Автор: Шерковин Ю.А.
Теги: психология информационные технологии средства связи издательство мысль
Год: 1973
Текст
Ю. А. Ш ЕР КО ВИН
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ
ПРОБЛЕМЫ
МАССОВЫХ
ИНФОРМАЦИОННЫХ
ПРОЦЕССОВ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЫСЛЬ»
МОСКВА 1973
-45
Ш 49
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ
УЧЕБНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ВПШ и АОН
при ЦК КПСС
0157-132
Ш 004 (01)-73 БЗ-72-7-72 ^ Издательство «Мысль». 1973
ВВЕДЕНИЕ
В современных условиях человек и его деятельность
становятся предметом все более пристального внимания со
стороны науки. Люди стремятся глубже понять самих
себя, социальные силы, воздействующие на них, и
конкретные механизмы их проявления. Этот интерес вполне
закономерен: с его удовлетворением человек
приобретает значительно большую степень контроля над своим
поведением в обществе и над взаимодействием с
другими людьми для достижения социальных целей.
Реализацией этого закономерного интереса является
непрекращающийся научный поиск, который все глубже проникает
в недра непознанного и выявляет все новые
закономерности взаимного влияния и взаимной зависимости
социальной среды и личности. В обширном ряду объективных
явлений, опосредствующих собой эту важнейшую для
человека и общества связь, предметом внимания науки стал
и процесс обмена продукцией психической деятельности,
оказывающий самое непосредственное влияние на
поведение и взаимодействие людей. Без этого вида
деятельности, обозначаемой в,психологической науке термином
«коммуникация», невозможно само существование и
развитие человеческого общества.
Возникнув еще на заре человечества, коммуникация,
как процесс обмена осмысленными сообщениями в
знаковой форме, стала необходимым элементом социального
бытия человека. Развитие общества, начиная с самых
ранних стадий, необходимо сопровождалось
совершенствованием средств общения и шло по пути отыскания
все более емких каналов для передачи мысли и эмоций
с наименьшими искажениями. Изобретение
письменности, позволившей зафиксировать устное слово и передать
совокупный результат психической деятельности многих
*
з
поколений людей во времени и пространстве, было одним
из важнейших революционных скачков в эволюции
человеческого общества. Принцип знаковой регуляции
деятельности и поведения, послуживший психологической
основой филогенетического развития человека и его
выделения из мира животных, стал одновременно и
психологическим фундаментом для возникновения и
закрепления форм социального взаимодействия и человеческой
культуры. Коммуникация с помощью слова и образа,
зафиксированных в какой-либо форме, вытеснила
господствовавший в течение многих тысячелетий способ
передачи опыта — имитацию. Последняя с появлением
средств фиксации изображений и письменности уступила
свои когда-то доминирующие позиции знаковой
коммуникации, которая сделала возможной передачу и
восприятие тончайших оттенков человеческой мысли и
эмоциональных переживаний людей, отражавших в своей
психической деятельности факты их социального бытия,
их материального производства.
Коммуникационный опыт человечества
свидетельствует, что передача и восприятие осмысленных
сообщений в знаковой форме создали практически
неограниченные возможности предоставлять людям знания, вызывать
у них то или иное отношение к различным объектам,
затрагивающим их интересы, формировать их оценки и
мнения, влиять на выработку и принятие решений,
побуждать к эмоциональному переживанию фактов
действительности и к проявлению воли, наконец, ориентировать
на определенное поведение в рамках конкретной
социальной структуры. Знаковая коммуникация
превратилась в процесс, обслуживающий систему существующих
общественных отношений, которые накладывают свой
отпечаток на содержание и форму, на функциональные
цели этого вида человеческой деятельности.
Так, будучи на первых порах лишь способом
организации совместного труда и бытия людей, коммуникация
по мере классового расслоения общества и в ходе его
дальнейшего исторического развития превратилась в
один из инструментов сохранения или изменения его
политической структуры. С помощью знаковой
коммуникации начали распространяться различные идеи,
выражавшие классовый интерес. Слово и образ стали эффективно
использоваться правящими классами всех антагонисти-
4
ческих обществ для подавления порабощенных и
сохранения собственных господствующих позиций. Словом и
образом порабощенные классы выражали свой протест
против социальной несправедливости, добивались
единства в борьбе против поработителей. Так было и во
времена восстаний рабов античного мира, и в период
крестьянских войн феодального средневековья, и в канун
Великой французской буржуазной революции, и, наконец, в
новейшее время, увидевшее революции
социалистические. А. В. Луначарский говорил, что в эпоху
революционных потрясений «слово оказывается острым орудием
борьбы, самым совершенным, каким человек
располагает. ..»!.
Наряду с этим знаковая — словесная и образная —
коммуникация явилась той основой, на которой
складывались и функционируют различные формы
общественного сознания. Упорядочив отражательную психическую
деятельность человека,, она свела к минимуму элемент
стихийности, который свойствен непосредственному
отражению фактов действительности, и в конечном итоге
оказалась мощным инструментом социального развития,
сделав возможным создание, передачу и восприятие
целенаправленных сообщений.
Нужды развития человечества, увеличение масштабов
классовой борьбы выдвигали в число очередных задач
отыскание все более эффективных средств и способов
осуществления информационных процессов. Ответом на
вопрос, как увеличить число людей, сознание которых
вступает в контакт с некоторым сообщением, было
сперва изобретение печатного станка, а несколько столетий
спустя — появление фотохимических и электронных
способов тиражирования ^информации в виде кино, радио и
телевидения. К настоящему времени технический
прогресс в этой области достиг такого уровня, что
информирование о намерениях, желаниях, чувствах, знаниях или
опыте, побуждение к разделению определенных оценок
или мнений, к каким-то действиям или к проявлению
определенных чувств происходят в невиданных ранее
масштабах. Привычные формы человеческой
коммуникации в виде сообщений, зафиксированных с помощью ело-
1 А. В. Луначарский. Речь при открытии Института живого
слова 15 ноября 1918 г. в Петрограде. — «Театр», 1968, № 9, стр. 85.
5
ва, жеста, мелодии или изображения, получили новую
жизнь и новые измерения, позволившие обращаться к
миллионам людей одновременно и оказывать на их
сознание столь глубокое влияние, какое было невозможно
в предшествующие эпохи. Коммуникация приобрела
черты массовости, а потребности в отыскании наиболее
эффективных способов осуществления информационных
процессов создали предпосылки для формулирования
социального заказа психологической науке.
Вместе с тем следует отметить, что информационные
процессы стали предметом внимания людей еще со
времен античности, поскольку уже тогда начала ощущаться
потребность в отыскании наиболее эффективных
способов передачи сообщений для решения социальных задач.
Довольно успешной попыткой практически
удовлетворить эту потребность было возникновение и развитие
ораторского искусства, а также создание школ,
обучавших произносить и слушать стихи. К тем же временам
относятся и попытки систематизации эмпирических
наблюдений за деятельностью человеческой психики в
связи с информационными процессами. Одним из лучших
примеров этому может служить трактат Аристотеля
«О памяти и воспоминании».
Однако предметом действительно научного
рассмотрения коммуникация вообще и массовая в частности
стала сравнительно недавно. Различные ее аспекты
сейчас изучают и систематизируют антропология,
лингвистика, литературоведение, теория журналистики,
искусствоведение, психология и социология. Предметом
интереса современной науки стали различные стороны
коммуникации — ее средства, социальная природа,
функции, возможности.
Технический прогресс, как уже говорилось, дал
массовой коммуникации эффективные средства, а правящий
класс сформулировал социальный заказ психологической
науке, с тем чтобы вооружить коммуникаторов
арсеналом знаний для осуществления процессов передачи и
восприятия сообщений не просто целенаправленно, а с
максимальной действенностью. Эти знания оказались
крайне необходимыми, поскольку физические
препятствия в виде пространства и времени являются, как
показал научный поиск, далеко не единственными для
массовой коммуникации. Очень быстро были обнаруже-
6
ны и социальные барьеры, определяемые объективным
классовым положением участников коммуникационных
процессов и соответствующим миросозерцанием, барьеры
гносеологические (возникающие из-за отсутствия или
недостатка опыта и знаний или же из-за неразвитости
абстрактного мышления) и, наконец,
социально-психологические (в виде уже имеющихся в сознании аудитории
социальных установок, сформировавшихся мнений в
результате предыдущего информационного воздействия,
усвоенных привычек и т. д.).
Бурное развитие массовой коммуникации в последние
десятилетия превратило ее в необходимый компонент
общественного бытия, в источник постоянной
информации в виде идей, представлений и образов, дополняющих
собой и обогащающих непосредственный опыт человека,
формирующих его ценности и нормы, активно влияющих
на функционирование его личности. Содержание
массовых информационных процессов оказывает свое влияние
на эмоции, мышление и суждения индивида, на его
отдельные поступки и деятельность в целом. Потребление
этого содержания быстро становится привычной
необходимостью. Отсутствие контакта сознания с продукцией
прессы, радио, телевидения рассматривается человеком
как тягостное бремя неведения о событиях в мире и в
окружающей социальной среде, лишающее его
информационного материала для эмоционального реагирования
и оценочных суждений, которые помогают
самоутверждению личности и прогнозированию деятельности, как своей
собственной, так и окружающих.
Находясь в структуре существующих общественных
отношений, массовая коммуникация отражает в своей
информационной продукции элементы идеологического
и политического содержания. Это превратило данную
сферу деятельности в поле битвы классовых и партийных
интересов. Таким образом, процессы массового
информационного воздействия неизбежно отражают
коренные преобразования, осуществляемые в современную
эпоху силами прогресса во имя свержения строя
социальной несправедливости и построения нового,
социалистического и коммунистического общества.
Непосредственными участниками этих преобразований выступают
многомиллионные массы людей, преодолевающие
противодействие реакционных и консервативных сил, которые
7
активно сопротивляются, пытаясь сохранить за собой
власть и ключевые позиции в иерархии современного
буржуазного общества. Социальным преобразованиям,
затрагивающим все без исключения сферы жизни,
пассивное сопротивление оказывают психические явления в
виде предубеждений, инерции привычки или стереотипи-
зированного мышления. Эксплуатируя их, буржуазная
пропаганда, осуществляемая в современном мире
мощными системами массовой коммуникации, всячески
культивирует политические, идеологические и национальные
предрассудки, поддерживает обветшалые социальные
институты и отжившие формы культуры,
подкрепляет старые и навязывает новые стереотипы в виде
примитивных и эмоционально окрашенных
представлений о действительности, преднамеренно создает
пассивность внимания к социальным проблемам непреходящей
значимости.
Для успешного достижения целей, соответствующих
логике исторического развития, необходима активная
борьба против духовного противодействия,
организуемого машиной буржуазной пропаганды. С одной
стороны, это громадные усилия по организации процессов,
которые с максимальной эффективностью позволяют
«строить новые формы общественной связи между
людьми»1; с другой — формирование у широчайших масс
трудящихся социалистического и коммунистического
мировоззрения.
Решить подобную задачу без средств массовой
информации и пропаганды в современных условиях
практически невозможно. Но чтобы глубоко раскрыть суть
описываемых или изображаемых явлений, отражающих
закономерности прогрессивных преобразований
социалистического мира и озлобленное противодействие мира
капиталистического, чтобы четко выявлять их объективную
социальную значимость, необходимы доказательность
выдвигаемых идей, обоснованность поддерживаемых
мнений, ясность связи этих идей и мнений с интересами,
желаниями, нуждами тех, к кому обращена
информация. Вот почему убеждение с помощью доказательных
аргументов, дающих уверенность в истинности
полученного знания, является основным и безраздельно господ-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 40, стр. 316.
8
ствующим методом пропаганды марксистско-ленинских
партий. В совершенствовании способов убеждения, в
.повышении качества аргументации — залог
психологической эффективности осуществляемого
коммунистическими партиями и социалистическими государствами
внутреннего и внешнего коммуникационного воздействия,
плодотворности идеологического влияния на сознание
аудиторий, которым адресуется информация.
Убеждением пользуются и буржуазные идеологи,
пытаясь с помощью квазилогических доводов навязать
трудящимся в своих странах догматы антикоммунизма,
отравить мышление и чувства миллионов людей ядом
ненависти и подозрительности ко всему истинно новому,
создать ложную уверенность в праве на
исключительность, якобы присущую буржуазному строю. В
осуществляемой капиталистическими государствами и
буржуазными партиями пропаганде коммуникационные
процессы подчинены задачам затемнения и искажения
истины в политических интересах правящей верхушки и
обслуживающих ее нужды государственных институтов.
Тем же целям служит практическое применение
эмпирически исследуемых закономерностей массовых
информационных процессов в сфере «психологической
войны» империалистических государств против
социалистических стран и стран, идущих по некапиталистическому
пути развития.
Игнорировать эти явления и процессы нельзя,
поскольку буржуазии удается иногда добиваться желаемой
цели. Результаты избирательных кампаний в ряде
развитых капиталистических стран свидетельствуют об этом.
Прямой противоположностью деятельности средств,
массовой информации и пропаганды капиталистических
государств — и по целям, и по содержанию, и по
форме— является их функционирование в условиях
социализма. В социалистических странах печать, радио,
телевидение действуют как инструмент воспитания человека
нового общества, как средство поддержания социально-
политического единства людей, ориентирующихся в своем
мышлении и в своих действиях на ценности марксистско-
ленинской идеологии и коммунистической морали.
Превращению массовой коммуникации в поле
борьбы за умы миллионов людей в немалой мере
способствовали исключительно важные объективные изменения в
9
мире, повлекшие за собой далеко идущие последствия
для дела идеологической и политической ориентации
трудящихся масс. Этими изменениями были создание систем
продуцирования и быстрой передачи больших объемов
словесной и образной информации на громадные
расстояния, рост грамотности, расширение и
совершенствование полиграфического производства, распространение
дешевых и малогабаритных радиоприемных устройств,
появление доступных телевизионных приемников.
Следствием этих изменений было возникновение предпосылок
для ускорения процессов осознания миллионами людей
своего объективного социального положения, их
освобождения от иллюзий незыблемости отношений
социального неравенства в капиталистическом обществе и
вовлечения в политическую жизнь и борьбу новых обширных
контингентов трудящихся, ранее живших лишь
интересами своих экономически замкнутых, духовно
изолированных мирков.
Обширная совокупность всех этих обстоятельств
превратила массовую коммуникацию как «процесс
распространения информации (знаний, духовных ценностей,
моральных и правовых норм и т. п.) с помощью
технических средств (печать, радио, кинематограф, телевидение)
на численно большие, рассредоточенные аудитории» 1 в
объект борьбы за право контроля над ее содержанием,
в поле приложения значительных средств и
незаурядного технического творчества. Все это выливается в
стремление ускорить еще больше поиск, продуцирование,
обработку и тиражирование информации. Ускорение же
данных процессов создает предпосылки для первенства
в опубликовании важных фактов и соответствующего их
комментирования. Для достижения такого рода
преимуществ в практику журналистики внедряются
компьютерные хранилища фактов и дистанционный линотипный
набор. Создание компактных портативных
видеомагнитофонов намного увеличило объем изобразительной
информации о событиях в телепередачах. Внедрение
частотной модуляции в технику радиовещания повысило
устойчивость приема и расширило полосы пропускания,
1 «Массовая коммуникация». — Философский словарь. М., 1972,
стр. 229.
10
что улучшило выразительные возможности речевого,
музыкального и шумового воздействия. Телевизионные
спутники Земли в самом недалеком будущем могут стать
фактором международной коммуникации и средством
идеологического проникновения. Именно по этой
причине «наибольший интерес для психологии общения
приобретает изучение тех каналов связи, которые были
изобретены человеком специально для целей
передачи информации, рассчитанной на массового
потребителя» К
Социально-психологическим аспектом этой проблемы
в настоящее время в ряде стран заняты значительные
научные силы, исследующие механизмы взаимодействия
сознаний коммуникаторов и их возможных аудиторий в
различных условиях. Психологическое проникновение в
сущность коммуникационных процессов, осуществленное
к настоящему времени, позволило сделать один важный
вывод. Несмотря на новейшие технические достижения,
коренным образом изменившие способы получения,
обработки, тиражирования и транспортировки информации,
сама массовая коммуникация подчиняется прежде всего
основным закономерностям психической деятельности,
проявляющимся в обычном человеческом общении.
Вместе с тем отражение действительности в информации,
которая становится продукцией прессы, радио и
телевидения, подчиняется закономерностям социальной и
политической жизни, вытекающим из особенностей
общественных отношений, детерминируемых способом
производства и определяемыми им классовыми
интересами.
Создав принципиально новую форму общения,
опосредованного техническими средствами, человечество смогло
раздвинуть его рамки до невиданных ранее в истории
масштабов. В его структуре, содержании и формах
неизбежно отразились сложившееся классовое и
политическое разделение, характерное для современного
капиталистического общества, и классовое, политическое
единение общества социалистического. Но и при этом общение,
как таковое, сохранило в структуре своих процессов
1 В. Н. Панферов. Психология общения. — «Вопросы философии»,
1971, №7, стр. 127—128.
11
последовательные этапы психической переработки
воспринимаемой людьми информации. Обогащенное новыми
средствами, оно по-прежнему является способом
передачи и получения людьми значений и извлечения из них
смысла и выступает как «материалистическая связь
людей между собой, связь, которая обусловлена
потребностями и способом производства и так же стара, как сами
люди, — связь, которая принимает все новые формы, а
следовательно представляет собой «историю»...» К
Вместе с тем появление массовой иллюстрированной
прессы, в высшей степени оперативного радиовещания,
развитие телевидения оказались фактором
продуцирования громадных объемов информации, адресованной
многомиллионным аудиториям, и как следствие мощным
фактором влияния на общественное сознание. Все это
потребовало внимания науки к процессам принятия
предлагаемой информации сознанием людей, образующих
аудитории.
Классовая заинтересованность правящей верхушки
капиталистического общества соответственно
ориентировала буржуазную социальную психологию на отыскание
эффективных способов извращения естественных
процессов, сопровождающих психическую переработку
сообщений, которые поступают в аудитории от средств массовой
информации и пропаганды.
Анализ функциональных целей воздействия прессы,
радио и телевидения, осуществляемый с позиций
марксистской социальной психологии, показывает, что в
конечном счете воздействие сводится к тому, чтобы побудить
реципиентов к определенной деятельности,
ориентированной относительно разделяемых данным обществом
ценностей, к определенному поведению, осуществляемому в
пределах выработанных обществом норм и во имя
достижения классовых интересов. В любом виде и на любом
уровне массового коммуникационного воздействия
предлагаемая аудитории информация направлена на то,
чтобы вызывать в сознании индивидов ассоциации с
определенными ценностями, в конечном счете
детерминируемыми систематизированным классовым мировоззрением.
Сообщения, содержащие эту информацию, организуются
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 28—29.
12
таким образом, чтобы возбуждать у реципиента либо
позитивный интерес к достижению указанных ценностей
или психической идентификации с ними, либо
негативный интерес к отрицанию тех ценностей, которые
контрастны его собственной ориентации.
В ходе коммуникационного воздействия на основе
познания фактов действительности в сознании индивидов,
составляющих аудиторию, возникает отношение к
ценности. При многократных повторных апелляциях к той же
ценности это отношение постепенно закрепляется и
превращается в более или менее постоянно действующий
фактор, который определяет собой выбор индивидом того
или иного варианта оценки и поведения в каждой
конкретной ситуации. Закрепленное общественной
практикой, подтвержденное индивидуальным опытом, это
психическое образование есть социальная установка,
представляющая собой один из важнейших конституирующих
факторов деятельности и поведения. Разумеется,
монополии на формирование, закрепление или изменение
социальных установок средства массовой информации и
пропаганды не имеют. Социальные установки есть и у
индивидов, не подвергающихся какому-либо
информационному воздействию в точном смысле этого слова. Они
формируются в ходе становления личности и ее
вхождения в социальную среду. Это происходит в процессе
воспитания, усвоения знаний и накопления опыта,
необходимых для деятельности индивида в группах и его
межличностных отношений. Информационное
воздействие лишь дополняет и интенсифицирует этот
процесс.
