал в отставку и в 1861 г. уехал в своё
имение «Вишня» Подольской губернии. Здесь он пробыл не более года.
В 1862 г. он выехал за границу в качестве руководителя группы
молодых русских учёных, готовящихся к профессорскому званию. На этом
поприще Н. И. Пирогов также проявил себя как вдумчивый и чуткий
педагог, и много молодых русских юношей, отправлявшихся за учёной
квалификацией за границу, обязаны ему своими удачамз. В частности,
— 662 -
Николай Иванович Пирогов
Н. И. Пирогов первый разгадал в И. И. Мечникове его исключительную
одарённость и оказал ему необходимую помощь во время его второго
пребывания за границей. В 1866 г. институт профессуры был закрыт,
и Н. И. Пирогов возвратился в свою «Вишню».
В 1870 г. Н. И. Пирогов выехал на театр военных действий франко-
прусской войны в качестве представителя Российского общества
Красного Креста. В 1877 г. он отправился на театр военных действий русско-
турецкой войны и издал капитальный труд «Военно-врачебное дело
и частная помощь на театре войны в Болгарии в 1877—78 гг.».
Последние три года жизни Н. И. Пирогов прожил в своей «Вишне», занимаясь
частной практикой.
25 мая 1881 г. Московский университет торжественно праздновал
юбилей 50-летней деятельности Н. И. Пирогова. Приветствовать
Н. И. Пирогова собралось много иностранных гостей и все представители
русской хирургии. В печати — в России и за границей — юбиляру было
посвящено много статей..., но за его спиной уже стояла тяжёлая
болезнь. За несколько месяцев до того Н. И. Пирогов заметил язвочку
на языке. Во время юбилея консилиум группы врачей — Склифосовский,
Грубе и др. — осмотрел Н. И. Пирогова и сообщил ему роковой диагноз:
злокачественная опухоль языка, и предложил операцию. Н. И. Пирогов
дал согласие, но его жена не согласилась и отправила его в Вену
к знаменитому Бильроту. Диагноз последним был подтверждён, но уже
процесс стал неоперабельным. Бильрот успокоил Н. И. Пирогова,
но вскоре мучительные боли стали изводить больного, и 5
декабря 1881 года он скончался.
Заслуги Н. И. Пирогова перед мировой и русской хирургией и
русским обществом поистине огромны.
Н. И. Пирогов был первоклассным анатомом, положившим начало
разработке таких отделов анатомии, которыми никто раньше не
занимался. Великий хирург, он обладал не только блестящей техникой, но
и создал свои собственные методы операций. Он первый предложил
прямокишечный эфирный наркоз. Изучив самостоятельно многие отделы
хирургии, он дал им новое толкование. Прекрасный клиницист, он
гениально раскрыл сущность многих патологических состояний и дал
их классические описания. Н. И. Пирогов создал лучшие работы и
атласы по анатомии. Его работы по топографической или
хирургической анатомии и оперативной хирургии заложили научный фундамент
хирургии вообще. Он явился родоначальником научной школы
хирургии. В результате громадного труда над исследованием распилов
замороженных трупов Н. И. Пирогов издал иллюстрированную
топографическую анатомию, содержащую 4 тома рисунков и 4 тетради текста.
Это — величественный памятник, навсегда обессмертивший имя
Н. И. Пирогова и прославивший русскую медицину. О том, какой
колоссальный труд был положен в основу этчй работы, можно судить
хотя бы из следующего. Только за время пребывания в академии
— 663 -
Николай Иванович Пирогов
Н. И. Пирогов произвёл 12 000 патолого-анатомических вскрытий,
а в 1848 г. во время холерной эпидемии вскрыл более 800 трупов
холерных больных и издал в 1849 г. «Патологическую анатомию
азиатской холеры» с атласом.
В 1846 г. он создал Анатомический институт, которым сам заве-
дывал.
Н. И. Пирогов является основоположником военно-полевой
хирургии. В основу её он положил богатый собственный опыт участника войн
на Кавказе, в Крыму, франко-прусской, русско-турецкой. Он первый ввёл
не только в России, но и в Европе оказание частной помощи на войне.
Им был введён институт женского труда — сестры милосердия — на
войне. Н. И. Пирогов обессмертил своё имя введением эфирномасляного
прямокишечного обезболивания, которое он проводил на фронте,
10 000 наркозов было проведено им в Севастополе.
Н. И. Пирогов был автором остеопластической операции, при
которой, благодаря сохранению пяточной кости при ампутации голени,
культя делается хорошо опорной, и больной может ходить, опираясь на
собственную ногу. «Операция Пирогова бессмертна, — говорил
известный русский хирург и учёный Разумовский, — она будет
существовать и не заменится ничем, пока будет существовать человеческий
род и хирургическое искусство». Основная идея этой операции
послужила основанием для дальнейшего развития других
костнопластических операций вообще. Эта операция, как и многие другие,
была названа «пироговской». С именем Н. И. Пирогова связано
введение иммобилизации повреждённой конечности при помощи
гипсовой повязки.
Н. И. Пирогов описывал в своём капитальном труде анатомию
фасций (соединительно-тканные связки, отграничивающие мышцы
одна от другой), главным образом, исходя из изучения топографии
сосудов. С целью остановки кровотечения при ранениях крупных сосудов
им перевязано много крупных сосудов. Эта операция применяется
широко и сейчас.
В учении о лечении ранений Н. И. Пирогов дал точный анализ
местной реакции при ранении; он указывал на значение общего
лечения раненых — санитарно-гигиенические условия, диэта и др. В тот
период ещё не было учения о витаминах, но Н. И. Пирогов указал на
значение дрожжей, моркови, рыбьего жира при лечении раненого и
больного. Он прекрасно изучил тромбофлебиты, сепсис, выделил
особую форму «раневой чахотки», которая наблюдалась и в войну 1941 —
1945 гг. как форма раневого истощения; он изучил сотрясение мозга,
местную асфиксию тканей, газовый отёк и т. д. Ещё не была
известна антисептика, но он применял ряд антисептических средств
(камфорный спирт, хлористую воду, иод и др.)- Он близко подошёл
к великому открытию Листера — антисептике. Он убедился, что не
воздух — причина нагноений ран, а загрязнённые предметы: бельё, пере-
— 664 —
Николай Иванович Пирогов
вязочный материал и др., а также скученность раненых. Нет отдела
проблемы патологического состояния, всесторонне и объективно не
изученного Н. И. Пироговым. Нельзя в краткой статье перечислить
вопросы, которыми как хирург занимался Н. И. Пирогов: операции
зоба, удаление злокачественных опухолей, операции на прямой кишке,
туберкулёз яичка и т. д.
Н. И. Пирогов как врач пользовался исключительной
популярностью. Его практика с первых дней его самостоятельной работы до
смерти была громадна. Это был поразительно бескорыстный труженик.
В числе его пациентов были люди всех классов: от бедного крестьянина
до придворных царского дома и членов императорской фамилии. Часто
Н. И. Пирогов добивался успеха там, где другие хирурги не имели
успеха. Известно, что в 1862 г., когда лучшие европейские хирурги не
могли определить местопребывание пули в теле Гарибальди, раненного
при Аспромонте, был приглашён Н. И. Пирогов. Он не только извлёк
пулю, но и вылечил знаменитого итальянца.
Н. И. Пирогов неустанно стремился совершенствовать медицинское
образование в России. Он был талантливым профессором хирургии и
патологической анатомии. Он ввёл демонстрации препаратов, добился
организации госпитальных клиник, приближающих студента к практике.
Он был честным и искренним учителем научной молодёжи. Пирогов
говорил: «Для учителя такой прикладной науки, как медицина,
имеющей дело прямо со всеми атрибутами человеческой натуры (как
собственного я, так и другого чужого я),... необходима, кроме научных
сведений и опытности, ещё добросовестность, приобретённая только трудным
искусством самосознания, самообладания и знания человеческой натуры.
В бытность мою за границей я достаточно убедился, что научная истина
далеко не есть главная цель знаменитых клиницистов и хирургов...
Было везде заметно старание продать товар лицом. Товар худой и
недоброкачественный продавался за хороший и кому? Молодёжи —
неопытной, не знакомой с делом, но инстинктивно ищущей научной
правды... Видев всё это, я положил за правило, при первом моём
вступлении на кафедру, ничего не скрывать от моих учеников, и если не сейчас
же, то потом немедля открывать перед ними сделанную мною ошибку,
будет ли она в диагнозе или в лечении. В этом духе я написал свои
«Клинические анналы», описав в подробности все мои промахи и ошибки,
сделанные при посещении больных, и не щадя себя».
Была ли школа у Н. И. Пирогова? — Учениками Н. И. Пирогова
считали себя все русские врачи.
Н. И. Пирогов был ярким общественным деятелем. Его
деятельность играла немалую роль в развитии общественного самосознания в
мрачные годы реакции. Его прямота, неподкупность, нежелание
заискивать и льстить высокопоставленным лицам — известны. Достаточна
прочитать его резкие выступления по поводу косности, формализма,
лжи, казнокрадства и т. д., чтобы увидеть, что далеко не всякий сумел
— 665 —
Николай Иванович Пирогов
бы это сказать или сделать 100 лет назад. Постоянная его борьба
с администрацией академии и госпиталей, порой заканчивавшаяся его
поражением и отставкой, говорит о нём, как о борце за правду, как
он её понимал. Н. И. Пирогов боролся против крепостничества,
высказывался за равноправие женщин, хотя и не всегда был последователен.
Были у него и ошибки; к
старости он порою изменял свои
взгляды.
Трудно изложить кратко
биографию этого титана
хирургии. В тяжёлой обстановке
жил и трудился Н. И.
Пирогов. «Много надо иметь
духовных сил, — пишет В. И.
Разумовский, — а главное, любви
к науке и родине, чтобы не
задохнуться в этой
убийственной атмосфере, чтобы так
много работать и при этом ещё
вести борьбу с окружающими
тёмными силами. И он боролся;
будучи сбит с одной позиции,
он тотчас же занимал другую...
В борьбе он не погиб... во
мраке глубокой тьмы
невежества, во мраке российской
ночи яркой звездой засиял
гений Пирогова на русском
небе, и сияние этой звезды,
Памятник Н. И. Пирогову в Москве на лучезарный блеск был виден
Пироговской ул., возле клиник. Л „ЛЛТ*ЛТТ_ пЛ г? -
* J за пределами России... Еще
при жизни Николая Ивановича учёный европейский мир признал его, и
признал не только великим учёным, но в известных областях своим
учителем, своим вождём... Это наша русская гордость и прежде всего
гордость русских врачей».
Главнейшие труды Н. И. Пирогова: Полный курс прикладной анатомии
человеческого тела, Спб., 1843—1845; Анатомические изображения наружного вида и
положения органов, заключающихся в трёх главных полостях человеческого тела, Спб.,
1850; Топографическая анатомия по распилам через замороженные трупы, Спб.,
1851—1854 (4 тома); Начала общей военно-полевой хирургии, взятые из наблюдений воен-
ногоспитальной практики и воспоминаний о Крымской войне и Кавказской экспедиции,
Дрездену 1865—1866, ч. 1 и 2; Патологическая анатомия азиатской холеры, Спб., 1849;
Университетский вопрос, Спб., 1863; Хирургическая анатомия артериальных стволов
и фасции, Спб., 1881—1882, в. 1 и 2; Сочинения: т. I — Вопросы жизни. Дневник
старого врача; т. II — Вопросы жизни. Статьи и заметки, Спб,, 1887 (3-е изд., Киев, 1910);
Севастопольские письма, Спб., 1899.
— 666 —
Николай Иванович Пирогов
О Я, И. Пирогове: Бе рте неон И. В., Николай Иванович Пирогов, Спб.,
1881; М а л и с Ю. Г., Н. И. Пирогов. Его жизнь и научно-общественная деятельность,
Спб., 1893; Ильинский А. К., Памяти Н. И. Пирогова, Юрьев, 1905;
Разумовский В. И., Николай Иванович Пирогов. Его жизнь, деятельность и мировоззрение,
Спб., 1907; В о л к о в и ч В. А., Друг человечества Н. И. Пирогов, Спб., 1910; Б а-
туевН. А., Памяти Николая Ивановича Пирогова, Спб., 1911; П а в л о в с к и й А. Д.,
Н. И. Пирогов, как военно-полевой хирург и как гуманист в военно-санитарном
деле, Киев, 1911; К о л о с о в Т. А., Н. И. Пирогов как врач и моральное значение его
личности, Спб., 1911; К а з а н с к и й М. В., Николай Иванович Пирогов. Его жизнь
и деятельность, Казань, 1912;Симонов И. С, Светлой памяти Н. И. Пирогова, П.,
1916; К у ш е в Н. Е., Н. И. Пирогов как терапевт, 1927; В о л к о в К. В., Н. И.
Пирогов, Днепропетровск, 1931; Ш т р а й х С, Н. И. Пирогов, М., 1933; Ушеренко
И. П., Пирогов, Л., 1940; Бурденко Н.Н.,Н.И. Пирогов — основоположник
военно-полевой хирургии, 1941; Смирнов Е. И., Идеи Н. И. Пирогова в Великой
Отечественной войне, «Хирургия», 1943, № 2—3; Юдин С. С, Образы прошлого и силуэты
некоторых военно-полевых хирургов, М., 1944.
<Э*Р
НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ
СЕВЕРЦОВ
(1827—1885)
>атуралист-зоолог Николай Алексеевич Северцов посвятил свою
жизнь исследованию природы Средней Азии. Он дал цельную картину
животного мира Северной и Средней Азии, вскрыл закономерности
распространения животных во внетропических частях Азии и в Европе,
показал причины периодических
явлений в жизни животных. Он
был крупнейшим орнитологом и
собрал коллекцию,
насчитывавшую более 12 000 птиц. Н. А.
Северцов был основателем русской
орнитологии и зоогеографии.
Николай Алексеевич
Северцов родился 8 ноября 1827 года
в селе Хвощеватово Землян-
ского уезда Воронежской
губернии, где жил его отец Алексей
Петрович — отставной
гвардейский офицер, участник
Отечественной войны 1812 г.,
потерявший руку в Бородинском
сражении. Природа тех мест в
прошлом столетии была очень богатой и ещё в раннем детстве привлекла
к себе внимание будущего натуралиста. Как писал сам Н. А. Северцов,
первые более или менее сознательные наблюдения над природой он начал
ещё в десятилетнем возрасте. В детстве он зачитывался «Естественной
историей» Бюффона. В детстве стал он и охотником. Дома Н. А.
Северцов получил отличное образование, знание нескольких языков и
приобрёл сведения и навыки, необходимые для натуралиста: уменье
наблюдать и разбираться в виденном, охотничий опыт, уменье рисовать и т. д.
— 668 —
Николай Алексеевич Северцов
Н. А. Северцову не было ещё 16 лет, когда он поступил в Московский
университет на второе отделение философского факультета,
соответствующее имевшимся впоследствии естественным отделениям физико-
математических факультетов. Университетские занятия Н. А. Северцова
были очень плодотворны. Летние каникулы он посвящал
изучению природы родной Воронежской губернии, а в учебные семестры
занимался под руководством одного из наиболее талантливых и
оригинальных зоологов прошлого столетия профессора К. Ф. Рулье.
К. Ф. Рулье в своём курсе общей зоологии ставил перед своими
слушателями широкие задачи: изучение «связи жизненных явлений между
собою и в зависимости от внешних условий, от среды и обстановки,
в которой живёт животное». Рулье был предшественником
современного экологического направления изучения жизни природы —
направления, в основе которого лежит стремление не только узнать, но и
объяснить жизнь животных и растений в естественных условиях. Надо
помнить, что не только в первой, но и во второй половине прошлого
столетия изучение природы в значительной мере, — во всяком случае,
в додарвиновский период, — носило главным образом описательный
характер, и вопросами, интересовавшими Рулье, занимались лишь
немногие учёные. Н. А. Северцов был главным продолжателем дела
Рулье. В 1854 г. — через 8 лет после окончания университета —
Н. А. Северцов защитил магистерскую диссертацию. Диссертация
эта была посвящена глубокому разбору периодических явлений в
жизни животных Воронежской губернии и до сих пор не утратила
интереса.
После защиты диссертации Н. А. Северцов несколько колебался
в выборе дальнейшей деятельности. С одной стороны, его влекли
путешествия и большие полевые исследования. С другой стороны, ему, по-
видимому, не хотелось порывать связи с университетом. Хотя
педагогическая деятельность его не очень привлекала, да к тому же в глазах
того общества, к которому Н. А. Северцов принадлежал, она
считалась малореспектабельным занятием, всё же Н. А. Северцов в 1855 г.
обратился в университет с прошением о предоставлении ему должности
доцента (без штатного оклада); по каким-то причинам назначение это
не состоялось.
Весною 1857 г. Н. А. Северцов отправился в первое путешествие
в Туркестан. Его путешествия по Туркестану, закончившиеся в 1878 г.,
снискали Н. А. Северцову громкую славу пионера в изучении природы
Средней Азии. В этих исследованиях талант Н. А. Северцова, его
удивительная эрудиция, настойчивость, трудоспособность и преданность
науке развернулись во всей широте. Путешествия Н. А. Северцова по
Туркестану начались в то время, когда эта страна была совершенно
неисследованной и на её территории шли боевые действия. Научная
работа Н. А. Северцова нередко протекала в условиях смертельной
опасности. В Кокандском походе 1864 г. под начальством генерала
— 669 —
Николай Алексеевич Северцов
М. Г. Черняева ему, по его словам, приходилось исправлять должность
начальника штаба: делать съёмки, водить отряд на приступ,
изображать собой парламентёра, уже после того, как двое, фигурировавшие
в этой роли до него, были посажены Якуб-ханом на кол. По отзыву
современников, во всех этих ролях Н. А. Северцов был так же на
месте, как и в то время, когда отдавался научным занятиям. Во
время другого путешествия в центр Тянь-шанских гор в 1867 г.
Н. А. Северцову приходилось вести дипломатические переговоры и
регулировать отношения между воевавшими там киргизскими
народами и т. п. При первой же поездке Н. А. Северцова в 1857—1858 гг.
с ним случилось событие, которое у многих других отбило бы охоту
путешествовать по Туркестану. На экскурсии в окрестностях форта
Перовского он попал в плен к кокандцам и был тяжело изранен;
в схватке кокандцы пытались отсечь ему голову, разрубили шею,
раскололи скуловую кость, отсекли ухо, нанесли три раны пикоц —
в грудь, подмышку и руку. Только вследствие энергичного
вмешательства и военной демонстрации начальника Сыр-Дарьинской линии
генерала Данзаса Н. А. Северцов был освобождён, пробыв в плену месяц.
Происшествие это создало Н. А. Северцову большую популярность
в Петербургском обществе; история его плена была у всех на устах,
все искали знакомства с ним. Несмотря на пережитое, Н. А. Северцов
продолжал работать в Туркестане, и работать напряжённо и
плодотворно, по выработанной им обширной программе. В центре его
внимания были зоологические исследования, но он собирал и
ботанический материал; много занимался географией и геологией, производил
метеорологические и климатические наблюдения, розыски полезных
ископаемых. Можно только удивляться, как один человек успешно
справлялся со столь сложными и многообразными задачами. Н. А.
Северцов совершил шесть поездок в Туркестан: в 1857—1858 гг. — на
Аральское море, на Сыр-Дарью; в 1864 г. — в Семиречье, Западный
Тянь-шань и Ташкентский оазис; в 1867 г. — на Сыр-Дарью, в
Ташкентский оазис и в Центральный Тянь-шань; в 1874 г. — на Аму-Дарью;
в 1877—1878 гг.— на Памир; в 1879 г. — в Семиречье. В промежутках
между экспедициями Н. А. Северцов работал на Урале и Волге в
качестве члена комитета по устройству Уральского казачьего войска
(1860—1862 гг.); занимался интересовавшими его научными вопросами
в Москве, Петербурге и в своём селе Петровском в Воронежской
губернии; несколько раз ездил за границу, где занимался в различных
научных учреждениях (Вена, Париж, Лондон, Берлин).
Работы Н. А. Северцова привлекли к себе большое внимание.
Московский университет присудил ему степень доктора зоологии
honoris causa. Многие учёные общества как у нас, так и за границей
избрали его своим членом. С особенным интересом следили за его
исследованиями английские зоологи. Н. А. Северцову удалось связать
в одно целое работы англичан по изучению животного мира Передней
— 670 —
Николай Алексеевич Северцов
и Южной Азии с собранными русскими учёными сведениями по
Восточной Европе и Западной Сибири и дать связную картину общего
облика животного мира Северной и Средней Азии. Работы Н. А. Се-
верцова по изменчивости птиц обратили на себя внимание Ч. Дарвина,
горячим сторонником теории которого Н. А. Северцов стал в числе
первых крупных европейских зоологов.
После окончания туркестанских путешествий Н. А. Северцов
приступил к окончательной обработке собранных им обширных
материалов (в туркестанский период он опубликовал несколько крупных
исследований, но они носили всё же предварительный характер).
Н. А. Северцов поставил себе задачей дать физико-географическое
описание Туркестана; критически обработать все собранные им и
имевшиеся у других авторов сведения по зоологической географии
Палеарктической области (Северной Азии, Европы и Северной
Африки); написать книгу о птицах Туркестана и сопредельных стран;
описать фауну птиц России, — птицы всегда были любимым предметом
его научных исследований; за время туркестанских поездок Н. А.
Северцов собрал их до 12 000 экземпляров; наконец, обработать в духе
дарвиновской теории несколько групп европейско-азиатских видов
животных; на фоне условий их существования дать образцы изучения
географических изменений видов (в одной из своих ранних работ он
называл это «зоологической этнографией»). Эти обширные исследования
подвигались вперёд довольно медленно. Объяснялось это и сложностью
задач, и обширностью материалов, и некоторыми личными свойствами
автора: Н. А. Северцов весьма критически подходил к своим работам.
Это очень задерживало появление в свет его исследований. Как писал
ученик Н. А. Северцова М. А. Мензбир, «в печать из-под его пера всё
шло туго: он много раз обсуждал и взвешивал фактический материал,
прежде нежели решался окончательно оформить какой-нибудь вывод и
сделать его общим достоянием».
К сожалению, Н. А. Северцову не удалось довести до конца
всего задуманного и начатого. 8 февраля 1885 года его постигла
неожиданная смерть. Экипаж, в котором Н. А. Северцов ехал по льду
Дона, провалился в воду; Н. А. Северцов едва не утонул и, немного
отойдя от берега, умер от удара. Так погиб «один из самых
талантливых и энергичных представителей науки в России» (Мензбир). Смерть
Н. А. Северцова произвела глубокое впечатление на широкие круги
русского общества.
Н. А. Северцов не успел довести до конца главных своих трудов.
Но и то, что он сделал, является громадным вкладом в науку.
Как Пржевальский открыл для современной науки Центральную
Азию, так Северцов открыл для науки природу Туркестана. В работах
Н. А. Северцова содержится описание географии, геологии и главным
образом животных Туркестана. Многие из этих работ — как описание
Центрального Тянь-шаня (1873 г.), анализ распространения и полный
— 671 —
Николай Алексеевич Северцов
список фауны позвоночных Туркестана (1872 г.) — были переведены на
английский, немецкий и французский языки.
Как зоолог Н. А. Северцов до сих пор остаётся крупнейшей
фигурой среди орнитологов и зоогеографов. Впрочем, деятельность его
была и в этом отношении весьма разнообразна. Он много сделал и для
изучения других групп животного мира, в частности — зверей.
Н. А. Северцов один из первых дал глубокий анализ закономерностей
распространения животных во внетропических частях Азии и в Европе
(1877 г.); позднейшие исследования подтвердили правильность его
выводов. Он много сделал для выяснения истории фауны нашей страны,
в особенности Азии.
Исключительное значение имеет первая большая работа Н. А. Се-
верцова — его магистерская диссертация (1855 г.). В ней Н. А.
Северцов выступил как предшественник наиболее современных и важных
отраслей биологического исследования — экологии, пытаясь выяснить
глубокие связи, существующие между животным организмом и средой,
условиями существования. На примере изучавшейся им в течение
многих лет природы Воронежской губернии Н. А. Северцову удалось
вскрыть и показать те зависимости, которые определяют
периодические явления в жизни животных — миграции и перемещения,
размножение, смену покровов (линьку) и т. д. Об этой работе Н. А. Северцова
за границей писали, что она открывает новые пути в науке. Подобных
работ не было во времена Н. А. Северцова ни у нас, ни в других странах;
не было их и долгое время впоследствии. Только текущее столетие
принесло, наконец, дальнейшее развитие идей и работ Н. А. Северцова
в области экологии.
Как орнитолог Н. А. Северцов оставил глубокий след в науке.
Его зоогеографические работы в значительной мере построены на
орнитологических фактах. Им собран был громадный материал по
распространению, систематике, образу жизни птиц в России и в
Туркестане. Он много дал для изучения одного из кардинальных вопросов
биологии — вопроса об изменениях видов. Первоначально Н. А.
Северцов считал, что эволюция организмов ограничена, а изменения видов
вызываются лишь внешними, главным образом климатическими,
факторами. Глубокое изучение птиц в природных условиях и в музеях
обратило внимание Н. А. Северцова на другие стороны явления, ранее им
недооценивавшиеся, и е 70-х годов он становится убеждённым
сторонником Дарвина. Он едва ли не первый из зоологов читал в Петербурге
публичные лекции о дарвиновской теории. Н. А. Северцовым заложены
основы развития отечественной орнитологии, неразрывно связанного
с Московским университетом.
Н. А. Северцов создал русскую школу зоогеографов, которая позднее
группировалась вокруг его ближайшего ученика и друга М. А. Менз-
бира. Взгляды Н. А. Северцова и его труды в значительной мере
определили развитие у нас зоогеографии на ряд последующих десятилетий.
— 672 —
Николай Алексеевич Северцов
Н. А. Северцов как человек производил глубокое впечатление.
Лицам, плохо знавшим его, он мог казаться странным. Он славился
своей необычайной рассеянностью. Разговор его, часто отрывистый и
с долгими паузами, с применением вывезенных из туркестанских
экспедиций «азиатских» слов, был весьма своеобразен. Такой же была и
наружность Н. А. Северцова — со взглядом исподлобья через очки, с
рубцами полученных ран на лице.
В большом обществе Н. А. Северцов чувствовал себя неловко, и,
быть может, оригинальность его скрывала эту природную
застенчивость. Это, впрочем, не мешало Н. А. Северцову быть весьма
интересным собеседником, живым и остроумным. Писал Н. А. Северцов
превосходно. Он обладал прекрасной памятью и феноменальной
эрудицией. Н. А. Северцов никогда не пренебрегал кропотливой мелкой
черновой работой. Он глубоко критически подходил к самому себе, не
считая себя вправе — до всесторонней и долгой проверки — переходить
к обобщениям и тем более публиковать их. Это чувство долга
соединялось в Н. А. Северцове с глубокой справедливостью и объективностью
как в жизни, так и в науке. Он обладал большой прямолинейностью
и смелостью, в нём было много благородства, чуткости и истинной
доброты.
Главнейшие труды Н. А, Северцова: Периодические явления в жизни зверей,
птиц и гадов Воронежской губернии (магистерская диссертация), М., 1855;
Зоологическая этнография. Исследования о видоизменениях зверей и птиц. «Русское Слово»,
Спб., I860; Архары (горные бараны), «Природа», М., 1873, кн. 1; Вертикальное и
горизонтальное распространение туркестанских животных, «Известия общества любителей
естествознания, антропологии и этнографии», М., 1873, вып. 2. Путешествия по
Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-шаня, Спб., 1873; О зоологических
(преимущественно орнитологических) областях внетропических частей нашего материка,
«Известия Русского географического общества», Спб., 1877; Заметки о фауне
позвоночных Памира, «Известия Туркестанского отделения общества любителей естествознания,
антропологии и этнографии», Ташкент, 1879, т. 1; Об орографическом образовании
Высокой Азии и его значении для распространения животных, «Речи и протоколы VI
съезда естествоиспытателей и врачей в Спб.», Спб., 1880; Орографический очерк Памирской
горной системы, «Записки Русского географического общества», отд. общей географии,
Спб., 1886, XIII.
О Я. А. Северцове: Материалы о Н. А. Северцове и полный список трудов,
«Бюллетень Московского общества испытателей природы», отд. биол., 1938; М е н з б и р,
Николай Алексеевич Северцов, «Записки Русского географического общества», отд.
геогр., 1886, XIII; Р у с ь е в, Северцов Николай Алексеевич, «Русский биографический
словарь», 1912; О г н ё в, Н. А. Северцов и его значение для русской зоологии,
«Бюллетень Московского общества испытателей природы», отд. биол., 1938; Дементьев,
Н. А. Северцов, зоолог и путешественник (1827—1885), М., 1940; Северцова Л. Б.,
Алексей Николаевич Северцов (гл. I— V), М.—Л., 1946.
ИВАН МИХАЙЛОВИЧ
СЕЧЕНОВ
^ (1829-1905)
реди славных имён, которыми гордится русский народ, —
имён, которые были названы в незабываемой речи И. В. Сталина в
суровые ноябрьские дни 1941 г., прозвучало и имя Ивана Михайловича
Сеченова — основоположника русской физиологической науки. И. М.
Сеченов был сверстником великого
русского учёного и философа-
революционера Н. Г.
Чернышевского и принадлежал к той
группе интеллигенции, которая
была основным источником сил
революционного движения 60-х годов в
России. Примкнув к этому
движению в самом его начале, И. М.
Сеченов остался верен принципам
этого движения до самой своей
смерти. Шестидесятники подняли
знамя борьбы против самодержавия
в области политики, против
спекулятивного направления и
идеализма в области философии и науки.
В этом замечательном движении русской общественной мысли
пропаганда достижений естественных наук и трудов естествоиспытателей
сыграла огромную роль. Самым выдающимся и ярким представителем
воинствующего естествознания этого периода был И. М. Сеченов.
Иван Михайлович Сеченов родился 13 августа 1829 года в селе
Тёплый Стан Симбирской губернии (ныне в Горьковском крае), в семье
отставного русского офицера.
Село Тёплый Стан навсегда вошло в историю русской науки, как
родина многих замечательных исследователей и учёных. Там жила
— 674 —
Иван Михайлович Сеченов
семья Филатовых, родственников Сеченовых, из которой вышла целая
плеяда деятелей науки. Из Тёплого Стана родом два брата
Ляпуновых — математик и знаток славянских языков, — знаменитые русские
академики. С Тёплым Станом связаны детские и юношеские годы и
нашего современника, Героя Социалистического Труда, академика
А. Н. Крылова — одного из родственников И. М. Сеченова.
О своём отце И. М. Сеченов вспоминал так: «За всю свою
долголетнюю жизнь в деревне он интересовался одним только конским
заводом, в поле не заглядывал, от коронной службы уклонялся, по
дворянским выборам не служил и даже ни разу не съездил в Симбирск
на дворянские выборы».
Дом, в котором родился И. М. Сеченов.
О матери И. М. Сеченов писал с нежностью и любовью: «Моя
милая, добрая, умная мать была красивая в молодости крестьянка,
хотя в её крови была по прабабке, по преданию, примесь
калмыцкой крови. Перед женитьбой отец отправил её в какой-то женский,
Суздальский монастырь для обучения грамоте и женским
рукоделиям».
Эта «примесь калмыцкой крови» отразилась и в чертах лица
Ивана Михайловича. «Из всех братьев я вышел в чёрную родню
матери», — говорит Сеченов в своих «Автобиографических записках».
Дальше он так рассказывает о себе: «Мальчик я был очень
некрасивый, чёрный, вихрястый и сильно изуродованный оспой (родители,
должно быть, не успели привить мне оспу, она напала на меня на
первом году и изуродовала меня одного из всей семьи), но был, должно
быть, неглуп, очень весел и обладал искусством подражать походкам
и голосам, чем часто потешал домашних и знакомых. Сверстников по
летам, мальчиков, не было ни в семьях знакомых, ни в дворне; рос
я всю жизнь между женщинами, поэтому не было у меня ни
мальчишеских замашек, ни презрения к женскому полу; притом же был
обучен правилам вежливости. На всех этих основаниях я пользовался
— 675 —
Иван Михайлович Сеченов
любовью в семье и благорасположением знакомых, не исключая
барынь и барышень».
До 14-летнего возраста И. М. Сеченов воспитывался в Тёплом
Стане. Родители готовили его к поступлению в казанскую гимназию.
Но в 1839 г. умер отец, и, по совету старшего брата, офицера, мать
решила направить сына в военное училище. Выбор её пал на Главное
инженерное училище (Михайловское) в Петербурге. В этом училище
получили первоначальное образование многие крупные военные деятели
нашей страны. В одно время с И. М. Сеченовым учились там будущие
писатели Достоевский и Григорович.
В Михайловском училище И. М. Сеченов получил солидную
подготовку по математике, физике и химии. Среди дошедших до нас
рукописей И. М. Сеченова сохранился аккуратно написанный его рукою
объёмистый курс высшей математики. Курс этот не был напечатан,
но он свидетельствует о том, как хорошо владел И. М. Сеченов точными
математическими знаниями.
Знания в области математики, физики, химии, полученные в
инженерном училище, помогли И. М. Сеченову в его дальнейшей научной
работе. Исследуя сложные проявления жизнедеятельности организма, он
постоянно пользовался законами физики и химии.
По окончании Михайловского училища сапёрный офицер Сеченов
был направлен в Киев. Его ожидала обычная карьера военного.
Но, между тем, в русском обществе пробуждались новые могучие
силы. Во всех концах страны читали пламенные статьи великого
критика и мыслителя Белинского. Громче и громче звучал голос Герцена.
Студенты переполняли аудитории Московского университета, когда
выступал в них крупный русский историк и общественный деятель
40—50-х годов профессор Грановский. Уже готовилось выступить на
общественную арену славное поколение шестидесятников.
«Не пробудись наше общество вообще к новой кипучей
деятельности, — говорил К. А. Тимирязев, — может быть, Менделеев и Цен-
ковский скоротали бы свой век в Симферополе и Ярославле, правовед
Ковалевский был бы прокурором, юнкер Бекетов — эскадронный
командир, а сапёр Сеченов рыл бы траншеи по всем правилам своего
искусства».
Будучи в Киеве, И. М. Сеченов в 1848 г. впервые услышал имя
Грановского. Он начал много читать, задумываться о профессии
медика, открывающей широкую возможность служения народу. И
Сеченов круто повернул свой жизненный путь. После долгих и
настойчивых хлопот он добился освобождения от сапёрной службы. В начале
октября 1850 г. он приехал в Москву. Здесь сразу же попал в круг,
близкий к знаменитому профессору Грановскому.
И. М. Сеченов поступил на медицинский факультет. Но он с
жадностью слушал лекции Грановского и Кудрявцева на филологическом
факультете.
— 676 —
Иван Михайлович Сеченов
В эти годы И. М. Сеченов познакомился со знаменитым врачом
С. П. Боткиным. Они стали друзьями и долгое время поддерживали
общественные и научные связи.
Философское мировоззрение, которое, собственно говоря, и
выдвинуло И. М. Сеченова в ряд гениальных естествоиспытателей нового
времени, складывалось под влиянием бурного роста русской
классической философской мысли в 40—60-х годах. Учителями И. М. Сеченова
были Белинский, Герцен и Чернышевский. В трудах Чернышевского,
великого учёного и просветителя России, который, как говорил Ленин,
«сумел... остаться на уровне цельного философского материализма»,
нашли наилучшее выражение идеи передовой русской общественной
мысли 50—60-х годов. В числе идейных друзей, последователей и
помощников Чернышевского мы видим и Сеченова.
Знакомство И. М. Сеченова с Чернышевским произошло в 1859 г.
через Боковых. Боков, врач по профессии, примыкал к радикальным и
революционным кружкам 60-х годов. Он был близок к Чернышевскому
и его семье. Мария Александровна Обручева-Бокова была одной из
интереснейших фигур той эпохи. Также воспитанная на идеях
Чернышевского, она решила вырваться из-под опеки отца-генерала. Для этого
она заключила фиктивный брак с доктором П. И. Боковым и,
преодолевая огромные тогда для женщины трудности, получила высшее
образование.
Эта замечательная женщина стала близким другом, а
впоследствии женой И. М. Сеченова. У обоих были общие научные и
общественные интересы; Мария Александровна помогала своему мужу и
в его исследованиях. Она надолго пережила своего великого мужа
и умерла уже в наше время, в 1929 г.
Знакомство Чернышевского с Боковыми и Сеченовыми нашло
отражение в художественном творчестве Чернышевского. Прототипом
Лопухина в романе «Что делать?» послужил Боков. Прообразом Веры
Павловны была М. А. Бокова. Кирсанова Чернышевский писал
с И. М. Сеченова.
Великие русские философы-материалисты считали, что изучение
естественных наук имеет огромное значение при формировании
революционного мировоззрения. Чернышевский, Герцен и Писарев
выступали горячими поборниками естественных наук. Набатным призывом
к овладению естествознанием звучали «Письма об изучении природы»
и другие философские слова Герцена.
Передовая молодёжь горячо откликнулась на их призыв. В эти
годы переводились крупные естественно-научные сочинения, вышедшие
за границей и по-новому ставящие не только специальные, но и
общепринципиальные вопросы. В ответ на это реакционеры организовали
поход против материалистической науки и лично Чернышевского.
Именно в это время появилось на свет одно из лучших произведений
русской науки в области естествознания — работа И. М. Сеченова
— 677 —
Иван Михайлович Сеченов
«Рефлексы головного мозга» (1868 г.). Эта работа осветила путь
физиологии на многие десятилетия и послужила программой для
зарождавшегося в 60-х годах самостоятельного естествознания в России.
В ней была заложена и прочно обоснована замечательная
материалистическая традиция русской физиологии в исследовании и разгадке
величайшей научной проблемы — проблемы сознания, «Рефлексы
головного мозга» были результатом огромного и напряжённого научного
труда, смелых опытов, долгих и глубоких раздумий, тщательного
изучения физиологии нервной системы.
Окончив Московский университет в 1856 г., И. М. Сеченов
отправился за границу для подготовки к научной деятельности. С первых
же шагов работы за границей И. М. Сеченов проявил себя совершенно
самостоятельным учёным, избравшим свою собственную тему
«Влияние на организм острого алкогольного отравления» и свой
собственный план исследования. И. М. Сеченов говорил, что тема эта была
ему подсказана социальными причинами. Он имел в виду винные
«откупа», с помощью которых царское правительство спаивало народ.
Исследование И. М. Сеченова легло в основу его замечательной
диссертации «Материалы для будущей физиологии алкогольного
опьянения» (1860).
Чтобы довести до конца своё исследование, И. М. Сеченов
проявил исключительную находчивость и инициативу. Изучая газы крови,
он сконструировал совершенно новый прибор, получивший название
абсорбциометра. Этот прибор явился образцом для многих приборов,
построенных значительно позже различными европейскими учёными
и принятых в настоящее время для исследования дыхания крови и
ткани. Изучая действие разных веществ на нервно-мышечную систему,
И. М. Сеченов обнаружил, что его данные о действии серо-цианистого
калия на нервы и мышцы не совпадают с данными знаменитого
физиолога Клода Бернара, экспериментальное мастерство которого считалось
непревзойдённым. И. М. Сеченов повторил опыты Клода Бернара и
нашёл в них ошибку.
Знаменитые опыты И. М. Сеченова по влиянию алкогольного
отравления на организм человека требовали количественного и
качественного постоянства питания организма на довольно длительный срок.
Подходящего объекта, который бы выполнял строгий режим,
необходимый при этих опытах, И. М. Сеченову найти не удалось. Это не
остановило его. Жертвуя своим здоровьем в интересах науки, он провёл
многие из этих опытов на самом себе.
В течение трёхлетнего пребывания в западноевропейских
лабораториях молодой русский учёный сумел встать в ряды крупных
физиологов мира, с авторитетом которого не могли не считаться виднейшие
представители физиологической науки.
Прибыв для продолжения своих работ в Гейдельберг к
знаменитому физику-физиологу Гельмгольцу, И. М. Сеченов вошёл в кружок
— 678 —
Иван Михайлович Сеченов
гениального русского химика Дмитрия Ивановича Менделеева, и между
этими крупнейшими русскими естествоиспытателями установилась
длительная и глубокая духовная связь. На квартире Д. И. Менделеева
велись оживлённые беседы на научные темы, читались новинки русской
литературы; здесь же собравшиеся слушали игру на фортепиано
гениального русского музыканта и химика Бородина.
К концу 1859 г. выяснилась возможность для И. М. Сеченова
получить в Петербурге должность профессора Медико-хирургической
академии. В феврале 1860 г. он вернулся в Россию.
Преподавание физиологии на кафедре Медико-хирургической
академии И. М. Сеченов поднял на огромную высоту. Он не просто
излагал студентам достигнутое наукой, но и намечал широкие перспективы
её развития. «Талантливый лектор открывал перед слушателями в
строгой последовательности едва ли не самые таинственные листы книги
природы, — вспоминает современник Сеченова. — С энтузиазмом
молодости, сам преисполненный веры в силу науки и разума, он учил их
умению вопрошать природу и получать от неё ответ».
Лекции И. М. Сеченова в Медико-хирургической академии стали
притягательным центром для студенчества. Впервые в истории
преподавания физиологии в России лекции сопровождались смелыми и
убедительными экспериментами. И. М. Сеченов наглядно показывал своим
слушателям, какие огромные результаты может дать опытная наука
для познания тайн природы. И. М. Сеченов превратил свою кафедру в
трибуну проповеди всемогущества науки.
В 1860 г. Российская Академия наук дала объявление о
вакантном месте адъюнкта по физиологии и анатомии для русских учёных.
И. М. Сеченов отозвался на объявление Академии наук и 1 декабря
1860 г. написал прошение, в котором просил «удостоить его чести
быть включённым в число конкурентов на ©значенное место». Но
закулисная борьба, которую вела немецкая партия в Академии,
показала И. М. Сеченову, что кандидатура его не имеет никаких шансов
на успех, несмотря на поддержку крупнейших русских учёных и,
в частности, замечательного химика Н. Н. Зинина, предложившего
ввести И. М. Сеченова в состав действительных членов Российской
Академии наук; 22 декабря 1860 года И. М. Сеченов взял своё
заявление обратно.
Жестокие репрессии царского правительства против студентов,
запрещение лекций Чернышевского, разгул реакции — всё это создало
невыносимые условия для работы Сеченова. Он добился отпуска и
осенью 1862 г. уехал в Париж, чтобы работать у Клода Бернара. Здесь
И. М. Сеченову удалось сделать научное открытие, которое
обессмертило его имя в мировой науке. Производя опыты на лягушках, он
открыл в их головном мозге наличие особых механизмов, подавляющих
или угнетающих рефлексы — ответные двигательные реакции на
полученное извне раздражение.
— 679 —
Иван Михайлович Сеченов
И. М. Сеченов вскрывал у лягушки головной мозг и верхнюю часть
спинного, а потом делал поперечные разрезы в области так называемых
зрительных бугров (в головном мозге). Подвесив препарированную
таким образом лягушку за челюсть, он погружал её задние конечности
в сосудик с раствором серной кислоты и следил по часам (или с помощью
метронома), сколько времени пройдёт до того момента, когда лягушка
отдёрнет лапки из раствора. Этим простым способом, который
употребляется до сих пор, И. М. Сеченов определял скорость рефлекторного
ответа на раздражения.
Неоднократно проделав эти опыты, И. М. Сеченов отметил
любопытное явление. Когда он раздражал кристалликом поваренной соли
мозг лягушки в области разреза зрительных бугорков, то время,
необходимое для отдёргивания лапки, т. е. для появления рефлекса, заметно
увеличивалось. Когда же он прикладывал тот же кристаллик
поваренной соли к поперечным разрезам в других участках мозга, это
никак не влияло на время возникновения рефлекса. И. М. Сеченов сделал
отсюда вывод: значит, в головном мозге имеются центры, которые
могут оказывать тормозящее, или угнетающее, действие на скорость
наступления рефлекторных актов. Это открытие получило название
центрального торможения, а сам центр торможения был назван
«сеченовским центром».
Не удовлетворившись результатами опытов над лягушками,
И. М. Сеченов решил проверить правильность своих выводов на самом
себе. Он знал, что рефлекс отдёргивания руки у человека можно
задержать различными способами, например: стискивая зубы, сильно
напрягая мышцы груди и живота и задерживая при этом дыхание. Зная это,
он опускает свою руку в раствор серной кислоты. Сильным напряжением
воли он делает попытку задержать рефлекс отдёргивания руки
описанным выше способом. Ощущение жжения в руке прекратилось и не
возобновлялось всё время, пока усилием воли И. М. Сеченов
поддерживал напряжение мышц. Это было поразительное и решительное
подтверждение его выводов.
Открытие И. М. Сеченова проливало яркий свет на работу
нервной системы, на ту сложнейшую работу, с которой связаны у человека
психика и сознание. Становилось возможным отыскать ключ к
пониманию огромного многообразия рефлекторных ответов живого
организма на внешние раздражения. Приоткрывалась завеса и над тем
удивительным фактом, что воля человека способна приостанавливать
наступление рефлексов, вплоть до задержки даже таких ритмических
мышечных сокращений, как сокращение сердечной мышцы. И хотя
И. М. Сеченов в своей первой специальной статье, посвященной
описанию сделанного им открытия «центрального торможения рефлексов»,
и подчёркивал, что он пока не обсуждает значения этого явления для
жизни человека, всё-таки мысли о проверке опыта на человеке его
целиком захватывают. Он уже обдумывал главнейшие положения своего
— 680 —
Иван Михайлович Сеченов
будущего знаменитого трактата «Рефлексы головного мозга», в котором
отводится исключительное место механизму угнетения рефлексов при
объяснении сложнейших волевых и психических актов.
В этот решающий период формирования мировоззрения И. М.
Сеченов получил письмо от своей будущей жены Марии Александровны
Боковой. Она передавала ему просьбу знаменитого русского поэта
Н. А. Некрасова, редактора журнала «Современник», прислать статью
о насущных вопросах естествознания. И. М. Сеченов охотно откликнулся
на эту просьбу. Свою статью, законченную после возвращения в
Россию, он озаглавил: «Попытка свести способы происхождения
психических явлений на физиологические основы». В редакции
«Современника» из-за цензурных соображений заглавие пришлось изменить так:
«Попытка ввести физиологические основы в психические процессы».
Однако и это не помогло: царская цензура запретила печатать работу
И. М. Сеченова в «Современнике».
Эта работа И. М. Сеченова под названием «Рефлексы головного
мозга» была напечатана в 1863 г. в журнале «Медицинский вестник».
Появление же её в виде отдельной книги быстро сделало имя
И. М. Сеченова близким и дорогим всем передовым людям России и
в то же время вызвало бурные протесты со стороны реакционных кругов.
Против автора было возбуждено судебное преследование, а на книгу
был наложен арест. Под запретом она находилась более года. Лишь
боязнь, что меры, предпринимаемые против книги, могут усилить
интерес к ней, заставила царскую цензуру разрешить выход книги в свет.
Когда друзья И. М. Сеченова спросили его, какого адвоката он
думает привлечь для своей защиты на суде, то, по словам известного
публициста Н. Ф. Анненского, он ответил: «Зачем мне адвокат? Я возьму
с собой в суд лягушку и проделаю перед судьями все мои опыты; пускай
тогда прокурор опровергает меня».
В «Рефлексах головного мозга» И. М. Сеченов впервые приоткрыл
завесу над тёмной до тех пор областью психических явлений. Он
показал, что великую тайну сознания можно раскрыть методами
естественных наук, материалистическими методами.
С безграничным для того времени дерзновением И. М. Сеченов
простёр свои материалистические выводы на всю без исключения
работу головного мозга. И самую мысль И. М. Сеченов считал сложным
рефлексом — рефлексом, в котором подвергалось задержке,
торможению последнее звено, т. е. движение.
Из своего основного положения о формирующем влиянии
раздражений внешней среды на проявления психической деятельности
И. М. Сеченов сделал далеко идущие революционные выводы. Он
писал, что объективные данные науки свидетельствуют о равенстве
всех людей и о возможности путём воспитания и образования поднять
на уровень высокой культуры представителей самых отсталых
народностей.
— 681 —
Иван Михайлович Сеченов
Работа И. М. Сеченова явилась отправным пунктом для создания
учения об условных рефлексах — крупнейшего достижения современг
ной науки. Творец этого учения И. П. Павлов в одном из своих
выступлений говорил: «Исходную точку наших исследований я отношу
к концу 1863 года, к появлению известных очерков Сеченова „Рефлексы
головного мозга"».
До Сеченова и Павлова все выдающиеся исследователи природы
беспомощно останавливались перед исследованием так называемой
«душевной деятельности»: изучать её теми же способами, какими они
изучали так называемую телесную деятельность, им казалось
невозможным. Сеченов и Павлов перешагнули черту, казавшуюся неперехо-
димой. Они преодолели пропасть между телесной и «душевной»
деятельностью. Великие учёные навсегда с исчерпывающей
убедительностью доказали единство и взаимную обусловленность тех и других.
Имещю это дало право И. П. Павлову в письме на имя Ленинградского
физиологического общества в 1934 г. гордо и смело написать
следующие слова: «Да, я рад, что вместе с Иваном Михайловичем и полком
моих дорогих сотрудников мы приобрели для могучей власти
физиологического исследования вместо половинчатого весь нераздельно
животный организм. И это целиком наша русская неоспоримая заслуга в
мировой науке, в общей человеческой мысли».
И. М. Сеченов ставил своей задачей внедрить в психологию методы
объективного физиологического исследования. Задача эта была очень
смела, сложна и огромна. И. М. Сеченову надо было пересмотреть
громадную психологическую литературу, критически оценить и
переосмыслить существующие теоретические установки в области психологии.
Из писем к М. А. Боковой мы узнаём, какое разочарование постигло
И. М. Сеченова, когда он взялся изучать европейскую
психологическую и философскую литературу, главным образом немецкую. «...Я узнал
с положительностью, что человеку, изучающему психологию, нечего
заглядывать в немецких трансценденталистов, т. е. в Канта, Фихте,
Шеллинга и Гегеля». (Письмо от 29 октября 1867 г.)
И в одном из следующих писем он писал: «Так как я заказывал
в здешнем книжном магазине все философские книги, то на-днях мне
прислали такую новейшую белиберду, что я, пробуя читать,
положительно не понял ни слова. И этим, как оказывается, занимается в
настоящее время ещё тьма немцев. Признаюсь откровенно, на изучение
немецкой метафизики (о чём было говорено с Вами) у меня духа не
станет».
Замечательно письмо из-за границы от 4 ноября 1867 г.:
«Относительно психологии у меня в голове есть следующий план. Главные
представители гербартовской школы живут в Лейпциге; там мне быть
во всяком случае придётся (ради свидания с Людвигом), и поэтому я
возымел следующую мысль: обратиться к этим господам, что вот, мол,
вы желаете, чтобы в разработке психологии приняли участие и физио-
— 682 —
Иван Михайлович Сеченов
логи, — я физиолог и с такими намерениями, так не угодно ли во время
моего пребывания в Лейпциге устроить систематические дебаты об
основных вопросах психологии? Если бы эта мысль осуществилась, было бы
для меня крайне полезно».
Однако эта дискуссия, которой в интересах науки так жаждал
Иван Михайлович Сеченов, началась не в Германии, а в России.
Поводом к дискуссии с психологами идеалистического направления
послужила для И. М. Сеченова книга К. Д. Кавелина «Задачи психологии»,
вышедшая в 1871 г. Книга эта фактически была направлена против
«Рефлексов головного мозга».
Прочтя книгу Кавелина, И. М. Сеченов подверг её беспощадной
критике в специальной статье, напечатанной в журнале «Вестник
Европы»; эта статья была издана затем отдельно под названием «Кому и
как разрабатывать психологию».
Идеалистическим взглядам Кавелина И. М. Сеченов
противопоставил материалистические. Человека со всеми, его проявлениями
И. М. Сеченов рассматривал как неотъемлемую часть природы.
«Человек есть определённая единица в ряду явлений, представляемых
нашей планетой, и вся его, даже духовная жизнь, насколько она
может быть предметом научных исследований, есть явление земное.
Мысленно мы можем отделить своё тело и свою духовную жизнь от всего
окружающего, подобно тому, как отделяем мысленно цвет, форму
или величину от целого предмета, но соответствует ли этому
отделению действительная отдельность? Очевидно, нет, потому что это
значило бы оторвать человека от всех условий его земного
существования».
Статья И. М. Сеченова показала лженаучность теорий психологов-
идеалистов и бессмысленность их утверждений о том, что человек как
существо телесное подчинён законам материального мира, а как
существо духовное он стоит вне этих законов. В этой статье
И. М. Сеченов поставил смелую задачу проследить, как развиваются
психические явления у отдельного человека, а также в эволюции всего
живого мира.
Общие итоги своей долгой работы в области создания
материалистической психологии И. М. Сеченов изложил в замечательной книге
«Элементы мысли». Эта работа И. М. Сеченова, исправленная и
значительно дополненная, была издана отдельной книгой в 1903 г. Она
привлекла к себе внимание В. И. Ленина. Именно эта работа И. М.
Сеченова дала основание И. П. Павлову смело и решительно заявить на
одном из международных физиологических конгрессов: «Я убеждён,
что приближается важный этап человеческой мысли, когда
физиологическое и психологическое, объективное и субъективное действительно
сольются, когда фактически разрешится или отпадёт естественным
путём мучительное противоречие или противопоставление моего сознания
моему телу».
— 683 —
Иван Михайлович Сеченов
Более чем тридцать лет своей научной деятельности И. М.
Сеченов посвятил проникновенному изучению психических явлений.
К. А. Тимирязев, оценивая крупнейшие достижения мирового
естествознания в XIX в., подчёркивал огромную роль И. М. Сеченова, который,
по его мнению, был «едва ли не самый глубокий исследователь в
области научной психологии», «не остановившийся перед самыми
сложными её вопросами и приступивший к их разрешению с... осторожностью
учёного и проницательностью мыслителя...».
И. М. Сеченов мог приступить к такой новаторской работе в
одной из самых трудных областей естествознания благодаря тому, что он
с исключительной конкретностью и глубиной изучил основные
закономерности физиологических процессов как в центральной нервной
системе, так и в её периферических отделах. Ему принадлежит открытие
целого ряда основных законов деятельности центральной нервной
системы и в первую очередь явления так называемого центрального
торможения, о котором говорилось выше.
И. М. Сеченов открыл и впервые описал явление суммации в
центральной системе. Оно разъясняет целый ряд тех процессов, которые
в дальнейшем были изучены и детально описаны многими
западноевропейскими учёными.
И. М. Сеченов, а также его ближайший ученик Н. Е. Введенский
ещё в 80-х годах прошлого столетия описали одну из важнейших
закономерностей физиологии центральной нервной системы,
определяющую механизм регуляции деятельности различных антагонистических
мышц. Представление о физиологических механизмах координации
движений животных в современной физиологической литературе
связывается с именем английского физиолога Шерингтона. Но, в
действительности, именно И. М. Сеченову и его ученикам наука
обязана формулированием и экспериментальным обоснованием этого
учения.
В наших современных представлениях о механизмах сложных
актов координации движения большое значение имеет представление о
наличии в мышечных элементах чувствующих нервных окончаний.
Мышечную систему современная физиология представляет как
своеобразный орган чувств, сигнализация с которого имеет основное значение в
регуляции рефлекторных актов ритмической работы различной группы
мышц, следствием которых и является постоянный и целесообразный
акт движения животных организмов. Человек, лишённый этой
мышечной чувствительности, теряет ориентировку в пространстве и не может
сохранить равновесия.
Представление о роли мышц как об органе чувств также в
настоящее время связывается с именами западноевропейских учёных.
Однако это учение было сформулировано И. М. Сеченовым, который
ещё в 60-х годах прошлого столетия говорил о так называемом «тёмном
мышечном чувстве».
684 —
Иван Михайлович Сеченов
Огромное значение имеют работы И. М. Сеченова по открытию в
центральной нервной системе периодических электрических колебаний.
Впервые на это обстоятельство И. М. Сеченов указал в 1881 г. Мы
знаем, какое большое развитие в настоящее время приобретает
изучение так называемых биоэлектрических токов в центральной нервной
системе, в том числе в головном мозге. Родоначальником этого
плодотворного направления в физиологии явился И. М. Сеченов.
Чрезвычайно большое значение имеют также работы И. М.
Сеченова и в особенности его ученика Н. Е. Введенского в области
физиологии периферического нерва. Так же как открытое И. М. Сеченовым
явление центрального торможения (сеченовское торможение), так и
явление торможения в периферических нервных волокнах
(торможение Введенского) кладутся в основу исследований крупнейших
физиологических лабораторий мира.
Следует особо подчеркнуть один из тех разделов работы И. М.
Сеченова, который мало известен даже в кругах специалистов — это
область физико-химических исследований И. М. Сеченова. Начав ещё на
заре своей научной деятельности исследования по газам крови,
И. М. Сеченов пришёл к необходимости изучения физико-химических
закономерностей связывания и отдачи кислорода и угольной кислоты
кровью в процессах дыхания животных организмов. Встав перед этими
загадочными для его времени вопросами, И. М. Сеченов решил
применить к их исследованию физико-химические методы. Более 30 лет своей
научной деятельности он посвятил изучению этого вопроса, причём
разъяснил не только сущность процессов связывания и отдачи газов кровью,
но и открыл целый ряд явлений, получивших большое значение для
дальнейшего развития физической химии растворов. И. М. Сеченову
принадлежит специальная формула, названная «формулой Сеченова»,
определяющая распределение газов в солевых растворах; она была в
самое последнее время вновь подтверждена английскими исследователями.
Работы И. М. Сеченова с газами крови не только открыли новый
закон физической химии растворов, но дали возможность И. М.
Сеченову предсказать ряд таких явлений, которые в последующем были
экспериментально обнаружены иностранными исследователями. В
частности, согласно современным взглядам, процесс отдачи кровью
углекислоты происходит при участии определённых ферментов, что с
достаточной ясностью было отмечено И. М. Сеченовым, убедившимся
в своих количественных определениях, что вытеснение углекислоты из
крови, несомненно, нуждается в наличии какого-то каталитического
фактора. Более того, его количественные определения судьбы
углекислоты, образующейся в организме и связываемой элементами крови,
привели к совершенно неожиданному выводу, что какая-то часть
углекислоты неизвестным ещё путём связывается организмом животных.
Одним из крупнейших открытий последних трёх лет является
установление американскими учёными факта возможности использования
— 685 —
Иван Михайлович Сеченов
углекислоты животными путём реакции так называемого карбоксили-
рования. Этим открытием перебрасывается мост между химизмом
процесса в организме животных и растений. И этот важнейший вывод
современной нам науки был предсказан трудами великого русского
физиолога.
Работы И. М. Сеченова в области изучения газов крови в связи с
вопросами дыхания организмов дали ему возможность приступить к
разработке совершенно нового вопроса физиологии человека — вопроса,
возникшего в связи с покорением человеком воздушного океана. Одна
из первых и наиболее важных работ в области физиологии человека
в полёте принадлежит именно И. М. Сеченову, который в 80-х годах
прошлого столетия, в связи с аварией французских воздухоплавателей
на воздушном шаре «Зенит», дал первые физиологические расчёты
причины гибели этих воздухоплавателей и указал физиологические пути
к борьбе против нарушения функции дыхания тканей у человека при
высотных полётах.
Исключительная заслуга И. М. Сеченова заключается также и в том,
что все достижения физиологии он применил к исследованию процессов,
происходящих в организме человека в трудовых условиях. Он
стремился найти те физиологические механизмы, с помощью которых можно
будет бороться против явления утомляемости. Сохранилась прекрасная
фотография, изображающая 70-летнего И. М. Сеченова, ставящего на
себе опыт, который должен был выяснить, каким образом можно снять
утомление мышцы руки человека, наступившее вследствие длительных
ритмических движений. Замечательная книга И. М. Сеченова «Очерки
рабочих движений», опубликованная в самом начале 90-х годов, легла
в основу новой области физиологии — физиологии труда.
Начало 70-х годов было связано для И. М. Сеченова с тяжёлыми
переживаниями. Его блестящая новаторская деятельность в Медико-
хирургической академии привлекла особое внимание царского
правительства. Поборники реакции, напуганные растущей популярностью
талантливого учёного и его революционным влиянием на передовую
часть студенчества, решили во что бы то ни стало избавиться от
неугодного им профессора. Основоположник русской физиологии в 1870 г.
был фактически изгнан из Медико-хирургической академии. Внешним
поводом к уходу И. М. Сеченова из Медико-хирургической академии
явился факт неизбрания на свободную кафедру зоологии ближайшего
друга И. М. Сеченова — знаменитого русского учёного И. И.
Мечникова. И. М. Сеченов тяжело переживал отвод кандидатуры Мечникова.
Болью и горечью наполнено его письмо Мечникову. Он писал: «В
академии я не останусь, — это положительно».
Знаменитый химик Зикин повёл с И. М. Сеченовым переговоры о
его работе в Академии наук. Сеченов дал на это своё согласие. Но и
на этот раз двери Императорской академии оказываются для него
закрытыми.
— 686 —
Иван Михайлович Сеченов
Лишённый возможности работать в области физиологии, И. М.
Сеченов нашёл временный приют в лаборатории своего друга —
Д. И. Менделеева. Величайший физиолог должен был тут работать как
химик. По теме, предложенной Менделеевым, он осуществил синтез
азотисто-метилового эфира и дал подробное описание свойств этого
соединения. В письме к Мечникову он с горечью пишет, что «возможно,
что я сделаюсь химиком, но, конечно, это мечты».
Друзья, однако, не остались равнодушными к судьбе И. М.
Сеченова. Их долгие и настойчивые хлопоты, наконец, увенчались успехом:
в 1871 г. Сеченов был избран профессором физиологии Новороссийского
университета в Одессе. Почти шесть лет он провёл там и за это время
с юношеской энергией развернул новую огромную и плодотворную
работу. Он продолжал в Одессе свои специальные исследования (и в
особенности по изучению газов крови). С наиболее передовыми
профессорами Одесского университета — эмбриологом А. О. Ковалевским и
физиком Н. А. Умовым — у Сеченова установились самые тесные
деловые и дружеские отношения. Вместе со своей женой он принял участие
в переводе бессмертных произведений Чарльза Дарвина, в частности
книги «Происхождение человека и половой подбор».
В 1876 г. И. М. Сеченов был избран профессором Петербургского
университета. Двенадцать лет работы в Петербургском университете
(1876—1888 гг.) дали исключительный результат для развития русской
физиологии и науки в целом. В этот период Сеченов создал
настоящую школу русских физиологов. Среди учеников Сеченова были такие
выдающиеся учёные, как Н. Е. Введенский и Н. П. Кравков.
Проделанная за эти годы работа в области физиологии нервной системы
выдвинула русскую физиологию на первое место в мировой науке.
Совет профессоров Петербургского университета ходатайствовал
о присуждении И. М. Сеченову звания заслуженного профессора, но
получил отказ. Уже третий раз крупнейшие учёные ставили вопрос об
избрании Сеченова действительным членом Академии наук. И снова
оказывалось «невозможным» присвоить величайшему среди русских
физиологов звание академика.
В тяжёлом душевном состоянии И. М. Сеченов находился почти
в течение трёх лет. В 1888 г. он был вынужден покинуть и
Петербургский университет. Целый год он провёл в деревне и только по
настоятельной просьбе друзей решился, наконец, перейти для работы в
Московский университет. Прославленный физиолог мира, создавший
кафедры в Медико-хирургической академии, Петербургском и Одесском
университетах, получил скромное место приват-доцента!
Приехав в Москву, он начал читать в клубе врачей публичные
платные лекции. Это дало ему скромные средства для покупки за границей
необходимой научной аппаратуры.
В это время Карл Людвиг предложил И. М. Сеченову для работы
свою лабораторию. Но это предложение Сеченов отклонил. Он не хо-
— 687 —
Иван Михайлович Сеченов
тел работать на чужбине. Он считал, что учёный должен вести свою
научную и педагогическую работу на родине. В этом он видел
нравственную обязанность учёного перед своим народом.
Только в 1891 г. И. М. Сеченов стал, наконец, профессором
Московского университета. Снова в университетских физиологических
лабораториях закипела работа. Снова И. М. Сеченов ведёт долгие
горячие беседы, делится планами с друзьями — Тимирязевым, зоологом
Мензбиром, историком
Ключевским, профессором всеобщей
литературы Стороженко, физиками
Столетовым и Умовым. Это были
лучшие представители передовой
русской науки, учёные с
мировыми именами.
Оставаясь верным великим
идеям революционных
демократов-просветителей 60-х годов,
И. М. Сеченов до конца своей
жизни гордо и твёрдо держал
знамя русской науки и к
служению ей призывал молодёжь.
Но вот, наконец, 4 декабря
1904 г. наступил день, когда
Императорская академия наук
«сочла за особое удовольствие»
избрать И. М. Сеченова
почётным членом Академии наук. Но
это признание запоздало. Уже
на следующий год—15 ноября
1905 года — Иван Михайлович
Памятник И. М. Сеченову на территории Сеченов скончался.
Биологической станции им. И. П. Павлова. Последний год своей жизни
И. М. Сеченов целиком отдал
великому делу просвещения народа. В 1903 г., уже в возрасте 74 лет,
прославленный физиолог мира, родоначальник и старейшина русской
физиологии, принял предложение стать преподавателем Пречистенских
рабочих курсов (или, как они назывались, Пречистенских классов).
Здесь перед аудиторией рабочих он развернул широко задуманный
курс анатомии и физиологии человеческого организма. Чувством
исключительной любви к слушателям — рабочим московских фабрик — и
важности предпринятой работы веет от тех страниц
«Автобиографических записок», которые посвящены этому периоду жизни и
деятельности И. М. Сеченова.
Творческий труд, постоянная работа на службе у своего народа были
для Ивана Михайловича Сеченова неизменным девизом, которому он
-. 688 —
Иван Михайлович Сеченов
остался верен до конца. «Работать, работать, работать», — сказал
Сеченов за две недели до своей смерти, в последний раз встретясь
с Тимирязевым. «Это были последние слова, которые мне привелось от
Сеченовская медаль, выпущенная в честь XV Международного
физиологического конгресса.
него слышать, — писал К. А. Тимирязев, — то был завет могучего
поколения, сходящего со сцены, грядущим».
Главнейшие труды И. М. Сеченова: Собрание сочинений: т. I —
Экспериментальные исследования, т. II — Статьи, психологические и популярные очерки, М.,
1907—1908; Избранные труды, М., 1935; Рефлексы головного мозга, Л., 1926, и М.—Л.,
1942; Физиологические очерки, М.— Пг., 1923, ч. 1 и 2; Очерки рабочих движений
человека, М., 1906; Элементы мысли, М.—Л., 1943; Автобиографические записки, М., 1945.
О И. М. Сеченове: Ш а т е р н и к о в М. Н., И. М. Сеченов, биографический очерк
в книге И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга», Л., 1926; Его же, Биографический
очерк в книге И. М. Сеченова «Избранные труды», М., 1935; Введенский Н. Е.;
Иван Михайлович Сеченов, Спб., 1906; К е к ч е е в К. X., И. М. Сеченов, М., 1933,
Коштоянц X. С, Сеченов, изд. АН СССР, М.—Л., 1945; Его же, Иван
Михайлович Сеченов, изд. «Мол. Гвардия», М., 1945; Белоголовый Н. А., Воспоминания,
М., 1897; Ш е л г у н о в Н. В., Воспоминания, М.—Л., 1923; Богданович Г. А.,
Любовь людей шестидесятых годов, Л., 1929; Борьба за науку в царской России
(И. И. Мечников, В. О. Ковалевский, И. М. Сеченов), Сборник с предисловием Н. А.
Семашко, М.—Л., 1931; Коштоянц X. С, Очерки по истории физиологии в России,
М.—Л., 1946; Мечников И. И., Страницы воспоминаний, изд. АН СССР,
М., 1946.
СЕРГЕИ ПЕТРОВИЧ
БОТКИН
(1832—1889)
деятельность и труды замечательного клинициста-мыслителя,
учёного-новатора Сергея Петровича Боткина являются одной из самых
блестящих страниц русской медицины второй половины XIX в. С именем
С. П. Боткина связано начало подлинного расцвета русской научной и
практической медицины и образование
замечательной русской школы
терапевтов — учёных, общественных
деятелей.
Для естествознания, в частности
для биологических наук, начало
второй половины прошлого столетия было
периодом бурного расцвета. Тогда
появился ряд исследований, совершенно
изменивших старые представления о
жизни и жизненных процессах. Это
была эпоха, когда появились учение
Дарвина о происхождении видов,
работы Пастера о бактериях,
физиологические исследования Гельмгольца и
Клода Бернара. В России шестидесятые годы были также периодом
бурного развития науки, ознаменовавшимся и новыми веяниями в
области медицинской науки. Вместе с подъёмом
общественно-политической жизни в стране рушились затхлые традиции дореформенной
медицинской школы. Написанные с большой страстностью
«физиологические письма» Писарева проповедывали необходимость строго
научного подхода к жизненным явлениям и призывали оставить рутину,
господствовавшую в этой области.
Родился Сергей Петрович Боткин 17 сентября 1832 г. в Москве.
Дед его был крестьянином Псковской губернии, а отец, Пётр Кононо-
— 690 —
Сергей Петрович Боткин
вич, был зажиточным московским купцом. Он имел обширные торговые
дела и сумел сделаться одним из видных организаторов и
представителей чайной оптовой торговли в Китае. Пётр Кононович
принадлежал к московскому купечеству, хорошо всем известному по комедиям
Островского. Но это был человек недюжинного ума и способностей,
которые сказались в его детях — писателе Василии, лейб-медике Сергее,
художнике-академике Михаиле Петровиче и внуках, из которых двое
были почётными лейб-медиками, а двое имели придворное звание и
служили на дипломатическом поприще.
Воспитанием Сергея Петровича Боткина занимался старший брат
Василий Петрович Боткин, известный в литературе и в истории
русского общества автор высокохудожественных «Писем об Испании» и
личный друг Белинского, Грановского и других деятелей сороковых
годов и последующей эпохи.
В доме у Василия Петровича Боткина часто собирался небольшой
кружок передовых русских мыслителей и литераторов, к которому
принадлежали Белинский, Грановский, Герцен, Огарёв, Станкевич и
другие деятели. Искусство, театр, новые книги и новые идеи были
предметом горячего увлечения этого кружка замечательных людей. Редкий
из тогдашних корифеев литературы не побывал в доме Боткиных.
Здесь, в этом доме в Петроверигском переулке (на Маросейке),
повидавшем на своём веку чуть ли не всех лучших наших деятелей 40-х
годов, протекали детство и юность Сергея Петровича.
Окончив курс в лучшем московском пансионе, С. П. Боткин
собирался поступить на математический факультет, но сделался врачом
«поневоле», в силу известного постановления Николая I, считавшего
математиков не нужными для России. В 1850 г. он поступил на
медицинский факультет Московского университета. Со всей страстью своей
даровитой натуры С. П. Боткин отдался в университете изучению
медицины и вскоре сделался на своём курсе лучшим студентом, счастливо
соединяя в себе блестящие способности с замечательным трудолюбием
и необыкновенной жаждой знания.
Медицинский факультет Московского университета не стоял тогда
ещё на такой высоте, чтобы вполне удовлетворить научным
требованиям своей эпохи. Однако благодаря тому, что в числе
профессоров находилось несколько талантливых и преданных науке
преподавателей — проф. Ф. И. Иноземцев, проф. И. Г. Глебов и др., —
С. П. Боткин обязан университету тем, что он взрастил и укрепил
в нём любовь к медицине и помог заложить прочный фундамент
основных знаний.
Тотчас по окончании медицинского факультета, в 1855 г.>
С. П. Боткин отправился в Крым на театр военных действий и в
течение 372 месяцев работал ординатором в Симферопольском военном
госпитале. Здесь его непосредственным руководителем оказался
знаменитый русский хирург Николай Иванович Пирогов. Впоследствии,
— 691 —
Сергей Петрович Боткин
в 1877 г., на фронтах русско-турецкой войны С. П. Боткин пытался
проводить в жизнь выработанные Пироговым принципы
военно-санитарной работы. Письма его с театра войны полны протеста против
казнокрадства военно-административных властей, тупого
бюрократического бездушья и неуменья наладить санитарное дело.
По окончании Крымской кампании С. П. Боткин вернулся в
Москву. Он пришёл к убеждению, что ему необходимо продолжать своё
медицинское образование, и в начале 1856 г. выехал за границу.
В Германии он работал в патологическом институте Р. Вирхова,
основателя клеточной патологии, и в то же время занимался
физиологической и патологической химией. Однако львиную долю своего
рабочего дня С. П. Боткин отдавал систематическому посещению клиники
внутренних болезней.
После непродолжительного посещения Вены С. П. Боткин
переезжает в Париж, где в течение года работает в лаборатории известного
физиолога Клода Бернара.
С. П. Боткин критически изучал опыт парижских клиницистов.
Характерно его высказывание об известном парижском клиницисте
Труссо: «Он делает впечатление не столько учёного, профессора, сколько
оратора, адвоката. Клинику Труссо держит рутинно, лечение назначает
совершенно эмпирически». Идеалом С. П. Боткина было превращение
клинической медицины в точную науку, стремление подвести под неё
научную базу и если не математические формулы, то, по крайней мере,
данные физики и химии.
Во время своего пребывания за границей С. П. Боткин написал
докторскую диссертацию «О всасывании жира в кишках» и ряд других
работ.
По возвращении в Россию в числе прочих русских молодых
учёных-медиков С. П. Боткин получает место адъюнкта по терапии
у проф. Шипулинского в петербургской Медико-хирургической
академии (1860 г.), а затем через год, по выходе Шипулинского в
отставку, — кафедру академической терапевтической клиники, которой и
руководил до конца своей жизни.
Получив клинику, Сергей Петрович страстно отдался своему делу.
Он ставит своей задачей создание в Академии образцовой клиники;
он стремится построить в ней работу так, чтобы допускать как можно
меньше эмпирии, чтобы научный, физиологический подход
доминировал над всем. С. П. Боткин не представлял себе клиники без
лаборатории и поэтому первым его шагом была организация клинической
современной лаборатории. В первое время он сам руководил занятиями
в ней. Основная масса работ клиники С. П. Боткина вышла из этой
лаборатории. В ней с 1878 г., в течение 10 лет, играл руководящую
роль знаменитый русский физиолог Иван Петрович Павлов, который
провёл здесь свои выдающиеся исследования и написал диссертацию
о сердечных нервах. Здесь же Павловым и Стольниковым для изучения
— 692 —
Сергей Петрович Боткин
влияния сердечных средств была придумана методика с искусственным
кругом кровообращения. Эта методика являлась прообразом того, что
через много лет было предложено английским физиологом Старлингом
в виде его сердечно-лёгочного препарата.
В 1887 г. С. П. Боткин имел основание говорить, что «парижские
лаборатории далеко не имеют той обширности и той доступности,
которые встречают молодые люди в наших лабораториях». В 1884 г. он
открыл при клинике и бактериологическую лабораторию.
С. П. Боткин постоянно указывал на тесную связь физиологии и
клиники, ярко проявившуюся особенно в последние годы, и
подчёркивал значение клиники для изучения физиологии человека. «Сергей
Петрович Боткин, — говорил И. П. Павлов, — был лучшим
олицетворением законного и плодотворного союза медицины и физиологии, тех
двух родов человеческой деятельности, которые на наших глазах
воздвигают здание науки о человеческом организме и сулят в будущем
обеспечить человеку его лучшее счастье — здоровье и жизнь».
Своё credo в понимании задач клинициста и клинической медицины
Сергей Петрович прекрасно выразил в начале своей деятельности в
обращении к студентам на вступительной лекции осеннего семестра
1862 г.: «...чтобы избавить больного от случайностей, а себя от личных
угрызений совести и принести истинную пользу человечеству,
неизбежный для этого путь есть научный..., а потому в клинике вы должны
научиться рациональной практической медицине, которая изучает
больного человека и отыскивает средства к изучению или облегчению его
страданий, а потому занимает одно из самых почётных мест в ряду
естествоведения. А если практическая медицина должна быть
поставлена в ряд естественных наук, то понятно, что приёмы, употребляемые
в практике для исследования, наблюдения и лечения больного, должны
быть приёмами естествоиспытателя, основывающего своё заключение
на возможно большем количестве строго и научно наблюдаемых
фактов. Поэтому вы поймёте, что научная практическая медицина,
основывая свои действия на таких заключениях, не может допустить
произвола, иногда тут и там проглядывающего под красивой мантией
искусства, медицинского чутья, такта и т. д. Представляющийся больноД
есть предмет вашего научного исследования, обогащенного всеми
современными методами; собравши сумму анатомических,
физиологических и патологических фактов данного субъекта, группируя эти факты
на основании ваших теоретических знаний, вы делаете заключение,
представляющее уже не диагностику болезни, а диагностику больного,
ибо, собирая факты, представляющиеся в исследуемом субъекте, путём
естествоиспытателя, вы получите не только патологические явления
того или другого органа, на основании которых дадите название
болезни, но вместе с этим увидите состояние всех остальных органов,
находящихся в более или менее тесной связи с заболеванием и
видоизменяющихся у каждого субъекта. Вот эта-то индивидуализация
— 693 —
Сергей Петрович Боткин
каждого случая, основанная на осязательных научных данных, и
составляет задачу клинической медицины и вместе с тем самое твёрдое
основание лечения, направленного не против болезни, а против
страдания больного».
Вся деятельность клиники, руководимой С. П. Боткиным,
подтверждала слова её создателя, свидетельствовала о том, что С. П.
Боткин является истинным новатором, произведшим коренную реформу
клиники, определившим её положение как одной из ветвей
естествознания.
Медицина как знание, как искусство врачевания существует века,
но медицина как наука, как естествознание возникла в сущности лишь
в XIX веке; одним из её основоположников и был Сергей Петрович
Боткин. Он сбросил с медицины мантию грубого и слепого эмпиризма
и поставил её в разряд естественных наук. Этим он произвёл
истинный переворот в медицинской науке, внеся в её преподавание
животворный естественно-исторический метод, наметил и разрешил те пути,
которыми должно итти успешное развитие клинической медицины.
В этом его выдающееся значение, его заслуга как учёного-новатора
не только перед отечественной медициной, но и перед медициной
как наукой вообще.
Взгляды и высказывания С. П. Боткина по вопросам физиологии
и клинической патологии сохранили свою силу и значение и в
настоящее время, а в его эпоху были подлинно революционными, идя
вразрез с прочно установившимися представлениями. Достаточно указать
на высказывания С. П. Боткина и работы его учеников по вопросам
о функциональной зависимости между органами, о значении
периферического сердца (активное волнообразное сокращение стенок артерий,
проталкивающих кровь подобно центральному сердцу) и
функциональной патологии в клинике, о значении нервной системы для понимания
патогенеза и лечения болезней сердца, о роли инфекции в
желчнокаменной болезни, об инфекционном происхождении желтухи, о роли
организма в течении инфекционных болезней в противоположность
роли микроба.
С. П. Боткин в 1875 г., задолго до английского физиолога Бар-
крофта, раскрыл роль селезёнки как депо-органа в системе
кровообращения. С. П. Боткин и Стольников ещё 60 лет назад осуществили
опыт Гольдблята, получивший известность в мировой науке в
настоящее время и ставший исходным пунктом в опытах с экспериментальной
почечной гипертонией.
В своих лекциях по поводу многих заболеваний Сергей Петрович
сделал предположение о существовании в головном мозгу особых
центров — теплового, сахарного, потового, кроветворного и других, что
в настоящее время считается аксиомой.
Историческая справедливость обязывает признать Сергея
Петровича Боткина предвестником новых путей в вопросе о купирующих
— 694 —
Сергей Петрович Боткин
средствах при лечении различных острых инфекционных заболеваний —
крупозного воспаления лёгких, дифтерии. И в этом предвидении
современных успехов в лечении названных заболеваний сказалась
гениальность знаменитого клинициста.
Нет возможности перечислить всё то богатство наблюдений,
исследований и высказываний Сергея Петровича Боткина и его школы,
которые так содействовали прогрессу клинической и экспериментальной
медицины и которые составляют настоящее её содержание. Читая
лекции С. П. Боткина, находишь бесконечное число ценнейших
наблюдений, сотни блестящих мыслей и концепций, которые подтвердились
в клинике и в эксперименте научной медицины через 80 лет.
Боткинская больница в Москве.
С. П. Боткин был прекрасным преподавателем. Он не был
«оратором» в вульгарном смысле слова. Его речи-лекции ценны и дороги
своей научной логичностью, большими идеями, стимулирующими мысль.
Среди учеников С. П. Боткина насчитывается много блестящих
имён; все русские университеты и академии имели среди своих
профессоров ряд крупных учеников Сергея Петровича.
Высшее женское образование, лечебная и научная работа женщин-
врачей в России неразрывно связаны с именем Сергея Петровича.
С. П. Боткин жил не только интересами своей клиники. Его
внимание постоянно привлекали «больные» вопросы столичных больниц.
Несмотря на перегруженность работой по клинике, по руководству
диссертационными работами многочисленных учеников, по Обществу
русских врачей в Петербурге в качестве его председателя, по
должности лейб-медика, он был бессменным председателем думской
комиссии охраны общественного здоровья, улучшения санитарного состояния
Петербурга и больнично-амбулаторной помощи в нём.
С. П. Боткин сам видел свою заслугу в том, что он воспитал
поколение общественных врачей, поколение людей, которые ставили во
главу угла не свои личные интересы, а интересы общества, которые
самоотверженно служили русскому народу.
— 695 —
Сергей Петрович Боткин
Сергей Петрович Боткин положил начало русской медицинской
литературе; в течение многих лет (1869—1889) он редактировал и на
собственные средства издавал «Архив клиники внутренних болезней»,
под его редакцией выходила «Еженедельная клиническая газета»
(1881—1889).
Сергей Петрович Боткин умер 24 декабря 1889 г. в возрасте 57 лет,
в самом расцвете своей научной деятельности.
Исключительно многообразна и плодотворна была деятельность
этого большого человека. Он был представителем тех неутомимых,
энергичных деятелей, которые никогда не переставали трудиться на
пользу русского народа.
Хорошо сказал о Боткине один из его учеников, профессор
Л. В. Попов: «Вся обширная деятельность этого в высшей степени
замечательного человека на поприще медицинского образования в
России, деятельность как учёного, как учителя и профессора-клинициста,
как врача и общественного деятеля была так велика и многостороння,
что имя его, будучи одним из наиболее блестящих медицинских имён
для современников, навсегда останется и для потомства в высшей
степени почётным и вечно памятным в истории развития русской
медицинской науки».
Главнейшие труды СП. Боткина: О всасывании жира в кишках (докторская
диссертация), «Военно-медицинский журнал», I860, ч. 78; Общие основы клинической
медицины (актовая речь), Спб., 1887; Клинические лекции проф. С. П. Боткина, читанные
в Имп. военно-медицинской академии в 1883—88 гг. Собраны и составлены В. М. Боро-
дулиным, В. Н. Сиротиниными М. В. Яновским под ред. С. П. Боткина, 2-е изд., т. I—II,
Спб., 1888—1889; Курс клиники внутренних болезней (Зтома), Спб., 1912 (к т. I
приложен биографический очерк, написанный В. Н. Сиротининым); Письма из Болгарии,
Спб., 1893.
О СП. Боткине: Белоголовый Н. А., С. П. Боткин, его жизнь и
медицинская деятельность, М., 1892; Его же, Воспоминания и статьи, М., 1898; Плетнёв
Д. Д., Русские терапевтические школы. (Захарьин, Боткин, Остроумов — основопо-
ложители русской клинической медицины), М.—П., 1923.
НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
склифосовский
(1836—1904)
иколай Васильевич Склифосовский, выдающийся русский
хирург, профессор и учёный, родился 6 апреля 1836 г. около гор. Дубо-
ксары Херсонской губ. По окончании Одесской гимназии он поступил
в Московский университет на медицинский факультет, который
окончил в 1859 г. По окончании курса
Николай Васильевич был ординатором,
затем заведующим хирургическим
отделением Одесской городской
больницы. В 1863 г. им была защищена
диссертация на степень доктора
медицины на тему «О кровяной
околоматочной опухоли». В 1866 г. Н. В.
Склифосовский был командирован за
границу на два года. За это время он
побывал в Германии, Франции и
Англии. Эта командировка позволила
Н. В. Склифосовскому ознакомиться
с хирургическими школами и
направлениями в передовых странах Европы.
В дальнейшей своей жизни Н. В. Склифосовский всегда следил за
европейской наукой и всегда поддерживал связь с западноевропейскими
клиниками, часто посещая их и участвуя в международных съездах. В эти
же годы (1866 г.) Н. В. Склифосовский работал (с согласия русского
правительства) в качестве военного врача во время австро-прусской
войны. По окончании командировки Н. В. Склифосовский возвратился
в хирургическое отделение Одесской городской больницы, а в 1870 г.
был приглашён на кафедру Киевского университета. Но в Киеве он был
недолго. Как истинный последователь Пирогова, Н. В. Склифосовский
правильно оценивал важность и значение для хирурга практического
— 697 —
Николай Васильевич Склифосовский
образования, особенно знания военно-полевой хирургии, и, временно
оставив кафедру в Киеве, отправился на театр военных действий во
время франко-прусской войны, где изучал постановку работы
военных госпиталей. В 1871 г. Н. В. Склифосовский был приглашён на
кафедру в петербургскую Медико-хирургическую академию, где
преподавал хирургическую патологию, одновременно заведуя клиническим
отделением военного госпиталя. Через 5 лет Н. В. Склифосовский
был участником балканской (1876 г.), а затем и русско-турецкой
(1877—78 гг.) войн.
В Черногории Н. В. Склифосовский работал в качестве
консультанта Красного Креста по командировке русского правительства,
а в русско-турецкой войне был не только организатором
хирургической помощи в госпиталях, но и практическим врачом-хирургом,
нередко оказывая помощь раненым под неприятельскими пулями.
В 1880 г. Н. В. Склифосовский был единогласно выбран на
кафедру факультетской хирургической клиники медицинского факультета
Московского университета. Этой клиникой Н. В. Склифосовский заве-
дывал 14 лет. В 1893 г. он был назначен директором Института
усовершенствования врачей (б. Еленинский институт в Петербурге), где
работал до 1900 г. Последние четыре года Н. В. Склифосовский тяжело
болел, перенёс несколько припадков апоплексии и жил у себя в усадьбе
около Полтавы, где занимался любимым им садоводством. 13 декабря
1904 г. Николая Васильевича не стало; он был похоронен вблизи
Полтавы.
Значение Н. В. Склифосовского в истории русской хирургии очень
велико. Он жил в одну из самых интересных эпох хирургии: середина
XIX в. ознаменовалась важными открытиями — введением метода
Листера, т. е. введением антисептики, и введением общего наркоза эфиром
и хлороформом. Эти открытия разделили историю хирургии на два
периода. Большое количество гнойных, гнилостных воспалений,
анаэробных флегмон (воспаление подкожной клетчатки) и гангрен (омертвлений),
септических (гнилостных) и септикопиэмических (гноекровных) раневых
осложнений с колоссальной смертностью характеризовало прежний
период истории хирургии. Отсутствие наркоза вело к значительному
ограничению применения хирургических вмешательств: только
кратковременные операции можно было перенести без тяжёлых мучительных
болей. Хирурги сделались техниками-виртуозами. Чтобы сократить срок
операции, они старались развить технику быстрого оперирования. Надо
удивляться блестящей оперативной технике, которую приобрели
хирурги того времени; продолжительность операции исчислялась
минутами, а иногда и секундами.
Н. В. Склифосовскому принадлежит большая заслуга прежде
всего внедрения в хирургическую практику принципов антисептики
(обеззараживание с помощью химических средств), а затем и асептики
(обеззараживание с помощью физических средств) у нас в России. Как
— 698 —
Николай Васильевич Склифосовский
часто бывает, новые открытия не всегда входят в жизнь легко. Так было
и с антисептикой. Даже крупные специалисты Европы и России не
только не хотели признать метод, который открыл новую эпоху в
хирургии, но даже издевались над этим методом борьбы с микробами при
помощи антисептических средств.
Как хирург Н. В. Склифосовский пользовался заслуженной мировой
славой. Можно сказать, что во второй половине XIX в. среди хирургов
он был наиболее крупной фигурой. Как истинный ученик и последователь
Пирогова, Н. В. Склифосовский тщательно изучал анатомию, уделяя
много времени вскрытию трупов. Уже в начале своей работы в Одессе
он обычно после занятий в операционной и палатах шёл заниматься
изучением топографической анатомии и оперативной хирургии. Его не
смущало плохое оборудование секционной, отсутствие вентиляции. Он
засиживался за изучением анатомии иногда до полного изнеможения, так
что однажды его нашли лежавшим около трупа в состоянии глубокого
обморока.
Благодаря постоянному практическому изучению основ
хирургии Н. В. Склифосовский блестяще владел оперативной техникой.
Уже в доантисептическое время он проводил с успехом такие
крупные операции, как удаление яичника, когда эти операции не
производились ещё во многих крупных клиниках Европы. Он
один из первых ввёл у нас лапаротомию (чревосечение) — вскрытие
брюшной полости.
Он шёл не только в ногу с веком, но как учёный и хирург часто
опережал его. Он один из первых сделал операцию гастростомии
(иссечение желудка), применил пуговку Мерфи, первый в России ввёл
глухой шов мочевого пузыря, операцию зоба, иссечение рака языка
с предварительной лигатурой (перевязкой) язычной артерии, удаление
гортани, операцию мозговой грыжи и др. Наконец, сложные операции
по пластической хирургии также нашли в Н. В. Склифосовском не
только мастера хирургической техники, но и автора новых методов
операций. Одна из таких операций при ложных суставах под названием
«замка Склифосовского» или «русского замка», с успехом произведённая
им, описывается в русских и заграничных учебниках. Н. В.
Склифосовский оперировал во всех областях хирургии; он был одинаково
блестящим хирургом как в мирной, так и в военно-полевой хирургии.
Это явилось следствием исключительной одарённости Н. В.
Склифосовского и его неустанных занятий в секционной, операционной, на
поле боя, в библиотеке, в заграничных и отечественных клиниках. Это
явилось следствием широкого внедрения в практику всех достижений
науки. Неудивительно, что даже крупнейшие хирурги называли
Н. В. Склифосовского «золотыми руками».
Имя Н. В. Склифосовского как крупнейшего учёного было
известно всему миру. Развивая и расширяя рамки хирургии, дав ряд
новых методов оперативной техники, он выступил в хирургии как но-
— 699 —
Николай Васильевич Склифосовский
ватор, тесно связавший теорию с практикой. Оценив по существу все
преимущества антисептического метода, Н. В. Склифосовский не
ограничился применением карболовой кислоты, а сменял антисептические
средства соответственно аппробации их наукой. Нужен был очень
сильный авторитет, какой имел Н. В. Склифосовский среди учёных
Европы, среди профессоров, врачей и широкой публики, чтобы
внедрить новые методы антисептики в России.
Перу Н. В. Склифосовского принадлежит более 110 научных
работ, посвященных самым разнообразным разделам хирургии: а)
гинекологии (которая в то время была отделом хирургии и лишь начинала
практически отмежёвываться от неё); Н. В. Склифосовский посвятил
диссертацию и ряд работ этому разделу; б) новым методам операций,
впервые применявшимся в России (операции зоба, гастростомия, холе-
цистостомия, шов мочевого пузыря, резекция мозговой грыжи и др.);
в) костной и костно-пластической хирургии: резекции суставов,
челюсти, операциям по поводу ложных суставов и др.; г) вопросам военно-
полевой хирургии, которую Н. В. Склифосовский, как участник
четырёх войн, знал очень хорошо.
Н. В. Склифосовский не был кабинетным учёным. Он стремился
нести свет науки в широкие массы врачей-практиков, организовывать
научную работу в клиниках.
Его клиника стояла высоко как в практическом и лечебном, так и
научном отношениях. Он первый ввёл клинические опыты с историями
болезни по образцу отчётов заграничных клиник. Такая же отчётность
была у Н. В. Склифосовского и после войны (Плевна и др.), где им были
обработаны наблюдения на большом количестве случаев: через руки
Склифосовского прошло 10 000 раненых.
Занимаясь всю жизнь научной хирургией, Н. В. Склифосовский
сделал много для организации науки в России. Он был образцом
служения родине: он — член-учредитель Общества русских врачей, член
Московского хирургического общества, в котором принимал активное
участие; он был членом-учредителем и председателем 1-го и 6-го
съездов хирургов. Большое значение до Великой Октябрьской
социалистической революции имели Пироговские съезды. Н. В.
Склифосовский был организатором, почётным председателем и активным
участником этих съездов. Особенно ярко организационная
деятельность Н. В. Склифосовского выразилась в блестящем проведении в
Москве 12-го Международного съезда хирургов в 1897 г., а также в
организации медицинского образования как в Московском университете,
где он был 8 лет деканом медицинского факультета, так и в
Петербурге — в должности директора Института усовершенствования врачей.
Н. В. Склифосовский принял большое участие в создании
клинического городка на Девичьем поле в Москве, где в дальнейшем и расцвели
клиники Московского университета (ныне 1-го Московского ордена
Ленина медицинского института).
— 700 —
Николай Васильевич Склифосоеский
Как истинный учёный Н. В. Склифосовский придавал большое
значение медицинской печати, обмену опытом и наблюдениями
хирургов. Н. В. Склифосовский был редактором первых в Москве
специальных научных хирургических журналов того времени: «Хирургическая
летопись» и «Летопись русских хирургов». На издание этих журналов
он тратил значительные суммы из собственных средств. Съезды,
заседания научных обществ и журналы много способствовали развитию
хирургической мысли и образованию хирургов. Придавая большое
значение усовершенствованию врачей, Н. В. Склифосовский с жаром взялся
за дело организации Института усовершенствования врачей в
Петербурге. Как из Одессы не хотели отпустить ещё молодого хирурга Скли-
фосовского и предлагали ему профессорское содержание «не в пример
прочим», так неохотно отпускала Н. В. Склифосовского и Москва.
Трогательны были проводы; искренностью дышит адрес, поднесённый
Н. В. Склифосовскому, с сотнями подписей его учеников и почитателей.
Его любили как врача-профессора, как человека, учёного и
общественного деятеля. Но Н. В. Склифосовский считал, что он должен выполнять
долг по отношению к врачам, обычно в большом количестве посещавшим
его клинику, по отношению к тем из них, которые нуждались в
организованно проведённом усовершенствовании и повышении квалификации.
За 7 лет заведывания Институтом усовершенствования врачей
Н. В. Склифосовский построил новые здания, электрифицировал их,
добился значительного увеличения ассигновок на Институт, перестроил
операционные, увеличил штаты, оклады и т. д. За это время Институт
вырос в учреждение, каким могла гордиться Европа. Неудивительно,
что в день 25-летия профессорской деятельности среди сотен телеграмм,
полученных Н. В. Склифосовским, декан медицинского факультета в
Лозанне проф. Ларгье де Венсель писал: «Вы стоите во главе
учреждения, которому другие народы Европы завидуют».
Имея уже 60 лет от роду, Н. В. Склифосовский вступил в эту
должность, деятельно и активно работал над созданием этого нового
рассадника знания. Какой любовью к делу, к простым земским врачам
дышали слова Н. В. Склифосовского, объяснявшего, почему он
оставляет кафедру и меняет её на административное место. Цель его
работы одна — тысячам врачей дать знания, от которых они отставали,
работая на периферии.
Мы видим в Н. В. Склифосовском не только блестящего врача,
хирурга, профессора, оратора, но и гражданина своей страны, гордого
успехами отечественной хирургии, делавшего всё, чтобы этих успехов
достичь, и смело потребовавшего от Европы и Америки на
Международном съезде признания за русской хирургией прав самостоятельности.
Международный съезд хирургов в Москве в 1897 г. привлёк
большое число участников. Потребовалось много и организационных
способностей, труда и внимания, чтобы провести этот съезд и достичь
у участников его чувства восхищения и благодарности, что мы видим
— 701 —
Николай Васильевич Склифосовский
из благодарственной речи Вирхова, который обратился от имени съезда
к Н. В. Склифосовскому как организатору съезда:
«Мы встретили здесь президента, авторитет которого признаётся
представителями всех отраслей медицинской науки, человека, который
с полным знанием всех требований врачебной практики соединяет в
себе также и качество врача, который обладает духом братства и
чувством любви ко всему человечеству... Наконец, мы встретили здесь
молодёжь, крепкую, умную, вполне подготовленную к прогрессу будущего...
надежду этой великой и доблестной нации». Это — очень важное
признание со стороны крупнейших представителей зарубежного медицинского
мира того времени. Пирогов первый укрепил положение русской
хирургии как самостоятельной дисциплины. Но Пирогов был один, а
Н. В. Склифосовский вывел русскую хирургию на путь широкого
массового развития. На чествовании Н. В. Склифосовского по поводу
25-летия его профессорской деятельности в одной из телеграмм было сказано:
«Вы подняли знамя учителя хирургии из охладевшей руки великого Пи~
рогова и высоко несёте его впереди многочисленных учеников и
соратников, как достойный преемник знаменитого наставника».
Накануне открытия Международного съезда состоялось
торжественное открытие памятника Пирогову. Этот памятник был воздвигнут
благодаря инициативе, энергии Н. В. Склифосовского, лично
добившегося «высочайшего разрешения» на установку памятника, и сооружён
на собранные частные пожертвования, а не на казённый счёт. Это был
первый памятник учёному в России.
Блестящая речь Н. В. Склифосовского при открытии памятника,
произнесённая накануне Международного съезда хирургов в
присутствии крупнейших учёных всего мира, подчёркивает, что русская наука
вступила на самостоятельный путь. «Собирание земли русской, —
говорит он, — закончено..., а период детства, подражательности и
культурных заимствований миновал. Мы заплатили роковую дань
исторического ученичества и вступили в колею самостоятельной жизни. У нас
есть своя литература, есть наука и искусство и стали мы на всех
поприщах культуры деятельными и самостоятельными и вот, за
исключением некоторых памятников из эпохи исторического периода нашей
истории, нет у нас почти никаких свидетельств пережитого... Народ,
имевший своего Пирогова, имеет право гордиться, так как с этим
именем связан целый период врачебноведения...»
Н. В. Склифосовского любили за честность, объективность в
научной работе; «персональных отношений» в научных вопросах для него не
существовало. Н. В. Склифосовский стойко отстаивал права скромного
русского врача, о работах которого часто забывали. Так он отстоял на
12-м Международном съезде приоритет авторства операции Владими-
рова-Микулича, которая шла только под именем второго автора.
В личной жизни Н. В. Склифосовский был скромен. Когда хотели
праздновать его 25-летний юбилей, он отказался от торжественного
— 702 —
Николай Васильевич Склифосовский
чествования. Но это не помешало откликнуться на его юбилей всему
хирургическому миру, самым разнообразным учреждениям и лицам,
начиная с корифеев науки и кончая спасёнными им больными. Было
получено до 400 поздравительных писем и телеграмм, в которых
выражены все лучшие чувства — любви, преданности, благодарности
великому учёному, врачу и гражданину. «Мы шлём благодарность за то, —
пишет женщина-врач, — что Вы настаивали на равном для нас с
мужчинами-врачами образовательном цензе и поддерживали нас Вашим
высоким авторитетом в самую трудную минуту первого выступления на
практическое поприще, предоставив нам на театре освободительной
войны самостоятельную врачебную деятельность».
Здание Института неотложной помощи им. Н. В. Склифосов-
ского в Москве.
«Мы чествуем человека, — пишет группа русских врачей, — который
всей своей жизнью доказал, что под врачебным работником он разумел
не простого ремесленника врачевания и не спортсмена биологии, а
истинного служителя заповедям «матери всех наук», которая предписывает
врачу быть помощником и утешителем страждущих, охранителем
ближних от страданий, другом народа, другом человечества, исполняющим
свой единственный в своём роде долг».
Наша страна высоко почтила Н. В. Склифосовского, присвоив его
имя одной из лучших больниц и лучшему институту неотложной
помощи в Москве, являющемуся образцом постановки лечебного дела,
какого нет за границей.
Мечта Н. В. Склифосовского о том, чтобы дать квалификацию
врачам, после Великой Октябрьской социалистической революции
осуществилась в полной мере: до Отечественной войны мы имели 12
институтов усовершенствования врачей, пропускавших до 16 000 врачей в год.
В этом — лучший памятник тому, кто отдал свою жизнь этой идее.
Касаясь заслуг Пирогова, Н. В. Склифосовский говорил: «Начала,
внесённые в науку Пироговым, останутся вечным вкладом и не могут
быть стёрты со скрижалей её, пока будет существовать европейская
наука, пока не замрёт на этом месте последний звук богатой русской
— 703 —
Николай Васильевич Склифосовский
речи...». Эти слова в полной мере применимы и к самому Николаю
Васильевичу Склифосовскому.
Главнейшие труды Н. В. Склифосовского: О кровяной околоматочной
опухоли. Диссертация на степень доктора медицины, Одесса, 1863; научные статьи:
К вопросу о Пироговском остеопластическом отнятии голени, «Военно-медицинский
журнал», 1877, май; О ранении брюшины, там же, июль; Из наблюдений во время
славянской войны 1867—1877 гг., там же, ноябрь; Thyreotomia при новообразованиях в
полости гортани, там же, 1879, март; Высечение опухоли матки, обоих яичников,
«Медицинский вестник», 1869; Транспортный станок в вагоне для перевозки раненых.
Перевозка с поля битвы раненых. Наше госпитальное дело на войне, там же, 1877; Гастро-
стомия при сужении пищевода, там же, 1878; Вырезывание языка после
предварительной перевязки язычных артерий, «Врач», 1880; Возможно ли иссечение брюшного
пресса (pressum abdominale) у человека. Употребление йодоформа в хирургии, там же, 1882;
Шов мочевого пузыря при надлобковом сечении, там же, 1887; Иссечение опухоли
печени, там же, 1890; Грыжа мозговых оболочек. Удаление мешка мозговой грыжи
вырезыванием, «Летописи хирургического общества в Москве», 1881 и многие другие статьи
разбросаны по различным медицинским журналам; перечень их дан в статье Спижарного.
О Н. В. Склифосовском: Спижарный И., Н. В. Склифосовский, «Отчёт
Московского университета», М., 1906 (дан перечень трудов); Разумовский В.,
Н. В. Склифосовский, «Врачебное дело», 1927, № 2.
Ф=эз3?&=^
АЛЕКСАНДР ОНУФРИЕВИЧ
КОВАЛЕВСКИЙ
(1840—1901)
мя замечательнейшего биолога-натуралиста, эмбриолога
Александра Онуфриевича Ковалевского занимает одно из наиболее почётных
мест среди имён выдающихся учёных второй половины XIX века.
Родной брат гениального палеонтолога Владимира Ковалевского, деверь
знаменитой женщины-математика
Софьи Ковалевской, личный друг
Мечникова, Сеченова и хорошо
знакомый с Менделеевым, Тимирязевым,
Павловым и другими крупнейшими
деятелями эпохи, профессор доброй
половины тогдашних русских
университетов, действительный член
Российской Академии наук и почётный
член многих зарубежных академий
А. О. Ковалевский является одной из
центральных фигур русской науки.
Своими многочисленными
классическими исследованиями он
окончательно оформил сравнительную
эмбриологию— ту область биологии, которая
занимается изучением зародышевого развития животных организмов;
она навсегда связана с его именем. Эмбриология как наука о
закономерностях индивидуального развития животных до А. О.
Ковалевского была крайне несовершенной. Она была разработана на очень
ограниченном числе объектов из позвоночных животных, отрицала
единство происхождения органического мира, была противна идее
эволюции. А. О. Ковалевский отверг эту старую, антиэволюционную
эмбриологию и своими трудами положил основание новой,
сравнительной, эволюционной науке о зародышевом развитии.
— 705 —
Александр Онуфриевич Ковалевский
Александр Онуфриевич Ковалевский родился 19 ноября 1840 г. в
небольшом имении, арендуемом родителями, близ деревни Шустянка
Двинского уезда Витебской губернии, где два года спустя родился его
младший брат Владимир. Оба будущих учёных провели своё детство в
сельской местности; оба получили начальное образование дома. Когда
они подросли, их отвезли в Петербург и поместили в один из частных
пансионов. В пансионе они получили хорошее общее образование и
прекрасное знание иностранных языков.
Шли шестидесятые годы. Россия в связи с общим хозяйственным,
культурным и общественным подъёмом, наметившимся после
севастопольской кампании 1854 года, переживала железнодорожную горячку.
Нужда в инженерах-путейцах и администраторах была огромна.
Расчётливый отец определил Александра в корпус Путей сообщения, а
Владимира в Училище правоведения. Этот выбор жизненного пути,
однако, не удовлетворил братьев. Вскоре отец умер, и они коренным
образом изменили направление своей жизни.
Увлекшись, как и большинство современной ему передовой
молодёжи, естествознанием, А. О. Ковалевский перешёл на естественное
отделение Петербургского университета. Когда в 1861 г., из-за
студенческих беспорядков, университет был закрыт на неопределённое время,
А. О. Ковалевский уехал в Гейдельберг. Увлекшись химией, которую
он слушал в Гейдельбергском университете у Бунзена, А. О.
Ковалевский за полгода сделал две научные работы по химии и напечатал их.
Но химия не была его стихией. Ознакомившись с учением Чарльза
Дарвина о саморазвитии органического мира путём естественного отбора,
А. О. Ковалевский стал зоологом. В 1862 г. он возвратился в Петербург
для сдачи экзаменов на звание кандидата естественных наук и
сосредоточил свои научные интересы на наименее разработанной области
зоологии — зародышевом развитии беспозвоночных. Убедившись, что
существенные успехи в избранной области не достижимы без
солидного освоения тончайшей микроскопической техники, он успешно ею
овладевает. Сложившись как учёный, А. О. Ковалевский приступил
к выполнению самостоятельно намеченного плана
научно-исследовательской работы, рассчитанного на многие годы.
А. О. Ковалевский заканчивает устройство личных дел на родине и
ещё раз едет за границу, на этот раз в Неаполь, а затем в Санта-Лю-
чиа. Не обладая достаточными средствами, А. О. Ковалевский с
исключительным рвением, настойчивостью и энергией изучает богатейшую
морскую фауну Неаполитанского залива. А. О. Ковалевский торопится,
его средства на исходе. Он вынужден даже продать несколько пар своего
белья для того, чтобы пробыть ещё некоторое время в Неаполе и
закончить намеченную работу. Это была его знаменитая статья о ланцетнике
«История развития Amphioxus lanceolatus».
Ланцетник — чрезвычайно любопытное морское животное, по
внешности напоминающее небольшую (5—8 сантиметров) прозрачную, за-
— 706 —
Александр Онуфтгевич Ковалевский
острённую с обоих концов рыбку. Оно лишено черепа и, в сущности,
головы (подтип бесчерепных), сердца (трубкосердечные), а также
скелета. Тело ланцетника, пронизанное студнеобразной хордой — спинной
струной, состоит из многочисленных (около 90) сегментов и в каждом
из них заложены, как и у червей, парные выделительные трубочки.
Кровь у ланцетника бесцветная, как и у большинства беспозвоночных.
Но жаберные щели (их более сотни), довольно сложная замкнутая
кровеносная система и строение нервной трубки сближают его с
позвоночными. Русский академик П. С. Паллас, впервые описавший ланцетника
в 1778 г., принял его за моллюска-слизняка. Затем ланцетника
причисляли то к рыбам, то к ещё более низшим формам, вроде миног.
Истинная природа ланцетника и его положение в системе животного мира
продолжали оставаться тёмными и неясными.
Исследуя зародышевое развитие ланцетника, А. О. Ковалевский
обнаружил, что образование первичной кишки у зародыша ланцетника
совершается, как у беспозвоночных, а развитие нервной системы, — как
у позвоночных. Таким образом, как во взрослом, так и в зародышевом
состоянии в ланцетнике странно смешиваются признаки как
позвоночных (нервная и кровеносная система, жабры, хорда), так и
беспозвоночных (сегментарное строение тела, выделительные органы, развитие
первичной кишки, бесцветная кровь) животных. А. О. Ковалевский
пришёл к выводу, что ланцетник занимает промежуточное положение между
позвоночными и беспозвоночными и этим связал два больших
раздела животного мира. Такое обобщение послужило новым чрезвычайно
важным доказательством эволюции органического мира, отсутствие
которого сильно ослабляло доводы учения Ч. Дарвина.
Работа 26-летнего А. О. Ковалевского о ланцетнике составила эпоху
в развитии биологии. В 1865 г. он представил её в Петербургский
университет на соискание степени магистра.
Учёный мир, однако, не сразу понял и оценил
революционизирующее значение этой работы. Только в 1874 г. Э. Геккель, используя эту
работу А. О. Ковалевского, реформирует систему животного мира. Он
устанавливает новый тип животных — хордовых, разделив его на 2
подтипа: бесчерепных, к которым отнёс около двух десятков видов
ланцетников, и черепных, среди которых продолжал числить все шесть классов
позвоночных — круглоротых, рыб, земноводных, пресмыкающихся, птиц
и зверей. Этому коренному пересмотру зоологической системы наука
обязана в сущности А. О. Ковалевскому.
Защитив степень магистра, А. О. Ковалевский мог бы получить
место доцента в каком-нибудь университете, но он предпочёл карьере
академического учёного жизнь натуралиста-исследователя. Его глубоко
волнует и мучит вопрос: если ланцетник является промежуточной, хотя
и возможно уклонившейся в сторону формой между хордовыми (в то
время позвоночными) и беспозвоночными животными, то какой же
группе беспозвоночных животных родственна личинка ланцетника?
— 707 —
Александр Онуфриевич Ковалевский
После долгих, настойчивых изысканий он приходит к выводу, что
таковыми являются личинки асцидий, природа которых также была
загадочна, как и природа ланцетника.
Во взрослом состоянии асцидий — это сильно деградированные,
неподвижные морские животные, имеющие форму кувшинообразного
студенистого мешка. Хорда и органы чувств у асцидий отсутствуют,
нервная система упрощена. Личинка же асцидий имеет длинный хвост,
свободно плавает и, как впервые установил А. О. Ковалевский,
содержит хорду, развитую нервную систему с глазком, слуховыми
пузырьками и орган равновесия. Проплавав некоторое время, личинка с
помощью особых присосок прикрепляется к подводным предметам и
претерпевает регрессивный метаморфоз. Хвост, хорда и органы чувств
утрачиваются, нервная система упрощается, а тело принимает
постепенно неуклюжую форму. А. О. Ковалевский установил, что развитие
зародышевых листков у асцидий происходит по тому же типу, что и у
ланцетника. В результате этого исследования оказалось, что асцидий —
это не «безголовые моллюски», за которых их принимали раньше, а
низшие деградированные формы хордовых животных. Таким образом,
А. О. Ковалевский установил ещё одно связующее звено родства
позвоночных с беспозвоночными. Эта работа — шедевр его творческого
дарования. Она произвела на современников огромное впечатление.
Ч. Дарвин впоследствии писал (1871), что работа А. О. Ковалевского —
«открытие величайшей важности», ибо она даёт «ключ к источнику,
откуда произошли позвоночные».
Исследования по сравнительной эмбриологии А. О. Ковалевский
вёл, широко привлекая массу животных объектов, но особое пристрастие
он питал к формам, положение которых в системе животного мира
было неясным и природа которых была неизвестна. Отметим, например,
его работу над выяснением организации баляноглоссуса —
своеобразного кишечнодышащего морского животного. Его червеобразное тело
состоит из туловища, пронизанного жабрами, воротничка и хобота,
с помощью которого он зарывается в песок. Этих животных,
описанных впервые в 20-х годах, относили к червям, но А. О. Ковалевский,
исследуя их организацию, нашёл, что они очень близки к личинкам
голотурий (морских огурцов) из типа иглокожих, хотя взрослая стадия
их содержит в себе остатки хорды. Таким образом, баляноглоссусы
оказались «сборными» животными, включающими в себя ряд
признаков трёх типов — червей (круглых), иглокожих и хордовых, и
представляют поэтому исключительный интерес с точки зрения эволюции
животного мира. Правда, окончательно установить положение баляноглоссуса
А. О. Ковалевскому не удалось, тем не менее благодарные зоологи
в честь его заслуг один из видов этого животного, обитающего в
Атлантическом океане, назвали — баляноглоссус Ковалевского,
Много времени, сил и внимания А. О. Ковалевский уделил
изучению форониса -— своеобразного червеобразного животного, обитающего
~ 708 ~
Александр Онуфриевич Ковалевский
в особых трубках, образующихся из слизистых выделений тела. Что
это за животное, — никто толком не знает до сего времени. Одни
относят его к мшанкам, положение которых в зоологической системе также
ещё не совсем определено, другие — к кишечнодышащим, а третьи,
потеряв надежду подыскать соответствующее гнездо в системе
животного мира, пристраивают его в виде дополнений к той или иной группе.
В 1846 г. Иоганнес Мюллер нашёл у берегов острова Гельголанд
одно морское животное — актинотроху, которую он принял за личинку
ресничного червя. А. О. Ковалевский выяснил, что актинотроха является
личинкой изучаемого им форониса, и произвёл над нею большое
количество исследований, которые и свёл в 1867 г. воедино в своей докторской
диссертации «Анатомия и история развития Phoronis». В ней он чётко
сформулировал задачи сравнительной эмбриологии как науки: «Только
тогда можно будет думать о сравнительной эмбриологии, когда у нас
будет определено образование главных органов, то-есть
пищеварительного канала, полости тела и нервной системы».
После защиты докторской диссертации А. О. Ковалевский женился.
Женитьба не помешала его творческим планам. Его жена — Татьяна
Кирилловна Семёнова — веячески способствовала тому, чтобы создать
мужу наиболее благоприятные условия для его научной работы.
С этого времени начинается второй период в жизни А. О.
Ковалевского. За сравнительно короткое время он был избран профессором
Казанского (в 1867 г.), Киевского (в 1869 г.), Новороссийского
(в 1874 г.) университетов. В 1890 г. его избирают в члены Российской
Академии наук и профессором Петербургского университета. Но
профессорские обязанности не охладили пыла его природного дарования —
исследовательской страсти, и он каждую минуту свободного времени
отдаётся ей. Эта страсть к постоянному и неустанному труду была
внутренне присуща ему. Он прекрасно выразил её в словах,
произнесённых им в ответной речи на своём юбилее в Одессе в 1888 г.:
«Служение науке было мне всегда приятно, и за это я также мало
заслуживаю похвалы и благодарности, как охотник, не щадящий своих сил
для удовлетворения своей охотничьей страсти».
Охарактеризовать полно все последующие работы А. О.
Ковалевского — а их у него более восьмидесяти — почти невозможно, тем
более, что каждая из них является в своём роде образцовой. Поэтому
ограничимся кратким и общим их обзором.
Кроме исследования пресноводной фауны озера Кабан под Казанью
и поездки с научной целью в дельту Волги и на Каспий, А. О.
Ковалевский вновь побывал в Неаполе, а затем в Мессине (Сицилия), где
изучал сифонофар (морских колониальных гидроидных полипов). Из других
многочисленных работ отметим только открытие им резко
выраженного полового диморфизма у червя бонелия. Он нашёл, что находящиеся
в половых протоках самок бонелий (достигающих 10—15
сантиметров в длину) мелкие, почти микроскопические (1—2 миллиметра)
— 709 —
Александр Онуфоиевич Ковалевский
существа, которых принимали за паразитов, на самом деле являются
карликовыми редуцированными самцами. Это его открытие,
свидетельствующее об исключительной наблюдательности А. О. Ковалевского,
сразу же вошло во все учебники зоологии и общей биологии.
В 1870 г. из Киева он вместе с женой и новорождённой дочерью
ещё раз едет в Италию, а оттуда на утлом паруснике пересекает
Средиземное море и приезжает в Египет. Из Александрии на верблюдах он
направляется на берега Красного моря, к небольшому арабскому
местечку Эль-Тора, где поселяется с семьёй в наскоро сложенной из
кораллов хибарке. Он питается рисом и финиками, которые приготовляет
ему жена; маленькую дочь нянчит слуга-араб и купает её в створке
огромной раковины моллюска — тридсекны. Здесь А. О. Ковалевскому
посчастливилось сделать изумительную находку — ползающего
гребневика, организация которого, совмещая в себе признаки
кишечнополостных и низших червей, как бы связывает эти два типа и указывает
на те пути, по которым мог осуществляться переход между ними. В
память своего друга И. И. Мечникова он назвал этого гребневика —
целопляна Мечникова.
По возвращении из Аравии он печатает в «Мемуарах Академии
наук» (с 1871 г.) многочисленные исследования. В них он ставит целью
проверить приложимость теории зародышевых листков, столь блестяще
оправдавшейся в отношении позвоночных, к беспозвоночным.
Согласно теории зародышевых листков первые этапы
эмбрионального развития позвоночных животных состоят в том, что дробящиеся
зародышевые клетки вначале последовательно образуют три
зародышевых слоя — листка: наружный — эктодерму, внутренний — энтодерму
и средний — мезодерму. Из этих листков — своего рода зародышевых
первичных тканей — и формируются затем органы зародыша.
Приложимость теории зародышевых листков к беспозвоночным в то
время отвергалась крупнейшими научными авторитетами. А. О.
Ковалевский на огромном фактическом материале доказал её правильность.
Он показал, что зародышевое развитие всех многоклеточных животных
от кишечнополостных до хордовых идёт в принципе одинаково, и этим
окончательно ниспровергнул старое представление о том, что будто
каждый тип животного представляет собой особое, совершенно замкну»
тое целое, обособленное от других типов животных как по своему
строению, так и по развитию. Таким образом, метафизические
перегородки, воздвигнутые между типами, были отброшены навсегда, а идея
единства развития животного мира приобрела характер реального факта,
В частности, А. О. Ковалевский показал, что в процессе
зародышевого развития все многоклеточные животные проходят стадию гаст-
рулы, т. е. двуслойного мешка, образующегося путём вдавливания
одной стенки зародышевого пузыря внутрь его полости, как это имеет
место у мяча, когда он слабо надут воздухом или проткнут гвоздём,.
Однако всех выводов из этих своих классических работ щепетильный и
— 710 —
Александр Онуфраевин Ковалевский
безукоризненно осторожный по части скороспелых обобщений А. О.
Ковалевский не сделал. И на этот раз его данными воспользовался
Э. Геккель. Как свидетельствует Мечников, когда он в начале 70-х
годов посетил ассистента Геккеля, впоследствии видного зоолога Клей-
ненберга, то последний сказал ему: «Вы увидите, что Геккель, который
только теперь начинает понимать Ковалевского, не преминет
воспользоваться им для какого-нибудь громкого подвига». И действительно»
в 1874 г. Геккель обнародовал свою теорию происхождения
многоклеточных животных — теорию гастреи. По этой теории многоклеточные
животные произошли от гипотетической, вымершей двуслойной формы,
названной Геккелем гастреей; все происшедшие из гастреи
многоклеточные животные повторяют её в своём индивидуальном развитии на
стадии гаструлы. Эта теория Геккеля оказалась не вполне обоснованной.
Развитие кишечнополостных — самых примитивных многоклеточных и
некоторых червей, в частности форониса, — не укладывается в эту схему,
что было прекрасно известно А. О. Ковалевскому. Оценивая теорию
гастреи, Мечников писал, что Геккель, «не углубляясь в истинную
сущность фактов, а порхая по вершинам, легко мог обходиться и даже
игнорировать препятствия, которые останавливали Ковалевского».
И Мечников справедливо замечает, что Ковалевский «как учёный был
неизмеримо выше Геккеля». Однако теория гастреи всё же имела
большой успех, хотя и нашла себе достойного конкурента в виде
теории паренхимеллы Мечникова и сыграла в то время большую роль в
утверждении эволюционного учения. Таким образом, разрешение
кардинальнейших проблем эволюции животного мира, а именно вопросов,
касающихся происхождения многоклеточных и возникновения
позвоночных животных, связано с трудами Ковалевского. Недаром Ч.
Дарвин так внимательно следил за его работами и так высоко их ценил.
Из остальных работ киевского периода отметим только его работу
по выяснению природы и систематического положения брахиопод (пле-
ченогие или руконогие), которые были долгое время загадочной в
систематическом отношении группою, хотя Гексли и причислил их к
моллюскообразным. Для выполнения этой работы А. О. Ковалевский
совершает в 1874 г. путешествие в Ла-Калль (в Алжире) — место
интенсивного кораллового промысла. Там вместе с коральерами (ловцами
кораллов) он по нескольку дней подряд проводит на барках, отыскивая
брахиопод на большой глубине. Изучив развитие их личинок, он
пришёл к выводу, что плеченогие значительно ближе к кольчатым червям,
чем к моллюскам, что и было через 15 лет подтверждено Шульгиным
и независимо от него Прево.
Подытоживая эти работы А. О. Ковалевского, неверно было бы
думать, что он в них выявил себя только как сравнительный
эмбриолог. А. О. Ковалевский был крупнейшим биологом-натуралистом, с
широким диапазоном интересов и исключительным природным даром
наблюдателя. Он одновременно является и крупнейшим систематиком,
— 711 —
Александр Онуфриевич Ковалевский
блестящим знатоком многих, менее всего изученных и более всего
запутанных и загадочных по своей организации форм. Вряд ли какой-
нибудь другой зоолог произвёл ревизию такой массы «беспризорных»
групп животных, расшифровал их настоящую природу и определил их
истинное систематическое положение, как это сделал А. О.
Ковалевский. И всем этим удачам он обязан применению в систематике своего
сравнительно-эмбриологического метода.
А. О. Ковалевский был блестящим сравнительным анатомом и
морфологом-эволюционистом, работавшим по выяснению строения самых
разнообразных групп животных от кишечнополостных до хордовых и
ставящим себе целью разрешить наиболее тёмные и запутанные
вопросы их филогении (генеалогии). С гениальной прозорливостью
А. О. Ковалевский выбирал для исследования наиболее интересные
объекты и с исключительной уверенностью генеалогически связывал одну
группу с другой, занимая, таким образом, ведущее место среди тех
учёных, которым наука обязана построением родословного дерева
животного мира. Одновременно А. О. Ковалевский был исключительно тонким
гистологом, стоящим на высоте лучшей микроскопической техники того
времени, без овладения которой невозможны были бы его изумительные
работы как сравнительного эмбриолога. Этот широкий круг
биологических интересов А. О. Ковалевского замыкают его крупнейшие
экспериментальные исследования в области сравнительной физиологии
лимфатических и выделительных органов ряда беспозвоночных, а также
в области механики развития метаморфоза у асцидий и двукрылых,
которые он осуществил в последние годы своей жизни.
Возвратившись из Алжира, А. О. Ковалевский в 1874 г.
переезжает в Одессу, в Новороссийский университет, где он и прожил 16 лет
до 1890 г., когда был избран ординарным академиком. В этот период
своей деятельности он постепенно переходит от эмбриологии к
вопросам сравнительной физиологии беспозвоночных, которые до того
времени были почти совершенно нетронутой областью. Логическим пере-
ходом к этому послужили его классические исследования по метаморфозу
асцидий и двукрылых насекомых. Он не только проследил исчезновение
личиночных органов у мух на стадии куколок, но и выявил
биологический механизм этого явления. Оказалось, что такие личиночные органы,
как мышцы, кишечник и слюнные железы, во время превращения
постепенно пожираются блуждающими клетками личинок, которые, как
установил до того Мечников, и являются фагоцитами. Покров
таинственности, окутывавший превращение одной стадии животного в
другую (гусеница — куколка — взрослая форма), постепенно начал
проясняться. Но почему фагоциты щадят и не пожирают другие органы
и, в частности, имагинальные диски, которые дают начало новым
тканям и органам взрослой особи? Оказалось, что фагоциты пожирают
только дряхлые ткани, тогда как молодые (а ими и являются
имагинальные диски) противостоят фагоцитам. А. О. Ковалевский открыл у мно-
__ 712 -
Александр Онуфриевач Ковалевский
гих беспозвоночных ряд органов, родственных селезёнке и
лимфатическим железам позвоночных животных. Так он перешёл непосредственно
к изучению физиологической функции выделительных органов
беспозвоночных. Этим чрезвычайно трудоёмким исследованиям, а также
изучению открытых им лимфатических органов он посвятил более 10 лет
жизни частью в Одессе, частью в Петербурге. В них он заложил начало
этой важнейшей главы сравнительной физиологии беспозвоночных,
А. О. Ковалевский до конца жизни выпускал одно за другим целый ряд
выдающихся исследований по пиявкам, по моллюскам — хеделидам,
лишённым раковины, по европейскому скорпиону и другим организмам.
Отличительной чертой А. О. Ковалевского являлись необычайное
трудолюбие, исключительная настойчивость и упорство, неиссякаемая страсть
исследования. Он никогда не удовлетворялся достигнутым и стремился
всё дальше и дальше в познании основных законов жизни. О нём можно
сказать словами поэта:
Он знал одной лишь думы власть,
Одну, но пламенную страсть,
ту страсть, о которой прекрасно говорил другой гигант русской науки,
Иван Петрович Павлов, в своём известном обращении к нашей научной
молодёжи и без которой истинная наука невозможна.
А. О. Ковалевский был исключительно скромен, неимоверно
щепетилен и осторожен. Крайняя добросовестность и честность мысли
проявлялись у него во всём. Оформлял ли он свои научные работы или
читал лекции — всегда личные заслуги у него отступают на задний
план. Он часто умалчивал о них вовсе. Если результаты его
исследований расходились с другими авторами, то обсуждение спорного вопроса
он вёл в корректной форме. Если речь шла об ответственном выводе
или обобщении, то А. О. Ковалевский делал это только тогда, когда
обоснованность и аргументация их были безукоризненны. Малейшее
сомнение, какой-нибудь еле заметный пробел в фактическом
материале — и он воздерживался от выводов, как бы соблазнительны они
ни были. Ни один факт, ни одно открытие, ни одно обобщение, им
сделанные, никогда никем не были отвергнуты или опровергнуты.
Другая черта его творческого облика это — исключительная
организованность, продуманность, плановость и последовательность.
Каждая последующая работа была у него следствием предыдущей. Так, из
проблемы ланцетника он логично перешёл к асцидиям, метаморфоз
асцидий и мух привёл его к лимфатическим органам беспозвоночных.
И даже его многочисленные путешествия были им предприняты с
заранее продуманными целями, ибо он совершал свои поездки туда, где он
рассчитывал найти и где он в действительности находил те объекты
исследования, которые ему были необходимы по ходу его работ.
А. О. Ковалевский был не только идеалом учёного-труженика, но к
образцовым организатором методического труда.
— 713 -
Александр Онуфриевич Ковалевский
Драгоценные качества организатора научного труда он проявил и
в деле рациональной подготовки молодых натуралистов, сочетая эту
работу с исключительно радушным и чутким отношением к учащейся
молодёжи. В своих воспоминаниях проф. Заболотный, впоследствии
первый президент Украинской Академии наук, писал: «Следя за
работой своих учеников, он делился с ними своими сведениями и
колоссальным опытом. Как бы ни были они неопытны, Ковалевский никогда
не подавал вида, что говорит, по сравнению с собой, с невеждами и
нередко обращался к ним с вопросами: «а не случалось ли Вам видеть...?»
и «как Вы полагаете?», «а может быть, лучше было бы так сделать?»
и т. п. Работающих это окрыляло, и каждый старался сам что-нибудь
«увидеть», «сообразить», «получше сделать». А как мило радовался
Ковалевский, когда кому что-нибудь удавалось! Какая добрая,
искренняя улыбка озаряла его лицо».
В силу врождённой застенчивости, а также отсутствия дара
красноречия А. О. Ковалевский не был «блестящим» лектором. Но он умел
заинтересовать слушателей внутренним содержанием своих лекций.
Излагал он предмет просто и сжато, как бы беседуя со слушателями.
На практических занятиях и в лаборатории он преображался. Здесь
шла у него главная работа. Он часто совершал со студентами
длительные экскурсии, переходящие нередко в экспедиции, на Севастопольскую
и Соловецкую биологические станции, где он буквально знал
каждый камешек и каждую бухточку и где будущие натуралисты
постигали технику добывания материала и искусство наблюдения
животных.
А. О. Ковалевский всегда старался избегать каких бы то ни было
административных обязанностей. Но если он таковые принимал, то
относился к ним с рвением и исключительной добросовестностью.
В Одессе он дважды избирался проректором университета, состоял
попечителем городских школ и оставил после себя хорошую память среди
учащего персонала и учащейся молодёжи. Он состоял также
директором Севастопольской биологической станции и отдал ей много сил и
энергии, поставив её на надлежащую высоту. А. О. Ковалевский
состоял председателем «Общества испытателей» в Одессе и в Петербурге.
Когда в конце прошлого столетия в Бессарабию была занесена фило-
ксера — бич виноградарства, он много сделал для пропаганды борьбы
с нею. Он выезжал во Францию, чтобы изучить там опыт борьбы с фи-
локсерой и перенести его к себе на родину.
А. О. Ковалевский был необычайно мягкий и отзывчивый человек..
Он часто хлопотал о приёме в университет неимущих студентов,
нередко помогая им из личных средств. В отношениях с окружающими
был исключительно приветлив и вежлив, уважал чужой труд и время.
Следил постоянно за общим развитием науки, интересовался
литературой и искусством. Умер А. О. Ковалевский на 61-м году жизни,
довольно неожиданно, 22 ноября 1901 г. от кровоизлияния в мозг.
_ 714
Александр Онуфриевич Ковалевский
Огромнейшие заслуги А. О. Ковалевского перед наукой были
признаны ещё при его жизни. Он был избран почётным членом почти всех
тогдашних русских университетов, медицинских академий и всех
обществ естествоиспытателей.
Влияние А. О. Ковалевского на последующее развитие биологии
было огромно, и большинство более или менее выдающихся русских
зоологов так или иначе проявили себя и как эмбриологи. Вклад русских
учёных в эмбриологию исключительно велик, и нередко за рубежом
эмбриологию, так же как и почвоведение, называют «русской наукой».
Среди её создателей Александр Онуфриевич Ковалевский занимает
самое почётное место
Главнейшие труды А. О. Ковалевского: Анатомия морского таракана Idotha
entomon, Сб. «Естественно-исторические исследования С.-Петербургской губернии»,
Спб., 1864 (кандидатская диссертация); История развития Amphioxus lanceolatus или
Branchiostoma lubricum, Спб., 1865 (магистерская диссертация); Anatomie des Bala-
noglossus delle Chiaje, «Мемуары Академии наук», Спб., 1866, т. 10, вып. 3; Entwicklungs-
geschichte der einfachen Ascidien, там же, вып. 15; Анатомия и история развития Phoronis
(докторская диссертация), «Записки Академии наук», 1867, т. XI, № 1 (Приложение);
Предварительное сообщение об эмбриологии червей и членистоногих, «Записки
Киевского общества естествоиспытателей», Киев, 1870, т. I, вып. 1; О планариеоб разном самце
Bonellia, там же; Наблюдения над развитием Coelenterata, «Известия общества
любителей естествознания, географии и этнографии», М., 1873, т. 10, вып. 2; Наблюдения над
развитием Brachiopoda, там же, 1874, т. 14; О выделительных органах членистоногих,
«Записки Новороссийского общества естествоиспытателей», Одесса, 1889, т. 14;
Превращение личинок асцидий и образование мантии, «Вестник естествознания», Спб., 1889;
Наблюдение над лимфатической системой насекомых и многоножек, «Известия Академии
наук», Спб., 1894; Процесс оплодотворения у Haementeria costata Mull., «Записки
Академии наук», Спб., 1901, т. II, вып. 10.
О А. О. Ковалевском: Мечников И. И., Александр Онуфриевич Ковалевский,
«Вестник Европы», 1902, № 12; Давыдов К. Н., А. О. Ковалевский и его роль в
создании сравнительной эмбриологии, «Природа», 1916, № 4—5—6; К 25-летию со дня
кончины А. О. Ковалевского, там же, 1926,№ 7—8 (статьи Д. К. Заболотного, С. И. Металь-
никова, В. А. Ковалевской-Чистович и О. Н. Мечниковой); Догель В. А.,
А. О. Ковалевский, «Вестник Академии наук СССР», 1940, № 11—12; Иванов П. П.,
А. О. Ковалевский и значение его эмбриональных работ, «Известия Академии наук
СССР», серия биологическая, 1940, т. 6; Кнорре А. Г., А. О. Ковалевский —
основоположник сравнительной эмбриологии, «Успехи современной биологии»,
1940, №5 (полный список трудов); Некрасов А. Д., Александр Онуфриевич
Ковалевский, там же, № 6; Догель В. А., А. О. Ковалевский, М.—Л.,
1945; М е ч н и к о в И. И., Страницы воспоминаний, изд. АН СССР, М., 1946;
X. С. Коштоянц, Очерки по истории физиологии в России» М.—Л., 1946.
^^^
КЛИМЕНТ АРКАДЬЕВИЧ
ТИМИРЯЗЕВ
^ (1843—1920)
Э^^ реди русских учёных немного найдётся таких, которые были бы
там популярны и чтимы в народе, как Климент Аркадьевич Тимирязев,
обессмертивший своё имя классическими исследованиями процесса
фотосинтеза, с которым связано существование всего животного мира.
В Москве К. А. Тимирязеву
воздвигнут памятник в ближайшем
соседстве с памятником величайшему лоэту
А. С. Пушкину. Его имя носят
научные, учебные и просветительные
учреждения страны: старейшая
Сельскохозяйственная академия, бывшая
Петровская, в Москве; ряд Домов
просвещения в городах и сёлах. Образ
К. А. Тимирязева вдохновил
известного писателя В. Г. Короленко, который
в 80-х годах вывел его под именем
профессора Изборского в повести
«С двух сторон». К. А. Тимирязев
изображается в лице профессора
Полежаева в современном
художественном фильме «Депутат Балтики».
К. А. Тимирязев является учёным, оставившим исключительно глубокий
<У1ед в науке и заслужившим вечную благодарную память самых
различных слоев русского народа.
Климент Аркадьевич Тимирязев родился в Петербурге 3 июня
1в43 года. Отец его — Аркадий Семёнович Тимирязев — происходил из
старинного служилого дворянского рода, но был республиканцем с ярко
выраженными революционными настроениями. Он гордился тем, что
родился в год, когда началась французская революция, и любил Ро-
— 716 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
беспьера. Когда однажды его спросили, какую карьеру он готовит своим
сыновьям, он ответил: «Какую карьеру? А вот какую: сошью я пять
синих блуз, как у французских рабочих, куплю пять ружей и пойдём
с другими — на Зимний дворец».
Свободомыслие А. С. Тимирязева распространилось и на вопросы
религии. С восхищением Климент Аркадьевич вспоминал, что когда
Аркадий Семёнович прочитал написанную в 1865 году Тимирязевым -
сыном книгу «Чарльз Дарвин и его учение», он сказал: «Очень хорошо,
очень интересно, но что вы всё пишете про разных голубей и ни
слова про человека. Боитесь: Моисей своей книгой Бытия запретил вам
говорить об этом». Книга Дарвина «Происхождение человека» вышла
шестью годами позже.
Значительное влияние на воспитание К. А. Тимирязева оказала и
его мать Аделаида Климентьевна. Благодаря ей он уже в детстве знал
несколько европейских языков и прекрасно изучил художественную
литературу. Это развило в нём вкус к художественному слову и
впоследствии дало неисчерпаемый запас для удачных образов и метких
сравнений, которыми изобилуют его речи и статьи.
Храня горячее чувство благодарности и любви к своим родителям,
К. А. Тимирязев уже на склоне лет своих посвятил им свою книгу
«Наука и демократия». В этом посвящении он писал: «...вы внушили мне,
словом и примером, безграничную любовь к истине и кипучую ненависть
ко всякой, особенно общественной, неправде».
Ещё в детстве К. А. Тимирязев любил наблюдать явления природы.
Своего брата, устроившего дома маленькую химическую лабораторию,
он считал своим первым учителем естествознания. К поступлению в
университет К. А. Тимирязев готовился дома и потому не испытал
гнетущего режима старой классической гимназии. Однако ещё до поступления
К. А. Тимирязева в университет отец его как «политически
неблагонадёжный» был вынужден покинуть службу, и большая семья из 8 человек
должна была жить на ничтожную пенсию. Поэтому с пятнадцати лет
Климент Аркадьевич должен был зарабатывать средства к жизни
переводами иностранных писателей, причём через его руки, по его
словам, прошла не одна погонная сажень томов.
Много позже, обращаясь к студентам первого рабочего факультета,
он писал: «Путь приобретения научных знаний для человека
труда — тяжёлый путь; говорю это на основании целой жизни тяжёлого
опыта. С пятнадцатилетнего возраста моя левая рука не израсходовала
ни одного гроша, которого не заработала бы правая. Зарабатывание
средств существования, как всегда бывает при таких условиях, стояло
на первом плане, а занятие наукой было делом страсти, в часы досуга,
свободные от занятий, вызванных нуждой. Зато я мог утешать себя
мыслью, что делаю это на собственный страх, а не сижу на горбу
тёмных тружеников, как дети помещиков и купеческие сынки. Только со
временем сама наука, взятая мною с бою, стала для меня источником
— 717 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
удовлетворения не только умственных, но и материальных потребностей
жизни — сначала своих, а потом и семьи».
В 1861 г. восемнадцатилетний К. А. Тимирязев поступил в
Петербургский университет на камеральный факультет, с которого вскоре
перешёл на естественный. В этом году в университете разразились
крупные студенческие волнения. К. А. Тимирязев принял в них
активное участие и был исключён из университета. Он перешёл на
положение вольнослушателя. Это не лишило его возможности слушать лекции,
работать в лабораториях и даже участвовать в конкурсе на соискание
золотой медали, которую он получил за первую свою научную работу
«О строении печёночных мхов».
Из профессоров он с благодарностью вспоминает
ботаника-систематика А. Н. Бекетова и гениального химика Д. И. Менделеева. По
окончании университета К. А. Тимирязев избирает своей
специальностью физиологию растений. Повидимому, это произошло под влиянием
участия в полевых исследованиях действия минеральных удобрений на
урожайность в Симбирской губернии (ныне Ульяновской обл.),
организованных и руководимых Д. И. Менделеевым. К. А. Тимирязев,
участвуя в этой работе, произвёл свои первые опыты над воздушным
питанием растений, о которых в 1868 г. доложил на I съезде
естествоиспытателей в Петербурге. В этом докладе он уже тогда дал широкий план
исследования фотосинтеза (воздушного питания растений), по которому
в значительной степени идёт работа и в настоящее время.
В том же 1868 г. К. А. Тимирязев, по предложению профессора
Бекетова, получил командировку за границу, где работал сначала в Гей-
дельберге у Кирхгофа и Бунзена, а затем в Париже у основателя
научной агрономии Буссенго и знаменитого химика Бертло. Наступившая
в 1870 г. франко-прусская война прервала его работу, и он возвратился
в Россию.
Весной 1871 г. К. А. Тимирязев защитил в Петербургском
университете магистерскую диссертацию «Спектральный анализ хлорофилла»
и занял кафедру ботаники в Петровско-Разумовской (ныне
Тимирязевской) сельскохозяйственной академии в Москве. В 1877 г. он был
избран Московским университетом на кафедру анатомии и физиологии
растений. К. А. Тимирязев пользовался громадной популярностью среди
студенчества. «У Тимирязева, — вспоминает его ученик писатель
Короленко, — были особенные симпатические нити, соединявшие его со
студентами, хотя очень часто разговоры его вне лекции переходили в
споры по предметам вне специальности. Мы чувствовали, что вопросы,
занимавшие нас, интересуют и его. Кроме того, в его нервной речи
слышалась истинная, горячая вера. Она относилась к науке и культуре,
которую он отстаивал от охватившей нас волны «опростительства», и в
этой вере было много возвышенной искренности. Молодёжь это ценила».
Царское правительство знало влияние К. А. Тимирязева на студенчество
и не без оснований считало это влияние вредным для себя.
— 718 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
В 1892 г. Петровско-Разумовская сельскохозяйственная академия,
как «беспокойное» учебное заведение, была закрыта, и весь
персонал уволен. Когда через некоторое время она была вновь открыта,
К. А. Тимирязева не оказалось в числе тех профессоров, которые были
приглашены занять кафедры.
В 1911 г. он был вынужден покинуть и Московский университет
вместе с 125 профессорами и доцентами в знак протеста против
увольнения реакционным министром Кассо ректора и двух помощников,
боровшихся с произволом полиции в стенах университета.
Университет он оставил уже больным стариком. За два года до
этого у него произошло кровоизлияние в мозг, после чего остались
парализованными левая рука и нога, так что он не мог двигаться без
посторонней помощи. Но умственная работоспособность сохранилась
полностью, и он не прекращал научной и публицистической деятельности.
С начала войны 1914 года К. А. Тимирязев первым среди учёных
выступил в интернационалистическом журнале М. Горького «Летопись»
против шовинистических настроений. Февральскую революцию он
встретил со слезами радости на глазах, но вскоре испытал глубокое
разочарование во Временном правительстве, продолжавшем войну и
подавлявшем революцию. Осенью 1917 г. К. А. Тимирязев писал М. Горькому:
«Снова и снова повторяю слова Некрасова: „ были времена хуже,
но не было подлее"».
С огромной радостью приветствовал он Великую Октябрьскую
социалистическую революцию, давшую власть в руки рабочих и
крестьян. 272 года, прожитых им при Советской власти, были годами
исключительного подъёма в его жизни. Несмотря на болезнь, он принял
деятельное участие в работе Московского Совета как его
депутат.
20 апреля 1920 г., возвращаясь домой после заседания, К. А.
Тимирязев простудился и в ночь на 28 апреля этого года скончался от
воспаления лёгких.
К. А. Тимирязев как учёный представляет редкий тип
исследователя, экспериментально работавшего всю свою жизнь над разрешением
одной проблемы. Но значение этой проблемы — проблемы воздушного
питания растений, или фотосинтеза, — далеко выходит за пределы
физиологии растений, так как с этим процессом связано существование
не только растений, но и всего животного мира. Мало того, в
фотосинтезе растение берёт и усваивает не только вещество, а именно
углекислоту воздуха, но и энергию солнечных лучей. Это дало право
К. А. Тимирязеву говорить о космической роли растения как
передатчика энергии солнца нашей планете.
Что же сделал К. А. Тимирязев для решения этой громадной
проблемы, имеющей общебиологическое значение?
На этот вопрос отвечал он сам, подводя итог своим
исследованиям в последней предсмертной статье: «Главным содержанием моей
— 719 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
полувековой научной деятельности был всесторонний экспериментальный
ответ на запросы, предъявленные науке двумя мыслителями — Гельмголь-
цем и Робертом Майером — основателями закона сохранения энергии.
Главным стимулом, руководившим ими в их стремлении обосновать
этот закон, по их собственному признанию, было покончить навсегда
с современным им учением «о жизненной силе», которым пресекается,
по мнению Майера, путь к дальнейшему исследованию и делается
невозможным применение законов точной науки к изучению жизни».
Чтобы обосновать закон сохранения энергии в применении к
организмам, Майер считал необходимым на опыте решить вопрос,
«действительно ли тот свет, который падает на живое растение, получает иное
потребление, чем тот свет, который падает на мёртвые тела». К этому
же вопросу пришёл и Гельмгольц, который считал необходимым на
опыте показать, «точно ли живая сила исчезающих при поглощении их
листом солнечных лучей соответствует накопляющемуся запасу
химических сил растения». «Осуществить этот опыт, — говорит К. А.
Тимирязев, — превратить блестящую мысль двух великих учёных в
несомненную истину, доказать солнечный источник жизни — такова была задача,
которую я поставил с первых же шагов научной деятельности и упорно
и всесторонне осуществлял в течение полувека».
В конце 60-х годов XIX в., когда К. А. Тимирязев приступил к
решению этой задачи, физиология растений связывала разложение
углекислоты не с энергией луча, а с его яркостью для нашего глаза.
Доказательством такой связи служили считавшиеся классическими опыты
Дрепера, который полагал, что растение наиболее сильно разлагает
углекислоту в наиболее ярких для глаза жёлтых лучах, и немецкие
физиологи подтверждали это. К. А. Тимирязев же, исходя из того, что
реакция разложения углекислоты требует большой затраты энергии,
искал связи этого процесса не с яркостью, а с энергией лучей,
поглощаемых листом. С этой точки зрения, наиболее сильного разложения
следовало ожидать в красных лучах, обладающих большей энергией и
лучше поглощаемых хлорофиллом, чем лучи жёлтые. Повторив опыты
Дрепера со всей тщательностью, он доказал, что этот автор получил
максимум разложения углекислоты в жёлтых лучах вследствие того,
что спектр в его опытах был недостаточно чист. При широкой щели
спектроскопа, которую он применял, к жёлтой части спектра всегда
примешивается значительное количество красных лучей. В чистых же
монохроматических (одноцветных) спектральных лучах разложение
наиболее сильно идёт в той части красных лучей, которая особенно
сильно поглощается хлорофиллом. Наоборот, наиболее слабое
разложение углекислого газа идёт в зелёных лучах и крайних красных,
которые хлорофиллом почти не поглощаются. Так была доказана связь
фотосинтеза с хлорофиллом и с энергией поглощаемых им лучей.
Следует сказать, что осуществление этих опытов представляло
громадные трудности. Для получения чистого спектра пришлось про-
— 720 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
пускать луч через очень узкую щель спектроскопа, а следовательно,
ослаблять лучи настолько, что для обнаружения разложения
углекислоты в них потребовалось разработать особый способ газового анализа,
позволявшего анализировать малые количества газа с точностью до
тысячной доли кубического сантиметра.
Даже в настоящее время осуществление этих классических опытов
в чистом спектре представляет такие экспериментальные трудности, что
до сих пор они никем не были повторены и остаются пока
единственными. В то же время они были выполнены настолько тщательно, а
уверенность в наличии связи разложения углекислоты с энергией луча
так велика, что К. А. Тимирязев, получив максимум фотосинтеза в
красных лучах, был убеждён, что красные лучи несут не только больше
энергии, чем лучи жёлтые, но что в них лежит максимум энергии
всего солнечного спектра, который физики того времени помещали в
инфракрасных лучах. Действительно, через несколько лет
исследования физика Ланглея подтвердили указания К. А. Тимирязева. Ланглей
нашёл максимум энергии полуденного солнца в красных лучах, именно
в той их части, которая наиболее сильно поглощается хлорофиллом.
Правда, последующие измерения астрофизика Аббота передвинули этот
максимум в жёлто-зелёные лучи, но это не пошатнуло утверждений
К. А. Тимирязева. Новая квантовая теория света убедительно доказала,
что наиболее благоприятные энергетические условия для разложения
углекислоты складывались в красных, а не жёлто-зелёных лучах.
Не довольствуясь опытами в спектре, где отрезки листьев
находились в трубочках с высокой концентрацией углекислоты, К. А.
Тимирязев провёл опыты и при естественном, малом содержании
углекислоты. Для этого он отбрасывал спектр на лист, отмечая на нём места
поглощения хлорофилла. После длительной выдержки на солнце он
проявлял иодом крахмал в листе и получал почернение как раз в
полосе поглощения хлорофилла в красных лучах. Этот опыт особенно
наглядно показал, что действительно разложение углекислоты
преимущественно происходит в красных лучах солнечного спектра, наиболее
поглощаемых хлорофиллом и в то же время по своей энергии наиболее
подходящих для этой реакции. Таким образом, хлорофилл оказался не
только поглотителем энергии, но и наиболее совершенным
поглотителем, который, согласно теории Дарвина, должен был образоваться в
эволюции растений путём отбора.
К этому результату К- А. Тимирязев пришёл на основе, с одной
стороны, физического закона сохранения энергии, с другой —
биологического учения Дарвина.
Чтобы вполне оценить найденную им связь хлорофилла с
фотосинтезом, следует указать, что в то время значение зелёной окраски
растений было совершенно неясно. Считалось, что окраска хлорофилла
является чистой случайностью и никакого значения не имеет. К. А.
Тимирязев впервые доказал, что зелёная окраска хлорофилла специально
— 721 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
приспособлена для поглощения солнечной энергии, необходимой для
разложения углекислоты.
Доказав участие хлорофилла в фотосинтезе, К. А. Тимирязев
пошёл и дальше. Он если не объяснил, то указал путь к объяснению,
каким образом поглощаемая хлорофиллом солнечная энергия
участвует в разложении углекислоты. Он показал, что этот пигмент можно
рассматривать как сенсибилизатор (очувствитель), подобный
фотографическим сенсибилизаторам. Как бесцветные соли серебра, не
поглощающие жёлтых и красных лучей, разлагаются этими лучами в
присутствии жёлтых и красных пигментов, так и бесцветная углекислота может
разлагаться светом только там, где плазма окрашена хлорофиллом,
т. е. в хлоропластах. В разъяснении механизма сенсибилизаторов кроется
объяснение действия хлорофилла.
Дальнейшие работы К. А. Тимирязева были посвящены развитию
его учения о хлорофилле как поглотителе энергии для фотосинтеза и
изучению свойств и образования этого пигмента. Обычно это были
краткие сообщения, отличавшиеся оригинальностью постановки
вопросов, остроумием и изящностью их решения. Сводку всех своих работ
за 35 лет Климент Аркадьевич дал в блестящей крунианской
лекции *), озаглавленной «Космическая роль растения». Эту лекцию
К. А. Тимирязев прочитал по приглашению в Лондонском
королевском обществе.
Научная деятельность К. А. Тимирязева нашла высокую оценку
за границей. Кроме Лондонского королевского общества, университеты
Кембриджа, Глазго и Женевы избрали его своим почётным членом.
Однако немецкие учёные, с которыми он вёл жестокую полемику,
замалчивали его работы.
К. А. Тимирязев не ограничивался научно-исследовательской
работой. Он был в то же время писателем-популяризатором, широко
распространявшим достижения биологической науки, и писателем-
публицистом, страстно защищавшим идеи материализма и
демократизации науки.
Склонность к этому роду деятельности у К. А. Тимирязева
проявилась очень рано, ещё в университете. Будучи студентом, он поместил
в прогрессивном журнале «Отечественные записки» публицистические
статьи «Гарибальди на Капрере» и «Голод в Ландкашире», где
излагал только что появившуюся теорию Дарвина и притом излагал так
мастерски, что до сих пор это изложение остаётся лучшим популярным
изложением учения Дарвина.
«С первых же шагов своей умственной деятельности, — говорит
К. А. Тимирязев, — я поставил себе две параллельные задачи — работать
для науки и писать для народа, т. е. популярно». Из этих слов видно,
*) Крунианские лекции, названные в честь Круна, устраивают на средства,
завещанные им Лондонскому королевскому обществу почти 2 века тому назад.
— 722 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
что популяризацию науки среди народа он ставил наравне с научной
деятельностью. В его понимании наука невозможна без
популяризации. «Безнадёжно состояние науки, — говорит он, — когда она
находится среди безграничной пустыни всеобщего равнодушия. Только
делая всё общество участником своих интересов, призывая его делить с
нею радости и горе, наука приобретает в нём союзника, надёжную
опору дальнейшего развития». В популяризации он видел «одно из
могущественных орудий борьбы против вредных последствий крайнего
разделения труда, одичания среди цветущей цивилизации». Кроме того,
популяризация, по его мнению, осуществляет идею демократизации
науки, которую К. А. Тимирязев вынес из весны своей жизни — эпохи
60-х годов. «Наука не вправе, — говорил он, — входить в своё
святилище, таиться от толпы, требуя, чтобы на слово верили её полезности.
Представители науки, если они желают, чтоб она пользовалась
поддержкой и сочувствием общества, не должны забывать, что они слуги
этого общества, что они должны от времени до времени выступать
перед ним, как перед доверителем, которому они обязаны отчётом».
В соответствии с таким высоким пониманием популяризации
К. А. Тимирязев отдал ей столько творческих сил и таланта, что
сделанное им в этом отношении совершенно не идёт в сравнение с обычной
популяризацией и действительно стоит на одном уровне с научной
деятельностью.
Благодаря художественному, образному, чуждому всякой
вульгаризации изложению, такие популярные книги его, как «Жизнь растений»,
«Чарльз Дарвин и его учение», «Исторический метод в биологии» и
другие, переиздаются и читаются до сих пор с захватывающим
интересом. Даже в переводе на английский язык «Жизнь растений», через
30 лет после своего появления, оказалась, по отзыву английского
критика, «на целую голову с плечами в придачу выше своих товарок».
Причина такого долголетнего успеха кроется не только в
исключительном по качеству изложении. К. А. Тимирязев в своих популярных статьях
выступает как мыслитель, критически анализирующий сообщаемое.
Удачные сопоставления и оригинальные мысли, страстная защита того,
что он считал правильным, и не менее страстная уничтожающая
критика всего, что считал ошибочным, придают его работам
исключительный интерес. В частности, в своих статьях в защиту Дарвина он дал
чрезвычайно много для развития, укрепления и критического
освещения учения об отборе, изменчивости и наследственности. Как актуально
до сих пор всё, что было им написано по этим вопросам, доказывают
постоянные ссылки на К. А. Тимирязева в современных спорах об
изменчивости и наследственности.
К. А. Тимирязев выступает как один из крупнейших теоретиков и
творческих продолжателей дела Дарвина. В этом отношении его книга
«Исторический метод в биологии» является одним из классических
произведений в области учения о жизни, резко, однако, отличающимся
— 723 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
от других подобных книг ярко выраженным
материалистически-философским осмысливанием вопросов биологических наук. Весь свой
творческий ум и исключительную эрудицию он посвящает дальнейшей
разработке учения о причинах и закономерностях развития органического
мира. Он, прежде всего, конкретно выявляет и методологически
обосновывает единство живого и неживого, а вслед за тем утверждает
единство сил движения и развития в обоих царствах природы. Отсюда его
страстная борьба с витализмом как с «реакцией в науке».
Блестящим достижением теоретической биологии является
трактовка К. А. Тимирязевым основного понятия в биологии, понятия о виде.
В этой трактовке он ниспровергает старое метафизическое
представление о виде. «Вида как категории, строго определённой, всегда себе
равной и неизменной, в природе не существует: утверждать обратное
значило бы, действительно, повторять старую ошибку схоластов
„реалистов"». Вместе с тем К. А. Тимирязев считает, «что виды — в
наблюдаемый нами момент — имеют реальное существование, и это — факт,
ожидающий объяснения», которое К. А. Тимирязев находит в
дарвиновской концепции вида.
Как к логическому следствию проблемы вида К. А. Тимирязев
подходит к решению основных проблем учения о саморазвитии
органического мира — проблеме органической целесообразности, а равно к
анализу форм и характера действия естественного отбора. В этом вопросе
он опирается не только на описательные работы, но и на данные
первых экспериментальных работ, подтверждающих творческую роль
отбора (и в частности, на исключительно ценные работы русского
ботаника Цингера), а равно на данные практики сельского хозяйства.
Одновременно он глубоко решает проблему взаимоотношения
наследственности и изменчивости, проблему дивергенции (расхождения) видов
и ряд других основных вопросов науки о жизни.
И всюду он считает своим гражданским долгом бороться с
реакцией в виде различных антидарвинистских — антинаучных тенденций и
течений. В этом он усматривал «насущную задачу современного
естествознания» — так он назвал свой сборник воинственных статей,
направленный против мракобесия в науке.
К. А. Тимирязев не ограничивался защитой только биологической
стороны учения Дарвина; он защищал его как основу современного
материалистического мировоззрения, устраняющего всё
сверхъестественное, которым до Дарвина было проникнуто объяснение
приспособленности живых организмов к среде. Таким он выступает в своих
статьях против витализма как идеалистического, реакционного учения,
против виталистов в России (Коржинский, Бородин) и за границей
(Дриш, Рейнке, Бергсон, Лодж и др.).
