Критика фрейдо-марксизма. К вопросу о марксистском снятии психоанализа - Браун К.-Х.

Автор: Браун К.-Х.

Теги: философия психология психоанализ марксизм критика издательство прогресс серия критика буржуазной идеологии и ревизионизма фрейдизм

Год: 1982

Похожие

Марксистская критика психоанализа

Фрейдо-марксизм о человеке

Человек и агрессия. З. Фрейд и К. Лоренц в свете марксизма

Основные вопросы марксизма

Текст

КРИТИКА БУРЖУАЗНОЙ ИДЕОЛОГИИ И РЕВИЗИОНИЗМА

K:H.Brauit
КЮТЯС DES
FREUDO-MÄRXISMUS
Zur marxistischen Aufhebung
der Psychoanalyse
Köln
Pahl-Rugenstein
1979

КРИТИКА БУРЖУАЗНОЙ ИДЕОЛОГИИ И РЕВИЗИОНИЗМА
К.-Х.Браун
ФРЕЙДО-МАРКСИЗМА
К вопросу о марксистском снятии психоанализа
Перевод с немецкого
Общая редакция и вступительная статья
доктора философских наук Н. С. Мансурова
Москва
«Прогресс»
1982

Переводчики: С. Ф. Шушурин (гл. I—III)
Б, А. Старостин (гл. IV—VI)
Редакция литературы по философии и педагогике
© 1979 by Pahl-Rugenslein Verteg, Köln
© Перевод на русский язык с сокращениями. Вступительная
статья. «Прогресс», 1982

Вступительная статья
Книга западногерманского психолога-марксиста
Карла-Хейнца Брауна «Критика фрейдо-марксизма»
посвященна одному из новейших ответвлений фрейдиз-
ма, которое пытается привлечь к себе внимание,
провозглашая свое родство с марксизмом. Такого рода
экстравагантность, когда вопреки логике соединяется
несовместимое, в традициях фрейдизма, по меткому
выражению одного из его критиков, раздвинувшего
стену между спальней, столовой и кухней.
Сам по себе факт появления фрейдо-марксизма
знаменателен в ряде отношений. Прежде всего, он сви-
детельствует о том, что без сильного допинга, без но«
вого оригинальничания неофрейдизму, этой совремек«
ной разновидности психоанализа, трудно поддерживать
интерес к себе в среде интеллигенции и молодежи-
Нужно учесть также, что за последнее время в этой
среде отмечается растущий интерес к марксизму: так,
в Западной Германии студенты не хотят слушать про-«
фессора-обществоведа, если он в своих лекциях не
делает ссылок на Маркса (упоминание работ Ленина
не рекомендуется). Понятно поэтому стремление
фрейдо-марксизма привлечь на свою сторону определенную
часть леворадикальной интеллигенции и молодежи^
используя популярность марксизма.
Наряду с этим в том противоестественном симбиоз
зе, каким является фрейдо-марксизм, заинтересованы
и идеологи крупной буржуазии, давно уже
пытающиеся извратить, исказить, «дополнить» и «поправить»
марксизм. Фрейдо-марксизм не просто использует
какие-то марксистские положения, он открыто
фальсифицирует многие из них, делает заявку не

G
«исправление» ряда марксистских представлений, в
общем, независимо от субъективных намерений самих
сторонников этого направления оно служит целям
буржуазной идеологии.
Книга Брауна не является систематическим
изложением фрейдо-марксизма; она представляет собой
философско-критиноское исследование некоторых его
основных положений, рассчитанное на лиц, достаточно
хорошо знакомых с основами фрейдистской теории*
Поэтому для тех, кто не знает всех тонкостей
обсуждаемого предмета, нам представляется целесообразным
дать некоторые предварительные пояснения,
облегчающие понимание книги и позволяющие определить
место фрейдо-марксизма в ряду других направлений
фрейдизма.
Краеугольным камнем учения австрийского
невропатолога 3. Фрейда является понятие бессознательно^
го. В 20-е годы Фрейд был склонен относить
бессознательное к сфере психики, однако позже признавал его
и не психическим, и не соматическим, но
«нейтральным» по отношению к физическому и психическому.
Он не раз писал об этой «нейтральности», полагая, что
тем самым преодолел «односторонность» и
материализма, и идеализма.
Однако на самом деле все это совсем не так.
Давая в своих работах определение бессознательного по
отношению к сознанию и внешнему миру, Фрейд
пишет о его первичности; именно бессознательное
определяет, по его мнению, протекание физиологических
процессов, обладает «функцией контроля над
действительностью», регулирует поведение организма в
зависимости от окружающей его внешней среды.
Следовательно, с философской точки зрения Фрейд
решает вопрос о первичности материи или сознания
определенно идеалистически, так как любое отрицание
материи в качестве первичного начала означает фило^
софский идеализм.
Понятие бессознательного у Фрейда в известной
мере имеет махистский характер, но в основе своей
оно восходит к интуитивизму, противопоставляющему
разуму, сознанию бессознательное, волю, интуицию,
жизненный порыв, одним словом, нечто
иррациональное.

7
Следует отметить, что сам Фрейд не ссылается в
своих работах на философские источники, хотя и
признает в «Автобиографии» полное соответствие своих
взглядов идеям Шопенгауэра и Ницше (см.: S. Freud
An Autobiographical Study. N. Y., 1948, p. 109—
JiO).
Однако независимо от того, сознательно исходил
Фрейд из философии интуитивизма или она оказала
на него лишь косвенное влияние, он не был первым,
кто использовал идеи Шопенгауэра в психологии.
]> свое время идею о бессознательном развивал
немецкий психолог И. Ф. Гербарт. Он утверждал, что в
психике имеют место заряженные энергией
бессознательные представления, между которыми происходят
i и »стол иные конфликты. Им же была выдвинута идея
«» v iic»ji«»i-ii\», мрспнтстнпях, с которыми сталкиваются
предстаклелпя п который отделяют их друг от друга,
впоследствии идея о бессознательном была
подкреплена Фехнером, Лацарусом, Штейнталем и другими
психологами.
В области философии представление о
бессознательном развивал Э. Гартман, основпая работа
которого так и называлась: «Философия бессознательного».
13 ней он, в частности, писал, что сознательный разум
никогда не бывает ни творческим, продуктивным, ни
изобретательным. Человек полностью будто бы
зависит от бессознательного, и если он теряет способность
воспринимать действие бессознательного, он лишается
источника своей жизни. Таким образом, философская
родословная психоанализа не вызывает сомнений.
Вся новизна психоанализа Фрейда состоит лишь в
том, что Фрейд придал бессознательному сексуальную
окраску и использовал его — в духе немецкого
интуитивизма прошлого века — для истолкования
человеческой психики и поведения.
В своих работах Фрейд обращается и к таким
авторам, научная ценность идей которых уже в его
время считалась сомнительной. Так, например, он
ссылается на спекулятивную теорию французского
социального психолога Ле Бона, который допускал, что
в психике людей имеется бессознательная,
враждебная основа, состоящая из воспоминаний, сохраненных
со времен родового строя, а также инстинктивных

8
импульсов, стремлений и желаний. Существуют и
другие, еще более сомнительные по своей научной ценно-«
сти источники психоанализа: в частности, в
«Толковании сновидений» Фрейд ссылается на опыт оккультных
«наук», а в «Тотеме и табу» опирается на теории
этнолога-антрополога Робертсона-Смита, от которых
отказались почти все современные этнологи.
Сознание Фрейд обозначил понятием «Я», а
бессознательное — понятием «Оно», приписав ему наличие
двух врожденных инстинктов — «эроса», или
сексуального влечения, и «танатоса», или стремления к
смерти. Фрейд подчеркивал, что бессознательное
далеко не всегда переходит в сферу сознания, потому что
этому противодействует сила, называемая «цензурой».
Та часть бессознательного, которая испытала на себе
действие «цензуры» и осталась за порогом сознания,
была названа им «вытесненным».
Для истолкования ряда фактов, в частности
мышления, Фрейду потребовалось ввести еще одно понятие —«
«предсозиателыюго», то есть такого бессознательного,
которое может при определенных условиях сделаться
сознательным. Кроме того, у личности, по мнению
Фрейда, существует «сверх-Я», или совесть. По
отношению к сознательному («Я») «сверх-Я» играет, по
словам Фрейда, «роль строгого отца».
Согласно Фрейду, «Я», «Оно», «сверх-Я» и все
прочие «психические силы» в своей совокупности
составляют «психическую систему». Это положение
находится в прямом противоречии с материалистической
философией и современным естествознанием, которые
доказали, что никакой особой «психической системы»
не существует, поскольку психическое — это высшая
нервная деятельность, а последняя имеет свой
субстрат — большие полушария головного мозга.
Таким образом, первый критический вывод,
который мы обязаны сделать, состоит в том, что фрейдизм,
как система определенных взглядов, противоречит
современному естествознанию, учению Павлова о
высшей нервной деятельности. Ф. В. Бассин, автор
известной работы «Проблема бессознательного», пишет:
«Фрейдизм пытался построить теорию
«бессознательного» в полном отрыве от физиологического учения о
мозге... Теоретические построения психоанализа — это

9
миф» (Ф. В. Б а с с и н. Проблема бессознательного.
М, 1968, с. 11).
Фрейд не ограничивался рассуждениями
психологического порядка. Как последовательный идеалист,
он сделал попытку объяснить общество и
происхождение человека, нравственность, религию и искусство,
другие социальные институты, исходя из своей
произвольной концепции, в основе которой находится
«психическая система».
Упомянем еще о двух элементах этой психической
системы, заметив, что они столь же вымышлены, как
и все остальные. Одним из них является фрейдовское
понимание совести, «наследуемой» современным
человеком от иесуществовавших далеких предков, живших
нермобытной ордой; Фрейд утверждает, что глава этой
орды был убит своими сыновьями на почве ревности.
Воспоминание о содеянном, по Фрейду, и называется
совестью. Второй элемент психической системы —
«эдипов комплекс».
Фрейдисты полагают, что инстинктивные
стремления людей обусловливают то, что с момента рождения
мальчик испытывает сексуальное влечение к своей
матери и ревность к отцу, а девочка — аналогичное
желание к отцу и ревность к матери. Эти
противоестественные «желания», существование которых не было
и не может быть доказано, Фрейд и его последователи
широко используют для объяснения психических
явлений современного человека.
Собственно социологические положения Фрейда
индивидуалистичны и виоисторичпы, абстрактны.
Становление общества «выводится» из развития
индивидуальных влечений, врожденных стремлений; трудовая
деятельность людей при этом полностью игнорируется,
как и существование социальных классов и классовая
борьба.
«...Согласно материалистическому пониманию
истории,— писал Ф. Энгельс,— в историческом процессе
определяющим моментом в конечном счете является
производство и воспроизводство действительной жизни.
Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали.
...Мы делаем нашу историю сами, но, во-первых, мы
делаем ее при весьма определенных предпосылках и
условиях. Среди них экономические являются в

10
конечном счете решающими. Но и политические
и т. п. условия, даже традиции, живущие в головах
людей, играют известную роль, хотя и не решающую»
(К. Маркс и Ф. Э и г е л ь с Соч. Т. 37, с. 394, 395).
«История всех до сих пор существовавших обществ
была историей борьбы классов»,— подчеркивали
К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте
Коммунистической партии» (К. М арке и Ф. Э н г е л ь с. Соч.
Т. 4, с. 424).
Уже эти два теоретических вывода Маркса и
Энгельса, основанные иа Монблане исторических фактов,
показывают коренную противоположность
марксистского и фрейдистского подходов к обществоведческим
проблемам.
Марксисты всегда критически относились к
фрейдизму. Известен резко отрицательный отзыв о
фрейдизме В. И. Ленина, который назвал его «кустарной
пачкотней». В беседе с К. Цеткин Ленин отметил, что
«теория Фрейда сейчас тоже своего рода модная
причуда. Я отношусь с недоверием... к той специфической
литературе, которая нышио расцвела на повой почве
буржуазного общества... Как бы бунтарски и
революционно это занятие ни стремилось проявить себя, оно
все же в конце концов вполне буржуазно. Это
особенно излюбленное занятие интеллигентов и близко к
ним стоящих слоев. В партии, среди классово
сознательного, борющегося пролетариата для него нет
места» (Воспоминания о Ленине. М., 1957, с. 480).
Ленипская оценка фрейдовской теории еще в
самом начале се выхода па международную арену не
оставляет никакого сомнения в несостоятельности
взглядов тех, кто пытался и пытается за рубежом
совместить марксизм с психоанализом.
* * *
Со времени создания психоанализа в 1896 году
вплоть до 1902 года Фрейд был одинок. С научпо-
медиципскими кругами он порвал, вступив на путь
беспочвенных спекуляций. Психологи-идеалисты не
признавали его систему, поскольку она расходилась с
традиционным представлением о «душе». Однако в
1903 году Фрейду удалось привлечь к себе нескольких

11
молодых врачей, а пять лет спустя —организовать
Ненское психоаналитическое общество.
Молодые ученики Фрейда проявили известную
самостоятельность и сразу же начали критиковать
своего учителя. Это легко было сделать, так как
основные теоретические положения его были
бездоказательны и потому уязвимы.
В результате подправления взглядов Фрейда
произошел распад «ортодоксального», или «классического»,
психоанализа и возникли школы так называемого
неофрейдизма.
Первыми реформаторами «классического» фрейдизма
были его ближайшие ученики — А. Адлер и К. Юнг,
затем возникли американские школы
реформированного фрейдизма — так называемый «психокультурный»
фрейдизм К. Хорни и Э. Фромма, и затем фрейдо-
маркснзм.
Одной из наиболее ранних и в то же время
наиболее влиятельных школ европейского неофрейдизма
является школа А. Адлера. Он заменил сексуальность
бессознательного у Фрейда бессознательным
стремлением к власти в духе Ницше. Как и Фрейд,
Адлер разделял библейский в сущности миф о
неполноценности женщины, использовав при этом свое
понимание бессознательного как «жажды власти»«
Однако Адлер игнорировал ряд важных для Фрейда
«механизмов» психической деятельности, таких, как
перенос, вытеснение и т. п.
Свою систему Адлер назвал «индивидуальной
психологией». Он сосредоточил внимание на «стиле
жизни», который, по его мнению, приобретается в первые
годы жизни ребенка, оставаясь впоследствии постоян^
иым. На основе «изучения» этого «стиля жизни»
можно якобы создать основы совершенно новой
педагогики, сущностью которой является тезис: ребенку
нужно предоставить полную свободу, чтобы он мог достичь
«сверхполноценности».
Концепция Адлера, хотя в ней отрицается
сексуальность и фрейдовские механизмы
бессознательного, тем не менее является столь же в целом
субъективистской, как и психоанализ Фрейда. При этом
отметим, что некоторые клинические наблюдения,
получившие выражение в понятиях «неполноценность»,

12
«бегство в болезнь» и т. п., отражают реальности
поведения психически больных людей. В этом отношении
Адлер, как и Фрейд, расширил представления
психиатров о симптомокомплексе ряда психических
заболеваний.
Другой ученик Фрейда, К. Юнг, выступил против
своего учителя примерно в то иге время, что и Адлер.
Он опроверг такие фрейдистские положения, как
вытеснение, сублимация, «эдипов комплекс», считая их
«переальпыми» и «символическими понятиями».
Вместо них он выдвинул свои, не менее субъективистские
утверждения. Центральным из них было понимание
бессознательного как освобожденного от сексуальности,
но наделенного чертами, делающими его сущностью
космического порядка. При этом он исходил из
философии Шопенгауэра и Бергсона.
Бессознательное, по Юнгу, напоминает собой
энергию в физике, которая может переходить из одного
вида в другой, стремясь принять «закопченную
форму», или состояние равновесия. С этой точки
зрения он рассматривал проблему неврозов и их
лечение.
Новшеством во взглядах Юнга было то, что он
допускал также наличие «коллективного
бессознательного», которое является общим для многих людей.
При этом он ссылается на корпускулярно-волновую
теорию света. По аналогии с пей он заявлял, что
«коллективное бессознательное» — это место стыка
«пространственно-временного единства»
(материального мира.— II. М.) с «безвременным и беспространст-
веппьтм бессозпател ьным». «Коллективное
бессознательное» у Юнга является врожденным носителем
расовых черт.
Юнг полагал, что психическая жизнь индивида
регулируется также инстинктами и «моделями».
Инстинкт — это примитивный, архаичный,
унаследованный от предков путь действия; «модель» —
примитивный путь мышления.
Большое место в «аналитической психологии»
Юнга отводится определению типов личностей. В
основу их были положены высказывания людей о себе и
других личностях. По этому признаку он подразделил
человечество на два основных типа: ориентированны^

13
на себя, «вовнутрь», и ориентированных на других
людей, то есть «вовне».
С философской точки зрения юнгааиство является,
как и «классический фрейдизм», индетерминистской
концепцией, в которой сохранилась переоценка роли
бессознательного в жизни человека. Беспочвенным
является также утверждение его о «коллективном
бессознательном», которое позволило Юнгу сделать шаг
вперед к сближению с религией и мистикой. «У Юнга,—
пишет известный английский ученый Дж. Бернал,—
психология фактически вернулась не только к мифам
в общественном смысле этого слова, но и к концепции
наследования мифов, к «высшей» мистике оккультист-
ского толка, к таким концепциям, которые в той или
иной форме стали основой большинства фашистского
движения XX века» (Дж. Б е р н а л. Наука и
общество. М., 1956, с. 612).
Появление «психокультурного» фрейдизма является
не результатом дальнейшего развития учения Фрейда,
а очередной его реформацией. Демонстрируя свое от^
ртщательное отношение к «классическому» психоаиа-»
ли.чу, К. Хорни, например, вышла даже из
психоаналитического общества и основала ассоциацию содей-*
етвня «реформированному» психоанализу.
В своих работах Хорни и Фромм нередко
ссылаются на Бергсона, Кьеркегора и других философов*
лптстиков, ооплмго цитируют буддистскую и даоснст-
скую лптерат.чру, и которой находят поддержку гиомм
взглядам.
Представители «психокультурного» фрейдизма
г.осг.ма резко выступают против положения Фрейда о
г.мт.гнстнугощеи роли в жизни человека «эроса» и
«.t;!m;ito('.;i», против «эдипова комплекса», который они
называют «спекулятивным и бездоказательным»*
Хорни и Фромм подвергали справедливой критике
фрейдистское игнорирование социальных условий бьн
тия человека, в том числе в происхождении неврозов
и в вопросах семьи и брака.
Критика некоторых положений «классического»
фрейдизма со стороны «психокультурных»
реформаторов зачастую обоснованна, хотя и непоследова-«
тельна. Следует подчеркнуть, что цель этой критики
заключается вовсе не в том, чтобы ниспровергнуть

14
фрейдизм. Как писала Хорни, ее основная задача
состояла лишь в том, чтобы устранить сомнительные
положения, сохранив при этом все «ценное», что имеется
в психоанализе (см. К. Homey. The Neurotic
Personality our Times. N. Y., 1937, p. 17).
По мнению Хорни, психоанализ связан не со всеми
понятиями Фрейда, но лить с понятием
бессознательного, а также с определенной формой лечения
неврозов, сущность которого заключается в доведении до
сознания того, что было достоянием бессознательного.
Видным представителем психокульту рпого
фрейдизма является Э. Фромм. По споим философским и
социологическим взглядам он выступает как
приверженец Франкфуртской школы. По политическим
устремлениям Фромм известен как критик капиталистической
действительности. Свою критику буржуазного
общества, его культуры Фромм совмещал с нападками па
марксизм, хотя словесно объявлял себя его
сторонником. Так, он критикует Маркса за то, что тот «не
понимал» будто бы, что совершенное общество не может
быть создано людьми, внутренне не претерпевшими
морального перерождения и не избавившимися от
своих невротических стремлений. Не признавал Фромм и
марксова понимания условий перехода от
капитализма к социализму, решающей роли рабочего класса в
качестве движущей силы истории.
Считая Маркса «энциклопедическим и глубоким
мыслителем», Фромм, однако, полагал, что его нужно
дополнить фрейдизмом, который позволяет якобы
обогатить и уточнить марксистское понимание общества
и человека. Но и Фрейда Фромм, подобно К. Хорни,
подвергал критике, в частности его функцию
подавления, его понимание инстинктов и других психических
механизмов.
Таким образом, Фромм является не просто
реформатором фрейдизма, он вместе с тем одним из первых
сделал попытку поставить имя Маркса рядом с
именем Фрейда, объявил себя и сторонником и критиком
и того и другого и, по существу, стал искажать
марксизм, подправляя его фрейдизмом. Поэтому, не
причисляя Фромма к представителям фрейдо-марксиз-
ма, его, во всяком случае, можно считать зачинателем
этого направления.

15
Основным «собственным» понятием «психокультур-
пого» фрейдизма является понятие культуры. Оно
трактуется широко и неопределенно, как все
общественное окружение, которое оказывает влияние на
человека. Однако, несмотря на это влияние, главную
роль в психической жизни личности играют внутренние
«жизненные силы», бессознательное «реальное Я».
Установление «динамики» этих бессознательных
импульсов, или влечений, провозглашалось основной
задачей психокультурного фрейдизма.
Таким образом, несмотря на ряд правильных
констатации, касающихся роли культурной среды,
анализа современной капиталистической действительности,
особенно у Фромма, «психокультурный» фрейдизм в
главном — в признании бессознательных импульсов и
стремлении, которые фатально определяют поведение и
образ мыслей человека, в признании существующего
конфликта в сфере бессознательного — полностью
смыкается с позициями «классического» фрейдизма.
Небезынтересно отметить, что впоследствии исихо-
культурный фрейдизм подвергался критике со стороны
других неофрейдистов, в частности со стороны Г. Мар-
кузе, обвинявшего Фромма и Хорыи в ревизии
Фрейда, в попытке дополнить анализ инстинктов и
подсознательного анализом социологического аспекта
сознания.
Мы привели краткие сведения об основных школах
неофрейдизма для того, чтобы показать, что новейшая
разновидность его — фрейдо-марксизм — не
представляет собой чего-то необычного, что при новой
расстановке политических сил в капиталистических странах
возникает необходимость в ином реформировании
«классического» фрейдизма.
Ои получил распространение в период, когда в
борьбе с передовыми идеями идеологи буржуазии
обращались к наиболее реакционным, мистическим и
иррациональным воззрениям в философии, психологии и
других науках. В наше время наряду с продолжением
прежних тенденций появляется новая — опираться
для достижения прежних целей на самое передовое
идейное учение — на марксизм. Одним из новейших
приемов борьбы с марксизмом и является соединение
его, хотя бы словесное, с фрейдизмом, с тем

iß
чтобы фальсифицировать его и подорвать его
революционизирующее влияние на интеллигенцию и молодежь.
В кпиге К.-Х. Брауна содержится основательный
анализ фрейдо-марксизма. Ои рассматривается как
абстрактно-всеобщая антропология и психология, как
психология капиталистического наемного труда, как
политическая психология, в связи с педагогической
теорией, психиатрией и идеологической борьбой в
современном мире. Однако автор не ставит своей целью
изложение истории зарождения фрейдо-марксизма и
его основных положений. В этом состоит специфика
книги Брауна, обусловленная задачами идейной
борьбы в условиях современной Федеративной Республики
Германии. Поэтому нам представляется
целесообразным рассмотреть здесь фрейдо-марксизм с несколько
иных позиций, с точки зрения развития реформации
«классического» фрейдизма.
Прежде всего, важно подчеркнуть, что фрейдо-
марксизм в философском отношении базируется, как
считает К.-Х. Браун, на неокантианстве л «философии
жизни». Фрепдо-марксш ты, по нашему миопию,
немало заимствуют также и от философов интуитивистов,
которые вдохновляли как и других неофрейдистов, так
31 самого Фрейда. В этом отношении фрейдо-марксис-
ты ничем существенно не отличаются от других школ
неофрейдизма. Непосредственными идейными
истоками фрейдо-марксизма являются взгляды
Франкфуртской философской и социологической школы,
основателем которой был М. Хоркхеймор. Последний, как и
некоторые другие «старые» представители этой школы
(Маркузе, Лоллок), первоначально обт>явил себя
марксистом. Однако постепенно представители
Франкфуртской школы все больше и больше расходились с
марксизмом, становились его критиками, следуя
примеру Фромма, сближались с фрейдизмом.
Одним из видных представителей так называемого
фрейдо-марксизма* является Г. 'Марк узе. Па его
философские взгляды большое влияние оказали Гегель,
Кьеркегор, Хайдеггср, он тщательно изучал также
труды К. Маркса и считал себя неомарксистом. По сути
же дела, Маркузе является эклектиком. Его нельзя
назвать без оговорок ни последователем Гегеля, ни
экзистенциалистом, ни марксистом, ни фрейдистом.

17
В конце 60-х — начале 70-х годов Маркузе
приобрел широкую известность в связи со студенческими
движениями в США и капиталистической Европе. По
своим политическим взглядам он был радикалом,
находившимся в оппозиции к существующему
капиталистическому строю. Он вскрывал пороки буржуазного
общества, отвергал существующую буржуазную
идеологию, ставил вопросы, которые волновали широкие
круги общественности в то время: о судьбах
исторического процесса, об отношении рабочего класса и
интеллигенции, о демократии и социализме, о роли
«третьего мира» в современном обществе и т. п.
Характерно для Маркузе, что свой радикализм и
критику капитализма он сочетает с антикоммунизмом,
с критикой реального социализма, с антимарксизмом.
Так, он ис признает объективности существующего
мира, искажает принципы исторического материализма
Маркса в духе антропологии, отрицает
материалистическую диалектику, роль рабочего класса в
общественно-историческом процессе и т. д. Понимание
антимарксистской сущности воззрений Маркузе
затрудняется тем, что он широко использует понятийный
л и парат Маркса, так что непосвященному читателю
может на первый взгляд показаться, что он имеет
дело с подлинным марксистом.
Одним из и редста кителей младшего поколения
Фр;н1кф\ р rccoii шко.ч i.i, со краппе л того крыла явля-
i'ir;i (jipj'ii и» марксист О. Мегт. Ом, подобно Маркузе,
Д. Шмидту и др., считает себя сторонником Маркса.
Так, он утверждает, что только рабочий класс
обладает материальной силой, которая может осуществить
Р'чипюциоштые преобразования в капиталистическом
оГ.щгетне. Однако вместе с тем он не признает
коммунистическую партию авангардом этого класса. В
конечном счете по своим политическим устремлениям
Иегт примыкает к неотроцкистской организации в
ФРГ.
Пет нужды рассматривать философские взгляды и
политические симпатии всех представителей фрейдо-
маркспзма. По существу, в этом отпошепии у них
много общего, поскольку имеется единая платформа —
ревизионистское отношение к марксизму, который они
считают «устаревшим» и который пытаются подправить

18
с ненаучных позиций. Важно подчеркнуть другой
общий момент в их научной характеристике: свою
критику марксизма они осуществляют с помощью
Фрейда.
Весьма показательна в этом отношении позиция
Маркузе. Он писал, что ста пит своей задачей
переосмыслить марксизм через психоанализ с тем, чтобы
марксизм приобрел в результате этого свою
действительную истинность. Те же позиции занимает и другой
фрейдо-марксист — А. Шмидт, В отличие от Маркузе
он вообще ставит знак равенства между марксизмом и
фрейдизмом. «Материалистическая диалектика и
психоанализ взаимно проникают друг в друга, они
отражаются друг в друге» (A. S chmi d t. Der Begriff
der NatuL* in der Lehre von Marx. Frankfurt a. M.,
1962, S. 118).
Следует признать, что попытки «дополнить»
марксизм фрейдизмом предпринимались и ранее. Так, в
конце 20-х — начале 30-х годов В. Рейх, некоторое
время состоявший в рядах КГ! Г, писал о
«пролетарской сексуальной революции», которая освободит
сознание рабочих от буржуазной идеологии, и т. п.
Однако в этой сиязп само соединение фрейдизма с
марксизмом не может быть признано ни логичным,
ни научным. Противники марксизма прибегают к
такого рода приему по ряду причин.
Дело в том, что фрейдизм и неофрейдистские его
разновидности представляют собой группу родственных
школ психологического толка. Мы можем и должны
критиковать их именно как определенные школы в
психологии, психиатрии. Но, как многие школы в той
или иной отрасли, фрейдизм и неофрейдизм (в том
числе и фрейдо-марксизм) выполняют идеологические
и политические функции. От этого они не становятся
идеологиями. Однако нередко бытует мнение, которого
придерживается в своей книге и К.-Х. Браун, будто
фрейдо-марксизм и другие неофрейдистские школы
являются «идеологиями». Попытаемся разобраться
в этом важном вопросе.
Неофрейдизм не является идеологией. Любая
идеология представляет собой систему взглядов (то есть
систематизированные в теоретическом отношении
воззрения) на общество, общественные закономерности и

it)
институты, на общественные отношения между
классами (в классовом обществе) с позиций того или
иного класса: господствующие классы защищают и
оправдывают созданный ими общественный строй,
обслуживают общество духовно в своих интересах. Любая
идеология является отражением экономических и
классовых отношений. Если посмотреть на фрейдизм и
неофрейдистские школы с точки зрения научного
определения идеологии, то следует сказать, что
обществоведческие воззрения их не являются
систематизированными, не представляют собой системы взглядов;
они суть отдельные разрозненные положения,
касающиеся второстепенных вопросов социологии в связи
с психологическими и психиатрическими
представлениями их авторов. Фрейдисты и неофрейдисты далеки
от решении насущных социальных проблем, их
суждения абстрактны и вленеторнчпы.
В этой связи интересны замечания автора книги,
что в политическом отношении фрейдо-марксисты
занимают «гибкую» (точнее, нечеткую) позицию. Они
критикуют империализм, но вместе с тем не
соглашаются и с реальным социализмом. «...Для фрейдо-
марксизма характерна проводимая его
представителями либеральная, иногда реформистская, иногда
анархистская критика реально существующего
социализма, а также теории и практики революционного
рабочего движения» (с. 22.4 паст. изд.). Браун дополняет
сказанное, подчеркивая, что эта критика у фрейдо-
марксистов сопровождается пропагандой так
называемого «гуманного», «истинного» социализма.
Естественно, что политические высказывания фрей-
до-марксистов привлекают внимание определенных
слоев буржуазного общества, хотя эти взгляды не
всегда выступают как прямое следствие их
теоретических представлений. К.-Х. Браун показывает, что
такими слоями, которые позитивно реагируют на фрейдо-
марксизм, является в капиталистическом обществе
интеллигенция и молодежь из числа студенчества,
которые ищут некий «третий» путь между капитализмом
и социализмом.
Подводя итог сказанному, мы должны отметить, что
присоединение к понятию «марксизм» слова
«фрейдизм» имеет двоякий идеологический смысл: либо

20
низвести марксизм в глазах несведущих людей до
уровня психологической теории, либо поднять (чисто
словесно, конечно) одну из школ современного
неофрейдизма до уровня идеологии, придав ей тем самым
больший вес и значение.
Различение содержательной стороны той или иной
школы и ее идеологического значения позволяет нам
более правильно подойти к определению своего
отношения к фрейдо-марксизму как разновидности
неофрейдизма. К.-Х. Браун прав, когда пишет, что в
равной мере неправильно как клеймить фрейдо-марксизм
за «левацкий» (а чаще всего за правый) уклон, так и
приписывать ему симпатию к теории научного
социализма. В вопросе о политическом отношении к фрейдо-
марксизму Браун разделяет мнение Р. Штейгервальда,
к которому мы можем присоединиться.
Штейгервальд полагает, что в политическом
отношении с фрейдо-марксистами, когда они выступают
против капитализма, возможен
антиимпериалистический союз при одновременном сохранении верности
теоретическим принципам. Это означает, что
подлинные марксисты не могут забывать, не видеть и
прощать теоретических заблуждений, прямых нападок
на материализм и реальный социализм представителей
фрейдо-марксизма.
До сих пор мы говорили о том, как следует
подходить к фрейдо-марксизму, оценивать его с
идеологической и политической стороны. Теперь, хотя бы
кратко, необходимо рассмотреть эту неофрейдистскую
школу с специально-научной стороны.
Прежде всего отметим, что фрейдо-марксисты, как
и другие неофрейдисты, игнорируют
материалистическую постановку вопроса о единстве организма со
средой, о решающей роли среды в изменениях всех
живых существ. Тем самым они остаются в стороне от
проблем современного естествознания, и в частности
проблем эволюции живой природы. Как и другие
неофрейдисты, они не признают, что в основе
деятельности человека, его психики находятся процессы высшей
нервной деятельности. Вместе с тем они отрицают
также, что в процессе становления человека решающую
роль играл совместный, коллективно совершаемый
труд.

21
Как и другие неофрейдисты, фрейдо-марксисты
утверждают, что движущей силой поведения,
механизмом психики человека являются внутренние
бессознательные силы-влечения. Концепция влечений,
традиционная для всех школ фрейдизма, является
несостоятельной как в естественнонаучном, так и в
социально-историческом плане. Она нацелена на инде-
терминистское истолкование поведения, психики
людей — в полном отрыве от окружающих, в том
числе социальных, условий бытия.
В духе «классического» фрейдизма Маркузе,
Шмидт, Негт и другие представители фрейдо-марксист-
ского течения оценивают роль социальной (как и
природной) среды в жизни людей: среда («принцип
реальности», по Фрейду) угнетает бессознательные
влечения, порождая неврозы. Подправляя психоанализ,
Маркузе конкретизирует социальную среду и прямо
указывает, что труд с его «принципом
производительности» и «экономической продуктивности» выполняет
ту же роль «подавления», или «порабощения»,
человека.
В качестве другого «психического механизма»,
который направлен, в сущности, на ревизию марксизма,
Маркузе выдвинул идею о фантазии и утопическом
мышлении, противостоящем «принципу реальности».
Тем самым получается, что не разум и не классовое
сознание, а неконтролируемые механизмы руководят
преобразующей деятельностью людей.
В работе «Структура влечений и общество» он
утверждает, что развлечение и игра станут основой
жизни, достигнутой в результате бегства от
«принципа производительности». Интересно отметить, что
подобные рассуждения об уходе от производительной
деятельности в мир самонаслаждения, ничем не
ограниченной чувственности и сексуальности как нельзя
более соответствовали представлениям «хиппи» —
движения, развернувшегося в 60-е годы в Западной
Европе и в США.
Аналогичные взгляды можно найти и в работах
А. Шмидта, который объяснял противоположность
природы и общества непримиримостью принципов
«радости и реальности»; культуру он считал
покоящейся на принципах «принудительной работы и

22
отказа от удовлетворения естественных потребностей».
В результате такого «подавления» неосознанные
влечения, или инстинкты, склонны будто бы
«прорываться наружу» в виде войн.
Правда, между отдельными представителями фрей-
до-марксизма существуют известные разногласия. Так,
например, Маркузе освобождает бессознательное
влечение от сексуальности и придает ему смысл общего
стремления к жизни, рассматривая стремление к
смерти как бегство от скорби и лишений. В
противоположность ему Лоренцер сместил акцент с теории влечений
на теорию языка, который он понимает не социально,
а индивидуалистически, на основе бессознательного;
усвоение языка он понимает отнюдь не как ступеньки
в усвоении мира, а интроспективно. Понятно, что
традиционный смысл всех этих бессознательных влечений,
стремлений, тенденций, несмотря на новые «акценты»
и «нюансы», остается прежним. Он состоит в том,
чтобы подменить реальные общественно-исторические
процессы, с одной стороны, физиологическими
механизмами высшей нервной деятельности, с другой —
бездоказательными представлениями о мифических
«влечениях». С их помощью пытаются объяснять
самые различные социальные явления. Вот как делается
это, например, в отношении понимания человеческого
прогресса.
«Прогресс,— пишет Маркузе,— возможен только
при превращении энергии влечений в общественно
полезную энергию труда, то есть прогресс возможеп
только путем сублимации. Вместе с тем сублимация
возможна лишь как расширенная сублимация.
И как таковая она подчиняется
собственной динамике... Из первоначально принятого, но в
общественном смысле бесполезного и даже вредного для
достижения целей влечения, отбрасываемого либидо
возникает в рамках принципа реальности
общественное производство» (с. 56).-Таким образом, труд,
согласно Маркузе,— это не процесс воздействия
человека на природу в силу наличия определенных
потребностей, а превращенная энергия влечений, которые
порождают общественное производство. Вне времени и
определенных социальных условий!

23
С точки зрения влечений фрейдо-марксисты
определяют и личность. Так, они утверждают, что
признание влечений основой личности — это
«материалистическое обоснование теории личности» (с. 117).
Такое понимание личности является индетерминист-
стшм, внеисторическим и внеобществениым. Оно прямо
противоречит марксистскому пониманию личности
как совокупности общественных отношений.
Было бы неправильным утверждать, что фрейдо-
марксисты совсем не упоминают в своих работах о
классах и классовой борьбе. Некоторые из них,
например Лоренцер, вносят свою лепту в понимание труда
и классовых антагонизмов.
По мнению Лоренцера, в обществе имеются
антагонистические отношения классов, и первый из них —
антагонизм мужчины и женщины, порождающий
«классовое угнетенно». Мать п семье Лоренцер
рассматривает как зависимую работницу процесса
производства. Таким образом, не отношение к формам
собственности порождает классы и классовую борьбу
(в классовом обществе), а мифические
противоположности между полами, на чем всегда настаивали
сторонники психоанализа.
Сравнительно новой темой в неофрейдизме,
стремящемся к объединению с марксизмом, является тема
воспитания личности, разрабатываемая Бернфельдом.
В отличие от марксизма, который процесс воспитания
рассматривает как социальный процесс овладения
личностью общественными ценностями, Бернфельд
ограничивает воспитание узкими рамками
индивидуальности. Границы воспитания, говорит он, находятся
не в обществе, а в психических возможностях
человека, который превращается в социальное существо
только с помощью «сверх-Я».
Завершая краткое ознакомление с основными
положениями фрейдо-марксизма, мы хотели бы
воспроизвести его точку зрения на основной вопрос тюбой
фрейдистской школы — проблему психопатологии.
Отличительной чертой фрейдо-марксизма а этом
вопросе является то, что он вообще снимает проблему
диагностики психических заболеваний: происхождение
их задано наперед. Оно вытекает из основных
представлений психоанализа. Сталкиваясь с действитель«*

24
ностыо, человек испытывает с ее стороны подавление;
организм «защищается» от вредоносных влияний
общества; развитие этих «защитных» механизмов
определяется ранним этапом индивидуального развития.
Таков стандартный, применимый для всех случаев
механизм возникновения психических заболеваний.
Фрейдо-марксисты, например Винна 11, основной
целью психотерапии провозглашают достижение
способности к труду и, главное, к наслаждению; для
этого требуется осознать собственные желания и
стремления. Таким образом, истолкование, ведущее к
разъяснению индивиду его собственной биографии,
является общим направлением для фрейдо-марксистов в
лечении психических болезней.
Мы не будем далее излагать концепцию фрейдо-
марксистов и тем самым предвосхищать чтение книги
К.-Х. Брауна. Нам важно было показать, что,
несмотря на то, что новая школа называет себя в какой-то
степени «марксистской», в сущности, она остается
прежде всего фрейдистской. В чем же все-таки
проявляется новизна фрейдо-марксизма?
Прелюде всего, в левой фразе, направленной на
эпизодическую критику капиталистического строя
(а также и социалистического, что, казалось бы, уже
никак не вяжется с «марксистским» характером этой
школы). В отличие от других неофрейдистских школ
фрейдо-марксисты больше говорят о труде, воспитании
как инструменте борьбы в обществе; некоторые
фрейдо-марксисты, например Бернфельд, признают
социальные заслуги рабочего класса. Иными словами, ряд
общественных явлений и отражающих их в марксизме
понятий упоминаются в работах фрейдо-марксистов.
Однако марксистские понятия употребляются ими в
совершенно не марксистском ключе. Так, например,
говоря о психических заболеваниях, фрейдо-марксисты
объявляют их проявлением протеста против
существующего социального строя. Однако этот протест не
является социальным, ограничиваясь уровнем отдельной
личности, что извращает суть социальных конфликтов.
Психические болезни фрейдо-марксисты называют
далее решающим революционным потенциалом, а
функции таких общественных институтов, как полиция,
органы здравоохранения, юридического аппарата, по

25
их мнению, сводятся при капитализме к тому, чтобы
подавлять содержащиеся в психических заболеваниях
прогрессивные моменты! Всякому, кто хоть сколько-
нибудь знаком с марксизмом, ясна ревизионистская
сущность подобных фрейдо-марксистских заявлений.
К.-Х. Браун отмечает и «прогрессивный» вклад
фрейдо-марксизма в психоанализ, то, что в нем есть
здравого в сравнении с теориями других
неофрейдистских школ и самого Фрейда. Конечно, время не
прошло даром и для фрейдистов; под напором фактов,
успехов естествознания, под влиянием марксизма,
который нашел свое блестящее подтверждение в
условиях реального социализма, они что-то
пересматривают и модернизируют. Так, они расширительно
понимают сейчас бессознательность, не сводя ее только
к сексуальности (хотя это делали и до них другие
реформаторы фрейдизма). Они вынуждены вносить
элементы историзма в свои концепции, признают па
словах классовый характер культуры, говорят о
диалектике и т. п. Однако все это не является существенным
и решающим, не может повлиять на общую оценку
фрейдо-марксизма, что, собственно говоря, и получило
свое выражение в заключительной главе книги.
Завершая наше вступление, мы хотим подчеркнуть,
что фрейдо-марксисты не просто «ищущие»
исследователи, которые в своих исканиях допускают шатания и
ошибки. Они враждебно настроены против настоящего
марксизма. Об этом свидетельствуют многочисленные
высказывания в опубликованных ими работах. Они
выступают против «простой теории отражения»,
детерминизма, пишут о «недостаточности» марксизма и
необходимости его «дополнения». Набор нападок такого
рода не нов. Его можно найти в работах
антимарксистов разного толка, выступавших более трех четвертей
века назад. Поэтому правильнее было бы назвать
сторонников нового направления в психоанализе не фрей-
до-марксистами, а фрейдо-«антимарксистами».
* * *
Предлагаемая вниманию читателей работа Карла-
Хейнца Брауна «Критика фрейдо-марксизма. К
вопросу о марксистском снятии психоанализа» представляет,

20
бесспорно, большой интерес. Она написана со
знанием дела, на большом фактическом материале,
с позиций материалистической философии и
психологии, которая в Западной Германии получила название
«критической психологии». Она и на самом деле
является критической — по отношению к буржуазным
психологическим теориям. В ю н;о время оиа
занимается разработкой теоретических и практических
проблем, актуальных для дальнейшего развития
психологической науки.
Критическая психология boihuik/im сравнительно
недавно. Ее «альма матер» — Пспхо-нн пчеекпп ипститут
так называемого Свободного университета в Западном
Берлине. За последнее десятилетие она получила,
однако, известность как в ФРГ, так и в других
западных странах. Ее представляют ряд ученых,
занимающихся разнообразными проблемами с использованием
многих методов. Общим для них является научный
методологический подход к решению dtiix проблем. Они
продемонстрировали его и а Первом конгрессе но
критической психологии в Марбурге, материалы которого
начали выходить в свет.
Для советского читателя знакомство с книгой
К.-Х. Брауна интересно также в том отношении, что
оиа показывает направление развития творческой
материалистической мысли в непростых и нелегких
для марксистов условиях Федеративной Республики
Гермапии.
Я. С. Мансуров

Введение
Актуальность и методы
критики фрейдо-марксизма
В начале XX века Зигмунд Фрейд опубликовал
свои первые значительные труды («Толкование
сновидений» *, «Психопатология обыденной жизни» 2 и
«Три очерка по теории сексуальности» 3),
посвященные психоаналитической теории человеческой
личности, ее отношению к культуре, задачам и методам
психоаналитической терапии. Спустя два десятилетия
в ряде стран развернулись дискуссии относительно
возможности «сближения» между марксизмом и
психоанализом применительно к проблематике различных
дисциплин (общей психологии, политической
психологии, педагогической психологии, психотерапии),
причем политические ориентации участников обсуждения
были подчас принципиально различны.
Марксисты с самого начала решительно выступили
против такого сотрудничества. Философ Л. Сэв
излагает основное содержание выдвигавшихся при этом
аргументов: «Историческая заслуга Фрейда в том, что
он первым, не считаясь с общественными табу и
идеологическими предрассудками, занялся научным
изучением сексуальности и, основываясь на обширных
практических исследованиях, пролил свет на ряд
важных обстоятельств. Однако этот великий
первооткрыватель был в то же время в своих представлениях об
индивиде, обществе и их взаимоотношениях пленником
господствовавшей идеологии. Это наложило свой
отпечаток на сложившуюся в условиях буржуазных
общественных отношений практику психоанализа,
исказило самые основы его теоретических построений,
свело на нет попытки его научного обоснования и
утопило его в конце концов в реакционной идеологии.
Поэтому все стремления найти почву для взаимопонимания

28
психоанализа и марксизма завершаются
посредственным эклектизмом, а любой так называемый «фрейдо-
марксизм» предстает лишь как чистейшая
мистификация» 4. При всей несомненной правильности этих
критических замечаний они все же не могут быть
признаны удовлетворительными, так как не дают
ответов на психологические вопросы, встающие в связи
с проблемой психоанализа и фрейдо-марксизма.
Попытки отождествить неприятие фрейдо-марксиз-
ма с «левацкой враждебностью к психологии», вновь
предпринятые Виннаи 5, опровергаются развитием
критической психологии. На основе работ Л. С.
Выготского, А. Н. Леонтьева и П. Я. Гальперина прежде
всего начиная с 30-х годов и особенно интенсивно в
50-е годы формировалась культурно-историческая
школа советской психологии. Она исходит из признания
общественно обусловленного характера человеческой
психики и анализирует с помощью исторических
методов жизнедеятельность конкретного индивида в
исторически изменяющихся условиях. Эти исследования
были продолжены учеными Психологического
института при Свободном университете в Западном
Берлине, особенно активно К. Хольцкампом (отсюда
название «Институт Хольцкампа»), Прежде всего были
уточнены некоторые абстрактно-универсальные
представления, касающиеся, например, возникновения
общественных значений, функции языка в процессе
развития индивида, специфики человеческих
потребностей. Разработанные методы были успешно
применены также для анализа жизнедеятельности человека
в буржуазном классовом обществе. Именно
исторический подход позволил рассеять видимость того, что
человек является в первую очередь индивидуальным
существом и лишь потом соотносится с обществом.
Признание социального характера индивида,
общественной сущности человека уже предполагает
критику иллюзий примата частной жизни, концепции
буржуазного частного индивида и ее теоретических
обоснований. Поэтому в условиях буржуазного общества
психология, основанная на идеях марксизма, всегда
является критической психологией.
Большое значение для развития критической
психологии имела также монография Л. Сэва «Марксизм

29
и теория личности»6, способствовавшая устранению
как объективизма, так и субъективистских искажений
в этом вопросе. Она убедительно показала не только
возможность, но и необходимость создания в рамках
научного социализма теории личности, определив
место этой теории в марксистской системе наук.
Такого рода подходы с их многообразными
тематическими и методическими акцентами довольно
длительное время существовали в ФРГ и Западном Берлине
независимо друг от друга. После I Международного
конгресса по критической психологии, состоявшегося
13—15 мая 1977 года в Марбурге, начался процесс
постепенного объединения разрозненных взглядов,
укрепления сотрудничества различных критико-психологиче-
ских рабочих групп и институтов7. Таким образом,
была создана возможность марксистского обоснования
психологии (как критической психологии в условиях
буржуазного общества). Сегодня это по только
обоснованное требование, но реальный и интенсивно
развивающийся процесс. Однако эта психология не есть
направление или школа в целом спектре
существующих школ; она представляет собой (как и марксизм
в целом и основанные на нем частные науки) новую,
более высокую ступень, качественно новый этап в
развитии психологии, открывающий совершенно новые
и в принципе более широкие теоретические и
практические перспективы.
Руководствуясь подобным подходом к развитию
психологии, фрейдо-марксизм следует рассматривать
как одно из направлений психологической теории,
вскрывающее недостатки классической, особенно
позитивистской, психологии, но не способное разработать
качественно новую, подлинно марксистскую
концепцию. В конечном счете фрейдо-марксизм совершенно
некритически принимает теорию Фрейда.
Принципиальные недостатки такого рода критических течений
в психологии были выявлены Политцером уже в
1929 году: «Теперь понятно, почему критика не
производит в психологии впечатления окончательной.
Поскольку она является то односторонней, то
лишенной всякого ясного и связного принципа, одна из
сторон психологии, которую следует элиминировать,
всегда избегает ее, и в новых тенденциях всегда есть

30
щель, через которую вчерашняя психология сшжа
проникает в сегодняшнюю психологию» 8. Иолитцор
ставил вопрос полемически остро: «Итак, «соглашатели»,
подлинные реформисты психологии, доказывают
ежедневно, если не сказать много раз на день, что все,
что есть хорошего в новой психологии, уже было
желанным, предвиденным и даже реализованным в
старой психологии, а все остальное — это только
преувеличение и безосновательный радикализм. Как можно
говорить в таком случае о пропасти между вчерашней
и сегодняшней психологией? А если этой пропасти не
существует, то те отрицания, которые заставляют
говорить сегодня о новом психологическом движении,
теряют свой смысл, но в таком случае зачем говорить
о новой психологии?» 9.
Появление критической психологии как
действительной альтернативы буржуазной психологии
подтверждает несомненность того, что в случае фрейдо-
марксизма речь идет о духовно-идеологическом
течении — на основе психоанализа, который уже около
70 или по меньшей мере 50 лет оказывает более или
менее значительное влияние на буржуазную
философию и психологию. Психолог Уте Хольцкамп-Остер-
камп пишет в этой связи: «Очевидно, что „школьная
психология" не смогла ни оттеснить психоанализ, пи
включить его в себя; мы сталкиваемся здесь с
примечательным фактом параллельного развития двух
близких по содержанию дисциплин с самостоятельными
системами образования (так как запрет психоанализа
в университетах еще не снят полностью) 1 с
самостоятельными политическими позициями и научными
традициями (этот факт еще не нашел объяснения в
рамках исторического материализма). Неуязвимость
психоанализа для критики и неудачные попытки его
включения в «академическую» психологию
свидетельствуют, в сущности, о том, что психоанализ, при всей
спорности его основных установок, внес свой вклад в
научное понимание мира и жизни, в самопознание
человека буржуазного (точнее,
буржуазно-империалистического.—Лег.) общества; психоанализ смог вскрыть
определенную противоречивость субъективных и
межчеловеческих отношений современной жизни, к чему

31
даже отдаленно не приближалась буржуазная
„школьная психология"» 10.
Для марксистской критики отсюда следует такой
вывод: «Развернутое научное рассмотрение проблем,
на которое имеет законные права только наша
критика, в принципе должно быть всесторонним
объяснением поставленных, но не решенных психоанализом
вопросов. Только при этом условии станет возможным
исчерпывающее и глубокое понимание человеческой
субъективности в буржуазном обществе. Иначе
психоанализ останется столь же неуязвимым для нашей
критики, как и для всех предыдущих критических
выступлений» и.
Эта оценка не противоречит основополагающей
критике психоанализа у Сэва; в данном случае речь
идет лини, о противопоставлении критической
психологии буржуазным теориям ,~ на основе
принципиальной критики и от носит е.итого пршташш; речь
идет о том, что необходимо, а особенно в случае
психоанализа, выявлять познавательное содержание
теории, освобождать ее от ложных связей общего
характера и включать ее в более развитую теорию или в
теорию, имеющую более широкое познавательное
содержание. Это и есть снятие в диалектическом
смысле. Уте Холъцкамп-Остеркамп одной из первых
подошла с таких критических позиций к психоанализу
(Фрейда).
На основе такой критики фрейдистского
психоанализа полемику с фрейдо-марксизмом можно вести на
более высоком уровне. Во вступительном докладе на
I Международном конгрессе по критической психологии
К. Хольцкамп говорил о «критической теории
субъекта»: «С точки зрения сторонников проекта классового
анализа и родственных ему представлений, а также
представителей критической теории субъекта,
марксистская теория остается теорией объективных
общественных структур, далекой от понимания человеческой
субъективности как самостоятельной сущности. Она не
может якобы поэтому исследовать жизнедеятельность
и субъективность отдельных индивидов на основе
своих собственных понятий и методов. Делается ли из
этого вывод, что исследование субъективности вообще
не так уж важно и неправомерно или же что

32
марксистская теория нуждается в дополнении в г.пдс
теории субъективности — это уже второстепенный п<>-
прос» 13.
Критика психоанализа со стороны Хольцками-
Остеркамп и критика «критической теории субъекта»
(как одного из наиболее значительных новых вариантов
фрепдо-марксизма) достаточно характеризуют
современное состояние отношений между марксизмом и
психоанализом как состояние конфронтации; данная
критика служит отправным пунктом и для настоящей
работы, которая ставит себе целью выяснить способ
диалектического снятия информации, добытой фрейдо-
марксизмом, в рамках критической психологии. Этот
познавательный интерес требует скорее не «общей»
критики, а дискуссии по различным направлениям, а
также в соответствии с их различными областями и
предметами. При этом, с одной стороны, можно будет
разобраться в теоретико-историческом аспекте фрейдо-
марксизма, а с другой, мы будем стремиться
произвести как можно больше наблюдений, относящихся к
конкретным вопросам.
Наш общий замысел лучше всего
проиллюстрировать на примере аналогичных проектов. Дамер во второй
части своего исследования также остановился на
соотношении марксизма и психоанализа и, причем на
основе более прогрессивного понимания психоанализа в
рамках критической теории субъекта смог выявить
некоторые слабости старых точек зрения. Но он
трактует марксистскую критику психоанализа как защиту
ставшего якобы чисто формальной идеологией
марксизма 15 от покушений со стороны психологии, так что к
выяснению поставленного нами вопроса он мало что
смог добавить. Сказанное справедливо и по отношению
к работе Рейманна 1б, который лишь излагает
различные старые и новые взгляды отдельных авторов. При
этом основой для критики ему служит понимание
марксизма, развитое Блохом 17.
Рейманн18 признает, что «методологические
размышления о соотношении общества и психики
неизбежно затрагивают спорные вопросы о структуре оэ*
щеетва». Поддерживая попытки ревизии марксова
понятия потребности, он предлагает свое «добавление» к
марксизму: «Материалистическая теория общества как

33
в плане выяснения отдельных непреднамеренно
установленных взаимосвязей асимметричного
распределения господства, так и в плане познания существующего
в условиях данной общественно-теоретической
перспективы и негативного по своим последствиям
взаимодействия эксплуататорского общества и человеческой
«природы» не может сформироваться в рамках
марксизма: такая теория должна учитывать
антропологический потенциал, который нельзя определить позитивно
в смысле характеризующих его содержание констант;
но в то то время им нельзя пренебречь» 19. И к этому
глубоко скрытому антропологическому потенциалу
влечений указывает путь, по Рейманну, только
психоанализ. Правда, Рейманн на основе иного, чем у Дамера,
подхода рассматривает ряд проблем и предпринимает
новые попытки к сближению с марксизмом, но
никакого прогресса пи иоблппи философских пли
общественно-теоретических основ, ни в области психологии
по сравнению с марксистскими положениями у него
нет. Сказанное можно отнести с некоторыми
вариациями и к краткому докладу Вольфа 20, который исходную
позицию своей критики выводит из своего понимания
подавляющей влечения функции, свойственной
капиталистической абстракции ценности, и при этом
повторяет некоторые типичные ошибки относительно логики
товарного производства.
Наши задачи ближе всего к намерениям Герхард-
та21, который на основе марксистской теории
общества, а также биолого-зоологических и
когнитивно-психологических работ по критической психологии
полемизирует с Альфредом Лоренцером (и в конечном
счете также с Клаусом Хорном). Но его критика
ограничивается отрицанием концепции мотивации Хольц-
камп-Остеркамп и ее интерпретации теории Фрейда.
Для Герхардта характерна также концентрация
внимания на абстрактно-всеобщих проблемах, в то время как
мы эти вопросы конкретизируем, рассматривая
различные аспекты действительности буржуазного общества и
его фрсйдо-марксйстского анализа.
Такая критика фрейдо-марксизма представляет
интерес не только для психологии, но и для философии
и социологии, а более всего она полезна для наук о
воспитании. Ибо «исследования социализации» нема--
2 Зак, 1220

34
ло способствовали укоренению фрейдо-марксмстских
взглядов в педагогической теории и практике. Конечно,
причина кроется здесь не только в
благоприятствующем этому соотношении политических сил в
семинарах и на факультетах, занимающихся проблемами
педагогики, но и в самом существе вопроса (понимании
предмета науки). Не останавливаясь на дискуссионной
проблеме соотношения педагогики и психологии,
отметим, что, бесспорно, психологический аспект
реального педагогического процесса требует исследования со
стороны науки о воспитании. Такое исследование
(представляющее интерес с познавательной точки
зрения) будет способствовать выявлению тех условий,
при которых воспитание в наибольшей мере вело бы
к самоосуществлению и самоопределению личности.
Это подтверждается также тем фактом, что многие
(в том числе и ориентированные на фрейдо-марксизм)
психологи работают именно в педагогической области.
Относительно намерений, которыми
руководствовался автор настоящей книги, необходимо сделать
следующие замечания.
1. Так как речь идет о критике фрейдо-марксизма,
а не о разработке критической психологии, от
последовательного изложения основных положений и
категорий марксистской психологии мы вынуждены
отказаться; мы можем такие положения лишь наметить;
для более полного знакомства с критической
психологией мы рекомендуем обратиться к перечисленным
«первоисточникам». Наша критика фрейдо-марксизма
исходит из рассматриваемых ими проблем.
2. Эта книга не является историей
фрейдо-марксизма: автор не строит своих теоретических выводов
на изучении конкретной общественной расстановки
классовых сил и социальных движений во всей их
сложности; речь идет прежде всего о теоретической
критике различных фрейдо-марксистских концепций.
Лишь в главе VI сформулированы предварительные
соображения об общественных предпосылках и
воздействии фрейдо-марксизма.
3. Следует сделать также замечание более
специального характера: изложение и опровержение
фрейдо-марксистских взглядов связано с необходимостью
их подробного цитирования; вместе с тем, решая за-

35
дачи сопоставления фрейдо-марксистской и критико-
психологической аргументации в различных главах,
мы старались избегать повторений, достаточно четко
отделяя при этом друг от друга изложение и критику.
Автор благодарит Уте Хольцкамп-Остеркамп за
многочисленные замечания и помощь.
Марбург, декабрь 1978
Карл-Хейнц Браун

Глава I. Фрейдо-марксизм как абстрактно-
универсальная антропология и психология
Каждая теория, которая так или иначе имеет дело
с человеком и его отношением к обществу, по-своему
истолковывает специфику человеческой жизни как
чего-то отличного от жизни Животных. Такие
представления, с одной стороны, общи, поскольку они не
учитывают всей совокупности условий жизни и
способов существования; с другой стороны, абстрактны, так
как они отвлекаются от многосторонних, исторически
обусловленных конкретных особенностей жизни
человека. «Для того чтобы в процессе познания перейти
от созерцания конкретного к конкретному,
выраженному в теоретических понятиях, от незнания о единстве
многообразного к познанному целому, к теоретически
познанной конкретности, нужно выделить отдельные
элементы, части, абстракции из их исторических или
естественных связей и исследовать их по отдельности
как нечто единичное в зависимости от их качеств
и т. п. ...Анализ приводит к выделению единичных,
оторванных от целого и, следовательно, абстрактных
элементов, к «все более тонким абстракциям», к
абстрактно-всеобщему. Таким образом, абстракции—
результат анализа конкретного» *. В настоящей главе
мы рассмотрим те абстрактно-всеобщие определения,
которые вводит фрейдо-марксизм для описания
человеческой сущности. Критика тех или иных концепций,
как правило, будет развертываться именно в этой
плоскости. Вместе с тем в этой главе мы будем обращаться
и к вопросу о ложном обобщении, которое дает фрейдо-
марксизм правильным оценкам действительных
условий жизни в классовом обществе (особенно в
буржуазном). Этот вопрос также нуждается в критико-психоло-
гической интерпретации, но удовлетворительный ответ

37
на него мы сможем дать лишь в следующих главах,
где он, собственно, и будет предметом анализа.
В ходе развития фрейдо-марксизма сформировались
два главных его течения: одно сосредоточивает
внимание на теории влечений, второе — на теории языка и
соответственно на герменевтике. Оба течения имеют
ваяшеишие общие черты и всесторонне влияют друг
на друга, однако они выступают все же по
отдельности, представляя собою существенно различные
проблемные ориентации.
1. Обоснование критики общества
с позиций теории влечений
Теория влечений составляет фундамент психологии
Фрейда, причем следует различать три ее варианта.
Отказавшись от попытки построить сугубо
естественнонаучную психологию, Фрейд'-' разработал в 1905
году первый ее вариант, характеризующийся
двойственностью Я-влечения и полового влечения, причем
акцент делался па половом влечении 3. Во втором
варианте 4 намечается тенденция перейти от признания
дуализма влечений к признанию единственного
влечения, принимая за основу концепцию Я-либидо. Третий
и последний вариант представляет собой возврат (с
помощью концепции влечения к жизни и влечения к
смерти) к несколько видоизмененному признанию
двойственности влечений. Фрейдо-маркснзм в своих
различных вариантах опирается по-разному на эти
концепции (см. разд. 1.4 настоящей главы). По ряду
причин мы в дальнейшем будем обращаться в
основном к работе Г. Маркузе «Структура влечений и
общество». Прежде всего, эта работа получила широкую
известность и содержит изложение всех существенных
концепций фрейдо-марксизма, связанных с теорией
влечения. Далее в ней дается наиболее детальное и
всестороннее истолкование взглядов Фрейда. И
последнее по счету, но не по важности соображение: в пей
содержится попытка выявить «революционное
содержание психоанализа Фрейда».
«Структура влечений и общество» представляет
собой запись лекций, которые Маркузе читал в 1950/51
учебном году в Вашингтонской школе психиатрии;

38
впервые они вышли в свет в 1955 году под названием
«Эрос и цивилизация», окончательное немецкое
заглавие книги появилось в новом переиздании 1965 года.
Исходя из концепции Фрейда о том, что культура
всегда испытывает на себе действие влечений, Марку-
зе формулирует цели своего исследования: «Но уже
сама теория Фрейда дает основания отклонить
выдвинутый им тезис о приравнивании культуры и
подавления. Обсуждение этой проблемы должно вестись на
основе его собственных теоретических выводов.
Является ли взаимосвязь между свободой и подавлением,
производительностью и разрушением, господством и
прогрессом действительным принципом культуры? Или
это взаимоотношение лишь результат специфической
исторической организации человеческого бытия?
Оставаясь в рамках понятий Фрейда, можно поставить
вопрос: следует ли считать конфликт между
принципом наслаждения и принципом реальности столь
непримиримым, что «репрессивное» (ведущее к
подавлению) преобразование структуры человеческих
влечений становится недопустимым? Или этот конфликт
допускает представление о культуре без подавления,
возникающей на совершенно ином опыте бытия, на
совершенно ином отношении человека и природы, на
совершенно иных экзистенциальных отношениях» 5.
1.1. Эрос и влечение к смерти
Маркузе согласен с Фрейдом (см. рис. 1), что
влечение «вытекает из (первобытных) побуждений
человеческого организма, которые претерпевают
исторические видоизменения; они находят как психическое, так
и соматическое выражение» 6. При этом животные
инстинкты под влиянием общества превращаются в
человеческие побуждения. «Их первоначальное «место»
в организме и их основное направление остаются теми
же, однако их цель и их проявления изменяются» 7.
Влечения — движущая сила и основа индивидуального
развития; «судьба» личности есть судьба ее влечений;
борьба за человеческую свободу есть борьба за
удовлетворение влечений. «Фрейд прослеживает развитие
подавления (вытеснения) в структуре влечений
индивида,— пишет Маркузе,— судьба человеческой свободы

Организм
в «ем действуют два основных влечения
Влечение к жизни (Эрос)
стремится к:
объединению живых субстанций
во все более крупные и
прочные целостности:
Ricuenue к смерти
стремится к:
возвращению в безболезненной
состояние, предшествующее
рождению
В своей активности оба основных влечения сталкиваются о
Внешним миром
этот мир слишком беден и враждебен, чтобы обеспечить непосредственное
удовлетворение влечения к жизни; он провоцирует существенные
изменения основных влечений.
Лчмсненин влечений.
ИрпПСЧОЛМ'ЦИС lmoCIKHU' II>. lirjH'opH'MIMllI.llllH ЮрМОЖОИПЯ
Результат
ааторможенное, отсроченное, основанное на замещении, но липгь благодаря:
этому относительно надежное и приносящее пользу
Удовлетворение влечений
Динамика влечений выступает, таким образом, как борьба между
Эросом —я в- Влечением к смерти
-^-Внешним миром** J
Трем основным комплексам этой динамики плечепи
соответствуют три основных принципа
Принцип наслаждения *
^Принцип нирваны
^Принцип реальности^
Рис. 1. Теория доминирования по Фрейду (см.: Stei-
gerwald R. Gerbert Marcuses «dritter Weg», Köln, 1969,
~ S. 237),

42
рассмотренной выше, не могут обеспечить успех
познании, напротив, они уводят от целей научного
познания к иррационализму.
Человек сложен, так как он формируется как
результат длительного и противоречивого процесса
естественноисторического развития от низшего к
высшему, последний дочеловеческий этап которого есть
область перехода от животного к человеку.
Завершается этот переход появлением человека с его
специфическими, только ему как человеку присущими
биологическими способностями. К. Хольцкамп так характеризует
этот процесс: «При завершении аптропогеиетического
развития человек... в результате эволюционного
процесса раскрывает биологические возможности, благодаря
которым имевшая ранее место оптимизация
взаимосвязи организма с окружающим миром приводит к
появлению нового качества. Человек, начав с
систематического изготовления орудий труда, осознанно
контролирует и улучшает условия своей собственной жизни
путем коллективно планируемого воздействия на
природу; он приступает к общественному производству,
следовательно, в ходе конкретного изменения
окружающего мира становится все более и более независимым
от «чисто» естественных условий жизпи, не
застрахованной от случайностей действиями общества. При этом
единство общих целей предметного изменения мира
ведет к формированию кооперативного характера
социальных связей в их «человеческой» специфике»14.
Способность к предметному изменению мира путем
совместных действий с другими членами данного
коллектива обосновывает на биологическом уровне
человеческую субъективность, возможность изменения
человеком действительности. Это выделяет человека среди
всех других живых существ как обладающего
определенными, специфически человеческими способностями
к разумному анализу целей и их эмоциопально-моти-
вациоиной оценке.
Так как Маркузе недооценивает специфику
человеческой природы, он не в состоянии, как это следует
из приведенных выше цитат, выявить естественные
основы человеческих потребностей. Он считает
существенной предпосылкой последних «удвоение системы
потребностей», подобно тому как оно формируется у