Установка представляет собой высокообобщенное
функциональное состояние готовности к определенной
форме реагирования. Она выступает в качестве фактора,
организующего внутреннюю связанность, логическую
последовательность поведения в структурную устойчивость
деятельности индивида. Благодаря соответствующим
социальным установкам, созданным предыдущим
воздействием, индивид с готовностью и вполне определенным
образом реагирует на непогашенный костер в лесу, на
сигнал уличного светофора, на информацию о росте
объема помощи народу, страдающему от
империалистической агрессии. Разнопорядковые ценности, на основе
которых были сформированы соответствующие социаль-
13
ные установки, — любовь к природе, физическая
безопасность пешехода, понятие справедливости и солидарности
с народом, страна которого подверглась нападению,—
не меняют сути психологического механизма действий
социальной установки на внутреннюю связанность и
логическую последовательность поведения — вербального
или актуального.
Велико влияние социальной установки на процесс
восприятия и дальнейшей психической переработки
аудиторией содержания сообщений массовой коммуникации.
Читатели, слушатели или зрители, столкнувшись с
информацией, содержание которой противоречит их
установкам, нередко отвергают целиком статью, программу,
фильм как не представляющие интереса, не
заслуживающие доверия или просто неприемлемые. Именно по этой
причине некоторые американцы считали сообщения о
запуске первого советского спутника в 1957 г. и о первом
в истории человечества космическом полете Ю. Гагарина
в 1961 г. «русской пропагандой», «коммунистическими
выдумками».
Успех коммуникационного воздействия — воздействия,
начинающегося с достижения согласия между
коммуникатором и его аудиторией, — зависит от ряда
объективных и субъективных факторов. Один из них —
удовлетворение психических потребностей, испытываемых людьми
в каждый данный момент времени. Осуществление этой
задачи становится возможным при условии адресования
аудиториям своевременной, убедительной и
впечатляющей их информации. И наоборот, несвоевременность,
малоубедительная декларативность, штампованная
серость сообщений, оставляющих в полном покое чувства
аудитории, создают ситуацию, в которой рассчитывать
на успех коммуникационного воздействия не
приходится.
Первенство в сообщении о фактах, людях, событиях,
ситуациях, относительно которых социальная установка
может быть сформирована и закреплена, составляет
второй важнейший фактор успеха коммуникационного
воздействия. Тому, кто первый сообщил, осуществить это
значительно легче, потому что именно он удовлетворяет
имеющуюся потребность аудитории в информации.
Опоздавшему приходится изменять, а не формировать
социальную установку. Но сделать это оказывается зна-
14
чительно труднее: ранее созданная установка становится
структурным элементом личности, от которого человек
не склонен легко отказываться. Возникает своеобразная
инерция сохранения возникшего в психике образования.
Именно поэтому первенство в сообщении о важном
политическом событии обычно бывает постоянно
преследуемой целью в практике политической пропаганды.
Опоздание равносильно прямой помощи пропаганде
противника, ибо ей предоставляется таким образом
возможность формировать установки отношения к фактам
по своему усмотрению. Первенство в формировании
социальной установки экономит силы и средства и
позволяет заметно влиять на общественное мнение и
настроение, ставит под контроль циркуляцию слухов,
вырабатывает устойчивую привычку и доверие к определенному
каналу массовой коммуникации.
Исследования по истории, социологии и психологии
массовых информационных процессов « нашей стране
начались еще в 20-х годах. Они насчитывают десятки
трудов — монографий, брошюр и статей по самым
различным вопросам функционирования средств массовой
информации и пропаганды в условиях социалистического
и буржуазного общества. Внимание ученых к этим
вопросам было заострено постановлениями Центрального
Комитета КПСС по вопросам печати. В первые же годы
существования Советской власти была развернута
интенсивная издательская деятельность, непрерывно
увеличивающая свои масштабы и совершенствующая свою
техническую оснащенность. Сейчас, как известно, разовый
тираж наших газет составляет около 140 млн., а
журналов— более 150 млн. экземпляров. Все эти факты не
могли не стать объектом интенсивного научного
осмысления.
Объектом внимания ученых вначале стали аудитории
и свойства конкретных средств массовой
коммуникации, особенности сообщений, адресуемых массовым
аудиториям, и характеристики коммуникаторов,
закономерности формирования и функционирования
общественного мнения. Итогом наблюдений был ряд важнейших
методологических выводов, не потерявших своего
значения и поныне. Позже получило развитие изучение более
узких, дифференцированных социологических и социаль-
15
но-психологических проблем массовой коммуникации:
читательских, слушательских и зрительских интересов,
ценностных ориентации аудиторий, динамики процессов
психической переработки поступающего в сознание
информационного материала.
С ростом масштабов массовых информационных
процессов и повышением их социальной роли все более
становилось очевидным, что «средства массовой
коммуникации не могут быть ориентированы на какую-то
однородную аудиторию, ибо призваны удовлетворять всех.
Читают газету, слушают радио одновременно и академик,
и герой, и мореплаватель, и плотник...»1. Возникла и
стала предметом интенсивного теоретического анализа
проблема эффективности массового коммуникационного
воздействия, а практика деятельности средств массовой
информации и пропаганды, определившиеся тенденции
дальнейшего развития этой деятельности выдвинули
обширный круг производных вопросов, связанных с
оценкой возможностей человека воспринимать и понимать
информацию, поступающую в его сознание с газетного
листа, из динамика радиоприемника, с телеэкрана.
Рост количества информации и объективное
изменение условий психической деятельности человека в
современном мире создали специфическое перераспределение
удельного веса сведений о мире, поступающих в сознание
индивида в результате непосредственного созерцания
действительности, и сведений, доставляемых ему
средствами массовой информации и пропаганды и
опосредованных словом или образом. Очевидно, тенденция к
повышению удельного веса информации, поступающей в
сознание людей в результате деятельности средств
массовой информации и пропаганды, будет продолжаться и
дальше. Увеличение объема знаний относительно всех
сторон и аспектов этого процесса — залог успеха в
массовом коммуникационном воздействии, осуществляемом
в нашей стране в интересах построения
коммунистического общества. «В большом и сложном деле
формирования нового человека, в идеологической борьбе с миром
капитализма мощным инструментом партии являются
средства массовой информации и пропаганды — газеты,
1 В. Костомаров. Почему не называть вещи своими именами? —
«Советская печать», 1966, № 1, стр. 40.
16
журналы, телевидение, радио, информационные
агентства» *, — говорится в Отчетном докладе ЦК КПСС
XXIV съезду Коммунистической партии Советского
Союза. Обеспечить максимальную эффективность
функционирования этого инструмента партии, научно осмыслить
круг вопросов, относящихся к психологической
проблематике,— почетная и ответственная задача марксистской
социальной психологии.
1 «XXIV съезд Коммунистической партии Советского Союза».
Стенографический отчет, т. I. M., 1971, стр. 114—115.
ГЛАВА 1
ТЕОРИЯ ИНФОРМАЦИИ
И СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
МАССОВЫХ ИНФОРМАЦИОННЫХ
ПРОЦЕССОВ
Деятельность человека, связанная с получением,
обработкой, транспортированием, хранением и
потреблением информации, осложнена действием многих
факторов. Число их возрастает, когда речь идет об
информационных процессах, характеризуемых массовостью
участников, многообразием проявлений конкретных
условий их общественного бытия и производными
различиями в конкретном содержании и состоянии их
сознания.
Марксистский, диалектико-материалистический
подход к анализу такого рода деятельности человека в
обществе прежде всего предполагает рассмотрение
информационных процессов на основе принципа всеобщей
связи и взаимозависимости явлений в материальном мире,
отражаемых в информации, которая сама по себе
представляет одну из форм связи между явлениями
материальной действительности К Этот подход заключается
также в утверждении познаваемости информационных
процессов, воспроизводящих в сознании людей объективную
действительность на основе принципа борьбы
противоположностей, какими являются, с одной стороны,
достоверное знание, имеющее значение объективной истины,
с другой — незнание, неполное или искаженное знание,
не имеющее такого значения.
Диалектико-материалистический подход начисто исключает попытки современных
1 См. С. Анисимов, А. Вислобоков. Некоторые философские
вопросы кибернетики. — «Коммунист», 1960, № 2, стр. 116.
18
идеалистов и метафизиков представить информацию в
виде некоего таинственного и мистического начала, не
поддающегося познанию К
Продуцирование и потребление информации занимают
очень большое место в жизни человечества. Будучи
вторичным по отношению к материальному производству,
информация стала тем не менее необходимым его
компонентом. Уровень развития производительных сил,
определявший на всем протяжении истории материальное и
духовное богатство человечества, непрерывно влиял и на
соотношение между столь разнопорядковыми, но тесно
взаимосвязанными объектами деятельности людей,
какими являются вещество, энергия и информация. От
минимума в первобытном обществе, закрепившего в
информации технологию изготовления и применения
примитивных орудий для обработки сырья, предоставляемого
природой, человечество пришло к современному
максимуму, позволившему закрепить колоссальные успехи
мышления по целесообразному преобразованию природы
и общества. Разумеется, достигнутый максимум не есть
предел накопления информации, и сейчас очевидна
тенденция к дальнейшему повышению ее социальной роли
во всех без исключения процессах, составляющих
человеческую деятельность. '
Возникновение первых человеческих общностей
необходимо сопровождалось становлением семиотических
систем (и прежде всего языка), позволявших людям
«передавать друг другу не одни только простейшие
трудовые навыки, а любые достижения человеческого знания
и мышления...»2. С их помощью наши далекие предки
фиксировали в своем мышлении единое для всех членов
общности значение и выражали смысл, необходимый для
организации совместного добывания средств к жизни,
защиты от внешних опасностей и передачи накопленного
опыта последующим поколениям. Таким образом,
информационная деятельность стала важнейшей и
неотделимой частью социальной жизни человечества на самых
ранних этапах ее развития.
1 Е. Wasmuth. Der Mensch und die Denkmaschine. Koln — Olten,
1955.
2 А. А. Леонтьев. Возникновение и первоначальное развитие
языка. М., 1963, стр. 29.
* 19
Аналогичная закономерность первоначального
преобладания удельного веса материальных объектов по
сравнению со всеми другими в общем балансе актуальной
деятельности человека прослеживается и в его
отражательной деятельности. Изменяя мир и самого себя,
человек последовательно сосредоточивал свое внимание
на процессах добывания, обработки и приспособления к
своим нуждам материальных вещей и на получении
энергии для тех же целей. Очевидно, этим и объясняется тот
факт, что в науке на протяжении всей истории
человечества вплоть до XIX в. господствовал субстанциальный и
затем энергетический подход к изучению фактов
природной и социальной действительности. При таком подходе
внимание исследователей было приковано к веществу и
способам его трансформации, к различным видам
энергии, закономерностям ее сохранения, преобразования
и т. д. Процессы продуцирования и передачи
информации, осуществлявшиеся людьми на практике с помощью
способов, соответствующих уровню развития
производительных сил на всем протяжении истории общества,
попали в число объектов научного интереса лишь в начале
XX в. Это произошло все-таки не раньше, чем наука
накопила достаточный объем эмпирических наблюдений
относительно фактов, касающихся возникновения,
обработки, оценки, хранения, измерения и передачи того,
что является «организующим началом любой формы
человеческой деятельности» *, т. е. информации. Этот
существенный сдвиг в научном мышлении стал возможным
лишь как результат многовековых наблюдений над
практикой информационных процессов и многочисленных
попыток систематизировать накопленные знания для их
целесообразного использования.
Информационные процессы стали предметом
специального научного осмысления в рамках математической
теории информации начиная с 20-х годов нашего века,
когда теоретики стали «отчетливо сознавать
существование сложных систем, которые не допускают изменения
только одного фактора за один раз, ибо эти системы
столь динамичны и внутренне связаны, что изменение
одного фактора служит непосредственной причиной изме-
1 А. Харкевич. Информация и техника. — «Коммунист», 1962,
jV9 17, стр. 99.
20
нения других, иногда очень многих факторов» К И первые
же исследования показали, сколь обширны белые
пятна непознанных закономерностей и сколь серьезна
проблема дефицита научных знаний о природе и
механизмах возникновения, движения и потребления
информации.
В дальнейшем эта гносеологическая проблема далеко
вышла за рамки математической теории информации и
приобрела особую остроту в силу ряда причин. Одной
из важнейших среди них оказалось обострение
идеологической и политической борьбы в мире. Такого рода
явления создали предпосылки для резкого
увеличения потребности в информации со стороны участников
социальных и технических преобразований,
происходящих во всех странах. Вместе с развитием
производительных сил в общественное производство оказались
вовлеченными многие миллионы людей, численно возросли
пролетарские массы, ускорились процессы урбанизации.
Обострилась классовая борьба, вызвавшая нарастание
числа и увеличение размаха социальных движений —
революционных и противоположных им по целям и
методам реакционных и реформистских, что вызвало к жизни
невиданный спрос на информацию, отвечающую
потребностям политической и идеологической борьбы.
Удовлетворить этот спрос существовавшие системы создания и
передачи информации не могли, что потребовало
значительных усилий по их совершенствованию со стороны
политических партий и государств. Отмеченная
тенденция продолжается и поныне, а спрос на информацию
будет и дальше обгонять не поспевающие за ним
совершенствование информационных систем и осуществляемые в
них процессы.
Усложнение общей проблемы информации
произошло, кроме того, и в силу возникновения так
называемого информационного взрыва. Научно-техническая
революция повлекла за собой лавинообразное нарастание
количества информации. Несмотря на возрастание
спроса на нее и совершенствование средств его
удовлетворения, стала очевидной невозможность практического
освоения людьми всего, что вырабатывается и предлагается
в виде информации.
1 У. Р. Эшби. Введение в кибернетику. М., 1959, стр. 18—19.
21
Важнейшей предпосылкой, сделавшей возможным
теоретическое рассмотрение информационных процессов
и их причинно-следственных связей, оказалось
возникновение в науке системного подхода к изучению
множественных и взаимосвязанных явлений. Честь его
открытия и приоритет практического применения к изучению
общественных процессов принадлежит К. Марксу,
который первым в истории науки представил общество в виде
системы отношений, порожденных множеством
объективных факторов, которые детерминируют процесс
производства и взаимосвязанные с ним вторичные явления
надстроечного характера.
Много позже и с различной степенью успеха
предпринимались попытки создания системного подхода как
метода познания и в буржуазной науке. Их
предпринимали П. А. Флоренский, Н. Винер, У. Эшби, Л. Берта-
ланфи, которые стремились создать общую теорию
систем универсального применения. И если известного
успеха они добились, разрабатывая с позиций
стихийного материализма принципы кибернетики, то полностью
безуспешными следует признать их усилия применить
системный подход к анализу общественных явлений.
Пожалуй, наиболее характерным в этом отношении является
случай П. А. Флоренского 1.
В настоящее время системный подход превратился в
важнейший методологический принцип марксистской
науки, широко используемый в познании природы и
общества, а также закономерностей их развития. Как
справедливо отмечают В. А. Лекторский и В. Н. Садовский, в
современных условиях «нельзя найти ни одной науки,
которая бы не ставила задачи исследования системных
предметов, то есть предметов, представляющих собой
системы и рассматриваемых как таковые. В физике — это
1 П. А. Флоренский, русский мыслитель начала XX в. с
интересами в крайне широком диапазоне, простиравшемся от физики и
математики до богословия, предвосхитил идею Н. Винера о
противопоставлении информации и энтропии. Идеалистическое
мировоззрение не позволило П. А. Флоренскому выйти за рамки теистических
представлений, толкавших его на путь отыскания способов
примирения «промысла божьего» с естественнонаучным понятием
закономерности, и автор плодотворной идеи пришел в тупик неразрешимых
противоречий (см. статью «Флоренский» в «Энциклопедическом
словаре русского библиографического института Гранат», изд. 7, т. 44,
колонки 143—144).
22
задача изображения твердого тела как системы, атома
и молекулы как системы и т. д.; в химии — анализ
органических соединений как системных образований; в
биологии — исследование организмов как систем особого
вида; в политэкономии — анализ системы экономических
отношений; в лингвистике — описание системы языка; в
логике и психологии — исследование сложной системы
мыслительных процессов и т. д.» 1. При этом,
разумеется, имеются в виду «системы, способные к развитию, к
изменению своего состояния», образованные
«множеством более простых или элементарных систем или
элементов, взаимосвязанных и взаимодействующих»2.
В области исследования закономерностей
функционирования сложных систем этот подход привел к
созданию теории информации, которая позволила выявить
наиболее общие связи, появляющиеся в ходе создания,
передачи, приема и потребления информации в природе
и обществе. К. Маркс писал о необходимости начинать
научный анализ не с непосредственных, «живых»
отношений общественного целого, а с максимально
абстрактных представлений об этом целом, с представления о
свойствах его отдельных сторон. Плодотворным в науке,
по Марксу, оказывается метод, при котором от
«простейших определений» исследователь приходит к
«конкретному целому», к «богатой совокупности... с
многочисленными определениями и отношениями»3.
Теория информации с помощью своего аппарата
предоставила исследователям возможность для
максимального абстрагирования от «живых» отношений,
возникающих между коммуникаторами и реципиентами, для
сосредоточения на отношениях, которые образуют сложные
динамические системы в виде организованных множеств
взаимосвязанных структурных элементов,
функционирующих в постоянно меняющейся социальной среде. Она
помогла выработать представления о наиболее общих
свойствах изучаемого предмета — информации и позво*
лила вывести «простейшие определения» сущности и
механизмов информационных процессов. «Сама по себе
1 В. Л. Лекторский, В. Н. Садовский. О принципах исследования
систем. — «Вопросы философии», 1960, № 8, стр. 67.
2 А. И. Берг. Проблемы управления и кибернетика. — сфилософ-
ские вопросы кибернетики». Сборник. М., 1961, стр. 156.
3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 726,
23
теория информации может рассматриваться как форма
упрощения, ибо вместо исследования каждой
индивидуальной причины в связи с ее индивидуальным
следствием— что является классическим элементом научного
познания — она смешивает в общую массу все причины
и все следствия и связывает лишь два итога» !. В силу
максимальной абстрактности своих представлений
теория информации стала основой для анализа явлений,
составляющих обширное поле человеческой деятельности,
называемой коммуникацией, и ее частного вида —
совокупности массовых информационных процессов, с
помощью которых осуществляется идеологическое,
политическое и иное влияние на многомиллионные аудитории.
Рассмотрим некоторые ключевые понятия теории
информации, необходимые для анализа массовых
информационных процессов. Прежде всего это понятие «система»,
без которого не существует и через которое определяется
понятие «информация» 2.
Теоретическое определение системы всегда
заключается в выделении какой-то части из более обширного
целого и в обозначении ее особых свойств и качеств.
Существуют простые и комплексные, естественные и
искусственные, биологические и социальные, устойчивые и
неустойчивые, реальные материальные и мыслительные
системы. Последние могут быть либо отображениями
реальных систем, либо фантастическими построениями,
отражающими действительность искаженно3. Несмотря
на существенные различия между этими классами
систем, их объединяет общий признак возможности
существования в более чем одном состоянии, что
является предпосылкой возникновения и передачи
информации.