К. А. Тимирязев был одним из крупнейших историографов науки
о жизни. Его перу принадлежит ряд прекрасных и выдающихся работ.
Таковы «Основные черты истории развития биологии в XIX веке»
— 724 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
(1908), «Пробуждение естествознания в третьей четверти века» (1907),
«Наука. Очерк развития естествознания за 3 века (1620—1920)»
(1920), «Главнейшие успехи ботаники в начале XX столетия» (1920),
«Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов» (1908), не
считая большого числа мелких статей-характеристик, посвященных ряду
отдельных крупнейших
деятелей науки (Пастер, Бертло,
Столетов, Лебедев, Буссенго,
Бербанк и много других).
К. А. Тимирязев
определённо отрицательно относился
к тем учёным, которые
пренебрегают знанием истории своей
науки. «Исторический метод»
он, прежде всего, применял
к развитию наук, и в первую
очередь биологических. Он дал
причинную периодизацию
развития этих наук в
определённой последовательности.
«Первый по очереди явился
сравнительно простой вопрос —
морфологический,
разрешаемый вне связи с другими
дисциплинами знания, при
помощи характеристического для
биологии и достигшего в ней
самого блестящего развития
сравнительного метода. Памятник К. А. Тимирязеву в Москве.
Позднее явился вопрос физиологический и ещё позднее — исторический.
Поэтому самой широкой, характеристической чертой успехов биологии
в истекшем веке является, с одной стороны, подчинение её задач
строгому детерминизму экспериментального метода,
заимствованного у науки физического цикла и устранившего навсегда бесполезную
и вредную гипотезу своевольной жизненной силы, а с другой стороны,
распространение на неё метода исторического, вместо праздных
телеологических догадок, ищущего объяснения не в одном только
экспериментально изучаемом настоящем данных явлений, но и во всём их
длинном прошлом».
Как истинный учёный-гражданин, К. А. Тимирязев гармонически
сочетал в своём творчестве единство теории и практики.
В статьях под общим заглавием «Земледелие и физиология
растений» он показал пример связи теоретической науки с практикой. В них
он пропагандировал определённые агрономические мероприятия, исходя
из мысли, что «земледелие стало тем, что оно есть, только благодаря
— 725 —
Климент Аркадьевич Тимирязев
агрономической химии и физиологии растений». В статье
«Происхождение азота растений» он горячо поддерживает первые шаги московских
агрономов по введению в севооборот клевера, пропагандирует
применение минеральных удобрений, искусственного орошения и глубокую
вспашку в борьбе с засухой и т. д.
В девятисотых годах выступал он также и по вопросам
академической жизни, бичуя отдельные проявления карьеризма, нарушения
достоинства науки и снижение её уровня. С наступлением войны
1914 г. он стал вести борьбу с шовинистическими настроениями,
проникшими в окружающую его академическую среду, а с приходом
Советской власти отдал весь свой блестящий публицистический талант
на критику буржуазии, на укрепление новой власти, в которой видел
залог осуществления своих чаяний грядущего господства науки и
демократии. Сборник этих статей под названием «Наука и
демократия» высоко оценил Владимир Ильич Ленин, который в письме
27 апреля 1920 г. писал: «Большое спасибо Вам за Вашу книгу и
добрые слова. Я был прямо в восторге, читая Ваши замечания против
буржуазии и з& Советскую власть».
Блестящие и увлекательные по* форме популяризаторские и
публицистические статьи К. А. Тимирязева до сих пор сохранили свою
актуальность. Эта часть его наследия заслуживает особого распространения,
являясь прекрасным оружием в борьбе с врагами науки, демократии
и мира народов.
«Только наука и демократия, — говорит он, — по самому существу
своему враждебны войне,» ибо как наука, так и труд одинаково
нуждаются в спокойной обстановке. Наука, опирающаяся на демократию,
и сильная наукой демократия — вот то, что принесёт с собой мир народам».
Главнейщие труды К. А. Тимирязева; Сочинения (10 томов), М., 1937—1940.
Отдельные издания главнейших популярных произведений: Чарльз Дарвин и его
учение, М., 1940; Жизнь растения, М., 1940; Исторический метод в биологии, М.~Л., 1943;
Земледелие и физиология растений, JVL—Л., 1941; Наука и демократия, М., 1920
(Л., 1926).
О К. А. Тимирязеве: Климент Аркадьевич Тимирязев (Сборник), изд. Моск. ордена
Ленина С.-х. академии им. К. А. Тимирязева, М., 1940; Великий учёный, борец и
мыслитель (к столетию со дня рождения), изд. АН СССР, М.—Л., 1943; Васецкий Г. С,
Общественно-политические и философские взгляды К. А. Тимирязева; Корча-
г и н А. И., К. А. Тимирязев. Жизнь и творчество, М., 1943; Ю г о в А. К., К. А.
Тимирязев. Жизнь и деятельность, М., 1936; Сафонов В., Климент Аркадьевич Тимирязев,
М., 1943; Новиков С. А., Биография К. А. Тимирязева, Собрание сочинений
Тимирязева, т. I, 1937; Новиков С. А., Тимирязев, М,—Л., 1946; Цетлин Л. С,
Тимирязев, М.—Л., 1945; Комаров В. Л., Максимов Н. А., Кузнецов
Б. Г., Климент Аркадьевич Тимирязев, М., 1945.
ИЛЬЯ ИЛЬИЧ
МЕЧНИКОВ
(1845—191^
<д^же много десятилетий имя И. И. Мечникова — замечательного
биолога и врача, последовательного дарвиниста — не сходит со
страниц мировой научной литературы. Проблемы, над которыми работал
И. И. Мечников, и в наши дни остаются вполне актуальными и
современными. Биология и медицина
обязаны И. И. Мечникову не только
многими блестящими открытиями
и твёрдо установленными фактами,
но и существенными широкими
обобщениями, положившими начало
ряду наиболее прогрессивных
направлений современной биологии и
медицины.
Огромное значение научного
наследия И. И. Мечникова, его
немеркнущая жизненность, зиждется
прежде всего на глубоких
материалистических и эволюционных
принципах, последовательным проводником
и страстным поборником которых
он был в течение всей своей жизни.
Илья Ильич Мечников родился 15 мая 1845 г. в имении Панасовка
Купянского уезда Харьковской губернии.
Научную деятельность И. И. Мечников начал очень рано. В 1864 г.
девятнадцати лет, окончив Харьковский университет и имея уже
несколько печатных работ, он тотчас же уехал за границу, где пробыл три
года. Там он познакомился с представителями зарубежной науки и
работал в лабораториях крупнейших учёных Запада. Там он встретился
со своими знаменитыми соотечественниками М. А. Бакуниным,
— 727 —
Илья Ильин Мечников
А. И. Герценом, И. М. Сеченовым и А. О. Ковалевским. Он сделал
в эти годы ряд существенных открытий в области зоологии и
эмбриологии и определил как круг своих основных тем, так и основные
направления своей научной деятельности. 1865 год — год встречи
И. И. Мечникова с А. О. Ковалевским в Неаполе — явился тем этапом
в его жизни, который определил, пожалуй, всю его дальнейшую
судьбу как учёного. Именно здесь, уже в достаточной степени
знакомый с дарвиновским учением со студенческих лет, он под
непосредственным влиянием А. О. Ковалевского подчинил всю свою работу
единой идее — доказательству эволюции. Основные темы И. И.
Мечникова в этот период его научной деятельности относятся к
эмбриональному развитию различных представителей беспозвоночных
животных. Вместе с А. О. Ковалевским, с которым у И. И. Мечникова
установились самые близкие, дружественные отношения, он становится
основоположником особой отрасли биологии — сравнительной
эмбриологии, сыгравшей и продолжающей играть выдающуюся роль в
развитии эволюционного учения.
В Италии И. И. Мечников познакомился и близко сошёлся также
и с другим своим великим соотечественником И. М. Сеченовым.
Ко времени возвращения в Россию в 1867 г. И. И. Мечников,
совсем ещё молодой учёный, успел сделать очень много. Изучив развитие
головоногих моллюсков, он впервые совершенно точно установил у
беспозвоночных наличие в эмбриональном развитии трёх зародышевых
листков, хорошо известных и изученных у позвоночных животных. Этим
было получено доказательство единства развития позвоночных и
беспозвоночных животных. Работа о развитии головоногих явилась его
магистерской диссертацией, которую он защитил в Петербургском
университете.
Помимо этого И. И. Мечников провёл ряд исследований,
освещающих развитие насекомых. Изучая ресничных червей — планарий, он
сделал своё первое наблюдение над внутриклеточным пищеварением.
Вместе с А. О. Ковалевским в 1867 г. он получил премию Карла Бэра
первой степени, присуждавшуюся за выдающиеся работы по
эмбриологии. В том же году он был выбран доцентом Одесского
университета. Но уже в 1868 г., после успешных выступлений на съезде
естествоиспытателей и врачей в Петербурге, он стал доцентом
Петербургского университета и в том же году защитил докторскую
диссертацию на тему о развитии одного из представителей
ракообразных.
В период с 1868 по 1870 г. И. И. Мечников с краткими перерывами
снова работал за границей, главным образом в Неаполе и Мессине,
изучая развитие губок, кишечнополостных, иглокожих, асцидий,
насекомых. Он сделал ряд существенных открытий и установил много
важных обобщений о единстве происхождения различных систематических
групп животных.
— 728 —
Илья Ильин Мечников
В 1870 г. И. И. Мечников был избран профессором Одесского
университета и занимал эту должность до 1882 г. Этот период жизни
И. И. Мечникова полон самой напряжённой работы и глубоких
переживаний как личного, так и общественного характера. Тяжело
пережил он смерть первой жены, умершей в 1873 г. Немало энергии и
сил стоила прогрессивному учёному борьба с реакционной профессурой
и начальством Одесского университета, особенно в последние годы.
После отклонения одного из требований прогрессивной группы
профессоров И. И. Мечников подал прошение об отставке и покинул
университет.
Несмотря, однако, на крайне неблагоприятную обстановку,
сложившуюся в Одессе, И. И. Мечникову удалось в эти годы сделать
немало замечательных научных открытий, выводов и обобщений.
Продолжая исследования в области сравнительной эмбриологии, он сделал
обобщающие выводы и, в частности, высказал свою теорию «паренхи-
меллы», являющуюся существенным этапом в развитии учения о
происхождении многоклеточных животных. Согласно этой теории,
многоклеточные животные происходят от вымершего предка — существа, в
строении которого имелись лишь две части: слой наружных клеток и
внутренняя часть, состоявшая из сплошной массы клеток, способных
захватывать и переваривать пищевые частицы, — «паренхима». Такое
гипотетическое животное И. И. Мечников и назвал «паренхимелла», а
позднее — «фагоцителла».
Свою теорию паренхимеллы И. И. Мечников противопоставил
известной «теории гастреи» Э. Геккеля, согласно которой примитивной,
исходной формой для многоклеточных животных признавалась
гипотетическая «гастрея» — существо, построенное из двух слоев клеток и
обладавшее желудочно-кишечной, гастральной, полостью.
Установив в эмбриональном развитии некоторых беспозвоночных
форму более примитивную, И. И. Мечников сделал вывод, что и
исходный предок многоклеточных животных должен был быть более
примитивно организованным, чем гастрея Геккеля. Подтверждение своей
теории И. И. Мечников видел в открытом им животном из группы
червей — планарий, имевшем на месте кишечной полости сплошную массу
клеток, переваривавших пищу, а также в особом жгутиковом
колониальном животном, открытом позднее С. Кентом, по многим чертам
строения совпадавшем с гипотетической фагоцителлой.
Для того периода развития эволюционного учения, когда для
доказательства правильности основных его положений требовалось
установление генеалогических (родственных) связей органических
форм, теория фагоцителлы имела выдающееся значение. Она оказала,
кроме того, большое влияние на современное разрешение вопроса
о происхождении многоклеточных животных.
В тот же период своей работы И. И. Мечников обратил особое
внимание на разработку проблемы внутриклеточного пищеварения и
— 729 —
Илья Ильич Мечников
в связи с этим создал особую отрасль современной биологии —
экспериментальную морфологию, основоположником которой, наряду
с А. О. Ковалевским, по общему признанию, он является. В те же
годы И. И. Мечников обнаружил внутриклеточное пищеварение в
свободных, подвижных клетках соединительной ткани — так называемых
амёбоцитах — беспозвоночных. Наблюдение это является первым
звеном той цепи наблюдений и мыслей, которые привели его к созданию
учения о фагоцитозе и основам учения о защитных свойствах крови.
Осенью 1882 г. И. И. Мечников уехал в Италию и работал в
Мессине. Эта осень и весна 1883 г. явились знаменательным этапом в его
научной жизни. Изучая личинки морских звёзд и специально их
подвижные свободные клетки — амёбоциты, наделённые способностью
к перевариванию заглатываемых ими органических частиц, И. И.
Мечников задумался над тем, какую роль могут играть эти клетки в
организме, кроме участия в процессах пищеварения. Ему пришла в голову
мысль, что значение этих клеток может заключаться в их защитной
роли как элементов, которые способны захватывать, переваривать и
тем самым обезвреживать внедряющиеся в организм вредные для него
инородные тела.
Блестящими по своей простоте и убедительности экспериментами
И. И. Мечникову удалось подтвердить своё предположение.
Искусственно введённые в тело личинки инородные тела захватывались или
обволакивались собиравшимися вокруг них амёбоцитами и в конечном
счёте оказывались либо переваренными ими, либо изолированными.
Основываясь на способности подвижных клеток поглощать («пожирать»)
инородные частички, И. И. Мечников назвал их фагоцитами. Термин
этот стал, как известно, столь же популярным и общепринятым, как
такие общеизвестные понятия, как клетка, ткань и др.
Эти эксперименты оказались поворотным пунктом в творчестве
И. И. Мечникова. Вот что он сам писал об этом: «В Мессине
совершился перелом в моей научной жизни. До этого зоолог — я сразу
сделался патологом. Я попал на новую дорогу, которая сделались
главным содержанием моей последующей деятельности».
В целой серии работ последующего периода И. И. Мечников
показал, что явления, вполне аналогичные тем, которые он наблюдал
в своих экспериментах над личинками морских звёзд, имеются у всех
типов животных, обладающих мезодермальными тканями, т. е. тканями,
развивающимися из промежуточного зародышевого листка — мезодермы.
У сложно организованных животных к этим тканям принадлежат
прежде всего кровь и так называемая соединительная ткань, в состав
которых входят клеточные элементы, способные фагоцитировать и
переваривать захваченные органические частицы. У высших животных,
например у всех позвоночных, наиболее типичными фагоцитами
являются белые клетки крови — лейкоциты. Они-то и являются у этих
животных основными «защитными» клетками, с помощью которых орга-
— 730 —
Илья Ильич Мечников
низм изолирует и обезвреживает внедряющиеся в него посторонние
тела, в том числе и возбудителей инфекционных заболеваний —
патогенных микробов.
Первые контуры своего учения о защитных факторах организма
И. И. Мечников изложил в докладе на съезде
естествоиспытателей и врачей в Одессе в 1883 г. Этот доклад «О целебных силах
организма» является знаменательной вехой, отмечающей появление в
сокровищнице человеческого знания одного из замечательных достижений
науки.
Начиная с 1883 г., И. И. Мечников почти всё своё внимание
посвятил учению о фагоцитозе и обратился к подробному и
всестороннему изучению воспалительных процессов, инфекционных заболеваний
и их возбудителей — патогенных микробов. В этих исследованиях,
составивших целую серию классических работ, И. И. Мечников остался
верен эволюционным принципам и сравнительному методу. Для
подтверждения своих выводов он привлёк данные, почерпнутые из
изучения инфекций у различных представителей животного мира — от
простейших до высших позвоночных. Так, последовательным ходом
исследований И., И. Мечников подготовил новую отрасль биологии и
медицины — сравнительную патологию.
Одновременно с работой над обоснованием и развитием
фагоцитарной теории И. И. Мечников не оставил и своих прежних тем по
эмбриологии беспозвоночных. Используя своё двукратное пребывание
за границей у мЪря, он в 1884 и 1885 годах продолжил исследование
развития иглокожих и медуз. Эти исследования, в которых И. И.
Мечников окончательно формулировал свою теорию фагоцителлы,
составили материал для ряда статей и монографий о развитии медуз,
являющихся, по общему признанию, классическими работами в области
сравнительной и эволюционной эмбриологии.
В 1886 г. И. И. Мечников стал руководителем первой в России
Одесской бактериологической станции. Но деятельность станции не
могла быть развёрнута как следует из-за препятствий, чинившихся
косными, а порой и враждебно настроенными к её работе царскими
чиновниками. Отчаявшись в возможности плодотворной работы в
России, И. И. Мечников решил покинуть родину и искать пристанища
за границей.
В 1887 г. он предпринял заграничную поездку, чтобы выбрать
наиболее подходящее место для работы. Во время этой поездки он
участвовал в Венском международном конгрессе гигиенистов, на который
собрались виднейшие бактериологи того времени. Воспользовавшись
приглашением Пастера, давшего согласие на организацию
самостоятельной лаборатории для И. И. Мечникова, он переселился осенью 1888 г.
в Париж, где и работал до самой смерти.
Двадцативосьмилетний парижский период жизни И. И.
Мечникова — период зрелости, общего признания и мировой славы.
— 731 —
Илья Ильич Мечников
Первые годы этого периода полны горячей полемики с
противниками фагоцитарной теории, главным образом немецкими учёными
(Кох, Бухнер, Беринг, Пфейфер). Последние противопоставляли
фагоцитарной или целлюлярной теории Мечникова так называемую
гуморальную теорию, выдвигавшую в качестве основных факторов
защитных реакций организма не клетки, а специфические химические
вещества жидкостей тела.
Для подтверждения верности своих взглядов И. И. Мечников, уже
с целой группой своих учеников и сотрудников, изучил во всех
деталях явления невосприимчивости к инфекционным заболеваниям и
доказал, что и в этих явлениях решающую роль играют фагоциты.
В круг его исследований входят самые разнообразные инфекционные
заболевания — тиф, холера, чума, туберкулёз, столбняк и другие — и
их возбудители. По ходу этих работ И. И. Мечникову и его школе
удаётся разрешить ряд частных вопросов бактериологии и
эпидемиологии, имеющих важнейшее практическое значение и лежащих в основе
современных методов борьбы с инфекционными заболеваниями.
Лаборатория И. И. Мечникова в Париже быстро стала центром
передовой медицинской мысли, к которому стремились со всех концов
мира врачи и учёные. Вокруг И. И. Мечникова собрались талантливые
сотрудники и ученики, из которых выросли крупнейшие бактериологи
и иммунологи (П. Ру, Бордэ, русский учёный Безредка). Через
лабораторию Мечникова прошло также немало русских врачей.
В 1891 г. И. И. Мечников был избран почётным доктором
Кембриджского университета и участвовал в Лондонском международном
конгрессе, где он выступил со сводкой результатов своих исследований
и весьма успешно полемизировал с противниками своей теории.
В том же году в Пастеровском институте И. И. Мечников провёл
свой замечательный цикл лекций о воспалении, опубликованный в
следующем 1892 г. в виде отдельной книги под названием «Лекции по
сравнительной патологии воспаления». Появление этой книги на
русском и французском языках было одним из замечательных событий
в истории биологии и медицины. Перед врачами и учёными всего мира
встала стройная система взглядов и методов, которым суждено было
коренным образом перестроить ряд установившихся положений и
открыть широчайшие перспективы перед медицинской наукой. Значение
этой книги далеко не исчерпывается тем, что в ней И. И. Мечников,
на основании своих собственных работ и критического пересмотра
многочисленных литературных данных, создал и обосновал новое стройное
учение о воспалении. По-новому осветив одну из существенных глав
общей патологии — учение о воспалении, И. И. Мечников вместе с тем
создал и твёрдо обосновал новое представление о патологических
процессах как о реакциях организма.
В своих «Лекциях» И. И. Мечников с исключительной полнотой и
блеском показал, какими путями от примитивных животных до наи-
— 732 —
Илья Ильич Мечников
более сложно организованных происходило эволюционное усложнение
воспалительных процессов. Сравнительно-эволюционный метод
позволил ему вскрыть в сложном комплексе явлений, характеризующих
у высших животных и человека воспаления в целом, основные его
факторы, общие для всех животных, и те дополнительные явления,
которые представляют собой как бы эволюционные наслоения,
развивавшиеся по мере общего усложнения организации животных. Таким
образом, плодотворность сравнительного метода была впервые доказана
с полной очевидностью и исчерпывающей убедительностью.
Все эти работы И. И. Мечникова как биолога и патолога внесли
огромные изменения в общее понимание болезненных явлений и
глубоко затронули самые основы общей патологии. Общетеоретические
выводы И. И. Мечникова, согласно которым болезненные явления не
являются чем-то абсолютно оторванным от так называемых
«нормальных» физиологических свойств и проявлений организма, создали
твёрдые основы для преодоления элементов схоластики и метафизики
в теоретической медицине.
В 1894 г. И. И. Мечников участвовал на международном конгрессе
бактериологов в Будапеште и, вооружённый богатейшим материалом
своих новых исследований явлений невосприимчивости в инфекционных
заболеваниях, вновь с успехом отстаивал свою фагоцитарную теорию.
Отрезок времени между 1894 и 1897 гг. заполнен интенсивной
работой И. И. Мечникова и всей его лаборатории, в связи с новыми
открытиями сторонников гуморальной теории в области иммунологии,
подрывавших, казалось, основы теории фагоцитоза. Однако тщательно
поставленные эксперименты и многочисленные наблюдения дали
возможность И. И. Мечникову и его сотрудникам показать, что и те
факторы в явлениях невосприимчивости, которые на первый взгляд
ничего общего с фагоцитами не имеют, всё же оказываются так или
иначе связанными с их жизнедеятельностью.
В 1897 г. И. И. Мечников выступил на конгрессе в Москве с
докладами по чумному вопросу и по итогам своих работ о фагоцитарных
реакциях против микробных ядов — токсинов. Эти исследования,
посвященные изучению токсинов самых различных микробов,
вызывающих инфекционные заболевания, механизма их действия и реакций
организма в ответ на это действие, явились как бы последней
завершающей серией работ, позволившей И. И. Мечникову подвести итог
своим многолетним исследованиям иммунитета. Этот итог и был
подведён им в докладе на международном конгрессе в Париже в 1900 г.
и в знаменитом его труде «Невосприимчивость в инфекционных
заболеваниях», вышедшем в свет в 1901 г.
Эта книга, которую сам И. И. Мечников рассматривал как
неразрывное звено в цепи его работ в области сравнительной патологии и
прямое продолжение книги о воспалении, содержит стройную систему
взглядов и идей, оказавших огромное влияние на все последующие
— 733 —
Илья Ильич Мечников
работы в области иммунологии и вошедших как основная составная
часть в современное учение об иммунитете.
С начала двадцатого века внимание И. Ц. Мечникова привлекают
вопросы старости и смерти, к разрешению которых он стремится
подойти как биолог и патолог. В связи с этим возникает интерес к
изучению природы человека и его специфических особенностей как
особого существа в общей зоологической цепи. Результатом этого
интереса явилась серия работ, давшая материал для книги «Этюды
о природе человека».
В работах, посвященных вопросам причин старения и возможных
путей преодоления преждевременного старческого одряхления,
И. И. Мечников особо выдвигает отравления организма токсинами
микробов, постоянно присутствующих и развивающихся в кишечнике.
Исследования кишечной флоры взрослых, детей и животных привели
И. И. Мечникова к мысли, что соответствующими режимами питания
вполне возможно регулировать кишечную флору и таким образом
сводить до минимума интоксикацию, ведущую к преждевременному
старению.
Будучи убеждённым атеистом и материалистом, И. И. Мечников
с большой убедительностью доказывал, что могущество
прогрессирующего знания — ив первую очередь медицина — позволит в
конечном счёте так перестроить человеческую жизнь, что смерть будет
наступать лишь тогда, когда «инстинкт жизни» естественно и незаметно
будет переходить в «инстинкт смерти». Эти оптимистические мысли,
развитые в книге «Этюды оптимизма», вышедшей в 1907 г., как и всё
оптимистическое мировоззрение, столь характерное для И. И.
Мечникова в последней трети его жизни, сменили пессимистические
настроения, владевшие им в молодости.
В 1908 г. И. И. Мечников вместе с инфекционистом и иммунологом
П. Эрлихом получил международную Нобелевскую премию. Это
послужило поводом для путешествия И. И. Мечникова в Швецию
(Нобелевская премия присуждалась в Стокгольме) и в Россию, предпринятого
им в 1909 г. и давшего ему случай встретиться со своим гениальным
соотечественником, писателем Л. Н. Толстым.
В 1911 г. И. И. Мечников возглавляет организованную им
экспедицию по изучению туберкулёза среди населения калмыцких степей. Эта
экспедиция, имевшая в своём составе, кроме И. И. Мечникова, целый
ряд выдающихся учёных, собрала исключительно ценный материал
и дала И. И. Мечникову возможность сделать весьма важные выводы
о естественной иммунизации населения против туберкулёза.
В 1913 г. вышла в свет книга И. И. Мечникова «Сорок лет
искания рационального мировоззрения», в которой он собрал все свои
работы общего характера, начиная с разных статей о «дисгармониях»
в человеческой природе. Вся эта серия работ с большой наглядностью
иллюстрирует его путь от пессимизма раннего периода до яркого мате-
— 734 —
Илья Ильич Мечников
риалистического оптимизма зрелого возраста и является прекрасным
памятником идеологического роста одного из крупнейших
представителей современной науки.
В 1915 г. И. И. Мечников заболел и 15 июля 1916 г. умер.
Школы микробиологов в СССР и за границей, разрабатывая как
теоретические, так и практические вопросы современной медицины,
развивают наследие И. И. Мечникова. Методы его работы, направления,
им созданные, продолжают жить полной жизнью в исследованиях
многочисленных биологов и врачей и обеспечивают прогрессивное развитие
человеческого знания. В этом — бессмертие великого русского учёного
И. И. Мечникова.
Главнейшие труды И. И. Мечникова: История развития Sepiola
(магистерская диссертация), 1867; История развития Nebalia (докторская диссертация), «Записки
Академии наук», 1868; Общий очерк паразитической жизни, «Природа», М., 1873;
Исследование о превращении аксолотлей, «Записки Новороссийского общества
естествоиспытателей», 1876; Исследование о развитии планарий, там же, 1877;
Личинка Anisoplia, там же, 1879; Болезни личинок хлебного жука, Одесса, 1879; О
целебных силах организма, «Протоколы съезда естествоиспытателей в Одессе», 1883; Лекции
по сравнительной патологии воспаления, 1892 (также на фр. яз.); Невосприимчивость
в инфекционных болезнях, 1903 (на фр. яз. 1901); Сорок лет рационального
мировоззрения, 2-е изд., 1914 (на фр. яз. 1913); Этюды о природе человека, 4-е изд., 1913 (на
фр. яз. 1903); Этюды оптимизма, 2-е изд., 1909 (на фр. яз. 1907), а также множество
работ, изданных заграницей (полный список научных работ приведён в кн. О. Н.
Мечниковой, Жизнь И. И. Мечникова, 1926).
О И. И. Мечникове: Безредка А., История одной идеи, Харьков, 1926;
Мечникова О. Н., Жизнь Ильи Ильича Мечникова, М.—Л., 1926; Омелянский В,
И. И. Мечников, Пг., 1916; Ч и с т о в и ч Н. Л., Мечников, Гиз, Берлин, 1923;
Гремя ц к и й М. А., Илья Ильич Мечников. Его жизнь и работа, М., 1945; Мечников
И. И., Страницы воспоминаний, изд. АН СССР, М., 1946.
ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
ДОКУЧАЕВ
д^«< (1846—1903)
>реди разнообразных наук естествознания во второй половине
предыдущего столетия выделилась и развилась особая ветвь —
почвоведение. Основателем этой науки был Василий Васильевич Докучаев.
Всю жизнь он боролся за признание этой науки и за её широкое
приложение в сельском хозяйстве. Он
видел в ней лучшее средство для
поднятия народного хозяйства и
избавления от всенародных
бедствий — неурожаев и голода.
Василий Васильевич Докучаев
родился 1 марта 1846 г. в с. Милю-
ково Сычевского уезда Смоленской
губернии в семье сельского
священника. В. В. Докучаев учился сначала
в Вяземском духовном училище,
а потом в Смоленской духовной
семинарии. Таким образом, его юные
годы прошли в так называемой
«бурсе», ярко описанной
Помяловским. Из семинарии В. В. Докучаев
был направлен в Петербургскую
духовную академию. Но уже через год, в 1866 г., он перешёл в
университет на физико-математический факультет, где в то время читали лекции
такие крупные и передовые профессора, как Д. И. Менделеев, А. Н.
Бекетов, А. В. Советов и другие.
По окончании университета в 1870 г. В. В. Докучаев занялся
изучением речных наносов у себя на родине в верховьях Днепра.
Постепенно эти занятия расширялись и привели его к изучению вопросов
геологии ледниковых и послетретичных отложений. Уже в 1871 г. он
— 736 —
Василий Васильевич Докучаев
читал на эту тему научные доклады в Обществе естествоиспытателей.
В 1878 г. В. В. Докучаев за работу «Способы образования речных
долин Европейской России» получил учёную степень магистра геогнозии.
Ещё до этого, в 1875 г., он участвовал в редакции почвенной карты
России, а после смерти секретаря Статистического комитета В. И. Час-
лавского в 1878 г. Департамент земледелия и сельской
промышленности поручил ему закончить обработку материалов Чаславского о
почвах. Эти работы в сочетании с занятиями В. В. Докучаева как геолога,
специализировавшегося по поверхностным отложениям, привели его к
почвоведению. Он вошёл в число членов «чернозёмной комиссии»
Вольного экономического общества, в которой участвовали Д. И.
Менделеев, А. И. Воейков, А. В. Советов, П. А. Костычев и другие
учёные.
В связи с неурожаями 1873—1875 гг. Общество решило произвести
исследования чернозёма, собрав на местах образцы для химического
анализа. В. В. Докучаев разработал программу химического
исследования и для выполнения геолого-географических исследований за два
лета 1877 и 1878 гг. проехал около 10 000 километров через всю южную
полосу Европейской России. В 1881 г. он совершил путешествие на
юго-запад страны. Результаты наблюдений В. В. Докучаева над
чернозёмом и подзолами северной полосы включены в «Картографию
русских почв», опубликованную в 1879 г.; она содержит историю прежних
исследований почвы и её подробные анализы, выполненные при участии
Д. И. Менделеева.
В 1883 г. В. В. Докучаев представил Вольному экономическому
обществу подробный отчёт, изданный в виде большого труда «Русский
чернозём». В этом труде излагаются основы учения В. В. Докучаева о
происхождении чернозёма и других почв. Академией наук автор «Рус-
скогр чернозёма» был удостоен Макарьевской премии, а Вольное
экономическое общество выразило ему особую благодарность. В. В.
Докучаев успешно защитил работу «Русский чернозём» в качестве
докторской диссертации. Это дало ему возможность занять
освободившуюся в университете кафедру минералогии; почвоведение не входило
тогда ещё в программу университета как отдельный предмет, а
являлось лишь частью общего курса агрономии.
В 1882 г. В. В. Докучаев принял предложение земства
Нижегородской губернии (ныне Горьковская область) «определить качество
грунтов с точным обозначением их границ». Приступая к этой работе,
В. В. Докучаев поставил себе целью установить «естественные
почвенные районы», определённые на основании «геологических, химических,
физических и физико-зоологических особенностей, а равно и
отношения почв к климату». Это должно было способствовать поднятию
земледелия и давало твёрдое, вполне научное основание определения
ценности и доходности земли для равномерной, а следовательно, и
справедливой оценки и обложения разного рода земельных угодий.
— 737 -
Василий Васильевич Докучаев
Эта работа была проведена в четыре года (1882—1886), главным
образом, молодыми учениками В. В. Докучаева и приглашёнными им
специалистами. Так образовалась группа «почвенников»-докучаевцев,
постоянных сотрудников, помогавших В. В. Докучаеву в других его
работах. В эту группу вошли: Н. М. Сибирцев, П. А. Замятченский,
Ф. Ю. Левинсон-Лессинг, В. П. Амалицкий, П. Ф. Бараков, а позднее
К. Д. Глинка, В. И. Вернадский, П. В. Отоцкий, Б. К. Поленов и
другие.
В восьмидесятых и в начале девяностых годов XIX в. деятельность
В. В. Докучаева вышла далеко за пределы его личных работ. Под его
редакцией было опубликовано несколько десятков «Трудов»,
выработана общая генетическая классификация почв. При Вольном
экономическом обществе была учреждена Почвенная комиссия — первый центр
почвоведения (1888 г.). Работы русских почвоведов были представлены
на Парижской всемирной выставке, где они получили высокую оценку
(1889 г.). К этому же времени относится организация В. В.
Докучаевым очередного VIII съезда русских естествоиспытателей и врачей и
особой комиссии для изучения окрестностей Петербурга. Томы трудов
VIII съезда и комиссии свидетельствуют об огромной энергии,
проявленной В. В. Докучаевым, и о широкой постановке изучения
естественных условий северной столицы. В это же время он составил проект
создания государственного Почвенного института и деятельно
отстаивал его в различных ведомствах. Этот проект тогда не был утверждён,
несмотря на поддержку таких крупных учёных, как А. П. Карпинский
и др. Министерство земледелия и Министерство финансов отказались
одобрить и проект Постоянного почвенного комитета, подобного
открытому тогда Геологическому комитету. Только в 1913 г., уже после
смерти Василия Васильевича, Почвенная комиссия была преобразована
в Докучаевский почвенный комитет (в настоящее время Почвенный
институт имени В. В. Докучаева при АН СССР).
В 1892 г. В. В. Докучаев был назначен директором Института
сельского хозяйства и лесоводства в Новой Александрии, где провёл
5 лет (1892—1897 гг.). Он выработал устав этого Института, который
служил потом образцом для других сельскохозяйственных институтов.
В этот период В. В. Докучаев организует новые большие исследования
по борьбе с засухой. Он добился утверждения ведомством
государственных имуществ «Особой экспедиции лесного департамента». По
программе В. В. Докучаева и под его руководством экспедиция
предприняла изучение нескольких участков степей с одновременным устройством
на них различных опытов по обводнению, облесению и полеводству.
Намечалась широкая программа рационального устройства всей
южной засушливой полосы. Удалось устроить несколько опытных
лесничеств, отчасти на основе старых лесных посадок, например, в Велико-
Анадольском лесничестве б. Мариупольского уезда. Большое участие
в этих работах приняли, наряду с техническими сотрудниками, почво-
— 738 —
Василий Васильевич Докучаев
веды — Н. М. Сибирцев, К. Д. Глинка и др. Было издано до двух
десятков томов научных трудов этой экспедиции; большой успех имело
участие её в выставках в Америке в Чикаго в 1893 г. и во
всероссийских выставках — Нижегородской и Московской (1895 г.).
В. В. Докучаев рассматривал почвоведение как предмет,
необходимый каждому земледельцу. Он говорил: недостаточно владеть землёй,
нужно научиться ею пользоваться. В целях распространения знаний
среди сельских хозяев он организовал в Петербурге курс
общедоступных лекций для земледельцев, в чтении которых участвовали
виднейшие учёные, в том числе и Д. И. Менделеев. Для поддержания
постоянного распространения знаний по сельскому хозяйству создано было
специальное общество. Под руководством В. В. Докучаева было
проведено изучение почв нескольких крупных частных имений. Он
пропагандировал устройство опытных сельскохозяйственных станций, которые
должны быть приспособлены к отдельным областям, отличающимся
особыми почвами или особым климатом. В это же время В. В. Докучаев
добивался открытия в университетах кафедр почвоведения и
микробиологии. Много труда он отдал составлению новой почвенной карты
Европейской России. К 1900 г. карта была составлена и напечатана при
участии его трёх помощников — Н. М. Сибирцева, Г. И. Танфильева и
А. В. Ферхмина, которые обработали снова все накопившиеся
материалы. Эта карта с тех пор служила основой всех работ ведомства
земледелия вплоть до пересоставления её в 1930 г. Руководство
Институтом в Новой Александрии в сочетании с большой общественной
деятельностью стоили В. В. Докучаеву большого напряжения сил. Под
конец он заболел и должен был выйти в отставку.
Оправившись после болезни, В. В. Докучаев предпринял в 1898—
1899 гг. большое путешествие на Кавказ, пересек горы, побывал в
Закавказье, сделал доклад в Тифлисе и начал читать там лекции. В своём
докладе В. В. Докучаев обрисовал общую последовательность
чередования типов горных почв, установив закон так называемых
вертикальных зон почв, которые в горных странах сменяют горизонтальные, т. е.
широтные, почвенные зоны. В настоящее время эти выводы В. В.
Докучаева о вертикальной зональности почв подтверждены во всех странах.
Кипучая деятельность В. В. Докучаева была прервана на 57-м году
его жизни. 8 ноября 1903 года он скончался.
В. В. Докучаев оставил богатое научное наследство.
Докучаевское почвоведение введено в круг наук как самобытное
русское направление учения о земле. Согласно ему, наука, посвященная
свойствам почв и законам их образования, или генезиса, и их
распространения, составляет центр многих отделов естествознания. Она
охватывает и живую, и мёртвую природу. По Докучаеву, почва — это
особое тело природы, а не только скопление веществ, служащее
опорой растениям или средой их питания. В. В. Докучаев показал,
что почвы имеют своё особое строение, свои признаки (морфологию)
— 739 —
Василий Васильевич Докучаев
и свойства, которые позволяют различить среди них природные типы
или виды, подобно тому, как разделяются минералы, растения и
животные в естественных их системах. Отсюда же исходит
генетическая классификация почв. На основе её возможна систематика почв,
насколько этому не препятствует вечная изменчивость почв в
пространстве и во времени, подчёркнутая В. В. Докучаевым. Эта изменчивость
наблюдается всюду в природе, особенно же она видна при
возделывании почв для целей хозяйства. Таким образом, почва — это не только
«особое тело природы», но и орудие труда человека. В книге «Русский
чернозём» и затем в «Материалах по оценке земель Нижегородской
губернии» В. В. Докучаев дал генетическую классификацию почв и
систему их естественных типов, в основном не изменившуюся до
настоящего времени. В. В. Докучаев установил правильную закономерность
залегания почв в виде целых полос или зон (поясов), подмеченную
сначала на равнинах Европейской России, а потом на всей земной
поверхности. Он доказал, что смена этих зон соответствует, в общем,
полосам климата, несколько усложняясь влиянием других факторов.
Известная почвенная карта В. В. Докучаева, изданная в 1900 г.,
представляет подтверждение его правила зональности почв и
последовательности чередования их в зависимости от климата.
В докладах о «естественно-историческом» нижегородском способе
оценки земель и в докладе на Кавказе (в 1899 г.) В. В. Докучаев
мастерски описал зональность нашей европейской территории и показал,
что почвы соответствуют всей окружающей природе, включая
животных, растительность и человека с его хозяйством. Это картинное
описание зон представляет образцовую и непревзойдённую характеристику
природных сочетаний, так называемых географических ландшафтов.
В своём докладе, сделанном им в Тифлисе и затем напечатанном
отдельным изданием в 1899 г. под названием «К учению о зонах
природы», В. В. Докучаев положил начало современному пониманию
общего землевладения как географической науки.
Ещё в 1883 г. в «Русском чернозёме» он наметил зональное
распределение Европейской России, а в 1898—1899 гг. распространил это
воззрение на весь земной шар. В своей небольшой, но непревзойдённой
работе «К учению о зонах природы» он так формулирует сущность
географии как науки о зонах-ландшафтах и её отличие от прочих
естественных наук: различные естественные науки (геология, минералогия,
метеорология, ботаника, зоология и пр.) изучают отдельные тела, а «не
их соотношения, не ту генетическую вековечную и всегда
закономерную связь, какая существует между силами, телами и явлениями,
между мёртвой и живой природой, между растительным, животным и
минеральным царствами, с одной стороны, человеком, его бытом и даже
духовным миром — с другой».
Основу подобного понимания предмета географии В. В. Докучаев
усматривает в том, что «почвы и грунты есть зеркало, яркое и вполне
— 740 —
Василий Васильевич Докучаев
правдивое отражение весьма тесного векового взаимодействия между
водой, воздухом, землёй, растительными и животными организмами и
возрастом земли — этими отвечными и ныне действующими почвообра-
зователями».
Это своё обобщение он конкретизирует в отношении северного
полушария и устанавливает в нём следующие пять главнейших
«естественно-исторических зон или поясов» (ландшафтов), расположенных с
севера на юг, а именно: 1) бореальную (тундровую), 2) таёжную
(лесную), 3) чернозёмную (преимущественно степную), 4) «аэральную» —
зону безводных, субтропических стран (с областями лёссовой,
барханной, каменистой и солонцовой) и 5) краснозёмную (литеритную) зону
тропических стран.
В южном полушарии эти зоны следуют в обратном порядке.
Предложенная В. В. Докучаевым схема зональности ландшафтов принята и
посейчас многими русскими и зарубежными географами.
Таким образом, в лице В. В. Докучаева русская наука чтит не
только основоположника современного почвоведения, но и одновременно
основателя современного научного понимания географии как науки
о ландшафтах.
Кроме теории зональности почв, воспринятой Геоботаниками и
географами, В. В. Докучаев установил ряд общих положений
почвоведения, которые он назвал его законами. Он перечисляет следующие из
них: а) закон постоянства количественных и качественных отношений
между составными частями почв, каковы песок, цеолиты (минералы,
близкие к полевому шпату), глинообразные вещества, углесоли,
щелочные земли, щёлочи, фосфорный ангидрит, перегной (гумус), азот, вода
и др., по крайней мере для одного генетического ряда; б) закон
постоянства соотношений между химией и физикой почв; в) закон
постоянства соотношений между почвой и подпочвой; г) закон
постоянства соотношений между почвой и обитающими на ней растительными
и животными организмами; д) закон постоянства соотношений между
климатом страны и одевающими её почвами; е) закон постоянства
соотношений между формами поверхности и характером местных почв;
ж) закон постоянства соотношений между почвенным возрастом и
абсолютной высотой страны и характером одевающих её почв (особенно
их мощностью, богатством перегноя и т. д.); з) закон постоянства
соотношений между способом происхождения почв (их генезиса) и их
важнейшими геологическими и биологическими особенностями; и) закон
прогресса и регресса почв или вечной изменяемости их (жизни почв) во
времени и пространстве.
К этому В. В. Докучаев добавил только что тогда открытую
последовательность свойств гумуса и его растворимости.
Весьма ценные до настоящего времени данные имеются и в работах
В. В. Докучаева по геологии, в его магистерской диссертации о
происхождении речных долин и в «Нижегородских материалах» и в ряде
— 741 —
Василий Васильевич Докучаев
статей о лесах. По словам академика А. П. Павлова, В. В. Докучаев
поставил вопрос о происхождении речных долин на прочную основу
фактов и наблюдений.
В процессе развития науки и накопления фактических материалов
в теорию зональности почв и в законы соотношений между почвами, их
свойствами и другими природными явлениями были внесены поправки
и дополнения. Но все они, как, например, замена био-климатических
зон делением на отдельные местные области почв, или «фации», только
подчёркивают правильность общих положений, установленных В. В.
Докучаевым.
В. Р. Вильяме писал, что В. В. Докучаев в практических
предложениях по поднятию земледелия опередил своё время на несколько
десятков лет. Поднятие земледелия он считал одним из главных
стимулов своей работы. В период самой усиленной своей научной и
организационной деятельности в университете и в Ново-Александрийском
сельскохозяйственном институте он занимался вопросом борьбы с
неурожаями, наметив широкую программу обводнений и создания лесных
защитных полос борьбы с суховеями и с оврагами, подбора
соответствующих культурных растений и т. д.
Идеи и дела В. В. Докучаева продолжают и развивают
почвоведы — его ученики и сотрудники — и многие созданные им
учреждения — почвенные музеи, сельскохозяйственные и лесные станции.
В. В. Докучаев был выдающимся учёным, жизнь и деятельность
которого составляют блестящую и поучительную страницу в истории
русской и мировой науки.
Главнейшие труды В. В. Докучаева: Способы образования речных долин
Европейской России, Спб., 1878 (магистерская диссертация);Русский чернозём, Спб., 1883
(докторская диссертация); Место и роль современного почвоведения в науке и жизни,
Варшава, 1889; К вопросу о переоценке земель Европейской и Азиатской России, М.,
1898; Наши степи прежде и теперь, Спб., 1892 (новое изд., М.—Л., 1936); К учению о
зонах природы, Спб., 1899.
О В. В. Докучаеве: Памяти В. В. Докучаева, «Труды Почвенного института имени
В. В. Докучаева», Л., 1927, вып. 2; «Почвоведение», Спб., 1903, V, № 3 (весь номер
посвящен памяти В. В. Докучаева, приложен список печатных работ В. В. Докучаева,
составленный Н. И. Криштафович); Памяти проф. В. В. Докучаева, Спб., 1904; В. В.
Докучаев и география (1846—1946), М. — Л., 1946; В и л е н с к и и Д. Г., Русская поч-
венно-географическая школа, М. — Л., 1946; «Почвоведение», 1946, № 6 (статьи о
Докучаеве Прасолова, Полынова, Виленского и др.).
ш-
ИВАН ПЕТРОВИЧ
ПАВЛОВ
(1849—1936)
; ван Петрович Павлов был признанным вождём мировой
физиологической науки, любимым учителем врачей, замечательнейшим
гражданином своей родины, подлинным героем творческого труда, мудрым
наставником научной молодёжи. Иван Петрович Павлов родился
в г. Рязани 26 сентября 1849 г. в
семье священника. Одарённый
живым воображением и
напряжённым эмоциональным темпераментом,
юноша Павлов, помогая отцу в
садово-огородных работах,
пристально наблюдал чудесные проявления
живой природы. Он часами
простаивал у муравейников, задумывался
над особенностями поведения
насекомых и животных и навсегда
полюбил природу. Первым толчком к
сознательному изучению природы
были страстные призывы
знаменитого русского
публициста-просветителя Д. И. Писарева, обращенные к
русской интеллигенции, заниматься
естествознанием.
Особенно сильное впечатление на Ивана Петровича Павлова в
юношеском возрасте произвела одна книга, о которой он потом всю жизнь
вспоминал с благодарностью. Это была книга нашего великого
соотечественника, отца русской физиологии Ивана Михайловича Сеченова.
Пожалуй, не будет преувеличением сказать, «srro эта книга составила потом
лейтмотив всей его творческой деятельнсгсти. Уже в конце своей жизни,
подытоживая огромный опыт по изучению высшей нервной деятельности,
И. П. Павлов писал: «При изучении собаки, ближайшего и вернейшего
спутника человека ещё с доисторических времён, главным толчком
к моему решению, хотя и не сознаваемому тогда, было давнее, ещё
— 743 —
Иван Петрович Павлов
в юношеские годы испытанное влияние талантливой брошюры Ивана
Михайловича Сеченова, отца русской физиологии, под заглавием „
Рефлексы головного мозга "».
Непреодолимое влечение к естествознанию заставило И. П. Павлова
в 1869 г. бросить семинарию и вместе со своими
товарищами-единомышленниками отправиться в далёкий Петербург, чтобы поступить
на естественный факультет университета. Здесь, под влиянием
проф. И. Ф. Циона — известного русского физиолога, он навсегда
связал свою жизнь с физиологией. После окончания университета
И. П. Павлов решил пополнить свои знания по физиологии, в
частности по физиологии и патологии человека. С этой целью он в 1874 г.
поступил в Медико-хирургическую академию. Блестяще окончив её,
он получил двухгодичную заграничную командировку. По приезде из-за
границы он целиком отдал себя науке.
Все работы по физиологии, проведённые И. П. Павловым на
протяжении почти 65 лет, в основном группируются около трёх разделов
физиологии: физиологии кровообращения, физиологии пищеварения и
физиологии мозга.
Эти отделы физиологии кажутся очень разобщёнными и
разнородными. Однако не у многих крупнейших деятелей науки были так
органически целостны исследовательские интересы на протяжении
всей жизни, как это было у И. П. Павлова. Его интересы к
физиологии мозга, к отысканию механизмов мозговой деятельности
являлись совершенно естественным результатом первоначальных поисков
нервных механизмов в работе внутренних органов. Только раскрыв
нервный механизм простейших функций организма, можно было разрешить
проблему мозговой деятельности. И. П. Павлов владел всеми
богатствами науки о функциях организма, и это позволило ему
распространить общую материалистическую концепцию, свойственную
физиологии, и на высшую нервную деятельность.
Работы И. П. Павлова по кровообращению связаны, главным
образом, с его деятельностью в клинике знаменитого русского
клинициста Сергея Петровича Боткина и обнимают период с 1874 по 1885 г.
С. П. Боткин был не только выдающимся клиницистом того времени,
но имел особенную склонность к экспериментально-физиологической
проверке тех идей, которые возникали у него на основании
клинических наблюдений. Именно эти экспериментальные работы при его
клинике позволили ему быть передовым, образованным и творческим
клиницистом. Правда, его лаборатория была очень небольшой; она
помещалась в бывшей деревянной бане клиники. Заведывать лабораторией
Боткин пригласил И. П. Павлова. Хотя И. П. Павлов до этого
интересовался вопросами пищеварения, здесь, под влиянием общей атмосферы
клиники С П. Боткина, он целиком отдался изучению механизмов
сердечно-сосудистой системы. С. П. Боткин ставил перед Павловым вполне
определённые задачи: он должен был дать физиологическую оценку це-
— 744 —
Иван Петрович Павлов
лому ряду новых для того времени фармакологических средств;
особенный акцент в этих работах Боткин ставил на проверке народных
средств. И. П. Павлов целыми днями занимался этими
фармакологическими работами, но вместе с тем, благодаря своей исключительной
наблюдательности, он не мог не заметить новых для физиологии
явлений в сердечно-сосудистой системе. Как азартный охотник пробирается
всё глубже и глубже в густые заросли в поисках долгожданной дичи,
так и И. П. Павлов с жадностью набрасывался на всякое наблюдение
или случайное явление в эксперименте. Он забросил дом, забыл о
материальных нуждах, о своём костюме и даже о своей молодой жене.
Его товарищи не раз принимали участие в его судьбе, желая
чем-нибудь помочь ему. Однажды группа товарищей собрала в складчину
некоторую сумму и предложила её И. П. Павлову, желая этим
поддержать его материально. И. П. Павлов принял эту товарищескую
помощь, но каково же было удивление товарищей на другой день, когда
они убедились, что он на эти деньги накупил целую свору собак, чтобы
поставить интересующий его эксперимент. Он весь был полон той
всепоглощающей страстью к исследованию, о которой он писал в своём
знаменитом письме к советской молодёжи: «Будьте страстны в ваших
исканиях». Первым серьёзным открытием, которое создало ему славу,
было открытие так называемого усиливающего нерва сердца. До
И. П. Павлова было известно, что сердце регулируется в своей работе
блуждающим нервом. Этот факт особенно подробно был исследован
братьями Вебер, с именами которых и связано открытие тормозящего
действия блуждающего нерва на сердце. Экспериментируя на собаках,
И. П. Павлов обратил внимание, что при раздражении некоторых
симпатических нервов сердце начинает сокращаться более сильно, не
изменяя, однако, при этом ритма своих сокращений. Получилось
исключительное усиливающее действие. Замечательным было также то, что уже
остановившееся сердце могло быть вновь приведено в действие, если
раздражать этот нерв. Это явление особенно отчётливо выступало в
тех случаях, когда сердце останавливалось под влиянием каких-либо
фармакологических средств, как, например, под влиянием ландышевых
капель. Это открытие усиливающего нерва послужило исходным
толчком для целого ряда работ, которые впоследствии создали научное
направление под именем учения о нервной трофике (разрабатываемого
ныне акад. Сперанским). Впоследствии этот нерв получил название
«нерва Павлова». Весь этот цикл работ И. П. Павлова, посвященный
иннервации сердца, был оформлен в виде его докторской диссертации
под названием «Центробежные нервы сердца», за которую он в 1883 г.
получил звание доктора медицины. Уже в этот период обнаружилась
одна принципиальная особенность научного творчества И. П. Павлова,
которая впоследствии создала самое плодотворное из всех
физиологических направлений. Эту принципиальную особенность можно
формулировать так: изучать животный организм в его целостном, естественном
— 745 —
Иван Петрович Павлов
поведении. Соответственно этому, изучение всех физиологических
проявлений организма должно производиться в условиях, максимально
приближающихся к естественным условиям жизни животного. Между
тем, обстановка большинства физиологических экспериментов того
времени коренным образом отличалась от естественной. Животное
погружалось в наркоз, и на таком наркотизированном животном
производилось измерение кровяного давления, учёт работы сердца и т. д.
Получал ли экспериментатор при этом правильные сведения? Теперь мы
знаем, что выключение наркозом огромного влияния центральной
нервной системы на работу внутренних органов делает все наблюдения
неполноценными. Влияние мозга меняет все условия протекания
физиологических процессов, и, таким образом, экспериментатор не получает
точных сведений о действительном ходе этих процессов. И. П. Павлов
нарушил установившуюся традицию экспериментирования и разработал
способ измерения кровяного давления, который никак не менял
состояния животного. Так, например, собака находилась в обычном станке,
весёлая, нормальная, а в это время в её артерию на ноге вставлялась
канюля — узкая стеклянная трубка, и кровяное давление измерялось
обычным манометрическим способом. Естественно, что при таком
способе измерения кровяного давления экспериментатор получал более
правильные данные, а действие лечебных средств на сердечную
деятельность приближалось к естественным условиям.
Эти нововведения И. П. Павлова не обошлись, конечно, без
курьёзов. Некоторые наблюдатели, присутствовавшие на опытах с ненарко-
тизированным животным, решили, что перед ними ненормальный
исследователь, и написали жалобу в полицейское управление.
Уже в клинике Боткина И. П. Павлов изучал изменчивость
кровяного давления при кормлении животного различными видами пищевых
веществ. Тогда родился известный теперь всему миру павловский
метод хронических фистул — искусственно созданных свищей. Весь
пищеварительный тракт животного И. П. Павлов сделал доступным
экспериментатору для самых разнообразных исследований, в момент
осуществления которых животное совершенно естественно вело себя
в станке или даже в общей лабораторной обстановке. Теперь все эти
приёмы исследования стали достоянием каждой лаборатории, но сколько
остроумия, сколько напряжённого труда и творческой изобретательности
затрачено было И. П. Павловым на выхаживание оперированных
животных, чтобы осуществление сложнейших операций было возможно теперь
даже начинающему физиологу!
Наиболее полно в лаборатории И. П. Павлова была разработана
физиология слюнных, желудочных и поджелудочных желез. Обычные
приёмы получения слюны, употреблявшиеся до И. П. Павлова,
заключались в том, что у животного, находящегося под наркозом,
раздражался нерв, управляющий слюноотделением, и в результате этого
раздражения из протока слюнной железы вытекала слюна. Естественно,
— 746 —
Иван Петрович Павлов
что этот способ не мог удовлетворить И. П. Павлова, поскольку он не
мог отразить сложных отношений животного к разнообразным
условиям действительности, в частности к разнообразным сортам пищи.
Вместе со своим сотрудником, доктором Глинским, он разработал
операцию, с помощью которой слюнный проток, подававший слюну
в полость рта, выводят наружу через прокол щеки и пришивают
к коже. Тогда при еде животного происходит выделение натуральной
слюны наружу, которая и собирается экспериментатором в
специальные сосуды. Полученная таким образом слюна может быть
изучена как в количественном, так и в качественном отношении.
Благодаря этому приёму, получившему название «слюнной фистулы»,
И. П. Павлов смог показать целый ряд замечательных приспособлений
работы слюнных желез к внешнему миру. Количество и качество
выделяемой слюны всегда стояли в точном соответствии с тем видом
пищи, которая попадала в рот животного. Так, например, если в рот
попадала сухая пища, то слюна содержала большое количество воды;
если жёсткая пища, то в слюне появлялись слизистые вещества,
которые обволакивали пищу и тем самым предотвращали её вредные
действия на слизистую оболочку пищеварительного тракта. Такая тонкость
приспособления физиологических процессов к явлениям внешнего мира
давала широкие перспективы для оценки вообще приспособительных
функций животного, и, как увидим, этот факт неизбежно должен был
толкнуть И. П. Павлова на изучение самых высших
приспособительных функций организма в форме мозговой деятельности. Но особенно
много остроумия И. П. Павлов применил при изучении работ
желудочных желез. На этом пути им было сделано такое количество новых
операций и открытий, что можно по праву сказать, что настоящая
физиология желудка стала существовать только после работ И. П. Павлова.
Его первое важное открытие в этой области заключалось в том, что он
установил наличие специальной сокоотделительной функции желудка в
тот момент, когда ещё пища не попадала в желудок. Пищу можно
было только показывать, животное могло её только ещё разжёвывать,
а желудочные железы уже выделяли сок. Особенно отчётливо эта
закономерность проявилась при опыте с так называемым «мнимым
кормлением». Он заключался в следующем. Животному перерезался
пищевод на середине шеи, и оба конца перерезанного пищевода выводились
наружу и пришивались на кожу. После такой операции пища,
съедаемая животным и проглатываемая им, выходила наружу через верхнее
отверстие и падала в ту чашку, из которой животное ело. Таким
образом, одна и та же пища могла без конца пережёвываться и
проглатываться животным, и создавалось действительно «мнимое кормление».
Хотя в этом опыте целиком устранялось действие пищи на слизистую
оболочку желудка, тем не менее из желудка вытекал желудочный сок.
Следовательно, для того чтобы эта первая порция желудочного сока
начинала выделяться, совсем не нужно было, чтобы пища попадала в
— 747 —
Иван Петрович Павлов
желудок. Этот сок был назван «аппетитным» или «запальным».
Благодаря ему первая порция пищи, попадающая в желудок, встречает там
энергичные пищеварительные ферменты, которые её и переваривают.
Этим самым начинается новый цикл химических процессов,
способствующих дальнейшему отделению желудочного сока.
До И. П. Павлова производились неоднократные попытки получать
желудочный сок через отверстия, проделанные в стенках живота и
желудка, то-есть через так называемые «желудочные фистулы». Были
даже попытки произвести изоляцию части желудка и сделать
маленький изолированный желудочек для того, чтобы наблюдать в нём
отделение желудочного сока вне зависимости от непосредственного
действия пищевых веществ на слизистую оболочку. Однако все эти
эксперименты, давая много ценного для физиологии желудочного
пищеварения, тем не менее не решали основной проблемы, интересовавшей
И. П. Павлова, — что в желудочном пищеварении принадлежит
действию нервных факторов, а что принадлежит действию химических
факторов. Для решения этой проблемы И. П. Павлов задумал и
разработал операцию так называемого «маленького желудочка». При этой
операции часть желудка выкраивалась из основного желудка, но не
целиком, как это делалось раньше, а таким образом, чтобы этот
маленький изолированный желудочек сохранял все свои нервные связи с
центральной нервной системой. Благодаря такой операции маленький
желудочек мог выделять желудочный сок во все периоды желудочного
пищеварения, то-есть и в условиях действия только нервной системы
(«запальный сок»), и в условиях химического пищеварения под
влиянием специальных гормонов пищеварительного тракта.
Работа с маленьким изолированным желудочком потребовала
совершенно особенных предосторожностей, так как малейшее загрязнение
раны приводило животных к смерти. И. П. Павлов впервые в
истории физиологии применил в больших масштабах стерильные операции
на животных. Данные И. П. Павлова о различных фазах отделения
желудочного сока сейчас же были использованы практической
медициной. В самом деле, если можно, кормя животное, получать
неограниченное количество желудочного сока, то, вероятно, этот сок мог бы
принести большую пользу в том случае, если по той или иной причине
у человека нехватает пищеварительных ферментов. В этом случае
достаточно дать ему тот желудочный сок, который получается у
животного из маленького желудочка (после предварительной очистки его),
чтобы существенно помочь больному.
Благодаря методам, разработанным И. П. Павловым, теперь
удаётся получать большое количество натурального желудочного сока
для лечения людей, страдающих заболеванием желудка. Пользуясь им,
тысячи людей, страдающих недостаточностью желудочного сока,
теперь восстанавливают своё здоровье. Великий русский клиницист
С. П. Боткин первый высоко оценил практическое значение применения
— 748 —
Иван Петрович Павлов
желудочного сока. Он говорил И. П. Павлову: «Вы не остались в долгу
у практической медицины. Она вам подсказала ваш изумительный опыт
„с мнимым кормлением", а вы ответили ей прекрасным практическим
предложением, основанным на этом опыте».
Эти работы по исследованию желудочного пищеварения
проводились уже в новой лаборатории И. П. Павлова — во вновь открытом в
то время Институте экспериментальной медицины. Работа И. П.
Павлова в Боткинской лаборатории приносила ему огромное творческое
удовлетворение, но сама лаборатория была недостаточно удобна. Все
операции по производству фистул пищеварительного аппарата
требовали обязательной стерильности, соблюдения таких же асептических
условий, какие уже были приняты в человеческой операционной, но ещё
не были введены в экспериментальную практику. В лаборатории
С. П. Боткина всё это было осуществить трудно. Нехватало ни места, ни
средств. Вот почему И. П. Павлов с радостью принял в 1890 г.
предложение взять на себя заведывание отделом физиологии во вновь
организуемом Институте экспериментальной медицины. Здесь И. П. Павлов
и построил по своему вкусу «чистую операционную», которая ни в чём
не уступала по асептике человеческой операционной. После этого
количество успешных операций стало повышаться, и И. П. Павлов смог
осуществить все свои творческие замыслы. Работа в этом периоде
привлекла всеобщее внимание, и лаборатория Ивана Петровича Павлова
стала излюбленным местом для диссертантов, прикомандированных и
всякого рода энтузиастов научного исследования как русских, так и,
особенно, иностранных. Это позволило И. П. Павлову произвести
огромное количество научных исследований в разных отделах
пищеварительного тракта. Его школа дала в этом периоде много талантливых и
солидных исследователей. Физиология пищеварения была создана
лабораторией И. П. Павлова совершенно заново. В 1904 г. за свои работы
по пищеварению Иван Петрович Павлов получил Нобелевскую
премию. Но в этот момент его творческий гений открыл уже новую
страницу в истории физиологии — страницу, получившую название «учения
о высшей нервной деятельности», или «учения об условных рефлексах».
Нельзя думать, что учение о высшей нервной деятельности,
разработанное И. П. Павловым, явилось случайной находкой в исследовании
процессов пищеварения. Это мнение неправильно. Уже законы
отделения «запального» желудочного сока, точно так же, как и отделения
слюны на показывание пищи, открывали И. П. Павлову путь к
осуществлению его первоначальных юношеских устремлений вскрыть законы
деятельности мозга. Его учение об условных рефлексах явилось
логическим завершением всех тех физиологических экспериментов,
которые И. П. Павлов в большом количестве проделал по
кровообращению и пищеварению.
Как объяснить факт выделения слюны или желудочного сока, когда
животное не ест пищу, а только видит ее? Сказать, что животное
— 749 —
Иван Петрович Павлов
«хочет есть», что ему «приятно видеть пищу» — значит уклониться от
ответа на вопрос. Исследования И. П. Павлова показали, что,
например, выделение слюны или желудочного сока может быть вызвано не
только видом пищи, но любым внешним раздражением (звонком,
вспышкой света, стуком), действие которого по времени совпадало с
актом кормления животного. И. П. Павлов показал, что в основе
такого рода явлений лежит вполне определённый объективный
механизм, детерминированная нервная деятельность, названная им
условным рефлексом.
Для изучения этого вида мозговой деятельности животное
подвергалось действию какого-нибудь внешнего искусственного раздражителя,
который до того животному был безразличен, например, звук бульканья
воды, трещётки, стук метронома или вспыхивание лампочки, но вслед
за этим безразличным раздражением собака получала корм. Вначале,
естественно, слюноотделение происходило только в тот момент, когда
пища попадала в полость рта. Но уже после нескольких совпадений,
например, звонка с кормлением, достаточно было прозвучать звонку,
как собака начинала облизываться и из фистулы выделялась слюна. Так
образовался условный слюнный рефлекс.
Были проделаны опыты, в которых щенки с самого рождения
питались только одним молоком. Когда щенки выросли и превратились
во взрослых собак, то оказалось, что они совершенно не интересуются
ни мясом, ни хлебом, ни какими-либо другими продуктами. Они
отворачивались от них: их запах и вид не вызывали у собак выделения
слюны. Лишь после того, как собаки испытали новую пищу, их вид и
запах стали вызывать слюноотделение. Тем самым было показано, что
условные рефлексы — результат индивидуальной жизни, они образуются
как ответные реакции организма на внешние раздражения,
совпадающие во времени с какой-либо его биологически важной, врождённой
деятельностью. Условные рефлексы ложатся затем в основу всего
жизненного опыта в целом.
Опыты, в которых тончайшей операцией удалялась кора головного
мозга, показали, что условные рефлексы являются свойством коры мозга.
Сущность их сводится к установлению новых нервных связей в коре
головного мозга. Этим самым И. П. Павлов навсегда покончил с
извращённым идеалистическим толкованием мозговой деятельности и
открыл путь для научного объективного подхода к изучению
тончайших мозговых процессов. Он указал совершенно новый путь изучения
функций головного мозга и дал действенный метод изучения высшей
нервной деятельности.
Вооружённый объективным методом исследования, И. П. Павлоз
заглянул в самые глубинные и таинственные процессы человеческого
мозга. Он разъяснил механизм сна. Сон оказался разновидностью
особого нервного процесса торможения, распространяющегося по всей
коре головного мозга. Мозговые клетки, при известных условиях,
— 750 —
Иван Петрович Павлов
впадают в особое состояние, которое, являясь активным, тем не
менее устраняет всякую внешнюю деятельность. Этот процесс в
школе И. П. Павлова был назван торможением. Совместно с
положительным процессом возбуждения торможение создавало то
разнообразие в поступках и поведении, которое характеризует высшее
животное и человека. Так постепенно строилось учение о деятельности
коры головного мозга как о функциональной мозаике возбуждения и
торможения. Вслед за этим последовал ряд исследований, которые
позволили дать физиологическую характеристику типов нервной
деятельности животного. Этим самым была создана классификация нервных
систем животных, вполне применимая и для разделения людей по
характеру их нервной деятельности. Исследования школы И. П. Павлова
дали возможность вскрыть физиологическую природу эмпирической
классификации типов нервной деятельности людей, выраженной
врачами в разделении людей на сангвиников, флегматиков, холериков
и меланхоликов.
Работы И. П. Павлова по высшей нервной деятельности,
продолжавшиеся более чем 30 лет, привели его к решению проблем
патологии нервной деятельности. Отправным пунктом для этой связи
с клиникой послужило открытие так называемого «экспериментального
невроза». Создавая условия конфликта между торможением и
возбуждением в коре больших полушарий, И. П. Павлов смог получить
различные степени функционального повреждения нервной системы, которые
во многом были подобны невротическим состояниям, наблюдаемым в
клинике. Для более тесного контакта с клиническим материалом
в 1925 г. И. П. Павлов открыл при своей лаборатории 2 клиники:
нервную и психиатрическую и с успехом применял экспериментальные
результаты, полученные им в лаборатории, для лечения нервных и
душевных заболеваний. Здесь им было показано, что целый ряд
нарушений душевной деятельности, как, например, шизофрения, по своей
природе представляет не что иное, как подчёркнутое выявление так
называемого «охранительного торможения». Это учение И. П. Павлова об
охранительном торможении позволило ему построить рациональную
терапию душевных заболеваний, которая в основном покоилась на его
исследовании действия бромистых соединений на нервную систему.
Оказалось, что малые дозы брома, регулируя отношение между
возбуждением и тормозным процессом, приводят к нормальному
функционированию всего мозга в целом. Было показано также, что
«охранительному торможению» помогает длительный наркотический сон. После
целого ряда исследований было установлено, что «наркотический сон»
и «охранительные торможения» — процессы одной природы. Особенно
интересным достижением последних лет работы И. П. Павлова по
высшей нервной деятельности было изучение наследственных свойств
отдельных типов нервной деятельности. Для решения этого вопроса
И. П. Павлов значительно расширил свою биологическую станцию в
— 751 —
Иван Петрович Павлов
Колтушах под Ленинградом — настоящий город науки, — на которую
советское правительство отпустило ему более чем 12 миллионов рублей.
Здесь ставились опыты со скрещиванием собак разного типа нервной
деятельности и с изучением происходящего от них потомства. Было
найдено, что условия воспитания, которые изменялись в ходе опытов, во
многом определяют характер поведения животного и иногда могут
значительно замаскировать его основной конституциональный тип, т. е. его
врождённые особенности.
Трудно перечислить огромное количество проблем, которые
И. П. Павлов поставил и разрешил в своей лаборатории. Он создал
крупнейшую в мире физиологическую школу. Он создал новые
разделы физиологии. Его работы открыли экспериментальному
исследованию наиболее таинственные стороны нервно-мозговой
деятельности.
Нет такой страны в мире, где бы учение И. П. Павлова не имело
горячих почитателей, учеников и продолжателей. В Америке, Англии,
Франции и других странах были созданы специальные павловские
лаборатории. Лабораторию самого И. П. Павлова посетили сотни
экскурсантов из-за границы; в ней работали присланные к И. П. Павлову в
специальную командировку учёные других стран. Множество учёных
вело оживлённую переписку с И. П. Павловым и его учениками по
разнообразнейшим вопросам созданного Иваном Петровичем Павловым
нового направления в науке. Ни один журнал по физиологии и
психологии не выходит без статей, посвященных учению об условных
рефлексах.
Имя И. П. Павлова стало символом преданной и страстной любви
к научному творчеству. Гениальный новатор в науке, он создал свой
особый павловский стиль научной работы. Три особенности этого
стиля резко бросаются в глаза: 1) умение концентрировать
исследование на одном однажды выбранном направлении, последовательность;
2) тонкость и исключительная точность эксперимента и наблюдения,
подвергнутого строжайшей собственной критике, но вместе с тем
являющегося руководящим началом во всём исследовании; 3)
всепоглощающая страсть к труду, неустанность исканий.
И. П. Павлов, выбрав предмет исследования, не оставлял его до
тех пор, пока он не был исчерпывающе изучен. Факты многократно
проверялись, точность их неустанно контролировалась, но когда они
признавались бесспорными, пред их судилище представлялись
выдвинутые гипотезы, и несоответствующие фактам гипотезы немедленно и
безжалостно отбрасывались. И. П. Павлов говорил: «Изучайте,
сопоставляйте, накопляйте факты! Как ни совершенно крыло птицы, оно
никогда не могло бы поднять её ввысь, не опираясь на воздух.
Факты — это воздух учёного, без них вы никогда не сможете взлететь.
Без них ваши „ теории" — пустые потуги». «Никогда не пытайтесь
прикрыть недостаток знаний хотя бы и самыми смелыми догадками и ги-
— 752 —
Иван Петрович Павлов
потезами. Как бы ни тешил ваш взор своими переливами этот мыльный
пузырь — он неизбежно лопнет, и ничего, кроме конфуза, у вас не
останется». Страстный до азарта, искуснейший экспериментатор, он
гневно и резко осуждал сотрудника, допустившего вольно или невольно
ошибку в наблюдении. И. П. Павлов был тогда беспощаден, и
виновному приходилось даже на время оставлять лабораторию. Как
никто другой, И. П. Павлов умел организовать коллективную творческую
работу. Своей горячей страстностью, целеустремлённостью он заражал
окружающих, и вокруг него кипела дружная общая работа. Будучи
идейным вождём и вдохновителем новых направлений в науке,
совершившим подлинный переворот в физиологии и медицине, Иван
Петрович высоко ценил деятельность всех своих сотрудников. Он
считал себя многим обязанным помощи своих коллег, их
наблюдательности и идейности.
В жизни И. П. Павлов был скромным и чутким человеком. Он не
любил парадности, рекламы и ненужной роскоши. Когда в тяжёлый
1919 год правительственная комиссия, во главе которой стоял
А. М. Горький, хотела оказать ему персональную помощь, он ответил:
«Продукты надо расходовать бережно. Давайте, как всем, не больше».
Забывая о себе, он просил о науке; нехватало для опытов собак, и он
писал: «Собак нужно, собак. Положение такое, что хоть сам бегай по
улицам — лови собак».
И. П. Павлов увлекался русской классической музыкой. Любил
русскую литературу, особенно произведения Л. Н. Толстого и А. П.
Чехова. Полный любви к жизни и жажды к труду, он даже в преклонном
возрасте занимался спортом. «Очень, очень хочу жить ещё долго, —
говорил он, — хоть до ста лет. И даже дольше».
В письме слёту горняков-стахановцев Донбасса в 1935 г. он писал:
«Всю мою жизнь я любил и люблю умственный труд и физический и,
пожалуй, даже больше второй. А особенно чувствовал себя
удовлетворённым, когда в последний вносил какую-нибудь хорошую догадку,
т. е. соединял голову с руками. Вы попали на эту дорогу. От души
желаю Вам и дальше двигаться по этой, единственно обеспечивающей
счастье человека дороге».
И. П. Павлов был верным сыном своей родины, великим
гражданином Советской страны. «Радостно сознавать себя гражданином
страны, в которой наука занимает ведущее и почётнейшее место, —
говорил И. П. Павлов. — Можно искренне гордиться родиной, где так
заботливо и широко поощряют прогресс науки и культуры... Мне уже
много лет, но я счастлив, что могу работать на благо моей любимой
родины и для счастья всего человечества».
Искреннейший народолюбец, он говорил: «Раньше наука была
оторвана от жизни, была отчуждена от населения, а теперь я вижу
иное: науку уважает и ценит весь народ. Я поднимаю бокал и пью за
единственное правительство в мире, которое могло это осуществить,
— 753 —
Иван Петрович Павлов
которое так ценит науку и горячо её поддерживает — за правительство
моей страны».
27 февраля 1936 года Ивана Петровича Павлова не стало. После
непродолжительной болезни на 87-м году жизни он скончался. Умер
«некоронованный король мировой физиологии», как назвал И. П.
Павлова известный американский учёный Кеннон. В своей телеграмме
Кеннон писал: «Будущие поколения будут связывать его имя с
революционными открытиями в области пищеварительного процесса и
наиболее сложных функций мозга. Все, кто знал Павлова, восхищались им
и любили его. Он надолго останется в памяти людей, этот
гениальнейший человек».
Дом, в котором родился И. П. Павлов.
Крупнейший английский учёный Резерфорд, потрясённый
сообщением о смерти И. П. Павлова, писал:
«Хотя я не физиолог, а физик — я не могу, однако, не сознавать,
какую колоссальную потерю понесла наука со смертью академика
Павлова. Об этой потере будут сожалеть во всех странах. Академик
Павлов был исключительно выдающимся физиологом, который сделал
очень многое для развития науки. Его работы по изучению условных
рефлексов вызвали восхищение во всём мире».
Выдающийся французский учёный Лапик писал: «Смерть Павлова —
это скорбная весть для международной физиологии. Я глубоко любил
Павлова. Он не только отличался своими ценными трудами, но и
личными достоинствами. Он наш общий учитель».
И. П. Павлов был учителем в самом высоком смысле слова.
Благородные слова его обращения «К советской молодёжи» — научного
завещания великого учёного — живут в памяти всех, кто отдаёт свои
силы науке: «И для молодёжи, как и для нас, вопрос чести — оправдать
те большие упования, которые возлагает на науку наша родина».
Имя И. П. Павлова, гениальнейшего естествоиспытателя, гордости
и славы русской науки, навсегда останется в веках.
— 754 —
Иван Петрович Павлов
Главнейшие труды И. П. Павлова: Полное собрание трудов, М.—Л., 1940,
т. I (Общественно-научные статьи; статьи по физиологии, кровообращению, физиологии
нервной системы); Лекции о работе пищеварительных желез, М.—Л., 1924;
Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных
(условные рефлексы), М.—Л., 1938; Лекции о работе больших полушарий головного
мозга, М.—Л., 1938.
О И. П. Павлове: Иван Петрович Павлов (Воспоминания учеников, под ред. и с
предисловием Н. И. Лепорского), Воронеж, 1941 (есть библиография об И. П. Павлове);
Коштоянц Х.С., Повесть из жизни академика И. П. Павлова (О работе в области
пищеварения), М.—Л., 1938; БобровН., Башня молчания, М., 1931; Ф р о л о в Ю. П.,
И. П. Павлов и его учение об условных рефлексах, М., 1936; Фролов Ю. П.,
Высшая нервная деятельность, М., 1930; Ю г о в А. К., Очерк жизни и деятельности
великого физиолога, М., 1939; Ю г о в А. К., Иван Петрович Павлов, М., 1943; Кассир-
с к и й И. П., И. П. Павлов и его значение в медицине, М., 1941; К о ш т о я н ц X. С,
Очерки по истории физиологии в России, М.—Л., 1946; Анохин П. К., От Декарта
до Павлова, М., 1945; П а в л о в а С. В., Из воспоминаний, «Новый мир», 1946, № 3.
ш
к
НИКОЛАИ ЕВГЕНЬЕВИЧ
ВВЕДЕНСКИЙ
л , (1852—1922)
^^Le иколай Евгеньевич Введенский своими исследованиями
физиологии нервно-мышечного аппарата внёс огромный вклад в общую
сокровищницу мировой науки. Родился он 16 апреля 1852 г. в селе
Кочково Вологодской губернии, в семье сельского священника.
Вначале он учился в Вологодской
духовной семинарии, а затем в 1872 г.
поступил на физико-математический
факультет Петербургского
университета. Арестовайный осенью 1874 г.
царским правительством по
политическому процессу 193-х, Н. Е.
Введенский более трёх лет провёл в тюрьме.
По отбытии заключения он ещё
долгое время находился под надзором
полиции. Лишь с 1878 г. он с*мог
продолжить своё университетское образование
и поступил на отделение
естественных наук физико-математического
факультета Петербургского
университета, по окончании которого остался
работать в лаборатории знаменитого русского физиолога И. М.
Сеченова. В 1883 г. Н. Е. Введенский начал читать лекции по физиологии
животных и человека на Высших женских курсах, а в 1884 г.,
защитив магистерскую диссертацию, приступил к чтению лекций в
Петербургском университете. В 1887 г. он защитил диссертацию на
степень доктора, а когда И. М. Сеченов оставил в 1889 г.
Петербургский университет, Николай Евгеньевич Введенский как ближайший
его ученик и выдающийся сотрудник был избран профессором
университета.
— 756 -
Николай Евгеньевич Введенский
Академик А. А. Ухтомский, ученик Н. Е. Введенского, писал
о своём учителе: «Скромный, иногда несколько суховатый и замкнутый
в личной жизни, Николай Евгеньевич сохранил большую душевную
теплоту и отзывчивость. Об этом знали все, более близко с ним
соприкасавшиеся. Николай Евгеньевич не имел своей семьи, жил одиноко,
но трогательно любил семьи своего отца, брата и сестры. Скончался
Николай Евгеньевич в 1922 г. в старом родительском доме, куда поехал
ухаживать за одиноким параличным братом, будучи сам слаб и болен».
Николая Евгеньевича Введенского не стало 16 сентября 1922 г.
Всю свою жизнь Н. Е. Введенский провёл в лаборатории над
выяснением основных закономерностей работы нервно-мышечной системы, и
когда он умер, о нём писали: «Введенский перестал работать в
лаборатории, Введенский — умер».
Он принимал деятельное участие в мировых конгрессах физиологов
и медиков, представляя русскую физиологическую науку. В 1900 г. он
был избран почётным президентом Парижского конгресса медицины,
а затем представителем России в Бюро по организации международных
съездов физиологов.
Нервно-мышечным аппаратом Н. Е. Введенский стал заниматься
сразу после своих первых юношеских работ — о влиянии света на
рефлекторную возбудимость и о дыхании — и уже до конца жизни не
покидал этой области исследования, дав ряд классических работ и
обосновав теорию основных вопросов общей физиологии. Он начал свои
работы с телефонического выслушивания нервного процесса. Ещё в
начале 19-го столетия физиологи заметили, что мышцы во время
сокращения издают так называемый «мышечный тон» — звук,
показывающий, что в основе естественного возбуждения мышцы лежит ритмика
отдельных одиночных возбуждений. Но никто не мог уловить подобной
же ритмики непосредственно с нерва. Впервые это сделал Н. Е.
Введенский. Выслушивая в телефон импульсы, которые передаются по
нерву во время его работы, он нашёл, что нервное возбуждение есть
процесс ритмический. Теперь, когда в физиологических лабораториях
имеются мощные усилители с катодными лампами и весьма
совершенные осциллографы, этот ритм нервного возбуждения записывают в виде
электрограмм на фотобумаге. Электрофизиологический метод
исследования нервной системы человека и животных является одним из
наиболее тонких и объективных методов современной науки, но он
покоится на данных Н. Е. Введенского, сумевшего с простым телефоном
сделать гениальное открытие ритмического характера нервного
возбуждения.
Английский физиолог Эдриан писал, что Пипер, в начале 20-го
столетия, зарегистрировавший при помощи струнного гальванометра
электрограмму сокращающейся мышцы человека и обнаруживший при
этом ритм «50» в секунду, принципиально не дал ничего нового по
сравнению с тем, что нашёл Н. Е. Введенский ещё в 1883 г.
— 757 —
Николай Евгеньевич Введенский
Телефонические исследования Н. Е. Введенского обнаружили сразу
целый ряд новых закономерностей работы нервно-мышечного апцарата.
Подвергая в экспериментальной обстановке ритмическим раздражениям
вдрмый ствол, Н. Е. Введенский нашёл, что нерв в своей работе по
передаче импульсов, по сравнению с другими тканевыми элементами
нервной системы, практически неутомим. Многообразными методами
исследования он неопровержимо доказал относительную неутомляемость
нервов, подтверждённую несколько лет спустя исследованиями
английских и американских физиологов.
Вслед за тем Н. Е. Введенский обнаружил, что нерв, мышца и
нервные окончания, т. е. три основных тканевых элемента нервно-
мышечного аппарата, обладают различной функциональной
подвижностью (лабильностью). Лабильность — мера, введённая в физиологию
впервые Н. Е. Введенским, есть определённая величина, измеряемая
количеством волн возбуждения, которое может воспроизвести в секунду
та или иная возбудимая ткань без изменения ритма. Нормальное
нервное волокно способно воспроизводить до 500 отдельных периодов
возбуждения без перехода их в более низкие ритмы. Мышца же может их
воспроизвести не более 200—250 в секунду, но и этот ритм мышца
воспроизводит чисто лишь в первые моменты раздражения, а затем высокий
ритм переходит в более низкий. Иначе говоря, высокий ритм 200—250
периодов возбуждения в секунду быстро изменяет функциональную
подвижность мышцы, снижает её лабильность. Если же мышца получает
раздражения не непосредственно, а через нерв, то предельным ритмом,
который она может воспроизвести, окажется всего 150—100 в секунду.
При более высоком ритме мышца перестаёт воспроизводить ритмику
раздражений; мышца при этом начинает расслабляться. Это значит,
что нервные импульсы, прежде чем дойти до мышцы, должны пройти
через двигательные нервные окончания, лабильность которых ещё
ниже, чем у мышцы, и всякий раз, когда по нервным волокнам идут
чрезмерно частые возбуждающие импульсы, мышца вместо
возбуждения отвечает торможением.
Лабильность ткани подавляется не только слишком частыми, но и
слишком сильными раздражениями. Чем менее лабильна та или иная
ткань, тем менее высокие ритмы оказываются для неё предельными и
тем быстрее в ней наступают — от частых и сильных раздражений —
явления торможения.
В нервно-мышечном аппарате менее всего лабильны концевые
аплараты нерва. Именно в них скорее всего сказывается угнетающее
влияние слишком частых и слишком сильных раздражений. Но
тормозная реакция, наблюдаемая при этом на мышце, не есть истощение
сократительных сил мышцы.
Своими опытами с торможением скелетной мышцы частыми и
сильными раздражениями нерва, описанными в основной работе
Н. Е. Введенского «О соотношениях между раздражением и возбужде-
— 758 —
Николай Евгеньевич Введенский
нием при тетанусе», он подошёл по-новому к важнейшей проблеме
физиологии — связи между возбуждением и торможением как
основными процессами нервной системы.
В физиологии торможение какого-либо органа не есть покой;
только по внешнему выражению оно может быть смешано с
покоем. Торможение есть деятельное успокаивание, «организованный
покой».
Открытие самого факта, что нервная система (центры) могут
создавать торможение в периферических органах, принадлежит
учителю Н. Е. Введенского, основателю русской физиологии — И. М.
Сеченову. Но Н. Е. Введенскому впервые удалось установить, что
«деятельное успокаивание» органа с подходящего к нему нерва может
быть результатом самого же возбуждающего этот орган раздражения
и не требует существования специального тормозящего центра, как
было принято считать до него.
На основе долгих лет работы с нервно-мышечным аппаратом
Н. Е. Введенский дал свою теорию нервного торможения, широко
известную в мировой физиологической литературе как «торможение
Введенского». В одном случае нерв, подходящий к мышце, возбуждает
её, в другом случае тот же самый нерв её тормозит, деятельно
успокаивает, ибо сам он именно в это время возбуждается сильными и частыми
раздражениями, которые на него падают. Иными словами, Н. Е.
Введенский показал, что противоположные по своему эффекту процессы
нервной системы — возбуждение и торможение, связаны взаимными
переходами один в другой и при прочих равных условиях являются
функциями от количества и величины раздражения.
В учении Н. Е. Введенского о торможении существенную роль
играет фактор времени, пережитая «история» нервно-мышечной системы,
причём в судьбе текущих реакций в нервно-мышечном аппарате
решающую роль играет «история» в микроинтервалах времени. Н. Е.
Введенский открыл, что вслед за каждой одиночной волной возбуждения
ткань (нерв, мышца) переживает последовательно сначала «интервал
невозбудимости», а затем «экзальтационную фазу». Первая, по данным
Н. Е. Введенского, длится до 0,004 секунды, с возможностью
значительного сокращения и удлинения, а вторая фаза — длительностью до
0,05 секунды.
Следовательно, проходящая по ткани волна возбуждения
оставляет за собой след определённой длительности, в течение которого
ткань как бы невпечатлительна к последующим раздражениям. Если
второй импульс приходит слишком скоро вслед за первым и он
попадает в пределы фазы «невозбудимости», то он остаётся без ответа.
Если же второй импульс приходит вслед за первым спустя
достаточное время и попадает в пределы экзальтационной фазы от
первого импульса, то ответ получается значительно больший, чем
в норме.
— 759 —
Николай Евгеньевич Введенский
Уже значительно позднее английские физиологи подтвердили эти
выдающиеся открытия Н. Е. Введенского, хотя и дали им иную
интерпретацию. «Интервалу невозбудимости», или иначе рефракторной фазе,
наблюдаемой на нерве вслед за пронесшимся импульсом, физиологи
придают большое значение, ибо видят в нём частный случай
торможения, который может дать «ключ» к пониманию всей проблемы
торможения.
Много внимания в своих исследованиях вопросу о торможении,
особенно в начале этого столетия, уделили также немецкие физиологи,
в частности, Ферворн и его сотрудники. Но «В общем надо признать по
справедливости, — пишет акад. А. А. Ухтомский (1927 г.), — что
школа Ферворна по вопросу о механизме торможения не дала ничего
нового по сравнению с тем, что было у Введенского в 1886 году...
С лёгкой руки Кайзера (немецкий физиолог), повторяли опыты
Введенского, почти не упоминая о них, приписывали открытия себе и
в конце концов не видели тех коренных недостатков, которые
заставляли самого Введенского итти дальше в искании новых дорог».
Если нервные окончания разнятся от самого нерва степенью своей
лабильности, решил Н. Е. Введенский, то, следовательно, можно
экспериментально, путём локального действия любым химическим или
физическим агентом, изменять степень лабильности в определённом участке
нерва и тем приближать его к свойствам нервных окончаний.
Что же происходит в таком изменённом участке нерва?
Становясь всё менее лабильным, этот участок проводит всё менее
частые волны возбуждения. При той же количественной характеристике
текущих волн возбуждения чрезвычайно изменяется самый ход
реакции. Волны возбуждения, приходящие в очаг с пониженной
функциональной подвижностью, всё более замедляются в своём развитии и
проведении и, наконец, с резким понижением лабильности они принимают
стационарный характер. В результате мы имеем локальный очаг
устойчивого стационарного возбуждения. Подобное состояние стационарного
возбуждения Н. Е. Введенский назвал «парабиозом», как бы
преддверием к умиранию (дословно: пара — около, биос — жизнь).
Парабиоз — состояние обратимое. При восстановлении лабильности в очаге
стационарного возбуждения нервная ткань вновь приобретает
способность проводить возбуждения.
Открытие стационарного возбуждения является одним из главных
научных вкладов Н. Е. Введенского в общую физиологию. Его книга
«Возбуждение, торможение и наркоз», в которой он подробно изложил
своё учение о парабиозе как стационарном возбуждении, широко
известна как у нас, так и за рубежом. По собственному признанию
Н. Е. Введенского она была основным его трудом и оправданием всей
его жизни.
От замедленной в своём развитии и проведении волны
нормального возбуждения Н. Е. Введенский пришёл к понятию парабиоза. Он
— 760 —
Николай Евгеньевич Введенский
вскрыл неизвестные до него закономерности перехода ритмического
возбуждения в нервной системе к стационарному возбуждению, вообще
неизвестному до него, и обратный переход стационарного возбуждения
в ритмическое, волнообразное. Перед физиологами открылось новое
большое поле для исследования функциональных состояний нервной
системы.
В последние годы своей жизни Н. Е. Введенский открыл
ещё одно, новое явление, а именно, он установил, что
появившийся очаг стационарного возбуждения влияет на состояние всего
нервного проводника, изменяя его возбудимость вплоть до эффектора
(мышцы). Само это влияние имеет характер стационарной волны
вдоль нервного ствола, повышая его возбудимость в одних местах и
снижая в других.
Это открытие Н. Е. Введенского — явление так называемого «пери-
электротона» — имеет огромное значение для понимания
взаимоотношений центров и периферии в нервной системе человека и животных,
особенно в вопросах подготовки нервного пути для пробега
импульса, о взаимоотношении центров координации и так называемых
тонических иннервации, когда центры нервной системы своим
беспрерывным влиянием могут часами поддерживать длительное
напряжение мышц.
Учение о стационарных влияниях возбуждения, идущих в порядке
периэлектротона, — это новая глава в физиологии нервной системы,
открытая Н. Е. Введенским.
В мировой литературе большое значение сейчас придаётся учению
французского физиолога Лапика о «хронаксии». Лапик нашёл, что для
различных возбудимых тканей необходимо различное время для
возникновения одиночной волны возбуждения. Но при детальном
исследовании соотношений между лабильностью и хронаксией оказалось, что
хронаксия Лапика есть обратная величина от лабильности Введенского.
Оба эти параметра возбудимых систем лишь с разных сторон подходят
к оценке текущего состояния ткани, и я помню то впечатление, какое
произвело на самого Лапика на XV международном конгрессе
физиологов рассмотрение диаграмм, на которых кривые хронаксии точно
зеркально отражали ход изменений лабильности.
Учение о хронаксии было формулировано Лапиком в начале XX
столетия, Н. Е. Введенский же дал своё учение о лабильности ещё
в 1892 г. Лапик признал не только связь учения о хронаксии с
лабильностью Введенского, но и одного из своих дальнейших открытий о так
называемой «субординационной хронаксии» с «периэлектротоном»
Введенского.
Своими классическими исследованиями Н. Е. Введенский внёс
огромный вклад в сокровищницу мировой физиологии. Имя его стоит
в одном ряду с именами И. М. Сеченова и И. П. Павлова —
основоположников русской физиологии.
— 761 —
Николай Евгеньевич Введенский
Главнейшие труды Н. Е. Введенского: Телефонические исследования над
электрическими явлениями в мышечных и нервных аппаратах, Спб., 1884; О
соотношениях между раздражением и возбуждением при тетанусе, Спб., 1886 (Полное собр. работ,
т. II); О неутомляемости нерва, Спб., 1900; Возбуждение, торможение и наркоз, Спб.,
1901 (Полное собр. работ, т. IV); Возбуждение и торможение в рефлекторном
аппарате при стрихнинном отравлении, «Работы физиологической лаборатории
Петербургского университета», 1906, т. I; Фаза рефракторная и фаза экзальтационная, там же,
1908, т. III; О периэлектротоне, «Изв. Рос. академии наук», 1923.
О Н. Е. Введенском: Гладкий А., Памяти Николая Евгеньевича Введенскогог
«Русский физиологический журнал», Пг., 1923, т. VI, в. 1—2—3; Пе рн а Н.,
Памяти Николая Евгеньевича Введенского, там же; Ухтомский А., Николай
Евгеньевич Введенский и его дело, там же; Его ж е, Из истории учения о нервном торможении,
«Природа», № 10, 1937; Его же, Завещание Н. Е. Введенского.Тезисы. Вторая
Павловская лекция, М., 1938; Сборник «Учение о парабиозе», М., 1927 (статьи Ухтомского и др.);
Коштоянц X. С, Очерки по истории физиологии в России, М.—Л., 1946.
ИВАН ВЛАДИМИРОВИЧ
МИЧУРИН
(1855—1935)
ы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё — наша
задача». «Кто не владеет техникой какого-нибудь искусства, науки
или ремесла, тот никогда не будет способен создать что-нибудь
выдающееся...». Эти слова принадлежат Ивану Владимировичу Мичурину,
который в совершенстве владел техникой
искусства создавать новую жизнь,
взращивать новые чудесные сорта плодов,
ягод и цветов. Это был поистине
неугомонный, жадный преобразователь
природы, творец новой жизни, поставивший
себе целью обновить землю. Жизнь
Ивана Владимировича Мичурина —
настоящий научный трудовой подвиг.
Иван Владимирович родился в
деревне Долгое Пронского уезда
Рязанской губернии 27 октября 1855 г. Прадед,
дед и отец Мичурина были любителями
плодоводства. В бывшей Калужской
губернии, где жили раньше предки
Мичурина, до сих пор известны выведенные
одним из этих предков мичуринские груши.
Чтобы достигнуть великого в жизни, очень существенно рано
поставить себе большую цель, рано почувствовать своё жизненное
призвание и потом настойчиво со всей силой воли следовать этому призванию,
итти к своей жизненной цели.
Мичурин рано нашёл своё жизненное призвание. Он писал:
«...я, как помню себя, всегда и всецело был поглощён только одним
стремлением к занятиям выращивать те или другие растения, и
настолько сильно было такое увлечение, что я почти даже не замечал
— 763 —
Иван Владимирович Мичурин
многих остальных деталей жизни: они как будто все прошли мимо меня
и почти не оставили следов в памяти».
И. В. Мичурину удалось окончить Пронское уездное училище и
поступить в Рязанскую гимназию. Но из гимназии его скоро исключили под
предлогом «непочтительности» к начальству, а на самом деле потому,,
что это начальство требовало взятки и не получило её. И. В. Мичурин
мечтал о высшем образовании, но ему не удалось окончить даже
среднюю школу. Девятнадцатилетний Мичурин вынужден был стать
конторщиком товарной конторы на станции Козлов Рязано-Уральской
железной дороги с месячной заработной платой в 12 рублей.
В 1874 г. И. В. Мичурин женился на дочери рабочего Александре
Васильевне Петрушиной. Это привело его к разрыву с родителями —
обедневшими дворянами, которые возмутились таким выбором сына.
Почти в нищете начинал свой caмocтoяfeльный жизненный путь Иван
Владимирович. Но скромный железнодорожный конторщик,
заброшенный судьбой в глухой провинциальный городок Козлов, был полон
радужных надежд и мечтаний. Он писал:
«После тринадцати лет всестороннего теоретического и
практического изучения жизни растений вообще и, в частности, дела
садоводства и его нужд в местностях средней части России, после того как
я объехал и осмотрел все выдающиеся в то время сады и садовые
заведения, а также на основании личного испытания качеств и свойств
плодовых деревьев, годных для культуры в средней и северной частях
быв. Европейской России, я в 1888 г. пришёл к заключению о слишком
низком уровне состояния нашего садоводства... Становилась очевидной
крайняя необходимость радикального улучшения ассортиментов наших
садов пополнением их более продуктивными сортами лучшего качества,
что и вынудило меня в 1888 г. основать садовый питомник с
исключительной целью выведения новых лучших и более продуктивных сортов
плодовых растений».
Началось с крошечного палисадника около домика в городе. Здесь
на маленьком клочке земли И. В. Мичурин мог развести лишь
небольшое количество плодовых деревьев. Только в 1895 г. Иван
Владимирович Мичурин смог накопить денег на покупку усадьбы за горо-
дОхМ, куда вместе с женой перенёс на руках свои дорогие растения.
Из рабочих дневников Ивана Владимировича видно, как
широко и с какой энергией развернул он здесь свою творческую
деятельность.
Вот запись: «Посевы 1887 года». Из неё видно, что И. В. Мичурин
самым напряжённым образом работал над множеством растений. Тут
и плодово-ягодные — груши, яблоки, вишни, сливы и персики; тут и
овощи — дыни, арбузы; тут и цветочные и декоративные — гвоздики,
примулы, гладиолусы, петуньи, бегонии, глоксинии, цикламены, кали-
стегии, лилии, георгины, нарциссы и др.; все перечисленные растения —
разных сортов. В той же записи значатся различные пальмы, драцены,
— 764 —
Иван Владимирович Мичурин
магнолии, камелии, саговик, эвкалипт, лимон, апельсин, померанец,
кедр, ель Энгельмана и т. д.
И. В. Мичурин — ненасытный в своих поисках испытатель
природы — собственными руками сеет, прививает, черенкует; ведёт
широкие экспериментальные исследования; добивается хорошего быстрого
окоренения черенков, испытывает разный состав для замазывания
срезов и различный состав субстрата, в который сажаются черенки.
Дневники И. В. Мичурина показывают, какие трудности ему
приходилось преодолевать. Он сажает черенки, не имея лабораторной
посуды, в банки от килек и варенья, в стаканы, в бутылки, в сосуд от
элемента Бунзена. Материальные заботы всё время висят над
творческим трудом исследователя. Приходилось рассчитывать копейки.
Запись И. В. Мичурина «Посевы 1887 года» заняла всего 8
страниц печатного текста, но содержащейся в ней творческой работе
исследователя-одиночки мог бы позавидовать не один крупный
исследовательский институт с десятками научных работников. А между тем
И. В. Мичурину в эту пору приходилось работать не только без
поддержки, но даже в атмосфере отчуждения и вражды к новому делу.
С удивительной преданностью овладевшей им идее, стиснутый на
небольшом участке своего сада, И. В. Мичурин, не имеющий никаких
официальных дипломов, работал над тем, чтобы создать новый
сказочный мир северных плодов, чудесных по вкусу, величине и красоте.
Велико было удивление царского правительства, когда о
Козловском «чудаке» стали приходить известия из-за границы. «В 1898 г.
всеканадский съезд фермеров, собравшийся после суровой зимы,
констатировал, что все старые сорта вишен как европейского, так и
американского происхождения в Канаде вымерзли, за исключением
«Плодородной Мичурина» из г. Козлова (в России)». Так писал канадский
профессор Саундерс. Пошла слава о новых чудесных сортах плодовых
растений И. В. Мичурина и в Соединённых Штатах Америки. Оттуда
Департамент земледелия послал к И. В. Мичурину своего
специалиста — профессора Ф. Н. Мейера и сделал И. В. Мичурину
предложение продать в Америку все его живые коллекции. В то время
И. В. Мичурин находился в тяжёлом материальном положении. И тем
не менее очень выгодное предложение американцев не соблазнило его.
Он любил свою родину и хотел передать плоды своего творчества
своему народу.
Под влиянием известий из Америки даже толстокожее царское
правительство забеспокоилось. Оно наградило И. В. Мичурина крестом
«Святой Анны» 3-й степени «за заслуги на сельскохозяйственном
поприще», но никакой действительной поддержки И. В. Мичурину в его
ценнейшей творческой работе так и не оказало. А между тем
подходила старость.
В 1914 г. в возрасте около 60 лет у этого человека с железной
волей вырвались горькие слова: «Годы ушли и силы истощены, крайне
— 765 —
Иван Владимирович Мичурин
обидно проработать столько лет для обшей пользы человека и на
старости не иметь для себя никакого обеспечения».
Через три года пришла Великая Октябрьская социалистическая
революция. Не покидавший своего питомника в течение всего периода
февральской революции И. В. Мичурин на другой же день после того,
как Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов взяли власть
в свои руки, не обращая внимания на продолжавшуюся ещё на улицах
стрельбу, явился в только что организованный уездный земельный
комиссариат и заявил: «Я хочу работать для новой власти».
В. И. Ленин и И. В. Сталин проявили большую личную заботу об
И. В. Мичурине. Два раза у И. В. Мичурина в Козлове побывал
Михаил Иванович Калинин. В Козлове выросли новые
научно-исследовательские и учебные заведения имени Мичурина:
Селекционно-генетическая станция, Институт северного плодоводства, техникум, высшая
школа. Самый город Козлов превратился в Мичуринск — крупный
научный центр северного плодоводства. В 1934 г. восьмидесятилетний
И. В. Мичурин писал: «Жизнь стала другой, полной смысла,
интересной, радостной».
Иван Владимирович Мичурин принадлежал к числу тех «чудаков»,
которые, по выражению Максима Горького, украшают мир. Он хотел
юг «перенести» на север. Он хотел, чтобы где-нибудь в Воронежской
или Тамбовской губернии и ешё дальше к северу росли зимостойкие
сорта яблонь, груш, слив, винограда и другие растения с плодами не
хуже прекрасных южных сортов.
Творческие изыскания Ивана Владимировича строились на двух
главных основах. Он сам создал и разработал эти основы и наполнил
их своим оригинальным мичуринским содержанием. Эти основы —
отдалённое скрещивание и воспитание растений.
Отдалённое скрещивание или отдалённая гибридизация называются
отдалёнными потому, что при них скрещивают между собой и
получают потомство двух растений-родителей, отдалённых по своему
родству в эволюции и по своему географическому происхождению.
Есть южный сорт яблони — Бельфлёр жёлтый американский.
У него крупные вкусные плоды. Кроме того, они поздно созревают и
могут долго сохраняться в лёжке зимой. Но яблоня Бельфлёр не
обладает достаточной зимостойкостью. И. В. Мичурин ставит себе
задачу— получить новый сорт яблони, у которого плоды были бы не хуже
Бельфлёр, но само дерево хорошо выносило бы зиму. Для этого
И. В. Мичурин оплодотворяет Бельфлёр пыльцой от Китайской яблони.
Китайская яблоня родственна дикой Сибирской яблоне и отличается
большой зимостойкостью, но плоды у неё очень мелкие (идут на
варенье под названием «райских яблочков»).
Бельфлёр американский и Китайская яблоня являются
отдалёнными и по родству, так как принадлежат к двум различным видам
яблонь, и по своему географическому происхождению. От их скрещи-
— 766 —
Иван Владимирович Мичурин
вания И. В. Мичурин получил семечко, из которого вывел свой новый
сорт Бельфлёр-Китайка. Но для выведения этого сорта учёному
пришлось много поработать.
Когда выросшая из семечка молодая яблоня на седьмом году
жизни принесла первые плоды, то они созрели сравнительно рано —
в августе, но оказались недостаточно крупными. Для улучшения
свойств плодов И. В. Мичурин применил метод «ментора», т. е.
воспитателя, сущность которого заключается в том, что, желая получить
гибридные сорта с желательными свойствами, садовод прививает
к гибридному растению, в крону, черенок того сорта растения,
свойства которого он хочет передать гибридным плодам. Пересаженный
черенок влияет на гибридное растение, как бы воспитывает его в
желаемом направлении. Отсюда и название этого метода. И. В. Мичурин
привил в крону этой молодой яблони в качестве менторов, или
воспитателей, черенки материнского вида Бельфлёра американского. Это,
действительно, оказало на молодую яблоню своё влияние, и она стала
приносить зрелые плоды позднее и более крупные. Но И. В. Мичурин
этим не удовлетворился. Он привил к своему деревцу ещё черенки
зимних сортов яблонь с лёжкими плодами.
В результате всего этого вес плодов у нового сорта поднялся
с 154 до 222 граммов, а время созревания отодвинулось приблизительно
на 90 дней. В дальнейшем И. В. Мичурин довёл вес плодов у
Бельфлёр-Китайки до 340 граммов. Этот сорт Бельфлёр-Китайки оказался
вполне выносливым к морозам в Ивановской области, на 500
километров севернее г. Мичуринска. По своей красоте и вкусовым качествам
Бельфлёр-Китайка не уступает материнскому растению — Бельфлёру
жёлтому американскому. При хороших условиях хранения плоды
в зимней лёжке могут сохраняться до февраля, совершенно не теряя
своих вкусовых качеств. Отдалённая гибридизация была только
началом работы Ивана Владимировича Мичурина над созданием этого
сорта. Очень большое значение имели при этом применявшиеся им
методы воспитания.
Зачем нужно было именно отдалённое скрещивание? При
скрещивании между собою близко родственных мелких сортов, живущих
в одной местности, нельзя добиться крупных изменений. Будут
получаться только очень ограниченные мелкие улучшения. А при
отдалённом скрещивании можно уходить далеко за пределы этих мелких
улучшений. Характерно, что при отдалённых скрещиваниях И. В.
Мичурин не брал местных диких сортов плодовых и ягодных растений,
несмотря на их высокую морозостойкость. Дело в том, что эти сорта
очень хорошо приспособлены к условиям местного климата и при
скрещивании с растениями из других мест подавляют свойства этих
растений, в том числе и ценные качества их плодов.
Иван Владимирович выдвинул и доказал положение, что «чем
дальше отстоят между собой пары скрещиваемых растений-производи-
— 767 —
Иван Владимирович Мичурин
телей по месту их родины и условиям их среды, тем легче
приспособляются к условиям среды в новой местности гибридные сеянцы».
Метод отдалённого скрещивания И. В. Мичурин стал применять
с 1884 г. Это замечательное открытие И. В. Мичурина долгое время не
было понято теоретической наукой о наследственности и изменчивости —
генетикой. Лишь в сентябре 1923 г. на собрании немецкого общества
наследственности известный генетик Реннер заявил: «Может быть, мы
будем иметь больше успеха, если станем вдоль и поперёк скрещивать
между собой виды из удалённых и с давнего времени разделённых
между собой географических областей обитания».
Когда Реннер говорил это только в форме предположения,
у И. В. Мичурина уже давно была глубоко разработанная научная
теория отдалённого скрещивания, и он создал на основе этой теории
много новых чудесных плодовых растений. При помощи отдалённого
скрещивания И. В. Мичурин не только соединял в одном организме
способность давать плоды нужных высоких качеств со способностью
сопротивляться суровым зимним условиям. Полученные таким способом
организмы были более гибкими в приспособлении к новым условиям
жизни и более податливыми в переделке их природы.
Растения не всегда поддавались отдалённой гибридизации. Тогда
И. В. Мичурин, глубоко понимавший природу растений, заставлял их
это делать при помощи своих оригинальных методов: смешений
пыльцы, вегетативного сближения, введения посредника.
Если при отдалённой (межвидовой) гибридизации обычно
применяемое искусственное опыление не давало результатов, то И. В.
Мичурин наносил на рыльце пестика не чистую пыльцу одного какого-либо
сорта или вида, а смесь из пыльцы многих сортов или видов и в
результате добивался завязывания плода. Этот приём И. В. Мичурин
назвал «методом смешанной пыльцы». Другой метод преодоления
межвидового нескрещивания — метод вегетативного сближения, который
ввёл И. В. Мичурин, состоит в следующем. Черенки нескрещиваю-
щихся через опыление растений И. В. Мичурин прививает обычным
путём, и когда на привое разовьются цветы, то их пыльца опыляет
цветы подвоя и наоборот. Этот приём И. В. Мичурин назвал методом
«предварительного вегетативного сближения», которое затем и
облегчает половое размножение этих вегетативно сближенных путём
прививки форм.
И, наконец, чрезвычайно эффективным в ряде случаев оказался
приём «посредника», суть которого схематически состоит в следующем.
Если вид А не скрещивается с видом В, который скрещивается с видом
С, то И. В. Мичурин вначале пытается получить гибрид А X С и, в
случае его получения, легко скрещивает этот гибрид с видом В; вид С
явился только тем «посредником», через который удалось скрестить
нескрещиваемые формы А и В. С помощью этих и других методов
И. В. Мичурину удалось широко скрещивать между собой различные
— 768 —
Иван Владимирович Мичурин
виды, а иногда даже роды растений, например, вишню с черёмухой,
персик с миндалём, иргу с айвой или грушей и т. д. И. В. Мичурин
считал особенно существенным в преобразовании живой' природы два
момента: гибридное происхождение растений (от отдалённого
скрещивания) и молодой их возраст.
Теория и методы И. В. Мичурина обладают большим творческим
могуществом. Этот гениальный преобразователь природы растений как
будто пробил брешь в толстой каменной стене, через которую хлынул
целый поток новых чудесных сортов плодовых и ягодных растений,
ценных по качеству и выносливых к более суровому северному климату.
С удивлением останавливаешься перед этой творческой мощью,
особенно, когда вспомнишь старого бельгийского плодовода Ван-Монса,
который доказывал, что для выведения нового сорта яблонь и его
распространения нужно не менее 40 лет.
А сколько и какие замечательные новые плодовые растения создал
И. В. Мичурин! Вот, например, яблоня Пепин шафранный. Её плоды
великолепно раскрашены шарлаховой росписью по красивому жёлто-
шафранному основному фону. Мякоть плотная, желтоватого цвета,
замечательного винно-сладкого, с лёгкой кислотой, пряного вкуса, с
тонким ароматом. Это — поздний сорт яблони, плоды которого могут
сохраняться до мая следующего года. Дерево выносливо к зимним
морозам.
А вот Китайка анисовая. Она имеет исключительную выносливость
к морозам, чрезвычайно плодородна и очень рано созревает. Окраска
плодов — светлая зеленовато-жёлтая с нежным размытым красновато-
розоватым румянцем на солнечной стороне. Мякоть — белая с зелёным
оттенком, рыхлая, сочная, кисло-сладкого прекрасного винного вкуса.
Знаменитая груша «Бера зимняя Мичурина» замечательно
вынослива к морозам. Урожайность очень щедрая, а вкус плодов вполне
можно считать равным вкусу многих десертных южных сортов груш.
Не менее знаменита вишня «Плодородная Мичурина»: плоды
тёмнокрасные, с гладкой блестящей кожицей, мякоть — сочная, приятного
кисло-сладкого вкуса, сок розовый. Урожайность достигает 25
килограммов с одного взрослого дерева. Выносливость дерева к зимним
морозам выдающаяся. Эта вишня получила широкое распространение на
севере Америки и в Канаде.
Когда перелистываешь сочинения И. В. Мичурина, то перед
глазами проходит целая панорама различных плодов, которые манят своим
замечательным вкусом: яблоки, груши, айва северная, рябины
гибридные, вишни, черешни, сливы, абрикосы, миндаль-посредник, ежевика
изобильная, малина, четыре новых сорта винограда, новые
разновидности замечательного дальневосточного ягодного растения актинидии
и т. д. Это — свидетельство чудесной творческой силы человека. В
нем чувствуется не только великий творец, но и художник, страстно
влюблённый в свои создания.
— 769 —
Иван Владимирович Мичурин
И. В. Мичурин оставил нам не только новые чудесные сорта
плодов, но и науку о том, как их создавать.
Чарльз Дарвин прочно обосновал самый факт эволюции и объяснил
её процесс, для чего очень широко использовал практический опыт
сельского хозяйства. И. В. Мичурин, выражаясь образно, с большой
смелостью и огрохмным успехом
творил эволюцию в интересах
человека и на этой основе
развивал дальше теорию Дарвина.
Дарвин объяснил, как
возникают приспособления у
животных и растений через
наследственные изменения и
естественный отбор. А И. В. Мичурин дал
свою теорию и метод того, как
создавать новые растения,
особенно податливые для
приспособления к новым условиям
жизни.
Дарвин показал, как
человеческий опыт по выведению но-
вых сортов растений и пород
животных использовать для
объяснения эволюции дикого
растительного и животного мира.
А И. В, Мичурин открыл в
диких растениях, в этих часто пре-
небрегаемых «золушках»,
неисчерпаемый источник для того,
ними увеличивать выносливость
Памятник И. В. Мичурину на
сельскохозяйственной выставке в Москве.
чтобы
при помощи скрещивания с
и улучшать качество культурных растений.
И. В. Мичурин обратил внимание на то, что дикие растения
в стихийном процессе эволюции накопили ценные качества
выносливости и плодородия. Он показал, как эти качества при помощи
отдалённого скрещивания можно широко использовать для улучшения
культурных растений. На этом пути работают теперь советские учёные,
которые поставили своей задачей получить новые сорта пшеницы с
гораздо более высокой выносливостью и плодородиехМ путём скрещивания
её с дикими видами пырея и дикой многолетней ржи.
В советских условиях творчество И. В. Мичурина получило
необыкновенно широкий выход в жизнь, в практику. Впервые за всю мировую
историю создалась настоящая народная научная школа в области
биологии. Это —мичуринская школа. В этой школе вместе с академиками
и другими учёными по профессии внедряют мичуринскую науку в жизнь
ш вместе двигают её вперёд «совершенно неизвестные в научном мире
— 770 —
Иван Владимирович Мичурин
люди, простые люди, практики-новаторы дела». Это —
любители-мичуринцы, стахановцы растениеводства, колхозники-опытники.
Исключительно скромна была рабочая обстановка Ивана
Владимировича, но вся она была овеяна его творчеством. Уже нечего говорить
про сад. Здесь перед живыми растениями на каждом шагу из уст
Ивана Владимировича можно было услышать целые поэмы о великой
работе, живые свидетели которой находились здесь же перед глазами.
Но то же было и в рабочем кабинете. Вот сидит Иван
Владимирович в углу кабинета за своим скромным письменным столом и
набивает себе папиросы. Но табак для этих папирос особенный. Его вывел
сам Иван Владимирович, он же придумал и сделал машинку для резки
табака, которым набивает свои папиросы. А на стене за Мичуриным
висит усовершенствованный им анероид. И. В. Мичурин был
изобретатель в душе. В нём сочеталась неутолимая могущественная творческая
мысль с золотыми руками. Сам Иван Владимирович в своём
обращении к XVI Съезду ВКП(б) писал: «всё, с чем я сталкивался, я
старался улучшать: работал по разным отраслям механики, электричества,
улучшал инструменты, изучал пчеловодство. Но самой любимой моей
работой была работа по улучшению сортов плодово-ягодных растений».
Вся творческая жизнь Мичурина была могущественным порывом
к будущему, к новому, молодому, лучшему.
7 июня 1935 г. ушёл из жизни творец новой жизни в мире
растений. Могила Ивана Владимировича Мичурина находится на площади
города Мичуринска, недалеко от высшей школы, в которой растут
кадры молодых мичуринцев, продолжающих его дело.
Главнейшие труды И. В. Мичурина: Итоги полувековых работ по выведению
новых сортов плодовых и ягодных растений, М., 1929 (т. I), 1932 (т. II); Выведение
новых улучшенных сортов плодовых и ягодных растений, М., 1933; Итоги
шестидесятилетних работ по выведению новых сортов плодово-ягодных растений, М., 1936 (4-е изд.);
Сочинения под редакцией акад. Б. А. Келлера и акад. Т. Д. Лысенко, М. — Л.9 Сельхоз-
гиз, 1939—1941, т. I. Принципы и методы работы; т. II. Описания сортов плодово-ягодных
растений; т. III. Записные книжки и дневники; т. IV. Разные заметки и статьи, не
вошедшие в первые три тома.
О И. В, Мичурине: Бахарев А. Н. и Яковлев П. Н., Иван Владимирович
Мичурин (Жизнь и творчество), М., 1938; Горшков И. С, Иван Владимирович
Мичурин, его жизнь и работа, М., 1925; Бахарев А. Н., Иван Владимирович Мичу«
рин (биографический очерк), в т. I Соч. И. В. Мичурина.
-щэ
МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ
МЕНЗБИР
(1855—1935)
ихаил Александрович Мензбир широко известен в России и за
границей не только как выдающийся учёный-зоолог, но и как яркий
борец за свободную науку и пропагандист учения Дарвина. В истории
зоологии М. А. Мензбир занял почётное место как один из основателей,
наряду с Н. А. Северцовым, русской
орнитологии и зоогеографии, а также
как основатель русской школы
сравнительных анатомов.
Книги Мензбира «Птицы России»
и «Охотничьи промысловые птицы» по
настоящее время являются
настольными книгами биологов-орнитологов,
а также любителей природы и
охотников.
Михаил Александрович Мензбир
родился 4 ноября 1855 г. в г.
Туле. Отец его был судебным
следователем. Детство Михаила
Александровича не было радостным. Мать умерла,
когда ему было 10 лет, а отец мало
заботился о ребёйке. Большое влияние на него имели дядя и тётка,
проживавшие в своём имении в Алексинском уезде б. Тульской
губернии, где М. А. Мензбир гимназистом и студентом проводил каникулы
и где развернулась его страсть к охоте и коллекционированию птиц.
Учился М. А. Мензбир в Тульской гимназии, которую окончил,
вследствие болезни, экстерном в 1874 г. По окончании гимназии он
поступил в Московский университет на естественное отделение физико-
математического факультета, который окончил в 1878 г. с золотой
медалью за сочинение «О головном скелете и ротовых придатках двукры-
— 772 —
Михаил Александрович Мензбир
лых». Учителями М. А. Мензбира по зоологии были проф. С. А. Усов
и Я. А. Борзенков. Широкие блестящие обобщения по общим вопросам
биологии, даваемые Усовым, и яркий строго научный курс
сравнительной анатомии, читаемый Борзенковым, совершенно захватили молодого
студента, страстного охотника и любителя природы, и он стал отдавать
занятиям в кабинете сравнительной анатомии всё свободное время or
лекций и частных уроков, на средства от которых существовал. Здесь
М. А. Мензбир познакомился с знаменитым исследователем Туркестана,
зоологом Н. А. Северцовым, основателем русской орнитологии и
зоогеографии, и это определило его дальнейшую судьбу. По окончании
университета в 1878 р. М. А. Мензбир был оставлен при нём для
подготовки к профессорскому званию. Это время он работал в двух
направлениях: с одной стороны, как орнитолог и зоогеограф под
руководством Н. А. Северцова, с другой, как сравнительный анатом
у Я. А. Борзенкова, кафедру которого он впоследствии занял.
В 1882 г. М. А. Мензбир защитил диссертацию на степень магистра
зоологии на тему «Орнитологическая география Европейской России».
Эта работа и по сегодняшний день является, в особенности в первой
своей части, классическим произведением, без которого не может
обойтись ни один современный зоогеограф. После этого М. А. Мензбир
отправился в двухгодичную заграничную командировку, во время
которой работал в зоологических музеях в Граце, Вене, Лейдене, Брюсселе,
Париже и Лондоне.
По возвращении на родину в 1884 г. он был утверждён доцентом
сравнительной анатомии и начал чтение курсов для студентов. В 1886 г.
он защитил диссертацию на степень доктора зоологии на тему
«Сравнительная остеология пингвинов» и в 1887 г. был выбран
экстраординарным, а в 1898 г. ординарным профессором по кафедре зоологии
и сравнительной анатомии Московского университета.
М. А. Мензбир принял заведывание кабинетом сравнительной
анатомии ещё совсем молодым человеком — 28 лег. Своими блестящими
лекциями сначала по введению в зоологию и сравнительную анатомию,
затем по зоологии позвоночных и, наконец, по сравнительной анатомии
и зоогеографии он сразу же привлёк к себе студентов. Всякий
слушавший его лекции никогда не забудет впечатления от кристально чёткого
анализа фактического материала, раскрывающего в стройной
логической последовательности преобразования животного мира в
эволюционном развитии.
За время своей многолетней профессорской деятельности М. А.
Мензбир создал большую школу учеников, к которой принадлежали
крупные русские учёные — П. П. Сушкин, А. Н. Северцов, Д. П. Филатов,
Д. Н. Кашкаров и целый ряд зоологов, занимавших кафедры
университетов.
JVL А. Мензбир был прекрасным организатором. Вместе со своими
учениками он превратил маленький кабинет сравнительной анатомии
— 773 —
Михаил Александрович Мензбир
Московского университета в большой институт с прекрасной
библиотекой и первоклассным музеем сравнительной анатомии, ныне носящим
его имя. Помимо преподавания, он принимал большое участие в
университетской жизни. Все воспитанники Московского университета
запечатлели в своей памяти облик профессора М. А. Мензбира, в самые
трудные годы реакции высоко державшего знамя науки и культуры в
Московском университете. В 1906 г. он счёл себя обязанным принять
избрание на должность помощника ректора университета. Эту
должность он занимал до 1911 г., когда в виде протеста против вторжения
полиции в стены университета при усмирении студенческих
«беспорядков?» он, вместе с ректором Мануйловым и проректором Минаковым,
сложил с себя обязанности. В ответ на это реакционный министр Кассо
уволил М. А. Мензбира вместе со всем ректоратом из Московского
университета без права преподавания в других университетах. Как
известно, это увольнение послужило поводом к уходу из университета
большинства передовых профессоров, доцентов и ассистентов.
Лишённый возможности работать в университетах, М. А. Мензбир перенёс
свою деятельность на Высшие женские курсы, тогда частное учебное
заведение, и за время пребывания там много сделал для развития
женского образования в России.
Революция 1917 года вернула М. А. Мензбира снова в Московский
университет, причём он был первым выборным ректором. В 1919 г. он
оставляет ректорство и целиком отдаётся научной деятельности.
Руководящие партийные и правительственные органы всегда высоко ценили
М. А. Мензбира, относились к нему с большим доверием, и он до самой
смерти был постоянным консультантом в самых высоких
государственных инстанциях. В 1930 г. М. А. Мензбир организовал при своей
лаборатории в университете лабораторию зоогеографии Академии наук»
Ещё в 1887 г. Академия наук избрала М. А. Мензбира своим членом-
корреспондентом. После этого ему неоднократно предлагалось избрание
в действительные члены и директорство зоологическим музеем
Академии наук, но для этого был необходим переезд в Петербург.
М. А. Мензбир не хотел отрываться от Московского университета
и просил освободить его от избрания.
В 1927 г. Академия наук СССР избрала его своим почётным
членом, а в 1929 г. действительным членом.
М. А. Мензбир играл исключительную роль в жизни старейшего
в России учёного общества — Московского общества испытателей при-
роды. Деятельность Общества в последние 50 лет неразрывно связана
с его именем. Начиная с 1880 г., он принимал активное участие в
деятельности этого научного центра, объединяющего лучшие научные силы
во всех областях естествознания. Начиная с 1882 г. и до самой смерти,
сш нёс обязанности редактора изданий Общества. После смерти
президента Общества Н. А. Умова М. А. Мензбир в 1915 г. был избран на
его место С той поры он был бессменным президентом Общества. Он
— 774 —
Михаил Александрович Мензбир
превратил Московское общество испытателей природы в центр научной
мысли, где проходила творческая работа и живое общение лучших
научных сил России. Будучи редактором изданий Общества, М. А.
Мензбир организовал широкий обмен с заграничными изданиями и
превратил библиотеку Общества в важнейшую московскую библиотеку по
естествознанию.
В декабре 1932 г. из-за кровоизлияния в мозг он слёг в постель
и был прикован к ней почти 3 года. 10 октября 1935 г. он скончался.
Научная деятельность Михаила Александровича Мензбира
протекала в нескольких направлениях, но основное его внимание было
устремлено на орнитологию и зоогеографию.
Ещё студентом он начал сборы коллекций птиц, обработка которых
явилась его первой научной орнитологической работой
(Орнитологическая фауна Тульской губернии, 1879 г.). В 1887 г. появилась вторая
работа, посвященная сравнительному обзору фауны птиц Московской
и Тульской губерний. Уже эти первые работы и магистерская
диссертация «Орнитологическая география Европейской России» выдвинули
М. А. Мензбира в ряды крупных учёных орнитологов и зоогеографов.
Наиболее известными трудами Мензбира по орнитологии являются
два тома «Птицы России» (1893—1895 гг.) и два тома «Охотничьи
и промысловые птицы Европейской России и Кавказа» (1900—1902 гг.),
на которых учились многие поколения русских орнитологов. Эти книги
получили широкое распространение не только среди учёных-зоологов,
но стали настольными книгами широкого круга любителей природы
и охотников. Они создали широкую известность имени М. А. Мензбира
в самых разнообразных кругах русского общества. Эти книги были
первыми научными сводками по систематике и биологии птиц в России.
Высокий научный уровень в них сочетается с таким простым и ясным
языком, что чтение их вполне доступно каждому любителю и охотнику.
Книги М. А. Мензбира положили основание планомерному изучению
фауны и географического распространения птиц России. Вот почему
М. А. Мензбира вместе с его учителем Н. А. Северцовым можно назвать
основателями русской орнитологии и зоогеографии.
М. А. Мензбир главное внимание уделил изучению хищных птиц по
коллекциям Н. А. Северцова, оставшимся по причине смерти последнего
необработанными, богатым коллекциям, собранным им лично, и
коллекциям Зоологического музея Академии наук и других музеев.
Исследования по хищным птицам сведены в большую монографию
«Птицы», вышедшую в серии книг, издаваемой Академией наук под
общим названием «Фауна России и сопредельных стран». Большой
интерес представляет «Орнитология Туркестана и сопредельных стран»
(1888 г.), где дано описание дневных и ночных хищных птиц
Туркестанского края по материалам, собранным Н. А. Северцовым. Все
орнитологические работы М. А. Мензбира характерны рассмотрением
систематических признаков изучаемых им групп птиц с точки зрения гене-
— 775 —
Михаил Александрович Мензбир
тических связей и географического распространения. В замечательной
работе «О перелётах птиц Европейской России» (1886 г.) М. А.
Мензбир со свойственной ему проницательностью и талантом проводит идею
связи пролётных путей птиц с историей их расселения. Это даёт право
считать его вместе с английским орнитологом Зибом основателем теории
пролётных направлений как путей расселения.
Уже магистерская диссертация «Орнитологическая география
России» (том I вышел в 1882 г., том II — в 1889 г.) выдвинула №• А. Менз-
бира в ряды крупных зоогеографов. В этой работе он развивает деление
палеоарктики на зоогеографические зоны, намеченные Н. А. Северцо-
вым, и даёт деление на зоны, резко расходящиеся с делением
западноевропейских зоогеографов. В настоящее время большинство
зоогеографов Западной Европы приняло деление М. А. Мензбира. Основной идеей,
проводимой автором в его работах, является выявление естественных
фаунистических комплексов, т. е. фаун, а не территориальные
подразделения. Другие зоогеографические работы посвящены истории животного
мира Европы (1900 г.), истории происхождения фауны Туркестана
(1914 г.), истории четвертичного оледенения (1923 г.) и возникновению
фауны тундры (1923 г.). Широкое распространение получил «Зоогео-
графический атлас», как учебное пособие, составленное М. А. Мензби-
ром совместно с художником В. А. Ватагиным.
Михаил Александрович Мензбир занимал также и кафедру
сравнительной анатомии. Своими блестящими лекциями он вызывал у
молодёжи большой интерес к вопросам сравнительной анатомии. С полным
правом он считается основателем большой школы русских
сравнительных анатомов, занявшей видное место в мировой литературе. Из
сравнительных анатомических трудов его следует выделить докторскую
диссертацию «Сравнительная остеология пингвинов в приложении к
основным подразделениям класса птиц» (1885 г.), которая по существу
является одной из первых работ по сравнительной анатомии
позвоночных с филогенетическими выводами. Проведённое там выделение
бескилевых птиц и пингвинов в особые разделы, одноценные всем другим
разделам птиц, нашло своё подтверждение в работах Лоу.
Велико значение М. А. Мензбира и как пропагандиста идей
Дарвина. Вместе с К. А. Тимирязевым М. А. Мензбир был активным
борцом за дарвинизм в России. Уже в 1882 г. в журнале «Русская мысль»
появилась его статья «Чарльз Дарвин и современное состояние
эволюционного учения», представляющая собой яркую защиту дарвинизма
После этого он никогда не переставал выступать в печати по вопросам
дарвинизма. Характер статей М. А. Мензбира носил иное направление,
чем статьи К. А. Тимирязева, который разъяснял учение Дарвина и
горячо убеждал в его правоте. М. А. Мензбир в своих статьях редко
касался изложения самой теории, но он действовал на сознание читателя
перечнем конкретных фактов, освещающих тот или иной вопрос
дарвинизма. В сборнике «Дарвинизм в биологии и близких к ней науках»
— 776 —
Михаил Александрович Мензбир
(1886 г.) основное внимание? уделяется историческому развитию фаун
по данным геологической истории материков и морей и
географическому распространению животных. В других статьях даётся
критический разбор возражений на теорию Дарвина и критикуется ревизия
дарвинизма со стороны Вейсмана, де Фриза и других неодарвинистических
и неоламаркистских писателей. Свою последнюю книжку «За Дарвина»
(1927 г.), где даётся прекрасный критический разбор современного
положения теории Дарвина, М. А. Мензбир заключает следующими
словами: «Из 67 в истории дарвинизма 47 лет прошли на моих глазах, и
теперь, без сомнения, подходя к концу своей научной деятельности и,
вероятно, жизни, я остаюсь тем же убеждённым дарвинистом, каким
был в дни моей молодости».
М. А. Мензбир много работал над изданием сочинения Дарвина на
русском языке. Нельзя не отметить прекрасных научно-популярных
брошюр М. А. Мензбира — «Тайна Великого океана», «Великий
ледниковый период Европы» и другие. Наконец, громадной популярностью
пользовались учебники М. А. Мензбира «Введение в зоологию и
сравнительную анатомию для высшей школы» и два выпуска «Учебника
зоологии» для средней школы.
Облик М. А. Мензбира, как человека, навсегда останется в памяти
людей, лично с ним общавшихся. Твёрдость воли, внушительность и
целеустремлённость, строгость требований к людям и к себе, наравне
с чутким отношением к ученикам, — таковы черты этого крупного
деятеля науки России конца XIX и начала XX столетий.
Главнейшие труды М. А. Мензбира: Орнитологическая география
Европейской России, т. I (магистерская диссертация); «Учёные записки Московского
университета», Отд. естеств. наук, в. 2—3, М., 1882; то же, М., 1889, т. II; Сравнительная
остеология в приложении к основным подразделениям класса птиц, там же, 1885, в. 5
(докторская диссертация); Птицы России, М., 1893—1895, тт. I и II; Охотничьи и промысловые
птицы Европейской России и Кавказа (с атласом), М., 1900—1902, тт. I—III;
Орнитология Туркестана и сопредельных стран, 1888; Зоологические участки Туркестанского
края и вероятное происхождение фауны последнего, М., 1914; Фауна России и
сопредельных стран, 1916, ч. I; О перелётах птиц Европейской России, 1886; Зоогеографи-
ческий атлас, М., 1912; Объяснительный текст к зоогеографическому атласу, М., 1918;
Введение в изучение зоологии и сравнительной анатомии, М., 1923 (4 изд.); популярные
работы: Миграции птиц с зоогеографической точки зрения. Научно-популярный очерк,
М. — Л., 1934; Великий ледниковый период Европы (Век мамонта и пещерного человека).
Пг., 1923; Тайна Великого океана, 1922; Дарвинизм в биологии и близких к ней науках,
М., 1886; Естественный и искусственный подбор по отношению к человеку (в кн. Памяти
Дарвина, М., 1910); Первые 65 лет в истории теории подбора, 1926; За Дарвина (Сб.
статей), М. — Л., 1927.
О М. А. Мензбире: Памяти акад. Михаила Александровича Мензбира, М,—Л., 1937.
(Статьи: Г. П. Дементьева, В. А. Дейнега, А, Ф. Коте и других авторов.)
ВЛАДИМИР МИХАИЛОВИЧ
БЕХТЕРЕВ
(1857—1927)
JS
*Ш|рладимир Михайлович Бехтерев был одним из создателей
неврологии и психиатрии. Он оставил большое наследие в виде целой
серии капитальных научных трудов и созданных им учреждений.
Многие из его учеников стоят ныне во главе клиник и научных институтов
и продолжают дело своего учителя.
Владимир Михайлович Бехтерев
родился 1 февраля 1857 г. в семье
мелкого чиновника. Всему, чего он
достиг, он обязан только себе и
своей энергии. Первые годы своей
жизни В. М. Бехтерев провёл в
деревне. Девяти лет он поступил в
Вятскую гимназию, а с 16 лет уже
стал учиться в
Медико-хирургической академии. Блестяще окончив
академию, когда ему был 21 год,
он оставляется при ней для подго-
товки к профессорскому званию и
в клинике своего учителя проф,
И. П. Мержеевского изучает нерв-
ные и душевные болезни. Через
три года он защитил диссертацию
на степень доктора медицины и получил от конференции академии
звание доцента.
В 1884 г. В. М. Бехтерев, имея уже более 40 научных работ, был
послан в заграничную командировку, которая длилась около
полутора лет. За границей он изучал анатомию и физиологию нервной
системы и проводил собственные исследования в клиниках крупнейших
учёных того времени. По возвращении из-за границы он получил
— 778 —
Владимир Михайлович Бехтерев
кафедру психиатрии в Казанском университете. При Окружной
психиатрической больнице он создал клинику и психо-физиологическую
лабораторию. Казанский период деятельности В. М. Бехтерева был
необычайно плодотворным. Здесь создалась первая школа ег© учеников, было
основано общество невропатологов и психиатров. Под редакцией
В. М. Бехтерева выпускался новый специальный журнал
«Неврологический Вестник». В. М. Бехтерев произвёл за это время
многочисленные исследования в области анатомии и физиологии нервной
системы, обобщённые им позже в капитальных монографиях
«Проводящие пути спинного и головного мозга» и «Основы учения о
функциях мозга».
Но особенно широко развернулась научная деятельность В. М.
Бехтерева с 1893 г. в Петербурге, когда он получил кафедру нервных к
душевных болезней в Военно-медицинской академии. Благодаря «го
энергий и организаторским талантам ему удалось заново построить
клинику с лабораториями экспериментально-психологической,
анатомической, физиологической и химической. В основу преподавания
психиатрии и неврологии В. М. Бехтерев впервые кладёт данные анатомо-
физиологического изучения. Курсу душевных болезней он предпосылает
очерк объективной психологии, вводит учение о гипнозе. В это же
время В. М. Бехтерев организует ряд научных обществ. С 1896 г. он
издаёт специальный журнал «Обозрение психиатрии, неврологии и
экспериментальной психологии». Журнал выходил до 1918 г. и имел
большое значение для медицинского образования и развития советской
науки. Клиника В. М. Бехтерева становится центром, куда приезжают
не только молодые, но и опытные врачи. Здесь под руководством
В. М. Бехтерева заканчивается большое количество докторских
диссертаций. В этот же период у В. М. Бехтерева возникает мысль о со-
здании научно-исследовательского и в то же время педагогического
учреждения — Психоневрологического института. Впоследствии этот
институт стал базой для вновь основанной трудами и энергией
В. М. Бехтерева Государственной психоневрологической академии,
высшего учёного и учебного учреждения, сыгравшего большую роль
в развитии учения о нервных и душевных заболеваниях и в
образовании широких масс врачей и работников других специальностей.
В 1925 г. был торжественно отпразднован 40-летний юбилей
профессорской деятельности В. М. Бехтерева. Ему был посвящен ряд
заседаний научных обществ и учреждений. Много приветствий было
получено от научных учреждений из-за границы. В сборнике трудов,
посвященном В. М. Бехтереву к 40-летию его профессорской деятельности,
приняли участие наиболее видные учёные как нашего Союза, так й
зарубежные. К сожалению, юбилей был как бы преддверием к
окончанию жизни и работы В. М. Бехтерева. 24 декабря 1927 г. он неожиданно
скончался во время приезда в Москву, в разгаре своей кипучей
деятельности,
_ 779 —
Владимир Михайлович Бехтерев
Этот схематический очерк жизни и деятельности Владимира Ми*
хайловича Бехтерева — только внешние рамки, наполненные богатым и
жизненным содержанием. Чтобы оценить достижения В. М. Бехтерева,
нужно вспомнить положение неврологической и психиатрической науки
тогда, когда он начинал свою деятельность.
Невропатология и психиатрия — близкие науки, так как имеют
дело с одним и тем же объектом исследования — мозгом и вообще
нервной системой. Но вместе с тем эти науки существенно отличаются
друг от друга. Невропатология изучает функции отдельных частей
головного мозга, спинного мозга и периферической нервной системы, в
также расстройства, которые наблюдаются при их поражении, —
параличи конечностей, расстройства чувствительности речи, местные
судороги. Психиатрия рассматривает расстройства в душевной деятельно-
сти, зависящие от поражения мозга в целом. Невропатология в
настоящее время принадлежит к наиболее точно разработанным
биологическим дисциплинам. Особый раздел в ней — топика головного мозга —
составляет учение о локализации тех или других его функций. Изучая
расстройство нервной функции, можно точно определить место
поражения. Это имеет исключительно большое значение, когда нужно,
например, удалить из мозга опухоль, осколок снаряда, своим давлением
вызывающие определённые расстройства, найти место разрыва артерии в
мозгу, которую нужно перевязать, чтобы остановить кровотечение.
Опыт Отечественной войны показал, что мозговая хирургия и вообще
нейрохирургия — большое дело в спасении жизни и здоровья раненых.
Своими успехами хирургия обязана поставленной на очень большую
высоту топической диагностике, определению места поражения.
Разработка учения о локализации нервных функций в головном мозгу — это
результат целеустремлённой работы целого ряда учёных как русских,
так и зарубежных. Среди них В. М. Бехтерев занимает одно из самых
видных мест. Именно он в своей работе «Проводящие пути спинного и
головного мозга» дал тщательное описание хода нервных волокон,
проводящих двигательные или чувствительные раздражения, строения
отдельных скоплений нервных клеток, играющих роль нервных центров,
выполняющих ту или другую нервную функцию. Отправляясь от того,
что было сделано до него, В. М. Бехтерев уточнил и пополнил
сведения о строении нервной системы. Он впервые описал особые пучки
нервных волокон и ядер, на которые раньше не обращалось внимания,
хотя, как показал В. М. Бехтерев, они имеют строго определённые и
иногда очень важные функции. Эта большая работа Владимира
Михайловича была переведена на немецкий и французский языки. Но для
В. М. Бехтерева установление точных данных о строении нервной
системы не было самоцелью. Это была база для ознакомления с
функциями определённых частей нервной системы и с их расстройствами.
Отсюда понятно, почему за этой работой у В. М. Бехтерева следует ещё
более фундаментальная работа «Основы учения о функциях мозга».
— 780
Владимир Михайлович Бехтерев
Будучи в своём существе не кабинетным учёным, замыкавшимся в свою
лабораторию, а врачом-клиницистом, более всего думающим об
интересах своих больных, В. М. Бехтерев применял свои обширные познания
в области анатомии и физиологии нервной системы для изучения
нервных и душевных заболеваний.
В медицине принято вновь найденные симптомы или заболевания,
на которые раньше не обращалось внимания, связывать с именем
учёного, выявившего их впервые и показавшего их значение. Таким путём
увековечивается имя выдающихся исследователей. Именем В. М.
Бехтерева назван ряд пучков нервных волокон, ядер, значительное
количество рефлексов и ряд заболеваний, впервые им наблюдённых,
описанных и изученных: особая форма одеревянелости позвоночника,
эпилепсия с характерными подёргиваниями, боязнь чужого взгляда, страх
покраснения и др. О внимании его к интересам лечения свидетельствует
и тот факт, что он в своей клинике впервые в России организовал
особое нейрохирургическое отделение и несколько работ посвятил
специально терапии. Широкое распространение получила предложенная
им смесь бромистых солей с настоем адониса, ставшая известной под
именем бехтеревской микстуры.
Не менее значительны достижения В. М. Бехтерева в области
изучения психики человека, развития психической жизни, начиная с
детского возраста, отклонения от нормального течения душевных явлений,
психиатрии в собственном смысле. Чтобы оценить значение сделанного
В. М. Бехтеревым, нужно посмотреть, как обстояло дело с учением о
душевных болезнях 60 лет назад. Для нас в настоящее время не
подлежит сомнению, что психика, мысль, есть функция мозга. Но в период,
когда В. М. Бехтерев начинал свою научную работу, среди учёных-
психиатров господствовали идеалистические взгляды о сущности
психического. Мозг считался только случайным обиталищем психического, или
души, начало которой даётся предвечным духом, т. е. божеством.
Отрицание за мозгом и его изменениями какой-либо роли в развитии
душевных явлений лучше всего видно из имевшего самое широкое в то
время хождение афоризма: «под микроскопом душу не увидишь».
Успехи современной психиатрии непосредственно связаны с тем, что
сущность психозов изучается ныне в свете данных мозговой патологии.
Для большинства психиатров, современников В. М. Бехтерева,
зависимость психики от мозга считалась сомнительной или даже
неприемлемой. Исследователи, придававшие значение изучению мозговой
патологии, были одиноки. Тем большей является заслуга В. М. Бехтерева,
развившего концепцию психозов как проявления заболеваний мозга.
Определение роли мозговых изменений в происхождении и
формировании душевных заболеваний — задача, несомненно, более
трудная, чем установление зависимости неврологической функции движения
и чувствительности от поражения соответствующих нервных центров4
Трудности изучения психических явлений заключаются в невозможно*
— 781 —
Владимир Михайлович Бехтерев
сти непосредственно наблюдать и изучать психические переживания
другого человека. О них приходится судить или по аналогии с нашими
собственными психическими переживаниями или по двигательным актам
человека, в которых отражается его внутренний мир. Это открывает
дорогу субъективизму в истолковании психических переживаний,
неодинаковой оценке их различными наблюдателями. В. М. Бехтерев
поставил своей задачей разработку объективной психологии. Не
удовлетворяясь экспериментально-психологическими методами исследования,
идущими от Вундта, и тем, что давала субъективная психология,
В. М. Бехтерев ищет новые пути и методы объективного изучения
душевных явлений. Его внимание обращается на отклонения в
рефлекторной деятельности, в двигательных реакциях на раздражение. В них
он видит объективные признаки психических изменений, изменения
личности. Он создаёт метод исследования сочетательных двигательных
рефлексов, который и положил в основу своей объективной психологии.
В. М. Бехтерев близко подошёл к методу условных рефлексов,
разработанному Иваном Петровичем Павловым. Их В. М. Бехтерев называл
«сочетательными рефлексами» и изучал их не по секреторной методике
И. П. Павлова, а на учёте двигательных реакций организма. Он
пытался создать новую дисциплину, являющуюся своеобразным синтезом
неврологии, физиологии, психологии и социологии. Психологические
понятия — внимание, эмоции, воля — как бы заменяются у В. М.
Бехтерева понятиями о репродуктивных рефлексах, рефлексах
сосредоточения и т. д. Центральным понятием становится рефлекс. Даже мысль
рассматривается им как сочетательный рефлекс, заторможённый в
своей конечной эфферентной части. Применение новых методов к
изучению ребёнка на различных стадиях развития привело к созданию
генетической рефлексологии. Новая дисциплина пыталась рассматривать
человека в целом, во всех общественных отношениях. Накопление
фактов, собираемых с этой точки зрения, даёт в результате коллективную
рефлексологию, задача которой — изучение социальных факторов,
влияющих на развитие личности и её поведение.
Рефлексология В. М. Бехтерева, однако, страдает
односторонностью, и её истолкование психических явлений механистично.
Рефлекторные явления далеко не исчерпывают сущности психических явлений.
Это очень существенное физиологическое звено в сложных процессах
психического, но оно не определяет их полностью. Рефлекс — это нечто
зависящее от внешнего раздражителя, тогда как психика в большей
степени активна и может изменять конечные результаты внешних
раздражений. В рефлексологии В. М. Бехтерева изучение рефлексов
становилось самоцелью, тогда как оно должно быть средством для познания
психического. Неправомерен и перенос данных исследования
сочетательных двигательных рефлексов в область социальных явлений.
В своём учении о высшей нервной деятельности И. П. Павлов тоже
пользовался методом рефлексов, но у него трактовка роли рефлексов
~~ 782 —
Владимир Михайлович Бехтерев
была совершенно иной. Основной задачей он ставил изучение психики;
изучение же рефлексов носило для него служебный характер.
Сказанное не умаляет значения сделанного В. М. Бехтеревым.
Нужно учесть, что признание активности психики, позволяющей
видоизменять и даже затормаживать действие внешних моментов, стало
достоянием невропатологов и психиатров только после съезда по
психологии поведения человека в 1930 г., т. е. уже после смерти В. М. Бехтерева.
Громадное значение работ В. М. Бехтерева заключается в том,
что в период господства идеалистических, умозрительных и мистичен
ских представлений о психике он своими исследованиями в области
анатомии и физиологии мозга, применяемыми к изучению клиники
душевных расстройств, много сделал для утверждения научной концепции
психоза как мозгового заболевания, которое можно изучать и лечить
так же, как всякое другое заболевание. Если к этому прибавить, что,
как выяснилось последующими исследованиями, причины заболевания
лежат в основном не столько в наследственности, сколько во внешние
по существу устранимых, моментах — инфекциях, отравлениях, травмах
нервной системы, психических волнениях, то понятно, какие большие
возможности открываются для успешной борьбы с нервно-психической
заболеваемостью. Идя по пути улучшения условий жизни с
устранением всего, что вредит нервной системе, наши органы здравоохранения
добились очень больших результатов в смысле оздоровления населения.
Эта практика выросла из теории, основание для которой было дано
нашими выдающимися учёными, к которым принадлежит и В. М. Бехтерев.
В. М. Бехтереву удалось сделать очень много для развития
русской и мировой науки о мозге. Его целеустремлённость, ясные, твёрдые
установки делали его передовым человеком своего времени. Прежде
всего нужно отметить его кипучую энергию и изумительную
работоспособность. Об этом свидетельствует огромное количество законченных
научных работ, в том числе ряд капитальных монографий,
организованные им научные учреждения и учёные общества, журналы. Он обладал
талантом организатора, умеющего добиваться своей цели, преодолевая
все препятствия. Сознание важности поставленной задачи и
убеждённость в правильности намеченного её разрешения делали его необычайно
настойчивым. В этом смысле он был настоящий русский крестьянин
вятских лесов с крепкой хваткой. Это проглядывало даже в его
внешности, весьма сходной с внешностью русских богатырей на известной
картине Васнецова. Он был действительно богатырь мысли и дела, с
широкими общественными интересами. Изучение заболеваний привело
его к мысли о необходимости не только лечения, но и устранения
основных причин заболеваемости, которые он видел в тяжёлых условиях
жизни и работы широких масс населения, беспощадно эксплоатируе-
мых капиталистами и помещиками. В. М. Бехтерев имел смелость не
только так думать, но высказывать своё мнение публично, не боясь
навлечь на себя неудовольствие царского правительства. Известна в
— 783 —
Владимир Михайлович Бехтерев
этом отношении его речь «О самоубийстве» на съезде психиатров и
невропатологов. В ней он, основываясь на официальных данных, прямо
указывал, что одной из причин учащения случаев самоубийства
являются тяжёлые условия жизни, проистекающие из существа
капиталистического государственного строя. Ещё большую смелость в
высказывании своих убеждений и гражданское мужество он проявил в
известном деле Бейлиса, в котором выступил как эксперт. Он убедительно
доказал всю злую нелепость и вздорность обвинения евреев, и в
частности Бейлиса, в ритуальных убийствах детей неиудейских
верований. Естественно, что царское правительство весьма неприязненно
относилось к В. М. Бехтереву, считая его крамольным профессором.
В 1913 г. министр просвещения Кассо, известный своей деятельностью
по разгрому университетов, уволил В. М. Бехтерева в отставку «за
выслугой лет». На самом деле это был только формальный повод, так
как В. М. Бехтерев в это время был в расцвете сил, полон энергии и
способности к творчеству, как показали последующие годы. Другой
министр Сухомлинов не утвердил его в звании президента
Психоневрологического института. Правительство, проводившее в вопросе о
высшем образовании принцип — образование для привилегированных, косо
смотрело на В. М. Бехтерева, который сделал Психоневрологический
институт доступным для «кухаркиных детей». Только при Советской
власти В. М. Бехтерев получил соответствующие условия для научной
работы и осуществления своих творческих дерзаний.
Главнейшие труды В. М. Бехтерева: Проводящие пути мозга, Казань, 1893;
JVL — Л., 1926; Основы учения о функциях мозга, в. 1—7, Спб., 1903—1907; Психика и
жизнь, Спб., 1904; Объективная психология, Спб., 1907; Невропатологические и
психиатрические наблюдений, Спб., 1910; Общая диагностика болезней нервной системы,
ц. I и II, Спб., 1911—1915; Общие основы рефлексологии, отд. 1, ч. II, 1918 (4-е изд.
посмертное), М. — Л., 1928; Мозг и его деятельность, М. — Л., 1928.
О В. М. Бехтереве: Бехтерев В. М., Автобиография, М., 1928;
Можайский В., В. М. Бехтерев, как учитель, Харьков, 1925; Русских В. Н., В. М.
Бехтерев и его произведения, М., 1927; Платонов К. И., Памяти В. М. Бехтерева,
Харьков, 1928; Г р и н ш т е й н В. М., В. М. Бехтерев, как анатом и физиолог, Харьков,
1928; И о з е ф о в и ч, В. М. Бехтерев-невропатолог, Харьков, 1928; Козлов И. В.,
Жизнь, деятельность и учение академика В. М. Бехтерева, Таган рог, 1928; Г олантР.Я.,
Научная деятельность В. М. Бехтерева, «Вестник современной медицины», 1926, № 3;
Грибоедов А. С, Владимир Михайлович Бехтерев, «Научный работник», 1928,
№ 2; В ы г о д с к и й Л. С, Памяти В. М. Бехтерева, «Народное просвещение», 1928,
№2; Г р у з е н б е р г С. О., В. М. Бехтерев на общественном посту, «Научный работник»,
1928, №4; Розенштейн А., Памяти богатыря психоневрологии В. М. Бехтерева,
«Вестник современной медицины», 1928, № 1; С е м а ш к о Н. А., Академик В. М.
Бехтерев. Памяти заслуженного деятеля науки, «Красная Нива», 1928, № 2; Осипов В.„
Памяти академика В. М. Бехтерева, «Врачебная газета», 1928, № 1.
ВАСИЛИИ РОБЕРТОВИЧ
вильямс
S <, (1863—1939)
щ»
^Л^азрешению проблемы высоких и устойчивых урожаев
сельскохозяйственных культур посвятил всю свою жизнь русский учёный
Василий Робертович Вильямс.
Он родился в Москве 9 октября 1863 г. в семье инженера-строителя
Октябрьской (б. Николаевской) железной дороги. Одиннадцати лет
он потерял отца, и почти с этого времени
ему пришлось познать трудовую жизнь.
Мать его, однако, несмотря на
материальные затруднения, смогла
обеспечить детям прекрасное общее
образование. В. Р. Вильямс уже в
детстве основательно знал иностранные
языки.
В 1883 г. В. Р. Вильямс блестяще
окончил в Москве реальное училище, а
в 1887 г. — Петровскую (ныне
Тимирязевскую) земледельческую и лесную
академию.
По окончании академии В. Р. Вильямс
получил заграничную научную
командировку для подготовки к учёной и
профессорской деятельности.
Тогда же молодой учёный дал критический анализ
западноевропейского почвоведения, которое рассматривало почву лишь как среду
для произрастания сельскохозяйственных растений, как химическую и
физическую массу.
Почвы изучались вне связи с законами их развития, почву не
рассматривали как природное тело. Собственно почвоведения как отдельной
научной дисциплины не существовало, и оно рассматривалось только
как часть агротехники, т. е. учения об обработке почв или внесения
— 785 —
Василий Робертович Вильяме
удобрений. Как самостоятельная естественно-историческая дисциплина
почвоведение возникло в России благодаря трудам русских учёных:
В. В. Докучаева, Н. М. Сибирцева и П. А. Костычева.
Вскоре после возвращения из командировки, в 1891 г., В. Р.
Вильяме приступает к самостоятельному чтению курса общего
земледелия, включавшего тогда основы почвоведения, общего земледелия,
селекции и сельскохозяйственного машиноведения. Одновременно с
этим он занимается окончательной разработкой своего метода
механического анализа почв, ставшего теперь классическим. В 1893 г.
В. Р. Вильяме блестяще защищает работу «Опыт исследования в
области механического анализа почв» в качестве магистерской
диссертации. Уже в этой первой своей научной работе, глубоко затронувшей
существенную сторону свойств почвы — её механический состав,
В. Р. Вильяме показал себя крупнейшим и тонким экспериментатором,
прекрасно владеющим лабораторными методами исследований.
Изучение механического состава почв устанавливает в каждом её
горизонте размер и процентное соотношение механических элементов
(группы камня, хряща, песка, пыли и ила). Оно делает возможными
важные практические и теоретические выводы о плодородии, состоянии
почвы, её физико-химических свойствах. Оно позволяет подойти к
выяснению условий образования и развития почвы.
В 1894 г., вместо Петровской академии, закрытой в связи с
участившимися на политической почве студенческими волнениями, царское
правительство вынуждено было открыть Московский
сельскохозяйственный институт, в котором, однако, полностью сохранились лучшие
революционные традиции академии. В. Р. Вильяме был приглашён в
институт в качестве адъюнкт-профессора для заведывания кафедрой
почвоведения и общего земледелия. На этой работе он показал свои
недюжинные организаторские способности. Постановка преподавания
почвоведения и общего земледелия в этом институте помогла
формированию широко образованных учёных агрономов, деятелей различных
отраслей сельскохозяйственного производства.
В феврале 1894 г. В. Р. Вильяме по командировке Министерства
земледелия уезжает в Чикаго для организации пяти русских
сельскохозяйственных отделов на Всемирной Колумбовой выставке. Он является
здесь председателем Международной экспертной комиссии. Он
становится широко известным в научно-агрономических кругах Америки.
С тех пор у него устанавливается широкая научная связь с
крупнейшими учёными Нового и Старого света.
Любознательный и пытливый ум заставлял молодого учёного в
период заграничной командировки использовать весь свой досуг для
научной и творческой работы. Он изъездил, а в ряде случаев исходил
пешком поля и виноградники солнечного Прованса и другие места
Франции, песчаники и верещатники Германии, посетил родину
знаменитой Канадской пшеницы в Сосхачеване. Побывал в приморских низи-
— 786 —
Василий Робертович Вильяме
нах Калифорнии и в других районах США. Эта его любовь к
путешествиям сохранилась в течение всей его жизни. С особенным
увлечением исследовал он просторы своей родины, глубоко изучил многие
области Европейской России, Сибири и Кавказа. Во время
путешествий В. Р. Вильяме собирал и критически систематизировал материал
по почвам, геологии и растительности, подтверждающий и
иллюстрирующий разработанное им впоследствии учение о едином процессе
почвообразования на земном шаре, о наличии основных стадий или
периодов почвообразования, об эволюционном развитии почв во времени и
пространстве. Это учение, выраженное в стройной схеме и ясных
характеристиках основных природных почвенных типов, изложено в
первой части его знаменитой работы «Почвоведение», написанной в
1914 г. и окончательно отработанной в 1924 г.
В. Р. Вильяме со всей полнотой и широтой доказал, что
плодородие почвы неотделимо от почвы, представляет её существенное и
отличительное свойство, а сама наука о почве — почвоведение —
приобретает благодаря этому большое практическое значение.
Осенью 1895 г. В. Р. Вильямсу была поручена организация первых
в России чайных плантаций — в Чакве, Салибедри и Капришум, близ
Батуми. С этим делом он блестяще справился, а для своих научных
работ собрал ценный материал по русским субтропикам с
характерными для них краснозёмными почвами.
