АКАДЕМИЯ НАУК СССР
НАУЧНЫЙ СОВЕТ ПО ПРОБЛЕМАМ

ЗАРУБЕЖНЫХ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ТЕЧЕНИЙ
ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ
П. С. Гуревич
БУРЖУАЗНАЯ

ИДЕОЛОГИЯ

И МАССОВОЕ

СОЗНАНИЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»

М.О.СКВА 19 8С

В работе исследуются массовые идеологические

процессы буржуазного общества. Автор прослеживает

генезис, специфику, социальные функции буржуазной

идеологии, особенности ее проявления и распростра¬

нения внутри капиталистического общества. В книге

проводится различие между идеологией как сводом

определенных положений и ее массовыми формами,

между идеями и их образами в сознании людей,

отражающими эмоционально-ценностные ориентации

личности. Критически анализируются концепции вид¬

ных представителей буржуазной философии и социо¬

логии (Т. Адорно, М. Маклюэна, Г. Энценсбергера,

Ж. Эллюля, Э. Фромма).
Ответственный редактор

доктор филологических наук
Я. Н. ЗАСУРСКИЙ
10506-087
БЗ-93-10-79 0302020300
042(02)-80	^ Издательство «Наука», 1980

ВВЕДЕНИЕ
Основоположники марксизма дали глубокий научный

анализ существа и особенностей идеологических процессов

в антагонистическом обществе. На основе материалисти¬

ческого понимания истории К. Маркс и Ф. Энгельс рас¬

сматривали общественные идеи с точки зрения их обу¬

словленности материальным базисом, социально-экономи¬

ческими факторами. Раскрывая решающую роль общест¬

венного бытия по отношению к общественному сознанию,

они выявили связь идеологических построений с реаль¬

ными интересами и потребностями классов и противоре¬

чиями общественной жизни. К. Маркс и Ф. Энгельс

значение и характер идей определяли в зависимости от

их роли в классовой борьбе.
В работах К. Маркса и Ф. Энгельса не встречаются

термины «буржуазная идеология», «пролетарская идеоло¬

гия». Однако в их трудах содержится учение об общест¬

венном сознании, которое позволяет раскрыть общие зако¬

номерности возникновения, развития и функционирования

идеологии вообще, а также специфические особенности

классово противоположных идеологий.
В термин «идеология» К. Маркс и Ф. Энгельс вложили

принципиально новое — философское, социально-классо¬

вое содержание. Они показали, что извращенный характер

общественного сознания в классовом обществе представ¬

ляет собой исторически обусловленное явление, в основе

которого лежат объективные предпосылки. Именно в этом

смысле основоположники марксизма подвергли критике

идеологию как иллюзорное сознапие, проиллюстрировали

идеалистическое понимание истории в немецкой классиче¬

ской философии второй половины XVIII и первой поло¬

вины XIX в. — от Канта до Гегеля и младогегельянцев —
А.	Руге, Д. Штрауса, братьев Бауэр, М. Штирнера.
. 1*
3

В трудах основоположников марксизма — ключ к пони¬

манию сущности ненаучной идеологии, ее истоков, осо¬

бенностей, разнообразных форм ее проявления, что позво¬

ляет дать конкретную и последовательную классификацию

мировоззренческих тенденций современного буржуазного

сознания. К. Маркс и Ф. Энгельс не toj1 >ко показали ил¬

люзорный характер идеалистических теорий, но и рас¬

крыли их фактическую роль в истории, их объективное

содержание.
Любая идеология, подчеркивали К. Маркс и Ф. Энгельс,

выступает как продукт «действительного жизненного про¬

цесса» !, т. е. как отражение способа производства мате¬

риальных благ и связанных с ним общественных отноше¬

ний. Развернув критику идеалистической идеологии,

К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что их задача — «сообща

разработать наши взгляды в противоположность идеоло¬

гическим взглядам немецкой философии...» 2
Идеология, отражая условия материальной жизни об¬

щества и интересы определенных классов, оказывает со

своей стороны активное воздействие на развитие обще¬

ства, ускоряет либо тормозит это развитие. Характер влия¬

ния идеологии на ход общественного прогресса определя¬

ется той ролью, которую играет в данное время породив¬

ший ее класс. В этом плане идеология может быть как

истинным, так и ложным отражением действительности,

научной или ненаучной.
Марксистская философия показывает, что взаимоотно¬

шения между общественным бытием и общественным со¬

знанием сложны, подвижны и изменяются вместе с раз¬

витием и усложнением общественной жизни. Марксистская

философия выступает против недооценки и игнорирования

роли политических и идеологических факторов в истории,

подчеркивая, что экономические условия жизни опреде-

ляюще действуют на общественное сознание лишь в по¬

следней инстанции. Поэтому чтобы понять значение эко¬

номических условий, необходим всесторонний анализ

духовных процессов, связанных как с идеологией, так и

с социально-психологическими явлениями.
Основоположники марксизма последовательно разрабо¬

тали проблему относительной самостоятельности идей.

Они показывали, что одни и те же идеи могут войти в ар-
1	Маркс КЭнгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 25.
2	Там же, т. 13, с. 8.
4

сепал различных классов, различных политических дви¬

жений. Но это вовсе не означает, будто эти идеи полностью

лишены реального исторического содержания. Напротив,

механизм их функционирования обусловлен экономиче¬

ским и социальным развитием и вместе с тем подчинен

собственной внутренней логике духовных процессов.
«Традиции всех мертвых поколений, — писал

К. Маркс, — тяготеют, как кошмар, над умами живых» 3.

Маркс ссылался при этом на тот факт, что в эпохи рево¬

люционных кризисов люди прибегают к заклинаниям,

вызывая себе на помощь духов прошлого, заимствуя у них

имена, боевые лозунги, костюмы, «чтобы в этом освящен¬

ном древностью наряде, на этом заимствованном языке

разыгрывать новую сцену всемирной истории»4.
Однако, как следует из марксистского анализа револю¬

ционных движений, все это отнюдь не говорит об абсо¬

лютной независимости и самостоятельности идей, о их

классовой нейтральности. «При рассмотрении этих все¬

мирно-исторических заклинаний мертвых, — отмечал

Маркс, — тотчас же бросается в глаза резкое различие

между ними» 5. В одном случае можно говорить о воскре¬

шении «духа революции», в другом — о том, чтобы

«заставить снова бродить ее призрак» 6.
Опираясь на труды основоположников марксизма,

В. И. Ленин ввел и обосновал понятие «научная социали¬

стическая идеология». Это понятие имеет огромное мето¬

дологическое значение в борьбе против буржуазной идео¬

логии. В. И. Ленин назвал учение научного социализма,

т. е. марксизм, «пролетарской идеологией» 7.
Согласно В. И. Ленину, научная идеология «основыва¬

ется на всем материале человеческого знания, предпола¬

гает высокое развитие науки, требует научной работы...» 8

Последовательно различая научную и ненаучную идеоло¬

гию, В. И. Ленин писал о том, что «всякой научной идео¬

логии (в отличие, например, от религиозной) соответст¬

вует объективная истина, абсолютная природа» 9.
3	Маркс КЭнгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 8, с. 119.
4	Там же.
5	Там же, с. 120.
6	Там же, с. 121.
7	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 269.
8	Там же, с. 362, 363.
•	Там же, т. 18, с. 138.
5

Марксизм-ленинизм всесторонне раскрывает связь

между различными уровнями общественного сознания,

учитывает роль психологических процессов, указывает на

определенную объективную оправданность интереса

к предидеологическим формам сознания. Ключ к изучепию

общественного сознания лежит в выявлении диалектики,

характеризующей соотношение между психологией и идео¬

логией класса. В этом смысле теория научного комму¬

низма всегда проявляла внимание к идеологическим тради¬

циям, стихийным психологическим тенденциям, к разви¬

тию классового сознания.
Автор данной монографии стремится раскрыть соотно¬

шение буржуазной идеологии и массового сознания, ис¬

следовать массовые идеологические процессы капитали¬

стического общества. Такой замысел обусловлен тем, что

большинство зарубежных идейных течений не представ¬

ляет собой ни развернутых философских систем, ни все¬

сторонне разработанных теорий общественного развития.

Они являются неким сводом идейно-психологических уста¬

новок и нравственных ценностей. Сам по себе уже этот

факт требует более пристального внимания не только

к идеологическим доктринам, но и к процессу их реаль¬

ного функционирования внутри буржуазного общества.
Массовое сознание нередко реагирует на кризисные яв¬

ления буржуазного общества более остро, специфично,

нежели академически мыслящие его теоретики. В капи¬

талистических странах проявляется широкий спектр раз¬

нообразных массовых движений, вооруженных стихийным

протестом против угнетения, эксплуатации, подавления

гражданских прав и т. д. Эти ценностные ориентации

далеко не всегда получают систематизированную теоре¬

тическую форму изложения, глубокое социально-философ¬

ское обоснование.
В. И. Ленин, анализируя различные аспекты борьбы

социалистической и буржуазной идеологий и вскрывая

классовую основу столкновения идей в антагонистическом

обществе, указывал, что буржуазное влияние на рабочий

класс никогда и нигде не ограничивалось только идейной

стороной10. Господствующий класс стремится навязать

массам не только свои теории и доктрины. Он использует

пропагандистский аппарат для того, чтобы внедрить в со¬
10	См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 352.
6

знание трудящихся морально-психологические ценности

буржуазного мира, присущие ему идеалы.
Поэтому буржуазная пропаганда культивирует опре¬

деленные эмоциональные состояния, аффекты, стремится

уловить филистерские, рабские, верноподданнические, по¬

раженческие и фанатические настроения, чтобы с их по¬

мощью выявить и закрепить определенные социально-пси¬

хологические типы поведения, создать конкретные шаб¬

лоны «переживания».
Рассматривая то или иное идейное «поветрие»,

В. И. Ленин одновременно раскрывал присущие ему цен¬

ностные ориентации, мировоззренческие и психологиче¬

ские установки. Говоря, например, о «духе веховщины»,

«духе отреченства», которые охватили самые широкие

слои буржуазии после поражения первой русской рево¬

люции11, В. И. Ленин отмечал, что в результате среди

интеллигенции широкое распространение получили не

только специфические умонастроения, но и сопутствую¬

щее идеологии веховщины эмоционально-ценностное отно¬

шение к действительности — уныние, мракобесие, юрод¬

ство, отреченческий экстаз и т. д.
В. И. Ленин показал также, что анархизм как со¬

циальное явление обладает рядом психологических осо¬

бенностей, например, свойством быстро превращать рево¬

люционность в «покорность, апатию, фантастику»12.

Анализируя конкретные идеалы, пропагандируемые капи¬

талистической печатью, он писал о «барском анархизме»,

буржуазном индивидуализме, проповеди «сверхчеловека»,

тяге к порнографии 13. Таким образом, различные тенден¬

ции в духовной жизни буржуазного общества прослежи¬

ваются не только в теоретических построениях того или

иного идеолога, но и в массовом сознании.
Можно проследить, как те или иные концепции скла¬

дываются на основе коллективных ожиданий, идеалов и

ориентаций. Вместе с тем- марксистско-ленинский подход

позволяет рассмотреть, как конкретные духовные стан¬

дарты «кристаллизируются», отлЩ|ются в готовые мыс¬

лительные формы, обретают концептуальное звучание.

Стало быть, при анализе духовных процессов буржуаз¬
11	Там же, т. 20, с. 87.
12	Там же, т. 41, с. 14.
13	Там же, т. 12, с. 103, 104.
7

ного общества необходимо исследовать не только теоре¬

тические концепции, но и порождаемые ими (равно как и

порождающие их) массово-психологические явления.
До сих пор речь шла о структуре идейно-психологиче¬

ских закономерностей буржуазного общества. Теперь по¬

ставим вопрос, в какой мере можно говорить о «массовом

сознании» на базе последовательно проведенной классовой

методологии. Избранная нами тема позволяет изучить

вопросы социальной структуры буржуазного общества,

массовых движений и их соотношения со сферой обще¬

ственного сознания, с культурой.
В изучении социальной структуры буржуазного обще¬

ства главный водораздел пролегает в первую очередь

между марксистами, которые исходят из того, что совре¬

менное капиталистическое общество продолжает оста¬

ваться классовым со всеми присущими ему противоре¬

чиями, и теми буржуазными социологами, которые отка¬

зываются признать его классовый характер. Последние

исследуют социальную стратификацию преимущественно

в духе позитивизма.
Многие буржуазные авторы, отдавая дань уважения

марксистскому учению о классах и классовой борьбе, тем

не менее пытаются доказать, что к проблемам современ¬

ного общественного развития марксизм более не приме¬

ним, что в настоящее время на Западе складывается иная,

чем прежде, общественная структура, именуемая общест¬

вом «благоденствия», «посткапитализма» и т. д. Эти ав¬

торы создают миф о бесклассовости современного капита¬

листического мира.
Так, западногерманский политолог К. Бейме пытается

внушить читателям мысль о том, что марксистское пред¬

ставление о классах будто-бы не имеет строгих, выве¬

ренных объективных критериев, что логически стройная

теория К. Маркса о классовой борьбе теряет свою убе¬

дительность как только касается реальных событий и оце¬

нок исторических реалий!4. Бейме убежден в том, что

в истории человеческ^^Г общества не представляется воз¬

можным проследить, как классовая борьба обусловливает

переход от одного строя к другому. Перечисление различ¬

ных интерпретаций, «разъясняющих», что такое класс,
14	Веуте К. von. Class, class struggle. — In: Marxism, Communism

and Western Society. A Comparative Encyclopedia. N. Y., 1972—
1973,	vol. 1—8; 1972, vol. 2, p., 1-19.
8

нужно западногерманскому социологу для того, чтобы про¬

демонстрировать «устарелость» идеи о классовой борьбе.
Отказ от этой идеи, однако, означает полный отход от

научного анализа коренных проблем общественного разви¬

тия, важнейших противоречий, присущих тому или иному

общественному строю, содержания и направленности со¬

циального прогресса. И естественно, что буржуазные со¬

циологи оказываются неспособными раскрыть объектив¬

ные отношения, обусловливающие конкретные формы

коллективного, массового поведения. В результате анализ

зачастую сводится к попыткам зафиксировать различные

формы того отрицательного влияния на общественные про¬

цессы, которые оказывают якобы толпа, публика, массы

трудящихся, вышедшие па арену исторического творче¬

ства. Соответственно подробно описываются, с одной сто¬

роны, такие явления духовной жизни, как политическая

апатия населения, желание жить по готовым стандартам,

и «бунтарское» поведение толпы — с другой.
Генетически эта линия западноевропейской социологии

связана с буржуазными философскими учениями XIX в. об

иррациональности массовых движений и массового созна¬

ния. Многие социальные Процессы описываются в настоя¬

щее время как результат коллективных настроений, как

реализация жестоких влечений толпы. Массовым буржуаз¬

ные социологи называют такое общество, в котором про¬

изводство и потребление приобретают стандартизирован¬

ный характер, когда политика определяется стихийными

реакциями населения, а культура, утрачивает уникаль¬

ность и тиражируется для «всех».
Переход капитализма в его высшую и последнюю ста¬

дию привел к растущей концентрации власти в руках от¬

носительно немногочисленного эксплуататорского класса,

к тому, что буржуазия предпринимает огромные усилия,

направленные на вытеснение народных масс из сферы по¬

литики. Этот процесс вызвал к жизни различные варианты

концепции «массового общества». В последние годы эти

доктрины все более активно включают в свой арсенал со¬

временные версии элитизма.
В то же время, возникновение и развитие империа¬

лизма неразрывно связано с ростом антимонополистиче¬

ского движения. Этот факт получил идеологическое отра¬

жение в буржуазных концепциях «восстания масс».

В результате складывается представление о «массовом об¬
9

ществе», которое якобы характеризуется как усилением

рационализма в политической и экономической сферах,

так и политическим безразличием, апатией пли же им¬

пульсивным «бунтарством» масс.
Буржуазные социологи хотят доказать, что современ¬

ное общество превратилось в аморфное образование, кон¬

гломерат безразличных индивидов. «Масса» при этом по¬

нимается как нечто противоположное «классу», она ли¬

шена четких признаков и особенностей.
Игнорируя классы, сторонники массово-тоталитарист¬

ских концепций тем самым отрицают классовую борьбу.

Они отвергают тот факт, что столкновения между эксплуа¬

тируемыми и эксплуататорами составляют основную дви¬

жущую силу всех антагонистических общественных фор¬

маций. Тем самым затушевывается социально-классовый

характер массовых движений.
Искажая представление о социальной структуре госу¬

дарственно-монополистического капитализма, буржуазные

социологи утрачивают реальный критерий, с помощью

которого можно дать объяснение мировоззренческим ас¬

пектам элитизма. При таком подходе само общество по¬

нимается не как реальный социально-исторический орга¬

низм, а как «екая целостность, сложившаяся в результате

принятия массой одинаковых норм поведения. Готовность

следовать господствующим стандартам мысли и чувства

расценивается при этом как поиск «единого» сознания.
Анализируя основные истолкования «массы» и «мас¬

сового сознания» в буржуазной социологии, необходимо

подчеркнуть теоретический приоритет марксизма в по¬

становке и разработке общих методологических проблем

общественного (в том числе* «массовой») сознания и

массового поведения, самого феномена «массы». В. И. Ле¬

нин предостерегал от абстрактного, внеклассового пони¬

мания этого термина, который, как он подчеркивал, не¬

редко употребляется непродуманно и бессвязно 15. Он под¬

черкивал также связь этого понятия с изменением

«характера борьбы» 16, с теми или иными историческими

ситуациями.
Буржуазные социологи предпочитают говорить о массе

вообще, несмотря на то, что это понятие нуждается прежде
15	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 25.
16	Там же, т. 44, с. 31.
10

всего в классовом осмыслении. Как формируется «масса»,

каков ее социальный состав, чем обусловлены ее цели?

Все эти вопросы могут быть поставлены лишь на основе

классового подхода.
К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что в оценке бур¬

жуазных авторов «масса представляет собой неопределен¬

ный предмет, в силу чего она не способна ни выполнять

какое-нибудь определенное действие, ни вступать в ка¬

кое-нибудь определенное отношение к чему-нибудь» 17.
Подходя к понятию «массы» исторически конкретно,

К. Маркс и Ф. Энгельс раскрыли связь между револю¬

ционными процессами и социальной активностью трудя¬

щихся. Исторически конкретный, классово и социально

определенный тип массы является продуктом обществен¬

но-исторического процесса. То, что буржуазные социологи

принимают за отражение в общественном сознании «кол¬

лективной души» толпы или публики, на самом деле яв¬

ляется результатом сложившихся в государственно-моно¬

полистической организации процессов отчуждения и обез¬

личивания людей.
Понять особенности поведения масс можно только ис¬

ходя из тех объективных закономерностей, которые скла¬

дываются на базе материальных отношений общества.

Изучение места больших групп людей в исторически оп¬

ределенной системе общественного производства, роли

в общественной организации труда, способов получения и

размеров доли общественного богатства, т. е. той сово¬

купности признаков, которые образуют понятие «класс»,

возможно только с помощью научной методологии —

марксистско-ленинской философии.
К концепциям современного элитизма обращаются сто¬

ронники самых различных мировоззренческих ориента¬

ций — либерализма, неофашизма, мелкобуржуазного ра¬

дикализма. Буржуазная социология стремится дискреди¬

тировать массовые движения. Столкнувшись с небывалым

подъемом революционной активности масс, она пытается

возложить ответственность за кризисные явления совре¬

менного капиталистического мира на трудящихся, на ши¬

рокие слои населения, поднявшиеся к сознательной борьбе

против империализма.
17	Маркс К.у Энгельс Ф. Соч.. 2-с изд., т. 2, с. 171.
11

В трудах классиков марксизма-ленинизма всесторонне

разработаны объективные закономерности идеологической

борьбы как одной из форм классовой борьбы в смысле ее

обусловленности антагонистическим характером капитали¬

стического общества, противостоянием двух социально-

экономических систем. В этой борьбе не может быть ком¬

промиссов. Как отмечал В. И. Ленин, «вопрос стоит только

так: буржуазная или социалистическая идеология. Сере¬

дины тут нет... всякое умаление социалистической идео¬

логии, всякое отстранение от нее означает тем самым

усиление идеологии буржуазной» 18.
Наследие классиков марксизма-ленинизма по вопросам

идеологии обширно и носит разносторонний характер.

Оно сохраняет свое непреходящее значение в борьбе про¬

тив буржуазных интерпретаций идеологических процессов.

Задача состоит не только в том, чтобы защитить это на¬

следие от буржуазных и ревизионистских извращений.

Потребности общественного развития на современном

этапе ставят новые проблемы, требуют творческого разви¬

тия марксистско-ленинской теории применительно к кон¬

кретной борьбе за торжество социализма во всемирном

масштабе.
Большое место занимают вопросы идеологии и идео¬

логической борьбы, форм и методов идеологической ра¬

боты в теоретической деятельности коммунистических

партий. Определение места и роли идеологии в современ¬

ном мире, выявление функций, которые, она выполняет

в разных общественно-экономических формациях, раскры¬

тие тенденций ее развития составляют важную задачу

общественной науки.
В современную эпоху перехода от капитализма к со¬

циализму передовые общественные идеи, научная идео¬

логия играют всевозрастающую роль в социальной

деятельности, в поведении людей, в управлении социаль¬

ными процессами, в противоборстве противоположных об¬

щественных систем. Поэтому теоретическая разработка

вопросов идеологии, критический анализ буржуазных кон¬

цепций и методологии имеют не только научное значе¬

ние, но представляются весьма актуальными для повыше¬

ния эффективности идеологической борьбы.
18	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. в, с. 39, 40.
12

В свете решений XXV съезда КПСС особую важность

приобретает изучение особенностей противоборства со¬

циалистической и буржуазной идеологий на современном

этапе, новых форм проявления и углубления кризиса,

охватившего империалистическую политику, идеологию и

общественное сознание. Без разработки этих проблем

нельзя решить актуальную задачу, поставленную КПСС:

совершенствовать формы и методы нашей борьбы против

буржуазной идеологии.
В Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду отмечено,

что «1фоблемы идеологической борьбы все более выдви¬

гаются на первый план» ,9. Капиталистический мир усили¬

вает наступление на страны социалистического содруже¬

ства, используя весь арсенал массовой пропаганды. Под¬

черкивая, что идейное противоборство двух систем ста¬

новится все более активным, а империалистическая про¬

паганда все более изощренной, JI. И. Брежнев говорил:

«В борьбе двух мировоззрений не может быть места ней¬

трализму и компромиссам. Здесь нужна высокая полити¬

ческая бдительность, активная, оперативная и убедитель¬

ная пропагандистская работа, своевременный отпор враж¬

дебным идеологическим диверсиям» 20.
В Постановлении ЦК КПСС «О дальнейшем улучше¬

нии идеологической, политико-воспитательной работы» от¬

мечается, что империалистическая пропаганда, с которой

теперь открыто взаимодействуют пекинские шовинисты и

агрессоры, непрерывно ведет яростное наступление на

умы советских людей, стремится с помощью самых изощ¬

ренных методов и технических средств отравить их созна¬

ние клеветой на советскую действительность, очернить

социализм, приукрасить империализм, его грабительскую,

бесчеловечную политику и практику. «Укрепление пози¬

ций мирового социализма, — говорится в Постановле¬

нии, — всех прогрессивных сил создает благоприятные

условия для коммунистического строительства, для раз¬

вертывания идеологического наступления против импе¬

риализма и гегемонизма, милитаризма и реакции»21.
19	Материалы XXV съезда КПСС. М., 1976, с. 10.
20	Брежнев Л. И. Актуальные вопросы идеологической работы

КПСС. М., 1978, т. 2, с. 169.
21	О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспита¬

тельной работы. Постановление ЦК КПСС от 26 апреля

1979 года. М., 1979, с. 8.

Конкретно и убедительно разоблачать коварные методы

буржуазной пропаганды — в этом состоит одно из глав¬

ных направлений идеологической работы.
За последнее время в трудах ряда советских ученых

Г. А. Арбатова, Б. Т. Григорьяна, Ю. Н. Давыдова,

Ю. А. Замошкина, Я. Н. Засурского, М. Б. Митина,

Т. И. Ойзермана, Г. В. Осипова, В. Р. Щербины и других

исследователей рассмотрены закономерности идеологиче¬

ской борьбы на современном этапе, ее новейшие тенден¬

ции и формы, ведущие направления и методы. Однако

проблемы систематического, многопланового изучеййя мас¬

совых идеологических процессов в буржуазном мире, тех

специфических механизмов, которые определяют соотно¬

шение идеологии и массового сознания, связь идеологии и

пропаганды в капиталистическом обществе все еще оста¬

ется актуальной. Никогда прежде за всю свою историю

духовной обработке масс не придавалось столь серьезного

значения, как в наше время. Идеологическая экспансия

империализма в современном мире осуществляется в ог¬

ромных масштабах. Сегодня отдельные пропагандистские

кампании разрабатываются на длительные сроки. Бур¬

жуазия пытается не только сохранить господствующее по¬

ложение своей идеологии в капиталистическом мире, но

и навязать ее общественному сознанию зарубежных,

в первую очередь социалистических^стран.
За последнее время в нашей философской литературе

не раз отмечалось, что та или иная идеологическая си¬

стема, став объектом широкого распространения, претер¬

певает известную трансформацию, обусловленную реаль¬

ным состоянием общественного сознания. В «мышлении»

массовой аудитории под влиянием конкретных идей рож¬

даются образы и представления, которые хотя и обнару¬

живают смысловую близость к этим идеям, но все же по

своей структуре не адекватны постулатам социальной

доктрины.
Массовое сознание включает в себя не только доктри¬

нальные положения (концепты), но и типологически род¬

ственные им и все же имеющие специфическую форму

образы, отражающие эмоционально-ценностные ориента¬

ции людей. Поэтому идеологическое сознание неправо¬

мерно отождествлять во всех отношениях с сознанием

«реальным», «практическим», «разлитым».
Например, Ю. А. Замошкин и Н. В. Мотрошилова, ха¬
14

рактеризуя в свое время мысли и настроения «новых ле¬

вых», справедливо отмечали различие между философской

концепцией Маркузе и спонтанным сознанием «массовых»

участников этого движения22. В свою очередь, это не сни¬

мает потребности в изучении другой стороны проблемы,

когда идейное течение «впитывает» в себя массовые умо¬

настроения, коллективные переживания реальности.

С этой точки зрения представляет интерес, скажем, ана¬

лиз неоконсерватизма как идеологического явления, ко¬

торое «фокусирует» в себе специфические массовые пред¬

ставления и аффекты23.
Проблема соотношения идеологии и массового созна¬

ния в теоретическом аспекте не исчерпывается, разуме¬

ется, изучением «неадекватности» идеологии и ее «образа»

в процессе реального функционирования. Массовое созна¬

ние не просто воспроизводит элементы отдельных теорий,

но и придает им известную целостность. Люди всегда пы¬

таются соединить разрозненные представления, форми¬

руемые элементами их социального опыта. Конкретный

механизм этого взаимодействия, безусловно, требует ана¬

лиза. К этой работе советские исследователи уже присту¬

пили.
Исследования, осуществленные за последние годы

в нашей стране, затрагивают различные аспекты назван¬

ной проблематики. В работах М. К. Мамардашвили,

JI. Н. Москвичева, Т. И. Ойзермана, JI. В. Скворцова,

М. В. Яковлева и других авторов дан анализ специфики

идеологии, ее отношения к наукам об обществе, ее форм

и особенностей исторического развития. При изучении

идеологии как формы общественного сознания и социаль¬

ной деятельности советские философы обращают внима¬

ние и на механизмы функционирования человеческой пси¬

хики, и на социальную детерминацию идеологических

явлений, на многомерность сознания в целом, и на со¬

циальную природу познания.
22	Замошкин Ю. А.у Мотрошилова Н. В. «Новые левые» — их

мысли и настроения. — Вопросы философии, 1971, № 4,

с. 43—58.
23	Замошкин Ю. А., Мелъвилъ А. Ю. Между неолиберализмом

и неоконсерватизмом. — Вопросы философии, 1976, № 11,

с. 97—108; Галкин А. А. Новая «консервативная волна» как

порождение идеологического кризиса капитализма. — Вопросы

философии, 1977, № 12, с. 80—92.
15

Философы-марксисты относят к числу актуальных

проблем необходимость анализа роли марксистско-ленин¬

ской идеологии, ее особенностей и общественных функ¬

ций, соотношение идеологии и других форм общественного

сознания24. За последние годы развернулась работа по

критическому анализу «социологии знания» 25, различных

буржуазных школ и направлений, изучающих проблемы

идеологии26. Всестороннее освещение получила в нашей

литературе доктрина «деидеологизации» 27. Началось изу¬

чение механизмов производства и потребления идеологи¬

ческих образований, их роли в функционировании бур¬

жуазных общественных отношений28.
Активная разработка теории идеологии ведется в на¬

стоящее время в ряде социалистических стран — Польше,

Болгарии, Чехословакии, ГДР, Румынии. Интерес к этим

вопросам проявляют зарубежные марксисты, прогрессив¬

ные ученые капиталистических стран. Все это свидетель¬

ствует о возможностях более глубокого и активного освое¬

ния данной тематики, о расширении фронта проводимых

исследований, о постановке и решении новых, актуальных

проблем идеологии и идеологической борьбы.
Накопленный материал, творческое развитие маркси¬

стско-ленинской теории, критический разбор буржуазных

интерпретаций идеологии дают возможность раскрыть

объективные причины возникновения и функционирова¬

ния конкретных идеологических форм, показать их вза¬

имообусловленность, их связь с реальностью, раскрыть и

детализировать критерии, позволяющие анализировать

идеологию с точки зрения ее отношения к истине, науч¬

ному познанию, к истории, к классовой и политической

борьбе.
84 См.: В лабиринтах буржуазного сознания (Критика концеп¬

ций духовного манипулирования). М., 1978.
25	См.: Исторический материализм как теория социального по¬

знания и деятельности. М., 1972; Москвичев Л. Я. Современ¬

ная буржуазная социология знания. М., 1977.
26	См.: Социальная философия Франкфуртской школы (Крит,

очерки). Москва—Прага, 1975; Яковлев М. В. Идеология. М.,

1979.
37	См.: Москвичев Л. Н. Теория «деидеологизации»: иллюзии и

действительность. М., 1971.
28 См.: Борьба идей в современном мире. М., 1975—1978; Фило¬

софские проблемы идеологической борьбы. М., 1978; Философия

и ценностные формы сознания. М., 1978.
16

В условиях разрядки международной напряженности

и дальнейшего развертывания общего* кризиса капита¬

лизма чрезвычайно возрос интерес буржуазной социоло-

логии к проблемам идеологии. Значительно расширилась

библиография по этой тематике, появились новые течения,

выдвинувшие своеобразные концептуальные подходы, тре¬

бующие критического анализа.
Внимание буржуазной социологии к проблемам идео¬

логии связано с попытками выдвинуть адекватные версии

и истолкования духовных процессов, их роли в современ¬

ной идеологической борьбе, раскрыть реальные механизмы

общественного сознания.
Современные исследователи на Западе затрагивают

широкий круг вопросов: о генезисе понятия «идеология»,

многозначности этого термина, о соотношении истины и

идеологии, о духовной и психологической ориентации

людей, механизмах распространения и влияния идеологии

на общественную жизнь, о роли идеологии в функциони^

ровании социальной структуры, кризисе традиционных

для буржуазного общества форм сознания, о выработке

«глобальной», «планетарной» системы ценностей и т. д.
Излагая свои концепции, современные буржуазные ис¬

следователи отталкиваются от философских систем Бэ¬

кона и Фрейда, мыслителей эпохи Просвещения и Сартра.

Складывающиеся на Западе концепции идеологии интег¬

рируют различные философские позиции, опираются на

разнообразные мировоззренческие подходы. В ряда работ

делается попытка воссоздать историю воззрений на дан¬

ное социальное явление, проследить эволюцию философ¬

ско-методологических представлений об идеологии.
В данной монографии также осуществлена попытка по¬

казать, как исторически одни мировоззренческие уста¬

новки сменялись другими, как в буржуазной социологии

проходило изучение массовых идеологических процессов.

Вместе с тем исследование новых тенденций буржуазной

социологии позволяет выделить некоторые самостоятель¬

ные проблемно-тематические комплексы, в том числе та¬

кие, как эволюция буржуазных теорий идеологии, социаль¬

ные функции идеологии, идеология и политика, идеология

и реальность, идеология и другие формы общественного

сознания, социология идеологии, идеология и социальная

психология, идеология и массовая информация, идеология

и пропаганда.
2	П. С. Гуревич

Глава первая
ИСТОКИ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ КОНЦЕПЦИИ

«МАССОВОЙ ИДЕОЛОГИИ»
Изучение идеологии и идеологических процессов

в буржуазной литературе опирается на солидные фило¬

софские и социологические традиции. Интерес к данной

тематике вообще связан с массовыми, особенно полити¬

ческими, движениями, обусловлен большими социальными

изменениями и конфликтами и прежде всего выходом на

историческую арену буржуазии как самостоятельной об¬

щественной силы. Это подчеркивают многие западные ис¬

следователи, в частности, американский социолог Р. Бен-

дикс, который называет XVII и XVIII столетия эрой

идеологии 1.
К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали, что у идей нет

своей собственной, независимой от социальных причин

истории2. Но поскольку религия, нравственность, филосо¬

фия, политика, право «всегда сохранялись в этом беспре¬

рывном изменении», важно проследить, как «рука об

руку с разложением старых условий жизни идет и разло¬

жение старых идей» 3. Основоположники марксизма ста¬

вили вопрос о выработке целой программы, которая по¬

зволила бы осветить интеллектуальную историю с мате¬

риалистических позиций4.
Буржуазная социология испытывала и испытывает

потребность раскрыть механизмы, обусловливающие

смену, эволюцию идей, динамику различных представле¬

ний. Она рассматривает теорию идеологии как концепцию,

способную объяснить многообразие духовных процессов.

В самом деле, понятие «идеология» в своем первоначаль¬
1	Bendix R. The age of ideology: persistent and changing. —

In: Ideology and discontent. Ed. by D. E. Apter. Glencoe, 1964,

p. 295.
2	Маркс K.f Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 25.
3	Там же, т. 4, с. 445.
4	Там же, т. 3, с. 19, 26, 71.
18

ном значении, как оно понималось Дестютом де Траси,

предполагало создание особой философской дисциплины,

призванной изучать методологические основы всех наук

и обеспечивать их непредвзятое применение5. Идеология

как особая наука претендовала в период своего возникно¬

вения, по словам П. Кабаниса, на то, чтобы «иметь в на¬

стоящее время или в будущем приложение к изысканиям

и работам мыслителя, моралиста и законодателя» 6.
Понятие идеологии приобрело сегодня в буржуазной

литературе другое значение, а прежнее ее содержание

перешло по сути дела к «теории идеологии», «социологии

идеологии». Представители именно этих дисциплин иссле¬

дуют законы возникновения различных типов мышления,

конкретные формы духовного взаимодействия, выявляют

социальные и психологические корни коллективных че¬

ловеческих представлений.
Буржуазные теоретики ставят вопрос о том, чтобы

определить границы теории, или социологии идеологии,

отличить ее от других сфер философского познания — от

политической философии, от общесоциологических воз¬

зрений, от эпистемологии и культурологии. Отсюда стрем¬

ление западных авторов дать последовательное, истори¬

чески связное изложение того, как складывалась и разви¬

валась эта дисциплина, кто из философов имел отношение

к формированию ее облика и какие модификации приоб¬

рела она в наши дни.
Еще К. Мангейм отметил, что учение Бэкона об идолах

в известной степени может расцениваться как предвосхи¬

щение концепции идеологии7. С этим "выводом согласны

многие современные буржуазные авторы. Так, X. Либер и

X. Бютов объявили доктрину английского мыслителя

«самой ранней формой теории идеологии» 8. Однако, давая

такую оценку философскому наследию Бэкона, К. Ман¬

гейм воспринимает средневековую эпоху не через призму

классовой борьбы, а лишь как время крушения единой

системы ценностных ориентаций.
5	Destutt de Tracy, A. L. С. Elemens d’ideologie, P., 1826.
6	Кабанис П. Отношение между физическою и нравственною

природой человека, т. 1. СПб., 1865, с. 121.
7	Mannheim К. Ideologie und Utopie. Bonn, Cohen, 1929, S. 81.
8	Lieber H., Biitow H. Ideology. — In: Marxism, Communism and

Western Society. A comparative Encyclopedia. N. Y., 1972—1973,

vol. IV, p. 201.
2*	19

Конечно, после краха единой церковной доктрины и

возникновения множества сект, массы людей находились

в состоянии смятения. Действительно, на данной стадии

исторического развития возникла коммуникация между

изолированными ранее слоями общества. Все эти социаль¬

ные явления, на которые ссылается К. Мангейм, безус¬

ловно, важны. Но еще более существенен тот факт, что

«немецкая Крестьянская война пророчески указала на

грядущие классовые битвы», а за восставшими крестья¬

нами «на арену выступили» «предшественники современ¬

ного пролетариата» 9.
Без осознания этого факта невозможно до конца по¬

нять, почему в концепции Бэкона намечен переход от

теории познания к социальной критике, т. е. к анализу

духовных явлений во всей их сложности и противоречи¬

вости как процессов реальной общественной жизни. Разу¬

меется, Бэкона интересовали прежде всего те трудности,

которые обнаруживаются в процессе познания окружаю¬

щего мира. Однако он поставил не только гносеологиче¬

ские вопросы. Широкая картина внутренних коллизий,

нарисованная английским мыслителем, содержит в зача¬

точном виде целый комплекс психологических и даже

социологических проблем познания и общения людей. От¬

мечая огромные возможности разума, он первым в исто¬

рии западноевропейской философии обратил внимание на

трудности общения, на противоречивую работу сознания,

на его способность следовать ложным схемам, ошибочным

представлепиям и предрассудкам.
Подход Бэкона можно назвать познавательно-психоло¬

гическим, поскольку он исследует не только содержатель¬

ную сторону познания, но и психологические причины

коллективного «ослепления», ошибок и обмана. Познание

рассматривалось английским мыслителем не как «чистый»,

автоматически заданный процесс, лишенный противоре¬

чий и конфликтов, напротив, он привлек внимание фи¬

лософов к такому анализу, в ходе которого обнаружива¬

ются присущие духовным явлениям искажения, пара¬

доксы, заблуждения!0.
Бэкон предвосхитил многие проблемы, которые позже

четко выявились при изучении массовых идеологических
•	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, т. 345.
10	Бэкон Ф. Соч. в двух томах. М., 1972, т. 2, с. 19.
20

процессов. Это отмечают многие современные буржуазные

теоретики, в том числе X. Бютов, X. Либер, К. Саламун,

Э. Топич и другие. Однако это вовсе не означает, будто

Бэкон был мыслителем, «забежавшим» вперед и угадав¬

шим многомерность коллективных представлений, проти¬

воречивый характер общественной жизни в ту эпоху, когда

сама реальность еще не давала достаточного материала

для широких обобщений. Вопросы, поставленные Бэко¬

ном, в специфической форме отразили дух времени, при¬

сущие ему тенденции.
Философская мысль Возрождения вплотную столкну¬

лась с фактором разнородности мнений людей, распростра¬

ненности предрассудков. Однако причиной этого явился

не распад целостной картины мира и не появление раз¬

личных ценностных ориентаций. В эпоху Возрождения

стал складываться новый тип культурного общения между

людьми, основанный па массовом тиражировании слова.

Об огромном культурно-историческом значении этого

факта говорили классики научного коммунизма. Книгопе¬

чатание подорвало позиции духовенства, открыло доступ

к знаниям представителям различных социальных слоев.

О значении книгопечатания для социальной истории Ев¬

ропы говорил К. Маркс, отмечая, что оно явилось одной

из предпосылок буржуазного развития п.
Пока общение между индивидами поддерживается тра¬

дицией, церковной проповедью, сословными установле¬

ниями, множественность людских предрассудков не де¬

монстрирует себя с такой наглядностью. Иное дело, когда

ослабевают узы государственного порядка, рождаются

стихийные социальные движения, хиреет религиозная

вера и появляются новые средства для выражения «мне¬

ний». Здесь возникают уже новые предпосылки для изу¬

чения человеческих заблуждений, для обнаружения «идо¬

лов сознания».
Династические войны, смуты, феодальная междоусо¬

бица обнажают политические предрассудки, религиозный

фанатизм, присущие людям «естественные страсти», т. е.

злобу, ненависть, лицемерие, мстительность. На этом об¬

щественном фоне возникает потребность в философском

осмыслении «человеческой природы», различных «откло¬

нений ума», массовых заблуждений и предрассудков.
11	Маркс К./Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 30, с. 262.
21

Движение от теории познания к политике характерно

для послевозрожденческой эпохи. Поднимающаяся бур¬

жуазия пришла к выводу, что политика — это не только

борьба за власть. Начался процесс распространения со¬

циальных идей внутри широких слоев общества. Вместе

с тем стало очевидно, что политика обретает свое фунда¬

ментальное значение лишь тогда, когда она связывает свои

цели с определенной философией, с политической концеп¬

цией мира.
Именно поэтому невозможно в полной мере понять

содержание современных буржуазных концепций идеоло¬

гии без апализа просветительских концепций печати,

в рамках которых изучались массовые идеологические про¬

цессы.
Прежде всего отметим, что эпоха Просвещения соста¬

вила важный этап в развитии европейской истории: она

знаменовала определенный период в развитии буржуаз¬

ного общества и идеологии, который противостоит ны¬

нешней философии Запада .как своеобразная «духовпая

формация»12, имеющая собственные мировоззренческие

посылки.
Буржуазные исследователи пытаются затушевать раз¬

личие между эпохой, когда господствовали просветитель¬

ские представления об идеологии (и средствах ее распро¬

странения — книгах, прессе, позже — радиотелеграфе) и

последующим периодом манипулятивной пропаганды. Они

хотят доказать, будто обе эти тенденции — просветитель¬

ская и манипулятивная — всегда были присущи идеоло¬

гии. Примером может служить работа западногерманского

автора Р. Гайслера «Средства массовой информации, об¬

щение граждан и демократия» 13.
Отвлекаясь от социально-экономических и идеологиче¬

ских факторов, Гайслер подходит к анализу демократии

отвлеченно. Он обращает внимание лишь на один, по его

мнению, решающий признак: критерием демократии

у него выступает то или иное представление о механизме

общения. При таком подходе утрачивается объективный,

естественно-исторический показатель, позволяющий пока¬
12	См.: Философия и наука (Критические очерки буржуазной

философии). М., 1972, с. 29.
13	Ceissler R. Massen medien. Basiskommunikation und Demokratie.

Tubingen, 1973.
22

зать действительную эволюцию буржуазных теорий

идеологии.
Разумеется, трактовка Просвещения как абсолютно

однородного явления, против которой возражает Гайслер,

не вполне правомерна. Эпохе Просвещения присущи су¬

щественные различия как в общих определяющих элемен¬

тах общественного сознания, так и в его специфических

формах. К этому следует добавить, что развитие тех или

иных стран Европы имело свои особенности. Поэтому

вслед за Гайслером не трудно не только выявить несовпа¬

дение взглядов у мыслителей XVIII в., но и «отлучить»,

например, Руссо от просветительства.
В рамках просветительского сознания складывались

реальные противоречия, которые нашли развитие в даль¬

нейших концептуальных построениях буржуазной фило¬

софии. Однако было бы неправильно на этом основании

игнорировать духовно-идеологическую общность эпохи

Просвещения, ее исторически очерченную целостность.

Как справедливо подчеркивает Вернер Банер, Просвеще¬

ние при всех различиях его течений в целом отразило

борьбу против существующей феодальной общественной

структуры. Оно включало безусловное требование социаль¬

ного освобождения, ликвидации изживших себя общест¬

венных отношений14.
Первые труды, посвященные проблемам прессы, появи¬

лись в Европе еще в XVIII в. Они базировались на поли¬

тической философии, в рамках которой началось осмысле-

нне сущности идеологии, печати и пропаганды, их роли

в общественной жизни. В этот период в наиболее передо¬

вых странах, Европы началось быстрое развитие капита¬

листического способа производства. Ниспровержение

феодального строя приводило к растущей консолидации

социальных сил, выступавших против устаревших патри¬

архальных отношений. В борьбе за власть буржуазия ак¬

тивно распространяла свою идеологию. Восходящий класс

был заинтересован в том, чтобы обеспечить секуляриза¬

цию духовной жизни, добиться свободы печати.
История печатного слова в Европе началась с XV в.

Именно в этом столетии в ряде европейских стран при¬
14	Bahner W. «Aufklarung» als Periodenbegriff der Ideologiege-

schichte. Einige methodologische Uberlegungen und Grundsatze.

Berlin, 1973.
23

ступили к копированию ценных культурных текстов, ред¬

ких книг. Разумеется, процесс изготовления дубликатов

до изобретения технического станка, а впоследствии ли¬

нотипа был весьма простым и малопроизводительным.

Распространение копий поэтому не могло оказывать в эту

эпоху широкого воздействия на общественное сознание.
Слово «пропаганда» появилось в 1622 г. с образова¬

нием Ватиканом «Конгрегации распространения веры»

(Congregatio de propaganda fide) католической организа¬

ции, которая была основана папством для укрепления като¬

лицизма во всех странах и борьбы с ересями. Конгрегация

являлась одним из орудий реакционной политики пап¬

ства и католических кругов. В этом смысле «пропаганда»

с самого начала связывалась с койкретными идеологиче¬

скими ориентациями. Конгрегация маскировала свою

деятельность абстрактно-гуманистическими лозунгами «со¬

вершенствования человека» 15.
Более открыто и широко понятие пропаганды стало

использоваться в ходе политической борьбы с феодализ¬

мом. В конце средних веков прогрессивная в ту пору

буржуазия выдвинула лозунг «свободы печати». Он отра¬

жал конкретные потребности социально-исторического

развития. «Лозунг «свободы печати», — подчеркивал

В. И. Ленин, — стал всемирно великим в конце средних

веков и вплоть до XIX века. Почему? Потому что он вы¬

ражал прогрессивную буржуазию, т. е. ее борьбу против

попов и королей, феодалов, помещиков» 16.
В период буржуазных революций широкое распростра¬

нение получили газеты и популярные книги. В Англии

были популярны так называемые cheap-books, дешевые

брошюры, продаваемые бродячими торговцами. Украшен¬

ные иллюстрациями, они чаще всего рассказывали о сен¬

сационных преступлениях, биографиях известных пре¬
15	Отвечая на нападки бельгийской консервативно-клерикальной

газеты «Journal de Bruxelles», К. Маркс писал: «Эта газета

обвиняет нас в намерении «улучшить человеческий род».

Пусть она успокоится. К счастью нам-то, немцам, небезыз¬

вестно, что начиная с 1640 года монополия на улучшение

человеческого рода принадлежала исключительно Конгрега¬

ции «de propaganda fide». Мы слишком скромны* и слишком

ничтожны, чтобы стремиться конкурировать с достопочтен¬

ными отцами в этом человеколюбивом промысле». Маркс К.,

Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 378.
16	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 79.
24

ступников и судебных процессах. Во Франции выходили

серии «голубых книжечек», которые, в отличие от англий¬

ской литературы, носили более идиллический характер.

Ведущее место в них занимали скавки, религиозные исто¬

рии, романы и фарс.
Периодическая печать возникла в первой половине
XVII	в. В конце XVIII в. в Европе начался процесс объе¬

динения прессы, в результате которого книги были оттес¬

нены на второй план. Интенсивное развитие газет было

вызвано потребностями политической жизни, запросами

общественного мнения. Французская печать времен бур¬

жуазной революции стала совершенно реальной политиче¬

ской силой. Общественное мнение получало отражение

в 150 газетах. Поднимающаяся и побеждающая буржуа¬

зия нашла в печати эффективное средство выражения

своей идеологии.
Все эти процессы привели к известному переосмысле¬

нию понятия пропаганды. Во времена Конгрегации она

не ассоциировалась с политической борьбой, с противо¬

борством классов. Чаще всегб это слово наделялось смыс¬

лом, непосредственно .связанным с его происхождением.

О пропаганде говорили как о распространении религиоз¬

ной веры или как о фанатическом следовании каким-то

представлениям безотносительно к тому, что выражали со¬

бой эти идеи. Именно в данном отношении слово «пропа¬

ганда» ближе всего по смыслу к слову «проповедь» 17.
С течением времени религиозный оттенок термина ут¬

ратился. Под пропагандой стали подразумевать распро¬

странение буржуазных взглядов и теорий, популяризацию

идей и задач восходящего в ту пору класса. Слово это

фигурирует в договорных теориях государства и права

XVII—XVIII вв., в политических доктринах, возникших

в период Великой Французской революции. Окончатель¬
17	Весьма интересные суждения по этому поводу находим

в рукописной работе Н. А. Рубакина, библиографические

труды которого высоко ценил В. И. Ленин. В течение не¬

скольких десятилетий Н. А. Рубакин собирал материал, кото¬

рый послужил ему основой для своеобразного учения о «про¬

паганде логии». В этой работе приведены важные сведения

о судьбе самого понятия пропаганды. См.: Рубакин Н. А.

Пропагандология. Теория и практика распространения знаний,

идей, настроений и действий с наименьшей затратой сил,

времени и средств. 1935—1936. (Отдел рукописей Гос. библио¬

теки СССР им. В. И. Ленина, ф. 358, ед. хр. 3).

ное «узаконение» термина происходит в XVIII—XIX вв.,

когда складывается прослойка «идеологов», то есть пред¬

ставителей интеллигенции, которые активно разрабаты¬

вали и распространяли те или иные социальные воззре¬

ния. Естественно, что это сказалось и на роли пропаганды

в обществе, ибо ее важнейшая социальная функция со¬

стоит в распространении идеологии.
Однако нас иптересует не только сам факт переосмыс¬

ления термина «пропаганда», его секуляризация. Для

того, чтобы проследить дальнейшую эволюцию буржуаз¬

ных теорий журналистики, не менее важно уяснить, ка¬

ково социологическое содержапие этого понятия в просве¬

тительских концепциях общественного мнения и печати.
Здесь правомерно поставить вопрос, который позволит

подойти к изучению пропаганды социологически, т. е.

понять ее как социальный феномен, имеющий свою при¬

роду и функцию. Итак, что является предметом пропа¬

ганды? В теоретически последовательном виде такой во¬

прос не был сформулирован в эпоху Просвещения, однако

в это время складывались социально-философские пред¬

посылки для решения этой проблемы.
Предназначение печати и пропаганды в эпоху Просве¬

щения истолковывалось с широких философских позиций.

Речь шла не только о самих средствах распространения

идей, об общественном статусе прессы. Осмысление этих

проблем увязывалось с целостным, как бы миссионерским

воззрением, в центре которого находился человек, т. е.

широкий аспект проблем общегуманистической тематики,

и в котором давалась обобщенная оценка духовной куль¬

туры общества, выдвигались исторические задачи.
Это важно подчеркнуть особо, потому что в последую¬

щих — буржуазных — доктринах журналистики эта связ¬

ность была утрачена. В частности, исчезла тема человека,

который включается в процесс пропаганды во всем бо¬

гатстве своей внутренней субъективности. Возникло бо¬

лее упрощенное представление о культуре, измельчал и

социально-философский «пастрой» размышлений о про¬

паганде. Он постепенно сменился позитивистскими умона¬

строениями. Именно поэтому, скажем, возвращение к «че¬

ловеческой проблематике» внутри массовой коммуника¬

ции, которое произошло на определенном этапе развития

буржуазного общества, было воспринято западными ис¬

следователями уже как «откровение», как «новое слово».
26

Мыслители XVIII в. не сомневались в том, что между

культурой и печатью как средством общения существует

несомненная связь. Это соотношение оценивалось в духе

прямой, открытой зависимости и безусловной гармонии.

Предполагалось, что новые каналы распространения зна¬

ний будут содействовать непрерывному духовному обога¬

щению. Идеологи Просвещения, например, не сомневались

в том, что развитие культуры — это процесс все более

широкого ее признания и приобщения к ней массы людей.
Просветительское представление о задачах культуры

сводилось к следующему. Причина всех пороков — как об¬

щества, так и отдельного человека — находится в неве¬

жестве. А преодолеть это невежество можно посредством

обмена знаниями, то есть в результате своеобразного «рас¬

текания» .накопленных духовных богатств. «Отсюда зако¬

номерным образом возникало ожидание того, — отмечает

Э. 10. Соловьев, — что рост грамотности, элементарной

просвещенности народной массы, увеличение ее досуга,

возникновение в будущем технических средств репроду¬

цирования и распространения духовной продукции авто¬

матически обеспечат приобщение самой широкой аудито¬

рии к высшим культурным ценностям» 18.
В этом русле сложилось специфическое истолкование

духовных контактов как «просвещения», то есть разъясне¬

ния истины, смысла тех или иных идейных представлений.

Массовое общение на базе печати, книгоиздания и теле¬

графа понималось как выявление более глубокого потен¬

циала культуры. Укреплялось убеждение в том, будто но¬

вая техника расширит и углубит человеческое общение,

усовершенствует механизмы буржуазной демократии.
Таким образом, мы сталкиваемся здесь с первым кон¬

цептуальным осмыслением «массовой идеологии», поня¬

тым уже как социальное явление. Трактуется оно, во-пер¬

вых, еще как локальное, затрагивающее лишь некоторые

области духовной культуры, и, во-вторых, как процесс

распространения не всяких, а только истинных, полезных

знаний и сведений. Именно поэтому «массовая идеология»

отождествляется с просвещением.
Миссионерство просветителей базировалось на призна¬

нии того, что история человечества, несмотря на все слу¬
18	Соловьев Э. Ю. Предисловие к сборнику «Массовая культура»:

иллюзии п действительность. М., 1975, с. 4.
27

чайности, имеет внутреннюю линию развития, а именно —

всеобщий прогресс разума и движение ко все большему

совершенству. Поэтому-то самосознание современной им

эпохи рассматривалось как истинное историческое созна¬

ние.
Став объектом социально-философского осмысления,

проблемы идеологии закономерно привели буржуазных ис¬

следователей к вопросу о природе и свойствах самого со¬

знания, о присущих ему противоречиях, о мотивах пове¬

дения человека. Традиции классического Просвещения

отводили огромную роль способностям личности прояв¬

лять несомненную критическую настроенность, готовность

отличать истинное знание от ложного. Просветительская

реакция на религиозное мировоззрение заключалась

именно в подчеркивании и .даже абсолютизации разума,

в преувеличенной оценке рационально-критических воз¬

можностей сознания rt&K такового в борьбе против тради¬

ционных догм и идолов.
Первоначальные либерально-просветительские пред¬

ставления о неисчерпаемых возможностях идеологии были

связаны с идеалом независимой и разумной личности.

Эпоха Просвещения породила культ «автономного чело¬

века», способного трезво и глубоко оценивать явления,

идеи, нравственные поступки и их следствия. Рациона¬

лизм и критицизм объявлялись универсальной характе¬

ристикой человека.
Пафос разума, знания и основанного на них прогресса

выразился в идеологии Просвещения наиболее полно и

отчетливо. Вневременная, внеисторически понятая, всегда

тождественная себе «разумность» в противоположность

«заблуждениям», «страстям», «таинствам» рассматрива¬

лась просветителями и как универсальное средство совер¬

шенствования общества. Прогресс осмыслялся ими как

результат распространения истинных идей, которые посте¬

пенно устраняют загадки и чудеса мира, пропитывая его

светом разумности.
Понимание социального смысла идеологии строилось

на противопоставлении «истинных» идей неорганизован¬

ной эмпирии повседневного опыта. Разумеется, мыслитель

Просвещения отдавал себе отчет в том, что масса, к кото¬

рой он обращается со своим учением, не обладает разви¬

тым интеллектом, знанием, целостностью мировоззрения.

Но не это представлялось в ту пору существенным для
28

мыслителя. Вслед за Бэконом многие философы полагали,

что разум вполне можно очистить от предрассудков.
Функционирование общественного сознания понима¬

лось буржуазными идеологами в эпоху становления капи¬

талистической формации как такой процесс, в ходе кото¬

рого философ обязан донести до людей открывшиеся ему

истины. Им казалось, что выключенность из системы ма¬

териального производства служит творцам культурных

ценностей достаточной гарантией, позволяющей преодо¬

леть эгоистические интересы, прагматические расчеты,

эмоциональные пристрастия и другие поводы. сокрытия

истины. Раннебуржуазные мыслители видели свое при¬

звание и общественную миссию в том, чтобы донести до

масс полное, не искаженное ничем знание 19.
В соответствии с этой установкой масса мыслилась как

вполне благодатный объект просвещения. Разумеется,

многие сограждане подвержены предрассудкам, заражены

корыстью, погрязли в суетности, повседневности. Но эти

изъяны «практического сознания» идеологи Просвещения

объясняли тем, что люди вынуждены добывать себе хлеб

насущный, а их зависимое положение мешает им само¬

стоятельно проникать в сокровищницу знания. Все это,

однако, не препятствует методически планомерному и раз¬

вернутому прояснению обыденных представлений, ибо

человек по природе своей разумен, открыт для просвеще¬

ния.
Именно поэтому в концепциях печати конца XVIII в.

признавалось неоспоримое право каждого гражданина

оказывать влияние на других людей. Так, например, вы¬

двигалось требование, чтобы правительство нанимало

ораторов для политического обучения граждан, для вос¬

питания чувства патриотизма и национальной гордости,

для «пробуждения» энтузиазма в решении проблем, имею¬

щих общенациональное значение.
Таким образом, практика Просвещения — это кульми¬

нация использования буржуазией пропаганды («массовой

идеологии») в позитивном значении как средства укреп¬

ления своей власти и идеологии. Однако в то же время
19	См. об этом: Мамардашвили М. К., Соловьев Э. Ю., Швы-

рев В. С. Классика и современность: две эпохи в развитии

буржуазной философии.— В кн.: Философия и наука. М., 1972,

с. 57.
29

с конца XVIII в. начинается уже процесс переоценки

идеологии со стороны буржуазии, которая, став господст¬

вующим классом, оказалась вынужденной бороться

с мировоззрением рабочего класса.
Однако вряд ли целесообразно ограничиться этими по¬

ложениями и не дополнить их анализом мировоззренче¬

ских предпосылок, присущих самим просветительским

концепциям идеологии, их внутренней проблемной напря¬

женности, которая и служит причиной конкретных смыс¬

ловых перестановок позднее, в буржуазной социологии.

Уже в классической стадии Просвещения обнаруживается

зерно будущих концептуальных противоречий в осмысле¬

нии «массовой» идеологии, индивидуального и обществен¬

ного сознания.
После Бэкона массовые идеологические процессы ана¬

лизируются буржуазными авторами главным образом уже

в рамках политических теорий. Авторы их ставили во¬

прос о законности духовного влияния на людей (Т. Гоббс),
о	смысле договорно-правовых отношений между людьми

(Ж.-Ж. Руссо, позже И. Кант), о социальной роли печати

в обществе (Дж. Локк, Т. Джефферсон).
Борьба против «идолов сознания» воодушевляла мыс¬

лителей эпохи Просвещения. Однако в своих доктринах

«интересов» и «клерикальной лжи», в рамках которых

изучались идеологические процессы, они отмечали, что

предрассудки выступают не в качестве побочного резуль¬

тата познавательной работы сознания, а как отражение

общественных интересов, продиктованных социальными

позициями, умышленными пристрастиями. При таком

подходе по сути дела подрывались гносеологические осно¬

вания просветительской концепции «массовой» идеологии.
Высоко оценивая разум отдельной личности, идеологи

Просвещения видели причину рационального поведения

индивида, его разумности в «человеческой природе». Но

эти антропологические посылки не получали у мыслите¬

лей XVIII в. сколько-нибудь последовательного разъяс¬

нения. Разумность как критерий всеобщей связи между

людьми не обосновывалась, а постулировалась.
Кроме того, культ разумности отдельного человека

вступал в противоречие с реальным общественным мне¬

нием, с которым сталкивались идеологи Просвещения,

приступая к конкретному социологическому анализу пе¬

чати. Не случайно они нередко выражали критическое от¬
30

ношение к коллективному сознанию, отмечая, что как раз

представления той или иной социальной общности и есть

объект развернутой критики со стороны независимого

разума личности.
Отсюда характерные неувязки, на которые обратил вни¬

мание и придал им тенденциозное освещение уже цити¬

рованный нами западногерманский социолог Р. Гайслер.

Ж.-Ж. Руссо, который интерпретировал общественное мне¬

ние именно как политический фактор, в то же время дей¬

ствительно понимал, что оно не есть сумма разумных ин¬

дивидуальных представлений. «Вылущивая» в обществен¬

ном мнении «пустые предрассудки», Руссо не мог

объяснить причину их появления, их роль в обществе.
Наконец, стремление представить общественное мнение

как результат неограниченной реализации внутренних по¬

тенций личности, исторически, как правило, не «согласо¬

вывалось» с фактическим состоянием общественного со¬

знания и действиями масс. Накануне Великой Француз¬

ской революции роль народного мнения стала предметом

оживленных дискуссий, в которых подчеркивалась его

сила как средства ограничения абсолютизма, но вместе

с тем отмечался его консерватизм и неустойчивость. Стало

ясно, что общественному мнению скорее присущи вообра¬

жение и эффективность, нежели разум и знание.
Эпоха XVIII в. идеализируется буржуазными социоло¬

гами как время относительного равновесия между публи¬

кой и лидерами общественного мнения. Однако отмечен¬

ные уже противоречия находили отражение в конкретных

концепциях идеологии, в частности, в таких трактовках,

которые размежевались с представлениями о разумной

личности. Например, Пьер де Нимур развил теорию, со¬

гласно которой стремление к удовольствиям является дви¬

жущей силой человечества. Он предлагал поэтому все¬

мерно поощрять экзальтацию как средство интенсифика¬

ции чувств народа 20.
Было бы преувеличением вслед за Р. Гайслером видеть

в этих рассуждениях, равно как и в его конкретных вы¬

водах о Руссо, разработку мапипулятивной техники. Ведь

экзальтация понималась как средство укрепления разума,
20	Более подробно об этом см. в нашей главе «Общественное

сознание в оценке современной буржуазной философпп п

социологии». — В кн.: В лабиринтах буржуазного сознания. М.,

1978, с. 99—104.

расширения его возможностей. Кроме того, сама вера

в знание, в просветительские идеи не подвергалась сомне¬

нию. Вместе с тем нельзя игнорировать и тот факт, что

в рассуждениях де Нимура в самом деле скрыто предве¬

стие будущих развернутых методик внушения, уже откро¬

венно направленных буржуазными авторами против ра¬

зума и разумности человека.
Просветители не могли объяснить, почему Великая

Французская революция, провозгласившая лозунги гума¬

низма и справедливости, одновременно способствовала воз¬

никновению острейших конфликтов, вооруженной борьбы

и «дисгармоничной» пропаганды. К традиционным, «обла¬

гороженным» характеристикам общественного мнения до¬

бавились новые, «диссонирующие» просветительским

идеалам— «вооруженное мнение» (Вильям Питт), «война

мнений» (Джомини). Оказалось, что в обществе нет еди¬

ного представления о «просвещении», напротив, господ¬

ствуют идеи, противоборствующие друг с другом.
Придавая большое значение пропаганде как процессу

распространения истинных и разумных представлений,

просветители одновременно обратили внимание на тот

факт, что человеку присущи иллюзии, различные пред¬

рассудки. Эти заблуждения в результате просвещения не

рассеиваются, а, напротив, множатся. Оказывается, глу¬

бинный реализм сознания далеко не всегда «откликается»

на вечные истины. Напротив, он нередко противостоит

воздействию пропаганды.
Разъяснить все эти противоречия и парадоксы про¬

светительская мысль не могла, да это было и невозможно

с позиций ее методологии. Основоположники научного со¬

циализма использовали все ценное, что накопила эпоха

Просвещения. Вместе с тем они преодолели отвлеченно¬

просветительские схемы мышления о пропаганде и куль¬

туре в целом, о человеке и истории именно потому, что

создали новую философскую теорию, раскрывшую дей¬

ствительные причины общественного развития.
С позиции этой теории оказалось возможным обнажить

реальные предпосылки просветительских воззрений. Как

убедительно доказали классики марксизма, представления

о «независимой» и «свободной» личности, пронизывавшие

просветительские концепции вообще, печати и пропа¬

ганды, в частности, являются неизбежной «политико-юри¬

дической иллюзией» (Ф. Энгельс) эпохи поднимающегося
32

капитализма. Частная конкуренция закономерно вызы¬

вает потребность в образе свободного и разумного чело¬

века. Она порождает этот образ каждодневно и в массовом

масштабе.
Блестящий социально-экономический анализ К. Маркса

показал, что рыночно-капиталистическое хозяйство пред¬

полагает наличие в сознании людей примитивно огрублен¬

ных, но неотъемлемых от данной общественной практики

представлений об экономических отношениях и о самих

себе21. В условиях частного предпринимательства каждый

человек воображает себя независимым товаровладельцем.

Таким образом, «разумный человек» на поверку оказы¬

вается обыкновенным агентом конкурентной борьбы, свое¬

образным «апофеозом буржуа как личности» 22. Что ка¬

сается разумности — этой меры общения людей, их все¬

сторонней связи — то она предстает исторически в виде

конкретных буржуазных отношений.
К. Маркс показал, что конкуренция, как ее понимает

буржуазия, отождествляется с освобождением человека.

Для XVIII в. такая экономическая практика была един¬

ственно возможным способом открыть перед индивидами

новое поприще более свободного развития. Провозглаше¬

ние свободы сознания, которое соответствовало этой бур¬

жуазной практике, было, по мысли К. Маркса, смелым и

открытым шагом вперед, было просвещением...23 Но апел¬

ляции просветителей к «вечной истине», «вечной спра¬

ведливости», «равенству» выполняли роль идеологических

фикций буржуазного сознания.
«Мы знаем теперь, что это царство разума, — писал

Ф. Энгельс, — было не чем иным, как идеализированном

царством буржуазии, что вечная справедливость нашла

свое осуществление в буржуазной юстиции, что равенство

свелось к гражданскому равенству перед законом, а одним

из самых существенных прав человека провозглашена

была... буржуазная собственность... Великие мыслители
XVIII	века, так же как и все их предшественники, не

могли выйти из рамок, которые им ставила собственная

эпоха» 24.
21	См.: Социальная природа познания. — Вопросы философии.
1974,	№ 9.
22	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 7, с. 276.
23	Там же, т. 3, с. 411.
24	Там же, т. 20, с. 17.
3	П. С. Гуревич
33

Просветители понимали пропаганду как распростра¬

нение «правильных», «нужных», «истинных» идей. В этом

смысле они отождествляли ее с просвещением, но не

могли разъяснить при этом, почему «правомочными»,

претендующими на «истинность» оказываются воззрения,

которые противостоят друг другу. Следуя логике мысли¬

телей той эпохи, нужно было бы, вероятно, ввести также

и понятие «антипросвещения», то есть процесса актив¬

ного насаждения предрассудков или «неистинных» пред¬

ставлений.
К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривали пропаганду как

общесоциологическое понятие, то есть как явление, при¬

сущее многим формациям. Они раскрыли причины появ¬

ления пропаганды, объективный и закономерный харак¬

тер пропагандистского процесса. Классики научного ком¬

мунизма показали, что каждый господствующий класс,

который сосредоточивает в своих руках политическую и

экономическую власть, испытывает потребность в идейно¬

психологической обработке масс. «Поэтому чем дальше

идет вперед цивилизация, — подчеркивал Ф. Энгельс, —

тем больше она вынуждена набрасывать покров любви на

неизбежно порождаемые ею отрицательные явления, при¬

крашивать их или лживо отрицать, — одним словом, вво¬

дить в практику общепринятое лицемерие, которое не

было известно ни более ранним формам общества, ни

даже первым ступеням цивилизации...» 25.
К. Маркс и Ф. Энгельс раскрыли ряд социологических

закономерностей, которые характеризуют массовые идео¬

логические процессы. Однако в отличие от господствую¬

щих в их время абстрактно-просветительских взглядов на

пропаганду как на отвлеченное просвещение, разъясне¬

ние вечных истин, К. Маркс и Ф. Энгельс показали клас¬

совый характер пропаганды.
Они дали этому явлению широкое социально-экономи¬

ческое, политическое и историческое истолкование. Отме¬

тив, что пропаганда действительно предполагает широкое

просвещение масс, немыслима без просветительского па¬

фоса, К. Маркс и Ф. Энгельс вместе с тем показали, что

этим дело не ограничивается. Излагая научные основы

мировоззрения пролетариата, выдвигая задачи теоретиче¬

ского просвещения масс, К. Маркс и Ф. Энгельс не
25	Маркс К.у Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 177.

употребляли понятие пропаганды только в этом смысле.

Основоположники научного коммунизма теоретически

различали не только пропаганду марксистскую «в под¬

линном смысле слова» 26, но также и пропаганду «сектант¬

скую» 27, «религиозную» 28, «либеральную» 29, буржуазную

парламентскую30 и т. д.
Рассматривая развитие общества как естественно-исто¬

рический процесс, в основе которого лежат объективные

закономерности, основоположники научного социализма

одновременно всесторонне раскрыли роль субъективного

фактора в истории. Во всех общественно-экономических

формациях (после первобытно-общинного строя) появле¬

ние тех или иных классовых представлений неразрывно

связано с распространением социальных идей. Понять со¬

держание пропаганды, ее роль и функции в обществе

можно только на основе конкретно-исторического анализа

идеологии различных классов.
Такое представление было огромным теоретическим

обобщением, шагом вперед по сравнению с просветитель¬

скими воззрениями, сторонники которых полагали, что

распространение идей, то есть «просвещение» масс нача¬

лось именно в их эпоху, а прежде истории оно как особый

феномен знакомо не было31.
Между тем господствующие классы всегда использо¬

вали пропаганду для того, чтобы замаскировать и оправ¬

дать эксплуатацию трудящихся, держать их в покорности

и подчинении. В антагонистических формациях подлин¬

ные идеологические цели тех или иных классов прикры¬

ваются лозунгами «просвещения», проповеди «сво¬

боды», «равенства», «предприимчивости» и т. п.
К. Маркс и Ф. Энгельс, раскрывая иллюзии мыслите¬

лей XVIII в., показали, что на протяжении всей истории

цивилизации господствующая идеология насаждалась пу¬

тем пропаганды. Таким образом, были преодолены аб¬
26	Там же, т. 22, с. 498.
27	Там же, т. 17, с. 423.
28	Там же, т. 7, с. 368.
21	Там же, т. 3, с. 577.
30	Там же, т. 8, с. 95.
31	Эту точку зрения разделяют сегодня и некоторые буржуаз¬

ные авторы. Р. Арон и Д. Белл связывают появление идео¬

логии (и пропаганды как способа ее распространения) с упад¬

ком религиозной веры, наступившим в западноевропейских

странах в XVIII-rXIX вв.
3*
35

страктно-просветительские представления о пропаганде

как подвижнической деятельности, вызванной чисто субъ¬

ективными намерениями, гуманистическими целями про¬

свещения и т. д. К. Маркс и Ф. Энгельс показали, что

массовые социальные движения также использовали про¬

паганду как средство распространения своих идей. В этом

плане заслуживает внимания данная Ф. Энгельсом оценка

раннего христианства. Оно, как и всякое крупное рево¬

люционное движение, по его словам, было создано мас¬

сами 32.
Многовековую деятельность религии по обработке

сознания масс основоположники научного коммунизма

характеризовали как религиозную пропаганду. В той же

мере они называли пропагандой выступления вождя рево¬

люционных крестьян Томаса Мюнцера во время Великой

крестьянской войны 1525 года в Германии. «Первым пло¬

дом этой пропаганды, — отвечал Ф. Энгельс, — было раз¬

рушение часовни св. Марии в Меллербахе...» 33.
Раскрывая классовый характер пропаганды, К. Маркс

ж Ф. Энгельс тем самым разъяснили загадку, которая

стала камнем преткновения для просветителей. Последние

не могли понять, почему возникает пропаганда, деформи¬

рующая концепцию «естественного человека», вызываю¬

щая столь несовместимые с разумом понятия, как «война

мнений» и т. д. Они не осознали того факта, что все эти

коллизии порождены вовсе не внутренними противоре¬

чиями самого процесса просвещения, а острыми социаль¬

ными столкновениями, классовой борьбой.
В периоды напряженных классовых боев, как показали

К. Маркс и Ф. Энгельс, отвлеченно-просветительское

представление о «чистой» пропаганде, которая содержит
32	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 21, с. 8. В работе

«К истории первоначального христианства» Ф. Энгельс отме¬

тил «точки соприкосновения» этого движения с современным

рабочим движением. Охарактеризовав догматы христианства,

он писал: «В остальном это пламенный призыв к сотовари¬

щам ревностно вести пропаганду, смело и гордо провозгла¬

шать себя приверженцами своей веры перед лицом против¬

ников, неустанно бороться против внешних и внутренних

врагов, — и, поскольку речь идет об этом, эти обращения

с таким же успехом могли бы быть написаны каким-нибудь

пророчески настроенным энтузиастом из Интернационала».

(Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 22, с. 481).
33	Там же, т. 7, с. 372.
36

лишь «правильные» идеи, не выдерживает сопоставления

с общественной практикой. Выступая под флагом какой-

либо одной идеологии, некоторые политические деятели

на деле проводят идеи, враждебные этой идеологии. Поли¬

тическая борьба порождает предательство, да и сами

события оказывают неожиданное, порою противоречивое

воздействие на сознание людей34.
Еще в 40-е годы К. Маркс и Ф. Энгельс начали борьбу

против мелкобуржуазных вульгарных демократов, которые

играли роль подголосков, а иногда, как Карл Фогт, и пря¬

мых агентов реакционных кругов. В 1859 г. К. Маркс

узнал, что Фогт, действуя как социалист, одновременно

получал от французского правительства средства на бо¬

напартистскую пропаганду. Маркс отмечал, что в «наших

руках имеются доказательства, что этот человек получал

деньги от Бонапарта не только для себя, но и для того,

чтобы подкупить немцев для франко-русской пропа¬

ганды» 35.
С исключительной обличительной силой К. Маркс

говорит о той пропаганде, которую вели противники Па¬

рижской Коммуны. Эти люди запятнали себя националь¬

ной изменой, позорным сговором с внешним врагом, ди¬

кими оргиями кровавых расправ с рабочим классом.

С каким блеском Маркс рисует главарей версальского

контрреволюционного правительства — Тьера, Фавра, Пи¬

кара, Дюфера36, которые напичканы «национальными и

классовыми предрассудками вместо идей» 37.
К. Маркс и Ф. Энгельс раскрыли содержание пропа¬

ганды как одной из важнейших функций буржуазного

государства, показали ее связь с идеологической, полити¬

ческой и дипломатической деятельностью этого государ¬

ства. Они показали, что пропаганда занимается разъясне¬

нием социальных идей, внедрением их в общественное

сознание в связи с определенными историческими зада¬

чами в конкретных социальных условиях.
34	«Ни один социалист не сделал во Франции большего для

революционной пропаганды, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс, —

чем Гайнау», имея в виду австрийского фельдмаршала, же¬

стоко подавившего революционное движение в Италии и Вен¬

грии в 1848—1849 гг. (Соч., т. 7, с. 73).
35	Там же, т. 29, с. 497.
86	Там же, т. 17, с. XIV.
87	Там же, с. 582.
37

В результате такого анализа стало понятным, почему

буржуазия в период своего восхождения стремилась прав¬

диво отразить социальную структуру общества, объек¬

тивно показать реакционную роль абсолютистской монар¬

хии, и почему, придя к власти, пользуясь прежними ло¬

зунгами «просвещения», она начала распространять лож¬

ные идеи о своей общественной роли и отношении

к другим классам.
Уже в XVIII веке пропаганда перестает быть моно¬

полией буржуазных партий, государства, привилегиро¬

ванных групп общества. В период еще неразвитого про¬

летарского сознания, у истоков коммунистического дви¬

жения пропаганда, как отмечает К. Маркс, осуществляется

в литературной форме романов38. Примером может слу¬

жить, скажем, философский роман «Икарпя» француз¬

ского коммуниста-утописта Этьена Кабе (1788—1856).
К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали, что первый этап

борьбы пролетариата против буржуазии носит характер

сектантского движения. Это имеет свое оправдание в ту

эпоху, когда пролетариат еще недостаточно развит, чтобы

действовать как класс. «Отдельные мыслители, подвергая

критике социальные противоречия, — писали они, — пред¬

лагают фантастические решения этих противоречий,

а массе рабочих остается только принимать, пропаганди¬

ровать и осуществлять их... Пролетариат в массе своей

всегда остается безразличным или даже враждебным их

пропаганде» 39.
Утопическая мысль разрабатывала новые социальные

теории, изобретала более совершенные системы общест¬

венного устройства и, по словам Энгельса, навязывала их

существующему строю извне, «посредством пропа¬

ганды» 40. Она использовала также особый вид пропаган¬

дистского воздействия — «примеры показательных опы¬

тов» 41.
В результате роста сознательности и организованности

пролетариата укреплялась и социалистическая пропа¬

ганда. Она все более опиралась на передовое мировоз¬

зрение. В борьбе против различных сект, выступающих
38	Там же, т. 3, с. 463.
99 Там же, т. 18, с. 30.
40	Там же, т. 19, с. 194.
41	Там же.
38

под флагом социализма, Ф. Энгельс подчеркивал необхо¬

димость серьезной теоретической работы, предваряющей

пропаганду. «...Когда хочешь заниматься только пропа¬

гандой, — писал он, — когда хочешь вербовать себе еди¬

номышленников, — тогда одних деклараций мало: при¬

ходится заняться обоснованием и, стало быть, подходить

к делу теоретически, то есть в конечном счете научно» 42.
Общественная и политическая жизнь XIX века озна¬

меновалась развитием принципиально нового типа про¬

паганды — по содержанию, целям и методам. Речь идет

о распространении революционных идей первой издавае¬

мой К. Марксом и Ф. Энгельсом «Новой рейнской газе¬

той», которая начала выходить 1 июня 1848 года. Вокруг

нее сплотилась первая в истории группа страстных ком¬

мунистических пропагандистов43.
Содержание этой пропаганды определялось научной со¬

циалистической идеологией, призывавшей к революцион¬

ному переустройству буржуазного общества. «Если италь¬

янские коммунисты провозглашают „классовую борьбу**, —

писал Ф. Энгельс, — как господствующий фактор в том

обществе, в котором мы живем, если они организуются

в „политическую партию, ставящую себе целью завоевать

государственную власть и руководить национальными де-

лами“, то они ведут марксистскую пропаганду в подлин¬

ном смысле слова...» 44.
В русле нашей темы нет необходимости излагать

взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на коренную противо¬

положность коммунистической и буржуазной печати. Тем

более, что эти вопросы, как уже отмечалось во введении,

получили освещение в советской литературе45. Остано¬

вимся лишь на некоторых моментах, которые дополни¬

тельно характеризуют критическое преодоление отвле¬

ченно-просветительских концепций пропаганды основопо¬

ложниками научного социализма.
42	Там же, т. 18, с. 532.
41	О коммунистической печати см.: Гуревич С. М. К. Маркс и

Ф. Энгельс — основоположники теории коммунистической жур¬

налистики. М., 1973.
44	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 22, с. 497, 498.
45	См. об этом: Гуревич С. М. К. Маркс и Ф. Энгельс о буржуаз¬

ной печати. М., 1975; Прохоров Е. 77. Классовость журнали¬

стики: к вопросу о марксистской концепции журналистики. —

Вестник МГУ. Сер. Журналистика, 1976, № 4 и № 6.

Просветители не могли разрешить проблему соотно¬

шения цели и средств в пропаганде. Некоторые из них

полагали, что основная цель, а именно просвещение масс,

может быть реализована любыми средствами вплоть до

внерациональных (П. де Нимур). В такой постановке

вопроса проглядывало стремление «подвергнуть» течение

событий, ускорить достижение цели. Вместе с тем подоб¬

ная концепция закономерно подводила к потере перспек¬

тивы, к постепенному выдвижению средств на первый

план.
Использование манипулятивных приемов, на первых

порах отдельных элементов внушения, о которых гово¬

рили идеологи XVIII в., было вызвано их возрастающей

неуверенностью в достижении «цели», то есть действен¬

ности просвещения. Поэтому «средства» в их истолкова¬

нии отделялись от «цели», приобретали замкнуто служеб¬

ный характер и в конечном счете заслоняли собой

широкую социальную проблематику. Постепенно на по¬

следующих фазах эволюции буржуазных теорий журна¬

листики, как будет показано далее, разрыв в соотношении

«средств» и «цели» привел к перестановке акцентов,

к устранению фундированной методологии и подмене ее

методикой, то есть разработкой манипулятивных приемов

пропаганды.
Никто из просветителей и помыслить не м«кг о том,

что в результате пропагандистского воздействия на инди¬

вида у него возникают новые потребности. Предполага¬

лось, что стремление к общению, к познанию изначально

по самой «человеческой природе» присуще ^ичности,

а вовсе не является итогом общественной практики, ду¬

ховных контактов и т. д. К. Маркс и Ф. Энгельс показали,

что в результате пропаганды среди рабочих, обращения

к ним со словом правды, рождаются новые человеческие

потребности, возрастает тяга к общению. «Средства» и

«цели» пропаганды обретают при этом нерасторжимое,

диалектическое единство. «Когда между собой объединя¬

ются коммунистические рабочие, — писал К. Маркс, — то

целью для них является прежде всего учение, пропаганда

и т. д. Но в то же время у них возникает благодаря этому

новая потребность, потребность в общении, и то, что

выступает как средство, становится целью. К каким бле¬

стящим результатам приводит это практическое движе¬

ние, можно видеть, наблюдая собрания французских со-
40

диалистических рабочих... Для них достаточно общения,

объединения в союз, беседы, имеющей своей целью опять-

таки общение» 46.
Разрыв «цели» и «средства» в просветительских кон¬

цепциях пропаганды был результатом скрытого высоко¬

мерия по отношению к массам, которое было присуще

этой идеологии. Мыслители XVIII в. считали каждого

человека разумным и открытым для просвещения. Вместе

с тем они полагали, что «озарение» индивида — это вовсе

не итог его внутреннего духовного напряжения, поиска

истины, а лишь внезапное просветление под влиянием

наставника. Отсюда характерное для этих концепций

равнодушие к действительному социальному опыту масс,

к их подлинным запросам. Пропаганда понималась как

внесение «тайной мудрости» в сознание массы, ведомой

на помочах, как монолог мыслителя в окружении толпы.
Критикуя деятельность немецкого публициста, мелко¬

буржуазного радикала Карла Гейнцена, классики марк¬

сизма убедительно раскрыли направленность такой про¬

паганды. «Он усматривает в коммунистических публи¬

цистах, — писал Ф. Энгельс, — пророков, жрецов или

священнослужителей, обладающих тайной мудростью,

которую они держат при себе и скрывают от необразован¬

ных людей, чтобы вести их на помочах» 47. И еще: «Мы

спрашиваем: не является ли такая бессмысленная, то¬

порно и вслепую ведущаяся пропаганда в высшей степени

вредной для интересов немецкой демократии? Мы спра¬

шиваем: не доказал ли опыт, насколько такая пропаганда

бесполезна?» 48.
Просветители видели в пропаганде такой процесс,

в котором массы участвуют лишь в роли пассивных «по¬

требителей». В этом монологическом по своему характеру

просвещении невозможны срывы, неоясиданные эффекты.

Субъект пропаганды в этой концептуальной схеме занят

лишь собою, объект воздействия он воспринимает в виде

абстракции. Намерение и результат оцениваются как

нечто тождественное.
Осмысливая огромный опыт социалистической и демо¬

кратической пропаганды, К. Маркс и Ф. Энгельс показали,
46	Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 607.
47	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 281.
48	Там же, с. 271.
41

что в процессе распространения идей намерение мысли¬

теля далеко не всегда совпадает с эффектом. Далеко не

всякая пропаганда, выступающая от имени социализма,

является таковой по своему характеру. Анализируя лите¬

ратурную продукцию Э. Дронке, который первоначально

выступал как «истинный социалист», Ф. Энгельс писал:

«„Истинный социализм14 благодушнейшим образом дал

себя одурачить господину Дронке. Он принял полицей¬

ские рассказы, плаксивые описания горестей немецких

мещан, написанные в тонах „Человеконенавистничества

и раскаяния44, за изображение конфликтов в современном

обществе; он поверил, что здесь ведется социалистическая

пропаганда; он ни на минуту не подумал о том, что по¬

добные душераздирающие сцены совершенно невозможны

во Франции, Англии и Америке, хотя господствующие

там порядки составляют прямую противоположность

какому бы то ни было социализму, — не подумал о том,

что господин Дронке ведет не социалистическую, а либе¬

ральную пропаганду» 49.
К. Маркс и Ф. Энгельс вели борьбу против ревизиони¬

стской теории, против различных, как они выражались,

«секций пропаганды», которые искажали социалистиче¬

скую теорию. Они резко критиковали бакунистов и не-

чаевцев за их анархические программы, выступали против

«грязной и расслабляющей литературы»50 «истинных

социалистов». Это «размежевание», «установление един¬

ства» в пропаганде пролетарского мировоззрения проте¬

кало медленно. Оно, по словам Ф. Энгельса, заняло целую

четверть столетия. «И это при наших средствах сообще¬

ния, при железных дорогах, телеграфе, гигантских про¬

мышленных городах, периодической печати и организо¬

ванных народных собраниях» 51.
Марксистская концепция журналистики складывалась

в борьбе против буржуазной пропаганды. В XIX в. мно¬

гие страны значительно расширили свою пропагандист¬

скую деятельность. Эта тенденция была связана с поли¬

тическими целями капиталистических правительств, ко¬

торые стремились закрепить свои интересы в различных

межнациональных торгово-экономических, военно-полити¬

ческих и культурных акциях, так или иначе направлен¬
49	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 576.
50	Там же, т. 4, с. 453.
51	Там же, т. 22, с. 479.
42

ных против трудящихся. Поэтому буржуазные правитель¬

ства обращались не только к населению своих государств,

но и к другим народам, адресуя им информацию на меж¬

дународные темы. Таким образом, сложилась не только

внутренняя, но и внешнеполитическая пропаганда.
К. Маркс отмечал, что деятельность буржуазных

периодических изданий в области внешней и внутренней

политики Британии целиком направлена на фабрикова¬

ние общественного мнения.. .52. Массовые издания господ¬

ствующего класса стали распространять его идеологию,

его оценку внутренней и внешней политики, защищать

его интересы. «... Пальмерстон в вопросах внешней

политики, — писал К. Маркс "в 1861 г., — совершенно

так же безусловно контролирует 9/ю английской прессы,

как Луи-Бонапарт контролирует 9/ю французской

прессы...»53.
Марксистской теории журналистики, которая рас¬

крыла и всесторонне обосновала классовый характер мас¬

совой пропаганды, ее зависимость от целей и задач гос¬

подствующей буржуазии, уже в XIX в. противостояли

различные лженаучные концепции. Связанные по своим

истокам с просветительскими доктринами, новые истолко¬

вания печати и пропаганды свидетельствовали уже

о своеобразной «порче» классической идеологии, о стрем¬

лении прикрыть классовый характер буржуазной пропа¬

ганды обветшавшими лозунгами просвещения.
Просветительские концепции печати и пропаганды

оказали влияние на литературу и искусство, на журна¬

листскую практику буржуазного общества. Достижения

буржуазно-просветительской мысли были связаны с круп¬

ными революционными преобразованиями в Европе и

Америке. Не случайно буржуазные теоретики печати

неоднократно пытались реактивировать просветительские

идеалы, приспособить их к нуждам современной журна¬

листской практики. Эти попытки предпринимались сто¬

ронниками различных идеологических течений — от либе¬

рально-гуманистических до консервативных.
Влияние просветительских концепций печати и пропа¬

ганды на современные теоретические разработки буржуаз¬

ных исследователей ощущается не только в этой прямой
52	Там же, т. 15, с. 453.
53	Там же, с. 418.
43

форме, это влияние обнаруживается также и опосредо¬

ванно, через специфический строй мировоззрения, через

определенную стилистику мышления.
Присущая эпохе Просвещения монологическая форма

культурной деятельности, которая проявлялась в миссио¬

нерских и наставнических трактовках духовных процес¬

сов, когда подразумевалось, что мыслитель должен пол¬

ностью, до конца, без расчета на «сочувствие» и «соавтор¬

ство» аудитории, «достроить» свои идеи, когда общение

понималось не как диалог, а как монолог, также вопло¬

щалась в конкретных особенностях педагогики, морали¬

стики и публицистики. Литература для масс несла на

себе печать менторства, причем именно в качестве сти¬

левой особенности: мыслилось, что читатель способен

войти в мир наставника лишь в роли свидетеля, опекае¬

мого и ведомого.
«Эта сострадательная активность массовой аудитории

подразумевается всей классической культурой, — пишет

Э. Ю. Соловьев, — стремление доставить читателю, зри¬

телю, слушателю „жареных рябчиков абсолютного воз¬

зрения" (Маркс) дает о себе знать и в тяготении после-

возрожденческой живописи к построению полной опти¬

ческой иллюзии, и в повествовательной объективизации

авторского видения в буржуазном романе, и в так назы¬

ваемом эффекте „четвертой стены**, ставшем в XVIII—
XIX	вв. отличительной нормой сценического действия» 54.
Если у самих просветителей эта черта, непосред¬

ственно вытекающая из идейного подвижничества, еще

несла в себе немалый положительный потенциал, то у их

непосредственных эпигонов она превратилась в стремле¬

ние «проповедовать народной массе» 55, снабжать идейный

материал «моральными филистерскими комментариями» 56.

К. Маркс резко критиковал проявляющуюся в журнали¬

стике его времени тенденцию к морализированию, к мен¬

торской Непроницаемости. Он показал, что эти черты,

особенно наглядно обнаружившиеся в предпролетарском

«левом коммунизме», подчас порождали даже особый тип

литературы, характерный для вульгарной демократии.
54	Философия и наука. М., 1972, с. 58.
55	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 452.
м Там же, т. 3, с. 518.
44

Разбирая «морализирующую критику Карла Гейнцена,

К. Маркс писал о своеобразном типе литературы — гру¬

биянской литературе. «Плоская, безудержно-болтливая,

фанфаронствующая, хвастливая, как Фрасон, претенци¬

озно-грубая в нападении и истерически-чувствительная

к чужой грубости; с огромной затратой сил заносящая

меч и грозно рг смахивающая им, чтобы затем опустить

его плашмя; неустанно проповедующая добрые нравы и

неустанно их нарушающая; комично сочетающая пафос

с вульгарностью...» 57, — такими характеристиками наде¬

лял К. Маркс этот тип литературы, который воплощал

в себе измельчавший образ идеологического наставника,

возвысившегося над толпой.
Таким образом, генезис современных апологетических

концепций идеологии обращает нас к истокам буржуаз¬

ного прогрессизма, к идеологии Просвещения. Это не оз¬

начает, однако, что позитивная трактовка идеологии как

социального явления присуща только данной эпохе, вре¬

мени восходящей буржуазии, что позитивистское направ¬

ление западной социологии опирается лишь на истори¬

чески преодоленные схемы абстрактно-рационалистиче¬

ского объяснения духовных процессов.
Изучение идеологии как общественного явления нача¬

лось в буржуазной социологии еще в рамках Просвеще¬

ния. Уже в ту пору идеология социологически трактова¬

лась как процесс «просвещения», то есть распростране¬

ния полезных знаний, общезначимых истин. Эти установки

критически переработаны основоположниками научного

социализма в ходе классового анализа идеологии. Они по¬

казали, что идеология появляется на определенном этапе

развития производительных сил в связи с возникновением

антагонистических классов, а точнее, с разделением труда

на умственный и физический. С появлением частной соб¬

ственности столкновение различных социальных интере¬

сов становится неизбежным.
Идеология как система взглядов на природу, обще¬

ство и личность сформировалась с пачалом мировой ци¬

вилизации, то есть с возникновением классового обще¬

ства. Этому предшествовал долгий процесс накопления

идеологических представлений в недрах первобытного
57 Там же, т. 4, с. 291.
45

строя. У каждого из классов, занимавших различные по¬

зиции по отношению к средствам производства и распре¬

делению произведенных продуктов, складывались различ¬

ные интересы, которые находили выражение в противопо¬

ложных системах взглядов на мир и роль человека в этом

мире. Идеология, стало быть, вопреки просветительским

воззрениям, с самого начала приобрела классовый харак¬

тер. Иными словами, единой «общечеловеческой» идеоло¬

гии в истории никогда не существовало. Зато всегда дей¬

ствовали противоборствующие идеологии, выражавшие

интересы каждого из существовавших в эту эпоху клас¬

сов 58.
Стратегическая задача идеологии состоит в том, чтобы

вооружить класс теоретическим осознанием своих истори¬

ческих задач. К. Маркс и Ф. Энгельс раскрыли связи

идеологических построений с реальными интересами и

потребностями общественных классов. Они подчеркивали,

что содержание любой пдеологии нужно выводить из

действительного жизненного процесса, из социальных от¬

ношений, из всей общественной практики.
К. Маркс и Ф. Энгельс, анализируя источники и со¬

циальные причины, ведущие к мистификации действи¬

тельности, раскрыли тайны иллюзорного сознания. Они

показали, что антагонистический характер общественных

отношений порождает фетишизм, пскажепное восприятие

реальных закономерностей социальной жизни. При этом

возможности превращения форм сознания коренятся в са¬

мом положении идеолога, в его общественной функции:

идеалистическое понимание истории, иллюзии юристов,

политиков, мыслителей порождены представлением, будто

реальная судьба конкретного класса обусловлена его ми¬

ровоззрением.
* * *
Просветительские воззрения на идеологические про¬

цессы оказали влияние на содержание печати, на прак¬

тику массовых изданий. Это влияние обнаружилось в осо¬

бенностях буржуазной моралистики и педагогики, в ха¬

рактере общественно-политической литературы, в ряде

черт, присущих литературной пропаганде XVIII—XIX вв.
68 См.: В лабиринтах буржуазного сознания. М., 1978, с. 9, 10.
46

К. Маркс и Ф. Энгельс дали развернутое социологиче¬

ское объяснение явлениям журналистики, которая слу¬

жила средством распространения идеологии. Они

раскрыли классовый характер, социальную природу и

общественные функции пропаганды. Вместе с тем они

отметили своеобразное обесценивание и измельчение про¬

светительских идеалов в культурной практике капита¬

лизма XIX века. Это нашло свое отражение в анализе

различных типов литературы, воссоздающих представле¬

ния вульгарной демократии, апеллирующей к просвети¬

тельским воззрениям.
\

Глава вторая
СООТНОШЕНИЕ ИДЕОЛОГИИ

И ПРОПАГАНДЫ
С обострением социальных антагонизмов капитали¬

стического общества усложняются связи между идеоло¬

гией и пропагандой. Так, мелкобуржуазные представле¬

ния превращаются в иллюзии, в массовые предрассудки.