43
высших животных с возникновением способности к
обучению. «Тем самым постулируется возникновение
некой независимой от содержания действительных
индивидуальных потребностей, более высокой
«потребности в контроле за окружающей средой»,— пишет
Уте Хольцкамп-Остеркамп.— Эта потребность
признается движущей силой поведения, обусловленного
любопытством и жаждой исследования и являющегося
выражением биологической необходимости
распоряжаться данностями окружающего мира и действовать
по собственному выбору вне таких серьезных
ситуаций, где контроль становится жизненно
важным» 15.
В системе человеческих потребностей, которая по
своей сущности должна рассматриваться в связи с
плмешчшем действительности, вырисовываются
поэтому два различных (но не оторванных. друг от друга)
вида потребностей. С одной стороны, те, которые ф°Р~
мируются на основе поведения, определяемого
любопытством и жаждой исследования, и характеризуются
как «производственные потребности». Они
«направлены на достижение контроля над соответствующими
условиями жизни и охватывают все тенденции к
расширению возникающих в окружающем мире связей,
в том числе и социальных связей, а именно в их
двойном аспекте: как части исследуемого
окружающего мира и как возможного расширения (путем
установления отношений сотрудничества) базиса для
освоения окружающего мира и углубления связанной с
этим способности к переживаниям» 16. С другой
стороны, им противостоят «чувственно-жизненные»
потребности, «которые не связаны с социальными
гарантиями поддержания индивидуального существования,
но сами являются выражением индивидуальных
состояний напряжения, снятие которых должно
осуществляться путем участия в общественном контроле
над действительностью и которые служат, таким
образом, индикатором непосредственной угрозы и
возможного ущерба индивидуальному существованию» 17.
Это краткое рассмотрение человеческих
потребностей с необходимостью подводит нас к проблеме
человеческой сущности. Ибо биологическая способность к
изменению окружающего предметного мира в ходе

44
совместных действий обусловливает некоторое
качественно новое его состояние, которое выступает как
результат (а не только как предпосылка) человеческой
деятельности. Новое состояние мира проявляется в об«
щественных отношениях, в которых объективируют
себя люди. При этом полученные результаты служат
не только их индивидуальному существованию, но и
являются основой для дейстпии других людей,
поколений, народов. Такое накоплении опыта, лежащее в
основе общественных отношении, составляет
человеческую сущность. В индивидуальном развитии
конкретный индивид должен присваивать эту
человеческую сущность на основе своей человеческой
природы 18.
Эта диалектика (как исторически сложившееся
противоречивое единство) человеческой природы и
человеческой сущности делает явным редукционизм
теории влечения.
1. Выдвижение понятия «второй человеческой
природы» ведет к перекосу соотношения природы и
сущности человека в сторону совершенно неясной
концепции его «первой природы», а также к чреватому
опасными последствиями перенесению человеческой
сущности внутрь индивида вместо признания ее
«эксцентричности» (Л. Сэв), ее общественности. В этом и
состоит основная ошибка «спекулятивного
гуманизма» 19.
2. Хотя расширительное толкование сексуальности
как всеобщего жизненного влечепия в известном
отношении можно считать прогрессом, поскольку при этом
преодолеваются крайне узкие представления о
человеческих потребностях, оно все же не ведет к решению
центральной проблемы, рассматриваемой сегодня в
критической психологии как проблема «удвоения
системы потребностей». Это важно постольку, поскольку
сексуальность (также и в ее специфически
человеческой форме) принадлежит к функциональному кругу
чувственно-жизненных потребностей и на ее основе
не может быть развита никакая потребность,
поддающаяся контролю со стороны окружающего мира и
общества. Кроме того, и это еще важнее, из теории
влечений нельзя вывести обоснования того, почему
человек обращается к обществу! почему он обществе-

45
нен, почему он (также и в организованной форме)
оказывает влияние на общественные отношения. Здесь не
следует проводить жесткого разделения производи
ственных и чувственно-жизненных потребностей, по-»
скольку совершенно очевидно, что они очень тесно
друг с другом взаимодействуют. Производственные
потребности в этом отношении являются решающими и
в прямом смысле «собственно» человеческими,
поскольку в них находит выражение человеческая форма
потребности в контроле над окружающим миром; при
этом чувственно-жизненные потребности «снимаются» в
производственных потребностях. Но
чувственно-жизненные потребности также являются естественными
человеческими потребностями. Конечно, при
отделении их от осознания условий жизни они сводятся до
«органn;imичеп.-ого уровня», то есть при невозможности
что-либо .предусмотрен, чг-лопек начинает действовать
исключительно в целях удовлетворен пи своих
непосредственных потребностей.
3. Недооценка производственной потребности как
собственно человеческой носит не количественный, а
качественный характер. Эта ошибка не может быть
преодолена в рамках теории влечений путем
постулирования дополнительного влечения. «Специфически
человеческое качество потребности состоит... не в
появлении нового, присущего отдельному индивиду типа
потребностей, но в разрыве непосредственной связи
между напряжением от неудовлетворения потребности
и деятельностью. Опосредованность удовлетворения
индивидуальных потребностей достигается путем
участия в общественном производстве, причем способность
человеческой «природы» к развитию конкретизируется
и «очеловечивается» в ходе развития... путем усвоения
определенных аспектов «обращенной вовне»
человеческой сущности. Таким образом, если пренебречь
«производственной» потребностью... то не только мало
оказывается назвать тот или иной «вид влечений» в
качестве дополнения, чтобы ликвидировать недостаток,
но и соотношение между индивидуальными
потребностями н возможностями их общественного
удовлетворения получает в основе своей искаженное
истолкование, что также делает невозможным адекватную
функциональную характеристику чувственно-жизненных,

46
органических и сексуальпо-семеГшьтх потребно-
стей» 20.
4. Из сказанного следует также, что гипотеза о
существовании влечения к жизни и влечения к смерти
должна быть отвергнута как ненаучная. Эти влечения
выдвигаются совершенно необоснованно. Ни у 3.
Фрейда, ни у Г. Маркузе они не рассматриваются в связи
с проблемой сохранения жизни. При этом они не
выполняют никаких важных для человеческой жизни
функций и следуют какой-то независимой от нее,
собственной, «необщественной», «внече.иовечсской»
динамике. Так, концепция о влечении человека к
разрушению 21 совершенно превратно истолковывает
жизненную необходимость активного противоборства с
естественной и общественной действительностью и ее
освоения. Впрочем, в рассуждениях Фрейда22 есть
рациональное зерно, которое Маркузе не принимает
во внимание и которое здесь должно быть отмечено.
Подчеркивание «консервативного» характера влечения
к смерти указывает —- по крайней мерс в общем
виде — на «определенность» индивидуального течения
(как животной, так и человеческой) жизни, а
стремление к жизни отражает — в мистически
преобразованном виде — ее «изменчивость». При этом Эрос, в
полном противоречии с более ранней гомеостатической
концепцией Фрейда, направлен скорее не на
уменьшение напряженности, а на ее порождение, что открывает
для организма возможность развития к высшей
ступени. Важное высказывание Фрейда гласит: «Вкратце
упомянем следующую возможность: стремление Эроса к
объединению органического во все более крупные
целостности есть то, чем должно быть заменено не
признаваемое нами „стремление к совершенствованию"23».
Подобный взгляд созвучен с диалектической идеей
развития, хотя в целом Фрейд ее решительно отклоняет. Хотя
все это осталось вне поля зрения Маркузе, он все же
вопреки другой господствующей во фрейдо-марксизме
тенденции придерживался более поздней фрейдовской
концепции, привнося тем самым во фрейдо-марксизм
намечающийся у Фрейда момент диалектического
мышления.
Такой подход, разумеется, ничего не меняет в
нашей принципиальной критике теории влечений, резко

47
отделившей, изолировавшей «влечения» от
естественных и общественных требований, рассматривающей их
вне связи с необходимостью поддержания жизни (как
общественной, так и естественной). Таким образом,
«влечения» выступают как ни к чему не сводимые
последние сущности, что неизбежно относит их к числу
эссенциалистских и метафизических категорий,
напоминающих во многом о магическом или
анималистическом мышлении.
1.2. Человеческая личность: Оно, Я, сверх-Я
Фрейд в своих метапсихологических рассуяедеииях
иыднииул ряд основополагающих принципов; к ним,
кроме «.жоштии» актов влечения, относится «динами-
па» психического процесса и «топика». С их помощью
он пытался различать определенные виды пли функции
личности в рамках единого целого.
Если сначала в «Толковании сновидений» 24 и
других работах он говорил о бессознательном, предсозна-
тельпом и сознательном, то начиная с 1920—1921
годов Фрейд дифференцировал Оно, Я и сверх-Я25.
Маркузе и в этом случае выделяет более поздние
взгляды Фрейда, когда пишет: «Главные «слои»
духовного строения обозначаются как Оно, Я и сверх-Я.
Фундаментальный старейший слой -■• :>то Оно, область
бессознательного, первичного влечения. Оно свободно
от форм и начал, на основе которых формируется
сознательный, социальный индивид»26 (см. рис. 2).
Поскольку индивид не может мыслиться полностью
изолированным, но более или менее зависим в своих
возможностях удовлетворения от внешнего мира, от
общества, личности требуется промея^уточиая «инстанция»
между требованиями общества и удовлетворением
влечений. Такой инстанцией является Я. «Под влиянием
внешнего мира (окружения) та часть Оно, которая
снабжена органами восприятия возбуждения и
защиты от него, постепенно преобразуется в Я. Это —
«посредник» между Оно и внешним миром. Восприятие
и сознание — лишь наименьшая и «самая
поверхностная» часть Я, часть, которая топографически наиболее
близка к внешнему миру» 27,

Главная функция Я состоит в «координации,
изменении, организации и управлении импульсами
влечений Я в целях смягчения конфликтов с
действительностью... На долю Оно остается протекание в Я
вторичных процессов»28. Но истинным органоном
обобществления индивида являете л не Я с его
отношением к внешнему миру, а сверх-)!. «И ходе
развития Я возникает следующая психическая
«инстанция»: сверх-Я, Ее происхождение коренится в длитель-
Рис. 2. Психоаналитическая модель личности человека
(см.: Freud S. Gesammelto Werke, Bd. XV. London,
1948, S. 85).
ной зависимости ребенка от своих родителей; влияние
родителей остается ядром сверх-Я. Далее на сверх-Я
оказывает влияние ряд социальных и культурных
факторов, пока оно не становится могущественным
носителем действующих моральных законов»29. Тем самым
мы выявляем действительную сферу конфликта. Оно
подчинено принципу наслаждения и имеет целью
беспрепятственное удовлетворение влечении. Ему
противостоит сверх-Я (как продукт дифференциации Я)
со своим принципом реальности, который в большей
или меньшей степени расстраивает намерения Оно.
(При этом, однако, не имеется в виду осознанный
контроль влечений, так как Маркузе прекрасно понимает,
что такой коптроль приводит к удовлетворению на бо-

49
лее высоком уровне, чем просто квазиимпульсивныв
поиски немедленного удовлетворения30.)
В рамках сверх-Я и с помощью принципа реальности
осуществляется защита требований влечений Оно,
что приводит к ослаблению влечения к жизни. Эта
защита есть нечто перманентное в своих основных
проявлениях, посредством которых Оно подвергается
угрозе со стороны, правда, также бессознательных, но
все же имеющих место требований влечений. Иными
словами, Оно и связанный с ним принцип
удовольствия являются основой стремления индивида к
свободному развитию вопреки отрицающему,
представляющему общественное господство принципу реальности
в форме сверх-Я. «Единичное не должно остаться одно,
lic.'iII бы оно было предоставлено само себе и
поддерживалось освобожденным интеллектом, осознающим
возможность освобождении от принуждения
действительности, то вырывающаяся из Оно энергия
протестовала бы против все более и более отчуждающих
ограничений, стремилась бы к тому, чтобы охватить и
заполнить все более широкую область существующих
отношений и таким образом взорвать реальность Я и его
вытесняемые проявления»31. Но такое понимание
соотношения Оно и сверх-Я связано с решающим
моментом теории развития: структура личности взрослого
должна осмысливаться па примере изучения ребепка,
начиная с низшей стадии развития, а ие наоборот.
«Ребенок полностью подчинен принципу реальности,
и при этом с такой основательностью и
последовательностью, что поведение взрослого вряд ли является чем-
то иным, а не повторением основных форм детских
способов переживания и реакции» 32.
В то время как у Фрейда этот принцип реальности
(как запрета) мыслился применимым к любому
обществу, Маркузе предпринимает в основе своей
правильную попытку историзировать его, понять его
историческое содержание. «Поэтому необходимо исследовать
вопрос об объеме и границах господствующих в
современной культуре форм подавления, представить их в
виде частного принципа реальности, определяющего
возникновение и рост этой культуры. Мы обозначаем
его как принцип производительности для того, чтобы
подчеркнуть, что господство общества приводит

50
к раздроблению его членов в соответствии с
конкурирующей экономической производительностью. Единого
исторического принципа действительности не
существует: отдельные формы общественной организации
не только имеют решающее значение в примитивных
культурах, но и сохраняются вплоть до наших дней» 33.
Таким образом, согласно Маркузе, принцип реаль^
ности буржуазного общества, порожденный
экономической конкуренцией,— это принцип производитель-'
ности.
Критика такого понимания человеческой личности
должна учитывать следующее. Так как основой и
психоаналитической и фрейдо-марксистской теории
личности является теория влечений, то ее
неисторический, асоциальный, во многом биологизаторскии и
метафизический характер не мог не сказаться и на
теории личности. Правда, Маркузе смягчил внеобще-
ствениость этой концепции социализации индивида, а
вместе с тем и концепции человеческих конфликтов,
пытаясь понять исторический характер принципа
реальности. Но эта историзация не распространяется на
влечение как таковое, поэтому и такая модификация
теории не решает коренной проблемы, а именно не
выявляет специфики человеческих конфликтов при
определенных общественных отношениях в условиях
принуждения. При этом угнетенный и
эксплуатируемый класс не принимает никакого совместного участия
в процессе общественного, а вместе с тем и
индивидуального контроля над действительностью.
Основополагающая проблема такова: «Психические
конфликты возникают при подобных отношениях всегда, когда
знание индивидуально реализуемых возможностей
влияния на общественные процессы способствует
формированию оценок как готовности к расширению
контроля над условиями собственной жизни, а также
переходу на более высокий уровеиь относительной
способности к деятельности. Но вместе с тем в ходе
осуществления этой готовности в реальных действиях
возникает угроза вмешательства органов социального
принуждения, от которых зависят сами основы
существования человека, предвосхищение им этой угрозы
приводит соответственно к отрицательным
эмоциональным оценкам» 34.

51
Это определение психического конфликта при
специфических общественных отношениях имеет в виду
не только то, что производственные потребности
являются собственно человеческими, но и то, что
конкретно-историческое и индивидуальное развитие этих
потребностей требует рационального познания мира на
определенном уровне в смысле рационального анализа
целей, что для их удовлетворения необходимо также по
крайней мере предварительное знание существенных,
закономерных отношений данной общественной
действительности. Причем значимость этих осознанных
целей должна восприниматься также субъективно на
основе соответствующих эмоциональных оценок.
Таким образом, различать рациональные и
эмоциональные процессы можно только аналитически. Иначе
говори, как" для положительной, так и для отрицательной
эмоциональной опенки цели необходим определенный
уровень рационального познания, целей, причем и та и
другая оценки являются как предпосылкой, так и
результатом активного, предметно зафиксированного
столкновения с миром.
Фрейдо-марксиетский редукционизм ведет в силу
своего спекулятивно-гуманистического, направленного
«вовнутрь» способа рассмотрения не только к
непониманию структуры человеческих потребностей, но
также и к глубокому безразличию (если пе сказать,
незнанию) к способностям человека в сфере
рационального познания. Тем самым важное взаимоотношение
рациональных и эмоциональных процессов выносится за
рамки познавательных интересов и соответственно за
границы познания. Внеобщественное понимание
человеческой личности и отрицание социальной
обусловленности процессов индивидуального развития
приводит здесь также к таким важнейшим последствиям, как
признание описанного подавления влечений стоящим
полностью вне каких-либо критериев, окончательно
установленным и подчиненным инстанциям
принуждения. Так и принятый Маркузе взгляд, согласно
которому осознанный контроль над влечениями повышает
удовольствие от их удовлетворения, не решает
ключевой проблемы, что же представляет собой сознательный
контроль над влечениями и что такое подавление
влечений. Такие критерии могут быть обоснованы только

52
всходя из их значения для общественного и
индивидуального контроля действительности (мы будем
неоднократно возвращаться к этому вопросу в ходе
дальнейшего изложения).
Если исходить из понимания общественного
характера индивида, то, естественно, нельзя согласиться с
утверждением, что социализация индивида
тождественна сужению его отношений с действительностью: тогда
формирование сверх-Я предстает в основе своей как
защитный процесс, который путем вытеснения,
сублимации и т. п. защищает определенные требования
влечений, оставаясь бессознательным. .'Здесь следует
прежде всего подвергнуть критике одностороннее
понимание форм протекания психических конфликтов как
защитных конфликтов. Это приведет (почти что в
плоскости данного понятийного аппарата) к
перспективной возможности осмысления конфликта как
реалистической оценки собственных потребностей и
возможностей их удовлетворения.
Итак, правильным будет считать сверх-Я лишь
одной из возможных форм конфликтной
ситуации, а именно попыткой найти защиту от
конфликта.
Основываясь на том, что формирование сверх-Я
может быть лишь одним из моментов процесса
становления индивида, попытаемся выявить мистический и
антиисторический во многих отношениях характер
категории бессознательного. Зтот вопрос тесно связан с
проблемой формирования сверх-Я. Прежде всего мы
должны исходить из того, что для человеческой жизни
специфично сознание, способность познавать
действительность, находящуюся вне ее. Познание не
достигается чисто пассивно, о нем нельзя сказать, что оно
просто есть или его нет, в данном случае речь идет о
моменте в процессе усвоения мира. При этом
способность индивида к познанию зависит пс только от
уровня развития общественного сознания, но и от
принадлежности индивида к определенному классу, слою, от
его положения в обществе. Это означает, что
отдельные области действительности ему неизвестны. Мы
говорим здесь о «не-сознательном», и это понятие не
совпадает с психоаналитическим или фрейдо-марксист-
ским понятием бессознательного, поскольку последнее

53
есть результат активного процесса защиты от
действительности.
Подобное понимание различия между «не-созна-
тельным» и «бессознательным» для Маркузе
исключено, поскольку он не включает в свою концепцию ни
рациональные способности индивида, ни специфику
человеческого конфликта и связанное с этим возник^
новение страха вместе с формами его преодоления.
Перейдем теперь к последнему пункту критики, а
именно к рассмотрению вопроса о том, что строение
личности взрослого предопределено строением
личности ребенка. Так как всякий процесс развития
понимается как развертывание, как развитие от низшего к
высшему, то исторически более ранние этапы
являются исходными пунктами дальнейшего развития, но
отнюдь не высших его этапов. Значение более ранних
процессов и свойств для развития в целом можно
попять только тогда, когда уже известен более высокий
уровень. Маркс писал: «Анатомия человека — ключ к
анатомии обезьяны. Намеки же на более высокое у
низших видов животных могут быть поняты только в
том случае, если само это более высокое уже
известно» 35.
Маркузе в этом пункте также избирает ложный
путь редукционизма. Он, по существу, отрицает тот
факт, что индивид в ходе развития от младенца до
взрослого должен все глубже усваивать социальное
наследие человечества для того, чтобы соответствовать
растущим требованиям конкретного общественного
окружения и, став взрослым, достичь того уровня
способностей к действию, который позволил бы ему
активно участвовать (в соответствии с его классовой
принадлежностью и положением в обществе) в
формировании общественной, а тем самым и индивидуальной
жизни в условиях простого или расширенного
воспроизводства. Методологически Маркузе исключает
исследованное Марксом противоречивое отношение
исторического и логического36.
Прежде чем переходить к следующему разделу, мы
хотим еще раз пояснить применяемый нами метод
критики. Мы исходим из того, что
психоаналитическая и фрепдо-марксистская теории личности,
основанные на теории влечений Фрейда, не смогли преодолеть

54
чрезмерную узость его трактовки этой теории. Для
того чтобы существенные правильные аспекты теории
личности могли быть пересмотрены на основе
критической психологии, они должны быть освобождены от
этой зависимости и конкретно-исторически
переосмыслены с точки зрения их познавательного содержания.
Только таким путем, посредством принципиальной
критики и относительного признания можно
решительно преодолеть ложную и бесплодную альтернативу
между полным отрицанием и безоговорочным
признанием.
1.3. Общественно-историческая обусловленность
подавления влечений и критерии общественного прогресса
В ходе предыдущего изложения в центре внимания
находились вопросы истории индивида, его
онтогенеза, однако, рассматривая взгляды Маркузе, и
особенно в вопросе об отношении индивида и общества, мы
говорили о человеческом обществе и общественном
человеке. Теперь мы должны специально остановиться
на этих проблемах.
Исходным пунктом рассуждений Маркузе является
убежденность во внутренней общности филогенеза и
онтогенеза. «Анализ духовного строения личности
должен, таким образом, начаться с изучения раннего
детства, с предыстории отдельного человека в
направлении ко всему виду, к роду «человек»... Культура все
еще определяется архаическим наследием.,.
Психология индивида пак таковая есть психология массы,
поскольку он сам по себе пребывает еще в архаическом
тождестве с видом» 37. Следовательно, «для
действительного понимания сущности этих процессов
психология должна сделать их предметом исследования и
выявить таким путем их скрытое происхождение. При
этом она выясняет, что решающие /детские
переживания связаны с видовым опытом, что отдельный
человек проживает общую судьбу человечества. Прошлое
определяет настоящее, ибо человечество еще не
является хозяином своей собственной истории» 38.
Решающим посредником и соединительным звеном
между историей человечества и историей индивида
является для Маркузе сходное в своем существе насле-

55
дие прошлого, ситуация Эдипа. «Для Фрейда общая
судьба заключается в инстинктивных влечениях,
претерпевающих исторические «модификации». Они
восходят к опыту господства, символизируемого праотцом,—
крайний случай эдиповой ситуации. Она никогда еще
не была полностью преодолена: зрелое Я культурной
личности таит в себе архаическое наследие
человека» 39. И Фрейд, и Маркузе обращаются к теории пра-
орды, в которой сыновья якобы убивали своих отцов
и таким образом закладывали основы морали
социального угнетения. «Строго говоря, культура начинается
поэтому лишь в клане братьев, когда табу подавления,
установленные самими господствующими братьями,
соблюдаются в общих интересах сохранения групп.
Решающая же психологическая черта, отличающая
клан Пц.тп.щ от праордьт,— появление чувства
сиш>п> А{). 1)та ирасмтулция, при которой возникает
подавление влечений, позднее повторяется п
модифицированном виде. «Решающее различие между праситуаци-
ей и ее историческим возвратом заключается в том,
что властителя-отца теперь не убивают и не съедают
и что господство, как правило, не носит личного
характера. На сцену выступают Я, сверх-Я и внешняя
действительность, однако «не имеет решающего
значения, будет ли отец убит или устранен от дел», если
функции конфликта п его последствия остаются
одинаковыми. В ситуации Эдипа праетттуатнш повторяется
при обстоятельствах, которые с самого начала и надолго
обеспечивают победу отца» 41. Для этого подавления
влечений есть еще оправдание; но вслед за ним
возникает (на основе специфической неравномерности в
распределении общественных богатств42)
«дополнительное подавление»: «ограничения, необходимо
обусловленные социальным господством. Они отличаются от
(основного) подавления модификацией влечений, что
необходимо для дальнейшего пребывания
человеческих рас в культурном состоянии» 43.
Производство и отчужденный труд служат основой
дополнительного подавления. С одной стороны,
производство необходимо для того, чтобы создать царство
свободы, по в то же время это подавление влечений
имеет отрицательное влияние, вызывает к жизни
разрушительные тенденции и угрожает человеческой куль-

56
туре. Это положение Маркузе объявляет (в согласии
с Хоркхеймером и Адорно44) «диалектикой
культуры».
В несколько иной связи он так характеризует эту
антагонистическую динамику прогресса: «Прогресс
возможен только при превращении энергии влечений
в общественно полезную энергию труда, то есть
прогресс возможен только путем сублимации. Вместе с
тем сублимация возможна лишь как расширенная
сублимация. И как таковая она подчиняется собственной
динамике, которая ведет к расширению объема и
интенсивности сублимации. Из первоначально принятого,
но в общественном смысле бесполезного и даже
вредного для достижения целей влечения, отбрасываемого
либидо возникает в рамках принципа реальности
общественное производство. А как таковое оно улучшает
материальные и духовные средства удовлетворения
человеческих потребностей. Но в то же время человек
отказывается от полного наслаждения этими благами,
поскольку сублимация — это репрессивная энергия
влечений, и человек уже так деформирован, что сама
жизнь оценивается им не иначе как согласно принципу
отказа от наслаждения, покоя, удовлетворенности как
целей жизни или подчинения их производству» 45.
В те эпохи социальной истории, которые
определяются производством, не существует никакой свободы,
никакого свободного удовлетворения влечений, но только
полная неволя, почти полное подавление влечений.
Только у архетипов героев, таких, как Орфей или
Нарцисс (не Прометей!), и в «не реалистических»
произведениях искусства сохраняется идея свободы,
свободного удовлетворения влечений 46.
Здесь предвосхищается состояние, когда труд не
является больше отчужденным, когда он становится
игрой 47, в которой длительные общественные
отношения основаны на связях людей, построенных на
либидо 48, и в которых из сверх-Я возникает сверх-Оно 49.
При этом Эрос и влечение к смерти приобретают иное,
новое значение. «Когда страдания и нужда
уменьшатся, принцип нирваны можно будет примирить с
принципом реальности. Если бы достигнутая жизненная
ситуация была радостной и желанной, то это было бы
успешным противодействием неосознанному стремле-

57
нию вернуть влечения к «более раннему состоянию».
«Консервативная природа» влечения нашла бы покой
в полноте настоящего. Покончим со смертью как
целью влечения!» 50.
Естественно поставить вопрос, как достичь этого
достойного человека общества. При этом сразу
возникает основополагающая проблема: «Это — порочный
круг: разрыв с автоматически движущимся вперед
консервативным континуумом потребностей должен
приближать революцию, которая должна вести к
свободному обществу; но такой разрыв может быть
замечен только в ходе революции...» 51. Решающим
средством разрыва этого заколдованного круга, видимо,
является «солидарность»: «Мы имели бы тогда на
споен стороне все «ценности», фундамент
солидарности людей, построенный на психологии влечений,
солидарности, которая в соответствии с требованиями
классового общества активно подавляется, но тем не
менее предстает как предпосылка освобождения» 52.
В той мере, в какой эта солидарность, являющаяся
элементарной, инстинктивной, созидающей силой53,
становится определяющей, отходит на задний план
момент «второй природы» человека, смещения морали в
«биологическую размерность» 54.
Критика теорий Маркузе должна прежде всего
выявить их в корне ненаучный: (если ие сказать —
антинаучный) характер. !)тм рассуждения не имеют ничего
общего с марксистской наукой об обществе, они
игнорируют даже прогрессивную буржуазную науку об
обществе. Попытки обосновать те или иные понятия
потерпели крах, как мы видим это на примере понятия
«биологического» 55. Но без науки действительное
освобождение человечества невозможно. Поэтому все
такого рода спекуляции останутся голословными.
Особенно ясны становятся выводы Маркузе при
анализе его представлений об освобоя^денном
обществе как обществе, в котором есть (индивидуальная)'
свобода и нет больше никакой необходимости. В этом
случае со спекулятивно-гуманистических позиций отри-
дается тот факт, что люди, чтобы быть людьми,
должны овеществлять себя, аккумулируя свою деятельность
в продуктах труда и творя тем самым общественные
отношения вне себя, которые служат в качестве пред-

№
посылок для действий других людей. Если тот
бесспорный факт, что индивиды в условиях классового
общества отчузюдаются от общественных отношений,
смешивать с фактом необходимого опредмечивания
сущностных сил человека, то тогда и теоретически, и
практически мы приходим к полной утрате
перспективы.
Идея «Великого Отказа», уклонения от
общественных отношений и необходимых связей, оказывается не
такой уж прогрессивной, как представлялось вначале:
она объективно поддерживает общую тенденцию не
допускать в условиях классовых отношений
угнетенный класс (в масштабе класса) к социальному
наследию, препятствуя, таким образом, свободному
расцвету личности представителей этого класса на основе
всеохватывающего контроля общественных, а
следовательно, и индивидуальных условий жизни. Вопреки
видимости (и в противоречии с множеством концепций
спонтанного возникновения этого процесса)
угнетенный класс фактически не интегрирован в общество, но
отторгается им, отстраняется от преобразования
общества на основе предметной деятельности путем
кооперативных действий и, следовательно, соответственно
его классовым представлениям и потребностям.
Интеграция в общество может развиваться лишь на основе
контроля за действительностью со стороны общества и
индивида на самом высоком уровне. Человеческое
счастье (в противоречии с приводившимся выше
пониманием Маркузе) есть состояние не покоя, а высшей
активности, и лишь благодаря этому вообще возможно
наслаждение на человеческом уровне. Иначе говоря,
Маркузе не признает, что солидарность может
развиваться лишь на основе объективной необходимости (а
она в условиях классового общества имеет классовую
специфику) и этой необходимостью определяется ее
содержание. Поэтому его представление о свободе
свидетельствует лишь об индивидуальном бессилии и
произвольности, так как у него отсутствует четкий взгляд
на условия общественного, а вместе с этим
индивидуального освобождения. Так, полное уравнивание
конкуренции и производительности исходя из
ложного отождествления необходимости и принуждения в
теории Маркузе объективно ложно, даже в у слов и-

59
ях капитализма (о чем Маркузе не упоминает).
Прекрасным примером ненаучности маркузианской
точки зрения является тезис о древнем наследии,
которое прослеживается в структуре влечений индивида.
Он был ложным уже во времена Фрейда, который
косвенно признавал этот факт, когда писал: «Наше
положение, впрочем, осложняется современной установкой
биологической науки, которая ничего не хочет знать о
наследовании приобретенных свойств потомством. Но
мы решительно утверждаем, что, несмотря на это
обстоятельство, мы не можем изъять фактора
наследования приобретенных признаков из биологического
развития» 56. Таким образом, в данном случае имеет
место пример неудачной замены специфически
человеческого наследования опыта путем его накопления.
Однако II1111 :>том как бы исчезает необходимость в
постановке вопроса о деист нательных причинах
угнетения индивида.
Бросается в глаза, что хотя Маркузе и говорит
очень часто о производстве, но при этом полностью
отрицает, что человек является главной
производительной силой, отчуяедая себя в производительном
труде в социально обусловленных рамках. Но особенно
неопределенно говорит Маркузе о производственных
отношениях, которые являются в условиях классового
общества классовыми отшштсишши. Он то определяет
прогресс как первично основанный на
«дополнительном подавлении влечений» (причем в конечном счете
остается неясным, можно ли вообще из этого
понимания проблемы вывести какие-нибудь критерии57), то
все же признает необходимость обосновывать
материалистическую концепцию прогресса, исходя из уровня
развития производительных сил, то есть понимать ее
как прогресс труда. Это является решающим,
поскольку существование классового общества обусловлено
недостаточным развитием производительных сил, и,
следовательно, положение общественного класса
связано первично с тем, что общественный прибавочный
продукт может быть не столь велик (или был не столь
велик) для того, чтобы все члены общества получили
возможность свободного развития своей личности. Не-*
сомненно, что в условиях классового общества
общественный прогресс опосредуется классовым антагониз-

60
мом и несет на себе его отпечаток, но при всей
противоречивости он остается прогрессом 58. Как бы близко
ни подходили «диалектика просвещения»,
соответственно «диалектика культуры» к пониманию
действительных явлений буржуазного (в особенности
империалистического) общества, они все же закрывают
глаза на их происхождение из буржуазных классовых
отношений.
Резюмируем наши критические замечания. Так как
Маркузе типично индивидуалистически — что
характерно для спекулятивного гуманизма — подменяет
необходимость принуждением, он уничтожает и
внутреннюю взаимосвязь между человеческим обществом и
общественным человеком. Тем самым он отказывается
признать подавление индивидуального развития в
условиях классового общества как специфически
классовое, что делает непонятным теоретический вывод (это
можно, пожалуй, утверждать и вне рамок теории), что
границы усвоения индивидом культуры являются
классовыми границами и что лишь устранение классов
позволит устранить эти границы 59. В этом отношении
показательна также спекулятивная и с точки зрения
теории истории, и с точки зрения теории личности
попытка Маркузе вывести «консервативный момент всех
революций» (утверждая, что все происходившие
революции не дали действительного освобождения) не из
классовых отношений, а из специфических
динамических свойств влечений 60.
Эти принципиальные теоретические изъяны
порождают также туманные и почти мистические
высказывания о том, как нужно проторить путь к
освобожденному обществу. И как «порочный круг» освобожденного
общества и освобожденного индивида предстает
шаткой спекулятивно-гуманистической конструкцией, так
же беспомощны попытки Маркузе подвести
«квазибиологические основы» под социализм и солидарность.
Солидарность не является первично межличностным
чувством, но вырабатывается в ходе коллективной,
основанной на общем деле практики индивидов,
находящихся в равном или близком классовом положении,
практики, направленной на достижение общих целей.
В условиях капиталистических отношений это означает
следующее: «Пока сознательное совместное планиро-

61
вание человеческих жизненных отношений при участии
всех членов общества и всестороннее развитие
человеческих жизненных возможностей не станут
общественной действительностью, сознательная солидарная
борьба и создание такой общественной действительности
являются единственной осмысленной жизненной
перспективой для-всех. «Общим делом», связывающим
людей, являются в данном случае социалистические
перспективы критической общественной практики. Эти
перспективы включаются по мере их осуществления в
общее дело сознательного формирования общественной
жизни при участии всех» 61.
1.4. По поводу фрейдо-марксиетской дискуссия
относительно теории влечений
Гопорл о попытках «обоснования критики
общества исходя из теории шкзчешш», мы ориентировались
преимущественно на Маркузе; основной смысл его
работы «Структура влечений и общество» состоит в
оправдании такого подхода. Однако нельзя не отметить,
что это главное произведение фрейдо-марксизма
вызвало (и вызывает) многочисленные дискуссии,
которые мы ниже кратко охарактеризуем, попытавшись
дать о них по возможности широкое представление.
Существенным пунктом расхождения меящу
последователями Фрейда является отход от более позднего
его учения о влечениях, а вместе с тем от гипотезы о
влечениях к жизни и к смерти и возврат к первому
варианту теории Фрейда о влечениях с ее
двойственностью полового влечения и Я-влечения. В этой связи
прежде всего нужно указать на критику Рейха. «Тогда
как телесные основы половых потребностей и
потребностей в пище однозначны, у понятия влечения к
смерти нет столь ясного материального обоснования,
поэтому апелляция к органическому процессу
диссимиляции скорее представляет собою формальную
аналогию, чем указание на внутреннее родство»62. Далее
Рейх пишет: «По моему мнению, влечение к
разрушению является более поздним, вторичным образованием
организма, определяемым отношениями, при которых
происходит удовлетворение влечения к пище и
сексуальности» 63. Справедливо подвергая критике
умозрительный (выросший из аналогии) характер более

62
позднего учения Фрейда о влечениях, Рейх не замечает
его заслуг.и его осторожного, но не всегда
последовательного приближения к диалектическим, позициям.
Противоположная гипотеза, выводящая влечение к
разрушению из полового влечения, приводит к
переоценке роли сексуальных потребностей, что вообще
характерно для концепции Рейха (ниже мы вернемся
к этому вопросу).
Последствия возврата к более ранней теории
влечений Фрейда особенно ясно видны на примере Эрика
Фромма. Присоединяясь к критике влечения к смерти
у Рейха64, он развивает следующий взгляд на задачи
фрейдо-марксистской теоррш: «Активный и пассивный
перенос совокупности биологических фактов, влечений
на совокупность фактов общественных является
ключевым пунктом в психоанализе, и каждое исследование
в области психологии личности исходит из этого осно*
вополагающего пункта»65. Отсюда следует:
«Аналитическая социальная психология может быть представлен
на таким образом: структуру влечений, по большей
части бессознательное либидо той или иной группы
нужно понимать, исходя из ее социально-экономичен
ской структуры» 66. Таким образом, психоанализ
становится критикой идеологии, он должен анализировать
механизмы возникновения и соответственно разработки
идеологии67.
Исходя из этого, Фромм развивает
психоаналитическую характерологию, выводит определенные
структуры личности из неудовлетворенности влечений на
различных фазах полового развития68. С этой
измененной постановкой задачи связывается, с одной стороны,
все более сильная ориентация на общество, то есть
попытка выявить его положительные функции в
развитии индивида. Впрочем, с другой стороны, мы видим
попытку «смягчить» внутренние конфликты. На этом
основании Фромм (особенно в поздних работах) резко
отклоняет предложенное Маркузе истолкование
психоанализа Фрейда 69. Оценка этих попыток истолкования
(к этому вопросу мы вернемся в главе III с позиций
политической психологии) обнаруживает их
противоречивость. Прежде всего имеет место более четкая и
конкретная апелляция к обществу: развивается взгляд,
что люди могут осуществлять себя только в рамках

63
общества (как бы ни были ограничены их
возможности). Это можно считать прогрессом в познании. Но
наряду с этим (что, видимо, гораздо важнее)
наблюдается преуменьшение значения индивидуального
конфликта, то есть шаг назад в познании. При этом
реальная и глубокая конфликтность жизни индивида
в буржуазном обществе (как и в любом другом
классовом обществе) затушевывается, что может привести к
теоретическим и практическим попыткам включиться в
систему отношений господства и подчинения.
Критика «психоаналитического ревизионизма»
касается здесь важного пункта 70, впрочем, ценой еще
большего обострения присущего психоанализу инди-
индуалшша. В относительном согласии с Маркузе
Адормо писал: «Раскол психологии и социологии... не
afico. потен, по им шмп.зя пренебречь, и он требует
активного преодоления. В нем находит отражение та
постоянно возникающая в истории мысли ложная
ситуация, когда наблюдается расхождение меяеду общим
и его закономерностями, с одной стороны, и между
индивидуальным в обществе — с другой. Если бы вдруг
общество перестало быть репрессивным, то исчезло бы
различие между социологией и специфически
психологическим...» 71. Итак, если бы в освобожденном
обществе было устранено отчуждение общественных
отношений, то исчезло бы различие в единстве
человеческой сущности и конкретного индивида.
Другая плоскость дискуссии касается отношения
истории и природы в «человеке», причем особое
внимание обращается на отношение психоанализа к
другим общественным наукам. Лепенис и Нольте72
склонны видеть точку соприкосновения Маркса и Фрейда в
«экспериментальной антропологии», которая не
гипостазирует неизменность природы человека и не
отрицает определенные неизменные сущности. Ее
освободительная цель состоит в новом «Оно»:
«Освободительное содержание психоанализа Фрейда заключается не
в пресловутом девизе психоаналитической терапии:
«Где было Оно, там должно стать Я»; вывод из
рассуяедений Фрейда относительно теории культуры
таков: там, где было специфически-исторически
«деформированное» Оно, могло бы возникнуть (в ходе
контролируемой исторической практики) новое Оно» 73.

64
К этой принципиальной постановке вопроса
присоединяется Кампер: «Значение современной критики
антропологии для развития методологии гуманитарных
наук состоит, таким образом, в исторической
релятивизации «человеческой природы». Природа в смысле
понятия, сущности, принципа рассматривается как
результат прошедшего и соответственно как постулат
будущего. Достижимое для научного познания новое
измерение — это «история», которая является
теоретически незавершенной и отказывается от
поверхностного метода антропологического исследования в пользу
открытой человеческой практики» 1А. И в конце этой
теоретико-познавательно ориентированной дискуссии
между различными течениями антропологии
(марксистское направление, разумеется, игнорируется)
выражается такая точка зрения: «Из представленной
топики и соответственно генезиса вытекает, что перед
структурой антропологического различия бессильны
традиционные методы мышления и соответственно
пути познания. Отождествляющее мышление, как его
определяют объективирующие науки, применительно к
«понятию» различия логически невозможно. Но и
дифференцирующие приемы, выработанные в рамках
диалектической философии, оказываются
недостаточными для постижения различий индивида и
личности» 75.
Этот субъективистски-идеалистический отказ от
положительных и объективных высказываний о
человеке и человеческой сущности — одно из ответвлений
дискуссии, имеющее своим исходным пунктом вопрос
об отношении «человеческой природы» и «истории»
(в изложенном смысле!); другое ее направление (с
тенденцией к биологизму) приводит к относительному
разделению обоих моментов, которое в рамках научно-
систематических исследований потерпело полный крах.
Вот что, например, писал Маркузс 10 лет спустя после
появления «Структуры влечений и общества»:
«Отсюда вытекает, что радикальные перемены, которые
призваны превратить существующее общество в
свободное, должны произойти, на том уровпе человеческого
существования, который вряд ли учитывается в теории
Маркса,— на «биологическом» уровне, в рамках кото-

65
рого обретают значимость жизненные потребности
человека и их удовлетворение» 76.
Правильно понять эти охарактеризованные нами
усилия, как и их необходимый крах, можно, только
выявив их познавательную цель: рассмотреть человека
не как нечто изолированное или соответственно
натурализованное, но применить к этому рассмотрению
какой-то социальный масштаб, необходимый для
понимания меры осуществленной сегодня человечности.
На этой предпосылке основаны методы критики
современного нечеловеческого состояния и его
неоправданное отождествление с возможным и необходимым.
С такими познавательными интересами можно в
принципе согласиться, но отнюдь не в той конкретной
форме, и какой oini в данном случае представлены, ибо
их авторы говорят об умении мыслить исторически, а
вместо этого насаждают стиль релятивистского и эс-
сенциалистского мышления. Действительная
диалектика относительного и абсолютного, являющаяся в
конечном счете единственным масштабом критики, в данном
случае уступает место биологически искаженному
абсолютному. В то время как существующее сегодня
относительно возможное может быть оценено только с
позиций высшего этапа общественного и, следовательно,
индивидуального развития в их приближении к
абсолютному.
Дихотомия общества и природы может быть
преодолена только тогда, когда процессы развития как
природы, так и общества будут исследованы в ходе
подлинно исторического анализа с точки зрения их
возникновения и дифференциации, когда они будут
категориально и теоретически обобщены с помощью
логико-исторических методов познания и реальное
развитие получит новое истолкование на основе
разработанной теории и ее категорий, что в свою очередь
приведет к новым точкам зрения. В этом
противоречивом единстве исторического и логического 77 pi
заключается принципиальная незавершаемость процесса
познания (в том числе и познания «человека»), который,
однако, всегда при всей своей противоречивости
является прогрессом познания, движением относительной
истины к абсолютной истине, никогда, впрочем, не
завершающимся ее достижением.
3 Зак. 1220

06
Этот процесс познания .позволяет также обосновать
действительные масштабы познания при определении
уровня индивидуального развития. Сэв в этой связи
пишет: «Парадокс человечества может быть
сформулирован так. Каждый индивид, пе-пидтшому, «песет в
себе форму человеческого существования», как
.говорит Монтень: каждый индивид ее г?, своеобразный
экземпляр человечества в целом; оддпнео улл .tiioüm
благодаря Марксу, что это человечество г» целом, сам
факт быть человеком, человеческая сущности по имеет
формы индивидуальности, психологи^-сжой формы. Это
исторически изменчивая и конкретная сумма
производительных сил, общественных отношений, культурного
•опыта и т. д. Человечество по своей сущности не имеет
человеческой формы. Однако именно в этой сущности,
не имеющей человеческой формы, каждый индивид
черпает форму своей индивидуальности, свою
человеческую форму... Зтот парадокс имеет своей основой не
что иное, как критический зпистоглологичеекии
парадокс конкретной сущности» 7Й. Теория усвоения (как
основа материалистической теории личности)
исследует с помощью научно обоснованного понятия
«человеческой природы» именно это посредничество
«человеческой сущности» (то есть общества в целом) и
конкретной личности; она может таким путем обоснованно
определить степень очеловеченное™ отдельного
индивида!
Этот краткий обзор дискуссии по проблемам основ
теории влечений и се отдельным разработкам в
качестве «философии» человеческой природы должен, с
одной, стороны, дать общую оценку основных фрейдо-
марксистских концепций, но, с другой стороны,
показать, что та принципиальная критика, которой мы
подвергли взгляды Маркузе, справедлива и применительно
ко всем этим вариантам, искажающим действительную
логику развития человеческой природы и
человеческой сущности и ее опосредование в конкретной
личности. Теория влечений не может служить
обоснованием (или принять участие в обосновании)' ни
критики общества, ни теории индивидуального субъекта,
конкретной личности 79.
Хотя фрей до-ма рксизм акцентирует определ с иные
аспекты работ Фрейда иначе, чем это делает сам

67
Фрейд, фиксируя внимание на
общественно-теоретических вопросах и давая историческое обоснование
определенным концепциям Фрейда, он все же в
конечном счете остается в «сфере влияния» этой теории,
по-новому истолковывая, но качественно не
изменяя ее.
2. «Герменевтическое» обоснование критики общества
За последние два десятилетия в
психоаналитических кругах возник повышенный интерес к языку,
что привело к относительно иной акцентировке
основной проблематики психоанализа. Альфред Лоренцер,
с именем которого во фрейдо-марксизме тесно связана
:у\,шл -п'пдтщмя н0, писал: «При этом с точки зрения
|ki:j;;;i тоги но.'пшапян «языка» выясняется, насколько
широко проникла языкоши проблематика в
центральный массив психоаналитической теории, включая
учение о вытеснении и возвращении вытесненного. Если
в старой фрейдовской терминологии возникновение
невроза было известно как «вытеснение в
бессознательное», а' излечение как возвращение «осознания»,
то в системе современных понятий они фиксируются
как речевые операции» 8!. Лоренцер впервые
систематически сформулировал свое понимание психоанализа
как герменевтической пауки в 1970 году в работах
«Разрушение языка и его восстановимте» п «Критика
психоаналитического понятия символа». Как
показывают его дальнейшие исследования «К обоснованию
материалистической теории социализации» (1972) и
«О состоянии психоанализа, или Наука и
взаимодействие» (1973), он стремится включить в круг
рассматриваемых проблем' общественно-теоретические
постановки вопроса. Относительную завершенность приобрела
его концепция в работе «Истина
психоаналитического познания»; последний сборник его работ
«Языковая игра и формы взаимодействия» (1977) никаких
дополнительных акцентов не содержит.
Основные теоретико-познавательные интересы Ло-
ренцера представлены в двух высказываниях его про-»
грамм пой статьи «Символ, взаимодействие и
-практика» (11)71). «Непреодолимой преградой для всех
усилий примирить марксизм и психоанализ являлась и
;р:

68
является проблема столкновения общественных
условий, с одной стороны, и требований влечений, с другой
стороны. Речь идет о том, чтобы охватить
одновременно обе стороны, воспрепятствовав тем самым
растворению одной из них в неопреде лепт [ости» 82.
Вторая цитата указывает, в каком направлении
следует, по мнению Лорепцера, развмнатг, психоанализ,
чтобы он стал критической теорией субъекта: «Я
полагаю, эта попытка будет удачной лини, в том случае,
когда первоначальный психоаналитический опыт
«столкновения с внутренней природой» .найдет свое
выражение в психоаналитическом понятии-символе,
которое познаваемо в своей определенности благодаря
объективно-историческому столкновению с внешней
природой. Это станет возможным тогда, когда мы
поймем, что психоанализ — это не только психология
индивида, но анализ конкретного исторического хода
жизненных процессов и он с самого начала выходит за
рамки индивидуальной психологии» 83.
2.1. Объективная структура и субъективная структура
Исходным пунктом рассуждений Лорепцера
является различение объективной и субъективной структур
как двух моментов общественной действительности.
«В той мере, в которой анализ политэкономиче-
ских процессов освобожден от формулирования
общественной объективности и одновременно субъективной
проблематики чувственно-непосредственной
индивидуальности, а также от введения равнозначных понятий,
анализ субъективной структуры (па примере
психоанализа) закономерно начинается с выхода из тупика
субъективизма» 84. Итак, в то время как (согласно
Лоренцеру) политическая экономия исследует
объективные структуры, объявленный социальной наукой
психоанализ призван исследовать субъективную
структуру. «Задача психоанализа состоит не в установлении
естественных или социальных условий человеческого
поведения, а в индивидуализированном отождествлении
структуры переживаний. Его целью является анализ
реально действующих «значений» поведения, так
сказать, поведенчески определяемый проект действий.
При этом интерес представляет не сам индивид как на-

69
ходящийся в фокусе естественных и общественных
определенностей, но фиксация тех или иных
отношений природы и общества в системе чувств
индивида» 85.
Задача анализа субъекта, таким образом, состоит в
постижении психики другого человека, понимания
субъективных смысловых связей, которые определяют
жизненную практику индивида. По Лореицеру, этого
нельзя осуществить в рамках научных объяснений,
человек получает доступ к психике другого
только через герменевтику. Основой этой концепции
является строгое разделение переживаний и событий.
«В психоаналитическом воссоздании процесса
возникновения неврозов причинно обусловленное событие не
может быть представлено даже в общих чертах, так
как плоскость наблюдения событий вообще не
достижима. Реконструкция конкретного происшествия — это
не выяснение действительных случаев, аналогичное
воссозданию исторических процессов, а всегда лишь
реконструкция переживаний, зависимых к тому же
еще от обстоятельств истории жизни с их
актуальными взаимодействиями в прошлом» 86.
Такое различение события и перепаивания, а
следовательно, объективной и субъективной структур,
объективного и субъективного анализов структур является
центральным. Однако оно может принести к
отклонениям в ту или иную сторону, поэтому здесь
необходима строгая дифференциация, точнее говоря, встает
вопрос о взаимоотношении обеих структур. При этом
важно то, что их нельзя отделить друг от друга, можно
лишь установить между ними взаимное соответствие,
«Только прагматически-агностическое отречение от
истины может привести к отказу от признания логики
индивидуальной структуры как объективной логики
общеисторической практики. Тот факт, что реальное
формирование индивидуальной структуры
характеризуется конкретизацией общественных процессов и
общественной структуры, прежде всего классовых
антагонизмов, не только допустим, но и вообще является
здесь единственно мыслимым» 87. Но с другой
стороны, объективная и субъективная структуры не
находятся в отношениях взаимовыводимости: «Даже в
рамках переноса практики в данном случае не должна

70
воскрешаться простая теория отражения. Во,™ якает
не грубый оттиск, а «структурное соответствие».
Иначе говоря, точно воспроизводится структура форм
взаимодействия» 88.
Полемика Лоренцера с Сзвом и Хольцкампом
показывает, что Лоренцер в данною случае выступает не
только против «простой теории от^-жеимн» (такая
критика не может быть всерьез <r;-.r:v<-'.-i!;i к теоряп
отражения как материалистической тгм;::;.'1 козча^пя в ее
современном виде), а в принципе v[■■■:•:» о-птотпсиий
взаимовыводимости. Лоренцер отрицагт кмдвкнутое
Сэвом 89 понимание соотношения индивида г, общества
и их опосредования через общественные формы
индивидуальности: «Когда мы исследуем конкретную
индивидуальность, мы не можем просто вывести ее из
конкретности-общества, к которому принадлежит индивид.
В противном случае, даже говоря о диалектике
индивида и общества, мы остаемся около одного
полюса— „общества"»90. Взгляды Холыигампа 01 он
критикует следующим образом: <•.I\ои\инiщ:я Холъцкампа
пытается установить связь ипдинидуалыюго процесса
с общественной объективностью без учета
биологической объективности. Тем самым он пытается путем
объективного исследования индивидуальных процессов
согласовать две сферы исследования: биологическую
обусловленность индивидуального процесса и систему
общественных условий, причем он однозначно остается
в плоскости объективного анализа. В той мере, в какой
ему это удается, он неизбежно покидает область
субъективного анализа и не может ничего сказать о
формировании субъективных структур и структур
субъективности индивидуального; точнее, он
неизбежно оставляет открытым вопрос о том, «как»
образуется индивидуальная структура» 92.
Прослеживая постепенное раскрытие идей
Лоренцера, мы можем поставить пргшцшшальпый,
абстрактно-общий вопрос о том, как он определяет «сущность
человека». Явно отграничиваясь от концепции' Сэва,
касающейся «эксцентричности» человеческой сущности,
Лоренцер однозначно утверждает: «Но искомая
сущность находится в конкретном индивиде». И
продолжает: «Как внутренние регуляторы они (модели
поведения.— А ет.) явно не относятся к наблюдаемой

плоскости явлений взаимодействия, по представляют
собой структурные элементы сущности личности, в
социальном плане определяющие ее форму.
Эти.внедренные в личность и определяющие ее сущность модели
поведения называются «определенными формам я
взаимодействия». Они являются для конкретного
индивида общественными отношениями» 93.
Постепенное раскрытие и текстуальное изложение
взглядов Лоренцера было необходимо для того, чтобы
выявить общие черты и различия их с критической
психологией. Бесспорно, представители критической
теории субъекта правы, когда требуют научного
исследования субъекта и соответственно субъективности.
В этом их решающее отличие от сторонников объек-
тиг.чстсктгх концепций. Вместе с тем это создает
видимое п> того, что критическая психология отличается от
фройдо-марьч:!!:;ма по в основном, а в деталях. Но
решающее различие их состоит в том, что Лоренце?* и
другие представители фрейдо-марксизма считают
необходимым «дополнить» марксизм анализом
субъективной структуры 94, причем речь идет не о
требовании разрабатывать новые категории для адекватного
понимания этой специфической области
действительности (такое требование выдвигает и критическая
психология), но о том, чтобы осуществлять этот
анализ вне марксизма.
Для обоснования «необходимости» такого рода «до-
полпения» марксизм отождествляется с объект и iur.s-
мом. Показательна в этой связи ссылка Лоренцера на
Альтюссера: «Напомним альтюссеровское толкование
капитала как анализ объективной структуры. Даже не
соглашаясь с историко-философскими выводами
Альтюссера об «антигуманистическом» характере
общественной теории Маркса, следует признать, что
марксова интерпретация ведет к резкому
разграничению политэкокомического анализа и 'анализа
субъективной структуры. Внутренняя' связь метода и
предмет:! исключает перенос анализа общества на анализ
индивида и анализа индивида на анализ общества» 95«
При этом важно, что Лоренцер и Альтюссер едины в
своем экономическом, а также объективистском (не)|
пошшагшм марксизма96, делая из этого различные
выводы: первый принципиально отрицает необходи-

72
мость теории личности, а второй говорит о том, что ее
нужно создать вне рамок марксизма.
До сих пор мы критиковали Лоренцера в
герменевтической плоскости (понимаемой материалистически)
как истолкователя марксистской теории. Однако
критика его понимания марксизма должна, разумеется,
иметь предметное основание (к протшиюм случае
критика была бы одновременно и субъигпишо-идеалистп-
ческой, и догматической). Лопрос ставится так*: в чем
состоит действительная взаимосвязь объективных
условий жизни и ее субъективного развития? 1)то отношение
также имеет свои естествепноисторпчоскпе
предпосылки, на которых мы должны коротко остановиться.
На относительно поздней фазе развития
организмов возникают сообщества животных, которые не
только представляют собой жизненную необходимость
для существования отдельного организма, но и сами
но себе являются носителями естествстшоисторическо-
го процесса развития как процесса формирования
единичного организма. *)то также означает, что животные
обладают способностью к обучению, помогающей им
приспособиться в рамках онтогенеза к специфическим
условиям жизни, [ho в принципе пассивное отношение
отдельного организма к естественным условиям жизни
изменяется на стадии перехода от животного к
человеку и в процессе возникновения человека и,
следовательно, общества. Человек способен уже к
активному преобразующему столкновению с общественной и
естественной действительностью, поскольку у него
развивается умение приспосабливаться, необходимое
на общественном уровне развития.
Различие между животными и человеческими
сообществами состоит при этом еще и в том, что первые
обеспечивают существование особи и необходимое
«свободное пространство» для обучающих воздействий
среды, в то время как па уровне чел о »очес кого развития
рамки одних лишь индивидуальных потенций
разрываются общественными отношениями, а общественные
отношения служат не только обеспечению, но и
расширению и приумножению потенций индивидов путем
вещественного и теоретического накопления,
способствуя также сотрудничеству индивидов. «Конкретные
индивиды, таким образом, благодаря специфическим,

73
исторически обусловленным процессам оптимизации,
результаты которых снимаются на высшей стадии
развития, модально «предопределены» для сохранения
существования и овладения бытием при общественных
условиях жизни,— пишут К. Хольцкамп и У. Хольц-
камп-Остеркамп.— Филогенетически
сформировавшиеся способности к деятельности, познанию и развитию
потребностей способствуют их активному участию в
общественном производстве, а обобществление
индивидов в ходе реализации этих способностей вносит свой
вклад в поддержание общественного и индивидуального
существования в условиях исторически определенных
общественных отношений» 97.
Ужо па более высоком уровне развития жизнь
отдельного организма может осуществляться только в
С1ш:ш с другими представителями сообщества. Это
справедливо также и для людей, поскольку для
поддержания жизни они нуждаются в определенных
общественных продуктах, а их деятельность по отношению
к общественной и естественной действительности
необходимо является коллективно-кооперативной. Таким
образом, субъекты принятия решений представляют
собою не, отдельных индивидов, а группы людей;
деятельность этих групп как бы резюмирует в себе
сознательную активность входящих в группы
индивидуальных субъектов. Из вышесказанного следует, что в
марксистской теории объективные условия и
субъективные факторы имеют совершенно иной смысл, чем
у Лоренцера. «В общем виде объективные факторы
всех явлений общества выступают в качестве
предпосылок действий деятельного субъекта, объективно
определяющих то или иное направление его
деятельности, независимо от того, являются ли эти
деятельные субъекты личностями, социальными группами,
классами общества или обществом (особенно
однородным) в целом». В противоположность им «существуют
субъективные факторы всех общественных явлений и
отношений, которые возникают на основе объективных
предпосылок и призваны давать движению объектив-
пых факторов правильное направление, формировать
их для достижения определенных эффектов,
осуществлять определенные цели» 98.

74
Здесь важно не только, чтобы оба момента
понимались как нечто относительное (в 'то время как у Ло-
рехщера они имеют жестко очерченные границы), но и
то, что па основе динамических взаимоотношений
субъективная (индивидуальная и коллективная)
деятельность имеет объективный характер и содержание,
поскольку они связаны с объективным состоянием дел.
Для отдельного индивида это означает, что его
деятельность может быть понята л^шь и рамках,
сохранения его общественной жизни и коитро-ил над
действительностью, что их эффект a twrr-» злз-.исмт от
конкретных объективных условий.
Прежде чем продолжить обсуждение по существу,
следует указать,, что в аргументации Лореыцера
содержится также методическое обоснование необходимости
анализа субъективной структуры, согласно которому
только герменевтический подход к технике другого
человека позволяет понять его «чувственные связи». Но
тогда (это также следует из наших рассуждений)
необходимо признать, что теория обнтгткл имеет
преимущество перед теорией познайпя, п мы должны
разъяснить лишь вопросы по существу содержания, прежде
чем мы перейдем (см. разд. 2.'Л) к методическим
проблемам.
2.2. Язык и интеракция
Выяснение вопроса об отношении объективной и
субъективной структуры было необходимо для того,
чтобы упорядочить дальнейшие рассуждения Лорен-
цера. При этом мы только сейчас подходим к
собственной теме работ Лореицера, а именно к
отношению языка ж взаимодействия человека и общества.
2.2.1. Всеобщая связь интеракции, символа и сознания
Понятие интеракции в лоре.гщорог$с5£ой концепции
психоанализа является ключевым, таг. как с его
помощью Лоренцер пытается осуществить связь
критической теории субъекта и критическом теории
общества, объяснить, как общество влияет на «внутреннюю
природу» человека. «Психоаналитический опыт
занимается не психосоциально ориентированными возмож-

75
ностями Я, а объективно обусловленными структурами
отношений субъекта. Он является не психологией
поведения, а теорией взаимодействия и анализирует
совокупность мскаженных форм взаимодействия в
субъекте» ".
Отношение взаимодействия и «внутренней
природы» определяется проблемой влечений. Переживания
"человека можно понять, только узнав способ влияния
общества на человека, осуществляемого посредством
взаимодействия (и языка). «Определяемые
влечениями переживания такого рода не независимы от
отношения к «объектам любви». Определяемые влечениями
переживания являются также опытом взаимодействия,
зтляютси взаимодействием, определяемым телом (при
атом yd;ni;itvh.iкается связь, которая уже заложена в
самом покнтии л/и-чегшл). 'Влечение, согласно
определению, есть потребность тела «в о'пилпепип к».
Переживание как взаимодействие, обусловленное телом,
реализуется в непосредственно данных сценических
переживаниях ребенка, оно является процессом
формирования, коренящимся в действительности.
Переживание есть конденсация, реально испытываемого
взаимодействия, определяемого телом» 1С0,
Такое понимание «детерминированности
влечениями» переживания должно, согласно Лорепцеру, лишить
понятие влечения его иеисторического и иеобществен-
ного характера, должно способствовать нови манию
влечения как полностью исторического феномена.
Таким образом, теорию влечения Лорепцер
объявляет — подобно тому, как это делал Маркузе —
существенным пунктом сближения марксизма и
психоанализа. «Как диалектическое столкновение исторической
практики с биологически-организмическими
побуждениями внутренней природы это по существу входит в
переживание... Полная историчность не противоречит
предположению о «детерминированности влечениями»
структур сознания и поведения во фрейдовском
смысле. Напротив, психоаналитическая теория развития и
исторический материализм связаны историко-материа-
листически понимаемым учением о влечении. Эта связь
не исчезнет и тогда, когда мы будем объяснять
образование сознания введением языка» 101~102. Так как
собственно познавательный интерес представляет со-

те>
бой субъективную структуру, а субъективность всегда
связана с сознанием, причем сознание в свою очередь
немыслимо без языка, все эти соотношения в контексте
теории влечений образуют особую область анализа
субъективной структуры.
В данном случае нельзя ввести механической
связи языка и взаимодействия, напротив, они находятся
друг с другом в процессуальном отпопгспип; поэтому
сбоим необходпмо придать различные виды
взаимодействия или соответственно различные уронил развития.
Лоренцер различает пять таких форм взаимодействия:
«1. «Определенные формы взаимодействия» в
смысле бессознательного организмического объединения по
образцу взаимодействия.
2. «Символические формы взаимодействия» после
введения языка.
3. Десимволизированные формы взаимодействия
(«клише») как результат систематических деформаций
в ходе конфликтов.
4. Репрезентативные образы, которые из
символических форм взаимодействия выделились в
самостоятельные, не утратив печати своего происхождения и
связи с символическими формами взаимодействия, не-
ггроблематическими фигурами словесной игры.
5. Знаки (в виде средств защиты) как структуры
языка, изолированные от форм взаимодействия и
соответствующие как внутреннему, так и объективному
миру» 103.
Будем при этом помнить, что в целом концепция
служит пониманию субъективных структур
переживания и, таким образом, созданию понятий
взаимодействия и символа в указанных границах как моментов
психических явлений. Отсюда ясно, что центральное
для теории языка понятие смысла может — и должно,
по Лореицеру,— раскрыться лишь в рамках этих
представлений. Соответственно этому он пишет (критикуя
Хольцкампа, но используя его терминологию): «Для
правильной оценки всей важности проблемы
необходимо считать, что «смысл вещи», а также «смысл
символа» ни в коем случае не являются внешними для Я,
произвольно заменяемыми «ярлыками»; напротив, они
являются «проектами действий», «образцами
жизненной практики», которые организуют процесс обмена

11
между индивидом* и миром, с ним соприкасающимся и
его окружающим. Значения, которые полностью
раскрываются на этапе символически опосредованной
практики, становятся па непосредственно чувственном
и так называемом предсимволическом этапах развития
инструментами, структурными элементами,
посредниками диалектики практической жизни» 104.
При этом понимание «смысла вещи» и понимание
«смысла символа» ограничиваются субъективной
структурой, и одновременно это влечет за собой
специфическое отношение обоих, а именно
осуществляется смысловое создание языка. Таким путем должен
быть выяснен вопрос о фундаменте языка.
«Определенные формы взаимодействия (как выражение
практически-диалектического процесса взаимодействия
между внутреннем природой ребенка и общественной
практикой) снабжаются при введении в язык преди-
катором. Тем самым языковые образования и
связующие звенья из процесса воспроизводства
индивидуальных структур включаются в процесс
социализации, а «объективная структура языка» приближается к
уже не «внешнеязыковым», но еще и не символическим
„определенным формам взаимодействия'4» 105. Правда,
символы относятся к «определенным формам
взаимодействия», но, согласно Лоренцеру, значение, смысл
раскрывается лишь внутри субъективном структуры в ходе
процесса предикации, цель которого трояка: общение
субъектов, длительная связь вещей и символов и
создание системы символов106. Он пишет недвусмысленно:
«Итак, процесс предикации дает нам возможность
проникнуть в смысл запутанной структуры значений языка.
В этом случае мы все значения принимаем в качество
предйкаторов, что ведет к исчезновению избытка
взаимно упорядоченных символов и возникновению все более
обозримой системы, где отдельные узловые точки
посредством предикации связаны с вещами, на которые
даются указания в некоторой последовательности
действительных ситуаций введения» 107. Но поскольку
взаимодействия могут на человеческом уровне
осуществляться лишь на основе и посредством этого
процесса символизации, выявляется решающее различие
между человеком и животным в области языка. «Если
отвлечься от субъективизма, опасно соседствующего с

78
психоанализом, становится ясно, в чем состоит
отличие развития человека от развития животного: во
включении бессознательно заученных форм
взаимодействия в систему языка» 108.
Столь подробное цитирование высказываний До-
ренцера о созидательной роли языка для
существования человека необходимо было дл;а того, чтобы
полностью восстановить ход его мы ел ой и шнтить (новую
в истории фрейдо-маркен:*мп) расет.ч еозку акцентов.
Хотя теория влечений все еще меряет значительную
роль, центральной она у;ке не лвл-з^.-тя; ронзающим
становится язык и общественные требое-пашн, то есть
общественное подавление, воздействующее на
индивида через язык (см. разд. 2.2,2). Исходя из этого
можно говорить о герменевтическом' обосновании критики
общества, хотя в данном случае в качестве основной
теоремы фрейдо-марксизма выдвигается мнимая
противоположность «индивида, имеющего потребности», -и
«несостоятельного общества».
Вернемся, однако, к вопросу об отношении языка
и сознания. Важнейшей функцией ичыка при
формировании сознания является всеохемггмвзющая
систематизация «планов практической жмзил», с помощью
которой формы взаимодействия осознаются отдельным
человеком во всей их общности, делая тем самым
возможным планомерное поведение. «Вспомним, что лишь
при введении языка сенсомоторные комплексы форм
взаимодействия связываются с речемоторными
акустическими комплексами слов и закладываются основы
двойной регистрации в различных системах энграмм.
Связь обеих систем создает символические формы
взаимодействия. «Местом» этих символических форм
взаимодействия является Я (сверх-Я мы в данном
случае не рассматриваем) в противоположность Оно, в
котором фактически сохраняются несимволические
формы взаимодействия. Лишь символические формы
взаимодействия ведут к осознанному поведению и
планомерным действиям, только они создают расстояние
между индивидом и объектом, формируют Я,
способное к размышлениям и к действиям, которое мы
должны четко отличать от «Я.» как более или менее
связанного комплекса действий, присущего доязыковому
индивиду» lQ9% .

