У истоков
РАННЕСКИФСКОГО
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МУЗЕЙ ВОСТОКА
Эрлих В.Р.
У ИСТОКОВ РАННЕСКИФСКОГО КОМПЛЕКСА
Москва
1994
Научные редакторы:
доктор исторических наук В.И.Козенкова
доктор исторических наук А. М. Лесков
- а; . 
Рекомендовано к печати Отделом Истории материальной
культуры и древнего искусства Музея Востока
Издание подготовлено при содействии Международного фонда
"Культурная инициатива”
О В.Р. Эрлих
ОТ ОТВЕТСТВЕННОГО РЕДАКТОРА
Со смешанными, сложными чувствами я представляю читателям книгу моего
аспиранта В.Р. Эрлиха. Редактируя предлагаемую рукопись, я часто
возвращался к собственным размышлениям и поискам ответов на интереснейшие
вопросы древней истории юга Восточной Европы в конце бронзового - начале
раннего железного веков. Грустно думать, что с тех пор прошло более четверти
века, что современные молодые исследователи, а В.Р. Эрлих, бесспорно, один из
ярких представителей этого поколения, уже лишены возможности послушать
Б.Н. Гракова, А.П. Смирнова, М.И. Артамонова, А.А. Иесссна, побеседовать, а
то и поспорить с Б.Б. Пиотровским, К.Ф. Смирновым, А.И. Тсрсножкиным.
Уходят годы, уходят люди, но память остается, точнее должна, обязана
оставаться. Ведь в данном случае речь идет об истории нашей науки, об се
фундаменте, о крупнейших се представителях. К каким бы выводам не пришел
сегодняшний автор, он обязан помнить, что если речь идет о киммерийцах и
«жифах, то в основе любых его построений лежат полевые и музейные
розыосания, архивные н библиотечные штудии, давшие в итоге российской и
мировой науке о древностях Н.И. Веселовского и А.А. Спицына, Н.И-
Ростовцева и В.А. Городцова. Их прямыми последователями и учениками были
Б.Н. Граков и М.И. Артамонов, которые по праву считаются основателями
современной московской и петербургской школ скнфологии. Я понимаю, что в
наше время практицизма нет места историографическим обзорам - бумага
слишком дорога - но когда в списке литературы в книге "К истоку
Раннсосиф(кого компласса" нет имени М.И. Артамонова, то мой долг
ответственного редактора восполнить пробел - достаточно вспомнить его
ионографию "Киммерийцы и скифы".
е
Безусловно имеет право на существование попытка автора рассматривать
пггересующие его материалы, вслед за А.А. Иессеяом, с позиций только
фхсологических, оставляя в стороне, что бы не сказать игнорируя, письменны*
сочники. Как известно, А.А. Иесссн такой задачи ни в одной из двух своих
>абот, ставших настольными для любого скиф о лога (СА XY1LL, 1953, ВССА,
1954) перед собой ие ставил или уж во всяком случае не декларировал это, и
пришел к выводу, что памятники типа Новочеркасского клада в равной мере
должны были принадлежать как киммерийцам, так и древнейшим скифам. Эти
же памятники, как известно, Е.И. Крупнов и А.И. Тсрсяожкин считали
принадлежавшими только киммерийцам, а М.И. Артамонов и В.А Ильинская
(лишь в 70-х годах В.АИльинская в совместных работах с А.И. Терсяожкииым
изменила свою точку зрения об этнокультурной принадлежности памятников
Новочеркасского типа) - только скифам. И если при этом учесть, что памятники
Чсрногоровсжого и Новочеркасского типов рассматривались вместе, то придется
признать, что авторы всех трех точек зрения в той или иной степени были правы.
Более двадцати лет тому назад я попытался разделить эти две группы
памятников, связав старшую из них, Чсрногоровскую, с киммерийцами, а
младшую - с древнейшими скифами, отмстив вместе с тем их родство (общая
срубная подоснова) и частичную синхронность существования обеих групп
памятников, считая, что районом наибольшего распространения
Чсрногоровских памятников были степи Причерноморья, а Новочеркасских -
Нижнее По донье и Предкавказье. Последующие полевые исследования на
Украине и на Северном Кавказе увенчались рядом важнейших открытий на базе
которых интересующая нас проблема продолжала активно дискутироваться
среди специалистов Москвы, Петербурга, Украины, Северного Кавказа. Наряду
с археологами в дискуссиях участвовали востоковеды-историки и филологи, а
также антиковсды. Не остались в стороне и наши западные коллеги, проявляя
определенный интерес к фрако-киммерийским и киммеро-скифским древностям.
Мне пришлось кратко напомнить историю исследования киммсро-скифскож
проблематики только в связи с тем, что автор предлагаемой книги конечно же не
мог, да и ие должен был, не высказать своего мнения в связи с исследуемым
материалом по поводу киммерийской проблемы (см.стр. 98-101). Этому он счел
необходимым предпослать краткий историографический экскурс из которого у
читателя не слишком искушенного в данной теме сложится убеждение, что: 1)
главным образом киммерийской проблематикой занимались начиная еще с XIX
в. западные исследователи и 2) основные работы принадлежат лингвистам или
историкам. Надеюсь, даже самое общее знакомство с дискуссиями, прошедшими
в последнее десятилетие на страницах журналов "Народы Азия и Африки",
"Вестник древней истории" и 'Российская археология", а также ряд работ,
изданных на Украине, дадут читателю реальное представление о ведущей роли
российских (от Д.Я. Самоквасова) и украинских археологов в изучении
киммерийской проблемы и прежде всего, естественно, ее археологического
аспекта.
Однако, конечно же не степенью полноты историографического обзора
должна оцениваться книга В.Р. Эрлиха. Глубокое, всестороннее знание
анализируемого материала, использование всех новейших, частично еще даже не
опубликованных находок, впадение современными методами исследования,
ушедшими далеко вперед от привычного для старшего поколения эволюционно-
типологических методов классификации и сравнительного сопоставления
отдельных вещей делают книгу В.Р. Эрлиха очень современной и нужной.
Важнейшей и ценнейшей частью представляемой книги является детальная
публикация погребального комплекса из кургана Уашхиту-1. Не вызывает

сомнения реконструкция шатрового сооружения в этом кургане и все®
приведенные параллели времени Новочеркасского клада и скифской архаикиЛ
Мне хотелось бы вспомнить еще один курган, содержащий шатровое перекрытие!
над скифской могилой конца Y-IY вв. до н.э. Речь идет о кургане Дорт-обаЛ
исследованном в Крымских степях в 30-х годах П.Н. Шульцем. ИтакЯ
подчеркнем, что в зоне обитания царских скифов по Геродоту обнаружен»
шатровое перекрытие над могилой, относящейся ко времени недалеко™
отстоящему от времени написания Геродотом своей истории. Момент
принципиально важный, если вспомнить геродотово описание жилищ скифов-
кочевников. Добавлю, что среди сравнительно немногочисленных погребений
скифской архаики, открытых в последние десятилетия, в степях Украины ряд ;
погребений имели следы деревянных сооружений, в том числе зафиксированы
остатки столбовых конструкций. Нельзя, видимо, исключать, что некоторые из|
них служили опорой нс только для плоских, но и для шатровывх перекрытий. К1
сожалению, при сегодняшних раскопках курганов с помощью бульдозеров и
скреперов, проследить в насыпи остатки деревянного перекрытия, особенно]
•шатровой формы, крайне сложно. Я пишу об этом для того, чтобы полностью!
присоединиться к предположению С.А. Скорого о принадлежности скифам-J
кочевникам принесшим с Кавказа в Украинскую лесостепь обряд погребения под
шатровым перекрытием, имитирующем жилище номада.
Еще большее значение имеет открытие в кургане Уашхиту-1 лежащих in siti
четверки коней и следы колес от колесницы. Предложив вполне убедительный
вариант реконструкции конской упряжи на основе сопоставления ассирийски^
рельефов с материалами Уашхиту-1 и другими новейшими находками иа
Адыгеи, В.Р. Эрлих пришел к абсолютно надежным выводам: I) находкй
остатков колесниц еще один очень важный факт, свидетельствующий о
I
г
попадании на юг Восточной Европы не только ассирийосих и урартийских вещег
в качестве военных трофеев (как результат киммеро-скифсжих походов), но i
заимствованных идей в виде боевых колесниц; 2) сегодня на Центральном i
Северо-Западном Кавказе, в степях Причерноморья и украинской лесостепи уж,
известно более десятка наборов упряжи колесниц и ряд погребений колесничих
3) древние меоты участвовали в киммеро-скифсжих переднеазиатских походах; 4
иижняя дата памятников Новочеркасского типа • конец УШ в. до н.э. - верхняя
дата • первая половина УП в. до н.э. При этом автор справедливо выделяет ки
бы два хронологических этапа - "классический" Новочеркасский и более поздний
к которому относится курган Уашхиту, ограничивая его верхнюю дату временен
I Краснознаменского кургана - середина - третья четверть УП вв. до н.э. (стр
И).
А далее автор, ссылаясь на А. Кристенсен и И В. Куклину, не приводя каких
либо новых . данных или хотя бы соображений отбрасывает практически вс
сведения древнегреческих авторов о киммерийцах и ранних скифах, начиная с
Арисгея из Проконеса, жившего, по сообщению Геродота, за 240 лет до него, т.<
в УШ в. до н.э., самого Геродота, а также Диодора Сицилийского, Страбона
Плутарха, а заодно и данные античной топонимики, связывающей киммерийце
с Керченским полуостровом.
Как видим, со свойственной молодости решительностью В.Р. Эрлих
отрицании роли античной литературной традиции идет даже дальше нашег
крупнейшего востоковеда И.М. Дьяконова, чьи суждения и трактовки восточны
текстов остаются для меня нсярсрикасмыми. Но что касается оценки античны
письменных источников, то, думаю, мы не можем не считаться и с мнениями BJ
Латышева и М.И. Ростовцева, С.А. Жсбедева и Б.Н. Гракова.
vr
В сипу моей подготовки я нс могу оценивать убедительность построении И.М.
)>яконова, пришедшего к выводу о том, что термин киммерийцы не является
гнонимом, а означает лишь “подвижный (передовой) отряд идущий впереди",
опека ираноязычных номадов (в данном случае скифов). Но если маститый
детли прав, то в таком (и только в таком) случае можно согласиться с нашим
втором, связывающим киммерийцев (идущих впереди) с памятниками
1овочеркасского типа. Действительно, не приходится сомневаться и В.Р. Эрлих
ще раз это убедительно показал, что "классические” памятники
1ов о черкасского типа и сменяющие их типа и времени кургана Уашхиту-1
шляются прямыми предшественниками культуры архаических скифов. Об
тнокультурном единстве названной группы памятников древности юга
восточной Европы я писал почти четверть века тому назад и мне радостно, что
ювые материалы, полученные за последние 20 лет с такой полнотой и
гщатепьностью собранные и обработанные В.Р. Эрлихом, в главном
тодтвердили мои суждения о памятниках Новочеркасского типа, их хронологии,
IX вклада в собственно раннескифсхий комплекс Мне радостно вдвойне, что
(амстное место среди новых материалов занимают находки из раскопок
Кавказской археологической экспедиции Государственного музея Востока,
которую мне довелось организовать, а затем ею и руководить с 1981 до 1989
года. Именно в эти годы был исследован могильник Фарс и курган Уашхиту-1. И
очень жаль, что по независящим от нас причинам мы были лишены возможности
раскопать курган Уашхиту-П, план исследования которого, обобщив опыт работ
на первом кургане, мы уже подготовили. Но, не судьба. Надеюсь - временно.
Учитывая бесспорно выдающееся значение курганов Уашхиту, они оба должны
быть исследованы и нет сомнения, что в итоге их совместного изучения нас ждут
еще многие интереснейшие открытия.
Книга готова. Она не лишена некоторых повторов, стилистических
шероховатостей, но за ней стоит большой труд талантливого исследователя
устремленного вперед и выше. В добрый путь!
А.М. ЛЕСКОВ

НА СТЫКЕ ДОИСТОРИИ И ИСТОРИИ
(Вместо введения)
, л Парадоксальность ситуации, сложившейся в археологической
науке вокруг памятников VIII- VII вв. до н.э. Восточной Европы,
острая дискуссионность всех проблем, связанных с их генезисом,
культурной и этнической интерпретацией, обусловлена двойственной
природой источников о событиях тех времен, дошедших до нас.
С одной стороны, имеется три варианта отдаленных двумя-тремя
Веками ретроспекции скифской истории Геродота, других более
поздних античных авторов, крайне отрывочные и лакунарные сведения
восточных источников: все это оставляет необычайно широкий простор
для толкований, построения различных гипотез, интерпретации
археологических памятников. С другой стороны, существует непрерыв-
но растущий массив археологических источников, который описы-
вается, первично анализируется и соотносится с системами местных
археологических культур. Таким образом весь круг проблем, связан-
-ных с этими памятниками, оказался как бы на стыке двух
эпистемологических систем ( а может быть даже двух наук?), которые
в свете западной традиции членения исторических наук можно
называть историей и доисторией.
В отечественной историографии скифского периода,
сложившейся в XIX - начале XX вв., когда источники первого вида все
или почти все уже были введены в оборот, а источники второго вида
'только стали появляться, господствовала история.
Вновь обнаруженные памятники относились к народам,
известным по письменным источникам, к скифам и киммерийцай.
^Исследователи как бы шли сверху вниз: от памятников, синхронных
:их информаторам (скифам V-IV вв. до н.э.) до глубокой древности
’ эпохи бронзы, вторгаясь в доисторию (которая в то время была в
4
зачаточном состоянии), и там развешивая аяпаь открытым памят-
никам этикетки исторических народов.
Российская археология раннего железного века в силу сильной
своей исторической традиции вырабатывает ряд стереотипов,
аксиоматических представлений, которые передаются из поколения'
исследоваетелей в поколение, перетекают из работы в работу. Одной из
таких аксиом является принцип выделения скифской культуры на
основании триады, другая аксиома принцип выделения памятников
киммерийцев, предшествующих скифам, и не содержащих скифскую
триаду.
Почти с самого своего появления источник второго рода на-
чинает сопротивляться первому, входит с ним в противоречие. Так
памятники, содержащие триаду, находятся не только в Степи, где
обитали скифы согласно Геродоту (да и то почти на столетие раньше),
айв Лесостепи, на Северном Кавказе. Сходные артефакты поступают
из Сибири. И в конечном итоге старания аналитиков и интерпре-
таторов начинают направляться на то, чтобы спасти сложившуюся и
расползающуюся под давлением новых находок систему представ-
лений, примирить два вида источников, и суть полемики всегда
заключается в большем доверии к одним и недоверии к другим.
Исторический подход, основанный большей частью на античной
традиции, употреблявшей с V по II в. до н.э. термин скифы
двойственно, эту двойственность сохранил. Так разные понятия
вкладывали в термин "скифы" известные исследователи В.Ф.Миллер и
В.В.Латышев. Если первый трактовал его расширительно, то второй
имел в виду только племена Степного Причерноморья.
Приемы доистории в зачаточном состоянии впервые применил
по отношению к скифской археологии А.А.Спицин при выделении
лесостепной культуры, которую он подвел под историческое оп-
5
ределение - "курганы скифов пахарей". Он ощущал всю условность
этого понятия, выделил отличительные черты этой группы
памятников, локальные варианты и т.п. [Спицын А.А., 1918].
Исторический подход к этому материалу достаточно четко
прослежен в переломной какой-то степени, по нашему мнению, статье
Б.Н.Гракова и А.И.Мелюковой 1954 г., подытоживающей все, что
было сделано в скифской археологии до 50-х годов [Граков Б.Н..
Мелюкова А.И., 1954]. Без сомнения, . приоритетными для этих
авторов все же являлись письменные источники, основной задачей -
попытка соотнести их с археологией.
В этой статье кратко была дана характеристика всех регио-
нальных культур скифского времени Причерноморья и сделан вывод о
том, что собственно скифской в этническом смысле этого слова можно
считать только степную культуру Нижнего Поднепровья и Северного
Приазовья [Там же, с. 93].
Другое важное событие, которое принесла публикация этой
статьи, - это введение Б.Н.Граковым понятия "скифской триады" -
того общего начала, объединяющего культуры Юга Восточной Европы
в VII-IV вв. до н.э., включающего в себя вооружение, конскую уздечку
и звериный стиль [Там же, с.92-93]. Однако в статье нет указаний на
то, что близость культур по триаде различна в диахронии, "скифо-
образные" (термин авторов) культуры в этой статье рассмотрены
суммарно, в отрыве от их хронологии и внутренней периодизации.
В том же сборнике материалов конференции ИИМК 1952 г., в
Котором опубликована статья Б.Н.Гракова и А.И.Мелюковой, на-
ходилась и статья А.А.Иессена, которая демонстрирует другой подход,
 подход доисторика к раннему пласту материалов VIII-VII вв- до н.э.
[Иессен,1954], как и его вторая статья, посвященная группе
памятников типа Новочеркасского клада [Иессен, 1953].
6
Автор использует приемы и методы исследователя-археолога,
мяд ним не довлеют никакие заранее заданные нарративными
источниками представления. "Стыковке" с письменными источниками
этого материала он уделяет совсем немного места. Это своеобразный
реверанс сторонникам исторического подхода.
Он пишет*. " О культурной и этнической
рассматриваемых памятников мы можем говорить
Возможными создателями этих комплексов могли
принадлежности
очень условно,
быть, с одной
стороны, скифские племена, которые, как известно из Геродота, через
Северный Кавказ походами проходили на юг, с другой стороны -
племена киммерийские, и, наконец какие-то племена местные, северо-
кавказские, связанные генетически с племенами эпохи бронзы
предшествующего времени" [Иессен, 1954, с. 130]. То есть собранный
А.А.Иессеном материал может давать широкий простор для любых
Я не имею возможности
интерпретаций. Ниже он отмечает:
заниматься разрешением киммерийской проблемы, но должен налом
нить, что как скифы, так и киммерийцы в Передней Азии выступаю!
как племена, находящиеся примерно на одном уровне развития: и те и
другие всадники, воины, кочевники: очевидно, что существенной
разницы в уровне культурного развития исторически известных ким
мерийцев и скифов не было. Таким образом, в создателях комплексе!
VIII-VII в. до н.э., которые известны и в Степном Предкавказье е
степных районах северного Причерноморья, мы можем видеть как
предков скифов VI в. до н.э., так и киммерийцев" [Там же].
Однако основной вывод, который позволил себе сделать
А.А. Иессен, идя как доисторик снизу вверх таков: " Культура ранне-
скифского времени келермесских курганов VI в. до н.э. (тогдашняя их
В.Э.) закономерно развивается на основе культуры
предшествующего времени." [Иессен, 1954, с. 129]. Несмотря на
дата
7
неправильно понятую хронологическую последовательность смены
одного типа уздечки другим (время потом все поставило на места),
Иессену удалось установить "теснейшую связь" новочеркасской
группы с кобанской культурой горного Кавказа" [Иессен, 1954, с. 129].
В вопросе формирования "скифской культуры" (под это понятие
он подводил серию культур Причерноморья с развитой триадой) он
считал, что ее появление не ограничивается одним лишь временем
Келерм веских курганов. "При всей фрагментарности нашего материала
мы все же можем значительно расширить хронологические рамки
культуры, так ярко выступающей в Келермесских курганах, которую
мы обычно называем раннескифской“ [ Там же, с. 130].
Следует ли из вышеприведенного утверждения, что А.А. Иессен
воспринимал памятники "новочеркасской группы" в составе ран-
нескифской культуры? По всей видимости, на этот вопрос следует
ответить утвердительно. Ниже он пишет: "Памятники VIII-VII вв. до
н.э. с полной отчетливостью свидетельствуют о том, что перелом в
хозяйстве и в социальных отношениях населения юга и, в частности,
степного Предкавказья, который нашел свое отражение в формиро-
вании скифской культуры, произошел не на рубеже VII и VI вв., а
значительно раньше. Уже в VIII-VII вв. до н.э. на Северном Кавказе и
в Причерноморье засвидетельствованы воины-конники, а это вполне
совпадает с тем , что мы знаем из письменных исторических
источников о скифах и киммерийцах на Древнем Востоке" [Там же, с.
130]. Еще ниже мы читаем: ” Можно считать, что рассмотренные нами
Комплексы - это памятники, относящиеся к непосредственным
предкам тех воинов и всадников, племенные вожди которых за-
хоронены в кубанских курганах VI в. до н.э. в станицах Келермесской,
Костромской, Ульском ауле и др." [Там же, с. 130].
4 В чем же, на нагл взгляд, перспективен здесь подход
8
А.А.Иессена как доисторика к материалу? Следует обратить внимание
что он не начинает с того, что объявляет одну группу киммерийской, ;
другую скифской, что скорее всего, строя замки на песке, сделал бь
историк, идущий от Геродота, и что делалось исследователями посл<
А.А.Иессена. Он, оперируя такими понятиями, как памятник, группа
культура, вскрывает теснейшую связь памятников келермесскоп
времени с предшествующей эпохой. Не пытается выделить или как т<
обозначить исторических скифов до походов, во время и после них.
Однако как археолог он не может отрицать связи культуры Северного
Кавказа и Причерноморья с другими регионами: со Средней Азией и
Сибирью, что обусловило появление сибирских котлов и
стремячковидных удил. С определенной долей вероятности он видит в
этом подтверждение версии Геродота о приходе скифов из Азии.
Отмечается связь с Закавказьем и Передней Азией, которая, по
мнению А.А.Иессена, резко усиливается в келермесское время.
Что же касается связи Северного Кавказа с Приднепровьем, то в
этом направлении активная роль населения Предкавказья очеш
отчетливо выявляется начиная с первого этапа со времени
новочеркасской группы и не ослабевает в дальнейшем [ Там же, с. 129].
Свежесть для сегодняшнего момента развития науки выводо
А.А.Иессена, сделанных более 40 лет назад, удивляет. В ег
распоряжении находился минимум материала. Ведь тогда практичесю
не были известны ярчайшие новочеркасские памятники, такие, ка]
Зольный, Носачево, Высокая Могила, Бутенки, Квитки,Уашхиту. Н;
наш взгляд эти выводы позволил ему сделать объективный подхо,
археолога-доисторика, который не терпит никакого насилия на,
археологическими фактами, никакой" подгонки" для соответствие
нарративным источникам. Келермесские курганы, взятые А.А.Иессе
ном как эталонный отправной момент развития раннескифской
9
культуры, демонстрируют уже завершенность всех трех элементов
rpai'-овской раннескифской триады. К статье А.А.Иессена имеется
редакторское примечание о том, что термин "скифская культупа"
применяется автором в традиционном расширительном его понимании,
определяемым единством конской сбруи, оружия и вещей звериного
стиля", т.е. элементов триады.
Иной подход к раннему пласту материалов VIII-VII вв. до н.э. у
А.И.Тереножкина. В своей работе "Киммерийцы", собравшей все
имеющиеся материалы предскифского периода к началу 70-х годов в
Восточной Европе, исправив неправильную последовательность смены
комплексов, имевшую место в работах А.А.Иессена, и строя свою
работу исключительно на археологическом материале, он тем не менее
идет к нему от нарративных источников, в своей трактовке отдавая им
предпочтение. В своем своде еще до анализа археологического
материала он объявляет киммерийскими все степные памятники
"позднейшего предскифского периода... которые с наибольшей
уверенностью в этническом плане могут быть связаны собственно с
киммерийцами" [Тереножкин, 1976, с.24]. Создав тем самым
эталонную группу памятников киммерийцев, он приводит памятники
со сходным материалом в других регионах, считая их свидетельствами
проникновения киммерийцев или киммерийским влиянием. Явный
приоритет источников первого порядка содержится в утверждении
А.И.Тереножкина:"... мы доказывали в своих статьях, что главным
фактором истории и культурного прогресса той поры являлись
степняки-киммерийцы, так как они ранее'других народов оказались в
Непосредственных контактах с передовыми цивилизациями стран
Восточного Средиземноморья, первыми в широких производственных
Нелях овладели железом, были создателями совершенного железного (в
сущности стального) оружия, кинжалов и мечей с бронзовыми
11
рукоятями и подобных им цельножелезных предметов вооружения и
пр. Для нас было очевидным, что не киммерийцы заимствовали
культурные достижения у своих соседей, а последние вынуждены
были перенять у киммерийцев образцовое оружие и снаряжение
верхового коня, как это и обнаруживается по материалам
чернолесской культуры в Среднем Поднепровье, протомеотов и :
кобанцев на Северном Кавказе, ананьинских племен в Волго-Камье и
фрако-киммерийцев в Средней Европе. Киммерийцы сыграли главную
роль в распространении железа не только в Восточной, но и отчасти и
Центральной Европы". Так полулегендарный народ, причерноморское
происхождение которого в то время, да и сейчас серьезно оспари-
вается, в работах А.И.Тереножкина превращается в основной фактор
исторического прогресса. А.И.Тереножкин категорически отверг связь
раннескифских памятников с предшествующими им новочеркасскими.
Так по поводу открытия в степном Крыму Зольного кургана он писал,
что этот комплекс позволил ему "по-новому взглянуть на всю
совокупность предскифских памятников и установить, что в их
материалах нет ничего, что позволяло бы ставить эти памятники в
генетическую связь со скифской культурой, что они не могли при-
надлежать одновременно и скифам, и не обособившимся еще от них в
культурном отношении киммерийцам. Такого рода соображения
позволили нам начиная с 1964 г. выступать в своих работах против
гипотезы автохтонного происхождения скифов, видеть в них народ,
пришлый из глубин Азии, сменивший в VII в. до н.э. своих
исторических предшественников - киммерийцев исконных аборигенов
юга Европейской части СССР" [Тереножкин, 1976, с.19].
Однако резкой смены археологических "культур" - кимме-
рийской скифской, как бы нам этого не хотелось, не происходит. Да и
различия в облике материальной культуры между выделенными
Тереножкиным ступенями "киммерийской культуры": черногоровской
и новочеркасской вряд ли превышает различие между новочеркасской
ступенью и последующей раннескифской. Материал противится такой
трактовке резкой смены культур. В опубликованной посмертно работе
А.И.Тереножкина "Скифы VII-IV вв. до н.э.", написанной вместе с
В. А. Ильинской, приводятся "переходные" (в нашем понимания
комплексы), в которых имеются вещи времени новочеркасского и иа пя
и раннескифские ("жаботинские"). Они объявляются памятниками
прохода скифов через Кавказ. Сюда авторы отнесли: погребение 1921
Каменномостского могильника, погребение у Лермонтовского разъезда,
курган у хут.Алексеевского и вероятный "комплекс" из ст.
Махошевской. Для этих исследователей этноопределяющими в этих
комплексах являлись в основном звериный стиль и ромбические
("жаботинские") наконечники стрел. Известный яркий комплекс с
горы Бештау с вещами, принесенными на Кавказ "из глубин Азии",
авторы в эту группу не включили не случайно, поскольку в нем нет ни
звериного стиля, ни жаботинских наконечников стрел.
Идя от письменных источников, авторы датируют эти "переход-
ные" комплексы началом VII в. до н.э. "Появление скифов в Причер-
номорье, судя по всему, относится к началу VII в. до н.э. Такое
заключение вытекает из того, что до конца VIII в. до н.э. здесь еще
господствовала культура типа Новочеркасского клада, отождествля-
емая с позднейшими киммерийцами, а в 70-х годах VII в. до н.э.
скифы засвидетельствованы уже в Передней Азии, на территории
земли Мана. Очевидно, не случайно именно к началу VII в. до н.э.
относятся случаи совместных находок в одних погребениях кимме-
рийских и скифских вещей" [Ильинская, Тереножкин, 1983, с. 56].
Памятниками же скифов, вернувшихся из Передней Азии, служат
кУрганы келермесского периода [Тереножкин, 1976,с.208; Ильинская,
и
Тереножкин, 1983, с.56].
Ведя одновременно исследования с А.И.Тереножки:
А.М.Лесков в первой половине 70-х годов на материалах Украинское
степи сопоставил черногоровско-камышевахские комплексы, которы
но его мнению не доживали до скифского времени, с памятникам:
киммерийцев, ушедших, согласно письменной греческой традиции
Малую Азию и не вернувшихся в Причерноморье. Памятники тип
Новочеркасского клада этот автор относил к древнейшим скифам
прослеживая развитие новочеркасских элементов в раннескифскс
время [Leskov, 1974; Лесков, 1975, сс.35-45; Лесков, 1975, с.69].
Следует заметить, что после открытия большого числа п:
мятников келермесского времени на Северном Кавказе в 70-80-е г
произошел отход от граковского понимания "скифской культуры"
общеупотребительным стало ее расширенное понимание. Сейчас
можно сказать, господствующей является точка зрения о существова
нии раннескифской культуры на Северном Кавказе, которой придер
живается подавляющее большинство скифологов. Тем не мене<
критерии выделения раннескифской культуры нигде авторами доста
точно четко не обозначены. Из прочитанных нами текстов стано-витсл
ясно, что практически все эти исследователи воспринимают скифскук
культуру как триаду в сочетании с курганным погребением. Такой
например, выглядит раннескифская культура в представлении В.Г
Петренко, тем не менее она не может найти полных аналогий Красно
знаменским курганам в Степном Причерноморье, хотя отдельны!
черты погребального обряда находят соответствия в Северном Причер
номорье, Прикубанье и даже Приаралье [Петренко В.Г., 1983, с.45].
Для Л.К.Галаниной показателем скифского этноса также явля-
ется сочетание триады с основным подкурганным погребением. Два
богатейших келермесских погребения, впущенные в курганы эпохи
13
бронзы ( курган 1 Д.Г.Шульца и погребение 5 кургана 19) она склоттття
трактовать как погребения местной меотской знати [Галанина, 1985;
Галанина, Алексеев, 1991].
Для кавказских памятников сумма "скифских", "степных"
признаков впервые была приведена в работе В.Б.Виноградова 1972 г.
Он считал, что для скифов на Кавказе характерно:
1) курганное погребение, 2) вытянутое на спине положение
костяка с широтной, преимущественно западной ориентировкой, 3)
чуждые синхронным аборигенным памятникам типы могильных
сооружений, 4) специфические кочевнические детали похоронного
ритуала, 5) конские захоронения или наличие конской сбруи в
могилах, 6) погребальный инвентарь с полным господством или
преобладанием выразительных предметов скифо-сарматского облика
[Виноградов, 1972, с.ЗЗ].
Сходный принцип отделения памятников скифов от погребений
местного населения имеется в сводной работе С.В.Махортых "Скифы
на Северном Кавказе". Как и его предшественники, он нигде прямо,
однозначно и четко не формулирует признаки и основные черты
раннескифской культуры. Вслед за А.И.Тереножкиным С.В.Махортых
на словах отвергает преемственность этой культуры с предшествую-
щими памятниками. Он пишет: "Поскольку основной компонент
скифской культуры ( Каков он? Триада?. Автор не уточняет. - В.Э.)
Местных корней в Предкавказье не имеет, то анализ происходящих
отсюда скифских памятников, несомненно, способствует также
Уточнению места и времени ее сложения [Махортых, 1991, с. 17]. В
Разрез с этим посылом и гипотезой А.И.Тереножкина, в разделе,
Посвященном материальной культуре, он приводит множество местных
Прототипов элементам триады.
О критериях выделения этим - исследователем собственно
14
скифских памятников можно судить из приводимых ниже высказы-4
ваний: "Скифские памятники на Северном Кавказе представлены]
главным образом курганными могильниками... реже одиночными
курганами" [с. 17]. "Особенностью скифских погребений на Северном
Кавказе является то, что практически все они, в том числе и в эпоху;
архаики, основные в курганах" [с. 18].	।
"При интерпретации скифских памятников на Северном
Кавказе его роль (погребального обряда. - В.Э.) значительно возрастает
и потому, что найденная в них керамика, которая также считалась
надежным этническим показателем, не является таковым, поскольку
скифы в большинстве случаев пользовались посудой местного населе-
ния. Наиболее информативным в данном случае следует считать
предметы культа, отчасти вооружения, конской узды, характеризу-
ющие скифскую идеологию и культуру того времени [с. 19]. Однако в
таком "способе" выделения раннескифской культуры есть определен-
ные противоречия, которые чувствовали В.Б.Виноградов и С.Л.Дуда-
рев. В своей недавно вышедшей монографии С.Л.Дударев признаки
скифских памятников обозначает следующим образом: "Фактически
все скифские захоронения являются основными в курганах”. Тем не
менее, он отмечает: "Разумеется, нельзя забывать, что подкурганные
захоронения изредка встречаются и в автохтонных древностях
доскифского времени (Знаменское, Курчалой, Хан-Кала, Каменномост-
ское и др.). Однако массовое распространение обряда подкурганных
погребений в начале эпохи железа на Северном Кавказе, бесспорно,
связано со скифским влиянием" [Дударев, 1991, с. 102]. В статье,
написанной ранее с В.Б.Виноградовым, акцент во взглядах на
основные подкурганные захоронения раннего железного века на
Северном Кавказе расставлялся чуть иначе: "...известно, что в
предскифское время обряд погребения под курганными насыпями
15
бытует в кобанских древностях предгорий и плоскости от Пятигорья
до Чечено-Ингушетии включительно (Эшкакон, Каменттомпстское
Заюково, Знаменское), сохраняясь и в скифскую эпоху" [Виноградов
Дударев, 1979,с. 166].
Другой чертой скифского погребального обряда, по мнению
С.Л.Дударева, являются погребения коней. Хотя также эта черта
"явление, хорошо известное в аборигенных памятниках Северного Кав-
каза предскифской эпохи (могильники Николаевский, Кубанский, Те-
резинский, Сержень-Юртовский, Зандакский, Аллероевский)". Но, как
считает С.Л.Дударев, собственно в скифское время погребения верхо-
вых коней в могилах воинов-автохтонов становятся крайне редкими,
немногочисленны здесь и находки конской сбруи. В тоже время " что
касается заведомо скифских (курсив наш. - В.Э.) памятников Север-
ного Кавказа, то в них почти повсеместно выявлены конские костяки
(от 1-3 до нескольких десятков и сотен)" [Дударев, 1991, с. 103].