Господствующий класс, обладая реальной властью, при¬

лагает большие усилия для внедрения в сознание людей

различных идеологических фикций. При этом сама бур¬

жуазная идеология испытывает на себе влияние «расхо¬

жих» взглядов, стимулируемых пропагандистским про¬

цессом. Она постоянно несет на себе отпечаток того, что

вслед за К. Марксом можно назвать идеализмом повсед¬

невной жизни, ее обыденной вульгарной религией.
С просветительских позиций стало уже невозможно

объяснить все эти процессы, указать на реальные пути

исторически действенной идеологии — в рамках этих по¬

зиций было лишь зафиксировано, что внесение «чистого

знания» в сознание людей наталкивается на трудно прео¬

долеваемые предрассудки. Тем самым подрывалась сама

идея просвещения.
Основоположники научного социализма показали каче¬

ственно новое соотношение, которое складывается между

передовой теорией и формами ее распространения.

Возникновение революционной идеологии рабочего класса,

превращение социализма из утопии в науку предопреде¬

лили развитие принципиально новых, социально-актив¬

ных форм духовно-идеологической практики. К. Маркс,

как уже отмечено советскими исследователями, в ранних

своих работах характеризует «союз между философией н

пролетариатом» в понятиях массовой социально-историче¬

ской практики, которая невозможна без развернутого про¬

свещения, без широкого распространения научной идео¬

логии
1	См.: Философия п наука. М., 1972, с. 28—95.
48

Однако само понятие «просветительной пропаганды» 2

(Ф. Энгельс) наполняется новым по сравнению с концеп¬

циями мыслителей XVIII в. смыслом. Прежде всего ос¬

новоположники марксизма показывают, что пропаганда

социалистических идей — это процесс, имеющий свои

трудности. Распространение нового социального учения

проходит в борьбе против всякого рода мелкобуржуазных,

сектантских его извращений, против буржуазной идеоло¬

гии.
С другой стороны, масса, к которой обращена пропа¬

ганда, вовсе не оценивается классиками марксизма в духе

просветительских идеализаций. К. Маркс и Ф. Энгельс

подчеркивали, что, несмотря на то что рабочие заражены

предрассудками, их социальное положение объективно

подводит массы к социалистическим идеям. Пропаганда

должна учитывать реальное, еще зараженное иллюзиями

сознание людей. Журналист, по словам Ф. Энгельса, обя¬

зан «не только поддерживать у рабочих инстинктивную

классовую ненависть... но даже усиливать и развивать

ее и класть в основу просветительной пропаганды,

а с другой стороны, стоять на прогрессивных позициях,

выступать против реакционных вожделений рабочих и их

предрассудков» 3.
Только на этом пути можно решить проблему, сфор¬

мулированную просветителями — как преодолеть то со¬

противление сознания, которое не сразу и не полностью

«откликается» на зов истины. «Марксистская журнали¬

стика берет на себя задачу первостепенной важности, —

как правильно отмечает Е. П. Прохоров, — формировать

классовое сознание таким образом, чтобы оно соответ¬

ствовало действительным потребностям класса, руково¬

дило его классовой борьбой» 4.
Уже XVIII и особенно XIX в. наглядно показали, что

новые каналы пропаганды — газеты и журналы — вопреки

просветительским концепциям не проясняют обществен¬

ное сознание, а используются господствующей буржуа¬

зией для искажения действительности, для эксплуатации

предрассудков и иллюзий масс. Применение технических
2	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 28, с. 31.
3	Там же.
4	Прохоров Е. П. Классовость журналистики: К вопросу о марк¬

систской концепции журналистики. — Вестник МГУ. Сер. Жур¬

налистика, 1976, № 6, с. 18.
4	П. С. Гуревич
49

средств в культурной практике капитализма ознаменова¬

лось не приобщением людей к высшим духовным дости¬

жениям, как полагали просветители, а развернутой бур¬

жуазной пропагандой, которую К. Маркс и Ф. Энгельс

назвали «современной мифологией» 5.
К. Маркс и Ф. Энгельс показали, что массовые сред¬

ства общения в силу классового характера журналистики

могут в равной мере служить правде и иллюзиям, созна¬

тельности и духовному совращению, знанию и предрас¬

судкам. Буржуазная идеология не отвечает интересам

большинства людей. Поэтому она навязывается обществу

принудительно. Все это означает, что каналы массовой

связи сами по себе не могут оказать благотворного воз¬

действия на культуру.
«Ежедневная пресса и телеграф, — писал в 1871 году

К. Маркс, — который моментально разносит свои откры¬

тия по всему земному шару, фабрикуют больше мифов

(а буржуазные ослы верят в них и распространяют их)

за один день, чем раньше можно было изготовить за

столетие» 6.
Иллюзии «классической демократии» быстро обнару¬

живали свою несостоятельность. Они оказались в весьма

разительном противоречии с практикой буржуазного об¬

щества. Стало очевидным, что постоянный рост тиражей,

увеличение объема материалов печати отнюдь не озна¬

чает свободного изъявления воли большинства граждан

буржуазного мира.
В конце XIX—начале XX в. в европейских странах

началась эмпирико-социологическая работа по изучению

«массовой» идеологии. В ходе проводимых исследований

был выявлен факт постепенной ликвидации локальных

изданий, которые в какой-то мере привлекали читателей

к участию в решении близких им вопросов. Новые сред¬

ства пропаганды — массовые газеты, журналы, позже

радиовещание — не стали трибуной читателей, подписчи¬

ков, слушателей в буржуазном обществе, не заинтересо¬

ванном в развитии подлинной демократии.
Исследования показали, что общественность в буржу¬

азном государстве не в состоянии контролировать на¬

правленность потока информации и его последствия. Со¬
5	Маркс КЭнгельс Ф. Соч. 2-е пзд., т. 34, с. 234.
6	Там же, т. 33, с. 215.
50

циологические сведения подтвердили, что огромные массы

населения не причастны к «производству и распростра¬

нению идей», тогда как правящие круги используют тех¬

нические достижения для манипулирования обществен¬

ным мнением.
Не выдержал исторической проверки и другой тезис

буржуазных теорий пропаганды в их просветительско-ли-

беральном варианте о том, что общественное мнение, опи¬

раясь на каналы информирования, выражает настроения

большинства членов данного общества. Вопреки господ¬

ствующим взглядам, которые активно насаждались импе¬

риалистической пропагандой, складывалось пролетарское

революционное сознание. Буржуазия всеми силами стре¬

милась воспрепятствовать его распространению.
В.	И. Ленин в 1902—1904 гг. неоднократно ссылался

на «довольно развитое, имеющее за собой целую исто¬

рию, общественное мнение русской (и международной)'

революционной среды»7. Позже, в 1918—1919 гг., он от¬

мечал также, что «общественное мнение» буржуазии8 не

выражает настроений большинства членов современного

общества.
Однако модификации просветительских представле¬

ний обнаруживали известную живучесть: когда массовая

пропаганда стремительно развивалась, в буржуазной со¬

циальной литературе бытовал стойкий стереотип «плав-

пого прогресса». Он подкреплялся фактами из практики

свободного буржуазного предпринимательства, верой

в безграничные возможности науки и техники, в про¬

светительскую миссию новых средств массовой коммуни¬

кации, якобы призванных обеспечить участие всех граж¬

дан в решении социальных проблем. Считалось, что чем

полнее с помощью пропаганды будут выявлены различ-

пые точки зрения, тем рациональнее станет духовная

жизнь капиталистического общества; отсюда апологетиче¬

ский той в оценке технических средств информации.
Буржуазная социология стала активно насаждать

миф о «триумфе пропаганды». При этом были пущены

в ход прежние просветительские представления о разум¬

ности отдельного человека, деятельного гражданина ка¬

питалистического общества, который использует устное
7	Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 141, 142; т. 8, с. 169.
8	Там же, т. 39, с. 400; т. 36, с. 149.
4*
51

и печатное слово для всеобщего обмена мнениями, для

критики «зла» и т. д.
Так, один из создателей буржуазной теории общест¬

венного мнения А. Лоуэлл строил свою концепцию на

истолковании основных идей «общественного договора».

При этом он подчеркивал, что универсальная способ¬

ность человека к познанию, его готовность к разумным

рассуждениям служат непререкаемой основой историче¬

ского движения, опирающегося на всеобщие идеальные

закономерности 9.
«Триумф пропаганды» по-прежнему объяснялся наос-

нове представления о «разумности» отдельного человека.

Различия между наставниками и опекаемыми не рассма¬

тривались как непреодолимые. Предполагалось, что ауди¬

тория легко воспримет знание или истину, вполне готова

к принятию разумных доводов и решений, предлагаемых

ее наставниками.
Просветительские концепции нашли специфическое

отражение и в самой журналистской практике. Как из¬

вестно, публикации в газетах первоначально были ано¬

нимными. В эпоху Просвещения публика уже знала

имена многих публицистов, которые выступали в печати

от своего имени. Вместе с тем в XIX и XX вв. (в первые

десятилетия) существовали обе формы подачи матери¬

ала — личностная и анонимная. Одновременно с этим мас¬

совые издания стремились создать собирательный образ

«наставника», персонажа условного, но имеющего уже

некие обобщенные черты, воссозданные с учетом психо¬

логии публики.
В связи с этим отметим такое специфическое явление

журналистики прошлого века, как «литература старшего

брата». Она возникла в американской прессе и представ¬

ляла собой своеобразный диалог между «наставником»

и «массой». Из номера в номер периодические издания

печатали прямые обращения к читателям. Написанные

в доверительном, почти интимном тоне, эти послания со¬

держали в себе житейскую мудрость, обращенную к «че¬

ловеку с улицы».
Авторы журнальных выступлений явно подражали

властителям дум Америки середины прошлого века Торо
•	Public Opinion and Propaganda: A book of readings. New York,

Chicago, San-Franscisco, 1960, p. 40.
52

и Эмерсону. Эти философы писали доступным яэыком,

зачастую используя нравоучение как форму задушевного

разговора. Следуя этой традиции, журналисты излагали

«истории похвального везенья», назидательные новеллы,

которые учили, что называется, уму-разуму. Со страниц

изданий вставал образ персонажа, созданного воображе¬

нием массы. Этот герой не только добился счастья для

себя, он был готов превратить собственную мудрость

в достояние всех. Именно ради этого автор журнальных

обращений объяснял читателям, что надо сделать, чтобы

преуспеть в жизни, заслужить признание близких, сни¬

скать всеобщее уважение.
Первые журналы в США—«Century», «Harper’s»,

«Scribner’s» — издавались еще небольшим тиражом, их

читали немногочисленные группы читателей. Появле¬

ние же массовых изданий, само существование которых

определялось широким кругом потребителей, стало под¬

линной революцией в «журнальной индустрии». Оно

было обусловлено не только тем, что цена номера снизи¬

лась до пяти центов.
Возникновение массовых изданий неразрывно связано

со своеобразной философией жизненного процветания.

«Уловление» этих идей в духовной атмосфере времени и

позволило новым журналам — «Cosmopolitan», «Ladie’s

Home Journal», «Mucclur’s», завоевать обширную аудито¬

рию. Маленькие практические руководства о том, как

надо изворачиваться в мире конкуренции, чтобы добиться

успеха, обеспечили этим изданиям широкую популярность.
Литература «старшего брата» старательно обходила

все, что могло нарушить общий благостный тон изложе¬

ния, омрачить картину всеобщего процветания, прозву¬

чать диссонансом в панораме сплошных удач. Обращаясь

к читателям, журналы подчеркивали, что в мире еще

встречается косность, безынициативность, безразличие

к социальному прогрессу. Однако эти свойства рассматри¬

вались как легко устранимые. В общественном созна¬

нии складывалась и укреплялась иллюзия, будто преодо¬

леть эти черты традиционного характера поможет новый

социальный типаж — «человек дела», «сильная лич¬

ность», способная увлечь своим примером пассивную и

инертную массу людей.
Незатейливая мудрость этих наставлений вполне

укладывалась в рамки воскресной проповеди. Почему же
53

в таком случае в американском обществе выявилась

столь сильная потребность чуть ли не в повальном жела¬

нии «просвещаться», то есть получать полезные советы,

следовать им? Что побуждало широкие слои населения

охотно отождествлять себя то с «наставниками», то

с «младшим братом»? Ведь именно данное стремление

к «житейской правде» с ее суровыми, но соблазнитель¬

ными требованиями и обеспечило существование массо¬

вых изданий.
Понять причины этих процессов, их специфическое

содержание вовсе не означает только вникнуть в технику

пропагандистского внушения. Важно раскрыть объектив¬

ную логику этих массовых иллюзий, которые нашли от¬

ражение как в самой практике журнальной деятельности,

так и в попытках объяснить ее в рамках буржуазной со¬

циологической теории путем описания «сильной лич¬

ности».
«Сильная^ личность» — это человек, который не

растерялся, оказавшись в ситуации нерегламентирован-

ного поведения. Он сам определил цели своей жизни, це¬

ликом взял на себя ответственность за собственные по¬

ступки. В то время как другие мучительно взвешивали

мотивы возможных действий, ждали подсказки, а сами

пребывали в состоянии вынужденной апатии, «сильный

человек» разглядел множество эффективных средств, ве¬

дущих к успеху. Он действовал, отыскивая все новые и

новые возможности для приложения своей энергии.
Представление о предприимчивом человеке, девизом

всей жизни которого стало, как отмечал американский со¬

циолог Д. Рисмэн, изречение — «через тернии к звез¬

дам» 10, явилось основой ряда идеологических концепций,

отражающих просветительские иллюзии буржуазной со¬

циологии. В своекорыстных, узкорасчетливых «деловых»

людях они видели идеальное воплощение человека, его

энергии и помыслов, выражая подчас простодушную и

гордую веру в силу духа такой личности, в неограничен¬

ность ее творческих возможностей.
«Эту сторону американской мечты, — отмечает совре¬

менный буржуазный социолог Ч. Рейч, — обещавшей
10	Riesman D., Denny R.y Glazer N. The Lonely Crowd: A study

of the changing american character. New-Haven; London, 1967.
54

каждому гражданину жизнь, соответствующую человече¬

скому достоинству, по-разному выразили Джефферсон,

Эмерсон, пуританские проповедники, пионеры, осваива¬

ющие Дальний Запад, и писатели, в особенности Уитмен,

который вполне мог говорить от имени нынешней амери¬

канской молодежи» п.
Что же определило известную стойкость этого идео¬

логического стереотипа, который, как мы постараемся по¬

казать далее, сохраняет свою живучесть и в современной

империалистической пропаганде? Чем обусловлено пред¬

ставление о магнетизме «сильной личности», способной

якобы поставить свою предприимчивость на службу об¬

щему благу? Почему возникло убеждение, будто «дело¬

вой человек» может свободно реализовать свои цели и за¬

мыслы?
Разумеется, сама экономическая история США давала

серьезные основания для того, чтобы представить ранний

капитализм как «общество равных возможностей». Пер¬

вые американские промышленники зачастую получали

свой доход не по наследству, не по сословному праву.

Будучи выходцами из крестьянско-мелкобуржуазной

среды, многие из них действительно продемонстрировали

головокружительные успехи на новом поприще. Инициа¬

тива и предприимчивость, казалось, на самом деле обес¬

печивали стремительное продвижение «достойных» из

«низов» в «верхи», в привилегированный слой «имущих».

Залогом такого возвышения, как об этом свидетельство¬

вали многочисленные примеры, служило будто бы един¬

ственное условие — неукоснительное следование запове¬

дям «частного предпринимательства».
Массовые журналы стремились завоевать сЬоих чита¬

телей систематическим восхвалением Америки как страны

неограниченных возможностей. Характеризуя пропаганду

прагматических ценностей в этих изданиях, советский ис¬

торик журналистики JI.• Д. Болотова пишет: «Прежде

всего это неприкрытый американизм, воспевание Аме¬

рики — страны «равных возможностей», «самой богатой

державы в мире». Журналы выступают с апологией идеи

«успеха», «процветания», прославляют бизнесменов. Мас¬

совая пропаганда насаждает воинствующую идеологию
11	Reich Ch. The Greening of America. N. Y., 1970, p. 23.
55

«капитанов индустрии», взяв на вооружение демагогиче¬

ские лозунги о «торжествующей» американской демокра¬

тии и «американской исключительности» 12.
По свидетельству американского исследователя

Ф. Мотта, в середине 90-х годов «журналы рождаются

в количествах, которые заставили бы Мальтуса задох¬

нуться от изумления» 13. Все эти массовые издания стали

активно распространять идеологию оптимизма и успеха.

Весьма показательно, что движение «разгребателей

грязи» — группы прогрессивных журналистов, которые

выступили в начале XX в. с резкой антиимпериалистиче¬

ской критикой, — в значительной мере разделяло ценност¬

ные ориентации журналов тех лет. Вера в прогресс,

так же как и критика общественных зол, в равной мере

исходили из примата индивидуалистических интересов,

рекламы оптимизма и перестройки жизни.
Преуспевающий бизнесмен, миллионер, «капитан ин¬

дустрии», — таким был герой, кумир и идеал буржуазной

литературы и журналистики уже в начале XX в. Этот ге¬

рой описывался как сильная личность, «обновитель жи¬

зни», «носитель разумности и человечности». Человек

бизнеса становится центральной фигурой буржуазной

пропаганды.
Именно в ту пору, когда возможности свободной ини¬

циативы оказались резко ограниченными, буржуазная

печать обрушила на своих читателей поток «биографий

быстрого делового успеха». Ведущие американские изда¬

ния едва ли не ежедневно публиковали рассказы о стре¬

мительном продвижении из «низов» в «верхи». Эти совре¬

менные «жития святых» излагали случаи невиданного

жизненного возвышения. По одному шаблону строились

притчи о карьерах Форда и Вандербильда, Сименса и

Ратенау.
Так называемые книги по самообразованию, которые

выпускались в Америке в первые десятилетия XX в.,

представляли собой своеобразные популярные карманные
12	Болотова Л. Д. Возникновение американских массовых жур¬

налов и движение «разгребателей грязи» (конец XIX—начало
XX	вв.). Автореф. дис. ... кандидата исторических наук.

М., 1971, с. 7.
13	Mott F. L. American Journalism. A History 1690—1960, 3d edi¬

tion. L., Macmillan, 1960, p. 240.
56

издания. В этих книгах излагалась «протестантская

этика». Много говорилось о сильной личности, утвержда¬

лось, в частности, что человек, стоит ему сильно захо¬

теть, может добиться любой цели. Общество в этой лите¬

ратуре оценивается как исключительно благожелательно

настроенное по отношению к личности. Книги пропаган¬

дируют спокойствие духа, культивируют успех и ини¬

циативу.
Сложные исторические процессы, связанные с разви¬

тием капитализма, назревающим революционным подъ¬

емом, конфликтами и противоречиями буржуазного об¬

щества, еще в XIX в. подготовили крушение мифа о ра¬

зумной и автономной личности. Вместе с тем все более

развеивались иллюзии насчет просветительских возмож¬

ностей массовой пропаганды. В связи с этим в буржуаз¬

ной социологии сложилось две тенденции.
Одна из них сводилась к психологизации исследова¬

тельских подходов в буржуазной теории пропаганды.

Многие социологи конца XIX—начала XX вв., в том чи¬

сле У. Бэджхот, Г. Тард, А. Смолл, У. Мак-Доугалл,

Э. Дюркгейм, Ф. Знанецкий пришли к выводу, что в ос¬

нове мотивов поведения людей лежат стандарты, выра¬

батываемые обществом и затем вносимые в сознание ин¬

дивидов. В результате в буржуазной социологии сложи¬

лась и получила развитие концепция социального давле¬

ния и принуждения. Основы этих явлений социологи ус¬

матривали в подражании, в принадлежности к той или

иной группе, в структуре или природе «группового духа»,

«коллективного сознания». Эти теории явились реакцией

буржуазного сознания на крушение мифа о «разумной

личности», отражением ряда процессов, связанных со

становлением империализма (конец XIX—начало XX вв.).

Сужение сферы частного предпринимательства в резуль¬

тате монополизации капитала, естественно, нашло отра¬

жение и в сфере общественного сознания. Оно, в частно¬

сти, утратило веру в неисчерпаемые ресурсы «независи¬

мого индивида». Названная тенденция привела к тому,

что многие проблемы массовой пропаганды стали рас¬

сматриваться в рамках социальной психологии. На этой

основе впоследствии сложились неофрейдистские концеп¬

ции пропаганды, техника внушения и т. д.
Другая тенденция буржуазной социологии привела

к тому, что процессы пропаганды изучались в рамках тео¬
57

рии массовых идеологических процессов. Французский

социолог Алексис де Токвиль, изучая в прошлом веке по¬

ведение американских фермеров, неожиданно обнаружил,

что в сознании многих из них укоренились прочные стан¬

дарты, которые легко можно принять за результат про¬

пагандистского воздействия. Однако в самом содержании

печати, доступной этим фермерам и популярной среди

них, именно эти представления не распространялись. От¬

куда же они взялись? Каким образом откристаллизова¬

лись?
Чтобы объяснить факты такого рода, нужно было дать

развернутое истолкование не только пропагандистского

процесса, но и самой механики появления конкретных

идеологических стандартов. Отвлеченно-рациональные

предпосылки здесь явно не годились, поскольку предсто¬

яло описать какие-то новые механизмы, проявляющиеся

в духовной жизни и имеющие, по-видимому, иррацио¬

нальную основу.
Разумеется, просветители, как уже отмечалось, немало

говорили о предрассудках людей. Однако они предпола¬

гали, что эти иллюзии носят в конечном счете временный

и непрочный характер. Единственным средством форми¬

рования стабильных, «цепких» воззрений мыслители
XVIII	в. считали «просвещение», то есть постоянное и

целенаправленное духовное воздействие на массу. Но

вдруг исследователи столкнулись с положением, что кол¬

лективные представления складываются на основе каких-

то неразгаданных закономерностей, спонтанно. Сужде¬

ния массы, как выяснилось, далеко не всегда являются

продуктом воздействия извне, со стороны социальных ин¬

ститутов или средств массовой информации.
Социологическое изучение особенностей поведения

людей показало, что глубинный реализм сознания не

всегда и не при всех обстоятельствах противостоит воз¬

действию пропаганды. Непосредственные впечатления,

общность быта, уклада жизни нередко сами по себе явля¬

ются источниками стандартизации сознания, образуют

питательную почву для иллюзий, типологически род¬

ственных представлениям и стандартам, распростра¬

няемым пропагандой.
Но что же тем не менее порождает многообразие идео¬

логических стандартов? Почему различные представле¬

ния людей оформляются в конкретные и фиксируемые
58

образно-чувственные комплексы и готовые мыслительные

формы? Ответить на эти вопросы попытались видные

представители буржуазной социологии М. Вебер, В. Па¬

рето, К. Мангейм.
В 1910 г. М. Вебер выступил на первой сессии Герман¬

ского социологического общества. Он выдвинул обшир¬

ную программу социологических исследований в области

изучения прессы. Хотя М. Вебер говорил о широ¬

ком привлечений статистики для рассмотрения функцио¬

нирования печати, о развертывании экономико-социаль¬

ных исследований, речь у него шла не об узко

эмпирической направленности намечающейся работы.

Напротив, Вебер сформулировал общие теоретические

подходы к созданию особой научной дисциплины — социо¬

логии прессы и.
Вебер обратил внимание на многосторонность самого

предмета исследования. Он охватил при этом широкий

круг социальных и социально-психологических проблем.

В частности, формулируется важный вопрос, что такое

паблисити и какой вид примет оно в будущем? Вебер

приводит характерный пример. В середине XVIII в. ан¬

глийские газеты впервые в истории политической жизни

Европы сообщили о парламентских сессиях. Эта журна¬

листская акция была расценена как неслыханная дер¬

зость, ибо она нарушала существовавшие тогда нормы.

Британский парламент заставил репортеров встать на ко¬

лени и просить извинения за нарушение традиции, за

разглашение тайны. Как же, по словам-Вебера, измени¬

лись за полтораста лет представления о прессе, о ее

месте в общественной жизни! Если бы теперь газеты

стали угрожать, что не напечатают правительственных

речей, это повергло бы членов парламента на колени.
Вебер затрагивает сложную совокупность проблем —

перспективы трестирования в прессе и отношение газеты

к тем или иным партиям, причины колебаний обществен¬

ного мнения и факторы, которые приводят к различиям

в оценке информации, источники новостей и экономика

газетного предприятия. Одновременно он формулирует и

некоторые соображения о методике исследований, пред-
14	Weber М. Toward a Sociology of the Press. — Journal of Com¬

munications, 1976, vol. 26, N 3, p. 96—101.
59

Лагая, в частности, проводить количественный анализ ма¬

териалов прессы 15.
Немецкий социолог ставит ряд проблем, имеющих от¬

ношение к «психологии народов». Когда, например, анг¬

лийский лорд вступает в брак с американкой, — рассуж¬

дает он, — подробные сообщения о ее достоинствах (и,

конечно, о приданом) появляются в прессе. Однако в Гер¬

мании такого рода информацию давать не принято, ибо

здесь сложились иные традиции. Читатели ряда стран

обнаруживают интерес к фактам в большей мере, нежели

к мнениям. Однако французы, по словам Вебера, любят,

чтобы газета излагала именно оценки фактов, мнения.
Вебер затронул также важную проблему личностной

подачи материала. Он подчеркнул, что эмпирические ис¬

следования дали немало доводов в пользу как аноним¬

ной, так и авторской формы газетных выступлений. Со¬

циолог, считает Вебер, не должен принимать точку

зрения той или иной из дискутирующих сторон. Ему над¬

лежит рассмотреть эту проблему в свете конфликта ме¬

жду интересами журналиста, стремящегося к известно¬

сти, и судьбами издания как такового.
Оценивая программу, намеченную М. Вебером, можно

сказать, что она охватывает сложный спектр вопросов,

которые действительно требуют социологического изуче¬

ния. Однако Вебер оставил в тени многие аспекты функ¬

ционирования прессы, имеющие отношение к классовой

природе пропаганды. Он игнорировал, например, полити¬

ческие проблемы печати, ее роль в развитии социальных

конфликтов. Эти недостатки социологической программы

Вебера были усугублены последующим развитием запад¬

ных исследований. Несмотря на развернутую масштабную

эмпирическую работу, буржуазные авторы не реализо¬

вали и десятой доли того, о чем говорил немецкий социо¬

лог. Господствующей тенденцией в зарубежной социоло¬

гии стало изучение потребительских запросов аудито¬

рии. Многие социальные проблемы, имеющие отношение

к общественному статусу прессы, к функционированию

ее в системе социальных отношений, вообще не получили

никакой серьезной разработки.
Вместе с тем выступление Вебера сыграло важную

роль в развитии буржуазной социологии пропаганды. Оно
15	Weber М. Op. cit., р. 77.
60

привлекло внимание к центральной проблеме теории жур¬

налистики — к вопросу о том, каковы социальные функ¬

ции печати, накладывающие свой отпечаток на массовые

идеологические процессы в буржуазном обществе. Если

в просветительских концепциях люди противостояли друг

другу как личности, способные трезво и непредвзято оце¬

нивать окружающий мир, то теперь буржуазные авторы

все чаще стали подчеркивать, что люди не всегда прояв¬

ляют себя как аналитически мыслящие субъекты. Более

того, в пропагандистском процессе активно выявляются

какие-то механизмы, которые и определяют различную

силу воздействия тех или иных представлений.
Внимание буржуазных исследователей привлекали те¬

перь не рационалистические обоснования поступков, а ре¬

акции коллективного поведения. Чем обусловлены те или

иные шаблоны переживаний? В чем притягательная

сила конкретных политических мифов, получивших рас¬

пространение в пропаганде? Почему в сознании людей

укореняются готовые идеологические формулы? Все эти

вопросы уже нельзя было решить в рамках политиче¬

ской социологии. Возникала новая проблематика, допол¬

нявшая прежнюю. Она тяготела в основном к анализу

идеологических процессов. Отныне пропаганда стала объ¬

ектом рассмотрения внутри буржуазной теории идеоло¬

гии. Именно к этой тематике обратился видный итальян¬

ский социолог Вильфредо Парето (1848—1923).
Теоретическая система В. Парето базируется на свое¬

образной концепции идеологии. Механизм ее образова¬

ния и функционирования, по мнению Парето, позволяет

объяснить соотношение рационального и иррационального

как в поведении человека, так и в общественной жизни

в целом. Этот механизм дает также возможность постро¬

ить целостную интерпретацию социальных процессов.
Парето обратил внимание на то, что мировоззренче¬

ские доктрины и их реальный облик в общественном со¬

знании не есть нечто тождественное. Напротив, теология,

по его словам, не равнозначна религии, юридические ко¬

дексы не идентичны правовому сознанию, моральные

нормы отличаются от действительных правил поведения,

от оценки нравственных стандартов в повседневной ре¬

альности.
Такой подход позволял подойти к социологическому

анализу духовных процессов, к выявлению связей между
61

идеологией и пропагандой. В этот период буржуазная

философия накопила обширный материал, характеризую¬

щий динамику общественного сознания. Развитие демо¬

кратического и рабочего движения, развернувшегося

в XIX в., практика революционных выступлений против

капитализма, несомненно, углубили внимание буржуаз¬

ных исследователей к вопросам идеологии.
Парето проводил различие между логико-эксперимен-

тальным, научным, верифицируемым знанием и метафи¬

зическим, неверифицируемым псевдознанием. Исследуя

в этой связи дихотомию логического и иррационального,

он уделял особое внимание характерным и специфиче¬

ским проявлениям псевдознания, создающим сложную

механику политической мифологии.
В своем учении об «остатках» (резидиумах), о при¬

роде нелогическпх действий Парето придерживался ско¬

рее антропологических позиций. Под резидиумами он

подразумевал явные опознаваемые психические тенден¬

ции и состояния, проявления лежащих в их основе эмо¬

ций, бессознательных или подсознательных и не под¬

дающихся явному обнаружению импульсов. Резидиумы

Парето отличал от интересов, которые функционируют

частично как логические, целенаправленные элементы по¬

ведения, дают основной материал для экономической на¬

уки, а частично — как нелогические элементы, наподо¬

бие вкуса и т. д. Интересы, согласно Парето, — функция

н эмоций, и разума. Иное дело — резидиумы, которые

проявляются именно как действие эмоций.
Таким образом, Парето допускает существование двух

типов действий — логических, которые возникают в соот¬

ветствии с объективной оценкой целей и средств, и не¬

логических, то есть управляемых эмоциями. В обществен¬

ной жизни, по мнению итальянского социолога, господ¬

ствуют нелогические действия и мнения. Иррациональ¬

ные, инстинктивные мотивы поведения Парето называл

«остатками», указывая на их свойство «оставаться» по¬

сле того, как произведена редукция всяких рациональных

соображений. Это чувства, инстинкты, страсти, импульсы,

которые обусловливают поведение человека, выступая

в качестве основной части психического целого.
Однако иррациональное, по словам Парето, нужда¬

ется в рассудочном, логическом. Поэтому на базе инстинк¬

тов складываются лжерационализации, псевдообъяснения,
62

мифы. Эти производные от резидиумов явления Парето

называет «деривациями». Они обусловлены, по убежде¬

нию Парето, эмоциональными ценностями и не имеют по¬

этому фактического обоснования. Деривации выступают

как аргументы, рационализации, оправдания, рассужде¬

ния, идеологии и псевдодоказательства, с помощью кото¬

рых ценностные суждения предстают как фактические

объяснения, как логико-экспериментальные объяснения

естественных явлений 16.
Парето предпринял грандиозную попытку дать кла<^

сификацию всех иллюзорных образований, используемых

в пропаганде. Он разделил деривации на четыре класса,

каждый пз которых имеет несколько подклассов.
Первый класс дериваций, по мнению Парето, имеет

трп подкласса. Эти деривации формируются, во-первых,

стремлением человека изречь некую «истину», будто бы

продиктованную эмпирическим опытом. Сюда относятся

изречения из Библии, запреты, табу и т. д. Деривации

этого класса порождены, во-вторых, эмоциями, которые

нуждаются в косвенном выражении, в некоем словесном

закреплении. Например, изречение типа «лучше стра¬

дать от несправедливости, чем совершать ее» вовсе не яв¬

ляется итогом логических умозаключений. Оно есть от¬

влеченное обозначение переживаемого чувства. В-третьих,

деривации могут формироваться как смесь первого и вто¬

рого источника. Примером может служить высказывание

«женщпну украшает скромность». Это выражение чув¬

ства, претендующее на ранг установленного факта.
Второй класс дериваций обусловлен тем, что люди

психологически склопны выступать в роли консерваторов

или новаторов. Такая позиция порождает разного типа

суждения. Консерваторы нуждаются в авторитете, кото¬

рый санкционировал бы их «мудрость». Тут возможные

ссылки на разные источники — на одного человека или

на «других», на традиции, обычаи или нравы, на боже¬

ственные персоны. Новаторы также ищут опору во всех

этих ссылках, прибегая лишь к иным комбинациям ис¬

точников. Но при этом, как отмечает Парето, «греки все

находили у Гомера, римляне — у Вергилия, итальянцы —

у Данте. Хорошо известно, как обстоит дело с Библией и
,e Samuels W. /. Pareto on policy. Amsterdam e. a., 1974.
63

Евангелием. Трудно сказать, чего в этих книгах нельзя

было бы найти» 17.
Третий класс дериваций представляет собой обраще¬

ния к общепринятым чувствам и принципам. Это, во-

первых, ссылки на «общее мнение», в частности посло¬

вицы, поговорки и другие сентенции. Это, во-вторых, ло¬

гические оправдания собственного интереса, так сказать,

резоны своей выгоды. В-третьих, это обоснования кол¬

лективного интереса. В-четвертых, всякого рода апелля¬

ции к юридическим сущностям, то есть к абсолютной

морали и абсолютному закону. В-пятых, поиск абстрак¬

ций типа «справедливость», «истина», «демократия».

В-шестых, религиозно-этические системы вроде учения

Августина Блаженного.
Четвертый класс дериваций порожден готовностью че¬

ловека спорить, судачить, выдвигать доводы. По мнению

Парето, есть некие реальные, объективно существую¬

щие вещи (понятия). Они обозначаются разными терми¬

нами, многие из которых лишены определенности. Это,

во-первых, известные из формальной логики софизмы.

Во-вторых, это термины, которые обозначают действи¬

тельные события или факты, процессы, но при этом с по¬

мощью выбора возможных слов достигается тот или иной

эффект. Можно сказать, например, «кража», а можно —

«экспроприация». Суть, по мнению Парето, одна, а эмо¬

циональные оттенки совсем разные. Оказывается, одно и

то же свойство можно обозначить множеством вариан¬

тов. Здесь для пропаганды открываются широкие возмож¬

ности формировать те или иные эмоциональные состоя¬

ния. Можно сказать: «Орест — мститель за своего отца»,

а можно и иначе: «Орест — убийца матери». Идеолог, по

мнению Парето, имеет возможность гибко оперировать

разными словами, вроде «свобода», «прогрессивный»,

«современный», которые несут неконкретное содержание,

поэтому создают предпосылки для манипулирования со¬

знанием. В-третьих, деривации этого класса образуют раз¬

личные комбинации реального смысла и используемого

«расплывчатого» термина. Например, заповедь «Неубий!»

имеет непосредственное и ясное семантическое содержа¬

ние, но в то же время поддается различным истолкова¬
17	Pareto V. Trattato di sociologia generale. Introd. di N. Bobbio.

3-a ed. Milano, vol. 1—2, 1964, vol. 2, p. 36.
64

ниям. Не случайно библейскую заповедь трактуют в кон¬

кретных ситуациях по-разному. Рождается причудливое

сочетание смысла и неопределенности, ясности и рас¬

плывчатости. Очевидно, например, что выражения «Не

убий ребенка» и «Не убий убийцу» совершенно неодно¬

значны.
Предпринятый Парето анализ идеологических и пси¬

хологических процессов сыграл большую роль в разви¬

тии буржуазной социологии и пропаганды. Многие его

идеи взяты на вооружение современными зарубежными

исследователями. Парето стремился разработать сложный

и разнообразный понятийный аппарат, который позво¬

лил бы расчленить и классифицировать идеологические

образования, раскрыть их внутреннюю взаимосвязь, по¬

казать механизм «сцепления» различных духовных тра¬

фаретов. Такой подход к массовым идеологическим про¬

цессам привлек интерес многих авторов, которые впослед¬

ствии продолжали развивать традиции, заложенные Па¬

рето. Эти авторы, например, У. Липпман, Т. Адорно и

другие справедливо разглядели в концепции Парето обоб¬

щение уже сложившейся в начале века практики буржу¬

азной журналистики, которая показала конкретные при¬

емы манипулирования массовым сознанием.
Парето видел свою задачу в том, чтобы подпяться

к истокам идеологии, то есть отыскать генезис тех или

иных духовных процессов в особенностях внутреннего

мира человека. При таком подходе совсем иное осмысле¬

ние принимала проблема соотношения истины и идеи.

Основное внимание уделялось не тому, насколько досто¬

верно конкретное идеологическое образование, истинно

оно или ложно, а анализу тех механизмов, которые обес¬

печивают жизненность, «признанность» отдельных пред¬

ставлений. Все это открывало возможности для социоло¬

гического анализа массовых идеологических процессов.
В отличие от просветителей Парето рассматривал не

наставническую роль идеологии, а присущий ей механизм

интеграции людей. Он показал, что, даже обнаруживая

свою неистинность, идеология тем не менее продолжает

сохранять известную влиятельность, ибо она отвечает

каким-то потребностям людей в псевдорассужденип, псев¬

дооправдании. При этом свойственные ей мифологические

элементы активно включаются в контекст социальных

движепнй. Следовательно, пропаганда выполняет не
5 П. С. ГурСБИЧ
(м

столько функцию распространения знаний, сколько инте¬

гративную и компенсаторную функции. Идеологические

трафареты, по мнепию Парето, внедряются в сознание

людей не только с помощью пропаганды. Если они воз¬

никают прежде всего в глубиппом сознании человека как

результат острой потребности найти мотивы для сокры¬

тия истинных целей и аффектов, то, естественно, фикции

всякого рода обнаруживают свою особую живучесть.
Любое идеологическое образование — теоретическое

построение, коллективную иллюзию, нравственное требо¬

вание — Парето расценивал как своеобразную рациона¬

лизацию изначальных аффективных и глубинных влече¬

ний человека. Согласно Парето, идеология как социаль¬

ный феномен призвана маскировать действительные по¬

будительные мотивы поведения людей, придавая нм

логическую, рассудочную форму. Будучи иррациональной

по своему генезису, идеология «фильтрует», «облагора¬

живает», «интеллектуализирует» первоначальные, зача¬

стую стихийные, корыстные и неосознаваемые побужде¬

ния людей. Мир идей тем не менее остается, по Парето,

миром мифов, стереотипных духовных образований.
В процессе пропаганды идеология, по словам Парето,

апеллирует к эмоциональным (резидиуальпым) пластам

человеческой психики. Происходит как бы возвращение

к истокам, «расподобление» идеологических фикций, об-

пажение «ядра» идеологических образований.
Таким образом, Парето по сути дела отвергал рацио¬

нальное содержание идеологии, сводил ее к аффективным

состояниям. Подобное сопоставление логического и эмо¬

ционального, жестокая регламентация их сфер не позво¬

лили ему выявить многомерность тех связей, которые

существуют между идеологией и пропагандой, между тео¬

рией и общественным, точнее, массовым сознанием.
В частности, концепция Парето, с одной стороны,

стирала различие между теоретическим и обыденным со¬

знанием, поскольку подчеркивала мифологичность обоих

типов осмысленйя действительности, ее оценки, с другой

стороны, оставляла в тени тот факт, что «практическому»,

обыденному сознанию также присуще «здравомыслие»,

то есть потребность в определенной «логике», в выдвиже¬

нии «резонов», имеющих вполне «рассудочную» форму.
Разумеется, тщательно разработанная Парето техника

проникновения р самую суть идеологических образова¬

но

Hiiii, в их «ядро» заслуживает всестороннего внимания.

Она способствует раскрытию иллюзорной природы иде¬

алистической идеологии как ложного сознания. Однако

в свете марксистской методологии становится очевидной

и ограниченность такого подхода. В отличие от осново-

положников научного коммунизма Парето не показал ра¬

ционального, «естественно-исторического» зерна в тех

иллюзорных идеологических формах, которые были по¬

рождены социально-экономической практикой капита¬

лизма. Он увидел в них лишь продукт произвольного,

«свободного» и спонтанного сознания, имеющего иррацио¬

нальную природу. Такая методология закономерно при¬

вела к представлению о примате ценности над истиной,

о полном вытеснении знания из идеологического про¬

цесса.
Поставленные Парето проблемы и предложенные им

иути их решения получили дальнейшую разработку

в трудах его последователей. Многие буржуазные социо¬

логи характеризуют истину не с точки зрения ее объек¬

тивного содержания, а с позиции «смысловых» призна¬

ков, ее значимости 18, функциональной 19 роли, соотнесен¬

ности с внутренним миром индивида20. Все это дополняет

гносеологическую проблематику пропаганды новым ас¬

пектом — социологическим. В частности, многие буржу¬

азные исследователи обнаружили, что идеи обладают ог¬

ромной мобилизующей силой, способны вербовать союз¬

ников, сплачивать единомышленников, независимо от

того, какова мера истипности этих идей21.
В этом отношении после Парето традиционный под¬

ход к сознанию, при котором исследуется соотношение

в нем истинного и ложного, отличие правды, знания от

незнания, заблуждения, веры, дополняется функциональ¬

ным подходом, помогающим раскрыть секреты массовой

пропаганды. Она рассматривается при этом не как сред¬

ство распространения научной истины, а как инструмент,
18	Heraux P., Novi М. Une etude factorielle de l’ideologie. Proble-

mes methodologiques. — Rev. franc, de sociologie. P., 1974,

vol. 15, N 2, p. 217—235.
19	Lemberg E. Ideologic und Gesellschaft: Eine Theorie der idop-

logischen Systeme, ihrer Struktur und Funktion. Stuttgart, 1971.
20	Dumont F. Les ideologie. P., 1974.
21	См. об этом в нашей статье: Критика новейших вариантов

буржуазной концепции «деидеологизации». — Вопросы истории

КПСС, 1974, № 9, с. 66-67.
67

позволяющий обеспечить единство поступков или пред¬

ставлений о мире у разных социальных общностей.
В отличие от Парето другой видный представитель

буржуазной социологии К. Мангейм (1893—1947) не от¬

рицал, что широкие слои населения могут мыслить об об¬

ществе и политике в категориях научного анализа. Од¬

нако он подчеркивал, что они способпы делать это «не¬

редко лишь в пропагандистской манере»22. По мнению

Мангейма, крушение религиозного объяснения мира при¬

вело к возрастанию рациональных моментов в идеологии.

Если церкви и секты вели борьбу с помощью иррацио¬

нальных догматов веры, то отныне, по словам Мангейма,

поднимающиеся партии стали использовать научную ар¬

гументацию, придавая ей гораздо большее значение.
Но сближение науки и политики, как полагает Ман¬

гейм, имело различные последствия. Политика, опираясь

на политическую философию мира, значительно расши¬

рила сферу пропаганды, которая отныне, по Мангейму,

не просто распространяет идеи, излагая доктрину мето¬

дами научной дискуссии, а обрушивается против соци¬

ального статуса оппонента, его общественного престижа,

стремясь подорвать ее положение.
К. Мангейм говорил о том, что понять функциониро¬

вание идей можно только с универсально-исторической

точки зрения. Поэтому он предлагал выработать новую

по своему типу историю мышления, то есть показать, как

возникли многообразные типы наблюдения над окружа¬

ющей действительностью, как они складывались в раз¬

личные времена22®. При этом Мангейм предлагал пока¬

зать, как идеи меняются в зависимости от социальных и

исторических факторов, и дать этому всестороннее объяс¬

нение 23.
Такая формулировка целей, поставленных перед тео¬

рией идеологии, внешне совпадает с марксистской про¬

граммой воссоздапия интеллектуальной истории. Однако

на деле речь пдет о разных вещах. Классики научного

коммунизма предлагали показать, как «вместе с услови¬

ями жизни людей, с их общественными отношениями,

с их общественным бытием изменяются также и их пред¬
22	Mannheim К. Ideologic und Utopie. Bonn, 1929, S. 65.

22a Ibid., p. 65.
23	Ibid., p. 64.
68

ставления, взгляды и понятия...»24, то есть их созна¬

ние25. Они утверждали поэтому, что общественное созна¬

ние всех веков, «несмотря на все разнообразие и все раз¬

личия, движется в определенных общих формах, в фор¬

мах сознания...»26.
Говоря о социальных и исторических факторах, опре¬

деляющих изменение идей, Мангейм имеет в виду не со¬

циально-экономические закономерности, а некоторые спе¬

цифически трактуемые им духовные явления, например

культурно-историчесццй облик социальной группы, но¬

сительницы конкретных воззрений. При таком подходе

не реализуется принцип, обоснованный К. Марксом и

Ф. Энгельсом, которые рассматривали «развитие идеоло¬

гических отражений» в качестве «отзвуков действитель¬

ного жизненного процесса». «Даже туманные образова¬

ния в мозгу людей, — писали они, — и те являются необ¬

ходимыми продуктами, своего рода испарениями их

материального жизненного процесса, который может быть

установлен эмпирически и который связан с материаль¬

ными предпосылками» 27.
Мангейм ставит вопрос о том, чтобы «многообразие

форм мышления» превратить в «тему для осмысления»28.

Он не отрицает в известной степени правомерность изу¬

чения всей духовной истории человечества, не оспаривает

возможности с помощью психогенетического метода ос¬

ветить такой, например, вопрос: кто был прав, христиане

или господствующие классы Рима 29?
Но все же «историю мышления» Мангейм начинает

не с появления классового общества, а со времен Средне¬

вековья. Именно в эту эпоху, по мнению Мангейма, про¬

изошел распад целостной картины мира, крушение еди¬

ной системы ценностей. Л первым значительным следст¬

вием исчезновения единого представления о мире, знаме¬

новавшего собой начало повой эры, было возникновение

гносеологии30.
24	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 445.
25	Там же.
26	Там же, с. 446.
27	Там же, т. 3, с. 25.
28	Mannheim К. Ideologic und Utopie, S. 10.
29	Ibid.
30	Ibid., pt 36.
69

Концепция К. Мангейма дает определенное представ¬

ление о социальных функциях идеологии и пропаганды,

об их сложных внутренних связях. Соотношение идеоло¬

гии и пропаганды проступает п в выдвинутых Мангей¬

мом понятиях «частичной» и «тотальной» идеологии.

В первом случае речь идет о более или менее осознанном

искажении действительных фактов, о таких массовых

процессах, когда используются разные приемы воздейст¬

вия на людей — от сознательной лжи до полуосознанного

инстинктивного сокрытия истины, от обмана до самооб¬

мана. При этом используется методика манипулирования

сознанием. Во втором случае идеология понимается

шире — как вся система воззрений, многие из которых.

класс или социальный слой воспринимает и оценивает

как истину. Здесь более отчетливо проступают связи иде¬

ологии и науки, философии. Своеобразие и характер всей

структуры сознания данной конкретной эпохи Мангейм

рассматривает в понятии «тотальной идеологии», подчер¬

кивая тем самым, что ограниченность идеологии не всегда

осознается конкретной эпохой. Идеолог зачастую пред¬

лагает аудитории свои воззрения как истинные, непрере¬

каемые, но, по- мнению Мапгейма, обращение к «абсо¬

лютным» ценностям являет собой «простую спекуляцию

потребностью широких масс в устойчивости, и.»31 Он

в этом смысле противопоставляет объективное исследова¬

ние пропаганде32. В современном демократическом госу¬

дарстве, по мнению Мангейма, манипулирование массами

необходимо33. Цель идеологии, стало быть, не продвиже¬

ние к истине, а «воссоздание абсолютов».
Буржуазные исследователи вслед за Мангеймом рас¬

сматривают «распад единой системы смысловых значе¬

ний» 34, который произошел в средние века, своеобразным

началом социального процесса, вызвавшего появление те¬

ории идеологии. С этой точки зрения, как мы помним,

учение Бэкона рассматривается ими как предвосхищение

современной концепции идеологии.
Современные буржуазные социологи стремятся

хотя бы частично реализовать замысел Мангейма — раз-
31	Ibid.,	р. 21.
32	Ibid.,	р. 106.
33	Ibid.,	р. 119.
34	Ibid.,	р. 133.
70

работать новую по своему типу историю мышления. За¬

падные социологи хотят подойти к анализу идеологии

с историко-философских позиций, раскрыть преемствен¬

ность тех или иных схем мышления об идеологии.

В этом отношении в работах Г. Барта, Э. Хельцле накоп¬

лен обширный эмпирический материал.
Г. Барт, в частности, анализирует концепции фран¬

цузских экономистов, философов, естествоиспытателей

(Деспота до Траси, Кабаниса, Вольнея, Гара Джерандо,

Ланселина и др.)» выступивших па рубеже XVIII и

XIX вв. с интерпретациями идеологии как социального

явления. Обращаясь затем к «предыстории вопроса», ав¬

тор рассматривает учение Бэкона об «идолах», теорию

предрассудков Гельвеция и Гольбаха, суждения Руссо об

общих и частных интересах. Такой подход позволяет рас¬

ширить источниковедческую базу исследования, показать

мировоззренческие истоки сложившихся па Западе пред¬

ставлений об идеологии.
Однако сам принцип трактовки буржуазной историо¬

графией историко-философского процесса как свободного

обмена идеями в духе плавной эволюции, как процесса

простой преемственности выводов, требует критического

разбора. «.. .История идей есть история смены, — под¬

черкивает В. И. Ленин, — и, следовательно, борьбы

идей»35. Буржуазные авторы прослеживают эволюцию

идей с отвлечеипой «универсально-исторической точки

зренпя». Опи говорят о взаимном влияпии идеологий

разных эпох, но не рассматривают материально-экономи¬

ческих предпосылок функционирования идеологии в ис¬

тории.
Таким образом, изучая массовые идеологические про¬

цессы буржуазного общества, видные представители за¬

падной социологии подвергли критике прежние просве¬

тительские иллюзии. Они показали, что пропаганда как

социальное явление отражает действительность с пози¬

ции конкретной идеологии. Следовательно, предметом

пропаганды служит не сама реальность, а ее преображе¬

ние, «трансформация» в массовых идеологических про¬

цессах. Однако при этом идеология трактовалась ими

как ложное сознание, как средство отвлечения от реаль¬

ности.
а> ,7 слип В. II. Полп. собр. соч., т. 25, с. 112.
71

Классики марксизма показали, что господствующий

класс стремится навязать массам не только свои взгляды

и доктрины. Буржуазия использует пропагандистский

аппарат для того, чтобы внедрить в созпание трудящихся

ценности капиталистического мира, свойственные ему

идеалы. Поэтому она действительно создает политическую

мифологию.
Раскрывая лопятие * «современной мифологии»,

К. Маркс и Ф. Энгельс отметили, что она связапа с «бо¬

гинями справедливости,свободы,равепства н братства»36.

Они показали прямую связь прессы и телеграфа как по-

вых средств пропаганды с мифотворчеством. «До сих пор

думали, — писал К.. Маркс, — что создаппе христианских

мифов было возможпо в Римской империи только потому,

что не было изобретено книгопечатание. Как раз наобо¬

рот» 37. Пресса и телеграф, по словам К. Маркса, в руках

буржуазии становятся средством фабрикации мифова8.
Придя к власти, буржуазия стала в прежние свои ло¬

зунги вкладывать новое, выгодное для себя содержание.

Былые цеппостп используются ею уже в качестве пропа¬

гандистских клише в целях мапипулятнвпой обработки

масс. В связи с этим господствующий класс отказывается

от термина «пропаганда» в позитивном значении, то есть

от трактовки ее как процесса распространения передо¬

вых социальных идей. Ои берет па вооружение новые

копцепцшт, которые позволяют заменить слово «пропа¬

ганда» п найти подходящий эквивалент, чтобы вести об¬

работку масс под крышей другого понятия. Что касается

ведущих представителей буржуазной социологии —

М. Вебера, В. Парето, К. Мангейма, — то они обратились

к анализу явлепий пропаганды уже не столько в рамках

политической науки, сколько в пределах новой дисцип¬

лины — теории идеологии. Соответственно интересующие

нас проблемы стали изучаться в виде массовых идеоло¬

гических процессов.
Работы М. Вебера, В. Парето, К. Мангейма дали ос¬

новные методологические подходы буржуазной социоло¬

гии к изучению соотношения идеологии и пропаганды

как теоретической проблемы. Они определили последую¬
36	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-о пзд., т. 34, с. 234.
37	Там же, т. 33, с. 215.
33 Там же.
72

щее развитие западных концепции духовных процессов.

Эти авторы выдвинули ряд положении по таким пробле¬

мам, которые обусловили ' социологическое изучение

прессы, рассмотрение массовых идеологических явлений,

анализ манипулятивной техники империалистической

пропаганды. Все современные направления буржуазной

социологии, исследующие массовую пропаганду, исходят

из тех посылок, которые даны М. Вебером, В. Парето,

К. Мангеймом.
В. Парето едва ли не первым в буржуазной социоло¬

гии пришел к выводу, что в пропаганде, которую ведет

господствующий класс, нет ничего, кроме тщательно раз¬

работанной символики обмана. Разумеется, духовная

практика капитализма уже в ту пору давала обширный

материал для такого вывода. Господствующая буржуазия

пыталась выдать классовые питересы за всеобщие, при¬

бегая к изощренной демагогии. Она принудительно навя¬

зывала массам представления, пропитанные ее собствен¬

ными корыстно-эгоистическими расчетами, пользуясь при

этом приемами беззастеичнвой лжп и дезинформации.

Либерально-буржуазные партии в своей деятельности от¬

тачивали искусство откровенного манипулирования

людьми, беспринципной борьбы за власть, маскируя ее

возвышенными призывами и бессодержательными декла¬

рациями.
Все эти факты, безусловно, оказали влияние на со¬

циологическую концепцию В. Парето. Однако его как

исследователя интересовало не столько присутствие об¬

мана в политической практике, сколько те механизмы,

в. силу которых идеологические трафареты, несмотря на

свою абстрактность, тем не менее оказывают влияние на

человеческие представления н поведение.
Парето подходил к анализу этой проблемы не с клас¬

совых, а с антропологических позиций. Он пытался цайти

разгадку секретов пропаганды в индивидуальном созна¬

нии. Подобно тому как просветители стремились понять

общественные процессы, ориентируясь на разум лично¬

сти, Парето выводил свою концепцию из антропологиче¬

ской природы человека. Однако оп подчеркивал уже не

разумность, не рациональность индивида, а присущую

ему склопность мыслить устоявшимися шаблонами, ко¬

торые якобы представляют собой отработанные в ходе ис¬

тории формы маскировки собственных влечений.
73

Продуктивность такой постановки вопроса заключа¬

лась в том, что она помогла свести счеты с просветитель¬

скими иллюзиями и приступить к анализу буржуазной,

политической мифологии. Парето пытался объяснить, по¬

чему та или иная идея, даже несостоятельная, тем не ме¬

нее сохраняется в сознании людей, а мифологические

элементы идеологии активно включаются в стихийно

складывающиеся обывательские представления. Парето по

сути дела стремился понять, почему откровенная демаго¬

гия буржуазных политиканов находит отклик среди из¬

бирателей? Почему сознание масс зачастую приуготов¬

лено к восприятию политической мифологии?
Ставя эти вопросы, Парето не смог преодолеть рамок

типично буржуазных классовых представлений. Он не по¬

казал, как в самой социально-исторической практике

возникают те или иные предрассудки, иллюзии масс, ко¬

торые затем поддерживаются и эксплуатируются господ¬

ствующим классом. Тем более оп не осознал того факта,

что в ходе революционной борьбы против капитализма

происходит разрушение этих иллюзий, освобождение от

них, выработка и усвоение трудящимися научной социали¬

стической идеологии.
Историческая практика государственно-монополисти¬

ческого капитализма, принесшая глобальные военные ка¬

тастрофы, разгул правых умонастроений, крайней реак¬

ции, появление антидемократических, тоталитарных ре¬

жимов фашистского толка, заставили таких буржуазных

авторов, как В. Парето, К. Мангейм проявить известную

проницательность в оцепке духовных процессов, прису¬

щих буржуазному обществу. Однако их критицизм ока¬

зался ограниченным, подверженным антикоммунистиче¬

ским стереотипам, неискоренимому релятивизму и по¬

тому неспособным отобразить диалектически сложную

картину исторического развития. Именно поэтому выводы

этих авторов, направленные подчас против политической

мифологии, явились в дальнейшем методологической ос¬

новой для разработки буржуазной манипулятивной про¬

паганды.
*	* *
В период восхождения буржуазии как класса она пи¬

тала иллюзию, будто общество предоставляет каждому

руководствоваться соображениями собственной выгоды и
74

открывающимися возможностями полезного применения

своих сил и инициативы.
Конечно, сфера деятельности индивида и на этой ста¬

дии развития капитализма была не бесконтрольна. Она

обусловливалась не только «талантами» и желаниями но¬

сителя частнопредпринимательской активности. Законы

рынка и рыночных отношений постоянно «подправляли»

поступки людей, сводя на нет шансы обогащения мно¬

жества конкретных участников капиталистической конку¬

ренции. Однако в условиях домонополистического капи¬

тализма поведение человека регулировалось в основном

действием стихийных экономических сил и традиций,

а не прямым давлением со стороны социальных институ¬

тов, которые предумышлепио стремились бы проникнуть

в эмоционально-психологический мир человека с целью

контроля его сознания. Поэтому в традиционном обще¬

стве иллюзорные представления, различные мифы вызре¬

вали стихийно, медленно.
После того как буржуазия пришла к власти, положе¬

ние резко изменилось. Отныне опа уже пе заинтересо¬

вана в активизации сознапия масс. Наступает век мани-

пулятивной пропаганды, когда господствующий класс от¬

казывается от провозглашенных им конституционных

норм п начипает систематически, во все большем мас¬

штабе нарушать их, когда прежпие юридические деклара¬

ции утрачивают былое содержание, когда традиционные

механизмы правового .регулирования индивидуального

поведения дополняются «внеправовыми», то есть исполь¬

зованием социально-психологических, пропагандистских,

массово-коммупикацпоппых механизмов.
Вместо с тем реальпые соцпалыю-экоиомпчсскпе про¬

цессы капиталистического общества ведут к изменению

положения буржуазной журпалистики, порождая повые

явления, которые становятся объектом теоретического

размышления и истолкования со стороны западных ис¬

следователей.
В мире капитала возникают новые средства регули¬

рования массового поведения, ибо на стадии государст¬

венно-монополистического капитализма в этом обнаружи¬

вается прямая потребность. Массовое сознание все

больше начипает подвергаться целенаправленной обра¬

ботке, принимающей «индустриальные» формы. Стпхпй-

пое зарождение фетишистских представлений, постепен¬
75

ное, длящееся подчас столетиями оформление тех или

иных иллюзий в сознании людей сменяется, как подметил

К. Маркс, массовым производством мифологии с помощью

печати и телеграфа.
Капитализм объективно пуждается в систематизации

и упорядочении предрассудков, в консервации иллюзий,

в оформлении стихийно складывающегося сознания. Он

мобилизует все средства, которые служат этой цели, и

в то же время маскирует ее лозунгами просвещения, ин¬

формирования, человеческого общения. Распространение

буржуазных идей осмысливается идеологами господству¬

ющего класса в этом же концептуальном духе. Теоретики

журналистики интерпретируют манипулятивпую пропа¬

ганду в виде просвещения, в виде (в более поздпее

время) такой духовной практики, которая удовлетворяет

якобы врожденную потребность человека в мифе.
Современный капитализм не может обойтись без раз¬

вернутой «индустрии сознания», цель которой — добиться

унификации духовной жизни, стандартизации интеллек¬

туальных реакций в рамках усложнившейся социальной

структуры буржуазного общества. В конечном сче;ге ду¬

ховное манипулирование превращается в инструмент при¬

нудительной организации поведения людей, сочетаясь со

старыми, берущими свое начало еще в эпоху свободпого

предпринимательства, стнхийпыми механизмами форми¬

рования классовой политики буржуазии в сфере идеоло¬

гической жизни.
Абстрактпо-прогрессистскпе представления об общест¬

венном сознании буржуазных теорий идеологии вступили

в резкое противоречие с реальной исторической практи¬

кой. Военные катастрофы, экономические потрясения,

рост расистских, милитаристских тенденций убедительно

показали, что никакой внеклассовой, внеисторическп тра¬

ктуемой рациональности в историческом процессе не су¬

ществует. С другой стороны, классовые выступления

пролетариата, опыт впесеиия социалистического сознания

в рабочее движение, национально-освободительная

борьба подтвердили вывод марксизма-ленинизма о рево-

люционно-преобразующей роли научной идеологии, взя¬

той на вооружение широкими массами трудящихся.
Буржуазные теоретики не смогли увязать свои идеи

с развернувшимся кризисом капитализма. Концепции

идеологии, предлагаемые видными представителями за-
76

падной социологии, оказались неспособными к классо¬

вому анализу социально-политических закономерностей

исторического развития. Авторы -этих доктрип пришли

к убеждению, что явления пропаганды можно объяснить

лишь па баз£ развернутой теории идеологии.
Расставаясь с просветительскими иллюзиями, буржу¬

азные теоретики перешли к иптепсивпому исследованию

самого механизма внушения. Они пытались осознать, по¬

чему воздействие идеологии на людей оказывается столь

эффективным? Почему разум индивида не проявляет при¬

писываемой ему чудодейственной критической способ¬

ности, а наоборот, становится беспомощным перед иску¬

шениями массовой пропаганды?
В русле буржуазной социологии, ставящей проблемы

идеологии, труды М. Вебера, В. Парето, К. Мангейма от¬

крыли широкие перспективы для последующего анализа.

С позиции наметившейся методологии предстояло объяс¬

нить конкретный социологический механизм, раскрываю¬

щий функционирование идеологических мифов. Назван-.

пые авторы сформулировали самые общие подходы

к апалнзу этой проблемы. Они показали происхождение

мифов, полагая, как это утверждал, в частности, В. Па¬

рето, что иллюзии коренятся в психологической природе

человека. Возникала и более сложная задача — охаракте¬

ризовать коикретпые фикции и образы, свойственные раз¬

личным социальным группам. Но прежде важно было от¬

ветить па вопрос: каковы общественные фупкции идео¬

логии? К решению этой задачи и устремились буржуаз¬

ные теоретики.	1

Глава третья
СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ

ИДЕОЛОГИИ КАПИТАЛИЗМА
Интерес к идеологии, издавна проявляющийся в бур¬

жуазной литературе, иесомпепно, имеет сегодня специфи¬

ческую обусловленность и особенности. Он определяется,

во-первых, революционным характером современной

эпохи перехода от капитализма к социализму и, во-вто-

рых, колоссальными возможностями идеологического

воздействия с помощью средств массовой информации.
Достижения социалистического содружества, нараста¬

ние классовой борьбы трудящихся в капиталистическом

мире, расширение и углубление революционно-демокра¬

тического, антиимпериалистического движения, кризис

господствующих на Западе духовпых структур и полити¬

ческих учреждений, — все это активизирует различные

мировоззренческие и идейно-политические течения, по¬

рождает все новые интерпретации идеологии и идеологиче¬

ских процессов. Буржуазная теория идеологии существует

сегодня во множестве вариантов, которые, будучи сходны

по своему социально-классовому содержанию, отличаются

мировоззренческими оттенками в методическом отноше¬

нии, а также по характеру постановки и разрешения

поставленных проблем. При этом наиболее отчетливо об¬

наруживают себя две липин: позитивистская и пррацпо-

налистическая.
Позитивизм отвергает существование паучпой идео¬

логии, объявляет ее «метафизикой», утверждая при этом

множественность истин, поливариантность путей разви¬

тия различных областей общественной жизни. Позити¬

визм исходит из того, что все идеологии равноправны, по¬

скольку иллюзорны, п не делает исключения для марк¬

систской идеологии.
Буржуазная социология зачастую иптерпретирует иде¬

ологию как «ложное сознание», узко групповое п субъ¬

ективное мышление, противоположное науке. На этой по¬
78

сылке базируются специальные социологические дисцип¬

лины, занимающиеся изучением идеологии, прежде всего

«социология знания» (М. Шелер, К. Мангейм, В. Старк),

и собственно позитивистская школа, которая приравнивает

идеологию к ценностной ориентации и в этом качестве

противопоставляет ее научному знанию (К. Поппер,

Т. Гайгер, Э. Топич и др.).
Главная тенденция работ К. Поппера 60—70-х гг. —

признание объективности познавательных форм и тем

самым фактически отрицание неопозитивистского тезиса

о субъективности и релятивности познания. В то же

время Поппер заявляет, что позитивизм («сциентизм»)

является «единственной философией, адекватной естест¬

венным наукам».
Противопоставление истины и ценности, из которого

исходят оба позитивистски ориентированных направле¬

ния, имеют давнюю традицию, которая восходит к клас¬

сикам буржуазной социологии. Сама постановка этой

проблемы ц формулирование ее в виде дилеммы — несом¬

ненно исторический продукт кризиса буржуазного миро¬

воззрения.
Внимание буржуазной социологии к вопросам идеоло¬

гии связано прежде всего с попытками поставить и ре¬

шить гносеологические проблемы истинности познания,

его социальной обусловленности, механизма структуриро¬

вания действительности в духовных процессах п т. д.

Многие западные исследователи, затрагивая эти темы,

пытаются вскрыть действительные пружины обществен¬

ного сознания. Именно на этой основе ими формулируются

различные вопросы: как возникает идеология, каков ме¬

ханизм ее функционирования, каково ее соотношение

с мировоззрением, с политикой, с наукой, с культурой,

искажает ли идеология действительную картину вещей,

монистична ли истина и т. д.
Однако гносеологическая проблематика дополняется

при этом социологической, потому что многие вопросы

требуют ситуационного решения. В частности, буржуаз¬

ные исследователи обнаруживают, что идеи обладают ог¬

ромной мобилизующей силой, способной вербовать союз¬

ников, сплачивать единомышленников. Все это ставит

вопрос о том, каковы же социальные функции идео¬

логии, какова ее действительная роль в развитии об¬

щества.
79

В этом отношении традиционный философский подход

к сознанию, при котором исследуется соотношение в нем

истинного п ложного, критерии отличия знания от незна¬

ния, заблуждения, веры, дополняется функциональным

подходом. Идеология рассматривается не как способ по¬

иска научной истины, а как средство, обеспечивающее

функционирование социальной группы или общности.

Речь идет уже не о том, способствует ли идеология ра¬

циональному пониманию политических и социальных

проблем, а о том, почему и каким образом вербуются сто¬

ронники той или иной системы взглядов, какое единство

(иллюзорное, психологическое, активистское) скрепляет

идеология.
Буржуазные исследователи пытаются дать различную

классификацию тех функций, которые присущи идеоло¬

гии в современном мире. Предлагаются всевозможные ти¬

пологии, страдающие, однако, тем общим недостатком,

что в них отсутствуют единые методологические прин¬

ципы, позволяющие развернуть последовательную и

стройную классификацию функций.
Те или иные концепции идеологии не просто сменяют

(дополняют) друг друга, обеспечивая известную преемст¬

венность идей. Они раскрывают также социально-эконо¬

мические закономерности буржуазного общества, отра¬

жают социально-политические конфликты и борьбу клас¬

сов, живую динамику истории. В частности, широкое

мировоззренческое течение, сложившееся в западной со¬

циологии и представляющее собой «критику идеологии»,

явилось в конечном счете результатом той эволюции,

которую претерпел капиталистический мир.
После того как господствующая буржуазия усмотрела

в изобличении религиозных и политических идей угрозу

своей власти, понятие идеологии, как уже отмечалось,

приобрело негативный оттенок. С другой стороны, кри¬

тика идеологии велась теми мыслителями, которые ви¬

дели свою задачу в том, чтобы разрушить сложившиеся

представления, подорвать основы власти, опирающейся

на конкретное мировоззрение. В итоге возник спектр

различных течений, имеющих разное социально-классо¬

вое содержание, но формально объединенных общей вы¬

веской— «критика идеологии».
С этой точки зрения под флагом «критики» выступают

разные направления — от изобличения предрассудков
SO

в «позитивной социологии» Конта до нррационалистиче-

скои критики идеологии (Ф. Ницше, В. Парето и др.).

В частности, «социология знания» стремится теоретиче¬

ски систематизировать все современные идеологические

и антиидеологические позиции, являющиеся результатом

непрерывной критики идеологии.
«Классической критике» идеологии противостоит се¬

годня неопозитивизм (Г. Альберт, Т. Гайгер, К. Поппер,

Э. Топич). Он выступает с доводами, направленными

против «социологии знания». Однако у неопозитивистов

свои счеты с идеологией. Так, один из видных предста¬

вителей критического рационализма Г. Альберт призы¬

вает научную и техническую интеллигенцию разоблачать

«идеологическую пропаганду господствующих в обществе

сил». С этой целью он обращается к изучению различ¬

ных факторов, объясняющих возникновение и становле¬

ние идеологий.
Однако борьба Г. Альберта с «господствующей идео¬

логией» пе имеет ничего общего с разоблачением буржу¬

азного мировоззрения. Напротив, с политической точки

зрения он предлагает «реформу без революции», а в по¬

литико-идеологическом отношении продолжает традиции

таких «постнндустриалистов», как Р. Арон, 3. Бжезин-

ский, Г. Кан. «Критику» идеологии Альберт ведет с пози¬

ции рациональности, под которой понимает высокую сте¬

пень объективности, нейтральности и свободы от ценно¬

стей.
С 1961 г. Г. Альберт выступает как теоретик и

пропагандист субъективно идеалистической концепции

«критического рационализма», близкой реформизму и

и «социальной технологии» Поппера, направленной про¬

тив марксизма-ленинизма. Он характеризует «критичес¬

кий рационализм» не как онтологический и гносеологиче¬

ский, а как методологический принцип, который должен

обеспечить критическое освещение всех воззрений неза¬

висимо от источника их происхождения.
Главная задача этой теории, по Г. Альберту, — уста¬

новление критериев, которым должны удовлетворять как

научные теории, так и этические системы (которые но¬

сят принципиально гипотетический характер) для того,

чтобы служить в качестве предложений для интерпрета¬

ций фактических процессов. Прогресс науки, по его мне¬

нию, осуществляется через «конструкцию и критику», че¬
6 П. С. Гуревнч
81

рез «управление ii просвещение» н технологическую

оценку научных познании, через элиминацию предрас¬

судков и идеологических маскировок.
Неопозитивисты оценивают всякую политику н мо¬

раль как нечто иррациональное, неизбежно несущее на

себе субъективизм, «необоснованность» и т. д. Естест¬

венные науки и технику они объявляют «ценностно ней¬

тральным познанием». Неопозитивисты предсказывают

наступление «объективных», «нейтральных», «свободных

от ценностей» стилей мышления.
За последнее время активно заявляет о себе еще одно

течение — «критическое просвещение». Его представители

возражают против стремления «критиков» идеологии ви¬

деть в духовных процессах лишь сознательное лицемерие.

Австрийский философ К. Ахам утверждает, что любая

«заинтересованная ложь» заслуживает внимания иссле¬

дователей. Отправным методологическим пунктом этого

течения служит представление о том, что доказать истин¬

ность тех или иных оценок практически невозможно,

следовательно, все они одинаково правомочны. На базе

этих посылок сторонники «критического просвещения»

выступают против «индустрии сознания», против индок-

тринизации и манипулирования сознанием.
Историческая ретроспектива и анализ современных

тенденций буржуазной социологии показывают, что изу¬

чением различных аспектов идеологии занимаются сего¬

дня на Западе различные течения. «Критика идеологии»

обращена в наши дни не только к философскому насле¬

дию. Она активно вмешивается в политические дискус¬

сии, предлагает различные программы «критического про¬

свещения» (К. Ахам), «философии частичных дел»

(Г. Альберт), «демифологизирующего, деидеологизиру¬

ющего и дефантасизирующего познания» (Э. Топич).
Не случайно в концепции «деидеологизации» в каче¬

стве философской основы использованы положения пози¬

тивистской школы, которая трактует идеологию односто¬

ронне и искаженно, подчеркивая в ней лишь иллюзорные

моменты.
Позитивистская школа берет в качестве критерия на¬

учности эмпирическую проверяемость теории. Но при

этом «опытное подтверждение» понимается крайне огра¬

ниченно, сводится к экспериментальным данным. Исклю¬

чение практики из процесса познания вообще, из соци¬
82

ального познанпя в частпости, обусловливает искаженное

истолкование гносеологических проблем. Именно поэтому

те общественные науки, которые посят мировоззренче¬

ский характер, зачисляются сторонниками этой школы

в разряд «идеологий», т. е. «ненаучных образований». На

этом основании такие буржуазные авторы, как Г. Аль¬

берт, Т. Гайгер, Э. Топич приравнивают марксистско-ле¬

нинскую философию к мифологии, утопии, «священному

писанию» и эсхатологии.
Однако именно историческая практика подтвердила,

что как раз буржуазная идеология и выступает в роли

«современной мифологии», связаппой с богинями спра¬

ведливости, свободы, равенства и братства. О какой же

справедливости, о каком равенстве можпо говорить в наши

дни применительно к капитализму, обществу кричащих

контрастов роскоши и нищеты, произвола и бесправия?
Буржуазные авторы пишут о том, что капитализм

обеспечивает сегодня всеобщее благосостояние, шансы на

обогащение, человеческие права. А па деле? Постоянное

закабалепие масс в угоду монополиям. Десятки милли¬

онов людей, лишенпых элементарного человеческого пра¬

ва — права на труд. Унизительная дискриминация наци¬

ональных мепыпипств в труде, быту, политической жи¬

зни. Недоступность образования и медицинской помощи

для безработных, бедняков и пенсионеров. Все более тяж¬

кий пресс милитаризма, произвол реакции. Граждане

буржуазных государств подвергаются политическому пад-

зору, дискриминации за свои политические взгляды. Та¬

ков удел многомиллионных трудящихся масс в странах,

где властвует монополистический капитализм.
«Один из „секретов4* господства угпетателей всегда со¬

стоял в том, — подчеркивал JI. И. Брежпев в докладе,

посвященном 60-летпю Великого Октября, — что прямое

физическое насилие над массами они дополняли наси¬

лием духовным»1. Империализм — общество без буду¬

щего. Поэтому буржуазная идеология вынуждена созда¬

вать политическую мифологию, чтобы скрыть кричащие

противоречия обреченного строя.
Коммунистическая идеология не иллюзорно, а на деле

обеспечивает воплощение в жизнь человеческих идеалов.
1	Брежнев Л. П. Лопипскпм курсом: Рочп п статьи. М., 1978,

т. 6, с. 579, 580.
6*
83

Наша Конституция убедительно показывает, что понятия

свободы, нрав человека, демократии и социальной спра¬

ведливости наполняются действительным содержанием

лишь в условиях социализма. Шесть десятилетий побед¬

ного шествия социализма — неопровержимое доказатель¬

ство жизненной силы маркснстско-лепипской теории, ее

верности и превосходства над лженаучпьтми концепци¬

ями социального развития.
В связи с этим многие буржуазные социологи ставят

вопрос о том, что теория идеологических систем ни в коем

случае пе должпа ограничиваться критикой идеологии.

Так, западногерманский социолог О. Лемберг полагает,

что более важным, нежели контроль за содержательпой

сторопой идеологических учений, падлежнт считать изу¬

чение социальпых фупкцнй идеологии, ее структуры

(«конструкции») 2. С этой целью оп предпринял попытку

систематизировать различпые подходы к определению ба¬

зисного основания, позволяющего классифицировать ее

функции.
Лемберг предлагает такую типологию: 1) идеологии

отвечают на вопрос о смысле индивидуальной и общест¬

венной жизни; 2) идеологии интегрируют людей в боль¬

шие коллективы; 3) идеологии санкционируют утвердив¬

шуюся в обществе политическую иерархию и власть

элиты; 4) идеологии утверждают системы норм и ценно¬

стей, вследствие чего «реально отсутствует абсолютная

н приемлемая для всякого общества система этики, на¬

против, всякая этическая система в значительной мере

идеологизируется» 3.
Буржуазные авторы все чаще приходят к выводу, что

предпринятая в западной литературе попытка описать

социальные функцип идеологии выявила крайппй субъ¬

ективизм в подходе к этой проблеме. По сути дела у каж¬

дого автора своя классификация, опа никак пе соотно¬

сится с предыдущей. Все это создает пестроту п несводи-

мость мнений по данному вопросу.
В связи с этим в буржуазных исследованиях обнару¬

живаются две посылки. Одна заключается в убеждении,

что типология функций должна строиться на основе де¬
2	Lemberg Е. Ideologic und Gesellschaft. Einc Thcorie der ideo-

logischcn Systcme, ihrer Struktur und Funktion. Stuttgart, 1971.
3	Ibid., S. 45.
84

тально разработанной теории идеологии, в частности ана¬

литического постижения сущности данного явления.

Лишь яспое представление об общественной природе

идеологии может подсказать то основание, которое позво¬

лит тппологпзировать социальные функции идеологии.

Другая посылка связана с возрастающим иптересом к ин¬

терпретациям духовых явлений в трудах классиков бур¬

жуазной социологии.
Почти в каждом специальном труде по вопросам иде¬

ологии буржуазными авторами рассматриваются социаль¬

ные функции идеологического процесса. Впимапием

к этой проблематике отмечены столь разпые по своей

направленности исследования, как, например, работы

Л. Брауна4, П. Апсара 5, А. Випера6. В итоге собрап об¬

ширный фактический материал, иллюстрирующий раз¬

личные целевые «применения идеологии». Так, Л. Браун

видит назначение идеологии в ликвидации психопатоло¬

гических напряжепий, А. Винер — в разработке глобаль-

пой стратегии человечества, П. Ансар — в обеспечении

политических решений.
В ряде случаев зарубежные социологи указывают на

действительно присущие идеологическому процессу важ¬

нейшие социальные функции — А. Сейхи, например, на

способность объяснять общественные явления7, Т. Пар¬

сонс — на способность идеологии сплачивать людейв.

Вместе с тем можно указать па пекоторый общий недо¬

статок их работ, который проявляется в самом подходе

к* названной проблеме, в определении ее значимости: вы¬

явление функций не предваряется глубоким и последова¬

тельным анализом социальной сущности идеологии.
Конечно, в определенной мере сохраняется возмож¬

ность «реконструировать», «воссоздать» облик этой проб¬

лемы, как она представляется тому или другому автору.

Но все же концептуальпое изложение специфики идеоло¬

гии зачастую отсутствует, причем нередко отказ от ши¬

рокой мировоззренческой проблематики является созна¬
4	Brown L. В. Ideology. L., 1973.
5	Ansart P. Les ideologies politiques. Paris, 1974.
G Wiener A. The Prospects for Mankind and a Year 2000 ideology.

Saint Louis, 1972.
7	Sahay A. Knowledge Values and Sentiments. — Sociol. Analysis

and Theory. L., 1975, vol. 5, N 3, p. 289—299.
8	Parsons T. The Social System. N. Y.f 1964.
85

тельным. Ход рассуждений в подобпых случаях сводится

к следующему: объяснить идеологию невозможно, ука¬

зать на ее функции — посильная задача.
Например, французский социолог Жан Симеоп пола¬

гает, что следует отказаться от марксистского положе¬

ния, в соответствии с которым общественное сознание

определяется общественным бытием, хотя, по его собст¬

венному признанию, только исходя из этой посылки мо¬

жно приступить к созданию позитивной теории идеоло¬

гии. Истина множественна, утверждает Ж. Симеон,

а стало быть, никто не может с той или иной социальпой

позиции правильно определить специфику идеологии.
«Как может какая-нибудь форма сознания, — пишет

этот автор в ежемесячном католическом журнале «Эс¬

при» (Франция), — претендовать на то, что ей доступно

«абсолютное бытие» и «истинное бытие»?9 Не только

марксистская, по вообще любая теория идеологии, по

мнению Симеона, будучи не более чем мазком па общей

палитре мнений, неизбежно превратится в «идеологиче¬

скую систему», претендующую на глобальное виденпе

мира. Проще и надежнее, резюмирует Ж. Симеон, ука¬

зать на те функции, которые выполняют в обществе эти

«ложные образования».
Трактовка функции идеологии закономерно зависит

от общей интерпретации идеологии как общественного

явления. Поскольку в буржуазной социологии попимание

идеологии большей частью не выходит за пределы про¬

тивопоставления идеологического подхода научпому, либо,

что случается реже, — ценностному, объективные законо¬

мерности функционирования идеологии па разных ста¬

диях общественного развития ускользают от впимания

буржуазных исследователей.
Остановимся на характеристике объяснительной,

интегративной, галлюцинаторпой, оцепочной, активист¬

ской, охранительной функции идеологии, как опи даны

в современной буржуазной социологии.
Многие буржуазные социологи анализируют прежде

всего объяснительную функцию идеологии. Имепно эту

функцию имеет в виду Р. Арон, когда определяет идео¬

логию как «глобальную систему иптерпретации историко¬
• Simeon /. Pens£e et ideologic. — Esprit, 1972, a. 40, N 1, p. 4.

66

политического мира» 1и. Эго определение, хотя и отражает

познавательную сторону идеологии, оставляет в тени

классовую ее сущность, что полностью отвечает намере¬

нию автора представить классовые конфликты современ¬

ного антагонистического общества, находящие свое отра¬

жение в идеологической сфере, как преходящие. Борьбу

между социалистической и буржуазной идеологиями

Р. Арон характеризует как «анахронизм», «наследие

мифологии XIX в.» п.
По мнению Р. Арона, идеология в современном мире

утрачивает свою объяснительную функцию. В резуль¬

тате происходит процесс «деидеологизации», т. е. посте¬

пенного вытеснеппя идеологии из общественной жизни.

Впервые теория о «конце» идеологии была изложена

Р. Ароном в его кнпге «Опиум для интеллигенции» 12.

В том же году она была подхвачена на Миланском сим¬

позиуме Конгресса за свободу культуры. Вслед за Ароном

свою версию «деидеологизации» изложил американский

социолог Д. Белл. Тема «заката идеологии» фигурирует

п в работах таких известных буржуазных философов и

социологов, как С. Липсет, А. Шлезингер, 3. Бжезинский,
О.	Брунер, О. Киркхеймер, а также в сочинениях реви¬

зионистов Э. Фишера, Т. Прагера, М. Япичиевича.
Расширение научных знаний, считает Р. Арон, ставит

идеологию в такое положение, когда она уже не может

выполнять роль глобальной системы интерпретации. Этот

«деидеологизаторский» тезис французский социолог рас¬

сматривает применительно к капитализму и социализму.

В частности, социалистические общества, по его словам,

в период своего становления были высоко идеологизиро¬

ваны, так как вся экономическая, политическая, общест¬

венная и личная деятельность «регламентировалась марк¬

систской доктриной». Затем будто бы наступило «раздвое¬

ние» между теорией и практикой, и марксистское учение,

превратившись в «оправдательную идеологию», утратило

свою привлекательность.
Р. Арон утверждает, будто человек, созданный «ком¬

мунистическим режимом», превращается в «двойствен¬

ного субъекта», относящегося к «доктрине», т. е. к марк¬
10	Aron R. Trois essais sur l’orgc industrielle. Paris, 1966, p. 188.
11	Ibid., p. 175.
12	Aron R. L’opium dcs intellectuels. Paris, 1955.
87

систской концепции со «смешанным чувством фанатизма

и скептицизма» 13. Показательно, что позже в работе

Арона «Разочарование в прогрессе» тезис «дендеологи-

зации» уже не высказывается в столь непререкаемой

форме. «Философские ценности, выдвинутые Просвеще¬

нием, — пишет французский социолог, — включаются

в качестве конечной цели в тотальную идеологию, которая

может получить фанатическую поддержку со стороны

масс и интеллигенции. Никто не может предсказать, что

даст в долговременной перспективе синтез марксизма-

ленинизма с китайской традицией» 14.
Одновременно Арон выражает сомнение о том, что

научное знание может взять на себя идеологические

функции. «...Люди никогда не знали истории, которую

они творили, и нет причин полагать, что они ее знают

сейчас. Хорошо, что теперь больше размышляют о буду¬

щем, а не рассматривают его как нечто предопределенное.

Такой характер мышления должен быть связан с призы¬

вом к действию, основанному на понимании пределов

нашего знания пе в меньшей мере, чем па самосо¬

знании» 15.
Способность идеологии объединять людей, сплачивать

их вокруг определенных целей, направлять их поступки

отражает интегративную функцию идеологии. Во многих

случаях буржуазные социологи сводят назначение идео¬

логии именно к этой функции.
Например, Эрих Фромм в своих работах, начиная

с 1941 г. («Бегство от свободы») до последнего исследо¬

вания «Быть или иметь?» подчеркивает, что с помощью

религии и идеологии реализуется трудноутолимая потреб¬

ность человека в единещш с другими людьми. Человек

переживает свою «сопричастность», отождествляя себя

с единоверцами, кланом, нацией или классом. Основная

функция идеологии, заключает Э. Фромм, состоит в том,

чтобы создавать иллюзию общпости, сплочения, обосно¬

вывать и поддерживать коллективность.
По мнению Фромма, идеология — это идеи, сформули¬

рованные для общественного потребления. Обычно идео¬

логия направлена на сохранение статус-кво. Иную роль
13	Aron R. Demokralie ct totalitarisme. Paris, 1965, p. 331.
14	Aron R. Progress and Disillusion. N. Y., p. 197.
Ibid.. p. 221.
88

on отводпт идее, которая в отличие от идеологии единична,

не рассчитана на интеграцию. Идеи открывают человеку

глаза, они заставляют его размышлять и действовать.

Особенностью наших, дней, отмечает Фромм, является то

обстоятельство, что идеи в отличие от идеологий призы¬

вают к изменению статус-кво. Новые демократдческие

движения должны располагать идеями, в то время как их

противники предлагают лишь идеологии, которые спо¬

собны успокоить людей, по пе в состоянии стимулировать

человеческую энергию, подменяя ее ложной интегра¬

цией16.
Интегративпую функцию идеологии выделяет и

3. Бжезипский, по мнению которого значение идеологиче¬

ских систем в качестве возбудителя и стимулятора дейст¬

вий аналогично значению универсальных религий и на¬

циональных движений17. На протяжении истории чело¬

вечества все эти три парадигмы, по его мнению, выполняли

одинаковые функции: во-первых, опи создавали целост¬

ную картипу мира, склеивая разорванные представления

о реальности в едипое мыслительное пространство; во-

вторых, опп объединяли людей, предлагая им унифициро¬

ванную оценку событий и тем самым обеспечивая коллек¬

тивные действия больших социальных общностей.
По мпенпю Бжезипского, духовпая практика современ¬

ного мира отражает пе борьбу двух спстем, а противопо¬

ставление двух типов социального управления — ложно¬

интегративного (идеологического) и научного. Особен¬

ность второго типа управления заключается в том, что он,

во-первых, исключает все виды упиверсализма, поскольку

«глобальпое» переживапие реальности есть, по мнению

Бжезинского, достояние мифологического сознания, кон¬

центрированного в идеологии; во-вторых, этот тип управ¬

ления стремится к эффективному «отлажению» различ¬

ных отношений внутри обществами определенных сторон

действительности; в-третьих, он создает возможности для

реального предвидения, ибо включает в себя постоянно

уточняемые элементы научного знания.
По мере продвижения человечества к «технотронной»

эре, как подчеркивает Бжезинский, потребность в идео¬
16	Fromm Е. The Revolution of Hope. Towards a humanized techno¬

logy. Toronto, 1968.
17	Brzezirtsi Z. Between two ages. America’s role in the technetronic

era. N. Y., 1970.
89

логии, как и в других формах интеграции людей, мобили¬

зации их воли и усилий, отпадает. Для американского

социолога не существует принципиального различия

между коллективными настроениями единоверцев, пред¬

ставителей одной пации и сторонниками определенной

идеологии. По его мнению, во всех этих вариантах инте¬

грации налицо общие реакции под влиянием внешнего

мобилизующего фактора, преобладание эмоционального

над рациональным, тяготение к универсальному миропо¬

ниманию, возникающему на частной, локальной основе.
Такой подход к идеологии игнорирует ее содержатель-

пую сторону. Разве суть религии только в том, что oita

выступает дирижером массовых настроений п чувств?

Разве нации складываются в результате безотчетного

стремления людей к единению с «братьями по крови»?

Разве идеологии — это обобщение массовых аффективных

состояний? Нельзя понять смысл идеологического про¬

цесса на основе одного или даже двух признаков.
Рассматривая в одном ряду религиозное, национальное

и классово-идеологическое созпаппе как исторически сме¬

няющие друг друга формы сплочения людей, Э. Фромм,

3. Бжезинский и другие буржуазные исследователи неиз¬

бежно приходят к общим констатациям, которые, указы¬

вая па конкретную фупкцию, вместе с тем закрывают

дорогу для апалпза сущности идеологии.
Это замечание справедливо и для тех случаев, когда

буржуазные авторы выявляют и описывают галлюцина¬

торную фупкцию идеологии. Основание для выделения

такой функции содержится уже в рассуждениях Фромма

и Бжезинского. Фромм, например, утверждает, что ни одно

из существовавших в истории человечества обществ не

смогло удовлетворить глубокую потребность индивида

в реальной духовной близости18. Люди сталкиваются

лишь с иллюзией единения, воплощенной то в виде кров¬

нородственных отношений, то в форме ложной общности,

к которой Фромм причисляет группу или класс.
Аналогичные представления развивают многие бур¬

жуазные авторы. Например, К. Линтон пришел к выводу,

что идеология есть форма выражения мифологического

сознания, сублимированный способ преодоления страхов
18	Fromm Е. The Anatomy of Human Destrnctiveness. N. Y., 1073,

p. 40.
90

II	крушении иллюзии19. Именно в этом смысле Ганс

Фрайер утверждал, что идеология — это деформированная

религия. Он имеет в виду не только способность религии

соединять и сплачивать людей, но определенным образом

иллюзорно, иррационально воспроизводить действитель¬

ность.
Описывая галлюцинаторную функцию идеологии,

буржуазные исследователи подчеркивают, что в реальной

практике конкретного общества отдельные личности и

даже целые классы сталкиваются со сложными, подчас

неразрешимыми проблемами. В конкретной действитель¬

ности эти противоречия неустранимы. Поэтому возникает

идеологическая потребность в иллюзорном, галлюцинатор¬

ном снятии этих фактических конфликтов. Идеология,

с этой точки зрения, выполняет роль «выхлопного» кла¬

пана. То, что в практике одного человека выступает как

смутное ощущедше, неуловимое настроение, эмоциональ¬

ный нюанс, в идеологии обретает некоторую системность

или даже псевдоидеологнческую оправданность.
Если рассматривать идеологию как форму «гашения»

внутренних конфликтов, то специфика ее окажется утра¬

ченной. Даже по мнению ряда буржуазных авторов, этот

в своей основе психологический подход не позволяет про¬

вести различие между многими средствами духовного

«исцеления», которые выполняют в обществе такую же

роль. Не случайно У. Элиот спрашивает, не следует ли

включить в идеологию кока-колу, шампанское, водку и

другие вещи, которые, с одной стороны, служат психоло¬

гическими «закрепителями» устоявшихся представлений

и вкусов, а с другой — помогают удовлетворить желания,

создавая ощущения удовлетворенности20.
Для тех буржуазных ученых, которые полагает, будто

суть идеологии может быть выражепа через описание

еще одной функции — оценочной; характерно сопоставле¬

ние истины и ценности. По мнению таких авторов, как

Т. Парсонс, Б. Крик, В. Старк, можно выделить два типа

отношения к действительности, два способа духовной ори¬

ентации людей — участников конкретных социальных
19	См.: Константинов Ф. В. Социология и идеология. — В кн.:

Социология и идеология. М., 1971.
20	Elliot W.. J. Ideas and Ideologies.— In: Political thought Since

World War II. Glencoe; London, 1964, p. 25.
91

движений. Первый тип осознания реальности определен

ими как ценностный. Он характеризует интересы людей,

сложившиеся в том или ином коллективе, группе, соци¬

альной общности. Ценность, по Т. Парсонсу, это «элемент

определенной символической системы» (которой придер¬

живается человек), служащий критерием или масштабом

для ориентации в определенной ситуации. Эти ценности

выражают мнения людей, их мироощущение, они не пре¬

тендуют на роль теоретически продуманных положений.

Конкретные ценности всегда эмоционально окрашены.

Они служат ориентиром для поведения масс, в известном

смысле подменяя собой целостную научную картину мира.
Другой тип отношения к действительности — научный.

Он призван, в частности, удостоверить, в какой мере те

или иные ценности, господствующие в данном обществу,

соответствуют реальным фактам. В чистом виде этот тип

осознания реальности, как считают буржуазные авторы,

встречается редко, ибо социальные науки постоянно испы¬

тывают давление ценностных ориентаций.
Противопоставление истины и ценности помогает

западным социологам завуалировать качественное разли¬

чие между социалистической и буржуазной идеологиями.

Существенную роль в этом отношении сыграла «социоло¬

гия знания» К. Мангейма, особенно его основная работа

«Идеология и утопия»21. По Мангейму, всякая идеоло¬

гия — поскольку она выражает классовые интересы — по

своей сути есть «искаженное сознание». Она может поро¬

дить только «относительно истишюе содержание». Синтез

различных идеологий, которые заключают в себе лишь

частичные истины, может быть предпринят теми, кто сво¬

боден от всех предубеждении, искажающих действитель¬

ность. Это, считал К. Мангейм, «свободно парящая интел¬

лигенция» (выражение А. Вебера), «относительно бес¬

классовый слои в социальном пространстве». «Социология

знания» Мангейма в большой степени способствовала

распространению иллюзий о якобы руководящей роли

интеллигенции, о ее способности преодолевать ценност¬

ный подход к действительности, разрывая путы идеологии.
На базе противопоставления истины и ценности мно¬

гие современные буржуазные авторы проводят различие
21	Mannheim К. Ideologie und Utopie. Bonn, 1929.