70
Критикуя взгляды Лорепцера на взаимодействие,
язык к сознание, нельзя упускать из виду, что он
исходит лишь из внешнего соотношения объективной
структуры и субъективной структуры и, что особенно
важно, он исключает анализ объективной структуры
из сферы своих познавательных интересов.
Критическая же психологии, напротив, исходит из естественно-
исторически и общественно-исторически обоснованней
концепции относительной взаимообязанности
объективных условий и субъективных факторов, во-первых,
и из положения о том, что структура личности в
конечном счете должна выводиться из общественной
структуры, во-вторых. При этом «выведение» не
означает мех а пи ческой дедукции, а представляет собой
теоретическую р-^ннгфуещшо того факта, что
индивид относите;! г; «х-м-кттпплм условиям активно и
осознанно как к шюбходь'шллз, что, таким образом,
человеческая личность определяется общественными
отношениями, хотя и не копирует структуру последних.
Отсюда вытекает качественно иная концепция
процесса человеческой жизни и значения обстоятельств*
Последние подразделяются прежде всего на
объективные и личностные значения, причем объективные
значения создают человека и соответственно предстают
как соотнесенные с его жизненной практикой объек-
тивно-матсриалыше обстоятельства окружающего
мира, существенные для поддержания человеческоä
жизни. Так как специфический уровень
взаимодействия человека и природы предполагает определенные
отношения между людьми, из совокупности
объективных значений обстоятельств в конечном счете могут
быть выведены личностные значения обстоятельств,
то есть объективное значение каждой отдельной
личности в рамках сохранения жизни вида, народа и
вообще человечества (разумеется, каждый раз в
конкретно-исторических условиях). Доминирование
вещественных значений над личностными проявляется как
тенденция в том, что первые обеспечиваются, по сути
дела, путем «объективной» передачи человеческого
опыта ио.
Но из этого не следует, что такая передача
осуществляется независимо от становления личности.
Индивидуальную деятельность следует понимать как созна-

80
тельный и адекватный ответ на общественные
требования. Человеческая деятельность выступает как
функциональное (а не гносеологическое) отражение
объективных общественных отношений независимо от того,
представлена ли она предметно или выражается в
сотрудничестве с другими членами общества в целях
преобразования этих отношений как производствен и ы.г. отношений.
Это общественное содержание жизнедеятельности
людей, которое выводится из общественных жизненных
необходимостей, полностью утрачп плетен при том
субъективистском понимании взаимодсч'к"пиш, которое
предлагает Лоренцер. При таком понимании т>\
отказываемся от познания подлинной сущности
человеческой жизнедеятельности, от контроля над
общественными, а следовательно, и над собственными условиями
жизни. Мы лишаемся возможности обоснованно
различать значимую и незначимую жизненную активность
(что может иметь катастрофические последствия для
педагогическо-терапевтпческой стратегии), мы не
можем больше научно обоснованно определить всеобщие
цели истории общества, пути достижения «царства
свободы» на основе сознательного и. всеохватывающего
контроля за общественными и индивидуальными
условиями жизни. Взаимодействие у Лорепцера
замыкается в самом себе и по существу, и формально, не
находя выхода в общество.
Предметные (вещественные) и личностные
значения обстоятельств образуют основу для возникновения
символов. Последние имеют своих естествепноистори-
ческих предшественников в особых системах передачи
акустических сигналов, которые в ходе
многоступенчатого развития преобразовались в естествениоистори-
чески традиционные образования ш. При этом
«наряду» с материальным опредмечиванием возникает
второй путь общественно-исторической передачи
человеческого опыта. И хотя конкретно-историческое
совместное становление этих двух систем передачи еще не
вполне ясно, все же необходимо исходить из того, что
на относительно ранней фазе истории общества
уровень развития производительных сил, в особенности
кооперация, а также необходимость в коммуникации
способствовали передаче опыта посредством речи,
«Ключом к исторической реконструкции отношений

81
между смыслом вещей и смыслом символов...— пишет
Хольцкамп,— является исследование отношений между
объективными смыслами вещей, значимыми для
ориентации в вопросе о всеобщих общественных целях
при овеществлении и планировании потребительной
стоимости. Такое планирование (предвосхищение)
следует предположить возможным, если мы хотим понять
непрерывное, планомерное приближение к
овеществляемым всеобщим целевым установкам уже в
процессе изготовления простейших орудий труда.
Очевидно, что уже для понимания возможности
простейших трудовых процессов необходимо принять эту
двойственность чувственно-предметных смыслов, с
одной стороны, и представления о создаваемых нами
чувственно-предметных смыслах, с другой стороны» 112.
В этом отношении концепция Лоренцсра вдвойне
ошибочна. Прежде всего он не может объяснить, почему
вообще существует язык; он вынужден просто при-
пять его наличие в качестве предпосылки, пытаясь
с помощью представления о «процессе
замещения» создать внешнюю связь между символами
и объектами. Вместе с тем, как следствие, он не
может понять его общественного содержания, так как
он неизбежно относит символы к чисто психической
области. Тот факт, что в нее входит
общественно-исторический опыт человечество, передаваемый из
поколения в поколение, и что именно .по создает смысл л
лыка для человеческой жизнедеятельности, остается вне
сферы его рассмотрения. Безусловно, его утверждение
о том, что язык приобретает существенную роль при
сознательном формировании жизни, справедливо,
однако оно не следует из его взглядов и поэтому никак
внутренне не связано с его теорией.
«Языково-символическое,— подчеркивает Хольц-
камп,-— в соответствии со своим возникновением из
объективной необходимости производства, с одной
стороны, делает возможным обобщенное понимание
свойств реального внешнего мира, присваиваемых в
процессе общественного труда, с другой же стороны^
в силу своей репрезентативной функции создает
предпосылки для более глубокого понимания человеком
действительности в процессе абстрактного мышления.
Таким образом, восприятие и мышление пап резуль-

82
таг дифференцирования процессов общественного труда
опосредуют друг друга в язъжоео-символичес&ой
области» пз. В качестве такого результата
дифференцирования следует рассматривать и способность
продвигаться от незнания к знапшо. «Отношение
имеющегося знания к окружающему миру предполагает
существование дистанции между познающим и
предметом познания, помогающей чоле^-:г/ (к;<>:ш,тп> себя в
своей соотнесенности с миром и с другими людьми.
В сформированном с точки зрения лзьи.а и
отчужденном сознании человек вступает во вз;.шл:(.;:в:;:гь с
другими людьми и одновременно определяется *nui как
данный индивид. Самосознание и осознание мира
являются при этом двумя сторонами одного и того же
процесса. Лишь будучи «отослан» к самому себе
другими, человек может понять себя как «не-Я», как
«вещь»...» И4. Лореицер и в данном случае ко
признает, что самосознание и осознание мира
взаимосвязаны, и сводит тем самым согяпн:ис к индивидуальному
сознанию, к некоторому чисто пптра^спхическому
акту. По возникновение и роль индивидуального
сознания не могут быть поняты только i;a его собственной
основе, их следует рассматривать в рамках контроля
над действительностью со стороны людей и общества«
Связывая проблему символа и сознания с теорией
влечений, Лоренцер ставит вопрос: как они
способствуют удовлетворению влечений115. При этом он
полностью пренебрегает тем фактом, что результаты
рационального. человеческого познания выражены в
языковой форме и таким путем наследуются и что
только так мог сформироваться язык. Подобная
слепота свидетельствует не только о принципиальном
снижении интереса к проблемам познания у сторонников
этого варианта фрейдо-марксизма И6, но и о том, что
он в принципе ничего не дает для познания собственно
человеческого уровня потребностей. Поскольку
человеческие потребности по существу ориентированы на
контроль личностных и общественных условий развития и
только в этих границах могут быть удовлетворены,
рациональное познание возможностей их удовлетворения
представляется необходимым. Правда, высокоразвитые
животные также различают возможности
удовлетворения своих потребностей, но человек качественно по-

иному относится к своим потребностям, поскольку он
осознает их и пытается обеспечить возможности их
удовлетворения (по крайней мере частично) путем
совместных действий. Человеческая познавательная
деятельность все более соотносится с его собствешюм
субъективностью, и именно это принципиальное знание
о собственных потребностях предполагает возможность
страдания в тех случаях, когда они долгое время не
могут быть удовлетворены.
Систематизируя сказанное, можно утверждать, что
существует триада практических способностей,
рационального анализа целей и их эмоциональной оценки.
«Так как основу человеческого существования
составляет способность к деятельности по обеспечению
общественной, а следовательно, и индивидуальной жизни,
процесс шатания по является самоцелью, но
представляет собой но существу получение информации о целях
поведения, направленного на управление
деятельностью, обеспечивающей существование. Связь
процесса познания и его эмоциональной оценки как
субъективной готовности к действиям также всегда является
связью между познанными свойствами цели и ее
эмоциональной оценкой с точки зрения заложенных в ней
возможностей обеспечения индивидуального
существования и развития» П7.
Итак, мы критические рассмотрели существенные
моменты жизненной практики человека в понимании
Лоренцера; Целью нашей критики было показать, что
отрыв субъективной структуры от объективной
структуры ведет к необщественному пониманию
субъективной жизненной практики, которая не может быть
признана наиболее общей отличительной чертой
«человеческой сущности».
Мы не ставили себе здесь задачу истолкования
взглядов Лоренцера с точки зрения, критической
психологии, то есть не стремились ответить на вопрос, в
какой мере (в теоретически «перевернутой» форме)
отражают они реальные обстоятельства жизни в
специфических общественных условиях. Мы рассмотрим
этот вопрос в следующем разделе при анализе
процесса психической защиты, по Доренцеру,

2.2.2. Процесс социализации и разрушение языка
Вышеприведенные рассуждения относятся в рамках
лореяцеровското понимания систематики
психоанализа (см. рис. 3) к числу метапсихологических вопросов,
а) Объективные взаимосвязи
1 Субъективная
структура
как продукт
-*
Формирование
структуры
Социализация
как
производство
Объективная
структура
процесса
формирования
структуры
Социальные
опосредующие
факторы как
особые области
производства
ОСл.о
и рук
щн.-.-.л
•пивная
тура
подства
1 товарог»
б) Научно-теоретические взаимосвязи
Метатеория
Символич
СущсстЕ
взау
Теория форм взаимодействия |
зующис формы
модействип
Теория социализации
?ская Форма взаимодейстЕ
1 Теория и практика психоанализа |
»|
5ИЯ
Практика
Теория социальных |
опосредующих факторов?
\
Производство
Критика политической экономии J
Рис. 3. Система взаимосвязей в критической теории
субъекта у Лоренцера (см.: Liebrand-Bachman М.,
Rückman G. «Subjektive Struktur» zwischen Natur und
Geschichte — Zum Verständnis von «menschlicher Natur»
bei Alfred Lorenzer.— In: Historischer Materialismus und
menschlicho Natur. Köln, 1978, S. 256—257).
то есть приобретенных в ходе клинического опыта
представлений о всеобщих взаимосвязях субъективных
структур, ибо, по Лореицеру, «метансихологию следует
понимать как структурную теорию языковой игры как
формы взаимодействия» 118. Теория же социализации,
напротив, ставит перед собой задачу исследования
конкретных условий формирования жизнеыно-практиче-

85
ской структуры субъективности. Она тесно связана с
метапсихологией через понимание предмета
психоанализа. «Обоснование материалистической теории
социализации предполагает... что психоанализ обсуждает в
качестве своего предмета все ту же форму
взаимодействия, осуществляемую в процессе социализации» 119.
В работе, посвященной исследованию процесса
социализации, он таким образом формулирует свои основные
принципы: «Настоящая работа должна подтвердить,
что не может быть иного подхода к субъективности,
кроме как с позиций практической диалектики
столкновения «совокупного рабочего»... с внешней природой,
а также внутренней природой (ребенка) и что субъект
формируется в ходе «материального» процесса именно
на основе отой диалектики. Субъективность целиком и
полностью сводится к объективным условиям» 12°.
Из этого с необходимостью вытекает основной вопрос
теории социализации: «Как связать „внутреннюю при-
Р°ДУ" ребенка с человеческой практикой, чтобы
развитие ребенка в полном объеме могло быть прочитано
одновременно и как естественная история, и как
социальная история формирования на основе
объективных политико-экономических процессов, не подставляя
на их место заранее заданных, не зависящих от
истории субъективных склонностей и структур» ш.
Для ответа на этот вопрос, согласно Лорспцсру,
необходимо принять за основу положенно о том, что
процесс социализации в полном объеме представляет
собой процесс производства субъективной структуры и
что таким образом материализм основывается на тео-
рпи социализации. «Оно, как и Я... суть результаты
процесса производства. Индивидуальные структуры
суть продукты. Основные элементы индивидуальных
структур во всей своей совокупности вырабатываются
в ходе некоего... практически-диалектического
процесса противостояния человека (ребенка) своей
внутренней природе, представляющего собой как бы
дополнение к всеобъемлющему противостоянию человека
внешней природе». Отсюда следует, что «тезис о
социализации как процессе производства должен
рассматриваться, обосновываться и приниматься не как
метафорически-необязательная общая фраза. Мы
должны быть твердо убеждены в том, что только

eg
исчерпывающая полнота и строгая однозначность этих
исходных положений будут способствовать успеху
наших попыток историко-материалистического
обоснования психоаналитического метода. С этим связана также
попытка осуществить анализ субъектшшой структуры в
рамках историко-материалистичсс \ со п общественной
теории». Таким образом, «связь оснокггых положений
исторического материализма и выроси:"'!! из
психоанализа несубъектизистской критики су t'hлч;та... >iевоз-
молша без определения предмета некхо:; мо.'ппт.чгсжого
познания как продукта социализации, г.глстуиапщем в
качестве процесса производства. Мотатеоротичеекое
описание предмета психоаналитического познания
должно происходить в понятиях концепции
социализации как процесса производства» 122.
При ьтем, говоря о процессе социализации, Лорен-
цер упоминает и труд, и классовый антагонизм.
Относительно первого он утверждает следующее:
«„Практическое обхождение" матери с ребенком ч сущности не
отличается от телесного димжеппя ном работе. II в этом
случае молено также говорить без натяжки о
некотором «единении» или даже о стимуляции
деятельности» ш. Л по поводу «классового антагонизма» в
семье он пишет: «Речь должна идти (при этом не
нужно пытаться выхолащивать классовое распределение в
области производства товаров потребления) о
специфической, особенной классовой противоположности.
Угнетаемый класс в этой области не тождествен классу
нуждающихся в заработной плате; ото попятно имеет
другой объем; в особой области производства семьи
(точнее следовало бы сказать, в условиях «семейной
социализации») имеется особый класс зависимых» 124.
Поскольку оба классовых отношения не тождественны,
может возникнуть расхождение, так как «госпожа
буржуазия» как мать принадлежит к классу
производителей, а именно зависимых производителей в области
производства «семейной социализации» *25. Для того
чтобы полностью представить ход мысли Лорепцера в
его внутренней последовательности, процитируем одно
из его резюмирующих рассуждений о «процессе
социализации как процессе производства»:
«а) Существует особый вид труда и особый вид
продукта труда («труд... по созданию детей»).

37
б)' Имеется антагонистическое отношение классов
(«первая противоположность классов... антагонизм
мужчины и женщины... классовое угнетение»).
в) Мать рассматривается как зависимая работница
этого процесса производства.
г) Эта зависимая работница есть в то же время и
орудие» 126.
Обратимся теперь к подробному анализу процесса
социализации, как его представляет себе Лоренцер.
В отличие от традиционного психоаналитического
деления процесса развития влечений Лоренцер различает
три фазы, которые отличаются друг от друга
специфическим пониманием языка и взаимодействия.
1-я фаза существенно определяется
первоначальным возникновением определепного взаимодействия
еще на чисто оргаштзмичсском уровне в рамках диады
«мать — дитя», одесь впервые появляется переработка
«внутренней природы» ребенка. При :>том в качество
субъекта процесса рассматривается одна лишь мать, а
затем диада «мать — дитя» 127.
2-я фаза. В соответствии с предложенным Лорен-
цером пониманием языка акт «введения языка»
означает собственно превращение детского организма в
детский субъект; с помощью языка формы
взаимодействия ребенка превращаются в сознание. «Язык
создает собственный опыт и соотнесенный с ним
предметный мир. Однако и то и другое язык- вводит не «звно
(из совокупности платоновских идей). Формы языка и.
содержание языка... диалектически опосредуются
индивидом» 128. Диалектическое опосредование в рамках
диады «мать — дитя» происходит путем обозначения
определенных форм взаимодействия определенными
словами. «Ситуация согласования определенных форм
взаимодействия состоит в соединении некоторого
комплекта звуков с ситуацией введения языка» 129.
3-я фаза представляет собой решающий этап pan-
него развития индивида, собственную первичную
социализацию, в процессе которой ребенок,
формирующийся как субъект, вырабатывает с помощью
символов языка свое первое отношение к объективному
внешнему миру и развивает структуру своих влечений*
«Построение предметного мира происходит через
вычленение отношений ребенка как индивида к

88
окружающему его миру. И люди, и вещи, и живые и
неживые предметы выявляют свою структуру, исходя из
первоначального единства матери и ребенка. Это —
онтогенетически конкретное основание для всех
последующих вычленений. Доязыковая практика,
образующаяся в рамках диады «мать — дитя», является
фундаментом языковой систематизации и
дифференциации» 130.
Однако процесс социализации сям по себе не
представляет интереса для психоанализа и фропдо-марк-
сизма, он привлекает их внимание лишь кок вопрос
«ущербной человеческой практики», дополнение к
переживанию «человеческих страданий». Эту проблему Ло-
ренцер рассматривает под углом зрения языковой
деятельности индивида. При этом все же субъективные
противоречия обусловливаются объективными, но не
выводятся из последних; между обеими группами
противоречий признается простое «соответствие» 131.
Субъективные противоречия, конфликты возникают
из противоречивости и несовместимости форм
взаимодействия, которые не поддаются языковой
систематизации и из-за этого в конечном счете остаются или
соответственно становятся бессознательными. «Все же
онтогенетические виды взаимодействия,
сформировавшиеся на доязыковой стадии, не являются
хаотическими. В конечном счете они — результаты общественной
практики и следуют ее принципам упорядочения. Как
результат онтогенетически-индивидуального синтеза в
столкновении с внутренней природой данного ребенка
возникают, однако, и расхождения. Они проявляются
лишь в том случае, если происходит языковое
оформление элементов практики при образовании
символических форм взаимодействия. При этом образуется
всеобщая связь всех элементов практики. Одним из
значительных результатов процесса связывания форм
взаимодействия (дорсчевых набросков поведения) и
языка является то, что расхождения выступают теперь
независимо от столкновения противоречивых форм
взаимодействия, опосредованно фатально:
противоречивые формы взаимодействия иельзя свести к
понятиям, которые пе могут служить символами
упомянутых форм взаимодействия. В классическом случае
невроза нарушение после введения речи происходит

89
как десимволизация. Уже введенные в язык формы
взаимодействия приобретают в процессе развития
несовместимость, которая допускает лишь следующую
альтернативу: либо подавить запрещенные формы
взаимодействия, либо лишить их связи с языком
(которую вырабатывает со-знание); запрещенные формы
взаимодействия неизбежно исключаются из осознанной
системы мышления и действий» 132.
Таким образом, нарушение речи в данном случае
объясняется так же, как и защита или соответственно
механизм защиты в психоанализе Фрейда; речь идет
о попытке переоценки различных форм психической
защиты 133 с точки зрения герменевтического
понимания психоанализа134. Причем Лоренцер различает
две основные формы нарушения речи как симптомы
разрушения личности: одной из них является
формирование клише, которое не имеет отношения к
символизации форм взаимодействия. «Признаком такого
клишированного поведения являются... внешняя
непонятность — детерминированность — несдерживаемая
импульсивность — необратимость — необусловленкость
и тенденция к стандартизации — фиксирование
окружающего мира, то есть «сценическое воспроизведение»,
стремление к повторению, эволюционно-историческое
закрепление. Все эти признаки сближают
клишированное поведение, возникающее как следствие
вытеснения, с поведением животных, которые наследуют
основные схемы действий» 135. В функциональном
аспекте это означает следующее: «Клишированное
поведение — это в то же время исключение из речевой
коммуникации» 136. Клишированное поведение как
признак невроза противостоит «знаку» как признаку
принудительного невроза — продукта изоляции и
интеллектуализации. «Формальный знаковый аналн ■«
истолковывает, таким образом, психологический опыт
отсутствия теплоты и аффективной деятельности п
интеллектуализации и изоляции как возрастающий
распад системы взаимоотношений, как разложение
«духовного характера» и резко возросшее
отграничение Себя от объекта. Мы видим, что и защитная
перестройка в виде навязчивых состояний может быть
понята как манипуляция при образовании
символов» 137.

90
Итак, мы рассмотрели социализацию и нарушение
речи в их существенных моментах; но вопрос об их
взаимоотношении указывает на другую проблему
общей концепции Лоренцера, а именно па проблему
сведения всей истории жизни человека к раннему
детскому развитию (в этом вопросе Ло;>ешгер явно
расходится с Хольцкампом и Совом138). Подобно Маркузе, он
исходит из того, что, в сущности, систематические
прорывы практики раннего детства (которую он и отличие
от Маркузе и Фрейда ограничивает «дмздшювой
фазой», что влечет за собою далеко идущие .последствия),
на более поздних этапах онтогенеза приводит к тому,
что тождество личности предстает скорее в виде какой-
то мозаики. «Итак, есть все основания полагать, что
противоречия в ходе регрессивной истории жизни
сводятся опять-таки к первичной социализации матери,
По этому пути успешно шли психоаналитические
исследования. Успешно, то есть они получили
результат : эффективную историю т радиции
социализации» 139. «Вынужденное повторении) берет при этом
свое начало из нарушений развития периода раннего
детства и передастся взрослому. Поэтому задача
терапии состоит в том, чтобы устранить «расщепление
речевой игры» путем ее восстановления. Итак, в данном
случае психическая болезнь понимается как
нарушение речи и познания140, а пересимволизация путем
реконструкции ведет к воссозданию необходимого
уровня человеческих способностей 141.
Критические замечания по этому поводу
представляют собой продолжение и углубление нашей критики
формалистического понимания субъективной
структуры, которая образуется как необходимый результат
отторжения от объективной структуры. Этот
формализм проявляется особенно ясно в понимании
процесса социализации как производственного процесса. Рс-
шающая ошибка заключается в том, что труд и
производство понимаются не как общественные процессы,
что противостояние человека так называемой «внешней
природе» толкуется индивидуалистически, а не
общественно-кооперативно.
Наконец, процесс социализации (в данном случае
ограниченный семьей в той мере, в какой она не
является фактической движущей силой общественного

91
производства, как это имело место в
докапиталистических способах производства), с одной стороны, оторван
от человека, а с другой стороны, глубочайшим образом
от него зависит, поскольку его необходимая и
объективная функция состоит в развитии тех способностей
и умений, которые ведут к активному участию
человека в общественном жизненном процессе на конкретно-
историческом уровне развития, то есть прежде всего в
процессе общественного производства, в процессе
труда, носящего общественный характер.
В процессе производства возникают также
общественные классы на основе насильственного
распоряжения общественно необходимыми средствами производ-
< т?:а млн отгграксипя от участия в их использовании.
()Г.щ<ч"П1г--;|!-г" гг-шггг.!, рассматриваемые абстрактно в
рлмк.ьч мпг'Ы-(к! i:''i;4ü;n, существу lot с момента
возниклоесниу, опщесч ^ж;:<>: о ii;?i;6;,i-:o-inoro продукта
и будут существовать до тех пор, пока этот продукт по
будет достаточно велик, чтобы равномерно
распределяться между всеми членами общества. Разговоры о
«классовых противоположностях в семье» (с той стран-
вой деталью, что женщина может принадлежать к
двум «классам») являются не только ошибочным
толкованием высказываний Маркса и Энгельса, ко и
свидетельствуют об игнорировании того факта, что
именно общественные классовые отьччиетьч служат
основой специфического угнетения женщины, а
угнетение женщины может быть устранено только с
устранением капиталистических производственных
отношений.
Итак, подведем итоги нашей критики. Прежде всего
Лоренцер отрицает, что труд и производство всегда
являлись общественными процессами, то есть их
стимулируют специфические отношения производительных
сил и производственных отношений, причем па опреде-.
ленных этапах мировой истории производственные
отношения являются классовыми отношениями. Он
отрицает также необходимость выведения субъективной
структуры из объективной структуры, применительно
же к условиям развития личности в классовом
обществе он не признает того, что именно классовые
отношения служат препятствием ее полному развитию*
Рассуждения о «классовом конфликте в семье».

92
являются, таким образом, принципиальной ошибкой и
теоретически, и практически бесперспективными,
видимостью объяснения. В действительности же в
концепции Лоренцера при рассмотрении условий и грапиц
развития личности классовые отношения не
учитываются. Столь же бессодержательно и его понятие
«структуры» (объективной и субъективной).
Марксистская теория клпсеов является не только
теорией социальной структуры, но также и теорией
движущих сил общества, общественного субъекта: ее
основу составляет тезис о необходимости изменения и
изменяемости мира. И в той мере, в какой развиваются
и изменяются общественные объекты, развиваются и
изменяются индивидуальные субъекты, они
изменяются в ходе активного взаимодействия с общественными
и естественными реальностями. Понятие структуры,
которое у Лоренцера характеризуется пассивностью,
может отражать лишь социально- и индивидуально-
исторически ограниченные «постоянные» признаки и
взаимосвязи. Структура должна всегда пониматься как
результат и состояние развития.
Этот формализм, оторванность от конкретных
условий существования и пеобщсствсшюстг» индивида и
субъективной структуры полностью проявляются в
фазовой модели процесса социализации Лоренцера.
Так как социализация индивида не является здесь
целью контроля за действительностью со стороны
общества и индивидов на конкретно-историческом
уровне развития, то отдельные фазы произвольно
выделяются по признаку отсутствия или введения языка,
дифференциации субъекта и объекта и осознанности
влечений. Но эти очевидные процессы должны
находить адекватное понимание, следовательно, они
должны быть исходными пунктами диалектической
концепции человеческой сущности и человеческой
природы. Индивидуальная социализация должна быть
понята как процесс усвоения. Отдельные этапы этого
процесса определяются с точки зрения содержания
соответственно уровню развития общественного и
индивидуального контроля реальности со стороны индивида и
общества, и задача родителей (в особенности матери,
если говорить о самых ранних фазах жизни ребенка)
состоит не в непонятном «единении» {почему должны

93
объединяться мать и дитя?), а в соразмерной с
уровнем усвоения поддержке процесса развития ребенка.
(Исключение объективных условий в концепции Ло-
ренцера означает, что ребенок лишается критерия для
вынесения суждений о явлениях внешнего мира и его
требованиях. Вместе с тем это делает ребенка
объектом педагогического произвола.) Только исходя из
этого определяется внутренняя взаимосвязь усвоения
смысла вещей и символов.
«Символические значения относятся к вещам не
как к таковым, но лишь постольку, поскольку их
предметный смысл является практически усвояемым,—
отмечает К. Хольцкамп.— Поэтому предметный смысл
представляет собой конституирующий момент
содержательной стороны комплексов символических
значении, указывает на отношение этих комплексов (как
они воспринимаются ребенком в процессе освоения им
внешнего мира) к реальности. Усвоение предметных
значений есть фундамент для усвоения символических
значений, а тем самым и предпосылка того, что
ребенок оказывается в состоянии включить в свой опыт в
концентрированной и высокообобщениой форме опыт
социальный, открывающий ему доступ к развернутой
иерархии образных и дискурсивных символических
миров. Это включение дает возможность «мышления»,
не прикованного к настоящему; возможность
рефлективного отношения к миру II к себе самому;
возможность формирования исторического сознания. В
современных социальных условиях это означает, что
возможность для ребенка достичь символического
понимания мира, осуществляемая в ходе общественно-
исторического развития, основанного на
опредмечивании материального труда, должна являться результатом
практического и адекватного реальности действия, а
тем самым и результатом усвоения символических
значений, которое, в свою очередь, определенным образом
вытекает из индивидуальной жизненной истории
данного субъекта» 141а.
Так как у Лоренцера в понятие взаимодействия не
включается социальный момент в собственном смысле,
то оно с неизбежностью теряет свою решающую
черту — быть реальным процессом усвоения, а это значит —
перестает быть усвоением значения вещей на основе

94
адекватной предметам (поддержанной взрослыми)
деятельности ребенка. Вместо этого предполагается
непосредственная связь биологически-организмических
проявлений жизни и усвоения языка, тем самым язык
рассматривается как посредник при установлении
общественных корм 142, становится составной частью
человеческой практики.
Ко наряду с этим язык у Лореицсрл, по существу,
лишен содержания; духовное усвоение мира
становится абстрактной способностью; процесс усвоения
символов субъективно-идеалистически недооценивается.
Собстзенно говоря, непонятно даже, почему индивид
должен усваивать язык, ибо заранее исключается
возможность усвоения языка как момента усвоения мира,
способности (какой бы ограниченной она ни была)
контроля над условиями собственной и общественной
жизни и, следовательно, удовлетворения
производительных и чувственио-жизнеппых потребностей.
Рассмотренные в предыдущем разделе критические
замечания Лорепцера относительно г/ммшдои Хольц-
камна па объективные условия и гуоъегп'ивный
фактор в основе своей несостоятельны (так как в качество
альтернативы выдвигается принципиально иная
концепция), однако в них содержится рациональное
зерно: указание на то, что еще не достаточно выяснено,
кап объективные значения предметов и символов
становятся субъективно осмысленными фактами,
преобразуются в субъективные значения вещей и символов.
Необходимость действий только тогда превращается в
готовность к действиям, когда индивид может
мотивированно воспринимать определенные цели, лежащие в
основе смысла предметов и символов, что в свою
очередь будет возможно лишь тогда, когда сегодняшняя
(относительная) беспомощность и отчужденность
будут уменьшены или ликвидированы с помощью
повышения общественного или индивидуального контроля
над действительностью.
Таким образом, мотивация ость готовность к целе-
полагающей деятельности, возникающая на основе
системы потребностей человека. Но, отклоняя теорию
мотивации, Лоренцер из оказался не в состоянии
адекватно отобразить отношение объективных условий и
субъективных факторов. Критическая психология,

<J5
перетолковывая теорию Лорендера, выяснила, что в
дойном случае речь идет о специфической для данной
формации проблеме жизненной практики в
буржуазном обществе, а не об общечеловеческой способности.
Мы не имеем возможности подробнее
останавливаться здесь на этом вопросе, поскольку проблемы
речевой деятельности в рамках исследований критической
психологии но сей день не нашли достойного места. Ко
исходным пунктом дол;киа быть детальная модель
конфликта и возможности преодоления его и защиты
от него (и Лоренцер, и Маркусе сводят всю проблему
к этому последнему моменту). В соответствии с этим
в условиях (буржуазных) классовых отношений у всех
находящихся г> состоянии зависимости, то есть
особенно у члсеюл угнетенного класса (в рамках их класса),
ncnxipieeiuie к<i:''^.-::«к г?л обусловлены тем, что, с одной
стороны, возникает ;ш<.щиопалтан готовность к
осуществлению в более широких маснгг«бах общесплл^о-
го и индивидуального контроля за действительностью,
по, с другой стороны, можно предвидеть
обусловленную эткм угрозу существованию со стороны
господствующих классов или со стороны институтов власти,
что вызывает отрицательные эмоции. При преодолении
конфликта, а также при защите от конфликта язык
или индивидуальная речевая деятельность, носом ?;^п-
но, выполняет важную фуь'.еппю. Углубленное
условно смысла символен способствует иол-л> сознат-.^
му формированию жизни, открывает более и п.:;.; ? •: ■. чо
индивидуальные перспективы, укрепляет
эмоциональную устойчивость путем осознания собственной,
безопасности при общественном образе жизни.
В классовом обществе индивидуальное развитие
угнетенных всегда предполагает также развитие
торможения деятельности и мышления (по меньшей мл-ре
об этом говорят факты), в зтих условиях язык мол/ет
стать инструментом защиты от конфликтов. В
ограниченных пределах господствующая идеология при он
поделенных условиях может выполнять функции
усечения защиты при конфликтах, она до некоторой стоге ни
представляет собой «рационализированное»
«предложение» защиты144. Иными словами, в условиях
угнетения осознанный, рациональный анализ целей
невозможен, эмоциональная оценка не приводит к выработке

95
понятий, напротив, их проявления связаны с
санкциями. Индивид тем более привержен к заданным
образцам понимания окружающего, чем меньше он
способен сформулировать и защищать свое собственное
истолкование действительности. «Бессловесность»,
таким образом, возникает как следствие подавления
эмоциональных оценок; это именно тот случай, когда
ребенок не имеет возможности проанализировать
соответствующие требован пи с то"жи зрении их
субъективной ценности. Следовательно, jv.u можем
утверждать, что на рассматриваемом уровне развития
рациональный анализ целей неосуществим. Говоря
абстрактно аналитически, в рамках триады предметной
деятельности, рационального анализа целей и их
эмоциональной оценки язык, выполняющий функции
преодоления конфликта и защиты от конфликта, также
оказывает влияние на способ и масштабы
удовлетворения потребностей.
В заключение мы поставим этот вопрос (как мы это
делали в случае анализа взглядов Маркузе) еще в
одной принципиально важной плоскости. Меобществен-
иость индивида и всех его жизненных проявлений в
качестве абстрактно-всеобщего определения
человечески-индивидуальной жизненной деятельности тем
более ложна, что в условиях классового общества мы
сталкиваемся с реальной проблемой оттеснения членов
угнетенного и эксплуатируемого класса (в рамках
класса) от осуществления всеохватывающего
общественного и индивидуального контроля над
действительностью. Этот «вывод» ведет в тенденции к
сведению межчеловеческих отношений к жизненной
практике, свободной от связи с вещами и от
совместных действий по достижению общих целей, а также к
ограничению индивидуальных мыслительных
способностей поверхностным ориентировочным мышлением
(Лоренцер вообще подобные проблемы не
рассматривает) и к сведению человеческих потребностей до
уровня чувственно-жизненной сферы.
2.3. Герменевтическая критика психологического
и психоаналитического позитивизма
В завершающем разделе концепция Лоренцсра
будет рассмотрена в системе более широких взаимосвя-

97
зей на основе предметных (то есть предметпо-соотне-
сенных) представлений; более полно будет выявлено
его понимание психоанализа в методическом и
научно-теоретическом плане. В качестве исходного пункта
он ставит вопрос о возможности обоснованного
подхода к психике другого человека, при этом его целью
является познание «человеческой сущности» 145. Такой
подход поможет объяснить специфику предмета,
выступающего не как естественный, но как субъективно-
общественный предмет. На основе этого Лоренцер
приводит несколько пар противоположностей:
естествознание — обществоведение (точнее, науки о
субъекте) ; объяснение — понимание (понимание смысла);
директивное знание — герменевтическое, жизненно-
практическое знание; номологическая наука —
герменевтическая наука М6. Общей основой этих пар
противоположностей объявляется невозможность
достичь объективно знания при исследовании психики
другого человека (в предметной области
политической экономии такая объективность
достижима)147.
Это относится также и к рассматриваемой здесь
связи события и переживания: «Не истинность фактов,
а логическая состоятельность высказываний в целом
является условием, обеспечивающим успешное
развитие единичного высказывания в общее. Психоаналитик
ставит себя (намеренно) в то же самое положение, что
и интерпретатор текстов, который сосредоточивает
свои усилия исключительно на том, чтобы выявить
содержание текста (или его отсутствие), расшифровать
ход рассуждений автора. Мы не можем «объективно»
проверить, что представляет собой рассказ пациента:
правдивое изложение фактов, заблуждение, очевидную
ложь или чистое фантазирование? Судить о таком
рассказе можно лишь на основании логической связности
отдельных содержащихся в нем высказываний» 148<
Бе только переживания пациента признаются
объективно непознаваемыми, но и любые изменения в его
состоянии рассматриваются как препятствие на пути
познания объективности. «Утверждение о том, что
практически преобразующее действие также не
относится к совокупности наблюдаемых данных, разрушает
последнее основание тезиса о естественнонаучном
4 Зак. 1220

98
характере психоанализа. Первый вывод мы уже ранее
сформулировали: психоанализ не-может
воспрепятствовать наступлению причинно обусловленного события.
Теперь мы можем дополнить его: изменения события
также не могут быть объективированы» 149.
Поскольку Лорехщер все же пытается избежать
агностицизма150, он вынужден искать другие
гарантии «психоаналитической истины»; он видит их в
формировании согласованности, как н рамках самого
терапевтического процесса, так и п сфере действий
коллектива психоаналитиков. «Одной из центральных задач
организации психоанализа... является организация
систематизирующей деятельности групп
психоаналитиков. Ахиллесова пята психоанализа —
«казуистические дискуссии». Гибкая, но последовательная
систематизация способствует использованию отдельных
жизненно-практических предписаний в качестве
инструментария психоаналитической герменевтики и их
связи с жизненной практикой общества» 15!.
Отсюда вытекает основная задача психоаналитиков.
«Тогда как в герменевтической области частный
анализ ведет к конкретному опосредованию языка,'в
психоанализе происходит его «снятие» в системе
«типизированных жизненно-практических предписаний». Здесь
важно прежде всего формирование системы. Само
собой разумеется, четких границ не устанавливается,
проводится лишь распределение существенных задач;
в дифференцированности функций, во всяком случае,
не может быть никаких сомнений» 152. Но эта система
жизненно-практических предписаний есть не что иное,
как метапсихология (ее функции мы уя*е
рассматривали в связи с теорией социализации), в ней должны
найти свое выраячение познавательные цели
психоанализа, человеческая сущность. «Метапсихологически
понимаемые типичные предписания соответствуют (с
учетом метапсихология) предписаниям, которые
принимаются в герменевтической области психоанализа.
В качестве аналогов метапсихологических
высказываний теоретические предписания такя^е используются
для проверки состоятельности в метапсихологическои
игре. Выдвижение надежных предварительных
допущений, изменения в ходе конкретного герменевтического
процесса и обеспечение герменевтически преобразован-

99
иых предположений'(при измененном взаимодействии
анализирующих), их понимание и соотнесение понятий
в целом (как закладка языкового древа) с метаисихо-
логией — этот сложный,, многоступенчатый процесс
выполняет в психоанализе функции проверки
действительности, которая осуществляется посредством
помологических методов со столь заманчиво простым
взаимообменом между данными, гипотезами,
теориями» 153.
Содержащиеся в этих высказываниях оценки
психоаналитически-герменевтического процесса поиска
истины составляют основу для критики психологического и
психоаналитического позитивизма, которая
формировалась в борьбе с Фрейдом и Рапапортом. При этом Ло-
рспц(ф пол-дглл, что Фрейд «стремился удовлетворить
строжам f тие требова пин (утверждающие подлинную
«научность с позиций естествознания»), представить
однозначную причинную зависимость неврозов как
закон природы. Он подходил к исследуемому явлению
как к предмету природы» 154. Выступая против
понимания Рапапортом155 психоанализа, он пишет:
«Таким образом, очевидно, что психоанализ... приобрел
значение причинно-генетического исследования, то есть
стал концепцией, ложность которой многократно
подтверждалась. Психоанализ не может вырваться из
границ субъективности и попить „условия
реальности"» 153.
Однако подобная критика психоаналитического
позитивизма половинчата, так как фактически относится
только к его позитивистским положениям. Необходимо
отметить, что она включает в себя критику марксизма,
марксистского понимания единства мира и единства
объективных условий и субъективных факторов. Эта
нацеленность на марксизм проявляется у Лоренцера в
его критике фрейдо-марксистов Маркузе, Рейха и
Фромма 15Т и находит свое явное выражение в таких
его высказываниях: «К объективистам следует
причислить также тех, кто, признавая значение
субъективного фактора и даже призывая к созданию
марксистской социальной психологии, пытается тем не ме*
нее построить такую социальную психологию на
основе категорий позитивистской, идеалистической, биоло-*
гической и • т4 д. теорий • личности^ Историческая
4*

100
конкретность анализа этих исследователей одна лишь
видимость. В действительности же неисторическая
система понятий и неисторическая методика сводят на нет
его историческую полноту. Однако независимо от их
скрытого позитивизма... это приводит к
схоластическим выводам при разрушении диалектики
объективного и субъективного анализа структуры» 158. И чтобы
не возникло никаких сомнении в том, кого они имеют
в виду, Лоренцер159 и Хори 160 торопятся обвинить
критическую психологию (скрыто или явно) в том, что
она выступает как «социальная технология»
(аналогичную в своей основе аргументацию мы находим и у
Сартра161).
Критику герменевтических концепций Лоренцера
можно представить себе следующим образом.
Основная задача Лоренцера и его основные устремления
являются следствием жесткого разделения анализа
объективных структур и анализа субъективных
структур. Когда эти два вида анализа фактически оторваны
друг от друга и связаны только внешне, тогда
действительно необходимо искать специфические подходы к
психике другого человека и только «понимающий»
подход герменевтики представляется единственно
возможным. Однако такое представление, как мы уже
показали выше, ложно. Из этого разрыва объективной
реальности и субъективности вытекает, по сути дела,
неспособность субъекта к действиям, противостоящим
объективным отношениям, неизменяемость ситуации, в
которой он находится, а также существующих
общественных отношений. Если терапевтическое действие
самоанализа исчерпано, наша самоизоляция от
столкновений с действительностью фактически становится
непонятной, и тогда эта основополагающая ошибка
предстает как обобщенное следствие принципиального
отрицания возможности объективного познания
психического.
Решающий переход к познанию индивидуальности
и субъективности предполагает обстоятельный логико-
исторический анализ: прежде всего анализ естествен-
ноисторического становления общественного
характера индивида и наряду с этим — анализ становления
объективной действительности, возникшей путем
отчуждения и объективации человеческой сущности, вна-

101
чале в процессе общественного труда, а затем,
разумеется, в ходе становления языка.
Такой аналитический метод применим и по
отношению к отдельному индивиду, но в этом случае его
субъективность не может быть исчерпывающе понята
с точки зрения «изнутри вовне» (так же как и исходя
из его внутренних противоречий). Ибо внутренние
противоречия являются отражением внешних.
Вопреки этим внешним условиям и противоречиям индивид
стремится стать способным к деятельности и сохранить
эту способность, причем конкретная способность или
неспособность к деятельности в любом случае несет на
себе печать внешних условий и противоречий.
Отрывая индивидов от общественных отношений, мы вос-
произподим основную ошибку всех теорий среды,
иротпиоиоотаклягощих индивида и общество (причем
общество может иметь различные формы). Отдельный
пациент (мы приводим пример из области
психоаналитической практики) должен признать свое жизненное
положение частным случаем общего общественного
положения и таким образом открыть и общие и наиболее
подходящие для него возможности решения его
проблем. Итак, конкретное важно тем, что оно позволяет
пациенту расчленить свои потребности, переключить
«эмоциональные оценки» своих жизненных отношений
в сферу понятий, чтобы сделать таким образом анализ
доступным. Только таким путем он сможет достичь
новых лшзненных перспектив. Терапевты располагают
здесь определенными общими методами, которые ведут
к конкретным результатам лечения, а не только
абстрактно-догматически предполагают такую
возможность (в главе V мы подробно рассматриваем этот
вопрос).
Использование логико-исторического метода делает
невозможным и все ссылки на материалистические
аргументы против объективности познания психического;
он ведет к применению всех имеющихся в нашем
распоряжении средств познания для достижения в равной
мере всеохватывающего и конкретного, а вместе с тем
и объективного представления об условиях
существования индивида. Поскольку невозможно опровергать
данные экспериментов как таковых (то есть
догматически!), следует выяснить их конкретное место в

102
рамках.общего процесса познания. Этот процесс
познания можно вслед за Хааном162 расчленить на ряд
этапов: 1) наблюдение; 2) анализ результатов
наблюдений и установление эмпирических зависимостей; 3)
установление поведения исследуемого объекта и змпири-'
ческих зависимостей на основе первоначальных
данных— прогноз; 4) выработка основных представлений
и нахождение теоретических законов, лежащих в
основе их объяснения — создание научной теории; 5)
дедуктивный вывод одних законов из других — развитие
теории; 6) объяснение научных фактов, то есть
создание соответствующих теоретических моделей на основе
эмпирических взаимосвязей; 7) нахождение
эмпирических зависимостей на основе теоретических положений.
Ступени 1—3 представляют эмпирический уровень, а
ступени 4—7 теоретический уровень процесса
познания 1С3.
Различие представленных здесь теоретических
требований и требований Лореицера не вызывает
сомнений. Хотя с его требованием разработки метапсихоло-
гии следует согласитьсп, по имеете с тем в противоречии
с его отрицанием «простои теории отражения»164 его
представления о построении теории и обеспечении
истинности путем достижения согласованности
действий у исихоапалрггиков кажутся поразительно
наивными сравнительно с научно-теоретическими и
методологическими проблемами формирования теории,
несмотря на видимость научности, они ведут лишь к
наивному реализму. Разочаровывающий результат
рассуждений Лоренцера относительно «человеческой
сущности» неслучаен и объясняется отнюдь не только
степенью развитости теории. Он пишет: «Ни в самом
опыте, пи у экспериментирующих психоаналитиков не
имеется предварительного наброска «правильной» жизни.
Отвлекаясь от того, что предписанная «истина» и в
соответствии с природой фиксированная норма
«правильной» жизни как «внеисторич.ески-антропологиче-
ские константы» относятся к области мечтаний (обе
они всегда связаны с общественной практикой, с
современным состоянием общественного движения), мы
можем утверждать, что ни психоаналитическая методика,
ни группы психоаналитиков не могут принять в
качестве «правильных» предпосылок жизненно-практических

103
планов непогрешимость истины и обладание
«правильными» нормами.» 165. Однако плюрализация истины
ведет к ее ликвидации. Необходимо противопоставить
этому научно обоснованное понимание «нормы» и
выведенные путем обстоятельного логико-исторического
анализа обоснованные масштабы «правильной» жизни.
Иначе говоря, решающее различие между Лорен-
цером и критической психологией состоит в том, что
последняя понимает нормы не как законы природы,
стоящие над человеком, которым он либо подчиняется,
либо противоречит, но как выражение осознанной
человеческой практики. Ведущая же точка зрения состоит
г. том,, что люди в отличие от животных не
приспосабливаются к условиям жизни, а оказывают на них ак-
тивное воздействие в соответствии с уровнем
общественного развития и положением классов, слоев и от-,
дельных группировок в общей системе общества.
Таким образом, понятно, что герменевтически
обоснованная критика Лоренцером позитивизма не
затрагивает его сущности. Прежде всего она неудачна на
методологическом уровне, так как свойство номологич-
ности, так же как и феноменализм, и натурализм 166,—
это всего лишь принцип, и поэтому в объективной
плоскости решающая недооценка психологического
объекта не рассматривается исчерпывающе. Попятно также,
что в свою очередь позитивизм не в состоянии путем
всеохватывающего логико-исторического а нал иза
воспроизвести развитие взаимозависимостей организма и
окружающего мира, человека и мира и понять
отдельные категориальные определения как высказывания,
относящиеся к реально испытанным ситуациям. Иначе
говоря, отрицание естественноисторического
становления общественного характера индивида препятствует
разработке каких-либо теоретически или практически
значимых определений. Критическая психология в этом
аспекте предстает, по словам Хольцкампа, как
«преодоление научной произвольности при выдвижении
психологических теорий» 167.
Хотя упрек в «натурализме», выдвигаемый
Лоренцером против психологического (или
психоаналитического) позитивизма, справедлив, основной
отличительной чертой последнего является отнюдь не
приверженность к . эмпирическим данным. Далее Лоренцер

104
совершенно явно отрицает диалектику прерывного и
непрерывного как в отношении природы и общества,
так и в отношении человеческой природы и
человеческой сущности16ß. Отрицание этой взаимосвязи
приводит его к ложным выводам о том, что человеческую
субъективность в психоанализе можно сохранить лишь
путем отказа от претензий познания на объективность.
Отсюда следует ire только задача постижения
объективной истины, но и субъективистская и спекулятивная
защита человеческой субъективности, которая слепа и
беспомощна перед реальными общественными
условиями.
Критика позитивизма, например, у Рапапорта
осуществляется без учета реалистических подходов Ло-
ренцера, который стремился объяснить переживания
на основе анализа событий169; Рапапорт в типично
позитивистской духе сводит предмет психологии
(психоанализа) к внеобщественным проявлениям
поведения 170. Он занимает реалистическую позицию в
вопросе о н&учио-тсоретичгском и методологическом
статусе психоанализа. «Суди по сегодняшнему
положению вещей, ие существует какого-либо правила-,
согласно которому можно было бы отличать истинные
объяснения от спекуляций, хотя ex post facta опытный
клиницист их прекрасно может различить». И далее:
«Таким образом, критическое испытание тезисов
частной (клинической) теории психоанализа вряд ли
возможно» 171. Эта ограниченность критики позитивизма
у Лорсицера* имеет свои объективные причины: хотя
он и преодолел с помощью своей теории форм
взаимодействия радикально монистические представления об
индивиде и сделал шаг к пониманию его социальной
детерминированности, но он отрицает в
культурно-релятивистском духе подлинно общественный характер
индивида во всей его целостности, решительно
исключая из сфер*-* своего рассмотрения материальный
жизненный процесс. Поэтому его критика понимания
психоанализа у Хабермаса172 историко-материалистична
только внешне, так как вместо имеющегося у
последнего коммуникационно-теоретического идеализма он
фактически вводит биологизм «человеческой природы»,
не разъясняя, как связаны между собой общественный
характер труда и общественный характер коммуника-

105
ции173. Поскольку практически-эмансипаторские
перспективы Хабермаса и Лоренцера также не столь
уж различны, речь идет либо о «свободной от
господства коммуникации», либо о «эмансипаторских
рассуждениях» 174. Критике должны быть подвергнуты не
эти перспективы как таковые, а тот факт, что в
данном случае соответствующим образом не поняты
основы «обусловленной господством коммуникации» или
«разрушения языка», которые определяются видом и
характером общественного труда; говоря теоретически,
не выявлен характер языка как средства отражения и
соответственно субъективная структура.

Глава II. Фрейдо-марксизм как психология
капиталистического наемного труда
Необходимым следствием отмеченных недостатков
теории влечений и отрицания ею естествешюисториче-
ского становления общественного характера индивида
является недооценка труда как основы общественно-
индивидуальных жизненных процессов. Этот
недостаток обнаружился с полной очевидностью при попытках
психоанализа в его фрейдо-марксистской форме
выявить свои социально-научные осиотл. В ките
«Структура влечений и общество» Марку:;о справедливо
отмечал: «Психологические источники и стимулы труда, а
также его отношение к сублимации представляют
собой одну из сфер аналитической работы, которой по
большей части пренебрегали» *. Однако, признавая в
известной мере значение этой проблемы, Маркузе мало
способствовал ее решению. П. Брюкнер в 1972 году
имел все основания рассматривать эту проблему как
нерешенную: «Исключение из сферы эмпирических
основ психоанализа таких двух основных факторов,
как экономика и бедность наемных рабочих, не могло
не оказать воздействия на теорию, которая должна
выявить и объяснить функции, а также генезис
психического аппарата, структуру влечений и
важные аспекты «жизненной деятельности» индивида.
Очевидно, что в данном случае новые попытки
сослаться на разделение труда как на своего рода политико-
экономическое «дополнение» к психоанализу сами по
себе не могут спасти положение, если современная
политическая экономия не приобретет свою прежнюю
глубину, то есть тот вид, в котором она была, создана
Марксом. И если я сейчас не имею четкого
представления о том? пак мог бы выглядеть концептуально

107
измененный психоанализ (для этого нужно вниматель*
по прочесть работы А. Лоренцера, К. Франкфурта),
мне все-таки совершенно ясно, что
вульгарно-марксистская критика психоанализа как буржуазной
идеологии, в лучшем случае касающейся
классово-специфических проявлений психического аппарата,
структуры влечений (и методов их анализа), явно выходит
за рамки целей, которые могли бы быть поставлены
перед этой критикой...» 2.
Хотя надежды на Лоренцера, как мы видели, не
оправдались, сотрудники П. Брюкнера по
психологическому семинару Политехнического института в
Ганновере, особенно Альфред Крофоца и Али Ваккер, в
свою очередь попытались углубить фрейдо-марксист-
ское понимание капиталистического наемного труда.
Крофоца разделяет выдвинутое Лоренцером
ложное понимание процесса социализации как
специфического вида производственного процесса 3, однако
благодаря новым элементам в своем подходе он вносит в
дискуссию специфические аспекты. В отличие от
Лоренцера он подходит к проблеме со стороны анализа
объективной структуры. «Именно в этом смысле мы
занимаемся здесь объективными условиями процесса
формирования субъекта, причем с учетом
исторического аспекта, выявляющего «собственную логику»
области социализации как сформировавшуюся исторически
и позволяющего изумить ее
иредметиоосновополагающий смысл...» 4. В этой связи встает вопрос о наемном
труде в рамках его исторического развития,
исследование которого должно способствовать преодолению на
качественно повой основе неисторичности
существующих концепций социализации 5. Необходимо «выявить
фактическое ртсторическое возникновение проблемной
области социализации в интересах реального и
категориального установления ее предмета, то есть
попытаться ответить на вопрос, развитие каких социальных
структур приводит к преобразованию обычного,
растворенного в повседневных проявлениях жизни процесса
«социализации» в проблемно, а частично
институционально обособленный, критический процесс... Это
представление прежде всего предполагает, что вопрос
о качественных особенностях обобществления в
общественной формации, основанной на капиталистическом

108
способе производства, является в определенной мере
универсальным. Далее, это представление ориентирует
на процесс так называемого «первоначального
накопления капитала», впрочем, эта ориентация несколько
ослаблена введением категории «внутреннего строения»
человека и стремлением характеризовать
«первоначальное накопление» в его соотнесенности с ней и в
разрезе его релевантности для социализации» 6.
Рассмотрим теперь представления Крофоцы об
индивидуальной социализации при капитализме, а также
вытекающие из них следствия, касающиеся «внутреннего
строения» индивида.
1. Историческое становление
капиталистического наемного труда
Переход от феодализма к капитализму в своем
существе определяется, по мнению Крофоцы, тем, что
товарообмен и рынок становятся решающими моментами
общественных отношений, что создает основу для
социализации индивида. В докапиталистическом,
феодальном обществе труд был конкретно и непосредственно
общественным. «Труд при этих общественных
отношениях всегда выступает как конкретный, сохраняющий
свои ремесленно-технические особенности,
удовлетворяющий возникающие и создаваемые потребности.
Как таковой он является непосредственно
совместным. Разделение труда, как и его организация в
целом, покоится на естественных различиях и условиях
(пол, возраст, географические и климатические
особенности и т. д.). Социальные, в данном случае семейные,
отношения являются существенными связями, так как
индивидуальная рабочая сила действует лишь как
«орган» совместной рабочей силы семьи» 7.
Возникновение капиталистического способа производства, а
также окончательное становление товарных отпошений
полностью разрушило эту первоначальную и
естественную форму совместного существования. «В обществе,
где производство осуществляется на основе разделения
труда, а продукты все более широко выступают и
распределяются в форме товаров, первоначальный
коллектив, представляющий собой естественное единство
совместного существования, собственности и труда, за-

109
меняется опосредованными обменом отношениями
производителей... Мы хотим подчеркнуть отличие
капиталистического способа производства, в условиях
которого обмен возводится в принцип социализации, и его
требований к поведению от способа производства
частного домашнего хозяйства... По мере расширения
производства разрушается также единство труда и
собственности, а вследствие этого сама рабочая сила, а не
только ее продукты появляется на рынке в качестве
предмета обмена. Обмен перестает быть простым
аспектом жизнедеятельности, пе нарушающим
установившихся принципов социальной организации» 8.
Возникающее таким путем, по мнению Крофоцы,
отделешю трудящегося от собственности складывается
в процессе «первоначального накопления»
капитала9 и влечет за собою в качестве своего необходимого
результата (необходимого, потому что без этого
невозможно становление капиталистического способа
производства) наемный труд, свободный в двух отношениях.
«В результате длительного, охватывающего жизнь
нескольких поколений процесса массы, отделенные от
условий реализации своего труда, перемещаются в
сферу свободного наемного труда и промышленной
фабричной дисциплины» 10. Этот процесс,
осуществляемый зиждущимся на нем буржуазным классом с
нескрываемым террористическим насилием, ведет к
полному разрушению структуры индивидуальных жизненных
отношений и переориентировке целей жизни.
«В ходе превращения капитализма в
господствующий способ производства масса мелких производителей
из числа ремесленников и крестьян и такие
непосредственно связанные с ними образом жизни группы, как
подмастерья, батраки, слуги, отделяются от условий
осуществления их труда (земельных владений,
инструментов и приборов, мастерских и «дома»), их
жизненные отношения отчуждаются, нормативно и
аффективно дезориентируются. Индивиды... подчиняются новому
способу производства и хозяйствования, испытывают
действие нового принципа социализации, рынка,
обмена, в условиях которых они предстают лишь как
разрозненные и в полном смысле слова «обездоленные»
(в большинстве случаев значительная часть
населения лишена производственных инструментов, мелкой

110
собственности, позволяющей делать •накопления,.
уверенности в жизни, перспектив) и «бесправные»,
декодированные и детерриториализированные» и.
Наиболее общим результатом этого исторического.,
становления капиталистического наемного труда,
выдвижения обмена в качестве принципа социализации
является отчуждение, поэтому «вместо зависимости
человека от природных условий возникает зависимость
от „второй природы44» 12.
Критический анализ этой точки зрения не касается
форм индивидуализации наемных рабочих, по
ограничивается вопросом о том, в какой мере социализация
индивидов при капитализме определяется
существованием капиталистического товарного производства13.
Прежде всего подчеркнем справедливость утверя?-.
дения, что капитализм превращает рабочую силу в
товар, и, таким образом, наемные рабочие должны
продавать свою рабочую силу как товар, чтобы
обеспечить себе возможность существования. Правда, Крофо-
ца не дает исчерпывающего анализа того факта, что.
производство товаров и отношения обмена связаны с
определенным уровнем развития общественного труда,
то есть основаны на единстве разделения труда и его
кооперации. Это исторически обусловленное состояние;
производительных сил извращено при
капиталистических производственных отношениях, которые, будучи
основаны на производстве прибавочной стоимости как
исторически специфической формы прибавочного
труда, являются отношениями эксплуатации и,
следовательно, отношениями антагонистических классов,,
Иначе говоря, вопреки Крофоце 14 процесс
капиталистического труда всегда является к тому же процессом
потребления. Применительно же к проблеме
социализации индивидов при капитализме это означает, что
общественный характер индивида изначально задан, а
не сформировался только путем обмена.
«Что касается романтической критики капитализма
г(от которой Крофоца 15 пытается отмежеваться,
выдвигая совершенно беспомощные аргументы.—
Лег.),нужно решительно подчеркнуть,— пишет П. Рубен,— что
представление о неорганизованном множестве частных
трудящихся, объединенных обменом, является чистой
бессмыслицей. Оно не существовало и не может суще«,.

ill
ствовать ни при каких исторических условиях»16.
Такого рода романтическая критика капитализма
молчаливо предполагает, «что частная сущность может быть
реально задана без общей сущности, единичное —•
без общего, индивидуальные производители — без их
общественных связей. Общая сущность, общее,
общественный характер должны формироваться в ходе
обмена...» 17. В противоположность этому должно быть
установлено, что отношение общего и частного при
капитализме есть предмет противостояния социальных
классов. «В то время как возникновение частной
собственности имманентно является отрицанием
общественной собственности, то есть существование первой
обусловлено постоянной борьбой с последней,
общественная соиствешюсть позитивно выступает как объект
отрицания со стороны частной собственности. Таким
образом, общественная собственность обретает признание
в борьбе с частной собственностью, и эта борьба
является неотъемлемым условием самого существования
общественной собственности. Эта борьба и есть
классовая борьба» 18.
Каковы последствия всего этого применительно к
социализации индивидов при капитализме? Прежде
всего и важнее всего тот факт, что капиталистическое
товарное производство порождает объективную
видимость общества как естественной среды и индивида
как частного лица. «Кажущаяся естественность
общества,— подчеркивает В. Хауг,—объяснима
определенностью буржуазных форм: взаимосвязь деятельности
отдельных производителей товаров отходит на задний план,
предстает как слепая случайность, как нечто
нуждающееся в дополнении, опосредованное обращением
вещей; Маркс называет продукты труда, ставшие
товарами, общественными вещами, а общественные отношения
индивидов — овеществленными, словесно воплощая
тем самым основное противоречие... Общественное как
таковое предстает в них натурализованным, а
вещественно-естественное — общественным. Эти отношения
неизбежно насаждают в сознании представление о
псевдоприроде». Не только «средства и продукты труда, но и
индивиды несут на себе отпечаток специфической формы
общественных отношений. В буржуазном обществе
индивид определяется общественной формой своего бытия

112
в качестве частного лица: он есть в товаропроизводящем
обществе именно частный индивид или частное лицо.
Итак, имеет место исторически обусловленное
положение и возможность деятельности частной личности в
данном обществе, что спонтанно укореняется в
сознании как сама собой разумеющаяся предпосылка
психологического исследования» 19. При атом историческая
обусловленность и изменяемость означают (принимая
во внимание сказанное выше об отношении коллектива
и личности), что этот вопрос является вопросом о
соотношении общественных сил, то есть о характере
классовых столкновений; причем конечной целью его
решения (с позиций наемных рабочих) становится
упразднение частной собственности, а вместе с этим
отказ от признания мнимой естественности такого
общества и индивидов как частных лиц.
Это противоречивое отношение и курс на его
практически-политическое устранение изначально заданы
вместе с формой индивидуальности людей, зависящих
от найма, как в экономическом, таи и в практически-
политическом аспектах. «Пропиюречне между
развитием новой технологии, которая позволяет резко
сократить затраты необходимого рабочего времени и в
принципе обеспечивает взаимозаменяемость рабочих, что в
свою очередь требует от них гибкости, всесторонней
подвижности, и ... выступает для наемных рабочих как
противоречие между постоянной угрозой способности к
воспроизводству и перспективой всестороннего
развития способностей, необходимых при изменяющихся
требованиях к труду. Логика общественной
деятельности наемных рабочих требует устранения этого
противоречия в форме переворота в производственных
отношениях, препятствующих развитию существующих
возможностей» 20.
Борьба за сохранение способности к
воспроизводству, а также за ликвидацию капиталистических
производственных отношений (то есть частного присвоения
прибавочного продукта, полученного в общественном
производстве) всегда является также политической и
идеологической борьбой за осуществление и
расширение прав рабочего класса (и его союзников). Эти
политические и идеологические аспекты, а не только
экономические (как это имеет место у Крофоцы, где по-

113
добное ограничение ведет к экономизму) —
необходимая составная часть становления форм
индивидуальности наемных рабочих. Или, говоря иначе, рабочий
класс вне рабочего движения не может быть понят в
своей сущности.
Крофоца связывает общественную сущность
индивидов с товарообменом, вместе с тем из поля его зрения
ускользает тот факт, что индивиды необходимо
вовлечены в классовые отношения и что расстановка
классовых сил представляет собой существенную
характеристику возможностей развития индивидов, а также
перспектив полного развития их общественного
характера. Подвергнутая Лоренцером критике
недостаточность преодоления монадологических представлений об
индивиде у Фрейда (или, более точно, некритическое
воспроизведение буржуазной формы существования
индивида) сохраняется и у Крофоцы, причем обмен,
а вместе с ним и общество остаются внешними по
отношению к индивидам; иначе говоря, Крофоца (а
вместе с ним представители всех вариантов так
называемой логики капитала21) проводит анализ товарного
производства в духе частной собственности.
Исключая возможность контроля над
действительностью со стороны общества и индивидов, они
воспроизводят тем самым реальную деградацию индивида в
буржуазном обществе. Идеалом для них является
возврат к иллюзорной идиллии докапиталистического
производства, что приводит к утрате действительной
(и действенной) перспективы развития индивида,
обусловленной переходным характером капитализма 22<
Критика не может относиться к «товарам как
таковым», но только к их капиталистической форме.
«Необходимо ликвидировать не разделение труда, а пора-
бощенность индивида этим разделением,— пишет В. Ха-
уг.— То есть следует требовать подвижности индивида
в общественной системе разделения труда. С точки
зрения индивида, это будет означать устранение
разделения труда, но речь здесь идет о всестороннем развитии
социалистического индивида» 23.
2. Нормы абстрактного труда и судьба «чувственности»
Исторический процесс в целом находится вне
сферы познавательных интересов Крофоцы. Он