Передача информации становится возможной лишь
при соединении нескольких систем в одну
коммуникационную цепь. Однако такое соединение не может
осуществляться произвольно, а только в том случае, если
состояние одной системы приходит в зависимость от со-
1 У. Р. Эшби. Системы и информация. — «Вопросы философии»,
1964, № 3, стр. 83.
2 См. А. И. Берг, Ю. И. Черняк. Информация и управление. M.f
1966, стр. 24.
3 См. Г. Клаус. Кибернетика и философия. М., 1963, стр. 117.
24
стояния присоединенной системы. Нарушение в
соединении служит объективным препятствием для передачи
информации. Именно это случается, когда разрывается
микрофонная цепь при передаче радиопрограммы, когда
внимание радиослушателя оказалось отвлеченным
звонком телефона в комнате, или восприятие не смогло
справиться со слишком быстрым темпом подачи материала
по телевидению, или не произошло понимания газетного
текста. Таким образом, в число систем, составляющих
коммуникационные цепи, входит в виде самостоятельных
звеньев и психика людей — участников процесса
коммуникации.
Большинство коммуникационных цепей включает в
себя значительное число соединенных систем двух видов:
структурных и функциональных. Структурная и
функциональная системы различаются между собой тем, что
состояния первой не зависят от ее прошлых состояний, в
то время как у второй такая зависимость существует.
Примерами структурных систем могут быть воздух,
передающий звуковые колебания, или угольный порошок
микрофонной капсулы. Каждая из этих систем после
любого изменения под воздействием извне, как только
последнее прекращается, возвращается в свое
нормальное положение. Примером классической функциональной
системы является человеческая психика. Каждое
последующее ее состояние в высшей степени зависит от всей
совокупности предыдущих изменений вообще и
непосредственно предшествующего в частности.
Соединенные в единую коммуникационную цепь,
системы различного рода вступают в отношения
изоморфного соответствия, в ходе которых возникает однозначное
соответствие элементов двух или нескольких множеств
друг другу. Коммуникация становится возможной, когда
две соединенные системы благодаря изоморфному
соответствию передаваемого через всю цепь сигнала
приобретают идентичные состояния. Это общее
теоретико-информационное положение верно для любой коммуникации,
осуществляемой в природе и обществе. Но особенно
наглядно оно выступает тогда, когда изоморфное
соответствие события и сигнала устанавливается в результате
целенаправленной деятельности людей, т. е. в процессе
продуцирования, передачи и приема сигналов,
специально предназначенных для человеческой коммуникации,
25
для обмена мыслямит. В этих случаях необходимым
условием для коммуникации является наличие на
концах коммуникационной цепи двух функциональных
согласуемых систем — психики коммуникатора и психики
реципиента (или реципиентов). Благодаря коммуникации
такие системы могут существовать и действовать в
идентичных состояниях — эмоционального возбуждения или
спокойной рассудочности, беспокойной неуверенности
или уверенного знания. Они способны иметь одинаковые
по направленности и интенсивности установки,
пользоваться одинаковыми стереотипами в качестве материала
мышления. Однако возможность функционирования в
идентичных состояниях не означает необходимости.
Практика информационных процессов отнюдь не дает
стопроцентной эффективности, и происходит это по самым
различным причинам идеологического, политического и
психологического порядка.
Человеческая коммуникация, как и любая другая,
всегда осуществляется через цепь соединенных систем,
имеющих какой-то материальный субстрат. Но она в
отличие от процессов передачи информации в природе
(например, генетических) в числе систем, составляющих
цепи, включает в себя функциональные системы в виде
психики и ее материальный субстрат — мозговую
материю. Теоретико-информационное рассмотрение процесса
коммуникации позволяет абстрагироваться от всех
промежуточных звеньев, состоящих из различных
структурных систем, и сосредоточить внимание на оконечных
функциональных системах, которыми являются сознание
коммуникатора и реципиентов, а также на природе и
свойствах того материала, который вызывает изменения
в психике людей, т. е. информации.
Использование научного аппарата теории
информации в психологических исследованиях началось уже
достаточно давно. Еще в конце 50-х годов было
установлено, например, соответствие между процессами приема,
хранения и переработки информации и их психическими
аналогами в виде восприятия, памяти и воображения.
Первоначально теория информации дала ответы на
вопросы относительно движения сообщений по системам
1 См. А. А. Брудный. Знак и сигнал. — «Вопросы философии»,
1961, №4, стр. 127.
26
связи. Для этого потребовались обоснованная
разработка оценок количества информации, скорости ее передачи,
пропускной способности каналов и определение
закономерностей влияния искажающих помех. Поиски ответов
на эти вопросы преследовали практическую цель —
повышение, во-первых, общей эффективности
информационных процессов и, во-вторых, их надежности за счет
увеличения меры соответствия между переданными и
принятыми сообщениями К
Дальнейшее развитие теории информации и
совершенствование ее методов позволили применить
некоторые ее выводы к исследованию общественных процессов.
Теоретико-информационный подход, в частности, дал
возможность получить новое знание об обществе, выявить
специфику «проявления информации, контроля и
обратной связи в общественных системах»2. В конечном итоге
все это было еще одним подтверждением отмеченной
В. И. Лениным тенденции сближения и взаимного рбога-
щения наук о природе и обществе. «Могущественный ток
к обществоведению от естествознания шел, как известно,
не только в эпоху Петти, но и в эпоху Маркса, — писал
В. И. Ленин. — Этот ток не менее, если не более,
могущественным остался и для XX века»3.
Частным случаем проявления указанной 'общей
тенденции и явилось приложение теории информации к
психологическим исследованиям. Сперва оно было
обозначено терминологическими заимствованиями: процесс
восприятия информации стали называть процессом приема
информации или распознавания сигнала; способность
человека к точному воспроизведению —
помехоустойчивостью и т. д. Однако это движение отнюдь не ограничилось
заимствованиями терминов. Произошло изменение,
выразившееся в обогащении системы понятий, которыми
ныне располагает и оперирует психология4. Возник
новый подход к отысканию самых неожиданных аналогий,
например между закономерностями распространения
1 См. С. Ф. Анисимов. Человек и машина (Философские
проблемы кибернетики). М., 1959, стр. 9.
2 Э. Араб-Оглы. Кибернетика и моделирование социальных
процессов. — «Кибернетика ожидаемая и кибернетика неожиданная».
М., 1968, стр. 155.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 41.
4 См. Е. И. Бойко и др. Кибернетика и проблемы психологии. —
«Кибернетику — на службу коммунизму», т. 5. М., 1967, стр. 314—315.
27
возбуждения по нервным волокнам, прохождением
сигнала через электронную лампу и динамикой
реагирования населения на публикуемую информацию, т. е.
аналогий между в высшей степени разнородными процессами,
описываемыми тем не менее одной и той же
математической кривой 1. Очевидно, следует согласиться с точкой
зрения относительно целесообразности применения
теории информации и к разрешению психологических
проблем.
Любая психологическая проблема в итоге связана с
выявлением некоторых возможностей из множества.
В психологической проблематике всегда множественны
как исходные данные, так и соотносимость получаемых
выводов с возможным числом их применения в
конкретных случаях. В социальной психологии такая зависимость
еще более очевидна, поскольку число выборов для
обнаружения искомого явления зависит не просто от числа
реальных фактов социальной действительности, а от
активного отношения человека к ней, от его взаимодействия
с другими людьми. Именно данные факторы выступают
в качестве ограничивающих бесконечное количество
событий, предметов и свойств, в отношении которых
человек осуществляет выбор объектов своего внимания и
деятельности 2.
Научная литература последних лет свидетельствует
о достаточно серьезных попытках выявления
применимости теории информации к психологической
проблематике. Неодинаковость выводов, к которым приходят
стоящие на различных позициях авторы, не уменьшает сово-
купноЯ значимости полученных результатов.
Каким же образом осуществляются процессы, в
которых индивид в его взаимоотношениях с внешним
миром может рассматриваться как один из специфических
видов систем связи или как один из элементов более
обширной, внешней для него системы общественных
отношений? Прежде всего следует отметить, что любой
процесс информационной связи человека и социальной среды
предполагает наличие ряда необходимых элементов, об-
1 См. Л. Куффиньяль. Кибернетика — искусство управления. —
«Наука и человечество», т. II. М., 1963, стр. 494—495.
2 См. А. М. Коршунов, В. В. Мантатов. Гносеологический анализ
понятия «информация». — «Методологические проблемы современной
науки». Сборник статей. М., 1964, стр. 150.
28
разующих функциональные части коммуникационной
цепи, и любой случай передачи и получения информации
может быть приведен к единой максимально
абстрактной схеме взаимодействия соединенных систем.
Необходимые элементы коммуникационной цепи
характеризуются следующими понятиями.
В начале цепи стоит источник информации. В
качестве такового может функционировать лицо или группа
лиц, объединенных системой единой деятельности в
информационной организации; техническое устройство,
работающее автоматически на основе
запрограммированной ему системы действий, и т. д.
Для того чтобы нормально функционировать в
качестве источника информации, люди, технические
устройства должны располагать постоянно пополняемым и
обновляемым количеством сведений, представляющих для
получателя, во-первых, определенную значимость и, во-
вторых, определенную ценность, реализуемую им в
процессе его собственного функционирования. Так, редакция
газеты или телевизионный центр — достаточно типичные
примеры источника информации — могут успешно
функционировать лишь в том случае, если они непрерывно
получают от своих корреспондентов и от телеграфных
агентств массу новых сведений, из которых выбирается
значимое и ценное для их аудитории. То, что не
представляет значимости и ценности для реципиентов
информации, оказывается в редакционной корзине.
Источник информации и ее получатель необходимо
находятся в отношениях управляющей и управляемой
систем, так как сами понятия информации и управления
взаимно предполагают друг друга. Без информации
управление становится невозможным. Деятельность
источника информации должна не только включать в себя
действия в определенной, приемлемой для получателя
форме, но и учитывать практическую применимость
последней в деятельности получателя. Если этого не
происходит, то данная форма действия «низводится до
обыкновенных физических, химических и тому подобных
процессов, принципиально ничем не отличающихся от других
процессов в природе. При этом следует подчеркнуть, что
управляемая система реагирует не на всякую
информацию, а только на такую, которая необходима в данное
время и в данных условиях для ее действительного уп-
29
равления» К Нечитаемые газеты, переключаемый в
поисках «более интересной передачи» радиоприемник или
выключаемый телевизор служат иллюстрацией
неэффективной деятельности средств массовой информации и
пропаганды как систем управления.
В рамках системы, называемой «источник
информации», необходимо функционирует «отправитель» — лицо,
группа лиц или техническое устройство, адаптирующие
информацию применительно к нуждам реципиентов и
осуществляющие важнейшую в процессе коммуникации
операцию кодирования. С помощью кодирования
обеспечивается, во-первых, возможность передачи сообщений
по некоторому каналу и, во-вторых, максимальная
вероятность того, что конкретные сообщения окажутся
приемлемыми для получателей.
Кодирование как процесс, посредством которого
сообщение превращается в сигнал, подходящий для данного
канала, обычно осуществляется какой-либо
преобразующей системой. Ею может быть человек, например, в
процессе преобразования текстовой информации о
политическом событии в образную в виде серии рисунков,
рассказывающих о том же событии аудитории неграмотных;
техническое устройство в виде микрофона, телетайпа или
телекамеры в руках человека2. В последнем случае
техническое устройство становится инструментом,
обеспечивающим нормальное функционирование отправителя.
Операция кодирования включает в себя и так
называемое семантическое кодирование, с помощью которого
обеспечивается смысловая приемлемость информации
для получателя. В ходе этого процесса информация
подвергается преобразованию в форму, пригодную для ее
движения по той части коммуникационной цепи, которая
образована психикой реципиентов с обязательным
учетом имеющихся у них знаний, опыта и испытываемых
нужд. Эта часть кодирования выполняется только
людьми и всегда согласно принятым системам правил,
зафиксированных в виде сводов сигналов, норм правописания,
законов логики, словарей, учебников по журналистике.
1 Б. С. Украинцев. О возможностях кибернетики в свете свойства
отображения материи. — «Философские вопросы кибернетики». М.,
1961, стр. 115—116.
2 См. Б. М. Оливер. Эффективное кодирование. — «Теория
информации и ее приложения». М., 1959, стр. 158.
30
В системе средств массовой информации и
пропаганды функции отправителя выполняют творческие
работники редакций и некоторые категории технических
работников, осуществляющих верстку выпуска и его
окончательную подготовку к выходу в свет или в эфир. Их
постоянной заботой является адаптация публикуемого
материала и такое его оформление, чтобы он был
психически приемлем для аудитории и смог бы влиять на
психику реципиентов через воздействие на содержание их
сознания и его состояние.
Аналогично принципу радиосвязи, при котором
передатчик и приемник настроены в резонансе на одну и ту
же частоту излучаемых колебаний, для того чтобы
передачи соверщались без искажений, состояния психики
отправителя и получателя информации также должны быть
согласованы между собой. Но поскольку получатель не
знает, что ему будет сообщено, то задача отправителя
заключается в том, чтобы соответствующим образом
приспосабливаться к аудитории, для чего он должен
заранее знать, какой информацией она располагает и в
какой форме последняя была ей сообщена, насколько
аудитория способна усвоить новую информацию К Без
этого процесс не будет эффективным.
Технические устройства или биологические органы,
целесообразно организованные в системы, которые
продуцируют сигнал, способный распространяться по
информационному каналу, служат передатчиком^ самом
широком смысле этого слова. Ими могут быть и голосовые
связки в обычной речевой коммуникации, и
пистолет-ракетница, выпускающая в небо сигнальную ракету
определенного цвета; и техническое устройство,
генерирующее полосу электромагнитных колебаний, которые
излучаются антенной передающей радиостанции или
телецентра; и организованная система взаимодействующих
людей и машин, работой которых физически создается
тираж очередного номера газеты.
Канал коммуникации в системе представляет собой
ту или иную физическую среду, по которой сигналы,
несущие значения, распространяются от передатчика к
приемнику. В качестве канала могут быть использованы
1 См. Л. Куффиньяль. Кибернетика — искусство управления. -•
«Наука и человечество», т. II, стр. 497.
31
воздух, передающий звуковые колебания, пара проводов,
направленный луч света, коаксиальный кабель, полоса
радиочастот, поверхность с нанесенным на ней текстом
или изображением. В зависимости от характера
физической среды различают каналы пространственные — по
ним сообщение передается из одного места в другое — и
каналы временные — они служат для передачи
сообщения из одного момента времени в другой.
Существуют серьезные различия в отношении
возможностей, какими обладают каналы коммуникации для
передачи информации. Они возникают из-за того, что
каждый из указанных каналов (биологический,
электронный, механический) характеризуется определенной
пропускной способностью и имеет свой верхний предел
числа различных состояний, в которые он может
переходить, или числа событий, которые могут в нем
происходить. Чем меньше возможное число различных
состояний, тем меньше пропускная способность канала. Столб
дыма, используемый в качестве сигнала, может быть
примером канала крайне ограниченной пропускной
способности. Чтобы ее увеличить, необходимо создать
возможность для этого столба дыма изменять число состояний —
принимать тот или иной цвет или иметь различную
продолжительность во времени и т. д.
Количество информации, которое способен пропустить
тот или иной канал, может быть измерено. Например,
достаточно точно определяется количество информации,
которую способен пропустить глаз как оптическая
система к зрительному нерву. И оно оказывается всегда
меньше, чем количество информации, физически доступное
для глаза, и всегда больше, чем объем, с которым может
справиться психика человека. Наличие человеческой
психики как составного элемента в коммуникационных
цепях создает обычно наибольшее ограничение.
Увеличение числа полос в газете и уменьшение размера
шрифта, которым она набирается, до петита и
нонпарели вместо обычного боргеса, увеличение вещательного
времени и темпа подачи материала на радио, числа
показываемых объектов в телевизионном
изображении— все это наталкивается на труднопреодолимый
предел восприятия и понимания. «Среднестатистический»
читатель, например, редко тратит на чтение ежедневной
газеты свыше 40 минут. Радиослушатель не воспримет
32
информацию, если она подается со скоростью более 180
слов в минуту. В телевизионном вещании оптимальным
темпом для передачи текстового материала,
сопровождаемого изображением, можно считать в среднем 103 слова
в минуту 1. Поэтому бесполезно увеличивать число полос
и их площадь в газете или темп речи в радиовещании и
телевидении свыше определенных пределов, считающихся
оптимальными. Хотя человеческое ухо и передает
услышанное в мозг, психика перестает воспринимать речь,
записанную на магнитной ленте и воспроизводимую со
скоростью, превышающей возможности психики.
Аналогичным образом не воспринимается глазом слишком
быстрая смена кадров в киноизображении или чрезмерно
быстрое движение изображения при ускоренном ходе
киноленты.
Важным фактором, ограничивающим пропускную
способность канала коммуникации и как следствие
возможность приведения конечных функциональных систем в
идентичное состояние, является уровень помех, которым
сообщение может быть подвержено в процессе его
преобразования в сигнал и обратно. Наложившиеся на
сигнал помехи создают шум и влияют на его прием. Если
учесть, что в коммуникационную цепь в качестве
необходимых звеньев включены и психические системы, то
станет очевидной возможность возникновения шума и в
процессе прохождения информации за пределами
физического канала коммуникации. Пассивность внимания,
избирательность восприятия, влияние опыта на
понимание, приемлемость сообщения в силу соответствия или
несоответствия имеющимся в сознании установкам,
одновременное осуществление дезинформационных
процессов— любое из этих явлений может создать шум,
сводящий эффект коммуникации к нулю.
В качестве приемника в любой коммуникационной
системе обычно выступает техническое устройство или
биологический орган, способный принять посланный
передатчиком по каналу сигнал и преобразовать его в
значимое для получателя сообщение. Таким образом,
функция приемника обратна функции передатчика. На
процесс взаимодействия того и другого существенное
1 См. В. В. Бойко. О восприятии телевизионного сообщения в
зависимости от темпа чтения. — «Вопросы психологии», 1972, № 3,
стр. 54.
33
влияние оказывают некоторые ограничения. Важнейшее
из них — чувствительность устройства или органа,
воспринимающего сигнал. Прохождение сигнала по каналу
коммуникации связано с потерей энергии на
осуществление изменений в системе, которая образует канал. Так,
затухают звуковые колебания по мере удаления от
источника звука, а человеческое ухо перестает воспринимать
речь на расстоянии, превышающем определенный предел.
Затухают и электромагнитные колебания по мере
удаления радиоприемника от пункта излучения и выхода из
зоны уверенного приема.
Второе важное ограничение — разрешающая
способность устройства или органа. Достаточно близкие точки
и линии какого-либо участка пространства, на котором
распределена образная информация в виде рисунка или
телеизображения, могут восприниматься глазом как одна
точка или одна линия. Это ограничение позволяет в
процессе кодирования информации избегать ненужных трат
сил и времени на воспроизведение невоспринимаемых
адресатом точек и линий.
В качестве получателя информации в
коммуникационной системе может выступить лицо, группа лиц или
техническое устройство, осуществляющие процесс
взаимодействия с окружающей природной или социальной
средой и нуждающиеся в определенных сведениях для
оптимизации этого процесса. Получатель должен иметь
в своем распоряжении некоторую декодирующую
систему. Назначение ее — обнаружить особенности
закодированного сообщения и ограничительные условия кода,
снять их и преобразовать в некоторую
последовательность знаков, с помощью которых можно было бы
воспроизвести первоначальное сообщение. Получатель
дымового сигнала должен знать заранее, что означают
столб белого и столб черного дыма. Незнание их
значений — незнание кода. На этом принципе строится
скрытая связь: не знакомый с кодом не может стать
получателем сообщения. И наоборот, чтобы стать им, нужно
располагать кодом и декодирующей системой.