В 1896 г. В. Р. Вильяме по поручению канализационного отдела
Московской городской управы приступает к организации московских
полей орошения в Люблине (под Москвой) и создаёт в тот же период
первую в России селекционную станцию.
С 1903 г. В. Р. Вильяме начинает большую
научно-исследовательскую работу по изучению органического вещества почвы, наиболее
существенной, но и наиболее сложной его части — перегноя.
Оригинальная методика постановки опыта позволила максимально
приблизить весь процесс изучения к природной обстановке. Для этой цели
В. Р. Вильяме впервые предложил особые, специальные сооружения,
так называемые почвенные лизиметры (от лизис — растворять + мет-
рео — измерять), состоящие из 10 бетонных камер-ящиков,
объединённых общим коридором. Каждая камера размером в 4 кубических
метра загружается «навеской» испытываемой почвы весом в 16 тонн,
причём в различные камеры, в целях сопоставления, опускались разные
почвы, доставляемые из различных концов России:
дерново-подзолистая, чернозёмная, торфяная, дерновая почва, поймы и
другие. Контрольные лизиметры заполнялись песком и глиной. Почвы
укладывались в лизиметры со строгим соблюдением порядка
расположения их слоев по 10 сантиметров; затем каждый слой уплотнялся до
естественного объёма, а на поверхности «навески» высевалась
соответствующая смесь семян растений, которые, произрастая, полностью
создавали специфичный для каждой почвы растительный покров. В таких
— 787 —
Василий Робертович Вильяме
лизиметрах испытание подопытных почв производилось в течение
ряда лет, до десяти и более. Методика учёта изучения динамики
образования органического вещества в испытуемых почвах была
следующей. Вся проходящая через почву камер лизиметра атмосферная вода
и почвенные растворы собирались в течение всего периода движения
растворов ежедневно в особые бутыли. Далее, растворы переносились
в лабораторию и систематически фильтровались через специальные
бактериальные фильтры и выпаривались в фарфоровых чашках. Сухой
остаток собирался и служил материалом для последующих работ по
выделению перегнойных кислот.
Свыше десятка лет собирал В. Р. Вильяме необходимое ему
количество сухого остатка для проведения химических анализов и
последующего выделения перегнойных кислот. Эта работа, выполненная
В. Р. Вильямсом, по своей грандиозности и оригинальности считается
в почвенной литературе единственной.
В. Р. Вильяме пришёл к выводу, что перегнойные вещества почвы,
перегнойные кислоты — продукт синтеза, совершающегося в процессе
жизнедеятельности микроорганизмов почвы. Это был очень
существенный и важный вывод, так как роль биологических процессор в
почвообразовании в то время, как правило, недооценивалась. В. Р. Вильяме
объединил рассмотрение физико-химических и химических процессов,
протекающих в материнской породе, с биохимическими и
биологическими явлениями, проявляющимися в породе при воздействии на неё
растительных формаций.
Это позволило перевести почвоведение из группы геологических
наук в систему биологических. В. Р. Вильяме доказал, что развитие
почвы начинается там, где поселяется растительность, где проявляют
своё многообразное воздействие и взаимодействие растительные
формации.
Василий Робертович Вильяме также показал, что конечные
продукты выветривания породы, к каковым следует отнести глину,
каолин, сохраняющиеся в породе без изменения при современных
термодинамических условиях (температура и давление), подвергаются
резкому разрушению под воздействием лесной растительности, лесной
подстилки и продуктов жизнедеятельности грибного процесса — кре-
новой кислоты.
Это понимание роли микроорганизмов в разрушении
конечных продуктов выветривания, долго оспаривавшееся некоторыми
исследователями, подтвердил совершенно самостоятельно другой
русский учёный — минералог и геобиохимик — акад. В. И. Вернадский.
Большинство учёных долгое время не могло и допустить, что две
перегнойные кислоты, гуминовая и ульминовая, при своём
образовании имеют кристаллический характер и только под влиянием внешних
условий, например мороза, изменяются и переходят в аморфное
коллоидное состояние. Но и здесь исследования последних лет показали
— 788 —
Василий Робертович Вильяме
правильность вывода В. Р. Вильямса о кристаллическом строении
перегнойных кислот.
В 1904 г. В. Р. Вильяме на специально организованном участке
Московского сельскохозяйственного института закладывает
биологический питомник многолетних трав — злаковых и бобовых, —
насчитывавший до трёх тысяч видов, рас и форм этих растений.
Систематические исследования, проводившиеся в специальном
питомнике, дали возможность собрать огромный материал для работ по
обоснованию научного луговодства в России. Мысль о создании этих
работ зародилась у В. Р. Вильямса ещё в 1895 г., когда он участвовал
в деятельности гидрологической экспедиции, подробно изучавшей
истоки рек Волги, Оки, Сызрани и Красивой Мечи.
В 1911 г. при кафедре почвоведения В. Р. Вильяме организует
Высшие курсы по луговодству. Он проводит со слушателями курсов
экспедиции по изучению почв, растительности и рельефа речных пойм.
Всё это способствует оформлению его учения об образовании пойм,
которое заняло видное место не только в трудах по луговодству,
почвоведению и земледелию, но также в работах по геоморфологии и
геоботанике.
В 1914 г. В. Р. Вильяме добивается в Министерстве земледелия
разрешения на организацию Высшего государственного института
луговодства; ныне он именуется Институтом кормов имени академика
В. Р. Вильямса.
В. Р. Вильяме разработал особую теорию дернового периода
почвообразования. Этот период почвообразования он разбил на две
стадии — луговую и болотную. В развитии дернового периода
почвообразования принимают участие три группы многолетних растений —
корневищевые, рыхлокустовые и плотнокустовые злаки, а также бобовые.
Воздействие на почву смеси злаков и бобовых многолетних
травянистых растений, в особенности в луговой стадии, приводит к
обогащению почвы деятельными перегнойными соединениями. Почва
приобретает особое структурное состояние — комковато-зернистое строение,
при наличии которого создаётся прочное и устойчивое плодородие.
Такое комковато-зернистое строение способствует обеспечению в
почвенных горизонтах одновременного наличия воды и элементов зольных
веществ и азота для растений.
На основе анализа развития естественного плодородия почв по
различным почвенным типам В. Р. Вильяме показал, что в луговой
стадии дернового периода почвообразования плодородие почв достигает
наибольшей эффективности. На этой основе он теоретически обосновал
учение о травопольной системе земледелия, которое даёт возможность
получения не только устойчивых, но и высоких стахановских урожаев.
Большое количество стахановцев сельского хозяйства установило на
опыте, что на структурных почвах, вышедших из-под многолетних трав,
так называемой скороспелой культурной залежи, получаются наиболее
— 789 —
Василий Робертович Вильяме
высокие и устойчивые урожаи. Ныне во многих областях СССР, в том
числе и по засушливым областям, вводится травопольная система
земледелия. Методическим руководством этой работой и дальнейшей
разработкой научных теорий В. Р. Вильямса занимается Всесоюзная поч-
венно-агрономическая станция им. акад. В. Р. Вильямса.
Неоценима заслуга В. Р. Вильямса в том, что он как агроном
опроверг так называемый «закон убывающего или падающего
плодородия», подверг его критике с агротехнической стороны, дополнив с
этой стороны классическое доказательство В. И. Ленина,
опровергшего этот «закон» экономически.
Одним из основных положений в обосновании теории получения
высоких урожаев и переделки природы почвы для В. Р. Вильямса
явилось указание К. Маркса, что «земля, если она правильно возделы-
вается, всё улучшается». В своём труде «Почвоведение» В. Р. Вильяме
писал, что «ничто не может ограничивать роста урожаев, кроме величины
притока солнечного света и тепла. А этот приток огромен. Сейчас мы
используем лишь очень-очень маленькую часть притока света и тепла».
Высокие урожаи, получаемые на протяжении ряда лет
стахановцами и передовыми хозяйствами, опрокинули все предельческие
«теории», подтвердили правильность учения новаторов в агрономической
науке и своей блестящей практикой доказали, что рост урожайности
беспределен.
В. Р. Вильяме рассматривал почвообразование как единый
грандиозный процесс, начавшийся в ту пору, когда стало возможным
появление жизни на Земле. С его точки зрения почвообразование — один из
следов беспрерывного процесса эволюции жизни на земной
поверхности. Чтобы познать сущность почвообразования, нужно разобраться в
общих свойствах организмов, участвующих в нём, и в тех следствиях
их жизнедеятельности, которые составляют основу процесса
почвообразования. Этими работами В. Р. Вильяме внёс много нового в учение
о растительных формациях.
По мысли В. Р. Вильямса, организмы, создающие органическое
вещество, принадлежат по преимуществу к группе наземных зелёных
растений, и частично эта роль принадлежит хемотрофным
организмам — беспигментным микроорганизмам, питающимся без участия
солнечного света за счёт химической энергии, получаемой при окислении
неорганических веществ.
Растительными формациями он назвал природные комбинации
соответствующих групп зелёных и бесхлорофильных растений.
Таких формаций В. Р. Вильяме насчитывает четыре:
1. Деревянистая растительная формация, в которой совместно
развиваются и сожительствуют деревянистые зелёные растения, низшие
растительные организмы, простейшие почвенные грибы — актиномицеты
и анаэробные бактерии (живущие в отсутствии свободного кислорода).
2. Луговая травянистая растительная формация, в состав которой
— 790 —
Василий Робертович Вильяме
входят луговые травянистые зелёные растения, аэробные бактерии
(развивающиеся только в присутствии свободного кислорода) и в резко
выраженном преобладании анаэробные бактерии.
3. Степная травянистая растительная формация, включающая,
главным образом, степные травянистые зелёные растения и аэробные
бактерии.
4. Пустынная растительная формация, в которой организмами,
создающими органическое вещество, являются последовательно хемо-
трофные бактерии и водоросли, а организмами, разрушающими
мёртвые остатки этих организмов, являются последовательно аэробные и
анаэробные бактерии и грибы.
Основными природными периодами почвообразования являются:
подзолистый, развивающийся под деревянистой — лесной растительной
формацией; дерновый, с двумя стадиями — луговой и болотн-ой,
протекающий в условиях развития разных групп луговой травянистой
растительной формации; степной, проявляющийся, по преимуществу, под
влиянием степной травянистой растительной формации, и пустынный,
при господстве пустынной растительной формации.
В северном полушарии общая схема распределения почв, начиная
с более молодых, лежащих на севере, и заканчивая более древними,
находящимися на юге и юго-востоке, представлена следующими
почвенными типами: почвы арктической области, холодной пустыни с поясом
вечного оледенения, тундровые почвы и почвы лесотундры с поясом
вечной мерзлоты, северные лесо-луговые — дерново-подзолистые и
болотные почвы, почвы лесостепи, лугово-степные — чернозёмные почвы,
почвы сухих и пустынных степей — каштановые и бурые в разной
степени солонцеватости и засоления, серозёмы, южные лесо-луговые
почвы — краснозёмы и почвы жарких пустынь.
В своём учении о едином процессе почвообразования и почвенном
плодородии В. Р. Вильяме развил общие идеи эволюции,
разработанные Ч. Дарвином для мира растений и животных. Вместо статики
почв — представления об «извечных» и неизменных зонах — он показал
динамичность почв, их изменяемость в природных условиях. Опираясь
на эту теорию развития почв, он разработал дальше теорию создания
прочного плодородия почв, перевода их в культурное состояние. На
этой основе В. Р. Вильяме построил теорию получения высоких и
устойчивых урожаев.
В. Р. Вильяме указывал, что почва как основное средство
сельскохозяйственного производства обладает двумя важными свойствами:
1) она ничем не может быть заменена и 2) при правильном
использовании она не только не снашивается, но постоянно улучшается.
Предложенная В. Р. Вильямсом система обработки почв имеет
громадное научное и производственное значение. Она нашла
отражение в ряде правительственных решений по сельскому хозяйству.
В. Р. Вильяме доказал, что мелкая вспашка почвы приносит большой
— 791 —
Василий Робертович Вильяме
вред для подъёма сельского хозяйства. Почва быстро распыляется
и сильно засоряется сорняками. Вспашка почвы плугом с
предплужником, представляя собой культурную вспашку, повышает
производительность труда и уменьшает расход горючего.
Учение о почве и научные основы земледелия, изложенные
В. Р. Вильямсом в его трудах «Почвоведение» и «Почвоведение с
основами земледелия», в настоящее время приобрели исключительно
важное значение. У каждого агрономического работника, у многих
передовиков сельского хозяйства эти книги являются настольным
пособием.
В. Р. Вильяме по праву получил почётное звание главного
агронома Советского Союза.
С 1918 г. по день своей смерти В. Р. Вильяме был
государственным советником по основным вопросам сельского хозяйства. Имя его
как консультанта-эксперта можно найти в работах Госплана, Нарком-
проса (Главпрофобра) по реорганизации сельскохозяйственного
образования, Наркомзема, Наркомсовхозов и других наркоматов, различных
земельных органов, советских и партийных организаций. Высоко
оценила Советская страна его заслуги. Он был награждён Орденом
Ленина, Орденом Трудового Красного Знамени РСФСР и Орденом
Трудового Красного Знамени. Герой труда и депутат Верховного Совета
Союза ССР, он в то же время был действительным членом трёх
академий. В 1928 г. В. Р. Вильяме вступил в ряды ВКП(б).
День пятидесятилетия (1934 г.) научной и общественной
деятельности В. Р. Вильямса был не только праздникохм учёного, но и
праздником всей агрономии и работников сельского хозяйства. Крупнейшие
учёные со всех концов земного шара прислали свои приветствия;
колхозники и рабочие совхозов в разных частях нашего обширного Союза
отметили этот день.
К 76 годам своей жизни Василий Робертович был полон горячей
готовности продолжать столь необходимую для страны творческую
работу. Знаменитый английский учёный, почвовед — профессор Рессель,
посетивший его, был удивлён энергией, молодостью и громадной
работоспособностью выдающегося советского учёного.
«Вы сохранили все качества молодого учёного», — заметил Рессель.
В. Р. Вильяме ему ответил: «Я пережил три революции и не
просто пережил, а активно участвовал в них. В этом, очевидно, и кроется
секрет моей молодости».
В 1939 г., незадолго до смерти, В. Р. Вильяме написал специально
для широких кругов колхозных и совхозных работников книгу «Основы
земледелия». В своём предисловии автор писал: «Предлагаемую
вниманию читателя книгу я посвящаю знатным и знаменитым мастерам
социалистического земледелия, стахановским трудом завоевавшим
почётное право участия во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке
1939 года.
— 792 —
Василий Робертович Вильяме
Я посвящаю им весь свой научный труд потому, что не было и нет
у меня в жизни иной цели, кроме цели служения народу. Я всегда
стремился сделать агрономическую науку достоянием широких
народных масс, сделать её действенным помощником создателей земного
плодородия.
Победа социализма родила крепкий и всепобеждающий союз
труда и науки. Агрономическую науку взяли в свои руки миллионы
свободных тружеников деревни. Наука, благодаря такому союзу,
приобрела могучую силу и новое направление развития.
Славные участники ефремовского движения за высокие и
устойчивые урожаи зерновых на больших площадях правильно определили
суть той задачи, которую должна решать сегодня наша советская
агрономия».
Эта книга, излагающая научные основы земледелия, наряду с
книгой К. А. Тимирязева «Жизнь растений» занимает достойное место в
классической научно-популярной литературе Советского Союза по
биологии и сельскому хозяйству.
Активную научную работу В. Р. Вильяме всегда сочетал с
педагогической деятельностью. Оригинальные по изложению, увлекательные,
безукоризненные по форме лекции Василия Робертовича были
популярны далеко за пределами Института и с каждым годом привлекали
всё большее число слушателей. В 1906 г., когда право выбора
директора было предоставлено советам институтов, В. Р. Вильяме единогласно
избирается на пост директора Московского сельскохозяйственного
института. За время своего директорства он провёл в Институте ряд
радикальных по тому времени реформ. Так, в 1906 г. впервые в
Институт были приняты женщины на равных правах с мужчинами. За такую,
по тому времени, дерзкую «реформу» новому директору было сделано
внушение, но дело было сделано.
В. Р. Вильяме уничтожил в Институте цензовый отбор студентов,
по которому в первую очередь принимались дети привилегированных и
имущих классов, и добился расширения контингента принимаемых с
50 до 250 человек.
В 1908 г. В. Р. Вильяме вследствие болезни вынужден был уйти с
директорской работы. Студенты и преподаватели, искренне его
любившие, тяжело переживали его уход.
В 1924 г. он берёт на себя руководство Сельскохозяйственной
академией им. Тимирязева, образованной вместо Московского
сельскохозяйственного института и Петровской сельскохозяйственной академии,
и в качестве ректора неустанно трудится над созданием крупнейшего
высшего сельскохозяйственного учебного заведения.
11 ноября 1939 г. Василий Робертович Вильяме умер. Он
похоронен в дендрологическом саду парка Тимирязевской
сельскохозяйственной академии, на территории которой он прожил свыше
пятидесяти лет.
— 793 —
Василий Робертович Вильяме
Главнейшие труды В. Р. Вильямса: Избранные сочинения, т. I и II, М.—Л.,
1926; Сочинения, т. 1иН, М.—Л., 1941; Опыт исследования в области механического
анализа почв, «Известия ПСХА», 1893, XVI, в. 2—3; Естественно-научные основы
луговодства и луговедение, ч. 1 и 2, М., 1922; Почвоведение, ч. 1 и 2 (3 изд.), М.—Л., 1926;
Луговодство и кормовая площадь, М., 1933; Основы общего земледелия, М., 1930;
Травопольная система земледелия. Сборник статен, Воронеж, 1938; Почвоведение.
Земледелие с основами почвоведения (5 изд.), М.—Л., 1940; Основы земледелия (2 изд.),
М.—Л., 1943.
О В. Р. Вильямсе: Аболин Р. И., Василий Робертович Вильяме (к 50-ле-
тию общественной и научной деятельности), «Природа», 1935, № 9; Академик Василий
Робертович Вильяме. 50 лет научной, педагогической и общественно-политической
деятельности. Юбилейный сборник (1884—1934) под общей редакцией В. П. Бушинского,
М., Сельхозгиз, 1935 (статьи Вавилова, Ресселя, Келлера, Демьянова, Буша и др.);
Чижевский М. Г., Академик В. Р. Вильяме, как учёный-революционер, и его роль
в социалистической реконструкции сельского хозяйства, «Труды Сельскохозяйственной
академии им. К. А. Тимирязева», 1935, т. I; «Почвоведение», 1935, № 5—б
(посвящен В. Р. Вильямсу; статьи — Кржижановского, Ресселя, Ярилова, Буша, Мантей-
феля и др.); Тихомиров Б., Славный представитель передовой науки (к 75-летию
В. Р. Вильямса), «Советская ботаника», 1938,№ б; С е р е б р я к о в Б. И., Некоторые
черты из жизни В. Р. Вильямса, «Почвоведение», 1940, № 4; «Сборник памяти академика
В. Р. Вильямса» под ред. В. П. Бушинского, Академия наук СССР, М.—Л., 1942 (статьи
Прасолова, Голенкиной, Бурского, Бушинского, Чижевского, Эйтингена и др.); Б о ч-
к а р ё в И., Академик Василий Робертович Вильяме, М., 1935.
ДМИТРИЙ ИОСИФОВИЧ
ИВАНОВСКИЙ
|^з** (1864—1920)
Я^осле исследований Луи Пастера было окончательно
установлено, что заразные болезни вызываются мельчайшими живыми
организмами — микробами или бактериями, которые проникают в тело
человека или животных. Почти одновременно Роберт Кох разработал
основные методы исследования
бактерий, положив вместе с Пастером
начало науки о микробах —
микробиологии. После работ Пастера и
Коха буквально посыпались
открытия микробов — возбудителей
различных болезней. Но ни самому
Пастеру, ни Коху, ни блестящей
плеяде их учеников, сколько они
ни бились, не удавалось открыть
возбудителя некоторых болезней,
как, например, оспы, бешенства,
кори и других. Теперь нам понятна
причина этих неудач. Дело в том,
что возбудители этих болезней
настолько малы, что при обычных
методах исследования их нельзя видеть в самый сильный микроскоп. Они
настолько малы, что проходят через самые мелкие поры фильтров,
которые применяются в микробиологии для отделения бактерий от
жидкости, в которой они находятся. За это свойство вся эта группа
возбудителей болезни получила название фильтрующихся вирусов.
Честь открытия фильтрующихся вирусов принадлежит Д. И.
Ивановскому. В 1942 г., в условиях Отечественной войны, советская наука
отмечала знаменательную дату — пятидесятилетие основания учения о
фильтрующихся вирусах, родиной которого Д. И. Ивановский сделал
— 795 —
Дмитрий Иосифович Ивановский
Россию. Д. И. Ивановский не был врачом — он был физиологом
растений, т. е. изучал жизнедеятельность растительного организма.
Дмитрий Иосифович Ивановский родился в 1864 г. Вскоре после
завершения своего высшего образования (в 1887 г.) он вместе с
ботаником Половцевым по предложению Департамента земледелия
отправился в Бессарабию и на Украину изучать болезни табака,
которые начали распространяться на табачных плантациях юга России,
причиняя большой убыток. В следующие годы Д. И. Ивановский
уже один продолжал исследование болезней табака сначала в
лаборатории проф. Фаминцына в Петербургском университете, затем
в Крыму на табачных плантациях Никитского ботанического сада и,
наконец, в Петербурге — в Ботанической лаборатории Академии наук.
Результаты своих пятилетних исследований он опубликовал в нескольких
русских и немецком журналах.
Уже в первый год своих исследований Д. И. Ивановский
установил, что табак поражён двумя болезнями совершенно различной
природы, которые даже видные ботаники того времени смешивали. Одна
из них вызывается мельчайшим паразитическим грибком, и её
распространение связано с климатическими условиями. Эту болезнь, не
представлявшую для него загадки, Д. И. Ивановский назвал «рябухой».
За другой, появляющейся иногда на той же самой плантации и уже
давно известной табаковедам Голландии, он сохранил название
«мозаичной болезни». Такое название эта болезнь получила потому, что
у больного растения некоторые участки листа теряют зелёное
красящее вещество — хлорофилл, а другие, наоборот, накапливают его более
энергично, вследствие чего лист становится пятнистым.
Уже в конце XVII в. было известно, что эта болезнь передаётся
при пересадке частей с больного растения на здоровое, т. е. является
заразной. Но самая природа заразного начала оставалась совершенно
неизвестной. Д. И. Ивановский занялся поисками возбудителя этой
болезни. В процессе работы он профильтровал сок больного растения
через фарфоровый фильтр — так называемую свечу Шамберлена.
Свеча Шамберлена, названная так по фамилии микробиолога, ученика
Пастера, который ввёл её в употребление для отделения микробных
тел от жидкости, представляет собою полый цилиндрик из пористой
глины, закрытый с одного и открытый с другого конца; по внешнему
виду он действительно несколько напоминает стеариновую свечку. Его
вставляют в горлышко стеклянной колбы, пропустив через пробку, плотно
пригнанную к горлышку колбы. Через верхний открытый конец свечи
наливают жидкость, содержащую бактерии. При откачке из колбы
воздуха жидкость проходит через стенки свечи и стекает в колбу
отфильтрованной. Бактерии же не могут пройти через мелкие поры и
остаются на фильтре. До исследования Д. И. Ивановским считалось,
что отфильтрованная жидкость уже не содержит бактерий и,
следовательно, не является заразной.
— 796 —
Дмитрий Иосифович Ивановский
Однако когда Д. И. Ивановский применил этот метод к соку
растения, больного табачной мозаикой, он обнаружил удивительный
факт: «Сверх всякого ожидания, — писал Д. И. Ивановский, —
оказалось, что и после фильтрования через глиняные фильтры Шамберлена
способность сока передавать болезнь не уничтожалась». Тем самым
впервые в мировой науке Д. И. Ивановский доказал фильтруемость
заразного начала болезни.
Могли быть две возможности для объяснения этого явления,
которые с чрезвычайной ясностью сформулировал сам Д. И. Ивановский.
Заражение, по его мнению, могла вызвать или «сама бактерия,
способная проходить через фильтр благодаря своим ничтожным размерам,
или, быть может, выделяемый ею растворимый яд, способный сам по
себе вызвать всю внешнюю картину заболевания». Позднее Д. И.
Ивановский наблюдал, что заболевшее от фильтрованного сока растение
способно передать заразу другому — здоровому, это последнее —
третьему и т. д. Это значит, что заразное начало в организме растения
размножается. Установлением этого и ограничился Д. И. Ивановский на
первом этапе своих исследований возбудителя табачной мозаики. Он
дал Департаменту земледелия ряд практических указаний по мерам
борьбы с болезнями табака, указав, что истинная природа возбудителя
мозаичной болезни практического значения не имеет.
14 февраля 1892 г. в Академии наук он сделал доклад «О двух
болезнях табака». Эта дата и считается в мировой науке началом
учения о фильтрующихся вирусах.
Выяснив практическую сторону вопроса, Д. И. Ивановский
заинтересовался его теорией, — ему хотелось поймать этого невидимого
микроба. Однако, вынужденный временно оставить свои исследования
табачной мозаики, Д. И. Ивановский вернулся к ним только шесть лет
спустя — в 1898 г.
За это время в науке о микробах накопилось много нового.
Голландец Байберинк воспроизвёл явления фильтруемости заразного начала
мозаичной болезни табака. Он понял, что имеет дело с новым явлением,
но считал, что заразное начало табачной мозаики представляет собою
некую «живую инфекционную жидкость» загадочной природы. Вскоре
Леффлером и Фрошем был открыт фильтрующийся вирус ящура —
болезни рогатого скота. Эти исследователи считали, что возбудитель
ящура — обыкновенный микроб, только очень маленький.
Так, уже в те времена возник спор между учёными,
представляющими две точки зрения на природу фильтрующихся вирусов. Что это —
мельчайшее живое существо, невидимый вследствие своих малых
размеров микроб, или какое-то сложное химическое вещество? Спор этот
не вполне разрешён и до настоящего времени.
Д. И. Ивановский следил за мировой литературой; в свете новых
данных он пересмотрел результаты своих исследований над табачной
мозаикой, дополнил их новыми опытами.
— 797 —
Дмитрий Иосифович Ивановский
«Случай свободного прохождения заразного начала через
бактериальные фильтры, в то время, как оно было констатировано мною для
мозаичной болезни, представлялся, — говорит Д. И. Ивановский, —
совершенно исключительным в микробиологии. Через несколько лет
после того совершенно такое же явление было констатировано и в
патологии животного организма при исследовании ящура...».
Считая, что возбудитель мозаичной болезни является живым
организмом — мельчайшим микробом, — Д. И. Ивановский хотел во что бы
то ни стало увидеть его. Для этого он изучал тончайшие срезы через
листья больного растения, окрашенные красками, которые применяются
для окраски бактерий. В поражённых участках он увидел какие-то
бесцветные кристаллы и скопления окрашенных палочек и точек.
Первым он не придал значения, а вторые принял за микроб, вызывающий
мозаичную болезнь. Теперь мы знаем, что в этом была его ошибка; то,
что он принял за микроб, явилось, повидимому, какими-то
посторонними включениями, а бесцветные кристаллы представляли собою
скопления самого вируса.
Д. И. Ивановский написал диссертацию о своих исследованиях по
мозаичной болезни табака «О мозаичной болезни табака» и защитил
её в 1902 г. в Варшаве, получив степень доктора ботаники.
В то время Д. И. Ивановский был профессором кафедры
физиологии растений в Варшавском университете, которую он занимал с 1901
по 1915 г. Затем он занимал такую же кафедру в университете в
Ростове-на-Дону, где и умер в 1920 г. 56 лет.
Окончив свои замечательные исследования табачной мозаики,
Д. И. Ивановский больше к этому вопросу не возвращался. Последние
годы своей жизни он посвятил изучению других вопросов, сделал ряд
ценных работ, изучая почвенные бактерии, написал один из лучших
учебников по физиологии растений, который явился плодом его
многолетней профессорской деятельности.
Но мировую известность Д. И. Ивановский приобрёл именно за
свои работы по мозаичной болезни табака, положив начало новой
области исследования, став «отцом учения о фильтрующихся вирусах».
Много лет после первых упомянутых здесь работ учение о
фильтрующихся вирусах не развивалось, и только в последнее время, после
внедрения в науку новых методов исследования, оно начало бурно
развиваться и в настоящее время представляет собой отрасль науки,
имеющую огромный практический и теоретический интерес. В
настоящее время известно, что многие заразные болезни человека и
животных вызываются фильтрующимися вирусами, — таковы: оспа, ветрянка,
бешенство, корь, многие виды энцефалитов, некоторые желтухи,
москитная лихорадка, ящур, чума свиней и многие другие. К вирусным
заболеваниям относятся и многие заболевания растений. Сотни учёных
во всём мире заняты исследованием фильтрующихся вирусов. Их
работам мы обязаны множеством интереснейших фактов, накопившихся за
— 798 —
Дмитрий Иосифович Ивановский
последние 10—20 лет. Но по мере накопления фактов всё больше и
больше раскрывалась сложность вопроса. Так оказалось, что то самое
свойство, которое позволило их открыть и за которое они получили
своё название — их фильтруемость, — не является таким уж
характерным. С одной стороны, за последние годы открыты фильтрующиеся
формы некоторых бактерий, например туберкулёзной палочки. С
другой стороны, известны заболевания, возбудители которых по всем
признакам должны быть отнесены к группе фильтрующихся вирусов,
но профильтровать их до сих пор не удаётся. Несмотря на это,
большинство учёных всё же пользуется старым названием «фильтрующиеся
вирусы». Вирусы обладают рядом свойств, которые в совокупности
позволяют отграничить их от возбудителей заразных болезней
бактериальной природы.
Одной из таких характерных черт является неспособность вирусов
жить вне организма на искусственных питательных средах, подобно
бактериям. Для того чтобы вирус размножался, необходимо наличие
живых клеток. После многих неудач учёным удалось получить
культуры некоторых вирусов вне организма, но в питательной жидкости
должны обязательно присутствовать живые клетки — кусочки органов
животных. Поражая организм человека, животного или растения,
вирусы поселяются в его клетках. Другой особенностью вирусов является
образование внутри клеток особых включений — так называемых
А'-тел. Эти тела бывают двух родов — белковые кристаллы или
скопления так называемых элементарных телец. Д. И. Ивановский
видел и описал белковые кристаллы в клетках табака, поражённого
мозаичной болезнью. Природа лг-тел до самого последнего времени
оставалась совершенно неизвестной, и только теперь мы знаем, что
х-тела и есть скопления самого вируса. «Невидимый» таинственный
возбудитель болезней при некоторых условиях может быть виден
в микроскоп. Несмотря на малость размеров вирусов, в конце концов
были найдены способы их измерения и измерены многие вирусы. Для
таких измерений пользуются перепонками из коллодия с порами
различной, но точно известной величины. По тому, через какие поры
проходит вирус, судят о его размерах. Есть и другие способы измерения.
Ниже дана таблица размеров вирусов.
Приблизительные размеры вирусов и некоторых других частиц
в миллимикронах [1 миллиметр =1000 |х (микрон) = 1 000 000 mji (миллимикрон)]:
Молекула водорода 0,16 Вирус ящура 75
» крахмала 0,5 Вирус мышиной саркомы . . 75
» альбумина 4,10 Возбудители сыпного тифа . .205—500
Вирус мозаичный—болезнь табака 30 Chromoba, cferium prodigiosum 500—1000
Коллоидальные частицы в свежем Длина волны видимого света 400— 700
1%-ном растворе гемоглобина 30
Из оптических свойств микроскопа вытекает, что пределом
видимости является величина частицы в 200 т\х. Размеры элементарных
телец некоторых вирусов приближаются к этой величине, т. е. они
— 799 —
Дмитрий Иосифович Ивановский
лежат на границе видимости. Их размер искусственно увеличивают
специальной обработкой: серебрением, протравкой таннином с
последующей окраской и т. д. Эти вещества, накапливаясь на поверхности
элементарного тельца, делают его крупнее. Таким образом, удаётся
видеть в обыкновенном микроскопе элементарные тельца.
Фотография в ультрафиолетовом свете позволяет обнаружить
частицы вдвое меньших размеров, т. е. в 100—80 тд. Этот метод был
применён к исследованию вирусов, и, таким образом, действительно, удалось
сфотографировать вирус коровьей оспы, оспы канареек, ящура и др.
Сильно расширило возможности изучения вирусов изобретение
электронного микроскопа. В то время как для того, чтобы различить
две точки при рассматривании в обыкновенный микроскоп, нужно,
чтобы расстояние между ними было не менее 0,0002 лш, при работе
с ультрафиолетовым светом это расстояние уменьшается вдвое, т. е.
равняется 0,0001 мм, электронный микроскоп даёт возможность
различать две точки, отстоящие одна от другой всего на 0,00001 мм.
Современный электронный микроскоп позволяет наблюдать даже
отдельные крупные молекулы.
Электронный микроскоп был применён для исследования вирусов
и, в частности, вируса табачной мозаики. Благодаря этому удалось
наблюдать отдельные частицы вируса табачной мозаики. Эти частицы
могут соединяться в длинные нити, которые ветвятся и образуют вере-
тёновидные кристаллы. Эти-то кристаллы и видел Д. И.
Ивановский в клетках больного табака, т. е. он видел самый вирус.
Позднее открытые Д. И. Ивановским кристаллы стали
рассматривать как я-тела, обычно встречающиеся при вирусных заболеваниях
растений.
Но только 40 лет спустя после открытия Д. И. Ивановского наука,
наконец, проникла в тайну х-тел и расшифровала их природу.
В 1935 г. американцу Стенлею удалось выделить из сока больного
растения 10 г кристаллического вирусного белка. Кристаллизация
является одним из самых надёжных способов очистки вещества. Однако,
несмотря на то, что кристаллы, полученные Стенлеем, были
химически чистым веществом, они, тем не менее, сохраняли все признаки
заразного начала.
Одновременно со Стенлеем наш советский учёный Рыжков с
сотрудниками нашёл иные, лучшие способы очистки вирусных белков и с
совершенной несомненностью установил идентичность кристаллов
Д. И. Ивановского с вирусным белком, открытым Стенлеем.
Вирусный белок относится к сложным белкам, близким к белкам
клеточного ядра.
После этих работ мы должны признать, что возбудители
вирусных заболеваний растений являются не живым существом, не
организмом, а химическим веществом — кристаллом. Однако
вирусные белки обладают некоторыми особенностями. Во-первых, их
800 —
Дмитрий Иосифович Ивановский
молекулярный вес необычайно велик. Так, вирус табачной мозаики
обладает молекулярным весом в 43 000 000. Эта цифра намного
превышает молекулярный вес самых крупных белковых молекул.
Другой загадкой является способность вирусных белков к
размножению в клетках поражённого организма. До сих пор мы считали,
что размножение, воспроизведение себе подобных, является одной из
особенностей живого. Очевидно, при размножении вирусных белков
мы сталкиваемся с новым особым явлением, принципиально отличным
от размножения простейших организмов. Были предложены различные
объяснения этого явления, но ни одно из них нельзя в настоящее
время считать доказательным.
При вирусных заболеваниях людей и животных белковые кристаллы
не обнаружены. Зато у многих из них были найдены элементарные
тельца, которые не встречались при вирусных болезнях растений.
Элементарные тельца представляют собою очень мелкие шарообразные
или палочковидные тельца, хорошо видные только при специальных
методах окраски. Их размер колеблется от 100 до 250 ja, т. е., как
мы уже указывали, они лежат на границе видимости. В настоящее
время можно считать бесспорно решённым вопрос о том, что
элементарные тельца являются самим вирусом.
Многочисленные работы, посвященные изучению элементарных
телец, говорят в пользу того, что в данном случае мы имеем дело
с живыми существами, с мельчайшими организмами. Но нужно
сказать, что многие их свойства сближают их с вирусными белками. В
настоящее время мы и те и другие относим к общей группе
фильтрующихся вирусов. Область фильтрующихся возбудителей заразных
болезней, которая вначале казалась однородной, как теперь выясняется,
включает в себя очень различные формы. С одной стороны, сюда
относятся вирусные белки с их гигантской молекулой и загадочными
свойствами. Близки к ним так называемые бактериофаги.
Бактериофагом называется фактор, который появляется в выделениях
выздоравливающего больного, пересевается, фильтруется через
бактериологические фильтры и вызывает растворение колоний микробов в
культуре. Бактериофаги применяются с лечебными целями при некоторых
заболеваниях человека, например при дизентерии. Одни учёные
считают бактериофаг мельчайшим организмом, поражающим микробов;
другие — веществом, подобным вирусным белкам. К фильтрующимся
вирусам человека и животных, образующим элементарные тельца,
близки риккетсии — к ним относится возбудитель сыпного тифа и других
похожих заболеваний. Риккетсии не фильтруются, они крупнее вирусов,
но мельче бактерий. С вирусами их сближает то, что они также не могут
культивироваться на питательных средах.
Наконец, среди бактерий мы встречаемся с очень мелкими
формами, которые, проходят через фильтры, но культивируются на
искусственных средах.
— 801 —
Дмитрий Иосифович Ивановский
Какие отношения существуют между этими организмами? Откуда
произошли вирусы? являются ли они простейшей формой жизни? или,
наоборот, продуктами упрощения, вырождения более сложных
организмов?
Все эти вопросы должна разрешить наука будущего, а пока мы
можем только сказать, что, продолжая изучение явления, открытого
50 лет тому назад русским ботаником Дмитрием Иосифовичем
Ивановским, мы вступили в мир, те простейшие биологические единицы
сталкиваются с наиболее гигантскими и сложными из известных
химии молекул.
Эти вопросы, волнующие и увлекающие не только узкий круг
специалистов, но и каждого мыслящего человека, показывают, какое
огромное значение имело открытие Д. И. Ивановского.
Главнейшие труды Д. И. Ивановского: О двух болезнях табака,
«Бюллетень Академии наук», Спб., 1892, № 2; Мозаичная болезнь табака, Варшава, 1902.
О Д. И. Ивановском: Коштоянц X. С, Дмитрий Иосифович Ивановский,
«Микробиология», 1942, № 4; Рыжков, Д. И. Ивановский, там же.
<*>
АЛЕКСЕИ НИКОЛАЕВИЧ
СЕВЕРЦОВ
v (1866—1936)
«А лексей Николаевич Северцов, профессор зоологии и
сравнительной анатомии Московского университета, — один из крупнейших
морфологов и теоретиков эволюционного учения XX столетия. Установленные
им на основании своих многочисленных и оригинальных работ, а равно
и работ его учеников
морфологические закономерности
эволюционного процесса внесли существенный
вклад в дальнейшее развитие
основных положений теории эволюции
Ч. Дарвина.
Алексей Николаевич Северцов
родился в Москве 23 сентября
1866 года, но детские годы провёл
в Воронежской губернии, в имении
своего деда Алексея Петровича Се-
верцова, участника Бородинского
боя, потерявшего в этом
историческом сражении руку. Отец А. Н. Се-
верцова был известным зоологом-
путешественником по Средней Азии.
Вместе с А. О. Ковалевским, И. И. Мечниковым и К. А. Тимирязевым
он был одним из первых пропагандистов идей Дарвина в России.
А. Н. Северцов воспринял от отца интерес к теоретическим вопросам
биологии и любовь к изучению природы. Среднее образование А. Н.
Северцов получил в московской гимназии Поливанова (1776—1885),
игравшей в то время роль рассадника передовых идей в литературе и науке.
В 1885 г. А. Н. Северцов поступил на естественное отделение физико-
математического факультета Московского университета, где учился
— 803 —
Алексей Николаевич Северцов
зоологии у профессоров А. П. Богданова и М. А. Мензбира, а ботанике
у К. А. Тимирязева. Особенно большое влияние оказал на него
М. А. Мензбир, ближайший ученик его отца, известный орнитолог,
зоогеограф и основатель школы русских сравнительных анатомов.
Однако А. Н. Северцов не избрал своей специальностью орнитологию
и зоогеографию. Всю свою жизнь он посвятил сравнительной анатомии
позвоночных как дисциплине, от которой он считал наиболее удобным
подойти к разработке основных идей теории Дарвина. Морфология,
изучающая строение позвоночных животных, была первой
биологической наукой, которая наиболее прочно встала на широкую дорогу
конкретной разработки учения Дарвина.
В 1890 г. А. Н. Северцов окончил университет и был оставлен при
университете для подготовки к профессорской деятельности. В 1892 г.
он сдал магистерские экзамены и получил звание приват-доцента.
С 1891 по 1895 г. он выполнил три работы, посвященные вопросу о
метамерии головы амфибий и осетровых рыб (1891, 1892 и 1895 гг.), из
которых последняя была им защищена как диссертация на степень
магистра зоологии. После защиты диссертации А. Н. Северцов отправился
в двухгодичную заграничную командировку, где работал на
биологических станциях в Баньюли, Виллафранке, Неаполе, а также в
зоологических лабораториях в Мюнхене и в Киле. За границу А. Н. Северцов
поехал уже сложившимся учёным, работы которого получили мировое
признание. Так, известный немецкий специалист по сравнительной
анатомии М. Фюрбрингер писал о его диссертации: «Одно это исследование
А. Н. Северцова дало для решения вопроса о метамерии головы
позвоночных больше, чем все исследования, произведённые до сих пор».
За границей А. Н. Северцов подготовил докторскую диссертацию
«Метамерия головы электрического ската», которую и защитил в 1898 г.
в Московском университете. После этого начался длинный жизненный
путь А. Н. Северцова как профессора и создателя русской школы
морфологов сначала в Юрьевском (б. Дерптском) университете (1898—
1902), далее в Киевском университете (1902—1911) и, наконец, в
Московском университете (1911—1930), где он заместил на кафедре своего
учителя М. А. Мензбира. В 1920 г. А. Н. Северцов был избран в
действительные члены Академии наук СССР, а в 1925 г. и Академии наук
УССР. В 1930 г. в стенах Института сравнительной анатомии
Московского университета он открыл новую академическую лабораторию
эволюционной морфологии. В 1935 г., при переезде Академии наук СССР
в Москву, эта лаборатория была преобразована в большой Институт
эволюционной морфологии, который в 1936 г. в связи с 70-летним
юбилеем Алексея Николаевича Северцова был переименован
правительством СССР в Институт имени акад. А. Н. Северцова. Однако по
состоянию здоровья Алексей Николаевич уже не мог принимать участия
в работе Института своего имени. Он был тяжело болен и 19 декабря
1936 года скончался.
— 804 —
Алексей Николаевич Северцов
Научное наследие А. Н. Северцова можно расчленить на три части:
1) сравнительно-анатомические работы, посвященные разработке
отдельных сравнительно-анатомических теорий и эволюционному развитию
отдельных систем органов; 2) сравнительно-анатомические работы,
посвященные историческому развитию (филогенезу) целых групп
позвоночных животных; 3) теоретические работы, посвященные разработке
морфологических закономерностей эволюции. За 45-летнюю научную
деятельность он выпустил в свет более 80 работ, не считая последней
сводки его теоретических обобщений — большой монографии
«Морфологические закономерности эволюции», вышедшей в свет в 1939 г.,
после его смерти.
Уже свои первые работы А. Н. Северцов посвятил разработке
основной проблемы сравнительной анатомии позвоночных — метамерии
головы, — от решения которой зависит решение вопроса о
происхождении позвоночных животных.
Проблема метамерии в сравнительной анатомии и в эволюционной
морфологии занимает особое место. Под этим понятием разумеют
повторяемость одинакового строения различных частей тела,
расположенных последовательно на продольной оси и носящих название метамеров
или сегментов. Метамерное строение отчётливо проявляется у
кольчатых червей, у насекомых и прочих беспозвоночных. У позвоночных
животных наружная метамерия выражена слабо, но внутренняя хорошо
сохраняется в ряде органов, — например, в наличии позвонков,
спинномозговых нервов и пр. Чем выше организовано позвоночное животное,
тем эта метамерия выражена слабее. Так, у рыб метамерное строение
мускулатуры обнаруживается отчётливо, чего нельзя сказать о птицах
и млекопитающих. Особенно слабо выражена метамерия в строении
головы взрослых позвоночных животных, где в ряде органов она
совершенно утрачивается и сохраняется лишь в виде черепномозговых нервов,
отчасти в костях лицевого, а также мозгового отделов, некоторых
сосудов и т. д. Прослеживая формирование головы на разных этапах
эмбрионального развития у низших позвоночных, и в частности её
затылочной части, а также переднего отдела туловища, А. Н. Северцов
показал те конкретные пути, по которым шла утрата метамерии головы,
и этим дал возможность решить один из самых кардинальных вопросов
развития позвоночных животных, а именно, их возникновение и
первоначальные этапы их дальнейшего развития. С 1891 по 1901 г. появилось
10 работ А. Н. Северцова, посвященных разностороннему анализу этой
проблемы, которые сразу же выдвинули его на первое место среди
русских морфологов и определили особое направление русской
сравнительной анатомии. Классические исследования сравнительных анатомов
филогенетического направления германской школы (К. Гегенбауер,
М. Фюрбрингер и др.) представляли не что иное, как обычный
морфологический анализ рядов отдельных систем органов. Работы А. Н.
Северцова и его учеников отличаются широким комплексным подходом
— 805 —
Алексей Николаевич Северцов
к изучению органа. При изучении развития скелета головы и
конечностей одновременно изучается развитие и скелета мышц и нервов в их
взаимоотношении друг к другу.
Большой помощью в таком комплексном изучении явилось широкое
применение метода графических реконструкций, введённого А. Н. Се-
верцовым в работы русских сравнительных анатомов. Этот метод
является в настоящее время одним из основных методов исследования,
принятых в современной эволюционной морфологии, и состоит в
следующем. Исследуемый объект, какое-нибудь животное или отдельный
орган, с помощью микротома (особой бритвы, с помощью которой
исследуемый объект разрезается на микроскопически тонкие пластинки),
разрезается на целую серию последовательных срезов, которые затем
фиксируются, окрашиваются и заделываются как обычные
микроскопические препараты. Затем с помощью рисовального аппарата системы
Аббе, пристраиваемого к обычному микроскопу, исследователь
поочерёдно зарисовывает на одном и том же месте бумаги контуры
изучаемого объекта со всей серии срезов, получая в результате «графическую
реконструкцию» изучаемого объекта.
Основной особенностью исследований А. Н. Северцова является то,
что он не ограничивался изучением только одной какой- либо стороны
изучаемой проблемы, а подходил к её решению комплексно,
всесторонне, а именно, сравнительно-анатомические данные он сопоставляет
не только с данными эмбриологии, но также с данными о строении
и функции органов у взрослых животных и, где возможно, с данными
палеонтологии. В этом всестороннем подходе к вопросам эволюционной
морфологии и состояло преимущество А. Н. Северцова перед другими
морфологами старой школы. Такова общая характеристика работ
А. Н. Северцова, которые позволили ему построить ряд новых
сравнительно-анатомических теорий. В этих исследованиях он разработал
теорию К. Гегенбауера сегментации (метамерии) головы и черепа,
построенную на акуловых рыбах, на других позвоночных: у кругло-
ротых осетровых рыб, амфибий и рептилий. В 1908 г. А. Н. Северцов
после ряда предварительных работ выпустил в свет большую
монографию, посвященную теории происхождения пятипалых
конечностей наземных позвоночных из многолучевых плавников рыб типа
семипалой конечности. Позже А. Н. Северцов вернулся к теории
происхождения конечностей и окончательно обосновал (1926, 1934 гг.)
теорию происхождения плавников рыб из боковых складок. Затем
он разработал теорию Вильямсона и Гудрича о происхождении
костных чешуи рыб, позволившую ему построить теорию
происхождения костного черепа высших рыб. Как известно, осетровые
рыбы имеют хрящекостный скелет, причём хрящевая основа его
значительно преобладает, тогда как окостенелые элементы развиты крайне
слабо. Череп у них также почти весь хрящевой и только снаружи
покрыт небольшими тонкими кожными костями, очень похожими на
— 806 —
Алексей Николаевич Северцов
костные пластинки ромбических чешуи, расположенных вдоль их
туловища. Специальными исследованиями А. Н. Северцов показал, что
костные пластинки черепа осетровых рыб, вернее их ископаемых
предков, развились из костных ромбических чешуи, и этим выяснил
происхождение костей черепа высших рыб. Это имело огромное значение
в познании развитая позвоночных (черепных) животных и их
дальнейшей эволюции. Затем следует отметить цикл работ А. Н. Северцова,
посвященный происхождению челюстного аппарата, жаберного скелета
и органов дыхания, а также их сосудов у рыб.
Второй этап деятельности А. Н. Северцова характеризуется
переходом к исследованиям по восстановлению родственных
взаимоотношений (филогенеза) целых групп позвоночных со всеми чертами их
организации, а также по восстановлению низших предков позвоночных
животных. Замечательная трилогия «Очерков по эволюции низших
позвоночных» (1916,1917, 1925 гг.) представляет попытку воссоздания на
основании сравнительно-эмбриологических исследований организации
первичных предков позвоночных животных — первичных бесчерепных (Acrania
primitiva), первичных черепных (Protocraniata), предков бесчелюстных
(Agnatha) и челюстноротых (Gnathostomata). На основе своих работ
А. Н. Северцов построил родословное дерево низших позвоночных
животных. Эти исследования продолжались им в дальнейших работах,
выявивших положение осетровых рыб в системе их взаимоотношений
с костными ганоидами (твёрдочешуйчатыми) и другими костными
рыбами. В них А. Н. Северцов защищал точку зрения примитивности
организации хрящевых ганоидов и оспаривал точку зрения
палеонтологов (Стеншио, Гольмгрен и др.), защищавших теорию дегенерации
современных осетровых рыб.
Громадный фактический материал по изучению сравнительной
эмбриологии позвоночных животных позволил А. Н. Северцову поставить
на разрешение вопрос о значении эмбриологии в изучении
эволюционного процесса. В речах на XI съезде естествоиспытателей и врачей и
в книгах «Эволюция и эмбриология» (1910 г.), «Этюды по теории
эволюции» (1912 г.) он анализирует применение биогенетического
закона Э. Геккеля, подвергшегося в то время серьёзной критике. Он
подтверждает закономерность повторения (рекапитуляции) признаков
предков в зародышевом развитии потомков. Однако он вносит
существенные дополнения в биогенетический закон, вылившиеся в
дальнейшем в теорию филэмбриогенеза. Уже в своей книге «Этюды по теории
эволюции» А. Н. Северцов восстанавливает дарвиновское представление
о значении эмбриональных изменений в строении органов
зародыша для процесса видообразования, не учтённое биогенетическим
законом Геккеля. Эти изменения путей развития отдельных органов
потомка по сравнению с родительской взрослой формой он называет
филэмбриогенезами. Отсюда начинается цикл теоретических работ
А. Н. Северцова, посвященных разработке морфологических законо-
— 807 —
Алексей Николаевич Северцов
мерностей эволюции. Основными его работами в этом направлении
являются: «Этюды по теории эволюции», «Современные задачи
эволюционной теории», «Эволюция и психика», «Главное направление
эволюционного процесса», «О соотношении онтогенеза и филогенеза
животных» и «Морфологические закономерности эволюции».
В этих работах А. Н. Северцов разбирает общее направление
эволюционного процесса и подчёркивает, что эволюция есть
приспособительный процесс, в котором все органы животных постоянно изменяются
вследствие приспособления к изменяющимся условиям существования.
Между организмом и средой существует последовательная цепь
связей. Изменения внешней среды вызывают первичные
приспособительные изменения в наружных органах, функционально связанных со
средою. Первичные изменения наружных органов вызывают вторичные
(коррелятивные) изменения в других внутренних органах,
функционально связанных со средою лишь через посредство наружных
органов.
В своей морфобиологической теории хода эволюционного процесса
Северцов на большом конкретном фактическом материале по эволюции
низших позвоночных животных обосновывает и развивает учение
Дарвина и Энгельса о соотношении между прогрессом и регрессом в
эволюции как связного единого целого. Биологический прогресс, ведущий
к процветанию вида, может достигаться не только прогрессивными
изменениями, поднимающими организацию и жизнедеятельность на более
высокую ступень (ароморфозы), но также и приспособительными,
изменениями частного характера (идиоадаптации). В некоторых случаях
(например, в случаях паразитизма) биологический прогресс связан
с регрессивными изменениями, приводящими к общей дегенерации.
Чередованием этих направлений биологического прогресса достигается
скачкообразная цикличность фаун в историческом развитии.
Большим шагом вперёд в биологических науках является учение
А. Н. Северцова о типах филогенетических изменений органов. В нём
он поставил крупнейшую проблему биологии о соотношении формы и
функции в процессе эволюции. В общем ходе эволюционного процесса
происходят изменения строения и функций отдельных органов,
отражающие отдельные частные отношения организма к среде. При
изучении преобразования органов центр тяжести переносится с
анатомических изменений на их биологическую сущность. Дарвин придавал этим
изменениям функции органов большое значение; ими он объяснял
различные формы перехода, но они оставались мало разработанными
отделом биологии. В учении о типах филогенетических изменений органов
(усиление функций, ослабление, смена функции, замещение и т. д.)
А. Н. Северцов призывал биологов к комплексному изучению строения,
отправления и биологического значения органов в организме как
живом цельном существе, находящемся в определённых
взаимоотношениях с внешней средой.
— 808 —
Алексей Николаевич Северцов
Учение А. Н. Северцова о типах изменений позволяет бросить
взгляд ещё и на проблему редукций органов животных и даёт
биологическое объяснение регрессивным изменениям. Здесь Северцов
высказывает весьма важную в методологическом отношении мысль, что при
редукции в эволюции определяющим моментом является не
регрессивное изменение другого органа, а прогрессивное приспособительное
изменение другого органа, которое делает бесполезным прежний орган
и постепенно замещает его.
Вторая часть морфобиологической теории посвящена проблеме
корреляций, закономерностям эволюции внутренних органов, иначе говоря,
разбору вторичных изменений внутренних органов. Проблема
соотносительной изменчивости органов очень стара; она была установлена
Кювье ещё в 1834 г. Однако в дальнейшем развитии учения о
корреляциях главное внимание уделялось изучению коррелятивных изменений
в индивидуальном развитии, а не в эволюции. А. Н. Северцов развивал
учение об исторических корреляциях в эволюционном развитии и
выделил их в особый тип связей, названных им координациями. Ещё
в 1914 г. он отмечал, что в процессе эволюции происходит
наследственное изменение лишь немногих признаков организма, все же
остальные признаки, т. е. организм как целостная система, изменяются
коррелятивно в связи с немногими первичными изменениями.
Благодаря этому коррелятивные сдвиги в соотношениях органов имеют
громадное значение в преобразовании животных.
Морфобиологическая теория А. Н. Северцова объясняет ход
приспособительной эволюции в организации взрослых животных, но не касается
вопроса, когда и как в течение индивидуального развития происходит
изменение в строении и функции органов. Ответ на этот вопрос даёт
его теория филэмбриогенеза. В теории филэмбриогенеза А. Н. Северцов
вскрывает ошибки биогенетического закона Геккеля и заново
восстанавливает забытое более полное понимание взаимоотношения между
индивидуальным и историческим развитием, данное Дарвином и Ф.
Мюллером. На громадном фактическом материале А. Н. Северцов доказал,
что новые признаки при видообразовании возникают в течение всего
индивидуального развития от яйцеклетки до взрослого организма как
отклонения от пути развития родительской формы. А. Н. Северцов
различает три основных способа филэмбриогенеза:
1. Изменения развития в конечных стадиях развития — анаболии,
проявляющиеся в виде надставок к развитию предка или, наоборот,
выпадения конечных стадий развития. В первом случае в развитии
происходит повторение (рекапитуляция) признаков предка в эмбриональном
развитии потомка.
2. Изменения хода развития на средних стадиях развития —
девиации (отклонения), дающие рекапитуляцию признаков только
до момента появления расхождения признака старого и
отклонившегося.
— 809 —
Алексей Николаевич Северцов
3. Изменения пути развития начальных зачатков органов — архал-
лаксис, когда с самого же начала развитие органов потомка не
повторяет хода развития предка. Во всех этих способах возникновения новых
признаков громадную роль имеют сдвиги во времени развития органов.
Редукция органов также происходит путём изменения хода
индивидуального развития. Здесь А. Н. Северцов устанавливает два пути
редукции: рудиментацию, когда орган сохраняется в виде зачатка,
и афанизию, или полную дегенерацию органов.
Алексей Николаевич Северцов в своих морфологических
закономерностях эволюции дал очень много нового в разработке основ
учения Ч. Дарвина. Теоретическое наследие А. Н. Северцова поставило на
твёрдую почву новое направление эволюционной морфологии, выдвинув
перед морфологами целый ряд новых проблем, разрабатываемых
плодотворно школой Северцова. Учение А. Н. Северцова нашло широкое
признание и в других биологических дисциплинах — экологии,
эволюционной физиологии, гистологии и экспериментальной зоологии. Имя
Алексея Николаевича Северцова фигурирует в книгах, курсах и
программах по эволюционной теории наравне с именами Дарвина, Геккеля,
Тимирязева и Павлова.
Главнейшие труды А. Н. Северцова: Развитие затылочной области низших
позвоночных, «Учёные записки Московского университета», 1895, в.11; Очерки по
истории развития головы позвоночных, там же, 1898, в. 14; Развитие пятипалой конечности
позвоночных, «Дневник XI съезда русских естествоиспытателей и врачей», 1901;
Эволюция и эмбриология», М., 1910; Этюды по теории эволюции, Киев, 1912 (и Берлин, 1922);
Современные задачи эволюционной теории, М., 1914; Исследования по эволюции
низших позвоночных, «Русский архив анатомии, гистологии и эмбриологии», Пг., 1916,
т. I, в. 1 (Сообщение I); 1917, т. I (Сообщение II); 1925, т. III (Сообщение III);
Эволюция и психика, М., 1923; Положение хрящевых ганоидов в системе, «Русский
зоологический журнал», 1923, т. III, в. 1—2; Главные направления эволюционного процесса, М.,
1925 (и М., 1934); Дегенерация органов и субституция их, «Известия Академии наук
СССР», 1930; Эволюционное учение после Дарвина (1859—1932), «Зоологический
журнал», 1932, т. IX, в. 3—4; Естественный отбор и филэмбриогенез, «Природа», 1932,
№ 11—12; Эволюция брюшных плавников рыб и принцип выпадения промежуточных
функций, там же, 1933, № 7; Модусы филэмбриогенеза, «Зоологический журнал», 1935,
т. XIV; Морфологическая и гистологическая рекапитуляция, «Доклады Академии наук
СССР», 1935, т. III; Морфологические закономерности эволюции, М. —Л., 1939.
О А. Н. Северцове: Дружинин А. Н., Алексей Николаевич
Северцов— человек и учёный (1866—1936), «Природа», 1937, №7; Матвеев Б. С,
Жизнь и творчество академика А. Н. Северцова, «Зоологический журнал», 1937, т. XVI,
в. 2; Матвеев Б. С. иДружинин А. Н., Жизнь и творчество А. Н. Северцова.
Сборник «Памяти академика А. Н. Северцова», М. — Л., 1939, т. I; С е в е р ц о в а Л. Б.,
Алексей Николаевич Северцов, М.—Л., 1946.
и ,**
ВАСИЛИЙ ЛЕОНИДОВИЧ
ОМЕЛЯНСКИЙ
(1867—1928)
рупнейший русский микробиолог Василий Леонидович Омелян-
ский родился в Полтаве 12 марта 1867 г. Отец его был учителем,
а затем директором гимназии в Житомире, которую В. Л. Омелянский
окончил в 1885 г. с серебряной медалью. В том же году он поступил
в Петербургский университет на
естественное отделение
физико-математического факультета. В университете
Василий Леонидович больше всего увлекался
химией, слушал лекции Д. И.
Менделеева, а перейдя на старшие курсы, стал
работать по органической химии у проф.
Н. А. Меншуткина, под руководством
которого и выполнил свой первый научный
труд «К вопросу о влиянии разбавления
на скорость химических реакций». Хотя
Н. А. Меншуткин предлагал ему
остаться при университете, чтобы
подготовиться к профессорской деятельности,
В. Л. Омелянский, не располагавший
средствами, вынужден был устроиться на работу в качестве
лаборанта-химика на металлургическом заводе вблизи Ростова-на-Дону. Может быть,
и пришлось бы ему остаться заводским химиком, если бы не случай,
изменивший всё направление его жизни и резко повлиявший на
изменение характера его научной деятельности. В это время организовался
Институт экспериментальной медицины, и на должность заведующего
отделом общей микробиологии был приглашён молодой, но уже широко
известный микробиолог С. Н. Виноградский. Последний обратился к
проф. Н. А. Меншуткину, у которого и он в своё время учился, с
просьбой рекомендовать ему в помощники молодого химика из его учеников.
— 811 —
Василий Леонидович Омелянский
«К своей рекомендации я отношусь очень серьёзно, — сказал
Н. А. Меншуткин, — а потому позвольте подумать и выбрать». Через
некоторое время С. Н. Виноградскому был рекомендован В. Л.
Омелянский, который принял это предложение и охотно вернулся в
Петербург, чтобы начать работу в новой для него области. В воспоминаниях
С. Н. Виноградского очень ярко описана его первая встреча с В. Л. Оме-
лянским и впечатление, которое он на него произвёл. «В 1893 г. в один
зимний вечер, насколько помню, в первых числах ноября, я впервые
увидел Василия Леонидовича, приехавшего с юга России и явившегося
представиться мне в качестве моего будущего ассистента. Мало есть
людей на свете, у которых вся внешность — выражение лица, речь, смех,
манеры, движения — так верно выражают внутреннего человека, как это
было у Василия Леонидовича. Мягкий по натуре, спокойный,
уравновешенный, благожелательный, прекрасно воспитанный молодой человек, —
представилось мне сразу, и я не только не ошибся, а скорее недооценил...
С первого момента и до последнего, в течение почти 35 лет, отношения
наши сохраняли неизменно безоблачный характер. Как было со
мной, так было и с другими. И этот счастливый характер придавал его
личности особенную прелесть. Он был живым примером, насколько
характер красит человека, совершенно независимо от его славы и
способности». Таким же рисуется В. Л. Омелянский в воспоминаниях о нём
и в более поздний период его жизни, когда он заменил С. Н.
Виноградского в заведывании отделом: «Мягкий, приветливый, доступный
человек, внимательно относящийся к вам, — пишет о нём О. М.
Боголюбова, — не только по-товарищески, но даже дружески и уж отнюдь не
как начальник. Ничего важного, олимпийского, так пугающего всегда
новичка, мешающего одним спокойно найти себя, заставляющего других
замкнуться в себе... Он ободрял, помогал и вёл неопытного заботливо
и внимательно. Оттого никогда не было неловко сознаться ему в своём
невежестве, оттого не страшно было бежать за малейшим объяснением
к Василию Леонидовичу... Зависти, недоброжелательства не было у него
ни в научных отношениях, ни в жизни. Наряду с этой простотой и
доступностью Василий Леонидович был чужд и всякого тщеславия — не
выпустить поскорее лишнюю работу из лаборатории, а глубоко
проработать тот или иной научный вопрос — являлось его главной задачей.
И это передавалось окружающим. Его любовное, вдумчивое отношение
к науке заставляло и практикантов работать осторожно и тщательно,
не делая из науки предмета спекуляции».
Естественно, что перед В. Л. Омелянским, когда он пришёл
к С. Н. Виноградскому работать в новой для него области — в
микробиологии, встал вопрос о том, сможет ли он освоить область знания,
о которой у него были самые смутные представления. Высказанные им
сомнения были встречены С. Н. Виноградским успокаивающим
замечанием, что вся «микробиологическая мудрость» постигнется за работой
сама собой и к её преодолению он подойдёт совершенно для себя не-
— 812 —
Василий Леонидович Омелянский
заметно. «Не знаю, — пишет С. Н. Виноградский, — заметил ли он, но
сам-то я совершенно не заметил, как она к нему пришла». Позже,
в беседе с автором этих строк он говорил, что вообще В. Л.
Омелянский работал как-то незаметно, никого почти не беспокоил. Эта черта
работать самому, без помощи лаборантов, препараторов и вообще
обслуживающего персонала сохранилась у него, так же как и у его учителя
С. Н. Виноградского, на всю жизнь, выгодно отличая их в этом
отношении от тех начинающих молодых учёных, которые не мыслят научную
работу без помощи технического персонала. «Когда Омелянский вошёл
в жизнь и в курс работы лаборатории, — пишет С. Н. Виноградский, —
пришла пора предложить ему самостоятельную работу, и выбор пал на
разложение целлюлозы, вопрос трудный и тогда ещё совсем тёмный...
Одновременно с самостоятельными исследованиями шло сотрудничество
со мной по вопросам нитрификации, что втянуло его в дальнейшую их
разработку. По вопросу об усвоении атмосферного азота он также
перешёл от сотрудничества к обширным собственным исследованиям».
Сотрудничество с С. Н. Виноградским ознакомило В. Л. Омелянского
с методами исследования, блестяще разработанными его учителем,
с научными положениями, творцом которых был С. Н. Виноградский,
и положило начало мастерски разработанным впоследствии
исследованиям.
Вопрос о разложении целлюлозы, за исследование которого
принялся В. Л. Омелянский, имеет огромнейшее значение. Целлюлоза
(клетчатка) является основной составной частью стенок растительных
клеток, т. е. по существу основой всей массы растительного организма.
Ежегодно на поверхности земного шара скопляются огромные
количества растительных остатков — в почве, иле, навозе, в пищеварительных
каналах травоядных животных и т. д. Выяснение биохимического
механизма разложения этих остатков, состоящих из целлюлозы, не только
раскрывает существо грандиозного круговорота углерода в природе, но
имеет и большое практическое значение в агрономии, санитарии, в ряде
отраслей промышленности — спиртовой, молочной, текстильной и т. п.
Для работы по разложению целлюлозы была взята неорганическая
среда, единственным органическим соединением в которой была
целлюлоза. Такой средой оказалась шведская фильтровальная бумага. Она
была наиболее пригодна для той группы микроорганизмов, которые
используют как источник энергии именно целлюлозу. Благодаря этому
оказывается возможным химически учесть все продукты, образующиеся
из разлагаемой микроорганизмами целлюлозы. В природных условиях
разложение целлюлозы растений происходит обычно на дне водоёмов
в условиях затруднённого притока воздуха, поэтому опыты в
лаборатории были поставлены с соблюдением условия анаэробиоза в
бродильных колбах. Среда, наполнявшая колбы, заражалась небольшим
количеством ила, в котором можно было предполагать распад целлюлозы.
Таким образом, в лабораторных условиях внимание было направлено на
— 813 —
Василий Леонидович Омелянский
то, чтобы соблюсти, по возможности, главнейшие стороны той
обстановки, в которой распад происходит в природе. После нескольких
переносов кусочков распавшейся бумаги из одной колбы в другую
установилось хорошо идущее брожение и произошла почти полная очистка
культур от организмов, развивающихся вместе с возбудителями
брожения целлюлозы, но не принимавших участия в этом процессе. Оказалось,
что распад целлюлозы может итти двумя путями в зависимости от
развивающегося микроорганизма: с образованием метана, кроме
углекислоты, или водорода с углекислотой. Таким образом была объяснена
причина появления в культуре то двух газов, то одного из них. Анализ
образовавшихся при распаде целлюлозы (бумаги) жидких продуктов
дал такую ясную картину хода процесса, что эти исследования по
справедливости могут служить образцом классических исследований. Такими
они остались и поныне. В учение о круговороте элементов исследование
распада целлюлозы внесло представление о переходе углерода из
одного твёрдого вещества в другие, газообразные. Оно выяснило судьбу
растительных остатков, накапливающихся на поверхности земли в
громадных количествах. Оно объяснило генезис газообразных продуктов,
выходящих на земную поверхность, таких, как метан. Микроорганизмы,
выделенные В. Л. Омелянским, должны были быть отнесены к
специфическим микробам со свойством разлагать только целлюлозу.
Строгая специфичность, проявляемая микроорганизмами, явилась
предметом дальнейших исследований В. Л. Омелянского, проведённых
как самостоятельно, так и совместно с С. Н. Виноградским. Оказалось,
что нитрофицирующие бактерии окисляют аммиак и дают в конечном
результате селитру, но не могут окислять соединения, весьма близкие
к аммиаку, — амиды, имиды, включающие ту же группу аммиака. Но
несомненную специфичность микробов нельзя доводить до чрезмерного
суживания этого понятия, говорил В. Л. Омелянский, так как известно,
что микроб, истребив обычно предпочитаемое им соединение, начинает
потреблять образованные им промежуточные продукты распада. Так,
уксуснокислые бактерии, окислив спирт до уксусной кислоты, начинают
из-за недостатка спирта сжигать уксусную кислоту до С02. При
спиртовом брожении дрожжи, потребив на образование спирта сахар,
начинают разлагать глицерин, являющийся промежуточным продуктом
брожения, и т. д. В статье «О применении бактериологического метода
при химическом исследовании» В. Л. Омелянский подчёркивает
наличие у микробов не только специфичности, но и чувствительности к среде.
Он показал, что микробы в зависимости от состава среды выделяют
тот или другой энзим, реагируя на неуловимо малые количества
определённых веществ. В. Л. Омелянский показал, как, пользуясь этим,
отличать друг от друга разные микробы, сходные между собой. Так, он
обнаружил, что в мясной среде с фенолфталеином и муравьинокислым
натрием кишечная палочка пышно развивается с брожением и красным
окрашиванием среды, в то время как сходная с ней тифозная палочка
— 814 —
Василий Леонидович Омелянский
не производит брожения и окрашивает среду в розовый цвет.
Подобные различия между собою обнаруживают и другие микробы.
В работе «Гистологические и химические изменения стеблей льна
при пектиновом и целлюлозном брожении» (1904) В. Л. Омелянский
исследовал те изменения в стебле льна, которые происходят в нём при
затянувшейся мочке, когда под влиянием пектинового брожения
происходит только распад «средних пластинок» (т. е. пектиновых веществ),
склеивающих лубочные пучки с окружающей тканью и отдельные
волоконца между собой, не затрагивая при этом последних. Таким
образом, было впервые показано, что пектиновое брожение вызывает не
распад самого волокна, а только разложение его на отдельные
элементарные волоконца, пригодные для обработки. При действии же
целлюлозных бактерий происходит распад, т. е. разрушение самого волокна.
Это исследование послужило основанием для технической операции, так
называемой биологической котонизации, служащей для обработки
лубяных волокон (лён, конопля, кендырь) расщеплением их на
элементарные волоконца. Вслед за этим (1905) В. Л. Омелянский вернулся
к вопросу, связанному с его работами над метановым распадом
целлюлозы, и в исследовании «О выделении метана в природе при
биологических процессах» приводит факты и наблюдения над выделением метана
в природных условиях, подкрепляя выводы разнообразными опытами.
Затем наступил период экспериментальной разработки вопроса о
фиксации атмосферного азота бактериями (1911—1916). В нескольких
статьях по этому вопросу он разрешает ряд сложных и запутанных
вопросов по морфологии и биохимизму азотфиксирующих бактерий.
Результаты исследований, изложенные в отдельных статьях,
В. Л. Омелянский опубликовал в монографии «Связывание атомосфер-
ного азота почвенными микробами», вышедшей в свет в 1923 г. В ней
устанавливается факт внутренней связи между расходом органического
вещества и величиной фиксированного азота, т. е. «между процессами
ассимиляции и дезассимиляции, одновременно разыгрывающимися
в клетке и приводящими к её гармоническому развитию». В
специальной критической статье «Распространение функции связывания
свободного азота в растительном царстве» он излагает мнение о широком
распространении функции связывания азота у растительных организмов.
В период первой мировой войны и последующий период
(1917—1921) В. Л. Омелянский заинтересовывается вопросами
злободневного характера и пишет ряд, научно-популярных статей: «Война
и хлебный кризис», «Брожение теста и приготовление хлеба», «Хлеб,
его приготовление и свойства» и принимает в то же время участие
в работах опытной хлебопекарни Петрокоммуны, разрабатывая
программу этой лаборатории. Он изучает роль микробов-газообразователей
кислого теста, публикуя результаты исследования в статье
«Самопроизвольное брожение теста». Химик по образованию, он интересуется
отношением между химией и бактериологией и свои взгляды на этот
— 815 —
Василий Леонидович Омелянский
вопрос излагает в статье «Микроорганизмы, как химические реактивы»
(1924), представляющей собой расширенное изложение изданной
в 1907 г. статьи «О применении бактериологического метода при
химическом исследовании». В этой статье он подчёркивает значение
микроорганизмов как тонких и разнообразных, хотя и более капризных
реактивов. Чисто химическим путём можно получить те же продукты, что
и бактериологическим, но большим трудом и в весьма неполной
степени, тогда как при участии микробов это осуществляется легко.
Достаточно в виде примера указать на разложение бактериями с
образованием метана целого ряда веществ, принадлежащих к различным
классам органических соединений: целлюлоза, яичный белок, столярный
клей, шерсть, соли органических кислот и т. п., а между тем
химическим путём редкие из этих реакций могли быть вызваны. «Поэтому, —
говорит В. Л. Омелянский, — можно быть уверенным, что
бактериальная химия разрастётся и со временем её также придётся выделить
в самостоятельный отдел химии, как это сделано по отношению к
химиям — физиологической, агрономической, технической и т. п. Обладая
самостоятельной методикой, отличной от химической, она даже имеет
на это больше прав, чем другие отделы химии».
Сказанным далеко не исчерпывается научная деятельность
В. Л. Омелянского. В разные периоды своей жизни он пишет статьи
«О получении лимонной кислоты из сахара», «Кефир», «Кумыс»,
опубликовывает «Бактериологическое исследование ила озёр Белое и Ко-
ломно», «К физиологии Photobacterim italicum» и другие. Научные
статьи его печатаются в русских и иностранных журналах, в том числе
в изданиях Парижской Академии наук. Последней его работой было
исследование «Роль микробов в выретривании горных пород». Вопрос
этот его живо интересовал; он подбирал материалы, ставил опыты и
давал темы по этому вопросу своим сотрудникам. Отчасти это было
вызвано его связью с Институтом сельскохозяйственной микробиологии.
Все исследования В. Л. Омелянский производил на основе точного
эксперимента, пользуясь простыми синтетическими средами, применяя
химический анализ среды и учитывая все происходящие в ней под
влиянием микроорганизмов изменения. Соблюдение этих условий
придавала исследованиям В. Л. Омелянского исключительную точность,
выводы его не встречали возражений и прочно вошли в науку.
Будучи превосходным стилистом и мастерски владея слогом,
В. Л. Омелянский не любил, однако, выступать публично. Каждое такое
выступление было для него мучительно. Когда оно бывало неизбежным,
он старательно готовился, подбирал материал и составлял доклад,
который и зачитывал. Материал, использованный в его лекциях,
тщательно обработанный, вошёл в его лучший в мировой литературе
учебник «Основы микробиологии», первое издание которого вышло в 1909 г.
С тех пор оно выдержало уже 9 изданий и является сейчас образцом
того, чем должен быть учебник. Им зачитывается всякий, кто желает
— 816 —
Василий Леонидович Омелянский
ознакомиться с микробиологией. Учебник этот отличается краткостью
й ясностью изложения. Он проникнут идеей о важнейшем значении
микроорганизмов в круговороте веществ в природе и их специфичности.
Работая с начала своей научной деятельности до её конца в Институте
экспериментальной медицины, В. Л. Омелянский счёл необходимым
в своём учебнике коснуться вопросов медицинской микробиологии
и изложил их с присущим ему мастерством. Хотя он и уверял всюду,
что он не педагог, но на самом деле в руководимой им лаборатории
не прекращали работать практиканты, которые под его руководством
специализировались в изучении микробиологии. «Практическое
руководство по микробиологии» В. Л. Омелянского явилось первым на русском
языке пособием по методике исследований в области общей
микробиологии. Оно было посвящено молодым микробиологам.
В. Л. Омелянский с живейшим интересом следил за литературой
и искусством, не пропускал, по возможности, концертов и выставок,
часто его можно было застать за чтением то Гейне, которым он
особенно увлекался, то стихов Блока. Зная множество стихотворений
наизусть, он в разговоре или споре цитировал из них целые строфы. Во
всём его облике и манерах проглядывал украинец; он любил юмор,
безобидную остроту, сопровождаемые лукавой улыбкой. Любитель
шахматной игры, он старался не пропускать публичных шахматных турниров.
В 1912 г. С. Н. Виноградский вышел из состава Института
экспериментальной медицины и по его указанию заведующим отделом
микробиологии был избран В. Л. Омелянский, до того, во время болезни
С. Н. Виноградского, уже исполнявший с 1906 г. эти обязанности.
Научные заслуги В. Л. Омелянского были признаны Петербургским
университетом, присудившим ему степень доктора ботаники без защиты
диссертации (1917). Ещё раньше (1909) он был избран
членом-корреспондентом Туринской медицинской академии. В 1916 г. он был избран
членом-корреспондентом Петербургской Академии наук, а в 1923 г.—
её действительным членом. Кроме того, В. Л. Омелянский был избран
членом-корреспондентом Ломбардской Академии наук, Американского
общества бактериологов и почётным членом ряда научных обществ.
Значение его как научного деятеля не ограничивается только
работами и статьями по микробиологии. Он писал по различным
вопросам, интересовавшим в то время широкие круги. Так, в связи с
поездкой И. И. Мечникова к Л. Н. Толстому, он пишет статью «Мечников
и Толстой» — о свидании и беседах этих двух выдающихся людей;
интересуясь развитием научной мысли, печатает «Творчество Пастера» и
книжку «Луи Пастер»; публикует очерк, посвященный жизнеописанию
и работам Виноградского, — «С. Н. Виноградский в связи с его
70-летием»; интересуясь историей науки, он выпускает очерки: «Пути
развития микробиологии в России», «Илья Ильич Мечников», «Развитие
естествознания в России в последней четверти XIX века» с краткими
характеристиками русских деятелей науки этого периода.
— 817 —
Василий Леонидович Омелянский
После ухода С. Н. Виноградского из Института
экспериментальной медицины В. Л. Омелянский принимает на себя редактирование
журнала Института «Архив биологических наук». Кроме того, он
редактирует «Успехи биологической химии» и вместе с Д. К. Заболот-
ным сборник «Чума на юго-востоке СССР».
Значение В. Л. Омелянского не только для нас, его
соотечественников, но и в мировой науке велико и сохранится на долгие годы. Имя
его тесно связано с развитием микробиологии и занимает почётное
место в истории естествознания. С полным правом на заседании,
посвященном памяти этого выдающегося учёного, умершего 21 апреля
1928 г., советский биохимик проф. Салазкин мог сказать: «Вся научная
жизнь Василия Леонидовича, да, пожалуй, вся его жизнь прошла
в Институте экспериментальной медицины. Выдающиеся работы С. Н.
Виноградского и В. Л. Омелянского много содействовали созданию
мировой славы Института. Смерть лишила Институт не только
выдающегося учёного, не только деятельного участника всей жизни
Института, но и незаменимого, редкого по своим качествам, по своей
душевной красоте человека...»
Главнейшие труды В. Л. Омелянского: К вопросу о влиянии разбавления на
скорость химических реакций, «Журнал Рус. физ.-хим. общ.», 1892, октябрь; О
водородном брожении целлюлозы, «Архив биол. наук», 1899, т. VII, в. 5; О выделении метана в
природе при биологических процессах, там же, 1905, т. XII, в. 2; Гистологические и
химические изменения стеблей льна при пектиновом и целлюлозном брожении, «Centr.
f. Bakt.», 1904, т. XII, 2; О применении бактериологического метода при химическом
исследовании, «Журнал Рус. физ.-хим. общ.», 1907; О распространении функции
связывания свободного азота в растительном царстве, «Микробиология», 1916, т. 3;
Бактериологическое исследование ила озёр «Белое» и «Коломно» там же, 1918, т. 4, в. 3;
Связывание атмосферного азота почвенными микробами (монография), Пг., 1923;
Микроорганизмы, как химические реактивы, М., 1924; Практическое руководство по
микробиологии, 1922; Основы микробиологии (9 изд.), Л., 1941; Краткий курс общей и
почвенной микробиологии, М.—Л., 1929; И. И. Мечников, его жизнь и труды, 1917; Очерки
по микробиологии, 1921; Луи Пастер, 1921; Хлеб, его приготовление и свойства (2 изд.),
1924; Мечников и Толстой, «Природа», 1926, № 7—8; Пути развития микробиологии в
России, «Труды VIII съезда бактериологов», 1925; Развитие естествознания в России
в последней четверти XIX в., «История России в XIX в.», 1910, т. 10.
О В. Л. Омелянском: «Успехи биологической химии», Л., 1928, в. 6 (статьи Н. Н.
Иванова, В. В. Савича и перечень работ, опубликованных В. Л. Омелянским с 1892 по
1926); Исаченко Б. Л., Академик В. Л. Омелянский, «Природа», Л., 1928, № 9;
«Архив биологических наук», Л., 1928, т. XXVIII, в. 3 (статьи и речи О. М.
Богомоловой, С. Н. Виноградского, Д. К. Заболотного, И. А. Макринова, С. С. Салазкина);
Материалы к истории Всесоюзного института экспериментальной медицины, т. I, 1890—
1932, М., 1941.
ВЛАДИМИР ЛЕОНТЬЕВИЧ
КОМАРОВ
(1869—1945)
'дин из замечательных естествоиспытателей нашего времени,
крупнейший исследователь азиатской флоры Владимир Леонтьевич
Комаров родился 13 октября 1869 г, в Петербурге в семье
военнослужащего. Когда Владимиру Леонтьевичу было немногим больше одного года,
скончался его отец, и средства
на воспитание он стал получать
из небольшой стипендии
Комитета помощи раненым и больным
воинам. Ещё будучи гимназистом,
В. Л. Комаров увлёкся изучением
растений. Пешком он совершил
большие ботанические экскурсии
по б. Новгородской губернии,
флора которой в то время была
ещё очень мало изучена. В 1886 г.
им был составлен прекрасный
гербарий растений, собранных в
Боровичском уезде; в долине
реки Меты он обнаружил
исключительно интересные для этого
района шалфей и коровяк,
являющиеся пришельцами из далеколе-
жащей степной зоны. В 1890 г. В. Л. Комаров поступил в
Петербургский университет и записался на лекции Меншуткина, Ковалевского,
Докучаева, Петри, Фаворского, Шимкевича и Вагнера. Из
ботаников учителями В. Л. Комарова были Бекетов, Фаминцын, Бородин,
а затем Навашин и Ростовцев. Уже на первбм курсе В. Л. Комаров
продолжал начатое им исследование Новгородской губернии, а
на втором и третьем курсах, в 1892—1893 гг., он совершил экспеди-
— 819 —
Владимир Леонтьевич Комаров
ции в Среднюю Азию, в долину Зеравшана. В 1893 г. В. Л. Комаров
производил нивелировочную съёмку в Кара-Кумах и пришёл к
оригинальным выводам о генезисе так называемой «мёртвой реки» — Унгуза.
Путешествие В. Л. Комарова в Среднюю Азию в 1892 г. привело его
в характерную ледниковую местность, изучение которой показало ему,
какую громадную роль играют ледниковые процессы в изменениях природы.
В следующем году В. Л. Комаров снова проехал по долине
Зеравшана, а затем углубился в пустыню Кара-Кум. Ему удалось
проникнуть очень глубоко внутрь наиболее мрачной пустыни Средней Азии.
Природа здесь совсем другая, непохожая на горный ландшафт
верхнего Зеравшана. На громадном пространстве здесь тянутся песчаные
барханы, покрытые скудной растительностью. Сравнение этих
различных по своей природе, хотя и близко расположенных друг к другу,
областей привело В. Л. Комарова к глубокому пониманию роли
природных факторов в размещении растительных видов и их комплексов
и в их происхождении.
Уже в студенческие годы В. Л. Комаров стал на позиции
последовательного дарвинизма и примкнул к марксистам в своих общественно-
философских взглядах. Охранка подвергает В. Л. Комарова
негласному надзору, а затем передаёт под гласный надзор полиции. Это
обстоятельство делало невозможным оставление В. Л. Комарова при
университете, поэтому по окончании университета в 1894 г. он уехал
в трёхлетнее путешествие на Дальний Восток.
Вот как вспоминает об этих годах сам В. Л. Комаров: «В
классической школе (я окончил Шестую гимназию) совсем не было
естественных наук, но тем не менее с 14 лет я всё более и более увлекался
чтением книг по естествознанию, а если попадал за город, то и
экскурсиями в природу, почему, несмотря на неодобрение субсидировавших
меня родственников, и поступил на физмат нынешнего ЛГУ. На пороге
университетской жизни я очень увлёкся дарвинизмом и даже перевёл
весь том о происхождении видов. К сожалению, позднее, в минуту
острой самокритики я рукопись сжёг и не могу теперь сравнить свой
перевод с другими. В университете в первые два года я со всем
увлечением отдался работе в кружках, где изучались труды К. Маркса, и в
индивидуальном порядке остановился на Ф. Энгельсе, который поразил
меня ясностью и последовательностью своего учения, совершенно
затмил в моём сознании наших народников и даже Плеханова. По
окончании университета я оказался под опекой судебной палаты и
лишённым права выезда. По плохому здоровью был освобождён от военной
службы, и надо было искать постоянного заработка, а между тем всюду
требовалось пресловутое «свидетельство о благонадёжности»,
которого я как подследственный получить не мог. Да и сама служба не
привлекала, и я через Географическое общество прикомандировался к
изысканиям Амурской железной дороги. Около полугода пришлось
потратить на хлопоты в департаменте полиции, чтобы получить разреше-
— 820 —
МАРШРУТЫ В. Л. КОМАРОВА
В СРЕДНЕЙ АЗИИ
1892 г. 1893 г. —«.1932 г.
о
1 i i
ж
40
—t—
60 км
Владимир Леонтьевич Комаров
ние на выезд в Амурскую и Приморскую области, Помогло то
обстоятельство, что Амурская дорога считалась важным государственным
делом, и желающих ехать в столь отдалённый край было немного».
С 1895 г. начинаются систематические исследования В. Л. Комарова,
посвященные растительности Восточной Азии. Дальний Восток в то
время был исследован далеко не достаточно. По южным областям
несколько раз проехал знаменитый путешественник Пржевальский, но
севернее этих областей, пересечённых Пржевальским, на тысячи
километров тянулись территории, которые ждали исследователя. Требовался
человек, который соединял бы широту научного кругозора с
проникновенным, пристальным интересом к мельчайшим деталям систематики
растений, ботанической географии и других разделов науки.
После путешествия по русскому Дальнему Востоку В. Л. Комаров
пришёл к заключению, что ряд географических проблем может быть
решён исследованием областей, лежащих к югу от Амура, в
Манчжурии, в географическом отношении тогда ещё совсем неисследованной.
Весной 1896 г. В. Л. Комаров из Никольска-Уссурийского прошёл по
всей центральной части Манчжурии и осенью прибыл во Владивосток.
Здесь он сел на корабль и, обогнув Индию, возвратился в Одессу.
Русское географическое общество после доклада В. Л. Комарова
отпустило ему средства для дальнейшего изучения Манчжурии, и он
снова, совершив тот же рейс, организовал во Владивостоке небольшую
партию для исследования Северной Кореи и Манчжурии. Корея была
тогда совсем диким и малолюдным краем. В. Л. Комаров прошёл по
долинам рек Тумынган и Ялу в Манчжурию, затем вернулся другим
путём и привёз в Петербург громадное число ботанических материалов
и географических наблюдений.
Этим закончился первый Цикл дальневосточных исследований
В. Л. Комарова. В течение нескольких лет В. Л. Комаров преподавал
в университете, работал в Петербургском ботаническом саду,
обрабатывая богатейшие собранные коллекции и обдумывая результаты
ботанических исследований. В эти годы он изучил богатейшие гербарии
Ботанического сада и громадную ботаническую и географическую литературу.
В этой литературе В. Л. Комаров постоянно встречался с описанием
природы тех местностей, откуда ботаники привозили свои гербарии.
Этот материал наталкивал талантливого и смелого исследователя на
важные обобщения. Постепенно складывалось поразительное,
находящее немного аналогий в современном естествознании умение
представлять себе каждый растительный вид во всём бесконечном многообразии
тех географических и исторических факторов, которые определяют
существование и развитие этого вида. В эти годы В. Л. Комаров
становится крупнейшим знатоком азиатской флоры. Он написал тогда пер-
вый том своей большой работы «Флора Манчжурии», которая явилась
его диссертацией на степень магистра ботаники. Первый том «Флоры
Манчжурии» вышел в, 1901 г. Уже в этом томе молодой ботаник про-
— 822 —
Владимир Леонтьевич Комаров
являет себя как крупный теоретик и блестящий исследователь. В трёх
томах «Флоры Манчжурии» приведены сведения о 1682 видах растений.
Из них 84 впервые описаны В. Л. Комаровым. В своём сочинении он
не ограничивается всесторонним описанием растений; он даёт
подробную ботанико-географическую характеристику посещённых территорий.
«Флора Манчжурии» становится основной базой для всех дальнейших
исследований по флоре Дальнего Востока. Дальний Восток настолько
детально и всесторонне исследован В. Л. Комаровым, что учёные
различают в исследовании флоры этого края «комаровский» и «докомаров-
ский» периоды. Научные учреждения высоко оценивают работу
молодого учёного. Русское географическое общество присуждает В. Л.
Комарову медаль имени знаменитого путешественника Н. М.
Пржевальского; Академия наук — премию имени академика Бэра;
Международная Академия ботанической географии — медаль с портретами Турне-
фора и Линнея.
Получив первую учёную степень, В. Л. Комаров летом 1902 г.
вместе с А. А. Еленкиным снова отправился путешествовать. Он
поехал на юг от Иркутска и Байкала в Северную Монголию, прошёл от
Иркутска вверх по реке Иркут до самых высоких вершин Саянского
хребта, перевалил через Саяны, вышел к озеру Косогол, обошёл
кругом этого озера и возвратился в Иркутск.
Подводя итоги этой экспедиции, В. Л. Комаров произвёл анализ
литературных данных, оставшихся от его предшественников, а затем
— 823 —
Владимир Леонтьевич Комаров
сформулировал основные проблемы, которые были поставлены наукой
и могли быть решены на основе личных наблюдений.
Первым вопросом, не выясненным в трудах предшественников
В. Л. Комарова, был вопрос о наличии в восточной части Саян следов
значительного древнего оледенения. Доказательства оледенения,
обнаруженные Меглицким и Чекановским, а затем крупным русским
географом и знаменитым революционером Кропоткиным, не были
достаточны, и впоследствии Черский, опровергая Кропоткина, утверждал, что
ледникового периода в Сибири вообще не было и что все указанные
Кропоткиным факты объясняются действием атмосферной и текучей
воды и речного льда..Знакомясь с выводами В. Л. Комарова, видишь,
какие плодотворные результаты дали его исключительная
наблюдательность и умение одновременно обращать внимание и на детали пейзажа
и на его характер в целом. Основываясь на своих многочисленных
наблюдения», он пишет: «Резюмируя всё сказанное, я думаю, что
у Мунку-Сардыка мы имеем ясные следы чрезвычайно сильной
ледниковой деятельности; что всё пространство от северного берега Косогола
до горы Алибера и от Гарганского перевала до среднего течения Ихе-
Огуна, а может быть, и до Турана, должно было некогда представлять
почти сплошное оледенение».
Далее В. Л. Комаров разбирает вопрос о развитии и усыхании
озёр и показывает, каковы были начертание озёр и процесс озерообра-
зования в древности и какие явления происходят здесь сейчас. Третий
вопрос — распределение изверженных пород пузыристого строения.
В. Л. Комаров проследил их распространение и пришёл к заключению,
что «геологам не трудно будет установить связь между гигантским
провалом, заполненным водами озера, сдвигом, вызвавшим к жизни За-
паднокосогольский хребет, почти перпендикулярный к системе
ближайших складчатых гор, и мощными извержениями, которые дали начало
покровам из пузыристых лав на восток и северо-запад от озера».
В. Л. Комаров установил полярный характер альпийской и
субальпийской флоры этих мест. Он нашёл здесь множество видов,
тождественных с полярными. Анализируя флору края, В. Л. Комаров
приходит к очень важным обобщениям. «Далее интересен факт, — пишет
он, — что в восточной части Саян ещё нет совершенно видов северной
муссонной области, которые появляются уже на горах у восточного
конца Байкала и в восточном Забайкалье. Это резко континентальная
флора, и приокеанские формы как с запада, так и с востока не
доходят до неё, оставляя полный простор для пришельцев с севера.
Выражаясь образно, мы говорим иногда, что сравнительное с Европой
богатство Приатлантической Северной Америки третичными растительными
типами объясняется тем, что в Европе ледниковый период,
вызывая отступание названных растений на юг, как бы утопил их в
Средиземном море, и они уже не вернулись на север с возвратом тепла,
тогда как в Америке страна между Миссисипи и Атлантическим океа-
— 824 —
Владимир Леонтьевич Комаров
ном была достаточным убежищем для теснимых холодом ледников
растений, и потом они опять подвинулись на север. Применяя то же
рассуждение к Саянам, мы можем сказать, что здесь ледниковый период
совершенно уничтожил всю третичную флору, и заселение
освободившейся от ледников территории пошло исключительно за ,счёт северных
типов, выработавшихся в самый этот ледниковый период. Где ещё
такие полярные растения, как Dryas octopetala, растут под 51° с. ш. на
высоте всего 890 метров (менее 3000 ф.). Недаром и дикие северные
олени — всё ещё главный промысловый зверь сойотов».
В 1902 г., ещё до поездки на Косогол, после защиты диссертации
В. Л. Комаров стал приват-доцентом Петербургского университета.
В качестве приват-доцента он читал «Историю развития царства
растений» (1903—1906); теорию видообразования (1908—1911); общие
основы систематики растений (1911—1914) и географию и экологию
растений (1914—1917). Таким образом, и в педагогической практике
проявилась широта научных интересов и дарований В. Л. Комарова.
Слушатели видели в нём последовательного дарвиниста, оригинального
теоретика-систематика, ботаника-географа и эколога. Его лекции
пользовались широкой известностью далеко за пределами факультета.
Приходит 1905 г. Резко, горячо выступает В. Л. Комаров на
митингах против самодержавия. Он помогает организации явок для
членов Центрального Комитета партии большевиков, организовывает
объединение приват-доцентов, сыгравшее известную роль в общественном
подъёме страны. Революционно настроенный учёный подвергается
всяческим притеснениям со стороны начальства университета. Его
вынуждены были допустить к чтению лекций и руководству студенческим
ботаническим кружком, но, чтобы нарушить нормальный ход занятий,
чинят разные препятствия; он не получает для лекций определённых
аудиторий; начальство сознательно их внезапно меняет. Но студенты
находили любимого лектора и с восторгом слушали его.
Руководимый В. Л. Комаровым ботанический кружок
Петербургского университета сыграл большую роль в подготовке отечественных
кадров учёных-ботаников. Он имел большое значение и в идейной
жизни петербургского студенчества. На его заседаниях, собиравших до
200 человек, ставились доклады, резко направленные против
идеалистической философии, против её претензий опереться на
естествознание. В этом кружке В. Л. Комаров прочитал доклад «Основные
тенденции биологических наук», представлявший собой яркую и боевую
проповедь дарвинизма и материализма.
Одновременно с преподаванием в университете В. Л. Комаров
вплоть до 1908 г. читает лекции по ботанике на курсах Лесгафта, с
1900 г. — на женских естественно-исторических курсах Лохвицкой, где
ведёт курсы анатомии растений, споровых растений, цветковых,
географии растений и учения о размножении растений. Здесь же
В. Л. Комаров организовал ботанический кабинет, гербарий, коллек-
— 825 —
Владимир Леонтьевич Комаров
цию препаратов и, в конце концов, создал группу исследовательниц-
ботаников, впоследствии сыгравшую заметную роль в развитии
советской науки.
В 1905 г. Петербургский ботанический сад и Русское
географическое общество решили передать В. Л. Комарову для научной обработки
китайские и монгольские коллекции Ботанического сада, основная
часть которых была собрана в замечательных экспедициях Русского
географического общества. В течение двух лет В. Л. Комаров
ознакомился с восточно-азиатским гербарием Ботанического сада, который
включал растения Китая, Манчжурии, Кореи, Японии, Монголии и
Тибета, всего в те времена около шести тысяч видов и 50 тысяч
экземпляров. К этому времени он уже исследовал флору Манчжурии,
Уссурийского края, южной части Амурского края, севера Кореи. На
основании этих исследований В. Л. Комаров пришёл к мысли, что вопрос
о систематическом положении и самостоятельности того или иного
растения можно решать, только проследив историю всего рода, к которому
принадлежит это растение, и установив деление этого рода на
естественные группы.
Что же касается флористических исследований Китая и Монголии,
то здесь возникло ещё одно затруднение. Когда речь шла о растениях,
встречающихся на юге, роль Гималаев в их генезисе оставалась
загадкой. В. Л. Комаров отмечает, что при флористических исследованиях
этих стран нельзя определить, следует ли говорить о гималайском
элементе в китайской флоре или, напротив, о китайских растениях на
Гималаях. Неясны были взаимоотношения между этими элементами
флоры. Можно было отказаться от решения .общих кардинальных
проблем генезиса флор Китая и Монголии и просто зарегистрировать виды
растений, встречающихся в этих странах. Это часто делалось в
флористических работах. Предшественники В. Л. Комарова склонялись
именно к этому. Однако и им приходилось всё же указывать на
зависящие от изменений климата и почвы морфологические изменения,
которые претерпевает вид в пределах своего ареала.
Для решения поставленной задачи В. Л. Комаров применил
выборочный метод монографической обработки материала. Только путём
монографирования можно было установить действительное отношение
растительности Китая и Монголии к растительности сопредельных
стран. К громадному эмпирическому материалу, который предстояло
систематизировать и обобщить, В. Л. Комаров подошёл с чёткими
общими принципами, уже проверенными в его предыдущих
флористических и монографических исследованиях. Он монографически описал пять
характерных родов монгольской растительности.
Первый из них, Clematoclethra, подтвердил то, что флора Китая
связана с тропическими прототипами. Изучение этого рода показало,
что нельзя искать корни китайской флоры в Гималаях. Это можно
делать по отношению к Индо-Китаю. По мнению В. Л. Комарова, Индо-
— 828 —
Владимир Леонтьевич Комаров
Китай и Китай в своё время составляли одну флористическую область,
а потом дифференцировались, причём ледниковый период вызвал
появление в Китае новых растений, которые внедрялись с севера в горные
области и конкурировали с древнетропической растительностью.
Изучение другого рода, Codonopsis, показало В. Л. Комарову, что
роды, обильно представленные в Центральном Китае, именно здесь и
имеют центр своего развития, как бы далеко они ни расходились за
пределы Китая. Третий род, монографически исследованный В. Л.
Комаровым, продемонстрировал, что растения, эмигрировавшие в
соседние страны, не могут быть тождественны с первоначальными. Даже при
ближайшем передвижении, например в Гималаи, получаются близкие,
но всё же самостоятельные виды. В. Л. Комаров, рассматривая роды,
распространившиеся из Китая в другие страны, приходит к выводу,
что «в то время как роды, возникшие в южной части Ангарского
материка, распространяясь на запад, пользовались, как мостом,
Гималаями, роды, возникшие в северных его частях, эмигрировали на запад
до наступления ледниковой эпохи по алтайско-саянской горной стране
и лишь позднее получили разорванное местообитание вследствие
вытеснения видов, расположившихся на пути следования, климатическими
условиями, вызванными оледенением».
Для того чтобы выяснить, откуда получила Монголия
господствующие в ней формы пустынной флоры, В. Л. Комаров исследовал род
Nitraria. Оказалось, что монгольская флора имеет не только восточное
происхождение: Nitraria пришла сюда с запада через Арало-Каспий-
ский бассейн.
Обработка рода Caragana показала, что растения Китая, или,
вернее, Ангарского материка, возникшие в меловой период, а также во
времена эоцена, передвигаются с тех пор на запад, оставаясь горными
растениями. На примере этого рода растений В. Л. Комаров
показывает, как в те времена, когда отдельные вершины Гималаев уже
слились в общий складчатый пояс, для китайских растений открылся ещё
один путь для передвижения на запад. Затем Комаров разъясняет, что
влияние ледникового периода вызвало появление альпийских форм, и,
наконец, высыхание бассейнов внутренних вод дало толчок новым
изменениям в растительности.
До В. Л. Комарова в затронутых им вопросах господствовала так
называемая реликтовая точка зрения. Считалось, что современный
растительный мир в пределах бореальной зоны представляет собой
остаток доледниковой флоры. Комаров дополнил этот взгляд миграционной
точкой зрения. Он писал: «Миграционная точка зрения, выведенная
мною особенно подробно на истории караган, не противоречит
реликтовой, а включает её в себя, как часть в целое. Она оживляет
проблематическую историю современных растений до ясности
непосредственно наблюдаемого процесса. Пусть останутся даже неопровер-
гнутые возражения против отдельных случаев, опирающиеся на
— 827 —
Владимир Леонтьевич Комаров
возможность другого параллельного принятому решения. Дело здесь не
в деталях, достоверность которых установить фактически невозможна,
а в том, чтобы вскрыть общий ход процесса видообразования и
формирования современных флор в его целом для каждого конкретного
случая».
С 1908 г. начинается новый период путешествий на Восток. На этот
раз объектом исследований В. Л. Комарова оказалась Камчатка. В
девяностых годах Камчатка, по выражению известного русского географа
Ю. М. Шокальского, казалась находящейся на другой планете.
Существовало несколько описаний экспедиций, из которых первым была
книга замечательного русского путешественника и учёного XVIII века
Крашенинникова, который в 1755 г. выпустил своё «Описание
Камчатки». Однако в XIX веке печатные сведения о природе Камчатки не
соответствовали разнообразию и богатству материалов для
естественнонаучных обобщений, которые можно было там собрать.
В 1908—1909 гг. В. Л. Комаров прошёл со своей экспедицией
южную часть полуострова от Петропавловска и Большерецка на юге
до Тигиля на берегу Охотского моря и Усть-Камчатска на берегу
Тихого океана — на севере. Тогда на Камчатке не было колёсных дорог.
Комаров и его спутники передвигались по вьючным тропам.
Преодолевая ряд значительных затруднений, В. Л. Комаров провёл широкое
исследование природы Камчатки.
"После камчатских исследований В. Л. Комаров вновь работает в
Южно-Уссурийском крае, изучая его природу и в особенности
растительность. В 1913 г. он совершил экспедицию из Владивостока к оаеру
Ханка, посетив при этом долины рек Супутинки, Майхе, Лефу, Дау-
бихе, Сантахезы, Сучана и морское побережье вдоль тракта из Шко-
това к устью Сучана. Помощники В. Л. Комарова в это же время
исследовали другие районы, и экспедиция в целом охватила весь
«культурный» район, расположенный между хребтом Сихотэ-Алин и
Пограничным хребтом.
Октябрьская революция раскрыла перед В. Л. Комаровым
богатейшие возможности в научной работе. Прежде всего он освободился от
ограничений, наложенных на него как на радикально мыслящего
приват-доцента. Комаров смог занять кафедру ботаники в
Петербургском университете, где так долго не допускали к профессуре
авторитетного ботаника, пользующегося мировой известностью. В
университете В. Л. Комаров создаёт крупнейший ботанический научный центр;
он называет свою кафедру кафедрой морфологии и экологии растений
и натравляет силы сгруппировавшихся вокруг него исследователей
в сторону экспериментальной морфологии. За собой он сохраняет курсы
«Введение в ботанику» и «Споровые растения». Одновременно В. Л.
Комаров работает в Ботаническом саду Академии наук, в его гербарии —
втором в мире по своему объёму — и в созданной Комаровым
лаборатории экспериментальной морфологии и систематики растений.
— 828 —
Владимир Леонтьевич Комаров
В деятельности В. Л. Комарова в это время, как и в другие
периоды его жизни, университетское преподавание неотделимо от
научного творчества. Он принадлежит к типу таких учёных, которые,
создавая новые научные ценности, непосредственно излагают их перед
широкой аудиторией. Поэтому книги, написанные в качестве учебников,
становятся классическими научными монографиями и, наоборот,
ботанические монографии становятся распространёнными учебниками и
литературой для широких кругов.
В. Л. Комаров становится широко известным и за пределами
своей специальности. Ботаники знали его с 90-х годов, — теперь его
знают и ценят представители и других отраслей естествознания.
Избранный ещё в 1914 г. в члены-корреспонденты Академии наук,
В. Л. Комаров в 1920 г. избирается в число её действительных
членов.
В 1926 г. В. Л. Комаров едет во главе советской делегации в
Токио на Тихоокеанский конгресс. Он использует эту поездку для
расширения своих представлений о растительности Дальнего Востока.
Вслед за тем предметом научных исследований В. Л. Комарова
становится Якутия. Он руководит научными исследованиями якутской
природы, составлением карты Якутской республики, исследованием её
арктических районов. Таким образом, накопление эмпирического
материала для новых географических и ботанических идей неуклонно
продолжалось.
После 1930 г. В. Л. Комаров снова совершает экспедицию на
Дальний Восток и затем в 1932—1935 гг.— в Среднюю Азию и на
Кавказ. В конце 30-х годов В. Л. Комаров изучал флору
средиземноморской Ривьеры и долины Шамони во Франции. Таким образом, в
результате многолетних географических и ботанических экспедиций ему
удалось изучить природу и в особенности растительность Евразийского
материка. Этот гигантский по протяжённости и разнообразию материк
В. Л. Комаров исследовал от долины Южной Франции до
Тихоокеанского побережья, через степи и хребты Средней Азии, горы Кавказа,
Тянь-Шаня и Алтая, пустыни Гоби и Кара-Кумов, необозримые
территории Сибири, Монголии, Кореи и Китая. Неудивительно поэтому, что
В. Л. Комаров возглавил громадную работу по составлению
многотомной «Флоры СССР» — колоссального по объёму справочника, в
котором можно найти описание любого растения, произрастающего на
территории Советского Союза. Такой справочник давно был необходим.
В современных ботанических исследованиях, когда нужно было
обработать и определить какие-либо растения, собранные в Средней Азии
или в областях Восточной Сибири, приходилось прибегать к громадной
распылённой ботанической литературе. Сводная работа о флоре России
Ледебура вышла около ста лет назад и содержала описание только
6568 растений, между тем в состав растительности СССР входит не
меньше 16 000—17 000 видов.
— 830 —
Владимир Леонтьевич Комаров
В. Л. Комаров собрал вокруг себя большую группу ботаников-
систематиков Советского Союза и выработал план этой грандиозной
работы. В основу «Флоры СССР» положены теоретические идеи
В. Л. Комарова, его учение о «рядах», установленные им основы бота-
нико-географического районирования. Под его руководством составлена
особая схема, по которой приводится распространение того или иного
растения за пределами Советского Союза. По его инициативе во «Флоре
СССР» систематически описывается хозяйственное значение растений.
В вышедших ныне томах «Флора СССР» описаны 7297 видов
растений и для тысячи из них дана характеристика народнохозяйственного
использования. «Флора СССР» впервые даёт всем без исключения видам
растений, встречающимся в стране, русские названия, заимствованные
из русской научной литературы или из языка народов СССР.
Работы В. Л. Комарова как систематика и флористика
представляют собой углубление дарвинизма, конкретизацию учения Дарвина,
обогащение его новыми наблюдениями и выводами. Но и прочие
работы В. Л. Комарова развивают и обогащают эту теорию, её
географические и геологические или её практические выводы.
Непосредственным развитием идеи Дарвина являются теоретические концепции
Комарова, относящиеся к проблемам вида и видообразования. Эти
концепции изложены как в трудах по исследованиям восточной флоры,
так и в специальных монографиях. Итогом теоретических исследований
В. Л. Комарова в области видообразования была книга «Учение о виде
у растений». Она служит сейчас учебным пособием в университетах,
проникла в самые широкие круги и в то лее время тщательно изучается
крупнейшими учёными, для которых взгляды Комарова служат
ценным источником дальнейшего развития теоретических идей.
В. Л. Комаров подчёркивает необходимость исторического,
динамического понимания вида. Основная идея его «Учения о виде у растений»
состоит в том, что вид есть совокупность поколений, происходящих от
общего предка и под влиянием среды и борьбы за существование
обособленных отбором от остального мира живых существ. Теория
видообразования в изложении В, Л. Комарова исходит из дарвиновского
представления о непрерывном развитии вида, о возникновении и
гибели видов. Она утверждает, что вид возникает и растёт в
определённый период времени и в известный момент геологической истории
доходит до кульминационного пункта, когда число составляющих его
индивидуумов достигает максимума, а занятая им площадь, его ареал —
наибольшего протяжения. Наконец, появление новых конкурентов в
борьбе за жизнь или изменение климата и других условий могут
вызвать закат вида, постепенное уменьшение числа составляющих его
особей и даже его полное исчезновение.
Конкретизация учения о видообразовании дана В. Л. Комаровым
в работе «Происхождение растений». Эта книга чрезвычайно
характерна для содержания и стиля его научного творчества. В. Л. Комаров
— 831 —
Владимир Леонтьевич Комаров
излагает здесь свои ботанические воззрения в виде очень широкой
картины эволюции органической и неорганической природы на фоне
общей эволюции нашей планеты. Громадная литературно-историческая
эрудиция В. Л. Комарова позволила ему опираться на огромный круг
наблюдений и фактов, установленных наукой в прошлом, на
современные исследования советских и зарубежных учёных, а также результаты
собственных ботанических работ.
Владимир Леонтьевич Комаров — выдающийся историк
естествознания. Ему принадлежат как отдельные исторические экскурсы в
ботанических трудах, так и специальные исследования по истории
отечественной и мировой науки. Им написаны два больших тома,
посвященных истории русских ботанико-географических путешествий. Один из
них говорит о путешествиях Н. М. Пржевальского, второй — о
путешествиях Г. Н. Потанина. В. Л. Комаров привёл в систему ботанико-гео-
графические данные, рассеянные в путевых записях Пржевальского и
Потанина, и собранные ими гербарные материалы.
Фрагменты по истории естествознания содержатся и в «Учении о
виде у растений». В. Л. Комаров анализирует первые исторические
представления о виде, возникшие в конце XVII века, и рисует
исторический фон этих работ.
В других работах В. Л. Комаров вскрывает исторические корни
развития ботаники и показывает, как возникало учение о виде. Он
анализирует работы Рея и Ланга и Линнея. В работах Линнея В. Л.
Комаров вскрывает сочетание метафизических установок с новыми
воззрениями, порывавшими со старой библейской традицией неизменности
природы. В. Л. Комаров показал, как Линней в процессе развития
своих взглядов переходил от традиционных, устаревших представлений
к некоторым эволюционным догадкам. В. Л. Комаров рассказывает, как
учение о виде достигает дальнейшего развития в работах Бюффона и
Кювье, и наряду с этим формулирует те прогрессивные тенденции
естествознания XVIII века, которые подготовили позднейшую
эволюционную биологию. На рубеже XVIII и XIX веков появилась
эволюционная теория Ламарка. Комаров рассматривает и анализирует эту
теорию в нескольких работах.
Характерно, что в своих исторических экскурсиях В. Л. Комаров
не ограничивается биологией, а рассматривает развитие
натурфилософии и естествознания в целом. Это помогает вскрывать и показать с
большей определённостью общие идейные истоки биологических теорий,
а в конце концов и материальные исторические корни сменяющих друг
друга научных теорий.
В историческом анализе работ Дарвина В. Л. Комаров уделяет
особое внимание идее вида. «Часто говорят, — пишет Комаров, — что
Ч. Дарвин в своём знаменитом труде «Происхождение видов путём
естественного отбора» не даёт определения того, что такое вид,
ограничиваясь лишь доказательствами того, что вид и разновидность, во-
— 832 —
Владимир Леонтьевич Комаров
преки утверждению Линнея, по существу одно и то же.
Разновидность — зачинающийся вид, молодой вид, а вид — развившаяся
разновидность. На самом деле Ч. Дарвин даёт глубоко продуманное
учение о виде. В его изложении вопрос «что такое
естественно-исторический вид» получает исчерпывающий для своего времени ответ».
На основе тщательного анализа высказываний Дарвина В. Л.
Комаров показывает, что из теории последнего вытекает учение о
подвижном непрерывно развивающемся виде. Он подчёркивает в учении
Дарвина основную черту: представление об исторической связи
эволюции вида с эволюцией окружающей его природы. Для Комарова
дарвинизм — это один из наиболее крупных шагов идеи единства природы.
Говоря о В. Л. Комарове как об историке естествознания,
невольно вспоминаешь К. А. Тимирязева. Исторические высказывания
Комарова во многом напоминают соответствующие оценки Тимирязева
не только сходными суждениями, но даже стилем изложения. Ярче
всего это сходство видно там, где Комаров пишет о самом Тимирязеве.
К. А. Тимирязев нашёл в В. Л. Комарове наиболее близкого по
духу, по направлению научных интересов и по всему стилю научного
творчества истолкователя, комментатора и биографа. По мнению
В. Л. Комарова, научный подвиг Тимирязева состоит в синтезе историко-
биологического метода Дарвина с экспериментальными и теоретическими
открытиями физики XIX века и в особенности с законом сохранения
энергии. В. Л. Комаров полагает, что этот синтез связан с
общественным мировоззрением Тимирязева. Поэтому в своих работах о
Тимирязеве Комаров уделяет большое внимание идейным истокам
мировоззрения и научным интересам последнего.
В 1944 г. в Академии наук СССР был создан Институт истории
естествознания. В. Л. Комаров в качестве его директора возглавил
работу по истории русской и мировой науки.
Научно-организационная деятельность В. Л. Комарова сыграла
весьма важную роль в развитии Академии наук СССР. Ещё в 1930 г.
В. Л. Комаров был избран вице-президентом Академии наук Союза СС?.
Вследствие тяжкой болезни президента уже тогда значительная часть
работы по руководству Академией лежала на нём. В 1936 г., после
смерти Карпинского, В. Л. Комаров единодушно избирается
президентом Академии наук СССР. Этот пост он занимает до 1945 г., когда
состояние здоровья заставляет его просить Академию наук об
освобождении от обязанностей президента. С этого времени В. Л. Комаров
сосредоточил все свои силы на итоговых работах по ботанике и истории
естествознания.
Когда гитлеровская Германия напала на Советский Союз, В. Л.
Комаров стал не только руководителем практической борьбы советских
учёных за расширение оборонных ресурсов. Он стал вдохновенным
проповедником гуманизма и его голос зазвучал по стране и за ее
пределами.
— 833 —
Владимир Леонтьевич Комаров
Осенью 1941 г., кагда множество эвакуированных предприятий
должно было быстро увеличивать производство на новых площадках, на
новом сырье и топливе, в новых условиях транспорта и снабжения, на
Урал приехал В. Л. Комаров. С помощью большой группы
специалистов В. Л. Комаров создал новую форму научной коллективной
деятельности, направленной к обеспечению великого дела победы, — Комиссию
по мобилизации ресурсов Урала на нужды обороны. Эта Комиссия
объединила работу Академии наук СССР и других научных
учреждений и установила тесный контакт с промышленными предприятиями
Урала. Впоследствии работа Комиссии расширилась, охватив Казахстан
и Западную Сибирь.
Таковы наиболее знаменательные этапы творчества и практической
деятельности замечательного русского учёного В. Л. Комарова. Она
продолжалась буквально до последнего дня его жизни. В ночь на 5
декабря 1945 г. смерть прервала работу выдающегося труженика науки,
всей своей деятельностью укреплявшего мощь своей Родины. «Нет
большей радости для работников науки, — говорил он,— чем
возможность своими исследованиями служить великому делу укрепления
социалистического строительства, дающего счастье нашему трудовому
народу и несущего освобождение всему человечеству».
Главнейшие труды В. Л. Комарова: Флора Манчжурии, т. I. Спб., 1901; т. II,
ч. I, Спб., 1903; т. II, ч. 2, Спб., 1904; т. III, ч. I, Спб., 1905; т. III, ч. 2, Спб.,
1907; Путешествие по Камчатке в 1908—1909 гг., М., 1912; Введение в изучение
растительности Якутии, Л., изд. АН СССР, 1926; Введение к флорам Китая и Монголии,
Спб., 1908; Краткий очерк растительности Сибири, Пг., 1922; Флора полуострова
Камчатки, Л., изд. АН СССР, 1929; Происхождение культурных растений, М.—Л.,
Сельхозгиз, 1938; Избранные сочинения, т. I, M.—Л., изд. АН СССР, 1945
(Видообразование; Жизнь и труды Карла Линнея; Учение о виде у растений; Ламарк и др.);
Материалы по истории флоры и растительности СССР, вып. I, M.—Л., изд. АН СССР,
1941; Отечественная война и наука (сборник статей), М., Госполитиздат, 1942;
Происхождение растений, М.—Л., изд. АН СССР, 1943; Растительный мир СССР и
сопредельных стран, М.—Л., 1931; Типы растений, М.—Л., изд. АН СССР, 1939.
О В. Л. Комарове: Мещанинов И. И. и Чернов А. Г., Владимир
Леонтьевич Комаров, М., 1944; Шишкин Б. К. и Овчинников П. Н., Владимир
Леонтьевич Комаров (к 75-летию со дня рождения), Л., 1944; Президенту Академии
наук СССР академику Владимиру Леонтьевичу Комарову к семидесятилетию со дня
рождения и сорокапятилетию научной деятельности (сборник), Л., 1940.
СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ
СПАСОКУКОЦКИЙ
t (1870—1943)
ргей Иванович Спасокукоцкий — замечательный русский
хирург, подлинный мастер хирургической техники — обогатил
хирургическую науку исследованиями по ряду важнейших её разделов, воспитал
целое поколение русских хирургов и создал передовую научную
хирургическую школу. Сергей
Иванович Спасокукоцкий родился в
семье земского врача 10 июня 1870
года. Дед его был сельским
священником в селе Спасском на реке Ку-
коть; из соединения этих двух
названий и произошла его фамилия.
С детства С. И. Спасокукоцкий был
знаком с тяжёлой и ответственной
работой сельского врача, видел
страдания и тяжёлую жизнь
русского крестьянина. Эти
неизгладимые впечатления детства
выработали в нём вдумчивость, трезвость,
уравновешенность и любовь к
больному человеку.
Когда по получении аттестата зрелости перед ним встал вопрос
о выборе профессии, он без всяких колебаний пошёл на медицинский
факультет Московского университета. Университет он окончил в 1893 г.
и, как подающий надежды, был оставлен для подготовки к научной
деятельности при Госпитальной хирургической клинике у профессора
Лёвшина — ученика великого русского хирурга Н. И. Пирогова.
С первых же шагов научной и практической деятельности
С. И. Спасокукоцкий стал развивать идеи Н. И. Пирогова. Работая
над вопросами костно-пластической ампутации (операции Пирогова), он
— 835 —
Сергей Иванович Спасокукоцкий
внёс целый ряд оригинальных модификаций, одна из которых вошла во
все учебники хирургии под названием «операции Лёвшина-Спасокукоц-
кого». На эту тему он написал и защитил диссертацию на степень
доктора медицинских наук. Этот труд его молодых лет является
основным в русской хирургии и по настоящее время.
Увлечённый идеями и деятельностью Пирогова, С. И.
Спасокукоцкий уезжает добровольцем на греко-турецкую войну, где служит врачом
в турецкой армии. Сохранились письма С. И. Спасокукоцкого —
молодого хирурга, к отцу — старому земскому врачу, в которых он описывает
свои безотрадные наблюдения за лечением ран в эту войну.
Вернувшись с фронта в 1898 г., С. И. Спасокукоцкий твёрдо
решил посвятить свою жизнь деятельности земского хирурга и, не
прельщаясь возможностью столичной карьеры, берёт назначение на
должность хирурга в Смоленскую земскую больницу. С первых же
дней самостоятельной работы молодому хирургу пришлось встретиться
с убогой организацией земского хирургического дела, и он начал заново
организовывать его и переносить в него новейшие достижения
современной западной хирургии.
В те времена, когда С. И. Спасокукоцкий начал свою
хирургическую деятельность рядовым земским врачом, научная хирургия была
достоянием лишь университетских центров — Москвы, Петербурга,
Харькова, Киева, Казани, Юрьева. Вопреки этой традиции многие врачи-
энтузиасты пошли в народ, неся ему последние достижения науки,
создавая очаги научной жизни и в земстве. Среди них был и С. Й.
Спасокукоцкий. Он неустанно искал новые пути в хирургии; он никогда не
отставал от зарубежной хирургии и очень часто в разрешении ряда
важнейших хирургических проблем шёл впереди учёных Запада. Уже
в течение первых трёх лет самостоятельной работы в Смоленске он
успешно начинает развивать хирургию заболеваний желудка.
Надо отметить, что в столичных клиниках в то время рак желудка
и язву желудка почти не оперировали; в западноевропейских странах
развитие этого вопроса только началось. В результате своих
работ в этой области Сергей Иванович Спасокукоцкий выступил на
VII съезде российских хирургов с большим материалом по
хирургическому лечению заболеваний желудка. В тот же период С. И.
Спасокукоцкий развивает новые оригинальные взгляды на заворот кишок,
указывая, что заворот — болезнь голодного человека. Так определил
он это тяжёлое, почти неизлечимое в то время заболевание.
В 1909 г. имя С. И. Спасокукоцкого было настолько популярно
среди врачей, что общественность выдвигает его кандидатуру на
звание профессора хирургии в г. Саратове. Несмотря на крупные заслуги
перед русской хирургией и исключительно богатый хирургический
опыт С. И. Спасокукоцкого, министр Кассо вначале отказывается
утвердить его профессором, так как у скромного земского
врача-хирурга не было никаких чинов и орденов. Однако настойчивые требо-
— 836 —
Сергей Иванович Спасокукоцкий
вания врачебной общественности заставили Кассо сдать свои позиции,
и С. И. Спасокукоцкий был утверждён в профессорском звании.
В Саратове практическая и научная деятельность С. И.
Спасокукоцкого развёртывается особенно ярко. Нет ни одной области хирургии,
куда бы не заглянул его пытливый ум и где не поработала бы его
смелая рука. Не увлечение диллетанта заставляет его делать это, а
стремление постоянно улучшать результаты операций при различных
заболеваниях, желание как можно совершеннее и лучше оперировать больных.
Эта неизменная благородная любовь к больному человеку, желание
помочь ему в несчастье — характернейшая черта С. И. Спасокукоцкого.
Она заставляет его оттачивать свою хирургическую технику, обогащать
свой ум новыми знаниями, передавать свой опыт другим хирургам.
Некоторые его научные и практические предложения с первого
момента иногда даже казались врачам рискованными, однако в
дальнейшем опыт их применения показывал, что они основаны на глубоком
знании возникновения и течения заболевания.
Когда в 1926 г. в Московском университете освободилось место
профессора-хирурга, вся советская врачебная общественность
выдвинула на это место С. И. Спасокукоцкого. Здесь его деятельность
достигла небывалого размаха и получила всеобщее признание. Как
русские, так и зарубежные хирурги стали считать его главой русской
хирургии. Даже специалисты всегда изумлялись блестящей технике
операций, его глубокому научному пониманию хирургической патологии.
С. И. Спасокукоцкий работал в наиболее важных разделах хирургии:
желудочной хирургии, переливания крови и лёгочной хирургии. Им
опубликовано более 144 печатных научных трудов. Желудочная
хирургия всю жизнь являлась его излюбленной областью. С момента
появления в печати его первой работы в 1899 г. и до самой смерти он
с неиссякаемой энергией работал над разрешением различных проблем
желудочной хирургии. И последней операцией, которую он сделал
буквально за несколько дней до смерти, была резекция желудка по
поводу язвы его. Количество операций на желудке, произведённых лично
С. И. Спасокукоцким и его помощниками, громадно. Уже это одно
ставит его в ряды мировых творцов желудочной хирургии.
С. И. Спасокукоцким изучались все стороны раздела
хирургического лечения язв и рака желудка. Показания к операции, подготовка
больных к операции, вопросы технических приёмов и специального
инструментария для операции на желудке, уход за больными в течение
самой операции для предотвращения шока, послеоперационный уход за
оперированным больным и, наконец, отдалённые результаты
хирургического лечения заболеваний желудка служили предметом его особого
внимания и изучения. С. И. Спасокукоцкий, будучи ещё молодым
хирургом, отказался от применения слабительных перед операцией,
ослабляющих и так уже истощённых желудочных больных; но
целесообразность этого надо было обосновать научно-теоретически, и он изучил
— 837 —
Сергей Иванович Спасокукоцкий
углеводный обмен, ацидоз (ненормально повышенное содержание
кислот в крови и тканях организма) у этих больных как до операции, во
время операции, так и после операции. Он установил связь голодания,
усиленного приёмом слабительных, с тяжёлой переносимостью больными
операции и послеоперационными осложнениями.
Употребив методы физического и биохимического исследования
желудочных больных, С. И. Спасокукоцкий установил необходимость
кормить их во время самой операции; но так как кормить больных во
время операции через рот и желудок недопустимо по техническим
соображениям, то он выработал специальную методику кормления через
тонкую кишку во время самой операции специальной питательной
смесью, в состав которой входят спирт, сахар, яйца, молоко, масло и
соль в научно обоснованных дозах. Это кормление больных в
самый момент тяжёлых операций в брюшной полости привело к тому, что
операционный шок исчез, а в послеоперационном периоде, когда
больных нельзя кормить в течение двух суток, больные бывают сыты.
Такое всестороннее изучение вопросов желудочной хирургии привело к
тому, что процент смертности после этих операций упал до
незначительных цифр.
С. И. Спасокукоцкий глубоко изучил причины возникновения язв
желудка, взаимосвязь рака и язвы и связь катарра желудка с язвами.
Он один из первых стал делать повторные операции на желудке и
установил причины неудач и ошибок во время операций, которые
впоследствии не дают больным полного выздоровления. Как мы уже
указывали, С. И. Спасокукоцкий первый подчеркнул значение социального
фактора при заворотах кишок, создав оригинальную теорию, основная
идея которой состоит в том, что заворот кишок — болезнь голодного
человека. С этого момента он начал глубоко, систематически изучать
причины непроходимости кишок; он выдвинул токсическую теорию
причин смерти при этом заболевании и дал своё оригинальное
понимание тех глубоких биохимических изменений, которые мы наблюдали при
непроходимости кишок. На основании этих изучений он построил
методику операции при непроходимости с обязательным очищением
кишечника в момент операции и установил послеоперационное лечение,
которое резко снизило процент смертности. Всё это показывает, как
много труда и внимания вложил С. И. Спасокукоцкий в дело развития
брюшной хирургии.
В вопросы нейрохирургии С. И. Спасокукоцким также внесён
крупный вклад. Впервые в СССР в 1923 г. он произвёл
энцефалографию (исследование мозга рентгеновскими лучами) и по достоинству
оценил её диагностическое значение. Он один из первых в СССР
начал разрабатывать проблему хирургического лечения опухолей
мозга. В деле лечения ран мозга он придерживался оригинального
взгляда о необходимости при оперировании зашивать их наглухо. Им
предложен чрезвычайно ценный и оригинальный метод лечения гнойни-
— 838 —
Сергей Иванович Спасокукоцкий
ков мозга — проколом. Этот способ детально разработан его учеником
профессором Бакулевым и с успехом сейчас применяется при лечении
нарывов мозга, часто возникающих вслед за ранением его.
Перед Великой Отечественной войной С. И. Спасокукоцкий
разработал новый метод лечения закрытых повреждений мозга
кровопусканиями, дающий возможность предупредить поздние осложнения
при этих травмах — так называемые травматические неврозы.
Он первый на хирургическом съезде в 1912 г. предложил зашивать
брюшную полость наглухо после операции по поводу ранения кишок.
В настоящее время это делают все хирурги, но многие из них не
знают, с каким недоверием, а иногда насмешкой было встречено тогда
это предложение.
Исключительны заслуги С. И. Спасокукоцкого в научной
разработке организации и популяризации вопросов переливания крози.
В то время, когда этот метод только что начал применяться
в СССР, на путях его распространения встречалась масса
трудностей. Аппаратура получалась только из-за границы, и С. И.
Спасокукоцкий понимал, что при таком положении дел переливание крови
будет доступно только небольшому кругу хирургических клиник
крупных научных центров. Чтобы сделать этот мощный метод лечения
различных болезней доступным любому хирургу, надо было упростить
методику переливания крови и создать для этого необходимую аппаратуру.
С. И. Спасокукоцкий потратил много труда для создания и
упрощения аппаратов для переливания крови. Он хорошо понимал, какое
значение будет иметь переливание крови в войне, и был одним из
инициаторов внедрения переливания крови в военно-санитарную службу
Советской Армии. Он проявил кипучую деятельность по внедрению этого
метода как в гражданские, так и в военные лечебные учреждения. Он
лично ездил по периферии читать лекции врачам, делал доклады и
практически обучал их переливанию крови. Он принял активное
участие в организации во всех крупных городах Союза филиалов и
станций переливания крови. Понимая, что в условиях боевой обстановки
можно будет применять только кровь консервированную, он совместно
с проф. Богдасаровым и другими сотрудниками начал изучать вопросы
консервации крови и её практического применения. Необходимо
отметить, что так называемый «русский метод консервации крови» во всём
мире считается лучшим и применяется во всех странах мира в тех или
других модификациях.
Но С. И. Спасокукоцкий ясно отдавал себе отчёт, что в момент
боя лечебные учреждения армии не смогут сами заготовлять
необходимые для них количества крови, а потому её придётся заготовлять и
консервировать в тыловых городах, а затем отправлять на фронт. И он
со своими помощниками разрабатывает все детали этого вопроса:
организацию операционных, методику контроля, мытьё посуды,
упаковку и, наконец, транспортировку крови. Он вникает в детали
— 839 —
Сергей Иванович Спасокукоцкий
заготовки крови, считая, что здесь нет мелочей и малейшая недоделка,
недодуманность и ошибки в технологии процесса могут повести к
массовым несчастьям при переливании крови. Он сам, взяв
консервированную кровь в Москве, возит её в разные города, изучает режим
хранения её при перевозках, изучает происходящие в ней при этом
изменения и лично переливает её больным, наблюдая, не даёт ли это
переливание каких-либо осложнений и полноценны ли лечебные
эффекты переливания этой транспортированной крови. С. И.
Спасокукоцкий принимал большое участие в работе Центрального института
переливания крови и его филиалов на местах с безграничным резервом
доноров, созданным ещё в довоенное время. Ещё до войны были
научно разработаны и широко внедрены в жизнь им и его товарищами
по Институту методы консервации и транспортировки крови. Всё это
оказало огромную помощь Советской Армии в годы Великой
Отечественной войны. Трудно переоценить заслуги С. И. Спасокукоцкого в этом
вопросе перед Советской Армией и перед советским народом.
С. И. Спасокукоцкий является создателем лёгочной хирургии в
Советском Союзе. Многолетние работы С. И. Спасокукоцкого и его
учеников по лёгочной хирургии были суммированы им в монографии
«Хирургия гнойных заболеваний лёгкого и плевры», вышедшей в
1937 г. Эта единственная в своём роде книга получила блестящие
отзывы как в отечественной, так и заграничной литературе.
В 1940 г. С. И. Спасокукоцкий пишет и издаёт новую книгу
«Актиномикоз лёгких». Эта книга — ценнейший вклад в мировую науку; в
ней впервые выявлена частота заболевания лёгких актиномикозом —
заразным тяжёлым заболеванием лёгких, вызываемым особым видом
лучистого грибка (актиномицета) и проявляющимся в развитии
опухолей и гнойных язв. Установлен факт скрытого течения актиномикоза
лёгких, не известный до сего времени врачам. Актиномикоз лёгких
оказался очень распространённым заболеванием, но его не умели
распознавать и лечили под другим диагнозом (гнойник лёгкого,
туберкулёз, абсцесс). Новые оригинальные идеи этой замечательной работы
были усвоены широкими массами врачей, и теперь диагноз
актиномикоза лёгких ставится врачами очень часто на основании признаков,
указанных С. И. Спасокукоцким.
Современная хирургия построена на фундаменте асептики.
С. И. Спасокукоцкий понимал асептику в самом широком смысле
слова и внедрял её во все звенья хирургической работы. Он стремился
всегда снизить до минимума процент нагноений при чистых операциях.
В случаях таких нагноений он всегда обвинял в этом самого
хирурга и его руки. Существовавшие прежде способы мытья
рук хирурга и вспомогательные приёмы были чрезвычайно сложны
и недостаточно эффективны. С. И. Спасокукоцкий совместно со своим
учеником Кочергиным проводит тщательные и многочисленные
исследования и устанавливает особую ценность нашатырного спирта. Си-
— 840 —
Сергей Иеанозич Спасокукоцкий
стематические бактериологические исследования мытья рук У2%-ным
раствором нашатырного спирта дали настолько хорошие результаты,
что это позволило С. И. Спасокукоцкому на XXI съезде русских
хирургов выступить с предложением своего способа мытья рук. Мытьё рук
72%-ным раствором нашатырного спирта вносило переворот в асептику,
и в первое время это предложение было встречено крайне
настороженно. Явное превосходство этого метода, однако, дало ему широкую
популярность. В настоящее время этот метод общепризнан и все хирурги
моют руки перед операциями по методу С. И. Спасокукоцкого.
С. И. Спасокукоцкий любил и прекрасно знал русский язык. Его
мысль всегда была ясной, а изложение простым. Его лекции студентам
и врачам являлись образцом конкретного научно-практического
изложения различных разделов хирургии. Его научные работы и книги
написаны просто и ясно. Он употреблял иностранные слова только в тех
исключительных случаях, когда в русском языке не было
соответствующего слова. Качества выдающегося хирурга, ученого-мыслителя,
учителя с первых же дней его работы привлекли к С. И.
Спасокукоцкому большое количество врачей и студентов. До последних дней своей
жизни он поддерживал тесную связь с врачами действующей армии
и периферии. Он не оставлял без ответа ни одного из многочисленных
запросов врачей, одобряя и направляя их деятельность как личными
беседами, так и письменно.
17 ноября 1943 года Сергей Иванович Спасокукоцкий скончался.
Главнейшие труды С. И. Спасокукоцкого: Костная пластика при
ампутациях конечностей (диссертация), М., 1896; Повреждения и заболевания голени, Спб.,
1916; Хирургический путь к придатку мозга, «Новый хирургический архив», 1922, т. И,
кн. 2; Роль хирургии в терапии гнойных лёгочных заболеваний, там же, 1925, т. VII,
кн. 4; Ряд статей по различным вопросам переливания крови в сборниках: «Вопросы
клинической и экспериментальной гематологии», 1931, «Переливание крови в хирургии»,
1935; Осложнения после операций на желудке и ошибки, их вызывающие, в сборнике
«Проблемы теоретической и практической медицины», М., 1937; Углублённое
обеззараживание рук с отказом от мытья (совместно с И. Т. Кочергиным), «Новый хирургический
архив», 1938, т. XVI, кн. 2; Хирургия гнойных заболеваний лёгких и плевры, М.—Л.,
1938; Актиномикоз лёгких, М.—Л., 1940.
О С. И. Спасокукоцком: Гальперин Я. О., Хирургический путь С. И.
Спасокукоцкого, «Хирургия», 1938, №3, Б а к у л е в А. Н., С. И. Спасокукоцкий, «Новый
хирургический архив», 1934, т. 32, в. 3—4; Гальперин Я. О., Из воспоминаний
ассистента, там же; Некрологи о С. И. Спасокукоцком: «Правда» от 18.XI 1943,
«Известия» от 20.XI 1943, «Медицинский работник» от 25.XI 1943.
<ar-=*3f$=o
МИХАИЛ СЕМЁНОВИЧ
ЦВЕТ
(1872—1919)
Ь|ф амечательный русский ботаник Михаил Семёнович Цвет
известен своими исследованиями хлорофилла. Он является творцом нового
метода анализа вещества — адсорбционного метода хроматографиче-
ского анализа, открывшего широчайшие возможности для тонкого
химического исследования. Метод хро-
матографического анализа
осуществляет заветную мечту химиков —
разделить смесь на компоненты до
её анализа. Он даёт возможность
открыть искомое вещество в смеси
многих родственных химических
веществ там, где обычные химические
методы оказываются совершенно
бессильными: в промышленности
органических соединений, в биохимии
и в других отраслях науки и
техники. В силу исторической
случайности адсорбционный метод хромато-
графического анализа, полностью
разработанный М. С. Цветом и
успешно им применённый практически, был в забвении почти 30 лет.
Лишь начиная примерно с 1931 г., метод М. С. Цвета стал находить всё
более и более растущее применение во многих областях науки. Сейчас
этот метод признан по своему значению совершенно исключительным.
На основе его возникла обширная химия каротиноидов, развёртываются
работы большой практической важности по исследованию пигментов
жёлчи и порфиринов; исследуются физиологически важные пигменты —
флавины и т. д. Метод Цвета применяется при контроле продуктов
и товаров. В будущем он найдёт ещё и другие важные применения.
— 842 —
Михаил Семёнович Цвет
Михаил Семёнович Цвет родился 19 мая 1872 года в итальянском
городке Асти. Мать его была итальянка, Мария Дороццо; отец, Семён
Николаевич Цвет, был русский. Одну из книг своих М. С. Цвет
посвящает отцу: «Мыслителю и деятелю». Учился М. С. Цвет в Швейцарии,
сперва в колледже в Лозанне, затем в Женеве и в 1891 г. поступил
на факультет естествознания Женевского университета. Здесь он
проявил особый интерес к химии, физике и ботанике. Особенно много
времени он проводил в лаборатории общей ботаники. Уже в 1893 г., при
переходе на третий курс университета, М. С. Цвет собрал материал для
серьёзной анатомической работы по стеблю паслёновых и выполнил её
настолько удачно, что она была премирована Женевским университетом.
Несколько лет спустя М. С. Цвет опубликовал её в печати. В
лаборатории общей ботаники М. С. Цвет работал и над своей докторской
диссертацией, которую защитил в 1896 г. Тема диссертации была из области
клеточной физиологии; в ней М. С. Цвет впервые столкнулся с вопросом
о строении хлорофильного зерна, того органа клетки, который является
единственным носителем хлорофилла — зелёной окраски растения. А с
зелёной окраской неразрывно связана способность растения к великому
синтезу, совершающемуся в природе, — к образованию углеводов из
углекислого газа и воды.
Сидя на студенческой скамье, М. С. Цвет узнал на лекциях о том,
каким энергичным химическим воздействиям ботаники того времени
подвергали растительный зелёный материал, чтобы извлечь из него для
исследования зелёный пигмент. Так, например, согласно Ганзену,
рекомендовалось спиртовую вытяжку из зелёного листа кипятить в течение
трёх часов с едким кали. Сознание неудовлетворительности такого рода
методов и исследований, видимо, ещё в эти ранние годы отложило свой
след в уме М. С. Цвета. Он понял, что в результате таких процедур
в руках учёных оказывались не естественные составные части
хлорофильного зерна, а искусственные продукты, артефакты.
Переехав после окончания университета в Петербург, М. С. Цвет
получил должность научного работника в Петербургской биологической
лаборатории, за год до того учреждённой П. Ф. Лесгафтом. И хотя в
отчёте лаборатории за 1897 г. мы читаем, что её сотрудник М. С. Цвет
в отчётном году занимался «изучением вопроса о значении
гемоглобина и хлорофилла и вообще анатомией и физиологией растений», его
особенно занимал хлорофилл. В 1898 г. М. С. Цвет опубликовал
небольшую работу под заглавием «Гемоглобин и хлорофилл. В каком
направлении желательно изучение последнего тела». Вслед за тем одна за
другой появляются характерные для М. С. Цвета очень короткие
сообщения о его работах. Лишь за небольшими исключениями они
отклонялись от уже им избранного направления. В редкие годы не
появлялось ни одной работы М. С. Цвета; иногда он давал за год даже 5—7
работ. Заглавия их нередко бывали очень выразительны: «Снова о фил-
локсантине», «Существует ли зелёное вещество, называемое хлорофил-
— 843 —
Михаил Семёнович Цвет
лом?», «Так называемый кристаллический хлорофилл — смесь»,
«Двойственность хлорофиллинов», «К познанию растительного хамелеона».
Переехав в Петербург, М. С. Цвет — ещё очень молодой учёный —
привлекает к себе внимание крупнейших русских ботаников. Академик
А. С. Фаминцын, научные интересы которого лежали как раз в
областях, к которым М. С. Цвет подошёл так близко, предоставил ему
возможность работать в своей лаборатории. В 1900 г. И. П. Бородин,
М. С. Воронин и Д. И. Ивановский провели М. С. Цвета в члены
Петербургского общества естествоиспытателей. Здесь уместно указать,
что прекрасные личные отношения с Бородиным не помешали М. С. Цвету
впоследствии с большой горячностью развенчать «бородинские
кристаллы хлорофилла», так много нашумевшие в своё время. С большой
убедительностью Цвет доказал, что эти кристаллы являются не
естественным пигментом зелёных частей растений, а результатом
воздействия на естественные пигменты различными средствами их
обработки.
К 1901 г. М. С. Цвет подготовил свою русскую магистерскую
диссертацию «Физико-химическое строение хлорофильного зерна.
Экспериментальное и критическое исследование». В Казани он сдал
магистерский экзамен и в сентябре защитил диссертацию. Защита эта
надолго осталась в памяти тех, кто на ней присутствовал. Помимо того,
что она по существу прошла прекрасно, М. С. Цвет проявил на ней
в полной мере присущий ему талант блестящего лектора, любившего и
умевшего мастерски обставить своё выступление. Вся манера его
держаться была артистична, и по общей приподнятости настроения
заседание факультета больше походило на празднование юбилея, чем на
защиту диссертации.
К январю 1902 г. М. С. Цвет переехал в Варшаву, где вначале
занимал скромную должность сверхштатного лаборанта, а затем
ассистента и приват-доцента в университете. Через пять лет он получил
профессуру по ботанике и агрономии в Варшавском ветеринарном
институте, а после того как в 1908 г. он был избран профессором
ботаники и микробиологии в Варшавском политехническом институте, он
в 1909 г. оставил работу в университете. В ноябре 1910 г. М. С. Цвет
защитил диссертацию на степень доктора ботаники под заглавием
«Хлорофиллы в растительном и животном мире». Работа эта была
удостоена Академией наук большой премии имени Ахматова. За
последующие годы М. С. Цвет опубликовал ещё несколько работ. К 1914 г.
число их достигло 62. Но разразилась мировая война.
Политехнический институт спешно эвакуировался из Варшавы в Нижний-Новгород.
М. С. Цвет при этом потерял своё имущество и ценную библиотеку.
Здоровье его вообще не отличалось крепостью, а после этих невзгод
оно было подорвано ещё больше. На новом месте ему не удалось
наладить работу, и 26 июня 1919 года он умер, в сущности совсем ещё
молодым человеком, на пороге новых успехов и достижений.
— 844 —
Михаил Семёнович Цвет
Основные работы М. С. Цвета относятся к исследованию
хлорофилла. Когда он приступал к ним, сведения о хлорофилле были ещё
очень скудны, и даже элементарный состав его был недостаточно
известен. Так, например, считалось, что он содержит железо, и не было
известно, что в нём содержится магний. В терминологии
господствовала неопределённость: хлорофиллом называли и сумму пигментов,
которые переходят в спиртовой раствор из листьев (а кроме зелёного
пигмента, в листьях содержится ещё и жёлтый), и тот
изумрудно-зелёный пигмент, который различными приёмами удавалось выделить из
этого раствора. М. С. Цвет, энергично поддерживая К. А. Тимирязева,
считал необходимым сохранить термин «хлорофилл» за суммой всех
пигментов зелёного листа, а зелёный пигмент без каких-либо примесей
называть хлорофиллином. При этом М. С. Цвету удалось показать, что
в пластиде содержится не один зелёный пигмент, а два, и что в
сущности только один из них зелёного цвета, — его он назвал хлорофил-
лин [S, а другой — хлорофиллин а — синего цвета. Он, кроме того,
показал, что в спиртовой вытяжке из зелёного листа, кроме ранее
известного жёлтого пигмента, так называемого «ксантофилла», имеется
целый ряд других жёлтых и оранжевых пигментов (ксантофиллины и
каротиноиды).
Как же удалось М. С. Цвету разобраться в такой сложной смеси
разнообразных пигментов, какими приёмами сумел он разделить такие
близкие по окраске пигменты, как (i и а зелёные хлорофиллины, и не
только установить их существование, но и выделить их в чистом виде?
Считая недопустимым подвергать исследуемые вещества сильным
химическим воздействиям, М. С. Цвет упорно искал физического (а не
химического) метода выделения из смеси отдельных веществ. В 1900 г.
он выступил со статьёй, в которой впервые высказал идею о значении
адсорбции (поглощение поверхностными слоями вещества) в
явлениях, которые он изучал. Статья была озаглавлена «Хлорофиллины и
метахлорофиллины». В ней он говорил, что «хлорофиллины не
извлекаются из листьев чистым бензином не потому, что они были бы в нём
нерастворимы, а потому, что они удерживаются в хлоропластах
молекулярными силами... Но достаточно прибавить к бензину одну сотую
спирта, чтобы молекулярные силы были преодолены, и все пигменты
переходят в раствор». В доказательство правильности такого
объяснения действия примеси спирта к бензину М. С. Цвет привёл такой опыт:
«Растёртая ткань листа обрабатывается на холоду 40%-ным спиртом и
затем высушивается при той же температуре. Если бы спирт действовал
химически на пигменты, превращая их из нерастворимых в растворимые
в бензине, — ткань, обработанная спиртом, должна была бы после
удаления последнего обесцвечиваться в бензине. Между тем, после
вышеуказанной манипуляции листья отдают бензину только каротин, точь в
точь как в свежем или прямо высушенном листе». Этот опыт можно
несколько видоизменить, и тогда основная мысль М. С. Цвета будет
— 845 —
Михаил Семёнович Цвет
ещё резче подтверждаться. В спиртовую вытяжку хлорофилла можно
положить кусочки фильтровальной бумаги, полотна или крахмала.
Пигменты будут этими веществами поглощены, и в дальнейшем будут
в отношении бензина вести себя так же, как когда они находятся
в хлоропласте. Силы, которые удерживают пигменты в хлоропласте,
в полотне, в фильтровальной бумаге, в крахмале и тому подобном,
«должны быть отнесены к категории адсорбционных».
Те же мысли М. С. Цвет проводил и в ряде последующих своих
работ и окончательно завершил их в своей книге «Хромофиллы в
растительном и животном мире». Метод, который он создал Для
исследования хлорофилла, М. С. Цвет назвал адсорбционным хроматографиче-
ским методом. Но по существу этот метод применим и к неокрашенным
веществам, и название «хроматографический» имеет больше
историческое значение. Сам М. С. Цвет по этому вопросу высказывался
совершенно определённо и в очень ясной форме: «Всё цветное естественно
привлекает наше внимание, и естественна же склонность наша
усматривать в определённой окраске веществ особенную преднамеренную
целесообразность. Отсюда и возникают порою лжепроблемы. Ведь нет
основания приписывать какому-либо веществу особые физиологические
или ойкологические свойства только потому, что вещество это для
глаза человеческого является окрашенным. С точки зрения объективной
все вещества «окрашены»: белок, сахар и вода так же, как антоциан
или хлорофилл; только главные поглощения лучистой энергии падают
на другие спектральные участки. Целесообразна ли эта, всегда
имеющаяся окраска, т. е. необходима или вообще полезна ли она для
поддержания жизни данного существа — это должно быть установлено
эмпирическим путём для каждого отдельного случая. Сама по себе
субъективная окраска не имеет ровно никакого значения».
Идея, на которой основывается хроматографический адсорбционный
метод, очень проста. Раствор смеси веществ, которые желают
разделить, пропускают через стеклянную трубку, заполненную веществом,
различно адсорбирующим эти вещества.
Для многих пигментов, в частности для хлорофилла, наилучшей
адсорбирующей средой является свежеосаждённый и тщательно в
течение двух часов при 150° С высушенный порошкообразный углекислый
кальций. Так же хороша для этой цели сахароза. Во всяком случае
адсорбент должен быть химически совершенно индифферентным к
веществам исследуемой смеси.
Поступая в трубочку с адсорбентом, смесь будет разделяться
потому, что различные составные части смеси по-разному
взаимодействуют с адсорбентом, и те из них, у которых адсорбционное сродство
с адсорбентом больше, будут поглощены раньше; вещество, менее
адсорбирующееся, будет поглощаться в более удалённых слоях
адсорбента. Так, вдоль адсорбента, заключённого в трубочке, отдельные
пигменты расположатся слоями, и их можно будет подвергнуть иссле-
— 846 --
Михаил Семёнович Цвет
дованию каждый в отдельности. Может показаться, что таким путём
трудно достичь строгого разделения компонентов смеси, что разделение
будет более или менее частичным. Однако это не так. При
непрерывном протекании раствора через адсорбент обнаруживается
замечательное явление: вещество с большим сродством к адсорбенту вытесняет
вещество с меньшим к нему сродством. Поэтому вещества, слабо
адсорбирующиеся и застрявшие в зоне сильно адсорбирующихся веществ,
будут скоро оттеснены на своё место, в свою зону.
Если затем через профильтрованную таким образом смесь
пигментов пропустить чистый растворитель (один или несколько раз
последовательно), то разделение пигментов будет ещё более чётким. Зоны
отдельных пигментов сместятся вдоль трубки и совсем отделятся друг
от друга, так как растворитель смещает их не в одинаковой мере.
Столбик адсорбента, в котором поперечными полосками распределены
отдельные пигменты, называется хроматограммой. Если от хрохмато-
граммы тщательно отсосать растворитель и вытолкнуть из трубки, то
её можно острым ножом рассечь на отдельные ломтики, соответственно
зонам, поглотившим отдельные пигменты, и затем подвергнуть их
исследованию каждый в отдельности.
Своим адсорбционным хроматографическим методом М. С. Цвет
исследовал целый ряд веществ, но особенно плодотворно он работал
по установлению состава хлорофилла, т. е. всей смеси пигментов,
которые содержатся в зелёном листе. Исследовал он также пигменты
различно окрашенных цветных водорослей. Наперекор взглядам,
принятым в его время в науке, он показал огромную сложность состава
растительных пигментов, и некоторые из результатов его работы были
признаны ещё при его жизни и были развиты дальше. Это в первую
очередь касается открытых им двух хлорофиллинов, существование
которых было позднее подтверждено зарубежными химиками. Что
касается самого метода, то при жизни М. С. Цвета ему пришлось
встретиться с несправедливым к нему отношением. Так, австрийский химик
Мархлевский, с которым М. С. Цвет обменивался полемическими
статьями, считал этот метод настолько примитивным, что не допускал
мысли при помощи его получить достоверные результаты. У очень
многих работы М. С. Цвета вызывали «молчаливое недоверие». И хотя ещё
в 1912 г. в больших биохимических руководствах были помещены статьи
об адсорбционном хроматографическом методе М. С. Цвета, особенного
применения этот метод в те годы не имел. В 1928 г. вышел большой труд
Вильштеттера по энзимам, где широко использовался метод М. С. Цвета.
Начиная с 1931 г., он быстрыми шагами стал прокладывать себе пути
в самые разнообразные области исследования. Ныне его применяют
физики, биохимики, физиологи и т. д.. За самое последнее время он завоевал
себе право гражданства в области изучения витаминов и гормонов, и ту
простоту, «примитивность», которую некогда ставили в упрёк М. С. Цвету,
теперь все относят к числу важнейших достоинств его метода.
— 847 —
Михаил Семёнович Цвет
этш^ятшяшшявшшятшшвшяшшяашяшш^аяшшшшшашшвяша^шяшшя^швшвашшяшяшшштшшшаша^шштшт
С помощью хроматографического адсорбционного метода
М. С. Цвета теперь производятся: определение степени чистоты
индивидуальных продуктов; очистка их от примесей; разложение сложных
естественных веществ на компоненты и выделение этих компонент;
установление тождественности или различия весьма родственных веществ;
контроль продуктов и товаров.
Испытание однородности вещества методом М. С. Цвета даёт
большую точность, чем другими методами, принятыми в практической химии.
Классический метод очистки вещества от примесей путём
фракционированной кристаллизации во многих случаях уступает
адсорбционному методу. В биохимии, где выпаривание, применяемое для
очистки веществ, нередко просто невозможно ввиду чувствительности
биохимических веществ к изменениям температуры, адсорбционный метод
даёт в руки биохимику надёжнейшее средство исследования. Именно
с его помощью был выделен уроптерин из мочи, выделен из растений
витамин Е и т. д.
За последние годы область хроматографии значительно
расширилась. Наблюдения хроматограмм в свете так называемой
люминесценции при возбуждении ультрафиолетовыми лучами открыли возможность
анализировать таким способом и бесцветные вещества.
Хотя прямых учеников у М. С. Цвета не было, но значительность
его вклада в науку создала в настоящее время целую школу,
связанную с его именем и успешно развивающую начатое им дело.
Главнейшие труды М. С. Цвета: Гемопобин и хлорофилл. В каком направлений
желательно изучение последнего тела, «Известия Спб. Биологической лаборатории»,
1898, т. II, вып. 3; Хлорофиллины и метахлорофиллины, «Труды Спб. общества
естествоиспытателей», 1900, т. 31, вып.Т; Физико-химическое строение хлорофильного зерна.
Экспериментальное и критическое исследование, «Труды Казанского общества
естествоиспытателей», 1901, т. 35, вып. 3 (магистерская диссертация); Хромофиллы в
растительном и животном мире, Варшава, 1910 (докторская диссертация); Современное состояние
химии хлорофилла, «Журнал Русского физ.-хим. общества», 1912, № 44; Хроматогра-
фический адсорбционный анализ (Избранные работы), изд. АН СССР, 1946.
О М. С. Цвете: Свешников Б. Я., Хроматографический и люминесцентный
адсорбционный анализ по методу М. С. Цвета, «Природа», 1941, № 6; Рихтер А. А.
и Красносельская Т. А., Роль М. С. Цвета в создании хроматографического
адсорбционного анализа (в кн. М. С. Цвет, Хроматографический адсорбционный
анализ, 1946); Свешников Б. Я., Современное состояние хроматографического
анализа (там же).
АЛЕКСЕИ АЛЕКСЕЕВИЧ
УХТОМСКИЙ
(1875—1942)
ксновные работы А. А. Ухтомского посвящены физиологии
нервно-мышечного двигательного аппарата и деятельности нервных
центров. Им создано учение о доминанте, являющейся одним из
основных законов деятельности нервной системы. Учением об усвоении
ритма возбуждений живыми тканями,
которое позволяет вскрыть
механизм эволюционного преобразования
живых систем в микроинтервалах
времени, он заложил основы
эволюционной физиологии.
Алексей Алексеевич Ухтомский
родился 25 июня 1875 г. в г.
Рыбинске на Волге. На всю жизнь
сохранил он горячую любовь к
своей родине — Волге — и с гордостью
считал себя «волгарём». Он
окончил кадетский корпус и духовную
академию, но глубокие философские
искания побудили его обратиться к
физиологии, волновавшей молодые
умы его времени и созданной в России Иваном Михайловичем
Сеченовым.
В самом начале нынешнего столетия А. А, Ухтомский поступает на
физико-математический факультет Петербургского университета и в
1902 г. пробует свои силы на новом для него поприще в
физиологической лаборатории физико-математического факультета, руководимой
Н. Е. Введенским. Почти тогда же вышла в свет книга Н. Е.
Введенского «Возбуждение, торможение и наркоз», и прозвучали первые речи
И. П. Павлова, посвященные новому разделу знания — физиологии
— 849 —
Алексей Алексеевич Ухтомский
высшей нервной деятельности. То и другое оказало огромное влияние
на А. А. Ухтомского.