92

между наукой и идеологией. «Социология знания, — пи¬

шет Вернер Старк, — имеет дело с формированием спе¬

цифического мировоззрения, доктрина идеологии — с его

деформацией; первая имеет дело с позитивным, вторая —

с негативным явлением. Только первая является подлин¬

ной социальной наукой, тогда как вторая скорее относится

к сфере психологии» 22.
При такой интерпретации идеологии борьба понима¬

ется как столкновение разных ценностных систем. Мно¬

гие авторы, например Т. Парсонс, Мак Рей и др., полагают,

что при социализме популярность приобретают одни цен¬

ности, при капитализме — другие, однако, ни те, ни дру¬

гие не имеют ничего общего с истиной, носят фатально

идеологический характер.
Назначение идеологии, но мнению ряда авторов, со¬

стоит в том, чтобы выражать оценки с позиции определен¬

ных ценностных ориентаций. «Идеология, — отмечает

Т. Парсонс, — является системой убеждений, поддержан¬

ной членами какого-Tb коллектива или нсевдоколлектива,

системой идей, направленной на оценку коллектива и

ситуации, в которую он поставлен, процессов, через

которые он развился до данного состояния, целей, на кото¬

рые его члены коллектива ориентированы, и их отноше¬

ния к будущему ходу событий» 23. Т. Парсонс полагает,

что идеология служит узаконению системы ценностных

ориентаций, занимающих центральное место в стабилиза¬

ции общества24.
Аналогичную позицию занимает В. Станкневич, кото¬

рый включает в идеологию не только «комплексы ценно¬

стей», но и нормы, господствующие в обществе25. Общая

установка всех этих рассуждений сводится к тому, чтобы

низвести идеологию до ранга иллюзорного сознания, раз¬

межевать с истиной. В этом смысле X. Шлетте ставит

вопрос о том, что идеология — это эрзацпонятне. Оно не¬

законно заменяет такие традиционные обозначения, как

«мировоззрение», «учение», «теория», тогда как по своей
22	Stark W. The Sociology of Knowledge: an Essay in Aid of

a Deeper Understanding of the History of Ideas. L., 1958, p. 51.
23	Parsons T. The Social System. N. Y., 1964, p. 349.
24	Ibid., p. 354.
25	Political Thought Since World War II. Ed. by W. S. Stankic-

wicz. Glepcoe; London, 1964.
93

основной функции идеология есть нечто прямо противопо¬

ложное истине26.
Развивая представление об оценочной функции идео¬

логии, буржуазные социологи говорят о том, что словосо¬

четание «научная идеология» само по себе абсурдно, ибо

объединяет в себе два противостоящих друг другу поня¬

тия. В каком отношении находятся идеология и наука?

По мысли ряда социологов (В. Гофман и другие), ответ

может быть только один: они исключают друг друга.

Идеология утверждает, но не доказывает; идеология оп¬

равдывает, наука сомневается. Там, где, как полагает

Гофман, господствует идеология, научность становится

оппозиционным социальным принципом.
Буржуазные социологи игнорируют тот факт, что на

самом деле ценностные суждения только тогда обретают

идеологический смысл, когда они затрагивают интересы

конкретных социальных слоев общества. Всякая идеоло¬

гия включает в себя определённые ценности, но она со¬

держит также н такие положения, которые отражают,

нередко в превращенной форме, объективные факты и

процессы.
Различные идеологии содержат в себе реальное зна¬

ние, однако мера его в различных мировоззренческих си¬

стемах пеодннакова. Все зависит от того, заинтересован ли

определенный класс в выявлении фактических закономер¬

ностей социального развития, способен ли он создать объ¬

ективную картину мира. Стало быть, речь идет не о том,

что идеология противостоит пауке и сама по себе неиско¬

ренимо иллюзорна, а об общественных факторах, влияю¬

щих на характер данной идеологии.
Буржуазные авторы указывают также на «охранитель¬

ную» функцию идеологии. Она признается либо в каче¬

стве единственной, либо в числе других,, цапример,

«познавательной» или «активизирующей». «Под идеоло¬

гией, — пишет Л. Шлезингер, — я имею в виду совокуп¬

ность систематизированных и застывших догм, с по¬

мощью которых люди пытаются познать окружающий

мир и охранить его или, наоборот, переделывать сущест¬

вующий строй» 27.
20	Schlette Н. R. Die philosophischen Marginalien zum Ideologic-

problem. — Z. fur philos. Forschung, 1967, Bd. 21, H. 1, S. 47.
27	Шлезингер А. М. Идеология и американский опыт. — Америка,

1964, № 96, с. 14.
94

Представление об охранительной фупкции идеологии

вытекает по существу из противопоставления идеологии

п утопии, которое содержится в упомянутой работе Ман¬

гейма. «Сознание господствующих классов, — писал Ман¬

гейм, — так тесно связапо с интересами данной ситуации,

что опи пе в состоянии видеть те факты, которые могут

разрушить их господствующее сознание. Слово «идеоло¬

гия» подразумевает, что в некоторых ситуациях коллек¬

тивное подсознапие отдельных групп маскирует социаль¬

ные условия как для себя, так и для других, и, таким об¬

разом, стабилизирует их» 28.
Что касается утопии, то оо социальное пазпачепие, по

Мангейму, прямо противоположно. Она призвана в отли¬

чие от идеологии выражать и активизировать критические

умонастроения. В соответствии с таким представлением

утопия ориентирована на разрушительные механизмы,

па преобразование паличной действительности. Таким об¬

разом, как полагает Мангейм, утопия выражает револю¬

ционное, а идеология — консервативное сознание эпохи.
Такое отождествление идеологии с архаичным, кос-

пым созпапием часто встречается в работах зарубежных

социологов. Так, американский «советолог» А. Г. Мейер

полагает, что любая идеология, независимо от того, в ка¬

кой социальной системе она развивается, служит сред¬

ством «легитимизации» (узаконения) существующей со¬

циальной системы и «социализации (воспитания) люден

в духе предаппостн этой системе» 29.
По мнению ряда буржуазных ученых, идеология при-

звапа изыскивать средства для того, чтобы оправдать и

защитить господствующий строй от критической мысли.

Поэтому социальная функция всякой системы идей сво¬

дится к оправданию действительности. Идеология посто¬

янно дает аргументы в пользу сложившегося порядка

вещей,’«разъяспяет» и «фетишизирует» реальность.
Некоторые авторы, делая вид, будто буржуазное об¬

щество вообще обходится без идеологии, относят эту

функцию только к социалистическому обществу. Так,

в книге «Наука и идеология в советском обществе» ут¬

верждается, что в «коммунистической идеологии» пет
23	Mannheim К. Ideologie and Utopie. Bonn, 1929.
29	Meyer A. G. The Function of Ideology in the Soviet Political

System. — Soviet studies, I960, vol. 17, N 13, p. 279—280.

ничего, кроме «оправдания политики и деятельности со¬

ветских институтов, целей, которых они добиваются,

ценностей и идеалов, которые они стремятся насаждать

среди советских людей» 30.
Американский антикоммунист О. Зинам, пытаясь

раскрыть концепцию идеологии на материале «советской

системы», определяет ‘термин «идеология» в «узком» и

«широком» смысле. В первом случае идеология интерпре¬

тируется как «хорошо разработанная установка на раз¬

личные социальные явления, в основном политические и

экономические, установка, которую прививают отдельным

гражданам, классам и нациям, и, как правило, исполь¬

зуют для мобилизации людских ресурсов к действиям»31.

В «узком» значении идеология выполняет охранительную

функцию, будучи применимой ко всем звеньям системы,

которые осуществляют «исполнительно-решающие за¬

дачи».
Понятие «идеологии» в «широком» значении приме¬

нимо, по словам Зипама, только к «руководящей элите».

Зипам определяет это явление как установку па общие

идеи, включающие правила поведения, развиваемые или

используемые «руководящей элитой» для оправдания

своего привилегированного положения как в собственных

глазах, так п в глазах масс» 32.
В результате модернизации, осповой которой автор

считает «революцию растущих ожиданий», возникнут

изменения в «эйконике». Зинам заимствует этот термип

из работ К. Е. Боулдипга, который определяет им повую

науку, изучающую субъективную систему образов, комп¬

лекс субъективных представлений о действительности,

формирующихся в общественном сознании. Модерниза¬

ция, по мнению Зинама, приведет к тому, что в эйконике

станут возрастать «универсальный гуманитаризм», уровни

притязаний и поляризация идеологий» 33.
Под «универсальным гуманитаризмом» Зинам пони¬

мает признание всеми мыслителями, философами, уче-
30	Science and Ideology in Soviet Society (By T. de George,
G.	Fischer, L. R. Graham, H. S. Levine). N. Y., 1967.
31	Zinam O. Soviet Dilemma: Modernization Versus Non-marxist

Convergence. — Riv. intern, di scienze, econ. e commerciali, 1973,

a. 20, N 6, p. 529.
32	Ibid.
33	Ibid., p. 531.
96

ними л лй)дьмн искусства потенциальной опасности само¬

уничтожения человечества, которая возникла в резуль¬

тате технического прогресса. В этом явлении автор видит

те же перспективы, что и в «революции растущих ожи¬

дании». Марксистско-ленинскую идеологию, в силу при¬

сущей ей якобы охранительной функции, Зинам назы¬

ваем нетолерантной, неспособной понять и допустить

«универсальный гумапитаризм» в своей стране.
В тон Зинаму западногерманский* социолог И. Бода-

мер «толерантность» считает осповным понятием либе¬

рально-гуманистической точки.зрения, которая оставляет

каждому свободу выбора не только в экономической и об¬

щественной сфере, но и в религиозных вопросах. По мне¬

нию Бодамера, толерантность возникла впервые после

того, как религии, античные или христианские, потеряли

свое доминирующее положение н власть над человеческим

разумом. Тот же самый процесс автор видит в сфере идео¬

логии 34.
В последней трети нашего столетия, по мнению автора,

встал вопрос о примате человечества и второстепенности

мировоззрений. Поскольку нетолерантность в идеологии

пашла такое распространение и приобрела такую интен¬

сивность, каких не было до сих пор, она сопровождается

патологической агрессивностью. Нетерпимость, утверж¬

дает в частности автор, является характерным признаком

молодежи, взявшей на вооружение «утопический неомарк¬

сизм». Это обстоятельство, по его мнению, не позволяет

«с помощью проверки историей осознать идеологическое

марксистское заблуждение» 35.
Уже упоминавшийся нами американский футуролог

Э. Винер в своей книге «Перспективы человечества и

идеология 2000 года» ставит вопрос о том, что в «постин¬

дустриальном» обществе возникнет новая идеология. Ее

основная функция — охранительная. Цель этой идеологии

состоит в том, чтобы «способствовать упорядочению мыш¬

ления, совершенствованию целенаправленных действий,

созданию нравственной и политической философии»3G.
34	См.: Bodamer /. Toleranz — eine Alterskrankheit? Dogmen und

Ideologien machen intolerant. — Polit. Meinung, 1973, Jg. 18,
H.	149, S. 49-56.
35	Ibid., p. 52.
™ Wiener Л. The Prospects for Mankind and a year 2000 Ideology.

Saint Louis, 1972, p. 4.
7 П. С. Гуревич
97

Целевая функция идеологии 2000 года, по мнению Ви¬

нера, состоит также в том, чтобы подчеркивать определен¬

ные ценности и установки, предлагать теоретическое

описание прошлого, настоящего и будущего, вызывать

рациональный импульс и определять направление прак¬

тических действий. Ее будет отличать от традиционных

идеологий то, что она сможет направлять общественное

развитие «по более или менее разумному пути и станет

способствовать улучшению текущих программ с помощью

здравого, умеренного, осторожного, делового подхода

к проблемам в сочетании с разумной моралью, уверен¬

ностью и активностью» 37.
Автор решительно оспаривает убеждения, будто бы¬

строе общественное развитие может быть достигнуто

только с помощью «фанатичных революционных групп»

или что такое развитие может обеспечить только «мяг¬

кая» политическая или экономическая система. Возмож¬

ность компромисса, по его мнению, обеспечивается охра¬

нительной функцией идеологии, ее способностью поддер¬

живать накопленные ценности.
Некоторые буржуазные авторы, напротив, видят смысл

идеологии в ее активизирующей функции. «Сила идео¬

логий, — пишет, например, Р. Райс, — есть сила страсти

и приверженности идее. Идеология дает тому, кто ею

владеет, самооправдание и требование к действию. Это то,

во что верят, что дает ориентацию в жизни и в опыте.

Идеология имеет функцию, аналогичную религиозной

приверженности и нетерпимости» 38.
По мнению Д. Белла, идеология отличается действен¬

ным характером. Она способна трансформировать идеи и

направлять людей на общие цели. «Идеология, — отмечает

он, — есть превращение идей в социальпые рычаги...

То, что придает идеологии силу, — это ее страсть»39.

Более того, по мпению американского социолога, важней¬

шая скрытая функция идеологии — это разжигание стра¬

стей40. «Если религия направляла эмоциональную энер¬

гию масс людей в сферу различных церковных обрядов,

церемоний, таинств и т. д., то идеология сплавляет вое¬
37	Ibid., р. 4.
38	Ries R. Social Science and Ideology. — Social research, 1964,

vol. 31, N 2, p. 235.
39	Bell D. The End of Ideology. N. Y., I960, p. 370,
40	Ibid., p. 372.
98

дино различные виды эмоциональной энергии и направ¬

ляет их в политику» 41.
Хотя некоторые авторы признают зависимость идеоло¬

гии от классового сознания, они тем не менее обращают

осповное внимание на активизирующую функцию идео¬

логии. «Когда люди слышат сегодня слово „идеология44, —

пишет английский социолог Мак Рей, — они почти авто¬

матически приравнивают его к определенному аспекту

классового сознания или классового настроения, которые

окрашивают мысль или желание» 42.
По мнепию американского социолога С. Липсета, поли¬

тика становится идеологической только тогда, когда ста¬

вится цель изменить мир в соответствии с определенным

мировоззрением, философией, идеологией. Считая эту

функцию идеологии опасной, С. Липсет предлагает моби¬

лизовать «идеологию и страсть» западных интеллектуа¬

лов на борьбу за расширение «свободы и демократии»

в мире43, т. е. содействовать американскому империа¬

лизму в его стремлении остановить всемирный револю¬

ционный процесс. По мнению С. Липсета, в будущем ис¬

чезнет не классовая борьба вообще, а борьба, которая

ставит целью разрушить рамки существующего строя,

исчезнет идеологическое обоснование разрушения. «Демо¬

кратическая классовая борьба, — заявляет Липсет, —

будет продолжена, но это будет борьба без идеологии, без

красных знамен, без первомайских парадов» 44.
Структурно-функционалистские исследования идео¬

логии преследуют определенные цели. Суть их в том,

чтобы доказать, что поскольку всякая идеология выпол¬

няет конкретные цели, то в этом отношении равнозначны

научная и ненаучная, марксистская и буржуазная идео¬

логии. Таким образом, буржуазная социология тщится

поставить под сомнение научное содержание марксистско-

ленинской идеологии.
Раскрыть сущность идеологии можно только социо¬

логически — как сознание классов, при помощи которого

они в сфере идей выражают свое положение и позицию
41	Ibidem.
42	MacRae D. G. Ideology and Society; Papers in Sociology and
Politics. L., 1961, p. 63.
43	Lipset S. M. Political Man. The Social Basis of Politics. N. Y.,
1963, p. 456.
44	Ibid., p. 445.
99

в обществе, а также собственные представления о нем п

его важнейших институтах. Лишь при последовательно

классовом подходе можно понять, в частности, реальные

процессы, происходящие в идеологической жизни буржу¬

азного общества, раскрыть различные типы теоретико-

мировоззренческого восприятия действительности, про¬

анализировать различные формы «новой чувственности»,

т. е. эмоционально-ощущенческого переживания капита¬

листической действительности. Игнорируя основные, оп¬

ределяющие изменения в социально-экономической струк¬

туре и политико-идеологических институтах в рамках

капиталистической формации, буржуазные авторы вы¬

дают частные связи за универсальные закономерности.
Иррационалистическое направление в оценке идеоло¬

гии исходит во многом из иных посылок, нежели позити¬

вистское. Ненаучность идеологии, как правило, выводится

из антропологической природы человека, из психологи¬

ческих факторов. Представители данного течения (Ф. Дю-

моп, Л. Фойер, Л. Халле) видят свою задачу не столько

в том, чтобы показать несовместимость истины с конкрет¬

ной идеологической позицией, сколько в том, чтобы выве¬

сти закономерность любого заблуждения, иллюзии из осо¬

бенностей «естественного» поведения человека.
Обращаясь к конкретному содержанию идеологии,

к внутреннему составу ее элементов, авторы данной ори¬

ентации стремятся всесторонне показать технику искаже¬

ния истины, применяемую той или иной идеологией,

рассмотреть механизмы сознания или подсознания, кото¬

рые обусловливают влиятельность конкретных духовных

образований. Особое внимание обращается при этом на

анализ некоторых естественных или патологических осо¬

бенностей человеческой психики (иррациональность, ар-

хетипичиость, конформность и т. д.), определяющих пред¬

расположенность индивида к «идеологической симво¬

лике» (П. Ансар).
Некоторые буржуазные исследователи, например

Ф. Дюмон, рассматривают идеологию как средство едва ли

не тотального отвлечения от действительности. Если по¬

зитивисты трактуют «ложное сознание» в духе преднаме¬

ренного навязывания той или иной элитной группой своих

классовых интересов массе людей, то Ф. Дюмон пытается

более широко (пе только с социологических, по и с ан¬

тропологических позиций) обосновать правомерность ил-
100

люзнн как такого образования, которое помогает человеку

выразить себя, приспособить к реальности, мобилизуя все

механизмы иррационального в собственной психике.
Еще определеннее формулирует эту мысль JI. Фойер,

который утверждает: «Идеология — не мышление». Он

пытается выявить ряд закономерностей, которые позво¬

ляют, по его мнению, вывести идеологию из психострук-

туры индивида. Однако Л. Фойер не замыкает свой ана¬

лиз рамками социальной психологии. Он формулирует

некоторые социологические законы, которые, как пола¬

гает Л. Фойер, определяют функционирование идеологии

в различных общественно-экономических формациях:

закон постоянных ингредиентов, закон «левого» и «пра¬

вого» крыла, закон генерационной идеологической волны.
О чем идет речь? Касаясь первого закона, автор отме¬

чает, что во всех идеологиях можно обнаружить три по¬

стоянных элемента. Прежде всего это библейский миф

о Моисее. Второй элемент — это догмат, дающий идеоло¬

гии философское обоснование. И наконец, третий эле¬

мент — это определенный слой людей, класс, который

призван воплотить идеологию в действие.
Во всех идеологиях — будь то марксизм, структура¬

лизм, фашизм, маркузеапство, бакунизм, иегритюд, нацио¬

нализм и т. д. — автор находит одни и те же структуры,

которые лежат в основе библейского мифа о Моисее.— осво¬

бодителе израильтян из египетского плена. Все они

заключают в себе некое глобальное представление о мис¬

сий избавления и раскрепощения. Этот миф, по словам

Л. Фойера, выполняет роль некоего вечно актуального

архетипа, обладая огромной притягательной силой для

молодых интеллектуалов разных эпох45.
Как полагает Фойер, эти интеллектуалы стремятся

вслед за Моисеем освобождать угнетенных, наставляя их

и ведя па борьбу против угпетателей, по на деле, пишет

автор, ими движут честолюбивые устремления, огульное

отрицание всей системы ценностей старшего поколения.

Молодежь рвется к деятельности, она готова страдать и

гибнуть в тюрьмах, по в основе всего этого лежат не цели,

выбранные сознательно, а инстипктивпые импульсы, под¬

сознательные мехапизмы.
45	Feuer L. S. Ideology and Ideologists. Oxford, 1075.
101

Свою концепцию идеологии Л. Фойер, как видно из

приведенных рассуждений, развивает в связи с массовыми

движениями западной молодежи 60-х годов. Эти движе¬

ния, как отмечает Фойер, ставят перед философами, социо¬

логами и социальными психологами комплекс острейших

вопросов, связанных с идеологией, ее ролью в социальных

движениях и теми функциями, которые она выполняет.
Однако стремясь принизить общедемократический

смысл борьбы молодежи, JI. Фойер пытается доказать,

будто эта борьба не имеет осмысленных, сознательных

мотивов. Более того, он полагает, что такая ситуация

постоянно возобновляется в истории. Почему же, если

встать на эту точку зрения, молодые интеллектуалы руко¬

водствуются мифологическими настроениями? Разве

Фойер может доказать, что в истории никогда пе было

действительного угнетения, а был лишь условпый образ

эксплуатации? Если же были угнетенные и угнетатели,

то в таком случае, как доказать иллюзорный, фиктивный

характер тех амбиций, которыми руководствовались моло¬

дые интеллектуалы? Почему «освободителям» ископи

присущи инстинктивные импульсы, подсознательные ме¬

ханизмы? Разве реальная борьба против угнетателей не

может одушевляться столь же подлинными, осозпанными

побуждениями?
Фойер как истинный приверженец современного пси¬

хоанализа предпочитает говорить о превратных целях и

интересах, однако социологическая ценность подобных

обобщений чрезвычайно мала. Вполне очевидно, что в ис¬

тории постоянно ведется борьба против власть имущих,

против угнетателей. Но можно ли на этом основании

сказать, будто сам факт такого возобновления схожих си¬

туаций свидетельствует о превратности классовой борьбы

в целом?
С мифом о Моисее JI. Фойер связывает еще один биб¬

лейский миф об избраннике Иакове, который получил

право первородства и стал наследником отца, хотя это

право принадлежало его старшему брату Исаву. Этот

миф, как полагает канадский социолог, выражает идею

избранности молодежи, столь привлекательную для ее

честолюбивых притязаний. Миф о Моисее призывает

к восстанию против фараона, против установленного по¬

рядка вещей, против несправедливости, но кому взять на

на себя роль избранника? Миф о Иакове нужен, по сло¬
102

вам Фойера, «для объяснения природы исторической мис¬

сии класса, народа и т. д., — это миф о рождении новой

элиты в политическом космосе» 46.
И опять-таки разве идея избранности фатально мифо¬

логична по самой своей сути? Разве в истории человече¬

ства прогрессивный класс осознает свои цели лишь в ус¬

ловном, иллюзорном виде? Когда назревают те или иные

передовые соцналыю-экономнче!Ьне тенденции, рожда¬

ется класс, который осознает явою миссию и ведет борьбу

за воплощение в жизнь тех или иных социальных про¬

грамм. Почему же, как полагает Фойер, эти поставленные

цели нужно рассматривать лишь как дань мифу об

нзбранпости?
По мнению Фойера, любое философское течение — это

лишь набор идеологических клише, каждое из которых

внутренне бессодержательно в том смысле, что может

включаться в контекст любых общественных движений.

Более того, он полагает, что исторически каждая догма

последовательно кочует от радикалов к реакционерам и

обратно. История «идеологической карьеры» этих догм

заключается в их волнообразном движении «слева на¬

право». Здесь проявляется, по мнению Фойера, действие

двух «законов» — закона «генерационной волны» и «за¬

кона крыльев».
Смысл первого состоит в том, что каждое очередное

поколение (генерация) ищет новую идеологию. Это и есть

начало новой генерационной идеологической волны.

У истоков генерационная волна как явление прогрес¬

сивно, оно возникает «слева», опирается на «левые» силы.

Затем движение идет к «центру», в финале «волна» за¬

вершается «поправением» уже повзрослевшего молодого

поколения. Суть же «закона крыльев» состоит в том, что

одна и та же философская идея в своем развитии прохо¬

дит различные политические и социальные стадии —

«слева направо» или наоборот, т. е. обслуживает разные

политические и социальные силы.
Разумеется, судьба философских идей не ограничи¬

вается кратким историческим периодом. Идеи продол¬

жают жить и преображаться в новых исторических усло¬

виях. Нет никакого откровения в том, что философия

Канта, например, использовалась для обоснования и за-
46 Ibid., р. 5.
103

щнты капитализма, а позже социализма. Все это отнюдь

не свидетельствует о том, будто сами идеи мыслителя

лишены конкретно-исторического содержания.
В рассуждениях Фойера «схвачены» некоторые сто¬

роны реально действующих закономерностей, определяю¬

щих сложный механизм соотношения идей и различных

общественных движений, относительную самостоятель¬

ность духовных образований и т. д. Однако JI. Фойер

главное внимание уделяет идеологической символике,

пытаясь показать действие «вечно актуальных архетипов».

Такая установка вообще типична для нррациоиалистиче-

ской школы, которая стремится, отбросив всякую мысль

о возможности разумной связи между людьми, о возмож¬

ности сознательного духовного творчества, рассмотреть

структуру подсознательных импульсов человека, набор

«идеологических ингредиентов».
Отсюда настойчивые поиски той первоосновы, той

изначальной клеточки, к которой можно свести, «редуци¬

ровать» все многообразие идеологических представлений.

Эта процедура классификации иллюзий, разрыв их связей

с реальпостью, механика выведения фикций из иррацио¬

нальной природы человека приводят к утверждению
о	«неотъемлемости», «правомочности», «неустраннмости»

всякого ложного духовного феномена.
Представителям данного течения присуще присталь¬

ное, болезненно-патологическое внимание к иррациональ¬

ному в идеологии, тщательная регистрация предумыш¬

ленного внушения. Основная направленность этих иссле¬

дований сводится к диагностике духовных фикций.

Ценностно-ориентирующие элементы идеологии при этом

превращаются у них в примитивную символику, упро¬

щенные стереотипы н эмоционально-нравственные мифы.
Рассуждения сторонников данного направления, при¬

званные но видимости разоблачить идеологические фик¬

ции, обнаружить их генезис, конкретное ядро «заблуж¬

дений» и раскрыть механику манипулирования общест¬

венным сознанием, объективно выполняют совсем иное

назначение. Они фактически абсолютизируют иллюзии,

придают им форму всеобщности в историческом развитии.

Таким образом, «срывание» идеологических покровов на

деле превращается в утонченную процедуру утверждения

«ложпого сознания>>. Это своего рода мистификации под

видом «демистификации» идеологии.
104

Л. Фойер п другие социологи этой ориентации хотят

внушить мысль, будто одни и те же идеологические по¬

стулаты могут включаться в контекст разных социальных

движений, обслуживать различные политические про¬

граммы. В связи с этим выводится даже определенная

закономерность, согласно которой, как мы видели, любой

миф последовательно воодушевляет то «правые», то «ле¬

вые» силы, обнаруживая тем самым свою мнимую миро¬

воззренческую индифферентность.
*	* *
Иррационалистическая методология полностью от¬

влекается от реальной истории, присущем"! ей расстановке

классовых и политических сил. Не миф порождает то

пли иное общественное движение, не отдельные его «ин¬

гредиенты» создают действительную поляризацию раз¬

личных течений и партии, определяют динамику револю¬

ционных событий, а наоборот, противоборствующие

классы, обосновывая собственные цели, обращаются к ста¬

рому и новому идейному материалу. Тот факт, что бур¬

жуазная идеология, пытаясь защитить отживший строй,

стремится «говорить» от имени общечеловеческих идеа¬

лов н заимствует те или иные политические лозунги

прошлого, вовсе не свидетельствует о том, будто сами эти

идеи по отношению к классовой борьбе пассивны и без¬

различны. Они включаются в эту борьбу отнюдь не в ка¬

честве абстракций, а в форме активного идеологического

инструмента.
Рассмотрение тех социальных функций, которые вы¬

полняет буржуазная идеология, вводит нас в круг более

широкой проблематики, характеризующей различные сто¬

роны общественного сознания.

Глава четвертая
ОБЩЕСТВЕННОЕ СОЗНАНИЕ

И ИДЕОЛОГИЯ
Идеология испытывает на себе влияние общественного

сознания своей эпохи и черпает оттуда материал для

своих теоретических выводов. Общественное сознание —

это совокупность политических, философских, юридиче¬

ских, нравственных, религиозных, художественных,

то есть идеологических, представлений, в которых люди

осознают характер общественных отношений и борются

за их изменение.
«Общественное сознание включает в себя всю сумму

существующих в каждую эпоху теоретических и стихий¬

ных, то есть возникших у людей на основании непосред¬

ственного социального опыта, идеологических представ¬

лений, — отмечает советский исследователь В. Д. Гра-

нов. — Общественное сознание имеет, таким образом,

разные уровни, оно содержит как наиболее передовые,

соответствующие уровню научных знаний своей эпохи,

так и отсталые идеологические представления и предрас¬

судки» 1.
Таким образом, вполне очевидно, что общественное

сознание включает в себя диаметрально противоположные

мировс^ренческие взгляды, отражающие позиции проти¬

воположных классов и различных прослоек этого класса.

Оно, следовательно, представляет собой конгломерат

взглядов, отражающих всю духовную практику общества,

которая, в свою очередь, является отражением обществен¬

ного бытия.
Однако в противоречивом и разнородном потоке

общественного сознания в каждую эпоху существуют

взгляды, которые занимают в нем главенствующее поло¬

жение. Это взгляды класса, господствующего в эту эпоху.
1	Гранов В. Д. Марксизм-ленинизм о роли идеологии. — В кн.:

В лабиринтах буржуазного сознания. М., 1978, с. 28, 29.
106

«Мысли господствующего класса являются в каждую

эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот

класс, который представляет собой господствующую мате¬

риальную силу общества, есть в то же время и его господ¬

ствующая духовная сила» 2.
Идеология по самой своей общественной сути призвана

разрабатывать мировоззренческие ориентации, переводить

на язык политических программ коренные социальные ин¬

тересы тех или иных классов. В современных условиях

буржуазная идеология уже не может отгораживаться от

социальных проблем, от развернувшейся идейной и поли¬

тической борьбы.
С другой стороны, политика тоже нуждается в идео¬

логии. Реакционные классы заинтересованы в том, чтобы

в многообразном мыслительном материале найти оправ¬

дание своих действий, защитить отжившие устои общест¬

венной жизни. Идеология обращается к массам, стараясь

представить политику господствующего класса как целе¬

сообразную и обоснованную, имеющую статус теоретиче¬

ской оправданности.
Затрагивая различные аспекты политики и их отраже¬

ния в идеологических процессах, буржуазные авторы об¬

ходят тему революции. Преобладает в основном, как мы

видели, функционалистский подход, приводящий подчас

к умозрительному описанию «структуры» идеологии, ее

элементов. Отмечается способность идей включаться

в различные духовные комплексы, обслуживать различ¬

ные по своей классовой ориентации социальные движения.

Однако обходится при этом коренной вопрос: как идео¬

логия проникает в сознание революционных масс, как

влияет на крушение прежних ценностей, как содействует

повышению роли субъективного фактора в истории?
Тем более буржуазные авторы не в состоянии раскрыть

действительную динамику общественного сознания во

всей ее противоречивости. Они не могут показать, как

складываются и закрепляются реакционные взгляды, как

господствующий класс культивирует предрассудки, как

те или иные мифы завладевают массами. Для буржуазных

социологов остается «трудной» проблема, как реакцион¬

ные классы и слои, являющиеся средой формирования

консервативных, отсталых взглядов, распространяют свое
2	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 45.
107

влияние в той или иной мере на представителей других

классов и общественных прослоек.
Примером извращенного истолкования данной проб¬

лемы, попыток показать механизм формирования «кос¬

ного» сознания, восприимчивости различных социальных

слоев к реакционным взглядам может служить опыт

«анализа» нацистской идеологии, который содержится

в буржуазной литературе. Практика нацизма всесторонне

описана многими зарубежными авторами. Можно даже

отметить, что в оценке генезиса фашистской идеологии,

ее классовой природы, методики пропаганды сложились

разные версии, которые отражают специфически буржу¬

азное истолкование этой проблемы.
Важно выделить две тенденции, отчетливо проявив¬

шиеся в буржуазной литературе, посвященной анализу

причин, обеспечивших влиятельность нацистской пропа¬

ганды. Одни авторы, в том числе Ж. Доменак, Э. Шилз,

М. Яновиц, обращают особое внимание па манипулятив-

ную технику, разработанную идеологами фашизма. Осо¬

бый интерес при этом у западных исследователей вызы¬

вает перечень приемов и методов, с помощью которых

осуществляется массовое внушение.
Другая тенденция состоит в попытке дать более ши¬

рокое, социологическое обоснование и объяснение фаши¬

стской иро.Аганды, связав ее с идеологией, специфиче¬

ским типом сознания и т. д. Такого рода стремление

находим в работах К. Мангейма, Т. Адорно, Э. Фромма.

Эти авторы также уделяют определенное внимание тех¬

нике внушения. Однако они хотят показать, что нацист¬

ская пропаганда — результат ряда исторических законо¬

мерностей, главным образом культурного и психологи¬

ческого свойства. Именно поэтому, по их мнению, нельзя

понять фашистскую пропаганду только как свод особых

маннпулятивиых ириемов.
Обе эти тенденции имеют некоторые общие черты.

Прежде всего, названные авторы расцспивают нацист¬

скую пропаганду как нечто патологическое, представляю¬

щее собой полный разрыв с буржуазной демократией,

возникшее неожиданно, вне конкретных идеологических

и духовных предпосылок. Между тем после первой миро¬

вой войны буржуазная пропаганда отчетливо проявила

себя имешто как пропаганда манипулятпвпая. Ее ведущей

теидепцпей стал поиск новой, более эффективной техники
10S

внушения. В этом смысле нацистская пропаганда зако¬

номерно вырастала из целого ряда объективных соци¬

ально-исторических факторов, обусловивших ее появление.
Другая общая черта, присущая всем буржуазным ра¬

ботам по этой теме, состоит в том, что многие авторы

указывают на «расхожесть» приемов нацистской пропа¬

ганды. Описав некоторые методы идеологического воздей¬

ствия па массы, которые использовались фашистами,

названные исследователи приходят к выводу, что эта

техника внушения вовсе пе является достоянием только

нацистской пропаганды. Она широко применяется также

и другими странами. Здесь обнаруживается очевидное

противоречие: с одной стороны, оценка нацистской про¬

паганды как исключения, с другой, описание популярно¬

сти манипулятивных приемов. Этот последний вывод

широко представлен в западной социологии.
В частности, многие буржуазные авторы ссылаются

на то, что газеты и радио США в начале второй мировой

войны также добивались больших пропагандистских ре¬

зультатов путем внушения. В 1943 г. американская ра¬

диозвезда Кэт Смит обратилась к слушателям с призывом

приобретать военные облигации и добилась небывалого

успеха. В этом духе воспринимались впоследствии все

новые и новые факты воздействия массовой пропаганды.
Рассмотрим теперь более обстоятельно попытки бур¬

жуазных авторов дать социологическое объяснение наци¬

стской пропаганды. Анализируя соотношение идеологии

и пропаганды как теоретическую проблему, К. Мангейм

пришел к выводу, что фашистский тип мышления вполне

можно описать как особое культурно-идеологическое яв¬

ление. Он отметил, что для подобного типа мышления ха¬

рактерно представление, будто история распадается на

мгновенно сменяющиеся ситуации, причем решающими

здесь являются два обстоятельства: во-первых, вдохно¬

венный порыв выдающегося вождя передовых групп

(элит); во-вторых, обладание единственно возможным

знанием — знанием массовой психологии и техники мани¬

пулирования 3.
К. Мангейм правильно указывает на то, что нацист¬

ская пропаганда возникла пе случайно, а была подготов¬

лена определенной идеологической традицией. Он иазы-
3	Mannheim К. Ideologic und Utopic.
109

вает В. Парето в числе тех, чьи идеи в преображенном

виде были освоены фашистской идеологией. «Фашизм

охотно заимствует положения иррациональных филосо¬

фий и наиболее современных по своему типу политиче¬

ских теорий. В фашистское мировоззрение вошли в пер¬

вую очередь (разумеется, соответствующим образом пере¬

работанные) идеи Бергсона, Сореля и Парето» 4.
Ипую трактовку проблемы содержат труды испанского

социолога Ортеги-и-Гассета (1883—1955). Его анализ

свелся, по существу, к попыткам зафиксировать различ¬

ные формы того отрицательного влияпия на обществен¬

ные процессы, которые якобы оказывает толпа (публика,

массы трудящихся), вышедшие на арену исторического

творчества. Соответственно подробно описываются такие

явления духовной жизни, как политическая апатия насе¬

ления, желание жить по готовым стандартам, с одной сто¬

роны, «бунтарское» поведение толпы — с другой.
Отметим, что гепетически эта линия буржуазной со¬

циологии связана с буржуазными философскими уче¬

ниями XIX в. об иррациональности массовых движений

н массового сознания. Многие духовные процессы описы¬

ваются в ней как результат коллективных настроений,

реализация жестоких влечений толпы. Представления

такого рода получили наглядное оформление в концепции

«массового общества», основные принципы которого и

были изложены Ортегой-и-Гассетом5.
При оценке концепции «массового общества» важно

подчеркнуть теоретический приоритет марксизма в по¬

становке^® разработке общих методологических проблем,

позволяющих раскрыть феномен «массы», влиятельность

пропагандистских акций, массовые реакции на нее6.
Еще один подход к анализу нацистской пропаганды

в рамках этой тенденции содержат работы Т. Адорно и
Э.	Фромма. Эти авторы дают в основном социальпо-психо-

логическое объяспепие этой проблемы, видя в характере

фашистской идеологии действие конкретных психоанали¬

тических механизмов.
Оценивая в целом попытки буржуазных авторов по¬

дойти к анализу фашистской пропаганды с широких со¬
4	Ibid., S. 159.
5	Ortega-y-Gasset J. Rebclion dc los masas. Madrid, 1930.
6	Об этом подробно см. в нашем раздело кнпгн «В лабиринтах

буржуазного сознания» (М., 1978, с. 60—90).
110

циологических позиций, важно отметить что многие из

этих исследователей получили ценные результаты, кото¬

рые позволяют проанализировать методику обработки

масс, подоплеку тех или иных политических актов,

некоторые особенности культурных процессов и т. д. По¬

скольку исследователи-марксисты стремятся дать теоре¬

тическое осмысление всего комплекса социальных, поли¬

тических, психологических причин, приведших к зарожде¬

нию фашистских тенденций, все эти данные, полученные

западными авторами, сохраняют известную эмпирическую

ценность.
Однако картина резко меняется, когда речь заходит

о методологических подходах к анализу нацистской про¬

паганды. Ни культурологические, пи психологические

факторы не в состоянии дать полной картины тех со¬

циально-экономических и политических предпосылок фа¬

шизма, которые могут быть последовательно раскрыты

лишь на базе классового подхода. Зарождение фашизма

как политического и идеологического явления — резуль¬

тат объективных экономических и классово-социальных

процессов, присущих эпохе кризиса капитализма7.
Классовый подход позволяет выявить особенности

фашистской идеологии, ее структуры, механизма обра¬

ботки масс. Главари гитлеризма довели до крайности ту

тенденцию, которую вслед за К. Марксом подчеркивал

Г. В. Плеханов и которая выражается в том, что по мере

возрастания кризисных явлений в идеологии господст¬

вующего класса язык ее становится все «возвышеннее» и

«нравственнее» 8.
Фашистская идеология широко использовала приемы

примитивизации идей, рассчитывая при этом на пассив¬

ные, политически неопытные и отсталые слои населения.

В рамках элиты, как отмечает А. А. Галкин, допускалось

идеологическое мудрствование, попытки логического обос¬

нования тех или иных положений, разработка аргумента¬

ции. Идеология же, рассчитанная на массы, представляла

собой набор стереотипов, лозунгов и предрассудков 9.
7	См. об этом: Борьба идей в современном мире/ Под ред.

Ф. К. Константинова. М., 1976, т. 2, с. 133—181.
8	См.: Плеханов Г. В. Избр. философ, соч. М., 1957, т. III, с. 186.
9	См.: Галкин А. А. Современный правый экстремизм: Место

фашизма и неофашистских движений в социально-политиче¬

ской системе современного капитализма. — В кн.: Борьба идей

в современном мире, т. 2, с. 133—181.
111

Идеологи нацизма рассматривали пропаганду как

«психическое насилие» над толпой. На Нюрнбергском

съезде нацистской партии (1936 г.) Гитлер заявил:

«Пропаганда привела нас к власти, пропаганда позволила

сохранить власть, пропаганда даст нам возможность за¬

воевать мир». Фашистская пропаганда апеллировала

к чувствам масс. Главной ее задачей было стремление вы¬

звать страх. Нацистская пропаганда использовала приемы,

которые уже применялись в религиозных и мистических

движениях. Она стремилась вызвать коллективные пси¬

хозы и увлечения. Работники фашистской печати широко

использовали символы и мифы, которые были рассчитаны

на устрашение, на создание преувеличенного представле¬

ния о силе нацизма.
Одним из примеров нацистской пропаганды было вы¬

ступление Гитлера в сентябре 1938 года. Ему предшест¬

вовала настоящая психологическая подготовка: на фоне

вагнеровской музыки — медленный, грозный барабанный

бой, тяжелый, кованый солдатский шаг и зловещее бря¬

цание оружием, то нарастающее, то удаляющееся. Это

было психологическое насилие в чистом виде, рассчитан¬

ное на то, чтобы запугать миллионы людей во всем мире,

ожидавших у приемников выступления Гитлера: они

должны были представить себе огромную военную ма¬

шину в действии, готовую в любую минуту обрушиться

па них и смести все на своем пути, представить со всей

конкретностью — и капитулировать.
Фашистская пропаганда уделяла повышенное внима¬

ние организации всякого рода зрелищ — военных пара¬

дов, демонстраций, митингов, публичных праздников,

факеТЛпых шествий и т. д. Эта сторона нацистской про¬

паганды, помимо устрашения, вызываемого демонстра¬

цией силы, была направлена прежде всего на то, чтобы

искусственно «взвинтить массы», довести их до состояния

коллективного психоза, стадного увлечения.
Концепции нацистской пропаганды оказали большое

влияние на практику буржуазной журналистики. Это от¬

мечают едва ли не все западные авторы, обратившиеся

к этой теме. Наиболее четко данная позиция представлена

в книге французского социолога Ж. Домеиака «Полити¬

ческая пропаганда». По мнению этого исследователя,

один тип пропаганды отличается от другого отнюдь не

идеологическим содержанием, а методикой, арсеналом
112

машшулятнвных приемов, то есть тем, как оии (пропа¬

гандисты) оркеструют «старые грезы».
Формально книга Домена ка преследует одну цель —

изобличить нацистскую пропаганду, показать ее манипу-

лятивнып характер. Однако фактически французский

социолог в силу логики собственного замысла — раскрыть

технику внушения — приходит к выводу о неустрани-

мости злонамеренной пропаганды.
Перейдя непосредственно к изложению приемов дезин¬

формации и обмана, Доменак фактически снял вопрос

о правомерности самого факта манипуляции. Он тем са¬

мым санкционировал социальную «оправданность» духов¬

ного насилия над массами в условиях капиталистического

строя.
Все эти разнохарактерные идеологические процессы

группируются но формальным признакам, на основе от¬

влеченной «инвентаризации» приемов пропаганды, якобы

одинаково применимых в различные эпохи, в условиях

тон пли иной исторической обстановки. Таким образом,

Доменак обосновывает возможность контролировать об¬

щественное мнение с помощью так или иначе оправды¬

ваемой методики. Доменак пытается доказать, будто дез¬

информация неизбежна, будто она является неотъемле¬

мой стороной всякой пропаганды.
Доменак ставит перед собой задачу — показать, что

современные приемы буржуазной пропаганды восходят

к нацизму. В связи с этим он дает характеристику ее

основных правил, стремясь тем самым доказать, что за¬

падная журналистика взяла па вооружение нацистскую

технику внушения.
1.	Правило упрощения. По совету Доменака, всякую

пропаганду следует прежде всего упростить. В распоря¬

жении манипулятора целая гамма формул — манифесты,

программы, декларации, катехизисы, в которых немало

запоминающихся и доступных стереотипов. Тенденция ко

все большему упрощению привела, по словам француз¬

ского социолога, к выдвижению на передний план макси¬

мально кратких и выразительных лозунгов и призывов.

Лозунг, ио мнению Доменака, имеет содержание такти¬

ческого характера, призыв вызывает политические стра¬

сти, «Один народ, один рейх, один фюрер», — это призыв.
2.	Правило преувеличения и извращения. Преувеличе¬

ние новостей — это прием, который вслед за нацистами
8	П. С. Гуревич
ИЗ

широко применяется буржуазной пропагандой. Он со¬

стоит в том, что пресса подчеркивает любую подходящую

информацию. Случайная фраза политического деятеля,

полет неизвестного самолета или появление неизвестного

корабля превращается в доказательство какой-либо уг¬

розы. Именно так использовали повости нацисты. Они,

например, никогда не писали: «Рузвельт предложил свое

посредничество, но это предложение было отклонено за¬

бастовщиками». Этот факт подавался следующим обра¬

зом: «На глупую социальную политику Рузвельта заба¬

стовщики ответили отказом принять посредничество».
3.	Правило оркестровки. Неустанное повторение очень

быстро порождает усталость и отвращение. Поэтому

манипулятор должен стремиться к разнообразию. Оркест¬

ровка какой-либо темы состоит в ее повторении всеми ор¬

ганами пропаганды в как можно более разнообразных

формах, соответствующих вкусам и ожиданиям различ¬

ных групп общества.
Пропагандистская кампания, по словам Доменака, это

настоящий фейерверк, где более мощные ракеты следуют

одна за другой, подогревая энтузиазм толпы вплоть до

заключительного аккорда — «взрыва». Манипулятору

нужно постоянно извлекать все новые и новые разобла¬

чения, аргументы в таком темпе, что даже если противник

и попробует на них ответить, внимание публики уже ока¬

жется переключенным на нечто другое. Ответы против¬

ника не поспевают за волной обвинений и поэтому у него

окажется только один выход — попытаться перехватить

инициативу и атаковать с еще большей быстротой.
Геббельс, как сообщает Доменак, дал прессе около

50 тысяч директив. Одна четверть из них предписывала

хранить молчание по какому-нибудь поводу. Отвлекаю¬

щий маневр — это излюбленный прием пропаганды войны.

Им широко пользуются буржуазные правительства. Его

применяют также пропагандисты, которые попадают в за¬

труднительное положение.
4.	Правило переливания. Настоящие манипуляторы,

отмечает Доменак, никогда не считали, что пропаганду

можно начать с пустого места и навязать массам любую

идею в любой момент. Всякая пропаганда начинается

с уже известных мифов (шовинизм, различные «фобии»

или «филии»). Поэтому манипулятор не должен противо¬

речить толпе, ему надлежит сначала отождествить себя
114

с ней, а потом уже постараться склонить толпу в нужную

сторону.
Современные специалисты по пропаганде распростра¬

няют этот прием на широкие массы населения. Например,

основной задачей экспертов по рекламе является обнару¬

жение и эксплуатация вкусов потребителей. Главное, по

мпепшо Домеиака, сразу убедить покупателя, заявляя,

например, что тот или иной товар лучше, эта паста «аро¬

матнее», это масло «жирнее», хотя на самом деле это

далеко не так.
Все искусство газет, выражающих общественное мне¬

ние, по словам Доменака, состоит в том, что они внушают

читателю путем соответствующего подбора и представле¬

ния новостей аргументы для подкрепления его позиции.

Это ощущение одобрения выражается такими фразами,

как «я был в этом уверен», «я это говорил», «я готов был

побиться об заклад».
Пропаганда всегда играла роль акушерки, — замечает

Доменак. Это бывает даже в тех случаях, когда на свет

появляются монстры. Американская школа психологов

доказала, что расовые предрассудки укореняются в созна¬

нии индивида начиная с пятилетнего возраста. Поэтому,

поучает французский социолог, манипулятор должен при

проведении политической кампании, успех которой зави¬

сит прежде всего от быстрого ее развития, увязать не¬

сколько пунктов своей программы с расовыми стереоти¬

пами.
Вряд ли нужно напоминать, говорит далее Доменак,

что язык пропаганды должен быть очищен от угроз и

упреков в тех случаях, когда она стремится убеждать и

увлекать за собой массы. От такой фразы, как «фран¬

цузы, у вас короткая память» остается плохое впечат¬

ление. ..
5.	Правило единодушия н заражения. Большинство

людей, по словам Доменака, стремится жить в согласии

с себе подобными. Они редко осмеливаются нарушать

царящую вокруг них гармонию. Отсюда следует, что боль¬

шое число «общественных мнений» в действительности

является лишь суммой «коллективности».
Задача пропаганды состоит в укреплении этого еди¬

нодушия и даже создания его искусственным путем. Гэл¬

лап рассказывает историю, которая хорошо иллюстрирует

этот элементарный прием: три лондонских портных об-
8*
115

ратнлись к королю с петицией, которую начали так: «Мы,

английский народ».
Критикуя демократические выступления, Доменак

сообщает, что все прокламации, все манифесты начина¬

ются с утверждения о единодушии: «Женщины Франции

требуют...», «Народ Парижа, собравшийся на зимпем

велодроме...». Иногда, как замечает Доменак, можно

наблюдать забавную картину, когда две противостоящие

друг другу партии, с интервалом в несколько дней соби¬

рают «народ Парижа» в одном и том же зале, заявляя

при этом, что они выражают «единое чувство народа».
Манипулятор, по словам Доменака, должен всегда

стремиться создать чувство смеси экзальтации и непонят¬

ного страха, которые побуждают индивида принять те

или иные политические концепции, особенпо те, которые,

как ему кажется, разделяют все люди. Это побуждение

особенно сильно в тех случаях, когда окружающие лица

проповедуют свое мнение подчеркнуто открыто и в их

словах содержится угроза. Создание единодушия — ос¬

нова механизма пропаганды.
Изображения дружбы, здоровья и радости, но словам

Доменака, являются общим знаменателем любой пропа¬

ганды. Игры детей, молодежь на стадионе, поющие

жнецы, — все это штампы пропаганды всех стран, кото¬

рая играет на стремлении индивида уйти от серой дейст¬

вительности.
Для усиления единодушия, как отмечает Доменак, ча¬

сто используются прожектора и факелы. Применяемые

в ночное время они значительно усиливают гипнотиче¬

ское состояние толпы и содействуют созданию религиоз¬

ной атмосферы. Символы, надписи, униформа, песнопе¬

ния создают необходимую для ведения пропаганды обста¬

новку силы. Они обеспечивают «единодушие».
Таким образом. Доменак раскрыл влияние нацистской

пропаганды на современную буржуазную практику мани¬

пулирования. Однако в соответствии с собственным за¬

мытом и позицией Доменак оставил в теин другие, бо¬

лее существенные последствия того факта, что нацист¬

ская техника внушения вошла в арсенал западной жур¬

налистики. Одно из них состоит в том, что «успехи» фа¬

шистской пропаганды повлияли на сам характер буржуаз¬

ной социологии, на присущие ей подходы к анализу

пропагандистского процесса.
116

В послевоенные годы буржуазная социология резко

отходит от тех основ, которые были заложены класси¬

ками западной социологии, призывавшими к мировоззрен¬

ческому осмыслению явлений пропаганды. Ведущие

зарубежные авторы пришли к выводу, что понять пропа¬

ганду — это значит осознать присущие ей манипулятив-

ные приемы. Все это привело к отказу от философских

проблем, к узкой прагматической ориентации исследова¬

тельских усилии. Теория пропаганды свелаоь, по суще¬

ству, к описанию -техники лжи. Этот процесс, как мы ви¬

дели, заметен у Доменака. Он еще более наглядно вы¬

явился в трудах таких теоретиков пропаганды, как

Д. Борстнн, Л. Доуб^ Н. Маккобп и многих других. Бур¬

жуазные авторы обратили внимание на тот факт, что

судьба массовых изданий складывается на основе «чут¬

кого» уловления запросов публики, а вовсе не в резуль¬

тате использования выводов журналистской теории.
На фоне внушительных успехов, достигнутых маши¬

ной буржуазного манипулирования, встал вопрос: а ну¬

жна ли вообще теория пропаганды в том виде, в каком

она стала складываться у ведущих представителей за¬

падной социологии, то есть как определенная мировоз¬

зренческая концепция? Не правильнее ли обратиться

к систематическому изложению накопленного опыта об¬

работки умов?
Это нашло свое отражение в обращении ряда запад¬

ных исследователей к проблемам истории журналистики.

Некоторые авторы стремились создать труды, в которых

прослеживались судьбы отдельных газетных и журналь¬

ных империи, рассказывалось о том, каких успехов и

с помощью каких средств достигли «возвышения» маг¬

наты печати.
Можно сослаться, например, на книгу известного аме¬

риканского историка У. Суонберга «Люс и его империя».

Автор излагает кредо Генри Люса, который в течение

сорока лет направлял деятельность самых распространен¬

ных в США общественно-политических журналов. Чи¬

татель не найдет в книге никаких социологических вы¬

водов — это летопись империи, написанная обстоятельно,

но без попытки дать последовательный критический ана¬

лиз деятельности Люса с широких социальных позиций.
Многие буржуазные авторы перешли к непосредствен¬

ному описанию техники внушения. Если попытаться из-
117

дожить теоретические взгляды этих «корифеев» в виде

определенной совокупности взглядов, то обнаружится

поучительпая закономерность. Академические рассужде¬

ния западных социологов о том, как следует вести пропа¬

ганду, еще раз подтверждают данную В. И. Лениным

острую беспощадную характеристику капиталистической

печати как «прочно оборудованной системы лжи и об¬

мана» 10.
В. И. Ленин отмечал, что «буржуазия везде и всегда

прибегала и будет прибегать к самой отчаянной лжи и

клевете» 11. Ярким примером такой «отчаянпой лжи» мо¬

жет служить описание приемов буржуазной пропаганды,

которые приводятся во многих книгах западных социо¬

логов. Так, американский Институт анализа пропаганды,

обобщая практику буржуазной журналистики, приводит

следующие приемы, обладающие, по мнению специали¬

стов, внушительной эффективностью:
1.	«Присвоение кличек», или «наклеивание ярлыков».
2.	«Блестящая неопределенность», пли «наведение ру¬

мян».
3.	«Перенос», то есть прием, с помощью которого бес¬

спорный авторитет какой-то личности переносится на

другого человека, нуждающегося в популяризации.
4.	«Свидетельство», или ссылка на авторитеты.
5.	«Свои ребята», — прием, с помощью которого созда¬

ется ложная близость какой-то группы.
6.	«Подтасовывание карт», то есть откровенная ложь.
7.	«Вместе со всеми», то есть инспирация коллектив¬

ных действий.
Сегодня число приемов, которые использует империа¬

листическая пропаганда, достигает уже почти двух сотен.

Буржуазная пресса действительно «пускает в ход все,

чтобы надуть, обмануть» 12 массу людей. Рецепты, кото¬

рые дают западные исследователи, по существу, сводятся

к рекомендациям такого рода: лги, кричи, пускай в ход

все, повторяй ложь, развращай, одурачивай. Именно по

этому поводу В. И. Ленин иронически замечал: «что-

нибудь да останется» 13, имея в виду попытки буржуаз¬

ной Пропаганды давать дезинформацию.
10	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 176.
11	Там же, т. 25, с. 352.
12	Там же, т. 40, с. 285.
13	Там же, т. 31, с. 217.
118

Раскрывая методику империалистической пропаганды,

буржуазные исследователи не в состоянии показать ее

объективную обусловленность. Между тем роль пропа¬

ганды в историческом процессе обусловлена тем, какие

социальные идеи и представления она несет. Пролетар¬

ская идеология отличается от буржуазной не только по

содержанию, но и по механизмам формирования, распро¬

странения и влияния на общественную жизнь. Выражая

интересы капиталистов, буржуазная идеология пытается

с помощью массовой пропаганды придать этим интере¬

сам форму всеобщности, то есть представить как жиз¬

ненно важные для всех людей.
Однако не выражая интересов большинства людей,

буржуазная идеология навязывается обществу принуди¬

тельно, становясь при этом орудием духовного гнета,

средством массового манипулирования в интересах гос¬

подствующего класса. На VIII Всероссийском съезде

Советов в 1920 г. В. И. Ленин говорил* «... Мы достигли

наших мировых успехов, ибо наша пропаганда во всем

мире всегда говорила и говорит рабочим и крестьянам

правду, а всякая другая пропаганда говорит им ложь» 14.

Противопоставление правды и лжи в системе массовой

пропаганды лежит в основе столкновения научной и не¬

научной идеологии. Выступая против объективных исто¬

рических тенденций, буржуазная пропаганда закономерно

превращается в манипуляторство.
Именно «говорение лжи» было парадоксальным обра¬

зом возведено буржуазными авторами, изучающими опыт

нацистской пропаганды, в ранг науки. Между тем тео¬

рия, претендующая на роль общественной дисциплины,

не могла не видеть тех кризисных явлений, которые по¬

рождает «стратегия лжи». Отказ от постановки и раскры¬

тия мировоззренческих проблем в большинстве работ, по¬

священных нацистской пропаганды, привел к тому, что

многие явления, присущие массовым идеологическим

процессам, не были осмыслены теоретическими направле¬

ниями буржуазной социологии.
Нацистская практика обработки умов явилась наибо¬

лее полным воплощением мапнпуляторских тенденций

буржуазной идеологии. Ее мировоззренческие истоки —

в иррационалистической линии западной социологии, ко-
14 Там же, т. 42, с. 144.
119

торая, с одной стороны, разрабатывала учение об ирраци¬

ональности массовых движений и массового сознания,

а с другой — стремилась создать политическую мифоло¬

гию. Все это свидетельствует о том, что фашистская про¬

паганда — закономерный итог определенной эволюции

буржуазного сознания и его концептуальных истолкований.
Возможность лепки коллективных представлений, при¬

дания им желаемых очертаний воодушевила буржуазных

идеологов самых различных ориентаций. «Контроль над

мыслями», «привнесение и укоренение мнений», «изго¬

товление стандартов мировосприятия», — вот чем грезила

буржуазная мысль в годы, предшествующие второй ми¬

ровой войне, и тотчас же после нее.
Факты социальной реальности оказали воздействие

даже на воображение писателей-утопистов. Олдос Хаксли

и Джордж Оруэлл создали в своих книгах кошмарные

сцены будущего: личность растворилась в анонимности

государства, которое вторглось в интимный мир человека.
«Безбрежный конформизм», «всеобщее умопомраче¬

ние», «манипуляторская игра представлениями людей», —

эти характеристики настойчиво проходят через первый

библиографический справочник «Пропаганда, коммуни¬

кация и общественное мнение», выпущенный США

в 1946 г. В последующих изданиях эта тенденция стала

выявляться еще более отчетливо.
На общем мрачном социальном фоне в западной со¬

циологии постепенно складывается относительно цельная

концепция конформизма. Ее специфическая проблема¬

тика просматривается уже в некоторых исследованиях

конца 30-х—начала 40-х гг. Так, в работе С. Чахотина

«Насилие над толпой» ставится проблема ковки созна¬

ния, которое якобы само тяготеет к унифицированным ма¬

трицам. Э. Фромм в книге «Бегство от свободы» форму¬

лирует уже целый ряд выводов, непосредственно созда¬

ющих фундамент новой концепции: он исследует типоло¬

гию социальных характеров, а также описывает

психологические механизмы, влекущие индивида в сто¬

рону от ставшей ему чуждой и непереносимой свободы.
Теоретики буржуазной идеологии стали рассматри¬

вать! общественно-политическую активизацию масс как

явление незакономерное, катастрофически-неожнданное

и угрожающее. Самой пропаганде как средству распрост¬

ранения идеологии стали приписывать при этом огром¬
120

ную силу, утверждая таким образом всевластие коллек¬

тивной иллюзии, доводящей будто бы общество до неот¬

вратимой катастрофы.
Вслед за попытками решить проблемы идеологии, ее

эффектов на уровне сознания индивида западные соци¬

ологи обратились к анализу сознания массовых аудито¬

рий. В западной социологической литературе, отражающей

этот этап исследования феномена идеологии, передко под¬

черкивается высокая степень внушаемости массовых ауди¬

торий, говорится о том, что общественное сознание целесо¬

образно вообще описывать в терминах психопатологии.
Убеждение в эффективности идеологии со стороны тех

исследователей, которые обратились к анализу общест¬

венного сознания, с одной стороны, позволяет проследить

связь с просветительскими воззрениями. Действительно,

представление о «триумфе массовой идеологии» сущест¬

вовало в буржуазной социологии продолжительное время.

Однако оно питалось, но существу, двумя факторами,

имеющими различную смысловую структуру: верой в про¬

светительское предназначение новых средств информа¬

ции и впоследствии — убеждением в том, что сознание ин¬

дивида поддается «формовке». Эти факторы находились

в различных ценностных измерениях — просветительском

и маиипуляторском. Власть идеологии казалась непрере¬

каемой и апологетам существующего буржуазного строя

и его либеральным критикам.
Методика манипулятивной пропаганды берется на во¬

оружение современными либеральными и тоталитарными

агентствами. Неофашизм, в частности, заимствует многие

положения, из которых исходили в свое время в идеоло¬

гической и пропагандистской сфере германские нацисты

и итальянские фашисты. Их идеологи видят в пропаганде

инструмент мобилизации политически неискушенных ши¬

роких слоев населения.
«Нацнонал-демократическая партия Германии» (НДП)

издает еженедельную газету «Дойче нахрихтен», которая

служит органом партии. В ФРГ существуют и другие ор¬

ганизации, осуществляющие неофашистскую пропаганду.

Можно назвать, например, мюнхенскую еженедельную га¬

зету «Дойче национал цайтунг». Она имеет самый большой

тираж из всех неонацистских изданий. Другим идеологи¬

ческим центром неофашизма служит журнал «Национ

Оиропа». Он ежемесячно выходит в г. Кобурге с 1950 г.
121

В США взгляды ультра активно пропагандирует жур¬

нал «Америкэн опиньон». Это ежемесячный журнал про¬

фашистской организации «Общество Джона Бэрча».

В числе изданий, ведущих «крестовый поход» против

коммунизма, можно назвать журнал «Нэйшнл ревью».

Создатель этого издания — убежденпый сторонник мак-

картизма У. Ф. Бакли. Он прилагает огромные усилия,

чтобы собрать силы правых, обеспечить координацию их

деятельности, привлечь к изданию ведущих идеологов

американских ультра. В числе сотрудников журнала —

Б. Бозелл, Д. Бернхем, Ф. Мейер, такие лидеры ультра,

как У. Риккенбакер и К. Маннон, юрист крайне правых

взглядов Г. Шмидт, драматург М. Раскинд, генерал Бе-

демейер. В авторском активе журнала — У. Герберг,

Г. Хежлитт, Р. Кирк, Д. Чемберлейн, профессор полити¬

ческих наук У. Кондалл.
Для характеристики журнала можно привести мате¬

риалы рубрики «Третья мировая война». Это постоянно

присутствующие в номерах материалы о заговорах, ката¬

клизмах, предательстве, мнимых поражениях. Утвержда¬

ется, что третья мировая война уже началась. Те или

иные политические факты трактуются профессором

У. Бернхеймом, постоянным автором этой рубрики, как

участие различных общественных сил в грядущей (вер¬

нее — уже начавшейся) войне.
Аналогичные приемы используются и английской ре¬

акционной прессой. Так, лондонская «Обсервер» поме¬

стила в 1978 г. фотографию, на которой изображен Бир¬

мингем с его бесчисленными заводами, необозримыми

пригородами, а над ним грибовидное облако. «Обсервер»

сообщает своим читателям, что 4 августа 1985 г. Совет¬

ский Союз совершит нападение на западноевропейские

страны — участницы НАТО и в ходе не очень благопо¬

лучно складывающейся для него военной ситуации ре¬

шил для устрашения противника прибегнуть к ядерному

УДару 15.
Неофашистская пропаганда пользуется теми же ми¬

фами, которые широко применяла в свое время фашист¬

ская пропаганда. Методы идеологического воздействия

т Уже не изменились: клевета, запугивание, демагогия,

обман. Сохраняют свое значение и те пропагандистские
15	См.: Литературная газета, 1078, 20 июля, с. 9.
122

мифы, которые выдвинули в свое время главари гитле¬

ризма. Идеология неофашизма возлагает особые надежды

на культ грубой силы, проповедь шовинизма и милита¬

ризма. Она пытается «консолидировать» массу в жела¬

тельном для нее направлении путем апелляции к «сол¬

датскому духу», «мужскому началу», реваншистским ло¬

зунгам.
Неофашисты иной раз готовы обвинять буржуазное

государство в «тоталитарных тенденциях», в подавлении

государственной властью индивидуальных прав «ма¬

ленького человека». Однако история показала — события

в Чили тому новейшим примером, — что фашизм, придя

к власти, полностью использует механизмы власти, со¬

зданные государственно-монополистическим капитализ¬

мом, для массового террора и подавления элементарных

человеческих свобод.
После крушения просветительских иллюзий, внуши¬

тельно перечеркнутых опытом нацистской пропаганды,

буржуазные исследователи идеологии стали осмысливать

факт податливости человеческого сознания. При этом

сразу выявились классово определенные подходы, отра¬

жающие различные идеологические ориентации в рас¬

крытии механизмов общественного сознания.
Либерально и оптимистически настроенные социологи

обнаружили в данных, свидетельствующих о «лепке» че¬

ловеческого сознания, подтверждение собственных рефор¬

маторских увлечений. Если люди способны поддаваться

внешнему влиянию, стало быть, надо использовать эту

возможность наилучшим образом, в целях «социального

прогресса», постепенно внося в современные представле¬

ния Запада те прагматически ценные идеи, которые мо¬

гут удовлетворить потребность массовой аудитории в про¬

цветании и наслаждении. Именно так можно превратить

капиталистическое общество в «технотронный рай»,—

полагают современные буржуазные либералы, — в хорошо

отлаженную социальную систему, способную обеспечить

свое воспроизводство и внутреннюю стабильность.
Фантазиям «социальных инженеров», исследователям

общественного сознания, противостоят антитехнократи-

ческие утопии. Выразители этих идей критически оцени¬

вают факт внушаемости человеческого сознания, но они

надеются все же привить массам нигилистическое отно¬

шение ко всякой социальности. Эти представления, по¬
123

стоянно оживляемые экзистенциализмом, демагогически

направлены против технической цивилизации, которая,

по мнению философов этой ориентации, создает единые

дисциплинарные рамки поведения человека, обуздывает

любые проявления инакомыслия. Внутри этого социаль¬

но-критического течения складываются особые проекты

нового жизнеустройства па основе лозунгов «внутренней

эмиграции», устранения от политической борьбы, от вся¬

кой общественной активности.
Факт восприимчивости массовой аудитории к внуше¬

нию, ее якобы легко провоцируемой готовности подчи¬

нить реальность собственному необузданному воображе¬

нию становится отправным пунктом социальных фанта¬

зий социологов-тоталитаристов, то есть неофашистов,

«сподвижников» сильного буржуазного государства, в ко¬

тором все стороны общественной жизни подлежат жест¬

кому регулированию.
Носители реакционной консервативной идеологии,

в особенности правые ультра, с одной стороны, и предста¬

вители мелкобуржуазного радикализма, с другой, усмат¬

ривают в иррациональном поведении человека

возможности для реализации апархнческнх, а порою от¬

кровенно фашистских программ. Отсюда выдвижение

этими социологами различных лозунгов и паролей, рас¬

считанных на «сплочение» реакционной массы, на кол¬

лективное «воодушевление», на культивирование фана¬

тизма и грубой силы.
Что касается «левых» выразителей мелкобуржуазного

радикализма, то его представители негативно оценивают

опыт нацистской пропаганды, критикуют «психологию

толпы», политическую пассивность тех или иных слоев

населения буржуазного мира. Однако они не видят ре¬

альных путей вовлечения масс в активную борьбу за ко¬

ренное преобразование капиталистических порядков и не

в состоянии поэтому дать классовый анализ проблемы со¬

отношения идеологии и общественного сознания.
Все эти ориентации смыкаются в одном. Они знаме¬

нуют разрыв с классической буржуазной философской

традицией, в центре которой находилась личность творче¬

ская, наделенная глубоким внутренним миром. Каждая

из названных здесь буржуазных социальных программ

базируется по сути дела на сознательном разрушении

личности, на искусственном культивировании тех или
124

иных черт, присущих «простому человеку» капиталисти¬

ческого общества: приспособленчества, социальной апа¬

тии, повышенной аффектации. Именно в результате при¬

вития этих свойств широким массам буржуазные социо¬

логи рассчитывают создать ту или иную модель человека,

придать общественному сознанию определенный облик и

содействовать таким образом установлению определен¬

ного миропорядка.
Буржуазные футурологи утверждают, что предсказа¬

ние, даже самое абсурдное, если оно приноровлепо к мас¬

совым представлениям, способно воплотиться в реаль¬

ность. Не случайно внутренняя установка буржуазных

теорий идеологии сводится к тому, чтобы создать види¬

мость научного предвидения, породить коллективные ил¬

люзии и тем самым внедрить в общественное сознание

реакционные идеи о вечности капиталистического строя.
«Неолиберализм», который в течеппе ряда десятилетий

сохрапял позиции господствующей школы в буржуазной

идеологии, вынужден сегодня отступить. Все шире рас¬

пространяется ныне так называемая «консервативная

волна», которая захватывает различные мировоззренче¬

ские течения, выступает в наши дни во множестве раз¬

личных вариантов.
В США разработкой «неоконсервативной» идеологии

занимаются видные представители общественной мысли.

Это главным образом профессора социологии и политиче¬

ских наук. Многие из ппх хорошо известны научной об¬

щественности. Например, Натан Глейзер в конце 50-х гг.

выдвинул ряд идей, относящихся к теории национальных

меньшинств. Даниэл Белл, как известно, разработал

весьма популярные на Западе концепции «деидеологй-

зации» и «постиндустриального общества».
Н. Глейзер, Д. Белл, П. Мойнихен выступали в роли

советников, оказывающих помощь американским прези¬

дентам Кеннеди, Джонсону, Никсону, Форду. Сегодпя

к их советам внимательно прислушивается Картер. Нопе

только этот факт определяет их влиятельность среди тео¬

ретиков капиталистического общества. Они оказывают

широкое воздействие на общественное сознание, потому

что занимают ключевые позиции в системе западной иде¬

ологии и пропаганды. «Влиятельные люди» есть и в чи¬

сле других неоконсерваторов. Так, Норман Подгорец ру¬

ководит крупным журналом «Коммептари», Ирвинг Крп-
125

стол — «Паблнк нитерест». Обзоры, подготовленные не¬

оконсерваторами, публикуются в столь влиятельных из¬

даниях, как «Дедалус», «Харпере мэгэзин», «Атлантик»,

«Нью-Йорк тайме» и в таких крайне правых органах, как

«Нэшнл ревью».
Выразители современного неоконсервативного созна¬

ния в прошлом придерживались различных мировоззрен¬

ческих ориентаций. Некоторые из них примыкали к де¬

мократическим движениям, некоторые даже заигрывали

с крайне левыми силами. Однако в массе своей — это

бывшие либералы, по крайней мере сами они склонны

называть себя «старыми либералами».
Однако почему же, каким образом либералы 50-х гг.

в 70-е гг. превратились в неоконсерваторов? Если обра¬

титься к эволюции их собственных воззрений, то, как

они утверждают, в позициях мало что изменилось. Не¬

оконсерваторы склонны доказывать, что они всегда вы¬

ступали за децентрализацию, против атомного «сдержи¬

вания», за гуманные ценности. Если это так, стало быть,

сами идеи, а не их творцы приобрели «неоконсерватив¬

ный оттенок». Разумеется, преобразилась пе только сама

социальная реальность, но и идейные взгляды тех, кто

отошел от либерализма и перешел на неоконсервативные

позиции. А сами общественные процессы — радикализа¬

ция движений антиимпериалистического протеста, усиле¬

ние роли государства в экономических и политических

процессах, поляризация классовых сил — лишь содейство¬

вали более четкому идейному оформлению «неоконсерва¬

тизма».
Анализ идеологических течений помогает раскрыть

механизм общественного сознания,, Попытаемся в этой

связи охарактеризовать социально-политическую про¬

грамму «неоконсерваторов». Опа может быть сведена

к ряду положений, вернее сказать общих принципов, оп¬

ределяющих в совокупности избранный идеологический

курс. Неоконсерваторы утверждают, во-первых, что не

всякая проблема может получить «справедливое» и «пол¬

ное» решение. Здесь обнаруживается полемическая на¬

правленность против либералов и радикалов, которые по¬

стоянно приковывают внимание общественности к тем

или иным социальным проблемам, причем демонстрируют

противоречия и конфликты в таком освещении, будто на¬

званные проблемы могут получить «реализацию», однако
126

этого не происходит. Между тем, по мнению неоконсер¬

ваторов, многие общественные проблемы, даже если они

попали в поле зрения общественности, невозможно ре¬

шить в принципе. Например, практически не удается со¬

вместить идеалы райепства и свободы.
Во-вторых, пеокопсерваторы утверждают, что соци¬

альное неравенство коренится не в общественных усло¬

виях, а в самой природе человека. На этой основе разви¬

ваются всевозможные антропологические теории, смысл

которых сводится к тому, что личность сама по себе

ущербна, а многие люди вообще неполноценны, что ис¬

ключает возможность равенства, о которой толкуют либе¬

ралы.
В-третьих, неоконсерваторы убеждены, что основная

причина социальной деградации — личность, а не обще¬

ство. Массы, как они полагают, одержимы сегодня потреби¬

тельской психологией. «Революция растущих ожиданий»

приводит к тому, что потребности людей принимают ги¬

пертрофированную форму. В итоге общество не в состоя¬

нии обеспечить удовлетворение этих потребностей.

В нехватке сырья, продуктов виноваты массы.
В-четвертых, сама культура накладывает отпечаток

на облик личности. Еще в 1967 г. проф. Банфилд сформу¬

лировал ряд выводов, которые приняты в наши дни адми¬

нистрацией Картера. В этих тезисах, в частности, гово¬

рилось: «Наивно полагать, что усилия для уничтожения

социальной справедливости и ликвидации бедности, тру¬

щоб, безработицы окажут влияние на число восстаний и

бунтов. Эти усилия не внесут заметного изменения в суть

тех факторов, которые порождают недовольство. Юноши

и девушки низших классов будут продолжать «ломать

все», даже когда они будут иметь равные возможности

получепия работы, жилища, образования».
В-пятых, неоконсерваторы выдвигают лозунги против

сильной роли государства. Правительство, говорят они, не

должпо быть вездесущим. В этой роли оно приносит лишь

ущерб, ибо воздействуя на традиционные институты —

семью, этническую группу, общину в расчете на то, чтобы

уменьшить нищету, государственные органы, по мнению
Н.	Глейзера, лишь усугубляют слабость этих институтов,

а следовательно порождают нищету в еще большем

масштабе. Н. Глейзер ссылается при этом на тот факт,

что в США матери, главе семьи, которая разлучена с от-
127

цом ребенка, выдавалось пособие. В результате помощь

государства превращалась в фактор, разрушающий семей¬

ные устои, а не укрепляющий их.
В-шестых, неоконсерваторы ратуют за возрождение

традиционных ценностей — семьи, заслуг, труда. Только

эти добродетели могут, по их мпенпю, обеспечить одно¬

временно стабильность и социальную мобильность. Труд

должен стать основой всякой реформы социальной по¬

мощи. В этом «своеобразие» того плана помощи семье,

который Патрик Мойнихен предлагал президенту Ник¬

сону. Новая администрация между тем готова принять

этот проект в слегка измененной форме. Этим планом

предусматривается минимальная годовая гарантированная

зарплата за обязательный труд, исключая те случаи, когда

работник — инвалид или не имеет на своем иждивении

малолетних детей. Таким образом, либеральная концепция

«социальной помощи» заменяется неоконсерваторами

иной концепцией— «помощи работой».
Идеи неоконсерваторов способствуют созданию опре¬

деленной коалиции различных социальных сил. В част¬

ности, они совпадают не только с платформой популист¬

ских правых сил, но и с основами политики Картера.

В докладе так называемой трехсторонней комиссии, по¬

священной «кризису демократии», С. Хантингтон отме¬

чает, что существуют границы, не позволяющие беско¬

нечно расширять демократию. Главный редактор «Паблик

интерест», постоянный сотрудник «Форпн полней» (глав¬

ным редактором которого является С. Хантингтон)

Д. Белл отмечает, что в мире глобальной взаимозависи¬

мости государство вообще играет противоречивую роль.

Национальное государство, по его мнению, стало слишком

малым для решения больших проблем и слишком боль¬

ший для малых проблем. Как полагает Д. Белл, в эконо¬

мическом отношении фирмы, стремящиеся внедриться

в региональных или транснациональных масштабах, пере¬

мещают свои капиталы и часто свои предприятия туда,

где имеются самые большие сравнительные преимуще¬

ства. В социологическом отношении этнические и другие

группы желают более непосредственного контроля за

касающимися их решениями и пытаются свести прави¬

тельство до размеров, которые легче контролировать.

Так в рассуждениях Белла вырисовывается «идеальное»

решение: государство более могущественное в междупа-
128

родном масштабе и более децентрализованное в нацио¬

нальном масштабе.
Для достижения этих целей, по словам С. Хантинг¬

тона, важно восстановить авторитет, основанный на

«иерархии, знаниях, богатстве», упрочить общественное

доверие и возродить партии. Здесь С. Хантингтон не

столько вносит предложение, сколько прибегает к шан¬

тажу: «Возможно ли, — спрашивает он, — демократиче¬

ское правительство без политической партии? Если поли¬

тическое участие не будет организовано какой-либо

партией, то кем же оно будет организовано? В менее раз¬

витых странах альтернативой правительству, опирающе¬

муся на партии, является военное правительство.

Имеют ли высокоразвитые страны третий путь?» 16. Не¬

обходимо, наконец, по его мнению, восстановить равно¬

весие между правительством и оппозицией, словом, по¬

кончить с недостаточно покорным конгрессом и обуздать

безответственные, средства массовой информации, кото¬

рые, как отмечает С. Хантингтон, «вынуждают к от¬

ставке президента, избранного менее чем за два года до

этого самым широким в американской истории большин¬

ством» 17. Хантингтон, естественно, оставляет без внима¬

ния тот факт, что Никсон был вынужден подать в от¬

ставку не из-за массовых средств информации, а в ре¬

зультате совершенных им преступлений против законности.
Исходя из этого диагноза и ради пресечения послед¬

ствий, вытекающих якобы из «разложения демократии»,

С. Хантингтон предлагает следующие меры: сократить

бюджетный дефицит, государственный долг и покупа¬

тельную способность трудящихся; навязать «жесткие»

решения в отношении цен и зарплаты; избавить прави¬

тельство от нвЬбходимости проводить внешнюю политику,

бьющую на эффект с тем, чтобы замаскировать внутрен¬

ние затруднения (мимоходом С. Хантингтон отмечает пре¬

восходство в этом отношении диктаторских режимов),

парализовать демократию.
Неоконсерваторы выступают противниками демокра¬

тии и эгалитарных реформ лишь в том случае, если «де¬

мократические излишества» и «социальный перерасход»
16	Huntington S. The Democratic Distemper. — In: The Public Inte¬

rest, 1975, p. 36.
17	Ibid., p. 38.
9 П. С. Гуревич	129

затрудняют экспансию или защиту господствующих инте¬

ресов. Вынужденные занимать оборонительную позицию,

неоконсерваторы стараются сегодня сохранить прибыли,

которые растут быстрее за границей, чем внутри нацио¬

нальных границ. Поэтому ойи как никогда проявляют

интерес к внешней политике. Для них внутренняя поли¬

тика становится одним из средств достижения целей,

преследуемых на международной арене.
Неоконсерватизм по своей идейной сущности, разу¬

меется, отличается от традиционного консерватизма.

Он выглядит* более модернизированным, утонченным по

сравнению с консерватизмом националистических попу¬

листских правых сил. Новое течение не отрекается от

истории, что присуще, например, консерватизму «тради¬

ционалистов», представленных Питером Виреком, Рассэ-

лом Кэрком и в особенности Робертом Нисбетом. Этот

последний в своей работе «Сумерки власти» мечтает

о возврате к идиллической Америке времен после рекон¬

струкций.
Основная тенденция неоконсерватизма — антипрогрес-

сизм. Оттенки критического отношения к прогрессу

у различных отрядов неоконсерватизма — различны.

Но общий пафос нового движения — смотреть не вперед,

а назад, на утраченные ценности, которые якобы были за¬

быты, отвергнуты, недооценены в ходе поступательного

развития человечества.
Неоконсерваторы много пишут о прогрессе. Литера¬

тура по этим вопросам резко увеличилась. Пишут по-раз¬

ному. Есть идеологи, которые выступают с позиции «рус¬

соизма»; возникает идеализация средневековья. Но пре¬

обладает все же такая установка — важно соединить до¬

стижения технической цивилизации с темм ценностными

ориентациями, которые выброшены за борт, но еще мо¬

гут возродиться, если человечество осознает их значи¬

мость.
В буржуазной литературе обнаруживается сегодня

попытка ретроспективного взгляда на историю. Неокон¬

серваторы не сомневаются в том, что человечество зашло

в тупик, что оно якобы двинулось по ложному маршруту.

Теперь надлежит выяснить, когда, на каком этапе чело¬

веческой истории была столь губительно переведена

«стрелка», с чего, собственно, началось «движение под

откос».
130

В стремлении отыскать «злодейский поворот» буржу¬

азные авторы активно соревнуются между собой. Одни

связывают современные беды с эпохой Просвещения,

когда якобы сложилась вера в разум, в умственные силы

человечества. Вера в прогресс, возникшая на этой основе,

завела будто бы нынешнее общество в кризисное состоя¬

ние, ибо теперь стало очевидным, что техника и наука

не могут служить для человечества спасительным якорем.
Другие авторы полагают, что источник всех бед сле¬

дует искать в средневековье, когда возникло «идеологи¬

ческое мышление», особый тип освоения реальности,

в результате которого человечество неоправданно всту¬

пило на путь социальных переворотов, революций.

Третьи убеждены, что грехопадение человечества нача¬

лось еще раньше, скажем, в тот период, когда был изобре¬

тен плуг. Именно он, этот плуг, породил будто бы потре¬

бительское отношение к природе, превратил человека

в «ложного господина», посеял уверенность в том, что

природа якобы предназначена для удовлетворения челове¬

ческих амбиций. В результате — современный экологиче¬

ский кризис, возникший в процессе «насильственного»

господства над природой.
Четвертые идут еще дальше в глубь веков. Толкуют
о	том, что один из первых философов Платон видел в об¬

щественном организме социальную иерархию. Эта уста¬

новка, пронесенная через века, будто бы автоматически

порождает сегодня классовую рознь, неукоснительно ве¬

дет к тоталитаризму и т. д.
Трудно сказать, чего больше в этих рассуждениях —

наивности или идеологического расчета. Во всяком случае

человечество предстает в этих теориях в роли «заблудшего

стада», а сама история оказывается лабиринтом без путе¬

водной нити. Куда ни двинешься — всюду расплата за

неудачный выбор. Общий пафос этих доктрин — найти

утешение в прошлом. Ностальгия по утраченному вре¬

мени, по оставленному раю обнаруживает себя в различ¬

ных вариантах.
Почему же эти «вопли скорби» находят своих ревни¬

телей? Прежде всего дает о себе знать «психологическая

усталость» от «болезней» капиталистического мира. Кроме

того, буржуазно-мещанская среда видит в растущей орга¬

низованности пролетариата наступление на свои права.

В общественном сознании капиталистического мира уко¬
9*
131

реняются стереотипы, когда рост производительных сил

воспринимается как разрушение окружающей среды, ин¬

тернационализация общественных отношений — как под¬

рыв национальной исключительности, демократизация

искусства — как девальвации культуры, социальные кон¬

фликты — как нарушение «порядка».
*	* *
Таким образом, в общественном сознании буржуазного

мира обнаруживаются cei одня различные тенденции. Кри¬

зисные явления, потрясающие устои капг илизма, привели

к тому, что все более широкие масс, стали обнару¬

живать интерес к марксизму-ленинизму, к идеям со¬

циализма. Это сдвиг влево. Он закономерно вызывает

противовес: буржуазная идеология эволюционирует

вправо — от леволиберальной и реформистской — к право-

лйберальной, консервативной системе воззрений.

Глава пятая
МАССОВО-ИНФОРМАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ

В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
В современную эпоху чрезвычайно возрастает значе¬

ние массово-информационных потоков. Они вызваны

к жизни, с одной стороны, научно-технической револю¬

цией, развитием, гигантским усложнением общественных

отношений и связей, а с другой — возрастанием роли ду¬

ховного фактора в жизни современного общества.
Сегодня на земле более миллиарда радиоприемников,

350—400 миллионов телевизоров, 25 тысяч радиостанций,

примерно 150 телеграфных агентств. Ежедневно миллиард¬

ными тиражами, выходят газеты, журналы, книги. Теле¬

передачи из космоса по всем международным системам

телевидения (« Интервидение », « Евровидение», «Интел-

сат») в 1975 г. принимало население различных конти¬

нентов Земли. Телерепортажи о XXI Олимпийских играх,

по самым скромным подсчетам, смотрело около полутора

миллиардов человек1. Аудитория Московской Олимпиады,

несомненно, окажется значительно большей.
Однако в международном распределении информации

сложились опасные диспропорции. В начале 70-х гг. на

100 жителей в странах Африки приходилось 4,7 экз. га¬

зеты и 0,35 телевизора. Это намного меньше общепризнан¬

ной нормы минимальной обеспеченности средствами мас¬

совой информации, не говоря уже о громадном контрасте

с положением в развитых странах. Информационный по¬

ток из капиталистических государств Запада в страны

Азии, Африки и Латинской Америки в 100 раз превосхо¬

дит поток в обратном направлении, хотя на этих конти¬

нентах проживают две трети человечества. У истоков

«информационного империализма» стоит четверка веду¬

щих агентств капиталистического мира: ЮПИ, АП, Рей¬

тер и Франс Пресс.
1	См.: Лапин С. Г. Телевидение в эпоху разрядки. — Литера¬

турная газета, 1976, 4 августа, с. 2.
133

«„Монополии слова4* искажают правду о положении и

перспективах развивающихся стран, замалчивают их

истинные нужды и проблемы, отравляют международный

морально-политический климат, разносят по миру деше¬

вые сенсации, грубо искажают правду о социалистиче¬

ских странах» 2. Все это привело к тому, что во многих

государствах были закрыты корреспондентские пункты

западных информационных служб, а в 1976 г. был создан

пул информационных агентств неприсоединившихся

стран.
Сегодня уже болея 90 государств мира обладают соб¬

ственными телеграфными агентствами, органами и ка¬

налами внешнеполитической информации и пропаганды.
Научно-техническая революция, потребности общест¬

венного развития со всей остротой ставят вопрос о влия¬

нии «информационного взрыва» на социальные процессы.

Все чаще объектом размышлений в буржуазных теориях

журналистики становятся не только проблемы организа¬

ции самого потока информации, но и ее воздействие на

политические явления, научно-технический прогресс,

формы культурного общения3.
Перестройка массово-информационных процессов ис¬

пользуется буржуазными социологами для разработки

новых концепций, смысл которых состоит в том, будто

в современном мире «информирование» вытесняет «про¬

паганду», а обмен идеями утрачивает классовый харак¬

тер4. При этом сознательно маскируется тот факт, что

деятельность массовой коммуникации активно включается

сегодня в контекст углубляющейся идеологической

борьбы.
Империалистическая пропаганда получает в настоящее

время новое техническое оснащение. Строятся новые мощ¬

ные индустриально-информационные комплексы. Предпо¬

лагается распространение кабельно-антенных систем

телевидения. Постепенно войдут в обиход видеомагнито¬

фоны и видеокассеты. Предпринимаются меры по пере¬
2	Сабо в А. На благо народов. — Комсомольская правда, 1978,

29 ноября.
3	См.: Communications tomorrow. — Industry week. L.t 1974,

vol. 183, N 10, p. 21—28; Johnson N. Communications and the

Year 2000. — Ind. Adm. and Management rev., New Delhi, 1974,

vol. 6, N 1, p. 47-53.
4	Cm.: Communications and Society. Beverly Hills, 1971.
134

ходу па трансляцию сетевых программ с помощью

внутренних спутников связи.
В начале 80 гг., как полагают зарубежные спе¬

циалисты, многие государства получат возможность ши¬

рокого использования телевидения через космическую

технику. Не случайно в идеологической и пропагандист¬

ской стратегии империализма происходят определенные

изменения. Проводятся организационные мероприятия по

укреплепию центральных агентств, намечается и реали¬

зуется своеобразное перераспределение сил и средств.

Значительно расширяется ныне вещание США на зару¬

бежные страны. Весьма внушительная «нагрузка» в связи

с этим падает на «Голос Америки». Обсуждаются проекты

строительства передающего радиоцентра на территории

США мощностью 2500 квт. Одновременно значительно

сокращается число собственных периодических изданий

региональной направленности. Вместо 56 журналов оста¬

лось 15.
Еще более смелые прогнозы связаны с 80-ми годами,

поскольку, как отмечают зарубежные специалисты, мас¬

совое развитие получит кассетное телевидение5. Некото¬

рые авторы полагают, что к началу следующего десятиле¬

тия видеорынок станет достаточно крупным, а внутренние

видеосистемы превратятся в гигантские концентрирован¬

ные комплексы6. Но уже сегодня планируются дополни¬

тельные средства на производство телефильмов, видеокас¬

сет, на организацию выставок 7.
Широкие планы строят буржуазные специалисты на

1990-е гг. Предполагается использование голографии, по¬

явление трехмерного, «живого» телевидения, автоматиза¬

ция всех процессов хранения и классификации докумен¬

тов8. Многочисленные прогнозы охватывают также и на¬

чало следующего столетия9.
Интерес к массово-информационным процессам в бур¬
5	Mullally /. /. Communications Today: Needs and Options are

Perplexing. — Industry week. L., 1974, vol. 83, p. 15—21.
6	Christians C. Home Video Systems: a Revolution. — Journal of

Broadcasting, 1973, N 3.
7	«United States Information Agency», 40th Semiannual Report

to the Congress. I. 1—30.VI 1973.
8	Communication tomorrow. — Industry week. L., 1974, vol. 183,

N 10, p. 21-28.
9	Johnson N. Communications and the Year 2000.— Ind. Adm. and

Management, rev., 1974, vol. 6, N 1, p. 47—53.
135

жуазных теориях идеологии связан, прежде всего, с разви¬

тием позитивистских представлений об обществе. Сторон¬

ники структурно-функционалистской методологии отвле¬

каются от общественных конфликтов и видят в социальном

организме действие определенных функций, подлежащих

регулированию.
Западные теоретики рассматривают информационные

связи между людьми как такие факторы, которые обеспе¬

чивают единомыслие в обществе, разумное и всестороннее

циркулирование мнений. Исторически появление таких

представлений о духовных процессах обусловлено, во-пер¬

вых, тем, что межличностные отношения, характерные

для патриархального хозяйства, заменяются в капитали¬

стическом мире «всемирно-историческими, эмпирически

универсальными»10. В связи с этим резко возрастает

роль информационных связей, которые пронизывают все

стороны жизни буржуазного общества.
Кроме того, реальность возникшего корпоративного и

государственно-монополистического капитализма потребо¬

вала совершенно новых типов организации, поведения,

мотивации и этики. Отныне массы людей объективно

нуждаются в таких рецептах поведения, которые позво¬

ляют им быстрее адаптироваться к новым формам эконо¬

мической практики. В этих условиях получение информа¬

ции воспринимается обыденным сознанием как единствен¬

ное и надежное средство преуспевания, как механизм

социального регулирования в пользу граждан. Буржуаз¬

ная теория закрепляет эту иллюзию и придает ей види¬

мость нового концептуального подхода к проблемам идео¬

логии.
Идеологическое воздействие на массы действительно

строится на базе массово-информационных потоков.

Однако массовая пропаганда распространяет социальные

идеи, политические взгляды, а не абстрактно трактуемые

комплексы информации. Между тем представители теории

массовой коммуникации рассматривают массовые идеоло¬

гические процессы как некий универсальный социальный

акт, в ходе которого происходит лишь обмен полезными

сведениями.
Теория массовой коммуникации в ходе своего разви¬

тия претерпела значительную эволюцию, которая продол¬
10	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 34.
136

жается и в настоящее время. Во многих буржуазных стра¬

нах она превратилась в одну из наиболее перспективцых

социальных наук.
Теория массовой коммуникации получила развитие

в США, в странах Западной Европы, в Латинской Аме¬

рике, в Японии и многих других районах мира. Она инте¬

грирует всевозможные сведения, накопленные другими

дисциплинами. Вместе с тем можно указать на конкрет¬

ный объект анализа, который как бы скрепляет все эти

разнородные комплексы представлений и обеспечивает

относительную самостоятельность названного социологи¬

ческого течения.
Теория массовой коммуникации изучает массово-ин-

формационные процессы в обществе, их структуру, осо¬

бенности функционирования, закономерности и место

в социальной организации. Наиболее широко эта дисцип¬

лина представлена в США, где накоплена уже обширная

литература, обозначена широкая проблематика. Исследо¬

вания охватывают ныне социологию общественного мне¬

ния и политики, литературы и печати, радиовещания и

телевидения.
Изучением массовой коммуникации в США занима¬

ются различные исследовательские учреждения. Практи¬

чески во всех крупных университетах есть службы, кото¬

рые проявляют интерес к этой тематике. По данным спе¬

циального справочника, подготовленного Советской

социологической ассоциацией к VIII Всемирному социо¬

логическому конгрессу, в США функционируют десятки

таких учреждений п.
Исследование массовой коммуникации в США прошло

различные стадии: от представления об аудитории как

пассивной массе людей до анализа широких социальных

структур, от фиксирования индивидуальных психологиче¬

ских различий до рассмотрения социально-демографиче-
11	В том числе бюро службы массовых коммуникаций универ¬

ситета штата Айова, центр по изучению американской прессы

университета Маркит, институт по изучению коммуникаций

Иллинойского университета, бюро изучения коммуникаций

общественного мнения университета Индианы, комитет по

изучению массовой коммуникации того же университета,

группа по исследованию массовой коммуникации универси-

• тета г. Денвер, отделение коммуникации при Мичиганском

yHHBepciiTeTes радиовещательный исследовательский центр

университета Огайо и др.
137

ских признаков и общественных связей, от мифа о все¬

силии информационных потоков до крушения этого мифа.

Широкую известность на Западе приобрели так называе¬

мые «ридеры», то есть сборники лучших, «хрестоматий¬

ных» работ 12.
В последних работах американских исследователей

массовой коммуникации изучается процесс коммуника¬

ции, знаки и ключи этого процесса, его средства и струк¬

тура, социальный контроль над информацией и будущее

массовой коммуникации, политическое влияние каналов

информации и проблемы их эффективности 13.
В ФРГ социология массовой коммуникации получила

развитие в начале 50-х годов. Заслуживает внимания,

например, одна из первых работ по этой теме — «Введе¬

ние в социологию радио» Фридриха Ленца 14. В последую¬

щие годы в этой стране начался бурный процесс освоения

эмпирического материала, накопленного в США. В 1963 г.

была издана фундаментальная работа Г. Малецке «Пси¬

хология массовой коммуникации», в которой подвергнута

критическому анализу обширная американская литера¬

тура 15. Вместе с тем данное исследование предлагает

обстоятельную систематизацию сведений, полученных

в данной сфере теоретических изысканий.
В последних работах западногерманских авторов рас¬

сматриваются различные вопросы: эффекты массовой ком¬

муникации 16 и массово-информационные процессы17,
12	The Communication of Ideas (ed. L. Bryson). Harper, 1948;

Public Opinion and Communication. N. Y., 1966.
13	Clark D., Blankenburg W. You and Media. Mass Communication

and Society. San-Francisco e. a., 1973; Mass Information Utilities

and Social Excellence. N. Y., 1971; Pedersen D. M.t Shears L. M.