В полном противоречии с утверждением Дударева находятся
материалы грунтовых могильников скифского времени Закубанья (для
предскифского времени закубанские материалы он использует в
качестве примера), где уздечные наборы и конские погребения встре-
чаются достаточно часто в Келермесском, Уляпском, Начерзийском и
др. могильниках. Кроме того, В.Б.Ковалевской при исследовании
инвентарей кобанских могильников даже выделен высший ранг
воинов-всадников. В могильниках Западного варианта кобанской
культуры они составляют от 13 до 3 % мужских погребений
[Ковалевская, 1984, с. 56, табл. 3].
Все это лишний раз свидетельствует о том, что признаки
погребального обряда, которые однозначно могут быть истолкованы
как скифские, на Кавказе отсутствуют. И культурные инновации
скифского времени опять же сводятся к элементам скифской триады.
16
В настоящем разделе мы ие ставили задачу дать исчерпываю!
щий перечень мнений и представлений о раннескифской культуре J
памятниках собственно скифов на Северном Кавказе. Известна!
например, точка зрения В.Б.Ковалевской, выделяющая этнические
скифов в кобан с ком могильнике Уллубаганаллы. По ее мнению!
воинские погребения этого могильника принадлежали скифалД
Последние отличались не только оружием (элементами триады), но !
антропологически, брахикранностью черепов. "В этом смешанном гЛ
антропологическому составу обществе, которое в VII-VI вв. до н.Л
оставило могильник Уллубаганалы, скифы являются воинами, !
местное кобанское население занимается производственной деятелД
ностью, в частности ремеслом" [Ковалевская, 1985, с.56].
Несколько диссонирует с господствующей точкой зрения о
скифской культуре на Северном Кавказе позиция В.И.Козенковой. Она
заостряет внимание на местных чертах погребального обряда и
материальной культуры курганов Ставрополья, указывает на
присутствие на Ставропольской возвышенности самого северного
кобанского могильника Пелагиада, считая, что этнокультурная
ситуация здесь достаточно сложная. Нартановские курганы 
Кабардино-Пятигорье эта исследовательница однозначно считает
кобанскими [Козенкова,1989, с.15-16; Абрамова, Козенкова, 1985].
Насколько верен господствующий способ выделения pi
нескифской культуры мы попытаемся выяснить в результате аналт
материала в последующих главах. Однако, забегая вперед, следует
сказать, что курганы с основным погребением на Северном Кавказе!
начинают появляться еще с комплексами типа Новочеркасского клада-1
Сама же одна триада вряд ли может являться основным критерием
выделения раннескифской культуры, так как ее элементы сплошь Я
рядом встречаются в памятниках местного населения, да к тому ж4
17
из них имеют местные корни.
Так все же отражает ли адекватно триада, проявляющаяся на
огромной территории, понятию археологической культуры? Нет, и это
сознают все или почти все исследователи. Однако делая скидку на то
что культура скифов - кулътура-де кочевническая, и материальное ее
выражение ограничивается тем, что скиф-кочевник способен увезти на
себе и своей лошади (то есть элементы той же триады), такая культура
скифская, а для VII в. до и.э.- раннескифская (РСК по
И.Н.Медведской) ими выделяется. Но ведь это положение опять же
является интерполяцией в глубокую древность VII в. до н.э. сообщения
Геродота, касаемое степных скифов Причерноморья.
Разумеется, триада - это не вся культура и сводить понятие
археологической культуры к одной лишь триаде нельзя. Следуя
иерархической схеме "Аналитической археологии" Кларка, понятие
"триады" как нельзя лучше совпадает с понятием "комплекса”
("assemblage") как взаимосвязанного набора одновременных типов
артефактов, который в этой иерархии находится между типом и
культурой [Clarke, 1968, рр. 188, 665; Классификация в археологии,
с.49]. Этому же понятию отвечает и новочеркасская группа
памятников, или комплексы типа Новочеркасского клада, которые в
конечном итоге являют собой ту же триаду, только вместо звериного
стиля в нем представлен геометрический "киммерийский орнамент"
предшествующего времени.
Основной же задачей, которую мы ставим перед собой в
настоящем исследовании: на базе имеющегося в нашем распоряжении
материала проследить формирование новочеркасского комплекса и
переход от него к следующему за ним хронологически раннескифскому
комплексу, рассмотреть, как первый соотносится со вторым, пройдя
же путем доистории, по которому вел нас А.А.Иессен.
18
ГЛАВА 1	।
КУРГАНЫ КОЛЕСНИЧИХ И КОМПЛЕКСЫ УПРЯЖИ КОЛЕСНИЦ I
Наиболее ранними в Северо-Западном Предкавказье основными
подкурганными погребениями раннего железного века являются
курганы колесничих, включающие в себя комплексы типа
Новочеркасского клада. Они стали отчетливо выделяться среди всея
прочих новочеркасских комплексов после открытия кургана Уашхитя
I в Адыгее. Из-за ограниченности журнальной статьи, в которой
публикуются материалы этого кургана, мы не могли дать подробной
информации о погребальной конструкции этого комплекса. В
настоящей главе мы постараемся восполнить этот пробел.
Курган Уашхиту, что в переводе с адыгейского означает "два
кургана" (второй курган находился рядом с первым) обнаружен в 2 км
к югу от аула Кабехабль Шовгеновского района Адыгеи. Два кургана
находились на невысоком мысу, на котором также располагалось
поселение и грунтовой могильник майкопской культуры эпохи ранней
бронзы. Майкопская керамика встречалась в насыпи кургана, т.к. длЛ
ее сооружения брался слой поселения, а погребения грунтовогСЯ
могильника были частично перекрыты насыпью раннего железногЯ
века, частично шли к югу от нее. Такая топографическаЛ
привязанность к археологическому комплексу раннебронзового век Л
позволила археологу В.Г. Самойленко, начавшего копать этот курганЛ
первоначально считать его относящимся к эпохе бронзы, и пока!
исследователь понял, что раскапывается сложная шатровая4
конструкция и деревянные крепиды насыпи, часть сооружения к
северу от центральной бровки была уничтожена и фиксировалась
только в разрезах. Обстоятельства личного свойства вынудили В.Г.
19
Самойленко оставить экспедицию посреди сезона и работы на кургане
были продолжены автором этих строк совместно с К.А.Днепровским.
Высота кургана Уашхиту I составляла 4,7 м при диаметре 70 м.
Для фиксации стратиграфической ситуации (как это предполагает
методика раскопок курганов эпохи бронзы) В.Г. Самойленко оставил 4
бровки. Мы же для краткости дадим описание стратиграфии кургана
по центральной бровке (вид с севера), как наиболее информативной
(таб. 1,2).
Слой интенсивного чернозема здесь имеет толщину около 25 см.
В центре прослеживается большая яма, идущая сверху с заполнением
немногим светлее чернозема глубиной 1,75 и шириной 9 м
(грабительская яма 2). Это след недавней попытки ограбления кургана.
Ниже прослеживался мешаный слой серого суглинка, западающегося в
центральной части - заполнение и выброс из основной грабительской
ямы (яма 1) шириной 6 м. Толщина выброса от 50 см и более на
склонах насыпи.
На глубине около метра от ЦР (за него принята вершина
кургана) прослеживались остатки верхнего уровня деревянной
крепиды мощностью около полуметра в восточной части. В ней
выявлено три слоя деревянных плах (в восточной части), в западной
части крепида прослеживалась хуже.
Слой дерева подстилал слой сероватого суглинка - насыпи. В
восточной части разреза его толщина была около метра, в западной от
полуметра, увеличиваясь на склоне. Ниже, на глубине 1,8 м от ЦР, в
восточной части разреза отмечены остатки следующего уровня
кРепиды. В западной части разреза он прослеживается, начиная с
глубины 2,1 м. от ЦР. На востоке он состоит из двух слоев деревянных
^л^х, на западе - из одного слоя. Под этими плахами находился
йИЖний слой насыпи кургана, состоящий из сероватого суглинка,
20
однородного с заполнением могильной ямы. Мощность этого слоя о»1
0,75 м на востоке до 1,25 м на западе. В центре он западает в моги ль-®
ную яму. Под ним обнаружена деревянная крепида материкового!
f
выкида из ямы и слой западающей внутрь могильной ямы рухнувшей!
надмогильной конструкции. Эти деревянные плахи начинают!
выявляться - на востоке на расстоянии 13 м от центра кургана, а на'
западе - 14 м. Остатки дерева лежат как и на погребенном дерне (за|
выкидом), так и на самом выкиде, верх которого прослеживаетсяJ
начиная с глубины 3,1 м на востоке и до 3,3 м в западной части. Я
Выкид в разрезе с двух сторон имеет сегментовидную формЯ
^я
Его максимальная высота около 1 м. Ширина выкида (по низу) 6 м Л
западе и 7 м на востоке.	Я
Под слоем выкида обнаружен тонкий слой погребенной почнЯ
мощностью 10-15 см темно-серого цвета. Ниже начинается светлЯ
коричневый стерильный слой. В других бровках прослеживалаЯ
аналогичная стратиграфическая ситуация. При зачистке южного фаЯ
1 южной бровки из нижнего слоя насыпи над выкидом найдЯ
бронзовый наконечник стрелы (таб. 5,44).	Л
Горизонтальные расчистки деревянной крепиды производили^
на четырех уровнях (в южной части кургана). Первый уровень бьЛ
расчищен на глубине 0,99-1,78 м. Дерево этого уровня имеЛ
нерегулярную структуру с радиальной направленностью 
прослеживается в восточной и западной частях насыпи. Этого ж(|
уровня достигает дно грабительской ямы 2.
Второй уровень крепиды выявлялся с глубины 1,37 м в центре
до 2,84 м на периферии. Дерево имеет радиальную структуру й
наиболее плотно лежит на востоке насыпи. Менее регулярно дерево Яй1
юге, отдельные плахи встречены на северо-западе на глубине 1,2-1,99
м.
21
Третий уровень расчистки произведен на глубине 1,62 м у
центра и 3,2 м - на периферии.
Дерево прослеживается с северо-востока, востока и юго-востока.
Несколько плах расположено на глубине 2,08-2,35 м на расстоянии 7
м от ЦР •
Приблизительно с этого уровня из насыпи происходят дт»
бронзовые булавки (таб. 5,42 ). В насыпи на всех уровнях встречались
фрагменты поселенческой керамики эпохи бронзы.
Нижний слой дерева лежал на выкиде и вокруг него на древнем
горизонте. Он имел наиболее регулярную радиальную структуру,
диаметром 27 м. Этот слой расчищен на западе и востоке полностью и
частично на юге. В северной части кургана эта крепида не
расчищалась. На периферии дерево лежит горизонтально на глубине
4,35 м от ЦР на западе и 4,0 м - на востоке. Ближе к центру уровень
дерева повышается, наползая на выкид.
Выкид из могильной ямы имеет форму кольца диаметром 22 м
и шириной 6-7 м, окаймляющего могильную яму. Высота выкида
около 1 м. Внутренний западный край выкида и деревянный панцирь,
его облицовывающий, частично нарушены грабительской ямой 1. Эта
яма была спущена с верха насыпи и на уровне древнего горизонта
имела размеры 6,5 м по линии запад-восток и 5,5 м по линии север-
юг. На этом уровне яма имела форму неправильного овала. Ее
заполнение - серый мешаный слой.
ПОГРЕБАЛЬНАЯ КОНСТРУКЦИЯ
Погребальное сооружение, прослеженное в кургане Уашхиту,
Реконструируется как надмогильная шатровая конструкция. Стропила
®атра одним концом лежали на выкиде, другим - на системе несущих
22
23
балок, лежащих на опорах. Ямки от опор-столбов прослежены на дне
могилы. На углах конструкция была, вероятно, несколько иной.
Наружные концы стропил здесь лежали не на выкиде, а были
заглублены в него, находясь в специальных гнездах, которые были
хорошо прослежены в наиболее сохранном юго-восточном углу. Концы
стропил в этих гнездах лежали почти горизонтально, чуть-чуть
приподнимаясь вверх. Судя по всему, крыша шатра возвышалась
незначительно над выкидом. Плахи кровли плавно спускались
выкида в могильную яму, в южной части они имели радиальную!
структуру и сходились приблизительно к середине ямы. Северная]
половина ямы, возможно, была перекрыта иначе. Во всяком случаев
плахи, спускающиеся в могильную яму, прослеженные на участках,!
не затронутых грабительской ямой, имеют схождение к другому]
центру - к середине северной половины могилы. У восточной стенюп
этой половины могилы плахи лежали вообще перпендикулярно
длинной оси могильной ямы. В связи с этим можно предполагать, что!
южная ч^сть могилы была перекрыта шатром или полушатром, Я
северная - либо горизонтальным, либо каким-то другим способов
перекрытия.	fl
Могильная яма, вырытая с уровня древней дневной nfl
верхности, имела форму прямоугольника, ориентированного длиннА
осью по линии север-юг с незначительным отклонением. Длина ямы fl
м, ширина 7 м. Дно ямы имеет небольшое понижение к северу ( fl
5,71 м от 5,99 м от ЦР) (таб.2).	I
В придонной части ямы, за исключением участка, на которьЛ
вышли грабители, находились провалившиеся плахи деревянного
перекрытия. На дне вычищены ямки столбовой несущей конструкции!
имевшие округлую форму, глубиной 1-1,5 м и диаметром около 30 см!
Вдоль южной стенки находились три ямки (ямы 1,2,3), одна - у еЯ
середины, две - в углах. У западной и восточной стен могильной ямы
практически вплотную к ним, располагалось еще по две ямки (	4,
5, 6, 7). Приблизительно на середине длинной оси ямы ( на расстоянии
5 м от южной стенки и 4 м от северной) была еще одна столбовая ямка
(яма 17), в двух метрах к востоку от нее - ямка 18.
Ограбленная площадка, непосредственно на которой изначально
находился погребенный, представляла собой огороженный плетнем или
деревянной оградой прямоугольник с длинной осью по линии север-юг
размером 4,8 х 3,2 м. На дне, по его периметру, расчищены остатки
нижних деревянных плах; по углам прямоугольника - небольшие ямки
от жердей каркаса. Внутри прямоугольника обнаружена деревянная
плаха, делящая его на две равные части. Еще одна плаха, лежащая по
направлению короткой оси прямоугольника, находилась на расстоянии
80 см от его северного края. Нижние плахи конструкции были
заглублены в землю на 5-8 см. В этих углублениях, а также по всей
площади прямоугольника были обнаружены следы ограбления:
фрагменты золотой фольги (таб.5, 28-36), бронзовые чешуйки от
панциря (таб.5, 45), железный нож. Юго-восточный угол прямоу-
гольника погребальной площадки не был задет грабительской ямой. В
нем находилась бронзовая ситула-котел, в которой лежала железная
вилка (таб.5, 43). Ситула была раздавлена деревянным перекрытием,
части которого лежали прямо на ней. Под сосудом прослежено
горизонтально лежащее дерево, остатки деревянного настила либо
подноса (?). У длинных сторон погребальной площадки обнаружены
столбовые ямки несущей конструкции,  аналогичные описываемым
выше. Они располагались по две у каждой стороны (ямки 8, 9, 10, 11).
Еще одна столбовая ямка была обнаружена на расстоянии 2,8 м к
западу от западной плахи прямоугольника погребальной площадки. У
северной стенки могильной ямы расчищены остатки трех столбов,
24
симметричных тем, которые были найдены у южной, но практически
не заглубленных в дно (ямки 14, 15, 16). Яма 12, находящаяся у
западной стенки грабительской ямы, скорее всего к конструкции
погребального сооружения отношения не имела, ее глубина 27 см, а
диаметр около 50 см. Вероятно, эта ямка в дне была сделана
грабителями.
На расстоянии около двух метров к югу бт Погребальной
площадки, уже за пределами грабительской ямы расчищены две почти
симметричные, ориентированные длинной осью
с севера на юг, длинные и узкие ямы, в сечении приближающиеся к
полукругу. Длина западной ямы 1,6 м, ширина - 0,35 м, глубина .
0,63 м. Длина восточной ямы - 1,4 м, ширина - 0,4 м, глубина 0,66 м. ;
Посередине между этими ямами, находящимися на расстоянии
2,1 м друг от друга, была найдена раздавленная бронзовая ситу ла (19).
В 40 см к юго-западу и юго-востоку от нее лежали две большие
бронзовые бляхи конской упряжи (17 и 18). В 30 см к югу от ситулы
найдены кости барана. Южнее, на расстоянии 1,2 м к югу от уздечных
блях расчищено погребение четверки лошадей (таб.З). Кони лежали у
южной стенки ямы, головой на юг, на животе с подогнутыми ногами,;
головы повернуты к западу. Конь 1 - крайний, восточный. Его кости
частично лежат на костях коня 2. В зубах лошади находились удила
(1), рядом лежали псалии. С двух сторон холки находились крупные
бляхи с "солярными знаками" (2 и За). В средней части спины
лошади, справа на ребрах лежало бронзовое кольцо (4), к северу от
него в 30 см найдена бронзовая ажурная бляха (3). Конь 2,
находящийся к западу от коня 1, лежал вплотную к нему, на животе с
подогнутыми ногами. В зубах лошади находились удила, рядом -
псалии (5). У шейных позвонков этой лошади найдены бронзовые
бляшки (7, 7а, 76) и уздечная пронизь (6). В небольшом промежутке
25
межДУ этим конем и следующим (конем 3), у передней ноги последней:
лежали два кольца с подвижными муфтами (8 и 9). Лошадь 3 также
лежала на животе, повернутой к западу головой. У ее шейных позвон-
ков лежала пронизь (ба) и бляшки (10, 11, 12). Лошадь была
взнуздана уздечным набором (15). Четвертая лошадь лежала плотно
прижатой к третьей, на животе. Во рту лошади находились удила,
рядом - псалии (15а). В районе холки с двух сторон помещались две
большие бляхи (16 и 16а), на ребрах у крупа находилось бронзовое
кольцо (13), еще дальше, в области крупа у задних ног - ажурная
бляха (14).
Ниже мы приведем описание найденных в кургане Уашхиту 1
вещей.
ПРЕДМЕТЫ ИЗ НАСЫПИ
а)	Две бронзовые булавки из тонкой бронзовой проволоки, один
конец раскован и свернут в трубочку; конец другой булавки обломан.
Длина деформированных булавок около 10 см (таб.5, 42).
б)	Бронзовый дву лопастной наконечник стрелы "новочер-
касского" типа. Втулка в нижней части обломана (таб.5, 44).
ПРЕДМЕТЫ КОНСКОГО СНАРЯЖЕНИЯ
1.	Комплекс узды из удил и псалиев. Бронзовые удила с
Двукольчатыми окончаниями внешних колец. Грызла с одной стороны
имеют литое рифление в виде двух рядов круглых в сечении выступов.
Длина звеньев 11 см. Два стержневидных псалия с тремя отверстиями
в виде муфт и небольшим утолщением в верхней части. Нижняя часть
псалиев - плоская и слегка загнута в виде расширяющейся лопасти.
26
Муфты и лопасти псалиев украшены односторонними гравированными
полосами. Высота псалиев 14 см (таб.5, 1,2,4).
2.	Бронзовая литая бляха с массивным плоским щитком. Ли-
цевая сторона щитка украшена орнаментом в виде солярного знака -
"ромба", образованного полуокружностями, вписанными в круг.
Внутри "ромба" повторяется та же композиция. На обороте - петля
полукруглая в сечении. Диаметр бляхи 6,9 см, толщина - 0,5 см
(таб.5, 9).
3.	Бронзовая литая ажурная бляха в виде "мальтийского
креста", вписанного в круг. В центре креста имеется рельефное
изображение солярного знака - "ромба", с оборотной стороны щитка -
массивная круглая в сечении петля. Диаметр щитка 7,3 см. Толщина
щитки - 0,5 см. Диаметр сечения петли 0,9 см (таб.5, 11).
За. Бронзовая бляха аналогичная бляхе 2. Диаметр 6,6 см,
толщина 0,3 см (таб.5, 10).
4.	Бронзовое литое браслетообразное кольцо из плоской
пластины. Диаметр - 6,7 см, ширина пластины 3,2 см (таб.5, 3).
5.	Комплекс узды из удил и псалиев. Бронзовые удила с
двукольчатыми окончаниями. Внешние кольца больше внутренних.
Грызла с одной стороны имеют литое рифление в виде двух рядо!
прямоугольных в сечении выступов. Псалии аналогичны вы-
шеописанным. Длина звеньев удил 10,6 и 11,6 см. Диаметры внешвиЛ
колец - 2,0 и 2,1 см. Высота псалиев 14 см (таб.5, 5,6,8).
6,	6а. Бронзовые цилиндрические литые пронизи, имеющие
бляшки сверху и снизу. В цилиндре - три прямоугольные прорези дл!
ремней. Высота 2,5 см, диаметры бляшек 2,8 и 3 см. ДиаметрЬ
цилиндров 2,2 см (таб.5, 37,38).
7.	Бронзовая плоская бляшка с полукруглой в сечении петле!
на обороте. Диаметр бляшки 3,8 см (таб.5, 18).
27
7а, 76. Бронзовые плоские бляшки со слабозагнутыми краями.
Петля на обороте круглая в сечении. Диаметры бляшек 3,8 см
(таб.5,17,22).
8,	9. Два уздечных кольца с подвижной муфтой, имеющие
сдвоенные бляшки для крепления повода. Диаметры колец около 8,5
см, диаметры бляшек 3,2 и 3,1 см (таб.5,26,27).
10,	11. Бронзовые бляшки аналогичные бляшке 7. Диаметры их
4,1 и 3,7 см (таб.5,23,24).
12.	Бронзовая выпуклая бляшка. На поверхности имеется
отверстие (литейный брак ?). Диаметр бляхи 3,6 см (таб.5,19).
13.	Бронзовое кольцо аналогичное кольцу 4 диаметром 6,7 см,
ширина сечения пластины 3,1 см (таб. 5,7).
14.	Ажурная литая бляха аналогичная бляхе 3. Диаметр 7,1 см,
толщина 0,4 см (таб.5,14).
15.	Удила и псалий. Аналогичны уздечному комплекту 5.
Длина звеньев удил 11,2 и 10,8 см. Диаметры внешних колец 2,1 и
2,0 см. Высота псалия 14,5 см. Второй псалий утрачен (таб.5,21,25).
15а	. Удила и псалии. Полностью аналогичны уздечному
комплекту 5 (таб.5,15,16,20).
16,	16а, 17, 18. Бронзовые массивные бляхи с "солярным
знаком”, однотипные бляхе 2. Диаметр блях 6,6 см, толщина щитков
0,3 см (таб.5,12,13,39,40).
19.	Бронзовая ситула, клепанная из бронзового листа. Сосуд
имеет кольцевой поддон, реповидное тулово, невысокое горло и
отогнутый наружу венчик. Сосуд имеет литые бронзовые ручки с
зооморфными "ушастыми" выступами, крепящимися к тулову. Высота
с°суда - 33 см, диаметр поддона - 13 , максимальный диаметр тулова -
32 см., диаметр устья -28 см.
28
ПРЕДМЕТЫ НА ПОГРЕБАЛЬНОЙ ПЛОЩАДКЕ	1
20.	Раздавленная бронзовая ситула, вероятно, аналогичная
ситуле 19. Не реставрирована. Размеры не восстанавливаются.
21.	Железная трех зубчатая вилка с ложновитой ручкой. Длина
45 см (таб.5, 43).
22.	Бронзовые чешуйки панциря и их фрагменты. Одна сторона
целых прямоугольных пластин закруглена, у другой - имеется два
отверстия для крепления. Размеры целых чешуек 1,5 х 1,1см (таб.5,
45).
23.	Железный фрагментированный нож с горбатой спинкой.
24.	Фрагменты тонкой пластины золотой фольги со
штампованным геометрическим узором (таб.5, 28-36).
АНА	ЛИЗ ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА И ИНВЕНТАРЯ	1
КУРГАНА УАШХИТУ	1
Реконструируя погребальный обряд кургана Уашхиту, мы
предполагаем, что вся погребальная конструкция создавалась
одновременно. После совершения погребения она была засыпана
землей, под тяжестью которой свод шатра рухнул в яму. Об
"одномоментности" этого процесса говорит то обстоятельство, что
деревянные плахи кровли шатра лежали прямо на вещах и костях
лошадей без прослойки земли.	i
Во время сооружения насыпи в ход шло дерево, видимо»!
I
оставшееся от надмогильной конструкции, которое выкладывалось!
также радиально, но не регулярно. Таким образом, в восточной частв|
слоев деревянной крепиды прослежено больше, чем в западной. i
Ограбление кургана произошло, вероятно, вскоре после
29
вершения захоронения. Грабители хорошо знали о том, в какой части
громадной могильной ямы находился покойник, и их ход вышел почти
точно на погребальную площадку, лишь частично повредив западную
стенку могильной ямы.
Огромный интерес представляет надмогильное деревянное
сооружение кургана Уашхиту, которое можно интерпретировать wax
шатер. Шатровые погребальные конструкции получают распростране-
ние в степной и лесостепной зоне Евразии в скифское время, однако,
пни составляют лишь незначительную часть от общего числа погребе-
ний этого времени. Курганы, содержащие шатровые конструкции
встречены в Днепровском лесостепном Правобережье, в Закубанье, на
Среднем Дону, у савроматов Южного Урала и саков Казахстана.
Существуют два различных мнения о причинах, вызвавших к жизни
этот достаточно трудоемкий и дорогостоящий (особенно в степной зоне)
погребальный обряд. По мнению В.А. Ильинской [Ильинская, 1975,с.
51] и В.С.Ольховского [Ольховский, 1978, с.86], радиально располо-
женные бревна складывались для сожжения гробницы. С.А.Скорый в
своей недавней работе обратил внимание на то, что в значительном
числе случаев шатровые конструкции встречаются без следов огня, и
выдвинул гипотезу о том, что эти конструкции, как и деревянные
гробницы имитируют жилище древнего человека. В данном случае это
чум или шатер кочевника-скотовода [Скорий, 1987, с.39 ].
Шатровые конструкции Восточной Европы, большей своей
частью раскопанные до революции, без надежной графической
Фиксации, реконструируются в основном по словесным описаниям
Раскопщиков. Исключение составляет, пожалуй, единственная
Реконструкция шатра, сооруженного в I Разменном кургане у ст.
костромской в Среднем Закубанье [ОАК, 1897, с. 11, рис. 42]. В
Кедермесских курганах, как показали недавние исследования
30
экспедиции Государственного Эрмитажа, шатровые конструкции це
прослеживались [Алексеев, Кузнецова, 1991, с. 22-23].
Однако, даже благодаря имеющимся скудным сведениям о шат-
ровых погребальных сооружениях VII в. до н.э., можно судить об их
разнообразии. Шатры сооружались: 1) над грунтовыми ямами (Черво-
на Могила, Константиновка 15, Уашхиту) [Ковпаненко, 1984, с. 107-
113; Смела, т. I, с. 36]; 2) над погребениями на древнем горизонте
(Квитки, Константиновка 375) [Ковпаненко, Гупало, 1984, с. 39-40;
Смела т. II, с. 30-31]; 3) в насыпи (Константиновка 8) [Смела, т. 1, с.
17]; 4) на кургане эпохи бронзы (ст. Костромская) [ОАК, 1897, с. 11].
Конструктивно сооружение кургана Уашхиту, вероятно, ближе
всего к сожженному шатру из Червоной Могилы, исследованному
Т.Г.Ковпаненко и датированнму ею VI в. до н.э. Там также важной
несущей деталью перекрытия был выкид из ямы, однако, диаметр
выкида был небольшой, такой, что 9-10 метровые бревна на нем
лежащие, образовывали шатер, не имеющий опоры в яме. Кроме того,
под шатром было прослежено горизонтальное деревянное перекрытие
[Ковпаненко, 1984, с. 108-110].
Подавляющее большинство шатровых конструкций
Причерноморья относятся ко времени скифской архаики VII-VI вв. до
н.э. и содержат элементы раннескифского комплекса. Однако имеются
и курганы с комплексами типа Новочеркасского клада. Безусловно,
сюда мы можем отнести курган у с. Квитки с классическими
уздечными наборами типа Новочеркасского клада [Ковпаненко,
Гупало, 1984, с. 44-46, рис. 5; 6 ] и курган Константиновка 375, в
состав которого входят двукольчатые удила с дополнительными
звеньями и трехпетельчатые бронзовые псалии [Смела, Т.П, с. 30-31]*
К этому же периоду относится, по нашему мнению, и известный
курган Жаботин 524, также имевший шатровое перекрытИ6
31
^Бобринский А.А., 1916, с. 2]. О его синхронизации курганам Квитки
0 Уашхиту мы будем говорить ниже. Очевидно, к этому же времени
ложно отнести шатровое перекрытие кургана Константиновка 15, в
комплекс которого входила бронзовая ситула, каменная булава и стре-
лячковидные удила [Смела, т.1, с.36].
Итак, курган Уашхиту I на сегодняшний день является самой
ранней шатровой погребальной конструкцией в Закубанье и вообще на
Северном Кавказе. В связи с этим следует указать на интересное
наблюдение, сделанное С.А.Скорым, рассмотревшим инвентарь наибо-
лее ранних погребений с шатровыми конструкциями Лесостепи. Он
обратил внимание на то, что во всех шатрах VII в. до н.э. имелись
вещи кавказского происхождения: ситула, двукольчатые удила, камен-
ная булава. В связи с этим С.А.Скорый предположил, что шатровая
конструкция, которая в отличие от деревянных гробниц никак не
связана с чернолесской культурой, занесена в Лесостепь кочевниками-
скифами, до этого бывшими на Кавказе [Скорий, 1987, с. 40-46].
Находка на Северном Кавказе кургана с шатровой конструк-
цией, синхронного самым ранним лесостепным, вроде бы должна
подтверждать эту точку зрения, однако, в целом, на наш взгляд, это
есть проявление вторичности комплексов типа Новочеркасского клада
Лесостепи по отношению к Северному Кавказу. Сам же шатер является
инновацией и на Северном Кавказе. Шатровые сооружения,
встреченные в курганах Уашхиту, Квитки, Константиновка 15, 375
относятся к пласту позднейших новочеркасских комплексов, имеющих
жаботинскую" примесь и являющихся .переходными от комплекса
типа Новочеркасского клада к раннескифскому, то есть шатровые
сооружения как и жаботинские элементы: дырчатые псалии,
стремячковидные удила, ромбические наконечники стрел, в
комплексах начинают проявляться одновременно.
32
Остановимся подробнее на инвентаре комплекса Уашхиту. Брон-
зовые удила (находки 1, 5, 15, 15а) новочеркасского типа имеют литое
рифление в виде двух рядов прямоугольных в сечении выступов. На
возможную значимость для хронологии этого орнамента впервые
обратила внимание В.И.Козенкова [Козенкова, 1977, с. 77]. Такое
рифление, по мнению ряда других авторов, встречается на наиболее
поздних двукольчатых удилах, так как затем оно переходит уже не
бронзовые стремячковидные удила раннескифского комплекса [Лож-1
кин, Петренко, 1981, с. 71; Махортых, 1987,с. 164]. Интересны удила,
имеющие два ряда круглых в сечении выступов. Полные аналогии им
нам неизвестны. В Закубанье и в районе Новороссийска встречены
удила, где такие выступы располагались вокруг всего грызла
[Сокровища..., N 110, рис. 15; Ловпаче Н.Г., 1985, с. 43, табл. XIV,2;-
Дмитриев, 1973].	;
Бронзовые однотипные псалии кургана Уашхиту морфологе
чески близкие к псалиям, встречающимся в памятниках переходное
этапа к раннескифскому комплексу (хутор Алексеевский, Жаботия
524, Хаджох), что позволило нам выделить отдельный вариант псалиеж
"Уашхиту-Жаботин" [Эрлих,1991,с.35]. Вероятнее всего эти псалии
возникают в результате синтеза привнесенных с востока трехдырчатыя
псалиев "сиалковского” варианта и местной классическом
новочеркасской формы.	I
Бронзовые кольца с подвижными муфтами достаточно частя
встречаются в комплексах типа Новочеркасского клада. 3
Центральном Предкавказье они встречены в комплексах из х|
Алексеевского, Лермонтовского разъезда, Баксана и других мес!
[Иессен,1954, с.117, 118, 121-123, рис.7, 10, 12.; Батчаев, 1985, таб.б!
таб.З; табл.7, таб. 13]. В Закубанье кольца с подвижными муфтаМЯ
происходят из Кубанского, Псекупского могильников, кургано*
33
Чишхо и Клады 46, с берега Краснодарского водохранилища [Ловпаче,
1985, табл. XIV; Тов,1989, рис 43; Кожухов, Эрлих,1988, с. 164, рис.
4,1]. В Украинской Лесостепи такие изделия происходят из
комплексов Бутенки, Квитки, Олыпаны. В степной части Юга
Восточной Европы они известны в кладах Преображенное и Аксай
[Ковпаненко,1962, с.67, рис.21,2; Ковпаненко, Гупало, 1984, с.46,
рис.6,12; Ковпаненко, 1985, с. 186-187; Дубовская, 1989 ,с.65, рис. 2,
5,6; Мелентьев, 1967, с.38, рис.7,2,5]. Известны также подобные
кольца в кладе Комлод в Венгрии, кольцо с обломанной муфтой
происходит из конского погребения Норшун-тепе в Анатолии [Gallus,
Horvath, 1939,pl.XX; Hauptmann, 1983, abb. 4,9].