В 1904 г., подготавливая демонстрационный опыт к лекции своего
учителя, А. А. Ухтомский случайно заметил, как у собаки в период
подготовления к акту дефекации (опорожнения кишечника)
электрическое раздражение двигательных точек коры головного мозга перестаёт
давать обычные двигательные реакции в конечностях. Это
раздражение начинает, напротив, тормозить движение конечностей и вместе с тем
усиливать возбуждение в центрах дефекации, заложенных в поясничных
сегментах спинного мозга, тем самым способствуя более быстрому
опорожнению кишечника. Как только дефекация совершилась,
электрическое раздражение двигательных точек коры начинает вызывать
обычные движения конечностей. Это наблюдение легло в основу будущего
учения о доминанте, которое вскрыло ряд основных законов
деятельности центральной нервной системы.
Случайным наблюдениям в науке принято часто придавать
большое значение, однако в научной работе так называемый «случай»
чаще всего посещает тех, кто его выжидает и ищет, что, в частности,
также является выражением правила доминанты. В этом смысле, как
будет видно ниже, доминанта — не только физиологическая предпосылка
поведения, но и физиологическая предпосылка наблюдения, обычно
избирательного, в соответствии с переживаемой доминантой, т. е.
господствующей направленностью рефлекторного поведения организма
в его среде.
Это весьма важное наблюдение нашло своё отражение в четырёх
исследованиях А. А. Ухтомского, сведённых им в одну большую работу
«О зависимости двигательных кортикальных эффектов от побочных
центральных влияний», представленную им в 1911 г. в качестве
докторской диссертации.
В 1912 г. А. А. Ухтомский получил звание приват-доцента и начал
чтение курсов мышечной и нервной физиологии и физиологии органов
чувств. Через три года он стал прозектором физиологической
лаборатории Петроградского университета; в 1918 г. был утверждён штатным
доцентом, а затем и профессором и назначен заместителем
заведующего физиологической лабораторией.
В 1924 г. после смерти Н. Е. Введенского А. А. Ухтомский стал
заведующим кафедрой физиологии Ленинградского университета,
которой руководил до своей кончины.
Вместе с тем он продолжал разработку того совсем нового
•направления в физиологической науке, фундамент которого впервые
был заложен Н. Е. Введенским. Он стал признанным вождём всемирно
известной физиологической школы Введенского — Ухтомского.
Научные работы А. А. Ухтомского и его учеников в основном по-
священы физиологии нервно-мышечного аппарата и нервных центров.
Его, однако, не интересовала их частная физиология. Он ставил своей
— Ь50 —
Алексей Алексеевич Ухтомский
задачей найти на нервно-мышечном препарате принципиальные пути
дда постижения общих закономерностей жизнедеятельности органов,
систем органов и организма в целом.
Школа Введенского — Ухтомского решительно порывает с аистори-
ческими метафизическими традициями классической физиологии.
Классическая физиология ставила своей целью установить некие постоянные
законы жизнедеятельности органов и тканей, не зависящие как от
времени — предыдущей и текущей истории живой системы, — так и от
особенностей действующего раздражителя. Согласно основным
представлениям классической физиологии, качественная сторона ответной
реакции органа предопределена так называемым «законом
специфической энергии», а количественная сторона — законом «всё или ничего».
Согласно «закону специфической энергии», который мыслится как
некое изначальное и постоянное свойство живой ткани, последняя
реагирует, независимо от характера действующего раздражителя, всегда
однозначно. Так, например, если глаз будет подвергаться не только
раздражению светом, который является для глаза адэкватным
раздражителем, но и действию таких раздражителей, как механический или
электрический, организм во всех случаях будет отвечать зрительным
ощущением. То же самое относится не только к другим органам
чувств, для которых первоначально был сформулирован закон
специфической энергии, но и ко всем живым тканям. Так, например, мышца
всегда отвечает сокращением, независимо от характера действующего
раздражителя. Согласно закону «всё или ничего», живая ткань,
независимо от характера раздражителя, если только его действие достигает
известной пороговой величины, отвечает всегда максимальной
реакцией, одинаковой как по своей величине, так и по длительности течения.
Согласно представлениям классической физиологии, не только
раздражитель, но и функциональное состояние живой системы, т. е. история -—
изменение её в микроинтервалах времени, не определяют
жизнедеятельности и содержания ответных реакций органов и организма в целом.
Принципиально иную позицию в понимании значения действующего
раздражителя и функционального состояния живой системы заняла
школа Введенского — Ухтомского. Считая, что в физиологии
принципиально невозможны статические закономерности, школа поставила
своей задачей установить причины и механизмы, обусловливающие
постоянно меняющееся состояние живой системы. Вне учёта роли
раздражителя и истории живой системы принципиально невозможно
определить закономерности течения и преобразования функций в организме.
Опираясь на фактический материал своей школы, А. А. Ухтомский
сформулировал взаимоотношение живой системы и раздражителя в виде
следующих положений:
1. При одном и том же раздражении содержание текущей
ответной реакции определяется историей или функциональным состоянием
живой системы.
— 851 —
Алексей Алексеевич Ухтомский
2. При одном и том же функциональном состоянии живой системы
содержание её ответной реакции определяется особенностями
действующего раздражителя.
Принципиальные установки классической физиологии уводили
физиологию в сторону от основных проблем эволюционной биологии.
В самом деле, эволюционисты-морфологи должны были признать за
раздражителем внешней среды, так же как и за временем, роль факторов,
имеющих громадное влияние и на ход эволюции, и на конечные
результаты её. Между тем классическая физиология отрицает значение этих
факторов в изменении содержания ответных реакций в
микроинтервалах времени. Если отрицать значение этих факторов в функциональном
преобразовании живых систем в микроинтервалах времени, то тогда
невозможно понять значение их как факторов развития в
макроинтервалах времени как в фило-, так и в онтогенезе.
Установив на огромном фактическом материале то значение,
которое имеют раздражитель и время (история системы) в качестве
факторов, определяющих функциональную перестройку живой системы в
микроинтервалах времени, А. А. Ухтомский тем самым Перебросил
мост к основным проблемам эволюционной биологии. Таким образом,
учение школы Введенского — Ухтомского ведёт к слиянию физиологии
и эволюционной биологии и, вместе с тем, закладывает основы эволют
ционной физиологии как исторической дисциплины.
В противоположность классическим представлениям в физиологии,
А. А. Ухтомский является противником понимания нервного процесса
как обратимого, с возможным возвратом к исходному состоянию.
Живая система в ходе своей эволюции принципиально необратима не
только в макро-, но и в микроинтервалах времени.
А. А. Ухтомский вскрыл ошибочность распространённых
представлений о рефлекторной деятельности, которая якобы всегда имеет лишк
защитное значение для организма и направлена на удаление или
прекращение раздражения и раздражителя. Он подчеркнул, что рецепторы
животного организма не могли бы развиваться, если бы рефлекторная
система только ограждала их от сближения с раздражителем. На
примере анализа рефлекса экстензорного толчка (разгибание конечности)
А. А. Ухтомский обосновал представление, согласно которому рефлекс-
торная система в первую очередь даёт место реакциям сближения со
средой, позволяющим распознавать её, тогда как реакции защитного и
отрицательного значения выступают лиШь во вторую очередь.
В 1927 г. вышла книга А. А. Ухтомского «Физиология
двигательного аппарата», представлявшая собой переработанный курс лекций,
читанный студентам Ленинградского университета. В этой книге
А. А. Ухтомский, в частности, развил оригинальную систему взглядов
в понимании природы утомления. Дальнейшая разработка этой
проблемы нашла свое отражение в его докладе «Возбуждение, утомление,
торможение» на V Всесоюзном съезде физиологов в 1934 г.
~~ 852 —
Алексей Алексеевич Ухтомский
В том же 1927 г. вышла другая монография А. А. Ухтомского
«Учение о парабиозе». В ней он не только раскрыл для физиологии
всю глубину учения, созданного Н. Е. Введенским, но и указал на ту
преемственную связь, которая существует между учением о парабиозе
и учением о доминанте.
Учение А. А, Ухтомского о доминанте, в основных чертах
намеченное в диссертации 1911 г., окончательно было сформулировано им в
1922 г. Это учение, вскрывающее основные законы поведения организма
в окружающей его среде, имеет не только общебиологическое
значение. Учение о доминанте в настоящее время вошло в повседневный
клинический обиход. В психологии оно принято как физиологическая
основа и предпосылка поведения.
Под доминантой А. А. Ухтомский понимает временно
господствующий в центральной нервной системе рефлекс или рефлекторное
поведение. Господствующий в центральной нервной системе очаг
возбуждения преобразует и изменяет работу прочих рефлекторных аппаратов
в целом. Так, например, если в организме в данный момент
осуществляется рефлекторный акт, связанный с приёмом пищи, то он перестаёт
реагировать на те раздражения, которые в других условиях вызвали
бьд у него защитные рефлексы. То же самое можно сказать и в
отношении защитного рефлекса, полового рефлекса и т. д., когда при осуще*
ствлении одних рефлекторных движений исключается возможность
выполнения других.
Доминанта — рабочий принцип или основное правило деятельности
нервной системы, которому подчиняется осуществление любой
рефлекторной реакции организма. Доминанта характеризуется следующими
основными чертами: 1. В центре, становящемся доминантным,
повышается возбудимость1. 2. Возбуждение в этом центре отличается
стойкостью; оно не может быть мимолётным во времени. 3. Доминирующий
центр способен суммировать возбуждения. 4. Возбуждение
доминантного центра обладает инерцией; дальние волны возбуждения
подбадривают установившуюся доминантную реакцию, ускоряя её разрешение,
5. Возбуждение доминантного центра сопряжено с торможением других
рефлекторных механизмов, не принимающих участия в доминантной
реакции.
Согласно прежним представлениям в физиологии, нервный центр —
это нечто неизменное, статически постоянное, с присущим для него
определённым и единственным качеством возбуждения. А. А.
Ухтомский показал, что это качество зависит от его состояний; в другом
состоянии тот же центр может приобрести существенно иное значение
в общей системе организма. Эти представления А. А. Ухтомского
нашли своё подтверждение в хорошо известных в физиологии
опытах с перекрёстным сшиванием нервов. Вместе с тем нервный центр
не является локально очерченным участком, но представляет собой
своего рода созвездие — сопряжённую совокупность участков (то, что
- 853 —
Алексей Алексеевич Ухтомский
А. А. Ухтомский называл констелляцией центров)* расставленных, быть
может, довольно широко и объединённых не столько постоянными
путями, сколько единством рабочего действия. Доминанте
принадлежит существенная роль в процессе новообразования реакций
организма на среду.
Если учением о парабиозе Н. Е. Введенского намечены пути для
понимания закономерностей жизнедеятельности отдельных тканей и
органов, то учение о доминанте А. А. Ухтомского намечает пути для
понимания природы и законов жизнедеятельности и физиологического
поведения организма в целом. А. А. Ухтомский считал, что когда стане!*
до конца' ясным происхождение и подлинная природа парабиотических
явлений в нервных элементах, станет понятна и природа доминанты.
В этом смысле он считал доминанту детищем парабиоза.
А. А. Ухтомский глубоко обосновал происхождение торможения из
возбуждения в любой части нервной системы. Им было показано, ЧтЬ
торможение того или иного нервного процесса есть выражение того,
что где-то в центрах возникла новая деятельность с новым
направлением работы, более или менее несовместимым с предыдущим напра*
влением деятельности.
С 1928 г. А. А. Ухтомский, в связи с выдвинутым им учением об
усвоении ритма (доклад о котором он сделал впервые на III Всесоюзном
съезде физиологов), предпринял глубокую разработку проблемы
физиологической лабильности. Лабильность есть характеристика живбй
Ткани, выражающая способность её воспроизвести определённое
максимальное число возбуждений в единицу времени. Длительность проте*
кания одиночного возбуждения характеризует ритм возбуждения,
который способен воспроизвести тот или иной орган в единицу времени.
Для классической физиологии этот ритм является постоянной и
неизменной характеристикой органа, что привело к представлению о
собственном ритме, различном для разных органов и не меняющемся,
если ритм раздражений превосходит собственный ритм возбуждений.
А. А. Ухтомский установил способность органов и организма в целом
перестраивать ритм своих возбуждений в соответствии с ритмом
раздражений, навязываемым извне. Орган способен в широких пределах
менять ритм воспроизводимых им возбуждений, удлиняя или
укорачивая длительность протекания каждого возбуждения в отдельности, что
даёт возможность органу усваивать более высокие ритмы раздражений,
присущие тому или иному органу.
А. А. Ухтомский показал, что в процессе усвоения ритма
деятельность и работоспособность органа не понижается, как это можно
было бы ожидать, а, напротив, повышается, что сопровождается
увеличением интенсивности обмена веществ и укорочением цикла или
длительности отдельного возбуждения. Этот факт огромной
принципиальной важности окончательно исключил возможность понимания
процесса торможения как результата истощения деятельности органов.
— 854 —
Алексей Алексеевич Ухтомский
Усвоение ритма по самому существу своему представляет эволюционный
процесс, осуществляемый в микроинтервалах времени, в течение которого
происходит функциональная перестройка органа и в которой время или
история являются фактором, определяющим эту перестройку. Раз
усвоенный ритм возбуждения воспроизводится нервными центрами и тогда,
когда навязывавшийся ритм раздражений прекратил своё действие.
Учению об усвоении ритма будет принадлежать большая роль в
эволюционной биологии, особенно в связи с анализом механизмов преобразования
органов или организма в целом в процессе эволюционного развития.
Учение о лабильности было не только углублено, но во многих
отношениях заново создано А. А. Ухтомским. Классическая физиология,
следуя традициям старой физики, полагала, что нормальные
физиологические ритмы и, в частности, ритмы возбуждений в нервной системе
должны быть подчинены линейным зависимостям и являются
нормальными объектами для гармонического анализа. В последние годы, под
влиянием работ амстердамского физика Ван-дер-Поля, А. А.
Ухтомский сделал исключительное по своему значению и по своим
перспективам обобщение: ритмически функционирующая живая система
принадлежит к числу систем с нелинейными зависимостями. Под
нелинейной системой принято понимать систему, свойства которой меняются
по ходу её деятельности и в связи с последней.
Нелинейная зависимость, открывающаяся в парабиозе, это не
аномалия, а ключ к пониманию природы нормального физиологического
возбуждения. С точки зрения учения А. А. Ухтомского о лабильности
живой системы, согласно которому ритмы тканей и органов являются
принципиально нелинейными колебаниями, обычные и общепринятые
зависимости и представления о ритмах классической физиологии
являются лишь частными случаями и упрощениями.
Опираясь на учение об усвоении ритма и физиологической
лабильности, А. А. Ухтомский незадолго до смерти широко поставил
проблему биологического равновесия. Биологические системы
характеризуются, по А. А. Ухтомскому, скоростями восстановления равновесия,
причём они либо возвращаются к так называемому исходному
равновесию, либо переходят к новому состоянию равновесия. Вообще говоря,
реакция сводится к более или менее быстрому усвоению раздражителя,
если можно так выразиться, привыканию к нему. С этой точки зрения,
приспособляемость организма к среде следует рассматривать не только
как способность более или менее быстрого возвращения к так
называемому исходному равновесию, но и как способность создания новых
видов равновесия.
Согласно А. А. Ухтомскому, так называемый физиологический
покой не есть пассивное бездействие, а специальное ограничение акта
возбуждения — оперативный покой. Оперативный покой представляет
собой не что иное, как динамическое равновесие, для поддержания
которого требуется определённая работа. Оперативный покой есть
— 855 —
Алексей Алексеевич Ухтомский
эволюционное достижение, обеспечивающее организму возможность
аналитического исследования среды.
Едва ли есть в физиологии направление, которое было бы столь
близким к общим проблемам патологии и медицины, как созданное
Введенским и Ухтомским. Понятие парабиоза, созданное в физиологии
Н. Е. Введенским и углублённое А. А. Ухтомским, чисто
количественными переходами связывает те процессы в организме, которые мы
обозначаем как нормальные, с процессами, которые мы оцениваем
уже как патологические явления. Будущая разработка
физиологических основ учения об иммунитете и основных проблем фармакологии
не может не опираться на учение школы Введенского — Ухтомского.
Мировая наука обязана А. А. Ухтомскому полным и весьма
совершенным раскрытием учения Н. Е. Введенского об основных
закономерностях процессов возбуждения и торможения в нервной системе. Но
А. А. Ухтомский не только раскрыл смысл учения Н. Е. Введенского и
развил его, но создал и проложил новые пути, которые в значительной
мере определяют будущее развитие физиологической науки.
В 1935 г. А. А. Ухтомский был избран действительным членом
Академии наук СССР. В том же 1935 г. он сделал доклад на
пленарном заседании XV Международного физиологического конгресса на
тему «Физиологическая лабильность и акт торможения». В наши дни
нельзя пройти мимо заключительных слов, сказанных А. А. Ухтомским
в этом докладе, столь примечательных и столь созвучных настроениям
переживаемого нами времени: «Наука соединяет людей через границы
школ, через границы предубеждений и симпатий, через границы наций
и государств. В эти дни, когда в воздухе опять носятся тревожные тени
и события готовы назреть до сроков, при которых их нельзя уже будет
остановить, международное единение учёных должно напрячь все силы,
дабы оградить народы от бедствий и стать залогом международного
мира. Что касается нас, советских физиологов, мы знаем, что рабоче-
крестьянское правительство нашего Союза стоит бдительно на страже
событий и сделает всё от него зависящее для укрепления мира».
Алексей Алексеевич Ухтомский был не только замечательным
учёным, но и замечательным гражданином и патриотом своей родины.
Везде — на посту делегата Ленинградского совета, руководителя и
консультанта физиологических лабораторий и т. д. — Алексей Алексеевич
Ухтомский гармонически сочетал в себе практика-общественника и
учёного-теоретика.
А. А. Ухтомский среди студенчества и ближайших своих учеников
пользовался исключительной любовью. Это являлось отражением той
глубокой любви, которую он сам питал к своим ученикам не только как
педагог, но и как чуткий товарищ.
Педагогическая деятельность А. А. Ухтомского требовала бы
специального рассмотрения как предмет особой большой темы. Он
глубоко переживал каждую лекцию, которую читал студентам. Каждой
— 856 -
Алексей Алексеевич Ухтомский
лекции предшествовала длительная подготовка. Он неоднократно
говорил, что он не мыслит своей научной деятельности без чтения курса
физиологии студентам. В аудитории, в которой читал лекции Алексей
Алексеевич, можно было видеть не только студентов и молодых
научных работников, но и прославленных учёных.
Одному из учеников А. А. Ухтомского, проф. М. И. Виноградову,
принадлежит следующая меткая характеристика личности Ухтомского:
«Всякий, кому приходилось встречаться с этим глубоким и
своеобразным умом, выносил незабываемое впечатление громадной умственной
мощи и в то же время чрезвычайной тонкости и проникновенности».
Алексей Алексеевич Ухтомский скончался 31 августа 1942 г., в
расцвете своих творческих сил и возможностей, в героическом
Ленинграде, осаждённом фашистскими варварами.
Память о нём навсегда связана с крупнейшими достижениями
физиологической науки.
Главнейшие труды А. А. Ухтомского: О зависимости двигательных
кортикальных эффектов от побочных центральных влияний (докторская диссертация), Юрьев,
1911; Парабиоз и доминанта, Сборник «Парабиоз», М., 1927; О показателе лабильности
функциональной подвижности физиологических приборов, «Труды физиологического
института ЛГУ», 14, 3, Л., 1934; Возбуждение, утомление, торможение,
«Физиологический журнал», 17, 1114, 1935; Физиология двигательного аппарата, изд-во
«Практическая медицина», 1927, вып. 1; Физиологический покой и лабильность как
биологический фактор, «Учёные записки Ленинградского университета», 1937, т. 17;
Университетская школа физиологов в Ленинграде за 20 лет советской жизни, «Физиологический
журнал», 1937, т. XXIII, в. 4—5 и «Успехи современной биологии», 1937, в. 3.
О А. А. Ухтомском: Виноградов М. И., К истории учения о доминанте,
«Юбилейный сборник, посвященный 25-летию научной деятельности академика
А. А. Ухтомского», Л., 1930; Виноградов М. И«, Академик Алексей Алексеевич
Ухтомский (1875—1942), «Успехи современной биологии», 1943, т. XVI, в. 2; Аршав-
ский И. А., Памяти акад. А. А. Ухтомского, «Невропатология и психиатрия», 1943,
в. 1; К о ш т о я н ц X. С, Очерки по истории физиологии в России, М,—Л,, 1946
ТЕХНИКА
ДМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ ЧЕРНОВ
ИВАН
ФЁДОРОВ
"V^ (ум. 1583)
y^gf плеяде замечательных строителей русской культуры одно из
первых мест занимает Иван Фёдоров, с именем которого связано
начало книгопечатания в Русском государстве.
К половине XV в. русские земли объединились вокруг Москвы.
В 1480 г. были уничтожены последние следы политической зависимости
от ханов Золотой Орды. Русское государство не только окрепло
политически, но и быстро развивалось в культурном отношении. В связи с
общим подъёмом русской национальной культуры увеличился спрос на
книгу. В то время книги были только в рукописном виде. Стоили они
дорого. Переписка их шла медленно. Рукописная книга, естественно, не
могла удовлетворить спроса растущего круга читателей. Только
печатная книга могла удешевить её стоимость и удовлетворить спрос.
Книгопечатание во второй половине XV в. уже получило
значительное распространение в славянских землях, В Чехии первая
печатная книга вышла в 1468 г., в Польше в конце XV в. В краковской
типографии Фиоля было напечатано пять книг на церковно-славянском
языке. В Праге в 1517 г. приступил к печатанию библии на белорусском
языке известный белорусский культурный деятель Георгий-Франциск
Скорина. Переехав из Праги в Вильну, Скорина основал в ней
типографию, из которой в 1525 г. вышла первая печатная книга
Белоруссии. Издания Фиоля и Скорины получили распространение в Москве.
В Черногории, в Цетинье, первая книга на славянском языке была
напечатана в 1493 г., а в Сербии, в Белграде, — в 1553 г.
Начиналась подготовка к организации печатного дела в Москве.
В 1552 г. датский король Христиан III отправил посла с письмом к
Ивану IV, в котором убеждал молодого государя принять лютеранскую
веру и предлагал царю разрешить его подданному Гансу Миссенгейму
напечатать библию и ещё две протестантские книги в нескольких
тысячах экземпляров в переводе на отечественной язык, дабы «сим
— 863 —
Иван Фёдоров
способом можно будет в немногие годы содействовать пользе ваших
церквей». Иван IV отклонил предложение датского короля. Охраняя
русскую культуру, он не желал отдать в руки иностранцев организацию
печатного дела в Москве. Русские культурные деятели во главе с
пытливым государем были полны решимости организовать печатное дело
в Москве собственными си-
лахми и средствами.
К сторонникам
книгопечатания принадлежал
виднейший культурный деятель того
времени известный митрополит
Макарий, но было и немало
противников. Многочисленный
отряд переписчиков книг
опасался лишиться материального
обеспечения. В случае развития
книгопечатания им пришлось
бы менять свою специальность.
Немало было противников
среди бояр, боявшихся ослабления
своего политического значения
и усиления авторитета царской
власти и церкви. Было немало
противников книгопечатания и
среди духовенства, которое
опасалось подрыва своего
влияния и распространения в
народе «еретических идей». Одна-
п .. . .. АЯ ко царь и сторонники книго-
Памятник Ивану Федорову в Москве
печатания мало обращали
внимания на эту тайную или явную оппозицию. Церковь крайне нуждалась
в богослужебных книгах, спрос на которые не могли удовлетворить
переписчики. Особенно нуждались в богослужебных книгах в тех новых
областях, где церковь занималась распространением христианства, в
частности, в огромной, недавно присоединённой Казанской стране.
Помимо этого, в рукописных богослужебных книгах было немало ошибок,
разных вставок и нелепостей. Необхбдимо было очистить эти книги
от разного мусора и заменить их исправленными печатными книгами
Развитие русской литературы и письменности, интересы русской
культуры настоятельно требовали распространения книгопечатания.
Сторонники книгопечатания стали искать способного мастера, с помощью
которого можно было бы приступить к устройству типографий. Таким
мастером оказался Иван Фёдоров, Дьякон одной из московских церквей,
опытный переплётчик, столяр и переписчик. О его происхождений
и жизни до этого времени точно ничего неизвестно.
— 864
Иван Фёдоров
Сначала в Москве приступили к сооружению Печатного двора, в
строительстве которого Иван Фёдоров и его помощник Пётр Мстиславец,
белорусе из Мстиславля, приняли самое деятельное участие. Как только
на Никольской улице, недалеко от Кремля, было выстроено прекрасное
здание, приступили к организации
типографии и к первым опытам
печатания книг. Вероятно, между
1553 и 1563 гг. появились первые
экземпляры печатных книг в Москве.
Таким образом, особенность
развития печатного дела в Русском
государстве заключается в том, что
оно обязано своим появлением
государству, в то время как на
Западе книгопечатание явилось
следствием деятельности отдельных
частных предпринимателей.
Для печатания книг надо было
иметь не только печатный станок,
но и отлить металлические буквы.
Иван Фёдоров не пожелал
воспользоваться непривычными для
русского читателя западными буквами. Он
использовал русские письмена, так
называемый полуустав, который
появился в Москве в конце XV в.
вместе с рукописями
юго-славянского происхождения. Благодаря
этому печатные буквы были
такими же изящными, как и рукописные. Первой книгой, напечатанной
Иваном Фёдоровым, был «Апостол» на славянском языке.
К набору первой страницы книги было приступлено в апреле 1563 г.
и почти через год, 1 марта 1564 г., печатание «Апостола» было
закончено. Напечатанный «Апостол» сопровождался послесловием. Вот как
в нём объяснено появление первых печатных книг: «Благоверный царь
и великий князь Иван Васильевич всея Руси повелел святые книги на
торжищах покупать и в церквах класть... Но среди них нашлось мало
пригодных, прочие все растлены (испорчены) от преписующих
ненаучных и неизкусных в разуме и не исправлявших то, что писали. Когда
это дошло до слуху царя, он начал помышлять, как бы изложити
печатные книги, как у греков, и в Венеции, и в Италии, и в прочих языках,
дабы впредь святые книги излагались правильно... и так возвестил
мысль свою преосвященному Макарию, митрополиту всея Руси;
святитель же, услышав это, очень возрадовался и сказал царю, что он от
Бога извещение принял и дар свыше сошедший».
«>«#« ,^«1 tAkllUAlTt WAHHi • IAK9 IWAtttfk
«ую к^гнлъЪгь щон . Burnt и mat* K(t
мхъдне • 6tihmte\f?tcuj(iiiH^fu*nfAmA^
Первый лист книги «Апостол*.
— 865 —
Иван Фёдоров
В начале 1565 г. царь Иван отдал распоряжение приступить к
печатанию второй книги — «Часовник». Печатание её началось 7 августа
1565 г. и было закончено 29 сентября того же года. Так Иван Фёдоров
положил начало великому
культурному делу. Он очень высоко
поставил типографское дело в
Москве. Итальянский купец Барба-
рини, посетивший Печатный двор,
изумился мастерству русских. Вот
что писал Барбарини на родину
о состоянии книгопечатания в
Москве: «В прошлом году ввели
у себя печатание... и я сам видел,
с какой ловкостью уже
печатались книги в Москве».
Между тем вокруг
московской типографии и Ивана
Фёдорова сгущались тучи. Его
противники и завистники —
«начальники» (боярство) и «священно-
начальники» (высшее
духовенство) обвинили его в ереси,
стремясь погубить дело, как это
свойственно «злонравным неучёным и
неумным людям». Это принудило
Старинный Печатный двор в Москве. Ивана Фёдорова и его помощника
Петра Мстиславца бежать «от
земли и отечества» в «ины незнаемы (неизвестные) страны».
Обвиняя Ивана Фёдорова в ереси, враги книгопечатания надеялись
погубить его, а вместе с ним и его дело. Но врагам культуры и
просвещения не удалось погубить великое дело первопечатника. В 1568 г.
московский Печатный двор возобновил свою деятельность с помощью
других мастеров печатного дела — Невяжи Тимофеева и Никифора Та-
расиева, быть может, учеников московского первопечатника.
Время бегства из Москвы первопечатников Ивана Фёдорова и
Петра Мстиславца точно неизвестно. Вероятно, оно произошло после
издания «Часовника» в 1565 г. В 1568 г. Иван Фёдоров и Пётр Мсти-
славец находились в Белоруссии, в Заблудове, имении крупного
белорусского магната Григория Александровича Ходкевича. Убеждённый
противник объединения Литвы и Белоруссии с Польшей, Ходкевич
вместе со всем белорусским народом боролся против ополячения. Для
поддержания православной церкви и защиты белорусской народности он
задумал напечатать богослужебные книги на славянском языке.
Ходкевич предложил московским беглецам организовать типографию в его
имении. Предложение было принято, и в 1568 г, в Заблудове нача-
— 866 —
Иван Фёдоров
лось печатание книги «Евангелие учительное». Книга была
напечатана быстро, менее чем за девять месяцев (8.VII.1568—17.111.1569).
После отпечатания
книги Пётр Мстиславец
покинул Заблудово и ушёл в
Вильну, где приступил к
организации типографии
купцов братьев Мамоничей.
Иван Фёдоров остался в
Заблудове и в 1570 г. в
заблудовской типографии
отпечатал другую книгу
«Псалтырь». На этом и
кончилась типографская
деятельность Ивана Фёдорова
в Заблудове. Ходкевич
отказался продолжать
начатое дело. В награду за
работу он предложил Ивану
Фёдорову пожаловать
деревеньку, но московский
первопечатник отказался от
этого дара. Великий мастер
своего дела не захотел
стать крепостником.
Сам Иван Фёдоров так
определял своё жизненное
призвание: «надлежит мне
ПО свету рассеивать И всем Заглавный лист Острожской библии,
раздавать духовную эту
пищу», т. е. просвещать народные массы. Из Заблудова русский
скиталец направился во Львов, и в этом украинском городе ему пришлось
стать основоположником типографского дела на Украине. После
долгих хлопот и преодоления разных препятствий Ивану Фёдорову
удалось организовать типографию во Львове, в которой в конце
февраля 1573 г. он приступил к печатанию первой на новом месте книги.
Это был тот же «Апостол», который был напечатан им в Москве.
Через год «Апостол» вышел из печати. По внешнему виду львовское
издание «Апостола» напоминало московское издание. Был использован
тот же шрифт. Однако продолжать начатое дело во Львове не удалось.
Материальное положение первопечатника сильно пошатнулось. Он
попал в долги к ростовщикам и вынужден был оставить Львов. По
предложению князя Константина Острожского, Иван Фёдоров прибыл к
нему в имение для устройства типографии. Князь Острожский был
также противником объединения Литвы, Белоруссии и Украины с
— 867 —
Иван Фёдоров
W8F
^ gOK<°CNl<*H 5I
джклкжаз
Польшей и защитником православной веры и украинской народности от
натиска польской католической церкви и иезуитов.
С начала 1577 г. Острожская типография начала действовать, и
Иван Фёдоров начал печатать в ней знаменитую Острожскую библию.
Пока выправлялся текст библии, он приступил к печатанию «Нового
завета с псалмами Давида». Новое издание вышло в
сентябре 1580 г. «в насаждение всему народу
русскому». Что же касается библии, то она с
исправленным окончательно текстом была закончена
печатанием 12 августа 1581 г. Это издание было ценнейшим
показателем типографского искусства Ивана
Фёдорова. Внешнее её оформление было замечательно
красивым. Острожская библия была лебединой
песней московского печатника-энтузиаста. После неё
целых книг он уже не печатал.
Вскоре из-за каких-то недоразумений с
могущественным князем он решил вернуться во Львов, где
оставалась его семья. Он направился туда со своим
помощником Гриней и с книгами острожской печати.
По прибытии во Львов, в конце 1582 г., Иван
Фёдоров вновь организовал типографию. Но
первопечатнику не удалось возобновить дорогое для него
дело. Осенью он заболел; 6 декабря 1583 г. Иван
Фёдоров скончался. Знаменитый старец умер в
полной нищете. Имущество его опутали долгами и затем расхватали
ростовщики, от которых он так и не мог освободиться до конца жизни.
На могиле великого сына Русской земли была поставлена
надгробная плита. В центре её высечен книжный знак печатника. Кругом
надпись: «Иоан Федорович, друкарь Москвитин, который своим тиза-
нием друкование занедбалое обновил, преставился во Львове року
1583 декабря 6».
Таков жизненный путь великого первопечатника, отдавшего свои
богатые творческие силы братским народам: русскому, белорусскому и
украинскому. Печатание книг для Ивана Фёдорова было выполнением
священного долга. В нём он видел цель своей жизни. Условия
сложились неблагоприятно для Ивана Фёдорова. Но они не сломили его, не
заставили отказаться от борьбы за печатную книгу и променять
призвание художника и мастера на сытую, спокойную и обеспеченную жизнь.
Иван Фёдоров — первопечатник, изд. АН СССР, М.—Л., 1935 (дана полная
библиография о Фёдорове); Бас И. Л., Иван Фёдоров, М., 1940; Ог1енко В., кто-
р1я украшського друкарства, т. I, Льв1в, 1925.
Надгробная плита
на могиле
И. Фёдорова.
ИВАН ИВАНОВИЧ
ПОЛЗУНОВ
(1728—1766)
ML
л^>иЬ блегчить труд по нас грядущим» — вот что поставил целью
своей жизни солдатский сын Иван Иванович Ползунов, справедливо
названный одним из немногих его друзей «мужем, делающим
истинную честь своему отечеству». Великий и трудный путь пришлось ему
пройти. Преждевременно, трагически оборвалась его жизнь. Не
суждено ему было видеть действующей дивную огневую машину,
созданную им для того, чтобы облегчить труд грядущим поколениям. Трагична
и судьба его творения, уничтоженного врагами русской культуры.
Иван Иванович Ползунов родился в 1728 г. на Урале, на берегах
Исети в Екатеринбурге, нынешнем Свердловске. Документы сообщают,
что отец Ползунова, солдат второй Екатеринбургской роты, был родом
из крестьян города Епанчина, или Туринска.
Где и как работал отец Ползунова точно неизвестно. Скорее
всего он был одним из строивших на Исети заводы и укрепления для
их обороны. Как рядовой солдат отец Ползунова получал
нищенское жалованье. Легко представить себе, как жилось солдатскому сыну.
И. И. Ползунову не дали возможности закончить даже начальную школу
тех дней. Обучение в школе пришлось прервать, когда заводскому
механику, Никите Бахареву, понадобились сметливые помощники —
«механические ученики».
И. И. Ползунов успешно помогал Бахареву; за время с 1742 по
1748 г. механик дважды делал представление о прибавке жалованья
расторопному и умному ученику. В этот период И. И. Ползунов имел
много случаев для ознакомления с оборудованием и работой одного из
лучших тогда заводов — Екатеринбургского. Пришлось ему побывать
и поработать также и на других уральских заводах.
В 1748 г. И. И. Ползунов прибыл вместе с группой уральских
горнозаводских специалистов на Колывано-Воскресенские заводы Алтая,
где он и вырос в выдающегося горнозаводского специалиста. В первый
— 869 —
Иван Иванович Ползунов
год пребывания на Алтае он работал всего лишь писцом при
плавильных печах. А в 1761 г. ему пришлось даже одно время исполнять
обязанности руководителя Колыванского завода и всего прилегающего к
нему округа.
Начальство постоянно заставляло его работать там, где было
труднее всего, где дело не ладилось. Благодаря этому пришлось ему
побывать на Барнаульском и Колыванском заводах, на Змеиногорском
руднике, на Красноярской и Кабановской пристанях. И. И. Ползунову
постоянно приходилось ездить в командировки, проводить сплав руды,
расплачиваться с возчиками руды, ремонтировать или строить суда,
производить ревизии. Поиски горнового камня сменялись работами по
заготовке тёса и скалы для кровель. Земляные работы чередовались с
руководством куренной операцией, то-есть заготовкой дров и
выжиганием из них угля для металлургических печей. Пришлось И. И.
Ползунову даже отвозить транспорт золота и серебра в далёкий Петербург.
Везде и всегда И. И. Ползунов стремился изыскивать самые
лучшие решения порученных ему дел, для чего многое изобретал.. Ему
принадлежит заслуга создания в Змеиногорске в 1754 г. одной из
первых, если не первой в России деривационной гидросиловой установки,
то-есть установки, в которой вода, приводящая в движение колёса,
подаётся по особому каналу на большое расстояние от плотины.
Немало пришлось ему встречаться с выдающимися людьми как на
Алтае и на Урале, так и особенно при поездке в Петербург в 1758 г.
Вполне вероятно, что тогда могла состояться встреча Ползунова с
Ломоносовым.
В апреле 1763 г. Иван Иванович Ползунов подал начальнику Ко-
лывано-Воскресенских заводов Порошину предложение о постройке
изобретённой им огнедействующей машины для заводских нужд. Проект
машины был основан на достижениях науки и техники того времени.
Особенно помогли ему труды Ломоносова, использованные для
физического обоснования проекта машины. Не ограничиваясь теоретическим
изучением, И. И. Ползунов провёл много опытов, исследовал воду и
пар, взвешивал воздух, отлично разобрался в тепловых вопросах.
В то время на всех предприятиях господствовал ручной труд.
Только в отдельных случаях для вспомогательных трудоёмких работ
применялись громоздкие машины, основная часть деталей которых была
из дерева и только некоторые из металла. То был век ручного труда
и немногих нехитрых механизмов, буквально срубленных топором,
подобно тому как «рубят избу». Основными строителями машин того
времени были «плотинные» мастера и подчинённые им плотники. Они
сооружали и устанавливали машины при помощи своих обычных
инструментов, используя лишь ограниченное число металлических частей,
поставляемых им кузнецами.
Наиболее распространёнными машинами были воздуходувные меха
для металлургических печей и молоты для ковки металлов. Самым
— 870
Иван Иванович Ползунов
совершенным двигателем было водяное колесо, основным орудием при
изготовлении которого опять-таки служил топор. Применение водяных
колёс, без которых была невозможной работа заводских
металлургических печей и молотов, привязывало заводы к определённым местам,
очень часто невыгодным из-за удалённости от рудников и лесов,
доставляющих руды и горючее. Воды в заводских прудах часто нехватало.
Колёса останавливались, а вместе с ними останавливался и завод. Во
времена же паводков масса воды
сбрасывалась впустую,
стремительное половодье разрушало плотины.
Царству ручных орудий и
немудрёных машин Ползунов решил
противопоставить небывалую
машину. «Водяное руководство
пресечь» — было призывом Ползунова.
Создать огненную машину,
способную «по воле нашей, что будет
потребно, исправлять» — вот задача,
поставленная им. «Я должен, —
писал И. И. Ползунов, — все
возможные труды и силы на то устремить,
коим бы образом огонь слугою к
машинам склонить».
По принципу действия огнедей-
ствующая машина И. И. Ползунова
относилась к особому типу паровых
машин — к так называемым паро-
атмосферным машинам.
Устанавливая два цилиндра, ОН обеспечил Модель паровой машины Ползунова.
возможность удобного получения в такой машине непрерывно
развиваемой полезной работы.
Так был изобретён первый тепловой двигатель для заводских
нужд, который легко можно было приспособить для привода
разнообразных машин. Этот двигатель можно было сооружать в любом месте
и притом такой мощности, какая была необходима.
За 21 год до Уатта, признанного всеми изобретателем первого
двигателя, русский теплотехник И. И. Ползунов в 1763 г. изобрёл
«огнедействующую машину» как новый двигатель для всеобщего
применения в производстве.
«Всенародная польза», стремление для процветания родины новую
машину «в обычай ввести» — вот что побуждало замечательного
патриота работать, не щадя своих сил.
Постройка машины была связана с огромными затруднениями.
И. И. Ползунов настаивал на сооружении сначала небольшой, опытной
теплосиловой установки. Он хотел обеспечить изучение и освоение
— 871 —
Иван Иванович Ползунов
новой техники, подготовку кадров для строительства крупных
установок. Однако Ползунова заставили сразу приступить к постройке
машины «большим корпусом». Выполнив проект такой машины в
кратчайший срок, он вынужден был начать в Барнауле её постройку не только
без грамотных помощников, но даже почти без участия
квалифицированных рабочих. Он просил для работы девятнадцать квалифицированных
рабочих и трёх учеников, а ему дали четырёх учеников и двух
отставных мастеров. Даже необходимого инструмента для работы не было.
Всё приходилось выполнять самому.
В марте 1764 г. И. И. Ползунов подал первые требования на
людей и материалы. К 20 мая 1765 г. уже было готово сто десять частей
машины, не считая парового котла. Отдельные части весили до ста
семидесяти пудов. Каждая из этих частей, по словам строителя,
«требовала для пропорционального сбора машинную на водяных колёсах, по
обстоятельствам токарную работу». Для такой работы им были созданы
особые станки. Вот почему И. И. Ползунов был пионером не только в
области теплотехники, но и в машиностроении.
Ползунов в основном закончил всё строительство к декабрю
1765 г. Пробный пуск показал, что всё обстоит благополучно. Однако
машину даже нельзя было испытать. По вине начальства не была
построена воздуходувная установка, которую должна была приводить в
действие машина. Это упущение оказалось роковым. И. И. Ползунов,
надорвавшись от непосильного труда, заболел и умер раньше, чем
начались испытания машины. 27 мая 1766 г. И. И. Ползунова не стало.
Через несколько дней начались испытания построенной машины.
С ней обращались варварски, но она всё выдерживала и работала.
7 августа 1766 г. — дата пуска в эксплоатацию первой в истории
паровой машины для заводских нужд.
К этому времени варварство в обращении с машиной дошло до
крайности. Для уплотнения поршней задумали применить бересту. Можно
представить себе, как выглядели извлечённые из цилиндров
металлические поршни с висящими на них лохмотьями бересты!
10 ноября произошла течь котла, прогоревшего из-за недосмотра
(обвалился в печи защитный свод). Котёл, кстати сказать, был сделан
из тонких металлических листов, признанных ещё до пуска машины
недостаточно прочными. Казалось бы, следовало исправить котёл или
соорудить новый, а затем снова пустить машину. Этого не сделали, и
машина была остановлена навсегда.
За короткий срок машина Ползунова полностью оправдала себя,
вернула все издержки и даже принесла огромную прибыль. Однако
после порчи котла она продолжала стоять в бездействии 12 лет.
8 июле 1778 г. начальник Колывайо-Воскресенских заводов немец
Ирман обратился в Петербург с просьбой разрешить ему разломать
теплосиловую установку Ползунова. То, что начал Ирман, завершил
новый начальник заводов, немец Меллер, приехавший на смену Ирману.
— 872 —
Иван Иванович Ползунов
Меллер привёз указ об уничтожении машины Ползунова и
уничтожил творение, сооружённое в Барнауле замечательным русским
теплотехником.
Всё дело И. И. Ползунова было предано забвению, да так
основательно, что важнейшие документы, относящиеся к его творчеству,
пролежали в пыли архивов никем не тронутыми до наших дней. Засилье
немцев в Академии наук того времени сыграло свою отрицательную
Сарай для паровой машины Ползунова.
роль. Неслучайно поэтому, что в стране, где жил и действовал
И. И. Ползунов, на конкурсе лучших сочинений по огнедействующим
машинам в 1783 г. первая премия оказалась присуждённой Майярду из
Вены, профессору фортификации австрийской инженерной академии.
Но страна не забыла величественного труда солдатского сына
Ивана Ивановича Ползунова, создавшего первую в истории огнедей-
ствующую машину. Русский народ помнит своего гениального
представителя, завоевавшего право стать первым у истоков современной
техники.
Данилевский В. В., И. И. Ползунов. Труды и жизнь первого русского
теплотехника, М.—Л., изд. АН СССР, 1940 г.
КОЗЬМА ДМИТРИЕВИЧ
ФРОЛОВ
(1728—1800)
ын полевского рабочего Козьма Дмитриевич Фролов —
замечательный русский гидротехник, строитель циклопических
гидротехнических сооружений, в творчестве которого лежит один из источников
современной техники.
У подножья Азов-горы и Думной начал Козьма Дмитриевич
Фролов свой жизненный путь, прервавшийся на Алтае. Здесь, на
Барнаульском кладбище, сын его Пётр Козьмич Фролов — строитель первой
чугунной дороги в России — поставил на могиле отца памятник из
серого гранита с двумя чугунными досками. На доске с южной стороны
было написано:
«Здесь погребён берггауптман и кавалер
Козьма Дмитриевич Фролов,
родившийся 29 июня 1728 года и скончавшийся
9 марта 1800 года».
Надпись на доске с северной стороны гласила:
«Не вечно всё! Прохожий сам тому свидетель.
Нетленны лишь одни заслуги, добродетель.
Б знак сыновнего почтения соорудил сей памятник
бергмейстер Фролов 1800 года».
Полевской завод, где родился Козьма Дмитриевич, сооружён
в 1724—1725 гг. В самом начале восемнадцатого столетия «по Полевой
речке, на Гумешках, вверх Чусовой реки, в старых чутских копищах»
нашли медную руду крестьяне — Сергей Бабин из Арамильской
слободы и Козьма Сулей из Уткинской. В 1710 г. после новой находки
Фёдором Бабиным медной руды на реке Полевой руду стали добывать
- 874
Козьма Дмитриевич Фролов
и возить для плавки на медеплавильный завод в Уктусе, пока Никифор
Клеопин не соорудил Полевского завода.
Заводская плотина, завод с плавильными печами и кричным
горном, вододеиствующие меха и молоты, печи для обжига руд, рудные
амбары, штанговая машина для отливки воды из рудника стояли
у самой колыбели Козьмы Фролова. Совсем рядом были расположены
Полевская и Гумешевская плотины. К. Д. Фролова с детства окружали
вододеиствующие механизмы и гидросиловые установки, развитию
которых он посвятил впоследствии всю свою жизнь.
После учения в татищевских горнозаводских школах К. Д. Фролов
с 1744 г. начал работать на производстве как горный ученик; в
частности, ему пришлось много поработать на Березовских золотых
промыслах.
В 1757 г. К. Д. Фролов имел звание штейгера. Как выдающегося
специалиста по добыче золота его послали в Олонецкий край «для
установления горных работ и промывки золота» на Воицком руднике.
Помимо работ на этом руднике, Фролову пришлось в те годы ездить
с горными служителями для осмотра лопских рудников и для открытия
новых руд.
Успешно выполнив все поручения, К. Д. Фролов возвратился на
Березовские золотые промыслы. Здесь, на Урале, он построил «по
собственному изобретению промываленную машину, на которой
выплавка производилась гораздо успешнее, с уменьшением противу
прежнего более двух третей рабочих и сбережением расходов до 3 400
рублей». Сумма по тому времени была очень значительной.
Успех К. Д. Фролова был признан, и он был назначен на
должность «бергмейстера по всем Екатеринбургским золотым промыслам».
Фролов вносил творческое начало во все горнозаводские работы,
которые ему приходилось вести. Он разработал и ввёл новую
технологию переработки кварцевых золотосодержащих руд. Для того чтобы
открыть рудоносные жилы, он разработал проект огромной штольни.
На всём двухвёрстном протяжении эта штольня должна была служить
также для сброса вод, откачиваемых насосами из рудника.
Все проекты К. Д. Фролова были утверждены. Слава о
замечательных делах его пошла далеко за пределы Урала. О его смелых
начинаниях узнали на Алтае.
Алтайские рудники и заводы, известные тогда под названием
Колывано-Воскресенских, составляли личную собственность русских
царей. Для Колывано-Воскресенских заводов, поставлявших массу
золота и серебра, не жалели ничего, как для одного из лучших
«украшений короны». Туда посылали лучших специалистов из разных концов
империи. С 1748 г. на Алтае работал Ползунов. В 1762 г. туда был
послан и К. Д. Фролов для работы на «Главном серебро- и золото-
держащем Змеиногорском руднике». В Змеиногорске творчество
Фролова развернулось со всей силой.
— 875 —
Козьма Дмитриевич Фролов
На реке Корбалихе около Змеиногорского рудника Фролов
соорудил целую систему похверков — установок для размельчения и
промывки серебро- и золотосодержащих руд, а также «для вымывки из
отвалов и похэрцов золота».
На каждом из похверков Фролов соорудил целую систему
механизмов, выполнявших решительно все технологические операции,
необходимые для обработки перерабатываемых материалов.
Развивая идею деривации, впервые применённую в России
И. И. Ползуновым в 1754 г. при постройке пильной мельницы в Змеи-
ногорске, Козьма Дмитриевич Фролов соорудил деривационный канал,
последовательно расположив вдоль по каналу три самостоятельных
похверка.
Взамен обычной тяжёлой и дорогой водоудержательной плотины
с глиняным ядром и понуром К. Д. Фролов ввёл лёгкую, дешёвую
водоподъёмную плотину, названную им флютвером.
Полностью механизировав технологические операции, Фролов
механизировал также перемещение перерабатываемых материалов. Все
перемещения в пределах предприятия осуществлялись либо самотёком,
либо при помощи вагонеток, разъезжающих по рельсовым путям.
Привод в действие механизмов для производства технологических операций,
а также привод в действие внутризаводского рельсового транспорта
К. Д. Фролов осуществил при помощи водяного колеса, превращенного
в центральный мотор.
В предприятиях, созданных Козьмой Дмитриевичем Фроловым, всё
было новььм, неожиданным. Ни русская, ни мировая практика того
времени не знала ничего подобного тому, что выдолнил великий
новатор. Устроив в 1763—1765 гг. систему машин, приводимых в действие
центральньш мотором, он создал технику, далеко выходящую за
рамки феодально-крепостнического способа производства.
Механизировав технологические операции по переработке продуктов и создав
внутризаводской транспорт, К. Д. Фролов организовал в сущности
завод-автомат.
С гордостью можно сказать, что идея механизации и
автоматизации, развёрнутая с полной силой в нашей стране в годы сталинских
пятилеток, — наша русская идея. Первым поборником и
застрельщиком её был ещё в шестидесятые годы XVIII в. Козьма Дмитриевич
Фролов. Вместе с И. И. Ползуновым К. Д. Фролов занимает почётное
место среди творцов современной техники.
К. Д. Фролов не только проектировал, но лично сам осуществлял
свои проекты. Созданные им похверки действовали отлично.
20 декабря 1765 г. начальник Колывано-Воскресенских заводов
А. И. Порошин сообщил в Петербург об успешном действии похверков
Фролова. Порошин писал о том, что Фролов проявил «знак своей
ревности и любопытства», приведя все механизмы «в совершенное
действие водяною силою». Особенно отметил Порошин как выдающееся
— 876 —
Козьма Дмитриевич Фролов
новшество привод в действие «водяною силою» вагонеток, переме*
щаемых по рельсовым путям. Не преминул Порошин обратить
внимание на то, что благодаря нововведениям Фролова на корбалихинских
похверках «людям немало работы уменьшилось».
Правительство, учитывая «любопытство» и «горную пользу»
трудов Фролова, наградило его деньгами. Ещё бы! Ведь за один только
1766 г. корбалихинские похверки Фролова дали 674 пуда 19 фунтов
63 золотника 82 доли серебра и 21 пуд 15 фунтов 93 золотника 27
долей золота.
Этим не исчерпывается творчество Фролова, совершившего
много иных великих дел. Из них остановимся ещё только на одном.
Глубоко под землёй, в
Змеиной горе, в шахтах,
штольнях, квершлагах, зухор-
тах и иных проходках,
прорезающих висячий бок
знаменитого Змеиногорского
месторождения, видны остатки
циклопических сооружений. Свет
бленды-карбидки не может
осилить тьмы огромной подземной
кунсткамеры, где в прошлом
вращалось грандиозное
водяное колесо. Здесь сохранились
остатки системы могучих тяг
и шатунов, проходивших по
горизонтальным, наклонным и
вертикальным проходкам. Глу- Сопоставление профилей Змеиногорской
боко под землёй и вырываясь и современных плотин,
вверх на поверхность,
двигались здесь в прошлом тяги и шатуны машинного мира, приводимого
в действие системой подземных колёс-гигантов.
Творцом змеиногорского подземного машинного мира, подлинного
торжества технической кинематики и динамики, был Козьма
Дмитриевич Фролов. В 70—80-е гг. XVIII в. он создал огромную подземную
гидросиловую систему для откачки вод и выдачи на-гора руды и
породы.
Многими квадратными метрами измеряется площадь разысканных
чертежей этого замечательного инженерного сооружения. Сотни
текстовых и графических документов XVIII в. полностью раскрывают все
детали колоссальной механической системы, созданной так разумно и
смело, что она сделала бы честь современному нам инженеру.
Сопоставляя плотину, созданную Фроловым для его подземной установки
160 лег назад, с современными плотинами, подобными по конструкции
и работающими примерно в одинаковых условиях, приходится признать,
Jatptrr-
Индия
— 877 —
Козьма Дмитриевич Фролов
что ни одна из современных плотин, использованных для сравнения, не
имеет такого смелого очертания, как Змеиногорская, второе столетие
работающая отлично. Заложение сухого откоса у современных плотин
составляет от 1 : 4 до 1 : 2, мокрого от 1 : 5 до 1 : 2. У Змеиногорской
плотины сухой откос — 1 : 1,3, мокрый — 1 : 3 и 1:2.
Смелый профиль, отличающийся крутыми откосами, сжатый и
компактный, даёт в плотине XVIII в. значительную экономию труда и
материалов.
С восемнадцатиметровой высоты замечательного инженерного
сооружения Козьмы Дмитриевича Фролова виден рудник со скрытыми
в его недрах проходками, где ритмично действовали в прошлом
могучие водяные колёса, достигавшие до семнадцати метров в диаметре. На
Гидросиловая установка К. Д. Фролова: /. Плотина; 2. Пильная мельница; 3. Канал;
4. Здание рудоподъёмника Екатерининской шахты; 5. Кунстштат Екатерининской
шахты; 6. Кунстштат Екатерининского водоподъёмника; 7. Екатерининская шахта;
8. Надшахтный сарай Вознесенской шахты; 9. Вознесенская шахта; 70. Кунстштат
Вознесенского рудо-водоподъёмника.
протяжении 2200 метров проходили от плотины до места сброса струи,
последовательно работавшие на пильной мельнице, на рудоподъёмной
установке Екатерининской шахты, на Екатерининском водоподъёмнике,
на Вознесенской рудо- и водоподъёмной установках.
На Западе в те времена одним из мировых чудес считалась
общеизвестная гидротехническая установка в Марли, созданная для
водоснабжения дворцовых фонтанов Людовика XIV.
Зарубежные исследователи XVIII в. (Леупольд и др.) и
современные нам (Эрганг и др.), не знавшие о существовании Змеиногорской
установки Фролова, единогласно признают установку в Марли самым
совершенным инженерным сооружением XVIII в. Сопоставление
показывает, что Фролов создал неизмеримо более совершенное
инженерное сооружение, чем установка в Марли. Диаметр нижнебойных колёс
в Марли составлял 12 метров, диаметр верхнебойных водяных колёс
— 878 —
Козьма Дмитриевич Фролов
Фролова—17 метров. Вся громоздкая механическая система в Марли
не выдерживает никакого сравнения с тем, что просто и изящно
выполнил Фролов на огромнейшем пространстве. Установка в Марли
поднимала только воду, у Фролова был и рудоподъём и водоподъём.
Строители установки в Марли работали при солнечном свете, К. Д. Фролов
действовал глубоко под землёй. Установка в Марли, рассчитанная на
подачу в сутки 5000 кубических метров воды, подавала в лучшие годы
не более 2500 кубических метров, часто снижая подачу до 800
кубических метров. Очень часто из-за неполадок установка в Марли стояла,
и следствием этого было то, что дворцовые фонтаны переставали
работать. Установка Фролова, обслуживающая рудник, непрерывно
действовала отлично, без перебоев.
Плоды смелого технического творчества Козьмы Дмитриевича
Фролова — замечательный вклад в сокровищницу культуры русского
народа.
Карпинский А., Биографические известия о жизни К. Д. Фролова,
«Горный журнал», 1827, kh.VII; Г. Н., Механик К. Д. Фролов, «Красный Алтай», № 280,
1928 (автор заметки Г. Д. Няшин); Данилевский В., Козьма Дмитриевич
Фролов, «Уральский современник», 1943, кн. VIII; Еро же, История гидросиловых у стан о-
вок в России до XIX в., М.—Л., 1940, стр. 84—90, 104—114, 152—157, 198—199.
ИВАН ПЕТРОВИЧ
КУЛИБИН
, ; (1735—1818)
Ч^Ьижегородский «посадский» Иван Петрович Кулибин после
нескольких лет упорного труда, многих бессонных ночей, построил
в 1767 г. удивительные часы. «Видом и величиною между гусиным и
утиным яйцом», они были заключены в затейливую золотую оправу.
Часы были столь замечательны,
что были приняты в дар
императрицей Екатериной И. Они не
только показывали время, но и
отбивали часы, половины и четверти
часа. Кроме того, в них был
заключён крохотный театр-автомат.
На исходе каждого часа
отворялись створчатые дверки, открывая
златой чертог, в котором
автоматически разыгрывалось
представление. У «гроба господня» стояли
воины с копьями. Входная дверь
была завалена камнем. Через
полминуты после того, как был открыт
чертог, появлялся ангел,
отодвигался камень, двери открывались, и
воины, поражённые страхом,
падали ниц. Ещё через полминуты
появлялись «жёны-мироносицы», звонили колокола, трижды
исполнялся стих «Христос воскрес». Всё стихало, и створки дверей
закрывали чертог с тем, чтобы через час снова повторилось всё действие.
В полдень часы играли гимн, сочинённый И. П. Кулибиным
в честь императрицы. После этого на протяжении второй половины
суток часы исполняли новый стих: «Воскрес Иисус от гроба». При
— 880 —
Иван Петрович Кулибин
помощи особых стрелок можно было вызывать действие
театра-автомата в любой момент.
В точно согласованном движении массы мельчайших деталей,
в действии указателей времени, фигурок, музыкальных приспособлений
были запечатлены овеществлёнными бессонные ночи замечательного
русского механика, годами трудившегося, чтобы создать один из самых
удивительных автоматов, известных в истории.
Создавая сложнейший механизм первого из своих творений,
И. П. Кулибин начал работать именно в той области, которой
занимались лучшие техники и учёные того
времени, вплоть до великого
Ломоносова, уделившего немало внимания
работе по созданию точнейших
часов. Работа И. П. Кулибина над
часами имела большое значение. Как
Часы Кулибина, 1767 г.; слева — вид сбоку, справа — вид снизу.
указывал К. Маркс, часы вместе с мельницей являлись «двумя мате-
риальными основами, на которых внутри мануфактуры строилась
подготовительная работа для машинной индустрии... Часы являются
первым автоматом, созданным для практических целей; на них
развивалась вся теория о производстве равномерных движений. По
своему характеру они сами построены на сочетании
полухудожественного ремесла с прямой теорией» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч.,
т. XXIII, стр. 131).
И. П. Кулибин, начав своё творчество с изобретения невиданных
часов, пошёл по одной из больших дорог технической мысли того
времени и занял место в ряду пионеров, разрабатывавших на практике
точную механику.
Иван Петрович Кулибин — выдающийся изобретатель и механик-
самоучка — родился 21 апреля 1735 г. в Нижнем-Новгороде, в семье
„ 881 —
Иван Петрович Кулибин
мелкого торговца. «Выучка у дьячка» — его единственное образование.
Отец надеялся сделать из своего сына торговца мукой, но пытливый
юноша стремился к занятиям механикой, где его исключительные
способности проявились очень рано и разнообразно. Пылкая натура
изобретателя раскрывалась всюду. В саду отцовского дома был гнилой
пруд. Юный Кулибин придумал гидравлическое устройство, при
котором вода с соседней горы собиралась в бассейн, оттуда шла в пруд,
а лишняя вода из пруда выводилась наружу, превращая пруд в
проточный, в котором могла водиться рыба.
Особенно много внимания И. П. Кулибин уделил работе над
часами. Они принесли ему славу. Нижегородский часовщик-изобретатель
и конструктор стал известен далеко за пределами своего города.
В 1767 г. он был представлен Екатерине II в Нижнем-Новгороде,
в 1769 г. был вызван в Петербург, снова представлен императрице и
получил назначение заведывать мастерскими Академии наук. Кроме
часов, он привёз из Нижнего-Новгорода в Петербург электрическую
машину, микроскоп и телескоп. Все эти создания «нижегородского
мещанина» были сданы в кунсткамеру для хранения.
G переездом в Петербург наступили лучшие годы в жизни
И. П. Кулибина. Позади остались многие годы жизни, насыщенной
тяжёлым неприметным трудом. Впереди открывалась дорога к новому,
более интересному делу. Предстояла деятельность в условиях
постоянного общения с академиками и другими выдающимися людьми.
Однако длительная канцелярская волокита по оформлению
«нижегородского посадского» в должности закончилась только 2 января
1770 г., когда И. П. Кулибин подписал «кондицию» — договор об его
обязанностях на академической службе.
Он должен был: «иметь главное смотрение над инструментальной),
слесарною, токарною и над тою полатою, где делаются оптические
инструменты, термометры и барометры». Его обязали также: «чистить
и починивать астрономические и другие при Академии находящиеся
часы, телескопы, зрительные трубы и другие, особливо физические
инструменты от Комиссии (т. е. от руководящего органа Академии. —
авт.), к нему присылаемые». «Кондиция» содержала также особый
пункт о непременном обучении И. П. Кулибиным работников
академических мастерских: «Делать нескрытное показание академическим
художникам во всём том, в чём он сам искусен». Предусмотрена была
также подготовка определяемых к И. П. Кулибину для обучения
мальчиков по сто рублей за каждого из учеников, которые «сами без
помощи и показания мастера в состоянии будут сделать какой-нибудь
большой инструмент, так, например, телескоп или большую
астрономическую трубу от 15 до 20 футов, посредственной доброты». За
руководство мастерскими и работу в них положили 350 рублей в год,
предоставив И. П. Кулибину право заниматься во вторую половину дня его
личными изобретениями.
— 882 —
Иван Петрович Кулибин
Так Иван Петрович Кулибин стал «Санкт-Петербургской Академии
механиком».
И. П. Кулибин стал непосредственным продолжателем
замечательных трудов Ломоносова, много сделавшего для развития
академических мастерских и уделявшего им особенное внимание вплоть до своей
кончины в 1765 г.
И. П. Кулибин работал в Академии тридцать лет. Его труды
всегда высоко оценивались учёными. Через несколько месяцев после
начала академических работ И. П. Кулибина академик Румовский
освидетельствовал выполненный новым механиком «грегорианский
телескоп». По докладу Румовского 13 августа 1770 г. в протоколах
академической конференции записали: «...в рассуждении многих великих
трудностей, бываемых при делании 1аких телескопов, заблагорассужде-
но художника Кулибина поощрить, чтобы он и впредь делал такие
инструменты, ибо не можно в том сомневаться, что он в скором
времени доведёт оные до того совершенства, до которого они приведены
в Англии».
Письменный отзыв о работах Кулибина, представленный Румов-
ским, гласил: «Иван Кулибин, посадский Нижнего-Новгорода, в
рассуждении разных машин сделанных, в 1769 г. декабря 23 дня принят
был в Академию по контракту и препоручено ему смотрение над
механической лабораторией, с того времени он находится при сей должности
и не только исправлением оной, но и наставлением, художником
преподаваемым, заслуживает от Академии особенную похвалу».
И. П. Кулибин лично выполнил и руководил исполнением очень
большого количества инструментов для научных наблюдений и опытов.
Через его руки прошло множество приборов: «инструменты
гидродинамические», «инструменты, служащие к деланию механических
опытов», инструменты оптические и акустические, готовальни, астролябии,
телескопы, подзорные трубы, микроскопы, «электрические банки»,
солнечные и иные часы, ватерпасы, точные весы и многие другие.
«Инструментальная, токарная, слесарная, барометренная палаты»,
работавшие под руководством И. П. Кулибина, снабжали учёных и всю
Россию разнообразнейшими приборами. «Сделано Кулибиным» — эту
марку можно поставить на значительном числе научных приборов,
находившихся в то время в обращении в России.
Составленные им многочисленные инструкции учили тому, как
обращаться с самыми сложными приборами, как добиться от них
наиболее точных показаний.
«Описание, как содержать в порядочной силе электрическую
машину», написанное И. П. Кулибиным, — только один из примеров того,
как обучал он постановке научных опытов. «Описание» было составлено
для академиков, производящих экспериментальные работы по
изучению электрических явлений. Составлено «Описание» просто, ясно и
строго научно. И, П. Кулибин указал здесь все основные правила
— 883 —
Иван Петрович Кулабин
обращения с прибором, способы устранения неисправностей, приёмы,
обеспечивающие наиболее эффективное действие прибора.
Помимо инструкций И. П. Кулибин составлял также научные
описания приборов, как, например: «Описание астрономической
перспективы в 6 дюймов, которая в тридцать раз увеличивает, и, следовательно,
юпитеровых спутников ясно показывать будет».
Во время выполнения разнообразных работ И. П. Кулибин
постоянно заботился о воспитании своих учеников и помощников, среди
которых следует назвать его нижегородского помощника Шерстнев-
ского, оптиков Беляевых, слесаря Егорова, ближайшего соратника
Кесарева.
И. П. Кулибин создал при Академии образцовое по тому времени
производство физических и иных научных инструментов. Скромный
Проект деревянного моста через р. Неву, составленный
И. П. Кулибиным в 1776 г.
нижегородский механик стал на одно из первых мест в деле развития
русской техники приборостроения.
Но и строительная техника, транспорт, связь, сельское хозяйство
и другие отрасли хранят замечательные свидетельства его творчества.
Широкую известность получили замечательные проекты И. П. Кули-
бина в области мостостроения, далеко опередившие всё, что было
известно мировой практике его дней.
И. П. Кулибин обратил внимание на неудобства, вызываемые
отсутствием в его время постоянных мостов через р. Неву. После
нескольких предварительных предложений он разработал в 1776 г.
проект арочного однопролётного моста через Неву. Длина арки —
298 метров. Арка была спроектирована из 12 908 деревянных
элементов, скреплённых 49 650 железными болтами и 5 500 железными
четырёхугольными обоймами.
В 1813 г. И. П. Кулибин закончил составление проекта железного
моста через Неву. Обращаясь с прошением на имя императора
Александра I, он писал о красоте и величии Петербурга и указывал:
«Недостает только фундаментального на Неве реке моста, без коего жи-
884 ~~
Иван Петрович Кулибин
тели претерпевают весной и осенью великие неудобства и затруднения,
а нередко и самую гибель».
На постройку моста из трёх решётчатых арок, покоящихся на
четырёх быках, требовалось до миллиона пудов железа. Для пропуска
судов предполагались особые разводные части. Предусмотрено было
в проекте всё, вплоть до освещения моста и защиты его во время
ледохода.
Постройка моста Кулибина, проект которого поражает своей
смелостью даже современных нам инженеров, оказалась не по плечу для
его времени.
Знаменитый русский строитель мостов Д. И. Журавский, по
словам проф. А. Ершова («О значении механического искусства в
России», «Вестник промышленности», 1859, № 3), так оценивает модель
кулибинского моста: «На ней печать гения; она построена на системе,
признаваемой новейшею наукою самою рациональною; мост
поддерживает арка, изгиб её предупреждает раскосная система, которая, по
неизвестности того, что делается в России, называется американскою».
Деревянный мост Кулибина до настоящего времени остаётся
непревзойдённым в области деревянного мостостроения.
Понимая исключительное значение быстрой связи для такой страны,
как Россия, с обширнейшими её просторами, И. П. Кулибин начал
в 1794 г. разработку проекта семафорного телеграфа. Он отлично
решил задачу и разработал, кроме того, оригинальный код для
передач. Но только через сорок лет после изобретения И. П. Кулибина
в России были устроены первые линии оптического телеграфа. К тому
времени проект И. П. Кулибина был забыт, а установившему менее
совершенный телеграф Шато правительство заплатило сто двадцать
тысяч рублей за привезённый из Франции «секрет».
Так же печальна судьба ещё одного из великих дерзаний
замечательного новатора, разработавшего способ движения судов вверх по
течению за счёт самого течения реки. «Водоход» — так было названо
судно Кулибина, удачно испытанное в 1782 г. В 1804 г., в результате
испытания другого «водохода» Кулибина, его судно было официально
признано «обещающим великие выгоды государству». Но дальше
официальных признаний дело не пошло, всё кончилось тем, что созданное
И. П. Кулибиным судно было продано с торгов на слом. А ведь проекты
и самые суда были разработаны и оригинально, и выгодно, что
доказал прежде всего сам изобретатель в написанных им трудах:
«Описание выгодам, какие быть могут от машинных судов на реке Волге,
изобретенных Кулибиным», «Описание, какая польза казне и обществу
может быть от машинных судов на р. Волге по примерному исчислению
и особливо в рассуждении возвышающихся против прежних годов цен
в найме работных людей».
Обстоятельные, трезвые расчёты, произведённые И. П.
Кулибиным, характеризуют его как выдающегося экономиста. С другой
— 885 —
Иван Петрович Кулибин
стороны, они показывают в нём человека, отдававшего все свои силы
и помыслы на пользу родине.
Замечательный патриот, трудившийся со всей страстью для своего
народа, он выполнил так много замечательных дел, что даже простой
перечень их требует немало времени и места. В этом перечне одни
из первых мест должны занять, помимо названных, такие изобретения:
прожекторы, «самокатка», т. е. механически перемещающаяся повозка,
протезы для инвалидов, сеялка, пловучая мельница, подъёмное кресло
(лифт) и др.
В 1779 г. «Санкт-Петербургские ведомости» писали о кулибин-
ском фонаре-прожекторе, создающем при помощи особой системы
зеркал, несмотря на слабый источник света (свеча), очень сильный
световой эффект. Сообщалось о том, что Кулибин: «изобрёл искусство
делать некоторою особою выгнутою линиею составное из многих частей
зеркало, которое, когда перед ним поставится только свеча,
производит удивительное действие, умножая свет в пятьсот раз, противу
обыкновенного свечного света, и более, смотря по мере числа зеркальных
частиц в оном вмещённых».
Певец русской славы Г. Р. Державин, называвший И. П. Кулибина
«Архимедом наших дней», написал о замечательном фонаре:
Ты видишь, на столбах ночною как порою
Я светлой полосою
В каретах, в улицах и в шлюпках на реке
Блистаю вдалеке,
Я весь дворец собою освещаю,
Как полная луна.
В перечне замечательных дел И. П. Кулибина должны занять своё
место и такие изобретения, как, например, бездымный
фейерверк (оптический), различные автоматы для развлечения, приборы для
открывания дворцовых окон и иные изобретения, выполненные для
удовлетворения требований императрицы, двора и знатных лиц.
Екатерина II, Потёмкин, княгиня Дашкова, Нарышкин и многие вельможи
были его заказчиками.
Выполняя заказы на изобретения и такого сорта, И. П. Кулибин и
тут действовал как исследователь. Ему приходилось много раз
устраивать фейерверки для императрицы и сановников. Результатом был
целый трактат Кулибина «О фейерверках». Обстоятельно и точно
он написал свой труд, содержащий разделы: «О белом огне», «О
зелёном огне», «О разрыве ракет», «О цветах», «О солнечных лучах»,
«О звёздах» и иные. И. П. Кулибин проявил при этом неистощимую
выдумку.
Была дана оригинальная рецептура многих потешных огней,
основанная на изучении влияния разных веществ на цвет огня. Предложено
было немало новых технических приёмов, введены в практику остро-
886 —
Иван Петрович Кулибин
умнейшие виды ракет и комбинации потешных огней. Замечательный
новатор оставался верным себе, даже занимаясь изобретениями для
развлечения двора и знати.
Изобретения такого рода, сделанные И. П. Кулибиным, получили
наибольшую огласку в царской России и притом настолько
значительную, что они в какой-то степени затемняли основные труды И. П.
Кулибина, определявшие подлинное лицо великого новатора. Огни
дворцовых фейерверков как бы отодвинули в тень огромный труд
И. П. Кулибина, пошедший на пользу родине.
Сохранилось далеко не всё из написанного И. П. Кулибиным, но
и дошедшее до нас весьма разнообразно и богато. Одних чертежей
осталось после И. П. Кулибина около двух тысяч. Наброски, описания
машин, заметки, тексты, обстоятельнейшие вычисления, тщательно
выполненные чертежи, эскизы, торопливо сделанные на лоскутках бумаги,
записи, сделанные карандашом чёрным или цветным, чертежи на
обрывках дневника, на уголке денежного счёта, на игральной карте —
тысячи иных записей и графических материалов Ивана Петровича
Кулибина показывают, как всегда кипела его творческая мысль. Это
был подлинный гений труда, неукротимого, страстного,
творческого.
Лучшие люди того времени высоко ценили дарование И. П.
Кулибина. Знаменитый учёный Леонард Эйлер считал его гениальным.
Сохранился рассказ о встрече Суворова и Кулибина на большом
празднике у Потёмкина:
«Как только Суворов увидел Кулибина на другом конце залы, он
быстро подошёл к нему, остановился в нескольких шагах, отвесил
низкий поклон и сказал:
— Вашей милости!
Потом, подступив к Кулибину ещё на шаг, поклонился ещё ниже
и сказал:
— Вашей чести!
Наконец, подойдя совсем к Кулибину, поклонился в пояс и
прибавил:
— Вашей премудрости моё почтение!
Затем он взял Кулибина за руку, спросил его о здоровье и, обра-
тясь ко всему собранию, проговорил:
— Помилуй бог, много ума! Он изобретёт нам ковёр-самолёт!»
Так бессмертный Суворов почтил в лице Ивана Петровича
Кулибина великую творческую мощь русского народа.
Однако личная жизнь замечательного новатора была заполнена
множеством огорчений. Он был лишён радости видеть должное
использование своих трудов и был вынужден тратить немалую часть своего
таланта на работу придворного иллюминатора и декоратора. Особенно
горькие дни наступили для И. П. Кулибина, когда он в 1801 г.
вышел в отставку и поселился в родном Нижнем-Новгороде. По сути
— 887 —
Иван Петрович Кулибин
дела ему пришлось жить в изгнании, испытывая нужду, нараставшую
всё сильнее, вплоть до кончины 12 июля 1818 г. Для похорон
великого деятеля его жене пришлось продать стенные часы и ещё занимать
деньги.
Свиньин П., Жизнь русского механика Кулибина и его изобретения, Спб.в
1819; Мельников П И., Иван Петрович Кулибин, «Нижегородские губернские
ведомости», 1845, № 11—26; Кулибин С, Некрология славного российского
механика Кулибина, Изобретения и некоторые анекдоты, собранные статским советником
Кулибиным, «Московитянин», 1854, т. VI, № 22; Короленко В. Г., Материалы к
биографии Ивана Петровича Кулибина, «Действия Нижегородской губернской учёной
архивной комиссии», Нижний-Новгород, 1895, т. II, вып. 15; К о ч и н Н. И., Кулибин,
изд. «Молодая Гвардия», 1940 (лучший из советских трудов о Кулибине. Даны
библиография и перечень работ Кулибина).
ЕФИМ АЛЕКСЕЕВИЧ И МИРОН ЕФИМОВИЧ
ЧЕРЕПАНОВЫ
!^$4 (первая половина XIX в.)
AI vr\ ft
/З^^Р ростые русские люди — отец и сын: Ефим Алексеевич и Мирон
Ефимович Черепановы — были строителями первой в России
железной дороги с паровой тягой, творцами первых русских паровозов и
строителями паровых машин для рудников и заводов. Черепановы изо»
брели и построили много металлообрабатывающих станков и других
машин.
Отец и сын Черепановы — жители Урала. Здесь они трудились и
творили, здесь и закончили свой жизненный путь. Черепановы были
крепостными людьми известных богачей Демидовых. Ефим Алексеевич
Черепанов получил вольную лишь в 1833 г., когда ему было около
35 лет. Мирон получил официальное освобождение от крепостного ярма
в 1836 г. Отпускные Черепановых, формально избавляя их от
крепостного состояния, в действительности не освобождали их. Их семьи
оставались закрепощёнными, их двор и дом стояли на земле
Нижнетагильских заводов Демидовых. Тем не менее Главная заводская
контора предписала принять особые меры, чтобы Черепановы, получив
вольные, не могли никуда уйти. С этой целью заводская контора взяла
у Черепановых особое «обязательство на службу
господам-доверителям», т. е. Демидовым, доверившим конторе управление Нижне-Тагиль-
скими заводами.
Демидовы привязывали Черепановых к своим заводам, кроме того,
постоянными денежными наградами, ценными подарками. Особенно
много было наград при жизни Николая Никитича Демидова,
последнего в роде Демидовых, понимавшего нужды заводского хозяйства и
под конец жизни умело руководившего заводами, так что они
приносили неуклонно возрастающие доходы.
Странствуя по Западной Европе, Н. Н. Демидов обратил внимание
на то, какое значение для заводов имеют паровые машины. Но это
понял Демидов много позднее, чем другие уральские заводчики.
— 889 —
Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович Черепановы
Первая из известных паровых машин на Урале была установлена на
Гумешевском руднике Турчанинова ещё в 1799 г. Вслед за тем
появились паровые машины на Юговском, Златоустовском и Верхне-Исет-
ском заводах. На демидовских заводах первая паровая машина начала
работать в 1824 г.
С задачей установки такой машины отлично справился плотинный
мастер Ефим Алексеевич Черепанов, израсходовав на строительство
«кошт самой незначущий». Машина была небольшая: «силою против
четырёх лошадей». Она приводила в действие мельницу,
перерабатывавшую в сутки до 90 пудов зерна. В честь её строителя на серебряной
вазе, украшенной затейливым орнаментом и турмалинами, была
выгравирована надпись:
ЕФИМУ АЛЕКСЕЕВИЧУ ЧЕРЕПАНОВУ
Устроение первой паровой машины
на рудниках и заводах Нижнетагильских 1824 года.
Черепановым, и отцу и сыну, удалось побывать в Петербурге и
за границей, в Швеции. Здесь они могли познакомиться с передовой
техникой того времени.
По возвращении из Швеции в Нижний Тагил Черепановы
приступили к сооружению паровой машины для Медного рудника, который
составлял тогда одно из главных богатств Демидовых. Медный рудник
давал свыше 40 тыс. пудов меди в год. Но добыче меди мешала вода,
затапливавшая рудник. Вот почему на сооружение водоотливных машин
были отпущены большие средства. Черепановы соорудили на Медном
руднике тридцатисильную паровую машину, а вслед за ней вторую и
третью паровые машины, ещё более совершенные и мощные. Мирон
Ефимович побывал и в Англии, где он изучал «выделку полосного
железа посредством катальных валов, томление и плавку стали на
тамошний манер». Познакомился он в Англии и с устройством различных
паровых машин, осматривал пароходы и паровозы.
Простые русские люди, плотинный мастер и его сын, стали
специалистами, владеющими богатейшим техническим опытом.
Механическое заведение Черепановых, устроенное на Выйском заводе, в
нескольких километрах от Нижнего Тагила, стало передовым центром
русской технической мысли.
Механическое заведение Черепановых обслуживало всю
нижнетагильскую группу демидовских заводов, в состав которой входили:
Нижне-Тагильский, Выйский, Нижне-Лайский, Верхне-Лайский, Чер-
ноисточинский, Висимо-Шайтанский, Нижне-Салдинский, Верхне-Сал-
динский и Висимо-Уткинский заводы.
Доменные печи, десятки железоделательных кричных горнов,
батареи медеплавильных печей, золотые и платиновые прииски,
железные и медные рудники требовали очень много механизмов.
Руководство всеми работами по сооружению и использованию заводских
— 890 -
Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович Черепановы
механических установок, а в значительной части и самое сооружение
таковых, было возложено на Черепановых. Ефиму Алексеевичу и
Мирону Ефимовичу приходилось разрабатывать проекты, строить и
устанавливать разнообразные воздуходувные установки, кричные молоты,
прокатные станы, лесопильные мельницы и много других механических
установок. Черепановы обязаны были наблюдать за состоянием
заводских и других плотин. Они выполняли ремонт плотин, под их
наблюдением постоянно производилась перестройка ларевых и вешнячных
прорезов в плотинах. Черепановы, кроме того, сооружали паровые
машины для заводских нужд. Строили они паровые машины, критически
Сухопутный «пароход» Черепановых.
учитывая русский и зарубежный опыт, постоянно стремясь к
улучшению создаваемых ими машин.
Черепановы были крупнейшими русскими пионерами в
машиностроении. Они создали не только много различных машин для заводов
и приисков, но, что ещё более важно, построили множество
оригинальных машин для производства машин.
Черепановы создали замечательные станки: токарные, винторезные,
строгальные, сверлильные. Ими были разработаны проекты и построены
машины для производства гвоздей, штамповальные установки и
многое иное.
Наиболее славным делом Черепановых было создание ими
первого русского паровоза и первой русской железной дороги с паровой
тягой.
Первый паровоз в России, созданный Черепановыми, был пущен
в августе 1834 г.
Паровоз Черепановых ходил по «колесопроводам» (рельсам),
имевшим общее протяжение около 800 метров. Он перевозил около
трёх с половиною тонн со скоростью до 15 километров в час. В 1835 г.
— 891 —
Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович Черепановы
об этом паровозе писали: «Самый пароход состоит из цилиндрического
котла длиною 57г футов, диаметром 3 футов и из двух паровых
лежачих цилиндров длиною 9 дюймов, в диаметре 7 дюймов. После первых
опытов, для усиления жара, прибавлено в котёл некоторое число паро-
образовательных медных трубок и теперь имеется оных до 80.
Обратное движение машины, без поворота, производится ныне переменою
впуска паров в другую сторону, действием эксцентрического
колеса, приводящего в движение паровые золотники. Запас горючего
материала, состоящего из древесного угля, и потребной на действие
воды, следует за пароходом в особом фургоне, за которым далее
прикреплена приличная повозка для всякой поклажи или для пассажиров,
в числе 40 человек».
Успешно соорудив свой первый паровоз, Черепановы немедленно
приступили к постройке второго, более мощного. Уже к марту 1835 г.
второй паровоз Черепановых, значительно большей мощности, чем
первый, был построен. Он мог перевозить до 17 тонн.
Труд Черепановых по созданию паровозов увенчался полным
успехом. Об этом говорят документы, сообщающие об успешном действии
«сухопутных пароходов» через несколько лет после их сооружения.
Труд Черепановых дал России право занять место в числе первых
четырёх стран мира по времени введения железных дорог с паровой
тягой. Эти страны — Англия, США, Франция, Россия.
Однако труды Черепановых не получили ни заслуженной
популярности, ни должного развития. Прошли мало кем замеченными
краткие сообщения об их трудах, опубликованные в 1835 г. в «Горном
журнале» и в «Коммерческой газете». Только в 1902 г. появилось
в «Горном журнале» ещё одно краткое сообщение о паровозе
Черепановых.
О замечательном начинании Черепановых забыли надолго и
основательно. В 1837 г. в печати появилось много сообщений, связанных
с окончанием работы по сооружению Царскосельской железной
дороги, но имя Черепановых даже не было названо. Больше всего и
прежде всего в этом замалчивании дела Черепановых повинны их
хозяева Демидовы, любившие кичиться своими богатствами, выступать
в роли меценатов, учреждать премии за научные работы и т. д.
Особенно отличались такой любовью к собственному возвеличению и позе
Павел и Анатолий Демидовы, сыновья Николая Никитича, умершего
в 1828 г. Именно в те годы, когда хозяевами Нижне-Тагильских
заводов были Павел и Анатолий, совершены были самые замечательные из
дел Черепановых, отнюдь не ограничивающиеся только тем, что здесь
рассказано. Однако ни Павел, ни Анатолий Демидовы даже не
попытались отдать должное трудам своих «домашних механиков».
Отношение «господ владельцев» сказалось на отношении к делу
Черепановых в Тагиле. В 1837 г. здесь производился отбор экспонатов
«на учреждаемую в Пермской губернии выставку образцов изделий
— 892 —
Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович Черепановы
фабричной, заводской, ремесленной и всякого рода произведений
местной промышленности». В число экспонатов были включены самые
различные вещи: от чугунных бюстов заводовладельцев, подсвечников,
листового железа, гвоздей, штыковой меди, талька, посуды, малахита —
до лисьевого капкана и «раритетов из царства ископаемых» во главе
с «зубом мамонта». Не нашлось места только для чудесных творений
Черепановых.
В 1838 г. на Нижне-Тагильских заводах было получено
предписание подобрать для промышленной выставки в Петербурге то, что
может прославить заводы Демидовых. На этот раз Черепановым
повезло: «им поручили сделать для выставки в небольшом виде
паровоз». Дело, однако, окончилось тем, что в ящиках, отправляемых на
питерскую выставку 1839 г., место модели первого русского паровоза
заняли, согласно «росписей», «чугунная кобыла» и «чугунный жеребец».
Однако русская наука и техника не забыли имён отца и сына
Черепановых. Строители первого русского паровоза и первой русской
железной дороги с паровой тягой заняли почётное место в ряду
новаторов техники.
Известие о сухопутном пароходе, устроенном в Уральских заводах в 1833 г.,
«Горный журнал», 1835 г., ч. II, кн. 5; Известие о другом сухопутном пароходе,
устроенном на Уральских заводах в 1835 г., там же, ч. III, кн. 7; Т о н к о в Р Р., Из истории
паровых машин в России, там же, 1902, № 5; Бармин А., Сухопутный пароход»
«Уральский современник», 1938, № 1; ДанилевскийВ, В., Черепановы (рукопись)с
БОРИС СЕМЁНОВИЧ
ЯКОБИ
4*3, (1801—1874)
ш
у^%елшие научные открытия рано или поздно сопровождаются
грандиозными сдвигами в области техники и ведут к созданию новых её
отраслей. Но случаи, когда гениальные учёные сами доводят результаты
своих трудов вплоть до их технических применений, а тем более
осуществляют эти применения в
практически осязаемой форме,
чрезвычайно редки. Эта часть
работы, не менее полезная для блага
человечества и не менее
трудная, достаётся на долю других
деятелей, именами которых
человечество также гордится. К
числу таких деятелей относится
и русский учёный, академик
Борис Семёнович Якоби. Его труды
легли в основу современной
теории электромагнитных машин.
Им открыта новая область
техники — гальванотехника.
Борис Семёнович Якоби родился 9 сентября 1801 г. Образование
он получил в Гёттингенском университете. Согласно желанию
родителей, высшее образование Якоби получил по специальности архитектора.
В 1835 г. он стал профессором гражданской архитектуры в Дерптском
университете. Однако в Дерпте Б. С. Якоби пробыл недолго. Его труды
в области «чистой и прикладной электрологии» нашли отклик в
Петербурге в Академии наук, и в 1837 г. Якоби был командирован туда на
«неопределённое время».
В 1839 г. он получил в Академии место адъюнкта, в 1842 г. — место
экстраординарного и, наконец, в 1847 г. — ординарного члена Академии
—.894 —
Борис Семёнович Я ко б и
наук. В 1872 г., по возвращении из Парижа, где он активно участвовав
в качестве русского делегата в работе Международной комиссии по
установлению однообразной международной системы мер и весов, у
Б. С. Якоби начались сердечные припадки, первые симптомы которых
были отмечены ещё в 1870 г. Он слёг. Припадки стали повторяться, и
в ночь с 10 на 11 марта 1874 г. Борис Семёнович Якоби скончался.
Такова несложная внешняя рамка жизни Б. С. Якоби, обнимающая
разнообразную и весьма плодотворную научную деятельность.
Исходя из законов и представлений Ампера и Фарадея, дополненных
собственными исследованиями, проведёнными им в конце тридцатых
годов прошлого века совместно с академиком Э. X. Ленцем, Б. С. Якоби
в 1839 г. построил первый магнитоэлектрический двигатель,
приводящий в движение на реке Неве против её течения лодку с
четырнадцатью человеками, и тем доказал возможность практического
осуществления и использования электродвигателей с непрерывным враща^
тельным движением. На основе этих опытов, а также своих более
ранних изысканий в области «приложения электромагнетизма к
движению машин» Б. С. Якоби создал теорию электромагнитных машин.
Законы электромагнитных двигателей изложены им в статьях,
опубликованных в 1840 и 1850 гг. Б. С. Якоби разбил при этом
распространённые в то время иллюзии о возможности весьма значительного
увеличения полезной работы за счёт электрического тока данной мощности
путём дальнейшего усовершенствования и перестройки
магнитоэлектрических машин. Он доказал, что если такая перестройка приведёт к
выигрышу в получаемой скорости двигателя, то этот выигрыш
неминуемо будет сопровождаться потерей в силе, и обратно — выигрыш в
силе приведёт к уменьшению скорости. Это положение до Б. С. Якоби
было признано лишь в области чистой механики. Б. С. Якоби указал
на особенное согласие выражения для наибольшего количества работы
электромагнитных машин с выражением для теплоты, развиваемой При
этом по закону Джоуля и Ленца, вследствие существования
электрического тока в замкнутом проводнике. Определить настоящее
значение того согласия, однако, ему было невозможно, так как новая
механическая теория теплоты, доказавшая постоянную
эквивалентность теплоты и механической работы, в то время только ещё
возникала.
Ещё более тесно связано имя Б. С. Якоби с практическими
применениями электролиза, законы которого были установлены великим
английским учёным Фарадеем.
При прохождении электрического тока через растворы кислот или
солей составные части этих химически сложных тел выделяются на
электродах — проводниках, подводящих электрический ток к данному
раствору. Здесь эти части либо реагируют с растворителем (водой) или
с веществом электрода, либо оседают на электроде в виде сплошного
слоя. Последнее имеет место при выделении большинства металлов на
— 895 —
Борис Семёнович Якоби
катоде — электроде, соединённом с отрицательным полюсом источника
электрического тока.
Для приведения в движение электромагнитных машин Б. С. Якоби
нуждался в источниках электрического тока и подверг тщательному
изучению ряд гальванических элементов. Работая с элементом, в
котором на электроде оседала медь, он обратил внимание на то, что это
оседание происходило ровным слоем, который затем можно было
целиком оторвать от электрода. Форма поверхности полученного таким
способом медного листочка полностью и в точности воспроизводила все
неровности и особенности поверхности электрода. Однажды Б. С. Якоби
применил в качестве электрода медную дощечку, на которой было
выгравировано его имя, и увидел, что отодранный от электрода
листочек представляет собой негативный отпечаток дощечки с надписью.
Б. С. Якоби тотчас же понял большое техническое значение этого факта
и уже сознательно очень удачно снял копию с медного пятака. Якоби
назвал этот приём «гальванопластикой» и стал усердно
пропагандировать его распространение и применение на практике. В 1838 г,
им была представлена в Академию наук докладная записка об этом
открытии, а в 1840 г. вышло написанное им руководство по
гальванопластике.
Б. С. Якоби первый установил техническую возможность и
практическую значимость электролитического осаждения металлов. Таким
образом, Б. С. Якоби является изобретателем гальванотехники в целом,
родоначальником современной электрохимии. Благодаря энергии Якоби
гальванопластика быстро получила в России первое практически
важное применение для изготовления точных и во всём сходных между
собой клише для печатания государственных бумаг, в том числе
денежных знаков, чего нельзя было достигнуть простой гравировкой клише.
Всю свою долгую жизнь и все свои силы Б. С. Якоби посвятил
служению России и её промышленному развитию. Он отлично понимал
значение открытия гальванопластики и до конца жизни, несмотря на все
затруднения, боролся за внедрение гальванопластики в русскую
промышленность. Б. С. Якоби соблазняли тем, что в другой стране он мог
бы лучше устроить своё личное положение, воспользовавшись правами
изобретателя. Но он считал, чго гальванопластика принадлежит
исключительно России. Здесь «она открыта и здесь развивалась».
Отличительной чертой Б. С. Якоби была его исключительная
скромность. Он никогда не подчёркивал и не афишировал своих многолетних
трудов, имеющих огромное научное и практическое значение.
Хотя Б. С. Якоби занимал видное служебное положение и получил
за изобретение гальванопластики в 1840 г. Демидовскую премию в
25 000 рублей, а в 1867 г. на Парижской выставке — большую золотую
медаль и премию, он не сколотил за время своей долгой жизни никаких
средств. Умирая, этот крупнейший изобретатель был вынужден
обратиться к правительству с просьбой не оставить в нужде его семью.
— 896 -~
Борис Семёнович Якоба
И всё же Б. С. Якоби, по сравнению с другими русскими
электротехниками-изобретателями XIX в. — А. Н. Лодыгиным, П. Н.
Яблочковым и другими, исключительно повезло. Работой его интересовались
люди, власть имущие, вплоть до императора Николая I. Ему были
предоставлены условия и средства для работы.
Практическим проведением в жизнь его изобретения занимались,
с одной стороны, «Экспедиция заготовления государственных бумаг»,
с другой, — особая гальванопластическая мастерская, где при участии
Б. С. Якоби было изготовлено много замечательных произведений
искусства. Достаточно указать, что мастерская осадила гальваническим
путём для статуй и барельефов Исаакиевского собора, Эрмитажа,
Большого театра в Москве, Зимнего дворца, Петропавловского собора и на
некоторые другие изделия — 6749 пудов меди. Для позолоты куполов
Храма Спасителя в Москве, Исаакиевского собора, Петропавловского
собора и нескольких других небольших куполов и позолоты разных
изделий мастерская эта израсходовала 45 пудов 32 фунта золота.
Научно-техническое творчество Б. С. Якоби было многообразным.
Он создал ряд приборов для измерения электрического сопротивления,
назвав их «вольтагометрами». Стремясь ввести единство в измерения
электрического тока, Б. С. Якоби приготовил свой собственный
условный эталон сопротивления (из медной проволоки) и разослал его
экземпляры ряду физиков. В 1852 г. Вебер определил величину
сопротивления эталонов Б. С. Якоби в абсолютных единицах. Таким образом,
произведённые при помощи этих эталонов измерения можно было
перевести в общепринятые единицы. Одним из способов измерения силы
электрического тока является определение количества вещества,
отлагаемого на электродах током при электролизе в течение одной секунды
в приборе, называемом «вольтаметром». Б. С. Якоби сперва
усовершенствовал вольтаметр, перейдя от электролиза воды к осаждению меди,
затем выяснил недостаток и этого способа и предложил принятый
теперь в науке метод осаждения в вольтаметре серебра из раствора
азотнокислого серебра.
Б. С. Якоби соединил телеграфом (с подземной прокладкой
проводов) Зимний и Царскосельский дворцы, изобрёл и построил для этой
линии, а также для телеграфной связи между Зимним дворцом и
Главным штабом несколько новых своеобразных типов телеграфных
аппаратов, провёл исследование сопротивления жидких проводников и их
поляризации, изобрёл так называемую «контрабатарею», делающую
возможным телеграфирование по плохо изолированным проводам;
построил гальванометры новых типов; изобрёл аппарат для отделения и
измерения плотности жидкости различного удельного веса (аппарат
этот нашёл применение в качестве проверочного прибора на
винокуренных заводах). Якоби разработал и усовершенствовал способ
зажигания мин на расстоянии электрическим током и руководил
применением этого метода в Кронштадтской крепости во время Крымской войны.
— 897 —
Борис Семёнович Якоби
Труды и открытия Б. С. Якоби получили признание его
современников. Фарадей, Гумбольдт, Берцелиус и другие учёные очень тепло, а
подчас восторженно отзывались на открытия Б. С. Якоби. Так,
Фарадей, в ответ на письмо Б. С. Якоби и присланные им
гальванопластические снимки с выгравированной карточки: «Фарадею от Якоби с
приветствием», писал 17 августа 1839 г.:
«Меня так сильно заинтересовало Ваше письмо и те большие
результаты, о которых Вы даёте мне такой обстоятельный отчёт, что я
перевёл его и передал почти целиком издателям Philosophical Magazine
(название крупного английского научного журнала. — авт.) в надежде,
что они признают эти новости важными для своих читателей. Я
уверен, что этим не огорчил Вас; я именно желал, чтобы, подобно мне, и
другие знали о достигнутых Вами результатах. Буду питать надежду,
что тем или иным путём вновь услышу, по возможности в
непродолжительном времени, о дальнейших результатах Ваших трудов, особенно
по части применения к механическим целям, и я душевнейшим образом
желаю, чтобы Ваши большие труды получили высокую награду, которой
они заслуживают. Как подумаю только об электромагнитной машине
в «Great Western» или «British Queen» (названия крупных
английских судов того времени. — авт.) и отправке их этим способом в
плавание по Атлантическому океану или даже в Ост-Индию! Какое это
было бы славное дело! И те пластинки, которые Вы мне прислали, не
только весьма мне приятны и лестны, но и сами по себе обе прекрасны
в теоретическом и практическом отношениях и все, кто бы их здесь ни
видел, восхищаются ими».
Открытием гальванопластики Б. С. Якоби заложил основы новой
области техники. Другие предложенные Б. С. Якоби технические
применения физических явлений также составили огромный вклад
в технику, вклад, открывающий новые средства и пути использования
сил природы на благо человечества.
Главнейшие труды Б. С. Якоби: Гальванопластика или способ по данным образцам
производить медные изделия из медных растворов помощью гальванизма, Спб., 1840,
Memoire sur Tapplication de TElectro-Magnetisme aux Machines, Potsdam, 1835.
О Б. С. Якоби: Модзалевский Л. Б., Архив Б. С. Якоби (обзор архивных
материалов), «Архив истории науки и техники», Л., 1934, т. IV; Вильд Г, И.,
О жизни и учёных трудах академика Б. С. Якоби, «Записки Академии наук», 1876,
т. 28; И л ь и н А. А., Борис Семёнович Якоби, «Исторический очерк изобретения
гальванопластики», Спб., 1889, апрель; Якоби Н. Б., Электромагнитный бот
Б. С. Якоби (1837—1842), там же, 1903, № 2; 3 в я г и н ц е в О. Е., Академик
Б. С. Якоби и его труды по платине, «Известия Института по изучению платины и
других благородных материалов», вып» 6; Е г о ж е, Академик Б. С. Якоби, «Природа»,
1927, № 2.
НИН
шишш
IMMMMIlllllll
***
АРКАДИЙ ЗАХАРЬЕВИЧ
ТЕЛЯКОВСКИЙ
(1806—1891)
именем военного инженера генерал-лейтенанта Аркадия
Захаровича Теляковского связана целая эпоха в развитии русской и
европейской фортификации — науки об устройстве и применении
укреплений на полях сражений. Аркадий Захарьевич Теляковский родился в
1806 г. Девятнадцати лет блестяще,
с занесением на мраморную доску, он
окончил курс Главного инженерного
училища и получил звание полевого
инженера, — так в то время
назывались военные инженеры.
Некоторое время он работал в
Инженерном департаменте Военного
министерства. По его проектам
перестраивалось здание Артиллерийского
училища (впоследствии
Артиллерийской академии). В начале
русско-турецкой войны 1828—1829 гг. он
отправился в действующую армию, где
находился всю кампанию. За боевые
заслуги он был награждён орденами Владимира 3-й степени и Георгия
4-й степени — высшими военными орденами того времени. После войны
А. 3. Теляковский некоторое время работал в провинции. В 1832 г. он
получил от только что организованного Главного управления военно-
учебных заведений приглашение занять кафедру фортификации в
Павловском кадетском корпусе. С этого времени А. 3. Теляковский
полностью отдался педагогической деятельности, преподавая
фортификацию в ряде кадетских корпусов вплоть до 1863 г.
Уже в начале педагогической деятельности А. 3. Теляковский
получил от Главного управления военно-учебных заведений предложение
— 899 —
Аркадий Захарьевич Теляковский
написать для учебных заведений, подведомственных этому управлению,
руководство по фортификации. Поводом для предложения явилась
записка А. 3. Теляковского по фортификации, представленная им в
1833 г. в комитет по составлению программ военно-учебных заведений.
А. 3. Теляковский принял предложение и отправился в
командировку для осмотра и изучения наиболее интересных русских крепостей.
Несмотря на свой достаточно большой строительный и боевой опыт, он
счёл необходимым ознакомиться ещё более основательно с
современной ему практикой фортификации.
В 1839 г. вышла в свет первая часть руководства А. 3.
Теляковского «Фортификация полевая», а через несколько лет вторая часть —
«Фортификация долговременная». На появление этих работ живо
откликнулась русская общественная мысль.
«Фортификация Теляковского есть одно из замечательных явлений
в литературе военных наук и заслуживает внимания всех
образованных военных людей... Это сочинение смело можно поставить в число
оригинальных, самобытных, стоящих вровень с современным
состоянием науки и искусства», — так характеризовала книгу газета
«Северная пчела». «Курс его есть знаменательное явление не только в кругу
учебной литературы, но и в специальном значении сочинения об
инженерной науке», — писали «Отечественные записки».
В течение полутора десятка лет «Фортификация» А. 3.
Теляковского выдержала ряд изданий, причём каждое издание автор
исправлял на основе последних достижений науки и опыта войн. Книга
Теляковского не только не устаревала, а всегда стояла на высоте
требований современности. Сразу же после выхода «Фортификации» в свет
она, после предварительного рассмотрения в Военной академии —
будущей Академии генерального штаба, — была рассмотрена на
заседании Академии наук. А. 3. Теляковскому была присуждена Демидовская
премия. «Фортификация» становится настольной книгой для всех
образованных военных людей. Её изучают не только кадеты, но и
офицеры, давно сошедшие со школьной скамьи; её можно было найти во
всех общественных библиотеках.
В 1847 г. А. 3. Теляковскому было поручено прочитать пять
публичных лекций в здании Главного штаба для офицерства и генералов.
Лекции А. 3. Теляковского также вызвали многочисленные отклики.
О заключительной лекции «Северная пчела» писала, что у нас
образовалась «своя русская школа инженеров, во многом отличающаяся от
всех школ европейских и уже готовая выдержать смелое сравнение
с ними, как в военно-строительном искусстве, так и в истинно-военном
взгляде на теорию фортификации. Самые чтения Теляковского служат
новым тому доказательством».
Книга А. 3. Теляковского вызвала широкие отклики и за
границей. «В этом сочинении, — писала «Militaire Litterature Zeitung»
(1853 г.), — нельзя не заметить стремления двинуть науку вперёд,
— 900 —
Аркадий Захарьевин Телякозский
пользуясь фактами, извлечёнными из русской военной истории и
основываясь на опытах, не заимствованных у соседей».
Когда опыт одиннадцатимесячной героической обороны
Севастополя подтвердил правильность теории фортификации А. 3. Теляков-
ского, иностранная критика (в той же газете) отметила: «Школа,
образующая таких теоретиков, как Теляковский, и таких практиков, как
Тотлебен и Мельников, по справедливости должна называться первою
в Европе». А. В. Мельников, упоминаемый газетой, руководил минной
обороной на 3-м бастионе в Севастополе (1854—1855 гг.) и проявил
необыкновенную изобретательность в проходке своих галлерей и
уничтожении галлерей противника, был прозван за свою работу
«Севастопольским кротом». Э. И. Тотлебен — военный инженер, руководивший
фортификационными работами при обороне Севастополя.
«Фортификация» А. 3. Теляковского была переведена почти на все
европейские языки, в том числе на шведский, датский и даже
испанский, и принята как руководство во многих военных школах Запада, в
том числе и в знаменитой французской Сен-Сирской военной школе,
где в своё время учился Наполеон I. Президент Французской
республики, будущий Наполеон III, в 1852 г. прислал в подарок Николаю I
книгу Теляковского на французском языке. Очевидно, это было одной
из причин производства А. 3. Теляковского в генерал-майоры.
«Фортификация» Теляковского замечательна тем, что А. 3.
Теляковский отказался от принятого тогда догматически-схоластического
построения и изложения этой науки, при котором отдельные явления
описываются вне всякой связи между собой, без учёта конкретной
обстановки и их возникновения. Во Франции, которая в
научно-фортификационном отношении считалась первой страной в Европе, это было
в особенности резко выражено. Впрочем, и остальные страны Европы
особенно не отличались от Франции.
Западная фортификационная литература (Франция, Германия)
этого периода полна формул, сложных начертаний, поражающих своей
правильностью, симметричностью и мелкими техническими
подробностями, по большей части на практике вовсе не осуществимых и не
оправданных боевым опытом. Это отталкивало войска от устройства
полевых укреплений вообще. В массе войск на Западе укоренилось
убеждение в бесполезности полевых укреплений. Изучение фортификации
было оторвано от прочих военных наук. Деление фортификации на
полевую и долговременную определялось не назначением той и другой,
а материалом конструкции. Инженеры трактовали укрепления так, как
будто они могут иметь какое-либо значение и без войск.
Именно благодаря наличию в фортификации догматизма и
схоластики Наполеон I мог сказать, что фортификация отстала на несколько
веков от других военных наук.
Ф. Энгельс, описывая французские укрепления, признанные тогда
верхом искусства, в 1859 г. писал, что «всякое правительство, которое
— 901 —
Аркадий Захарьевич Теляковский
срыло бы их, оказало бы Франции услугу. Но что сказало бы об этом
традиционное французское суеверие?».
А, 3. Теляковский принял другой метод изложения —
исторический. Каждая эпоха в фортификации объясняется современным ей
состоянием военного искусства, в частности, состоянием артиллерии
и осадного искусства в целом. Отдельные фортификационные системы
даны у него не изолированно друг от друга, а в их
взаимозависимости. Во введении к первой части своей книги А. 3. Теляковский
указывает: «Для разделения фортификации на полевую и
долговременную принято в основание различие тактических и стратегических
соображений, которым подчиняются соображения инженера». Этот
принцип разделения влил в фортификацию тот элемент жизни, которого
ей нехватало, чтобы всегда и во-время отвечать требованиям боевой
действительности.
Присуждая А. 3. Теляковскому премию, Академия наук отметила,
что в его книге раскрыта связь фортификации с тактикой и
стратегией и что это и является одной из причин присуждения премии.
«Фортификация» А. 3. Теляковского была не просто первой
русской книгой по фортификации. В ней был ярко выражен русский
национальный характер. Это сказывалось не только в том, что примеры
в ней были взяты из русской военной истории, что в книге появились
имена Петра I, Суворова и других. Национальный характер книги
был, прежде всего, в том, что в основу её было положено то
фортификационное искусство, которое практически сложилось в России не
как подражание Западу, а как самостоятельное оригинальное
творчество уже со времён Петра I. В противовес французской и германской
школам, отстаивавшим первая — бастионную, вторая — полигональную
системы, А. 3. Теляковский разбирает недостатки и достоинства той
и другой и заявляет, что важны не формы, как таковые, а то, как эти
формы сообразуются с местностью в каждом частном случае; что
возможны укрепления, содержащие в своих частях различные системы.
Это нарушало правильность геометрических форм, чего не могла
допустить официальная наука. Но дело фортификации, говорит А. 3.
Теляковский, — приспособить посредством укреплений местность к
выгоднейшему действию войск, а потому лучшими являются те укрепления,
«которые по разнообразию месторасположения большею частью
получают фигуру геометрически неправильную».
Если посмотреть планы укреплений, возведённых со времени
Петра I, т. е. с начала применения у нас новейших принципов
фортификации, то видно, что большинство из них имеет элементы
различных систем, и начертания укреплений определяются условиями
местности и характером боевых задач. В соответствии с боевой практикой
русских войск, книга А. 3. Теляковского оставляла фортификационные
формы гибкими, освобождала их от омертвелости и закостенелости,
оторванности от боевых задач.
— 902 —
Аркадий Захарьевич Теляковский
Особенностью борьбы русских за укреплённые пункты являлось*
необычайное упорство обороны, которое на всём протяжении русской
истории отмечают и очевидцы иностранцы. Это упорство обороны
объясняется тем, что понятия Родина, Отечество всегда стояли
чрезвычайно высоко в чувствах русского народа и его армии. Русская
армия была армией национальной, в то время как в Западной Европе
вплоть до XIX в. армии в основном были наёмные, состоящие иногда
наполовину из иностранцев, для которых честь и интересы
государства, которому они нанялись служить, были чужды.
Эти обстоятельства наложили различный отпечаток на
фортификацию русскую и западноевропейскую. В странах Западной Европы
долго боялись возводить убежища и вторые линии обороны в
крепостях. Когда Монталамбер, гениальный французский инженер конца
XVIII в., предложил делать убежища-казематы для гарнизона, он
получил необычайный ответ одного из руководителей французского
инженерного корпуса: «Наличие безопасных от артиллерии казематов
дурно повлияет на мужество солдат, которые во время бомбардировки
не пожелают выйти для отражения штурма». На этом основании
предложение Монталамбера не было принято и во Франции долго боялись
применять казематы и всячески ограничивали их число.
Уже Пётр I обратил особое внимание на устройство помещений,
защищающих солдат от артиллерии. А. 3. Теляковский настойчиво
требует устраивать в крепостях такие помещения для гарнизона и
предлагает для этого приспосабливать оборонительные казематы,
наличие которых не ослабляет, а увеличивает упорство защитников.
История показывает, что русские никогда не считали потерянным
то, что под давлением обстоятельств оставлено, и всегда, даже в
самый критический момент, помнили, что всё потерянное можно вернуть
обратно. А. 3. Теляковский учитывает особенность русских воинов —
стремление к упорной внутренней обороне, стремление к контрштурму.
В качестве внутреннего укрепления он полагает использовать
оборонительные казематы, превратив их в редюит, откуда гарнизон может
держать под своим огнём большую часть внутреннего укрепления,
когда противник ворвался внутрь, и производить частичные контратаки
до подхода резервов.
Иностранные правила и законы по обороне крепостей допускали
сдачу крепости после первой же бреши в стенах, причём комендант
не отдавался за это под суд. Такие быстрые сдачи крепостей
наблюдались в начале XIX в., когда, например, немцы наперебой сдавали
свои крепости небольшим разъездам наполеоновской армии.
У А. 3. Теляковского нет ни слова об этой, так называемой
«честной капитуляции». Он требует от защитников крепости непоколебимой
твёрдости, самопожертвования. В Севастополе в 1854—1855 гг. среди
офицеров было много учеников А. 3. Теляковского, которые честно
выполнили заветы своего учителя. Но инженер обязан не только тре-
— 903 —
Аркадий Захарьевич Теляковский
бовать или призывать к твёрдости, он обязан помочь гарнизону. Именно
такую роль играли в русских фортах и других укреплениях помещения,
защищающие от огня артиллерии, и редюиты, дающие возможность
русской пехоте бороться даже тогда, когда, казалось бы, всё потеряно,
бороться там, где другие давно бы уже капитулировали. Массу
примеров такой героической обороны дала Великая Отечественная война
с немецко-фашистскими оккупантами.
Чрезвычайно важную роль в развитии русской и
западноевропейской фортификации сыграла идея А. 3. Теляковского о создании таких
фортов, которые могли бы не только обороняться, но и вести активные
боевые действия. А. 3. Теляковский выдвинул понимание форта как
«передовой позиции, выгодной для наступательных целей». Поэтому
форты должны содержать гарнизон, «достаточный для сильного
противодействия правильной атаке, с резервом на случай штурма, с боевыми
и жизненными запасами». Форт, в понимании А. 3. Теляковского, есть
вынесенная вперёд от ядра крепости пехотная позиция, способная
к сильной самостоятельной обороне и наступлению. Оборона
Севастополя 1854—1855 гг. характерна такой активностью, когда бастионы
Севастополя превращались в пехотные укрепления.
Для защиты промежутков между фортами, говорит А. 3.
Теляковский, позади них «должны находиться фланкирующие укрепления,
в крайности даже земляные батареи», защищенные от штурма.
Впоследствии, в конце XIX в., русский инженер Величко превратил эти
батареи в так называемые промежуточные капониры или
полупромежуточные полукапониры, дающие фланговый огонь по обоим промежуткам.
Эта идея капониров, т. е. фланкирующего огня, нашла себе всеобщее
нрименение. В настоящее время она является одним из основных
принципов всякой укреплённой позиции. Однако капонир Величко, имеющий
в основе идею А. 3. Теляковского, на Западе известен, вопреки
истине, не как русское предложение, а как французское, и носит
название «Casemate de Bounge». Русская схема крепостей, имеющая в своей
основе положения А. 3. Теляковского, была принята во Франции и
некоторых других странах. Однако, так же как и капонир Величко, эта
схема крепости, состоящей из фортов — опорных пунктов пехоты,
получила название «французской».
Необходимо подчеркнуть, что ни А. 3. Теляковский, ни его
последователи не видели в фортификации какой-то отдельной силы,
способной решать вопрос обороны. Всегда на первом плане А. 3. Теляковский
ставит человека, который лишь использует мёртвую мощь укреплений
для упорной и активной обороны.
Многочисленные ученики А. 3. Теляковского назвали его
«дедушкой русской фортификации». И это справедливо. Русская фортификация
обязана ему основными идеями, из которых сама эта наука выросла.
Несмотря на всё это, несмотря на то, что русская общественность
чрезвычайно высоко ценила значение работы А. 3. Теляковского для
— 904 —
Аркадий Захарьевич Теляковский
русской национальной культуры, несмотря даже на то, что
западноевропейская печать внимательно следила за выходом его книг,
немедленно отзываясь на них в печати, в русской военной и
военно-инженерной печати царило полное молчание. Можно предположить, что
в первом периоде научной деятельности А. 3. Теляковский имел какое-то
столкновение с Николаем I, в то время великим князем, занимавшим
должность генерала-инспектора по инженерной части. В одном из
случайно дошедших до нас отрывков воспоминаний А. 3. Теляковского
говорится о том, что впоследствии при встрече с Николаем I последний
сказал ему, что «всё старое забыто и прощено», но едва ли это было
так. Ещё более важную роль в этом сыграло обстоятельство, что
свежие оригинальные мысли и идеи А. 3. Теляковского резко
противоречили установившимся казённым взглядам в официальной
военно-инженерной науке и, в особенности, в фортификации. Николай I,
получивший в молодости военно-инженерное образование, считал себя
незаурядным военным инженером и немедленно накладывал своё veto на
всё, что противоречило его раз навсегда установившимся взглядам.
Прямой, принципиальный и независимый характер А. 3.
Теляковского, очевидно, играл немалую роль в том остракизме, которому он
подвергся уже во второй половине своей жизни. Несогласие с
постановкой курса и с новой учебной программой по фортификации, после
реформы военного образования в 1863 г., повело к уходу А. 3.
Теляковского с педагогического поприща. Столкновение на служебной почве,
в бытность кратковременного исполнения им должности председателя
Технического комитета, с всесильным тогда и властолюбивым Тотлебе-
ном повело к увольнению его в запас в 1865 г.
Резко критический отзыв А. 3. Теляковского о новом учебном
руководстве по фортификации двух преподавателей Военно-инженерной
академии, напечатанном в «Русском инвалиде» в 1864 г. «с разрешения
военного министра», после которого это руководство по приказу того
же военного министра было изъято, поссорил его окончательно с
военно-инженерным миром и послужил причиной того, что о последних
25 годах жизни А. 3. Теляковского нам ничего неизвестно.
Аркадий Захарьевич Теляковский умер 19 сентября 1891 года.
Советская военная наука воскрешает из незаслуженного забвения
деятельность большого учёного, положившего начало русской школы
фортификации, стоящей на первом месте в мире, наследниками и
продолжателями которой являются инженеры и командиры Советской Армии.
Главнейшие труды А. 3. Теляковского: Фортификация. Часть первая,
заключающая в себе фортификацию полевую, Спб., 1839; Фортификация. Часть вторая —
Фортификация долговременная, Спб., 1846.
s
^Ov^CS^
^|l|||ljjpill||llllii^^
^»&*&*Ы1Ш1^
ш*мт№*^
ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ
ЖУРАВСКИЙ
V<» (1821-1891)
ш
yl—J тридцатых-сороковых годах прошлого столетия в русском
обществе и печати горячо обсуждался вопрос о постройке железных
дорог в России. Высказывались самые крайние мнения. В одной
из распространявшихся тогда брошюр автор доказывал
невозможность движения поездов в условиях
русской зимы: «Когда сошник вашего
самобега встретит твёрдую массу
оледенелого сугроба, — массу, которая сильным
ударам ручных инструментов уступает
незначительными кусками, тогда вы
представляете собой жалкий, но
поучительный пример ничтожества искусства
против элементов природы, и дорого дал бы
я, чтобы быть свидетелем позорища, как
паровоз ваш, подобно барану, который,
не будучи в силах пробить рогами
стоящей перед ним стены, упёрся в неё
могучим лбом своим и брыкается с досады
задними ногами».
Зато автор другой статьи охвачен иными чувствами: «Но мы
предсказываем, что поэзия, наконец, вынуждена будет переменить свои
замашки и перебраться на железную дорогу. Я с своей стороны не
знаю ничего, что могло бы так сильно поражать воображение, как бег,
должно-бы сказать, полёт по полю этой летучей машины, которая
клокочет кипятком, полна раскалёнными углями; это единорог буйный,
но покорный; это ревущий вулкан; он несётся быстрее ветра, но рука
ребёнка может остановить его».
В 1842 г. правительство решило приступить к постройке железной
дороги между Петербургом и Москвой. Для производства изысканий
— 906 —
Дмитрий Иванович Журавский
и сооружения дороги были образованы две дирекции: Северная — под
управлением инженера Мельникова и Южная — под начальством инже-»
нера Крафта. В числе инженеров Северной дирекции был и молодой
поручик Дмитрий Иванович Журавский, ставший впоследствии одним
из основателей науки о сопротивлении материалов и конструкций.
Д. И. Журавский родился 29 декабря 1821 года в селе Белом
Курской губернии и первоначальное образование получил в Нежинской
«гимназии высших наук» — Нежинском лицее. Эту гимназию он
окончил в 1838 г. Особую склонность он проявил к математическим наукам,
Эта склонность и славные имена академиков-математиков
Остроградского и Буняковского, бывших тогда профессорами Института корпуса
инженеров путей сообщения, привлекли молодого Журавского по
приезде в Петербург в этот институт. Это высшее учебное заведение
давало уже в ту пору разностороннее математическое и инженерное
образование. Д. И. Журавский блестяще окончил в 1842 г. институт
с занесением на мраморную доску и немедленно же по окончании был
назначен на изыскания железной дороги Петербург — Москва.
Неутомимая деятельность, любовь к делу, хорошая инженерная подготовка
выделили Д. И. Журавского из среды его товарищей. Ему было
поручено составление проектов мостов, а затем он был назначен строителем
одного из самых ответственных мостов — Веребьинского. Перед
Д. И. Журавским стояла очень сложная и трудная задача. Он впервые
начинал такое ответственное дело, как постройка в России большого
числа крупных железнодорожных мостов буквально на пустом месте.
В настоящее время к услугам мостостроителя имеются прекрасно
разработанные способы определения сил, действующих на различные
элементы моста при движении по нему поезда; он может выбирать
наиболее подходящий материал: сталь, бетон, камень, дерево; свойства
этих материалов, их прочность всесторонне исследованы в
механических лабораториях. Ничего это не было во времена Д. И. Журавского.
Уровень знаний по определению усилий в частях мостов, по проверке
прочности материала и соединений частей моста был настолько низок,
что проектирование и постройка таких сооружений, как мосты железной
дороги Петербург — Москва, требовали от инженера обширных
самостоятельных научных исследований.
Д. И. Журавскому надо было не только ответить на вопросы:
какую систему моста выбрать, из чего сделать мост, какие размеры
придать его частям, как их соединить, как осуществить постройку моста, —
но надо было впервые создать научные методы решения этих вопросов.
Обилие в России леса, отсутствие железоделательной
промышленности, сходство условий местности и условий сооружения железных
дорог в России и Америке позволяли применить для мостов ту же
систему, получившую распространение в Америке, — систему Гау. Но и
на родине этих мостов, в Америке, не было ясного представления о том,
как следует проектировать эти сооружения. Они строились в значитель-
— 907 —
Дмитрий Иванович Журавский
ной мере по шаблону. Строитель каждого нового моста выбирал
размеры его частей, руководясь лишь опытом предыдущих построек.
Перед Д. И. Журавским было два пути: путь шаблона и путь
самостоятельного исследования. Он пошёл по второму.
Американцы применяли крайне упрощённые приёмы определения
размеров составных частей ферм. Не умея более или менее точно
определить силы, действующие на составные части ферм при проходе поезда
по мосту, американские инженеры делали все раскосы и все тяжи
каждой фермы одного и того же размера.
Д. И. Журавский разработал способ определения сил, сжимающих
или растягивающих при действии поезда каждый стержень фермы; он
создал теорию расчёта сквозных ферм, которая потом развилась в
обширную область строительной механики.
Результаты расчёта сразу же привели Д. И. Журавского к мысли
о необходимости видоизменения американских конструкций. Он показал,
что тяжи и раскосы, ближайшие к середине пролёта, испытывают
меньшие усилия, чем те же части, расположенные около опор; поэтому
первой группе элементов можно было дать меньшие поперечные сечения.
Эти заключения молодого инженера резко противоречили
предложениям американского консультанта Уистлера, казались
неправдоподобными и возбуждали недоверие.
Д. И. Журавский решил прибегнуть к опыту. Он построил
небольшую модель фермы Гау, в которой болты были заменены
металлическими проволоками одинакового диаметра. Нагрузив модель и проводя
смычком по этим проволокам, Д. И. Журавский обнаружил, что
проволоки вблизи опор фермы давали более высокий тон и, следовательно,
были натянуты сильнее. Опыт решительно подтвердил правильность его
теоретических исследований.
Вообще Д. И. Журавский относился с недоверием к тем
положениям, которые получались путём одних выкладок, без параллельного
освещения опытами, и всегда, где было возможно, сопровождал свои
исследования экспериментами. Так, впоследствии, обдумывая
наивыгоднейшую систему моста через реку Оку, он предполагал применить
соединение деревянной арки с решетчатой фермой. Желая проверить
результаты расчёта, Д. И. Журавский подверг испытанию модель в
726 натуральной величины и получил довольно большие поправки к
результатам расчёта.
Возражая английскому учёному Кларку по вопросу о причинах
разрушения стенки высоких металлических балок, он показал
правильность своих соображений путём испытания специально изготовленной
модели балки. Результаты экспериментальных исследований Д. И.
Журавского привели его к выводу, что «вычисления, без контроля опыта,
часто уходят в область фантазии».
Решительно меняя конструкцию американских ферм, Д. И.
Журавский пришёл к мысли о целесообразности устройства неразрезных
— 908 —
Дмитрий Иванович Журавский
деревянных ферм, т. е. ферм, перекрывающих несколько пролётов, не
прерываясь над опорами.
Для Веребьинского моста Д. И. Журавский решил проектировать
неразрезную ферму о девяти пролётах по 25V2 сажен каждый. Это
был едва ли не единственный пример применения мостовой
неразрезной фермы о девяти пролётах.
В то время были известны приёмы расчёта неразрезных балок,
разработанные французскими учёными Навье и Клапейроном, и
опытные данные Ферберна и Стефенсона, полученные ими при
проектировании неразрезных балок, но все эти исследования относились к слу-
Веребьинский мост в первоначальном виде.
Построен Д. И. Журавским.
чаю сплошных балок. Теории же определения усилий в решетчатых
неразрезных фермах ещё не существовало.
Д. И. Журавский впервые разработал оригинальный метод
определения этих усилий, идя совершенно другим путём, чем иностранные
исследователи. Путём простых и ясных соображений он решил
поставленную задачу точно по отношению к собственному весу моста и
приближённо, но с достаточной для практики точностью по отношению
к действию поезда. Попутно им был получен ряд выводов, которые
лишь позднее были отысканы другими исследователями. Так, им
найдено наивыгоднейшее отношение крайнего и средних пролётов
неразрезной фермы — вывод, полученный несколько лет спустя французским
учёным Брессом.
Чтобы яснее представить себе роль Д. И. Журавского в создании
теории решетчатых ферм, надо иметь в виду, что указанные
исследования были произведены им в 1845—1848 гг. За границей же впервые
способ определения усилий в решетчатой ферме был получен
Кульманом в 1851 г., да и то для случая лишь одного пролёта.
Одновременно с разработкой способа расчёта решетчатых ферм
Д. И. Журавскому пришлось ответить на вопрос о прочности
материалов, из которых изготовлялись фермы, — дерева и железа. Никаких
— 909 —
Дмитрий Иванович Журавский
сведений об этих свойствах русских материалов не было; пользоваться
американскими сведениями было невозможно, — они относились совсем
к другим породам леса. Д. И. Журавскому пришлось проделать
громадную работу по изучению прочности лесного материала при
растяжении, сжатии, сгибании, срезывании. Он сам сконструировал и
построил машины для этих испытаний. Пользуясь ими, он исследовал
прочность не только материала, но и целых элементов моста и их
соединений друг с другом. Он испытал ряд моделей ферм Гау в Vis
натуральной величины, изучая характер разрушения этих моделей при
различных способах соединения частей ферм. Шаг за шагом он
сравнивает различные конструкции стыков деревянных элементов, исследует
значение отдельных деталей в работе этих стыков.
Результаты, полученные Д. И. Журавским при опытных
исследованиях материала и моделей, легли в основу проектирования не только
мостов железной дороги Петербург — Москва, но и последующих
проектировок мостов и других деревянных сооружений (стропил и т. д.).
С другой стороны, теоретические выводы из этих экспериментов
позволили Д. И. Журавскому подвергнуть основательной критике
конструкции первых трубчатых английских мостов, Конуэйского и Британского,
и указать на неправильные представления английских инженеров о
работе элементов этих мостов.
Д. И. Журавский был не только проектировщиком мостов, он был
строителем ряда крупнейших из них. Ему пришлось самостоятельно
создавать приёмы постройки таких сооружений.
Результаты своих девятилетних исследований по проектированию
и постройке ферм Гау и изучению материалов для них Журавский
изложил в труде «О мостах раскосной системы Гау», получившем
в 1855 г. Демидовскую премию Академии наук. В предисловии к этой
книге автор с законной гордостью писал: «Исследование балок,
состоящих из* брусьев, раскошенных и связанных между собой, было сделано
в России прежде, чем о том было напечатано на английском,
французском или немецком языках; сочинения американского инженера Лонга
и австрийского Гега вовсе не давали понятия о распределении
напряжений по всем частям составной балки».
Действительно, исследования Д. И. Журавского в области
мостостроения и теории решетчатых ферм по своей оригинальности, смелости
мысли, ценности полученных результатов для своего времени
являлись выдающимися. В течение ряда лет русские инженеры
пользовались его методами расчёта и данными о прочности материалов,
полученными в опытах этого пионера строительной механики и
мостостроения.
В дальнейшем методы расчёта ферм, разработанные Д. И.
Журавским, были заменены более совершенными приёмами; механические
лаборатории расширили наши знания о прочности материалов далеко
за пределы результатов, полученных Д. И. Журавским.
— 910 —
Дмитрий Иванович Журавский
Но другая работа Дмитрия Ивановича Журавского, опубликованная
в 1855 г. как приложение к его исследованиям ферм Гау,
сохранила своё значение навсегда и принесла ему всеобщее признание и
известность в инженерном мире. В ней Д. И. Журавский открыл и
объяснил новое явление, никем раньше не подмечавшееся. Эта работа
называется: «Замечания относительно сопротивления бруса,
подверженного силе, нормальной к его длине». В этом сочинении Д. И. Журавский
сначала излагает принятую в то время теорию сопротивления балок
изгибу.
При изгибе балки прямоугольного сечения, закреплённой одним
концом и нагружённой силой на другом конце (фиг. 1), верхние
волокна /—1 растягиваются, а нижние 2—2 сжимаются. Таким
образом, как тогда считалось, перелом такой балки связан с разрывом
растянутых и раздроблением сжатых волокон около места заделки,
Фиг. 1. Фиг. 2.
как показано на фигуре волнистой линией. Д. И. Журавский впервые
указал, что, кроме этого, возможен и другой вид разрушения за счёт
продольного расслаивания балки по средней линии 3—3. Этот вид
разрушения особенно опасен для деревянных балок, легко поддающихся
раскалыванию вдоль волокон. Чтобы объяснить причину этого явления
и вычислить те силы, которые при изгибе вызывают расслоение бруса,
Д. И. Журавский представил себе балку, изображённую на фиг. 1,
сделанной как бы из двух брусьев, положенных друг на друга (фиг. 2).
При изгибе такого составного бруса волокна 3—3 верхней его
половины сожмутся, а нижней — растянутся; произойдёт скольжение
обеих половин балки друг к другу по плоскости. При изгибе цельной
балки это скольжение исключается за счёт сил взаимодействия между
обеими половинами бруса, или, как мы теперь говорим, — касательных
напряжений. Д. И. Журавский вывел формулу для вычисления этих сил
сцепления и на опыте определил ту их величину, при которой
происходит раскалывание балки.
Умея вычислять силы взаимодействия между верхней и нижней
частями балки, Д. И. Журавский создал способ расчёта составной
деревянной балки из нескольких положенных друг на друга брусьев,
способ проверки деталей, соединяющих эти брусья, а также заклёпок,
скрепляющих части железных балок.
Таким образом, это открытие Д. И. Журавского, являясь крупным
шагом вперёд в деле развития теории изгиба, имело и ряд важнейших
практических приложений.
— 911 —
Дмитрий Иванович Журавский
Мемуар Д. И. Журавского, напечатанный в 1856 г., познакомил
с его открытием и иностранных учёных.
Крупнейшие иностранные учёные механики, Бресс, Коллиньон, Сен-
Венан, в своих курсах и сочинениях единодушно отметили значение
заслуг Д. И. Журавского как первого учёного, пополнившего теорию изгиба
новым открытием. В ряде распространённых курсов формула,
полученная Д. И. Журавским, называется теоремой Журавского.
Вот что пишет Коллиньон в своём курсе «Сопротивления
материалов» (1869 г.): «Теория сопротивления продольному скольжению
волокон (балки) была введена в курс только вследствие серии
исследований, выполненных в России Журавским над изгибом балок из
наложенных друг на друга брусьев».
Вскоре после окончания сооружения Веребьинского моста
Д. И. Журавскому было поручено переустройство шпица колокольни
Петропавловской крепости. Первый шпиц был деревянный; он
установлен в 1722 г. В 1756 г. шпиц сгорел от удара молнии, и в 1770 г. был
поставлен новый деревянный шпиц, который в 1874 г. было решено
заменить металлическим. Эта работа была с успехом выполнена Д. И.
Журавским. Произведённый за эту работу в полковники, он был послан
в США для изучения железнодорожного дела.
По возвращений он был вынужден взять на себя ряд
административных обязанностей по управлению железными дорогами. Он был
вице-президентом Главного общества российских железных дорог,
затем с 1877 г. директором Департамента железных дорог.
Административная деятельность мало соответствовала склонностям и способностям
Д. И. Журавского. Однако она поглощала его всё более и более и
оторвала даже от любимой работы в Русском техническом обществе,
одним из основателей которого он был.
Однако и в этот период Д. И. Журавский дал ряд теоретических
исследований, блестящих решений сложных технических задач.
В частности, ему ещё раз пришлось вернуться к постройке мостов, когда
в 1869 г. сгорел мост через реку Мету, и движение поездов между
Петербургом и Москвой было прервано.
Д. И. Журавский разработал и осуществил смелый проект
восстановления этого моста. Некоторые инженеры сомневались в
осуществимости замысла и уговаривали его отказаться от него, указывая, что
он рискует своим авторитетом. Д. И. Журавский не внял
колеблющимся и с успехом провёл работы.
Техническая деятельность Д. И. Журавского в этот период была
многостороння и разнообразна. Она касалась очень многих вопросов
инженерного дела, связанных с развитием путей сообщения в России.
Главное внимание Д. И. Журавского сосредоточивалось на работах
по расширению сети железных дорог. За время управления им
Департаментом железных дорог (1877—1884 гг.) было открыто для
пользования почти 4 800 вёрст новых рельсовых путей.
— 912 —
Дмитрий Иванович Журавский
Д. И. Журавскому пришлось работать и по водным путям и
портовым сооружениям. Он руководил проектированием переустройства
приладожских каналов, принимал участие в устройстве морского
Петербургского канала, Либавского порта.
Занимаясь административной деятельностью, Журавский не
упускал случаев для исследований. Так, он провёл эксперименты по
сопротивлению рельсов изломам при низкой температуре. Результаты опытов
и соображения по этому вопросу были напечатаны в 1880 г. Служебная
деятельность Д. И. Журавского окончилась в 1889 г., когда он вышел
в отставку. Скончался он в Петербурге 30 ноября 1891 года, семидесяти
лет. Мраморный бюст Д. И. Журавского был поставлен в 1897 г. в
колонном зале Петербургского института инженеров путей сообщения. На
постаменте бюста сделана надпись:
ДМИТРИИ ИВАНОВИЧ ЖУРАВСКИЙ
1821—1891
Создатель расчёта раскосных ферм и теории скалывания при изгибе.
Знаменитый строитель мостов. Железнодорооюный администратор
Научные исследования Д. И. Журавского, как и его практическая
деятельность, отличались смелостью, оригинальностью и
самостоятельностью. Для него характерно уменье ясно представить себе
действительную картину работы конструкции, «игру сил» в ней. Это позволяло
ему обходиться без сложного математического аппарата и достигать
своей цели путём простых и элементарных рассуждений. Это умение
было тесно связано с его любовью к экспериментам, которые позволяли
ему непосредственно наблюдать работу конструкции и проверять
правильность основных предпосылок создаваемой им теории.
Д. И. Журавский любил свою родину и высоко ставил обязанности
инженера. В одной из речей он говорил: «Чтобы сокровища,
разбросанные на громадном пространстве, могли сделаться действительным
достоянием народа, — чтобы достигающее 100 миллионов население могло
слиться в одну могучую массу, нужно много труда со стороны
инженеров, требующего много знания и большой энергии.
Да не устрашат нас ни горы с вершинами, одетыми снегом и
облаками, ни глубокие и широкие реки, ни скалы, ни тундры!».
Главнейшие труды Д. И. Журавского: О мостах раскосной системы Гау, 1855;
Замечание относительно сопротивления бруса, подверженного силе, нормальной к его
длине; Мемуар в Annates des Ponts et Chaussees, 1856.
О Д. И. Журавском: Журавский Д. И., Спб., 1897 (напечатано по
распоряжению Института инженеров путей сообщения).
НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
МАИЕВСКИЙ
f (1823—1892)
то лет тому назад в 1844 г. юнкер лёгкой № 1 батареи 16-й
артиллерийской бригады Николай Маиевский был произведён в
прапорщики артиллерии с назначением в ту же батарею. Так началась
многолетняя плодотворная деятельность генерала от артиллерии Николая
Владимировича Маиевского, которая
имела такое большое значение и для
увеличения могущества русской ар-
аиллерии, и для развития всей
артиллерийской науки.
Николай Владимирович
Маиевский родился в 1823 г. в
принадлежавшем его родителям имении Пер-
вино, находившемся в Тверской
губернии, недалеко от города Торжка.
Поступив шестнадцатилетним
юношей на физико-математический
факультет Московского университета,
Н. В. Маиевский в 1843 г. кончает
курс университета со степенью
кандидата математических наук и в том
же году зачисляется юнкером в 16-ю
артиллерийскую бригаду.
В следующем году юнкера Маиевского командируют в
Артиллерийское отделение Военно-учёного комитета ддя держания офицерских
экзаменов.
После производства в прапорщики в 1844 г. Н. В. Маиевский
поступает в офицерские классы Михайловского артиллерийского училища,
откуда, по окончании курса в 1846 г., выпускается в гвардейскую
конную артиллерию.
— 914 —
Николай Владимирович Маиевский
Строевая служба Н. В. Маиевского продолжается до 1850 г., когда
по поручению генерала Е. X. Весселя подпоручик Маиевский
привлекается к работе в Артиллерийском отделении Военно-учёного комитета
и назначается учёным секретарём отделения, оказываясь, таким
образом, ближайшим помощником и сотрудником председателя
Артиллерийского отделения генерал-лейтенанта А. В. Дядина, одного из наиболее
образованных артиллеристов того времени.
Первые научные работы Н. В. Маиевского посвящены внешней
баллистике и относятся к составлению таблиц стрельбы из гладкостен-
ных орудий. В этот период Н. В. Маиевский занимается и
теоретическими исследованиями, и организацией опытных стрельб, и
производством больших вычислительных работ.
В 1855 г. поручику Маиевскому поручается проектирование
60-фунтовой гладкостенной пушки, в связи с чем Н. В. Маиевский начинает
вести научную работу и в области внутренней баллистики. Прежде
всего на основании имевшихся опытных данных Н. В. Маиевский
создаёт оригинальный способ определения давления пороховых газов в
различных сечениях канала ствола артиллерийского орудия. Далее, в
соответствии с полученными давлениями Н. В. Маиевский рассчитывает
необходимую толщину стенок 60-фунтовой пушки и 3-пудовой бомбовой
пушки. Таким образом, первый опыт построения кривой давления, в
зависимости от пути снаряда в орудии, и первый опыт рационального
проектирования артиллерийского орудия принадлежат Маиевскому.
Две 60-фунтовые пушки по проекту Маиевского были изготовлены
на Александровском Олонецком заводе в г. Петрозаводске.
Одновременно с пушками Маиевского были отлиты из той же самой смеси чу-
гунов две пушки по проекту генерала Баумгарта и две по чертежу
68-фунтовой английской пушки. Все эти пушки были подвергнуты
испытанию продолжительной стрельбой при заряде в 18 фунтов
пороха. Результаты испытаний установили преимущества рационального
проектирования орудий по методу Маиевского. Пушки, изготовленные
по английским чертежам, разрывались на 546-м выстреле, пушки
генерала Баумгарта — на 789-м выстреле. Что же касается пушек
Маиевского, то они выдержали без разрыва по 1000 выстрелов.
Совершенно естественно, что эти работы Н. В. Маиевского
привлекли к себе всеобщее внимание и сделали известным имя молодого
учёного как в России, так и за границей.
Исследования Н. В. Маиевского, посвященные внутренней
баллистике, были напечатаны в 1856 г. в «Артиллерийском журнале» (№ 1)
и сразу же были переведены на немецкий и французский языки для
помещения в специальных журналах. Особого внимания
заслуживает предисловие к статье Маиевского, написанное издателем
распространённого в Европе артиллерийского журнала «Revue de techno-
logie militaire», полковником Делобелем, в котором Делобель говорит:
«До Крымской кампании Европе не были известны как истинное
— 915 —
Николай Владимирович Майе ее кий
состояние русской армии, так и работы, производимые ею для решения
специальных военных вопросов. При героической обороне Севастополя
русская артиллерия выказала себя с блестящей стороны в боевом
отношении, а работа штабс-капитана Маиевского — секретаря
Артиллерийского комитета — показывает, что русская артиллерия находится на
высоте наилучших артиллерий континента не только в боевом, но и в
научном отношении».
Работа Н. В. Маиевского по определению давления пороховых
газов на стенки орудий и по проектированию 60-фунтовой пушки в
1859 г. была удостоена Михайловской премии.
В 1856 г. Н. В. Маиевский получает полуторагодичную
заграничную командировку для изучения современного состояния артиллерии в
иностранных государствах и устанавливает личную связь с виднейшими
представителями артиллерийской науки в Западной Европе.
В 1858 г. капитан Маиевский назначается членом Артиллерийского
отделения Военно-учёного комитета и предпринимает большую работу
по определению сопротивления воздуха движению сферических
снарядов, поскольку все предыдущие работы в этой области, в частности,
работы, основанные на французских опытах 1839—1840 гг. в Меце,
оказались, как было установлено во время Крымской кампании,
совершенно неудовлетворительными для стрельбы с большими
начальными скоростями при больших углах бросания. Результаты опытов
Н. В. Маиевского и предложенные им аналитические выражения для
сопротивления воздуха движению сферических снарядов
опубликовываются в Бюллетене Академии наук за 1858 г.
В этом же году Н. В. Маиевского приглашают для чтения курса
баллистики в Михайловскую артиллерийскую академию, где он должен
был заменить академика М. В. Остроградского. Заняв кафедру
баллистики в Артиллерийской академии, Н. В. Маиевский основное своё
внимание устремляет на уничтожение того разрыва между академическим
курсом баллистики и требованиями артиллерийской практики, который
образовался при его предшественниках. Программа баллистики
пересматривается и пополняется целым рядом разделов, имевших
непосредственное практическое значение. Между прочим, впервые в
академический курс вводится теория вероятностей и применение её к стрельбе
из артиллерийских орудий.
Свою научную работу после назначения профессором
Артиллерийской академии Н. В. Маиевский посвящает исследованию вопросов,
связанных с переходом от гладкостенной артиллерии и сферических
снарядов к нарезным орудиям, стрелявшим продолговатыми
вращающимися снарядами. Эти вопросы являлись в то время совершенно не
разработанными, и Н. В. Маиевскому, которому пришлось быть одним
из пионеров в данной области, предстояло сыграть выдающуюся
роль в деле перевооружения нарезными орудиями всей вообще
артиллерии.
— 916 —
Николай Владимирович Маиевский
В 1858—1859 гг. на Волковом поле под непосредственным
руководством полковника Маиевского производятся тщательно
организованные опыты стрельбы продолговатыми снарядами из 4-фунтовых
нарезных пушек, заряжаемых с дула. Цель опытов — изучение движения
продолговатых снарядов, определение их кучности, определение
наивыгоднейшей крутизны нарезки, составление таблиц стрельбы.
Результаты опытов с 4-фунтовыми нарезными пушками были
опубликованы Н. В. Маиевским в «Артиллерийском журнале» за 1860 г.
(№ 2), причём преимущество нарезных пушек перед гладкостенными
было установлено настолько ярко, что вопрос о введении на
вооружение русской артиллерии 4-фунтовых и 12-фунтовых бронзовых пушек
был решён в самом срочном порядке.
Являясь убеждённым сторонником нарезной артиллерии, ясно
представляя себе тот переворот, который должен будет произойти в
артиллерийской науке и технике с переходом к нарезным системам,
Н. В. Маиевский принимает все меры к скорейшему осуществлению
этого перехода и вносит в это дело всю страстность своего
темперамента, прибегая к совершенно необычным для той эпохи и того
общества методам пропаганды новых научных идей.
В 1862 г. профессор Михайловской артиллерийской академии
полковник Маиевский объявляет цикл публичных лекций о главнейших
системах нарезных артиллерийских орудий. В этих лекциях,
предназначенных главным образом для широкого круга артиллерийских
офицеров и напечатанных затем в «Артиллерийском журнале», Н. В.
Маиевский в простой и удобопонятной форме изложил теоретические
основы движения продолговатых снарядов и рассмотрел главнейшие
преимущества нарезных орудий, чем в очень большой степени
способствовал установлению правильных научно обоснованных взглядов на
перевооружение русской артиллерии.
Особого внимания при этом заслуживает та высокая
требовательность, которую Н. В. Маиевский предъявляет к себе, выступая с
пропагандой новых научных идей перед широкой публикой. «При
популярном изложении, — говорил он, — можно только тогда не впасть
в ошибку, когда это изложение есть выражение заключений,
выведенных помощью строгого анализа и приложенных к решению частных
примеров, результаты которых хотя отчасти проверены опытом». Эти
слова Николая Владимировича свидетельствуют о его глубоком
уважении к науке, к своим слушателям и к своему долгу учителя.
Из вопросов, связанных с движением продолговатых снарядов,
наибольшее внимание Н. В. Маиевский, произведённый в 1864 г. в
генерал-майоры, уделяет самому сложному и самому трудному, а именно —
вопросу о вращательном движении снарядов. Он опубликовывает в 1865
и 1866 гг. два мемуара: «О влиянии вращательного движения на полёт
продолговатых снарядов в воздухе» и «О влиянии вращательного
движения продолговатых снарядов на углубление их в твёрдые среды»,
— 917 —
Николай Владимирович Майе ее кий
удостоенные в 1866 г. большой Михайловской премии и сразу же
переведённые на французский язык. До исследований Маиевского
единственными серьёзными работами, посвященными изучению
вращательного движения снарядов, были мемуары Сен-Робера, опубликованные в
1859 и 1860 гг. Н. В. Маиевский в своих работах значительно дополнил,
исправил и углубил теорию рассматриваемых явлений, заложив тем
самым прочный фундамент этой отрасли баллистики.
Параллельно с исследованием вращательного движения снарядов
Н. В. Маиевский ведёт большую работу и в области внутренней
баллистики. Для борьбы с военными кораблями, обшигыми железной бронёй,
после Крымской кампании решено было создать могущественную
береговую артиллерию, причём проектирование орудий было поручено
генералу Маиевскому, а заказ на их изготовление передан заводу Круппа
в Эссене. Нарезные орудия 8-дюймового, 9-дюймового и 10-дюймового
калибра должны были изготовляться из стали и предназначались для
стрельбы большими зарядами. Все работы по проектированию
береговых пушек Н. В. Маиевский вёл на заводе Круппа, причём в этих
работах весьма деятельное участие принимал полковник русской
артиллерии А. В. Гадолин, предложивший скреплять стволы
артиллерийских орудий стальными кольцами и разработавший теорию
скрепления орудий и методику расчёта скрепляющих колец. По
предложению А. В. Гадолина, заряды для береговых пушек должны были
изготовляться из призматического пороха, производство которого
впервые было организовано в России профессором И. А. Вышне-
градским.
Все работы по проектированию, изготовлению и испытанию
береговых пушек были закончены в 1867 г. Изготовленные орудия были
введены на вооружение нашей береговой артиллерии под
наименованием артиллерийских систем 1867 г.
Работы Н. В. Маиевского на заводе Круппа, естественно, привлекли
внимание прусских артиллерийских кругов, особенно после
сравнительных испытаний 9-дюймовой пушки русской системы и 9-дюймовой
английской пушки завода Армстронга, которые с полной определённостью
установили баллистические преимущества русской системы перед
английской. На основании этих опытов прусская артиллерия ввела у себя
береговые орудия русского образна и установила в Шпандау
фабрикацию призматического пороха опять-таки по методу, разработанному в
России.
Параллельно с работой над береговыми системами Н. В.
Маиевский разрабатывает и изготовляет и полевые системы: 4-фунговую и
9-фунтовую стальные пушки, стрелявшие снарядами со свинцовой
оболочкой, и 4-фунтовую утяжелённую пушку, скреплённую кольцами
и стрелявшую снарядами с медными ведущими поясками.
В 1867 г. Н. В. Маиевский организовал специальные опыты для
экспериментального определения зависимости пути снаряда в канале
— 918 —
Николай Владимирович Майе ее кий
ствола 4-фунтовой пушки от времени, откуда расчётным путём были
определены кривые давлений пороховых газов в зависимости от пути
снаряда и в зависимости от времени. Эта работа, имевшая очень
большое значение для развития внутренней баллистики и проектирования
артиллерийских орудий, в 1869 г. была напечатана в «Артиллерийском
журнале» (№ 5) и сразу появилась в переводе во многих иностранных
журналах.
По окончании работ, связанных с проектированием и
изготовлением нарезных орудий, Н. В. Маиевский возвращается к изучению
движения продолговатых снарядов в воздухе. Он прежде всего организует
в 1868 и 1869 гг. опыты по определению сопротивления воздуха
движению сферических и продолговатых снарядов при помощи хронографов
Ле-Буланже.
Профессорская деятельность Н. В. Маиевского в Артиллерийской
академии в течение всего этого периода протекает своим чередом,
причём одной из характерных особенностей Н. В. Маиевского как
лектора является постоянное стремление усовершенствовать читаемый
им курс и отразить в нём все новейшие достижения науки и
техники.
Вследствие этого каждый год курс лекций профессора Маиевского
претерпевает весьма существенные изменения, неизменно сохраняя
только темпераментность и изящество изложения.
В 1870 г. Михайловская артиллерийская академия и училише
празднуют свой пятидесятилетний юбилей. К этому торжественному
дню Н. В. Маиевский выпускает в свет капитальный труд «Курс
внешней баллистики», являющийся одной из самых замечательных книг в
баллистической литературе.
Этот труд, которым Н. В. Маиевский подытожил свою
двадцатилетнюю научную работу, имел в истории внешней баллистики
исключительно важное значение, далеко превосходя курсы всех других авторов
как по новизне рассматриваемых вопросов, так и по полноте,
обстоятельности и глубине их исследования. Особо следует отметить
блестящий стиль изложения и тесную связь глубоких теоретических
исследований с непосредственным их использованием для нужд
артиллерийской практики.
Каждый из разделов «Курса внешней баллистики» представляет
собою фундаментальное исследование, но совершенно исключительное
значение имеют разделы, посвященные сопротивлению воздуха и
вращательному движению снарядов. Шаг вперёд, который сделал
Н. В. Маиевский в деле изучения сопротивления воздуха, введя в
практику специальные законы сопротивления для различных участков
скоростей и обратив особое внимание на значение скорости звука в
явлениях, .имеющих место при движении снаряда в воздухе,
определил направление развития учения о сопротивлении воздуха на
долгие годы.
— 919 —
Николай Владимирович Майе ее кий
Что же касается вращательного движения снаряда, то решение
Н. В. Маиевского, данное им в 1870 г., настолько превосходит все
предыдущие работы и, в частности, его собственное решение 1865 г., что
остаётся только удивляться работоспособности и талантливости
Н. В. Маиевского. В общих чертах классическое решение Н. В.
Маиевского, учитывающее понижение касательной траектории снаряда и
переменность опрокидывающего момента сопротивления воздуха, не
утратило своего значения вплоть до настоящего времени, несмотря на
протекшие с тех пор три четверти века.
«Курс внешней баллистики» Николая Владимировича Маиевского
на долгие годы становится основным руководством для артиллеристов
всех армий и доставляет автору всемирную известность, выдвигая его
на положение главы мировой баллистической науки, на положение
«первого баллистика в Европе», как называют его многочисленные
корреспонденты.
Генерал Морен, представляя по поручению Парижской академии
наук отзыв о труде Н. В. Маиевского, пишет: «В своих обширных и
трудных изысканиях, всегда руководимый научными началами и
освещаемый результатами опытов, генерал Маиевский не только обнаружил
крайне глубокие познания и в высшей степени философский ум в своих
исследованиях, но, кроме того, выказал в отношении всех учёных,
посвятивших себя тем же занятиям, чувство справедливости и
беспристрастия, приносящее столько чести его характеру, сколько труды его
приносят чести его таланту».
Высокие моральные качества Н. В. Маиевского, его неизменная
доброжелательность во взаимоотношениях с людьми, его постоянная
готовность притти на помощь снискали ему любовь и уважение не
только среди ближайших его учеников и сотрудников, но и среди его
многочисленных корреспондентов, разбросанных по всему
земному шару. Особо должно быть отмечено отсутствие у Н. В.
Маиевского даже тени стремления к монополизации науки, чем так часто
грешили, в частности, немецкие учёные.
За свои учёные труды Н. В. Маиевский в 1870 г. получает от
Московского университета учёную степень доктора прикладной
математики. В 1873 г. генерал-лейтенанту Маиевскому присуждается премия
генерала от артиллерии Дядина. В 1876 г. Н. В. Маиевский
утверждается в звании заслуженного профессора, а в 1878 г. избирается в
члены-корреспонденты Академии наук.
После выхода в свет «Курса внешней баллистики» и единодушного
признания верховного авторитета Н. В. Маиевского в вопросах
баллистики у Николая Владимировича устанавливается личное и
письменное общение со всеми научными работниками этой области. К нему
стекаются баллистические работы из всех стран, его советы и указания
направляют деятельность многих учёных, его замечания и отзывы
имеют особое значение и особую ценность как для авторов рецензи-
— 920 —
Николай Владимирович Майе ее кий
руемых работ, так и для мирового общественного мнения. Целый ряд
отзывов и даже писем Н. В. Маиевского публикуется в русских и
иностранных артиллерийских журналах,
В своих взаимоотношениях с многочисленными корреспондентами
и учениками Н. В. Маиевский проявляет исключительную
внимательность и исключительную работоспособность, быстро и чутко реагируя
на всё новое и талантливое в области баллистики. Так, своевременно
Н. В. Маиевским были замечены и по достоинству оценены первые
работы Сиаччи, де-Спарра и многих других авторов.
Свои собственные исследования в этот период Н. В. Маиевский
посвящает дальнейшему изучению сопротивления воздуха, принимая
непосредственное участие в руководстве экспериментальными работами.
Результаты опытов, лично обработанные Н. В. Маиевским, привели его
к мысли о создании знаменитых «одночленных законов сопротивления
воздуха», которые играли такую большую роль при расчёте
траектории артиллерийских снарядов и таблиц стрельбы русской артиллерии
до первой мировой войны 1914—1918 гг. включительно. Все эти
исследования Н. В. Маиевского были изложены в ряде мемуаров,
изданных в 1880—1882 гг.
Кроме работ, связанных с артиллерией, Н. В. Маиевский с начала
70-х годов стал заниматься астрономией. В своей обсерватории в Пер-
вино он делал астрономические наблюдения, печатая результаты их в
изданиях Пулковской обсерватории и Русского астрономического
общества.
В 1884 г. русская артиллерия торжественно празднует
двадцатипятилетний юбилей профессорской деятельности Н. В.
Маиевского. В 1889 г. Н. В. Маиевский производится в генералы от
артиллерии, а в 1890 г. получает звание почётного члена Московского
университета.
11 февраля 1892 года Николая Владимировича Маиевского не стало.
Он скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг.
Роль и значение Николая Владимировича Маиевского в истории
артиллерии и в истории науки исключительно велики.
Это был в полном смысле слова передовой учёный, владевший
глубокими знаниями, обладавший чувством нового и даром
научного предвидения, обогативший науку трудами первостепенной
важности.
Это был талантливый профессор, умевший увлекаться и увлекать
своих учеников научными проблемами, блестяще излагавший самые
сложные вопросы самой широкой аудитории, создавший свою
собственную научную школу, воспитавший многие сотни учеников, которые на
всю жизнь сохранили любовь и уважение к своему учителю.
Это был образованнейший артиллерист, свыше сорока лет
руководивший разработкой всех технических вопросов, относящихся к
артиллерийскому вооружению русской армии, спроектировавший и построив-
— 921 —
Николай Владимирович Маиееский
ший целый ряд новых артиллерийских систем, непосредственно
осуществлявший перевооружение русской артиллерии нарезными
орудиями, всемерно способствовавший увеличению могущества русской
артиллерии.
Это был простой, добрый, честный и прямой русский человек,
отдавший все свои силы, все свои знания, всю свою жизнь русской науке
и русскому народу.
Главнейшие труды И. В. Маиевского: О давлении пороховых газов на стены
орудий и о применении результатов опытов, произведённых по этому предмету в
Пруссии, к определению толщины стен орудий, «Артиллерийский журнал», 1856, № 1; О
нарезных 4-фунтовых пушках, там же, I860, № 2; О главнейших системах нарезных
артиллерийских орудий, там же, 1862; О влиянии вращательного движения на полёт
продолговатых снарядов в воздухе, там же, 1865, № 3; О влиянии вращательного движения
продолговатых снарядов на углубление их в твёрдые среды, там же, 1866, № 5; Об опытах,
произведённых в ноябре 1867 г. на сталелитейном заводе Круппа, над определением
давлений пороховых газов в канале орудий, там же, 1869, № 5; Курс внешней баллистики,
Спб., 1870 (в 1872 вышел на фр. яз.); Изложение способа наименьших квадратов и
применения его преимущественно к исследованию результатов стрельбы, 1881; О решении
задач прицельной и навесной стрельбы, «Артиллерийский журнал», 1882, № 9 и 11.
О Н. В. Маиевском: Статьи о Н. В. Маиевском в «Военной энциклопедии», Спб.,
1914, т. 15, в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Эфрона, т. 35, в
«Артиллерийском журнале», 1892.
Щ®
АКСЕЛЬ ВИЛЬГЕЛЬМОВИЧ
ГАДОЛИН
У*~ (1828—1892)
%#% ряд ли можно указать такую область артиллерийского дела,
в которой разносторонне образованный учёный-артиллерист академик
А. В. Гадолин не оставил бы яркий след. Он был столь же смел
в научных изысканиях, как доблестен на поле сражения. Его
интересовали и практика проектирования
орудий, и технология артиллерийского
производства, и теоретические основы поро-
ходелания, и кристаллография, и ряд
других вопросов.