В массовой коммуникации получателем сообщений
потенциально является любой индивид в аудитории.
Однако для того, чтобы из потенциального получателя
превратиться в реального потребителя адресуемой ему
информации, человек также должен располагать декоди-
34
рующей системой — владеть языком, на котором
изложено сообщение, или иметь в прошлом опыте следы
восприятия образов, в какой-то мере близких тем, которые
передают содержание газетной карикатуры или
телевизионного репортажа. Любой источник информации —
газета, радиостанция, телевизионный центр — сам по себе
является системой, осуществляющей расшифровку
поступающей информации, ее оценку и интерпретацию,
хранение и кодирование в пригодную для потребления
получателями форму. Вместе с тем индивид, получающий
сообщение от средств массовой информации и пропаганды,
является частью системы групповых отношений,
функционирование которой в значительной степени
определяет, каким образом он реагирует на переданное ему
сообщение.
Здесь мы подходим к вопросу о природе и свойствах
информации, осложненному наличием как
взаимоисключающих точек зрения на этот предмет, так и
тавтологических определений, которые либо строятся на
сопоставлении понятий «информация» и «сообщение», либо
смешивают понятия «информация» и «количество
информации». Как это ни парадоксально, но до сих пор нет более
или менее удовлетворительного определения того, цто
составляет сущность информации. В обиходном понимании
термин «информация» весьма объемен и позволяет
вкладывать в него достаточно большой диапазон значений и
даже их оттенков, выстраивающихся в длинный перечень
синонимов типа «знание», «осведомление»,
«сообщение», «разъяснение», «новость» и т. д. В специальной
литературе и поныне ведутся споры ученых различных
школ относительно основных характеристик и свойств,
которые отличают информацию от неинформации,
обеспечивают ей ценность, избыточность или недостаточность,
возможности для восприятия, запоминания,
воспроизведения и т. д.
Проанализируем свойства информации, которые
имеют первостепенное значение для изучения
психологических закономерностей коммуникационных процессов.
Прежде всего рассмотрим свойство информации,
которое является производным от связи, существующей
между информацией как мерой упорядоченности и
энтропией как мерой неопределенности. Связь между
указанными двумя понятиями возникает благодаря единству
35
источника сообщений, которым является объективная
реальность. Но в ней скрыто настолько большое количество
информации, что реципиент оказывается не в состоянии
воспринять ее целиком из-за ограничений, которые
налагает его психика. Человек «воспринимает, принимает,
истолковывает и познает лишь кое-что из огромной
сложности разнообразия объективной реальности:
возможность познания и состоит в редукции этого разнообразия.
Эта максимальная информация настолько сложна для
субъекта, что она представляется ему хаосом,
максимальными неправильностью и неопределенностью, из которых
он выбирает лишь определенные сообщения и выводит
из них некоторую определенность» К Редукция
разнообразий, которую совершает человек в своем сознании,
субъективно означает для него раздвоение на
определенное и неопределенное, определимое и неопределимое,
или, иными словами, на информацию и энтропию.
По мере увеличения определенности в процессе
познания в той же мере уменьшается и неопределенность,
что позволяет говорить об одновременном изменении
информации и энтропии, но изменении в противоположных
направлениях. Выступая в качестве различных аспектов
одной и той же характеристики состояния системы,
информация и энтропия (если речь идет о человеческой
коммуникации) отражают степень нашего знания и
незнания. Цель информационной деятельности любой
функциональной системы заключается в поиске форм и
практическом осуществлении движения от состояния высокой
начальной энтропии к состоянию минимальной энтропии.
Это движение выражает сущность процесса
коммуникации вообще и каждого его акта в частности.
Явление энтропии присуще любой подсистеме,
входящей в коммуникационную цепь, как и всей системе, в
которой осуществляются информационные процессы. Их
протеканию свойственна борьба двух
противоположностей, какими являются информация и энтропия, в двух
основных системах — в источнике информации и в
сознании ее получателя. Применительно к источнику
информации энтропия выступает в качестве меры
неопределенности выбора из имеющейся массы сообщений. Макси-
1 И. Земан. Познание и информация. Гносеологические
проблемы кибернетики. М., 19G6, стр. 123.
36
мальная энтропия газеты или радиовещательной станции
всегда оказывается больше, чем тот же показатель у
железнодорожного диспетчера, пользующегося
сравнительно ограниченным выбором возможных сообщений и
светофором для их передачи. Центральная газета как
источник информации имеет значительно более высокую
энтропию, чем районная, заводская или стенная газета
месткома. Каждая из них отличается различной мерой
свободы выбора сообщений (и следовательно, меньшей
определенностью выбора) по сравнению с последующей
в приведенном перечне органов печати. И каждая из них
в порядке перечисления имеет уменьшающуюся
возможность в передаче различных сообщений. Таким образом,
энтропия характеризует не то, что передано, а то, что
могло быть передано источником информации.
Движение от максимальной начальной до
минимальной конечной энтропии выражает собой и сущность
процесса создания газетного номера, радио- или
телепрограммы. Высокая неопределенность содержания и
оформления номера или выпуска начинает уменьшаться на
редакционной летучке и достигает минимума с выходом
газеты в свет, а радио- и телепрограммы — в эфир.
Для реципиента энтропия — это мера
неопределенности возможных выборов поведения или вариантов
решений, которая существует до момента получения
истинного сообщения. Таким образом, она служит средством
измерения информации, после получения которой для
реципиента наступает относительная определенность в
выборе возможных вариантов поведения, решений,
мнений, оценок и т. д. По мере получения информации
энтропия систем, которые образует психика реципиентов в
аудитории, уменьшается. Нормальное функционирование
каналов массовой коммуникации уменьшает энтропию
таких систем через установление взаимосвязи между
фактами действительности, ожиданиями и реальностью,
т. е. устраняет степень неопределенности, которая
существовала до получения информации.
Деятельность систем массовой коммуникации в
значительной степени оказывается направленной на то,
чтобы передать информацию и побудить получателя ее к
воспроизведению той упорядоченности состояний,
которой достигает источник информации к моменту выпуска
в свет или в эфир своего коллективного произведения.
37
Такая упорядоченность прежде всего
осуществляется через переход получателя из состояния незнания к
качественно новому состоянию знания и выражается в
психологическом явлении установки на восприятие
фактов действительности, на их оценку, поведение в
ситуациях, затрагивающих ценности, относительно которых
данные установки сформированы. Установка имеет четко
выраженный антиэнтропийный характер и вызывает
большую упорядоченность и высокий уровень
организованности и внутренней согласованности проявляемых
человеком реакций. Она создает определенность
целостно-личностного состояния, в котором дано последующее
действие. Если неопределенность выборов вариантов
поведения снижается по мере получения и усвоения
информации, то, очевидно, функциональная роль
коммуникации оказывается осуществленной. Сказанное выше в
равной степени относится к социальным установкам и к
социальному поведению, в значительной степени
регулируемому воздействием массовой коммуникации.
С понятием энтропии связано и действие шума,
мешающее передать адекватную источнику
упорядоченность состояний носителя информации. Это происходит
из-за того, что шум накладывается на полезный сигнал
и приводит к искажению информации и ее потере. Шумом
является и сообщение, которое уменьшает наши сведения
о той или иной ситуации по сравнению с тем, что было
известно до приема сообщения. Передача
недоброкачественной информации (т. е. не соответствующей
объективной истине или соответствующей ей лишь в малой
степени) неизменно приводит к высокой энтропии систем,
какими являются источники и потребители информации.
Даже в том случае, когда недоброкачественной
информации верят и ею руководствуются в течение какого-то
времени, скрытая энтропия тем или иным образом все
равно выявляется, приводя к дезорганизации или даже
к разрушению системы навязанных ею представлений.
Так произошло с пропагандой идеологии фашизма.
Такая же судьба ждет и вдохновителей современной
пропаганды антикоммунизма, пытающейся навязать
чудовищные искажения советской и социалистической
действительности сознанию многомиллионных масс
населения в капиталистических странах.
Второе важное свойство информации, имеющее боль-
38
шую значимость в коммуникационных процессах, — ее
способность быть ценной, полезной или бесполезной.
Информация становится ценностью лишь в том случае, если
она объективно способствует достижению целей
осуществляемой людьми деятельности. В противном случае она
приобретает «отрицательную ценность», т. е. свойство
увеличивать исходную неопределенность и уменьшать
вероятность достижения цели потребителями
информации К Иными словами, она становится дезинформацией.
Современная действительность развитого
капиталистического общества создала парадокс осуществления
массовых информационных процессов с помощью
дезинформации. Заполнение газетных полос и вещательного эфира
громадными объемами бесполезных сообщений вызывает
крайнюю неопределенность выбора возможных оценок
и мнений, вариантов поведения в связи с фактами
действительности. Эта неопределенность оказывается
искомым функциональным результатом деятельности
коммуникаторов, оплачиваемых правящим классом. Но
одновременно она в высшей степени дисфункциональна для
аудиторий, потребляющих дезинформационную
продукцию буржуазной прессы, радио, телевидения и кино:
достижение целей, реализующих собой классовый интерес
трудящихся масс, становится более затрудненным из-за
систематического отравления их сознания ядом
подозрительности, эгоизма, самодовольства, тщеславия,
индивидуализма.
К числу факторов, обусловливающих полезность и
ценность информации, следует отнести и такие,
которыми определяется само понятие информации как
сообщения о ранее неизвестном. Очевидно, чем больше в
сообщении известного аудитории, т. е. того, что уже вошло
в ее сознание, стало объектом общественного мнения,
тем меньшую ценность оно представляет. И тем больше
вероятности, что такое сообщение не будет прочтено,
выслушано или воспринято с экрана. Информация без
элемента новизны не становится фактором,
детерминирующим поведение и деятельность людей.
Помимо объективной ценности информации,
характеризуемой увеличением вероятности достижения искомой
1 См. А. А. Харкевич. О ценности информации. — «Проблемы
кибернетики», вып. 4. М., 1960, стр. 54—55.
39
цели, существует и субъективная ее ценность для
потребителей, которым она адресована. На самом деле, когда
люди говорят про какое-либо сообщение: «Мне это очень
нужно», «Какое мне до этого дело?», «Я этому не очень
верю», «Этого я понять не могу» и т. п., мы фактически
соотносим его ценность и полезность с нашими
потребностями и с нашими возможностями использовать
содержащуюся в нем информацию в процессе субъективного
«приспособления к случайностям внешней среды и нашей
жизнедеятельности в этой среде» К Субъективная
ценность информации изменяется в обратном отношении к
ожидаемой вероятности события, о котором говорится в
сообщении.
Вместе с тем ценность — это не постоянное, раз и
навсегда данное свойство конкретной информации.
«Метеорологические сводки, бюллетени фондовой биржи и
газетные новости — вот преходящая информация, ценность
которой постепенно убывает. Однако существует другой
тип информации, носящей непреходящий (permanent)
характер: великие открытия, научные законы»2.
Сообщения о великих научных открытиях, как известно, не
являются основным и ежедневным содержанием массовых
информационных процессов. Главное место в них
занимает преходящая информация, объективная и
субъективная ценность которой быстро уменьшается с течением
времени. По этой причине осуществление массовых
информационных процессов требует большой
оперативности, поскольку в условиях острой идеологической
борьбы промедление девальвирует информацию и дает
противнику возможность выступить первым со своей
интерпретацией факта или события. Очевидно, переоценить
значимость этого свойства информации применительно к
функционированию массовой коммуникации очень
трудно. На ценности и полезности информации строится вся
упорядочивающая деятельность человека, которая, как
известно, «носит антиэнтропийный характер, т. е.
уменьшает хаотичность определяющей среды»3.
1 Н. Винер. Кибернетика и общество. М., 1958, стр. 31.
2 Л. Бриллюэн. Научная неопределенность и информация. М.,
1966, стр. 36.
3 И. Новик. Кибернетика. Философские и социологические
проблемы. М., 1963, стр. 78.
40
В числе свойств информации есть также ее
количественная характеристика — избыточность, которая в
конечном счете служит средством «помехоустойчивости»
при передаче и восприятии сообщений. Обычно любое
сообщение, передающееся через средства массовой
информации и пропаганды, обладает значительной
избыточностью. Увеличение избыточности до определенных
пределов повышает эффективность коммуникации
вообще и массовой в особенности, поскольку прохождение
информации по коммуникационной цепи неизменно
осложняется накладывающимися помехами. Именно по
этой причине дается в газетной заметке объяснение
термина, ненужное для специалиста, но крайне
необходимое для широкого читателя; замедляется темп передачи
и используются повторения в коротковолновом
радиовещании на большие расстояния; стало обязательным
технологическим приемом рекламы по радио трехкратное
упоминание названия продукта или услуги. С помощью
избыточности повышается устойчивость к помехам,
возникающим в психической части коммуникационного
тракта. По оценке немецкого ученого-марксиста Г. Клауса,
«избыточность сообщения в суждениях повышает их
убедительность и делает более достоверными. С
семантической точки зрения посредством избыточности к
суждению ничего не прибавляется. Два суждения, языковое
выражение которых обладает различной избыточностью,
могут быть эквивалентны с семантической, но
существенно отличаться друг от друга с прагматической
точки зрения. Это прагматическое отличие может,
например, выражаться в достоверности, в силе убедительности
суждений» К Такую избыточность можно назвать
объективной.
Подобно ценности информации, ее избыточность
может быть и субъективной. Как отмечает советский
исследователь М. М. Бонгард, для разных людей (для
специалиста и неспециалиста в данной области или для
человека грамотного и малограмотного) один и тот же текст
имеет отнюдь не одинаковую избыточность. Для
человека, хорошо знающего правописание и грамматику,
избыточность любого текста больше, так как он может
1 Г. Клаус. Сила слова. Гносеологический и прагматический
анализ языка. М., 1967, стр. 152—153.
41
исправить и опечатку, которую не заметит
малограмотный 1. В силу действия этой закономерности
коммуникаторы стараются учесть возможную избыточность для
аудитории определенной подготовки и не «разжевывать»
то, что реципиенту ясно без лишних слов. Таким образом,
избыточность может оказаться фактором, определяющим
относительную ценность передаваемой информации.
Избыточность информации обычно возникает и
устраняется в процессе кодирования. В закодированном виде
сообщение имеет либо более, либо менее избыточную
форму, чем первоначальное сообщение. А мерой
избыточности при этом служит применяемый код. Репортаж
о каком-либо событии, записанный стенографической
вязью, имеет значительно меньшую избыточность, чем
его изложение обычными буквами. Еще меньшую
избыточность тот же репортаж приобретает, будучи
закодированным в последовательность посылок тонального
телеграфирования, которые мы можем слышать из динамика
приемника в виде прерывистого писка в темпе
пулеметной дроби. Однако преимуществами минимальной
избыточности, которую дает кодирование двумя описанными
выше способами, читатель и радиослушатель
практически пользоваться не могут.
Телевизионный показ того же события часто создает
очень большую избыточность. Вообще кодирование,
осуществляемое телевизионной камерой, дает
максимальную избыточность. В видеосигнале/поступающем на
телевизионный экран, содержится большое количество
излишней информации, не используемой большинством
зрителей. Эта избыточность возникает из-за передачи
сведений о таких подробностях изображения, которые
обычно не воспринимаются или не могут быть
восприняты. Однако возможность выбора, которую синхронно
создает большое количество избыточной информации на
телеэкране, оказалась фактором быстрого роста
популярности и коммуникационного могущества телевидения.
Избыточность информации не может увеличиваться
беспредельно без ущерба для эффективности
коммуникационных процессов. Замедление темпа передачи в
спецвыпусках Московского радио для районных и об-
1 См. М. М. Бонгард. О понятии «полезная информация*. —
«Проблемы кибернетики», вып. 9. М., 1963, стр. 71.
42
ластных газет с применением имен для обозначения
алфавита в трудных названиях создает настолько большую
избыточность передаваемой информации, что без усилия
воли (не имея специальной цели, например записи
текста) прослушать такой выпуск до конца очень трудно.
Учитывая опасности, которые представляет для
коммуникационных процессов как недостаточная, так и
чрезмерная избыточность, разработку методики для
нахождения оптимальных параметров избыточности в
подготавливаемых к передаче сообщениях следует отнести к
числу основных вопросов теории массовой
коммуникации. Его важность обусловливается тем, что в процессе
массовой коммуникации происходит снижение энтропии
источника за счет устранения колоссальной
избыточности, которой обладает масса поступающей к нему
информации. Отбор, сжатие, сокращение информации в ходе
ее редакционной подготовки, собственно, и дают
циклическое снижение энтропии от максимума, которым
характеризуется начало работы, и до минимума, который
достигается к моменту подписания номера в печать или
к завершению вещательного дня.
Содержанием массовой коммуникации нередко
становятся сообщения, лишенные информации.
«Применение теоретических принципов кибернетики, — пишет в
этой связи Е. П. Прохоров, — требует рассматривать в
качестве информации все то, что вводится в систему в
целях управления ею. Если сообщение не удовлетворяет
требованию, оно — не информация»1. В публикуемых
обзорах печати, в рецензиях на передачи радио и
телевидения обычно содержится критика, направленная на
то, чтобы в конечном итоге побудить журналистов к
систематическому продуцированию таких сообщений,
которые были бы наполнены информацией, чтобы эта
информация имела для реципиентов объективную и
субъективную ценность, чтобы она не страдала чрезмерной или,
наоборот, недостаточной избыточностью. Только при
соблюдении этих требований информация может быть
средством социального управления через воздействие на пси-
хичебкую и актуальную деятельность аудиторий.
Не меньшую значимость для массовых информацион-
ных процессов имеет и способ изложения сообщений, их
1 Е. Л. Прохоров. Публицистика в жизни общества. М., 1968,
стр. 89.
43
форма — фактор, определяющий собой особенности
процесса психической переработки информации. «Для
человека, воспринимающего информацию (особенно речь),
имеет значение и несет определенную информацию не
только то, что сказано, но и как, каким тоном ив
какой обстановке это сказано» {. Данный фактор
крайне важен среди множества других, определяющих
собой сознательную произвольность, которой
характеризуется получение человеком информации из мира.
Игнорирование его в коммуникационной деятельности
нередко приводит к серьезному нарушению взаимодействия
между психическими системами «коммуникатор» и
«аудитория».
Именно по этой причине объектом справедливой
критики становятся в обзорах печати факты появления на
газетных полосах откровенно назидательных материалов,
написанных высокопарным или канцелярским стилем,
затемняющим смысл и привлекающим внимание аудитории
скорее к способу изложения, чем к содержанию. Не
такая уж редкость и появление в эфире программ радио и
телевидения, наполненных бутафорскими чувствами и
фальшивой слащавостью. Количество информации,
которое такие программы несут за единицу времени,
оказывается столь ничтожным, что реципиенты вместо
упорядоченности состояний своей психики, характеризуемой
удовлетворением имеющихся потребностей, начинают
испытывать либо недоумение, либо досаду, либо просто
раздражение, т. е. состояния, сопоставимые по степени
неупорядоченности с такими, которые переживает
телевизионный центр в моменты срыва ранее объявленной
программы и лихорадочных поисков дежурного
концерта для ее замены.
Эффективной массовая коммуникация становится в
условиях, когда путь «от живого созерцания к
абстрактному мышлению и от него к практике»2 оказывается
очищенным от загромождающих его препятствий в виде
различных помех. Найти критерии этих условий и способы
их создания — важнейшая теоретическая и практическая
задача раздела социальной психологии, который изучает
закономерности массовых информационных процессов.
1 Н. И. Жуков. Информация в свете ленинской теории
отражения.— «Вопросы философии», 1963, № II, стр. 159.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 152—153.