Найденные в кургане две бронзовые уздечные цилиндрические
пронизи имеют полные аналогии среди случайных находок на левом
берегу Краснодарского водохранилища и в кладе Комлод, такие же
пронизи, но с бубенцами известны в Квитках [Кожухов, Эрлих, 1988,
с. 164,рис.4,5; Gallus,Horvath, 1939, pl. XX, fig., 6,13; Ковпаненко,
Гупало, 1984, с.46, рис. 6, 1-3]. Трехпрорезные цилиндрические
пронизи продолжают встречаться и в раннескифских комплексах
(Келермес, Нартан, Красное Знамя), однако, у них уже нет
выступающих двухсторонних шляпок, как на пронизях Уашхиту
[Галанина, 1983, с.50, табл.10, рис. 17-18; Петренко, 1983, с.47,
рис.27; Батчаев, 1985, табл. 48, 18].
При конских погребениях в кургане Уашхиту найдено два
бронзовых кольца, плоских в сечении. Кольца без подвесок диаметром
7-10 см, иногда встречаются (обычно в паре) в комплексах
новочеркасского времени. Круглое в сечении бронзовое кольцо найдено
в кУргане 46 урочища Клады (таб.6,15), два плоских бронзовых кольца
с выступами известны в Чишхо. Эти кольца встречены также в
^Утенках, Квитках, Преображенном, Баксане, Герпегеже, одна
34
случайная находка подобного кольца с территории Псекупского
могильника хранится в фондах музея Востока (таб.32,6) [Тов, 1989,
с.45, рис.7; Ковпаненко, 1962, с. ;67; рис. 1, 12, 13; Ковпаненко,
Гупало, 1984, с.49, рис. 9, 44, 45; Дубовская, 1989, с. 65, рис.2, 14,
15; Батчаев, 1985, табл.6, рис. 5; табл. 7, рис. 13]. Г.Т.Ковпаненко
ошибочно считала подобные кольца браслетами, однако находка этих
колец in situ при погребении лошадей не оставляет сомнения в том,
что эти предметы относятся к элементам конской упряжи.
Уздечные бляхи, найденные при погребении коней, относятся к
трем разновидностям.
1.	Мелкие круглые неорнаментированные бляшки, плоские или
слегка выпуклые. Такие же бляшки встречены, например, в кургане
46 урочища "Клады" (таб.6,17-21), одна такая бляшка происходит из
Пшишского клада (таб.7,11).
2.	Большие круглые бляхи с "солярным знаком". Точные
аналогии таким бляшкам нам не известны. Орнамент, украшавший иХ
внешнюю сторону, - самый популярный для вещей предскифскогс
времени и встречается как и на Северном Кавказе, так и в степи 1
лесостепи Юга Восточной Европы. Он же встречается и на некоторьп
вещах раннескфского времени (Келермес, Нартан и др.).
В. А. Ильинская достаточно убедительно доказала, что подобное
изображение является солярным символом [Ильинская, 1965, с.208 ].
3.	Ажурные прорезные бляхи с "мальтийским крестом". Ана-
логичные бляхи происходят из погребения 9 1982 г. Псекупского
могильника [Ловпаче, 1985, с. 43, табл., XIV, 3].
Бронзовые клепаные сосуды-ситулы с литыми зооморфным®
ручками были широко распространены на Центральном и Северном
Кавказе в VIII - VII вв. до н.э. Подробную их сводку впервые сделаЛ
Е.И.Крупнов при публикации Жемталинского клада, где он пришел *
35
дщводу о кавказском, пщрисхождении этих сосудов [Крупнов, 1952,
сс.20-28].
Со времени публикации Жемталинского клада коллекция кле-
панной . бронзовой посуды кавказского производства значительно по-
полнилась. Большую серию таких сосудов дал Тлийскиий могильник
Центрального Кавказа, где, очевидно, находился один из центров
производства бронзовой посуды [Техов, 1981], в Центральном
Предкавказье такие сосуды были найдены в могильниках
раннескифского времени Красное Знамя и Нартан и в гробнице N 3
| могильника Терезе предскифского времени [Петренко, 1983, с.46;
Батчаев, 1985, табл. 48, рис.41; Козенкова, 1989, с. 187, табл. XL,
рис.З]. В Закубанье такие сосуды были найдены в курганах 24
Келермеса и ст. Холмской [Галанина, Алексеев, 1990, с.47;
Кондрашев, 1987]. К четырем ситулам, известным по сводке Е. И.
Крупнова из Лесостепи добавился сосуд, найденный в Квитках
[Ковпаненко, Гупало, 1984, с.49, рис.9, 46].
Железная вилка для мяса, найденная в ситуле, стоявшей в углу
погребальной площадки, редкая находка для памятников
предскифского и раннескифского времени. Единственная известная
нам аналогия такой вилки происходит из комплекса VI в. до н.э.
погребения 58 кургана 12 Уляпского могильника в Закубанье [Отчет
КАЭ ГМИНВ, 1983, рис.9,46].
На погребальной площадке были обнаружены бронзовые че-
шУйки панциря, имеющие два отверстия для пришивания к кожаной
основе. Е.В.Черненко, справедливо считая пластинчатый панцирь
заимствованием из Передней Азии, полагал, что его появление в
Причерноморье датируется началом VI в. [Черненко, 1968, с. 155].
Однако на Северном Кавказе известны бронзовые панцири, найденные
в Комплексах новочеркасского времени. Это панцирь из погребения у
36
Кабан-горы, юго-восточнее Кисловодска, фрагменты панциря из
погребения 4 могильника "Индустрия-1", погребение 16 могильника
Клин-Яр III, одиночная панцирная пластинка, находящаяся ао
вторичном использовании из Пседахского могильника N 2 [Афанасьев
Козенкова, 1981, с.175, рис.9,1; Виноградов, Рунич, Михайлов, 1974
рис.5,21; Дударев , 1991, с.51; Козенкова, 1986, с.152-153]. Все это
говорит о том, что панцирный доспех появляется на Северном Кавказе
уже в конце VIII- начале VII вв. до н.э.
Две бронзовые булавки, найденные в насыпи кургана Уашхиту,
относятся ко времени сооружения кургана, аналогии им мы находим в
могильнике предскифского времени Фарс и в кургане у ст. Холмской
Закубанья [Сокровища...,N 94, рис. III; Кондрашев, 1987].
Наконечник стрелы из насыпи кургана со всей определенностью
следует отнести к новочеркасскому типу, сводку которых привела в
своей работе В.А.Ильинская [Ильинская, 1973, с.25].
Таким образом, вещевой инвентарь кургана Уашхиту находит
аналогии как в предскифских памятниках, относящихся к
комплексам типа Новочеркасского клада, так и в раннескифских
комплексах. Его хронологическую позицию мы определим ниже в
системе подобных памятников.
Расположение и характер упряжи на костях лошадей таков, что
она никак увязывается с уздечкой только оголовья верховых коней, в
свидетельствует о ее более сложной форме, а именно о наличии
колесницы.
В связи с этим становится понятным назначение симметричны^
ямок, расположенных в 1,2 м к северу от задних ног коней упряжки,
как предназначавшихся для колес. Это - узкие ямки, находящиеся нВ
расстоянии 2,1 м друг от друга и ориентированные длинной осью 0°
направлению север-юг. Интересно, что обе ямки имеют продольно®
37
сечение, близкое к полукругу. В заполнении этих ямок отмятая штСЬ
остатки дерева (таб.2,4,5).
Подобные ямки-желобки были встречены в пяти погребениях
могильника середины II тыс. до н.э. на р. Син-Ташта. Здесь благодаря
продольному разрезу этих ямок удалось проследить остатки деревян-
ного обода и спиц колес. Синташтинские колесницы имели колесо
диаметром 90-100 см (будучи вкопанными в дно ям до осей). Колеса, в
которых было по 10 спиц, находились на расстоянии 1,2 м друг от
друга. Это расстояние показывает ширину кузова колесницы. Следов
кузовов и осей повозок в могильнике обнаружено не было [Генинг
В.Ф., 1977, с. 69].
Колесница (или арба) из Уашхиту была больше синташтинских.
Здесь диаметр колес, вероятно, также вкопанных по оси, был 130-135
см, а длина оси 2,1 м.
Мы не исключаем возможности и того, что вместо установки
кузова всей колесницы были врыты в дно могилы только колеса, так
как остатков оси и кузова проследить не удалось.
Вернемся же к самой упряжке. До находки в Уашхиту самой
ранней для скифского времени являлась пароконная упряжка в
колесницу ассирийского типа в кургане 1 у хутора Красное Знамя
[Петренко В.Г., 1980, с. 15-18].
Для более позднего времени (VI-IV вв. до н.э. были известны
четырехколесные погребальные повозки скифов и колесницы из мо-
гильника Сентеш-Векерзуг в Венгрии, где обнаруживаются железные
Детали ободьев колес и ступиц [Бессонова С.С., 1982; Parducz М.,
1952-1955]. Однако до сих пор упряжки, повозки или колесницы не
были встречены в комплексах времени Новочеркасского клада.
Первым высказал предположение о возможности использования
Конных упряжек в новочеркасский период А.И.Мелентьев при
38
публикации Аксайского клада [Мелентыяг А.И., 1967, с.42], R
элементам пароконной упряжки он относил два больших кольца со
сдвоенными подвижными бляшками-пуговицами. В свете находок
комплекса Уашхиту предположение А.И.Мелентьева получило
подкрепление.
Спорадические походы киммерийцев и скифов в Переднюю
Азию в конце VIII - первой половине VII в. до н.э., в которых
участвовало население Северного Кавказа и Предкавказья, чему
имеются и археологические свидетельства, прежде всего заставляет нас
обратиться при реконструкции упряжки к синхронным ассирийским
колесницам, хорошо известным по многочисленным изображениям на
рельефах. Четвертка лошадей чрезвычайно характерна для упряжки
ассирийских колесниц. Она осуществлялась при помощи короткого,
загибающегося вверх дышла, которое проходило между коренниками,
и тонкого и легкого изогнутого ярма. Пристяжные же лошади
пристегивались специальными ремнями типа постромков, проходя-
щими с внешних сторон упряжки к передней части кузова повозкя|
[Barnett R., Forman W., n.a., pl. 59, 90, 96].	I
Возможно, приблизительно такой же способ мог использоваться
и в упряжке кургана Уашхиту. Здесь интересен следующий моменв
Только пристяжные лошади имеют большие бронзовые бляхи 
солярным знаком, которые не связаны с уздечкой оголовья, и боль]
шие, плоские в сечении кольца. По паре больших блях расположено 
начала шейных позвонков, они могли находиться на пересечений
грудного ремня с холочным. На них, а также на широких и плоских в
сечении кольцах обнаружены патинированные остатки широких
ремней шириной в 2,5 см. Через малые бляхи оголовья уздечеИ
коренников проходили узкие ремни шириной 1,5-1,8 см. Постромки]
возможно, крепились к повозке при помощи больших колец Ч
39
украшались ажурными бляхами. Эти предметы были найдены в
области крупов пристяжных коней. Коренники были припряжены к
ярму или дышлу при помощи цилиндрических пронизей, которые
заходились между ними, т.е. в том месте, где должно было распола-
гаться дышло. Там же на уровне передних лопаток находились
круглые в сечении кольца с подвижными муфтами. По поводу этих
деталей узды А.И.Мелентьев высказал предположение, что они служи-
ли для крепления упряжи с ярмом [Мелентьев А.И., 1962, с. 42].
Это предположение верно при условии запряжки при помощи
одного ярма. Если промежуток между коренниками в упряжке колес-
ницы из Уашхиту свидетельствует, скорее всего, о том, что она имела
одно несохранившееся дышло, то данных о том, употреблялось ли в
этой запряжке одно ярмо или несколько хомутов, у нас нет. В. Нагель,
исследовав по рельефам синхронные колесницы новоассирийского
царства, для упряжек с четверкой лошадей предложил два основных
типа. Тип В-2 характеризуется двумя кольцами на коротком ярме, в
которое впряжены только коренники. Пристяжные же лошади, судя
по его схеме, крепятся к упряжке при помощи ременных хомутов,
ремней постромков здесь нет и фактически пристяжные лошади тянут
повозку ртом, при помощи повода, что немыслимо [Nagel W.,1966, s.
93-94, Abb. 71, 72].
Более правдоподобен тип запряжки четверки при помощи од-
ного ярма с внешними ремнями типа постромков С2 и СЗ, однако,
здесь не указаны кольца, при помощи которых упряжь коренников
«Репились к дышлу [Ibid, S. 95, Abb. 74, 75].
В упряжке из кургана Уашхиту возможен способ запряжки”,
комбинирующий два типа, предложенных Нагелем, то есть прип-
Ряжение коренников к ярму при помощи колец, и тяга, осущест-
вляемая пристяжными лошадьми при помощи внешних ремней.
40
41
На чернофигурных и краснофигурных греческих вазах изоб-
ражались колесницы с одним дышлом, к которому крепилось одно
ярмо. Подобным образом была устроена и известная колесница из
Египта [Dictonair de antiquites, р. 1634, 1638, 1639, fig. 2198, 2210,
2211, 2215, 2216].
У золотой модельки колесницы ахеменидского времени из
Амударьинского клада имеется одно прямое ярмо, к которому
припряжены все лошади при помощи грудных ремней. Ярмо соединено
с парой оглобель, внутри которых находились две коренные лошади
[Dalton 1964, р. 4]. Скорее всего, точно такая же система упряжки
была и у модельки колесницы лорда Литтона, также происходящей из
этого клада [Ibid, р. XX, 7, f. 21].
Древнеиранские колесницы, возможно, имели и запряжку с
одним дышлом. По крайней мере из Авесты происходит следующее
описание колесницы солнечного бога Митры:
Четыре жеребца ведут ту колесницу.	I
Все одинаковой белой масти,	
Передние копыта их	Л
кованы золотом.
Задние - серебром;
Все прикреплены к одному дышлу.	
Все ходят* под одним ярмом,	В
И поперечные перекладины ярма
Прикреплены крючками из металла	’
Чудесной работы...
(Михр-яшт, пер. И. С. Брагинского) [Литература ДревнеК
Востока, с. 38-39].
В Древнем Риме колесница с квадригой запрягались при поМ0,
щи четырех ярм-хомутов и хомуты коренных лошадей крепились ’
окончанию дышла при помощи металлических колец [Jancovich, п.а.].
Итак, на наш взгляд, кольца с подвижными муфтами, которые
по всей видимости, являлись наиболее существенными метал-
лическими деталями в упряжи колесниц новочеркасского времени,
могли выполнять следующие функции. В случае запряжки колесницы
с одним ярмом, который наиболее вероятен, эти кольца, укрепленные
яа ярме, служили для припряжения упряжки коренных лошадей к
ярму, что и предполагал А.Н.Мелентьев. Однако нельзя исключать и
возможность при помощи этих колец крепления хомутов или грудных
ремней хомутов к дышлу. Этот способ, известный еще в Древнем Риме,
употреблялся и в недавнее время. Он предполагает использование в
I запряжке нескольких хомутов [Цюрн Ф.А.,1884, с. 60].
Тем не менее, каким бы ни было функциональное назначение
колец с подвижными привесками, упряжь кургана Уашхиту доку-
ментально доказала применение пары этих предметов в запряжке
колесницы. Этим и объясняется нахождение этих деталей в
комплексах всегда в паре.
После раскопок кургана Уашхиту стала возможной интерпре-
тация еще одного комплекса, также исследованного Кавказской
археологической экспедицией Музея Востока, как ограбленного
основного подкурганного погребения с колесницей.
Это курган 46, раскопанный в 1983 году в урочище "Клады"
возле станицы Новосвободной Майкопского района Адыгеи. Этот
небольшой курган высотой 58 см и диаметром около 20 м. содержал
полуразрушенную каменную оградку прямоугольной формы,
ограничивавшую погребальную площадку, находившуюся на уровне
Древнего горизонта. Она была ориентирована длинной осью по линии
СевеР°-запад-юго-восток и имела размеры 9,25x4,5 м (таб.4).
В северп-.чя падкой части площадки были обнаружены
42
43
фрагменты трех черпаков, кости животных и лошадей, бронзовая
крестовидная бляшка (таб.6,14). В южной части площадки
обнаружены кости и черепа четырех коней, лежащих рядом,
параллельно друг другу у южной стенки оградки. При конских^
черепах найдена упряжь, пригодная для ко лесничьей упряжки. Она.
состояла из четырех комплектов бронзовых удил и парных псалиев,
пяти бляшек, двух колец с дополнительными привесками, круглого в
сечении уздечного кольца и бронзовой бляшки-лунницы.	i
Двукольчатые бронзовые удила, найденные в этом комплексеj
однотипны. Внешние их кольца больше внутренних. На их грызлах
имеется литое одностороннее рифление, у трех пар оно в виде четырех
рядов прямоугольных выступов, а у одной в виде двух рядов. Длив
удил 19-20,5 см (таб.6,1,2,7,8).	я
Четыре пары псалиев, найденные при этих удилах, также
однотипны и представляют собой классические трехпетельчатые
стержневидные образцы типа Новочеркасского клада. В верхней части
они имеют плоские шляпки, нижняя часть уплощена и загнута в вил
лопасти. Псалии такого типа получают самое широко
распространение на Юге Восточной Европы в предскифское врем!
Длина псалиев 14-14,5 см (таб.6,3-6,9-12).
Пара одинаковых бронзовых колец, найденная в описываемо
погребении, имеет привески в виде небольшого стерженька, к кра
которого крепится плоская бляшка. Диаметр колец 9 см (таб.6,16,23
Подобное этим кольцо происходит из разрушенного погребения 1930
Кубанского могильника [Иессен А.А., 1954, с. 121, рис. 10]. Бронзов!
круглое в сечении кольцо без привески имеет диаметр 8,1
см.(таб.6,15).
Сильно изогнутая бронзовая лунница имеет на внешней сторов
щитка орнамент в виде пяти окружностей. Размеры лунницы 4x3 
(таб.6,13).
Имевшиеся в этом комплексе бронзовые бляшки с плоским
неорнаментированным щитком однотипны бляшкам из Уашхиту и
представлены двумя размерными вариантами. Пара бляшек имеет
диаметр 6 см, а три остальных 4 см (таб.6, 17-21).
Набор, относящийся к упряжи колесницы, также недавно об-
наруженный в Закубанье вместе с костями лошадей, опубликован
майкопским краеведом Асланом Товом. Вещи происходят из урочища
Чишхо на левом берегу Краснодарского водохранилища. Как
указывает автор публикации этого комплекса, он обнаружен "у юго-
западного подножия до основания размытого кургана" [Тов, 1987,
с.36]. Так что, вероятно, что это был комплекс из размытого водой
основного погребения с колесницей. В этот набор входили четыре
комплекта удил: два из них являются модификацией типа Ен лжи,
одни - двукольчатые и одни - стремячковидные. Два последних ком-
плекта удил обнаружены в сочетании с трехпетельчатыми псалиями
Новочеркасского типа. В этом же наборе имелись два кольца с
подвижными муфтами, со сдвоенными бляшками, два плоских
браслетообразных кольца с выступами для крепления ремня и две
ажурные бляхи (таб. 7,14-25).
Кроме вышеперечисленных памятников, имеется информация о
находке в 1992 г. комплекса колесничной упряжи из частично
Разрущенного кургана под Хаджохом (Адыгея). Об этом любезно
сообщили майкопские археологи Н.Г.Ловпаче и А.А.Сайонов. Весной
1993 г. я был со своими адыгейскими коллегами на этом кургане,
Кот°рый находится в 3 км. к востоку от Хаджоха (пос. Каменно-
м°сткий). Курган входил в состав могильника, состоящего из двух
Насыпей, находящихся в лесу. Осматривая траншею, оставленную
Раб°тниками леспромхоза, мы убедились, что насыпь кургана
45
земляная. На уровне древнего горизонта имелись следы каменной
оградки, внутри которой по сообщению разрушителей кургана и бьщ
найден комплекс. На месте находки нами были обнаружены фрагмент
ты чернолощеной керамики предскифского времени. Курган должен
доисследоваться майкопскими археологами, но пользуясь их
любезным разрешением, я назову вещи, входящие в состав комплекса,
переданного рабочими леспромхоза. Это два кольца с подвесками в
виде пластины с двумя бляшками, аналогичные известным i
Аксайском кладе. Комплект стремячковидных удил с дополнительных
отверстием {азиатского облика) с грызлами, имеющими многорядшм
рифление, и две бронзовые фрагментированные, пронизи дл1
перекрестных ремней с зооморфной бляшкой в виде свастики, луч>
которой оформлены головками пантер, в центре бляшек имеете!
"солярный значек".
Итак, по крайней мере в одном только Закубанье имеете!
четыре основных подкурганных погребения воинов-колесничш
времени новочеркасского клада.
Еще один неполный комплект упряжи, предназначавшийся дл1
запряжки колесницы, был обнаружен в 1988 году Теучежским ol
рядом Кавказской экспедиции Музея Востока под руководство!
Л.М.Носковой. Он был найден недалеко от урочища Чишхо в уста
реки Пшиш, на месте размываемого одноименного могильника, ГД
уже встречались элементы упряжи колесниц. В этот набор входил
три пары двукольчатых удил, два кольца с муфтами, имеющим
сдвоенную бляшку, четыре псалия и два петлевидных стержня, :
концам которых крепились две бляхи-
Удила этого набора - двукольчатые с большими внешним
кольцами. Одна пара имеет одностороннее рифление на грызлах в виД
трех рядов круглых в сечении выступов (таб.7,13). Другие удиЛ
^еют аналогичные строгие выступы, располагающиеся по всей
окрУжности мундштуков, и дополнительно звено для повода (таб. 7,12).
Третья пара удил имеет на грызлах одностороннее рифление в виде
прямоугольных рубчиков и два дополнительных поводных звена
(таб.7,7). Псалии этого набора однотипны - это классические новочер-
касские псалии с плоской шляпкой и загнутой уплощенной лопастью в
нижней части (таб. 7,1-4). Кольца с подвижными муфтами этого набора
не одинаковы. Одно большое имеет диаметр кольца 10,2 см и реб-
ристую муфту (таб. 7,6), другое - диаметр кольца 6,8 см и плоскую
муфту (таб.7,5).
В этом же комплексе находилась пара двойных бляшек, кре-
пящихся к стержневидной петле (таб. 7, 9-10). Подобные изделия из-
вестны в Аксайском кладе (здесь бляшки украшены солярными
знаками), в разрушенном погребении 1930 г. Кубанского могильника,
в неполном комплекте упряжи колесницы, обнаруженном у г. Баксан
[Мелентьев А.И., 1967, рис. 7, 7, 11; Иессен А.А., 1954, с. 121, рис.
10, 7; Батчаев В.М., 1985, табл. 6, рис. 2].
Итак, после открытия в кургане Уашхиту упряжки колесницы,
можно бесспорно выделить среди комплексов типа Новочеркасского
клада комплексы, которые содержат предметы-индикаторы упряжи
колесниц.
Прежде всего, - это кольца с подвижными привесками, име-
ющими приспособление для крепления ремня. Эти предметы
А.А.Иессеном и А.И.Тереножкиным были отнесены к конской сбруе,
ЗДНако, их функциональное назначение этими исследователями
определено не было. А.И.Тереножкин называл эти детали "кольца от
УДИд t "кольцо для повода" [Тереножкин, 1976, с. 26, 127, 150].
Местом, где чаще встречаются эти изделия, является Северный
Кавказ. В одном только Закубанье кольца-с подвижными привесками
46
пять раз найдены в комплексах и пять раз вне комплексов. Трижд,
они встречены в Лесостепной Украине и трижды в Степно;
Причерноморье.
Среди этой категории вещей можно выделить три типа:
1) Кольца с одной бляшкой, крепящейся к подвижном
стержню ("Клады" к.46, Кубанский могильник, погребение 3(
(таб.8,3,14,19). К этому же типу можно отнести и недавно найденно
кольцо из Казазаво [Анфимов И.Н., 1989, с. 33, таб. 3, 3] и случайну]
находку из могильника Клин-Яр III [Дударев, 1991, табл.20,рис.4].
2) Кольца с двумя бляшками, расположенными на плоско
подвижной пластине (Аксайский клад, Пшиш, случайная находкг
(таб.8,1,2), Хаджохский курган. Аналогичные экземпляры известны
кладе
12].
Комлод в Венгрии [Hallus S., Horvath Т., 1939, f. XX, fig. 17,
3) Кольца со сдвоенными бляшками, крепящимися к подвиж
муфтам. Этот наиболее распространенный тип встречен 1
ным
Бутенках и Квитках в Лесостепи, в Преображенном - в степи, а такж(
на Северном Кавказе (Уашхиту, Чишхо, Псекупский могильник,
Пшишский клад, Лермонтовский разъезд, х. Алексеевский, г. Баксан,
с. Алтуд) (таб.8,5-18). Кольцо, с обломанной муфтой найдено I
конском погребении Норшун-Тепе в Анатолии (таб.24, 10).
Трудно сказать, как шла эволюция этих деталей колесниц
Однако кольца с подвижными ребристыми муфтами со сдвоенным!
бляшками, вероятно, завершают эту эволюцию, так как встречаются
комплексах, уже имеющих архаические скифские элементы - КвитК
и Уашхиту. Хотя возможно, что все они одновременны.
К деталям-индикаторам упряжи колесниц следует относить *
бронзовые кольца без привесок диаметром 6-9 см, которые !
ненарушенных комплексах встречаются в паре и, судя по &
47
расположению в упряжке Уашхиту на крупах пристяжных лошадей,
скорее всего, связаны с ремнями постромкой. При публикации
комплексов из Бутенок и Квиток подобные кольца принимались за
браслеты. О.Р.Дубовская, публикуя такие же кольца из клада у
с.Преображенное и приняв во внимание аналогичные изделия из
Кабардино-Балкарии, отнесла их со ссылкой на В.И.Козенкову к
конскому снаряжению [Дубовская , 1989, с. 66].
Известно несколько разновидностей этих деталей упряжи
колесниц.
1)	Круглые в сечении кольца ("Клады" к.46, Аксайский клад)
(таб. 9,1,2).
2)	Кольца плоские в сечении (Уашхиту, устье р. Псекупс,
случайная находка (таб.9,8; 32,6).
3)	Полуовальные в сечении (Бутенки, Квитки, клад из
с.Преображенное) (таб.9,3,9,10).
4)	Треугольные в сечении - Кубанский могильник, разрушенное
погребение 1930 г. (таб.9,4).
5)	Плоские в сечении кольца с дополнительным
приспособлением для крепления ремней (Чишхо, Баксан, Герпегеж). В
Чишхо это Т-образный выступ, в Герпегеже и Баксане - это выступ,
имеющий сверху круглую плоскую бляшку (таб.9,5,6,7).
Еще ряд деталей, которые жестко коррелируются в комплексах
с кольцами, имеющими дополнительные привески, - это пластины или
сКобы с двумя бляшками. Их мы также можем отнести в разряд
изделий - элементов колесничного набора. Такие пластины происходят
Иа Погребения 1930 г. Кубанского могильника, из клада в могильнике
Пцщщ, из разрушенного погребения у г. Баксан, из Аксайского клада,
®3 Разрущенных конских погребений могильника Клин-Яр III. Все эти
^Р^ДМеты однотипны и в целых комплексах встречаются в паре
48
49
(таб. 9,17-20).
Деталями упряжки колесницы новочеркасского времещ
являются и пронизи-распределители ремней, имеющие по три прорези
Вероятно, такие пронизи характерны для наиболее поздних ново
черкасских упряжек, так как встречаются уже с упряжью архаичес
ких скифских колесниц [Петренко, 1984, с. 47]. Например, с колес
ницей из кургана 1 у х.Красное Знамя [Она же, 1983, с. 47, рис. 27].
Полные аналогии пронизям из кургана Уашхиту найдены вн
комплекса в могильнике Пшиш (таб.9,11-12) и в кладе Комлод 1
Венгрии [Galluas , Horvath , pl. XX, fig. 6, 13]. Пронизи из Квиток п<
форме близки к уашхитовским, но имеют дополнение в вид
прорезных бубенцов (таб.9, 14-16).
Благодаря деталям-индикаторам колесниц, которые выявились в
результате исследования упряжки Уашхиту и которые оказываются
лишними в верховой упряжке, мы можем выделить погребений
колесничих, а также клады упряжек колесниц среди комплексов
Новочеркасского времени. Как выясняется, они составляют значи-
тельный процент среди этих комплексов, в большинстве своем тяготея
к Закубанью и Центральному Предкавказью (карта 2.). Погребения
колесничих являются основными в погребениях, однако есть они и Э
грунтовых могильниках (Псекупский и могильник Клин-Яр III). В
Лесостепи к основным подкурганным погребениям воинов-колесничих
безусловно можно отнести курганы Квитки и Ольшаны. Интересна
следующая деталь, которая не прошла мимо исследовательницы
комплексов типа Новочеркасского клада О.Р.Дубовской. Комплекс!!
конской узды, встреченные в виде кладов, располагаются в южном
секторе насыпи [Дубовская, 1989, с. 68]. Упряжки колесниЛ
встреченные в погребениях (Уашхиту и "Клады" к.46), также тяготеют
к южному сектору и находятся к югу от места, где находился
догребенный. В юго-западной зоне кургана найден * комплекс Чишхо
[Тов, 1989, с. 36]. Обращает на себя внимание и устойчивое количество
бронзовых предметов там, где упряжь встречена в виде кладов. Как
правило, это четыре пары удил и псалиев (лить в кладе на р. Пт игр
йХ три и две в Аксайском кладе), пара колец с подвижникт
привесками, пара браслетообразных колец и т.д. В связи с этим
упомянем точку зрения С.А.Скорого, который такие комплексы
новочеркасского времени в степи с упряжью колесниц как Аксай,
Преображенное, Каменка Днепровская считал не кладами, а впускны-
ми комплексами, связанными с безынвентарными погребениями в
курганах [Скорий, 1991, сс. 19-20].
С.С.Бессонова отмечала, что в степной Скифии повозки и их
элементы были обнаружены в наиболее богатых погребениях. По ее
мнению, повозка является "социальным символом, символом принад-
лежности умершего к сословью скифской знати” [Бессонова, 1982, с.
110].
Ж.Дюмезиль развил гипотезу о традиционном трехсословном,
делении общества индоевропейцев на жрецов, воинов и непосредствен-
ных производителей (земледельцев и скотоводов) [Dumesil G., 1968].
Трехсословным в соответствии с индоевропейской традицией
выглядит и скифское общество в работах Э.А.Грантовского и Д.С.Ра-
евского [Грантовский Э.А., 1960, с. 15; Раевский Д.С., 1977, с. 145].
Особенно четко проявились у индоевропейцев три сословия-касты: - это
индийские варны и древнеиранские пиштра. М.М.Дьяконов, опираясь
на труд Э.Бенвениста, выделял в обществе древних иранцев три
сословия: колесничие, из которых происходил царь, жрецы и
крестьяне [Дьяконов , 1961, с. 61].
Все яьгптеи я паженное дает возможность предполагать, что
а°сителями комплексов упряжи колесниц, вероятнее всего, было
51
50
сословие ираноязычной кочевой аристократии, сословие, сопоставимо^
с "колесничими" Авесты.
Проявляющаяся в комплексах типа Новочеркасского клада, >
возникшая, вероятнее всего, в Закубанье (о чем свидетельствует
подавляющее большинство находок) на основе местных форм уздечки,
упряжь колесницы тем не менее вряд ли появляется здесь без инно-
культурного влияния. Следует заметить, что и насущной необходи-
мости в появлении колесниц, неуклюжих, крайне неудобных в
условиях предгорий Северного Кавказа, следя за развитием здесь
военного дела, мы не наблюдаем. Тем не менее они появляются и
появляются в том хронологическом пласте древностей, которые имеют!
свидетельства о военных контактах с Закавказьем и Передней Азией,;
и о которых мы будем писать ниже. Объяснением же этому истори-'
ческому феномену может быть, на наш взгляд, одно. Это знакомство с
войском урартийцев или ассирийцев, возглавляемым колесничими-1
военноначальниками и попытка воспроизвести колесничные упряжкп
в местных условиях. Колесница, безусловно, была скорее предметами
престижа, чем боевым средством. Появление колесницы в ЗакубанЗ^В
одновременно с такой инновацией как появление основного подкургагИ
ного погребения, скорее всего можно рассматривать как следствие
процесса социальной дифференциации общества, подстегнутого похся
дами через Кавказский хребет.	
Как мы знаем, эта же традиция сохраняется и в раннескифскйИ
время, хотя несколько изменяется упряжь колесницы. Подтве^Н
ждением тому являются находки колесниц в I и 6 КраснознаменскиИ
курганах.	W
Глава 2.
НОВОЧЕРКАССКАЯ "ТРИАДА". ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА И
ХРОНОЛОГИИ
Мы попробуем рассмотреть по составляющим элементы
комттпекса. который непосредственно предшествует в Восточной Европе
раннескифскому - комплекса типа Новочеркасского клада 1939 г. Он
был впервые выделен в статье 1953 г. А.А-Иессеном и с тех пор
остается в центре внимания исследователей- Интерес к нему возрос
особенно в последнее время, когда был сделан ряд открытий как в
Степной и Лесостепной Украине, так и на Северном Кавказе. Целый
ряд авторов сейчас волнуют проблемы как хронологии этих
комплексов [Клочко, Мурзин,1991; МахортЫхДЭ87; он же, 1992], так
и культурно-этнической интерпретадии их [Дубовская,1986;
Шарафутдинова, Дубовская, 1987; Скорый, 1990; он же, 1991].