Одной из основных работ А. В. Га-
долина, которая получила мировое
признание, является его «Теория орудий,
скреплённых обручами», опубликованная
в 1861 г. Этой, а также
предшествующей ей работой «О сопротивлении стен
орудий давлению пороховых газов»
(1858 г.) А. В. Гадолин положил начало
современной теории слоистых стен
орудий, имеющей первостепенное значение
при их проектировании.
А. В. Гадолин родился 24 июня 1828 года в Финляндии.
Первоначальное образование он получил в Финляндском кадетском корпусе,
который окончил с отличием в 1847 г. Для продолжения образования
А. В. Гадолин был зачислен в Михайловское артиллерийское училище
в чине прапорщика. Это артиллерийское училище дало русской армии
много выдающихся артиллеристов, не только оставивших глубокий
след в науке, но и прославивших русскую артиллерию на поле боя.
К числу таких учёных-артиллеристов принадлежал и А. В.
Гадолин, впоследствии академик, доктор минералогии Петербургского и
— 923 —
Аксель Вильгельмович Гадолин
почётный член Московского университетов. После окончания в 1849 г.
курса в Михайловском училище (переименованном впоследствии
в Артиллерийскую академию) подпоручик А. В. Гадолин, по
ходатайству академика Э. X. Ленца, преподававшего физику в офицерских
классах, был оставлен репетитором по физике. В обязанности
молодого репетитора входила подготовка юнкеров по всем предметам.
В начале своей педагогической деятельности Аксель Вильгельмович
Гадолин с увлечением изучает физику и химию, знание которых было
столь необходимо ему в его последующих научных изысканиях.
Через пять лет его зачислили преподавателем физики и физической
географии.
Во время Крымской кампании молодой Гадолин принимал участие
в обороне крепости Свеаборг. При бомбардировке крепости
английским флотом он показал мужество и самоотверженность, за что был
награждён боевым орденом.
Возвратившись с театра военных действий, А. В. Гадолин получил
назначение на должность командира Технической артиллерийской
школы, но вскоре был послан в Америку для пополнения своего
образования. Результатом поездки явилась его работа «О новых
усовершенствованиях по литью чугунных орудий в Америке». Эта работа,
переведённая впоследствии на английский язык, внесла существенные
изменения в производство чугунных орудий.
Основательно изучив различные технические производства за
границей, А. В. Гадолин в 1861 г. возвращается на родину и снова
посвящает себя работе в Артиллерийском училище; он занимает
должность инспектора классов и руководит учебной частью училища
вплоть до 1867 г.
Пользуясь большим авторитетом в военных и научных кругах,
А. В. Гадолин неоднократно принимал участие в международных
научных конгрессах и выставках. Так, в 1862 г. он посетил Лондонскую, в
1867 г. Парижскую, а в 1876 г. Филадельфийскую выставки.
Возвратившегося из Парижа уже в чине генерал-майора Гадолина назначают
профессором Артиллерийской академии по кафедре артиллерийской
технологии. Одновременно ему предложили руководить деятельностью всех
русских арсеналов. В результате 15-летней работы А. В. Гадолина испек-
тором арсеналов русские артиллерийские арсеналы превратились в
образцовые технические заведения.
Наряду с научной и преподавательской деятельностью А. В.
Гадолин находит время для весьма ответственной работы в
Артиллерийском комитете, постоянным членом которого он был утверждён
с 1886 г., а также в различных комиссиях (по перевооружению армии,
по воздухоплаванию и т. д.).
В 1878 г. за свою педагогическую деятельность А. В. Гадолин
получил звание заслуженного профессора Михайловской
артиллерийской академии, а в день своего 25-летнего юбилея научной и педа-
— 924 —
Аксель Вильгельмович Гадолин
готической деятельности его избирают почётным членом этой же
Академии.
Деятельность А. В. Гадолина была высоко оценена Академией
наук и другими научными обществами и учреждениями. Ещё в 1873 г.
он был избран членом-корреспондентом Академии наук, а через два
года в экстраординарные и в 1890 г. в ординарные академики. После
смерти академика Б. С. Якоби вакантную должность заведующего
Физическим кабинетом Академии наук предложили занять А. В. Гадо-
лину, но он, обременённый другими обязанностями, это предложение
принять не смог.
За свои заслуги А. В. Гадолин был награждён всеми русскими
орденами до Александра Невского включительно, а также иностранными:
командорским крестом Почётного Легиона и шведским орденом
Короны I степени.
В последний период своей жизни А. В. Гадолин работал над
проблемой влияния ветра при артиллерийской стрельбе. Известно, что для
точной стрельбы артиллерии учёт поправки на ветер, вектор скорости
которого является переменным и по высоте траектории и по её длине,
достаточно сложен. В то же время расчёт поправки должен быть сведён к
простой операции, не требующей затрат времени. В 1890 г. Гадолин
опубликовал свою работу «О законе изменения ветра», в которой ему удалось
установить совершенно новое воззрение на способы обработки явлений
ветра для точной стрельбы артиллерии.
27 декабря 1892 г. на 65-м году жизни Аксель Вильгельмович
Гадолин скончался.
Деятельность А. В. Гадолина протекала в тот период, когда
военная техника, и в частности артиллерия, вступила в новую полосу
своего развития благодаря введению во второй половине XIX века
нарезных орудий вместо гладкоствольных, применению клиновых и
поршневых затворов, осуществлению заряжания орудий с казны
(сзади), а также изобретению бездымного пороха.
Несмотря на то, что огнестрельное оружие в Европе появилось
в XIV веке, до начала XIX века стволы орудий и ружей оставались
гладкими, а ядра — сферическими, вследствие чего дальность полёта
снаряда была невелика.
Идея нарезных орудий зародилась в России ещё в XVII веке,
когда была сконструирована и отлита первая бронзовая 3-дюймовая
пищаль. Другие страны пришли к этому намного позже.
Для решения задачи заряжания орудия с казны потребовалось
много изобретательских усилий, и только когда посредством медных
или стальных обтюрирующих колец удалось предотвратить прорыв
пороховых газов через затвор, этот способ заряжания получил
повсеместное распространение.
Изобретение бездымного пороха совершило переворот в
артиллерийской технике; оно дало возможность повысить мощность орудий,
— 925 —
Аксель Вильгельм о вин Гадолин
а следовательно, предъявило более высокие требования к материалу
для изготовления стволов. Ранее, в период гладкоствольной
артиллерии, для изготовления орудийных стволов применялись бронза и
чугун. Но с переходом к нарезным орудиям бронза и чугун мало
удовлетворяли предъявленным к ним требованиям, и сталь, в силу своих
высоких механических свойств, вытеснила эти материалы. Весь этот
прогресс артиллерийской техники, базирующийся на достигнутых
к тому времени успехах математики, химии, физики и других
областей науки и техники, выдвинул ряд новых и сложных теоретических
проблем, в частности, проблему изготовления орудийных стволов в целях
повышения их прочности.
А. В. Гадолин явился основоположником теории сопротивления
стен орудий, сыгравшей исключительно большую роль в последующем
развитии артиллерии.
Особая Комиссия по разбору работ, представленных на
соискание большой Михайловской премии, под руководством проф.
И. А. Вышнеградского, дала следующую оценку трудам Гадолина:
«...Комиссия признаёт исследования генерала Гадолина в теории
скрепления орудий одним из самых важнейших учёных изысканий,
которые были сделаны в последний период времени, по
артиллерийской части».
Для того чтобы оценить значение работ А. В. Гадолина, надо
вспомнить, что первые стволы стальных орудий производились из
однослойных стальных труб, могущих выдерживать давления
пороховых газов не выше 2000 атмосфер. Потребность в увеличении
мощности артиллерийских орудий поставила задачу отыскания новых способов
изготовления стальных стволов орудий.
В 1850 г. известный французский математик и механик Ламе,
занимающийся теорией упругости, показал, что в трубе, которая изнутри
подвергается равномерному давлению, слои металла испытывают
неодинаковые напряжения. В то время как внутренние слои металла
напряжены до предела, наружные весьма мало участвуют в
сопротивлении давлению. Но работы профессора Ламе были только
преддверием к тем большим исследованиям, которые проделал
А. В. Гадолин.
Установив, что изготовлять орудия с очень толстыми сплошными
стенками нецелесообразно, так как они всё равно не обладают
необходимой упругостью и прочностью, А. В. Гадолин впервые предложил
теорию орудий, скреплённых обручами. Основываясь на своих
теоретических исследованиях, А. В. Гадолин предложил усилить ствол
орудий надеванием на него в горячем состоянии цилиндров,
сжимающих внутренние части металла ствола после охлаждения.
Изготовленные таким образом стволы орудий, впоследствии получившие
название «скреплённых», выдерживали огромные давления пороховых газов.
Это дало возможность значительно повысить их мощность л уве-
— 926 —
Аксель Вильгельм о вин Гадолин
личить дальнобойность, не повышая общего веса системы. В работе
«Теория орудий, скреплённых обручами», изданной в 1861 г.,
А. В. Гадолин определил зависимость между сопротивлением разрыву
орудий, составленных из нескольких концентрических, нагнанных
друг на друга слоев, и числом, размером их, а также степенью
натяжения, с которым они надеты друг на друга.
Работы А. В. Гадолина уже в 1865 г. позволили Обуховскому
заводу приступить к освоению производства стальных орудий,
скреплённых кольцами, результатом чего явилась принятая на вооружение
русской армии система орудий 1867 г. Особо важное значение теория
А. В. Гадолина приобрела при проектировании крупнокалиберной
артиллерии системы 1877 г. Но в то время не было возможности
изготовить эти дальнобойные пушки на наших заводах и заказ на них
был передан заводам Круппа, являвшимся основными
поставщиками стальных нарезных орудий как для немецкой армии, так и
для армий ряда других европейских государств. Заводы Круппа
и после выполнения этого заказа продолжали при
проектировании орудий крупного калибра пользоваться расчётами, данными
А. В. Гадолиным.
Деятельность А. В. Гадолина не ограничивалась только
артиллерийской наукой. Его труды в области минералогии и кристаллографии,
которыми он занимался как любитель, также приобрели большую
известность.
Геометрически правильная форма кристаллов, широко
распространённых в природе, давно поражала человека. Но начало науки о
кристаллах было положено только в XVII веке в сочинении датского
учёного Николая Стенона «О твёрдых телах, природою внутри других
твёрдых тел заключённых». Доказав, что минералы и горные породы
растут из своих растворов или паров, он вывел закон, согласно
которому все кристаллы одного и того же вещества имеют строго
определённые углы между соответствующими гранями, в то время как
величина, форма граней и их число могут быть различными. Но это
открытие не привлекло вниманья современников Стенона. Закон
постоянства углов кристаллов был вскоре забыт. Через 90 лет
после Н. Стенона великий русский учёный М. В. Ломоносов
вновь совершенно самостоятельно установил закон постоянства углов
кристаллов.
В 1867 г. А. В. Гадолин опубликовал свою замечательную работу
«Вывод всех кристаллографических систем и их подразделений из одного
общего начала», отмеченную вначале лишь только специалистами.
Однако впоследствии она легла в основу всех дальнейших изысканий
в области кристаллографии и была удостоена Ломоносовской прехмии
Академии наук.
Занимаясь исследованиями минералов, А. В. Гадолин обратил
внимание на основную особенность кристаллов — их симметрию, т. е.
— 927 —
Аксель Вильгельмович Гадолин
свойство кристаллов при различных поворотах приходить в
совмещение с первоначальным положением или повторять свои
одинаковые грани, рёбра и углы строго закономерно относительно
друг друга.
Части симметричных фигур можно совмещать по-разному;
различные способы совмещения их называются элементами симметрии —
оси симметрии, плоскости симметрии и т. д.
От исследований кристаллов А. В. Гадолин перешёл к выяснению
законов геометрических фигур вообще. Определив, что в разных
симметричных телах и фигурах элементы симметрии могут сочетаться
разным образом, он пришёл к заключению, что все многообразные
формы кристаллов, имеющие одинаковые элементы симметрии,
возможно соединить в один класс. Полученные им таким образом
32 класса он, в свою очередь, сгруппировал по общим признакам
симметрии в 7 систем. Такое распределение по классам и системам
значительно облегчает описание и изучение кристаллов, давая
возможность по признакам симметрии заранее предсказать многие его
свойства. Применив свои теоретические выводы ко всем
наблюдающимся формам кристаллов, он определил, что все они без исключения
совпали немногим больше, чем с 20 теоретическими классами.
Впоследствии наблюдалось ещё несколько новых кристаллических форм,
которые также полностью совпали с предвычисленными группами
А. В. Гадолина.
Теоретическое открытие А. В. Гадолиным 32 совокупностей
элементов симметрии для кристаллических многогранников имеет
огромное научное значение. Во внешней симметрии кристаллов
находит отражение правильносаь их внутреннего строения. Познание
законов симметрии кристаллов открывает путь к раскрытию их
физической структуры, т. е. раскрытию структуры твёрдых тел вообще, так как
кристаллы — не какие-то редкие причудливые образования природы, а
нормальная устойчивая форма вещества в твёрдом состоянии.
Состоя членом Минералогического общества, А. В. Гадолин,
единственный из учёных того времени, обратил внимание на
способности тогда ещё молодого великого русского кристаллографа
Е. С. Фёдорова и помог опубликовать его первую работу «Начала
учения о фигурах» (1885 г.). Этой работой Е. С. Фёдоров открыл
новую эпоху в развитии кристаллографии.
Характеристика А. В. Гадолина не будет полной, если не осветить
его деятельности в Михайловской артиллерийской академии и в
Михайловском артиллерийском училище. В 1860—1861 гг. училище вступило в
полосу коренных преобразований, которые должны были повысить
качество подготовки артиллерийских офицеров. Эти преобразования, а также
выделение офицерских классов училища в самостоятельную
артиллерийскую академию поставили перед инспектором классов полковником
А. В. Гадолиным новые требования в организации учебного процесса.
— 928 —
Аксель Вильгельмович Гадолин
Благодаря усилиям А. В. Гадолина, стремившегося преподавание
каждого предмета сопровождать практическими занятиями, впервые
были открыты хорошо организованные лаборатории. Для расширения
технического кругозора артиллерийских офицеров и для подготовки
их к службе в технических артиллерийских заведениях в Академии
было организовано чтение специального курса «Артиллерийская
технология», основателем которого был А. В. Гадолин. Прочитанный им
в первый год курс состоял из общей технологии и из самостоятельных
артиллерийских разделов, куда входили пороховое дело, капсульное
производство, литьё и отделка орудий, технология дерева,
металлургия и др.
Читаемый А. В. Гадолиным раздел пороходелания, хорошо обо-
снованный теоретически и являвшийся в полном смысле
классическим, заключал в себе сравнение пороходелания в разных странах
Бвропы, описание существовавших производств, правил пробы, устройств
пороховых заводов.
А. В. Гадолин считал необходимым изучать технологию не
только теоретически, но и на практике. Поэтому он настоял на
введении обязательной практики слушателей Академии на военных
заводах.
С этого времени обучающиеся офицеры проводили по четыре
летних месяца в Петербургском арсенале или в Александрийском чу-
гунно-пушечном, Охтенском пороховом, Ижорском адмиралтейском
заводах.
Для основательного изучения физики и химии, а также для
подготовки артиллерийских приёмщиков, которым необходимо было знать
курс горных наук, Гадолин ввёл в преподавание кристаллографию.
Записки технологии дерева по лекциям А. В. Гадолина считаются
первым курсом на русском языке по данному вопросу.
В «Историческом очерке Артиллерийского училища»,
составленном в 1870 г., деятельность А. В. Гадолина периода пребывания его
на должности инспектора классов характеризуется следующими
словами: «Правильная постановка учебной части при всех этих
преобразованиях могла быть выполнена только таким инспектором классов,
который глубокие и многосторонние научные познания соединял бы
со специальными артиллерийскими сведениями. Мы не знаем
артиллериста, которого подготовка и деятельность представляли бы более
ручательств в успешном выполнении этих задач, чем подготовка и
деятельность А. В. Гадолина».
Следует отметить, что одновременно с А. В. Гадолиным в
Академии работал другой видный учёный — артиллерист Н. В.
Маиевский.
Эти два крупных учёных своего времени не только совместно творили
на благо своей родины, но и были связаны той искренней и преданной
дружбой, какая характерна для людей науки.
- 929 —
Аксель Вильгельмович Г ад о лип
Главнейшие труды А. В. Гадолина: Определение, посредством особо
построенного для этого прибора, сопротивления сдвигу некоторых сплавов, с целью
определения состава наилучшего сплава для выступов снарядов (1857 г.), «Справочная
книжка артиллерийского офицера», Спб., 1863; О сопротивлении стен орудий
давлению пороховых газов, «Арт. журнал», 1858; Теория орудий, скреплённых обручами,
«Арт. журнал», 1861; Прибор капитана Родмана для измерения давлений пороховых
газов на стены орудий, «Арт. журнал», 1861; О новых усовершенствованиях по литью
чугунных орудий в Америке, «Арт. журнал», 1862; Вывод всех кристаллографических
систем и их подразделений из одного общего начала, «Записки Минералогического
общества», 2-я серия, часть IV, 1867; О сопротивлении орудий открыванию казённой
части, при употреблении для запирания механизма Трель-де-Болье, «Арт. журнал»,
1869; О законе изменения ветра, «Записки Академии наук», 1890;
Литографированные курсы: Курс о теплороде (1853—1858 гг.); Курс технологии горючих
материалов и печей (1862 г.); Курс технологии дерева (1863—1876 гг.); Курс о
приготовлении пороха (1864 г.); Курс кристаллографии (1873 г.); Курс о станках для
обработки металлов (1874 г.); Чугуннолитейное производство (1875 г.); Курс
артиллерийской технологии, 2 ч.
О А. В. Гадолине: Гродский Г., Михайловские Артиллерийское училище
и Академия в XIX столетии, часть 1, Спб.,, 1905; Материалы для биографического
словаря действительных членов Академии наук, часть 1, т. III, 1915;
«Артиллерийский журнал», 1893, № 12 (некролог); «Записки императорского Минералогического
общества», 2 серия, часть 30, 1893; Попов А., Артиллерийская ордена Ленина
Академия Красной Армии им. Дзержинского, М., 1940.
чрьь
ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ
ВЫШНЕГРАДСКИЙ
(1831—1895)
1ван Алексеевич Вышнеградский является основоположником
теории автоматического регулирования. Знаменитая работа И. А. Вы-
шнеградского «О регуляторах прямого действия» ответила на
назревшие жизненно важные вопросы, относящиеся к
конструированию регуляторов. Появившись почти
одновременно на русском, французском
и немецком языках, она оказала
огромное влияние на всё дальнейшее
развитие теории регулирования.
И. А. Вышнеградский являете*
одним из наиболее выдающихся русских
инженеров, создателем целой школы
научно образованных конструкторов машин
и одним из наиболее видных
организаторов технического образования в России.
Иван Алексеевич Вышнеградский
родился 20 декабря 1831 года в гор.
Вышнем Волочке Тверской губернии
(теперь Калининская область) в семье
священника. В 1843 г. он поступил
в Тверскую духовную семинарию, но через три года переехал в
Петербург, где жил его старший браг, педагог, и поступил на
физико-математический факультет Главного педагогического института.
Главный педагогический институт в Петербурге — тот самый, о
котором упоминается в «Горе от ума» Грибоедова, занимает в истории
русского просвещения особое место. В нём преподавали первоклассные
учёные того времени — знаменитый математик М. В. Остроградский
замечательный физик Э. X. Ленц, астроном А. Н. Савич и др. Из его
стен вышли знаменитый критик Н. А. Добролюбов и гениальный химик
— 931 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
Д. И. Менделеев. На всю жизнь И. А. Вышнеградский сохранил самые
лучшие воспоминания об этом учебном заведении и в особенности о
лекциях и беседах М. В. Остроградского, которые возбудили в нём
живой интерес к математике и механике и желание самому попробовать
свои силы в этих науках. В 1851 г. И. А. Вышнеградский окончил
физико-математический факультет Главного педагогического института с
серебряной медалью и со званием старшего учителя.
Выдающиеся способности И. А. Вышнеградского обратили на себя
внимание М. В. Остроградского. По его рекомендации И. А.
Вышнеградский после окончания института был назначен преподавателем
математики во 2-й Петербургский кадетский корпус и получил, таким
образом, возможность, не порывая с Петербургом, продолжать своё
образование.
С 1851 по 1854 г. И. А. Вышнеградский делил своё время между
преподаванием математики в Кадетском корпусе и систематическим
изучением, главным образом по первоисточникам, математики и
аналитической механики под руководством М. В. Остроградского. Он успешно
сдал магистерские экзамены и в 1854 г. защитил в Петербургском
университете диссертацию на степень магистра математических наук
«О движении системы материальных точек, определяемой полными
дифференциальными уравнениями».
Эти занятия по математике и аналитической механике, личное
общение с М. В. Остроградским — крупнейшим и широко образованным
математиком — развили математические способности И. А.
Вышнеградского и дали ему серьёзную математическую подготовку. На многих
дальнейших, даже чисто прикладных работах И. А. Вышнеградского
заметна отличная математическая школа, изящество выкладок и
геометрических построений.
В 1854 г. И. А. Вышнеградский, по рекомендации М. В.
Остроградского, получил место преподавателя математики в Михайловском
артиллерийском училище, которое в следующем, 1855 г., было
преобразовано в высшее учебное заведение — Михайловскую артиллерийскую
академию. Окончившие Академию по совокупности полученных ими
знаний должны были быть близки к инженерам-технологам. Поэтому
наряду с развёрнутым преподаванием математики й теоретической
механики в Академии очень большое внимание уделялось техническим
дисциплинам: различным отделам прикладной механики, механической
технологии и металлургии.
И. А. Вышнеградскому сначала в Артиллерийском училище, а
затем, после 1855 г., и в Академии было поручено ведение репетиций по
различным отделам математики, а частично и по механике, большую
часть лекций по которым читал сам М. В. Остроградский. Эта
преподавательская деятельность в артиллерийских учебных заведениях,
общение с артиллеристами и военными инженерами, Крымская война,
обнаружившая техническую отсталость России, необходимость модерни-
— 932 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
зации стрелкового оружия и артиллерии оказали существенное
влияние на направление научных интересов И. А. Вышнеградского. С
исключительной энергией он начал заниматься прикладной механикой,
знакомиться с техникой артиллерийского дела, с техникой
производства артиллерийского вооружения и боеприпасов, входя во все мелочи
и детали.
Редкое соединение в одном лице фундаментальных знаний в
области математики и механики со сведениями в технике артиллерийского
дела обратили внимание администрации Артиллерийской академии на
И, А. Вышнеградского.
В 1858 г. И. А. Вышнеградскому поручили чтение лекции по
прикладной механике и в том же году он был командирован академией
в Киев, Шостку и Брянск для детального ознакомления с заводами
артиллерийского ведомства.
С этого времени деятельность И. А. Вышнеградского получила
отчётливое прикладное направление. Он преподаёт различные отделы
прикладной механики, ведёт курсовое проектирование механизмов и
начинает выступать как конструктор и инженер-практик.
И. А. Вышнеградский вкладывает много сил в дело популяризации
знаний по прикладной механике и машиностроению. В 1858 г. он читает
публичные популярные лекции о машинах в зале Петербургского
пассажа. Эти лекции имели огромный успех. Изданные в следующем году
отдельной книгой, они доставили И. А. Вышнеградскому широкую
известность. Лекции представляли собой блестящий образец по ясности
изложения. Некоторые из этих лекций (например, лекция
о стенных и карманных часах) не утратили своего интереса до
сих пор.
В 1860 г. И. А. Вышнеградский выпустил «Элементарную механику»»
которая была утверждена военным ведомством в качестве обязатель*
ного учебника и которая в течение многих лет считалась в России
лучшим руководством по этому предмету.
В 1860 г. Артиллерийская академия послала И. А. Вышнеградского
за границу для изучения машиностроения и для подготовки к званию
профессора практической механики. Свыше полутора лет И. А.
Вышнеградский провёл за границей — в Германии, Франции, Бельгии,
Англии, знакомясь с состоянием машиностроения как в высших
технических учебных заведениях, так и на заводах.
По возвращении в 1862 г. в Россию И. А. Вышнеградский был
утверждён профессором практической механики Михайловской
артиллерийской академии, а вскоре и профессором механики Петербургского
технологического института.
В обоих этих учебных заведениях он развернул интенсивную
профессорскую деятельность. Он читал различные курсы по
машиностроению и машиноведению (курсы грузоподъёмных машин, токарных
станков, паровых машин и др.) и по смежным дисциплинам (по прикладной
— 933 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
механике, теории упругости, термодинамике), а также вёл курсовое
и дипломное проектирование.
Вот как характеризует эту его деятельность В. Л. Кирпичёв, один
из выдающихся учеников И. А. Вышнеградского, в речи, посвященной
его памяти:
«Многочисленные бывшие слушатели Ивана Алексеевича сохраняют
восторженные воспоминания о его лекторском таланте. Он имел редкий
дар приковывать внимание слушателей к объясняемому предмету,
заинтересовывать их и всё им рассказанное запечатлевалось в памяти
надолго, если не навсегда... В то же время он умел просто и ясно
излагать самые трудные теории или, лучше сказать, при его исследовании
в науке вовсе не оказывалось ни тёмных, ни трудных мест...
Кроме чтения лекций, Иван Алексеевич руководил
проектированием слушателями различного рода машин: подъёмных, паровых,
рабочих станков и т. д.; здесь он являлся в высшей степени полезным
для своих учеников, вырабатывая из них прекрасных конструкторов.
Сам покойный обладал замечательным конструкторским талантом,
т. е. способностью творчества в области машиностроения, талантом
создавать новое как в общем устройстве машин, так и в
деталях их».
Эта интенсивная профессорская деятельность И. А.
Вышнеградского была связана с научной разработкой ряда вопросов
машиностроения.
Ещё до заграничной командировки И. А. Вышнеградский отправил
в «Артиллерийский журнал» две работы о пороховых прессах и в
бюллетень Российской Академии наук работу о расчёте некоторых деталей
водяных двигателей. В 1863 г. он напечатал в «Артиллерийском
журнале» работу «О прочности цепей». Ряд других научных результатов
в области машиностроения И. А. Вышнеградский изложил в своих
лекциях.
Далеко не все из этих результатов увидели свет, так как не все
лекции И. А. Вышнеградского были напечатаны. Работы по
регулированию, которые прославили его имя и на которых мы остановимся
особо, были опубликованы в 1877—1878 гг. в «Известиях
технологического института» — издании, которое было основано самим И. А. Выш-
неградским для печатания работ по различным приложениям науки
к технике.
И. А. Вышнеградский не только сам вёл научную разработку
вопросов прикладной механики, но и привлекал к этой работе
талантливых молодых учёных, из которых некоторые впоследствии получили
большую известность. Здесь следует указать прежде всего: Н. П.
Петрова — одного из наиболее выдающихся русских механиков, «отца
гидродинамической теории трения», который получил математическую и
механическую подготовку у М. В. Остроградского, но первыми шагами
которого в области прикладных дисциплин руководил И. А. Вышнеград-
— 934 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
ский; В. Л. Кирпичёва — впоследствии виднейшего учёного-инженера,
автора замечательных руководств по механике и организатора высшего
технического образования; А. П. Бородина — впоследствии видного
железнодорожного инженера, автора ряда усовершенствований в
конструкциях паровозов.
В 1871 г. И. А. Вышнеградский организовал в Петербурге из
своих сотрудников и учеников «пентагональное общество», душою
которого был он сам. Это общество, целью которого была научная
разработка вопросов прикладной механики и смежных дисциплин, получило
своё название в связи с тем, что состояло из пяти членов, причём
еженедельные заседания членов общества происходили поочерёдно у
каждого из них. Этот небольшой кружок научных работников, распавшийся
через несколько лет, сыграл определённую роль в развитии
прикладной механики в России. Именно здесь И. А. Вышнеградский впервые
изложил свои соображения о расчётах регуляторов, которые
окончательно были оформлены им позднее.
Не менее интенсивной была деятельность И. А. Вышнеградского и
в области практики машиностроения.
С 1859 г. И. А. Вышнеградский вместе со своими товарищами по
Артиллерийской академии — Н. В. Маиевским, работы которого по
внешней баллистике впоследствии получили мировую известность, и
А. В. Гадолиным, выдающимся кристаллографом и виднейшим
специалистом по артиллерийской технологии, — состоял членом временного
Артиллерийского комитета, на который была возложена задача по
перевооружению армии. С 1867 по 1878 г. И. А. Вышнеградский
непосредственно работал в Главном артиллерийском управлении в должности
инженер-механика.
Шестидесятые и семидесятые годы — это годы революции в
артиллерийском и стрелковом деле. За это время совершился массовый
переход от бронзовых пушек к нарезным стальным орудиям, от сферического
ядра к продолговатому снаряду, от обычного пороха к
призматическому пироксилиновому пороху, от гладкоствольного ружья,
заряжающегося с дула, к скорострельной винтовке, имеющей патроны с
металлическими гильзами.
Роль И. А. Вышнеградского в проводимых с 1863 г.
преобразованиях русской артиллерии и в реконструировании заводов
артиллерийского ведомства весьма велика. Крупнейшие заводы артиллерийского
ведомства реконструировались по его проектам, и внутреннее
оборудование многих других заводов и мастерских было выполнено по его
указаниям и чертежам. В своей речи о его деятельности В. Л. Кирпичёв
говорит: «По чертежам покойного было исполнено много машин,
преимущественно для артиллерийского ведомства, в котором он долгое время
состоял главным механиком и для которого он устроил механическую
часть многих технических заведений: орудийного, патронного,
порохового заводов и др. Самой замечательной работой Ивана Алексеевича
— 935 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
в области практического машиностроения была постройка Охтенского
порохового завода, для которого покойный устроил двигатель (три
турбины Жонваля по 140 сил каждая) и проволочную передачу
работы от двигателя к отдельным пороховым фабрикам, выстроенным на
протяжении нескольких вёрст, в расстоянии 25 сажен одна от другой, и
многие исполнительные механизмы... Из числа исполнительных
механизмов этого завода замечателен придуманный Иваном Алексеевичем
пресс для изготовления призматического пороха — весьма остроумная
автоматическая машина, которая была потом применена и на
германских пороховых заводах».
Деятельность И. А. Вышнеградского в области практического
машиностроения не ограничивалась артиллерийским ведомством. Им были
выполнены многочисленные проектные работы для железных дорог (в
том числе пристань в Рыбинске с механической перегрузкой грузов из
барж в вагоны) и отдельных частных предприятий.
Начиная со второй половины семидесятых годов, И. А.
Вышнеградский стал принимать участие в управлении железными дорогами и
промышленными предприятиями (Юго-Западные железные дороги,
Рыбинско-Бологовская дорога, Петербургское общество водопроводов
и др.), занимаясь не только технической стороной их деятельности, но и
их финансами, входя, как и всегда, во все детали административных,
финансовых, в частности биржевых, операций. Постепенно он сокращал
свои профессорские обязанности, передавая сотрудникам и ученикам
свои курсы и руководство проектированием.
G начала 80-х годов И. А. Вышнеградский начал выдвигаться как
организатор технического образования в России и как государственный
деятель.
В 1875 г. И. А. Вышнеградский был назначен директором
Петербургского технологического института, професором которого он
состоял с 1862 г. В 1881 г. этот институт был передан из Министерства
финансов в Министерство народного просвещения, и И. А.
Вышнеградский принял участие в делах этого министерства. После работ по
пересмотру университетского устава, по пересмотру устава реальных
училищ, по устройству Всероссийской промышленно-художественной
выставки в Москве (1882 г.) он организовал (в 1883 г.) при учёном
комитете Министерства народного просвещения отделение по
техническому и профессиональному образованию. В 1884 г. в качестве члена
GoBeTa Министерства народного просвещения И. А. Вышнеградский
составил проект развития профессионального образования в России. Этот
проект, представляющий значительный интерес во многих отношениях,
предусматривал как подготовку инженеров с высшим образованием и
техников со средним образованием, так и широкую подготовку мастеров
и квалифицированных рабочих различных специальностей. Этот проект,
с некоторыми изменениями, был принят позднее и коренным образом
улучшил дело среднего и низшего профессионального образования в России.
— 936 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
Особо следует отметить участие И. А. Вышнеградского в
реорганизации Петербургского и в создании Харьковского технологических
институтов.
В 1887 г. И. А. Вышнеградский был назначен управляющим
Министерства финансов, а через год — министром финансов. В задачу
настоящего очерка не входит характеристика его деятельности на этом
посту. Мы отметим лишь несколько наиболее важных моментов.
И. А. Вышнеградскому удалось, при помощи ряда жёстких мер, добиться
отсутствия дефицита в государственном бюджете России. Он
организовал при Министерстве финансов специальный департамент
железнодорожных дел, провёл ряд мероприятий по упорядочению, в интересах
государства, железнодорожных тарифов и предпринял ряд
существенных шагов, направленных к переходу частных железных дорог в руки
государства.
И. А. Вышнеградский разделял точку зрения тех кругов, которые
считали, что Россия может быть действительно самостоятельным и
сильным государством лишь в том случае, если она будет страной не
только земледельческой, но и промышленной, и при нём Россия круто
повернула таможенную политику, перейдя к системе таможенных
пошлин, охраняющих отечественную промышленность. Проведённый им
тариф 1891 г. необычайно затруднил распространение германских
фабрикатов на русском рынке и вызвал таможенную войну с Германией. Эта
таможенная война при И. А. Вышнеградском не была закончена. Как
известно, эта война закончилась благоприятным для России торговым
договором 1894 г.
В августе 1892 г. с И. А. Вышнеградским, сильно переутомлённым
напряжённой работой в Министерстве финансов, где неурожайный год
вызвал много неожиданных затруднений, сделался удар. Ему пришлось
оставить пост министра финансов и почти совершенно отказаться от
какой бы то ни было деятельности.
6 апреля 1895 г. И. А. Вышнеградский умер.
Профессор В. Л. Кирпичёв на торжественном заседании
Харьковского отделения Русского технического общества, посвященном памяти
И. А. Вышнеградского, в речи, отрывки из которой мы уже приводили,
следующими словами охарактеризовал значение деятельности
И. А. Вышнеградского для России: «...введение в России преподавания
машиностроения, а следовательно, и подготовка к отечественному
производству машин есть дело И. А. Вышнеградского и в этом состоит
главная заслуга и особое значение покойного... И. А. Вышнеградский
образовал несколько поколений механиков и строителей машин; ученики его
теперь рассеяны по всему лицу нашего обширного отечества и, пользуясь
сообщёнными им знаниями, успешно работают практически и
теоретически на поприще машиностроения; оно стало у нас туземным делом...».
Популярность И. А. Вышнеградского среди русских технических
деятелей была весьма велика. Через несколько лет после его смерти
— 937 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
Общество технологов собрало по подписке значительную сумму денег,
проценты с которой раз в три года выплачивались в виде премий имени
И. А. Вышнеградского за лучшие работы в области «приложения наук
к промышленности». Первое присуждение премии состоялось в 1903 г.
Наиболее значительны научные заслуги И. А. Вышнеградского в
области теории регулирования.
Всем известен простейший центробежный регулятор, изобретённый
ещё Джемсом Уаттом. Задачей такого регулятора Уатта является
поддержание в возможно узких пределах — вокруг заданного значения —
средней угловой скорости паровой машины при изменениях нагрузки,
т. е., например, при включении и выключении обслуживаемых ею
станков, динамо-машин и т. д. Когда число оборотов машины возрастает
выше нормального, шары регулятора, в результате увеличения
центробежной силы, расходятся, муфта поднимается и при помощи системы
рычагов уменьшает поступление пара в цилиндры машины. Наоборот,
при уменьшении числа оборотов муфта опускается, и поступление пара
в цилиндры увеличивается. Регулятор Уатта — простейший регулятор
прямого действия. Здесь перестановка заслонки, управляющей
поступлением пара в машину, производится при помощи системы рычагов
самим индикатором (чувствительным органом) — в данном случае
массивными шарами, сходящимися или расходящимися при изменении
числа оборотов. Но там, где для перестановки заслонки, или
аналогичного приспособления, управляющего поступлением рабочего тела (пара,
воды), требуется большая сила, там устраиваются регуляторы
непрямого действия. В них работу перестановки совершает не сам
индикатор, а особый двигатель — так называемый сервомотор, обладающий
достаточной силой, а индикатор лишь управляет этим сервомотором, на
что требуется незначительная сила.
На первый взгляд кажется, что принцип действия регулятора
Уатта настолько очевиден, что знание механики позволит быстро
провести все необходимые для техники расчёты. Однако дело вовсе не
так просто. Когда во второй половине прошлого столетия практика
настоятельно потребовала от только что возникшего научного
машиностроения ответа на вопрос, как рассчитать регулятор, как заранее
теоретически определить его конструктивные данные таким образом, чтобы
он безотказно работал, то этот вопрос вызвал большие затруднения.
Актуальность и жизненность задачи вызвали появление десятков работ,
посвященных теории регуляторов, но первой работой, позволившей
конструкторам по-настоящему рассчитывать регуляторы типа Уатта и
многие другие регуляторы прямого действия, была работа И. А.
Вышнеградского «О регуляторах прямого действия» (1876 г.).
До И. А. Вышнеградского, как правило, рассматривали движение
машины отдельно от движения регулятора. При рассмотрении
регулятора предполагали, что его ось вращается с наперёд заданной
постоянной угловой скоростью, т. е. действовали, как правило, по законам
— 938 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
статики, лишь прибавляя к силе тяжести центробежную силу инерции.
Такое грубое, заведомо неправильное рассмотрение могло дать лишь
первоначальную ориентировку.
И. А. Вышнеградский твёрдо поставил рассмотрение процесса
регулирования на почву динамики, учтя в управлениях факторы,
действительно существенные для хода процесса регулирования, в частности
взаимодействие машины и регулятора, а также трение вязкое и куло-
новское.
При дальнейшем исследовании полученных таким образом
уравнений движения И. А. Вышнеградский пренебрёг кулоновским трением и
получил возможность рассматривать всю задачу при помощи теории
линейных дифференциальных уравнений. Пренебрежение кулоновским
трением привело И. А. Вышнеградского к утверждению о
необходимости для правильной работы регулятора снабдить последний
«катарактом» — специальным поршнем, движущимся в цилиндре с маслом
и создающим вязкое трение. Ожесточённая дискуссия, возникшая
вокруг вопроса о необходимости катаракта, весьма способствовала
выяснению многих пунктов теории регулирования, и появившиеся через
несколько лет работы исправили эту ошибку И. А. Вышнеградского
и показали, как нужно учитывать кулоновское трение. Однако при
учёте кулоновского трения задача становится нелинейной и настолько
сложной, что вплоть до самого последнего времени оставалась не
решённой в общем случае.
Само собой разумеется, что это ошибочное утверждение И. А.
Вышнеградского не сказывается на фундаментальном значении всей его
работы. Если кулоновское трение достаточно мало, а это часто на
практике имеет место, все выводы И. А. Вышнеградского остаются в
полной силе.
Образцовый анализ этой «линеаризованной» задачи позволил
И. А. Вышнеградскому сделать чёткие технические выводы и
установить знаменитые «неравенства Вышнеградского», которые с тех пор
кладутся в основу расчёта регуляторов. Эти неравенства были им
наглядно представлены в виде так называемой «диаграммы
Вышнеградского», вошедшей во многие, в том числе современные, учебники; по
прямоугольным осям этой диаграммы отложены безразмерные
величины, просто связанные с практическими, конструктивными параметрами
машины и регулятора; диаграмма указывает области устойчивой и
неустойчивой работы системы машина — регулятор; более того, она
показывает в устойчивой области отдельно ту её часть, которая
соответствует работе регулирующего устройства без всяких
нежелательных колебаний.
Выводы И. А. Вышнеградского, сформулированные также в виде
нескольких тезисов, были обращены непосредственно к инженерам и
изобретателям, занимающимся проектированием и конструированием
регуляторов, и содержали фундаментальные, практически крайне важ-
— 939 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
ные сведения о необходимых соотношениях между данными
регулятора и данными машины, объяснившие, в частности, неудачу многих
конструкций.
Эта работа И. А. Вышнеградского, появившаяся почти
одновременно на нескольких языках, сразу сделалась предметом самого
пристального внимания в Германии, Франции и Америке. Общепризнано
её фундаментальное значение для современной теории регулирования,
как и её влияние почти на все последующие работы по теории
регулирования. Так, например, известный инженер Хорт, автор многих работ
и книг по прикладной механике и теории колебаний и автор одного из
немногих имеющихся в литературе обзоров по истории теории
регулирования, прямо пишет, что эту работу «следует рассматривать как
лежащую в основе современной теории регулирования».
Дальнейшее развитие машиностроения привело к усложнению схем
автоматического регулирования, причём основное развитие теории
регулирования шло по линии исследования «линеаризованных» задач,
т. е. по линии обобщения результатов, полученных И. А. Вышнеград-
ским. По просьбе знаменитого специалиста по паровым турбинам
Стодола, работы которого по теории регулирования носят прямые
следы влияния Вышнеградского, немецкий математик Гурвиц в 1895 г.
рассмотрел общий случай линеаризованных задач теории регулирования
и получил «неравенства Гурвица», являющиеся не чем иным, как
обобщением неравенств Вышнеградского. Эти неравенства Гурвица или, как их
иногда называют, Рауса-Гурвица и сейчас составляют основу
большинства расчётов теории регулирования.
После смерти И. А. Вышнеградского было обнаружено, что
существует работа знаменитого английского физика Максвелла,
опубликованная ещё в 1868 г., в которой Максвелл занимается той же задачей,
которую поставил и решил И. А. Вышнеградский. В своей работе
Максвелл приходит к тем же математическим условиям правильной
работы регулятора, что и Вышнеградский, но у Максвелла отсутствуют те
последовательные и отчётливые технические выводы, которые
составляют замечательную особенность работы Вышнеградского.
Вторая работа И. А. Вышнеградского «О регуляторах непрямого
действия» (1878 г.), отличающаяся, как и первая, последовательной
динамической точкой зрения и интересная тем, что здесь делается
попытка рассматривать нелинейные задачи теории регулирования, имеет
меньшее значение. Но и эта работа, занимавшаяся такими регуляторами
непрямого действия, конструкции которых быстро вышли из
употребления, несомненно оказала определённое влияние на последующие
работы по регулированию.
Современная техника, в частности военная, характеризуется
исключительно большой и всё возрастающей ролью различного рода
автоматических устройств. В связи с этим и теория автоматического
регулирования с каждым годом получает всё большее и большее значение.
— 940 —
Иван Алексеевич Вышнеградский
Недалеко то время, когда элементы этой теории будут являться
необходимым предметом образования каждого инженера и технического
физика. Несомненно, что и имя замечательного русского учёного и
инженера Ивана Алексеевича Вышнеградского, работы которого сыграли
выдающуюся роль в развитии теории автоматического
регулирования, получит еще большую известность.
Главнейшие труды И. А. Вышнеградского: О движении системы материальных
точек, определяемой полными дифференциальными уравнениями (магистерская
диссертация), Спб., 1870; Лекции о паровых машинах, читанные в Технологическом
институте, Спб., 1874; Несколько замечаний о пороховых прессах, «Артиллерийский журнал»,
I860 (стр. 237); Вычисление наибольшего давления, испытываемого пороховой
лепёшкой в прессе Буше, там же (стр. 260); О прочности цепей, там же, 1863 (стр. 781);
О регуляторах прямого действия, «Известия Петербургского практического
технологического института», 1877; О регуляторах непрямого действия, там же, 1878;
Публичные популярные лекции о машинах, Спб., 1859; Элементарная механика, Спб., I860;
Публичные лекции об основных законах механической теории теплоты, Спб., 1873;
Sur la theorie generate des regulateurs, «Comptes Rendus», Paris, 1876; Ueber direktwir-
kende Regulatoren, «Civil ingenieur», 1887; Mernoire sur 1г theorie generate des regu-
Idtcurs, 1878 (I), 1879 (H).
О И. А. Вьшнеградском: К и р п и ч ё в В. Л., И. А. Вышнеградский, как
профессор и учёный, «Вестник общества технологов», 1895, №6; Б о р о д и н Л. П., И. А.
Вышнеградский, «Инженер», i895, № 4; Министерство финансов, ч. И, Спб., 1902.
<%ш^
НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ
ПЕТРОВ
м& (1836—1920)
;ОГ4? стории развития учения о силах трения известны два
крупнейших открытия: первое —это установление Амонтоном (1699 г.) и
затем Кулоном (1781 г.) основных законов трения несмазанных
(«сухих») и плохо смазанных («загрязнённых») тел; второе —
открытие русским учёным Н. П.
Петровым (1883 г.) закона трения при
смазке и создание им основ
математической теории смазки.
Классические исследования
Амонтона и Кулона являются
почти исключительно
экспериментальными. Результаты их в настоящее
время должны рассматриваться,
как очень приближенные. Эти
работы не повлекли за собой
крупных прогрессивных исследований,
несмотря на то, что
способствовали утверждению в механике
плодотворных, хотя и формальных
представлений о трении.
Работы Н. П. Петрова носят характер теоретического
исследования, основанного на точном эксперименте. Строгая математическая
трактовка проблемы и тщательная проверка результатов создали
прочный фундамент гидродинамической теории смазки и тех
многочисленных исследований, которые появились в результате развития идей
Н. П. Петрова.
Николай Павлович Петров родился 13 мая 1836 г. в городе Труб-
чевске Орловской губернии. До 13 лет он жил в семье отца, где и
получил первоначальное образование. 19 лет, окончив Константинов-
— 942 —
Николай Павлович Петров
ский хозяйственный корпус, Н. П. Петров в чине прапорщика поступил
в Николаевскую инженерную академию. Его занятиями по прикладной
механике руководил проф. Вышнеградский, но особенно большое
влияние на Н. П. Петрова оказал один из крупнейших русских
математиков М. В. Остроградский, который оставил Н. П. Петрова при
своей кафедре и дружески руководил его занятиями после окончания
академии. Н. П. Петров ещё совсем молодым человеком принимал
участие в постройке Охтенского порохового завода, спроектировал
вспомогательное устройство для заводской турбины. Около двух лет
Н. П. Петров провёл за границей, где совершенствовал своё
образование. В 1876 г. побывал в Америке, куда был командирован на
Всемирную выставку в Филадельфию. Много лет спустя Н. П. Петров был
утверждён заслуженным профессором Инженерной академии, которую
он сам когда-то окончил; позже Н. П. Петров был назначен членом
Государственного совета.
Во второй половине прошлого столетия быстро растущее
машиностроение и развитие сети железных дорог потребовали широкого и
рационального применения смазок. Законы трения Амонтона-Кулона
оказались неприменимыми как раз в тех практически важных случаях,
когда смазка подводится в избытке и поверхности трения разделены
тонким слоем жидкости. Стал также на очереди вопрос об
использовании в качестве смазок громадных отходов развивающейся нефтяной
промышленности. Установление законов трения при смазке
представляло серьёзные трудности. На величину трения оказывает влияние
множество факторов: тепловой режим фрикционного узла (трущихся
частей), распределение смазочного вещества между поверхностями
трения, режим подачи и отвода смазки, деформация элементов
фрикционного узла и, конечно, свойства смазки. Смазывающее действие
жидкостей, представляющее собой обыденное и широко известное
явление, следовало, таким образом, рассматривать как чрезвычайно
сложную совокупность физических и физико-химических процессов.
Многочисленные попытки найти законы трения при смазке не приводили
к решению вопроса и по результатам даже противоречили друг другу.
Бесплодность этих попыток оставляла смазочное дело во власти
эмпирии. Развитию машиностроения наносился серьёзный ущерб в силу
малой жизнеспособности фрикционных узлов и невозможности без
риска аварий расширить ассортимент смазок.
В 1883 г. в печати появилась первая работа Н. П. Петрова:
«Трение в машинах и влияние на него смазывающей жидкости», которая
разрешала труднейшую проблему мировой техники — проблему смазки.
Эта работа была удостоена Российской академией наук Ломоносовской
премии.
Во введении к своему исследованию Н. П. Петров так определяет
его задачи: «Расходы на топливо для машин, считающиеся у нас
в России десятками миллионов, заслуживают самого серьёзного вни-
— 943 —
Николай Павлович Петров
мания. Увеличение расхода на топливо на 5%, на 10% может легко
явиться вследствие неудовлетворительных условий смазывания, а это
выразится в народном хозяйстве потерями миллионов рублей. Такокы
теперь причины, заставляющие наших техников обратить всё своё
внимание на правильный выбор смазочных материалов... Те же самые
причины побудили и меня написать эту статью, чтобы по мере сил
моих содействовать развитию техники».
Идея Н. П. Петрова заключалась в том, что при смазке
(«жидкостном трении») силы трения прежде всего определяются вязким
сопротивлением смазочного слоя и в соответствии с законом Ньютона
пропорциональны первой степени скорости.
В то время, когда Н. П. Петров приступил к выполнению своей
работы, этот закон Ньютона не находил общего признания. Поэтому
Н. П. Петрову в первой и едва ли не наиболее значительной части
своей работы пришлось дать доказательства справедливости закона
Ньютона. Эта часть исследования Н. П. Петрова, в которой он
существенно содействовал установлению основ гидродинамики реальной
жидкости, имеет в истории физики не меньшее значение, чем и вторая
часть, в которой им был найден закон трения при смазке.
Н. П. Петров доказал в своём труде, что наблюдаемое до него
учёными несоответствие закона Ньютона произведённым опытам не
опровергает закона, так как причиной этого несоответствия являлось
нарушение при производстве опытов условия прямолинейности
траектории частиц жидкости (условия «ламинарности») и возникновение
вихревого движения. Эта мысль Н. П. Петрова в наше время является
общепризнанной. Несколько лет позднее она была высказана в работах
учёного-гидродинамика О. Рейнольдса.
Н. П. Петров тщательно проанализировал причины противоречий в
результатах опытов ряда исследователей, изучавших законы трения
вязкой жидкости. Он показал ошибочность опровержения Клейтцем
уравнения Ньютона, найдя в этом опровержении математическую ошибку.
Заканчивая замечательный анализ гидродинамических работ в
области изысканий закона вязкого сопротивления, занявший по объёму
более 2/б его работы, Н. П. Петров пишет: «Таким образом, можно
сказать уже с уверенностью, что в настоящее время нет решительно
никаких оснований считать гипотезу Ньютона недостаточно точной».
Переходя к выводу закона трения при смазке, Н. П. Петров
рассматривает наиболее распространённый в машинах фрикционный узел
в виде двух одноосных цилиндров, разделённых тонким слоем жидкой
смазки. Применяя закон Ньютона к этому случаю, Н. П. Петров
показывает, что при установившемся движении смазку можно
рассматривать состоящей из множества бесконечно тонких цилиндрических
слоев, как бы вставленных один в другой. При этих условиях возможно
вычислить «влияние внутреннего и внешнего трения жидкости на
величину момента внешних сил, вращающих внутренний цилиндр». Реше-
— 944 —
Николай Павлович Петров
яие именно этой задачи и привело Н. П. Петрова к установлению
закона трения при смазке.
Опуская самый математический вывод, приведём его результат,
выражающий закон трения, найденный Н. П. Петровым. При
постоянной температуре смазочной жидкости сила трения пропорциональна
коэффициенту внутреннего трения жидкости, величине поверхности
сопротивления трущихся твёрдых тел и первой степени относительной
скорости этих тел на их поверхности прикосновения; она обратно
пропорциональна сумме, состоящей из толщины смазочного слоя и из
суммы отношений коэффициента внутреннего трения к коэффициентам
внешнего трения жидкости при данной температуре.
Н. П. Петров тщательно рассмотрел влияние на полученный им
результат ряда факторов — влияние краёв поверхностей трения,
наличия на них желобков, температуры. Он сумел учесть влияние
деформаций узла, подачи смазки и давления. Н. П. Петров вполне правильно
определил условия возникновения эксцентриситета (асимметрии
положения) вкладыша и учёл его влияние на результат. Эту задачу вслед
за Н. П. Петровым исследовал Рейнольде, а затем и Зоммерфельд,
считавший Н. П. Петрова «отцом гидродинамической теории смазки».
Н. П. Петров всесторонне рассмотрел в связи со своей теорией
смазки все известные ему работы в этой области. Он показал, что ни
одна из них не противоречит полученным им результатам. Некоторые
косвенно подтверждают их, а другие находятся в прямом соответствии
с ними.
Петров не удовлетворился, однако, этим добросовестнейшим
анализом литературы и перешёл к собственным экспериментам. Первые
опыты им были сделаны на машине Ингама и Стамфора («машина
Бели»), а затем им была построена машина трения собственной
конструкции. Н. П. Петров на особом станке установил вагонную ось и,
таким образом, получил возможность исследовать трение и смазку
в обычных условиях движения на железных дорогах. Полученные им
результаты принесли новые подтверждения его теории и
способствовали улучшению смазочного дела на железных дорогах.
Здесь следует указать, что во времена Н. П. Петрова
коэффициенты вязкости были известны лишь для двух веществ: для воды и
сурепного масла. Н. П. Петров впервые произвёл измерение
коэффициентов внутреннего трения для 15 масел и нескольких смесей. Во
время последних измерений он обнаружил резкие отклонения от
правила смешения. Им же была впервые изучена зависимость
коэффициента вязкости от температуры. Таким образом, современная наука
о вязкости жидкости — вискозиметрия — относит к числу классических
измерений в своей области замечательные измерения Н. П. Петрова.
В 1900 г. Н. П. Петров в «Записках Российской академии наук»
опубликовал в более общем виде свою теорию смазки. Полученная им
формула определяет зависимость смазывающего действия от относи-
— 945 —
Николай Павлович Петров
тельных положений осей и разности диаметров подшипника и вала;
первоначальная формула из неё получается как частный случай.
Имя Н. П. Петрова в истории науки связано не только с его
исследованиями по гидродинамике, теории смазки и вискозиметрии.
Н. П. Петров был одним из лучших инженеров своего времени.
И в этой области ему принадлежат работы исключительной ценности.
В теории механизмов известен метод Петрова очертания зубцов
круглых цилиндрических колёс дугами круга. Во времена Петрова его
метод являлся наиболее точным решением этой задачи. Он в
наилучшей степени удовлетворял требованию плавности движения частей
механизмов и машин. Для характеристики уровня задачи укажем, что
вслед за Н. П. Петровым решением её занялся крупнейший русский
математик П. Л. Чебышев.
Наиболее замечательными в инженерной области являются работы
Н. П. Петрова по исследованию давления колёс на рельсы, прочности
рельсов и устойчивости железнодорожных путей.
Народнохозяйственное значение износа рельсов и путей уже во времена Н. П. Петрова
определялось ежегодной сменой около 7 миллионов пудов
(приблизительно 100 000 тонн) рельсов. Над решением этой труднейшей в теории
упругости задачи до Н. П. Петрова работали крупнейшие учёные
мира — Стоке, Сен-Венан и др. Стоке дал дифференциальное уравнение
деформации лежащего на упругих опорах рельса под давлением
катящегося колеса. Однако решение (интегрирование) уравнения Стокса
оказалось невозможным. Различными учёными для этой цели вводились
крайне искусственные допущения, обесценивавшие самое решение.
Здесь и сказались выдающиеся качества Н. П. Петрова как
механика и математика. Эту чисто динамическую задачу он сумел
представить как статическую. Заменив уравнение Стокса двумя
(разностными) уравнениями, он впервые произвёл их численное
интегрирование. Это своё решение Н. П. Петров послал Н. Е. Жуковскому.
Великий учёный, отец русской авиации, прислал Н. П. Петрову своё
полное одобрение и вместе с письмом, кроме того, объяснение в виде
теоремы одного из найденных Н. П. Петровым свойств траекторий
точки касания колеса и рельса. Насколько велико теоретическое и
экспериментальное значение выводов, полученных Н. П. Петровым,
можно усмотреть хотя бы из простого перечисления факторов, влияние
которых предусмотрено Н. П. Петровым. Теория деформации рельса,
предложенная Н. П. Петровым, учитывает: скорость поступательного
движения колеса, коэффициент балласта, упругость, число (до 6) и
взаимное расстояние опор, поддерживающих рельс, вибрации рессор,
инерцию колеса, инерцию рельса вместе со шпалами, неоднородности
в подбивке шпал, неправильности поверхности катания как рельса, так
и колеса. Из теории Петрова могут быть найдены как вертикальные
силы, действующие на колею, так и горизонтальные, иначе говоря,
могут быть определены силы, расшатывающие и расширяющие колею.
— 946 —
Николай Павлович Петров
Значение этих выводов не требует никаких комментариев. Добавим
в заключение, что они нашли блестящее подтверждение в
многочисленных работах учёных различных стран.
В прямой связи с этой замечательной работой Н. П. Петрова
стоят его работы по вопросам тяги. Найдя на основе своей теории
точный критерий устойчивости пути, Н. П. Петров получил
возможность успешно разрешить ряд задач из области эксплоатации и
безопасности движения паровозов и подвижного состава. Так, Н. П. Петров
рассмотрел вопросы: наибольшей скорости, допустимой при
сохранении устойчивости пути, опасные скорости движения паровоза,
вопросы о наиболее целесообразных и выгодных скоростях товарных, а
также воинских поездов, вопросы норм расхода топлива, сопротивления и
силы тяги паровоза и тяги двумя паровозами. Им был написан первый
для высших учебных заведений «Курс сопротивления поезда на
железной дороге».
Во время русско-турецкой войны, в 1878 г., Петрову пришлось
встретиться с весьма своеобразной задачей. Требовалось ряд
небольших невских пароходов, необходимых для переправы нашей армии
через Дунай, перевезти по железной дороге. Пароходы не
укладывались, однако, в габариты железнодорожных мостов. Н. П. Петров
успешно разрешил и эту задачу.
Особо следует выделить работу Н. П. Петрова по исследованию
«непрерывных тормозных систем». Эта работа представляет собой
в сущности изыскание теоретического предела быстроты действия
тормоза. И эта задача представляла серьёзные трудности. Главнейший
результат, к которому пришёл Н. П. Петров, заключается в том, что
оптимум работы тормоза, т. е. наибольшая скорость остановки,
получится при условии, если за всё время торможения удастся удерживать
колёса на границе перехода их от качения к скольжению по рельсам.
И этот вывод Н. П. Петрова нашёл подтверждение на опыте.
Приведём в заключение краткую характеристику деятельности
Н. П. Петрова в экономической, административной и педагогической
области.
В конце прошлого столетия лишь около Ve всех железных дорог
России принадлежало государству. Благодаря этому народное
хозяйство страны во многом зависело от частных и в том числе
иностранных интересов. Весьма вероятно, что именно здесь находились
истоки той шумной кампании, которая была в то время предпринята
в печати и которая велась под лозунгом убыточности железных дорог.
Утверждалось, что не только нецелесообразно дальнейшее расширение
сети, а, наоборот, требуется её сокращение, и, конечно, были
высказаны рекомендации передачи государственных дорог частным
компаниям. Н. П. Петров, пользовавшийся громадным авторитетом, в ряде
выступлений и статей существенно способствовал ликвидации этой
авантюры. С полной ясностью он показал, что утверждение нерента-
— 947 —
Николай Павлович Петров
бельности железных дорог неверно, так как основывается на
неправильном способе расчёта, не учитывающем целый ряд ценных услуг,
оказываемых железными дорогами народному хозяйству. Н. П. Петров
считал необходимым и требовал дальнейшего расширения
железнодорожной сети.
Н. П. Петров занимал в течение своей жизни ряд крупных
административных постов в Министерстве путей сообщения. Он был
директором Департамента железных дорог, председателем Инженерного
совета министерства, а с 1893 г. и товарищем министра путей
сообщения. Как в науке, так и в этой области Н. П. Петров оставил о себе
память талантливейшего и прогрессивного для своего времени
человека, до конца преданного делу и своей родине. Действительно, за те
годы (1888—1892), когда Н. П. Петров состоял председателем
Управления государственных железных дорог, общее их протяжение
возросло вдвое, несколько железных дорог было закончено постройкой и
началось строительство Уссурийской железной дороги. Н. П. Петров
принимал также организационное участие в строительстве
Транссибирской железной дороги. Среди его трудов мы находим «Отчёт
председателя комиссии для исследования на месте сооружения Сибирской
железной дороги».
Н. П. Петров в течение долгих лет состоял профессором
Николаевской инженерной академии и Петербургского технологического
института, где руководил дипломным проектированием и читал курсы
прикладной механики, теории иэксплоатации паровых котлов и
введённый им впервые курс сопротивления поезда, упомянутый выше.
В конце 1897 г. Н. П. Петров как председатель Русского технического
общества председательствовал в Комиссии по разработке проекта
расширения в России технического образования.
Н. П. Петров был сторонником такого построения высшего
технического образования, которое обеспечивало бы всестороннее развитие
будущих инженеров. Он, например, утверждал: «Развитие
философского мышления нужно технику не менее, чем математику,
естествоиспытателю или социологу».
16 апреля 1911 г. в Петербурге состоялось чествование члена
Государственного совета, почётного члена Николаевской инженерной
академии, заслуженного профессора, инженер-генерал-лейтенанта
Н. П. Петрова в связи с 40-летием его учебно-литературной
деятельности. Юбиляру в то время было уже 75 лет. Чествование протекало
в торжественной обстановке. Присутствовало около 60 делегаций от всех
учёных и культурных организаций тогдашней России. В числе делегатов
были виднейшие профессора: Жуковский, Каблуков, Кирпичёв,
академики Крылов, Голицын, и много других. Присутствовали делегаты от
четырёх русских университетов: Петербургского, Московского, Казанского
и Харьковского. В своей ответной речи Н. П. Петров кратко
охарактеризовал значение точных наук в технике и закончил её словами:
— 948 —
Николай Павлович Петров
«Пусть процветает наша промышленность под руководством
просвещённых инженеров и техников, умеющих ценить связь между наукой
и практическим делом».
Н. П. Петров умер 15 января 1920 года, 84 лет от роду, вблизи
Туапсе, где он в то время находился, болея тяжёлой формой воспаления
лёгких.
В Туапсе Н. П. Петров и был похоронен.
Главнейшие труды И. П. Петрова: Трение в машинах и влияние на него
смазывающей жидкости (1883 и 1886), в кн. «Гидродинамическая теория смазки
(Н. П. Петров, О. Рейнольде, А. Зоммерфельд, А. Мичель, Н. Е. Жуковский,
С. А. Чаплыгин), М. —Л., 1934; Результаты опытов над трением вагонных осей при
смазывании их различными маслами, «Труды съезда русских железных дорог», 1884,
и «Киевский инженер», 1885; О трении хорошо смазанных твёрдых тел..., «Журнал
физ.-хим. общества», 1884; Гидродинамическая теория до работы Зоммерфельда
и сущность сделанного им шага вперёд, «Записки Русского технического общества»,
1905; Об изнашиваемости рельсов..., 1882 (отдельное изд.); Давление колёс на рельсы,
1915 (отдельное изд.); О непрерывных тормозных системах, «Известия Петербургского
технологического института», 1878; Сопротивление поезда на железной дороге, 1889
(отдельное изд.).
О Н. П. Петрове: Петров М. Н., Николай Павлович Петров (Очерк жизни и
идей), Л., 1925 (приложен список научных трудов); Гофман Н. К., О способе
Петрова исследования смазывающей способности жидкостей, «Записки Русского
технического общества», 1888, № 6; Краткая биография, в кн. «Гидродинамическая теория
смазки», М. —Л., 1934.
ДМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ
ЧЕРНОВ
(1839—1921)
именем Дмитрия Константиновича Чернова связана целая эпоха
в развитии металлургии. Его трудами были заложены научные основы
сталелитейного дела.
...Это было почти 90 лет назад. Прославленная русская
артиллерия переживала период своего перевооружения. Развивающаяся
военная техника требовала повышения
дальнобойности и меткости
артиллерийских орудий, увеличения мощности
их огня. На смену гладкоствольному
оружию приходило оружие нарезное.
Архаические пушки из бронзы
заменялись стальными орудиями. Целая
плеяда талантливых русских
артиллеристов с большой энергией и
настойчивостью работала над
реконструкцией пушек. Чтобы создать
первоклассные артиллерийские орудия из
нового металла — стали, потребовалось
решить труднейшие задачи в области
технологии металлов и баллистики—
науки, рассматривающей законы
движения снаряда в канале орудия и в
воздухе.
Участник Севастопольской обороны артиллерист Николай
Васильевич Маиевский в 1855—1856 гг. конструирует
60-фунтовую русскую пушку и устанавливает основные законы проектирования
артиллерийских орудий. Другой выдающийся артиллерист,
также участник Севастопольской обороны, профессор Гадолин
предлагает совершенно новый способ изготовления орудийных стволов.
Ствол орудия начали делать не сплошным, а из нескольких труб,
— 950 —
Дмитрий Константинович Чернов
насаженных одна на другую. Это в значительной степени обеспечило
возможность выпускать артиллерийские стволы более лёгкими и в то
же время более надёжными, способными выдерживать очень высокие
давления пороховых газов.
Казалось, основные задачи артиллерийского производства были
уже решены. Близ Петербурга возникают и быстро развиваются
крупные металлургические заводы — Путиловский, Обуховский и др.
В конце пятидесятых годов в России начинается производство
стальных пушек.
Изготовление ствола тяжёлого артиллерийского орудия было
делом трудным. Прежде всего требовалась тяжёлая стальная отливка.
Однако тогда ещё не было мартеновских печей и, тем более, печей
электроплавильных, дающих возможность получать расплавленный
металл сразу в больших количествах. Лучшая сталь, предназначенная
для производства ответственных изделий — пушек и снарядов, —
варилась в тиглях старым способом. Тигель представлял собой сосуд,
изготовленный из огнеупорного материала. Он вмещал, самое большее,
несколько десятков килограммов металла. Чтобы отлить огромную
болванку для ствола орудия, приходилось вести плавку одновременно
во многих тиглях.
Тигельная плавка требовала большого мастерства. Прежде всего
нужно было правильно подобрать состав шихты, смешав в строго
определённых пропорциях пудлинговое железо, чугун и железную
руду. Процесс плавки требовалось вести таким образом, чтобы сталь
поспела в одно и то же время в десятках тиглей.
Сталелитейный завод, построенный Обуховым на берегу Невы
(ныне завод «Большевик»), считался в те времена технически
совершенным предприятием. Его цехи были хорошо оснащены. Тяжёлые
стальные слитки проковывались под мощными молотами. Для
механических испытаний металла из Англии была привезена новинка —
громадная разрывная машина Киркальди. Русские инженеры уже тогда
имели отличные рецепты для выплавки стали. Знаменитые сталевары,
привезённые Обуховым из Златоуста, где в это время было налажено
производство стального литья, умели давать металл хорошего
качества. И всё же дело не ладилось. Химический состав стали был
безукоризненным, однако её механические качества оставляли желать много
лучшего. Нередко пушки разрывались при первых же выстрелах,
причиняя тяжёлые увечья артиллеристам.
Много и долго работали специалисты над тем, чтобы установить
причины плохого качества орудий. Но все их искания оставались
безуспешными. В высших кругах всё настойчивее стали говорить о
прекращении производства в России стальных пушек. Как раз в это время
на Обуховский сталелитейный завод пришёл молодой инженер Дмитрий
Константинович Чернов. Его упорная исследовательская работа вскоре
увенчалась блестящим успехом. Д. К. Чернов не только разрешил
— 951 —
Дмитрий Константинович Чернов
загадку плохого качества стальных орудий, но сделал из этого
обобщающие выводы, знаменовавшие собою переворот в области
металлургии.
Дмитрий Константинович Чернов родился в Петербурге 2 ноября
1839 года в семье мелкого чиновника. Девятнадцати лет он с
отличием закончил Петербургский технологический институт, проявляя
особую склонность к математическим наукам. Математика в России
в то время переживала один из наиболее ярких периодов своей
истории. В высших учебных заведениях Петербурга преподавали тогда
выдающиеся математики — Чебышев, Остроградский, Буняковский и
другие. Они умели сделать свой предмет увлекательным.
Способности Д. К. Чернова обращают на себя внимание
профессоров. Его оставляют при институте в качестве преподавателя
математики. Однако он не только обучает студентов, но неустанно учится
сам. В течение трёх лет, вольнослушателем, молодой педагог
проходит курс физико-математического факультета Петербургского
университета.
Преподавательскую деятельность Д. К. Чернов совмещает с
исполнением обязанностей помощника заведующего большой
научно-технической библиотекой института. Жадно читает он техническую
литературу, особенно книги, относящиеся к металлургическому
производству.
Но увлекательная наука о металле делает свои первые, робкие
шаги. Может быть, это заставило молодого Д. К. Чернова временно
оставить преподавательскую деятельность и притти в тёмный
сталеплавильный цех Обуховского завода, где искрился расплавленный металл,
где, изнемогая от жары, рабочие и инженеры отливали пушки.
Сутками не выходит Д. К. Чернов из закопчённых цехов
огромного завода, из химической и механической лабораторий. Его часто
можно встретить на артиллерийском полигоне. Тщательно изучает он
выпускаемую заводом продукцию и вскоре приходит к выводу, что не
все пушки одинаково плохи. Некоторые из них отличаются высокой
прочностью и долговечностью, а другие разрываются при первых же
выстрелах.
Внимательно исследует Д. К. Чернов места разрывов и убеждается
в том, что сталь имеет крупнозернистое строение, в то время как
орудия, показавшие продолжительный срок службы, отличаются
мелкозернистой структурой металла при одинаковом химическом составе.
Выходит, что из одного и того же металла можно получить разную по
качеству продукцию. Всё это заставляет молодого исследователя
глубоко задуматься. «Если некоторые пушки получаются хорошими по
качеству, — решает он, — значит можно и нужно подобрать такие
условия, при которых все пушки будут хорошими».
Шаг за шагом наблюдает Д. К. Чернов многочисленные звенья
сложного процесса производства стального орудия. Сталелитейный цех
— 952 —
Дмитрий Константинович Чернов
выпускает тяжёлые слитки. Химический анализ показывает, что
полученная сталь полностью соответствует своему назначению. Затем слитки
поступают в кузницу, нагреваются в печи до яркожёлтого цвета и,
обжимаясь под мощными молотами, принимают вытянутую форму
заготовок артиллерийского ствола. После остывания заготовки
передаются в механический цех, где на металлорежущих станках
производится их окончательная обработка.
Особое внимание уделяет Д. К. Чернов ковке металла, тогда
наименее исследованной области металлообработки. Он наблюдает за
цветом нагреваемых в печи слитков. В то время ещё не было
приборов, позволяющих измерять высокие температуры. Старые, опытные
кузнецы научили Д. К. Чернова определять температуру металла «на-
глаз». Каждой температуре свойственен определённый цвет стали. При
нагревании она последовательно принимает все цвета каления — от
тёмнокрасного до ослепительно белого, при котором металл начинает
плавиться. Д. К. Чернов куёт сталь, нагретую до различных
температур, т. е. до различного цвета каления. Откованные образцы он
испытывает на разрывной машине. Таким образом, ему удаётся установить,
при каком температурном режиме ковки стальное изделие отличается
наилучшими механическими качествами.
Проходит два года напряжённой работы. В апреле 1868 г.
Д. К. Чернов докладывает Русскому техническому обществу о своих
наблюдениях и выводах. Его сообщение сводится к следующему: при
нагревании сталь не остаётся неизменной; в определённые,
критические моменты она претерпевает особые превращения, изменяющие её
строение и свойства. Д. К. Чернов практически устанавливает
критические точки, характеризующиеся внутренними превращениями в стали
при нагревании. Эти точки известны теперь в науке под названием
«точек Чернова».
Если нагреть стальное изделие до некоторой высокой температуры
и затем быстро охладить его, опустив в воду или в минеральное масло,
то изделие закалится, т. е. твёрдость его значительно возрастёт. Калить
сталь умели и раньше, однако, Д. К. Чернов впервые подошёл к этому
процессу научно. Он изучил закалку при различной степени нагрева
стали и доказал, что существует определённый минимум температуры,
лишь по достижении которого сталь начинает принимать закалку. Этот
предел температуры, соответствующий тёмновишнёвому цвету
нагретого металла (около 700° С), Д. К. Чернов назвал критической
точкой а.
Если внимательно рассмотреть излом стального изделия, нетрудно
убедиться в том, что сталь имеет кристаллическое (зернистое)
строение. При нагревании стали величина зёрен не остаётся постоянной.
При повышении температуры наступает момент, когда изменяются и
строение стали и её свойства. Д. К. Чернов проделывает
многочисленные опыты. Он берёт стальные образцы заведомо крупнозернистого
— 953 —
Дмитрий Константинович Чернов
строения, постепенно нагревает их до различных температур и затем
быстро охлаждает. После этого ударом молота он ломает образцы и
на изломе определяет величину зерна. Он наблюдает замечательное
явление: оказывается, любая сталь, какую бы начальную величину
зерна она ни имела, приобретает при нагревании до определённой
температуры мелкозернистое строение. Этот температурный предел,
характеризующийся красным матовым цветом нагреваемого металла
(800—850° С для обычной стали), Д. К. Чернов назвал точкой Ь.
«Сталь, нагретая ниже точки 6, — указывает Д. К. Чернов, —
не изменяет своей структуры, медленно ли или быстро после того она
охлаждается... Как только температура стали возвысилась до точки 6,
масса стали быстро переходит из зернистого (или, вообще говоря,
кристаллического) в аморфное (воскообразное) состояние». Таким
образом, молодой учёный установил, что для получения мелкозернистого
строения стали (названного им аморфным), обеспечивающего
стальному изделию наилучшие механические качества, нужно нагреть это
изделие до точки Ь или немного выше и затем медленно охладить. Эта
операция часто применяется теперь при тепловой (термической)
обработке стальных изделий и называется отжигом.
Что же произойдёт со сталью, если продолжать повышать
температуру в нагревательной печи? После того как критический момент,
характеризующийся точкой 6, будет пройден, зёрна металла снова
начнут увеличиваться в размерах. Чем выше температура, тем быстрее
растут зёрна. Нагретая до яркожёлтого цвета (около 1200° С) сталь
имеет зёрна, весьма значительные по величине, и отличается высокой
пластичностью, т. е. легко изменяет свою форму под ударами молота.
Металл вынимают из печи и подвергают ковке.
«Нужно стремиться, — говорит Д. К. Чернов, — достигнуть того,
чтобы каши орудия были по возможности мелкозернистого сложения;
для этого следует, как мы видели, после нагрева болванки до высокой
температуры, ковать её до тех пор, пока она не остынет до
температуры, обозначенной мною буквой Ь; тогда вместе с изменением куска
в данную форму мы не дадим ему кристаллизоваться и по возможности
приблизим структуру его к аморфной массе».
Однако почему же необходимо кончать ковку именно при
температуре, соответствующей точке Ь? Почему качества изделия будут
плохими, если его ковку закончить, например, при 1000°С? Ковать
сталь начинают при высокой температуре, когда она отличается
наивысшей пластичностью. Однако при этом металл имеет
крупнозернистое строение. Процесс ковки состоит из двух одновременно
происходящих явлений. С одной стороны, при ударе молота происходит
раздробление и размельчение зёрен, с другой стороны, в промежутках
между ударами зёрна, под влиянием высокой температуры, снова
вырастают и быстро восстанавливают свою форму. Если прекратить
ковку при 1000°С, то размельчённые зёрна снова быстро вырастут,
— 954 —
Дмитрий Константинович Чернов
и изделие получит крупнозернистое строение, сопровождающееся
плохими механическими качествами. Закончите ковку при температуре,
соответствующей точке Ь (800—850° С), и вы получите мелкозернистую
поковку отличного качества.
При этой температуре раздроблённые зёрна уже не обладают
способностью к росту.
Замечательная работа Д. К. Чернова дала в руки кузнецов
могучее средство получать продукцию высокого качества. Практические
результаты не замедлили сказаться. «Детские болезни»
артиллерийского производства были излечены. Редкостью стали разрывы орудий.
Они объяснялись теперь скорее неправильным обращением, чем
недоброкачественным материалом.
Выводы, сделанные Д. К. Черновым три четверти века назад,
явились для тогдашнего времени смелыми и даже дерзкими. Идеи
28-летнего исследователя были встречены недоверчиво, порой
враждебно. Однако это его не смутило. Свой исторический доклад
Техническому обществу он заканчивает словами: «Что касается вообще до
проводимых мною идей, то я уже получил упрёки в том, что слишком
смело высказываю свои выводы; но пусть же я покажусь ещё смелее
и выскажу окончательное заключение из своих наблюдений в
следующих словах: вопрос о ковке стали при движении его вперёд не сойдёт
с того пути, на который мы его сегодня поставили». Молодой учёный
был прав. Это лучше всего показало дальнейшее развитие металлургии
и металлообработки. Общие принципы, установленные Д. К. Черновым,
остались незыблемыми и до настоящего времени.
Прошло десять лет со времени знаменитого доклада о критических
точках, и Д. К. Чернов сообщает о новой выдающейся своей работе.
Она посвящена процессу затвердевания жидкой стали и изучению
строения стального слитка.
В конце семидесятых годов уже широко применялись" новые
способы производства стали—в мартеновских печах и ретортах
Бессемера. Эти способы позволяли относительно легко получать большие
стальные слитки. Однако процессы разливки жидкой стали и её
остывания ещё не были изучены. Сейчас мы знаем, что разливка — это не
просто механическая операция, а сложный и ответственный процесс,
который нужно сознательно направлять и регулировать. Переход металла
из жидкого состояния в твёрдое в известной степени определяет
качество будущего изделия, изготовленного из этого металла. Порочно
застывшую сталь иногда не удаётся исправить последующей обработкой.
Д. К. Чернов установил, что расплавленная сталь образует при
затвердевании не воскообразную однородную массу, а сложную систему
кристаллов. Это открытие легло в основу современного представления о
строении литой стали и металлов вообще.
Д. К. Чернов долго и тщательно исследовал кристаллизацию
самых разнообразных веществ. Он выращивал большие кристаллы
— 955 —
Дмитрий Константинович Чернов
поваренной соли и различных квасцов. С интересом наблюдал он явления
замерзания воды. Сохранились фотоснимки оконных узоров льда, один
из которых, как указывает надпись, был сделан Д. К. Черновым зимой
1915 г., когда ему уже исполнилось 75 лет. По аналогии с
кристаллизацией раствора квасцов при замерзании Д. К. Чернов создаёт схему
затвердевания жидкой стали, а затем подтверждает её практически.
В процессе затвердевания расплавленного металла прежде всего
появляются так называемые центры кристаллизации, дающие основу
для осей будущих кристаллов. Оси отбрасывают от себя
многочисленные ветви, образующие скелет кристалла. Затвердевание начинается
прежде всего в зоне соприкосновения жидкой стали с холодными
стенками массивного чугунного сосуда — изложницы, куда сталь налита.
Расплавленный металл покрывается твёрдой коркой. Эта корка
защищает жидкую сталь от быстрого охлаждения, процесс затвердевания
замедляется, и кристаллы получают возможность вырасти до большой
величины.
При остывании сталь уменьшается в объёме, однако внешние
размеры слитка уже определены коркой затвердевшего металла. Жидкого
вещества нехватает для заполнения внутренней полости слитка, часть
его остаётся пустой, образуя так называемую усадочную раковину.
В слитке, где находится большое количество кристаллов, их растущие
ветви переплетаются друг с другом и взаимно друг друга искривляют.
Однако бывают случаи, когда отдельный кристалл начинает расти
в усадочной раковине. Такому кристаллу нет препятствий для роста со
стороны других кристаллов.
Д. К. Чернов собирал и тщательно изучал эти обособленно
выросшие стальные кристаллы. В его коллекции хранился громадный
кристалл, найденный в усадочной раковине 100-тонного стального слитка.
Кристалл-уникум весил 3,45 килограмма, а длина его составляла
39 сантиметров. Фотография этого знаменитого кристалла, названного
«кристаллом Чернова», и его классические схемы, объясняющие
процессы кристаллизации, вошли во все руководства по металлографии и
пользуются всемирной известностью.
В 1880 г. Д. К. Чернов вынужден был покинуть Обуховский завод,
которому он отдал 14 лучших лет своей жизни. Формальной причиной
его ухода явилось распоряжение директора завода адмирала Коло-
кольцева об отстранении Д. К. Чернова от должности главного
инженера и об использовании его в качестве консультанта, без права
вмешиваться в административные дела. Колокольцев отрицательно
относился к исследовательским работам Д. К. Чернова. Его приказ по
существу означал для учёного запрещение продолжать научную
деятельность. В ответ на это распоряжение Д. К. Чернов заявил: «Я ещё
не старик, чтобы поступать на пенсию», и подал в отставку.
Восьмидесятые годы прошлого столетия характеризовались
развитием промышленности на юге России. Знаменитый русский химик
— 956 —
Дмитрий Константинович Чернов
Д. И. Менделеев указывает на «будущую силу, покоящуюся на берегах
Донца». Эта сила заключается в богатейших запасах каменного угля,
железных руд и других полезных ископаемых. Д. К. Чернов
отправляется на юг, где в течение трёх лет занимается
разведками каменной соли в Бахмутском уезде
Екатеринославской губернии. Разведки эти
увенчались успехом: найденные Д. К. Черновым
залежи соли начинают разрабатываться в
промышленных целях.
3f ед~-
°^'/Г
J
Кристалл Чернова. Справа факсимиле Д. К. Чернова.
В 1884 г. Д. К- Чернов снова возвращается в Петербург. Работает
главным инженером отдела по испытанию и освидетельствованию
заказов Министерства путей сообщения. В 1889 г. он приглашается
руководителем кафедры металлургии находившейся тогда в Петербурге
старейшей высшей военной школы в России — Артиллерийской
академии (ныне Академия имени Дзержинского). Эту кафедру он
сохранял за собой до самой смерти.
Д. К. Чернов является автором ряда важнейших работ в области
металлургии и металлообработки вообще и артиллерийского
производства в особенности. При его непосредственном участии происходило
перевооружение русской армии трёхлинейными винтовками. Он
разработал оригинальный метод термической обработки стальных снарядов,
— 957 —
Дмитрий Константинович Чернов
обеспечивающей последним свойства бронебойности. Д. К. Чернов
исследовал весьма важный вопрос выгорания каналов стальных
орудий при стрельбе, т. е., другими словами, стойкость стали против
разрушительного действия газов высокой температуры. Ещё 45 лет назад
выдающийся металлург считал вполне возможным промышленное
получение стали непосредственно из руд, минуя доменный процесс. В
обстоятельном докладе, прочитанном на заседании Русского технического
общества 20 января 1899 г., Д. К. Чернов не только обосновал новый
процесс теоретически, но и сообщил о разработанном им
оригинальном проекте плавильной печи, позволяющей получать сталь из
железной руды. В то время проект не встретил поддержки. Однако
сейчас гениальное предвидение Д. К. Чернова начинает осуществляться.
Деятельность Д. К. Чернова была многогранной. Он отличался
разносторонностью своих дарований. Наряду с большой работой,
проводившейся им в области металлургии, Д. К. Чернов живо
интересовался геологией и ботаникой, математикой и авиацией, фотографией и
музыкой. Он задумывался над такими проблемами, которые полностью
были решены лишь много лет спустя. К их числу относится полёт
человека с помощью крыльев на аппаратах тяжелее воздуха.
Д. К. Чернов изучает Полёт птиц, присматривается к устройству и
работе их крыльев и приходит к выводу, что человек может летать,
опираясь на крылья. Он разрабатывает проект летательного аппарата,
основной частью которого является воздушный винт — пропеллер,
приводимый в действие специально установленным двигателем. Задолго до
появления первого аэроплана на заседаниях Русского технического
общества 17 и 23 декабря 1893 г. Д. К. Чернов подробно докладывает
о возможности механического летания без помощи баллона. Развитие
авиации показало, что и в этом вопросе он стоял на верном пути.
Терпеливо и настойчиво изучал Д. К. Чернов характерные
особенности старинных скрипок работы знаменитых итальянских мастеров. Он
исследовал различные способы сушки и склейки дерева, форму изгиба
скрипичных дек, различный состав лаков для покрытия скрипки.
Собственноручно он изготовлял скрипки и настолько хорошо, что даже
специалисты зачастую затруднялись отличить старинные итальянские
скрипки от скрипок, изготовленных учёным-металлургом.
Д. К. Чернов почти 30 лет преподавал в Артиллерийской академии.
Он был замечательным педагогом, обладающим огромным
производственным опытом. Его лекции захватывали слушателей. Несколько
поколений русских артиллеристов прошло серьёзную школу под руководством
Д. К. Чернова. Уезжая на заводы, они не теряли связи со своим
учителем, который всегда быстро и аккуратно отвечал на многочисленные
письма, давал производственные советы и справки бывшим ученикам.
Научный авторитет Д. К. Чернова был признан не только в
России, но и далеко за её пределами. Он состоял почётным членом
Артиллерийской академии, Петербургских технологического и политехниче-
— 958 —
Дмитрий Константинович Чернов
ского институтов, почётным председателем Русского металлургического
общества и ряда других организаций. Он был избран почётным вице-
председателем Английского института железа и стали, почётным
членом Американского института горных инженеров и т. д.
Осенью 1916 г. Д. К. Чернов опасно заболел и вынужден был
выехать для длительного лечения в Крым. В первые годы после
Великой Октябрьской социалистической революции он не мог возвратиться
в Петроград к своей большой преподавательской и научной работе:
Крым был отрезан войсками белогвардейцев и интервентов. Эти годы
больной 80-летний учёный жил впроголодь.
Когда Крым был освобождён от интервентов и белогвардейцев,
Д. К. Чернов получил приглашение переехать для работы в Англию.
Однако он категорически отказался покинуть свою родину, которой он
отдал все свои силы.
2 января 1921 г. Д. К. Чернов умер в Ялте.
Заслуги Д. К. Чернова перед наукой огромны. Он выражал новые,
передовые идеи в области металлургии. Сделанные им научные
открытия превратили сталелитейное дело из ремесла и искусства одиночек
в науку, законы которой благодаря Д. К. Чернову стали хорошо
известны человеку.
Д. К. Чернов был подлинным революционером в науке. Он смело
и бесстрашно вёл борьбу против устаревших идей и прокладывал
дорогу новым, передовым идеям. Его работы являются прекрасным
образцом научного предвидения, смелости обобщений, большой
творческой инициативы.
Главнейшие труды Д. К. Чернова: Критический обзор статей г. г. Лаврова и
Калакуцкого о стали и стальных орудиях и собственные исследования по этому же
предмету (1868); Материалы для изучения бессемерования (1876); Исследования,
относящиеся до структуры литых стальных болванок (1878); Обобщения по поводу некоторых
новых наблюдений при обработке стали (1884); О приготовлении стальных бронепроби-
вающих снарядов (1885); О прямом получении литого железа и стали в доменной печи
(1899); О кристаллах алмаза и карборунде в стали (1907); О выгорании каналов в
стальных орудиях (1912), вошли в юбилейный номер «Журнала Русского металлургического
общества», 1915, № 1, посвященный 75-летию со дня рождения Д. К. Чернова.
Работы Д. К. Чернова печатались в отдельных номерах «Записок Русского технического
общества» и в других научных сборниках.
О Д. К. Чернове: Памяти Д. К. Чернова, Пг., 1922; Дмитрий Константинович
Чернов (очерк жизни и деятельности, посмертные произведения и избранная переписка),
«Труды комиссии по изучению архива Д. К. Чернова при Русском металлургическом
обществе», Пг., 1923; Статьи А. С. Фёдорова к столетию со дня рождения Д. К.
Чернова; Дмитрий Константинович Чернов, «Известия Академии наук СССР», Отделение
технических наук, 1939, № 9; Выдающийся учёный-металлург, «Правда» от 25 ноября
1939; Г у м и л е в с к и й Л., Д. К. Чернов, М., 1944.
СТЕПАН КАРЛОВИЧ
ДЖЕВЕЦКИИ
\,^ (1843—1938)
уЩ& ыдающийся инженер, изобретатель и учёный, прославившийся
своими трудами в области аэродинамики, Степан Карлович Джевецкии
родился в 1843 году в богатой и знатной дворянской семье. Родители
его владели крупными поместьями в Волынской губернии, имением на
берегу Чёрного моря под Одессой,
домом в Варшаве. Однако большую
часть времени они жили в
Париже, лишь наезжая к себе на
родину в Россию. В Париже и
воспитывался С. К. Джевецкии. Дома
он получил прекрасное начальное
образование. Для завершения
среднего образования он был помещён
в старший класс одного из лучших
лицеев Парижа. Лицей содержался
иезуитами, но направление его было
не церковное, а гражданское. Чтобы
поступить затем в высшее учебное
заведение, необходимо было сдать
экзамен на баккалавра,
соответствующий нашему аттестату зрелости.
Воспитанники лицея сдавали этот
экзамен в Сорбонне. Экзамен обставлялся очень серьёзно, проводился
он лучшими профессорами в большом университетском зале. Для
сдачи испытаний в Париж съезжалось до 3000 кандидатов.
На экзамене юный Джевецкии обратил на себя всеобщее внимание,
получив по всем предметам наивысшую оценку — круглое 20.
Предполагалось, что после испытаний С. К. Джевецкии поступит в
специальный математический класс того же лицея, где получит высшее
— 960 —
Степан Карлович Джевецкий
математическое образование. Однако директор лицея совершенно
неожиданно вызвал родителей Джевецкого и решительно попросил их
забрать своего сына из лицея. Дело в том, что весь год он учился
плохо, не проявляя должного прилежания. Он был неизменным
вдохновителем всех шалостей и проказ лицеистов, за что его жестоко
пороли святые отцы иезуиты. И вдруг этот блестящий экзамен!
Директор считал, что подобный прецедент крайне нежелателен: он
может послужить лишь дурным примером для воспитанников. Все
доводы родителей он любезно и настойчиво отводил. С. К. Джевец-
кому пришлось оставить лицей. Конечно, можно было ехать учиться
в Петербург, но родители Степана, как и многие другие представители
русского дворянства XIX века, считали, что истинное образование можно
получить только в Париже. Так, волею судьбы С. К. Джевецкий
поступил в высшее техническое учебное заведение — Центральное
инженерное училище.
В училище у С. К. Джевецкого ярко проявился талант инженера.
Он пристрастился к технике и изобретениям. Имея большие средства,
он не сгал по окончании училища прожигать жизнь в кругу золотой
парижской молодёжи, а отдался инженерному творчеству. Он начал
создавать разного рода механизмы, прибор для черчения конических
сечений, кинематические передачи и т. п. Изобретательству он отдаёт
не только свои силы, но и средства. Лишь много позже, когда
большая часть его состояния была уже прожита, С. К. Джевецкий занялся
и реализацией изобретений.
На Венской всемирной выставке 1873 года изобретениями
С. К. Джевецкого был занят целый стэнд. Здесь были экспонированы
и великолепно исполнены чертежи нового его изобретения —
автоматического прокладчика курса корабля — прибора, который, будучи
присоединён к компасу и лагу, фиксирует на карте курс корабля.
Многие из прибывших на выставку посетителей чрезвычайно
заинтересовались работами С. К. Джевецкого, особенно его последним прибором.
Вскоре С. К. Джевецкий возвратился в тогдашнюю столицу России —
Петербург.
Как изобретатель С. К. Джевецкий был необыкновенно
многосторонен. Творчество било в нём ключом. Не ограничиваясь какой-либо
отраслью техники, он был механиком в самом широком смысле этого
слова. Точку приложения для своего изобретательского таланта
С. К. Джевецкий находил повсюду. Так, убедившись в некоторых
неудобствах экипажей, он пишет статью и делает на заседании
Русского технического общества сообщение «О предлагаемом двуцентри-
ческом подвешивании экипажей... цель которого уменьшить
коэффициент тракции, предохранить лошадь от ударов, а повозку от
сотрясений и разрушительных толчков».
В русско-турецкой войне 1877—1878 гг. С. К. Джевецкий
участвует добровольцем в качестве рядового на пароходе «Веста». Он
— 961 —
Степан Карлович Джевецкий
принимал участие в бою «Весты» с турецким броненосцем, в котором
погибла половина личного состава обоих кораблей. Из войны он
выносит солдатский георгиевский крест и идею создания подводной
лодки. Первоначально он предложил проект совсем маленькой лодки,
длиной в 4 метра, с винтовым двигателем, приводимым во вращение
ногами одного человека, составляющего весь экипаж лодки. Такую,
лодку он построил и плавал на ней в Одесском порту.
Лодкой С. К. Джевецкого заинтересовались. То было время
зарождения подводного флота, и ни одна страна ещё не имела сколько-
нибудь удовлетворительных образцов. Изобретатель перевёз свою
лодку в Петербург, продемонстрировал её Инженерному ведомству,
откуда получил одобрение и некоторые дальнейшие указания. После
этого размеры лодки были увеличены до 6 метров, экипаж доведён
до 4 человек. Лодка получила на вооружение 2 минных аппарата.
Кроме того, на этой лодке впервые практически был применён перископ.
Было дано указание о срочном изготовлении большой серии лодок —
50 штук.
Меньше чем через год лодки были построены и приняты
Инженерным ведомством. После этого они несколько лет плавали на
Кронштадтском рейде. Однако они обладали крупным недостатком — скорость
их не превышала 3 узлов. С. К. Джевецкий пытался преодолеть этот
недостаток.
При появлении первых аккумуляторов он перестроил лодку, поставил
на неё электродвигатель. Но требования малых габаритов и веса
позволили ему поставить двигатель мощностью лишь в 1 л. с.
и то за счёт уменьшения экипажа до 2 человек, а скорость лодки
повысилась всего на 1 узел. Для получения более эффективных
результатов нужен был двигатель внутреннего сгорания, которого в
распоряжении Джевецкого тогда не было. Но и проделанная им работа позволяет
говорить о нём как об одном из наиболее выдающихся инженеров по
подводному судоходству.
В 1882 г. С. К. Джевецкий проводит несколько месяцев в Париже,
где занимается вопросами воздухоплавания. Идеи воздухоплавания
увлекали его и раньше; теперь он вступает в Парижское воздухоплавательное
общество и принимает активное участие в его работах.
Через некоторое время он совершает свой первый полёт на
аэростате из Парижа в Амьен (около ПО км). Полёт этот был
совершён с научно-метеорологической целью. Во время полёта за борт
была сброшена искусственная птица, сделанная из ткани. Длина её
была 75 см, размах — 1 м. Птица, пущенная носом вниз, сразу же
поднялась на исходную высоту, затем начала планировать, описывая
всё большие и большие круги с постепенным снижением, и, наконец,
исчезла из поля зрения аэронавтов.
Этот эксперимент вызвал много толков. Задумался над ним
и С. К. Джевецкий. Результаты опыта обсуждались на заседании Па-
— 962 —
Степан Карлович Джевецкий
рижского общества воздухоплавателей. Здесь было предложено
повторить его в увеличенных масштабах, выпустив птицу больших
размеров, которые обеспечивали бы грузоподъёмность, равную весу
человека. Однако вопрос о том, каковы же должны быть для этого
размеры птицы, оставался неясным.
Для изучения проблемы избрали комиссию с участием С. К. Дже-
вецкого. Комиссия не сумела дать какое-либо практическое решение,
но пришла к выводу о необходимости предварительного накопления
материала в области изучения сопротивления воздуха. С. К.
Джевецкий уже заболел «воздухоплавательной горячкой». Он начал изучать
имеющуюся литературу, знакомиться с проводимыми
экспериментами. В то время уже велись опыты по изучению сопротивления
плоскости в потоке воздуха. Для этого на движущейся
железнодорожной платформе были установлены плоскости с различными
углами атаки, и с помощью динамометра замерялись силы
сопротивления.
По возвращении осенью 1882 г. в Россию Степан Карлович
избирается товарищем председателя недавно созданного
Воздухоплавательного (седьмого) отдела Русского технического общества. Русское
техническое общество давно стало центром русской технической
мысли. Оно объединяло инженеров всех специальностей, устраивало
научные съезды, доклады, конференции; с 1866 г. издавало свой
научно-технический журнал «Записки Императорского Русского
технического общества». Во главе Воздухоплавательного отдела Общества
стал В. Ф. Найдёнов — военный инженер, полковник, впоследствии
профессор, руководитель кафедры воздухоплавания в Петербургском
политехническом институте, редактор журнала «Техника
воздухоплавания», автор многих научных трудов и докладов. Вокруг
Воздухоплавательного отдела быстро сгруппировались энтузиасты лётного дела,
все те, кто тогда работал в области летания. С. К. Джевецкий
становится одним из активнейших его деятелей. Он предполагает
организовать широкую экспериментальную работу в области изучения
сопротивления воздуха. В России такую работу надо было, по существу,
ставить впервые. Правда, к этому времени уже были проведены
чрезвычайно интересные опыты М. А. Рыкачёва — известного русского
учёного-академика, по специальности метеоролога, много
занимавшегося исследованием сопротивления воды и воздуха.
Во второй половине XIX века в учёных кругах горячо обсуждался
вопрос: возможен или невозможен самолёт? Некоторые, даже очень
крупные авторитеты считали идею самолёта химерой. Подобные
утверждения делались и в печати, и в научных сообщениях. Даже такой
учёный, как Герман Гельмгольц, оказался плохим провидцем, заявив,
что «мало вероятно, чтобы человек когда-либо, хотя бы с помощью
наиболее искусно приготовленных крыльев, мог свой собственный вес
поднять на высоту и продержаться известное время в воздухе».
— 963 —
Степан Карлович Джевецкий
М. А. Рыкачёв убедительными опытами опроверг такие взгляды.
Он поставил на весы механизм, вращающий крылья. Изменяя углы
атаки, он установил, что крылья при мощности машины в 1 л. с.
обладают подъёмной силой в 7,2 пуда (115 кг), а так как 1 л. с. весила
7 пудов (112 кг), то был сделан вывод, что можно поддерживать
машину в воздухе с помощью вращающихся крыльев, приводимых во
вращение той же машиной. Другими словами, М. А. Рыкачёв наглядно
показал, что полёт аппарата тяжелее воздуха возможен. Интересна
в его опытах и методика непосредственного замера вертикальной
составляющей сопротивления, т. е. подъёмной силы. Но при всей
значимости этих опытов их было недостаточно для развития
воздухоплавательной науки.
Сначала С. К. Джевецкий по заданию Воздухоплавательного
отдела приступил к составлению программы экспериментальных работ
по дальнейшему изучению сопротивления воздуха, но затем он
пришёл к выводу, что предварительно нужно изучить и
систематизировать уже имеющийся материал. С. К. Джевецкий начал свою работу
с изучения птичьего полёта. Наблюдение и изучение полёта птиц
явилось для человечества как бы введением в теорию авиации. В своих
первых попытках овладеть воздушной стихией человек обращался
к птицам, пытаясь в подражании им найти секрет полёта. Ещё в
начале XVIII—XIX вв. этим вопросом интересовались многие известные
учёные. Однако серьёзными достижениями похвалиться никто из них
не мог. К концу XIX века наука в этой области ушла немногим дальше
того уровня, на котором находился почти 500 лет назад Леонардо
да Винчи.
Когда в 1883 году, в связи с празднованием 100-летия
воздухоплавания, подводились итоги успехов воздухоплавательных наук, то было
установлено, что наука попрежнему не в состоянии ответить на вопрос,
отчего летают птицы. Гипотез было почти столько, сколько и
исследователей, серьёзных же теорий — ни одной.
Одни исследователи считали, что крылья птицы — это вёсла,
которыми она отталкивается от воздуха. Другие находили, что секрет
птичьего полёта заключается в том, что крылья при движении вверх
пропускают воздух, а при движении вниз — задерживают его; в этом
видели источник подъёмной силы. Третьи уверяли, что крылья птицы
вообще неподвижны, а поднимается и опускается лишь её тело.
Такое положение объяснялось отсутствием точных наблюдений
за полётом птиц. Все наблюдения до сих пор делались
невооружённым глазом, что, конечно, оставляло слишком много места для
догадок и умозаключений. Нехватало же самого главного в науке —
фактов. Они появились в 1884 г., когда французский академик
Марей предложил хроно-фотографический метод наблюдения
птичьего полёта и с помощью своего метода дал огромный фактический
материал.
— 964 —
Степан Карлович Джевецкий
Сразу после этого С. К. Джевецкий опубликовал две свои
замечательные работы: «О сопротивлении воздуха в применении к
полёту птиц и аэропланов» и «Аэропланы в природе. Опыт новой
теории полёта». Вторую из этих работ С. К. Джевецкий посвятил
великому русскому учёному Д. И. Менделееву, в эти годы
занимавшемуся вопросами воздухоплавания и сопротивления среды
движущемуся телу.
В этих исследованиях С. К. Джевецкий использовал
накопившийся эмпирический материал, собрал ценные результаты наблюдений
Муйльяра, который 30 лет изучал полёты птиц в Египте и Алжире,
охватив своими исследованиями почти всех существующих птиц,
использовал картину птичьего полёта, открытую Мареем, но подошёл
ко всему этому критически и в результате дал стройную
оригинальную теорию полёта. По этому поводу он писал:
«Даже такое светило, как член французской академии Марей,
который сумел уловить действительные движения крыла птицы во
время полёта и его последовательно изменяющиеся положения, — и тот
под влиянием укоренившегося ложного понятия о полёте не извлёк
из своих драгоценных исследований того истинного смысла, который
из них вытекает, если взглянуть на дело с правильной точки
зрения».
С. К. Джевецкий указал, что проблема полёта, над которой так
много задумывалось человечество, «не выходит из ряда тех, которые
разрешимы на основании нынешних знаний и помощью уже существующих
механических средств».
С. К. Джевецкий рассматривал летящую птицу как аэроплан,
имеющий поступательное движение в воздушной среде и
подверженный действию её сопротивления.
Существовавшие в то время теории сопротивления сред
движущимся в них телам не могли дать практических результатов.
Приходилось обращаться лишь к известным чисто эмпирическим
закономерностям.
До Джевецкого существовали преимущественно ортоптерные
теории птичьего полёта, рассматривающие взмах крыла как
основное условие образования подъёмной силы. Джевецкий показал, что,
если не принять в расчёт движения птицы вперёд, — ортоптерные
теории приводят к абсурду; например, можно было бы на
основании этих теорий притти к заключению, что полёт птицы вообще
невозможен.
Если учесть поступательное движение птицы, то ортоптерная теория
заменяется аэропланной.
С. К. Джевецкий исследовал условия, необходимые для
осуществления горизонтального полёта, подробно рассмотрел поведение птицы
в полёте во всех его стадиях, объяснил, как птица поднимается вверх
без затраты мускульной энергии, и разобрал все виды парения. В ре-
— 965 —
Степан Карлович Джевецкий
зультате он пришёл к следующим выводам. Птица представляет
поверхностью своих крыльев, хвоста и тела одушевлённый аэроплан.
Величина несущей поверхности, угол атаки и работа мышц птиц
изменяются в полёте в строгой зависимости от законов сопротивления
воздуха. Соответственно этому изменяется и скорость полёта.
Органом, придающим этому аэроплану поступательное движение, служит
главным образом задняя упругая полоса крыла, которая действует
наподобие гребного гибкого винта. Для того чтобы аэроплан мог
подняться с земли, ему необходима известная скорость, которой птица
достигает, разбегаясь по земле или падая с высокого места.
Динамическое равновесие достигается автоматически на основании закона
перенесения центра тяжести. Повороты, поднятие и опускание при полёте
происходят вследствие перемещения относительно центра тяжести.
С. К. Джевецкий установил также, что работа, затраченная на
единицу веса аэроплана, прямо пропорциональна скорости полёта,
необходимой для поддержания аэроплана в воздухе. С другой
стороны, чем больше веса приходится на единицу поверхности аэроплана,
тем больше должна быть скорость полёта для поддержания его в
воздухе.
Наивыгоднейшим углом атаки, не зависящим ни от скорости, ни
от поверхности аэроплана, ни от поднимаемого груза, С. К.
Джевецкий считал угол, немного меньший 2°.
Задача определения наивыгоднейшего угла атаки представляла
большой интерес. По этому вопросу С. К. Джевецкий выступал на
воздухоплавательном конгрессе в Париже в 1889 году. Задача была
сформулирована так: определить угол, под которым надо поставить
аэроплан к горизонту, чтобы работа, потребная на его
горизонтальное перемещение, была минимальной. Джевецкий решал эту задачу
с помощью кривых зависимости между работой и скоростью полёта
при определённом отношении веса аэроплана к его поверхности. Он
установил, что при любых значениях отношения веса аэроплана к его
поверхности величина наивыгоднейшего угла не меняется и что
наивыгоднейший угол равен 1°50'45".
Н. Е. Жуковский, присутствовавший на конгрессе, писал: «Когда
я слушал изложение Джевецкого, то одинаковость угла
представлялась мне чем-то неожиданным. Впоследствии я убедился, что при
несколько ином решении задачи это постоянство делается очевидным».
Н. Е. Жуковский дал это несколько иное решение и подтвердил
вывод Джевецкого. Правда, величина угла у него получилась большей,
но это объясняется тем, что С. К. Джевецкий пользовался опытными
формулами сопротивления, выведенными для воды, тогда как
Жуковский имел уже формулу Лилиенталя, выведенную для воздуха. Как
видим, теория С. К. Джевецкого отличалась большой стройностью и
полнотой, хотя некоторые положения её впоследствии были
пересмотрены.
— 966 —
Степан Карлович Джевецкий
С. К. Джевецкий прекрасно понимал, что его труды являются
только введением в теорию полёта. Он считал необходимым
проведение широчайших экспериментов, а свою теорию — указателем
направления этих экспериментов. «Когда опыт подтвердит теорию, — говорил
Джевецкий, — тогда явится возможность проектировать на её
основании летательные снаряды, определяя теоретически все их элементы.
Тогда явится для человека возможность овладеть воздушным океаном
наравне с его пернатыми царями».
В результате своих работ С. К. Джевецкий стал энтузиастом
летательных аппаратов тяжелее воздуха. Он выступил против
дальнейших работ с аэростатом. Он вполне правильно предвидел, что будущее
в авиации принадлежит не аэростатам, а самолётам. Джевецкий
считал даже вредной всякую работу с аэростатами, как отвлекающую
воздухоплавателей от основного направления их деятельности. Эту
излишнюю резкость следует, пожалуй, объяснить полемическими
соображениями. Нельзя же было в самом деле отрицать ту огромную
положительную роль, которую сыграли аэростаты в истории авиации
и в научных наблюдениях.
Сделав несколько интересных изобретений, лежащих вне пределов
авиации (минный аппарат, принятый в русском морском флоте,
миноносец и др.), С. К. Джевецкий снова отдаётся разрешению проблем
авиации. Его занимает вопрос о двигателе самолёта. В качестве
подготовительного этапа его решения он предложил свою теорию
построения гребного винта.
Испытанна большого количества винтов, проведённые им самим,
подтвердили его теорию. Хорошие показатели давали как раз те
винты, которые наиболее близко подходили к разработанному
теоретическому типу. Теория С. К. Джевецкого давала логическое
объяснение некоторым эмпирическим формулам. Он ввёл важное понятие
модуля винта, которым пользуются и теперь в расчёте винта.
В 1910 г. С. К. Джевецкий опубликовал работу «Воздушные винты».
Это была первая в истории авиации теория расчёта пропеллера.
Теория С. К. Джевецкого рассматривала лопасти винта как крыло.
На лопасти выделялся элемент, который исследовался как элемент
крыла. В результате серьёзного математического исследования
С. К. Джевецкий определил условия максимальной
производительности воздушных винтов, величину угла атаки, которую нужно дать
элементам винта для максимальной производительности,
соответствующие размеры длины лопастей, способы вычерчивания шагов
различных лопастей, поперечные размеры лопастей, формулу для
определения числа лопастей.
Теория С. К. Джевецкого оказалась простой и удобной в
инженерных расчётах. Зная форму винта, можно, пользуясь ею, вычислить
мощность и тягу винта при заданных скорости полёта и числе
оборотов мотора. Ширину лопасти и угол атаки, при которых можно осу-
- 967 —
Степан Карлович Джевецкий
ществить заданную силу тяги, и сейчас вычисляют по Джевецкому.
Он указал наиболее удобный винт для практических целей с
постоянным углом атаки и постоянной шириной лопасти. Главная ценность
теории С. К. Джевецкого заключалась в создании метода расчёта
лопасти. Этим методом широко воспользовались другие исследователи.
Поток, создаваемый воздушным винтом, Джевецким не учитывался.
Теория потока была разработана Фрудом-Финстервальдером; но эта
теория всё же не давала инженеру способа расчёта винта. Ученики
Николая Егоровича Жуковского Юрьев и Сабинин связали поток с
лопастью, определили силы, действующие на лопасти, с учётом
скоростей подсасывания (потока, создаваемого винтом). Они
объединили, таким образом, теорию С. К. Джевецкого с теорией Фруда-
Финстервальдера.
Н. Е. Жуковский своей вихревой теорией гребного винта поднял
науку на новую, более высокую ступень. Он ввёл скорость вращения
в подсчёт равнодействующих скоростей. Ветчинкин внёс свой
крупный вклад в эту область. Так создавалась русская школа расчёта
воздушного винта, занявшая тогда самое передовое место в мире.
Родоначальником этой теории, её основоположником был Степан
Карлович Джевецкий. Интересно, что за границей теорию подсасывания
предложили в 1916 г., спустя пять лет после Сабинина-Юрьева;
вихревую теорию, там повторили в 1922 г., десять лет спустя после
Жуковского.
С. К. Джевецкий не ограничился теоретическими изысканиями, но
занялся и практическим конструированием винтов. Он предложил
конструкцию нормального винта, а затем, уже живя в Париже, создал
своё конструкторское бюро и небольшое винтовое производство при
нём. С. К- Джевецкий известен и как создатель самолёта
оригинальной конструкции с двумя плоскостями — передней и задней. Такое
расположение плоскостей он выбрал, исходя из условия обеспечения
устойчивости, что явилось тогда краеугольным камнем
конструирования самолёта. Особо следует отметить стиль работы С. К. Джевецкого
при создании этого самолёта. Прежде всего, он строго научно выбрал
профили плоскостей, пользуясь данными аэродинамических продувок
лаборатории Эйфеля. Затем, сделав аэродинамический расчёт
самолёта, построил его модель в Vio натуральной величины. Эту модель
он испытывал в лаборатории Эйфеля, причём она показала полную
автоматическую устойчивость. Кроме того, опытным путём
определялись величины подъёмной силы и лобового сопротивления,
оказавшиеся весьма удовлетворительными. Далее, С. К. Джевецкий построил
диаграмму для определения расчётных элементов горизонтального
полёта аэроплана при различных углах атаки: лоложение центра тяжести,
скорости полёта, тяги винта и мощности двигателя.
Тщательность проработки всех вопросов конструкции не
позволяла сомневаться в её высоких качествах. Самолёт был построен и
— 968 —
Степан Карлович Джевецкий
экспонирован на 4-й Международной воздухоплавательной выставке
s Париже в 1912 году. Отчёты об этой выставке единогласно
отмечают, что «гвоздём» её был аэроплан Джевецкого. Всех привлекали,
во-первых, решение вопроса устойчивости, а, во-вторых, тот
великолепный стиль конструктора, о котором выше шла речь. Дальнейшая
судьба этого интересного самолёта, к сожалению, не известна.
Никаких указаний на его испытания и полёты найти не удалось. Но не
подлежит сомнению, что и как конструктор самолёта Джевецкий
представлял собой крупную величину.
Знаменитый русский учёный А. Н. Крылов, связанный с
С. К. Джевецким крепкими узами многолетней дружбы, имел все
основания считать своего друга «прекрасно образованным учёным»,
«талантливейшим инженером-изобретателем».
С, К. Джевецкий прекрасно ориентировался во всех вопросах
аэродинамики, как и, впрочем, во многих других теоретических
вопросах, например, кинетической теории газов, которой посвятил последние
годы своей жизни. Буквально за несколько дней до своей смерти он
делал в Парижской Академии наук сообщение по теории газов.
Большую часть своей жизни С. К. Джевецкий прожил в Париже.
Вначале его влекла туда кипучая воздухоплавательная деятельность,
а затем — старческая привычка. Он окончательно переехал в Париж
в 1892 году в возрасте 49 лет и прожил там до своей кончины в
апреле 1938 года. Живя вдали от родины, С. К. Джевецкий никогда
не переставал быть русским. Свои труды он публиковал в России, свои
изобретения передавал в Россию. Джевецкий первым перевёл на
французский язык сочинения Н. Е. Жуковского.
Крупный учёный и талантливый изобретатель, С. К. Джевецкий
сыграл выдающуюся роль в деле развития авиации.
Главнейшие труды С. К. Джевецкого: О новостях по воздухоплаванию во
Франции, Спб., 1883; О сопротивлении воздуха в применении к полёту птиц и
аэропланов, Спб., 1885; Аэропланы в природе. Опыт новой теории полёта, Спб., 1887;
Теоретическое решение вопроса о парении птиц., Спб., 1891; Определение элементов
гребных винтов, «Морской сборник», 1892; Воздушные винты, Севастополь, 1910.
О С. К. Джевецком: Голов Д., Подводное судоходство. История развития
и современное состояние, Спб., 1904; Жуковский Н., Собрание сочинений;
«Записки Русского технического общества»; Сб. История авиации и воздухоплавания
в СССР, М., 1944; Крылов А. Н., Мои воспоминания, М., 1942; История
воздухоплавания и авиации в СССР, М., 1944.
НИКОЛАЙ АППОЛОНОВИЧ
БЕЛЕЛЮБСКИЙ
# , (1845—1922)
^Ж&иколай Апполонович Белелюбский — выдающийся инженер,
проектирдвщик и строитель мостов — родился 1 марта 1845 года
в Харькове в семье инженера путей сообщения. Начальное
образование он получил дома. Отец его, воспитывая сыновей, подчёркивал,
что всякий работник не должен
забывать, что живёт среди народа,
интересы которого должны быть ему близки.
Под влиянием этого воспитания у
Н. А. Белелюбского выработался
добрый и отзывчивый характер. В
последующие годы это сказалось, например,
в том, что благодаря энергии Н. А.
Белелюбского и при непосредственном
его участии в Петербурге был основан
ряд обществ вспомоществования
студентам. Столь же отзывчиво
откликался Н. А. Белелюбский на запросы
молодых инженеров, обращавшихся к
нему за разрешением технических
вопросов и за рекомендацией. Н. А.
Белелюбский был убеждённым
сторонником высшего женского образования во всех отраслях и был одним из
энергичных участников учреждения в 1906 г. Петербургских женских
политехнических курсов.
В 1862 г. Н. А. Белелюбский окончил с золотой медалью
Таганрогскую гимназию и в том же году поступил в Институт путей
сообщения в Петербурге. Н. А. Белелюбский проявил большой интерес не
только к изучению специальных инженерных наук, но и к изучению
общеобразовательных дисциплин. С живым интересом следил он за
развитием вопросов общей культуры. В 1867 г. он окончил Институт
— 970 —
Николай Апполонович Белелюбский
инженеров путей сообщения, удостоившись занесения на мраморную
доску, и был оставлен при институте в качестве репетитора.
Начало преподавательской и инженерной деятельности Н. А. Бе-
лелюбского совпало с началом развития во всём мире строительства
больших мостов с металлическими пролётными строениями, которое,
естественно, было связано с теоретическим изучением ферм и
исследованием свойств всех строительных материалов. Всем этим был
увлечён и Н. А. Белелюбский, посвятивший делу мостостроения всю
свою последующую жизнь. Он работал над вопросами мостостроения
не только теоретически, но был также энтузиастом внедрения новых
вопросов теории в производство, участвуя в проектировании мостов,
в их постройке и изучая свойства материалов, применявшихся на
строительствах. Благодаря своим глубоким познаниям и неослабной
энергии Белелюбский стал во главе развития мостового дела
в России и сохранил это положение до конца своей жизни.
Ещё будучи студентом последнего курса института, Н. А.
Белелюбский понял недостаточность русской технической литературы по
мостам и начал перевод на русский язык книги Лессли и Щюблера
«Расчёт ферм железных мостов» (ч. I и II), изданием которой (1870 г.)
открылась его инженерная деятельность. В своём предисловии ко
второй части этой книги Н. А. Белелюбский указал на настоятельную
необходимость принятия «рациональных коэффициентов прочности» и на
«тщательное проектирование и выбор целесообразных соединений». Эти
мысли явились как бы основой всей последующей работы его в области
проектирования пролётных строений мостов.
Свою деятельность в качестве проектировщика мостов Н. А.
Белелюбский начал участием в перестройке деревянных мостов
Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги (1868—1872 гг.). Трудности
этой проектировки заключались в требовании весьма быстрой замены
деревянных мостов металлическими пролётными строениями без
перерыва движения. Для перестройки 48 мостов потребовалось составить
26 проектов пролётных строений. За полувековую деятельность число
проектов мостов и пролётных строений, разработанных непосредственно
Н. А. Белелюбским или при его ближайшем руководстве, превысило
пятьдесят. Вот некоторые из них:
Мост через р. Волгу около Сызрани (1875—1881 гг.); содержит
13 пролётов по 111 метров. В то время этот мост по своей длине
занимал первое место в Европе. Весь проект этого первого моста
через р. Волгу и данные по расчёту его отверстия были выполнены
Н. А. Белелюбским лично.
Мост через р. Днепр около Днепропетровска (1881 г.); содержит
15 пролётов по 71,3 метра с двухъярусной ездой — железнодорожной
и шоссейной.
Мост через р. Ингулец на Екатерининской железной дороге
(1881 г.) с высотой опор 45 метров, пролётным строением 96,3 метра.
— 971 —
Николай Anno лоно вин Беле люб с кий
Мост через р. Волгу на Октябрьской железной дороге (1888 г.)*
На этом мосту Н. А. Белелюбским впервые было запроектировано
свободное опирание поперечных балок на балансиры; модель этого
Сызранский мост через р. Волгу.
шарнирного олирания поперечных балок была удостоена медали на
Эдинбургской выставке в 1896 г.
Мост через Бузан (проток в дельте р. Волги) с консольным
пролётным строением, позволившим достигнуть перекрытия пролётов
Мост через р. Ингулец.
в 153 метра с криволинейным очертанием верхнего пояса. В этом месте
глубина заложения кессонов наибольшая из всех мостов в России того
времени и достигает 32 метров.
Пролётные строения для мостов через р. Волгу со Свияжска и
Ульяновска с пролётом в 153 метра (1911 г.).
Пролётные строения с фермами в виде возвышенных арок: без
затяжки— шоссейный мост через р. Мету в Боровичах пролётом 107
метров и с затяжкой — шоссейный мост через Русановский проток
р. Днепра около Киева пролётом 2Х 101,18 метра и др.
Проектировку металлических пролётных строений Н. А. Белелюб-
ский начал с применения многорешётчатых ферм с параллельными
поясами, взяв этот вид ферм из заграничной практики как наиболее
— 972 —
Николай Апполонович Белелюбский
обработанный к началу семидесятых годов прошлого века. Но уже
после первых проектировок он счёл целесообразным перейти на двух-
раскосную систему, внеся в проектировку её существенные улучшения,
повышающие жёсткость как самих ферм, так и всего пролётного
строения. Позднее эти улучшения в конструкциях пролётных строений
стали применяться за границей.
Для снижения дополнительных деформаций в пролётных
строениях, вызываемых жёстким прикреплением поперечных балок к
стойкам ферм, Н. А. Белелюбский разработал (1888 г.) свободно опираю-
Мост через р. Днепр.
щиеся поперечные балки с устройством при них в горизонтальных
связях особых поперечных распорок или жёстких, трубчатого сечения,
диагоналей. Прикрепление поперечных балок этим способом стало
применяться за границей под названием «русского способа». Приоритет
на конструкцию этого вида оспаривался немецким заводом Esslinger,
но международное жюри решило вопрос в пользу Н. А. Белелюбского.
Введение свободно опёртых поперечных балок дало Н. А. Белелюб-
скому повод поставить вопрос о целесообразности проектирования чисто
решётчатых ферм без стоек, основным назначением которых было
служить для прикрепления поперечных балок. Под влиянием этих мыслей
Н. А. Белелюбским были спроектированы два вида ферм. Один из них —
ферма с двумя перекрещивающимися системами раскосов и с одной
только стойкой по середине пролёта, обеспечивающей неизменяемость
системы. Такая ферма была предложена им для моста через р. Волгу
около Твери (1888 г.), но не была допущена Техническим комитетом.
Во всяком случае, она была предложена Н. А. Белелюбским задолго до
того, как стала известна разработанная в Германии ферма Дитца,
вполне аналогичная предложенной Белелюбским. Другой вид
решётчатой фермы, состоящей только из равнобедренных треугольников, был
предложен Н. А. Белелюбским для шоссейного моста (1890 г.) через
р. Неман у м. Олита. Как раз к концу составления этого проекта
случилась катастрофа с Мюнхенштейнским мостом в Швейцарии,
построенным с фермами той же системы. Сопоставление обоих проектов и
— 973 —
Николай Апполонович Белелюбский
подробное изучение их деталей обнаружили ряд недостатков Мюнхен-
штейнского моста, но не дали повода Н. А. Белелюбскому вносить
изменения конструкций, предложенных им в его проекте.
Н. А. Белелюбский интересовался не только проектированием
мостов, но и всеми вопросами, связанными с мостостроением. Так, он
работал над вопросом определения отверстия мостов, т. е. определения
свободной длины моста между опорами, необходимой для безопасного
пропуска воды под мостом. Вопрос этот был мало разработан в то
время. Н. А. Белелюбский взял на себя руководство изысканиями по
определению отверстий для мостов через р. Волгу около Сызрани и
через р. Днепр около Днепропетровска (1875—1880 гг.). Он предложил
особый метод определения отверстия моста, который получил широкое
распространение у нас и за границей.
Н. А. Белелюбский, изучая производство работ по изготовлению
мостов, внёс в технические условия требования, улучшающие качество
работ по изготовлению мостовой стали и её обработке. Он
первый поднял вопрос (1882 г.) о целесообразности применения литого
железа в пролётных строениях мостов. Это его предложение не
встретило сразу поддержки со стороны Министерства путей сообщения,
очевидно, потому, что литое железо в мостах не применялось ещё за
границей. Н. А. Белелюбский провёл подробное изучение механических
свойств этого железа и особенностей его обработки. Он широко
пропагандировал целесообразность применения этого железа в мостах и
добился того, что в период 1883—1887 гг. литое железо русских заводов
было применено для мостов на четырёх железных дорогах, тогда как
в это время в Австрии литое железо ещё не применялось, а в
немецких технических условиях упоминалось с оговоркой «осторожно».
Неудивительно, что когда в Румынии Особая международная комиссия
решала вопрос о применении литого железа в мосту через Дунай около
Черноводска, то были запрошены дачные о литом железе из России и
на основе этих данных, сообщённых Н. А. Белелюбским, литое
железо было допущено для указанного моста. Таким образом, технические
условия на литое железо, разработанные Н. А. Белелюбским, легли
в основу технических условий, разрабатывавшихся позднее за границей.
Оставаясь бессменным председателем Мостовой комиссии при
Министерстве путей сообщения, Н. А. Белелюбский очень много сделал
для разработки технических условий и норм по мостам. При его
ближайшем участии был разработан особый метод определения загруже-
ния мостов поездами. Он был признан всеми специалистами как
наиболее совершенный. В особую заслугу надо поставить Н. А.
Белелюбскому его работу и руководство в комиссии по выработке «Нормального
русского метрического сортамента». Эта работа привела в стройный
порядок разрозненные сортаменты разных русских заводов.
Н. А. Белелюбский проделал большую работу по изучению
механических и физических (выветриваемость) свойств строительных мате-
— 974 —
Николай Апполоновин Белелюбский
риалов. Преследуя цель разумного назначения коэффициентов запаса
прочности, Н. А. Белелюбский широко пропагандировал и настаивал на
необходимости испытаний всех каменных пород, применявшихся на
строительствах. Он организовал испытание их в заведываемой им
лаборатории Института путей сообщения; это позволило ему создать
громадную коллекцию каменных материалов со всей страны с
характеристикой их механических свойств.
Ещё большее значение имеют работы Н. А. Белелюбского по
изучению цементов нашей страны. Н. А. Белелюбский не мог мириться с
тем, что в тогдашнем техническом мире существовало недоверие к
цементу отечественного производства; тогда считали возможным вести
ответственные постройки только на цементе английского производства.
По собственной инициативе Н. А. Белелюбский предпринял изучение
цементов русских заводов и доказал, что по своему качеству они не
уступают английским цементам. В 1879 г. была организована комиссия
под председательством Н. А. Белелюбского для выработки норм и
технических условий по приёмке и испытанию цементов. Эти нормы,
разработанные при его непосредственном участии и на основе проведённых
им испытаний, существенно отличались от существовавших тогда
заграничных; в отличие от последних в них было установлено
испытание цементов только на разрыв, что значительно облегчало
проведение испытаний на производстве; в них была установлена 7-дневная
проба, что без ущерба для дела позволяло ускорить получение
результатов испытания; они требовали введения двухситного нормального
песка. Н. А. Белелюбский много поработал над выбором нормального
песка, что было важно для достижения международной сравнимости
результатов испытаний. В последующем он принял активное участие
в выработке номенклатуры вяжущих веществ, исследовании шлаковых
цементов и русской пуццоланы.
Николай Апполонович Белелюбский принимал активное участие в
работах «Цементных совещаний», а потом «Съездов русских техников
и заводчиков по цементному, бетонному и железобетонному делу»
сначала в качестве вице-председателя, а затем председателя бюро
этих съездов.
Позднее, в начале девяностых годов, когда в строительстве
появился новый материал — железобетон, Н. А. Белелюбский сразу понял
его значение, стал изучать его и сделался пропагандистом применения
железобетона в нашем отечестве. В 1905 г. была организована
комиссия под председательством Н. А. Белелюбского, которая приступила к
выработке технических условий для железобетонных работ на основе
опыта отечественного строительства. Эти первые нормы были
утверждены в 1908 г. Н. А. Белелюбский много консультировал по
проектированию и постройке железобетонных сооружений (маяк в г.
Николаеве, виадук на Иерусалимской аллее в г. Варшаве, мост через
р. Десну около г. Чернигова и т. д.).
— 975 —
Николай Апполонович Белелюбский
Особо надо сказать о работе Н. А. Белелюбского в механической
лаборатории Института инженеров путей сообщения, которая перешла
в его ведение в 1873 г. В это время оборудование лаборатории было
незначительным, и она служила главным образом для учебных
занятий со студентами. Никакого специального научного персонала для
производства исследований и испытаний материалов лаборатория не
имела, и все работы в ней проводились непосредственно Н. А. Белелюб-
ским и его сотрудником — репетитором кафедры. В это время
лаборатория была единственной в стране, обслуживающей нужды быстро
развивающегося строительства железных дорог. Можно только
удивляться энергии Н. А. Белелюбского, с которой он удовлетворял весьма
многочисленные запросы строительства по испытанию разнообразных
материалов. Он смог организовать обширное научное исследование
портланд-цементов, литой стали, рельсовой стали, испытание камней на
замораживание и флюатирование их и т. д. Благодаря этим работам
Н. А. Белелюбского лаборатория превратилась в испытательную
станцию, занявшую видное место среди таких же лабораторий за границей.
Таким образом, она являлась первой в России лабораторией по
испытанию сопротивления материалов. Работы, проводимые Н. А. Белелюб-
ским в этой лаборатории, неоднократно были предметом обсуждений
на международных конгрессах по испытанию материалов и учитывались
в комиссиях этих конгрессов для выработки норм однообразных
испытаний строительных материалов, рельсов и т. д. Как профессор Института
инженеров путей сообщения (с 1870 г.) и других высших учебных
заведений Н. А. Белелюбский стяжал себе славу первоклассного
преподавателя и воспитателя молодых инженеров. Он не только сам
интересовался новостями техники, но ставил себе задачей популяризацию
всего нового и интересного среди инженеров. С этой целью он постоянно
выступал с докладами и научными сообщениями на заседаниях
Русского технического общества, на собраниях инженеров путей сообщения,
на съездах инженеров службы пути, общества архитекторов и т. д.
Н. А. Белелюбский проводил большую работу по ознакомлению
иностранцев с достижениями русской техники. С образованием в 1895 г.
Международного общества испытания материалов Н. А. Белелюбский
вошёл в состав бюро этого общества, а в 1912 г. был выбран его
президентом. На конференциях Н. А. Белелюбский выступал с рядом
докладов, освещая достижения русских инженеров. Он принимал участие
во всех заседаниях Международной ассоциации железнодорожных
конгрессов как лучший знаток русского мостостроения, выступая на
них с рядом докладов. На конгрессах 1895 и 1900 гг. Н. А.
Белелюбский выступил с речами в защиту приоритета покойного инженера
Д. И. Журавского в теории расчёта раскосных ферм и вывода формулы
на скалывание.
Н. А. Белелюбский не раз выступал на международных выставках,
знакомя иностранцев со своими трудами и достижениями русской тех-
— 976 —
Николай Апполоновин Белелюбский
ники в мостовом деле. На выставке в Эдинбурге (1890 г.) ему
присуждена золотая медаль, на выставке в Париже (1900 г.) — почётный
диплом.
Н. А. Белелюбский приобрёл известность и уважение в широких
технических кругах за границей.
Николай Апполонович Белелюбский умер 4 августа 1922 г.
С именем Н. А. Белелюбского связывается представление о
русском труженике, стремящемся подметить, отыскать и выявить к жизни
всё русское, поднять его и укрепить. Он считал своим долгом в своих
устных и письменных выступлениях говорить о тех, кто своими трудами
содействовал развитию русской техники.
Н. А. Белелюбский своей деятельностью, особенно в области
мостостроения, стяжал себе мировую известность. Такая слава редко
выпадает на долю инженера и даром она не даётся. Нужно родиться
с талантами и задатками такой колоссальной энергии, какими обладал
Н. А. Белелюбский. Нужно направить эту энергию на большое
общественное дело, нужно суметь его довести до успешного конца, и тогда
слава приходит как дань благодарности современников и последующих
поколений людей.
Главнейшие труды Н. А. Белелюбского: Внешние силы, действующие на
мостовые сооружения, «Журн. Мин. пут. сообщ.», 1868; Литое железо, там же, 1885;
Курс строительной механики, Спб., 1885 (Первый полный русский курс); Механическая
лаборатория Института инженеров путей сообщения (Отчёт за 1875—1886), «Сборник
Института инж. пут. сообщ.», Спб., 1886, в. VII;To же (Отчёт за 1885—1900), там же, 1903,
в. LX; Расчёт сооружений, подвергающихся действию переменных нагрузок, там же, в. V;
Из мостовой практики (Свободная проезжая часть; жёсткость пролётного строения),
«Инженер», Киев, 1888; Напряжения в балках и усиление мостов, «Известия собр.
инж. пут. сообщ.», Спб., 1890; Цементная промышленность в Россия; Облицовочный
материал и флюатирование — сохранение каменных сооружений (доклад на 2-м съезде
зодчих в 1895 г.); Усиление мостов (доклад на Бернском конгрессе в Ш0 г.); Мостовые
этюды: I. Значение косых напряжений в балках с сплошною стенкою, «}Курн. Мин. пут.
сообщ.», 1890, май; II. Что знают за границей о русских Мостах (отД. изд.), Спб., 1911;
За русских инженеров, «Известия собр. инж. пут. сообщ.», 1917, JVfe 10.
О Н. А. Белелюбском: По поводу двадцатипятилетия инженерной и
педагогической деятельности Н. А. Белелюбского, «Известий собр. инж. пут. сообщ.», 1892, >& 5;
Пятидесятилетний юбилей деятельности Н. А. Белелюбского, там же, 1917, № 6; Николай
Апполонович Белелюбский (некролог), «ХХХШ совещательный съезд инженеров
службы пути русских железных дорог, происходивший в Москве 26 XI—5 XII 1922 г.»;
Памяти проф. Николая Апполоновича Белелюбского, М., 1923.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ
ЧИКОЛЕВ
(1845—1898)
славной плеяде русских деятелей, занявших почётное место в
историй электротехники, Владимир Николаевич Чиколев занимает особое
место. Это был выдающийся конструктор и широко эрудированный
знаток иностранной техники, служивший много лет как бы промежуточным
звеном между русскими
электротехниками последней трети
прошлого столетия и
электротехниками Западной Европы. Будучи
в курсе всех новых исканий и
достижений современной ему
науки в области электричества,
В. Н. Чиколев неутомимо и
настойчиво работал над новыми
техническими вопросами, идя
своими оригинальными путями,
никогда не порывая связи с
наукой. Это был патриот, никогда
не стремившийся к эксплоатации
своих изобретений за границей,
применявший все результаты
своих работ на родине. Он никогда не уступал близоруким расчётам
предпринимателей и непрерывно боролся за высокое и благородное
назначение техника: бескорыстной работой содействовать улучшению
благосостояния общества. Он был одним из крупнейших и
талантливейших популяризаторов, распространявших технические знания в народе.
В. Н. Чиколев был учителем нескольких поколений русских техников.
В редкой книге по электрическому освещению, где бы она ни была
издана за последние 50—60 лет, не найдётся упоминания о В. Н. Чиколеве,
оставившем после себя крупные работы по светотехнике. Наряду с тру-
— 978 —
Владимир Николаевич Чиколев
дами Ломоносова, Менделеева и Лебедева, произведения В. Н. Чиколева
изданы в библиотеке классиков точного знания Оствальда.
Владимир Николаевич Чиколев родился 3 августа 1845 г.,
в с. Пески Смоленской губернии. Рано осиротевший, он был отдан для
получения среднего образования в Александровский сиротский
кадетский корпус, из которого был выпущен в марте 1863 г. Любовь к
прикладным знаниям, в частности интерес к вопросам электричества, была
причиной того, что В. Н. Чиколев поступил для продолжения
образования в Московский университет, отказавшись от военной карьеры.
Крайний недостаток средств заставил его проходить университетский
курс вольнослушателем, зарабатывая себе средства на жизнь разными
работами. Значительно пополнив свои знания на
физико-математическом факультете университета, В. Н. Чиколев начинает вести работы
в качестве лаборанта физической лаборатории Петровско-Разумовской
сельскохозяйственной академии, а затем в Московском высшем
техническом училище. На этой работе В. Н. Чиколев ознакомился с
употреблявшейся тогда электроизмерительной аппаратурой, с основными
приборами, аппаратами и устройствами для получения и использования
электрического тока. Но первые работы, привлекшие его внимание,
относились к области пиротехники. На основе этих работ он написал
руководство к приготовлению и сжиганию фейерверков (1867 г.); пять
раз, непрерывно пополняясь, переиздавалось это руководство, не
потерявшее в некоторых своих частях значения и для настоящего времени.
Уже в этот начальный период своей работы В. Н. Чиколев выступал
как техник-общественник. В Москве в это время развивало очень
большую и разностороннюю научную и популяризаторскую деятельность
Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии,
в частности его физическое отделение. В. Н. Чиколев был одним из
активных участников этого общества.
Ещё в 1869 г. В. Н. Чиколеву пришлось непосредственно
столкнуться с применением электрических дуговых ламп. В то время
наиболее распространёнными конструкциями были лампы Фуко и Серрена
с так называемыми последовательными регуляторами. Обе конструкции
отличались сравнительно большой сложностью; среди деталей этих ламп
были часовые механизмы, пружины, зубчатые передачи и т. п. Кроме
того, регуляторам последовательного типа были свойственны и другие
существенные недостатки, как-то: невозможность включения
нескольких ламп в одну цепь, необходимость сравнительно больших токов
для работы ламп, необходимость такого тока, сила которого
колебалась бы в весьма ограниченных пределах. Это ограничивало
распространение электрического освещения дуговыми лампами. В. Н. Чиколев
произвёл смелое по своему времени изменение конструкции регуляторов
для дуговых ламп, исключив ряд сложных деталей, введя второй
добавочный электромагнит, через который проходила незначительная часть
тока, ответвлённого от главного тока, питавшего вольтову дугу. Пере-
— 979 —
Владимир Николаевич Чиколев
делка на этом принципе лампы Фуко дала хорошие результаты, и
В. Н. Чиколев занялся конструированием ещё более совершенной
лампы, в которой были бы устранены и другие недостатки, имевшиеся
в дуговых лампах того времени. Вот как описывал В. Н. Чиколев
выводы, к которым он пришёл в результате своих первых работ над
построением регулятора для дуговых ламп: «Я пришёл к заключению, что
при построении пригодных для практического применения ламп нужно
руководствоваться следующими тремя основными принципами: 1)
регулирование расстояния между концами углей или сопротивления
вольтовой дуги нужно производить без пружины при помощи ответвления
части тока помимо дуги; 2) работу сближения и раздвижения углей
нужно поручить особому ответвлению того же тока, служащего для
освещения, чтобы и скорость движения углей была пропорциональна
силе тока, служащего для образования дуги; 3) желательно, чтобы эта
скорость движения углей была в известные моменты
пропорциональна произошедшему нарушению
расстояния между углями, т. е. чтобы в тех случаях,
когда нужно подвинуть угли на большую величину,
эта скорость была больше той, когда это требуется
в незначительных размерах».
В 1877 г. В. Н. Чиколеву удалось полностью
разрешить поставленную перед собой задачу, и им была
создана первая «дифференциальная» дуговая лампа,
в которой не было ни часового механизма, ни
пружин. Эта лампа действовала с первого момента без
ручной регулировки, требовала сравнительно
небольшого тока и допускала последовательное включение
в цепь произвольного числа ламп. Эта лампа в том
виде, как её построил В. Н. Чиколев, была им
описана в 1880 г. в журнале «Электричество» (№ 3—4)
и имела следующее устройство: для приведения в
действие регулятора служит маленький
электродвигатель с кольцом Грамма, один электромагнит
которого имеет тонкую, а другой — толстую обмотки,
соединённые — первая параллельно, а вторая
последовательно с дугой. Смотря по тому, попадёт ли ток в толстую или
тонкую обмотку электромагнитов, якорь будет вращаться в ту или
другую сторону и передавать вращательное движение винту,
имеющему правую нарезку на нижней части и левую — на верхней. Угли
укреплены в гайках, ходящих по винтовой резьбе, так что при
вращении винта в одну сторону, когда ток попадает в тонкую обмотку,
угли будут сближаться, а при вращении в другую сторону, когда ток
попадает в толстую обмотку, угли раздвинутся и образуют вольтову
дугу. То же самое будет происходить в дальнейшей работе регулятора
по мере того, как угли будут сгорать.
Дифференциальная
лампа Чиколева.
— 980 —
Владимир Николаевич Чиколев
Построением этой лампы и решением одновременно и другой
важной проблему — так называемого дробления света, т. е. включения
большого числа источников в цепь, питаемую одним генератором,
В. Н. Чиколеэ внёс в электротехнику вклад громадной значимости.
Эти работы сами по себе достаточны для того, чтобы определить
В. Н. Чиколеву почётное место среди основоположников
электротехники.
Успех дифференциальной лампы заставил Военное ведомство
обратить внимание на талантливого конструктора электротехнической
аппаратуры. В 1877 г. В. Н. Чиколев занял должность электротехника
Главного артиллерийского управления, где начал изучение проблем
военной электротехники и практического применения электричества
Политехнический музей.
в минном, артиллерийском и подрывном деле. В этом году закончился
московский период работ В. Н. Чиколева и начался петербургский,
продолжавшийся до самой его смерти.
Из московского периода деятельности В. Н. Чиколева следует особо
упомянуть о его неутомимой и плодотворной работе, связанной с
организацией Всероссийской политехнической выставки 1872 г. и с участием
в создании московского Политехнического музея, в котором им были
прочитаны первые публичные лекции. На Всероссийской
политехнической выставке он экспонировал изобретённую им электрическую
швейную машину, работавшую от моторчика, приводимого в действие током
от нескольких элементов Даниеля. Это был первый в мире
электрифицированный станок. Этим изобретением В. Н. Чиколев намного опередил
Америку, где швейная машина с электрическим приводом впервые
была демонстрирована в Институте Франклина в Филадельфии 17
октября 1880 г.
К московскому периоду относится ряд других работ В. Н.
Чиколева. О всех своих работах В. Н. Чиколев регулярно докладывал Обще-
— 981 —
Владимир Николаевич Чиколев
ству любителей естествознания и, например, только за период 1873—
1876 гг. в протоколы Общества было занесено более 20 докладов
В. Н. Чкколева по разным вопросам, как то: о швейной машине с
электродвигателем, о разработанной им системе гальванического
элемента, о распределении тока на произвольное число независимых
цепей с применением аккумуляторов Планте и др. К московскому периоду
относятся также оригинальные опыты В. Н. Чиколева над оптическим
способом разделения света одного сосредоточенного источника на
множество мелких источников помощью линз, призм, зеркал и труб с
отражательной поверхностью.
Несколько лет спустя, в 1879 г., В. Н. Чиколеву пришлось оспаривать
приоритет изобретения этого метода, названного им «оптической
канализацией света», в связи с заявкой Моллера и Цебриана на это
изобретение.
Ещё в Москве В. Н. Чиколев начал интересоваться вопросами
прожекторной техники. Им было произведено исследование прожекторов
при различном положении углей, приведшее к обнаружению того, что
при некотором несимметричном положении углей получается увеличение
силы света прожектора почти на 100%. «Чиколевское» положение углей
в дуговых прожекторах стало общепринятым.
Переход в Артиллерийское управление дал новое направление
работам В. Н. Чихолева и открыл перед ним новые возможности. По его
инициативе и под его руководством были устроены электротехнические
мастерские при Орудийном заводе, а также открыта особая
электротехническая лаборатория Главного артиллерийского управления. По
инициативе В. Н. Чиколева Военное ведомство организовало Офицерские
электротехнические классы, просуществовавшие много лет в качестве
рассадника военных электротехнических знаний; В. Н. Чиколев состоял
преподавателем этих классов до конца своей жизни.
Занявшись с этого времени преимущественно вопросами военной
электротехники и военной светотехники, В. Н. Чиколев не оставлял
работ по усовершенствованию дифференциальной лампы. Во французском
журнале «La lumiere electrique» от 1 мая 1880 г. было дано подробное
описание дифференциальной лампы Чиколева в её окончательном виде,
сохранившемся на многие годы. Это изобретение для своего времени
было чрезвычайно важным. 19 мая 1880 г., т. е. через две с половиной
недели после выхода в свет этого номера журнала, немецкий
фабрикант Шуккерт сделал патентную заявку в Германии на
дифференциальную лампу такой же точно конструкции. Выдача германского
патента Шуккерту помешала В. Н. Чиколеву запатентовать свою лампу
в Германии. Возникшая по этому поводу полемика привела к тому, что
Шуккерт, не отрицая тождества своей лампы с лампой Чиколева с
точки зрения патентных условий, объяснял свой поступок «незнанием
французского языка», на котором было опубликовано описание
дифференциальной лампы Чиколева.
— 982 —
Владимир Николаевич Чиколев
Из работ В. Н. Чиколева по применению электричества в военном
деле следует отметить: изобретение им (1878 г.) безопасного
электрического фонаря для пороховых погребов и снаряжательных заводов,
принятого также в Германии; конструкцию прожектора (1883 г.)
с разборными кольцеобразными составными стёклами, главным
достоинством которого являлось то, что пуля, попавшая в него, не
портила всей оптической системы, а лишь один элемент; конструирование
лёгкой подъёмной вышки для прожекторов (1891 г.); изобретение
фотографического метода проверки прожекторных отражателей при
помощи так называемой «сетки Чиколева» (1892 г.), до сих пор
применяемого в прожекторной технике; схему применения аккумуляторов в
полевых осветительных приборах; особый «фотоэлектрический» способ
измерения скорости снаряда; исследование электрических взрывателей
и другие работы.
Метод сетки Чиколева, широко применяемый до сих пор для
качественной проверки отражателей как вогнутых, так и выпуклых, состоит
в следующем: перед зеркальным отражателем на удвоенном или
утроенном фокусном расстоянии устанавливается экран, на котором
нанесена квадратная сетка. Этот экран должен быть по величине
больше, чем отражатель, а плоскость его должна быть
перпендикулярна к оптической оси отражателя. В том месте экрана, где его
пересекает оптическая ось отражателя, делается визирное отверстие, через
которое видно изображение сетки в отражателе. Те участки зеркала,
на которых наблюдаются несимметричные нарушения непрерывности
линии сетки, обладают дефектами шлифовки. Давая возможность
заметить такие места отражателя, метод сетки Чиколева лишь частично
обнаруживает количественную сторону дефекта, т. е. не во всех
случаях даёт возможность отличить мелкий дефект шлифовки от более
крупного. Изображение сетки в зеркале фотографируется через
визирное отверстие в экране.
К этому времени относится построение В. Н. Чиколевым
аккумуляторов из сурика на свинце с прокладками из пергамента, устройство
лампы накаливания с 6 нитями, каждую из которых можно было
включать после перегорания предыдущей, и др. Так как многие из работ
В. Н. Чиколева получили непосредственное применение для
вооружения русской армии и флота, то далеко не всё, сделанное В. Н.
Чиколевым, становилось достоянием печати и лишь случайно обнаруживалось
впоследствии. Так, например, когда в заграничных журналах в 1895 г.
появились сведения о моторных лодках с электродвигателем, В. Н.
Чиколев публикует в журнале «Электричество» заметку о том, что уже с
1891 г. на Охтенских пороховых заводах действует электрическая щлюп-
ка, оборудованная 45 аккумуляторами Валя ёмкостью 145 ампер-часов,
и работает с силой тока до 30 ампер, развивая на валу около 21/4 л. с.
Эта лодка была сконсуруирована В. Н. Чиколевым и носила название
«электроход»; паровые катеры в этих условиях были опасны из-за искр»
— 983 —
Владимир Николаевич Чиколев
В 1881, 1884, 1890 и 1897 гг. В. Н. Чиколев был в заграничных
командировках для приёмки казённых заказов и для ознакомления с
применением электричества в артиллерии.
За период 1867—1898 гг. В. Н. Чиколевым было опубликовано
больше 30 научно-технических работ в разных журналах и издан ряд
кцщ\ в том числе: «Справочная книга по электротехнике» (1885 и
1896), «Электрическое освещение в его применении к жизни и
военному искусству» (1879 и 1885), «Лекции по электротехнике» (1887),
«Электрическое освещение для боевых целей» (1894), «Атлас
электроосветительных аппаратов и текст к нему» (1887), классическое
исследование «Теория прожекторов» (1892) и др.
Общественная деятельность В. Н. Чиколева была обширна и
разнообразна. Он был одним из инициаторов организации VI отдела
Русского технического общества, инициатором создания журнала
«Электричество», выходящего по настоящее время, его бессменным
сотрудником и первым редактором. По предложению В. Н. Чиколева в 1880 г.
была организована в Петербурге первая в мире выставка по
применению электричества. На него пала, в связи с этим, большая
организационная работа.
Деятельность В. Н. Чиколева в журнале «Электричество» была
особенно значительной и полезной. Став во главе редакции этого
журнала в 1880 г., В. Н. Чиколев, перегруженный другими работами,
через год оставил редакторство, продолжая активно сотрудничать в
журнале. В. Н. Чиколев был выразителем прогрессивной технической
мысли и в своих статьях, заметках, ответах читателям и письмах
широко знакомил русскую общественность и инженеров с разнообразными
достижениями и задачами электротехники. В 1890 г., когда положение
журнала «Электричество» резко ухудшилось, он вновь принял на себя
обязанности редактора и, укрепив журнал, опять ушёл полностью в
свою работу инженера, передав руководство журналом другому лицу.
В. Н. Чиколев и в Петербурге продолжал свою широкую
деятельность как популяризатор технических знаний. Не только публичными
чтениями и докладами, но и устройством показательных установок
электрического освещения и другими способами он распространял
технические знания. Он был первым, кто устроил постоянное, исправно
действовавшее электрическое освещение (на Александровском мосту; до
этого он сделал пробные установки на Дворцовом мосту и на площади
Александрийского театра). Это было лучшим средством пропаганды
электрического освещения.
Владимир Николаевич Чиколев умер 6 марта 1898 года в
Петербурге. При аварии дрезины, на которой он ехал, он получил увечье,
оказавшее пагубное влияние на его здоровье и сведшее его в могилу
на 53-м году жизни.
В последние годы жизни В. Н. Чиколев написал книгу под
названием «Не быль и не выдумка», в которой он популярно излагал
— 984 —
Владимир Николаевич Чиколев
основы электричества и электротехники. В этом занимательном
произведении он разъяснял основные понятия электротехники, описал
главнейшие приборы и аппараты (счётчики, машины, лампы), в
общедоступной форме знакомил читателя с работой электростанций,
графиками нагрузки и т. д. Красной нитью через всю книгу проходит
основная идея автора — важность науки для техники и научного
исследования для отделки технического изобретения. Здесь В. Н. Чиколев
предсказывает, что электричество должно войти буквально во все
стороны и элементы жизни культурного человека. Он мечтает в этой
повести о громадном развитии применения электричества, о том, как
возникнет Экспериментальный институт электричества, благодаря
которому русский изобретатель сможет по заслугам «занять выдающееся
место среди гениев мира». Много нового, остроумного и меткого,
ожидавшего своего осуществления и осуществившегося теперь высказал
В. Н. Чиколев в этой прекрасной книге, проникнутой глубоко
благородными стремлениями её автора.
Главнейшие труды В. Н. Чиколева: Руководство к приготовлению и сжиганию
фейерверков, М., 1867 (выдержало 5 изданий); Об электрических лампах системы
Чиколева, М., 1879; Справочная книга по электротехнике, Спб., 1885; Электрическое
освещение в его применении к жизни и военному искусству, Спб., 1885; Лекции по
электротехнике, Спб., 1887; Атлас электроосветительных аппаратов и текст к нему, Спб., 1887;
О проверке рефлекторов электрического света фотографированием (совместно с
В. А. Тюриным и Р. Э. Классоном), Спб., 1892; Теория прожекторов, 1892; Электрическое
освещение для боевых целей, Спб., 1894; Не быль и не выдумка (популярный очерк
электротехники), Спб., 1896; Электротехнические меры и их проверка, Спб., 1897.
О В. Я. Чиколеве: П е р с к и й К, Д., В. Н. Чиколев (некролог),
«Артиллерийский журнал», 1898, № 6; Владимир Николаевич Чиколев (некролог), «Электричество»,
1899, № 11—12; Очерк работы русских по электротехнике с 1800 по 1900 г. (статья
о В. Н. Чиколеве), Спб., 1900; Артамонов И. Д., В. Н. Чиколев — военный
электротехник, «Электричество», 1945, № 8.
&&УЪ&.
к
ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ
ЯБЛОЧКОВ
(1847—1894)
авел Николаевич Яблочков — замечательный изобретатель,
конструктор и учёный — оказал громадное влияние на развитие
современной электротехники. Его имя до сих пор не сходит со страниц
научной электротехнической литературы. Его научное и техническое
наследство очень значительно, хотя
ещё и не подвергалось
систематическому изучению.
Павел Николаевич Яблочков
родился 14 сентября 1847 г. в
родовом имении своего отца в хут. Байки
около с. Петропавловского Сердоб-
ского уезда Саратовской губернии.
Отец его слыл человеком очень
требовательным и строгим. Небольшое
поместье было в хорошем состоянии,
и семья Яблочковых, не будучи
богатой, жила в достатке; для
хорошего воспитания и образования
детей были все возможности.
Сохранилось очень мало
сведений о детских и отроческих годах
П. Н. Яблочкова. Известно лишь, что мальчик с детства отличался
пытливым умом, хорошими способностями и любил строить и
конструировать. В 12-летнем возрасте он придумал, например, особый
угломерный инструмент, оказавшийся очень простым и удобным для
землемерных работ. Окрестные крестьяне охотно им пользовались при земельных
переделах. Домашнее обучение сменилось скоро гимназическими
занятиями в Саратове. До 1862 г. П. Н. Яблочков учился в Саратовской
гимназии, где считался способным учеником. Однако уже через три
— 986 —
Павел Николаевич Яблочков
года Павел Николаевич был в Петербурге, в подготовительном
пансионе, руководимом известным впоследствии военным инженером и
композитором Цезарем Антоновичем Кюи. Можно предполагать, что особая
любовь Яблочкова к конструированию и вообще интерес, который он с
ранних лет проявлял к технике, заставили его покинуть гимназическую
скамью и готовиться к поступлению в такое учебное заведение, в
котором было бы достаточно возможностей для развития инженерных
наклонностей молодого человека. В 1863 г. Павел Николаевич поступил в
Военно-инженерное училище и, таким образом, избрал себе деятельность
инженера.
Но военная школа с её усиленными строевыми занятиями, с
общим уклоном в сторону обучения фортификации и строительству
разных военно-инженерных сооружений не была в состоянии
удовлетворить пытливого юношу, полного разнообразных технических интересов.
Лишь наличие в числе преподавателей таких выдающихся русских
учёных, как Остроградский, Паукер, Вышнеградский и др., сглаживало
многие недостатки обучения. Выпущенный в августе 1866 г.
подпоручиком в 5-й сапёрный батальон инженерной команды Киевской
крепости, П. Н. Яблочков вступил на инженерное поприще, к которому так
стремился. Однако его работа не дала ему почти никаких
возможностей для развития творческих сил. Всего 15 месяцев он прослужил
офицером и в конце 1867 г. по болезни был уволен в отставку. Громадный
интерес, который в то время всеми проявлялся к применению
электричества для практических целей, не мог не коснуться П. Н. Яблочкова,
Как за границей, так и в России к этому времени в области
электротехники было сделано много важных работ и изобретений. Только
недавно, на основе работ русского учёного П. Л. Шиллинга,
электромагнитный телеграф получил широкое распространение; немного лет
прошло со времени успешных опытов петербургского профессора и
академика Б. С. Якоби по применению электродвигателя для движения
судна и со дня изобретения им гальванопластики; только что стали
известны важные работы Уитстона и Сименса, открывших принцип
самоиндукции и положивших практическое начало построению динамомашии.
Единственной школой в России, где можно было изучать
электротехнику, были в то время Офицерские гальванические классы. И в
1868 г. можно было вновь увидеть П. Н. Яблочкова в офицерской
форме в качестве слушателя этой школы, которая в годичный срок
обучала военно-минному делу, подрывной технике, устройству и
применению гальванических элементов, военной телеграфии. В начале 1869 г.
П. Н. Яблочков, по окончании гальванических классов, был вновь
зачислен в свой батальон, где стал во главе гальванической команды,
исполняя одновременно должность батальонного адъютанта, на
обязанности которого лежало заведывание делопроизводством и отчётностью.
Изучив в гальванических классах основы современной ему
электротехники, П. Н. Яблочков лучше, чем прежде, понимал, какие гро-
— 987 -
Павел Николаевич Яблочков
маддые перспективы имеет электричество в военном деле и в
обыденной жизни. Но атмосфера консерватизма, ограниченности и застоя на
действительной военной службе внов*> дала себя чувствовать. Отсюда
решительный шаг Яблочкова — уход с военной службы по истечении
обязательного годичного срока и при этом уход навсегда. В 1870 г. он
выщел в отставку; на этом окончилась его военная карьера и началась
деятельность в качестве электротехника, длившаяся непрерывно до
самой смерти, деятельность богатая и разносторонняя.
Единственная область, в которой электричество имело уже
прочное применение в эти годы, был телеграф, и П. Н. Яблочков, сейчас же
по выходе в отставку, поступает на должность начальника телеграфной
службы Московско-Курской железной дороги, где он мог войти в
непосредственное соприкосновение с разными вопросами практической
электротехники, глу^эко его интересовавшими.