A Review of Personal Space Research in the Framework of Ge¬

neral System Theory. — Psychol, bull., Wash., 1973, vol. 80, N 5,

p. 367—388; Smith R. G. Speech —- Communication: Theory and

Models. N. Y., etc., 1970; Schramm W., Roberts M. The effects

of Mass Communication. Illinois, 1971.
14	Lenz F. Einfuhrung in die Soziologie der Rundfunk. Lechte-

Emsdetten, 1952.
15	Maletzke G. Psychologie der Massen-Kommunikation. Hamburg,

1963.
16	Droge F. e. a. Wirkungen der Massen-Kommunikation. Fr.-a-M.,

1973.
17	Gesellschaftliche Kommunikation und Information. Forschungs-'

richtungen und Problemstellungen. Ein Arbeitsbuch zur Massen-

kommunikation. Fr.-a-M., 1973.
138

влияние телевидения на молодежь 18 и общественно-идео¬

логическая функция комиксов 19.
Широко развернулось изучение эффективности радио¬

вещания и телевидения в Англии. Ряд исследований, по¬

священных анализу структуры аудитории, опубликовал

У. Бельсон20. Определенную влиятельность приобрели

труды Дж. Халлорана21, а из общетеоретических работ —

К. Сеймора-Юра22. В течение ряда лет научно-эксперимен¬

тальную деятельность в области массовой коммуникации

ведет комитет по координации научных исследований,

а также исследовательский центр в Лестерском универси¬

тете. Интерес к данной тематике постепенно возрастает23.
Представляет большой интерес деятельность Центра

исследований при университете Лидса. Здесь сделана по¬

пытка подойти к анализу процессов массовой коммуни¬

кации с точки зрения функционалистской методологии.

При этом получены данные, которые позволяют развер¬

нуть критику сложившихся представлений в теории мас¬

совой коммуникации, как она развивалась в США24.
Вопросы массовой коммуникации привлекают и фран¬

цузских авторов. Так, Ж. Фридман называет четыре сек¬

тора исследований в сфере массовой коммуникации:

1) изучение отношений массовой коммуникации и гло¬

бального общества, в котором оно развивается; 2) изуче¬

ние эффекта воздействия средств массовой коммуникации;

3) изучение установок, ролей, функций, потребностей, ко¬

торым они соответствуют; 4) изучение содержания мас¬

совой коммуникации и ее средств25. Немалый интерес
18	НйЪкег /. Serialisation durch Massenmedien. Ziele, Methoden,

Ergebnisse, einer medienbezogenen Jugendkunde, Oplagen, 1975.
19	Drechsel W., Funkoff Y., Hoffmann M. Massenzeichenware.

Fr.-a-M., 1975.
20	См. об этом: Методы изучения аудитории английского радио

и телевидения. М., 1969.
21	См.: Halloran J. D. (ed.). The Effects of Television. Panther.,
1970.
22	Cm.: Seymour-Ure-C. Media Systems, Political, Culture and

Party Systems. — Politico, Pavia, 1973, vol. 38, N 2, p. 117—230.
23	Cm.: Hoch P. The Newspaper Game. L., 1974.
24	Более подробно об этом см.: Гуревич П. С. Буржуазная про¬

паганда в поисках теоретического обоснования. М., 1978.
25	Friedmann G. Sociologie des communications de masse. — In:

Aspects de la Sociologie frangaise. P., 1966.
139

вызывает массовая коммуникация и у итальянских социо¬

логов 2в.
Названные работы охватывают широкий круг вопро¬

сов: специфика массовой коммуникации и ее социальные

функции, особенности восприятия отдельных сообщений

и трудности понимания информации, механизм продвиже¬

ния новостей в буржуазном обществе и закономерности

поведения аудитории, социальные последствия использо¬

вания космических спутников и методика эмпирических

исследований.
Выступив как сугубо теоретическая дисциплина, пре¬

тендующая на глобальное осмысление духовных процес¬

сов «стабильного» капиталистического общества, на «про¬

ницательное» истолкование идеологических явлений, дан¬

ное течение раскрыло целый ряд реальных закономерно¬

стей, относящихся к массово-информационным процессам.
Теория массовой коммуникации сыграла огромную роль

в жизни капиталистического общества. В начале своего

развития она выдвинула ряд новых мировоззренческих

подходов, пытаясь создать концепцию социальных процес¬

сов, раскрыть механизмы общественного сознания. Трудно

представить себе предпринимательскую деятельность со¬

временного капитализма без рекламы, без изучения кор¬

поративных отношений, без анализа потребительских за¬

просов.
Однако с самого начала теория массовой информации

трактует информационные процессы как нечто первичное

по отношению к целому ряду объективных общественных

явлений. Это воззрение активно проводится уже Ч. Кули,

который в начале века закладывал основы данной теории.

В его трактовке получалось, будто социальные отношения

складываются на основе сознательной, целепроектирую¬

щей деятельности людей, вступающих в процесс коммуни¬

кации. Однако исторические изменения, как известно,

реализуются помимо непосредственной воли людей, на

объективной основе, естественно-историческим образом.
Игнорируя эти объективные социально-экономические

процессы, Кули обратил внимание на те явления, кото¬

рые оказались в поле непосредственного наблюдения со¬

циологов. Речь идет в первую очередь о поведении массы,
Le communicazioni di massa. Ed. P. Alatri. — «Ullisse», Firenze,
1975,	vol. 13, p. 1-188.
140

нуждающейся в способах ориентировки, в указаниях и

подсказках относительно того, как надлежит действовать

в условиях, когда конкуренция осуществляется в новых

формах.
По своей объективной сути деятельность средств мас¬

совой коммуникации направлена на укрепление частно¬

предпринимательской веры, на закрепление сложившихся

в буржуазном обществе отношений господства и подчине¬

ния. Однако сам факт «просвещения» огромной разобщен¬

ной массы людей, действительно нуждающейся в своеоб¬

разной духовной опеке, порождал иллюзии, будто мас¬

сово-информационные процессы выполняют в обществе

всю полноту культурно-интеграционной роли.
Массово-информационные процессы приобрели у Кули

главенствующую роль. Однако целостность общественного

организма обусловлена вовсе не информационными пото¬

ками, не эффективностью налаженных коммуникаций,

обеспечивающих, по словам Кули, повсеместное распро¬

странение ценных идей и знаний. Действительное единство

исторического процесса складывается на основе мате¬

риальных отношений в той или иной формации. Игнори¬

рование социального строя, объективных общественно¬

экономических процессов может породить лишь фиктив¬

ное представление, будто именно общественное сознание,

его внутренняя «прозрачность» и системность придают

«стройность» всему общественному бытию.
Фактически Кули закрепил в буржуазной социологии

иллюзию полной автономности поведения человека. Рас¬

сматривая индивида как независимого «товаровладельца»,

а складывающиеся' в обществе отношения между людьми

как контакты на уровне обмена информацией, американ¬

ский социолог представил общество в виде своеобразного

ценностно-смыслового единства. При таком ходе рассуж¬

дений массово-информационные потоки, естественно,

стали рассматриваться как причина многих социальных

процессов. Сама же коммуникация при этом трактовалась

как результат вполне контролируемой, сознательной

деятельности людей.
Массово-коммуникативные отношения сами по себе не

образуют никакой устойчивой социальной общности лю¬

дей. Из того факта, что капиталист и рабочий слушают

одну и ту же программу, вовсе не следует, будто они

являются представителями одной общественной группы.
141

Поэтому информационные связи не могут служить мо¬

делью социальных процессов.
Неправомерно сводить, как это делает Кули, все об¬

щественные связи к коммуникативным отношениям, так

как при этом затушевываются реальные предпосылки со¬

циальных антагонизмов и противоречий, утрачивается

фактическая пружина исторического развития. А сами

отрицательные явления общественной жизни объясняются

недостаточной информированностью населения, неэффек¬

тивным функционированием средств массовой коммуни¬

кации.
Прославляя каналы информации как инструмент

выявления общественного мнения, Ч. Кули в то же время

видит, по существу, лишь количественные аспекты мас¬

сово-информационных процессов. Что касается содержа¬

тельной стороны проблемы, то она искусственно обеднена,

ибо фактическое положение органов печати и радиове¬

щания в буржуазном обществе, их повседневная деятель¬

ность никак не укладываются в концепцию объективного

и чистого «информирования».
Об этом красноречиво свидетельствует, папример, тот

факт, что средства массовой информации являются собст¬

венностью крупных монополистов. Так, в США в послед¬

нее время значительно возросла концентрация средств

массовой информации. Газетные концерны покупают

оставшиеся независимые газеты: 25 концернов контроли¬

руют в настоящее время 52% всего тиража (против

38% в 1960 г.). Крупнейшие концерны поглощают менее

крупные: в 1976 г. «Ньюхаус» купил «Бут» и «Ганнет»,

владевших 13 ежедневными газетами; в 1500 городах,

имеющих ежедневные газеты, существует почти полная

монополия на печатную информацию (97,5%).
Монополизация информации и зависимость печати

усиливаются в результате слияния печати с радио и

телевидением, которые сами связаны с другими отраслями

промышленности — книжной, электронной, военной и т. д.

«Ар-Си-Эй» держит в руках «Эн-Би-Си» (20% оборота

последней), а также влиятельную издательскую группу

(«Кнопф», «Пантеон», «Рэндом хаус»); «Ар-Си-Эй» конт¬

ролирует систему дальней связи 200 государств через по¬

средство «Глобал коммьюникейшнс инкорпорейтед»;

«Ар-Си-Эй» является владельцем «Герц» — многонацио¬

нальной компании, которая производит военные радиоло¬
142

каторы, приборы для управления ракетами, материалы,

аппаратуру для разведывательных служб и т. п.
Начиная с Кули, буржуазные теоретики игнорируют

связь между идеологическими целями отдельных классов

(п политических партий) и практикой массового воздейст¬

вия на сознание людей. Они отождествляют идеологиче¬

ское воздействие с такими явлениями, как «социальное

взаимодействие», «коммуникативный акт», «распростране¬

ние информации». Эти представления приобретают види¬

мость развернутой социальной доктрины. Массовое мани¬

пулирование имеет конкретную политическую, классовую

направленность и обусловленность. Но буржуазные

авторы хотят замаскировать этот факт, рассматривая

«информирование» не как средство достижения опреде¬

ленных социальных целей, а как нечто субстанциальное,

независимое от классовой борьбы, изначально прису¬

щее обществу, которое рассматривается в виде закры¬

той, стабильной системы по типу массово-информацион¬

ных потоков.
Буржуазные теоретики пытаются представить «инфор¬

мирование» как широкий и всеобъемлющий процесс,

стоящий вне идеологии, вне интересов тех или иных клас¬

сов. Их концепции извращают реальное представление

о капиталистическом общественно-экономическом и поли¬

тическом строе, о взаимоотношениях различных классов

антагонистического общества, об исторической перспек¬

тиве революционной эпохи.
За последние десятилетия социология массовой ком¬

муникации стала все чаще отказываться от теоретических

обобщений. Она перешла к прямому исследованию реак¬

ций массовой аудитории на пропагандистский и реклам¬

ный материал. Этот процесс — отражение потребностей

идеологической борьбы, которую ведет современный мо¬

нополистический капитал за умы людей, а также запро¬

сов коммерческой рекламы.
Вместе с тем многие буржуазные авторы пытаются

поставить в своих исследованиях серьезные теоретические

проблемы, связанные с раскрытием природы массовой

коммуникации, ее структуры и социальных функций. Про¬

блема общения, коммуникации — широкая по содержанию

социологическая и философско-антропологическая проб¬

лема. Она не может быть раскрыта за пределами соци¬

ально-классового анализа, на основе абсолютизации мас¬
143

сово-информационных коммуникаций и их роли в совре¬

менном обществе. Историческая деятельность классов,

масс неизмеримо богаче тех отношений, в которые всту¬

пают массовые аудитории на базе современных средств

коммуникации.
Взаимоотношения социальных групп не сводятся к ин¬

формационным контактам. Не массово-информационные

процессы и связанные с ними типы общения людей опре¬

деляют конкретные формы социальной жизнедеятельно¬

сти индивидов, как полагают сторонники теории массо¬

вой коммуникации, а, наоборот, социально-экономическое

бытие обусловливает реальное содержание и состояние

общественного сознания, конкретную механику коммуни¬

кативных связей на определенном этапе исторического

развития.
Теория массовой коммуникации сохраняет сегодня

свои основные позиции как одна из влиятельных дисцип¬

лин, изучающих массовые идеологические процессы.

Выделим несколько направлений, по которым ведется

в наши дни исследование идеологических явлений.
1.	В рамках теории массовой коммуникации рассмат¬

риваются политические аспекты журналистики. Сошлемся,

в частности, на работу С. Уортена «Свобода слова и пе¬

чати» 27. К решению этой проблемы автор пытается по¬

дойти с социологических позиций, в частности он рассмат¬

ривает вопросы доступа к средствам массовой информа¬

ции.
Автор отмечает, что принятие в 1959 г. федеральной

комиссией связи доктрины «справедливой конкуренции»,

согласно которой при возобновлении лицензии на радио¬

вещание будет учитываться, предоставляла ли радиове¬

щательная станция разумные возможности для выраже¬

ния ответственных точек зрения по важным вопросам,

явилось своеобразным применением концепции свободы

слова к таким средствам информации, как радио и теле¬

видение.
Однако трактовка «свободы слова» в данной работе

носит апологетический характер. Автор приводит много¬

численные данные о секретности информации, о контроле

над информацией, однако приходит к необоснованному
27	Worton S. N. Freedom of Speech and Press. N. Y., 1975.

144

выводу о том, что свобода печати в условиях буржуазного

общества все же достижима.
Буржуазное государство выступает в ряде стран в ка¬

честве владельца массовых каналор пропаганды, особенно

посредственно осуществляет пропаганду на другие страны,

радио и телевидения. Как правило, оно возглавляет и не-

создавая специальные организации для этих целей.

Создание государством специального правительственного

аппарата совсем не означает свертывания огромного не¬

государственного буржуазного идеологического меха¬

низма, включающего в себя частнопредпринимательские,

партийные, церковно-религиозные и другие звенья.

Наоборот этот негосударственный механизм непрерывно

расширяется. Отражая общую тенденцию государственно-

монополистического капитализма, он все теснее перепле¬

тается с государственным идеологическим аппаратом.
Крупный французский политолог М. Дюверже рас¬

сматривает средства информации как важное орудие поли¬

тической борьбы. Он вводит даже специальный термин

«информационная власть», подразумевая под ним возмож¬

ность распространять выгодную информацию. В трудах

этого автора показано, что средства массовой информации

зависят от экономической власти. Мало иметь право ос¬

новать газету, отмечает он, необходимо иметь крупную

денежную сумму. Именно поэтому капиталистические

«средства информации» свободны «перед лицом государ¬

ства, но не свободны перед лицом денег» 28.
В современном мире капиталистические страны осу¬

ществляют масштабную культурно-информационную экс¬

пансию в другие государства. Например, появление и рас¬

пространение телевидения в США происходило столь

ошеломляющими темпами, что возможности внутреннего

рынка скоро оказались исчерпанными. К тому же его эк¬

сплуатацию затруднял строгий правительственный конт¬

роль: число телевещательных станций было сокращено

до пяти.
Эти факторы заставили бизнесменов телевидения

искать выход вовне. Поиски шли в общем русле полити¬

ческой и коммерческой экспансии США, что облегчало
28	Duverger А/. Sociologie politique. 3-me ed. mise a jour., P., 1968,

p. 262—263.
10 П. С. Гуревич
145

решение проблемы завоевания внешних рынков. Телеви¬

зионные компании более позднего происхождения, опоз¬

давшие к разделу внутреннего рынка, с самого начала

стремились наверстать упущенное за рубежом. Коммер¬

ческий спрос на американские боевики, мьюзиклы и де¬

тективы и сейчас находится на высоком уровне. В 1973 г.,

например, подобные программы принесли американским

экспортерам 130 млн. долларов дохода и составили

100 тыс. часов телеэкранного времени.
Массовые коммуникации оказыэают огромное воздей¬

ствие на международные отношения. Как отмечает аме¬

риканский журналист У. Рид, «мир, привыкший к поли¬

тике, в которой внутренние проблемы решаются суверен¬

ными правительствами, кажется, внезапно лишился этого

представления о суверенности: он терроризируется между¬

народным бандитизмом, а в экономической области стра¬

дает от действий финансовых спекулянтов-космополи-

тов» 2Э. В области средств массовой информации наиболее

показателен с этой точки зрения пример журнала «Тайм»,

который пропагандирует идею европейского единства,

оказывая воздействие на общественное мнение ряда стран.
Среди других проблем, привлекших внимание буржу¬

азных исследователей, можно назвать такие, как поли¬

тическое влияние СМК, социальный контроль над ними,

средства массовой коммуникации и актуальность полити¬

ческих проблем, роль массовой коммуникации в междуна¬

родных отношениях. Несмотря на возрастание критиче¬

ских аспектов в анализе политических сторон массовой

коммуникации, многие авторы все же не выходят за рамки

сложившихся на Западе представлений об эффективности

буржуазной демократии. «Изобличение» различных юри¬

дических, правовых норм носит поэтому в этих работах

весьма сдержанный характер.
2.	За последнее время буржуазные авторы стали все

чаще обсуждать социальные последствия, вызываемые

деятельностью массовой коммуникации. Так, в 1974 г.

в Зальцбурге по инициативе австрийского радио прово¬

дился Седьмой гуманистический симпозиум на тему:

«Электронная революция. Насколько опасны средства
29 Read W. America’s Mass Media Merchants. L., 1976, p. 155.

146

массовой информации?» На этом симпозиуме выявились

две позиции: с одной стороны, вера в электронную рево¬

люцию, которая ведет якобы к неограниченному расши¬

рению коммуникативных возможностей, с другой стороны,

опасения относительно тотального манипулирования об¬

щественным мнением30. Симпозиум затронул разные

темы: селекция информации коммуникатором и реципиен¬

том; манипулирование общественным мнением; роль пуб¬

лициста в век электронных средств массовой информации;

отражение действительности при помощи электронных

средств массовой информации.
Буржуазные теоретики все чаще задумываются над

долгосрочным воздействием средств массовой информации,

над их способностью активно формировать облик массо¬

вых идеологических процессов.
3.	Значительно возрос интерес буржуазных авторов

к проблемам соотношения методологии и методики. Бур¬

жуазная теория массовой коммуникации накопила обшир¬

ный материал. Весь вопрос в том, как классифицируются

и осмысливаются накопленные сведения, какие конкрет¬

ные рекомендации вытекают из проведенных исследова¬

ний и как они используются на практике. Теория массо¬

вой коммуникации дает всевозможные типологии массо¬

вых изданий, в частности газет и журналов. Она

рассматривает особенности различных радио- и телеви¬

зионных программ, сопоставляет данные о том, как

влияют социально-демографические факторы на отноше¬

ние к буржуазной пропаганде, к ее отдельным акциям,

создает схемы коммуникативного акта, массово-информа¬

ционных процессов.
На первый взгляд, может показаться, будто упорядо¬

чивание накопленных сведений ведется каждым западным

исследователем на основе наиболее целесообразной част¬

ной методики. Однако рассмотрение конкретных приемов,

с помощью которых классифицируются имеющиеся дан¬

ные, свидетельствует о том, что эта проблема отнюдь не

является только технологической.
Буржуазная теория массовой коммуникации имеет

специфические подходы к описанию и осмыслению эмпи¬
10 Die elektroDische Revolution. Wie gefahrlich sind die Massen-

medien? Graz e. a., 1975.
10*	147

рического материала. Эти подходы закономерно связаны

с методологическими принципами западной социологии.

Другое дело рассмотрение научной несостоятельности

этих мировоззренческих оснований.
4.	По-прежнему большое внимание уделяется в бур¬

жуазной теории массовой коммуникации проблемам соот¬

ношения различных каналов информации. При этом ис¬

следуются не только печать, радиовещание и телевидение,

но и реклама, комиксы. В 1976 г. французское издатель¬

ство «Ларусс» совместно с третьей программой телевиде¬

ния приступило к изданию комиксов, охватывающих всю

историю Франции. Комикс используется, таким образом,

не только как развлекательный жанр, но и как средство

рекламы национальной истории.
5.	В буржуазной теории массовой коммуникации про¬

водятся исследования по характеристике собирательных

героев, персонажей, бытующих в журнальном мире,

в радио- и телевизионных программах. Зарубежные ав¬

торы установили, что за последние десятилетия в культе

социального персонажа произошли существенные изме¬

нения. Если в начале века журналистика и литература

уделяли основное внимание людям «сферы производства»,

то теперь, напротив, все чаще рекламируются представи¬

тели потребительской сферы.
При анализе собирательного персонажа рассматрива¬

ются также его поступки, мотивы поведения. Несомненно,

данные такого рода влияют на журналистскую практику.

Проводятся исследования, которые характеризуют образы

мужчин и женщин в популярных рассказах, классифици¬

руют типы поступков.
6.	Широко представлена в современных западных ис¬

следованиях тематика расовых предрассудков. Буржуаз¬

ные авторы изучают национальные, этнические клише,

которыми наделены герои рассказов, помещенных в мас¬

совых журналах. Однако эмпирический материал, кото¬

рый свидетельствует о классовой, шовинистической и

националистической направленности многих изданий,

толкуется совсем в ином плане — как описание различных

предубеждений, свойственных публике. Разумеется, не¬

которые исследования, проводимые на Западе, содержат

весьма ценный эмпирический материал. Так, в частности,

работа П. Хартмана и Ч. Хазбенда раскрывает роль про¬

паганды в формпрованпп общественного мнения белого
148

населения Великобритании относительно иных рас и ра¬

сово-иммиграционной проблемы в стране31.
7.	Применение манипулятивных приемов, естественно,

получает в буржуазной социологии теоретическое обосно¬

вание. Буржуазные исследователи пытаются, в частности,

объяснить, почему общественность нередко равнодушна

к политическим новостям и почему, с другой стороны, она

реагирует подчас довольно бурно на такие события, по

которым, казалось бы, не имеет необходимой инфор¬

мации.
При разъяснении этих процессов чаще всего речь идет

о двух явлениях — «митридастизации» и «сенсибилиза¬

ции». «Митридастизация» — это когда человек привыкает

к пропаганде и становится как будто равнодушным к ней.

Это дает основание утверждать, что излишек пропаганды

вырабатывает у человека иммунитет к ней. Чем больше

человек захвачен пропагандой, тем чувствительнее он

не к ее содержанию, а к импульсам, к возбуждению, ко¬

торое она дает ему. Это явление буржуазные авторы на¬

зывают «сенсибилизацией».
8.	Многие буржуазные исследователи в области мас¬

совой коммуникации изучают ее социальные функции.

В итоге собран большой фактический материал, иллю¬

стрирующий целевое применение коммуникации в идео¬

логических целях. В ряде случаев зарубежные социологи

исследуют реальные функциональные особенности массо¬

вой коммуникации, в частности объяснительную и инте¬

гративную функцию.
9.	Буржуазные теоретики массовой коммуникации об¬

ратили внимание на возрастание визуальности в системе

современной пропаганды. Эта тенденция находит свое вы¬

ражение в повышенном внимании к зрительному образу.

На данном пути складывается новое направление в теории

массовой коммуникации, изучающее особенности визуаль¬

ного воздействия на человека.
10.	Теория массовой коммуникации рассматривает

сегодня и другие проблемы: социальные функции журна¬

листики, процесс коммуникации, средства коммуникации,
31	См.: Hartmann P., Husband Ch. Racism and the Mass Media.

A Study of the Role of Mass Media in the Formation of White

Relfefs and Attitudes in Britain. L., 1974.

массовая коммуникация и массовая мотивация, комму¬

никация и общая теория систем, регуляторская природа

«кинезики» («невербальной коммуникации») и некото¬

рые другие.
Такова в целом разнохарактерная проблематика, кото¬

рая позволяет теории массовой коммуникации получать

конкретное применение на практике, выходить со .своими

рекомендациями в сферу повседневного программирова¬

ния, анализа меняющейся конъюнктуры спроса, описания

тех закономерностей, которые уже выявились в самой

массовой пропаганде.
Однако за последние десятилетия становится очевид¬

ным, что традиционная методология массовой коммуни¬

кации дает сбои. Западные авторы отдают себе отчет

в том, что интерес к «массовой культуре» можно понять

только через антропологическую проблематику, т. е. через

изучение человеческой природы, духовно-культурных яв¬

лений. Но именно эти вопросы и не рассматриваются

в рамках социологии массовой коммуникации, которая

ставит акцент на рассмотрение массово-информационных

процессов.
Быстрый рост средств массовой информации, услож¬

нение системы коммуникаций, в частности бурное разви¬

тие телевидения, вопреки ожиданиям западных социоло¬

гов, не привели к усилению буржуазной идеологии.

Вера в чары и таинства буржуазных пропагандистских

эффектов основательно поизносилась. Выяснилось, что

влияние пропаганды опосредуется огромным количеством

факторов, которые нередко сводят на нет ухищрения

в области техники психологического влияния на аудито¬

рию, что воздействие «сверху», через посредство комму¬

никации наталкивается на какие-то реальные барьеры,

выдвигаемые сознанием аудитории. Это сознание, оказы¬

вается, может быть конформным и неконформным, подат¬

ливым и устойчивым, открытым внешнему воздействию

и ригидным, замкнутым.
Постепенно эту ситуацию начали связывать с вклю¬

ченностью агента индивидуального сознания в те или

иные группы. Соответственно в буржуазной теории про¬

паганды появилось сенсационное описание нового истори¬

ческого типа сознания — сознания группы. (Оно проти¬

вопоставлялось просветительскому представлению о созна¬

нии индивида и всевозможным трактовкам сознания
150

массы). Весьма отчетливо это проявилось в концепции

американского социолога У. Шрамма32.
В своих работах В. Шрамм пытается развернуто трак¬

товать сам процесс коммуникации, рассматривая ее исто¬

рию, структуру, функции, взаимодействие различных

способов общения. «Человек прямо или косвенно обща¬

ется с великим множеством людей, — пишет Шрамм. —

«Карта» его коммуникаций включает: 1) внутреннюю

коммуникацию — разговоры с самим собой, обдумывание,

воспоминание, мечты; 2) коммуникацию с близкими

людьми — семья, друзья, соседи; 3) коммуникацию со

своей рабочей группой; 4) «постоянные» коммуникации

с торговцем, врачом, сборщиком налогов и т. д.; 5) ком¬

муникации со случайными встречными; 6) коммуникации

с лицами, в основном известными из книг и СМК;

7) огромную массу информации от анонимных источни¬

ков (СМК, справочники, различные источники куль¬

туры) »33.
Такое представление о коммуникации как разносто¬

роннем, широком процессе позволяет Шрамму дать под¬

заголовок своей книге—«Подход к человеческой коммуни¬

кации», то есть фактически уже в названии подчеркнуть,

что он стремится преодолеть узкие рамки теории массовой

коммуникации. Такого рода попытки были связаны

прежде всего с описанием сознания группы. Шрамм из¬

лагает историю этих исследований и дает им оценку

с позиции накопленных данных. Он отмечает при этом,

что после второй мировой войны была распространена

концепция «аудитории-мишени», на которую по «каналам-

проводам» направлялись различные сообщения, идеи.

Аудитория считалась абсолютно пассивной. Позже появи¬

лись исследования, которые показали необходимость вы¬

делять определенные социальные и культурные категории

внутри аудитории. Так называемая «теория категорий»,
32	Уилбур Шрамм — директор Института по исследованию ком¬

муникаций при Стенфордском университете, автор множества

работ, пользующихся широкой известностью, в частности,

«Массовая коммуникация» (1949—1960), «Ответственность

в массовой коммуникации» (1957), «Телевидение в жизни

наших детей» (1961). Он является также редактором ряда

сборников, в частности, «Процесс и эффекты массовой ком¬

муникации» (1954, 1971).
33	Schramm W. Men, Messages and Media. Л Look at Human Com¬

munication. N. Y., 1973.
151

то есть социально-демографических признаков, показы¬

вала меру сопротивления людей коммуникатору.
Положительно оценивая вклад многих американских

исследователей в разработку теории массовой коммуника¬

ции, Шрамм пишет: «Изучение подобных фактов подо¬

рвало веру в могущество массовой коммуникации и

привело к возрождению веры в межличностные коммуни¬

кации как основное средство социального контроля»34.

При этом использовались данные начатых еще в первые

десятилетия XX века исследований, в рамках которых

анализировались психологические механизмы поведения

людей в небольших (чаще всего производственных) кол¬

лективах35. Теперь, в ином социально-историческом кон¬

тексте, эти наблюдения, нередко полузабытые, вновь при¬

обрели актуальность и получили широкое и акценти¬

рованное истолкование. С ними западные социологи,

в частности В. Шрамм, связывают возможность повыше¬

ния престижа буржуазной журналистики.
По мнению В. Шрамма, не вполне подтвердилась идея

о разделении общества на «лидеров» и «последователей».

Исследования в Детройте показали, что сравнительно ма¬

лое число избирателей обращалось за советом к кому бы

то ни было. Сами «лидеры» пользуются чьими-то сове¬

тами, поэтому может существовать не две, а три и более
34	Schramm W. The Nature of Communication Between Humans. —

In: The Process and Effects of Mass Communication, Chicago,
1971,	p. 10.
35	Проводя исследования в области промышленной социологии,

жизни современного города, социологического изучения армии,

буржуазные экспериментаторы, зачастую неожиданно для себя

и часто вопреки собственным гипотезам, стали обнаруживать

все новые факты формальных и неформальных отношений

к общим для данной общественной системы нормам и ценно¬

стям. (Формальными социологи называют такие отношения,

которые четко определены социальными институтами, нефор¬

мальные отношения складываются непосредственно, в резуль¬

тате психологического общения людей).
По мнению Шрамма, в исследовании массовой коммуни¬

кации сохраняет свое значение «теория двухступенчатого по¬

тока информации», выдвинутая впервые П. Лазарсфельдом и

его коллегами на основании анализа избирательной кампании

1940 г. в графстве Эри, штат Огайо (США). При всех своих

недостатках эта теория, по мнению Шрамма, сыграла важную

роль в развитии буржуазной социологии (Критический анализ

этой доктрины см. в нашем разделе книги «В лабиринтах

буржуазного сознания». М., 1977).
152

ступени передачи информации. Прежнюю концепцию

П. Лазарсфельда и Э. Каца В. Шрамм формулирует уже

как теорию многоступенчатого потока информации.
Он отмечает, что, например, в сельской местности мно¬

гие получали от СМК сведения о новинках, а затем обра¬

щались за советом к сведущим людям. Наконец, само

«лидерство» в мнениях имеет, по словам Шрамма, раз¬

личные стороны и измерения. Вывод состоит в том, что

изучение массовой коммуникации должно быть допол¬

нено анализом «человеческого фактора», то есть рассмот¬

рением межличностных коммуникаций, взятых во всем

объеме и сложности.
Среди возникающего спектра проблем В. Шрамм вы¬

деляет одну, которая представляется ему наиболее важ¬

ной с точки зрения понимания социальной роли средств

общения. Речь идет о том, как ведет себя человек, систе¬

матически подверженный влиянию массовой коммуника¬

ции? В каком направлении проявляется длительное влия¬

ние на аудиторию? Совпадает ли оно с данными, которые

получены в ходе лабораторных экспериментов?
В. Шрамм ставит вопрос о том, чтобы в ходе экспери¬

ментов изучались не только общие сведения о популяр¬

ности программ, но фиксировались также данные, кото¬

рые позволили бы дать общекультурное описание различ¬

ных групп населения. Он отмечает, что основу для такого

подхода создают исследования последних лет. Как оказа¬

лось, просмотр телепередач занимает наибольшее время

у мужчин до 20 лет и у женщин 20—35 лет, затем оно

несколько сокращается и вновь растет после 50 лет. Га¬

зеты активнее всего читают люди после 50 лет. С годами

меняются и вкусы аудитории: растет внимание к серьез¬

ной и познавательной информации за счет интереса к раз¬

влекательным и литературным материалам (по исследо¬

ваниям Шрамма и Уайта, Стейнера, Хендела и др.).
Например, по данным Л. Хендела, с возрастом растет

интерес к историческим, биографическим фильмам и

серьезной драме. У телезрителей (согласно Стейнеру)

развлекательная программа менее популярна среди людей

в возрасте и с более высоким образованием, соответственно

растет их внимание к новостям и социальной информации.
Следуя некоторым «правилам», которых придержива¬

ются «социальные критики», В. Шрамм ставит вопрос:

создали ли СМК новые массовые потребности? «Трудно
153

себе представить какую-нибудь новую потребность, — пи¬

шет В. Шрамм, — которая была бы введена массовой

коммуникацией, но СМК сделали некоторые потребности

более зримыми и ожидаемыми, что едва ли учитывалось

полвека назад. Вряд ли кто-нибудь предполагал в 20-х го¬

дах, что он станет зрителем всех важнейших политиче¬

ских событий, что президента будут регулярно показывать

всей стране и т. д., — а сейчас всем кажется подозри¬

тельным, если этого не происходит» 36.
Эти интересы, по словам Шрамма, не новы, но ожи¬

дания публики теперь совсем иного порядка, чем они

были ранее, а поэтому жизненные стандарты и схемы,

привычки восприятия СМК претерпели реорганизацию.

Шрамм ставит на обсуждение проблему, которая не воз¬

никала в русле традиционной теории массовой коммуни¬

кации — речь идет о том, как влияют СМК на распростра¬

нение знаний в массах. «Человек — весьма эффективная

обучающаяся машина, и он может пользоваться для этого

любым источником и опытом»37, — отмечает Шрамм.

По мнению американского социолога, люди очень много

усваивают через СМК. Однако, как полагает Шрамм,

здесь предстоит большая культурная работа: повысить

серьезность программ, устранить сенсационность и т. д.
Все эти рассуждения В. Шрамма свидетельствуют

о его стремлении ввести в сферу изучения массовой ком¬

муникации ряд вопросов, носящих социально-культурный

характер. Именно в этой связи он ставит проблемы по¬

знания, просвещения людей, а также анализирует на базе

проведенных исследований прогностические аспекты бур¬

жуазной журналистики.
Концепция Шрамма Представляет собой ответ теории

массовой коммуникации на запрос «социальной критики».

Именно поэтому она включает в сферу исследования мно¬

гие вопросы, которые носят культурно-прогностический

характер. Шрамм говорит о социальной ответственности

массовой коммуникации перед обществом, о ее влиянии

на формирование потребностей людей, о роли средств

общения в массовом образовании, просвещении, развле¬

чении людей.
м Schramm W. Men, Messages and Media, p. 250,
87 Ibid., p. 124.
154

Рассмотрение многих проблем Шрамм связывает непо¬

средственно с «человеческим фактором»: он анализирует

механизм восприятия людей, психологию человека, вовле¬

ченного в процесс коммуникации, долговременные и скры¬

тые эффекты пропаганды. Таким образом, теория массо¬

вой коммуникации активно осваивает тематику, постав¬

ленную «социальной критикой», стремясь дать ответ на

актуальные требования буржуазной журналистики.
Однако выводы Шрамма носят отпечаток буржуазно-

апологетической ограниченности. Рассуждая о влиянии

западного телевидения на преступность, он обходит

острые вопросы этой важной общественной проблемы,

сохраняя академическую «пристойность» и «респекта¬

бельность»: получается, будто речь идет лишь о некоторой

«корректировке» деятельности буржуазного телевидения,

а не о серьезных и последовательных мерах по устране¬

нию его губительного влияния.
Новейшие концепции массовой коммуникации пыта¬

ются устранить те напряженные, конфликтные отноше¬

ния между культурой и типом общения, на которые обра¬

тила внимание социально-критическая мысль. Поэтому

опять-таки возникает попытка сблизить их, показать их

внутреннее сродство. В связи с этим прежде всего расши¬

ряется само представление о том, что такое информацион¬

ные потоки.
Если теория массовой коммуникации низводила куль¬

туру до ранга информационных потоков, лишая ее, таким

образом, личностного содержания, то В. Шрамм, А. Моль,

М. Маклюэн обнаруживают интерес к культурным и ци¬

вилизационным особенностям человеческого общения. Они

пытаются поднять коммуникацию до уровня культуры,

а подчас попросту отождествить их, но уже под флагом

«возвышения» средств информации.
Рассматривая продвижение информации в обществе'

как сложный и многомерный процесс, В. Шрамм и

А. Моль призывают видеть и осознавать широкое влияние

массового общения на культуру, возникающие не сразу,

а постепенно в результате перестройки тех механизмов,

которые определяют духовные процессы, происходящие

в обществе.
Примером такой трактовки может служить и концеп¬

ция А. Моля. Он отмечает, что на современного человека

обрушивается поток различных сведений, которые ли-
155

шены внутренней упорядоченности. Объем получаемых

индивидом новостей беспрерывно возрастает. Но спосо¬

бен ли человек каким-то образом структурировать приоб¬

ретенные знания?
Моль утверждает, что это практически невозможно,

потому что функционирование массовой коммуникации

постоянно разрушает такую тенденцию. Данный тип об¬

щения не обеспечивает иерархическую систематизацию

знаний. Поэтому каждый индивид получает возможность

избирательно воспринимать определенные элементы из

общего потока информации. Но таким образом в созна¬

нии индивида складывается не целостная, а разорванная

картина мира. Массовая коммуникация, следовательно,

создает новый облик культуры, который Моль определяет

как «мозаичный» 38.
В отличие от классической (традиционной) культуры,

которая тяготела к обнаружению прочных связей между

элементами знаний и отличалась поэтому глубинным ха¬

рактером, современная культура, по словам Моля, разры¬

вает эти смысловые связи. Распространяясь не вглубь,

а вширь, она меняет структуру духовных процессов, по¬

рождая разбросанность, калейдоскопичность. Вовлеченный

в такой цикл человек и не стремится найти логические

основания в случайном сцеплении фактов. Он привыкает

к иррациональному восприятию информации, что делает

его легкой поживой преднамеренных буржуазных идео¬

логических акций.
Рассуждения Моля о массовой коммуникации как си¬

стемообразующем механизме культуры заслуживают

внимания и изучения. Массово-информационные про¬

цессы действительно оказывают влияние на способы вос¬

приятия реальности. В частности, поток информации, ли¬

шенный конкретного структурирования, на самом деле

способен формировать у аудитории определенную психо¬

логическую потребность — накапливание сведений вне

рассудочной и эмоциональной надобности. Все это приво¬

дит порою к атрофии рефлективности, к подмене логи¬

ческих связей ассоциациями, внешними сопоставлениями,

что облегчает проникновение мифа в общественное созна¬

ние капиталистического мира.
м См.: Моль А. Социодинамика культуры. М., 1973.

156

Однако есть ли основания для типологического разли¬

чения классической и современной культуры по тем кри¬

териям, которые предлагает Моль? Духовные процессы

испытывают на себе влияние различных факторов, в пер¬

вую очередь материально-экономических. Концепция

Моля строится на абсолютизации одной, именно комму¬

никативной зависимости, которая сама по себе сущест¬

венна, но вряд ли обладает универсальной конституиру¬

ющей силой.
Кроме того, теория Моля раскрывает лишь некоторые

причины, снижающие сопротпвленне человека по отноше¬

нию к иллюзорным духовным образованиям: рыхлость,

бесформенность информационных потоков, анонимность

общения и т. д. Несмотря на стремление придать своей

концепции социально-культурный характер, Моль все же

отвлекается от изучения природы человека, особенностей

его сознания. Исследователя интересует в основном спе¬

цифика массовой коммуникации как типа общения. Ра¬

зумеется, появление радио н телевидения создало новую

информативную среду. Однако понять процессы комму¬

никации на базе внутренних закономерностей, без учета

социально-экономических, политических, культурночело¬

веческих факторов невозможно.
Концепция Моля, в которой также отражен многосту¬

пенчатый характер информационных процессов, содержит

в себе больше элементов критической оценки сложив¬

шейся практики массовой коммуникации. Однако она но¬

сит культуртрегерский оттенок, строится на убеждении,

будто агентства культуры могут изменить политическую

жизнь современного буржуазного общества.
Вместе с тем важно отметить, что концепции Шрамма

и Моля содержат в себе солидный теоретический багаж.

Они включают в собственные построения обширный круг

уже добытых, проверенных исследовательских положе¬

ний. Именно поэтому невозможно представить себе дея¬

тельность современных каналов массовой коммуникации

без учета тех сведений, которые имеются в этих кон¬

цепциях.
Шрамм рекомендует массовым коммуникациям шире

учитывать влияние межличностных контактов, интересы

отдельных групп. Эта тенденция, как уже отмечалось,

давно реализуется в практике буржуазного телевидения и

радиовещания. Однако в последние годы она приобретает
157

все большее признание. В качестве основания для специ¬

ализации программ используется, в частности, общность

запросов искусственно сформированных групп. Програм¬

мная политика буржуазного радиовещания и телевидения

учитывает не действительную социальную структуру об¬

щества, а фиктивные группы населения. Проиллюстри¬

руем это одним примером. В 1976 году во Франции соз¬

дан новый ежемесячный журнал — «Миллиард». Как

сообщает редакция, он предназначен для мультимиллио¬

неров и ... для тех, кто «ведет жизнь миллионера, фак¬

тически не являясь таковым». По мнению издателя

Клода Тибо, последние представляют для журнала наи¬

больший интерес, так как расходуют денег больше дру¬

гих, стараясь пустить пыль в глаза. Тираж журнала —

20 тысяч экземпляров.
В борьбе идей, развернувшейся в современном мире

между силами прогресса и реакции, между социализмом

и отживающим свой век капитализмом, все яснее и рель¬

ефнее выступает роль средств массовой информации и

пропаганды, то есть печати, радиовещания и телевиде¬

ния. Оперативность, мобильность, широкое использование

документальных и художественных форм обеспечивают

им особое место в арсенале идейного воздействия на ду¬

ховную жизнь общества, на сознание широчайших на¬

родных масс.
У буржуазной идеологической машины широко задан¬

ная программа — от прямых теоретических кампаний,

призванных расшатать устои социалистической идеоло¬

гии и заменить ее набором модных буржуазных полити¬

ческих, философских и экономических концепций, до

проповеди потребительских и гедонистических идеалов,

от поощрения и оправдания империалистической агрес¬

сии, бесцеремонного вмешательства во внутренние дела

других народов до изощренных приемов «социологиче¬

ской пропаганды», навязывания буржуазного образа

жизни.
Империалистическая пропаганда в любых своих про¬

явлениях — в виде прямой политической индоктринации

и искусной рекламы, в форме «безупречного» информи¬

рования и демонстрации кумиров, — представляет собой

распространение буржуазной идеологии. Однако запад¬

ные социологи пытаются скрыть эту связь между миро¬

воззрением и пропагандой, выдвигая различные теории
158

о том, будто «индустрия информации» свободна от гос¬

подствующей идеологии, призвана повсеместно и повсе¬

дневно удовлетворять запросы аудитории, обслуживать

потребность людей в информации и развлечении.
За последние годы слово «манипуляция» все чаще по¬

является на страницах буржуазных исследований. Одни

авторы пытаются доказать правомерность этого понятия

и самого процесса духовной обработки людей. Другие, на¬

против, стремятся говорить от «имени человека», защи¬

тить личность от идейного насилия, предостеречь от раз¬

личных последствий, связанных с практикой массового

духовного совращения аудитории. Но и те и другие схо¬

дятся в одном — в представлении, будто человек абсолю¬

тно беззащитен перед манипуляцией.
Испанский социолог X. А. Ибаньес Мартин подчерки¬

вает, что в настоящее время создалась парадоксальная

ситуация — прогресс науки порождает страх. Если пре¬

жде многие авторы усматривали в развитии научного

знания опасность катастрофы — возрастание смертонос¬

ной силы войны, то теперь обнаружилась куда более серь¬

езная угроза. Оказывается, используя науку, «можно на¬

силовать личность», навязывая ей «чуждое существова¬

ние».
По мнению автора, такое духовное насилие "осуществ¬

ляется в два этапа: проникновение в сознание

личности, а затем осуществление скрытых модификаций

вкусов, установок, идеалов, в результате чего меняется

внутренний мир человека, тип его поведения. Это наси¬

лие, по словам испанского социолога, и есть манипуля¬

ция, которую он определяет как «использование недо¬

стойных средств для того, чтобы преобразовать развитие

внутренней динамики и свободы человека» зэ.
Империалистическая пропаганда использует различ¬

ные приемы, с помощью которых она оказывает воздей¬

ствие на внутренний мир человека. Прежде всего буржу¬

азные агентства активизируют инстинктуальное поведе¬

ние индивида, эксплуатируя те или иные механизмы пси¬

хики. Они также играют на естественных чувствах ин¬

дивида, на специфических человеческих пристрастиях.

Массовая пропаганда стремится фальсифицировать реаль¬
39 Ibanez Martin /. А. La manipulation у el hombre contempora-

nes. — Rev. de estudios polit. Madrid, N 195—196, p. 213.
159

ность путем дезинформации, использования клеветы и

обмана.
В последние годы буржуазные исследователи все чаще

говорят о «пропагандистском взрыве», теоретической ос¬

новой которого являются психологические знания. Мани¬

пуляторы пытаются влиять на психику в целом путем

использования различных ее элементов, в том числе и

неосознаваемых, иррациональных влечений и т. д. Как

показывает болгарский ученый Д. Тодоров, буржуазные

пропагандисты считают возможным прямо или косвенно

воздействовать на эмоции любого рода: простые (напри¬

мер, страх) и сложные (гордость, любовь к приключе¬

ниям и путешествиям), положительные (сочувствие) и

отрицательные (зависть), эгоистические (алчность, че¬

столюбие) и альтруистические (семья, родина). Они

стремятся превратить аффекты в массовое общественное

негодование, личную трусость — в массовую панику, со¬

мнение — в недоверие, предрассудки — в ярость4и.
Применение манипулятивных приемов, естественно,

получает в буржуазной социологии «теоретическое» обос¬

нование. Возникают специальные понятия, которые выра¬

жают различные способы манипулирования обществен¬

ным сознанием. Сегодня в ходу такие выражения, как

«миранда», «митридастизация», «сенсибилизация», «эйко-

пика» и тому подобное. Все эти слова отражают сложив¬

шиеся формы искажения внутреннего мира человека,

присущей ему способности рационально оценивать жиз¬

ненные явления.
Патриарх буржуазной политической социологии

Г. Лассуэлл видит цель пропаганды в том, чтобы насаж¬

дать политическую мифологию. По е?о мнению, весь на¬

бор верований данного времени можно свести в принципе

к нескольким фундаментальным положениям. Если же

переложить эти положения на язык символов и стерео¬

типов, то на этом пути можно добиться укоренения гос¬

подствующей власти, эффективного влияния на массы41.
Многие буржуазные социологи отмечают, что в любом

капиталистическом государстве есть специалисты по пов¬
49 Тодоров Д. Психологически похвати на буржоазната пропа¬

ганда. — Ново време. С., 1974, год 50, кг. 3, с. 82—90.
41 См.: Lasswell Н. The Structure and Function of Communication

in Society.— In: The Process and Effects of Mass Communica¬

tion. Chicago, 1971, p. 84—99.
160

торению, разработке и применению политического мифа.

Простого человека, как они полагают, мало интересуют

философские или юридические тонкости, поэтому признан¬

ные теоретики империалистической пропаганды предла¬

гают найти расхожие клише, которые символически обо¬

значают те или иные социальные представления. Для Со¬

единенных Штатов такими ключевыми символами

являются слова: «право», «свобода», «демократия», «ра¬

венство» 42.
Буржуазные социологи полагают, что идеологические

процессы предстают перед простым человеком как ирра¬

циональные, нераспознанные и т. д. Поэтому пропаганда

очень редко обращается к разуму индивида. Лассуэлл

даже выделяет особый элемент внутри социально-поли¬

тической коммуникации, который он обозначает терми¬

ном «креденда». Под этим словом он подразумевает кон¬

ституции, уставы, декларации, которые в основном обра¬

щены к интеллекту человека и в этом качестве могут

быть основой нормальной политической жизни и «вполне

естественной коммуникации». Однако, по мнению Лас-

суэла, более важен другой элемент—«миранда», то есть

совокупность мифологии и ритуалов, некий аналог рели¬

гии. Она стимулирует только чувства, вовлекая человека

в политику с помощью таких средств, как флаг, музыка,

лозунг, социальный персонаж (герой или лидер движения).
Не случайно Лассуэлл заслужил в США репутацию

видного специалиста «психологической войны», своеоб¬

разного эксперта по насаждепию политической мифоло¬

гии в общественное сознание. Его идеи получают даль¬

нейшую разработку. Многие зарубежные авторы, изуча¬

ющие проблемы массовой коммуникации на Западе,

приходят к выводу, что общественное мнение в США

пропитано духом мифологизма, иррациональности и

некомпетентности.
Буржуазные исследователи пытаются объяснить, по¬

чему общественность равнодушна к политическим ново¬

стям, почему с другой стороны, она подчас бурно реаги¬

рует на события, по которым, казалось бы, не имеет не¬

обходимой информации. Ставя этот вопрос, западные

социологи, естественно, обходят проблему классового са¬

мосознания масс, проблему вполне оправданного равно-
42 Ibidem.
И П. С. Гуревич
161

душия аудитории к политическим акциям империалисти¬

ческой пропаганды.
Современные буржуазные теоретики призывают

к комплексному изучепию массовой коммуникации. Orni

подчеркивают, что СМК являются ключевым фактором

в понимании общества. Еще Н. Винер пришел к выводу,

что общество можно понять только через исследование

информации и коммуникационных систем43. Другой тео¬

ретик Р. Уильямс полагает, что любая теория коммуни¬

кации есть в то же время теория общества44.
В последние годы ряд буржуазных авторов пришел

к выводу, что массовая коммуникация вообще не оказы¬

вает никакого влияния на людей. Против такой поста¬

новки вопроса возражает Дж. Халлоран, который пола¬

гает, что такие выводы появляются в противовес преж¬

ней концепции о всесилии массовой коммуникации45.
Многие зарубежные авторы пытаются изучить меха¬

низм восприятия политической информации. Так, англий¬

ский социолог Б. Уинстон ссылается на известный экс¬

перимент, в котором группе лиц в США был показан ри¬

сунок, изображающий белого американца, едущего на по¬

езде. Американец спорил с негром и держал в руках

бритву. Группе было предложено передать словами со¬

держание рисунка другим лицам, которые, в свою оче¬

редь, должны были повторить описание и т. д. Как пра¬

вило, при описании по мере нарастания числа рассказ¬

чиков бритва из рук белого человека перемещалась по¬

степенно в руки негра46.
Комментируя этот эпизод, Уинстон отмечает, что те¬

лепрограммы, направленные против апартеида, интерпре¬

тировались сторонниками южноафриканского правитель¬

ства как программы, защищающие их точку зрения. Он

ссылается на два письма, которые получил из ЮАР после

одной из документальных передач. Оба автора, исполь¬

зуя одни и те же факты из передачи, пытались доказать,

что их точка зрения (один «за», другой «против» апарте¬

ида) была окончательно «подтверждена» аргументами, со¬

держащимися в этой программе.
43	Wiener N. The Human Use of Human Beings. L., 1967.
44	Williams R. Culture and Society. L., 1963.
45	The effects of television. Ed. by J. Halloran. L., 1970.
46	Cm.: Winston B. The Image of the Media. L., 1973.
162

Результаты многих псследовапий говорят о том, что

сообщении СМК оказывают более сильное воздействие на

общественное мнение тогда, когда они касаются новых

или неустоявшихся проблем. С другой стороны, установ¬

лено, что наиболее «упрямой» аудитория бывает в отно¬

шении уже определившихся проблем.
Сами буржуазные авторы выражают неудовлетворен¬

ность методологией социологических исследований. Они

отмечают, что почти все данные, полученные социоло¬

гами, являются результатом лабораторных исследований

и не соответствуют условиям реального мира. Кроме

того, практически все исследования по проблемам вос¬

приятия информации проводились среди учащихся аме¬

риканских средних школ и студентов колледжей, а также

среди других столь же специфических групп в пределах

Соединенных Штатов. Построение модели исследования,

как правило, не было вполне репрезентативным. В этих

исследованиях иногда применялись методы, не адекват¬

ные поставленной задаче. В частности, пытаясь устано¬

вить, какой канал коммуникации наиболее эффективен,

социологи столкнулись со следующей проблемой: при оп¬

росах выяснилось, что невозможно подразделить людей

на тех, на кого влияли, например, только газеты, и па

тех, на кого влияло только радио; большинство же лю¬

дей оказывалось под влияпием ряда каналов.
Выдавая массовую коммуникацию за процесс беспри¬

страстного информирования и «неотъемлемого» человече¬

ского общения, буржуазные социологи одновременно

разработали целую систему тайного комментирования ин¬

формации, то есть придания фактам скрытой идеологиче¬

ской оценки. Это достигается разными способами — отбо¬

ром новостей, поиском «нужных» пропорций сообщений,

помещением информации на определенном месте газетной

полосы или передачей его в эфире в «предусмотренное»

время, дозировкой фактов, их замаскированным сопостав¬

лением, активизацией различных «желательных» ассоци¬

аций путем монтажа слов п изображений.
Таким образом, распространение буржуазных идей

данная дисциплина маскирует различными концепциями,

вроде «теории информации» (Ф. Зиберт, Т. Питерсон),

«функционального анализа коммуникационного про¬

цесса» (Г. Лассуэлл), доктрин «общения» (К. Роуэн,

Д. Педерсон, JI. Шиэрс).
11*
163

Предпринятый теорией массовой коммуникации ана¬

лиз информационных связей и отношений не затрагивает

фундаментальных основ общественного устройства, а на¬

правлен на то, чтобы улучшить капиталистический мир

путем регулирования информационных потоков, путем

повышения эффективного массового воздействия на лю¬

дей. Не вскрывая всей сложности общественных отноше¬

ний, буржуазные исследователи в конечном счете присту¬

пили к разработке манипулятивной техники внушения.
Под видом обслуживания «подлинных» запросов пот¬

ребителей буржуазные издания, радио- и телевизионные

программы стали активно осуществлять насаждение ре¬

акционных взглядов, культивировать низменные страсти,

закреплять в общественном сознании различные выгод¬

ные господствующему классу стереотипы. Практика бур¬

жуазной коммуникации дает внушптельпые примеры

весьма эффективного манипулирования массовыми пред¬

ставлениями.
Загипнотизированные этими «успехами» массовой про¬

паганды, многие буржуазные социологи перестали обра¬

щать внимание на тот факт, что практика эффективного

развращения читателей, слушателей и зрителей таит

в себе серьезные социальные опасности. Возникшее недо¬

верие к мировоззренческим вопросам идеологии, отказ от

общесоциальной проблематики, характерной для мысли¬

телей XVIII в., закономерно обернулись апологетическим

отношением к господствующим взглядам, к восхва¬

лению самой буржуазной пропаганды как инструмента

социального взаимодействия, информирования и челове¬

ческого общения.
Некоторые буржуазные авторы увидели свою задачу

в том, чтобы описать эффекты и успехи буржуазной жур¬

налистики, рассказать о «возвышении» массовых изда¬

ний по тем же рецептам и шаблонам, которые использо¬

вались для рекламы частной инициативы и свободного

предпринимательства, продемонстрировать опыт, накоп¬

ленный империалистической пропагандой. При этом более

широкая тематика, взывающая к трезвой оценке сложив¬

шейся журналистской практики, все более оценивается

как либеральная «псевдопроблематика».
В апологетических концепциях коммуникации не от¬

ражена ее роль как инструмента политики в борьбе раз¬

личных классов, как средства идеологического воздейст¬
164

вия па обществсппое созпапис. Различные исследова¬

тельские направления и связанные с ними трактовки

просвещения, информирования, массовой коммуникации

не захватывают в качестве объекта изучения систему

социально-экономических отношений, форм собственно¬

сти, классовых конфликтов и т. д.
Сам процесс пропаганды сводится буржуазными со¬

циологами к абстрактному просветительству, к различ¬

ным формам отвлеченно трактуемого социального взаи¬

модействия, к способам злонамеренной инспирации и ма¬

нипулирования массовым сознанием. Эти концепции со¬

храняют видимость истинности, пока не выявляются

социальные антагонизмы, присущие капиталистическому

миру.
Пока между производительными силами и производст¬

венными отношениями существует известное равновесие,

человек воспринимает общественные условия жизни как

вполне естественные нормы, которые регулируют его от¬

ношение к обществу. В такой исторической обстановке

массовая коммуникация фиксирует устойчивые реакции

аудитории. Разумеется, в этом случае иллюзия о всесто¬

ронних информационных контактах, конституирующих

якобы все общественные связи, может получить в общест¬

венном сознании известное признание.
Однако с обострением социальных противоречий и ра¬

спадом установленной системы ценностей реальные исто¬

рические процессы не укладываются в схемы массово-ин¬

формационных потоков. При переходе от одной общест¬

венно-экономической формации к другой, в предреволю¬

ционных и революционных ситуациях, в обстановке кри¬

зиса и внутренней ломки существующей системы пред¬

ставлений необычайно возрастает роль масс в историче¬

ском творчестве, радикально меняется и функция самих

каналов массовой коммуникации.
*	* *
Последовательное развертывание исследовательской

мысли (от «просвещения» к «массовой коммуникации»)

в буржуазных теориях идеологии испытало воздействие

и самого хода капиталистического развития. В условиях

дальнейшего кризиса капитализма многие закономерно¬

сти, сформулированные буржуазными теоретиками, пере¬
165

стали «работать» и сохранять свою объяснительную силу,

как только общественная жизнь капиталистических стран

вынесла на поверхность острые социальные противоре¬

чия. Рост тоталитаристских тенденций в политической

жизни ряда капиталистических стран продемонстрировал

несостоятельность теории массовой коммуникации, ее вы¬

водов о либерально-реформистском отлаживании массово-

информационных потоков. Все чаще становится очевид¬

ным, что вовсе не потребности человеческого общения и

информационных контактов, а именно интересы буржуаз¬

ного государства, которое создает и укрепляет механизмы

духовно-идеологического давления на личность, опреде¬

ляют реальную практику идеологических процессов

в капиталистическом мире.
Постепенно становится очевидным, что схематическое

описание культуры в духе массово-информационных про¬

цессов не имеет под собой прочных оснований. Сами ин¬

формационные потоки, как оказалось, не схватывают

весьма важных черт духовно-культурного облика наро¬

дов. Все это в значительной степени стимулирует интерес

к «человеческой тематике». Соотношение культуры и ти¬

пов общения буржуазные авторы пытаются осмыслить те¬

перь уже на новой основе — не столько путем апализа

самого процесса массовой коммуникации, сколько через

изучение различных изменений в психологии и поведе¬

нии личности, оказавшейся внутри информационных по¬

токов.

Глава шестая
МАНИПУЛЯТИВНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

И «МАССОВАЯ КУЛЬТУРА»
Интерес к «человеческой проблематике», который

определяет облик многих современных теорий идеологии,

также имеет свою историю. Он проявился сначала в своей

негативной форме, в виде пессимистического взгляда на

возможности личности противостоять потоку размножен¬

ного обмана, который каждодневно несет буржуазная

идеология. В этих воззрениях еще не было прямого рас¬

смотрения внутреннего мира личности, но уже была по¬

пытка рассуждать о массовых идеологических процессах

с позиции абстрактного гуманизма, от имени «человека».
После второй мировой войны в русле общедемократи¬

ческого движения, которое пыталось разобраться в секре¬

тах нацистской пропаганды, чтобы навсегда предостеречь

общественность от подобного совращения, резко усилилась

критическая струя в осмыслении опыта манипулятивной

идеологии. Однако изобличительный пафос такого рода

исследований очень быстро утратился. Вместо интереса

к личности, который в довоенные годы воодушевлял

абстрактно-гуманистическую мысль, появился интерес

к толпе, к массе, что, естественно, придало «человеческой

проблематике» совсем иной оттенок.
В результате «социальные критики», начав с изобли¬

чения нацистской идеологии, постепенно стали говорить
об	идеологии вообще, отождествляя буржуазную и социа¬

листическую идеологию. В период «холодной войны» про¬

изошло решительное сближение апологетических концеп¬

ций с «социальной критикой». Представители того и дру¬

гого течения соревновались между собой в демонстрации

присущего им «критицизма», решительно «отмежевы¬

ваясь» от термина «идеология».
В послевоенный период общая точка зрения многих

буржуазных исследователей заключалась в том, что со¬

циально и психологически обусловленный конформизм не
167

имеет предела, что в сложном искусстве идеологического

воздействия сознание людей, точнее лабильность их пси¬

хики, служит единственным доминирующим фактором.

Соответственно при описании сознания аудитории стали

все чаще пользоваться психологическими категориями и

прнятиями.
Одна из важных причин активности «социальной кри¬

тики» состоит не в факте «массовости», который якобы

требовал изобличения, а в целом ряде идеологических

явлений. Прежде всего, развитие в буржуазных странах

многообразных кризисных процессов заставило идеологов

усваивать внешпюю стилистику социальпо-критического

мышления К Кроме того, за последние два десятилетня

отчетливо выявилось снижение пропагандистской эффек¬

тивности буржуазной идеологии.
После второй мировой войны продолжается стреми¬

тельное развитие всей системы средств массовой инфор¬

мации, в особенности телевидения. Согласно апологетиче¬

ским концепциям, о которых шла речь выше, этот процесс

должен был бы упрочить всевластие пропаганды. Однако

начиная с 50-х годов в работах буржуазных социологов

все более явно проявляется разочарование в пропаганде

как инструменте оперативно-прагматического влияния

на умы. Вместо ожидаемого возрастания зависимости

аудитории от современных средств духовно-психологиче¬

ского воздействия обнаружилось резкое падение престижа

пропаганды.
В социологических исследованиях стали анализиро¬

ваться факты, свидетельствующие о том, что в механизме

безотказного влияния на массы нередки сбои (причем не¬

которые примеры относились к периоду убежденности во

всевластии пропаганды, но раньше они попросту пе об¬

ращали на себя внимания). Отмечалось, что усиленная

агитация против кандидата в президенты нередко приво¬

дит к результатам, противоположным ожидаемым. Не

принесли успеха повторные попытки радиозвезд вызвать

«психологические эпидемии». В конце 1964 г. станция

Хильверсум (Голландия) с целью психологического про¬

воцирования аудитории передала сообщение о начале

третьей мировой войны, но предполагаемой вспышки мас¬
1	См. об этом: Борьба пдей в современном мире. М., 1975, т. 2.

с. 19.
168

совой истерии ие последовало. Заиадпыс социологи-эм¬

пирики все чаще фиксируют низкую эффективность про¬

пагандистских усилий, психологи — бесконтрольность

коллективных эмоций. Исследователи научились пра¬

вильно зондировать общественное мнение, но это далеко

не всегда позволяет «скорректировать» его в заданном

направлении.
За последние годы редкое исследование проблем мас¬

совой коммуникации в буржуазном мире не содержит

в себе реестра обвинений или грозных предостережений.

Рассматривая политические проблемы современного ка¬

питализма, многие социологи пишут об угрозе тоталита¬

ризма, об опасности массовых психозов и непредвиден¬

ных страхов, чреватых губительными последствиями2.
Скорость электронной коммуникации (так буржуазные

социологи называют современные технические средства

общения) столь велика, что факты и картина обрушива¬

ются па слушателей и зрителей каскадом. Ежесекундно

будоражит новая волна сообщений; кажется, будто стира¬

ется грань между событием и его репродукцией. Поэтому

буржуазные социологи полагают, что «массовая культура»

превратила людей в патентованных наблюдателей жизни,

а окружающий мир — в иллюзорную действительность3.

Психологи заявляют, что «массовая культура» возвращает

взрослого человека на инфантильную стадию развития, и

тот, подобно ребенку, жадно поглощает все, что ему

дают4. Многие буржуазные социологи с тревогой конста¬

тируют: люди веками боролись за то, чтобы иметь больше

времени, а теперь так глупо тратят его 5.
' Американские социологи П. Лазарсфельд и Р. Мертон,

полагая, что они действительно выступают в роли «серь¬

езных» критиков буржуазного общества, утверждают, что

«массовая культура» выполняет в современном обществе

функцию наркотиков. Она отвлекает людей от реальной

жизни, питает их вымышленными картинами, погружает
2	См.: Cutler S. /., Knujman R. L. Cohort Changes in Political

Attitudes Tolerance of Ideological Nonconformity. — Public opi¬

nion quarterly. 1975, vol. 39, N 1, p. 63—81.
3	Enzensberger H. Д/. Constituents of a Theory of the Media.—

New Left review. L., 1970, N 64, p. 13—36.
4	Milgram S., Shotland R. Television and Antisocial Behavior. N. Y.,

e. a., 1973.
5	Cazeneuue J. L’homme telespectateur. P., 1974.
169

общество в летаргический сон. Эти авторы призывают

поскорее осознать пагубную роль «массовой культуры» и

внести коррективы в практику буржуазной журна¬

листики 6.
Буржуазная социально-критическая литература по

проблемам журналистики полна мучительных вопросов.

Не стала ли «массовая культура» для капиталистического

общества школой стереотипов? Не нависла ли угроза лич¬

ной свободе индивида в связи с тем, что миллионы людей"

разглядывают теперь в обусловленное время одно и тоже

лицо, «потребляют» одни и те же образы? Не стала ли

коллективная греза фантастическим массовым нарко¬

тиком?
Постановка этих вопросов в рамках буржуазно-либе¬

рального сознания свидетельствует о глубоком кризисе

идеологии капиталистического мира. Как подчеркивают

советские исследователи, «расширившееся фактическое

признание кризисных процессов сводится па нет разви¬

тием изощренных механизмов их реакционного истолкова¬

ния», «известный прогресс изобличительной гласности пе¬

рекрывается куда более внушительным прогрессом идео¬

логического лицемерия» 7.
Исследуя «комплекс изобличительства», присущий со¬

временным буржуазным концепциям журналистики и

пропаганды, важно выявить методологические основы

этой критики, ее общую направленность. Под видом бес¬

пощадного и беспристрастного анализа явлений идеоло¬

гии нередко проводятся антинаучные и реакционные идеи.

А сами гуманистические декларации зачастую превраща¬

ются в предумышленную антикризисную демагогию.
Вместе с тем важно выявить в этих концепциях эле¬

менты антиимпериалистического протеста, показать смысл

некоторых демократических лозунгов, взятых на воору¬

жение, но получивших одновременно искаженное звуча¬

ние. Наконец, целесообразно дать позитивное решение

ряда гуманистических и культурных проблем, которые

поставлены «социальной критикой», но пе пашли адекват¬

ного решения.
6	Lasarsfeld P., Merton R. Mass Communication, Popular Taste and

Organized Social Action. — In: The Communication of Ideas.

N. Y., 1958, p. 95.
7	См.: Борьба идей в современном мпре. М., 1976, т. 2, с. 33.
170

Появление антропологических идей в современных

буржуазных теориях идеологии, несомненно, является от¬

ражением более общего процесса — влиянием данных умо¬

настроений на духовную жизнь капиталистического об¬

щества8. Но с другой стороны, антропологические пред¬

ставления, получившие распространение в буржуазной

философии, нередко «проигрываются» именно на мате¬

риале массовой пропаганды и «массовой культуры». Здесь

происходит своеобразное встречное движение двух тен¬

денций — тяги к человеческой проблематике внутри за¬

падных концепций журналистики и поиска наиболее

удобного плацдарма, па котором можно развернуть дан¬

ную тематику, предпринимаемого приверженцами совре¬

менного антропологизма.
В этом смысле целесообразно проанализировать те

конкретные суждения по поводу массовой коммуникации

и массовой пропаганды, которые содержатся в работах

американского философа Э. Фромма9.
Центральная проблема, которую разрабатывает Фромм,

интерпретируя явления «массовой» идеологии — это изу¬

чение контрастов одуряющей, сноподобной культуры.

Он пытается объяснить, почему человек испытывает по¬

требность в этой псевдокультуре, как сложилась ситуа¬

ция, при которой тяга к грезам стала внутренней потреб¬

ностью индивида. Свои выводы Фромм иллюстрирует

материалами из прессы, программ телевидения и радио¬

вещания.
Э. Фромм рассматривает мифотворчество как основное

содержание «массовой»' идеологии в современном мире.

Этот факт зафиксирован буржуазными авторами давно.

На уровне чисто феноменологического описания нет недо¬

статка ни в эмпирических иллюстрациях, ни в интуитив¬

ном схватывании реальных тенденций, ни в серьезности
8	Митин М. Б. Черты духовного банкротства. Новые исследова¬

ния кризиса буржуазной культуры. — Литературная газета,
1976,	11 августа.
9	Эрих Фромм родился в Германии в 1900 г. С 1929 по 1932 гг.

работал в Институте социальных исследований во Франк¬

фурте-на-Майне. После эмиграции в США стал основателем

американской школы неофрейдизма. Хотя Фромм — выходец

из Франкфуртской школы, связь с нею давно уже носит

условный характер.
171

конкретных провозвестий. Иначе выглядит эта ситуация,

как только возникает вопрос: в чем фактическая социаль¬

ная обусловленность современного буржуазного мифотвор¬

чества?
Постановка этого вопроса сразу обнаруживает неспо¬

собность западных социологов дать развернутую картину

того, как функционируют политические и социально-худо-

жественные мифы, раскрыть природу их цементирующей

силы, обнажить общественные предпосылки интересую¬

щего нас явления. Правильно подмечая отдельные связи

и закономерности, ведущие к образованию мифического

представления, буржуазные авторы зачастую возводят

эти отношения в абсолют, снимая тем самым задачу все¬

стороннего и последовательного изучения данного фено¬

мена.
Не выходя за рамки фиксированных связей, многие

зарубежные авторы по существу создают культ мифологии,

закрепляя фактически ее «законность» целой системой

собственных доктрин. Источник современного мифо¬

творчества буржуазные социологи видят либо в парадок¬

сах массовой коммуникации как процесса, либо в зло¬

умышленных инспирациях манипуляторов, либо в загад¬

ках антропологической природы человека.
Рассмотрим эти буржуазные интерпретации, ибо

в связи с их распространенностью особую актуальность

приобретает уяснение причин и направленности того со¬

циального явления, на которое еще в прошлом веке об¬

ратили внимание классики научного социализма. Сто лет

назад К. Маркс в одном из писем Зорге подчеркивал,

что именно в сфере общественных отношений возникает

почва для подмены материалистической основы социа¬

лизма «современной мифологией с ее богинями справед¬

ливости, свободы, равенства и братства» 10.
Фромм видит причину многих искажений социальной

и эстетической реальности именно в массовой коммуника¬

ции как новом типе общения людей. Он обвиняет массо¬

вую коммуникацию в том, что она разрушает традицион¬

ные узы человеческой близости, отдаляет индивида от

реальности, создает необычную мозаичную культуру,

которая своей структурой ликвидирует привычные смы-
10	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 34, с. 234.

172

еловые связи внутри духовных процессов капиталистиче¬

ского общества п.
Разумеется, массовая коммуникация — это специфиче¬

ский тип общения. По некоторым внешним проявлениям

она нередко воспроизводит форму личностных контактов.

Обращаясь к зрителям, диктор прибегает к доверительной

интонации, пытается учесть воображаемые оттенки в на¬

строениях аудитории. В результате в сознании коммуни¬

катора и реципиента возникает иллюзия непосредствен¬

ного индивидуального общения.
Вместе с тем массовая коммуникация по сути дела

противостоит форме личностных контактов, по-своему

опровергая и разрушая уникальность диалога. Это проти¬

воречие объективно создает базу для возникновения пре¬

вратных представлений, тяготеющих к мифу. Именно

данный аспект массовой коммуникации, которая тиражи¬

рует общение, Э. Фромм рассматривает как фермент со¬

временного мифологизма. Оп подчеркивает, что массовые

каналы информации искажают подлинные влечения лю¬

дей, провоцируя фиктивные потребности12. Таким обра¬

зом, по мысли Фромма, уже сама техника, позволившая

продуцировать акт общения в миллионах копий, несет

в себе зародыш мифа.
Массовая коммуникация действительно порождает

конкретно историко-культурные и психологические мута¬

ции. Не случайно в свое время Н. К. Крупская и
А.	В. Луначарскиц обратили внимание на некоторые осо¬

бенности коллективного переживания той формы контак¬

тов, которые предлагает, например, радиовещание. Новые

формы общения, по словам Луначарского, значительно

усложняют и активизируют богатство впечатлений, полу¬

чаемых человеком. Это оказывает воздействие на психи¬

ческую жизнь индивидов 13.
Непосредственные личностные контакты — древний

вид общения людей. Оп имеет не только свои традиции,

но и конкретное содержание, специфическую психологию.

Исповедь и признание в любви, дружеская беседа и пер¬
11	Fromm Е. The Revolution of Hope. New York—Toronto—London,

1968.
12	Fromm E. The Anatomy of Human Destructiveness. N. Y., 1973.
13	Подробнее об этом см.: Гуревич П. С. Социально-психологиче¬

ское воздействие радиопропаганды. — В кн.: Проблемы со¬

циальной психологии и пропаганды. М., 1971, с. 113—134.
173

вое знакомство, живое выступление агитатора и дискуссия

всегда заключают в себе тайну своей единственности14.
Все это означает, что человек, привыкший к межлич¬

ностным контактам, не сразу может полностью воспри¬

нять специфику иной, скажем, массовой формы общения.

Поэтому официальный источник информации зачастую

оценивается некоторыми людьми, что подтверждается

социологическими экспериментами, именно так, словно

они имеют дело с персонифицированным живым собесед¬

ником. Несомпенпо, нужпа определеппая психологическая

способность к переключению па разные типы коммуни-

цирования. Здесь в этом несовпадении и кроется, как

полагает Фромм, своеобразное провозвестие мифа.
Американские исследователи еще во время первой

мировой войны обнаружили, что многие люди склонны

наделять те или иные агентства буржуазной пропаганды

конкретными личностными качествами. Скажем, газета,

излагающая дневник фронтовых новостей, воспринималась

подчас не как посторонний летописец, а как вполне реаль-

пый («живой»), бывалый и авторитетный участник собы¬

тий. Люди порою подвергали сомнению даже собственный

опыт, отвергали хорошо известные им очевидности, если

они не совпадали с содержанием газетного репортажа.
Если оценивать конкретный акт массовой коммуника¬

ции по законам межличностного общения, которое зани¬

мает важнейшее место в жизни человека, то, естественно,

могут выявиться некоторые «срывы» реалистического вос¬

приятия реальности. Например, социологический анализ

редакционной почты телестудий и радиостанций показы¬

вает, что некоторые люди склонны создавать в своем во¬

ображении персонифированпый образ определенной про¬

граммы. Они обращаются в редакцию как к конкретному

человеку, имеющему пменпо те личностные, индиви¬

дуальные качества, которые «пафаптазированы» слуша¬

телем.
Однако есть ли основания вслед за Фроммом считать

подобное «заблуждение сердца и ума» диктатом массовой

коммуникации или врожденной склонностью индивида

к самообману, к мифотворчеству? Ведь и в межиндиви-
14	Лепет ребенка — это вовсе не поток прагматически полезной

информации. Он несет индивидуальные переживания для ма¬

тери. Диалог влюбленных для постороннего может показаться

набором фраз.
174

дуальном общении человек способен увлекаться «персо¬

нифицированием». Это, надо полагать, общее свойство

человеческого восприятия реальности.
Фромм справедливо подмечает, что в условиях совре¬

менного государственно-монополистического капитализма

массовая коммуникация мифологизирует именно внутрен¬

ний мир человека, его глубинные потребности и устрем¬

ления. Она вторгается в исконно индивидуальные стороны

человеческого бытия, пытается нивелировать субъектив¬

ность личности, прививая людям искусственные нравст¬

венно-психологические комплексы — ложное самоутверж¬

дение, сговорчивость, галлюцинаторное мировосприятие,

агрессивность. От спонтанности человека, по словам

Фромма, не остается и следа. Она заменяется, как пола¬

гает американский философ, мифологическими стандар¬

тами 15.
Однако эта тенденция, вопреки тому, о чем пишет

Фромм, коренится вовсе не в самой природе массовой

коммуникации. Данный тип общения в той же мере, как

н межличностные контакты, может давать трезвое, реали¬

стическое представление о действительности, что и харак¬

терно, например, для деятельности массовых каналов ин¬

формации и пропаганды в социалистических странах. Эти

каналы правдиво освещают происходящие в мире собы¬

тия, дают объективную информацию, выдвигают глубокие

жизненные проблемы, требующие решения.
В самой специфике массовой коммуникации нет ни¬

чего, что свидетельствовало бы о фатальном искажении

реального мира, об извращенной «оптике». Но все это не

снимает, разумеется, тех познавательных и психологи¬

ческих трудностей, противоречий, которые возникают

в процессе массовой коммуникации. В реальном жизнен¬

ном контексте данный процесс общения людей способен

деформировать подлинную картину действительности.

Однако это свойство заложено в нем как потенциальная

психологическая возможность, а вовсе не как имманент¬

ная специфическая особенность массовой коммуникации.
Вместе с тем не подлежит сомнению тот факт, что эта

психологическая потенция открывает простор для пред¬
15	Концепция Фромма более обстоятельно проанализирована

нами в кн.: Художественное произведение и личность. М., 1975,

с. 173-226.
175

умышленного мифологизирования. Именно это и проис¬

ходит в условиях буржуазного общества. Массовая ком¬

муникация здесь действительно способствует тому, чтобы,

разгадав тайны внутренних переживаний людей, искус¬

ственно культивировать тот или иной фантастический

образ, мобилизуя всю технику внушения на закрепление

иллюзорных представлений.
Вот эту ситуацию и пытается осмыслить Э. Фромм,

который критикует буржуазные органы пропаганды, об¬

виняя их в том, что они создают наркотическую культуру,

отвлекающую людей от реальности. Но он видит зло

прежде всего в самой массовой коммуникации, в ее спе¬

цифических свойствах, в ее способности имитировать об¬

щение в массовом масштабе, серийно. Поэтому именно

данный способ коммуницирования, порожденный техни¬

кой, и рассматривается им как побудитель современного

мифотворчества.
Обобщая факты такого рода, Э. Фромм подчеркивает,

что современные каналы информации создают иллюзию

межличностного общения, скрадывая, разрушая вместе

с тем его уникальность, личностное богатство, спонтан¬

ность и стихийную нерегулируемость. Таким образом,

именно техника творит миф, поскольку она, с одной сто¬

роны, порождает тоску по подлинной, внутренне насы¬

щенной близости, активизируя анонимные формы обще¬

ния, а с другой стороны, может удовлетворить эту потреб¬

ность лишь фиктивно.
Глубинные влечения человека, по мысли Фромма, -не

могут быть реализованы на базе массовой коммуникации.

Обращение к разрозненной аудитории никогда не заменит

трудно насыщаемой потребности в межличностных кон¬

тактах, которую испытывают люди. «Новые формы духов¬

ной деятельности, — отмечает Фромм, — в противовес его

отчуждению в техническом обществе появятся в том слу¬

чае, если ... человек вновь поверит в себя, а все люди

будут спонтанно общаться друг с другом в различного

рода группах, вся деятельность которых — совершенство¬

вание жизни» 16.
На этой основе Фромм формулирует своеобразную

программу разрушения современной массовой коммуника¬
16	Fromm Е. The Revolution of Hope, p. 144, 145.

176

ции, сужения сферы ее функционирования. Он призывает

осознать пагубность тех контактов, которые возникают на

базе новой техники и порождают превратные, искажен¬

ные отношения между людьми. При этом Фромм тонко

подмечает многие реальные противоречия, заложенные

в данном типе массового общения. Но если его не упрек¬

нешь в описательной точности, то этого нельзя сказать

о выводах, сделанных им.
Вряд ли можно согласиться с Фроммом в общей

оценке массовой коммуникации, ее культурно-историче¬

ской роли, которая, как он полагает, явилась источником

многих негативных явлений современной буржуазной

действительности. Противопоставление техники культуре,

которая рассматривается американским философом как

порождение первой, носит у Фромма крайне абстрактный

характер.
Весьма любопытно, что в начале XX в. представители

либерального марксизма' и народники выдвигали аргу¬

менты против разобщения людей на путях технического

прогресса, которые весьма напоминают фроммовскую

концепцию гуманизации техники. Выступая против ка¬

питалистического развития России, отстаивая ее свое¬

образие в виде общины как зародыша будущего социаль¬

ного устройства, идеологи народничества утверждали, что

именно техника разрушит культуру, основанную на близ¬

ких контактах, на общинных узах, непосредственном

личностном общенйи людей. В частности, они доказывали,

что капитализм изолирует большие массы людей от куль¬

туры, поскольку увеличит разрыв между городом и дерев¬

ней, сосредоточит духовные сокровища в немногих

центрах.
В.	И. Ленин в своей работе «Аграрный вопрос и

„критики Маркса44» ответил на эти и близкие к ним до¬

воды противников марксизма. Он показал, что именно

технический прогресс позволит в будущем Ликвидировать

неравномерность культурного развития населения. Ду¬

ховные сокровища, — подчеркивал В. И. Ленин, — веками

были сосредоточены в крупных городах. Но сейчас, когда

возникла возможность передачи энергии на расстояние,

появились другие технологические усовершенствования,

помогающие преодолеть пространство, — «нет ровно ника¬

ких технических препятствий тому, чтобы сокровищами

науки и искусства, веками скопленными в немногих
12 П. С. Гуревич
177

центрах, пользовалось все паселепие, размещенное более

или менее равномерно по всей стране» 17.
Таким образом, В. II. Ленин выдвигал идею соедине¬

ния социального и технического прогресса, новых форм

массового общения с программой социального переустрой¬

ства общества. Массовые средства информации и пропа¬

ганды, которым руководитель советского государства при¬

давал впоследствии огромное значение18, действительно

сыграли в социалистическом обществе роль мощного

инструмента культуры, важного средства, позволяющего

раскрыть внутренний потенциал личности.
Разумеется, возможности массовой коммуникации не

безграничны и не универсальны. Она не может, в част¬

ности, всесторонне учитывать уникальные переживания

людей, откликаться на все проблемы, которые возникают

в контексте индивидуальной жизни человека. Поэтому

вряд ли оправданны предостережения Фромма о том,

будто широкое распространение данного типа общения

чревато постепенным вытеснением глубоко личностных,

человеческих связей н отношений, которые складыва¬

ются за пределами сферы массовой коммуникации 19.
В социалистическом обществе для всестороннего раз¬

вития людей используются различные каналы. В част¬

ности, советский человек активно включается в конкрет¬

ные формы жизни разных коллективов, к которым оп

принадлежит, проявляя свои индивидуальные влечения и

способности. В советской литературе подчеркивается

своеобразие, присущее данному типу общения, его роль

в системе социальных отношений общества.
«Совершенно очевидно, что проблема межличностной

коммуникации, — подчеркивает советский исследователь

Е. Г. Андрющенко, — имеет ряд философских, социологи¬

ческих, исторических, педагогических и других аспектов.

Так, трудно переоценить значение межличностной ком¬

муникации в семье и школе, где формируется личность,

ее убеждения, установки, ценностные ориентации. Меж¬

личностная коммуникация, являясь основой человеческого
17	Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 5, с. 151.
18	См. сб. документов «В. И. Леппн о радио». М., 1973.
19	Более подробно эта тема была затропута в нашем докладе

«Технический прогресс и проблема уникальности личности»,

прочитанном на XV Всемирном конгрессе философов

в 1973 году.
178

общения, возникла исторически задолго до появления

средств массовой информации, и вряд ли появление газет,

радио, телевидения могло существенно принизить ее зна¬

чение в настоящее время20.
Безоговорочно критическое отношение к массовой

коммуникации как к типу общения, из которого исходит

Фромм, естественно, не могло возникнуть в рамках бур¬

жуазных апологетических концепций журналистики.

Он едва ли не первым в западной литературе, если не

считать, разумеется, тех робких предостережений о враж¬

дебности манипуляции человеку, о которых говорилось

в пачале главы, показал, что стихийное, автоматическое

действие пропаганды имеет глубокие и непредвиденные

следствия. Увлеченные возможностями «купли-продажи»

книжной продукции, манипуляторы, безусловно, и не по¬

мышляют о том, что постоянная эксплуатация определен¬

ных механизмов психики людей приводит к результатам,

которые фиксируются не сразу. Действительные «эф¬

фекты» такой пропаганды не схватываются никакими

эмпирическими обследованиями, однако они затрагивают

внутренний мир человека и приводят к глубокой пере¬

стройке мыслей и чувств людей.
Конечно, в такой постановке вопроса есть рациональ¬

ное зерно. Исследователи-марксисты тоже обращают вни¬

мание на те сдвиги в сознании людей, которые происходят

под влиянием империалистической пропаганды, изучая

при этом не только ее методику, но и поведение людей,

их социальный опыт, позволяющий противостоять бур¬

жуазному духовному совращению.
Однако преодолевая апологетический пафос буржуаз¬

ных концепций журналистики, Фромм делает совершенно

неправильные выводы, выдвигает нереальные утопиче¬

ские лозунги, которые посят подчас откровенно реакцион¬

ный характер. Так, он выступает против всякой идеоло¬

гии, усматривая в этом «типе мышления» основной порок

любой пропаганды. Фромм пытается устранить не только

массовую коммуникацию, но и идеологию как разверну¬

тое, связное мировоззрение.
«Идеология — это «товаро-мысли» широкого потребле¬

ния, — пишет он, — распространяемые печатью, орато¬
20	Андрющенко Е. Г. Межличностные каналы н массовая инфор¬

мация. — Вопросы философии, 1971, № 6, с. 112.
12*
179

рами, идеологами для того, чтобы манипулировать мас¬

сами» 2К
Фромм противопоставляет идеологиям отдельные идеи,

которые, по его словам, помогают формированию глубин¬

ных потребностей человека. Он предлагает «расковать»

идеологии, «раздробить» их. «Идея взывает к действи¬

тельности, — пишет Фромм. — Она раскрывает глаза. Она

пробуждает ото сна. Она побуждает думать и чувствовать

активно» 22.
Эти мысли Фромма широко подхвачены другими бур¬

жуазными авторами, которые пытаются обосновать кон¬

цепцию «свободного потока идей» с социально-критиче¬

ских позиций. По мнению некоторых буржуазных теоре¬

тиков журналистики, например, Дж. Мооди, Дж. Девото

и других, превращение идеологических систем в поток

автономных идей поможет народам лучше понять друг

друга, устранить взаимную предубежденность, вести

осмысленный и эффективный диалог23. Этот вариант кон¬

цепции «свободного потока информации» получил извест¬

ное признание среди буржуазных ученых на XV Всемир¬

ном конгрессе философов, который проходил в Варне

в сентябре 1973 года24.
В истории человечества идеи не просто сменяли друг

друга, как это получается из рассуждений Фромма. В ходе

столкновения отдельных представлений постепенно скла¬

дывались конкретные идеологические системы, отражаю¬

щие интересы различных классов.
По мнению Фромма, понять механизм буржуазной

журналистики и пропаганды можно анализируя процессы

массовой коммуникации, функционирования идеологии

и т. д. Эти вопросы уже поставлены апологетическими

концепциями. Но их следует дополнить «человеческой

проблематикой», которая игнорируется многими теорети¬

ками духовного манипулирования. Между тем именно
21	Fromm Е. The Revolution of Hope, p. 40...
22	Ibidem.
23	Cm.: Moodie G. C. Public Opinion: Some Reflections of Thermino-

logy. — Polit. studies. Oxford, 1975, vol. 23, N 2—3, p. 311;

Devoto G. Informazione e cultura. — Nuova antologia, Roma,

1970, vol. 510, N 2048, p. 529-535.
24	Более подробно об этом см. в нашей статье: Критика новей¬

ших вариантов буржуазной концепции «деидеологизации». —

Вопросы истории КПСС, 1974, № 9, с. 66, 67.
180

в поведении индивида скрыты важные факторы, которые

могут послужить основой для переосмысления выводов,

полученных сегодня западными социологами.
Одна из проблем, имеющих отношение именно к этой

проблематике — это вопрос о том, почему человек под¬

дается искушениям пропаганды, почему он испытывает

потребность в ее продукции. Фромм считает, что причину

нужно искать не только в изощренности самой империа¬

листической пропаганды. Она коренится в человеческой

природе, в извращенных потребностях индивида, как они

сформированы всей буржуазной культурой.
По мнению Фромма, пропаганда начинается вовсе не

в тот момент, когда человек читает журнал, слушает

радио или смотрит телевизор. К моменту встречи с про¬

дукцией журналистики, как это ни парадоксально, инди¬

вид уже «распропагандирован». Когда же это произошло?

Фромм отвечает: это происходит в процессе усвоения на¬

копленной культуры 25.
Не только телевидение (американские дети начинают

смотреть телевизионные программы чуть ли не с «младых

ногтей», то есть с младенческого возраста»), но и вся

духовная атмосфера формирует в человеке определенные

потребности. По мнению Фромма, эти потребности отра¬

жают особенности социального характера, в котором

воплощены и «задействованы» конкретные социально¬

психологические механизмы. Эту мысль Фромм иллюстри¬

рует, обращаясь к анализу фильмов известного американ¬

ского мультипликатора Уолта Диснея26.
25	Fromm Е. The Anatomy of Human Destructiveness. N. Y., 1973,

p. 80.
26	В послевоенные годы, как отмечает Фромм, американские теле¬

зрители увлеклись циклом его мультипликаций. Главным ге¬

роем этой фантастической серии оказался мышонок Микки

Маус. Сначала это был обыкновенный серый мышонок, кото¬

рому постоянно угрожали невероятные опасности. Но ему по¬

везло. Случайно отведав рекламного снадобья, он обрел неве¬

роятную силу и ловкость. С той поры Микки Маус стал

верным защитником всех гонимых и обездоленных. Разглядев

с небесной высоты какое-нибудь бедствие, Микки точно метеор

обрушивался на злоумышленников, спасая жертву в самых

безнадежных ситуациях. Лукавые коты, кровожадные волки

получали по заслугам каждый раз, когда намеревались обидеть

мышат или овец.
Сйтуации, которые складывались в каждой серии, были

самыми фантастическими. Но зрители не могли оторваться от
181

Э.	Фромм разглядел в этой веренице истории, незатей¬

ливых и притягательных, намек на глубокие психологи¬

ческие и социологические закономерности. Прежде всего

образ Микки, по его мнению, воплотил в себе скрытые

побуждения массы людей27. С одной стороны, они испы¬

тывают страх перед безличными механизмами инду¬

стриального общества. Именно поэтому зрители готовы

без конца наблюдать за развитием одной и той же темы,

замирая от ужаса перед многоликим злодейством.

Но в душе «малепького человека» живет, оказывается,

не только влечение к сублимироваппому (то есть превра¬

щенному) переживанию страха. В глубине сознапия этого

человека гнездится глубоко спрятанная потребность в на¬

силии. Он, как выясняется, жаждет жестокости, ищет

острого чувства наслаждения над попранной жертвой.
Человек, рассуждает Фромм, склонен и к послушанию,

и к бунту. Он ищет в «массовой культуре» переживаний,

которые могли бы удовлетворить его скрытые влечения.

Вот почему он сам идет навстречу буржуазной пропа¬

ганде, ищет контакта с ее продукцией, демонстрируя

собственную сговорчивость, необъяснимый конформизм.
Опираясь на психологические опыты,- проведенные

в 50-е годы, многие буржуазные исследователи пришли

к выводу, что конформность, то есть уступчивость внеш¬

нему влиянию, является органическим свойством инди¬

видуального сознания. Успехи рекламы и манипулирова¬

ния стали объяснять податливостью психики. Понятие

«конформизма» все шире входило в литературу по ана¬

лизу социологических аспектов журналистики. Посте¬

пенно стала складываться относительно цельная концеп¬

ция конформизма.
Буржуазные исследователи придали этому термину

чрезвычайно широкое истолковать Под ним подразуме¬

вают и ориентацию на чужие мнения, и проявление мас¬

совых реакций, и неспособность к трезвому анализу фак¬

тов, и социальное приспособленчество, и всевластие

коллективных стереотипов, и слепой диктат бессознатель-
зрелшца. Картипы справедливой мести, заслуженного воздая-

пня доставляли острое чувство возбуждепия и радости. Счаст¬

ливый конец неизменно прнносил удовлетворение.
27	См.: Fromm Е. The Fear of Freedom. L., 1966, p. 144.
182

иого над сознательной психической жпзиыо люден. Все

это как целое, как единство и было представлено в бур¬

жуазных концепциях журналистики в качестве реальной

причины «триумфов пропаганды».
Западные теоретики идеологии шаг за шагом прибли¬

жаются к выводу, что срывы пропаганды, как и ее эффек¬

тивность, зависят от каких-то особых свойств сознания,

которое захватывается пропагандой как сознание массо¬

вое. Поэтому не только просветительские традиции, свя¬

занные с верой во внутренние ресурсы отдельно взятой

личности, в ее «открытость» всему разумному как выс¬

шему критерию связи между людьми, но и относительно

новые технократические проекты научного «отлажива¬

ния» поведения группы, персонифицированной в фигуре

«лидера мнений», все более утрачивают свою привлека¬

тельность и достоверность.
Вслед за попытками решить проблему конформизма

и его роли в пропаганде на уровне сознания индивида и

группы западные социологи обратились к анализу созна¬

ния массовых аудиторий. Внешне такая трактовка мас¬

сового сознания как будто возвращала буржуазных

социологов к исследовательской ситуации «триумфа про¬

паганды». В самом деле, если общественное сознание

иррационально и унифицировано, стало быть любые

пропагандистские инспирации могут получить масштаб¬

ную и скорую реализацию.
Однако новые изыскания развертываются уже в ис¬

следовательской ситуации «сумерек пропаганды». Прежде

всего, унифицированность массового сознания не исклю¬

чает, а часто даже предполагает противодействие про¬

паганде. Фиксируемые вспышки коллективных настрое¬

ний оказываются разнородными не только по своей

социальной направленности и содержанию, по и по соот¬

несенности с пропагандистскими императивами. Буржу¬

азная пропаганда далеко не всегда в состоянии направить

или скорректировать подобные массовые процессы. Она,

по существу, вообще имеет к ним косвенное отношение,

часто служит лишь опосредованным поводом к тому,

чтобы такие настроения обнаружились. Это, таким обра¬

зом, пе «триумф пропаганды», а «триумф массовости».

«Массификация» лишь подчеркивает реальность тех про¬

тиворечий, которые выявлены западными исследова¬

телями.
183

Многие буржуазные теоретики говорят сегодня, как

уже отмечалось, об ослаблении пропагандистской эффек¬

тивности массовой коммуникации. В западной социологии

возникает предположение, что критическое отношение

к пропаганде, нонконформистская реакция на массовую

информацию отнюдь не является доказательством «сво¬

боды мнений» аудитории. Это скорее своеобразная форма

конформизма, продиктованная уже другим уровнем созна¬

ния — сознания малой группы, еще не учтенным «науч¬

ной» журналистикой.
Однако в результате проведенных в 60-е годы экспери¬

ментов выясняется, что описание сознания малой группы

как просто конформистского (а, стало быть, поддающе¬

гося «лепке» по «научно» разработанным стандартам)

приводит к тем же противоречиям и трудностям, с кото¬

рыми теория конформизма уже столкнулась на уровне

изучения сознания аудитории. Понятие конформизма

было просто перенесено, спроецировано буржуазными ис¬

следователями на межличностные связи и отношения.