Судя по появившимся в последнее время публикациям,
посвященным комплексам или "культуре типа Новочеркасского
клада, авторы понимают их двояко. Широкое толкование этих
комплексов включает все памятники, где обнаружены элементы
уздечки типа Новочеркасского клада: двукольчатые удила, трехпетель-
чатые псалии ("классического" облика, встреченные в кладе, либо их
прототипы), новочеркасские наконечники стрел либо вещи, которые
'КестИо коррелируются с этими вещами. Такое понимание этих
Комплексов прослеживается в работах С-А-Скорого, С.В.Махортых,
В-И.Клочко и В.Ю.Мурзина, которые , в эту группу включают
памятники не только Степи и Лесостепи, но и Северного Кавказа.
О,в-Дубовская понимает комплексы типа Новочеркасского клада узко,
®АЯ вслед за А.И.Тереножкиным, включая в них только памятники
достели и Степи, и не рассматривая северокавказские комплексы,
чг
хотя она и отмечает теснейшую связь этих памятников с регионом
Северного Кавказа. Двойственное понимание этих памятников ведет 
к различным выводам о хронологии новочеркасского пласта и ем
интерпретации. В нашем понимании комплекс типа Новочеркасского
клада следует рассматривать как встречу элементов всаднического
снаряжения кавказского происхождения в Степи и Лесостепи. Ибо
прототипы тех элементов, составляющих эпонимный комплекс .
Новочеркасский клад 1939 г. мы находим на Северном Кавказе, в
регионах бытования меотской культуры (древнемеотского периода) и
западного варианта кобанской. Новочеркасский комплекс маркируют
следующие элементы - это двукольчатые удила с рифлением в виде
квадратиков, псалии с плоской шляпкой и загнутой лопастью, в
нашем понимании относящийся к "классическому", наиболее
устойчивому варианту, новочеркасские наконечники стрел и те
предметы, которые встречаются наиболее часто в Степи и Лесостепи с
ними: предметы, сделанные в геометрическом "киммерийском" стиле,
наконечники копий кавказского происхождения и другие вещи, с ни-
ми коррелирующиеся. Однако главные элементы комплекса, основа
"новочеркасской" триады, все же узда. С ее рассмотрения мы я
начнем.
УЗДЕЧНЫЕ НАБОРЫ И ИХ ХРОНОЛОГИЯ	1
В процессе подготовки диссертации, посвященной вооружению *
конскому снаряжению Закубанья скифского времени, автору эти*
строк, рассматривая генезис раннескифской узды, пришли*
достаточное место уделить материалам предскифского времен*
Закубанья [Эрлих, 1992, с. 128-144]. Основные выводы этой рабо^
нашли свое отражение в статье 1991 г [Эрлих, 1991]. Ниже
53
приведем описание и результаты этого исследования. а также выводы
йсследования С.Б.Вальчака, изложенные в подготавливаемой к печати
наглей совместной статье, который проделал аналогичную работу,
нспользуя все ныне доступные комплексы Восточной Европы.
Впервые подробно проблемой модификации и хронологии
бронзовых уздечных наборов предскифского и раннескифского времени
Юга Европейской части СССР занялся А.А.Иессен. Он же и предложил
первую типологию удил и псалиев [Иессен, 1953, с. 52-56]. Для удил
он выделял единый классификационный принцип - форму внешних
петель. Эта типология практически не изменилась до настоящего
времени, и ею пользуется до сих пор [Ложкин, Петренко, 1981;
Козенкова, 1982, с.27-30; Махортых,1987, с. 164-165].
Однако с псалиями дело оказалось сложнее, эта категория
намного труднее поддается классификации и дает множество ва-
риантов. Классификацией А.А.Иессена бронзовых предскифских
псалиев так практически никто и не воспользовался. А.И.Тереножкин
выделял два основных типа: трехпетельчатые псалии (он все их
варианты называл новочеркасскими) и псалии с тремя отверстиями,
которые он разделял по трем "эпонимным" памятникам на
черногоровские", ” камышевахские" и "цимбальские", кроме того, он
также ввел в научный оборот и "жаботинский" вариант трехдырчатых
псалиев [Тереножкин 1976, с. 149-150; 1971]. По его мнению, первый
тип псалиев сочетается с двукольчатыми удилами, а второй - со
стремячковидными удилами черногоровского этапа.
Черногоровский и новочеркасский этапы киммерийской куль-
ТУРЫ А.И.Тереножкин смог выделить после открытия Н.В.Анфимовым
^вух Могильников в Закубанье: Николаевского и Кубанского. В своей
кНиге Киммерийцы" Тереножкин подчеркивал, что новочеркасские и
ЧеРНогоровские уздечные наборы ни разу не выступали в виде
54
смешанных комплексов. А.М.Лесков, занимаясь параллельно с
А.И.Тереножкиным этими же проблемами, напротив, настаивал
том, что черногоровские и новочеркасские комплексы сосуществовал®
на каком-то этапе и относил первый к киммерийцам, а второй - |
скифам [Лесков, 1975, сс. 52, 63, 70].	I
Предпринятые недавно в Закубанье исследования грунтовы!
могильников предскифского времени, таких как ПсекупскиЯ
Абинский, Фарс, Кочипэ, а особенно, сейчас исследуемый Пшишски
могильники показывают, что картина представляется более сложно^
Например, здесь встречены все три типа удил только с
трехпетельчатыми псалиями. Петли однокольчатых удил варьируются
от четкого кольца до треугольника.
В результате в Закубанье нами было собрано всего более 30
достоверных закрытых комплексов, в которых бронзовые удила
встречаются с бронзовыми псалиями. Комплексы упряжи колесниц,
встреченные при упряжных лошадях, или в виде кладов, в которых
многократно повторяются одни и те же типы удил и псалиев (2, 3, 4
раза), часто отлитые в одной форме, здесь нами рассматриваются за
один случай.
Однако для подсчета их взаимовстречаемости, необходимо бы
вернуться к проблеме классификации.
Для Юга Восточной Европы, как указывалось выше, по
остается в ходу типология А.А.Иессена, она положена в основу
ранней части нашей классификации. Однако уже давно замечено, ч
существуют два хронологических горизонта для существования
стремячковидных удил (тип III по А.А.Иессену): черногоровский эта!
,л раннескифское время. Сейчас на закубанском материале мы пришли
к убеждению, что между удилами этих горизонтов на Северном
Кавказе нет генетической преемственности. А.И.Тереножкин отмечал
55
qTo "внешних особенностей у бронзовых удил черногоровского типа,
которые позволили бы уверенно отличать их от удил ранней скифской
доры, очень мало. Замечается только, что у этих удил дужка петли
д^явтто переходит в подножку". Он же обратил внимание на то, что
среди раннескифских удил есть удила, сходные с черногоровскими, но
для раннескифского времени более типичны удила, "подножки
которых выделены более или менее крупными выступами,
отсутствующими у доскифских экземпляров", (Тереножкин А.И.,
1976,с. 149-150).
А.М.Лесков, указавший еще в 1975 г. на некоторое отличие
раннескифских удил от черногоровских, однако, считал, что
стремячковидные удила черногоровского времени, "оказавшись,
видимо, более удобными, претерпев небольшие морфологические
изменения, вытесняют из употребления двукольчатые, составляя
важный компонент раннескифской узды” [Лесков , 1975а, с.41].
Эти "выступы”, "отростки" как индикаторы скифского времени
стремячковидных удил отмечали и В.И.Козенкова, и В.Г.Петренко, и
С.В.Махортых. Схему развития стремячковидных удил предложила
В.И.Козенкова, предположив, что морфологическим признаком для
ранней группы стремячковидных удил является выступ в средней
части "подножки" стремячка, а позже, кроме него, появляются
свисающие "отростки" [Козенкова , 1977, с. 78]. С этой схемой не
согласилась В.Г.Петренко, считая, что в раннескифское время
продолжают сосуществовать все виды стремячковидных Удил: с
гладкой подножкой без выступов, с выступом посередине, с выступами
посередине и по краям, с гладким основанием и выделенными
к°Вцами дужек [Ложкин , Петренко ., 1981, с. 70].
Изучение бронзовых удил предскифского и Раннескифского
вРемени из Закубанья показали, что звенья отливались в двусоставной
56
форме (иногда остаются литейные швы по линии разъема формы).!
Заливка же формы производилась через прорезь, у крайней точки]
петли звена. На многих удилах bhq зависимости от типа в этом месте*
сохраняются выступы - не удаленные литники, и этот элемент не
может являться хронологическим признаком.
Поэтому для стремячковидных удил признаком раннескифского
времени являются лишь подчеркнуто выделенная подножка стремячка, \
часто бывающая тоньше дужки, и свисающие концы дужек. К
счастью, на Северном Кавказе все эти признаки имеются у удил,;
происходящих из раннескифских комплексов, что нельзя сказать об
украинской Лесостепи. В связи с этим, на наш взгляд, уже изначально
необходимо внести в типологию удил А.А.Иессена поправку,
заключающуюся в различении в третьем типе двух вариантов:
1) это удила с различными модификациями подтреугольной
формы концов (треугольноконечные удила);
2) "раннескифские” стремячковидные удила, которые
характеризуются особым выделением "подножки стремячка",
свисающими концами "арок” стремечек.
Итак мы пользуемся следующей типологией бронзовых удил:	.
I тип - двукольчатые удила,	1
II тип - однокольчатые удила,	
III тип (вар. 1) - треутольноконечные удила,	Л
III тип (вар. 2) - стремячковидные раннескифские удила,	’
IV тип - удила с жесткоскрепленными псалиями типа "Енджа-
Константиновка 376 (таб. 10).
Кроме этого в Закубанье встречаются удила явно не местного
происхождения такие, как удила из Пшишского могильника с
квадратнами петлями [Кожухов,Эрлих, 1988 с. 164, рис.4,4), удила из
Хаджоха стремячковидные с дополнительным отверстием, из ?
57
могильника Ппшш, любезно показанные нам А-А Сазоновым, с D-
образными петлями и D-образными с дополнительным отверстием,
учитывая явно привозной характер этих удил, мы не включили их в
эту типологию.
Типология псалиев, вариации и модификаций которых гораздо
больше, чем удил, более затруднительна. Для типологизации псалиев
мы руководствовались следующими принципами.
1) Прежде всего необходимо, по-видимому, построение па-
раллельных классификаций для каждого материала: бронза, железо,
кость, дерево. А имеющееся морфологическое сходство отдельных
типов этих классификаций учитывать при датировании. В противном
случае сложно разграничить морфологические и технологические
признаки.
2) Для выделения типов необходимо выделить общий
классификационный принцип - типообразующий признак.
Используя заявленный выше принцип параллельных
классификаций, все бронзовые псалии предскифского и скифского
времени мы делим на три больших отдела: трехпетельчатые,
трехдырчатые и двухдырчатые. Раннюю группу составляют два первых
отдела, в которых мы выделили четыре типа. В отдел трехпетельчатых
псалиев входят два: 1) стержневидные, 2) пластинчатые, а в отдел
треХдырчатых: 3) собственно трехдырчатые и 4) трехмуфтовые
(трехтрубчатые). Кроме того, каждый тип имеет варианты.
В целом для ранней группы бронзовых псалиев Закубанья
цРедлагается следующая классификационная схема (таб. 11):
-U-4SJ?
58
А. Отдел трехпетельчатых псалиев
(деление на типы по форме поперечного сечения)
Тип II - пластинчатые
а) лопастные
.Варианты:
Тип I - стержневидные
а) прямые
б) изогнутые
в) лопастные
г) зооморфные
Б. Отдел трехдырчатых
(делятся на титты по форме оформления отверстий)
Тип III - трехдырчатые	Тип IV - трехмуфтовые
Варианты:	а) " черногоровский	а) цимбальский"
б) "сиалковский" б) "камышевахский" (в
закрытых комплексах
Закубанья не известен)
в) "Уашхиту-Жаботин"
(изогнуто-лопастные)
Для того, чтобы выяснить развитие определенных типов
вариантов удил и псалиев в предскифский период в Закубанье, нам
был отобран 31 надежный комплекс, в котором бронзовые удила был
найдены с бронзовыми псалиями и подсчитана взаимовстречаемос1
отдельных типов удил с отдельными вариантами псалиев.
Удила I типа (двухкольчатые) вместе с псалиями был
обнаружены в 14 комплексах. В восьми случаях эти удила встречены
"классическими" новочеркасскими трехпетельчатыми стержневым
лопастными псалиями типа 1в, дважды эти удила встречены с
стержневидными изогнутыми (тип 16) и пластинчатыми трехпетел!
чатыми псалиями с лопастью типа Па. Однажды встречены с трехп<
59
тельчатыми прямыми (тип 1а) и один раз (курган Уашхиту) с редким
вариантом трехмуфтовых псалиев, которые являются синтезом ново-
черкасских лопастных и цимбальских муфтовых псалиев (тип IV в).
Второй тип однокольчатых удил, встреченный с псалиями в 6
случаях, трижды был найден с трехпетельчатыми пластинчатыми
псалиями, два раза - с трехпетельчатыми прямыми и один раз - с
трехпетельчатыми лопастными. Точно столько же раз с этими типами
псалиев встречены и трехутольноконечные удила типа Ш-1. Плюс один
раз этот тип удил встречен с псалием цимбальского типа в погребении
112 Николаевского могильника.
Стремячковидные "раннескифские" удила в Закубанье с бронзо-
выми псалиями встречены четыре раза: дважды с трехдырчатыми
псалиями "сиалковского" варианта и дважды - с трехпетельчатыми
стержневидными с зооморфными окончаниями (ст. Подгорная, Говер-
довский курган).
В результате подсчета взаимовстречаемости бронзовых удил и
псалиев предскифского и раннескифского времени Закубанья [Эрлих,
1991 , с.42-44,табл. 1-2] мы пришли к следующим выводам.
1) Бронзовые однокольчатые удила встречаются с такими же
псалиями, что и треугольноконечные удила типа Ш-1 одинаковое
количество раз. Единовременность их бытования подтверждает
Находка их в одном комплексе (Фарс, погреб. 9), а также два
экземпляра удил из Центрального Предкавказья, где одно звено имело
однокольчатое окончание, а другое трехугольноконечное: Эчкивашский
Могильник и комплекс из окрестностей Кисловодска [Виноградов,
Дударев, Рунич, 1980, с. 195, рис. 6, 25 и с. 197, рис. 7, 15].
Реже треугольноконечные и однокольчатые удила встреча1°тся с
Псалиями стержневидными лопастными (по одному случаю), которые в
основном найдены с двукольчатыми удилами. Вк одно*1 случае
60
треугольноконечные удила найдены с цимбальским псалием (Нико,
лаевский могильник, п.112).
2) Двукольчатые удила встречаются иногда с такими
вариантами псалиев, которые характерны для однокольчатых g
треугольноконечных удил. Это прямые трехпетельчатые стержне,
видные псалии (тип 1а) и пластинчатые трехпетельчатые лопастные
псалии (тип Па). Два экземпляра удил, встреченные с последний
типом псалиев, имеют ложновитое рифление стержней. Это, по
мнению некоторых авторов, является архаическим признаком, так как
такое рифление в большей степени характерно для однокольчатых и
треугольноконечных удил [см. например, Махортых, 1987, с. 164]. Ав
комплексе, где двукольчатые удила найдены со стержневидными
прямыми псалиями (могильник Кочипэ, п.30 северной части),
непосредственно присутствует уздечный набор с треугольными
удилами [Ловпаче,1991, с.98 ].
Бронзовые двухкольчатые удила вместе с однокольчатыми пока
не встречены, однако такая встреча является вероятной, так как эти
удила встречаются с одним вариантом псалиев. Все это подтверждает
мысль А.М.Лескова о сосуществовании в какой-то период степных
.черногоровских и двукольчатых кавказских удил [Лесков , 1975, с.
51-52] и опровергает тезис А.И.Тереножкина о резкой смене этих двух
периодов.
На основании таблицы взаимовстречаемости мы можем
выделить наиболее ранние и наиболее поздние варианты трехпетель-
чатых псалиев. Ранними вариантами являются 1а и Па. Они встречены
в основном с однокольчатыми и треугольноконечными удилами Я5
наиболее архаичными двухкольчатыми, имеющими ложновито6
рифление. Поздним вариантом является 1в, который только по одноМУ
разу встречается с однокольчатыми и треугольноконечными удилами й
I
61
в подавляющем большинстве (8 случаев) встречен с двухкольчатыми.
Менее распространенный вариант 16 вообще не встречается с одноколь-
чатыми и треугольноконечными удилами, а найден дважды с двух-
кольчатыми, причем один из экземпляров имеет литое рифление в
виде квадратиков, которые большинство исследователей считают
поздним признаком, переходящим на раннескифские удила [Ложкин,
Петренко, 1981, с. 71; Махортых, 1987, с. 164].
Подобная картина подтверждается примерами из других ре-
гионов. Пластинчатый трехпетельчатый псалий из с. Пищальник близ
г. Канева очень напоминает ранние экземпляры могильника Фарс
вплоть до выступов, имитирующих конское "копытце" на лопасти.
А.И.Тереножкин отнес этот псалий к ранним, к "числу псалиев, с
которых начинается новочеркасский ряд” [Тереножкин , 1976, с. 154-
155]. Пластинчатые псалии встречены с наиболее архаичными двух-
кольчатыми удилами, имеющими ложновитое рифление, и в могиль-
нике "Мебельная фабрика" возле Кисловодска в двух комплексах
[Виноградов, Дударев, Рунич , 1980, с. 190, рис. 4, 14, 19; с. 187, рис.
2, 10, Ц]. В то же время двухкольчатые удила, имеющие рифление в
виде "квадратиков", или синхронное им в виде двух рядов круглых в
сечении выступов шипов, в могильниках Пятигорья также встреча-
ются с псалиями типа 16 и 1в [Там же, с. 186, рис. 1, 6, 7; с. 192, рис.
5> 9, Ю, 16, 17].
Малое количество черногоровского, цимбальского и камыше-
вахского вариантов псалиев (в закрытом комплексе цимбальские
псалии встречены в’ Закубанье 1 раз - п.112 Николаевского мо-
ГИльника) говорит, скорее всего, о привозном характере этих находок в
Закубанье, где развивалась традиция петельчатых псалиев.
Относительно позднюю группу составляют псалии, встреченные
с Раннескифскими стремячковидными удилами типа Ш-2, это сиал-
62
ковский" вариант и зооморфные трехпетельчатые - Ir.	I
Для хронологической группировки исследуемых комплексов J
придания большей наглядности нашим выводам был подсчитан ко1
эффициент сходства между уздечными наборами по простейшей
формуле, представляющей собой дробь, в знаменателе которо!
произведение выпавших в каждой сравниваемой паре признаков, а ।
числителе - возведенное в квадрат количество общих признаков это
пары [Федоров-Давыдов, 1987, с. 145-147]. Для подсчета, помимо
таких признаков, как тип удил и вариант псалиев, мы ввели признак .
характер рифления на грызлах. Подсчет сходства между уздечным
наборами и построение графа [Эрлих,1991, рис.З] позволило выделит
три группировки.
В первую группировку вошли наборы с однокольчатымв
треугольноконечными и двхукольчатыми удилами, встреченные с
ранними вариантами трехпетельчатых псалиев 1а и Па. Для удил
характерно ложновитое рифление.
Во вторую хронологическую группу вошли комплексы с
двукольчатыми удилами, имеющими рифление в виде "квадратиков",
и псалии поздних вариантов (16 и 1в).
В третью группу, состоящую из четырех комплексов, слабо
связанную с двумя предыдущими, вошли наборы со
стремячковидными удилами типа (Ш-2)	- "раннескифскими ,
встреченные с трехпетельчатыми псалиями с зооморфным окончанием
и "сиалковским" вариантом.
Теперь о проблеме абсолютной хронологии этих груПВ
комплексов. Первую хронологическую группу мы датировали в 1991
комплексом погребения 35 могильника Фарс (таб. 13), где найдей
птицеголовый скипетр [Эрлих, 1991, с.38 ] . Ближайшей аналогией
ему является скипетр из клада Прюдь, который Т.Кеменцеи счеЛ
63
одним из наиболее древних в числе фрако-киммерийских комплексов
Средней Европы и датировал его концом IX в. до н.э. Основанием для
такой датировки служат бронзовые предметы клада (кедьтьЛ
относящиеся к периоду НВ2 [Keynenczei,1981]. Эту же дату клада
Прюдь поддержали Г.Коссак и Г.И.Смирнова [Kossack, 1980: Kossack,
1986, S.127; Смирнова Г.И., 1985, с. 34]. Как и скипетр из клада
Прюдь, навершие жезла из могильника Фарс имеет архаический
признак - грибовидный обушок, восходящий к трансильванским
топорам [Эрлих, 1990, с. 247-250].
Однако в датировке клада Прюдь существует один момено
который нас смущает. В одной из ранних публикаций этогс
комплекса, сделанной в 1981 г., Тибор Кименцеи приводи:
изображения двух деталей узды в виде бронзовых колец с двум;
привесками в виде стержня с двумя бляхами [ Kemenczei,1981, S.31
Abb.5,5,6] (таб.28,8,9), которые впоследствии в силу каких-то причин
перестает воспроизводить. Эти детали не что иное, как кольца упряж;
колесницы, которую мы рассматривали в предыдущей главе, 1
сопоставимы с со вторым типом колец с привесками. Полная аналоги,
этим деталям имеется в кладе с колесничной упряжью, найденном
1986 г. в насыпи кургана 11 у Каменки Днепровской Запорожско:
области. Кроме того, кольца с привескам второго типа встречены
Венгрии в кладе Комлод [Hallus, Horvath , 1939, f. XX, fig. 17, 12
Возможно, также что к колесничной упряжи относятся и "браслеты
имеющиеся в кладе Прюдь [KeMenczei, 1981, S.31, Abb.5,7,8] (таб.2$
Ю,И). Как мы писали выше, комплексы Колесничной упряжи жест»
КоРрелируются с уздечкой "классического" Новочеркасского клада ил
а°3Днейшим предкелермесским "жаботинским” пластом. Центром <
Распространения, безусловно, следует считать Среднее Закубанье.
сьязи с этим назревает серьезное основание для передатировки кла.
64
Прюдь по позднейшим вещам комплекса, что приведет и к ломке
системы привязки предскифских древностей Юга Восточной Европы,
Строго говоря, и скипетр из этого комплекса выглядит моложе скипет.
ра из могильника Фарс: на конце загнутого клюва здесь уже
моделируется конская головка, он утоньшен и имитирует длинную
конскую морду, есть здесь и уступчик напоминающий переход ц
гриве. Следуя предложенной нами схеме (таб.30), этот скипетр можно
считать более близким к "конноголовым" скипетрам Средней Европы.
Вместе со скипетром в комплексе погребения 35 найдены удил»
типа I с ложновитой обмоткой на грызлах и дополнительным звеном,
которые сочетались с пластинчатыми псалиями типа Па с имитацией
"копытца” на лопасти. Если предполагать, а для этого есть
определенные основания, что однокольчатые удила появились ш
Северном Кавказе раньше двухкольчатых, то дата первой хроно-
логической группы, возможно, может быть заглублена в IX в. до н.э.
Опорной датой для второй хронологической группы является
бронзовый ассирийский шлем Клин-Ярского могильника, который
А.Б.Белинским датирован по рельефам периодами правления Си-
нахериба-Ашурбанипала (конец VIII - первая половина VII в. до н.э.)
[Белинский, 1990, с. 190-195, рис. 3, 1]. Однако мы предполагаем, что
его дата, как и дата второго шлема из Клин-Яра, опубликованного
С.Л.Дударевым [Дударев,1991,табл.17] ограничивается в рамка*
второй половины VIII в. до н.э. Следует заметить, что цельнокованнЫ6
шлемы с наушниками из Клин-яра скорее всего относятся к типу А-^
по Т.Мадхлуму, известного по рельефам Тиглатпаласара III (744-72^
гг. до н.э.) и Саргона II (722/21-705 гг. до н.э.), чем к типам А-3 и А^
с приклепанными наушниками времени Синаххериба и Апппур^
нипала [Madhloom Т., 1970, р. 37, pl. XVIII]. И хотя контур ранЯ®*
- й*
цельных шлемов, приведенных Т.Мадхлумом.. несколько иной,
65
рельефах Тиглатпаласара Ш мы находим шлемы, по форме
идентичные клин-ярским, конические шлемы с цельноковаными
даупхниками [Barnett,Falkner,1962, pl.LTV].
В комплексе вместе со шлемом встречены двукольчатые с
рифлением в виде квадратиков и псалии, стержневидные, изогнутые
типа 16 [Белинский, 1990, с. 193, рис. 3, 5, 6]. Эти псалии, как выявил
подсчет взаимовстречаемости уздечных наборов Восточной Европы,
произведенный С. Б. Вальчаком, типологически предшествуют "класси-
ческим” новочеркасским и являются одним из переходных вариантов.
Верхней границей этой хронологической группы является на-
чало келермесского периода ( по дате I Краснознаменского кургана -
третья четверть VII в. до н.э.). Нижнюю границу этой группы мы с
долей условности считаем серединой - последней четвертью VIII в. до
н.э. Более узкую дату внутри этой хронологической группы, на наш
взгляд, имеют комплексы упряжи колесниц (конец VIII - первая
половина VII в. до н.э.). Они относятся уже к тому пласту
северокавказских древностей и в целом причерноморских, в которых
прослеживаются военные контакты с Передней Азией и Закавказьем.
Подробнее другие материальные свидетельствах этих контактов мы
осветим ниже.
Третья группа уздечек. В нее вошли четыре комплекса с
Удилами типа Ш-2 (стремячковидными с выступами), которые
КоРрелируются с псалиями, не встречающимися ни в первой, ни во
ВтоРой группе (варианты 1г и Шб). Она слабо связана со второй
крупной (только благодаря рифлению в виде квадратиков на некоторых
УДИлах). Однако если бы мы эту группу расширили, включив туда
Комплекс из х. Алексеевского на Ставрополье, где имеется псалий
"Уашхиту-Жаботин", а также пока не опубликованный комплекс
КоДесницы из Хаджоха, эта связь усилилась бы. Различие третьей
66
группы уздечек обусловлено, скорее всего, причинами
хронологическими, а проникновением инокультурных элементов эти^
уздечек (стремячковидных удил и "сиалковских" псалиев), посколк^
хронологический интервал бытования этой группы совпадает са
временем существования верхнего пласта второй группы уздечньа
комплексов. Верхний его рубеж дает комплекс I ГовердовсксЛ
кургана, который по ряду аналогий - бронзовые навершия,
встречаемые здесь, железные удила, следует датировать раннекелер.
месским временем, т.е. третьей четвертью VII в. до н.э. [Шедевры
Древнего искусства Кубани, с. 75, 76, N 1, 2; Нехаев А.А., 1985].
Нижний рубеж этой группы мы определяем по трехдырчатому псалию
"сиалковского" варианта из х. Дукмасова (таб.25,7) и относящегося к
этому варианту псалию из погребения могилы 39 Кубанского
могильника, полные аналогии которому нам не известны.
Псалии "сиалковского" варианта известны в Иране, в погре-
бении 15 могильника Сиалк В, в Закавказье, в Мингечауре и в Малом
Мильском кургане, в Средней Азии: литейная формочка - матрица
такого псалия была найдена на поселении Дальверзин-тепе в Фергане,
и курганном могильнике Сакар-Чага 6 в Левобережном Хорезме
[Ghirshman, 1939, v. II, pl. LVI; Асланов, Ваидов, Ионе, 1959, с. 93-98,
120, табл. XXXIX; Заднепровский, 1908, табл. XX, 3; Иессен , 1965, с.
27, рис. 10; Яблонский, 1991, с. 81, рис. 11,1]. Кроме того, в фондах
Музея Востока хранится фрагментированный псалий этого варианта,
происходящий из района устья р.Псекупс в Закубанье (таб.32,3). К
этому же варианту можно отнести и еще один закубанский псалий из
п.4 могильника Шесхарис, с комплексом которого нас любезно
ознакомил А.В.Дмитриев [Дмитриев, 1973,рис.27]. Второй псалиЛ
этого комплекса можно считать переходным к псалиям "Уашхиту*
Жаботин"(таб. 13).
67
Датировка комплексов, из которых происходят эти псалии
вызвала дискуссию. А.И.Тереножкин на основании комплекса Малого
Мильского кургана и, сопоставляя трехдырчатые псалии с псалиями
в1цделенного им "жаботинского" типа, датировал комплексы, в
которых найдены бронзовые трехдырчатые псалии VII в. до н.э.,
второй его половиной [Тереножкин А.И., 1971, с. 76]. С этой дати-
ровкой не согласилась И.Н.Медведская, которая исключила VII век
применительно к мингечаурскому и сиалковскому комплексам,
датируя погребения 15 Сиалка В серединой VIII в. до н.э. и считая, что
именно в это время в одном комплексе могли встретиться железные
кольчатые удила, бронзовые трехдырчатые псалии и пронизи-обоймы
для перекрестных ремней, которые она сопоставила со среднеевропей-
скими пронизями, датирующимися НВз [Медведская, 1983, р. 64-77].
Не ставя перед собой задачу подробно заниматься датировкой
комплекса 15, попробуем высказать соображения, которые не
позволяют датировать этот комплекс только в рамках VIII в. до н.э.
1)	Трехдырчатые псалии "сиалковского" варианта в наших
1 материалах встречены с бронзовыми раннескифскими удилами типа
i III-2, которые пока не встречаются в комплексах, надежно
датированных VIII в. до н.э. на Северном Кавказе.
2)	Бронзовые кольчатые удила из двух переплетенных прутьев,
которые встречены с трехдырчатыми псалиями в Малом Мильском
кургане и Мингечауре, встречаются в Передней Азии и в VII веке до
н.э. Прекрасным примером тому служит комплекс второго конского
Погребения из Норшун-тепе, хорошо датируемый стратиграфически
первой половиной VII в. до н.э. В нем, кстати, подобные удила
встречены с пронизями-обоймами для перекрестных ремней в виде
Ирифобаранов" келермесского облика [Hauptman , 1985, с. 252-260,
ebb. 2: 4, 5, 6, 8а-8в]. И.Н.Медведская-не коснулась и датировки
69
Малого Мильского кургана, вывести которую за пределы VII в. до н.ц
весьма трудно.	|
3)	Железные кованые однркольчатые удила, найденные 1
погребении 15 Сиалка, требуют специального изучения. На Северно^
Кавказе кованые однокольчатые удила существуют очень коротки!
промежуток времени, который ограничивается третьей четвертью Vu
s. до н.э., хотя в Средней Европе они известны гораздо раньше.
4)	Пронизи типа "сиалковских", в который скобы-обоймицы щ
смыкаются с краями выпуклой бляшки, вероятно, существуют боле»
долгое время. Нам, например, известна находка такой обоймы-пронизи
в I Ульском кургане 1909 г., датировать который можно не раньше V|
в. до н.э. [ГЭ ОИПК, КУ - 1909/36]. Кроме того, такие же пронизи
встречаются в Средней Европе в комплексах НС, например, в кладе
Комлод, где также имеются цилиндрические трехпрорезные пронизи
как и в комплексе упряжи из Уашхиту [Gallus, Horvath, 1939, р1.ХХИ
5)	Наконец, железный трехдырчатый псалий, морфологически
очень близкий "сиалковскому", найден в погребении 27 келермесског!
грунтового могильника, датировка которого VIII в. до н.э. исключен!
[Галанина, 1985, с. 160, рис. 4, 4, 5]. Итак, наиболее вероятное врем!
бытования бронзовых трехдырчатых псалиев "сиалковского" вариант!
- конец VIII - первая половина VII в. до н.э. Это позволяет датироват!
нам третью группу уздечных комплексов в пределах конца VIII I
третьей четверти VII в. до н.э.	|
Все это приводит к мысли, что в Закубанье, как вероятно и н!
всем Северном Кавказе, во время существования позднего пласт!
второй хронологической группы уздечных наборов, котора!
соотносится с комплексами типа новочеркасского клада, появляется
некий инокультурный всаднический компонент, который старается Я1
мешаться с последним. Он характеризуется бронзовыми стреме1!
Ковидными удилами типа Ш-2 и определенными типами псалиев, что
принято считать составляющими раннескифской триады. Удил я этого
.j^na, по всей видимости, родились в азиатской части степного пояса,
предположение об этом высказывали исследователи, занимающиеся
уздечными наборами как Кавказа, так и Западной Сибири [Иессен,
1953, с. 105; Боковенко, 1986, с. 181]. Путь их проникновения на Се-
верный Кавказ мог быть двоякий. Первый - по степному коридору
через степи Причерноморья. Второй - через Переднюю Азию во время
военных кампаний конца VIII - начала VII века до н.э., в которых, по
всей видимости, сталкиваются два потока - европейский и азиатский.
О таком "столкновении" говорят недавно опубликованные анатолий-
ские находки в Норшун-тепе и Имирлере, где встречены предметы,
попавшие туда как из Азии, так и с территории Северного Кавказа
[Hauptman 1985, tab. 56, abb. 1-5].
В IV тип нашей типологии бронзовых удил мы отнесли удила с
цельнолитыми псалиями типа "Енджа-Константиновка". Лопасти
цельнолитых псалиев этих удил, а также грибовидные шляпки
псалиев, говорят о том, что такие удила могли появиться не раньше
псалиев типа 1в, вероятно, под влиянием закавказских цельнолитых
Удил. В своей сводке А.А.Иессен привел удила этого типа ие
"Майкопского района", хранившиеся в Краснодарском музее. Судя пс
его описанию, они имели "литые дополнительные звенья того же типа
Какой мы встречаем в удилах I типа" [Иессен , 1954, с. 92]. К этик
Удилам из Закубанья ныне прибавилось два экземпляра, найденные i
комплексе Чишхо, [Тов, 1989, с. 40-41, рис. 1, 2]. Эти удила имеки
Рифление стержней в виде квадратиков, характерное для поздних дву
Кольчатых удил. Особенно интересен один экземпляр этих удил
Имеющий одно переходное звено между звеньями удил. Вероятно
такое звено было съемным и служило для подгонки комплекта УДО-)
70
под размер пасти лошади. Очевидно, этот тип удил возник во врем^
походов в Переднюю Азию и под влиянием передневосточной традиции
цельнолитых псалиев, но на местной "новочеркасской" основе
существовал непродолжительный период времени, который мц
синхронизируем с поздней группой предскифских комплексов, в коцц^
VIII - первой половине VII в. до н.э. К аналогичному заключению
пришел и С. Б. Вальчак, сделавший сводку удил этого тщц
[Вальчак,1993,с. 23-29].
