—

1 Г M To«KU

ЗРёнуіЯ * *
KbitJyfy

upолег-

Б ф. ПЛЕТНЕВ

тачки

з р е н и я

H f l

ПРОЛЕТАРСКОГО
ПУЛЬТУРУ

ПРОЛЕТКУЛЬТ

К н и г а имеет
В переплети,

един,

соедин.
№№ вып.

шщ
и

r J u

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

В. ПЛЕТНЕВ

ТРИ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
н а

_

пролетарскую
культуру

Изд^о

ПРОЛЕТКУЛЬТ
Москва—1926

2011138711
Главлит l 4 63.551
Типография « Ш е с т о й

Тираж 1.500 экз.
О к т я б р ь » Серг. Промторга, г. Сергиев, Моск.

ТРИ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
НА ПРОЛЕТАРСКУЮ КУЛЬТУРУ
К настоящему времени наметились следующие точки зрения на пролетарскую культуру.
1) точка зрения т. Т р о ц к о г о ,
2) точка зрения Л. Б о г д а н о в а ,
3) точка зрения П р о л е т к у л ь т а .
Задача данной работы вскрыть содержание первых двух
точек зрения, найти их корни, выявить их ошибки и уклоны, занять по отношению
противопоставив
Пролеткульта.

им нашу

к ним определенную позицию,
точку

зрения — точку

зрения

в

ПОСТЯНОВКЯ ВОПРОСЯ У т. ТРОЦКОГО.
Первою рассмотрим позицию т. Т р о ц к о г о .
Каковы основные черты его точки зрения?.
Во-первых,—полное отрицание возможности и наличия
пролетарской культуры в данный момент. Это—краеугольный камень точки зрения т. Троцкого. Пролетарской культуры нет и быть не может.
Что же вместо нее?
Здесь мы находим второе основное положение: не пролетарская культура, а конкретное культурничество.
Следовательно—замена и д е и пролетарской культуры
л о з у н г о м культурничества.
В чем наши разногласия с т. Троцким? Это легче
всего уяснить, выявив здесь его и нашу постановку вопроса.
В своей книге „ Л и т е р а т у р а и р е в о л ю ц и я " он
говорит:
„В эпоху диктатуры о создании новой культуры, т.-е.
о строительстве величайшего исторического масштаба,
не приходится говорить; а то, ни с чем прошлым несравнимое, культурное строительство, когда отпадет
необходимость в железных тисках диктатуры, не будет
уже иметь классового характера". („Литер, и револ.",
стр. 137).
Общий вывод: „пролетарской культуры не только нет,
но и не будет" (там же).
В той же статье есть еще один, усиливающий это общее
положение, момент:
„Нельзя создать классовую культуру за спиной класса. Я чтобы строить ее совместно с классом, в тесном
соотношении с его общим историческим под'емом,
нужно... построить социализм, хотя бы вчерне".

Но
„на пути к этому классовые черты общества будут
не усиливаться, а, наоборот, — расплываться, сходить
на-нет,—прямо пропорционально успехам революции"
(стр. 143).
Итак, о строительстве классовой культуры на данном этапе развития не может быть и речи. Лишь вчерне построив
социализм, можно мечтать о строительстве культуры, но уже
не классовой пролетарской. Здесь возникает вопрос, каково
же есть, должно быть и будет отношение пролетариата к
культуре на д а н н о м этапе революции? У т. Троцкого
есть на это прямой ответ:
„Главной задачей п р о л е т а р с к о й и н т е л л и г е н ц и и (подчеркнуто нами. В. П.) в ближайшие годы
является, однако, не абстракция новой культуры—при
отсутствующем для нее пока еще фундаменте,—а конкретнейшее культурничество, т.-е. систематическое, планомерное и, разумеется, критическое усвоение отста• лыми массами необходимейших элементов той культуры,
которая уже есть".
Следовательно,^ „критическое усвоение массами культуры, которая уже есть". Здесь возникает вопрос: что же это
за культура, „которая уже есть"?
„Уже есть" у нас только буржуазная культура или (хотя
бы и в зачатках) и элементы другой, по классовому признаку,
культуры. Впрочем указаний на это у т. Троцкого — по
крайней мере, в цитируемой нами книжке—мы не находим.
А это, ведь, далеко не пустой вопрос.
Такова в первой стадии постановка у т. Троцкого вопроса о пролетарской культуре и культуре вообще. Характерными в этой постановке являются:
Просветительная точка зрения.
Культурничество, как задача
пролетарской интеллигенции
и
отсутствие
фундамента
для
новой,
п р о л е т а р с к о й , к у л ь т у р ы.
Мы берем культуру в широком понимании. Для нас она
охватывает все формы социальной жизни: способ организации материальных производительных сил (техника), целевая
их установка (назначение вещей), организация людей в производстве и быту, в общественной деятельности, формы

общественного сознания (наука, искусство, идеология вообще)—формы социальной жизни, изменяющиеся в зависимости от развития материальных производительных
сил
общества. А в таком об'еме это—задача не только пролетарской интеллигенции, она (задача) разрешается силами
гораздо более общирными: массовой работой, идущей в различных отраслях хозяйства по линии материальной и идеологической культуры, от ликнеграмотности до самодеятельной творческой работы массы в клубах, в общественных
организациях, где массы, главным образом, сегодня и разрешают задачу строительства пролетарской культуры.
Решать задачу культуры средствами только пролетарской
интеллигенции—просто неверно, и это сбивается на узкопросветительский подход. (О фундаменте культуры несколько ниже ответит сам т. Троцкий).
Но все течет, все изменяется, и постановка вопроса у
т. Троцкого тоже изменяется. В письме его С'езду научных работников мы находим уже несколько иную формулировку культурных задач.
„Можно с уверенностью сказать",—читаем мы в письме,—„что рабочее государство, по крайней мере в тех
пределах, в каких его оставляют в покое, есть организованная борьба за культурность и культуру, а следовательно, и за науку, как важнейший из рычагов
культуры. Вот почему, я думаю, что, несмотря на всю
нашу нынешнюю отсталость, нет ничего утопического
в постановке основной нашей цели—создания новой,
социалистической, культуры".
Здесь серьезнейшее отступление от первоначально занятой позиции: во-первых, борьба не только за культурность,
но и за культуру, признается фактом существующим; вовторых, оказывается, что в постановке цели „создания новой, социалистической, культуры" нет ничего утопического.
Но т. Троцкий на этом не останавливается. В своем
докладе на С'езде клубных работников (июль 1924 г.) он
идет еще дальше. Оказывается, что
„мы строим всеми средствами, в том числе и через
клубы, социалистическое хозяйство, социалистическое
общество, а следовательно,—социалистическую, бесклассовую культуру. До завершения этого остается еще
длительный переходный период, к о т о р ы й
тоже
б у д е т и м е т ь с в о ю к у л ь т у р у (подчеркнуто
мною. В. П.), пока еще очень нескладную, очень противоречивую".

Итак, три, по существу—различных, постановки вопроса,
три различных точки зрения на один и тот же вопрос у
одного автора.
Первая постановка вопроса: никакой новой культуры,
лишь постижение имеющейся. Для новой культуры нет фундамента, а без последнего она есть абстракция.
Вторая постановка: борьба за культурность и культуру,
т.-е. не только постижение старой культуры, но и борьба
за новую культуру, что уже прямо противоречит первой
постановке вопроса: если борьба за культуру, то, значит,
какой-то фундамент для нее уже есть, и эта борьба—не
абстракция.
Третья:'строим социалистическую бесклассовую культуру—
еще один шаг вперед, опровергающий и первое и второе
положения. Если же об'единить обе последние постановки
вопроса, мы придем к борьбе за новую культуру—и борьбе
неизбежно классовой,—иначе говоря, к строительству классовой культуры, которую т. Троцкий упорно отрицает.
Необходимо все-таки знать, ясно и определенно, на какой
же из трех указанных точек зрения стоит ныне т. Троцкий?
Три точки зрения
это—слишком много, и во всяком
случае достаточно для того, чтобы запутаться в постановке
вопроса, не говоря уже о его решении.
Мы не собираемся вести с т. Троцким споров о словах, но
считаем, что та словесная оболочка, в которую он облек
свою схему, загораживает собою вопросы большого принципиального значения.
В чем же основная ошибка т. Троцкого?
Мы полагаем, что узлом, скрепляющим всю его аргументацию, является историческая схема, которую он, как бы
вскользь, набрасывает в своей основной статье против нас.
„История будущего", —говорит он, — „кульминацию
старого общества отнесет, надо думать, ко 2-му августа 1914 года, когда взбесившееся могущество буржуазной культуры полыхнуло на весь мир кровью и огнем империалистической войны. Начало новой истории человечества будет отнесено, надо полагать, к 7
ноября 1917 года. Основные этапы человечества будут,
надо полагать, установлены, примерно, так:
вне-историческая история первобытного человека;
древняя история, движение которой шло на рабстве;
средневековая—на крепостном труде;
капитализм, с вольнонаемной эксплоатацией;
и, наконец,—социалистическое общество, с е г о б е з болезненным, надо надеяться,
переходом
в б е з в л а с т н у ю к о м м у н у (подчеркнуто мною. В. П.).

Во всяком случае, те 20—30—50 лет, которые займет мировая пролетарская революция, войдут в историю как тягчайший перевал от одного строя к другому,
но никоим образом—как самостоятельная эпоха пролетарской культуры".
Вопрос о переходном периоде от капитализма к коммунизму, или, по терминологии т. Троцкого, к безвластной коммуне, достаточно дебатировался в марксистской литературе.
Мы остановимся на том, как ставился этот вопрос основоположниками научного социализма. Полагаем, что для
многих и многих из наших противников эта экскурсия в суждения Маркса будет очень нелишней.
По вопросу о переходном периоде от капитализма к коммунизму, о социализме и коммунизме—как формах общественного строя—Маркс дал нам в „Критике Готской программы" следующую схему.
На вопрос, „какой п е р е м е н е (подчеркнуто Марксом)
подвергнется государство в коммунистическом обществе,—
другими словами, какие общественные функции, а н а л о г и ч н ы е функциям современного государства, сохранит
оно,—Маркс отвечает:
„Это в о п р о с , н а к о т о р ы й м о ж е т о т в е т и т ь
т о л ь к о н а у к а " . (Подчеркнуто мною. В. П.).
Но по вопросу о .переходном периоде
вается с полной определенностью:

Маркс высказы-

„Между капиталистическим и коммунистическим обществом л е ж и т п е р и о д р е в о л ю ц и о н н о г о пер е у с т р о й с т в а о д н о г о в д р у г о е". (Подчеркнуто
Марксом). „Этому соответствует в политике переходный
период, во время которого не может быть иного государства, к р о м е
революционной
диктатуры
п р о л е т а р и а т а".
Вот схема, которую начертил Маркс и которая далеко
не совпадает с тем, что дает нам т. Троцкий.
Но еще больше ясности вносит в этот вопрос т. Ленин:
„Научная разница между социализмом и коммунизмом
ясна.То, что обычно называют социализмом, Маркс назвал
„первой" или низшей фазой коммунистического общества. Поскольку общей собственностью становятся средства производства, постольку слово „коммунизм" и тут
применимо, если не забывать, что это не полный ком-

мунизм. Великое значение раз'яснений Маркса состоит
в том, что ок последовательно применяет и здесь материалистическую диалектику, учение о развитии, рассматривая коммунизм, как нечто развивающееся из
капитализма. Вместо схоластически-выдуманных, „сочиненных" определений и бесплодных споров о словах
(что социализм? что коммунизм?), Маркс дает анализ
того, что можно бы назвать ступенями зрелости кс імунизма". („Государ, и револ.", стр. 92).
Мы считали бы наиболее удобным, вообще, принять для
переходного периода определение „первая фаза коммунизма",
хотя бы в том условном значении, которое дает ему т. Ленин.
Это избавило бы вообще от путаницы в определениях социализм—коммунизм.
Каковы же ступени зрелости коммунизма и какова их.
характеристика?
„На первой своей фазе, на первой своей ступени",—
говорит т.Ленин,—„коммунизм не может быть еще экономически вполне зрелым, вполне свободным от традиции или следов капитализма. Отсюда—такое интересное явление, как сохранение „узкого горизонта
буржуазного права" при коммунизме в его первой
фазе. Буржуазное право, по отношению к распределению продуктов потребления, предполагает неизбежно и буржуазное государство, ибо право есть ничто
без аппарата, способного принуждать к соблюдению
норм права.
Выходит, что не только при коммунизме остается в
течение известного времени буржуазное право, но даже и буржуазное государство—без буржуазии.
Это может показаться парадоксом или просто диалектической игрой ума,в которой часто обвиняют марксизм люди, не потрудившиеся ни капельки над тем,
чтобы изучить его чрезвычайно глубокое содержание.
На самом же деле остатки старого в новом показывает
нам жизнь на каждом шагу. И Маркс не произвольно
всунул клочок „буржуазного права" в коммунизм, а
взял то, что экономически и политически неизбежно
в обществе, выходящем из недр капитализма". („Госуд.
и револ.", стр. 92—93).
Мы считаем переходный период от капитализма к коммунизму периодом строительства пролетарской классовой
культуры. Маркс называет этот период первой фазой коммунизма. Т. Ленин в своей классической работе „Государство

и революция", раз'ясняя положения Маркса, устанавливает,
что з переходном периоде, или „первой фазе коммунизма",
сохраняется государство, полное отмирание которого мыслится возможным только во второй „высшей фазе коммунизма". На-ряду с этим, указывает он, нет ничего странного в том, что в переходном периоде, который Маркс называет первой фазой коммунизма, сохраняется „буржуазное
право".
,
Из этого мы делаем совершенно законный вывод: поскольку мы имеем в первой фазе коммунизма государство
(а оно иным, как классовым, быть не может), постольку
классовая борьба в этот период сохраняется. Она может
видоизменяться, итти от больших обострений к меньшим,
но по существу государство, классовое государство, будет
аппаратом подавления противодействующих сил как в области грубо материальной (вооруженная борьба, гражданс к а я война в ее различных формах, смертная казнь для
врагов революции), так и в области идеологической (коренное изменение правовых и моральных норм, борьба с религией, борьба в областях науки и искусства за преобладание марксизма), которая, конечно, протекает и будет протекать в физически менее острых (идею штыком не заколешь), но, тем не менее, ожесточенных боях. И так как государство ничто без принуждения, то в переходном периоде
не может быть иной власти, чем диктатура пролетариата.
Отсюда мы делаем вывод: в этот период (на всем его
протяжении) пролетариат сохраняет диктатуру, как необходимое условие революционного переустройства общества.
Л раз дана диктатура,—дана и классовая борьба.
Поэтому мы полагаем, что в переходном периоде классовые битвы развертываются по всему фронту как материальному, так и идеологическому, и пролетариат в непрерывных классовых битвах строит классовую пролетарскую
культуру, создавая вместе с тем (и чем дальше, тем больше)
предпосылки и элементы будущей коммунистической культуры.
Растворение же пролетариата и, тем самым, его полное
отмирание как класса возможно только в высшей фазе
коммунистического общества.
Мы можем установить, что единственно правильной схемой перехода от капитализма к коммунизму будет: к ап итализм—период революционного
переустройства, первая фаза коммунизма—вторая, высшая
фаза, коммунизма.
Согласно этой схемы, мы должны включить в период
революционного переустройства и то, что т. Троцкий называет
революционно-боевым порядком, равно как и то, что он называет социалистическим обществом.

Напомним, что т. Троцкий считает „революционно-боевым
порядком" период диктатуры пролетариата, противопоставляя ему „социалистическое общество" с его „надо
полагать, безболезненным переходом в безвластную коммуну". У нас нет, однако, достаточных научно-проверенных
данных для проведения границ между этапами „более" и
„менее болезненными".
Но, быть может, „период революционного переустройства" проходит известные фазы?
На этот счет мы имеем ясный ответ т. Ленина. Он заключает главу V своей книги четкой фразой:
„И тогда будет открыта настежь дверь к переходу
от первой фазы коммунистического общества к высшей
его фазе, а в м е с т е с т е м — к п о л н о м у о т м и р а н и ю г о с у д а р с т в а " . (Подчеркнуто мною. В. П.).
Следовательно, по т. Ленину до высшей фазы коммунизма
последний проходит одну фазу, при чем—с сохранением в
ней государства. Что. это так, это подтверждают следующие
слова т. Ленина:
„Мы в праве говорить... о неизбежном отмирании государства, подчеркивая длительность этого процесса,
его зависимость от быстроты развития в ы с ш е й фаз ы к о м м у н и з м а (подчеркнуто мною. В. П.) и оставляя совершенно в стороне вопрос о сроках или о конкретных формах отмирания, ибо материала для разрешения таких вопросов нет".(„Государ, и револ.", стр. 90).
Отсюда важный вывод: к безвластной коммуне человечество придет только через окончательное и полное отмирание государства в высшей фазе коммунизма; на первой
же его стадии государство, как аппарат, направляющий революционное переустройство, сохраняется полностью.
Но так как никто из марксистов не станет спорить против того, что государство есть аппарат власти, аппарат принуждения, то не ясно ли отсюда, что оно будет аппаратом
классового господства пролетариата, обеспечивающим нужное руководство другими классами и группами? Если же это
так, то может ли в этот период пролетариат „раствориться
в коммунистическом общежитии"? Повидимому, нет.
И столь же ясно, что „необходимость в железных тисках
диктатуры" отпадает лишь в высшей фазе коммунизма, отмерев вместе с государством. Эти выводы подчеркиваются
словами Маркса:

„Государство отмирает; поскольку капиталистов уже
нет, подавлять поэтому какой бы то ни было класс
нельзя".
В утешение же тех, кто не хочет согласиться с такой
формой переходного периода, как первая стадия коммунизма с сохранением „буржуазного, права", приведем следующие слова Маркса:
„Это (т.-е. сохранение „буржуазного права". В. П.)—
„недостаток", но он неизбежен в первой фазе коммунизма, ибо, не впадая в утопию, нельзя думать, что,
свергнув капитализм, люди сразу научатся работать на
общество б е з в с я к и х н о р м п р а в а , да и экономических предпосылок т а к о й перемены отмена капитализма н е д а с т с р а з у " . (Подчеркнуто в подлиннике.
В. П.).
А право есть „ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права",—добавляет т. Ленин. Поэтому, надо полагать, безболезненный переход в безвластную коммуну на первой стадии коммунизма будет не так уж
безболезненным. И жалеть об этом, воистину, не приходится.
Обратимся теперь к следующему положению т. Троцкого:
„В основе диктатура пролетариата не есть производственно-культурная организация нового общества, а революционно-боевой порядок для борьбы за него".
Согласно вышеприведенного мнения (повторяем его для
ясности здесь: „Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного переустройства одного в другое; этому соответствует в политике переходный период, во время которого не может быть иного государства, кроме революционной диктатуры пролетариата").
Маркс относит вопрос о диктатуре пролетариата к п о л и т и к е , т.-е. к о р у д и ю , о б е с п е ч и в а ю щ е м у
возм о ж н о с т ь р е в о л ю ц и о н н о г о п е р е у с т р о й с т в а общества.
Диктатура пролетариата и производственно-культурная
организация нового общества суть стороны одного и того
же процесса. Без диктатуры пролетариата производственнокультурная организация нового общества невозможна; при
наличии же ее она неизбежна, необходима.
Эту цельность процесса т. Троцкий разрывает и разрывает
совершенно необоснованно.