114
ггредприпимает историческое рассмотрение предметной
области, социализации для того, чтобы сформулировать
ее специфические черты в условиях капитализма,
поставить конкретный вопрос о влиянии буржуазных
отношений обмена на «внутреннюю природу». Признавая
свою некомпетентность в вопросах
биологически-психологических и антропологических основ
социализации 24, он все же делает некоторые принципиальные
выводы о системе потребностей человека. Приведем в
этой связи длинное, но очень типичное для пего
рассуждение: «Потребности и их удовлетворение в сфере
сексуальных отношений индивидов остаются в своей
основе неизменными в отличие от таких человеческих
потребностей, группирующихся вокруг труда и
удовлетворяемых благодаря ему, как потребности в пище,
жилье, одежде (по терминологии критической
психологии, чувственно-жизненные потребности
органического типа.— Авт.), которые дифференцируются и
развиваются в процессе приобретения исторического
опыта вместе с производством, выступающим в качестве
ведущей системы (хотя н i:<* и тон же мере, что
производство), будучи столь же кумулятивными, как и
производительность труда.
Однако диалектика истории оказывает воздействие
па обе системы. Культурные изменения потребностей,
удовлетворяемых с помощью продуктов труда,
относятся к тем условиям, которые в соответствии с общим
положением либо побуждают или даже принуждают к
приспособлению (в этом случае способность к
научению и изменение потребностей действуют как
стабилизирующие и социально-тштегративные моменты), либо
непосредственно ведут к политической организации
интересов, чтобы таким путем фактически изменить
господствующие отношения и имущественные различия,
сохраняя их неизменными по существу. Сексуальность
вкупе с наслаждением и потребностью в близости
может именно в силу своей относительной
неизменности быть движущей силой: мотивом протеста и
причиной изменений; но она может также из-за неотложности
ее удовлетворения стать источником порабощения
индивида...» 25.
В то время как докапиталистические общества,
согласно Крофоце, были ориентированы на потреби-

115
тельиую стоимость, что непосредственно порождало
для индивидов определенный характер их
взаимоотношений и обусловливало их чувственность, при капитал
лизме положение в корне изменилось в силу
господства обмена и рынка, ставших основополагающими
принципами обобществления. «Если родовая сущность
человека исторически сформировалась в процессе
производства и труда, что включает в себя развитие
разума и чувственности, то реальный процесс
абстрагирования от конкретных форм труда есть поворотный
момент в естественной истории человеческой
чувственности. Рассматривая генезис и интерпалнзацию норм
абстрактного труда, мы создаем одновременно главу
естественной истории человеческой чувственности. Иц-
те!>ип.чп::;щпю норм абстрактного труда необходимо
понимать как протшюдепстипе процессу абстрагирования
от естественной основы рабочей силы как товара, что
может привести потребительную стоимость этого товара
на грань разрушения» 26.
Обязательность норм абстрактного труда связана с
тем, что свободный (в обоих отношениях) наемный
рабочий вынужден реализовать на рынке свой товар,
рабочую силу, посредством обмена, продавая его
покупателю рабочей силы, капиталисту; таким образом,
конкретная потребительная стоимость товара оказывается
совершенно несущественной; капиталист
заинтересован лишь в том, чтобы обеспечить себе прибавочный
труд в виде прибавочной стоимости путем покупки
товара, рабочей силы. Эти принципы обмена и рынка
затрагивают и «внутреннюю природу» наемных
работников, приводя к тем чрезвычайным последствиям,
которые Крофоца обсуждает в аспекте «интернализации
норм абстрактного труда и судьбы чувственности» 27.
«Такая тенденция к разрушению потребительной
стоимости товара рабочей силы заложена уже в самом
усвоении норм абстрактного труда как приспособлении
природы человека к условиям производства меновой
стоимости. Это усвоение непосредственно проявляется
в трех направлениях:
— в интернализации рабочего времени, масштабов
для производственных расчетов, а также средств
абстрагирования от чувственных качеств, в
конструировании норм для восприятий, осознания времени и

116
временных перспектив наемных рабочих, короче, в
«иитернализащш норм труда применительно к
осознанию времени» (Х.-Й. Краль);
— в перестройке мира вещей, опосредуемой
специфическим восприятием объектов и их отношений при
производстве равноценных меновых стоимостей,
которые не служат непосредственному удовлетворению
потребностей производителя и не дают ему возможности
участвовать в их распределении и использовании;
— в десексуализации человеческого организма и
превращении его в рабочий инструмент» 28.
В одной из новых работ Крофоца добавляет
четвертое направление интернализации: «Но если
физические особенности (строение организма и кинематика,
или соответственно физическая структура) и
обусловленные ими типы психической организации и способы
переработки восприятий не только варьируются в
зависимости от классовой специфики, но исторически
формируются, мы имеем здесь дело с самостоятельным
направлением выработки «внутренней природы»,
которое характеризуется переходом от аграрно-ремесленно-
го производства к промышлеиио-капиталистическому и
осуществлением норм абстрактного труда» 29.
Хотя принципы обмена и рынка имеют
всеобъемлющий характер, человеческая чувственность,
основанная па потребительной стоимости и прямом
обобществлении, не может быть подавлена «тотально». В
качестве элемента сопротивления «тотальному» господству
норм абстрактного труда выступает, с одной стороны,
сама «внутренняя природа» (как это достаточно четко
изложено в вышеприведенной обширной цитате),
мобилизующая «естественное» сопротивление
окончательному капиталистическому (то есть определяемому
меновой стоимостью) 30 обобществлению, а с другой —
семья, семейная социализация, которая из-за своей
ориентации на потребительную стоимость нуждается в
защите от капиталистического общества 31. Этот
потенциал сопротивления определяет у Крофоцы (точно так
же, как и у Маркузе) и перспективу свободного
развития индивида в освобожденном обществе.
«Позитивное снятие отчуждения, истинное обобществление
производства и потребления, с одной стороны, осознание
неосознанно возникающих стремлений и импульсов, их

117
конечная реинтеграция — с другой, исторически
взаимозависимы. Если бы индивиды начали по-человечески
регулировать свои потребности и влечения, они вскоре
осознали бы неразумность способов удовлетворения
потребностей, группирующихся вокруг труда: пища,
жилище, одежда. Только рациональное регулирование
производства «ассоциированных производителей»
создает те условия, которые являются предпосылкой
гуманистического, свободного от запретов отношения к
сексуальности... Но если вещи, принадлежащие сфере Я,
планирования и прогнозирования, проходящих под
знаком коллективных устремлений, которые
подчинены новой рациональности, начинают изменяться, эти
процессы (в согласии с гипотезой Фрейда)
одновременно модифицируют и Оно» 32.
Критика полиции Крофоцы (он в данном случае
наиболее четко изложил точку зрения ряда
исследователей) должна прежде всего исходить из рассмотрения
проблемы, о которой он не говорит, проблемы, иссле-?
дованной нами в главе I, а именно концепции фрейдо-
марксизма, согласно которой теория влечений является
материалистическим обоснованием теории личности.
С этим невозможно согласиться не только потому,
что теория влечений и в биологическом, и в
общественном смысле неисторична, но также и потому, что (как
следствие этого) предметную деятельность следует
признать специфически человеческим способом
поведения, что только эта индивидуальная сцособность
делает возможным труд, носящий общественный
характер. При этом «предметная деятельность» и «труд»
представляют собою противоречивое единство.
«Категория «деятельности» реально подчинена категории
«труда», как «труда» материальных носителей
общественно-исторического процесса, который возможен лишь
благодаря опредмеченному изменению природы
деятельности как изначально индивидуальной активности.
С точки зрения объема понятий «деятельность» по
сравнению с «трудом» является более «широким»
понятием, так как под «деятельностью» понимается
любая предметно зафиксированная, то есть
специфически «человеческая», активность, объединяющая в себе
наряду с «трудом» и такую активность, которая
выходит за рамки труда, например «игру» и т, п., посколь-

118
ку ока имеет предметную форму. «Деятельность»
становится «трудом» тогда, когда индивидуальный человек
благодаря своей деятельности вносит вклад в
производство и воспроизводство общественной жизни,
способствуя тем самым прогрессивному развитию
общественно-исторического процесса» 33.
Труд и деятельность предполагают совершенно
новое отношение человека к своим потребностям, знание
о их неудовлетворенности и способность к действиям,
необходимым для получения средств удовлетворения
потребностей. В той же мере, в какой справедливо
подчеркивание фрейдо-марксизмом природной основы
человеческой жизни, неверен его отказ от признания
способности к предметному изменению мира, также
выросшей из этой природной основы. Результатом
этого явился непоследовательный, неполный,
механистический, то есть домарксистский, материализм в том его
варианте, который отрицает материальную основу
человеческой природы и роль этой основы в покорении
природы и изменении общества. По этот явный
психологический биологизм непосредстве lino ведет к
идеализму в теории личности, когда социализация
«внутренней природы» сводится к усвоению общественных
норм и не имеет ничего общего с диалектическим и
историческим материализмом 34.
Это «сосуществование» биологизма с идеализмом
ведет также к тому, что все многообразие
психологических аспектов (и их всесторонних зависимостей),
порождаемых капиталистическим процессом труда
(как единство процессов труда и потребления),
сводится у Крофоцы к вопросу о потребностях 35, которые он
понимает лишь в их пассивной, а не в активной форме,
сознательно изменяющей функции, что не приводит ни
к адекватному пониманию значения
капиталистического наемного труда для развития личности, ни к
пониманию потребностей в их специфической и конкретно-
исторической форме.
Далее, воззрепия Крофоцы следует подвергнуть
критике в связи с тем, что у него сохраняются, хотя
и в видоизмененной форме, старые
психоаналитические и фрейдо-марксистские противопоставления
несостоятельного общества и нуждающихся индивидов«
в то время как в данном случае абстрактное понимав

119
ние■•• «общества-» давно уступило место понятию
(капиталистического) товарного производства. Эту
попытку конкретизации (которая также исходит из
соответствующей попытки Маркузе) в принципе следует
приветствовать, но осуществляется она все же в весьма
узких границах: так, социализация сводится Крофо-
цей к обмену, а абстракция стоимости клеймится как
нечто чуждое человеку, «чуждое разуму». «Протестуя
против абстрактного человеческого труда, необходимо
все же учитывать, что определенный
конкретно-полезный труд не может быть для индивида безусловно
положительным...— подчеркивает В. Хауг.— Всякий, кто
обречен в течение всей своей жизни постоянно и после-
доиптелглго выполнять единственную частную функцию,
носящую название «определенной конкретно-полезной
деятельности», становится рабом своих ограниченных,
созданных «в тепличных условиях» частных навыков,
обреченным на бесконечную монотонность. В этих
условиях подчиненность разделению труда оказывает
принижающее воздействие»36. Это индивидуалистическое,
псевдоэмансипирующее обожествление «конкретного»
имеет свои предпосылки и последствия в
индивидуалистическом (строго говоря, не проявляющемся даже у
высших животных) понимании системы потребностей
человека, в их сведении к органической или
соответственно к сексуальной потребности. Именно попытка
противопоставить труд и органические потребности
выявляет основной недостаток такого подхода:
понимание труда37 не как общественного труда и
специфически человеческих потребностей не как
производственных потребностей.
Однако это не означает, что взгляды Крофоцы со^
вершенно лишены реального содержания, по существу,
он исследует две важные проблемы: во-первых, как
действует товарный фетишизм на удовлетворение
потребностей и, во-вторых, как капиталистический
наемный труд с необходимостью стимулирует жизненную
деятельность по «внутреннему принуждению»-.
Капиталистический товарный фетишизм спонтанно ведет к
пассивному воспроизведению объективной видимости
общества как окружающей среды и частного индивида.
До тех пор пока не будет осуществлен рациональный
анализ целей на основе понятийного познания этой

120
видимости и не будет преодолена ступень ориентиров
вочного знания 38, эмоциональная оценка целей неиз-
беяшо останется в кругу товарного фетишизма.
Абстрактное понимание человеческих
потребностей у Крофоцы не позволяет ему анализировать
действительные ограничения (напротив, она
воспроизводит их ограниченный индивидуалистический и
частнособственнический характер). Он склоняется к полной
переоценке значения товарного фетишизма для
развития личности, не замечая того, что капитализм
(особенно на монополистическом этапе) постоянно порождает
явления, указывающие на действительное соотношение
классов, делая тем самым очевидным для отдельного
наемного рабочего тот факт, что он может отстаивать
свои объективные интересы лишь в союзе с другими
такими же или родственными классами.
Вторая проблема, обсуждаемая Крофоцей,
относится к «внутреннему принуждению». Мы можем при этом
непосредственно сослаться на данную нами выше
интерпретацию психоаналитических понятий «защита» и
«сверх-Я», согласно которой и у елониих классового
общества члены угнетенного к.пдсса могут достичь
лишь относительной способности к действиям,
благодаря чему процессы преодоления конфликтов и
защиты от конфликтов связаны между собой39. Но если
деятельность не способствует расширению
общественного, а вместе с этим и индивидуального контроля за
жизнью и не приводит также к более полному
удовлетворению производственных и чувственно-жизненных
потребностей, подобная деятельность может принять
форму немотивированной; она должна была бы
осуществляться либо (что редко бывает при капитализме)
под влиянием чисто внешнего принуждения, либо (что
является правилом) под влиянием внутреннего
принуждения. «С точки зрения проблемы принятия
индивидами общественных целей это означает, что
эксплуатируемые классы при докапиталистических способах
производства независимо от их мотиваций испытывают
внешнее принуждение к работе в результате
постоянного надзора и постоянного понуждения вплоть до
физического насилия, тогда как наемный рабочий
внешне «при желании» мог бы расторгнуть свой договор и
не нуждаться в заключении нового. Однако поскольку

121
иных возможностей для воспроизводства собственного
существования, кроме наемного труда, для него не
существует, такое расторжение договора повлекло бы за
собой непосредственную угрозу его физическому
существованию; поэтому независимо от его мотиваций он
принужден трудиться, то есть он трудится под
влиянием „внутреннего принуждения4'»40.
В буржуазном классовом обществе это внутреннее
принуждение также не является естественной
необходимостью, оно может быть в тенденции упразднено
путем объединения отдельного наемного рабочего с
другими, находящимися в таком же или в близком
классовом положении для осуществления своих
объективных интересов. Такая активность индивида может
иметь мотивированный характер (о чем мы будем
вести речь более подробно в главе III). Наконец, last
not least следует указать на то, что
противопоставление влечения и абстракции стоимости у Крофоцы
делается в общей форме и лишено содержания, то есть
процесс действительного угнетения индивида
(также и путем прямого насилия) скорее
завуалирован, чем разъяснен, что отнюдь не способствует
пониманию реальной борьбы рабочего класса за
освобождение.
Мы рассмотрели исходные припципы Крофоцы как
пример концепции, пытающейся анализировать
«судьбу влечений» индивида с помощью
(капиталистического) анализа товаров, или, точнее, пытающейся
показать, что абстракция стоимости ведет к подавлению
влечений. В заключение мы хотим указать по крайней
мере на важнейшие предпосылки, на которые
опирается эта концепция. При этом прежде всего следует
упомянуть Лейтхойзера, в центре внимания которого
находится понятие повседневности или повседневного
сознания. Исходя из (относительно) пересмотренной
постановки этой проблемы у Лефевра 41, он применяет
понятие повседневности как синоним понятия
социализации у Крофоцы и усматривает в повседневности
«критический потенциал», направленный против
капиталистического отчуждения. «Условия для
потенциального противоречия и сопротивления создает не только
богатство повседневной жизни, но и сложное
переплетение социальных взаимодействий, вся полнота форм

122
человеческого выражения, смысл которых нельзя
вывести непосредственно (в перспективе научного
анализа) из экономической необходимости и связанных с
ней задач. Это обилие жизненных форм, экономически
не используемых и не оцениваемых, которые частично
обязаны своим происхождением еще
докапиталистическим традициям, свидетельствует о том, что процесс
воспроизводства стирает отнюдь не все следы
человеческой, индивидуальной фантазии и общественной
памяти» 42. Тем не менее этот потенциал сопротивления,
согласно Лейтхойзеру, все в большей мере
разрушается новыми тенденциями развития капитализма, так »сак
капиталистическая рациональность во все
возрастающей степени влияет на повседневность и «пауперизи-
рует» последнюю; это особенно справедливо по
отношению к наступлению «индустрии сознания» на
повседневное сознание.
«Тезис, от которого нельзя отмахнуться, состоит в
том, что индустрия сознания пытается
экспроприировать у повседневного сознания все те элементы,
которые в тенденция создают возможность перестройки
структуры классового сознания, как бы ни искажало
их при этом включение в повседневное сознание. Новое
качество отчуждения фактически достигается тогда,
когда индустрия сознания начинает оттеснять
традиционные, считающиеся природными факторы
социализации» 43. Здесь отчетливо выражена дилемма
критики капитализма с индивидуалистических позиций.
Фактически объединение всех частных отраслей (особенно
при империализме) быстро возрастает, и, поскольку
демократическое и рабочее движение недостаточно
сильно, капитал непосредственно подчиняет себе все
большие области общественной жизни. Наряду с этим,
с одной стороны, возрастающее обобществление
(прежде всего производства) создает объективные
предпосылки для социализма, и, с другой стороны,
организованное рабочее движение ставит пределы прямому
насильственному действию «капитала». Этот
политический аспект систематически затушевывается при
проведении критики капитализма с позиций частного
индивида и рассматривается как выходящий за рамки
теории. Иначе говоря, и Крофоца и Лейтхойзер
исходят из представления о пассивном индивиде, который

123
не может оказать никакого изменяющего влияния на
общество.
Иную форму принимает исходное положение у
М, Шкейдера, который пытается объяснить развитие
индивида при капитализме на основе простого
параллельного сопоставления политико-экономических и
психоаналитических категорий; при этом он истолковывав
ет абстракцию стоимости как процесс вытеснения:
«...В докапиталистических обществах имели место
«экономический мотив» отказа от влечений и вытеснение
первичной «жизненной необходимости», материальная
ограниченность ресурсов и средств производства. Этот
мотив исторически отступает по мере того, как
капиталистический способ производства преодолевает
скудность и Оедпоеть; к хотя господствующий мотив
отказа от incü'iiiiii и их вытеснения также является
экономическим, речь идет уже более не о материальной
нужде, по о динамике товарного производства и
заложенном в ней «вытеснении» производства потребитель*
ной стоимости производством меновой стоимости» и.
Аналогичным образом рассуждает Дум:
«Порожденное овеществлением и выражающееся в
отчуждении противоречие индивида и общества подавляется в
противоречии маски и личности...» 45. То, что мы
имеем здесь дело с чистейшим психологизмом,
подтверждается психоаналитическим обоснованном выдвинутой
Думом теории страха. «Так же как отдельный
индивид в детстве подлежит судебной инстанции взрослых,
он во взрослом состоянии постоянно является объектом
оценки со стороны других. Воплощающаяся в других
карательная власть происходит объективно из
всеобщей товарной структуры межчеловеческих отношений,
а субъективно — из сверх-Я, которое на нее
проецируется. В сочетании субъективной и объективной
карательной власти объединены невротический страх и
страх осуществления» 46. Независимо от того, что
капиталистическим производственным отношениям в
значительной степени свойственно вызывать страх у тех,
кто подпадает под их действие (см. главу III
настоящей книги), все же одного лишь признания этого
факта недостаточно. Необходима требующая больших
усилий теоретическая работа по исторически-логическому
выведению развития индивида из общественных

124
(не только из экономических!) отношений,
исключающая поверхностные аналогии. Слабости концепций
Шнейдера (а также и Дума) ясно видел Лоренцер 47.
В связи с этим следует сделать также некоторые
критические замечания в адрес теории личности Сэва.
Признавая значимость его философской (мы
отвлекаемся здесь от частных проблем48) концепции и
оригинальность его работы о теории личности, мы не
можем разделить его психологические взгляды в целом.
Он также проводит параллель между экономическими
отношениями и психической структурой49;
осуществляя анализ товара с точки зрения отдельного
индивида на примере логического развития капитала, он
пишет: «Конкретная личность предстает перед нами
сначала как совокупность различных видов личной, а
вместе с тем межличностных активностей, которая
раскрывается как самодеятельность... Абстрактная
деятельность вначале имеет вид деятельности отчужденной,
подчиненной внешней необходимости и более или
менее чуждой стремлениям конкретной личности...» 50.
Хотя Сэв, разумеется, в конечном счете не разделяет
индивидуалистических концепций спонтанного
развития личности (о чем свидетельствует его понятие
«воинствующая жизнь» 51), все же следует признать
недоработкой то, что он фактически не связывает свою
теорию личности с теорией классов и, таким образом,
общая проблематика не рассматривается им в аспекте
общественного и индивидуального контроля над
действительностью. Философская концепция Сэва, а также
его политические взгляды не только позволяют ему
сделать это, но и настоятельно требуют ликвидации
этого противоречия с его психологическими
рассуждениями.
В заключение мы попытаемся дать общую оценку
обсуждаемого варианта фрейдо-марксизма,
дополненного анализом понятия товара (при капитализме).
Хольцкамп52 так определяет значение «Капитала»
Маркса для формирования научной психологической
теории. Исходя из содержащегося в нем развития ис-
торико-логического метода, мы можем сформулировать
понятия: 1) естественности индивида; 2) подлинно
общественного характера индивида; 3) частнобуржуаз-
ной формы индивида и 4) выразить классовую действи-

125
телыюсть в основных категориях психологии. И даже
с учетом этого возможного обогащения
психологического исследования принятием .основных положений
«Капитала» фрейдо-марксистское истолкование
(несмотря на отдельные позитивные моменты)
значительно отстает от достижимого сегодня научного
уровня психологии.
3. Безработица как опыт социализации
и «стимул к извлечению уроков»
Частной проблемой, касающейся
капиталистического наемного труда и развития личности, занялся в
последние годы один из сотрудников группы П.Брюк-
нера — Али Ваккер; он исследует вопрос о влиянии
безработицы на личность наемных рабочих53.
Подобно Крофоце, он отрицает материалистическую теорию
усвоения 54, выдвигая концепцию о специфике
капиталистических товарных отношений и неполном
подчинении чувственности рационализму «логики капитала».
Он признает, что психические следствия
безработицы не могут быть поняты исходя из самих себя, их
необходимо включать в широкую общественнонаучную
теорию. «Безработица как невозможность получить
работу для желающей трудиться личности (это
необходимо оговорить перед началом любого
психологического исследования) в качестве своей предпосылки
имеет массовое существование отношений наемного
труда, В соответствии с основами возникновения и
определенностью форм она относится к общественной
сфере, указывает на организацию процессов
производства и воспроизводства общества во всей его
целостности» 55. Ваккер ограничивается исследованием только
тех лиц, которые ранее имели работу, а затем стали
безработными. Исходя из (эмпирически
обоснованного) взгляда на труд как па фактор, имеющий важное
значение для развития личности, он рассматривает
следующий вопрос: «Вышеуказанные рассуждения
привели к гипотезе о том, что переработка опыта
безработицы должна быть сопоставлена с основным
жизненно-историческим соединением труда и
идентификации. Если безработица оказывает социализирующее
влияние, то в качестве основы личной и общественной

126
идентификации следует принять противоречие между
существованием безработного и нормативной
обязанностью труда» 56. Само собой разумеется, что нельзя
выявить никакой прямолинейной и вообще прямой
зависимости между объективностью безработицы и
изменениями в индивидуально-субъективной установке по
отношепию к-труду, поскольку должны существовать
различные формы таких изменений; Ваккер приводит
четыре формы изменений:
«1. Упрочение социокультурной доминантной
нормативной ориентации.
2. Сдвиг жизненных интересов.
3. Крах из-за противоречия между нормативной
ориентацией и возможностью действий.
4. Обновляющая перестройка структуры отношения
труда и идентификации» 57.
При этом первые три способа освоения новых
условий существования отличаются тем, что они не
учитывают общественные причины (а также и собственные)
безработицы, оставляя особенно в первом и важнейшем
случае индивида в рамках «иорматшшой ориентации»
наемного труда. «Факт превращения в
капиталистическом обществе желающих работать в безработных
относится к сфере проблематики линейной и
стабильной интернализации нормы и выходит за границы
характеристики конфликтности психодинамического
события. В случае насильственного отторжения от процесса
труда традиционные добродетели труда: прилежание,
аккуратность, дисциплинированность — вдвойне
теряют свои социально-интегрирующие функции.
Во-первых, они оказываются непригодными для обеспечения
надежности рабочего места; во-вторых, в условиях
существования без работы они лишаются смысла» 58.
Тогда как три первых типа изменений глубоко
реактивны и индивидуалистичны 59, четвертый тип
представляет собою активное и коллективное
сопротивление безработице. «Наряду с
вынужденно-приспособительной индивидуальной самокомпенсацией опасность
утраты рабочего места стимулирует также и
коллективные решения вопросов. Они включают попытки
создания товариществ в рамках существующей системы..«
добровольный ОТКЦ& от заработной платы..! и, наконец*

127
аапятия предприятий и передачу их в руки
трудящихся.-..» 60.
В отличие от индивидуалистических в своей основе
первых трех типов изменений в четвертом случае речь
идет о процессе коллективного обучения. «Классовый
процесс обучения имеет иную временную и
организационную структуру, чем процесс индивидуального
обучения. Лишь в том случае, если опыт индивидуального
обучения формируется на фоне коллективной судьбы,
возникает возможность трансформации его в формы
коллективной организации самообороны.
Коллективной классовой идентификации способствует не опыт
безработицы как таковой, а неуверенность в рабочем
месте как один из аспектов существования наемных
1'об<л!их» <1. 11а примере захвата французскими
рабочими «ji.nirnro заиодм «Лпгг» и самоуправления внутри
коллектива рабочп?; <:- Ваккер пытается доказать, что
в рамках такого процесса классового обучения
затрагиваются уже сами структурные основы капитализма,
то есть принципы капиталистического товарообмена*
«Это притязание на автономно-солидарную форму
управления совместными жизненными процессами дает
отдельному трудящемуся возможность сознательно
включиться в коллективный труд на основе притязаний
на удовлетворение своих индивидуальных потребностей.
Сам труд не подчинен более делению процесса жизни
па отчужденное время и компенсирующий его остаток;
общая организация совместных жизненных процессов
становится «трудом», требующим общих усилий. При
этом характерная абстрактность процесса
капиталистического труда и доминирование процессов реализации
над создающим потребительные стоимости конкретным
трудом утрачивает свое влияние» 63. Формирующаяся
в результате этого идентификация с коллективом
«создает устойчивый базис мотиваций независимо от
аналитического „политического сознания"»64, то есть
независимо от классового сознания 65.
Так как со стороны критической психологии в
настоящее время еще не проведено никаких конкретных
исследований психологических последствий
безработицы, критика должна ограничиться, по существу, ме-*
тодическими проблемами. Отвлекаясь от того, что, во-
первых, Ваккер предпочитает просто сопоставлять

128
различные противоречащие друг другу попытки
объяснения, вместо того чтобы свести их во
всеохватывающую систему66, и, во-вторых, что Лоренцерб7 такие
основные понятия психоанализа, как агрессия, часто
использует некритически, все же мы можем вполне
определенно утверждать, что в данном случае меры
психического противодействия безработице ие
выводятся в удовлетворительной степени из общественных
отношений, а подход к решению проблемы определяется
параллелизмом экономического кризиса и его
психологических предпосылок и последствий.
Плоский экономизм (который, как правило,
выступает вкупе с субъективизмом) препятствует как
пониманию общности кризисных процессов, так и
изучению способов преодоления кризиса со стороны
различных социальных сил. Иными словами, Ваккер почти
полностью исключает из своего анализа возникновение
и формирование общественного субъекта и
провозглашает прямую связь объективных условий и
индивидуального субъекта, вместо того чтобы исследовать ее
опосредование общественным субъектом 68.
Как и другие представители этого направления
фрейдо-марксизма, Ваккер не и состоянии понять
противоречивость капиталистического наемного труда
применительно к индивиду. Чем менее рассчитаны
общественные производственные отношения и система власти
на действительное и полное участие рабочего класса
и его союзников в управлении производством, тем
более исключается какое-либо приобщение наемного
рабочего к достижениям общественного развития, к
расширению социального наследия человечества вне
процесса труда, а только таким путем он может (пусть
даже в исторически ограниченной форме) присвоить
человеческую сущность. Этот позитивный момент
заложен в самом наемном труде, и совершенно
неправильными, дезориентирую!цими и индивидуалистскими
оказываются попытки создавать «пограничные
области», «ниши» для придания «человечности» (то есть
для чувственности) капиталистическому наемному
труду. Именно эти позитивные стороны наемного труда
многократно раскрывает тот эмпирический материал,
который использует Ваккер, тогда как в своих
теоретических заключениях он, напротив, допускает пута-

129
пицу. Так он, например, пишет: «Верность
предприятию, идентификация с трудом и с предприятием, смысл
отношений труда согласпо категориям, выходящим за
рамки капиталистической рациональности,
проявляются здесь в несоразмерных ситуациях (безработица.-—
Авт.). Последние не поддаются истолкованию в
категориях, соответствующих действительности, но остаются
понятными лишь в категориях морали. Постоянно
повторяются сетования на то, что это связано с
разрушением базиса доверия. Эмоциональную окраску
носит определение социального тождества, связанное с
отграничением от сферы производства» б9.
В данном случае очевидно, что товарный фетишизм
(а пс достояние докапиталистических времен, как по-
лапнт Влккер70) порождает иллюзии о характере и
возможностях, самоосущсствлсттия капиталистического
наемного труда. 1*04.1» идет ли ни» о том, разоблачать ли
эти иллюзии и разрушать ли их в сфере абстракций,
истолковывая их с позиций отдельного индивида 71,
либо поставить вопрос политически: что понимается
под истинными правами и какие общественные силы
тормозят осуществление правомерных требований? Этот
путь, ведущий вперед, к снятию, а не к простой
отмене существующих производственных отношений,
закрыт для Ваккера в силу двух основных недостатков
его концепции. Прежде всего, его понятно классового
сознания как «сознательного проекта альтернативного
управления общественными отношениями» 72,
во-первых, полностью бессодержательно и, во-вторых,
находится вне сферы реальной оценки политической
необходимости классовой борьбы, если предполагается, что
для нового управления производством на
демократической основе не требуется устойчивого «политического»
сознания 73. Но такое утверждение именно
психологически ложно, поскольку в данном случае полагается
(уже критиковавшаяся нами в другой связи)
возможность удовлетворения производственных потребностей
независимо от понятийно-познавательного
рационального анализа целей.
Здесь мы можем охарактеризовать второй
недостаток концепции Ваккера. Из-за интеракционистского
сведения человеческих связей к социальным
контактам 74, причем и индивидуальная социализация
5 Зак, 1220

130
идеалистически сводится к опосредованию норм, от него
ускользают как истинное значение эмоциональной
поддерлски в кооперативном процессе общественного
труда, которая существует несмотря на
капиталистический характер производства, так и подлинные
причины того, почему определенные индивиды отвечают на
безработицу организованной борьбой; у Ваккера речь
идет просто о «стимулировании» 75, что лишь
прикрывает теоретические изъяны его концепции. Это
объясняется тем, что именно в этом пункте индивидуальная
биография опыта, как в плане «границ»
индивидуального развития, так и в плане его возможного
расширения, осуществляется в ходе совместной борьбы.
«Важной основой для «мотивации» индивидов,
принимающих участие в этой борьбе,—- пишет У. Хольцкамп-
Оетеркамп,— является субъективный опыт и в
принципе существующие жизненные возможности, а также
ограничения развития, устанавливаемые капиталом, и
необходимость их преодоления для осуществления
всеобщих, а вместе с тем и собственных интересов. Но
этот опыт может быть приобретен только благодаря
тому, что он при экстенсивном использовании
существующих в форме индивидуальности сфер
деятельности сталкивается с объективными границами,
установленными частными интересами капитала, утрачивая
при этом иллюзию «свободы» (иллюзию, которая
сохраняется лишь постольку, поскольку этих границ
«добровольно» никто не касается и «выбор»
производится лишь между «допустимыми» с точки зрения
действительного расширения возможностей человеческой
жизни и равноценными альтернативами)» 76.
Прежде чем переходить к следующему разделу,
подведем итоги рассмотрения фрейдо-марксизма как
психологии капиталистического наемного труда. В
истории фрейдо-марксизма бесспорно был достигнут
определенный прогресс, когда была поставлена проблема
анализа конкретного влияния труда (в данном случае
капиталистического наемного труда) на развитие
личности. В этой связи следует приветствовать обращение
к работам классиков марксизма (в герменевтическом
аспекте). Но к сожалению, этот прогресс весьма
ограничен, ибо старое психоаналитическое или фрейдо-
марксистское противопоставление карающего общества

131
и обладающего потребностями индивида не было
преодолено. Критика капиталистического товарообмена и£-
за ложного истолкования отношений потребительной
и меновой стоимости, а также разделения труда и
товарооборота осуществляется с позиций отдельного
индивида, причем социальные классы исключаются из
сферы рассмотрения. С этим связана
индивидуалистическая концепция освобожденного человеческого
общества, в котором благодаря упразднению
товарообмена не будет больше общественных необходимостей.
Эта концепция не принимает во внимание тот факт,
что индивиды могут развивать в полной мере свои
специфически человеческие качества лишь благодаря
действительной интеграции в обществе, то есть путем
контроля над действительностью со стороны общества,
а тем самым и со стороны индивидов»

Глава III. Фрейдо-марксизм
как политическая психология
Поражение немецкого рабочего движения в
результате прихода к власти фашизма в январе 1933 года
явилось одним из исторически важнейших отправных
пунктов формирования фрейдо-марксистской теории.
Многих занимал вопрос, почему мелкая буржуазия
поддержала политическое движение, которое по
своему социальному содержанию было направлено
объективпо против ее же интересов; или, формулируя
этот вопрос иначе: почему об'ычгптмые интересы и
необходимость могли так разойтись с субъективным
фактором. В качестве ответа па этот вопрос были
выдвинуты две концепции: «массовой психологии
фашизма» и «авторитарного характера». Позднее, в условиях
значительного развития антидемократических
тенденций в ФРГ, обе эти концепции были приняты также
К. Хорном.
1. Проблемы сексуальности и господства
в концепции немецкого фашизма
Теоретические работы Вильгельма Рейха крайне
обширны и противоречивы. На первом этапе (примерно
до 1927 года) он основывал свои взгляды на «оргонной
энергии». На втором этапе (примерно до 1936 года)
он в известной мере отказался от такой переоценки
роли сексуальной энергии, обратившись к некоторым
марксистским постановкам вопроса. Третий и последний
этап характеризуется возвратом к первоначальным
взглядам, дополненным тенденцией и к биологизму
и к мистицизму К Итак, лишь на втором,
относительно коротком этапе Рейх разделял фрейдо-марксист-

133
скую концепцию, и наряду с его программным
произведением «Диалектический материализм и
психоанализ» 2 и психотерапевтической работой «Анализ
характера» 3 его труд «Массовая психология фашизма»
представляет собою наиболее значительное и известное
произведение этого этапа.
Основная задача, которую ставил перед собой
Рейх, состояла в выявлении опосредования
экономического базиса и идеологии, в выяснении вопроса о
детерминантах этого опосредования и тормозящих или
стимулирующих его факторах. «Положение Маркса о
том, что материальное (бытие) превращается в
человеческой голове в идеальное (в сознание), а отнюдь не
наоборот, оставляет без ответа два вопроса: во-первых,
как это осуществляется, что при этом происходит
«и человеческой голове»; во-вторых, как возникшее
таким образом сознание (мы будем теперь говорить о
психической структуре) в свою очередь воздействует на
экономический процесс. Эти пробелы восполняет
аналитическая психология, исследуя процесс духовной
жизни человека, определяющийся условиями бытия,
и фактически раскрывая тем самым субъективный
фактор» 4. Это означает, что предметом психологии
является субъективный фактор, а в условиях
буржуазного классового общества — классовое сознание 5.
Аналитическая же психология Фрейда признается
наиболее соответствующей целям психологией, так как,
несмотря на вновь возникающие проблемы, отношение
к ней не изменяется, и, как заявляет Рейх, «мы полны
решимости самым энергичнейшим образом защищать
великое открытие Фрейда от нападок, с какой бы
стороны они ни делались» 6. Подходя и в дальнейшем к
теории Фрейда 7 со столь ортодоксальных позиций, он
делает, собственно, предметом массовой психологии
сексуальность и, исходя из этого, еще раз уточняет
свое определение отношений марксизма и
психоанализа: «Из этого само собой вытекает, что наука о
сексуальной экономии, построенная на социологическом
фундаменте Маркса и на психологическом фундаменте
Фрейда, является по существу одновременно и
массово-психологической и сексуально-социологической.
Она начинается там, где после отклонения
идеалистической социологии и философии культуры Фрейда

134
кончаются клинико-психологаческие постановки
вопросов психоанализа» 8.
G таких позиций Рейх и обращается к
психосоциальной действительности немецкого фашизма. При
8том он исходит из того, что фашизм по своему
социальному содержанию нуждается в поддержке
монополистического капитала, но что он мог прийти к власти
лишь при поддержке масс. «...Когда капитализм
столкнулся с экономическими трудностями, он породил
националистические движения, то осп» он использовал
результат своей слабости для укрепления власти; ему
удалось вырастить фашизм, в конечном счете помочь
ему победить, в результате чего реакционное движение)
масс из признака слабости превратилось в признак
силы» 9. Это движение масс характеризуется прежде
всего расхождением между экономическим базисом и
идеологией: Рейх обозначает это расхождение термином
«ножницы». «Если наше представление о бросающемся
в глаза разрыве между экономическим положением
и идеологией пролетарских и пролетаризированных
масс, который помог фашизму прртйти к власти
в Германии, правильно, то мы* должны обосновать
его с помощью нашего диалектико-матсриалистическо-
го метода. Очевидно, что речь идет здесь о вопросе,
касающемся роли идеологии и эмоциональных
установок этих масс как исторических факторов, то есть
об обратном воздействии идеологии па экономический
базис» 10. Но к подобным ножницам, к такой
эмоциональной связи с интересами господствующего класса
можно прийти только путем подавления сексуальности,
»только в результате полной поглощенности индивида
возникающими на этой основе конфликтами,
«переноса» его энергии. «И сексуальная мораль, тормозящая
развитие классового сознания, и те силы, которые
выступают в интересах капитализма, черпают свою
энергию из вытесненной сексуальности. Теперь мы лучите
понимаем еущноеть процесса обратного воздействт-я
идеологии на экономический базис. Сексуальное
торможение так структурно изменяет экономически
угнетенного человека, что он начинает действовать,
чувствовать и рассуждать вопреки своим материальным
иптересам. Это равнозначно его приравниванию
буржуазии» а (см, также рис. 4).

135
Так как существенные черты характера
развиваются, согласно ортодоксально-психоаналитическим
воззрениям Рейха, уже в детстве 12, идеологическое
воспроизводство общества, по существу, происходит через
семью. «Психоанализ человека любого возраста, любой
Классовое государство
/
Эксплуатация
Сексуальное угнетение
Побуждение
к иоескншю
/
д
1
Побуждение
к восстанию
Сексуальное
вытеснение
\
\
Моральное
I
затормажииаяке
\
\
I
\
\
, Иохребность в пище
Половая noipeüuocib
Рис. 4, Классовое господство и сексуальное угпстспио
(см.: Pi о i с h W. Massenpsychologie des Fasclüsmus. Zur
Sexualökoiiomie der politischen Reaktion und zur proletari-
schen Sexualpoliiik. Kopenhagen — Prag — Zurich, 1934,
S. 52).
страны и любого социального слои показывает, что
соединение социально-экономической и сексуальной
структур общества и его идеологическое
воспроизводство основано на процессах индивидуального развития,
которые осуществляются в течение первых четырех-
пяти лет в рамках семьи... Таким образом, семья
является фабрикой структуры и идеологии общества» 13.
Зто общее фактическое положение вещей, согласно

136
которому на основе сексуального подавления могут
создаваться ножницы, характеризуется у мелкой
буржуазии, то есть массовой базы немецкого фашизма, ее
самоотождествлением с принципом господства и
подчинения. «Прежде всего в качестве идеала для
служащих и чиновников выступает лишь возможность
стать «начальством»; в результате хронической
материальной зависимости их сущность перестраивается
применительно к интересам господствующего класса.
Взгляд все время обращен наверх, поэтому у мелкого
буржуа возникают ножницы между его экономическим
положением и его идеологией. Он живет в скудных
условиях, но стремится к внешней
репрезентативности, что часто доходит до смешного... «Взгляд наверх»
конкретно отличает мелкобуржуазную структуру от
классовой структуры промышленных рабочих» 14.
Аффективный процесс идентификации имеет место,
согласно Рейху, как у классово сознательного рабочего,
так и у политически дезориентированного мелкого
буржуа, но по своему содержанию эти процессы
отличаются коренным образом. «Аффекты, лежащие в
основе этого массово-психологического типа, те же, что и у
национал-социалистов. Различно лишь содержание
эмоций. Стремление к отождествлению то же самое,
но его объектом являются товарищи по классу вместо
фюрера, собственный класс — вместо господствующего,
угнетенные народы земли — вместо семьи»15. Итак,
массовая основа немецкого фашизма объясняется под
ограниченным психологическим углом зрения как
следствие происходящего в раннем детстве подавления
сексуальности в семье, которое продолжается и во
взрослые годы и приводит к «перенесению»
сексуальной энергии индивида вплоть до отождествления его с
политикой господствующего класса.
Критика 16 анализа немецкого фашизма,
проведенного Рейхом с позиций психологии масс, должна быть
направлена прежде всего на его понимание
субъективного фактора как предмета материалистической
психологии. В этой концепции различие между
общественным и индивидуальным сознанием сглаживается
в пользу последнего, не учитывается, что индивид для
того, чтобы соответствовать уровню развития общества,
должен усвоить знания, накопленные человечеством и

137
отраженные общественным сознанием, в той мере, в
какой ему это позволяет его классовое положение,
принадлежность к определенному слою и
имущественное состояние17. Это становится особенно явным при
рассмотрении вопроса о классовом сознании, поскольку
в этом случае речь идет именно об общественных
отношениях субъекта и объекта. «Следовательно,
предметом исследования сознания является вопрос о
том, каким образом согласуются мнения, позиции,
интересы и поведение рабочего в зависимости от
объективного классового положения и конкретных
форм его проявления в процессе труда, в правовых,
политических и идеологических организациях
капиталистического общества»18.
Но при этом затрагивается уже более широкая
проблема. Подобно подвергнутому выше критике Вак-
керу, Рейх декларирует непосредственную связь
экономического базиса и личности, исключая из
рассмотрения вопрос об общей политической и идеологической
надстройке общества, а следовательно, и вопрос об
общественном субъекте. «Субъективный фактор» (как
мы уже выяснили это, критикуя концепцию Лорен-
цера) образуется не только формами индивидуального
сознания, а также не только формами общественного
сознания, но всеми теми моментами, воздействие
которых ведет к конкретно-историческому изменению
объективных условий. При этом общественный субъект
систематически выпадает из ноля зрения, что с самого
начала приводит концепцию в целом в тупик
психологизма. Тем самым мы не хотим сказать, что
проблема индивидуального сознания не представляет
интереса; между общественным сознанием и
индивидуальным сознанием существует связь, ибо первое
конституируется и воспроизводится лишь через
последнее (далее мы еще остановимся на соотношении
пролетарского классового сознания и
индивидуального сознания).
Этот тупик возникает также и в ходе общего
анализа Рейхом фашизма. Концепция, утверждающая, что
немецкий фашизм, по существу, пришел к власти
благодаря поддержке масс, в принципе принимаемая
некоторыми представителями антифашистского
движения, не способствует подлинному пониманию причин

138
появления фашизма. «В этом случае даже тс среди
них, кто привлекает политическую экономию
капитализма для объяснения социально-психологических
особенностей мышления масс, из которых они в конечном
счете пытаются вывести фашизм, остаются на уровне
чисто теоретических попыток объяснения причин
возникновения фашизма, пока они используют
политическую экономию лишь для объяснения фашистского
склада ума, но не для объяснения фашизма как
такового. Коренные причины возникновения фашизма
кроются совершенно в ином, они лежат вне
сопровождающих его проявлений активности масс, и любые
самые детальные исследования происхождения и
особенностей мышления массового потенциала фашизма
не могут привести к их открытию» 19.
Таким образом, совершенно очевидно, что
психологические взгляды Рейха ни в малейшей степени не
приближаются к выявлению психологических аспектов
фашизма. В особенности это касается его крайне
узкого понимания сексуальности г'° и ее
фундаментальной роли в развитии индивида, отнюдь не
способствующего выяснению подлинных причин приобщения
индивида к политике, ибо для активного участия в
политическом движении, особенно в рядах
организованной партии, необходимы (по крайней мерс в общих
чертах), с одной стороны, рациональный подход на
уровне теоретического познания, а с другой —
формирование производственных мотиваций и приобретение
соответствующих способностей и навыков. Лишь на
основе такого принципиального понимания вовлечения
индивида в политику можно обсуждать вопрос о том,
как и каким путем активные члены фашистском пар-
тин приобщались к политике или, скорее, почему но
возникало препятствий для их вовлечения (решение
этом проблемы — задача дальнейших исследований).
Слабость теории Рейха становится ясной при
рассмотрении его взглядов на «процесс идентификации»;
согласно Рейху, этот процесс сам по себе
бессодержателен, его функция меняется в зависимости от того,
какое содержание в него вкладывается. Это
неправильно но двум причинам. «Самоотождествление» мелкого
буржуа с принципом господства и подчинения
основано, в сущности, на преобразовании внешнего при-

139
нуждения во внутреннее принуоюдение (далее мы
рассмотрим эту проблему более детально в связи с
понятием внутреннего оппортунизма), тогда как «процесс
идентификации» классово сознательного трудящегося
с товарищами по классу состоит в мотивированном,
способствующем расширению контроля над
действительностью принятии общественных целей.
Но так как Рейх не выдвигает ни обоснованной
теории государства, партии и общественного движения
классов, то есть политической теории21, пи
соответствующих представлений о специфике жизненной
практики индивида, то из-за его редукционизма многие
области общественной и индивидуальной
действительности оказываются вне поля его зрения. Отсутствие
у него крмтико-пеихологического анализа массовой
фазы фашизма подтверждает, что конструирование им
непосредственной связи экономического угнетения с
сексуальным подавлением не только ошибочно, по и
свидетельствует о серьезной недооценке насилия,
жестокости, бесчеловечности и варварства фашистской
формы буржуазного господства. Это становится
особенно очевидным, если учесть, что в своем понимании
антифашистской стратегии и тактики оп не выходит
за • рамки сексуально-политических высказываний
общего плана22, а его теоретическая концепция не
ведет к их подлинному пониманию23.
Однако следует заметить, что если совершенно
очевидна невозможность сделать из сексуальности и
степени ее развитости непосредственные выводы о
формах и характере участия индивида в политике, то это
не означает, что в определенных условиях между,
ними ке может возникнуть опосредованной связи.
Развитие сексуальных потребностей представл5хет собой
лишь один из моментов в развитии индивида. Половые
отношения, особенно при наличии общественных
связей, являются необходимым моментом формирования
чувства змописналънои уверенности, а вместе с этим
и психической устойчивости. Имеющиеся нарушения
сексуальной удовлетворенности родителей приводят к
нарушениям детского уровня контроля над
действительностью. «Подавление половых импульсов
родителями,— пишет У. Хольцкамп-Остеркамп,—
неизбежно вызывает... уже у маленького ребенка серьезные

140
нарушения в его отношениях с родителями,
подавляющая деятельность которых воспринимается как
«непостижимый произвол и несправедливость», и по мере
того, как становятся явными «скрывающиеся за этим»
общественные нормы, «индивид» субъективно вступает
в глубокое противоречие с «обществом», радикально
отрицающим важнейшие жизненные проявления
человека и возможность человеческого счастья и
ввергающим человека в состояние одиночества и изоляции»24.
Поскольку, с одной стороны, сексуальное
подавление, как правило, является наиболее аффективным и
радикальным из всех видов подавления и поскольку,
с другой стороны, для фашистского движения
характерна особая и возрастающая сексуальная
агрессивность, то из этого можно сделать вывод о том, что
подавление сексуальности вплоть до взрослого возраста
может способствовать торможению контроля над
действительностью. Следовательно, можно утверждать, «что
жизненные трудности для многих взрослых людей
существенно детерминированы, в частности,
неотрегулированными сексуальными конфликтами в детстве.
Неспособность к разрешению сексуальных конфликтов
раннего детства может привести к скрытому
кумулятивному укреплению тенденций к защите от
конфликтов вместо их разрешения, причем в данном случае
были бы заданы специфические условия
детерминированности человека сексуальными переживаниями
раннего детства, рассматривавшейся Фрейдом как
общечеловеческая, то есть предполагалась бы
онтогенетическая примитивность его жизненных потребностей» 25.
Если мы, таким образом, переориентируем
отдельные рациональные аспекты анализа Рейха, то
обнаружим при этом и известные достоинства его концепции.
В этой связи, впрочем, необходимо еще раз
перечислить прежде всего его основные ошибки. Утверждение
о том, что свободная сексуальная активность должна
привести к участию в политике, свидетельствует о
непонимании существенно общественного характера
человеческих отношений. Можно даже пойти еще
дальше, рассматривая само это утверждение как
защиту от конфликта, как дающее возможность
индивидуального «оправдания» попытки уклониться от
политической активности (что при фашизме прояви-

141
лось с особой очевидиостыо) и поисков полноты
жизни в личном счастье (что можно также
истолковать как путь во внутренний мир). Для такой аполи-
тизации индивида теория Рейха может предоставить
псевдополитические аргументы. Но подобное сведение
развития индивида к удовлетворению половых
потребностей влечет за собою ограничительные следствия,
поскольку истинное сексуальное удовлетворение
возможно лишь тогда, когда оно не сопровождается
ложными, невыполнимыми претензиями.
2. Диалектика свободы и авторитарного характера
Почти параллельно с анализом В. Рейхом
психологических проблем немецкого фашизма сотрудники
Института социальных исследований во Франкфурте-
иа-Майие, находившегося с середины 30-х годов под
эгидой представителей критической теории, также
развернули исследования, цель которых состояла в
объяснении того, что Рейх называл «ножницами».
Возникшая на этой стадии исследования концепция
«авторитарного характера» 26 позднее была, во-первых,
углублена прежде всего благодаря эмпирическим
исследованиям 27, во-вторых, развита далее (в основном
Фроммом) как теория развития личности в
буржуазном обществе. Поскольку Фромм представлял также
важнейшие теоретические предпосылки работ Лдорио
и др., необходимо критически рассмотреть его точку
зрения (критико-психологическая оценка его
эмпирических работ не является пашей задачей). В ходе
изложения мы будем основываться на книге Фромма
«Бегство от свободы» 28, не обращаясь к его более
ранним работам и его новым исследованиям, в
которых Фромм отошел от фрейдо-марксистских воззрений
в узком смысле и занял позицию гуманистической
психологии.
Фромм так определяет главную задачу
психоанализа при исследовании исторических процессов: «Он
может указать, каким образом влияют определенные
экономические условия на психический аппарат
человека и порождают определенные идеологические
результаты, он может раскрыть формы зависимости
идеологии от обусловливающей ее экономической информации.

142
Он прослеживает путь от экономических условий через
голову и сердце человека к идеологическому
результату, не прибегая при этом ни к каким другим
методам, кроме того единственного, который он применяет
для анализа отдельной личности: понимание структуры
влечений на основе жизненной судьбы» 29.
Исходным пунктом исследований Фромма служит
возникновение капитализма, а вместе с ним и
возникновение исторически специфических черт личности«
Основным признаком этого процесса пишется
развитие человека до уровня индивида. «Процесс выделения
индивида из его первоначальных связей (назовем его
«индивидуацией»!) достигает своей кульминации в
повое время, то есть начиная с Реформации и кончая
современностью» 30. Индивидуация возникает на
основе упразднения личностных связей, имевших
место еще в феодальном обществе, и делает человека
свободным. «Распад средневековой системы
феодального общества имел важнейшее значение для всех
классов: индивид оказался предоставлен самому
себе и изолирован. Он стал свободен. Из этой свободы
вытекали два следствия. Человек оказался лишенным:
той уверенности, которая была ему свойственна:
несомненного чувства принадлежности; он был вырван из
мира, удовлетворявшего его требованиям
экономической и духовной безопасности. Он почувствовал себя
одиноким, его обуял страх. Но он стал также свободен
вести себя и думать независимо, стал господином
самому себе, способным жить так, как он хочет, а не
так, как ему указывали» 31. Поскольку свобода может
быть использована и па благо и во вред, то прежде
всего возник вопрос о его общественном положении и
в меньшей степени — вопрос о его индивидуальном
желании; при этом у эксплуатируемого класса также
имеется не только возможность «отрицательной
свободы», бегства от свободы, «страха перед свободой»,
но и полная возможность «положительной свободы»,
свободы использования возможностей его
индивидуального развития, спонтанности и
самоосуществления» 32.
Авторитарный характер в этой ситуации, помимо
влечения к разрушению и автоматическому
приспособлению 33f к отрицательной форме решения проблемы

143
свободы, «является тенденцией к отказу от своей
самости и к слиянию с кем-то или с чем-то
находящимся вне его, для того чтобы индивидуальная самость
обрела недостающие ей силы; то есть в качестве
замены утраченных первоначальных связей служат
«вторичные связи». Формами проявления этого
механизма выступают стремление к подчинению и
стремление к господству в виде мазохистского и садистского
стремлений...» 34. Таким образом, авторитарный
характер по своей сущности является садо-мазохистским.
При этом мазохизм проявляется в доставляющем
наслаждение подчинении разного рода авторитетам. «То,
что подчинение авторитетам может приносить
наслаждение, объясняет, почему относительно легко было
принудить человека к покорности, почему эта задача
зачастую ока.чьшалась легче обратной, заключающейся
в том, чтобы побудить человека подчиняться
внутренней самостоятельности и зрелости» 35. Замена
внешних авторитетов внутренними протекает в виде
процесса иитериоризации и формирования сверх-Я36,
причем именно в этом случае большое значение имеет
противоборство с общественно обоснованным
авторитетом отца («эдипов комплекс») 37.
В отличие от мазохизма целью садизма является
установление господства одного над другим,
стремление «сделать из него беспомощный объект собственной
води,, стать его тираном, его богом, обращаться с ним
так, как заблагорассудится. Унижение и порабощение
являются при этом лишь средствами для достижения
этой конечной цели» 38. Таким образом, хотя мазохизм
и садизм представляют собой два различных, иногда
полностью противоположных влечения, у них есть
одна общая внутренняя черта — «симбиоз».
«Симбиозом в психологическом смысле называют объединение
индивидуальной самости с другой самостью (или с
любой другой силой, находящейся вне собственного Я)',
причем каждая из них утрачивает при этом свою
самость и становится зависимой от другого. Садист
нуждается в своем объекте в той же степени, в какой
он нужен мазохисту. Разница лишь такова, что он
обретает уверенность в жизни не в том, чтобы быть
проглоченным, а в том, чтобы самому кого-нибудь
проглотить» 39.

144
Формирование авторитарного характера
существенно определяется экономическим положением человека.
При капитализме процесс концентрации капитала
угрожает социальному существованию мелкой
буржуазии и средних слоев, расшатывая их индивидуальные
ценностные ориентации и таким образом
дезориентируя их. Эти процессы особенно обострились в
Германии в период Веймарской республики 40, что привело
к усилению авторитарных тенденций у мелкой
буржуазии и средних слоев (этот процесс характерен не
только для Германии, но и для других
капиталистических стран, где экономическое развитие протекало
в принципе аналогичным образом). Фашизм, согласно
Фромму, в этом аспекте следует рассматривать как
предложенную обществом возможность удовлетворения
садо-мазохистских стремлений, которая, однако,
направлена против объективных интересов этих слоев.
«Нацизм позволяет мелкой буржуазии духовно
оживиться, но одновременно ведет ее к
социально-экономическому краху. Оп мобилизует ее эмоциональную
энергию, которая становится важной силой в борьбе
за достижение экономических и политических целей
германского империализма» 41. В то время как при
фашизме эти тенденции превратились в
психологически господствующие, в более слабой форме такое
бегство от свободы имеет место и в «больших
демократиях» современности 42.
Исходным пунктом критики взглядов Фромма
должна быть проблема свободы, стоящая у него в центре
внимания. Очевидно, что эти взгляды не только далеки
от марксизма и малосодержательны в плане
отражения реальных процессов и глубины анализа, но они
не достигают в этом отношении даже среднего уровня
фрейдо-марксистских положений, обсуя^давшихся в
главе И. В этой связи мы считаем необходимым еще
раз подчеркнуть, что капитализм предполагает высокий
уровень производительности крупной промышленности
и что эксплуатация является формой
капиталистического наемного труда, создавая тем самым свободного
наемного рабочего, поведение которого определяется
«внутренним принуждением».
Кардинальный недостаток концепции Фромма —
это понимание свободы не как политической

145
свободы с ее возможностями и границами и в ее
соотнесенности с природной и общественной
действительностью; свобода рассматривается в отрыве от ее
классового характера, она не выступает как результат и
процесс общественной и политической борьбы. Поэтому
Фромм оказался не в состоянии понять истинное
соотношение общественного и индивидуального контроля
над действительностью (а ведь это и есть свобода!).
Так, например, Фромм пишет: «Положительная
свобода состоит в исконной, изначальной,
самоопределяющейся, саморазвивающейся, естественной, то есть
спонтанной, активности цельной, чистой, не
нарушающей ничьих интересов личности» 43. Здесь
воспроизведено не только известное основное положение
психоанализа о запрещающем обществе и нуждающемся
иидшшдс, но и свойственное ему абстрагирование от
конкретного общественного содержания
жизнедеятельности индивида и индивидуальной свободы. Поэтому
он совершенно не учитывает того факта, что
господствующие слои с помощью соответствующих инстанций
власти стремятся не допустить превышения
определенного уровня развития, что приводит к психическим
конфликтам, содержащим в себе возможность как
защиты от конфликта, так и его разрешения. Такая
(принципиально иная, чем та, о которой говорит
Фромм) угроза существованию индивида может быть
устранена или уменьшена только в результате
коллективных действий со стороны угнетенных. Это означает,
что индивидуальная свобода как аспект общественной
свободы может быть достигнута лишь путем
общественных движений, только общественным субъектом
как классовым субъектом. Поскольку Фромм
фактически не принимает во внимание политического
содержания свободы, теория авторитарного характера
оказывается в опасной близости к теории идентификации
с тоталитаризмом 44.
Вместе с тем психологические исследования
Фромма в целом содержат правильные моменты, которые
могут подлежать критико-психологической переработке.
Так, его понятия положительной и отрицательной
свободы могут быть истолкованы не с ошибочных
позиций теории влечений, но с точки зрения
критико-психологической модели конфликтов либо как формы

140
преодоления конфликтов, либо как формы защиты от
конфликтов; в этом смысле мы понимаем сверх-Я как
форму защиты. При этом правильно также то, что
подавление своих влечений при определенных формах
защиты воспринимается как «наслаждение», поскольку
при этом возможна кратковременная психическая
разрядка. Психологическая «принудительность ситуации»
состоит здесь в том, что и пассивное приспособление
и активное противодействие ощущаются как «не
приносящие удовлетворения», в результате чего и
возникают агрессивность, чувство неудовольствия и т. д.
Против таких «вспышек» и направлены процессы
защиты. Если мы исходим из того, что сверх-Я
выполняет функцию «добровольного» признания господства
и как следствие этого относительной утраты
способности к собственному развитию, то соответствующие
«критические» тенденции поведения должны привести
к чувству вины. «Индивид обладает «нечистой
совестью», ибо он чувствует свою внутреннюю
готовность к действиям, противоречащим его же
требованиям к разумному поведению,-- пишет У. Хольцкамн-
Остеркамп,— они должны казаться ему «неразумными»,
«несоразмерными» и прежде всего диктующимися
«неблагодарностью», так как при этом он рискует утратить
расположение и защиту «власть имущих», с которыми
в процессе формирования «сверх-Я» он оказывается
связанным отношениями интроецированиой
зависимости» 45. Поэтому эмоционально он воспринимает как
разрядку, как освобождение возможность отвергнуть
такого рода тенденции поведения и вновь
идентифицироваться с «власть имущими».
Однако, поскольку подчинение власти является
лишь одной стороной проблемы, а другая выступает в
форме подавления «подчиненного», «более слабого»,
мы находим у Фромма в его понятии «авторитарного
характера» признаки того, что критическая
психология характеризует как «индивидуальный оппортунизм».
Уже Фрейд ограничил сферу формирования сверх-Я
кругом лиц, которые являются «носителями
культуры», то есть в социальном контексте теми, кто
может что-то приобрести (либо соответственно
потерять) или по меньшей мере так считает. В этот круг
лиц Фромм включает (не выходя за границы, очер-

147
ченные Фрейдом} мелкую буржуазию,
привилегированные средние слои и частично также высшие слои
рабочего класса. Именно в этой среде чаще всего
наблюдается стремление добиться преимуществ путем
«отождествления» с господствующими слоями
(особенно в сфере потребления), то есть улучшить свое
положение «за счет» других (чаще всего такое
улучшение оказывается лишь видимостью).
Такой тенденции поведения часто противостоит
спонтанное осознание принципиальной
противоположности собственных интересов и интересов власть
имущих, которое доляшо быть отвергнуто, если
собственное жизненное положение не может быть коренным
образом изменено. «Но если индивид, несмотря на
понимание необходимости изменения общественных
отношении с целью улучшения общих, а следовательно,
и собственных условий жизни и несмотря па
соответствующую эмоциональную готовность к действиям,
боится столкновения с власть имущими и пытается
разрешить возникающий в силу этой
противоречивости форм индивидуальности конфликт в частных
интересах власть имущих вопреки общим интересам-,
он вынужден постоянно изгонять из своего сознания
тот факт, что этим он совершает предательство по
отношению к общественной необходимости, к самому
себе и всем страждущим» 4G. Формнроиаиио сверх-Я
как психологической защиты от общественной
необходимости на основе некритического принятия
требований, исходящих от власть имущих, должно
превратить индивидуальный оппортунизм в «разумное»,
«добровольное» соглашение с власть имущими, то
есть исказить рациональный взгляд в процессе
эмоциональной защиты. Для правильного понимания на
основе этой характеристики деятельности членов
фашистской партии нужно проводить специальные
исследования. Но несомненно, среди тех, кто пассивно
принимал фашизм, отказываясь от борьбы с ним,
получил распространение именно этот индивидуальный
оппортунизм, оправдывающий при определенных
условиях даже физическое подавление «подчиненных»
в целях сохранения «взаимопонимания» с власть
имущими и органами их власти.