Итак,исследование взаимовстречаемости удил и псалиев в 31
достоверном уздечном комплекте из Закубанья позволило выявить
ранние и поздние варианты трехпетельчатых псалиев и раннюю g
позднюю хронологические группы комплексов. Аналогичную картину
дал подсчет взаимовстречаемости удил и псалиев во всех известных на
сегодняшний день уздечных комплектах юга Восточной Европы (всега
116 комплектов) (табл. 12), произведенный С.Б.Вальчаком, выводы
которого мы здесь приводим.
Pai’ пою хронологическую группу составили уздечные
комплекты с псалиями нескольких типов, преимущественно встрече»
ные с "треугольноконечными или "однокольчатыми" удилами (таб. 12»
1-7). Позднюю группу составили в основном комплекты с псалиям*
"классического" варианта новочеркасского типа (1в) наглей типологий
встречающиеся практически исключительно с двукольчатыми удилам!
(таб. 12,8). Именно этот тип уздечки, получивший широко*
распространение в Северном Пречерноморье и представленный f
анонимном комплексе - Новочеркасском кладе 1939 г., встречается *
памятниках, содержащих вещи раннескифского облика (Лермонтов'
ский разъезд, Бештау, Квитки и др.). Комплекты с псалиями этого
типа наиболее многочисленны среди уздечных принадлежностей преД'
скифского времени на юге Восточной Европы. Всего в этом региой*
71
удтено 53 достоверных комплекта с псалиями этого типа (табл. 12). На
Северном Кавказе (Закубанье и Кабардино-Пятигорье) найдено 28
комплектов, в лесостепной и степной зонах Восточной Европы ,25
комплектов. Учет случайных и разрозненных находок двукольчатых
удил и псалиев новочеркасского типа свидетельствует о их явном
цреобладании на Северном Кавказе. Лишь в одном случае за-
фиксирована совстречаемость псалиев новочеркасского типа с тре-
угольноконечными удилами, в остальных - с двукольчатыми. Наиболее
популярные виды рельефа стержней удил - двурядно-прямоугольный и
гладкий, менее распространены многорядно-прямоугольные и рельефы
из острых шипов, остальные виды единичны.
На Северном Кавказе имеются и комплекты с псалиями, мор-
фологически непосредственно предшествующими "классическому"
новочеркасскому типу (вариант "Кочипэ 5 - Зандак 38” по эпонимной
классификации Вальчака). Этот вариант в целом представляет собой
довольно пеструю картину, которая отражает процесс становления
типа. Четко отработанный канон здесь еще отсутствует, поэтому
псалии характеризуются различным оформлением петель (сегменто-
видные, усеченно-округлые, кольцевидные), частым отсутствием
завершения - шляпки на коротком конце, либо шляпкообразным
Утолщением на нем. Лопасти этих псалиев имеют различную форму -
°т круглой до вытянутой овальной. На выпуклой стороне лопасти
иногда располагается продольное ребро или грань, а на внешнем ее
крае . овально-ромбическое орнаментальное утолщение (таб. 12,5).
Псалии этого варианта один раз встречены в комплекте с треугольно-
к°аечными удилами, четыре раза с однокольчатыми, пять раз с
^Укольчатыми удилами преимущественно с ранними видами рельефа
^л°Нсновитой, веревочный). Все это позволяет отнести этот вариант к
Р^Ийей хронологической группе, синхронной черногоровскому этапу. В
72
это время на Северном Кавказе доминируют комплекты с трехпетелм
чатыми псалиями нескольких типов. Наиболее многочисленную серия
составляют комплекты с пластинчатыми псалиями типа "Фарс 2-35” I
тип Па нашей типологии ) (таб.12,2). Менее распространены прямы!
стержневидные псалии типа "Фарс 25" (тип 1а) (таб.12,1,3).	|
Стержневидные псалйи с изогнутым верхним концов
представлены типами: "Фарс-14” (тип 16 по Эрлиху) - верхний конед
стержневидный и заостренный (таб.12,4); псалии типа "Ростов
Костантиновка 375" - верхний конец стержневидный завершающийся
шляпкой ( таб.12,3 и 12,7); "Баксан-Филипповская" -верхний конел
стержневидный, завершающийся небольшой лопастью (таб.12,6).
Псалии ранней хронологической группы встречаются в комплекта!
преимущественно с треугольноконечными и однокольчатыми удилами
либо с двукольчатыми с ранними видами рельефа (ложновитощ
веревочный, острые шипы, округлые шипы). В этой же группе
встречаются немногочисленные комплекты с двукольчатыми удилами,
имеющими двурядно-прямоугольный рельеф, который стал господ-
ствующим в комплектах с псалиями классического новочеркасского
типа. Подсчет частоты взаимовстречаемости удил и псалиев показал,
что безусловно ранними являются комплекты с псалиями типа "Фарс
25”, "Фарс 2-35" и первый вариант псалиев типа "Ростов-
Константиновка 375” (таб.12,1-3). Комплекты с псалиями тип*
"Ростов-Константиновка 375” (второй вариант), "Фарс 14", "БаксаЯ-
Филипповская" и варианта "Кочипэ 5-Занда : 38" - являются переход-
ными ко второй хронологической группе (табл. 12). Регионом распре
странения комплектов с ранними и переходными псалиями являете*
Северный Кавказ (44 комплекта и множество случайных находок)
Лишь единичные комплекты и случайные находки элементов уз/Ф
этих типов представлены в лесостепной и степной зонах Восточной
73
Европы (Пищальники, Сергеевка, Ростов, Константиновка 375, Филип-
довская) - всего 5 случаев. Изложенные факты свидетельствуют, что
ддассические новочеркасские псалии появились и развились на
Северном Кавказе на основе многообразия форм трехпетельчатых
псалиев предшествующего времени.
В связи с этим интересно сопоставление схемы развития
петельчатых псалиев (табл. 12),со схемой, предложенной 20 лет назад
А.М.Лесковым в его докторской диссертации, которая, к сожалению,
никогда не была полностью опубликована. Используя известный в то
время материал, происходящий в основном с территории Украины, и
пользуясь эволюционным методом, А.М.Лесков считал "классические"
новочеркасские псалии промежуточным звеном в трансформации
прямых петельчатых стержневидных псалиев ранней хронологической
группы (тип 1а) нашей типологии к раннескифским железным
трехпетельчатым псалиям [Лесков, таблица к диссертации].
НОВОЧЕРКАССКИЕ НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ
Вторым элементом, входящим в Новочеркасский клад и
маркирующим комплексы этого типа, - являются бронзовые
Длинновтульчатые "новочеркасские" наконечники стрел.
Подробную сводку этих наконечников дала В.А. Ильинская в
статье, посвященной жаботинским и новочеркасским наконечникам
стрел. В ней перечислены 7 комплексов Лесостепи и Северного
Кавказа, в которых эти наконечники встречены (помимо случайных
ааходок и находок на поселении): это Носачево, Бутенки, х.
Обрыве кий, ст. Некрасовская, комплекс из Бештау, погребение 14
Могильника у Кисловодской мебельной фабрики (таб.4,Б), Зольное
[Ильинская, 1973, с.25 ]. Сюда же следует добавить комплексы,
74
открытые позже: Квитки, где встречено как минимум 34 длин,
новтульчатых наконечника стрел, наконечник стрелы из насьщ^
кургана Уашхиту I, найденный при расчистке деревянного шатрового
перекрытия кургана и, вероятнее всего, связанный с комплексов
основного погребения (таб.5,44). Кроме того, на Северном Кавказе и5
раскопок 60-х годов "новочеркасские" наконечники стрел встречены в
п.10 Кубанского и в погребении 4 Эчкивашского могильников
(таб. 17,13), а также в погребении 34 могильника у мебельной фабрики
(таб. 19,14,15). Ряд наконечников стрел "новочеркасского типа" илц
близких по форме к ним вошли в более поздние колчанные наборц
раннескифского времени Закубанья, например к. 4 у ст. Холмс кой
[Кондрашев, 1987], а также эти наконечники стрел имеются ]
курганах Гумарово в Приуралье и Барановка I в Поволжье [Исмаги-
лов,1988, с.37, рис.6, 38-57; Сергацков, 1991, с.242, рис.2,1-12 ].
Итак, если рассматривать комплексы, в которых встречен^
"новочеркасские” наконечники стрел, следует отметить, что встре|
чаются они чаще всего с "классическими" новочеркасскими псалиям^
(Носачево, Бутенки, Квитки, х. Обрывский, погребение у Кабан-горы)
Бештау, формочка из Новочеркасского клада), либо с их
производными (Уашхиту I). Самые ранние находки "новочеркасских"}
наконечников стрел происходят из погребения 34 могильника у кисло)
водской мебельной фабрики (таб. 19) и п.4 Эчкивашского могильника
(таб. 17) (сохранился фрагмент пера подромбической формы)}
безусловно относящихся к ранней хронологической группе. Крупный
наконечник стрелы с листовидным пером и прокованными лопастями
имеется в гробнице 1 могильника Терезе вместе с наконечниками
цимбальского типа и кавказскими площиками. Дата этой гробницы не
позже середины VIII в. до н.э. сомнения не вызывает. В погребении 14
могильника у Кисловодской мебельной фабрики (таб. 20), где также
75
деются "новочеркасские" наконечники стрел, узды нет, но есть
пТИцеголовый скипетр, типологический более поздний, чем тот,
к0торый был найден в п.35 могильника Фарс (ранней хронологической
рруппы) вместе с двукольчатыми удилами с ложновитой обмоткой и
пластинчатыми псалиями. Соответственно кисловодский скипетр
м0жно отнести к более позднему времени.
Итак, следует отметить, что "новочеркасские" наконечники
стрел характерны для памятников с новочеркасской уздечкой
"классического" вида, или более поздних. Самые ранние экземпляры
этих наконечников стрел происходят с территории Северного Кавказа,
откуда их подобно уздечным принадлежностям и следует выводить,
ч.
НАКОНЕЧНИКИ КОПИЙ
Наконечники копий собственно в степи, как отмечал
А.И.Тереножкин "чрезвычайно редки". В основном они представляют
собой импортные вещи как из Средней Европы (Родионовка), так и из
Волго-Камья (ст. Нижнекумоярская) [Тереножкин, 1976, с. 142]. Из
собственно степных комплексов, где имеются железные наконечники
копий, можно указать распавшийся железный наконечник копья из
Аксая и сильно кородированный с центральным ребром наконечник
копья из Каменки Днепровской [Мелентьев, 1967, с.38; Отрощенко,
1986]. Оба наконечника найдены в одном комплексе с упряжью
колесниц. Еще один наконечник копья был найден в погребении
Барановка I в Поволжье вместе с колчанным набором стрел
Новочеркасского типа [Сергацков, 1991, с.242, рис. 2,22 ].
В Лесостепи вместе с комплексами колесниц найдены железные
йаконечники копий в Бутенках и Квитках. Все они имеют
^йстовидную форму пера С четко выделенным центральным ребром
76
[Ковпаненко,1962, рис.2,3,4; Ковпаненко, Гупало, 1984, с.49, рис.9
1,2]. Бутенковские копья имеют в нижней части пера отверстия, 1
которые заставили Г. Т. Ковпаненко привести серию аналогий как а
лесостепных, так западноевропейских. Однако такой признак, кая
отверстия, достаточно встречается и на Северном Кавказе [см-наяример
Сокровища курганов...N 76]. Кроме того, листовидные жел знц
наконечники копий встречены в Носачево и Ендже - Новочеркасску
комплексах.
Из наблюдений А.И.Тереножкина, подтверЖДеЯИЫХ 5
дальнейшим ходом полевых исследований, ясно, что ни
Лесостепь не имеют самостоятельного источника происхождения
вида вооружения. В степных комплексах черногоровского
_________________________________________________ и же время I
наконечники копий вообще не встречаются, о то
могильниках Прикубанья и Центрального Предкавказья наконечни
копий являются главнейшим видом вооружения. Здесь, особенн
. Прикубанье, мы имеем большую серию наконечников копий
товидной формы как бронзовых, так и железных. Причем перех
железу в изготовлении копий происходит еще в комплексах
хронологической группы. Особенно показательно в этом *
погребение 9 могильника Фарс, где вместе с однокольчатыми^
треугольноконечными удилами найден орнаментированный бронз
и железный наконечники копий (таб.15,7,8). Закубанье дает и с
железных наконечников копий с отверстиями в основании
таких, какие встречены в Бутенках (3 экземпляра происходи^^
могильника Фарс). В связи с тем, что в Степи и Лесостепи встреч
ГД
в основном железные наконечники копий, жестко коррелирую
новочеркасской уздечкой, а также с упряжью колесниц,
распространения которой было Закубанье, наиболее вероятен J
что и этот элемент "новочеркасской триады имеет северок
77
^оисхождение.
"КИММЕРИЙСКИЕ” МЕЧИ И КИНЖАЛЫ
Биметаллические или цельножелезные мечи и кинжалы в
степных комплексах, надежно датирующихся черногоровской
ступенью синхронной первой хронологической группы, малочисленны .
03вестен лишь биметаллический кинжал из Суворова [Теренож-
к^н,1976,рис.33,5]. В качестве примера "старейших" кинжалов
д.И.Тереножкин приводил экземпляры и лесостепного Поднепровья:
беспаспортную находку из Киевского музея и меч из Субботова,
рукоять кинжала из Головятино. Большее их число известно в
комплексах новочеркасского времени, это цельножелезные мечи из
релоградца, Высокой Могилы и Носачева. Все они, как и мечи
скифского облика, по своему происхождению восходят к одной куль-
турной традиции, а именно к биметаллическим мечам и кинжалам
кабардино-пятигорского (Е.И.Крупнов), северокавказского (Н.В.Анфи-
мов) или БМК КР (биметаллические кинжалы с крестовидной
рукоятью) (С.Л.Дударев). Типология этих мечей наиболее последова-
тельно, по нашему мнению, разработана в работах С.Л.Дударева
[Дударев, 1983, 1991] . Он выделил четыре группы этих кинжалов,
предположив, что происхождение формы кинжалов с круглыми в
сечении рукоятями (1 и II группы) связано с ранним сибирско-
казахстанским импульсом в культуре Северного Кавказа. Форма же
кинжалов с плоскими рукоятями (III и IV группы) заимствуется из
Закавказья и Южного Кавказа [Дударев, 1991, с. 42-46].
Единственная комплексная находка в погребении черногоров-
ского времени меча I группы ( по Дудареву) из Суворове Одесской
области сопоставима с рядом находок подобных кинжалов в комплек-
п
сах I хронологической группы Северного Кавказа (Николаевски^
Могильник, Фарс, п.25 (таб. 16,8), Сержень-Юрт, Псекупский могилы
ник). Одновременность появления этих кинжалов в Степи и на Север;
ном Кавказе отмечена и С.Л.Дударевым [Там же, с.46]. Более того;
спектральный анализ бронзы кинжала из Суворова, проведеннкт^
Т. Б. Барде вой, указал на его северокавказское происхождений
[Барцева, 1988, с.27-28].	|
В собственно новочеркасских комплексах Степи и Лесостепи мн
встречаемся уже с цельножелезными кинжалами. Такие кинжалы
имеются в Носачеве, Белоградце, в погребении 2 Высокой Могильь
Цельножелезный кинжал с несохранившимся перекрестием происхо
дпт из Зольного [Тереножкин, 1976,с.45, рис.24); обломок цельно
железного кинжала есть в Квитках (Ковпаненко, Гупало, 1984, с. 49;
рис.9,6]. Судя по наиболее сохранным экземплярам из Велоградц^
Высокой Могилы и Носачево, эти кинжалы по своей форме восходят К
позднейшим биметаллическим кинжалам IV группы по С.Л.Дудареву.
Они имеют следующие "рудименты" биметаллических кинжалов: плос-
кую рукоять, уплощенное навершие, двухтавровое сечение рукояти
(Высокая Могила, Носачево), перекрестия с опущенными лопастями
(Высокая Могила, Белоградец, Березки). Все эти кинжалы
Б.А.Шрамко справедливо отнес к переходным типам [Шрамко, 1984,
с.27, рис 2,7, 8, 10].
На Северном Кавказе только один кинжал сопоставим с этих
типом - это кинжал из новочеркасского комплекса, найденного на гор*
Бештау [Иессен,1954, с. 125, рис. 14]. Здесь до начала VII *
продолжают бытовать биметаллические кинжалы. Из цельножелезнь#
кинжалов нам известен еще один экземпляр, найденный на левоХ
берегу Краснодарского водохранилища, восходящий к кинжалам $
группы (по Дудареву) с плоской кольчатой рукоятью [I Tesori <10
79
j[urgani...,n.54]. По всей видимости, появление цельнобронзовых и
дельножелезных "изданий" биметаллических кинжалов происходит в
той ситуации, когда литейщик работает без кузнеца или кузнец без
ддтейщика. Вероятно, в такой ситуации находились мастера,
изготавливающие новочеркасские кинжалы по известным им
северокавказским образцам. Эта же форма северокавказских кинжалов
IV группы (по Дудареву) легла в основу ряда переходных биметал-
лических экземпляров скифских мечей на Северном Кавказе (Тли,
Кумбулта, Фаскау, х. Степной, х. Бужор) [Шрамко, 1984, с.31, рис.
4,1-5; Новичихин, 1990, с.65, рис.1]. После работ Е.В.Черненко,
А.М.Лескова и особенна Б.А.Шрамко они стали убедительным доказа-
тельством генезиса скифских мечей от биметаллических кинжалов
Северного Кавказа [Черненко, 1979; Лесков,1979; Шрамко,1984].
Цельножелезные экземпляры кавказских кинжалов в новочеркасских
памятниках Степи и Лесостепи представляют собой своеобразную
тупиковую ветвь их развития, узкую хронологически, ограничиваю-
щуюся концом VIII - началом VII в. до н.з.
"КИММЕРИЙСКИЙ ОРНАМЕНТ"
Рассмотрим так называемый "киммерийский орнамент" [Тереножкин,
1976].
Ярчайшие образцы искусства "геометрического сти ля" в
Лесостепи представлены в таких памятниках, как Носачево, Квитки. В
Степи - Высокая могила п.2., Зольное, Белоградец, т.е. в позднейших
аРеДскифских памятниках. Собственно в степных комплексах
^еРногоровской ступени изделий, выполненных в "геометрическом
Стиле”, немного. Это лунницы из Камышевахи и Суворове
^еРеножкин, 1976, с.49, рйс.19, 7; с.64,рис.33, 6].
80
Гораздо больше предметов "киммерийского искусства" мы име
ем в ранних комплексах Северного Кавказа. Лунницы встречены
п.56 могильника Сержень-Юрт, В погребениях 9, 13 и 35 ранне^
хронологической группы могильника Фарс (таб. 14,8; 15,2), близкие ц
форме украшения (лунницы без кружков) имеются в погребении 34 j
Кисловодской мебельной фабрики (таб. 19,9). Что касается блях,
несущих на себе орнамент в виде "киммерийского знака" - ромба ил®
"мальтийского креста", то на Северном Кавказе в памятниках,
синхронных черногоровскому этапу, имеется серия вещей, демонстрд.
рующая генезис этого орнамента, в основе которого лежит крест,
вписанный в круг (таб.21). В ранней группе уэдечных комплексов
могильника Фарс имеются бронзовые круглые выпуклые бляшки иг
погребений 9 и 28, щиток которых разделен гравировкой на четыре
сектора, в каждом секторе - по окружности (таб.15,5; 16,7). В погре-
бении же 9 также имеются четыре ажурные круглые бляшки с треш
трапециевидными и центральным круглым отверстием, вероятно,
являющиеся прототипами ажурных блях в виде "мальтийского креста’
(таб. 15,13 ).
Следующий этап развития ажурных бляшек, приближающий их
к новочеркасскому "мальтийскому кресту", демонстрирует бляха на
погребения 17 могильника у Кисловодской мебельной фабрики,
встреченная с двукольчатыми удилами с ложновитой обмоткой на
грызлах, что указывает на их раннюю дату. Здесь уже имеется не три,
а четыре трапециевидных выступа на периферии (таб. 20,5). В
известном, уже упоминавшемся выше погребении 4 Эчкивашского
могильника, мы видим развитие темы гравированного креста с
окружностями между лучами, приближающее его к "киммерийскому
знаку"- ромбу (таб. 17,5). Следующим этапом, когда мы имеем этот
знак уже в сложившемся виде, является орнамент на бляхе из
81
погребения 14 Могильника у Кисловодской мебельной фабрики, кроме
того, "киммерийский знак" в этом комплексе имеется и на месте
"глаза” у птицеголового скипетра уже в развитом виде (таб. 20 ).
В связи с этим мы не можем поддержать версию М.И.Вязмити-
ВОЙ, В.А.Ильинской и соглашавшегося с ними А.И.Тереножкина о
переднеазиатском происхождении этого орнамента, хотя последний
предложил и гипотезу о появлении этого знака из глубинных районов
Сибири и Центральной Азии [Вязмитина,1963, с. ; Ильинская, 1965,
с.208, рис.2; Тереножкин, 1976, с. 174]. . Во всяком случае на
Северном Кавказе имеется собственная линия развития этого
"новочеркасского" орнамента [Биджиев, Козенкова, 1980, с.233-234].
Кроме этого, можно привести еще примеры встречи в ранних
комплексах (ранней хронологической группы) элементов геомет-
рического "киммерийского стиля". Это крестовидные выпуклые
уздечные бляхи из пп.32, 28 и 2 могильника Кочипэ [Ловпаче,1991,
с. 102, рис. 9]. Они встречены в комплексах с уздечками первой
хронологической группы. Ранними образцами предскифского искус-
ства является наносная бляха из Николаевского могильника и бляха
из погребения 13 могильника Фарс, которая встречена с одноколь-
чатыми удилами и с пластинчатыми трехпетельчатыми псалиями
[Анфимов, 1961, с.124, табл 111,2.; Сокровища курганов Адыгеи,с. 61
N 58]. Последняя бляшка шлемовидной формы имеет орнамент из двух
свисающих" слабозагнутых волют, над которыми имеется четырехле-
пестковая розетка (таб. 14,7). Такой элемент как свисающие волюты
Характерен и для местной "протомеотской" керамики и встречается на
черпаках из могильника Фарс и Ясеновая поляна (таб.21,11,12).
Итак, напрашивается вывод, что "геометрический стиль ,
Пстречающийся на предметах в позднейших предскифских памятниках
Степи и Лесостепи, имеет свои истоки и на Северном Кавказе, где ов
82
представлен в комплексах, синхронных черногоровскому этапу Q
хронологической группы) в большем количестве и разнообразии.
Возвращаясь, однако, к "классическим" образчикам новочеркасского
орнамента, произведениям "киммерийского искусства”, следует отме-
тить, что на эти мотивы, выработанные на Кавказе, наслоились
другие, такие, как плетенка, "бегущая волюта" и т.п. Не исключается
заимствование этих элементов декора в Передней Азии и Закавказье, о
чем свидетельствует сравнительный анализ этих вещей с серией
орнаментов из Передней Азии и Закавказья, произведенный Г. Косса-
ком. Это предметы из Тель Атчаны на Оронте, из Суз, Арин-Берда,
Топрак-Кале [Kossack, 1987, s. 124-125, Abb. 8,9] (таб.22). Такое
влияние возможно, поскольку оно для этого времени подтверждается и
серией заимствований предметов воинской паноплии и конского
снаряжения. Эти инновации в культуре Северного Кавказа и
комплексах типа новочеркасского клада мы рассмотрим в следующем
разделе.
83
Глава 3
СВИДЕТЕЛЬСТВА О РАННИХ ПОХОДАХ КАВКАЗЦЕВ И ИХ
ХРОНОЛОГИЯ
Элементы "новочеркасской" триады, которые мы хотели бы
рассмотреть отдельно, - это археологические свидетельства о ранних
военных контактах Северного Кавказа и Причерноморья с Передней
Азией и Закавказьем еще в доскифское время.
Яркие находки, сделанные двадцать лет назад на Северном
Кавказе, позволили в значительной мере пересмотреть хронологию
памятников раннескифской общности, сопоставив ее с новоас-
сирийской [Петренко, 1980, 1983]. В настоящее время нижняя дата -
середина - третья четверть VII в. до н.э. для эталонных раннескифских
памятников: Краснознаменских и Келермесских курганов принята за
небольшим исключением почти всеми скифологами.
Продолжавшиеся исследования вели к накоплению на Северном
Кавказе и в Причерноморье данных о контактах с Передней Азией еще
в доскифское время. Собственно говоря, такие свидетельства не
являлись новостью. Еще в 50-60-е годы были опубликованы
переднеазиатские удила, конские бляхи, находящие аналогии на асси-
рийских рельефах, найденные в Лесостепи [Титенко, 1954, с.78, рис.1-
3; Ковпаненко, 1966, с. 174-179]. Еще раньше были известны находки
Фрагментированных шлемов ассиро-урартского облика из могильников
Фаскау и В.Рутха [Уварова, 1900, с. 227; Козенкова, 1990, с.79,
Рис.8,20]. Увеличение материала подобного рода заставляет суммиро-
аать его, расположить хронологически и более обосновано объяснить.
Практически все вещи, о которых идет речь, относятся к
Минской паноплии и конскому снаряжению. Их можно подразделить
84
на две группы.
В первую мы относим вещи, которые напрямую были за.
имствованы из Ассирии и Урарту,- это панцири и шлемы. Сейчас мы
не можем с большой долей уверенности сказать, были ли он$
принесены непосредственно из Передней Азии или изготовлены од
Северном Кавказе по принесенным оттуда образцам. Во всяком случае
в местной культурной среде эти вещи никаких прототипов не имеют, в
то время как в Передней Азии известны очень давно.
Панцирные чешуйки найдены в нескольких комплексах
предскифского времени: в погребении 4 могильника "Индустрия", в
погребении у Кабан-горы, в Заюковском и Пседахском могильниках, в
погребении 16 могильника Клин-Яр, в кургане Уашхиту [Виноградов,
Рунич, Михайлов, 1976, рис.5,21; Афанасьев, Козенкова, 1981, с.175,
рис.9,1; Козенкова, 1986, с.152-153; Дударев, 1991, с.50].
Кроме этого, в могильнике "Индустрия-4" вместе с панцирем, у
нижнего его края, были найдены узкие и длинные пластины с
зубчатым краем, сопоставимые с пластинами портупейного пояса
[Виноградов, Рунич, Михайлов, 1976, рис.5, 22]. Это древнейшая
находка наборного пояса на Юге Восточной Европы. Возможно,
синхронны этим пластинам (или несколько позднее) пластины из
кургана Жаботин 524 в Лесостепи [Черненко, 1968, с.71, рис.31,4].
Эти находки позволяют пересмотреть дату появления наборных
чешуйчатых панцирей и поясов на Юге Восточной Европы,
предложенную В.Б.Виноградовым и В.Е.Черненко - VI в. до н.э, 8
согласится с мнением В.И.Козенковой о его появлении на Север
Кавказе в новочеркасское время [Козенкова, 1981, с. 176]. В то
время предположение В.Е.Черненко о том, что эти детали скифе
паноплии заимствованы в Закавказье и Передней Азии получают
большее подтверждение [Черненко, 1968, с. 155].
83
К вышеупомянутым бронзовым шлемам из могильников Фаскау
0 В.РУгха недавно добавилось еще два из Клин-Ярского могильника.
Они могут быть отнесены к хорошо известным по ассирийским
рельефам коническим шлемам с цельноковаными Наушами
[Белинский, 1990, с.193, рис. 3,1; Дударев, 1991, табл.17].
В Другую группу таких свидетельств мы включаем инновации,
появившиеся в местной среде, несомненно, под переднеазиатским
влиянием. По всей видимости, здесь мы имеем дело с "импортом
идей".
К таким инновациям относится появление удил с жесткоск-
репленными псалиями типа "Енджа-Константиновка” (тип IV нашей
типологии), встречающихся как на Северном Кавказе, так и в
Лесостепи. Несомненна северокавказская "новочеркасская" основа
этого типа удил, об этом свидетельствует их форма, характер
рифления на грызлах, шляпки и пластинчатые лопасти псалиев. С
другой стороны, в этих наборах используется переднеазиатскиг
принцип жесткого крепления удил к псалиям. В настоящее вретвп
серия находок удил этого типа на Юге Восточной Европы составляет J
экземпляров. На территории Северного Кавказа известны дв!
экземпляра из Чишхо [Тов, 1990, с.40, рис. 1; с.41, рис. 2.], одш
Комплект из района Майкопа был упомянут А.А.Иессеном [Иессен
1953, с.92], один найден на окраине Краснодара (сообщена
Д-Э.Василиненко). Из Лесостепи происходят три экземпляра уди.
этого типа: Теремцы, Константиновка, курган 375 и комплект и
Кировоградского музея [Горипций, 1978/ с. 56, рис. 1; ОАК, 1901
с.101, рис.180; Титенко, 1954, с.79, рис.5]. Один экземпляр найден
Ендже в Болгарии [Попов, 1932, T.VI, с. 101, рис. 88]. Вероятны]
Местом производства этих удил мы считаем Закубанье.
в Восточнее на Северном Кавказе мы знаем находки других уди
86
со скрепленными вместе псалиями: из Кобанского могильника *
Терезе, а также комплект из Клин-Яра (раскопки 1991 г.), с которц*
меня любезно ознакомил А.Б.Белинский. Однако, эти формы
развитием в устойчивый тип [Иессен, 1953, с.71, рис. 12,1; Козенковд,
1989, с. 186, табл. XXXIX].
К аналогичному явлению, но развившемуся на азиатской основе
стремячковидных удил, мы можем отнести появление тагискенских в
уйгаракских удил с жесткоскрепленными и напускными псалиямв.
Эта параллель впервые была отмечена Н. Л. Членовой [Членова,
1984,с.40-41].
Однопорядковыми инновациями, проявившимися в комплексах
типа Новочеркасского клада, являются колесницы и колесничная
упряжь. Как мы писали выше, она стала отчетливо выделятся
благодаря недавней находке колесничной упряжки в кургане
Уашхиту, которая позволила выявить детали-индикаторы колеснич-
ных наборов: кольца с подвижными муфтами, широкие браслето-
образные кольца, сдвоенные бляхи, трехпрорезные пронизи. Колес-
ница или колесничная упряжь, выступающая как атрибут наиболее
значимых воинских погребений, возникает, вероятнее всего, в Северо-
Западном Предкавказье на базе "новочеркасских" уздечных наборов,
скорее всего, под влиянием знакомства с войском Ассирии и Урарту,
возглавляемым предводителями-колесничими. Реконструируемые ос-
татки наиболее сохранной колесничной упряжки из кургана УашхИТУ
свидетельствуют, что использовавшийся здесь принцип запряЖК®
близок ассирйскому, хорошо известному по рельефам. Это запряженЯ*
в двухколесную колесницу четверки лошадей при помоттуи одног°
дышла, скорее всего одного ярма и внешних ремней постромков.
В этот же ряд инноваций следует относить и факт появленй*
северокавказских пекторалей, служивших, вероятнее всего, консКИ^
87
0аГрудниками. М.Н.Погребова подчеркнула местные элементы ^той
серии предметов и их отличие от урартских и луриста_асКих
дагрУДников [Погребова, 1984, с.20-23].
Наиболее вероятным центром производства данных eeu^eg
которые мы также расцениваем как результат заимствования идеи
является Пятигорье. Здесь они встречены в комплексе на горе Бештау,
в Султаногорском могильнике, два экземпляра происходят из мо-
гильника Клин-Яр III [Иессен, 1954, рис. 13; Виноградов, 1972, рис.
9,2; Дударев, 1991, табл. 15 ; 16,4]. Кроме Пятигорья, такие же
пекторали встречены в Закавказье, на территории колхидской
культуры: Эшери и Анухва. По всей видимости здесь мы имеем дело с
северокавказским импортом [Куфтин, 1949, рис.31; Доманский, 1979,
рис. 13].
Характеризуя контакты с Передней Азией и Закавказьем, в
результате которых могли появиться эти вещи, необходимо сказать
следующее. Если такие артекфакты, как панцири и шлемы, и могли
бы являться результатом обмена, что само по себе маловероятно, то
инновации второй группы откровенно говорят о знакомстве местного
населения с передневосточным войском. Такое знакомство могло
произойти в результате военных походов и предполагает достаточно
Широкое участие местного населения в них.
Рассматривая хронологию комплексов с передневосточными
элементами, следует отметить, что одна часть их входит в состав так
называемых ”переходных" или "предкелермесских", выделявшихся
е*Це А.А.Иессеном, В.А.Ильинской и А.И.-Тереножкиным,- комплексы
®3 хутора Алексеевского, Лермонтовского разъезда и Бештау, где
йСтРечены уже элементы раннескифской триады [Ильинская
Те	’
Реножкин, 1983, с.20-23]. С ними синхронизируются комплексы
^аботинского” пласта - всаднические наборы предкелермесского
88
времени (РСК I ио И.Н.Медведской) с элементами уздечки,
привнесенными с Востока Евразии: стремячковидными удилами со
свисающими концами дужек, трехдырчатыми псалиями сиалковского
варианта, а также удлиненно-ромбическими наконечниками стрел.