ГЛАВА 2
ПРОБЛЕМА ВНИМАНИЯ В МАССОВЫХ
ИНФОРМАЦИОННЫХ ПРОЦЕССАХ
Наличие постоянной информационной связи человека с
внешним миром — одно из важнейших условий его
нормальной жизнедеятельности. Прекращение этой связи
неизменно вызывает разного рода психические аномалии.
Ее поддержание является мощным стимулом к
продолжению человеком познания среды своего обитания и к
совершенствованию способов взаимодействия с ней.
Вместе с тем «на человека оказывает огромное воздействие
не только наличие или отсутствие непрерывной
информационной связи с окружающей его социальной средой, но
и сам уровень, количество поступающей и
перерабатываемой информации» К Эта объективная зависимость в
реальных коммуникационных процессах оказывается
ограниченной рядом субъективных моментов,
относящихся к особенностям психической деятельности тех, кому
адресуется информация. Среди указанных моментов
одно из важнейших мест принадлежит вниманию. С него,
собственно, и начинается коммуникационное воздействие
в том звене системы, которое обозначается термином
«получатель» и составляет аудитории массовой
коммуникации. Вполне очевидно, что без внимания информация
остается невоспринятой, неосмысленной и незапомнен-
ной, и громадные затраты средств и человеческого труда,
прилагаемые для ее создания, обработки и передачи,
оказываются неоправданными. Если учесть, что в общем
объеме деятельности средств массовой информации и
пропаганды большой удельный вес имеет идеологическое
воздействие, то станет очевидным, что игнорирование
1 Б. Д. Парыгин. Социальная психология как наука. Л., 1965,
стр. 137.
45
проблемы внимания приводит к снижению
эффективности идеологической работы.
Категория внимания достаточно хорошо изучена в
психологической науке. Долгое время среди психологов
даже господствовало представление об универсальности
этой категории. Внимательностью или
невнимательностью людей еще на рубеже XIX и XX вв. пытались
объяснить всю сложность и бесконечное многообразие
психических процессов. Согласно другой крайней точке
зрения, внимание рассматривалось как некоторый
самостоятельный «процесс усиления или изменения
восприятия. ..»х. В истории исследований категории внимания
отразились противоречия науки, долгое время не
имевшей достаточно прочной методологической базы.
Психологи боялись идти дальше простой констатации фактов,
а в обобщениях — выходить за пределы
господствовавших идеалистических и метафизических взглядов и
выяснять причинно-следственные связи, определяющие собой
внимание. Поступать иначе считалось недопустимой
научной дерзостью и вторжением в непознаваемые
тайники человеческой души.
Радикальное изменение во взглядах на эту категорию
пришло вместе с распространением материалистического
мировоззрения, утвердившего первичность материи и
вторичность ее продукта—сознания во всех его
проявлениях и функциях. Непосредственный сдвиг в научной
разработке основных концепций, касающихся проблемы
внимания, вызвало материалистическое павловское
учение о высшей нервной деятельности, когда предметом
научного познания стали физиологические основы этого
явления и были раскрыты основные механизмы
сосредоточения и направленности психических процессов. Это
направление дало обширную литературу, в которой с
большой обстоятельностью описаны различные аспекты
внимания, его генезис, воспитание и преднамеренное
использование в многообразных областях человеческой
деятельности — в педагогике, в отношениях оператора и
машины, в авиации и космонавтике и т. д. Вместе с тем
следует отметить, что проблема внимания применительно
к функционированию средств массовой информации и
пропаганды нуждается в дальнейшем исследовании.
1 Н. Н. Ланге. Психологические исследования. Одесса, 1893,
стр. 141.
46
Проблема внимания, несмотря на обстоятельные
труды, посвященные ее различным аспектам, в области
массовых информационных процессов все еще содержит
психологические загадки вроде описанного В. Саппаком
«пика» внимания сидящих у телевизора в моменты,
«когда камера покидает концертную эстраду и начинает
медленно скользить по рядам зрителей, выхватывая
крупным планом то одну, то другую группу лиц» К Внимание
телезрителей к этим обыкновенным лицам в силу
действия каких-то закономерностей оказывается намного
выше, чем к содержанию концерта, в котором участвуют
самые талантливые артисты. Таких загадок, ждущих
объяснения в точных терминах психологической науки,
повседневная практика массовых информационных
процессов ставит немало.
Внимание рассматривается как наиболее общее
свойство психики, как аспект явлений и процессов,
составляющих основной объем психической деятельности
человека. Однако оно не может быть в одном ряду с такими
психическими процессами, как восприятие, мышление,
память, воображение и т. д.2 Внимание сопровождает,
направляет и целесообразно организует — иными
словами, систематизирует каждый из них.- Но быть занятым
лишь процессом внимания, как таковым, оказывается,
невозможно. Вместе с тем не быть внимательным к чему-
нибудь нормальный человек в бодрствующем состоянии
также не может: чем-то его внимание обязательно
бывает привлечено и на чем-то сосредоточено, а именно на
объекте деятельности.
Н. Ф. Добрынин, несомненно, прав, утверждая, что
«нецелесообразно говорить об изучении «чистого»
внимания, внимания, как такового, помимо деятельности
личности»3. Это в равной мере справедливо и в прило-
1 Вл. Саппак. Телевидение и мы. М., 1963, стр. 53.
2 Подобного рода неправомерное причисление к ним категории
внимания содержится, например, в хорошей во многих отношениях
книге «Методика партийной пропаганды» (М., 1967), авторы которой
рекомендуют в пропагандистской работе опираться на «данные о
таких психических процессах, как восприятие, мышление, внимание,
память и другие» (стр. 53).
3 Н. Ф. Добрынин. Произвольное и послепроизвольное
внимание. — «Ученые записки Московского городского педагогического
института им. Потемкина», т. 62, вып. 3. М., 1958, стр. 39.
47
жении к частному случаю социального взаимодействия —
коммуникационной деятельности вообще и к той ее части,
которая связана с получением реципиентом
информации,— ее восприятию, пониманию, осмыслению,
запоминанию. Объектом внимания в этом случае становится
информация, выработанная другими людьми и облеченная
в материальную знаковую форму в виде слов, мелодий
или образов.
Установлено, что внимание повышает эффективность
любой психической деятельности. Оно вызывает более
ясное и отчетливое протекание психических процессов.
Внимательно воспринятые текст, речь, изображение
оказываются включенными в содержание сознания более
четко, глубоко и упорядоченно. При этом внимательное
восприятие служит своеобразным фильтром для всех
побочных раздражений, которые не связаны с объектом
внимания. Психические процессы благодаря механизму
внимания меньше подвергаются искажающему действию
«шумов», которые психика не смогла отфильтровать.
Сосредоточив, например, внимание на содержании
программы новостей, передающихся по радио, мы хотя и
слышим, но не замечаем треска промчавшегося по улице
мотоцикла; внимательно следя за перипетиями
телевизионного детектива, мы также не замечаем зажегшегося
света в окнах дома напротив, хотя они и находятся в поле
зрения и были бы отмечены сознанием в других
условиях. При наличии внимания анализ и обобщение
получаемой из окружающей среды информации протекают
быстрее и оставляют в сознании более заметные следы.
Наконец, внимание оказывается механизмом, с
помощью которого человеческое сознание организует свою
деятельность избирательно, избегая перегрузки и
направляя ее на то, что каким-либо образом удовлетворяет
психические нужды индивида. Избирательный характер
внимания служит, таким образом, основной
предпосылкой целесообразной направленности психической
деятельности личности. А направляется психическая
деятельность личности «на то, что имеет для нее в данный
момент наибольшую значимость»1. Это общее
положение в равной степени касается и конкретной области
1 И. Ф. Добрынин. Основные вопросы психологии внимания. —
«Психологическая наука в СССР», т. I. M., 1959, стр. 208.
48
массовой коммуникации, в ходе которой аудиториям для
восприятия, осмысления и запоминания, для анализа и
обобщения предлагаются значительные объемы
информации. Если информация, передающаяся по каналам
прессы, радио и телевидения, такой субъективной
значимостью не обладает, психическая деятельность тех, кто
составляет аудитории массовой коммуникации, не
оказывается целесообразно направленной на восприятие и
умственную переработку ее содержания. Борьба за
внимание аудиторий, ведущаяся коммуникационными
организациями, в своей основе имеет действие этого
психического механизма.
Когда говорят о направленности внимания,
подразумевается специфическая способность человеческой
психики к выбору деятельности в самом широком смысле
этого слова вне зависимости от того, сознательно или
невольно данный выбор сделан и как он сохраняется в
течение некоторого промежутка времени. Внимание
сидящего перед включенным телевизором человека
направлено на восприятие идущей с экрана информации, и
больше ни на что. На содержание передаваемой
информации внимание может быть направлено произвольно
из-за осознания важности и значимости информации.
Французы, традиционно полагающиеся больше на
газету, чем на радио или телевидение, в получении
ежедневной порции новостей, изменили этой своей привычке в
день убийства президента США Кеннеди. По
наблюдениям французского социопсихолога Ж. Стезеля, 70%
парижан узнали об этом через полтора часа после
выстрелов в Далласе. Около половины этого числа получили
новость по радио1. Иными словами, люди произвольно
направили свое внимание на поиск определенной
информации, сделав выбор деятельности из ряда возможных,
привычных или необходимых: они слушали радио в
ожидании сведений, которые могли снять возникшее
личностное напряжение из-за неполноты первичных сообщений.
Другая специфическая характеристика человеческого
внимания — его сосредоточенность, выражающаяся в
углублении в деятельность, которой в данный момент
занимается индивид. Можно смотреть отличную телеви-
1 /. Stoetzel. Psychologie general sociale. — «Bulletin de
Psychologies, 1965, vol. 18, N 19—20, p. 1229—1238.
3 Ю. А. Шерковин
49
зионную программу, помешивая ложкой сахар в стакане
чая, и можно забыть о чае совсем, будучи захваченным
содержанием прямого телевизионного репортажа из
космоса. Каждая из этих двух ситуаций выражает
различные степени сосредоточенности внимания.
Сосредоточение психической деятельности на
определенных объектах влечет за собой и одновременное
отключение от всех других объектов, которые могут быть
в поле восприятия человека. Когда мы читаем газету,
слушаем передачу новостей по радио, смотрим
телевизионную программу, то, будучи поглощенными
содержанием их информации, мы слышим в то же время
происходящие разговоры, уличный шум, видим движущиеся
по стене комнаты световые пятна от фар свернувшего
за угол автомобиля и не обращаем на все это
внимания. Но данная ситуация может легко измениться. Нас
заинтересовал разговор, мы прислушались к нему и
вдруг замечаем, что глаза уже машинально бегают по
строчкам газетной колонки: мы не воспринимаем
содержания текста, который еще минуту назад поглощал
полностью наше внимание. Произошло изменение в
организации психической деятельности, хотя внешне все
осталось прежним: ведущийся разговор мы слышали и
раньше, чтение также продолжалось. Но теперь другой
объект внимания. То, что было в центре сознания,
сместилось на его периферию, а рассеянное на периферии
оказалось собранным в фокусе и стало осознаваться ясно и
отчетливо.
Сосредоточение внимания на той или иной
информации может произойти, как мы видели, из-за характера
самой информации. Однако в этом процессе
определенную роль может сыграть и наличие особых свойств
каждого из средств массовой информации и пропаганды.
Известно, что печать, радио, телевидение обладают
различной способностью сосредоточивать внимание
реципиентов на предлагаемой информации. Отсюда как следствие
различие в количестве усваиваемой информации и во
влиянии, которое каждое из средств, а также
альтернативная им система распространения информации в виде
межличностного общения могут оказать на аудитории.
Сейчас стала вполне очевидной совершенно уникальная
способность телевидения к сосредоточению внимания
реципиентов на зрительно воспринимаемых движущихся
50
образах, сопровождаемых звуковой — словесной или
музыкальной — информацией. Влиятельность телевидения
объясняется прежде всего большим по сравнению,
например, с прессой углублением в процесс восприятия
информации. Согласно измерениям американского
исследователя В. Тролдала, для современной развитой
капиталистической страны все более характерно получение
большинством ее населения (в США до 88%) первичной
информации о событиях в мире через телевидение и
радио. Газета, кинохроника и межличностная
коммуникация постепенно становятся, по его мнению,
вспомогательными средствами х. Можно спорить с В. Тролдалом
относительно его окончательных выводов, однако не
подлежит сомнению способность телевидения вызывать
сосредоточение внимания на передаваемой информации в
такой степени, какой не в силах добиться ни одно другое
средство массовой коммуникации.
В числе характеристик внимания следует отметить
также способность человеческой психики к его
распределению. Значимость этого для коммуникационных
процессов очень велика. Жизненная практика легко убеждает
нас в возможности сочетать вождение автомобиля,
приготовление пищи со слушанием радио, какой-либо
несложный труд, состоящий из пр-ивычных операций
(например, вязание), с восприятием телевизионной
программы. Однако концентрация внимания на содержании
информации оказывается зависящей от степени
сосредоточения на другой деятельности. Перебегающий дорогу
перед автомобилем пешеход, перелившееся на огонь
кипящее молоко или непредвиденный узелок на нитке в
процессе вязания неизменно влекут за собой вопросы
реципиента к рядом находящимся людям относительно
упущенной восприятием части передачи, особенно если
она вызвала у тех, кто не переключил своего внимания,
какую-либо заметную реакцию.
Внимание обладает рядом свойств, учет которых
оказывается чрезвычайно важным для эффективного
функционирования средств массовой информации и
пропаганды. Эти свойства оказывают далеко идущее влияние на
характер восприятия предлагаемой информации, на ход
1 V. С. Troldahl. Studies of Consumption of Mass Media
Content. — «Journalism Quarterly», vol. 42, N 4, p. 596—603.
.•
51
ее осмысления и на прочность запоминания.
Игнорирование их в коммуникационной деятельности приводит либо
к серьезному снижению ее эффективности, либо к полной
безрезультатности прилагаемых усилий.
Одно из важных свойств внимания — его
динамичность. Словосочетание «остановить внимание» не имеет
реального психологического смысла и представляет
собой лишь устойчивый фразеологизм. Остановить
внимание практически невозможно — оно постоянно
колеблется, что выражается в периодической смене его объектов.
Это колебание хорошо прослеживается в классических
опытах с двойным изображением, которые приводятся во
всех учебниках психологии: напряженное внимание к
двум темным профилям, обращенным друг к другу, не
может сохраняться больше нескольких секунд — оно
обязательно переходит на светлый промежуток между ними,
который воспринимается как симметричная ваза. Точно
так же внимательное рассматривание рисунка усеченной
пирамиды со стороны вершины дает через
приблизительно равные промежутки времени то впечатление
длинного, сужающегося к концу коридора, то снова
пирамиды.
Свойство динамичности внимания объясняется
множеством психических процессов, которые протекают в
сознании человека в каждый данный момент времени.
Они далеко не одинаковы по степени своей глубины и
ясности, что вызвано переживаниями или
представлениями, которые связаны с действием анализаторов,
дающих сознанию раздражения, а также зависят и от
объектов вне нашего внимания. Так, наблюдая за развитием
действия на телевизионном экране, мы вдруг замечаем
на нем отблеск затененной лампочки, которая горит в
комнате, рамку телевизора или детали его декоративной
облицовки. Разумеется, каждое из этих дополнительных
восприятий не столь ясно и глубоко, как восприятие
информации, идущей с экрана, на котором сосредоточено
наше внимание.
Аналогичным образом в сознании неизбежно
наличествуют еще менее отчетливые представления о
пережитом в течение этого дня или накануне: вместе с
воспринимаемыми с экрана образами вдруг возникает образ
случайно встреченного знакомого или всплывет в памяти
обрывок состоявшегося обмена мнениями между пасса-
52
жирами в троллейбусе. Слова телеперсонажа в этот
момент воспринимаются менее отчетливо, и, если его
реплика, упущенная нами, вызвала смех других, мы
обязательно спросим кого-либо из сидящих рядом: «Что он
сказал?», чтобы посмеяться над тем, что оказалось не-
воспринятым. Восприятие содержания информации было
прервано переключением внимания на другой объект,
который заполнил на какой-то момент почти целиком все
сознание реципиента. Однако это не значит, что
внимание вышло за рамки деятельности, которой субъект
занят в пределах определенного отрезка времени.
Несмотря на присущее ему свойство динамичности, внимание
прежде всего определяется руслом деятельности и
возвращается в него после каждого колебания, которое
произошло в силу действия каких-либо причин.
Учитывать свойство динамичности внимания в
процессе массовой коммуникации крайне важно.
Рассматривание неподвижной заставки на телевизионном экране
может длиться не больше нескольких секунд. По
истечении этого времени внимание переключается на фоновый
шум, который слышится из динамика телевизора, на
мерцание экрана, на строчки развертки и т. д. Но стоит
телевизионному режиссеру переключить заставку на
говорящего диктора, на движущееся изображение или даже на
другую неподвижную заставку, внимание снова
возвращается к восприятию идущей с экрана информации.
Благодаря постоянной смене объектов в виде понятий,
суждений и образов, которые материализованы в различных
знаках, внимание последовательно сосредоточивается на
каждом из них и сохраняется в русле осуществляемой
деятельности — восприятия информации с газетной
страницы, из динамика радиоприемника, с телевизионного
экрана.
Другое не менее важное свойство внимания —
способность психики воспринимать некоторое количество
объектов или их элементов, которые могут быть осознаны
примерно с одинаковой степенью ясности в данный
момент времени. Это свойство — объем внимания. С
увеличением его повышается эффективность
коммуникационной деятельности, так как увеличивается число сторон и
элементов воспринимаемого объекта. В одной и той же
информации люди осмысливают различное число
элементов, потому что объем внимания индивидов крайне не
53
одинаков. Экспериментально выявлена зависимость
объема внимания от интереса, от степени знакомства
реципиента с объектом восприятия и с обстановкой, в которой
восприятие происходит. Получая с телевизионного экрана
информацию о военных действиях в африканских
колониях Португалии, человек, служивший в армии,
воспринимает одновременно не только сведения о героических
делах борцов за свободу, но и детали обмундирования, и
форму касок, и то, как они их носят. Все эти детали, как
правило, остаются невоспринятыми людьми, которые не
знакомы с армией и с армейским укладом жизни.
Адресуя информацию в газете, радиопередаче,
телепрограмме определенным группам, коммуникатор
должен всегда учитывать специфику объема внимания
индивидов, составляющих эти группы. Объем внимания к
деталям одежды телевизионного персонажа оказывается
намного больше у женщин, чем у мужчин. Реципиенты,
составляющие молодежную аудиторию, воспринимают
значительно больший объем информации из передачи
цикла «Куда пойти учиться», чем пожилые люди. Объем
внимания к различным нюансам, отражающим ход
юридического спора по трудовому конфликту, изложенному
в газетной статье, намного больше у профсоюзных
работников, чем у тех, кто к профсоюзной работе не имеет
никакого отношения.
Объем внимания повышается тренировкой, которая
происходит ежедневно и ежечасно в процессе общения
человека со своим социальным окружением, а также в
практике регулярного получения информации от прессы,
радио, телевидения. Таким образом, объем внимания
растет по мере накопления опыта, формирования
специфических интересов и приблизительно совпадает с ходом
становления личности. Зависимость между ростом
объема внимания к информации (в том числе поступающей
через прессу, радио, телевидение), с одной стороны, и
возрастом, а также возникновением специфичности
интересов к определенной проблематике — с другой, была
экспериментально установлена и убедительно доказана.