Каков характер производственно-культурной организации
нового общества в этот период,—об этом скажем ниже.
Теперь обратимся к вопросу о характере революционного переустройства в первой фазе коммунизма.
Маркс характеризует высшую фазу коммунизма так:
„На высшей фазе коммунистического общества, после
того, как исчезнет порабощающее подчинение его разделению труда, к о г д а и с ч е з н е т , в м е с т е с т е м ,
противоположность
у м с т в е н н о г о и физич е с к о г о т р у д а , когда труд перестанет быть только
средством для жизни, а станет первой потребностью
жизни, к о г д а , в м е с т е с в с е с т о р о н н и м р а з в и тием
индивидуумов,
вырастут
и произв о д и т е л ь н ы е с и л ы и все источники общественного богатства польются полным потоком,—лишь тогда
можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт
буржуазного права, и общество сможет написать на
своем знамени: „От каждого—по способностям, каждому—по потребностям".
Владимир Ильич, раз'ясняя это положение Маркса, с
необыкновенной четкостью начерчивает нам правильную линию его понимания:
„Экономической основой полного отмирания государства",—говорит он,—„является такое высокое развитие
коммунизма, при к о т о р о м и с ч е з а е т
противоположность
умственного
и физического
т р у д а , исчезает, следовательно, о д и н из в а ж н е й ших и с т о ч н и к о в с о в р е м е н н о г о о б щ е с т в е н н о г о н е р а в е н с т в а , и притом такой источник, которого одним переходом средств производства в общественную собственность, экспроприацией капиталистов
сразу устранить никак нельзя.
Эта экспроприация даст возможность гигантского развития производительных сил. Но как скоро пойдет это
развитие дальше, как скоро дойдет оно до разрыва с
разделением труда, до уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом, до превращения труда в первую жизненную потребность,—
этого мы не знаем и знать не можем".
Следовательно, здесь мы имеем программу революционного переустройства: преодоление подчинения человека порабощающему его разделению труда и подчинение этого
процесса сознательной воле класса, уничтожение разрыва

между умственным и физическим трудом, всестороннее развитие индивидуумов, обеспечивающее рост производительных сил,—вот условия для преодоления „узкого горизонта
буржуазного права". И здесь же ответ на те сроки, которые пытается наметить для периода диктатуры т. Троцкий:
„Но как скоро пойдет это развитие... этого мы не знаем'и
знать не можем".
Одно только мы можем сказать с уверенностью: процесс
революционного переустройства пойдет тем скорее, чем
больше сил сможет направить на это пролетарское .государство.
Но—если первому периоду коммунизма ставятся такие
задачи—могут ли быть они выполнены кустарными способами, от случая к случаю, или же—в н а р о ч и т о построенной последовательности, сначала одно, а потом
другое?
Мы полагаем, что революционное переустройство в первом периоде коммунизма можно понимать только и именно
как внутренне согласованную развертывающуюся „систему
знания и умения", достигаемую творческими усилиями класса
во всех областях жизни.
Но даже если мы и признаем, по т. Троцкому, что возможным периодом строительства пролетарской культуры
является лишь период диктатуры, то и здесь у т. Троцкого
есть огромная невязка.
Если в период диктатуры не может быть никакой продвижки в области строительства производственно-культурной организации нового общества, в силу того, что вся
энергия класса в этот период уходит на непосредственное
боевое действие в остро-революционных боях, то вполне
позволительно предположить, что тогда в следующем за
диктатурой периоде („социалистическое общество"), „с его,
надо полагать, безболезненным переходом в безвластную
коммуну", проблема строительства производственно-культурной организации нового общества все же встанет перед
нами во весь свой гигантский рост.
Может ли она в этот период быть безболезненной? Конечно, нет и именно потому, что она неизбежно должна
будет протекать в острой классовой борьбе^ двух сил: не
надо забывать, что в этот период мы еще будем иметь наличие норм „буржуазного права", которое именно в этот
период и придется преодолевать. И думать о том, что это
возможно без классовой борьбы, у нас нет никаких оснований. Даже если класс в этот период не будет употреблять
острых форм принуждения, не будет вести гражданской
войны с оружием в руках, он все-таки будет подавлять всякое сопротивление буржуазии (в частности,—сопротивление

ее идеологии, в наше время зачастую, к сожалению, выходящей из боя победительницей). Внешне это будет не кроваво, „культурнее", если можно так выразиться, но борьба
будет не менее жестокой. Я стало-быть, необходимость „в
жестких тисках диктатуры" в этот период отнюдь не упраздняется.
Тов.Троцкий во всех своих выступлениях упорно избегает говорить в утвердительных тонах о классовом характере культуры переходного периода и о классовой борьбе пролетариата с буржуазией в процессе строительства этой культуры.
Его ужасает, что мы определяем процесс борьбы пролетариата за свою классовую культуру, как процесс классовой
борьбы.
Борьба за советскую форму государства есть борьба за
новые формы государственного классового управления. Эта
борьба—классовая борьба. Отрицать это—значит отрицать,
что тов. Троцкого зовут Львом Давидовичем, отрицать факты,
а они—упрямая вещь. Я строительство Советов есть и строительство советского классового права, т.-е. новых классовых
норм. Отрицать это также невозможно.
Тов. Ленин на совещании Политпросветов в 1920 г. определил наши задачи так:
„Наша задача—побороть все сопротивление капиталистов, не только военное и политическое, но и идейное, самое глубокое и самое мощное".
Казалось бы, что мыслить идейное сопротивление буржуазии и подавление этого сопротивления пролетариатом
вне процесса классовой борьбы невозможно. Но т. Троцкий
(в своем выступлении на С'езде клубных работников) инкриминировал пишущему эти строки такую „преступную" фразу:
„Строительство пролетарской культуры есть процесс
классовой борьбы, очередной бой пролетариата против
буржуазного господства".
И, в опровержение этого, привел следующие слова т. Ленина и такое их толкование:
„Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества. Заметьте,—подчеркивает он,—„планомерное развитие", а ни в коем случае не „бой" и не клубное
„выковывание",—развитие в хозяйстве, в школе, в государстве, во всей работе, во всем нашем ётроитель-

стве. Таким образом, Ленин употребляет термин „пролетарская культура" только для того, чтобы бороться
против его идеалистического, лабораторного, схематического, богдановского истолкования".
Но, ведь, если не придираться к словам, то разве слово
„бой" исключает „планомерность"? Кому-кому, а т. Троцкому
так ставить вопрос не следовало бы.
Обращаемся еще раз к т. Ленину:
„Условия полного кооперирования",—пишет он в
своей статье „О кооперации",—„включают в себя такую
культурность крестьянства (именно, крестьянства как
громадной массы), что это кооперирование невозможно
без целой культурной революции.
Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело—насаждение социализма
в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись
в том, что мы начали не с того конца, как полагалоо
по теории (всяких педантов), и что у нас политичес^и социальный переворот оказался предшественником
тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим" ').
Мы не мыслим себе эту культурную революцию как
нечто протекающее вне или параллельно общему потоку
революции. Здесь мы видим только историческую очередность задач, встающих перед пролетариатом. Это и есть
„очередной бой пролетариата с буржуазией", в данном случае в области культуры. И разве не будет эта борьба носить классового характера? Почему же ужасно говорить об
этом процессе культурной революции, как о процессе- классовой борьбы, это—секрет т. Троцкого. Мы же полагаем, что
в этом ничего преступного, „чреватого" и т. п. нет. Ведь,
программа нашей партии говорит совершенно ясно о том, что
„советская власть открыто признает неизбежность
классового характера всякого государства, пока совершенно не исчезло деление общества на классы, и вместе с ним—всякая государственная власть" (п. 2 разд. 1-го).
Дальше:
„Красная армия, как орудие пролетарской диктатуры,
должна по необходимости иметь классовый характер".
Э «Странички

МОСКБЫ», с т р .

75.

из

дневника».

1923 г.

Цитир. по

изданию

«Новой

Тоже по отношению к просвещению:
„Превращение школы из орудия классового господства буржуазии ß орудие полного уничтожения деления
общества на классы, в орудие коммунистического перерождения общества".
И вместе с тем:
„в период диктатуры пролетариата, т.-е. в период
подготовки условий, делающих возможным полное осуществление коммунизма, школа должна быть не только
проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, организационного, воспитательного
влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания
поколения, способного окончательно установить коммунизм".
В области кооперации программа устанавливает необходимость того,
„чтобы преобладающее влияние пролетариата на
остальные слои трудящихся было постоянно обеспечено".
Откуда же, при всех этих данных, возможность видеть
в классовой постановке вопросов культуры те „ужасы", о
которых постоянно твердит во всех своих выступлениях
т. Троцкий?
Пролетарское государство есть классовое государство.
Оно возникает в процессе классовой борьбы, в ней и через
нее укрепляется. Нужно быть слепым, чтобы не видеть этого.
Борьба за классовую пролетарскую, новую культуру, есть
классовая борьба. Нелепо называть классовой борьбой
только острые столкновения классов между собою, имеющие
место в периоды революционных взрывов. От ГПУ до философского диспута в печати или на аудитории, от вооруженной борьбы с белыми'до столкновения фоновцев со старым
профессором-идеалистом—мы имеем эту борьбу налицо.
Что же касается того, что тов. Ленин употреблял выражение „пролетарская культура" только для того, чтобы бороться против его богдановского и пр. истолкования, и что
т. Ленин до 1920 года употреблял это выражение, а после
этого перестал, дабы не дать поддержку ложной точки зрения,—то мы со всей категоричностью заявляем: э т о н есерно.
Во-первых, т. Ленин неоднократно употреблял выражение
„пролетарская культура" в твердо положительном смысле.

Например, ни в какой степени нельзя толковать в отрицательном смысле по отношению к пролетарской культуре
такую фразу тов. Ленина:
„Без ясного понимания того, что только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества,
только переработкой ее, можно строить пролетарскую
культуру,—без такого понимания нам этой задачи не
разрешить" (доклад на с'езде РКСМ 1920 г.).
Б этой фразе ясно, во-первых, признание строительства
пролетарской культуры, как нашей задачи, и, во-вторых,—
выявлено определенное условие, без которого она не может
быгь разрешена.
И во всем выступлении на с'езде РКСМ 1920 г. нет ничего
похожего на то, чтобы т. Ленин употреблял термин „пролетарская культура" только для того, чтобы бороться с его
идеалистическим пониманием. Да, он указывал на то, и поленински крепко, что задачи пролетарской культуры нельзя
понимать идеалистически, но пролетарской культуры он не
отрицал.
Что такое идеалистическое понимание пролетарской
культуры, мы укажем ниже, а пока подведем некоторые
итоги.
1. Переходный период от капитализма к коммунизму есть
период строительства пролетарской классовой культуры.
2. В этот период пролетариат в непрерывных классовых
битвах строит производственно-культурную организацию переходного периода, накапливая вместе с тем—и чем дальше,
тем больше—элементы будущей коммунистической культуры.
3. Переходный период от капитализма к коммунизму в его
первой, государственной по преимуществу, стадии (до перехода в его вторую, высшую и последнюю стадию) есть долгий период беспрерывных классовых битв.
4. В этот период пролетариат сохраняет свой революционно-боевой порядок, диктатуру, как необходимое условие
революционного переустройства общества.
5. Классовые битвы в этот период развертываются одновременно по всему фронту как материальному, так и идеологическому.
6. Растворение пролетариата, как класса, в коммунистическом общежитии, полное его отмирание вместе с отмиранием государства возможно только в высшей фазе коммунистического общества.
7. Длительность переходного периода, или первой стадии
коммунизма, зависит от ряда условий, ясно очертить которых мы сейчас не можем. Этот период во времени будет

тем короче, чем больше классовой боевой энергии сможет
развить пролетариат.
Вот как мыслим мы строительство пролетарской культуры во времени. Каковы же специфические черты этой
культуры, и чем она отличается от коммунистической культуры бесклассового общества?
Чертами, отличающими пролетарскую культуру от коммунистической, являются:
По существу, в основе своей, пролетарская культура—
это культура боевая. Все дело в том, ч т о п р о л е т а р и а т
д о л ж е н ж е с т о к о б о р о т ь с я за право и возможность р а с т в о р и т ь с я в к о м м у н и с т и ч е с к о м общеж и т и и . И он тем скорее придет к этому, чем яснее и резче
будет выявлена его к л а с с о в а я сущность. В процессе непрерывной классовой борьбы воспитание в коммунистическом духе (не в мечтании о млеке и меде будущего) возможно только через жесткую сферу классовой борьбы при
непосредственном участии в классовом строительстве. В последней нельзя коммунисту быть и делать с мыслью о растворении себя—класса, а только—о растворении, ассимиляции, в себе—классе—других слоев общества.
В силу этого в пролетарской классовой культуре и
имеют место классовые авторитарные черты, необходимые
постольку, поскольку классу в каждом данном историческом
случае необходимо обеспечить решение его исторических
задач, и отмирающие в прямом соответствии с достижениями
класса в революционном переустройстве общества.
Максимум свободного самоопределения индивидуальности
и жесткое подчинение ее интересам общества в целом,
воспитание коммунистической дисциплины и борьба со старыми привычками, навыками, наследством буржуазного воспитания.
Необходимость в этот период максимального развития
производительных сил потребует усиленной затраты прибавочного труда, а это ведет к неизбежному экономическому
неравенству, что, конечно, будет питать пережитки классовой идеологии.
Это неравенство будут стремиться сохранить в обществе
(переходного периода) группы, которые будут ориентироваться на буржуазную идеологию.
Принимая во внимание, что распространение революции в мировом масштабе будет проходить спорадически,
неодновременно и неоднообразно, заражение отдельных мировых государственных единиц коммунистическими началами,
и СССР буржуазными, будет также фактом, который потребует во второй своей части упорного преодоления.
Кроме того, странно думать, чтобы в короткий (по т. Троц-

кому) период диктатуры пролетариата удалось переделать,
подготовить к безболезненному переходу в безвластную коммуну огромную массу крестьянства. Тов. Ленин десятки раз
и в различных вариациях бил в одну точку:
„Крестьянство осталось собственником в своем производстве, и оно порождает новые капиталистические
отношения. Мы ведем классовую борьбу, наша цель—
уничтожить классы".
Но тов. Ленин считает эту задачу осуществимой лишь
тогда, когда будут преодолены в борьбе пережитки капитализма.
„Надо",—говорит он,—„чтобы пролетариат перевоспитал, переучил часть крестьян, перетянул тех, которые
являются крестьянами трудящимися, чтобы уничтожить
сопротивление тех крестьян, которые являются богачами
и наживаются на счет нужды остальных" (буржуазия
тож).
И это в свою очередь неизбежно предполагает классовую борьбу, протягивающуюся значительно дальше периода
непосредственных революционных боев, для которых т. Троцкий наметил трехчленный период времени 20—30—50 лет.
В о в с е м э т о м п р о ц е с с е , ч е м я с н е е и ч е т ч е будет выступать классовая сущность
пролетариата, единственная органически несущая в
с е б е н а ч а л а коммунизма, тем п о л н е е р е ш е н и е
задач
достижения
коммунизма, тем
короче
п у т ь к нему.
Маркс, давая психологическую характеристику революционных периодов, пишет:
„Как раз тогда, когда люди, повидимому, только тем
и заняты, что переделывают себя и окружающее, создают нечто совершенно небывалое,—как раз в такие
эпохи революционных кризисов они заботливо вызывают к себе на помощь духов прошедшего, заимствуют
у них имена, боевые лозунги, костюмы и в освещенном древностью наряде, на чужом языке разыгрывают
новые сцены всемирной истории".
И дальше, Маркс, подчеркивая противопоставление буржуазной революции революции пролетариата, пишет:
„Социальная революция девятнадцатого века (а двадцатого тем более.—В. П.) не может стать сама собой,

не отказавшись от всякого суеверного почтения старины. Прежним революциям необходимы были всемирно-исторические воспоминания о прошедшем, чтобы
заглушить в себе мысль о собственном содержании.
Революция девятнадцатого столетия должна предоставить мертвым хоронить своих мертвецов, чтобы уяснить
себе собственное содержание".

,

1
Тем более, повторяем, в двадцатом веке.
Мы считаем, что сейчас, в период обостреннейшей классовой борьбы, выдвигать вопрос о близком (исторически)
периоде, в котором начнется растворение класса „в коммунистическом общежитии", это значит авансировать возможность уже сейчас, в период классовой борьбы, ее ослабления в определенных пунктах революционного переустрой- ѵ '
ства. С этим мы іТак раз столкнемся при оценке позиции
Д. Богданова.
Нужно, конечно, везде и всюду подчеркивать общечеловеческую значимость борьбы пролетариата за культуру, поскольку классовое значение этой борьбы этим не ослабляется, как ее основа.
Об'ективно точка зрения т. Троцкого, с одной стороны,
окрыляет буржуазную мысль: „нам хоть бы буржуазную-то
культуру усвоить, а пролетарской никакой не будет",—ну,
конечно, буржуазный ум поймет это как лозунг „от буржуаз-Ѵ
ной культуры к общечеловеческой". А масса учтет мысль
т. Троцкого как развенчивание точки зрения противобуржуазной культуры, и в массе будет нарастать: „а, ведь, буржуазная-то культура—она ничего-себе".
Это—уже компромисс, это уже крен направо, рто уже
большая, чем нужно, уступка буржуазной культуре, это большой аванс спекулятивной научной мысли, с которой сейчас
только еще разгорается исторический решающий бой.
И аванс тем более несвоевременный, когда мы видим на
примере германских событий и событий в Англии, как глубоко
проникает обволакивание буржуазной культурой
класса, исторически выдвинутого на арену решающих битв,
как развенчивает его предательски-заботливо воспитанная
социалистами всех мастей вера в возможность врасти в капитализм и пойти к новому миру не через острые классовые битвы.
Этого урока нельзя не учесть, когда мы говорим о классовой борьбе пролетариата в области культуры.
Выдвинутое нами положение о пролетарской культуре
т. Троцкий считаетЪропитанным „крайне некритическим уподоблением судеб пролетариата и буржуазии".
Кто хочет понять нас, как следует, не поставит так
вопроса.