Сюда мы включаем такие комплексы, как п.39 могильника у хутора
Кубанского, комплекс из х. Дукмасова, в Лесостепи - курган Жаботид
524 [ Анфимов, 1975, с. 41, рис 2,1,3; с.45, рис. 3, 5, 6; Эрлих, 1991,
рис.6; Иессен, 1953, с. 87, рис.24].
В это же горизонт, очевидно, следует включать и комплексу
упряжи колесниц, в которых чувствуется влияние "жаботинского"’
пласта, - это курганы Уашхиту и Хаджох в Адыгее и Квитки у
Лесостепи. В адыгейских комплексах об этом говорят трехтрубчаты»
псалии варианта "Уашхиту-Жаботин", стремячковидные удила 
бляшка с пантерами в хаджохском кургане. В Квитках же имеются
удлиненно-ромбические "жаботинские" наконечники стрел, а такие
зооморфные элементы на золотой пластине (таб. 25).
Что касается хронологии этого горизонта, то верхняя дата ег
достаточно четко определена временем I Краснознаменского кургана <
середина - третья четверть VII в. до н.э.
Другая же часть комплексов, в которых встречены 1 ыделеннЫ
нами археологические свидетельства передневосточных и закавказски!
контактов, выглядит гораздо архаичнее и включает тольК
"классическую” новочеркасскую триаду. Это курган 46 урочипз
"Клады", комплекс из Чишхо, Ппшшский клад в Адыгее, погребена
у Кабан-горы, п.186 Клин-ярского могильника,гробница N
могильника Терезе. В Лесостепи в зту группу следует включа!
Носачевский курган (таб.24).
Итак, если предложенная нами схема верна, то элемент!
жаботинского этапа: трехдырчатые псалии, удлиненно-ромбическй
89
наконечники стрел и стремячковидные раннескифские уди ня На
Северном Кавказе появляются не до, а в результате походов, причем не
самых ранних. На абсолютную хронологию нижнего горизонта
комплексов указывают бляхи из Носачева и шлемы Клин-ярского
Что касается носачевских блях, то Г.Т.Ковпаненко датировала
их в широком диапазоне со времени Саргона II до Ашшурбанипала
[Ковпаненко, 1966, 177-178]. Однако Г.Коссак по крайней мере в двух
своих работах замечал, что подобные бляхи имеются на рельефах
Тиглатпаласара III (744-727 гг.до н.э.) [Kossack, 1987, s.116; Idem.,
1987а].
Вероятно, более узкую дату дают два шлема из Клин-ярского
могильника, которые, как мы уже писали в предыдущей глячо
следует датировать временем Тиглатпаласара III - Саргона II.
Интересно, что псалии в уздечном наборе, встреченном вместе со
шлемом в комплексе 186 Клин-ярского могильника, еще не
классические новочеркасские, а относятся к переходному типу 1-6
(по Эрлиху) или "Фарс-14" по эпонимной типологии С.Б.Вальчака.
Подобные псалии встречаются и с однокольчатыми удилами с
ложновитым или веревочным рельефом в комплектах из окрестностей
Верхнего Кобана, гробницы N 3 Терезинского могильника и погребе-
ния 32 Белореченского 2-го могильника [Дударев ,1991, табл. 19:
козенкова, 1989, табл. XXXIX]. Таким образом, этот комплекс Клин-
ярского могильника дает самую нижнюю дату походов. Это То время.
Когда "новочеркасская триада" только-только сформировалась или
ВаХодилась в стадии формирования (Клин-Яр п.186, Терезе). Соответ-
СТВенно новочеркасские комплексы Степи и Лесостепи относятся ко
®Ремени не ранее начала походов, подтверждая тем самым достаточно
прозорливое предположение А.А.Иессена об их вторичнрети по
90
отношении к Северному Кавказу.
Среднее Закубанье и Центральное Предкавказье убедительно
вырисовываются как центр формирования "новочеркасской триады",
Возможно также, что наиболее ранние походы происходили с
территории даттадттого варианта кобанской культуры, ибо там найдены
наиболее ранние их свидетельства в переходных комплексах", и липц,
потом в них было втянуто население Закубанья. "Выплеском"
всаднического компонента из этого региона, относящегося ко времена)
ранних походов, следует рассматривать новочеркасские комплексы
Лесостепи и Степи.
Итак, для нижнего горизонта комплексов типа новочеркасского
клада наиболее приемлемой видится дата - конец VIII в. до н.э. в
пределах последней четверти, а для верхнего наиболее корректной
датой является I половина VII в. до н.э.
Исходя из изложенного выше, в собственном "анонимном"
понимании группа комплексов типа Новочеркасского клада есть
явление достаточно узкое по времени, ограничивающееся концом VIII-
первой половиной VII вв. до н.э., поэтому мы не можем согласиться с
точкой зрения В.И.Клочко и В.Ю.Мурзина, частично поддерживаемой
С.В.Махортых [Клочко, Мурзин, 1989; Махортых, 1992] о
значительном удревнении нижней даты новочеркасского пласта.
В качестве обоснования такого удревнения эти авторы приводят
среднеевропейские аналогии двум вещам. Это бронзовая булава из
погребения 15 могильника у Кисловодской мебельной фабрики и копье
из Родионовки Днепропетровской области. Что касается булавы, то онЖ
происходит из комплекса с уздечным набором еще не "новочер!
касским" I хронологической группы, которую мы датируем концом IX-
первой половиной VIII в. до н.э. и приводимые аналогии IX в. до н.з^
по румынским кладам не являются большим противоречием ранней
91
дате этого комплекса.	»
Рассматриваемый же в качестве основного аргумента
"комплекс" из Родионовки, во-первых, не является вполне достовер-
дым закрытым археологическим комплексом, во-вторых,он единичен с
точки зрения сочетания новочеркасских удил с гладкими стержнями с
позднебронзовым наконечником копья среднеевропейского типа.
Результаты анализа встречаемости таких удил с трехпетель-
чатыми псалиями, проведенного С.Б.Вальчаком, показали (табл. 12),
что они встречаются с псалиями предновочеркасского варианта
'Кочипэ 5 - Зандак 38" (3 раза) и псалиями новочеркасского "класси-
ческого” типа (14 раз), поэтому даже не являются самыми ранними
среди двукольчатых удил. Следовательно датировать "комплекс" из
Родионовки, если это комплекс, следует по позднейшей из его
составляющих.
Основным аргументом противников гипотезы ранних походов с
территории Причерноморья киммерийского времени является то, что,
несмотря на присутствие вещей переднеазиатского происхождения в
комплексах, относящихся ко времени новочеркасского клада,
новочеркасских вещей практически нет к югу от Кавказского хребта
[Алексеев, 1992, с.77-79; Тохтасьев,1993, с.89-96]. Действительно,
свидетельства о пребывании носителей новочеркасского комплекса в
Закавказье очень незначительны. А.А. Иессен упоминает двукольчатые
Удила из Сурмуши и обломок трехпетельчатого псалия из Ксанского
УЩелья (Грузия) [Иессен, 1953, с.64]. Кроме этого, мы можем
привести кольцо колесничной упряжи с обломанной муфтой из
Норщун.тепе в Анатолии [Hauptmann, 1985, abb.4,9] (таб-26.10), и
трехдырчатые псалии, подвергшиеся явно "новочеркасскому
ВдИянию, из погребения 47 могильника Калакент в Азербайджане
(таб.26,13), имеющие загнутые уплощенные лопасти [Nagel» 1985,
92
tfl.19]. Однако, если понимать шире культурную среду, в котород
формируется новочеркасский комплекс, и подразумевать под этим
только уздечку и наконечники стрел, которые в Урарту и на всец
Переднем Востоке имели собственную линию развития, то такид
свидетельств будет гораздо больше. Сюда следует включать бронзовьц
сосуды кобанского производства, которые часто встречаются в Зака»
казье, бронзовые пекторали пятигорского производства, встреченные >
Колхиде, и т.п. вещи. О связи Колхиды и Закубанья этого временя
говорит и находка в погребении Фарс 14 умбоновидной конской бляха
(таб. 14,14). Известные нам аналогии этой бляхе имеются только в
комплексе из Анухвы (таб.27,6-9) где имеются и северокавказские
пекторали. Форма этих блях действительно напоминает урартские
конические умбоны щитов [Есаян,1962, с.196, табл.1, рис.11], однако,
у блях имеется внутри петля и нет отверстий по краю. Вероятно, что
здесь также могла быть заимствована форма, которая потом использо-
валась совсем для другого функционального назначения.
Возможно, что круг этих вещей значительно расширится при
целенаправленном поиске их в частных и музейных коллекциях, как
это случилось с раннескифскими вещами.
К тому же мы не исключаем и вариант многократного кратко-
временного пребывания северокавказского населения в Передней Азии,
в этом случае здесь и не должно остаться ощутимых материальных
следов. Как бы то ни было, говорить о полном отсутствии вешей
новочеркасского комплекса в Закавказье и Передней Азии нельзя.
В этом месте трудно удержаться от соблазна сопоставить
предлагаемую периодизацию и хронологию новочеркасского комплекса
с письменными свидетельствами, хотя, как указывалось выше, в своеМ
исследовании мы старались как можно меньше зависеть от них, идя
археологических фактов.
93
Нижний горизонт новочеркасского комплекса (табл.24), уже
амеющий свидетельства с ранних военных контактах, по времени
,оПОставим с первым упоминанием о киммерийцах в ассирийских
хрониках. В них киммерийцы впервые упомянуты в связи с
деудачным походом царя Урарту Русы I в страну Гамир, который
сейчас достаточно обоснованно датирован параллельно двумя исследо-
вателями А.И.Иванчиком и А.Кристенсен 714 г. до н.э. [Иван-
чик,1989,с. 6; Он же, 1990, с.6-8; Kristensen, 1988, р.42].
Как указывает источник, военные контакты с киммерийцами в
это время ограничивались Урарту и западной частью Ассирии. Это
подтверждается и небольшим числом находок древностей но-
вочеркасского периода к югу от Кавказского хребта.
Комплексам верхнего горизонта, выделенного нами (табл.25),
синхронны ассирийские источники первой половины VII в. до н.э. В
обращениях ассирийского царя Асархаддона к оракулу бога Шамаша
попеременно упоминаются киммерийцы и скифы, действующие на
востоке Ассирии в союзе с маннеями и мидийцами. Причем оба
этнонима ни разу не встречаются в одной надписи. Как предполагают
И.М.Дьяконов и А.И.Иванчик, в этой ситуации под названием
киммерийцы" скрываются уже скифы либо саки [Дьяконов. 1981,
с-93; Иванчик, 1989, с.7]. Собственно киммерийцев в это время
источники локализуют в районе Киликии и Кападдокии.
Опубликованные не так давно анатолийские комплексы
Имирлер (возле Амасии) и Норшун-тепе, где как будто бы находились
^Иммерийцы, достаточно надежно датирующиеся первой половиной
в. до н.э., носят смешанный характер. Здесь имеются элементы
еКифсКой триады, связанные по своему происхождению с Востоком
Евразии: стремячковидные удила со свисающими концами дужек,
^Левец, удлиненно-ромбические наконечники стрел. С Северным
94
Кавказом по своему происхождению в этих комплексах связаны меч,
акинак и кольцо колесничной упряжи, с Закавказьем - кольчатьц
удила из перевитых прутьев [Unal, Д982, S. 65-81; Hauptmmann, 198$,
Abb.4, 10].
Эти комплексы, скорее всего, свидетельствуют о возможно))
столкновении здесь двух потоков номадов: из Азиатской части степей
и с Кавказа. Возможно также, что именно азиатская волна несла
этноним "скифы" (шкуза или шкуда ассирийских текстов). На
Северном Кавказе и в Лесостепи ей соответствуют инновация
"жаботинского” пласта, которые не имеют здесь местных корней. Эта
всадническая волна (возможно, проникшая на Северный Кавказ и s
Причерноморье через Переднюю Азию), очевидно, приносит не только
жаботинские наконечники стрел, трехдырчатые псалии, и стремячко-
видные удила и ряд вещей, не прижившихся в местной среде. Это
удила азиатского облика с квадратными петлями из могильника
Пшиш, стремячковидные удила с дополнительным отверстием из
Хаджоха, биметаллические клевцы из Перкальского могильника и
селения Гунделен, подпружная пряжка, аналогичная уйгаракским и
котел в комплексе с горы Бештау и тому подобные вещи, связанные с
Востоком Евразии. [Кожухов, Эрлих, 1988, с. 164, рис.4,4; Крупнов,
1960, табл. 36,4; Виноградов, 1972, с.346, рис.30, 12; Иессен,1954,
с.125,рис.14].
Итак, анализ материала позволяет сделать следующие выводы:
военные контакты с Передним Востоком являются ключевым
моментом в формировании новочеркасского комплекса. Эти походы
происходят с территории Северного Кавказа, и здесь имеете)
наибольшее число материальных свидетельств им. Не ранее начал!
этих походов новочеркасские комплексы начинают появляться в Степй
и Лесостепи. Пришедшее в движение, активизированное походамМ
95
заселение Северо-Западного Предкавказья (разумеется, не все, а лишь
роинский контингент) "выплескивается" в Степь и Лесостепь, где и
оставляет комплексы типа новочеркасского клада (карта 1).
В свете приведенного материала попробуем высказаться и по
поводу киммерийской проблемы.
В последние десятилетия появилась серия работ, в которых
подверглись существенному пересмотру многие стороны этой
проблемы. "Набирает вес" традиция, берущая свое начало еще с XIX
в.(И.Куно, К.Мюленгоф) , отрицающая северопричерноморское проис-
хождение киммерийцев. На Западе определенное развитие получила
концепция Умберто Коззоли, изложенная впервые в работе 1968 г. Она
предполагает, что традиция, переданная Геродотом, а также северо-
понтийская топонимика вторичны и мифологичны. Как считал
Коззоли, эта традиция, а также названия "Боспор Киммерийский",
область "Киммерия" возникли благодаря сходству аборигенного
населения Причерноморья с тем, который греки узнали в Малой Азии
[Cozzoli, 1968].
Эти идеи были развиты в работах М.Сальвини и А.Кристенсен,
Которые вышли в 80-е годы. Основным аргументом в них является то,
что аккадские тексты нигде не упоминают о приходе киммерийцев с
севера, с Кавказа. Перенося более поздние сведения времени
Асархаддона, которые упоминают киммерийцев в Стране Манна, на
более ранние, времени Саргона II, эти исследователи считают, что
Орародину киммерийцев следует искать к востоку или юго-востоку от
Урарту. Анна Кристенсен высказала предположение, что киммерий-
ская традиция и топонимика принесены в Причерноморье скифами,
Которые действовали в VII в. до н.э. вместе с киммерийцами в
Передней Азии. Исследования этого направления большей частью
СтРоятся на письменных источниках, данные археологии в них
96
практически не учитываются [Salvini, 1984; Kristencen, 1988].
В отечественной историографии близкую позицию занимает
И.В.Куклина. Она считает, что: "Нет оснований отождествлять
население причерноморских степей этого периода с киммерийцами,
как это делает А.И.Тереножкин, анализ ранних известий об этих
племенах позволяет сделать вывод, что греки впервые познакомились с
ними в Малой Азии, вывод этот подтверждается не только общей
исторической картиной освоения греками берегов Черного моря, но и
документальными данными восточных источников, фиксирующих
киммерийцев и скифов с конца VIII по начало VI вв. до н.э. в
Передней и Малой Азии" [Куклина, 1984, с. 56].
Несколько особняком находится хорошо известная концепция
И.М.Дьяконова, заключающаяся в отказе от трактовки киммерийцев
как этнонима. Этот термин на основании иранских лингвистических
параллелей им понимается как "подвижный конный отряд"
[ Дьяконов, 18 81 ].
Совсем недавно оформилась точка зрения петербургских
исследователей А.Ю.Алексеева, Н.К.Качаловой и С.Р.Тохтасьева,
которые отрицают киммерийскую принадлежность черногоровских 
новочеркасских древностей Причерноморья, собственно киммериЯ
скими считая только малоазийские комплексы первой половины VII в.
до н.э. Норшун-тепе и Имирлер, полагая, что материальная культура
киммерийцев этого времени не отличима от тэаннескифской (в этом их
точка зрения смыкается с концепцией И.Н.Медведской)
[Алексеев,Качалова, 1989; Алексеев, 1992, с.79-91; Тохтасьев,1993,с.
89-96; Алексеев, Качалова, Тохтасьев, 1993; Медведская,1992, с. 105]-
Однако как тогда объяснить вещи переднеазиатского происхождения в
причерноморских комплексах? Например, А.Ю.Алексеев отмечает: "В
связи с этим нужно заметить, что все перечисленные находкй>
97
разумеется, могут быть интерпретированы и как свидетельства
реальности пребывания причерноморских "киммерийцев” в Азии. Но
дедоумение вызывает все же крайняя скудость этих свидетельств и
пожалуй, отсутствие пышного разнообразия, столь характерного для
скифских памятников, таких как Келермесские курганы, Мельгунов-
ский и др., несомненно, связанных с Передней Азией исторически.
Необходимо также учесть и существование свидетельств межрегио-
нальных контактов, причем весьма многочисленных, еще с эпохи
бронзы" [Алексеев,1992, с.83-84].
Однако такое явление, как начало массового производства
упряжи колесниц, не объяснишь одними межрегиональными кон-
тактами. Мы повторимся и подчеркнем еще раз, что инновации
переднеазиатского происхождения в местной культуре прежде всего
связаны с вооружением и конской упряжью. И заимствования не
только вещей, но и "идей”, связанных с военным делом, такими
межрегиональными контактами Северного Кавказа с Закавказьем
объяснить сложно.
По всей видимости, комплексы типа Новочеркасского клада при
сегодняшнем уровне наших знаний являются наиболее адекватным
археологическим соответствием свидетельствам восточных текстов
времени Саргона II о киммерийцах. Эти ранние военные контакты, на
наш взгляд, заставляют исследователей более внимательно подойти к
Причерноморской киммерийской традиции, не отвергать ее безусловно,
Искать и сопоставлять факты - свидетельства реальных событии.
Которые легли в основу легенды, донесенной до наших дней Геродотом^
Ч*’
98
Глава 4
ОТ НОВОЧЕРКАССКОГО КОМПЛЕКСА К РАННЕСКИФСКОМУ
Итак, как мы выяснили выше, черты "жаботинского” пласта,
которые для большинства исследователей являются маркероц
раннескифской культуры [Ильинская, Тереножкин, 1983, с. 19-20;
Kossak, 1987; Мурзин, 1990, с.26; Медведская, 1992, с.86-87],
появляются не до походов, а в их результате. Говоря о самых ранних
памятниках скифов, эти исследователи приводят комплексы, в
которых имеются сочетание элементов новочеркасской и ранне-
скифской триады. Так, для В.А.Ильинской и А.И.Тереножкина
памятниками скифов, которые они якобы оставили на Северном
Кавказе, отправляясь в Переднюю Азию, являлись комплексы у
х.Алексеевского, погребение 1921 г. Каменномостского могильника,
погребение у Лермонтовского разъезда и гипотетический комплекс из
ст. Махошевской [Ильинская, Тереножкин, 1983,с. 20-24].
В.Ю.Мурзин несколько расширил этот список, включив туда
погребение 39 Кубанского могильника и болгарские погребения из
Енджи и Белоградца [Мурзин, 1990,с. 26]. Как видно из этого
сочетания он включает сюда не только подкурганные захоронения И
случайно найденные комплексы, но и комплекс, заведомо происМв
дящий из древнемеотского Кубанского могильника.
Для Г.Коссака и И. Н. Медведевой также не важно,
памятников какой археологической культуры происходят наиболее
ранние скифские комплексы. Они значительно расширили это*
список, включив туда комплексы из Закавказья (Самтавро),
Центрального Кавказа (Тлийский могильник), курган Красное Знамя 9
Ставропольской возвышенности, а также комплексы Поднепровья '
А
99
рыжановка 2, Константиновка 15 и 375, Жаботин 2 и 524, Тенетника
183. Чуть более поздним, по представлению И.Н.Медведской, является
комплекс погребения 27 Келермесского грунтового могильника
[Медведская, 1992, с.88-91]. По всей видимости, понимание ранне-
скифкой культуры (РСК) двух последних авторов, судя по приводимым
0ми памятникам, сближается с нашим пониманием раннескифского
комплекса, так как в таком выделении участвует одна лишь триада.
Однако если А.И.Тереножкин и Г.Коссак достаточно четко отде-
ляют памятники скифской "культуры" от предшествующей ей ново-
черкасской, И.Н.Медведская замечает следующее : "Первый этап РСК
будучи скифским прежде всего по художественному стилю, по мате-
риальной культуре является переходным между новочеркасским
периодом и культурой келермесского времени. Хотя Г. Коссак
настаивает на разделении 1-ым этапом этих ярких культур, по-
видимому, нельзя исключить возможность полного или частичного
сосуществования новочеркасского комплекса с 1-ым этапом РСК: об
этом свидетельствуют присутствие новочеркасских черт в комплексах
1-го этапа, с одной стороны, и черты сходства между новочеркасскими
и келермесскими изделиями, - с другой” [Медведская, 1992, с.87].
Если для В.А.Ильинской, А.И.Тереножкина и М.Ю.Мурзина определя-
ющим фактором начала скифского периода было появление жаботин-
ских наконечников стрел [Ильинская, Тереножкин, 1983, с.23], то для
Г-Коссака и И.Н.Медведской он начинается с появления элементов
звериного стиля [Kossack, 1987,с.48-84; Медведская, 1982, с.87].
Удивительно в свете этих представлений, что такой, например.
известный комплекс как Квитки В.А.Ильинской и А.И.Тере-
н°5ккиным, а также Г.Коссаком и И.Н.Медведской в реестр ранне-
с^ифских памятников не включен, хотя в нем есть и жаботинские
5а^онечники стрел, и древнейшие проявления зооморфного мотива -
100
хищной птицы на золотой накладке. Г.Т.Ковпаненко справедливо
привела в качестве аналогий этому контурному изображению уздечны®
пронизи в виде головки хищной птицы или когтя из Каменномосъ
ского могильника в Кабарде и раннескифских курганов [Ковпаненко,
Гупало, 1983, с. 52]. Цо всей видимости, в неотнесении этимд
авторами комплекса Квитки к раннескифским решающую роль сыграл
явный перевес новочеркасской уздечки, которую дал уздечный набор
колесницы.
Аналогичная участь постигла и комплекс из Бештау. В нем мы
не имеем ни явно выраженных жаботинских элементов, ни звериного
стиля, однако, здесь есть вещи, по своему происхождению явно связан-
ные с востоком Евразии. Это бронзовый котел, находящий полные и
многочисленные аналогии с котлами Минусинской котловины
[Боковенко,1990, с. 171]. Вторым таким элементом в этом комплексе
является подпружная пряжка, имеющая огромное количество
аналогий на Востоке Евразии [Степная полоса...табл.5,7; 27,21;
52,64,65; 61,30; 70,25 и др.]. Однако на Юге Восточной Европы, и в
частности в Предкавказье, подпружные пряжки получают широкое
распространение лишь с конца VI века [Эрлих, 1992, с. 192-194].
Бештауская находка, чуть ли не единственная вещь подобного рода В
Причерноморье, относящаяся к VII в. до н.э. Как реплику на раннее
попадание этих пряжек в Предкавказье, мы расцениваем пряжку из
кургана 20 могильника Нартан, аналогии которой нам здесь
неизвестны [Батчаев,1985, табл.48,21].
Бештауский комплекс, по нашему мнению, также безусловно
должен быть отнесен к комплексам, в которых сочетаются новочер*
касские и восточноазиатские компоненты, к комплексам переходный
от новочеркасского к раннескифскому.
Такие признаки-маркеры раннескифского комплекса, как жабо*
101
ggcKHe элементы (а также некоторые другие восточноазиатские компо-
ненты раннескифского комплекса) и ранние проявления звериного
сТЯля, начинают прослеживаться в верхнем горизонте комплекса типа
Новочеркасского клада одновременно. Об этом свидетельствует такие
яркие комплексы как Квитки, Хаджохский курган.
Итак, часть комплексов, относящаяся к самым ранним ран-
нескифским (РСК 1), продолжает традицию развития колесниц но-
вочеркасского времени (х. Алексеевский, Лермонтовский разъезд,
Хаджох, Квитки), другая - должна быть рассмотрена в контексте
культуры местных грунтовых могильников: Кубанский м-к, п.35,
Тлийские комплексы, Каменномостский и др. Часть лесостепных
комплексов генетически связана с предшествующими новочеркасскими
( Константиновка).
Доказывая связь раннескифского комплекса с его новочер-
касским субстратом, можно идти от противного, рассмотрев, например,
наиболее яркий раннескифский комплекс предкелермесского времени
Жаботин 524. Этот комплекс вместе с другими приднепровскими
комплексами Рыжановка 2 и Жаботин 2, по мнению И.Н.Медведской,
определяет первый этап РСК [Медведская, 1992, с.87]. Этот комплекс
долгое время считался синхронным Келермесу, пока В.А.Ильинская не
обратила внимание на исключительное присутствие здесь удлиненно-
ромбических "жаботинских" наконечников стрел, которых уже е
келермесских курганах нет [Ильинская, 1973, 13-27]. С этих пор
исследователи относят этот курган к предкелермесскому времени
справедливо синхронизируя его с позднейшими новочеркасскими, либ<
Переходными" [ПолЁн, 1987,с. 24 ; Kossack, 1987, S. 50; Медведская
1992, с.87]. Имеющиеся в этом комплексе бронзовые чешуикт
Паяциря не позволяли исследователям относить его к допоходном^
аРемени. Однако псалии сближают это погребение с комплексами тип
102
Новочеркасского клада.
В статье, вышедшей в 1991 году, мы предположили, что псали®
типа "Уашхиту-Жаботин" (типа IV^) являются синтезом цимбальскн^
и новочеркасских [Эрлих,1991,	с.35]. Однако статистическое
распределение комплексов с цимбальскими псалиями и их хронологи^
не позволяет утверждать, что этот тип доживает до конца VIII-начала
VII в. до н.э. По всей видимости, появление этих псалиев на Юге
Восточной Европы обусловлено наложением на новочеркасскую
традицию лопасти или загнутого конца пришлой трехдырчатой
"сиалковской”. Собственно близость "сиалковских" и "жаботинских"
псалиев отмечал еще А.И.Тереножкин, выделяя на Юге Восточной
Европы один тип дырчатых "жаботинских” псалиев.
Однако эти псалии разнятся по способу оформления отверстий:
если "сиалковский" тип имеет три отверстия в расширенном в этих
местах стержне, то отверстия псалиев типа "Уашхиту-Жаботин"
оформлены специальными муфтами, если "сиалковский" тип имеет
общую изогнутость стержня, то у псалиев "Уашхиту-Жаботин", как и
у новочеркасских, загнут только один конец.
"Сиалковский" тип, как мы писали выше, встречен в Средней
Азии, ' Иране, Закавказье и трижды в Закубанье. Ареал расп-
ространения псалиев типа "Уашхиту-Жаботин” пока ограничивается
только Югом Восточной Европы. К этому типу мы относим псалии из
Жаботина 524, х. Алексевского, старой Толучеева (с лопастью)*
Емчихи 375, Тинетинки 183, Хаджоха и Уашхиту (с лопастью)-
Псалии из уздечного комплекта погребения 4 могильника ШесхарйС
(таб.13), имеющий утолщение в месте отверстий, можно считать
переходным от "сиалковского" типа к типу "Уашхиту-Жаботин •
Кроме того, на связь этих типов указывает горизонтальное рифленИ*
краев отверстий у "сиалковского" псалия из района Псекупс*
103
б 32,3) в виде гравированных горизонтальных полос и аналогичное
(^фЛеше на муфтах псалиев из Уашхиту. Псалии из X. Алексеевского
Р Хаджоха имеют вертикальное рифление муфт. В связи с этцм
наиболее вероятен вывод, что псалии этого типа возникли на
Вовочеркасской основе в Предкавказье после попадания туда псали»
-сиалковского” типа. Оба типа псалиев сосуществуют в пределах
первой половины VII в. и дифференцировать комплексы, выясняя
какой из них здесь начал использоваться раньше, не представляется
возможным, оба типа псалиев жестко коррелируются с другими
элементами жаботинского пласта - звериным стилем (Хаджох,
Кубанский м-к, п.35, Жаботин п.524), удлиненно-ромбическими
наконечниками стрел (х. Алексеевский, Жаботин 524, Кубанский м-к,
п.35), стремячковидными удилами со свисающими концами дужек (х
Алексеевский, Кубанский м-к, Хаджох. Дукмасов, Жаботин 524,
Емчиха, Тинетинка ). В подавляющем своем большинстве эти псалии
встречаются со стремячковидными удилами типа III-2 нашей типо-
логии и лишь в одном случае они встречены с бронзовыми двукольча.
тыми (Уашхиту) и железными кольчатыми удилами (м-к Шесхарис). с
железными кольчатыми удилами встречаются и Железные псалии
"сиалковской" схемы в погребении 27 Келермессхого грунтового
могильника [Галанина, 1985, с. 160, рис.4], которое, по всей
видимости, является древнейшим комплексом в Келермесе,
относящемся к предкелермесскому периоду.
Итак, псалии типа "Уашхиту-Жаботин" - явление чисто
восточноевропейское, возникшее на новочеркасской основе, строго ог-
раниченное по времени первой половиной VII в. до н.э.
Весь ряд инноваций, постепенно появляющихся на Юге Восточ-
ной Европы с момента начала походов в последней четверти VIII в. до
й-э. не позволяет, на наш взгляд, говорить о перенесении ранне-
104
скифского комплекса в Причерноморье в готовом виде. Оставляя а
стороне проблему происхождения звериного стиля и . проблему
приоритета переднеазиатского или4 центральноазиатского его истока,
мы все же заметим, что хронология его появления такова, что
знакомство местного населения с переднеазиатским искусством
происходит раньше, нежели с центральноазиатским, но в ранний
период заимствуются популярные в новочеркасское время сложные
геометрические композиции. Зооморфизм появляется позднее, и сама
идея мышления зооморфными образами характерна для центрально-
азиатской волны, принесшей уже не в самый ранний период походов
ряд других инноваций. Однако зооморфные образы уже могли в это
время заимствоваться и в Передней Азии, где неоднократно бывали
племейа, живущие к северу от Кавказа, и в VII в. до н.э. остаются там
на более продолжительное время.
Об уже окончательном сложении раннескифского комплекса
можно говорить в келермесское время, начало которого мы относим к
третьей т этверти VII в.до н.э. Хронология этого периода надежно
подпирается переднеазиатскими импортами времени Ашшурбанипала,
которые встречены в келермесских, краснознаменских, нартановских
и новозаведенских курганах [Петренко, 1980; Галанина, 1983 ;
Махортых, 1991, с.76-77].
Для нашей темы интересно еще раз заострить внимание на
переживаниях в триаде этого времени новочеркасской традиции.
В уздечных наборах сюда следует отнести железные двуколь-
частые удила, являющиеся репликами на бронзовые двукольчатые тип
1 нашей типологии железных удил [Эрлих, 1992, с. 147]. Две находке
этих удил известны в Закубанье. Первая происходит из кургана 41
урочища "Клады" (таб.30,11), звено пары предположительно
происходит из 2-го кургана, раскопанного Н.И. Веселовским в
105
^елермесе [Галанина, 1983, табл.З, рис.14] (таб.30,10). Удила этого
типа также найдены в 20 кургане Нартановского могильника [Батчаев,
1985, табл.46,16] (таб.30,7), а также, как выяснилось после
реставрации, к этому типу относились. удила из раскопок
М.1ЬАбрамовой в Комарове [Членова,1984, с.37].
По всей видимости, этот тип удил существовал очень непродол-
жительный период времени. Ведь все вышеперечисленные котит проект
относятся к одному хронологическому пласту, который можно
ограничить рамками третьей четверти VII в. до н.э. С.В.Махортых
высказал предположение, что этот тип удил доживает до V в. до н.э.,
ссылаясь на находку в кургане 6 Елизаветовского могильника на
Нижнем Дону [Махортых, 1987, с. 163]. Однако между железными
удилами I типа и Елизаветовскими - мало общего. Двукольчатые
железные раннескифские удила изготавливаются по единой техноло-
гической схеме -расковка края железного прута и пробивание двух
отверстий.
Господствующие на протяжении всего скифского периода
железные петельчатые удила, как мы уже указывали, появляются в
переходный период (РСК 1), об этом свидетельствуют их ранние
находки в могильнике Шесхарис и п.27 Келермесского грунтового
могильника.
У бронзовых удил келермесского времени сохраняются ново-
черкасские трядиции рифления стержней. Рифление в виде пря-
моугольных рубчиков или квадратиков (однорядное, двурядное или
Многорядное) распространено как и на новочеркасских удилах, так я
8а раннескифских. На эту связь исследователи указывали
Неоднократно [Ложкин, Петренко, 1981,с. 71; Махортых, 1987, с.164].
В келермесский период распространены трехпетельчатые 
Железные псалии, бытуют роговые и костяные, а также деревянные.
106
Известны три пары бронзовых трехпетельчатых псалиев, одна из них с
зооморфным окончанием происходит из I Говердовского кургана,
относящегося к келермесскому времени [Нехаев,1985], по аналогии с
ними этим же временем следует датировать и комплект из станицы
Подгорной [Ложкин, Петренко, 1981]. Еще один комплект бронзовых
трехпетельчатых псалиев был найден во 2-ом Келермесском кургане,
раскопанным Н.И.Веселовским. Эта пара оказалась утраченной и их
вариант неизвестен.