В Москве в это время появилось уже много лиц, интересовавшихся
электротехникой. В Обществе любителей естествознания широко
дебатировались важнейшие вопросы, связанные с применением
электричества. Незадолго до этого созданный Политехнический музей был
местом, где собирались московские пионеры электротехники. Здесь же для
Яблочкова открылась возможность заняться опытами. В конце 1873 г.
ему удалось встретиться с выдающимся русским электротехником
В. Н. Чиколевым. От него Павел Николаевич узнал об удачных
работах А. Н. Лодыгина по конструированию и применению ламп
накаливания. Эти встречи оказали громадное влияние на П. Н. Яблочкова. Он
решил посвятить свои эксперименты применению электрического тока
для целей освещения и к концу 1874 г. настолько погрузился в свою
работу, что служба в качестве начальника телеграфа
Московско-Курской железной дороги, с её мелочными ежедневными заботами, стала
для него мало интересной и даже стеснительной. П. Н. Яблочков
оставляет её и полностью отдаётся своим научным занятиям и опытам.
Он оборудует в Москве мастерскую физических приборов. Здес^>
ему удалось построить электромагнит оригинальной конструкции — его
первое изобретение, здесь же он #дчал и другие свои работы. Однако
дела мастерской и магазина при ней шли плохо и не могли обеспечить
нужными средствами ни самого Яблочкова, ни его работы. Наоборот,
мастерская поглотила значительные личные средства П. Н, Яблочкова,
и он был принуждён прервать на некоторое время свои опыты и
заняться выполнением некоторых заказов, как, например, устройством
электрического освещения железнодорожного полотна с паровоза для
обеспечения безопасного следования царской семьи в Крым. Эта
работа была успешно проведена П. Н. Яблочковым и была первым
в мировой практике случаем электрического освещения на железных
дорогах.
В своей мастерской Павел Николаевич проделал много опытов над
дуговыми лампами, изучил их недостатки, понял, что правильное реще-
— 988 —
Павел Николаевич Яблочков
ш
ние вопроса о регулировании расстояния между углями, т. е. вопроса
о регуляторах, будет иметь решающее значение для электрического
освещения.
Однако финансовые дела Яблочкова окончательно расстроились.
Собственная мастерская пришла в упадок, так как Павел Николаевич
мало ею занимался, а всё время тратил на свои эксперименты.
Чувствуя бесперспективность своих работ в технически отсталой России
70-х годов, он решается поехать в Америку на открывавшуюся
Филадельфийскую выставку, на которой надеялся ознакомиться с
электрическими новинками и одновременно экспонировать свой электромагнит.
Осенью 1875 г. П. Н. Яблочков уезжает, но из-за отсутствия средств
на продолжение путешествия остался в Париже, где тогда велось
много разнообразных и интересных работ по применению электричества.
Здесь он встретился с известным механиком-
конструктором академиком Бреге.
Бреге сразу определил в П. Н. Яблочкове
наличие выдающихся конструкторских
способностей и пригласил его на работу в свои мастерские,
в которых в это время велось главным образом
конструирование телеграфных аппаратов и
электрических машин. Приступив в октябре 1875 г. к работе
в мастерских Бреге, П. Н. Яблочков не
прекращал своей основной работы —
усовершенствования регулятора для дуговой лампы, и уже в
конце этого года вполне оформил ту конструкцию
дуговой лампы, которая, найдя широкое применение
под именем «электрической свечи», или «свечи
Яблочкова», произвела полный переворот в
технике электрического освещения. Этот переворот
вызвал коренные изменения в электротехнике, так
как открыл широкий путь к применению
электрического тока, в частности переменного, для существенных практических
нужд.
23 марта 1876 г. есть формальная дата рождения свечи Яблочкова:
в этот день ему была выдана первая привилегия во Франции, за
которой последовал затем ряд других привилегий во Франции и в других
странах на новый источник света и его усовершенствования. Свеча
Яблочкова отличалась исключительной простотой и представляла собой
дуговую лампу без регулятора. Два параллельно поставленных угольных
стержня имели между собой каолиновую прокладку по всей высоте
(в первых конструкциях свечи один из углей был заключён в
каолиновую трубку); каждый из углей зажимался своим нижним концом
в отдельную клемму светильника; эти клеммы соединялись с полюсами
батареи или присоединялись к сети. Между верхними концами
угольных стержней укреплялась пластинка из дурнопроводящего материала
— 989 —
Свеча Яблочкова.
Павел Николаевич Яблочков
(«запал»), соединявшая между собой оба угля. При прохождении тока
запал сгорал, а между концами угольных электродов появлялась дуга,
пламя которой создавало освещение и, постепенно расплавляя каолин
при сгорании углей, снижалось и основание стержней. При питании
дуговой лампы постоянным током происходит вдвое более быстрое
сгорание положительного угля; для того чтобы избежать потухания свечи
Яблочкова при питании её постоянным током, требовалось
положительный уголь сделать вдвое толще, чем отрицательный. П. Н. Яблочков
сразу установил, что питание его свечи переменным током является
более рациональным, так как при этом оба угля могут быть совершенно
одинаковыми и будут сгорать равномерно. Поэтому применение свечи
Яблочкова повлекло за собой широкое применение переменного тока.
Успех свечи Яблочкова превзошёл самые смелые ожидания. В
апреле 1876 г. на выставке физических приборов в Лондоне свеча
Яблочкова была «гвоздём» выставки. Буквально вся мировая техническая
и общая пресса были полны сведений о новом источнике света и
уверенности в том, что начинается новая эра в развитии электротехники.
Но для практического использования свечи нужно было разрешить ещё
много вопросов, без которых нельзя было вести экономически выгодную
и рациональную эксплоатацию нового изобретения. Нужно было
обеспечить осветительные установки генераторами переменного тока.
Нужно было создать возможность одновременного горения
произвольного числа свечей в одной цепи (до этого времени каждая отдельная
дуговая лампа питалась самостоятельным генератором). Нужно было
создать возможность длительного и непрерывного освещения свечами
(каждая свеча сгорала в течение IV2 часов). Великой заслугой
П. Н. Яблочкова является то, что все эти чрезвычайно важные
технические вопросы получили самое быстрое разрешение при
непосредственном участии самого изобретателя. П. Н. Яблочков добился того, что
известный конструктор Зиновий Грамм стал выпускать машины
переменного тока. Переменный ток скоро получил решительное
преобладание в электротехнике. Конструкторы электрических машин впервые
всерьёз принялись за постройку машин переменного тока, и П. Н.
Яблочкову принадлежит разработка систем распределения тока при
посредстве индукционных приборов (1876 г.), являвшихся
предшественниками современных трансформаторов. П. Н. Яблочков первым в мире
столкнулся с вопросом о коэффициенте мощности: при опытах с
конденсаторами (1877 г.) он впервые обнаружил, что сумма сил токов
в разветвлениях цепи была больше силы тока в цепи до разветвления.
Свеча Яблочкова оказала решительное влияние на многие другие
работы в области электрического освещения, дав, в частности, толчок
развитию научной фотометрии. Сам П. Н. Яблочков обратился к
построению электрических машин.
В конце 1876 г. П. Н. Яблочков сделал попытку применить свои
изобретения на родине и поехал в Россию. Это было накануне турецкой
— 990 —
Павел Николаевич Яблочков
войны. П. Н. Яблочков не был практическим дельцом. Встречен он
был совершенно равнодушно, и ему, по существу, ничего не удалось
сделать в России. Он, правда, получил разрешение на устройство
опытного электрического освещения железнодорожной станции Бир-
зула, где и произвёл удачные опыты освещения в декабре 1876 г.
Но и эти опыты не привлекли внимания, и П. Н. Яблочков вынужден
был вновь уехать в Париж, тяжело потрясённый таким отношением
к его изобретениям. Однако его как истинного патриота своей родины
никогда не оставляла мысль видеть свои изобретения осуществлёнными
в России.
С 1878 г. за границей началось широкое применение свечей
Яблочкова. Был создан синдикат, который в январе 1878 г. превратился
в общество по эксплоатации патентов Яблочкова. В течение VI2—2 лет
изобретения Яблочкова обошли весь свет. После первых установок
1876 г. в Париже (универсальный магазин Лувр, театр Шатле,
площадь Оперы и др.) устройства освещения свечами Яблочкова появились
буквально во всех странах мира. Павел Николаевич писал одному из
своих друзей в то время: «Из Парижа электрическое освещение
распространилось по всему миру, дойдя до дворцов шаха персидского и
короля Камбоджи». Трудно передать тот восторг, с которым было
встречено во всем мире освещение электрическими свечами. Павел Николаевич
стал одним из самых популярных лиц промышленной Франции и всего
света. Новый способ освещения называли «русским светом», «северным
светом». Общество по эксплоатации патентов Яблочкова получало
колоссальные прибыли и не справлялось с нахлынувшей массой
заказов.
Достигнув блестящих успехов за границей, П. Н. Яблочков вновь
возвратился к мысли стать полезным своей родине, но ему не удалось
добиться, чтобы военное министерство Александра II приняло у него в
эксплоатацию русскую привилегию, заявленную им в 1877 г. Он был
принуждён продать её Французскому обществу.
Заслуги П. Н. Яблочкова и громадное значение его свечи были
признаны самыми авторитетными научными учреждениями. Ряд
докладов был посвящен ей во Французской академии и в крупнейших научных
обществах.
Годы блестящих успехов свечи окончательно закрепили победу
электрического освещения над газовым. Поэтому конструкторская
мысль продолжала непрерывно работать над усовершенствованием
электрического освещения. Сам П. Н. Яблочков построил
электрическую лампочку другого типа, так называемую «каолиновую», свечение
которой происходило от огнеупорных тел, накаляемых электрическим
током. Этот принцип для своего времени был новым и
многообещающим; однако П. Н. Яблочков не углубился в работу над каолиновой
лампой. Как известно, этот принцип был применён четверть века спустя
в лампе Нернста. Усилились также работы над дуговыми лампами с
— 991 —
Павел Николаевич Яблочков
регуляторами, так как электрическая свеча была мало пригодна для
прожекторных и тому подобных установок интенсивного освещения.
В это же время Лодыгину в России, а несколько позже Лейн-Фоксу
и Свану в Англии, Максиму и Эдисону в Америке удалось
завершить разработку ламп накаливания, которые стали не только
серьёзным конкурентом свечи, но и вытеснили её в довольно
короткий срок.
В 1878 г., когда свеча была ещё в блестящем периоде своего
применения, П. Н. Яблочков решается ещё раз поехать на родину для экспло-
атации своего изобретения. Возвращение на родину было для
изобретателя связано с большими жертвами: он должен был выкупить у
французского общества русскую привилегию и за это должен был уплатить около
миллиона франков. Он на это решился и приехал в Россию без средств,
но полный энергии и надежд.
Приехав в Россию, Павел Николаевич столкнулся с большим
интересом к его работам со стороны разных кругов. Нашлись средства для
финансирования предприятия. Ему пришлось заново создавать
мастерские, вести многочисленные финансовые и коммерческие дела. С 1879 г.
в столице появилось много установок со свечами Яблочкова, из которых
первая осветила Литейный мост. Отдавая дань времени, П. Н. Яблочков
в своих мастерских начал также небольшое производство ламп
накаливания. Коммерческое направление, которое по преимуществу получили
на сей pai работы П. Н. Яблочкова в Петербурге, ему удовлетворения не
приносило. Не облегчало его тяжёлого настроения и то, что успешно
подвигалась его работа по конструированию электрической машины и его
деятельность по организации электротехнического отдела при Русском
техническом обществе, вице-председателем которого Павел Николаевич
был избран. Много трудов положил он на основание первого русского
электротехнического журнала «Электричество», который стал выходить
с 1880 года. 21 марта 1879 г. он прочёл в Русском техническом обществе
доклад об электрическом освещении. Русская техническая
общественность почтила его присуждением медали Общества за то, что «он
первый достиг удовлетворительного разрешения на практике вопроса об
электрическом освещении». Однако эти внешние знаки внимания были
недостаточны для того, чтобы создать П. Н. Яблочкову хорошие условия
работы. Павел Николаевич видел, что в отсталой России начала 80-х
годов слишком мало возможностей для реализации его технических идей,
в частности для производства построенных им электрических машин.
Его вновь потянуло в Париж, где ещё так недавно счастье ему
улыбнулось. Вернувшись в Париж в 1880 г., П. Н. Яблочков вновь поступил
на службу в Общество по эксплоатации его изобретений, продал
Обществу свой патент на динамомашину и стал готовиться к участию в
первой Всемирной электротехнической выставке, намеченной к открытию
в Париже в 1881 г. В начале 1881 г. П. Н. Яблочков оставляет службу
в Обществе и полностью отдаётся конструкторской работе.
- 992 —
Павел Николаевич Яблочков
На электротехнической выставке 1881 г. изобретения Яблочкова
получили высшую награду: они были признаны вне конкурса. Научные,
технические официальные сферы высоко ставили его авторитет, и Павел
Николаевич был назначен членом международного жюри по
рассмотрению экспонатов и присуждению наград. Сама же выставка 1881 г. была
триумфом лампы накаливания: электрическая свеча стала клониться к
своему закату.
G этого времени П. Н. Яблочков посвятил себя работам над
генераторами электрического тока — динамомашинами и
гальваническими элементами; к источникам света он больше никогда не
возвращался.
П. Н. Яблочков получил в последующие годы ряд патентов на
электрические машины: на магнитоэлектрическую машину переменного
тока без вращательного движения (позже по этому принципу построил
машину знаменитый электротехник Никола Тесла); на магнито-динамо-
электрическую машину, построенную на принципе униполярных машин;
на машину переменного тока с вращающимся индуктором, полюсы
которого были расположены на винтовой линии; на электродвигатель,
могущий работать как на переменном, так и на постоянном токе и могущий
также служить генератором. П. Н. Яблочков сконструировал также
машину для постоянного и переменного токов, действующую по
принципу электростатической индукции. Совершенно оригинальной
конструкцией является так называемая «клиптическая динамомашина
Яблочкова».
Работы Павла Николаевича в области гальванических элементов
и аккумуляторов и взятые им патенты обнаруживают исключительную
глубину и прогрессивность его замыслов. В этих своих работах он
глубоко изучил сущность процессов, происходящих в гальванических
элементах и аккумуляторах. Им были построены: элементы горения, в
которых использовалась реакция горения как источник тока; элементы со
щелочными металлами (натрий); трёхэлектродный элемент
(автоаккумулятор) и многие другие. Эти его работы показывают, что им была с
настойчивой последовательностью проведена работа по изысканию
возможности непосредственного применения химической энергии для целей
электротехники сильных токов. Путь, которым шёл Яблочков в этих
работах, — путь революционный не только для своего времени, но и для
современной техники. Успехи на этом пути могут открыть новую эру в
электротехнике.
В непрерывном труде, в тяжёлых материальных условиях вёл
П. Н. Яблочков свои опыты в период 1881 — 1893 гг. Он жил в Париже
в качестве частного лица, полностью отдавшись научным проблемам,
искусно экспериментируя и внося в работу много оригинальных идей,
направляясь смелыми и неожиданными путями, опережая современное
ему состояние науки, техники и промышленности. Взрыв, происшедший в
его лаборатории во время опытов, едва не стоил ему жизни. Непрерывное
— 993 —
Павел Николаевич Яблочков
ухудшение материального положения, прогрессировавшая тяжёлая
сердечная болезнь — всё это подтачивало силы П. Н. Яблочкова. Он решился
вновь поехать на родину после 13-летнего отсутствия. В июле 1893 г. он
выехал в Россию, но сразу же по приезде сильно заболел. В имении он
застал настолько запущенное хозяйство, что никаких надежд на
улучшение материальных условий у него не осталось. Павел Николаевич с
женой и сыном поселился в Саратове в гостинице. Больной,
прикованный к дивану тяжёлой водянкой, лишённый почти всяких средств к
существованию, он продолжал вести опыты.
31 марта 1894 г. перестало биться сердце талантливого русского
учёного и конструктора, одного из блестящих пионеров электротехники,
работами и идеями которого гордится наша родина.
Главнейшие труды П. Н. Яблочкова: О новом аккумуляторе, называемом
автоаккумулятором, «Comptes Rendues de ГАс. des Sciences», Paris, 1885, t. 100; Об
электрическом освещении. Публичная лекция Русского технич. общества, читанная 4 апреля
1879 г., Спб., 1879 (помешена также в кн.: П. Н. Яблочков. К пятидесятилетию
со дня смерти, М.—Л., 1944).
О П. Н. Яблочкове: Перский К. Д., Жизнь и труды П. Н. Яблочкова, «Труды
1-го Всероссийского электротехнического съезда в Спб. в 1899—1900 гг.», Спб., 1901, т. 1;
ЗабаринскийП., Яблочков, изд. «Молодая гвардия», М., 1938; Ш а т е л е н М. А.,
Павел Николаевич Яблочков (биографический очерк), «Электричество», 1926, № 12;
П. Н. Яблочков. К пятидесятилетию со дня смерти, под ред. проф. Л. Д. Белькинда;
М.—Л., 1944; К а п ц о в Н, А., Павел Николаевич Яблочков, М.—Л., 1944.
АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
ЛОДЫГИН
(1847—1923)
&*-%-* гордости русского народа должен быть на скрижалях истории
культуры отмечен тот факт, что инициатива применения электрического
освещения как вольтовой дугой, так и калильными лампами
принадлежит русским изобретателям Яблочкову и Лодыгину; поэтому малейшие
подробности всей эпопеи зарождения
электрического освещения должны быть дороги,
интересны и отрадны каждому русскому
сердцу, и наш долг перед теми, кто
положил начало столь распространённому теперь
электрическому освещению, показать их
работы и выяснить их право на это великое
открытие». Так писал «Почтово-телеграф-
ный журнал» в 1900 г. (№ 2) ещё при жизни
знаменитого изобретателя Александра
Николаевича Лодыгина.
Имя Александра Николаевича Лодыгина
связано главным образом с построением
электрической лампы накаливания. Как
известно, приоритет изобретения лампы
накаливания оспаривался очень многими лицами, и по поводу него возникло
много так называемых «патентных процессов». Принцип электрической
лампы накаливания был известен до А. Н. Лодыгина. Но А Н. Лодыгин
был тем, кто пробудил громадный интерес к построению источников света,
действующих на принципе накаливания проводника током. Построий
более совершенную лампу, чем другие изобретатели, А. Н. Лодыгий
впервые превратил её из физического прибора в практическое средство
освещения, вынес её из физического кабинета и лаборатории на улицу ri
показал широкие возможности её применения для целей освещения
— 995 ~
Александр Николаевич Лодыгин
А. Н. Лодыгин показал преимущества применения металлической, в
частности вольфрамовой, проволоки для изготовления тела накала и,
таким образом, положил начало производству современных, гораздо более
экономичных ламп накаливания, чем угольные лампы раннего периода.
А. Н. Лодыгин подготовил почву для успехов П. Н. Яблочкова и,
несомненно, оказал сильное влияние на Т. А. Эдисона и Д. Свана,
которые, пользуясь принципом действия лампы накаливания,
утверждённым трудами А. Н. Лодыгина, превратили этот прибор в предмет
широкого потребления.
Посвятив много лет работы построению и усовершенствованию
лампы накаливания с угольным и металлическим телом накала, А. Н.
Лодыгин не нашёл в современной ему России благоприятной почвы для
того, чтобы эти работы получили практическое применение в масштабе,
соответствующем их значимости. Судьба заставила его искать счастья
в Америке, где протекла вторая половина его жизни. Живя вдали от
родины, А. Н. Лодыгин продолжал надеяться, что ему удастся
возвратиться домой для работы. Он дожил до Великой Октябрьской
социалистической революции, но преклонный возраст лишил его возможности
вернуться в родную страну в те годы, когда она начала неведомое ей до
того времени движение по пути культурного и технического прогресса.
Советская техническая общественность не порывала связи со своим
выдающимся соратником. Он избирается почётным членом Общества
русских электротехников, а в 1923 г. Русское техническое общество
торжественно отпраздновало 50 лет со дня первых опытов А. Н. Лодыгина по
освещению лампами накаливания.
Александр Николаевич Лодыгин родился 18 октября 1847 года
r имении родителей в Тамбовской губернии. По семейной традиции ему
готовилась военная карьера. Для получения среднего образования он
был отдан в Воронежский кадетский корпус, в котором обучался
до 1865 г. По окончании кадетского корпуса А. Н. Лодыгин прошёл курс
обучения в Московском юнкерском училище и был произведён в
подпоручики, после чего началась его служба в качестве армейского офицера.
Наличие несомненных инженерных способностей отвлекло А. Н.
Лодыгина от военной карьеры. Прослужив обязательный срок, он вышел в
отставку и никогда более не возвращался в армию. Начав, после выхода
в отставку, работу на заводах, А. Н. Лодыгин занимался некоторыми
техническими вопросами, в частности построением летательных
аппаратов. В 1870 г. им была разработана конструкция летательного аппарата
тяжелее воздуха, и он предложил её Комитету национальной обороны в
Париже для использования в условиях происходившей в это время
франко-прусской войны. Его предложение было принято: он был вызван в
Париж для построения и испробования его аппарата. А. Н. Лодыгин уже
приступил к подготовительным работам на заводах Крезо, незадолго до
того, как Фракция потерпела поражение в этой войне. Его предложение
в связи в этим скоро потеряло свою актуальность, от реализации его
— 996 —
Александр Николаевич Лодыгин
отказались, и А. Н. Лодыгин вернулся в Россию после безуспешного
пребывания за границей, В России А. Н. Лодыгин очутился в тяжёлом
материальном положении и был принуждён принять первую попавшуюся
работу в Обществе нефтяного газа «Сириус». Он начал там работать в
качестве техника, уделяя при этом свободное время разработке ламп
накаливания. До поездки в Париж А. Н. Лодыгин, повидимому, этим
вопросом не занимался. Этой технической проблемой он увлёкся в связи
с работой над построением летательного аппарата, для освещения
которого такой источник света был более пригоден, чем какой-либо
другой.
Приступив к работам над электрическим освещением лампами
накаливания, А. Н. Лодыгин, несомненно, чувствовал недостаточность
своих познаний в области электротехники. После возвращения из
Парижа он начинает слушать лекции в Петербургском университете,
стараясь ближе ознакомиться с новейшими течениями научной мысли в
области прикладной физики, особенно в области учения об
электричестве.
К концу 1872 г. А. Н. Лодыгин располагал несколькими
экземплярами ламп накаливания, которые можно было публично демонстрировать.
Ему удалось найти прекрасных механиков в лице братьев Дидрихсон, из
которых один — Василий Фёдорович Дидрихсон — собственноручно
изготовил все конструкции ламп накаливания, разрабатывавшиеся А. Н.
Лодыгиным, внося при этом уже во время изготовления ламп существенные
технологические усовершенствования.
А. Н. Лодыгин в первых своих опытах производил накаливание
током железной проволоки, затем большого числа мелких стерженьков
из кокса, зажатых в металлических держателях. Опыты с железной
проволокой были им оставлены как неудачные, а накаливание
угольных стерженьков показало, что таким методом можно не только
получить более или менее значительный свет, но и разрешить одновременно
другую очень важную техническую проблему, носившую в то время
название «дробления света», т. е. включения большого числа
источников света в цепь одного генератора электрического тока.
Последовательное включение стерженьков было очень простым и удобным. Но
накаливание угля на открытом воздухе приводило к быстрому
перегоранию тела накала. А. Н. Лодыгин построил в 1872 г. лампу
накаливания в стеклянном баллоне с угольным стерженьком. Его первые лампы
имели по одному угольному стержню в баллоне, причём из баллона
воздух не удалялся: кислород выгорал при первом накаливании угля, а
дальнейшее накаливание происходило в атмосфере остаточных
разреженных газов.
Первая лампа накаливания А. Н. Лодыгина имела следующее
устройство: через отверстия, просверленные в круглой медной
шайбе U пропускались два проводника 2 и 3, изогнутые под прямьш
углом, из которых левый прямо припаивался к шайбе, на правый же
— 997 —
Александр Николаевич Лодыгин
Лампа накаливания.
надевалась стеклянная трубочка 4—4. Наружная поверхность этой
трубочке! матировалась, и на неё наносился раствор серебряной соли, йз
которого многократным нагревом на пламени выделялся ровный налёт
металлического серебра. На этом слое серебра гальваническим путём
наращивался слой красной меди желаемой
толщины. Приготовленная таким образом
трубка надевалась на проводник. Своими
концами она припаивалась посредством
олова к проводнику, а своей средней
частью к медной шайбе /, причём для
изолирования трубки от шайбы медь,
осаждённая на трубке, вместе с серебром
оставлялась только в виде узкого кольца
посредине и двух узких колец по концам 5—5, а
на остальной поверхности соскабливалась.
Телом накала служил уголёк 6, концы
которого покрывались слоем меди и вделывались в держатели.
Стеклянный баллон 7 имел шейку <§, которая покрывалась слоем серебра и меди,
подобно трубке 4—4, и припаивалась к шайбе /. Уголёк имел
продолжительность горения приблизительно 30 минут по той, главным образом,
причине, что уплотнение баллона и электродов было недостаточно, и при
нагревании, вследствие различия коэффициентов
расширения стекла и металла, воздух проникал внутрь
колбы и ускорял перегорание угля.
Лампа этой конструкции была негодной для
практического применения. В 1873 г. была построена
лампа, более усовершенствованная с точки зрения
продолжительности службы. Она содержала два
угольных стерженька, из коих один горел в течение
30 минут и выжигал кислород, после чего второй
стерженёк горел в течение 2—2!/г часов. Уплотнение
вводов в этой лампе было более совершенным. Она
состояла из закрытого сверху цилиндрического
баллона /—/, который вставляется в стеклянный стакан
2—2 и в него помещается полый цилиндр 3—3,
назначение которого заключается в том, чтобы
вытеснить из баллона возможно больший объём воздуха и
тем уменьшить сгорание угольных стерженьков. Для
уплотнения служит масло, наливаемое в стакан. На
медном цилиндре укрепляется стойка 4, к которой при помощи
платиновых крючков 5—5 подвешиваются два угольных стерженька. От
стерженьков 6—6 отходят внизу проводники 7, продетые через две
стеклянные трубочки, вставленные в цилиндр 5—3. При лампе
устраивается коммутатор, позволяющий включать второй уголь после
перегорания первого. Эта лампа демонстрировалась Лодыгиным в 1873 и
Лампа,
усовершенствованная A. HL
Лодыгиным
в 1873 г.
— 998 —
Александр Николаевич Лодыгин
1874 гг. В Технологическом институте и других учреждениях А. Н.
Лодыгин прочёл много лекций об освещении лампами накаливания. Эти
лекции привлекали большое число слушателей. Но историческое
значение имела установка электрического освещения лампами накаливания,
устроенная А. Н. Лодыгиным осенью 1873 г. на Одесской ул. в
Петербурге. Вот как описывает это устройство инженер Н. В. Попов, лично
присутствовавший на этих демонстрациях (журнал «Электричество»,
1923, стр. 644): «На двух уличных фонарях керосиновые лампы были
заменены лампами накаливания, изливавшими яркий белый свет. Масса
народа любовалась этим освещением, этим огнём с неба. Многие
принесли с собой газеты и сравнивали расстояния, на которых можно
было читать при керосиновом освещении и при электрическом. На
панели между фонарями лежали провода с резиновой изоляцией,
толщиной в палец. Что же это была за лампа накаливания? Это были
кусочки ретортного угля, диаметром около 2 миллиметров, зажатые между
двумя вертикальными углями из того же материала, диаметром в 6
миллиметров. Лампы вводились последовательно и питались или батареями,
или магнито-электрическими машинами системы Ван-Мальдерна,
компании Альянс, переменного тока».
Эти опыты были многообещающими и являлись первым случаем
публичного применения лампы накаливания. Лампа накаливания
совершила свой первый шаг в технику. Успех работ А. Н. Лодыгина был
безусловным, и после этого нужно было взяться за серьёзную
переработку конструкции и устранение тех слабых мест, которые в ней имелись.
Перед А. Н. Лодыгиным как конструктором стали сложные технические
вопросы: изыскание наилучшего материала для изготовления тела
накала лампы, устранение сгорания тела накала, т. е. полное удаление
кислорода из баллона, проблема уплотнения места вводов, дабы сделать
невозможным проникновение воздуха внутрь баллона извне. Эти вопросы
требовали большого настойчивого и коллективного труда. Над ними
техники не перестали работать и в настоящее время.
В 1875 г. была построена более совершенная конструкция ламп
накаливания в отношении способов уплотнения и с эвакуацией баллона.
Эта конструкция лампы такова. В металлическое основание лампы
герметически вставляется стеклянный колпак. Ток через зажим подводится
к одному из угольков / и через шарнир 2—2 возвращается по второму
металлическому стержню 3 в корпус лампы. При сгорании уголька 1
шарнир 2—2 падает автоматически и замыкает цепь через уголёк 4.
Посредством вентиля, показанного на рисунке справа, можно было удалять
воздух из баллона насосом.
Демонстрирование освещения с помощью ламп Лодыгина в
Адмиралтейских доках в 1874 г. показало, что морское ведомство может
получить большую пользу от применения освещения лампами накаливания
во флоте. Среди научных и промышленных кругов интерес к работам
А. Н. Лодыгина после этого сильно возрос. Академия наук присудила
— 999 —
Александр Николаевич Лодыгин
ему Ломоносовскую премию, подчеркнув этим научную ценность его
трудов. Блестящие успехи А. Н. Лодыгина привели к тому, что вокруг него
стали группироваться предприниматели, заботившиеся не столько об
усовершенствовании лампы, сколько о возможных прибылях. Это
и погубило всё дело. Вот как
характеризовал В. Н. Чиколев («Электричество», 1880,
стр. 75), относившийся всегда со вниманием
и благожелательством к работам А. Н.
Лодыгина, положение, создавшееся после
того, как всеми была признана успешность
работ и опытов над лампами накаливания:
«Изобретение Лодыгина вызвало большие
надежды и восторги в 1872—1873 гг.
Компания, составившаяся для эксплоатации
этого совершенно невыработанного и
неготового способа, вместо энергичных работ
по его усовершенствованию, на что
надеялся изобретатель, предпочла заняться
спекуляциями и торговлей паями в расчёте на
будущие громадные доходы предприятия.
Понятно, что это был самый надёжный,
совершенный способ погубить дело —
способ, который не замедлил увенчаться
полным успехом. В 1874—1875 гг. об
освещении Лодыгина не было более разговоров».
А. Н. Лодыгин, попав в состав такого наспех организованного
предприятия, потерял по существу самостоятельность. Это видно хотя бы из
того, что все последующие конструктивные варианты его лампы
накаливания даже не носили имени Лодыгина, а назывались то лампами
Козлова, то лампами Конна. Козлов и Конн — владельцы акций так
называемого «Товарищества электрического освещения А. Н. Лодыгин и К°»,
никогда не занимавшиеся конструкторской работой и, конечно, никаких
ламп не построившие. Последняя по времени выпуска конструкция лампы
имела 4—5 отдельных стержней, в которой каждый уголь автоматически
включался после выгорания предыдущего угля. Эта лампа также носила
название «лампы Конна».
Изобретением Лодыгина в 1877 г. воспользовался Эдисон, знавший
о его опытах и ознакомившийся с образцами его ламп накаливания,
привезёнными в Америку морским офицером А. М. Хотинским,
командированным Морским министерством для приёмки крейсеров, и начал
работать над усовершенствованием ламп накаливания.
Со стороны официальных учреждений А. Н. Лодыгину также не
удалось встретить благожелательного отношения. Подав, например,
14 октября 1872 г. заявку в Департамент торговли и мануфактур на
«Способ и аппараты дешёвого электрического освещения», А. Н. Лоды-
Конструкция лампы,
построенной в 1875 г.
— 1000 —
Александр Николаевич Лодыгин
гин получил привилегию только 23 июля 1874 г., т. е. его заявка почти
два года странствовала по канцеляриям.
Ликвидация дел «Товарищества» поставила А. Н. Лодыгина в очень
тяжёлое финансовое и моральное положение. Вера в возможность
успешного продолжения в России работ над лампой у него исчезла, но он
надеялся, что в Америке он найдёт лучшие возможности. Он направляет
в Америку патентную заявку на угольную лампу накаливания; уплатить,
однако, установленных патентных сборов он не мог и не получил
американского патента. В средине 1875 г. А. Н. Лодыгин начал работать в
качестве слесаря-инструментальщика в Петербургском арсенале, в 1876—
1878 гг. он работал на металлургическом заводе принца Ольденбургского
в Петербурге. Здесь ему пришлось столкнуться с совершенно новыми
вопросами, относившимися к металлургии; под их влиянием и в результате
знакомства с электротехникой, приобретённого за время работ над
электрическим освещением, у него появился интерес к вопросам
электроплавки, и он начал работать над построением электрической печи. В 1878—
1879 гг. в Петербурге находился П. Н. Яблочков, и А. Н. Лодыгин начал
работать у него в мастерских, организованных для производства
электрических свечей. Работая там до 1884 г., он вновь сделал попытку
производства ламп накаливания, но она ограничилась лишь небольшими по
объёму опытными работами.
В 1884 г. А. Н. Лодыгин окончательно решил уехать за границу.
Несколько лет он проработал в Париже, а в 1888 г. приехал в Америку.
Здесь работал сначала в области ламп накаливания над изысканием
лучшего материала, чем уголь, для тела накала. Несомненно выдающимися
и основоположными в этом направлении были те его работы, которые
были связаны с изготовлением тела накала из тугоплавких металлов.
В Америке ему были выданы патенты №№ 575002 и 575668 в 1893 и
1894 гг. на калильное тело для ламп накаливания из платиновых нитей,
покрытых родием, иридием, рутением, осмием, хромом, вольфрамом и
молибденом. Эти патенты сыграли заметную роль в развитии работ над
построением ламп накаливания с металлической нитью; в 1906 г. они
были приобретены концерном «Дженераль Электрик». А. Н. Лодыгину
принадлежит та заслуга, что он указал на особо важное значение
вольфрама для построения ламп накаливания. Это его мнение не привело
немедленно к соответствующим результатам, но 20 лет спустя
электроламповая промышленность всего мира полностью перешла на производство
вольфрамовых ламп накаливания. Вольфрам продолжает до сих пор
оставаться единственным металлом для производства нитей ламп
накаливания.
В 1894 г. А. Н. Лодыгин поехал из Америки в Париж, где
организовал электроламповый завод и одновременно принимал участие в
делах автомобильного завода «Колумбия», но в 1900 г. он снова
возвращается в Америку, участвует в работах по постройке ньюйоркского
метрополитена, работает на крупном аккумуляторном заводе в Буффало
„Ю01 —
Александр Николаевич Лодыгин
и на кабельных заводах. Его интересы всё более и более
сосредоточиваются на применении электричества в металлургии и на различных
вопросах промышленной электротермии. За период 1900—1905 гг. под его
руководством было построено и пущено в ход несколько заводов для
производства феррохрома, ферровольфрама, ферросилиция и др.
Исход русско-японской войны очень огорчил А. Н. Лодыгина. И хотя
в это время его материальное положение в Америке было прочным, как
специалист он пользовался большим авторитетом, его творческие силы
были в полном расцвете, — он пожелал вернуться в Россию, чтобы на
родине применить свои обширные и разносторонние знания инженера. Он
вернулся в Россию в конце 1905 г. Но здесь он нашёл тот же
реакционный правительственный курс и ту же техническую отсталость. Начала
сказываться послевоенная экономическая депрессия. Методы
американской промышленности и новости заокеанской техники в это время никого
в России не интересовали. И сам А. Н. Лодыгин оказался лишним. Для
А. Н. Лодыгина нашлось лишь место заведующего подстанциями
городского трамвая в Петербурге. Эта работа не могла его удовлетворить, и
он уехал в Америку.
Последние годы в Америке после возвращения из России А. Н.
Лодыгин занимался исключительно конструированием электрических печей.
Он построил крупнейшие электропечные установки для плавки металлов,
мелинита, руд, для добычи фосфора и кремния. Им были построены печи
для закалки и отжига металлов, для нагрева бандажей и других
процессов. Большое число усовершенствований и технических нововведений было
им запатентовано в Америке и в других странах. Промышленная
электротермия многим обязана А. Н. Лодыгину как пионеру этой новой
отрасли техники.
16 марта 1923 года, в возрасте 76 лет, А. Н. Лодыгин скончался в
США. С его смертью сошёл в могилу выдающийся русский инженер,
впервые применивший лампу накаливания для практики освещения,
энергичный борец за развитие промышленной электротермии.
Главнейшие труды А. Н. Лодыгина: Заметки о дуговых лампах и лампах
накаливания (на франц. яз.), Париж, 1886; Индукционные электрические печи,
«Электричество», 1908, № 5.
О А. Н. Лодыгине: Попов Н. В., Речь на общем собрании Русского
технического общества в Петрограде 2-го ноября 1923 г., посвященная памяти А. Н.
Лодыгина, «Электричество», 1923, № 12; Ш а т е л е н М. А., Из истории изобретения ламп
накаливания (к десятилетию смерти А. Н. Лодыгина), «Архив истории науки и
техники», М., 1934, в. 4; Очерк работ русских по электротехнике с 1800 по 1900 г.;
Спб., 1900; Гофман М., Изобретения и успехи материальной культуры, Одесса, 1918;
Иванов А. П., Электрические лампы и их изготовление, Л., 1923.
^
gg^^Li*njninmiiiii[MiinitutuiiTi?^i^^^^Si^^^^^^^^^wg!^^^:iinuiiiHiiii uiinnniiti^ar^^=3pd
^QiiiHiiJiiii^ •^^^^ ^iiiiiiiiiiiiiiiir^
СТЕПАН ОСИПОВИЧ
МАКАРОВ
(1849—1904)
&ъ&— ИВ^Т и будет жить в нашем народе славная память об
адмирале Степане Осиповиче Макарове. Полный героизма и мудрости,
величавой простоты и обаяния встаёт из прошлого его богатырский
облик. Он раскрывается перед нами в беззаветной храбрости бойца
и глубоком творческом замысле учёного,
в зорком и непогрешимом морском глазе
прирождённого флотоводца и тончайшей
интуиции первоклассного корабельного
инженера; в смелых, дерзких
исканиях нового морского оружия и
широких физико-географических
исследованиях океана, в остроумных
геометрических построениях путей кораблей и
глубоких мыслях о психологии человека
в боевой обстановке.
Два девиза пронизывают и
объединяют деятельность и жизнь С. О.
Макарова:
«В море — значит дома»,
девиз человека, для которого
Это —
нормальная, желанная жизнь
начинается только с того момента, когда отданы швартовы и
подняты якоря, когда началось биение привычного мерного пульса судовой
машины.
«Помни войну». Это — девиз человека, для которого война —
время напряжения всех сил, отдачи всех возможностей служению
Родине, а мир — время неослабного вооружения Родины для
защиты от нападения агрессивных соседей, тренировки во всех операциях,
во всех искусствах и науках, которые служат или могут послужить
той же цели.
— 1003 —
Степан Осипович Макаров
Ровной и чёткой поступью прошёл свою жизнь Степан Осипович,
мечтая о высшей награде, которую он хотел получить как боец и
которую он получил: о смерти в бою.
Степан Осипович Макаров родился 8 января 1849 г. в г. Николаеве,
в семье морского офицера, вышедшего из нижних чинов.
Ещё в отрочестве почувствовал морской кадет Степан Макаров
привязанность к науке, к самостоятельной работе над книгой. Находясь в
плавании на крейсере «Богатырь», он научился английскому языку и
самостоятельно перевёл книгу с английского на русский.
Повидимому, этот первый опыт вскрыл недюжинные дарования
в пятнадцатилетнем мальчике. По возвращении из плавания ему был
официально поручен ответственный перевод с английского языка лоции
Охотского моря. Рано проявились и инженерные способности молодого
моряка: тотчас после производства в гардемарины, в 1865 г., ему
довелось стать свидетелем посадки на мель парохода «Америка», и он
составил тогда обстоятельное техническое описание всех работ по снятию
парохода с мели. Прекрасной школой для С. О. Макарова послужили
постоянные плавания, предшествовавшие его производству в офицеры:
до получения первого офицерского чина — мичмана — он успел
проплавать на 11 судах без малого две тысячи дней. В море сложились у него
специфические черты моряка-командира, которых требовал он от всякого
подчинённого. Здесь же развилась у него природная наблюдательность.
Когда с броненосной лодкой «Русалка», на которой плавал молодой
офицер, случилась авария, Степан Осипович, изучив причины происшествия,
разработал основы новой отрасли морской техники — основы учения о
непотопляемости корабля. Много лет спустя, в 1903 г., признанный во
всём мире авторитет по теории корабля Алексей Николаевич Крылов,
читая в Кронштадтском морском собрании лекцию «О
непотопляемости судов и её обеспечении», закончил её следующими
словами: «Всё, что я Вам здесь изложил, принадлежит не мне, а
целиком взято из ряда статей «Морского сборника», охватывающих
тридцать лет; эти статьи подписаны так: мичман Степан Макаров,
лейтенант Степан Макаров, флигель-адъютант Степан Макаров,
контрадмирал Макаров и, наконец, недавно вышедшая носит подпись вице-
адмирал Макаров... Вот кто истинный основатель учения о
непотопляемости судов».
Адмирал С. О. Макаров резюмировал многолетние свои
исследования о непотопляемости корабля в позднейших статьях, посвященных
разбору элементов, от которых зависит боевая сила судов. Подробно и
тщательно разработал он способы заделки пробоин, способы подведения
пластыря для перекрытия пробоины со шлюпки и с рей корабля. Он
первый по-настоящему занялся важнейшим вопросом о водоотливных
средствах корабля. На одном из кораблей обыкновенную циркуляционную
помпу он приспособил для использования её в двух случаях: для питания
забортной водой холодильника при охлаждении пара (в нормаль-
— 1004 —
Степан Осипович Макаров
ном случае) и для откачивания воды из трюма (в случае
надобности).
Не будучи по образованию корабельным инженером, С. О.
Макаров даёт мудрые указания корабельным инженерам о роли поперечных
и продольных непроницаемых переборок в борьбе за непотопляемость.
Он вскрывает заблуждения, долго сохранявшиеся на флотах всего мира
в этой области, и предлагает чрезвычайно простые и надёжные
предохранительные приспособления. Всюду, где возможно, он стремится при
перекрытии внутренних сообщений, при появлении местной пробоины
ввести автоматизацию. Очень многие предложения С. О. Макарова
в той или иной форме осуществляются при постройке современных
кораблей.
Одновременно Степан Осипович интересуется обратной задачей —
задачей потопления вражеского корабля. Здесь, кроме глубоких
теоретических размышлений, он прибегает к излюбленным приёмам
эксперимента над моделями. Но более всего Степан Осипович увлекается
новыми видами морского оружия и, в частности, минным делом.
Значительно раньше своих собратьев по оружию задумывается он над
вопросом превращения мины из средства пассивной обороны в средство
активной борьбы с противником. Для этого С. О. Макаров коренным образом
меняет тактику минной атаки. Он получает разрешение на полное
переоборудование большого черноморского парохода «Великий князь
Константин», которым в то время командовал. Скромный пароход, по
внешнему виду похожий на пассажирский, под руководством С. О.
Макарова и при помощи его учеников превращается в совершенно новый,
не виданный до того военный корабль, обладающий достаточной силой.
Отныне на его верхнюю палубу могут подниматься большие паровые
катера с командой, готовой оторваться от корабля и итти в атаку, с готовым
давлением пара в котле, сообщавшемся посредством гибкого шланга с
судовым котлом. Сам Степан Осипович, конечно, и не думал, что в
образе его детища — парохода — вырисовываются признаки будущих
грозных пловучих баз для подводных лодок, признаки кораблей,
перевозящих через океаны лодки-малютки, и даже — признаки
авианосцев!
Холодно встретили современники новый тип военного корабля,
предложенный С. О. Макаровым. Этого отношения не изменила даже
война, вспыхнувшая между Россией и Турцией в 1877 г. Турецкий флот
безнаказанно обстреливал порты и мирные селения на Кавказском и
даже Крымском побережье. Пламенный патриот, С. О. Макаров ещё
накануне объявления войны составил проект приказа по кораблю о
немедленном выходе к турецким берегам для минной атаки броненосцев
врага. Но распоряжения начать эту операцию не было, и неизвестно,
дождался бы он его, если бы предоставил событиям развёртываться
самостоятельно. Только благодаря его настойчивым, категорическим
требованиям ему было разрешено выступить.
— 1005 —
Степан Осипович Макаров
Целая героическая эпопея разыгралась на Чёрном море вокруг
парохода и его доблестного экипажа. Одно смелое нападение следовало
за другим. Минные катера появлялись то у берегов Кавказа, то в
гирлах Дуная, то под Таманью, то у Анатолийского побережья. Мастерски
использовал С. О. Макаров все преимущества ночной минной атаки,
использовал даже короткий срок лунного затмения для нанесения удара
противнику. С исключительным мастерством С. О. Макаров
маневрировал на самом виду у турецких броненосцев и даже однажды увлёк за
собой в открытое море один из мощных броненосцев,
контролировавший важный горный проход близ селения Гагры. С. О. Макаров до
тонкостей знал все особенности своего корабля, точно знал его
максимальный ход, его циркуляцию. Искусно пользовался он защитой
сумерек и туманов. В результате, Чёрное море было очищено от
неприятельского флота, который при объявлении войны считал себя его
полным хозяином и ежедневно грозил нашему побережью.
По окончании войны С. О. Макаров с новой энергией принимается
за исследовательскую работу. На этот раз его привлекают к себе
струи течений в проливе Босфор. Знание скоростей, с которыми
движутся водные массы в проливе между Чёрным и Мраморным морями,
может пригодиться в любую минуту для того же минного дела.
В 1882 г. Степан Осипович в качестве командира парохода «Тамань»
стоит в проливе под самыми стенами Константинополя и проводит там
гидрологические работы при помощи им же придуманных методов. Он
обнаруживает в Босфоре два явно выраженных противоположно
направленных течения: поверхностные воды следуют из Чёрного моря
в Мраморное, а глубинные — из Мраморного в Чёрное. В результате
систематических промеров, проделанных в различных точках пролива,
С. О. Макаров определил, что граница, разделяющая оба потока,
несколько наклонена в сторону от Мраморного моря к Чёрному. Он
высказал также определённую гипотезу о происхождении обоих потоков:
нижний поток поддерживается разностью давлений, возникающей за
счёт превышения плотности воды Мраморного моря над плотностью
воды Чёрного; верхний поток обусловлен разностью уровней Чёрного
и Мраморного морей, достигающей в среднем около 40 сантиметров
и подверженной резким колебаниям, в зависимости от
метеорологических условий.
Как у всякого крупного исследователя природы, эти, казалось бы
эпизодические, работы по гидрологии Босфора оставили яркий след
в научной жизни С. О. Макарова и послужили толчком к началу целой
серии исследований на просторах Атлантического, Индийского и,
особенно, Тихого океанов. В 1885 г. он был назначен командиром только
что построенного корвета «Витязь». Корвет направлялся в
тихоокеанские воды для укрепления русского военного флота. С. О. Макаров,
выполняя полученные им военные задания и заботясь о полном
вооружении корабля, о подборе команды, о практическом её воспитании
— 1006 —
Степан Осипович Макаров
во время плавания, позаботился и о первоклассном его научном
снаряжении. Он тщательно изучал опыт первых океанографических
работ, неутомимо вычерчивал эскизы новых приспособлений, заказывал
их в отечественных мастерских и за границей. В результате «Витязь»
оказался оснащённым всем современным ему океанографическим
оборудованием, причём некоторые аппараты и приборы применялись
в море, по почину С. О. Макарова, впервые.
Путешествие корвета «Витязь» длилось 993 дня, в течение которых
он обошёл весь мир. С самого начала этого замечательного
кругосветного плавания С. О. Макаров и его помощники вели работу над
научным материалом.
Обширный круг обязанностей командира корвета в плавании и на
берегу не помешал С. О. Макарову лично принимать участие в
океанографических работах и в
дальнейшей обработке1
результатов наблюдений.
Неисчислимое богатство
мыслей — новых,
оригинальных, не потерявших
жизненности и ценности
до наших дней, —
украшает страницы
обширного труда «„ Витязь" и
Тихий океан», изданного
Российской Академией Корвет <<ВитязЬ)>.
наук в 1894 г. Во всём
научном мире книга была встречена восторженно, как ценнейший вклад
в исследование океана.
Можно наугад открыть книгу на любой странице, и там наверняка
найдутся мысли С. О. Макарова, не потерявшие ещё и сейчас значения
для науки о море. Как бы мимоходом, часто касается он глубоких
теоретических вопросов, которые в прошлом столетии не только ещё не
были разрешены, но и никем ещё не были до него поставлены. И тут
же предлагаются ответы на эти вопросы, причём с поразительной
ясностью и точностью угадывается истина. «Я полагаю, — пишет
С. О. Макаров в 1893 г., — что отклоняющее действие вращения земли
на все морские потоки играет первенствующую роль». Через
двенадцать лет, когда по инициативе Нансена молодой шведский инженер
Вальфрид Экман разрабатывает подробную физико-математическую
теорию морских течений, эта мысль С. О. Макарова находит всеобщее
признание.
Но С. О. Макаров — родоначальник новых, оригинальных путей
в морской науке — не был избалован признанием. Нельзя без боли
читать его слова в протоколе прений после его лекций по морской
тактике: «Я был очень тронут тем, что высказали в конце настоящей
— 1007 —
Степан Осипович Макаров
беседы лейтенант Беклемишев и полковник Пароменский, тронут
вследствие малой привычки слышать доброе слово...». Лейтенант Беклемишев
заявил в своём выступлении, что, следя внимательно за морской
литературой, он может утвердительно сказать, что многие высказанные
адмиралом идеи начинают, спустя несколько лет, предлагаться и
пропагандироваться за границей выдающимися иностранными моряками и
возвращаться иногда к нам с присвоенным этим идеям иностранным
именем.
Содержание объёмистого труда С. О. Макарова составляют не
только работы «Витязя». С той же тщательностью и тем же
критическим анализом собраны в нём и результаты, полученные в Тихом
океане его предшественниками — русскими моряками Лисянским,
Крузенштерном, Сарычевым, Головниным, Коцебу, Белингсгаузеном,
Врангелем, Литке и большой английской океанографической экспедицией на
«Чейленджере». Обширный материал, характеризующий гидрологию
Тихого океана, позволяет С. О. Макарову во втором томе его работы
дать прекрасные карты гидрологических элементов, охватывающие весь
северный Тихий океан в целом, а также отдельные его районы
в деталях.
В 1891 г. С. О. Макаров назначается главным инспектором
морской артиллерии. С огромной энергией и творческим порывом входит
он в новую область деятельности. Как в былые годы явился он
основоположником минного флота, так и теперь, вникнув в работу морского
артиллерийского оружия, он создаёт совершенно новый тип
бронебойного снаряда. Он снабжает снаряд наконечником из мягкой стали,
который позволяет пробивать броню и получать взрыв внутри корабля,
где последствия взрыва наиболее эффективны. С большой
настойчивостью добивается он издания написанного им специального очерка
по морской артиллерии, не сразу дошедшего до сознания современников.
Несмотря на тяжёлую болезнь, заставившую его прибегнуть к
костылям, Степан Осипович с увлечением работает над двумя большими
исследованиями, органически связанными между собой. Первое из
них — «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов», второе —
«Рассуждения по морской тактике». Исследования эти положили
основы совершенно новой науки — морской тактики, впоследствии
развитой военно-морскими специалистами всего мира, в особенности же
в нашей стране.
Сжато и ясно, скромно и веско изложены С. О. Макаровым
широкие и глубокие мысли, над которыми должен задуматься и флотоводец,
и молодой морской офицер, и краснофлотец, выполняющий боевые
задания. Он подходит к кораблю, как к дому моряка и как к плову-
чей крепости. Он предлагает простые и остроумные средства для
повышения непотопляемости и живучести корабля. Термин
«живучесть» — способность корабля продолжать бой, невзирая на
полученные повреждения, впервые вводится им в обиход. Решительную борьбу
— 1008 —
Степан Осипович Макаров
ведёт С. О. Макаров против всякой погони за излишним комфортом на
корабле и неутомимо повторяет, что высшее проявление роскоши для
корабля — это пустые пространства, ничем не загромождённые.
Тактика морская отлична от тактики сухопутной. Но, учась
тактике морской, необходимо впитать и усвоить весь исторический опыт
великих полководцев, и С. О. Макаров с любовью учится у Суворова
его науке побеждать. Он пропагандирует исторические высказывания
Суворова и ценные суждения армейских специалистов-современников:
Драгомирова, Скобелева. Громадный опыт командования кораблями
и непрерывные учебные операции, которые всегда и всюду проводил на
своих кораблях С. О. Макаров, позволяют ему совершенно точно
и чётко формулировать основные положения о маневрировании во время
боя, об использовании минного оружия, артиллерии, тарана,
применявшегося в прошлом столетии достаточно широко.
Привычка к точному исследованию и любовь доводить решаемую
задачу до числа сказывается в каждой вспомогательной таблице,
составленной С. О. Макаровым, в каждой диаграмме, помещённой в его
работах. Он строит интересные графики, которые представляют собой
основу целого направления в науке — тактической навигации, —
впоследствии развитого советскими моряками.
Практическая деятельность С. О. Макарова как командира
корабля и флотоводца часто заставляла его размышлять о больших
тактических затруднениях, вносимых льдами. Он не раз возвращался
к мысли об активных методах борьбы со льдом посредством
специального корабля — мощного ледокола.
«Простой взгляд на карту России показывает, — писал он, — что
она своим главным фасадом выходит на Ледовитый океан... Мощный
ледокол откроет дверь в этом главном фасаде, он снимет ледяные
ставни с окна, которое Пётр I прорубил в Европу...».
Мысль о возможности исследования Ледовитого океана
посредством ледокола и о возможности прокладывать зимой пути к нашим
замерзающим портам для торговых и военных кораблей казалась
С. О. Макарову столь простой, что он полагал достаточным одного
её высказывания, чтобы все к ней тотчас же присоединились. Но
современники не присоединились к этой мысли даже тогда, когда первый
в мире мощный ледокол «Ермак» был, наконец, построен в Ньюкестле
в 1898 г. под непрерывным наблюдением и по непосредственным
указаниям С. О. Макарова. Правда, прибытие «Ермака» под командой
С. О. Макарова в Кронштадт, сквозь льды Финского залива, вызвало
бурную радость в народе. Правда, в газетах появились восторженные
статьи и приветственные стихотворения. Но морское ведомство,
которое должно было первым приветствовать победу С. О. Макарова,
хранило молчание, которое перешло затем в открытое обвинение вице-
адмирала в том, что он напрасно построил корабль, «не способный...
пробиться к полюсу собственным ходом». Такое обвинение возводила
— 1009 —
Степан Осипович Макаров
на С. О. Макарова специальная комиссия царского правительства.
Многие месяцы, если не годы, жизни С. О. Макарова были отравлены
перепиской с этой комиссией, составлением отчётов, которые должны
были реабилитировать отца ледокольного дела в России. В то же время
С. О. Макаров без устали работал на «Ермаке».
В Финском заливе «Ермак» спас от гибели броненосец «Генерал»
адмирал Апраксин», севший на мель близ острова Гогланд и скованный
льдами. Во время спасательных работ на «Ермаке» впервые применялся
радиотелеграф, изобретённый А. С. Поповым. Дважды ходил С. О.
Макаров на «Ермаке» в большие плавания по Северному Ледовитому
океану. Здесь, на ледоколе, так же как и в своё время на «Витязе»,
всё было тщательно приспособлено для большой исследовательской
работы. Этот корабль, построенный по указаниям С. О. Макарова,
воплотил в себе макаровский стиль и, в частности, ту простоту и
целесообразность всех деталей, на которой категорически настаивал Степан
Осипович в своих работах. Ничего лишнего нет на обширных палубах
«Ермака», всюду — те самые «пустые пространства», которые
составляют «настоящую роскошь» на корабле и которые так облегчают
всякую палубную работу. На «Ермаке» на каждом шагу видны новые
приспособления, тщательно продуманные и испытанные С. О.
Макаровым. Применены тут и цистерны, успокаивающие боковую качку,
и остроумные вспомогательные паровые машинки, и специальная
аппаратура для океанографических работ: например, самопишущий
термометр, приспособленный для непрерывной регистрации температуры
поверхностной морской воды; этот прибор был сконструирован С. О.
Макаровым ещё на «Витязе» и затем построен, по его указаниям,
известным французским конструктором Ришаром. К привычным
исследованиям, которые проводил С. О. Макаров на «Витязе», на «Ермаке»,
добавились исследования льдов.
Исследования С. О. Макарова о работе ледокола по проламыванию
пути во льдах остаются до наших дней непревзойдёнными по широте
замысла и выполнения. Производя непрерывную
кинематографическую съёмку перемещений «Ермака», атакующего ледяное
препятствие, С. О. Макаров получил совершенно объективную регистрацию
движения корпуса ледокола. Впоследствии кадры, полученные
посредством такой съёмки, были подвергнуты тщательным промерам, и на
основе этих промеров А. Н. Крылов, по просьбе Степана Осиповича,
определил силу, с которой лёд сопротивлялся продвижению «Ермака».
Оказалось, что горизонтальная сила воздействия льда на ледокол
достигала примерно 800 тонн.
«„Ермак" во льдах» — последняя книга Макарова, которую ему
удалось увидеть вышедшей в свет. Атмосфера на Дальнем Востоке
непрерывно сгущалась. Неизбежность войны с Японией стала очевидной,,
Гневно сетует Степан Осипович на полную беспечность, которую
проявляет командование Тихоокеанского флота по отношению к кораблям,
— 1010 —
Степан Осипович Макаров
оставляя их стоять на внешнем рейде. Но он — главный командир Крон-
штадтского военного порта, и в Морском министерстве лишь пожимают
плечами, недоумевая, зачем он вмешивается в дела, выходящие за
пределы его обязанностей. «Если мы не поставим теперь же во внутренний
бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой
ночной атаки, заплатив дорого за ошибку», — так пишет Макаров
управляющему Морским министерством 26 января 1904 г., а в ночь с 26 на
27 января его предсказания
сбываются: миноносцы
противника нападают на наши
корабли до объявления войны.
Геройски гибнут крейсер
«Варяг» и канонерская лодка
«Кореец»; несколько кораблей
повреждено. Совершенно
неожиданно для себя адмирал
С. О. Макаров назначается на
пост командующего
Тихоокеанским флотом. Все силы, вся
кипучая энергия, весь опыт
моряка и воина отданы новому
делу. Через неделю сибирский
экспресс уносит его на Восток.
С дороги одна за другой
летят телеграммы, в которых
адмирал просит ускорить
предложенные им меры для
укрепления и оживления
Тихоокеанского флота. Он просит спеш-
но прислать на корабли по- Памятник С. О. Макарову в Кронштадте,
больше бронебойных снарядов
со стальными наконечниками,
перевести в его распоряжение испытанных старых соплавателей; пере-
везти по железной дороге, в разобранном виде, миноносцы и
ускорить выход на Восток вспомогательной эскадры контр-адмирала Ви-
рениуса. Просит он также срочно переиздать его книгу «Рассуждения
по морской тактике» и немедленно прислать тираж на корабли... Все
эти просьбы остаются неудовлетворёнными. Между тем, роковые
события развёртываются. За тридцать шесть дней пребывания на
Тихоокеанском флоте он успевает сделать больше для обеспечения боевой
деятельности кораблей, чем сделано было до него. Он лично проверяет под-
готовку эскадры, сам переходит с корабля на корабль, всюду внося
жизнь и волю к победе. Враг знает, что адмирал Макаров —
сильнейший противник, и активизирует свои нападения на наши базы. С
большим искусством отбивает адмирал эти нападения и, со своей стороны,
— 1011 —
Степан Осипович Макаров
громит вражеские корабли перекидным огнём через мыс Ляо~
тешань...
Русский флот не забудет ночь с 12 на 13 апреля 1904 года. Не
забудет он, как в последний раз вышел в море адмирал Макаров на
броненосце «Петропавловск», как отдавал он последние слова команды,
стремясь защитить наши корабли от превосходящих сил противника.,.
Взрыв мины под килем «Петропавловска» оборвал жизнь С. О.
Макарова.
Вместе со Степаном Осиповичем погиб на «Петропавловске» его
старый друг и соплаватель художник Верещагин. И тут, в последнем
рейсе, как и за всю его жизнь, тяготело к нему всё живое и всё
даровитое.
Дела С. О. Макарова заслужили у нас на Родине достойное
признание. После смерти С. О. Макарова в Кронштадте был поставлен
ему памятник, открытие которого состоялось 24 июля 1913 года. Вошли
и непрерывно входят в жизнь советского флота заветы адмирала
Макарова. Вдумчиво изучают макаровскую тактику, макаровскии стиль
наши офицеры и краснофлотцы. Живёт и будет жить на пользу нашей
великой Родине макаровская наука о море.
Главнейшие труды С. О. Макарова: Об обмене вод Чёрного и Средиземного
морей, «Записки Имп. Академии наук», Спб., 1885, т. II, приложение № 6; «Витязь»
и Тихий океан, Спб., 1894 (2 тома); Гидрологические исследования, произведённые в
1895 и 1896 гг. в Лаперузовом проливе и в других местах, Спб., 1905; «Ермак» во.льдах,
Спб., 1901 (2 части); Рассуждения по вопросам морской тактики, нов. изд., Военмор-
издат, М., 1942 и 1943 (содержат исследования о непотопляемости судов); Вопросы
морской тактики и подготовки офицеров, Военмориздат, М., 1943.
О С. О. Макарове: О с и п о б К., Адмирал Макаров, «Мол. гвардия», М., 1943; Л е-
в а н е в с к и й Д. А., СО. Макаров и завоевание Арктики. Материалы и документы
о С. О. Макарове и ледоколе «Ермак», Главсевморпуть, М.—Л., 1943; Крылов А. Н.,
Вице-адмирал Макаров, Военмориздат, М.-—Л., 1944.
СЕРГЕИ ИВАНОВИЧ
мосин
W (1849-1902)
у?$г 1891 г. на вооружение русской армии была принята
«трёхлинейная винтовка образца 1891 года».
Этой винтовкой русская армия была вооружена во время русско-
японской войны, с этой винтовкой воевала русская пехота во время
первой мировой войны 1914—
1918 гг., вооружённая этой вин*
товкой Советская Армия изгнала
интервентов из Советской России
и победила врагов во время
гражданской войны 1918—1920 гг.;
безотказно служила эта винтовка
Советской Армии в Великую
Отечественную войну против
немецко-фашистских захватчиков.
В течение более пятидесяти
лет русская винтовка с честью
оправдывает своё назначение. За
этот долгий период своей
службы, какого не имела ещё ни
одна винтовка за границей, наша
винтовка подверглась лишь не*
значительной модернизации, что свидетельствует о её высоких
качествах, о прекрасной её конструктивной отработке.
Современные ей образцы вооружения в иностранных армиях в
большинстве случаев были заменены новыми. Так, например, Германия
заменила винтовку Маузера образца 1888 г. новым образцом Маузера в
1898 г.; французская винтовка Лебеля образца 1886—1893 гг. заменяв
лась образцом 1907—1915 гг. и 1907—1916 гг.; в Австрии винтовка
Манлихера 1889 г. была заменена совершенно новым образцом в
— 1013 —
Сергей Иванович Мосин
1895 г.; США сменили винтовку Краг-Иоргенсона образца 1889 г. на
образцы Спрингфильд 1903 г. и Спрингфильд 1917 г.; два раза сменяли
винтовку за этот период Англия и Япония.
Творцом русской трёхлинейной винтовки образца 1891 г. был
конструктор Сергей Иванович Мосин.
С. И. Мосин родился 5 мая 1849 года в местечке Рамонь
Воронежской губернии. С. И. Мосин учился сначала в Воронежском
кадетском корпусе, затем в Михайловском артиллерийском училище и
после недолгой службы в строевых частях артиллерии поступил в
Михайловскую артиллерийскую академию, где и получил высшее военно-
техническое образование. По окончании академии в 1875 г. он был
назначен начальником инструментальной мастерской Тульского
оружейного завода.
С. И. Мосин был энтузиастом оружейного дела. Сослуживцы
характеризовали С. И. Мосина как талантливого изобретателя,
человека большого ума и широких творческих замыслов. Один из
известных работников оружейной промышленности И. А. Пастухов в своих
воспоминаниях о Мосине писал: «Я поступил в 1889 г. на завод
чертёжником и сразу же столкнулся с капитаном Мосиным... В то время
изобретатель, после целого ряда исканий, остановился на идее
магазинной малокалиберной винтовки, применив в своей конструкции
последние достижения русских и иностранных оружейников... На первых
порах мы встречали со стороны капитана типичное для
офицера-начальника сдержанное отношение... Но по мере того, как Мосин с
головой уходил в конструкторскую работу и всё чаще встречался с
непосредственными исполнителями своего изобретения — чертёжниками и
слесарями, отчуждение постепенно сменилось искренними, тёплыми
отношениями. Он хорошо понимал значение дружной, согласованной
работы и первый подавал нам пример упорства, усидчивости и
настойчивости в достижении намеченной цели».
Заслуги С. И. Мосина в деле создания современного оружия
сделаются ясными, если посмотреть, какие задачи стояли перед
конструктором-оружейником в то время и какие трудности возникали
в работе.
В войнах второй половины XIX столетия всё более и более
отчётливо начало вырисовываться значение мощности стрелкового огня.
Ещё в 40-х годах прошлого века появились на вооружении образцы
оружия, заряжаемого с казны, что по сравнению с прежним способом
заряжания с дула значительно сократило время, необходимое для
производства выстрела: резко увеличилась скорострельность ружей.
Способ заряжания с казны позволил применить «унитарный патрон»,
в котором элементы выстрела были собраны воедино, что позволяло
сразу ввести в ствол оружия пулю, пороховой заряд и средство
воспламенения последнего. При старом же способе заряжания все эти
элементы вводились отдельно, последовательное Увеличившаяся скоро-
1014 —
Сергей Иванович Мосин
?^mmmKmm^sss^sssssssssssssssssssssssss^mm^m^n Tsssssssssssssssssssssssssssssm
стрельность, повысив эффективность огня, заставила бойцов на поле
сражений прижиматься к земле, стремиться быть незаметными.
Тактические формы боя пехоты начали меняться. Правильная оценка
значения скорострельности привела к изысканию средств дальнейшего её
повышения — совершенствованию патрона (патроны с металлической
гильзой) и к конструированию так называемых магазинных винтовок,
т. е. винтовок, снабжённых приспособлениями, в которых было собрано
несколько патронов в целях ускорения перезаряжания оружия.
Однако стремление укрыться от огня, прижаться к земле, вызвало
уменьшение размеров целей, с которыми приходилось иметь дело
стрелкам. Поэтому потребовалось улучшить меткость боя оружия.
К этой цели направлены были дальнейшие работы оружейников.
Улучшение меткости в первую очередь было связано с необходимостью
увеличения начальной скорости пули, что одновременно увеличивало и
дальнобойность. Но увеличение скорости полёта пули неизбежно
приводило к необходимости увеличения давления пороховых газов в
канале ствола оружия, а вместе с тем требовало повышения прочности
оружия при выстреле и его утяжеления.
Проблема резкого улучшения баллистических качеств оружия
была решена изобретением бездымного пороха. Бездымный порох, по
сравнению с прежними дымными селитро-угольными порохами,
позволял иметь иной режим горения, получить повышение средней
величины давления пороховых газов при понижении максимальной его
величины и тем самым безопасно увеличить начальную скорость пули.
Отсутствие твёрдых продуктов горения пороха облегчало обращение
с оружием, его чистку и позволило перейти к уменьшению калибра
винтовки, что улучшало её баллистические качества. Наконец, при этом
уменьшался вес патрона, а следовательно, увеличивалось количество
патронов, носимое одним стрелком, что ещё более усиливало мощь огня
пехоты.
Появление первой винтовки с патроном, снаряжённым бездымным
порохом, уменьшенного калибра (французская винтовка Лебеля
1886 г.), вследствие её явных преимуществ, заставило армии всех
стран спешно разрабатывать и вводить на вооружение подобное же
оружие.
К этому периоду и относится творческая работа С. И. Мосина.
Первой задачей, которую он ставил перед собой, было увеличение
скорострельности винтовки путём переделки однозарядной винтовки на
магазинную. Эту задачу он решил, сконструировав оригинальный
магазин, расположенный в прикладе (1882 г.). В 1883 г. была создана
специальная комиссия для испытания новых образцов многозарядных
ружей, деятельное участие в работах которой принял С. И. Мосин как
член этой комиссии и как неутомимый изобретатель. Винтовка,
предложенная С. И. Мосиным, неоднократно испытывалась комиссией
наряду с многочисленными образцами, предлагавшимися иностранными
— 1015 —
Сергей Иванович Мосин
фирмами, и рядом образцов отечественного происхождения (Квашнев-
екого, Игнатовича, Вельтищева, Лутковского и других).
В 1885 г. комиссия признала винтовку С. И. Мосина
заслуживающей предпочтительного внимания, указав на необходимость доработки
некоторых деталей, и дала заказ на изготовление 1000 винтовок системы
Мосина Тульскому оружейному заводу для производства широких
испытаний.
Работы G. И. Мосина привлекли к себе внимание иностранных
оружейных фирм. О том интересе, который представляла конструкция
магазинной винтовки Мосина, свидетельствует, между прочим, тот
факт, что французская фирма Ricter в 1895 г. пыталась приобрести
право эксплоатации изобретённого им устройства магазина, предлагая
600 000 франков изобретателю. Подлинный патриот своего отечества,
С. И. Мосин ответил категорическим отказом.
В 1886 г. во Франции было принято решение о перевооружении
армии новой винтовкой системы Лебеля восьмимиллиметрового
калибра, с применением нового вида патронов с зарядом бездымного
пороха.
С этого времени во всех странах начинаются спешные работы по
перевооружению новыми образцами винтовок, обладающими более
совершенными баллистическими качествами.
Винтовка нового типа была принята на вооружение в 1888 г.
в Германии и Японии, в 1889 г. — в Англии, Австро-Венгрии,
Швейцарии, Дании и т. д.
В России вопрос об уменьшении калибра был поставлен ещё
в 1883 г. В 1885 г. была спроектирована полковником Роговцевым
первая русская малокалиберная винтовка, но особенно интенсивная
работа в этом направлении началась с 1887 р., когда сделались подробно
известными несомненные преимущества новой французской винтовки.
В России Военное министерство в течение продолжительного
периода не могло остановить выбора на определённом образце, хотя и
производило многочисленные испытания. Эта медлительность, однако,
имела и положительную сторону, так как представилась возможность
ознакомиться с новым оружием, введённым за границей, и учесть
более полно его достоинства и недостатки. Такую возможность имел и
С. И. Мосин, воспользовавшийся этим при разработке своей
конструкции. В частности, в России испытывалась ещё в 1886—1887 гг.
винтовка швейцарского конструктора полковника Шмидта. Однако
швейцарское правительство, принявшее на вооружение эту в»нтовку,
в 1889 г. запретило Шмидту передавать свою работу за границу. Одной
из причин медлительности в перевооружении был известный
скептицизм высших военных кругов по отношению к магазинной винтовке.
Испытанные в 80-х годах более 100 образцов магазинных винтовок
обнаружили те или иные дефекты в смысле надёжности работы
механизмов. Между тем, от военного оружия требуется безукоризненность
— 1016
Сергей Иванович Мосин
действия и полная надёжность, так как отказ оружия в работе в
критическую минуту боя недопустим и вреден в первую очередь тем, что
убивает доверие бойца к своему оружию, а вместе с тем снижает и
все боевые качества.
Военный министр того времени генерал Ванновский считал
ненужным введение магазинной винтовки, рассуждая, что «Запад нам не
указ; мы и с однозарядными сильнее. Солдат мы учим: стреляй редко,
да метко». В своих рассуждениях Ванновский исходил из того, что
магазинные винтовки того времени давали сравнительно небольшое
повышение скорострельности, а усложнение механизма винтовки
снижало её надёжность: главное же — он боялся излишнего расхода
боеприпасов. Поэтому вплоть до 1890 г. Военное министерство требовало
работы над однозарядной винтовкой, откладывая переход на
магазинную винтовку на будущее. По этой причине С. И. Мосин до 1890 г.
работает над однозарядной винтовкой уменьшенного калибра.
Окончательно образец новой (однозарядной) винтовки был
отработан к январю 1890 г.; калибр винтовки был снижен до трёх линий
(7,62 мм); к винтовке был применён вновь отработанный особой
комиссией патрон.
Однако перевооружение иностранных армий магазинными
винтовками не могло не иметь влияния на перевооружение русской армии,
и Военное министерство вынуждено было добиваться окончательного
решения вопроса об отработке магазинной винтовки, рассматривая
однозарядную винтовку как временный образец.
В октябре 1889 г. был доставлен для испытаний образец винтовки
бельгийского оружейника Л. Нагана — калибра 8 мм. Поскольку
к этому времени был отработан ранее упомянутый патрон, Л. Нагану
было предложено переконструировать свою винтовку под этот патрон,
а параллельно с этим было разрешено отработать образцы винтовок
капитану Мосину и капитану Захарову.
G энтузиазмом вернулся С. И. Мосин к работе над магазинной
винтовкой, поглощавшей все его мысли. Он получил освобождение от
остальных слубежных обязанностей и целиком отдал себя любимому
делу. Сроки для работы были даны короткие: с перевооружением
оказалось необходимым спешить. В распоряжении С. И. Мосина была
мастерская с несовершенным, кустарным оборудованием. Несмотря на
это, он справился со своей задачей, и уже в феврале 1890 г.
представил в комиссию образец своей винтовки, почти одновременно с
Наганом, переработавшим свой образец.
Несовершенство технического оборудования мастерской сказалось
на качестве изготовленного образца, что привело к обнаружению ряда
дефектов при испытаниях. Тем не менее, С. И. Мосин продолжает
совершенствовать свою винтовку, и на всех испытаниях в 1890 и 1891 гг.
его винтовка успешно конкурирует с образцами Нагана. На
окончательных сравнительных испытаниях винговки Мосина и винтовки
— 1017 —
Сергей Иванович Мосин
Нагана в марте 1891 г. было выявлено, что обе винтовки приблизительно
равноценны по меткости боя и скорострельности, но при стрельбе из
винтовки Нагана был получен несколько меньший процент случаев
неисправностей механизмов винтовки.
Поэтому при голосовании в комиссии, испытывавшей винтовки, за
принятие винтовки Нагана высказалось 14 человек, а за винтовку Мосина
было подано 10 голосов.
На результатах голосования сказалось чисто внешнее впечатление
от испытаний; между тем, обнаруженные неисправности в работе
винтовки объяснялись не сущностью её конструкции, а спешкой и низким
качеством её изготовления. Наоборот, внимательный анализ выявлял
конструктивные преимущества винтовки Мосина и возможность лёгкого
устранения причин замеченных неисправностей путём не
принципиального изменения конструкции, а путём незначительного упрочения
второстепенных деталей, не изменявшего конструкции. В конструкции
Мосина особенно следовало отметить технически остроумное решение
задачи о подаче патронов из магазина путём введения особой детали
механизма — отсечки-отражателя. К удачному решению этого вопроса
Нагану удалось притти только в последних образцах винтовок, тогда
как Мосиным он был решён сразу.
Поэтому совершенно прав оказался инспектор оружейных и
патронных заводов генерал Бестужев-Рюмин, который указывал на
большую простоту винтовки Мосина для освоения её отечественной
промышленностью и обратил внимание на то, что винтовка Мосина будет
обходиться дешевле, чем винтовка Нагана, а армия может быть ею
вооружена раньше. Несомненно, что принятие винтовки Мосина на
вооружение сыграло большую роль для развития отечественной оружейной
промышленности, получившей заказ на изготовление этих винтовок для
русской армии.
16 апреля 1891 г. был утверждён образец винтовки, принятый на
вооружение. Образец этот в основе имел винтовку Мосина, но с
изменениями, указанными комиссией. Так как было найдено, что в
некоторых деталях устройства винтовки были отражены предложения Нагана,
а также введены были изменения, предложенные членами комиссии,
то было принято решение винтовку не называть именем Мосина, а дать
ей наименование «русской трёхлинейной винтовки образца 1891 года».
Таким образом была нарушена традиция присваивать
наименование образцу оружия по имени его конструктора. С. И. Мосин, видимо,
чувствовал себя глубоко обиженным таким решением, ибо в своих
записках с полным основанием писал, что все главные части и механизмы
винтовки разработаны бесспорно им, а эти части определяют и систему
в целом. С. И. Мосину было разрешено получить привилегии на ряд
деталей винтовки, однако от получения привилегий он отказался (Наган
взял привилегии на те детали, которые были признаны
позаимствованными из его конструкций, и получил за право их эксплоатации от рус*
— 1018 —
Сергей Иванович Мосин
ского правительства 200 000 рублей). За свою работу С. И. Мосин
получил чин полковника.
В 1894 г. С. И. Мосин был назначен на должность начальника
Сестрорецкого оружейного завода, где он проявил себя способным и
заботливым администратором. Под его руководством завод был технически
переоборудован и расширен. В 1902 г., когда закончено было
перевооружение армии и заводу грозило сокращение программы, С. И. Мосин
добился расширения инструментального отдела, и с тех пор завод сделался
главным центром, снабжавшим артиллерийское ведомство рабочим и
контрольным инструментом.
8 февраля 1902 года С И. Мосин, уже в чине генерал-майора, умер,
ещё будучи в полном расцвете сил и творческих способностей.
Заслуги С. И. Мосина перед Родиной велики. Он дал русской армии
надёжную и меткую винтовку, со славой прошедшую испытания многих
битв.
ОСИ. Мошне: Юрлов Н., Обзор опытов, предшествовавших перевооружению
нашей армии 3-линейными винтовками образца 1891 р., «Оружейный сборник», Спб.,
1899, № 2, 3, 4 и 1900, № 1—4; Фёдоров В., 50 лет русской 7,62-лм винтовки,
«Военно-исторический журнал», 1941, № 3; Ф ё д о р о в В., Эволюция стрелкового
оружия, М., 1938, ч. I; Фёдоров В. Г., Наша винтовка, «Новый мир», 1941, № 5;
Тоболяков В.8 Безымянная винтовка, Воениздат, М., 1940о
gft*
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
ЗАБУДСКИЙ
(1853—1917)
лава русской артиллерии со времён Петра Первого известна
всему миру. Артиллерийская культура в русской армии всегда стояла
на очень высоком уровне, и этим она обязана плеяде знаменитых
русских учёных — артиллеристов и педагогов. В числе артиллерийских
дисциплин, на основе которых
создаётся современное орудие и
боеприпасы к нему, основное место
занимает баллистика — наука о
движении снаряда. Движение
снаряда в канале ствола при
выстреле, представляющем собою
энергетический процесс высокой
мощности, изучает баллистика
внутренняя, движение снаряда
в воздухе изучает баллистика
внешняя.
Одним из виднейших русских
баллистиков, учеником и славным
продолжателем дела генерала
Маиевского, является генерал-
лейтенант Николай
Александрович Забудский, заслуженный профессор и почётный член конференции
Михайловской артиллерийской академии, постоянный член
Артиллерийского комитета, член-корреспондент Парижской академии наук.
Николай Александрович Забудский родился в 1853 г. в семье воен-
ного. Четыре брата Забудских учились в Нижегородской военной
гимназии. Двое из них — Николай и Григорий — после окончания гимназии
учились в Михайловском артиллерийском училище, откуда в 1872 г.
Н. А. Забудский был выпущен подпоручиком в Кронштадтскую кре~
— 1020 —
Николай Александрович Забудский
постную артиллерию. Пробыв там два года, он поступил в
Михайловскую артиллерийскую академию и в 1877 г., по окончании её, был
оставлен при ней репетитором (так назывались в то время аспиранты
артиллерийской академии). Интересно отметить, что эту же академию
окончил и брат его Григорий, который также был оставлен при академии.
Н. А. Забудский избрал себе специальность — баллистику, а Г. А.
Забудский — химию и технологию порохов. Впоследствии Г. А. Забудский был
профессором по кафедре порохов и взрывчатых веществ, а в 1912—
1914 гг. явился организатором и первым директором Центральной научно-
технической лаборатории военного ведомства в Петербурге,
впоследствии преобразованной в Центральный научно-технический институт при
вснх.
Для усовершенствования в математике Н. А. Забудский состоял
вольнослушателем в Петербургском университете, а затем во время
заграничной научной командировки был слушателем Берлинского
университета и посещал лекции в Сорбоннском университете в Париже.
В 1880 г. он защитил диссертацию «О канонических уравнениях
движения и дифференциальных уравнениях движения продолговатого
снаряда, принимая воздух, как возмущающую причину» и был утверждён
штатным преподавателем (доцентом), а после этого в 1890 г. —
профессором по баллистике в Михайловской артиллерийской академии. С 1900 г.
состоял там же заслуженным профессором, а с 1908 г. — почётным
членом конференции. В 1911 г. Парижская академия наук избрала
Н. А. Забудского членом-корреспондентом по секции механики.
Н. А. Забудский не был кабинетным учёным и теоретиком, не был
только профессором, читающим строго установившийся курс лекций. Он
принимал большое участие в практической работе по улучшению
материального оснащения русской армии, состоял в Артиллерийском комитете.
С 1877 г., наряду с работой репетитора академии, он работает в
области практической артиллерийской техники, сначала в качестве
приёмщика вводившейся тогда новой материальной части полевой артиллерии —
орудий образца 1877 г., имевших прекрасную меткость. С 1879 г. он
начинает работать в Артиллерийском комитете, в котором в 1892 г.
занял должность постоянного члена комитета. Здесь он занимается
разработкой баллистических вопросов, много экспериментирует, проектирует
новые артиллерийские орудия и снаряды, улучшает старые и вообще
принимает деятельное участие в усовершенствовании материальной части
артиллерии. В 1902 г. Н. А, Забудский был назначен председателем
комиссии при Главном артиллерийском управлении по испытанию новых
образцов артиллерийских орудий. В то время наша артиллерия от орудий
с жёсткими и полужёсткими лафетами переходила на скорострельные
орудия с откатывающейся вместе со стволом частью лафета, после
выстрела возвращающей ствол орудия на место. Вместе с оптическими
приспособлениями для наводки орудия (панорама) введение таких лафетов
значительно повысило скорострельность.
— 1021 —
Николай Александрович Забудский
Спроектированная и рассчитанная Н. А. Забудским наша
трёхдюймовая (76-лш) полевая пушка образца 1902 г. по своей мощности
значительно превосходила аналогичные образцы того времени всех
иностранных армий. Она приобрела себе славу в первой мировой войне 1914 г.;
она с успехом прошла гражданскую войну, и она же до сих пор с
некоторой модернизацией как пушка дивизионной артиллерии применялась и
в Великой Отечественной войне, наряду с более мощными и вновь
сконструированными артиллерийскими системами.
Перу Н. А. Забудского принадлежит большое число выдающихся
научных работ по математике, механике, баллистике внешней и
внутренней, а также материальной части артиллерии.
При решении задач навесной стрельбы под большими углами
возвышения Н. А. Забудским введены разные показатели степени в
степенном законе сопротивления воздуха в зависимости от скорости снаряда,
причём наибольшее значение показателя получалось при скоростях
снаряда, близких к скорости звука.
Н. А. Забудский предложил для вычислений траекторий снаряда
разбивать их на отдельные участки, на протяжении каждого из которых
сила сопротивления воздуха пропорциональна определённой степени
скорости снаряда, или, приняв показатель степени равным 4, менять
коэффициент сопротивления воздуха. Н. А. Забудским была дана методика
расчёта сопротивления воздуха, действующего на продолговатый снаряд,
сделаны выводы относительно угла наибольшей дальности при стрельбе
в воздухе. Способ Забудского был принят известным французским
артиллеристом Валье, с которым Н. А. Забудский находился в дружбе и
который очень ценил русского баллистика.
Большие исследования были произведены Н. А. Забудским в
труднейшей области баллистики — области вращательного движения
снаряда, причём на основе разработанных им теоретических формул и
обработки результатов многочисленных стрельб им была установлена
зависимость между угловой скоростью вращения продолговатого
снаряда и конструкцией снаряда, а также дан меньший предел угла наклона
(длины хода) нарезов у дула (известная формула Забудского).
Все свои исследования из области внешней баллистики Н. А.
Забудский объединил в одной из капитальных своих работ — «Внешняя
баллистика», изданной в 1895 г. Вместе с курсом «Теория вероятностей
и применение её к стрельбе и пристрелке», написанным в 1898 г., они
составили курс, читавшийся им в стенах Михайловской артиллерийской
академии.
За эти два сочинения ему была присуждена премия имени генерала
Дядина, известного русского артиллериста середины XIX в. Ещё ранее
(1888 г.) премия генерала Дядина была присуждена Н. А. Забудскому за
работу «О решении задач навесной стрельбы и об угле наибольшей
дальности». В мемуаре Н. А. Забудского «Об общих свойствах траектории
снарядов в воздухе», напечатанном в «Математическом сборнике», было
1022 —
Николай Александрович Забудский
показано новое свойство траектории снаряда, состоящее в том, что
время полёта снаряда в нисходящей ветви оказывается больше, чем в
восходящей; исследовано изменение вертикальной проекции скорости,
и указаны случаи, когда скорость снаряда в нисходящей ветви
не имеет наименьшей величины, а возрастает до предельной
скорости.
Много статей Н. А. Забудский печатал в «Артиллерийском журнале»,
наиболее крупные из них следующие: «Полевые пушки», «Береговые
пушки», «Об изменении средней траектории снарядов в зависимости от
обстоятельств, сопровождающих стрельбу», «Решение задач навесной
стрельбы», «О влиянии вращательного движения земли на полёт
снаряда», «Заметки к способу решения задач прицельной стрельбы».
Некоторые статьи Н. А. Забудского — «Об угловой скорости вращения
продолговатого снаряда», «О сопротивлении воздуха для больших скоростей
снаряда», «Исследование о движении продолговатого снаряда» — были
переведены на иностранные языки.
Из этого краткого перечня видно, как разнообразны и глубоки были
исследования Н. А. Забудского в области внешней баллистики. И именно
за работы по внешней баллистике он был избран в 1911 г.
членом-корреспондентом Парижской академии наук.
Но Н. А. Забудский работал не только в области внешней
баллистики. Наряду с указанными выше работами по внешней баллистике он
дал две фундаментальные работы по внутренней баллистике. Одна из
этих работ — «О давлении газов бездымного пороха в канале пушки».
В этой работе приведены результаты многочисленных опытов при
стрельбе вводимым тогда на вооружение бездымным порохом из специально
приспособленного орудия, в котором экспериментально определялись
давления пороховых газов в различных сечениях канала ствола. Эти опыты
проводились совместно с генералом А. А. Якимовичем. Помимо
экспериментальной части, в работе дана теоретическая обработка результатов
опытов и сделан ряд выводов о характере распределения давления при
движении снаряда по каналу и об изменении полученных кривых
давления с изменениями некоторых условий заряжания (объём каморы, вес
заряда, толщина пороха, вес снаряда). Эта работа переведена на
английский и немецкий языки. За неё Н. А. Забудскому в 1897 г. присуждена
большая Михайловская премия.
Другая, ещё более капитальная работа, завершившая
многочисленные опытные стрельбы, проводившиеся с 1903 по 1911 г., носит
название «О давлении пороховых газов в канале 3-дюймовой пушки и
скоростях снаряда в различных сечениях». Она была напечатана в 1914 г,
и, видимо, только вследствие начала военных действий не была
отмечена премией. В этой работе были впервые получены экспериментально
кривые нарастания скорости в канале орудия и кривые изменения
давления газов, причём первые находились методом постепенного
укорачивания ствола и доведения его до длины в 2—3 калибра, так что снаряд
- 1023 ~
Николай Александрович Забудский
почти торчал из дульного среза, а вторые при помощи боковых крешер-
ных приборов, ввинченных в тело орудия вдоль его оси. При этом
стрельбой выяснилось влияние изменения веса заряда, толщины пороха,
объёма каморы, длины орудия и были даны так называемые эмпирические
одночленные формулы, до сих пор применяемые в полигонной практике,
несмотря на более чем тридцатилетний срок, протекший со времени этих
опытов.
Большое значение имеет та часть опытов Н. А. Забудского, в
которых определялось давление газов на снаряд с помещённым в него кре-
шерным прибором. Эта работа Н. А. Забудского, содержавшая большой
опытный материал, неоднократно использовалась в последующих
исследованиях других авторов.
Профессор Н. А. Забудский счастливо сочетал в себе эрудицию
теоретика-баллистика и дар прекрасного экспериментатора.
В своей личной жизни, в общении с товарищами Н. А. Забудский
был очень живым и остроумным собеседником, имел несколько
экспансивный и вспыльчивый характер. 27 февраля 1917 года Н. А. Забудский
преждевременно погиб: он был убит шальной пулей в первый день
февральской революции.
Написанный им курс «Внешняя баллистика» в течение свыше 30 лет
служил основным руководством в Артиллерийской академии. Методика
составления таблиц стрельбы, изложенная там же, тоже много лет была
основным пособием на научно-исследовательском артиллерийском
полигоне. На трудах Н. А. Забудского учились многие поколения русских
артиллеристов. Его работы вместе с работами Маиевского выдвинули
школу русской баллистики в первые ряды мировой артиллерийской
науки.
Главнейшие труды Н. А. Забудского: Полевые пушки, «Артиллерийский
журнал», 1879, № 7; Береговые пушки, там же, 1883, № 12; Об изменении средней
траектории снарядов в зависимости от обстоятельств, сопровождающих стрельбу, там же,
1889, № 11; Решение задач навесной стрельбы, там же, 1890, № 5; Деривация
сплюснутого снаряда, там же, 1890, № 7; Об угловой скорости вращения продолговатого снаряда,
там же, 1891, № 1; О влиянии вращательного движения земли на полёт снаряда, там же,
1894, № 2; О сопротивлении воздуха для больших скоростей снаряда, там же, 1894, № 4;
Заметка к способу решения задач прицельной стрельбы, там же, 1902, № 10;
Исследования о движении продолговатого снаряда, там же, 1909, № 3; Об общих свойствах
траектории снарядов в воздухе, «Математический сборник», XXII; Внешняя баллистика,
1895; Теория вероятностей и применение её к стрельбе и пристрелке, 1898; О давлении
газов бездымного пороха в канале пушки, 1894; О давлении пороховых газов в канале
3-дюймовой пушки и скоростях снаряда в различных сечениях, 1914.
О Я. А. Забудском: Вентцель Д. А. иОстапович В. И., Развитие
внешней баллистики за 120 лет, «Известия Артиллерийской академии», 1941,
т. XXXI; Статья о Н. А. Забудском—см, т. 10 «Военной энциклопедии», изд, Сытина.
—
ВНИИ
Wllllll№
ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВИЧ
ШУХОВ
(1853—1939)
^ наменитый инженер Владимир Григорьевич Шухов работал во
многих областях строительной механики, техники паровых котлов
и насосов и в обширной области техники нефтяного дела. Но
главным делом его жизни было изобретение крекинг-процесса нефти.
Это изобретение составило эпоху в
деле переработки нефти, так как
только оно позволило получить бензин—
высокосортное горючее для
автомобильных и авиационных моторов.
Владимир Григорьевич Шухов
родился 26 августа 1853 г. в городе
Грайвороне Курской губернии и
провёл своё детство в деревне. Среднее
образование он получил в одной из
петербургских гимназий, по окончании
которой был принят студентом
инженерно-механического отделения
Московского высшего технического
училища. Время учения В. Г. Шухова
совпало с моментом преобразования
Московского ремесленного училища в высшее учебное заведение, вскоре
завоевавшее мировую известность. Теоретическую механику преподавал
там Н. Е. Жуковский, тогда начинающий профессор, впоследствии
прославивший русскую науку созданием новой дисциплины —
аэродинамики. На лекциях Н. Е. Жуковского и Ф. Е. Орлова воспринял молодой
студент научные основы техники, чтобы вскоре самому подняться на
вершину технической науки.
Ближайшим товарищем В. Г. Шухова был П. К. Худяков,
впоследствии очень известный инженер и профессор машиностроения в
Московском техническом училище. По словам покойного Н. Е. Жуковского,
— 1025 —
Владимир Григорьевич Шухов
студент В. Г. Шухов обнаружил блестящие дарования, и его успехи в
области математики и теоретической механики не уступали его успехам
в области техники.
В 1876 г. В. Г. Шухов с отличием окончил училище и был удостоен
звания инженера-механика. Он был отправлен за границу для подготовки
к профессорскому званию и с целью практического усовершенствования
направился в США. Там он провёл более года, изучая амерржанскую
технику, для чего посетил главные промышленные центры этой страны.
Профессорская деятельность была не по натуре В. Г. Шухова.
Возвратившись из-за границы, он, вопреки советам Н. Е. Жуковского,
отказывается от учёной карьеры и идёт работать в качестве инженера. Он
поступает начальником чертёжного бюро Варшавской железной дороги. Во
время своего пребывания в Петербурге В. Г. Шухов познакомился со
знаменитым русским математиком П. Л. Чебышевым, который обратил
внимание на выдающиеся математические дарования молодого инженера и
сделал новую попытку склонить его к работам в области чистой
математики и аналитической механики. Но В. Г. Шухов уже почувствовал своё
истинное призвание и отклонил лестное предложение П. Л. Чебышева.
Уже тогда обнаружилось его умение быстро схватывать сущность
рассматриваемой технической проблемы и находить npocioe, удобное её
решение. Он зарекомендовал себя талантливым конструктором и
организатором строительных работ.
В 1880 г. В. Г. Шухов переехал в Москву и занял должность
главного инженера технической строительной конторы А. В. Бари
(впоследствии Стальмост). Тогда это было скромное предприятие, которое под
руководством В. Г. Шухова приобрело всероссийскую известность и
выполнило много общеполезных сооружений.
По состоянию своего здоровья В. Г. Шухов должен был
отправиться на юг и поселился в г. Баку, в котором тогда быстро развивалась
нефтяная промышленность. Здесь В. Г. Шухов быстро присмотрелся к
нефтяному делу, с которым он не был ранее знаком, и приступил к решению
ряда важных технических задач, касающихся хранения, транспорта,
перегонки и сжигания нефти. В начале 80-х годов XIX в. из нефти добывался
только керосин, который применялся лишь для освещения. Началось
производство нефтяных смазочных масел, к которым потребители относились
с недоверием. Потребовался технический гений и недюжинная энергия
замечательного русского инженера того времени проф. Н. П. Петрова,
чтобы теоретическими и практическими работами расчистить дорогу для
применения нефтяных смазочных масел на железнодорожном транспорте.
В то время бензин был ненужным и даже вредным продуктом,
неизбежным при перегонке нефти, так как ещё не было автомобильного
транспорта, а об авиации ещё только мечтали лучшие умы человечества.
Огромное количество мазута, неизбежно получавшегося при переработке
нефти, вовсе не находило себе применения, и не знали, куда его деваты
Мысль о применении мазута как топлива зародилась одновременно у нас,
— 1026 —
Владимир Григорьевич Шухов
и в США. Однако его не умели сжигать. Не менее трудным был вопрос
о хранении нефти на промыслах и о доставке её оттуда на
нефтеперегонные заводы, так как в то время не было промысловых железных дорог,
вследствие чего нефть перевозилась гужевым транспортом. Все эти
задачи для инженеров того времени были новыми, и для решения их надо
было обладать незаурядным техническим талантом. Им-то и был от
природы щедро наделён молодой инженер В. Г. Шухов, начавший делать то,
чему его не учили в школе, о чём ещё не было написано в книгах, но что
было выдвинуто потребностями жизни.
Решая проблему сжигания нефти и нефтяных осадков в топках,
Владимир Григорьевич Шухов пришёл к счастливой мысли превращать
нефть в мельчайшую пыль, используя для этого живую силу стремительно
вытекающего из узкого отверстия пара, и в 1880 г. построил первую
паровую форсунку для сжигания нефти. Форсунка Шухова, обладающая
прекрасными качествами, быстро получила широкое распространение в
нашей стране. В своей форсунке В. Г. Шухов задолго до изобретения
«сопла Лаваля» применил те же механические идеи. Форсунка Шухова
была одной из лучших в мире.
Для транспорта нефти на суше В. Г. Шухов предложил
перекачивать её по трубопроводам, подобно воде, и в 1879 г. построил первый
у нас нефтепровод с Балаханских нефтяных промыслов на
нефтеперегонные заводы в Чёрном городе (Баку). Он обстоятельно изучил перекачку
нефти по построенному им нефтепроводу и на основании своих опытов
вывел знаменитую «формулу Шухова» для расчёта движения нефти по
трубам, которой инженеры всего мира пользуются и по сие время.
Для перекачки нефтяных остатков В. Г. Шухов изобрёл специальный
метод, основанный на предварительном подогреве их, используя теплоту
мятого пара в прямодействующих паровых насосах Вартингтона.
Вследствие подогрева вязкость нефтяных остатков значительно падает, и они
перекачиваются подобно воде. Производя многочисленные опыты на
построенном им в Баку первом мазутопроводе, он составил свою
знаменитую формулу для расчёта вновь проектируемых мазутопроводов. Таким
образом, В. Г. Шухов является первым изобретателем способа перекачки
нефтепродуктов с подогревом, значительно позднее предложенного в
Америке.
Для транспорта нефтепродуктов по воде В. Г. Шухов первый в
России стал строить нефтеналивные суда — шхуны для перевозки по
Каспийскому морю и железные клёпаные баржи для перевозки по Волге.
На судостроительном заводе в Саратове по чертежам В. Г. Шухова
начали строить огромные клёпаные железные баржи до 150 метров длиной,
что было в то время чудом строительной техники. На чествовании
В. Г. Шухова 26 мая 1924 г. один из присутствовавших
стариков-инженеров сказал, что в то время практикам такая постройка казалась делом
неисполнимым. В то время нефтяные техники ещё не имели понятия о
точной разбивке шаблонов, и В. Г. Шухов научил этому русских инженеров.
— 1027 —
Владимир Григорьевич Шухов
Он показал, как по его чертежам, изготовленным в Москве, с чудесной
быстротой и без какой бы то ни было неполадки можно собирать
громадные клёпаные железные конструкции. G тех пор были построены многие
тысячи таких барж, сослуживших громадную службу развитию нефтяного
дела в СССР. Близко связанный с нефтетранспортом вопрос о хранении
нефти и нефтепродуктов также был разрешён В. Г. Шуховым путём
построения больших клёпаных железных резервуаров. В то время дело это
было новым и малоизвестным. Даже вопрос о постройке оснований под
такие резервуары не был выяснен, и сооружались дорогостоящие
фундаментные устройства. Но В. Г. Шухов понял, какое огромное
сопротивление составляет ровное земляное основание, и отбросил дорогие
фундаментные устройства. Он также заметил, что можно достигнуть
значительной экономии железа, идущего на постройку резервуара, если
пользоваться простейшими правилами о минимальном весе резервуара.
Отсюда знаменитое правило В. Г. Шухова о построении железных
резервуаров постоянной высоты. Путём простой рационализации В. Г. Шухов
добился почти двойного удешевления стоимости изготовления таких
резервуаров, десятки тысяч которых теперь раскинуты по нашей стране.
Особенное внимание в начале своей технической деятельности
В. Г. Шухов уделил задачам, связанным с перегонкой нефти. Он
принимал, совместно с известными в 80-х годах в Баку инженерами по
переработке нефти Елиным и Инчиком, ближайшее участие в проектировании и
построении новых тогда в Баку кубовых перегонных батарей. В
результате этого была создана классическая кубовая батарея Елина —
Шухова.
Но В. Г. Шухов пошёл далее по этому пути и в 1887 г. изобрёл и
запатентовал за № 13200 собственный аппарат непрерывной дробной
перегонки нефти. В этом аппарате перегоняемая нефть вводилась
навстречу парам дестиллата. Второй патент на дефлегматы для кубов
непрерывной и периодической перегонки нефти был получен в 1896 г. за
№ 9783.
Третий патент на прибор для дробной перегонки и разложения нефти
под значительным давлением был заявлен в 1890 г. и получен в 1899 г.
за № 12926. В то время керосин являлся главным продуктом при
перегонке сырой нефти. Из трёх тонн тогдашних бакинских нефтей
получалась одна тонна керосина, две тонны составляли так называемые
нефтяные мазуты. Способ В. Г. Шухова и был предназначен для извлечения
добавочного керосина из нефтяных остатков, так как под действием
высокой температуры и давления более сложные молекулы тяжёлых
фракций, входящих в нефтяной мазут, расщеплялись на более простые
молекулы, входящие в керосин и бензин.
По самому существу идей, положенных в основу этих установок,
В. Г. Шухов является первым и истинным изобретателем
крекинг-процесса, опередившим на 20 лет Америку, где только в 1912 г. появился
аналогичный патент Бортона, по существу не отличавшийся от патента
— 1028 —
Владимир Григорьевич Шухов
В. Г. Шухова. Однако по тогдашним экономическим и техническим
условиям нужды в больших количествах бензина не было, а значит, не было
нужды и в крекинг-процессе. Ведь бензин являлся вредным побочным
продуктом при перегонке нефти на керосин и девать его было некуда.
Вот почему гениальное изобретение В. Г. Шухова, на четверть века
опередившее своё время, было предано забвению. А между тем,
одновременно с изобретением Шухова был построен и первый автомобиль с
бензиновым мотором, т. е. народился главный потребитель бензина. Но лишь
четверть века спустя появились миллионы автомобилей, и бензин сделался
основным продуктом нефтяной переработки. Патент Бортона тормозил
развитие американской нефтяной промышленности, и из США прибыла
в Москву комиссия из инженеров-химиков для выяснения подробностей
изобретения В. Г. Шухова. Таким образом, с несомненностью выяснилось,
что В. Г. Шухов был первым настоящим изобретателем крекинг-процесса.
Советская нефтяная промышленность осуществила изобретение В. Г.
Шухова, и в Баку был построен завод для крекинг-процесса по его системе,
известного под названием «советского крекинга Шухова».
Вопросу о перекачке воды и нефти В. Г. Шухов посвятил много
внимания. Известны достоинства так называемых прямодействующих
насосов, изобретённых Вортингтоном в Америке. Для регулирования работы
этих насосов был предложен весьма простой прибор, называемый
компенсатором, который исполняет здесь роль маховика в машине. Но не
было правил для их рационального расчёта. В. Г. Шухов пришёл на
помощь этому делу, и в своей замечательной работе «Насосы прямого
действия», изданной в 1897 г., он даёт исчерпывающее исследование
вопроса об определении наивыгоднейшего соотношения между размерами
паровой части насосов компаунд и о расчёте таких насосов при работе
без компенсатора и с компенсатором. Теория эта вошла в справочники
и учебники, что служит лучшим доказательством её практического
значения. Такие насосы оказались весьма удобными для перекачки мазута,
а также тяжёлых, очень вязких нефтей с подогревом. Для откачки воды
из артезианских скважин В. Г. Шухов разработал весьма интересную
конструкцию инерционного поршневого насоса с одним клапаном и гибким
шатуном, который при опускании поршня остаётся всегда натянутым
вследствие воздействия пружины на поршневую штангу. Вследствие
этого значительно выросла рабочая скорость поршня. Шухов одновременно
дал остроумную теорию работы этих насосов.
Для откачки жидкостей из глубоких скважин В. Г. Шухов построил
так называемые шнуровые насосы, основанные на увлечении жидкости
быстро бегущей лентой. Насосы эти неоднократно строились, но
распространения не получили, хотя глубина нефтяных скважин в Баку
80-х годов была незначительна и подходила для работы этих насосов.
На практике господствовало так называемое тартание желонкой
(длинное узкое ведро с клапаном в дне). Следует указать также на
предложенные Владимиром Григорьевичем Шуховым и построенные оригиналь-
— 1029 —
Владимир Григорьевич Шухов
ные конструкции подогревателей перегонных кубов, мешалок и
водоочистителей.
В. Г. Шухов начал свою техническую деятельность в эпоху
господства паровой техники и как выдающийся инженер своего
времени уделил ей должное внимание. Среди его работ по пару
главное место занимают изобретённые им водотрубные котлы («котлы
Шухова»).
Котлы эти, чрезвычайно простой и остроумной конструкции, весьма
удобные для перевозки вследствие простоты сборки, чистки и ремонта,
получили у нас широкое распространение. Они были снабжены
прекрасным пароперегревателем его же системы.
Четверть века спустя эта система котлов перебралась за океан, где
американский изобретатель Бортон построил в 20-х годах XX в. около
800 крекинг-аппаратов, которые повторяли идею парового котла Шухова,
но не для воды, а для нефти. Так, в США было использовано русское
изобретение, получившее новое применение.
В деле построения своих котлов В. Г. Шухов остался верен самому
себе, — в основу проектирования их он положил строго научные
требования и произвёл многочисленные опыты, доставившие ему необходимые
экспериментальные данные. Это позволило ему построить собственную
теорию работы парового котла, к сожалению, не опубликованную. Нужно
знать близко структуру этих замечательных котлов, чтобы понять,
сколько тонкого анализа и расчёта было положено в основу их построения,
выбора наивыгоднейших размеров и лёгкости конструкции, совершенства
теплоотдачи, удобства обмуровки. Котлы эти исполняются и поныне
заводом «Парострой» (Москва).
В. Г. Шухов не ограничился работами только в области пара и
нефти; нет такой области строительного дела и машиностроения,
которой не уделял бы своего внимания В. Г. Шухов и в которую он не внёс
бы тотчас же усовершенствований или новых изобретений. И всё
это — благодаря его изумительной способности быстро ориентироваться
в каждом новом деле, умению отличить главное от второстепенного, а
более всего — вследствие научного подхода к решению каждого
технического вопроса. В. Г. Шухов никогда не делал ничего наугад, «на-
глазок». Всегда и всё было им предусмотрено, всё было заранее
сосчитано. Если он не находил чего-либо в книжке, то это не
останавливало его. Он быстро набрасывал свою теорию вопроса, выводил
собственные формулы и давал всестороннее освещение изучаемой им
проблеме.
Ученик выдающихся профессоров Московского высшего
технического училища — Н. Е. Жуковского и Ф. Е. Орлова, Владимир
Григорьевич в совершенстве владел основами высшей математики,
теоретической механики, теории упругости и гидродинамики, был прекрасно
знаком с современным ему состоянием физики и химии, что составляет
основу инженерного творчества. В этой научности и математичности мы-
— 1030 —
Владимир Григорьевич Шухов
шления, наравне с недюжинным конструкторским талантом и
изобретательностью и был секрет его необыкновенного технического
успеха.
Так как инженер должен строить не только прочно, но и дёшево,
то забота об экономической стороне дела проходит красной нитью
через всё, созданное В. Г. Шуховым. Он везде ищет наивыгоднейших
соотношений между элементами конструкции и наивыгоднейших условий
постройки и эксплоатации.
Он всегда стремился удовлетворить условиям прочности, и потому
вопросам теории сопротивления материалов, этой основе инженерной
науки, посвящено было В. Г. Шуховым много внимания. Ему
принадлежат многочисленные исследования по вопросам прочности железных
конструкций при условии их наименьшего веса. Ввиду сложности
встречавшихся ему задач из области теории сопротивления материалов и
необходимости быстрого их решения, В. Г. Шухов естественно пришёл к
выработке своеобразного полугеометрического метода исследования,
быстро ведущего к окончательному результату.
Некоторое отражение этих исследований можно найти в известном
курсе «Теория сопротивления материалов» проф. П. К. Худякова —
его друга и товарища по Московскому высшему техническому училищу.
Это же стремление отыскания наиболее лёгкой конструкции всецело
пронизывает сочинение В. Г. Шухова «Стропила», в котором автор
раскрывает перед читателем законы, управляющие правильным построением
стропил. На Всероссийской выставке в Нижнем-Новгороде (ныне г.
Горький) в 1896 г. посетители были поражены изящными и лёгкими
железными конструкциями, построенными по проектам В. Г. Шухова. Здесь
были впервые представлены перед публикой так называемые висячие
крыши и новый вид сетчатых покрытий. Здесь же впервые появилась
гиперболическая железная башня. Она была основана на простом свойстве
однополого гиперболоида, по которому он может быть собран из
прямолинейных образующих. Удобство и простота сборки и конструкции были
поразительны. Башни эти получили большое распространение в СССР,
причём Владимиру Григорьевичу удалось добиться их наивыгоднейших
конструктивных соотношений. В городе Херсоне им построен 80-метровый
маяк в виде клёпаной железной гиперболической башни. Для
радиотелеграфной передачи В. Г. Шуховым построена в Москве железная башня
в 160 метров высотой, составленная из ряда гиперболоидов,
насаженных друг на друга. Система гиперболических башен В. Г. Шухова была
применена в морском флоте США.
В. Г. Шухов был у нас пионером в области построения железных
остовов зданий, где ему принадлежит ряд остроумных конструкций.
В эпоху недостатка железа после империалистической мировой войны
Владимир Григорьевич с успехом использовал дерево для постройки
разнообразных типов стропил, и на основании простых теоретических
соображений смог сократить чуть не вдвое расход материала и труда.
— 1031 —
Владимир Григорьевич Шухов
В связи с этим В. Г. Шухов напечатал в 1921 г. в «Нефтяном и
сланцевом хозяйстве» (№ 5—8) интересную работу о деревянных
трубопроводах, в которой в простой и доступной форме раскрывает
законы сопротивления деревянных труб, скреплённых железными
обручами, и выясняет область выгодного их применения. После этого
деревянные трубопроводы нашли широкое распространение в Америке и
других странах.
Между многочисленными металлическими конструкциями,
построенными В. Г. Шуховым для нефтяной промышленности, особенно
замечательны непроницаемые плоские
висячие крыши для железных
бензинохранилищ в Майкопе.
В основе их устройства лежит
остроумная теоретическая
мысль В. Г. Шухова; все
элементы этой конструкции
чрезвычайно легки и рационально
размещены.
Трудно перечислить сотни
построек, изобретений и
усовершенствований В. Г. Шухова.
Его неоднократно называли
«русским Эдисоном», но в
отличие от американского
изобретателя творчество В. Г.
Шухова было основано на его
собственных научных работах и
являлось результатом глубокой
теоретической мысли.
Между всеми
сооружениями и изобретениями В. Г. Шу-
Мачта Радиостанции, построенная В. Г. Шу- хова наибольшее значение
имеет его изобретение крекинг-
процесса нефти, которое произвело революцию в нефтяной
промышленности.
Для многих миллионов автомобилей, танков, самолётов и
аэропланов нужны сотни миллионов тонн высокосортного бензина, который
может быть получен при помощи крекинг-процесса. Открытие его составляет
вечную славу знаменитого русского изобретателя, учёного инженера,
почётного академика В. Г. Шухова. Ведя громадную работу практического
инженера и будучи погружён в научные исследования, В. Г. Шухов не
имел времени для профессорской деятельности, поэтому неоднократные
попытки Московского высшего технического училища привлечь его в
состав своих профессоров не увенчались успехом, и об этом надо
пожалеть.
— 1032 —
Владимир Григорьевич Шухов
Плодотворная научно-техническая деятельность В. Г. Шухова
получила заслуженное признание у нас в СССР. Он был награждён
званием Героя Труда и заслуженного деятеля науки и техники и был избран
в 1929 г. почётным членом Академии наук СССР.
До последних дней своей жизни, несмотря на свои восемьдесят
шесть лет, он продолжал вести научно-техническую работу и всегда был
в курсе передовой научно-технической мысли. С ним жила его старшая
дочь Ксения Владимировна, помогавшая отцу в его работе. По
несчастной случайности он пострадал от огня и умер от тяжёлых ожогов
2 февраля 1939 г. в Москве, где похоронен на Новодевичьем
кладбище.
Имя Владимира Григорьевича Шухова должно быть близко не только
каждому русскому инженеру, но и широким массам нашей страны. И в
полёте самолётов и в беге автомобилей есть доля участия создателя
крекинг-процесса.
Каждый, взглянувший на радиобашню на Шаболовке в Москве,
с благодарностью вспомнит об её знаменитом строителе.
Главнейшие труды В Г. Шухова: Механические сооружения нефтяной
промышленности, «Журнал министерства путей сообщения», 1884; Нефтепроводы и их
применение в нефтяной промышленности, М., 1884 (2-е изд., 1895); Насосы прямого действия,
М., 1897.
О В. Г. Шухове: Лазарев П. иКрылов А., Записки об учёных трудах
В. Г. Шухова, «Известия АН СССР», 1928, VII серия; К 45-летию инженерной
деятельности В. Г. Шухова, «Известия Технологического института», 1924; ЛейбензонЛ. С,
К 80-летнему юбилею академика В. Г. Шухова, «Вестник инженеров и техников^,
1933, № 10.
I
,с^«жЛЩ|11Г^
»&>»*&
^>LdllllllL^n111llllllllW ^iffllJWJIIIlinhn^^^^ ^
ИВАН ФИЛИППОВИЧ
УСАГИН
(1855—1919)
еятельность этого талантливого физика-самоучки в течение
почти 40 лет протекала в Московском университете, где ему пришлось
занимать скромные должности от механика до лекционного
ассистента. Но он работал в то время, когда кафедру физики
в университете возглавляли
такие блестящие представители
русской науки, как А. Г. Столетов,
П. Н. Лебедев и Н. А. Умов.
В лице И. Ф. Усагина эти
выдающиеся учёные нашли не только
высокоодарённого помощника, но и
самобытного, инициативного физика-
экспериментатора, оригинального
исследователя, который, не имея не
только законченного высшего, но и
вообще систематического
образования, вёл крупные научные работы,
результаты которых не прошли
бесследно для науки и печатались в
известных физических научных жур-
налах. Мировая техника обязана
И. Ф. Усагину созданием трансформатора — преобразователя
электрического тока, без которого совершенно немыслима современная
электротехника.
Иван Филиппович Усагин родился 7 сентября 1855 года в с. Тар-
хово Клинского уезда Московской области в крестьянской семье Кро-
шечкиных. Обучался он в церковно-приходской школе и ещё в раннем
детстве лишился родителей. Десяти лет он был усыновлён своим дальним
родственником Усагиным, проживавшим в Москве и занимавшимся
— 1034 —
Иван Филиппович Усагин
бакалейной торговлей. Фамилию отчима он и принял. В 1865 г. И. Ф.
Усагин переехал в Москву и жил в доме отчима при лавке, исполняя работы
и поручения, связанные с торговлей. Исключительная любознательность
сказалась у И. Ф. Усагина уже в этом раннем возрасте. При бакалейной
лавке он устроил особый уголок, где занимался разными опытами при
помощи самодельных приборов и приспособлений. Чтением книг, которые
большей частью случайно попадались ему под руку, он пополнял своё
первоначальное образование. Однако этого было мало для получения
прочных знаний и возможности разобраться во всех тех вопросах,
которые у него возникали в связи с производившимися им опытами. И. Ф.
Усагин обратился за помощью к проф. Любимову, читавшему лекции по
физике в Московском университете. Проф. Любимов вызвал к себе
любознательного юношу и после разговора с ним, убедившись в серьёзности
его намерений, принял участие в его судьбе; он решил определить его
учеником в университетские мастерские, где И. Ф. Усагин мог бы ближе
соприкасаться с физическими приборами, а затем перевести в свою
лабораторию для обучения постановке опытов и демонстраций.
Однако на пути реализации этих планов встретилось непредвиденное
препятствие: отчим не пожелал отпустить из лавки нужного ему молодого
приказчика. Только посетив отчима Усагина в сверкающем мундире
действительного статского советника, украшенном орденами, проф. Любимову
удалось убедить отчима отпустить мальчика на работу в университетские
мастерские. Любимов сам несколько месяцев после этого обучал
И. Ф. Усагина арифметике, алгебре, геометрии, правописанию и
грамматике, поддерживал его материально. В 1882 г. И. Ф. Усагин занял
должность университетского механика. К этому времени он был уже опытным
лаборантом, успешно подготовлявшим опыты и демонстрации к лекциям
по физике в университете и в лицее.
В 1882 г. кафедру физики в Московском университете занял
А. Г. Столетов. Столетов уделил много внимания организации
физического практикума и коренным образом перестроил преподавание физики.
В лице И. Ф. Усагина Столетов нашёл опытного, инициативного,
увлекающегося работой помощника. Технику лекционных демонстраций и
опытов И. Ф. Усагин довёл до такого высокого уровня, что они
представляли не менее интересную часть занятий по физике, чем собственно
лекции Столетова, Лебедева, Умова и других выдающихся профессоров.
Этого И. Ф. Усагин достиг благодаря знаниям, приобретённым в
результате непрерывной многолетней работы, благодаря накопленному опыту,
интересным и оригинальным исследованиям и изобретениям. Физик-
экспериментатор и исследователь в И. Ф. Усагине гармонически
сочетались с конструктором. Своими собственными руками он сделал немало
новых приборов и усовершенствовал другие, имевшиеся в его
распоряжении.
В научной жизни Москвы 1882 год имел особое значение:
в этом году происходила Всероссийская промышленно-художественная
— 1035 —
Иван Филиппович Усагин
выставка, на которой демонстрировались успехи русской науки и
техники. Крупнейшие учёные и техники участвовали в её организации. Тогда
победоносно совершало свои первые шаги электрическое освещение, и
подавляющее большинство экспонатов этого павильона относилось именно
к этой новой отрасли. Павильон электричества с экспонатами Яблочкова,
Чиколева, Лодыгина, Тихомирова и др. приковывал всеобщее внимание.
Среди экспонатов был один, построенный И. Ф Усагиным. С помощью
его можно было осуществлять то, что в настоящее время делает
трансформатор. Это была индукционная катушка оригинальной конструкции,
позволяющая включать в цепь несколько источников света. И. Ф. Усагин
был награждён за это устройство дипломом II степени, равноценным
серебряной медали, который был ему выдан Департаментом торговли и
мануфактур за № 10565 «за успешные опыты электрического освещения
через посредство отдельной индукции и в поощрение к дальнейшей
разработке этой методы». Устройство И. Ф. Усагина, демонстрированное им
на выставке, представляло собою развитие принципа трансформирования
тока, начало которого можно усмотреть в работах П. Н. Яблочкова,
относящихся к «дроблению света». Повидимому, современники не
обратили внимания на значение этого изобретения И. Ф. Усагина, оценив,
однако, его новизну. Действительное значение изобретения И. Ф. Усагина
для промышленности, для энергетического хозяйства было понято
позднее, когда трансформатор занял своё важное место в системе
распределения электрической энергии и её передачи на расстояние. Спустя 15 лет
после Московской промышленно-художественной выставки, 27 октября
1897 г. Московское общество любителей естествознания, антропологии и
этнографии присудило И. Ф. Усагину премию имени В. П. Мошнина «за
открытие трансформации токов». Это запоздалое признание заслуг
И. Ф. Усагина как основоположника практики трансформирования токов
было вынесено тогда, когда была понята действительная практическая
ценность работы Усагина. Оно является особенно авторитетным потому,
что вынесено было на годичном собрании Общества, которое по составу
присутствовавших членов нельзя назвать иначе, как блестящим. Среди
присутствовавших были наши крупнейшие учёные: Д. Н. Анучин, Н. Е.
Жуковский, В. Ф. Миллер, К. А. Тимирязев, И. А. Каблуков, П. Н.
Лебедев, П. К. Штернберг и др. Большинство этих учёных входило в состав
жюри по присуждению премии имени Мошнина.
Интересно сопоставить хронологически работу И. Ф. Усагина над
трансформацией переменных токов с работой других техников, которым
обычно приписывается изобретение трансформатора. И. Ф. Усагин
работал над этим вопросом до 1882 г.; на выставке 1882 г. им уже были
экспонированы разработанные и действующие приборы. В 1881 г.
проблема Усагиным была полностью решена. Как известно, трансформатор
Голяра демонстрировался в 1884 г. на Туринской выставке. Другие
конструкторы трансформаторов — Циперновский, Дери и Блати в Европе
и Вильям Стенли в США получили патенты на трансформаторы электри-
— 1036 —
Иван Филиппович Усагин
ческого тока только в 1885—1886 гг. Таким образом, И. Ф. Усагину,
несомненно, принадлежит честь открытия принципа трансформации,
начало которого можно усмотреть в работах другого выдающегося
русского изобретателя П. Н. Яблочкова.
И. Ф. Усагину принадлежит и ряд других работ, которые были им
выполнены с исключительной талантливостью и искусством. Зная,
какое большое значение для физики имеют вакуумные насосы, И. Ф.
Усагин, как он сам писал («Журнал Русского физико-химического
общества», 1890, стр. 299): «задался мыслью устроить такой насос, который
бы выкачивал достаточно быстро при небольшом расходовании ртути
и в то же время был бы прост по своей конструкции. В результате
этих работ И. Ф. Усагину удалось усовершенствовать ртутный насос
Шпренгеля; насос этот с изменениями, внесёнными в конструкцию
И. Ф. Усагиным, позволял производить очень легко чистку ртути и
самого насоса. А. Г. Столетов пользовался насосом Усагина в своих
знаменитых «актиноэлектрических» исследованиях. Позже, в 1915 г. во
время мировой войны, И. Ф. Усагин усовершенствовал так называемый
молекулярный насос Геде, создав конструкцию с большей
производительностью, чем распространённые до войны немецкие насосы этой
системы.
Работы И. Ф. Усагина были посвящены также исследованию
катодных лучей, построению электрического выпрямителя тока,
конструированию специального фотографического аппарата для
фотографирования солнечного затмения и др. Особенно значительными являются
произведённые им работы по цветной фотографии, исследования
фосфоресценции газов при электрических разрядах. В 1897—1899 гг., в
связи с опубликованием французским учёным Липпманном своих
трудов по цветной фотографии, И. Ф. Усагин заинтересовался этим
вопросом.
Пользуясь методом Липпманна, он сделал много таких
высокохудожественных снимков, в том числе снимков спектров, что сам автор
Липпманн признал их совершенно исключительные достоинства и с
разрешения Усагина демонстрировал их на докладе Международному
конгрессу в 1900 г. И. Ф. Усагин, в связи с этой работой, был в научной
командировке за границей; углублённое изучение методов цветной
фотографии, произведённое им в лаборатории Липпманна, вылилось в форму
интересного мемуара «Практические приёмы фотографирования по
методу Липпманна», опубликованного в 1903 г.
Что касается исследования фосфоресценции разреженных газов, то
работа, опубликованная в «Журнале Русского физико-химического
общества» за 1917 г., является наиболее обстоятельной, подробной и
глубокой из всех, которые по этому вопросу были до того времени кем-
либо произведены. И. Ф. Усагиным совместно с Н. П. Метёлкиным
изучено влияние на фосфоресценцию разреженных газов различных
факторов, в том числе формы сосуда, характера разряда (электродный
— 1037 —
Иван Филиппович Усагин
и безэлектродный), давления, рода газа и др., а также влияние лучей
Ленарда и лучей Рентгена на продолжительность фосфоресценции. Эти
исследования дали возможность И. Ф. Усагину и его соавтору сделать
исчерпывающие выводы, основанные на чрезвычайно обширном
экспериментальном материале.
Великая Октябрьская социалистическая революция застала Ивана
Филипповича в 62-летнем возрасте, на склоне трудовой жизни. Он
радостно встретил свержение угнетателей народа. У него было
достаточно сил и энергии, чтобы продолжать работу на пользу революционной
родине. И. Ф. Усагин откликнулся на приглашение Народного
комиссариата просвещения заняться организацией при Политехническом
музее специального физического кабинета для повышения
квалификации учителей. Не отрываясь от университетской работы и начатых
исследований, он энергично работал над созданием этого кабинета.
Эпидемия сыпного тифа захватила этого, полного энергии и лучших
стремлений учёного, вышедшего из массы народной и много давшего
отечественной науке и просвещению, и свела его в могилу 26
февраля 1919 г.
Главнейшие труды И. Ф, Усагина: Усовершенствованный вакуумный насос,
«Журнал Русск. физ.-хим. общества», 1890; Практические приёмы фотографирования
по методу Липпманна, «Известия Русск. общества любителей фотографии», 1903;
Исследование лучей Ленарда (совм. с Н. П. Метёлкиным), «Журнал Русск. физ.-хим. общества»,
1917.
О И. Ф. Усагине: Марков А., Распределение электрической энергии через
индукцию, «Электричество», 1882, № 18—19; Страус О., Электричество на
Московской промышленной выставке, там же, № 12 и 17.
КОНСТАНТИН ЭДУАРДОВИЧ
ЦИОЛКОВСКИЙ
«rf (1857—1935)
чЦ^ш онстантин Эдуардович Циолковский — выдающийся учёный, изо-
бретатель и инженер, создавший основы расчёта реактивного движения
и разработавший конструкцию первой космической ракеты для
исследования безграничных мировых пространств. Широта и изумительное
богатство творческой фантазии
соединялись у него со строгим
математическим расчётом.
Константин Эдуардович
Циолковский родился 17 сентября 1857 г.
в селе Ижевском Рязанской
губернии, в семье лесничего. О своих
родителях К. С. Циолковский писал:
«Характер моего отца был близок
к холерическому. Он всегда был
холоден, сдержан. Среди знакомых
отец слыл умным человеком и
оратором... У него была страсть к
изобретательству и строительству. Меня
ещё не было на свете, когда он
придумал и устроил молотилку.
Увы, неудачно. Мать была совершенно другого характера — натура
сангвиническая, горячка, хохотунья, насмешница и даровитая. В отце
преобладал характер, сила воли, а в матери — талантливость».
В К. Э. Циолковском соединились лучшие человеческие качества
родителей. Он унаследовал сильную, непреклонную волю отца и
талантливость матери.
Первые годы детства К. Э. Циолковского были счастливыми.
Летом он много бегал, играл, строил с товарищами в лесу шалаши, любил
лазать на заборы, крыши и деревья. Часто запускал змея и отправлял
— 1039 —
Константин Эдуардович Циолковский
ввысь по нитке коробочку с тараканом. Зимой с восторгом катался на
санках. Девяти лет, в начале зимы, К. Э. Циолковский заболел
скарлатиной. Болезнь была тяжёлой, и вследствие осложнений на уши
мальчик почти совершенно потерял слух. Глухота не позволила продолжать
обучение в школе. «Глухота делает мою биографию малоинтересной, —
писал позднее К. Э. Циолковский, — ибо лишает меня общения с людьми,
наблюдения и заимствования. Моя биография бедна лицами и
столкновениями».
Лет с четырнадцати он начинает самостоятельно систематически
заниматься, пользуясь небольшой библиотекой своего отца, в которой
были книги по естественным и математическим наукам. Тогда же в нём
пробуждается страсть к изобретательству. Юноша строит воздушные
шары из тонкой папиросной бумаги, делает маленький токарный станок
и конструирует коляску, которая должна была двигаться при помощи
ветра. Модель коляски прекрасно удалась и хорошо ходила при
ветре.
Отец К. Э. Циолковского весьма сочувственно относился к
изобретательству и техническим затеям сына. К. Э. Циолковскому было всего
16 лет, когда отец решил отправить его в Москву для самообразования
и совершенствования. Он считал, что наблюдения над технической и
промышленной жизнью большого города дадут более рациональное
направление его изобретательским стремлениям.
Но что мог сделать глухой юноша, совсем не знавший жизни, в
Москве? Из дома К. Э. Циолковский получал 10—15 рублей в месяц.
Питался одним чёрным хлебом, не имел даже картошки и чаю. Зато
покупал книги, реторты, ртуть, серную кислоту и прочее для различных
опытов и самодельных аппаратов. «Я помню отлично, — писал он в
своей биографии, — что кроме воды и чёрного хлеба у меня тогда ничего
не было. Каждые три дня я ходил в булочную и покупал там на 9 копеек
хлеба. Таким образом, я проживал в месяц 90 копеек».
Кроме производства физических и химических опытов, К. Э.
Циолковский много читал, тщательно прорабатывал курсы начальной и
высшей математики, аналитической геометрии, высшей алгебры. Часто,
разбирая какую-нибудь теорему, он старался сам найти доказательство.
Это ему очень нравилось, хотя и не всегда удавалось.
«Одновременно меня страшно занимали разные вопросы, и я
старался сейчас же их решать с помощью приобретенных знаний...
Особенно мучил меня такой вопрос — нельзя ли применить центробежную
силу, для того чтобы подняться за атмосферу, в небесные
пространства?» Был момент, когда К. Э. Циолковскому показалось, что он
нашёл решение этой задачи: «Я был так взволнован, — писал он, — даже
потрясён, что не спал целую ночь, бродил по Москве и всё думал о
великих следствиях моего открытия. Но уже к утру я убедился в ложности
моего изобретения. Разочарование было так сильно, как и очарование.
Эта ночь оставила след на всю мою жизнь: через 30 лет я ещё вижу
— 1040 —
Константин Эдуардович Циолковский
иногда во сне, что поднимаюсь к звёздам на моей машине, и чувствую
такой же восторг, как и в ту незапамятную ночь».
Осенью 1879 г. К. Э. Циолковский сдал экстерном экзамен на
звание учителя народного училища, а месяца через четыре был назначен
на должность учителя арифметики и геометрии в Боровское уездное
училище Калужской губернии. На своей квартире в Боровске
К. Э. Циолковский устроил маленькую лабораторию. У него в доме
сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики,
загорались огни, вертелись колёса и блистали иллюминации. «Я
предлагал, — писал об этих годах К. Э. Циолковский, — желающим попробовать
ложкой невидимого варенья. Соблазнившиеся угощением получали
электрический удар. Посетители любовались и дивились на
электрического осьминога, который хватал всякого своими лапами за нос или за
пальцы, и тогда у попавшего к нему — волосы становились дыбом и
выскакивали искры из любой части тела».
В 188! г. 24-летний К. Э. Циолковский самостоятельно разработал
теорию газов. Эту работу он послал в Петербургское
физико-химическое общество. Работа получила одобрение видных членов Общества, в
том числе и гениального химика Д. И. Менделеева. Однако её
содержание не представляло новости для науки: аналогичные открытия были
сделаны несколько раньше за границей. За вторую работу, названную
«Механика животного организма», К. Э. Циолковского единогласно
избрали членом Физико-химического общества.
С 1885 г. К. Э Циолковский начал усердно заниматься вопросами
воздухоплавания. Он поставил своей задачей создать металлический
управляемый дирижабль (аэростат). К. Э. Циолковский обратил
внимание на весьма существенные недостатки дирижаблей с баллонами из
прорезиненной материи: такие оболочки быстро изнашивались, были
огнеопасны, обладали весьма незначительной прочностью, и
наполняющий их газ быстро терялся вследствие их проницаемости. Результатом
работы К. Э. Циолковского было объёмистое сочинение «Теория и опыт
аэростата». В этом сочинении дано теоретическое обоснование
конструкции дирижабля с металлической оболочкой (железной или
медной); для пояснения сути дела в приложениях разработаны
многочисленные схемы и чертежи.
Эта работа над совершенно новой задачей, без литературы, без
общения с учёными, требовала невероятного напряжения и
сверхчеловеческой энергии. «Работал я два года почти непрерывно, — писал
К. Э. Циолковский, — я был всегда страстным учителем и приходил из
училища сильно утомлённым, так как большую часть сил оставлял там.
Только к вечеру я мог приняться за свои вычисления и опыты. Как же
быть? Времени было мало, да и сил также, и я придумал вставать чуть
свет и, уже поработавши над своим сочинением, отправляться в училище.
После этого двухлетнего напряжения сил у меня целый год
чувствовалась тяжесть в голове».
— 1041 —
Константин Эдуардович Циолковский
В 1892 г. К. Э. Циолковский значительно дополнил и развил свою
теорию цельнометаллического дирижабля. Результаты научных
изысканий по этому вопросу К. Э. Циолковский издал на свои собственные
скудные средства.
Наиболее важные научные достижения К. Э. Циолковского
относятся к теории движения ракет и реактивных приборов. Долгое время
он, как и его современники, не придавал большого значения ракетам,
считая их делом забавы и развлечений. Но в конце девятнадцатого
столетия К. Э. Циолковский начал теоретическую разработку этого
вопроса. В 1903 г. в журнале «Научное обозрение» появилась его статья
«Исследование мировых пространств реактивными приборами». В ней
была дана теория полёта ракеты и обоснована возможность применения
реактивных аппаратов для межпланетных сообщений.
Наиболее важными и оригинальными открытиями К. Э.
Циолковского в теории реактивного движения являются исследование движенш^
ракеты в пространстве без тяжести, определение коэффициента полез
него действия ракеты (или, как называет К. Э. Циолковский,
утилизация ракеты), исследование полёта ракеты под влиянием тяжести в
вертикальном и наклонном направлениях. К. Э. Циолковскому
принадлежит подробное изучение условий взлёта с различных планет,
рассмотрение задач о возвращении ракеты с какой-либо планеты или
астероида на Землю. Он исследовал влияние силы солротивления воздуха на
движение ракеты и дал подробные расчёты необходимого запаса
горючего для того, чтобы ракета пробила слой земной атмосферы. Наконец.
К. Э. Циолковский выдвинул идею составных ракет или ракетных поез
дов для исследования космических пространств.
Результаты трудов К. Э. Циолковского в теории ракет стали сей
час классическими. В первую очередь нужно отметить закон К. Э.
Циолковского, касающийся движения ракеты в безвоздушном пространстве
под действием только реактивной силы, и его гипотезу о посгоянстве
относительной скорости истечения продуктов горения из сопла
ракеты.
Из закона К. Э. Циолковского следует, что скорость ракеты воз-
растает неограниченно с увеличением количества взрывчатых веществ,
причём величина скорости не зависит от быстроты или неравномерное™
сжигания, если только относительная скорость выбрасываемых из
ракеты частиц остаётся постоянной. Когда запас взрывчатого вещества
равен весу оболочки ракеты с людьми и приборами, тогда (при
относительной скорости выбрасываемых частиц в 5700 метров в секунду)
скорость ракеты в конце горения будет почти в два раза больше той,
которая нужна, чтобы удалиться навсегда из поля тяготения Луны.
Если запас горючего в шесть раз больше веса ракеты, то в конце горе-
ния она приобретает скорость, достаточную для удаления от Земли ъ
превращения ракеты в новую самостоятельную планету — спутника
Солнца.
— 1042 —
Константин Эдуардович Циолковский
Работы К. Э. Циолковского по реактивному движению не ограни
чиваются теоретическими расчётами; в них даны и практические указа
ния инженеру-конструктору по конструированию и изготовлению
отдельных деталей, выбору топлива, очертанию сопла; разбирается вопрос
о создании устойчивости полёта в безвоздушном пространстве.
Ракета К. Э. Циолковского представляет собой металлическую
продолговатую камеру, похожую по форме на дирижабль или аэростат
воздушного заграждения. В головной, передней, её части находится
помещение для пассажиров, снабжённое приборами управления,
светом, поглотителями углекислоты и запасами кислорода. Основная
Схема ракеты Циолковского 1927 года.
часть ракеты заполнена горючими веществами, которые при своём
смешении образуют взрывчатую массу. Взрывчатая масса зажигается
в определённом месте, вблизи центра ракеты, а продукты горения,
горячие газы, вытекают по расширяющейся трубе с огромной скоростью,
Получив исходные расчётные формулы для определения движения
ракет, К. Э. Циолковский намечает обширную программу
последовательных усовершенствований реактивных аппаратов вообще. Вот основные
моменты этой грандиозной программы: 1. Опыты на месте (имеются
в виду реактивные лаборатории, где производятся опыты с неподвижно
закреплёнными ракетами). 2. Движение реактивного прибора на
плоскости (аэродроме). 3. Взлёты на небольшую высоту и спуск
планированием. 4. Проникновение в очень разрежённые слои атмосферы, т. е0
в стратосферу. 5. Полёт за пределы атмосферы и спуск планированием
6. Основание подвижных станций вне атмосферы (вроде маленьких и
близких к Земле лун). 7. Использование энергии Солнца для дыхания,
питания и некоторых других житейских целей. 8. Использование
солнечной энергии для передвижения по всей планетной системе и для
индустрии. 9. Посещение самых малых тел солнечной системы
(астероидов или планетоидов), расположенных ближе и дальше, чем наша
планета, от Солнца. 10. Распространение человеческого рода по всей
нашей солнечной системе.
Исследования К. Э. Циолковского по теории реактивного движения
написаны с широким размахом и необычайным взлётом фантазии.
«Избави меня боже претендовать на полное решение вопроса, —
говорил он. — Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними»
— 1043 —
Константин Эдуардович Циолковский
шествует научный расчет, и уже в конце концов исполнение венчает
мысль».
Отдавшись мечте о межпланетных путешествиях, К. Э.
Циолковский писал: «Сначала можно летать на ракете вокруг Земли, затем
можно описать тот или иной путь относительно Солнца, достигнуть
желаемой планеты, приблизиться или удалиться от Солнца, упасть на
него или уйти совсем, сделавшись кометой, блуждающей многие
тысячи лет во мраке, среди звёзд, до приближения к одной из них,
которая сделается для
путешественников или их
потомков новым Солнцем.
Человечество образует
ряд межпланетных баз вокруг
Солнца, использовав в
качестве материала для них
блуждающие в пространстве
астероиды (маленькие луны).
Реактивные приборы
завоюют людям беспредельные
пространства и дадут
солнечную энергию в два миллиарда
раз большую, чем та, которую
человечество имеет на Зем^э^
Кроме того, возможно
достижение и других солнц, до
которых реактивные поезда
дойдут в течение нескольких
десятков тысяч лет.
Лучшая часть
человечества, по всей вероятности,
никогда не погибнет, но будет
переселяться от солнца к
солнцу, по мере их погасания... Нет конца жизни, конца разуму и
совершенствованию человечества. Прогресс его вечен. А если это так, то
невозможно сомневаться и в достижении бессмертия».
Сочинение К. Э. Циолковского о составной пассажирской ракете
2017 года читается, как увлекательнейший роман. Описания жизни
людей в среде без тяжести поразительны по остроумию и
проницательности. Так и хочется погулять по садам и оранжереям, которые летят
в безвоздушном пространстве быстрее современного артиллерийского
снаряда!
Основные работы К. Э. Циолковского теперь хорошо известны за
рубежом. Так, например, известный учёный и исследователь
реактивного движения в космическом пространстве профессор Герман Оберт
писал в 1929 г. К. Э Циолковскому: «Многоуважаемый коллега! Боль-
Фаитастический полёт ракеты Циолковского
в мировом пространстве.
— 1044 —
Константин Эдуардович Циолковский
шое спасибо за присланный мне письменный материал. Я, разумеется.
самый последний, кто стал бы оспаривать Ваше первенство и Ваши
услуги по делу ракет, и я только сожалею, что я не раньше 1925 года
услышал о Вас. Я был бы, наверное, в моих собственных работах
сегодня гораздо дальше и обошёлся бы без тех многих напрасных
трудов, зная Ваши превосходные работы».
В другом письме тот же Оберт говорит: «Вы зажгли огонь, и мы
не дадим ему погаснуть, но приложим все усилия, чтобы исполнилась
величайшая мечта человечества». Ракеты К. Э. Циолковского подробно
описаны в ряде научных и популярных журналов и книг.
В технических журналах за рубежом в 1928—1929 гг. была
проведена широкая дискуссия по обоснованию вывода основного уравнения
ракеты. Итоги дискуссии показали полную и безупречную
справедливость формулы К. Э. Циолковского для закона движения ракеты в
пространстве без тяготения и без сопротивления среды. Его гипотеза о
постоянстве относительной скорости отброса частиц из корпуса
ракеты принята в большинстве теоретических исследований учёных всех
стран.
Научные интересы К. Э. Циолковского вовсе не ограничивались
вопросами реактивного движения, но к созданию теории полёта ракеты
он последовательно возвращался всю свою творческую жизнь. После
работы «Исследование мировых пространств реактивными приборами»,
опубликованной в 1903 г., К. Э. Циолковский печатает в журнале
«Воздухоплаватель» в 1910 г. статью «Реактивный прибор как средство
полёта в пустоте и в атмосфере». В 1911—1914 гг. появились три
работы К. Э. Циолковского о космических полётах. После Великой
Октябрьской социалистической революции его научная деятельность
получила более широкий размах. Он переиздаёт с дополнениями своя
основные работы по ракетам. В 1927 г. он печатает работу о
космической ракете (опытная подготовка), затем работу «Ракетные
космические поезда», где даётся подробное исследование движения
составных ракет. Несколько статей он посвящает теории реактивного
аэроплана.
«Основной мотив моей жизни, — говорил К. Э. Циолковский, — не
прожить даром жизнь, продвинуть человечество хоть немного вперёд.
Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы,
но я надеюсь, что мои работы — может быть, скоро, а может быть,
и в отдалённом будущем — дадут обществу горы хлеба и бездну
могущества». Эта настойчивость исканий — стремление создавать новое,
забота о счастье и прогрессе всего человечества — определяла всё
содержание жизни этого замечательного человека. Долгое время имя
К. Э. Циолковского оставалось малоизвестным даже в России. Его
считали чудаком-фантазёром, мечтателем-идеалистом. Научные заслуги
К. Э. Циолковского получили свою истинную оценку только после
Великой Октябрьской социалистической революции.
— 1045
Константин Эдуардович Циолковский
За шесть дней до своей смерти, 13 сентября 1935 г., К. Э.
Циолковский писал в письме к И. В. Сталину: «До революции моя мечта не
могла осуществиться. Лишь Октябрь принёс признание трудам
самоучки: лишь советская власть и партия Ленина — Сталина оказали мне
действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс, и это
давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным... Все свои
труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям
передаю партии большевиков и советской власти — подлинным руководите-
лям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно
закончат мои труды».
Жизнь К. Э. Циолковского — настоящий подвиг. В труднейших
условиях он проводил свои теоретические и экспериментальные
изыскания. Жизнь вдохновенного калужского самоучки — образец
творческого дерзания, целеустремлённости, уменья преодолевать
препятствия, настойчивого стремления двигать вперёд науку и технику своего
времени.
Главнейшие труды К. 3. Циолковского: Избранные труды, Госмашметиздат,
4934, кн. I — Цельнометаллический дирижабль, кн. II —Реактивное движение (Ракета
в космическое пространство, 1903; Исследование мировых пространств реактивными
приборами, 1926); Космическая ракета. Опытная подготовка, 1927; Ракетные
космические поезда, 1929; Новый аэроплан, 1929; Давление на плоскость при её нормальном
движении в воздухе, 1929; Реактивный аэроплан, 1930; Стратоплан полуреактивный, S932.
О К. Э. Циолковском: Моисеев Н. Д., К. Э. Циолковский (опыт
биографической характеристики), в т. I Избр. трудов К. Э. Циолковского; Рынин Н. А.,
Хронологический список сочинений К. Э. Циолковского, там же; Его ж е, К. Э. Циолковский,
его жизнь, работа и ракеты, Л., 1931; К. Э. Циолковский (сборник статей), нзд*
Аэрофлота, М., 1939; История воздухоплавания и авиации в СССР, М., 1944
<5%Э
МИХАИЛ ОСИПОВИЧ
доливо-добровольский
?&& (1862—1919)
^да^оследкее десятилетие прошлого столетия ознаменовалось в
технике событиями, которые можно назвать новым промышленным
переворотом. Этот переворот, все последствия которого ещё до сих пор
не выявились, оказавший глубочайшее влияние на технику и мировую
экономику, создал возможность
коренной реконструкции силового
аппарата народного хозяйства на базе
электрификации и самого широкого
знедрения электрической энергии
в технологию. Этот переворот
заключался во внедрении в практику
многофазных, в частности
трёхфазного, переменных токов и в
связи с этим в практическом
разрешении проблемы передачи
электрической энергии на большие
расстояния.
Михаил Осипович Доливо-До-
бровольский является создателем
техники трёхфазных переменных
токов и первым, кто на базе этой техники сделал возможным передачу
электрической энергии с места её производства на практически
произвольно большое расстояние к месту потребления. Имя этого великого
электротехника, крупного учёного и замечательного конструктора
электрических машин и аппаратов принадлежит истории техники, а вместе
с тем и истории культуры человечества. На какую бы сторону жизни и
деятельности современного человека мы ни обратили внимания — всюду
мы видим прямые или косвенные результаты трудов Доливо-Доброволь-
ского. Его имя всегда будет являться символом неутомимых творческих
даканий инженера и глубоко революционной научно-технической мысли.
— 1047 —
Михаил Осипович, Доливо-Добровольский
Труды его — образец замечательно удачного применения данных науки
для самых широких практических целей.
Михаил Осипович Доливо-Добровольский родился 3 января
1862 года в Петербурге в семье чиновника.
В 1872 году семья М. О. Доливо-Добровольского переехала в
Одессу, и он поступил в Одесское реальное училище. Блестяще окончив
курс реального училища, он поступил в Рижский политехнический
институт, решив посвятить себя деятельности инженера-механика. Своё
обучение в высшей школе М. О. Доливо-Добровольский начал в 1880 г.;
студенчество в это время было весьма активно политически, и М. О,
Доливо-Добровольский принимал непосредственное участие в
деятельности студенческих революционных кружков. За участие в
«беспорядках», связанных с мартовскими событиями 1881 г., М. О.
Доливо-Добровольский был исключён из числа студентов без права поступления в
какое-либо русское высшее учебное заведение. Двери высшей школы на
родине закрылись перед М. О. Доливо-Добровольским на
неопределённое время, и у него оставался один выход — поступить в одну из
заграничных высших технических школ. В это время электротехника уже
зародилась как самостоятельная новая отрасль техники, а трудами
наших соотечественников Яблочкова, Чиколева и Лодыгина полупила
ряд многообещающих и широких практических применений.
Электротехникой заинтересовался М. О. Доливо-Добровольский ещё в Рижском
политехническом институте, и при решении вопроса о том, куда
переходить после репрессий, которым он подвергся в России, он
остановился на Дармштадтском высшем техническом училище. С осени 1881 г„
по 1884 г. М. О. Доливо-Добровольский обучался на
машиностроительном факультете в Дармштадте, изучая специально электротехнику,
Электротехника того времени была, собственно говоря, техникой
достоянного тока. Пренебрежительное и недоверчивое отношение к
технике переменных токов было тогда характерным для подавляющего
большинства электротехников. К тому времени прошло всего несколько
лет с тех пор, как П. Н. Яблочкову удалось доказать практическую
возможность и важность применения переменного тока, в частности
для питания известной «свечи Яблочкова». Только что появились для
осветительных установок первые генераторы переменного тока,
построенные под сильным влиянием успехов электрического освещения
свечами Яблочкова. Такое положение в области электротехники не
могло не сказаться на постановке преподавания электротехники и на
подготовке инженеров-электриков. Высшая школа воспитывала тогда
молодёжь почти исключительно на идеях генерирования и применения
постоянного тока. М. О. Доливо-Добровольский, выдающиеся
инженерные способности которого сказались уже в ранних студенческих
работах, в совершенстве изучил постоянный ток и его применение. На
последнем курсе в Дармштадте он сделал довольно существенное
изобретение: он впервые предложил пусковую схему для шунтового двига-
— 1048 —
Михаил Осипович Доливо-Дсбровольскай
теля постоянного тока, что оказало непосредственное и сильное
влияние на развитие электрического привода на постоянном токе.
Окончив с высшими оценками Дармштадтское высшее техническое
училище, М. О. Долйво-Добровольский сразу получил возможность
самостоятельно работать в качестве конструктора у незадолго перед
этим организовавшейся в Германии электротехнической Эдисоновской
компании, впоследствии преобразованной в фирму «Всеобщая компания
электричества». На предприятиях этого концерна М. О.
Долйво-Добровольский работал всю свою жизнь, за исключением периода 1903—
1909 гг., когда он работал в Швейцарии, и периода 1914—1918 гг.,
когда он, являясь русским подданным, во время мировой войны
покинул пределы Германии.
Первые работы М. О. Доливо-Добровольского в качестве
практического инженера относились к системам постоянного тока. Занимаясь
разработкой практических задач из этой области, М. О.
Долйво-Добровольский не отрывался от важнейших течений и событий
теоретической мысли. Ему стали известны теоретические работы итальянского
физика и электротехника Галилео Феррариса по вращающемуся
магнитному полю, в которых было указано, что два переменных тока,
отличающихся по фазе на 90°, могут производить работу в
соответственно расположенных магнитных полях, действуя на могущий вращаться
медный цилиндр. Как известно, идеи Феррариса вначале не обратили
на себя внимания широких кругов электротехников, тем более, что
сам Феррарис утверждал, что коэффициент полезного действия при
таком способе получения механической работы не будет превышать
50%. Не прошли мимо работ Феррариса два молодых электротехника,
которые приобрели впоследствии мировую известность: серб Никола
Тесла и русский М. О. Долйво-Добровольский. Тесла, исходя из
принципа вращающегося магнитного поля, построил двухфазные
генератор и двигатель переменного тока. Его работы были подробно
доложены Американскому институту инженеров-электриков в мае 1888 г.
Построенные им двухфазные электрические машины не содержали ни
скользящих контактов, ни коммутатора, либо коллектора. Для их
действия достаточно было трёх проводов вместо четырёх. На Ниагарской
гидроэлектростанции, построенной в 1896 г., были установлены такого
рода двухфазные генераторы переменного тока.
М. О. Долйво-Добровольский по-своему, совершенно оригинально,
глубоко научно подошёл к вопросу о теории и применении
вращающегося магнитного поля. Изучение некоторых явлений в машинах
постоянного тока, предпринятое для совершенно других целей, не имевших
связи с явлением вращающегося магнитного поля, привело его
интуитивно к признанию ошибочности выводов Феррариса. Он предполагал,
что коэффициент полезного действия электродвигателей, действующих
на принципе вращающегося магнитного поля, может быть значительно
выше 50%, а следовательно, так называемые многофазные электрические
— 1049 —
Михаил Осипович Доливо-Добровольский
машины переменного тока могут получить большое значение для
практики. С 1888 г. М. О. Доливо-Добровольский начал изучать
многофазные системы, для которых он установил особое название,
утвердившееся в электротехнической терминологии. М. О.
Доливо-Добровольский поставил себе задачу создать вращающееся поле, более
совершенное, чем двухфазное, полученное и применённое Тесла в своих
электродвигателях. После ряда изысканий он построил в 1888 г. первый
трёхфазный генератор переменного тока мощностью около 3 киловатт,
от которого он привёл в действие свой первый трёхфазный двигатель
со статором в виде кольца Грамма, питаемого в трёх точках, и, ротора
s виде сплошного медного цилиндра. Дальнейшие работы привели его
к построению трёхфазного двигателя с ротором из литого железа с
насаженным полым медным цилиндром. Этот ротор оказался лучше
первого; ещё более совершенным оказался следующий тип ротора —
с беличьим колесом. Одновременно М. О. Доливо-Добровольский
исследовал соединения звездой и треугольником и экспериментировал с то*
ками различных напряжений и с машинами, имеющими разное число
пар полюсов. В течение года он разрешил главнейшие проблемы,
связанные с построением трёхфазных электрических машин, и в 1889 г.
результаты его трудов были демонстрированы на опытной установке,
поразившей всех электротехников своими небольшими размерами при
заданной мощности трёхфазного двигателя. Налицо было начало
нового периода в развитии применения электричества для практических
целей, хотя не все это признавали. Среди лиц, которые сдержанно
отнеслись к полученным им результатам, был Т. А. Эдисон,
посетивший М. О. Доливо-Добровольского в 1889 г. и непосредственно
познакомившийся с его трёхфазной системой.
Триумф системы трёхфазного тока относится к 1891 г., когда на
Франкфуртской электротехнической выставке было произведено
генеральное испытание этой системы в виде передачи электроэнергии от
Лауффенского водопада во Франкфурт на Майне (расстояние между
чими—175 км). К этому времени М. О. Доливо-Добровольский стал
отроить мощные асинхронные трёхфазные двигатели и построил первые
трёхфазные трансформаторы. В нескольких километрах от Гейльброна
яа р. Некаре, где родился Роберт Майер, один из творцов закона
сохранения энергии, в живописном местечке Лауффене находился
небольшой цементный завод, пользовавшийся для своих нужд энергией
водопада на р. Некар. Завод мог потреблять для своих нужд лишь
небольшую часть получаемой энергии, и заводовладельцы решили
использовать её в полном масштабе посредством передачи в Гейльброн.
Опыты Марселя Депре, произведённые в 1882 г. на Мюнхенской
электротехнической выставке, показали принципиальную возможность
такой передачи. Но к 1890 г. техника получила в результате трудов
М. О. Доливо-Добровольского трёхфазный переменный ток.
Используя это новое техническое средство, было решено устроить передачу
— 1050 —
Михаил Осипович Доливо-Добровольский
электроэнергии из Лауффена не в близлежащий Гейльброн, а во
Франкфурт на Майне. Эта задача была блестяще решена. Трёхфазным
током напряжением 8500 вольт удалось передать на 175 км мощность
в 300 лошадиных сил с коэффициентом полезного действия 77,4%.
М. О. Доливо-Добровольский построил для этой установки
повышающие и понижающие трёхфазные трансформаторы своей системы и
асинхронный двигатель своей конструкции. Успех М. О. Доливо-Доб-
ровольского превзошёл все самые смелые ожидания, и трёхфазный
переменный ток стал с этого времени всеми признаваться и постепенно
занял доминирующее положение в электротехнике. Передача
электрической энергии на расстояние получила своё первое практическое
разрешение при достаточно высоком коэффициенте полезного действия,
положив, таким образом, начало решению комплекса проблем, входящих
8 широкое понятие электрификации.
На Франкфуртской выставке 1891 г. М. О. Доливо-Добровольскому
удалось сделать ещё одно очень важное открытие: он обнаружил
повышение напряжения на зажимах генератора в Лауффене при
включении незамкнутой во Франкфурте высоковольтной линии. Он дал
научное объяснение этому явлению, указав, что это есть реакция якоря
генератора на ёмкостную нагрузку, опубликовав по этому поводу
обстоятельную статью в 1891 г.
М. О. Долйво-Добровольскому принадлежит много других работ
и изобретений, относящихся к разным областям электротехники. Так,
им была построена трёхпроводная машина постоянного тока с
индукционной катушкой для среднего провода, ряд измерительных
электрических приборов с мягким железом, фазометр своей оригинальной
конструкции и многочисленные другие электрические приборы и аппараты.
Перечислить все его изобретения и усовершенствования, внесённые
им в электротехнику, это значит не только изложить историю
зарождения и развития систем трёхфазного тока, но и затронуть
главнейшие моменты истории современной электротехники, среди
основоположников которой М. О. Долйво-Добровольскому принадлежит
ведущее место.
Интересно отметить некоторые особенности творческих методов
М. О. Доливо-Добровольского. Во всех своих работах он тщательно,
настойчиво доискивался до основных физических явлений в том или
ином процессе, широко пользуясь интуицией учёного-электротехника и
никогда не прибегая к математическому анализу явлений. М. О.
Доливо-Добровольский создавал для себя рабочие гипотезы и производил
на их основе инженерно-технические расчёты конструкций. Выполненные
ям на основании расчёта конструкции после испытания и анализа
результатов давали М. О. Долйво-Добровольскому возможность оценить
правильность понимания им сущности физического явления и
пригодность принятой рабочей гипотезы. После М. О. Доливо-Добровольского
не осталось теоретических работ, но все методы расчёта, установлен-
~ 1051 ™
Михаил Осипович Доливо-Добровольский
ные им, были всегда совершенно правильны и не потеряли своего
практического значения до нашего времени.
М. О. Доливо-Добровольский положил много труда для научно-
технической пропаганды применений трёхфазного переменного тока.
Посредством бесед, научных диспутов, докладов и монографий он
добился того, что у него в этом деле не осталось идейных противников.
Те, кто лично знал М. О. Доливо-Добровольского, свидетельствуют, что
он серьёзно относился к обоснованным возражениям и всегда готов
был усвоить то полезное, что исходило от оппонентов. Но к
необоснованным возражениям он относился с уничтожающей иронией, разбивая
своих слишком лихих противников глубоко саркастическими
замечаниями, облечёнными при этом в исключительно корректную внешнюю
форму. Среди электротехников он был известен как бескорыстный
консультант, много помогавший своими советами всем, а особенно
молодым инженерам.