В основе своей пролетариат, как класс, есть антитеза
буржуазии, но, конечно, нелепо ставить—и никогда и нигде
мы не ставили—вопроса, что называется, ребром: пролетарская, мол, культура есть антитеза буржуазии, а потому „бей
в мою голову", круши буржуазную культуру.
Мы понимаем дело так.
Класс накапливает силы, как резкий антагонист буржуазии в классовой борьбе, и—только при этом условии. Всякое
принципиальное отклонение от этого ведет в конечном счете
к признанию возможности „врастания в капитализм". Последовательная революционно-марксистская мысль всегда боролась, борется и сейчас против этого.
На определенной исторической ступени вступает з силу
формула революции, известная каждому марксисту.
Пролетариат свергает буржуазию, экспроприирует экспроприаторов.
Что происходит? То, что силы, направленные на эксплоатацию пролетариата и на подавление его сопротивления,
т.-е. против него, поворачиваются победившим пролетариатом против своего классового врага—буржуазии.
Машина остается машиной, винтовка—винтовкой, но используется она уже не как инструмент порабощения пролетариата, а как инструмент для подавления буржуазии и освобождения всего общества. И здесь антитеза выступает с
отчетливой ясностью. Разве не противоположны друг другу
основы divide et impera (разделяя, властвуй) и „пролетарии
всех стран, соединяйтесь"; индивидуализм, как краеугольный
камень буржуазной идеологии, и коммунизм; разве не противоположны прибавочная стоимость в капиталистическом
обществе и прибавочный продукт в обществе советском или
научное, революционно-материалистическое понимание мира
и его религиозное восприятие?
Полярно-противоположны.
Но здесь-то и начинается диалектический узел, в котором легко запутаться.
Нельзя, говорят нам, выдвигать понятие антитезы там, где
класс использует порой в чистом виде элементы буржуазного общества в производстве (машины и пр.), вооружение,
военную технику; в переходном периоде условно даже буржуазное право, вплоть до охранения его. Но все это ничуть
не противоречит нашему положению об антитезе.
Масса ценностей материальных, и даже идеологических,
берется победившим классом от буржуазного общества и
используется в дальнейшей борьбе и революционном переустройстве общества. Чем же руководствуется класс в этом
использовании? Своими классовыми интересами, во-первых, и
конечной целью, во-вторых. И тут надо, в конце-концов, по-

нять, что позиция антитезы есть единственный компас, который указывает пролетарию верное направление в море
буржуазного общества, преодолеваемого им.
Машина должна дать максимум продукции, но—при условии 8 - часового рабочего дня. Происходит перераспределение труда, техническое и общественное, коллективизация
производства, его сгущение, устранение системы конкуренции и замена ее системой соревнования,—все это переводит
использование буржуазной машины, станка на принципиально иные рельсы, прямо противоположные методам бужруазного хозстроительства, хотя бы внешне вся хозмашина в
определенном промежутке времени сохранялась в технике
производства целиком. Но, ведь, в наследство от буржуазного
общества нами получены машина и религия, станок и индивидуалистическая философия, паровоз и идеалистическое
миропонимание, математика и математические доказательства бытия божия. Это дает нам достаточно права ставить
вопрос так, как ставим его мы.
Но это и обязывает нас к ясности, устраняющей возможность примитивного понимания выдвинутого нами положения.
Антитеза предполагает синтез. Здесь важно отметить положение, что ни одна общественная формация не отмирает до
тех пор, пока не отпали основы, на которых она базируется,
и, на-ряду с этим, не создались предпосылки для создания
элементов нового общества.
Но формация отмирает, и предпосылки создаются в процессе классовой борьбы, в котором нельзя установить резких
граней: сегодня—одно, завтра—другое.
Процесс протекает беспрерывно, каждодневно, иногда
трудно уловим. И здесь важна ориентирующая основа, более
крепкая, чем простое „прибрать к рукам".
Мы говорим пролетариату: ты—антитеза буржуазии, твоя
цель—противопоставить себя и свои задачи, как класса, ей,
используя в то же время все элементы буржуазного общества как материальные, так и интеллектуальные, для своей
борьбы и творчества.
И только это гарантирует нам то, что буржуазная культура не останется победительницей над нами в борьбе за
культуру.
Иначе агитация за буржуазную культуру (в форме „нам
сначала надо овладеть буржуазной культурой") приводит к
некритическому ее усвоению, к непосредственному подрыву
основного, краеугольного камня коммунистического становления.
И она грозит нам в последующем серьезной, чреватой
последствиями, о б р а т н о й переоценкой ценностей, которая

ѵ

может превратиться после исторического октябрьского выстрела в большую, больше, чем нужно, историческую отдачу.
Не видеть этой опасности нельзя.
Не результатом ли отсутствия понимания антитезы
является размагничивание, обюрокрачивание и порою полное подчинение буржуазным формам некоторых наших
хозяйственников,—да и только ли их? Вопрос далеко не праздный. Нельзя же здесь ограничиться только тем, что, мол,
бытие определяет сознание.
„Буржуазия пришла к власти во всеоруж и и к у л ь т у р ы с в о е г о в р е м е н и " , — г о в о р и т тов.
Троцкий, — „пролетариат же приходит к власти только во
всеоружии острой потребности овладеть культурой".
Только ли „во всеоружии потребности"?
А экспроприация экспроприаторов, овладение материальными, огромными, накопленными вековой работой ценностями материального и научного порядка, бывшими в руках
буржуазии, не говоря уже о живой силе, перешедшей к
пролетариату интеллигенции? Почему можно скидывать их
со счетов? Ведь, это же—упрямый факт.
Тов. Троцкий отмечает, что:
„задачи пролетариата, завоевавшего власть, состоят
прежде всего в том, чтобы прибрать к рукам не ему
ранее служивший аппарат культуры — промышленность,
школы, издательства, прессу, театры и пр., и через это
открыть себе путь к культуре".
А что такое „прибрать к рукам"? Это значит, прежде
всего, выбить аппарат из рук буржуазии, как ее орудие.
А это, ведь,—процесс классовой борьбы.
Что значит „прибрать к рукам" школу? Это значит—воспитать нового учителя, перевоспитать старого, поставить работу
школы на революционно-марксистские рельсы, подвести под
нее фундамент пролетарской классовой идеологии.
Что значит „прибрать к рукам" театр, издательства, а с
последними—литературу? Это значит—заставить артиста, писателя, в жестокой борьбе, заставить работать н а п о б е д и в ш и й к л а с с , укреплять его в борьбе.
А как мы можем это сделать? Только победой классовой
идеологии, фактически же созданием театра, литературы на
нашей классовой основе, только превращением их в оружие
класса,—создать свой театр, боевой, классу служащий, театр,
где чуждой нам идеологии не будет места.
Будет ли это в полном смысле слова коммунистический
театр, литература, школа? Конечно, нет. И по очень простой

причине. В них мы должны заострять нашу к л а с с о в у ю ^
позицию везде, всегда и во всем Иначе—как мы привьем
понятие коммунизма? Путь только один: через ожесточеннейшую классовую борьбу; никаких принципиальных околиц у нас здесь нет и быть не должно.
Но еще: пролетариат приходит к власти не только „во
всеоружии острой потребности", но с известным багажом,
накопленным им в его предшествующей захвату власти
борьбе. Разве до захвата власти пролетариат не имел своих
аппаратов боевого действия: партии, профсоюзов, культучреждений, кадра своих борцов,теоретиков, организаторов
и практиков? Не родились же они в Октябре. Скидывать со
счетов огромную по своему масштабу силу организации класса
еще в рамках капитализма—значит неверно учитывать историю его развития.
Если бы пролетариат не имел, подходя к Октябрю, своего, пусть небольшого, кадра интеллигенции, своего высоко
развитого кадра рабочих,—что бы он конкретно противопоставил буржуазии на хозяйственном фронте? Не этот ли кадр
явился первым тараном, пробившим сопротивление промышленного, торгового, организаторского кадра буржуазии?
Не его ли силой была разбита сцепка буржуазных сил, служивших капитализму? Не он ли сейчас в ожесточенной
борьбе ассимилирует в себе лучшие силы служивших буржуазии спецов?
А партия—разве не дала она нам в периоды нелегального еще существования, на ряду с обострением классового
самосознания и революционно-марксистской выучки, серьезной организационной подготовки?
Крепкую дисциплину, сознание революционной ответственности и организаторскую способность, что является основным хребтом партии в ее практическом действии, мы, рабочие-партийцы, вынесли из подполья.
И это была выковка пролетарских боевых культурнотворческих сил. Еще задолго до Октября, в ссылке 1911—14 г.г.,
нами уже ставился вопрос о том, как можем и должны
мы будем управлять, когда вот власть перейдет в наши руки. И мы пришли к вопросам завоевания культуры не только „во всеоружии острой потребности", но и с оружием
для борьбы за удовлетворение этой потребности. Скидывать
со счетов наше вооружение было бы крайне опрометчиво
и просто неверно.
Тов. Троцкий в своей речи на Сезде клубных работников убедительно пенял нас за то, что мы пренебрежительно отзываемся о культурничестве-культуртрегерстве. В статье,
которую цитировал т. Троцкий, нами черным по белому
написано:

,-,Мы везде и всюду говорим о том, что во всей клубной работе в целом мы ищем творческого подхода, а
не подхода культуртрегерского".
Тов. Троцкий так ставит вопрос о культурничестве:
„Конечно, мы издевательски употребляли это слово до
завоевания власти, потому что „культурники" не понимали главной предпосылки для культурной работы
широкого исторического масштаба—необходимости низвержения буржуазии и завоевания власти пролетариатом. Но когда власть завоевана, тогда культурничество является важнейшим содержанием работы построения социализма. Издеваться теперь над этим словом
нельзя. Сейчас слово „культурничество" для нас, для
революционеров, для коммунистов Советской Республики, совершенно потеряло тот крохоборческий оттенок,
который имело раньше... Основная задача строительства социализма равносильна тому, чтобы заполнять
шаг за шагом новую форму культурным содержанием".
Мы издевались именно над тем, что культуртрегеры, воспитывавшие нас, ребят от станка, были весьма зло настроены
против „марксистской узколобости" и старательно, упорно
вытягивали ребят на „нескованную марксистскими шпорами
широту горизонта". Молодые, зеленые, бессильные еще в
Эрудиции при спорах с такого рода культуртрегерами, мы
чувствовали здесь зело неладное. И мы знаем сотни примеров, когда, „подготовившись за 6 классов", ребята уходили не только от станка, но и от нас.
ft вместе с тем, прямая и острая прямо ненависть к
культуртрегерству не помешала, например, многим товарищам овладеть наукой,—буржуазной наукой, в непризнании
которой нас довольно часто обвинял ряд товарищей,—не в
меньшей мере, чем многие из тех, кто верует в нее. Но исключительно под классовым углом зрения мы овладевали ею.
Кроме того, культурничество - культутрегерство всегда
несло в себе и с собою отсутствие творческого начала. Знать
кое-что в „рамках", не развивать творческой, критической
мысли—вот что ставили себе задачей умные и сознательные
буржуазные культуртрегеры. И мы хорошо помним, как нас
вышибали из вечерних й воскресных школ, когда мы заносили туда свою „марксистскую узколобость" и приводили
этим чуть ли не в ужас молодых и немолодых учителей и
учительниц.
Издевались над „культурниками"—были правы.
Но маленький нескромный вопрос: изжито ли сейчас в на-

ших условиях „племя культурников" и их аполитичная идеология?
Мы думаем, что ни „племя культурников", ни тем более
их идеология еще далеко не изжиты. А если так, то разве
с этим не изжитым не следует бороться? Этого т. Троцкий
не скажет.
Стоит только заинтересоваться повнимательнее нашими
вузами, чтобы усвоить себе зло „культурничества", сколько
бы мы не оговаривали, что оно в наше время совсем-совсем другое.
Бороться с культурничеством необходимо.
А бороться—значит противопоставлять ему что-то. Что
же именно?—Классовую революционно-марксистскую точку
зрения.
Разве коммунистическая, революционно-марксистская точка зрения перестала быть классовой точкой зрения?
„Сейчас слово „культурничество" для нас, для революционеров, коммунистов Советской Республики, совершенно потеряло тот крохоборческий оттенок, который
имело раньше".
Для нас, для революционеров, коммунистов, да, хотя
и с определенными и большими исключениями, а для других? Ведь, не о нас только идет речь. И не борьба с самими
собою стоит перед нами. И здесь нужно спросить у т. Троцкого: какой же смысл, потеряв крохоборческий оттенок,
приобрело „культурничество"? Только один: густо окрасилось
в классовый цвет, цвет борьбы и творчества.
И что значит „заполнять шаг за шагом новую форму
культурным содержанием"?
Ведь, сам же т. Троцкий, например, полагает, что:
„Клуб есть звено воздействия на трудящиеся массы
и построения новой, социалистической, культуры".
Стало-быть, новая форма должна заполняться новым
содержанием.
И посмотрите на клубную массу. Она хочет не только
„знать", она хочет действовать, знать для действия и даже
знать постольку, поскольку это необходимо для действия.
Что это—крохоборчество? Ни в коем случае. Это тенденция,
здоровая тенденция связывать с первых шагов науку с практикой жизни, борьбы и строительства. Создаются новые
формы. А создание этих новых форм есть неизбежно творческий момент, и заполнение их новым содержанием—также.
Следовательно, эта задача—культурно-творческая. И не по-

этому ли т. Троцкому потребовалась твердая оговорка, что
культурничество для нас совсем другое?
Мы не боимся слова „культурничество", но считаем, что
оно не способно охватить и определить собою тот процесс
культурного строительства, в котором мы сейчас находимся.
Ибо слова имеют свой смысл, свою историю своего возникновения и развития, и многие из них теряют в наших
условиях свою определенность.
„Учить азбуке, читать, писать—вот, что надо".
Совершенно верно, только идиот может отрицарь не' обходимость этого. Но—как учить?
Это вопрос не пустой.
Азбуке нас учили по складам, разбирая:
„Бога бойтесь, царя чтите".
„Попала ворона не в свои хоромы".
А сейчас:
„Мы не рабы".
„Власть Советов—наша власть".
И в том и в другом случае в результате грамотность.
Но в первом случае плен буржуазной идеологии, во втором—борьба с ней, ее преодоление.
Мы ставим вопрос совершенно ясно; нашу точку зрения
на культуру от культурничества отделяет именно классовая
постановка вопроса. Классовый характер новой, построяемой ныне в процессе революции, культуры,—вот что резко
отделяет ее и по форме, и по содержанию, и по приемам
и методам ее созидания от культурничества.
И если „классовый критерий в революции дан не только суб'ективно, но и объективно", тогда почему же т. Троцкий с таким ожесточением борется против нашей позиции
классовой пролетарской культуры? Для чего это ему нужно?
Какая цель этим преследуется? Что за талисман словечко
V
„культурничество", за которое надо было против Пролеткульта бросать на весы дискуссии всю силу авторитета
т. Троцкого?

ТОЧКА ЗРЕНИЯ А. БОГДАНОВА.
Точка зрения т. Троцкого радикальна: „пролетарской
культуры нет и быть не может". В полемике с ним дело
сводится лишь к констатированию и доказательству его
ошибки отрицания пролетарской культуры.
А нам, стоящим на точке зрения пролетарской культуры,
важно ее правильное понимание как принципиальное, так
. и тактическое.
И в этом случае сталкиваются две точки зрения—А.Богд а н о в а и Пролеткульта.
В чем их расхождение и чем об'ясняется очень частое
обвинение Пролеткульта в принципиально одинаковом с
А. Б о г д а н о в ы м понимании пролетарской культуры?«
Что общего в точках зрения А. Богданова и Пролеткульта?
И А. Богданов и Пролеткульт стоят на точке зрения
пролетарской культуры, признают ее историческую неизбежность, ее наличие в настоящем и ее развитие в нем. Это—
во-первых. Второе общее:- признание того, что пролетарская
• культура творится пролетариатом с тою разницей, очень j
существенной, что пролеткультура, с нашей точки зрения,
строится под руководством ВКП (б).
Третье общее—признание классового характера культуры.
Четвертое: признание необходимости использования буржуазной культуры и ее критической переработки. На этом и
обрывается сходство.
Дальше следуют расхождения.
В определении пролетарской культуры, в понимании и
оценке ее развития, в тактике ее строительства, в оценке
ее роли в переходном периоде вообще и в особенности
в конкретной действительности сегодняшнего дня, между
точкой зрения Пролеткульта и точкой зрения А. Богданова лежит ряд серьезнейших разногласий, которые ни в
коем случае вышеуказанными сходствами не покрываются.
Начнем с определения пролетарской культуры.

В 1909 году за-границей „группой большевиков", вскоре
порвавшей с идейными и организационными основами подлинного большевизма т. Ленина и оформившейся как особая группа „Вперед", была впервые формулирована платформа пролетарской культуры.
Формулировка, которую получила тогда проблема пролетарской культуры, такова:
„Буржуазный мир, имея свою выработанную культуру, наложив отпечаток на современную науку, искусство, философию, через них незаметно воспитывает
нас в своем направлении, в то время как классовая
борьба и социалистический идеал влекут нас в противоположную сторону. Вполне порвать с этой исторически
создавшейся культурой нельзя, ибо в ней мы можем и
должны почерпать могущественные орудия для борьбы,
с тем же старым миром. Принимать же ее так, как она
есть, значит 'сохранять в себе и то прошлое, против
которого ведется борьба.
Выход один: пользуясь прежней буржуазной культурой, создавать, противопоставлять и распространять в'
массах новую, пролетарскую: р а з в и в а т ь п р о л е т а р скую науку, укреплять истинно-товарищеские отношения в пролетарской
революционной среде, в ы р а б а т ы в а т ь
пролетарскую философию, направлять искусство в
сторону пролетарских стремлений и опыта
(курсив мой. В. П.).
Только на этом пути может быть достигнуто целостное социалистическое воспитание,' которое устранит
бесчисленные противоречия нашей жизни и работы и
во много раз увеличит наши силы в борьбе, а в то
же время приблизит к социалистическому идеалу, вырабатывая все больше его элементов в настоящем".
Здесь п р о л е т а р с к а я к у л ь т у р а т р а к т у е т с я к а к
и д е о л о г и я : философия, наука вообще, искусство, мораль,
„истинно-товарищеские отношения").
Значительно позже, в 1919 году, т.-е. спустя десять лет,
в работах ft. Богданова формулировка пролетарской культуры, о г р а н и ч е н н о й р а м к а м и и д е о л о г и и , остается
.почти без изменений, хотя в формулировке 1919 года есть
ряд важных указаний на отношение к пролетарской культуре основных элементов общественной жизни.
Здесь формулировка имеет следующий вид:
„Пролетариат приходит, наконец (в результате длительного периода развития классовой борьбы. В. П.), к

сознанию своих целей, своих радикально - революционных интересов.
Это образует о д н у с т о р о н у е г о с о з н а н и я .
Д р у г а я с т о р о н а (сознания) вытекает из того, что
пролетариат идет не только к иным целям, чем старые
классы, но по своей природе должен итти к этим целям
иными путями, действовать иными методами, относясь
ко всему окружающему с иной точки зрения. Отсюда
вытекает его к у л ь т у р н а я и л и и д е о л о г и ч е с к а я
б о р ь б а , в которой ф о р м и р у е т с я его культ у р н о е с о з н а н и е . Это и е с т ь п р о л е т а р с к а я
с о б с т в е н н о к у л ь т у р а . Основу этой борьбы составляет выработка методов... Бытовые нормы (покрывающие собою классовое право и классовую мораль.
В: П.), познание, искусство—вот три области, в которых
развиваются новые методы".
В этой выдержке мы имеем формулировку пролетарской
культуры, по существу, также ограниченную рамками идеологии.
Но здесь есть уже мотив отделения всего остального в
общественной жизни от „собственно пролетарской культуры".
На это в другом месте мы находим совершенно четкий
и ясный ответ.
Классовая-борьба в ее отношении к пролетарской культуре толкуется так:
„В пролетарской культуре есть еще один элемент...
элемент классовой вражды и классовой ненависти. Конечно, мы не останавливались на этом элементе потому,
что в самом слове „класс" о нем уже сказано. Кто
говорит о классах, тот говорит о борьбе; кто говорит
о борьбе, тот говорит о противоречиях, вражде, ненависти. Это само собой понятно, но э т о н е
есть
с о б с т в е н н ы й э л е м е н т п р о л е т а р с к о й культ у р ы , это элемент навязанный, о т р и ц а т е л ь н ы й .
Ей приходится бороться, чтоб жить и защищать себя,
чтобы развиваться.
Элемент борьбы в пролетарской культуре, элемент
классовой вражды, классовой ненависти, н е о б х о д и м ы й , н о только о т р и ц а т е л ь н ы й , а не положительный.
. . . Пролетарская культура определяется в основе не
борьбой, а трудом, не разрушением, а творчеством".
Конечная формулировка такова:
„Пролетарская культура есть социалистический идеал
в его развитии".