Но причины, обусловившие сам этот процесс создания и

оформления стереотипов в малых группах, так и оста¬

лись нераскрытыми.
Но если это так, то как объяснить растущее бессилие

буржуазной журналистики? (А ведь именно осознание

этого факта дало толчок к более интенсивному изучению

механизмов конформизма). Налицо парадоксальная си¬

туация: очевидные признаки кризиса империалистической

пропаганды, с одной стороны, и экспериментально обна¬

руженный и теоретически обоснованный конформизм на

разных уровнях сознания, — с другой.
Получается, будто одно и то же реальное состояние

общественного сознания описывается с помощью взаимо¬

исключающих утверждений. Обнаруженное противоречие

можно сформулировать примерно так: если буржуазная

журналистика утрачивает свою привлекательность, стало

быть, падает интерес и к конформистским стандартам.

Но этого как раз и не происходит. Выходит, потребность

в эталонах поведения реализуется иным путем, не через

пропаганду. Объяснить это противоречие буржуазная со¬

циология не может.
Пытаясь дать новое объяснение этой проблеме, Фромм

подчеркивает, что современное буржуазное общество пре¬

пятствует реализации заложенных в каждом индивиде
184

личностных потребностей28. Так, стремление человека об¬

рести себя и установить подлинно личностные отношения

с другими людьми либо вырождается в духовную пассив¬

ность и стандартность поведения, либо замещается тяготе¬

нием к идолам, к ложным ориентирам, используемым

индивидом для выработки иллюзорного представления

о себе самом. Но и в том и в другом случае, утверждает

Фромм, равно выявляет себя тирания конформизма.
Итак, именно буржуазная идеология закрепляет в че¬

ловеке сформированное современным капиталистическим

обществом влечение к конформистскому поведению.

Фромм, правда, ставит вопрос о лнчпостн, которая в своем

стремлении к пеотчуждепным социальным связям проти¬

востоит давлению конформизма, но логика этого противо¬

стояния, как мы надеемся показать далее, остается, по

существу, нераскрытой, ибо мыслится вне сколько-ни¬

будь определенной социальной программы.
Кризис буржуазных теорий идеологии, которые пы¬

таются объяснить реальные противоречия социальной

практики, обусловлен прежде всего ее общими методоло¬

гическими установками. Весьма характерно, что личность,

с анализа которой фактически началось и анализом кото¬

рой пока завершилось развитие рассмотренных концеп¬

ций, берется западными авторами как абстрактный, со¬

циологически «усредненный» индивид. Поэтому антропо¬

логизм «социальной критики» не позволяет преодолеть

узкопрагматический и эмпирический характер буржуаз¬

ной социологии массовой коммуникации.
Буржуазные теоретики идеологии пытаются решить

проблему конформизма на основе антропологического

подхода. Это особенно наглядно просматривается в кон¬

цепции Фромма. Изучая поведение индивида, они ста¬

раются отыскать в сознании человека некие извечные

свойства или побуждения, в частности, конформность.

Не случайно терминология, возникшая в психологии,

была перенесена в социологию и заняла, в ней ключевое

место. При этом, однако, психологические наблюдения не

были преобразованы и переосмыслены в другой системе

анализа — социальной.
Проблема поставлена Фроммом по существу так: ко¬

ренится ли конформизм в сознании индивида или нет.
18	Fromm Е. The Anatomy of Human Destructiveness. N. Y., 1973.
185

Нельзя не видеть, что такая постановка вопроса крайне

искусственна и неконкретна, ибо лишена реально-исто¬

рической определенности. Если конформность — неотъем¬

лемое свойство «человеческой природы», то исследователю

остается выяснить «меру присутствия» этого свойства

у того или иного индивида, иначе говоря, выделить пси¬

хологические группы «слабо» или «ярко» выраженной

конформности.
Но что может дать такая фиксация, уместная в пси¬

хологических опытах, для теории идеологии? Если кон¬

формность присуща всем, то «логично» считать ее прояв¬

лением «здоровой» психики. Отсюда весьма характерный

ход мысли, согласно которому конформное поведение

нередко расценивается в западной литературе, особенно

психологической, как естественное, пормальное, а нонкон¬

формистские проявления индивидуального сознания —

как патология, как пример «отклоняющегося пове¬

дения» 29.
29	Весьма показательна в этом отношении классификация И. Джа-

ниса, одного из видных психологов, который совместно с дру¬

гими «патриархами» социальной психологии, в течение дли¬

тельного времени изучал воздействие пропаганды на людей.

И. Джанис с антропологических позиций исследовал связь

между лабильностью психики и типологическими характери¬

стиками личности. По его мнению, самые убедительные при¬

меры сильного сопротивления воздействию массовой коммуни¬

кации можно найти среди людей с ярко выраженными пара¬

ноидными тенденциями или среди тех, кто обнаруживает

склонность к откровенно антисоциальному поведению и созна¬

тельно избегает общения.
Логика рассуждений И. Джаниса примерно такова. Нор¬

мальный человек должен обладать стремлением и способностью

к приспособлению. Невротик плохо подготовлен к тому, чтобы

выполнять свои социальные роли: его психика неподатлива.

В работе И. Джаниса он выступает как нонконформист поне¬

воле. .. У нормальных людей, подчеркивает И. Джанис, созна¬

ние легко поддается внешнему воздействию. Поэтому всякое

сопротивление пропаганде — это психическая аномалия. Ее

осложненной формой является агрессивность, стремление про¬

демонстрировать свою власть над другими. Согласно класси¬

фикации Джаниса, неподатливость к внешнему убеждению

наблюдается также среди людей, безразличных к социальным

интересам. Ярче всего это безразличие проявляется у тех, кто

страдает шизоидными расстройствами или обладает нарцисси-

ческпм характером. Далее: люди с богатым воображением,

демонстрирующие резко выражеппую реакцию па символы,

оказываются в большой степени восприимчивыми к пропагапде.
186

Фромм отказывается от такой примитивной трактовки.

Он отмечает, что в действительности глубоко «социаль¬

ной» сплошь н рядом оказывается как раз личность, пси¬

хологически обособленная, неудовлетворенная теми сур¬

рогатами «социальности», которые предлагает ей буржу¬

азное общество. Разумеется, Фромм придает этой мысли

ограниченное толкование. Он не показывает, что па самом

деле фундаментальной личностной установкой нередко

оказывается не приспособление к господствующим бур¬

жуазным стандартам, а постоянный поиск социальности,

предполагающий проверку, корректировку и пересмотр

однажды усвоепных общественных трафаретов, осознание

собственных классовых интересов, жизненных позиций и

социальных устремлений.
Фромм справедливо подчеркивает, что стремление

к социальному одобрению и утверждению представляет

собой глубокую внутреннюю потребность человека. Лич¬

ность не может существовать без постоянного уточнения

собственных позиций, отождествляя себя с группой, клас¬

сом. Поэтому там, где буржуазные психологи и социологи

обычно фиксируют асоциальность личности в форме, ска¬

жем, политической апатии, безразличия к пропаганде, на

самом деле можно обнаружить неутоленпую потребность

в подлипной «духовной пище», в общении, которая возни¬

кает как следствие разочаровапня в реальности и осозна¬

ния неприемлемости сложившихся связей с другими

людьми.
Важно далее понять, что само конформное поведение

может быть лишь стадией, переходящей иллюзией инди¬

вида, в действительности стремящегося к каким-то со¬

вершенно иным формам общности с другими людьми и

лишь временно принимающего «идола» за «бога». То, что

при первом взгляде выглядит как неизлечимый и даже

«врожденный» конформизм, на поверку нередко оказы¬

вается лишь временной остановкой, «паузой усталости»

в ряду напряженных попыток человека пайти подкрепле-
Эмпирическая классификация И. Джаииса, таким образом, уза¬

конивает жестокую предустановленность социальных ориента¬

ций, а ее плохо замаскированной общей тенденцией оказы¬

вается призыв к буржуазной лояльности. См. об этом в нашей

статье «Массовая буржуазная пропаганда и злоключения аме¬

риканской социологической теории». В кн.: «Массовая куль¬

тура»: иллюзии и действительность. М., 1975, с. 233—253.
187

ние собственным внутренним убеждениям в безграничном

социальном окружении.
Таким образом, общая методологическая установка

буржуазной социологии в анализе проблемы конформизма

обнаруживает свою несостоятельность даже при чисто

антропологическом рассмотрении. Она продиктована, как

уже отмечалось, отвлеченным представлением о конфор¬

мизме, анализируемом в качестве абстрактной способно¬

сти поддаваться постороннему влиянию. В таком контексте,

когда не принимается во внимание конкретная идеологи¬

ческая направленность испытываемого индивидуального

влияния и степень его сознательности, понятие асоциаль-

ности действительно оказывается полярным по отноше¬

нию к конформизму и не выражает ничего, кроме неже¬

лания следовать тем или иным буржуазным нормам и

стандартам.
Социальность индивида, однако, структурно не всегда

совпадает с конформностью. Можно быть общественно

активной личностью, но при этом не разделять господ¬

ствующие в буржуазном мире ценности. В этом случае

поведение человека не поддается анализу с точки зрения

абстрактно толкуемого конформизма.
Сознание индивида обладает способностью и следо¬

вать нормам и стандартам, и отказываться от них, подвер¬

гать их критической переоценке. Поэтому конформизм

не есть имманентное свойство сознания. Этим термином

можно обозначить конкретную нацеленность индивида

на те или иные стандарты, сложившуюся в процессе со¬

циализации и отражающую некритическое, а потому и

податливое отношение к социальным нормам буржуаз¬

ного общества. Причем стандарты эти всегда определенны

по типу и по содержанию.
С позиции Фромма невозможно проследить генезис

конформистских представлений. Остается неясным, чем же

конкретно вызывается конформизм: особым ли строением

сознания «массового индивида», специфическими ли уста¬

новками малой группы, или сознанием, свойственным раз¬

розненной аудитории. Индивидуальное сознание «массо¬

вого» человека оказывается чрезвычайно сложным спле¬

тением различных установок: в нем трудно выявить «ядро»

тех или иных психологических стандартов.
Буржуазные социологи, в том числе и Фромм, факти¬

чески прошли мимо того обстоятельства, что один и тот же
188

акт поведения может быть описан как в терминах кон¬

формизма, так и нонконформизма в зависимости от кон¬

кретного уровня социальности, от угла зрения, продикто¬

ванного социальной позицией по отношению к различ¬

ным общественным структурам. Даже сам факт противо¬

стояния массовой пропаганде может быть расценен

с разных точек зрения и как проявление нонконформизма,

и как чистейший конформизм (общая унифицированная

реакция определенных слоев населения).
Исследование «пружин противостояния», несогласия

человека с продукцией буржуазной «массовой» идеологии,

предпринятое Фроммом, по сути дела не принесло ника¬

ких результатов, ибо он остался в сфере антропологиче¬

ского истолкования явлений пропаганды. А между тем

поставленная им проблема: как преодолеть массовую сго¬

ворчивость аудитории — могла бы получить иное, кон¬

кретно-социальное осмысление. В самом деле, о чьем кон¬

формизме идет речь у Фромма? Анализируя явления

«массовой» идеологии, он закономерно подходит к со¬

циально-политическим процессам, связанным с пропаган¬

дой. Однако при этом Фромм не показывает, как влияют

классовые интересы на сознание людей, па их «согласие»

и «непримиримость» в оценке тех или иных фактов и

событий; как меняются настроения отдельных слоев и

групп буржуазного общества в копкретной динамике об¬

щественных явлений. Все эти вопросы Фромм «вынес за

скобки». Неудивительно, что конформизм воспринят им

как некая всеобщая универсальная формула буржуазной

социальной реальности.
В исследованиях буржуазных социологов источник

избирательности индивидуального сознания по отноше¬

нию к навязываемым ему эталонам и образцам обычно

усматривается в рудиментарном действии норм, ценно¬

стей, установок социальной группы, к которой человек

принадлежал ранее. Последнее означает, что само проти¬

востояние личности конформизму сегодняшнего дня есть

не более, как конформизм вчерашнего. Круг, таким обра¬

зом, замыкается, сознание выглядит конформным, ирра¬

циональность равно обнаруживает себя и в его податлй-

вости, и в его неподатливости, в его внешнесоциальных

проявлениях и в его интимных глубинах.
Попытка Фромма показать, что буржуазное общество

с помощью пропаганды захватывает все стороны социали-
189

зацни человека, не дала сколько-нибудь значительных ре¬

зультатов. Погружение в тайны индивидуального созна¬

ния, предпринятое нм, выявило те же • противоречия,

с которыми буржуазная теория уже сталкивалась. Под¬

черкнув, что манипулирование массовым сознанием затра¬

гивает глубинные аспекты культуры, внутренней жизни

человека, Фромм, однако, пе дал научного решения по¬

ставленной проблемы. Он лишь воспроизвел бытующие

в апологетических концепциях представления о всесилии

буржуазной пропаганды, о ее всепроникающей влиятель¬

ности.
Фромм не смог показать, в чем кроются внутренние

ресурсы личности, которая тем не менее оказывает сопро¬

тивление растиражировапным символам и стереотипам

буржуазной журналистики. Он не видит того, что эта

сфера сознания человека обладает внутренней противо¬

речивостью.
Критикуя конформистское сознание, Фромм не раз¬

глядел главной закономерности, которая связана с тем,

что оно лишь внешне подвергается целенаправленной

обработке. Внутреннее устойчивое содержание такого

сознания остается равным нулю. Конформистское созна¬

ние бесформенно и действует, по образному выражению

Д. Рисмена, пе как гироскоп (вращающееся тело вроде

детской игрушки — волчка), а как радар. Опо не в состоя¬

нии сформулировать общую систему взглядов. Между тем

буржуазная журналистика сегодпя, имея дело с непре¬

рывно возрастающим и многоплановым потоком инфор¬

мации, пе может быть по-настоящему эффективной, если

она не опирается на цельную систему мировоззрения.
Фромм выдвигает вопрос о том, что индивид не должен

следовать за «массовой культурой», которая плодит ил¬

люзии, обрекает человека на пассивное духовное приспо¬

собление. Однако ставя проблему внутренней душевной

силы, которая способна к последовательному продумыва¬

нию различных вопросов, возникающих в контексте

человеческой жизни, Фромм не может сформулировать

четкой социальной программмы, конкретного плана раз¬

мышлений для индивида, хотя и рекомендует ему взять

на вооружение «идеи», а не «товаро-мысли».
Призывая людей понять неискаженный характер

собственных глубинных потребностей в познании, твор¬

честве, единении, Фромм отмечает, что потребители «мае-
190

совой культуры» принимают ложные потребности за

истинные. Но как вернуться к тем потребностям, которые

сам Фромм считает подлинными, важными для форми¬

рования общественного сознания и всей социальной

жпзпп?
Иначе будут выглядеть эти процессы, если мы станем

рассматривать социализацию личности,. осознание ею

своей классовой принадлежности, интересов и ценностей,

вытекающих из ее социальных ролей в обществе, как

реальный и копкретпый процесс. Разорвать фиктивную

ткань «массовой культуры» помогают рядовому человеку

буржуазного общества не абстрактно трактуемые потреб¬

ности, а последовательное продумывапне своего социаль¬

ного опыта, трезвая оценка капиталистической действи¬

тельности.
Призывать же людей к изживанию деформированных

потребностей не отвлеченно-просветительски, а на деле

можно лишь помогая человеку буржуазного общества осо¬

знавать свое классовое положение, свои политические ин¬

тересы, свой революционный долг. «... Пн один живой

человек, — писал В. И. Ленин, — не может не становиться

на сторону того или иного класса... не может не радо¬

ваться успеху данпого класса, не может не огорчиться его

неудачами, не может не негодовать на тех... кто мешает

его развитию распространением отсталых воззрений

и т. д. и т. д.» 30
Фромм рассматривает отдельного человека и аудито¬

рию в целом как пассивпый объект манипуляции со сто-

ропы господствующего класса. Разделяя господствующие

на Западе апологетические представления о затухании

классовой борьбы, об усилении потребительной психоло¬

гии, Фромм полагает, что империалистическая пропаганда

успешно культивирует конформизм. Но он не может

объяснить, почему все же буржуазная журналистика

встречает прямое и скрытое сопротивление со стороны

массы людей, почему она переживает состояние всесто¬

роннего кризиса.
Если бы пропагандистское воздействие, осуществляе¬

мое правящими кругами, действительно опиралось бы на

механизмы конформизма, то буржуазное манипулирова¬

ние оказывалось бы все более проникающим. Попав в по-
80 Ленин В. II. Полп. собр. соч., т. 2, с. 547—548.
191

лосу внупгепия, человек в капиталистическом обществе

был бы бессилен выйти из нее. Пропаганде оставалось бы

только менять формы «лепки».
Современное капиталистическое общество, тяготеющее

к «тоталитаризму», не демонстрирует ни стабильности,

ни всепроникающей «лепки» сознания. Напротив, все

шире развертывается в нем классовая борьба, расширя¬

ется база антиимпериалистического протеста, растет воз¬

мущение против системы бесчеловечной эксплуатации

человека. В этих условиях возникает вопрос, который

поставлеп, но не разрешен Фроммом: противостоит ли

империалистическая пропаганда антропологической при¬

роде человека? Понять проблему на этих умозрительных

позициях невозможно. Но достаточно обратиться к соци¬

альной практике капиталистического мира, чтобы убе¬

диться в том, как вызревает классовое срзнание, как

массы людей освобождаются от иллюзий, навязываемых

им буржуазной идеологией.
Исследователи буржуазной прессы давно подметили,

что те или иные социальные идеи получают быстрое рас¬

пространение, если они изложены не абстрактно, в виде

теоретических положений, проповедей, назиданий, а за¬

креплены за конкретной личностью. Такой прием таит

в себе огромные возможности. Люди склонны отождест¬

влять себя с любимыми персонажами, общественными

кумирами, подражать тем, кто является, по мнению чита¬

телей или зрителей, носителями «достойных» ценностей и

идеалов.
Именно поэтому буржуазная пропаганда, как уже

отмечалось, рекламируя частнособственническую психоло¬

гию, издавна пыталась создать собирательный образ

«сильного человека». Беллетристика прошлого века да¬

вала многочисленные описания успешной борьбы такой

личности с обстоятельствами, в которые она попадает.

Внимание читателя сосредоточивалось не на конкретных

трудностях, а на облике героев, которые благодаря своим

добродетелям (активности, предприимчивости, честности)

добивались успеха.
Социальный персонаж буржуазной журналистики

эпохи свободного предпринимательства трактуется как

сильная «личность», как человек, возвысившийся над об¬

стоятельствами и другими людьми. Если описать этого

персонажа в терминах Фромма, то можно сказать, что
192

перед нами типичный нонконформист, то есть индивид,

который в условиях, когда дана команда «все наверх!»,

ищет психологическую опору в собственных личностных

качествах, в своей инициативе, ловкости, таланте, в спо¬

собности во что бы то ни стало найти «свой шанс».
Но вот после вступления капитализма в монополисти¬

ческую стадию ситуация резко меняется. Значительно су¬

живается поле неограниченного предпринимательства.

Рядовой человек буржуазного общества все чаще сталки¬

вается с крушением собственных иллюзий, с разочарова¬

нием в идеалах независимости и свободы. «Состязание

талантов» приносит массовые примеры бесплодных уси¬

лий, нереализованных надежд. Быстрее социологии п

искусства реагирует на эту закономерность журнали¬

стика. Она создает образ иного персонажа, наделенного

новыми чертами.
Отныне рядовой агент капиталистической экономики

уже не может в полной мере полагаться на себя. Чтобы

заполучить свой шанс, он должен ориентироваться на

группу, на корпорацию, чутко реагировать на изменения

конъюнктуры, то есть стать конформистом. После второй

мировой войны идея капитуляции человека перед общест¬

вом, перед организацией, перед группой, к которой при¬

надлежит индивид, становится весьма популярным моти¬

вом в литературе. Особенно это относится к развлека¬

тельной продукции, которая более чутко откликается на

преобладающее настроение эпохи, быстрее улавливает те

тенденции в поведении людей, которые еще не стали

объектом более углубленного внимания и изучения.
Герой многих рассказов, журналистских репортажей и

очерков, выброшенных на книжный рынок в послевоен¬

ные годы, по-прежнему вожделеет богатства и признания.

Он расчетлив и меркантилен. Однако теперь на поведении

человека лежит печать зависимости от общественного

мнения, от сложившихся нравственных требований. Он,

этот герой, пытяется примирить свои поступки с удобопо-

нимаемой моралью. Если он и женится на дочери своего

хозяина, то как бы вопреки собственным стремлениям

или не благодаря им, а в результате стечения обстоя¬

тельств. Послушание, чуткая реакция на мнение других и

здесь выручает героя.
Буржуазная журналистика пытается внедрить в созна¬

ние масс образ «удачника», который реализует свои за¬
13 П. С. Гуревич
193

мыслы, делая карьеру, одерживает победу иад соперни¬

ком, достигает счастья в любви. Эти «рассказы об успехе»

(success stories) становятся важным элементом «массо¬

вой культуры» капиталистического мира. В отличие от

описаний «открытого рынка», ког^а человек вступал

в прямое противоборство с обстоятельствами, теперь цент¬

ральным персонажем становится герой «закрытого

рынка», то есть индивид, ждущий удачи на путях тайного

сговора, интриги, стечения обстоятельств, ханжески-рас-

четлпвой игры.
Разумеется, все эти трансформации социального пер¬

сонажа складывались в буржуазной журналистике сти¬

хийно как отражение запросов социально-экономической

практики капитализма. Однако объективно западная

пропаганда все же нуждалась в том, чтобы осмыслить

этот процесс, разобраться в динамике общественных за¬

просов на тот или иной тип героя, наконец, попросту

объяснить, почему социальные идеи, воплощенные в об¬

разе конкретного персонажа, обладают такой влиятель¬

ностью.
Чтобы решить эту задачу, важно было не только под¬

вергнуть обсчету галерею персонажей, указать на массо-

видность того или иного «героя» буржуазной журнали¬

стики.
Такая процедура была вполне посильна экспертам

по контент-анализу. Предстояло также вникнуть в психо¬

логию человеческого восприятия, осмыслить потребность

аудитории в «личностном факторе», конкретно воплощен¬

ном в идеале. Такой подход уже не был присущ апологе¬

тическим концепциям буржуазной журналистики.
Эту задачу, правда, в негативной форме, то есть ана¬

лизируя пропагандистскую практику с критических по¬

зиций, взял на себя Фромм. Он описал механизм «персо¬

нификации», с помощью которого массовые издания осу¬

ществляют распространение буржуазных идей в виде

конкретных образов, социальных типажей и т. д.
По мнению Фромма, человек вообще нуждается в си¬

стеме ориентации, которая дала бы ему возможность

отождествить себя с неким признанным образцом. Впер¬

вые такого рода механизмы были рассмотрены в психо¬

логической концепции Фрейда, которая возникла на ос¬

нове наблюдения патопсихологических явлений, а затем

была распространена на «нормальную» духовную жизнь.
194

Фрейд рассматривал идентификацию как попытку ре¬

бенка (или слабого человека) перенять силу отца, матери

или лидера и таким образом уменьшить чувство страха

перед реальностью.
Идентификация у Фромма выражает стремление

«Я» к возвышению через «другого». Он отметил, что мир

человеческих переживаний чрезвычайно сложен. В основе

таких эмоциональных состояний, как любовь, нежность,

сострадание, сочувствие, ответственность, неизменно ле¬

жит соотнесение личностью своих чувств с представле¬

ниями о других. Поэтому люди пытаются выразить себя

опосредованно, через систему сложившихся ритуалов,

стереотипов, готовых образов.
Акт идентификации содержит в себе возможность

иллюзии, отлета от реальности. Это становится очевид¬

ным, когда индивид попадает в «стрессовую» ситуацию,

ставится перед необходимостью быстро соотнести ролевые

представления, выработавшиеся в подлинной жизни,

с ролевыми представлениями, которые навязывает бур¬

жуазное общество.
Рассуждения Фромма в конечном счете отражают тот

реальный факт, что в процессе социализации, то есть ус¬

воения накопленной культуры, человек соотносит себя не

только с теми или иными социальными ролями, но и

с особого рода абстрактно-персонифицированными пред¬

ставлениями, созвучными его собственным личностным

ориентациям. Это могут быть литературные герои, реаль¬

ные исторические лица, «условные» социально-психологи¬

ческие или культурно-исторические типажи («романтик»,

«деловой человек», «сильная личность» и т. д.).
Несомненно, внутренний мир человека включает в себя

сферу формирования идеала. Она оказывает внушитель¬

ное воздействие на мотивы поведения людей именно

в силу своей конкретности, «очеловеченности». Ценность

анализа, который в данном случае проводит Фромм, со¬

стоит в том, что он демонстрирует действие этих механиз¬

мов в условиях современного капиталистического обще¬

ства, когда человек все чаще попадает в сложную ситуацию,

в которой обнаруживается расхождение между идеалом и

реальностью. С одной стороны, буржуазные СМК каждо¬

дневно навязывают массам индивидуалистические иде¬

алы, с другой стороны, капитализм уже не обеспечивает

простора для воплощения этих идеалов.
13*
195

Буржуазная пропаганда учитывает потребность чело¬

века в уподоблении, в поиске идеала. Поэтому она стре¬

мится придать ценностям персонифицированный облик.

Но в условиях буржуазного общества человек нередко

воспринимает как сбывшиеся именно те побуждения,

которые он менее всего в состоянии осуществить. В та¬

кого рода отождествлении индивид достигает ложного,

фиктивного удовлетворения своих стремлений, которые

выражаются через психологическое напряжение и обост¬

ряются им.
Поэтому механизм самоотождествления используется

как средство распространения идей, выгодных господ¬

ствующему классу, через рекламу кумиров, идолов и т. д.

Массовая коммуникация на Западе, проповедуя идеалы

потребительства, гедонизма, индивидуализма, «сладкой

жизни», воплощает эти ценности в конкретных образах.

Все это нередко кристаллизует психологический конфликт

между фактическим положением индивида и сложив¬

шимся у него иллюзорным представлением о самом себе.

Этот конфликт зачастую буржуазная журналистика раз¬

решает с помощью особым образом направленной игры

воображения.
Индивид, включенный в социальную систему, которая

извращает и мистифицирует все человеческие связи й

отношения, может утратить реальное представление о том,

«кто он такой» и попытаться выйти из тупика с помощью

полуфантастической ориентации на так называемые ре¬

ферентные группы, к которым он в реальности не принад¬

лежит и принадлежать не может. Не случайно данные

американских исследователей показывают, что значитель¬

ные слои буржуазного общества относят себя к «среднему

классу», хотя в действительности они едва сводят концы

с концами. В этой ситуации человек становится настоя¬

щей поживой для «массовой культуры», ибо сам испыты¬

вает потребность в готовых образцах. Готовые же образцы

потребительского искусства мешают человеку создать

устойчивый внутренний образ самого себя.
Иллюзия персонификации (отождествления) дает

о себе знать в самых неожиданных сферах, а потребность

в «самоудостоверении» эксплуатируется различными аген¬

тами буржуазного общества, вплоть до рекламы. Строи¬

тельным материалом соответствующих фантазий могут

оказаться неожиданные и затейливые образы, взятые
196

напрокат из самых непредвиденных источников. Прежде

всего эти образы ищутся в реальном окружении инди¬

вида.
Но как ни широк круг людей, с которыми ему дово¬

дится сталкиваться, типологическая бедность среды при¬

водит к тому, что многочисленные и сильные потребности

в идеале реализуются не в полной мере. Не каждый инди¬

вид находит в своем социальном окружении удачливых,

одаренных и выдающихся людей, кумиров. Поэтому он

устремляется за пределы этого окружения — в мир обра¬

зов, поставляемых в данный момент буржуазной журнали¬

стикой и пропагандой.
Благодаря массовой коммуникации круг потенциаль¬

ных объектов такого отождествления многократно расши¬

ряется. Каналы информации располагают достаточными

возможностями, чтобы тиражировать разного рода об¬

разы-идеалы. В капиталистическом мире все это приводит

к типологизации сугубо индивидуальных иллюзий, к воз¬

растающей стандартности глубоко интимного мира массы

индивидов.
Концепция Фромма дает специфическое истолкование

тем явлениям журналистики и литературы, которые по¬

рождены иллюзиями социального отождествления чело¬

века с образами кумиров, суперменов, фанатиков и т. д.

Она позволяет не только описать массовое увлечение про¬

дукцией «популярной культуры», но и раскрыть некото¬

рые социальные и психологические механизмы этого

увлечения.
Фромм ссылается, в частности, на данные американ¬

ского социолога JI. Лоуэнталя, который проанализировал

биографии «видных людей», помещенных в двух амери¬

канских популярных журналах в первые четыре десяти¬

летия XX в. Общая тенденция выбора этих героев не

оставалась неизменной. Напротив, прослеживалась четкая

закономерность. Пытаясь воздействовать на общественное

сознание буржуазного мира, выискивая поначалу примеры

действительного возвышения отдельных людей, авторы

журнальных публикаций с течением времени все реже

показывали типичные фигуры бизнесмена и политика.

Капиталистическая действительность не давала возмож¬

ности проиллюстрировать сколько-нибудь наглядно и убе¬

дительно разительные удачи на поприще обычной эконо¬

мической конкуренции и политической борьбы.
197

В противовес этим фактам, свидетельствующим о кру¬

шении прежних идеалов частной конкуренции, выдви¬

гался новый персонаж, менее всего озабоченный раскры¬

тием собственной субъективности. Этот социальный ти¬

паж, репрезентированный буржуазными журналами, во¬

площал в себе идеалы «закрытого рынка». Более всего

данного героя интересовал «дух корпоративности», готов¬

ность выразить потребности внешнего социального окру¬

жения. Не случайно чаще всего на страницах журналов

стали появляться биографии тех, кто быстрее других

уловил запросы моды, веяния коллективных на¬

строений.
Широкое поле активности открывалось здесь перед

так называемыми развлекателями — литераторами, худож¬

никами, киноактерами, звездами спорта, певцами и джазо¬

выми музыкантами. Буржуазная журналистика стре¬

мится показать, что успех по-прежнему сопутствует тем,

кто не потерял веры в успех, инициативу и предприимчи¬

вость.
Однако вместе с тем эта пропаганда подрывает преж¬

ние иллюзии, ибо невольно демонстрирует эффективность

конформистских стандартов. Кем оказался на самом деле

удачливый человек, «рыцарь послушания»? Фактическим

героем биографических историй стал исполнитель песенок,

спортивный чемпион, звезда экрана, бизнесмен от науки,

технократ и менеджер.
В современных условиях, когда буржуазная журнали¬

стика уже не в состоянии создать образ социального пер¬

сонажа, который, обладая привлекательностью, одновре¬

менно демонстрировал бы действительное восхождение,

удачу на деловом и жизненном поприще. Поэтому в «мас¬

совой культуре» все чаще возникают образы мифические,

нереальные: супермены и волшебники, джинны и фан-

томасы, «киберы» и марсиане. Соответственно сама по¬

пулярная литература все более берет на себя функцию от¬

влечения индивида от реальности, от повседневных забот.
В свое время «солидные» издания, чтобы обеспечить

высокие тиражи, привлечь широкую публику, стали печа¬

тать литературные приложения. Периодические издания

из номера в номер печатали так называемые романы-при¬

ложения, в которых рассказывалось о таинственных раз¬

бойниках, о похождениях светских красавиц, о страданиях

невинной пастушки.
198

Однако со временем этот жанр (роман-приложение)

выделился и оформился как особая область печатной про¬

дукции. Уже появился термин, характеризующий осо¬

бый вид литературного творчества — «паралитература»,

а «черный роман» стал феноменом буржуазной «массо¬

вой культуры».
«50 миллионов экземпляров „Черной серии44 за

20 лет; 90 миллионов читателей комикса „Мандрак-вол-

шебник“31; 8 миллионов читателей фоторомана каждую

неделю в одной только Франции; некое французское из¬

дательство публикует по 6 шпионских романов в месяц

тиражом 140 тысяч каждый»32. Такова реальность бур¬

жуазной практики персонификации, искажения реальной

потребности человека в идеале, в подражании и т. д.
Обращаясь к анализу буржуазной «массовой куль¬

туры», Фромм рисует собирательный образ некрофила. Это

своеобразный антипод жизни. Его неудержимо тянет ко

всему, что не растет, не меняется, ко всему механичес¬

кому. Некрофила, по словам Фромма, влекут к себе тьма

и бездна. В мифологии и в поэзии его внимание прико¬

вано к пещерам, пучинам океана, подземельям, жутким

тайнам и образам слепых людей 33.
Глубокое интимное побуждение некрофила — вер¬

нуться к ночи первозданья или к праисторическому со¬

стоянию. Некрофил тоскует по разрушению. Лозунг его

жизни: «Да здравствует смерть!» В сновидениях некрю-

филу предстают жуткие картины — кровь, насилие, гибель

и омертвление34. Некрофил — это своеобразное обобще¬

ние, собирательный образ носителя преступлений, на¬

силия, разрушений, который так щедро представлен бур¬

жуазной «массовой» идеологией. Фромм показывает, что

пропаганда в капиталистическом* мире выступает в роли

растлителя, разрушающего внутренний мир человека, ис¬

кажающего его естественные, подлинные потребности.
Таким образом, до той поры, пока в буржуазной тео¬

рии идеологии господствовали позитивистские, апологети¬

ческие концепции, многим западным авторам казалось,

что эта теория вполне эффективно обслуживает нужды
31' Герой фантастической серии комикса.
32	Цит. по: Мильдон В. И. Беседы о паралитературе. — Вопросы

философии, 1972, № 1, с. 147.
33	Более подробпо об этом в нашей статье о Фромме в кн.: «Ху¬

дожественное произведение и личность». М., 1975.
34	Fromm Е. The Heart of Man. N. Y., 1964.

массовой идеологической практики в капиталистическом

мире. Появление «социально-критических» воззрений, от¬

ражающих буржуазно-либеральные и абстрактно-гума¬

нистические умонастроения, воочию показало, что иссле¬

довательская мысль в этой сфере находится в состоянии

глубокого кризиса.
Этот кризис выявился прежде всего в том, что буржу¬

азная социология оказалась неспособной объяснить мно¬

гие идеолого-пропагандистские процессы, решить те про¬

блемы, которые поставлены на повестку дня деятельно¬

стью органов прессы, радиовещания и телевидения. Со

всей остротой обнаружилось, что западные социологи, ув¬

леченные возможностями манипуляторской техники, не

обратили внимания на те кризисные явления, которые со¬

путствуют практике духовного совращения людей.
В связи с этим за последние годы в западной литера¬

туре усилилась критика общей эмпирической направлен¬

ности теории массовой коммуникации. Все чаще теперь

говорят о том, что информационные процессы в обществе

необходимо рассматривать не сами по себе, не изолиро¬

ванно, а в системе более сложных и широких социальных

зависимостей. В частности, во Франции сложилось еще

одно исследовательское направление — социология куль¬

туры, которое также изучает массовые идеологические

процессы.
Французские исследователи критикуют американский

вариант теории массовой коммуникации за увлечение эм¬

пирическими методами, за повышенный интерес к пози¬

тивистской методологии. Они отмечают, что опросы насе¬

ления, которые проводились в течение нескольких деся¬

тилетий, не создали базы для развернутой теории мас¬

сово-информационных процессов. Поэтому ряд авторов

видит выход из создавшейся ситуации в том, чтобы пре¬

одолеть разобщенный анализ, в ходе которого не созда¬

ется целостная картина духовных явлений.
В связи с этим во Франции сложилось представление

о том, что изучение массовой коммуникации необходимо

связать с общесоциологическими теориями, то есть с та¬

кими концепциями, с помощью которых исследователи

пытаются понять функционирование общества в целом.

Однако, как полагают многие французские социологи, на¬

пример, Ж. Фридман, Э. Морен, Ж. Казнев, Р. Барт,

А. Моль, О. Буржелен, определить место информациов-
200

ных потоков в системе социальных отношений можно

только в том случае, если вычленить промежуточное

звено, связывающее локальные коммуникационные акты

с развернутой общественной структурой. Таким промежу¬

точным звеном, своеобразной теорией среднего уровня,

становится социология культуры35.
Многие французские социологи хотят показать, что

на характер массово-информационных процессов, кото¬

рые кажутся универсальными, оказывают большое воз¬

действие особенности культуры. Например, традиционная

классическая культура стремилась по-своему организо¬

вать информационные потоки, в современном же обще¬

стве эти процессы подчиняются совсем иным закономер¬

ностям. Выводы такого рода отчетливо просматриваются

в концепции А. Моля. Многие французские исследователи

широко используют в анализе информационных потоков

методику и идеи структурной лингвистики, теории ин¬

формации, антропологию.
Характеризуя новое направление в изучении массовой

коммуникации, Э. Морен отмечает связь этой дисциплины

с проблемами культуры, особенно «массовой культуры».

Складывающиеся тенденции отличаются, как он считает,

от американской версии тем, что в дополнение к методу

анкетного опроса, который господствовал и во француз¬

ской социологии до 60-х годов, в проводимые исследова¬

ния все чаще вводятся методы структурной лингвистики,

с одной стороны, и кибернетики, теории информации —

с другой36.
*	* ♦
В нынешних условиях «социально-критическая»

мысль попыталась значительно расширить проблематику

теории идеологии, включив в нее антропологическую те¬

матику, связанную с ней сюжетику «массовой культуры»,

потребность в анализе внутреннего мира человека, его

глубинных потребностей и запросов. Некоторые извест¬

ные буржуазные философы обратились к рассмотрению

явлений «массовой» идеологии. Особую влиятельность
35	La communication audiovisuelle (Par Barthes, Goffredo, Morin

e. a.). P., 1969.
36	Essais sur les mass media et la culture. P., 1971.
201

среди специалистов приобрели идеи, высказанные

Э. Фроммом.
Работы этого автора продемонстрировали проница¬

тельный анализ некоторых особенностей современной

буржуазной пропагандистской практики, ее влияния на

внутренний мир человека, тех психологических механиз¬

мов, которые повседневно эксплуатируют органы запад¬

ной прессы, радиовещания и телевидения. В частности,

Фромм показал, какую огромную роль в распространении

буржуазных идей играет психологический механизм

идентификации (отождествления), который широко ис¬

пользуется «массовой культурой», ее различными разно¬

видностями.
Вместе с тем, как показывает проведенный анализ,

критицизм Фромма носит буржуазно-ограниченный ха¬

рактер. Он разделяет основную установку апологетиче¬

ских концепций идеологии, которые приписывают импе¬

риалистической пропаганде огромную и автоматически

обнаруживаемую влиятельность. Фромм не смог показать,

что воздействие этой пропаганды крайне противоречиво.

Он не разглядел кризиса империалистической пропа¬

ганды, очевидное снижение ее эффективности за послед¬

ние десятилетия. Фромм, напротив, пришел к выводу,

будто человек беззащитен перед огромной пропагандист¬

ской машиной Запада. Такой вывод находится в проти¬

воречии с обострением классовой борьбы в капиталисти¬

ческих странах, с ростом антиимпериалистических

настроений, с падением престижа традиционной буржу¬

азной идеологии.
Рассматривая пропаганду в социологическом плане,

то есть пытаясь интерпретировать ее как общественное

явление, Фромм придерживается тех же методологиче¬

ских позиций, что и социологи-«апологеты». Игнорируя

классовую природу пропаганды, он обратил внимание на

ее способность быть «интегрирующей силой», то есть объ¬

единять людей. Но именно из такой посылки исходили

сторонники апологетических концепций «просвещения»,

«информирования», «массовой коммуникации ». Разница

здесь социологически выявляется лишь в количественном

аспекте, то есть в определении сферы, которая захваты¬

вает собой процесс распространения социальных идей.
Просветители рассматривали «просвещение» как про¬

цесс распространения полезных идей, сторонники «ин¬
202

формирования» включали в данную сферу массово-инфор¬

мационные процессы, представители социологии массовой

коммуникации добавили к информации еще и процесс об¬

щения в ходе циркулирования информационных потоков.

Фромм сделал в этом направлении еще один шаг: он от¬

нес к пропаганде все духовно-культурные процессы,

трактуя ее как «социализацию» индивида.
По мнению Фромма, пропаганда начинается с самого

процесса усвоения Культуры еще до того, как человек

сталкивается с деятельностью массовой коммуникации.

Разумеется, представления, идеи господствующего класса

навязываются массам в буржуазном мире через всю си¬

стему воспитания индивида. Однако социализация как

процесс все же шире пропаганды. Усвоение социальных

норм зачастую осуществляется помимо пропагандистского

воздействия на человека — в ходе овладения трудовыми

навыками, общения с природой и т. д.
Поэтому стремление Фромма показать, будто рядовой

человек опутан пропагандой со всех сторон отражает бур¬

жуазно-либеральное представление о непререкаемой

мощи этой пропаганды, об одномерности ее воздействия

на человека в духе «всесильной интеграции» на базе

буржуазной идеологии.

Глава седьмая
БУРЖУАЗНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
В современной буржуазной литературе содержатся

различные ответы на вопрос, как соотносятся идеология

и реальность, идеи и социальная действительность, созна¬

ние и социальная практика, духовные процессы и исто¬

рия. Здесь сразу можно выделить две концептуальные

тенденции, характеризующие буржуазные воззрения на

идеологию. Многие западные авторы, как уже отмечалось,

видят в ней «ложное сознание» и описывают ее структуру

в виде потока образов, подчеркивая тем самым дистан¬

цию между идеологией и действительностью.
В такой интерпретации мифологическая природа иде¬

ологии анализируется сама по себе, рассматривается либо

как следствие антропологической сущности человека

(вспомним паретианскую трактовку идеологических про¬

цессов), либо как процесс спонтанного творчества идео¬

логов, раскрывающий их собственную субъективность.

Основное внимание при этом уделяется фиксированию

многозначной идеологической символики (понятия «сво¬

боды», «равенства»), стойкости мифа, его вечного круго¬

ворота в общественном сознании (Л. Фойер), раскрытию

мобилизующей силы отдельных архетипических образов

и т. д.
При этом, как подчеркивали К. Маркс и Ф. Энгельс,

господствующие классы наделяют самостоятельностью

идеи, выгодные им, «не принимая во внимание ни усло¬

вий производства этих мыслей, ни их производителей,

упорно настаивают на том, что в данную эпоху господст¬

вовали те или иные мысли, когда, таким образом, совер¬

шенно оставляют в стороне основу этих мыслей — инди¬

видов и историческую обстановку...» 1
1	Маркс КЭнгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 47.

204

Другой концептуальный подход буржуазной социоло¬

гии к анализу отношения идеологии к реальности состоит

в абсолютизации ее практико-социальной функции, в на¬

вязчивом фиксировании ее прямых автоматически задан¬

ных связей с процессами общественной жизни. При этом

«мысли» оцениваются как простой идеологический реф¬

лекс на те или иные социальные явления. Такой подход

игнорирует, как правило, качественное своеобразие ду¬

ховных процессов вообще, идеологии в частности.
Разумеется, сама проблема не может быть осмыслена

(и решепа) сколько-нибудь схематично, не случайно во¬

круг нее складываются различные теоретические интер¬

претации. В частности, Л. Альтюсер полагает, что идео¬

логия не является отражением реальных условий жизни

людей, а выражает «воображаемое» отношение индиви¬

дов к реальным условиям их существования2. На этой

основе у Альтюсера складывается особая версия сущ¬

ности идеологии как специфического уровня социальной

практики, обладающего своими закономерностями,

а также истолкование связей между идеологией, наукой

и философией, отражающих различные формы близости

к реальности и способов ее освоения 3.
По мнению французского социолога П. Ансара, для

анализа идеологии вовсе не обязательно прослеживать ее.

связи с реальностью. Важнее, по его словам, воспроиз¬

вести взаимосвязи между идеологической символикой и ее

носителями в обществе. Таким образом, утверждается,

что не действительность как таковая формирует идеологи¬

ческие мифы, а сама идеология в ходе спонтанного раз¬

вития порождает определенные образы, которые и над¬

лежит изучать как некую данность4.
Разумеется, Ансар не отвергает того социологического

факта, что содержание идеологии определяется социаль¬

ной структурой данного общества. Но он полагает, что

политическая идеология не всегда адекватна положению
2	См.: Самарская Е. A. JI. Альтюсер о сущности идеологии, ее

месте и роли в функционировании социальной структуры. —

В кн.: Теории идеологии и идеологической борьбы. М., 1977.
8 См.: Самарская Е. А. Соотношение науки, идеологии и фило¬

софии в трактовке Альтюсера. — Философские науки, 1971,

№ 3, с. 138-145.
4	Ansart Р. Les ideologies politiques. P., 1974, p. 103.
205

и опыту группы, которая выступает ее носителем. По его

словам, складывается практическое несоответствие между

бесконечной сложностью социального опыта и символи¬

ческой схематизацией.
По утверждению Ансара, идеология связана с социаль¬

ными группами и институтами, а вовсе не с классами,

как это подчеркивается в теории научного коммунизма.

При этом французский социолог ссылается на тот факт,

что в рамках класса существует множество конкурирую¬

щих идеологий.
Действительно, идеология любого класса выступает не

только как нечто целостное, она вместе с тем имеет раз¬

личные оттенки, течения и т. д. Внутри буржуазной иде¬

ологии нетрудно выделить, прежде всего, ее господству¬

ющее ядро, выражение интересов крупного государ¬

ственно-монополистического капитала. Идеологическая

общность этих воззрений не исключает и известной поля¬

ризации позиций крупных предпринимателей, либераль¬

ных буржуа, консерваторов, тоскующих по эпохе свобод¬

ного предпринимательства. Мелкий собственник тоже за

частную собственность, но он находится под постоянной

угрозой утратить свои привилегии, свое достояние. Вот

почему он разделяет идеологию конкуренции, но проте¬

стует против засилья крупного капитала, против финан¬

совой и промышленной плутократии.
Можно выделить далее взгляды тех социальных слоев

буржуазного общества, которые в социальной иерархии

занимают промежуточное положение между буржуазией

и пролетариатом. Эти слои идеологически и политически

либо тянутся к тем или иным группировкам буржуазии,

лпбо сближаются с рабочим классом. Нет сомнений

в том, что такое двойственное положение вызывает

к жизни эклектические воззрения, стремление объеди¬

нить буржуазные и мелкобуржуазные взгляды с элемен¬

тами пролетарского мировоззрения, что порождает раз¬

личные концепции радикально-буржуазного, оппортуни¬

стического, ревизионистского направления.
Означает ли все это, что идеология отражает не реаль¬

ность во всей ее сложности и противоречивости, а извест¬

ную пестроту, вызванную обилием различных социаль¬

ных группировок («сколько групп, столько и мифов»)?

Ведь полярность, многослойность этих воззрений порож¬

дена именно объективными, реальными процессами. Бур-
206

жуааная идеология противоречива, прежде всего потому,

что противоречива сама буржуазная действительность.
Однако можно ли утверждать, будто за множеством

воззрений исчезает целостность буржуазной идеологии

как мировоззрения одного класса? Такой вывод заведомо

ложен. «Пестрота и противоречивость идеологических

течений в недрах буржуазного строя, — справедливо под¬

черкивает В. Д. Гранов, — свидетельствуют о масштабах

и остроте кризиса буржуазной идеологии, но совсем не

ставят под вопрос факт ее существования. Как бы ни раз¬

личались буржуазные школы и школки, какие бы шум¬

ные споры они ни вели между собой, они едины в глав¬

ном: все они стоят на почве основ одного и того же соци¬

ального устройства, на стороне правопорядка частной соб¬

ственности, то есть буржуазного правопорядка. Они не

выходят за пределы даже тогда, когда занимаются крити¬

кой тех или иных сторон капиталистической системы.

Они выступают против тех идей, правовых принципов,

этических норм, социальных сил, которые угрожают

устоям буржуазного образа жизни» б.
По мнению буржуазного социолога О. Лемберга, ис¬

токи возникновения идеологии — в далеком прошлом,

в мифах и религиях. Иначе говоря, западногерманский

автор полагает, что не реальность, не повседневность, не

объективные жизненные условия формируют облик кон¬

кретных идеологических систем, а именно арсенал преж¬

них архетипов, кочующих в истории от древности к на¬

шим дням. Именно эти архетипы и составляют актуаль¬

ную идеологическую символику6.
На этой основе Лемберг оспаривает марксистский те¬

зис о том, что бытие определяет сознание. По его мнению,

дело обстоит как раз наоборот. Именно сознание опреде¬

ляет бытие в том смысле, что оно способно возникнуть

вне реальных общественно-экономических условий и ока¬

зать воздействие на действительность. В качестве при¬

мера О. Лемберг ссылается на опыт китайской революции,

движущей силой которой была «ничем не доказанная

вера» 7.
Разумеется, абсолютизация субъективного фактора, на

почве которой стоит О. Лемберг, не имеет научных осно¬
5	В лабиринтах буржуазного сознания. М., 1978, с. 13.
6	См.: Lemberg Е. Ideologic und Gesellschaft. Stuttgart, 1971, S. 14.
7	Ibidem.
207

ваний. Ни одна социальная революция не происходит

в результате мобилизации только одних идеологических

усилий. История полна примеров, когда революционное

воодушевление не приносило желаемых результатов, ибо

оно не подкреплялось вызревшими условиями, позволя¬

ющими провести тот или иной социальный переворот.

Роль субъективного фактора чрезвычайно велика, но не

абсолютна.
Китайская революция была обусловлена рядом объек¬

тивно-исторических факторов, прежде всего ростом про¬

мышленного пролетариата, что О. Лемберг оспаривает

крайне необоснованно. Революции вовсе не происходят

по субъективному произволу. Те или иные идеологические

представления возникают не спонтанно, не в результате

стихийного мифотворчества, а порождаются конкретной

исторической обстановкой.
Как уже отмечалось, многие буржуазные авторы рас¬

сматривают идеологию как прямое порождение конкрет¬

ных условий жизни, как мыслительный рефлекс, духов¬

ный отпечаток самой реальности. При таком подходе ана¬

лиз действительности становится в то же время изуче¬

нием и идеологии, ибо современность описывается в духе

панидеологизма. Подобная установка присуща предста¬

вителям Франкфуртской школы.
По мнению Т. Адорно, наука и техника сегодня стали

не только производительной силой, но и идеологией8.

В мышлении, в разуме кроется, по его словам, опасность

идеологического сознания. «Идеология обязана своей

устойчивостью против просвещения сговору с отождест¬

вляющим мышлением, с мышлением вообще»9. Вот по¬

чему, по мнению Адорно, критиковать идеологию — это

означает не просто изобличать те или иные разновидности

«ложного сознания». Это означает прежде всего вести

критику самого «конститутивного сознания» 10.
По мнению франкфуртского философа, сила сознания

доходит до самообмана. Она рационально познаваема там,

где выпущенная на свободу, убегающая сама от себя ра¬

циональность становится ложной, превращается действи¬

тельно в мифологию. Разум превращается в иррациональ¬
8	См.: Adorno Т. Negative Dialectik. Fr.-a-M.f 1966, S. 313.
• Ibid., S. 150.
10	Ibidem.
208

ность, как только в своем закономерном развитии он пере¬

стает осознавать, что исчезновение его даже очень раз¬

жиженного субстрата является его собственным продуктом,

делом собственной абстракции п.
На такой же платформе стоит и Ю. Хабермас. «Идео¬

логия является существующей мистикой, — пишет он, —

практически обоснованной и преследующей практические

цели, в конце концов полностью снимаемой через прак¬

тику. .. Наука и техника берут на себя функцию идеоло¬

гии» 12.
Существуют и более упрощенные версии, позволяющие

придать самой реальности статус идеологии. Назовем

в этой связи концепцию «социологической пропаганды»,

разработанной французским социологом Ж. Эллюлем.

Смысл этой концепции состоит в том, что действительность

как она есть, непосредственно, своим предметно-вещным

обликом оказывает влияние на умы людей.
Под термином «социологическая пропаганда» подра¬

зумевают в буржуазной литературе особый вид идеологи¬

ческого манипулирования массовым сознанием, когда гос¬

подствующая буржуазия распространяет не идеи, докт¬

рины или политические лозунги как таковые, а бытующие

в капиталистическом мире привычки, ценности, образцы

поведения, нравственные представления и идеалы, одним

словом, все, что характеризует впрямую не столько

политику, сколько буржуазный образ жизни.
Изучение новейших тенденций империалистической

пропаганды, присущих ей форм и методов показывает, что

данный способ манипулирования сознанием занимает все

более внушительное место в общей идеологической стра¬

тегии капитализма. Эта закономерность, несомненно, от¬

ражает углубляющийся кризис буржуазной политической

пропаганды, непосредственные акции которой — пропо¬

ведь антикоммунизма, насилия и милитаризма — вызы¬

вают возмущение народов, не находят поддержки среди

широкой общественности.
В этих условиях империалистическая пропаганда де¬

лает ставку на «обходные маневры». Она пытается

навязать массам буржуазные идеи опосредованно, обходя
11	См.: Ibid., S. 151.
12	Habermas /. Technik und Wissenschaft als «Ideologies. Fr.-a-M.,

1969, S. 79.
14 П. С. Гуревич	209

острые социальные проблемы, обращаясь к конкретному

жизненному опыту людей, к традициям, привычным фе¬

тишам и т. д. При этом создается иллюзия, будто «социо¬

логическая пропаганда» в отличие от политической обра¬

щается не к спорным вопросам, по которым развертыва¬

ется идейная борьба, а к общим для всех классов и

социальных групп устоям и нормам.
Этот вид идеологического воздействия на массы

наглядно подтверждает, что империалистическая пропа¬

ганда, выступающая проводником буржуазных взглядов,

становится все более изощренной. Фиксируя эту законо¬

мерность, мы имеем в виду прежде всего усложнение

самой техники лжи, известное совершенствование мани-

пулятивных приемов, которые агентства капиталистиче¬

ских государств используют для откровенного дезинфор¬

мирования масс, извращения реальных тенденций соци-

ально-исторического развития, искажения общественного

сознания.
Именно поэтому особую актуальность приобретает

в настоящее время анализ теоретических предпосылок

«социологической пропаганды», ее аппарата, используе¬

мых ею форм и методов. Такой анализ позволит понять

особенности идеологической экспансии капиталистиче¬

ского мира на современном этапе, повысить эффектив¬

ность социалистической контрпропаганды.
Термин «социологическая пропаганда» впервые был

введен в обиход Ж. Эллюлем в 1962 г. в книге «Пропа¬

ганда» 1а, посвященной новым методам империалистиче¬

ской духовной экспансии. Однако широкую известность

среди буржуазных теоретиков этот термин приобрел

только в конце 60-х—начале 70-х годов после того, как

исследование Эллюля было замечено в США и вышло

в свет двумя изданиями14. Концепция «социологической

пропаганды» — это не просто очередная доктрина «мас¬

совой» идеологии. Она, несомненно, является обобщением

самой практики империалистической пропаганды. В част¬

ности, на страницах книги Эллюля большое внимание

уделено судьбе американского журнала «Плейбой», кото¬

рый в 1952 г. был основан молодым журналистом из

Чикаго Хуком Хефнером. Успех этого издания с прису¬
13	Ellul /. Propagandes. Paris, 1962.
14	Ellul /. Propaganda; the Formation of Men’s Attitudes. N. Y.,
1965.
210

щей ему проблематикой особенно в последние десятиле¬

тия, когда в силу разных причин прекратили свое сущест¬

вование старейшие и известные американские еженедель¬

ники — «Кольере», «Лук», «Лайф», «Вуменс хоум ком-

пенион» и другие — стал загадкой для буржуазных

теоретиков.
Многие буржуазные авторы пытались проанализиро¬

вать феномен «Плейбоя» 15. Проводились специальные ис¬

следования для выявления специфики читательской

аудитории этого издания. Изучалась тематика номеров.

Но, пожалуй, полнее всех раскрыл секрет журнала Жак

Эллюль. Он показал, что философия «Плейбоя» не имеет

ничего общего с распространением идеологии как сово¬

купности теоретических взглядов, путем политической

индоктринизации. «Плейбой» стал пропагандировать бур¬

жуазный образ жизни не через социальные концепции,

а с помощью рекламы вещей, потребительских стандартов,

эталонов поведения и т. д.
По мнению Эллюля, журнал значительно расширил

сферу пропаганды. Он стал законодателем моды, стиля

жизни и т. д. «Плейбой» показал всему журнальному

миру, что роскошный особняк или лимузин, представлен¬

ный на страницах издания, могут оказать неизмеримо

большее воздействие на мысли и поведение человека, чем

определенная система рассуждений, направленная на

«привитие» читателю конкретных убеждений или идей.
В послевоенные годы буржуазная идеология пыталась

навязать массам образ «общества всеобщего благосостоя¬

ния». Для этого нужно было прежде всего распростра¬

нять среди населения потребительские идеалы. Хефнер

открыл огонь против пуритантизма, который, как он зая¬

вил, отражает общественные умонастроения в Америке.

Однако журнал не стал критиковать аскетические идеи

как таковые, не стал логически доказывать; что обыва¬

телю надлежит «встряхнуться» и вступить на дорогу

потребительской гонки.
Журнал попросту стал печатать на своих страницах

«соблазнительные» снимки. Фотографии воспроизводили
15	Автор монографии не считает журнал «Плейбой» легкомыс¬

ленным изданием. Здесь речь идет вовсе не об оценке издания

и не о его характере в целом. Нас интересует лишь одна сто¬

рона деятельности журнала — как он пропагандирует буржуаз¬

ный образ жизни.
14*
211

обнаженных красавиц, модные вещи, современные ин¬

терьеры. Хитрая политика этого журнала состоит в том,

что он избегает превращения секса в единственную тему.

Рядом с фотографиями, явно рассчитанными на вкус эро¬

томана, здесь печатаются произведения серьезных писа¬

телей — Хемингуэя, Генри Миллера, Нормана Мейлера и

других, которые должны утвердить престиж журнала как

некоего интеллектуального издания, публикуются ин¬

тервью со знаменитыми романистами, философами, спорт¬

сменами или кинозвездами16. Однако ведущее место

в содержании журдала занимают не идеи, не рассужде¬

ния, а просто символы, отражающие буржуазный образ

жизни. К аналогичным приемам стали прибегать и дру¬

гие американские издания. Потребительская реклама

превратилась во влиятельный инструмент духовно-психо¬

логического воздействия на массы.
«Ни одна, даже самая изощренная, философская и

социологическая концепция, — отмечается в советском

труде «Борьба идей в современном мире», — не сделала

для пропаганды идеи «общества всеобщего благосостоя¬

ния» так много, как рекламные проспекты, иллюстриро¬

ванные журналы, рекламные фильмы, броские и изобре¬

тательные витрины товаров, внушительные, тщательно

продуманные выставки, демонстрирующие индустриаль¬

ную и организационную мощь современного капита¬

лизма» 17.
Нельзя сказать, что такая позиция буржуазных изда¬

ний была сплошным откровением. Американские журналы

и раньше широко использовали рекламу, полупристойные

снимки, методику лакировки капиталистической действи¬

тельности. Более того, еще в 1923 году американский

теоретик пропаганды Э. Бернайс рекомендовал изданиям

широко пользоваться приемами скрытого убеждения через

демонстрацию красивых вещей, технических достижений

и т. д.18
Однако теоретические рассуждения Бернайса были

забыты. О них и вспомнил Эллюль, который разглядел

в деятельности «Плейбоя» основание для более широких

социологических обобщений. Восхищаясь эффективными
16	См.: Райнов В. Ерос и Танатос. София, 1971, 330—350.
17	Борьба идей в современном мире. М., 1976, т. 2, с. 36.
18	См.: Bernays Е. Crystalizing Public Opinion. N. Y., 1923.
212

способами «уловления умов», который практикует жур¬

нал, Эллюль придал термину «социологическая пропа¬

ганда» широкий смысл. Он настойчиво проводит мысль

о перспективах, которые открываются перед этим видом

духовного совращения.
Пропаганда, по словам Эллюля, может быть политиче¬

ской и социологической. Первая — это и есть то, что

обычно называют пропагандой. Речь идет о методах пси¬

хологического воздействия, которыми пользуются прави¬

тельства, партии, чтобы привлечь на свою сторону массы.

Эта пропаганда, подчеркивает Эллюль, имеет ясно обо¬

значенные политические цели и осуществляется путем

идейного воздействия на людей.
Если традиционная политическая пропаганда стре¬

мится распространить идеологию, чтобы заставить людей

принять ту или иную политическую и экономическую

систему, то «социологическая пропаганда» действует

в обратном направлении. Это убеждение окружением,

общей атмосферой жизни. Предположим, в США издавна

культивируются настроения показного оптимизма. Эта

атмосфера с детских лет окружает американца, она стано¬

вится неотъемлемым элементом действительности, и хотя

это не пропаганда в прямом значении слова, она обладает

несомненным пропагандистским потенциалом.
К «социологической пропаганде» Эллюль относит всю

совокупность проявлений социального строя, с помощью

которых данное общество «пытается интегрировать макси¬

мальное число индивидов, унифицировать их поведение

в соответствии с определенной моделью, распространять

свой образ жизни и тем самым навязывать его другим

группам» 19. Суть этой пропаганды Эллюль определяет как

«проникновение идеологии с помощью ее социологиче¬

ского контекста» 20.
На первый взгляд, введение такого термина кажется

оправданным, ибо в современном буржуазном обществе

действительно складываются различные формы пропаган¬

дистского воздействия на людей: прямая политическая

пропаганда, скрытое насаждение определенных представ¬

лений, распространение конкретных «зримых», «мате¬

риальных» продуктов промышленного производства.
19	Ellul /. Propaganda. N. Y., 1973, p. 100.
20	Ibid., p. 110.
213

По словам Эллюля, особенность «социологической про¬

паганды» ъ том, что она «по природе своей распылена.

Она редко осуществляется с помощью лозунгов или с по¬

мощью четко выраженных намерений. Наоборот, она

основывается на общем климате, на атмосфере, которая

влияет на людей незаметно, не выступая в роли пропа¬

ганды; она «добирается» до человека через его привычки,

через его самые неосознанные обычаи. Она создает в нем

новые привычки; это вид внушения изнутри»21.
Хотя Эллюль выступает с позиции «социального кри¬

тика», то есть стремится «изобличить» империалистиче¬

скую пропаганду, показать ее тираническую власть над

человеком буржуазного мира, все же его концепция объ¬

ективно содержит в себе четкий идеологический смысл:

она маскирует действительные цели господствующей бур¬

жуазии, поскольку Эллюль дает искаженную трактовку

тех процессов, которые он анализирует.
Прежде всего не выдерживает критики его представле¬

ние о «социологической пропаганде» как пропаганде

«ненамеренной», то есть не входящей в прямые расчеты

господствующего класса. Такое разграничение кажется

логичным лишь по видимости. Оно создает иллюзию,

будто определенные виды идеологического воздействия

на людей рождаются сами по себе, в самой действитель¬

ности и не имеют поэтому отношения к политическим

целям буржуазии.
Буржуазная социология не впервые выдвигает такое

представление. В данном случае французский социолог

лишь повторяет тезис, сформулированный апологетами

капиталистического строя, менеджеристски ориентирован¬

ными исследователями. Например, JI. Доуб задолго до

Эллюля пытался разделить пропаганду на два вида —

преднамеренную (интенциональную) и непреднамерен¬

ную (неинтенциональную).
Оправданно ли такое разграничение? Даже сами бур¬

жуазные социологи отмечают, что в этом случае понятие

пропаганды утрачивает всякий смысл, ибо оно становится

беспредельно широким 22. К непреднамеренной пропаганде

можно отнести едва ли не всю реальность. Но суть дела
« Ibid., р. 64.
22 Publizistik. Konstanz, 1972, N 2, S. 155-164.

214

вовсе не в терминологических тонкостях. Стремление гос¬

подствующей буржуазии внедрить свою идеологию с по¬

мощью навязывания образа жизни ни в коей мере нельзя

признать случайным, непреднамеренным, возникающим

независимо от общих стратегических замыслов этого

класса.
Эллюль сам вынужден признать, что суть социологи¬

ческой пропаганды — своеобразное проникновение идео¬

логии. Но идеологический процесс не развертывается

спонтанно, стихийно. Он направляется господствующими

силами общества, которые используют различные сред¬

ства духовного влияния для целеустремленного навязы¬

вания массам своих интересов, выгодных буржуазии

взглядов и идей.
По мнению Эллюля, привычки, ценности, бытующие

в капиталистическом мире, по своему характеру «деидео-

логизированы», лишены политического содержания.

Однако на самом деле именно в ценностях находят свое

отражение те или иные идеологические представления.

В условиях классового общества нравственные нормы,

традиции, идеалы не нейтральны. В них выражена господ¬

ствующая идеология.
В этом смысле деление пропаганды на политическую

и «социологическую», введенное Эллюлем, носит весьма

условный характер. Разве проповедь потребительства,

техницизма, распространение психологии гедонизма, на¬

саждение представлений о превосходстве американского

образа жизни не ставят перед собой конкретных полити¬

ческих целей? Образ жизни как интегральное понятие

наглядно выражает социальную природу того или иного

общественного строя, присущий ему строй мыслей.
Эллюль трактует «социологическую пропаганду» как

сугубо инструментальную проблему. Он стремится оха¬

рактеризовать ее как особую разновидность манипулиро¬

вания, имеющую специфические формы и методы. Однако

французский социолог не затрагивает классово-идеологи¬

ческую подоплеку такого манипулирования. Поэтому

возникает антинаучное представление будто «социологи¬

ческая пропаганда» не столь тенденциозна, как политиче¬

ская. Ведь она опирается на действительность, на такие

явления, которые существуют реально, «овеществлены»,

представлены в виде достижений техники, архитектурных

комплексов, предметов роскоши.
215

Однако, как об этом свидетельствует практика капита¬

листического мира, сама «реальность» может оказаться

неподлинной, откровенно реакционной, ’ «спровоцирован¬

ной». Государственно-монополистический капитализм об¬

ладает внушительным богатством, которое позволяет ему

поддерживать идеологические стереотипы, расхожие про¬

пагандистские клише не только с помощью доктрин, но

через «соблазнительные» приметы буржуазного образа

жизни.
Капиталистический мир в массовом масштабе «творит»

сегодня рекламную действительность. Целые отрасли про¬

мышленности становятся индустрией «запрограммирован¬

ных ощущений» массового потребителя. Простой перелет

из одного места в другое авиакомпания предлагает в пси¬

хологической упаковке как путешествие с продуманной

стилизацией; целые жилые районы превращаются в «ил¬

люстрации» роскоши и комфорта, а фешенебельные

курорты в демонстрацию «качества жизни». На «долж¬

ном» потребительском уровне поддерживается также

благосостояние определенных слоев населения.
Но все это призвано скрыть поразительные контрасты

богатства и бедности, произвола и бесправия, власти и

обездоленности, «укорененные» в самой действительности.

Реальность в ее рекламно-навязчивых формах становится

средством расчетливой манипулятивной пропаганды, ин¬

струментом психологической обработки масс.
В результате резко расширяется сфера империалисти¬

ческой пропаганды. Она захватывает сегодня не только

те проблемы, которые волнуют общественное мнение,

служат объектом острых идейных столкновений, но и

такие вопросы, которые станут актуальными завтра, че¬

рез определенный промежуток времени. Неслучайно Эл¬

люль называет социологическую пропаганду «предпропа-

гандой». Она направлена на общественное сознание, на

его различные сферы, строится с дальним прицелом.
В современных условиях, когда начинается широкий

обмен информацией между странами, принадлежащими

различным социально-экономическим системам, империа¬

листическая пропаганда рассчитывает насаждать свою

идеологию путем рекламы буржуазного образа жизни.

Сейчас империалистическая пропаганда ищет способы

опосредованного проникновения в сознание народов дру¬

гих стран.
216

Характерно, что М. Маклюэн, который восторженно

принял мысль Эллюля о расширении сферы буржуазного

манипулирования сознанием людей, определил в связи

с этим пропаганду как то, что греки называли «пери-

валло», то есть нанесением ударов со всех сторон23.

Идеологическая стратегия империализма включает в себя

не только прямое политическое индоктринирование, она

активно использует и методику «социологической пропа¬

ганды». Сам Маклюэн, как уже отмечалось, возглавил ис¬

следовательский проект, смысл которого состоит в том,

чтобы через так называемые культурные мутации «раз¬

рушить» («ослабить») цивилизационные признаки разви¬

вающихся стран и проложить дорогу «модернизации»

этих стран.
«Социологическая пропаганда» осуществляется через

печать, радио, телевидение, кино, туризм, выставки, куль¬

турные контакты и т. д. Например, ФРГ использует в этих

целях газеты, журналы, брошюры, кино, телевидение,

выставки, деловые и туристские поездки, выступления за

рубежом официальных деятелей Бонна. О том, какой раз¬

мах приобретает эта деятельность, говорит тот факт, что

ФРГ расходует ежегодно на пропаганду за рубежом около

500 млн. марок.
Концепция Эллюля по внешнему своему облику

направлена против империалистической пропаганды, ее

сложившейся структуры, организации, форм и методов

воздействия на общественное сознание. Однако, вопреки

общему пафосу Эллюля, который выступает против техни¬

ческой рациональности, защищая человека с позиции хри¬

стианского гуманизма, его концепция прежде всего яви¬

лась обобщением уже сложившейся практики империали¬

стической пропаганды, систематизацией уже накоплен¬

ного ею опыта. Вместе с тем она оказалась фактическим

обоснованием новых тенденций журналистской практики.
Навязывание буржуазного образа жизни во многих

изданиях ведется именно по рецептам Эллюля. Миллион¬

ными тиражами распространяются за рубежом такие из¬

дания, как «Ридерс дайджест», «НэйшнЛ Джиогрэфик».

Пропаганда ведегся под видом «объективной информа¬

ции», «добрых советов», «житейской мудрости», насаж¬

дается культ вещей как символ успеха и процветания.
*3 См.: Курьер ЮНЕСКО на русск. яз. 1972, январь, с. 16.
217

Буржуазные издания внушают идеи «американизма»,

поддерживают потребительские установки и ценности.
Набор рекламы, внешнее броское оформление жур¬

нала, содержание текстов к снимкам призваны в этих из¬

даниях создать общее ощущение благополучия, комфорта,

уверенности, исподволь провести мысль о стабильности

американской экономики и политической системы, внед¬

рить в сознание радужную картину образа жизци

в США24.
В буржуазной литературе появились исследования,

направленные на изучение методики «социологической

пропаганды». Например, французский социолог Муссо

проанализировал данную методику на примере журнала

«Плейбой» 25. Определенные «заходы» в эту сферу выяви¬

лись в новых исследованиях итальянского автора М. Эйда-

лина26. Американский социолог Б. Андерсон рассмотрел

эту проблематику на материале культурной жизни совре¬

менной Индонезии 27.
Б. Андерсон рассматривает две формы политической

коммуникации в стране, одна из которых опирается на

«прямую речь», а другая —на «символическую». В раз¬

ряд «символических» видов коммуникации он включает

архитектурные и скульптурные памятники, ритуал, рек¬

ламу, фильмы, карикатуры. Исследователь приходит к вы¬

воду, что «симролическая коммуникация» приобретает

в политической жизни страны все большее значение.

Он рекомендует учитывать эту особенность и при осущест¬

влении идеологического влияния США на страны «тре¬

тьего мира».
Широко использует методику «социологической про¬

паганды» буржуазное телевидение. Оно готовит про¬

граммы, в которых демонстрируются ценности западного

образа жизни, рекламируется мир техники, индустриаль¬

ная мощь капиталистического строя. «Социологическая

пропаганда» использует моду, приемы лакировки буржу¬
24	В марксистской литературе «социологическая пропаганда» про¬

анализирована в трудах О. А. Феофанова, JI. И. Болотовой.
25	См.: Moussean I. Cing dollars pour un empire. La phenomene

«Playboy». P., 1970.
26	Cm.: Eydalin M. La propaganda ideologica en el contexto de la

informacion. — Estudios de informacion. Madrid, 1970, N 13,

p. 103—108.
27	Cm.: Anderson B. Notes on Contemporary Indonesian Political

Communication. — Indonesia, 1973, N 16, p.p. 38—80,
218

азной действительности, обычаи. Она стремится навязать

общественному мнению образцы для подражания в виде

кумиров, «звезд» и т; д. Через персонифицированные об¬

разы осуществляется проповедь потребительства, гедо¬

низма, расизма и т. д.
Рекламные агентства постоянно прививают потребность

в быстрой смене моды. Таким путем империалистическая

пропаганда стремится усилить потребительские настрое¬

ния, усовершенствовать манипулирование коллективными

потребностями, индивидуальными запросами. «Социоло¬

гическая пропаганда» культивирует также бытовые слухи,

которые выступают при этом как примета самой повсе¬

дневности. Поддерживание потребности человека в новой

информации, получаемой в «малой группе», осуществля¬

ется целенаправленно, деформирует постоянные контакты

людей, переводя их в русло сенсаций, светских сплетен,

клеветнических пересудов и т. д.
*	* *
Ж. Эллюль в ряде своих работ пытался поставить

гуманистические проблемы на материале изучения совре¬

менной пропаганды. Критикуя «техническую цивилиза¬

цию», он пришел к выводу, что в «технологическом обще¬

стве» именно пропаганда выступает негуманным сред¬

ством социальной интеграции. Она, по его словам, «пре¬

следует индивида с тем, чтобы он принимал все, что дает

чрезмерно механизированный искусственный мир, не

только с одобрением, но и с энтузиазмом» 28.
Эллюль подчеркивает, что «индивиды находятся в ат¬

мосфере психологического давления, которое действует

на многих уровнях, в целом же это — всеобъемлющий

набор образцов мышления и деятельности, превращающий

индивида в существо, конформное по отношению к тех¬

нической рациональности» 29.
Основная мысль исследований Эллюля последних

лет — всесилие буржуазной пропаганды. Рассуждая о воз¬

можностях революционного преобразования современного

общества, он приходит к выводу, что все попытки осу¬

ществления конкретной социальной программы приводят

к негативным общественным последствиям. Единственное,

что может сделать социолог, — это раскрыть безвыходность
28	«Сап We Survive Our Future?». L., 1972, p. 92.
29	Ibidem.
219

положения, в котором находятся люди сегодня. К этой

задаче и приступает Эллюль.
Современный человек, по его словам, живет в мире,

где тиранически и полновластно господствует пропаганда.

Сфера ее влияния за последние десятилетия необычайно

расширилась. Ныне все, что окружает индивида, — по¬

вседневная жизненная практика, мир вещей, реклама и

искусство — все пропитано пропагандой и более того —

становится ею. Вырваться из оков пропаганды человек

не может, ибо она культивирует наркотические эффекты,

которые давно стали потребностью человека.
Правильно подмечая многие процессы, присущие

современной буржуазной социальной организации, Эллюль

вместе с тем делает из этого неправильные и реакционные

выводы. В частности, он выдвигает тезис о бесплодности

всякой социальной революции. В своей последней книге

«От революции — к бунтам» он подчеркивает, что моло¬

дежь — идеальная публика и излюбленный объект средств

массовой информации, которые играют решающую роль

в формировании взглядов, вкусов и потребностей юного

поколения. Благодаря пропаганде молодежь погружается

в «фиктивный мир, являющийся для нее более реальным,

чем реальность» 30.
Эллюль придал термину «пропаганда» еще более широ¬

кий смысл, нежели Фромм. Он включил в это понятие не

только все духовные процессы, но также и различные сто¬

роны повседневной общественной практики, проявляю¬

щиеся в экономической деятельности людей, образе

жизни и т. д. Таким образом, грань между реальностью

и пропагандой фактически стерлась. В мире, по мнению

Эллюля, нет ничего, что не явилось бы одновременно про¬

пагандой.
Направленная против империалистической пропа¬

ганды, концепция Эллюля объективно была взята ею на

вооружение, ибо французский социолог помог осмыслить

уже приобретенный опыт, осознать влиятельность неко¬

торых форм такого идеологического манипулирования.

Методика «социологической пропаганды» ныне использу¬

ется буржуазной идеологией еще более активно.
Именно поэтому распознавание методики буржуазной

«социологической пропаганды» является актуальной за-

дачей для советских исследователей.
80 Ellul /. De la revolution aux revolts. P., 1972, p. 31.

Глава восьмая
ИДЕОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Общественная психология отражает многообразие со¬

циальных отношений. Поэтому она характеризуется слож¬

ной внутренней структурой. В ней можно обнаружить

в зачаточном состоянии выражение всех форм обществен¬

ного сознания: религиозной психологии, нравственного

сознания (например, в виде традиций), философии (ска¬

жем, в форме наивного реализма).
Любое социальное поведение, будь то антиимпериали¬

стический протест или увлечение нудизмом, имеет слож¬

ную социально-психологическую мотивацию. Оно может

обусловливаться простым предпочтением, аффективным

состоянием или приверженностью доктрине. Все зависит

от того, какой вид социального влияния — эмоциональ¬

ный, интеллектуальный или сила привычки — окажется

преобладающим.
Интерес психолога к идеологиям вытекает из того

факта, что эти последние затрагивают реакции людей на

общественное окружение, на их представления о реаль¬

ности. Данные реакции формируются под влиянием преж¬

него социального опыта, результатов социализации. Они-то

и обусловливают принятые эмоциональные или оценочные

суждения.
Разработка проблем классового сознания немыслима

сегодня без последовательного изучения взаимоотношения

идеологии и социальной психологии, без раскрытия тех

закономерностей, при которых каждый переход в разви¬

тии революционного движения «подготовлялся, с одной

стороны, работой социалистической мысли... с другой

стороны, глубокими изменениями в условиях жизни и во

всем психическом укладе рабочего класса» ].
1 Ленин В. Я. Поли. собр. соч., т. 12, с. 346.
221

За последние годы исследователи-марксисты присту¬

пили к более детальному изучению тех связей, которые

складываются между идеологией и социальной психоло¬

гией2. В процессах п механизмах формирования соци¬

ально-психологических явлений важную роль играют ма¬

лые группы, межличностное общение. Однако эти группы

сами по себе не создают исторически конкретных норм,

ценностей, установок. Опп возникают на основе наци¬

онального и классового исторического опыта.
Вместе с тем исследование психологии больших соци¬

альных общностей — наций, классов, социальных слоев

наталкивается на большие трудности. «Богатство и раз¬

работанность методов эмпирического исследования психо¬

логии малых, «контактных» групп, механизмов межлич¬

ностного общения и т. п. резко контрастируют, — отме¬

чает Г. Г. Дилигенский, — подчас с отсутствием подобной

методики для психологии наций и классов, что и порож¬

дает в умах некоторых социальных психологов своеобраз¬

ную аберрацию: психология больших социальных общно¬

стей представляется им областью вообще не поддающейся

строго научному исследованию» 3.
При разработке этих вопросов большую роль играет

критический анализ буржуазных концепций. Западные

авторы рассматривают классовое сознание как нечто

чуждое по отношению к классу, навязываемое им извне.

Они также полагают, будто ведущая тенденция развития

классового сознания в современном обществе состоит

в утрате им идеологического и политического содержания.
Многие буржуазные авторы вообще анализируют кон¬

цепции идеологии с точки зрения социальной психологии,

рассматривая мировоззрение как специфическое закреп¬

ление эмоций, пристрастий, аффектов, как автоматическое

«сгущение» массовых «инстинктов». Например, профес¬

сор Веллингтонского университета (Новая Зеландия)

JI. Браун особое внимание обращает на процесс осознания
2	См.: Дилигенский Г. Г. Марксистская концепция классового

сознания и его критика. — Вопросы философии, 1969, № 2;

Самсонов В. Р. Социальная психика и идеология: Некоторые

социально-психические механизмы превращения идей в убе¬

ждения. Ереван, 1970; В лабиринтах буржуазного сознания.

М., 1978.
3	Дилигенский Г. Г. Марксистская концепция классового созна¬

ния и его критики. — Вопросы философии, 1969, № 2, с. 17.
222

и восприятия отдельной личностью господствующей в об¬

ществе идеологии, исследует роль духовной и нравствен¬

ной ориентации индивида и его убеждений в процессе

осознания идеологии.
Автор правильно отмечает, что за последние годы кон¬

цепция идеологии стала утверждаться в буржуазной

психологической науке. Однако идеология рассматрива¬

ется Л. Брауном лишь как система верований по проб¬

лемам социальной жизни, которые оказывают сильное воз¬

действие на структурирование и направление мыслей че¬

ловека, чувств и поведения личности. Последние имеют

под собой, с точки зрения буржуазного исследователя, ос¬

нову в установках и ориентациях, формирующихся

в результате научения и социализации4.
По сути дела Л. Браун отрицает роль сознательной ду¬

ховной жизни в формировании идеологических представ¬

лений. У него получается, будто любую совокупность

установок можно объяснить лишь чисто психологической

мотивацией. Между тем, как известно, потребности и ин¬

тересы различных классов формируют те или иные идей¬

ные комплексы. Видеть в происхождении идеологии лишь

«конденсацию» массовых умонастроений — это означает

по сути дела устранение идеологии как специфического

явления, ибо оно в таком освещении оказывается лишь

психологическим феноменом.
Разумеется, как уже отмечалось, конкретное идеоло¬

гическое построение может основываться на массовых

ожиданиях, спонтанно рождающихся установках и т. д.

Однако важно различать стихийно сформировавшиеся

массовые и индивидуальные представления о мире и

жизни, присущие обыденному сознанию, и собственно иде¬

ологию, которая представляет собой теоретически оформ¬

ленное целое. Идейное течение реализует эмоционально¬

психологическую и ценностно-нравственную ориентацию

человека в иных формах, пользуясь в первую очередь

доктринальными средствами.
Рассмотрим эти закономерности на примере совре¬

менной «неоконсервативной волны». Сегодня, когда столь

явно обнаружили себя негативные последствия буржуаз¬

ного, хищнического отношения к природным и людским
4	Brown L. В. Ideology. Harmondsworth, 1973.
223

ресурсам, когда выявились противоречия научно-техниче¬

ского прогресса, в массовом сознании Запада все более

укрепляется убеждение в том, что историческое развитие

не сулит людям ничего хорошего, что будущее преиспол¬

нено угроз и гибельных следствий. Отсюда психология

катастрофизма, которая внедряется в сознание масс, со¬

здавая питательную почву для закрепления идеологии

неоконсерватизма.
В связи с нарастанием эсхатологических предчувствий,

«предвкушения гибели», в массовом сознании укрепля¬

ется тоска по прошлому, по утраченным ценностям, по

«золотому веку человечества». Многие слои непролетар¬

ского населения буржуазного Запада полагают, что люди

должны обратить свой взор к минувшему, отказаться от

устремленности к сомнительным ценностям будущего, из¬

бежать «футурошока», от которого предостерегают бур¬

жуазные футурологи.
На этой основе возникают массовая идеализация прош¬

лого, проповедь антипрогрессизма, тоска по забытому,

утраченному, ушедшему. «Массовая культура» мгновенно

фиксирует эти настроения, создавая продукцию в духе

«ретро». В этих произведениях прославляются ушедшие

эпохи, «дела давно минувших дней», разрушенный уклад

и весь прежний образ жизни. Подчеркивается, что настоя¬

щее — это «железный век», сменивший прекрасную пору

человечества.
В сегодняшнем мире все острее обнаруживает себя

экологический кризис, а в минувшие эпохи атмосфера

была чиста, зелень не тронута, воды не замутнены.

В наши дни простой человек страдает от усиленной гонки,

от стремительной смены ритмов, от постоянного пере¬

напряжения. А в прошлом, согласно идеализациям нео¬

консерваторов, жизнь текла спокойно, созерцательно, на-

полненно.
В нынешнюю эпоху отношения между людьми не

стабильны, лишены богатого личностного содержания, все

«атомизированы». А в прошлом социальная иерархия

обеспечивала людям пожизненную стабильность. Добрые

господа и преданные слуги— вот как складывались, по

словам неоконсерваторов, отношения людей в прошлом.

Ни социальных революций, ни общественных потрясе¬

ний — все прочно, закреплено традицией. Ненависть к со¬

циальной революции, к общественным преобразованиям,
224

к прогрессу — существенная характеристика современной

неоконсервативной мистики.
Изобличение смутьянов, революционеров, «ниспровер¬

гателей основ» составляет поэтому важную особенность

данного типа сознания. Естественно, идеологи неоконсер¬

ватизма пытаются «уловить» эти настроения в обществен¬

ном поведении, «оконтурить» их, оживить, придать им

убедительность и идеологический пафос.
При этом они обращаются к видным представителям

философского иррационализма, черпая в их трудах обо¬

снование антипрогрессизма, критику разума и познава¬

тельных возможностей человека, изобличение просвети¬

тельства и т. д. В философии Ницше неоконсерваторы

находят созвучную своим настроениям ненависть к духу

революции и народным массам. Вслед за ним апостолы

неоконсерватизма подвергают переоценке принципы и

нормы либерально-буржуазной идеологии, рационалисти¬

ческую философию, традиционную этику, христианскую

религию.
Однако неоконсерваторы обращаются не только к на¬

следию Шопенгауэра и Ницше. Они поднимают на щит

сочинения тех философов XX в., которые, по их мнению,

забыты, не получили должного признания. Среди них

JI. Клагес, Э. Юнгер. По утверждению JI. Клагеса, в пред¬

чувствиях и сновидениях жизнь постигается полнее, чем

путем рассудка, разума. Чем глубже, по его мнению, че¬

ловек погружается в миф и суеверие, тем ближе он

к истине, озарению. JI. Клагес предрекал, что именно ра¬

зум влечет человечество к катастрофе, она неминуема,

и поэтому научное сознание надлежит отбросить как

хлам. Разум, по Клагесу, вытеснил подлинную сущность

человека — душу.
Западногерманские неоконсерваторы вторят Клагесу

в том смысле, что постоянно говорят о грозящем само¬

уничтожении человечества в результате научно-техниче¬

ского прогресса, пытаются апеллировать к иррациональ¬

ной стихии, которая, по их мнению, таится в самом чело¬

веке. По определению одного из буржуазных исследовате¬

лей В. Миккеля, философствование в «большей степени

дело веры, чувства, внутреннего поведения, чем разума» 5.
5	Mickel W. Das Wertproblem in der politischen Bildung der Gegen-

wart. — Aus Politik und Zoitgeschicnte, 1978, N 4, S. 24.
15 П. С. Гуревич
225

Г.-К. Кальтенбруннер, видный идеолог неоконсерва¬

тизма, взял на себя труд обобщить иррационалистические

постулаты, свести их в цельное учение. Он обратился

к наследию немецкого ученого начала XX в. Й. Герреса,

для которого мистика была ни чем иным, как «самой

жизнью во втором, высшем мире, который извне, как

только мы обратим свой взор на пебеса, светит нам на¬

встречу». Й. Геррес ставил вопрос о том, «... lie нахо¬

дится ли Земля и все, что стоит на пей, в явных узах

с далекими мирами, не связано Ли наше тело обратной

связью с самыми далекими созвездиями?..»6. Все это,

равно как и другие мистические откровения, входит в ар¬

сенал неоконсерватизма.
Для другого проводника идеи Ницше в современность

Э. Юнгера характерна эмоциональность, романтический

строй повествования, богатство образов, красочность сим¬

волов, иносказаний, что также сближает его идеи с со¬

циально-психологическими переживаниями определенных

слоев населения. Иррационализм этого автора самым тес¬

ным образом связан с отношением самого Юнгера к че¬

ловеческому обществу, которое он клеймит как скопище

фишек, стадо без пастыря. Все устремления героев Юн¬

гера, будь то романы 30-х или 70-х годов, направлены на

то, чтобы устраниться от общества, обрести себя в мо¬

менты «прозрения», в моменты снисхождения «высшего

блага».
Общество для героев этих произведений — это враж¬

дебная окружающая среда, где постоянпо нужно быть на¬

чеку, настороже. Своего рода руководством к действию

является для них сознание того, что «невидимое повсюду

тянется к пам своими тайными ветвями и самая малая,

самая отдаленная вещь наполнена той мистической

жизнью, частицей которой мы сами являемся» 7.
С позиций идеалистического иррационализма Э. Юн-

гер говорит о том, что вещь нельзя понять на основе ее

объективных связей, ибо за всем, даже за наукой, скры¬

вается более глубокий смысл, некая инстинктуальная

сила. Устами одного из своих героев Юпгер подчерки¬
6	См.: Kaltenbrunner G.-K. Joseph Gorrcs. — Neue deutsche Hefte.

1976, Jg. 23, N 1, S. 99.
7	Jtinger E. Zalilcn und Gotlcr. Philemon und Bands. L. Essays.

Stultgart, 1974, S. 101.
226

вает, что «паш разум не более как редуцированный ин¬

стинкт, ответвление древа жизни с его обостренными тыся¬

челетиями отбором»8. Это предположение, по Э. Юнгеру,

не ново, но в современных условиях, которые он харак¬

теризует как процесс упадка истории, оно приобретает

все большее значение. Мир можпо, по его словам, по¬

знать только с помощью «магической перспективы», путь

к которой лежит через предельное удивление.
Удивление, например, при созерцании природы изо¬

бражается как процесс неомраченного счастья. Взору ин¬

дивида открываются недосягаемые для других сферы, его

охватывает чувство бесконечной тоски, и в этот момент

ему становится доступен смысл существования. Кто пе¬

режил это явление, воспринял его как нисхождение чего-

то чудесного на мир вещей. Мир казался измененным,

равновесие его нарушалось, у человека затруднялось ды¬

хание, учащалось сердцебиение, он терял способность

воспринимать действительность, но эта способность

с молниеносной быстротой вновь возвращалась к нему, и

перед индивидом возникала «магическая перспектива»
Таким образом, человек, согласно Юнгеру, становится

обладателем высшего знания тогда, когда он лишен кон¬

троля со стороны разума, когда он погружен в состояние

опьянения, сна или приближения смерти. Момент позна¬

ния истины, по Э. Юнгеру, связан также с приближением

смерти. Дух умирающего находится бесконечно далеко от

действительности, реальность исчезает, и внутреннему

взору индивида мир предстает в совершенно новом, не¬

знакомом ему свете. Реальность приобретает новый

смысл, все просматривается в отдаленной и более четкой

перспективе. Жизнь в этот момент можно прочесть как

географическую карту.
Человек мгновенно охватывает изменения своего Я

в перспективе необходимого, он по-новому начинает лю¬

бить свою жизнь, не держится за принцип сохранения,

лишен страха, мысли его суверенпы. Умирающий одно¬

временно наблюдает за жизнью и за смертью, ему до¬

ступно своего рода стереоскопическое видение мира, он
8	Jiinger Е. Urlaub von der Gesellschaft. — Merkur, 1977, Jg. 31,

N 9, S. 856.
9	Jiinger E. Das abenteuerliche Herz. Ungekiirzte. 2 Ausg., Frank-

furt-a-M., 1976, S. 42.
15*
227

существует в обоих пространствах, ощущает в себе пол¬

ную уверенность. Это, по Юнгеру, путь, на котором «пол¬

ностью восстанавливается человеческое достоинство» 10.
Мы видим, таким образом, что Юнгер отражает в своем

философствовании мистические умонастроения, присущие

реакционным слоям буржуазного общества. Вот почему

он оказывает существенное влияние па идеологию запа¬

дногерманского неоконсерватизма, укрепляет ее антипо-

знавательный, мистический характер. Неоконсерваторы,

со своей стороны, выражают мнение, что современный

человек нуждается в иррациональных опорах. Свою иде¬

ологию они пытаются обосновать рекламируемой ими сме¬

ной в «сфере коллективных настроений», которая якобы

говорит о том, что человечество находится в конечной

стадии какой-то длительной эпохи. Человек, по мнению

неоконсерваторов, живет в условиях постоянного страха

и поэтому он «имеет право на более человечный мир,

если он даже существует только в фантазии» п.
Согласно Г.-К. Кальтепбрупнеру, неоконсерватизм —

это не мировоззрение, а скорее искусство, терапия. При¬

зывы неоконсерваторов, направленные па то, чтобы чело¬

век отказался от веры в исторические закономерности

общественного развития и руководствовался бы предчувст¬

виями, которые якобы учат смотреть на мир новыми

глазами и открывают человеку невидимые аспекты дейст¬

вительности 12, перекликаются с утверждениями Э. Юн-

гера о том, что «только мифы дают представление о скры¬

вающемся за вратами восприятия» 13.
Идеологи западногерманского неоконсерватизма счи¬

тают себя обладателями «космической перспективы»,

под чем подразумевается создание этики окружающей

среды с постановкой долгосрочных целей. Данная пер¬

спектива, полагаем Кальтенбруннер, в условиях, Когда че¬

ловек вынужден определять физические предпосылки сво-
10	Ibid., S. 119.
11	Gehlen A. Das entflohene Gliick. Deutung der Nostalgie. — In:

Was ist Gluck? Ein Symposion. Mit Beitr. von F. G. Jiinger e. a.,

Miinchen, 1976, S. 35.
12	Kaltenbrunner G.-K. Der schwierige Konservatismus. Definition.

Theorien. Portrats. Herforf-Berlin,' 1973, S. 133.
13	Jiinger E. Zahlen und Gotter. Philemon und Bancis. L. Essays.

Stuttgart, 1974, S. 9.
228

ого дальнейшего существования, означает революционизи¬

рование всего мышления. В будущем, предполагают нео¬

консерваторы, при планировании любых действий нельзя

исходить только из интересов отдельных групп, а надо

учитывать момент сохранения человеческого рода и при¬

роды в целом. Речь идет о создании «теории экологиче¬

ского мира», в которой человек интерпретировался бы

как «член и защитник окружающего его порядка». Од¬

нако и этот экологический сюжет обретает здесь мистиче¬

скую окраску.
Человек и окружающая среда, согласно Кальтенбрун-

неру, это два полюса, между которыми развертывается

«игра жизни». Сама жизнь воспринимается как постоян¬

ный диалог двух равных партнеров. Человек должен по¬

пять, что от природы зависит его собственное существо¬

вание и поэтому теория экологического мира должна

способствовать интеграции моральных норм в «этику все¬

общей системы». Так получает свое завершение своеобраз¬

ная космология неоконсерватизма, обосновывающая

вечную стабильность древнего миропорядка.
Таким образом, при анализе иррационалистической

направленности современной так называемой неоконсер¬

вативной волны в ФРГ важно выделить, во-первых, ее

мировоззренческую связь с философским иррационализ¬

мом в целом, ибо идеологи этого движения активно опи¬

раются на идеи А. Шопенгауэра, Ф. Ницше и, во-вторых,

что не менее существенно, неоконсерватизм улавливает

в общественной атмосфере и культивирует массовые ир-

рационалистические настроения, насаждая мистические

духовные стандарты, идеологические фикции и стерео¬

типы.
По мере обострения рбщего кризиса капитализма уг¬

лубляются противоречия внутри общественного сознания.

Происходит заметное усиление различных форм конф¬

ликтного восприятия буржуазной действительности. Фер¬

мер, согнанный с земли, владелец мелкого предприятия,

потерпевший поражение в конкуренции, рядовой человек,

столкнувшийся с инфляцией, безработицей, энергетиче¬

ским кризисом, видят многие события чуть ли не в тра¬

гической окраске. Так обнаруживаются в массовом созна¬

нии специфические социально-психологические явления.