Собственно железные стержневидные трехпетельчатые псалия
известны в двух вариантах. Чаще всего встречается вариант круглого
или четырехгранного в сечении, изогнутого псалия с "шишечкой" на
конце (вариант 1) [Эрлих, 1992, с. 150] . Противоположный конец
псалия • иногда расковывается, что, вероятно, является пережитком
новочеркасской традиции. Известен случай, когда и противоположный
конец псалия завершается шишечкой (Келермесский могильник,
погребение 25). В одном только Закубанье псалиев этого варианта
встречено не меньше 20 пар [Эрлих, 1992, с. 150]. Известны они и в
других областях Северного Кавказа и в Лесостепи [Батчаев, 1985,
йтабл.48; Ильинская, 1968, с. 106].
По сравнению с бронзовыми псалиями предскифского времеяв
Железные трехпетельчатые псалии отличаются большими размера*®.
*" Длина псалия может достигать 26 см. - Ульский курган 1910 Г'
'Однако основное морфологическое отличие заключается в том, 41°
мПетли псалиев находятся с той же стороны, куда загибается край, в
Ч время как у классических новочеркасских экземпляров пеТ-$
I Находятся на стороне, противоположной загибу лопасти. ВозмоЖ®0'
♦ что такое явление можно объяснить некоторым прерывом традиД^
* петельчатых псалиев в первой половине VII в. до н.э. и тем,
< Переход к железу и возрождение традиции петельчатых ncaJO*ef
107
происходило не во время бытования новочеркасских классических
бронзовых образцов, а от их трехдырчатых производных типа
"Уашхиту-Жаботин". Однако, мы сознаем, что эта версия нуждается в
значительной проработке.
Другой более редкий вариант железных петельчатых Псалиев
представлен прямыми псалиями в виде головок грифона из 24-го
кургана Келермесского могильника [Галанина, Алексеев, 1990, с. 40
рис.б, 26 ], по всей видимости, эти псалии связаны с бронзовыми
трехпетельчатыми псалиями с зооморфным окончанием, о которых мы
писали выше.
Из других элементов конской уздечки новочеркасскую
традицию продолжают некоторые типы пронизей. Особую грутту
составляют трехпрорезные пронизи-распределители, являющиеся
деталями, предназначавшимися для запряжения повозок-кол ас пип .
Эти пронизи, появившиеся в конце VIII - начале VII в. до н.э.и
встреченные в комплексе кургана Уашхиту, продолжают
употребляться и в третьей четверти VII в. до н.э. (таб.30, 1,5).
В.Г. Петренко цилиндрические трехпрорезные пронизи из 1-го
Краснознаменского кургана достаточно определенно относит к упряжи
повозок [Петренко, 1984, с.47]. Такие же пронизи найдены в 20 и 21
курганах Нартана [Батчаев, 1985, табл.48, 18; 51,26]. Встречены они и
в Закубанье во 2-ом кургане, раскопанном Н.И.Веселовским, среди
Упряжи коня 13 [Галанина, 1983, с.50, табл. X, 17,18]. Эти пронизи
имеют бляшки, украшенные солярным значком. Все цилиндрические
трехпрорезные пронизи, найденные в Келермесе, Нартане и 1-ом
Краснознаменском кургане, относятся с одному хронологическому
Пласту, который можно датировать серединой-третьей четвертью VII в.
н.э., в комплексах более позднего времени эти детали нам не
Известны. От ранних пронизей-деталей колесниц (Уашхиту, Пшиш,
108
Комлод) они отличаются меньшим выступанием бляшек над цилиц.
дром, а находка их с упряжью верхового коня позволяет думать, что &
третьей четверти VII в. до н.э. эти детали использовались не только &
упряжи колесниц.
Металлические пронизи в виде объемного зооморфного
изображения, напоминающего коготь, клюв, головку хищной птицы
которые Л.К.Галанина предложила называть "клювовидными", по
нашему мнению, также восходят к местной традиции (таб. 30,8). Нац
уже доводилось высказывать предположение, что стилистически эти
пронизи восходят к местной северокавказской традиции птицеголовых
скипетров [Эрлих,1990, с.249-250]. Самые ранние пронизи были
найдены в "переходном" комплексе 1921 г. Каменномостского
могильника [Иессен,1941, с.22,рис.4], известны они в ранних
комплексах Келермеса, Нартана и • 1-ом Краснознаменском кургане
[Галанина, 1983, табл.9,23,26; Галанина, Алексеев, 1990, с.40,
рис.6,19; Батчаев,1985, табл.51,24; Петренко, 1983, с.47, рис.21].
В урочище "Клады", в кургане 41, вместе с железными дву-
кольчатыми удилами находился комплект из четырех пронизей камен-
номостского типа (таб. 31,4-7). Появление клювовидных пронизей
впервые фиксируется на Северном Кавказе. Однако уже в комплексах
VII в. до н.Э. они становятся известны в Закавказье (Брили, Абано,
Тейшебаини) и в Лесостепи (Волковцы) [Нуцубидзе, 1977, табл. 24,5;
Галанина, 1977, табл.23,30; Ильинская, 1968, с.46, рис.84].
Новочеркасская геометрическая традиция продолжает разви-
ваться и на конских фаларах скифского времени. Под фал арами &
понимаем нашивные бляшки без петель, которые скрываю1
перекрестия ремней и одновременно служат украшением уздечКИ'
Л.К.Галанина в богатых уздечках келермесских курганов выдеЛй^*
вариант больших фаларов с геометрическим рисунком.
109
Наиболее полный комплект первого варианта встречен имеете
погребением коня 13 кургана 1/В [Галанина, 1983, с. 41, табл. 5]. Он
состоял из двух больших, четырех малых фаларов, которые
коррелируются в наборах этой группы с золотыми плоскими налобни-
ками и пластинками-накладками на ремни, также украшенными
геометрическим орнаментом. Рисунок, украшавший крупные фалары
этого варианта, является переживанием геометрических композиций
аовочеркасского времени, элементами которых тапятотся солярные
розетки, обрамленные бегущей волной. Поражает сюжетное сходство
орнамента на фаларе коня 13 кургана 1/В и на бляшке Алалаха (Тель-
Атчана) (слой 0-1), на которое обратил внимание Г.Коссак (Kossack G.
1987, s. 122] (таб.22,4,5). Р.Максвелл-Хислоп датирует эту бляшку XII
в. до н.э. [Maxvell-Hislop K.-R., 1971, pl. Юб]. Такое сходство
позволяет поставить вопрос о переднеазиатсхом происхождении
некоторых мотивов геометрического стиля времени Новочеркасского
клада. Фалары с геометрическим орнаментом уже не редкость на
Северном Кавказе. Представительную серию их дал недавно опуб-
ликованный могильник Нартан [Батчаев,1985, табл. 27, 27; 33, 26; 37,
13, 14; 39, 27; 41, 22 и т.д.] (таб.30,9). К первому варианту уздечек с
золотыми фаларами в геометрическом стиле Л.К.Галанина отнесла
Уздечки семи коней (кони 13-18 кургана 1/В и ковь 6 кургана 2/В).
Отдельную группу в келермесских уздечках составляют четыре
бронзовых ажурных фалара, найденные у коней 15 и 16 кургана 2/В
(таб.30,2). Они имеют форму четырехлепестковой розетки, с рельефной
Композицией в центре, имеющей солярную символику. Л.К.Галанина
8Оолне справедливо поставила эти изделия в один ряд с
Г1Р€Д скифе к ими и раннескифскими образцами конских блях и фаларов
8 виде четырехлепестковой розетки, которые известны как в кости,
и в бронзе, как с петлей на обороте, -так и без нее на Северном
но
Кавказе и в Лесостепи. Время бытование подобных изделий - Koned
VIII-VII в. до н.з.	I
Теперь попытаемся рассмотреть, какие элементы восходят J
новочеркасской традиции в другой составляющей раннескифску^!
триаду - оружии.	I
Новочеркасские наконечники стрел в келермесское время вы.
ходят из употребления. Эта часть раннескифского комплекса
развивается на основе жаботинской (овально-ромбические двух,
лопастные наконечники стрел первой хронологической группы
А. И. Мелюковой) и азиатской традиции трех лопастных стрел -приобрв-
тение времени походов. Использование в это время собственно
новочеркасских стрел чрезвычайно редко. Однако мы можем привести
в качестве примера встречу двух таких стрел в очень разнообразном по
составу колчанном наборе из кургана 4 у ст. Холмской Абинского
района в Закубанье [Кондрашев, 1987]. Они имеют асимметрично-
ромбическую плоскую головку и более всего близки к новочеркасским
наконечникам стрел из кургана Квитки [Ковпаненко, Гупало,
1984,с.49, рис.9, 9-41].
Мечи скифского облика, распространенные на всей территории
Юга Восточной Европы, безусловно, являются развитием традиции
северокавказских мечей и кинжалов. Из существовавших трех версий
о различных истоках скифских мечей, высказываемых разными
авторами: иранских [Ростовцев, 1918, с.37; Граков,1971, с.92;
Мелюкова, 1964, с.60], карасукских [Тереножкин, 1973,с. 342;
Мурзин, 1971, с.11-12] и северокавказских [Лесков, 1979, с.47-49;
Черненко, 1979; Техов, 1980, с.59; Шрамко, 1984, с.24-33; МахортыХ»
1991, с.56; Эрлих, 1992а, с. 4-5], последняя гипотеза является
наиболее убедительной и завоевывает все большое число сторонников*
Б.А.Шрамко дал подробное технологическое подтверждение этой
Ill
версия, выделил переходные формы биметаллических кинжалов
кабардино-пятигорского типа, ближе всего стоящие к скифски^
лечам, биметаллические "акинаки", рудименты "биметаллического
происхождения" у скифских мечей. Недавно к гипотезе северо-
кавказского происхождения скифского "акинака" присоедиттипяск и
. д.И.Мелюкова, изменив свою прежнюю точку зрения. В томе "Ар-
хеологии СССР" она пишет: "Наиболее ранние экземпляры (скифских
мечей. - В.Э.) определенно VII в. до н.э. происходят с территории
Северного Кавказа. Именно там, очевидно, вырабатывались характер-
ные для скифского периода мечи и кинжалы. Прототипами для них,
по всей вероятности, служили биметаллические и железные кинжалы
киммерийской эпохи" [Степи Европейской части...,с.93].
Как мы уже заметили выше, все мечи как скифского облика,
так и неразвившееся направление цельножелезных "киммерийских”
мечей наиболее богатых новочеркаских комплексов, восходят к одному
и тому же типу биметаллического северокавказского кинжала IV
группы по С.Л.Дудареву. Видимо именно зта форма кинжалов с
плоской рукоятью и уплощенным брусковидным навершием оказалась
наиболее перспективной, дав начало мечам и кинжалам, которые на
Северном Кавказе существуют до конца V в. до н.э., в скифской же
Степи и весь IV в. Такой "рудимент" биметаллического происхождения
этих мечей, как желобчатая рукоять у северокавказских "акинаков ,
встречается вплоть до V в. до н.э. и его не следует рассматривать как
архаический признак [Эрлих, 1992, с. 16-17]. Этот же элемент пе-
Рсходит и на меотские мечи, развившиеся к IV в. до н.э. из мечей
сКифского облика в Закубанье, например, желобчатая рукоять имеется
меотских мечах из Курджипса [Галанина,1980,с. 63; Эрлих, 1991,
с.87 ].
Вероятно, также местное северокавказское происхождение име-
112
ют и мечи с антенным навершием, в этом вопросе мы единодушны с
С.В.Махортых [Махортых, 1991, с.58; Эрлих,1992, с.25 ], однако, де
следует из возможных прототипов исключать и абхазски
однолезвийные кинжалы с волютами [Шамба,1984, с.81, рис.29,2].
Развитие антенных наверший проходит по схеме, сходной с развитием
уздечных принадлежностей от геометрической формы (волюты)
приобретению все большего зооморфизма (когти, головки грифонов).
Безусловно, с местной северокавказской традицией в Причер.
поморье следует связывать и наконечники копий. Этот вид вооружения
достаточно "консервативен", мало подвержен изменениям во времени.
Два из трех основных отделов наконечников копий лавро-листых и
остролистых, распространенных в скифское время на Северном
Кавказе и в Причерноморье [Мелюкова, 1964, с.35-36; Махортых,
1991, с.60-62; Эрлих, 1992, с.49-60], существовали на Северном
Кавказе еще в предскифское время как в бронзе, так и в железе.
А. М. Лесков возводил два основных типа раннескифских нако-
нечников копий (линзовидных в сечении без ребра и с лавро-листным
пером и трубчатым ребром, переходящим во втулку) к комплексам
типа Новочеркасского клада [Лесков, 1975а, с.41]. Как мы писали
выше, появление наконечников копий в Степи и в Лесостепи мы
связываем с проникновением туда с Северного Кавказа носителей
комплексов типа Новочеркасского клада в конце VIII в.до н.э.
С колхидо-кобанскими топорами предскифского времени иссле-
дователи связывают и происхождение боевых топоров-молотков,
распространенных на Северном Кавказе времени скифской архаикй-
Эти топоры находят соответствие с типом 16 закавказских боевЫ^
топоров по классификации М.Н.Погребовой [Есаян, Погребова,1985,
с.80-83, табл.VI]. В Закубанье к этому типу относятся 13 из 17 топор0®
скифского времени [Эрлих, 1992, с. 102]; известны они в друг0*
113
регионах Северного Кавказа [Виноградов, 1972, с.329, рис. 13; с.345,
ряс.29; с.347, рис.31, 4-7J.B основном все секиры этого типа про-
исходят здесь из грунтовых могильников, лишь знаменитый ке-
Лермесский топорик найден под курганной насыпью. С кавказской
традицией связываются исследователями и скифские секиры Стени и
Лесостепи [Ильинская 1961, с.36-39; Мелюкова, 1964, с.66-68].
Однако в собственно новочеркасских комплексах железные секиры
дочти не известны. Исключение составляет лишь топорик из кургана
Квитки [Ковпаненко, Гупало, 1984, с. 49, рис.9, 5]. Вероятно, этот вид
вооружения становится популярным ко времени завершения походов.
В защитном вооружении новочеркасская традиция продолжает
развиваться в бронзовых чешуйчатых панцирях, которые как мы уже
указывали, были заимствованы на Переднем Востоке в самый
начальный этап походов. Бронзовые чешуйки в виде прямоугольников
с закругленным нижним концом на Северном Кавказе и в
Причерноморье бытуют вплоть до конца V в. до н.э. (Семибратние
курганы) [Черненко, 1973; Эрлих, 1992, с.117], однако уже с конца VII
в. до н.э. эти пластины начинают встречаться в сочетании с
Железными (Костромской курган) [ОАК, 1998, с.30].
Появившиеся одновременно с панцирями удлиненные
пластинки поясов с одним зубчатым краем существуют до IV в. до н.э.
В Закубанье нам известны остатки трех портупейных поясов,
состоящих из узких пластин с зубчатым краем, найденные в ри-
туальных комплексах IV в. до н.э. У ляп с кого некрополя (курганы 1,
2> 3) [Эрлих, 1992, с. 123-124, рис. 31, 1-9].
Как явствует из такого очень краткого обзора проявлений
Новочеркасских и в целом северокавказских традиций в ран-
Нескифском комплексе, они прослеживаются и в уздечке, и Во всех
^РУппах вооружения, то есть в двух из трех основных составляющих
114
триады. Разумеется, такая связь с предшествующей эпохой почти ц0
всем элементам позволяет говорить о том, что раннескифскид
комплекс в целом восходит к комплексу типа новочеркасского клада,
продолжающиеся походы и инновации, вызванные притоком нового
населения и заимствованиями походного времени, тем не менее не
разрывают традицию восхождения раннескифского комплекса к
северокавказским культурам.
И наконец, следует рассмотреть, как эти элементы формируются
и проявляются в контексте региональной культуры. Для этого анализа
мы избрали Закубанье - регион, где находятся эталонные памятники
раннескифского комплекса - Келермесские, Ульские и Костромской
курганы.
Закубанье является центром формирования меотской культуры.
В это понятие мы не вкладываем этническое содержание, а
рассматриваем меотскую культуру только как археологическую
культуру со своим специфическим набором признаков, зародившуюся
и существовавшую здесь на протяжении 700 лет [Эрлих, 1992а, с.З;
Эрлих, Кожухов, 1992, с.82-83]. Работая над периодизацией этой
культуры мы вместе с С.П.Кожуховым обратили внимание, что наши
предшественники А.М.Ждановский и И.И.Марченко [Ждановский,
Марченко, 1989] объединяют в этой культуре периоды, соответ-
ствующие предскифскому и раннескифскому времени в один древне-
меотский период. До известной степени это было логично, так как
здесь продолжается развитие одних и тех же форм керамики и типов
погребального обряда. Да и процессы эти прослеживаются на одних И
тех же памятниках. Например, могильники Фарс (Клады), Кочипэ,
Псекупский, Ппшш, возникая в предновочеркасское время, в период
существования уздечных наборов первой хронологической группы,
существуют до раннескифского времени (также как и Клин-ЯрсКИ#
115
^□гильник в Пятигорье). Поэтому мы в своем подходе стремились
вЬ1делить основной процесс - лейтмотив каждого периода а
рубежными считали те периоды, когда эти процессы можно считать
завершенными. Для древнемеотского периода Закубанья таким
лейтмотивом явился процесс формирования раннескифского комплекса
[Эрлих, Кожухов, 1992, с.82-83].
До недавнего времени были неизвестны памятники,
депосредственно предшествующие древнемеотским могильникам.
Некоторый свет на проблему генезиса меотской культуры Закубанья
пролили исследования Э.С.Шарафутдиновой [Шарафутдинова, 1989].
Очевидно, процесс генезиса новой культуры в предгорной и
лесостепной части Закубанья необходимо рассматривать в общем
контексте формирования культур эпохи перехода от бронзы к раннему
железному веку Северного Причерноморья, где в конце II - начале I
тыс. до н.э. под воздействием экологических факторов наблюдается
запустение степных районов и поиск степным населением эколо-
гических ниш с более влажным климатом, пригодных для проживания
[Махортых, Иевлев, 1991].
Древнемеотский период, который начинается со времени
зарождения меотской культуры где-то в IX в. до н.э., длится до
середины VII в., т.е. до келермесского времени, которое в данном
случае является рубежным.
Процессы, происходящие в Закубанье в древнемеотский период,
Как мы указывали, можно проследить в пределах одного могильника.
Прежде всего это процессы обусловленные участием носителей
Культуры в ранних переднеазиатских походах, формированием ново-
черкасского комплекса, появлением комплексов колесничих и подкур-
Ганных захоронений, свидетельствующих о социальной дифферен-
циации общества. Курганный обряд Закубанья времени, новочеркас-
116
ского комплекса очень неустойчив, также как он неустойчив
вариабилен для новочеркасских комплексов в целом [Скорый,1991, с
21] и для северокавказских курганов раннескифского времен^
[Макортых,1991, с.19-23]. Однако черты обряда, проявляющиеся уже в
ранних комплексах, продолжают свое развитие в другие периоды.
Например, многие элементы, прослеженные в кургане с новочер.
касским комплексом Уашхиту’ (шатровая конструкция, южное
положение лошадей, специально выделенная плетнем площадка
погребенного), имеет развитие в закубанских курганах VI-IV вв. до н.э.
Удьских и Уляпских. С этого времени в Закубанье сохраняется
традиция соседства грунтовых могильников рядового населения и
престижных подкурганных захоронений. Курганный обряд, по нашему
мнению, является только признаком определенного социального
статуса погребенного, но никак не признаком его принадлежности к
другому этносу или культуре. Содержимое курганных погребений не
имеет ничего такого, что позволяло бы их рассматривать вне контекста
меотской культуры. Жесткая привязка этноса к определенному
обряду, сделанная Л.К.Галаниной, отнесшей самое богатое ассирий-
скими импортами погребение Келермесса курган Шульца к
погребению меотского вождя только потому, что оно было впускным,
на наш взгляд, неправомерно. В Фарсовском могильнике мы встречаем
подкурганные захоронения, относящиеся к разным подпериодам его
существования ("Клады" 46, 41). Аналогичная картина продолжает в
Закубанье существовать на протяжении всего скифского периода.
Фактор участия населения в переднеазиатских походах остав-
ляет отпечаток и на погребальном обряде грунтовых могильников-
Имеющиеся в нашем распоряжении данные позволяют утверждать, ’гг°
изменения шли в сторону увеличения погребений с оружием и с
уздечкой или конем [Эрлих, 1992, с. 211-213]. Для предскифскоГ0
117
времени мы использовали материалы двух могильников, которые б кт пи
gaM доступны: Николаевского (допоходное время) и могильника Фарс
(допоходное время и период походов). В первом случае, в 47
погребениях, сведения о которых нам стали доступны благодаря
отчетам Н.В.Анфимова, оружие было встречено лишь в 7 погребениях:
в б случаях это наконечники копий, в одном булава. В целом,
воинских погребений в этом могильнике около 15 процентов, причем
только одно погребение дает сочетание оружия с уздечкой, которое
можно безусловно отнести к погребению воинов-всадников [Анфимов,
I960]. Совсем другую картину дает могильник Фарс. Здесь из 46
погребений в 20 встречается оружие, что составляет 43 процента.
Такой высокий процент превышает даже допустимый процент
мужского населения, способного носить оружие. Здесь также высок
процент всаднических погребений, т.е. тех, в которых встречено
погребение или шкура коня, либо уздечка - 13 погребений, что
составляет 65 процентов всех воинских погребений. Воины в
могильнике вооружены исключительно копьями; лишь в одном
погребении встречен кинжал.
В келермесское время процент воинских погребений несколько
снижается (окончание походов ). Л.К.Галаниной было замечено, что
среди 7 погребений с оружием в Келермесском грунтовом могильнике,
что составляет около 20% всех погребений, воины вооружены либо
боевым топором, либо копьем, лишь только в двух воинских
Погребениях найдены и боевой топор, и копье (погребение 23 и 29). В
этих же погребениях имелись и колчанные наборы. Еще один
Колчанный набор найден в погребении секирщика, и только одно
Погребение является погребением конного лучника - погребение 30.
кстати, здесь самый высокий процент всаднических погребений: среди
&°Инских 6 из 7 (около 85%) [Галанина Л.К., 1989, с. 81-82]. Такой
118
высокий процент всаднических погребений в этот период, скорее всего
также объясняется участием местного населения в походах. Войско
скифов периода переднеазиатских походов целиком состояло и3
всадников [Черненко В.Е., 1988, с. 20].
Но главные изменения во время походов происходят в элементах
триады, в процессе‘формирования раннескифского комплекса.
С самого начала меотская культура являлась областью раса,
ространения петельчатых псалиев, бронзовых наконечников копий и
кинжалов "северо-кавказского" или "кабардино-пятигорского типа",
существующим здесь с конца IX в. до н.э.
Новые элементы в наступательном вооружении возникают во
время передвижек, спорадических походов в Закавказье и Переднюю
Азию (участие населения Закубанья в этих походах мы можем конста-
тировать с конца VIII в. до н.э.). Прежде всего - это наконечники
стрел. Благодаря полученной нами хронологии комплексов
шэедскифского времени мы можем сейчас утверждать, что бронзовые
наконечники стрел в закрытых комплексах допоходного времени нам
неизвестны. Наиболее ранними наконечниками стрел здесь являлись
бронзовые наконечники стрел - варианты новочеркасского типа,
несколько позднее появляются наконечники стрел с ромбической
головкой типа "Енджа-Жаботин". Как и большинство авторов,
появление этих наконечников Стрел в Северном Причерноморье, мы
связываем с двумя традициями. Первая зародилась в степях
Европейской части, возможно в Предкавказье, и имеет сравнительно
узкую область распространения, ограничивающуюся Северным При-
черноморьем, второй тип зародился в азиатской части степей. Колчан-
ные наборы бронзовых стрел, рассмотренные нами [Эрлих, 1988а;
Эрлих. 1992. с. 64-86], в Закубанье бытуют непродолжительный
отрезок времени, относящийся к периоду после завершения передне*
119
азиатских походов: середина VII - середина VI в. до н.э. Большие
наборы наконечников стрел встречаются в наиболее богатых воинских
погребениях. Впоследствии бронзовые наконечники стрел уступают
^есто железным. Однако, следует отметить, что в Закубанье лук и
сТрелы никогда не являлись основным видом вооружения.
К инновациям послепоходного периода также следует отнести и
секиры, боевые топоры-молотки. Этот вид вооружения не имел
непосредственных прототипов в Закубанье, а возник в результате
контактов с носителями кобанской и колхидской культур во время
передвижений конца VIII - первой половины VII в. до н.э. Секиры
также использовались непродолжительный послепоходный период и
впоследствии исчезают из воинского снаряжения. Исключение
составляют лишь причерноморские области Закубанья, где известны
секиры более позднего времени.
Переднеазиатские походы, вероятно, послужили и основопола-
гающим фактором для появления в Закубанье защитного вооружения.
Наряду с несколькими другими пунктами Северного Кавказа, здесь мы
имеем древнейшие в Северном Причерноморье элементы воинского
Доспеха - панцирные чешуйки из кургана Уашхиту. Соглашаясь
Целиком с мнением Е.В.Черненко о переднеазиатских и закавказских
истоках появления в скифском мире панцирного доспеха, мы, однако,
считаем вслед за В.И.Козенковой, что такое заимствование произошло
На 100 лет раньше, в конце VIII начале VII в. до н.э.
Несколько позже появляются шлемы "кубанского типа . Меха-
низм их появления, характер заимствования, идущего, вероятно, от
лИтых шлемов северо-западного Китая, до сих пор окончательно
Неясен. Понятно лишь одно: появление этих шлемов в Закубанье
Мнилось результатом походов и военных контактов периода
^среднеазиатских походов. Как и бронзовые колчанные наборы и
120
секиры, этот тип защитного вооружения в Закубанье бытует недолго
на том же историческом отрезке, ограничивающимся второй
половиной VII - первой половиной VI в. до н.э. или, как предположил^
Л.К.Галанина, только в рамках VII в. до н.э.
’ Аналогичным образом фактор участия населения Закубанья в
переднеазиатских походах нашел отражение и в развитии уздечных
наборов. В Закубанье с древности, уходящей в IX в. до н.э. известна
традиция бронзовых петельчатых псалиев, которые встречаются с
различными типами удил: однокольчатых и треугольноконечных, а
позднее двукольчатых. Где-то в конце VIII первой половине VII в. до
н.э. появляются стремячковидные удила типа Ш-2, в том хроноло-
гическом пласте, который синхронизируется со временем передне-
азиатских походов. Эти удила, являясь наиболее совершенными,
имеющими выступы для фиксации поводного ремня и происходящие
из азиатской части степного пояса, были, по-видимому, заимствованы
в Передней Азии во время столкновения двух потоков номадов: из
Азии и с территории Северного Кавказа. С использованием передне-
азиатской схемы, но на местной новочеркасской основе формируются
удила с жестко скрепленными псалиями типа "Енджа-Константи-
новка”, находки которых известны и в Закубанье.
К середине VII в. до н.э. сформировался весь комплекс
раннескифского конского снаряжения, в основном состоящий из же-
лезных кольчатых удил, трехпетельчатых псалиев и элементов
конского оголовья: пронизей, фаларов, блях.
Переднеазиатские военные кампании явились причиной появле-
ния в Закубанье погребений военных вождей-колесничих и кладов
упряжи колесниц. Сформировавшись на местной кавказской основе,
упряжь колесницы, вероятно, была индикатором принадлежности И*
носителей к оформившемуся к этому времени сословию воинов-колес-
121
80ЧИХ, аналогичному древнеиранской касте "стоящих на колеснице".
Переднеазиатские походы наложили отпечаток и на характер
доинских погребений. Подавляющее большинство воинов в келермес-
ский период - всадники, это объясняется скорее всего тем, что в
походах участвовали отряды конных воинов.
Еще один элемент триады, рассмотрение которого мы
умышленно оставляли в стороне - звериный стиль, независимо от его
происхождения, по нашему мнению, многоисточникового, оконча-
тельно сформировался здесь к концу походов. Однако появление его
элементов мы уже наблюдаем в I половине VII в. до н.э.
Ко времени завершения переднеазиатских кампаний оконча-
тельно формируется раннескифский комплекс. В Закубанье Келермес-
ские, Костромской и Говердовский курганы демонстрируют развитую
триаду - это и есть рубежный момент, отделяющий первый этап
развития меотской культуры от последующих [Эрлих, Кожухов, 1992].
Участие в переднеазиатских походах и полученный в это время
"скифский импульс", выраженный собственно триадой, придают
меотской культуре "скифоидный" облик. В это время, как никогда,
ярко проявилась общность материальной культуры Закубанья с
культурами раннескифского времени Северного Кавказа и Украин-
ской Лесостепи. Эта общность обусловлена прежде всего теснейшими
контактами и передвижениями племен, которые так или иначе
затронули большую часть Юга Восточной Европы. С окончанием
Походов в Закубанье, как и в других областях бытования раннескиф-
ского комплекса, начинается его самостоятельное дифференцированное
Развитие.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Коротко подытоживая содержание настоящей' работы, можно сказать, что
путь жесткого следования за Геродотом, за одной из трех предложенных км
версий происхождения Скифов, не вполне отражает картину развития
причерноморских культур VIII-VII веков до н.э. Рассмотрение и анализ
археологических фактов позволяет наблюдать достаточно последовательное
формирование элементов раняеежнфской триады (раннескифсхого комплекса в
нашем понимании) на основе комплекса типа Новочеркасского клада, который
формируется в регионах двух археологических культур - дрсзнемеотсхой и
западнокобанежой. Это в определенной степени подтвердило вывод
А-М-Лескова, сделанный нм в 1975 году в своей докторской диссертации на
основании, сравнительного анализа оружия и деталей конского убора. Важно
отметить, что в то время этот анализ был сделан на несравнимо меньшем
материале.
Переломным моментом в истории этих культур является участие их
носителей в персднсазиатских походах конца УШ в. до н.э., на ранней стадии
которых окончательно формируется комплекс типа Новочеркасского клада
хласснческогс вида, в это же время происходит и "выплескивание" этого
комплекса в Степь и Лесостепь. Поэтому последняя четверть УШ в. до н.э.
кажется нам наиболее приемлимон в качестве пижней даты новочеркасского
периода. Следует отметить, что именно эта дата была предложена
А-М-Лссковым в 1975 г.
Ранние персднеазнатосне кампании северокавказского воинства достаточно
существенно влияют па облик материальной культуры, ведут к дифференциация
общества, к появлению основных подкурганных богатых погребений, в том
числе и погребений аристократической прослойки воинов-колесничих, центром
формирования которой было Закубанье.
Во время второго этапа походов в начале VII в. до н.э. начинают
проявляться "жаботинсхие" черты • общепринятые в науке маркеры
раннескифсжого комплекса, происходящие из Азиатской части степей. Здесь
весьма важен вывод, что они впервые появляются нс до походов, *
приобретаются в их процессе в период бытования новочеркасского комплекса.
Все это в конечном итоге с добавлением таких ярких инноваций и 8
идеологии, связанных с появлением скифского звериного стиля, приводит я*
123
]д>фшжющсм этапе походов ж формированию раннсошфсхого
jjCHCpMCCCXOrO времени.
комшпжса
124
ЛИТЕРАТУРА
Абрамова М.П., Козенкова В.И. От редакторов. // Археологические
исследования на новостройках Кабардино-Балкариии. Нальчик
1985.
Алексеев А.Ю. Скифская хроника. СПб.. 1992.
Алексеев А.Ю., Качалова Н.К. О киммерицах в Северном Причерно.
морье (археологический аспект проблемы). // Тезисы докладов
конференции "Проблемы скифо-сарматской археологии
Северного Причерноморья", посвященной 90-летию со дня
рождения профессора Б.Н.Гракова. Запорожье, 1990.
Алексеев А.Ю., Качалова Н.К., Тохтасьев С.Р. Киммерийцы: этно-
культурная принадлежность. СПб., 1993.
Алексеев А.Ю., Кузнецова Т.М. Новое о Келермесе. // Древности
Кубани (материалы научно-практической конференции).
Краснодар, 1991.
Анфимов И.Н. Древнемеотский могильник близ г.Абинска. // Вопросы
археологии Адыгеи. Майкоп, 1984.
Анфимов И.Н. Могильник протомеотской культуры у хутора Казазово.
// Меоты - предки адыгов. Майкоп, 1989.
Анфимов Н.В. Работа Адыгейской археологической экспедиции в
1959-1960 гг. // Архив ИА АН СССР, Р-1, N 2796, 1960.
Анфимов Н.В. Протомеотский могильник у с. Николаевского. //
Сборник материалов по археологии Адыгеи, ч.П, Майкоп, 1961-
Анфимов Н.В. Новый памятник древнемеотской культуры.
//Скифский мир. Киев, 1975.
Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И. Древний Мингечаур. Баку,1959.
Афанасьев Г.Е., Козенкова В.И. О неизвестных погребальных
комплексах предскифского времени из . окрестностей Кисло-
125
водска. // СА, N2, 1981.
Карцева Т.Б. Бронзовые кинжалы Сержень-Юрта. //КСИА, N 194,
1988.
Батчаев В.И. Древности предскифского и скифского периодов. //
Археологические исследования на новостройках Кабардино-
Балкарии, вып. 2. Нальчик, 1985.
Целинский А. Б. К вопросу о времени появления шлемов ассирийского
типа на Кавказе. // СА, N4 , 1990.
Бессонова С.С. О скифских повозках. // Древности степной Скифии,
Киев, 1982.
Биджиев Х.Х., Козенкова В.И. Предметы кобанской культуры из села
Терезе (Карачаево-Черкесия). // СA, N 3, 1980.
Бидзиля В.И., Яковенко Э.В. Киммерийские погребения Высокой
Могилы. // СА, N1, 1974.
Боковенко Н.А. Начальный этап культуры ранних кочевников Саяно-
Алтая (по материалам конского снаряжения). Автореф.
канд.дис., Л, 1986.