148
3. Судьба «субъективного фактора»
при организованном капитализме
Наиболее известным представителем такого
направления фрейдо-марксизма в ФРГ, как критическая
теория субъекта, наряду с Лореицером является,
несомненно, Клаус Хори. В то время как Лореицер
разрабатывает, по существу, общие основы теории, Хори
прежде всего занимается вопросами политической
психологии, которые он понимает, однако, как вклад
в анализ субъективной структуры47. Относительно
предмета и познавательных целей подобной
политической психологии он пишет: «Объектом теоретических
и практических интересов политической психологии
является область относительной, скрытой автономии
бессознательного и неосознанного, естественно
переплетенных в самом субъекте в той мере, в какой это
опосредование проявляется в общественных процессах.
Цель ее усилия состоит прежде всего в том, чтобы по
возможности способствовать осознанию того, что
недоступно индивидуальному и воплощенному в
общественных институтах сознанию. !)то в первую очередь не
исторические, лежащие в познавательной, критттко-
идеологической и политической плоскости ограничения
демократического самоопределения... а общественно
опосредованные психические барьеры против
возможного оптимума коллективной и индивидуальной
автономии, обусловленного развитием производительных
сил»48. Иначе говоря: «Политическая психология есть
попытка связать политически действенную и активную
иррациональность субъекта с антагонистическими
общественными противоречиями, критически
проанализировать избыточные общественные и личностные
издержки и способствовать достижению более высокого
уровня совместной жизни людей» 49. Для обоснования
такой политической психологии служит та форма
психоанализа, которая развивается в критическую теорию
субъекта на основе разработки теории языка и теории
взаимодействия 50.
Политико-психологическая постановка вопросов во
всех работах Хорна связана с постановкой вопросов в
плане теории демократии, что в условиях ФРГ
означает выяснение вопроса о том, почему большая часть

149
населения не принимает активного участия в
политическом процессе и какие опасности для демократии из
этого следуют. В работах Хорна различаются две
взаимозависимые сферы исследования: анализ
«сформированной демократии» и анализ «кризиса
законности», их политических предпосылок и следствий.
3.1. Сформированная демократия как коллективная
инфантильность
В предвидении будущих общественных кризисов под
влиянием хозяйственного кризиса 1966 — 1967 годов
находящиеся у власти и активно участвующие в
политике правые силы (то есть так называемый «картель
правых») разработали планы последовательного
преобразования демократии в авторитарное государство. Эти
планы получили известность иод названием программы
создания «сформированной демократии» 51. Такие
тенденции Хорн возводит к авторитарным тенденциям
времен Реформации, которые, как он полагает,
привели к тому, что характерное для буржуазного
общества противоречие между индивидом и обществом
не получило полного развития. Таким образом,
«изобретатель сформированного общества, очевидно, может
отталкиваться от этих традиций, питаемых
побуждением к повторению» 52. По стратеги сформированного
общества могли опираться по только па нищету духа
немецкого либерализма, пои на тенденции к
аполитичности в позднекапиталистическом промышленном
обществе. «Всевозрастающая рационализация и
бюрократизация общественной жизни ведет к созданию групп
экспертов и к некомпетентности большинства, что в
свою очередь при заданных общественных отношениях
усиливает деполитизацию сознания» 53. Такие
тенденции не только затрагивают индивида, но и
непосредственно осуществляются через пего, превращая его в
объект манипулирования и разрушая его.
«Секуляризация внутреннего мира, снятие с него покровов и
рационализация его с целью поисков способа
манипуляции им — процесс, протекающий параллельно
общественному разрушению субъекта, выступавшего
как нечто неделимое, субстанционально рациональное,
как субстрат либеральной политической экономии и

150
общественной теории, субъекта, способного
согласовывать свои индивидуальные цели с благом всех.
Подобные представления и по сей день не нашли своего
воплощения; напротив, существует тенденция, минуя
субъекта, передать функции решения подобных
проблем центральным управляющим организациям» 54.
Эти процессы, стимулируемые образованием55,
низводят штдивида до уровня несовершеннолетнего,
приводят к разделению предметного образования от
эмоционального образования56 и разрушают,
следовательно, основы человеческих влечений. «Создается
впечатление, что существующие условия
воспроизведения не позволяют больше говорить ни об
осуществлении духовных элементов, ни о буржуазном Я. Вместо
этого удовлетворяются изолированные частные
влечения в социально-функциональном смысле; это
особенно очевидно в случае психологических основ
сексуальности, сводящейся до уровня голого секса. Но если
частные влечения преобразуются социоинтеграл ыю, то
общество, в котором это происходит, но существу,
характеризуется филогенетической регрессией к общему
доэдипову способу поведения. Диалектика стремления
к наслаждению проявляется в условиях господства
принципа максимальной эффективности в попытке
обеспечить собственные интересы с помощью
волшебного средства, ведущего к еще большему
отчуждению» 57.
Этот процесс, который Хорн, следуя Маркузе,
называет «репрессивной десублимацией», формирует
парциссинеспив характеры в отличие от созданных
немецким фашизмом характеров, руководствующихся
принципом авторитарности. Причины этого Хори видит
б значительных трудностях разрешения «эдипова
конфликта» как основы и движущей силы
формирования сильного и гармоничного сверх-Я в силу утраты
отцом его общественного значения и принятия его
роли матерью. Согласно этому тезису, отсутствие
адекватного дичностяо-семейного «сопротивления»
препятствует возникновению гармоничной личности. Хорн
ссылается при этом на исследования личности солдат,
индивидуальное развитие которых характерно для
позднего капитализма: «В сущности, мы имеем дело с
нарциссическими личностями, психическое равновесие

151
которых в экстремальных условиях военного
воспитания и войны как таковой прежде всего определяется
тремя психодинамическими взаимосвязанными
факторами: 1) стремлением к демонстрации своей силы любой
ценой; 2) удовлетворением сиюминутных желаний и
будущим без конфликтов или с внутренними
конфликтами, вызванными угасанием индивидуальности; 3)
проецированием собственного страха на область
действительности, которая может в результате этого стать
объектом импульсивной агрессивности, не вызывающей
протеста со стороны сверх-Я» 58. Так как у личности
этого типа отсутствуют возможности развития, она
оказывается неспособной осмыслить свое собственное
положение в обществе, пребывая в состоянии
страха ориентировки, который вызывает и усиливает
у нее тенденции приспособления к общественным
требованиям. Эти «страхи приводят к отождествлению с
принятым в обществе способом поведения, который
формируется в частных целях прибыли. Они
связываются с ранним детским страхом перед утратой
любви и со страхом смерти, хотя, естественно,
современная общественная ситуация вносит в них
определенные модификации» 59.
Такие процессы развития общества, а также и
субъективных факторов, то есть субъективных
структур, означают, по Хорпу: 1) что концлагеря и войны
представляют собой лишь наиболее полные формы
проявления общественной структуры позднего
капитализма 60, то есть что существует тесное родство
обычной демократии и фашизма61; 2) что отмеченные
черты личности необходимо понимать как
патологические, что поэтому сегодня политическая психология,
чтобы правильно понять эти процессы, должна
пользоваться знаниями, добытыми динамической психиат^
рией 62. Деформация современной демократии состоит,
следовательно, в существенной степени в постепенном
обобществлении психопатологии, в формировании
иллюзорных форм индивидуального существования б3.
Из обеих (общественной и индивидуальной) тендегь
ций развития вытекает, что коллективная
инфантильность становится господствующим типом социальной
структуры. «Форма «коллективной инфантильности»...
выступает как подготовительная социофункциональная

152
форма существования, при которой отсутствует
установленная субъектом коммуникативная, практически,
то есть политически, действенная связь между
производственным трудом и соразмерными с доходом
специфическими для данного слоя общества
возможностями удовлетворения желаний» 64.
Критика взглядов Хорна должна начаться в
общественно-теоретической плоскости. Последнее из
приведенных здесь его высказываний сшгдетельствует
о том, что Хорн наблюдает усилившиеся во второй
половине 60-х годов тенденции к перерождению
демократии, сводя их, подобно фрейдо-марксисту И. Врюк-
иеру 65, к идеологическим процессам. Прежде всего это
значит, что он пе рассматривает эти тенденции в
рамках общей концепции теории империализма. В
общих чертах империализм экономически означает
формирование монополий на основе концентрации и
централизации капитала, политически — стремление к
реакции, к упразднению буржуазной демократии и
буржуазно-демократических прав, идеологически —
тенденцию к иррационализму, к отрицанию
познавательных способностей человека, а тем самым и к
отрицанию планируемое™ общественных процессов.
Ход этих процессов зависит от соотношения
противостоящих сил. Поскольку Хорн считает, что
«ортодоксальная» теория классов и классового сознания мало
пригодна для анализа позднекапиталистической
системы 66, он не может дать ответа на основной вопрос
о социальном носителе подобного процесса
демократизации общества. Только анализ истории немецкого
рабочего движения, в частности рабочего движения в
ФРГ, позволил бы объяснить, почему вообще в ФРГ
возникли такие авторитарные тенденции.
В этой связи следует сделать еще одно замечание.
Особенности развития Германии состоят, по существу,
в том, что ее территориальная раздробленность
препятствовала созданию единой нации под руководством
буржуазии и при поддержке крестьянства и городских
ремесленников, а также низших слоев духовенства 67.
Это привело к неудачам крестьянской войны (первая
ранняя буржуазная революция в Германии) в 1524—
1526 годах. Революция 1848—1849 годов потерпела
поражение из-за раздробленности и неразвитости во

153
многих отношениях революционного класса буржуазии,
а также и потому, что с возникновением рабочего
класса была выдвинута историческая альтернатива
господству буржуазии на сцене мировой истории в тот
момент, когда буржуазная революция еще не победила.
Это привело, в частности, к классовому компромиссу
феодалов и буржуазии. Далее, во время ноябрьской
революции 1918 года благодаря борьбе рабочего
класса были достигнуты существенные завоевания
буржуазной демократии, но из-за раскола рабочего
движения и ошибок революционного руководства и
организации не были осуществлены социалистические
преобразования. Особое положение немецкого
империализма, его внешняя (он развязал две мировые
войны) и внутренняя (особенно во время открыто
террористического преследования демократического и
рабочего движений при фашизме) агрессивность была
обусловлена тем, что рабочее двшкепис было
расколото. Этот раскол рабочего движения стал причиной
того, что разногласия в радикально-демократических
кругах в 1945—1948 годах позволили вновь одержать
победу в ФРГ силам монополистического капитала и
реставрации.
Восстановление западногерманского империализма
как бастиона против социалистических стран, ставшее
возможным благодаря существенной экономической и
политической поддержке со стороны С.Ш.Л, ого
агрессивная внешняя политика и постепенное подавление
демократического и рабочего движения в стране,
запрет в 1956 году КПГ и его последствия при
одновременной интеграции профсоюзов и СДПГ (особенно
их руководства) и углубляющееся ослабление
парламента и укрепление исполнительных органов — все это
было одной из существенных предпосылок усиленной
пропаганды после кризиса 1966—1967 годов
«сформированного общества» и форсированной деградации
буржуазной демократии.
Хотя Хорн стремится к объединению проблематики
политической экономии и политической психологии,
фактически он ничего не говорит ни об экономическом
процессе, ни о том, как этот процесс определяет
идеологические и политические процессы; к тому же его
теория политики должна иметь своим предметом прежде

154
всего государство и политические организации, тогда
как он сводит процессы общественного развития
к идеологическим процессам. Эти принципиальные
слабости ведут также к теоретически совершенно
неверной и политически крайне опасной концепции
относительного сходства концлагерей и фашизма с
нормальной, то есть буржуазной, демократией, что влечет
за собой полное непонимание качественного различии
форм буржуазного господства и сил, которые стоят за
ним, и, что особенно важно, позволяет обелить
фашизм, классовый характер которого Хори полностью
обходит 68.
Политико-психологические рассуждения Хорна
основаны также на принципиально ошибочной
концепции влечений. Подобно Маркузе и Лоренцеру, он не
в состоянии преодолеть неисторический характер
концепции влечения, сводя развитие индивида к
развертыванию потребностей и исключая тем самым область
деятельности и область познания69. Таким образом,
он отрицает, что потребности развиваются лишь в том
случае, если существует возможность активного
использования средства удовлетворения потребностей. Все
это препятствует правильному пониманию
человеческих конфликтов, ведет к признанию только защиты
от конфликтов, а не их разрешения. Эти теоретические
ошибки имеют следствием, в частности,
дезориентирующую универсализацию понятия болезни, так как
совершенно немыслимо, чтобы рост численности
патологических личностей не только не препятствовал
простому воспроизводству в том или ином обществе,
но и был необходимым при определенных формах
политического господства. В данном случае он не
видит различий между отчужденными условиями
жизни, которые ведут к формированию лишь
относительных способностей к действию, и таким развитием
личности, которое на основе непрерывной защиты от
конфликтов нетипичным образом зависит от других
людей (см. гл. V).
Вторая принципиальная ошибка этой группы работ
Хорна состоит в том, что он в широких масштабах
разрабатывает «технологическую» концепцию
детерминации развития личности. Нельзя в качестве причин
деполитизации выдвигать «науку» и «бюрократию» в

155
отрыве от общественных производственных и
классовых отношений, не утрачивая при этом четких
политических перспектив освобождения. Подобное классово
нейтральное определение границ развития индивида не
признает того, что производственные отношения
являются формой движения производительных сил и что
политические и идеологические отношения власти
строятся на производственных отношениях.
Несмотря на эти принципиальные возражения, мы
.должны констатировать, что рассуждения Хорна об
отношении страха и политической апатии в известной
мере отражают истину. Если исходить из критико-
цсихологической модели конфликтов, то страх следует
понимать как эмоциональное состояние готовности
подчиниться общественным отношениям господства и
власти, которые в существе своем воспринимаются как
угрожающие, неизменные и непостижимые.
Готовность к страху или проявления страха растут
'(когда демократическое движение относительно слабо)'
в масштабах всего общества, когда удовлетворение
экономических, социальных, политических и
культурных интересов рабочего класса и всех других немоно-
■цолистических классов и слоев затрудняется или
прекращается из-за деградации демократии, подавления и
преследования (зачастую террористического)
демократического и рабочего движений. Эти меры включают в
себя устранение возможностей свободного развития
способности к активному участию в демократическом
политическом процессе. Если недемократические
общественные структуры существуют уже в течение
длительного исторического отрезка времени, препятствуя
индивидуальному доступу к демократическому
движению, защита от конфликта может усилиться, что при
определенных условиях может создать впечатление
относительной свободы от имеющегося страха. «Таким
образом,— отмечает У. Хольцкамп-Остерками,— эта
относительная свобода от существующего страха
достигается путем вытеснения лежащего в его основе
знания о необходимости действий, и происходит это лишь'
с помощью длительной защитной деятельности, в
ходе которой действительность все более угрожает
захлестнуть человека, причем из-за низкого уровня
способности к действиям возможность избежать

156
состояния страха не повышается, а скорее даже
уменьшается» 70.
Так как теория нарциссизма в психоанализе, по
существу, отрицает основную структуру человеческих
потребностей, направленную на контроль за
действительностью, определение ее содержания у Хорна
близко к истине лишь в той мере, в какой различные
формы буржуазной идеологии должны пониматься
соответственно их положению в общественной
системе труда и соответственно развитости
личных способностей, знаний и мотиваций; могут быть
поняты как формы защиты от конфликта и изменения
тем самым индивидуальной перспективы. Таким
образом, с одной стороны, они затрудняют индивиду
целенаправленный анализ действительности, а с другой
стороны, в ходе эмоционально обусловленных активных
процессов защиты ведут к искажению правильно
воспринятых моментов социальной реальности. Такие
процессы могут привести индивида к ощущению своей
неполноценности. «Так, ощутимый разрыв между
требованиями индивида и тенденцией к их отклонению
(в данном случае на первый план выступает квази-
«идеальная функция» «сверх-Я») может породить
чувство неполноценности, поскольку индивид считает
себя неспособным последовательно ориентировать свои
действия на интроецированные притязания, что
затрудняет его «карьеру»...» 71. В этой связи мы видим,
что так называемая «репрессивная десублимация»
Хорна и Маркузе содержит момент истины, выявляя
тот факт, что уровень эмоционального развития в
условиях крайне слабой социальной интеграции
чрезвычайно низок и, как правило, не поднимается выше
уровня удовлетворения чувственно-жизненных
потребностей, то есть восприятие общественных целей не
мотивировано, иными словами, индивид не научился
активно вставать на защиту своих интересов и
приспосабливается к тому, что есть.
Следовательно, признавая принципиально неверным
понимание «сформированной демократии как
коллективной инфантильности», нельзя вместе с тем
отрицать, что осуществленный Хорном анализ указывает
на коренную ограниченность возможностей развития
индивида в ФРГ на данном этапе, на сведение потреб-

157
ностей значительной части населения к чувственно-
жизненным потребностям, то есть на формирование их
не на действительно человеческом* а на
производственном уровне. И хотя мы не можем согласиться с тем
объяснением, которое дает Хорн этому факту, следует
признать правильность его утверждения о том, что
страх в этих условиях является характерной чертой
деполитизироваиного существования индивида.
3.2. Кризис общественной лояльности
и кризис индивидуальной мотивации
Вторая группа работ Хорна отличается от
рассмотренных ранее в двух отношениях: во-первых, он
изменяет предмет анализа, переходя от
политико-психологических: аспектов сформированной демократии к
политико-психологическим аспектам общественного
кризиса; во-вторых, он теоретически углубляет свою
концепцию, в частности, благодаря понятию
законности, введенному Хабермасом и Оффе.
В противоположность (относительную) к его более
ранним работам Хорн более четко различает теперь в
развитии капитализма стадию конкуренции и стадию
(которую он называет так же, как и Гильфердинг)
«организованного капитализма». Различие между ними
он определяет следующим образом: «Существующее
в либеральном обществе диалектическое единство
государства, личностной сферы и общественности, и а
основе которого развивалось понимание политики,
аналогичное пониманию рынка, при организованном
капитализме изменилось коренным образом. Интенсивное
освоение природы, то есть специфически
капиталистическая рационализация нашего жизненного мира, во
многих аспектах разрушило модель гармонии, в
которой и автономия индивида, и общее благо должны
были одновременно производиться на рынке. Ранее
принятое разделение сфер частной и общественной
жизни утратило свой прежний смысл» 72. Таким
образом: «В то время как «полицейское государство»
начинает вмешиваться в жизнь людей и указывать им,
как жить для того, чтобы вопреки интересам и
одновременно в интересах того или иного капитала
сохранить общекапиталистическую структуру, дерспек-

158
тивы управления в корне изменяются: общественные
правила, согласно которым живет человек,
гипостазируются. Они приобретают самостоятельное значение с
позиций рационализации капиталистического освоения
природы, причем люди интенсивно втягиваются в этот
процесс; они становятся управляемыми, а их интен-
циональность ограничивается мертвой зоной психоги-
гиенически замещенных и чисто служебных заданий
(функционально аналогичных материальпому
обеспечению) ; субъективность как контрольная инстанция
политических процессов утрачивает свое значение и
функционализируется. В этой мертвой зоне между
экономической и социокультурной системами политика
осуществляется по-новому, так что буржуазное
представление о контроле власти сводится к
абсурду» 73.
Буржуазное представление о политическом
контроле оказывается разрушенным, в позднекапиталистичес-
кой системе возникает хронический кризис законности.
Эта проблема, согласно Хорну, не находит
фундаментального и качественного решения, все попытки
предложить возможные варианты оказываются квазиреше-
ииями. Но такие мнимые решения предполагают
разрыв социокультурной и политической сфер, в резуль-^
тате чего психическое может быть использовано лишь'
в социотёхнологическом плане 74. Именно эти
социокультурные аспекты как общего, так и современного
кризиса капитализма непосредственно связаны с
формированием буржуазного отождествления, здесь
должны быть найдены опосредующие звенья между экоыо-
мическои и психологической теориями кризисов 'ö.
В то время как индивиды исключаются из
коммуникативной деятельности (в понимании Хабермаса)
и вместе с тем из политической деятельности, а
перспективы их освобождения сводятся к
инструментальной деятельности в се технологическом смысле,
общественный кризис законности превращается в
кризис индивидуальных мотиваций, в утрату
индивидуально-общественной ценностной ориентации в
результате разрыва традиционных смысловых связей.
«Психоаналитический опыт... показывает, что открытые,
неопределенные перспективы на будущее, или, другими
словами, невозможность планирования будущего- в

159
субъективной плоскости, ведет в тенденции к изменению
таких черт личности, которые мы связываем с
буржуазным индивидом и которые также являются
неотъемлемой составной частью его политической функции в
смысле диалектического единства частной жизни,
общественной жизни и государства. Конкретные
переживания еще не утратившего революционности
буржуазного субъекта были в границах этой
психологической систематизации жизненно-практическими и в
этом контексте представали в качестве символической
связи прошлого, настоящего и будущего, неотделимой в
силу своей осмысленности от телеологического» 76. Этот
кризис мотивации как утрата ориентации в будущем,
влекущий за собой (как и сформированная
демократия) страх и формирующий готовых к приспособлению
нарщихических личностей, управляется социотехноло-
гически и функционал и зируется путем
психогигиенических мероприятий, например с помощью групповой
динамики, и другими, частично псевдотерапевтиче-
.скими мерами-77.
Критика изложенных здесь взглядов Хорна связана
прежде всего с критикой первой группы его работ,
поскольку Хорну и в этом случае также не удалось
проанализировать ни современный, ни общий кризис
капитализма в рамках универсальной критики
империализма. Хотя теория «организованного капитализма»
как таковая представляет собой лишь неудачный
заменитель марксистской критики империализма: она
переоценивает возможности общественного
планирования при капитализме, не выводит формы буржуазного
государства из специфических отношений
собственности и поэтому не рассматривает решающее для
критики империализма отношение государства и
монополий,— Хори обходит даже это ее реальное 'экономя-*
ческое содержание и полностью сводит тем самым
общий и сегодняшний кризис к идеологическому
кризису. Далее (и это .вообще типично для фрейдо-
марксисга Хорна)', он обошел вниманием общую
марксистскую дискуссию о государстве, которая идет в
ФРГ уже около 10 лет 78.
Характер современного кризиса капитализма, по
мнению Деппе, обусловлен, с одной стороны, «тем, что
он затрагивает не только так называемые структурные

160
секторы, но одновременно и. прежде всего так
называемую промышленность роста, то есть секторы
производства, прогрессирующие в технологическом и
научном смысле и также охваченные кризисом. С другой
стороны, при современном кризисе речь идет не о
национальном кризисе реализации капитала, а о
кризисе капиталистического мирового рынка. Все
высокоразвитые капиталистические страны в различной
степени охвачены современным кризисом» 79. Это
характеризует и начавшийся в 1974 году кризис в ФРГ.
Кризис охватил практически все высокоразвитые
капиталистические страны и привел к обострению
международной конкуренции, когда каждая страна
независимо от степени прочности своего международного
положения стремится переложить бремя кризиса на
других. Понятно поэтому, что «направление главного
удара стратегии преодоления кризиса, осуществляемой
капиталом, ориентировано внутрь, на ограничение
общественно-экономических условий воспроизводства
рабочей силы и на ограничение демократических прав
и влияния рабочего класса» 80.
Решительное наступление па демократическое и
рабочее движение, начавшееся в 1974 году, совершенно
очевидно; оно проявляется в отмене демократических
и социальных прав, в быстром развитии аппарата
государственного подавления, в сведении на нет
буржуазного парламентаризма при одновременном
усилении исполнительной власти и в обострении
идеологического наступления консервативных, реакционных, а
частично даже фашистских или неофашистских сил 81.
Только при таком понимании кризиса становится
понятной современная борьба демократического и
рабочего движения. «В условиях кризиса,— пишет Деппе,—
борьба против безработицы, борьба за повышение
заработной платы, которая ведется при прогрессирующей
инфляции, борьба за демократические права
приобретает непосредственный политический характер;
следовательно, выдвигаемые на всех этапах борьбы требования
наталкиваются не только на отчаянное сопротивление
капитала и буржуазного государства — борьба за их
удовлетворение все более непосредственно ведет к
вопросу об экономических и политических границах
системы вообще. Таким образом, диалектика экопоми-

161
ческой pi политической борьбы рабочего движения в
этих условиях поднимается на новую ступень. Но
одновременно борьба за непосредственные интересы
связывается с тем опытом борьбы и с теми требованиями,
которые рабочее движение приобрело в минувшие
годы. Специфика этой борьбы состоит... в том, что...
она осуществляется на основе разработанной
программы коренных изменений структуры капиталистического
господства на уровне государственной, экономической
и социальной политики» 82.
Из сказанного ясно, что общий тезис о «деполити-
зации», отделении политики от экономики, о чем пишет
Хорн, вторя Хабермасу и Оффе, принципиально ложен.
Как для монополистического капитала, так и для
рабочего класса политические и экономические
противоречия в настоящее время переплетаются теснее, чем
когда-либо, и поэтому возможности вовлечения
индивида в политику объективно расширяются, в том числе
и в ФРГ, где демократическое и рабочее движение
слабее, чем в некоторых других западноевропейских
странах.
На этом фоне (не сводимом к какому-либо кризису
законности) необходимо поставить вопрос о развитии
индивида, а вместе с тем также и вопрос о
возможном кризисе мотивации. В ФРГ, начиная с 1987 —
1968 годов и кончая 1072—11)78 годами, имел место
резкий подъем демократического и рабочего движения
и можно было добиться осуществления реальных
целей, однако начиная с 1974 года как следствие
кризиса наступило крайнее осложнение условий борьбы.
В психологическом отношении это означало, что
требования, предъявляемые к индивиду, представляющему
интересы своего класса, были очень высокими.
Появилась необходимость в новых способностях, новом
рациональном понимании характера империализма, а
также в значительно более высоком уровне
производственной мотивации, поскольку достижение успехов
людьми, обнаруживавшими (относительную)
правильность собственного поведения и широкие возможности
контроля за действительностью с их стороны, в
сильной степени осложнилось. При таких условиях
фактически оказалось, что у многих индивидов наступил
кризис мотивации, так как создаваемые обществом
6 Зак. 1220

162
перспективы их жизни перестали быть для них
понятными,
«Цели в той мере, в какой они мотивированы, то
есть рассматриваемые в плане их значения для
улучшения общих условий жизни,— подчеркивает У. Хольц--
камп-Остеркамп,— фактически созывают индивида с
будущим, являются той фиксированной точкой, которая
придает развитию направление и устойчивость, как бы
заменой той уверенности, кстораг; (;бусл<ник:нл
биологической обоснованностью поведен::;!, сознательным плг-
пироЕ-анием удовлетворения пот;чч;н;:стен? л> есть
уверенностью в будущем. Цели выступают как
предпосылки осознания совпадений или различий своих
интересов с интересами других, что составляет основу
сознательных действий. Мотивированное принятие
индивидом общественных требований, который оценивает
их с точки зрения возможного осуществления,
предполагает в определенном смысле принятие на себя и
ответственности за пх осуществление, поэтому
отрицательный результат непосредственно влияет на
самооценку» 83.
Психологическая задача копсервативпо-реакцион-
ного идеологического наступлашпч состоит, с одной
стороны, в том, чтобы затормозить либо исключить
рациональное понимание целей как предпосылку их положи-«
тельной эмоциональной оценки. С другой стороны,
одновременно оно может создать «материал» для
возникающих при известных обстоятельствах конфликтов
и динамической защиты от них. Но эти предложения
защиты от конфликтов необходимо рассматривать
также в связи с обострившимися мероприятиями
репрессивного характера. При одновременном наличии
повышенной готовности к действиям на основе
углубленного проникновения в классовый характер общества
и очевидного страха перед угрозой существованию
личности они призваны оттеснить импульсы
«критических» действий, чтобы идеологическое влияние
страха в результате защиты представлялось рационально
преодоленным в пользу некоторых форм аполитической
жизни. Это может привести к такому углублению
кризиса мотивации, что под действием разного рода
политических установок имеющиеся жизненные
общественные отношения с другими людьми ослабляются или

163
полностью нарушаются и наступает фаза
индивидуальной неустойчивости с сильными отрицательными
эмоциями. Результатом может быть как более высокое
развитие, так и застой, деградация индивида. То или
иное состояние зависит не только от уровня развития
личности, ее способностей, знаний и мотиваций, но и
коренным образом — от степени раскрытия
соответствующего общественного субъекта, политических и
профсоюзных организаций, а вместе с тем и от
конкретных возможностей вовлечения его в новые, болео
глубокие кооперативные жизненные отношения и
обеспечения тем самым в более высокой степени его
эмоциональной безопасности. Но этот общественно
обоснованный «выход» из кризиса индивидуальных
мотиваций оказывается у Хорпа измененным до
неузнаваемости, поскольку он предполагает наличие
непосредственной зависимости социальной структуры от
психической структуры.
3.3. Политическое представление
об освобожденном индивиде
Завершая критический анализ взглядов Хорна, мы
хотим остановиться на его понимании освобождения
индивида. Причем в данном случае основополагающее
значение имеет вопрос перспективы, цели. «Когда
речь идет об освобождении, центральным является
вопрос о его перспективе. Если кто-то полагает, что он
может свободно рассматривать политику как грязное
дело (подобно лисе, которая считает виноград
зеленым, поскольку он слишком высоко растет),,
предоставляя заниматься ею другим, ему с этой точки зрения
но от чего освобождаться» 84. Освобождение индивида
всегда тесно связано с его вовлечением в
политическую деятельность, а следовательно, освобождение
индивида находится в тесной связи с освобождением
общества. Согласно Хорну, это создает политическую
перспективу согласования исторического материализма
и психоанализа, Маркса и Фрейда. «В то время как
для Маркса совокупная общественная рациональность
потенциально еще является и рациональностью
субъекта — для этого необходимо лишь заронить в
массы искру классового сознания«..»85, Фрейд, по
6*

164
мнению Хорна, добавляет к этому «более широкий
(с точки зрения сегодняшней перспективы) масштаб
для критики самовоспроизводящейся гетерономности.
Этот масштаб — заблуждение, которое возникает у
самого субъекта в процессе освоения «собственной
природы» на основе общественного разделения труда
и при посредстве первичных групп преимущественно
как вытеснение в смысле стратегии защиты... с
помощью которого сознание якобы символически
сглаживает невыносимые конфликты, само себя искажая.
Лоренцер... назвал этот процесс разрушением
языка...» 86. Поэтому перспектива освобождения
связывается с устранением любого детерминизма,
касающегося как общества, так и индивида. «Для
психоанализа как формы терапии... процесс исследования и
процесс объяснения в смысле терапевтического
расщепления Я являются двумя сторонами одной и той же
медали; речь идет об объяснении судьбы, связанной
историей жизни с прошлым, в целях устранения
инфантильного детерминизма, так же как у Маркса речь
идет об устранении экономического детерминизма» 87.
Само собой разумеется, что при этом не следует
путать общественное освобождение с освобождением
личностно-психологическим, так как это ведет либо к
объективизму, либо к психологизму.
В ходе всего предыдущего изложения мы
рассматривали в целом аргументацию фрейдо-марксизма, а
также давали критику этих взглядов с позиций
критической психологии. Мы видим теперь, что
теоретический и практический аспекты аргументации
сближаются в такой степени, что теоретическая
альтернатива становится практической. Отрыв субъективной
структуры от объективной при одновременном
игнорировании марксистской теории классов и классовой
борьбы приводит в данном случае к тому, что вопрос
об освобождении индивида и общества рассматривается
во фрейдо-марксизме не независимо от вопроса о
классах, а как полностью противоположный ему. Как
и у Маркузе, историческая необходимость смешивается
при этом с принуждением, на котором основано
господство, а для контраста рисуется картина
свободного общества, «не имеющего законов». И если мы
говорим об обобществлении средств производства кшг

165
необходимой предпосылке устранения
капиталистической эксплуатации, то планирование жизни в
масштабах всего общества не является противоположностью
обобществления, но его необходимым дополнением, для
осуществления которого должен быть достигнут
определенный уровень развития производительных сил.
Однако политическим в прямом смысле вопрос об
освобождении становится потому, что обобществление
производства и планирование жизни всего общества
при социализме требуют в качестве необходимой
предпосылки политической власти рабочего класса. Критика
Хорном реального социализма нацелена именно в
этот пункт и направлена против социализма вообще 88.
В этих, несмотря на все усилия и заверения,
индивидуалистических, направленных против теории
классов представлениях об освобождении и свободе (в том
ее понимании, которого придерживается критическая
теория 89) поражает не только незнание марксистской
теории государства, но и полная неосведомленность
относительно марксистской теории организации.
С последней Хорн нигде не полемизирует, он ее
просто отклоняет. Но для критико-психологической
концепции политической психологии соотношение
теории организации и теории личности является
центральным90, так как только с помощью собственной
политической организации, демократической по своей
структуре партии отдельный индивид может окапать
влияние на общество, а следовательно, добиться
улучшения условий своей жизни. Лишь собственная,
активная, организованная борьба совместно со всеми
находящимися в равном классовом положении дает
возможность дальнейшего развития индивида уже при
ограничивающих условиях буржуазного, а в особенности
империалистического классового общества. Это
касается возможного в рамках партии преодоления
жесткого разделения труда и осознания задач,
соответствующих способностям, знаниям и мотивациям каждой
личности. Но так как общественно-политические
требования меняются, меняются вместе с ними и
политические задачи, что влечет за собою изменение
политической жизнедеятельности отдельных лиц, которые в
коде своей политической жизни развивают свои
многосторонние способности, знания и мотивации. Это ка-

Кб
сается также и таких далеко идущих реализаций
общественного характера индивида, при которых
познание мира и сахмопознание не являются более
обособленными. «Фактическая связь между познающим и
познаваемым выступает при открытой ориентации иа
познание ради познания как бы с иллюзорно «внешней
точки зрения», с позиции противостояния этому
природному, данному нам миру, с котопгга. человеку
нечего делать, а не с позиции его отражс.чи?я; факти--
.веская связь в рациональном познан f; и становится
осознанной связью; зто касается точки :>ре!!?тя о том,
что путем опосредования человеческого существа и
общественного человека (в определенный исторический
момент) познание общественной действительности и
познание собственного Я становятся в известном смыс-
'ле двумя сторонами одного и того же процесса
познания,, действительное познание общества всегда ведет
к познанию самого себя, и наоборот» 91. Такое
рациональное познание есть индивидуальный аспект
пролетарского классового сознания, которое должно быть
мотивациониой предпосылкой и следстписм развития
производственных потребностей и мотиваций иа
основе положительной эмоциональной оценки
социалистических целей и путей их достижения92. Путь к
марксистской организации индивидуально
противоречив и тернист, он имеет множество переходных форм
активного проявления интересов.
Рассматривая практически-политическое различие
между фрепдо-марксизмом и критической психологией
в понятиях психологии, можно утверждать, что фрей-
до-марксизм понимает освобожденного индивида как
буржуазного индивида, стоящего над обществом и
объясняющего самого себя, тогда как критическая
психология считает его членом классовой пролетарской
партии, личностью, ведущей активную борьбу за
конкретный и действительный социализм, которая в
условиях буржуазных классовых отношений является
провозвестницей социалистической личности.

Глава IV. Фрейдо-марксизм
как психологический экскурс
в педагогическую теорию
Как мы уже упоминали во введении, в настоящее
время в ФРГ всякое, в том числе и фрейдо-маркси-
стское, исследование социализации находит свое
выражение про ж до всего в области науки о воспитании.
Это связано, конечно, по только с политическими
условиями, но и со спецификой предмета педагогики.
Не рассматривая всех имеющихся по данному вопросу
точек зрения, отметим лишь, что педагогический
процесс включает в себя и психологические процессы и
что воспитание тесно связано с социальной сущностью
индивида.
Вес такого типа связи и соотношения относят
обычно к компетенции конкретных социальных наук;
в противоположность такому специально-научному
рассмотрению соображения но поводу того, пап
следовало бы внедрить фрейдо-марксистские концепции
в «материалистическую» педагогику, выдвигаются
сравнительно редко и по большей части лишь попутно.
Исключение составляют две теоретически развитые и
интересные концепции: попытка обоснования науки
о воспитании, предпринятая Бернфельдом, и
концепция рабочего образования, выдвинутая Негтом. Обе эти
теории мы теперь должны обсудить.
1. Социальные и психологические границы
буржуазного классового воспитания
Рассматривая здесь попытку теоретического
обоснования педагогики, предпринятую Зигфридом
Бернфельдом в конце 20-х — начале 30-х годов, мы не
можем, конечно, проанализировать ее во всех аспектах:

168
во-первых, весьма существенная часть практических и
теоретических усилий Бернфельда была посвящена
школьным экспериментам, в которых он проверял свои
представления о «школьной общине» как модели для
установления закономерностей реформирующей
деятельности в области педагогики и стратегии
воспитания1. Этих экспериментов мы здесь обсуждать не
будем, и соответственно наша оценка работ Бернфельда
будет лишь частичной2. Во-вторых, Бернфельд
принимал активное участие в теоретических дискуссиях
своего времени о соотношении марксизма и
психоанализа3; историю этих дискуссий мы также не будем
здесь подробно реконструировать и давать им оценку.
Это также накладывает ограничение на наш анализ.
Впрочем, оба эти аспекта работ Бернфельда косвенно
так или иначе нашли свое отражение в его попытке
обоснования педагогики, так что в принципе нам в
некоторых случаях все же придется их касаться.
В своих теоретико-педагогических воззрениях
Бернфельд отталкивался от современной ему и по
большей части консервативно ориентированной
педагогики, которая преувеличивает возможности
воспитания для развития как индивида, так и человечества
в целом. В противоположность этому преувеличению
Бернфельд стремился определить границы воспитания,
причем определить с помощью научно
обоснованных суждений, а не в стиле антипедагогических
деклараций. К этой проблеме в педагогике «имеются
пока лишь начальные, пробные и неопределенные
подходы. Развитие науки о воспитании сталкивается
с серьезными препятствиями. Почти полностью
отсутствует представление о предмете этой науки, и тем
более — подход к научному рассмотрению проблем
воспитания. И однако, вопрос о том, каковы же
границы возможностей воспитания, является научным
вопросом и может быть решен исключительно
научными средствами» 4. Чтобы выйти из тупика,
педагогика, по мнению Бернфельда, должна обратиться
к Марксу и Фрейду как к авторам, поднявшим теорию
общества и теорию человеческой психики до статуса
науки. Заменить господствующую психологию учением
Фрейда, «ставящим в центр рассмотрения онтогенез,
влечение и характер, означает заложить наконец для

169
науки о воспитании широкую и прочную основу,
благодаря которой эта наука смогла бы достичь
надлежащей устойчивости и развернуть в будущем все свои
огромные возможности. Для этого необходимо, чтобы
место чисто морального подхода заняли наука об
обществе, причем в ее наиболее обоснованной и
жизнеспособной, то есть марксистской, форме, и психология
в ее наиболее глубокой и также наиболее
жизнеспособной, то есть фрейдистской, форме» 5. Вопрос же
о соотношении между экономикой и психологией при
такой постановке проблемы уподобляется вопросу
о том, что было раньше, яйцо или курица: он
признается столь же банальным, как вообще любой вопрос
о том, с какой именно функции из данного комплекса
функций надо начинать рассмотрение сложившейся
ситуации 6.
С помощью теории Маркса становится возможным
научно обосновать социальные границы воспитания.
В современном капиталистическом обществе
предметные навыки, которые должен усвоить подросток или
юноша, чтобы быть в состоянии выполнять затем свои
рабочие обязанности, являются сравнительно
ограниченными7 и отнюдь не требуют многолетнего
воспитания. Поэтому, с точки зрения Бернфельда, в
качестве главной функции воспитания при капитализме
выступает приспособление индивида к существующим
в обществе отношениям господства и подчинения;
иными словами, воспитание превращено в инструмент
борьбы правящего класса с рабочим движением.
В конечном счете интерес господствующего класса
к воспитанию основан на стремлении к увеличению
прибыли. Этим принципом определяются границы
буржуазно-классового воспитания 8, которое по самой
своей сущности всегда консервативно, направлепо на
поддержание существующего порядка. Таким образом,
какие-либо изменения в деле воспитания могут
произойти исключительно вследствие социальных
изменений.
Задачей же психоанализа с точки зрения
предложенной Бернфельдом концепции науки о воспитании
является определение психологических границ
буржуазно-классового воспитания. Ставя эту задачу, Берн-
фельд непосредственно исходит из своего представления

170
о человеке как существе, управляемом
влечениями 9, и об отсутствии развития в человеческой
природе: как человек, так и возможности его развития
являются иными, нежели раньше 10, только в той
мере, в какой конкретная социальная среда накладывает
на все психологические механизмы некоторый
специфический отпечаток и. Это представление
основывается на тезисе о принципиально неустранимом
конфликте между обществом и человеческими желаниями,
которые определяются влечениями.
Примыкая в этом вопросе (как и Маркузе) к
Фрейду, Бернфельд присоединяется к концепции
первобытной орды, убийства отца и эдипова комплекса: он
видит специфическое отличие жизни человека от
онтогенеза всех прочих биологических существ именно
в процессе выработки сверх-Я и чувства вины —
процессе, по сравнению с которым, по его мнению,
изготовление орудий, появление языка или мышления
решительно отступают на задний план 12. Если в
животном мире процессы созренапия протекают
спонтанно, то процесс формирования индивидуальной
человеческой психики так или иначе должен быть
организован обществом. «При всем разнообразии структуры
человеческих обществ ребенок с самого своего
рождения всегда играет в этой структуре определенную
роль... Для детства при всех обстоятельствах в
структуре общества должно предусматриваться то или иное
место. Общество всегда как-то реагирует на
неизбежную реальность возрастного развития своих членов.
Совокупность таких реакций я и предлагаю называть
воспитанием. Таким образом, воспитание есть сумма
реакций некоторого общества на факт возрастного
развития» 13. Поскольку же индивид превращается в
социальное существо путем выработки сверх-Я и поскольку
тем самым образование сверх-Я рассматривается как
«культурное преимущество» человека по сравнению со
всеми его биологическими предшественниками,
конфликт между воспитанием (воплощенным как в его
индивидуальных носителях, так и в общественных
институтах), с одной стороны, и влечениями и
желаниями воспитуемого — с другой, представляет
собой некоторый инвариант для всех процессов
воспитания.

171
Применительно к школьному Боепитанию это
означает следующее: «Задача школы нелегка. Она должна
бороться против всех врожденных влечений ребенка,
против его спонтанных желаний и интересов. Вио
связи с тем, будут ли методы воспитания
человечными или жестокими, сна вынуждена противостоять
стихийным порывам и давать ребенку почувствовать
всю неумолимость и сложность общественной
реальности, которая нависает над человеком с момента его
изгнания из рая: независимо от того, будем ли мы
рассматривать этот рай в религиозном смысле или как
существование в первобытной орде» м.
Отсюда применительно к целям воспитания
делается вывод, что «вырастающий ребенок... одновременно
с завершением своего физического созревания должен
достигать такого психического состояния, при котором
социальная' реальность для него безопасна, а сам он
становится приемлемым сочленом своего общества» 1,г>.
Это означает (если представить данную точку зренья
в обобщенном виде), что любое общество должно
подавлять влечения, причем социалистическое общество
отличается от капиталистического только тем, что
подавляет их в относительно меньшей степени10,
в то время как в капиталистическом классовом
обществе воспитание требует помимо нормального
приспособления к культуре еще п тгпметтсоб.'юиня к
буржуазным общественным отиошешьчм.
Из рассмотрения всех этих ьсч^одппгм^чегжгл:
процессов Берифельд делает вывод, что как »;
воспитателе, так и в ребенке заложены психологические
границы воспитания, которые в обоих случаях определены
онтогенетическим развитием влечений, основанным
в особенности на эдиповом комплексе. В качестве
предпосылки для анализа этих границ выдвигается
допущение, что между воспитателем и ребенком
устанавливается особое отношение, при котором ребенок
испытывает к воспитателю, а воспитатель — к ребенку
либндопозпые чувства. При этом действия воспитателя
(как и отца) направлены на разрушение эдипова
комплекса, и в процессе этих действий реактуализирухотся
специфически онтогенетические конфликты,
производится как бы своего рода «переработка» ситуации
эдипова комплекса путем принудительного воспроизвел

172
деиия этой ситуации17. Тот способ или метод,
которым воспитатель и ребенок справляются со своими
онтогенетическими конфликтами* как раз и определяет
границы буржуазно-классового воспитания.
Анализ воззрений Бернфельда требует прежде
всего критики его подхода к проблемам, связанным с
теорией общества. Следует отметить при этом, что
заслугой Бернфельда является отстаивание тезиса о
границах воспитания против любого типа «педагогизма».
Однако столь же важно констатировать и тот факт,
что он недооценивает роль воспитания. Эта
недооценка проявляется не только в том, что он утверждает,
будто при капитализме предметные навыки и знания,
которые должен усвоить подросток или юноша, очень
немногочисленны; и не только в том, что он вообще
отрицает применительно к делу воспитания какой-либо
прогресс или историческое развитие 18. Та же
недооценка роли воспитания видпа из того, что он, в
сущности, вообще не подвергает анализу реально
существующие системы воспитания в их внутренней
сложности и социальной обусловленности.
Эти сложность и обусловленность очевидны, если
принять во внимание тот факт, что па стадии
капитализма воспитание окончательно формируется как
отдельная подсистема общества, а с социологической
точки зрения становится моментом совокупной
общественной практики, общесоциальной функцией
процесса общественного воспроизводства, общественной
надстройки. Оно выступает как цель и задача
некоторой специфической социальной структуры, как
обусловленная разделением труда профессиональная
обязанность отдельных личностей и целых социальных
групп 19.
Берпфельд указывает на заинтересованность
господствующего класса в росте прибылей и в
воспитании, которое обеспечивало бы этот рост; с этим
указанием можно согласиться, равно как и с констатацией
того, что воспитание представляет собой один из
моментов в борьбе, происходящей между правящим
классом и трудящимися. Однако Бернфельд не
анализирует того, как различные классовые интересы своим
конкретным содержанием обусловливают воспитание.
Отсутствие такой конкретизации ведет Бернфельда

173
к абстрактному утверждению, будто бы воспитание
всегда консервативно. Этот тезис бессодержателен
в своей абстрактности, более того — просто неверен,
даже если принять бернфельдовское
приравнивание консервативного к
системно-стабилизирующему.
Отказ от конкретного анализа процессов
воспитания в буржуазном обществе ведет далее у Бернфельда
к недооценке значения системы образования и
непониманию исторического прогресса педагогики,
выраженного в форме постепенного приблия^ения (и в этом
несомненная историческая заслуга капитализма) к
построению законченной системы воспитания20.
Вследствие того же абстрактного характера своей позиции
Бернфельд практически ничего не говорит о характере
воспитания в социалистическом обществе. В частности,
он ни разу не касается комплекса вопросов о
«политехническом образовании и воспитании», который
представляет собой один из важнейших аспектов
социалистической системы воспитания.
Разумеется, современные марксисты, в том числе
и в ФРГ, знают о классовом характере воспитания
больше, чем было известно во времена Бернфельда;
но перечисленные выше возражения против его
концепции и тогда уже входили в качестве
общеизвестного компонента в программу и теорию рсполюционного
немецкого рабочего движения (п тс разделы этой
теории и программы, которые были связаны с политикой
в области образования) 21. То, что Бернфельд в
данной связи вообще упоминает о заслугах рабочего
движения, следует считать весьма уместным и важным,
тем более что признание этих заслуг встречается
относительно редко в истории фрейдо-марксистской
литературы; но в то же время необходимо подчеркнуть,
что у Бернфельда соответствующее упоминание
малосодержательно.
Концепция безоговорочно консервативного
характера воспитания не только противоречит исходным
тезисам Бернфельда и его собственной педагогической
практике, но и чревата опасностью соскальзывания на
ультралевые позиции. Так же как и в случае с
«антипсихиатрией» (см. гл. V), такая концепция может
привести к поддержке консервативно-реакционных тенденций

174
с помощью псевдомарксистской критики. Ибо из
недооценки воспитания можно сделать и тот вывод,
что воспитание никак не соотносится с классовой
борьбой; а это ведет к отказу от того, чтобы добиваться
(и хотя бы отчасти осуществить) уже в условиях
капитализма таких реформ в сфере образовательно-
воспитательной политики, которые соответствовали бы
интересам рабочего класса и всех эксплуатируемых.
От такого отказа всего один шаг до полного
отрицания воспитания как общественного института.
Марксистская же критика школьного и педагогического
дела, напротив, должна исходить из того, что
буржуазно-классовое воспитание не может обеспечить
адекватного участия воспитуемых в процессе
общественного развития, препятствует формированию таких
способностей, знаний и установок, которые обеспечивали
бы оптимальный социальный, а тем самым и
индивидуальный контроль над действительностью.
Как и большинство фрейдо-марксистов его
времени, Бернфельд восприпял психологические теории
Фрейда в осповпом без всяких изменений, считая
проблему соотношения между экономикой и психологией
мнимой проблемой и совершенно не подвергая критике
ни теории влечений, ни чисто онтологической и
антиисторической психоаналитической модели личности, ни
спекулятивно сконструированных концепций
первобытной орды, убийства отца и эдипова комплекса.
В своих работах Бернфельд в целом воспроизводит
основной тезис психоанализа об обществе как
источнике запретов (эти запреты воплощаются, по его
мнению, в воспитании вообще, а не только в буржуазно-
классовом воспитании) и об индивиде как субъекте
потребностей; тем самым психологические конфликты
отрываются от конкретных социально-исторических
условий их возникновения, утрачивая свою
специфику, так что общество в конечном счете оказывается
по отношению к этим конфликтам чем-то внешним.
Принципиальная ложность такой точки зрения
очевидна уже из приведенной нами выше критики фрей-
до-марксизма в целом.
Конечно, в своих рассуждениях Бернфельд имеет
дело с реальными конфликтами в буржуазной школе,
хотя и рассматривает их в неверном теоретическом

175
освещении. Заметим, что он ограничивает свой анализ
воспитания именно этими конфликтами, и наша
критика воззрений Бернфельда тоже по преимуществу-
касается вопросов школьного воспитания.. Однако
рассматриваемые Бернфельдом конфликты могут быть
объяснены только в том случае, если мы раскроем
специфику онтогенетических конфликтов вообще,
исходя из представления о всеобщей психологической
конфликтности жизни в буржуазном обществе. Важно
понять эту конфликтность в ее специфическом
выражении в ходе индивидуального развития, поскольку,
с одной стороны, само это развитие должно быть по-.
нято как социализация индивида, то есть как
постепенная, специфичная (для различных классов, слоев
населения и сословий) реализация определенного типа
индивидуальности, причем этапы этого развития по
своему содержанию определяются достигнутым
уровнем контроля над собой н над реальностью; и
поскольку, с другой стороны, для наемного рабочего в форме-
индивидуальности всегда скрывается противоречие,
между его самоопределением и его определением
чужой волей.
Бернфельд отчетливо видел опасность, которую для
индивидуальности учащегося представляют школьные
власти; он понимал и то, что средством борьбы против
этой опасности являются со п местные политические
выступления учащихся 1>:\ Лепуо.чогпчеекое значение
подобных коллективных защитных мг-ромрмлтпи
(причем и здесь Бернфельд опять-таки не может
разъяснить, в чем конкретно они должны состоять)
заключается в том, что эмоциональная безопасность
индивида оказывается лучше обеспеченной при интенсивной
кооперации и интеграции с другими индивидами на
базе объективно существующих и субъективно
осознанных общих интересов. В процессе этой интеграции
учащиеся впервые вступают в собственно «социальные»
отношения друг с другом (но также и с
преподавателями, чего Бернфельд не замечает), носящие
социальный, а тем самым и действительно человеческий
характер. При этом социальность индивидов
поднимается на более высокий уровень и достигается более
интенсивный социальный, а также и индивидуальный
контроль над действительностью.-

176
Берпфельд переоценивает в зтой связи значение
сексуальности для развития личности23;
переоценивает, следовательно, и тормозящую роль подавления
сексуальности, что ведет, по его мнению, к
ограничению возможностей индивидуального развития (ср.
критику аналогичных воззрений, данную выше, в гл. III).
Несомненно, впрочем, что в настоящее время,
подавление сексуальности в учебных заведениях представляет
собой по меньшей мере один из моментов
консервативной и реакционной образовательной политики,
воплощенной в реальности учебных заведений
капиталистических стран24. Нельзя оспаривать поэтому, что
подавление (со стороны учебных властей) либидоиоз-
ных влечений и импульсов ведет к психологическим
конфликтам и эмоциональной неустойчивости. Однако
и здесь следует иметь в виду, что подлинно свободное
удовлетворение половых потребностей возможно
только на основе эмоциональной устойчивости в условиях
жизни в коллективе, то есть только при условии
удовлетворения потребностей в развертывании
производительных сил.
Что же касается вопроса о психологических
границах воспитания, то он имеет смысл лишь в том
случае, если мы, во-первых, будем исследовать формы
осознания и преодоления конфликта, не придавая
последнему никакого онтологического статуса
(заметим здесь также, что сведение проблемы границ
воспитания к вопросу о конфликтах искусственно сужает
эту проблему). Во-вторых, мы должны ставить
перед собой цель выяснить (исходя при этом из
общего представления о природе и задачах школы) те
пути, которые ведут к повышению степени
самореализации индивида. Если мы не имеем в виду двух
перечисленных целей, то не можем говорить о
психологических границах воспитания.
Таким образом, Берпфельд психоаналитически
«дополняет» свою недооценку значения воспитания
индивидуалистическим сужением сферы человеческих
потребностей. То и другое с необходимостью ведет к
бесперспективному «педагогическому антиавторитаризму»,
несмотря на некоторые содержащиеся в воззрениях
Бернфельда позитивные моменты критики.

177
2. Попытка соединения методов
конфликтно-ориентированного обучения
с марксистской теорией
(на ночве профессионального образования)
В то время как работы Бернфельда в виде
экспериментов попытались осуществить на практике
преимущественно участники антиавторитарного студенческого
движения в ФРГ, исследования Оскара Негта,
стремившегося создать новый теоретический и практический
фундамент для рабочего образования, нашли свое
применение в области профессиональной подготовки. Для
этой сферы начиная с середины 60-х годов был
характерен отказ от обучения по принципу семинаров и
тенденция к учету и соответственно анализу
конкретных профессиональных навыков и субъективных
интересов рабочих 25. В этом отношении характерна
опубликованная в ФРГ в 1000 году и затем, в полностью
переработанном виде, в 11)71 году книга Пегта
«Социологическая фантазия и обучение на примерах». Эта
книга затем подверглась критическому разбору со
стороны ряда авторов, а в 1978 году Негт выступил с
защитой ее основных положений 26.
Развитие теории рабочего образования
рассматривается Ыегтом не просто как вклад в педагогическую
теорию, но также и как весьма существенный шаг по
пути обновления марксизма. Он пишет: «Ма
современном этапе информация, добытая ;шиирмческимгг
науками, должна подвергаться социологической и
политической интерпретации, чтобы стать пригодной для целей
освободительной борьбы рабочего класса и разумной
организации общества в целом... Выдвигаемая нами
концепция обучения на примерах предлагает средство
для обновления теории социализма и вместе с тем
намечает переход на экспериментальный уровень, на
котором возможна осмысленная перестройка этой
теории в контексте насущных интересов практики» 27.
Эта общая установка ведет к пониманию профсоюзов
не как стабилизирующего фактора, но как источника
протеста. Согласно Негту, они могут осуществлять и
расширять свою деятельность только путем
автономной, ориентированной на защиту интересов своих
членов политики. Что касается деятельности в области
профессионального образования, ее всеобщие задачи

178
должны выводиться из объективной функции
профсоюзов, иными словами, должны представлять собой
некоторый вклад в развитие классового сознания. «Этот
вклад, с моей точки зрения,— пишет Негт,— уже
сейчас получил конкретное выражение в том, что рабочие
по крайней мере о двух вещах зпагот больше, чем они
знали раньше. Во-первых, благодаря социальным
конфликтам, в которых они участвуют, omi осознали свое
объективное классовое положение/, сслм бы этого не
произошло, объективные условия их собственного
существования остались бы для них неосознанными.
Опыт участия в социальных конфликтах должен был
быть осознан ими как столкновение с
капиталистическим классовым обществом на определенной
исторической ступени развития производительных сил и
производственных отношений. Во-вторых, рабочие должны
знать, и они действительно это осознали, что их
потребности, их интересы как • рабочих могут быть
удовлетворены только при таком состоянии общества
в целом, когда будет снято основное противоречие
между наемным трудом и капиталом, хотя бы многие
другие противоречия и копфлт.-п.! по-прежнему
сохранялись)) :Л Задача борьбы: за достижение такого
нового, бесклассового состояния общее/г аа решается уже
в условиях капитализма; эта борьба должна
осуществляться посредством создания солидарно
выступающих организационных структур, а само это
бесклассовое состояние Негт именует «хозяйственной
демократией» или «рабочим самоуправлением» 29.
В области образовательно-воспитательной
деятельности Негт ставит задачу учитывать как ее
объективные общественные предпосылки, так и субъективные
психические установки. При этом возникает, однако,
вопрос, каким образом те и другие оказываются
взаимосвязанными, иными словами, как деятельность
в сфере профессиопалытого образования может внести
вклад в развитие классового сознания. Масштабы
этого вклада, конечно, всегда ограничены тем уровнем
развития, которого достигло рабочее движение30.
«Всякое преследующее заранее обдуманные
практические цели и конфликтно-ориентированное рабочее
образование должно достичь... согласованности анализа
па трех уровнях. Взаимное диалектическое опосредо-

179
ванне анализа на всех этих трех уровнях служит
необходимой предпосылкой для того, чтобы конфликты
как таковые могли стать исходными пунктами для
развития классового сознания и подвергнуться
рассмотрению в качестве моментов содержания этого
сознания. Этими уровнями анализа являются следующие:'
1) анализ явно выраженных интересов, представлений,
идей об общественной структуре, которые с помощью
обычных эмпирических исследовательских методов
поддаются классификации и подводятся под
определенные закономерности; 2) понимание психических и
когнитивных механизмов отчуждения (таких, как
тенденция к персонализации или же редукция
лингвистического поведения), свойственных обществу в
целом или некоторому его классу; 3) наконец,
рассмотрение объективных экономических и социальных
условий жизни рабочих» 31.
В частности, в сфере образования необходимо
точнейшим образом учитывать те психические и
когнитивные механизмы отчуждения, которые в виде
языковых барьеров, недостаточности мотивации для
обучения или ограниченных и «обкатанных» образцов
социальной интерпретации поведения препятствуют
развитию классового сознания. При исследовании проблем,
связанных с этими механизмами, необходимо
подчеркивать значение психоанализа, как это делал, например,
Рейх32: это позволит преодолеть ограниченное, по
миопию Негта, понимание Маркса, равно как и объективизм,
имеющийся в работах самого Маркса33; а также
опровергнуть концепции формирования поведения,
опирающиеся па теорию пассивного «отображения» 34.
Решающее же значение для понимания и
преодоления аутентичных, непосредственно переживаемых
конфликтов и социальных противоречий в ходе
воспитательно-образовательной работы Негт придает
принципу «экземплифицирующего» обучения, то есть
обучения на примерах. «Примеры» должны пониматься при
этом совершенно не так, как в буржуазной педагоги^
ке 35, то есть не как что-то взятое «с потолка» или
произвольно сконструированное, но должны быть
связаны с самой сущностью определенных общественных
отношений. иПри формулировке упомянутого принципа
важное значение имеет категория «целого» как сово-

180
купности процессов производства и воспроизводства
данного общества, взятой в своей организованности (под
углом зрения разделения труда) и в своем
историческом аспекте; и категория «частного» как тех сторон
социологической реальности, которые релевантны для
бытия отдельных классов и индивидов» 36.
Необходимость экземплифицирующего подхода в педагогике
вытекает из колоссально разросшегося потока
информации и из самого развития пауки. Впрочем, Негт
отстаивает в то же время и убеждение в ограниченном
характере этого развития, подчеркивая его узость,
связанную со специализацией отдельных дисциплин
и вообще с тем, что наука ведет к атомизации
познания. Итак, из всей совокупности доступного знания
надо отбирать только то, что релевантно для целей
образовательно-воспитательной работы, а такой отбор
по необходимости представляет собой процесс
отбрасывания всего лишнего.
Вопрос, таким образом, заключается в том,
согласно каким принципам должен производиться отбор, то
есть какой именно экземплпфп пирующий анализ
должен быть проведеп для достижения основной искомой
цели, то есть для того, чтобы в условиях данных
объективных классовых отношений под социальные
конфликты была подведена база научного понимания.
«Экземплифицирующая ценность входящих в курс
преподавания предметов определяется тремя
факторами: во-первых, близостью этих предметов к
индивидуальным интересам учащихся; во-вторых, их связью
с теми элементами сознания представителей рабочего
класса, которые по своему содержанию выходят за
пределы их непосредственных интересов и
соответствуют более общему социальному контексту;
в-третьих, наконец, тем значением, которым соответствующие
области образования обладают с точки зрения
эмансипации рабочего. Если же определять
образовательную ценность некоторой тематической области
исключительно по какому-нибудь одному из этих трех
критериев, то рабочее образование должно будет
отказаться от всяких притязаний на то, чтобы быть также и
воспитанием рабочих» 37. Тем самым принцип обучения
на примерах выступает в качестве связующего звена,
которое позволяет избежать всех авторитарных форм

181
обучения и образования и благодаря этому делает
возможной интерпретацию индивидуальных конфликтов и
переживаний посредством социологической (то есть
марксистской) теории, примененной к объективно
существующим классовым соотношениям. «Между
классовой ситуацией рабочего, его объективными и
субъективными интересами существует постоянное
напряжение, на фоне которого развертывается
«социологическая фантазия», благодаря которой только и
становится возможным субъективное преодоление всякого
фрагментирования в восприятии информации,
преодоление «персонализации» общественных отношений.
Объективное же преодоление и того и другого
становится возможным лишь после разумной организации
общества как целого. Если же говорить о политическом
образомаипп, то ого цель заключается в том, чтобы
путем конкретного социологического анализа
установить всеобщее содержание общественных
противоречий, проявляющееся в частных формах субъективных
интересов и конфликтов, и раскрыть это содержание
в воспитательном процессе» 38'.
Для критики воззрений Негта необходимо прежде
всего р;онстатировать, что он принадлежит к числу тех
весьма немногочисленных в истории фрейдо-марксизма
авторов, которым по крайней море в тенденции
удалось вскрыть и преодолеть «страх перед соирпкосиомо-
нием» с реальным рабочим движением, ста шип is для
фрейдо-марксизма почти традиционным, впрочем,
в его обширных работах фрейдо-марксистские мотивы
представляют лишь один из компонентов. Ногт
исходит из более дифференцированной оценки
профсоюзного движения, нежели та, которую можно найти
у ультралевых критиков, разрабатывая в то же время
конкретные альтернативы их взглядам. Тем самым он
поддерживает в профсоюзном движении силы,
выступающие за такую его политику, которая определялась
бы осознанными классовыми интересами. Однако
в оценке взглядов Негта, например, у Деппе-Вольфин-
гера 39 не обращено должного внимания на
ограниченность негтовской концепции. Эта ограниченность
заключается не только в том, что его ссылки на
профсоюзную политику все же являются относительно
абстрактными и чрезмерно обобщенными, причем он

182
практически игнорирует имеющимся в марксистской
литературе анализ ФРГ как государства, анализ
положения рабочего класса ФРГ и ее демократического
и рабочего движения. Дело не только в этом, но ещо
и в том, что Негт неверно определяет функцию
профсоюзов, а тем самым и их
воспитательно-образовательной работы в условиях современного капитализма. Он
явно отвергает исторически меняющееся по своему
характеру, но тем не менее пришхшптальпоо различие
между экономической и политической борьбой,
следовательно, и между профсоюзной деятельностью и
политическим рабочим движением 40.
Конечно, если рассматривать развитие самого фрей-
до-марксизма, то в рамках этого направления
несомненный интерес представляет признание Негтом
необходимости организованного ведения рабочим классом
борьбы за свое освобождение. Заслуживает внимания
в признание того, факта, что социально определенные
субъекты являются посредствующим звеном между
объективными общественными условиями тт
индивидуальными субъектами (хотя у ТТетта :>тот факт находит
лишь абстр^тто-теоретмческоо чиражепие). Но
несмотря на это, Негт не доводит свой анализ до конца, не
видит принципиальных различий между экономической
и политическом борьбой.
На самом же деле разница между партией и
профсоюзами в постановке задач существует и исторически
находит свое выражение, в частности, в
образовательно-воспитательной работе. В сфере этой работы она
проявляется в различных концепциях и планах
образования, принимавшихся различными отрядами
западногерманского рабочего движения41. Но и на
современном этапе это различие очевидно в ФРГ, хотя то
мз профсоюзов, которые руководствуются осознанной
классовой позицией, стремятся занять автономные и
укрепленные рубежи, чтобы противостоять атакам
монополий и буржуазного государства. «Автономия
реализуется...— пишет Деппе,-— не путем формальной
декларации партийно-политической и
мировоззренческой независимости профсоюзов. Ибо в конечном счете
профсоюзы могут занять автономную позицию только
тогда, когда выражают «общественные, экономические,
социальные и культурные интересы всех лиц, работаю-

183
щих но найму», как классовые интересы этих лиц; когда
профсоюзы в своей политике руководствуются
сознанием того, что их задачей является борьба со всеми
силами, нарушающими эти интересы. Следовательно,
вопрос об автономии есть «вопрос о силе», и решен
он может быть только путем мобилизации всех
способных к активной борьбе сил профсоюзного
движения.
Таким образом, неверно считать, будто специфика
объединения рабочих в рамках профсоюзов состоит
в том, что профсоюзы добиваются своей
независимости путем компромисса между принимающими в них
участие политическими течениями или путем
взаимных уступок этих течений друг другу. Материальный
центр тяжести организации профсоюзного движения
заключается, скорее в «единстве всех находящихся
в сходном социальном положении», а само это
положение характеризуется сходными чертами экономической
и политической зависимости» 42. Сознание этой
автономной функции профсоюзов составляет содержание
экономического аспекта классового сознания,
следовательно, и тред-юнионистского сознания. Задача
воспитательно-образовательной работы профсоюзов в этой
связи заключается в том, чтобы это сознание
зародилось, стало устойчивым и достигло полного разви-
тия .
Этот упор на политическую спонтанность находит
свое педагогически-психологическое «дополнение» и
продолжение в недооценке уровня деятельности,
связанного с осмыслением концепции. Попытка подменить
социальные понятия об опыте своей концепцией
полностью внеобщественыого и индивидуалистического
опыта Негту не удается 44, но столь же мало может
он сказать относительно связи эмпирического и
научного познания в индивидуальном познавательном
процессе, несмотря на то что он всячески подчеркивает
свой интерес к психолого-когнитивным процессам.
Самая эта связь между эмпирическим и рациональным
в индивидуальном познании остается у Негта чистой
декларацией, а в реально осуществленном им анализе
центр тяжести явно перемещается скорее на опыт,
нежели на деятельность, связанную с абстрактным
мышлением. Это соответствует тому, что, как

184
правило, имеет место и в педагогической практике.
С точки зрения критического психологического
подхода к теории познания 45 абстрагирование не должно
«мыслиться упрощенно, как обособленный, оторванный
от других психических явлений процесс. Важной
практической стороной конкретной действительности мысли
является тот факт, что путем абстрагирования
выдвигаются на первый план и обособляются в качестве
предмета познания определенные отношения
общественной реальности. Между этой реальностью и
познающим субъектом, который продолжает к ней
принадлежать, создается некоторая когнитивная
дистанция. Абстрагирование понимается при этом как
методологически неизбежный промежуточный шаг в
процессе интеллектуального освоения общественной
действительности, а именно шаг, связанный с
преходящим «обособлением» в познании одной какой-либо
стороны этой действительности. При этом необходимо,
чтобы результаты различных процессов такого
обособления в ходе познания становились эксплицитно
понятыми в их реальной взаимной связи» 46.
Таким образом, процессы абстрагирования
представляют собой необходимую составную часть
понятийного подхода к действительности, эффективность
которого по отношению к реальности в свою очередь
должна обеспечиваться его опосредованием
чувственными переживаниями.
Исходя из того, что познание в понятиях
представляет собой частный момент также и в политическом
классовом сознании, мы должны признать, что и
индивидуально-когнитивный аспект профессионального
сознания занимает промежуточное положение между
уровнями, во-первых, мышления, ориентированного на
решение проблем, и, во-вторых, мышления,
познающего в понятиях; следует также признать, что для
формирования этого аспекта необходимо использование
(в соответствующем объеме) абстрагирующей
деятельности. В своей концепции
конфликтно-ориентированного обучения на примерах Негт совершенно правильно
признает, что накопление и уточнение
индивидуального опыта представляет собой необходимый момент
любого процесса обучения; однако Негт упускает из
виду качественное различие между уровнями иознава-

185
тельной деятельности человека. В его указаниях,
касающихся реального педагогического процесса,
наблюдается тенденция исходить исключительно из
обобщения имеющегося опыта; в конечном счете он при этом
превращает такое обобщение в своего рода анализ
товарного фетишизма. Теории как бы спонтанно
зарождаются из опыта; это практически равносильно
отрицанию теории как таковой 47.
Принципиальная ошибочность этого подхода
отмечена Вильгельмером: «Субъективный процесс обучения
новому должен нечто привносить в уже имеющийся
массив знаний, благодаря чему и достигается
сознательное усвоение и понятийное осмысление материала;
что же касается предмета того же процесса обучения,
то этот предмет можно рассматривать как уже
познанный в объективно-общественном отношении на основе
предшествующего опыта (практического и
теоретического). Обучение в ходе профессиональной
воспитательно-образовательной работы и познавательный
процесс на социальном уровне совершенно различны
между собой, хотя в учебный процесс и включаются
компоненты, связанные с профессиональным опытом
участников данного процесса. Однако познание
общественных причин конфликтов, с которыми
сталкиваются эти участники, не может быть достигнуто путем
абсолютизации опытного подхода и посредством
попыток обойтись лишь обобщением непосредствен иых
данных восприятия» 48.
Эта критика не теряет своей актуальности и после
того, как Негт в своей новой работе49 подчеркнул
связь категории опыта в педагогическом процессе
с принципами теории Маркса, потому что при этом
он не показал, какой должна быть такая связь; больше
того, он обрушился с нападками (его ориентация
здесь явно напоминает доводы, характерные для
«теории тоталитаризма» 50) на имеющиеся в литературе
серьезные попытки обосновать профессиональное
образование, например, на почве предложенной
Гальпериным теории поэтапного становления способности к
интеллектуальным операциям 51.
Негт не просто стремится дать новое обоснование
рабочему образованию, но еще и хочет предотвратить
то, что он называет «распадом социалистической

186
теории». Однако если присмотреться к основам его
концепции52, то становится ясно, что, прикрываясь
лозунгами «дальнейшего развития» или «восстановления»
теории Маркса, Негт, по существу, отказывается от
главных принципов марксистской теории, в
особенности от тех, которые связаны с диалектикой природы,
с теорией отражения как материалистической теорией
познания, а также с теорией социальных
закономерностей и с концепциями пролетарского классового
движения и социалистической революции,
представляющими собой вывод из этой теории.
Негт и другие сторонники «критической теории
общества», как и сторонники «критической теории
субъекта», отождествляют необходимость,
проявляющуюся в историческом и индивидуальном развитии,
с принуждением, объявляя революционные
организации рабочего движения и реально существующего
социалистического строя «бюрократическими». Эти
установки находят свое выражение и в педагогико-психо-
логическом плане, а именно i? отклонении всякой
организации учебного процесса и в конечном счете
в отрицании значения готовности к трудовым и
волевым усилиям для развития личности.
Итак, мы рассмотрели виды аргументации,
свойственные основным вариантам фрейдо-марксизма.
Далее (см. гл. VI) мы остановимся на связи этих
вариантов с исходными теоретическими позициями фрейдо-
марксизма, равно как и на социальных предпосылках
и последствиях распространения фрейдо-марксизма.