Наряду с этими стихийно складывающимися формами

восприятия капиталистической конкуренции вызревают
229

формы сознательной, классовой оцепкн антагонизмов

буржуазного мира со стороны широких слоев трудя¬

щихся.
Буржуазная философия не располагает единой целост¬

ной теорией общественпо-исторических процессов. По¬

этому рассмотрение так называемого «реального», «прак¬

тического», «массового» сознания ведется в буржуазной

социологии на основе различпых подходов. По-разному

трактуются его содержание, структура, механизмы фор¬

мирования, распространения и влияния на общественную

жизнь. Все эти подходы ничего общего не имеют с мар¬

ксистско-ленинской концепцией генезиса и эволюции об¬

щественного сознания, определения его места в системе

социальных явлений, его роли в историческом раз¬

витии и революционном преобразовании современного

мира.
Широкое хождение, в частности, .получил за послед¬

нее время новый термин — «эйконика». Так называется

еще одна социальная дисциплина, возникшая в одном

ряду с экологией и другими современными науками. Эй¬

коника призвана изучать систему образов, которые фор¬

мируются в общественном сознании. Предполагается, что

духовные процессы вполне можно описать через комп¬

лекс некоторых, поддающихся систематизации индиви¬

дуальных представлений о действительности. «Отец»

этой дисциплины, видный буржуазный социолог It. Е. Бо-

улдпнг утверждает, что анализ потока образов, которыми

насыщено общественное сознание, откроет безграничпые

возможности для массового манипулирования со стороны

буржуазного государства.
При рассмотрении связей, которые складываются

между идеологией и социальной психологией, чаще всего

используется психоаналитическая методика. Многие бур¬

жуазные авторы, в том числе Т. Адорно, К. Юпг и дру¬

гие, хотят показать, что идеологию можно непосредст¬

венно вывести из психологической структуры человека.

Исследование этой проблемы стимулируется эмпиричес¬

кими экспериментами, которые проводятся на Западе.

Они показывают, что новые каналы массового общения,

прежде всего радиовещание и телевидение, открывают

безграничпые возможности для фабрикации подсозна¬

тельных влечений людей, а, стало быть, для насаждения

готовых идеологических стандартов.
230

Однако при этом критика «буржуазной культуры»

превращается у них в критику культуры вообще, анализ

влиятельности буржуазной идеологии в демонстрацию

ущербности человека, подверженного будто бы «стерео¬

типному мышлению». Наиболее значительную роль иг¬

рают в этом представители Франкфуртской школы, мно¬

гие из которых, например Т. Адорно, Г. Маркузе, Ю. Ха¬

бермас, передко затрагивают теоретические вопросы

идеологии и психологии в целом.
После второй мировой войны Т. Адорно, анализируя

«массовую культуру», пришел к выводу, что се многооб¬

разное содержание сводится по существу к двум много¬

ликим сюжетам. Первый рисует мир благополучия, про¬

цветания, идиллического наслаждения. Второй, напро¬

тив, вводит «потребителя» в царство насилия, жестокости

и неудовлетворенной мстительности. Фактически все мно¬

гообразие массовой идеологической продукции можно

свести к этим двум контрастным мотивам.
Эта проблема в исследованиях Адорно возникла в рам¬

ках более широкой темы. Автор хотел объяснить природу

фашизма и массовых тоталитаристских движений. По¬

чему историческая практика капиталистического обще¬

ства дала столь разительные примеры массового фанати¬

зма и ослепления? Ставя этот вопрос, Адорно обратился

к анализу «человеческой природы», игнорируя сложные

социально-экономические и социально-политические фак¬

торы, раскрывающие действительные причины фа¬

шизма.
Адорно пришел к выводу, что огромное влечение масс

к грезе и жестокости, покорности и насилию одновре¬

менно можно понять, если учесть, что действие ряда со¬

циально-психологических факторов привело к появлению

пового человека — «авторитарной личности», которая

в одно и то же время испытывает тягу к власти и бунту

против нее, выступает то в роли покорного служаки, то

в качестве мятежного фанатика.
К этому выводу Адорно подтолкнул анализ массовых

идеологических стандартов США, социологическое обсле¬

дование «расхожести» популярных стереотипов. Группа

учепых Калифорнийского университета, в которую кроме

Адорно как руководителя всего исследования, входили

Д. Левнисон, К. Френкель-Бруисвнк, Р. Нсвитт-Сэпфорд,

в 1943—1950 гг. изучили наиболее ходовые клише, рас¬
231

пространяемые американским радиовещанием и печатью,

чтобы понять мотивы человеческого поведения 14.
Адорно стремился выявить социально-психологиче¬

скую структуру аудитории. В качестве базисного основа¬

ния для своей классификации он взял группы стереоти¬

пов, которые включали в себя фразы из ежедневных

газет, типичные остроты обывательских разговоров, при¬

мелькавшиеся пропагандистские клише. С помощью

такой методики исследователи рассчитывали обнаружить

иррациональные формы «мышления» обывателя, форма¬

лизовать мнения толпы и зафиксировать ее осповные

комплексы.
Шкала, которая давала возможность суммировать ре¬

зультаты, была рассчитана как на интеллектуалов, так

и на обывателей. Но сразу обнаружился поразительный

факт, — ни те, ни другие, как оказалось, не имеют ни¬

какого действительного представления о политической и

экономической жизни своей страны. Степень их невеже¬

ства, как подчеркивает Адорно, превзошла ожидания са¬

мых убежденных скептиков.
Но еще более удивительно — не располагая никакой

информацией, не зная точных фактов, люди тем не менее,

как оказалось, охотно излагали свое «мнение» по всем

вопросам 15. Но если это не размышления по поводу фак¬

тов, то что же представляют собой зафиксированные

«мнения»? Вероятнее всего, это психологически обусловь

ленные реакции человека, лучше и нагляднее всего обна¬

руживаемые именно в стереотипе.
Например, если для «брюзги» недовольство своей судь¬

бой трансформируется в частности, в неприязнь к этни¬

ческим меньшинствам, то у «конформиста» предрассу¬

док — средство самоутверждения. Главпая линия его

поведения — достичь контакта с «полноценными, настоя¬

щими» людьми и, соответственно, глубокая иррациональ¬

ная неприязнь и откровенное недоверие к чужеродным

элементам. Конформисты — сторонники устойчивых на¬

строений и идеалов. Еще один социально-психологический
14	Т. Адорно, работавший прежде в Франкфуртском институте,

был вынужден эмигрировать из фашистской Германии. Он ра¬

ботал старшим научным сотрудником Калифорнийского уни¬

верситета.
15	См.: Adorno Th.t Frenkel-Brunswik Е., Levinson D, Sanford Ft.

The Authoritarian Personality. N. Y,, 1050.
232

тип—«чудак». Это человек, которому свойствсппа субъ¬

ективная картина мира, возникшая в результате несовпа¬

дения бессознательных фантазий и сознательных мечта¬

ний с конкретной реальностью. .
Все эти.«типы» людей активно участвуют в политиче¬

ской жизни страны. Однако их представления о том, что

реально происходит в мире, крайне упрощенны. Подчас

они не знают о событиях буквально ничего. Но это не

мешает им «иметь суждения», которые порождены по

сути дела психологической структурой, особенностями

психического склада.
Общий ход исследования Адорно подтвердил, что по¬

литическое мышление в Америке несет на себе печать не¬

слыханной стандартизации общественного мнения. Поли¬

тические сведения, сообщаемые радио, прессой, хроникой

документального кино, прочно ассоциируются у рядового

человека с нерабочим временем, с развлечением в каком-

то смысле. Отношение к газете, к радио как к «назойли¬

вой пропаганде» усиливается, как показало исследование

Адорно, еще и исконно американским отвращением к поли¬

тике как к грязному делу, недостойному «джентльмена».
Таким образом, Адорно и его коллеги пришли к вы¬

воду, что политическая жизнь любой современной страны

определяется якобы не столько информированностью лю¬

дей, их способностью к разумному обсуждению проблем,

сколько «броуновым движением» нелепых стереотипов и

своеобразным «мышлением», которое сводится к наклеи¬

ванию «ярлыков» на реальные факты общественной жи¬

зни. В этой трактовке идеология оказалась ни чем иным,

как спонтанным порождением социальной психологии.
Буржуазные каналы пропаганды действительно функ¬

ционируют как средства дезинформации. Они вовсе не

стремятся к тому, чтобы сообщить, как это утверждают

апологеты капиталистического строя, аудитории необхо¬

димую для сознательной политической жизни сумму све¬

дений. Тем более эти каналы не заинтересованы в том,

чтобы дать трезвую социальную оценку этим фактам, вы¬

звать потребность в их последовательном обдумывании и

анализе со стороны трудящихся масс.
Однако Адорно неправомерно возложил ответствен¬

ность за манипуляторскнй характер буржуазной идеоло¬

гии на массы, пытаясь доказать, что они и не способны

к осмысленному участию в политической жизни в силу
233

врождепиой коспости, обывательской психологии,

а главное — из-за стерсотшиюсти самого «мышления»,

самой «идеологии» масс, автоматически порождаемой со¬

циально-психологическими механизмами.
Адорно не показывает, что причины «невежественно¬

сти» масс, их слабой ориентированности в политической

жизни лежат вовсе не в фатальной иррациональности

масс, а в самой империалистической пропаганде, кото¬

рая навязывает аудитории своп стереотипы, растиражи¬

рованные образы, тщательно имитируя при этом процесс

аналитического рассуждения, порождая и культивируя

всевозможные формы псевдорефлексии. Буржуазная жур¬

налистика заинтересована в том, чтобы «приглушить»

здравый смысл, способность к сознательному поведению,

заставить людей следовать однажды найденным стереоти¬

пам.
Подобный подход несостоятелен прежде всего потому,

что именно трудящиеся, непосредственные производи¬

тели материальных благ, являются подлинными творцами

истории. То, что западные теоретики журналистики зача¬

стую истолковывают как «косность» представлений, вы¬

растающих из непосредственного жизненного опыта, во

многих случаях оказывается хотя и не проведенной с ло¬

гической последовательностью, но по существу стихийно¬

реалистической, веками складывающейся формой защит¬

ной реакции по отношению к вольным или невольным

провокациям, к различным инспирациям господствующей

в данный момент идеологии, к прожектерским или просто

дезориентирующим действиям эксплуататорских «вер¬

хов», выступающих от имени «просвещенного», «образо¬

ванного», а в более позднее время—«вооруженного нау¬

кой» сознания, а в действительности навязывающих

массам свои социально-политические представления и ре¬

шения.
История человечества полна примеров, когда самые

изощренные приемы манипуляторов неожиданно разби¬

вались о «наивно» трезвые представления народных

масс, выступающих против подобных идеологических

построений. Эмпирическая структура индивидуального

сознания зачастую служит «рычагом» сбрасывания фик¬

ций буржуазной журналистики. Так, попытки американс¬

ких радиостанций цикловыми передачами убедить массо¬

вую аудиторию в равноправном положении негров в США
234

вызвалп реакцию, противоположную ожидаемой, ибо слу¬

шатели оценивали факты, использованные радиостанци¬

ями, с точки зрения реального опыта, который рази¬

тельно противоречил содержанию пропаганды.
«Косность» эмпирико-эмоционального сознания, кото¬

рое подверглось таким нападкам в концепции Адорно,

в действительности является многозначным феноменом.

Характеризуя общественное сознание как неискоренимо

вульгарное, зараженное предрассудками, пропитанное ил¬

люзиями, буржуазные теоретики журналистики вслед за

Адорио обходят тот факт, что имеппо империалистичес¬

кая пропаганда стремится закрепить иллюзии масс, со¬

хранить «косность» и «невежественность» выгодных для

буржуазии массовых мнений.
Анализируя расхожие стереотипы, а также тяготение

«массовой культуры» к двум сюжетам — к демонстрации

грез, с одной стороны, к показу мира насилия — с дру¬

гой, Адорно пришел к выводу, что эти процессы можно

объяснить природой самого человека, каким он сложился

в нашу эпоху. Амбивалентность (двойственность) чело¬

века, который легко переходит от галлюцинации

к бунту, от грезы к расправе, по мнению Адорно, объяс¬

няется действием определенных социально-психологиче¬

ских механизмов, которые раскрываются при помощи ме¬

тодики усовершенствованного психоанализа 1б.
16	Двойственность в конструированном им новом типе «антропо¬

логического человека» Адорно пытался истолковать с помощью

учения Фрейда. Последний утверждал, что еще в детстве

у человека развивается бессознательный конфликтный про¬

цесс, когда сильная любовь к матери сочетается с неприязнью

к отцу. Затем в результате сильного перенапряжения, нена¬

висть к отцу перерождается в любовь к нему. Однако противо¬

речивость поведения сохраняется. Понять ее можно только как

психологический процесс.
Вот почему, как разъяснял Адорно, для «авторитарной лич¬

ности)), то есть для современного массового человека, харак¬

терны чувства подавленности и отчужденности, одиночества.

На этой основе рождаются такие качества, как покорность,

податливость поведения. Однако тяжело переносимые пережи¬

вания вытесняются из сознания при помощи «взрывной» пси¬

хологической реакции. Тогда человек обнаруживает себя как

мятежник и психопат. Буптуя против власти и испытывая

тайпое влечение покориться ей, представители «среднего

класса», рассуждает Адорно, в итоге подчинились абсолютной

диктатуре нацистов (Op. cit.). Таким образом, поведение чело¬
235

Когда складывалась концепция Адорно, практика бур¬

жуазной журналистики давала многочисленные иллюст¬

рации, позволяющие говорить о склонности человека как

к галлюцинаторной культуре, так и к искусству кошма¬

ров, жестокости и насилия. Массовая литература Запада

рисовала благостный мир возвышения человека, его ус¬

пеха в равной степени, как и сюжеты расправы над ним,

мстительного era изобличения.
Внушительное место в журналистике и литературе,

предназначенной для широкого распространения, зани¬

мают так называемые саксез сториз, то есть истории удач,

блистательной карьеры, пеждаппого счастья и т. д. Уже

в конце XIX в., как отмечалось в пашей работе, ежене¬

дельные издания стали публиковать из номера в номер

романы—«сенсации», в которых рассказывалось о бла¬

гонравных девушках, скромных юношах, о наивных и

добрых людях, которым выпало счастье стать богатыми,

знаменитыми, вознестись в «верхи».
Массовая беллетристика осваивала повторяющийся на¬

бор ситуаций, героев, конфликтов, смысл которых сво¬

дился к одному — к показу поучительной и радостной

судьбы. После второй мировой войны быстрое распрост¬

ранение во Франции получила так называемая «сердечная

пресса». Ее создали в 1945—1950 гг. Чино дель Дука и

другие итало-французские издатели. Дука, определяя

цель своих изданий (ныне «сердечная пресса» насчиты¬

вает десятки журналов, еженедельников и ежемесячни¬

ков), прямо говорил о том, что видит социальную функ¬

цию прессы в культивировании и охране человеческих

чувств, удовлетворении их потребностей, столь трудных

в современной капиталистической действительности.
«Чувства... составляют богатство, которому не суж¬

дено расцвести в климате беспардонной спекуляции и

жестокой реальности, — заявлял он. — «Сердечная прес¬

са» отвечает человеческим чаяниям, она бальзам на ра¬

нах, а может быть, даже влияет на возрождение энергии.

Из этой прессы исключены... всевозможные ужасные
века и массовые процессы духовной жизни Адорно объясняет

действием врожденных аффектов, глубинных влечений и пере¬

живаний. «Разорванность» сознания человека, по Адорно, спле¬

тение влечения й ненависти, не имеет якобы никаких других

причин, кроме врожденных, психоаналитических.
236

истории»17. «Сердечная пресса», таким образом, пред¬

ставляла собой «индустрию грез», сознательно направлен¬

ную против другой крайности «массовой культуры» —

против «ужасных историй».
Основателем детективного жанра в литературе многие

исследователи считают американского писателя Эдгара По

(1809—1849). Классиком же, создавшим лучшие образцы

этого жанра, признают английского писателя Конан Дой¬

ля (1859—1930). Во Франции детективный жанр впервые

заявил о себе в 1836 г., когда газета Эмиля Жирардена

«Ла Пресс» приступила к публикации романов с продол¬

жением. Примеру этого издания последовали и другие

газеты. Самый вид подобной литературы получил назва¬

ние «роман—фельетон».
Таким образом, с 30-х годов прошлого столетия бур¬

жуазные журналы специализируются на произведениях

полицейского жанра. Выпускаются серии и детективные

новеллы, в которых излагаются кровавые события, изо¬

бличаются бандиты и растлители, убийцы и негодяи.

В начале XX столетия роман-фельетон во Франции пре¬

вращается в разряд дешевой лубочной литературы. Соб¬

ственно детектив отныне именуется «полицейским рома¬

ном». Роман-фельетон в свою очередь попытался исполь¬

зовать детективный сюжет и приемы, приспособив их для

авантюрно-приключенческих серий. Примером такого рода

продукции может служить серия «Фантомас», созданная

в 1911—1913 годах Пьером Сувестром и Марселем Алле¬

ном.
Постепенно детективные произведения, демонстриру¬

ющие фанатизм и мстительность, агрессивность и жесто¬

кость, приобретают огромную популярность. Криминаль¬

ные, авантюристические романы наполняются мотивами

убийства, садизма, расплаты. После второй мировой

войны в структуре «массовой культуры» особое место

занимают комиксы, сентиментальные псевдоисторические

и авантюрные романы, низкопробные детективы.
Начало этой обесцененной продукции положила со¬

зданная в 1947 г. «Черная серия», которую выпускал

предприимчивый делец Марсель Дюамель. К 1975 г. вы¬
17	Kloskowska A. Kultura masowa we Francje. — Przegstad Socje-

logizny, I960, t. XIV/I, S. 84.
237

шло уже 150 названий в одинаковой черной обложке.

Эта серия повествует о гангстерах, преступниках, уголов¬

никах п сутенерах. Герои книг — супермены, жестокие,

твердые, сверхмужественные, наделенные огромной фи¬

зической силой и сексуальной мощью.
Со страниц массовой литературы встает образ чело¬

века, который видит в мире «тайное злодейство», сплете¬

ние интриг, жестокий умысел. Но — что пе менее ва¬

жно — по этой же схеме в 50-е п последующие годы

строят свою деятельпость мпогие буржуазные псчатпые

издания, которые вносят «интонацию фапатнзма» уже

не в литературное творчество, а в обсуждеппе реальных

общественных, прежде всего политических проблем.
Начиная с 50-х годов многие реакционные амери¬

канские газеты и журпалы стали пагнетать атмосферу

«повсеместного коварства», в которой якобы живет про¬

стой человек. Сюжеты предательства, желанной рас¬

правы, повышенной бдительности и агрессивности за¬

полонили печать ультра, которая впалц в антикоммунисти¬

ческую истерию.
Например, тираж газеты «Хьюмеп ивентс», которая,

что называется «дышала на ладан», после того как она

взяла на вооружение лозунги подстрекательства, поли¬

тику постоянного разоблачения врага в образе «коммуни¬

стов», вырос за пять лет в восемь раз. Другое издание —

журнал «Америкэн опиньоп» также стал специализиро¬

ваться на возбуждении ненависти и фанатизма. Его про¬

грамма — «изобличать», «сеять пепависть», «навешивать

ярлыки».
Реакционная печать и «массовая литература» культи¬

вируют фанатизм, инквизиторскую ненависть к «ереси»,

возрастающую моральную агрессивность. Этот экстреми¬

стский пафос поддерживается образом постоянно дей¬

ствующего и злокозненного врага, который воплощает

в себе «красную опасность».
Итак, на одном полюсе — романы «судьбы», рисую¬

щие идиллические картины, сюжеты благородства, ры¬

царства, добродетели и счастья, — на другом — проповедь

необузданной ненависти, призывы к обнаружению зло¬

действа, культ анархического своеволия, воинствующего

экстремизма.
Адорно попытался объяснить метафизику буржуазной

«массовой культуры» психоаналитическими механиз-
238

мамп, природой «авторитарного человека», который сое¬

диняет в себе слепую преданность власти, потребность

в галлюцинаторном восприятии действительности с фана¬

тизмом, жестокостью, конфликтным ощущением реаль¬

ности. Механизм сублимации, то есть психический про¬

цесс, в ходе которого энергия человека направляется

в ложное русло, но мнению Адорно, предполагает не

только потребность в грезах, но и в актах насилия. Че¬

ловек избавляется от болезненных напряжений либо пу¬

тем фиктивного воплощения своих влечений (греза),

либо путем агрессивного акта (фанатизм).
При анализе буржуазной журналистики Адорно ши¬

роко использовал психоаналитическую методику. Он при¬

шел к выводу, что особенности современной «популяр¬

ной литературы», массовой пропаганды можно объяснить

лишь в том случае, если исследовать «все механизмы со¬

знания и подсознания, о которых говорит психоанализ» 18.

Особое внимание Адорно уделил телевидению, дав раз¬

вернутый комментарий стереотипам, которые укорени¬

лись, по его мнению, в данном виде журналистской про¬

дукции 19.
Разумеется, истолкование художественной литературы

как иллюзорной деятельности, источники которой нахо¬

дятся в сфере вытесненных влечений, существовало на

Западе и до Адорно. Еще Фрейд раскрыл механизм «мас¬

сового искусства», которое погружает индивида в сны-

грезы, сублимируя (преображая) вытесненное влечение20.

В буржуазном искусствознании, особенно в литерату¬

роведении, широко применялась методика психоана¬

лиза21. Перед второй мировой войной целостную картину

общественного сознания на базе неофрейдистских посы¬

лок пытался дать австрийский психолог Вильгельм Рейх22.
18	Adorno Th. Television and Images of Mass Culture. — In: Mass

Culture: Popular Arts in America. N. Y., L., 1957.
19	Cm.: Ibidem.
20	См.: Додельцев P. Ф. Проблема искусства в мировоззрении

Фрейда. Авт. дис. на ... канд. филос. наук. М., 1970.
21	См. об этом нашу статью: Антиисторизм буржуазного литера¬

туроведения. — В кн.: Методология современного литературо¬

ведения. М., 1978.
22	О концепции Рейха, имя которого в конце 60-х годов приобрело

на Западе шумную известность, см. нашу статью в кн. «В лаби¬

ринтах буржуазного сознания». М., 1978.
239

Психоанализ использовался и в практике буржуазной

пропаганды, особенно в рекламе. Если первые объявле¬

ния о продаже товаров преследовали в основном инфор¬

мативную функцию23, то постепенно реклама становилась

более утонченной, назойливой. Все чаще ее акции содер¬

жали скрытый подтекст. В 30-е годы компания «Дюпон

де Немур» выделила средства, которые позволили выпу¬

стить многосерийную театрализованную программу об ис¬

тории США. Рассказывая о прошлом страны, журнали¬

сты пытались создать конкретный образ («имидж») ком¬

пании, сыгравшей якобы выдающуюся роль в летописи

США.
В те годы, когда Адорно и его коллеги проводили свое

исследование, американская торговля переживала большие

трудности. Бизнесменов весьма заботило то обстоятель¬

ство, что потребители не стремятся к новым приобрете¬

ниям. В капиталистическом обществе, стоявшем на по¬

роге «массового потребления», возникла опасность пере¬

производства товаров. «Капитанам индустрии» важно

было во что бы то ни стало стимулировать торговлю.
Работа Адорно и других цсихологов и психоаналити¬

ков описывала некоторые реальные механизмы психиче¬

ской деятельности людей, раскрывала механизм их

действия. Поэтому эти исследования открывали перед

практиками рекламы и пропаганды неслыханные возмож¬

ности. В 50-е годы в США стала бурно развиваться ис¬

следовательская работа в области изучения подсознатель¬

ных мотивов поведения людей. Этой цели была подчи¬

нена деятельность Института цвета во главе с Луи

Ческиным и Институтом анализа мотивов поведения во

главе с Эрнестом Дихтером.
Одновременно психоаналитические методы стали ши¬

роко применять при изучении буржуазной пропаганды,

ее приемов и методов. Э. Крис и Н. Лейтес провели ши¬

рокое сравнение содержания той пропаганды, которая ве¬

лась капиталистическими странами в первую мировую

войну, с приемами пропагандистского воздействия, полу¬

чившими распространение в период второй мировой
23	Первое рекламное объявление по радио было передано в США
28	августа 1922 года. В течение 10 минут слушателям расска¬

зывали о застройке нового района.
240

войны. Эта работа позволила дать классификацию стерео¬

типов империалистической пропаганды, показать на¬

сколько подвержены пропагандистскому воздействию

«глубины подсознательного» 24.
Внедрение психоаналитических методов в буржуазную

рекламу и пропаганду опирается на определенные дейст¬

вительно функционирующие формы психических пере¬

живаний людей. Целостная деятельность человека, несо¬

мненно, вопреки тем выводам, к которым пришел Адорно,

носит сознательный характер. Но «вместе с тем отдель¬

ные элементы ее осуществляются бессознательно или по¬

лубессознательно, автоматизированно»25. Структура бес¬

сознательного, как отмечает советский исследователь

А. Г. Спиркин, «предстает в ходе анализа импульсивных

действий, информации, опыта, накопленного памятью и

не данного субъекту актуально в его сознании. Бессозна¬

тельное проявляется также и в установке или общем

предрасположении к определенного рода действиям»26.
Многие явления повседневности индивид принимает

бессознательно, не подвергая их аналитической проверке.

Это вовсе не означает, что поведение человека иррацио¬

нально: речь идет лишь о механизме вытеснения тех или

иных познавательных элементов, трезвых соображений из

сферы сознания в сферу бессознательного. Эту особен¬

ность психической жизни личности буржуазная пропа¬

ганда использует весьма интенсивно27.
Рассматривая конкретную продукцию буржуазной

журналистики, Адорно описал действие основных психо¬

логических механизмов, которые эксплуатируются «мас¬

совой культурой», особенно рекламой, популярной лите¬

ратурой, телевидением. Он показал, как обнаруживают
24	Kris E.f Leites N. Trends in the XXth Century Propaganda. —

In: Reader in Public Opinion and Communication. 2th ed. N. Y.,
1966,	p. 267—277.
25	Спиркин А. Г. Сознание и самосознание. М., 1972, с. 186.
26	Там же.
27	В частности, реклама обращается к способам сочетания всевоз¬

можных видов символической связи, когда тот или иной пред¬

мет воспринимается через определенные ассоциации. На этой

основе все чаще буржуазная пропаганда создает «образы»

конкретных товаров, подлежащих сбыту. При этом стимули¬

руются жизненные впечатления людей, с помощью направлен¬

ной игры бессознательного достигается нужный эффект; экс¬

плуатируются скрытые потребности людей.
16 П. С. Гуревич
241

себя такие особенности психического поведения человека,

как механизм перенесения или проекции, когда раздра¬

жение или аффект переадресуется другим объектам, а не

тем, которые на самом деле служат источником болезнен¬

ных переживаний и чувств; механизм сублимации, когда

энергия человека направляется в ложное русло; механизм

идентификации, то есть отождествления с персонализиро¬

ванным образцом.
По мнению Адорно, телевизионные передачи умыш¬

ленно представляют таких социальных персонажей, кото¬

рые воспринимаются как виновники «зла», хотя на самом

деле в действительных событиях виноваты вовсе не «не¬

гры», не «красные». Но накопившееся раздражение лю¬

дей телевидение старается переадресовать, перевести

в другое русло. При этом сложившиеся стереотипы зара¬

нее предостерегают: здесь нужно ждать жестокостей, чу¬

довищных садистских преступлений. Адорно подробно

демонстрирует и действие механизма идентификации, рас¬

крывая различные приемы псевдоперсонализации и пр.
В исследовании Адорно содержатся интересные на¬

блюдения, связанные с классификацией предрассудков и

стереотипов мышления в американском капиталистиче¬

ском обществе. Однако в целом эта работа носит глубоко

реакционный, антиисторический характер. Социальная

несправедливость, классовая эксплуатация, войны, поли¬

тические катастрофы и связанное с ними духовное подав¬

ление объясняются чисто психологическими причинами:

действием врожденных аффектов, глубинных влечений и

переживаний. Наступление социальной реакции приобре¬

тает, таким образом, фатальный, неустранимый характер,

а социальный процесс утрачивает закономерность.
Весьма показательно, что фанатизм и бунтарство

Адорно иллюстрирует примерами, среди которых — и

бесноватость фашистской толпы, и революционные вы¬

ступления рабочих. И те и другие классифицируются нео-

фрейдистами как «вспышки революционаризма», как тай¬

ное влечение к «крови и насилию». Психоаналитическое

объяснение духовных процессов, таким образом, объек¬

тивно направлено против мирового революционного дви¬

жения, против борьбы народов за освобождение от оков

эксплуатации.
Адорпо пытался доказать, что те социальные про¬

цессы, которым он дал психоаналитическое толкование,
242

нельзя объясппть с помощью пной методологии. Однако

подлинный смысл этих явлений может быть понят лишь

путем анализа закономерностей развитого капиталистиче¬

ского общества. Именно с этих позиций и подходит к изу¬

чению общественного сознания марксистская теория.
В эпоху развитого государственно-монополистического

капитала происходит процесс быстрого сужения сферы

свободного “предпринимательства. Огромная масса людей

в этих условиях превращается в эксплуатируемых работ¬

ников паемпого труда. Одпако эта реальность вступает

в противоречие с теми принципами «свободы личпости»,

которые буржуазпое общество продолжает декларировать.

Закат эры «свободного предпринимательства», естест¬

венно, нашел отражепие и в сфере общественного со¬

знания.
Несоответствие реальной социальной практики в усло¬

виях господства монополий во всех сферах жизни тем ин¬

дивидуалистическим стандартам, которые насаждаются

буржуазной идеологией, — одна из причин психологиче¬

ской раздвоенности, на которую обратили внимание бур¬

жуазные социологи. В сознании мелкобуржуазных слоев

живет идеал «независимой» деятельности. Но реализо¬

вать этот идеал они не могут. «Средний человек» анта¬

гонистического мира па опыте убеждается в пожизнен¬

ной неустрапимостп своего зависимого положения от гос¬

подствующих в этом обществе и пеподвластных ему эко¬

номических и политических сил.
Разумеется, «довольное» сознание, опираясь на офици¬

альную идеологию, пытается подавить в себе растущее

ощущение безысходности конфликта. Оно стремится пред¬

ставить очевидную раздвоенность между фактом и на¬

деждой как результат временной слабости, непоследова¬

тельности, некоторого невезения.
Однако неспособность достичь высот, заманчиво посу¬

ленных рекламой, все чаще становится причиной острых

и мучительных переживаний. Сколь бы ни убеждал себя

«маленький человек», что «сумел выйти в люди», обеспе¬

чить себя, создать комфорт, «как у всех», разительный

контраст между мечтой и повседневностью приводит к по-

стояппым психологическим сбоям. Постепеппо накапли¬

вается впутреппяя пеудовлетвореппость, которая ищет

оправдания, ищет выхода. Но его мятеж нередко направ¬

лен не против реальной причины такой раздвоенности,
16*
243

а против «других», которые якобы мешают «нормальному»

функционированию механизмов буржуазного устройства.
Буржуазные авторы, пытающиеся разъяснить при¬

роду идеологических явлений, их истоки в психических

процессах, с интересом приглядываются к психологиче¬

ской структуре индивида. Они полагают, что многие ду¬

ховные закономерности можно объяснить как действие

тайных пружин сознания. Например, швейцарский пси¬

холог К.-Г. Юнг обращается к рассмотрению массовых

представлений о предметах, которые якобы становятся

видимы на небе. Речь пдет о так называемых НЛО —

неопознанных летающих объектах 28.
Юнг отмечает, что видение, порождающее миф, явля¬

ется следствием психологического напряжения, когда

тайное и все более усиливающееся влечение как бы «ма¬

териализуется», то есть обретает конкретный и зримый

облик. Но какой именно облик? Юнг полагает, что ком¬

муникация носит вневременной характер. Ведь разные

поколения, отделенные друг от друга исторической ди¬

станцией, могут воскрешать в своем воображении специ¬

фические образы. Швейцарского психолога интересуют

некие архетипические формы восприятия, постоянно во¬

зобновляемые и захватывающие разные пласты челове¬

ческой истории.
Автор отделяет заведомо проблематичный физический

аспект НЛО как реалии от его психологического аспекта

как явления современного массового сознания. Примене¬

ние психологического анализа позволяет ему поставить

загадочные НЛО в ряд с другими явлениями подобного

рода, которые обнаруживаются в сновидениях, художест¬

венном творчестве, в массовых фантазиях и мифологиче¬

ских представлениях прошлых времен.
За исходный пункт исследования Юнгv принимает

отношение к НЛО как к чистому слуху, порожденному

фантазией, и анализирует результаты, какие можно

было бы извлечь из подобного подхода с применением

глубинно-психологических методов. Однако от простых

слухов, для распространения которых достаточно обыч¬

ного любопытства или стремления к сенсациям, слух этот

отличается тем, что он то и дело выражается в видениях,
28	Jung К. G. Em moderner Mythus. Von Dingen, die am Himmel

gesehen werden. Zurich, 1958.
244

которые его* вызывают пли поддерживают. Эту довольно

редкую разновидность слухов автор имецует визионер¬

ским слухом.
По мнению Юнга, предпосылками для такого слуха

являются особое психическое возбуждение и необычные

эмоции. Они возникают, таким образом, из более глубо¬

кого источника, чем обычные слухи, и оказываются

в близком' родстве с известными в истории коллектив¬

ными видениями. Таковы видения крестоносцев, созер¬

цавших небесный Иерусалим, видения защитников кре¬

пости Моне в первую мировую войну или видения швей¬

царских пограничппков во вторую мировую войну, сооб¬

щавших об идущих на них немецких танках.
Первым известием об НЛО можно считать рассказы

о каких-то «светоносцах», проносившихся по небу во

время союзных бомбардировок в Германии. Затем пришло

сообщение о целой эскадрильи таинственных снарядов,

пролетевшей над Швецией, в которых видели новейшее

«русское изобретение». Прошло несколько лет, и из США

стали поступать многочисленные экстравагантные извес¬

тия о «летающих тарелках». Здесь впервые слух приоб¬

рел специфическую окраску, поскольку быстро распро¬

странилось убеждение о внеземном происхождении неиз¬

вестных объектов. В таком варианте слух оказался очень

близким к психологии «большой паники» накануне вто¬

рой мировой войны, вызванной радиопостановкой пове¬

сти Г. Уэллса «Борьба миров». Радиосообщение о вы¬

садке марсиан на территории США вызвало тогда пани¬

ческое бегство из некоторых городов с автомобильными

катастрофами и жертвами. По мнению Юнга, слова из

пьесы активизировали и вынесли на поверхность созна¬

ния латентные страхи и эмоции, связанные с ожидани¬

ями близкой войны.
Рассуждения Юнга представляют определенный инте¬

рес для раскрытия психологической природы тех или

иных явлений массового поведения. Возможно, необходи¬

мой предпосылкой для слухов визионерского типа служит

аффективное' напряжение, порожденное общими коллек¬

тивными страхами и стремлениями. Однако вызывает

возражение тезис швейцарского психолога о том, что со¬

знательные установки индивида находятся в «диссоциа¬

ции» с противостоящими им бессознательными стремле¬

ниями.
245

Таким образом, Юнг полагает, что идеологические яв¬

ления возникают как запоздалое «обоснование», мыслен¬

ное «оправдание» тех аффектов, которые порождают чу¬

жеродные созпанию видения и иллюзии. При этой трак¬

товке раскрытие идеологических процессов, их содержа¬

щая и сущности сводится по сути дела к обнаружению

«бессознательных архетипичных образов». Только с по¬

мощью психического механизма проекции, под действием

которого содержание бессознательного воспринимается со¬

знанием, можно попять или, точпее, приблизиться к по¬

ниманию идеологических фепоменов.
Идеологические явления в известной мере надстраи¬

ваются над психологическими процессами, впитывают

в себя различные установки, ориентации, верования, по¬

рожденные непосредственными чувственными предпо¬

сылками. Однако в целом идеология строится на рацио¬

нальной основе, апеллирует к рассудку индивида, пыта¬

ясь логически обосновать те или иные постулаты.
Поэтому попытка Юнга на базе механизма сублимации

обрисовать сознание современной цивилизации не выдер¬

живает критики. Многие духовные явления наших дней

Юнг осмысливает как результат утраты психической

дельности. В результате, по его мнению, бессознательное

выступает как автономная сфера, хотя и непрерывно

взаимодействующая с сознанием. При этом индивидуаль¬

ное сознание не имеет в своем распоряжении пикаких

понятийных средств, с помощью которых оно было бы

способно понять сущность бессознательного.
Поэтому, по словам Юнга, бессознательное ассимили¬

руется сознанием лишь в символических формах, в сно¬

видениях, фантазиях, произведениях художественного

творчества, мифологических образах. Таким образом, рас¬

суждения Юнга дают основапие для рассмотрения идеоло¬

гических процессов, как некоего резервуара, где вновь и

вновь проходят одни и те же архетические образы. Такая

трактовка сближает Юнга <j Л. Фойером, который, как

мы помнпм, стремится показать, что в идеологии нет ни¬

чего, кроме постоянно воскрешаемой символики.

Глава девятая

ЛИЧНОСТЬ
И ДИКТАТ БУРЖУАЗНОЙ ИДЕОЛОГИИ
Многие буржуазные философы при анализе массовых

идеологических процессов основное внимание уделяют

проблеме личности. Они хотят показать, что сложившиеся

формы общения между людьми, духовные связи, навязы¬

ваемые господствующей идеологией, разрушают внутрен¬

ний мир человека, уничтожают, нивелируют присущую

ему субъективность.
Вот почему некоторые западные социологи, культуро¬

логи, психологи рассматривают проблематику человече¬

ского общения в более широком плане, нежели теоретики

массовой коммуникации. Они выступают против распро¬

страненных на Западе представлений об одномерности и

однонаправленности массовой коммуникации, изучая ком¬

муникацию как двусторонний процесс, как «человеческий

диалог».
Например, Ф. Матсон и А. Монтегю пытаются связать

различные модели человеческого общения с процессами

научно-технической революции. Они полагают при этом,

что именно технологическая сфера обусловливает появле¬

ние того или иного типа коммуникации. Область комму¬

никации отражает, по их мнению, все многообразие со¬

временного мира и испытывает на себе последствия НТР К
Авторы сопоставляют два типа общения — монологи¬

ческий и диалогический, каждый из которых, как они

утверждают, продиктован особенностями НТР. В данном

случае речь идет о связях, складывающихся между комму¬

никатором и аудиторией. Если воздействие носит харак¬

тер однонаправленного потока сообщений, без активного

участия аудитории в общении, то можно говорить о моно-
1	См.: The Human Dialogue. Ed. by F. Matson a. Л. Montagu. L.,

19G7.
247

логическом типе коммуникации. Противоположная форма

общения — диалогическая — предполагает равноправное

участие двух сторон в акте коммуникации.
Первый тип коммуникации — монологический — был

порожден, по мнению авторов, кибернетической техникой.

В сложнейших автоматах, в вычислительных машинах

управление осуществляется «сверху». Поэтому развитие

техники и возникающий яа ее основе способ мышления

вызвали к жизни представление о коммуникации как об

одномерном и не имеющем обратной связи процессе.
По мнению авторов, однонаправленное идеологическое

воздействие правящих верхов капиталистического обще¬

ства на массы вполне может быть объяснено особенно¬

стями кибернетического мышления. Отвлекаясь от со¬

циальных факторов, реально определяющих политику

господствующего при империализме класса, авторы видят

причины монологического типа управления в особом ха¬

рактере процесса технического развития.
Ф. Матсон и А. Монтегю критикуют такой способ об¬

щения, так как он позволяет господствующим социальным

слоям реализовать свои цели путем систематического воз¬

действия на массы.. Но причину этого явления авторы

видят в совокупности технических, а не политических,

классовых факторов, поэтому преодоление сложившейся

в буржуазном обществе однонаправленной модели комму¬

никации они связывают не с политической борьбой,

а с развитием техники.
Названные авторы пытаются обосновать диалогиче¬

ский тип коммуникации, позволяющий всем равноправно

участвовать в общении. При этом они ссылаются на так

называемых религиозных экзистенциалистов, к числу

которых относят М. Бубера, Г. Марселя, П. Тиллиха,

К. Ясперса.
По мнению религиозных экзистенциалистов, экзистен¬

ция, то есть существование в его подлинной форме, пред¬

ставляет собой коммуникацию. Сама жизнь человека рас¬

сматривается при этом как «развернутый диалог». Это

учение отвергает технологическую модель общения

в форме «массовой коммуникации» как бесконечпый мо¬

нолог, адресованный «всем» и «никому».
Экзистенциалисты доказывают, что подлинная челове¬

ческая коммуникация всегда представляет собой разговор

человека—с—человеком. Она рассматривается как нечто
248

противоположное копвенциальности, то есть регламенти¬

рованной договорности, обусловленности общения. Сред¬

ством установления коммуникации объявляется дискус¬

сия, в ходе которой люди убеждаются, что их разъеди¬

няют общепринятые нормы мышления и роднит то, в чем

они индивидуально неповторимы.
Экзистенциалисты полагают, что они открыли новую

модель коммуникации, самую древнюю, но ныне почти

забытую, которая позволяет понять другого человека, от¬

крыть ему содержание своего внутреннего мира. Они ут¬

верждают, что только объединение людей на основе диалога,

а не разобщение посредством монолога, способно создать

такой идеал коммуникации, который по своему содержа¬

нию напоминает любовь — идеальное воплощение духов¬

ного контакта. Именно она, любовь, — классический обра¬

зец подлинного диалога, растворения одпого человека

в другом.
Некоторые философы экзистенциалистского толка уде¬

лили повышенное внимание анализу современной буржу¬

азной «массовой» идеологии. В их числе Гюнтер Андерс,

который в своей книге «Устарелость человека» предста¬

вил «философские размышления о радиовещании и теле¬

видении» 2.
Г. Андерс выступает против прогрессистской точки

зрения буржуазных исследователей, которые полагают,

что социальные институты, например, телевидение, сами

по себе ни хороши, ни плохи. Все зависит от того, для

каких целей они используются, для хороших ли, для

плохих ли, гуманистических или негуманистических,

социальных или асоциальных.
Андерс оспаривает этот вывод, полагая, что именно

телевидение как техническое средство, как особый способ

массового общения повинно в искажении внутреннего

мира человека, в обнищании культуры. Телевидение, по

его словам, служит целям отчуждения, независимо от

того, что является его содержанием, ибо влияние, которое

«нас формирует и деформирует — это не только опосредо¬

ванные предметы и явления, но и сами средства, сами

аппараты...» 3.
2	Anders G. Die Antiquirtheit des Menschen. Miinchen, 1971.
3	Цит. по кн.: Проблемы тсле-виденпя п радтто. М., вып. 1, 1971,

с. 133.
249

Андерс отмечает далее, что «массовое потребление

происходит ныне индивидуализирование» 4. Каждый потре¬

битель является неоплачиваемым надомников для произ¬

водства человека массы. До появления радиовещания «все

Шмидты и Миллеры» «потребляли стереотипный товар

массово». Теперь положение, по мнению Андерса, изме¬

нилось. Сейчас эти люди уселись у себя дома, чтобы про¬

слушивать радиоспектакли. В результате «возник тип

массового отшельника». Таким образом, человек сам

превращает себя в человека массы с помощью потреб¬

ления массового товара.
Еще одно обвинение Лпдерса: «Поскольку аппараты

говорят за нас, они превращают нас в послушных и без¬

вольных». По его мнению, именно аппараты украли у че¬

ловека те индивидуальные чувства и потребности, которые

составляли его внутренний мир. «Массовая культура», по

словам Андерса, вообще привела к деструкции (разруше¬

нию) личности, ли1пив человека подлинности пережива¬

ний. Все, что происходит между влюбленными, — отме¬

чает он, — стимулируется анонимными эмоциями, которые

в виде музыки или поэзии несет эфир. Современная

Джульетта вместо признания своего воздыхателя слушает

радиомонолог Ромео. Ее возлюбленный, не обнаружив

в себе подходящих лирических настроений, включает

транзистор... «Конечный эффект таков: возникает тип

человека-слушателя, который сам не говорит, ибо ему

нечего сказать, оп слушает и становится послушным» 5.
«Доставленный нам на дом мир омещанивается».

Средства массовой коммуникации, по мнепию Андерса,

демонстрируют возникновение, развитие и симптоматику

отчуждения. Потребители, живя в отчуждепном мире, до

тонкостей знают других людей, ситуации, правы, события,

даже самые малоизвестные. Все 5то благодаря массовой

коммуникаций. Взрыв водородной бомбы стал известеп
7	марта 1955 года под пазванием «грапдпа» (дедушка).

Эта псевдофамнльярность, по определению Андерса, и

есть «омещанивапие мира».
Андерс ссылается на то, что люди, будучи плохо зпа-

комыми с соседями, знают едва ли не всех кинодив и

называют их про себя уменьшительными, ласкательными
4	Там же.
5	Там же, с. 139.
250

именами — «Рита», «Ннрна». Между «нами и изображе¬

нием, — пишет он, — возникли отношения закадычных

друзей, отношений на «ты». Во всех передачах это отно¬

шение так или иначе присутствует. Если, например,

ругают президента, то он, отдаленный от меня на тысячу

миль, сидит в моей комнате для того, чтобы поболтать со

мно.й... Если на экране возникает девушка-диктор, то она

производит впечатление, будто общается только со мной» 6.
Итак, Лидере разверпул широкую картину отчужде¬

ния, омещанивания и интеллектуальной нищеты, которая,

по его мнению, является следствием деятельности новых

средств массовой коммуникации, особенно радиовещания

и телевидения. Его анализ содержит ряд острых и метких

наблюдений, связанных с функционированием «массовой

культуры» в современном буржуазном обществе. В част¬

ности, он подметил, что массовый потребитель оказыва¬

ется по существу неоплачиваемым работником на дому.

В самом деле, капиталист оплачивает лишь его рабочее

время на производстве. Но он и досуг трудящегося чело¬

века стремится использовать для насаждения буржуазной

идеологии. «И вместо того, чтобы платить за право мани¬

пулировать сознанием человека, владелец массовых ком¬

муникаций заставляет платить его самого: трудящийся

вынужден оплачивать свое собственное превращение

в «массового человека», — обывателя, пассивного потреби¬

теля массовых товаров и «массовой культуры»7.
Однако слабость концепции Андерса обнаруживается

тотчас же, как только мы станем рассматривать его ра¬

боту пе в качестве язвительного, беспощадного эссе,

а в соответствии с авторским замыслом, как философско-

социологическое исследование современной журналистики.

В работе Андерса мы не обнаружим в этом случае теоре¬

тических рассуждений о тех объективных закономерно¬

стях, которые обусловливают деятельность массовой ком¬

муникации, о тех социальных факторах, которые действи¬

тельно ответственны за манипуляторскнй характер «мас¬

совой культуры».
Парадоксальный смысл позиции Апдерса обнаружи¬

вается при сопоставлении ее с концепцией Ч. Кули. Мы

видим здесь последовательно проведенное «отвержение»
6	Там же, с. 144.
7	Лгаин А. К. Доктрина «массового общества». М., 1971, с. 149.
251

просветительских умонастроений. Кули рассматривал

средства коммуникации как надежный инструмент про¬

гресса и культуры. Он видел в них способ реализации

подлппной человеческой свободы, позволяющей индивиду

проявить себя в качестве гражданина общества. Андерс,

напротив, в новых технических достижениях усматривает

орудие духовного насилия. Именно «аппараты», по его

миению, лишают человека политической сознательности,

приучая к пассивности и потребительству.
Кули рассматривал пропагандиста, коммуникатора

как духовного наставника, осуществляющего свою куль¬

турно-цивилизаторскую миссию. Андерс обращает внима¬

ние на низменность побуждений коммуникатора, на от¬

кровенно манипуляторский характер его замыслов. Оп

отмечает, что владельцы массовых каналов информации

используют эти средства в целях откровенной профанации

просветительской деятельности.
Кули полагал, что аудитория представлена множест¬

вом автономных, сознательных людей, стремящихся

к просвещению, к воплощению идеалов прогресса. Андерс

отмечает, что люди не только забыли об этих своих граж¬

данских обязанностях. Они не только стали жертвами зло¬

умышленной манипуляции. Что более существенно — они

сами обнаружили косность, невежество, духовную пассив¬

ность, мнительность и жестокость. Таким образом, стало

очевидным, что эти люди недостойны иной участи, ибо

сами они стремятся снять с себя бремя свободы, созна¬

тельности, творчества.
Таким образом, Андерс возлагает ответственность за

процессы- культурной деградации и отчуждения не на

объективные общественные закономерности, проявляю¬

щиеся в социальной практике людей, а на некие субъек¬

тивные факторы, лежащие в сфере искаженного понима¬

ния людьми некоторых явлений современного мира, на

технику, которая устранила якобы подлинно человеческий

диалог.
Оценивая эту методологию, которая сводится к мо¬

ральной, абстрактной критике «зла», Э. Ю. Соловьев

отмечает: «Проникновение в культурологический анализ

моделей современного структурного функционализма сде¬

лало возможным представление о своеобразной «взаимо-

дополнительности» вины коммуникатора и массовой ауди¬

тории: воспитатель, отказывающийся от своей миссии,
252

встречает адекватного себе контрагента в воспитуемом, не

желающем просвещаться» 8.
Разумеется, массовая коммуникация имеет свои внут¬

ренние особенности, свой способ воздействия па культуру.

Но это вовсе пе означает, будто само телевидение уже

в силу своей природы виновно в тех негативных процес¬

сах, которые описывает Андерс. Известно, что американ¬

ский зритель в массе своей в течение длительного времени

воспринимал программы, освещающие военные действия

во Вьетнаме, как этнографические ленты. Но разве в этом

выявилась фатальная природа телевидения, а не пред-

умышлеппая манипуляция тех, кто был заинтересован

в сокрытии агрессивного характера войны? Разве всякое

информирование таит в себе искажение истины только

потому, что оно рассчитано па массовое представление и

передается одновременно широкому кругу людей? Напро¬

тив, в этом вппа не средства коммуникации, а именно

создателей таких, допустим, информационных программ

западпогерманского телевидения, как «Heute» и «Tages-

schau», призванпых путем комбинации фактов вырабо¬

тать в массах стереотипные представления 9.
Андерс и другие представители экзистенциализма

выступают против распространенных на Западе представ¬

лений об одномерности, однолинейности и однонаправлен¬

ности массовой коммуникации, формирующей анонимную

разрозненную аудиторию. Эта школа выдвигает тезис
о	том, что надо вернуть коммуникации, общению их под¬

линный смысл.
На деле это означает призыв к устранению современ¬

ных каналов информации, к борьбе против сложившихся

форм цивилизации, как якобы полностью враждебных

человеку. Речь идет о том, чтобы «возродить» такие спо¬

собы «диалога», как любовь, исповедь, духовное общение,

придать им всеобщий характер, то есть исключить из

социальной практики (точнее из жизни человека) массо¬

видные, анонимные, основанные на технике формы ком¬

муникации.
Фактически вопрос ставится не только о том, чтобы

межличностное общение заменило массовую коммуника-
8	Введение к сб. «Массовая культура»; иллюзии и действитель¬

ность. М., 1975, с. 5.
9	Dahlmuller G., Hund W.t Kommer П. Kritik des Fernsehens:

Handbuch gegen Manipulation. Ulm., 1973.
253

цпю. Ведь и межлпчпостпое общепие может поспть

характер «монолога», то есть быть бездуховным, одно¬

направленным. Здесь и формулируется крайие абст¬

рактная программа, смысл которой сводится к тому, чтобы

превратить общение в нечто духовное, индивидуально-

неповторимое п т. д. Такой бунт против массовой комму¬

никации объективно направлен против техники, против

общественных связей, против всякой социальности.
Данные воззрения фактически мешают борьбе за

демократизацию журналистики на Западе, за использова¬

ние органов информации в целях ликвидации буржуазной

практики манипулирования. Они порождают уродливые

и подчас эксцентрические формы протеста против импе¬

риалистической пропаганды, создавая иллюзию, будто

сама техника виновата в изъянах буржуазной идеологии,

в ее антигуманистической направленности.
Аналогичный подход присущ таким видным предста¬

вителям Франкфуртской школы, как Г. Маркузе и 10. Ха¬

бермас. Эти авторы рассматривают буржуазную идеологию

как средство навязывания обществу различных «клише»,

отражающих сиюминутные потребности капиталистиче¬

ской экономики, как мифологию XX в., которая стереоти-

пизирована и тиражирована в миллионах экземпляров.
По мнению Г. Маркузе, современное буржуазное

общество осуществляет всестороннюю манипуляцию со¬

знанием людей, которая приобретает все более тотальный

характер. Сфера эксплуатации, по его словам, выходит

за пределы фабрик и магазинов, .она захватывает все

стороны духовной жпзпи, внутреннего мира человека10.

Именно поэтому, как указывает Маркузе, грядущая «все¬

мирно-историческая революция» должна быть пе только

политическим переворотом, но и радикальным измене¬

нием всех сторон человеческого существования.
«Революция предполагает радикальную трансформа¬

цию самих человеческих потребностей и желаний, — пи¬

шет он, — как культурных, так и материальных, измене¬

ние сознапия и чувственности, трудового процесса и

досуга» и.
Развивая фрейдистские положения о наличии в. чело¬

веке двух противоположных влечений, которым уже отдал
10	Marcuse Я. Counterrevolution and Revolt. Boston, 1972.
11	Ibid., p. 16, 17.
254

даыь Адорно, Г. Маркузе ставит вопрос о переделке глу¬

бинной «природы» человека. В качестве революционного

средства, которое позволяет преодолеть путы буржуазной

пропаганды, он предлагает поиски «нонконформистского

языка», истоки которого видит, с одной стороны, в фольк¬

лорной, слэнговой традиции, которая обладает «деструк¬

тивным» политическим потенциалом. Вторая форма «лин¬

гвистического бунта» — это использование в речи «непри¬

стойностей» — ругательств, скабрезностей и т. д. Создание

«новой чувственности», позволяющей якобы противо¬

стоять манипулированию, должна состоять в индивидуаль¬

ном внутреннем раскрепощении, — так полагает Мар¬

кузе 12.
10. Хабермас также выступает против манипуляции

сознанием со стороны средств массовой коммуникации.

Однако изменение социальных отношении, которые поро¬

дили такун? практику, он связывает с рядом духовных

факторов. Критически оценивая современную буржуаз¬

ную культуру, формы коммуникации, Хабермас развивает

идеи о возможности возрождения устного общения, кото¬

рое способно «скрепить человеческие узы» 13.
Сознательно игнорируя социально-экономические фак¬

торы развития общества, которые на. деле могут создать

новые условия общественной жизни, Хабермас также ви¬

дит средства перестройки коммуникации именно на путях

поиска нового, другого языка общения, полагая при этом,

что «основные нормы возможной речи... в состоянии

вызвать эмпирические условия для реализации предпо¬

лагаемых форм жизпи» 14.
Хабермас связывает проблему манипулирования с об¬

щими процессами обесценивания культуры. Оп отмечает,

что в современном мире все более утрачивается роль лич¬

ностной коммуникации и глубокого внутреннего усвоения

духовных ценностей. Дискуссии, призванные углубить

коммуникацию, на деле превращаются в инсценировку.

Культурное потребление посит псевдообщественный ха¬

рактер. Однако средства борьбы с «манипулятивной
12	Ibid., р. 132.
13	Habermas J. Legitimationsprobleme im Spatskapitalismus. Frank-

furt-a-M., 1073,
14	Habermas Luhmann N. Theorie der Gcsellschaft oder Sozial-

technologie. Frankfurt-a-M., 1971, S. 141.
255

публичностью», предлагаемые Хабермасом, предельно

утопичны.
Представители Франкфуртской школы, ставя проблему

личности в системе буржуазной идеологии, обращаются

к массам с призывом выработать у себя «эмансипирован¬

ное» сознание, преодолеть ложные потребности на путях

сексуальной революции, призванной будто бы возродить

потребности истинные. Они предлагают задуматься о «тех¬

нократическом апокалипсисе» и деформации человеческой

личности. Однако все эти лозунги принимают характер

провокационных прокламаций, уводящих массовое созна¬

ние от реальных проблем социальной действительности.
В работах представителей Франкфуртской школы —

Т. Адорно, Г. Маркузе, Ю. Хабермаса — проанализиро¬

ваны многие важные явления массовых идеологических

процессов при капитализме. Они в частности отметили,

что в современном буржуазном обществе культура пре¬

вратилась в продукт массового потребления. Став инсти¬

туциональным средством идеологического воздействия на

индивида, она оказалась господствующей идеологией

нашего времени. Современная «массовая культура», по

их словам, обнаружила себя как такой способ психоло¬

гического контроля* о котором ранее никто не смел и

мечтать.
«Франкфуртцы» подвергли резкой критике идеалы

конформизма, которые пронизывают романы для широкой

публики, содержание всей идеологической деятельности

буржуазных печати, радиовещания и телевидения. Они

показали, что «массовая культура» содержит в себе чет¬

кие предписания, как вести себя индивиду едва ли не во

всех случаях жизни. Популярная литература, как отме¬

тили представители данной школы, учит читателей, что

следует быть «реалистом», отказаться от «романтических

бредней» и т. п.
Критика буржуазной идеологии, культуры в концеп¬

циях представителей Франкфуртской школы по своему

характеру является «революционалистской», мелкобур¬

жуазной. Отрицательные черты, присущие «массовой»

идеологии Запада, они видят в особенностях «человече¬

ской природы», в модификациях внутреннего мира инди¬

вида. Именно поэтому «защита» человека, испытываю¬

щего диктат буржуазного манипулирования в их трудах

ведется с позиции абстрактного критицизма.
256

Либеральные «критики» буржуазной идеологии, пред¬

ставители леворадикальных и псевдомаркспстских тече¬

ний, анализируя массовые идеологические процессы, вы¬

двинули ряд проблем, претендующих на гуманистическое,

«человеческое» звучание. Они попытались понять явление

«массовой культуры», практику тотального манипулиро¬

вания индивидом с позиции личности, ее «истинных» по¬

требностей и запросов.
На этой основе «социальные критики» приступили

к широкому изобличению практики духовного совращения

масс, обработки их сознания. Они показали, подчас про¬

ницательно и метко, кризисный, разрушительный харак¬

тер многих процессов буржуазной «массовой» идеологии,

ее антигуманную направленность, враждебность человеку,

его духовности и внутренним целям.
«Социальные критики» полагали, что сумеют таким

образом раскрыть действительный облик буржуазной

идеологии, указать на опасные вызревающие тенденции,

предостеречь общество от тех процессов, которые игнори¬

ровали «апологеты», а в конечном счете — перестроить

духовную практику современного мира.
Однако в реальности абстрактный, непоследователь¬

ный характер их «критики» возымел совсем иные следст¬

вия. Тщательно проанализированные этими исследовате¬

лями механизмы психологического поведения людей, на¬

блюдения за действенностью конкретных приемов манипу¬

лирования были немедленно включены в арсенал буржу¬

азной пропаганды.
Господствующая буржуазия разглядела в сетованиях

и диагнозах «социальной критики» внушительные резервы

манипулирования массовым сознанием. Президент Кен¬

неди, например, обнаружил серьезные возможности идео¬

логического влияния на массы в механизме поиска

идеала, образца для подражания, действие которого пока¬

зано, в частности Э. Фроммом. Как умный и расчетливый

политик, он первым стал рекламировать Флемминга,

заявив, что это его любимый писатель. Джеймс Бонд та¬

ким образом превратился в модного социального персо¬

нажа, призванного вывести обывателя из состояния апа¬

тии и безверия. Насаждение бондизма превратилось

в важную акцию буржуазной пропаганды.
Концепции «социальпых критиков» Э. Фромма, Ж. Эл¬

люля, Т. Адорно построены на обобщении обширного
17 П. С. Гуревич	257

опыта буржуазной журналистики. Обращаясь-к практике

отдельных печатных изданий, радио- и телевизионных

серий, они, может быть вопреки собственным намерениям,

помогли понять и осмыслить многие существенные тенден¬

ции империалистической пропаганды именно в прагмати¬

ческом плане, то есть с точки зрения оценки и установле¬

ния действенности отдельных манипулятивных приемов.
Есть также основания думать, что работа, проделан¬

ная «социальными критиками», оказала влияние и на

последующую практику буржуазной журналистики. Ведь

обнаружение некоторых тенденций, присущих империали¬

стической пропаганде, скрупулёзная диагностика конк¬

ретных приемов манипулирования общественным созна¬

нием, если работа такого рода не доведена до анализа

классовой природы идеологии, естественно, выполняет

двойную функцию. С одной стороны, такая деятельность

демонстрирует общественности арсенал пропаганды, но

с другой стороны, не достигает изобличительной силы,

потому что переводит разговор в русло псевдогуманисти-

ческих деклараций, абстрактного гуманизма.
Не случайно Э. Шиллз, известный американский со¬

циолог, внесший немалый вклад в теорию массовой ком¬

муникации, отмечает, что доктрины «массового общества»

и «массовых коммуникаций», «дегуманизации», воплощен¬

ные в различные версии от консервативных до «лево»-

экстремистских своим происхождением обязаны Франк¬

фуртской школе 15.
Выявленное Адорно тяготение буржуазной «массовой

культуры» к двум сюжетам — к грезе и насилию — ак¬

туально и сегодня. «Сердечная пресса» ныне преврати¬

лась в субжурналистику, приносящую огромные доходы.

В 1972 г. родилась фирма «Эдпталь», которой руководят

братья Шэкс. Восемь изданий этой фирмы приносят от

300 до 400 млн. франков годового дохода. Слащавая об¬

становка, преувеличенные страсти и утрированные жесты,

поэтизация мечты и галлюцинации, — вот «поэтика» фото¬

романов. В той же мере гангстерский роман, детектив,

фильмы «ужасов» отвечают «склонности» человека

к скрытой жестокости. «Массовая культура», такйм обра¬

зом, вопреки мнению Адорно, возникает не в результате

двойственности человеческой психики, а в ответ на объ¬
15 См.: Daedalus, 1970, vol. 99, N 4, p. 776.
258

ективно существующие потребности буржуазного мира

в поддержании социально-заданных иллюзий, превратных

представлений, регулировании стихийно складывающегося

сознания.
Многочисленные сбои и срывы буржуазной идеоло¬

гии, кризисный характер манипуляторской практики не¬

посредственно обусловлены ее содержанием, неадекват¬

ным действительности и потому вызывающим конфликт¬

ную ситуацию в обращенном к действительности сознании

индивида. В то же время механизмы, которые вынуждена

использовать буржуазная пропаганда, рассчитанные на

формирование конформистского сознания, связаны, как

правило, в первую очередь именно с темн или иными ис¬

кажениями (деструкциями) индивидуального сознания.
«Социальные критики» предлагают сделать массовую

коммуникацию более личностной, ее продукцию — более

проблемной, дискуссионной, гуманистической, беском¬

промиссно-аналитической и т. д. Опн полагают, что это

поможет навсегда покончить с практикой манипулирова¬

ния. На деле псевдогуманистнческпй критицизм побуж¬

дает лишь к разрушению культуры, к бунту против самих

ее основ. Именно поэтому многие идеи франкфуртцев, по¬

лучившие распространение уже в виде рекламных газет¬

ных шапок, подталкивают радикально настроенных лю¬

дей к акциям «лево»-экстремистского порядка.
Внутренняя дисгармоничность личности, порождае¬

мая социально-исторической практикой буржуазного об¬

щества, нарушает функциональные отношения, необхо¬

димые для того, чтобы средства массовой коммуникации

могли стать орудием формирования устойчивых убеж¬

дений. Поэтому задача «облагораживания» деятельности

средств массовой коммуникации, которую выдвигают се¬

годня многие сторонники «социальной критики», может

быть решена в том случае, если возникнут объективные,

социально обусловленные предпосылки для полноцен¬

ного развития личностных свойств индивида, его нравст-

венно-психологической целостности и убежденности. А это

становится возможным лишь в результате борьбы трудя¬

щихся масс буржуазного общества за свое социальное

освобождение.
Буржуазные авторы начинают отдавать себе отчет

в том, что обращение к «человеческой проблематике»,

предпринятое «социальной критикой», не способствовало
17*
259

гуманизации всей деятельности массовой коммуникации,

не сняло с повестки дня поставленных ею гуманистиче¬

ских и культурных проблем. В последние годы становится

все более очевидным, что теперь уже нельзя отвлечься

от этих проблем, пренебречь данной тематикой. Хотя вме¬

сте с тем вполне понятно, что этические и психологиче¬

ские обвинения, которые выдвигаются в адрес массовых

средств общения, не приводят к перестройке содержания

буржуазной идеологии.
С другой стороны, господствующая буржуазия

по-прежнему, но в еще большей степени испытывает по¬

требность в разработке более эффективных средств мани-

пулятивной пропаганды, способной решать сложные за¬

дачи с учетом цивилизационных, социально-культурных,

психологических особенностей современной аудитории.

В этих условиях возникает запрос на новые концепции,

которые могли бы учесть, во-первых, отложившийся и

тщательно проанализированный опыт манипуляции, удов¬

летворения непосредственных потребительных запросов

и, во-вторых, выводы, полученные в результате изучения

человека, протекающих в капиталистическом обществе

духовных и культурных процессов.
Анализ данной проблемы — личность и диктат идеоло¬

гии — будет неполным, если не обратить внимание еще на

одну весьма характерную тенденцию, отражающую иска¬

ния, точнее сказать метания, западной философии и

социологии. До сих пор речь шла о таких концепциях,

которые выдвигают в качестве критерия духовных про¬

цессов конкретный социальный фактор — технику, поли¬

тику или культуру. Однако в буржуазной науке за по¬

следние годы намечается стремление выработать такое

воззрение, которое включало бы в себя различные подходы

к проблеме общественного сознания, создать такую тео¬

рию, которая включала быв себя «синтез» различных под¬

ходов к анализу духовных процессов. В этой связи оста¬

новимся на взглядах канадского социолога Маршалла

Маклюэна16. Пытаясь раскрыть механизм общественных
10	Герберт Маршалл Маклюэн родился в 1911 г. в г. Эдмонтоне

(Канада). В 1934 г., закончив университет провинции Мани¬

тоба, получил степень магистра искусств. Учился в аспиран¬

туре Кембриджского университета, где получил степень док¬

тора философии по специальности английская литература.

Работал по этой специальности в ряде учебных заведении
260

представлений, этот автор обращает внимание на два

фактора — технику и человека.
Имя канадского социолога Маршалла Маклюэна не

сходит со страниц буржуазных — академических и мас¬

совых — изданий. Его сочинения изданы не только

в США, но и в ряде других стран. За последние годы

работы Маклюэна получили известность также и в стра¬

нах Латинской Америки. Журналисты объявили его «ин¬

теллектуальной кометой Запада», «пророком электрон¬

ного века». Модного автора провозгласили на западе са¬

мым крупным мыслителем после Ньютона и Фрейда.
После выхода в свет сборника статей «Маклюэн: за

и против» 17 в зарубежной литературе утвердился- тер¬

мин— «маклюэнизм». Этим словом обычно обозначают

специфические, зачастую парадоксальные выводы его

коммуникативной теории. Ныне постепенно входит в со¬

циологический лексикон Запада еще одно понятие —

«маклюэнство». Оно выражает готовность некоторых бур¬

жуазных исследователей философствовать в духе модер¬

нистских увлечений канадского социолога.
В буржуазной литературе резко возрос поток публи¬

каций, в которых содержится анализ взглядов Маклюэна.

Появился термин «маклунатизм», отражающий склон¬

ность Маклюэна к пародии. Концепция Маклюэна под¬

верглась критике в реакционно-консервативных, либе¬

ральных и леворадикальных изданиях.
Все эти факты свидетельствуют о том, что позиция

Маклюэна представляет собой сложное идеологическое

явление. В ряде наиболее значительных публикаций со¬

ветских исследователей постепенно складывается общее

отношение к этому автору. В данной главе автор излагает

собственную характеристику идеологической позиции

Маклюэна, при этом автор видит свою задачу в том,

чтобы дополнить пояснительный и общекритический ас¬
США и Канады. Изучением процессов массовой информации

с точки зрения психологии, социологии, истории, экономиче¬

ской науки и физиологии занимается с 1948 г. С 1963 г. стал

руководителем Центра по изучению культуры и техники при

Торонтском университете. Является одновременно профессором

гуманитарных наук в католическом Фордхэмском университете

(США) и возглавляет ряд исследовательских проектов в Ка¬

наде и США.
17	McLuhan: Pro and Contra. Ed. and with intr. by R. Rosenthal.

N. Y., 1968.
261

пект изучения взглядов Маклюэна более конкретным ана¬

лизом той проблематики, которую он выдвигает.
В концепции Маклюэна с самого начала ее формиро*

вания существует своеобразная установка на дихотомич-

ность: он мыслит полярными категориями, которые не

просто противостоят друг другу, но к тому же внутренне

сцеплены между собой. В своем окончательном виде его

теория строится на сопоставлении двух факторов — тех¬

ники и человека. Однако метафизический взгляд на дан¬

ную «оппозицию», попытки найти в этом противопостав¬

лении глубинные «скрепы» своих построений первона¬

чально обкатывался на целом ряде более абстрактных

понятий.
Английский деятель культуры (член исследователь¬

ской группы по коммуникации Королевского общества)

Дж. Миллер в своей монографии о Маклюэне 18 показы¬

вает, что на мировоззрение этого автора оказала влияние

духовная атмосфера западных провинций Канады, где

он вырос. Именно там особую популярность имели абст¬

рактно-гуманистические идеи « аграрного социализма »,

догмы католического вероисповедания.
Проявив интерес к проблемам риторики, Маклюэн

уже в первых своих работах пытается осмыслить явления

культуры с позиции абстрактного дуализма. Так он обна¬

руживает интерес к интерпретации конфликта, который,

по его мнению, сложился между «грамматиками» и «диа¬

лектиками» и имел огромные последствия для всей евро¬

пейской культуры.
Метод Маклюэна сводится к тому, чтобы объяснить

социально-исторические процессы как результат противо¬

стояния двух полярных сущностей. Однако, хотя канад¬

ский автор и пользуется такими категориями, как «про¬

тиворечие», «синтез», его рассуждения не имеют ничего

общего с диалектическим мышлением. Прежде всего каж¬

дая оппозиция, которую предлагает Маклюэн, не объясня¬

ется им с точки зрения генезиса, действительной эволю¬

ции и последовательного снятия в явлении более высокого

порядка.
Напротив, противоречия внутри духовных процессов,

внутренние коллизии, возникающие в ходе социального

прогресса, Маклюэн обозначает как нечто, изначально
18	Miller /. F. McLuhan. L., 1971.

262

присущее истории или человеческой природе. Например,

дихотомия «ума и сердца» вводится им как универсаль¬

ный закон, порождающий бесчисленные конфликты и

антиномии культуры. Однако противостояние рассудка и

эмоций не может быть разрешено. Маклюэн, по сути дела,

предлагает метафизическое, застывшее в своей неискоре¬

нимой вражде, противоречие, которое не развивается,

а лишь возрождается во все новых и новых ситуациях.
В первых своих работах Маклюэн выступал как куль¬

туролог, интерпретатор художественных и духовных про¬

цессов, происходящих в современном обществе. Он пы¬

тался, правда, достаточно робко, критически осмыслить

негативные явления западной цивилизации. Прежде

всего, канадский социолог стремился доказать, что культ

техники, массовизации приводит к явлениям, враждебным

человеку. В своей работе «Механическая невеста; фоль¬

клор индустриального человека» Маклюэн описал неко¬

торые манипулятивные приемы, с помощью которых

в буржуазном обществе осуществляется практика «раз¬

вращения умов».
Правда, канадский автор быстро отказался от негатив¬

ной оценки массовых средств общения. Когда в конце

60-х годов его оппоненты обратили внимание на то, что

взгляды Маклюэна претерпели существенную эволюцию

в сторону апологетики капиталистического строя, он

ответил им, что критицизм «Механической невесты» оп¬

ровергнут развитием телевидения. Массовая культура

стала «органичной».
В «Механической невесте» еще нет попыток создать

собственную философию истории19. Маклюэн выступает

против тех авторов, которые видят в технике единствен¬

ный критерий и источник человеческого прогресса.

В годы, когда в буржуазной философии утверждалась

методология технологического детерминизма, Маклюэн

выдает себя за социального критика, метко подмечаю¬

щего язвы технической цивилизации, технику внушения

и манипулирования общественным сознанием.
Однако уже в 60-е годы начинает складываться его

собственная интерпретация истории, социальных процес¬

сов. Поначалу она развивается в русле той европейской
19	McLuhan М. The mechanical Bride: Folklore of Industrial Man.

Toronto, 1951.
263

традиции, которая восходит к Огюсту Конту. Француз¬

ский философ видел в истории смену трех типов мировоз¬

зрения: теологического, метафизического и позитивного.

Он связывал, таким образом, эволюцию человечества с раз¬

витием духовных явлений и самого сознания.
В концепции Маклюэна постепенно намечается стрем¬

ление дать новую периодизацию истории, взяв за при¬

знак ее членения совсем другие факторы, нежели те,

которые уже выявлены европейской философией. Он кри¬

тически оценивает те работы, в которых вся история де¬

лится с учетом этапов технического прогресса как тако¬

вого.
Маклюэн в 60-е годы выдвинул ряд идей, смысл кото¬

рых сводился к тому, чтобы отвергнуть деление истории

как по типу собственности, так й по техническому раз¬

витию.
В «Галактике Гутенберга» Маклюэн объявил, что

общественное развитие обусловлено не ростом производи¬

тельных сил, не сменой форм собственности, не борьбой

классов, а теми средствами связи, на основе которых осу¬

ществляется общение людей20. Коммуникация, то есть

такой процесс, который был изучен теорией массовой ком¬

муникации, исследуется теперь Маклюэном с позиции

совсем другой методологии.
Маклюэн не скрывает своей враждебности к истори¬

ческому материализму. В его работах можно найти такие

абзацы, в которых попросту перетолкованы на свой лад

строчки из «Манифеста Коммунистической партии». Он

перефразировал положение из этой работы, гласящее, что

история всех доселе существовавших обществ была исто¬

рией борьбы классов. В его интерпретации история пред¬

стает в виде смены различных типов коммуникации.
История, по словам канадского социолога, представ¬

ляет собой последовательную смену определенных своеоб¬

разных этапов в развитии человечества. Но это вовсе не

общественно-экономические формации, о которых гово¬

рили классики марксизма-ленинизма. Это, по словам

Маклюэна, огромные периоды, каждому из которых соот¬

ветствует специфический тип общения.
20	McLuhan М. The Guttenberg Galaxy* The Making of Typographic

Man. Toronto, 1962.
264

Современный этап исторического развития Маклюэн

называет «третьей юностью» человечества. Ему якобы

предшествовало два других, каждый из которых длился

много столетий. На заре человечества канадский автор

фиксирует доцивилизационную эру — «детство» — пле¬

менное общество. Вслед за ним, по Маклюэну, следует эра

письменности, которая знаменовала переход человечества

от «детства» к «юности» и привела к тысячелетнему гос¬

подству фонетического письма; далее наступил черед эры

типографского станка, «гутенберговой галактики», полу-

тысячелетнее царство печатной техники, сложившейся на

базе фонетического письма; и наконец — эпоха современ¬

ной «электронной цивилизации».
Основные положения своей концепции Маклюэн

строит на тезисе об универсальной роли массово-инфор¬

мационных процессов в историческом развитии. Этим

представлением обусловлены и ведущие компоненты его

теории: объяснение исторического процесса «коммуника¬

ционными революциями», определение современной «элек¬

тронной эпохи» как периода очередного коммуникацион¬

ного взрыва; утверждение за электрическими и электрон¬

ными средствами массовой коммуникации роли особой

среды, определяющей судьбу современного человека.
Источником исторического развития у канадского

социолога оказывается папирус, типографский станок,

телевидение. Такой взгляд как будто свидетельствует

о том, что перед нами типично техницистская концепция.

«Техника всякий раз постепенно создает абсолютно новое

окружение, в котором существует человек»21, отмечает

Маклюэн, причем .«новое окружение оказывает воздей¬

ствие на характер восприятия человеком объективной

реальности». Маклюэн утверждает: «Изменения, вноси¬

мые использованием электричества, сопряженные с ав¬

томатизацией, не имеют ничего общего ни с одной про¬

граммой общественного устройства» 22.
Итак, Маклюэн выступает с позиции техницизма, до¬

водит до логического абсурда представление, бытующее

в буржуазной социологии, будто техника играет универ¬

сальную роль в истории. Почему же в таком случае на

канадского автора пытаются опереться представители
21	McLuhan М. Understanding Media. N. Y., 1970, p. VI.
22	Ibid., p. 65.
265

социальной критики, сторонники леворадикального созна¬

ния? Причина его влиятельности в том, что в кодцепции

Маклюэна присутствует еще один элемент, без которого

немыслима его манера мыслить о явлениях культуры.

Такую «парность» в концепции Маклюэна образует ма¬

шина и человек.
Маклюэн всем строем своих рассуждений показывает,

что техника сама по себе не способна изменить мир. Она

выступает в качестве внушительной силы, вызывающей

культурные изменения только в том случае, когда соеди¬

нена с человеком. Речь идет при этом вовсе не об актив¬

ной исторической деятельности людей, которые вступают

в определенные общественные отношения на базе сло¬

жившихся производительных сил, не о человеческом из¬

мерении массовой коммуникации, на чем специализиру¬

ется «социальная критика», а о специфическом антропо¬

логизме, который зачастую воспринимается многими ин¬

терпретаторами Маклюэна на Западе как неотъемлемый

элемент его коммуникативной теории.
Концепция Маклюэна нередко трактуется на Западе

как еще одна версия информационных потоков, сложив¬

шаяся в рамках теории массовой коммуникации23. Од¬

нако позиция канадца на самом деле антисоциологична,

направлена против теории массовой коммуникации.

В своих последних работах Маклюэн наряду с разработ¬

кой теории средств коммуникации большое внимание уде¬

ляет другому элементу своей концепции — человеку. Он

вводит в свои построения элементы антропологической

интерпретации духовных процессов. Однако ни о каком

серьезном осмыслении человеческой проблематики в кон¬

цепции Маклюэна не может быть и речи. Индивид бе¬

рется канадским социологом не в качестве творческой

личности, реально участвующей в культурном созидании,

а в роли пассивного придатка к «машине связи».
Антропологизм Маклюэна предполагает не внутренне

активное, творческое сознание человека, не потенциал

разумного поведения личности, не историческую деятель¬

ность масс. Речь идет лишь о специфическом способе

«подключения» человека к средствам связи, которые

формируют якобы тот или иной тип культуры. Личность

интересует канадского автора в своеобразном плане —
23	Kuhn W. The Post-Industrial Prophets. Interpretations of Techno¬

logy. N. Y., 1971.
266

в плане свойственных различным эпохам так называе¬

мых сенсорных предпочтений индивида.
В концепции Маклюэна пять органов чувств человека

создают некий сенсорный баланс, то есть равновесие чув¬

ственных восприятий. Люди приспосабливаются к среде,

в которой они существуют, при помощи каналов воспри¬

ятия — зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса. Тео¬

ретически эти органы чувств находятся в состоянии не¬

коего равновесия, внутренней соразмерности. Однако от¬

крытая система чувств (сенсориум) вступает во взаимо¬

действие с тем или иным каналом коммуникации. По¬

этому каждое новое средство коммуникации, по мнению

Маклюэпа, разрушает достигнутое равновесие. Оно интен¬

сифицирует тот или иной канал восприятия, который

берет на себя функции других органов чувств. Например,

речь, обращенная к слуху, активизирует этот канал вос¬

приятия, загружает преимущественно слуховой сектор

сенсориума. Таким образом, накапливаемый социальный

опыт человека может структурироваться именно на базе

акустической культуры. Ухо способно узурпировать фун¬

кции всех остальных органов чувств и переводить самую

значительную часть чувственных восприятий в область

слуха.
По мнению Маклюэна, человек племенного строя —

рыболов и охотник — жил в «устно-акустическом мире»,

структура которого определялась мифом и ритуалом: вос¬

приятия его были слуховыми, осязательными, связи —

ограниченными, а духовные ценности — коллективными

и сакральными. В племенном обществе все люди равны,

никто не стремится выделиться, поэтому нет социального

расслоения. Причину такой организации людей Маклюэн

видит в отсутствии письменности 24.
«До изобретения письменности, — пишет Маклюэн, —

человек жил в мире, где все чувства находились в равно¬

весии и действовали одновременно, в замкнутом мире

глубоких родоплеменных звучаний, в мире устной куль¬

туры, структурированной по преимуществу слуховым

ощущением жизни» 25.
Причину последующей мутацип Маклюэн усматривает

в случайном распадении всей структуры, основанной на
24	См.: McLuhan М. Hot and Cool. N. Y., 1969. p. 100.
25	McLuhan M. Understanding Media, p. 94.
267

пространственно-акустическом восприятии мира. Из

всего богатства сенсорных впечатлений канадский социо¬

лог берет два параметра — ощущение времени и про¬

странства, которые он считает важнейшими в воссозда¬

нии каждым индивидом образной картины мира.
Появление письменности, по словам Маклюэна, при¬

вело к историческому коммуникативному взрыву. Фоне¬

тический алфавит создал якобы цивилизацию отдельных

индивидов. Распалось коллективное сознание, началось

разделение труда. Таким образом, по мысли Маклюэна,

средства связи сами по себе не обладают свойствам воз¬

действовать на общественные процессы, их преобразова¬

тельная мощь обнаруживается только тогда, йогда они

соединены с органами чувств индивида. Именно эта за¬

кономерность может привести к появлению новой антро¬

пологической природы человека.
Новая телевизионная среда, по мнению Маклюэна, со¬

действует формированию такого индивида, который до¬

стигает полной синестезии чувств. Вновь возрождается

сенсорный баланс, а вместе с ним приходят утраченные

в течение прошедших веков спонтанность, полнота гал¬

люцинаторного переживания, полная растворенность

в магме сознания всего племени, то есть новой телевизи¬

онной общности.
Новый медиум, по словам Маклюэна, помогает вер¬

нуться в лоно мифологизированного родоплеменного со¬

знания. Здесь и начинается счастливое забвение. Однако

переход от одной структуры, определяющей культуру,

к другой, не так-то прост. Он полон скрытых коллизий.

Вот почему так быстро растет потребление наркотиков, —

разъясняет Маклюэн. Наркотик освобождает личность от

приобретенных ею речевых и зрительных навыков и на¬

деляет индивида способностью мгновенного и полного

самозабвения. Электронная революция возвращает, по

словам Маклюэна, человечеству устно-слуховое восприя¬

тие, освобождает от обедняющего действия печати, со¬

здает иллюзию соучастия, возвращает цельность и гар¬

монию племенного общества26.
Таким образом, человек выступает в концепции Ма¬

клюэна не как личность, реализирующая все богатство

общественных связей, а как носитель «сенсорного ба-
* Playboy, 1969, vol. 16, N 3, p. 19.
268

ланса» т. е. некоей гармонии восприятия, а также различ¬

ных искажений этого баланса. Как только гармония на¬

рушается, преимущественное значение приобретает слух,

зрение или осязание, техника получает возможность

подключиться к этим антропологическим смещениям и

решительно преобразовать все духовные процессы.
Такое представление о характере связи между челове¬

ком и техникой отражает примитивные воззрения на при¬

роду личности, на ее роль в историческом процессе. По

сути дела, перед нами очередная буржуазная трактовка

«киборга» — кибернетического организма, которым гре¬

зит буржуазная футурология.
Эклектический, механистический характер воззрений

Маклюэна не получил последовательного раскрытия

в буржуазной литературе. Напротив, сторонники различ¬

ных ориентаций — позитивистских и экзистенциалист¬

ских, апологетических и социально-критических, техници¬

стских и антропологических — разглядели в его концеп¬

ции нечто блпзкое своим собственным умонастроениям.

На деле Маклюэн обостренно выразил в своей концепции

разлад между апологетами и «социальной критикой».
Недостаток концепции Маклюэна состоит отнюдь не

в том, что он привлекает внимание к проблеме средств

коммуникации, их места в системе элементов социальной

структуры, их роли в формировании общественных отно¬

шений. Но могут ли технологические новшества в сред¬

ствах общения оказать глобальное воздействие на весь

строй культуры? Действительно ли этот процесс носит

прямой, автоматически заданный характер, как это ут¬

верждает Маклюэн?
В противовес буржуазной социологии, которая стре¬

мится свести многообразие социальных явлений прежде

всего в сфере культуры к определенной информационной

среде, советские исследователи рассматривают знание и

способы его организации, формы духовного общения как

один из аспектов общей системы социальной деятельности.
Односторонне-техницистский подход к общественным

процессам Маклюэн пытается преодолеть путем его «син¬

теза» со специфическим антропологизмом. Он стремится

по-новому раскрыть человеческую природу, подчеркивая

при этом противопоставление разума и чувствт сознания

и подсознания, апатии и вовлеченности, грез и катарсиса.

Однако в рамках заданного хода мысли, обусловленного
269

специфически буржуазным схематизмом мышления, не

может быть и речи о последовательном гуманизме.
Маклюэн утверждает, будто современный человек бур¬

жуазного общества путем назревающих изменений

в культуре, своеобразного «коммуникативного взрыва»

вскоре избавится от тех мучительных переживаний, кото¬

рые сегодня отравляют его жизнь. «Электронная галак¬

тика», то есть телевидение, приходящая на смену «галак¬

тики Гутенберга», то есть книжной культуре, знаменует

у канадского социолога превращение мира в одну «боль¬

шую деревню», возрождение «родоплеменной общности»,

пичего общего не имеющей с дотелевизионной цивилиза¬

цией вчерашнего дня.
В социально-политической сфере Маклюэн выступает

как идеолог государственно-монополистического капита¬

лизма. Он полагает, что революция в средствах коммуни¬

кации отменяет социальную революцию. Рекламируя но¬

вейшие варианты «технологической конвергенции», Ма¬

клюэн одновременно ставит вопрос о том, чтобы

капитализм путем внедрения мифологического сознания

в широкие массы трудящихся приобрел большую стабиль¬

ность.
Проблемы средств коммуникации, их места в социаль¬

ной структуре, их возросшей роли в формировании об¬

щественных отношений, несомненно, заслуживают все¬

стороннего рассмотрения. Но слабость и несостоятель¬

ность теоретических построений Маклюэна заключены

в их исходном пупкте, в утверждении, будто технологи¬

ческие новшества в средствах общения оказывают гло¬

бальное, определяющее воздействие на весь ход развития

цивилизации.
По мнению Маклюэна, печатный станок и телевиде¬

ние сами по себе мертвы, лишены значения, пока на

другом полюсе коммуникации не появляется человек. Об¬

щение поэтому возможно только в том случае, если про¬

исходит контакт конкретного средства связи (папируса,

станка, телевидения) с органами чувств человека.
Однако речь у него идет вовсе не о психологии вос¬

приятия, не об особенностях избирательности и оценки

новостей, что составляет важную часть общей проблема¬

тики буржуазной теории массовой коммуникации. Ма¬

клюэн говорит о глобальных мутациях (изменениях), вы¬

званных тем, что изначальная гармония чувств, их со¬
270

размерность нарушена в ходе исторического развития

человечества.
Маклюэн возвещает, что ныне человечество вступает

в новую галактику — галактику образа. Она перестраи¬

вает всю систему просвещения и познания. Аудиовизу¬

альные средства якобы возвращают миру ту цельность,

которую изуродовали долгие века грамотности и буржу¬

азного индивидуализма. Именно письменность и типо¬

графский станок, по его мнению, придали человеку «од¬

номерность», которая замещается теперь «многомерно¬

стью», то есть возрождением племенных связей и

ощущений.
Какое отношение имеет коммуникативная теория Ма¬

клюэна к реальной практике буржуазной идеологии и

пропаганды? Вопрос достаточно сложен, но в то же время

не беспочвен. Нас могут интересовать здесь, разумеется,

не декларации и рассуждения самого канадца, доведен¬

ные до «практических рекомендаций», а действительные

тенденции, выявившиеся уже сегодня.
Маклюэн говорит о времени, когда можно будет осу¬

ществлять автоматический контроль за количеством и

качеством информации в мире. Например, можно будет

сказать: «На будущей неделе радиопередачи из Индоне¬

зии надо сократить на 6 часов, а то упадет интерес к ли¬

тературе», или «целесообразно дать двадцать дополни¬

тельных передач в Южной Африке, чтобы охладить на¬

кал племенной вражды, вызванной на прошлой неделе ра¬

диопередачами. Можно будет программировать подобным

образом культуры целых обществ, чтобы сохранить ста¬

бильным их эмоциональный климат» 27.
Конечно, в этом духе рассуждают уже многие теоре¬

тики буржуазной журналистики. Они говорят о том, что

телевидение действительно творит живое всемирное со¬

общество, в котором будто бы преодолены национальные

и языковые барьеры, потому что коммуникативная связь

осуществляется на уровне ощущений с помощью поп-му¬

зыки, образов и некоего элементарного языка, примитив¬

ного, но выразительного, который состоит из междуна¬

родного арго п звукоподражания28.
27	Playboy, 1969, vol. 16, N 3, p. 158.
28	Silbermann Ch. Technology taking over? — Fortune, 1966, vol. 73,

N 2.
271

Однако где же грань, за которой теория перестает

быть модной утопией и действительно соприкасается

с журналистской практикой? Сошлемся в этой связи

прежде всего на «респектабельных» теоретиков массовой

коммуникации. В. Шрамм предлагает взять из взглядов

Маклюэна те, которые «кажутся обещающими». В этой

связи американский социолог говорит о различении «го¬

рячих» и «холодных» средств коммуникации29. («Горя¬

чие» средства — это те, которые не сохраняют сбаланси¬

рованности чувственного восприятия и требуют мало во¬

ображения для перехода от знака к картине реальности.

«Холодные» средства обеспечивают баланс, требуя вооб¬

ражения) .
Замечание В. Шрамма заслуживает внимания, потому

что оно отражает, как нам кажется, начало процесса,

в ходе которого многие положения концепции Маклюэна

приобретают «академический оттенок», включаются в хре¬

стоматийные рамки буржуазной социологии. Это касается,

в частности, классификации Маклюэна, который отно¬

сит к горячим средствам — прессу, книгу, радио, а к хо¬

лодным — беседу, комикс, телевидение.
Когда президент компании, издающий «Ньюсвик»,

Дж. Маккейб, пригласив в редакцию Маклюэна, сообщил

ему, что за последние пять лет руководители журнала

вложили несколько миллионов долларов в социологиче¬

ские обследования аудитории, изучение рыночной конъ¬

юнктуры и рекламы, что привело к огромному увеличе¬

нию тиража, тот заметил: «Да, конечно, ваш тираж воз¬

рос, но это произошло бы и без обследования, если учесть

новый сенсорный баланс современного человека» зи.
Маклюэн выступил с резкой критикой руководителей

Эн-Би-Си и Радиокорпорации Америки. Он назвал их

«технологическими идиотами». Эта критика имела оче¬

видные последствия. За последние годы происходит опре¬

деленное перераспределение средств: финансирование

эмпирических экспериментов совмещается с изучением

«сенсорного баланса» и его следствий для коммуникации.
Некоторые социологи, например супруги Опи, провели

исследование устной культуры детей. Изучая детские

игры, шутки и проказы в разных городах — Белфасте,
л Schramm W. Men, Messages and Media. N. Y., 1973.
30 Caseneuve /. Les theories de McLuhan. — In: Annee sociologique.
1970. Paris, 1971, p. 140.
272

Нью-Йорке, Торонто, Ливерпуле, они пришли к выводу,

что данная культура обнаруживает поразительную жи¬

вучесть. (По условиям опыта в расчет не принимались

сказки и песни, которым обучают детей взрослые.) Ис¬

следование, по мнению многих социологов, подтвердило

выводы Маклюэна об особенностях устной культуры и

вызвало существенные изменения в определении специ¬

фики литературы для детей31.
Сам Маклюэн свою последнюю работу посвятил изу¬

чению механизма рекламы. Он ополчился против интел¬

лектуалов, которые считают, что темы рекламы, массовой

культуры и массовой коммуникации недостойны анализа.

Характерна даже форма этой книги. Каждая страница

разделена на две половины: справа — фотореклама, в ка¬

честве иллюстрации, слева — текст, в виде набранных

вперебивку различными типографскими шрифтами газет¬

ных заголовков, объявлений, цитат, афоризмов и автор¬

ского комментария. Рекламные фотоснимки разнообраз¬

ны и многочисленны: в них графически изображены по¬

чти любые явления материальной культуры современной

Америки.
Маклюэн разрабатывает новую символику рекламы,

построенную на «сенсорных» ассоциациях. Например, те¬

зис о безраздельном господстве телевидения иллюстриро¬

ван рекламным портретом императора Наполеона (со¬

держание рекламы при этом в расчет не принимается).

Говоря об осязании пространства, о «мысленном прикос¬

новении», Маклюэн выбирает для иллюстрации белую

ладонь и силуэт женщины на фоне вечернего неба. На

рекламе фирмы мужских сорочек — не сорочки, а поле

ромашек, Маклюэн разъясняет: вы смотрите и чувствуете

себя свежим как ромашка.
Разумеется, следует критически относиться к выводам

самих буржуазных исследователей, отмечающих влия¬

ние Маклюэна на журналистскую практику. Но нельзя

обойти вниманием многие факты, которые действительно

заставляют задуматься. Говорят, например, о том, что

мода на книжки в мягких переплетах возникла не слу¬

чайно. 'Издатели пошли на эту акцию, осознав, к чему

ведут «разъяснения» Маклюэна, его теоретические рас¬
81 Маклюэн М. Прошлобудущее книги. — Курьер ЮНЕСКО.

Москва—Париж, 1972, январь 1—20, с. 16—18.
18 П. С. Гуревич	273

суждения о «мозаичном мире глубинной структуры». По¬

этому современные издатели учитывают и скрытые пси¬

хологические потребности читателей. Буржуазная рек¬

лама после работ канадца стала изображать процесс, а не

сам продукт, шире использовать способы «вовлечения»

потребителя на базе методики внушения через образы.