„Душою пролетарской культуры, ее положительными
элементами"
являются:
„коллективизм
труда,
свобода
от фетишей, единство и цельность жизненной точки зрения,
единство и цельность жизненных мотивов".
Все явления идеологического порядка.
Но не в том, конечно, суть дела, что пролетарская культура ограничивается рамками идеологии, хотя это и неверно.
Все дело в том, что в основе положений А. Богданова
лежит понимание ч и с т е н ь к о й
культуры.
При такой постановке вопроса вытекает задача воспитания н о в о г о ч е л о в е к а , коммунистического в своей основе.
Такая постановка вопроса неизбежно ведет к столкновениям
с реальной обстановкой, вступает в непримиримые противоречия со сложнейшим узлом классовой борьбы.
Эти п р о т и в о р е ч и я
вытекают
из
формулировки процесса классовой борьбы
как отрицательного,
навязанного
чистой
пролетарской культуре элемента.
И само собою понятно, что преследование высоких коммунистиче'ских целей с отношением к классовой борьбе, как
отрицательной, навязанной, ведет или к политической пассивности или же в худшем случае к выступлению против
частных процессов классовой борьбы, хотя бы против „отрицательных" ее сторон.
Кроме того, если взглянуть на дело глубже, то здесь мы
имеем дело с отрывом идеологии от базиса и несомненное преувеличение ее роли. Как могут нарастать элементы
чистой культуры, коммунистические в своей основе, если всем
ходом классовой борьбы и развитием общества не подготовлены условия, при которых эти элементы могут зародиться, жить и развиваться?
Не могут.
Или же, если вне учета обстановки ставится такая цель,
и перед нею встают препятствия, то, следовательно, они
должны преодолеваться.
Классовая борьба есть отрицательное и с ней нужно бороться?! Это неизбежный вывод для всякого становящегося
на такую точку зрения.
И здесь колоссальный отрыв от практики жизни, от многообразных условий исторического момента, на данном
этапе классовой борьбы,—отрыв, чреватый рядом скверных
политических последствий.
Для А. Богданова все, что носит печать классовой
вражды, классовой ненависти, не есть пролетарская культура, все, что из сегодня может быть перенесено в коммунизм, во внеклассовое общество, есть чистый элемент пролетарской культуры.

Яснее, для А. Богданова пролетарская культура — это
сумма элементов в настоящем классовом обществе, качественно коммунистических.
Товарищеское сотрудничество—элемент коммунизма=элементу пролетарской культуры; полное отрицание всех и всяких фетишей—элемент коммунизма=элементу пролетарской
культуры.
Все остальное, качественно неравное этому, не есть пролетарская культура.
Классовая борьба не есть элемент пролетарской культуры, не входит в понимание последней.
Отсюда и берет начало принципиально выдержанная
отвлеченность формулировок и оценок А. Богданова.
В результате остается 'за бортом вся действительность
сегодняшнего исторического дня, отсюда стремление видеть,
найти, воспитать в данных исторических условиях человека,
носящего в себе максимум элементов коммунистического человека, и отсюда же неизбежное столкновение с тем реальным, что окружает этого реального же человека.
Для нас проблема пролетарской культуры возникает в
процессе и в результате классовой борьбы, а следовательно,
в обстановке классовой вражды и классовой ненависти;
строительство пролетарской культуры—также. Боевое оборудование класса в его классовой борьбе для нас есть элемент пролетарской культуры. Оружие, которым борется пролетариат со своим исконным врагом—буржуазией, есть элемент пролетарской культуры. Примеры: Красная Армия,
классовая структура государства.
Новые навыки, новые формы, новые отношения рождаются, развертываются, принимают законченные формы в
процессе классовой борьбы и никак иначе.
Основные элементы пролетарской культуры—коллективизм,
товарищеское сотрудничество—порождаются и укрепляются в
пролетарских массах классовой борьбой, и вне ее эти элементы зародиться, вырасти и укрепиться не могут.
В этом категорическая противоположность нашей точки
зрения на пролетарскую культуру точке зрения А. Богданова.
Нельзя отрицать, что те идеологические элементы, которыми покрывается для А. Богданова понятие пролетарской культуры, не входят в нее. Входят, конечно.
Но тут возникает вопрос: как вырастают эти элементы,
каков круг их зависимости от условий, в которых живет
данное общество?
Мы подвергнем здесь рассмотрению новейшую статью
А. Богданова, с очень большой яркостью вскрывающей

ѵ

не только отвлеченность его точки зрения, но и предвосхищающую те политические выводы, которые из его точки
зрения неизбежно вытекают.
Эта статья имеет знаменательное заглавие: „Законы новой совести"
Статья делится на ряд положений:
1. Не должно быть стадности.
2. Не должно быть рабства.
3. Не должно быть суб'ективизма ни личного, ни группового.
4. Не должно быть готтентотства.
5. Не должно быть абсолютных норм.
6. Не должно быть инертности.
7. Не должна нарушаться чистота целей.
8. Всеовладение—величайшая цель.
9. Всепонимание—высший идеал новой совести.
10. Гордость коллектива—верховный стимул воли и мысли
работника.
Это как бы 10 заповедей, десять категорических императивов.
Мы рассмотрим все положения этой крайне интересной
статьи, с необыкновенной четкостью вскрывающей положения Я. Богданова в их отношении к действительности.
Положение 1:
„Новая к у л ь т у р а н е и з б е ж н о
вырабатывает свои руководящие нормы поведения
л ю д е й...
Высшая культура вырабатывает высшие
нормы.
Высший
коллектив
характериз у е т с я т о в а р и щ е с к о й с в я з ь ю . Но к э т о м у
коллективу, к этой форме связи человечес т в о шло ч е р е з н и з ш и е формы: ч е р е з стадность зародышевых первобытных
общин,
через а в т о р и т а р н о с т ь о г р а н и ч е н н ы х организованных
обществ и через
индивидуал и з м б у р ж у а з н о г о м и р а . Э т и с т у п е н и запечатлелись
в культурных формах
прошлого, к о т о р ы е не т о л ь к о с о х р а н я ю т с я еще
и т е п е р ь , но в о б щ е м и ц е л о м до сих пор
господствуют.
З а п о в е д и н о в о й с о в е с т и я в л я ю т с я и отрицанием норм этих низших с т у п е н е й и утверждением в ы с ш е й формы культуры.
Е щ е о д н о о т л и ч а е т н о в ы е ф о р м ы от п р е ж н и х — т о , ч т о о н и о б р а щ е н ы н е т о л ь к о к че! ) А. Богданов,—«О пролетарской культуре 1904—1924»
J1.—M. «Книг а » , - 1 9 2 5 г. Данная с т а т ь я помечена 1924 годом.

3'4

л о в е ч е с к и м е д и н и ц а м , л и ч н о с т я м , н о и ко
всем и всяким ч а с т и ч н ы м
организациям
высшего коллектива — рабочего класса в
его историческом развитии".
Новая культура неизбежно вырабатывает свои руководящие нормы поведения людей".
Здесь уместно поставить вопрос, как появляется сама новая культура, то-есть поставить вопрос с головы на ноги.
Во-первых, пролетарская классовая культура есть результат
определенных исторических условий, результат диалектически растущий, развертывающийся. Н о р м ы п о в е д е ния л ю д е й е с т ь
часть
к у л ь т у р ы и вырабатываются (являются результатом) не новой культуры, а тех же
условий, определяющих собою диалектический процесс роста классовой культуры.
Высшая культура означает высшие нормы.
Вернее обратное: высшие нормы есть часть культуры,
достигшей высших ступений.
Смысл этой перестановки заключается в том, что здесь
высшая культура не есть нечто независимо данное, диктующее, а производное, соподчиненное общему процессу развития.
Иначе говоря, новая культура не есть нечто данное, но вырабатываемое классом в строгой зависимости от развития
материальных производительных сил общества.
Высшее развитие последних есть основная предпосылка
выработки классом высшей культуры и отсюда высших руководящих норм,—норм целесообразности поведения людей.
Иная постановка вопроса ставит идеологию на место
основной движущей силы общества, т.-е. приводит к чистой
воды идеализму.
Ведь „стадность зародышевых первобытных общин", так же
как и „авторитарность ограниченных организованных обществ" есть не данное, а производное от уровня развития
производительных сил и базирующихся на них производственных отношений.
Отсюда ясны весь идеализм, вся разительная отвлеченность внешне убедительной формулировки: „Новая культура
неизбежно вырабатывает свои руководящие нормы поведения людей".
Ее отвлеченность и анти-исторический, анти-диалектический характер подчеркивается дальнейшими рассуждениями
автора:
„Тут нет непогрешимости: ошибаться, нарушать эти
нормы может не только каждый отдельный член кол-

лектива, но и самые широкие из его организаций, даже
весь пролетариат на том или ином из этапов его боевого и творческого пути. Пролетариат данного момента —
это только часть великого коллектива, развертывающегося во времени, только звено в цепи сотрудничества его поколений. И наше нынешнее понимание жизненных его законов тоже, конечно, не окончательное.
Но все же оно истина времени, если его основа действительно охватывает опыт прошлого и настоящего
в труде и в мышлении"...
Автор, вместе с тем, отмечает, что „новые нормы—не заповеди", а „нормы целесообразности".
Если новые нормы поведения есть нормы целесообразности— д л я п р о л е т а р с к о г о
к о л л е к т и в а , а иной
нормы, как р е в о л ю ц и о н н а я к л а с с о в а я
целесоо б р а з н о с т ь , у пролетариата нет, то казалось бы, о чем
спорить с указанным положением?
Однако, по А. Богданову выходит, что эти нормы целесообразности может нарушать даже весь пролетариате целом.
Тогда возникает вопрос: кем же и как устанавливаются эти
нормы и при каких условиях происходят их нарушения?
Если эти нормы устанавливает для пролетариата кто-то,—
откуда вытекает их непогрешимость?
Если же эти нормы именно классово - целесообразные
нормы, устанавливаемые самим пролетариатом, как классом,
то отсюда следуют такие выводы.
Во-первых: всякие нормы целесообразности, а также и
нормы поведения пролетариата, устанавливаются всегда в конкретных условиях данного исторического этапа классовой
борьбы, в теснейшей зависимости от тех данных условий,
в каких в данный момент находится класс. И только по значимости и действенности этих норм в данных условиях и
в данный момент можно определить их целесообразность
или нецелесообразность. А отсюда совершенно ясно, что
нарушение пролетариатом им же установленных норм может явиться лишь результатом их нецелесообразности для
класса в данных исторических условиях, то-есть, если они
на практике окажутся не условиями для наибольшей жизнеспособности класса, а препятствием для нее.
Пример: материальное равенство всех „от каждого по
способностям, каждому по потребностям"—норма высшей целесообразности. Но если мы эту норму попытаемся провести
сегодня, в данных условиях нашей революции, эта высшая
для определенных условий норма может оказаться в высшей
степени нецелесообразной. И она окажется, несмотря на ее
высокий вообще смысл, препятствием для наибольшей жизнеспособности революции на данном этапе ее развития.

Если же мы все-таки устанавливаем эту норму для сегодня, то она превращается из нормы в заповедь, фатально
превращается в парафраз христианского „люби ближнего",
вклинивается в процесс классовой борьбы,—превращается,
хотим мы этого или не хотим, в проповедь индивидуального
(а отсюда недалеко и до индивидуалистического) самоусовершенствования, в противопоставление личности или группы
классу в целом.
Следующее положение автора касается понимания жизненных законов пролетариатом. Это понимание — говорит
автор—„есть в каждый данный момент истина времени", но
при условии, „если его основа д е й с т в и т е л ь н о охватывает опыт прошлого и настоящего в труде и мышлении".
Где критерий действительности охвата? У автора ответа
на это нет.
По нашему мнению, пролетариат охватывает опыт не на
столько, насколько ему предписывается кем бы то ни было
и не настолько, насколько ему хочется, а ровно настолько
насколько это возможно в рамках данных исторических условий. И для нас этот охват расширяется и углубляется прямо
пропорционально развитию и влиянию революционно-марксистской теории и охвату ею масс—„теория становится силой,
когда она овладевает массами".
И здесь и только здесь критерий действительности охвата
пролетариатом опыта прошлого и настоящего, достигаемого
классом в классовой борьбе. И в этом, между прочим, реальные смысл и содержание строительства пролетарской классовой культуры.
Вывод: положение 1-е игнорирует историческую точку
зрения, берет все положения вне времени и пространства,
устанавливает некое авторитарное положение, некую аксиому,
которой, независимо от данных исторических условий, должен
достигнуть (подчиниться) пролетариат.
Это ни в коем случае не норма целесообразности, а зап о в е д ь , отвлеченно данная, ни на что реальное не опирающаяся.
Положение 2-е:
„Не должно быть стадности".
„К стадности относится всякое
подчинение социальной среде".

стихийно-пассивное

Мерой стадности на войне
„может служить то, насколько он (класс) при этом
сам становится грубым и жестоким, т.-е., насколько начинает выходить в подобных проявлениях из пределов
вынужденного, из рамок внешней необходимости".

Стадность может быть полезна,
„пока движение целого идет по установившейся
прямой линии, но неизбежно вредна в наиболее важные моменты,движения, на его исторических поворотах".
Стадность плоха, стадности не должно быть, конечно. Ее
должно изживать, преодолевать. Как преодолевать,—в этом
вся соль вопроса, только в этом не отвлеченная, а конкретная постановка вопроса.
„Стадность—это стихийный зародыш коллективизма,
она несовместима с его высшей осознанной формой".
Конечно, но раз стадность—зародыш коллективизма, то
ей присущи какие то реальные черты коллективизма и потенция к нему. Следовательно, этот зародыш появляется в зависимости от каких-то совершенно конкретных условий данной исторической обстановки. И далее,в той же обстановке,
диалектически видоизменяющейся, этот зародыш коллективизма в стадности растет, развивается; этапы, которые он
проходит, также совершенно конкретно обусловлены. Например: на очень долгом протяжении (относительно долгом)
этапе российскому рабочему движению присуща религиозная санкция, она играет в нем значительную роль. Конспиративные мероприятия классовой борьбы скрепляются
клятвой перед крестом и евангелием или именем бога (оба
лучше) не выдавать. Здесь стадность налицо. Но здесь же
есть уже элемент организованного действия: единство цели
и единство средства для ее достижения. И чем дальше, тем
больше стадность уступает место организованности, растут
зачатки коллективизма.
„Стадность вредна на исторических поворотах".
Взывать о вредности или обезвреживать упорной многосторонней революционной работой? Конечно, последнее, а
оно есть процесс и процесс длительный. Здесь есть своя
диалектика.
„Мерой стадности на войне является вынужденность".
Это верно. Но как, например, можно установить „рамки
внешней необходимости" на войне при артиллерийском обстреле города, занятого неприятелем? Это, ведь, отвлеченно
говоря, жестоко. Война—жестокая вещь, гражданская—в особенности.
И в последней „рамки внешней необходимости" определяются поставленной задачей: разгром буржуазии, ее военной и другой силы. И что лучше: повторить ошибки Ком-

муны—не взять банков—или разгромить сейфы буржуазии,
не ожидая, пока она принесет ключи от них? Спора быть
не может,—лучше последнее. И закон революции гласит
лучше уничтожить десяток лишних буржуев, чем отпустить
одного вредоносного для революции. Коммуна не решилась
добить Версаля; в конечном счете—30.000 убитых пролетариев и гибель Коммуны. Российская революция была последовательнее, этим в значительной степени определилась ее
победа.
Рамки внешней необходимости в вопросах борьбы за
культуру определяются целью достигнуть ее завоевания в
максимально краткий срок, принимая во внимание необходимость борьбы в данных конкретных условиях.
Конечно, при нашей точке зрения пролетарская культура
не шествует в белоснежных ризах Христа, ее руки в мозо- ѵ
лях и на одежде пятна крови. Она рождается и творится не.
в молитвах, а в боях, не в храмах, а на полях жестоких битв.
Новую классовую культуру нужно
завоевывать.
Никакого анализа у автора в этом плане нет. А при этом
условии, это также не норма целесообразности, а заповедь.
Положение 3-е:
„Необходимость единства, решительности и быстроты в коллективном действии, в боях социальной борьбы—ведет к тому, что массы часто должны по доверию следовать за своими вождями, не имея времени:
контролировать, даже ясно осознать их директивы. Но
в каждом данном случае это должно быть только доверием к испытанной компетентности, не превращаясь в
преклонение перед авторитетом; оно требует последующего осознания и проверки; только тогда оно может сохранить характер товарищеского отношения, свободного
от рабско-авторитарных элементов.
Из этого ясно, что подчинение по доверию допустимо
вообще только в сфере действия, но не в области мысли. В выработке идей и в их усвоении время всегда
есть. И тот, кто здесь слепо идет за высшей индивидуальностью, тот по существу не отличается от религиозных последователей любого из пророков прошлого.
Раб тот, кто отдает человеку или частице коллектива то, что принадлежит всему великому коллективу—
свою волю и разум. Борцом за рабство является человек или организация, которые требуют, или хотя бы
допускают, такое отношение к себе. Товарищество
тогда превращается в пустое слово".
„Сила авторитарности в том, что она организует; в
этом она даже выше индивидуализма. Но ее органи-

зованность в основе своей еще стадна; а возможность
развития вся сосредоточивается в высшей личности
или господствующей группе. База развития узка и неспособна к расширению, а развитие жизни рано или
поздно требует его, и тогда рамки рабства авторитарности должны быть разорваны или становятся мертвящими оковами для жизни.
Новая культура означает неограниченное расширение базы развития, воплощенной в неограниченно развертывающемся коллективе".
Снова „должно быть"—категорический императив, а не
„в данных условиях возможно достигнуть".
Кроме этого, данное положение автора требует нескольких предварительных замечаний.
Если стадность зло, то организованность есть необходимое, без чего стадность не может быть преодолена. Организованность несет в себе обязательные элемёнтьі подчинения коллективной воле, дисциплину в отношенйи к последней. Индивидуальность должна подчинять себя коллективу.
Здесь автор в вопросе, когда должна личность подчинять
себя коллективу, делает уступку реальному положению
вещей:
„Подчинение по доверию допустимо вообще только
в сфере действия, но не в области мысли".
„На войне нельзя митинговать, для этого нет времени, а нужно слушать команду и действовать, а в области мысли время всегда есть".
Аргументы от времени—почти всегда аргументы самые
слабые.
По нашему мнению, подчинение по доверию принципиально недопустимо ни в области действия, ни в области
мысли.
Но принцип для нас не догма, а руководящее начало,
которого нельзя совать везде и всюду. Возможно сегодня
отступить в какой - либо части действия, как бы нарушая
принцип, но достигая этим возможности его полного осуществления.
Таков смысл тактики революции. Нэп, для обывателя и
белого,—крушение принципов ВКП (б). Для нас же—тактический ход, помогающий обойти опасные места.
Принципиальность до конца в периоды острых моментов революции, как то было в периоды Бреста и нэпа,
могла привести к крушению революции. История доказала,
что это было именно так. Брест и нэп внешне—„принципиаль-