Глава V. Фрейдо-марксизм
как психотерапевтическая стратегии
• • Возникновение психоанализа исторически связано
с психиатрией, и первоначально он представлял собой
именно попытку теоретически обосновать
определенный практический подход к решению психиатрических
проблем. На основе данных психиатрической практики
приобрели систематический характер и теоретические
концепции психоанализа. Фрейд писал, что
психоанализ представляет собой «1) попытку исследовать
душевные процессы, которые вряд ли могут быть
подвергнуты изучению каким-либо другим способом;
2) метод лечения невротических расстройств,
основанный на таком исследовании; 3) ряд добытых при этом
исследовании психологических наблюдений, из
совокупности которых постепенно распинается новая
научная дисциплина» 1.
К середине XX века было достигнуто более
глубокое понимание этих, трех аспектов, а Эберенц вслед за
Лохом перечисляет уже пять измерений психоанализа*
«1) развитие собственного исследовательского метода;
2) построение всеобщей психологической теории,
принявшей форму психоаналитической метатеории и
основывающейся на клинических опытных данных; 3)
нозология, рассматриваемая как психоаналитическое
учение о болезнях, в рамках которого вскрываются
психические факторы (в частности, задержки и
препятствия в психосексуальном развитии), играющие
решающую роль в формировании невроза на более
поздних стадиях индивидуального развития; 4) связанные
с нозологическим измерением психоанализа методы
лечения, развитые в форме психоаналитической
терапии; 5) построенная на психоаналитических позициях

188
комплексная теория личности, в которой содержатся
систематизированные представления о развитии,
структуре и функции психики» 2.
Отсюда очевидно центральное положение, которое
клинико-психиатрические вопросы занимают в
психоанализе, рассматривать ли его как теоретическое
построение или же в его практическом применении. Из
сказанного вытекает и все значение соответствующего
комплекса проблем для понимания сущности фрей-
до-марксизма. Мы рассмотрим те особенности фрейдо-
марксизма, которые вытекают из его специфической
интерпретации и критики теории психических
расстройств, и вообще выводы, извлекаемые фрейдо-марк-
сизмом из психиатрической и психотерапевтической
практики.
1. Норма и патология применительно
к психической деятельности
Любая психотерапевтическая стратегия основана
на какой-то концепции возммкиоиепии психических
нарушений, на некоторой теории психических
заболеваний. Эта теория определяет как цели, так и методы
психотерапии в ее данном варианте, а эти методы
должны давать и надежные критерии относительно
начала и конца лечения в каждом конкретном случае.
По этому поводу важные соображения были
высказаны Г. Виннаи в рамках его введения в
материалистическую психологию3. Виннаи исходит из того, что
психически больного не следует рассматривать как
асоциальное существо, как не-человека; напротив, он
представляет собой продукт специфических
общественных условий. Он пишет: «Если психология стремится
отразить в научной форме психические заболевания и
тем самым стать эффективным орудием их
ликвидации, то такая психология обязана исходить из анализа
именно тех явлений, которые признаны
«отклоняющимися» от норм повседневного сознания и от
установившихся форм рациональной, «научной» мотивации.
Социальному анализу доступны даже наиболее
патологические формы «отклоняющегося» поведения,
причем при ближайшем рассмотрении выясняется, что они
не представляют собой просто чего-то «иного» по срав-

189
нению с нормальным поведением, но служат
определенным способом экстремального выражения
нормальных (быть может) установок в условиях
иррациональных социальных отношений. Формы поведения,
подвергаемые со стороны общества дискриминации как
«отклоняющиеся», должны быть во многрхх отношениях
поняты как крайние варианты нормы, в которых
особенно ясно проявляются недостатки «нормального»
сознания» 4.
Тем самым предполагается, что между нормой и
патологией нет абсолютной границы, но в патологии
проявляется лишь реакция (в экстремальной форме)
на те «нормальные» условия жизни, которые в
буржуазном обществе оказывают ограничивающее влияние
на существование индивида. «Если же между
патологией и нормой в психологии существует только
количественное различие, то одной из задач критической
теории общества становится анализ явлений,
признаваемых «патологическими», с целью вскрыть
психические отклонения в той сфере, которая обычно
котируется как норма. В свою очередь психические
установки, известные в психиатрии как патологические, могут
быть действительно поняты только тогда, когда мы
выявим те отклонения от нормы, которыми
оплачивается более успешное приспособление к
существующему положению вещей»5.
Виннаи вполне сознательно стремится рлзмьгп»
принципиальное различие между нормой и патологией,
хотя самого этого различия как такового он и не
отрицает. Стремление Виннаи рассматривать
психологические конфликты как историческую категорию, а не
как абстрактный постулат, является оправданным:
но он идет дальше и призывает связать понимание
классовых отношений с клинической психологией,
делая из этого требования такой вывод: «Учения
о психических заболеваниях, чуждые классовому
подходу, неизбежно упускают из вида свой предмет,
поскольку они не фиксируют психические расстройства
как нечто соотнесенное с общественной реальностью и
ее классово-специфической структурой, но
ограничивают рассмотрение заболеваний одним лишь
субъектом» 6.

190
Для критической оценки такого подхода
необходимо прежде всего констатировать важность и
справедливость того представленного во фрейдо-марксизме
тезиса, что психически больной остается членом
человеческого общества. Впрочем, этот тезис отстаивается не
только фрейдо-марксистами. При этом решительно
отвергается тенденция рассматривать психически
больного как «существо иной природы», «асоциального» или
«жизненно неполноценного» человека, характерная для
буржуазного индивидуализма и нашедшая свое
наиболее жестокое и человеконенавистническое
выражение в немецком фашизме7. Прав Виннаи и тогда,
когда проводит разграничение между здоровьем и
болезнью, указывая при этом на наличие определенных
пограничных случаев и переходных форм. Однако если
мы обратим внимание на то, как именно Виииаи
проводит это разграничение, то увидим, что в этом
пункте он воспроизводит старую дилемму, свойственную
вообще как психоанализу, так и фрейдо-марксизму:
поскольку испытывающий потребность индивид
противостоит общестиу, которое ею подавляет, в любом
случае, когда имеет место отношение между
индивидом и обществом, имеет место и подавление влечений,
а тем самым и попытка индивида защититься от
конфликта; различие же между здоровьем и болезнью
определяется успешностью или неудачей этой попытки.
В то же время из критико-психологической модели
конфликта следует, что обобществление индивида не
обязательно представляет собой постоянную защиту
от конфликта: напротив, индивиды способны
справляться с конфликтами, возникающими благодаря
антагонистическим классовым отношениям.
Иначе говоря, психическая нормальность не
означает отсутствия конфликтов, но лишь способность
индивида справляться со снопми конфликтами, снимать
негативные эмоциональные оценки возможных
вредных для него факторов, преобразуя их в общую
позитивную эмоциональную настроенность путем
обращения к силе, воплощенной в социальных институтах.
Основой такой позитивной эмоциональной
настроенности служит расширение контроля над
действительностью. Напротив, психическая патология возникает
в результате длительного процесса защиты от конф-

191
ликта, следовательно* в результате попытки избежать
эмоциональной негативности путем бегства от
«опасных областей» и тем самым отказа от «опасных
поступков)). Такая эскапистская установка ведет к
постепенней утрате индивидом ранее достигнутого относи-*
тельного уровня способности к действию и тем самым
к увеличению зависимости от других людей.
Отсюда следует, во-первых, • что мера контроля над
действительностью, уровень относительном способности
к действию и являются объективным (а потому и
эффективным на практике)' критерием, позволяющий
отнести соответствующего индивида к категории
психически больных или, наоборот, здоровых. Критерий,
но крайней мере первичный, хотя иногда и выводимый
из диагноза, заключается именно в этом, а не в
абстрактном и нередко подверженном влиянию
предрассудков диагностическом акте «обозначения», «этикети-
ровапмя». Никто не является психически больным
потому, что его так назвали; напротив, при
установлении факта психического заболевания речь идет только
о том, обладает ли данный индивид низшей, чем
социально усредненная, мерой контроля над реальностью;
И'если это так, то в какой мере он осознает свою
неспособность к самостоятельным действиям.
Во-вторых, из точки зрения Виттшш следует, что
уровень развития личности дамтюго ипдпз'пди пор;;кч-
но определяете;1 v^ i;;».?■:jл;*i■ :\\\u'.) n.i'v. !•.■;■ i vn ир<яi,(
часами, но практической предметыш д^'-имы;^--.^,
которая и есть движущая сила ппдши;дуал1.ж.,,.)
развития человека. Отсюда вытекает также, что центр
тяжести клинической постановки вопроса заключен в
выяснении реальной жизненной ситуации пациента,
особенно характера его участия в общественно-трудовых
процессах, и что «слепое» сведение психологических
конфликтов взрослого индивида к детским
переживаниям и ситуациям приводит к обесцениванию
нынешних условий его жизни. А такое обесценивание
действительно, как мы увидим далее, превращает
психотерапевтическую стратегию в какую-то сомнительную
авантюру.
Как мы уже подчеркивали выше (см. гл. I), изучая
при анализе нетипичных, патогенных биографий
решающую детерминирующую роль детства для взрослого

192
периода, можно прийти к выводу, что в этих случаях
вообще отсутствовал психический прогресс индивида
в ходе возрастного развития или что такой прогресс
был весьма ограниченным. Если это так, то ключевая
проблема такого анализа заключается в том, что
соответствующий индивид не достиг
общественно-усредненного уровня овладения реальностью. Несомненно, что
для изучения таких пациентов необходимо, в
частности, знание типичных онтогенетических конфликтов и
возможностей защиты от них. Однако на самом деле
эти психические конфликты в принципе аналогичны
тем, с которыми сталкивается взрослый индивид,
причем негативный эмоциональный опыт конфликтов,
свойственных ранним стадиям онтогенеза, возникает
в результате потери общественной поддержки или
статуса. Поэтому уже применительно к ранним этапам
индивидуального развития можно говорить о
развертывании психологических защитных процессов. Но
при этом не снимается важный в познавательном
отношении вопрос о том, в каких случаях и как
жизненная ситуация пзрослого пациента является
детерминирующим моментом снижения сиоиетиелиого ему
уровня действия или готовности к денет кию по сравнению
с социально усредненным уровнем; остается также
проблема выяснения того, какую роль играют сверх-
рестриктивные условия детского периода онтогенеза
по отношению к формированию специфического
характера ряда биографий психических больных. Все это
требует перехода к рассмотрению на уровне
терапевтических методов и форм определения задач, стоящих
перед терапией 8.
2. Задачи и методы психотерапевтического процесса
Простейшая и наиболее известная до настоящего
времени формулировка задач психоаналитической
терапии заключается в том, что она должна вести к
достижению или соответственно восстановлению
нормальной способности к труду и пользованию благами
жизни. Конечно, такая всеобъемлющая и абстрактная
формулировка требует конкретизации и более диффе-

из
ренцированного истолкования, в частности, в том, что
касается соотношения обоих входящих в нее моментов,
трудоспособности и наслаждения жизнью.
Попытку связать оба эти момента мы находим
у Хорна: «Пациент должен стать способным к работе,
то есть к тому, чтобы самостоятельно поддерживать
свое существование, чтобы самому удовлетворять свои
жизненные нужды; а тем самым, если его работа
укладывается в рамки существующих социальных
отношений, он будет сохранять и поддерживать и
наличную структуру общества. Само собой разумеется,
что на достижении такого положения вещей
основывается и понятие о способности пациента получать
удовольствие от жизни» 9. Ибо, по мнению Хорна,
несомненно, что «способность к наслаждению в
психоаналитическом смысле подразумевает не только
способность к совершению полового акта и достижению
оргазма, но также и теснейшим образом связанную
с этой способностью возможность развивать в себе
эмоциональные отношения к людям и объектам,
поддерживать в, себе такие отношения и связи,
развертывать их. В формировании подобных отношений и
связей, в которых интересы индивида приобретают
общезначимость, решающим фактором является именно
способность к поддержанию своего существования
с помощью труда» 10.
В этом случае основном целью психотерапии
становится достижение способности не к труду, а к
наслаждению, и именно эта способность
преимущественно и должна приобщить пациента к его человеческой и
индивидуальной свободе. Эта свобода, это недостающее
пациенту развертывание личных связей и отношений
оказывается нарушенной в результате тех или иных
онтогенетических процессов, имевших место в раннем
детстве. Таково фрейдо-марксистское понимание
вопроса. Согласно такому толкованию, в результате
упомянутых онтогенетических процессов определенные
психологические конфликты в той мере, в какой они
становятся бессознательными, оказывают влияние на
возможности развития индивидуальности пациента.
Соответственно цель психотерапии должна состоять
в осознании этих конфликтов. Этой задаче Фрейд дал
свою известную метапсихологическую формулировку:
7 Зак.1220

104
«Где было Оно, там должно стать Я» и. Об этом же
с более практической позиции пишет Мук:
«Прошедшего изменить нельзя; однако в этот тезис надо
внести ту поправку, что можно отыскать более удачные
возможности для преодоления жизненных трудностей,
такие возможности, которые позволили бы индивиду
достичь большей свободы, большей способности
использовать свои же собственные творческие
способности; облегчили бы ему общение с другими людьми,
равно как и понимание его собствен пых желаний и
стремлений; дали бы ему лучшую защиту от страха.
Для всего этого необходим процесс
психоаналитического познания и самоформирования, в ходе которого
как побочный продукт достигается и излечение
невротических симптомов: на место неудачных попыток
компромисса индивида с условиями его существования
ставится более успешный компромисс, который мы и
должны называть здоровым» 12. Представление о том,
что психическая патология может быть преодолена
путем процесса истолкования, ведущего к разъяснению
индшшду его собственной биографии (как истории
непреодоленных, ставших бессознательными
конфликтов), является общим для различных фрейдо-маркси-
стских авторов, хотя они могут делать акцент на разных
сторонах этого представления. Из этого же
представления вытекает, что процесс лечения следует понимать
как процесс психоаналитического познания, как
процесс постепенно возрастающей саморефлексии13.
Такое понимание психического заболевания и цели
психоаналитического процесса ведет и к
соответствующему определению методов психоаналитической
терапии. К"«к это «метапсихологически» сформулировал
Мук, «психоанализ требует достижения и расширения
фушш,ш;нпльноГ| дееспособности Я путем
высвобождения бессознательных, инфантильных механизмов и
в то же время путем устранения бессознательных
архаичных компонентов сверх-Я; благодаря этому
пациент получает возможность безбоязненного доступа
к пониманию своих влечений, глубинных чувств и
фантазий. В результате Я оказывается в состоянии
играть роль свободного и соответствующего
конкретной ситуации посредника между желаниями индивида
и его социально-обусловленными возможностями» 14Ä

105
Поскольку практические последствия этого фрейдо-
марксистского отрыва субъективной структуры'
сознания от его объективной структуры очевидны, паша
критика методов и задач психотерапевтического
процесса, как его понимает фрейдо-марксизм, также
должна осуществляться в плане практических выводов.
Цели терапии должны являться выводом из
существенных признаков процесса обобществления индивида и
определяться абсолютной необходимостью учитывать
конкретные и объективные условия существования
пациента как личности. Тем самым ставится задача
познания этих условий и анализа их роли в
субъективной ситуации пациента. Этот анализ должен
осуществляться на трех уровнях: 1) анализ реальной
жизненной ситуации путем характеристики этой ситуации
как специфического проявления общего классового
положения данного индшшда; 2) анализ в объективно-
личностном аспекте, с учетом конкретного уровня
развития способностей, потребностей и установок
индивида; 3) субъективно-феноменологическая
характеристика жизненной ситуации пациента, включающая
анализ тех способов, с помощью которых он
субъективно перерабатывает объективно-личностные и
ситуационные аспекты своего жизненного положения15.
Понимание объективных моментов психического
заболевания есть задача диагностики как необходимой
составной части всякой психотерапевтической
деятельности. При этом становится понятно, почему
психоанализ вообще, а фрейдо-марксизм в частности почтя
совсем не ставит перед собой диагностических задач;
ведь тот, кто считает объективные условия
существования индивида несущественными, не станет их
изучать.
Восстановление эмоциональной сферы субъекта
в терапевтическом процессе может быть достигнуто
только при условии получения надежной информации
о том, как он своими субъективными средствами
справляется с задачей освоения достигнутого им уровня
противостояния окружающей среде. Эмоциональность
выступает здесь как субъективная оценка своей акту*
альной ситуации и собственной биографии в целом,
а не только существовавших когда-то в детстве, тем
более раннем, условий существования. Поэтому
7*

198
задачей терапии является помочь пациенту в его
текущих конфликтах, которые всегда (хотя оы
пассивным,, неосознанным ооразом} отражают воздействие
объективных условий; открыть перед ним новые
жизненные перспективы и путь к приобретению
способностей, потреоиостей и т. д., необходимых для осознанного
противостояния объективным условиям его
существования и для изменения этих условии, г^сли же терапия
должна иметь дело лишь с. субъективной ситуацией и
только с детским или младенческим отрезком жизни,
как этого требует, в частности, фрейдо-марксизм, то
вся жизненная реальность тем самым объявляется
чем-то нереальным, а это совершенно неправомерно.
Непрерывная концентрация внимания пациента и~а
ранних фазах его биографии благоприятствует лишь
такому его «самоуглублению» или даже сама создает
такую ориентацию, которая в принципе должна быть
исключена, ибо представляет собой именно
дезориентацию пациента и с медицинской точки зрения
должна рассматриваться как грубый артефакт.
Успехи в развитии личности пациента, вызванные
и поддержанные терапией, сказываются затем и на
взаимоотиош епиях пациента с впетерапевтической
жизненной действительностью. Эти успехи достигаются
с помощью процесса, которому в практике лечения
психических больных присвоено наименование
«терапевтического контакта» между лечащим врачом и
пациентом. Этот терапевтический контакт представляет
собой практическую альтернативу лечению
субъективистскими психоаналитическими средствами, а также
мнимо социальному осмыслению этих средств,
предлагаемому фрейдо-марксизмом.
Имеется и еще одно качественное различие между
фрейдо-марксистским подходом и действенной критико-
психологической терапией. Это различие
заключается в том, что с критико-психологической точки зрения
объективная личностная способность или
соответственно неспособность к тому или иному поведению лежит
в основе конкретных эмоциональных оценок, которые
данная личность дает конкретным социальным
ситуациям. Сказанное относится также, и к негативным
эмоциональным оценкам, основанным на ощущении
социальных требований как подавляющих личность и

197
в то же время как таких, от которых трудно
защититься, так что в итоге попытки справиться с
этими требованиями ведут к психологическим
конфликтам. В основе негативных эмоциональных оценок
лежит отсутствие у соответствующего индивида
предпосылок, необходимых (с объективно-социальной точки
зрения и в специфических для данного класса или
общественного слоя условиях) для того, чтобы этот
индивид мог преодолеть свои конфликты. С одной
стороны, в комплексе терапевтических мероприятий
должна быть предусмотрена выработка у пациента
готовности к борьбе со своими психологическими
конфликтами; но с другой стороны, все усилия в этом
направлении будут тщетными, если эта задача не будет
решаться в связи с наличием или отсутствием у
пациента необходимых для такой борьбы способностей и
установок. Отсюда вытекает, что воспитательные и
собственно терапевтические мероприятия должны быть
нераздельны.
С точки зрения фрейдо-марксистского понимания
психотерапии ее задачи сводятся к тому, чтобы
помочь индивиду справиться с его субъективной
ситуацией. Предпосылкой такого понимания, а также и
выводом из него служит чисто пассивное понимание
жизненной практики индивида. При фрейдо-маркси-
стском ограничении задач психотерапии нельзя прийти
к осознанию упомянутого отношения между терапией
и педагогикой, так что можно считать решающим
различием между фрейдо-марксизмом и критической
психологией в этом пункте именно их
противоположное отношение к вопросу о единстве терапевтических
и педагогических мероприятий. С нашей точки зрения,
при наличии этого единства (и только при этом
условии) психически больные индивиды могут быть
возвращены к состоянию активного и сознательного
участия в реальном социальном
функционировании.
Если говорить о сфере образования, то из
понимания психотерапии как единства педагогических и
собственно терапевтических методов следует двоякий
вывод. Во-первых, терапевт должен научно изучать как
всеобще-объективные ситуационные и личностные
условия существования пациента в его классовом и

198
еоциальпо-групповом выражении, так и субъективные
формы отражения этих условий в сознании индивида.
Во-вторых, из единства терапии и педагогики
вытекает то, что можно было бы назвать «принципом
множественности терапевтов». Дело в том, что
отдельный терапевт совершенно не в состоянии обладать
всем спектром способностей и познаний, необходимых
для того, чтобы он мог лечить всех возможных
пациентов. Такая задача под силу только коллективу
терапевтов, каждый из которых обладает особыми
предметно-педагогическими познаниями и способностями,
причем в то же время все они сотрудничают друг
с другом в решении их общей практической задачи 16.
Наряду с этими двумя следствиями, вытекающими
мз единства терапии и педагогики, имеются и другие
аспекты, обусловливающие успешную психотерапию и
в то же время чуждые классическому психоанализу:
например, аспекты, связанные с терапией поведения
и речи. Все эти аспекты чужды также и фрейдо-марк-
сизму, и их отсутствие следует рассматривать как его
весьма ощутимый, хотя в то же время и неизбежный
недостаток.
Перед тем как перейти к дальнейшему изложению
проблемы, мы должны подчеркнуть здесь еще один
частный ее аспект. В различных главах нашей книги
мы неоднократно отмечали, что благодаря своей
«социологической ориентации» фрейдо-марксизм представляет
существенный прогресс и по отношению к
фрейдовскому психоанализу, и по отношению к отдельным
психоаналитическим направлениям, в частности к
школе К. Г. Юнга. Этот тезис по отношению к
психотерапии следует понимать весьма дифференцированно,
поскольку, например, по отношению к самому Фрейду,
а также к некоторым определенным вариантам
психоанализа фрейдо-марксизм выступает в качестве
прямого регресса, поскольку оп нередко делает упор
именно на субъективистских и
индивидуалистически-психологических тенденциях фрейдизма, которые имеются,
несомненно, и у Фрейда, но у него сопровождаются и
противоположными тенденциями. В особенности это
касается проблемы соотношения между фактом и
переживанием, на чем мы уже останавливались ранее«
Но то же можно сказать и о тесно связанной с этой

199
проблемой проверке объективных результатов
терапевтического процесса, об установлении успеха или
безуспешности терапии. Как раз в этом отношении,
например, английская школа Балинта предстает намного
реалистичнее. Так, сам. Балинт пишет следующее:
«Обращаясь, наконец, к доступному нам клиническому
материалу, мы можем на его основании прийти к
эмпирическому или по крайней мере статистическому
выводу, что весь этот материал вообще непригоден для
использования психоаналитиками всех других школ,
то есть он нечто говорит только такому аналитику,
который доводит анализ до его логического
завершения» 17; при этом под завершением имеется в виду
выполнение требования о возможности проверки и
верификации соответствующих выводов.
Это не означает, что балинтовский и примыкающие
к нему варианты психоанализа действительно в
состоянии разрешить практические и. теоретические
проблемы, встающие перед психотерапией. Мы только хотим
сказать, что в этих вариантах мы обнаруживаем боле®
реалистический подход, чем в рассмотренных нами
фрсйдо-марксистских концепциях.
3. Психиатрия и политика
Представители фр(м:1 до-марксизма, подходящи?* к
своему учению как к прогресои иному и. играющему
культурную, «просветительскую» роль к области
общественных паук, разумеется, не могли обойти
стороной вопрос о политическом значении фрейдо-марк-
систских психотерапевтических концепций. Этот вопрос
встает как в сфере теоретического обоснования
политики (здесь он выступает в качестве составной части
более общей проблематики, связанной с социальными
концепциями власти и господства), так и в
практическом плане, поскольку речь идет о том, какой вклад
терапия может внести в дело освобождения личности..
При этом можно выделить два существенно
различных подхода к рассматриваемым проблемам. Один
из них выдвигает на первый план анализ вклада
психотерапии в область социального действия, связанного
с освобождением личности. Другой подход
усматривает возможность превратить психические ч заболевания

200
в своего рода орудие политической борьбы. Поскольку
между обоими подходами имеется принципиальное
различие, целесообразно будет подвергнуть их
обсуждению по отдельности.
3.1. Психотерапия и проблемы освобождения личности
Из предшествующего изложения, особенно же из
проведенного нами анализа фреыдо-марксмстской
формулировки целей психотерапевтического процесса,
очевидно, что фрейдо-марксизм делает особый упор
на «просветительской» функции психотерапии, на ее
эмансипирующем воздействии, на ее вкладе в дело
освобождения личности. Исходя из этой позиции, фрей-
до-марксисты энергично выступают против
представления, будто психоанализ ограничивает терапию
одними лишь задачами приспособления пациента к
окружающей среде 18.
Для критики позиции фрейдо-марксистов в данном
вопросе необходимо прежде всего выяснить, в какой
мере фрейдо-марксистекая психотерапия может
способствовать эмансипации лидпшда. Далее мы
рассмотрим с этой точки зрения возможности вообще
психотерапии, в особенности же
педагогически-терапевтические мероприятия в их понимании с позиций
критической психологии. Выяснение этого возможного вклада
надо проводить, имея в виду следующие два
центральных с точки зрения критики фрейдо-марксизма по
данной проблеме пункта (оба они уже затрагивались
в предшествующих разделах): 1) при редукции
психики к ее субъективной структуре и к процессам ее
формирования в детском и младенческом возрасте
остаются без внимания текущие, конкретные и
реальные жизненные проблемы пациента, что лишает
действенности всю терапию; 2) если устраняется связь
между способностями и познаниями пациента, которая
может быть налажена только с помощью
педагогических мероприятий, то оказывается невозможным
добиться более полноценного вклада данного индивида
в жизнь общества, более полного контроля над
реальностью со стороны индивида. Однако всякая
способность к подобному контролю уже есть предпосылка
того, что индивид сможет в большей мере противо-

201
стоять попыткам господствующего класса ограничить
сферу его деятельности, в том числе и политической.
Как было детально рассмотрено ранее, мы должны
исходить из того, что освобождение индивида
достигается только посредством процесса его политизации,
а этот процесс реализуется только при помощи
создания у данного индивида продуктивной мотивации на
основе выработки у него более глубокого понимания
действительности, и прежде всего его классовых
интересов. Отсюда вытекает, что фрейдо-марксизм ничего
не может дать в интересующем нас здесь
направлении. Уводящее от реальности смещение центра
тяжести проблемы к процессам, происходившим в раннем
детстве, отрывает индивида от реальных вопросов его
взаимодействия с обществом, от понимания роли
конкретных социальных условий в этом взаимодействии,
которое по существу имеет классовый характер. А без
такого понимания личность не может принять участия
в изменении своих собственных условий
существования, основанном на преобразовании общественных
отношений. Недостаточно будет даже сказать, что фрей-
до-марксистская терапия стремится к приспособлению
индивида к общественным условиям в том смысле, что
личность должна дойти до слепого повиновения
предъявляемым к ней требованиям; скорее эта терапия
ведет к полной дезориеиттиш миди»лда па бале
окончательной психологизации его установок и выведения
его Sa пределы сферы политики. Но освобождение
личности, напротив, означает сознательное восприятие и
реализацию общественно значимых целей, и только
путем такой реализации личность «может выйти за
свои пределы», постичь общественные предпосылки
индивидуального существования, осознать свои
собственные эмоции как специфическое отражение своих
взаимоотношений с обществом, почувствовать свою
ответственность перед обществом; психическая
стабильность достигается лишь посредством ориентации
на будущее, сопровождающейся укоренением в
коллективных условиях жизни 19.
Индивидуализм и психологизм фрейдо-марксист-
ских концепций наглядно выступает на примере
следующего высказывания Лоренцера: «Нетрудно убедиться в
том, что глубинно-герменевтическое погружение в

202
!'«практяку» приводит к «снятию» расщеплепия
общества на классы. Дело не в том, что такое
психоаналитическое погружение отрицает это расщепление или
хотя бы вуалирует его; главное, что око позволяет
индивиду как бы поставить под сомнение самый факт
его поражения в жизненной борьбе. О реальном же
снятии существующей структуры общества при этом,
'несомненно, но может быть речи» 20. 11а самом же
•деле несомненно здесь нечто иное, а имешю: ни на
какой стадии психоаналитической терапии не
оспаривается ни вовлеченность индивида как изолированной
единицы в буржуазные классовые отношения, ни
ограниченность возможностей индивидуального развития,
вытекающая из этой вовлеченности. Эта ситуация
глубочайшим образом влияет на формирование поведения
'больного и на прогноз при лечении. Если же
конкретно-исторически рассмотреть цель, которую фрейдо-
марксизм ставит перед психотерапией, то нельзя не
заметить, что в качестве такой цели выступает
превращение пациента в буржуазного индивида, осознавшего
себя в своей обособленности.
Впрочем, «ос1юбождан>!цое» воздействие фрейдо-
Марксдстской терапии выглядит сомнительным еще и
до другой причине. Ведь по крайней мере
применительно к пациентам из среды рабочего класса и
вообще лиц, работающих по найму, нельзя по изложенным
&ыше основаниям представить себе, будто дело обстоит
так, что эта терапия может вылечить их психическое
страдание; напротив, при определенных
обстоятельствах ода может глубже запутать их в
индивидуальных конфликтах и еще более подорвать их
способность контролировать свою реальность, в то время как
на том, хотя бы и недостаточном уровне
функционирования, па котором находятся эти пациенты, такая
способность к контролю если и не высока, то но
крайней мере не понижается. Эти пациенты никак не
могли бы получить облегчение своим психическим
страданиям путем фрейдо-марксистской терапии,
поскольку такое облегчение возможно только при включении
индивидуальных процессов контроля над
действительностью в соответствующие общественные процессы,
то есть при мотивированном, хотя и не сводящемся
к внешним влияниям, понимании социальных целей.

203
Тем самым мы не утверждаем, что психотерапия
«как таковая» вообще не может ничего дать для
освобождения личности. С точки зрения критической
психологии, напротив, педагогически-терапевтические
мероприятия доляшы иметь своей обязательной целью
развертывание способностей индивида с учетом того,
что в условиях буржуазно-классового общества всегда
существует потенциальная угроза для существования
личности. «Подчеркивая роль
общественно-политического аспекта психотерапевтических мероприятий, мы
должны отстаивать тот тезис, что процесс терапии на
базе совершенствующегося научного познания в то же
время представляет собой и прогресс в деле
обеспечения возможностей для развития индивида, но этот
прогресс отнюдь не гарантирует пациенту
«нормальной» жизни, не подверженной патогенным факторам
после завершения лечения... Терапевт не может
обеспечить иных объективных социальных отношений
господства и подчинения, нежели те, которые наличны
ври существующей общественной ситуации, и не
может выбирать ту стадию развития социальных
организаций, при которой его пациент наилучшим
образом развил бы свою личность в идейно-политическом и
других отношениях. В реальных условиях буржуазно-
классового общества человек всегда стоит перед
альтернативой, избрать ли ему полное бессилие своей
собственной «частной жизни» или же попытаться
участвовать в коллективных усилиях организации,
стремящихся к преобразованию социального порядка,
в этом случае с неизбежным риском подвергнуться
политическим репрессиям и разделить конкретные
исторические недостатки, слабости и ограниченность,
свойственные этим организациям, вне которых, однако,
цель достижения здорового общественного устройства
вообще не может быть даже поставлена» 21.
3.2. «Болезнь как оружие»?
До сих пор мы рассматривали отношение между
общественно-политической сферой и психиатрией, в
особенности психотерапией, в плане индивидуальной
эмансипации. Однако в рамках фрейдо-марксизма
существует также течение, в котором это отношение

204
изображается в виде непосредственной связи между
психическим заболеванием и политикой.
Наиболее известным в ФРГ примером этого
течения является так называемый «Социалистический
коллектив пациентов» (СКП) в Гейдельберге.
Отметим, что в июне — июле 1971 года теория и практика
этой организации подверглись массовым нападкам
консервативно-реакционной прессы, а со стороны
государственного полицейского аппарата но отношению
к СКП были предприняты репрессии, включая обыски
в домах членов организации и их аресты. В
осуществлении этих репрессий участвовали крупные силы
полиции. Эти репрессии способствовали укреплению
солидарности в рядах СКП, между членами которого
существовали принципиальные политические и
теоретико-идеологические разногласия22.
По своему происхождению СКП практически
восходит главным образом к развернувшейся к началу
70-х годов критике сложившейся в ФРГ системы
психиатрического обеспечения, в особенности же
авторитарной структуры психиатрических лечебных
учреждений. Как альтернатива :>Toii системе выдвигалась
идея реформы психиатрии, а в качестве вывода из
этой идеи — модель «терапевтической общины»,
осуществленная на практике 23. В ходе своего
дальнейшего развития, которое в определенной мере можно
рассматривать как «политизацию» и «радикализацию»
движения, оно отошло от этого первоначального
подхода, подвергалось также воздействию
«антипсихиатрических» концепций Базальо, Купера, Ленга и других
авторов и выдвинуло проблему понимания самого
психического расстройства как момента политической
борьбы. Эту тенденцию верно подметил Ж.-П. Сартр,
который в своем предисловии к распространенному
СКП пропагандистскому документу одобрительно
написал: «Я с большим интересом прочел вашу книгу.
В ней я обнаружил не только единственно возможный
путь к радикализации антипсихиатрии, но и
соответствующую этой радикализации практику, нацеленную
на преодоление монопольно господствующих методов
«исцеления» душевных болезней» 24. Упоминаемая
Сартром радикализация заключается в
принципиальном отождествлении заболевания с отчуждением, при-

205
чем в основе этого отождествления, согласно тому же
документу, лежат три предпосылки: «1. Существует
капиталистическое общество, наемный труд и
капитал. 2. Существуют заболевания и неудовлетворенные
потребности, то есть реальная нужда и страдание
индивидов. 3. Существуют категории историчности и
производства, или, говоря еще более общо, категории
времени, изменения и становления» 25.
В другом месте эти якобы «эмпирические факты»
объясняются следующим образом: «Болезнь есть
надломленная, противоречащая себе самой жизнь,
следовательно, такая жизнь, которая уничтожает себя в том
самом процессе, в котором она себя поддерживает.
Со времен Маркса известно, что общественные
отношения характеризуются непосредственным тождеством
производства с разрушением производительных сил...
Тем самым обмен продуктами производства
равнозначен обмену частично уничтоженной жизнью, то есть
болезнью» 26. Или иными словами: «Болезнь есть
единственная форма, в которой возможна «жизнь» в
условиях капитализма» 27.
Исходя из этого отождествления отчуждения и
болезни, симптомы ее следует понимать как
«проявление сущности заболевания как протеста и в то dice
время подавления протеста. Целью, с которой СКП
вел свою агитацию, и было использование и
коллективная организация прогрессивных моментов протеста,
содержащихся в заболевании» 28. Таким образом,
согласно концепции СКП, в каждом заболевании
имеется и должна быть подчеркнута некоторая
прогрессивная тенденция. «Согласно Марксу, социализм
вытекает из противоречий капитализма с исторической
необходимостью. Эта необходимость должна находить
свое выражение и на уровне отдельной личности.
И это выражение есть болезнь, уход жизни в
субъективность; это — внутренняя противоречивость жизни,
изменяющая сознание и вынуждающая индивида к
патологическому поведению. Необходимость выступает
здесь как осознаваемая индивидом чувственная
необходимость» 29.
Итак, болезнь объявляется решающим
революционным потенциалом, а соответственно функция
господствующих в данном аспекте общественных институтов,

200
например здравоохранения, полиции, юридического
аппарата, сводится при капитализме к тому, чтобы
подавлять содержащиеся в психических заболеваниях
прогрессивные моменты 30. С другой стороны,
стратегия социалистических сил должна заключаться именно
в том, чтобы использовать эти заболевания и
превратить их в движущую силу революции. «Пролетариат
может стать революционной силой, выходящей за
пределы либерально-демократической нелояльности,
только будучи, больным пролетариатом, а быть
больным — это определение его сущности, потому что в
противоположном случае он и без лицемерных
призывов своих буржуазных «доброжелателей» уступил бы
свою роль носителя основного социального
противоречия студенческому движению» 31. В еще более
заостренной, но последовательной форме, этот тезис звучит
так: «Борьба против так называемых психических
заболеваний тояедественна борьбе против пролетарской
революции» 32.
Из всех этих определений явно вытекает, что
понятие здоровья с точки зрения (ЖИ есть целиком
буржуазно-реакционная идея, поскольку только
капитал диктует через угодные ему нормы, кого следует
считать «больным», а кого — «здоровым»: «Здоровье —
это насквозь буржуазное понятие. Капитал в своем
общем выражении задает среднюю норму или степень
эксплуатации, которой подвергается рабочая сила как
товар. Задачами здравоохранения является, с одной
стороны, повысить эту норму, а с другой — отбирать
и устранять рабочую силу, которая более не отвечает
норме» 33. Следовательно, не может существовать
терапии как системы специфически психологических
мер помощи: терапия может представлять собой
только форму политической борьбы. Терапия превращается
в «индивидуальную или групповую агитацию», а в
рабочих круясках, практикующих методы самоконтроля
пациентов, рекомендуемые данным направлением
фрейдо-марксизма, в целях такой же агитации
употребляет преимущественно гегелевскую диалектику
и марксову критику политической экономии. Находят
применение в этих целях и работы Рейха,
представляющие собой попытку синтезировать марксизм с
психоанализом 34*

207
Сходную с доводами СКП аргументацию находим
в работах М. Шнейдера. Она отличается прежде всего
тем, что Шнейдер не пренебрегает более подробным
психологическим анализом болезни, исходя при этом
из представления о давлении инстинктов на сферу
ценностно-обменных отношений 35. Впрочем, конечно,,
и Шнейдер убежден, что отчуждение и болезнь — по
существу одно и то же. Он пишет: «Марксу в
„Капитале" в конечном счете удалось выявить исторический
процесс „самоотчуждения человека1': процесс,
тождественный истории болезни человека»36. Исходя из
этого, Шнейдер дает свою псевдоинтерпретацию
психозов, нередко встречающихся и у рабочих:
«...Поскольку страдание является наиболее обычной участью
представителей пролетариата в условиях
капиталистической действительности, объективно (хотя и не
всегда субъективно) пролетариат больше всех заинтересован
в обновлении этой действительности. Однако до тех
пор, пока, вследствие своей политической и
организационной слабости, пролетариат не может в действие
тельности осуществить преобразование социального
строя,— до этих пор отдельные представители
пролетариата будут подменять это преобразование просто
преобразованием своего представления о
действительности, иными словами, будут культивировать у себя
ложные представления))?>l. On предлагает использовать
антисоциальные моменты психических :;пболепаш;и ве-
посредственно в целях политической борьбы, иоитшая
тем самым терапию также как форму политическом
борьбы38, а отказ от работы по болезни — как особую
форму этой борьбы39.
Из всей данной выше критики фрейдо-марксизма
и из изложения основных концепций критической
психологии, которое мы по необходимости должны
были дать в ходе этой критики, в достаточной мере
ясно, что необходимо принципиально отвергнуть
всякое отождествление отчуждениях психическим заболе-*
ванием, а следовательно, и все попытки
универсализации понятия болезни. Верно, что никто из
представителей класса наемных рабочих и. других зависящих
от- найма слоев буржуазного общества не может
располагать полной дееспособностью,- но может быть
деятельным разве лишь в весьма относительном смысле!

208
но столь же мало можно оспаривать, что между этой
относительной дееспособностью и чрезмерной
зависимостью от других людей (вследствие чрезмерной
неразвитости собственных способностей) имеется
качественная, хотя и не абсолютная, разница. Не понимать
этого и потому не учитывать специфичности задач,
стоящих перед здравоохранением и терапией, значит
неизбежно скатываться к псевдореволюционной
критике общества. Эта ошибка является общей для
представителей СКП и Шнейдера, как и для всех других,
в том числе и реформистских, вариантов «аптипсихи-
атрии». Мниморадикальная политизация психических
заболеваний ведет также к тому, что ни СКП (хотя
в рамках СКП — конечно, без всякого теоретического
обоснования — и предпринимались попытки
«терапии»), ни Шиейдер не предложили никаких новых
методов лечения. Они истолковывают политическую
агитацию как терапию и тем самым лишают
пациентов действенной терапии как специфического
защитного мероприятия. По отношению к лицам,
страдающим психическими заболеваниями, такой подход
является циничным л антигуманным: это
продемонстрировано, в частности, и критиками из фрейдо-марк-
систского лагеря 40. Все эти ультралевые направления
ликвидируют и одну из действительно крупных
исторических заслуг психоанализа: его требование более
гуманного обращения с психическими больными.
Однако для принципиальной критики данного
направления недостаточно просто отвергать
теоретические и практические позиции ее представителей. Дело
в том, что точка зрения членов СКП и других
упомянутых здесь фрейдо-марксистов (но не Лоренцера,
Хорпа и др.; по крайней мере относительная разница
между ними имеется) поразительно совпадает со
взглядами консервативных и даже реакционных
психиатров. По существу, и теоретически, и практически
совершенно безразлично, считать ли общество в целом
больным или здоровым; меняется только «знак»,
соответствующий позитивной или негативной оценке
состояния общества. От такой оценки само положение
дел не изменится. Следствием этого подхода является
потеря интереса к специфическим социальным
причинам психических заболеваний; при этом безразлично,

209
будут ли эти нерассматриваемые причины
выискиваться в сфере индивидуальной жизни или самое их
существование будет отвергнуто. Как ультралевый фрей-
до-марксизм, так и «правая» психиатрия одинаково
понимают индивида как нечто чисто пассивное и не
видят, что общество производится человеческой
деятельностью и может быть ею же преобразовано; они
одинаково отклоняют профилактику психических
заболеваний 41, а в сущности, и их терапию. В целом как
консервативному, так и «антипсихиатрическому»
пониманию психического заболевания свойственно
чрезмерно абстрактное и недифференцированное
представление об обществе и индивиде. Ни те, кто в качестве
цели терапии пропагандирует приспособление к
существующему обществу, ни те, кто абстрактно отклоняет
такое приспособление как конформизм, не могут
указать практических перспектив ]{ля развития
психиатрии.
Впрочем, критика, исходящая из принципиальных
позиций, не может пройти и мимо того факта, что
рассмотренная здесь группа фрейдо-марксистских
авторов поставила или хотя бы затронула и некоторые
важные вопросы. Первый из них, и весьма
существенный, послуживший исторически отправным пунктом
для возникновения СКП, заключается в необходимости
изменить организацию психотерапевтической помощи,
особенно с целью обеспечения активной помощи
пациентам и их участия в принятии соответствующих
лечебных мер42. Модель «терапевтической общины»
в этом плане, вообще говоря, выглядит как имеющая
некоторый смысл 43.
Далее, отметим вопрос о возможностях и границах
психиатрических мероприятий. Решение этого
вопроса неразрывно связано с пониманием социальных
отношений как причины психических заболеваний,
следовательно, с пониманием того факта, что эти
заболевания в конечном счете могут быть устранены только
с ликвидацией определенных социальных отношений.
Это, конечно, не значит, что терапия сама должна стать
формой политической борьбы; но верно то, что знание
о социальных причинах психических заболеваний
должно войти в число предпосылок психиатрической
профилактики и терапии. В то же время само требова-

210
вне изменения социальных отношений может быть
выполнено только в ходе политической борьбы, в
которой могут принимать участие и психиатры. Отсюда
виден опосредованный характер отношений между
психиатрией и политикой.
Поскольку в следующей главе мы рассмотрим
социальные предпосылки возникновения фрейдо-марксиз-
ма и его влияние, целесообразно будет сформулировать
здесь один предварительный вывод. Л именно, если
иметь в виду всю совокупность фрейдо-марксистских
концепций о соотношении психиатрии и политики, то
можно (не говоря о промежуточных формах) выделить
два основных варианта этих концепций. С одной
стороны, имеется реформистское течение (Лоренцер,
Хорн и др.), представители которого психологизируют
задачи терапии и тем самым упускают из виду,
что индивид изменяется и развивается только в
условиях изменяющегося и осуществляемого на практике
взаимодействия с общественными отношениями. По
своему пониманию общества это течение является
объективистским, его представители не видят
принципиальной возможности ревп.'иоциолмзацгш общества в
ходе классовой борьбы, они даже отрицают такую
возможность.
На противоположном фланге стоит ультралевое
течение (СКП, Шнейдер и др.), которое не стремится к
изменению самих индивидов, считая это невозможным,
но хочет превратить человеческое страдание в
революционизирующую силу. При зтом представители
данного течения отклоняют «промежуточные шаги»,
например защиту демократических и социальных прав,
как. буржуазный маневр 44. Это течение в его
отношении к обществу и политике выступает как
субъективно-идеалистическое. Общим для обоих течений
является отрыв объективных условий от общественных и
индивидуальных субъективных факторов; в
политическом плане этот отрыв выражается в резком
противопоставлении реформы и революций. Вопрос о
значении этого отрыва будет рассмотрен в следующей главе*

Глава VI. Социальные предпосылки
и результаты фрейдо-марксизма
Как мы уже подчеркивали во введении, в
настоящей работе мы не ставили себе целью проследить
историю фрсйдо-марксизма. Такое исследование
должно вскрывать генезис различных фрейдо-марксистских
теорий исходя пл породивших их классовых структур,
а также экономических, политических и
идеологических движений, связанных с этими структурами. Око
требует также раскрытия социальных функций
фрейдо-марксизма, исторической обусловленности его
появления, а для этого надо понять и его экономическую
сущность. Выполнение этих правомерных требований
остается пока задачей будущего. Однако уже здесь мы
можем наметить некоторые предпосылки для такого
исследования, указав на определенные социальные
аспекты фрейм/)-марксизма. Мы не претендуем при
этом на то, чтобы вскрыть все соответствующие
факторы и всесторонне осветить социальные взаимосвязи
данного явления: для этого необходимо гораздо более
комплексное их изучение.
С точки зрения марксизма научные теории входят
в число явлений, образующих социальную надстройку.
Однако это правильное понимание нередко утрируется,
во-первых, когда представление о живом
взаимодействии надстройки и базиса (при определяющей в
конечном счете роли последнего) заменяют идеей
механической зависимости надстройки от базиса; во-
вторых, когда последнее превращают в абстрактные
категории, теряющие всякую видимую связь с
поступками людей; в действительности же понятия базиса и
надстройки обозначают именно ведущие направления
человеческой деятельности.

212
Только такое понимание является диалектико-
материалистическим. Оно нашло свое выражение в
работах А. Грамши, предложившего для связующего
звена между экономическими и надстроечными
моментами термин «катарсис», который «...может быть
употреблен для обозначения перехода от чисто
экономического (или чувственно-эгоистического) момента к
моменту этико-политическому, то есть к высшему
преобразованию базиса в надстройку в созпаиии людей.
Это обозначает также переход от «объективного к
субъективному» и «от необходимости к свободе». Базис из
внешней силы, которая давит человека, поглощает его,
приводит к пассивности, превращается в орудие
свободы, в средство создания новой этико-политической
формы, в источник новой инициативы» V
Здесь во взаимодействии базиса и надстройки
подчеркивается момент активности; но это далеко не
равносильно утверждению, будто идеологии,
представляя собой часть надстройки, могут существовать
независимо от базиса: напротив, их содержание в
конечном счете обусловливается экономическими
отношениями, которые определяют и эффективность каждой
из них. Чтобы устранить возможность механического
понимания этой обусловленности, Грамши ввел
различение между «органичными» и «произвольными»
идеологиями: «Необходимо, следовательно, различать
исторически органичные идеологии, то есть необходимые
определенному базису, и идеологии произвольные,
рационалистические, «придуманные», причем идеологии
первого типа порождаются ходом истории и потому
могут «организовать» массы, служат той почвой, на
которой люди движутся, осознают свои собственные
позиции, борются; идеологии же второго типа, как
произвольные, только и создают что индивидуальные
«движения», полемику и т. д. ...» 2.
Мы уже говорили выше о широте распространения
фрейдо-марксизма и его относительно четко
прослеживаемой исторической преемственности. Все это
характеризует его как «органичную» идеологию в
понимании Грамши, следовательно, как такую идеологию,
которая порождена определенными, в конечном счете
экономически обусловленными, общественными
отношениями и в какой-то мере оказывает на них

213
воздействие. Однако в связи с этим возникает вопрос
о социальных носителях этой идеологии. До
настоящего времени мы еще не располагаем объективным и
эмпирически обоснованным анализом данных по этому
вопросу; но можно исходить из того, что фрейдо-
марксизм нашел и находит для себя почву
преимущественно в определенных кругах интеллигенции, в то
время как ни на какие направления рабочего
движения он практически не повлиял. В пользу этой
гипотезы говорит, с одной стороны, внутренняя структура
фрейдо-марксизма, на которой мы ниже остановимся,
а с другой — тот факт, что он действительно не нашел
отражения ни в каких программных и теоретических
документах рабочего движения; в то же время, как
видно из многих выдержек, приведенных в
предыдущих главах, в антиавторитарном студенческом
движении и в соответствующих ему формах политической
организации фрейдо-марксизм находит себе
постоянную опору. Чтобы точнее выяснить эту связь между
фрейдо-марксизмом и некоторыми слоями
интеллигенции, необходимо рассмотреть некоторые существенные
признаки, характерные для социального положения
интеллигенции в условиях развитого капитализма.
1. Классовое положение интеллигенции
при развитом капитализме
Как уже не раз отмечалось на страницах этой
книги, основу человеческой жизни следует искать в
материальных общественных отношениях, в
детерминируемой определенным состоянием производительных
сил специфике производственных отношений. «У
истока расслоения общества на классы лежит разделение
труда, соответственно видам и средствам производства,
между различными членами общества: это разделение
труда структурирует общественные отношения, в ходе
же процесса развития общества имеет место
дальнейшее усложнение и перераспределение форм разделения
труда. Поэтому общественные отношения между
людьми, в особенности же классовые отношения, могут
рассматриваться как результат разделения процесса
общественного производства и воспроизводства, в то
время как историческое развитие общества есть

214
совокупная форма того же процесса» 3. Таким образом,
основой антагонизма между классами является сам
факт частного присвоения общественно произведенного
прибавочного продукта, в условиях капитализма
принимающего вид прибавочной стоимости.
Конечно, этого еще недостаточно, чтобы получить
определение класса. Это определение в наиболее
полном виде дано В. И. Лениным: «Классами называются
большие группы людей, различающиеся но их месту
в исторически определенной системе общественного
производства, по их отношению (большей частью
закрепленному и оформленному в законах) к средствам
производства, по их роли в общественной организации
труда, а следовательно, по способам получения и
размерам той доли общественного богатства, которой они
располагают. Классы, это такие группы людей, из
которых одна может себе присваивать труд другой,
благодаря различию их места в определенном укладе
общественного хозяйства» 4.
В плане исследования классового положения
интеллигенции из этого вытекают два важных вывода,
на которые указывал X. Кивелхайм: «Во-первых,
классы определяются как социальные группы и тем самым
предстают не как какие-то формальные абстракции,
но как структурные единицы социальной реальности,
существование которых выявляется в общественной
практике. Во-вторых, это существование и конкретный
объем классов как социальных групп в пределах
некоторой исторически обусловленной системы
общественного производства не только связаны с закрепленным
и оформленным в законах отношением этих групп к
средствам производства, но и детерминируются (как
исторически, так и структурно) определенным
достигнутым уровнем общественной организации труда, а
соответственно и тон конкретной ролью, которую эти
социальные группы выполняют в рамках данного
типа организации труда» б.
Когда возникает общественная организация труда
и сопутствующие ей разделение и интеграция труда,
возникает и общественный прибавочный продукт, и
классовое общество как таковое, но также — и
противопоставленность (в форме «разделения труда»)
физического и умственного труда, причем первый в целом

215
признается чем-то присущим эксплуатируемому
классу, а второй —■ скорее эксплуатирующему. Умственный
труд, если рассматривать его исторически в наиболее
общем виде, по своему содержанию всегда несет на
Себе отпечаток процесса материального производства,
в свою очередь оказывая в конечном счете на этот
процесс определенное воздействие, форма которого
обусловлена конкретным характером данных
производственных отношений именно как классовых отношений.
Вплоть до ступени средневекового феодального
общества умственный труд был мало дифференцирован
и ограничен узким кругом лиц. Однако по мере
перехода к капитализму это положение вещей начинает
меняться. Разделение труда затрагивает теперь
прежде всего не сферу общесоциальиых явлений, но
именно промышленное производство, причем образуются
Специфические ведущие для новых форм разделения
труда процессы, служащие выражением
кооперирования в процессе труда, а в конечном счете
определяемые в своем содержании развитием капиталистических
отношений. «Только в результате расширения объема
производительной деятельности обособляются, с одной
стороны, посреднические функции, на базе которых
формируется коммерция как самостоятельная
функциональная область, с другой стороны,
распределенные на ряд уровней функции непосредственного
управления производством. Фу и к ци они рованио капитала
начинает выражаться в системе командования и
подчинения, в иерархии форм капиталистического
управления» б. Естественно, что влияние этих тенденций
развития системы производительных сил и
экономического базиса касается и надстройки, по отношению к
которой они выражаются в росте значения
умственного труда, в усилении его внутренней диффереяци-
рованности, а в то же время и в количественном
увеличении его общего объема. В частности, происходит
качественный и количественный рост сектора
образования.
Все эти процессы роста умственного труда протекают
на фоне социальной и политической борьбы и
постепенно развертываются уже в обществе, находящемся в
фазе свободно-конкурентного капитализма. Однако на
этой стадии общественное положение интеллигенции

216
как носителя умственного труда еще характеризуется,
с одной стороны, большой социальной неоднородностью,
а с другой — весьма значительными привилегиями но
сравнению с многими слоями населения. Об
интеллигенции как специфическом и относительно
единообразном по своему социальному положению слое можно
говорить только с момента возникновения
монополистического капитализма. «Интеллигенция как группа,
обладающая самостоятельным статусом, впервые
образуется с переходом капитализма в его
монополистическую или империалистическую стадию, на которой
умственный труд перестает быть функцией
господствующего класса,— подчеркивает Кивенхайм.— Это
изменение ведет к сдвигу в общественной форме
интеллектуального труда: определяющая тенденция его
развития на монополистической стадии капитализма
заключается в социализации в качестве наемного
труда. Происходит сдвиг и в содержании
интеллектуальной работы: ее целью становится уже не
просто и непосредственно воспроизводство духовных
условий существования господствующего класса,
как это было раньше, по воспроизводство условий
существования общества в целом (хотя и в
конкретной капиталистической форме этого существования),
в особенности же воспроизводство рабочей силы
как товара. В обоих этих аспектах, как в
формальном, так и в содержательном, заключается зерно
противоречия по отношению к наличному типу
классового господства, и это противоречие достигает в ходе
исторически неизбежного вступления империализма в
его государственно-монополистическую фазу своего
полного развития, для которого важным фактором
остается, конечно, и его взаимодействие с имманентными
закономерностями государственно-монополистического
капитализма» 7.
Чтобы избежать некоторых недоразумений,
могущих возникнуть при рассмотрении данной проблемы,
сделаем следующие замечания. 1. После перехода
капитализма в его монополистическую фазу
интеллигенция сохраняет значительную степень социальной
дифференцированное™ и не превращается в единую
общественную группу. 2. Большая часть интеллигенции
оказывается при этом в условиях отчуждения, в уело-

217
виях зависимости от господствующего класса, в
особенности от монополий, и от буржуазного государства.
С формальной стороны вхождение этой части
интеллигенции в систему капиталистических отношений
выражается в статусе данных представителей
интеллигенции как наемных работников. 3. Из этого статуса
отнюдь не следует, что интеллигенция, за исключением
незначительной ее части, является компонентом
рабочего класса, потому что для этого было бы
необходимо наличие соответствующего статуса не с формальной
стороны, а по существуй А. Из всего сказанного
вытекает тот вывод, что благодаря объективному
общественному статусу интеллигенции ведущее
противоречие ее социального положения связано с ее
отношением к господствующему классу и соответственно к
буржуазному государству, в то время как
противоречия, имеющиеся между ней и рабочим классом,
напротив, имеют лишь второстепенный характер (в том
случае, когда они вообще существуют как нечто
самостоятельное) .
Отсюда следует еще один вывод, в котором и
заключается практическое значение изложенных
теоретических соображений по вопросу о классовой
структуре общества. А именно, союз интеллигенции с
рабочим движением является объективно необходимым:
только в союзе с рабочим классом интеллигенция
может отстоять своп насущные интересы.
Однако эта объективная необходимость
субъективно осознается нередко лишь с большим трудом. Как
велика эта трудность, можно видеть хотя бы из того
факта, что в Германии империализм утвердился уже
на рубеже XIX и XX веков, в то время как
демократическое и тяготеющее к профсоюзной форме
организации движение интеллигенции достигло (если
говорить об остающейся на рельсах капитализма части
Германии) соответствующей зрелости только к концу
60-х годов нашего столетия.
Мы должны были указать на все эти
принципиальные выводы, касающиеся классового положения
интеллигенции при развитом капитализме, потому
что только в их свете можно правильно понять и
оценить предпосылки фрейдо-марксизма и те условия,
ври которых проявляется его влияние. Ибо именно эти

218
предпосылки и условия, носящие характер социально-
экономических отношений, определяют содержание и
специфическую качественную природу фрейдо-марксиз-
ма как идеологического течения и как
политико-социального движения.
2. Ревнзногшстский характер френдо-маркешма
Заглавие настоящего раздела у кадыкаст на
важнейший результат всего проведенного нами выше
исследования: на тот вывод, что не только на философском
и общем социально-теоретическом уровне, но и в
специально-научном психологическом плане фрейдо-
марксизм не имеет ничего общего с позицией
марксизма или соответственно марксистски ориентированных
конкретных наук; что фрейдо-марксизм, таким образом,
игнорирует основные достижения научного познания
в сфере, касающейся человеческого общества и
общественного человека.
Подытожим здесь еще раз, по необходимости
кратко, основные результаты нашего критического
анализа ü:
1. Естествешюисторическая сторона процесса, при
котором отношение между организмом и средой
превращается во взаимосвязь человека с внешним миром,
для фрейдо-марксизма остается, по существу,
неизвестной. Несмотря на неоднократные упоминания о
«первой природе» человека во фрейдо-марксистской
литературе, они не связываются с другими моментами
антропологического исследования; в особенности
теряется из вида эволюционный характер природы, а
следовательно, и то, что называют диалектикой
природы.
2. Полное игнорирование природных процессов,
лежащих в основе человеческой деятельности,
сопровождается во фрейдо-марксизме отсутствием
адекватного анализа ее специфики. Отрицая важнейшие
характерные черты предметной деятельности человека,
в частности ее специфику как общественного труда,
фрейдо-марксизм ставит на их место ложную как в
естественнонаучном, так и в социально-историческом
плане концепцию влечения. Эта концепция связана с
конструированием мнимой противоположности между

219
«запрещающим» обществом и «испытывающим
потребность)) индивидом, а также с отказом признать
за индивидом способность к рациональному пониманию
своих собственных целей, признать специфически
человеческий характер человеческих потребностей, па-
пример потребности в общественном и
индивидуальном контроле над действительностью. В истории
фрейдо-марксизма с различной степенью
радикальности и в различных формах выступает (но всегда
присутствует) отрыв индивида от общественных условий
сто существования. С особой отчетливостью этот
отрыв проявляется в отрицании фрейдо-марксизмом
отражающего характера психических процессов.
3. У этого непонимания общественного характера
личности сеть, однако, свои общественно-теоретические
предпосылки и следствия. Такой предпосылкой служит,
с одной стороны, механистическая редукция общества
к его экономическому базису. При этой редукции
общественная надстройка с ее активной ролью
теоретически как бы «устраняется», а вместе с ней
«устраняется» и понятие о социальном субъекте как
связующем звене между объективными условиями и
индивидуальным субъектом. С другой стороны, предпосылкой
фрейдо-марксизма служит отказ от идеи зависимости
производственных отношений от уровня развития
производительных сил; вследствие такого отказа
происходит «дематериализация» общественных отношений,
в частности тех, которые связаны с репрессивной по
своему характеру функцией определенных
общественных институтов. В свою очередь
концептуальные последствия этой «дематериализации» выражены
в особенности в отрицании идей о базисе и
надстройке и об объективности социальных
закономерностей.
4. Из всех этих особенностей вытекает по
отношению к анализу места индивида в капиталистическом
обществе то следствие, что (хотя это подчеркивается
разными авторами в неодинаковой степени) на первый
план в качестве функции товарного производства
выступает именно подавление влечений, осуществляемое
сначала в семье, затем в школе и на работе. Другим
следствием тех же особенностей является выдвижение
модели рабочего самоуправления в качестве перепек-

220
тивы освобожденного общества. Революционные
рабочие партии при этом рассматриваются не просто как
излишние, но обычно даже как препятствие для
прогресса классового сознания, которое якобы в основном
должно развиваться на непосредственном опыте. Эти
партии, как и реально существующий социализм,
клеветнически объявляются недемократичсски-централис г-
скими и «бюрократически» отчужденными.
Отвергается и тезис, что при капитализме только путем
организованного участия в классовой борьбе индивид
может реализовать свою социальность, может достичь
наивысшего на данной ступени исторического
развития контроля над условиями своего общественного, а
тем самым и личного существования. Фрейдо-марксизм
отвергает и такой результат классовой борьбы, как
построение социалистического общества,
выражающееся в обобществлении средств производства, в
планировании всего народного хозяйства и в политической
диктатуре рабочего класса.
Воспроизведя еще раз, таким образом, основные
моменты принципиальной критики фройдо-маркешша,
мы должны теперь тчжолько расширить ее и
рассмотреть отношение фрстдо-маркгпстских
теоретических концепций к другим прошлым и современным
идеологическим течениям. Как уже указывал Штей-
гервальд, во фрейдо-марксизме совмещены и
своеобразно синтезированы два различных течения:
неокантианство и «философия жизни» 10.
Что касается неокантианства, наличие элементов
которого во фрейдо-марксизме подтверждается
соответствующим анализом, оно представляет собой едва
ли не основную идеологическую базу ревизионизма и
пронизывает все его различные модификации и формы
проявления. Будучи связан по своему возникновению
с определенными социальными процессами,
неокантианский ревизионизм появился, очевидно, в силу
известной исторической необходимости. Переход
капитализма к империалистической стадии ведет к
коррупции определенных слоев рабочего класса, к образованию
рабочей аристократии, которая создается
господствующим классом из политических расчетов (когда
это позволяют высокие прибыли) и которая в свою
очередь способствует созданию буржуазно ориентиров