Говорят также, что «возрождение», «ренессанс» комикса,

несомненно, вызван работами Маклюэна.
Буржуазные издательства выбрасывают на рынок бо¬

лее 700 Ашн. комиксов в год. Эти рисованные рассказы

в картинках с небольшими вкраплениями текста, кото¬

рый вносит элемент динамики, за последние годы приоб¬

рели особую популярность. Американский социолог

Б. Ансерсон, анализируя индонезийскую печать, оценивает

работы карикатуристов с позиции «символической образ¬

ности» и механизмов «вовлеченности», о которых пишет

Маклюэн. Он связывает популярность комиксов с улов¬

ленными Маклюэном психологическими влечениями.
Маклюэн, анализируя журналистскую практику, не¬

редко рассматривает конкретные рубрики п циклы, давая

при этом весьма детальные «подсказки» редакционным

работникам. Сошлемся в этой связи на телевизионную се¬

рию «Час Джека Паара», которая была весьма популярна

в США в 60-е годы. Рассматривая один из эпизодов, ко¬

гда в ходе предвыборной борьбы в студию пришел изве¬

стный политический деятель, Маклюэн подчеркивает, что

любое событие может приобрести тысячу значений, ва¬

жно только распознать этп возможности. У данного кан¬

дидата в президенты было мало шансов, и все надежды

возлагались на выступление по телевидению. И ведущий

телепрограмму Паар, представив гостя как скромного

композитора и пианиста, помог кандидату завоевать сим¬

патии зрителей. Кандидат в президенты даже сыграл

несколько своих сочинений п таким образом приобрел

особую популярность.
В современных буржуазных телепрограммах заметно

возросло число так называемых персонифицированных

программ. Эта тенденция во многом обусловлена рекомен¬

дациями Маклюэна, который «разъяснил» специфику дан¬

ных передач в свете новой «символики». В результате

деятельность таких „ американских журналистов, как

Эд Салливен, Джек Паар и других получила солидную

«теоретическую санкцию».
274

Художественные принципы телевидения, несомненно,

испытали на себе влияние взглядов Маклюэна. Ведь это

он рекомендует использовать «йедосказанность», «неза¬

вершенность», создавать передачи, которые носят харак¬

тер мозаики, направлять работу воображения в нужное

русло. Телевизионные спектакли, передачи о путешест¬

виях, об искусстве активно впитывают в себя эти реко¬

мендации.
Наконец, буржуазные программисты задумались над

тем, что воздействие на зрителя оказывают не только пе¬

редачи, но и весь программный контекст. Поэтому извест¬

ная пропагандистская нагрузка ложится также отныне и

на общий поток передач, которые оцениваются как

сплошное, нескончаемое зрелищ^. Программирование вос¬

принимается теперь не только как размещение передач

по сетке, но и как специфическая деятельность по «пси¬

хопрограммированию ».
*	* *
Таким образом, массовые идеологические процессы

в капиталистическом обществе ориентированы не только

на отдельные социальные слои. Они обращены также

к личности, к ее внутренней нравственно-психологиче¬

ской структуре. Буржуазные исследователи ищут возмож¬

ности для деформации духовного мира человека, его

истинных потребностей и целей. В результате складыва¬

ется множество различных ценностных ориентаций, тре¬

бующих чисто социологического анализа.

Глава десятая
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ
За последние годы в буржуазной литературе заметно

возрос интерес к социологическим аспектам функциони¬

рования идеологии. Разумеется, эта тема не является аб¬

солютно новой для западных исследователей. Так, М. Ве¬

бер в своей социологии религии показал, что одна и та же

религиг зачастую воспринимается различно крестьянами,

ремесленниками, торговцами, знатью и интеллигенцией1.

К. Мангейм ставил вопрос о социологическом понятии

мышления. Он стремился понять, как оно действительно

«функционирует в качестве орудия коллективного дейст¬

вия в общественной жизни и в политике» 2.
Круг вопросов, который охватывает социология идео¬

логии, чрезвычайно широк. В ряде современных исследо¬

ваний говорится о стратегическом изучении социальных

феноменов, о функционировании идеологии вообще, о со¬

отношении идеологии и практики, о социальной обуслов¬

ленности различных типов оценок и ориентаций.
Характерной в этом отношении является работа извест¬

ного «неомарксиста» Лео Кофлера «Социология идеологи¬

ческих явлений»3. В книге рассматриваются проблемы

идеологии как «ложного сознания», отдельные идеологи¬

ческие явления, характерные для развитого капиталисти¬

ческого общества, социальное положение и связанные

с ним особенности идеологии различных классов совре¬

менного капиталистического общества.
Согласно автору, в личном плане наиболее свободным

слоем современного буржуазного общества является ин¬

теллигенция, так как она творчески использует свои

силы. «Господствующим классом всех эпох, — пишет
1	Weber М. Wirtschaft und Gesellschaft. Bd. I. Tubingen, 1925,

S. 217-296.
2	Mannheim K. Ideologie und Utopie, 1929, S. 3.
3	Kofler L. Soziologie des Ideologischen. Stuttgart, 1975.
276

JI. Кофлер, — интеллигенция нужна не только для того4

чтобы пользоваться ею как инструментом, но и для того*

чтобы участвовать в ее духовной свободе, знаниях, интел¬

лектуальном превосходстве, творчестве и таким образом

вступать в область человеческой свободы, ибо как господ¬

ствующие, т. е. постоянно воспроизводящие несвободу

низших классов, они были лишены человеческой сво¬

боды» 4.
В данном случае Л. Кофлер разделяет господствую¬

щие на Западе представления о том, будто ведущую роль

в общественном развитии приобретает ныне не рабочий

класс, а научно-техническая интеллигенция. Этот вывод

строится на псевдонаучных рассуждениях о том, что

в наше время численность интеллигенции возрастает и

поэтому ученые, исследователи становятся главенствую¬

щей силой преобразования мира.
Буржуазные и ревизионистские авторы обнаруживают

неспособность научно осмыслить те изменения, которые

происходят с интеллигенцией под влиянием научно-тех¬

нической революции. Они не хотят понять, что в капита¬

листическом мире расслоение интеллигенции приобре¬

тает четко выраженный', классово антагонистический

характер.
В. И. Ленин отмечал, что интеллигенция «занимает

своеобразное положение среди других классов, примыкая

отчасти к буржуазии по своим связям, воззрениям и

проч., отчасти к наемным рабочим, по мере того как ка¬

питализм все более и более отнимает самостоятельное по¬

ложение у интеллигента, превращает его в зависимого

наемника, грозит понизить его жизненный уровень» 5.
Л. Кофлер пытается доказать, что все слои буржуаз¬

ного общества в настоящее время утратили свою рево¬

люционность. Свои аргументы он черпает из теории иде¬

ологических процессов. По мнению западногерманского

социолога «скользящий по поверхности „здравый рассу¬

док"» принимает овеществленные иллюзии за чистую мо¬

нету, т. е. рациональность. Причем это идеологическая

идентификация с действительностью не исключает мни¬

мокритического отношения к ней. На начальной стадии

непременно высказываются критические замечания о це¬
4	Ibid., S. 41.
5	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 4, с. 209.
277

нах, начальниках, заработной плате, об учебных заведе¬

ниях, о бюрократии, о лживой прессе и т. д.»6
В дальнейшем же, по словам Кофлера, сознание, про¬

питанное этой идеологией, склоняется к выводу, что все

факты капиталистической действительности, несовмести¬

мые с рациональной организацией или противоречащие

непосредственным и повседневным интересам индивида,

являются более илп менее случайными безобразиями.
Разумеется, в рассуждениях Кофлера есть известный

резон. Если говорить о том, что в современной буржуаз¬

ной идеологии все отчетливее проявляется пафос псевдо-

критического изобличения, то основания для такого вы¬

вода достаточно очевидны. Действительно, в «системе

буржуазной идеологии расширившееся фактическое при¬

знание кризисных процессов сводится на нет развитием

изощренных механизмов их реакционного истолкования».

А «известный прогресс обличительной гласности пере¬

крывается куда более внушительным прогрессом идеоло¬

гического лицемерия» 7.
Однако отсюда вовсе не следует вывод о том, будто

все классы и социальные группы буржуазного общества

фатально заражены господствующей идеологией. Всякий,

пишет JI. Кофлер, кто воображает, будто освободился от

идеологии, поскольку он игнорирует и бранит ее, на са¬

мом деле находится в полном подчинении у той широко

распространившейся ныне идеологии, которая предписы¬

вает верить эмпирической правде существующей реаль¬

ности 8.
Между тем сознание того пли иного класса, социаль¬

ной группы обусловлено вовсе не «механикой» идеологии,

а объективными факторами. Этим в конечном счете опре¬

деляется «революционность» классов и социальных групп.

Например, передовая интеллигенция буржуазных стран

все полнее осознает сегодня свое отчуждение от средств

производства, от создаваемого совокупным трудом общест¬

венного продукта. Интеллигенция все более болезненно

переживает факт своей зависимости от монополий, профо¬

нации своей интеллектуальной деятельности. Представи¬

телей интеллигенции волнуют процессы, вызванные науч¬
6	Kofler L. Soziologie des Ideologischen, S. 68.
7	См.: Борьба идей в современном мире. М., 1976, т. 2, с. 33.
8	Kofler L. Op. cit., S. 69;
278

но-техническим прогрессом. В условиях капиталистиче¬

ского общества они страдают от жестокой регламентации

труда, от необеспеченности, от растущей безработицы.
В экономически развитых капиталистических странах

происходит процесс пролетаризации разоряющихся слоев

различных классов. Он захватывает и значительную

часть интеллигенции и молодежи. Эти социальные слои

активно выступают против изживших себя буржуазных

отношений. Научно-техническая революция в условиях

капиталистического строя (и это становится все более яв¬

ным) не сулит молодежи никаких благоприятных пер¬

спектив. Болезненно воспринимая факты бесправия и на¬

силия, фальши и угнетения, молодежные движения де¬

монстрируют кризис буржуазного способа социального

развития, кризис ценностей, идей и господствующей иде¬

ологии, кризис власти.
Разумеется, в книге Кофлера собран интересный фа¬

ктический материал, характеризующий различные идео¬

логические явления буржуазного мира, Он, в частности,

обстоятельно характеризует социальные причины таких

тенденций идеологии капитализма, как широчайшая эро¬

тизация личного сознания, распространение потреби¬

тельной идеологии, деиндивидуализация личности (его

«омассовление»), господства пессимизма и нигилизма.

Он даже прослеживает преломление этих тенденций в со¬

временном буржуазном искусстве, прежде всего * в жи¬

вописи и так называемой «литературе абсурда».
Идеологическим явлением, весьма характерным для

современного Запада, автор считает широкое распростра¬

нение многочисленных «псевдорелигиозных и доре-

лигиозных — магических — форм сознания» 9; астрологии,

антропософии, суеверий, дзэн-буддизма, различных «ин¬

дийских» ритуалов сосредоточения, пристрастия к нар¬

котикам как к чему-то наделенному магико-религиозной

силой.
Однако фиксируя все эти явления, Кофлер не возвы¬

шается над уровнем чисто феноменологического описания

фактов. Он констатирует, но не анализирует, не размыш¬

ляет. Все это снижает ценность добытых нм социологиче¬

ских фактов, той эмпирии примеров, на которой Кофлер

строит своп рассуждения.
9 Ibid., S. 120.
279

Другой буржуазный автор — американский социолог

Э. Гоулднер пытается определить границы между соци¬

ологией и идеологией. Он приходит к убеждению, что ее

(границу) не следует считать неким давно забытым аван¬

постом на пути интеллектуального развития. Идеология,

по его словам, не просто вездесущий объект, легко обна¬

руживаемый эмпирическим путем. В конечном счете иде¬

ология сводится к проблемам самопонимания, миссии и

характера социологии 10.
Э. Гоулднер пытается подвергнуть критике марксист¬

ские положения об общественном сознании. По его ело-'

вам, основываясь на идее, что идеология и общественное

сознание не автономны, а зависят от общественного бы¬

тия, К. Маркс утверждает, что есть пределы разума и ра¬

ционального рассуждения. Все это так, действительно

пределы рационального рассуждения коренятся не в при¬

роде человека, а в историческом характере общества,

классовых конфликтов, в отношениях к ним рассужда¬

ющего субъекта. Поскольку общественное бытие опреде¬

ляет общественное сознание, постольку пороки старого

(буржуазного) сознания и общественной теории можно

снять лишь уничтожив буржуазные условия, их опреде¬

ляющие.
Воспроизводя марксистские положения о генезисе об¬

щественного сознания, Э. Гоулднер делает неправомер¬

ный вывод, будто из этих посылок следует, что отсюда

отпадает необходимость в анализе идеологий и сознания.

Важно, дескать, сосредоточить внимание на обществен¬

ных условиях, порождающих эту идеологию, на пробле¬

мах революционизации этих условий.
Все эти рассуждения огрубляют марксистскую точку

зрения по данному вопросу. Марксизм-ленинизм научно

доказал, что те или иные идеи, массовые представления

исчезают лишь после того, как устраняются породившие

их социально-экономические предпосылки. Поэтому ради¬

кальная перестройка общественного сознания закономер¬

но связана с революционными преобразованиями соци¬

альных отношений, со сменой общественно-экономических

формаций.
10	Gouldner A. The Dialectic of Ideology and Technology. The Ori¬

gins, Grammar and Future of Ideology. N. Y., 1976, p. 10.
280

Но это вовсе не означает, что марксизм-ленинизм зани¬

мает критическую позицию лишь по отношению к обще¬

ству, что его критика касается лишь специфического и

ограниченного аспекта жизни — инфраструктуры эконо¬

мических институтов и классовой системы. На самом деле

теория научного коммунизма проявляет повышенный ин¬

терес к духовным процёссам, показывая, что их преобра¬

жение происходит не автоматически, не стихийно, не

тотчас же после устранения порождающих их условий.
По мнению Э. Гоулднера, марксистская критика иде¬

ологии как таковой исчерпывается констатацией необос¬

нованностью ее претензий на автономию. Однако

К. Маркс подчеркивает включенность сознания в соци¬

альную структуру, развертывает всестороннюю критику

общественного сознания буржуазного общества, ставит

вопрос о границах буржуазного сознания. Поэтому обви¬

нение, которое выдвигает Э. Гоулднер — будто марксизм

заражен якобы позитивизмом, не выдерживает критики.
Диалектика общественного бытия и общественного со¬

знания в теории научного коммунизма более сложна,

нежели это представлено Гоулднером. Духовные про-'

цессы современного буржуазного мира порождены объ¬

ективными закономерностями развития капиталистиче¬

ской экономики и социальной организации. Обществен¬

ные бытие и сознание неразрывны между собой, взаи¬

мообусловлены. Качественный сдвиг в структуре бытия

закономерно приводит к перевороту в структуре созна¬

ния, во всей системе духовных представлений и интел¬

лектуально-мировоззренческих характеристик общества,

во всей сфере надстроечных явлений.
Все это отнюдь не означает, будто в марксистско-ле¬

нинском понимании социологическое изучение собственно

духовных явлений лишено смысла. Напротив, проблема

анализа общественного сознания, выведения его содер¬

жания и эволюции из всей системы объективных соци¬

альных отношений всегда сохраняет свою актуальность

в нашей общественной науке.
По мнению Э. Гоулднера, традиционный подход со¬

циальной науки к идеологии имеет три недостатка. Во-

первых, он односторонен. Если, как говорил Гегель, ис¬

тина есть целое, то точка зрения «нормальной» социаль¬

ной науки неверна. Во-вторых, он неисторичен. В ана¬

лизе идеологии включены лишь элементы историзма.
281

В-третьих, он недостаточно рефлексивен, ибо ученые ни¬

когда не приходят к пониманию того, что сам метод их

анализа пдеологпчен в силу своих собственных струк¬

турных особенностей.
Как же Гоулднер пытается преодолеть эти недостатки

современной социологии? Он заявляет, что социология

по существу более пдеологична и менее научна, чем ка¬

жется, а идеология часто более рационалистична и даже

более научна, чем думают социологи. Вот почему Гоулд¬

нер видит цель своего исследования в том, чтобы зало¬

жить основу развития третьей формы рассуждения, ко¬

торая, как он полагает, будет лишена недостатков, при¬

сущих социологии и идеологии.
Итак, на повестке дня — создание рационального

типа социального исследования. Прежде всего, по за¬

мыслу Гоулднера, важно понять, что такое идеология как

социальное явление. Он анализирует ее как рациональ¬

ное и фальшивое сознание. Мобилизуя массы, идеоло¬

гия, пишет он, предполагает разрушение традиций и

коммуникаций в обществе. Идеологии ослабляют тради¬

ционные структуры тем, что меняют вйдение ежеднев¬

ной жизни, обращая внимание на явления, незаметные

для первого взгляда.
Например, отмечает Гоулднер, нельзя видеть класс,

или нацию, или свободный рынок, а такие виды идеоло¬

гии, как социализм и либерализм делают эти социаль¬

ные структуры объектом разума, для чего вырабатывают

свой особый язык. Многие буржуазные авторы вслед за

Гоулднером приходят к убеждению, что идеология пред¬

ставляет собой разновидность фальшивого сознания, ибо

она оперирует абстракциями.
Однако весь вопрос в том, имеет ли данная абстрак¬

ция конкретное содержание или она лишена его. Ведь

наука тоже оперирует абстракциями. Однако они отра¬

жают не простое отвлечение от реальности, отход в сферу

отвлеченностей, а способ выявления глубинных законо¬

мерностей, присущих реальным процессам. Понятие на¬

ции собирательно. Но это вовсе не означает, будто ни¬

какой нации на самом деле нет. Она имеет объективные

признаки, свидетельствующие о том, что в данном слу¬

чае речь идет именно об этой социальной общности.
Разумеется, в структуре идеологии значительное ме¬

сто занимают такие понятия и образы, которые не пред¬
282

ставляют собой некую очевидность. Поэтому использова¬

ние этой идеологической символики связано с отвлече¬

нием от реальности, с приданием этой символики «под¬

вижного» содержания. Но это не означает, будто идео¬

логия соткана из «пустых формул», не имеющих дейст¬

вительного смысла.
Идеология, пишет Гоулднер, ставит социальному миру

диагноз и настаивает на его истинности11. Все это не вы¬

зывает возражений, ибо идеология носит классовый ха¬

рактер. Но вопрос в том, отражает ли данная система

взглядов реальные исторические тенденции или, напро¬

тив, противоречит им. Настаивая на истинности собст¬

венных выводов, конкретная идеология может действи¬

тельно оказаться правдивой, истинной, научной, а может

представить собой вид ложного, ненаучного сознания.
Ю. Хабермас, анализируя идеологию, поставил перед

собой цель — показать возможности и средства рацио¬

нального рассуждения в современном обществе. Поэтому

проблему рациональности он рассматривает не столько

в историческом плане, сколько в плане абстрактных со¬

циальных .систем. Иначе говоря, Хабермас ставит вопрос

о том, что надлежит изучить условия, которые требу¬

ются для рационального рассуждения, то есть неиска¬

женной, неидеологической коммуникации. По мере раз¬

вития буржуазного общества, подчеркивает он, — част¬

ная и общественная сферы жизни оказываются под кон¬

тролем растущих корпораций. Буржуазная культура ста¬

новится скорее культурой потребителей, чем культурой

критически мыслящих и занимающихся политикой лич¬

ностей. Она становится культурой развлекающихся зри¬

телей.
Хабермас связывает как рост, так и разрушение ра¬

циональности общественного рассуждения с эволюцией

буржуазной экономики. Буржуазный индивидуализм

привел к господству корпоративных форм, при которых

дискуссии превратились из общественных в технические

и бюрократические. Публика стала объектом манипуля¬

ции 12.
Хабермас полагает, что исторически определенная

классовая система — только вмешивающаяся переменная
11	Ibid., р. 92.	в
12	Habermas /. Legitimationsproblem in Spatkapitalismus. Frank-
furt^a.-M., 1973.
283

господства. Господство может, по его убеждению, обус¬

ловливаться политической властью не меньше, чем си¬

стемой собственности. Само господство разрушает рацио¬

нальность, а классовая система (например, буржуаз¬

ная) — только один из механизмов, выражающих это

господство и, следовательно, ограничивающих рациональ¬

ность. Хабермас, таким образом, занят поисками свободы

от господства, свободы как основы рациональности.
Такой взгляд на рациональность носит откровенно

апологетичный характер. По сути дела, Хабермас отка¬

зывается от рассмотрения исторически конкретной, спе¬

цифически буржуазной формы несвободы и уходит в мир

отвлеченностей, которые не позволяют ему выявить кон¬

кретные услбвия, разрушающие сегодня подлинную ра¬

циональность.
Весьма существенные социологические проблемы воз¬

никают также при рассмотрении таких широких обще¬

ственных явлений, как индустриализация, модернизация

и т. д. Например, в работе Д. Эптера «Политика модер¬

низации»^ отмечается, что потребность в идеологии весьма

значительна именно в развивающихся странах, что обус¬

ловлено особенностями так называемой модернизации

развивающихся стран 13.
Эптер подчеркивает, что если на Западе лицо обще¬

ства создали и увековечили в массовом сознании гении

технологии, то в развивающихся странах технология вос¬

принимается как нечто само собой разумеющееся, а не

основа основ. Все эти процессы, по его мнению, не были

произволом людей, а явились велением времени. Сдвиг

акцентов модернизации к политике (а следовательно, и

к идеологии, как отмечает Д. Эптер) вызван назреванием

действительно демократических движений в широких

массах, с одной стороны, и повышением роли психологи¬

ческих факторов в общественном сознании, с» другой.

Подчеркивая потребность в идеологии, которая настоя¬

тельно ощущается в освобождающихся странах, Д. Эп¬

тер говорит о том, что правящие классы стремятся уве¬

ковечить свое пребывание у власти путем выработки по¬

литических идеалов общества.
По мнению Эптера, массам недоступны настоящие

рычаги политики, но в то же время политика стала идо¬
13	Apter D. The Politics of Modernization. Chicago; London, 1965.
284

лом и ценностью, в ней фокусируются интересы масс.

Поэтому в идеологиях создается гипертрофированный и

приукрашенный образ новоявленного кумира эпохи, спо¬

собного отчасти удовлетворять не только рациональные

запросы масс, но и их психологическую потребность

в социально мотивированном и коллективном возбужде¬

нии эмоций, в утолении иррациональной жажды высшего

начала.
Таким образом, по мнению Эптера, технический про¬

гресс автоматически порождает в развивающихся странах

повышенный интерес к идеологии. По мнению сторон¬

ников этой идеологической линии, молодые государства

Азии, Африки и Латинской Америки неизбежно повто¬

рят тот путь, по которому уже прошли капиталисти¬

ческие страны. Приверженцы концепции «модернизации»,

и Эптер в том числе, которая включена в обширный

арсенал обоснований и оправданий капиталистической

экспансии в развивающиеся страны, полагают, что эти

страны усвоят западный образ жизни, буржуазные стан¬

дарты экономического развития, капиталистические мо¬

дели социального устройства.
Средством преображения мира, таким образом, объ¬

является, по сути дела, не социальная революция, а тех¬

низация, которая способна якобы сама по себе стереть

различия между отдельными странами, создать новую

цивилизацию. Буржуазные идеологи полагают, что совре¬

менные достижения науки и техники сблизят Запад и

Восток, создадут условия для капиталистического развй-

тия неевропейских народов. Истоком этих идей служат

старые буржуазно-реформистские представления о соци¬

альном развитии, оживляемые в данном случае переоцен¬

кой роли науки и техники.
Однако реальный опыт освободившихся стран пока¬

зывает, что быстрый научно-технический прогресс не¬

возможен без ломки отживших социальных отношений.

Сторонники «модернизации» утверждают, что промыш¬

ленная революция должна во всех случаях предшество¬

вать социальной. Однако развитие производительных

сил, как известно, не «нейтрально» к производственным

отношениям. Развитие науки и техники осуществляется

в конкретной, а не во внеисторической социальной среде.
По словам Эптера, источник возможных быстрых со¬

циальных изменений в развивающихся странах кроется
285

в примитивных идеологиях. Пытаясь как-то объяснить

огромный интерес к марксизму, который проявляется

в этих странах, американский социолог заявляет, что

это Своего рода политическая религия, выдвигающая «не¬

замысловатые» идеалы догматического порядка. Что же

касается политических различий в освобождающихся

странах, то они объясняются лишь особенностями рас¬

пространения технологии.
Несомненно, преобразование общества предполагает

крутую ломку отживших традиций, косных порядков II

т. д. Без таких изменений освободившиеся страны ни¬

когда не достигнут уровня государств, имеющих нала¬

женное промышленное производство, никогда не освобо¬

дятся от колониальной зависимости и пережитков ста¬

рого строя. Однако решить все эти задачи можно только

на путях социальной революции, которая обеспечит ко¬

ренное изменение производственных отношений, необхо¬

димое для перехода страны к социализму. Именно в этом

состоит марксистская постановка вопроса.
Сложные проблемы социального развития буржуазные

социологи пытаются решить либо через рассмотрение

факторов сугубо техницистского характера, либо путем

сопоставления «традиционной» и «модернистской» идео¬

логии. По Эптеру получается, будто в основе современ¬

ных социальных изменений, происходящих в странах

Азии, Африки и Латинской Америки, лежит преображе¬

ние идеологии, которая в «обновленном варианте» при¬

зывает к «модернизации».
Как же, по мнению буржуазных социологов, можно

«перевести» «традиционное» общество, не «тронутое» на-

учно-технической революцией, в ранг «современного»?

Казалось бы, этот вопрос неизбежно поставит буржуаз¬

ных исследователей перед задачей осмысления сущности

назревающего переворота. Можно предположить, что

у сторонников «модернизации» речь пойдет о замене от¬

живающих производственных отношений иными, более

прогрессивными, и на этой основе — об изменении всего

общества, в том- числе и идеологического сознания.

Только в таком контексте возможен анализ альтерна¬

тивы — капиталистический или социалистический путь

развития.
Однако буржуазные идеологи отвергают как «уста¬

ревшее» такое понимание революции, источником кото¬
286

рой является непримиримый конфликт между имущими

и обездоленными, эксплуататорами и эксплуатируемыми,

империализмом и угнетенными народами.
Приверженцы «модернизации» видят эффект револю¬

ционных преобразовйпнй в возникновении таких явле¬

ний, как индустриализация, механизация, бюрократиза¬

ция и пр., которые, с их точки зрения, в одних и тех же

проявлениях, без каких-либо принципиальных различий

одинаково свойственны как социалистическим, так и ка¬

питалистическим государствам, вступившим в эпоху «со¬

временного» общества. Вопрос о производственных отно¬

шениях, об отношениях собственности, определяющих

социальную структуру общества, отодвигается при этом

на задний план, рассматривается как незначительный и

сугубо второстепенный.
Социальный смысл такого подхода состоит в том,

чтобы попытаться подменить постановку вопроса о пе¬

реходе молодых государств на некапиталистический путь

развития такими представлениями, которые, ограничи¬

ваясь частичными социальными «усовершенствовани¬

ями», оставляют народам этих стран единственную пер¬

спективу — движения по капиталистическим рельсам при

сохранении и углублении их зависимости от империа¬

лизма.
Изучением социологических аспектов идеологии от¬

мечен также ряд социокультурных исследований. Фено¬

мен идеологии анализируется здесь генетически, как осо¬

бое духовное образование в ряду других явлений, свя¬

занных с метаморфозами общественного сознания. Так,

профессор истории в университете г. Буффало (штат

Нью-Йорк) Дж. Иггерс в работе «Идея прогресса. Кри¬

тическая переоценка» прослеживает эволюцию идеи про¬

гресса в различные исторические периоды, фиксируя

в то же время духовные феномены, их преображения,

непосредственно переходит подчас к анализу идеологи¬

ческих явлений м.
Дж. Иггерс полагает, что понять идеологию можно

только изучая существенные мировоззренческие сдвиги,

которые в свою очередь обусловливают изменения цен¬

ностей. Однако Дж. Иггерс обходит вопрос о том, что же
u Iggers G. The Idea of Progress: a Critical of Reassessment. —

American history review, 1965, vol. 71, N 1, p. 1—17.
287

приводит к изменению мировоззренческих сдвигов? При

рассмотрении данного вопроса важно иметь в виду, что

идеология есть, во-первых, духовное явление, во-вторых,

систематизированное отражение (истинное или ложное)

общественного бытия. Наконец, исследуя ее эволюцию,

необходимо учитывать, что идеология выражает и защи¬

щает классовые (прогрессивные или реакционные) ин¬

тересы и является руководством к практическому дей¬

ствию, к борьбе за или против революционного преобра¬

зования мира.
Буржуазные идеологи видят, что современное созна¬

ние капиталистического мира характеризуется и рацио¬

налистическим, и иррационалистическим содержанием.

Однако, игнорируя классовый подход, эти исследователи

ищут причины мистических умонастроений не в усиле¬

нии реакционной идеологии как таковой, а в ряде социо¬

логических факторов, которые они подробно анализи¬

руют. Например, американский философ Э. Калер по¬

лагает, что современное сознание трансформировалось

под влиянием стандартизации и профессионализации лю¬

дей. По его мнению, огромный рост науки и техники сде¬

лал доступной для человека колоссальную массу различ¬

ного рода знаний, которую, однако, ни один человек не

может освоить. Весь этот материал регистрируется, по¬

знается и оценивается по частям соответствующими ин¬

ститутами, но отнюдь не анализируется и не обобщается

контролирующим разумом 15.
Несомненно, поток информации в современном мире

порождает специфические духовные процессы. Он оказы¬

вает свое влияние да закономерности культурного пове¬

дения, на типы мировосприятия. Однако было бы ошиб¬

кой видеть в «разорванности», в «несбалансированно¬

сти» массово-информационных потоков происхождение

такого сложного п многопланового явления, как, напри¬

мер, иррационализм.
Калер рассматривает идеологию как сферу иррацио¬

нального. Он подчеркивает при этом, что доминирующая

черта современности — триумф рациональности. Это и

приводит, по его мнению, к ответной реакции — к нара¬

станию иррационалистических умонастроений, гнездя¬
15 Kahler Е. The Meaning of History. N. Y., 1974, p. 224.

288

щихся в идеологии. Так рождается, подчеркивает Калер,

гипертрофия бесконтрольного коллективного сознания.
В действительности соотношение рационального и ир¬

рационального выступает как. более сложная проблема.

Исследователи-марксисты рассматривают данную тему не

только как гпосеологическую или науковедческую, они

подчеркивают ее широкое мировоззренческое содержание.

Изучение различных рационалистических и иррациона-

листических течений, сложившихся на Западе, приобре¬

тает сегодня глубокий идеологический смысл. Рассмотре¬

ние кризиса буржуазного рационализма, новых тенден¬

ций философского иррационализма становится в наши

дни важной задачей общественных паук.
Понятия «рациональности» и «иррациональности»

весьма многозначны. Они используются не только для

анализа вопросов чисто философского содержания, но и

для описания тех или иных состояний общественного со¬

знания. В современной буржуазной литературе «рацио¬

нальность» нередко выступает в качестве существенной

характеристики, важнейшего признака всей европейской

культуры. В той же мере и понятие «иррациональность»

применимо по отношению к различным духовным явле¬

ниям, в частности, к массовому обыденному сознанию.
Классики научного коммунизма не только дали глу¬

бокое научно-философское обоснование рационального,

разумного, они разработали также методологические

принципы, позволяющие развернуть критику различных

течений философского иррационализма. Вместе с тем

внимательный подход к наследию К. Маркса и Ф. Эн¬

гельса чрезвычайно плодотворен во всестороннем рас¬

смотрении различных форм превращенного сознания,

в ходе разоблачения мистических умонастроений, анализа

психологии реакционной толпы, политических суеверий

и т. д.
В. И. Ленин последовательно ставил вопрос о «борьбе

с философской реакцией и с философскими предрассуд¬

ками так называемого „образованного общества**» 16. Он

показал, к чему приводит погоня за модными реакцион¬

ными философскими учениями, за мишурой «последнего

слова» европейской науки. Одновременно В. И. Ленин

раскрыл связь мировоззренческих течений с массовым со-
16 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 24.
19 П. С. Гуревич
289

знанием, «идейных поветрий» с ценностными ориента¬

циями, которые выявляются в конкретных исторических

ситуациях.
Современные буржуазные течения, как уже отмеча¬

лось, опираются на массовые настроения, на ярко выра¬

женные психологические переживания. Определенные

ожидания, чувства, эмоциональные состояния проявляют

себя не только в массовом сознании, но и в конкретных

идеологических концепциях. Эти течения в свою очередь

формируют социально-психологические типы поведения

людей.
В современной философской мысли вполне очевидно

нарастание иррационалистических тенденций. Оно нахо¬

дит свое выражение в известной влиятельности в среде

европейских ученых тех направлений, которые ограничи¬

вают познавательные возможности разума, мышления и

признают основным средством восприятия и объяснения

мира интуицию, чувство, инстинкт. Многие западные ав¬

торы, представители различных философских течений,

в том числе экзистенциализма, психоанализа, философ¬

ской антропологии, считают действительность хаотичной,

лишепной закономерности, подчиняющейся игре случая,

слепой вере.
Подобные умонастроения пронизывают многочислен¬

ные западные социальные концепции, в которых можно

проследить столь обобщающие тенденции, как «разочаро¬

вание в прогрессе», тяга к «хлябям коллективного бес¬

сознательного», тезис о господстве иррационального «под

личиной рациональности».
Идеал рациональности, который в течение нескольких

веков питал философскую рефлексию, проходит сегодня

через жестокие испытания. Исследователи-марксисты свя¬

зывают иррационалистические увлечения западных фи¬

лософов с социально-экономическими и политическими

процессами современного мира. Военные катастрофы,

экономические потрясения, разгул ультраправых, фаши¬

стских, милитаристских тенденций, присущих буржуаз¬

ной политической жизни, откровенно антигуманная, ма-

нипуляторская направленность технократических проек¬

тов, — все это не могло не подорвать веру западных мыс¬

лителей в возможность разумного познания объективного

характера развития всемирной истории. Иррацнопалисти-

ческое философствование на пороге Нового времени про¬
290

тивостояло буржуазному Просвещению как феодально-

романтическая реакция и критика капитализма «справа».

Уже с середины XIX в. иррационализм стал распростра¬

ненной формой буржуазного сознания, философским вы¬

ражением кризиса буржуазной идеологии.
В настоящее время грозящая экологическая ката¬

строфа, несомнепно, содействует закреплению в буржу¬

азном сознании сложившихся иррационалистических

представлении. Успехи человеческого разума в освоении

космоса явились торжеством познания. Но они вместе

с тем подвели к мысли о возможной уникальности разум¬

ной жизни во Вселенной. Это, с одной стороны, повысило

ценность наших технологических и особенно гуманисти¬

ческих достижений, однако в то же время еще больше

активизировало в определенных философских кругах раз¬

мышления об абсолютной случайности и «необязатель¬

ности» человеческой жизни и общественных структур

вообще, об ущербности антропологической природы чело¬

века, о всевластии мистического в природной и социаль¬

ной реальности.
Все эти процессы отражаются как на уровне теорети¬

ческих рассуждений, оформляясь концептуально, так и

в массовом, практическом сознании, приобретая форму

специфических переживаний, иллюзий, предрассудков.

«Растеканию» иррационалистических умонастроений со¬

действуют готовые мыслительные структуры и образно¬

чувственные комплексы, свойственные различным слоям

населения.
Массы людей на Западе видят сегодня средство жиз-

пенной ориентации ие в знании и разуме, а в мифе, грезе

или политическом суеверии. Отсюда различные формы бо¬

гоискательства в буржуазных странах, увлечение «хри-

стоманией», восточными мистическими культами и т. д.

В той же мере можно говорить о нарастании антиинтел¬

лектуализма, о господстве в общественном сознании мно¬

гих европейских стран негативно окрашенных стереоти¬

пов восприятия техники, науки, рациональности.
Сама идея прагматического жизнеустройства с навя¬

зываемой рациональностью, якобы «целесообразным» кон¬

тролем над индивидуальной жизнью человека, с диктатом

техноструктуры, «штурманов промышленности и финан¬

сов» порождает вспышки иррационалистических настрое¬

ний. Протест против индустриализации в ее уродливых
J9*
291

капиталистических формах, против конкуренции, кото-*

рая лишает людей стабильности существования, против

наступления бездушной техники, вторгающейся во все

стороны человеческой жизни, вызывает отвержение ра¬

циональности как культурологического признака совре¬

менной цивилизации.
В настоящее время в капиталистических странах рас¬

пространены такие разновидности мистики, как спири¬

тизм, оккультизм, теософия, масонство, парапсихология

(во всех ее разновидностях), «эзотерическая филосо¬

фия», каббала, суфизм, магия, астрология, антропософия

и многие другие.
Сегодня, как пикогда, возрастает социальпая ответст¬

венность идеологии — жизненного ориентира для людей.

Отказ от разума, от его познавательных возможностей, от

рациональности в конечном счете ведет к деструкции са¬

мой природы философского знания, мировоззрения.
Широкие демократические массы обнаруживают се¬

годня интерес к интеллектуальной самостоятельности,1

к философско-исторической, мировоззренческой и аксио¬

логической проблематике. Все острее ощущается психо¬

логическая потребность в социально мотивированном по¬

ведении. Но рост интеллектуальных запросов не всегда

автоматически ведет к освоению научной философии. Он

зачастую порождает антирационалистические увлечения,

поскольку не находит адекватных форм самовыражения.
*	* *
Изучая соотношение рационального и иррациональ¬

ного, марксистская философия исходит не из отвлечен¬

но-рациональных предпосылок. Она обосновывает взгляд

на всемирную историю как на процесс, а не как па хаос

несвязанных фактов. Марксистская философия базиру¬

ется на признании закономерностей общественного раз¬

вития. Революционное преобразование мира, ориентиро¬

вание людей на рациональной, разумной основе возможны

только при* истинном познании объективных обществен¬

ных и природных явлений.
Следовательно, рациональное в нашей философии по¬

нимается в двух аспектах. Оно осмысливается примени¬

тельно к самой реальности, а также и по отношению

к теоретическому познанию. Связь этих аспектов позво-
292

ляет преодолеть абстрактную постановку вопроса как

в форме отвлеченно-прогрессистской, так п праксеологи-

ческой.
Мир сам по себе не рационален п не внерационален.

Абсолютизация представления о его якобы всепроникаю¬

щей рациональности так же несостоятельпа, как и убеж¬

дение в его фатальной иррациональности. Первая посылка

приводит к телеологической картине, к наивпо-прогрес-

систскому тезису о всеохватной упорядоченности мира.

Вторая посылка фактически обезоруживает разум в его

познании действительности.
К. Маркс видел назначение философии пе только

в объяснении мира, но и в его революционном преобра¬

зовании. Научная теория помогает раскрыть объектив¬

ные закономерности и тенденции социального развития.

Поэтому понять идеологию можно только на базе мате¬

риалистического истолкования истории, паучпого осмыс¬

ления практики.
Марксистский подход раскрывает сложный, противо¬

речивый путь познания. Он не абсолютизирует при этом

ни рациональное, ни внерациональное. Несмотря на гос¬

подствующую в современном мире тенденцию к рациона¬

лизации, к устранению всего, что не поддается регули¬

рованию неорганизованные, перационалпзированные явле¬

ния существуют и появляются в разных сторонах жизни.

Изжившая себя организация капиталистической эконо¬

мики, хищническое отношение к природе, косность не¬

развитого сознания, зараженного предрассудками, — все

это действительно примеры иррационального, существую¬

щего объективно. *
Марксистская методология не отрицает иррациональ¬

ную сферу жизни, не пытается обойти или скрыть ее.

Вместе с тем она не рассматривает ее чисто интеллекту¬

ально, как якобы заранее соотнесенную с мерками раци¬

онального. Такой подход позволяет ставить вопрос о со¬

здании нового типа рациональности, который обогащен

практикой, реконструкцией чувственного восприятия,

глубокой и последовательной рефлексией.
Рациональность такого типа, следовательно, может

быть понята как в теоретической, так и в практической

сферах. Рациональность мнения существует в мышлении,

которое принимает в расчет существенные связи явлений

действительности, рассматривает их конкретно-историче¬
293

ски, в живой динамической и внутренней противоречиво¬

сти. Вместе с тем рациональность требует, чтобы мнения

и суждения исходили бы из самой действительности, про¬

верялись и обогащались практикой. Когда мнение и дей¬

ствие согласованы между собой, находятся в гармониче¬

ском единстве, можно говорить об идеале рациональности.
Правильное осмысление проблем рационального и

иррационального позволяет раскрыть актуальные социоло¬

гические проблемы идеологии. Буржуазные авторы вы¬

двигают обширную программу исследований в этой обла¬

сти. Они предполагают раскрыть различные идеологиче¬

ские ориентации капиталистического мира, проникнуть

в структуру социальных движений, показать распростра¬

нение идеологии в нынешнюю эпоху. Однако все эти во¬

просы можно осветить только с позиции марксистской

методологии.

Глава одиннадцатая
ОТ «ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИИ»

К «РЕИДЕОЛОГИЗАЦИИ»
Многие буржуазные авторы отдают себе отчет в том,

что осмысление идеологии в духе позитивизма, равно как

и трактовка духовных процессов с интуитивистских, эк¬

зистенциалистских и многочисленных иррационалистиче-

ских позиций, страдают односторонностью. Сложившиеся

методологические установки не только исключают в прин¬

ципе возможность научного познания общественных яв¬

лений, но не позволяют также подойти к рассмотрению

некоторых важных закономерностей современного мира.
Именно поэтому в буржуазной литературе просматри¬

вается стремление к сближению двух названных тече¬

ний, к выработке нового комплексного подхода, который

позволил бы преодолеть узкие рамки позитивизма и ир¬

рационализма в анализе идеологии. Некоторые авторы,

например Э. Хельцле, осознают, что позитивистское ис¬

толкование сущности идеологии как исключительно лож¬

ного сознания ограничивает усилия господствующего

класса в борьбе за овладение массовым сознанием. По¬

этому Хельцле прямо ставит вопрос о реальной, а не

мнимой ценности идеологии, о том, что она вовсе не

разъединена фатально с научным познанием, как это

утверждалось в буржуазной литературе в течение ряда

десятилетий
Обсуждая проблему истины, Хельцле указывает, что

идеологии как проекты будущего должны исходить из со¬

знания реальности, причем проблему истины надо учи¬

тывать, по его мнению, постоянно, при конкретном рас¬

смотрении социальных процессов. В идеологии он видит

одну из самых динамичных сил новейшей истории. Она,

по его словам, являет собой очень действенную и подчас

определяющую духовную власть2.
1	Holzle Е. Idee und Ideologie. Bern, 1960.
2	Ibid., S. 215.
295

Новым содержанием наполняются и антипознтивист-

ские умонастроения. «Разоблачение» идеологии ведется

уже не только с позиции демистификации тех или иных

мировоззренческих течений. Представители Франкфурт¬

ской школы, в частности, рассматривают всякий акт по¬

знания как идеологический процесс. Такой ход рассуж¬

дения ведет к представлению, будто в обществе вообще

нет внеидеологических явлений. Таким образом, тради¬

ционное осмысление идеологии как ограниченного и ло¬

кального типа мышления вытесняется сегодня своеобраз¬

ным панидеологизмом, т. е. абсолютизацией идеологии.
Для французской социологической школы также ха¬

рактерно отождествление идеологии и сознания3. Стрем¬

ление рассматривать идеологию как широкое социокуль¬

турное явление обнаруживается и в американской со¬

циологии. Так К. Геертц в своей работе «Идеология как

культурная система» критикует два основных подхода

к исследованию данного феномена в буржуазной литера¬

туре. В «теории интереса», по его словам, идеология рас¬

сматривается как прикрытие и оружие в борьбе за гос¬

подство. В «теории напряженности» она трактуется как

симптом социопсихологического неравенства и средство

его исправления. Обе эти концепции, как полагает

К. Геертц сыграли положительную роль в раскрытии

существа идеологии. Вместе с тем они выявили свою ог¬

раниченность 4.
Так, «теория интереса» раскрыла, по мнению К. Ге-

ертца, связи идеологических форм с социальной структу¬

рой и политической борьбой, но ее теоретический аппарат

оказался слишком слабым, чтобы охватить всю сложность

взаимодействий социальных, психологических и культур¬

ных факторов. В самом деле, данная концепция не учи¬

тывала действие психологических факторов. Она тракто¬

вала поступки человека как подчиненные элементарному

расчету, изображала социальные факты как простое от¬

ражение элементарных социально-исторических условий.

«Теория интересов» не учитывала закономерностей клас¬

совой борьбы. Рассматривая идеологию лишь в рамках

универсальной схватки за власть, она игнорировала такие
3	См.: Dumont F. Les ideologies. P., 1974.
4	См.: Geertz С. Ideology as a Cultural System. — In: Symbols and

Society: Essays in belief systems in action. Athens, 1976,

p. 11—29.
296

ее менее драматические функции, как стабилизация со¬

циальных ожиданий, поддержание социальных норм и т. д.
Что касается «теории напряженности», то она, ко-

печно, улавливает некоторые психологические мотива¬

ции поведения социальных групп. Однако, как правильно

подчеркивает К. Геертц, данная концепция крайне обед-

ненно трактует общественные функции идеологии5.

С точки зрения исследователя-марксиста, преодолеть эти

две крайности — примитивный социологизм и плоский

психологизм — можно только на путях социально-истори¬

ческого анализа.
Иначе подходит к данной проблеме К. Геертц. Он по¬

лагает, что устранить отмеченные недостатки в тради¬

ционных схемах мышления можно путем более тщатель¬

ного анализа культурно-идеологических стандартов. Разу¬

меется, идеологию можно рассматривать как систему

взаимодействующих символов и значений. Не следует иг¬

норировать многие идейные течения последних полутора

столетий, в рамках которых изучалось «символическое

действие» (термин К. Бёрке). Речь идет о таких филосо¬

фах, как Ч. Пирс, JI. Витгенштейн, Э. Кассирер и других,

о литературных критиках, например С. Колридже,

Т. Э. Элиоте.
Не подлежит сомнению тот факт, что процессы мыш¬

ления можно рассматривать как оперирование симво¬

лами. Культурные стандарты — религиозные, философ¬

ские, научные, идеологические — это «программы», кото¬

рые обеспечивают организованность социальных и психо¬

логических процессов. Однако подход К. Геертца не

позволяет по сути дела проследить генезис тех или иных

идеологических образований. Он нацелен на классифика¬

цию уже заданных духовных стандартов, бытующих в по¬

литической практике. Конечно, такая методика вполне

оправданна, когда речь идет о социологическом изучении

конкретных идейно-культурных систем. Однако ее огра¬

ниченность столь же очевидна, ибо понять существо идео¬

логии без анализа порождающих ее социально-классовых

закономерностей невозможно.
Вместе с тем сам подход К. Геертца примечателен

уже тем, что он фиксирует поиск новых путей к осмыс¬

лению идеологии. Подобное же умонастроение просматри-
5 Ibidem.
297

вается и в работе Д. Белла «Культурные противоречия

капитализма»6. Американский социолог трактует совре¬

менные духовно-идеологические процессы как специфиче¬

ский аспект культуры. Таким образом, есть все основания

говорить о повышенном и специфическом интересе бур¬

жуазных авторов к проблемам идеологии, к выработке

новых, «синтетических» способов ее понимания.
Однако новые тенденции продиктованы не только ака¬

демическими соображениями. Названные течения пред¬

ставляют собой различные проявления более широкого

процесса, захватывающего экономические и политические

факторы. Характерная черта современного мирового раз¬

вития — расширение влияния на народные массы марк¬

систско-ленинской идеологии, рост морально-политиче¬

ского авторитета реального социализма. Буржуазные со¬

циологи пытаются противостоять этому процессу. С этой

целью они активно используют новую концепцию и даже

шире — новую тенденцию к «реидеологизации», которая

занимает в последнее время все большее место в работах

буржуазных исследователей.
Для того чтобы читателю было ясно, что представляет

собой концепция «реидеологизации» и какова ее социаль¬

ная природа, нужно хотя бы в общих чертах охарактери¬

зовать предшествовавшую ей концепцию «деидеологиза¬

ции». Она возникла в 50-е годы, когда стала бурно раз¬

виваться научно-техническая революция. Ссылаясь на

достижения науки и техники, на результаты их внедре¬

ния в производство, буржуазные социологи пытались до¬

казать, будто социальные конфликты в капиталистиче¬

ском обществе утратили свое значение, поскольку про-

изошло-де выравнивание доходов различных социальных

групп. А раз так, то и идеология, выражающая интересы

противоборствующих классов, потеряла, мол, свою былую

значимость. К этому и сводилась суть антинаучной кон¬

цепции «деидеологизации».
Буржуазное представление о том, что XX век несет

«конец идеологии», родилось в 50-х годах в определенных

кругах, так или иначе связанных с «Конгрессом за куль¬

турную свободу», международной антисоветской и анти¬

коммунистической организацией. Деятельность этой орга¬

низации, как выяснилось в конце 60-х годов, финанси¬
6	Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N. Y.t 1976.
298

ровалась Центральным разведывательным управлением

США7. Разработка концепции велась в одном из печат¬

ных органов «конгресса» — журнале «Энкаунтер».
В начале 50-х годов американский социолог Д. Белл

заявил, будто в XX в. произошло «истощение» идеологи¬

ческих систем, крупные мировоззренческие комплексы,

в первую очередь марксизм, якобы утратили свое значе¬

ние8. Эти взгляды были развиты затем американскими

и французскими социологами. Они объявили марксист¬

ско-ленинскую идеологию «изжитой», не соответствующей

запросам современности.
Р. Арон, например, пренебрежительно назвал идеоло¬

гию «опиумом для интеллектуалов»9. По его мнению,

такие «модные» понятия, как «левые», «революция»,

«пролетариат», не более чем «политические мифы». Марк¬

систов он называл «идолопоклонниками истории», фана¬

тиками и догматиками 10. Д. Белл и Р. Арон хотели внед¬

рить в общественное сознание мысль, будто целостное

мировоззрение утрачивает в современном мире свою роль,

стремясь доказать «ненужность» передовых социальных

идей, поскольку техника и наука способны якобы сами

по себе, автоматически решить все общественные проб¬

лемы. Концепция «деидеологизации» имела, как это не¬

трудно заметить, явную антикоммунистическую направ¬

ленность. Ее авторы предрекали «ослабление» марксизма-

ленинизма, призывали интеллигенцию и широкие массы

рассматривать идеологию как «опиум», как социальное

зло. Они пытались идейно разоружить те социальные

силы, которые выступали против империализма.
Советские ученые дали развернутую и аргументиро¬

ванную критику гносеологических и классовых корней

концепции «деидеологизации» и. Они показали, что роль

идеологии в современном мире не убывает, а, напротив,

возрастает, что научно-техническая революция в усло¬
7	См.: Гранов Б. Д. Новые реальности и борьба идей. М., 1977,

с. 125.
8	См.: Bell D. The End of Ideology. N. Y., 1960.
9	Cm.: Aron R. L opium des intelectuels. P., 1957.
10	Ibid., p. 106.
11	См.: Москвичев JI. H. Теория «деидеологизации»: иллюзии и

действительность. М., 1971; В лабиринтах буржуазного созна¬

ния: Критика концепций духовного манипулирования. М., 1978;

Философские проблемы идеологической борьбы. М., 1978.
299

виях капитализма отнюдь пе устраняет классовые проти¬

воречия, а обостряет их, усиливая политическую и эко¬

номическую борьбу трудящихся против засилья монопо¬

лий, что марксизм как идеология не утрачивает,

а укрепляет свои позиции во всем мире.
Минувшее десятилетие со всей наглядностью подтвер¬

дило марксистский прогноз. В конце 60-х—начале 70-х го¬

дов разразился самый тяжелый после второй мировой

войны циклический кризис капитализма, одновременно

охвативший все основные буржуазные страны. Углубле¬

ние общего кризиса капитализма, спады производства,

рост инфляции и налогов, массовая безработица с полпой

очевидностью обнаружили историческую обреченность

строя, основанного на частной собственности, на социаль¬

ном гнете и неравенстве.
В 70-е годы воочию обнаружилась несостоятельность

основных западных теорий, провозглашающих «плавное»

социально-экономическое развитие капитализма, — «кон¬

вергенции», «постиндустриального общества», «цивилиза¬

ции досуга» и многих других. Учитывая огромный рост

влияния марксистско-ленинского мировоззрения, буржу¬

азная идеология оказалась перед необходимостью срочно

переформулировать старые идеи и установки, создать

видимость «идеологической стабильности».
Теперь многие буржуазные исследователи заявляют,

что идеология сегодня чрезвычайно важна, что она играет

огромную роль в современную эпоху, что без нее никак

нельзя обойтись. Более того, эти авторы призывают

«усилить идеологию», начать разработку новых идей. Но

они имеют в виду, разумеется, буржуазное мировоззре¬

ние. Концепция «реидеологизации», таким образом, пона¬

добилась антикоммунистам для того, чтобы в условиях,

когда «деидеологизация» не оправдала возлагаемых на

нее надежд, начать повое идейное наступление против

марксистско-ленинского учения.
Один из приемов буржуазной социологии идеологии

в 70-е годы состоит в замалчивании полного банкротства

ряда концепций деидеологизации. Многие их «отцы-осно¬

ватели» предпочитают делать вид, будто всегда призна¬

вали роль идеологии, но стремились лишь указать на

«негодность» марксизма, на опасность «левых» умона¬

строений. Опи сетуют теперь на то, что были неверпо

истолкованы, не совсем точно прокомментированы, что
300

в действительности имели в виду нечто совсем иное, не¬

жели то, что приписали им по недомыслию агентства

массовой буржуазной пропаганды. Именно так хотят

объяснить мировой общественности невыгодную для себя

ситуацию Р. Арон, Д. Белл, С. Липсет, Э. Шплз и дру¬

гие буржуазные авторы.
Доктрину «реидеологизации» активно берут на воору¬

жение различные течения буржуазной и мелкобуржуаз¬

ной мысли. Формально смысл новой концепции состоит

в критике прежних «деидеологизаторских» представле¬

ний. При этом адепты «реидеологизации» нередко рас¬

суждают на абстрактно-теоретическом уровне, представ¬

ляя идеологию опять-таки отвлеченно, как некую

интегрирующую систему идей, независимую от социаль¬

но-классовых конфликтов современного мира.
Вместе с тем в новых тенденциях имманентно при¬

сутствует неосознанная или осознанная неудовлетворен¬

ность прежними буржуазными концепциями, стремление

прорваться к более широкой постановке вопроса, понять

причины жизнеспособности и действенности идеологии,

неоднократно подтвержденных современной практикой,

вопреки всем негативным прогнозам «деидеологизаторов».
Почему в 70-е годы началось столь демонстративное

отречение от быстро утрачивающей свои позиции бур¬

жуазной концепции «деидеологизации»? Чем порождена

«реидеологизация»? Каковы социально-классовые ориен¬

тации ее сторонников? Действительно ли в капиталисти¬

ческом мире началось «возрождение идеологии»? В чем

специфика данного явления?
При анализе этих вопросов важно различать прежде

всего «реидеологизацию» как процесс и как концепцию.

В духовной жизни капиталистического мира наблюдаются

ныне явления, которые могут быть оценены как поиск

новых идеологических ресурсов, что и вызывает повы¬

шенный интерес к идеологии. Этот процесс «реидеологи¬

зации» получает истолкование в различных доктринах,

претендующих на адекватное освещение новых ориента¬

ций буржуазного Запада.
Буржуазпый мир переживает острый идеологический

кризис. Массовые протесты против милитаризации, за¬

силья военно-промышленного комплекса, агрессивной

внешней политики империализма, хищнического отноше¬

ния к природным и людским ресурсам находит свое от-
301

раженис в усилении аптпкапиталистнчсскпх настроений.

Западные политические деятели все чаще вынуждены

в этих условиях говорить о крушении традиционных ори¬

ентаций, о распаде единой системы ценностей, о «кризисе

духа», о меняющемся образе мышления.
Сама буржуазная идеология стала в наши дни ареной

ожесточенных идейных конфликтов. В ней усиливается

поляризация течений, отражающая противоречия капи¬

тализма, присущие ему классово-политические коллизии.

Показная «идеологическая интеграция», о которой в те¬

чение последнего десятилетия так много писали западпые

авторы, явно не состоялась. Широкое распространение

во всем мире марксистско-ленинских идей заставляет их

с тревогой и растеряипостью говорить сейчас о идей¬

ном разброде, о духовной нищете капиталистического

мира.
Как же совместить эти прямо противоположные тен¬

денции? С одной стороны, признание идеологического

кризиса, а с другой — разглагольствования о «реидеоло¬

гизации»? Не отражают ли последние лишь тоску бур¬

жуазных исследователей об «идеологической интегра¬

ции»? Иначе говоря, в какой мере можно судить о «ре¬

идеологизации» как о реальном процессе?
«Деидеологизаторы» толковали о том, будто идеология

полностью изживает себя. Они устанавливали закономер¬

ности, которых в самой действительности не было, ведь

идеология никогда пе прекращала своего существования.

Поэтому данная концепция справедливо оценивалась

марксистами как миф буржуазного сознания. При анализе

социальной природы «реидеологизации» дело обстоит не¬

сколько сложнее. Определенные процессы, свидетельст¬

вующие об усилении роли идей в буржуазном обществе,

имеют место, но западные исследователи придают им

мифологический смысл, тенденциозную идеологическую

окраску.
О том, что буржуазные социологи вынуждены теперь

«признавать» идеологию, «разрабатывать» новые идеи,

свидетельствуют конкретные тенденции, о которых

нужно сказать. Прежде всего «реидеологизация» прояв¬

ляется в стремлении предложить какие-то новые идейно¬

политические взгляды, систематизировать те или иные

массовые умонастроения. В нашем исследовании уже

говорилось о неоконсерватизме. Появление этой идейной
302

волны отразилось на всех течениях буржуазной мысли,

трансформировав и либерализм, и консерватизм, и мел¬

кобуржуазный радикализм.
Весьма показательно, например, что в 1976 г. состоя¬

лась международная конференция, посвященная анализу

современного буржуазного либерализма. Участники кон¬

ференции, в том числе профессор Стэнфордского универ¬

ситета Д. Сартори, Э. Шилз, Р. Бартли, Ч. Френкел,

И. Хоув, М. Мандельбаум, Р. Левенталь, М. Шульман и

другие, пытались показать значимость либерализма в со¬

временном мире. Поэтому на конференции развернулась

критика «традиционных» для этого течения взглядов.

Многие социологи отреклись от социальной стратегии

либералов 60-х—начала 70-х годов и призвали своих кол¬

лег вернуть либерализму утраченный им статус.
«Мы живем в такое время, — отмечал в предисловии

к материалам конференции 3. Бжезинский, — когда вне¬

запное расширение народного политического сознания

фундаментально изменяет способы восприятия политики

и способы превращения политических ценностей в поли¬

тические действия, причем политические движения и те¬

чения пересекают государственные границы и получают

всемирный отзвук. Взятые вместе, эти изменения могут

привести к глубоким нарушениям в политическом поведе¬

нии, в социальных институтах и основных ценностях, во¬

круг которых формируются институты и действия» 12.
В этой связи и ставится проблема исторического зна¬

чения, кризиса и перспектив либерализма — одной из

центральных социально-политических и социально-фило¬

софских концепций, порожденных капиталистическим

развитием. Фактически все участники конференции вы¬

разили глубокое беспокойство относительно современного

состояния буржуазного либерализма, возможностей его

влияния на общественную жизнь в перспективе. Рас¬

сматривая содержание либеральных концепций и их вза¬

имоотношения с другими идейными течениями, амери¬

канские исследователи признали наличие серьезного кри¬

зиса теории и политики либерализма.
В то же время они пытались показать, что кризис

может быть преодолен, что либерализм не только остается

«единственной подлинно современной идеологией»
12	The Relevance of Liberalism. Boulder (Cal.), 1978, p. IX.
303

(М. Мандельбаум) 13, но обладает якобы такой жизнеп-

ностью, которая позволяет ему пережпть многочисленные

потрясения и приспособиться к различным условиям об¬

щественного развития. По словам 3. Бжезинского, вся

дискуссия на конференции была ориентирована на под¬

тверждение «постоянно действующей жизненности либе¬

рализма» 14.
Другим примером «интереса к идеологии» могут слу¬

жить попытки буржуазных партий (республиканской и

демократической в США, консервативной в Англии и др.)

опереться на обновленные политические программы, ук¬

репить свой пошатнувшийся престиж путем социальной

демагогии. Например, в 70-е годы на Западе много писали

о «качестве жизни». Буржуазные и реформистские поли¬

тики пытались создать впечатление, будто они озабочены

судьбами простых людей. В результате в политических

программах появлялись положения идеологического со¬

держания. На самом же деле, как показала историческая

практика, получали распространение старые, лишь пере¬

формулированные идеологические стереотипы.
Наконец, можно указать также и на частичный отказ

буржуазной социологии от узкого эмпирического подхода

к изучению социальных процессов. Многие западные ис¬

следователи говорят сегодня о том, что прикладная ориен¬

тация в социальных науках изжила себя и теперь нужна

более оснащенная методология. Так, американский про¬

фессор Э. Гоулднер предлагает даже создать некую новую

дисциплину—«социологию социологии», которая посто¬

янно «критиковала» бы полученные эмпирические сведе¬

ния. Можно указать также на попытки буржуазных авто¬

ров представить футурологию как «новое мировоззрение»,

якобы свободное от «узких идеологических пристрастий».
Вместе с тем все эти тенденции активно проявляются

в усилении идеологической борьбы против социализма,

в стремлении буржуазных стран преодолеть глубокий ду¬

ховный кризис.	—
В мае 1977 г. консультативная комиссия США по во¬

просам международной информации и отношений в об¬

ласти просвещения и культуры представила конгрессу
ibid., р. 203.
“ Ibid,, p. X.
304

доклад, в котором указывалось, что одна из целей реорга¬

низации аппарата внешнеполитической пропаганды со¬

стоит в том, чтобы «вернуть себе инициативу на идеоло¬

гической арене».
Буржуазные манипуляторы стремятся сегодня к про¬

ведению развернутых пропагандистских кампаний. Неко¬

торые из них призваны показать «преимущества» запад¬

ного образа жизни. В 1976 г. в США отмечалось 200-ле-

тие независимости страны. Пышные юбилейные торжества

освещались широко, ибо в замысел организаторов этой

кампании входила демонстрация перед всем миром «до¬

стоинств» американского образа жизни. Парады, музы¬

кальные фестивали, праздничные фейерверки сопровож¬

дали газетную и журнальную риторику.
Придя в Белый дом, новая администрация сразу на¬

метила конкретные меры по усилению психологической

войны йротив стран социализма. Были выделены новые

ассигнования на строительство дополнительных радиопе¬

редатчиков для радиостанций ЦРУ «Свобода» и «Свобод¬

ная Европа», а также для «Голоса Америки». Был реор¬

ганизован аппарат внешнеполитической пропаганды

США: информационное агентство США (ЮСИА) слили

с бюро госдепартамента по вопросам образования и куль¬

туры.
Важной составной частью общей глобальной страте¬

гии империализма стали скоординированные подрывные

кампании против соцйалистических стран, против комму¬

нистического движения в целом. Одна из них — в защиту

«прав человека» рассматривается на Западе как основа

для развития идеологической борьбы против СССР. Лице¬

мерные разглагольствования о правах человека империа¬

лизм использует для прикрытия своих идеологических и

иных диверсий против стран социализма, для противо¬

действия разрядке, отравления международной атмо¬

сферы.
Империалистическая пропаганда усматривает свою

стратегию в том, чтобы с одной стороны, всесторонне

рекламировать буржуазный образ жизни, присущие ему

ценности и идеалы, а с другой — вести согласованные,

усиленные кампании против социалистического содруже¬

ства. Борьба идей то и дело уступает место попыткам

буржуазных государств развязать психологическую

войну.
20 П, С. Гуревич
305

Империализм и его идеологи прибегают ко все более

изощренным методам, стремясь извратить и скомпроме¬

тировать наши идеалы, опорочить в глазах народов мира

наши цели, затормозить наше движение вперед. Раз¬

рядка напряженности, перестройка международных от¬

ношений на основе принципов мирного сосуществования

государств с различным социальным строем не могут от¬

менить борьбу идей, как и вообще классовую борьбу. Раз

на земле существуют государства с различным общест¬

венным строем, то, стало быть, существуют н различия

взглядов, идей, идеологий, присущих этим строям. Однако

важно, как отмечает Л. И. Брежнев, чтобы «идеологиче¬

ская борьба не перерастала в „психологическую войну44,

не использовалась как средство вмешательства во внут¬

ренние дела государств и народов, не вела к политиче¬

ской и военной конфронтации» 15.
В современных условиях буржуазные философы и со¬

циологи пытаются соединить различные доктрины, на¬

правленные против социализма, в нечто целостное, нани¬

зать их, так сказать, на единый стержень, активизиро¬

вать тем самым идейные ресурсы Запада, мобилизовать

разрозненные силы на борьбу с марксистско-ленинским

мировоззрением. Наиболее отчетливо это умонастроение

находит свое отражение в концепции «реидеологизации»,

в рамках которой и развертывается критика утрачиваю¬

щей свое влияние доктрины «деидеологизацпи».
Демонстративный отказ от теории «деидеологизации»,

которая на протяжении четверти века питала западную

социологическую мысль, несомненно, служит характер¬

ным проявлением банкротства буржуазной идеологии.

Редко та или иная концепция вызывает столь единодуш¬

ное осуждение, как это случилось с доктриной «деидеоло¬

гизации». Весьма показательно, что вдохновителями кон¬

цепции «реидеологизации» оказались те же самые запад¬

ные исследователи: Р. Арон, Д. Белл, С. Липсет, Э. Шилз,

которые в начале 50-х годов провозгласили «закат идео¬

логии», «крушение идеологических систем», «истощение

идеологического потенциала» и т. д.
Один за другим эти авторы открещиваются от собст¬

венной концепции и приносят присягу верности буржуаз¬
15	Брежнев Л. И. Актуальные вопросы идеологической работы

КПСС. М., 1978, т. 2, с. 323.

ной «реидеологизации». «Я должен указать, — пишет, на¬

пример, Д. Белл, — что анализ «конца идеологии» не

предполагает, будто все социальные конфликты исчезли

и интеллигенция не будет больше обращаться к анализу

«новых идеологий» 16. Итак, как выясняется, «конец идео¬

логии» не исключает возможности возникновения новых

идеологий, а «дендеологизация» не устраняет социальных

конфликтов. Что же в таком случае остается от прежних

деклараций, которые никак не опровергались автором,

пока они приносили идеологические дивиденты?
Аналогичную позицию развивает сегодня и С. Липсет,

который тоже утверждает, что версию о «закате идеоло¬

гии» не следует понимать в том смысле, что исчезнут си¬

стемы политических концепций, утопическое мышление

и классовые конфликты 17. Он и Э. Шилз склонны также

подчеркивать, что их прежняя концепция имела отноше¬

ние лишь к 50-м годам и нуждается в исправлении. Оба

они решительно возражают «новым левым», которые

критикуют их как консервативных мыслителей.
Конечно, при изучении взглядов С. Липсета, Э. Шилза

и других буржуазных исследователей важно сохранить

исторический подход, ибо идея преодоления идеологии

имеет в европейской философии свою предысторию, опре¬

деленные мировоззренческие традиции. Именно «упадок

идеологий» рассматривал М. Вебер в связи с распростра¬

нением «функциональной рациональности». Об упадке

идеологий писал К. Мангейм в начале 20-х годов. С этой же

мыслью выступил в 1946 г. А. Камю. В 1949 г. английский

социолог Т. Маршалл предложил общее объяснение роста

и упадка тотальных идеологий. В США первый обстоя¬

тельный анализ «конца политической идеологии» был дан

историком X. С. Хьюзом в 1951 г.
Идея «конца идеологии» широко использовалась «ле¬

выми» теоретиками, в частности, принадлежащими

к Франкфуртской школе. В 1951 г. Т. Адорно писал, что

в подлинном смысле, т. е. как ложного сознания, идеоло¬

гий больше не существует. Более обстоятельно аргумен¬

тировал неизбежность упадка идеологий на Западе такой

представитель Франкфуртской школы, как Г. Маркузе —
16	Capitalism Today. Ed. by D. Bell and I. Kristol. N. Y., 1971, p. 24.
17	Lipset S. M. Ideology and No End. — Encounter, 1972, vol. 39,

p. 17-22.
20*	307

вплоть до весны 1968 г. О том же писал и один из

«левых» английских социологов Т. Боттомор.
В поддержку идеи «конца идеологии» в 50-х годах

высказывались многие авторитетные социальные и поли¬

тические мыслители: Д. Рисмен, Т. Парсонс, Г. Мюрдаль,

Р. Дарендорф, С. Роккан, М. Крозье, А. Турен. В том же

духе высказывались Дж. Гэлбрейт, А. Шлесинджер и пре¬

зидент США Кеннеди. Однако столь представительная

поддержка концепции «деидеологизации» вовсе не сви¬

детельствует о том, что она непререкаема и достоверна.

Напротив, события 70-х годов воочию показали, насколько

ошибочны методологические установки буржуазной со¬

циологии.
Идеология существует до тех пор, пока развертыва¬

ется борьба классов. В классовом обществе ни о каком

«закате идеологии» не может быть и речи. Другое дело,

что роль идеологии может усиливаться или ослабляться

в зависимости от целого ряда социально-экономических и

культурно-мировоззренческих факторов. Именно эту сто¬

рону проблемы имел в виду М. Вебер, когда писал об

упадке идеологий. Но он одновременно подчеркивал, рас¬

сматривая процесс «расколдования мира», что интелли¬

генты могут попытаться создать новую секуляризирован¬

ную религию, т.-е. идеологию.
Вот почему ссылки С. Липсета и Э. Шилза на то, что

не они первыми заговорили о «закате идеологии», ровным

счетом ничего не объясняют в существе проблемы. Ведь

их прогнозы потерпели фиаско в самой своей сути: в 50-е

и 60-е годы идеологии не исчезли, да п не могли исчез¬

нуть, ибо не устранились источники, порождающие не¬

обходимость обоснования интересов различных классов,

не исчезли социальные конфликты.
Совершенно очевидно, что Д. Белл, С. Липсет, Э. Шилз

пытаются направить социологическую мысль своих интер¬

претаторов в конкретное русло: если нет «деидеологиза¬

ции», давайте проповедовать идеологический плюрализм,

попробуем оправдать и активизировать любое «инако¬

мыслие» в мировом коммунистическом движении. Не

случайно противники революционного процесса делают

ныне главную ставку на разобщение борцов за демокра¬

тию и социализм, на создание и искусственное раздува¬

ние противоречий между ними. Этому служит и широко

рекламируемая империалистической пропагандой идея
308

«еврокоммунизма», истинное содержание которой сводится

к попытке противопоставить коммунистические партии

развитых капиталистических стран компартиям стран со¬

циализма и прежде всего КПСС. Этим целям служат мод¬

ные теории о «поливариантности» идеологий, о множестве

идейных позиций и т. д.
Весьма примечательно, что в 1973 г. на XV Всемир¬

ном конгрессе философов многие буржуазные делегаты

говорили о том, что философия изжила себя, что в со¬

временном мире потребность в мировоззрении не столь

ощутима. Совсем иные позиции обнаружились у ведущих

буржуазных философов на XVI Всемирном конгрессе, ко¬

торый проходил осенью 1978 года в Западной Германии.

Они говорили о «плюральности истины», о поливариант¬

ности социального развития, о мнимом догматизме и «не¬

терпимости» марксистской философии.
Все это заставляет буржуазных исследователей делать

и более конкретные признания, свидетельствующие о про¬

вале прежней концепции, о несбывшихся прогнозах от¬

носительно революционного движения. Так, Р. Арон

прямо заявляет, что «закат идеологии» стал анахрониз¬

мом 18. Если в 1968 г. в работе «Разочарование в про¬

грессе» Р. Арон объявил утопической ленинскую идею

социалистической революции, пытался доказать, что демо¬

кратические силы отвергают марксизм, то уже через пять

лет он вынужден констатировать иные закономерности

современного мира. «Интеллектуальный и политический

климат, — по словам Арона, — изменился во всем запад¬

ном мире. Революция вновь ставится на повестку дня.

Социальные волнения множатся» 19. Французский социо¬

лог признает также, что рабочий класс в странах капи¬

тализма «оказался более восприимчивым к тезисам марк¬

сизма», чем это предполагали сторонники «заката идео¬

логии».
Разумеется, все эти умозаключения Арон не сопро¬

вождает критическим анализом своих прошлых заблуж¬

дений. Ведь именно он писал о «мифе революции»,

о «мифе пролетариата» в той самой работе, в которой

обосновывал тезис о «деидеологизации». Сегодня он пы¬
18	Aron R. Remarques sur le nouvel age idcologique. — Contrepoint.
P., 1973, N 9, p. 20.

lf Ibidem.
309

тается быть на уровне времени, не отстать от идеологи¬

ческой моды и поэтому заявляет: «начинается новый

идеологический век» 20.
Конечно, и без Арона ясно, что расчеты буржуазных

и реформистских авторов на перерождение рабочего

класса не оправдались. Империалистические планы, рас¬

считанные на интеграцию рабочего класса в систему

государственно-монополистического капитализма, не оп¬

равдались. Изо дня в день ширится борьба трудящихся

капиталистических стран против политики эксплуатации

и угнетения, против господства монополий.
Нарастание классовых битв продолжается вопреки

■ всем проискам империалистической буржуазии, разобла¬

чая ее реакционный характер. Для современного этапа

классовой борьбы в капиталистическом мире характерны

активность, настойчивость, растущая организованность

трудящихся в борьбе за свои жизненные интересы. Ра¬

бочий класс все чаще добивается удовлетворения своих

требований, которые идут все дальше, становятся все бо¬

лее радикальными, перерастая в программу борьбы про¬

тив экономического и политического всевластия монопо¬

лий.
В заявлении Арона о том, что «социальные волнения

на Западе множатся» нет ничего нового. Однако он все

же пытается доказать, будто классовые выступления но¬

сят разрозненный характер,. отражают настроения и ин¬

тересы тех социальных слоев, которые не сумели приспо¬

собиться к капиталистической системе. А в целом, как

стремится подчеркнуть Арон, понятия классовой борьбы

и революции превратились будто бы в «отзвуки великих

мифов». «Распространяя подобные взгляды, — пишет

Б. Н. Пономарев, — противники марксизма-ленинизма

пытаются спекулировать на изменениях в условиях

борьбы рабочего класса и других прогрессивных сил, на

тех новых, сложных проблемах, которые ставит жизнь

перед рабочим и национально-освободительным движе¬

нием» 21.
«Реидеологизаторы», сознавая важную общественную

роль идеологии господствующей буржуазии, стремятся
20	Ibidem.
21	Пономарев Б. Н. Живое и действенное учение марксизма-

ленинизма. М., 1978, с. 7.
310

к разработке новых концепций, способных противостоять

теории научного коммунизма. Так, западногерманский

социолог Э. Хельцле критически оценивает доктрины тех

буржуазных ученых, которые отрицают наличие в капи¬

талистическом мире напряженных социальных конфлик¬

тов и в этом смысле заявляют о «конце идеологии».

Хельцле считает, что настала пора отказаться от этих

взглядов и привести, как он выражается, «мировоззрение

Запада» в соответствие с исторической действитель¬

ностью. При этом он предостерегает своих коллег от не¬

дооценки прогрессивных идей, их роли в общественной

жизни и вынужден признать, что идеологически капи¬

талистический Запад оказался сегодня в проигрыше по

сравнению с социалистическим содружеством. Отсюда

настойчивый призыв Хельцле к преодолению пережитков

«деидеологизации», к восстановлению утраченной веры

в капитализм, к идеологическому наступлению на марк¬

сизм-ленинизм 22.
Разумеется, под «реидеологизацией» следует понимать

не только поиск новых социальных доктрин: буржуазия

никогда не отказывалась от борьбы идей, постоянно вы¬

двигая те или иные социально-исторические концепции.

Речь идет об осознании огромной мобилизующей роли

идей в развитии человечества, их воздействии на массы.

Эту мысль лаконично выразил другой западногерманский

социолог О. Лемберг: «Именно сознание определяет бы¬

тие. Вера сдвигает горы23.
С точки зрения марксизма-ленинизма, идеология

всегда играла большую роль в жизни общества. Будучи

мировоззрением классов, она мобилизует ,их социально¬

историческую активность, служит средством сплочения

различных общественных групп, раскрывает пути различ¬

ных преобразований. Здесь обнаруживается двоякая роль

идеологии, которая способна содействовать прогрессу или

тормозить его. В зависимости от этого марксисты оцени¬

вают идеологии либо как прогрессивные, либо как реак¬

ционные. И те и другие оказывают воздействие на разви¬

тие общества. Стало быть, наивно полагать, как это полу¬

чается у многих буржуазных авторов (например,
22	См.: Holzle Е. Idee und Ideologie. Bern, 1976.
23	Lemberg E. Ideologie und Gesellschaft. Stuttgart, 1971.
311

Г. Барта, Э. Винера, С. Липсета), будто активная роль

идеологии выявилась именно в наши дни, когда стала

очевидной несостоятельность «депдеологизации».
Вместе с тем важно подчеркнуть, что «реидеологиза¬

ция» как определенная мировоззренческая тенденция не

случайно возникла в начале 70-х годов. Острое ощуще¬

ние идеологического кризиса, с одной стороны, а с дру¬

гой — усиление движений антиимпериалистического про¬

теста показали буржуазным социологам, какую огромную

роль могут сыграть идеи в современную эпоху. Именно

поэтому «реидеологизация» стала сегодня на Западе гос¬

подствующим умонастроением.
Западные исследователи пытаются создать впечатлен

ние,' будто капиталистический мир способен выдвинуть

новые идеи, могущие увлечь массы. Они хотят доказать,

что это идеологическое возрождение, то есть «реидеологи¬

зация», уже началось. Именно поэтому в последние годы

буржуазные социологи муссируют тезис о том, будто на

Западе ширится так называемая «реидеологизаторская

волна». Усиливается идейное наступление против социа¬

лизма. Утверждается, например, что отныне наступает

«век идеологии» (американский социолог Э. Гоулднер),

«эпоха планетарного сознания» (американский социолог

и политический деятель 3. Бжезинский), «время идеоло¬

гизации сознания» (западногерманский философ Р. Аф-

феман).
Некоторые буржуазные авторы связывают с новой

«волной» различные прогрессистские иллюзии, полагая,

что именно она спасет исторически отживший капита¬

листический строй от поражения в противоборстве с си¬

лами мира, демократии и социализма. Это относится, на¬

пример, к Г. Барту (Швейцария), О. Лембергу (ФРГ),

С. Липсету (США), Э. Хельцле (ФРГ). Другие, в том

числе Л. Халле (Швейцария), А. Глюксман (Франция),

видят в «идеологии», «идеологическом воображении»

едва ли не главное зло современности, стремясь опять-

таки извратить реальную роль идеологии в нашу

эпоху.
Явление «реидеологизации» не поддается однознач¬

ному описанию. Оно отражает различные социально-клас¬

совые ориентации и поэтому существует во множестве

вариантов. «Реидеологизация» характеризует не только

усиление антикоммунистической направленности буржу¬
312

азной идеологии. Она вместе с тем объективно свидетель¬

ствует о признании мировоззренческого кризиса на За¬

паде, о попытках выйти из идейного вакуума.
Сама теория идеологии, как она складывается в бур¬

жуазной социологии, свидетельствует о стремлении найти

выход из кризисной ситуации бездуховности, критически

проанализировать и переосмыслить прежний идейный

багаж, оказавшийся во многом несостоятельным перед

лицом реальных процессов современности.
Среди многочисленных версий «реидеологизации»,

которые заявляют о себе сегодня, можно выделить две

наиболее влиятельпые — либерально-глобалистскую и

консервативно-активистскую. Представители первого на¬

правления — Э. Винер, Э. Ласло, О. Лемберг и другие — все

чаще пишут о том, что традиционные буржуазные идей¬

ные течения (либерализм и консерватизм) доказали свою

неспособность служить эффективным инструментом соци¬

ального ориентирования. Именно поэтому буржуазные

ученые говорят о создании новой идеологии, которая

смогла бы преодолеть узость прежних позиций, снабдить

человечество новыми идеалами и ценностями.
В этом плане строятся различные интерпретации «гло¬

бального», «планетарного» сознания, призванного якобы

выполнить важную интегрирующую миссию, которая ока¬

залась не по плечу прежним, дискредитировавшим себя

концепциями. При этом под «реидеологизацией» пони¬

маются необходимость мобилизации всех мировоззренче¬

ских ресурсов буржуазного мира, широкое использование

идеологии в политической жизни.
Такой вариант «реидеологизации» отражает в основ¬

ном установки либеральных партий Запада. «Реидеологи¬

зация» в данном случае рассматривается как важный

инструмент политической борьбы, анализа социальных

процессов. Многие буржуазные авторы, например К. Ахам,

Н. Кейхане, М. Селигер, пишут сегодня о том, что идео¬

логия не только не противоречит политике, как это

утверждали «деидеологизаторы», а тесно связана с ней,

поскольку политическое решение, если оно претендует на

эффективность, должно строиться па базе изучения стра¬

тегических альтернатив, невозможных без глубокого идео¬

логического обоснования.
В этой связи некоторые «реидеологизаторы» возлагают

особые надежды па возможность интеграции различных
313

мировоззренческих тенденции. Известный американский

футуролог Э. Винер в книге «Перспективы человечества

и идеология 2000 года» уверяет, в частности, что в «пост¬

индустриальном обществе» возникнет новая идеология.

Ее основная функция — охранять капиталистический

строй. Ее цель — выработать новое нравственное полити¬

ческое мировоззрение24. При этом Э. Винер решительно

оспаривает тезис, будто быстрое общественное развитие

может быть достигнуто только революционным путем. Он

боится социальных перемен. Тех, кто выступает против

империализма, Винер называет «фанатичными револю¬

ционными группами». По его убеждению, для реализации

социального идеала важно обеспечить «сплав» различных

мировоззренческих установок, добиться взаимопонима¬

ния, компромисса между ними. Таким и мыслит себе

Э. Винер «планетарное сознание».
В современной исторической ситуации буржуазная

идеология уже не может обойтись без мировоззренческой

трактовки социальных проблем, отвлечься от все шире

развертывающейся идейной и политической борьбы. Роль

идеологических доктрин возрастает, поскольку возрастает

в этой борьбе значение субъективных факторов: государ¬

ства, политических партий, массовых организаций и дви¬

жений, действующих на основе тех или иных программ,

определенного понимания, осмысления социальйых про¬

цессов. В этом смысле концепция «деидеологизации» ока¬

залась явно несостоятельной, потому что не годилась

для определения политической стратегии классовых сил,

практической разработки долгосрочного курса буржуаз¬

ных партий, организаций, общественных течений.
Буржуазная идеология обращается к массам, стремясь

представить политику господствующего класса как целе¬

сообразную, единственно правильную и возможную. Для

обоснования политических решений она использует идеи

буржуазной науки, социологии. «Реидеологизация» же

рассматривается как «импульс», который цозволит гос¬

подствующим политическим силам капиталистического
-	мира обосновать те или иные социально-политические ак¬

ции, защищать отжившие устои общественной жизни.
2* Wiener Л. The Prospects for Mankind and a Year 2000 Ideology.

N. Y., 1972.
314

Правящая буржуазия заинтересована в том, чтобы

в многообразном мыслительном материале найти оправда¬

ние своих действий. Однако буржуазные авторы отдают

себе отчет в том, что политическим партиям Запада трудно

перехватить идеологическую инициативу без разработки

новых концепций. Они вынуждены признать, что марк¬

сизм-ленинизм дает целостную картину общественных

процессов, вооружает трудящихся научным прогнозом со¬

циальных явлений. «Марксизм, выгодно отличаясь от

других направлений последовательным мировоззрением, —

пишет, например, английский социолог Д. Уилхем, — стал

главной причиной распространения социализма во всем

мире» 25. Поэтому важно, по мнению буржуазных социо¬

логов, устоять в идеологической борьбе против нового

мира, мира социализма.
Западные философы и социологи много говорят сейчас

о том, чтобы как можно быстрее создать новую систему

взглядов, которая оказалась бы привлекательной для масс

и указала бы выход из идейного кризиса. Но где взять

такую концепцию? Как противостоять растущему влия¬

нию марксистско-ленинских идей? Анализируя основные

направления современной философской мысли на Западе,

такие, как экзистенциализм, операционализм, логический

позитивизм, тот же Уилхем указывает, что они привели

к утрате веры в западное мировоззрение в целом. «Во

что нам верить, — вопрошает автор, — если немарксист¬

ская философия вместе с религией не могут убедительно

сформулировать основные принципы, по которым живут

люди? И если нам не следует принимать марксизм, то

как нам вести себя и принимать каждодневные реше¬

ния?» 26
Однако буржуазные исследователи все же лелеют на¬

дежду на то, что им удастся ускорить производство но¬

вых идей. Они приходят к утешительному для них вы¬

воду, который на деле не имеет ничего общего с реаль¬

ностью, будто коммунистической идеологии присущ дог¬

матизм, будто она перестала развиваться и т. д. На этой

ложной посылке возникают иллюзии о том, будто можно

добиться «превосходства» над марксизмом-ленинизмом
25	Wilhelm D. Creative Alternatives to Communism. Guidelines for

Tomorrow’s World. London, 1977, p. 45.
26	Ibid., p. 56.
44 e;

путем особой «творческой активности», «новизны подхо¬

дов» и т. д.
На фоне кризисных явлений, которые характеризуют

сегодня буржуазную идеологию, особенно отчетливо вы¬

является творческий, животворный характер марксистско-

ленинского учения. Его сила — в постоянном развитии,

обогащении новым историческим опытом. Как неодно¬

кратно подчеркивал В. И. Ленин, революционная тео¬

рия — это не догма, а живое, творческое учение, черпаю¬

щее свои силы из жизни, из общественной практики.
Научное обобщение богатейшего опыта практической

деятельности, накопленного нашей партией, советским

народом, придает огромное политическое и теоретическое

значение принимаемым партией документам. Коммунизм

можно успешно строить только на базе научного осмыс¬

ления прошлого, глубокого анализа настоящего и пред¬

видения будущего. Вот почему Коммунистическая пар¬

тия Советского Союза проявляет неустапную заботу
о	творческом развитии теоретической мысли. Это ярко

отразилось в решениях XXV съезда КПСС, в принятых

после съезда постановлениях ЦК КПСС, других партий¬

ных документах. Они не только нацеливают научные

кадры на теоретическую разработку назревших проблем

общественного развития, но и сами содержат важнейшие

теоретические положения и выводы. Поистине неоценимо

идейное богатство новой Конституции СССР, материалов,

посвященных 60-летию Октября, являющихся крупным

вкладом в теорию и практику созидания нового обще¬

ства. Великая жизнеутверждающая сила марксистско-

ленинской идеологии, ее гуманистический характер все¬

сторонне раскрыты в двухтомнике товарища Л. И. Бреж¬

нева «Актуальные вопросы идеологической работы

КПСС».
Потребность в дальнейшей творческой разработке те¬

ории на современном этапе коммунистического строи¬

тельства не только не уменьшается, а становится все

большей. XXV съезд КПСС определил направления глу¬

боких исследований как общетеоретического, фундамен¬

тального, так и прикладного характера, сосредоточив

внимание партии, всего нашего народа на важнейших

проблемах экономического и социально-политического

развития советского общества. Формирование у совет¬

ских людей коммунистического сознания требует неук¬
316

лонного расширения и углубления идейного влияния

партии на массы, всемерного совершенствования партий¬

ной пропаганды. Конкретные пути решения этой задачи

всесторонне раскрыты и определены в постановлении

ЦК КПСС «О дальнейшем улучшепип идеологической,

политико-воспнтательпой работы ».
Сегодня перед марксистской теоретической мыслью

встает множество проблем, от решения которых в зна¬

чительной мере зависит развитие революционного про¬

цесса. Поэтому особенно актуально звучит ленинское

требование научного, марксистского подхода к осмысле¬

нию масштабных исторических перемен. Преемствен¬

ность в марксистско-ленинской теории п политике отра¬

жает объективное единство мирового революционного

процесса и взаимосвязь его различных отрядов. Мировое

коммунистическое движение выступает в наши дни как

самая влиятельная политическая сила современности, во¬

оруженная передовой социальной теорией. Все более рас¬

тет авторитет братских партий среди трудящихся масс.

Одним из зпамепательных процессов последнего пятиле¬

тия, отмечалось на XXV съезде КПСС, явилось укреп¬

ление коммунистических партий в капиталистическом

мире. Совместно с братскими коммунистическими и ра¬

бочими партиями КПСС вносит значительный творче¬

ский вклад в развитие марксистско-ленинской теории.
Теория научного коммунизма впитала в себя передо¬

вые общественные концепции, критически переосмыслив

их. Она раскрывает широкую панораму истории, место

различных классов в общественном развитии. Но это

вовсе не означает, будто выработка нового мировоззре¬

ния возможна на путях абстрактной интеграции, неко¬

его «компромисса», как это полагают «реидеологиза-

торы». Не механическое объединение полярных точек

зрения, не отвлеченное нанизывание друг на друга

«сходных» теорий, а классовый подход, выявление ре¬

шающих сил, главенствующих тенденций общественного

развития, ведущих к торжеству коммунизма, — вот что

отличает марксизм-ленинизм от различных буржуазных

«глобалистскйх» воззрений.
Чтобы осуществить «реидеологизаторские» намерения,

буржуазные авторы стремятся преодолеть тот идеологи¬

ческий плюрализм, который выражает наличие в капи¬

талистическом обществе различных классово-политиче¬
317

ских тенденции. Но как выработать едипую идеологию,

когда сам господствующий класс расколот на соперни¬

чающие слои, политические группировки, «социальные

элиты»? Как устранить возрастающую поляризацию бур¬

жуазных идеологических течений?
Руководитель пятого проекта Римского клуба (так

называется группа буржуазных ученых, которая в конце

60-х годов приступила к изучению продовольственных,

сырьевых и людских ресурсов человечества и суммирует

свои выводы в форме специальных исследований — про¬

ектов) Э. Ласло полагает, что в современную эпоху

крайне нужно изучить «цели различных стран, организа¬

ций, идеологических течений, религий и т. д., чтобы со¬

действовать тем самым формированию нового, „плане¬

тарного сознания44» 27.
Разумеется, такой подход содержит в себе конструк¬

тивные моменты. Участники исследования провели об¬

ширный сравнительный апализ современных религий,

идеологий, различных духовных образований. Они отме¬

тили, что универсалистские элементы, то есть сходные

взгляды, сильно выражены в иудаизме, христианстве, ис¬

ламе, индуизме, китайской традиции, африканских ве¬

рованиях.
Авторы проекта пришли к выводу, что современная

идеологическая ситуация позволяет начать плодотворный

диалог между различными идеологиями, потому что во

многих мировоззренческих течениях есть «сходные места»,

то есть одинаковые ценностные ориентации, напри¬

мер, стремление к миру, проповедь добра и т. д. В самом

общем виде такой подход не вызывает возражений. Ве¬

роятно, и в самом деле есть необходимость разобраться

в пестром калейдоскопе мировоззренческих умонастрое¬

ний, определяющих духовную акустику нашего времени,

то есть накладывающих известный отпечаток на духов¬

ную жизнь современного мира.
Однако сразу бросается в глаза определенная тенден¬

циозность авторов проекта. Они обращают внимание

лишь на «совпадения», обходя при этом принципиальные

мировоззренческие различия, преувеличивая роль эле¬

ментов «глобальности». В результате идейная ситуация

нашего времени оказывается в их интерпретации «эпо¬
27	Laslo Е. et. al. Goals for Mankind. N. Y., 1977.
318

хой гармонии», «единства целей» и т. д. Разумеется, об¬

щечеловеческие ценности утверждаются сегодня разными

идеологическими течениями. Весь вопрос в содержании,

в существе этих ценностей. Не менее важны и те спо¬

собы, которые ведут к достижению намеченных целей.

В этом отношении поиски «глобального сознания» на

базе арифметического сложения, механического сопостав¬

ления различных идейных комплексов обнаруживают

свою полную несостоятельность.
Другая версия «реидеологизации» — неоконсерватив¬

но-активистская. Ее сторонники — С. Липсет, Л. Фойер,

Г. Шельски и другие отвергают поиски «глобального»,

«всеохватного» мировоззрения. Они вообще не ставят пе¬

ред собой такую цель, которая предполагает достижение

определенного «сплава» различных воззрений. «Реидеоло¬

гизация» в данном случае понимается как активизация

определенных, достаточно узких ценностных ориентаций.

Речь идет о создании активистской идеологии, пропи¬

танной фанатизмом и ненавистью к революционным пре¬

образованиям.
Декларируя неудовлетворенность буржуазными кон¬

цепциями, призывающими к духовному разоружению,

многие современные антикоммунисты ставят вопрос
о	том, чтобы перейти в решительное наступление против

теории научного коммунизма. При этом особенно акти¬

визируется иррационалистическое направление буржуаз¬

ной социологии. Его представители Р. Арон, Л. Фойер

и другие говорят об огромной мобилизующей силе идей.

Но при этом они сознательно затушевывают различие

между передовыми, прогрессивными и отсталыми, реак¬

ционными воззрениями.
Например, Р. Арон проводит мысль о том, что любая

идеология базируется на мифах. Самым распространен¬

ным из них, по словам французского социолога, является

представление, будто мир фатально разделен на «добро»

и «зло». Поэтому сегодня, разъясняет Арон, важно при¬

думать такой миф, который направил бы ненависть и не¬

довольство масс в определенное русло, например, против

классовых врагов буржуазии28.
Р. Арон сетует, что империалистическая пропаганда

так и не сумела сформировать пассивную, политически
28	«Encounter», November, 1976, N 5, p. 45—53.
319

инертную массу людей. Однако «идеологизацию» трудя¬

щихся Арон, Белл, Шилз понимают по-своему. Они ве¬

дут речь не о том, что классовая борьба неотвратима,

а о том, чтобы использовать «возрождение идеологии»

для сохранения капиталистического строя.
Современные буржуазные «реидеологизаторы» вына¬

шивают реакционные планы о том, чтобы на базе част¬

нособственнических устоев создать политически актив¬

ную, действенную идеологию, которая могла бы напра¬

вить «социальные волнения» в иное русло, то есть

вызвать фанатизм и ненависть к революционерам. Бур¬

жуазная социология «впадает в романтическую экзаль¬

тацию, мечтает о массе подвижнической, одушевленной

антиреволюцнонным и антисоциалистическим пафосом» 29.
Но такая «реидеологизированная» масса — не более

чем плод фантазии. Западные политические деятели,

ученые сами признают, что после поражения во вьет¬

намской войне и Уотергейта «западные ценностп», то

есть основные устои капиталистического общества, его

идеология, его мораль, которые казались «универсаль¬

ными», отвергаются все новыми и новыми миллионами

людей» 30.
Рассуждения буржуазных социологов о том, что идео¬

логия любого класса состоит из одних мифов, что можно

искусственно сфабриковать образ «врага», спровоциро¬

вать ярость масс, получили такое признание у наиболее

реакционных отрядов современной буржуазии. Сегодня

во многих капиталистических странах нарастает так на¬

зываемая «неоконсервативная волна», которая, как уже

отмечалось, одушевлена пафосом враждебности к соци¬

альному прогрессу. Она объединяет различные общест¬

венные силы — от либералов, двинувшихся «вправо», до

«новых правых».
Представители подобного «неоконсервативного» на¬

правления предлагают вариант «реидеологизации», пред¬

усматривающий распространение установок «культа

силы», «непримиримости к левым», «ненависти к рево¬

люции». Господствующей буржуазии нужны, как уже от¬

мечалось, семена ненависти, разнузданной воинствен¬
29 Борьба идей в современном мире. М., Политиздат, 1976, т. 2,

с. 63.
80 См.: Ратиани Г. «Комплексы» американской политики. —

Правда, 1977, 14 декабря.
320

ности против левых и демократических сил, против дей¬

ствительных революционеров, осознавших необходимость

классовой борьбы, переустройства мира на началах со¬

циализма. Поэтому империалистическая пропаганда и

культивирует под видом «реидеологизации» настроения

фанатизма, агрессивности.
* * *
Можно ли утверждать, что концепция «деидеологиза¬

ции» окончательно выброшена из арсенала буржуазной

социологии? Такой вывод был бы преждевременным,

упрощающим реальную картину духовных процессов

в капиталистическом мире. В настоящее время мало кто

из буржуазных теоретиков открыто говорит о «деидеоло¬

гизации», но это вовсе не означает, будто питающие ее

предпосылки окончательно исчезли.
Представления о закате идеологии постоянно оживля¬

ются позитивистской методологией. Позитивизм строит

свои выводы лишь на базе эмпирических данных, полу¬

ченных естественными и техническими дисциплинами.