ная' уступка, по существу же преодоление, стратегический обход препятствий на путях к полному осуществлению
задач революции.
Все дело в том, что мало голого провозглашения принципа, его надо, кроме того, защищать, расчищать ему дорогу,
бороться за это. А борьба никогда не бывает прямолинейной
до конца. Ее сущность—движение с переменным успехом. Сегодня бьешь ты, завтра бьют тебя, и надо, не опуская знамени руководящего принципа, уметь итти и вести к его осуществлению через реальные и полные опасностей лабиринты классовой борьбы в классовом обществе.
Согласны с автором, что доверие к личности или коллективу—вождю—должно быть доверием к испытанной компетенции, и только таковым.
Яркий пример: в ВКП (б) после смерти т. Ленина пришло
четверть миллиона новых членов.
Что это—религиозное преклонение перед авторитетом или
доверие к испытанной компетенции вождя? Думаем, что
последнее. Но зря было бы думать, что вся эта четверть
миллиона кристаллически ясно усвоила учение т. Ленина. Конечно, далеко нет. Почему же она пошла в ВКП (б)? Только
потому, что д е й с т в и я ВКП (б) доказали историческую
и действенную ее авторитетность. И здесь огромная разница
между положениями автора и фактическим положением вещей.
Масса ленинцев идет сейчас к изучению ленинизма, то-есть
к теории, то-есть к области мысли ч е р е з
действие,
через практику боевого действия ВКП (б). А, ведь, действия ленинизма и партии основывались на теории. Ленинизм, как
теория, становится несокрушимой силой, когда он через
грандиозное историческое действие овладевает массами.
Ошибаются ли массы, принимая сейчас ленинизм по доверию, „стадно" идя за ним?
Ни в коем случае. О б л а с т ь м ы с л и о п р а в д а н а
д е й с т в и е м . Д е й с т в и е в о ж д я — ф у н д а м е н т (для
м а с с ) е г о т е о р е т и ч е с к о й к о м п е т е н ц и и . И стадность ли такое их отношение—это еще очень большой
вопрос.
И, ведь, каждый ленинец отдает „частице коллектива"
ВКП (б) свою волю и разум. Раб ли он?
Если да, то ВКП (б) является не чем иным, как борцом
за рабство
И если это так, то, конечно, база ВКП (б)
„узка, неспособна к расширению, а развитие жизни
рано или поздно потребует его, и тогда рамки рабства—авторитарности—должны бытщ разррваны".
Следовательно, третья революция ^'дд^геряЦй^е^авторитарности ВКП (б)—вот четкий п о л и т и ^ ^ / й л в й в о Ѵ ^
"

хочет этого автор или не хочет, может быть сделан из философского построения „Законов новой совести".
Некоторые итоги: стадность вредна, для ее преодоления
нужна организованность, организованность требует подчинения испытанной компетенции, это требует железной дисциплины. Все это дается авторитарностью, а при стадности
авторитарностью организации пролетариата, олицетворяющейся его диктатурой, конкретно—партией, ft это воспитывает рабство. Где же выход?
Получается нелепый заколдованный круг, разорвать который может только третья революция.
Мы полагаем, что дело обстоит категорически иначе.
Стадность преодолевается дисциплиной. Дисциплина—
подчинение. Организация, которая требует дисциплины в
интересах преодоления стадности, воспитывает формы товарищеских отношений, сознание единства цели. Является ли
такая организация борцом за рабство? Ни в коем случае,
именно потому, что авторитарность (в крайне условном ее
применении здесь) класса (партии)—авторитарность не для
себя, а для изживания себя.
И только при наличии авторитаризма (в том же условном применении) пролетариата, как класса, осуществляемого
им через его партию, пролетариат может достигнуть растворения себя в высшем коллективе. Только через диктатуру,
только через борьбу, только через преодоление препятствий. Нужно не забывать одного: п р о л е т а р и а т д о л жен ж е с т о к о б о р о т ь с я за п р а в о р а с т в о р и т ь с я
в коммунистическом общежитии.
И в этой борьбе, и только через нее, возможно расширение базы пролетариата в борьбе как против буржуазным
миром воспитанных в самом классе тенденций буржуазного индивидуализма, так и ассимиляцией в себе, классе, через
подчинение своей власти и идеологии осколков групп и единиц других классов общества.
И все это в реальной, конкретной обстановке каждого
данного момента при данном соотношении сил.
Вывод из положения 3-го: стремление к созданию критически мыслящей личности через самоусовершенствование.
Крайняя отвлеченность и сугубо анти-историческая точка
зрения. Идеализм построения всей цепи рассуждений.
Это—снова заповедь.
И заповедь, политически крайне опасная. Исповедники
этой заповеди зафиксировались в истории революции в классическом выражении непогрешимого группового суб'ективизма „Рабочей группы" и „Рабочей правды",—исповедь некоторых членов последней мы имели в передаче тов. Ярославского.

Положение 4.
Не должно быть готтентотства.
„Готтентотство — условное обозначение, повод для
которого подала характеристика добра и зла, высказанная будто бы одним готтентотом: „добро—когда я
краду, зло—когда у меня крадут". Такое применение
противоположных критериев для себя и для других бесконечно распространено в нашу эпоху".
„Острота классовой борьбы легко создает уклон к
готтентотству среди мало сознательных элементов пролетариата и среди тех его идеологов, которые наиболее пропитаны духом старой культуры. Готтентотство
практических оценок часто дополняется готтентотством
мышления, когда в критике и полемике к другой стороне пред'являются требования, которых к своей заведомо не относят, например, в том, что касается умственного консерватизма, односторонности, рабства религиозного следования
авторитету. Существует даже
наивно-теоретическое оправдание готтентотства, наиболее обычное у профессионалов политики: „мы отстаиваем наши интересы и должны оправдывать все, что
им соответствует, отрицать и порицать все, что им
вредит; никакого беспристрастия тут быть не может,
оно было бы выгодно только для врагов, которые, ведь,
не станут платить таким же беспристрастием".
„В действиях пролетариат должен на удар отвечать
ударом; в оценке, в логике он должен быть объективен, завоевывая тем право быть представителем чело-^
вечества как целого. Солдатская же логика принижает
его до уровня враждебных ему групп и классов, подрывая в нем силу идеализма".
Здесь концентрируется полное отрицание классовой борьбы. Это идеализм христианского толка. „Добро—когда я
краду, зло—когда у меня крадут",—говорит готтентот.
Добро—когда мы бьем капитализм, зло—когда капитализм бьет нас,—рассуждает пролетариат.
Пролетарий=готтентоту.
Т о , ч т о а в т о р н а з ы в а е т н а и в н о-т е о р е т ич е с к и м о п р а в д а н и е м г о т т е н т о т с т в а в применении
к пролетариату, есть
основной
тезис классовой морали, морали пролетарской.
Попробовали бы мы не защищать наших классовых
интересов, попробовали бы не отрицать того, что им не со-

ответствует—и завтра же на нашей шее было бы ярмо капитализма.
Это готтентотство?
Но весь революционно-мыслящий пролетарский мир не
сомневается в высочайшей целесообразности такого „готтентотства". А неготтентотски настроенный слой масс под .руководством неготтентотски мыслящих вождей с.-д. оправдывает
сейчас дикий разгул мировой капиталистической реакции.
И у пролетариата логика борца, логика именно с о л д а т а
р е в о л ю ц и и , и именно это возвышает его над пушечным
мясом армий капитализма.
„В действиях пролетариат должен на удары отвечать
ударами; в оценках, в логике он должен быть об'ективен".
И тут и там ударами, и в действии, и в оценке, и в логике.
Мы стремимся убить и убьем не только буржуазные действия, но и буржуазные оценки и буржуазную логику ударами
и по оружию и по мысли буржуазии. Не убьем мы,—убьют
нас. Здесь логика классовой борьбы, логика класса в жестокой борьбе и во вражеском окружении.
И здесь нужно сказать и подчеркнуть, что в борьбе
иногда приходится не считаться со средствами. Оправдание
всякого средства—в его целесообразности. Расстрел сотни
врагов революции—не преступление, ибо целесообразен как
защита революции.
Положение 5.
Не должно быть абсолютных норм.
Неверно, как раз для материализма существенно признание об'ективной истины.
Положение б.
Не должно быть инертности.
„Стадности недоступно новое и высшее; рабство,
авторитарность враждебны ему потому, что оно нарушает тяжело достигнутую, с трудом охраняемую гармонию, угрожает устойчивости самого центра этой гармонии—авторитета; групповой суб'ективизм, опираясь
на узкую базу развития, держится за ее рамки и борется против расширения".
„Буржуазный мир преодолевал инертность человечества в технике, в экономике, в науках суровостью своей
борьбы, беспощадностью к отсталым; новая культура
идет на другой путь преодоления—через победу над
разрозненностью, через дружное товарищеское об'еди-

нение усилий во всепобеждающий
труда".

поток

творческого

Пролетарский мир преодолевает инерцию буржуазного
мира через суровую борьбу, через диктатуру пролетариата.
Таким же путем строится пролетарская культура, в огне и
буре революции. Иначе новая культура вырождается в нечто мистическое, высшее, недосягаемое, идеалистически возвышенное, в новое христианство,—не более. Пролетарская
культура потому пролетарская, что классовая, боевая. Она
творится пролетарием в повседневной и жестокой его борьбе против враждебных пролетариату сил.
Положение 7.
Не должна нарушаться чистота целей.
„Но надо помнить, что всякое об'ективно-лишнее
истребление и разрушение, всякая ненужная жестокость
преступны по отношению к человечеству, деморализуют коллектив и уменьшают энергию, которой он может располагать в дальнейшей борьбе и в труде".
„И насколько" лучше овладевать дворцами для народа, чем их разорять".
Конечно, лучше. Но бывает лучше разрушить Версаль и ѵ
овладеть властью, чем не разрушить и.... не овладеть.
Не нужно разрушать—не будем, нужно—не взыщите.
„Член великого коллектива не должен уподобляться
жалким дикарям-погромщикам, опустошающим завоеванную страну—свое достояние. Но слишком легко
сладкая месть за свои пережитые страдания одевается
в костюм „необходимой жестокости",—нужно большое
внимание к своим целям и мотивам, даже для крупных
и высокосознательных работников, чтобы избегнуть
преступных ошибок этого типа".
#
Заповедь чистейшей воды. Классовая ненависть пролетария к капитализму и к буржуазии обостряется с обострением классовой борьбы, и Сам капитализм стихийно идет к
своей гибели через кровь и огонь. И здесь легко принять
с „моральной точки зрения" • „нормальную" жестокость за
сладкую месть. Но, ведь, это, прежде всего, насилие пролетариата над буржуазией, большинства над меньшинством, а
во-вторых, цель этого насилия—уничтожение, порабощение
человека человеком. И борьба, сама борьба за эту цель,
уже есть данное против излишней и дальнейшей жестокости.

SI
Здесь, воистину, великая цель оправдывает иногда тяжкие
средства.
„Коллектив живет 'в будущем, а не прошлом, и в
живое будущее, а не в мертвое прошлое должен быть
устремлен взгляд работника".
Коллектив живет не в прошлом и
настоящем и в нем борется за будущее.
него, а не только устремляет взгляд на
Не мечтает, а действует, не только
творит.
Положение 8-е.
Всеовладение—величайшая цель.

не в будущем, а в
Именно борется за
него.
проповедует, но и

„В своем развитии, в борьбе и в труде коллектив
организует мир: в этом смысл его пути. Всем должен он
владеть, все свои силы связать в гармоническое целое".
Но ни полуслова о том, что пролетариату еще необходимо завоевать право и возможность осуществления всеовладения. Через жесточайшую классовую борьбу пролетариат в
реальной обстановке идет, всеовладевает, и диктатура—средство достигнуть этого.
Положение 9.
Всепонимание—высший идеал новой совести.

„

„Это самое глубокое выражение того же процесса
всеовладения, его интимный момент. Оно имеет начало
во взаимном понимании сотрудников, на котором основывается сплоченность и стройность коллектива, самая
возможность гармонического сочетания усилий в одно
целое. Понимание это было полным, но стихийным, в
эпоху первичной стадности, стало неполным в периоды
авторитарной и анархической связи людей, когда оно
подрывается неравенством, разрозненностью, противоречиями взаимной борьбы. Оно должно стать вновь полным, но уже осознанным взаимопониманием сотрудников товарищеского коллектива, постоянно углубляющимся единением в области воли, ума и чувства. Это—
душа коллектива, это—общее сознание. Это—связь; ее
развитие лишь слабо и неполно могут выразить слова
об уважении к сотруднику, заботе о нем, любви...
Но понимание должно итти, и с самого начала шло,
дальше и шире. Проникая в жизнь других существ,
овладевая их слабой психикой, оно дало людям возможность приобрести полезных союзников, скромных, но
верных друзей среди природы. Где было бы теперь

человечество без той поддержки, которую оказали ему
в охотничьей фазе собака, в кочевой и земледельческой—лошадь, корова"?
Как будто проникновению в психику животных не прёдшествовал аркан, силок, волчья яма. Аркан—для дикого коня,
ожесточенная борьба человека с ним, подчинение коня, а
затем уже—„проникновение в психику".
Взаимопонимание сотрудников должно стать полным.
Это верно,—конечно, должно.
Но оно должно быть достигнуто. Каким путем: христианским—не делай другому того, что не желаешь себе—или
путем развития классового сознания, подчинения ему инако- *
мыслящих? Последнее достигается в процессе классовой
борьбы и никак иначе.
К всепониманию—-коммунизму—через классовую борьбу.
Иных путей нет.
Положение 10-е.
Гордость коллектива—верховный стимул воли и мысли
работников.
„В авторитарные времена гордость служения „высшей
воле" вела пророков к чудесам героизма и мученичества. В опустошенном от богов индивидуалистическом
мире ее сменила гордость служения „истине" и „долгу".
Под этими масками скрывались жйзненные устремления
коллектива".
„В растущем великом коллективе все осознается—
срываются маски божества и отвлеченные идеи, нет
больше преклонения, нет служения. Самосознание работника есть сознание себя живым звеном великого
всепобеждающего целого. Это—гордость коллектива,
которой должны быть проникнуты каждый шаг, каждая
мысль работника,—гордость, которая должна быть его неизменной опорой и верховным контролем. Она отвратит
его от всего мелкого и пошлого, от всего, что недостойно
творческой миссии человека. Это надежная магнитная
стрелка, прямо направляющая работника на путь к
высшему".
Трудно представить себе что-нибудь более отвлеченное,
более абстрактное, че;ч „гордость коллектива". Самосознание работника, в точном смысле классовое сознание,—осознание интересов класса. Не гордость, как отвлеченная категория, а реальные интересы класса—вот верховный стимул
всякого работника, живущего и делающего в процессе классовой борьбы.

Общее заключение.
Янти-историческая точка зрения. Идеализм, отвлеченность,
полное игнорирование реальных отношений классового общества, отрицание основ классовой борьбы. Заповеди, а не
законы новой совести, не нормы целесообразности. Резко
противокоммунистическая точка зрения. И ничего, кроме
воспитания дряблого, пассивного, христианского сознания, она
дать не может.
Такова теоретическая защита чистеньких форм и методов,
чистенькой культуры. И на этой плоскости, в реальной обстановке классовой борьбы возможны только два вывода—
или: „Я считаю, что все вокруг меня не чистенькая культура.
ВКП—авторитаризм; я в нее не пойду; советская власть
имеет аппараты насилия,—ГПУ,—мне с нею не по пути".
Или же все вокруг есть сумма отрицательных, и их Нужно
устранить с пути.—„Революция" против революции.
Все сказанное автором высокое и нравственное, подкупающе звучащее для незакаленных в классовой борьбе в
обстановке исторической реальности, ведет прямым путем
к скверным, анти-коммунистическим, анти-революционным
выводам. Вот оценка второй точки зрения на пролетарскую
культуру. И та и другая для нас отрицательны. От той и от
другой мы считаем необходимым резко отмежеваться
и определить ясно и точно нашу точку зрения. К этому мы
и перейдем.

ПРОЛЕТАРСКАЯ КУЛЬТУРА.
Т Е З И С Ы
Научной Комиссии Пролеткульта.
„Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, она не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре.
Все это—сплошной вздор.
Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества,
чиновничьего общества".

Ленин.

„Не было еще, кажется, такого человека, который задавался вопросом об экономике России,
отрицая переходный характер этой экономики; ни
один коммунист не отрицал, кажется, и того, что
выражение „Социалистическая Советская Республика" означает решимость советской власти
осуществить переход к социализму, а вовсе не
признание новых экономических порядков социалистическими".

Ленин.

(„О левом ребячестве и мелкобуржуазности".
1918 г. 5/Ѵ, т. X V ) .

I.
Понятие культуры охватывает собой совокупность всех форм социальной жизни. Детальнее, культура есть наличие и процесс
производства социальных орудий (как материальных, так и
духовных), необходимых для сохранения и развития жизни
класса, и общества в целом, в данную культурную эпоху.
В понятие культуры вводят также: метод, способ производства, способ организации форм социальной жизни.
Все эти формы социальной жизни—способ организации
материальных производительных сил (техника), целевая их
Понятие
культуры.

OSS
установка, организация людей в производстве и в быту, в
общественной деятельности, формы общественного сознания
(наука, искусство—идеология вообще)—изменяются в зависимости от развития материальных производительных сил
общества.
Соответствие форм жизни друг другу, исходящее из основной формы, способа
производства (организации материальных производительных сил), принципиальная однородность цели, сохранение и расширенное воспроизводство данной общественной структуры—определяют стиль и тип культуры данной общественной эпохи, т.-е. данную систему культуры в целом (феодально - рабовладельческая, буржуазноиндивидуалистическая, пролетарская, коммунистическая).
Классовый
характер
кѵльтурь?

Культура классового общества есть кульУРа> вырабатываемая господствующими классами в их интересах (по всей линии жизни
и борьбы данных классов) и подчиняющая
своему воздействию угнетенные классы.
Всякий господствующий и идущий к господству класс
принужден вырабатывать в своих классовых целях свою собственную культуру, разрушая систему старой культуры и
усваивая от нее элементы, подходящие для новой культурной постройки.
т

Пролетарская
Пролетариат, как класс, борющийся за
кѵльтѵоа
власть для коренного переустройства общества,
а у нас господствующий, не может в данном
отношении представлять из себя никакого исключения.
Из определения культуры, как процесса материального
и духовного оборудования класса, в интересах накопления и
развития им средств для осуществления его классовых
задач,—вытекает, что элементы пролетарской культуры уже
налицо с момента осознания пролетариатом себя как класса.
Быт, фабрика, классовые организации пролетариата (компартии, профсоюзы),—все это формы жизни и борьбы
рабочего класса, непосредственно входящие в систему пролетарской культуры.
Развертывающееся в целостную систему по всей линии
научного творчества революционно-марксистское миропонимание, применение марксистского метода во всех областях
строительства—является идеологическим цементом пролетарской культуры.
Строительство пролетарской культуры возникает в процессе классовой борьбы пролетариата. Одновременно с задачей захвата власти и овладения производством, в целях
организации социалистического хозяйства, выдвигается за-

дача использования для этой цели материальных производительных сил, научных и технических ценностей и организационного опыта буржуазного мира.
В период диктатуры проблема пролетарской культуры
превращается в процесс постройки пролетарских общественных форм жизни переходного периода.
Так как проблема строительства коммунизма имеет международный характер, поэтому и проблема пролетарской культуры также международна.
II.
Переходный
„Между капиталистическим и коммунистипериоц от ка- ч е с к и м обществом лежит п е р и о д р е в о л капитализма к Ц и о н н о г о п е р е у с т р о й с т в а
одного
коммунизму, в ДРУгое.
Этому соответствует и в политике переходный период, во время которого не может быть иного
государства, кроме революционной диктатуры пролетариата"
(Маркс).
Общество в целом не может сразу перескочить от буржуазной культуры к внеклассовой, коммунистической, без
всяких промежуточных звеньев. Период революционного
переустройства есть период первоначального накопления
элементов коммунистической культуры, революционной реорганизации культурных ценностей, унаследованных от буржуазного общества, к р и т и ч е с к о г о их усвоения рабочим
классом для целей коммунистического строительства, период
оформления бытия пролетариата в направлении к с о з н а т е л ь н о м у сотрудничеству в производстве и в быту.
Буржуазное государство есть орудие заГосударство. щиты капиталистического общества, аппарат
взаимной страховки эксплоататоров. Рабочий
класс не может им овладеть, не разрушая его специфически буржуазной формы.
Свое рабочее государство в переходный период пролетариат организует для своих социалистических целей, придавая ему специфически пролетарскую форму—форму Союза
Советских Социалистических Республик. Рабочий класс строит
Красную Армию с иными целями и задачами, по классовому
признаку подбора людских элементов, не на палочной дисциплине, а на дисциплине, основанной на сознательном
сотрудничестве, на преданности СССР и международному
коммунизму.