2;м
ванных рабочих партий. Так возникает идеология,
представляющая собой специфическую смесь
либерализма и социализма.
«Если вчера буржуазный либерализм еще мог быть
оружием народной борьбы, возглавленной
поднимавшейся буржуазией, то сегодня он представляет собой
средство введения в заблуждение пролетариата во
имя якобы свободы и братства людей. Используя
лозунги этого буржуазного либерализма, антимарксизм
воспроизводит лишь недостатки домарксовского
социализма, против которых энергично боролись Маркс и
Энгельс, независимо от того, идет ли речь о
социализме прудоиовского или иного толка. Соответствующие
разновидности антимарксизма опираются в своей
пропаганде на неравномерность развития классового
сознания у различных слоев трудящихся, а также нз
недостаточное усвоение марксизма теми, кто лишь
недавно присоединился к революционной борьбе.
Особенно же антимарксизм использует реакционность
мелкобуржуазных элементов, которые нередко
формально, абстрактно или из сентиментальных чувств
примыкают к марксизму, но не понимают характера
реально существующей эксплуатации, жертвой которой
становятся трудящиеся. Такое присоединение к
марксизму является тем более поверхностным, что в силу
самого своего классового положения эти
мелкобуржуазные элементы пользуются определенными
привилегиями, которые побуждают их склоняться к
примиренческому либерализму» п. С позиций такого подхода
выявляется родство между неокантианством и
реформизмом; впрочем, неокантианская идеология может
служить также левому оппортунизму, оправдывая
сектантские и путчистские (авантюристические) дей-
вия, не согласованные с революционной деятельностью
масс или даже прямо направленные против нее 1~.
Вторым идеологическим источником фрейдо-
марксизма служит «философия жизни» 13, возникшая
в качестве течения в сфере идеологии в конце XIX
и начале XX века, преимущественно в Германии, и
поставившая своей основной задачей теоретически
«опровергнуть» марксизм. Если неокантианство могло
найти свою социальную опору в основном в
привилегированных слоях рабочего класса, то социаль-

222
ным базисом «философии жизни», первым крупным
представителем которой был Ницше, явилась часть
интеллигенции, испуганная перспективой
пролетаризации. Идеологическая потребность в этой «философии
жизни» возникла в результате формального включения
интеллигенции в систему капиталистических
отношений, которое стало неизбежным на этапе перехода
капитализма в империалистическую стадию. Эта
потребность смогла полностью проявиться только тогда,
когда в определенных слоях интеллигенции выработались
соответствующие идеологические установки. Но
сознание, вырабатывающее эти установки, есть как бы
переходное сознание: в частности, оно может послу жить
переходом к правой идеологии и постепенно
преобразоваться в сознание профашистское, а далее и
фашистское, как это случилось, например, в Германии 14<
Впрочем, идеологическая позиция, выражающаяся в
формах «философии жизни», может послужить и
переходной формой к демократическому сознанию, к
реалистической оценке своего собственного социального
положения, а также тех сил, на которые из-за их
классовых интересов, сходных л.им тождественных с
интересами интеллигенции, последняя могла бы
опереться в борьбе за улучшение своего (а также вообще
всех наемно эксплуатируемых) положения в обществе.
Фрейдо-марксизм, вероятно, можно понимать как
одну из переходных в том или ином, смысле форм:
идеологически он основывается на «синтезе», с одной
стороны, неокантиански ревизованной марксистской
теории общества и, с другой стороны, психоанализа с
особым подчеркиванием понятия влечения,
истолкованного в духе «философии жизни» 15. Политически
же фрейдо-марксизм представляет собой форму
сознания, не примиряющуюся с империализмом, но и не
согласную с социализмом и революционным рабочим
движением. В следующем разделе мы разовьем и
уточним этот ход мыслей; но предварительно еще раа
подчеркнем основную идею настоящего раздела. Она
состоит в том, что фрейдо-марксизм по самой своей
сути есть ревизионистское учение, направленное как
в философском и общесоциально-теоретическом плане,
так и в конкретно-научной психологической плоскости
против основных положений научного социализма*

223
Поэтому фрейдо-марксизм отнюдь не может стать
элементом теории и практики революционного
рабочего движения. Иными словами, фрейдо-марксизм
есть буржуазная идеология. Если учесть
многочисленные накопившиеся в этой связи недоразумения, то
надо признать, что данный тезис не является
тривиальным. Скорее, напротив, он абсолютно необходим;
но в то же время он и недостаточен, потому что
буржуазная идеология, как и буржуазная наука, включает
широкий спектр направлений. Поэтому для уточнения
нашего тезиса приходится поставить вопрос: в каком
смысле можно говорить о буржуазной природе фрейдо-
марксизма?
3. Фрейдо-марксизм как левобуржуазная идеология
«третьего пути»
В этом разделе мы хотим дать принципиальный
ответ на поставленный вопрос: фрейдо-марксизм пред«
ставляет собой идеологию, стремящуюся найти «тре«
тий путь», некий путь «между» капитализмом и со««
циализмом. Такое стремление подразумевает двоякую
тенденцию: во-первых, представители данной идеоло-«
гии резко критикуют империализм. Мы уже констати*
ровали этот факт в своем историческом обзоре: Рейх
и Фромм, так же как Лдорно и Хоркхеммер,
выступали со своими концепциями непосредственно против
немецкого и международного фашизма, рассматривая
их как часть антифашистской борьбы; теории Брюк-
нера, Хорна, а в несколько меньшей степени и Лорен-
цера базируются на соображениях, связанных с теоре-*
тйческим обоснованием демократии; Ваккер и Кро«
фоца критикуют тормозящую развитие личности
структуру капиталистического наемного труда; Негт
ратует за классово сознательную политику профсоюзов
и т. д. Таким образом, этим авторам в том, что касается
их перечисленных нами теоретических позиций, кель*
зя бросить упрек в защите империализма.
Во-вторых, для фрейдо-марксизма характерна про-*
водимая его представителями либеральная, иногда
реформистская, иногда анархистская, критика реально
существующего социализма, а также теории и практик
ки революционного рабочего движения. Эта критика

224
сопровождается пропагандой «другого», «гуманного»,
«истинного» социализма: такая пропаганда содерг
жится, например, в статье Негта по поводу последней
дискуссии о социализме 16.
Социализм, как и империализм, подвергается со
стороны фрейдо-марксистов критике с последовательно
либеральных, буржуазно-демократических, а в ряде
случаев и радикально-демократических позиций.
Социальные корни этой либеральной критики,
позитивные аспекты которой весьма ограничены, лежат в уже
описанном нами классовом положении интеллигенции,
то есть в том факте, что она, объективно сближаясь
с рабочим классом, отнюдь с ним не сливается. В этом
отношении политико-идеологической предпосылкой
фрейдо-марксизма остаются указанные нами выше
ревизионистские тенденции в рабочем движении,
например та, которая за последние годы неоднократно
пропагандировалась под видом дезориентирующей
концепции «еврокоммунизма».
Требования, встающие перед интеллигенцией щ
современном этапе классовой борьбы, были удачно
сформулированы В. Вроблеиекпм на примере
сравнения с ролью интеллигенции в буржуазной революции:
«Связь с революционным классом своей эпохи у
Вольтера, Руссо, Дидро, вообще у французских
энциклопедистов как интеллектуалов, ставших благодаря своим
работам и их партийности провозвестниками
буржуазной революции, была иной, нежели та связь, которая
существует в наши дни в империалистических
государствах между интеллектуальным слоем и
революционным классом нашей эпохи, то есть рабочим классом.
Хотя буржуазия, экономически окрепшая еще в
недрах феодального общества, имела время и возможность
до революции создать свою собственную
интеллигенцию, тем не менее это создание не обязательно было
организованным, осознанным процессом. Напротив,
возникновение и развитие социалистической
интеллигенции, органически связанной с революционной
партией рабочего класса хотя и начинается еще до
социалистической революции, но не является
спонтанным продуктом исторического развития или
непосредственным результатом действия экономических законов
капитализма, Создание социалистической интеллигент

225
ции в решающей мере есть результат сознательной
политической активности организаций рабочего класса,
одна из задач которых — привлечение интеллигенции
к сотрудничеству. Поднимавшаяся буржуазия могла
руководствоваться неизбежно возникавшей иллюзией,
будто она борется за общечеловеческие, универсальные
ценности; в своей борьбе она получала поддержку
(и этот процесс был спонтанным) со стороны всех тех
слоев населения, которым могло казаться, что эти
универсальные ценности отвечают и их интересам.
В социалистической революции складывается
совершенно иное положение: ведущий революционный
класс, то есть рабочий класс, должен преодолевать
все иллюзии, от реформистских до анархистских, и
достигать осуществления своих специфических
классовых интересов (упразднения частной собственности на
средства производства) посредством исторического
процесса революционных преобразований,
руководствуясь научным пониманием исторических
закономерностей. Тем самым он создает предпосылки всеобщей
свободы и равенства в обществе без классового
господства, без эксплуатации и угнетения. По отношению к
тем интеллигентам, которые в наши дни стремятся к
борьбе за освобождение человечества, из этого следует
тот вывод, что им надлежит осознать себя союзниками
пролетариата и избрать соответствующий образ
действий. Ибо в нашу эпоху, когда буржуазия во
всемирном масштабе утратила историческую инициативу и
должна уступить место пролетариату как новой
руководящей общественной силе,— в эту эпоху ценности,
выдвинутые крупнейшими буржуазными революциями,
и партийная борьба за эти ценности, такие, как
свобода, равенство, братство, терпимость, вера во
всемогущество разума и т. д., уже не могут оставаться чем-
то спонтанно осуществляемым в ходе исторического
прогресса» 17.
Из этих весьма важных соображений следует, что
идеологии «третьего пути», хотя вообще-то и
прогрессивные по сравнению с многими другими формами
буржуазной идеологии и объективно полезные
рабочему движению на определенных исторических этапах,
все же полезны не настолько, как это объективно
возможно и субъективно необходимо применительно к
§ Зак, 1220

226
идеологии вообще на современном этапе исторического
развития. Этот этап характеризуется интенсивным
развитием научного социализма, представляющего
собой, несмотря на свою относительную молодость по
сравнению с предшествовавшими формами
общественного сознания, более высокий познавательный уровень,
чем все эти формы. Отсюда вытекает историческая
ограниченность идеологий «третьего пути».
Для отдельных представителей отдельных
группировок фрейдо-марксизма он является, как и другие
формы идеологии «третьего пути», лишь переходной
стадией к подлинному классовому сознанию и
действенной революционной позиции в теории и на
практике. В какой мере переход оказывается удачным,
существенно определяется позицией, занятой этими
лицами и группами по отношению к социалистическим
странам и организациям революционного рабочего
движения. Во всяком случае, переход облегчается
тогда, когда на первый план выдвигаются не отличия
от стратегии рабочего движения, по общие с ним
интересы, исходя из которых соответствующие лица
и группы могут вступить с ним в союз и вообще
предпринимать действия совместно с пролетариатом.
Если же, напротив, в решающий момент на первый
план выступает «критика» стратегии пролетариата,
яснее говоря, антикоммунизм, то этот переход к
подлинному классовому сознанию оказывается чрезвычайно
затрудненным, чтобы не сказать просто невозможным.
В истории фрейдо-марксизма представлены обе
рассмотренные нами тенденции. Поэтому в равной мере
неправильно будет как клеймить фрейдо-марксизм в
целом за его «левацкий» (а точнее, правый) уклон,
так и принимать его «великодушно» в число
идеологических направлений, руководствующихся научным
социализмом.
Правильнее всего будет применить к фрейдо-
марксизму формулировку, данную Р. Штейгервальдом
по отношению к маркузианству: «Ясность
относительно теоретических разногласий является предпосылкой
необходимого антиимпериалистического союза с
друзьями Маркузе. Величайшая политическая гибкость
возможна только при величайшей верности принципам.
Мы не можем отказаться, даже в условиях союза, от

227
теоретической борьбы. Мы считаем, что эта борьба
даже необходима, чтобы помочь поборникам «третьего
пути» в преодолении тех буржуазных форм и
буржуазного содержания сознания, которые как раз и
мешают развертыванию эффективной политической
активности и, кроме того, вводят в заблуждение
значительную часть молодой левооппозиционной
интеллигенции» 18.
4. Критическая психология
как марксистски обоснованная теоретическая
и практическая альтернатива фрейдо-марксизму
Во введении мы сформулировали цель настоящего
исследования — разработать основные положения
критической психологии в качестве теоретической и
практической альтернативы фрейдо-марксизму. При этом
не следует отказываться от представленного во фрей-
до-марксистской позиции действительного и
оправданного познавательного интереса к анализу человеческой
личности; однако этот интерес должен быть направлен
в то русло, где он может принести действительную
пользу, а именно в русло критико-психологического
анализа индивидуальной человеческой субъективности;
анализа процессов ее естественноисторического
становления и общественно-исторического развертывания;
изучения возможностей и границ ее развития в
буржуазном классовом обществе, политических условий
развития личности при капитализме и в связи со
всемирно-историческими путями преодоления этой
последней из общественных формаций, основанных на
эксплуатации. В качестве марксистской науки о личности
критическая психология представляет собой составную
часть системы материалистической диалектики; в
качестве же раздела научного социализма она исходит
из пролетарской классовой позиции, а критику
буржуазной социальной действительности осуществляет с
точки зрения перспективы социализма; все это имеет
первостепенное значение для определения
исследовательской ориентации критической психологии.
В отличие фрейдо-марксизма в лице большинства
его представителей, имеющих лишь отдаленное и по
большей части чисто идеолого-критическое отношение
8*

228
к рабочему классу, критическая психология стремится
внести свой конкретный вклад в решение актуальных
проблем борьбы рабочего класса, способствуя таким
образом росту его сознательности и организованности.
При этом имеется в виду, «что научная работа
прежде всего должна выполнять определенные функции,
связанные с защитой интересов трудящихся:
например, помогать им в борьбе за свои права, способствуя
осознанию ими неравноправности своего положения в
юридическом плане, пониманию рабочим классом
отрицательных последствий дискриминации в сфере
образования, пониманию общественно-политических
закономерностей, соотношений и т. д. Кроме того,
научная работа своими результатами помогает
отстаивать интересы трудящихся также в области, связанной
с профсоюзно-воспитательной работой, а именно в тех
случаях, когда на первый план выступает, например,
необходимость и возможность обоснования
демократических структурных форм этой работы или встает
вопрос о конкретном характере таких форм» 19.
Из этого, конечно, никоим образом нельзя делать
вывод о сведении задач науки к одним лишь
непосредственно практическим целям. Вывод следует
лишь тот, что наука как в виде фундаментального
исследования, так и в виде анализа конкретных
случаев представляет собой фундамент для всей этой
научно-просветительской деятельности, для ее
содержания и структуры. Впрочем, сколь мало полезной
для рабочего класса будет прагматически суженная
наука, столь же бесполезной будет, хотя бы и
прогрессивная по уровню своего развития, наука, если
она замкнется в «башне из слоновой кости». «Однако
и само слово «прогрессивная» приобретает реальное
значение только тогда, когда наука связывает себя с
прогрессивным, точнее, с наиболее прогрессивным на
данном этапе общественным течением своего времени,
с направлением, воплощающим в жизнь в самой
своей материально-общественной практике реальную
возможность снятия и преодоления наличных социальных
противоречий и форм зависимости» 20. Поэтому
можно понять, сколь тяжелым ограничением для
потенциальной социально-критической эффективности фрей-
до-марксизма как научной школы является присущий

229
ему (но отнюдь не критической психологии) уже
почти традиционный «страх перед соприкосновением» с
реальным пролетариатом и рабочим движением.
Мы уже неоднократно упоминали о том факте, что
фрейдо-марксизм представляет собой не просто школу
в психологии, но и определенную реакцию на кризис
буржуазного общества, его культуры и идеологии.
В области психологического познания он сделал
несколько шагов вперед по сравнению с традиционной
буржуазной психологией, не преодолев, однако, своей
социальной ограниченности. Если применить в этом
случае окрашенную в политические тона терминологию
Политцера21, можно определить фрейдо-марксистские
концепции как реформистские. В противоположность
этому история критической психологии подтверждает
необходимость и возможность преодоления подобных
недостатков с помощью перехода на качественно новый
уровень концептуализации, равно как и то, что при
современных условиях эта концептуализация может
быть осуществлена только марксистской теорией. На
это указывал П. Тольятти, основываясь в этом
вопросе на анализе, данном А. Грамши: «Анализ Грамши
не сводит... роль интеллигенции к функции простого
орудия или к вопросу о службе, но изучает его во
всей реальной действительности. Обязанности
интеллигенции он рассматривает как факт истории,
которую человеческая деятельность стремится
преобразовать... Культура имеет свои всеобщие кризисы, и
наступление на основе новой органичной структуры,
нового руководящего класса предопределяет глубокую
интеллектуальную и моральную реформу.
Марксистская философия является условием и предпосылкой
этой реформы. Она дает интеллигенции сознание ее
роли; делает ее сознательным фактором социальной
эволюции» 22.
В качестве яркого примера такого осознания
социальной эволюции можно привести Сальвадора
Альенде. Его последняя речь, произнесенная И
сентября 1973 года, явилась выражением практически-
политической перспективы научного социализма,
сохраняющей все свое значение и поныне; в то же
время эта речь выразила героический и самоотверженный
характер борьбы за социализм:

230
«Соотечественники!
Наверное, это моя последняя возможность
обратиться к вам: военно-воздушные силы бомбили
радиостанции «Порталес» и «Корпорасьон»...
Перед лицом этих событий мне остается сказать
трудящимся одно — я не уйду в отставку!
На этом перекрестке истории я готов заплатить
жизнью за доверие народа. И я с убежденностью
говорю ему, что семена, которые мы заронили в
сознание тысяч и тысяч чилийцев, уже нельзя полностью
уничтожить.
У них есть сила, и они могут подавить вас, но
социальный процесс нельзя остановить ни силой, ни
преступлением.
История принадлежит нам, и ее делают народы...
Я верю в Чили и в судьбу нашей страны. Другие
чилийцы переживут этот мрачный и горький час,
когда к власти рвется предательство. Знайте же, что
не далек, близок тот день, когда вновь откроется
широкая дорога, по которой пойдет достойный человек,
чтобы строить лучшее общество.
Да здравствует Чили!
Да здравствует народ!
Да здравствуют трудящиеся!
Таковы мои последние слова.
И я уверен — моя гибель будет не напрасной.
Я уверен, что она будет по крайней мере моральным
уроком и наказанием вероломству, трусости и
предательству» 23,

К советским читателям
Эта книга продиктована необходимостью
идеологической классовой борьбы в условиях одного из
крупнейших империалистических государств — ФРГ; она
возникла в полемике с такой разновидностью
буржуазной идеологии, как психоанализ, пустившей глубокие
корни в сознании масс ряда капиталистических стран.
Разумеется, проблема критики психоанализа и фрейдо-
марксизма имеет в социалистических странах, в
частности в СССР, свои особенности. Однако необходимо
подчеркнуть интернациональный характер
идеологической классовой борьбы. Выступая на XXVI съезде
КПСС, Л. И. Брежнев отмечал, что «возросла
активность пропагандистских средств классового
противника, усилились его попытки оказывать разлагающее
воздействие на сознание советских людей». К числу
таких попыток относится и психоанализ. О возрождении
интереса к нему с конца 70-х годов свидетельствует не
только появление новых журналов «Emotionen» n«Psy-
choanalyse», посвященных психоаналитическим
вопросам, но и издание ряда работ таких известных
теоретиков психоанализа, как, например, Юнг и Фромм.
Для более полного понимания задач, которые
ставил перед собой автор, отметим здесь еще один аспект
доклада Л. И. Брежнева: «Очень важно, чтобы
пропаганда не обходила острых тем, не боялась затрагивать
так называемые трудные вопросы. Политика нашей
партии ясна. И мы готовы ответить на любые вопросы,
которые возникают у советских людей. Надо смелее
делать это, помня, что если мы не отвечаем на них, то
недруги нашей страны постараются воспользоваться
этим для клеветы на социализм».
Философские и общие социально-теоретические
позиции психоанализа неоднократно подвергались
критике марксистами капиталистических стран. Однако ус-

232
цеху этой критики препятствовало отсутствие маркси*
стеки обоснованной психологии, способной дать
адекватное представление о развитии личности наемного
рабочего (особенно в области эмоционально-мотиваци-
онной) в буржуазно-классовом обществе. Эти
трудности постепенно преодолеваются в ходе становления
«критической психологии» в ФРГ и Западном
Берлине, позволяющего точнее определить вклад
материалистической психологии в марксистскую критику
капитализма или, иначе говоря, точнее установить, почему
наемные рабочие как индивиды заинтересованы в
победе социализма.
В качестве краткого пояснения к сказанному
рассмотрим в общих чертах некоторые идеологические
функции фрейдо-марксизма как составной части
буржуазной психологии, как составной части
психоанализа и как составной части ревизионизма.
1. Фрейдо-марксизм является составной частью
буржуазной психологии, так как он исходит из
разделения индивида и общества, противопоставляя
общественное и субъективность индивида как два
противоположных момента. Для такого абстрактно-изолированного,
внеисторически рассматриваемого индивида процессы
общественного развития выступают как нечто внешнее,
его субъективность описывается в понятиях,
отражающих непосредственное воздействие социальных
условий на индивидуальную жизнедеятельность, в то время
как общество образует в лучшем случае лишь внешние
рамки жизненной практики индивида, ни в какой мере
не определяя ее с содержательной стороны. Фрейдо-
марксизм не перешагнул границ буржуазной
психологии, так как ему недоступно понимание того, что
человеческая природа — это общественная природа
человека и что индивиды могут развивать свою
субъективность на человеческом уровне лишь тогда, когда они
ассоциируются как общественные субъекты.
2. Фрейдо-марксизм является также частью
психоанализа. С общефилософской и мировоззренческой
точки зрения психоанализ характеризуется тем, что он
раскрывает психологическую мотивацию в рамках
империалистической философии жизни. Психоанализ
воспринимает и специфическим образом преломляет
общую тенденцию философии жизни перемещать конста-

233
тированный ею кризис в сферу
эмоционально-психической и духовной жизни человека. Особенности
развития психоанализа можно правильно понять, только
рассматривая его в контексте общего кризиса
буржуазной идеологии, кризиса, завершившегося переходом к
империализму, с одной стороны, и Октябрьской
революцией — с другой. С переходом к стадии
империализма требования гуманизма и разума периода
буржуазной революции были открыто преданы идеологами
буржуазии. В свете сказанного психоанализ следует
рассматривать как одну из исторических альтернатив
раннебуржуазного гуманизма на пути его развития к
качественно иному, научному, марксистскому
гуманизму.
В то время как марксисты постоянно и справедливо
подчеркивали, что лежащие в русле философии жизни
иррациональные тенденции фрейдизма противоречат его
же собственным требованиям строгой научности и
объективности, наиболее ярые последователи учения
Фрейда пренебрегали прогрессивными моментами его теории,
отдавая предпочтение иррациональным и
субъективистским моментам.
Фрейдо-марксизм стоит в стороне от этих
иррациональных моментов психоанализа. При этом сами фрей-
до-марксисты не отрицают того факта, что их
концепции не занимают центрального места в общем ряду
современных психоаналитических теорий. Это лишний
раз подтверждает, что психоанализ как теоретическая
система не является ни критическим, ни
прогрессивным. Правда, следует отметить, что фрейдо-марксист-
ское отрицание иррационализма сводится к признанию
общественных условий индивидуального
существования лишь в качестве его внешних границ. Такая
направленность характерна для психоаналитически
ориентированной социологии, этнологии и исследования
проблем социализации. Тщетность попыток фрейдо-
марксизма приблизиться таким путем к марксизму
обусловлена его внутренней теоретической
несостоятельностью: фрейдо-марксизм не оставляет места
индивидуальной познавательной деятельности (индивид —
всего лишь жертва своих иррациональных стремлений).
Марксизм же, напротив, утверждает основополагающее
единство рационального познания цели и ее эмоцио-

234
налыюй оценки, понимая отрыв эмоций от познания
только как средство манипуляции и приспособления.
3. В качестве одного из течений психоанализа фрей-
до-марксизм занимает незначительное место, однако
ему принадлежит важная роль среди концепций
ревизионизма, так как почти все попытки ревизии
марксизма с субъективно-идеалистических позиций
обнаруживают явную или скрытую связь с
психоаналитическими конструкциями. Подводя итоги, отметим еще
раз некоторые новые тенденции ревизионизма:
провозглашая мнимый «кризис марксизма», идеологи
ревизионизма предлагают в качестве выхода из этого
воображаемого кризиса разработку фрейдо-марксистски
истолкованного психоанализа. При этом актуальную
специфику такого «дополнения» марксизма можно
понять, только если учитывать (на примере ФРГ), что
центром ревизионистской активности в конце 60-х —
начале 70-х годов была область политической экономии,
в середине 70-х годов главный удар наносился
ревизионизмом в области философии, а с конца 70-х годов
в центре внимания ревизионизма стоят проблемы
политической теории. Таким образом, ревизионизм, во-
первых, разрушает единство составных частей
марксизма и, во-вторых, смещает центр приложения своих
усилий. Что же касается попыток обосновать
необходимость психоаналитического «дополнения» марксизма,
то на данном этапе для них характерна тесная связь
вопросов политической теории и политической
практики. Тем самым подтверждается отмеченная в докладе
Л. И. Брежнева особенность современной
идеологической борьбы как борьбы против марксизма-ленинизма
и против реального социализма. Фрейдо-марксизм
выступает в этой борьбе как левобуржуазный вариант
«идеологии третьего пути», причем, учитывая акценты,
которые ставит сам ревизионизм, можно утверждать,
что эти политические взаимосвязи в настоящее время
выражены более четко, чем на предыдущем этапе.
В свете изложенного важное
практически-политическое значение серьезной научно-идеологической
критики фрейдо-марксизма не вызывает сомнений.
Карл-Хейнц Враун
Марбург, июнь 1981

Примечания
Введение
1 См.: Freud S. Gesammelte Werke (GW), 18e Bde.
London, 1948, Bd. II/II1.
2 Ibid., Bd. IV.
3 Ibid., Bd. V.
4 Seve L. Psychoanalyse und Historischer Materialismus. —
In: Kritik der Psychoanalyse und biologistischer Konzeptionen.
Frankfurt/M., 1977. Примерно такова же аргументация и других
видных критиков психоанализа я фрейдо-марксизма (см.:
Вага п P. A. Marxismus und Psychoanalyse. — In: В а г а п Р. A.
Unterdrückung und Fortschritt. Frankfurt/M., 1966; X о л л и -
ч е р В. Человек в научной картине мира. М., 1971, с. 162 и ел.;
Холличер В. Человек и агрессия. 3. Фрейд и К. Лоренц в
свете марксизма. М., 1975, с. 71 и ел.; Hollitscher VV. Indi-
viduum ohne Gesellschaft bei Sigmund Freud. — «Fortschrittiiche
VVissenschaft» (Wien), 1977, H. 1—2; Юринец В. А. Фрейдизм
и марксизм. — «Под знаменем марксизма», 1924, № 8—9; К ä t -
z e S. Kritische Analyse der Psychoanalyse aus philosophischer
Sicht. — In: Kritik der Psychoanalyse und biologistischer
Konzeptionen; Политцер Ж. Избранные философские и
психологические труды. М., 1980; Штеигервальд Р. «Третий
путь» Герберта Маркузе. М., 1971, с. 158 и ел.; S t e i g е г -
wald R. Bürgerliche Philosophie und Revisionismus im imperia-
listischen Deutschland. Frankfurt/M., 1979, S. 241 ff.; Stolja-
rov A. Der Freudismus und die «Freudo-Marxisten». — In:
Psychoanalyse und Marxismus. Dokumentation einer Kontroverse.
Frankfurt/M., 1970).
5 См.: Vi nnai G. Psychoanalyse der Schule. — In: Bru-
der K.-J. u. a. Kritik der Pädagogischen Psychologie. Reinbek,
1976, S. 77; V i n n a i G. Das Elend der Männlichkeit — Heterose-
xualität, Homosexualität und ökonomische Struktur. Elemente
einer materialistischen Psychologie, Reinbek, 1977, S. 230 ff.
6 См.: Сэв Л. Марксизм и теория личности. М., 1971.
7 См.: Kritische Psychologie. Bericht über den I. internationa-
len Kongreß Kritische Psychologie vom 13—15. Mai 1977 in
Marburg, 2 Bde. Köln, 1977.
8 Политцер Ж. Избранные философские и психологичен
ские труды, с. 240.
9 Там же, с. 235.
10 Holzkamp-Osterkamp U. Grundlagen der psycho-
logischen Motivationsforschung 2. Die Besonderheit menschlicher
Bedürfnisse — Problematik und Erkenntnisgehalt der
Psychoanalyse. Frankfurt/M., 1976, S. 185 f.

236
11 Ibid., S. 186.
12 Упоминая в настоящей книге о буржуазной идеологии
или о буржуазной науке, мы, разумеется, учитываем при этом,
что четкое определение понятия «буржуазное» еще не
выработано. Необходимость уточнения этого понятия и
соответственно использования его в данной работе вытекает из того,
что каждая общественная формация и каждый
господствующий класс вырабатывает свои субъективные и объективные
формы сознания, которые узаконивают его господство (в той
мере, в какой вообще с уверенностью можно сказать об
определенных частных теориях и теоретически-идеологических
течениях, что они «буржуазны»). Наряду с этим в плане
содержания понятие «буржуазная идеология» должно включать в
себя, помимо прочего, обобщение всех соответствующих форм
сознания для всех исторических этапов буржуазного общества,
в том числе и возможные национальные формы буржуазности.
В этом состоит задача, которая еще только поставлена, и
ссылка на «товарный фетишизм» при этом столь же необходима,
сколь и неудовлетворительна (см. в этой связи работы: Г е -
де А. Философия кризиса. М., 1978; Tomberg F. Bürgerliche
Wissenschaft. Begriff, Geschichte, Kritik. Frankfurt/M., 1973). Мы
рассматриваем эту проблему в связи с критикой определенных
вариантов буржуазной психологии.
13 Н о 1 z k a m р К. Капп es in Rahmen der marxistischen
Theorie eine Kritische Psychologie geben? — In: Kritische Psy-
chologie. Bericht iiber don 1. internaLionalen Kongreß Kritische
Psychologie vom 13—15. Mai 1977 in Marburg, S. 55.
14 См.: Dahmer II. Libido und Gesellschaft. Studien iiber
Freud und die Freudsche Linke. Frankfurt/M., 1973, S. 305 ff.,
372 ff.
15 Ibid., S. 275 ff.
16 См.: Reimann B. W. Psychoanalyse und Gesellschafts-
theorie. Darmstadt und Neuwied, 1973.
17 Ibid., S. 27.
18 Ibid., S. 8.
19 Ibid., S. 30 f.
20 См.: Wolf M. Individuum — Subjekt — Vergesellschaf-
tung der Produktion. «Subjektiver Faktor» und materialistische
Gesellschaftstheorie. — «Ästhetik und Kommunikation», 1974,
№ 15/16.
21 См.: Gerhardt W. Psychoanalyse und Sozialisations-
theorie. Probleme einer kritischen Theorie des Subjekts.
Frankfurt/M., 1977.
Глава I
1 Pro hi J. Das Aufsteigen der Erkenntnis von Abstrakten
zum Konkreten. — «Deutsche Zeitschrift fur Philosophie», 1974,
H. 4, S. 430, 431.
2 См.: Freud S. Aus den Anfängen der Psychoanalyse.
Frankfurt/M., 1962.
3 Freud S. GW, Bd
* Ibid., Bd. X.
5. Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft. Ein philo-
sophischer Beitrag zu Sigmund Freud. Frankfurt/M., 1969, S. 10 f,

237
* Ibid., S. 14.
7 Ibid., S. 17.
8 Ibid., S. 27.
9 Ibid., S. 28.
10 Ibid., S. 34.
11 Ibid., S. 31.
12 Ibid., S. 32.
13 Marcuse H. Versuch über die Befreiung. Frankfurt/M.,
1972, S. 25 f.; см. также: Marcuse H. Triebstruktur und Ge-
sellschaft, S. 11 f.
14 Holzkamp K. Die Uberwindung der wissenschaftlichen
Beliebigkeit psychologischer Theorien durch die Kritische Psy-
chologie. — «Zeitschrift fur Sozialpsychologie», 1977, H. 1,
S. 16.
15 Holzkamp-Osterkamp U. Grundlagen der psycho-
iogischen Motivationsforschung 1. Frankfurt/M., 1975, S. 190.
16 Holzkamp-Osterkamp U. Grundlagen der psycho-
logischen Motivationsforschung 2. Frankfurt/M., 1976, S. 23.
17 Ibid.
18 Л. Сэв ясно видел и подробно критиковал как явный,
так и скрытый биологизм психоанализа. Однако в данном
пункте спора его критика далеко не полна, поскольку он не ставит
вопроса о правомерности биологических высказываний
относительно человеческой природы; причина кроется в числе
прочего и в том, что он сам неоправданно помещает человеческую
природу на субгуманистический уровень (см.: S eve L.
Psychoanalyse und historischer Materialismus. — In: Kritik der
Psychoanalyse und biologistischer Konzeptionen). См. в связи с этим
комплексом проблем также: Tomberg F. Menschliche Natur
in historisch-materialistischer Sicht. — In: Historischer
Materialismus und menschliche Natur. Köln, 1978, S. 60 ff.
19 См.: Сэв Л. Марксизм и теория личности, с. 63.
20 Holzkamp-Ostor kampU. Grundlagen der psycholo-
gischen Motivationsforschung 2, S. 201 f. (Говоря о критиках
психоанализа Фрейда, мы предполагаем, что между тем или
иным представителем фрейдо-марксизма (в пашем случае
Г. Маркузе) и 3. Фрейдом в этом вопросе не имеется
существенных различий либо от них в данном случае отвлекаются.)
21 См.: Marcuse Н. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 551
22 См.: F r e u d S. GW, Bd. XIII, S. 40 ff.
23 Ibid., S. 45.
" Ibid., Bd. II/III.
25 Ibid., Bd. XIII.
26 Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 34.
« Ibid., S. 35.
28 Ibid., S. 36.
29 Ibid.
8° Ibid., S. 42 f., S. 223 f.
31 Ibid., S. 53.
32 Ibid., S. 59.
33 Ibid., S. 48 f.
34 Holzkamp K., Holzkamp-Osterkamp U. Psycho-
iogische Therapie als Weg von den blinden Reaktion zur bewuß-
ten Antwort auf klassenspezifische Lebensbedingungen in der

238
bürgerlichen Gesellschaft — am Beispiel des «Examensfalls» von
Manfred Kappeler. — In: К a p p e 1 e г M, Н о l z к a m p K,
Holzkamp-Osterkamp U. Psychologische Therapie und
politisches Handeln. Frankfurt/M., 1977, S. 190 f.
35 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 42.
36 См.: Braun K.-H. Einführung in die Politische Psycho-
logie. Zum Verhälthis von gesellschaftlichem und individuellem
Subjekt. Köln, 1978, S. 48 ff. Хотя Сэву (см.: С э в Л. Марксизм
и теория личности, с. 335—336) этот методологический принцип
хорошо известен, он все же полагает, что психоанализ
правильно отражает развитие ребенка (см. также с. 409, см.
также: S ё v e L. Psychoanalyse und historischer Materialismus. —
Kritik der Psychoanalyse und biologistischer Konzeptionen, S. 60).
Это, конечно, неверно, поскольку любые действия ребенка
могут быть правильно поняты лишь с точки зрения
направленности его развития на индивидуальное участие в
общественном контроле действительности.
37 Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 60.
38 Ibid., S. 61.
39 Ibid.
40 Ibid., S. 66.
41 Ibid., S. 77.
42 Ibid., S. 41.
i3 Ibid, S. 40.
44 См.: Horkheimer M., A dor no Th. W. Dialektik
der Aufklärung, Philosophische Fragmente. Frankfurt/M, 1971,
S. 23 ff, 39 ff.
45 Marcuse 11. Die Idee des Fortschritts im Lichte der
Psychoanalyse. — In: Freud in der Gegenwart. Ein Vortragszyklus
der Universitäten Frankfurt und Heidelberg zum hunderten Ge
burtstag, Frankfurt/M., 1957, S. 432 f.; см. также: Marcuse H.
Trieblehre und Freiheit. — In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol,
Bd. 2, S. 178 ff.
46 См.: Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, Кар.
VIII, IX.
47 Ibid, S. 186, 194, 212.
48 Ibid, S. 196.
49 Ibid, S. 225 f.
50 Ibid, S. 231 f.; см. также: Marcuse H. Das Veralten
der Psychoanalyse. — In: Marcuse H. Kultur und
Gesellschaft 2. Frankfurt/M, 1970, S. 97 ff.
51 Marcuse II. Versuch iiber die Befreiung, S. 36 f.
52 Ibid, S. 25.
53 Ibid, S. 129.
и Ibid, S. 25 f.
55 Ср.: Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 63 f.
5в Freud S. GW, Bd. XVI, S. 207.
" См.: Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 40ff.
58 См.: Bartsch G. u. a. Geschichte als gesetzmäßiger Pro-
zeß. Berlin, 1976, S. 170 ff.
59 См.: Braun K.-H. Einführung in die Politische Psycho-
logie, S. 75 ff.
60 См.: Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 91 f.
61 Holzkamp K. Sinnliche Erkenntnis — Historischer Ur-

239
sprung und gesellschaftliche Funktion der Wahrnehmung.
Frankfurt/M., 1973, S. 263.
62 Reich W. Dialektischer Materialismus und
Psychoanalyse. — In: Psychoanalyse und Marxismus. Dokumentation einer
Kontroverse. Frankfurt/M., 1970, S. 148.
63 Ibid., S. 149.
64 F г о m m E. Analytische Sozialpsychologie und Gesell-
schaftstheorie. Frankfurt/M., 1971, S. 9 f.
65 Ibid., S. 13.
66 Ibid., S. 16 f.
67 Этот силлогизм принадлежит к числу стандартных
аргументов в пользу необходимости «дополнения»
марксизма психоанализом (см., например: Horkheimer M.
Kritische Theorie Eine Dokumentation. Frankfurt/M., 1968, Bd. 1,
S. 20 ff.; Horkheimer M. Traditionelle und kritische Theorie.
Vier Aufsätze. Frankfurt/M., 1970, S. 154 ff.). К нему также
присоединился (впрочем, в рамках относительно иной общей
концепции) Шафф (см.: S chaff A. Marxismus und das men-
schliche Individuum. Reinbek, 1970, S. 46, 49, 59).
68 См.: Fro mm E. Analytische Sozialpsychologie und Ge-
sellschaftstheorie, S. 42 ff, 48 ff.; см. также: Gottschalch W.
u. a. Sozialisationsforschung. Materialien, Probleme, Kritik.
Frankfurt/M, 1971, S. 50 ff.
69 См.: Fro mm E. Analytische Sozialpsychologie und Ge-
sellschaftstheorie, S. 210 ff.
70 См.: Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft,
S. 237 ff.; A d о r n о Th. W. Die revidierte Psychoanalyse. — In:
A dor no Th. W. Gesammelte Schriften 8, Sozioloqische Schrif-
ten 1. Frankfurt/M, 1972.
71 Ado r n о Th. W. Zum Verhältnis von Soziologie und Psy-
chologie. — In: A d о r n о Th. W. Gesammelte Schriften 8, Sozio-
logische Schriften 1, S. 87, 92.
72 См.: L e p с n i e s W, N о 11 e II. Kritik dor Anthropologie.
München, 1971.
73 Ibid, S. 57.
74 К a m p e r D. Geschichte und menschliche Natur. Die Trag-
weite gegemwärtiger Anthropologiekritik. München, 1973, S. 26.
75 Ibid, S. 166.
76 Marcuse H. Versuch über die Befreiung, S. 34.
77 См.: Braun K.-H. Einführung in die Politische
Psychologic, S. 48 ff.
78 С э в Л. Марксизм и теория личности, с. 368.
79 Мы не касаемся здесь утверждений о том, что признание
фрейдо-марксизмом биологических основ влечения служит
гарантией его материалистичности (см, например: Fromm E.
Über Methode und Aufgabe einer analytischen Sozialpsychologie:
Bemerkungen iiber Psychoanalyse und historischen
Materialismus. — In: Fromm E. Analytische Sozialpsychologie und Ge-
sellschaftstheorie, S. 9; Reich W. Dialektischer Materialismus
und Psychoanalyse. — In: Psychoanalyse und Marxismus, S. 147).
Мы рассматриваем эту проблему в главе II в связи с вопросом
о применимости фрейдо-марксизма для обоснования
психологии труда в целом.
80 Мы ограничиваемся здесь критическим рассмотрением

240
взглядов Лоренцера, так как в настоящее время он является
наиболее последовательным представителем этого направления.
На это указывал также Хорн (см.: Horn К. Editorial zu
Schwerpunkt: Politische Psyehologie. — «Leviathan», 1976, H. 1,
S. 34 f.).
81 См.: Lorenzer A. Zur Konstitution von Bedeutungen im
primären Sozialisationsprozess. — In: Methodologie der Sprach-
wissenschaft. Hamburg, 1976, S. 185.
82 Lorenzer A. Symbol, Interaktion, Praxis. — In:
Lorenzer A. u. a. Psychoanalyse als Sozialwissenschaft.
Frankfurt/M., 1971, S. 16.
83 Ibid., S. 10.
84 Lorenzer A. Zum Verhälthis von objektiver und subjek-
tiver Struktur.— In: Lorenzer A. Sprachspiel und Interaktions-
formen. Vorträge und Aufsätze zu Psychoanalyse, Sprache und
Praxis. Frankfurt/M., 1977, S. 198.
85 Lorenzer A. Zum Verhältnis von Natur und Geschichte
im Individuum. — In: Lorenzer A. Sprachspiel und Interak-
tionsformen, S. 182.
86 L о r e n z er A. Die Wahrheit der psychoanalytischen Er-
kenntnis. Ein historisch-materialistischer Entwurf. Frankfurt/M.,
1974, S. 97 f. Уте Хольцкамп-Остеркамп (см.: Holzkamp-
Osterkamp U. Grundlagen der psychologischen Motivations-
forschung 2, S. 414; см. также: Freud S. GW, Bd. XI, S. 450)
указала, что не получивший у Фрейда окончательного
решения вопрос об отношении переживания и события однозначно
решается им в пользу переживаний; Лоренцер также признает
это (см.: Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 149 f.).
87 Ibid., S. 261.
88 Ibid., S. 254
89 См.: С э в Л. Марксизм и теория личности, с. 218, 219,
340 и ел.
90 См.: Lorenzer A. Zur Dialektik von Individuum und
Gesellschaft. — In: Produktion, Arbeit, Sozialisation. Frankfurt/M.,
1976, S. 18.
91 См.: Holzkamp K. Sinnliche Erkenntnis — Historischer
Ursprimg und gesellschaftliche Funktion der Wahrnehmung,
Кар. 5.
92 См.: Lorenzer A. Zur Konstitution von Bedeutungen im
primären Sozialisationsprozeß. — In: Methodologie des Sprachwis-
senschaft, S. 191; см. также: Lorenzer A. Das Individuum
der abstrakten Psyehologie bei Klaus Holzkamp. Anmerkungen
zum Marburger Kongreß. — «Psyehologie und Gesellschaft», 1977,
H. 3/4, S. 33 ff.
93 Lorenzer A. Zur Dialektik von Individuum und
Gesellschaft. — In: Produktion, Arbeit, Sozialisation, S. 20, 21.
94 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 227.
95 Lorenzer A. Zur Dialektik von Individuum und
Gesellschaft. — In: Produktion, Arbeit, Sozialisation, S. 38.
96 Совершенно очевиден и не нуждается в доказательствах
тот факт, что понимание марксизма Альтюссером является
экономическим, поскольку общество в шзлом он сводит к его

211
экономическому базису, и объективистским, поскольку он
считает научный социализм «теоретическим антигуманизмом», тем
самым он ликвидирует самые основы марксистской теории (см.:
Braun K.-H. Zur Verteidigung des realen Humanismus gegen
seine pseudomarxistischen Verächter. — In: Beiträge zur Kriti-
schen Psychologie, Bd. II, Persönlichkeitstheorie (2). Marburg,
1976, S. 29 ff.; Tomberg F. Louis Althussers antihumanisti-
sche «Kapitab-Lektüre. — In: Betr.: Althusser. Köln, 1977).
97 Holzkamp K., Holzkamp-Osterkamp U. Psycho-
logische Therapie als Weg von den blinden Reaktion zur bewuß-
ten Antwort auf klassenspezifische Lebensbedingungen in der
bürgerlichen Gesellschaft am Beispiel «des „Examensfalls"» von
Manfred Kappeler. — In: Kappeler M., Holzkamp K.,
Holzkamp-Osterkamp U. Psychologische Therapie und
politisches Handeln. Frankfurt/M., 1977, S. 59.
98 В о 11 h a g e n P. Gesetzmäßigkeit und Gesellschaft. Zur
Theorie gesellschaftlicher Gesetze. Berlin, 1967, S. 68.
99 Lorenzer A. Über den Gegenstand der Psychoanalyse
Oder: Sprache und Interaktion. Frankfurt/M., 1973, S. 98.
100 Lorenzer A. Zur Begriindung einer materialistischen
Sozialisationstheorie. Frankfurt/M., 1972, S. 17.
101-Ю2 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 120.
103 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 131 f.
104 L о r e n z e r A. Zur Konstitution von Bedeutungen im pri-
mären Sozialisationsprozeß.— In: Methodologie der Sprachwissen-
schaft, S. 192.
105 Lorenzer A. Sprachzerstörung und Rekonstruktion. Vo-
rarbeiten zu einer Metatheorie der Psychoanalyse. Frankfurt/M.,
1973, S. 33.
106 См.: Lorenzer Л. Zur Begriindung einer
materialistischen Sozialisationstheorie, S. 74 f.
107 Ibid., S. 75.
108 Ibid., S. 80; см. также: Lorenzer A. Kritik des
psychoanalytischen Symbolbegriffs, S. 92, 103.
109 Lorenzer A. Zur Konstitution von Bedeutungen im pri-
mären Sozialisationsprozeß. — In: Methodologie des Sprachwissen-
schaft, S. 200.
110 Парис (см.: Paris R. Zur Problematisierung des Holz-
kampschen Konzeptes der Gegenstandsbedeutungen. — «Ästhetik
und Kommunikation», 1977, H. 30, S. 27), выступая против
Хольцкампа, не был готов к серьезной критике концепции
объективных и личностных значений обстоятельств. Он не
оригинален, но по крайней мере честен, когда отмечает: «Что же
касается встречающегося у Хольцкампа различия
объективного и личностного значений обстоятельств, то я могу
признаться, что я просто не улавливаю этого различия, да и не
считаю его существенным...» (Paris R. Schwierigkeiten einer
marxistischen Interaktionstheorie. — «Gesellschaft. Beiträge zur
Marxschen Theorie 7». Frankfurt/M., 1976, S. 14 ff., 18 ff.)
Неразрешимую в рамках любой теории взаимодействия, в том
числе и социологической, проблему Тьяден определяет таким
образом: «Попытки буржуазной социологии выявить возмож-
9 Зак, 1220

242
иости пепрерывиого взаимодействия обобществлеииого
человека руководствуются при всем их многообразии одной общей
идеей. Эта идея соответствует монадологическому пониманию
индивида, и, следовательно, она абсурдна; она заключается в
том, что принцип обобществления человека понимается как
имманентный принцип взаимосвязи межчеловеческой деятель-*
кости, абстрагированный от естественноисторического контек«*
ста и субстрата. Факторы, способствующие непрерывности со^
циальмого взаимодействия, понимаются в принципе как имдан
иентные условия становления общественности... Характеризуя
ети попытки понимания социального взаимодействия как са->
моорганизующеи и саморегулирующейся межчеловеческой
практики, необходимо констатировать крах таких
теоретических взглядов, согласно которым материально-исторические
факторы социальности представлены в виде потенциальных
помех и ограничивающих общественные связи условий и по«
этому исключены из модели социального взаимодействия...»
(Т j a d e n K.-H. Soziale Systeme und gesellschaftliclie Totalität
Probleme der Konstrnktion eines Gegenstandsbereiehes sozialwis-
senschaftlicher Erkenntnis. — In: H ü 1 s t D. u. a. Methodenfra-
gen der Gesellschaftsanalyse. Frankfurt/M., 1973, S. 57.)
111 См.: Schurig V. Die Entstehung des Bewußtseins*
Frankfurt/M., 1976, S. 231 ff.
112 Holzkamp K. Sinnliche Erkenntnis — Historisclier
Ursprung Hind gesellschaftliche Funk lion der Wahrnehmung,
S. 149 f.
113 Ibid., S. Ш.
114 Ibid., S. 157.
145 Мы не будем в этой связи возвращаться к критике тео«
рии влечений, так как у Лоренцера здесь нет никаких новых
аспектов. Все же мы укажем на две проблемы.
1. Хотя понятие «внутренней природы», или соответствен^
но «переработки внутренней природы», занимает у Лоренцера
центральное место, мы не находим у него никаких указаний
на то, что оно собой представляет; он дает лишь самые общие
ссылки на его физиологические основы (см.: Lorenzer A«
Zur Begründung einer materialistischen Sozialisationstheorie,
S. 17, 41, 97). Они не только малосодержательны сами по се-*.,
бе, но и носят редукционистский характер, так как человечен;
екая природа или соответственно процесс естественноистори^'
ческого развития не только несводимы к физиологическим:
основам, по охватывают наряду с ними поведенческую сферу,!
(внешние реакции тела) и генетический аппарат, причем ши
следний является решающим для развития единичного орга-*
низма (см.: Braun K.-H. Einfühnmg in die Politische Psycho-
Jogie, S. 66 ff.).
2. Анализируя отношение Лоренцера к Фрейду, следуем
отметить, что он обесценивает положительное содержание ра-«
бот Фрейда, истолковывая односторонне-субъективистски erd
противоречивые взгляды на соотношение события и пережим:
вания и игнорируя всю многогранность и глубину фрейдов-*!
ского понимания психологического конфликта. Это
проистекает в числе прочего из того, что теория влечений в целом
имеет у Лоренцера меньшее значение (если сравнивать, на-«

243
пример, с концепцией Маркузе), чем внешняя модель Оно, Я,
сверх-Я, и во всех случаях отодвигается на второй план, а
влечение к жизни и влечение к смерти вообще отвергаются
(см.: Lorenzer A. Uber den Gegenstand der Psychoanalyse
oder: Sprache und Interaktion, S. 50, 57).
116 Исследование проблем психологии мышления см.:
Holzkamp К. Sinnliche Erkenntnis—Historischer Ursprung
und gesellschaftliche Fimktion der Wahrnehmung, Кар. 5, 7, 8;
Seidel R. Denken. Psychologische Analys® der Entstehung und
Lösung von Problemen. Frankfurt/M., 1976.
117 См.: Hohkamp-Osterkamp U. Die Dbereinstim-
mung — Diskrepanz zwischen individuelien und gesellschaf tlichen
Zielen als Bestimniungsmoment der Vermittlung zwischen kogni-
tiven und emozionalen Prozessen. — In: Kritische Psychologic.
Bericht xiber den 1. internationalen Kongreß Kritische Psycholo-
gie vom 13—15. Mai 1977 in Marburg. Köln, 1977, Bd. 2, S. 82.
118 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 188.
119 Lorenzer A. Uber den Gegenstand der Psychoanalyse
oder: Sprache und Interaktion, S. 7.
120 Lorenzer A. Zur Begründung einer materialistischen
Sozialisationstheorie, S. 10.
i2i Ibid., S. 11.
122 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalylischon
Erkenntnis, S. 223.
123 Lorenzer A. Zur Begründung einer materialistischen
Sozialisationstheorie, S. 50 f.
124 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 237.
i25 Ibid.
128 Ibid., S. 236.
127 Ibid., S. 110 f.
128 Ibid., S. 120.
129 Lorenzer A. Zur Bogriindung oiner materialistischen
Sozialisationstheorie, S. 66 f.; см. также: S. 62 ff.
130 Lorenzer A. Zum Verhaltnis von Natur und Geschich-
te im Individuum. — In: Lorenzer A. Sprachspiel and Inter*
aktionsformen, S. 189.
131 См.: Lorenzer A. Zur Begründung einer
materialistischen Sozialisationstheorie, S. 134 ff.; Lorenzer A. Die
Wahrheit der psychoanalytischen Erkenntnis, S. 196 ff., 205 ft
132 См.: Lorenzer A. Zum Verhaltnis von.Natur und 00*
schichte im Individuum. — In: Lorenzer A. Sprachspiel und
Interaktionsfprmen, S. 190 f.
138 См.: Freud A. Das Ich und die Abwehrmechanismen.
Mtinchen, o. J.
434 См.: Lorenzer A. Kritik des psychoanalytischen Sym~
bolbegriffs, Кар. IV.
135 L о r e n z e r A. Sprachzerstörung und Rekonstruktion,
S. 117.
136 Lorenzer A. Kritik des psychoanalytischen Symbolbe-
griffs, S. 120.
137 Ibid., S. 110.
138 См.; Lorenzer A, Die Wahrheit der psychoanalytischen
9*

244
Erkenntnis, S. 258; Lorenzer A. Zur Konstitution von Bedeu-
tungen im primären Sozialisationsprozeß. — In: Methodologie
der Sprachwissenschaft, S. 194.
139 Lorenzer A. Zur Begründung einer materialistischen
Sozialisationstheorie, S. 135.
140 См.: Lorenzer A. Sprachzerstorung und Rekonstruktion,
S. 20 f., 38.
141 См.: Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 135.
i41a Holzkamp K. Sinnliche Erkenntnis, S. 194.
142 См.: Lorenzer A. Die Wahrheit der
psychoanalytischen Erkenntnis, S. 254.
143 См.: Lorenzer A. Sprachzerstorung und
Rekonstruktion, S. 59 ff.
144 Ульманн (см.: U1 m a n n G. Sprache und Wahrnehmung.
Verfestigen und Aufbrechen von Anschauungen durch Wörter.
Frankfurt/M. 1975, Кар. Ill) предпринял интересную попытку
проанализировать влияние слов на ощущения.
145 См.: Lorenzer A. Die Wahrheitder psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 7.
146 Ibid., Кар. I, III; см. также: Lorenzer A.
Sprachzerstorung und Rekonstruktion, Кар. II.
147 См.: Lorenzer A. Zum Verhältnis von objektiver und
subjektiver Struktur. — In: Lorenzer A. Sprachspiel und In-
teraktionsformen, S. 198.
148 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 107.
149 Ibid., S. 192.
160 Ibid., S. 214.
151 Ibid., S. 167.
152 Ibid., S. 168.
153 Ibid., S. 189 f.
154 Lorenzer A. Über den Gegenstand der Psychoanalyse
oder: Sprache und Interaktion, S. 41.
155 См.: Rapaport D. Die Struktur der psychoanalytischen
Theorie. Stuttgart, 1970.
156 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 182.
157 См.: Lorenzer A. Über den Gegenstand der
Psychoanalyse oder: Sprache und Interaktion, S. 59 ff.
158 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 297. Упрек Марксу в «скрытом позитивизме»
такого рода был впервые сделан Хабермасом и получил
систематизированную форму у Велльмера.
159 См.: Lorenzer A. Das Individuum der abstrakten
Psychologie bei Klaus Holzkamp. — «Psychologie und Gesellschaft»,
1977, H. 3/4, S. 31 f., 36.
160 См.: Horn K. Identitätsprobleme der Linken? —
«Leviathan», 1977, H. 3, S. 348.
161 См.: Sartre J.-P. Marxismus und Existentialismus. Rein-
bek, 1964, S. 51 f., 68 ff.
162 См.: Хаан Э. Исторический материализм и
марксистская социология. М., 1971, с. 172—173.
168 В последнее время вновь интенсивно обсуждаются ме-

2«
тодологические вопросы критико-психологического
исследования. Из числа последних работ в этом направлении см.:
Hail g F. Dialektische Theorie und empirisciie Methodik. — «Das
Argument 111», 1978; Leiser E. Widerspiegelungscharakter
von Logik und Mathematik. Frankfurt/M., 1978; Leiser E. Ein-
fiihrung in die statistischen Methoden der Erkenntnisgewinnung.
Köln, 1978; Maschewski W. Das Experiment in der Psycho-
logie. Frankfurt/M., 1977.
164 См.: Lorenzer A. Die Wahrheit der Psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 254.
165 Ibid., S. 207 f.
166 См.: К a hi J. Positivismus als Konservatismus. Eine
philosophischen Studie zu Struktur und Funktion der positivisii-
schen Denkweise am Beispiel Ernst Topitsch. Köln, 1976, S. 255 ff.
167 См.: Holzkamp K. Die Überwindung der wissenschait-
lichen Beliehigkeit psychologische Theorien durch die Kritisclie
Psychologie, 2 Teile. — «Zeitschrift fiir Sozialpsychologie», 1977,
H. 1, 2.
168 См.: Br aim K.-H. Einführung in die Politische
Psychologie, S. 15 ff., 66 ff.
169 Ср.: Rapaport D. Die Struktur der psychoanalytischen
Theorie, S. 48 f., 74 f.
170 Ibid., Кар. II.
171 Ibid., S. 117, 125 f.
172 См.: Habermas J. Erkenntnis und Interessc. F./M.,
1973, Кар. 10, 11; см. также: Lorenzer A. Über den Gegen-
stand der Psychoanalyse oder; Sprache und Interaktion, S. 135 ff.;
Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 61 ff.
173 Видимое согласие критики Лореицера с марксистской
критикой в свой адрес Хабермас допускает совершенно
необоснованно, ставя их на один и тот же уровень (см.: Habermas J.
Erkenntnis und Interessc, S. 382). Это объясняется тем, что ни
Хабермас, ни Лоренцер не понимают общественного характера
труда. Лоренцер на специфическом общественно-теоретическом
уровне в принципе следует Хабермасу.
174 См.: Habermas J. Erkenntnis und Interesse, S. 72;
Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen
Erkenntnis, S. 276.
Глава II
1 Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 86.
2 Bruckner P. Marx, Freud. — In: Marxismus
Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2: Aktuelle Diskussion. Frankfurt/M., 1972,
S. 372 f.
3 Прежде всего Крофоца в принципе правильно критикует
приравнивание Лоренцером труда и жизненных проявлений
матери в диаде «мать — дитя» (см.: Krovoza A. Produktion
und Sozialisation. Köln — Frankfurt/M., 1976, S. 99).
Предпринятая А. Лоренцером попытка «гомологизации» сводится (во
всяком случае, на материальном уровне) к поискам
псевдоматериалистического связующего звена между процессом
социализации и производством. Однако Крофоца совершенно не заме-

246
чает, что эта концепция составляет также основу для
понимания Лоренцером процесса социализации как
производственного процесса, что делает его критику полностью
применимой ко всей концепции Лоренцера (ibid., S. 107 f., ИЗ;
Krovoza A. Zum soziaiisationsgehalt der kapitalistischen Pro-
duktionsweise. — In: Produktion, Arbeit, Sozialisation, Frank-
furt/M., 1976, S. 69 ff.).
4 Krovoza A. Produktion nnd Sozialisation, S. 116, см.
также S. 116, S. 28.
5 Ibid,, Кар. I.
• Ibid., S. 44.
7 Ibid., S. 51.
8 Ibid., S. 52.
• См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 725.
10 Krovoza A. Produktion und Sozialisation, S. 139.
, " Ibid., S. 49.
12 Ibid., S. 54. Оттомейер (см.: Ottomeyer К. ökonomi-
sche Zwänge nnd menschliche Beziehungen. Soziales Verhalten
im Kapitalismus. Reinbek, 1977, Кар. Ill) также пытается
вывести специфику межчеловеческих отношений из
(капиталистического) товарного производства, вводя в качестве
«дополняющих» психоаналитические категории.
13 См.: Krovoza A. Produktion und Sozialisation, S. 56 f.
14 Ibid., S. 143 f.
15 Ibid., S. 73 ff., 89 ff.
16 Й n b e n P. Uber Methodologie nnd Weltanschauung der
Kapitallogik. — «Sozialistisdio Politik 42», 1977, H. 4, S. 61 f.
17 Ibid., S. 60.
18 Ibid., S. 63.
19 Haug W. F. Biirgerliche Privatform des Individuums
und Umweltform der Gesellschaft. — In: Kritische Psychologic.
Bericht uber den 1. internationalen Kongreß Kritische Psychoio-
gie voni 13—15. Mai 1977 in Marburg, Bd. I, S. 84 ff.
20 Jaeger S., Staeuble I. Die gesellschaftliche Genese
der Psychologic. Frankfurt/M., 1978, S. 32.
21 См.: Ruben P. Über Methodologie und Weltanschauung
der Kapitallogik. — «Sozialistische Politik 42», 1977, H. 4, S. 43 ff.,
60 ff.
22 См.: Haug W. F. Die Bedeutung von Standpunkt und
sozialistischen Perspektive fiir die Kritik der politischen ökono-
mie. — «Das Argument 74», 1972, S. 563 ff., 572 ff.
23 Haug W. F. Vorlesungen zur Einführang ins «Kapital».
Köln, 1976, S. 117.
24 См.: Krovoza A. Produktion und Sozialisation, S. 100.
25 Ibid., S. 84.
28 Ibid., 137; см. также: Krovoza A. Die Verinnerlichung
der Normen. abstrakter Arbeit und das Schicksal der Sinnlich-
keit. — In: В e z z e 1 Chr. u. a. Das Unvermögen der Realität. Bei-
träge zu einer anderen materialistischen Ästhetik. West — Berlin,
4974, S. 16 f.
27 См.: Krovoza A. Produktion und Sozialisation, Кар. 5;
Krovoza A. Die Verinnerlichung der Normen abstrakter Arbeit
und das Schicksal der Sinnlichkeit. *- In: В e z z e 1 Chr. u. a.
Das Unvermögen der Realität.

247
28 Krovoza A. Produktion und SozialisationT S. 151; см,
ташки: Krovoza A. Die Verinneiiichung der Normen abstrak-
tor Arbeit und das Schicksal der Sinnlichket. — In: В e z z e 1 Chr,
u. a. Das Unvermögen der Healität, S. 22 i'f.
29 Krovoza A. Zum Sozialisationsgehalt der kapitalisti-
schen Produktionsweise. — In: Produktion, Arbeit, Soziaiisation,
S. 79 L
3(1 Krovoza A. Produktion und Soziaiisation, S. 100 f,t
109 1?G
*" '""ibid., S. 40, 118 ff„ 121.
32 Ibid., S. 165; см. также: Krovoza A. Zum
Sozialisationsgehalt der kapitalistischen Produktionsweise. — In: Produktion,
Arbeit, Soziaiisation, S. 80.
33 Holzkamp-Osterkamp U. Grundlagen der psycho-
logischen Motivationsfor.schung 1, S. 235. Выступая с критикой
теории усвоения Леонтьева, Крофоца (см.: Krovoza A.
Produktion und Soziaiisation, S. 36 f.) явно показывает, что он
отказывается от этого понимания предметной деятельности,
общественного характера труда и усвоения. Здесь несущественно,
что в рамках критической психологии в настоящее время не
выяснен окончательно вопрос о том, в какой мере понятие
деятельности составляет основу психологии труда (как это
утверждают Ходъцкамн, Хольцкамп-Остеркамп, Хауг) или его
следует отнести к материалистической теории действии (как
считает Фольперт; см. Volpert W. Die Lohnarbeitswissen-
schaft und die Psychologie der Arbeitstätigkeit. — In: G г о ß -
k u r t h, Volpert W. Lohnarbeitspsychologie. Berufliche
Soziaiisation: Emanzipation zur Anpassung. Frankfurt/M., 1975,
S. 129 ff.).
34 Эта принципиальная ошибка содержится также и з
рассуждениях Цепфа; см.: Z с р): S. Zur Theoric der psychosomatic
schen Erkrankung. Franklurl/M., 1973, Гагр. 2.
33 Ф. Xayr и др. (см.: II a u g F. u. a. Entwicklung der Ar-
beitstätigkeiten und die Melhode ihrer Erfassung. — «Das
Argument», Sonderband 19. West —Berlin, 1978, S. 189 If.)
разработали следующие аспекты социально-исторического развития
трудовой деятельности: сотрудничество, познание,
соотношение физического и умственного труда, мотивация, обучение,
отдых, соотношение части и целого (см.: Н a u g F. Arbeits-
psychologie zwischeri Kapital und Arbeit. — «Das Argument»,
Sonderband 15: Kritische Psychologie II. West — Berlin,
1977).
36 Haug W. F. Vorlesungen zur Einfiihrung ins «Kapital»,
S. 118.
37 На примере работы У. Фольмерг (а также работы
Б. Фольмерга; см.: Volmerg В. Die Vorgesellschaftung psy-
chopathologischer Strukturen im Produktionsprozeß. — In: fro-
duktion, Arbeit, Soziaiisation) мы видим, к чему это может
привести: отождествляя свои взгляды с моделью социализации Ло-
рс-нцера (см.: Volmerg U. Zur Verhältnis von Produktion und
Soziaiisation am Beispiel industrieller Lohnarbeit. — In:
Produktion, Arbeit, Öozialisation, S. 107, 125), автор в ходе всего
изложения ведет речь о «капиталистических производственных
отношениях» (ibid., S._ 108, 125); она полностью абстрагируется

248
в ходе анализа капиталистического наемного труда от
классовых отношений и тем самым приписывает развитию
личности чисто технологическую детерминированность процессом
труда (ibid., S. 112 fi\).
38 См.: Holzkamp К. Sinnliche Erkenntnis — Historischer
Ursprung und gesellschaftlichen Funktion der Wahrnehmung,
Кар. 8.З.
39 Мы не можем в рамках нашего изложения привести
необходимые доказательства того, что капиталистические
классовые отношения ограничивают полное развитие личности
представителей рабочего класса и других зависящих от найма
лиц (см.: К arras H. Die Grundgedanken der sozialistischen
Pädagogik in Marx' Hauptwerk «Das Kapital». Berlin, 1958,
Кар. II, III; Krapp Y. Marx und Engels über die Verbindung
des Unterrichts mit produktiver Arbeit und die polytechnische
Bildung. Frankfurt/M., 1973). Во избежание недоразумений
следует сделать в этой связи три замечания. 1. Эта ситуация
имеет место в масштабе классов и слоев зависящих от найма
трудящихся и, таким образом, допускает индивидуальные
исключения. 2. Это не означает, что не существует значительных
различий в уровне развития личности наемных рабочих, но,
напротив, требует их подчеркивания. 3. Из этого вытекает, что
капитализм как общественная целостность с характерным для
нее в конечном счете основным отношением (антагонизмом
наемного труда и капитала) в припцппо не допускает (в
масштабе класса) качественного перехода границ системы
отдельными элементами (в данном случае отдельными индивидами)
своей совокупности (см.: В г а и п К.-Н. Einführung in die Poli-
tische Psychologie, S. 46 ff., 75 if.).
40 Holzkamp-Osterkamp U. Grundlagen der psycho-
logischen Motivationsforschung 2, S. 90.
41 См.: Lefebvre H. Kritik des Alltagslebens, Bd. I. Mu-
nchen, 1974.
42 Leithäuser Th. Kapitalistische Produktion und Verge-
sellschaftung des Alltags. —In: Produktion, Arbeit, Sozialisation,
S. 52.
43 Leithäuser Th. Formen des Altagsbewußtseins.
Frankfurt/M., 1976, S. 15.
44 Schneider M. Neurose und Klassenkampf. Materiali-
stische Kritik und Versuch einer emanzipativen Neiibegriindung
der Psychoanalyse. Reinbek, 1973, S. 169.
45 D u h m 1). Warenstruktur und zerstörte Zwischenmensch-
lichkeit. Zur polilökonomischen Begründung der psychischen
Situation des Individuums im Kapitalismus. Köln, 1975, S. 102 f.
46 Ibid., S. 118 f.
47 См.: Lorenzer A. Sprachzerstörung und Rekonstruktion,
S. 116 f.
48 См.: В r a u n K.-H. Die philosophische und psychologische
Diskussion um Lucien Seve Persönlichkeitstheorie. — «Das
Argument», Sonderheft 15: Kritische Psychologie 2. West — Berlin,
1977, S. 122 ff., 134.
49 См.: Сэв Л. Марксизм и теория личности, с. 346—347,
50 Там же, с. 484.
01 Там же, с. 530.