В 1901 г. при организации Петербургского политехнического
института М. О. Доливо-Добровольскому было сделано предложение
занять в нём кафедру электротехники и, таким образом, возглавить
первую русскую высшую школу сильноточной электротехники.
Отсутствие в России электротехнических заводов, на которых М, О.
Доливо-Добровольский мог бы продолжать свои технические и
конструкторские работы и совместить научно-педагогическую деятельность
с практической работой, удержало его от принятия приглашения.
Между тем отношения его с немецкими предпринимателями, у
которых он работал, были строго официальными и даже недружелюбными;
он всегда во всём сохранял независимость суждений. На их
предложения отказаться от русского подданства он отвечал резким отказом.
При объявлении в 1914 г. войны М. О Доливо-Добровольский
немедленно уехал в Швейцарию и до 1918 г. жил в новой эмиграции.
Последние годы своей жизни М. О. Доливо-Добровольский был
занят мыслью о передаче энергии на большие расстояния, применяя
постоянный ток высокого напряжения. Свои взгляды по этому вопросу
он изложил в обстоятельном докладе «О пределах возможности
передачи энергии на расстояние переменным током», вызвавшем, чрезвычайно
оживлённый, отчасти даже обострённый, обмен мнениями. В своём
докладе М. О. Доливо-Добровольский указывал, что при передаче
энергии на большие расстояния, исчисляющиеся сотнями и тысячами
километров, влияние ёмкости и самоиндукции линии электропередачи
ограничит применимость переменных токов для этой цели. Доказывая
ареимущества подземных кабельных сетей перед воздушными для
дальних электропередач, он указывал, что для этого случая ещё более
узки границы применимости переменного тока. Будущее развитие
электротехники М. О. Доливо-Добровольский видел в дальних
электропередачах постоянным током высокого напряжения по подземным
кабелям. Как известно, эта проблема не потеряла своего значения и
— 1052 —
Михаил Осипович Доливо-Добровольский
теперь, спустя более трёх десят^шв лет после того, как М. О. Доливо-
Добровольсккй её выдвинул; она снова ставится в порядок дня как
технически и экономически обоснованная и как весьма важная для
народного хозяйства. М. О. Доливо-Добровольский разрабатывал этот
вопрос до последних дней своей жизни. Смерть его, происшедшая
15 ноября 1919 года ог сердечной болезни, прервала его работы в самом
разгаре.
М. О. Доливо-Добровольский был многосторонне образован и
исключительно культурен; трудно указать такую глубокую
общечеловеческую проблему, в обсуждении которой М. О.
Доливо-Добровольский не проявил бы оригинальности и глубины взглядов. Здесь ему
на помощь приходило прекрасное знание мировой литературы и
искусства. Все, кто его знал, отмечали в нём не только наличие большого
ума, твёрдого характера, но и особой сердечности — свойств,
присущих действительно выдающимся людям. Его смерть, как смерть
замечательного деятеля технического прогресса, прославившегося
крупнейшими работами, и человека исключительной душевной чистоты,
полного лучших побуждений, была встречена с неподдельной скорбью
инженерами всего мира.
Главнейшие труды М. О. Доливо-Добровольского: О соотношении различных
величин при заражении вторичных элементов, «Электричество», 1884, № 8; Заметки по
теории и практике электролиза, «Электричество», 1885, № 5—б; Современное состояние
техники трёхфазного тока, «Электричество», 1900, № 4, № 5—б, а также статьи в
журнале «Electrotectitiische Zeitschrift», 1886—1919, из коих главнейшие: Передача энергии
трехфазным током, 1891; О некоторых особенных явлениях в высоковольтных системах,
1891; Устранение индукции в телефонных сетях, 1892; О коэффициенте полезного
действия трансформатора, 1892; О применении железа в электроизмерительных
приборах, 1913; О пределах возможности передачи энергии на расстояние переменным
током, 1919.
О М. О. Доливо-Добровольском: Капп Г., Лауффен-Франкфуртская передача
энергии, «Электричество», 1891 (стр.282); Кузнецов БЛ\, Два века русской Электра-
технической мысли, там же, 1937, № 11; У г р и м о в Б. И., Пятьдесят лет трёхфазного
тока, там же, Ш40, № 1; Б е л ь к и н д Л. Д., М. О. Доливо-Добровольский. К 25-летию
со дня смерти, «Электричество», 1945, № 3.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ!
ТРОФИМОВ
у (1865—1926)
V^Ei иногда не отставать, а, напротив, всегда опережать других
в деле усовершенствования обороны государства» — вот правило,
которым неизменно руководствовался в своей жизни и деятельности
замечательный русский артиллерист В. М. Трофимов и которое было им
сформулировано в 1922 г. в
докладе «О сущности проектов
дивизионной пушки». Это правило в
настоящее время кажется нам не
вызывающим никаких сомнений, а
в прошедшие времена, особенно в
первые периоды работы В. М. Тро~
фимова, такое мнение разделялось
далеко не всеми.
Это правило, вполне
характеризующее идейную
направленность деятельности В. М.
Трофимова, проводилось им в жизнь
со свойственными ему страстностью
и темпераментом.
В. М. Трофимов обладал
глубокой эрудицией в области физико-
математических, технических и военных наук и имел большой опыт
службы в артиллерии. Он соединял в себе свойства и в высшей степени
одарённого мыслителя, способного к самым широким обобщениям, и та-
лантливого экспериментатора, умевшего блестяще организовать и
провести труднейшие опыты на полигоне, и трезвого артиллериста-практика,
всё время имевшего в виду непосредственное использование объектов
его исследования в условиях боевых операций. Если добавить к этому
уменье находить талантливых сотрудников, открывать в них наиболее
сильные стороны и способности, а также уменье создавать крупные
— 1054
Василий Михайлович Трофимов
коллективы для совместной научной работы и заражать их своим энту*
зиазмом и своей необыкновенной трудоспособностью, то станет
совершенно понятно, почему Василия Михайловича Трофимова называют
крупнейшим русским артиллеристом начала XX в.
Василий Михайлович Трофимов родился 24 июля 1865 г. в городе
Керчи, где его отец был командиром роты. В раннем детстве Василий
Михайлович лишился отца, и с этого времени для семьи Трофимовых,
состоявшей из вдовы и двух сыновей, начался тяжёлый период нужды
и лишений. Оставшись без всяких средств к существованию,
Трофимовы переселились в село Зайцево под Москвой, где мать В. М. Тро^
фимова, происходившая из местных крестьян, развела небольшой
огородик и на средства, выручаемые с этого огорода, стала учить и
воспитывать своих детей. Старший брат Василия Михайловича был отдан
в железнодорожную школу, после окончания которой сразу же посту*
пил на работу. В. М. Трофимов очень рано обнаружил и незаурядные
способности и большое желание учиться. Пяти лет он совершенно
самостоятельно (мать до конца жизни была малограмотной) научился
читать и писать. На него обратил внимание один московский учитель,
приезжавший в Зайцево на дачу, и начал с ним систематически
заниматься, причём зимой маленький Трофимов пешком ходил на уроки
в Москву.
Подготовившийся таким образом В. М. Трофимов был принят на
казённый счет в 4-й Московский кадетский корпус. По окончании кор-
пуса в 1883 г. он поступил в Михайловское артиллерийское училище,
из которого в 1886 г. был выпущен в 1-ю артиллерийскую бригаду
с производством в подпоручики. В 1889 г. поручик Трофимов выдержал
экзамен и был принят в Михайловскую артиллерийскую академию, где
сразу же завоевал себе репутацию талантливого, трудоспособного
и знающего артиллерийского офицера. Академию В. М. Трофимов
окончил в 1892 г. первым, с занесением его имени на почётную мра
морную доску.
Обычно первые из окончивших курс академии оставались при ней
для подготовки к профессорскому званию. Однако В. М. Трофимов не
пошёл по этому наиболее лёгкому для него пути. Уже тогда, имея
твёрдое намерение посвятить свою жизнь научной работе и отдавая
себе ясный отчёт в значении полигонской работы для развития
артиллерийской науки, В. М. Трофимов отказывается от оставления при
академии и выходит обер-офицером для производства опытов на Главный
артиллерийский полигон. Одновременно он привлекается к работам
Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления.
С первых же шагов своей деятельности на полигоне В. М.
Трофимов ставит перед собой задачу овладеть в совершенстве мастерством
полигонской работы и проходит последовательно через все
подразделения полигона. Одновременно начинается и его научная работа, причём
сразу же обращает на себя внимание как широта научных интересоь
— 1055 —
Василий Михайлович Трофимов
молодого исследователя, так и полная его самостоятельность и
независимость.
Первая печатная работа В. М. Трофимова «О теоретическом
определении вероятных отклонений отдельных траекторий снарядов от
средней», имевшая большое значение для составления таблиц стрельбы,
вышла в свет в 1895 г. и была удостоена малой Михайловской премии.
Далее появляется ряд статей Трофимова в «Артиллерийском журнале»,
из которых особое внимание обращает на себя классический груд
«О зависимости горения дистанционных трубок от условий стрельбы»
(1899 г.), в котором он впервые поставил и блестяще разрешил задачу,
имевшую громадное практическое значение для стрельбы шрапнелью.
В 1896 и 1900 гг. В. М. Трофимова командируют за границу.
Занявшись разрешением вопросов, связанных со стрельбой
шрапнелью, В. М. Трофимов приходит к убеждению в необходимости
фундаментального исследования действия шрапнели и разрабатывает
совершенно новую оригинальную методику экспериментального изучения
стрельбы шрапнелью, которую и проводит в жизнь со свойственными
ему изяществом и размахом. Здесь впервые проявляется одно из
главнейших его убеждений о рациональной организации
научно-исследовательской работы в артиллерии, сформулированное им в 1926 г.
следующим образом: «Неразумная бережливость впоследствии может
обойтись во много раз дороже разумной расточительности» («О
производительности стрельбы»). Чтобы оценить это в полной мере, надо
вспомнить, что именно эта «неразумная бережливость» была причиной
ряда неудач русской армии в 1915 г., когда наши войска остались без
боеприпасов.
Результаты своей научно-исследовательской работы гвардии
капитан Трофимов опубликовывает в 1903 г. в двухтомном капитальном труде
«Действие шрапнели при стрельбе из 3-дюймовой полевой пушки»,
который удостаивается премии генерала Рассказова и большой
Михайловской нремии.
Назначенный помощником начальника полигона по технической
части, В. М. Трофимов начинает работу по рациональной организации
полигонской службы, а также по воспитанию
высококвалифицированных кадров, которая приобретает особенный размах со времени
назначения В. М. Трофимова начальником Главного артиллерийского полигона
в 1910 г.
В течение этого периода В. М. Трофимов печатает весьма
небольшое количество своих трудов, но именно в это время происходит
особенно интенсивный его рост как учёного. Одновременно возрастает
значение и возглавляемого им полигона, который превращается в
первоклассное научное учреждение.
В первой крупной работе, которую В. М. Трофимов провёл на
полигоне, была тщательно разработана методика опытных стрельб для
получения исходных данных, в результате чего значительно сократи-
— 1056 —
Василий Михайлович Трофимов
лось количество дорогостоящих выстрелов. С такой же тщательностью
была разработана и методика вычислительных работ. Всё это вместе
взятое позволило с наименьшими затратами провести
громаднейшую работу по пересоставлению таблиц стрельбы всех
артиллерийских систем как старых, так и новых. В результате этого качество
стрельбы и боеспособность русской артиллерии чрезвычайно
возросли.
Под руководством В. М. Трофимова была разработана методика
опытных стрельб при приёмке материальной части артиллерии и
боеприпасов, которая во многих случаях остаётся неизменной вплоть до
настоящего времени.
В. М. Трофимов значительно увеличил материальную базу научной
работы полигона, организовав целый ряд новых отделов и лабораторий
и расширив штат полигона.
Задолго до первой мировой войны 1914—1918 гг. В. М. Трофимов
разработал план генеральной реконструкции полигона на базе
последних достижений науки и техники. Осуществление этого проекта было
начато перед войной, которая приостановила все капитальные
строительные работы. Весьма знаменательным является тот факт, что
В. М. Трофимов, верный своему правилу опережать всех в деле
усовершенствования обороны государства, запроектировал длину главной
директрисы полигона до 200 км9 хотя в ту эпоху никто кроме него и не
помышлял о стрельбе на сверхдальние дистанции.
Из исследовательских работ, проведённых в этот период на
полигоне, особого внимания заслуживает исследование влияния формы
снаряда на сопротивление воздуха. Эта работа, выполненная в 1908—1915 гг.
и опубликованная в 1920 г., была посвящена выяснению
вопроса о рациональной конструкции головной и хвостовой части
снаряда.
Особо интенсивной была работа В. М. Трофимова на полигоне в
период войны, когда полигону приходилось проводить испытания новой
материальной части и боевых припасов в совершенно неслыханных до
того времени масштабах.
Административные труды и заботы отнимали у В. М. Трофимова
очень много времени и не позволяли ему уделять достаточное внимание
как исследовательской работе, так и, в особенности, работе по
подготовке своих трудов к печати, в связи с чем многие исследования
В. М. Трофимова оставались у него в портфеле. Это обстоятельство
заставило В. М. Трофимова оставить в 1917 г. пост начальника полигона
и перейти на службу в Артиллерийский комитет с сохранением
руководства реконструкцией и научной работой полигона.
После Октябрьской революции весной 1918 г. В. М. Трофимов
создаёт знаменитый Косартоп (Комиссия особых артиллерийских опытов),
который сыграл большую роль в развитии русской артиллерийской науки
и в усовершенствовании русской артиллерии.
— 1057 —
Василий Михайлович Трофимов
В. М. Трофимов, всю свою жизнь боровшийся со сторонниками
монополизации науки, считавшими подобно немецкому генералу фон-
дер-Лауницу, чю деятельность каждого учёного должна состоять из
трёх этапов: «специализация, монополизация и эксплоатация», и со
сторонниками «неразумной бережливости», уже давно чувствовал
необходимость создания крупного научного коллектива, состоящего из
первоклассных учёных и инженеров, для решения кардинальных
артиллерийских вопросов в целом.
Официально назначение этой Комиссии было сформулировано
следующим образом: «Косартоп является учёным учреждением
Комиссариата по военным и морским делам, образованным для разрешения
различных, возникающих с течением времени крупных вопросов
артиллерийской техники, которые, по своей новизне, обширности и
сложности, выходят за пределы текущих занятий Артиллерийского комитета,
а по своей тесной взаимной связи должны быть изучаемы совокупно, без
распределения между разными органами научно-технического характера»
(«Косартоп и его работа», Ленинград, 1925).
Для решения поставленных перед Комиссией задач В. М. Трофимов
привлекает к работе крупнейших артиллерийских специалистов и целый
ряд гражданских учёных.
Из артиллеристов в качестве постоянных членов и учёных
консультантов можно назвать Н. Ф. Дроздова, Р. А. Дурляхова, Г. А. За-
будского, В. А. Пашкевича, С. Г. Петровича, А. А. Соколова и других.
Из гражданских учёных в деятельности Комиссии ближайшее
участие принимали А. Н. Крылов, П. П. Лазарев, Н. Е. Жуковский,
С. А. Чаплыгин и другие.
В числе научных учреждений, с которыми у Комиссии была
установлена постоянная научная связь, можно указать: Главный
артиллерийский полигон, Артиллерийскую академию, Артиллерийские курсы
усовершенствования командного состава, Центральный аэро-гидродина-
мический институт (ЦАГИ), Геофизическую обсерваторию, Институт
космической физики в Кучине, Московский физический институт имени
Лебедева, Российский институт прикладной химии,
Горно-металлургическую лабораторию, Экспериментальную электротехническую
лабораторию и др.
Особого внимания заслуживает вовлечение в работу Комиссии
молодых артиллерийских инженеров и создание крепкой и яркой научной
школы, которая имеет полное право называться трофимовской
школой.
Результаты координации научной деятельности большого количества
таких учёных не замедлили сказаться через самый непродолжительный
промежуток времени. «Косартопские пятницы» — день пленарных
заседаний Косартопа — сделались подлинными научными праздниками,
в очень большой степени способствовавшими развитию коллективной на-
учной работы.
— 1058 —
Василий Михайлович Трофимов
Из числа работ, опубликованных Косартопом в годы 1919—1924,
В. М. Трофимову принадлежали 23 работы. Кроме этих изданий, Васидий
Михайлович подготовил к печати ещё 17 открытых работ, не считая
трудов секретных или не подлежащих оглашению.
Охарактеризовать научную деятельность В. М. Трофимова в этот
период в кратком открытом очерке не представляется возможным,
настолько она была многообразна и глубока. Остановимся поэтому вкратце
на отдельных циклах его работ.
Здесь, в первую очередь, следует отметить правильное научное и
техническое решение задачи о стрельбе на сверхдальние дистанции
(больше 100 км).
Далее, В. М. Трофимов первый занялся вопросом об учёте
изменения метеорологических характеристик воздуха при движении снаряда
и дал целый ряд очень ценных работ.
Исключительно большое значение имеют его работы по применению
метода численного интегрирования к решению баллистических задач.
Здесь В. М. Трофимов совместно с акад. А. Н. Крыловым является
основоположником всех современных численных методов, применяемых в
баллистике.
Громадную научную и практическую ценность имели труды
В. М. Трофимова, посвященные рациональной конструкции снаряда,
которые наметили правильный путь решения задачи о значительном
увеличении дальности, осуществлённого уже после смерти Василия
Михайловича.
Весьма большой интерес представляют и работы, содержащие
исследование вращательного движения снаряда, где особое внимание
уделялось вопросам устойчивости.
В области внутренней баллистики следует отметить серию работ,
посвященных горению прогрессивных порохов; работы по применению
к изучению пиродинамического процесса гидродинамических методов;
исследование газодинамических и реактивных систем; работы по
определению пороховых характеристик.
Особое место занимает цикл работ, посвященных основаниям
проектирования новых артиллерийских систем. В этих работах В. М.
Трофимов, исходя из принадлежащего ему учения о производительности
стрельбы, разрабатывает научные основы и методику рационального
выбора главнейших элементов артиллерийской системы. Разработанное им
учение применяется к решению важнейших практических задач о
могущественном зенитном орудии, о стрелковом орудии, о дивизионном
орудии и орудиях других типов.
Основной принцип всех этих работ сформулирован В. М.
Трофимовым следующим образом: «При решении вопроса об установлении
основных данных для проектируемых орудий мы идём не прежним
интуитивным путём, т. е. основанным на личном мнении, на общем впечатлении
от указаний опыта и на тому подобных шатких данных, а делаем
— 1059 —
Василий Михайлович Трофимов
попытку подойти к этому вопросу путём аналитическим, путём
математического расчёта» («Сборник трудов по стрелковому орудию»,
Петроград, 1923).
Даже из этого краткого обзора главнейших работ В. М. Трофимова
видно, какой широкий диапазон имела его научная деятельность. С
уверенностью можно сказать, что нет почти ни одной отрасли
артиллерийского дела, которой не касался бы в той или иной мере Василий
Михайлович и в которой его труды не оставили бы глубокого следа.
Авторитет Василия Михайловича был одинаково высок и
непререкаем для всех артиллеристов, независимо от их специализации.
Умер В. М. Трофимов 20 февраля 1926 г., трагически покончив с
собой в припадке острого нервного расстройства на почве сильнейшего
переутомления.
Значение Василия Михайловича Трофимова в деле увеличения
могущества русской артиллерии и развития русской артиллерийской науки
исключительно велико. Неоценимой заслугой В. М. Трофимова является
создание крепкой научной школы, к которой принадлежат многие
руководящие научные работники современности и которая дала большое
количество научных трудов, имевших немалое значение для увеличения
обороноспособности нашей страны.
Все, кто работал вместе с Василием Михайловичем Трофимовым,
никогда не забудут этого простого, скромного, доброго и отзывчивого
человека, отличавшегося неизменной доброжелательностью к людям и
пользовавшегося горячей любовью всех своих сослуживцев.
Главнейшие труды В. М. Трофимова: О теоретическом определении вероятных
отклонений отдельных траекторий от средней, 1895; О зависимости горения
дистанционных трубок от условий стрельбы, 1899; Действие шрапнели, ч. 1 и 2, 1903;
Стрельба шрапнелью через закрытие, 1910; О вычислении траекторий сверхдальней
стрельбы, 1919; Баллистический расчёт снарядов, 1919; Баллистическая сторона
стрельбы по высоколетающим целям, 1919; Опыты по определению сопротивления воздуха,
1920; Применение аэрологии к баллистике, 1920; Теория прямого выстрела, 1920;
Механика порохового газа, 1920; Наше баллистическое решение задачи о дальнострель-
ном орудии, 1921; Горение прогрессивного пороха, 1921; Современные принципы
устройства полевого орудия, 1922; Основы технической баллистики, 1922;
Современные основы гидродинамической пушки, 1923; О радиальном колебании полого
цилиндра, 1923; О волнообразном сгорании пороха, 1923; Определение пороховых
характеристик пороха, 1923; Теория отдельной каморы сгорания, 1923; О
производительности стрельбы, 1924; Постановка и исследование задачи о выборе
баллистических элементов, 1924; Баллистический расчёт газодинамического миномёта, 1924.
О В. М. Трофимове: Вентцель Д. А. иОстапович В. И., Развитие
внешней баллистики за 120 лет, ((Известия Артиллерийской Академии Красной Армии», 1941,
т. XXXI.
<%=т?^
РОБЕРТ ЭДУАРДОВИЧ
КЛАССОВ
s U (1868—1926)
-^¦Гидравлический способ добывания торфа (гидроторф),
механизировав наиболее трудоёмкие и тяжёлые процессы торфодобывания, стал
ведущим способом в торфяной промышленности СССР и выдвинул её
на первое место в мире.
Изобретатель гидроторфа Роберт
Эдуардович Классон родился в Киеве
12 февраля 1868 г. в семье врача.
Начальное образование он получил в первой
Киевской гимназии, где им были
приобретены основательные знания европейских
5?зыков, оказавшиеся весьма полезными
в его последующей практической
деятельности. Интерес к наукам у Р. Э. Клас-
сона пробудился позже, когда он, после
окончания гимназии, в 1886 г. поступил
в Петербургский технологический
институт. В стенах института Р. Э. Классон
примыкает к революционным
студенческим кружкам Бруснева, Цивинского,
Голубева, сыгравшим серьёзную роль
в развитии революционного рабочего движения в России. Здесь впервые
его заинтересовали экономические науки, за изучение которых он
принялся со свойственными ему упорством и настойчивостью.
Современники вспоминают Р. Э. Классона этого периода
стройным юношей с какой-то своеобразной горделивой головой, смелым
и жизнерадостным выражением лица, с большим запасом сил и
энергии.
— 1061 —
Роберт Эдуардович Классон
Ещё в институте Р. Э. Классон начал увлекаться идеей создания
в России мощных электрических установок, в связи с чем особенно
глубоко изучал электротехнику и паровое хозяйство. Это был период, когда
электротехника уже существовала как самостоятельная отрасль, но была
в основном техникой постоянного тока. И только после того, как русский
изобретатель П. Н. Яблочков доказал практическую целесообразность
применения в промышленности переменного тока и обосновал
возможность дробления энергии, интерес к переменному току среди
электротехников значительно возрос, найдя особый отклик у известного русского
учёного Михаила Осиповича Доливо-Добровольского. Однако высшая
школа в России не была подготовлена к преподаванию электротехники,
и Р. Э. Классону не разрешили защищать дипломный проект на его
любимую тему.
После окончания института в 1891 г. Р. Э. Классон уезжает во
Франкфурт. Здесь он в качестве монтёра и инженера принимает участие
в осуществлении передачи электроэнергии на расстояние с помощью
трёхфазного переменного тока. Творцом и руководителем этой передачи
был М. О. Доливо-Добровольский.
Открывшийся в сентябре 1891 г. Международный
электротехнический конгресс и подготовленная к нему Франкфуртская выставка, где
демонстрировалась первая мощная передача электроэнергии от Лауф-
фенского водопада до Франкфурта на Майне, выдвинули идею
электрификации на основе применения трёхфазного переменного тока.
Пребывание Р. Э. Классона за границей было кратковременным. Уже
в 1893 году, значительно пополнив запас своих теоретических и
практических знаний в области электротехники и парового хозяйства, он
возвращается в Петербург и поступает работать электротехником на Охтен-
ские пороховые заводы.
Охтенские пороховые заводы того времени были оборудованы
большим количеством маломощных паровых машин, далеко отстоящих
друг от друга. Так как машины расходовали много пара и были
невыгодными для владельцев заводов, Р. Э. Классону предложили
разработать проект их электрификации. Р. Э. Классон, при консультации
В. Н. Чиколева, осуществил передачу энергии от генераторов станции к
двигателям с помощью переменного тока; он явился, таким образом,
продолжателем передовых технических идей, начало которым было
положено Лауффен-Франкфуртской передачей. Особо следует отметить в этой
работе решение им вопроса о защитном заземлении (соединение корпуса
машины с землёй), сохранившее своё значение до настоящего времени.
Описание этой первой в России силовой установки 3-фазного тока,
разрешившей проблемы электрификации заводов, Р. Э. Классон дал в
статье «Электрическая передача силы 3-фазного тока на Охтенских
пороховых заводах», напечатанной в журнале «Электричество»
за 1897 г. В эти годы на квартире у Классона часто
происходили собрания петербургских марксистов, в которых принимал уча-
— 1062 —
Роберт Эдуардович Классон
стие прибывший в Петербург Владимир Ильич Ленин. Здесь же в 1894 г.
Надежда Константиновна Крупская познакомилась с Владимиром
Иль и чём.
В 1896 г. Р. Э. Классон закончил работы на Охте. Его широкая
популярность в технических промышленных кругах обратила внимание
«Общества электрического освещения 1886 г.». Получив приглашение
руководить им, он в короткое время осуществил строительство мощных
электростанций трёхфазного переменного тока в Москве (ныне 1-я МГЭС;
сдана в эксплоатацию в 1897 г.) и на Обводном канале в Петербурге
(ныне 1-я ЛГЭС; сдана в эксплоатацию в 1898 г.)- Однако в кругу своих
друзей он жалуется, что станции, построенные им, его уже мало
интересуют и он ищет новой, более крупной области деятельности.
Около 1900 г. он увлекается идеей электрификации бакинских
нефтяных промыслов. Леонид Борисович Красин, товарищ Р. Э. Классона
по марксистскому кружку, привлечённый Классоном к строительству
бакинских станций, в своих воспоминаниях пишет: «Я не знаю, был ли
Классон единственным инициатором этого предприятия, но я знаю, что
без его энергии, без того идейного жара, с которым он принялся за
пропаганду и разработку этого предприятия, оно ещё много и много лет
не получило бы осуществления». В 1900 г. было организовано
акционерное общество «Электрическая сила», во главе которого стал Р. Э.
Классон. К 1906 г. это общество закончило постройку двух мощных по тому
времени электростанций в Белом Городе (ныне «Красная Звезда») и в
Биби-Эйбате на Баевом мысу (ныне им. Л. Б. Красина). При их
строительстве Роберт Эдуардович впервые в России применил воздушную передачу
для линии высокого напряжения в 20 000 вольт.
Но ему не пришлось принять участие в работах по окончанию
строительства этих станций. Будучи директором акционерного общества,
Р. Э. Классон во время вспыхнувшей в Баку всеобщей рабочей
забастовки отказался применять репрессивные меры к подавлению её; в
результате этого он был уволен вместе с Л. Б. Красиным и другими активными
революционными деятелями, которым оказывал всемерную поддержку.
В 1907 г. Р. Э. Классон возвращается в Москву, где принимает
предложение «Общества электрического освещения 1886 г.» заняться
расширением московской станции и переводом городской электрической сети на
напряжение в 6 тыс. вольт.
Вскоре внимание Р. Э. Классона привлекает одна из важнейших
проблем экономики страны — проблема использования местного топлива.
Топливная промышленность царской России была одной из наиболее
отсталых отраслей промышленности. При наличии .огромных топливных
ресурсов в стране топливо импортировалось. Все существующие тогда
электростанции в России работали на дальнепривозном ценном
топливе — нефти и угле, а местные виды топлива — торф и бурые угли —
добывались в ничтожном количестве. Внимание Р. Э. Классона
привлекают громадные запасы торфа, которыми богата наша страна и
— 1063 —
Роберт Эдуардович Классом,
которые составляют четыре пятых всех известных на земле запасов
торфа.
Торф в своём естественном виде залегает на поверхности земли
пластами различной мощности, не превышающей 6—8 м. Площади,
занятые им, нередко достигают нескольких десятков тысяч гектаров и
расположены главным образом в Московской, Ленинградской, Ивановской,
Горьковской и других областях. Принимая во внимание, что торфяное
топливо перевозить нецелесообразно, так как оно громоздко и при
транспортировке измельчается, Р. Э. Классон задумал построить мощную
электростанцию у торфяных залежей, а дешёвую электрическую энергию
передавать в промышленный центр по линии высокого напряжения.
Решение этой задачи было сопряжено не только с техническими, но
и значительными материальными затруднениями. Электрохозяйство
России находилось в основном в руках иностранных капиталистов, которые
в предвоенные годы воздерживались вкладывать деньги в русскую
промышленность. Необходима была поэтому вся сила убеждений Р. Э. Клас-
сона, чтобы доказать коммерческую рентабельность вновь
предлагаемого предприятия. Наконец, в 1912 г. акционерное общество
«Электропередача» начало вблизи г. Богородска постройку электростанции;
строительство станции было закончено в течение 2 лет. Россия получила
самую крупную в мире электростанцию на торфе, ныне носящую имя
Р. Э. Классона.
Но уже после первого торфяного сезона выяснилось, что
существующие способы добычи торфа не могли снабдить станцию достаточным
количеством топлива, так как торф добывался полукустарным способом.
Извлечение залежи, отделение её от пня и доставка на поля сушки с'о-
вершались исключительно с помощью опытных рабочих-торфяников,
причём добыча торфа велась только в так называемый «торфяной сезон»,
длившийся с начала мая до конца июля, т. е. около 70—80 дней. Эта
работа была очень тяжёлой и требовала большой сноровки.
Изнуряющий труд быстро обессиливал человека, а от постоянного пребывания в
грязи и сырости у него развивались ревматизм и лихорадка. Видя столь
тяжёлые условия работы торфяников, а также считая существующий
способ добычи торфа технически несовершенным, Р. Э. Классон поставил
перед собой задачу механизировать этот процесс. Предпринятые им
первые попытки механизации, использовавшие уже имеющийся в этой
области заграничный опыт, основывались на применении мощного одноков-
шевого баггера. Второй способ, испробованный им в 1914 г., заключался
в применении «наливного торфа». Рабочие-торфяники лопатами
наполняли торфом вагонетки, подававшиеся к «датской» машине. В ней масса
торфа растиралась и перемешивалась с водой, после чего, поднятая
элеватором из карьера, развозилась на поля сушки, где заливалась в формы.
Но ни один из данных способов не решил вопроса механизации, так как
существенные особенности русских торфяных массивов (значительная
пнистость) ограничивали возможность применения машин, с успехом ра-
_ Ю64 —
Роберт Эдуардович Классон
ботавших за границей на беспнистых залежах. Однако при работе с
«наливным торфом» были сделаны ценные наблюдения; выяснилось, что
торф, приготовленный с добавлением воды, обладает большей прочностью
и высыхает в течение 10—12 дней; при этом влажность его уменьшается
до 10—15%, что казалось совсем необычным. Это обстоятельство и
натолкнуло изобретателя на идею использования силы водяной струи
для размыва торфа и превращения его в густую жидкость —
гидромассу.
Первые опыты с только что изобретённым способом встретили ряд
затруднений и препятствий. Применённые Р. Э. Классоном в 1914 г. на-
сосы, развивающие давление до 5—7 атмосфер, не дали желаемых ре-
зультатов, так как слабая струя воды вместо размыва торфа всего
только окрашивалась в коричневый цвет. В последующих опытах
Р. Э. Классон перешёл на насосы с давлением до 25—30 атмосфер. При
этих условиях сравнительно легко устранилась основная трудность
добычи торфа — отделение торфа от пней, которые, плавая на поверхности,
убирались лёгкими электрокранами.
Если задача размыва разрешилась относительно просто, то вопрос
экскавации гидромассы из карьера вызвал значительные затруднения.
Использованные для этой цели обычные торфяные элеваторы оказались
малоудачными. Поэтому возникла необходимость конструировать
специальную машину — торфосос, который и сейчас является главной
машиной гидроторфа. В конце торфяного сезона 1916 года был пущен
первый торфосос с мотором в 35 л. с, доказавший целесообразность
нового способа. Но конструкция этого торфососа ещё не была совершенной.
Хотя торфосос был снабжён режущими приспособлениями,
помогающими справляться с разнохарактерными включениями гидромассы, он
все же часто засорялся, а около всасывающей головки скоплялось
большое количество пней, выводивших торфосос из строя. Поэтому до конца
сезона 1917 г. не удалось добиться удовлетворительных
результатов.
Добыча торфа новым гидравлическим способом в этом сезоне
составляла всего только 25 000 пудов. В 1918 г. на вал торфососа был
насажен свободный винт, предназначенный для борьбы с пнями, и были
устранены недостатки предыдущих схем. В 1921 г., когда свободный
винт был заменён «пропеллером», торфосос стал действительно
работоспособной машиной, и гидроторф принял уже вполне законченную
форму.
Струя воды, выходящая из брандсбойта (гидромонитора), под
высоким давлением разрезает, дробит залежи торфа на мелкие части,
превращая её в торфяную жидкость (гидромассу), легко отделяемую
от пней. Торфососами гидромасса высасывается из карьера, проходит
через растиратель, тщательно перерабатывающий её и подающий по
трубопроводу в аккумулятор. Из аккумулятора насос нагнетает массу
по трубам на поля сушки, где она разливается ровным слоем и отдаёт
— 1065 —
Роберт Эдуардович Классон
добавленную при размыве влагу в почву. По достижении пластического
состояния гидромасса механическим способом режется на куски,
которые складываются в штабели для дальнейшей просушки под влиянием
солнца и ветра.
Этот оригинальный механизированный способ добычи торфа,
предложенный Р. Э. Классоном, смог найти применение в практике только
после Великой Октябрьской революции, когда В. И. Ленин выдвинул
задачу составления широкого плана восстановления страны на базе
электрификации. Ленин писал: «Без плана электрификации мы перейти
к действительному строительству не можем». Молодой Советской
республике пришлось осуществить план электрификации страны почти на
голом месте.
По инициативе В. И. Ленина и И. В. Сталина была создана
комиссия ГОЭЛРО. Результатом работы этой комиссии, в которой участвовало
около 200 крупнейших специалистов, было составление плана
электрификации России, одобренного VIII Всероссийским съездом Советов
(декабрь 1920 г.). Но чтобы осуществить этот грандиозный план,
намечавший сооружение в течение 10—15 лет 30 электростанций, необходимо
было выйти из того топливного голода, какой испытывала тогда страна.
Торф как местное, непривозное топливо приобрёл огромное значение.
Полукустарный трудоёмкий старый способ торфодобычи уже не мог
удовлетворить растущую потребность в торфе. Тогда, предвидя бурный
расцвет торфяной промышленности при условии её механизации,
В. И. Ленин обращает внимание на новый способ торфодобычи —
гидроторф, связывая развитие торфяной промышленности с задачей
электрификации страны.
Из сохранившихся документов видно, с какой тщательностью
В. И. Ленин изучал все материалы, относящиеся к изобретённому
способу, всячески помогая быстрейшему внедрению его в производство.
Благодаря его помощи и заботе удалось преодолеть стену вражды и
скептицизм, которые вначале окружали гидроторф. Ленин писал по
адресу противников гидроторфа: «Не придирайтесь к Гидроторфу. Это
дело законом признано имеющим исключительную важность...
Изобретение великое» (Ленинский сборник, т. XX, стр. 243—244).
В то время на «Электропередаче» было смонтировано только
2 агрегата, работавших весь сезон круглые сутки. Они дали первый
миллион пудов торфа, что составило всего один процент от общей добычи
промышленного торфа в стране, но это был крупный производственный
успех, положивший начало дальнейшему росту гидроторфа. Уже через
пять лет, в 1926 г., гидравлическим способом было добыто около
300 тыс. тонн, т. е. почти 10% от всей добычи промышленного
торфа.
Гидроторф практически разрешил проблему полной механизации,
централизации и массовости производства, при которОхМ освободились
от необходимости тяжёлого напряжённого труда тысячи торфяников,
— 1066 —
Роберт Эдуардович Классон
сократился обслуживающий персонал и удешевилась добыча торфа.
Советская торфяная промышленность в техническом и экономическом
отношениях намного опередила торфяную промышленность других стран,
послужив образцом для Ирландии, Германии, Швеции, Дании, Канады и
других государств, перенявших разработанные в СССР новые способы
добычи торфа. Гидроторф в Дании был впервые применён в 1921 г.
Постройка первой гидроторфяной установки в Германии была начата
весной 1922 г., но добыча торфа стала производиться только в сезон
1923 г., причём торфососы применялись советского типа. После
ознакомления с развитием торфяной промышленности в СССР и с изобретённым
новым способом добычи торфа Канадское горное управление также
приняло этот способ в своей стране, для чего в 1929 г. было построено
специальное торфопредприятие в провинции Квебек. Однако развитие
гидроторфа за границей не получило достаточно широкого распространения.
Это объясняется тем, что этот способ, предусматривая слишком большие
масштабы предприятий и требуя также достаточных площадей сушки,
невозможен при частнохозяйственном производстве. Поэтому за
рубежом стал применяться другой изобретённый также в СССР фрезерный
способ добычи торфа.
В условиях широкой индустриализации СССР развитие добычи торфа
как основного вида местного топлива приобрело особое значение.
Характерно, что добыча торфа поднялась с 1,7 млн. тонн в 1913 г. до
28,72 млн. тонн в 1939 г., превратив торфяную промышленность в одну
из передовых отраслей индустрии. Гидравлическим способом было
добыто торфа 63% от всей торфодобычи.
Решив вопрос механизации добычи торфа, Р. Э. Классон занялся
проблемой его искусственной сушки и обезвоживания. Естественная
влажность торфа колеблется от 88% до 92%. Для того чтобы торф
превратить в топливо, необходимо его высушить до влажности не
более 30%. Процесс сушки оставался длительным, вызывавшим
необходимость максимального использования солнечных лучей, ветра, при наличии
хорошего качества полей сушки.
Работая с гидроторфом, Р. Э. Классон сделал ряд лабораторных
и практических наблюдений, показавших, что гидромасса, при
соответствующей химической обработке её, теряет свойство удерживать воду
(коагулируется). Воздействуя на неё жёсткой водой, известью, гипсом
и т. д., Р. Э. Классон пришёл к убеждению о возможности искусственного
обезвоживания торфа, в связи с чем им был создан в г. Богородске
первый опытный завод, где изготовлялись сухие брикеты и сухой торфяной
порошок из гидромассы в течение 17г часов после её экскавации из
карьера.
Опыты, проведённые Р. Э. Классоном и его помощниками по
обезвоживанию торфа, обратили их внимание на свойство высушенной
гидромассы коксоваться и газифицироваться при чрезвычайно низкой
температуре, после обработки её коллоидальным раствором железа. Это
— 1067 —
Роберт Эдуардович Классом,
крупное техническое открытие нашло в дальнейшем широкое применение
в промышленности.
Одновременно с работой по гидроторфу Роберт Эдуардович Клас-
сон в первые годы Октябрьской революции уделяет много внимания
Московской электростанции (1-я МГЭС), работа которой, несмотря на
тяжёлые условия того времени, обеспечивала бесперебойное снабжение
предприятий столицы электроэнергией.
Характерным для Р. Э. Классона было его чрезвычайно серьёзное
и честное отношение к своей работе, за что он пользовался у всех его
знавших глубоким уважением. Этот неутомимый борец за торжество
передовых технических идей, будучи очень требовательным к своей работе,
был очень скромен в личной жизни. Всегда окружённый людьми, он
охотно делился с ними своими знаниями и опытом. Никогда не занимаясь
педагогической работой, Р. Э. Классон тем не менее воспитал много
русских инженеров-электротехников.
Одним из последних вопросов, интересовавших Р. Э. Классона, было
стремление найти выход из того топливного кризиса, который надвигался
на нашу страну в 30-х годах. Выступая 11 февраля 1926 г. на заседании
ВСНХ по этому вопросу, Роберт Эдуардович Классон после страстной и
убедительной речи внезапно скончался. Он умер 58 лет, полный энергии,
смелых замыслов и планов.
Главнейшие труды Р. Э. Классона: Электрическая передача силы 3-фазного
гока на Охтенских пороховых заводах, Спб., 1897 (из журн. «Электричество», 1897,
№ 19); Механизация торфодобывания, «Правда», 1922, № 252; Гидроторф, изд.
Управления Гидроторфа при ВСНХ, 1923; Гидроторф и связь с районными электрическими
станциями, «Электричество», 1923, № 5—6; Новые достижения в торфяном деле,
«Правда», 1924, № 258; Ротационный фильтр-пресс для отжатия торфяной массы, подвергшейся
коагулированию, «Вестник Комитета по делам изобрет.», 1925, № 5; Кризис топлива
и роль торфа, «Торгово-промышленная газета», 1926, 17 февраля.
О Р. Э. Классоне: Ефремов А., Р. Э. Классон и гидроторф, «Молодая
Гвардия», 1926, кн. 4; Ефимов П. Н., 25 лет Гидроторфа. «За торфяную
промышленность», 1940, № 6; К р а с и н Л. В., Инженер Р. Э. Классон,
«Электричество», 1926, № 4; Кржижановский Г. М., Памяти Р. Э. Классона, там же;
Некрологи, «Электричество», 1926, № 2 и <'Искра», 1926, № 3.
МИХАИЛ КОНСТАНТИНОВИЧ
КУРАКО
(1872—1920)
амечательный доменщик-самоучка Михаил Константинович
Курако родился в 1872 г. в родовом поместье своего деда, отставного
генерала Арцымовича, вблизи села Козелье Могилёвской губернии.
Отец М. К. Курако был отставной полковник, ветеран Севастопольской
кампании. Имея единственного
внука, Арцымович желал его видеть
военным, и потому его воспитанием
занимался лично сам. Арцымович
был сухим, гордым и чванным
человеком; всех соседей своих считал
ниже себя и знакомства с ними не
поддерживал. В обращении с
крестьянами был груб и жесток. Любя
по-своему внука, он старался дать
ему спартанское воспитание и
всячески способствовал развитию
смелости, отваги, честности и
скромности. Он всячески старался
познакомить внука с военными походами
великих полководцев — Ганнибала,
Александра Македонского, Суворова и других, пытаясь разжечь у него
страсть к военным походам и вообще к военному делу.
С юных лет М. К. Курако завоевал среди своих сверстников,
крестьянских детей, дружбу и доверие. Общаясь с крестьянами, М. К.
Курако рано увидел бедность, которая окружала поместье деда,
жестокость и несправедливость урядников, старшин и чиновников. Уже с
детского возраста он не мог быть безучастным свидетелем вопиющих
фактов несправедливости и по-детски пытался вставать на защиту
обиженных, за что нередко ему попадало от деда.
— 1069 —
Михаил Константинович Курако
Мать М. К. Курако, безгранично любившая своего единственного
сына, была фактически отстранена Арцымовичем от его воспитания.
Арцымович не разрешал своей дочери проявлять материнскую нежность
и любовь к сыну, и только тайком от деда внук мог забегать к матери,
которую горячо любил.
Дед не возбранял внуку водиться с крестьянскими ребятами; в
целях закалки будущего воина поощрял драки, даже если пострадавшим
лицом оказывался внук. Для получения великосветского воспитания
к М. К. Курако был приставлен гувернёр, от которого он выучился
грамоте, танцам и немного французскому языку. Умирая, Арцымович
завещал определить внука в кадетский корпус. Вскоре после смерти
деда М. К. Курако был отдан в Полоцкий кадетский корпус, и с этого
периода влияние матери на сына кончилось.
Успеваемость М. К. Курако в кадетском корпусе имел хорошую, по
всем предметам, кроме поведения, так как он не переносил «муштры»
и казённого формализма. Имея от природы независимый, прямой и
честный характер, не переносящий несправедливости, М. К. Курако часто
подвергался взысканиям. Но, несмотря на все принимаемые начальством
меры взыскания (ставили на колени, сажали в карцер и т. д.), сделать
М. К. Курако «послушным» не удавалось, и после одного инцидента
администрация корпуса решила избавиться от непокорного, предложив
матери забрать его домой. Вернувшись домой, М. К. Курако, хотя и
сознавал, что доставил огорчение своей матери, но не раскаивался и не
сожалел о случившемся. Живя с матерью в доме деда, он всё свободное
время использовал на чтение книг богатой библиотеки Арцымовича.
Книга сделалась его любимым другом. Вместе с тем он не покинул и
своих прежних друзей — деревенских мальчуганов. Он проводил с ними
вечера, сидя в полуосвещённой избе, слушая рассказы взрослых и
наблюдая их неприглядную жизнь.
Спустя некоторое время, М. К. Курако был определён в
сельскохозяйственную школу, директор которой славился особой жестокостью.
Будучи предубеждённым, директор сельскохозяйственной школы
особенно был придирчив к Курако и за малейшее отступление от требований
«дисциплины» немилосердно наказывал. После того как была применена
порка розгами, М. К. Курако, не выдержав издевательства, бежал из
школы, но не домой, а в Екатеринослав (Днепропетровск) на Брянский
завод. На этом и закончилось образование М. К. Курако.
Не имея средств и не владея ремеслом, М. К. Курако вместе со
своим молочным братом М. Максименко поступил на Брянский
металлургический завод в качестве каталя доменного цеха, на обязанности
которого было возить вагонетки с рудой весом 1000—1100
килограммов. Работа доменного каталя вообще была настолько изнурительной,
что выдерживали её недолго даже физически крепкие мужчины. Только
настойчивость и физическая закалка, полученная в детстве, помогли
М. К. Курако вынести эту работу.
— 1070 —
Михаил Константинович Курако
М. К. Курако быстро вошёл в доверие своих товарищей-каталей,
был их вожаком и по справедливости считался лучшим товарищем;
престиж его ещё больше возрос после того, как он встал на защиту
девушек-работниц доменного цеха от преследований и ухаживаний со
стороны сына начальника доменного цеха.
Спустя некоторое время случай помог М. К. Курако перейти на
более лёгкую работу — отбирать пробы жидкого шлака и чугуна у
доменных печей. Доменная печь, жидкий шлак и чугун произвели на
молодого юношу огромное впечатление. Имея связь с химической
лабораторией как носильщик проб чугуна и шлака, М. К. Курако быстро понял,
что химия может помочь ему познать доменную печь. Беседы с
лаборантами, рассказы мастера доменных печей Власыча, любовь к книгам
скоро дали М. К. Курако возможность многое понять в сущности
процесса выплавки чугуна. Но М. К. Курако было этого мало. Он хотел
работать непосредственно у домны.
Случай ему скоро представился. Власыч, видя большую
любознательность М. К. Курако, предложил ему для пробы закрыть (забить)
вручную шлаковую летку. М. К. Курако сделал это хорошо и красиво,
выдержав экзамен «на отлично». С этого момента он начал работать
у горна и навсегда связал свою судьбу с доменным производством.
В короткий срок он сделался лучшим горновым доменного цеха
Брянского завода. Секреты шихтования для него перестали
существовать.
В 1892 г. М. К. Курако перешёл на Гданцевский завод в качестве
горнового. В 1898 г. он попал на Мариупольский завод, выстроенный
известным американским инженером Кенеди.
Доменные печи с наклонным скиповым подъёмником, колошниковым
затвором, пушкой для забивки чугунной летки и пр. произвели на
М. К. Курако сильное впечатление. Он понял, что человек может
управлять доменной печью, предопределяя её работу путём введения новых
рациональных конструкций элементов печи.
Работая на Мариупольском заводе с американцами, М. К. Курако
быстро превзошёл своих учителей. Там он снискал себе славу лучшего
доменщика, расплавив «козла» в горне доменной печи завода «Русский
провиданс», за что получил следующий аттестат: «Выдано доменному
мастеру Мариупольского завода Михаилу Константиновичу Курако
в удостоверение того, что на заводе «Русский провиданс» ему поручена
была печь с «козлом» и благодаря его умению через три дня пошла
нормально...». Это был триумф. Вопреки установившемуся в тот период среди
русских и заграничных доменщиков убеждению о зависимости
производительности печи от давления (качества) дутья, М. К. Курако первым
перешёл на управление печью количеством дутья. Ему же принадлежит
пальма первенства в вопросе получения горячего хода печи путём
увеличения дутья. От форсировки печь греется, расход кокса уменьшается.
Всё это было М. К. Курако доказано на деле, — его смелые выводы
— 1071—
Михаил Константинович Курако
произвели настоящую революцию в доменном деле. С 1900 г. М. К.
Курако работал обер-мастером, заменив американца. В 1903 г. он
становится начальником доменного цеха Краматорского
металлургического завода — одним из первых русских начальников цеха завода юга
России, наводнённых иностранными специалистами.
С этого периода М. К. Курако становится конструктором доменных
печей. Вскоре появляются «куракинские» фурмы, фурменный прибор,
желоба, холодильники и другие конструкции, прочно вошедшие во все
доменные цехи юга России. По его чертежам была построена доменная
печь с наклонным скиповым подъёмником; это был первый русский
подъёмник. Одновременно и независимо от американского инженера Макки
М. К. Курако работал над созданием такого колошникового прибора,
который бы устранял неправильное распределение сырых материалов
при загрузке доменной печи. Эту задачу он успешно разрешил, и при
постройке новой доменной печи установил свой аппарат, давший
положительные результаты. Он впервые в России ввёл кладку только из
четырёх стандартных марок фасонного огнеупорного кирпича (вместо сотен
применявшихся), что позволило производить капитальный ремонт печей
в 30—35 дней вместо 50—60 дней. Принятый М. К. Курако стандарт
четырёх марок шамотового кирпича применяется до сих пор почти без
изменений.
Революция 1905 г. захватила М. К. Курако. Он принимал активное
участие в боевой организации завода, а после подавления царским
правительством революционной волны выехал на свою родину, где,
отказавшись от своего наследства (поместье деда) в пользу
крестьян-земляков, призывал их к восстанию.
Наряду со многими другими М. К. Курако в 1906 г. попал
в ссылку в глушь Вологодской губернии. Будучи в ссылке до
1909 г., М. К. Курако усердно изучал труды К. Маркса, Гегеля,
Смита и др.
После ссылки М. К- Курако поступил на Юзовский (теперь
Сталинский) металлургический завод, где первое время работал помощником
начальника доменного цеха, а затем до 1913 г. его начальником. На
Юзовском заводе он создал школу доменщиков — «куракинскую
академию», из которой вышли крупные инженеры, профессора и академики
(Бардин И. П., Луговцев М. В., Казарновский Г. Е., Кизименко Н. Г.,
Гребенников В. Я. и много других).
Будучи талантливым организатором, М. К. Курако на деле
доказал значение слаженности коллектива всех работников доменного цеха.
Он указывал, что расстроить ход доменной печи может не только
сменный инженер, задавая в доменную печь неправильно шихту, но и
метельщик, не убирая катальские плиты. Каждый из работавших с ним
поэтому считал своей обязанностью помогать соседу, хотя это и не
входило в круг его прямых обязанностей. В трудные минуты, например
при разливке чугуна, на литейном дворе можно было увидеть наряду с
— 1072 —
Михаил Константинович Курако
чугунщиком и формовщиком — водопроводчиков, газовщиков и др.
Коллектив «куракинской выучки», «куракинской школы» выделялся на
заводе своей спаянностью, своей особой дружбой.
Дух соревнования всегда царил в доменном цехе, которым
командовал М. К. Курако. Молодые и старые инженеры и катали
соревновались, и зачастую начальник узнавал об этом лишь впоследствии.
М. К. Курако, воспитывая коллектив, развивал и прививал смелость и
инициативу. Создав впервые у нас в России институт сменных
инженеров, М. К. Курако предоставлял молодым инженерам широкие
возможности развития инициативы. Но открывая сменным инженерам широкие
возможности для самостоятельного управления доменными печами, он
внимательно следил за каждым «смельчаком», чтобы своевременно прит-
ти ему на помощь при неудачах и ободрить его. М. К. Курако никогда
не журил смельчака; вместе с ним переживал временные неудачи, готовя
его на повторение опытов до достижения успеха, после чего «куракин-
цы» отправлялись вместе гулять и праздновать победу. М. К. Курако
умел во-время притти на помощь в критическую минуту. Это все знали,
и это придавало смелость инициатору.
Желание иметь при себе хороший и здоровый коллектив имеется
у всех, но не всем удаётся его создать. Для этого надо быть
прекрасным психологом, каким и был М. К. Курако. Всякий, работавший с ним,
был для него прежде всего живым человеком с определёнными
страстями, стремлениями и убеждениями. Он знал не только данного работника,
но и его семью. Каждый, кто с ним работал, знал, что в трудную минуту
жизни он найдёт у М. К. Курако моральную поддержку, совет и
материальную помощь. Школа М. К. Курако сделалась на юге России
рассадником квалифицированных доменщиков, которые постепенно вытесняли
иностранных специалистов.
В 1913 г. М. К. Курако перешёл на Енакиевский завод в качестве
начальника доменного цеха.
В 1916 г. М. К. Курако возвратился в Юзовку (Сталино), где его и
застала Февральская революция. Как и в 1905 г., он, не колеблясь,
пошёл с народом. Юзовские рабочие хорошо знали М. К. Курако, ему
доверяли и выбрали его в Совет рабочих и крестьянских депутатов.
Мечтая о полной механизации доменного цеха и видя тогда
невозможность её осуществления в Юзовке, М. К. Курако уезжает в Сибирь
для постройки нового металлургического завода в Кузнецком бассейне.
[Идея М. К. Курако переустройства доменного цеха в Юзовке (Сталино)
была осуществлена одним из его учеников и последователей — М. Ф. Же-
стовским — в 1933—1935 гг.] Здесь М. К. Курако получил право и
возможность построить первый в России доменный цех с полной
механизацией, без каталей, без чугунщиков и прочих квалификаций, присущих
доменным цехам старой России.
В Томске, где под личным руководством М. К. Курако
проектировался доменный цех Кузнецкого завода, полностью развернулся его
— 1073 —
Михаил Константинович Курако
конструкторский талант — талант опытного и непревзойдённого
доменщика. Работа проектного отдела была школой доменных конструкторов,
доменных строителей. И в этом случае, как и всегда, М. К. Курако
остался верен себе: прежде всего он думал о выращивании будущих
конструкторов. В 1918 г. М. К. Курако приступил к составлению книги
«Конструкции доменных печей». Счастливое сочетание талантливого
доменщика и остроумного конструктора, обогащенного громадным личным
опытом, давало ему возможность написать ценнейший научный труд.
Однако, когда книга почти была закончена, произошло несчастье, — его
квартира была разграблена, а рукопись уничтожена.
Говоря о работе и заслугах М. К. Курако в области нашей
промышленности, нельзя не сказать о нём, как о человеке вообще. М. К. Курако
не был однобоким специалистом. Природа щедро одарила его. Он был
высокообразованным человеком, владел французским и английским
языками в совершенстве; имел большие познания в истории, политике и
экономике. Обладая исключительной памятью, он мог спустя значительное
время пересказывать наизусть целые страницы прочитанных книг. Умея
хорошо и понятно излагать свои мысли, М. К. Курако легко овладевал
аудиторией. Он очаровывал своим остроумием. Беседовать с ним всегда
доставляло большое удовольствие.
Будучи материально обеспеченным, М. К. Курако был весьма
скромен во всём. Он почти всегда был без денег, так как давал их всем, кто
просил, и чаще сам давал, когда стрясётся какая-либо беда или
предстоит праздник: дочку выдают замуж, сына женят и т. д. Выданные
деньги почти никогда обратно не принимал.
В начале 1920 г. М. К. Курако заболел сыпным тифом и умер
в г. Кузнецке 8 февраля 1920 года. Прах М. К. Курако похоронен на
площадке Металлургического завода. М. К. Курако умер, не увидев
воплощения своего замысла — нового завода, который был построен
позже его соратником — академиком И. П. Бардиным.
Следуя замыслам М. К. Курако, русские доменщики создали
первоклассные доменные цехи — основу мощной металлургии СССР.
О М. К. Курако: Александров И., Курако — специалист доменного
производства, М., 1939; М. К. Курако, «Сталь», 1940, № 5—б; Бек А., Курако
(биографический очерк), «Индустрия социализма», 1940, № 2—3; Покровский Ю. М.,
Знаменитый русский доменщик М. К. Курако, «Рабочий металлург», 1940, № 2;
Александров И. и Григорьев Г., Курако (с предисловием И. П. Бардина),
М., 1939; Заславский Д., Замечательный мастер металла, «Правда», 1940, 8
феврали.
<?=ЗЯ?2Е=ЗД
БОРИС ИВАНОВИЧ
БОКИИ
(1873—1927)
т
усское горное дело давно уже получило большой размах;
русские люди издавна славились как искусные горняки. За столетия
своего развития русское горное дело дало немало замечательных
изобретателей, инженеров, учёных. Одним из славных представителей
этой блестящей плеяды является горный
инженер Борис Иванович Бокий. G
именем Бокия связано решение ряда
крупнейших технических проблем в угольной
промышленности, целое направление в
развитии мировой горной науки —
разработка аналитических методов
проектирования новых рудников.
Борис Иванович Бокий родился
23 июля 1873 г. в Тифлисе, в семье
преподавателя математики. Видимо, ещё в
детстве он заинтересовался
математикой, которую впоследствии так умело и
успешно применил к решению вопросов
горного дела. Среднее образование
Б. И. Бокий получил в Изюмском
реальном училище, окончив его в 1890 г. В том же году по конкурсу
Борис Иванович Бокий поступает в Петербургский горный институт.
Петербургский горный институт, основанный в 1773 г., был старейшей
русской высшей технической школой, из стен которой вышли
крупнейшие учёные нашей страны. В Горном институте Б. И. Бокий слушает
лекции академика Карпинского по геологии, профессора Романовского по
горному делу, профессора Тиме по горной механике, профессора Долбня
по математике и др.
— 1075 —
Бврис Иванович Бокий
В 1895 г. Б. И. Бокий оканчивает институт по Первому разряду и
начинает работу в Донецком бассейне. Начало практической деятельности
Б. И. Бокия в Донбассе совпало с промышленным подъёмом 90-х годов.
Всюду шло усиленное железнодорожное строительство; в течение 1890—
1900 гг. в России было выстроено свыше 21 000 вёрст новых
железнодорожных путей. Это обусловило большое развитие металлургии и всё
возрастающий спрос на каменный уголь; за те же годы добыча угля в
Донбассе выросла в четыре раза.
Работая заведующим шахтами, Б. И. Бокий не опускается до роли
простого администратора. Он стремится теоретически осмыслить и
решить встающие перед ним технические вопросы. В 1898 г. на шахте
«Иван», спустя несколько дней после назначения туда. Б. И. Бокия,
произошёл сильный взрыв газа, в результате которого погибло 78 человек.
Из этого печального события Б. И. Бокий сделал вывод о том, что надо,
не жалея сил и энергии, искать пути, предотвращающие подобные
катастрофы; что надо подвести научную базу под горное дело и сделать его,
опираясь на достижения науки, более безопасным.
В связи с выяснением причины взрыва на шахте «Иван», возник
вопрос о целесообразности проветривания выработок с помощью
нескольких одновременно действующих вентиляторов. Бокий усиленно
занимается этим вопросом, результатом чего явилась его работа,
опубликованная в «Горном журнале» в 1903 г.: «Вентилирование выработок
при помощи нескольких одновременно действующих
вентиляторов».
С 1903 г. Б. И. Бокий систематически занимается не только
вопросами проветривания, но и всем комплексом вопросов, связанных с
техникой безопасности. Соприкасаясь в течение многих лет с тяжёлыми
условиями труда шахтёров, он настойчиво говорил в своих статьях и
выступлениях о необходимости улучшить положение русских горнорабочих.
В 1908 г. он участвовал в расследовании крупной катастрофы, в
результате которой на одной из шахт близ Юзовки погибло 274 человека. Свой
доклад о взрыве на шахте Б. И. Бокий превратил в гневное обвинение
порядков, существовавших тогда в горной промышленности Донбасса.
В 1912 г. большевистская газета «Звезда» цитировала этот
документ в статье о бесправном положении шахтёров при
капитализме.
В практической деятельности на рудниках Б. И. Бокий проявил себя
как исключительно талантливый инженер. Характерной чертой Б. И.
Бокия являлось постоянное стремление давать более совершенные решения
всех производственных вопросов, с которыми приходилось сталкиваться
на шахтах. Ярким примером может являться работа Бокия на шахте
№ 30 Рутченковского каменноугольного общества в 1904 г. Подъём на
этой шахте производился с двух горизонтов. Подъёмные канаты то
удлинялись, то укорачивались при посредстве холостого барабана на валу
машины в зависимости от того, с какого горизонта необходимо было под-
— 1076 —
Борис Иванович Бокий
нимать груз. В 12-часовую смену на эту манипуляцию требовалось
затрачивать 2—3 часа времени. Б. И. Бокий увеличил радиус навивки
одной из бобин, установил подъём одной клетью постоянно с одного
горизонта, а другой — с другого, тем самым исключив необходимость
переключений и резко увеличив чистое время работы подъёма.
Поступив в 1905 г. управляющим Кадиевского рудника
Днепровского общества, Б. И. Бокий приводит этот большой, но запущенный
рудник в блестящее состояние. На капитальной шахте № 1/2 в момент
прихода Бокия работали, например, из-за неналаженности вентиляции
только на двух пластах. Уже через год работы были развёрнуты на всех
шести пластах.
К моменту, когда Б. И. Бокий начал свою работу в Донбассе,
разработка угольных пластов велась исключительно столбовыми системами.
При помощи специальных выработок нарезались столбы угля, а затем
эти столбы вынимались. Часто при разработке маломощных пластов
приходилось подготовительные выработки проводить не только по углю,
но и подрывать пустую породу в кровле или почве выработки. Эту
породу выдавали на поверхность. Нарезка столбов при несовершенной
технике проходки подготовительных выработок того периода требовала
много времени и задерживала развёртывание очистных работ, а уголь
извлекался с большими потерями.
Б. И. Бокий изменил системы разработки и перешёл от столбовых
к так называемым сплошным системам, при которых не требовалось
больших предварительных нарезок подготовительных выработок. Для
того времени это означало целую революцию в ведении горных работ.
При сплошных системах были не только сведены к минимуму
подготовительные работы, но и подрываемая пустая порода уже не выдавалась
на поверхность, а размещалась в выработанном пространстве. Сплошная
система позволяла сократить потери угля в недрах.
Практическая и теоретическая работа Бориса Ивановича Бокия
создала ему славу одного из самых передовых горных инженеров. В 1906 г.
он получает приглашение Петербургского горного института выставить
свою кандидатуру на заведывание кафедрой горного искусства. Приняв
это предложение, Б. И. Бокий 24 сентября 1906 г. блестяще защитил
свою первую крупную научную работу «Выбор системы работ при
разработке свиты пластов», представленную в качестве диссертации. Получив
квалификацию адъюнкт-профессора, Б. И. Бокий прочитал первые
лекции на темы: «Бремсберги, их устройство и действие», «Антрацитовая
мельница Кадиевского рудника». Уже на этих лекциях определились
педагогические способности Б. И. Бокия.
В 1907 г. он окончательно переезжает в Петербург. В течение года
Борис Иванович снискал себе любовь и уважение студентов, увлекая их
своими лекциями. Через год, в 1908 г., он избирается на должность
экстраординарного, а затем в 1914 г. ординарного профессора института.
В эти годы Б. И. Бокий читает основной курс горного искусства
— 1077 —
Борис Иванович Бокий
и руководит дипломным проектированием студентов горной
специальности.
Ведя большую педагогическую и научную работу, Б. И. Бокий
занимал также должность учёного секретаря Совета института, а с
1910 г. — инспектора, на которой был вплоть до 1914 г. Но после обыска
в студенческой столовой он был «освобождён» от обязанностей
инспектора, «согласно прошения», которого он никогда не подавал.
Работа в институте не порвала его связи с производством. Б. И.
Бокий часто выезжает на горные предприятия для консультаций, экспертиз,
обследований и т. д.: в 1908 г. в Донецкий бассейн для исследования
взрыва рудничного газа, в 1910 г. в Галицию и Румынию для
ознакомления с разработкой озокерита и нефти, в 1913 г. в Домбровский бассейн и
за границу. Кроме того, он уделяет много времени, особенно после
Октябрьской революции, работе в разных высших государственных
горных научно-технических учреждениях. С 1921 г. он состоял членом
научно-технического совета Главного горного управления ВСНХ СССР
и являлся ответственным консультантом крупнейших угольных трестов
Союза — Донуголь, Югосталь, Кузбастрест. В работу по восстановлению
и реконструкции горной промышленности страны Б. И. Бокий вложил
весь свой опыт и знания.
Б. И. Бокий обладал большим умением общения с людьми. Честный,
энергичный, всесторонне образованный, находчивый и остроумный
собеседник, очень требовательный, но в то же время всегда справедливый
и сердечный, — таков нравственный облик Б. И. Бокия.
В последние годы Б. И. Бокий всецело отдался научным
исследованиям, значительно сократив количество читаемых им лекций в
институте. В день двадцатилетнего юбилея научной деятельности Б. И. Бокию
присвоено звание заслуженного профессора.
Но многосторонняя и плодотворная деятельность Бориса Ивановича
Бокия был прервана тяжёлой болезнью, развившейся на почве
артериосклероза. Он скончался 54 лет 13 марта 1927 г.
В процессе работы в Горном институте Б. И. Бокий создал свой
капитальный трёхтомный труд «Практический курс горного искусства»,
первое издание которого вышло в 1913 г. Этот курс был
фундаментальной энциклопедией горного дела, радикально отличающейся от известных
тогда аналитических работ, вышедших за границей.
Б. И. Бокий указывал в предисловии к своей книге, что иностранные
курсы мало удовлетворяют требованиям, которые предъявляются к ним
в России, так как отдел разведок и систем разработок, а также общая
часть излагаются в них слишком кратко и бессистемно. Он говорил, что
«иностранцы не имеют даже представления о тех громадных концессиях,
которыми подчас владеют предприятия в России. Само собой разумеется,
что в Бельгии, например, где концессия в 300 десятин считается
громадной, трудно развернуться во всю ширь, нет возможности даже обсудить
все эти комбинации, которые могут иметь место при концессии в 20 тысяч
— 1078 —
Борис Иванович Бокий
десятин, а потому там берут то, что выработано десятилетиями практики,
не подвергая критике применяющиеся способы эксплоатации и не имея
даже на это ни времени, ни охоты, ни средств. Наоборот, наши рудники
ещё настолько молоды, у нас ещё столько нетронутого места, что для
предприимчивого энергичного инженера представляется широкое поле
деятельности и полная возможность обсудить все возможные комбинации
и выбрать наиболее рациональную систему разработки, место для
рудника и т. д.».
Эти слова Б. И. Бокия объясняют нам характер и значение
основной его работы, которой он отдал свыше 20 лет жизни, — разработке
аналитических методов проектирования горных предприятий.
При добыче полезных ископаемых, например, при добыче
каменного угля из недр земли, необходимо в первую очередь вскрыть пласт
угля при помощи капитальных горных выработок (шахт, квершлагов),
подготовить определённый участок нескольких или одного пласта к
выемке при помощи подготовительных выработок (этажных и подъёмных
штреков и др.), применить ту или иную систему разработки, тот или иной
способ выемки угля. Надо организовать бесперебойное движение
воздуха, крепёжных материалов в сторону забоя и транспортировку
добытого угля по выработкам на поверхность. Сложность всей горной работы
станет ясной, если учесть, что условия работы под землёй крайне
разнообразны даже для одного и того же вида ископаемого. Пласты угля
имеют различные мощности, качество, залегают по-разному в недрах.
При добыче угля выделяются углекислота, метан, образуется угольная
пыль. Выработанное пространство подвергается давлению вышележащих
горных пород.
Сложившиеся к началу практической деятельности Б. И. Бокия курсы
горного искусства обобщали опыт горняков и давали рекомендации, как
вести горные работы. Но эти рекомендации носили только качественный
характер; они не увязывали всех элементов горного дела количественно
и не позволяли аналитически находить более эффективное решение
таких, например, вопросов: какими выработками и как вскрыть полезное
ископаемое, подготовить его к выемке, какими способами разрабатывать
тот или иной пласт и т. п. Б. И. Бокий первый разработал эти вопросы
и заложил основы так называемого аналитического метода
проектирования горных предприятий. Существо аналитического метода Б. И. Бокия
заключалось в том, что он, исследуя все основные вопросы
проектирования, находил такие решения, которые давали наименьшие капитальные
затраты и эксплоатационные расходы. Например, он ставил такую
задачу: какая производительность рудника будет наивыгоднейшей?
Естественно, что можно создать предприятия различной
производительности. Можно было, например, установить мощное оборудование,
которое могло бы в очень ограниченный срок выработать запасы; можно
было, наоборот, установить небольшую подъёмную машину, выбрать
менее мощное оборудование и тем самым увеличить срок службы руд-
— 1079 _
Борис Иванович Бокий
ника. В первом случае потребовались бы большие капитальные вложения,
установленное оборудование обеспечило бы выработку запасов задолго
до того, как оно физически амортизировалось. Во втором случае
капитальные затраты на тонну запасов были бы меньше, а эксплоатационные
расходы выше.
Учитывая значение всех факторов, Б. И. Бокий аналитически
находил наивыгоднейшую производительность рудника. Точно так же он
решал и другие вопросы, такие, например: какими выработками и как
вскрывать угольное месторождение, какие размеры давать рудничным
полям; он аналитически определял размеры этажей, выемочных участков
и т. д. Поводом к первому применению аналитических методов послужил
такой случай. В 1900 г. Б. И. Бокий перешёл главным инженером и
заведующим горными работами на Брянский рудник. Здесь предстояло
провести работы по вскрытию свиты пологозалегающих пластов, причём
управляющий рудником наметил осуществить это вскрытие квершлагом
из уже существующей шахты. При понижении поверхности от шахты к
выходам пластов получалось, что квершлаг длиной в 639 м вскрывал
этаж на последнем пласте всего лишь в 36 м. Б. И. Бокий, установив это,
подсчитал стоимость вскрытия каждого пласта отдельной шахтой и
пришёл к выводу, что вариант вскрытия шахтами значительно выгоднее
варианта вскрытия квершлагом. Б. И. Бокий не ограничился решением
частного случая; он обобщил этот случай, выяснил условия выгодности
вскрытия пластов тем или иным способом. Работа Б. И. Бокия произвела
на управляющего не -то впечатление, которое он ожидал. Самолюбие
управляющего было уязвлено. Отношения с начальством испортились, и
Б. И. Бокий должен был покинуть службу на этом предприятии.
Этот случай был поворотным в творческой деятельности Бокия.
Отныне он с жаром исследователя посвящает свою жизнь теоретической
разработке нового метода проектирования каменноугольных рудников.
Начиная с 1902 г., он публикует в «Горном журнале» ряд статей,
разрабатывающих новые методы. В 1924 г. капитальная работа Б. И. Бокия
выходит отдельным стеклографическим изданием под заглавием
«Аналитический курс горного искусства», а в 1929 г. появляется его
посмертное издание.
Первые же статьи Б. И. Бокия, появившиеся в «Горном журнале»,
привлекли живое внимание технических кругов как за границей, так и в
особенности в России. В условиях быстрого роста каменноугольной
промышленности Донбасса в XX столетии и строительства многочисленных
шахт попытка дать научное математическое обоснование выбора
элементов нового рудника и шахты не могла не привлечь большого
внимания. Аналитические методы проектирования рудников ещё при жизни
Б. И. Бокия получили развитие в трудах академика А. М. Терпигорева,
особенно академика Л. Д, Шевякова, профессора А. С. Попова,
покойного горного инженера Г. М. Хмельницкого, горного инженера П. 3.
Звягина и др. Особенно велико значение аналитических методов сейчас,
— 1080 —
Борис Иванович Бокий
в условиях восстановления донецких шахт, огромного разворота нового
шахтного строительства.
Годы, прошедшие с момента появления курса Б. И. Бокия, для
горной промышленности всего мира и особенно для горной промышленности
СССР были связаны с глубоким техническим перевооружением,
появлением на шахтах новых машин. Современная техника в огромной степени
расширяет возможности проектировщика в выборе тех или иных
вариантов вскрытия, системы разработки, способов выемки и т. д. Варианты
вскрытия должны быть сравнимы не только качественно, но и
количественно, а это становится возможным при применении аналитических
методов, впервые разработанных Б. И. Бокием.
Глубоко правдивы слова профессора Б. И. Бокия во введении к его
аналитическому курсу горного искусства. «Молодая горная
промышленность нашего Союза, — писал Бокий, — не стеснённая узкими рамками
концессий, не только может, ко и должна учитывать все обстоятельства,
ведущие к получению лучшего эффекта при наименьшей затрате энергии.
Применяя наиболее рациональные приёмы и методы работы, можно
достигнуть весьма значительного сокращения себестоимости получаемого
продукта, что при мощном развитии горной промышленности в СССР
(для чего имеются все данные) даст стране колоссальную экономию
средств».
Главнейшие труды Б. И. Бокия: Выбор системы работ при разработке свиты
пластов. Вскрытие месторождения, «Горный журнал», 1903; Выбор системы работ при
разработке свиты пластов. Подготовительные работы. Ремонт штреков, «Горный
журнал», 1904; Основания для расчёта бремсбергов, «Горный журнал», 1911;
Практический курс горного искусства, 1913; Бесконечный бремсберг для двухсторонней
подачи грузов, «Горный журнал», 1914; Выбор системы работ при разработке свиты
пластов. Откатка, «Горный журнал», 1915; Оценка каменноугольных месторождений,
«Горный журнал», 1917; Определение наивыгоднейшей производительности рудника,
«Топливное дело», 1922; Практический курс горного искусства, Госиздат, 1922—1923
(3-е изд. 1924—1926); Аналитический курс горного искусства, вып. 1-й и 2-й. Издание
Студенческой комиссии ЛГИ, 1924; Аномометрические измерения скорости воздуха
в рудниках, «Горный журнал», 1903; Вентилирование выработок при помощи нескольких
одновременно действующих вентиляторов, там же; Постоянные величины при
проектировании рудников, Харьков, «Хозяйство Донбасса» 1925, № 1.
О Б. И. Бокий: Проф. Сидоров А., Тридцатилетие инженерной и научной
деятельности проф. Б. И. Бокия, «Горный журнал», 1926, № 6; Г е н д л е р Е.»
Борис Иванович Бокий, «Горный журнал», 1927, № 5; С к о ч и н с к и й А. А.,
Заслуженный профессор Б. И. Бокий, «Уголь и железо», 1927, № 18.
МИХАИЛ МИХАИЛОВИЧ
ПРОТОДЬЯКОНОВ
Ш (1874—1930)
лантливому горному инженеру Михаилу Михайловичу Прото-
дьяконову принадлежат работы, заложившие основы перевода горного
искусства на степень науки. Он один из первых в мировой горной
науке отказался от описательной качественной характеристики горных
пород и выдвинул классификацию
крепости горных пород с помощью
количественных коэффициентов, характеризующих
эту крепость. М. М. Протодьяконов,
отказавшись от сложившихся методов
чисто опытного подбора рудничной крепи,
дал методику аналитического
определения её размера. Им впервые разработана
теория давления горных пород,
открывшая цепь исследований в этом
направлении как в России, так и за границей.
Михаил Михайлович Протодьяконов
родился 22 сентября 1874 г. в Оренбурге.
Отец его в то время заведывал
ремесленным училищем. В 1882 г. семья
М. М. Протодьяконова переехала на Нижне-Тагильский завод Пермской
губернии, где отец его начал работать инспектором народных училищ,
а в 1889 г. — в Златоуст. Видимо, здесь, на уральских заводах,
пробудилась любовь к технике и к горному делу, которая определила весь
дальнейший творческий путь М. М. Протодьяконова. Особенно повлияла на
него Уральская горнозаводская выставка в Екатеринбурге,
организованная в 80-х годах прошлого века.
Среднее образование М. М. Протодьяконов получил вначале в
Екатеринбургской, а затем в Уфимской гимназиях. В 1893 г. он поступил
— 1082 —
Михаил Михайлович Протодьяконов
на математическое отделение физико-математического факультета
Петербургского университета. Со второго курса М. М. Протодьяконов
перешёл в Петербургский горный институт и окончил его в 1899 г. Во
время своего пребывания в университете, а затем в институте, он
принимал участие в революционном движении рабочего класса. Время
окончания М. М. Протодьяконовым института совпало с первыми
студенческими забастовками, и через три дня после получения
инженерского звания он был арестован и привлечён к дознанию по делу
«Союза борьбы за освобождение рабочего класса». После
освобождения из-под ареста в конце 1899 г. М. М. Протодьяконов ряд лет
оставался под надзором полиции. Возможность поступления на
государственную службу или перехода на научную работу была для него
исключена.
Практическая работа М. М. Протодьякойова началась на серебро-
свинцовых рудниках Терского горнопромышленного общества, где он
руководил эксплоатацией рудников и вёл строительство
гидротехнических сооружений. Работая на производстве, М. М. Протодьяконов начал
публиковать первые свои работы. В 1904 г. в «Горном журнале»
появилась статья «Горные речки центральной части Северного Кавказа и
некоторые особенности эксплоатации их энергии».
В 1904 г., после снятия политического надзора, М. М.
Протодьяконов получил возможность перейти на педагогическую и научную работу;
он поступил в Екатеринославское высшее горное училище ассистентом
по горному искусству к проф. А. М. Терпигореву. Через год он уехал
в научную командировку за границу. В 1908 г. М. М. Протодьяконов
защитил в Петербургском горном институте диссертацию «Давление
горных пород на рудничную крепь», после чего был избран
экстраординарным, а затем ординарным профессором Екатеринославского высшего
горного училища.
1908—1914 гг. были периодом большой педагогической и научной
работы М. М. Протодьякойова. Он принял участие в создании
многотомного капитального труда «Описание Донецкого бассейна». Собрав
огромный материал в Донбассе, он пишет для этого издания важные
разделы: «Проходка шахт и квершлагов» и «Крепление шахт и
квершлагов». Но славу учёного-горняка создали ему прежде всего работы
о расчёте рудничной крепи и горном давлении, которые, начиная
с 1906 г., непрерывно публикуются в «Записках Екатеринославского
технического общества», в «Известиях Екатеринославского
высшего горного училища», в «Горнозаводском листке» и в «Горном
журнале».
Первое обоснование новых методологических приёмов даётся
в работе «О некоторых попытках применения математики к горному
искусству». Дальнейшее развитие они нашли в упомянутой выше
диссертации, опубликованной под тем же названием в «Горном
журнале» за 1909 г. На ряде съездов по горному делу М. М. Протодья-
— 1083 —
Михаил Михайлович Протодьяконов
конов выступал с докладами: «О крепости горных пород», «О
производительности забойщика по углю», «О давлении сыпучих тел»,
«О бурении шпуров». Он участвовал в специальной комиссии по
обследованию рудников Донецкого бассейна в отношении гремучего газа
и пыли.
Творческая работа М. М. Протодьяконова прервалась в 1914 г. в
связи с туберкулёзом позвоночника и полупараличом ног. На четыре
года он полностью прекратил работу, находясь вначале в Крыму, а затем
в Средней Азии.
В 1918 г., несколько оправившись, он вернулся к педагогической
и научной деятельности, вёл преподавательскую работу в
Средне-азиатском университете и опубликовал ряд капитальных работ по горному
давлению, рудничному креплению, проветриванию, нормированию горных
работ. Наряду с этим, М. М. Протодьяконов принимал участие в работе
основных руководящих и планирующих государственных учреждений
горной промышленности.
С 1918 по 1923 г. он заведывал секцией и состоял консультантом
ВСНХ; с 1926 г. он работал в Средне-азиатском отделении
Геологического комитета, был членом президиума Средне-азиатского Госплана
и консультантом треста «Средазуголь». В 1928 г. М. М. Протодьяконова
избирают председателем Средне-азиатского бюро инженерно-технической
секции. Союза горнорабочих СССР.
Обладая крупными организаторскими способностями, М. М.
Протодьяконов в 1919 г. создал курсы десятников в г. Ташкенте и горное
отделение технического факультета Средне-азиатского государственного
университета. Этот талантливый учёный старался помочь широким
массам народа получить образование; он организовал целую сеть курсов для
молодых шахтёров. Эти курсы были широко известны среди горняков
под названием «протодьяконовских курсов». Он первый оценил и
поддержал изобретателя-забойщика Журавлёва, ныне лауреата Сталинской
премии, предложившего подземное передвижное металлическое
крепление. В 1925 г. Михаил Михайлович Протодьяконов был приглашён
профессором в Московскую горную академию для чтения лекций.
М. М. Протодьяконов обладал способностью излагать самые сложные
теоретические вопросы очень простым языком; его лекции увлекали
слушателей, и в аудиториях, где он читал, всегда нехватало мест для
желающих его послушать.
Несмотря на мягкость характера, Михаил Михайлович был
чрезвычайно требовательным педагогом. Он требовал от студента не только
глубоких знаний материала, но и самостоятельного, инициативного
решения поставленных вопросов. Глубоко уважая своего учителя, студенты
считали для себя позором итти неподготовленными на экзамены к
Михаилу Михайловичу.
М. М. Протодьяконов обладал редкой способностью завоёвывать
симпатии людей. Интересуясь каждым человеком, с которым ему при-
— 1084 —
Михаил Михайлович Протодьяконов
ходилось сталкиваться, он умел после самой непродолжительной беседы
заставить собеседника поделиться самыми сокровенными мыслями.
Он всегда старался оказать окружающим помощь и облегчить их
трудное положение. В течение нескольких лет М. М. Протодьяконов
оказывал материальную помощь семье Я. М. Свердлова, когда он находился
в ссылке.
Михаил Михайлович постоянно был загружен работой, занимавшей
у него 14—15 часов в сутки. Даже когда у него отнялись ноги, он, лёжа
в постели, не прекращал работу. Но его здоровье прогрессивно
ухудшалось, и 5 апреля 1930 г., всего лишь 56 лет, М. М. Протодьяконов
скончался.
Центральное место в исследованиях М. М. Протодьяконова
занимают вопросы горного давления.
В то время, когда М. М. Протодьяконов начал заниматься этими
вопросами, горной науке был известен только чисто эмпирический путь
решения вопросов, связанных с горным давлением; опытным путём
подбирались необходимые виды и размеры крепления и величины
поддерживающих целиков полезного ископаемого. М. М. Протодьяконов
поставил целью создать аналитический метод определения величины горного
давления, могущий стать основой точного решения сложных вопросов
практики.
Зная о невозможности для своего времени во всей глубине познать
законы горного давления, М. М. Протодьяконов выдвинул предложение
рассматривать горные породы «как состоящие из отдельных кусков, т. е.
как тела «несвязные» или до известной степени сыпучие». Он указывал,
что такое представление не противоречит действительности, так как
горные породы всегда в той или иной степени трещиноваты. Исходя из
этого, М. М. Протодьяконов распространил на горные породы свойства
несвязанных тел образовывать угол естественного откоса, зависящий от
коэффициента трения между частичками несвязанных тел. Это свойство
всем хорошо известно. Насыпая, например, песок в кучу, мы. в силу
малого коэффициента трения между песчинками, получим небольшой угол
естественного откоса этой кучи. Беря более связанные вещества с
высоким коэффициентом трения, получим кучу с большим углом
естественного откоса. До того момента, пока не достигнут угол естественного
откоса, частицы сыпучего тела удерживаются в куче одна на другой
силами трения. Эти силы трения в механике горных пород принято
условно выражать через так называемый угол внутреннего трения данной
сыпучей породы, который в момент предельного равновесия равен углу
естественного откоса. Для горных пород, т. е. тел, отчасти связанных
между собой, помимо внутреннего трения между частицами, необходимо
учитывать возникающие также силы сцепления между ними,
увеличивающие коэффициент внутреннего трения. Этот новый — кажущийся —
коэффициент трения, названный Протодьяконовым «коэффициентом
крепости», является универсальным относительным показателем сопроти-
— 1085 —
Михаил Михайлович Протодьяконов
вляемости горных пород внешним механическим усилиям. Эту
сопротивляемость горных пород М. М. Протодьяконов экспериментально
проверил в отношении добываемости ручными работами, буримости,
взрываемости, устойчивости при обрушении, величины давления на
крепь и т. д. «Мы вправе приближённо считать, — указывает М. М.
Протодьяконов, — что если какая-нибудь порода крепче другой в
некоторое число раз в одном каком-нибудь отношении, например, при
бурении, то во столько же раз она будет крепче и во всяком
другом отношении, например, при взрывании, в отношении давления
на крепь и т. д.».
Проверив экспериментально коэффициент крепости по различным
показателям, в некоторых случаях взяв средние от показателей,
полученных по разным процессам, оговорив отступление для отдельных
процессов, М. М. Протодьяконов впервые дал количественную
характеристику горных пород, как основу для аналитических расчётов по
различным горным процессам.
Большим научным достижением М. М. Протодьяконова является
формулировка гипотезы о давлении горных пород, которая вытекала из
его толкования природы горных пород. К тому времени было известно,
что горное давление, возникающее в зоне выработок, является
результатом давления не всей вообще толщи горных пород до поверхности, а
лишь какой-то незначительной части этой толщи. Было известно, что
равновесие рыхлых горных пород, нарушенное проведением выработок,
восстанавливается через некоторое время, причём кровля приобретает
сводообразную форму.
В 1885 г. французский учёный Фейоль, проделав на моделях большое
количество опытов для выяснения вопроса влияния горных выработок
на окружающую их породу, заметил возникновение свода или купола
над выработками. Его работы, не содержавшие никакой
математической теории, были чисто эмпирическими и не давали каких-либо
количественных результатов. М. М. Протодьяконов поставил перед собой
задачу найти не качественную картину явлений в породах при
проведении горных выработок, а количественную теорию, «расчётные формулы,
удобные для пользования и точные постольку, поскольку это требуется
жизнью».
Для понимания законов сдвижения горных пород в зоне выработок
он выдвинул гипотезу свода. «Наблюдения показывают, — говорил он,—
что, когда выработка проведена под значительной толщей подчас
несвязанной породы (например, под закладкой), то в выработке не обру-
шается вся вышележащая масса, а из кусков, зажатых давлением,
образуется сам собой свод «а» (правда, довольно неустойчивый), который
поддерживает основную кладку, так что упасть в выработку, а
следовательно, и давить на крепь могут лишь куски части «в», внутри этого
свода. Таким образом, давление на крепь будет в этом случае
непосредственно равно весу объёма «в» пород кровли».
— 1086 —
Михаил Михайлович Протодьяконов
Несмотря на большие достижения в области изучения законов
сдвижения горных пород в последующие годы и на появление ряда
новых гипотез о законах этого сдвижения, гипотеза свода сохранила
своё значение для узких выработок и для некрепких трещиноватых
пород.
Исходя из гипотезы свода, М. М. Протодьяконов аналитически
определил давление породы на крепь, установив, что «на крепь давит своим
весом параболический объём породы, ширина которого равна пролёту
выработки, а высота — полупролёту, делённому на коэффициент трения
пород кровли».
Установленная аналитическим способом величина давления
соответствовала, как это показала практика, действительному давлению на
крепь. Так впервые в истории горного дела совершился переход от груб©
качественных эмпирических оценок к количественным инженерным
расчётам в проблеме горного давления, позволившим более глубоко решать
вопросы практики.
Опубликовав в 1909 г. статью М. М. Протодьяконова «Давление
горных пород на рудничную крепь», редакция «Горного журнала»
снабдила её предисловием с краткой характеристикой взглядов автора.
Редакция указывала, что «...до сих пор, как известно, рудничное крепление
производилось и производится на чисто эмпирических началах и в
большинстве курсов горного искусства, даже и в справочных книгах по
горному делу, обыкновенно не приводится никаких формул для расчёта
рудничного крепления в зависимости от давления горных пород, а лишь
указывается на способы крепления выработок, на материал,
употребляемый на крепление, а также даются числовые данные, заимствованные
из практики относительно размера, веса и стоимости рудничной
крепи».
Большое место в работах М. М. Протодьяконова занимала
разработка вопросов проветривания горных выработок. Выход в свет в 1911 г.
его труда «Проветривание рудников», выдержавшего за короткий срок
пять изданий, был крупным событием в развитии горной науки.
М. М. Протодьяконов сумел и в этой относительно разработанной
области дать свойственную ему своеобразную трактовку всех вопросов
рудничного проветривания. Курс «Проветривание рудников» отличался
чрезвычайно простым изложением. Сложные математические выкладки,
в отличие от ряда других подобных курсов, там отсутствовали. Но это
ни в какой степени не снижало научной значимости книги. В
теоретической части книги М. М, Протодьяконову удалось сочетать глубокий
научный анализ вопросов проветривания с методикой упрощённых
расчётов. В инструктивной части книги дано полное представление о
приспособлениях и оборудовании, применяемых при проветривании рудников.
Здесь же приведены общие правила проветривания. В отдельной части
книги даны описания испытательных станций и способы определения
рудничного газа. Красной нитью в этой работе М. М. Протодьяконова
— 1087 -
Михаил Михайлович Протодьяконов
проходит мысль о том, что хорошее проветривание рудничных выработок
зависит не столько от применяемого оборудования, сколько от
повседневного внимания к вопросам вентиляции на руднике.
Ещё в 1909 г. М. М. Протодьяконов занялся вопросами определения
производительности рабочих в зависимости от крепости горных пород.
Особенно значительные исследования по этим вопросам были проведены
под его руководством в начале 20-х годов, результатом чего явилось
капитальное исследование, опубликованное в 1926 г. под заглавием
«Материалы для урочного положения горных работ».
В этом исследовании изложены результаты десятков тысяч хроно-
метражных наблюдений над отдельными операциями по добыче угля,
креплению выработок, подземному транспорту. Все данные обработаны,
установлены нормы времени для различных операций. Дана графически
и аналитически зависимость норм времени от основных факторов.
Методологическое значение этой работы было исключительно велико. Для
целого ряда операций выведенные формулы сохранили значение до
настоящего времени.
Характерной особенностью исследований М. М. Протодьяконова
было стремление найти научное решение не в абстрактных целях,
а для того, чтобы на более совершенной основе решать практические
вопросы.
Широко применяя в горном деле аналитический метод, он всегда
выступал против абстрактных приёмов, не имеющих практического
значения. «Точность метода, — говорил он, — должна соответствовать
точности данных».
М. М. Протодьяконов предостерегал против переоценки
разработанных им приёмов, ясно отдавая себе отчёт в том, как сложны явления,
возникающие при добыче полезных ископаемых, и твёрдо веря, что
советская наука по мере накопления материалов и усовершенствования
методов исследования создаст теории, более полно и глубоко отражающие
законы, лежащие в основе горного дела.
Главнейшие труды М. М. Протодьяконова: Горные речки центральной части
Северного Кавказа и некоторые особенности эксплоатации их энергии, «Горный
журнал», 1904; О некоторых попытках применения математики к горному искусству,
«Записки Екатеринославского технического о-ва», Харьков, 1906;
Серебро-свинцовые рудники Терского горнопромышленного общества, Сборник технических статей
(приложение к «Горнозаводскому листку»), Харьков, 1906; Условия свинцово-рудного
дела за границей и сравнение их с русскими, «Известия Екатеринославского высшего
горного училища», 1907, вып. 1-й; Давление горных пород на рудничную крепь,
«Горный журнал», 1909; Давление горных пород на рудничную крепь (диссертация),
«Известия Екатеринославского высшего горного училища», 1908, вып. 1-й;
Производительность забойщика по углю, «Горный журнал», 1909; Крепость горных пород
с точки зрения горного искусства, «Труды первого всероссийского съезда по горному
делу, машиностроению и металлургии», Екатеринослав, 1910; Проветривания
рудников, Екатеринослав, 1911; Попытки опытного исследования законов давления пород
на горные выработки, «Горный журнал», 1912; Описание Донецкого бассейна, т. 1,
— 1088 —
Михаил Михайлович Протодьяконов
вып. 1-й; Проходка шахт и квершлагов, Харьков — Екатеринослав, 1914; К вопросу
о давлении сыпучих тел, «Горный журнал», 1916; Описание Донецкого бассейна, т. I,
вып. 2-й; Крепление шахт и квершлагов, Харьков — Екатеринослав, 1916; Краткий
курс горного искусства (литограф.), Ташкент, 1921; Материалы для урочного
положения горных работ, Рукопись для ЦСНХ, Ташкент, 1922; К вопросу о составлении
урочного положения горных работ, «Инженерный труд», 1924; Давление горных пород
и рудничное крепление, ч 1; Давление горных пород, Москва, 1930.
О М М. Протодьяконове: Гендлер Е С, Профессор Михаил Михайлович
Протодьяконов, «Горный журнал», 1931, №4; Терпигорев А. М., Памяти
профессора М. М. Протодьяконова, «Уголь», 1930, № 56; «Горный журнал», 1925, № 7;
Зворыкин А. А., Михаил Михайлович Протодьяконов, «Горный журнал», 1946,
№ 1.
ИВАН ГАВРИ ЛОВИ Ч
АЛЕКСАНДРОВ
(1875—1936)
ван Гаврилович Александров — выдающийся инженер и учёный,
строитель Днепрогэса и других крупнейших гидротехнических
сооружений СССР — родился в 1875 году. Отец его был фельдшером в одной
из московских больниц. Там же работала медицинской сестрой его
мать. Ещё реалистом И. Г.
Александров зарабатывал себе на
существование уроками. До поступления
в высшее учебное заведение он два
года работал слесарем.
Выдержав конкурсные
испытания, он поступил в Московское
инженерное училище путей
сообщения. Окончив училище в 1901 г.,
И. Г. Александров в течение
одиннадцати лет работал инженером
путей сообщения — строил участок
Оренбургско - Ташкентской
железной дороги, проектировал у проф.
Патона большие мосты, руководил
сооружением ряда мостов по своим
проектам, в том числе Финляндского моста через Неву; с известным
мостовиком Кривошеиным он проектировал мосты через Волгу у Старицы и
Бородинский мост в Москве.
Но занятия проектированием и сооружением мостов его полностью
не удовлетворяли. В 1912 г. он впервые столкнулся с водными
проблемами, решению которых в дальнейшем отдал все свои творческие силы.
В водных проблемах переплетаются разнообразные
народнохозяйственные интересы. Энергетика, орошение, водный транспорт, осушение,
водоснабжение, рыбное хозяйство, — все они ставят свои особые,
сложные вопросы. К решению технической задачи самой по себе приба-
— 1090 —
Иван Гаврилович Александров
вляется проблема увязки многочисленных, часто противоречивых ийте-
ресов водопользователей. Нахождение оптимального варианта решения
водной проблемы требует широчайшей подготовки во многих
технических и экономических областях. И. Г. Александров, уже завоевавший
себе имя, вступая в новую для него область, не испугался этих
трудностей. С необычайной энергией он начал овладевать своей новой
специальностью.
В течение ряда лет он руководил изысканиями и проектированием
орошения земель в Средней Азии в бассейне реки Сыр-Дарьи. Со
свойственным ему инженерным вкусом и технической логикой им были
Бородинский мост через Москва-реку.
оформлены большие проекты: «Схема орошения Ташкентского района»,
«Эскизный проект орошения Юго-Восточной Ферганы» и «Схема
регулирования стока реки Сыр-Дарьи», которые были использованы уже в
советский период.
С 1920 г. И. Г. Александров начал работу по Днепру — работу,
которая создала ему мировое имя. Днепровский проект имел свою
большую историю. До 1905 г. проекты имели только воднотранспортное
назначение; с 1905 г. началось также рассмотрение энергетического
использования порожистого участка Днепра. За 12 лет было составлено
16 проектов, в которых предусматривалось сооружение от двух до
четырёх плотин. Наибольшая мощность сооружаемых гидростанций при
этом не превышала 160 000 киловатт. И. Г. Александров, оценив
значение Днепровской гидростанции как гигантского источника дешёвой
энергии, создал одноплотинный вариант, при котором плотина
поднимала воды Днепра более чем на 35 метров, сразу перекрывая все
днепровские пороги и создавая возможность установки сверхмощной
гидростанции.
Проект И. Г. Александрова не ограничивается чистой энергетикой
Убедительными технико-экономическими расчётами он показал, как
Днепрогэс станет сердцем мощнейшего комбината ряда электроёмки*
— 1091 —
Иван Гаврилович Александров
производств. Создание энергопромышленного узла ставило новые
транспортные проблемы по связи его с районами сырья и потребления. Здесь
И. Г. Александрову пригодился и его богатый опыт
инженера-транспортника. Он разрабатывает схему сверхмагистрали Марганец —
Запорожье— Демурино. В транспортную схему включается как важнейшая
водная магистраль и Днепр. В проектируемой запорожской плотине
предусматривается сооружение шлюза, и для обеспечения глубин
намечается шлюзование Нижнего Днепра.
На этом проекте развернулся талант И. Г. Александрова как мастера
комплексности. Он никогда не рассматривал поставленные вопросы
изолированно; он всегда искал необходимую комплексность, которая
определялась задачами развития народного хозяйства в целом. На Нижнем
Днепре для увеличения глубин должны сооружаться плотины, —
следовательно, при них могут быть построены гидростанции. Богатые
днепровские степи, получив воду для орошения, могут стать основным
хлопковым районом Европейской части Союза. И этот вопрос увязывается
со схемой Днепра.
Проект далеко вышел за границы участка порогов у селения Кич-
кас, где было предположено возвести грандиозную плотину длиною
более ZU километра. В проекте появились разделы, посвященные
различным производствам, которые должны развиваться на базе гидроэнергии.
Специально была изучена перспектива строительства нового города
Большого Запорожья, переустройства Херсонского порта и многие
другие вопросы.
Представленная И. Г. Александровым схема была в общем одобрена,
и в январе 1921 г. была создана специальная проектно-изыскательская
организация «Днепрострой» для разработки всех проектов сооружений
на Днепре.
Разработка проекта Днепрогэса требовала проведения детальных
изысканий и исследований: топографических, гидрологических,
геологических и многих других. Главный инженер строительства Иван
Гаврилович Александров был душой всего этого дела.
На составление проекта огромного, небывалого ешё в мире
строительства ушло шесть лет. В процессе творческих исканий один за
другим рассматривались различные варианты; был принят девятый.
Проектная мощность станции была доведена до 560 000 киловатт.
Необычайные трудности проектирования гидротехнических
сооружений такого большого масштаба были с успехом преодолены благодаря
блестящей эрудиции И. Г. Александрова, Проектирование Днепрогэса
было поставлено как научная проблема. По инициативе И. Г.
Александрова при ЦАГИ была создана первоклассная гидравлическая
лаборатория, где проводились многочисленные исследования, обосновывающие
технические решения.
Оценивая свой проект, И. Г. Александров писал: «Проект вышел из
гидротехнических рамок, захватив в свою орбиту железные дороги,
— 1092 —
Иван Гаврилович Александров
металлургию и прочее, и если здесь были сделаны некоторые ошибки,
то разве только в том, что курс на комплексное проектирование был
взят недостаточно полно...».
Два года длилась экспертиза проекта. Это были два года
жестоких боёв с противниками комплексности. И. Г. Александров тщательно
изучил вопросы чёрной металлургии, химической промышленности и
другие вопросы и с полным знанием их вступал в острые дискуссии с
признанными специалистами. Уменье видеть основное, высокая
принципиальность позволили И. Г. Александрову выйти из испытания с честью.
Здание силовой станции Днепрогэса.
В этом ему немало содействовал его темперамент энергичного и
волевого человека.
Менее чем через пять лет состоялся пуск первой турбины.
В 1932 г. на «Доску Почёта» Днепростроя заносится имя
И. Г. Александрова как автора этого замечательного сооружения.
Правительство награждает его высочайшей наградой — орденом Ленина.
Днепрогэс стал центром мощного промышленного комплекса, к
которому ежегодно подвозили миллионы тонн сырья. После связи
Днепрогэса линиями электропередач с Донбассом он превратился в основу
огромной Южной энергосистемы.
Днепрогэс был важнейшей составной частью ленинско-сталинского
плана электрификации — гениального плана перестройки советской
страны. Второй программой партии назвал В. И. Ленин этот план.
«Мастерский набросок действительно единого и действительно
государственного хозяйственного плана без кавычек», — писал о нём И. В. Сталин.
И. Г. Александров, являясь энтузиастом этого плана технической
реконструкции огромной страны, много сделал для его технического
осуществления. Он активно работал в комиссии по составлению плана
электрификации России (ГОЭЛРО). Ехму принадлежат основные
работы по плану электрификации Южного района. И. Г. Александров весь
отдался работе по государственному планированию. Всю свою
богатейшую эрудицию он внёс в эти важнейшие для страны работы.
И. Г. Александров лично провёл разработку методологии
экономического районирования СССР. Прекрасно зная важнейшие вопросы
— 1093 —
Днепровская плотина.
Иван Гаврилович Александров
электрификации транспортного и водного хозяйства, он обосновал
теорию экономического размещения производственных центров, основы
производственного комбинирования и решения других проблем. Уже тогда
И. Г. Александров предвосхитил основные идеи сверхмагистрализации
железных дорог.
С 1921 г. он состоял членом президиума Госплана.
В период 1931—32 гг. И. Г. Александров, руководя сектором
энергетики Госплана, работал над основами генерального плана
электрификации СССР. До последних лет своей жизни И. Г. Александров был тесно
связан с госплановской работой, и много его идей и мыслей получило
воплощение в осуществлённых схемах и проектах. За заслуги в
области государственного планирования Иван Гаврилович Александров был
награждён советским правительством орденом Трудового Красного
Знамени.
Опыт проектирования днепровского комплекса позволил И. Г.
Александрову поднять на большую научную высоту разработку
водохозяйственных проблем. Он создал при Госплане СССР проектный институт по
крупным водохозяйственным проблемам (Гипровод). Все крупные водные
проблемы, имевшие связь с ирригацией, прошли через Гипровод и
получили «путёвку в жизнь» от И. Г. Александрова. Здесь прорабатывались
Нижний Днепр и Верхний Дон, Маныч, Терек и Сулак, Урал и Заволжье;
по Средней Азии: Чу, Или, Мургаб, Чирчик и многие другие.
В проектах по Биробиджану и Приморью рассматривался Дальний
Восток.
Со свойственной ему способностью видеть в частностях общее
И. Г. Александров из проекта орошения в бассейне реки Чирчика
создал схему электрификации Средней Азии. Хорошо зная богатые
энергетические возможности Чирчик-Чаткальского бассейна, он проектирует
создание Чирчикского энергохимического комбината. Вода Чирчика
должна дать дешёвую энергию, используя которую, из воды же и из воздуха
должны быть получены водород и азот для синтетического производства
азотно-туковых удобрений, так необходимых для Средней Азии. Пройдя
гидротурбины, вода должна поступать в специальные водохранилища,
где перераспределяется в оросительные системы. Эта замечательная идея
теперь в основном осуществлена, и Чирчикский комбинат
работает.
Проблема Чирчика явилась только одним из элементов генерального
плана электрификации Средней Азии, разработанного И. Г.
Александровым. Большое внимание И. Г. Александров посвятил
интереснейшему району нашей страны будущего, стране «А—Е» — «Ангаро-
Енисей».
В самое большое в мире пресноводное озеро Байкал впадает
множество рек, а вытекает одна Ангара. На Ангаре, имеющей большое
падение, находится ряд порожистых участков. Большим падением
отличаются также и притоки Ангары — реки Иркут, Китой, Ока и другие.
— 1095 —
Иван Гаврилович Александров
Более 70 миллиардов киловатт-часов могли бы дать гидроустановки на
этих реках. Эта «гидроэнергетическая жемчужина», к сожалению,
находится в совершенно необжигом районе, притом в районе, который с точки
зрения полезных ископаемых оценивался весьма невысоко.
И. Г. Александров указал, что единственной причиной подобной
оценки является недостаточная разведанность района. Он проявил
исключительную активность в разработке этой проблемы, по масштабам
превышающей всё известное до того времени. Это была какая-то симфония
комплексного проектирования.
Бесспорно, что трудно строить гидростанции в необжитом районе.
Но ещё более трудно будет обеспечить сразу полное использование
больших количеств энергии. И. Г. Александров детально обосновывает
промышленную подготовку района. На базе черемховских углей выдвигается
предварительное сооружение теплоэлектроцентрали. Учитывая, что
Ангаро-Байкальский район является основным лесным резервом
Советского Союза, он проектирует Черемховский лесокомбинат. На базе
обнаруженных месторождений полезных ископаемых намечает Черемхов-
ско-Бархатовский, Иркутский, Братский, Шаманский и Верхне-Удинский
комбинаты. Уголь и сталь, алюминий и цветные металлы, азотно-туки и
машины, цемент и лесоматериалы — вот что должны дать стране эти
комбинаты.
И. Г. Александров в своих планах не ограничивается бассейном реки
Ангары. В проекты включены нижнее течение Енисея, проблема Игарк-
ского порга, связанная с проблемой Великого Северного пути; проблема
Ангары перерастает в большую проблему Восточной Сибири.
И. Г. Александров предложил строительство Байкало-Амурской
магистрали как основной транзитной линии для связи Тихого океана с
центром СССР. Это и множество других предложений были впоследствии
осуществлены в той или иной мере в период Сталинских пятилеток.
В целях борьбы с засухой и обеспечения устойчивых урожаев
пшеницы в Южном Заволжье правительство СССР приняло решение о
проектировании большого узла гидротехнических сооружений на Волге.
Была намечена постройка у г. Камышина плотины с
гидроэлектростанцией и шлюзами. Плотина должна была дать возможность оросить до
4 миллионов гектаров лучших земель Южного Заволжья. Этот проект
в 1932 г. поручается И. Г. Александрову. Свой проект создания
«советской Калифорнии» он смог представить для правительственной
экспертизы уже в 1934 г. Замысел проекта поражает своей убедительностью
и логикой. На базе электроэнергии создаётся величайший
сельскохозяйственный район с огромной продукцией сельскохозяйственных культур
и животноводства. Здесь же намечается создание крупной
промышленности как по переработке сельскохозяйственного сырья, так и
по другим отраслям, связанным с жизнью крупнейшей в мире
ирригационной системой, огромной сетью электропередач, механизацией всей
сельскохозяйственной системы, коммунальным строительством и т. д.
— 1096 —
Иван Гаврилозан Александров
Кроме мощнейшей гидростанции в 1,5 миллиона киловатт, намечено
сооружение тепловых станций на горючих сланцах. Водохранилище,
образованное плотиной, позволяет в период навигации обеспечить
глубоководное судоходство до самой Астрахани. Новое Заволжье
потребует мощного развития сети железных дорог и сооружения новых
мостов через Волгу. Такая сеть была также разработана в проекте
И. Г. Александрова.
В этом невиданном по размаху проекте возникли десятки проблем:
формы освоения орошаемых территорий, перенос затопляемых селений
и городов на новые территории, новые виды энергоёмких производств
и т. д. Все они нашли в проекте экономически оптимальное решение.
В проекте разработан вопрос соединения Волги и Дона по рекам
Иловле и Камышинке и вопрос шлюзования Нижнего Дона. Таким
образом, в руках И. Г. Александрова проект ирригации Заволжья
превратился в проект полной реконструкции громадной территории Юго-
Востока. Этот проект вошёл важнейшим звеном в разработанный
впоследствии план «Большой Волги», отдельные элементы которого —
Иваньковский, Угличский и Рыбинский гидроузлы — были осуществлены
до Отечественной войны.
Разносторонней деятельностью во всех областях техники И. Г.
Александров давно заслужил всеобщее признание как выдающийся инженер
страны социализма. Он был творческим инженером, а творчество
неотделимо от науки. Нет ни одного вопроса, который он разрешил бы, не
пробуя найти новые пути, новые, более рациональные методы.
При проектировании Камышинской плотины возникли серьёзные
затруднения в связи со своеобразием геологических условий,
потребовавших для своего изучения применения тонких и сложных методов
исследования. И. Г. Александров находит решение: кессонный метод
производства работ. Он лично руководит проектированием опытного кессона
для проведения серьёзных исследований, которые сделали бы честь
лучшим научным институтам.
Вместо шлюзования нефтяных барж И. Г. Александров предлагает
производить перекачку нефти в верхний бьеф, что, оказывается,
удешевляет эксплоатацию. Схема орошения решена оригинально на основе
применения ряда водохранилищ на территории массива. Водохранилища
позволяют регулировать орошение и значительно уменьшить мощность
насосных станций на Волге. При проработке схемы Ангары И. Г.
Александров выдвинул предложение получать синтетический каучук из
карбида кальция.
От генеральных концепций по реконструкции целых районов до
отдельных предложений по конструкциям и расчётам — всюду для
И. Г. Александрова характерен творческий подход и искания. У него был
собственный метод работы, которому он оставался верен всю жизнь.
Все свои проекты и идеи, как бы сложны они ни были, он разрабатывал
сам. Освоив исходные материалы, он уединялся, иногда надолго, и ра-
— 1097 —
Изан Гаврилович Александров
ботал, избегая помощи даже в подсобных подсчётах. Его
затворничество заканчивалось составлением лаконической тезисной записки и схем
на клетчатке, которые служили директивой для дальнейшей работы его
помощникам. Этим он всегда обеспечивал единство замысла и то, что
его технические идеи находили отражение в каждом частном решении.
И. Г. Александров был хорошим организатором и поощрял
инициативу работников. Работавшие с ним приобретали особый
«александровский» стиль работы.
Несмотря на занятость, И. Г. Александров находил время не только
организовывать научную работу вокруг прорабатываемых им проблем, но
и непосредственно писать, редактировать, направлять издание
множества трудов и научных материалов. Его статьи публиковались в
технических и научных журналах, в русской и иностранной печати. Изданные
под его руководством и при его непосредственном участии труды по
Днепрострою и ирригации Заволжья стали классическими источниками
теоретического знания и опыта для советских инженеров.
Научные заслуги Ивана Гавриловича Александрова нашли
достойную оценку избранием его в 1932 г. в действительные члены Академии
наук СССР. Он был представителем СССР в Международной комиссии
по большим плотинам. В Европе и Америке он был всеми признан как
инженер с мировым именем, и Иван Гаврилович с гордостью
представлял новую советскую технику.
В последние дни своей жизни И. Г.Александров снова вернулся
к транспортным проблемам, возглавив созданную по его инициативе
Транспортную секцию Академии наук СССР. Под его руководством
разрабатывался генеральный план реконструкции всех видов транспорта.
2 мая 1936 года И. Г. Александрова не стало.
Иван Гаврилович Александров прожил большую жизнь. В веках
останется память о большом советском инженере, преобразователе
страны.
Главнейшие труды И. Г. Александрова: Экономическое районирование
России, М., 1921; Проект орошения Юго-Восточной Ферганы, М., 1923; Орошение новых
земель в Ташкентском районе, М., 1923; Основы хозяйственного районирования
СССР, М. — Л., 1924; Электрификация Днепра, Одесса, 1924; Днепрострой (проект),
М., 1929—1935, т. 1—2; Проблемы Ангары, М.—Л., 1931; Камышинский узел и ирригация
Заволжья в связи с решением проблемы Большой Волги, М.—Л., 1934.
О И. Г. Александрове: Памяти Ивана Гавриловича Александрова, «Вестник
Академии наук СССР», 1936, № 6; «Известия», 1936, 4 мая; «Электричество», 1936, № 10
(статьи: Б. Веденеева и Б. Кузнецова).
АРХИТЕКТУРА
ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ БАЖЕНОВ
БАРМА и ПОСНИК
(XVI в.)
<*?? стен Московского Кремля — на Красной площади —
возвышается замечательный памятник русского зодчества — Покровский
собор, более известный под именем храма Василия Блаженного. Этот
храм, сверкающий своими многоцветными главами по соседству с
мощными стенами и башнями Кремля, создан в одну из самых
знаменательных эпох русской истории. В прекрасных архитектурных формах храма
Василия Блаженного .запечатлены великие победы русского народа над
врагами, торжество и радость народа, создавшего своё единое
национальное государство.
В 1552 г. царь Иван IV Грозный овладел Казанью — последним
оплотом татарских ханов. Эту историческую победу, завершавшую собой
длительный процесс освобождения Руси от татарского ига, царь Иван
Васильевич задумал отметить сооружением в Москве храма на главной
площади столицы. Для строительства нового собора Иван Васильевич
выбрал наиболее искусных мастеров — выдающихся русских зодчих
того времени. Только в 1895 г. стали известны их имена: в собрании
Румянцевского музея были обнаружены два рукописных сборника
XVII в., в одном из которых (Румянцевском) говорится: «Дарова ему
(царю Ивану) бог дву мастеров русских, по реклу Посника и Барму»,
а в другом (Пискарёвском) кратко сообщается: «А мастер (собора) был
Барма со товарищи».
Найденные рукописи не только называют имена строителей собора,
но и дают им характеристику: мастера эти «быша премудрии и удобны
таковому чудному делу», т. е. они были настолько выдающимися по
своему времени архитекторами, что лучше других могли выполнить
такое значительное государственное задание.
Храм, постройку которого задумал Иван IV, должен был быть
посвящен тем святым, в дни которых были одержаны победы русских
войск над татарами и совершилось взятие Казани. Поэтому в 1553 г. на
Красной площади, около стоявшего там Троицкого храма, было поста-
— 1103 —
Барм а и По сник
влено сперва семь деревянных церквей, являвшихся памятниками
отдельных побед и соответственно носивших имена отдельных святых. Но скоро
созрела мысль показать, что все эти победы были общим делом единого
русского национального государства, и объединить эти церкви в один
величественный соборный храм. И царь, по совету митрополита Макария,
как рассказывает найденная рукопись, в 1554 г. заказывает Поснику и
Барме построить на Красной площади один храм с семью престолами.
Посник и Барма видоизменили это задание: по их замыслу композиция
должна была состоять из восьми башен с объединяющим центром в виде
девятой башни, возвышающейся стройным шатром над боковыми
башнями и как бы собирающей их вокруг себя. Поводом к самовольному
изменению задания послужили исключительно художественные соображения
мастеров. В рукописи говорится: «мастеры же божиим промыслом осно-
ваша девять престолов, не якож повелено им, но яко по бозе разум да-
ровася им в размерении основания». Храм оказался исключительным как
в художественном, так и в строительном отношении. По своему внешнему
облику он не походил на обычные, наиболее распространённые в первой
половине XVI в. типы культовых сооружений. Но идея объединения
отдельных частей храма в единую архитектурную композицию,
включающую приделы, трапезные, колокольни, надгробные часовни и т. п., уже
разрабатывалась в то время в русском зодчестве. Так, ко времени постройки
Покровского собора был обстроен приделами Московский
Благовещенский собор в Кремле, построен собор Ростовского Авраамиева монастыря,
создана церковь в Дьякове, закончен Борисоглебский собор в Старице.
Эту связь основных принципов композиции Покровского собора с
русской архитектурной традицией подчёркивает летописец. Барма и Посник
были мастерами, глубоко изучившими памятники русской архитектуры —
каменной и деревянной. Очевидно, они имели в своём распоряжении
многочисленные модели, чертежи и зарисовки как самих памятников, так и
их деталей.
Барма и Посник, в освещении летописца, предстают как русские
мастера, великолепно знающие и понимающие народную архитектуру.
Наряду с этим, при изучении архитектурных особенностей храма нельзя
не заметить знакомства мастеров с лучшими образцами
западноевропейского искусства.
Архитектура храма Василия Блаженного глубоко своеобразна.
Собор представляет собой сложную композицию из девяти отдельных
храмов-башен: четыре большие и четыре малые башни, несущие купола
с главами, группируются по сторонам центрального шатра. Все эти
башни и главы имеют различную декоративную обработку и создают
в совокупности впечатление фантастического богатства архитектурных
и декоративных форм. Однако, первоначальный облик храма Василия
Блаженного, созданный Бармой и Посником, был иным: здание собора,
выложенное из красного кирпича с белокаменными деталями и
профилями, было двухцветным. Полихромняя, сверкающая множеством красок
— 1104 —
Барма и Посник
расцветка стен, башен, куполов, глав была создана значительно
позднее — в XVII в., когда к 9 башням собора была присоединена также
отдельно стоящая колокольня, пристроены крыльца и галлереи.
Архитектурный замысел Бармы и Посника, несмотря на кажущуюся
сложность композиции, очень ясен и чёток: высоко вздымающийся
центральный шатёр главенствует над симметрично расположенными
Храм Василия Блаженного в Москве.
четырьмя большими и четырьмя малыми башнями-главами; большие
башни расположены по отношению к центральной шатровой башне — по
кресту, а малые — по диагонали. Вся эта величественная пирамидальная
группа башен торжественно возвышается над главной площадью
столицы, составляя своими выразительными, живописными формами
художественный контраст строгим стенам Кремля. В неистощимой
художественной фантазии зодчих сказались образы русского народного
искусства: причудливые формы храма Василия Блаженного отражают мотивы
древнерусского народного эпоса, народных преданий и сказок.
Праздничные, торжественные формы этого храма делают его подлинным
монументом триумфа, монументом победы молодого государства над
его врагами.
Во время строительства Покровского собора, 15 декабря 1555 г.,
царским указом велено: «Псковскому дьяку... да старостам Псков-
— 1105 —
Барма и Поснак
ским..., да с ними церковному и городскому мастеру Поснику Яковлев,
да каменщикам Псковским Ивашку Ширяю с товарищи.., к весне в
Казани новый город Казань камень делами...». В указе приводится
отчество Посника: Яковлев. Таким образом, полное имя Посника: Иван
Яковлевич. В Московской Руси кличкой Посник заменялось имя Иван,
даваемое в честь святых Иоанна Предтечи или Иоанна Посника.
Посник был псковским мастером, а в XVI в. псковская школа архитектуры
была передовой. Привлечение Посника, имевшего редкое по тому
времени звание «церковного и городового (т. е. крепостного) мастера»,
к строительству Покровского собора и к возведению каменных стен
Казанского Кремля вполне понятно.
После отъезда Посника Барма ведёт постройку храма Василия
Блаженного один. В 1560 г. строительство собора полностью
заканчивается. Дальнейшая судьба Бармы мало известна.
Посник с 1556 г. работает в Казани. Он руководит строительством
каменных стен Казанского Кремля и выводит стену свыше 600 метров
протяжением, главным образом, в южной и юго-западной части Кремля.
Стены сложены из местного известняка на извести, с забутовкой,
и достигают 6,5 метра высоты. По стене шёл высокий парапет с
бойницами. Кроме стены были возведены четыре надвратные двухэтажные
башни: Спасская, Преображенская, Никольская (позднее названная
Тайничной) и Воскресенская. На высоте второго этажа Спасской башни,
с северной её стороны, была построена маленькая церковка Спаса,
псковского типа, с одной главой. Северная стена церкви была
расчленена на пять пролётов. Около церкви, на северном парапете башни
стояла псковского же типа звонница. Композиция церкви была хорошо
увязана с суровым обликом башни, на фоне которой выделялась со
стороны Кремля, а главка как бы завершала весь комплекс. Тогда же
внутри стен был поставлен небольшой храм Николы ратного,
двухэтажный, с трапезной палатой для монахов Спасского монастыря. В нижнем
этаже помещались просвирня, хлебня и палатка, в верхнем, к заладной
стороне маленького, одноглавого, бесстолпного храма примыкала,
повидимому, одностолпная трапезная.
Все эти сооружения возведены Иваном Яковлевичем Посником.
Помимо этого, ему приписывается и построение в- 1561—1562 гг.
Казанского Благовещенского собора, который действительно строили
псковские каменщики, но участие Посника документально не
установлено. Некоторые исследователи приписывают Поснику строительство
Успенского собора и Никольской церкви в Свияжском Успенском
монастыре и Козьмодемьянской — в г. Муроме.
Немногие сохранившиеся свидетельства о первых выдающихся
русских зодчих Поснике и Барме дают возможность установить круг их
архитектурных произведений и представить творческий облик и путь
этих художников-самородков, которые в своём первоклассном
произведении — Покровском соборе в*Москве — создали бессмертный памятник
— 1106 —
Барма и По сник
славы и мощи русского народа, памятник эпохи создания и возвышения
русского национального государства.
О Барме и Поснике: Кузнецов И.,О построении московского Покровского
(Василия Блаженного) собора, «Чтения в Обществе истории и древностей российских при
Московском университете», 1896, кн. 1; Его же, Ещё новые летописные данные
о построении московского Покровского (Василия Блаженного) собора, там же, кн. 2;
Грабарь И., История русского искусства, т. II, История архитектуры
(Допетровская эпоха), М., 1912, гл. III; К а рг е р М. К., Успенский собор Свияжского
монастыря, как архитектурный памятник, Казань, 1928; Бессонов С. В., О древнем
русском зодчестве, «Архитектура СССР», 1938, № 9; Андреевский И. Д.,
Архитектурный облик Казанского Кремля в XVI—XVII вв., Казань, 1927.
-sis-
ФЁДОР САВЕЛЬЕВИЧ
конь
>*.ю (XVI в.)
S^t русских летописях XVI в. красной нитью проходят записи о
строительстве крепостей — городов и монастырей. Как бы
предчувствуя битвы за свою свободу и самостоятельность, русский народ
закладывал основу своей обороны. Забота об охране границ, об
укреплении военной мощи Руси тревожила в равной степени и Ивана III,
и его сына Василия, и Ивана Грозного, и Бориса Годунова. Всё
столетие проходит под знаком постройки оборонительных сооружений не
только столицы — Москвы, но и других важнейших городов
государства. За городами следуют и монастыри — небольшие крепости, зорко
охранявшие государственные границы и подступы к городам. В
условиях этого бурного военно-оборонительного строительства выросло и
воспиталось целое поколение русских мастеров-горододельцев,
специальностью которых сделалась постройка крепостных стен и башен.
Строители начала XVI века — авторы оборонительных укреплений
Новгорода и Пскова, Тулы и Зарайска — остались для нас неизвестными.
Но уже с середины столетия документы всё чаще и чаще называют
имена зодчих. Звание «государева мастера» венчает знаменитых
русских зодчих конца XVI в. К прославленным именам Андрея Малого,
Григория Борисова, Бармы и Посника присоединяется имя Фёдора
Коня — строителя Белого города Москвы и Смоленска.
Фёдор Савельевич Конь, повидимому, происходил из Смоленской
области, так как его родственники упоминаются как вкладчики Бол-
дина монастыря под Дорогобужем. Возможно, что ему принадлежали
интересные сооружения этой древней обители — собор и колокольня
с пирамидой маленьких полукруглых кокошников, нёсшей небольшую
главу (взорваны немцами в 1943 г.). Дата рождения и биография
Ф. С. Коня до сих пор остаются неизвестными. Но зато о нём говорят
созданные его заботами и талантом могучие укрепления древних
городов и монастырей Московской Руси.
— 1108 —
Фёдор Савельевич Конь
В 1586 г. началось сооружение так называемого Белого города
Москвы — каменных стен и башен, располагавшихся по линии
теперешнего бульварного кольца. Бурный рост столицы привёл к тому, что за
пределами города — Кремля и Китай-города, получившего свои
каменные стены в 1534—1538 гг., — вырос так называемый посад,
разбегавшийся многочисленными обширными слободами вдоль дорог, ведших
к Москве. Московский посад составлял такую значительную часть
города, что необходимо было подумать о его защите на случай военной
опасности. Набег крымских татар в 1571 г. послужил непосредственным
толчком для начала постройки Белого, или Царева, города Москвы.
Постройка была поручена «городовых дел мастеру» Фёдору Коню.
Ему предстояло построить девять километров стен с боевыми башнями,
десять из которых были проездными. Легко себе представить, какими
недюжинными способностями и организаторским талантом надо было
обладать, чтобы выстроить такую стену с двадцатью восемью башнями
в течение шести лет. План Москвы 1610 г. даёт представление об этих
укреплениях, выстроенных Фёдором Конем. Могучие башни с низкими
четырёхгранными шатрами стоят на почти одинаковом расстоянии друг
от друга. Высокие стены соединяют их между собой. Антиохийский
архидиакон Павел Алеппский, посетивший Москву в 50-х годах XVII в.,
оставил красочное описание этого произведения Фёдора Коня. «Третья
стена города, — пишет он, — известна под именем Белой стены, ибо она
выстроена из «больших белых камней... Эту стену он вывел с южной
стороны Кремля и кругом города. Она больше городской стены Алеппо
и изумительной постройки, ибо от земли до половины высоты она
сделана откосом, а с половины до верху имеет выступ, и потому на неё
не действуют пушки. Её бойницы, в коих находится множество пушек,
наклонены книзу, по остроумной выдумке строителей... В Белой стене
более пятнадцати ворот, кои называются по именам различных икон,
на них стоящих... Каждые ворота не прямые, а устроены с изгибами
и поворотами, затворяются в этом длинном проходе четырьмя дверями
и непременно имеют решётчатую железную дверь, которую спускают
сверху башни и поднимают посредством ворота. Если бы даже все
двери удалось отворить, эту нельзя открыть никаким способом: её
нельзя сломать, а поднять можно только сверху».
Постройка Белого города была в основном закончена в 1592 г.
В этом сооружении Фёдор Конь показал себя не только замечательным
строителем, но и выдающимся военным специалистом, умеющим
предвидеть и учесть условия военной обороны, углы обстрела пушек,
помещённых за стенами в башнях, создавшим целый ряд дополнительных,
оборонительных сооружений, прикрывавших подступы к стенам.
Помимо крепостных стен, Москва обладала ещё одной линией
обороцы. С юга и запада её окружало полукольцо монастырей.
Опасность заставила обратить внимание и на эти укрепления. Возможно,
что в эти же годы, вслед за окончанием строительства Белого города,
— 1109 —
Фёдор Савельевич Конь
йачалась постройка каменных укреплений Симонова монастыря. Его
башня «'Дуло» — одно из лучших крепостных сооружений этой эпохи.
Она, повидимому, тоже построена Фёдором Конем.
Грандиозная башня «Дуло» отличается не только своими
размерами, но и большими архитектурными достоинствами. Лопатки на
рёбрах граней, наличники окон-
бойниц, машикули (арочки под
нависающей верхней частью
башни)—все эти детали
составляют её архитектурный наряд и
показывают умелую руку
крепкого мастера.
К произведениям Фёдора
Коня надо отнести и крепостные
стены и башни Пафнутьева-Бо-
ровского монастыря, выстроенные
в это же время. Здесь мастер
усовершенствовал свои
архитектурные приёмы. Общий план
монастыря близок к фигуре ромба.
Архитектурное убранство башен
Пафнутьева-Боровского
монастыря близко как башне «Дуло»,
так и, в особенности, башням
Смоленска.
Значение Смоленска на за-
)Башня «Дуло» Симонова монастыря. падной границе Московского
государства было огромно.
Деревянные стены, сооружённые для его обороны в начале XVI в., уже стали
ненадёжными. С 1549 г. начинается сбор всех способных к «каменному
смоленскому делу». Борис Годунов «повеле имати каменщиков и
кирпичников и горшечников». Строительный материал заготавливался в
огромном количестве. В 1596 г. началась постройка самого города.
«Смоленское дело» вошло в сознание русского народа как событие
огромной важности. Все челобитные записных каменщиков XVII в. всегда
упоминают о том, что они или их отцы «делали город Смоленск». На
время строительства Смоленского города все каменные постройки
в стране были запрещены. «Да о том бы заповедь крепкую учинил, и
бирючам велел кликати, во многие дни, чтоб... церквей каменных, и палат,
и погребов, и всяких каменных дел, и горшков, и кувшинов, и печей,
и жерновов, и точил, и на гробы плит,.- не делали никто никак...».
Неповиновение этому приказу каралось смертной казнью.
Строительство башен и стен Смоленска — этого «ожерелья
Московской Руси» (слова Бориса Годунова) — было последним
грандиозным строительным предприятием Москвы в XVI в.
— 1110 —
Фёдор Савельевич Конь
Город был выстроен на левом берегу Днепра и окружён каменной
стеной, длиною более пяти километров, с тридцатью восемью башнями.
Автором этой могучей крепости был Фёдор Конь. Новое грандиозное
сооружение зодчий закончил в течение четырёх лет.
Архитектурное убранство смоленских стен и, в особенности, башен
привлекает особое внимание. Всё, что имелось в башне «Дуло»., при-
Долгочевская башня Смоленского Кремля.
менено было и здесь с не меньшим совершенством. Машикули
поставлены попарно, бойницы располагаются нередко в шахматном порядке.
Они украшаются наличниками, как в Боровском монастыре. Лёгкие
карнизы дополняют строгий архитектурный наряд стен и башен.
Последние достигали иногда двадцати восьми метров высоты. Стены же
были толщиной в пять метров.
Имя «городовых дел мастера» Фёдора Коня входит в историю
русского зодчества не только как имя крупного военного строителя, но
и как зодчего, сумевшего придать оборонительным сооружениям черты
архитектурно-художественного произведения. На его творчестве
учились зодчие XVIII в., создавшие башни, украшающие Троице-Сергиев-
скую лавру, Спас-Ефимьев монастырь в Суздале и Ново девичий
монастырь в Москве.
О Ф. С. Коне: Грабарь И., История русского искусства, т. II — История
архитектуры, М., 1912; Сперанский М., Очерки по истории приказа каменных дел
Московского государства, М., 1930; Жакова В.,О чёрном человеке Фёдоре Коне,
Альманах «Год XVII», М., 1934; Воронин Н., Очерки по истории русского
зодчества XVI—XVII вв., Л., 1934.
ЯКОВ ГРИГОРЬЕВИЧ
БУХВОСТОВ
у (вторая половина XVII — начало XVIII вв.)
j*ygp ков Григорьевич Бухвостов принадлежит к числу лучших
мастеров древнерусской архитектуры. Он был крепостным крестьянином села
Никольского-Сверчкова Дмитровского уезда под Москвой. Мы не знаем
ни даты его рождения, ни того, у кого он учился своему великому
мастерству, ни где и когда он умер. Но зато уцелели его
исключительные по красоте произведения, созданные им или под его руководством.
Они — живые свидетели, хранящие даты, по которым можно установить
годы работы мастера.
Известный историк московской старины И. Е. Забелин в одной из
своих работ рассказал, что на состоявшихся в 1681 г. торгах на
постройку каменной церкви Воскресения на Пресне в Москве выступил
некий Якушка Григорьев. Он запросил полторы тысячи рублей, затем
снизил цену до 787 рублей, но всё же подряда не получил. Можно
предполагать, что этот, названный ещё уменьшительным именем,
Якушка Григорьев был никто иной, как Бухвостов. Мы пока не
имеем никаких известий о его деятельности в течение 1681 —1690 гг. Но
в 1690 г. зодчий Бухвостов назван полным именем, видимо, пользуясь
известностью и уважением.
В этом году он заключил «порядную запись» на постройку в Москве
на углу Моховой и Тверской (ныне улица им. Горького) каменных келий
для Моисеева монастыря (стоявшего на месте, занимаемом теперь
гостиницей «Националь»). В этой «порядной» мастер горделиво писал:
«Се аз... Яков Григорьев сын Бухвостов... договорился в нынешнем во
198 году (т. е. в 1690 г. — М. И.) от начала весны и в лето зделать мне,
Якову со товарищи, из готового поставленного к делу кирпичу на
Москве, в Белом городе у церкви Моисея Боговидца, что на Тверской
улице..., келью с сенями...». Надо думать, что предпринятая мастером
постройка была не первой на его счету. Об этом говорят и её большие
размеры, описанные в «порядной», и договорная сумма в 1 100 рублей,
по тому времени немалая.
— 1112 —
Яков Григорьевич Бухвостов
Не успел Я. Г. Бухвостов закончить постройку келий, как в том же
году он заключает договор на постройку оборонительных стен и башен
Новоиерусалимского монастыря. Строительство последнего задержалось
из-за ссылки в 1666 г. патриарха Никона, его основателя. Постройка
монастыря возобновилась в 80-х годах XVII в. Старые деревянные
укрепления решено было заменить новыми каменными. За это дело
и взялся Яков Бухвостов с новой группой своих
товарищей-каменщиков. Очевидно, мастер отличался кипучей энергией и большой
предприимчивостью. Браться одновременно за несколько дел было его страстью.
Позднее он чуть ли не понёс тяжкое наказание за своё чрезмерное
увлечение строительными подрядами, которые он физически не мог
выполнить.
Учитывая архитектурное значение небывалого по размерам и
совершенно нового по форме монастырского собора, он не счёл нужным
усиливать декоративную сторону башен. Единственным исключением
явилась церковь «Вход в Иерусалим», расположенная в системе ограды
монастыря, над главными его вратами. Её строили товарищи
Бухвостова — Филипп Папуга, Емельян и Леонтий Михайловы, так как сам
мастер уже увлёкся новой постройкой. Эта церковь, взорванная
немцами в 1941 г., являлась одним из интереснейших произведений так
называемого «нарышкинского» стиля. Название этого стиля произошло
от известной фамилии родственников Петра I, построивших в своих
вотчинах и подмосковных немалое число изумительных по красоте
храмов.
Над тройной аркой въездных ворот товарищи Бухвостова
поставили стройную церковь «против его чертежу», т. е. по проекту Я. Г.
Бухвостова. Ворота были обрамлены типичными для того времени
колонками с перехватами на постаментах и имели богато профилированные
арки с рельефно выступающими деталями. Стройный кубический объём
храма окружался со всех четырёх сторон притворами и алтарём
полукруглой формы. Над «четвериком» храма уходили в небо три
последовательно уменьшающихся восьмигранника. Последний увенчивался
главой с характерным перехватом у основания. Все углы здания были
богато украшены приставными колонками. Окна и двери имели
«разорванные» фронтоны наличников и другие декоративные детали. Каждый
ярус заканчивался тонко профилированным карнизом. Внутри церковь
была выстлана цветными поливными изразцами, напоминая традиции
древнего русского зодчества XII века. Это богатое архитектурное
убранство особенно рельефно выделялось на красном фоне стен. В этом
нарядном и изящном сооружении, стоявшем на площадке над
воротами, словно на каком-то пьедестале, ярко выявился декоративный
талант Бухвостова.
Не успел Я. Г. Бухвостов закончить стены и башни
Новоиерусалимского монастыря, как его захватывает новая работа. В конце
декабря 1692 г. в Москве стало известно, что 18 января в Рязани
— 1113 —
Яков Григорьевич Бухвостов
состоятся торги на постройку городского собора вместо рухнувшего
старого. В назначенное число Я. Г. Бухвостов явился на торги. Несмотря
на серьёзную конкуренцию, подряд остался за Бухвостовым. Предстояла
трудная задача — построить грандиозное сооружение, архитектурный
центр древнего города, носившего в то время имя Переяславля
Рязанского. Собор строился в течение шести лет и к 1699 г. был
закончен.
В этом крупнейшем сооружении конца XVII в. Я. Г. Бухвостов
обнаружил все свои способности. Он оказался не только умелым
мастером отдельного здания, но и
зодчим-градостроителем, знавшим, как
поставить крупное здание в городе.
Уже издали, за много вёрст по
Оке видна громада собора. Она
царит не только над древним
Кремлём Рязани, но и над всем городом.
Используя древнюю традицию
русского зодчества, Я. Г. Бухвостов
поставил своё сооружение на подклет-
террасу, что ещё выше подняло
и без того высокое здание. Стены
собора расчленены узкими
горизонтальными полочками на три яруса.
Могучий куб заканчивается
оригинальным карнизом из выточенных
тонких белых кронштейнов. Они,
словно драгоценное кружево,
заканчивают вверху красные стены
собора. Тонкие парные колонки
членят стены здания на вертикальные
Собор в Рязани отрезки. Величественное пятиглавие
с огромными куполами венчает
храм. Внутри своды несут могучие, круглые столбы-колонны.
Архитектурное убранство собора невольно привлекает внимание.
Окна и двери собора украшены наличниками, разными во всех трёх
ярусах. Их причудливый силуэт невольно привлекает взор, заставляя долго
любоваться открывающимся орнаментальным богатством. Колонки
наличников и порталов нижнего яруса и их тимпаны покрыты бесподобной
резьбой по белому камню. Можно долго рассматривать игру завитков
сказочных листьев, невиданных цветов и плодов, покрывающих
сплошным узором эти великолепные архитектурные детали. Каждый наличник
окна, каждый портал — законченное произведение, созданное рукой
зрелого, талантливого мастера.
Несмотря на то, что ещё велись работы в Новоиерусалимском
монастыре, начиналась постройка Рязанского собора, Я. Г. Бухвостов
— 1114 —
Яков Григорьевич Бухвостов
в том же 1693 г. заключает новый подряд. Со своими товарищами —
Мишкой Тимофеевым и Митрошкой Семёновым — он берётся за два года
выстроить боярину П. И. Шереметеву церковь в селе Уборах под
Москвой. Зодчий переоценил свои возможности. Он не мог за короткий
строительный сезон вести одновременно работу в местах, столь
отдалённых друг от друга. К назначенному времени церкви он не выстроил.
Рассерженный боярин подал в Приказ каменных дел прошение о
привлечении Я. Г. Бухвостова к ответу. В Рязань поскакал пристав для
ареста зодчего. Но безрезультатно,
так как «поймать себя он, Якунка,
не дал и от них, посыльных людей,
ушёл». Во избежание дальнейших
неприятностей, Яков Бухвостов сам
явился к Шереметеву и заключил
с ним новый подряд с
обязательством закончить всю постройку к
июлю 1696 г. Но он вновь не смог
выполнить взятого на себя
обязательства. Опять ему пришлось
бежать. Но на этот раз его поймали,
посадили «за решётку» и судили.
Приговор Приказа каменных дел
обязывал «его, Янку, бить
кнутом нещадно и каменное дело ему
доделать». Шереметев, однако,
сообразил, что исполнение
приговора в первой его части грозило
совсем приостановить постройку. Он
сам попросил освободить зодчего.
Постройка церкви в Уборах была
Церковь в с. Уборы под Москвой,
закончена. F
Это произведение мастера ещё более укрепило за ним славу
первоклассного зодчего. То, что было осуществлено ещё так недавно
в надвратной церкви Новоиерусалимского монастыря, казалось бледным
и каким-то сухим рядом с новым зданием в с. Уборах. Я. Г. Бухвостов
взял то же плановое и объёмное решение, но придал ему такую
пластичность, с такой тщательностью разработал декоративное убранство
храма, что можно только поражаться его неиссякаемому таланту. На
высокое здание с его восьмериками и притворами, трёхлопастного
очертания, словно наброшена драгоценная фата, расшитая редкостным
узором. Кажется, что сложный рисунок ажурного креста сбегает на
грани восьмериков, превращаясь в редкие по красоте наличники. Их
пламенеющий узор ярко выступает на оранжевом фоне стен. Угловые
колонки изрезаны своеобразными листьями-впадинами. Их коринфские
капители, напоминающие распустившиеся диковинные цветы, дополняют
— 1115 —
Яков Григорьевич Бухвостов
и без того богатое убранство храма. Низкий парапет огибающей храм
галлереи украшен резными в камне вставками. По рисунку
изображённых на них плодов и листьев они близки к украшениям Рязанского
собора. Зодчий не останавливается ни перед смелым приёмом
некоторого утяжеления главного восьмерика храма, слегка нависающего над
нижней частью, ни перед резко убывающими пропорциями верхних его
частей. Я. Г. Бухвостов был великолепно знаком со всеми «тайнами»
своей профессии и прекрасно умел ими пользоваться.
Окончив храм села Уборы,
он возвращается в Рязань, где
завершает своё наиболее крупное
произведение — Рязанский собор
и ряд других построек.
Неприятности с
Шереметевым не исправили мастера. Он
попрежнему, не окончив одной
постройки, берётся за новую. За
три года последнего десятилетия
XVII в. он успевает выстроить в
Рязани архиерейские каменные
житницы, «соловенные» палаты и
четыре церкви — Георгиевскую,
Екатерининскую, Ильинскую и
Фроловскую. Помимо этого,
источники упоминают об его
участии при постройке церквей в
Явленском и Симеоновском
монастырях. К сожалению, все эти
постройки до нас не дошли,
кроме Солотчинского монастыря под
,Ьп,.пм 0 п т- гт АЯ Рязанью, также выстроенного
Церковь в с. Троице-Лыково под Москвой. „ г
Бухвостовым.
На этом перечень построек Бухвостова мог бы быть закончен, если
бы не случайно обнаруженная проф. С. Тороповым запись в синодике
церкви села Троице-Лыкова под Москвой. Рука безвестного человека,
искренно любившего зодчего и его мастеров, занесла на страницы
поминания следующую трогательную надпись: «Да помяни господи мас-
теры здатели святые церкви сия твоя — рабов твоих каменодельцев
Михаила да Митрофана да Якова их господина и иные иноземнии
вельми украшенми храм твой устроивших».
Упоминаемые имена полностью совпадают с именами строителей и
автора церкви села Уборы — Тимофеева, Семёнова и Бухвостова. Это
позволяет считать храм села Троице-Лыкова — одну из последних
«нарышкинских» церквей — произведением великого мастера, выстроенным
до 1704 г.
— 1116 —
Яков Григорьевич Бухвостов
По своему внешнему и внутреннему убранству храм села Троице-
Лыкова, пожалуй, один из наиболее декоративных памятников
«нарышкинского» стиля. В отличие от своих предшественников, он весь белый.
Благодаря этому, все его многочисленные детали — узорчатые кресты,
наличники с пальметками в завершении, фигурное обрамление
восьмигранных окон, колонки, сложные карнизы и причудливые фронтоны
с «гребешками» создают на редкость богатую игру светотени.
Кажется, что этот храм пронизан сверху донизу каким-то трепетом. Белая
церковь, одетая в этот тончайший убор, так любовно созданный её
строителями, с золотом своих куполов, выглядит, словно невеста в
золотом кокошнике, стоящая на берегу и любующаяся своим нарядом.
Я. Г. Бухвостов применил и здесь формы, знакомые по
Новоиерусалимскому монастырю и Уборам, но отбросил северный и южный
притворы. Этим он придал зданию большую устремлённость как вверх,
так и по продольной оси — с запада на восток. Постановка храма на
высоком и крутом берегу Москва-реки невольно заставляет вспомнить
Рязанский собор. Внутри храма — резной вызолоченный иконостас,
состоящий из ажурных виноградных листьев, плодов и иных растительных
орнаментов, бегущих ввысь под своды светлого восьмерика. Резная
царская ложа и обрамление арск проёмов дополняют это редкое
произведение русских резчиков. Храм Троице-Лыкова — лебединая песнь не
только Я. Г. Бухвостова, но и «нарышкинского» стиля.
Среди творцов древнерусской архитектуры Я. Г. Бухвостов
занимает одно из первых мест. Яркий, как и вся его деятельность, он
с необычайной уверенностью и силой создавал свои произведения.
Истоки его неблекнувшего таланта, фантазии и вдохновенного
мастерства связаны крепкими узами с художественным творчеством народа.
О Я. Г. Бухвостове: Грабарь И., История русского искусства, т. И — История
архитектуры, М., 1912; Бессонов С. В., Крепостные архитекторы, М., 1938;*
Воронин Н., Очерки по истории русского зодчества XVI—XVII вв., Л., 1934;
Сперанский М., Очерки по истории приказа каменных дел Московского государства,
М., 1930.
ВАРФОЛОМЕЙ ВАРФОЛОМЕЕВИЧ
РАСТРЕЛЛИ
(1700—1771)
4Ш%АМЯ прославленного русского архитектора Варфоломея
Варфоломеевича Растрелли широко известно не только у нас, но и за
рубежом. Им созданы знаменитые дворцы Петергофа (ныне Петро-
дворец), Царского села (ныне г. Пушкин), Зимний дворец, Смольный
монастырь, дома-дворцы Строганова и
Воронцова в Петербурге (ныне
Ленинград), Андреевская церковь в
Киеве и ряд крупных зданий в
Прибалтике. Никто из архитекторов XVIII в.
не пользовался такой славой, такой
известностью, как В. В. Растрелли.
Чтобы получить проект, выполненный
им, надо было выхлопотать
разрешение самой императрицы.
В. В. Растрелли, как никто другой
из русских архитекторов его времени,
понял тот внутренний переворот,
который совершался в современном ему
русском обществе. Россия, русский
человек, русские наука и искусство
вставали во весь свой рост, настойчиво
требовали своего признания, заявляли свои права не только на
существование, но и на уважение. Среди славных имён этой эпохи имя
В. В. Растрелли заняло одно из первых мест. Всё его творчество
протекло в России. Иностранец по происхождению, он отдал весь свой
талант, все свои знания, всё своё вдохновение на служение своей
новой Родине. Он создавал свои произведения, как он сам сказал, для
«одной славы российской». Всё его творчество, всё его яркое и
жизнеутверждающее искусство принадлежит России.
— 1118 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли (Франсуа-Бартоломео
де Растрелли) родился, как можно думать, во Франции, в 1700 году
в семье итальянца скульптора Карло-Бартоломео Растрелли, О его
детстве мы почти ничего не знаем. Повидимому, дела Растрелли-отца
были далеко не блестящи, так как при первом известии о приезде из
России «советника торговли» И. Лефорта с поручением пригласить
для строительства в Петербурге «всякого звания мастеровых людей»
он обращается к нему с предложением своих услуг. 13 ноября 1715 года
он подписывает контракт. Как гласил один из пунктов контракта,
«господин Растрелли обязался ехать в Петербург с сыном своим
и учеником». 23 марта 1716 г. отец и сын Растрелли прибыли в
Петербург, встретив по дороге Петра, ехавшего в своё второе
заграничное путешествие. По приезде в Петербург Растрелли-отцу поручили
строительство царской резиденции в Петергофе. Но строительная
карьера скульптора скоро прервалась в связи с приездом из Парижа
Леблона, назначенного «генерал-архитектором». Последний нашёл
выполненную работу неудовлетворительной, в связи с чем Карло-
Бартоломео Растрелли вернулся к своей старой и испытанной
профессии скульптора.
Растрелли-сын в эти годы был деятельным помощником отца,
выполняя совместно с ним работы по частным заказам. Существуют
сведения, что молодой Растрелли для завершения своего
архитектурного образования был послан отцом в 20-х годах за границу. Видимо,
Растрелли посетил северную Италию, Австрию, южную Германию,
где он знакомился с работами виднейших мастеров. В 1727 г.,
закончив своё образование, молодой Растрелли был уже в Петербурге.
Первыми работами начинающего архитектора были постройки
в Москве, куда он приехал вместе с императорским двором по случаю
торжеств при короновании императрицы Анны Иоанновны. Дворцовые
здания в Москве, построенные Растрелли из дерева, не дошли до нас.
Они носили временный характер и впоследствии были заменены
другими.
Способности молодого архитектора обратили на себя внимание.
Быстрота и прочность постройки, красота и изысканность отделки,
умение выполнять сложные сочетания различных по своему характеру
форм — всё это быстро выдвинуло В. В. Растрелли на одно из первых
мест среди архитекторов того времени. Дарованиями Растрелли
воспользовался всесильный фаворит императрицы Анны Иоанновны —
Бирон. В 1733 г. В. В. Растрелли был послан в Курляндию для
постройки дворцов в резиденциях Бирона, получившего титул герцога
Курляндского. В Прибалтике В. В. Растрелли работал вплоть до
1740 г., когда пал анненский временщик. За эти семь лет Растрелли
выстроил Бирону огромный дворец в Митаве и ряд усадебных
дворцов в его загородных резиденциях. Однако, во всех этих добротно
выстроенных зданиях нет ещё того взлёта, тех блестящих, порой
— 1119 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
даже виртуозных решений, которыми отмечено дальнейшее творчество
Растрелли.
В 1741 г. В. В. Растрелли возвращается в Петербург. С этого
времени начинаются его интенсивная деятельность в качестве обер-
архитектора двора и всё увеличивающийся успех. Первой работой по
возвращении из Курляндии была постройка Летнего дворца в конце
Летнего сада, на месте теперешнего Инженерного замка. Уже в этой
постройке В. В. Растрелли проявил себя как исключительно умелый
архитектор, разрешивший задачу сложно скомпанованного дворца
с корпусами разной величины, с парадным двором, портиками и
богатым архитектурно-скульптурным
убранством. Собственно говоря,
с этого момента можно отметить
пристрастие Растрелли к
виртуозному и богатому декору своих
зданий. Круглая скульптура,
всевозможная лепнина, вазы и
другие детали с исключительным
богатством украшают его
произведения. То белые, то
позолоченные, они оттеняют не менее
богатое архитектурное убранство
его зданий. Стены созданных им
зданий как внутри, так и
снаружи он красит в яркие цвета—
синий, оранжевый, голубой,
зелёный, красный и др. Это цветовое
и архитектурное богатство пора-
Андреевская церковь в Киеве. жает своей жизнерадостностью и
силой. Оно непосредственно
исходит из той яркой и своеобразной древнерусской архитектуры (гак
называемой «нарышкинской»), которой ознаменовался конец XVII в.
В произведениях Растрелли чувствуется любовь к украшению,
симфония многоцветности, которые характерны для древнерусского искусства
и которые связывают древнюю Русь с послепетровской Россией.
За постройкой Летнего дворца последовал целый ряд
величественных зданий. В. В. Растрелли ведёт постройку Аничкова дворца,
начатого в своё время по проекту Земцева, проектирует и строит дворец для
Воронцова, Бестужева-Рюмина и др.
Все эти постройки, несмотря на отличия друг от друга, обладают
единым «почерком», единым стилем. В них мастер выступает как
зрелый, сложившийся архитектор. Спроектированная им в 1744 г.
Андреевская церковь в Киеве показывает, что талант Растрелли достиг своего
полного расцвета. В этом произведении с особой выразительностью
видны те черты, которые позволяют говорить о русском барокко, как
— 1120 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
об особом направлении этого архитектурного стиля. Андреевская
церковь, возвышающаяся над кручей холма, сбегающего вниз к Подолу,
решена, согласно древней традиции, в виде цельного объёма. Русское
пятиглавие увенчивает это стройное произведение. Широко
расставленные боковые изящные и тонкие купола, точно горящие свечи,
окружают центральный более массивный купол, украшенный столь
характерными для Растрелли люкарнами. Окрашенный в голубой
с белым храм легко
возносится над венчаемым им холмом.
По контрасту с этой лёгкой и
изящной архитектурой,
внутреннее убранство полно
необычайной силы и сочности.
Золото и пурпур — вот
основные цвета богато украшенного
иконостаса, ложи и прочего
убранства храма. В. В.
Растрелли воплотил в этом
произведении приёмы и черты
украинского искусства,
сочетающего весомую тяжесть с лёгкой
воздушностью, скульптурную
эластичность с прозрачной гра-
фичностью.
Наезды В. В. Растрелли в
Киев чередуются с поездками
в Москву, где также ведутся
работы по его проектам.
Среди них — дворец в Перове ДЛЯ Часовня в соборе Новоиерусалимского
фаворита императрицы А. Ра- монастыря,
зумовского. Это было одноэтажное здание, но не менее богато
украшенное, чем все остальные постройки зодчего. Вазы, группы амуров,
картуши и излюбленный мастером лёгкий своеобразный растительный
орнамент украшали этот небольшой, словно игрушка, дворец-павильон.
В 1747 г. начинаются работы по реконструкции рухнувшего
в 1723 г. шатра собора новоиерусалимского Воскресенского монастыря.
Растрелли не ограничился восстановлением того, что было сделано
некогда при патриархе Никоне. Он создаёт новый грандиозный шатёр.
Все архитектурные формы, всю богатую и сочную лепнину он решает
с какой-то необычайной силой, если не страстью. Могучие колонны-
пилоны нижней аркады как бы ушли в землю от давящей на них
тяжести. Зато пронизанный светом и воздухом купол взлетел на
головокружительную высоту. Богатая белая лепнина на синем фоне стен
создавала совершенно исключительное впечатление. Казалось, что
архитектура уносилась ввысь в каком-то нескончаемом полёте.
— 1121 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
В противоположность этим сильным и могучим архитектурным
формам, в центре был поставлен золотой павильон кувуклии-часовни.
Её изящные хрупкие формы ещё более подчёркивали мощь внутренней
обработки стен Новоиерусалимского собора.
При отступлении от Москвы в декабре 1941 г. немцы взорвали
это чудесное, не знающее себе равного, произведение Растрелли.
В том же 1747 г. В. В. Растрелли начинает перестройку
Петергофского дворца. Скромный небольшой дворец, выстроенный некогда
Леблоном для Петра, Елизавета решила сохранить, перестроив, однако,
всё сооружение в грандиозную царскую загородную резиденцию.
Большой Петергофский дворец. Вид со стороны фонтанов.
В. В. Растрелли с исключительным мастерством справился с
поставленной задачей. Он надстраивает старый дворец, удлиняет его
добавочными галлереями и завершает постройкой на его концах так
называемого корпуса под гербом и пятиглавой церкви. Мастер понял,
что богатство архитектурного решения не должно было заключаться
в данном случае в изобилии столь любимой им лепнины, в богатых
наличниках и колоннах. Пышность создавалась не архитектурой,
а парком с его бассейнами, фонтанами и статуями. Поэтому новое
произведение Растрелли выглядит даже несколько строгим и
лаконичным. Лишь корпус под гербом и церковь, как бы вторя мохнатым,
клокочущим шапкам фонтанных струй, покрыты по куполам и крышам
курчавым бегущим вверх скульптурно сочным орнаментом. Ярко
оранжевый цвет стен и золото куполов этого дворца создавали самое
праздничное впечатление даже в наиболее мрачные туманные дни.
Если во внешнем оформлении Растрелли достиг значительного
совершенства, то внутри, во внутреннем убранстве дворцовых зал и
помещений он показал себя замечательным художником. И здесь
— 1122 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
в залах, на лестницах и т. д. он стремился создать то же
жизнерадостное и праздничное впечатление. Умелое сочетание декоративной
позолоченной резьбы, ажурных архитектурных форм, скульптуры,
зеркал и т. п. создавало такое впечатление, что попавший внутрь
человек останавливался, поражённый этим сказочным богатством, этой
не знающей меры и границ роскошью. Недаром Херасков, воспевший
Петергоф, представил себе обитателей
этого чудесного дворца в виде сказочных
существ. Действительно, такой дворец,
такие залы, такое помещение были созданы
лишь для беззаботного веселья и
празднеств, которыми была так характерна
жизнь «весёлой» Елизаветы.
В Петергофе Растрелли показал себя
как одарённейший зодчий тогдашней
России. Работы по дворцу были окончены в
1752 г.
Ещё только начинались работы по
перестройке Большого Петергофского дворца,
как маститый зодчий получает новый
заказ. Елизавета, решив под старость
удалиться на покой, задумала выстроить себе
в Смольном монастырь. Заказ на новую
постройку был поручен опять-таки В. В.
Растрелли. Но вместо скромной и строгой
обители был по существу выстроен новый
дворцовый комплекс, мало чем
отличающийся от царских резиденций. Растрелли
не удалось закончить задуманного, так как
стоимость постройки вылилась в
колоссальную сумму. Грандиозная колокольня оста- Модель колокольни Смоль-
лась невыстроенной. Между тем, как раз н°г° монастыря,
эта колокольня представляет (судя по
сохранившейся модели) органическую связь со всем замыслом и
сочинена с бесподобным мастерством. Здесь вылились в законченном виде
мечты Растрелли о живописной архитектуре. Здесь говорит каждый
кусок, здесь всё в движении, всё в стремлении к небу. Целый лес колонн
вздымается кверху, неся с собой лабиринт форм, логически
вырастающих друг из друга. Будь колокольня Смольного монастыря выстроена,
мы бы имели одно из самых потрясающих творений барокко.