Таким образом, мы имеем формулу: о т б у р ж у а з н о г о
государства, ч е р е з пролетарское, к коммунизму
и о т м и р а л и ию г о с у д а р с т в а в о о б щ е .
П

во
ство

В области производства диктатура пролетариата организует и стремится сделать преобладающим социалистический способ производства, социалистические производственные отношения.
Крупная национализированная промышленность является их
основой. Поскольку эта форма сосуществует на -ряду с другими хозяйственными формами еще при наличии классов,
но в оболочке советской формы государства, мы с м о ж е м
н а з в а т ь ее п р о л е т а р с к о й ф о р м о й о р г а н и з а ц и и
п р о и з в о д с т в а , так как все ее внутреннее строение, связь
составляющих ее элементов (советское хозяйство в целом)
и ее производственные задачи обусловлены, в противовес
буржуазному обществу, социалистическим характером.
В результате, мы п о л у ч а е м р а з в е р н у т у ю ф о р м у л у : от б у р ж у а з н о й ф о р м ы о р г а н и з а ц и и п р о и з в о д и т е л ь н ы х с и л и г о с у д а р с т в а , ч е р е з пролет а р с к и е их ф о р м ы , к к о м м у н и з м у .
III.
Диалектика

Экономика переходного периода, поскольку
речь идет о развитии производительных сил
в направлении к коммунизму, есть процесс
становления коммунистической экономики, коммунистических
форм хозяйства.
Советская форма государства есть диалектический процесс становления социалистических форм управления хозяйственной жизнью нарождающегося нового общества (первая
фаза коммунизма) с постепенным отмиранием его общегосударственных принудительных функций.
П р о ц е с с о р г а н и з а ц и и к у л ь т у р н ы х ф о р м переходного периода в целом есть
диалектичес к и й п р о ц е с с с т а н о в л е н и я б е с к л а с с о в о й коммунистической культуры.
Активным творцом этой культуры переходной эпохи, имеющей сверху донизу с о ц и а л и с т и ч е с к и й
характер,
является рабочий класс и его авангард—партия, ассимилирующая в этом процессе переходящие на его точку зрения
группы интеллигенции и выходцев из других классов, органически впитывающих в себя его революционно-коммунистическое классовое миропонимание, его цели и задачи.
Процесс становления социалистической культуры носит
классовый характер и, таким образом, является строитель-

ством, процессом оформления пролетарской культуры. Это
есть, вместе с тем, период „первоначального накопления"
коммунистической культуры.
IV.
Период строительства бесклассового обПервая фаза щества (первая фаза коммунизма) обуслокоммунизма вливается переходом орудий производства в
(социализма), руки пролетариата (диктатура) и организацией планомерного социалистического хозяйства.
Как производственные группы, классы в этот период постепенно исчезают. Но привилегированное материальное и
производственное положение высших слоев интеллигенции,
как организаторов производства, еще не исчезнет в этот период и будет питать их обособленные групповые формы
быта, их групповое мировоззрение.
Порабощающее подчинение человека разделению труда,
а вместе с ним и противоположность умственного и физического труда, еще не будут устранены в этот период.
Государственно-принудительные формы организации общественной жизни, обусловленные недостаточной выработанностью и устойчивостью системы сознательного сотрудничества, хотя и в постепенно смягчающихся формах, сохраняются.
В этот период не отмирает еще и пролетарская форма
государства. Культура продолжает формироваться в условиях борьбы отживающих форм жизни с новыми, при ясно
нарастающем преобладании коммунистических форм жизни.
Несомненно, что крестьянство, сохраняя свою мелкобур- т
жуазную идеологию, окончательно еще не исчезнет, как
производственная категория, как класс мелких земледельцев. '
В этот период товарищеский способ производства и система сознательного сотрудничества еще не успеют охватить
всего общества в целом.
Активным творцом и организатором новых форм жизни
в этот период попрежнему остается рабочий класс, вовлекающий в социалистическое строительство мелкое и среднее
крестьянство и руководящий им. Культура этого периода
с полным правом может быть названа пролетарской.
Только в следующей фазе, когда, на ряду \
Вторая фаза с достижением экономической однородности І
коммунизма, общества и ассимиляцией крестьянского кооперативного хозяйства в общую систему коммунистического хозяйства, устанавливается сознательно орга- '

низованный способ производства и сотрудничества и в производстве и в быту; тогда достигается и идеологическая однородность общества, пролетарские формы общественного
сознания делаются абсолютно доминирующими—пролетарская культура переходит в бесклассовую коммунистическую
культуру.
V.
Социалистические цели пролетарского способа производства требуют изменения, усовершенствования технических методов, требуют
иных форм организации предприятий, научной организации труда, расширения технической базы (электрификация), нормализации производства, систем стандарта
и т. д.,—одним словом, повышения производительности, повышения коэффициента полезного действия всей хозяйственной системы.
Все это только в переходный период, при наличии пролетарской диктатуры, может найти себе специфически-классовое пролетарское решение.
Решение этих проблем даст к концу периода диктатуры
такое возрастание всей суммы прибавочного продукта, при
к о т о р о м т о л ь к о и м ы с л и м о б е с к л а с с о в о е коммунистическое общество, гармонично
развив а ю щ е е с я на о с н о в е у с и л е н н о г о р о с т а п р о и з в о д и т е л ь н ы х сил.
Следовательно, в период диктатуры задачи организации
производительных сил социалистическими методами дают
могучий принудительный импульс для пролетарского творчества по всей линии так называемой духовной культуры
и прежде всего в области научно-технической (примеры:
НОТ, электрификация, Рабкрин и т. д.).
Социалистический
характер
организации
хозяйства и государства п р е д п и с ы в а е т рабочему классу иное к у л ь т у р н о е
оборудование
и методы организации, иные
идеологические
орудия, с о о т в е т с т в у ю щ и е с т р о и т е л ь с т в у
коммунистического общества.
Из всего вышесказанного—вывод:
Переходный
период
диктатуры
пролета-,
р и а т а е с т ь не только
„революционно-боевой
п о р я д о к " , а в о с н о в е он е с т ь п р о и з в о д с т в е н н о культурная
организация,
закладывающая
в
боевой обстановке пролетарский
фундамент
коммунистического общества.
Путь к коммунизму.

Нельзя в готовом виде ни „овладеть", ни
Критический „прибрать к рукам" культуру старого оботбор наслед- щества, как нельзя „прибрать к рукам"
ства.
производительные силы, не направляя их
„по каналу социалистического строительства".
Пролетариат начинает свою работу с отбора необходимых для постройки элементов.
Но уже самый процесс отбора подходящих строительных
материалов из старой культуры есть по существу своему
творческий процесс. Он предполагает обязательную предварительную выработку классового критерия оценки степени
пригодности тех или иных элементов.
Критерий отбора не может быть только политическим
или культурно-отвлеченным (как полагает тов. Троцкий), а
единственно — н а у ч н о - п р а к т и ч е с к и м , покрывающим и
тот и другой. Рабочий класс применяет на деле положение
Маркса, он „видоизменяет" мир, а не только „истолковывает" его.
Одновременно с процессом разрешения культурно-производственной задачи должно усовершенствоваться, приспособляться к ней и ее научное орудие. Необходимо стремиться
получить ниабольший результат с наименьшей затратой
энергии и наименьшей затратой сил, что достигается полным соответствием научного орудия поставленной цели. Это
значит не только „ о т о б р а т ь " и использовать пригодные
для постройки отдельные научные факты и положения, но
и связать их пролетарским способом представления в стройную научную систему и тем придать ей революционномарксистскую монистическую цельность.
VII.

Формы и сиВ переходный период указанные нами
стемы, отми- выше формы пролетарской культуры диарающие и раз- лектически складываются в систему, сосущевивающиеся. ствуя вместе с сохранившимися буржуазныПролетарская ми формами, и господствующий рабочий
культура в
класс сосуществует с другими классами,
тенденции.
Кроме того, частные элементы пролетарской культуры в переходный период еще недостаточно
согласованы друг с другом и обладают признаками, хотя и
органически с нею связанными, но обусловленными задачами революционно-боевого порядка. Например, Красная
Армия, превращающаяся
во всенародную социалистическую милицию и исчезающая в развернутом коммунистическом

s
обществе. В период диктатуры она является классовой защитной организацией в системе пролетарской культуры.
Государственно-принудительные формы и методы организации общественной жизни и жизни самого пролетариата,
в сочетании с небывалым размахом вовлечения в процесс социалистического строительства широчайших трудящихся масс,
составляют неизбежную и необходимую ступень в развитии
пролетарской культуры.
Эти формы, по мере дальнейшего созревания пролетарской культуры, постепенно отмирают, заменяясь „высшим
типом демократизма, требующего для своего правильного
функционирования постоянного повышения уровня культурности, организованности и самодеятельности масс" ( § 1 программы ВКП (б)).
„Производительные силы страны могут быть восстановлены и развиты, а социалистический способ производства
может быть упрочен лишь на основе товарищеской дисциплины трудящихся, их максимальной самодеятельности,
сознания ответственности и строжайшего взаимного контроля над продуктивностью труда" ( § 1 5 , 1 программы ВКП (б)).
С другой стороны, система народного образования составляет основание всей так называемой духовной культуры.
Трудовая школа, фабзавуч, классовые коммуниверситеты, совпартшколы приобретают специфически пролетарскую форму
с коммунистической целевой установкой и в своих основных
общих принципах перейдут в бесклассовое коммунистическое
общество.
К периоду коммунистической культуры формы пролетарской культуры складываются в развернутую уже систему,
ассимилируют все другие формы, и сам пролетариат растворяется как класс в коммунистическом общежитии. И базис
и надстройки теряют тогда свой классовый характер.
В буржуазном обществе весь ряд надстроек служит цели
укрепления силы и организованности господствующих классов, поддержке, укреплению и развитию капиталистического
способа производства, воспроизводству капиталистических
отношений; поэтому н и о д и н в и д н а д с т р о й к и н и
п о с в о е й ф о р м е , н и п о с о д е р ж а н и ю н е мож е т н е н о с и т ь к л а с с о в о г о х а р а к т е р а , не б ы т ь
подчинен
целям
и задачам
буржуазного
бытия. Г о с п о д с т в у ю щ и е с п о с о б ы
представления (формы
общественного
сознания)
п о э т о м у не
м о г у т б ы т ь и н ы м и , ка к класс о в о-б у р ж y, а з н ы м и.
Центральное место, кроме партии, в развитии самодеятельности, товарищеской дисциплины и сознательного сотрудничества занимают профсоюзы, на которые опирается

в первую голову организационный аппарат обобществленной
промышленности, и которые, прежде чем заняться иными
формами организации бесклассового общества, „должны
притти к фактическому сосредоточению в своих руках всего
управления всем народным хозяйством, как единым хозяйственным целым" (п. 15, 3 программы ВКП(б).
„Профсоюзы являются организацией правящего, "господствующего, правительственного класса,—того класса, который
осуществляет государственное принуждение. Н о э т о н е
есть
государственная
организация,
это
н е е с т ь о р г а н и з а ц и я п р и н у ж д е н и я , —это е с т ь
в о с п и т а т е л ь н а я о р г а н и з а ц и я , организация вовлечения, обучения, э т о е с т ь ш к о л а
управления,
школа хозяйничанья, школа
коммунизма".
(Ленин. О профсоюзах и текущем моменте).
Строительство пролетарской культуры опирается на пролетарский способ производства и разрешается в непосредственной зависимости от процесса его организаци и вместе
с ним.
Пролетарская культура есть, следовательно, организация
форм социалистических производственных отношений, вместе с отвечающей этой задаче цепью политических и идеологических надстроек.
Это—две стороны одного и того же процесса социалистической революции и социалистического строительства.
VIII.
Наука и проПроизводственная
и
культурническая
летариат.
(в условном их различии) практика советского
государства пред'являет к буржуазной науке такие требования, которых она по самой своей сути разрешить не может,
хотя бы просто потому, что грандиозные общественно-созидательные задачи, решаемые в настоящее время международным рабочим классом, н е н а х о д и л и с ь в п о л е
опыта буржуазного общества, а потому и
не п о д в е р г а л и с ь н а у ч н о й
обработке.
Классово-буржуазный
характер
науки
выражается в том, что она служила и служит в капиталистических странах орудием строительства и защиты, орудием
организации производственного процесса в его капиталистически-антагонистической форме.
Она б у р ж у а з н а п о п р о и с х о ж д е н и ю ,
ибо
она складывается в систему в период развития капитализма,
б у р ж у а з н а по т о ч к е з р е н и я , м е т о д а м г р у п п и р о в к и и о б ' е д и н е н и я ф а к т о в („способу пред-

ставления"), подбору фактического материала и, наконец,
по и з л о ж е н и ю .
Отрыв науки от ее действительной основы—общественного труда (фетишизм так называемых „вечных истин",
фетишизм самодовлеющего отвлеченного познания), ее дробность и цеховая специализация—соответствует бытию анархоиндивидуалистического хозяйства, не изменяющего своей
сущности и в империалистической стадии своего развития.
Наука буржуазного мира в целом есть и д е о л о г и ч е ское орудие строительства
буржуазной
к у л ь т у р ы , она целиком отвечает практике буржуазнокапиталистического строя.
Наука должна стать орудием строительства
п р о л е т а р с к о й к у л ь т у р ы , и д е о л о г и ч е с к и морудием борьбы рабочего класса и строительства
коммунизма.
Неизмеримая сложность задач пролетариата, классовая
их острота делают научные ценности буржуазного мира
пригодными только частично для решения этих задач. Необходимость осуществлять эту цель коллективными усилиями
класса под руководством его авангарда, партии, с максимальным напряжением, и в то же время с максимальной экономией трудовых усилий—определенно ставит перед рабочим классом задачу критического пересмотра науки, упрощения ее способов изложения, сведения ее дробности к возможному единству научных законов и методоЕ, отыскиванию
новых методов и новых обобщающих точек зрения применительно к поставленным революцией практическим задачам.
Наука должна быть п р и с п о с о б л е н а к задачам с о ц и а л и с т и ч е с к о й
борьбы
и строительства, пропитана коммунистическим марксистским миропониманием.
Ни одна отрасль науки, вплоть до точных наук, в современном своем состоянии вполне этой цели не отвечает и,
в настоящей ее форме, ее использование требует для усвоения непроизводительной затраты энергии, недопустимой
перед лицом сложнейшей задачи организации коммунистического бытия человечества.
На ряду с ликвидацией безграмотности и популяризацией
научных и научно-практических знаний для широких масс,
авангард пролетариата в лице его партии обязан поставить
и разрешать проблему пролетарской культуры, прежде всего путем приспособления к этой задаче научных ценностей
буржуазного мира.
Задачи социалистической революции суть задачи разрушительно-творческие в их неразрывной связи и взаимном дополнении. Целесообразно направленное и использо-

ванное в интересах класса разрушение само во многих случаях является творческим процессом. Это планомерно-сознательное разрушение в интересах социализма. Разрушая и
обороняясь, созидать—основная цель революции. Диктатура
пролетариата есть орудие осуществления и тех и других
целей. Процесс борьбы за организацию нового общества начинается с разрушения, но творческие задачи революции, хотя
бы и вчерне, должны быть осознаны и намечены. В процессе революции разрушение есть необходимое условие
творчества, на место разрушенного немедленно должны быть
созданы новые организационные формы; т в о р ч е с т в о ж е
н о в ы х ф о р м о б я з а т е л ь н о , н е и з б е ж н о е с т ь процесс
культурно-производственный.
С каждой продвижкой общества по пути к социализму
все более и более будут усложняться производственные и
организационные задачи рабочего класса, практическая потребность в соответствующих им идеологических орудиях
будет приобретать характер повелительности.
Производственно-культурное творчество пролетариата во
много раз, таким образом, усложняется и определенно выдвигается на первый план, как только проходит первый
острый период гражданской войны. Ясно, что тут говорить
только об азбуке культуры практически уже невозможно.
Необычайная сложность практических проблем потребует
немедленного и полного пролетарского культурного оборудования.
Пролетариат должен строить. Поэтому, откидывая явно
ненужное, ложное, реакционное, пролетариат пользуется в
различных областях своего строительства выводами нынешней науки.
„Практический результат в общем и целом оправдывает
себя, ибо поставленная под контроль социалистической цели
практика будет постепенно контролировать и отбирать теорию, ее методы и выводы".
И не только контролировать и отбирать, т.-е. пассивно
пользоваться имеющимся материалом, а и активно творить
новые формы и давать импульсы к творчеству по всей цепи
научной системы.
Следовательно, пролетариат в лице своего авангарда,
партии, на практике уже контролирует, отбирает научные
ценности, дает импульсы к их творчеству в направлении
социалистической цели; в дальнейшем он должен весь этот
научный материал, в интересах повышения до максимума
коэффициента полезного действия этих орудий, обобщить в
систему научных орудий, соотносительных социалистической
цели. Эта система выражает собой продукт пролетарской
активности и пролетарского творчества в переходный период,

в первую фазу коммунизма. Следовательно, это будет одна
из частных, хотя и важнейших, систем общей, творящейся
во всех областях практики, системы пролетарской культуры.
Стало-быть, пролетарская культура не только б у д е т ,
но уже е с т ь .
В различных областях общественной жизни пролетарская культура создается изо дня в день стихийно, ощупью
в п р а к т и к е строительства рабочего класса по всей линии
его бытия. Подвести научный фундамент под эту практику,
сделать научную систему сознательным орудием строительства социалистического общества—задача переходного периода. Основа этому дана в ленинизме, марксизме эпохи
империализма и пролетарской революции.
IX.
Историческая цель—организация мирового
коммунизма, стоящая перед рабочим классом,—неизмеримо сложнее, по сравнению с
задачей буржуазии, и требует не индивидуальных, а к о л л е к т и в н ы х усилий, но накопленные, подготовленные
прошлым научные и технические орудия неизмеримо богаче
и совершеннее, чем те, которыми пользовалась буржуазия
в начале своего развития.
Если рабочий класс материально и социально угнетен в
капиталистическом обществе, то в период своей диктатуры
он быстро выходит из такого положения. Чувство классовой
сплоченности, опыт прошлой героической борьбы, столь же
героическая борьба в настоящем, суровая дисциплина фабрики, классовая ненависть к прошлому, наконец, необходимость коллективными усилиями во что бы то ни стало
организовать социалистическое производство, зависимость
его материального благополучия от его собственных усилий,—
все это ускоряющие факторы величайшей силы.
Быт рабочего класса развивается на принципиально иных
связях, чем быт буржуазии.
Сознательное сотрудничество и товарищес к а я д и с ц и п л и н а — в о т форма социальной связи, развивающаяся в его среде, характерная для рабочего класса.
Эта связь одинакова в производстве и в быту, во всех
социальных отношениях рабочего класса, она стоит в непримиримом противоречии к бытовым формам других классов
и представляет главнейшее средство сохранения жизнеспособности пролетариата.
Сознательная организация рабочего класса
в настоящем и коммунистическая организация всего общеБыт.