На ход и исход коммуникационного воздействия
большое влияние оказывает еще одно важное свойство
внимания— его интенсивность, характеризуемая
количеством затрат нервной энергии на осуществление
психической деятельности. Интенсивность внимания зависит от
54
ряда факторов, но в основном от субъективной
значимости информации для реципиента, от престижа источника
информации или личности, выступающей в роли
коммуникатора. Высокая степень этих показателей увеличивает
объем и интенсивность внимания для данного
коммуникационного акта, улучшает восприятие и в конечном
счете повышает эффективность процесса коммуникации.
С интенсивностью внимания тесно связано его
производное свойство, называемое устойчивостью внимания и
обозначающее способность к удержанию определенного
уровня интенсивности в пределах данного времени.
Применительно к массовым информационным процессам
оптимальная устойчивость внимания достигается
конкретной, экспериментально проверенной скоростью
подачи информации, определенным, не превышающим
известный объем количеством информации, ее
достаточным разнообразием, удовлетворяющим различные
психические нужды и исключающим ее монотонный
характер. Несоблюдение этих условий влечет за собой
снижение устойчивости внимания.
Говоря об устойчивости внимания, необходимо
отметить одно важное обстоятельство, снижающее
проявление этого свойства в ходе массовых информационных
процессов. Дело в том, что внимание не беспредельно,
так как направленность и сосредоточенность психической
деятельности ограничены временем и степенью
интенсивности внимания к тем или иным объектам. Существует
феномен утомления внимания, который возникает при
исчерпании ресурсов последнего либо из-за
монотонности в способе подачи информации, либо из-за
длительности сосредоточенности внимания, либо по каким-
нибудь другим причинам. Для того чтобы избежать
утомления внимания, прибегают к разнообразной верстке
газетной полосы, к чередованию материалов, дающих
различные психологические эффекты, к изменению режима
подачи материала, к смене музыкального сопровождения
и т. д.
Итак, внимание определяется рядом факторов.
Некоторые из них присущи свойствам человеческой психики.
Это факторы субъективные. Другие факторы, также
субъективные, но индивидуализированные, возникают из
потребностей, побуждений, мотивов, настроений, которые
испытывает субъект. Из-за действия такого рода факто-
55
ров внимание может иметь весьма специфическую
окраску и фокусироваться на объектах, которые каким-либо
образом удовлетворяют психические нужды индивида.
Третью группу составляют факторы объективные; к ним
относятся свойства объектов, выступающих в качестве
стимулов внимания. Трудно не обратить внимание на
звук взрыва или крик в относительной тишине, вспышку
яркого света в темноте, пестро раскрашенный или
движущийся предмет среди однотонных и неподвижных.
Свойства этих объектов служат раздражителями,
которые привлекают внимание вне зависимости от
психических нужд субъекта, а лишь в силу своих особенностей.
Различное сочетание субъективных и объективных
факторов определяет собой чрезвычайно важное качество,
присущее природе человеческого внимания, — его
неоднородность.
Внимание очень неоднородно. Оно оказывается
разным, например, у автора статьи, читающего только что
сошедший с пишущей машинки материал, у корректора,
внимательно вычитывающего верстку этого же текста, и
у читателя, получившего свежий оттиск журнала.
Каждый из них, читая одно и то же, обращает внимание на
те моменты, которые диктуются осуществляемой
деятельностью, ее целями, мотивами и интересом и как следствие
субъективным состоянием индивида.
Существуют различные виды внимания. Н. Ф.
Добрынин писал о трех видах внимания: «непроизвольном,
когда нет сознания цели деятельности и нет волевых
усилий для включения в нее и поддержания ее;
произвольном, когда имеется сознательно поставленная цель и
есть волевые усилия для вызывания и сохранения
внимания на выполнении деятельности, необходимой для нее,
и, наконец, послепроизвольном, когда цель остается;
следовательно, оно вызвано преднамеренно, но уже не
требуется усилий или, по крайней мере, заметных усилий
для поддержания такого внимания» К
Непроизвольное внимание вызывается прежде всего
(но не только!) внешними для человека причинами,
никак не связанными с какой-либо сознательно
поставленной целью деятельности, но тем не менее выступающими
1 Н. Ф. Добрынин. Произвольное и послепронзвольное
внимание. — «Ученые записки Московского городского педагогического
института им. Потемкина», т. 62, вып. 3, стр. 62.
56
в роли факторов привлечения, интенсификации и
сосредоточения внимания. Такое внимание бывает
вынужденным: человек просто не может не заметить некоторые
события в своем окружении, поскольку они обладают
рядом свойств, которые выступают в роли раздражителей
психики человека. Чаще всего такими свойствами
становятся интенсивность, уникальность, движение,
повторяемость, контрастность, длительность и размер.
Рассмотрим первый из этой группы факторов —
интенсивность. Чем ярче объект или громче звук, тем
вероятнее индивид прервет свое занятие и сосредоточится на
них, чтобы обратить внимание на стимул, попавший в его
сенсорное поле. Если такие раздражения выше порога
восприятия, то их интенсивность определяет степень
сосредоточенности направляемого на них внимания.
Яркий свет на большом расстоянии или звук
автомобильного сигнала в двух кварталах, разумеется, могут
быть восприняты, но их интенсивность оказывается явно
недостаточной для того, чтобы сосредоточить на себе
внимание. Однако тот же звук автомобильного сигнала,
раздавшийся на улице за спиной, или вспышка фар
создает максимальную концентрацию внимания и
вызывает реакцию испуга. Аналогичным образом вспышка
молнии за окном дома временно подавит все остальные
раздражения, так как ее интенсивность окажется
максимальной.
В массовых информационных процессах
интенсивность раздражения выражается в броском заголовке
крупным шрифтом на газетной полосе, в эмоциональной
лексике, в темпе подачи материала по радио и
телевидению, в его интонационном или изобразительном
оформлении и т. д. Интенсивность раздражения не может
повышаться до бесконечности. За определенным порогом
она перестает быть фактором непроизвольного
внимания: люди привыкают к высокой степени интенсивности
и «не обращают» на нее внимания. Это явление особенно
характерно для буржуазной прессы, радио и
телевидения, деятели которых непрерывно ищут способы
интенсификации стимулов для привлечения внимания своих
аудиторий, чем нередко вызывают их полную апатию.
Запись душераздирающего женского крика следом за
скрипом медленно открываемой двери — с этого
начинала свои ежедневные передачи одна американская про-
57
винциальная радиостанция — смогла поддержать
интенсивность внимания слушателей лишь ограниченное
время. То же самое происходит и с капиталистической
рекламой, которая для поддержания своей эффективности
вынуждена непрерывно отыскивать все новые способы
интенсификации внимания своих аудиторий.
Вместе с тем недостаточная интенсивность
используемых стимулов нередко создает ситуации полного (хотя и
неосознанного) игнорирования аудиториями
предлагаемой информации. Это явление хорошо прослеживается в
практике деятельности средств массовой информации и
пропаганды ряда развивающихся стран К
Термином «уникальность» обычно обозначается
отличие данного раздражения от всего, что заложено в
прошлом опыте человека. Уникальность оказывается
особенно эффективной как фактор, определяющий внимание.
Люди часто бывают склонны отвергать уникальность в
предметах и фактах действительности, «не верить своим
глазам». Это влечет за собой то, что называют
«двойным вниманием». Отвергая то, что они увидели, люди
чувствуют себя вынужденными вновь сосредоточить свое
внимание на объекте для того, чтобы подтвердить или
опровергнуть первое впечатление. Свойством
уникальности обладает информация о беспрецедентных фактах.
В Древнем Риме, где, по свидетельству Плутарха, в
течение, двух с лишним столетий ни один муж не покинул
свою жену, все знали имя Карвилия Спурия — человека,
который первым решился на развод. Внимание
общества было привлечено к информации об этом
исключительном факте, так как он был связан с нарушением
общественных норм. Уникальность как фактор внимания
широко используется в практике массовой
коммуникации, и в частности в рекламе, которая прибегает к
необычному, чтобы приковать внимание к своему
содержанию.
Близки к уникальности по своим свойствам признаки
новизны и непривычности. В силу действия этого
фактора объект привлекает к себе внимание тем, что он
нарушает привычный фон восприятия. Так, прохожие
отмечают в своем сознании лежащую на боку телефонную
1 М. Z. Millikan. The Most Fundamental Technological Change. —
«Communication and Change in the Developing Countries». Honolulu,
1967, p. 25.
58
будку или идущий из окна дома дым. Необычная новость,
сообщаемая в газетном заголовке, вызывает
непроизвольное внимание проходящего мимо газетной витрины
человека, а непривычно торжественные нотки в голосе
радиодиктора, услышанные пешеходом из приемника
стоящего у тротуара автомобиля, заставляют его
непроизвольно прислушаться и остановиться, чтобы выяснить
содержание привлекшей его внимание передачи.
Фактором непроизвольного внимания часто
становится также и резкое изменение в характере
раздражений, попадающих в поле восприятия, например
возникшая пауза в речи телевизионного комментатора, убыст»
рение или замедление темпа его речи. Углубленный в
чтение газеты пассажир мчащегося в метрополитене поезда
обычно отмечает в своем сознании изменение уровня
шума в тоннеле, когда поезд начинает замедлять ход.
Важным среди перечисленных выше факторов
привлечения и удержания непроизвольного внимания
является движение. Неподвижные объекты часто теряются
на окружающем фоне и не привлекают к себе внимания.
Неподвижность служит надежным защитным средством,
особенно, в сочетании с мимикрией (в живой природе)
или камуфляжем (в военном деле). Наоборот,
подвижность привлекает внимание и вызывает его
сосредоточение на движущемся объекте. Вошедший в комнату
невольно обращает внимание на движущееся изображение
на экране включенного телевизора и может не сделать
этого, если на нем неподвижная заставка. Даже
неподвижное изображение какого-либо движущегося
объекта— снимок прыгуна-лыжника в воздухе, броска
вратаря за мячом и т. д. — неизменно привлекает внимание
больше, чем снимки того же лыжника и вратаря в
статичных позах. Световая газета, бегущая по вечерам на
здании «Известий», обязательно привлечет внимание
человека, который в вечерние часы оказался на площади
Пушкина в Москве.
В числе рассматриваемых факторов аналогично
движению действует и повторение. Известно, что
раздражения, даже если они очень слабы, могут благодаря именно
повторяемости привлекать непроизвольное внимание.
Звонок телефона, неяркая вспышка света, стук в дверь
нередко оказываются нераспознанными и не привлекают
к себе внимания, если они единичны. Как показывают
£9
эксперименты, даже когда они восприняты, в сознании
индивида создается неясное впечатление какого-то
факта, не очень четко воспроизводимого при последующем
вопросе о нем. Это происходит из-за того, что внимание,
занятое каким-либо другим объектом, не было
переключено на данное раздражение. В практике массовых
информационных процессов повторение играет очень
важную роль. С его помощью увеличивают число людей, чье
внимание будет привлечено к факту или событию. Таким
образом, повторение благодаря феномену внимания
становится фактором превращения некоторой части
потенциальной аудитории в реальную.
Непроизвольное внимание легко привлекается и
удерживается с помощью раздражений, которые контрастны
по отношению к окружающему фону. Контрастность
широко применяется в практике средств массовой
информации и пропаганды в виде тематической
противоположности мнений (например, в рубрике «Полемика» в
«Литературной газете»), расположения информации от
имени выдающейся или просто известной личности среди
ряда материалов не очень известных авторов или же в
виде контрастирующей формы в газетных заголовках, в
цветной печати, в звуковом оформлении радиопередач
и т. д. На основе контраста построен известный прием
мобилизации ресурсов внимания радиослушателей через
передачу звука нового по качеству тембра или некоторую
остановку звучания вообще. Как об этом пишет В. Н. Яро-
шенко, «если после паузы, перерыва снова раздастся
голос диктора или музыка, это привлечет внимание
человека несколько более обычного, внимание
радиослушателя после подобных пауз или перерывов, автоматически
обостряясь, удерживается в напряженном состоянии в
течение десяти — двадцати секунд. Время это
чрезвычайно ценно, так как относительное внимание при этом
превращается в абсолютное, и в этот момент существует
гарантия того, что переданное сообщение будет безусловно
усвоено. Это время может быть употреблено либо для
передачи краткого, единичного важного сообщения, либо
для привлечения внимания к начавшейся передаче» 1.
1 В. Н. Ярошенко. О некоторых психологических аспектах
радиовещания.— «Вестник МГУ», серия XI. Журналистика, 1969, № 6,
стр. 63. Соглашаясь с мнением автора относительно ценности
времени немедленно за паузой, которая создает пик внимания аудито-
60
Своеобразны в качестве факторов привлечения и
удержания внимания длительность и размер.
Кратковременное раздражение нередко оказывается слишком
мимолетным, чтобы привлечь непроизвольное внимание, и
перестает быть действенным фактором. В то же время не
дают искомого результата и ситуации, в которых
максимальным вниманием своих аудиторий злоупотребляют,
например, длительностью сильных стимулов. Нечто
подобное происходит и с размером. Линейные и объемные
размеры предметов, отличающиеся от обычных,
неизменно привлекают внимание. При этом имеются в виду не
только большие размеры — внимание привлекает и
великан и карлик. Но в массовой коммуникации подобной
аналогии нет. Огромный плакат на улице, большое
клише на газетной полосе, заголовок крупным шрифтом,
большие временные рамки в радио- или телевещании
неизменно привлекают внимание тех, кому адресована
информация. Но беспредельное увеличение размера, так же
как и длительности раздражения, вместо привлечения
внимания может вызвать его утомление.
Каждый из этих факторов обычно выступает в связи
с другими. Свойство контрастности присуще объектам,
которые также выделяются своими размерами; то, что
отличается размерами, придает одновременно
раздражению интенсивность и некоторую уникальность в виде
новизны или необычности. Поэтому, выбирая средства
привлечения внимания к газетному материалу, к радио- или
телевизионной программе, следует учитывать
разносторонность каждого из упомянутых факторов и дозировать
их соответственно коммуникационной задаче.
Внешние для человека причины привлечения
непроизвольного внимания играют главенствующую роль, но
это не значит, что нет других категорий причин, которые
также оказываются факторами непроизвольного
внимания. Важную группу причин составляет
«соответствие внешних раздражений внутреннему
состоянию человека и прежде всего потребностям,
рии, можно спорить с ним как по поводу «гарантии» усвоения
переданного в эти секунды материала, так и по поводу превращения
относительного внимания в абсолютное. «Гарантию» усвоения,
очевидно, создает значительное число факторов, а не один лишь пик
внимания. Термины «относительное» и «абсолютное» внимание
нуждаются в точном определении своего содержания.
61
которые у него имеются» 1. Это положение касается
любых потребностей, в том числе и информационных.
Дефицит информации, например, по важному
политическому вопросу создает предпосылку к тому, что внимание
людей непроизвольно привлекается к обрывку разговора
на эту тему между пассажирами в городском
транспорте, к случайно услышанным фразам из
радиокомментария, который как-то касается данной проблемы, или к
заголовку в газете, имеющему, возможно, отношение к
волнующему вопросу. Влияние этой группы причин на
внимание аудиторий делает обязательным для
коммуникаторов поиск и распространение актуальной
информации, т. е. той, которая соответствует психическим нуждам
индивидов в данное время. Несоблюдение этого
требования выливается в игнорирование «неинтересной»
информации.
Аналогичным образом в качестве факторов
привлечения непроизвольного внимания выступает влияние
прежнего опыта людей. При этом имеется в виду опыт в
широком значении слова — знания и представления,
установки и стереотипы, навыки и привычки — и конкретный
опыт получения информации из данного источника,
создающий соответствующую установку (на ожидание
«интересных» сообщений или, наоборот, на уверенность,
что ничего «интересного» из этого источника получить
нельзя). Здесь играет роль все то, что так или иначе
через упрочившиеся в результате опыта ассоциации влечет
за собой мысли и действия. Включив телевизор и
обнаружив уже начавшееся представление КВН, мы
моментально и без каких-либо волевых усилий начинаем
воспринимать идущую с экрана информацию, поскольку
телезрительский опыт создал определенные ассоциации и
установки отношения к явлению, которое называется
КВН.
На привлечение непроизвольного внимания нередко
оказывает большое влияние эмоциональная информация.
Сведения самого различного содержания могут привлечь
внимание человека, потому что они затрагивают какие-
либо чувства. Случайное обнаружение в фразе,
услышанной по радио, слов, обозначающих проявление любви,
ненависти, отваги, страха, обаяния, злобы, симпатии, антй-
1 сПсихология». М., 1948, стр. 351.
02
патии, иронии и т. д., неизменно привлекает внимание,
организует восприятие и заставляет реципиента получить
больше информации, чтобы убедиться, что ситуация
опознана правильно, и тем самым удовлетворить свои
интерес. Эта закономерность обязательно должна
учитываться при организации коммуникационного воздействия.
Информация, поступающая в каналы массовой
коммуникации, приобретает значительно большую
привлекательность для реципиентов, если она затрагивает их эмоции.
Непроизвольное внимание скоропреходяще. Оно
может длиться, пока действуют соответствующие
раздражители, пока внутреннее состояние людей находится в
соответствии с осуществляемыми раздражениями,
прежним опытом людей и их эмоциональными потребностями.
Непроизвольное внимание к информации быстро
прекратится, если его не закрепить в других видах внимания —
произвольном или послепроизвольном, в которых
проявляется отношение человека к предметам и явлениям
окружающего мира и к информации о них. Для такого
закрепления существуют объективные возможности,
возникающие из психологической природы внимания.
Непроизвольное внимание предваряет собой
произвольное и в генетическом плане (второе произошло от
первого), и в процессе динамики внимания различных
видов. Звуки музыки, тихо льющейся из
радиоприемника в комнате, не привлекают внимания — оно может
быть сосредоточено на чтении или разговоре. Но это
продолжается до тех пор, пока не зазвучит мелодия,
которая особенно нравится, с которой связаны какие-либо
воспоминания, иными словами, имеющая особую
субъективную значимость. К мелодии возникло сперва
непроизвольное внимание, которое затем было произвольно
направлено и сосредоточено на ней. Человек прерывает
чтение или просит собеседника минуточку подождать, чтобы
дослушать полюбившуюся мелодию.
В подобных ситуациях люди принимают решение о
конкретном действии и сосредоточивают свое внимание
на нем, отвлекаясь от всего, что может помешать его
выполнению. Возникает «сознательно направляемое и
регулируемое внимание, в котором субъект сознательно
избирает объект, на который оно направляется» х.
С. Л. Рубинштейн. Основы общей психологии. М., 1945, стр. 448.
63
Произвольное внимание, как указывалось выше,
отличается от непроизвольного сознательно поставленной
целью деятельности, включением волевых усилий. В этом
качественная разница первого от второго. Характерные
черты произвольного внимания — его
целенаправленность, организованность, повышенная устойчивость. Эти
черты делают произвольное внимание фактором
эффективности любой деятельности, в том числе и
коммуникационной. Справедливость данных выводов была
неоднократно доказана сериями экспериментов, в ходе которых
испытуемым предлагалось воспринимать на слух два
сообщения одновременно, таким образом выявляя степень
усвоения их.
Произвольное внимание развивается по мере
вхождения индивида в социальную среду и усвоения им
общественных норм и ценностей. Оно совершенствуется
вместе с опытом общения человека с окружающей средой и
накоплением в его сознании информации, необходимой
для ориентации в мире ценностей, принятия решений и
осуществления в собственной деятельности.
Значительная часть накапливаемой в сознании людей информации
поступает через системы массовой коммуникации.
Поэтому переоценить роль воздействия газет, радио,
телевидения в деле развития произвольного внимания людей
трудно.
Причины, которые обусловливают собой
произвольное внимание, сводятся главным образом к убеждениям
и интересам, к сознанию долга и обязанности.