249
52 См.: Holzkamp К. Das Marxsche «Kapital» als Grund-
lage der Verwissenschaftlichung psychologischer Forschung. —
In: Holzkamp K. Gesellschaftlichkeit des Individmims, Auf-
sätze 1974-1977. Köln, 1978.
53 В работах Ваккера заслуживает внимания обширный
эмпирический материал. Однако, не обсуждая его здесь,
обратимся к вопросу о том, каков теоретический вклад Ваккера
в понимание жизненной действительности индивида в
буржуазном классовом обществе. Именно эту тему мы будем здесь
критически рассматривать.
54 См.: Wacker А. Überlegungen zum Begriff der Aneig-
nung bei Leontjew. — «Psycliologie und Gesellschaft», 1977, H. 1,
S. 66 ff., 73 ff.
55 Wacker A. Arbeitslosigkeit. Soziale und psychische Vo-
raussetzungen und Folgen. Frankfurt/M. — Koln, 1976, S. 13.
58 W а с к e r A. Arbeitslosigkeit als Sozialisationserfalirung.
Skizze eines Interpretationsansatzes. — In: Produktion, Arbeit,
Sozialisation, S. 177 f.
57 Ibid., S. 178.
58 Ibid., S. 172; см. также: Wacker A. Arbeitslosigkeit,
S. 87, 118.
59 См. также: Wacker A. Arbeislos und aggressiv? Zum
Verhältnis von Arbeitslosigkeit, Aggression und Kriminalitätsent-
wicklung.— In: Vom Scbock zum Fatalismus? Soziale und
psychische Auswirkungen der Arbeitslosigkeit. Frankfurt/M., 1978,
S. 243 ff., 246 ff.
60 W а с k e r A. Arbeitslosigkeit, S. 146 f.
61 Wacker A. Arbeitslosigkeit als Sozialisationserfalirung.
Skizze eines Interpretationsalzes. — In: Produktion, Arbeit,
Sozialisation, S. 182.
62 См.: Wacker A. Arbeitslosigkeit, S. 147 ff.
83 Ibid., S. 153.
84 Ibid., S. 155.
65 Ibid., S. 163 f.
66 Ibid., S. 109; Wacker A. Ansätze, Probleme und Crcuzen
psychologischen Arbeitslosenforschung. — In: Vom Schock zum
Fatalismus?, S. 25 ff.
67 Ср.: Wacker A. Arbeitslosigkeit, S. 118 f.; Wacker A.
Arbeitslos und aggressiv? — In: Vom Schock zum Fatalismus?,
S. 248 f.
68 См.: Braun K.-H. Einführung in die Politische
Psycliologie, S. 139 ff.
89 W а с k e r A. Arbeitslosigkeit, S. 97.
70 Ibid., S. 58.
71 Ibid., S. 196 f.
72 Ibid., S. 163.
73 Ibid., S. 155.
74 См. также: Wacker A. Ansatze, Probleme und Grenzen
psychologischer Arbeitslosenforschung. — In: Vom Schock zum
Fatalismus?, S. 25.
75 См.: Wacker A. Arbeitslosigkeit, S. 146 f.
76 См.: Holzkamp-Osterkamp U. Grundlagen der
psychologischen Motivationsforschung 2, S. 86 f.

то
Глава III
1 См.: Ruebsam E. Der heiiigo Wilhelm Reich und sein
Feiisch Genitalität. — «Das Argument 60», 1970, S. 191.
2 См.: Reich W. Dialektiseher Materialismus und Psycho-
analyse. — In: Psychoanalyse und Marxismus. Dokumentation
eiaer Kontroverse. Franki'urt/M., 1970 (русский перевод см.:
Рейх В. Диалектический материализм к психоанализ. — «Под
знаменем марксизма», 1929, № 7—8).
3 См.: Reich W. Charaktoranalysc. Frankfurt/M., 1970.
4 Reich W. Massenpsychologie des Faschismus. Zur sexual-
ökonomie der politischen .Reaktion und v.wv proIeLariscisca sexual-
j.olitik. Kopenhagen—Prag —Zurich, 'JV):j3, S. 2'); см. также:
К e i с h W. Dialektiseher Materialismus una Psychoanalyse. — In:
Psychoanalyse und Marxismus, S. 197.
5 См.: Reich W. Massenpsychologie ties Faschismus, S. 105;
F e n i с h e 1 O. Rezension: Wilhelm Reich, Dialektiseher Materia-
3'Lvmus und Psychoanalyse. — In: Marxismus Psychoanalyse Sex-
poi, Bel. I. Frankfurt/M., 1970, S. 32..
ü Reich W. Massenpsychologie des Faschismus, S. 45.
7 См.: Reich W. Dialektiseher Materialismus und
Psychoanalyse. — In: Psychoanalyse und Marxismus, S. 143 ff.
8 R e i ch W. Massenpsychologie des Faschismus, S. 47 f.
9 Ibid., S. 69, см. также: S. 57, 271 L
10 Ibid., S. 22.
11 Ibid., S. 54.
12 Ibid., S. 33, 85 f.; см.: Г. rich \V. DiaJulilisclier
Materialismus uml Psychoanalyse.— In: Psychoanalyse und Marxismus,
S. 174.
13 Reich W. Massenpsychologie des Faschismus, S. 49 f.
*4 Ibid., S. 76.
10 Ibid., S. 99.
16 Следовало бы предпослать критическому анализу
взглядов Рейха вопрос, который в настоящее время обсуждается в
рамках критической психологии, а имепно: каково содержание
применяющегося в ней понятия «политической психологии»
(см.: В г a u n К.-Ы. Aufgaben einer Politischen Psychologie. —
«Blatter für deutsche und internazionale Politik», 1977, H. 4;
Braun K.-H. Einführung in die Politische Psychologie; Bra-
u n K.-II. Das kritisch-psychologische Konzept der Politischen
Psychologie. — In: Politische Psychologie. Grundriß eine neuen
Wissenschaft. Woinhoim und Basel, £979). Ясно, что при этом
имеется в виду не научно-теоретическая проблема признания
длиной психологии в качестве политической в отличие от
других психологических направлений, таковыми не являющихся,
а вопрос о том, существует ли фактически специфический
предмет для такой частной дисциплины критической
психологии. Наличие этого специфического предмета (триады
объективных условий, общественного субъекта и индивидуального
субъекта в политической надстройке общества)
подтверждается тем, что в условиях классового общества политика также
представляет собою обособленный, в определенном смысле
отчужденный институт. На это указывал Грамши в своей теории
партии: «Так, поскольку каждая партия является припаял еж-

251
ностыо класса, то очевидно, что партия, стремящаяся
уничтожить деление на классы, достигнет самой высшей и совершен^
ной формы своего развития тогда, когда она перестанет суще^
ствовать, потому что перестанут существовать классы, а
следовательно, и выразители их интересов» (Грамши А.
Современное государство. Политическая партия. — В: Грамши А.
Избранные произведения в 3-х томах, т. 3, Тюремные тетради,
М., 4959, с. 139).
17 Нельзя отрицать, что на этот вопрос Рейх дает
противоречивый ответ; в другом месте он высказывается более
определенно: «Социальные явления, например классовое сознание,
стремление к забастовкам и т. д., ей (психологии индивида. —
Авт.) недоступны... Психоанализ может лишь объяснить, каким
путем и под воздействием каких мотивов ребенок
воспринимает те религиозные представления, которые в той или иной
форме существуют в его окружении. Ео он не моя^ет
объяснить, почему в конкретную историческую эпоху формируется
и утверждается та или иная религия как общественное
явление» (Reich W. Die Stelhmg der Psychoanalyse in der Sow jet-
union. — In: R e i с h W. u. a. Psychoanalyse und Politik. Köln,
1971, S. 44, 45). Пример таких работ Рейха, как «Массовая
психология фашизма» и «Что такое классовое сознание?»,
однозначно показывает, что здесь оп снова отказывается от
отой правильной точки зрения. Ошибки, состоящие в
сглаживании различий общественного и индивидуального сознания,
как уже указывал Сапир (см.: Sapir I. Freudismus, Soziologie,
Psychologie. — In: Psychoanalyse und Marxismus, S. 192 f., 210),
повторили Крекер (см.: Kroner В. Psychologie und Prasen-
tismus. — «Das Argument 75», 1972, S. 34, 44 f., 52) и Вестфаль
(см.: Westphal R. Psychologische Theorien über den Faschis-
mus. — «Das Argument 32», 1905, S. 34 f., 38 1'Л.
18Deppe F. Das Bewiil-ttsoin der Arbeiler. Köln, 1971,
S. 131; см. также: Хаан Э. Материалистическая диалектика и
классовое сознание, с. 93 и ел.
18 О pit z R. über die Entslchung and Verhinderung von
Faschisraus. — «Das Argument 87», 1974, S. 500.
20 Понимание Рейхом сексуальности современные фрейдо-
марксисты критикуют с двух сторон: 1) Фрейд якобы
достаточно полно понимал сексуальность, тогда как Рейх
неправильно свел ее к «оргонной энергии» (см.: Da hmer H.
Psychoanalyse und historische Materialismus. — In: Lorenzer A.
u. a. Psychoanalyse als Sozialwissenschaft, S. 75 f.; Dahmer H.
Wilhelm Reich, Seine Stelhmg zu Freud und Marx. — In:
Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2, S. 94 f.; Ruebsam E.
Der heilige Wilhelm Reich und sein Fetisch Genitalität. — «Das
Argument 60», 1970, S. 178 ff.); 2) развитие «позднего
капитализма» выявило будто бы возможности использования
сексуальности для стабилизации власти на основе «репрессивной
десублимацки» (см.: Bundesvorstand des AUSS (Aktionszentrum
Unabhängiger und Sozialistischer Schüler). Thesen zur Sexual-
kampagne. — In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2; R e i *
die R. Sexualität und Klassenkampf. Frankfurt/M., 1971, S. 16;
Ruebsam E. Der heilie Wilhelm Reich und sein Fetisch Geni*
talitSt — «Das Argument 60», 1970, S. 184 f.).

252
21 См.: Braun K.-H. Einfiihrung in die Poh'tische Psycho-
logie, S. 53 ff.
22 См.: Reich W. Was ist Klassenbewußtsein? Kopenha-
gen — Paris — Zurich, 1934.
23 См. в целях сравнения: Димитров Г. Наступление
фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в
борьбе за единство рабочего класса, против фашизма. Доклад
на VII Всемирном Конгрессе Коммунистического
Интернационала 2 августа 1935 года. — В: Д и м и т р о в Г. Избранные
произведения в двух томах, т. I (1910—1937), М., 1957,
с. 427—428.
24Hoizkamp-Osterkamp U. Gnmdlagen dcr psycho-
logischen Motivationsforschung 2, S. 377.
25 Ibid.
26 См.: Autorität und Familie. Paris, 1936.
27 См.: A dor no Th. W. et al. The Authoritarian
Personality. New York, 1950; A dor no Th. W. Studien zum autoritären
Character. Frankfurt/M., 1973.
28 См.: Fromm E. Die Furcht vor der Freiheit. Frankfurt/M.,
1966.
29 Fromm E. Politik und Psychoanalyse. — In: Reich W.
u. a. Psychoanalyse und Politik. Köln, 1971, S. 56.
30 Fromm E. Die Furcht vor der Freiheit, S. 31 f.
31 Ibid., S. 103 f.
82 Ibid., S. 141 i., 251.
33 Ibid., S. 177 ff., 182 ff.
34 Ibid., S. 142.
35 Fromm E. Autorität und Familie. Sozialpsychologische
Teil. — In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2, S. 280 f.
36 Ibid., S. 257 f.
37 Ibid., S. 260 ff.
38 Fromm E. Der Furcht vor der Freiheit, S. 156 f.
39 Ibid., S. 157 f.
40 Ibid., S. 208 ff.
41 Ibid., S. 215.
42 Ibid., S. 135.
43 Ibid., S. 251.
44 См.: Opitz R. Über die Entstehung und Verhinderung
von Faschismus.—«Das Argument 87», 1974, S. 56Ö f.; Kühnl R.
«Linke» Totalitarismusversionen. — In: Greiffenhagen M.
u. a., TotaJitarismus. München, 1972.
45 II о I z k a m p - О s t e r k a m p U. Grundlagen der psycho-
logischen Motivationsforschung 2, S. 359 f.
46 Ibid., S. 441.
47 См.: Horn K., Schülein J.-A. Interaktionsformen im
organisierten Kapitalismus und ihre politische Bedeutung. — In:
Produktion, Arbeit, Sozialisation, S. 86.
48 H о r n K. Politische Psychologie: Erkenntnisinteressen,
Themen, Materialen. — In: Politikwissenschaft. Frankfurt/M.,
1972, S. 188.
49 Ibid.
50 Ibid., S. 193. Осуществляя свой анализ фашизма, Хорн
(см.: Horn К. Zur politischen Psychologie des Faschismus in
Deutschland. — In: Texte zur Faschismusdiskussion I. Reinbek,

25.1
1974, S. 164), с одной стороны, подобно Рейху, подчеркивает,
что чисто политэкоиомический анализ недостаточен и что, с
другой стороны, взгляды Сэва, по его мнению, не способствуют
успеху политико-психологического анализа.
51 См.: Opitz R. Der große Plan der CDU: Die «Formierte
Gesellschaft». — «Blatter für deutsche und internationale Poli-
tik», 1965, H. 9.
52 Horn K. Zur Formierimg der Innerlichkeit. — In: Der
CDU-Staat 2. Frankfurt/M., 1972, S. 322.
53 H о r n K. über die Zusammenliang zwisclien Angst und
politischer Apathie. — In: Marcuse H. u. a. Aggression und
Anpassung in der Industriegesellschaft. Frankfurt/M., 1968, S. 63.
54 H о r n K. Formierte Demokratie als kollektive Inf antili-
tät. — «Das Argument 42», 1967, S. 26.
55 Ibid., S. 36 if.
50 См.: Horn K. Zur Formierung der Innerlichkeit,—- In:
Der CDU-Staat 2, S. 338 f.
57 Ibid., S. 336 f.
58 Horn K. Über den Zusammenhang zwischen Angst und
politische Apathie. — In: Marcuse H. u. a. Aggression und
Anpassung in der Industriegesellschaft, S. 68; см. также: Н о г п К.
Einleitung: Bemerkungen zur Situation des «subjektiven Fak-
tors» in der hochindustrialisierten Gesellschaft kapitalistischer
Struktur. — In: Gruppendynamik und der «subjektive Faklor».
Repressive Entsublimierung oder politisierende Praxis.
Frankfurt/M., 1972, S. 48 f., 54, 57, 80 f., 81 f.
59 H о r n K. Über den Zusammenliang zwischen Angst und
politische Apathie. — In: Marcuse H. u. a. Agression und
Anpassung in der Industriegosellschaft, S. 73; см. также: Horn К.
Einleitung: Bemerkungen zur Situation des «subjektiven Fak-
tors» in der hochindustrialisierten Gesellschaft kapitalistischer
Struktur. — In: Gruppendynamik und der «subjektive Faktor»,
S. 70; Horn K. Politische Psychologie: Erkenntnisinteressen,
Themen, Materialen. — In: Politikwissenschaft, S. 200 ff.
60 См.: Horn K. Über den Zusammenliang zwisclien Angst
und politische Apathie. — In: Marcuse II. u. a. Aggression
und Anpassung in der Industriegesellschaft, S. 70; H о r n K.
Psychoanalyse. — Anpassungslehre oder kritische Theorie des Su-
bjekts? — In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2, S. 148.
61 См.: Horn K., Schülein J.-A. Politpsychologische
Bemerkungen zur Legitimationskrise. — In: Legitimationsprobleme
politischer Systeme. Opladen, 1976, S. 129.
62 См.: Horn K. Einleitung: Bemerkungen zur Situation
des «subjektiven Faktors» in der hochindustrialisierten
Gesellschaft kapitalistischer Struktur. — In: Gruppendynamik und der
«subjektive Faktor», S. 49 f.
63 См.: Horn K. Politische Psychologie: Erkenntnisinteres-
sen, Themen, Materialen. — In: Politikwissenschaft, S. 215 f., 225;
Horn K. Zur Formierung der Innerlichkeit.— In: Der CDU-Staat 2,
S. 334, 348; Horn K. Zur politischen Psychologie des Faschismus
in Deutschland. — In: Texte zur Faschismusdiskussion I, S. 164;
Horn K. Kosten der Angst. Konservatismus als Ergebnis der
Retrogression geselischaftUchen Bewußtseins. — In: Die Gegen-
reform. Reinbek, 1975, S. 140.

254
64 Horn К. Einleitung: Bemerkungen zur Situation des
«subjektiven Faktors» in dor hochindustrialisierten Gesolischaft
kapitilistischer Struktur.— In: Gruppendynamik und der «sub-
jektive Faktor», S. 38.
65 Брюкпер ставит перед собой те же задачи, что и Хорн:
он анализирует «трансформацию демократического сознания»
(см.: Bruckner P. Ше Transformation des demokratischen Be-
wußiscins. — In: A g n о 1 i J., Bruckner P. Die Transformation
der Demokratie. Frankfurt/M., 1968; В г \\ ckner P. Zur Sozial-
psychologio des Kapitalismus. Frankfurt/M., 1972, Кар. I).
Причем основополагающие проблемы отношений марксизма и
психоанализа играют у него существенно меньшую роль, чем у
Хорпа, в то время как политические вопросы конкретной (для
Брюкнера спонтанной и ультралевой) практики он
рассматривает шире. Свое понимание проблемы он раскрывает в новом
предисловии к изданной впервые в 1986' году книге «Свобода,
равенство, безопасность»: «„Воспитывать" означало
(революционно) изменять, и изменять ни больше ни меньше как
вторую природу человека, которая сформировалась исторически
(в конечном счете в условиях капитализма начиная с эпохи
первоначального накопления капитала)... Этот аспект проблемы
резолюции я позднее уточнил (а именно в статье «Маркс,
Фрейд», см.: Bruckner P. Marx, Freud. — In: Marxismus
Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2. — Авт.). Существует «вторая природа»
(структура влечений, основа глубоко укоренившегося
механизма реакций принуждения к защитен к избавлению,
аффективные и рсцепторпые приличии и i. д.), опирая сохраняется
неизменной в услоинп.ч материального лееплня «драматической
фазы» революции. По отношению к пей эта природа
совершенно неуязвима (несмотря на временную «переплавку» в
горниле революционной спонтанности); послереволюционные «по^
рядки» скорее даже приводят к ее новому упрочению, поэтому
проблема созидания приобретает новую субъективность,
качественно измененную человеческую совместную жизнь,
отличную от той, какая существовала еще в XIX столетии» (В г ü с к -
пег P. Freiheit, Gleichheit, Sicherheit. Von Widersprüchen des
Wohlstands. Frankfurt/M., 1973, S. 27).
66 См.: Horn K. Einleitung: Bemerkungen zur Situation
des «subjektiven Faktors» in der hochindustrialisierten Gesell-
schaffc kapitalistisclier Struktur.— In: Gruppendynamik und der
«subjektive Faktor», S. 218; Horn K., Schülein J.-A. Folitpsy-
chologische Bemerkungen zur Legitimationskrise. — In: Legitima-
tionsprobleme polilischer Sysleme, S. 165.
67 См.: К ü h n 1 Д. Formon bürgerlicher Kerrschaf t. Beinbek,
1971, S. 64 ff.
68 См.: Horn K. Zur politischen Psychologie des Faschismus
in Deutschland. — In: Texte zur Faschisrausdiskussion I.
69 Утверждение Хорна (см.: Н о г п К. Psychoanalyse. Anpas-
sungslehre oder kritische Theorie des Subjekt? — In: Marxismus
Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2, S. 147), что психоаналитическая
теория языка позволяет осуществлять анализ рационального
процесса познания, противоречит не только концепции Лорен-
цера (см.: Lorenzer А. Zur Begründung einer materiaiisti-
schen Sozialisationstheorie, S. 85), но ы его собственным взгля-

255
дам, так как в его работах подобный анализ отсутствует
полностью.
70 Н о I z k a m р - О s t е г к a m p U. Grundlagen dcr psycho-
logischen Motivationsforschung 2, S. 285.
71 Ibid., S. 360.
72 H о r n K., S с h ü 1 e i n J.-A. Interakiionsformen ini orga-«
nisierten Kapitalismus und ihre politisclie Bedeutung.— In: Pro*
duktion, Arbeit, Sozialisation, S. 86 f.
73 Ibid., S. 87; См.: Horn К., Schülein J.-A. Politpsycho*
logische Bemcrkungen zur Legitimationskrise. — In: Legitime
iionsprobleme poiitischer Systeme, S. 132 f.
74 Ibid., S. 135.
75 См.: Horn K. Psychoanalyse und gcsellschaftlicho WJ-
dersprüche. — «Psyche», 1976, И. I, S. 34 f.
r'e Horn K., Schülein J.-A. Interaklionsi'ormen im orga-
nisierten Kapitalismus und ihre politische Bedeutung.— In: Pro^
duktion, Arbeit, Sozialisation, S. 96.
77 См.: Horn K. Politische mid melkodologische Aspekto
gruppendynamischer Verfahren. — «Das Argument 50», 1969.
78 См.: Buttcrwege Ch. Probleme der marxistischen Sta-
atsdiskussion, Köin, 1Q77. Эта критика, по существу, касается
также Хабермаса и Оффе, концепцию Которых Хори и Шю-
ляин широко используют. Тогда как Оффе выступает против
отдельных аспектов марксистской теории государства, Хабегь
мае лишь бегло упоминает о дискуссии (см.: О fie С. Struk-
turprohleme des kapitalistischen Staates. Frankfurt/M., 1972,
S. 31 ff., 169 l'i'.; Habermas J. Legitimation^probleme im Spät-
kapitalismus. Frankfurt/M., 1973, S. 74 ffM 85 ff.). Мы должны
сделать ряд принципиальных замечаний, в особенности отно*
сительно концепции Оффе, которая имеет большое значение
для левого социал-демократического движения в ФРГ и в
Западном Берлине. Его представление о том, что основное кашь
талистическое противоречие между общественным про извод-*
ством и частным присвоением и вытекающие из этого
капиталистические кризисы могут быть приостановлены, оттеснены*
обойдены посредством особых предупредительных меронрия*
тий, то есть что их возникновению можно воспрепятствовать
па основе государственного регулирующего механизма, в
принципе ошибочно, поскольку он проводит их анализ без
учета потребительских интересов монополистического капитала
и тем самым игнорирует действительные классовые отноше-*
пия и классовое движение. Ибо вмешательство государства
осуществляется на общей основе защиты интересов моподф-
лий (даже и тогда, когда имеют место относительная незави«
мость государства от монополий и вытекающие из этого
противоречия между ними). Возникающие таким образом кри?
зисы имеют прежде всего не идеологический, а экономический
характер. Далее, Оффе отрицает классовую зависимость
(средних и высших) государственных чиновников, ошибочно харак*
теризуя, их как «замену революционного субъекта» вместе
того, чтобы говорить при этом о рабочем классе. В плоскости
политической стратегии и тактики это практически приводи^
к игнорированию действительных организаций рабочего двй*
жения, профессиональных союзов и партий и выДвижению Ь

256
противовес им понятия «буржуазной инициативы». II если
Оффе правильно описал отдельные изменения при переходе
от капитализма периода свободной конкуренции к
монополистическому капитализму, то ему не удалось, однако, объяснить
их в рамках общей теории (см. марксистскую критику Хабер-
маса и Оффе: Kaiser H.-R. Staat und gebellschaftliche
Integration. Marburg, 1977, Кар. 2 u. 3).
Следует указать еще на одну проблему: Лоренцер
критиковал концепцию взаимодействия Хабермаса, считая, что
последнее по сводимо к коммуникатпвпому поведению, но
должно быть обосновано биологически (см. гл. I); Хорн во всех
своих работах употребляет понятие взаимодействия в
толковании Лоренцера в положительном смысле, но одповремепио
он совершенно некритически принимает понятие
коммуникативного поведения Хабермаса. Это ие только свидетельствует
о внутренней противоречивости его концепции, но и
подтверждает, сколь мало обоснована его критика в адрес Хабермаса,
сколь непоследовательны его выводы в плоскости
общественной теории.
79 D e p p e F. Die Krise des modernen Kapitalismus und die
Perspektive der Arbeiterbewegung.— «Sozialistische Theorie und
Praxis». Belgrad, 1976, H. 9, S. 110.
80 Ibid., S. 116.
81 См.: Abendroth W. Die Entwicklung der BRD und
die Perspektiven der Linken. — «Das Argument 104», 1977; Ahr-
w e i 1 e r G. Zur Krise des Parlamentarismus. — «Blatter für deut-
sche und Internationale Politik», 1978; II. 6; К ü h n 1 R. Die gei-
stige Krise der kapilalislisclicn Gescllschaft.— «Blatter für deut-
sche und internationale Politik», 1976, H. 11; Kühnl R. Auf dem
Weg zura autoritären Staat? — «Demokratische Erziehung», 1978,
H. 3; S t u b у G. Die Staatskrise in der BRD und der Stellenwert
der Auseinandersetzungen in der SPD.— «Blatter für deutsche
und internationale Politik», 1977, H. 7; S t u b у G. Abschied vora
Bürgertum? 1st der Rechtstrend in der Bundesrepublik noch re-
versibel. — «Blatter für deutsche und internationale Politik»,
1977, H. 11.
82 Deppe F. Die Krise des modernen Kapitalismus und
die Perspektive der Arbeiterbewegung. — «Sozialistische Theorie
und Praxis». Belgrad, 1976, S. 119 f.
83 Holzkamp-Osterkamp U. Die Übereinstimmung.
Diskrepanz zwischcn individuellen und gesellschaftlichen Zielen
als Bcslimmungsmoment der Vermittlimg zwischen kognitiven
und emolionalen Prozessen. — In: Kritische Psychologie. Bericlit
fiber den 1. internationalen Kongreß Kritische Psychologie vom
13—15. Mai 1977 in Marburg, Bd. 2, S. 78 f.
84 Horn K. Emanzipation aus der Perspektive einer zu ent-
wickelnden Kritischen Theorie des Subjekts. — In: Emanzipation.
Hamburg, 1973, S. 283.
85 Ibid., S. 280.
86 Ibid., S. 281.
87 Ibid., S. 304.
88 И в этой связи мы видим, что фреидо-марксист Хорн
ни разу не познакомился с дискуссией о социализме,
ведущейся в течение ряда лет в ФРГ и Западном Берлине маркси-

2Г.7
стами или под влиянием марксистов.
89 См.: Braun К.-Ы. Zur Verteidigung des realen Humanis-
mus gegen seine pseudomarxistischen Verächter. — In: Beiträgo
zur Kritischen Psychologie, II, S. 38 ff.
90 См.: Asseln H., Braun K.-H. Die kämpferisehon Per-
sönlichkeiten als Paradigma des politischen Individuums. — In:
Kritische Psychologie. Bericht über den 1. internationalen Kong-
reß Kritische Psychologie vom 13—15. Mai 1977 in Marburg.
91 HolzkampK. Sinnliche Erkenntnis, S. 369.
92 См.: Braun K.-H. Einführung in die Politische
Psychologie, S. 150 ff.
Глава IV
1 См.: Bernfeld S. Antiautoritäre Erziehung und
Psychoanalyse. Ausgewählte Schriften, 3 Bde. Frankfurt/M., 1969, Bd. 1, 2.
T.eil; Bd. 2, 1. Teil.
2 Более полную оценку этих работ Бернфельда с
марксистских позиций см.: L i e b е 1 М. Siegfried Bernfeld und seine
Funktion in Klassenkampf. — «Das Argument», 1970, № 56.
3 См.: Bernfeld S. Antiautoritäre Erziehung und
Psychoanalyse, Bd. 2, 2. Teil; Bernfeld S. Sozialismus und
Psychoanalyse. — In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 1;
Bernfeld S. Die kommunistische Diskussion um die Psychoanalyse
und Reichs «Widerlegung der Todestriebhypothese». — In:
Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 1.
4 Bernfeld S. Sisyphos oder die Grenzen der Erziehung,
S. 13; cp. S. 29, 32 f.
5 Ibid., S. 67.
6 Ibid., S. 91 f., 131 f.
I Ibid., S. 94.
8 Ibid., S. 118.
9 См.: Bernfeld S. Antiautoritäre Erziehung und
Psychoanalyse, Bd. 1, S. 58 ff.
10 См.: Bernfeld S. Sisyphos oder die Grenzen der Erzei-
liung, S. 41.
II См.: Bernfeld S. Antiautoritäre Erziehung und
Psychoanalyse, Bd. 1, S. 199.
12 См.: Bernfeld S. Sisyphos oder die Grenzen der
Erziehung, S. 82 f.
J3 Ibid., S. 51.
*4 Ibid., S. 79.
15 Ibid., S. 79 f.
16 Ibid., S. 153 f.
17 Ibid., S. 140; ср.: Bernfeld S. Antiautoritäre Erziehung
mid Psychoanalyse, Bd. 1, S. 65 ff.
18 См.: Bernfeld S. Sisyphos oder die Grenzen der
Erziehung, S. 119 ff.
19 См.: Meier A. Soziologie des Bildungswesens. Köln, 1974;
S. 17 ff.; ср. также: Becker E., Jungblut G. Strategieu
der Bildungsproduktion. Frankfurt/M., 1972. В последней работе
авторы в особенности стремятся к синтезу социологической и
педагогической проблематики при анализе современной
системы образования в ФРГ,

2 58
20 См.: Voigt В. Bildungspolitik und politische Erziehung
in den Klassenkämpfen. Frankfurt/M., 1973, S. 51 ff.
21 См,: Die preussische Volksschule 1870—1914. Marburg,
1975, S. 68 ff., 137 ff., 271 ff.; Voigt B. Bildungspolitik und
politische Erziehung in den Klassenkämpfen, S. 176 ff.; 270 ff.;
vV e r d e r L. Sozialistische Erziehung in Deutschland 1848—1973,
Frankfurt/M., 1974, S. 39 ff., 73 ff., 78 ff., 169 ff.
22 См.: Bernfeld S. Nur die Schuler konnen die Schule.
retten! — In: Bernfeld S. Antiautoritäre Erziehung und
Psychoanalyse, Bd. 2.
23 См.: Bernfeld. S. Die Psychoanalyse in der Jugendbewe-
gung. — in: Bernfeld S. Antiautoritäre Erziehung und
Psychoanalyse, Bd. 3.
24 Этот факт уже неоднократно освещался в литературе
как с фрейдо-марксистской, так и с марксистской точки
зрения. См. по этому поводу; Bruckner P. Schulerliebe. Ham*
burg, 1971; В u s с h e E. Sexualpädagogik als Disziplinierungsmifc
■tel.— «Das Argument», 1970, №56; Haug W. F, Zur Strategic
der Triebunterdrückung und Triebmodellierung in Gymnasien, -*
«Das Argument», 1970, № 56.
25 См.: Deppe-Wolfinger H. Arbeiterjugend — Bewußt-
eein und politische Bildung. Frankfurt/M., 1972, Teil 1.
26 N e g t 0. Marxismus und Arbeiterbildung. Kritische An-*
merkungen zu meinen Kritikern. — In: Arbeiterbildung.
Sozioiogische Phantasie und exemplarisclies Lernca in Theorie, Kritik
und Praxis, Reinbck, 1978.
27 См.: Negt O. Sozioiogische Phantasie und exemplarisches
Lemen. Zur Theorie und Praxis der Arbeiterbildung.
Frankfurt/M. — Köln, 1971, S. 18.
28 Negt O. Marxismus und Arbeiterbildung. — In:
Arbeiterbildung. Sozioiogische Phantasie und exemlarisclies Lemen in
Theorie, Kritik und Praxis, S. 53 f.
29 См.: Negt 0. Sozioiogische Phantasie und exemplarisches
Lemen, S. 91, 111; Negt 0, Marxismus und Arbeiterbildung.«^
In: Arbeiterbildung, S. 72.
30 См.: Negt 0. Sozioiogische Phantasie und Exemplarisches
Lernen, S. 41.
31 Ibid., S. 44 f.
32 Ibid., S. 34, 47 f.; Negt 0, Marxismus und Arbeiterbilh
dung. — In: Arbeiterbildung, S. 65 f.
33 По поводу этого обнаруженного им у Маркса «объектив
визма» Иегт пишет: «Только тот, кто абсолютно ничему не
научился на опыте минувшего полустолетия немецкой и
западноевропейской истории, может в наши дни столь лее на*
нвно, как это еще делалось в начале XX века,
руководствоваться принципом теоретико-познавательного и политического объ«
ективизма, — хотя во времена Маркса этот принцип еще имел
смысл, был даже необходим. Однако впоследствии такие
события, как фашизм, как поражение многих революционных двй«
жений и разгул контрреволюции, должны были ясно проде*
монстрировать опасность ошибочного направления
воспитательной работы в массах. Я имею в виду ошибки, связанные с
недооценкой так называемых субъективных факторов, то есть
с предположением, будто все в истории развертывается иекдкь

259
чительно по «объективным» законам» (Negt О. Marxismus
und Arbeiterbildung. — In: Arbeiterbildung, S. 69).
34 См.: Negt 0. Soziologische Phantasie und exemplarisches
Lernen, S. 44 ff.
85 Ibid., S. 25 ff.
36 Ibid., S. 27.
37 Ibid., S. 97.
38 Ibid., S. 96.
39 См.; Deppe-Wolfinger H. Arbeiterjugend — Bewußfc-
sein und politische Bildung. S. 289.
40 См.: Negt 0. Soziologische Phantasie und exemplarisches
Lernen, S. 84, 93, 94; Negt 0. Marxismus und Arbeiterbildung.—-
In: Arbeiterbildung, S. 72.
41 См.: Wilhelmer B. Probleme der Lernpsychologie —
Zur logischen und liistorisciien Bestimmung des menschlichen
Lernens. Dissertation. Berlin (West), 1978.
42 D e p p e F. Integration und Autonomic. — «Blatter fiir
deutsche und Internationale Politik», 1977, H. 1, Teil 1, S. 49.
43 См.: D e g e n B. Der Einfluß der gewerkschaftlichen Bil-
dungsarbeit auf das Klassenbewu£tsein. — In: Kiassenstruktur
und KlassenbewtLßtsein in der BRD, Frankfurt/M., 1974, S. 219 ff.
44 Ср. также: Negt 0. Marxismus und Arbeiterbildung. —
In: Arbeiterbildung, S. 43 f., 46 f.; Negt 0., Kluge A. öffent-
lichkeit und Erfahrung. Zur Organisationsanalyse von Bürgerli-
cher und prole tarischer ÖHentlichkeit. Frankfurt/M., 1972,
S. 20 ff.
45 Ср.- также: S e i d e 1 R. Denken. Psychologische Analyse
der Entstehung und Lösung von Problemen.
48 Holzkamp K. Sinnliche Erkenntnis, S. 373.
47 См.: Werner Pi. Das Prinzip des exomplarischen Lernens
bei Oskar Negt. — «Demokratische Erziehung», 1975, H. 4, S. 43.
48 Wilhelmer B. Probleme der Lernpsychologie,
Dissertation, S. 43 f.
49 См.: Negt 0. Marxismus und Arbeiterbildung. — In: Ar^
beiterbildung.
50 Ibid., S. 56.
51 См.: Wilhelmer B. Konsequenzen aus einer materia-
listischen Lerntheorie. —- «Das Argument», 1977, Sonderband 15.,
S. 56 ff.
52 См. по этому поводу также работы Негта: Negt О..
Marxismus als Legitimationswissenschaft. — In: В u с h a r i n N.,
Deborin A. Kontroversen über dialektischen und mechanistic
schen Materialis'mus. Frankfurt/M., 1974; Negt 0. 50 Jahre In-
stitut fiir Sozialforschung. — In: Kluge A., Negt 0. Kritische
Theorie und Marxismus. s'Gravenhage, 1974.
Глава У
1 Freud S. GW, Bd. XIII, S. 211.
2 Eberenz U. Psychoanalyse und Verhaltenstherapie. ^ In:
M. M u с k u. a. Information iiber Psychoanalyse.
3 Мы опираемся здесь на Виннаи, поскольку ему
принадлежит наиболее серьезная (по сравнению со всеми другими

260
работами представителей фрейдо-марксизма в его
современном состоянии) попытка рассмотреть понятие болезни как
производное от специфики буржуазного классового общества. По
поводу его истолкования необходимой, с его точки зрения,
связи между марксизмом и психоанализом см.: yinnai G.
Sozialpsychologie der Arbeiterklasse. Identitätszerstörung im Er-
ziehungsprozeß. Reinbek, 1973.
4 Vinnai G. Das Elend der Männlichkeit — H.eterosexuali-
tät, Homosexualität und ökonomische Struktur. Elemente einer
materialistischen Psychologie. Reinbek, 1977, S. 174 f.
5 Ibid., S. 177.
6 Ibid., S. 189—190.
7 См.: Jaeger S., Staeuble I. Die gesellschaftliehe Ge-
nese der Psychologie. Frankfurt/M., 1978, 203 ff.; J a n t z e n W.
Behinderung und Faschismus. Zum. 30. Jahrestag der Befreiung
vom Hitlerfaschismus. — In: J a n t z e n W. Konstitutionsproble-
me materialistischer Behinderten Pädagogik. Lollar, 1977, S. 20 ff.,
129 ff.
8 Из изложенных нами весьма принципиальных
соображений с достаточной отчетливостью выступает
классово-специфическая направленность нозологических классификаций в
психиатрии. Что же касается дальнейших перспектив построения
соответствующей классификации в рамках критической
психологии, то для решения этой задачи необходима конкретизация
нозолого-психиатрических концепций применительно к
реальным условиям существования рабочего класса как к частному
случаю. Такая конкретизация возможна лишь на основе
адекватной критико-психологической практики. Таким образом, в
рамках этой практики изложенные в данном разделе
соображения, исходящие из понятия о социальной реальности
психиатрии и служащие в то же время для разъяснения
некоторых теоретических принципов психиатрии, могут быть
интегрированы в общей критико-психологической концепции (см.
в этой связи работы: Gleiss I. u. a. Soziale Psychiatrie. Zur
Ungleichheit in der psychiatrischen Versorgung. Frankfurt/M.f
1973; Wulff E. Psychiatrie und Klassengesellschaft. Zur Be-
griffs- und Sozialkritik der Psychiatrie und Medizin. Frankfurt/M.,
1972, Кар. II, IV). Мы констатировали здесь сходство в
установках между позициями Виннаи и критической психологии.
Однако следует отметить и их различие, которое (в свете
проведенного нами в данном разделе критического рассмотрения)
заключается в том, что попытка обосновать эти установки с
помощью теоретического аппарата, имеющегося в работах
Виннаи, представляется сомнительной.
9 Horn К. Das psychoanalytische als Teil eines sozialwis-
senschaftlichen Krankheitskonzeptes. — In: M u с k M. u. a.
Information iiber Psychoanalyse, S. 159—160.
i0 Ibid., S. 100.
11 Freud S. GW, Bd. XV, S. 86.
12 M u с k M. Die psychoanalitische Behandlung und ihre
Wirkung. — In: M u с k M. u. a. über Psychoanalyse, S. 37.
13 См., например, работы: SchröterK. Psychoanalytischer
Dialog und alltägliche Kommunikation.— In: Muck u. a.
Information über Psychoanalyse, S. 57; Vinnai G. Das Elend der

2G!
Männlichkeit, S. 177; Horn К. Das psychoanalytische als Teil
eines sozialwissenschai'tiichen Kranheitskonzeptes. — In: Muck
u. a. Information iiber Psychoanalyse, S. 160 i\, 173 £.; ср. также
второй раздел главы I настоящей монографии.
14 Muck M. Die psychoanalytische Behandiung und ilire
VVirkung. — In: M u с k M. u. a. Information iiber Psychoanalyse,
S. 43.
15 См.: Holzkamp-Osterkamp U. Grimdlagen der Psy-
chologischen Motivationsforschung 2, S. 454 f.
16 См.: В a u m a n n D. Emotionale und kognitive Aspekte kind-
licher Entwicklung. Entstehung von Verhaltensauffälligkeiten aus
einem Sonderverhältnis.— In: Kritische Psychologie. Bericht iiber
den 1. internationalen Kongreß Kritische Psychologie vom 13—
15. Mai 1977 in Marburg, Bd. 2, S. 93 ff.
17 См.: Balint M. Urformen der Liebe und die Technik
der Psychoanalyse. Frankfurt/M. — Hamburg, 1969, S. 242.
18 Высказанные Г. Виннаи соображения по поводу
соотношения между терапией и политической практикой
неудовлетворительны уже потому, что он не делает никаких выводов
относительно самого терапевтического процесса как такового.
Он пишет, например, так: «Терапия в наиболее полном смысле
этого слова есть процесс освобождения индивида, перед
которым в результате этого процесса открываются обновленные
жизненные перспективы; а это возможно только при таких
общественных отношениях, которые допускают необходимый для
такого обновления уровень свободы. Другими словами,
освобождение индивида может стать действительным только в
свободном обществе, в котором в то же время это освобождение
в качестве организованного или институционализированного
процесса становится уже чем-то излишним, учитывая, что
солидарность и взаимопомощь здесь превратятся уже во
всеобщую жизненную потребность» (V i n n a i G. Sozialpsychologie
der Arbeiterklasse, S. 132; ср.: V i n n a i G. Das Elend der Männ-
lichkeit, S. 192 f.). Если таким образом и оказываются
определенными границы терапии и если можно согласиться с таким
подходом к ее возможным результатам, то все же совершенно
неясным остается, каков же потенциальный вклад именно
терапии в это «обновление жизненных перспектив» и как
определить те содержательные представления, которыми должна
руководствоваться терапевтическая стратегия, чтобы внести
этот вклад.
19 См.: Holzkamp-Osterkamp U. Die Ubereinstim-
mung. — In: Kritische Psychologie. Bericht über den 1.
internationalen Kongreß Kritische Psychologie vom 13—15. Mai 1977
in Marburg, Bd. 2, S. 281 f. %
20 Lorenzer A. Die Wahrheit der psychoanalytischen Er-
kenntnis, S. 208. .
21 Holzkamp-Osterkamp U. Die Überemstimmung.—
In* Kritische Psychologie. Bericht iiber den 1. internationalen
Kongreß Kritische Psychologie vom 13—15. Mai 1977 in Marburg,
Bd. 2, S. 281 f. ^ , , .. чг * t
22 Kleinkrieg gegen Patienten, Dokumentation zur Verlol-

262
gung des Sozialistischen PatientenkoUektivs Heidelberg.
Heidelberg, 1972, Кар. 3—5.
23 См.: Roth J. Psychiatrie und Praxis des sozialistischen
PatientenkoUektivs. — In: Kursbuch 28, 1972, S. 115.
24 SPK, Aus der Krankheit eine Waffe machen. Eine Agita-
tionsschrift. Vorwort von J.-P. Sartre. Mtinchen, 1973, S. 5.
25 Ibid., S. 8—9.
26 Sozialistisches Patientenkollektiv an der Universität
Heidelberg (SPK). Zur Dialektik von Krankheit und Revolution.-^
In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2: Aktuelle Diskussion,
S. 327.
27 SPK, Aus der Krankheit ©ine Waffe machen, S. 15.
28 Ibid., S. 12.
29 Sozialistisches Patientenkollektiv an der Universität
Heidelberg (SPK).—In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2:
Aktuelle Diskussion, S. 332.
30 См.: SPK, Aus der Krankheit eine Waffe machen, S. 60;
IZRU (informationszentrum Rote Volksuniversität), Krankheit
als revolutionäre Produktivkraft — Zur Theorie des Sozialistischen
PatientenkoUektivs. — In: Kleinkrieg gegen Patienten, S. 7 f.
31 SPK, Aus der Krankheit eine Waffe machen, S. 61.
32 IZRU, Zum Problem Widerstände, die sich der Praktischen
Kritik entgegenstellen, wenn die Widersprüche des Systems
Krankheit (Kapitalismus) Knast durch die Patientenorganisation
entfaltet werden. — In: Kursbuch 28, 1972, s. 136.
33 SPK, Aus der Krankheit eine Walfc machen, S. 13, cp.
S. 67,
34 Ibid., S. 17; Roth J. Psychiatrie und Praxis des
sozialistischen PatientenkoUektivs.— In: Kursbuch 28, 1972, S. 118 f.
35 См.: Schneider M. Neurose und Klassenkampf. Mate-
rialistische Kritik und Versuch einer emanzipativen Neubegrun-
dung der Psychoanalyse. Reinbek, 1973, S. 165.
36 Ibid., S. 219-220.
37 Ibid., S. 247.
38 Ibid., S. 168. Сходная точка зрения, но с гораздо
большей осторожностью, нашла выражение в работе: Jervis G.
Die Lage der Arbeiter und Neurosen. — In: Jervis G. u. a.
Psychotherapie und Klassenkampf, Berlin (West), 1974, S. 33 f,
39 См.: Schneider M. Neurose und Klassenkampf, S. 237.
40 Ср. цитированные выше работы К. Хорна и Г. Виннаи
(Horn К. Das psychoanalitische als Teil eines sozialwissen-
schaftlichen Krankheitskonzeptes. — In: Muck M. u. a.
Information über Psychoanalyse, S. 164; Vinnai G. Das Elend der
Männlichkeit, S. 187 i).
41 См. освещение данной проблемы с точки зрения
критической психологии: S e i d е 1 R. Bedingungen der Prevention
psychischer Störungen. — «Das Argument», 1972, № 71, S. 33 f.
42 Такие из упоминавшихся выше авторов, как Лоренцер,
Хорн, Мук и др., вообще не доводят своего анализа до этого
круга проблем, так что относительно их взглядов было
замечено (см., например: К г а р f E. Entwicklungslinien der psycho-
analytischen Technik. — In: Freud in der Gegenwart. Ein Vor-
tragszyklus der Universitäten Frankfurt und Heidelberg zum hun-
dertsten Geburtstag. Frankfurt/M. 1957), что они вообще ничего

не дают в смысле изменения терапевтического процесса, а
ведут лишь к его новой интерпретации. Это замечание было
сделано Крапфом по поводу сопоставления фрейдо-марксизма
с другими направлениями в развитии методов психоанализа.
Однако его можно отнести и, например, к
«характерологическому анализу» Рейха, который одно время пользовался
большой популярностью в антиавторитарном студенческом
движении. Сам Рейх определял свой терапевтический подход таким
образом: «Наш метод в терапии основан на следующих
исходных терапевтических соображениях. Его тематический
отправной пункт определяется тем основополагающим в
методическом отношении тезисом, что задача терапии — сделать
бессознательное сознательным. Динамический исходный принцип
задается правилом: перевод бессознательного в сознание дол-
зкеи осуществляться не непосредственно, но путем
предварительного анализа психических сил, сопротивляющихся этому
переводу. Отправной пункт, связанный с изучением баланса
и структуры психических факторов, обязывает нас при
изучении этого сопротивления конкретно рассматривать каждый
индивидуальный случай именно на том уровне анализа, который
соответствует данному конкретному типу психического'
равновесия и структуры» (R е i с h W. Charakteranaiyse. Frankfurt/M.,
1970, S. 64).
4i См.: Wulff E. Tiber den Auf.bau einer therapeutischen
Gemeinschaft.— In: W u 1H E. Psychiatrie imd Klassengesell-
schaft. Zur Begriffs- und Sozialkritik der Psychiatrie und Medi-
zin. Frankfurt/M., 1972.
44 См., например; SPK, Aus der Krankheit eine Wafie ша-
chen, S. 13,
Глава VI
1 Грамши А. Проблемы философии и истории. — В:.
Грамши А. Избранные произведения в 3-х томах, т, 3.
Тюремные тетради. М., 1959, с. 59—60,
2 Там же, с. 71.
3 Tjaden-Steinhauer/Tjaden K.-H. Zur Analyse
der Sozialstruktur der deutschen Kapitalismus.-— In: «Das
Argument», 1970, № 61, S. 647.
4 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 15.
5 Kievenheim Ch. Zur Stellung der Intelligent in der
Klassen- nnd Sozialstruktur des entwickelten Kapitalismus. —- In:
Soziale Stellung und Bewußtsein der Intelligenz. Köln, 1973,
S, 120.
6 Kievenheim Ch. Zur Entwicklung der geistigen Arbeit
und der Intelligenz. — In: Klassen- und Sozialstruktur der BRD
1950—1970, Teil I. Frankfurt/M., 1973, S. 239.
7 Kievenheim Ch. Zur Stellung der Intelligenz in der
Klassen- nnd Sozialstruktur des entwickelten Kapitalismus. — In;
Soziale Stellung und Bewußtsein der Intelligenz, S. 134—135.
8 См.: Jung H. Zur Diskussion urn den Inhalt des Begriffs
«Arbeiterklasse» und zu Strukturveränderungen in der westdeut-
schen Arbeiterklasse. — «Das Argument», 1970, № 61, S. 677 ff,
9 Чтобы избежать каких-либо недоразумений в смысле ис^

264
толкования нашего резюме как «борьбы с догматизмом»., мы
должны подчеркнуть, что здесь речь будет идти только об
обобщении многочисленных марксистских работ, посвященных
конкретному анализу отдельных проблем, тому анализу,
попыткой которого можно считать первые пять глав настоящей
монографии и который имеется и у других авторов-марксистов,
рассмотревших взгляды наиболее значительных
представителей фрейдо-марксизма. Укажем здесь также на ряд работ,
посвященных критике «критической теории общества»:
Bauer m a n n R., Rötscher H.-J. Dialektik der Anpassung. Frank-
furt/M., 1972; Beyer W. R. Vom Sinn oder Unsinn einer «Neu-
formulierung» des Historischen Materialismus. Frankfurt/M.,
1974; Beyer W. R. «Was tun?» Zeitnahe Gedanken zu Lenins
gleichnamiger Schrift. — «Blätter für deutsche und internationale
Politik», 1977, H. 3; R e i с h e 1 P. Verabsolutierte Negation.
Frankfurt/M., 1972; S с h 1 i w а И. Antirevolutionäre Erkenntnistheorie
gegen die historische Mission der Arbeiterklasse. — «Deutsche
Zeitschrift für Philosophie», 1971, H. 7; Die «Frankfurter Schule»
im Lichte des Marxismus. Frankfurt/M., 1974. Ряд работ
содержит критику воззрений Фромма, Маркузе и Сартра: ГОтеи-
гервальд Р. «Третий путь» Герберта Маркузе; Wroblew-
s k i V. Jean-Paul Sartre. Theorie und Praxis eines Engagements.
Frankfurt/M., 1977; Holz H. H. Die abenteuerliche Rebellion.
Bürgerliche Protestbewegungen in der Philosophie. Darmstadt
und Neuwied, 1976, 3. Teil; см. также: W о 11 с г A. Kommunika-
tion und Emancipation. Ülmrleguiigcn zur «sprachanalytischen
Wende» der lu'ili.sebeii Theorie. — Jn: Theoricn des historischen
Materialismus. Frankfurt/M., 1977. В этой последней,
сравнительно недавно появившейся работе на материале анализа
обращения «критической теории общества» к исследованию языка
показана внутренняя взаимосвязь между ревизионизмом в
сфере теории п практики.
10 См.: Steigerwald R. Marxismus und Revisionismus
im Kampf um die Theorie des Menschen — unter besonderer Be-
rücksichtigung des «Freudo-Marxismus». — «Marxistische
Blatter», 1977, H. 2, S. 70 ff.; Steigerwald R. Bürgerliche
Philosophie und Revisionismus im imperialistischen Deutschland.
Frankfurt/M., 1979, S. 229 ff. (цитируется по рукописи).
11 Milhau J. Lenin und der Revisionismus in der
Philosophie. Frankfurt/M., 1975, S. 14—15.
12 Ibid., S. 13; Holz H. H. Die abenteuerliche Rebellion,
S. 249 ff.
13 В настоящее время отпошение воззрепий Фрейда и
психоанализа вообще к философии жизни, подвергавшееся
обсуждению с марксистских позиций, тем не менее не может еще
считаться окончательно выясненным. Штейгервальд и Юринец
исходят из представления о том, что связь здесь была
относительно тесной; Кетцель, напротив, считает, что Фрейд
воспринял из философии жизни лишь определенные моменты;
«промежуточную» позицию между этими двумя
представлениями занимает Геде. См. изложение этих точек зрения в
работах: Steigerwald R. Marxismus und Revisionismus im Kampf
um die Theorie des Menschen — unter besonderer Berücksichti-
gung des «Freudo-Marxismus». — «Marxistische Blatter», 1977,

265
H. 2, S. 71 f.; Steigerwald R. Bürgerliche Philosophie und
Revisionismus im imperialistischen Deutschland. Frankfurt/M.,
1979, S. 124 f. (цитируется по рукописи); Jurinetz VV.
Psychoanalyse und Medizin. — In: Psychoanalyse und Marxismus,
S. 109 i\; Kätzei S. Kritische Analyse der Psychoanalyse aus
philosophischer Sicht. — In: Kritik der Psychoanalyse und bio-
logistischer Konzeptionen. Frankfurt/M., 1977, S. 109 f.; Ге-
де А. Философия кризиса. Мы здесь также не можем дать
безоговорочное решение данной проблемы; но, во всяком
случае, в истории фрейдо-марксизма наблюдается достаточно
тесное переплетение между философией жизни и фрейдо-марк-
систской интерпретацией психоанализа.
14 См.: Holz Н. Н. Die abenteuerliche Rebellion, S. 99 ff.
15 Подобного рода связи между неокантианством и
философией жизни прослеживаются и вне фрейдо-марксизма:
например, в воззрениях Виндельбанда и Риккерта как
представителей баденской школы неокантианства. См.: Steigerwald R.
Zeitgemäße Bemerkungen zu Lenins Feslstellung, daß der Neu-
kantianismus die philosophische Grundlage des Revisionismus
sei. Frankfurt/M., 1975, S. 64 f.
16 См.: N e g t 0. Keine Demokratie ohne Sozialismus, kein
Sozialismus ohne Dernokratie. — «Das Argument», 1976, № 98,
S. 596—610.
17 W г о b 1 e w s k i V. Jean-Paul Sartre, S. 29.
18 Штеигервальд Р. «Третий путь» Герберта Марку-
зе, с. 23.
19 D e p p e F. Integration und Autonomic. — «Blatter für de-
utsche und internationale Politik», 1977, H, 1, Teil 1, S. 364.
20 Haug F. Thesen über gewerkschaftorientierte VVissen-
schaft.— «Das Argument», 1978, № 112, S. 364.
21 См.: Политцер Ж. Избранные философские и
психологические труды.
22 Тольятти П. Ленинизм в мысли и действии Антонио
Грамши. Заметки для доклада на конференции по изучению
наследия Грамши, опубликованные в журнале «Ринашита»
№ 2 за 1958 год. — В: Тольятти П. Избранные статьи и
речи. М., 1965, с. 134—135.
23 Альенде С. Последнее обращение к чилийскому
народу 11 сентября 1973 г. — В: Альенде С, История
принадлежит нам. Речи и статьи 1970—1973 гг. М., 1974, с. 378—380,

Имешюй указатель
Адлер А. И, 12
Адорно Т. 56, 63, 141
Альенде С. 229, 261
Адьтюссер Л. 71, 236
Базальо 204
Баякнт М. 199
Бассин В. Ф. 8, 9
Бергсон А. 12
Б с риал Дж. 13
Бернфельд 3. 23, 24, 167—
169*171—177, 253
Блох Э. 32
Браун К.-Х. 5, 6, 16, 18-20,
24—26, 35, 234
Брежнев Л. И. 231, 234
Брюкнер П. 106, 107, 125,
152, 223, 250
Ваккер А. 107, 125-130, 223,
: 245
; Белльмер А. 240
: Вестфаль Р. 247
, Впльгельмер Б. 185
1 Виндельбаид В. 261
Виннаи Г, 24, 28, 183-191,
:■ 255—258
1 Вольтер 224
: Вольф М. 33
Вроблевскпй В. 22&
Выготский Л. С. 28
Гальперин П. Я. 28, 185
Гартман Э? 7
Гегель Г. В. Ф. 10
Годе А. 232, 260, 201
Гербарт И. Ф. 7
Герхардт В. 33
Гильфердипг Р. 157
Грамши А. 212, 229, Ж, 247,
259, 261
Дамер Г. 32, 33
Деппе Ф. 160, 182
Деппе-Вольфиигер Г. 181
Дидро 221
Димитрии Г. 240
Дум Д. 123, 124
Кампср Д. 64
Кетцель С. 260
Кивенхайм X. 214, 215
Краль X. 116
Крапф Э. 258
Крофоца А. 23, 107-110,
112-122, 223, 241, 243
Кьерксгор С. 16
Купер 204
Лацарус М. 7
Ле Бон Г. 7.
Лейтхойзер Т, 121, 122
Ленг 204
Ленин В, И. 5, 10, 214, 259
Леонтьев А. Н, 28, 243
Лепеиис В. 63
Лефевр At 121

2G7
Лорепц К. 231
Лоренцер А. 22, 23, 33, 67—
74, 76-100, 102—105, 107,
ИЗ, 124, 128, 137, 148, 154,
164, 201, 208, 210, 223, 235,
236, 238, 241, 243, 250, 252,
258
Лох 187
Мансуров Н. С. 26
Маркс К. 5, 9, 10, 14, 16, 17,
53, 63, 64, 66, 71, 91, 106,
111, 124, 133, 163, 164, 169,
179, 185, 186, 205, 207, 221,
240, 242, 250, 254
Маркузе Г. 15—18, 21, 22, 37,
38, 41, 42, 46—55, 57—64,
75, 90, 95, 96, 99, 106, 116,
119, 150, 154, 156, 164, 170,
226, 231, 233, 238, 260, 261
Монтень 66
Мук М. 194, 258
Негт О. 17, 21, 107, 177-186,
223, 224, 254, 255
Ницше Ф. 7, И, 222
Нольте Г. 63
Оттомейер К. 242
Оффе К. 157, 161, 251, 252
Павлов И. П. 8
Парис Р. 237
Политцер Ж. 29, 229, 231
Рапапорт Д. 99, 104
Рейманн Б. В. 32, 33
Рейх В. 18, 61, 62, 99, 132—
141, 179, 206, 223, 246-248,
258, 259
Риккерт Г. 261
Рубен П. 110
Руссо Ж.-Ж. 224
Сапир И. 247
Сартр Ж.-И. 100, 204, 260
Смит Р. 8
Столяров А. К. 231
Сзв Л. 27, 28, 44, 60, 70, 90,
124, 231, 233—236, 244, 248
Тольятти П. 229, 261
Тьяден К. Г. 237
Улъманн Г. 240
Фехнер Г. Т. 7
Фольмерг Б. 243
Фольмерг У. 243
Фольперт В. 243
Франкфурт К. 107
Фрейд 3. 6—8, 10—16, 18, 21,
25, 27, 29, 31, 37—40, 46—
49, 53—55, 59, 61—63, 66,
67, 89, 90, 99, 113, 117, 133,
140, 146, 147, 163, 168, 170,
174, 187, 193, 198, 231, 233,
236, 238, 247, 250, 260
Фромм Э. И, 13—15, 62, 99,
141, 142, 144—146, 223, 261
Хаан Э. 240, 247
Хабермас Ю. 104, 105, 157,
161, 240, 241, 251, 252
Хайдеггер М. 16
Хауг В. 111, 119, 243
Холличер В. 231
Хольцкамп К. 28, 31, 42, 70»
73, 76, 81, 90, 93, 94, 103,
124, 237, 243
Хольцкамп-Остеркамп У. 30—*
33, 35, 43, 73,Х 130, 139, 146,
155, 162, 236, 243
Хоркхеймер М. 16, 56, 223

268
Хорн К. 33, 100, 132, 148- Шнейдер М. 123, 124, 207,
159, 161, 163, 165, 193, 208, 208, 210
210, 223, 236, 248, 250, 252, Шопенгауэр А. 7, 12
258 Штеигервальд Р. 20, 220, 226,
Хорпи К. И, 13-15 231, 260
Штейпталь X. 7
ЦепфС243 ЭберенцУ.187
ЦеТКИпК10 Энгельс CD. 9, 10, 91, 242
Шафф А. 235 Юнг К. Г. 11—13, 198
Шмидт А. 17, 18, 21 Юриисц В. А. 231, 2С0

Содержание
Вступительная статья 5
Введение. Актуальность и методы критики фрейдо-марк-
сизма 27
Глава I. Фрейдо-марксизм как абстрактно-универсальная
антропология и психология 36
1. Обоснование критики общества с позиций теории
влечений 37
1.1. Эрос и влечение к смерти 38
1.2. Человеческая личность: Оно, Я, сверх-Я 47
1.3. Общественно-историческая обусловленность
подавления влечений и критерии общественного прогресса 54
1.4. По поводу фрейдо-марксистской дискуссии
относительно теории влечений 61
2. «Герменевтическое» обоснование критики общества . . 67
2.1. Объективная структура и субъективная структура 68
2.2. Язык и интеракция 74
2.2.1. Всеобщая связь интеракции, символа и сознания 74
2.2.2. Процесс социализации и разрушение языка ... 84
2.3. Герменевтическая критика психологического и
психоаналитического позитивизма 96
Глава II. Фрейдо-марксизм как психология
капиталистического наемного труда 106
1. Историческое становление капиталистического
наемного труда 108
2. Нормы абстрактного труда и судьба «чувственности» 113
3. Безработица как опыт социализации и «стимул к
извлечению уроков» 125
Глава III. Фрейдо-марксизм как политическая
психология 132
1. Проблемы сексуальности и господства в концепции
немецкого фашизма 132
2. Диалектика свободы и авторитарного характера . . .141
3. Судьба «субъективного фактора» при организованном
капитализме 148
3.1. Сформированная демократия как коллективная
инфантильность 149
3.2. Кризис общественной лояльности и кризис
индивидуальной мотивации 157
3.3. Политическое представление об освобожденном
индивиде , . . . 163

270
Глава IV. Фрейдо-марксизм как психологический экскурс
в педагогическую теорию 167
1. Социальные и психологические границы буржуазного
классового воспитания . 167
2. Попытка соединения методов
конфликтно-ориентированного обучения с марксистской теорией (на почве
профессионального образования) 177
Глава V. Фрейдо-марксизм как психотерапевтическая
стратегия 187
1. Норма и патология применительно к психической
деятельности ... * 183
2. Задачи и методы психотерапевтического процесса « .192
3. Психиатрия и политика 199
3.1. Психотерапия и проблемы освобождения личности 200
3.2. «Болезнь как оружие»? 203
Глава VI. Социальные предпосылки и результаты фрей-
до-марксизма 211
1. Классовое положение интеллигенции при развитом
капитализме 213
2. Ревизионистский характер фрейдо-марксизма ♦ . . .218
3. Фрейдо-марксизм как левобуржуазная идеология
«третьего пути» 223
4. Критическая психология как марксистски
обоснованная теоретическая и практическая альтернатива фрей-
до-марксизму . . . , 227
К советским читателям 231
Примечания 23Й
Именной указатель , . ,,*,,.. 268

ИБ № 10138
К.-Х. Браун. Критика фрейдо-марксизма
Редактор Я. Б. Вербицкая
Художественный редактор Р. Сайфулип
Технические редакторы М. В. Данилушкина, С. Лч Ря(
Корректор Е. //, Понкратова

Сдано в набор 16.06.81. 'Подписано в печать 19.01.82.
Формат 84x108 '/зг. Бумага типографская № 1. Гарнитура
обыкновенная -новая. Печать высокая. Условн. печ. л. 14,2».
Уч.-изд. л. 14.69. Тираж 19 000 экз. Заказ № 1220. Цена 1 р.
Изд. Ня 33948
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Прогресс»
Государственного комитета СССР по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли.
Москва, 119021, Зубовский бульвар, 17.
Ленинградская типография № 2 головное предприятие ордена
Трудового Красного Знамени Ленинградского объединения
«Техническая книга» им. Евгении Соколовой Союзполыграф-
прома при Государственном комитете СССР по делам
издательств, полиграфии и книжной торговли. 198052,
г. Ленинград, Л-52, Измайловский проспект, 29.