ства в будущем—это разные моменты одного и того же
процесса, разные ступени одного и того же явления.
Если сопоставить вместе все эти факторы, то „острая
потребность овладеть культурой" у рабочего класса подкрепляется таким его производственным, духовным и бытовым
оборудованием, что критически-творческое овладение культурным наследством старого мира пойдет революционным
темпом, даже по сравнению с темпом буржуазного общества.
Для этого нужно, чтобы рабочий класс избавился от гнетущей его постоянной заботы о куске хлеба, чтобы его материальное положение достигло того уровня, ниже которого
парализуется нужная активность и энергия класса. Тогда
быстро отомрут гнилые, реакционно-мещанские элементы
его быта, и товарищеская связь станет преобладающей силой
его дальнейшего развития. С этого момента начинается
активная перестройка быта, этот процесс приобретает „высшую динамичность".
Одновременно с этим культурное строительство рабочего
класса, напряженность и высшая его продуктивность получают небывалый размах.
X.
„
„
„ исты
и
ГПЯЗНЫб мр-

Противопоставление „чистых", идеалиметодов борьбы и строительства
I
г
" ѵ
„грязной", житейской практике, „грязным",
і о д ы куль- я к о б ы непролетарским, приемам борьбы —
туры.
является метафизикой.
В плане борьбы, подавления эксплоататоров, в процессе
гражданской войны рабочий класс применяет и д о л ж е н
п р и м е н я т ь все и всяческие средства борьбы, ведущие
его к победе на каждом данном этапе развития. Нет и не может быть ни пролетарской культуры, ни
пролетарских методов с а м и х по с е б е , без соподчинения
их коммунистической цели рабочего класса.
„Милитаризм" переходного периода, расстрел белогвардейцев, смертная казнь для врагов Советской Республики,
ГПУ,—что это: „чистые" методы пролетарской борьбы или
же „грязное" искажение сущности пролетарской культуры?
Вопрос—достойный только талмудиста.
Все указанные явления сами по себе ни „чисты", ни
„грязны", они могут
быть в п л а н е б о р ь б ы
только
ц е л е с о о б р а з н ы или н е ц е л е с о о б р а з н ы .
Программа ВКП (б) определяет Красную Армию как„орудие
пролетарской диктатуры, которая при окончательной победе
рабочего класса превращается во всенародную социалистическую милицию".
стических

Специфичны для рабочего класса в этой защитной организации пролетарский способ ее организации, ее коммунистические цели и осуществляющаяся п р а к т и ч е с к и тенденция перехода во всенародную социалистическую милицию.
Специфической формой пролетарской культуры переходного периода является диктатура пролетариата. Советская
форма государства и все, что содействует ее сохранению и
защите, суть „чистые" формы, и они не могут быть „грязными", вопрос лишь только в целесообразности, т.-е. именно
в сохранении, но не в подрыве диктатуры.
„Диктатура означает не только насилие, хотя она и невозможна-без насилия, она о з н а ч а е т т а к ж е о р г а н и зацию труда б о л е е высокую, чем п р е д ы д у щ а я
о р г а н и з а ц и я " (Ленин).
Такова историческая диалектика диктатуры.
Наконец, еще один пример, и самый важный.
Специфически пролетарской формой общественной жизни
является сознательная организация рабочего класса и товарищеская дисциплина по всей линии его бытия. Диктатура
же пролетариата в форме советского государствя под руководством коммунистической партии, находящаяся в капиталистическом окружении извне и мелко-буржуазном изнутри,
вынуждена строить общественную жизнь на основе государственно-принудительных принципов. Это как бы противоречит системе товарищеского сотрудничества, а следовательно,
это—не пролетарская культура. Такая точка зрения прямо
приводит к позиции „Рабочей правды" и плененных ею сторонников „социалистических человеков".
В этом—отрыв от жизни, чудовищное, с точки зрения
революционного марксизма, извращение фактов реальной
жизни, непонимание диалектики развития пролетарской
культуры.
Государственно-принудительные формы жизни сосуществуют одновременно с самыми разнообразными формами
товарищеского сотрудничества и самоуправления трудящихся
и диалектически, по мере закрепления побед пролетариата,
заменяются развернутой системой сознательного сотрудничества в коммунистическом обществе. Такой „авторитаризм"
соподчинен и оправдан коммунистическими задачами рабочего класса. „Социалистические человеки" созревают в реальной, а не вымышленной социальной среде, а именно в условиях железной диктатуры и дисциплины.
Следовательно, специфическая особенность пролетарского
„авторитаризма" в том, что по этому принципу организуют
и дисциплинируют с а м и с е б я рабочий класс и его коммунистическая партия, а не эксплоатагорский класс подч и н я е т себе рабочий класс.

Применяя программу ВКП (б) к реальным фактам жизни,
можно отчетливо понять диалектику развития пролетарской
культуры—от момента наибольших достижений пролетарской культуры в переходный период до тех поправок, которые современные условия борьбы пролетарской диктатуры
извне и изнутри вносят в эту программу-максимум.

О ПОМЕТКАХ т. ЛЕНИНА
НА СТАТЬЕ т. ПЛЕТНЕВА.
В этой моей статье 1922 года, статье, которую вообще
нельзя признать удачной, Владимиром Ильичем сделан ряд
пометок.
На эти", пометках мы и остановимся.
В статье есть одна очень грубая ошибка. Это фраза, говорящая о том, что вопросы идеологии шире вопросов культуры.
Эта ошибка в других наших выступлениях, имевших место и раньше и позже данной статьи, не имеет места. Но
уклоняться от признания своих ошибок мы не имеем ни малейшего намерения. Отметим только, что критики, желающие совершенно
об'ективно
обрисовать
становление
Пролеткульта в вопросах пролетарской культуры вообще и
практики Пролеткульта в частности, д о л ж н ы были бы
привести д о к у м е н т ы , определявшие постановку общих и
частных вопросов Пролеткультом, начиная с 1920 года. Эти
документы характеризуют серьезнейшую эволюцию Пролеткульта, начавшуюся как раз с декабря 1920 года.
Но все критики Пролеткульта, в частности и составители указанного выше сборника, предпочли молчать об этом
и громят Пролеткульт, опираясь на его позиции 1918—20 г.г.
Насколько это об'ективно, предлагаем судить самим читателям.
По отношению к пометкам Владимира Ильича на нашей
статье мы не можем стать ни на точку зрения т. Авербаха:
„со всеми пометками Владимира Ильича на статье Плетнева мы абсолютно солидарны",
ни на точку зрения т. Ваганяна, который говорит тоже
самое, отгораживаясь лишь именем т. Яковлева.
И вот почему: по нашему мнению, так легко, пошевеливая ручкой, соглашаться или не соглашаться с пометками
Владимира Ильича легкомысленно.

Мы затрудняемся определить, что значат, например, в
пометках Владимира Ильича подчеркивания им следующих
•мест статьи:
„Тезис—буржуазная классовая культура;
е е а н т и т е з и с — к л а с с о в а я к у л ь т у р а пролетариата; и л и ш ь з а п о р о г о м классового общества, в
социализме, их синтез: культура общечеловеческая".
Или:

„С изменением экономического основания б о л е е
и л и м е н е е б ы с т р о преобразуется и в с я г р о м а д. пая н а д с т р о й к а н а д ними"
Или:
„Мы ж и в е м в п е р и о д е с о ц и а л и с т и ч е с к о й
р е в о л ю ц и и , когда буржуазно - капиталистические
формы производственных отношений составляют последнюю антагонистическую форму общественного производства, и, в процессе ожесточенной
классовой
б о р ь б ы в м и р о в о м М а с ш т а б е , д о л ж н ы смен и т ь с я высшей формой общественных отношений,
обобществлением производства и распределения, т.-е.
социализмом".
Или:

„И т о л ь к о т о г д а , к о г д а п р о л е т а р и а т буд е т и м е т ь с в о и х у ч е н ы х во в с е х о т р а с л я х
з н а н и я , своих х у д о ж н и к о в во в с е х в и д а х
и с к у с с т в а,—только тогда поставленная нами з а д а ч а
будет разрешена".
Ияи;
„Программы социалистических партий ставят своей
задачей д е м о к р а т и з а ц и ю науки. Перед нами стоит
задача ее с о ц и а л и з а ц и и ,
обобществления.
Что это значит?
Демократизация расширяет для масс масштаб овладения буржуазной наукой и вширь и вглубь; наука,
как таковая, остается здесь неприкосновенной. СоциаМ К. Маркс. «К критике политической экономии», изд. Комм.
им. Зиновьева, стр. 32.

унив.

лизация науки охватывает и ее сущность, метод, форму
и масштаб.
Наша задача привести содержание, методы науки в
соответствие с требованиями, какие пред'являет к ней
социалистическое производство".
Толкование этих пометок может быть очень различным.
Мы допускаем, что компетентные, близкие к Владимиру
Ильичу 'товарищи могут дать более или менее исчерпывающее толкование его пометок. Но ни в коем случае не считаем
достойным внимания согласие или несогласие с пометками
Ильича со стороны критиков—кавалеристов типа Авербаха
и Вѣганяна.
Там, где пометки Владимира Ильича вполне ясны для нас,
на них мы останавливаемся, но ряд пометок, подчеркиваний
поставлен так, что о смысле их можно много гадать.
В пометках Владимира Ильича первое, что обращает внимание, это то, что они носят характер тактический, кроме
одной принципиальной: это „шире".
Та ковы пометки: „И А крестьяне?", „А % строящих паровозы?", „А религия рабочих и крестьян?", „Архификция",
„Вот именно! Это против В. Плетнева", „Верно, но конкретно (Эренбург)".
Начнем по порядку заметок Владимира Ильича
1. „Шире". Это, как мы уже сказали, ошибка, и ошибка
серьезная. Но если товарищи критики взяли бы „Горн" от
22 года № 1 (6), вышедший значительно ранее рассматриваемой статьи, они нашли бы там следующее определение культуры:
„Что такое культура? Первоначальное значение
слова—возделывание земли—в дальнейшем приобрело
более широкое содержание, и теперь под культурой
понимают всю совокупность жизненных условий человеческого общества.
В это понятие включается производство, техника,
виды сотрудничества и распределения, формы общежития, политика и лраво, быт и семья и т. д.
Это уже не „шире", а правильное, хотя и недостаточно
развернутое определение культуры.
2. „Цели и задачи Пролеткульта.
Творчество
новой
пролетарской
классовой
культуры — о с н о в н а я
цель
Пролеткульта. В ы я в л е н и е и с о с р е д о 1 ) Цитируем по сборнику
«Вопросы
тариата». Г и з . - 1 9 2 5 г., стр. 5 - 2 0 .

культуры

ХА-ХА!

при диктатуре проле-

т о ч е н и е творческих сил пролетариата в
области н а у к и и искусства—его о с н о в ная п р а к т и ч е с к а я задача.
Этими
силами и должна быть достигнута цель,
которую Пролеткульт себе ставит. Творчество новой пролетарской классовой культуры не есть культуртрегерская задача,—
это процесс борьбы непримиримо враждебных идеологий буржуазии и пролетариата".

ПРИМЕЧАНИЕ
ВЫШЕ

«ШИРЕ»

Эта пометка, по нашему мнению, освещается светом
1-й ошибки. Здесь в зависимости от „шире" можно понять,
что вся культура для Пролеткульта покрывается идеологией,
и под этим углом должна пойти работа Пролеткульта—это,
во-первых, и во-вторых, что будто бы только Пролеткульт
будет строить пролетарскую культуру.
Но опять-таки: если взять работы Пленумов ЦК Пролеткульта, начиная от декабря 1920 года и до мая 1925 года,
то на этих Пленумах так намечались задачи Пролеткульта.
1920 г. 16—20 декабря 1 сессия Пленума.
„Предложение фракции Пленума ЦК о составлении
декларации с и з м е н е н и е м п р а к т и ч е с к о й программы Пролеткульта.
Принято всеми против одного".
1921 год. 15—20 мая 2-я сессия Пленума. Доклад Пленуму.
„Вместе с тем, Пролеткульт, являясь в области общей
политики одним из родов оружия пролетарской армии
в борьбе за развитие и завершение революции, должен взять, как основную исходную точку и дальнейшую
линию развития своей работы, положения, принятые
X с'ездом РКП, и по ним выравнивать свою работу, дополняя и углубляя всей своей культурно- творческой
работой политическую и экономическую линию, взятую
нашей партией.
И только на такой плоскости возможно построить
логически твердую, принципиально выдержанную и политически действенную линию нашей практической ра„Пролеткульт, являясь одним из родов оружия армии
пролетарских сил, должен итти, согласуя свою работу
с другими видами оружия: экономикой и политикой.

Мы должны быть наитеснейшим образом связаны с
ними в нашей работе: от политики в этих областях исходить, по ним равняться и на этой основе строить
план и тактику нашей дальнейшей работы. Каков же
этот стратегический план и начальные тактические
шаги Пролеткульта, диктуемые нам в данный момент?
Здесь необходимо остановиться на пройденном нами
пути, учесть ошибки, подсчитать силы, оценить нашу
политику и тактику за 3 истекших года работы".
„Выдержки из декларации и основного доклада Пленуму. Пролетарская Культура" № 20—21.
Это определяло для нас место и задачи Пролеткульта в
общем процессе строительства пролетарской культуры. И
с этой позиции совершенно иначе освещается цитируемое
нами положение нашей статьи с пометками Владимира
Ильича.
За этими пометками ясно стоит отрицательное отношение Владимира Ильича к положениям А. Богданова о
пролетарской культуре, и естественно., что удар пришелся и
по Пролеткульту, переживавшему в этот момент первый
сдвиг с позиций 1918—1920 г.г. Это усугубилось, конечно,
ошибкой статьи в слове ,,шире".
3. NB-j- В чем сущность этой пометки? Отметить с плюсом попытку конкретно поставить вопрос или иное? Не
знаем. И комментировать этого не решаемся.
Но одно мы хотели бы здесь отметить: несколько
выше этой пометки Владимира Ильича идущий абзац нашей
статьи—
„Классовая идеология может восторжествовать только
в победоносной классовой борьбе. Никакой речи о
бургфридене (классовом мире) здесь быть не может".
не имеет никаких пометок Владимира Ильича. Здесь можно сказать лишь одно: если бы в этом положении было бы
что-либо идущее в разрез с мнением Владимира Ильича, он
не преминул бы сделать нужные отметки. Их у этого абзаца нет.
Если же почесть этот абзац в его содержании верным,
то это положение дает нам очень многое для постановки
вопросов пролетарской культуры вообще, и вопросов идеологии в частности.
4. „И А крестьяне?" В пометке стоит знак вопроса. Это
крайне важно. Мы принимаем эту пометку за вопрос, на

который Владимир Ильич требует от нас ответа. Ответа по
вопросу огромному.
В ответах на статьи тов. Яковлева мы дали ответ в № 8
Горна за 1923 год, как понимаем мы связь пролетарской
культуры с крестьянством. Значительно раньше, в № 11—12
и 13—14 „Пролетарской Культуры" этот вопрос затрагивался
в статьях о трудармиях и Красной Армии.
В рассматриваемой статье вопрос по отношению к крестьянству не развернут.
Пометками Ильича ставится вопрос: какую роль играет
и будет играть крестьянство в строительстве пролетарской
культуры?
Вопрос огромной важности. Мы отвечали на него так:
„Предпосылками вызревания пролетарской культуры
является хозяйственное преобладание социалистических
форм производства и государственного капитализма над
натурально-патриархальными, мелко-буржуазными, меновыми и частно-капиталистическими".
„Необходимость смычки с крестьянской экономикой,
приобщения мелкого и мельчайшего крестьянства к
творчеству социалистической революции—не только не
изменяет существа проблемы пролетарской культуры
но, наоборот, еще более подчеркивает ее классовую
сущность".
„В меру активности, напряжения энергии и научной
точности пролетарских методов организации социалистического бытия у передового руководящего авангарда
пролетариата, а затем и класса в целом,—крестьянство
будет подниматься над мелко-буржуазным кругозором,
подтягиваться в своей практике и идеологии до осознания задач социалистического строительства".
„Найти правильные методы восстановления крестьянского хозяйства в направлении, отвечающем целям социализма,—в этом состоит решение вопроса о смычке
с крестьянской экономикой.
В таком смысле по отношению к крестьянству и
можно и должно понимать утверждение т. Плетнева
(ст. в „Правде"), что задача строительства пролетарской культуры может быть разрешена только силами
самого пролетариата" х ).
•

В настоящее время, спустя 3 года после написания этой
статьи, мы сможем развить и уточнить этот вопрос. Равно
f j См. статья т. Зандера—«Горн» № 8, 1923 г.

неверно, как преувеличение роли крестьянства в революции,
так и преуменьшение этой роли. Истина лежит в принципиальной и тактической верности определения роли крестьянства в революции. Здесь наметились две точки зрения в нашей партии.
Первая: выраженная т. Зиновьевым.
„Вопрос о роли крестьянства, как я уже сказал,
является основным вопросом большевизма, ленинизма".
(См. „Правда" № 35 от 13 февр. 1924 г.).
Вторая: выраженная т. Сталиным.
В его брошюре „Об основах ленинизма" мы читаем:
„Иные думают, что основное в ленинизме—крестьянский вопрос, что исходным пунктом ленинизма является
вопрос о крестьянстве, его роли, его удельном весе.
Это совершенно неверно. Основным вопросом в ленинизме, его отправным пунктом является не крестьянский вопрос, а вопрос о диктатуре пролетариата, об
условиях ее завоевания, об условиях ее укрепления.
Крестьянский вопрос, как вопрос о союзнике пролетариата в его борьбе за власть, является вопросом
производным".
Диктатура пролетариата—основной
отправной пункт
оценки крестьянского вопроса. Так стоит вопрос принципиально.
Тактическая его постановка дана достаточно ясно XIV"
с'ездом нашей партии.
Какие же выводы по отношению к крестьянству и роли
его в строительстве пролетарской культуры отсюда вытекают?
По нашему мнению, следующие:
1. Из основного положения о диктатуре пролетариата
следует, что руководящей, направляющей, стоящей во главе
социалистического строительства силой является пролетариат, организованный в партию и профсоюзы, руководимый ВКП (б).
2. Пролетариат, как класс, должен сохранить и сохраняет
свое руководство крестьянством.
3. Пролетариат, руководя крестьянством, привлекает его
на свою сторону, т.-е. сдвигает его с базы капитализма
(мелко-товарное крестьянское производство) на базу социализма.
4. Процесс строительства пролетарской культуры, т.-е.
хозяйственно-экономических и прочих форм 1-й фазы комму-

низма протекает под руководством только пролетариата, организованного в партию и профсоюзы и руководимого ВКП(б).
5. Крестьянство очень медленно вливается в ряды непосредственных строителей пролетарской культуры, переходя
тем самым под руководством пролетариата с капиталистической базы (мелко-товарного крестьянского производства)
на базу социалистическую.
6. Последнее же возможно лишь при обязательном и непременном условии, если руководящий крестьянством пролетариат даст последнему (крестьянству) техническую базу для
этого перехода, т.-е. новую материальную базу, новую технику сел.-хоз. производства. И в этом случае основное
и решающее слово за пролетариатом.
7. В процессе строительства пролетарской культуры,
процессе, неизбежно длительном, по мере того, как социализированное, обобществленное сел. хоз. включается в ряд
социалистического обобществленного хозяйства Советского
Союза, крестьянство входит вплотную в этих своих частях
в процесс строительства пролетарской культуры.
8. Это является процессом борьбы пролетариата, классовой борьбы против тенденций развития мелко - буржуазных форм крестьянского хозяйства в сторону капитализма
как в его экономической основе, так и в производном—
идеологии.
Это, мы полагаем, с достаточной ясностью отвечает на
вопрос Владимира Ильича „И Я крестьяне?"
5. „Я °/о строящих паровозы?"
Процент строящих паровозы не был велик в России.
Не больше он и сейчас. Я вместе с тем, никто иной, как
именно пролетариат „был, есть и будет" руководящей
силой в революции. Это на что-нибудь да указывает.
Если эта пометка относится к тому, что „классовое
сознание пролетариата чуждо крестьянину", то ничего
неверного мы в этом не видим, это факт. Здесь можно
много гадать, но вскрыть точный смысл пометки мы, к сожалению, не имеем данных.
6. „Я религия рабочих и крестьян?"
Весь абзац, за исключением подчеркнутой Владимиром
Ильичем строки, по нашему мнению, ясен, и никаких ошибок
в характеристике психологии, сознания пролетария и крестьянина не-находим. Подчеркнута Владимиром Ильичем лишь
одна строка: „Здесь все ясно и математически точно". Эта
строка и вызвала примечание, заметку Владимиром Ильичем
о религии.
Корни, питающие религию, у крестьянина и рабочего
различны. Различно, конечно, и их отношение к религии.
Крестьянин находится в большей степени под ее гнетом,