Решающую роль среди них играют усвоенные убеждения и их
субъективная ценность для реципиента. Несмотря на
разнородность и разнопорядковость этих явлений, их
объединяет один важный момент — наличие волевых
усилий для поддержания внимания и осознание
реципиентами значимости информации. Очевидно, следует
согласиться с мнением Л. И. Беляевой, которая считает, что
«если непроизвольное внимание привлекает, в первую
очередь, форма преподнесения того или иного материала
и его занимательность, то произвольное внимание
удерживается значительностью содержания*1.
1 Л. И. Беляева. Учет психологических закономерностей и свойств
внимания в культурно-просветительной работе. Лекции по курсу
«Психология». М., 1960, стр. 14—15.
64
Этот вывод в полной мере применим и к сфере
массовой коммуникации.
В качестве важнейшего фактора произвольного
внимания чаще всего выступают интересы, и особенно
устойчивые. Причем имеется в виду не только
непосредственная заинтересованность процессом деятельности, но и
опосредствованный интерес к ее результатам. В
коммуникационной деятельности интерес реципиента может быть'
обусловлен характером психических эффектов,
достигаемых в результате восприятия, понимания и
запоминания информации. Произвольно направляется и
сосредоточивается внимание на информации, представляющей
утилитарный интерес или дающей поддержку во мнении
по спорному вопросу. Аналогичным образом происходит
произвольное сосредоточение внимания на информации,
которая удовлетворяет текущие психические нужды —
дает эмоциональную разрядку или эстетическое
обогащение, поднимает престиж профессии или вообще
социальной группы, к которой принадлежит или причисляет,
себя реципиент.
Серьезное влияние на возникновение и сохранение
произвольного внимания оказывает и субъективное
представление человека о значимости предлагаемой ему
информации. Чем больше субъективная значимость, тем
выше степень произвольного внимания, уделяемого
информации, и больше его сосредоточенность. Однако
значимость далеко не одинакова для индивида,
находившегося в различных условиях деятельности и поведения.
Она может возникнуть вынужденно, в результате
подчинения требованиям со стороны и без осознания,
насколько эти требования важны или, наоборот, не нужны.
Именно так возникало внимание к религиозным догмам,
внушаемым с помощью церковной проповеди; подобным
образом мобилизовывала произвольное внимание
обывателей пропаганда гитлеровской Германии для
манипулирования их сознанием.
Важным моментом для поддержания произвольного
внимания может оказаться психическое состояние
человека. Утомленному или эмоционально возбужденному
человеку бывает очень трудно сосредоточиться на
определенном объекте. Невозможность сосредоточить
внимание на каком-либо объекте субъективно переживается
людьми как усталость, как озабоченность посторонней
65
проблемой или просто возбужденность. Учет этого играет
серьезную роль в деле организации коммуникационных
процессов и повышения их эффективности.
Еще большую важность для указанных целей
представляет весьма специфический вид внимания — после-
произвольное. Заслуга введения этой категории в обиход
нашей психологической науки принадлежит Н. Ф.
Добрынину. Послепроизвольное внимание обозначает
направленность и сосредоточенность психической
деятельности на каком-либо объекте в связи с ранее
осуществленным его восприятием, осознанием его значимости
и размышлением о возможных его связях с прошлым,
настоящим или будущим. Послепроизвольное внимание
личности всегда сопряжено с поглощением данной
деятельностью и не требует каких-либо волевых усилий. Оно
несет в себе особенности первых двух видов внимания:
как и непроизвольное, направляется на объект, будучи
вызванным его особенностями, и поэтому не требует
волевых усилий со стороны индивида; но подобно
произвольному вниманию оно всегда связано с заранее
поставленной целью и принятым решением на
осуществление какой-то деятельности. Человеку, произвольно
включившему телевизор, сперва требуется некоторое волевое
усилие, чтобы сосредоточить внимание на содержании
высветившейся на экране программы. Если программа
оказалась интересной, соответствующей представлениям
и установкам индивида, произвольное внимание станет
послепроизвольным, так как ее содержание захватит
реципиента и от него больше не потребуется волевых
усилий, которые были совершенно необходимы, когда он
переключал свой телевизор с одного канала на другой,
пока не нашел информацию, в какой-то степени
удовлетворяющую его психические нужды.
По мнению некоторых исследователей, внимание
взрослого человека в большинстве случаев оказывается
послепроизвольным 1. Мобилизуя свое произвольное
внимание в начале отрезка какой-либо деятельности
(чтение газеты, например), человек делает определенное
волевое усилие. Произвольное внимание становится
необходимым условием начала деятельности. Однако оно
1 См. В. А. Артемов. Курс лекций по психологии. Харьков, 1968,
стр. 325—326.
66
скоро трансформируется из условия в следствие: чтение
газеты сперва было возможным благодаря
произвольному сосредоточению внимания, затем последнее стало
результатом процесса чтения.
Послепроизвольным этот вид внимания назван
потому, что он вытекает из произвольного. Произвольно
сосредоточив свое внимание на какой-либо информации,
человек может оказаться либо захваченным ее
содержанием и далее воспринимать его на основе послепроиз-
вольного внимания, либо вынужденным заставлять себя
продолжать восприятие в силу осознанной
необходимости и произвольного внимания. Вместе с тем следует
отметить, что послепроизвольное внимание может
возникать и самостоятельно, если в сознании есть система
упрочившихся ассоциаций, связанных с ожиданием
удовлетворения от воспринятой информации.
Разница между произвольным и послепроизвольным
вниманием наиболее четко прослеживается в процессе
восприятия телевизионной программы новостей и
телевизионной учебной программы. Послепроизвольное
внимание, возникающее как производное от
сосредоточенности и углубления в предлагаемую информацию, почти
всегда появляется в первом случае и редко во
втором. Но оно возможно и при восприятии учебной
программы, когда произвольное внимание
трансформируется в послепроизвольное при наличии опыта или
знаний в затрагиваемой передачей области или
любознательности.
Послепроизвольное внимание также неоднородно и
может включать в себя различные разновидности.
Н. Ф. Добрынин наметил две такие разновидности: одну,
поддерживаемую чувствами, и вторую, поддерживаемую
творческим процессом. Послепроизвольное внимание
первого вида особенно часто и весьма эффективно
реализуется в процессе массовой коммуникации. Хорошо
известно, как привлекает и приковывает к себе внимание
эмоциональная информация в газете, в радио- или
телевизионной программе, в кино. Апелляция к чувствам
оказывается наиболее надежным средством поддержания
интенсивного и устойчивого внимания аудитории. Две
указанные выше разновидности послепроизвольного
внимания, думается, могут быть дополнены еще одной —
послепроизвольным вниманием, которое поддерживается
«7
ожиданием от информации эффектов, удовлетворяющих
текущие психические нужды индивидов.
Поддерживается послепроизвольное внимание,
например, к информации, дающей престижный эффект.
Методом простого опроса удалось установить, что статья
«Доброе слово о таксистах» 1 привлекла внимание 100%
опрошенных шоферов московских такси из числа тех, кто
выписывает и регулярно читает «Правду». Ожидание и
реализация престижного эффекта оказались в указанном
случае могучими факторами привлечения и поддержания
внимания.
Вполне очевидно, что эта разновидность послепроиз-
вольного внимания, вызываемого ожиданием в
аудиториях определенных психических эффектов, имеет
чрезвычайно большое значение для деятельности средств
массовой информации и пропаганды. Организация передачи
информации таким образом, чтобы она могла вызвать
максимум послепроизвольного внимания, — практически
неисчерпаемый резерв для повышения эффективности
массовых информационных процессов.
Есть достаточно оснований предполагать, что
накопление коммуникационного опыта изменяет общую
видовую структуру внимания. Непроизвольное внимание
первых радиослушателей к звукам, доносившимся из
наушников, подключенных к детекторным приемникам, в
дальнейшем сменилось вниманием произвольным,
требовавшим известных волевых усилий. Непроизвольное
внимание к новинке коммуникационной техники —
телевидению приковывало к телевизору на целые вечера
значительные группы людей в первые годы появления в домах
«голубого экрана» вне всякой зависимости от
содержания предлагавшихся программ.
Удовлетворение первичного любопытства к новинке
потребовало от телезрителей произвольного внимания к
телевизионной продукции с последующей его
трансформацией в послепроизвольное, если содержание и форма
передач отвечали психическим нуждам аудиторий.
Очевидно, что с появлением привычки к газете, радио,
телевидению повышается удельный вес послепроизвольного
внимания, уже не требующего никаких усилий со
стороны воли реципиентов. В этом заключается важнейшая
См. «Правда», 3 апреля 1969 г.
68
социальная функция воспитания внимания, которую
выполняет массовая коммуникация в процессе своей
деятельности.
Три вида внимания, рассмотренные выше, не
отделены непроходимыми перегородками, а, наоборот,
взаимопроникают и поддерживают друг друга. Организуя
внимание аудиторий к содержанию предлагаемой
информации, коммуникаторы должны продумывать способы не
только привлечения внимания вообще, но и сохранения
его при переходах из одного вида в другой. Они должны
также учитывать закономерности становления послепро-
извольного внимания — важнейшего для осуществления
функциональных целей массовой коммуникации — через
совершенствование и оптимизацию процесса подготовки
и передачи информации и через развитие личности
человека. В этом звене лежит громадный резерв повышения
эффективности всей нашей коммуникационной
деятельности.
Внимание представляет собой первичную реакцию на
коммуникационный акт. Все остальное — восприятие,
понимание, оценочное сопоставление с опытом, принятие
информации — следует потом. Это, собственно, и
отличает коммуникационный акт от разговора человека с
самим собой или записи в личном дневнике, т. е. от
действий, которые также требуют внимания, но не
являются коммуникацией в точном смысле данного слова.
Для того чтобы коммуникация состоялась, чтобы
было воспринято содержание газетного материала,
передачи новостей по радио, телевизионной программы,
реципиенту необходимо оказаться в положении читателя,
слушателя или зрителя, т. е. сознательно создать
ситуацию, в которой стало бы физически возможным
проявление внимания к продукции конкретного средства
массовой информации и пропаганды. Но это не происходит
само собой.
Индивид становится реципиентом информации в
результате взаимодействия ряда факторов, относящихся
к его субъективному состоянию — установкам,
потребностям, опыту — и к объективным свойствам конкретного
средства распространения сообщений и к свойствам
передаваемой информации. Вполне очевидно, что
коммуникационный акт, рассчитанный на одну аудиторию, может не
привлечь внимания другой, отличающейся от первой по
69
некоторым социологическим признакам — полу, возрасту,
социальному положению, принадлежности к
определенным социальным группам, степени усвоения
выполняемых социальных ролей — и по производным социально-
психологическим образованиям, определяющим
конкретное поведение индивидов в аудитории в конкретной
ситуации.
Различные возможности каждого из конкретных
средств массовой информации и пропаганды привлекать
и удерживать внимание аудитории хорошо известны.
Так, еще в начале 30-х годов было отмечено некоторое
несовершенство радио как средства доставки
информации. Эта черта, действительно присущая радио из-за
невозможности повторного восприятия того, что оказалось
невоспринятым, из-за невидимости говорящего и как
следствие безличности коммуникатора, вызывает
напряжение внимания, его перекомпенсацию1. Но именно
благодаря перекомпенсации стало возможным успешное
соперничество между словом слышимым и читаемым.
В силу феномена перекомпенсации внимания дефицит
восприятия восполняется воображением, что в конечном
итоге значительно увеличивает силу слова,
передаваемого по радио.
На более высоком психологическом уровне, чем
просто предпочтение одного средства массовой информации
и пропаганды другому, происходит ориентация внимания
относительно конкретных газет, радио- и телевизионных
станций. Важнейшую роль в этом играет социальная
установка во всем многообразии ее проявлений.
Установка определяет собой произвольное внимание к
информации, исходящей от конкретной газеты, радио- или
телевизионной станции, политические, моральные и
этические взгляды которых более или менее совпадают с
установкой реципиента информации. Несколько лет назад
были опубликованы результаты анкетирования,
проведенного среди студентов-арабов Американского
университета в Бейруте. Этот опрос имел целью установить
отношение студентов к идее арабского единства.
Одновременно студентам было предложено указать, какие
именно газеты и радиостанции они предпочитают из чис-
1 См. Н. Ф. Добрынин. К вопросу об активизации внимания при
радиовосприятии. — «Психология», т. 4, вып. 2. М., 1931. стр. 216.
70
ла имеющихся и доступных для них на Ближнем Востоке.
Полученные результаты продемонстрировали, что те из
студентов, которые были против единства, неизменно
выбирали газеты и радиостанции, выражающие точки
зрения, близкие их собственным *.
Однако даже в том случае, когда объекты в
окружающей человека среде обладают свойствами привлекать
внимание, они могут оставаться невоспринятыми, если
человек психически не готов к этому, если нет устанозки
на восприятие. Но, ожидая какое-либо событие,
подготовившись к его восприятию, люди заранее мобилизуют
свое внимание. Занявшись в ожидании посетителя у себя
дома чтением газеты, мы прислушиваемся к стуку двери
лифта, к звукам на лестничной площадке.
Нерешительные шаги человека, ищущего нужный номер квартиры,
несколько медлящего нажать кнопку звонка, так как он
сверяет этот номер со своей записью, — все подмечается
легко переключающимся с другого объекта вниманием,
объединяется в целостную картину определенного
значения именно из-за наличия установки. Без нее все эти
звуки остались бы невоспринятыми, с чтения газеты
внимание не было бы переключено. Аналогичным образом
ожидание события создает установку на его восприятие, и
несколько строчек официального сообщения ТАСС,
напечатанных под неброским заголовком, привлекают к себе
произвольное внимание индивидов, подтверждая их
надежды или опасения, удовлетворяя их психические
нужды, снимая какое-то напряжение.
Внимание аудиторий к продукции средств массовой
информации и пропаганды колеблется в широких
пределах. Зависит это от личностных свойств людей,
составляющих аудитории, их индивидуальных различий, в силу
которых одни проявляют склонность обращать внимание
на факты, а другие — на их значение. Это зависит также
от имеющихся у них знаний, опыта, интересов, от свойств
самой информации в виде силы эмоционального
воздействия, ее актуальности и способа подачи. В этот диапазон
укладываются и внушающее влияние других людей
(столпившиеся читатели у газетных киосков и витрин или
1 L. N. Diab. Studies in Social Attitudes: II. Selectivity in Mass-
Communication Media as a Function of Attitude-Medium
Discrepancy, -r «Journal of Social Psychology», 1965, vol. 67, N 2, p. 297—302.
71
радиослушатели около уличного динамика, взрывы смеха
сидящих в соседней комнате телезрителей), и подчас,
казалось бы, совершенно неожиданные «сезонные
колебания», которым, например, подвержено у сельских
аудиторий внимание к международным событиям, выявленное
на основе исследований эффективности нашей
внешнеполитической пропаганды К В этот же диапазон
умещаются и личностные черты коммуникатора, и субъективное
представление о нем аудитории. Влияние престижа
личности коммуникатора на внимание к исходящей от него
информации отмечают многие авторы.
Особую значимость в связи с проблемой внимания
имеет вопрос о способе подачи информации.
Технологический аспект выбора и подготовки информации к
передаче аудиториям и как следствие способность
информации привлечь к себе внимание некоторые исследователи
совершенно справедливо относят к числу важнейших
переменных, которые влияют на ход и исход
коммуникационного воздействия2. Вместе с тем существуют и точки
зрения, абсолютизирующие подачу материала как
решающий фактор внимания. По мнению одного из
представителей этой точки зрения — французского социолога
и журналиста Ж. Кайзера, «такая подача является
средством, используемым руководителями или редакторами
газет для привлечения, отвлечения, увеличения,
ослабления или нейтрализации внимания читателя»3.
Исследования показали, что внимание к
предлагаемой информации неизбежно повышается при уплотнении
сообщений, сохранении единого (в пределах одной
программы) ритма подачи информационного материала,
разнообразии композиционных и стилистических приемов
его оформления. К технологическому аспекту подготовки
информации относится и соблюдение языковой, точнее,
орфоэпической, лексической и синтаксической нормы.
Любое отступление от нее неизменно вызывает
переключение внимания с содержания на форму и нарушает
целостность восприятия. К тому же результату приводят
1 См. П. Гуревич. Жажда информации. — «Журналист», 1968,
№8, стр. 61.
2 D. Cartwright. Some Principles of Mass Persuasion. — «Human
Relations», 1949, vol. 2, N 3, p. 255.
3 Цит. по: В. Е. Аникеев. Критика концепций информационной
прессы и статистических методов ее анализа. — «Современные
буржуазные теории журналистики». М., 1967, стр. 125.
72
смысловые и логические ошибки К Употребление
языковых штампов также притупляет внимание, уменьшает
сосредоточенность в процессе восприятия информации,
затрудняет ее понимание и запоминание. Воздействие
информации, изложенной избитыми фразами,
оказывается минимальным.
Внимание к предлагаемой информации заметно
повышается вместе с увеличением числа выявляемых
связей и свойств предмета информации и с приданием им
достаточной значимости для аудитории. Иногда такое
выявление связей и свойств предмета осуществляется
самым неожиданным способом — в виде карикатуры
или инфантильного рисунка. И это, как правило,
привлекает внимание аудитории. Принято считать, что лучшим
способом повысить внимание служит включение в
информацию нового, ранее неизвестного. Эта мысль,
безусловно, верна, но с одной поправкой. Абсолютно новые
сведения о связях и свойствах предмета информации,
если они составляют единственное ее содержание,
воспринимаются плохо. Гораздо лучше воспринимается то,
что открывает новое в старом, которое становится
отправным пунктом для понимания и изложения нового.
Проблема внимания применительно к задачам
массовой коммуникации имеет очень большое значение. Она
тесно связана с обширной, но еще мало исследованной
проблемой изучения механизмов перехода знака в мысль.
К сожалению, психологическая наука пока не
разработала даже приблизительных методик для измерения и
оценки внимания, проявляемого массовыми
аудиториями к тем или иным коммуникационным актам.
Технические устройства синхронного измерения аудитории,
позволяющие руководителю телевизионной программы
знать, сколько телевизоров включено на прием его
передачи, не дают достаточно четких критериев для оценки
внимания тех, кто сидит перед светящимися экранами.
Не дают их и применяемые рядом газет и радиостанций
опросы по поводу материалов, привлекших внимание
аудиторий к своему содержанию или форме.
Приходится констатировать и отсутствие методик, с
помощью которых можно было бы выявить механизмы
1 Явления этого рода подробно рассматриваются в работе
Л. П. Крысина «О языке радиопередач». М., 1967.
73
перехода одного вида внимания в другой в процессе
восприятия продукции средств массовой информации и
пропаганды. Среди нерешенных вопросов следует отметить
отсутствие научно выработанных критериев для
определения границ интенсификации стимулов,
предназначаемых мобилизовать внимание аудитории. Аналогичным
образом далеки от решения и вопросы тактики
совместного применения нескольких каналов коммуникации для
привлечения определенной степени общественного
внимания к какой-либо социально значимой информации.
Все это показывает, сколь широким может быть поле
научных изысканий по проблеме внимания в связи с
деятельностью средств массовой информации и пропаганды,
с требованиями ее дальнейшей оптимизации. Очевидно,
что задачи повышения эффективности
коммуникационной деятельности требуют еще большего сосредоточения
усилий психологов на дальнейшей разработке проблемы
внимания.
ГЛАВА 3
ИНФОРМАЦИЯ «В СЕБЕ»
ИЛИ ИНФОРМАЦИЯ «ДЛЯ НАС»?