Несмотря на то что монастырь остался недостроенным, он до сих
пор производит одно из наиболее сильных впечатлений среди
произведений Растрелли. Его архитектурное совершенство и выразительность
настолько высоки, что даже Кваренги, архитектор классического
Петербурга, каждый раз, проходя мимо, с уважением снимал шляпу перед
— 1123 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
этим гениальным произведением Растрелли, говоря: «Вот это церковь!».
Действительно, пятиглавый собор с окружающими его корпусами —
совершеннейшее творение мастера. Здесь всё живет, всё движется.
Колонны, кронштейны, волюты, богато декорированные наличники, купола,
карнизы — всё насыщено титанической, не знающей спокойствия силой.
Собственно стены даже почти не видно из-за обилия многочисленных
деталей, украшающих собор.
Эта пластика архитектурных форм была развита Растрелли в его
следующем произведении, воздвигнутом в Царском селе, постройку
которого он начинает в 1749 г.
и заканчивает к 1756 г.
Большой Екатерининский
царскосельский дворец
растянулся на 300 метров.
Огромный парадный двор широким
полукругом своих
одноэтажных служебных корпусов
охватил его с западной стороны.
По другую сторону дворца
раскинулся знаменитый парк
с замечательными садовыми
павильонами — гротом и
эрмитажем. В. В. Растрелли с
большим мастерством создал план
дворца. Для того чтобы дать
почувствовать его
протяжённость, обилие его зал, гостиных
и прочих помещений, он
поместил главный вход в правом
Собор Смольного монастыря. крыле. Таким образом, попав
внутрь, человек должен был
пройти всю анфиладу роскошно декорированных зал. Растрелли
проявил себя и как искуснейший мастер декоративного убранства. Он нигде
не повторяет раз применённые формы орнамента, резьбы, лепнины. Всё
богатство и обилие декоративного искусства той эпохи было призвано,
чтобы украсить здание дворца. Янтарь, золото, шёлковые ткани,
гобелены, зеркала служили средствами убранства как грандиозных зал, так
и небольших кабинетов.
С неменьшим совершенством были сделаны и садовые павильоны.
8 особенности интересен так называемый эрмитаж, некогда
окружённый рвами с водой. Этот небольшой павильон представляет собой
сложно скомпанованное здание, образующее в плане косой крест,
центр которого занят залом с куполом над ним. Обилие украшающих
его колонн, сочность лепнины и прочих скульптурно-декоративных форм
настолько выразительны, что, кажется, здание вылеплено, а не вы-
— 1124 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
строено. Той же пластикой, той же скульптурностью отличается решение
внешних стен дворца. Могучие атланты несут карниз второго этажа, на
который опирается ряд трёхчетвертных колонн. Окна в богатом
обрамлении дополняют выразительность этого грандиозного фасада.
Первоначально дворец был окрашен в яркосиний цвет с белыми архитектурными
деталями. Лепнина, капители колонн и, как утверждают некоторые
исследователи, крыша были позолочены. Дворец представлял собой как
внутри, так и снаружи подлинную драгоценность.
Внимание В. В. Растрелли привлекали не только главные части в
возводимых им зданиях, но всё — вплоть до мельчайших деталей в виде
решётки, дверной ручки, подсвечника. Эти вещи под его рукой
превращались в высокохудожественные произведения. Тронный зал
Царскосельского дворца представлял собой поистине волшебное зрелище, когда
зажигались сотни свечей в его люстрах и боковых настенных золочёных
бра. Тысячи огней отражались в зеркалах. Зал, наполненный гостями,
одетыми в многоцветные одежды, как бы раздвигал свои стены. Они как
бы переставали существовать, превращаясь в призрачную лёгкую
поверхность, за которой чудились всё новые и новые залы, ослепительно
сиявшие в блеске праздничных огней... И это великое произведение Растрелли,
как и Петергофский дворец, погибло, сожжённое немцами в 1942 г.
Если Растрелли для своего времени был непревзойденным мастером
больших дворцовых комплексов, то неменьшее мастерство он
обнаруживает в постройке городских домов. Выстроенный им в 1750—1754 гг. дом-
дворец для Строганова на Невском проспекте в Петербурге говорит, что
мастер и в более скромной постройке оставался на присущей ему высоте.
В особенности хорош центр дома со спаренными колоннами и столь
характерным для Растрелли полукруглым, как бы разорванным фронтоном.
Новостью было то, что дом выходил прямо на улицу без обычного для
того времени парадного двора. В центре под колоннами в цокольном
этаже размещены ворота, ведущие во внутренний двор, с великолепной
львиной маской в замковом камне. Богатая лепнина обрамляет окна,
образуя сплошную орнаментальную полосу, поднимающуюся вплоть до
карниза. Фасад дома Строганова, выходящий на Мойку, Растрелли
решил несколько иначе, чем возобновил старую русскую традицию давать
в одном и том же здании различно решённые фасады.
Последним, наиболее величественным зданием Растрелли был
грандиозный по масштабу Зимний дворец (1754—1762 гг.), являющийся
одним из центральных зданий Ленинграда. Благодаря сравнительно низкому
цоколю, кажется, что многочисленные двухъярусные колонны дворца,
украшающие его стены, вырастают прямо из поверхности площади и
набережной. Попрежнему лепнина, вазы и статуи в изобилии украшают это
величественное сооружение. Внутренние помещения дворца до пожара,
происшедшего в начале прошлого столетия, поражали роскошью своего
убранства, обилием применённых архитектурных и скульптурных деталей
и форм. Дворец заканчивался уже после смерти Елизаветы, при Екате-
— 1125 —
Варфоломей Варфоломеевич Растрелли
рине II. Начало нового царствования совпадало с изменением
художественных вкусов. Богатство/ сочность и сложность архитектурного языка
произведений Растрелли стали казаться назойливыми и старомодными.
На смену барокко шёл простой и ясный в своих формах классицизм.
Почувствовав изменившееся отношение, престарелый мастер уехал за
границу в отпуск. Вернувшись в Россию, он зышел в отставку. В
Прибалтике он вёл ряд незначительных работ для своего бывшего покровителя
Бирона, вернувшегося из ссылки. В 1771 г. В. В. Растрелли умер.
Зимний дворец.
В. В. Растрелли был одним из самых выдающихся мастеров Европы.
По силе художественного вдохновения, по силе и выразительности своего
могучего архитектурного стиля, по напряжённости всегда оригинального
и уверенного рисунка как целого, так и детали — Растрелли не знал
себе равных среди современников. Во внешнем решении своих
архитектурных задач он не имеет ни одного соперника. Его
жизнеутверждающее творчество блещет радостными, вечно живыми красками.
Искусство В. В. Растрелли отразило и развило то великое
художественное начало, которое искони было присуще русскому искусству.
О В. В. Растрелли: Г р а б а р ь И., История русского искусствад. HI, M., 1909;
Матвеев А., Растрелли, М. — Л., 1938; Петров П., Материал для биографии
Растрелли, «Зодчий», Спб., 1876, № 5; А р к и н Д., Материалы о жизни и творчестве
Ф.-Б. Растрелли, «Сообщение Кабинета теории и истории архитектуры Академии
архитектуры СССР», М., 1940, № 1.
щэ~-
ДМИТРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
УХТОМСКИЙ
(1719—1774)
_Анаменитый московский архитектор Дмитрий Васильевич
Ухтомский является основоположником московской школы русской
архитектуры XVIII в. В его произведениях впервые выявились те черты русской
архитектуры XVIII в., которые с таким блеском были затем развиты
Баженовым и его учеником Казаковым. Здания, построенные Д. В.
Ухтомским, во многом определили характерные черты архитектуры барокко в
России. Деятельный строитель и архитектор, планировщик Москвы, он
заслужил славу «московского Растрелли».
Дмитрий Васильевич Ухтомский родился в 1719 году в обедневшей
княжеской семье. Повидимому, петровские заветы свято чтились
родителями будущего архитектора, так как еще мальчиком Д. В. Ухтомский
был отдан в школу математических и навигационных наук для обучения
практическим знаниям в области строительства, столь ценимым в
петровское время. Здесь, в школе, обнаружилась его склонность к
архитектуре.
В 1733 г. четырнадцатилетним мальчиком он перешёл к московскому
архитектору И. Ф. Мичурину, у которого учился до 1741 г., когда
поступил к приехавшему в Москву зодчему И. К. Коробову, обладавшему, по-
видимому, недюжинными способностями. Совместно с Земцовым и
Еропкиным он составил в 30-х годах XVIII в. поражавший своей смелостью
проект организации всех архитекторов России в единый «корпус» и
открытия русской академии архитектуры.
В 1742 г. Д. В. Ухтомский самостоятельно выполнил проект
восстановления разобранных в своё время Тверских ворот Белого города
Москвы (на месте нынешней площади Пушкина). В сохранившемся описании
этих ворот приводятся сведения об украшении их многочисленными
колоннами, пилястрами, баллюстрадами, статуями и белокаменной резьбой.
Видимо, начинающего зодчего привлекало то богатое декоративное
убранство, которое так пышно расцвело в архитектуре Москвы конца
— 1127 —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
XVII в. Деятельность зодчего Я. Бухвостова и его талантливого
последователя И. Зарудного закрепила эту любовь к традиционному русскому
узорочью в архитектуре.
В 1742 г. Д. В. Ухтомский получил свой первый архитектурный
чин — «архитектурии гезель». Спустя два года у него появился
первый ученик — А. Рославлев, ставший впоследствии
архитектором.
В феврале 1745 года умер архитектор И. Бланк, по существу
являвшийся главным архитектором города. На его место был назначен
Д. В. Ухтомский. Осенью этого же года он получил звание
архитектора и стал во главе собственной мастерской, или, как тогда
говорили, — «команды», состоявшей из 10 учеников. Эта дата может
считаться датой основания первой русской архитектурной школы. Из
неё вышли прославленный русский архитектор М. Казаков и целая
плеяда архитекторов, много и плодотворно поработавших в
провинции.
С этого времени Д. В. Ухтомский становится главным архитектором
Москвы. С отъездом в 1749 г. Мичурина в Киев, к Д. В. Ухтомскому
переходят «команда» последнего и постройка колокольни Троице-
Сергиевской лавры, завершившая позднее творческий путь
мастера.
Работа Д. В. Ухтомского заключалась в руководстве правильной
застройкой города. Сам зодчий писал о себе, что «обретается у
регулирования улиц и переулков и показателям всякого строения безотлучно».
Кроме того, Д. В. Ухтомскому приходилось вести текущий ремонт
общественных и правительственных зданий древней столицы. Частная работа
чередовалась с казённой.
Необходимость значительного количества помощников и учеников
в этой большой и разносторонней деятельности невольно заставила
зодчего задуматься над планомерным архитектурным образованием своих
подчинённых, учившихся обычно «с рук» у своего руководителя. В те
годы, ввиду большого строительства, возобновившегося в Москве после
сурового указа Петра о запрещении каменных построек, была очень
велика потребность не только в архитекторах, но и в простых
десятниках.
Мысль об организации русского архитектурного учебного заведения
была, повидимому, внушена Д. В. Ухтомскому его учителем Коробовым,
мечтавшим о широком развитии архитектурного образования в России и
говорившим, что «архитектору потребно и Витрувия знать». Целью
Д. В. Ухтомского была несколько более узкая, но не менее важная
задача. Необходимо было создать школу, где будущие русские архитекторы
смогли бы получить теоретические и практические знания в области
архитектуры. Замысел Д. В. Ухтомского осуществился. Если в момент
основания школы в ней было 10 учеников, то в начале 50-х годов их стало
уже 30, затем 40, а в 1761 г. — 79 человек.
— 1128 —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
В школу принимались подростки. Сперва ученики изучали
арифметику, геометрию и тригонометрию — основы архитектурных знаний. После
этого начиналось вычерчивание «ордин» (ордеров) от простого
дорического до сложного — композитного. Знание ордеров считалось
важнейшим в архитектурной науке того времени. Изучение теоретических
дисциплин сочеталось с практикой. Последняя не только ценилась в школе,
но занимала видное место в системе обучения учеников. Каждый ученик
не только знакомился с производством строительных работ, но и
самостоятельно вёл наблюдение за качеством постройки того или другого
здания, выполнявшегося по проекту Д. В. Ухтомского. Ученики
докладывали Д. В. Ухтомскому о всём замеченном в специальных
рапортах.
Д. В. Ухтомский сам писал «наставления» своим ученикам.
Постройка должна была итти по «учинённым планам и фасадам и профилям
самым добрым и прочным мастерством по архитектурному искусству,
чтобы материалы в то строение были употреблены самые добрые, к
строению во всём годные; негодных материалов не допускать». «Когда же для
объявленного строения под стены и под простенки рвы вырыты до самого
грунта будут, тогда ко мне немедленно рапортовать, почему тот грунт
освидетельствовать должен я, а без того моево свидетельства под те
стены и простенки рвов бутить не допускать». Эти слова зодчего в
достаточной мере говорят о том, что он сам до последних мелочей
контролировал всё, интересуясь даже самыми, казалось бы, незначительными
деталями.
Сочетание теории с практикой, развитие графических способностей
учеников дали в итоге прекрасные результаты. Из школы Д. В.
Ухтомского выходили отличные зодчие, примером чего может служить М.
Казаков, ограничивший своё архитектурное образование лишь одной
школой Д. В. Ухтомского.
Трудолюбие и успехи учеников поощрялись производством в
соответствующие звания и поручением самостоятельных построек. Обучение и
жизнь в школе носили военный характер. Все, начиная с самого Д. В.
Ухтомского, имели военные чины.
Д. В. Ухтомский следующим образом описывал постановку учебных
занятий в школе. В школе «архитектурии штаб-, обер- и унтер-офицеры
и рядовые для обучения архитектуры цивилис и ко исправлению
положенных на меня дел каждый день въезд имеем, где о порученных мне
казённых делах на разные строения планы, фасады, профили и описи и
по тем описям как что исправлять следует сочиняются сметы, а между
тем находящимся в ведомстве моём архитектурии обер- и унтер-офицерам
и ученикам задаются от меня для обучения архитектурии цивилис разные
концепты и по зделании тех концептов производятся надлежащие
свидетельства...». В этом практическом методе обучения видна традиция
петровского времени с её сугубо жизненными утилитарными
знаниями.
— 1129 —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
Не менее высоко стояло в школе изучение трактатов мастеров
прошлого, современных французских и других архитекторов. В 1751 г.
Д. В. Ухтомский просил Сенат «соблаговоленом будет отпустить из де-
спанс академии (т. е. из Академии наук. — М. И.) или откуда ряд книг,
а именно: Витрувиева о рассуждении ординов и о протчем с фигурами три
тома, Серлия о препорции ординов с фигурами же три тома, Палладиева
о рассуждении ординов и протчем с фигурами три тома, Горациевых на
российском языке в поллиста александрийских шесть книг, Полус Декера
три тома, Девелирова о рассуждении ординов и об укреплении
фундаментов с фигурами два тома, Гадрепоции о прошпектике с фигурами два
тома, Штормов с фигурами один том, лексикон науки архитектурной
садовых с фигурами две книги, книга древних греческих
статуй машинных и механических на русском языке с фигурами две
книги».
Это изучение классиков архитектуры имело большое значение для
учеников школы. Оно помогло им позднее, когда классические формы
заняли в архитектуре России ведущее положение, породив тот
знаменитый русский классицизм, который во второй половине XVIII в. занимал
первое место в Европе.
Ближайшим помощником Д. В. Ухтомского был Н. Никитин. К
преподаванию привлекались и подраставшие ученики школы, обнаружившие
свои знания и талант. Среди них были И. Парфеньев, Б. Яковлев, М.
Казаков и др.
Школа Д. В. Ухтомского сыграла огромную роль в воспитании
русских архитекторов. Во второй половине XVIII в., в связи с утверждением
большинства новых генеральных планов городов, в них развернулось
крупное строительство, в котором ученики Д. В. Ухтомского приняли
самое непосредственное участие.
Наряду с преподаванием и управлением в школе, Д. В. Ухтомский
развернул кипучую деятельность и как архитектор. Архивные документы
о строительстве в Москве в 50-х годах пестрят упоминанием его имени.
Однако ещё многое в творческой биографии зодчего остаётся
невыясненным. Но, несмотря на это, мы может назвать ряд его зданий,
которые одни сделали бы славу любому архитектору.
Самостоятельная деятельность Д. В. Ухтомского как архитектора
началась с середины 40-х годов, с момента, когда он стал «архитектором
при полиции». Первым нам известным крупным зданием Д. В. Ухтомского
была церковь Никиты Мученика на Басманной улице (теперь ул. К.
Маркса). Она была выстроена в 1751 г., когда её автору было всего
32 года.
Храм представляет собой широкий двухсветный восьмигранник
значительной высоты. С востока и запада к нему примыкают выступы, а с
юга и севера колонные портики. Их относительно небольшие размеры
подчёркивают грандиозный масштаб храма, увенчанного золочёной
фигурной главой необычайного рисунка. Архитектурные детали — наличники
— ИЗО —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
окон, портики, карнизы, лепнина и т. д. нарисованы уверенной и
сильной рукой. Чувствуется, что зодчий стремился к большим формам,
к впечатляющему архитектурному решению, к единству
композиции и убранства, к крупным пропорциям необычайно мажорного
звучания. В архитектуре храма Никиты Мученика нет
чрезмерного увлечения скульптурой,
завитками лепнины, карту-
шами и прочими деталями,
свойственными архитектуре
барокко. Д. В. Ухтомский
нашёл свой собственный строгий
стиль в этом пышном и
декоративном искусстве 40—50-х
годов XVIII в.
Рядом стоящая колокольня
своим изящным верхом
оттеняет величественность и
грандиозность форм главного
храма. Достигнутые Д. В.
Ухтомским в архитектуре этого
здания значительные результаты
дали ему возможность позднее
ещё раз вернуться к этой теме
и создать проект ещё более
значительный и увлекательный
по идее и композиции.
Общее признание Д. В.
Ухтомский завоевал
постройкой Красных ВОрОТ В 1753 Г. Церковь Никиты Мученика.
Выполненные в камне, они
должны были повторить прежние деревянные, воздвигнутые по случаю
коронационных торжеств 1742 г. Однако Дмитрий Васильевич
Ухтомский не ограничился простым повторением сооружения, выстроенного
по проекту архитектора М. Земцева, а внёс в него ряд изменений,
которые улучшили его, придали воротам стройность и единство
композиционного решения. В противоположность сдержанности архитектурного
декора церкви Никиты Мученика, Д. В. Ухтомский прибег здесь к
сочной лепнине, статуям, вазам и баллюстрадам, украшавшим отдельные
части строения. Эти применённые декоративные формы были оправданы
назначением сооружения, носившего триумфальный характер. Хотя
постройка Красных ворот в творчестве Д. В. Ухтомского была переходным
этапом, но всё же она отразилась на последующих произведениях
мастера в ряде применённых им деталей и приёмов.
Таким сооружением, задуманным Д. В. Ухтомским, оказался
проект Воскресенских ворот у Красной площади Москвы, помеченный
— 1131 —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
зодчим 1754 г. Д. В. Ухтомский решил воплотить здесь древнерусскую
традицию, когда меморативно-триумфальное сооружение строилось
в виде башни. Он придал своим воротам характер грандиозной башни,
обильно украшенной колоннами и скульптурами. Четырёхъярусная
башня поднялась на высоту в 86 метров. Её, как и Красные ворота,
завершала фигура трубящего гения. Д. В. Ухтомский создавал проект
своей башни, считаясь с её предполагаемым окружением — с Кремлём,
Красной площадью и с
храмом Василия Блаженного. Об
этом говорит высота башни и
её легкий, несмотря на
колоссальные размеры, характер.
Проект Воскресенских
ворот поставил Д. В.
Ухтомского рядом с В. В. Растрелли
во главе лучших архитекторов
русского барокко XVIII в.
К сожалению, ворота не были
выстроены.
Но не только
грандиозными постройками увлекался
Дмитрий Васильевич
Ухтомский. В 1753 г. он выстроил
князю Н. Трубецкому усадьбу,
расположенную на месте
Нескучного сада.
В противоположность
прежним своим проектам и
постройкам, Д. В. Ухтомский решил
здесь отказаться от чрезмер-
Красттые ворота. ного обилия столь любимых
им колонн. Так, центральный
дом их вовсе не имеет. По существу это небольшое здание, но обильно
декорированное всевозможной лепниной и богатыми наличниками.
Таковы же скромные садовые павильоны, в изобилии расставленные
в парке. Зато в решении последнего Д. В. Ухтомский даёт себе
полную волю мастера-декоратора. Перед домом располагаются клумбы
сложного по рисунку партера. В тени подстриженных шпалерами
боскетов и деревьев прячутся белые мраморные статуи нимф и богинь,
оттеняющие своими жеманными позами строгую архитектонику линий
стриженого «на французский манер» парка.
В русском усадебном искусстве усадьба Трубецкого, выполненная
Д. В. Ухтомским, бесспорно занимает видное место. По ценности замысла,
по единству архитектурной композиции она стоит в ряду прославленных
подмосковных ус&деб XVIII в.
— 1132 —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
Не менее замечательна другая постройка Д. В. Ухтомского. В том
же 1753 г. он выстроил для известного канцлера елизаветинского
времени Бестужева-Рюмина дворец-усадьбу на улице Коровий брод.
(Ныне в этом здании, сильно и неоднократно перестраивавшемся
лучшими мастерами XVIII—XIX вв. — Кваренги, Казаковым и
Жилярди — помещается Институт им. Баумана.)
Задача Д. В. Ухтомского была сложной. Расположение дворца
почти у самого берега реки Яузы могло легко продиктовать
излюбленную схему барочного решения,
сочетавшую сад и реку в один
цельный архитектурно-декоративный
ансамбль. Д. В. Ухтомский избежал
этого, поставив здание дворца по
линии улицы, чем придал ему
характер городского здания, а не
загородной резиденции крупного
сановника.
Дворец Бестужева-Рюмина
состоял из главного дворцового
здания и парных флигелей. Между
ними, также вдоль улицы, стояли
павильоны. В саду располагались
два грога, напоминавшие по своему
плану план церкви Никиты
Мученика. Если декоративность усадьбы
Трубецкого заключалась в
планировке парка и его архитектуре, то
парк дворца Бестужева-Рюмина
поражал своей лаконичностью и стоо-
_ г Воскресенские ворота (проект),
гостью. Декоративность решения
здесь была заключена в архитектурной обработке и взаимном
расположении разных по форме и размеру зданий.
Характерно, что здесь, как и во всех произведениях Д. В.
Ухтомского, отсутствуют постройки и внутренние помещения сложных,
кривых очертаний, что было так свойственно для архитектуры барокко
Западной Европы. Это стремление Д. В. Ухтомского к простым,
относительно несложным решениям, несмотря на барочные украшения,
может считаться своеобразным «протоклассицизмом». Ведь знаменательно,
что тридцать лет спустя Кваренги и Казаков, эти последовательные
классики, так легко переделали весь ансамбль бестужевского дворца,
сохранив, однако, основную схему планировки Ухтомского.
Все качества Д. В. Ухтомского как замечательного архитектора
обнаруживаются со значительной полнотой в выстроенной им в Троице-
Сергиевской лавре (г. Загорск) колокольне. В этом сооружении Д. В.
Ухтомский показал себя не только как талантливый архитектор, но и как
— 1133 —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
зодчий-градостроитель, тонко чувствующий красоту древнерусского
монастыря.
Приняв от уезжавшего в Киев в 1747 г. Мичурина его дела,
Д. В. Ухтомский получил в наследство и начатую им ещё в 1741 г. по
проекту архитектора Шумахера постройку колокольни в лавре.
Фундамент колокольни был заложен, но постройка двигалась очень
медленно. Строительство колокольни началось по существу лишь в 1756 г.
Можно думать, что на заложенных фундаментах возводилось новое
здание колокольни по проекту
Д. В. Ухтомского, так как им
уже в 1753 г., по его словам, в
бытность в лавре Елизаветы,
«с некоторыми прибавлением
учинён вторичный фасад».
В 1757 г. постройка колокольни
была осуществлена в пределах
этого проекта, т. е. колокольня
была выстроена трёхъярусной,
близкой к тому, что дал
Шумахер.
Но возведённая вчерне
колокольня не удовлетворила
Д. В. Ухтомского. Он увидел,
что трёхъярусная с
яйцевидным куполом колокольня яв-
Храм Госпитального дома. лялась ЧуЖеродным телом в
архитектурном ансамбле
лавры. Д. В. Ухтомский составил новый проект уже пятиярусной колокольни,
близкой к его проекту Воскресенских ворот. Она была осуществлена
в 60-х годах XVIII в. Д. В. Ухтомский великолепно понял, что всё
своеобразие, вся красота Троице-Сергиевской лавры строится на
архитектурной гармонии храмов, их глав, верхов башен, зданий корпусов
келий и стен монастыря. В этой подлинной древнерусской
архитектурной симфонии необходимо было здание новой колокольни поставить так,
чтобы оно не противоречило веками сложившемуся ансамблю, имеющему
по красоте мало себе равных. Д. В. Ухтомский блестяще справился с
поставленной перед ним задачей. Форма, пропорции и характер убранства
колокольни настолько совершенны, настолько связались с обликом
старинных зданий монастыря, что кажется, что колокольня искони занимала
своё место. Её своеобразная золотая глава даёт совершенно
новую форму завершения и не позволяет лёгким формам
грандиозной, но стройной колокольни «растаять» в беспредельной
синеве неба.
Дмитрий Васильевич Ухтомский закончил свой путь как
архитектор в 1759 г., когда он спроектировал на заливных лугах Москва-
— 1134 —
Дмитрий Васильевич Ухтомский
реки, недалеко от Симонова монастыря, огромный госпитальный и
инвалидный дом.
В своём новом, наиболее грандиозном проекте Д. В. Ухтомский
решил осуществить исключительно широкую по размаху постройку.
В центре большой крестообразной в плане площади, обрамлённой
корпусами наподобие дворцов, он поставил пятиглавый храм,
напоминающий церковь Никиты Мученика на Басманной. Здесь Д. В.
Ухтомский достиг необычайной цельности и единства. Всё разработано с такой
последовательностью, что почти невозможно представить здания этого
колоссального ансамбля вне связи друг с другом. Главным сооружением
является центральный храм, исключительно богатый по своей внешней
и внутренней обработке. Всё своё умение, всё своё прирождённое
чувство декоратора вложил в это произведение Д. В. Ухтомский. К
сожалению, этот интересный замысел остался неосуществлённым.
Помимо перечисленных зданий, Д. В. Ухтомским был выстроен
целый ряд других разнообразных сооружений. Так, документы упоминают
о его участии в работах по постройке подмосковной усадьбы Кускова.
Им был выстроен Кузнецкий мост с лавками на Неглинной и ряд
других зданий.
В 1760 г., вследствие интриг, он был отставлен от всех дел, за
исключением постройки лаврской колокольни. В 1767 г. он вышел
в отставку и больше не принимал участия в архитектурной жизни Москвы.
Умер Д. В. Ухтомский в 1774 (или 1775) году.
Величественные купола, огромная высота его зданий-башен, победно
трубящие «гениусы» — всё говорит о мажорности его мироощущения и
архитектуры. Многое из того, что дали его предшественники —
древнерусские зодчие, было им воспринято, развито и применено в стиле его
времени — в барокко.
Архитектурное наследие Д. В. Ухтомского, его своеобразный
«архитектурный почерк» не только делают его крупнейшим зодчим эпохи, но
и позволяют назвать его основоположником московской школы русской
архитектуры XVIII в.
О Д. В. Ухтомском: Грабарь И., История русского искусства, т. IV, в. 23;
Журнал «Архитектура», 1923, № 3—5; «Сообщение Кабинета теории и истории
архитектуры», 1940, № 2.
11И1Ш1Ш11111Ш111К
US
ВАСИЛИИ ИВАНОВИЧ
БАЖЕНОВ
,«^ (1737-1799)
Ж
рославленный и крупнейший русский архитектор Василий
Иванович Баженов был широко известен и в России, и в Европе. Лучшие
архитектурные академии XVIII века в Риме и Флоренции присудили ему
учёные звания академика и профессора. Флорентийская и Болонская
академии избрали его своим
членом. Василий Иванович Баженов
родился 12 марта 1737 года в селе
Дольском Калужской губернии,
в семье сельского псаломщика.
Первоначальное образование он
получил в Москве в
Славяно-греко-латинской академии, откуда, как
способный к графическим искусствам,
был переведён в школу знаменитого
московского зодчего Ухтомского.
Из этой школы вышли крупнейшие
архитекторы того времени:
профессор А. Кокоринов, Карл Бланк,
Матвей Казаков, Старое и другие
выдающиеся мастера русской
архитектуры.
В школе Ухтомского обучали архитектуре по правилам великих
теоретиков архитектуры: Витрувия, Палладио, Серлио и Виньолы.
Труды этих мастеров с многочисленными иллюстрациями и чертежами
были настольными пособиями в школе Ухтомского. Сам Ухтомский
в то время строил в Москве Красные ворота, колокольню Троице-Сер-
гиевской лавры и многие другие сооружения в стиле нарядного
барокко; вместе с тем он вёл работы в московском Кремле по
достройкам и ремонту. Помогая Ухтомскому в его работе, В. И. Баженов
— 1136 —
Василий Иванович Баженов
хорошо ознакомился с архитектурой Москвы XVII в. и полюбил её
своеобразную красоту.
Замечательны были в Москве последние постройки конца XVII в.,
когда в архитектуре появились новые формы*— так называемое русское
барокко. Ещё в начале XVII в. московский патриарх Никон, при участии
иностранных мастеров, начал строить Новоиерусалимский монастырь, в
котором уже намечались черты нарождающегося стиля. Лучшими
образцами архитектуры являлись: колокольня Новодевичьего монастыря,
церкви в Филях, Уборах и Дубровицах, сохранившиеся до нашего
времени. Из гражданских зданий были замечательны: трапезные Троице-
Сергиевской лавры и Симонова монастыря, дом Юсупова у Красных
ворот, Сухарева башня и другие. Особенно хороши были церкви: Успенья
на Покровке и Николы Большой Крест на Ильинке.
Воспитанный на архитектуре Москвы, В. И. Баженов ценил родную
архитектуру, её живописность и красочность, хорошо связанные с
северной природой. Этой любви он оставался верен всегда, даже создавая свой
характерный стиль и своё направление в архитектуре. В своей
знаменитой речи, произнесённой при закладке Кремлёвского дворца, он
вспоминает памятники Москвы и восхваляет их красоту.
Из школы Ухтомского В. И. Баженов, проявивший большие
способности к наукам, был откомандирован в Московский университет для
изучения иностранных языков, где обучался вместе с писателями
Фонвизиным и Новиковым.
В 1758 г. В. И. Баженов как один из способнейших к «изящным
художествам» был направлен в Академию художеств в Петербург.
Академия художеств, незадолго перед этим основанная И. М.
Шуваловым, переживала свою лучшую пору. Президент её, меценат и
вельможа И. М. Шувалов, искренно любил искусство и помогал наиболее
талантливым ученикам. Помощником Шувалова был профессор А. Коко-
ринов. Преподавали в Академии профессор Чевакинский — ученик
Растрелли, француз Валлен Дела-Мотт — крупный представитель школы
французской классики, по проектам которого были выстроены здания
Академии художеств и старого Эрмитажа, и много других профессоров
с крупными именами.
Под руководством Дела-Мотта В. И. Баженов заканчивает своё
образование в Академии и, получив звание «архитектурии помощника»,
в ранге прапорщика, в сентябре 1760 г. уезжает пенсионером в Париж.
Там он поступает в Академию художеств и с увлечением в течение двух
лет работает под руководством профессора де-Вальи. Он тщательно
изучает европейскую архитектуру, и успехи его так велики, что
французские профессора предсказывают ему блестящую будущность.
Несколько моделей памятников архитектуры, собственноручно исполненных
в это время В. И. Баженовым, поразили профессоров мастерством своего
исполнения настолько, что некоторые не верили, что модели — дело его
рук. В. И. Баженов посылает отчёты в Петербург. В 1762 г. Петербургская
— 1137 —
Василий Иванович Баженов
академия художеств присуждает ему звание адъюнкта. По окончании.
Парижской академии В. И. Баженов едет заканчивать своё образование
в Италию.
Рим, куда уехал В. И. Баженов, был центром художественной
жизни Европы. Туда стекались лучшие передовые художники, там
изучалось великое наследие древности, производились обмеры
памятников, раскопки, создавались имена и слава молодых талантов. В. И.
Баженов живёт полной жизнью, изучая великие произведения и общаясь с
большими европейскими мастерами; он находится в курсе передовых
устремлений молодёжи, устраивает выставку своих работ, моделей и
проектов. Среди моделей — Собор святого Петра в Риме, корпус Лувра
Перро и другие памятники. На В. И. Баженова обращают внимание
художественные круги Италии. Он участвует в конкурсе на проект
монументальной лестницы для Капитолия вместе с лучшими мастерами
Италии и Франции.
Римская академия святого Луки присуждает молодому В. И.
Баженову диплом академика и профессора, а Флорентийская и Болонская
академии избирают его своим членом. Петербургская академия
предоставляет ему средства на дополнительное путешествие по Италии. Он
посещает Флоренцию, Венецию, Геную, где с увлечением работает. По
возвращении в Париж профессора архитектуры принимают его с почётом,
как равного.
Прославленный и окрылённый успехом, молодой В. И. Баженов
весной 1765 г. возвращается в Петербург и попадает на торжество
открытия только что отстроенного здания Академии художеств. На
торжестве присутствует Екатерина II с двенадцатилетним наследником
Павлом, которому представляют В. И. Баженова. Президентом
Петербургской академии художеств в это время был назначен Бецкий,
проводивший в Академии новую воспитательную и учебную реформу.
В. И. Баженову эта реформа не понравилась. Вероятно, это и
послужило причиной охлаждения к нему Академии. За выставленные
работы ему всё же присуждается звание академика. Работы В. И.
Баженова имеют громадный успех, им заинтересовываются придворные
круги. Однако кафедры профессора в Академии ему не
предложили.
К этому времени архитектурный облик Петербурга был ещё далеко
не закончен. Столица была хорошо, но не вполне обстроена. Нужно
было ещё заканчивать гранитные берега Невы, создавать новые
памятники и ввести большую строгость в архитектуру этого великолепного
города, задуманного Петром I.
На развилке могучей Невы, в самом начале закладки города,
Пётр I выстроил крепость, собор и колокольню с высоким золотым
шпилем, а на набережных Васильевского острова — здание
двенадцати коллегий и дворец Меньшикова. В дальнейшем при Елизавете
вырастает Зимний дворец в пышном стиле любимого её архитектора
— 1138 —
Василий Иванович Баженов
В. В. Растрелли. Масштаб города правильно угадан, здания как бы
вырастают на новых проспектах, на берегах каналов Невы.
Однако Екатерина II и Бецкий критически отнеслись к барочной
архитектуре Петербурга. Были вызваны новые архитекторы-иностранцы:
англичанин Камерон и итальянец Кваренги, внесшие строгий
классический характер в новые строения столицы.
В. И. Баженов, воспитанный на французской классике, несмотря
на свой выдающийся талант, не подошёл к новому направлению. Он
получил только заказ построить на Каменном острове небольшой дво-
Деталь проекта Смольного института.
рец для наследника Павла, который и закончил со свойственным ему
вкусом.
Вторым его произведением была постройка Арсенала на
Литейном, который также исполнен в формах французской классики.
Самой лучшей его работой того времени является проект здания
Смольного института, исполненный по заказу Екатерины. Задуманный
свободно и широко, великолепно графически выполненный рукой
самого мастера, проект этот расценивается как одно из выдающихся
художественных произведений второй половины XVIII в. Игорь
Грабарь в своей «Истории русского искусства» говорит, что в случае
осуществления проекта здание было бы одним из лучших
европейских строений того времени. Однако постройка осуществлена не
была.
Скрытое недоброжелательство профессуры Академии и её
президента Бецкого не позволяли В. И. Баженову дальше оставаться в
Петербурге и ждать получения подходящих заказов. Он вынужден был
— 1139 —
Василий Иванович Баженов
принять предложение графа Орлова переехать в Москву на службу в
Артиллерийское ведомство, куда и уезжает в чине капитана
артиллерии. Он остаётся в Москве почти до самой своей смерти. Временно
Баженов поселяется в московском Кремле, где работает по достройкам
и ремонту и, видимо, тоскует, не будучи в состоянии осуществить свои
широкие замыслы и планы.
К концу 70-х годов Екатерина II решает начать перепланировку
обеих столиц, В Москве не имеется достойной резиденции для приез-
Проект Кремлёвского дворца. Фасад со стороны реки.
дов двора. В. И. Баженов задумывает создать дворец-резиденцию
в Кремле. Здание должно быть по своей архитектуре и богатству
новым архитектурным чудом, прославляющим русское государство,
царствующую династию и, в частности, Екатерину, честолюбивую
покровительницу наук и искусства, которую называли русской
Минервой.
Орлов докладывает о проекте В. И. Баженова Екатерине. Проект
нравится ей, даётся распоряжение разработать его и осуществить. На
подготовительные работы ассигновываются огромные суммы.
Окрылённый В. И. Баженов с восторгом принимается за работу.
Помощником и заместителем приглашается архитектор М. Ф. Казаков —
товарищ по школе Ухтомского. Начинается осуществление проекта и модели
великолепного здания. Сотрудников подготовляют в мастерской, где
В. И. Баженов выступает в роли учителя и руководителя, помогая
молодёжи овладеть теорией и практикой новой архитектуры.
Прекрасно образованный, владеющий иностранными языками, он
вместе с сотрудником Каржавиным переводит с французского языка
трактат об архитектуре римского архитектора Витрувия, написанный
в начале нашей эры и переведённый на французский язык. Академия
наук издаёт перевод, являющийся ценным вкладом в русскую литера-
— 1140 —
Василий Иванович Баженов
туру по архитектуре. Этот перевод в течение почти полутораста лет был
единственным русским переводом Витрувия.
Со свойственной В. И. Баженову энергией и подъёмом он пять
лет проводит над созданием проекта и модели Кремлёвского дворца.
Исполненная из липового дерева, оштукатуренная и отделанная под
натуру, модель эта является лучшим образчиком модельного искусства.
Впоследствии, в течение столетия её перевозили с места на место,
частично разбирали и растеряли. Она была собрана недавно и
выставлена в Московском музее архитектуры в 1938—1939 гг.
В. И. Баженов задумал построить грандиозное здание дворца на
южной стороне Кремля, на берегу Москва-реки, частично завернув его
на Красную площадь и к арсеналу с другой стороны.
Участок Кремля, возвышающийся над рекой и освещенный с юга,
давал возможность хорошо показать архитектуру здания. В. И.
Баженов прекрасно разрешил план дворца, обогатив его круглыми и
овальными формами дворов и внутренних зал, что придало архитектуре
нарядность и разнообразие. План дворца охватывал почти весь Кремль.
Проект Кремлёвского дворца. Фрагмент.
На высоком двухэтажном пьедестале установлены колоннады,
обрамляющие верхние этажи здания. Колокольня Ивана Великого и храмы
Кремля сохраняются и окружаются дворцовыми корпусами.
Проект и модель выполняются с величайшей тщательностью; группа
В. И. Баженова вкладывает в разработку всё своё умение,
мастерство и фантазию. О проекте можно написать специальный трактат, как
о произведении исключительно высокого мастерства, стоящем в ряду
величайших созданий мировой архитектуры.
Приближается закладка дворца. В. И. Баженов обставляет закладку
с большим вкусом и декоративностью. Он создаёт ряд временных
— 1141 —
Василий Иванович Баженов
построек, строит лестницу с берега реки на Кремлёвский холм. Во
время закладки он произнёс замечательную речь, в которой выявил
своё архитектурное кредо, любовь к родине и, в частности, к Москве,
где прошло его детство и где он учился, с восторгом говорит о
московской архитектуре, описывает историю возникновения Москвы и
подробно перечисляет её памятники. В своих исторических сравнениях
он касается архитектуры древних народов Египта и Греции, даёт
оценку московским памятникам, восторгается дорогими его сердцу
памятниками XVII века.
Проект Кремлёвского дворца. Фрагмент.
Годы работы над проектом Кремлёвского дворца были лучшими
годами жизни В. И. Баженова. Он работал среди учеников своей
мастерской, творил, изучал, экспериментировал над темой огромного
значения. Как когда-то Микель Анджело мечтал о грандиозной постройке
памятника Юлию II, так и В. И. Баженов мечтал о дворце, который
смело и широко задумал. Екатерина II всячески- поощряла его,
одобрила присланную в Петербург модель и выдала ссуду по
представленной смете, которая достигла колоссальной цифры в 30—50 миллионов
рублей.
Ещё в самом начале проектирования В. И. Баженов развернул
работы по добыванию строительных материалов, заготовлял кирпич и
камень, затребовал из Сибири сведения о камнях больших размеров.
Он прочно осел в Москве, женился, обзавёлся семьёй и построил
собственный дом в Средних Садовниках. Но внезапно по каким-то
причинам Екатерина охладела к постройке и велела её прекратить,
а сломанные башни Кремля восстановить. В. И. Баженов получил
тяжёлый удар. Он распустил свою мастерскую.
— 1142 —
Василий Иванович Баженов
Но эта, хотя и не состоявшаяся, постройка благодаря своим
подготовительным работам и особенно модели создала автору большую
славу не только в России, но и в Европе. Английский путешественник
Кларк, проф. Кембриджского университета, пишет в 1770 г. по
поводу модели, что в случае осуществления дворца он явился бы одним из
чудес мира, превосходя храм Соломона, виллу Адриана и форум Трояна.
Огромно было влияние В. И. Баженова и на архитектуру Москвы
того времени. Прекрасный рисовальщик и гравёр, он поднял на
небывалый уровень рисунок и строительную технику. Как воспитатель
молодых кадров В. И. Баженов был незаменим. Лучшие ученики
распространяли его идеи и впоследствии, при участии М. Ф. Казакова,
создали московскую школу архитектуры.
К каждому своему произведению В. И. Баженов подходил
по-новому, оригинально. По натуре он был экспериментатором, черпавшим
идеи для творчества из самой жизни. Творил свободно, широко и
разнообразно. Он был не эпигоном европейской архитектуры, а творцом
и теоретиком новой русской оригинальной архитектуры.
Дом Пашкова (теперь библиотека им. В. И. Ленина).
После неудачи с Кремлёвским дворцом В. И. Баженов переходит
к частным заказам, в которых в Москве не было в то время недостатка,
так как богатые дворяне, приезжавшие из Петербурга или
провинции в Москву, строили себе дворцы-особняки. Одним из таких дворцов
был дом бригадира Пашкова (ныне здание библиотеки им. Ленина),
стоящий на холме против Кремля. Автором этого здания, которое
считается одним из красивейших зданий Москвы, был, по нашему
исследованию, В. И. Баженов, а не Казаков, как это думают
некоторые искусствоведы.
— 1143 —
Василий Иванович Баженов
Стилистический анализ этой постройки, как и сравнение деталей
её плана с деталями других построек В. И. Баженова (например, дом
Прозоровских на Полянке), ясно показывает руку того же мастера,
создавшего стройный силуэт дома и выбравшего для него такое
эффектное местоположение. В устных преданиях и в старых путеводителях
автором дома Пашкова также считается В. И. Баженов.
Чтобы скрасить неудачу с постройкой дворца в Кремле, В. И.
Баженову предложили проектировать устройство декоративных построек
на Ходынском поле в честь заключения Кучук-Кайнарджийского мира
с Турцией.
По идее Екатерины В. И. Баженов спроектировал и выстроил
фантастические здания, условно изображающие на земле моря, реки и
завоёванные у турок города и крепости. Восточная, смешанная с евро-
Главные ворота и часть ограды галлереи (Царицыно).
пейской архитектура напоминает как бы театральные декорации.
Осуществив эти постройки, В. И. Баженов и М. Ф. Казаков блеснули
своими декоративно-художественными и организаторскими талантами.
Празднества в честь мира с Турцией имели огромный успех.
Екатерина прогуливалась среди толпы, окружённая блестящей свитой;
в письмах к Гримму она называла В. И. Баженова своим архитектором
и вернула ему свою благосклонность.
Вскоре после празднества В. И. Баженову поручили новую
постройку дворца-резиденции в Царицыне под Москвой. Успех
декоративных построек Баженова и Казакова так увлёк Потёмкина и
Екатерину, что они решили построить новую подмосковную резиденцию
в духе нового нарождающегося в Европе романтического стиля.
Создавая Царицынский дворец в формах романтической
архитектуры, В. И. Баженов шёл вразрез с классическим направлением, в
котором работали Камерон, Кваренги и Старов. После произведений
— 1144 —
Василий Иванович Баженов
Камерона дворец В. И. Баженова, ещё незаконченный, насыщенный
романтикой, не понравился Екатерине. В резкой форме она
высказала своё недовольство. В. И. Баженов принуждён был снова
распустить «команду» и даже распродать имущество. Даже частично
уцелевшая до наших дней, эта постройка характеризует В. И. Баженова как
прекрасного мастера с огромной фантазией, чувством пространства и
рисовальщика чудесных деталей. Дворец, построенный в том же стиле
М. Ф. Казаковым на фундаменте сломанной постройки В. И. Баженова,
значительно суше и академичнее. Развалины павильонов В. И. Баженова,
окружающие дворец, уцелели до сих пор. Живописно поросшие зеленью,
они представляют собой как бы живую декорацию высокого
художественного качества.
Это произведение даже и в развалинах прекрасно связано с
русской природой. Красные кирпичные стены, башенки, облицованные белым
камнем, и общая планировка дворцовых корпусов дают этой постройке
место в ряду самых выдающихся произведений искусства.
После смерти Екатерины Павел I в 1796 г. вызывает В. И.
Баженова в Петербург. Павел, знавший с детства В. И. Баженова, очень
любил и уважал его. В Петербурге В. И. Баженову поручается проект
замка св. Михаила. Его назначают вице-президентом Академии
художеств, дают высокий чин и награду. Михайловский замок по проекту
В. И. Баженова строит архитектор Бренна; в архиве Воронцовых в Крыму
найдены профессором Н. А. Кожиным чертежи замка, подписанные
В. И. Баженовым. По проекту ясно видно, что идея здания
принадлежит В. И. Баженову. Постройка замка была передана Бренна ввиду
болезни, мешавшей В. И. Баженову строить самому.
Незадолго до своей смерти В. И. Баженов предложил Академии
художеств изменить систему образования и обучения в Академии.
Тогда он уже как вице-президент мог бороться с вредным
наследием воспитательной системы Бецкого. Он также провёл в Академии
художеств одно особенно важное для русской архитектуры
постановление. Он предложил Академии собирать у архитекторов лучшие
проекты сооружений в России для составления из них многотомной
истории русской архитектуры. Смерть В. И. Баженова 13 августа
1799 г. прервала эту работу Академии, которая при осуществлении
позволила бы иметь богатейшее собрание не только осуществлённых,
но и исчезнувших сооружений эпохи XVIII в. в России.
Как многие великие мастера, В. И. Баженов в разные периоды
своей деятельности и для разных объектов работал в различных
манерах. В проекте Смольного института ещё чувствуется французское
влияние. Кремлёвский дворец проектируется в строгих, величественных
формах зрелой классики. Царицынский дворец показывает высокий
образец романтического стиля. В частных постройках и в особенности
в Пашковом доме он проявил себя создателем изящной новой русской
классики. Только в немногих его работах чувствуется влияние Италии,
— 1145 —
Василий Иванович Баженов
среди них беседка-сноп в Царицыне и его собственный дом в
Садовниках.
В. И. Баженов как учёный архитектор первый начал славную
эпоху русских классиков архитектуры. Бессмертные произведения его
могучего таланта, знания и мастерства ещё далеко не изучены. Не
собраны сведения о нём в архивах Парижа и Рима, даже не найдено
большинство проектов периода московской деятельности, оставшихся
в архивах «Кремлёвской экспедиции» или у наследников.
Фигурный мост через дорогу (Царицыно).
Потомство ценит В. И. Баженова как великого борца за
передовые идеи в архитектуре, великого мастера, которого не могли сломить
неудачи, всегда стремившегося к просвещению и славе своей Родины,
к изучению великого архитектурного наследия русского народа.
О В, И. Баженове: Грабарь И., История русского искусства, М., 1912, т. III,
гл. XIX; Петров П. Н., Сборник материалов для истории Спб. Академии
художеств за сто лет, Спб., 1864, ч. I, прим. 25; Р огожин, Новые сведения об
архитекторе Баженове, «Русский архив», 1899, №4; Снегирёв В., Архитектор В. И. Баженов,
М., 1937; К двухсотлетию со дня рождения В. И. Баженова, «Архитектура СССР», 1937,
№ 2; Ильин М., Василий Иванович Баженов, М., 1945.
1
^ ^ ^^^iiiiiii-^iiuiiiiiiiiiiiijuM^iiiji mmmm.^rzr:
U **№*р\^)Ъ
JtrnllllllllLirnntW^
^^у»
МАТВЕИ ФЁДОРОВИЧ
КАЗАКОВ
(1738—1812)
,ри входе в Москву меня охватило удивление, смешанное
с восхищением, потому что я ожидал увидеть деревянный город, как
многие о том говорили, но, напротив, почти все дома оказались
кирпичными и самой изящной, и самой современной архитектуры. Дома
частных лиц были похожи на
дворцы, настолько они были богаты и
красивы», — так писал из Москвы
один из офицеров наполеоновской
армии в сентябре 1812 г. Великий
пожар ещё не испепелил древней
столицы. Город, оставленный
жителями, поразил даже француза,
избалованного великолепными
постройками Парижа. Одним из
создателей московской архитектуры, её
знаменитых общественных зданий,
дворцов и домов был архитектор
Матвей Фёдорович Казаков. В
Москве он родился, жил, учился и
сделался признанным мастером.
Родному городу посвятил он всю
свою трудовую жизнь, свои знания и талант выдающегося зодчего.
Матвей Фёдорович Казаков родился осенью 1738 года. Отец его
служил в московском интендантстве, дослужился до
«подканцеляриста» и был на хорошем счету. Ввиду его беспорочной службы, уже
после его смерти, М. Ф. Казаков в 1751 г. был зачислен в незадолго
перед этим открытую архитектурную школу архитектора Ухтомского.
Она образовалась из его мастерской и по обычаю того времени
носила название «архитекторской команды». Наряду с изучением теории
— 1147 —
Матвей Фёдорович Казаков
ученики обучались здесь и практической работе. Их посылали на
различные стройки, которые вёл начальник школы Ухтомский. Они не
только помогали рабочим и десятникам, но следили и за качеством
постройки, составляя обо всём замеченном рапорты. Такое обучение
давало прекрасные результаты, помогая ученикам сделаться
самостоятельными архитекторами. К концу пребывания М. Ф. Казакова в школе
ею были получены из-за границы книги по архитектуре. Среди них
были сочинения современных французских зодчих и знаменитые
архитектурные трактаты Витрувия, Палладио и других мастеров
прошлого. Их изучение не только расширило познания юного архитектора,
но и на всю жизнь определило его любовь и не знающую сомнений
веру в идеалы классического искусства. В 1761 г. М. Ф. Казаков
окончил школу с чином «архитектурии прапорщика» и был назначен в
мастерскую главного «городового архитектора» Москвы П. Р. Никитина.
В мае 1763 г. дотла сгорела Тверь. Тверской пожар потряс страну.
Уже через несколько дней правительство отдало приказ о
восстановлении сгоревшего города. В Тверь выехала группа архитекторов во
главе с Никитиным. В его новой «команде» был и М. Ф. Казаков.
В Твери надо было восстанавливать правительственные здания и дома
населения. Но это не было простое восстановление старого.
Предстояло создать новый город, отвечавший тогдашним правилам городской
планировки.
Пять лет провёл М. Ф. Казаков в Твери. Он участвовал и в раз-
работке генерального плана города и в составлении проектов
отдельных зданий. Никитин поручил ему проект, а затем и постройку
Тверского дворца. Первоначально это здание предназначалось для
местного архиерея, поэтому оно долгое время называлось «архиерейским
домом». Дворец стоял недалеко от древнего городского Кремля, на
средней из трёх основных улиц города, которые расходились от
полукруглой городской площади наподобие трезубца.
М. Ф. Казаков задумал дворец без ненужного украшательства и
сложности. Перед простым прямоугольным зданием располагался
парадный двор. С боков его охватывали лёгкие галлереи — переходы,
шедшие к угловым павильонам. Убранство дворца было красивым,
простым и ясным. Стены местами были украшены лёгкими лепными
гирляндами и венками. Вместо колонн с пышными капителями
М. Ф. Казаков применил плоские лопатки-пилястры. Для придачи им
большей выразительности он покрыл их канелюрами — полукруглыми
бороздками-выемками. Это создавало частые красивые теневые полосы,
видные не только в солнечные, но даже и в облачные дни.
Несмотря на простоту общей композиции и скромность убранства,
дворец в новой Твери бесспорно явился лучшим зданием. Законченное
в 1767 г., оно принесло его автору не только признание, но и
известность. Один из московских помещиков — Нащёкин — заказывает ему
проект своей подмосковной усадьбы Рай-Семёновское. М. Ф. Каза-
— 1148 —
Матвей Фёдорович Казаков
ков прекрасно справился с этим, повидимому, первым крупным
частным заказом. Ещё полный впечатлений от планировки Твери и
романически переживая замысел своего первого здания, он создал план
усадьбы, во многом похожий на план основной части Твери. От дома,
как от тверского Кремля, шла центральная аллея, обсаженная липами
и берёзами. Прерывающий её пруд походил на большую тверскую
площадь. Рядом, на холме, М. Ф. Казаков поставил усадебную
церковь. По своему внешнему убранству она напоминала павильоны
Тверского дворца. Уже в этих ранних произведениях М. Ф. Казакова
обнаруживается одна его характерная черта: зодчий, найдя удачное
решение, не раз возвращается к нему, варьируя и разрабатывая
отдельные его формы и детали.
В следующем, 1768 году молодой зодчий начал большую работу
у Баженова. Пять лет, проведённые М. Ф. Казаковым на разработке
баженовского проекта Большого Кремлёвского дворца, сделались
годами его второго учения, были его высшим образованием.
Екатерина поручила Баженову составить проект дворца в Кремле.
В нём крайне нуждался двор, часто наезжавший в эти годы в Москву.
В основу проекта была положена идея прославления русского народа
и его военной славы в связи с блистательными победами над турками
и освобождением русских земель на юге. По замыслу Баженова,
дворец должен был быть не только местом пребывания императрицы, но
и грандиозным общественным зданием. В его обширных дворах
размещались все древние постройки Кремля, а прилегающие новые
площади предназначались для всенародных собраний, торжеств и
празднеств. Величие, красота и разнообразие архитектурных форм,
применённых в проекте дворца, поражали современников. Несмотря на то
что эта грандиозная постройка по ряду причин не была осуществлена
и осталась лишь в модели, она оказала большое влияние на русскую
архитектуру тех лет. Талант М. Ф. Казакова вырос и окреп в работе
над этим проектом. Он долгие годы служил источником вдохновения
для многих произведений М. Ф. Казакова.
Работая бок о бок с Баженовым, М. Ф. Казаков постиг то, чем так
виртуозно владел знаменитый русский архитектор.
Работа над проектом и моделью Кремлёвского дворца приучила
М. Ф. Казакова к систематичности, целенаправленности и логике
архитектурного построения. Он на практике понял, что успех архитектурного
замысла зависел от продуманности, цельности и ясности проекта.
Постройка увеселительных зданий на Ходынском поле по случаю
празднования Кучук-Кайнарджийского мира была поручена Баженову,
который и здесь был назначен главным архитектором. Праздник,
посвященный национальной победе над турками, экзотика восточной
архитектуры и большая свобода в постройке зданий павильонного типа
побудили Баженова избрать совершенно новый стиль. Позднее он
получил название псевдоготики благодаря частому применению стрель-
— 1149 —
Матвеи Фёдорович Казаков
чатых арок. Стены из красного кирпича с белокаменными деталями,
многие приёмы, заимствованные из древнерусской архитектуры XVII в.,
как, например, кувшинообразные колонки у входа, остроконечные
пирамиды с шарами наверху и т. д., особенно нравились М. Ф.
Казакову. Поэтому полученный им заказ на постройку подъездного
Петровского дворца (теперь помещение Академии Воздушного флота),
Петровский дворец.
расположенного в непосредственном соседстве с ходынскими
увеселительными постройками, был выполнен им в этих же сказочных
формах. Башенки, ограды различной высоты и рисунка окружают здание
дворца. Последний стоит посредине большого двора. Затейливые
белокаменные наличники украшают его окна. Крыльцо с широкой лестницей
с пузатыми колонками встречает входящего. Здание венчается
куполом, в основании которого расположены стрельчатые окна. М. Ф.
Казаков с исключительным чутьём воспринял праздничный характер
русской национальной архитектуры и воплотил его в своём новом
произведении. Успех этой постройки определил дальнейший путь молодого
мастера.
С этого времени начинается его всё возрастающий успех как
архитектора. Биография М. Ф. Казакова бедна житейскими, бытовыми
фактами, но она богата тем великим наследием, которое он нам
оставил. Жизнь М. Ф. Казакова как бы заключена в его произведениях.
Ещё не был закончен Петровский дворец, как М. Ф. Казаков
получил новый заказ. Ему было поручено составление проекта здания
Сената в московском Кремле. Сенат предполагали построить напротив
Арсенала. Участок был неудобный, треугольной формы, но и его
М. Ф. Казаков сумел использовать как основу для возводимого им
здания. Центр всей композиции занял грандиозный купольный зал.
М. Ф. Казаков рассчитал своё здание так, что купол зала пришёлся
как раз за башней, расположенной в центре Красной площади, между
Спасскими и Никольскими воротами. Таким образом, здание Сената
— 1150 —
Матвей Фёдорович Казаков
являлось не только кремлёвским зданием, но и сделалось
общегородским, войдя как звено в общий ансамбль зданий важнейшей площади
древней столицы. Смелость решения всего здания, в особенности его
купол, поразила современников и даже вызвала среди московского
общества опасение в прочности сооружения. Для опровержения
подобных опасений М. Ф. Казаков при раскружаливании стоял со своими
помощниками на куполе. «Криками «ура» был встречен Казаков», —
Правительственный Сенат.
отмечают современники. Екатерина II, приехавшая осмотреть здание,
воскликнула: «Какое искусство!». Постройка здания Сената поставила
М. Ф. Казакова в ряд лучших архитектороз, работавших в это время
в России. Оно и сейчас украшает московский Кремль.
Успех М. Ф. Казакова рос. Частные лица всё чаще обращались
к нему с просьбой о составлении проектов домов или дворцов. С
годами заказов становилось всё больше и больше, у М. Ф. Казакова
появляются ученики и помощники.
В архитектуру городского дома М. Ф. Казаков вносит много
нового. Он перерабатывает старую усадебную систему планировки дома.
Последний, окружённый службами, обычно ставился в глубине участка.
М. Ф. Казаков, наоборот, выдвигает его к фронту улицы, ставит на
красную линию. Тем самым его дома включаются всей своей, нередко
прямо-таки дворцовой, архитектурой в общий облик города. Несколько
десятков превосходно созданных им домов и дворцов, не считая
многих крупных общественных зданий, украшали улицы и переулки
столицы. Особенно известны дом Демидова в Гороховском переулке (ныне
Институт геодезии), Гагарина на Петровском бульваре (здание
Поликлиники), Меньшикова на Б. Никитской, Барышникова на Мясницкой
(ныне в нём помещается одно из медицинских учреждений) и
многие другие.
Среди построек 70—80-х годов XVIII в., выполненных М. Ф.
Казаковым, выдающееся место занимает усадьба в Петровском (близ
ст. Алабино Киевской ж. д.). По мысли владельца Демидова строение
должно было быть не обычной усадьбой с хозяйственными
постройками, а сложно скомпанованным ансамблем, включавшим церковь с
отдельно стоящей колокольней, парк с многочисленными скульптурами
-1151 —
Матвей Фёдорович Казаков
и отдельные здания хозяйственного назначения. Кроме того, дом должен
был быть увенчан статуей Екатерины.
Основную часть этой усадьбы М. Ф. Казаков распланировал в виде
правильного квадрата. На его углах стояли небольшие флигели, центр
же был занят главным домом. Со всех четырёх сторон его украшали
колонные портики. На срезанных углах были сделаны балконы,
опиравшиеся на две небольшие колонны. Благодаря срезанным углам зда-
Колонный зал (Дом Союзов).
ние казалось треугольным, а не квадратным. Церковь, колокольня и
службы располагались вдоль основной дороги, ведшей к главному
дому. С противоположной стороны к дому примыкал парк с
многочисленными и искусно распланированными аллеями. Остроумная
планировка дома с круглым залом в центре дала возможность объединить
комнаты и залы различной формы и размера.
С конца 70-х годов М. Ф. Казаков фактически становится
главным архитектором Москвы. Его исключительная честность,
спокойствие и приветливость привлекали к нему людей. Вокруг него быстро
сложилась безгранично преданная ему школа учеников. Он никогда не
заискивал перед «сильными мира сего», что было так свойственно в те
времена и носило меткое название «искательства». Ни один зодчий не
пользовался таким успехом, такой популярностью, которые
сопутствовали М. Ф. Казакову. По своему происхождению, воспитанию и
работе М. Ф. Казаков принадлежал к той нечиновной интеллигенции
Москвы, которая выдвинула из своей среды лучших культурных
деятелей эпохи. Он создаёт свои архитектурные проекты с редкой
лёгкостью. Но эта лёгкость была лишь кажущейся, так как за ней
лежали годы упорного труда и всё совершенствующегося мастерства. Во
— 1152 —
Матвей Фёдорович Казаков
всех его произведениях красной чертой проходит единство его
творчества, его стиля. Классика являлась для него вечно живым идеалом. Он
безраздельно предан её красоте и обаянию.
Помимо большого количества частных работ архитектурного
порядка, М. Ф, Казаков выполнял многие государственные заказы. То
надо было ехать в Екатеринослав (теперь Днепропетровск) для
застройки центральной части города, то по такому же делу ехать в
Калугу. Затем следуют работы в Коломне и её округе и много других.
Старое здание Московского университета, построенное по
проекту М. Ф. Казакова. (Фасад переделан Д. Жилярди после пожара
Москвы 1812 г.)
Пожар Москвы 1812 года уничтожил внутреннее убранство
большинства зданий Казакова. Из значительного количества созданных им
произведений сохранились лишь так называемые «Золотые комнаты»
дома Демидова и восстановлен знаменитый Колонный зал дома
Долгорукова. Если «Золотые комнаты» говорят о высоком мастерстве зодчего
в области декорирования небольших комнат, то в Колонном зале,
являющемся центром теперешнего Дома Союзов, М. Ф. Казаков
достигает исключительного впечатления торжественности, притом очень
простым способом. Вдоль стен стоят коринфские колонны. Их пышные
капители, расположенные между ними люстры и балюстрада балконов
являются единственными декоративными деталями убранства зала.
Этот парадный, бальный зал — один из лучших в русском классицизме.
В эти же годы М. Ф. Казаков строит ряд общественных зданий
Москвы — Московский университет, присутственные места, дворец в
Царицыне и здание «Нового Комиссариата» (здание Интендантства на
быв. Б. Садовнической ул.). Все они по-разному разрешают тему
общественного здания. Так, здание Московского университета (его
фасад и зал переделаны архитектором Д. Жилярди после пожара в
1812 г.) исходит в своей планировке из схемы городской усадьбы
— 1153 —
Матвей Фёдорович Казаков
(парадный двор между двух выступающих боковых крыльев). Дворец
в Царицыне, выстроенный на месте дворца, сооружённого по проекту
Баженова и сломанного по распоряжению Екатерины, представляет
собой два больших почти квадратных многоэтажных корпуса,
соединённых продольным, значительной высоты, с выходом в центре.
Царицынский дворец был выстроен в том же стиле «псевдоготики»,
что и Петровский подъездной дворец. В «Новом Комиссариате»
М. Ф. Казаков воспользовался старыми образцами промышленных
сооружений древней Руси. Они обычно окружались стенами с башнями
по углам. Тот же замысел лежит и в грандиозном здании М. Ф.
Казакова, занимающем целый городской квартал. В его центре, со стороны
Москва-реки, он поставил большое зда-ние с колонным портиком, ко-
Остатки Царицынского дворца.
торое входило в систему корпусов, стоящих вокруг квадратного двора.
На его углах высились круглые башни с низкими куполами.
В 80-е годы XVIII в. талант М. Ф. Казакова достигает своего
расцвета. Лучшим зданием, созданным им в это время, был мавзолей для
Барышникова в Николо-Погорелом Смоленской области (1783 г.).
Круглый в плане мавзолей, несущий ступенчатый купол, окружают,
точно венок, шестнадцать ионических колонн. Основные части здания
выложены из прекрасного белого камня, а стены окрашены в розовый
цвет. Больше тридцати скульптурных панно украшают это
изумительное здание, стоящее на высоком спуске к Днепру. Их выполнил
знаменитый русский скульптор Ф. Шубин.
Форма мавзолея настолько совершенна, слияние архитектуры
со скульптурой настолько органично, прорисовка деталей настолько
закончена, что этим памятником можно любоваться часами. Кажется,
что бессмертное творение мастера живёт и дышит в лучах солнца -и
окружающем его изумительном ландшафте. Мавзолей по своей
архитектуре может быть вполне сравнён с прекрасными памятниками античности.
— 1154 —
Матвей Фёдорович Казаков
Составление чертежей, деталей, смет, наблюдение за постройкой,
естественно, требовали не только внимательных, но и одарённых
помощников. Сменив Баженова на посту начальника «Кремлёвской
экспедиции», М. Ф. Казаков организует при ней архитектурную школу.
Характерна при этом забота М. Ф. Казакова о создании именно
русских мастеров зодчества. В прошении об организации училища он так
и указывал, что оно нужно для того, чтобы иметь совершенных
«мастеров российских, что смогут заимствовать и прочие губернии и потому
не будет нужды в иностранных,
которые несведущи ни в доброте
здешних материалов, ни в том, что
здешний климат производить
может». Он составляет подробную
программу обучения будущих
архитекторов. Среди намеченных курсов
были: «рисовальный, чистой
математики, механики..., перспективы и
живописи пейзажной и
орнаментальной, живописи живых фигур».
Организуется чертёжная. М. Ф.
Казаков велит «наполнить чертёжную
чертежами и рисунками не только
лучших зданий и видов в России,
но и прочих именитых зданий и
видов всех четырёх частей света.
Стараться собрать сколько
возможно чертежей и видов древних
зданий, паче в Кремле находившихся,
уже уничтоженных, иметь чертежи
тех частных зданий, кои с дозволе- m^^?^^S^m
ния начальства производимы буду г
архитекторами и помощниками экспедиции, хранить лучшие чертежи
обучающихся, заводить части моделей».
Эта его инструкция свидетельствует не только о большом
кругозоре и глубоких знаниях мастера, но и о большой любви к русской
национальной архитектуре.
М. Ф. Казаков создал подлинную школу мастеров. Отсюда вышли:
Еготов, Таманский, Бове, однофамилец Родион Казаков и сыновья самого
основателя школы Матвей, Василий и Павел. После пожара 1812 года
О. И. Бове становится главным архитектором Москвы и воссоздаёт
сожжённую столицу.
В 90-х годах М. Ф. Казаков создаёт ряд новых оригинальных
зданий. Среди них дом Разумовского занимает одно из первых мест. Дом
выстроен в виде буквы П, охватывающей парадный двор. В центре под
фронтоном расположена большая полукруглая ниша. По её бокам стоят,
— 1153 —
Матвей Фёдорович Казаков
выступая вперёд, лёгкие колонные портики. Между ними помещены
лестницы, ведущие к главному входу. Стройные колонны портиков и сама
ниша придают этой части здания необычайную лёгкость и воздушность.
Скромность и строгость обработки боковых крыльев дома подчёркивают
богатство решения его центра.
В 1796 г. М. Ф. Казаков приступает, по заказу Голицына, к
постройке больницы на Калужской улице. Это была лебединая песнь
мастера, так как вскоре после окончания этого выдающегося здания
болезнь приковала его к постели. Голицынская больница (ныне Вторая
градская) — одно из лучших
произведений в творчестве М. Ф.
Казакова. Старая усадебная
планировка дома с флигелями,
кажется, вновь оживает в этом
здании. Но это лишь первое
впечатление, так как М. Ф. Казаков
применяет здесь такие новые
приёмы, которые существенно
изменяют старые привычные
формы. Он ставит боковые корпуса
вдоль улицы, сохраняя
одновременно положительные черты
старой планировки, т. е. помещает
центральную часть с колонным
портиком и куполом над ним в
глубине участка. Этот
оригинальный приём не только выделял
основную часть здания, но
связывал больницу с улицей, вводя
её как определённое звено в
организм города. За портиком
п _ высится большой купол с харак-
Голицынская больница. J r
терными полукруглыми окнами-
люкарнами. Он расположен над круглым помещением церкви. Стены
её внутри украшены двумя ордерами колонн, которые Казаков, вопреки
всем канонам, переставил: между большими ионическими колоннами
поставлены меньшие коринфские, несущие арки (обычно ионический ордер
был подчинён коринфскому). Этот неожиданный приём говорит о
неослабевающем упорстве престарелого мастера, ищущего всё новых
решений в кругу классических форм и деталей.
В год окончания постройки больницы М. Ф. Казаков уходит в
отставку. Его последним трудом было собрание чертежей его собственных
построек. Начальник «Кремлёвской экспедиции» Валуев, поддерживая
прошение престарелого мастера об отставке, писал о нём: «Только
знаменитый и искуснейший архитектор, статский советник Казаков, прослав-
— 1156 —
Матвей Фёдорович Казаков
ленный и по всей России отличнейшими познаниями сего художества и
практическим производством..., наполнил не толико Москву, но и
многие края России хорошими архитекторами..., оставивши по себе весьма
много и великие его искусства..., остаток дней своих желает посвятить
архитекторской школе...».
Уйдя в отставку, М. Ф. Казаков не перестаёт интересоваться
художественной жизнью любимого им города. По словам его сына, в эти
последние годы его жизни он «любопытствовал узнавать что-нибудь для
него новое и старался знакомиться с людьми, в которых замечал какие-
либо познания».
При приближении французов к Москве в 1812 году семья увезла
М. Ф. Казакова в Рязань. Здесь узнал он об ужасном пожаре. «Весть
сия, — писал его сын, — нанесла ему смертельное поражение. Посвятив
всю свою жизнь зодчеству, украся престольный град великолепными
зданиями, он не мог без содрогания вообразить, что многолетние его
труды превратились в пепел и исчезли с дымом пожарным».
Душевное потрясение от полученного известия усилило его недуг.
7 ноября 1812 года знаменитый зодчий, строитель Москве, скончался.
Значение творчества Казакова для архитектуры Москвы и
русского искусства трудно переоценить. Без преувеличения можно сказать,
что Казаков создал новую классическую Москву XVIII века. Всё
его творчество отличается цельностью художественных идеалов»
являясь выражением подлинного национального художественного
мастерства.
О М. Ф. Казакове: Бондаренко И. Е., Архитектор Матвей Фёдорович
Казаков (1738—1812), М., 1912 (новое переработанное издание, М., 1938); «Архитектур.1
СССР», 1938, № 1 (статьи, посвященные 200-летию со дня рождения М. Ф. Казакова),
Ильин М., Матвей Фёдорович Казаков, М., 1944.
АНДРЕЙ НИКИФОРОВИЧ
ВОРОНИХИН
(1759—1814)
каждый, кто хоть раз бывал в Ленинграде, запомнил здание
Казанского собора, образующее торжественную площадь на главной
магистрали великого города — Невском проспекте. С этим
величественным сооружением связана память о героике Отечественной войны
1812 года: великий русский
полководец Кутузов погребён в
Казанском соборе, а перед двумя
порталами крыльев-колоннад собора
установлены памятники водителям
российских армий в войне 1812
года — Кутузову и Барклаю. Знамёна,
отбитые у наполеоновских войск,
хранятся в соборе. Там же находятся
и другие замечательные трофеи
русской армии — ключи Берлина,
памятник победы над немцами и
взятия прусской столицы русскими
войсками. Казанский собор с его
торжественными, триумфальными и
архитектурными формами — это
монумент исторических побед русского
народа. Творцом этого
выдающегося памятника русского зодчества является Андрей Никифорович
Воронихин.
Воронихин родился 28 октября 1759 года в селе Новое Усолье
Пермской губернии в семье крепостного человека, принадлежавшего
богатейшему сановнику графу А. С. Строганову. В возрасте одного года
маленький Андрей был взят из Усолья в Петербург, в семью Строганова и был
фактически усыновлён. Молва считала Андрея Воронихина побочным
сыном Строганова.
— 1158 —
Андрей Никифорович Воронихин
Благодаря этой близости к Строганову, А. Н. Воронихин получил
прекрасное образование. Юношей он брал уроки архитектуры у
выдающегося зодчего В. И. Баженова, обучаясь в то же время живописи, к
которой он обнаружил с ранних лет выдающиеся способности* Призвание
к искусству определило жизненный путь молодого Воронихина. Он
колебался некоторое время между живописью и архитектурой, отдав себя в
итоге последней, но не оставляя в течение всей своей жизни также и
живописных занятий. А. Н. Воронихин как художник и зодчий сложился
во время больших путешествий по родной стране и за границу —
путешествий, которым он посвятил около десяти лет и в которых сочеталось
живое изучение природы, стран и людей с напряжённой работой над
собой, с обучением у выдающихся мастеров и непосредственным изучением
классических памятников искусства.
Поездки по России А. Н. Воронихин осуществил вместе с сыном
Строганова Павлом, с ним же он отправился и в чужие края. Оба
молодых человека в течение нескольких лет объездили юг и север России,
побывали в глухих краях Заонежья, в Архангельске и на Ладоге, в Крыму,
на Украине, в Поволжье и на Урале. После этих больших странствий по
родной земле А. Н. Воронихин попал на Запад — сперва в Швейцарию и
Италию, а затем в Париж, мировой центр тогдашнего художественного
и архитектурного движения. Здесь молодой художник мог брать уроки
у опытнейших мастеров и изучать в натуре выдающиеся образцы
западноевропейского искусства.
А. Н. Воронихин вместе с Павлом Строгановым оказались во
Франции в бурные годы революции. Воспитатель Строганова, француз Ромм*
сопровождавший обоих молодых людей во время их заграничного
путешествия, был видным деятелем якобинской партии. Оба молодых
человека стали близкими свидетелями революционных событий,
знаменовавших крушение феодального строя во Франции. В то же время
А. Н. Воронихин получил возможность хорошо изучить новые
направления в искусстве, формировавшиеся в эту пору под знаком возрождения
античной классики и пристального изучения памятников древней Греции
и Рима.
Великие образцы античного зодчества, с которыми молодой худож^
ник ознакомился во время своей поездки в Италию, произвели на него
глубокое впечатление. Он вернулся на родину, обогащенный этим
соприкосновением с великими образцами искусства древности и полный боль^
ших творческих идей. Свой талант и горячую любовь к русской
культуре, к родной земле он вложил в широкие архитектурные замыслы,
которые вскоре ему удалось осуществить на практике.
В 1800 г. в Петербурге началось строительство громадного храма —
Казанского собора. Благодаря содействию Строганова, а ещё более —
благодаря первоклассному качеству представленного А. Н. Воронихиньш
проекта, сооружение этого грандиозного здания было поручено ему, ещё
совсем молодому архитектору. Взяться за такое сложное строительство
— 1159 —
Андрей Никифорович Воронихин
было для зодчего, только начинавшего свою практическую деятельность,
очень смелым шагом. Андрей Воронихин был к этому времени известен
главным образом как превосходный рисовальщик, автор ряда картин
из области так называемой «перспективной живописи», т. е.
картин, изображавших внутренние виды тех или иных зданий, убранство зал
и других покоев, а также архитектурные пейзажи. Среди этих
живописных работ А. Н. Воронихина особенно известны картины «Загородная
дача А. С. Строганова» и «Картинная галлерея Строганова». Однако
подлинным призванием молодого художника была архитектура. И на
Казанский собор.
строительстве Казанского собора, одного из крупнейших сооружений
эпохи, А. Н. Воронихин показал всю силу своего таланта, всю зрелость
своего мастерства.
Давая задание на постройку нового столичного собора, Павел I
предписал строить новый храм наподобие собора св. Петра в Риме, одного
из крупнейших памятников итальянского Возрождения. В сооружении
римского собора, продолжавшемся свыше 100 лет, принимали участие
самые прославленные мастера зодчества — от Браманте и Микель Анд-
жело до Мадерна и Бернини. А. Н. Воронихин, однако, не пошёл
по пути подражания римскому собору. Более того, сохранив основную
схему храма с примыкающими к нему крыльями-колоннадами, русский
зодчий создал произведение не только совершенно самостоятельное,
но в основе своей глубоко противоположное идее и архитектурной
концепции собора св. Петра. Этот последний представляет собой
грандиозное храмовое здание, господствующее над прилегающей к нему
площадью: при посредстве громадных колоннад пространство площади
как бы охватывается храмом, целиком подчиняется ему. Совершенно
иной была идея А. Н. Воронихина: своей главной задачей он считал
создание торжественной площади, которая не подчиняется зданию собора,
а имеет самостоятельное архитектурное значение. Корпус собора как
таковой почти не виден, будучи скрыт мощными колоннадами, обрамляю-
— 1160 —
Андрей Никифорозич Воронихин
щими площадь. На первый план выступает, таким образом,
градостроительная задача — создание архитектурного ансамбля городской
площади. Именно к этому стремился А. Н. Воронихин. Подобно другим
мастерам русской классической архитектуры конца XVIII и начала XIX вв.,
он думал, прежде всего, о городе как целом, а не об отдельном здании.
Интересы архитектурного построения города были для него основными.
И ему удалось создать не только монументальное здание нового собора,
но и торжественный ансамбль площади.
Замысел А. Н. Воронихина был ещё более смелым: он
запроектировал вторую колоннаду, которая должна была образовать ещё одну*
симметричную первой,
площадь по другую сторону
собора. Эта часть проекта
осталась неосуществлённой. Но
А. Н. Воронихину удалось
дополнить ансамбль Казанского
собора великолепной
решёткой, образующей
необыкновенно изящное, ажурное и в
то же время торжественное
обрамление небольшой
боковой площади перед входом в
собор. Эта чугунная решётка
с гранитными столбами,
выполненная по рисунку
Воронихина, настоящий шедевр
тончайшей архитектурной
графики.
Превосходный
рисовальщик, А. Н. Воронихин сочетал
в своём творчестве
монументальные мощные формы таких
громадных сооружений, как
тт g. п Западный портик Казанского собора.
Казанский собор и Горный ин- v F
ститут, с тонкими, подчас
миниатюрными произведениями — изящнейшими парковыми павильонами
и беседками, ажурными решётками, фонтанами. Зодчий, тяготевший
к могучим архитектурным образам античного мира, был в то же время
искусным мастером малых архитектурных форм. По проектам А. Н.
Воронихина выполнены многочисленные предметы обстановки дворцовых
покоев — мебель, отделка зал и кабинетов в Павловском дворце. Ему
же принадлежит небольшой прекрасный фонтан на Пулковой горе близ
Ленинграда, а в альбомах зодчего мы находим бесчисленные наброски,
рисунки, акварели, посвященные теме фонтана, а также
разнообразнейшим парковым постройкам — беседкам, мостикам, оградам, декора-
— 1161 —
Андрей Никифоровин Воронихин
тивным урнам, павильонам. В этих же альбомах, хранящихся главным
образом в Музее архитектуры в Москве, а также в Музее Академии
художеств в Ленинграде, сохранились полные изящества и высокого
вкуса наброски А. Н. Воронихина для различных предметов внутренней
обстановки. Здесь мы находим и классические мотивы античных ваз и
урн, и строгие по форме предметы мебели, и тонкую графику
декоративной отделки стен, плафонов, дверей. А. Н. Воронихин может по
праву считаться одним из создателей русского классического стиля
начала XIX в. в области искусства интерьера.
Горный институт в Петербурге.
Чёткость и ясность классической художественной формы
характерна и для больших, и для малых работ А. Н. Воронихина. Наряду с
Казанским собором, крупнейшим произведением зодчего является
монументальное здание Горного института в Ленинграде. Фасад эгого здания с
его мощным 12-колонным портиком обращен к Неве и выходит на
набережную. Это сооружение напоминает строгий античный храм,
лишённый каких бы то ни было внешних украшений и производящий
сильнейшее художественное впечатление благородной простотой и мощью
громадного портика, выступающего на фоне гладких стен. Двенадцать
колонн Горного института, увенчанных фронтоном, представляют собой,
бесспорно, один из самых сильных образов русской архитектуры начала
XIX в. Перед этим могучим портиком, у обоих его концов, установлены
скульптурные группы на мифологические темы: одна группа изображает
борьбу Геракла с Антеем и выполнена талантливым скульптором Пиме-
новым, другая группа — «Похищение Прозерпины» — работа скульптора
Демут-Малиновского. Сочетание этих скульптур, наполненныхдвижением,
борьбой, напряжением мускульных усилий, со строго статичным
массивным портиком образует яркий художественный контраст.
Если в здании Горного института Воронихин дал до предела
сильные и монолитные архитектурные формы, то в «Розовом павильоне»
— 1162 -
Андрей Никифорович Воронихин
в Павловске зодчий показал другую сторону своего дарования.
«Розовый павильон» — изящное и уютное деревянное здание, увенчанное
небольшим куполом и расположенное в глубине парка среди тенистой
зелени. Крупное столичное здание, выходящее на набережную реки,
требует сильных, мужественных архитектурных форм, а небольшая
парковая постройка должна прежде всего гармонировать с зеленью листвы
и отличаться лёгкостью и изяществом своего облика. Именно таков
«Розовый павильон» в Павловске с его деревянными колоннами и
выточенными из дерева деталями. В период временной оккупации Павловска
«Розовый павильон» в Павловске.
немецкими войсками фашистские варвары сожгли дотла «Розовый
павильон» и на месте уничтоженного творения А. Н. Воронихина устроили
дзот. От прекрасного образца воронихинского творчества не осталось и
следа. В огне погибли и замечательная роспись и точёные деревянные
детали.
Строительная деятельность Андрея Нйкифоровича Воронихина не
ограничивалась столицей и её окрестностями. Помимо своих
крупнейших работ в Петербурге, Павловске, Петергофе, А. Н. Воронихин
строил также и в русской провинции. Недалеко от Калуги по проекту
Воронихина была создана усадьба Городня — прекрасный образец
усадебно-паркового зодчества того времени. Здесь Воронихин создал и
общий план всего усадебного участка, и самый парк с аллеями,
сходящимися к помещичьему дому, и ворота со львами, и павильон, и ряд
других небольших парковых построек. К несчастью, и этот отличный
образец усадебной архитектуры подвергся бессмысленному разрушению
в кратковременный период немецкой оккупации Калужской области.
Всегда занятый крупными строительными работами, А. Н. Воронихин
много сил уделял подготовке молодых зодчих. Его педагогическая
деятельность началась в 1800 г. в Академии художеств, где он состоял
сперва преподавателем, а затем младшим профессором по классу архи-
— 1163 —
Андрей Никифорович Воронихин
тектуры. В 1811 г., после смерти выдающегося зодчего А. Д. Захарова,
бывшего в течение многих лет старшим профессором архитектуры в
Академии, Воронихин бы,л избран на его место и занимал эту
руководящую педагогическую должность до конца своих дней. А. Н. Воронихин
скончался 5 марта 1814 г. в самом расцвете своего творчества и, подобно
своему старшему современнику Захарову, в разгаре больших
строительных работ и архитектурных замыслов, целиком поглощавших все силы
и мысли неутомимого мастера.
Зодчий, необыкновенно цельный по характеру своего творчества,
сохраняющий свою индивидуальную художественную манеру во всём,
что он создавал, А. Н. Воронихин отличается исключительной
разносторонностью своего дарования. В его личности и во всей его
деятельности сказывается сочетание самобытного русского таланта с широко*^
образованностью и упорной неутомимой работой над собой. А. Н.
Воронихин почерпнул из своих заграничных впечатлений всё лучшее, что
давала архитектура и строительная техника его времени на Западе,
глубоко освоив в то же время великие образцы античного искусства.
Он уделял громадное внимание конструктивно-технической стороне дела,
изучая последние достижения строительной техники и умело пользуясь
этими достижениями при расчёте и осуществлении таких сложных
архитектурно-строительных композиций, как, например, купол и барабан
Казанского собора. Передовой зодчий своего времени, Воронихин ни по
глубине своих специальных познаний, ни по уровню мастерства не
уступал самым знаменитым архитекторам Западной Европы, во
многом превосходя их оригинальностью и широтой архитектурных
замыслов.
А. Н. Воронихин — один из тех крупнейших мастеров русского
зодчества, которые, исходя из принципов античной классики, сумели
наполнить старые архитектурные формы новым содержанием. В этом
новом содержании, столь характерном для исканий русской
архитектуры конца XVIII и начала XIX веков, ярко и глубоко
сказываются давние национальные традиции русского зодчества, идущие от
народных истоков и органически связанные со всем развитием русской
культуры того времени. Творчество А. Н. Воронихина, расцвет которого
совпадает с замечательным подъёмом русской культуры в эпоху
Отечественной войны 1812 г., перекликается с классическими
образцами русской поэзии и музыки начала XIX в. Это творчество наполнено
живым чувством родной природы, в нём гармонически звучат мотивы
мощи и величия родной страны. В произведениях этого блестящего
мастера классической школы русской архитектуры нашла своё
выражение идея города как архитектурного целого — идея, воплотившаяся
в архитектурных ансамблях и монументальных зданиях классического
Петербурга. А. Н. Воронихин принадлежит к числу тех выдающихся
строителей, которым наша северная столица особенно обязана красотой,
цельностью и мощью своего архитектурного облика. В то же время в
— 1164 —
Андрей Никифоровин Воронихам
работах А. Н. Воронихина привлекает живое чувство русской
природы, — лирическое начало, свойственное произведениям больших
мастеров русского зодчества. А. Н. Воронихин великолепно знал старую
русскую архитектуру. С альбомом рисовальщика он объездил почти всю
родную страну. Его зарисовки карандашом, пером, тушью и акварелью
составили значительный альбом (125 листов), названный им
«Путешествующий по России живописец». Казанский собор, Горный институт,
парковые и усадебные постройки А. Н. Воронихина, а также его рисунки
и неосуществлённые проекты входят в золотой фонд художественной
культуры нашей страны. Это — подлинно классические образцы
архитектурного мастерства, сочетающего в себе самое лучшее из мировой
архитектурной культуры с глубоко своеобразным национальным
творчеством большого русского мастера, горячо любившего родной город,
родную страну.
О А. И. Воронихиче: Панов В. А., Архитектор А. Н. Воронихин, Очерк жизни и
творчества. Изд. Всесоюзной академии архитектуры, М., 1937; Грабарь И., История
русского искусства, т. III — История архитектуры (Петербургская архитектура в XVIII
и XIX вв.), Спб., гл. XXVI.
Аэ
АНДРЕЯН ДМИТРИЕВИЧ
ЗАХАРОВ
v (1761-1811)
«р^рхитектор Андреян Дмитриевич Захаров, прославленный зодчий
русского классицизма-ампира, обессмертил себя постройкой
уникального здания Адмиралтейства в Ленинграде. А. Д. Захаров вошёл в
русскую архитектуру как один из одарённейших её представителей,
как талантливейший
зодчий-градостроитель, смело решавший
труднейшие архитектурные задачи
своего времени. Он уделял большое
внимание организации строительства,
вопросам планирования отдельных
посёлков, реконструкции ранее
построенных сооружений,
архитектурно-полноценному решению мелких, утилитарных
построек и т. д. Трудно переоценить
значение А. Д. Захарова для русской
архитектуры рубежа XVIII и XIX вв.
Созданным им Адмиралтейством он
подвёл итог значительному этапу
развития русской архитектуры и
градостроительства и определил на
десятилетия их дальнейшее развитие.
Андреян Дмитриевич Захаров родился 19 августа 1761 года в
семье мелкого служащего адмиралтейской коллегии прапорщика
Дмитрия Ивановича Захарова. Шести лет он был отдан в училище при
Академии художеств. Тем самым был как бы предопределён его
дальнейший путь к искусству и архитектуре. Окончив училище, он перешёл в
«архитектурные классы» Академии, где продолжил своё образование.
Награды за удачные курсовые проекты, свидетельствующие о большой
его одарённости, следуют одна за другой.
— 1166 —
Андреян Дмитриевич Захаров
В 1778 г. за проект «Загородного дома» он получил вторую
серебряную медаль, а через два года, в 1780 г., за проект «Дома принцев» —
первую серебряную. Осенью следующего года он окончил Академию с
большой золотой медалью. Она была получена им за дипломную работу,
изображавшую «Увеселительный дом» (Фокзал). Это отличие давало
А. Д. Захарову право на заграничное пенсионерство.
Следуя установившейся традиции, осенью того же года А. Д.
Захаров выехал во Францию вместе с другими воспитанниками Академии,
отличившимися на выпускных экзаменах.
Прибыв в Париж, А. Д. Захаров попытался попасть в мастерскую
прославленного французского архитектора де-Вальи, обучавшего
некогда Баженова. «Я был ему представлен, — писал Захаров в
Академию, — но он меня взять своим учеником не мог, ...у него места не было,
а позволил приносить свои работы, в чём он никогда никому не
отказывал...».
А. Д. Захарову пришлось искать другого руководителя, который
смог бы своими советами и указаниями завершить erd образование.
Проработав полгода у малоизвестного архитектора Беликара, А. Д.
Захаров, не удовлетворённый им, перешёл к Шальгрэну, под руководством
которого работал до конца своего пенсионерства.
А. Д. Захаров регулярно сообщал Академии о своих занятиях:
«Продолжаю ходить в Королевскую Академию на лекции, — писал
он, — беру программу, когда в оной Академии задают, временем с
мастеровых работ копирую» (рапорт от 27 декабря 1783 г.). В июле
следующего, 1784 г. он сообщает об отсылке в Петербург одного из своих
проектов: «Компановал и рисовал оного программу, которая была
задана господином Шальгрэном... под смотрением которого я оную
работал».
Несмотря на полное удовлетворение своим руководителем и его
советами, А. Д. Захаров, однако, стремился съездить в Италию, эту
обетованную страну всех людей искусства XVIII в. Посещение
прославленных памятников Рима и северной Италии, их изучение и
зарисовка как бы завершали пройденный курс обучения. 20 апреля 1785 г.
он официально сообщил Академии о «нетерпимом и прежестоком» своём
желании посетить Италию с её художественными и архитектурными
сокровищами. «Как ни славны мастера в архитектурной школе во
Франции,— писал Захаров, — однако вспоможения, какие художник можег
иметь, всегда есть очень превосходны к тем, которые ему одарит Италия,
где художество было воздвигнуто на превысокий градус совершенства».
Академия художеств не возражала против поездки А. Д. Захарова в
Италию, но денег на неё не отпустила. Своих же средств у молодого
зодчего не было, и его горячее желание осталось неосуществлённым.
В мае 1786 г. А. Д. Захаров вернулся на родину.
В том же году первого декабря А. Д. Захаров был признан
«назначенным» на соискание звания академика. Ему была предложена тема:
— 1167 —
Андреян Дмитриевич Захаров
«Дом для публичных увеселений». Как видно, общественные здания всё
более и более завоёвывали себе место в конкурсных испытаниях
Академии художеств. Проект на предложенную тему А. Д. Захаров
закончил только через восемь лет — в 1794 г., когда и был удостоен
звания академика. Такая длительная задержка с исполнением проекта была
вызвана большой педагогической работой, на которую был приглашён
молодой архитектор. Он начал эту работу в Академии художеств уже с
1787 г. и не прерывал её до самой смерти. Он вёл её и в годы наиболее
интенсивной работы над проектом, и при строительстве
Адмиралтейства, когда это колоссальное здание поглощало всё его внимание
и силы.
Первой известной нам работой А. Д. Захарова надо считать проект
торжественной декорации в связи с заключением мира с Турцией в Яссах
в декабре 1791 г. Это раннее архитектурное произведение А. Д. Захарова
выполнено ещё в типичной манере XVIII в., с её пристрастием к
аллегориям. Сохранилось «изъяснение рисунка» самого автора, которое образно
раскрывает нам мысли, лёгшие в основу этого проекта: «Изображён храм
Российского благополучия в торжественном украшении. По среди храма
алтарь с возжённым на нём пламенем... По среди входа ко храму
положены сухопутные и морские трофеи, означающие победы последней
войны... По концам входа воздвигнуты два обелиска, на коих гербы
российских губерний. Ко одному Гении присовокупляют медальон с надписью:
Очаков и по Днестр... Храм и памятники основаны на каменной горе.
Гора знаменует твёрдость и непоколебимость».
В этой архитектурной декорации многое ещё не нашло
окончательного решения, чрезмерно обилие всевозможных архитектурных форм, не
говоря уже о некоторой несогласованности масштабов отдельных частей
композиции. Но и в этом раннем проекте А. Д. Захарова мы
обнаруживаем те приёмы и тот монументализм, которые будут потом развиты
мастером в его последующих произведениях.
Практическая деятельность А. Д. Захарова как архитектора
началась лишь в последние годы XVIII столетия. В 1800 г. он назначается
архитектором города Гатчина. Здесь он ведёт работы по дворцу,
составляет по сумасбродной мысли императора Павла проект монастыря
Харлампия, который предполагалось построить недалеко от дворца, и
строит ряд парковых павильонов. Из этих работ наиболее интересной
является здание «птичника» или «фазанника». Здание выполнено, как
и дворец, из местного, естественного камня. Особенно привлекательна
центральная часть. Её колонны и пилястры, покрытые продольными
канелюрами, особенно выгодно выделяются на фоне затенённых стен
лоджии (род отступа в массиве здания). Центральная часть увенчана
балюстрадой из тяжёлых тумб с шарами и красивых фигурных
балясин. Окна второго этажа под лоджией и боковых крыльев
завершаются арками. Этот приём, как и растёсанные швы между камнями,
усиливает значение материала — камня, из которого сделано зда-
— 1168 —
Андреян Дмитриевич Захаров
ние. Круглые башни на боковых фасадах не менее монументальны, чем
центральная часть.
В этой ранней постройке А. Д. Захарова уже угадываются те
характерные черты архитектуры мастера, которые позднее станут
лейтмотивами его произведений. Строгая простота и монументальность
форм — вот что привлекает А. Д. Захарова, к чему стремится он и чего
достигает с таким совершенством.
После смерти Павла работы в Гатчине прервались. А. Д. Захаров
направляется в ряд губернских городов, где он должен был выбрать
места для постройки зданий военных училищ. В это же время он
составляет проект церкви при Александровской мануфактуре, которая
была выстроена в 1804 г. Несмотря на то, что традиции архитектуры
XVIII в. здесь видны ещё вполне отчётливо, всё же отдельные части
здания, как колонный портик, обработка стен храма и т. д., позволяют
видеть в этом произведении и черты новой архитектуры, получившей
впоследствии название стиля ампир. Постройка этого храма, как и
составление проектов типовых зданий государственных учреждений для
губернских и уездных городов, явилась как бы подготовкой к той
огромной работе, которая должна была поглотить все силы зодчего.
25 мая 1805 г. А. Д. Захаров был назначен «Главных адмиралтейств
архитектором». Эта дата является в жизни зодчего знаменательной. Он
вступает на путь интенсивной архитектурной деятельности, результатом
которой является постройка нового здания Адмиралтейства, принёсшего
ему мировую славу.
Ещё во время Петра архитектор Коробов по его приказу построил
деревянное здание первого Адмиралтейства. Оно служило не только
местом, где помещалось управление русского флота, но, главным
образом, предназначалось для починки и постройки русских военных
кораблей. Длинные низкие корпуса, окружённые на случай военной опасности
рвами и земляными бастионами, образовывали в плане фигуру,
напоминавшую большую, несколько растянутую букву П. Лишь в центре этих
корпусов высилась стометровая башня, увенчанная шпилем с
корабликом вверху, этим символом Адмиралтейства. Первоначально это
сооружение почти никак не было связано с архитектурным пейзажем новой
столицы, тем более, что центральная часть города, со всеми дворцами
и правительственными зданиями, должна была располагаться на
Васильевском острове. Остальную часть города предполагалось разместить на
противоположном, правом, берегу Невы. Лишь высокая башня со
шпилем как бы перекликалась со стройной колокольней собора
Петропавловской крепости, увенчанной таким же шпилем — иглой.
Но со временем положение Адмиралтейства в городе сильно
изменилось. Из здания, стоявшего на краю города, оно превратилось в его
чуть ли не главное сооружение. Во всяком случае ко времени А. Д.
Захарова оно играло, даже в своём непритязательном виде, виднейшую
роль в городе. Стараниями русских зодчих — Захарова, Еропкина и
— 1169 —
Андреяк Дмитриевич Захаров
Обухова — в середине XVIII в. была упорядочена планировка
Петербурга. Три проспекта, являвшиеся главнейшими улицами столицы,
украшенные замечательными дворцами, частными домами, храмами и
зданиями государственных учреждений, сошлись к основанию башни
Адмиралтейства. Вопреки первоначальному замыслу город стал строиться
на левом берегу Невы, на так называемой адмиралтейской стороне.
Здесь были сосредоточены лучшие и важнейшие здания города.
Благодаря этому Адмиралтейство заняло совершенно особое место в
городе и его архитектуре. Из практического, производственного сооруже-
Адмиралтейство.
ния оно превратилось в здание, игравшее огромную
архитектурно-организующую роль в городе.
Но к началу XIX в., когда Петербург украсился исключительными
по мастерству и красоте зданиями, старое Адмиралтейство Коробова не
могло уже отвечать той роли, которой оно было теперь наделено
стараниями многих архитекторов XVIII в. Естественно, что здание должно
было быть коренным образом перестроено согласно новому положению,
которое оно занимало в городе. Эта. трудная, но почётная задача выпала
на долю А. Д. Захарова.
А. Д. Захаров подошёл к её разрешению в первую очередь как
зодчий-градостроитель. Он понял, что ему надо было выстроить не отдельно
стоящее прекрасное здание, а главное здание столицы России. И он
выстроил это здание. Великие замыслы Баженова, мечтавшего перестроить
центр Москвы в виде одного грандиозного сооружения, ожили вновь в
проектах А. Д. Захарова в Петербурге.
Одной из больших заслуг А. Д. Захарова явилось то, что он
сохранил башню со шпилем Коробова, одев её лишь в новый подобающий ей
наряд. Тем самым сохранялась преемственность с тем зданием,
которое было некогда сооружено по повелению Петра. Но А. Д. Захаров
— 1170 —
Андреян Дмитриевич Захаров
придал своему зданию гораздо большее значение, чем оно имело до
того. Его Адмиралтейство сделалось памятником великого акта
основания Петербурга, как столицы, как порта, как «окна в Европу».
Адмиралтейство стало символом города.
А. Д. Захаров сохранил схему прежнего плана в виде буквы
П. Башня, как и прежде, являлась узлом всей архитектурной
композиции. В неё зодчий вложил весь свой талант. Башня сделалась
олицетворением силы русского флота. Низ башни представляет собой
могучий куб в виде единого
массива. В его толще прорезаны
ворота-арки, ведущие во
внутренний двор Адмиралтейства.
Ряды замковых камней над
двойной аркой говорят о её
нагрузке. Трубящие «славы»
по её бокам, барельеф «на
заведение флота в России» и
грации, несущие земную
сферу, дополняют убранство этой
части башни. Одновременно
эти скульптуры своей
композицией, своими основными
линиями вторили архитектурным
линиям, благодаря чему
создавалось глубокое единство,
связывающее скульптуру с
архитектурой. Кроме того,
тематика скульптур раскрывала
смысл величайших деяний
Петра.
Над этим тяжёлым могу-
чим основанием высится лёг- Ворота Адмиралтейства,
кая башня, обрамлённая,
словно венком, колоннадой и украшенная многочисленными скульптурами.
Золотой шпиль с золотым же корабликом вверху легко и стремительно
возносится в небо, завершая купол этого величественного сооружения.
Учитывая обычно облачное небо над столицей, А. Д. Захаров применил
не только золото (шпиль), но и окрасил всё здание в жёлтый с белым цвет.
Поэтому даже в самые мрачные дни непогоды Адмиралтейство кажется
всегда радостным, светлым, ярким, блещущим, точно купающимся в
лучах яркого солнца.
Значительно труднее было решить корпуса, вытянувшиеся по обеим
сторонам башни. В общей сложности они образуют фасад, имеющий до
400 метров длины. Такая длина фасада грозила тем, что здание
зрительно легко могло распасться на отдельные почти не связанные друг
— 1171 —
Андреян Дмитриевич Захаров
е другом части или выглядеть скучным, «казённым». Но А. Д. Захаров
преодолел и эту трудность. Умело расставляя колонные портики или
отдельные выступы здания, чередуя их с лаконично обработанными
стенами основных корпусов и умело подчиняя их башне, он избежал
возможных недостатков. Здание Адмиралтейства не распадается на
отдельные составляющие его части, наоборот, оно выглядит как единый,
могучий массив, занимающий огромный квартал города. Общее
единство и грандиозный масштаб закрепили за ним ту роль и значение в
архитектуре города, которые ему придал архитектор.
Павильон Адмиралтейства у Дворцового моста.
Не менее блестяще завершены боковые корпуса со стороны Невы.
Оба они заканчиваются парными павильонами. По центру этих
павильонов расположены арки, перекрывавшие некогда канал, ведший во
внутренний двор Адмиралтейства. По этому каналу входили мелкие суда
для ремонта в мастерских Адмиралтейства. По бокам арок на
постаментах укреплены скрещенные якори — эти символы флота. Павильоны
увенчаны низкими цилиндрами, на которых в перевитых хвостах
скульптур дельфинов укреплены флагштоки. По обеим сторонам
центральных частей павильонов с их арками поставлены колонные портики,
архитектурно связывающие эти части здания со всем остальным
зданием Адмиралтейства.
Адмиралтейство, как ни одно другое здание той эпохи, обильно
украшено скульптурами и барельефами, выполненными лучшими
русскими скульпторами того времени. Декоративная лепнина, фигурные
барельефы, фронтоны, отдельные скульптуры в исключительном
изобилии украшают произведение А. Д. Захарова. Благодаря этому, несмотря
на строгость архитектурных форм и линий, здание в целом выглядит
исключительно пластичным, лишённым сухости и однообразия.
— 1172 —
Андреян Дмитриевич Захаров
Несмотря на то, что Адмиралтейство было закончено после смерти
его автора, несмотря на то, что оно претерпело ряд, порой даже
значительных, изменений, оно до сих пор производит сильнейшее
впечатление на зрителя. Адмиралтейство олицетворяет город, и недаром его
изображение выбито на медали, посвященной великой обороне города
от фашистских орд, мечтавших его захватить в 1941—1942 гг. Оно
стоит в ряду величайших архитектурных произведений мира. Можно
поражаться тому, как мог зодчий в течение шести лет не только
спроектировать это колоссальное сооружение, но и выполнить все его
основные детали. Несмотря на эту огромную работу, А. Д. Захаров
выполнял и ряд других работ, связанных с его должностью архитектора
Военно-морского ведомства. Так, одновременно с выполнением первого
варианта Адмиралтейства, он проектирует и строит собор в Кронштадте,
многие детали и части которого очень близки к соответственным частям
Адмиралтейства.
Среди этих работ выделяется проект «Морских провиантских
магазинов», где стиль мастера, так привлекающий нас в Адмиралтействе,
сказался, кажется, с ещё большей полнотой. Здание огромной
протяжённости решено в спокойных лаконических и монументальных
формах. Ни одна колонна, столь любимая архитекторами ампира, не
украшает здание «магазинов». Тем не менее, оно привлекает нас
изяществом и благородством своих форм, мерным ритмом окон и входов.
Лишь кое-где размещённые скульптурные барельефы скромно
украшают это монументальное сооружение.
Помимо этого проекта, А. Д. Захаров создал проект госпиталя,
выстроенного в Херсоне, Гатчинского воспитательного селения и т. д.
Но все эти произведения, как бы интересны они ни были, не могут
сравниться с Адмиралтейством, являющимся подлинной
непревзойдённой драгоценностью архитектуры русского классицизма-ампира.
Летом 1811 г. А. Д. Захаров заболел и 8 сентября 1811 г. умер в
возрасте всего лишь 50 лет.
Академия художеств отметила эту внезапную и столь тяжёлую
утрату. В отчёте за 1811 г. мы читаем: «Академия в сем году
лишилась сочлена своего, профессора архитектуры, статского советника
Захарова, каковая потеря по сведениям и дарованиям его весьма для
Академии чувствительна. Опыты талантов его и правильного вкуса
в строении достаточно представить может и одно ныне строящееся
здание Адмиралтейства, отличающееся великолепием и красотою».
О А. Д. Захарове: Грабарь И., История русского искусства, т. III;
Историческая выставка архитектуры 1911 г., Спб., 1912; Лансере Н., Захаров и его
Адмиралтейство, «Старые годы», Спб., 1912; Его же, Главное Адмиралтейство и история
его создания, «Морской сборник», Л., 1926, № 8—9; Гримм Г. Г., Архитектор
Андреян Захаров. Жизнь и творчество, М., 1940.
КАРЛ ИВАНОВИЧ
РОССИ
(1775—1849)
менем К. И. Росси завершается целая эпоха в русской
архитектуре. К. И. Росси создал такие произведения, которых не знала ни
Европа, ни Америка начала XIX в. В то время, когда архитектура на
Западе переживала долгий и глубокий кризис, К. И. Росси осуществил
в России ансамбли, вызвавшие
восторг и снискавшие мировую славу.
По смелости дерзания, по широте
замысла они занимают место рядом
с самыми прославленными
сооружениями древнего и нового мира.
Карл Иванович Росси родился
18 декабря 1775 года в семье
известной танцовщицы екатерининского
времени, приехавшей в Россию,
когда будущему архитектору было
десять лет. Своё архитектурное
образование он приобрёл у архитектора
Бренна, в семье которого он
воспитывался. На службу К. И. Росси
вступил двадцатилетним юношей
и ряд лет вёл работы под руководством того же Бренна, на его
постройках в Гатчине и Павловске. Превосходные произведения
архитекторов Ринальди и особенно Камерона воспитали вкус Росси.
Требовательный Бренна выработал у молодого зодчего прекрасный
рисунок, которым К. И. Росси владел в совершенстве. Однако уже
в самом начале его служебной карьеры начались перебои. В связи со
смертью Павла, Бренна был отпущен. С ним вместе фактически вышел
в отставку и К. И. Росси, командированный на два года за границу
для завершения своего архитектурного образования.
— 1174 —
Карл Иванович Росса
В Италии, куда уехал К. И. Росси, он обучался в Флорентийской
академии, одновременно изучая памятники классического прошлого.
В Россию К. И. Росси вернулся лишь в 1806 г. В этом же году он по
специальному ходатайству получил звание архитектора. Два
последующих года он проработал как рисовальщик на стекольном и
фарфоровом заводах. Счастье улыбнулось ему, когда начальник Экспедиции
кремлёвского строения Валуев пригласил его в качестве старшего
архитектора в Москву. Здесь К. И. Росси участвовал в приведении
в порядок обветшавшего Кремля, строил церковь Вознесенского
монастыря в Кремле, деревянный театр у Арбатских ворот. После 1812 г.
по его проекту осуществлялась надстройка верха Никольской башни
и ряд других работ. Постепенно деятельность Экспедиции
расширялась. В её орбиту были включены и архитектурно-строительные работы
в Твери. В этих работах К. И. Росси принял самое живое участие. Он
перестроил дворец, выстроенный некогда М. Ф. Казаковым, и
проектировал ряд исключительно изящных домиков для горожан.
Архитектурные дарования К. И. Росси были отмечены сестрой
Александра I Екатериной Павловной, для которой производились
постройки в Твери. Она писала своему брату-императору о К. И. Росси:
«Он и его два помощника могут быть вам очень полезны при
восстановлении сгоревших зданий в разных городах, я ручаюсь за их
трудолюбие и могу сказать даже и за их честность... нельзя было не
одобрить всего, что они делали».
За свои работы в Твери К. И Росси был награждён орденом
Владимира 4-й степени и чином коллежского советника. В 1815 г.
зодчий переехал в Петербург. С этого момента его творчество
приобрело исключительный размах. Он строит не столько отдельные здания,
сколько целые части города. Великие замыслы его предшественника
Баженова как бы оживают под его рукой. То, что у того оставалось
на бумаге, у К. И. Росси воплотилось в конкретные выстраиваемые им
здания. К. И. Росси мыслит грандиозными масштабами.
Несомненно, что Рим, где он, конечно, побывал, произвёл на него
огромное впечатление. Об этом говорит его проект архитектурного
оформления набережной Невы. Новая набережная должна была иметь
600 метров длины, причём её прорезывали 10 огромных арок в 24 метра
ширины каждая. Вышина их была достаточна для того, чтобы под
ними свободно могли проходить по каналам суда в Адмиралтейство.
Всё это К. И. Росси предполагал сделать из гранита. На набережной,
помимо арок, он ставил три огромные ростральные колонны,
олицетворявшие силу и величие России. По этому поводу зодчий горделиво
писал: «Размеры предлагаемого мною проекта превосходят те, которые
римляне считали достаточными для своих памятников. Неужели
побоимся мы сравняться с ними в великолепии? Цель не в обилии
украшений, а в величии форм, в благородстве пропорций, в нерушимости.
Этот памятник должен стать вечным, ибо сооружение этой набережной
— 1175 —
Карл Иванович Росса
должно произвести эпоху, должно доказать, что мы постигли систему
древних, и предприятие это своим величием должно оставить далеко
позади всё, что создали европейцы нашей эры». Эти слова зодчего
могут быть взяты в качестве эпиграфа ко всем его произведениям:
стремление к огромным масштабам никогда не покидало его.
В Петербурге К. И. Росси становится одним из деятельных
участников вновь сформированного Комитета для строений и
гидравлических работ. Первоначально узкие функции Комитета быстро
расширились. Все проекты новых
построек проходили через него.
Даже планы вновь
строящихся домиков на Песках или на
Петербургской стороне
представлялись на его
рассмотрение. В этом «Комитете
красоты», как окрестила его молва,
«в главном штабе
архитектурной дисциплины» развился и
расцвёл талант К. И. Росси.
Первой крупной работой
архитектурно - планировочного
характера в Петербурге была
постройка в 1818 г. новых
зданий для Аничкова дворца.
Правда, был выбран и
осуществлён наиболее скромный
вариант в виде двух парных
павильонов. Но, несмотря на
их незначительные размеры,
К. И. Росси придал им ис-
Елагинский дворец. ключительную
монументальность. Эти садовые павильоны
далеки от , интимных, полных лирики произведений даже
больших подмосковных дворцов, с их беседками и прочими зданиями.
Павильоны К. И. Росси принадлежат к кругу величественных
сооружений столицы, возводившихся ещё так недавно Воронихиным,
Захаровым и др.
Большой талант зодчего мог проявиться с должной полнотой лишь
в крупном произведении. Таковым явился Елагин дворец, начатый
постройкой в том же 1818 г. по заказу Александра I. Общая
планировка дворца, его служб и парка с исключительными по красоте и
совершенству садовыми павильонами и замечательная внутренняя
отделка дворца сразу обратили на себя внимание. Петербург увидел
в лице К. И. Росси большого мастера европейского масштаба. Почти
любое из зданий Елагина дворца производит впечатление исключи-
— 1176 —
Карл Иванович Росса
тельной силы и мощи. Глядя на выстроенные К. И. Росси строения,
даже неискушённый зритель ощущает, что они были созданы сильным
и целеустремлённым человеком.
Не успели завершиться работы по усадьбе Елагина дворца, как
К. И. Росси получил новый заказ. Предстояло строить дворец для
великого князя Михаила Павловича — Михайловский дворец (ныне
Русский музей).
К постройке дворца (1819—1823 гг.) К. И. Росси подошёл в первую
очередь как градостроитель. Он сделал дворец частью города. Помимо
парадного двора, расположенного перед дворцом, К. И. Росси за-
Михайловский дворец.
проектировал и площадь. Он смело раскрыл её специально
проложенной улицей на Невский проспект. По бокам площади он решил
поставить парные дома. Таким образом, целая часть города с дворцом,
площадью и домами решалась в одном стиле.
Собственно дворец состоит из большого здания, к которому со
стороны улицы примыкают более низкие флигели. Парадный двор
дворца отделяется от площади красивой чугунной решёткой из копий,
с которыми (в воротах) сочетаются щиты, мечи и лавровые ветви.
В решётке, как и в решении внутреннего убранства дворца, видно то
внимание, с которым К. И. Росси относился и к деталям возводимого
им здания.
Из внутренних помещений дворца особенно знаменита парадная
лестница, ведущая во второй этаж, где расположена анфилада
парадных зал. Искусственный мрамор, роспись потолков, обилие золота как
в росписи плафонов, так и в мебели, колонны, поддерживающие
потолки больших зал, и остальная отделка свидетельствуют о
значительных декоративных способностях мастера. Он создал превосходные
интерьеры в то время, когда искусство внутреннего убранства всё
больше и больше клонилось к упадку, перерождаясь в дешёвое,
мещанское украшательство.
Лучшие скульпторы того времени приняли участие в создании
этого замечательного здания. Особенно богато декорирован фасад, вы-
— 1177 —
Карл Иванович Росса
ходящий в сторону площади. Однако садовый фасад не менее, если
не более, привлекателен. Особенно хороша большая лоджия,
придающая этому пышному и величественному дворцовому сооружению
черты некоторой интимности и известной простоты. На этом фасаде
сказалось влияние дворца в Останкине под Москвой, сооружённого
в конце XVIII в.
Несмотря на блестящие качества Михайловского дворца, он всё
же выглядит рядовым сооружением рядом со следующей постройкой
Михайловский дворец. Фасад со стороны сада.
К. И. Росси. В том же 1819 г. ему была поручена общая перестройка
домов, окаймлявших Дворцовую площадь, расположенную у Зимнего
дворца. Работы по сооружению гигантского здания продолжались
десять лет и закончились лишь в 1829 г. Новая постройка была
предназначена для Главного штаба русской армии и ряда министерств.
Руководствуясь назначением этой постройки как центра руководства
русской армии, К. И. Росси создал одно из наиболее величественных
зцаний не только в России, но и в Европе.
За основу им была взята идея создания не столько отдельно
стоящего городского здания, сколько грандиозной площади перед главным
зданием государства — Зимним дворцом. Здание Главного штаба
должно было служить своего рода оправой для площади. Вливавшиеся
или, так или иначе, соприкасавшиеся с Дворцовой площадью улицы
и соседние площади решались в едином стиле, ритме и ордере.
Огромное здание растянулось своим фасадом на сотни метров, загибаясь как
на Невский проспект, так и на Мойку.
Самым сильным моментом решения этого колоссального здания
является его центральная часть, окаймлявшая площадь в виде
несколько растянутой полудуги. Её центр заняла знаменитая двойная
арка. Арку увенчивает колесница Победы, а стены украшают летящие
— 1178 —
Карл Иванович Росса
Славы, воины и военные доспехи. Из всех триумфальных арок,
воздвигнутых в честь побед русских войск, эта арка, несомненно, производит
наиболее сильное впечатление. Она перекрыла одним пролётом целую
улицу, вливающуюся в пространство площади. Высокое качество
архитектурного решения выхода улицы через арку на площадь заключалось
в том, что зодчий не выпрямлял её, что было бы искусственным
приёмом, а «ломал» её, поставив на изгибе вторую арку, что придало
особую остроту, казалось, давно известному приёму, столь излюбленному
Арка Главного штаба.
в римской архитектуре. К. И. Росси добился здесь поразительно
высокого совершенства.
Архитектура корпусов, развёртывающихся по обе стороны, была
решена сдержанно и строго. Это ещё более усиливало роль и значение
арки Главного штаба в архитектуре площади. Казалось, что вогнутость
здания была направлена к тому, чтобы служить и подчёркивать эту
основную часть всей композиции здания. И несмотря на вполне
оправданный и логично осуществлённый замысел К. И. Росси — создать
здание, обрамляющее Дворцовую площадь перед Зимним дворцом, —
преобладающим по силе и выразительности становится всё же
Главный штаб с его аркой. Величие классической архитектуры Петербурга
звучит здесь не менее, чем в соседнем здании Адмиралтейства,
созданном Захаровым.
Помимо этих огромных по масштабу работ, К. И. Росси ведёт и
более мелкие. Среди них видное место занимает пристройка к дворцу
в Павловске здания библиотеки. Перед мастером стояла трудная
задача. Над лёгкой галлереей, выстроенной Камероном, надо было
надстроить закрытое помещение библиотеки с большими окнами. Но
и здесь К. И. Росси прекрасно справился с задачей, связав свою
— 1179 —
Карл Иванович Росса
надстройку с галлереями дворца и росписью Гонзаго, украсившего
в этом месте произведение Камерона. Здание Павловской библиотеки
было одним из небольших, но чрезвычайно изящных произведений
К. И. Росси.
На предложение спроектировать новый театр на Невском про*
спекте К. И. Росси ответил проектом не только театра, но целой улицы
(Театральной, ныне улицы зодчего Росси) и площади. В этой
переТеатральная улица (теперь улица им. Росси).
стройке, охватившей целую часть города, талант К. И. Росси
развернулся во всю свою широту.
Постройка началась в 1828 г. и была закончена в 1832 г. За эти
четыре года были осуществлены такие гигантские работы, что
приходится удивляться тому, как мог К. И. Росси за такой короткий срок
с таким совершенством выполнить всё — начиная от общей
композиции и кончая последним карнизом. Глубоко прав один из его
биографов — И. Грабарь, воскликнувший: «...настанет время, когда будут
приезжать смотреть эти великолепные произведения Росси, как ездят
смотреть мастеров ренессанса в Италию. Действительно, нельзя не
вспомнить времён цезарей, глядя на безумную роскошь архитектора
в его Театральной улице с Александрийским театром в глубине».
Нельзя сказать, что архитектурное творчество давалось К. И. Росси
легко и играючи. Сохранилось значительное количество чертежей —
вариантов решения этого колоссального ансамбля. Ведь надо было
связать воедино и Невский проспект, и площадь, на которой стоит
здание театра, и сам театр, и Театральную улицу за ним и новую
площадь у Чернышова моста. Кроме того, рядом, справа от театра,
помещались павильоны Аничкова дворца, выстроенные недавно самим
же К. И. Росси. Задача осложнялась постройкой нового здания
Публичной библиотеки, расположенной слева от театра. Перед мастером,
— 1180 —
Карл Иванович Росса
действительно, стояла огромнейшая задача. Создавая единство всего
ансамбля, надо было думать и о каждом здании в отдельности, так
как иначе при повторности мотивов можно было легко впасть в
монотонность и скуку.
Здание самого театра, несмотря на чрезвычайную простоту как
плана, так и композиции фасадов, выглядит наиболее нарядным
сооружением ансамбля. Он решён в коринфском ордере, что придаёт его
Александрийский театр.
формам стройность и известную лёгкость. В сторону Невского выходит
шестиколонная лоджия. Мотив пластической трактовки объёма театра
также подчёркнут боковыми полукруглыми нишами. Боковые фасады
украшены портиками, задний же вместо колонн имеет пилястры.
Портики завершены не фронтонами, а аттиками, которые К. И. Росси
рисовал с исключительным мастерством. Они составляют неотъемлемую
часть его здания. Нижний этаж украшен в замках окон дивными
львиными головами. Гладкие стены заканчиваются фризом из гирлянд
с театральными масками.
В противоположность театру, Театральную улицу и Чернышову
площадь К. И. Росси решил в дорическом ордере. Улица, по мысли
мастера, составляла лишь проезжую часть ансамбля. Поэтому
К. И. Росси решил её в виде двух значительных по своей длине
корпусов, пролегающих от Чернышовой площади к зданию
Александрийского театра. Корпусы ритмично разбиты в нижнем этаже аркадами
в стройном и лаконичном обрамлении. Верхние же два этажа
объединены парными колоннами, несущими сильный архитрав.
Чернышова площадь решена с неменьшим совершенством. В плане
она представляет полувосьмигранник. По замыслу К. И. Росси правая
— 1181 —
Карл Иванович Росси
(Театральная) и левая улицы вливались в неё свободными
магистралями. Средняя же улица, выходившая на Садовую, перекрыта аркой,
что говорит о её второстепенном значении. В центре площади
К. И. Росси проектировал выстроить небольшую церковку, фасад
которой был бы обращен в сторону Фонтанки. Этим композиционным
приёмом Чернышова площадь должна была быть более тесно связана
с площадью Александрийского театра, решённой аналогично. Но,
несмотря на то, что многое в Чернышовой площади осталось
незавершённым, она и в современном её состоянии производит необычайно
Арка Сената и Синода.
сильное впечатление. Суровость форм её архитектуры придаёт её
облику какой-то монументально-эпический характер. Кажется, что
титаны и циклопы строили эти могучие сооружения.
Всё разнообразие своего творчества К. И. Росси показал в
архитектуре здания Публичной библиотеки, выстроенного уже на площади
Александрийского театра. Он с величайшим тактом отнёсся к старому
зданию библиотеки, выстроенному на рубеже XVIII и XIX вв.
архитектором Соколовым. К. И. Росси сохранил в своём здании,
примыкавшем непосредственно к зданию Соколова, и разбивку на этажи
и характер композиции последнего. Но, выделяя здание библиотеки
среди других, им же созданных, он наделяет его ионической
колоннадой в лоджии. В средней части на аттике он поместил статую сидящей
Паллады и двух Слав, держащих венки. В простенках между окнами
стоят статуи учёных мужей. Это относительное обилие скульптур и
нежность применённого ионического ордера придают этому зданию
исключительную пластичность, столь свойственную русскому
классицизму» Надо лишь удивляться энергии одарённого зодчего, который
— 1182 —
Карл Иванович Росса
В такой короткий срок и с таким изумительным совершенством
выстроил целый ряд столь огромных сооружений. Каждое из них могло
обессмертить имя архитектора.
Почти одновременно с ансамблем Александрийского театра
К. И. Росси строил здание Сената и Синода. Эта постройка также
занимает почти целый квартал. Его центр занят аркой, перекрывающей
проезд на Галерную (ныне Красную) улицу. С исключительной силой
и богатством решена центральная часть. Перед выступом —
двухколонные коринфские портики с карнизами. Над ними высятся бронзовые
фигуры ангелов. На аттике же, обильно украшенном скульптурными
фигурными барельефами, помещена статуя Фемиды. Обилие скульптур
и сильные архитектурные формы центральной части здания придают
этому классическому произведению почти барочную сочность и силу.
Тонкость мастерства К. И. Росси как архитектора-градостроителя
проявилась в одном, казалось, незначительном приёме, но имеющем
большое значение в архитектуре площади (ныне площадь
Декабристов), на которую выходит здание Сената и Синода. К. И. Росси
закруглил угол здания, выходящего на набережную Невы, выдвинув всё
сооружение несколько вперёд. Этим приёмом он достиг того, что
перспектива набережной не уводит глаз в бесконечность просторов
реки, а останавливается на выступающем вперёд полукруглом выступе.
Его колонны как бы вторят колоннам напротив расположенного
павильона и бокового фасада Адмиралтейства, созданного Захаровым.
Архитектура Сената и Синода К. И. Росси не вступает в спор с
произведением Захарова, но в то же время сохраняет свою
самостоятельность и цельность.
Среди этих грандиозных сооружений необходимо отметить одно,
сравнительно небольшое по масштабу, но не менее величественное и
монументальное. В 1828 г. К. И. Росси перестроил Михайловский
манеж, сооружённый некогда его учителем Бренна для Павла I.
Скромное одноэтажное здание превратилось в монументальное, даже
величественное, сооружение, занимающее видное место в архитектурном
наследии мастера. В здании манежа К. И. Росси вовсе обошёлся без
колонн. Пять торжественных арок-входов разделены пилонами,
украшенными, как всегда, любимой им арматурой. Над ними в аттике
так же ритмично располагаются прекрасно прорисованные
скульптурные военные доспехи. Гладь пилонов-простенков подчёркнута
продольной рустовкой боковых частей фасада.
Несмотря на всю лаконичность форм манежа, его скульптурное
убранство придаёт ему то же богатство архитектурного языка,
которым так отличается всё творчество мастера.
Закончив к 1832 г. свои основные постройки, больной К. И. Росси
попросился в отставку. Но, несмотря на то, что отставка была ему
дана осенью того же года, его фактически не отпускали. Семья жила
в Ревеле. Для поездок туда каждый раз требовалось разрешение, что
— 1183 —
Карл Иванович Росси
было тягостно для престарелого мастера. Жизнь на два дома также
увеличивала расходы и создавала ряд неудобств.
Ему поручают переделку собственного произведения — царских
лож в Александрийском театре. С прежней энергией и совершенством
выполняет больной К. И. Росси и эту работу. В 1849 г. в Петербурге
вспыхивает эпидемия холеры. Заразившись, повидимому, на одной из
строек холерой, К. И. Росси умер 18 апреля 1849 года.
В могилу сошёл один из наиболее одарённых зодчих XIX в. По
обилию и величественности выстроенных им зданий К. И. Росси не
знает себе равных.
Творчеством К. И. Росси закончился большой плодотворный
период русской классической архитектуры, в начале которого высится
фигура дерзновенного Баженова.
К. И. Росси закончил архитектуру русского классицизма таким
мощным и полнозвучным аккордом, который не знал себе равного
в Европе не только в его время, но и в предшествовавшее столетие.
Творчество К. И. Росси было от начала до конца одухотворено теми
победами, которые одерживали русские войска на полях Европы.
Здание и арки Главного штаба были прекрасным памятником великих
деяний русских войск в 1812—1815 гг. В остальных сооружениях, хотя
и посвященных иным целям и назначению, жили отзвуки того триумфа
победы, которая с такой силой и выразительностью сказалась в
архитектуре здания Дворцовой площади.
О К. И. Росси: Грабарь И., История русского искусства, т. III «(Архитектура);
Панов В., Карло Росси, М., 1937; Вейнерт Н., Росси, М., 1939.
ОСИП ИВАНОВИЧ
БОВЕ
(1784—1834)
то тридцать шесть лет тому назад Москва переживала
знаменательную эпоху. Только что отгремели бури «Двенадцатого года». Народ,
изгнавший врага из пределов родной страны, залечивал раны,
причинённые вражеским нашествием. Улицы Москвы ещё представляли
собой ряды обгорелых стен, с торчащими печными трубами;
полное запустение улиц и площадей, всюду —следы великого пожарища.
Но жизнь пробуждалась. Возвращались жители на свои пепелища.
Начиналось восстановление Москвы после великого пожара. Уже с
начала 1813 г., после предварительной расчистки пожарища, возникла
«Комиссия для строений в Москве» — специальное учреждение «для
приведения первопрестольного города в приличествующий вид». До
пожара заботой об архитектуре городских строений ведала
«Кремлёвская экспедиция». Чертёжная этой экспедиции, выдававшая проекты
построек, находилась под общим наблюдением знаменитого
архитектора Матвея Фёдоровича Казакова. Но М. Ф. Казаков уже умер.
Архитекторы разбрелись, и большинство их было зачислено в
архитектурный отдел вновь образованной Комиссии. В их числе
значился «служащий в должности архитектора титулярный советник
Осип Бове».
Прежде всего оживала торговая Москва. На Красной площади,
около обгорелых стен Гостиного двора, появились заборы и у них
ларьки, рогожные палатки, наскоро сколоченные деревянные лавки.
Остатки стен Гостиного двора разбирались, заново перестраивались
старинные лавки, ещё с XVII в. тянувшиеся вдоль всей Красной
площади.
Появились леса у Никольских ворот Кремля, где взорванная
отступающими из Москвы французами башня над воротами отстраивалась
заново, «с соблюдением её прежнего вида», как её незадолго перед
1812 годом отстроил К. И. Росси. Восстанавливалась также взорван-
— 1185 —
Осип Иванович Бове
ная угловая башня «Водовзводная» и повреждённые в двух местах
кремлёвские стены. Летом 1813 г. митрополит совершал уже
торжественный молебен «об избавлении России от галлов и с ними двадесяти
языков».
Всюду начались ремонты, отстройки погоревших и строительство
новых домов. В Москве снова числилось более 200 000 жителей (до
нашествия французов их было 286 000).
В «Комиссии строений» в день бывало до 100 прошений на
постройки. Наиболее деятельным её участником оказался архитектор
О. И. Бове. Он не только руководил возобновлением кремлёвских
башен и стен, постройкой вновь Гостиного двора, строительством
многих жилых и казённых домов, но и лично исправлял архитектурные
проекты, подаваемые в Комиссию.
Родившийся 4 ноября 1784 г. Осип Иванович Бове был сыном
француза-живописца, переехавшего в Москву. Первоначальное образование
по архитектуре и по рисунку Бове получил у Кампорези, посредсь
венного архитектора-итальянца, незадолго до этого присланного из
Петербурга в Москву своим земляком Кваренги. О. И. Бове не мог
многому научиться у Кампорези, бывшего «каменных дел мастера»,
ставшего архитектором благодаря связям Кваренги. От Кампорези
О. И. Бове перешёл в Архитектурное училище при «Кремлёвской
экспедиции», возглавлявшееся М. Ф. Казаковым. У Казакова он
научился основам архитектурного мастерства, а практическая работа на
постройках Казакова была для него прекрасной школой строительной
техники. В годы 1801—1806 Казаков, руководя Архитектурным
училищем, строил в Москве такое образцовое произведение архитектуры,
как Голицынская больница (Вторая градская, на Б. Калужской ул.),
и именно на стройке этого громадного здания помощником его был
О. И. Бове. Кроме Голицынской больницы, в эти же годы Казаков
строил и дом гр. Разумовского на Гороховой улице (теперь Институт
физкультуры на ул. Казакова), а также главное здание Павловской
больницы. Эти три крупные строительства дали возможность Осипу
Ивановичу Бове усвоить многое и воспринять лучшее от творчества
своего учителя.
Вскоре О. И. Бове пришлось близко соприкоснуться и с другим
выдающимся мастером архитектуры — К. И. Росси. В 1809—1810 гг.
в Твери отделывался дворец для генерал-губернатора Тверской,
Ярославской и Новгородской губерний, женатого на сестре Александра I.
«Кремлёвская экспедиция» командировала на эту работу молодого
архитектора К. И. Росси, а в помощь ему дала О. И. Бове.
Поглощённый придворной жизнью и частыми разъездами по губерниям для
постройки казённых зданий, Росси не мог уделять всё своё время на
перестройку дворца. Трудолюбивый, энергичный О. И. Бове провёл
работы по строительству и убранству дворца в поразительно
короткий срок.
— 1186 —
Осип Иванович Бове
К этому времени О. И. Бове, ещё не будучи дипломированным
архитектором, приобретает известность как энергичный, даровитый
строитель. В начале 1816 г. он представил в Академию художеств
список своих 34 работ, заверенный главнокомандующим, генералом
Тормасовым, начальником восстановительных работ по Москве.
О. И. Бове просил Академию утвердить его в звании архитектора,
выдав соответственное свидетельство, а также просил дать ему
программу для составления проекта на звание академика. Свидетельство
он получил, но заданного программой проекта (театра на 3000
человек) не представил: он был целиком захвачен практической работой.
Книжная палата (б. дом Гагарина на Новинском бульваре
в Москве).
Вернувшись из Петербурга в родную Москву, О. И. Бове начал
строить для кн. Н. С. Гагарина дом в Подновинском (как назывался
район Новинского бульвара, местность тогда почти загородная). Этот
прекрасный дом, где в наше время помещалась Книжная палата,
в 1941 г. был разрушен немцами во время воздушного налёта на
Москву. В архитектуре гагаринского особняка ярко сказалось
влияние Казакова. О. И. Бове много наследовал у своего гениального
учителя, но он не шёл по пути ученического копирования. Дом Гагарина
представлял собой совершенно самостоятельное архитектурное
произведение. Несмотря на небольшие размеры, он производил впечатление
монументального здания, причём с монументальностью сочеталась
интимность. Гагаринский дом — яркий образец московского
аристократического особняка начала XIX в. Парадный двор перед домом («кур-
донер») был превращен в цветник; полукругом идущие от центра
переходы-галлереи к флигелям образуют одно целое с великолепным
центральным корпусом, украшенным изящным портиком, с
барельефами летящих «гениев» над полуциркульным окном. Сзади дома —
— 1187 —
Осип Иванович Бове
большой двор с сараями, конюшнями и другими хозяйственными
постройками. Просто и изысканно отделаны интерьеры гагаринского
дома, представлявшего собой характерное для Москвы того времени
сочетание помещичьей усадьбы с городским особняком. О. И. Бове
построил в Москве много других жилых домов. В больших
строительных работах по восстановлению московских кварталов после
пожара 1812 года архитектору О. И. Бове принадлежала руководящая
роль. Опираясь на свои познания, опыт и художественное чутьё, он со
свойственной ему смелостью отстаивал свои проекты и добивался
осуществления своих архитектурных замыслов. Жизненный успех
сопутствовал О. И. Бове на его творческом пути, и Москва признала в нём
своего лучшего архитектора и главного строителя обновлённой после
пожара столицы.
О. И. Бове жил некоторое время на Малой Дмитровке (теперь
ул. Чехова) в собственном доме, затем он выстроил во владении своей
жены кн. Трубецкой другой дом, существующий и сейчас в
Петровском (б. Богословский) переулке (ныне дом № 9). Никакой особой
мастерской О. И. Бове не имел. Ревнивый к труду своему, он
большинство своих проектов выполнял лично, имея лишь немногих
подсобных чертёжников из той же «Комиссии для строения».
На эту Комиссию были возложены не только текущие
строительные работы, но и «сочинение плана городу Москве, дабы привести
город в пристойный вид». Планировка, как мы теперь её понимаем,
тогда не была решающей, исходной проблемой в застройке города. Но
сожжённую Москву нужно было строить по-новому. Жизнь требовала
упорядочения улиц и площадей, ранее хаотически застроенных,
изуродованных к тому же пожаром.
О. И. Бове был первым планировщиком Москвы после пожара. Он
подошёл к своей задаче очень трезво, учитывая реальные
возможности, сохраняя жилищный фонд и стремясь к увеличению торговых
помещений. Так, О. И. Бове предложил застроить свободные места на
Лубянской, Ильинской, Варварской площадях, вокруг Китайгородской
стены рядами каменных лавок. Но О. И. Бове внёс в планировку
Москвы и новую большую идею: он разработал проект центральной
плошади города перед Петровским (ныне Большим) театром.
Устройство Театральной площади было намечено ещё в самом начале XIX в.,
но 1812 год прервал работы. О. И. Бове проектировал площадь как
единый ансамбль. Приступили к работам, засыпав рвы и заболоченную
речку Неглинную, заключив её в трубу. Строились дом Варгина
(потом Малый театр), противоположное здание «Аукционной камеры»
Полтарацкого (где помещается Центральный детский театр), по другую
сторону дом Шевалдышева для гостиницы (где теперь гостиница
«Метрополь») и дом Журавлёва (теперь «Восток-кино»).
Сожжённое здание Петровского театра ждало своего
возобновления. Противоположную Китайгородскую стену О. И. Бове предполагал
— 1188
Осип Иванович Бове
застроить оранжереями и в этой части устроить цветочный рынок.
Здания, обрамляющие площадь, были выдержаны в едином
архитектурном мотиве (о нём можно судить по сохранившимся до наших дней
«кускам» старых фасадов между Центральным детским театром и
станцией метро, а также на углу площади Революции). Театральная
площадь была замощена, был устроен фонтан, украшенный позднее
скульптурой Витали. У Кремлёвской стены, на месте засыпанной
р. Неглинной, О. И. Бове разбил сад, выстроил у стены грот-раковину,
эстраду для музыки, а вблизи
галлерею с кофейной и фонтан.
Сад обнесён был чугунной
решёткой, с богатыми, также
чугунными, воротами,
украшенными барельефами с
орнаментом из военной арматуры в
память о войне 1812 года. В
1822 г. сад был торжественно
открыт и стал излюбленным
местом гуляний москвичей, до
этого пользовавшихся только
Тверским бульваром, где были
вновь посажены деревья.
В то же время
залечивались последние раны
французского нашествия:
отстраивался взорванный угол Арсенала.
За этими работами наблюдал
также О. И. Бове.
На берегу р. Неглинной,
против сада, у Кремлёвской
стены, воздвигалось огромное г,
^ г Первая градская больница,
здание — манеж. Строил его
инженер Карбонье по проекту французского инженера Бетанкура,
строителя многих петербургских мостов и Нижегородской ярмарки. О. И. Бове
был приглашён в качестве архитектора для оформления громадного
здания. Он придал манежу строгий «военный» архитектурный облик.
Колонны дорического ордера обрамляют длинные стены, вдоль которых
под карнизом тянется скульптурный фриз с лепными военными
эмблемами, тонко нарисованными О. И. Бове. Громадные фронтоны
увенчивают торцовые фасады здания.
Двадцатые годы были наиболее продуктивными в творчестве
О. И. Бове. Это годы интенсивной застройки Москвы, годы ликвидации
следов вражеского нашествия и возведения целого ряда новых зданий,
построенных Бове и другими зодчими, в том числе выдающимся
художником-архитектором Афанасием Григорьевым. Оба они являются наи-
— 1189 —
Осип Иванович Бове
более яркими мастерами московской архитектуры в период расцвета
стиля «ампир». Это условное обозначение обычно связывается с
французской архитектурой периода наполеоновской империи. Но наш
«русский ампир» несравненно богаче по своему содержанию и формам.
Темы и мотивы античной Греции и Рима переработаны русскими
зодчими в совершенно самостоятельные композиции, отмеченные
печатью национального своеобразия и высоким художественным
мастерством.
Большой театр.
Три значительных сооружения венчают последние годы
деятельности О. И. Бове: Градская больница (Первая) на Б. Калужской ул.,
здание Большого театра и Триумфальные ворота у Тверской
заставы.
Первое впечатление говорит о том, что здание Градской больницы
создано под непосредственным влиянием соседней Голицынской
больницы, построенной Казаковым. Повторив отчасти купольное покрытие
в центре здания, соединённого полукружием с флигелями, О. И. Бове
дал во всём остальном свою оригинальную архитектуру, начиная от
импозантного портика и кончая деталями. От времени сооружения
Голицынской больницы до окончания постройки Градской больницы
(1828) прошло 37 лет, и мы видим, как за эти десятилетия изменился
характер русской классической архитектуры. На смену строгой
архитектуре Казакова пришли декоративно-насыщенные формы О. И. Бове,
так любившего сочетание гладкой стены с сочными скульптурными
рельефами.
Проект возобновления Петровского (Большого) театра для
Москвы был предлогом особого конкурса, объявленного Академией
— 1190 —
Осип Иванович Бове
художеств между своими членами. Ставилось требование — включить
уцелевшие от пожара старые стены в массив нового здания,
долженствующего «составить одну из сторон площади, коей строения уже
окончены». При этом был представлен проект О. И. Бове, а также
проект архитектора Ламони (помощника известного архитектора Д.
Жилярди). На конкурс
отозвался старший профессор
архитектуры Академии Андрей
Михайлов. Его проект был
утверждён, и О. И. Бове было
предложено выстроить здание по этому
проекту. Но О. И. Бове
переделал проект Михайлова, упростив
формы, сделав фасад более
строгим и стройным, внёс также
существенные изменения к
лучшему и во внутреннюю планировку
помещения, дал иное убранство
зрительного зала и применил в
нём усовершенствованный пол,
устраняя в случае надобности
(при маскарадах) его
наклонность, сравнивая его с
поверхностью сцены. О. И. Бове
подал смелую мысль: он
предложил вместо занавеса сделать Триумфальные ворота,
большое зеркало. Но подобная
мысль испугала театральное начальство. В 1825 г. театр был
торжественно открыт, и на открытии, по словам одного из очевидцев — А.
Булгакова, «перед увертюрой поднялся ужасный шум; стали выкликать
строителя: Бове, Бове! Он явился в ложе директора и его заглушили
рукоплесканиями, и «браво» летали по зале!..». Большой театр
—замечательное достижение русской архитектуры начала XIX в. Это одно
из лучших театральных зданий в мире. В 1855—1856 гг. Большой театр,
после нового пожара, был перестроен архитектором Кавосом,
значительно изменившим и исказившим тот облик, который был придан
зданию Бове. Однако и в этом изменённом виде Большой театр
производит впечатление мощного, монументального сооружения.
В 1827 г. был утверждён проект Триумфальных ворот в Москве
в честь победы русской армии над Наполеоном. Прекрасная скульптура
из литого чугуна работы П. П. Витали и его помощника И. Т.
Тимофеева была отлично спаяна с сочной пластикой архитектурных масс,
а два здания «кордегардий» (сторожевых помещений у шлагбаума)
были типичны для архитектуры небольших павильонов, в виде
которых О. И, Бове часто строил небольшие жилые дома. Этот памятник
— 1191 —
Осип Иванович Бове
был выдающимся для творчества О. И. Бове. Затянувшаяся постройка
ворот была окончена только в 1834 году. 20 сентября было
торжественное открытие ворот, но на этом торжестве О. И. Бове уже не было: он
умер 2 августа 1834 года.
Осип Иванович Бове был великим тружеником, энергичным
строителем, неутомимым восстановителем Москвы. Он создал прекрасные
здания, служащие до наших дней украшением города. Он горячо
любил родной город и своим творчеством вписал блестящую страницу
в историю русской архитектуры. Москва обязана этому мастеру
выдающимися произведениями зодчества, представляющими собой
наиболее характерные и яркие образцы московского ампира — этой
самостоятельной большой ветви русской классической архитектуры начала
XIX века.
Об О. И. Бове: Грабарь И., История русского искусства, Спб., 1912, т Г.
История apvHTeKTypbi (введение); «Русская старина», 1872, т. V; Русский
биографический словарь, Спб., 1908, т. II.
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Стр.
АЛЕКСАНДРОВ Иван Гаврилович (1875—1936) . 1090
АМАЛИЦКИЙ Владимир Прохорович (1860—1917) . . . • 462
АНУЧИН Дмитрий Николаевич (1843—1923) 599
БАЖЕНОВ Василий Иванович (1737—1799) 1136
БАРМА (XVI в.) ПОЗ
БЕЛЕЛЮБСКИЙ Николай Апполонович (1845—1922) 970
БЕЛОПОЛЬСКИИ Аристарх Апполонович (1854—1934) 171
БЕХТЕРЕВ Владимир Михайлович (1857—1927) 778
БОВЕ Осип Иванович (1784—1834) 1185
БОКИЙ Борис Иванович (1873—1927) 1075
БОРИСЯК Алексей Алексеевич (1872—1944) 492
БОТКИН Сергей Петрович (1832—1889) 690
БРЕДИХИН Фёдор Александрович (1831—1904) 122
БУТЛЕРОВ Александр Михайлович (1829—1886) 291
БУХВОСТОВ Яков Григорьевич (XVII—XVIII вв.) 1112
БЭР Карл Максимович (1792—1876) 647
ВВЕДЕНСКИЙ Николай Евгеньевич (1852—1922) .... 756
ВЕРНАДСКИЙ Владимир Иванович (1863—1945) 472
ВИЛЬЯМС Василий Робертович (1863—1939) 785
ВОЕЙКОВ Александр Иванович (1842—1916) . 579
ВОРОНИХИН Андрей Никифорович (1759—1814) 1158
ВОСКРЕСЕНСКИЙ Александр Абрамович (1809—1880) 277
ВЫШНЕГРАДСКИЙ Иван Алексеевич (1831-1895) 931
ГАДОЛИН Аксель Вильгельмовия (1824—1892) 823
ГОЛИЦЫН Борис Борисович (1862—1916) 209
ГУБКИН Иван Михайлович (1871—1939) 483
ДЕЖНЕВ Семён Иванович (XVII в.) 524
ДЖЕВЕЦКИЙ Степан Карлович (1843—1938) 960
ДОКУЧАЕВ Василий Васильевич (1846—1903) 736
ДОЛИВО-ДОБРОВОЛЬСКИЙ Михаил Осипович (1862-1919) 1047
ЖУКОВСКИЙ Николай Егорович (1847—1921) 153
ЖУРАВСКИЙ Дмитрий Иванович (1821—1891) 9С6
ЗАБУДСКИЙ Николай Александрович (1853—1917) 1020
ЗАЙЦЕВ Александр Михайлович (1841—1910) 322
ЗАХАРОВ Андреян Дмитриевич (1761—1811) |16в
ЗИНИН Николай Николаевич (1812—1880) 284
ИВАНОВСКИЙ Дмитрий Иосифович (1864—1920) \ 795
ИНОСТРАНЦЕВ Александр Александрович (1843—1919) 399
КАБЛУКОВ Иван Алексеевич (1857-1942) \\ 333
— 1193 —
Именной указатель
КАЗАКОВ Матвей Фёдорович (173*—1812) 1147
КАРПИНСКИЙ Александр Петрович (1847—1936) 411
КЛАССОН Роберт Эдуардович (1858—1926) 1061
КОВАЛЕВСКАЯ Софья Васильевна (1*30—1*91) 164
КОВАЛЕВСКИЙ Александр Онуфриевич (1*40—1901) 705
КОВАЛЕВСКИЙ Владимир Онуфриевич (1842—18*3) 391
КОЗЛОВ Пётр Кузьмич (1863-1935) 624
КОМАРОВ Владимир Леонтьевич (1869—1945) 819
КОНОВАЛОВ Дмитрий Петрович (1856—1929) 328
КОНЬ Фёдор Савельевич (XVI в.) 1108
КРАШЕНИННИКОВ Степан Петрович (1713—1755) 533
КРОПОТКИН Пётр Алексеевич (1842-1921) 588
КРЫЛОВ Алексей Николаевич (1863—1945) 218
КУЛИБИН Иван Петрович (1735—1*18) 880
КУРАКО Михаил Константинович (1*72—1920) 1069
КУРНАКОВ Николай Семёнович (1*60—1941) 354
ЛАПТЕВ Дмитрий Яковлевич (XVIII в.) 545
ЛАПТЕВ Харитон Прокофьевич (XVIII в.) . . 545
ЛЕБЕДЕВ Пётр Николаевич (1866—1912) 241
ЛЕБЕДЕВ Сергей Васильевич (1874—1934) 371
ЛЕНЦ Эмилий Христианович (1804-1*65) 105
ЛОБАЧЕВСКИЙ Николай Иванович (1793—1*56) 90
ЛОДЫГИН Александр Николаевич (1*47—1923) 995
ЛОМОНОСОВ Михаил Васильевич (1711—1765) > 63
ЛЯПУНОВ Александр Михайлович (1857—1918) 186
МАИЕВСКИЙ Николай Владимирович (1823—1*92) 914
МАКАРОВ Степан Осипович (1*49—1904) 1003
МАНДЕЛЬШТАМ Леонид Исаакович (1*79—1944) . . . . 260
МАРКОВ Андрей Андреевич (1856—1922) . 179
МАРКОВНИКОВ Владимир Васильевич (1*38—1904) . 313
МЕНДЕЛЕЕВ Дмитрий Иванович (1*34—1907) 300
МЕНЗБИР Михаил Александрович (1855—1935) . . . 772
МЕЧНИКОВ Илья Ильич (1845—1916) 727
МЕЩЕРСКИЙ Иван Всеволодович (1859—1935) 202
МИКЛУХО-МАКЛАЙ Николай Николаевич (1846—1884) 606
МИЧУРИН Иван Владимирович (1855—1935) 763
МОСИН Сергей Иванович (1849—1902) 1013
МУШКЕТОВ Иван Васильевич (1850—1902) 419
НИКИТИН Афанасий (XV в.) 515
ОМЕЛЯНСКИЙ Василий Леонидович (1857—1928) 811
ОСТРОГРАДСКИЙ Михаил Васильевич (1801—1862) 99
ПАВЛОВ Алексей Петрович (1854—1929) 445
ПАВЛОВ Иван Петрович (1849—1936) 743
ПЕТРОВ Василий Владимирович (1761—1834) 83
ПЕТРОВ Николай Павлович (1836—1920) 942
ПИРОГОВ Николай Иванович (1810—1881) . 659
ПИСАРЖЕВСКИЙ Лев Владимирович (1874—1938) 378
ПОЛЗУНОВ Иван Иванович (1728—1766) 869
ПОПОВ Александр Степанович (1859—1906) 193
ПОСНИК Иван Яковлевич (XVI в.) ПОЗ
ПОТАНИН Григорий Николаевич (1835—1920) . 560
ПРЖЕВАЛЬСКИЙ Николай Михайлович (1839—1888) 569
ПРОТОДЬЯКОНОВ Михаил Михайлович (1874—1930) 1082
— 1194 —
Именной указатель
РАСТРЕЛЛИ Варфоломей Варфоломеевич (1700—1771) • 1118
РОССИ Карл Иванович (1775—1849) 1174
СЕВЕРЦОЗ Алексей Николаевич (1866—1936) 803
СЕВЕРЦОВ Николай Алексеевич (1827—1885) 668
СЕДОВ Георгий Яковлевич (1877—1914) 632
СЕМЁНОВ-ТЯН-ШАНСКИЙ Пётр Петрович (1827—1914) 551
СЕЧЕНОВ Иван Михайлович (1829—1905) 674
СКЛИФОСОВСКИЙ Николай Васильевич (1836—1904) 697
СПАСОКУКОЦКИЙ Сергей Иванович (1870—1943) 835
СТЕКЛОВ Владимир Андреевич (1864—1929) 235
СТОЛЕТОВ Александр Григорьевич (1839—1896) 133
ТЕЛЯКОВСКИЙ Аркадий Захарьевич (1806—1891) 899
ТИМИРЯЗЕВ Климент Аркадьевич (1843—1920) 716
ТРОФИМОВ Василий Михайлович (1865—1926) 1054
УМОВ Николай Алексеевич (1846—1915) • 143
УСАГИН Иван Филиппович (1855—1919) 1043
УХТОМСКИЙ Алексей Алексеевич (1875—1942) 849
УХТОМСКИЙ Дмитрий Васильевич (1719—1774) - 1127
ФАВОРСКИЙ Алексей Евграфович (1850—1945) 341
ФЁДОРОВ Евграф Степанович (1853—1919) 427
ФЁДОРОВ Иван (ум. 1583) 863
ФЕРСМАН Александр Евгеньевич (1883—1945) 499
ФРОЛОВ Козьма Дмитриевич (1728—1800) 874
ЦВЕТ Михаил Семёнович (1472—1919) 842
ЦИОЛКОВСКИЙ Константин Эдуардович (1857—1935) ЮЗЭ
ЧАПЛЫГИН Сергей Алексеевич (1869—1942) 250
ЧЕБЫШЕВ Пафнутий Львович (1821—1894) Ш
ЧЕРЕПАНОВЫ Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович (/ /гол. XIX в.) . . . . 889
ЧЕРНОВ Дмитрий Константинович (1839—1921) 950
ЧЕРНЫШЁВ Феодосии Николаевич (1856—1914) < 454
ЧЕРСКИЙ Иван Дементьевич (1845—1892) 404
ЧИКОЛЕВ Владимир Николаевич (1845—1898) 978
ЧУГАЕВ Лев Александрович (1873—1922) 364
ШОКАЛЬСКИЙ Юлий Михайлович (1856—1940) 614
ШУХОВ Владимир Григорьевич (1853—1939) 1025
ЯБЛОЧКОВ Павел Николаевич (1847—1894) 936
ЯКОБИ Борис Семёнович (1801—1874) 894
АВТОРЫ, ПРИНИМАВШИЕ УЧАСТИЕ В СОСТАВЛЕНИИ КНИГИ
«ЛЮДИ РУССКОЙ НАУКИ»
Александров П. С, чл.-корр. АН СССР; Андреев А. И., проф.; Андронов А. А.,
акад.; Анохин П. К., проф.; Арбузов А. Е., акад.; Аркин Д. Е., проф.;
Артоболевский И. И., акад.; Аршавский И. А., проф.; Ахматов А. С, проф.,Безсонов С. В., проф.;
[Беляев Н. М.,| чл.-корр. АН СССР; Белькинд Л. Д., заслуженный деятель науки и
техники, проф.; Беркович Д. М., инж.; Благонравов А. А., генерал-лейт., акад.; Богданов
В. В., проф.; Бондаренко И. Е., проф.; [Борисяк А. А.,| акад.; Бродский А. И., чл.-корр.
АН СССР; Бушинский В. П., чл.-корр. АН СССР; ^Вавилов С. Щ, акад.; Варсанофьева
В. А., проф.; Власов К. А., канд. геол. наук; Вольфкович С. И., акад.; Гиляровский
В. А., заслуженный деятель науки, проф.; |Глаголева-Аркадьева А. А.,1 проф.; Гнеденко
Б. В., чл.-корр. АН УССР; Григорьев А. А., акад.; Данилевский В. В., проф.; Дементьев
Г. П. проф.; Дзердзеевский Б. Л., доктор физ.-мат. наук; Ефремов И. А., проф.; Жестов-
ский М. Ф., инж.; Зворыкин А. А., проф.; Золотарёв Т. Л., проф.; Иванов Л. А., чл.-
корр. АН СССР; Ильин М. А., канд. искусствоведч. наук; Ильин М. А.; Исаченко Б. Л.,
акад.; Кадек М. Г., проф.; Казанский В. И., проф.; Капустинский А. Ф., чл.-корр. АН
СССР; Капцов Н. А., проф.; [Келлер Б. А.,( акад.; Коршак В. В., проф.;
Космодемьянский А. А., проф.; Коштоянц X. С, чл.-корр. АН СССР; Красносельская Т. А., проф.;
Кузнецов И. В.; Лавров В. И., проф.; Ландсберг Г. С, акад.; Левин Б. Ю., канд. физ.-
мат. наук; Лейбензон Л. С, акад.; Луцкий С. Л., доц.; Маркушевич А. И., чл.-корр.
АПН РСФСР; Матвеев Б. С, проф.; Мещанинов И. И., акад.; Мирек В. Ф., канд. биол.
наук; Наливкин Д. В., акад.; |Никифоров П. М.,| чл.-корр. АН СССР;
Новикова-Смирнова М. А., канд. биол. наук; Обручев В. А., акад.; Окунев Б. Н., проф.; Орлов Б. П.,
проф.; Орлов Ю. А., проф.; Петров А. Д., чл.-корр. АН СССР; Пичета В. И., акад.;
Полубаринова-КочинаП. Я., чл.-корр. АН СССР; Попов М. М., проф.; Порай-Кошиц А. Е.,
акад.; Прасолов Л. И., акад.; Предводителев А. С, чл.-корр. АН СССР; Прокофьев И. П.,
заслуженный деятель науки и техники, проф.; Русинов В. С, проф.; Руфанов И. Г.,
заслуженный деятель науки, проф.; Серебряков М. Е., генерал-майор инж.-арт. службы,
проф.; Смирнов В. И., акад.; Смотров В. Н., проф.; Тимофеев П. Г., проф.; У разов Г. Г.,
акад., Фёдоров С. Ф., чл.-корр. АН СССР; Фёдоров А. С, канд. техн. наук; Фесенков В. Г.,
акад.; Хайкин С. Э., проф.; Хрущёв Г. К., проф.; Чернов А. Г.; Черняев И. И.,
акад.; Четаев Н. Г., чл.-корр. АН СССР; Шафрановский И. И., проф.; Шостаков-
ский М. Ф., проф.; Шперк В. Ф., полковник; Шулейкин В. В., акад.; Шухардин С. В.,
инж.; Щёголев Е. Я., доктор технических наук; Щусев А. В., акад.