чем рабочий. Это—во-первых. Во-вторых, классовая борьба
пролетариата идет уже и тогда, когда еще живы в пролетарских массах религиозные настроения. Даже больше: пишущему эти строки довелось столкнуться при изучении
истории рабочего движения в России с фактами, указывающими на интереснейшее явление: клятва богом, на
кресте и евангелии, не выдавать друг друга при об'единении
рабочих в борьбе против капиталистов. Как известно, тогда
во всех случаях рабочих волнений искали „зачинщиков".
Здесь религиозная
санкция поворачивается против ее
творцов.
И это дошло до позднейших стадий рабочего движения,
вплоть до революции 1905 года. Вспомним Гапона и 9-е
января. Пишущему доводилось в 1909 году собирать деньги
в стачечный фонд рядом с товарищем, собиравшим здесь
же „богу на масло", на фабрике с 60Ц женщин. И, однако,
эта же фабрика в достаточно тяжелый период держала
21 день стачку, едва ли не первую в этом году в Москве.
Стачку, крепко организованную и отнюдь не стихийную.
А на спальнях во время стачки, по субботам, горели лампадки перед образами; последних было более, чем достаточно.
На памяти пишущбго 20 лет участия в рабочем движении, и никогда религия не стояла как н е п о с р е д с т в е н н о
мешавшая нам в борьбе. Поэтому уравнивать отношение
рабочих и крестьян к религии нельзя. Это было бы неверно.
Влияние религии на них глубоко различно. И предпосылок
к избавлению от нее у пролетария неизмеримо больше,
чем у крестьянина. Мы не сомневаемся, что и сейчас есть
верующие рабочие, больше даже, — есть они и в партии
среди ленинского призыва.
И фраза „здесь все ясно и математически точно" ни в коем
случае не лесть пролетарию, а простое указание на то, что
у пролетария нет надежд на большее, чем на заранее оцененный его труд. И нет необоснованных надежд на „манну
небесную", на то, что „бог даст" не 20, а 60 пудов урожая,
как это есть у крестьянина.
Возможно, что реплику Владимира Ильича вызвал слишком категорический тон („м а т е м а т и ч е с к и т о ч н о")
подчеркнутой им строки.
7. „Не только".
„Нельзя быть техником, не понимая связи экономических явлений в жизни общества, и нельзя быть экономистом без четкого понимания техники, всей энергетики производительных сил в целом и производственного процесса—в
частности. Над этим усмехнутся
„ученые".

Это положение мы категорически подтверждаем и сейчас.
Так фактически есть и такова совершенно неумолимая
тенденция развития производительных сил Советского Союза.
Кабинетный специалист будет все больше и больше отходить в область преданий, и выдвинутое нами в нашей
статье о социальном инженере мы готовы защищать и
сейчас.
8. „Вот именно! Это против В. Плетнева".
В тот момент это было более против В. Плетнева, чем
сейчас. Сейчас дело обстоит несколько лучше. Но, ведь, мы
не мыслили себе выполнения огромнейших задач, стоящих
перед партией и соввластью именно сейчас, в 1922 году.
Это—задачи длинного этапа, долгой, многолетней работы.
И сейчас понимание электрификации, ее величайшей революционизирующей роли значительно выше, чем в 1922 году.
9. „Нисколько (нет конкретности)".
Словами Маркса, по мнению т. Ленина, не оправдывалась
постановка вопросов о науке в 1922 году. Но мы смеем думать сейчас, что постановка вопросов о ходе развития науки
современна и своевременна, тем более сейчас на 10 году
революции. Нужна лишь большая конкретность постановки
этого вопроса. Этот вопрос встает в своих крупных частностях (напр., недавняя полемика по естествознанию) и будет
выплывать и впредь. Вопрос ставится самой жизнью и обойти
и замалчивать его нельзя, да и не следует. .
Остальные пункты или прямо относятся к замечанию,
что пролетарская культура будет строиться силами самого
пролетариата,—на это, главным образом, по отношению к
крестьянству, мы ответили,—другие же замечания мы не берем на себя смелости расшифровывать и толковать. Это мы
сделаем, когда будем иметь к этому материал. А пока пусть
этим занимаются наши критики типа Авербаха и Ваганяна,
к толкованиям которых, по заметкам т. Ленина, мы прислушиваться не собираемся и не рекомендуем.
Мы полагаем, что товарищи, непосредственно и глубоко
знакомые с творческой мыслью Ильича, дадут в дальнейшем материал к расшифровке ряда заметок Владимира
Ильича.
Мы же перетолковывать их в свою пользу считаем недопустимой спекуляцией именем великого учителя. До такой
беззастенчивости мы не дошли и не дойдем.
Мы учитываем ясные для нас заметки Владимира Ильича,
на них учимся. Всегда готовы признать свои ошибки, но
хотели бы только одного: чтобы наши крйтики стали, наконец, об'ективными критиками и не обходили бы молчанием
наших печатных работ, следующих за переменой ориентации Пролеткульта в 1920—21 году.

Вопросы пролетарской культуры не так просты, чтобы
с ними можно было разделаться „в два счета". Мы считаем,
что мы сделали посильную и немалую для нас, а быть может, и для других работу по правильному пониманию пролетарской культуры. И мы имеем право требовать от наших
критиков внимания ко всей нашей работе тогда, когда они
берутся критиковать ее.
Многое из последующего—наши выступления против
т. Троцкого, наши тезисы 1923 года—не встретили отрицательной критики в партийной среде. Мы надеемся, что они
если и встретят эту критику сейчас, то последняя будет не
кавалерийским удалым набегом а-ля Авербах и Ваганян, а
критикой, направленной к товарищескому указанию ошибок,
всегда возможных в столь сложном вопросе, к совместной
его разработке.

ТЕКУЧАЯ КРИТИКА
ПРОЛЕТАРСКОЙ КУЛЬТУРЫ.
Л. АВЕРБЯХ—„Октябрь" № 9. „Стенограмма доклада во
фракции МЯПП и ВЯПП и комколлектива МЯПП" и
„За пролетарскую литературу". Изд. „Прибой".
Доклад посвящен оценке резолюции ЦК РКП(б) о художественной литературе. Но вопрос развернут докладчиком
далеко за пределы вопросов литературы, до вопроса о пролетарской культуре в целом.
Прежде всего о характере доклада-статьи.
В ней подвергаются критике т.т.: Яковлев, Троцкий, Ваганян, Бухарин, Воронский, Полонский, Плетнев, Чужак,
Осинский, Степанов-Скворцов, Гусман, Ярватов и точка зрения Я. Богданова и Пролеткульта по с т а т ь я м в „ П р о летарской
Культуре"
от 1 9 1 9 г., н е
позднее.
Итого 13. Немножко множко—как говорят немцы. Само собою разумеется, что даже персонально обругать каждого
из перечисленных более или менее логично и доказательно
на 2-х печатных листах—едва хватит места, для решения же
вопроса—сложнейшего вопроса—о пролетарской культуре
его, конечно, не осталось, и хорошее желание „действительно разобраться" в вопросе явно не достигло цели.
Но, кроме того, внимание останавливается на характере
полемики т. Явербаха, не особенно считающегося с необходимостью вдумчивого и серьезного отношения к противникам.
Примеры в отношении пишущего:
„Мы упираемся",—пишет т. Явербах,—„в один мыслимый левый уклон. Он может заключаться в том, что
при задаче классового строительства новой культуры,
от дела культурной революции будет откидываться
мелко-буржуазная интеллигенция, масса учительства
и т. д. Такую точку зрения мы и находим у тов. Плетнева" 1 ).
См. А. Авербах.—«За пролетарскую литературу». Изд. «Прибой»—
1926 г., стр. 33. Все дальнейшие цитаты—по этому сборнику.

„Тов. Плетнев",—говорит далее т. Авербах,—„обсуждая
вопрос о культурной революции, пишет: „Маленький
нескромный вопрос: изжито сейчас в наших условиях
племя культурников и их аполитическая идеология, очень
политическая иногда в своей аполитичности?"
Из этой цитаты, ни на йоту не смущаясь,
делает следующий вывод:

тов.

Авербах

„Мы видим у тов. Плетнева з а к о н ч е н н у ю (подчеркнуто мною) постановку вопроса об опасности привлечения интеллигенции к делу нашего строительства.
Естественный вывод — необходимость от привлечения
этой интеллигенции отказаться. „Маленький нескромный
вопрос", который ставит т. Плетнев, является большим
вопросом, вопросом о том, в какой мере, в каком соотношении такой подход в культурной революции находится с марксизмом" (стр. 34; курсив везде мой. В. П).
„Тов. Плетнев",—продолжает поучать т. Авербах,—„откидывает здесь ту трудность, которая перед нами стоит,
вместе с водой из ванны выкидывает ребенка: вместо
преодоления трудности, капитулирует перед ней".
Капитуляция перед этой трудностью вещь скверная, для
марксиста в особенности. Но. . . т. Авербах не потрудился
указать, где и когда т. Плетнев делал единственный вывод
о необходимости от этой интеллигенции откреститься. Ибо
из приведенной им цитаты этого вывода у т. Плетнева сделать, конечно, нельзя.
У тов. Плетнева речь идет о возможной и всегда реальной
опасности от привлеченной (не от привлечения, а от привлеченной к делу нашего строительства интеллигенции), буржуазно воспитанной интеллигенции, опасности от влияния ее буржуазной идеологической зарядки. И я утверждаю, что т. Авербах нигде не найдет у тов. Плетнева стремления откреститься
от использования, сотрудничества с этой самой интеллигенцией, не говоря уже о практической работе т. Плетнева,
в которой ему приходилось и приходится сотрудничать с
этой интеллигенцией во всяком случае не меньше, чем
т. Авербаху.
Следовательно?
Следовательно, если выражаться сильно, т. Авербах клеветнул на т. Плетнева или, смягчая выражения, не продумал
того, что им написано.
К этому неизбежно приводит этакий критический блошиный скок-поскок. По существу же вопроса наша точка

зрения такова. Процесс строительства классовой культуры
есть неизбежно процесс классовой борьбы. И наше сотрудничество с интеллигенцией в огромном количестве случаев
есть тот же самый процесс классовой борьбы с ней.
Почему т. Авербах считает, что если классовая борьба,
так обязательно ее перевод на русский язык: „в ухо"?
Ниоткуда это не следует. Перерождение буржуазновоспитанного интеллигента, переход его на нашу сторону
есть победа пролетарской идеологии. Победа, достигаемая
убеждением, давлением живой, полнокровной идеологии побеждающего класса на отмирающую, но еще очень сильную
идеологию буржуазии, есть победа, достигнутая в классовой
борьбе.
Буржуазная идеология не изжита нашей интеллигенцией,
это мы все хорошо знаем. Идет борьба мнений, идеологий,
классовая борьба. По отношению к такому интеллигенту
каждый из нас стоит и должен стоять на классовой точке
зрения и бороться с его точкой зрения. Но форма этой
борьбы отнюдь не „в ухо". Вежливо, деликатно, тов. Авербах, любезно. . . дожимаем мы сопротивную нам мысль под
нози марксизма, в длительных процессах совместной работы
над одним и тем же вопросом, а иногда и она, буржуазная
идеология, побеждает в частных вопросах.
И это в равной степени относится как к крупной интеллигенции, в производстве, так и мелко-буржуазной интеллигенции, и ту и другую партия и органы советской власти
направляют в русло социалистического строительства и, конечно, ясно видят и считаются с опасностью перерождения для
незакаленных товарищей, попадающих в круг влияния буржуазной идеологии.
Это, и только это, говорил тов. Плетнев. Зачем же клеветоны, тов. Авербах.
Это № 1-й.
Дальше № 2. Тов. Яковлев попытался уличить тов. на-,
постовцев в богдановской постановке вопроса о пролетарской культуре. Тов. Авербах по этому поводу с большим,
чем нужно, испугом впадает в панику. И начинает очищать
пути напостовства от аналогии с точкой зрения Богданова
довольно оригинальными путями.... за счет Пролеткульта.
По отношению к Пролеткульту тов. Авербах в своих цитатах и доказательствах не идет дальше 1919 года и на
этом строит все свои возражения по отношению к Пролеткульту вообще. Ход—достаточно ловкий. Об остальном тов.
Авербах не знает. Он, правда, слышал о том, что пролеткультовцы критически пересматривали практику (и теорию,
т. Авербах) Пролеткульта периода 1918—20 годов. Но где,
как, что—этого серьезному критику знать, как будто, не надо.

Он не читал даже того, что было издано Пролеткультом.
Для подкрепления своего открещивания от Пролеткульта он
спешит заявить, что согласен со всеми пометками Ильича на
статье Плетнева. Но, ведь, для того, чтобы согласиться, надо
понять хотя бы, с чем соглашаешься. А, ведь, честно, серьезно
относясь к пометкам Владимира Ильича, вряд ли даже очень
хорошо знающие Владимира Ильича товарищи ответят
точно на вопрос, какой смысл Владимир Ильич вкладывал
в „гм",в „?..", и л и в Ш + и в ряд подчеркиваний. Но, ведь, это
же сразу реабилитирует тов. Авербаха и напостовцев от
всех прегрешений, проторей и убытков. П о к л я л с я Ильичем
и баста. Это очень удобно, но и сверхлегкомысленно. Это
прямое и неприкрытое неуважение к имени Владимира
Ильича.
„Никогда напостовцы не солидаризировались с точкой зрения т. Плетнева",—заключает тов. Авербах.
Ой ли?
Маленькая параллель.
Авербах в лето 1925-е.

Пролеткульт в лето 1923-е„
в печати—август 1924 г.

„Приведем сразу формулировку нашего отношения
к вопросу о пролеткультуре.
Оно сводится к тому, что
пролетариат, который уже
в условиях капитализма начинает создавать зачатки
своей, пролетарской, культуры, приходя к власти, культурно разворачивается: все
прежние ростки пролетарской
культуры
расцветают, пролетариат усваивает
прежнюю культуру, возможность приобщения к которой была закрыта для него
капитализмом. Он усваивает
эту культуру и в процессе
усвоения перерабатывает ее
и строит свою новую культуру. И эта пролетарская
классовая культура диалектически перерастает затем в
социалистическую, бесклассовую культуру". (Стр. 41).

„Элементы пролетарской
культуры уже налицо с момента осознания пролетариатом себя, как класса.
Быт, фабрика, классовые
организации пролетариата
(партия, профсоюзы), — все
это формы жизни и борьбы
рабочего класса, непосредственно входящие в систему
пролетарской
культуры".
„Одновременно с задачей
захвата власти и овладения
производством в целях организации социалистического хозяйства, выдвигается
задача использования для
этой цели
материальных
производительных сил, научных и технических ценностей и
организационного
опыта буржуазного мира".
„Период
революционного
переустройства есть период
первоначального
накопле-

ния элементов коммунистической
культуры,
революционной
реорганизации
культурных ценностей, унаследованных от буржуазного
общества, критического их
усвоения рабочим классом
для целей коммунистического строительства".
„Процесс организации культурных форм переходного
периода в целом есть диалектический процесс становления бесклассовой коммунистической культуры".
(„Альманах Пролеткульта",
стр. 12—14).
Смотрите-ка, тов. Авербах, как вы солидаризировались не
только с тов. Плетневым, а с Пролеткультом в целом. Правда,
не зная этого. Тезисов наших не читали.
Но, ведь, всякий: умеющий читать, скажет написанное
справа и слева—одно и то же.
Но написанное справа написано в 1923 г., слева же—в
1925 году.
А тов. Авербах, „серьезный критик", не почел для себя
обязательным ознакомиться с материалом и бухнул о своей несолидаризации с тов. Плетневым и Пролеткультом.
Как это называется?
Я вижу, что мне надо, и не вижу того, что мне невыгодно. Честнее со словом и мыслью противника, тов. Авербах! Не забегайте вперед, это к хорошему не приводит. Это
забегание уже окрашивает вашу критику в специфический
цвет.
Мы хорошо знаем наши ошибки и умеем их не только
признавать, но и исправлять. Ошибки же в огромном вопросе о пролетарской культуре всегда возможны. Но какое
до этого дело тов. Авербаху?
И поэтому мы не „открещивались от богдановщины", а
упорно пересматривали позиции, положения, выводы и
практику Пролеткульта 1918—1920 годов и шли, медленно,
конечно,, к нашей, ныне правильной, позиции. Откреститься
легко, так же как легко при этом сесть в лужу, ибо сказанное не есть еще сделанное. А вот тов. Авербах, действительно, „открещивается" от Пролеткульта, и получается
скверно. Поплевать на Пролеткульт есть желание у многих,
не лишен его и тов. Авербах.

В результате все же цель тов. Авербаха достигнута.
Подверг Пролеткульт в 1924 г. критике на основании материалов 1919 года, умолчал о работе Пролеткульта, принципиально очень важной, являющейся изменением становлений
Пролеткульта, за годы 1921—24, исказил в интересах наибольшей доказательности своей позиции фактическое положение вещей и... формулировал отношение к пролетарской
культуре на основании или на полном совпадении с формулировками Пролеткульта, данными в 1923 году, не сказав о
них ни полслова. Это называется критика.
И неискушенный пролетписатель, прочитав статью тов.
Авербаха, скажет: тов. Авербах,—вот это да, а Пролеткульт...
так, ведь, они в 1919 году... и т. д.
Так работают и выписываются наши молодые критики.
Критика недостойная. Дурная школа для молодых критиков!
То, что проделывает т. Авербах по отношению к Пролеткульту, есть полнейшее неуважение к противнику, во-первых,
и введение в заблуждение читателя, во-вторых.
Имеет ли право критик ссылаться на незнание им позиции той или иной организации, имеющей напечатанными,
изданными материалы, характеризующие эти позиции? Понашему,—нет, не имеет права!
Но для т. Авербаха, повидимому, закон не писан. А это
приводит только к тому, что характеристика его критики
получается достаточно яркая. Все может! Так и запишем,
чтобы знали об этом не только мы.

С О Д Е Р Ж А Н И Е .

Постановка вопроса у т. Троцкого
Точка зрения А. Богданова
Пролетарская
культура.
Пролеткульта

.
Тезисы " Научной

О пометках т. Ленина на статье т. Плетнева
Текучая критика пролетарской культуры

.

.

Комиссии

Цена 75

мая.

Шло

' -

:

^

. . •"

.

у

щ

'

s

J 38.
: - v. . '

^

.

\

-

\

-

...

• 4 1 .1

П Р

О

Л

Е

Т

К

МОСНВА, В о « д ш і і н е н і м , 16.

У
Тел.

Л

Ь

4-99-01.

Т

А