Боковенко Н.А. Скифские бронзовые котлы Северного Причерноморья.
// Древние памятники Кубани, Краснодар, 1990.
Вальчак С.Б. О некоторых цельнолитых уздечных комплектах
предскифского времени на юге Восточной Европы.// Граковские
чтения на кафедре археологии МГУ, 1989-1990 гт. Материалы
семинара по скифо-сарматской ахеологии. М., 1993.
Варенов А. В. К проблеме китайско-кавказских контактов (на
материале бронзовых шлемов // Северная Евразия от древности
до средневековья. Тезисы конференции к памяти
М.П.Грязнова., СПБ, 1992.
Виноградов В. Б. Центральный и Северо-Восточный Кавказ в скифское
время, Грозный, 1972.
126
Виноградов В.Б., Дударев С.Л. Материалы предскифского времени ц3
Чечено-Ингушетии.// СА, N 1,1979.
Виноградов В.Б., Дударев С.Л., Рунич А.П. Киммерийско-кавказские
связи. // Скифский мир. Киев, 1980.
Виноградов В.Б.,Рунич А.П. Новые данные по археологии Северною
Кавказа. // Археолого-этнографический сборник, т.З. Грозный,
1969 .
Виноградов В.Б., Рунич А.П., Михайлов Н.Б. Новое о кобанской
культуре Центрального Предкавказья. // Археолого-
этнографический сборник, т.4. Грозный, 1976.
Вязмитина М.И. Ранние памятники скифского звериного стиля. // СА,
2, 1963.
Галанина Л.К. Скифские древности Поднепровья. (Эрмитажная
коллекция Н.Е.Бранденбурга). // САИ. Д-1-33, М-Л, 1977.
Галанина Л.К. Курджипский курган. Л., 1980.
Галанина Л.К. Раннескифские уздечные наборы (По материалам
Келермесских курганов). // АСГЭ, N 24. Л., 1983
Галанина Л. К. К проблеме взаимоотношений скифов с местами (С°
данным новых раскопок Келермесского могильника). // СА, N
3, 1985.
Галанина Л.К. Шлемы кубанского типа. (Вопросы хронологии ®
происхождения). // Культурное наследие Востока. Л., 1985а.
Галанина Л.К. Новые погребальные комплексы из КелермесскоГ0
грунтового могильника. // Меоты - предки адыгов. Майко®’
1989.
Галанина Л.К., Алексеев А.Ю., Новые материалы к истории Закубай^
в раннескифское время. // АСГЭ, N 30, Л., 1990.
Генинг В.Ф. Могильник Син-Ташта и проблема ранних индоирансК^
племен. // СА, N 4, 1977.
127
Горпттний П.А. Бронзов! вудила з с.Теремц!. // Археологам, в.27, 1978.
Граков Б.Н. Скифы. М, 1971.
Граков Б.Н., Мелюкова А.И. Об этнических и культурных различиях
в степных и лесостепных областях Европейской части СССР в
скифское время. ВССА, 1954.
Грантовский Э.А. Индо-иранские касты у скифов. // XXV Между-
з народный конгресс востоковедов. Материалы делегации СССР.
М., 1960.
Дмитриев А. В. Отчет об археологических разведках в районе
г. Новороссийска и в Крымском районе Краснодарского края. //
Архив ИА АН СССР, Р -1, N 5823а, 1973.
Дубовская О.Р. К интерпретации комплексов типа Новочеркасского
клада. // СА, N 2, 1989.
Дударев С.Л. Из истории связей населения Кавказа с киммерийско-
скифским миром. Грозный, 1991.
Дьяконов И.М. К методике исследований по этнической истории
(киммерийцы). // Этнические проблемы истории Центральной
Азии в древности. М., 1981-
Дьяконов М.М. Очерки истории Древнего Ирана. М, 1961.
Есаян С.А. Военное дело Древней Армении. Ереван,1962.
Есаян С.А., Погребова М.Н. Скифские памятники Закавказья. М,
1985.
^Дановский А.М., Марченко И.И. К вопросу о периодизации раннего
железного века Прикубанья. // Тезисы докладов Первой
кубанской археологической конференции. Краснодар, 1989.
^Мвепровский Ю.А. Древнеземледельческая культура Ферганы. //
МИА, N 118, М, 1969.
*1®ЧВШк А.И. Киммерийцы в Передней Азии. Автореф... канд. ист.
наук.М., 1989.
128
Иванчик А.И. Киммерийцы и Урарту накануне восьмого поход*
Саргона II. // ВДИ, 3, 1990.
Иессен А.А. Археологические памятники Кабардино-Балкарии. //
МИА, N3, 1941.
Иессен А.А. К вопросу о памятниках VIII-VII вв. до н.э. на Юге
Европейской части СССР. // СА. N XVIII, 1953.
Иессен А.А. Некоторые памятники VIII-VII вв. до н.э. на Северном
Кавказе. // ВССА, 1954.
Иессен А.А. Из исторического прошлого Мильско-Карабахской степи.
и МИА, N 125, 1965.
Ильинская В.А. Скифская вузда VI ст. до н.э. // Археология, в. XIII,
Киев, 1961.
Ильинская В.А. Ск!фск1 сокири. // Археология, N XII, Киев, 1961а .
Ильинская В.А. Культовые жезлы скифского и предскифского
времени. // МИА, N 130, М, 1965.
Ильинская В.А. Скифы днепровского лесостепного левобережья. Киев,
1968.
Ильинская В.А. Бронзовые наконечники так называемого
жаботинского и новочеркасского типов. // Археология, N 12,
Киев, 1973.
Ильинская В.А. Раннескифские курганы бассейна р.Тясмин. Киев,
1975.
Ильинская В.А., Тереножкин А.И. Скифия VII-III вв. до н.э. Киев,
1983.
Исмагилов Р.Б. Погребение Большого Гумаровского кургана в Юяся°м
Приуралье и проблема происхождения скифской культур1*1'
//АСГЭ, 29, 1988,с. 37, рис.6, 38-57.
Классификация в археологии. Терминологический словаР1*
справочник. М., 1990.
129
рючко В.И., Мурзин В.Ю. О взаимодействии местных и
привнесенных элементов скиф**"* культуры.// Скифы
Северного Причерноморья. Киев, 1987.
Клочко В.И.,Мурзин В.Ю. О хронологе» древностей черногоровско-
новочеркасского типа. // Проблей археологии Поднепровья.
Днепропетровск, 1989.
Ковалевская В.Б. Кавказ и аланы. М., 1994»
Ковпаненко Г.Т. Погребение VIII-VII вв- н э- » 6acceliHe Р-Вореклы.
// КСИА АН УССР, 1962, N 12.
Ковпаненко Г.Т. НосачХвский курган VlH'™ ст‘	АрхеолоПя,
т.20, 1966.
„	_ _	_„ с- Флярковка. // Древности
Ковпаненко Г.Т. Червона могила у
Евразии в скифо-сарматское время- М. 1984.
Ковпаненко Г.Т. Погребение предскиФсКОГО времени у с.Олыпана
Черкасской области. // ДостижеН»» советской археологии в XI
Г пятилетки. Тезисы докладов конфвР6”11'110. Баку, 1985.
_	кт -г, тт _лАение воина у с.Квитки на
Ковпаненко Г.Т., Гупало Н.Д. Погр60
Поросье. // Вооружение скифов 0 сарматов. Киев, 1984.
Кожухов С.П., Эрлих В.Р. Археологвчеекие разведки левого берега
т.	,„.	// Материальная культура
Краснодарского водохранилища >	'
Востока, ч.П. М, 1988.
Козенкова В.И. Вопросы хронологии росточиого варианта кобанской
„„пок в Чечено-Ингушетии. //
культуры в свете новых раскол*
„	п тг~~1<’чного Кавказа. Махачкала,
Древние памятники Северо-Вост^
• 1977.
Венкова В.И. Кобанская культура. В<’с'гочнь™ вариант. САИ,
В2-5, М.,1977.
_	^«алогическая классификация
Ч13енкова В.И. Типология и хро»
_	Восточный вариант. САИ,
предметов кобанской культуры- .
130
вып.2, В2-5, М.,1982.
Козенкова В.И. Пседахский могильник кобанской культуры. // Новое
в археологии Северного Кавказа. М., 1986.
Козенкова В.И. Кобанская культура. Западный вариант. САИ, в.З, В2.
5, М.,1989.
Козенкова В.И. Хронология кобанской культуры: достижения, опыт,
уточнения, нерешенные проблемы. // СА, N 3, 1990.
Кондрашев В.А. Отчет о раскопках курганов у пос.Холмского
Абинского р-на Краснодарского края в 1987 г. // Архив ИА АН
СССР, P I, N 12023, 1987.
Крупнов Е.И. Жемталинский клад. М.,1952.
Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М, 1960.
Кузьмина Е.Е. Колесный транспорт и проблема этнической и
социальной истории древнего населения южнорусских степей.
// ВДИ, N 4, 1974.
Куклина И.В. Этногеография Скифии по античным источникам. Л.,
1985. Куфтин Б.А. Материалы к археологии Колхиды, т.1,
Тбилиси, 1949.
Лесков А.М. Заключительный этап бронзового века на Юге Украины.
Автореф.док.дисс. М., 1975.
Лесков А.М. Предскифский период на Юге Украины. Автореф.. док.
диссертации. М.. 1975а.
Лесков А.М. Киммерийские мечи и кинжалы и происхождение
скифского акинака. // Искусство и археология Ирана и его
связь с искусством народов СССР с древнейших времен. Тезисы
докл.конф. М., 1979.
Лесков А.М. и др. Отчеты Кавказской археологической экспедиций
ГМИНВ за 1981-1986 гг. // Архив ИА АН СССР.
Лесков А.М. О хронологическом соотношении памятников железного
131
века на Юге Европейской части СССР. // Древности Евразии в
скифо-сарматское время, М. 1984.
Литература древнего Востока. Тексты. М, 1984.
Ловпаче Н.Г. Могильники в устье р.Псекупса. // BorJPOCbI археологии
Адыгеи. Майкоп, 1985.
Ловпаче Н.Г. Отчет об археологической экспедиций м могильнике
"Тыгакочипэ" в г.Майкопе в 1985-1986 гг. // Архив ИА АН
СССР, Р-1, N 12921.
Ловпаче Н.Г. Могильник Кочипэ (Восточный) в Майка*1®*// Культура и
быт Адыгов. Майкоп, 1991
Ложкин М.Н., Петренко В.Г. Уздечный набор из Краа^®**®Рского края.
// КСИА, N 167, 1981.
Махортых С. В. О культурно-хронологической интерпретации
памятников типа Новочеркасского клада. // Исторические
чтения памяти М.П.Грязнова. Тез.докладов. СЫсК> 1987.
Махортых С.В. Скифы на Кавказе в VII-V вв. до н.э. Автореф.дисс. ..
канд. ист. наук, Киев, 1987а.
Махортых С. В. О мечах и кинжалах скифского тй*1® с антенными
навершиями. Материалы конференции памяти М*И'Артамонова,
декабрь 1988 (рукопись).
Махортых С. В. Скифы на Северном Кавказе. Киев, 19&1’
Махортих С.В.	Памятки типу Новочеркасько*’0 скарбу (за
матер!алами П!вн!чного Кавказу). //Археолог!#» 1’
Махортых С.В., Иевлев М.М. О путях и времен# формирования
раннекочевнических образований -на Юге ЕвР°пейской части
СССР в позднейший предскифский период. // ДСКП,М.,1991.
Медведская И.Н. Конский убор из могильника Сил#1* ®* // Iranica
Antique, XVIII, 1983.
Медведская И.Н. Периодизация скифской архаики и Древний Восток.
132
// CA, N 3, 1992.
Мелентьев А.Н. Некоторые детали конской упряжи киммерийского
времени (Аксайский клад). // КСИА, N 112, 1967 .
Мелюкова А.И. Вооружение скифов. М., 1964.
Мурзин В.Ю. Происхождение скифов: основные этапы формирования
скифского этноса. Киев, 1990.
Нехаев А. А. О работе Адыгейской археолологической экспедиции в
1985 г. // Архив ИА АН СССР, Р-I, N 10923.
Новичихин А.М. Биметаллический кинжал из х. Бужор Анапского
района. // Традиции и инновации в материальной культуре
древних обществ. М, 1990.
Нуцубидзе Б.Б. Археологические раскопки в сел. Абано. // Вопросы
археологии Грузии, в.1. Тбилиси, 1978.
Ольховский В.С. Раннескифские погребальные сооружения по
Геродоту и археологическим данным. // СА, N 4, 1978.
Петренко В.Г. Изображение богини Иштар из кургана в Ставрополье.
// КСИА, N 162, 1980.
Петренко В.Г. Скифская культура на Северном Кавказе. // АСГЭ, N
23, 1983.
Петренко В.Г. Конская упряжь у скифских племен Ставрополья в VII-
VI вв. до н.э. // XIII Крупновские чтения по археологи®
Северного Кавказа. Майкоп, 1984.
Пиотровский Б.Ю. Ванское царство. М, 1959.
Погребова М.Н. Закавказье и его связи с Передней Азией. М,1984 .
Полш С.В. Хронолопя ранньоск!фських пам'яток. // Археология,
59, Киев, 1987.
Попов Р. Могильните гробове при с. Ендже. // Известия
Българския Археологически институт, T.IV, 1932.
Пустовалов С.Ж. К проблеме реконструкции социальной структура
133
носителей катакомбной культуры. // Тез.докладов конф.
"Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причер-
номорья”, посвященной 90-летию Б.Н.Гракова. Запорожье,
1989.
Рабинович Б.З. Шлемы скифского периода. // ТОИПК, т.1. Л., 1941
Раевский Д.С. Очерки идеологии скифо-сакских племен. М., 1987.
резепкин А.Д. Отчет о работе Майкопского отряда в 1980 г. // Архив
ИА АН СССР. Р-I, N, 1980.
ростовцев М.И. Курганные находки Оренбургской области эпохи
раннего и позднего эллинизма. // MAP, N 37, 1918.
Ростовцев. М.И. Скифия и Боспор. Пг., 1924.
Рунич А.П. Отчет о разведках в районе Кавминвод.// Архив ИА РАН
Р-I, N , 1972.
Сергацков И.В. Погребение предскифского времени на Иловле. // СА,
2, 1991.
Скорий С.О. Про ск!фський етнокультурний компонент у населенння
Дтпровскького ЛЛсостепового Правобережжя. // Археология,
1987, N 60.
Скорий С.А. До питания про культурну належшсть" старожитностей
типу Новочеркаського скарбу 1939 р. // Археолойя, 3, 1991.
Смирнова Г.И. Основы хронологии предскифского периода Юго-Запада
СССР. // СА, N 4, 1985.
Сокровища курганов Адыгеи. Каталог выставки. М, 1985.
Спицын А.А. Курганы скифов-пахарей, ИАК, вып. 65, СПб, 1918.
Степи Европейской части СССР в скифо-сарматское время. Археология
СССР. М, 1984.
Степная полоса Азиатской части СССР в .скифо-сарматское время.
Археология СССР. М., 1992.
Тереножкин А.И. Дата мингечаурских удил. // СА, N 4, 1971
134
Тереножкин А.И. Бронзовые кинжалы предскифского времени. ц
Кавказ и Восточная Европа в древности. М., 1973.
Тереножкин А.И. Киммерийцы. Киев, 1976.
Техов Б.В. Скифы и Центральный Кавказ в VII-VI вв. до н.э. М., 1980.
Титенко Г.Т. Закавказские удила, найденные на Полтавщине.// КСЦд
АН УССР, в.З, Киев, 1954.
Тов А.А. Протомеотский могильник Чишхо близ аула Тауйхабль в
Теучежском районе. // Меоты - предки адыгов. Майкоп, 1989.
Тохтасьев С.Р. К хронологии и этнической атрибуции памятников
скифского типа на Ближнем Востоке и в Малой Азии. // РА, 2,
1993.
Уварова П. Могильники Северного Кавказа. // МАК, VIII.
Федоров-Давыдов Г.А. Статистические методы в археологии. М, 1987.
Цюрн Ф.А.. Учение об упряжи. СПб, 1884.
Черненко Е.В. Скифский доспех. Киев, 1968.
Черненко Е.В. Персидские акинаки и скифские мечи.// Искусство и
археология Ирана и его связь с искусством народов СССР.
Тезисы докл. конф. М., 1979.
Черненко Е.В. Военное дело скифов (вооружение, тактика, стратегия).
Автореф. ... док.ист.наук. Киев, 1988.
Членова Н.Л. Оленные камни как исторический источник. (На
примере оленных камней Северного Кавказа). Новосибирск,
1984.
Шамба Г.К. Раскопки древних памятников Абхазии. Сухуми, 1984.
Шрамко Б.А. Из истории скифского вооружения. // Вооружение
скифов и сарматов. Киев, 1984.
Щепинский А.А. Погребение начала железного века у Симферополя-
// КСИА АН УССР, выл. 12, Киев, 1962.
Эрлих В.Р. К проблеме происхождения птицеголовых скиттетроЯ
135
предскифского времени. // СА, N 1, 1990.
gipjmx В.Р. Бронзовые наконечники стрел и проблема
f хронологического распределения комплексов раннескифского
времени Среднего Закубанья. // Материальная культура
Востока, ч.1, М, 1988.
Эрлих В.Р. Бронзовые уздечные наборы и проблема хронологии
комплексов предскифского и раннескифского времени
Закубанья.// ДСКП, М., 1991.
Эрлих В.Р. Меотские мечи из Закубанья. // ДСКП, М., 1991.
Эрлих В.Р. Вооружение и конское снаряжение в культуре населения
Закубанья в скифское время. Диссертация на соискание ученой
степени кандидата ист.наук. М.1992.
Эрлих В.Р. Вооружение и конское снаряжение в культуре населения
Закубанья в скифское время. Автореф...канд. ист.наук.
М. 1992а.
Эрлих В.Р. Об интерпретации некоторых комплексов типа Новочер-
касского клада. // Российская археология (в печати).
Эрлих В.Р., Кожухов С.П. Об основных этапах развития меотской
культуры Закубанья. // Античная цивилизация и варварский
мир. Новочеркасск, 1992.
Barnett R.D., Falkner М. The Sculptures of Tiglath-Pileser III (745-727
B.C.) from the Central and South-West Palaces of Nimrud.
L.,1962.
Barnett R.D., Forman W. Assyrian palace reliefs. L., n.a.
Dalton O.M. The tresure at the Oxus. London, 1964.
Dictonair de antiquites. Paris, 1889-1911.
Dumezil G. Mithe et epopee. L’ideologie des trois fuctions dans epopees
indoeropeens. Paris, 1968.
Clarke D.L. Analytical archaeology. L., 1968.
137
136
Cozzoli U. I Cimmeri. // Studi publicati dell’Instituto Italiano per la
Soria Antica, fasc ventesimo. Roma, 1968.
Gallus S., Horvath T., 1939. Un peuple cavaliers preskythique ец
Hongrie. Budapest.
Ghirshman R. Fouilles de Sialk pre de Kashan 1933, 1934-1937. Paris,
1939.
Hauptman H. Neue Funde eurasischer Steppennomaden in Kleinasien. //
Beitrage zur Altertumskunde Kleinasien. Mainz, 1985.
Jankovich Miklos. Pferd, Reiter, Volkersurme. Munchen, Basel, Wien,
n.a.
Kemenczei T. A prugyi kincslelet. // Communicationes Archaelogicae
Hungariae, 29. old, 1981.
Kemenczei T. Ostungam in der Zeit der Fruhhallstattkultur. // Bercht
uber das Symposium in Steyr 1980. Linz, 1981a.
Kossack G. "Kimmerishe" Bronze. Benerkunde zur Zeitstelling in Ost-
und Mitteleuropa. Situla. Ljubljana, 1980.
Kossack G. Zaumzeug aus Kelermes. // Halstatt Kolloquium,
Vesprem,1984 , Budapest, 1986.
Kossak G. Fremdling in Fars. AMI, 20, 1987.
Kossack G. Von den Aufangen des skytho-iraniscen Tierstils. //
Skythika. Munchen, 1987a.
Kristencen A. Who were the Cimmerians, and where did they come from?
Sargon II, the Cimmerians and Rusa I. Cophengagen, 1988.
Leskov A.M. Die Skythishen Kurgane. // Antike Welt, Sondernummer,
1974.
Madhloom T. The chronology of Neo Assyrian Art, London, 1970-
Maxwell-Hyslop K.-R. Western Asiatik Jewellry, 3000-612 B.C->
London, 1971.
Nagel W. Der mesopotamische Streitwagen und sein Entwicklung
imostmediterranen Berich. Berlin, 1971.
jjagel W., Strommenger E. Kalakent. B., 1985.
patducz M. Le cimetere Hallstatien de Szentes-Vekerzug, I-III. // AAH,
t. П, IV, VI, 1952, 1954, 1955.
galvini M. La Storia della regione in Epoca Urartea e I Document! in Tra
lo Zagros e Urmia. // Ricerche Storiche ed archeologiche nell
Azerbaingian iranio, ed. P.Percorella e M.Salvini. Incunabula
Graeca, LXXYIII, Roma, 1984.
I Tetori dei kurgani del Caucaso Settentrionale. Nuove scoperte degli
archeologi sovetici nell'Adygeja e nell'Ossezia Settentrionale.
Roma, 1990.
Untie V. Zwei Graber eurasissicher Reiternomaden.// Beitrage zur
allgemeinen und Vergleichenden Archaologie. Bd.4. Munchen,
1982.
138
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АНИИ - Адыгейский НИИ истории, языка и литературы. Майкоп.
АСГЭ - Археологический сборник Государственного Эрмитажа.
Ленинград.
ВДИ - Вестник древней истории. М.
ВССА - Вопросы скифо-сарматской археологии. М.
ГМИНВ -Государственный музей искусства народов Востока. М.
ДСКП - Древности Северного Кавказа и Причерноморья. М.
ИА - Институт археологии Академии наук. М.
ИАК - Известия Императорской археологической комиссии. СПб.
КАЭ - Кавказская археологическая экспедиция Государственного
музея искусства народов Востока. М.
КГЗМ - Краснодарский государственный музей-заповедник.
КСИИМК- Краткие сообщения Института истории материальной
культуры. М.
КСИА - Краткие сообщения Института археологии. М.
ЛОИ А - Ленинградское отделение института археологии.
МАР - Материалы по археологии России. СПб.
МИА - Материалы и исследования по археологии СССР. М--Л.
ОАК - Отчет археологической комиссии. СПб.
ОИПК - Отдел истории первобытной культуры Государственного
Эрмитажа.
С А - Советская археология. М.
САИ - Своды археологических источников. М.-Л.
СГЭ - Сборник Государственного Эрмитажа. Л.
ТОИПК -Труды отдела истории первобытной культуры ГосУ'
дарственного Эрмитажа. Л.
ААН - Acta Archaelogica Academiae Scientiarum Hungarica. Budapest.
J
139
- Archaelogische Mitteilungen Айя Iran. Berlin.
140
141
SUMMARY
Vladimir R. Erlikh
To the beginning of the Early Scythian assemblage
In the initial part of the book, " Between Pre-history and History
(Instead of Introduction)", the author examines the situation with the
monuments of the 8-7 cent.B.C. of the Northern Caucasus and the Pontic
region. Most of contemporary scholars use as a basis of the investigation
the extremely fragmentary and uncertain evidences of narrative sources.
The author considers the ways and the criterion of distinctions of the
monuments of Scythian culture. Most of scientists believe that under-
mounds graves with elements of the "Scythian triad" (armament, harness
and artifacts made in animal-style) belonged to The Scythian, though,
main under-mound graves appeared in the pre-Scythian time.
The author supposes, that the connections among cultures of the
Scythian time existed on a level of "assemblages" (by Clark).
In the first chapter of the book, "Charioter's burials mounds and
complexes of harness of chariots", the author describes the results of
excavation of Uash’citu burials mound - the main under-mound grave of
the warrior with the chariot, belonged to the "Novocherkassk hoard" -
time. After this excavation we can distinct series of charioteer's graves
and complexes of chariot's bridle. The Trans.-Kuban region was the
center of distribution of this bridle. The author describes detail-
indicators of chariots and concluded that the chariots were in pre-
Scythian time, most of all, a symbols of power.
The second chapter, "The Novocherkassk's triad". The Problem ot
origin and chronology", the author examines the elements of complexes
of Novocherkassk's hoard - type: the Novocherkassk-type bridle,
arrow-heads of the Novocherkassk-type, daggers of "Kabardin^
P'iatigorsky type", and, so-called, "Cimmerian ornament". The author
Remonstrates the local North-Caucasus sources formation of the
Novocherkassk's complexes in the area of the monuments of the
protomeot group and the western variant of The Koban-culture. The
penetration of the complexes of Novocherkassk's hoard type to the Steppe
and the Forest-Steppe region author connect with the military nampnign
of the End of 8 cent. BC.
In The Third chapter, " The Early Campaign of the Caucasus
tribes the author distinguishes the archaeological evidences of the early
military contacts of The Black Sea North Littoral with the Ancient East,
belonged to the group of the Novocherkassk-hoard type: helmets, pieces
of scaly armor, pectorals etc. He proposes what such evidences presents
the most adequate archaeological conformity to the Ass. -ian written
evidences about the Cimmerians of the Sargon II time.
In the Fourth chapter "From the Novocherkassk complexes to the
Early-Scythian one” the author examines derivatives of the
Novocherkassk complex in the Early-Scythian time: ornaments, bridles,
arms, etc. The main idea that the Novocherkassk complex was the basis
of the Early-Scythian one.
142
143
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Карта 1. Комплексы с псалиями типа Новочеркасского клада.
1.Большие хутора. 2. Абинский могильник. 3.Клады, к.46.4. Кочипэ.
5. Чишхо.6. Псекупский м-к. 7. Пшиш-2. 8. Кубанский м-к. 9.
Геленджик. 10. ст.Переправная. 11. ст. Махошевская. 12. Ессентуки.
13. Бештау. 14. Лермонтовский разъезд. 15. Кобан-гора. 16.
Кисловодская мебельная ф-ка. 17. Султаногорский м-к. 18. Баксан.
19. Алтуд. 20. Новочеркасский клад. 21. Аксай. 22. х. Обрывский. 23.
с. Преображенное. 24. Днепропетровск. 25. Бутенки. 26. Шевченковка.
27. Носачево. 28. Квитки. 29.Киев. 30. Залевки. 31. Яблоновка. 32.
Зольное. - удила типа Енджа-Константиновка.
Карта 2. Уздечные наборы колесниц и детали-индикаторы
упряжи колесниц, о- набор колесничной упряжи, х- отдельные на-
ходки деталей упряжи колесниц. 1. Уашхиту. 2. Клады. 3. Хаджох.
4,5 - Пшиш. 6. Чишхо. 7,8 - Псекупский м-к. 9. Казазово. 10, 11.
Кубанский м-к. 12. х.Алексеевский. 13. Лермонтовский разъезд. 14.
Ессентуки. 15, 16. Клин-яр. 17. Баксан. 18. Алтуд. 19. Аксай. 20.
Преображенное. 21. Каменка. 22. Бутенки. 23.Квитки. 24. Олыпаны.
Таблица 1. Курган Уашхиту 1. План и разрез.
Таблица 2. Курган Уашхиту 1. План основного погребения.
Таблица 3. Курган Уашхиту 1. Фрагмент плана с упряжкой.
Таблица 4. Курган Клады 46. План погребальной площадки.
Таблица 5. Курган Уашхиту 1. 43 - железо, 28-36 - золото,
остальное бронза.
Таблица 6. Курган Клады 46. Бронза.
Таблица 7. 1-13 - Пшишский клад. 14-25 Чишхо. Бронза.
Таблица 8. Бронзовые кольца с привесками. 1 - Аксайский клаД-
2 - Пшиш, сл. находка. 3 - "Клады", к.46. 4 - Кубанский могильник. $
. Уашхиту. в - Чишхо. 7 - Кубанский могильник, п.50. 8 - Псекупский
могильник. 9 - Пшиш, сл. находка. 10,11 - Пшишский клад. 12 -
хутор Алексеевский. 13 - Лермонтовский разъезд. 14 - Баксан. 15 -
длтуд., 16 - Бутенки. 17 - Квитки. 18 - Преображенное. 19 - Кязапяво.
Таблица 9. Детали индикаторы колесничной упряжи. 1 -
"Клады , к.46. 2 - Аксай; 3 - Преображенное. .4 - Кубанский
могильник. 5 - Чишхо.. 6 - Баксан. 7 .- Герпегеж. 8 - Уашхиту. 9 -
Бутенки. 10 - Квитки. 11 - Уашхиту. 12 - Пшиш, сл. находка. 13
Комлод. 14-16 - Квитки. 17 - Аксай. 18 - Пшишский клад. 19 -
Кубанский могильник.
Таблица 10. Типология удил.
Таблица 11. Типология псалиев.
Таблица 12. Внизу: таблица взаимовстречаемости удил и
псалиев. Вверху: варианты псалиев (составитель С.Б.Вальчак).
Таблица 13. Фарс, п.35. 2, 6 - кость, 7-9 - камень,
остальное - бронза.
Таблица 14. 1-10 - Фарс, п.13. 11-14 - Фарс, п.14. 2 -кость, 5 -
железо, остальное - бронза.
Таблица 15. Фарс, п.9. 8 - железо, 9 - кость, 14, 15 - камень,
остальное - бронза.
Таблица 16. 1-7 - Фарс, п.28, 8-12 - Фарс, п.25. 9 - камень,
остальное - бронза.
Таблица 17. Экчивашский м-к, п.4 (по А.П.Руничу).
Таблица 18. Султаногорский м-к, п.1 (по А.П.Руничу).
Таблица 19. М-к у Кисловодской мебельной фабрики, п.34 (по
А.П.Руничу).
Таблица 20. М-к у Кисловодской мебельной фабрики, п. 14 (по
А.П.Руничу).
Таблица 21. Развитие геометрического орнамента. 1,2 -Фарс,
144
п.9. 3 - Эчкиваш''кий м-к, п.4. 4,5 - Кисловодская мебельная ф-ка,
п.14. 6,7 - левый берег Краснодарского водохранилища, сл. находки.
8,9 - Уашхиту 1. 10. Чишхо. 11. Фарс. 12. Ясеневая поляна.
Таблица 22. Геометрический орнамент Передней Азии и
Причерноморья (по Г.Коссаку). 1 - Пасаргады. 2 - Ассур. 3 - Сузы. 4 -
Те ль-Атчан а. 5,6 - Кулермес, к. 1/В. 7 - Квитки, 8 Высокая могила.
9,10 - Калакент. 11 - Толорс. 12 - Кировобад. 13 - Арчадзор. 14 -
Велоградец. 15 - Зивие. 16. Хасанлу. 17,1.9 - Носачево. 1.8 .
Кобанский .м-к. 20 - Топрак-кале. 21 - Келермес, к. 1/В. 22 - Арин-
Берд. 23.24 - Квитки.
Таблица 23. 1-5 - наконечники стрел прототипы новочеркасских
(по О.Р.Дубовской). 9-17 - наконечники стрел новочеркасского типа из
ст. Некрасовской.
Таблица 24. Комплексы раннего периода походов конца VIII в.
до н.э.1 - Чишхо. 2 - Кабан-гора. 3 - Клады, к.46. 4 Клин-яр, п.186. 5
- Клин-яр, сл. находка. 6 - Пшиш. 7 Носачево.
Таблица 25. Комплексы походов времени "жаботинского пласта"
(первая пол. VII в. до н.э.). 1 - Лермонтовский разъезд. 2 -х. Алек-
сеевский. 3 - Уашхиту. 4 - Квитки. 5* - Кубанский м-к, п. 35. 6 -
Пшишский м-к. 7. х. Дукмасов.
Таблица 26. 1-11 - Норшун-тепе, конское погребение. 12 -14 -
Калакент, п.47.
Таблица 27. Комплекс у с. Анухва в Абхазии.
Таблица 28. Клад Прюдь.
Таблица 29. Эволюционная схема "птицеголовых скипетров".
Таблица 30. Новочеркасские "пережитки" в комплексах келер’
месского времени. 1, 2, 4, 10 - Келермес. 3 - Волковцы. 5, 9 НартаЯ>
11 - Клады, к.41.	-
Таблица 31. Клады, к. 41. 1 - железо, остальное бронза.
145
Таблица 32. Случаные находки на левом берегу Краснодарского
ууохраяилиша.
1,2,5-7 - Пшиш. 3,9 - устье р. Псекупс. Бронза.
Карта 1
Карта i
Таблица 1.
Таблица 2
-s.?e
Таблица 3
Таблица 4
Таблица 5.
1
2
Таблица 6
4
Таблица 7.
Таблица 8.
Таблица 9.

Таблица 10.
тип - I
тип - Ш
Таблица 11
Таблица 12
11
Таблица 13
Таблица 14
Таблица 15.
Таблица 17
Таблица 16
Таблица 18.
Таблица 19.
Таблица 20.
О 3
11	12
Таблица 21.
Таблица 22
Таблица 23.
О"" Э lUO
Таблица 25.
Таблица 24.

Таблица 27.

Таблица 28
I
Таблица 29.
Таблица 30.
^ГаблжцаЗ!.
Таблица 32
ОГЛАВЛЕНИЕ
Or ответственного редактора...............J. VH
На стыке доистории и истории (вместо введения)	3
Глава 1. Курганы колесничих и комплоссы упряжи колесниц
...............................................18
Глава 1 Новочеркасская триада. Проблема генезиса и
хронологии......................................51
Глава 3. Свидетельства о ранних походах и их
хронология......................................83
Глава 4. От новочеркасского комплексах
раннескифасому..................................>8
Заключение.....................................122
Литература.....................................124
Список сокращении..............................138
Summary ...............................-.......140
Список иллюстраций...............-.............142
Иллюстрации..................................  144