Он отвергает при этом единую теорию общественного раз¬

вития, декларирует множественность истины, трактует

идеологию односторонне и искаженно, подчеркивая в ней

лишь иллюзорные моменты.
«Дендеологизаторские» мотивы находят отражение и

в стремлении проповедников некоторых философских те¬

чений, например, персонализма или структурализма, от¬

казаться от так называемой идеологической тенденциоз¬

ности. В частности, видный представитель современного

персонализма Д. Лакруа заявил: «Персонализм — это не

идеология». Некоторые буржуазные исследователи, ска¬

жем, западногерманские неоконсерваторы, по-прежнему

возвеличивают технический разум, способный якобы под¬

менить собой механизмы демократии.
Однако традиционные «дендеологизаторские» настрое¬

ния звучат сейчас приглушенно, завуалированно. Они

проявляются в отказе массовых изданий, радио- и теле¬

визионных станций Запада от прямого политического

воздействия на сознание людей, в стремлении добиться

тех же целей путем проповеди потребительства, психо¬

логии наслаждения, индивидуализма, частнособственни¬

ческих идеалов и других ценностей капиталистического
21 П. С. Гуревич
321

мира, с помощью безудержной рекламы буржуазного об¬

раза жизни. Империалистическая пропаганда обращает

свои «деидеологизаторские» призывы и к народам социа¬

листических стран, чтобы ослабить идейное единство, по¬

литическую активность строителей нового мира.
После демократических движений 1968 года многие

«левые» мыслители стали пересматривать и исправлять

свои взгляды на судьбы идеологии. Но уже с начала

70-х годов ряд активных левых п студенческих лидеров

стал снова повторять утверждения о неизбежности упадка

идеологии31. Однако вряд ли можно говорить в данном

случае о возрождении «деидеологизации». Все эти умо¬

настроения в конечном счете порождают новую тенден¬

цию — «критику» идеологии в условиях «реидеологиза¬

ции». Под видом «беспощадного» изобличения идеологии

ведутся нападки на прогрессивное мировоззрение, на

марксистско-ленинскую философию. Это главное, что объ¬

единяет и «деидеологизаторов», и «реидеологпзаторов».
Марксистско-ленинская идеология занимает авангард¬

ные позиции в мировой общественной мысли. Вокруг нее

кипят страсти, к ней тянутся различные социальные дви¬

жения. Поэтому теоретическая разработка вопросов идео¬

логии, критический анализ буржуазной методологии

в этой области имеют большое научное и практическое

значенпе для повышения эффективности идеологической

борьбы.
31 См.: Culture and its Creators. Ed. by J. Ben-David a T. Clark.

Chicago—London, 1977, p. 38.

Глава двенадцатая
«КРИТИКА ИДЕОЛОГИИ»:

НОВЕЙШИЕ ЗАПАДНЫЕ ВЕРСИИ
«Критика идеологии» имеет в буржуазной социологии

давние традиции. Как уже отмечалось, Бэкон видел одну

из причин устойчивости суеверий в том, что духовенство

заинтересовано в их сохранении. Этот его взгляд, заимст¬

вованный деятелями Просвещения, превращает критику

«идолов» в социальную критику, которая затем в свою

очередь переходит в критику государственного строя,

в борьбу просветителей за истинную религию и истинное

государство. Отправляясь в своей критике религии,

церкви, общества и государства от учения об идолах по¬

знания, французские просветители видели в иррациональ¬

ности государственного устройства и религии идол, пред¬

ставший перед судом разума.
Термин «идеология» первоначально вбирал в себя и

свойственное эпохе Просвещения недоверие к познава¬

тельной способности человека, и надежду на то, что чело¬

веческий разум в состоянии ликвидировать ошибки, воз¬

никающие в процессе познания. Ложные идеи, как счи¬

тали просветители, могут предъявлять притязания на

определенное влияние в обществе. Они могут даже найти

защиту со стороны тех, кто стоит у власти. Поэтому

«идеологи» должны без колебаний применять свои науч¬

ные методы к критике религии и официальных полити¬

ческих идей.
В течение периода, последовавшего за эпохой Просве¬

щения, термин «идеология» претерпел семантические из¬

менения. Однако это произошло лишь после того, как

послереволюционная Франция стала рассматривать кри¬

тику религиозных и политических идей как угрозу соци¬

альной стабильности. Так, Наполеон считал «идеологов»

изолированными сторонниками культа разума, которым
21*
323

попросту недоставало здравого смысла. Он в полной мере

понимал стабилизирующую и охранительную функцию

ложных идей.
Буржуазное общество защищало существующий поли¬

тический и социальный порядок. Это представлялось бо¬

лее необходимым ввиду того, что выдвигавшееся интел¬

лектуалами Просвещения требование использования строго

научных методов было связано с политическими требова¬

ниями свободы, равенства и братства. Таким образом,

критика идеологии вначале сводилась к оценке социально-

политической ограниченности человеческого сознания.

Затем идеология стала рассматриваться как ложное созна¬

ние, ложность которого является следствием его связи

с находящимися в состоянии борьбы социальными и поли¬

тическими элементами, чьи интересы и действия направ¬

лены на достижение и сохранение власти.
Проблема идеологии приобретала все большее значе¬

ние, прежде всего в связи с социальными потрясениями

раннего капитализма. В этот период буржуазия все

в большей степени начинает осознавать свою экономиче¬

скую власть и старается утвердить собственные интересы

перед лицом феодальной аристократии. Вот почему идео¬

логия разоблачалась как орудие оправдания или прими¬

рения интересов власть имущих.
В конце XIX в. иррациоцалистическая критика идео¬

логии возвратилась к выдвинутому противниками Просве¬

щения тезису о том, что термин «идеологический» при¬

меним к любой интеллектуальной позиции, согласно кото¬

рой возможно — каким бы то ни было путем — достичь

истины. Предполагалось, что разум. человека неизбежно

лишен трансрационального, эмоционального, социального

базиса и, следовательно, он проникнут идеологией, чужд

реальности.
В такой трактовке идеологическая природа мышления

представала как важнейшая характеристика человека.

Вот почему всякая попытка освободить разум и действия

личности от иллюзий и предрассудков лишает ее уверен¬

ности в себе, освобождает разрушительную энергию и уг¬

рожает власти и порядку. Буржуазные философы утверж¬

дали, что только немногие, избранные, свободные духом,

могут познать истину. Для масс мифы и обман абсолютно

необходимы. Критика идеологии, следовательно, должна

доказывать неизбежность и жизненную необходимость
*24

идеологического мышления и изыскивать возможности

замены старых, изношенных мифов новыми.
Так как иллюзорное (идеологическое) мышление неиз¬

бежно у непросвещенных, Ницше полагал, что уничтоже¬

ние подобного рода жизнеутверждающих иллюзий не мо¬

жет быть задачей ученого. Из своего убеждения, что про¬

свещение масс невозможно, Сорель делал вывод, что

прямое действие, то есть социальная активность, невоз¬

можно без наличия мифа. По его мнению, осознание дейст¬

вительности парализовало бы действия масс и в конечном

счете воспрепятствовало бы революционизированию обще¬

ства. Чем большее влияние оказывает мифология на со¬

циальную теорию, утверждал Сорель, чем более ограни¬

ченным является ее научное содержание, тем больший

стимул она дает массам. Это наиболее яркое выражение

иррационалистической теории идеологии. Она представ¬

ляет собой реакцию на «отравление разумом» (выражение

Стефана Цвейга).
Критике идеологии активно содействовала также так

называемая социология знания. Она претендовала на тео¬

ретическую систематизацию современных форм всех идео¬

логических и антиидеологических позиций. Данная дис¬

циплина провозгласила лозунг непрерывного разъяснения

идеологии, ее обусловленности. Для такой цели концепция

идеологии, как полагали сторонники этого течения, дол¬

жна быть отделена от контекста социально-политических

теорий, по отношению к которым она выполняла критиче¬

скую функцию, чтобы лишить ее полемического заряда и

придать ей нейтральную окраску.
Если все знание социально обусловлено, тогда социо¬

логия знания, как полагали ее сторонники, в отличие от

критики идеологии, задачей которой было вскрывать ус¬

ловия, порождающие ложные формы сознания, должна

концентрировать свои усилия лишь на установлении кор¬

реляции между знанием и обществом через посредство

нейтральных связей, идей и социальных структур. Это

можно осуществить только в том случае, если переформу¬

лировать вопрос об истине с тем, чтобы вскрыть фальси¬

фикации и искажения, которым подвергается мышление

в тех или иных социальных условиях.
Концепция идеологии, разработанная К. Мангеймом,

бифокальна. «Частные» (или частичные) идеологии пред¬

ставляют собой мыслительные процессы, которые обуслов¬
325

лены специфическими интересами индивида, и в то же

время служат для маскировки этих интересов. Однако,

поскольку индивид мыслит правильно, когда он подходит

к ситуации нейтрально, умозрительные ошибки могут

быть ликвидированы и сведены к сугубо психологической

проблеме.
Иное дело «общие» (или целостные) идеологии. Они

состоят из представлений, которые радикально обуслов¬

лены социальной позицией мыслителя и вследствие этого

должны рассматриваться скорее с нелогической, чем с пси¬

хологической точки зрения. По мнению Мапгейма, чело¬

веческое мышление имеет дело с трансисторическими

сущностями. Социолог может, следовательно, отдалить

себя от социальной среды, которая влияет на его мыш¬

ление.
Позитивизм дал резкую оценку «социологии знания».

Данная Т. Гайгером критика концепции идеологии, раз¬

работанной теоретиками «социологии знания» может рас¬

сматриваться как проявление позиции радикального пози-

тивйзма. Гайгер подчеркивает, что нельзя провести

разграничения между «частичными» и «тотальными» идео¬

логиями, что функционирование индивидуального мышле-

пия в терминах коллективных понятий остается пробле¬

матичным. Он настаивает на использовании понятия

«идеологии» как критического и на сохранении ее цен¬

зорского значения. Идеология, по мнению Т. Гайгера,

означает мышление, которое не может порвать с действи¬

тельностью, даже евли оно не является ложным с логиче¬

ской точки зрения. Логика начинается там, где кончается

идеология. Следовательно, теоретические посылки могут

быть истинными или ложными только логически, но никак

пе идеологически. Напротив, теоретические неправильные

положения должны рассматриваться как идеологические,

то есть они созданы как теоретические, но в действитель¬

ности не несут в себе научного содержания.
Для Т. Гайгера разделение «критики идеологии» и

социологии непрактично. Этого философа не интересуют

политические и социальные следствия идеологического

мышления. Его главной заботой является сохранение чи¬

стоты научного мышления, в особенности путем использо¬

вания логики, семантики и эпистемологии.
Другой представитель «критического рационализма»

Э. Топич занимает позицию посредника между позитивиз¬
326

мом и классической критикой идеологии. Он настаивает

на прояснении понятий «действительность» п «истина»,

с тем, чтобы выяснить фактическое содержание, ассоци¬

ирующееся со словом «идеология». Он различает «абсо¬

лютную» и «научную» истину. Поиски научной истины,

по Топичу (единственное, что может уничтожить идеоло¬

гию), должны меньше ориентироваться на достижение

абсолютной истины, чем на определенную степень досто¬

верности, которая является основой нашей повседневной
ЖИЗНИ.
Топич, однако, не приходит к выводу, что критика

идеологии стала излшпней. Существование институциона¬

лизированной схоластики, идеологического мышления,

привилегии, зависящие от власти, собственности, репута¬

ции требуют, по era словам, такого рода критики. Топич

утверждает, что «критика» может помочь преодолеть эмо¬

циональное или доктринальное сопротивление посред¬

ством «демифологизирующего, деидеологизирующего, де-

фантасизирующего» влияния.
Представители «критического рационализма» обосно¬

вывают принцип критической проверки по отношению

к любому высказыванию. В основе данного принципа ле¬

жит положение о том, что всякая уверенность в истинно¬

сти познания может быть сфабрикована и тем самым не

иметь никакой ценности для познания действительности.

Например, Г. Альберт приходит к выводу, что все пред¬

лагаемые решения политических проблем следует рас¬

сматривать лишь как гипотезы, если даже «господствую¬

щая идеология» объявляет эти решения абсолютно истин¬

ными, неприкосновенными.
«Критический рационализм» как теория, проповедую¬

щая несовершенство человеческого разума, утверждает,

что ни в науке, ни в социальной и политической жизни

не может быть положений, теорий, которые не заслужи¬

вали бы ревизии. Его сторонники рассматривают как

«подозрительные» любые концепции о гармоничном, бес¬

конфликтном общественном устройстве. Сомнение такого

рода основано на том факте, что конкретная власть, как

подчеркивают приверженцы этой методологии, противится

критической проверке.
«Критика идеологии» берет на себя функцию разобла¬

чений различных притязаний на истинность, которые

присущи определенным системам мышления или теориям.
327

С этих позиций сторонники данного течения выдвигают

программы, которые, как они, полагают, могут содейство¬

вать прояснению истины, разоблачению негодных идеоло¬

гических стандартов. Речь идет о создании такого стиля

мышления по моделям «критического рационализма»,

который" помогает воспитываться в духе рационального

отношения к решению различных проблем.
Таким образом, как видим, наряду с процессом

«реидеологизации» в современном буржуазном мире раз¬

вертывается «критика идеологии». Она направлена на

дисквалификацию мировоззрения политического против¬

ника. Западные философы рассматривают идеологию как

ложное сознание, разрабатывают методику, позволяющую

третировать прогрессивные социальные взгляды, выдавая

при этом собственные воззрения за «чистую истину».
Такая позиция, естественно, вызывает отрицательную

реакцию у многих более проницательных исследователей

буржуазного Запада. Так, А. Хойе подчеркивает, что

основное внимание «критики идеологии» направлено на

«изобличение» чьих-то высказываний, а не на исследова¬

ние мировоззренческих проблем. Данное течение вообще,

по его словам, не в состоянии познать действительность,

она только искажает ее, ибо низводит противника до

уровня субъекта, неспособного к мышлению 1.
Хойе отмечает, что «критика идеологии» вовлекает

массы в мир иллюзий. Она ограничивает объект своих

исследований «идеологической облицовкой господствую¬

щих позиций». Вопиющая слепота «критики идеологии»

по отношению к реальности может служить основной ха¬

рактеристикой ее духовного содержания. Как подчерки¬

вает А. Хойе, цель данного течения — заставить людей

сбиться, потерять ориентировку в сложном лабиринте

социальных отношений *.
В 70-е годы в буржуазной литературе все чаще выяв¬

ляет себя новая тенденция — критика идеологии не только

как ложного сознания отдельных социальных слоев, но

и как крайне отрицательного феномена общественной

жизни вообще. Это уже не изобличение отдельных нози-
1	См.: Heuss А. Ideologiekritik. Ihre theoretischen und prakti-

schen Aspekte. Berlin; New York, J975.
2	Ibidem.
328

ций, взглядов, идей. Речь идет о том, что идеология, воз¬

никнув как особый способ интерпретации действительно¬

сти, совлекла человечество с магистрального историче¬

ского пути, создав неразрешимые социальные проблемы.
Таким образом, некоторые буржуазные исследователи

переходят от частичной критики идеологии к тотальной.

Она третируется не столько как предрассудок, оковы

мышления, сколько как злая судьба европейской цивилиза¬

ции. Следовательно, само понятие идеологии приобретает

черты социокультурного признака. Иначе говоря, идеоло¬

гичность мышления оценивается как существенная осо¬

бенность западной культуры вообще. Критика идеологии,

стало быть, осуществляется с широких мировоззренческих

позиций, встраивается в определенную систему «новых»

социально-философских представлений.
Сторонники «деидеологизации» говорили о том, что

крупные мировоззренческие системы якобы «истощи¬

лись», утратили свое значение и поэтому отживают век.

Такой прогноз по сути дела снимал необходимость кон¬

кретных изобличений. Критика идеологии по существу

исчерпывалась этой посылкой. Иное дело сегодня, когда

буржуазные авторы отдают себе отчет в том, что «реидео¬

логизация» — вполне реальный процесс, происходящий

в капиталистическом мире. Здесь возникают уже новые

обертоны.
Если идеологии продолжают существовать, все пол¬

нее обнаруживая свою «пагубную» роль, стало быть,

важно выступить против «идеологизации сознания». Вот

почему различные идейные^ течения буржуазного Запада

обращаются сегодня к «критике идеологии», одновременно

отрекаясь от «деидеологизации», которая неправильно ос¬

вещала реальные тенденции духовной жизни капитали¬

стического общества. Здесь обнаруживает себя новая тен¬

денция — призыв к дискредитации идеологии в условиях

«реидеологизации».
Тон здесь задают прежде всего «новые философы» во

Франции. Так называется группа молодых интеллектуа¬

лов — философов и литераторов иррационально-романти¬

ческого толка, идеи которых сформировались на базе бур¬

ного увлечения насильственным революционаризмом (май

1968 г.), а затем горького разочарования не только в нем,

но и в политической деятельности вообще. Отсюда поиски

«новыми философами» разгадки современного мира, функ¬
329

ции революционной деятельности, происхождения и сущ¬

ности власти.
В литературно-философских кругах Парижа начали

говорить о «новых философах» примерно с середины

1976 г. К ним причисляли Мориса Клавеля, Жана-Мари

Бенуа, Жана-Поля Долле, Мишеля Герена, Кристиана

Жамбе, Ги Лардро, Филиппа Немо, Франсуазу Леви. Но

сенсацией «новая философия» стала именно после выхода

в свёт весной 1977 г. книг А. Глюксмана и Б. Леви. Сен¬

сацией поначалу почти скандальной. Первые отклики на

эти книги были либо крайне восторженными, либо резко

отрицательными. Так во всяком случае ответила левора¬

дикальная интеллигенция, к которой и обращались ав¬

торы. Показательна в этом отношении дискуссия, развер¬

нувшаяся на страницах левого еженедельника «Nouvel

observateur», в которой приняли участие «звезды париж¬

ской левой интеллигенции».
«Кандидами XX века» назвал «новых философов» фи¬

лософ-структуралист Мишель Фуко 3. По его словам, Глюк-

сман написал «очерк отчаяния» против «господствующей

рациональности, которая оправдывает угнетение и тер¬

рор». Совершенно иначе оценил книги Глюксмана и Леви

социолог Никое Пулантцас4, увидевший в них не более,

чем «яростный, зачастую примитивный антимарксизм»,

«очередной всплеск иррационализма провинциального

толка». Социолог и публицист Жак Гийар5 также отме¬

тил актуальность и злободневность этих работ. Он назвал

крайне важной теоретическую постановку проблемы
о	возможной взаимосвязи марксизма,, западноевропейского

«кода культуры» и западноевропейских структур власти,

но осудил «провокационные парадоксы» Леви, «делающие

разум ответственным за появление «Майн кампф». В бо¬

лее. поздней статье6 Гийар писал, что значение «новой

философии» («не всегда философии и не всегда новой»)

заключается в том, что она сделала очевидным кризис
3	Foucault М. La grande colere des faits. — Nouvel observateur, 1977,

9—15 mai, N 652, p. 84.
4	Poulantzas N. L’intelligentsia et le pouvoir. — Nouvel observateur,

1977, 30 mai—5 juin, N 655, p. 41.
5	Gutllard Y. La gauche et ses intellectuels. — Nouvel observa¬

teur, 1977, 6—12 juin, N 656, p. 49—50.
e Guillard G. Les illusions perdues. — Nouvel observateur, 1978,
1	janv., N 686, p. 30.
330

господствующей ныне «модели социализма», который «не

способен дать удовлетворительный ответ» на проблемы

нашего времени.
Совсем в ином тоне высказался о «новой философии»

Режи Дебре7, увидевший в ней исключительно модную

безделицу, рассчитанную на эпатаж околофилософской

публики. В «новой философии», на его взгляд, пет ни

новизны, ни философии, ни связной концепции, ни раз¬

вернутой аргументации. Это «безграмотная ересь» по

поводу всего сразу: проблем власти, идеологии, новых

форм эксплуатации, знания и т. д. С точки зрения Дебре,

появление «новой философии» стало возможным только

из-за отсутствия серьезных аналитических работ по под¬

нятым ею проблемам. Примерно в том же духе высказался

очень популярный в последние годы и чтимый леворади-

калами философ Корнелиус Касториадис8. Он отнес «но¬

вых философов» к разряду теоретиков «идеологии-прило¬

жения» к господствующей системе взглядов, функция

которой заключается в подмене действительных проблем

общественного развития проблемами фиктивными.
Кстати, к этому же разряду Касториадис отнес и

Сартра, и Альтюсера. Он считает, что работы «новых

философов», являющиеся «догматической спекуляцией» и

«вульгарным схематизмом», отодвинули в тень действи¬

тельно важный для современного революционного движе¬

ния вопрос: как создать новые отношения между револю¬

ционной мыслью и революционной практикой, избежать

интеграции последней в капиталистическую систему.
Эдгар Морэн, философ и публицист, долгие годы

сотрудничавший с Касториадисом, по-другому расценил

направленность «новой философии». «Говорить о «новой

философии» как о ходовом товаре, — заявил он, — значит

забыть идеологическую суть поднятой «новыми филосо¬

фами проблемы» 9. А она, с точки зрения Морэна, имеет

принципиальное значение, так как свидетельствует о не¬

способности так называемой левой мысли ответить на

основные исторические вопросы современности: о суще¬
7	Debray R. Les pleureuses du printemps. — Nouvel observateur,

1977, 13—13 juin, N 657, p. 60-61.
8	Castoriadis C. Les divertisseurs. — Nouvel observateur, 1977,

20—26 juin, N 658, p. 50—51.
9	Morin E. Le bruit le message. — Nouvel observateur, 1977,
27	juin, 3 juillet, N 659, p. 38.
331

стве форм власти, об отношениях господства и подчине¬

ния, о возникновении и сущности тоталитарных структур.
Тот или иной ответ на эти проблемы, по мнению

Морэна, мог прямо повлиять на поведение французской

интеллигенции в кампании по выборам в парламент

в марте 1978 г. К оценке Морэна близок Филипп Со-

лерс10, литератор, не избежавший в прошлом искусов

маоизма. Солерс решительно одобряет и постановку про¬

блемы, поднятой «новыми философами», и их критичность

по отношению к реальному социализму, и их оценку бы¬

тующей на Западе «модели социализма». Он предостере¬

гает лишь от одной опасности, которой, на его взгляд,

чревата «новая философия». Это опасность «нового чер¬

ного обскурантизма», который вполне способен заменить

«религию политики», отвергаемую «новыми философами».
Оценки и опасения, прозвучавшие в ходе дискуссии,

в различных вариациях повторились в основном и в дру¬

гих критических заметках о «новой философии». И Глюк-

сман, и Леви исходят из общей для всего современного

леворадикального сознания посылки об однозначно реп¬

рессивном, тоталитарно-отчуждающем характере всей

западноевропейской цивилизации, социокультурные си¬

стемы которой якобы изначально враждебны человеку и

направлены на постоянное воспроизводство отношепий

господства, подавления и отчуждения.
Наиболее полно современная «критика идеологии»

нашла воплощение в работе А. Глюксмана «Отцы-мысли¬

тели». Она задумана им как философский памфлет о со¬

временном революционном сознании, о значении рациона¬

лизма в становлении идейно-политических, правовых,

государственных структур всей нынешней европейской

цивилизации. «Отцы-мыслители» у Глюксмана — это

Фихте, Гегель, Ницше. Сквозь призму их философских

учений Глюксман решает один, главный для него вопрос:

какова взаимосвязь между западноевропейским рациона¬

листическим «кодом культуры», западноевропейской рево¬

люционной мыслью и современным «тоталитарным» го¬

сударством, непосредственный импульс к развитию кото¬

рого, согласно Глюксману, дала французская буржуазная

революция 1789 г.
10	Sollers Ph. Les intellectuels europeens et la crise. — Monde, 1977,

12 nov., p. 2.
332

Глюксман утверждает, что именно немецкая классиче¬

ская философия, прямая наследница Платона и христиан¬

ского провиденциализма, теоретически обосновала и освя¬

тила становление самой совершенной из до сих пор

существовавших машин угнетения — современного госу¬

дарства. Он видит истоки современных видов угнетения и

эксплуатации именно в идеологии. Глюксман определяет

ее как «власть нового типа», которая зародилась в эпоху

Возрождения и вполне утвердилась в XX столетии. Как же

проявляется механизм власти, как, по мнению француз¬

ского философа, действует диктат идеологии? Отвечая на

эти вопросы, автор мобилизует различные философские

тексты, пытаясь показать, что проблема идеологии может

рассматриваться как ключевая в системе социально-фило¬

софского знания п.
Глюксман формулирует закон «власти нового типа»:

правитель подчиняет своих подданных тем, что обещает

им подлинную свободу. Для современного идеолога, рас¬

суждает французский философ, важно прежде всего за¬

нять господствующую позицию истинного знания, с точки

зрения которой можно представить теоретические и прак¬

тические проблемы в принципе легко разрешимыми и,

принципиально освободившись от конкретного труда, как

умственного, так и физического, высвободить силы для

руководства.
Таким образом, идеология обвиняется в том, что она

претендует на абсолютное знание, которым она не распо¬

лагает, но от имени которого заявляет о своем праве рас¬

поряжаться судьбами людей. Тот же, кто отказывается

принимать идеологические догмы, объявляется отсталым

и реакционным. Его тотчас же объявляют подлежащим

перевоспитанию, ибо он, как заявляют, не понимает своих

собственных интересов.
По мнению Глюксмана, если в обществе существуют

правители и массы, то виновата в этом... идеология. Она

обеспечивает механизм власти. Разумеется, это полемиче¬

ское заявление не выдерживает критического анализа.

Ведь политическое неравенство — результат не духовных

процессов, а итог общественных отношений, коренящихся

в способе материального производства. Идеология может

закрепить те социальные связи, которые уже сложились.
11	Glucksmann A. Les maitres penseurs. P., 1977.
333

Она способна придать им статус теоретической «вправ-

данности», но она не в состоянии сама по себе разделить

общество на элиты и массы.
Разумеется, идеологические отношения, складываю¬

щиеся в обществе, весьма сложны, противоречивы, под¬

вижны. Они вполне «достойны» глубокого диалектического

анализа, рассмотрения их структуры, особенностей, дина¬

мики и т. д. Но при постановке этой проблемы нельзя не

видеть теоретической глубины марксистских положений

о классовой природе идеологии. Рассуждать об идеологии

вообще — это значит вольно или невольно перейти к неоп¬

равданным обобщениям, абсолютизировать одну из гра¬

ней научного познания.
У каждого из классов, занимавших различные позиции

по отношению к средствам производства и распределению

произведенных продуктов, всегда формировались различ¬

ные интересы, которые находили выражение в противо¬

положных системах взглядов на мир и на роль человека

в этом мире. Идеология, таким образом, с самого начала

приобрела классовый, партийный характер. Иными сло¬

вами, единой, «общечеловеческой» идеологии в истории

никогда не существовало. Зато всегда действовали проти¬

воборствующие идеологии, выражавшие интересы каждого

из существовавших в эту эпоху классов.
«Отрицание классового характера идеологии, — подчер¬

кивает советский исследователь В. Д. Гранов, — логично

ведет к отрицанию существования буржуазной идеологии

как единого целого, как научного понятия. Такую точку

зрёния с редким единодушием отстаивают представители

практически почти всех буржуазных и мелкобуржуазных

течений — от самых откровенных антикоммунистов до ре¬

визионистов» 12.
В частности, французские философы утверждают, что

всякая идеология, прогрессивная или реакционная, науч¬

ная или ненаучная, дает примитивную картину жизнен¬

ных процессов. Будучи выражением интересов определен¬

ного класса или социального слоя, она, по их мнению,

искажает реальные отношения, упрощает их, сводит

к простейшим связям по принципу: «друг-враг». В резуль¬
12	В лабиринтах буржуазного сознания: Критика концепций ду¬

ховного манипулирования. М., 1978, с. 11.
334

тате можно, как полагают «новые философы», видеть

в идеологии лишь убогую символику.
Разумеется, когда, скажем, буржуазия вынуждена

представить свои классовые интересы в качестве интере¬

сов всего общества, она прибегает к упрощениям, натяж¬

кам, политической мифологии. Действительное богатство

общественных отношений в этом случае преднамеренно

примитивизпруется. Реальные социальные коллизии, про¬

тиворечия, антагонизмы трактуются в духе массовой гар¬

монии и т. д. Однако даже при этом было бы ошибкой ут¬

верждать, что буржуазная идеология упрощает, схемати¬

зирует социальное знание.
Дело в том, что назначение идеологии любого класса

состоит в том, чтобы дать целостную мировоззренческую

картину реальности. Поэтому производство идей предпо¬

лагает мобилизацию огромных духовных ресурсов, обшир¬

ного мыслительного материала. Когда речь идет об

обосновании передовых исторических тенденции, осуще¬

ствляется грандиозная работа по переоценке прежних

ценностей, представлений и ориентаций.
Несомненно, в ходе этой работы по созданию новой

идеологии проявляют себя классовые тенденции. Они ока¬

зывают влияние на сам строй идеологии, на ее внутрен¬

нюю структуру. При этом наряду с выражением определен¬

ных действительных элементов социального знания

складываются и политические мифы. Но было бы преуве¬

личением не видеть этой позитивной познавательной

деятельности, сводить идеологию лишь к выработке со¬

циальных фикций.
Что касается научной идеологии, то она отнюдь но

сводится к выражению интересов одного класса. В фило¬

софии марксизма-ленинизма находит свое выражение об¬

щая картина истории, взаимоотношения различных клас¬

сов, динамика социального прогресса. Нет никаких основа¬

ний видеть в ней отвлечение от реальности, упрощение

действительных социальных отношений, диалектических

закономерностей, характеризующих исторический про¬

цесс.
Глюксман трактует эту проблему иначе. По его словам,

появление самого «идеологического текста» — это уже

горе для человечества. «Авторитетные тексты, избавляю¬

щие нового правителя от самостоятельного теоретического
335

труда, заранее рассматриваются, — пишет он, — как вер¬

шина накопленной человеком мудрости, что всегда по¬

зволяет вычитывать из них ответы на все мыслимые

вопросы» 13. Этот приговор «тексту» вряд ли оправдан.

Ведь ответ «на все вопросы» ищут в нем те социальные

силы, которые заинтересованы в сохранении долговеч¬

ности определенных идей.
Чтобы справиться с этой ситуацией, мало изречь бран¬

ное слово по адресу «текста». В. И. Ленин писал о том, что

люди всегда будут глупенькими жертвами в политике,

пока не научатся за любыми общественными установле¬

ниями разыскивать интересы тех или иных классов. Не

рок самого «текста», а социальные апелляции к нему

должны привлекать внимание исследователей.
Глюксман полагает, что появление немецкого фашизма

было вызвано не особыми условиями исторического разви¬

тия Германии, а мобилизацией народа на тотальную

службу идеологии («авторитетному тексту»). Разумеется,

проблема консолидации реакционной массы на базе со¬

циально-психологических и духовных закономерностей

заслуживает исследовательского внимания. К выводу

о том, будто питательная почва фашизма существует во

многих капиталистических странах и восходит своими

истоками к определенному социальному характеру, скло¬

нялись многие буржуазные авторы. Об этом писали

В. Райх, Э. Фромм, Т. Адорно.
Сам факт «массовидности» фашизма объясняется пе

только социально-психологическими или духовными меха¬

низмами. Между тем Глюксман строит свои рассуждения

именно на этой основе. Он утверждает, что идеологическая

рекрутация грозит любой стране современного мира. Более

того, Глюксман предельно «обобщает» данную ситуацию.

Предпосылки идеологического тоталитаризма восходят, по

его мнению, к эпохе религиозных войн в Европе. Именно

тогда в связи с образованием национальных государств

возйикли, как он выражается, идеологические путы в виде

идей «правильной веры», «главного города», «правильного

языка», хорошего государя».
Раскрывая истоки «идеологизма», «новые философы»

сосредоточивают свое внимание на том, что они называют

логоцентризмом или же просто «логосом» и что в их
13 Ibid., р. 40.
336

системе рассуждений означает общий тип философского

знания, выработанный в Европе. Разумеется, образование

национальных государств требовало огромной мобилиза¬

ции различных социальных слоев населения. В качестве

инструмента интеграции выступали те или иные идеоло¬

гические представления, лозунги, которые выражали жиз¬

ненные интересы и умонастроения людей, выступающих

в конкретной исторической обстановке. Доказывать, что

эти идеи в другие эпохи не выглядят столь убедитель¬

ными, разумными, — значит констатировать истину не¬

корректным способом. Это легчайший путь к изобличению

так называемых «притязаний текста».
Чтобы указать на очевидную односторонность ана¬

лиза А. Глюксмана, вспомним, как блестяще и глубоко

раскрыл К. Маркс идеологическую фикцию Наполеона III.

В исторических событиях XIX в. во Франции реакцион¬

ная масса наделила этого политического деятеля теми

чертами, которыми он в действительности не обладал.

Ничтожный человек, ограниченный правитель, он воспри¬

нимался этой массой как крупная фигура, что наложило

отпечаток на развитие революционных событий.
Итак, налицо власть иллюзии, диктат «идеологического

текста». Но констатировать «заблуждение» масс — это еще

не означает провести глубокий социологический анализ.

Надо показать, что такого рода представления сложились

не случайно, ибо в известной мере исторически и психо¬

логически оправданны. Такой анализ и проделал К. Маркс

в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта».
«Текст» понимается Глюксманом не только в смысле

авторитетных сочинений, но и в отношении некоторых

образцовых «страниц истории» (например, идеализиро¬

ванной «летописи Великой Французской революции»

и т. д.), служащих универсальной моделью для новых

революционных преобразований. По его словам, подлинной

силой идеологов является не исторический опыт, а заявка

на существование идеального прообраза.
Глюксман призывает разоблачать эти «прообразы»,

показывать, что они представляют собой «фикции».

Что же, нет сомненпя в том, что те или иные классы,

обосновывая свои интересы, их законность, обращаются

к прошлому, к его традициям, к его символам. В самом

этом факте нет никакого откровения. Еще К. Маркс писал

о традициях, которые как кошмар преследуют живых.
22 П. С. Гуревич
Я37

Однако политическая мифология используется по-раз¬

ному. Она может приобрести революционное и контррево¬

люционное содержание, прогрессивный или реакционный

смысл. Глюксман же указывает лишь на тот факт, что

в истории царят иллюзии. «Текст» нужен, по его словам,

всякой восходящей власти, как бюрократической, так и

революционной, в большей мере, чем военная сила. Ре¬

форматоры и контрреформаторы, как подчеркивает Глюк¬

сман, не нуждаются в едином содержательном прочтении

«текста». Они не заинтересованы в его однозначном пони¬

мании.
Усилия Глюксмана сводятся таким образом к разобла¬

чению всех видов идеологии. Массы должны знать, что

любой призыв есть ложь. Но что дает такая констатация?

Ведь в конечном счете и этот вывод идеологичен. Его

непосредственный смысл сводится к «срыванию всех идео¬

логических покровов». Однако тайная интенция проявля¬

ется в стремлении уравнять в правах любое идеологиче¬

ское утверждение, каковым бы ни было его содержание.

По сути дела речь идет о желании «выпасть из истории»,

ибо в реальной действительности происходит идеологиче¬

ская борьба, конфронтация идей.
Конечно, можно понять рассуждения Глюксмана и

в другом смысле — как попытку проанализировать кон¬

кретные приемы идеологического обмана. Вот, например,

он говорит о том, что идеологи стараются придать своей

продукции эзотерический оттенок. Эта «гора непонятной

писанины» становится плотью от плоти общества, когда

каждое ослушание объявляется результатом плохого ус¬

воения «текста». Однако теоретическая ценность таких

обобщений крайне сомнительна.
Кредо «новых философов» Б.-А. Леви определил как

«антиидеологическую идеологию». В основу своих рассуж¬

дений они ставят требование, чтобы всякая теория учи¬

тывала жестокую реальность, и обвиняют интеллигенцию

в том, что она сознательно соучаствует в отказе признать

и осудить «ужасающую реальность», связанную с дикта¬

том идеологии.
Леви убежден, что представление об улучшении поло¬

жения вещей в ходе прогресса — чистая иллюзия, кото¬

рая ведет к тоталитаризму, а все идейное течение Просве¬

щения — не что иное, как демонстрация высокомерия ин¬

теллигенции в ее попытках установить господство над
338

народом путем самочинного возведения себя в ранг его

учителя, дающего уроки жизни 14.
Вина просветителей в том, считает Леви, что они

насадили безграничную веру в разум, превратив ее одно¬

временно и в средство для достижения своих целей, и

в новую, признающую насилие, религию. Нигилизм для

Леви тоже плох, потому что в своем намерении разрушить

мир и начать все сначала он исходит из той же иллюзии

о лучшем мире. Леви приходит к выводу о том, что наибо¬

лее полезным занятием является повседневная кропотли¬

вая работа по поддержанию статус-кво.
«Новые философы — феномен примечательный в духов¬

ной и политической жизни современного буржуазного

мира, — подчеркивает советский исследователь Ю. М. Каг-

раманов — Они являют собой наиболее открытую и воин¬

ствующую форму антимарксизма и антикоммунизма,

своим стилем «философствования», жаргоном и методом

критики напоминающие скорее фанатических проповед¬

ников, сеющих ненависть, чем философов. Грубые приемы,

резко враждебная позиция ко всему прогрессивному в со¬

циальной и духовной жизни и политике, примитивный и

крикливый антисоветизм, неразборчивость в средствах

борьбы и одновременно пока якобы «независимой» и

«объективной» конфронтации — вот, собственно, философ¬

ская и политическая основа «новых философов» 15.
Критика толкования идеологии как «социокультурного

бедствия» ведется и в других работах буржуазных авто¬

ров. Так, западногерманский социолог и психолог Р. Аф-

феман в своей книге «Больное общество» ставит «идеоло¬

гическую ангажированность» в один ряд с преступностью

и наркоманией, полагая, что всякая идеология есть не что

иное, как средство психической компенсации16, которая

отстраняет от реальности и мистифицирует ее. Средство

это, по его словам, весьма эффективно и поэтому следует

считаться с тем, что в определенных условиях многие

молодые люди будут пытаться разрешить свои психологи¬
14	Livy В.-A. La barbarie a visage humain. P., 1977.
15	Каграманов Ю. М. Структурализм, гуманизм и «новые фило¬

софы». — Вопросы философии, 1979, № 4
1в См.: Affemann R. Krank an der Gesellschaft. Symptome, Diag¬

nose, Therapie. Stuttgart, 1973, S. 61.
22*	339

ческие и коммуникативные затруднения с помощью ка-

кой-либо идеологии17.
Аффеман утверждает, что возрастание роли идеологии,

усиление ее влияния ведет к разрыву социальных связей

и взаимоотчуждению. «Идеология питает контридеоло¬

гию» 18, — заявляет он, объясняя свой тезис. Примером

такого размежевания Аффеман считает «борьбу между

красными и коричневыми во времена Веймарской респуб¬

лики» 19, а также противоборство НДП и левых экстреми¬

стов в 1966-1968 годах.
Эти рассуждения пропитаны политическим инфанти¬

лизмом. Разве острейшая борьба между различными со¬

циальными силами спровоцирована идеологией? Нужда¬

ется ли в разъяснении простейшее положение о том, что

идейные различия, противоречия носят объективный ха¬

рактер, коренятся в классовых интересах? По Аффеману

получается, * будто идеологические конфронтации бес¬

плодны, и: нужно избегать и тогда воцарится мир между

классами, социальными группами. Но разве фашисты вели

борьбу с коммунистами в силу идеологического недора¬

зумения?
По Аффеману получается, что ощущение неуверен¬

ности, которое охватывает все слои общества, повышает

идеологическую опасность. А это грозит окончательным

нарушением социального баланса, взаимодействия и со¬

трудничества, радикальным изменением плюралистской

структуры общества. Важно, по его словам, предотвра¬

тить наступление идеологической опасности, отвести ее и

тогда укрепятся социальные узы.
Аффеман считает всякую «идеологизацию сознания»

опаснейшим психическим синдромом, чреватым, как он

выражается, стагнацией и регрессией душевного развития.

«В стеклянной камере идеологии, — пишет он, — происхо¬

дит десублимация: высшие жизненные проявления заме¬

щаются низшими»20. Именно приверженность к идеоло¬

гии, по мнению данного автора, мешает людям быть на¬

стоящими гражданами. Ведь идеология, как он полагает,

создает иллюзорный мир, порождает галлюцинаторные

переживания.
17	См.: Ibidem.
18	Ibid., S. 62.
11	Ibidem.
* Ibid., S. 65.
340

Аффеман сравнивает идеологию с наркотиком. В слу¬

чае отчуждения от нее человеку грозит полная жизнен¬

ная беспомощность: недаром, по мнению западногерман¬

ского психолога, «отступники» сплошь и рядом становятся

наркоманами или ищут нового идеологического «прикреп¬

ления». Поскольку «новые левые» и их идеология декла¬

рируют категорический и полный отказ от конструктив¬

ных социальных устремлений, лишая молодых людей

определенных жизненных целей и препятствуя практиче¬

скому самоосуществлению, постольку она (идеология)

опасна как для общества, так и для психики молодежи.
В этих рассуждениях обнаруживает себя и политиче¬

ская позиция Аффемана, который пытается представить

себя в основном социальным психологом, озабоченным

душевным здоровьем молодого поколения.
Буржуазное общество автор называет больным. Стало

быть, ему присущи определенные пороки. Аффеман их

видит по сути дела в критических умонастроениях моло¬

дых людей. Получается, что недуг, собственно, в том, что

многим не нравится капиталистическое общество и его

устои.	■]
Из логики Аффемана следует, что только участие в на¬

личной социально-экономической практике может содей¬

ствовать самоосуществлению личности. Тайный смысл

этих выводов пропитан плохо скрытым призывом к абсо¬

лютной лояльности во имя «психического здоровья».

Но ведь именно реальная действительность капиталисти¬

ческого мира порождает социальные болезни, именно те

жизненные условия, тот уклад, в котором находятся моло¬

дые люди, и служат источником тяжелых психических

расстройств. По Аффеману же получается, будто служе¬

ние буржуазной повседневности способно устранить ду¬

шевную дискомфортность.
Чтобы парализовать «соблазн идеологии», Аффеман

выдвигает «лозунг времени» — возвращение к реальности.

Это означает, что надо заведомо отказаться от критиче¬

ской оценки сложившегося на Западе правопорядка, от¬

речься от любых ценностей, которые противоречат господ¬

ствующим, примириться с реальным порядком вещей.

Но разве протест против «больной действительности»,

трезвая диагностика отживших устоев не способны содей¬

ствовать практическому «самоосуществлению личности»?

Разве протестуя против беззакония, эксплуатации, господ¬
341

ства монополий, молодой человек не способен ощутить

в себе подлинно гражданские чувства, обрести «душевное

здоровье»?
Первопричиной «ухода в идеологию» Аффеман счи¬

тает расшатанную, сотрясаемую страхом перед миром,

замкнутую на себя психику молодежи, «не чувствующей

себя в силах рискнуть на открытое отношение к действи¬

тельности» 21. Вот почему массам присуще выхолощенное

сознание. Выдвигая свой излюбленный тезис о высво¬

божденной агрессивности, Аффеман утверждает, что лю¬

бая современная идеология стремится дать этой агрессив¬

ности направленный выход и оправдать ее путем прими¬

тивизации политических и нравственных представлений.
Но разве идеологии взывают только к агрессивным

чувствам людей? Правомерно ли такое обобщение? Струк¬

тура любой идеологии, в том числе и буржуазной, не столь

однозначна. В ней непременно присутствуют апологетиче¬

ские и критические мотивы. В той же мере, в какой идео¬

логия конкретного класса культивирует агрессивность,

она воспитывает и верноподданничество. Мысль Аффе-

мана сводится к тому, чтобы заведомо убедить обществен¬

ность в злонамеренности идеологии вообще как инстру¬

мента фанатизма.
«Важная сторона идеологий — содержащиеся в них

утопии» 22, — заявляет Аффеман. Утопическое мышление

также не может иметь однозначной оценки. Ведь мечты

о будущем могут содействовать преобразованию действи¬

тельности, улучшению ее. Но они, несомненно, способны

оказывать реакционное воздействие на общественное со¬

знание, если обладают свойством отвлекать от реальных

проблем, создавать мир галлюцинаторных эффектов и

иллюзий.
По мнению Аффемана, утопии наркотизируют вообра¬

жение и снимают тревожное ощущение сложностей и

противоречий жизни. В них западногерманский социолог

видит зло, ибо его не устраивают любые попытки критиче¬

ского отношения к реальности. Отказываясь от анализа

сложной механики утопического мышления, способного

быть надежным ориентиром в ускорении социального раз¬

вития, с одной стороны, и инструментом, позволяющим
21	Ibid., S. 69.
22	Ibid., S. 72.
342

насаждать реакционные представления, с другой, Аффе-

ман обращает внимание лишь на негативные последствия

данного явления.
«Утопия, внедренная в сознание, — пишет он, — ока¬

зывается идеологической подменой жизни, психологиче¬

ским эрзацем будущего, с помощью которого производится

окончательное «идеологическое заточение». Разрыв

с прошлым и настоящим дополняется разрывом с реаль¬

ным будущим» 23.
Не подлежит сомнению тот факт, что в качестве цели,

мобилизующей усилия общества, необходим некий образ

будущего. В свое время социалисты-утописты сумели ука¬

зать на те социальные противоречия, которые важно из¬

жить, устранить. Хотя предлагаемые ими «рецепты» ока¬

зались нереальными, это вовсе не означает, будто цен¬

ность их «предвосхищений» равна нулю. Классики науч¬

ного коммунизма сумели найти другие, более эффектив¬

ные и теоретически неопровержимые способы решения

поставленных проблем.
Однако многие современные буржуазные социологи

решительно отвергают утопии, отказываются видеть в них

рациональное зерно. Например, французский социолог

Ж. Эллюль пишет: «Социальное значение утопий отри¬

цательное. Они не приносят добра человечеству. Доста¬

точно людям воспринять предписания, содержащиеся

в утопиях серьезно, как результаты оказываются совер¬

шенно катастрофическими» 24.
По словам Эллюля, разработка утопии всегда пред¬

ставляет собой бегство от действительности25. Это суж¬

дение французского автора весьма категорично и потому

неточно. Разумеется, для создания картины будущего не¬

обходимо известное отвлечение от повседневности, утопия

дает возможность оторваться от наличной картины

жизни, если угодно «воспарить» над ней. Но такое бег¬

ство от действительности, как показывает исторический

опыт, зачастую оказывается эффективным способом более

глубокого проникновения в закономерности социального

развития.
23	Ibid., S. 72-73.
24	См.: Ellul J. Search for an Image. — Humanist, 1973, vol. 33,
N 6, p. 22-25.

Эллюль настроен более радикально: он не признает

за утопией никакой позитивной функции. Более того, он

видит в ней решительное зло, мешающее историческому

движению. Преступления, совершенные капитализмом

в эпоху либерализма, — пишет он, — во многом объяс¬

няются той серьезностью, с которой в ту эпоху была при¬

нята фигура Робинзона Крузо. Позднее серьезное отно¬

шение к учениям Этьена Кабэ и Шарля Фурье сыграло

большую роль в том, что социализм не получил доста¬

точного развития» 26.
К. Маркс в свое время блестяще раскрыл идеологи¬

ческую несостоятельность всякого рода «робинзонад».

Однако можно ли утверждать, будто эпоха первоначаль¬

ного накопления принесла столько жертв, горя, лишений

именно потому, что люди всерьез восприняли образ Ро¬

бинзона и стали реализовать индивидуалистические вож¬

деления? Думать так, это означает попытку сотворить

еще одну идеологическую фикцию вроде тех, которые

были высмеяны К. Марксом.
Нельзя без иронии отнестись и к другому выводу Эл¬

люля, который полагает, что утописты «помешали» раз¬

витию социалистических идеи. Мыслители, вроде Э. Кабэ,

Ш. Фурье, наглядно показали, какую роль в развитии

человечества могут сыграть устранение антагонизмов

между городом и деревней, умственным и физическим

трудом, между богатством и нищетой. Эти идеи не тор¬

мозили, а напротив, содействовали разработке социали¬

стических теорий. Не случайно теория научного комму¬

низма рассматривает утопизм французских социалистов

как один из источников своего учения.
Уже цитированный нами JI. Фойер также видит цель

своего исследования в дискредитации идеологии, которую

он обвиняет во всех грехах, во всех бедах, происходящих

на земле. Идеология, по его словам, извратила человече¬

ское восприятие, усилила ненависть людей друг к другу.

Идеологическая война между обществами углубила войну

религиозную, националистическую... Иррациональное и

подсознательное начало в человеке, по его словам, жаж¬

дет идеологии, это же начало взывает к революционным

действиям. Фойер так же, как и Аффеман, определяет

идеологию как «образ мыслей», который, основываясь на
26 Ibidem.
344

подсознании, говорит на языке революции. «Больше чем

самих социальных изменений, — пишет он, — идеология

жаждет насильственного высвобождения энергии моло¬

дого поколения и уничтожения традиционной власти. Ре¬

волюция — это терапия насилия...» 27.
По мнению Фойера, идеология усиливает политиче¬

ский фанатизм. Она поляризует весь мир на два враж¬

дебных лагеря — избранных и отверженных. Она создает

обстановку неудержимого насилия и войн. В результате

всего этого сама идеология расцветает, а общество раз¬

рушается. И наконец, общество, отчаявшись, по его сло¬

вам' обеспечить минимум личной безопасности, призы¬

вает тоталитарную власть или сдается ей добровольно.

«В тот момент, когда идеология расцветает в умах наи¬

большего числа членов общества, вероятнее всего приход

именно тоталитарной власти» 28.
Итак, Фойер, с одной стороны, выдает себя за либе¬

рала, за поборника гражданских свобод, встревоженного

усилением тоталитаристских тенденций в буржуазном го¬

сударстве, с другой стороны, он видит в идеологии угрозу

революции, опасность для существующего режима. По¬

этому он пытается внушить читателям мысль о том,

будто фашизация, тоталитаризация империалистического

государства происходит вынужденно, в результате неоп¬

равданных революционных выступлений, спровоцирован¬

ных идеологией.
По словам Фойера, идеология порождает страх и тре¬

вогу, что в свою очередь делает идеологов еще более ир¬

рациональными, а это приводит к поступкам, иррацио-

нализирующим людей вообще. Фактически, как он пола¬

гает, это есть проекция их собственного невроза, их прин¬

ципа «все или ничего», исключающего компромиссный

подход. «Мировые проблемы настолько трудны, пишет

он, что возникает сомнение: достаточны ли силы чело¬

веческого разума, чтобы решить их. А вклад идеологии

состоит в том, что она подвергает опасности сам чело¬

веческий разум и, таким образом, делает мировые проб¬

лемы, стоящие перед человеком, практически неразре¬

шимыми» 29.
27	Feuer L. Ideology and Ideologists. Oxford, 1975, p. 195.
28	Ibid., p. 193.
29	Ibid., p. 197.
345

Фойер критикует идеологию в целом. Таким образом,

он как бы ставит себя вне идеологических позиций. Од¬

нако признание или отвержение идеологии возможно

лишь на классовой основе. Вот почему Фойер вполне

очевидно демонстрирует собственную идеологическую по¬

зицию, которая проявляется в нескрываемой ненависти

к революционным выступлениям, в отстаивании консер¬

вативных, реакционных идей.
Буржуазные авторы проводят различие между идеей

и идеологией. Они подчеркивают, что можно выдвинуть

ту или иную идею, оставшись вне идеологии, сохранив

свою автономность. Но в условиях современной идеоло¬

гической борьбы любая точка зрения неизбежно идеоло-

гична. Выступая против движений антиимпериалистиче¬

ского протеста, Фойер в то же время наглядно демон¬

стрирует свои политические пристрастия. Критикуя иде¬

ологию, он одновременно вносит свой вклад в разработку

реакционного буржуазного мировоззрения.
Швейцарский социолог Луис Халле в своей книге

«Идеологическое воображение»30 затрагивает судьбы и

истоки различных социальных движений — либеральных,

тоталитарных и леводемократических. Автор последова¬

тельно осуждает любую форму оппозиции существующему

капиталистическому строю, находит ли она выражение

в активизации революционной или реакционной массы.

Такой подход поначалу обескураживает, поскольку соз¬

дает известные трудности при экспертизе этой социаль¬

ной позиции. С каких мировоззренческих и обществен¬

ных предпосылок ведет Л. Халле критику идеологии, ее

негативной роли в политических процессах?
Название работы перекликается с понятием, которое

ввел в обиход прогрессивный американский социолог

Райт Миллс — «социологическое воображение». Миллс

говорил о том, насколько важно развивать способность

людей к социальной фантазии, позволяющей пройикать

в суть многих общественных процессов. Выражение

«идеологическое воображение» у Л. Халле выступает

как порицание. Подразумевается некий тип мифического

мышления, искусственно культивируемый, по его словам,

философией Гоббса, Руссо, Маркса. Особенность этого

способа восприятия и оценки мира, по Халле, состоит
30	Halle L. Ideological Imagination. L., 1974
346

в упрощенной картине реальности, когда богатство соци¬

альных отношений редуцируется к манихейскому проти¬

вопоставлению «добра» и «зла», когда идеологи подвер¬

жены «мании персонификации», олицетворяя те или

иные общественные явления, которые на самом деле

выступают в виде абстрактных, обезличенных процессов.

Все это Халле называет «идеологическим воображением».
Книга Халле написана в резких, подчас памфлетных

интонациях. Автор стремится убедить читателей в том,

что тоталитарная традиция, родоначальником которой

выступает, по его мнению, Руссо, привела современное

общество к печальным результатам. Но и либеральная

традиция оказалась столь же пагубной. Всякий рост по¬

литической активности людей приводит, по словам Халле,

к тирании общественного мнения. С этих же позиций

он осуждает и левый радикализм.
В своем стремлении доказать пагубность «идеологи¬

ческого воображения», проследить его истоки. Халле не¬

правомерно объединяет различные политические док¬

трины. Так, и Гоббс, и Руссо выступают у него как мыс¬

лители одной ориентации. Между тем договорно-правовые

теории этих философов формировались в различные ис¬

торические эпохи, отражали разные подходы к решению

проблемы власти, типа социального устройства, законно¬

сти влияния на сознание человека и т. д.31
Решительное изобличение всех социальных движе¬

ний, любой политической активности, различных форм

«идеологического воображения» заставляет поставить воп¬

рос о том, каков же собственный социальный идеал

Халле, как он собирается преодолеть «фанатизм масс» и

в чем видит продолжение человеческого прогресса? По¬

гружение во внутреннюю логику его исследования пока¬

зывает, что Халле выступает как выразитель современ¬

ных буржуазных неоконсервативных взглядов.
Халле полагает, что именно массы поставили под уг¬

розу стабильность капиталистических отношений. Он от¬

стаивает последовательно охранительные позиции, осуж¬

дая все формы нонконформизма. Однако не государствен¬

но-монополистическая организация оценивается им как
31	См. об этом: Соловьев Э. Ю. Теория «общественного договора»

и кантовское моральное обоснование права. — В кн.: Философия

Канта и современность. М., 1974, с. 184—235.
347

облюбованный социальный идеал. Он говорит о некоей

порче классических отношений между людьми под вли¬

янием «идеологического воображения». На этой почве

строится его критика «динамики демократии», современ¬

ного либерализма, который привлекает к решению госу¬

дарственных проблем все большее число людей.
Халле выступает как выразитель особого направле¬

ния социальной, экономической и политической мысли,

которое представляет собой консервативную критику ка¬

питализма. Он пытается увековечить буржуазное обще¬

ство, утвердить его канонизированные и устоявшиеся

принципы, но вместе с тем отсечь те элементы общества,

которые его революционизируют. В рассуждениях автора

о «разумном индивиде» слышатся романтические инто¬

нации времен свободной конкуренции. Данное идеологи¬

ческое явление, как уже отмечалось, выражает сущест¬

венную черту современных идейных процессов в буржу¬

азном обществе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенный анализ показывает, что круг проблем,

которые разрабг - ывают сегодня буржуазные теоретики

«массовой идеологии», за последние годы значительно

изменился. В течение ряда десятилетий он нередко сво¬

дился к анализу форм и методов функционирования ка¬

налов массовой информации. В наши дни происходит

процесс активного освоения идей классиков буржуазной

социологии синтезирования данных, полученных пред¬

ставителями различных социальных дисциплин. Поэтому

в западные теории идеологии все чаще включаются ми¬

ровоззренческие вопросы.
Чем можно объяснить тот факт, что авторы буржуаз¬

ных теорий идеологии, которые в течение нескольких

десятилетий занимались описанием и классификацией

эмпирического материала, обратились сегодня к реше¬

нию сложных методологических вопросов? Это стремле¬

ние связано, на наш взгляд, с тремя основными обстоя¬

тельствами.
Во-первых, логика борьбы на международной арене

двух общественно-экономических систем — социалисти¬

ческой и капиталистической — побуждает западных ис¬

следователей изучать взаимосвязь идеологии и пропа¬

ганды, анализировать механизмы воздействия на массо¬

вое сознание буржуазного общества. Острота идеологи¬

ческой борьбы на современном этапе требует от буржу¬

азных социологов оперативного раскрытия потенциала

пропаганды, что влечет за собой попытки концептуаль¬

ного уяснения этого явления.
Во-вторых, интерес к идеологии продиктсиан замет¬

ной экспансией социального утопизма в буржуазную ли¬

тературу. Настоящий бум в области социально-философ¬

ского анализа пропаганды является оборотной стороной

«футурологического бума», свидетельствует о стремлении
349

разобраться в характере воздействия на массовые ауди¬

тории бесчисленных предсказаний, провозвестий и пре¬

достережений. В буржуазную литературу вошло понятие'

«эффект Эдипа». Под ним подразумевается всякое от¬

клонение от «нормального» хода истории, «испытавшей»

влияние прогноза, который завладел сознанием людей и

стал для них реальным ориентиром поведения.
Наконец, повысившийся теоретический интерес

к идеологии вызван в капиталистическом мире, по-ви¬

димому, самим внутренним развитием социологической

науки и смежных областей знаний. То, что интерес этот

приобретает методологический характер, в немалой сте¬

пени объясняется неудовлетворенностью эмпиризмом со¬

циологических исследований и стремлением надстроить,

над ним какое-то подобие философской рефлексии об об¬

ществе, истории культуры, механизмах формирования:

индивидуального сознания.
Пытаясь ответить на вопрос, чем можно объяснить

«триумфы» и «кризисы» буржуазной пропаганды, ее

«блеск» и «нищету», ее техническую «непогрешимость»

и иллюзорную «управляемость», — западпые теоретики,

естественно, выходит за рамки чисто эмпирических кон¬

статаций. Можно описать и классифицировать темати¬

ческие направления тех или иных кампаний, оставаясь,

на уровне утилитарных социологических представлений.

Но нельзя объяснить явления «деполитизации» или про-

песс «вовлечения» индивида в пропаганду, не затронув

тех проблем, которые традиционно закреплены за соци¬

ально-философским анализом.
Вот почему концепции идеологии в буржуазной лите¬

ратуре получают явный мировоззренческий смысл как

попытки дать объяснение светлым и трагическим сторо¬

нам современного мира, обнаружить логику в цепи зави¬

симостей, обусловливающих конъюнктуру политических

ситуаций, социальные потрясения и «отклонения» в по¬

ведении человека, духовное обогащение личности и де¬

гуманизацию буржуазной культуры, нарастание инфор¬

мационных потоков и усиление потребительской психо¬

логии.
Филологический и социологический анализ буржуаз¬

ной идеологии как нам кажется, влечет за собой раскры¬

тие мировоззренческих сторон различных концепций,

объяснение причин своеобразного бума, возникшего в по¬
350

следние десятилетия в данной области исследований и

демонстрирующего важные черты общественного созна¬

ния в странах капитализма.
Государственно-монополистический капитализм имеет

огромную пропагандистскую машину, силами которой

«ежечасно, и днем, и ночью трудовой народ почти всего

земного шара подвергается в той или иной мере воздей¬

ствию буржуазной пропаганды, буржуазной идеологии» 1.
Антикоммунистическая и антисоветская клевета, ис¬

кусная маскировка правды, эксплуатация стихийно скла¬

дывающихся иллюзий и предрассудков, инспирирование

слухов, расчетливая дозировка фактов и вымыслов, —

таков арсенал буржуазного «искусства» («науки») лжи

и обмана. Многие из этих приемов — идет ли речь о семи,

десяти, двадцати четырех или ста двух способах дезин¬

формирования (именно о данном возрастании числа воз¬

можных уловок при воздействии на общественное мнение

говорят сами буржуазные исследователи), родились в са¬

мой практике империалистической пропаганды. Роль

концепций идеологии в этом смысле свелась к обнару¬

жению, систематизации и описанию различных приемов

манипулирования массовым сознанием.
Академические рассуждения буржуазных социологов,

разрабатывающих апологетические и манипуляторские

концепции журналистики, только подтверждают данную

В. И. Лениным беспощадную характеристику капитали¬

стической печати как «широко разветвленной, система¬

тически проведенной, прочно оборудованной системы

лжи, мошенничества, жонглерства модными и популяр¬

ными словечками...» 2.
Разяще правдивые слова В. И. Ленина о манипуля-

торской направленности буржуазной печати западные те¬

оретики зачастую не опровергают. Они, напротив, пы¬

таются разработать стратегию лжи и дезинформации,

объясняя и формулируя методически последовательно,

как именно нужно развращать и одурачивать массы.
Советские исследователи своевременно обратили вни¬

мание на работы тех западных теоретиков, которые из¬

лагали «тайну» буржуазной лжи, «анатомию обмана»,
1	Брежнев Л. И. Ленинским курсом: Речи и статьи. М., 1970,

т. 2, с. 401.
2	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 176.
351

«механику» злоумышленных фальсификаций. Исследова¬

тели-марксисты* показали объективный характер такой

направленности империалистической пропаганды, вы¬

нужденной защищать отживший общественно-экономи¬

ческий строй, распространять реакционную буржуазную

идеологию.
Однако за последние годы в буржуазных теориях

пропаганды все более явственно проступают новые тен¬

денции, не позволяющие видеть в этих концепциях лишь

механику примитивного обмана, сколь усложненной ни

была бы его техника, или субъективистскую злонамерен¬

ность, которая требует лишь морального изобличения.

Практика манипулирования массовым сознанием в ка¬

питалистических странах значительно шире такой интер¬

претации. Буржуазные агентства стремятся дополнить

имеющийся арсенал неправды анализом тех или иных за¬

кономерностей, присущих реальным жизненным процес¬

сам. Именно в этом смысле на Западе говорят о создании

«научной» пропаганды, о новой идеологической страте¬

гии.
Отмеченная тенденция вовсе не свидетельствует о же¬

лании империалистических агентств отказаться от тех

приемов, которые получили признание в буржуазной

журналистике в период «холодной войны». Западные тео¬

ретики по-прежнему строят иллюзии, будто обществен¬

ное сознание легко поддается «лепке» и может програм¬

мироваться в нужном для господствующего класса на¬

правлении.
Империалистическая пропаганда нуждается в такой

теории, которая строилась бы на технике внушения, но

вместе с тем не исчерпывалась бы ею. Господствующая

буржуазия все чаще убеждается в том, что с помощью

традиционных манипулятивных приемов трудно, а под¬

час и попросту невозможно задержать формирование со¬

циально-классового сознания, приглушить социальный

опыт масс, ослабить динамику духовной жизни.
Именно поэтому империалистическая пропаганда стре¬

мится интегрировать различные комплексы знаний: об¬

щекультурные и антропологические идеи, новейшие дан¬

ные психологии и логики. Встречное движение к прак¬

тике ощущается и у представителей академической

мысли. Нельзя недооценивать тот факт, что почти каж¬

дый современный буржуазный философ или социолог,
352

независимо от развиваемой им проблематики, в том или

ином аспекте касается вопросов журналистики, пропа¬

ганды и массово-информационных процессов.
Это относится, например, к Д. Беллу, который, рас¬

сматривая «постиндустриальное общество», одновременно

рассуждает о специфике телевидения и его воздействия

на структуру духовных явлений. В той же мере Э. Фромм,

выдвигая антропологические идеи, вместе с тем анализи¬

рует механизмы империалистической пропаганды. Точно

так же Т. Адорно, изучая проблемы социального позна¬

ния, специально останавливается на стереотипах буржу¬

азного телевидения.
Проведенный анализ, как нам кажется, доказывает

эффективность широкого концептуального изучения им¬

периалистической пропаганды. Он свидетельствует о том,

что нельзя в полной мере раскрыть многие журналист¬

ские процессы — взаимодействие различных каналов ин¬

формации, интерес к документализму, эволюцию соци¬

альных персонажей в массовых изданиях, противоречи¬

вые явления «массовой культуры» — без рассмотрения

генезиса буржуазных доктрин журналистики, тех социо¬

логических разработок, которые служат их методологи¬

ческой основой.
Автор поставил также вопрос о дифференцированном

подходе к изучению буржуазных теорий идеологии,

о рассмотрении различных идеологических течений,

в рамках которых создаются рекомендации для империа¬

листической пропаганды. Основные интерпретации идео¬

логии и пропаганды в западной литературе складываются

в рамках официальной идеологии. Однако наряду с ними

существуют и такие концепции, в которых идеология ос¬

мысливается с позиции «социальной критики». О том,

что буржуазные теории идеологии не исчерпываются

концепциями прямого манипулирования общественным

мнением, свидетельствует и тот факт, что многие запад¬

ные социологи — «социальные критики» — выступают

с изобличением деятельности империалистических

агентств. Несмотря на крайнюю противоречивость этого

явления, которое подчас служит маскировкой действи¬

тельных причин духовного кризиса буржуазного обще¬

ства, нельзя не видеть целого комплекса социальных,

культурных и гуманистических проблем, сложившихся

внутри этого мировоззренческого течения.
23 П. С. Гуревич
353

Такое разделение концепций на апологетические и со¬

циально-критические не является новым явлением идео¬

логической жизни современного капитализма. Еще

В. И. Ленин определял течения буржуазной мысли как

«казенное» и «либеральное»3. Дифференцированный под¬

ход к буржуазным теориям предполагает прежде всего

характеристику двух течений, каждое из которых вы¬

двигает специфическую проблематику и прибегает при

этом к особой аргументации, к своеобразным решениям

поставленных вопросов.
В работе выделено еще одно течение, представители

которого наделяют социальные институты, прежде всего

средства массовой информации, особой силой. В отличие

от сторонников апологетических концепций эти авторы

верят не столько в господствующую власть, сколько

в данные институты. Они полагают, что печать, радио¬

вещание и телевидение окажут огромное воздействие на

культуру, изменят сложившиеся формы политической

практики и т. д.
Каждое из этих направлений обнаруживает интерес

к определенной группе вопросов, связанных с теориями

идеологии и пропаганды. В буржуазных интерпретациях

массово-информационных процессов наибольшее внима¬

ние уделяется, как показывает проведенный анализ, трем

проблемам:
—	месту этих процессов в системе социальных отно¬

шений; *
—	влиянию их на внутренний мир человека;
—	включению этих процессов в механизм формирова¬

ния культуры.
Такая проблематика и ее последовательность сложи¬

лась не случайно. Она возникла в ходе эволюции бур¬

жуазных концепций идеологии и пропаганды. Часть за¬

падных социологов, фетишизирующих роль техники и на¬

учного прогресса в историческом развитии общества, об¬

ращает внимание на первую из перечисленных нами

проблем — на определение места массово-информацион¬

ных процессов в системе социальных отношений. Они

убеждены в том, что современное капиталистическое об¬

щество не может функционировать без целенаправлен-
8 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 23, с. 40.
354

ного, эффективного воздействия на поведение людей, без

рационально организованной «индустрии сознания». Рас¬

сматривая все общественные проблемы как сугубо тех¬

нические, требующие экспертного знания, эти буржуаз¬

ные исследователи уделяют внимание не столько ана¬

лизу внутреннего мира людей, их самосознания, сколько

изучению факторов, обусловливающих несомненную вли¬

ятельность массово-информационных процессов.
Особое внимание социологи этой ориентации уделяют

разработке манипулятивной техники. При этом они об¬

ращают внимание на те прямые и непосредственные пе¬

ремены в сфере культуры, которые вызваны появлением

радиовещания, кино, телевидения. В рамках данного на¬

правления, которое отражает откровенную апологетику

капиталистического строя, собран обширный материал,

показывающий, что новые каналы информации активно

воздействуют на мировоззрение, политику, образование,

массовое развлечение, быт людей и потому могут, ус¬

пешно использоваться в целях манипулирования обще¬

ственным мнением.
В противоположность им «социальные критики» об¬

ращают внимание на вторую проблему — на «человече¬

ское измерение» массовой коммуникации. Повышенный

интерес в данном случае вызывают не столько сами ин¬

формационные процессы, сколько поведения индивида,

включившегося в массовую коммуникацию. Многие фи¬

лософы и социологи, отражающие зачастую мировосприя¬

тие мелкобуржуазных кругов Запада, отмечают, что куль¬

тура наших дней, сложившаяся внутри так называемой

индустриальной цивилизации, испытала на себе мощное

воздействие современных каналов общения. Но это вли¬

яние, по их мнению, сказывается опосредованно, по¬

скольку прежде всего коснулось личности, внутренний

мир которой под влиянием массовой коммуникации су¬

щественно преобразился. В предельном варианте речь

идет даже о том, что антропологическая природа чело¬

века, то есть присущие ему духовно-психологические

черты в целом, обнаруживаются теперь иными, нежели

прежде, до появления массово-информационных потоков.

Такие идеи мы находим у Т. Адорно, Э. Фромма, Ю. Ха¬

бермаса и других буржуазных авторов. Ставя антрополо¬

гические проблемы, социологи этой ориентации сосредо¬

точивают свое внимание на выявлении скрытого потен¬
23*
355

циала человека, на изучении его потребностей, на описа¬

нии тех механизмов, которые оказывают сопротивление

буржуазной практике дезинформирования.
Не следует думать, будто наличие этих двух направ¬

лений обусловлено тем, что ряд буржуазных социологов

озабочен поисками эффективности журналистики, в то

время как другие авторы пытаются будто бы трезво про¬

анализировать практику манипулирования представлени¬

ями людей в буржуазном обществе. На самом деле в этом

противостоянии двух течений проступают более широ¬

кие идеологические и социально-культурные закономер¬

ности.
Разумеется, очевидная особенность буржуазной тео¬

рии идеологии — в ее ярко выраженной служебной ори¬

ентации. Самим фактом своего существования она при¬

звана содействовать сохранению капиталистической экс¬

плуатации, господства и подчинения. Специфическая роль

этой теории — регулировать практику массового воздей¬

ствия на людей с таким расчетом, чтобы обеспечить эф¬

фективную стабилизацию всех звеньев буржуазной соци¬

альной организации.
Внешне «социальные критики» выступают с принци¬

пиально иных позиций, нежели представители апологе¬

тического направления. Однако они некритически вос¬

производят многие положения и схемы, сложившиеся

в рамках «казенной» мысли. Происходит это потому, что

оба течения внутренне связаны между собой, воспроиз¬

водят по существу укоренившиеся противоречия самого

буржуазного сознания.
Буржуазные теоретики идеологии — «апологеты» и

«критики» — рассматривают массы как пассивный объ¬

ект тотальной манипуляции. Они не видят в капитали¬

стическом обществе реальной социальной базы антиим¬

периалистического протеста.
Разграничение двух линий в буржуазной теории иде¬

ологии носит поэтому условный характер. Апологетиче¬

ские концепции нередко включают в себя элементы кри¬

тической оценки сложившейся практики буржуазного

дезинформирования. «Критика» же зачастую не способна

связать анализ процессов духовного манипуливования

с общим пониманием коренных противоречий капитали¬

стического общества. В результате она то и дело скаты¬

вается в русло официальной идеологии.
356

Тем не менее было бы ошибкой не разграничить эти

течения, ибо, как показывает анализ, каждое из них об¬

наруживает интерес к собственной проблематике. Пер¬

вое направление ориентировано на человека-конформиста,

послушно принимающего установления и требования

«индустриального общества». Оно глухо к внутренним

запросам личности, к ее самосознанию, ибо механизм

буржуазного манипулирования рассчитан на «среднеста¬

тистического» индивида без ярко выраженной субъек¬

тивности.
Второе направление, выдвигая разностороннюю «че¬

ловеческую проблематику», напротив, приковывает вни¬

мание к глубинным потребностям людей. Оно стремится

выразить человеческое измерение массовой коммуника¬

ции. При этом оно действительно поднимает широкий

пласт социальных, культурных и гуманистических проб¬

лем. Но это направление не может сформулировать

сколько-нибудь последовательной и реальной программы

для достижения социального идеала. При этом оно не¬

способно дать развернутую критику самих основ сложив¬

шейся в капиталистическом обществе практики манипу¬

лирования массами.
Однако после того, как «социальные критики» по¬

ставили на повестку дня важные культурные и гумани¬

стические проблемы, буржуазная социология уже не мо¬

жет целиком отвлечься от этой тематики. Она вынуж¬

дена искать новую методологию, которая в идеале со¬

единяла бы все «ценное», что присуще прежним направ¬

лениям. В частности, речь идет о том, чтобы устранить

те кризисные явления, которые возникают в результате

манипуляторской практики буржуазной журналистики.
В этих условиях складывается новое направление —

институциональное. В этих буржуазных теориях идео¬

логии преимущественное внимание уделяется третьей

проблеме — здесь рассматривается включение массово¬

информационных потоков в механизм формирования

культуры, в социальную структуру. Причем если в ра¬

ботах западных исследователей апологетического на¬

правления фиксировались отдельные закономерности

журналистского процесса, описывались многочисленные

эффекты массовой коммуникации, ее влияние на раз¬

личные стороны культуры, то теперь вопрос ставится

глобальнее.
357

Такие авторы, как М. Маклюэн, Р. Мейзел, А. Моль

и другие говорят о том, что массовая коммуникация соз¬

дала новый тип культуры, противостоящий ее традици¬

онному, классическому облику. В последних работах за¬

падных теоретиков журналистики, особенно в трудах

Колумбийского университета, ставится вопрос о том,

чтобы расширить рамки буржуазных концепций массо¬

вой информации, устранить те недостатки, которые были

присущи прежним направлениям.
Исследователи, принадлежащие к институциональ¬

ному течению* не связывают себя открыто с официаль¬

ной идеологией. Они зачастую критикуют деятельность

правительственных органов пропаганды, осуждают при¬

митивные приемы манипулятивной практики. Таким

образом, данное направление включает в себя элементы

социальной критики. Оно проявляет интерес к культур¬

ной и гуманистической тематике. Вместе с тем новое

направление более широко разрабатывает проблематику,

связанную с общественными условиями функционирова¬

ния журналистики. Оно стремится показать роль соци¬

альных отношений в развитии массовой коммуникации,

определить значение СМИ во внутриполитическом про¬

цессе, в контексте социализации, в рамках развивающе¬

гося общества. Придавая большое значение социальным

институтам, это течение обнаруживает интерес к тем за¬

кономерностям, которые определяют структуру комму¬

никационных организаций, особенно в условиях внедре¬

ния новой технологии.
Проведенный анализ показывает, что в странах госу¬

дарственно-монополистического капитала действует се¬

годня идеологическая индустрия, целый информационно¬

пропагандистский комплекс. Между различными отрас¬

лями этой индустрии — телевидением, радиовещанием,

печатью — сложилось специфическое разделение труда.

Индустрия сознания имеет также особые предприятия по

производству пропагандистских полуфабрикатов и по пе¬

реработке информационного сырья — информационные и

рекламные агентства, компании по связи с обществен¬

ностью — «паблик рилейшнз» и правительственные про¬

пагандистские организации.
Классики научного коммунизма всесторонне раскрыли

объективные предпосылки, в силу которых буржуазия

добивается духовной монополии в обществе. Они отме-
358

тили, что идеологи господствующего класса «регулируют

производство и распределение мыслей своего времени» 4.

В начале XX в. буржуазная идеология еще сохраняла

эту монополию, поскольку она, как отмечал В. И. Ле¬

нин, «по происхождению своему гораздо старше, чем

социалистическая», «более всесторонне разработана»,

«обладает неизмеримо большими средствами распростра¬

нения» 5.
В наше время буржуазная идеология утратила былую

монополию, ибо ей противостоит глубоко и последова¬

тельно разработанное научное мировоззрение. Социали¬

стическая идеология завоевывает массы, опираясь на рас¬

тущее самосознание трудящихся, на современные сред¬

ства распространения социальных идей. Влияние марк¬

сизма-ленинизма на самые широкие общественные слои

быстро возрастает.
Буржуазия уже не в состоянии обеспечить свое гос¬

подство, если она откажется от разработки новых тео¬

ретических концепций, социальных идей, развернутых

философских обобщений. Но все это происходит не

в сфере пропаганды, как утверждает Эллюль, а в сфере

идеологии. Выполнить эти задачи могут только специа¬

лизированные исследовательские учреждения, центры,

институты, располагающие подготовленным отрядом тео¬

ретиков, осуществляющих идеологическую деятельность.
Идеолого-пропагандистский аппарат современного ка¬

питализма располагается как бы в несколько «этажей».

Теоретические концепции рождаются на «верхнем»

этаже, то есть в специальных научно-исследовательских

центрах. Именно здесь ведущие буржуазные философы и

социологи вроде Р. Арона, Д. Белла, 3. Бжезинского,

Э. Винера, Г. Кана, Ж. Фурастье и многих других соз¬

дают концепции, направленные против научного комму¬

низма. Эти теории рассчитаны на так называемую элиту,

на особые слои интеллигенции.
В теоретически развернутом виде доктрины не до¬

ступны широким слоям интеллигенции, массовой ауди¬

тории. Поэтому они постепенно продвигаются по «эта¬

жам», сначала через научно-популярЪые издания, спе¬

циальные учебники для средней и высшей школы, посо-
4	Маркс КЭнгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 46.
5	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 41.

бия и хрестоматии. На «средней ступени» «главным объ¬

ектом идеологического воздействия антикоммунистов яв¬

ляется учащаяся молодежь, интеллигенция, кадры раз¬

личных общественных организаций и политических пар¬

тий» 6.
Наконец, на «низшей» ступени в сражение вступает

массовая пропаганда, которая использует многомиллион¬

ные тиражи печатных изданий, радио- и телевизионные

программы. Те же самые идеи приобретают здесь иное

оформление. Они переводятся на язык расхожих сюже¬

тов, «историй» и «приключений», поучений и рекламы,

«фактов» и «комментариев».
Буржуазная пропаганда в свою очередь использует

различные уровни «продвижения» информации, в ходе

которого происходит отсев и преобразование сообщений.

Сами западные теоретики, например, В. Шрамм, выде¬

ляют внутри данного' «этажа» так называемых мульти¬

пликаторов новостей, которые приспосабливают информа¬

цию к запросам населения (это газеты, журналы, книги,

кино, радиовещание и телевидение), специальные

службы, вносящие вклад в содержание информации

(агентства, студии, писатели), службы сбора данных

(изучение аудитории, опросы мнений, переписи и т. д.).
Специализация функций внутри идеологического про¬

цесса в буржуазном обществе, таким образом, не дает

оснований представить доказательства в пользу «дезин¬

теграции» идеологии и пропаганды. Напротив, массовая

пропаганда — неотъемлемое звено в механизме идеоло¬

гических диверсий, она немыслима без соответствующих

теоретических исследований.
Вместе с тем нельзя не обратить внимание на неко¬

торые новые тенденции, которые характеризуют особен¬

ности идеологического процесса в капиталистическом

мире. Речь идет о том, что сам идеологический цикл —

от «верхнего» до «нижнего» этажа — нередко сокраща¬

ется в результате актуальных запросов идеологической

борьбы.
Нередко буржуазные идеологи используют массовую

печать для изложения теоретических концепций, чтобы

ускорить продвижение своих идей. Современные западные
6	Пономарев Б. Н. Борьба против антикоммунизма — важнейшее

условие успеха революционных сил современности. — В кн.:

Против современного антикоммунизма. Прага, 1970, с. 40.
360

авторы активно ввязываются в политические дискуссии.

В перечне работ любого буржуазного мыслителя сегодня

непременно числятся газетные статьи, журнальные пере¬

довицы, популярные брошюры на темы дня, речи для

радио, предисловия к массовым изданиям.
Газеты и радиоцентры на Западе нередко организуют

теоретические обсуждения, симпозиумы, конференции.

Радиокорпорации приглашают к микрофону известных

социологов и предлагают им обсудить актуальные тео¬

ретические вопросы. Массовые издания проводят дискус¬

сии, в которых участвуют видные философы. Цель этих

обсуждений — показать готовность империалистической

пропаганды нести в массы последнее слово «науки».
Проведенный анализ наглядно демонстрирует кризис

буржуазного манипуляторства. Прежде всего явственно

обнаруживается разрыв между реальной пропагандист¬

ской практикой империализма и теми буржуазными кон¬

цепциями, которые характеризуют, обобщают эту дея¬

тельность. Зарубежные теоретики приложили немало

стараний, чтобы создать в сознании населения образ хо¬

рошо отлаженной и не знающей помех пропагандистской

машины. ОднаДо жизнь показала, что эти концепции

представляют собой сознательно конструируемые мифы.

Массовые коммуникации вовсе не функционируют как

бесперебойный механизм, обладающий неоспоримой

мощью. Напротив, сбои наблюдаются во всех звеньях

пропагандистского процесса.
Кризисные явления обнаруживаются при анализе са¬

мих агентств пропаганды, при изучении содержания

«текстов», при рассмотрении той динамики сознания, ко¬

торая характеризует поведение аудитории. Не подлежит

сомнению тот факт, что империалистическая пропаганда

выражает интересы господствующего класса. Однако

массовые коммуникации системой своих изданий и про¬

грамм вольно или невольно ориентируются на разные

социальные слои населения, пытаются выявить их за¬

просы и осветить жизненные позиции тех или иных

групп аудитории.
И вот тут обнаруживается примечательная законо¬

мерность. Хотя социальная структура капиталистического

мира не получает адекватного отражения в массовой

коммуникации, все же она не может не учитывать

крайне противоречивые взгляды, характеризующие острые
361

социальные конфликты буржуазного общества. Подчас

империалистическая пропаганда вынуждена воспроизво¬

дить такие умонастроения, которые не во всем совпадают

с правительственным курсом, официальной идеологией.
Телевизионные передачи о преступной войне во Вьет¬

наме, которую вел американский империализм, стреми¬

лись создать образ непобедимой индустриальной дер¬

жавы, выполняющей якобы свою «цивилизаторскую мис¬

сию». Однако пропагандистские органы, несмотря на эту

господствующую тенденцию, не могли обойти и столь

важные факты, -как нарастание антивоенных настроений,

непопулярность затеянной авантюры и т. д. В итоге от¬

дельные программы, вопреки намерениям манипуляторов,

пробуждали отвращение к преступной войне, активизи¬

ровали протест против нее, содействовали прекращению

военных действий.
Империалистическая пропаганда стремится создать

впечатление чуть ли не райской жизни при капитализме.

Она трубит о буржуазных свободах. Однако печать вы¬

нуждена освещать политические события, раскрывать

реальный облик западной демократии. Красноречивым

примером может служить уотергейтское дело, которое не

удалось утаить от общественности. Это понимают и за¬

падные теоретики, которые говорят теперь о сложном,

подчас парадоксальном функционировании массовой ком¬

муникации.
Крушение манипуляторских иллюзий буржуазных те¬

оретиков обнаруживается еще нагляднее при анализе

реального сознания масс. Западные исследователи на про¬

тяжении десятилетий пытались внушить населению

мысль о том, будто общественное сознание может быть

полностью «запрограммировано». При этом господствую¬

щая пропаганда неоправданно расценивалась ими как

единственный источник ценностей, получивших распро¬

странение в капиталистическом мире.
Проповедуя эти иллюзии, буржуазные социологи иг¬

норировали социальный опыт масс, принижали их уча¬

стие в политической борьбе, отвергали идею постепен¬

ного вызревания классового самосознания трудящихся.

Теория научного коммунизма давно доказала, что соци¬

альные представления формируются не только господ¬

ствующей буржуазной идеологией. Уже стихийный про¬

тест масс, направленный против эксплуатации и угне¬
362

тения, помогает людям освободиться от мифов и иллю¬

зии, порождаемых капиталистическим обществом.
Разочарование в господствующей пропаганде, которая

постоянно порождает психологическую усталость от

лжи, дезинформации, убыстряет процесс сознательной

деятельности, в которую вовлекаются все более широкие

слои трудящихся. Все это подрывает устои буржуазных

идейных влияний. Стихийный протест масс постепенно

переходит в целенаправленное классовое действие. Все

это неотвратимо приводит к распаду господствующей

системы ценностей.
Массы стремятся сегодня к самостоятельному анализу

общественных событий и процессов. Они критически оце¬

нивают содержание империалистической пропаганды,

присущие ей стандарты, способы истолкования фактов.

Недоверие к образу мысли, который насаждает империа¬

листическая пропаганда, паходит отражение в росте ан-

тикапиталистических настроений и установок, которые

типичны сегодня для самых различных общественных

слоев и групп, проявляются в массовом протесте против

милитаризации, угнетения и неравенства, в отвержении

антигуманных принципов капитализма. Во всем мире рас¬

тет интерес к передовым социальным идеям, к марксиз¬

му-ленинизму. Распространение научной идеологии созда¬

ет новые условия для формирования сознания трудящихся.
Крушение манипуляторских концепций проявляется

и в том, что буржуазные теории пропаганды обнаружили

свою несостоятельность и в качестве орудия социальной

ориентировки масс. Ни одно западное социологическое

направление, изучающее массовые идеологические про¬

цессы капиталистического мира, не смогло хотя бы с ми¬

нимальной точностью предсказать развитие исторических

событий. Несмотря на развернутую технику опросов, тео¬

рия массовой коммуникации, исследующая динамику об¬

щественного сознания, ни разу не сумела указать на на¬

двигающиеся кризисные явления, на назревшие револю¬

ционные настроения. Создав иллюзию полной рекогнос¬

цировки духовных процессов, буржуазная социология на

деле показала лишь бесплодность своих методов изуче¬

ния социальных явлений.
Однако речь идет вовсе не о кризисе тех или иных

доктрин, не о выявившейся несостоятельности отдельных

буржуазных теорий. Сегодня можно говорить о полном
363

крушении всей манипуляторской практики современного

капитализма как одного из аспектов кризиса всей си¬

стемы государственно-монополистического регулирования

общественных процессов. Крушение манипуляторства —

это конец целой эпохи, когда империалистическая про¬

паганда осуществляла разработанные ею принципы ду¬

ховно-идеологического влияния на массы.
Проведенный анализ показывает, что теория буржуаз¬

ной журналистики выдает самые различные рекоменда¬

ции. Рассуждения, казалось бы, предельно далекие от

повседневной деятельности массовых изданий, касаются ли

они антропологической природы человека или внутренних

механизмов культуры, общей трактовки пропаганды или

специфики духовных процессов, — в конечном счете ис¬

пользуются буржуазными агентствами, ставятся ими на

службу идеологической и политико-экономической конъ¬

юнктуры капиталистического мира.
Все это не означает, конечно, будто буржуазная про¬

паганда сегодня — прямое отражение тех рекомендаций

и разработок западной социологии. Процесс сближения

теории и практики весьма сложен, динамичен, внутренне

противоречив. Он не всегда открыт внешнему наблю¬

дению, далеко не во всем может быть прослежен с абсо¬

лютной точностью. Однако «присутствие» теоретического

фундамента, на котором строится «изощренность» импери¬

алистическая пропаганда, не вызывает сомнений.
Вместо понятия «пропаганда», которое отражает связь

процессов журналистики с идеологией, буржуазные иссле¬

дователи предпочитают пользоваться такими понятиями,

как «информирование», «массовая коммуникация», «об¬

щение». Но ни одна из этих трактовок распространения

социальных идей, исторически сменявших друг друга

внутри апологетического направления, не захватывает

сложных социальных процессов, на самом деле обусловли¬

вающих данный тип общения. Эти цнтерпретации придают

массовой коммуникации внеисторический смысл.
Исследователи-марксисты, выявляя специфическое со¬

держание культуры, особенности ее формирования и функ¬

ционирования, подчеркивают, что данное социальное яв¬

ление носит исторический характер, развивается в зави¬

симости от смены социально-экономических формаций.

То же самое в полной мере относится и к массовой ком¬

муникации.
364

Культура и порожденные ею типы коммуникации не

разомкнуты в разные социальные плоскости. Средство

общения вовсе не выступает по отношению к культуре

как ее нейтральный посредник, своеобразный курьер,

доставляющий «нечто» безличному адресату. Оно накла¬

дывает отпечаток и на содержание духовных процессов.
Столь же несостоятельны новые трактовки духовных

процессов буржуазного общества, которые выдвинули со¬

циальные критики, интерпретирующие, пропаганду как

«социализацию», «социальное окружение» и т. д. Эти

версии отразили представления о беззащитности человека,

включенного в тотальную систему манипуляции.
Различные течения буржуазных исследований направ¬

лены к тому, чтобы шире и полнее разработать механику

манипулирования массовым сознанием с целью защиты и

укрепления капиталистического строя. Западные социо¬

логи делают вид, будто их научные разработки носят чисто

академический характер и не связаны с конкретными

пропагандистскими кампаниями. На самом деле, как уже

отмечалось, различные идеи активно включаются в кон¬

текст идеологической борьбы, буржуазной пропаганды.
Прослеживание судеб буржуазной социологической

теории, эволюции концепций журналистики, анализ ха¬

рактерного для них способа истолкования пропаганды и

других общественных явлений, подводят нас к некоторым

методологическим выводам. За несколько десятилетий

своего существования эти теории выявили ряд противоре¬

чий и парадоксов, реально присущих практике тотального

воздействия на аудиторию в условиях капиталистического

общества. Однако, описав различные эффекты «рассогла¬

сования», «наркотизации», «бумеранга» и т. д., буржуаз¬

ная социология оказалась не в состоянии вскрыть подлин¬

ные причины этих процессов. Более того, она не смогла

свести их истолкование в целостную систему воззрений.
Примером «разорванности» концептуальной основы

этих теорий может служить, с одной стороны, вера в могу¬

щество техники, наглядно проявившаяся, в частности,

в культуре массовой коммуникации, средства которой

якобы пролагают путь в «технотронное» общество, а с дру¬

гой — технофобские умонастроения, проповедь устранения

пропаганды с ее техническими средствами и замены ее

новыми формами личностного общения.
Игнорируя социальную обусловленность духовных
365

процессов, важнейшие экономические и социально-клас-

совые факторы, лежащие в основе тех или иных представ¬

лений людей, буржуазные теории пропаганды пытаются

вывести эти представления из форм самого сознания,

либо из характера контактов, которые складываются

в процессе массовой коммуникации.
Для западной теории характерно стремление отожде¬

ствить социальные группы и классы с понятием «аудито¬

рии», обозначить господствующую в буржуазном обще¬

стве элиту термином «коммуникатор», свести общест¬

венно-классовые отношения к информационно-коммуни¬

кативным процессам. В результате искажается картина

того, чем на самом деле является империалистическая

пропаганда, какое функции она выполняет в условиях

современного капитализма.
Идеологическая, журналистская, пропагандистская

деятельность государственно-монополистического капита¬

лизма направлена на ослабление революционных и демо¬

кратических движений, па дискредитацию антиимпериали¬

стических форм классовой борьбы. Реакционная буржуаз¬

ная пропаганда всесторонне связана с политикой империа¬

лизма, и в конечном счете со всей системой эксплуатации,

с экономическим господством монополий.
В борьбе против прогрессивных сил империалистиче¬

ская пропаганда вплотную смыкается со всем арсеналом

современной контрреволюции — клеветой, насилием, терро¬

ром и угрозами. Не случайно, как еще раз показали неоп¬

ровержимые факты последнего времени, центры буржуаз¬

ной дезинформации непосредственно связали свою дея¬

тельность с разведывательными службами Запада.
Идеологическая деятельность современного буржуаз¬

ного государства выступает в качестве инструмента мани¬

пулирования сознанием масс, навязывания трудящимся

частнопредпринимательских ожиданий, потребительской

психологии, конформистских идеалов. Опираясь на огром¬

ную пропагандистскую машину, буржуазное государство

тем не менее не в состоянии увековечить отжившую идео¬

логию. Тем более оно не способно подавить передовую

идеологию, которая отражает реальные экономические,

политические и духовные процессы. Таким образом, импе¬

риалистическая пропаганда не в силах отвратить гибель

капиталистического мира.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение	 3
Глава I
Истоки западноевропейских концепций «массовой идеологии» 18

Глава II
Соотношение идеологии и пропаганды	 48
Глава III
Социальные функции идеологии капитализма	 78
Глава IV
Общественное сознание и идеология	 106
Глава V
Массово-информационные процессы в современном мире . . 133

Глава VI
Манипулятпвная идеология и «массовая культура» .... 167

Глава VII
Буржуазная идеология и действительность	 204
Глава VIII
Идеология и социальная психология	221
Глава IX
Личность и диктат буржуазной идеологии	 247
Глава X
Социологические аспекты идеологических процессов . . . 276

Глава XI
От «деидеологизации» к «реидеологизации»	295
Глава XII
«Критика идеологии»: новейшие западные версии .... 323

Заключение	 349

Павел Семенович Гуревич

БУРЖУАЗНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

И МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ
Утверждено к печати Научным Советом

по проблемам зарубежных идеологических течений

и Институтом философии АН СССР
Редактор А. А. Воронин

Художник В. С. Поплаеский

Художественный редактор С. А. Литвак

Технический редактор В. И. Зудина

Корректоры Ф. А. Дебабов, Л. Р. Мануилъская
ИБ М 15253
Сдано в набор 04.10.79.
Подписано к печати 17.03.80.
Т-05244. Формат 84хЮ87з2

Бумага № 3
Гарнитура обыкновенная

Печать высокая
Уел. печ. л. 19.32. Уч.-изд. л. 20,5

Тираж 5950 экз. Тип. зак. 792

Цена 1 р. 30 к.
Издательство «Наука»
117864 ГСП-7,Москва В-485, Профсоюзная ул., 90.
Ордена Трудового Красного Знамени

Первая типография издательства «Наука»
199034, Ленинград, В-34, 9-я лин., 12