Привлечение и удержание внимания аудитории
содержанием и формой информации далеко не исчерпывает
собой комплекса проблем, обусловленных сложностью
процессов психической переработки реципиентами
продукции прессы, радио и телевидения. Органической частью
в этот обширный комплекс входит проблема восприятия,
которая является производной в рамках общей
проблематики изучения психологии аудиторий и их контакта с
предлагаемой информацией. Для политической
пропаганды она особенно важна, поскольку, как указывал
В. И. Ленин, без выяснения того, как реагируют
аудитории на содержание пропагандистских обращений,
редакция газеты «останется висящей в воздухе, не будет знать,
воспринимается ли ее проповедь, откликаются ли на нее,
как видоизменяет ее жизнь, какие нужны поправки,
дополнения» х.
Известно, что массовая коммуникация представляет
собой систему целесообразно организуемой деятельности.
Важнейшие элементы ее — коммуникатор и аудитория.
Они соединены между собой физически — каналами,, по
которым идет информация к потребителям, и
психологически— взаимодействием сознания коммуникатора и его
читателей, слушателей, зрителей. Возникновение каналов
в виде функционирующего конкретного средства
массовой информации и пропаганды — газеты, радио,
телевидения — еще не означает установления и поддержания
психологической связи, которая неизбежно включает в
себя акты восприятия и осмысления полученной инфор-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 47, стр. 74.
75
мации. В «сенсорных каналах» (по терминологии А.
Моля \ определившего их как пути, по которым сообщения
воспринимаются органами чувств) могут оказаться
препятствия специфического характера, мешающие иногда
в силу действия самых различных причин возникновению
или сохранению уже установленной психической связи.
Наблюдается немало фактов, когда, например, газеты
складываются читателем в стопку макулатуры сразу же
после прочтения прогноза погоды на завтра, приемник
благодаря синхронному наличию в эфире сравнительно
большого числа работающих станций быстро
переводится слушателем на другую, «более интересную»
программу, а телевизор досадливо выключается зрителем совсем
вскоре после обнаружения, что передающиеся сообщения
заинтересовать его не могут. В итоге утрата психической
связи между коммуникатором и аудиторией, ждущей
удовлетворения своих потребностей в информации через
достижение упоминавшихся выше эффектов —
познавательного, утилитарного, престижного, поддержки во
мнении по спорному вопросу, эстетического обогащения
и т. д.
Какова же мера вины тех коммуникаторов, которые
не всегда должным образом обеспечивают оптимальные
условия для потребления своей продукции? И
существуют ли достаточно объективные критерии для определения
того, как лучше организовать восприятие сообщений,
поступающих к потребителю с газетного листа, из
динамика, с телевизионного экрана? И как это практически
осуществить, если учесть, что восприятие происходит в
условиях безостановочно растущего обилия источников
информации и непрерывного совершенствования
технологии ее обработки, позволяющей уже сейчас раздвинуть
пространство и сжать время, чем смещаются многие
веками сложившиеся человеческие представления?
Однозначных ответов на эти вопросы пока не
существует. Несмотря на значительную интенсификацию
исследований восприятия и большой их объем, несмотря на
«теоретическое объединение различных подходов к
изучению восприятия человека... под влиянием приложения
теории восприятия к различным видам практики, а так-
1 А. Моль. Теория информации и эстетическое восприятие. М.,
1966, стр. 48.
76
же сближения различных видов практики между собой
(например, технико-инженерной и педагогической)»1, ее
приложение к практике массовых информационных
процессов пока остается в значительной степени делом
будущего. Но это совсем не значит, что обширный арсенал
знаний в области психологии восприятия, накопленный
к настоящему времени, не может быть полезным для
более объективных суждений, которые выносят работники
прессы, радио, телевидения. Именно они пытаются
предвидеть, как повлияют самые различные мотивы
реципиентов в их аудиториях на восприятие материала, не
исказится ли оно под влиянием того, что они хотят видеть и
слышать, понравится или не понравится им воспринятое
и т. д.
О том, что проблема восприятия в психологии
относится к числу труднейших, известно давно.
Фундаментальные труды по теории восприятия в своих
предисловиях обычно содержат оговорки, что их авторы отнюдь
не претендуют ни на полноту, ни на исчерпывающую
доказательность отдельных выводов. Это обусловлено тем,
что изучение любого акта столкновения психики человека
с окружающей его действительностью всегда
превращается в решение задачи со многими неизвестными. Еще
большие трудности стоят перед исследователями
механизмов восприятия содержания газет, радиопередач и
телевизионных программ. Здесь многое пока не выходит за
рамки рабочих гипотез. Весьма вероятно, что ряд
подобных гипотетических построений, подсказанных научной
интуицией и различными аналогиями, окажутся в
будущем опровергнутыми экспериментально доказанными
фактами. Но свою положительную роль эти гипотезы
сыграют и в таком случае, поскольку сейчас они
позволяют моделировать процессы, осложненные действием
большой совокупности субъективных факторов, которые
выступают в различных сочетаниях друг с другом и
трудно поддаются не только организации, но и даже просто
объективному наблюдению извне. А их доказательное
опровержение послужит накоплению знаний о
закономерностях восприятия массовой информационной
продукции.
1 Б. Г. Ананьев, М. Д. Дворяишна, И. А. Кудрявцева.
Индивидуальное развитие человека и константность восприятия. М., 1968,
стр. 11.
77
Проблема восприятия вместе с тем осложнена и
теоретическими наслоениями, которые оставили на ней в
процессе развития многие соперничавшие в психологии
школы — от ассоциационизма идеалистического толка,
разрабатывавшего эту проблему в русле кантовского
учения об априорных основах восприятия пространства и
времени, и до современного бихевиоризма,
рассматривающего восприятие не как отражение объектов
внешнего мира, а лишь как комплекс ориентировочных реакций
человека на внешние стимулы х.
Однако следы, оставленные теоретической
разработкой проблемы восприятия предшественниками, их
неудачи, вызванные методологическими и мировоззренческими
причинами, не могут служить извинением за известное
ее игнорирование в приложении к массовым
информационным процессам со стороны нашей психологической
науки. За исключением нескольких брошюр в сериях
«В помощь пропагандистам и агитаторам» и отдельных
журнальных статей, проблема восприятия информации,
распространяемой прессой, радио и телевидением, даже
не упоминается. А если и упоминается, то в самых
общих выражениях, никак не раскрывающих специфику
процесса восприятия и его психологических
механизмов.
Очевидно, проблема восприятия применительно к
функционированию средств массовой информации и
пропаганды заслуживает большего внимания психологов.
Нельзя забывать, что от восприятия содержания
продукции прессы, радио и телевидения в конечном счете
зависит эффективность коммуникационной деятельности,
и познание существующих здесь закономерностей
является важной предпосылкой для дальнейшего ее повышения.
Поэтому исследование восприятия продукции средств
массовой информации и пропаганды следует
рассматривать как один из способов отыскания наиболее прочных
и действенных контактов между теми, кто передает, и
теми, кто получает информацию. При этом следует
учитывать внимание к проблеме восприятия, которое
проявляют к ней наши идеологические противники от церков-
1 См. сОсновные направления исследований психологии
мышления в капиталистических странах». М., 1966, стр. 161.
78
никовu и до вдохновителей «психологической войны»
империализма против социалистических государств2.
Марксистский подход к изучению восприятия,
рассматриваемого как реализация связи материального и
идеального, прежде всего заключается в признании
зависимости протекания сенсорных процессов и
осуществления перцептивных действий от условий и характера
деятельности людей, находящихся в информационной связи
с окружающей средой. «Согласно современным
представлениям, восприятие представляет собой совокупность
процессов, обеспечивающих субъективное, пристрастное
и вместе адекватное отражение объективной
реальности» 3. Суждение о том, что восприятие человека
обусловлено окружающей средой, является аксиоматическим для
исследователя, стоящего на позициях диалектического
материализма. Эта обусловленность — реальное
следствие того, что человек, как определенным образом
организованная система, живет в природной и социальной
среде. И для того чтобы сохраняться как система,
человек должен либо приспосабливаться к своему
окружению, либо изменять его в соответствии с испытываемыми
им нуждами. С усложнением структуры внешнего мира,
с ускорением происходящих в нем процессов,
являющихся следствием роста цивилизации, человек все больше
зависит от информации. Для своевременного внесения
изменений в свою деятельность и поведение в связи с
преобразованием окружающей природной и социальной
среды человек вынужден выявлять закономерности
протекания все большего числа затрагивающих его явлений
для их возможно раннего прогнозирования.
Потребность людей в информации в первую очередь
определяется набором осознанных ими задач, которые
предстоит им решать для сохранения системы либо инди-
1 Достаточно вспомнить^ откровения известного мракобеса
А. Введенского, писавшего в «Вестнике священного синода
православной российской церкви»: «Я вполне мыслю в будущем
организацию при богословских факультетах особых психорелигиозных
кабинетов, в которых религиозное восприятие будет точно учитываться
методами психологического экспериментирования» (цит. по: В. Л. Кузь-
мичев. Печатная агитация и пропаганда. М.—Л., 1930, стр. 4).
2 См. П. Лайнбарджер. Психологическая война. М., 1962,
стр. 319—334.
3 В. П. Зинченко. Продуктивное восприятие. — «Вопросы
психологии», 1971, № 6, стр. 29,
79
видуальной, либо групповой. Для практического
выполнения этих задач аудиториям постоянно нужна
информация об изменениях в окружающей среде и об условиях
самих задач. Без такой информации люди не могут
создавать в своем сознании модели ближайшей к ним части
внешнего мира и модели условий для решения стоящих
перед ними задач. Согласно в высшей степени
плодотворной концепции А. Н. Леонтьева, построение указанных
моделей в сознании человека происходит в процессе
практической деятельности, когда психика индивида
отбирает нужное для его нормального функционирования
в социальной и природной среде и ставит барьер тому,
что субъективно не представляется необходимым.
Правила и закономерности, характеризующие системную
природу психических функций \ включают и данное
явление.
В этой связи массовую коммуникацию можно также
определить как продуцирование и распространение
информации, и притом приведенной к виду, пригодному для
сравнительно легкого восприятия. Закладывание в
деятельность прессы, радио, телевидения информации, не
отвечающей указанному требованию, создает
предпосылки того, что она не будет воспринята вообще.
Информация, как отмечалось выше, — это сигнал или
группа сигналов, несущих на себе значение, след какого-
то факта или события, которое уже произошло или
должно произойти, это все то, что доставляет нам об этом
факте сведения или сообщения2. Информация — это то,
что вносит изменения в наше сознание или чувства и
переживается нами психически либо в виде выработки и
принятия решений, либо в виде тех или иных эмоций.
Сигналы в форме знаков — слов и образов — идут к
нашему сознанию в пределах определенного времени
непрерывным потоком. Для того чтобы облегчить восприятие,
информация расчленяется на единицы, соответствующие
единицам мышления — понятиям, суждениям,
умозаключениям. Композиционное расчленение информации на
программы, статьи, разделенные в пространстве (на га-
1 См. А. Н. Леонтьев. О системной природе психических
функций.— сТезисы докладов философского факультета» (МГУ). М.,
1955, стр. 26.
2 См. И. А. Полетаев. Сигнал. О некоторых понятиях
кибернетики. М., 1958, стр. 23.
80
зетной полосе) и во времени (в вещании), ее разделение
на материалы различных жанров также служат
облегчению процесса восприятия и дальнейшей психической
переработки ее содержания.
Однако расчленение информации по некоторым
формальным признакам еще не обеспечивает ее восприятия
в виде простого отражения, следа события в психике
человека. Кстати, именно так представляли себе
восприятие в XIX в. первые исследователи этой проблемы, когда
сравнивали его механизм с действием фотографической
камеры, проецирующей в сознание через органы чувств
образы действительности. И если продолжить аналогию
с фотографией, то перцептивное отражение окажется
ограниченным рядом фильтров, какими на его пути
станут ценностные ориентации аудитории, ее психические
потребности, мера соответствия сообщений привычному
восприятию1, жизненные представления, а также уже
имеющиеся у реципиентов точки зрения 2. Но эта
аналогия полностью разрушается, как только мы вводим
дополнительный принцип избирательности восприятия:
человек в отличие от фотографической камеры может
смотреть и не видеть чего-то конкретно; он также может
слышать слова и не воспринять их, хотя они были
произнесены внятно и на родном ему языке. Так происходит,
например, со зрителями хоккейного матча,
транслируемого по телевидению, когда на фоне игры высвечиваются
на экране цифры счета и времени. Ситуация,
складывающаяся на поле в эти мгновения, не воспринимается
зрителем, и он испытывает досаду, если передача подобной
информации совпадает с острым моментом у ворот его
любимой команды или голом в ворота ее противников.
В результате такого осложненного многими
факторами отражения возникает, значительная субъективная
дифференциация того, что воспринято людьми в аудито-
.рии коммуникации. Одна и та же программа,
переданная по радио или телевидению, и при должном
расчленении на смысловые единицы будит разные мысли,
вызывает различные чувства — от радости до
негодования— и неодинаковое их проявление — от слабого до
1 См. И. А. Федякин. К вопросу об общей теории социальной
информации. — сСовременные буржуазные теории журналистики»,
стр. 51.
2 См. И. С. Кон. Социология личности. М., 1967, стр. 274.
4 Ю. А. Шерковмн
81
бурного. Эта субъективная дифференциация позволяет
группировать более или менее типичные способы
восприятия содержания массовой коммуникации и
соответствующие типы сознания. Одна и та же информация,
заключенная в одних и тех же сигналах, одинаково
расчлененная композиционно, дает далеко расходящиеся по
своим показателям результаты в зависимости от
действия различных социологических факторов.
Восприятие обычно рассматривается как процесс
наглядно-образного отражения предметов и явлений
действительности в сознании человека, воздействующих в
данный момент на его органы чувств. Составляя основу
ориентировки человека в окружающей действительности,
восприятие «позволяет ему организовать деятельность,
поведение в соответствии с объективными свойствами и
отношениями вещей»1. Для человеческого восприятия
характерно отражение предметов и явлений
действительности не только непосредственно, но и
опосредствованно— через знаки, в качестве которых могут выступать
различные символы, копии, сигналы и самая
универсальная знаковая система — язык. С помощью словесного
обозначения— произносимого или написанного — люди
сравнительно легко передают и воспринимают называемые
предметы или явления, их различные признаки и стороны.
На основе восприятия осмысленных речевых отрезков
люди отражают в своем сознании целые ситуации и
отношение к ним, а также к тем, кто их сообщает.
Как и любой другой системный психический процесс,
восприятие имеет свою структуру, свои уровни и пределы.
Структурно процесс восприятия может быть представлен
как некоторая последовательность качественно
различных, но нерасчленяемых этапов — психических действий.
Сперва это первичный синтез получаемых ощущений,
затем их анализ, в ходе которого выявляется соответствие
или несоответствие ощущаемого мыслимому, и, наконец,
завершающий этап конечного синтеза. В данном
процессе происходит выделение какой-то группы ощущений в
некоторый целостный образ, который осмысливается и
узнается как соответствующий хранимому в памяти
образу предмета или явления.
1 Л. А. Венгер. Восприятие и обучение (дошкольный возраст).
М., 1969, стр. 3.
82
На каждом из указанных этапов психические
действия могут подвергаться влиянию помех, в итоге
дающих искаженное восприятие. На основе не полностью
завершенного анализа куст в темноте может быть принят
за фигуру человека и вызвать испуг. Под влиянием
неверно найденного в памяти словесного соответствия
фраза в радиокомментарии может вызвать искаженное
понимание ее смысла и ложную интерпретацию всего
сообщения. Такого рода искажения могут происходить
(и нередко происходят) в практике массовых
информационных процессов и по не зависящим от реципиента
причинам. Например, неверное интонационное и акцентное
членение диктором фразы в радиопередаче иногда
направляет восприятие реципиента по ложному пути.
Смысловое гипертрофирование (словесное или образное)
какой-либо части информационного материала, которое
может допустить редактор, искажает восприятие целого.
По мысли французского психолога-материалиста
Ж. Пиаже, «перцептивная структура — это система
зависимых друг от друга отношений» *, в которой каждое
изменение одного из отношений влечет изменения целого
в виде психического продукта — знания, чувств и воли.
Из-за большого числа возникающих отношений и
значительных возможностей субъективных изменений каждого
из них в одной и той же информации люди видят
различные связи с действительностью, их внимание оказывается
привлеченным к различным частям, свойствам, сторонам
описываемых или изображаемых предметов и явлений.
Как следствие восприятие одной и той же информации,
поступающей в аудиторию от средств массовой
информации и пропаганды, бывает неодинаковым.
Для обозначения основных структурных элементов
восприятия в психологии пользуются понятиями
«фигура» и «фон». Фигурой восприятия обозначается то, что
психика контрастно выделяет из бесконечного
многообразия фактов действительности, из громадного числа
возможностей их детализации, относимых к фону. Фон
восприятия возникает как следствие невозможности
полного и детального охвата сознанием всего, что вызывает
ощущения. Из огромного числа ощущений до этапа пер-
1 Ж. Пиаже. Избранные психологические труды. Психология
интеллекта. Генезис числа у ребенка. Логика и психология. М., 1969,
стр. 123.
* 83
вичного синтеза доходит лишь ничтожная часть,
собственно и превращающаяся в фигуру восприятия. Такой
частью становится то, что, по нашим предположениям,
как-то удовлетворяет текущие психические
потребности. Все остальное ощущаемое, но не воспринимаемое
психикой субъективно превращается в фон восприятия.
Так, во время просмотра передачи хоккейного матча по
телевидению игра становится фоном, а одновременно
высвечивающиеся на экране цифры счета и времени —
фигурой восприятия.
Важный структурный фактор восприятия составляет
степень контрастности фигуры по отношению к фону.
Этот фактор дает далеко идущие последствия для
эффективности массовой коммуникации. Сообщение, не
обладающее достаточной контрастностью по отношению к
фону, сливается с ним и, как правило, остается не
воспринятым теми, кому оно адресовано, даже если оно
способно удовлетворить испытываемые потребности. Обилие
однотипных сообщений, совокупно продуцируемых и
распространяемых печатью, радио и телевидением,
создает обширный фон, на котором нередко теряется и
полезная информация.
Сообщения воспринимаются как интересующий нас
объект или отодвигаются сознанием как фон восприятия
в зависимости от двух моментов. Во-первых, от
особенностей формы. Яркий цветной заголовок или жирный
шрифт на газетной полосе, повышение голоса диктора
или, наоборот, снижение до драматического шепота и,
таким образом, его фонетическое выделение,
перемещение предмета среди неподвижных на телеэкране
неизбежно привлекают внимание реципиента, побуждая его
к восприятию. Однако привлечение внимания к форме
как исходной фазе восприятия не означает приоритета
формы над содержанием сообщения. Ведущую роль
играет при этом содержание, именно оно вызывает
восприятие, осуществляемое через распознание
соответствующей формы. Последняя открывает доступ к
содержанию сообщения, несущему значимую информацию.
Гиперболизация формы нарушает целостность, искажает
или разрушает восприятие. В исключительных случаях —
при наличии формы и отсутствии содержания, как это
бывало со стихами иных футуристов или с картинами
абстрактной живописи, — восприятие вообще не происхо-
84
дит из-за невозможности осуществи^ы_ оставляет свой
в^Чий ос
элементов-услышанных звуков или ?£" «Удрученный
Во-вторых, сообщение выделяется из v i( Маокс
тия сознательно в зависимости от наших 0)^4fiJIHLv' »
требностей и интереса. Поиск новостей о ФУт^^0якти-
зете или включение телевизора ко времени п^РЧиЫС_
«Голы, очки, секунды» любителем спорта — лучшее <?ь^
детельство осознанности этого процесса. Такой поис!?
становится интенсивным и целенаправленным, а
восприятие— углубленным, когда ожидания, потребности,
интерес обостряются ситуацией, событием или личностью.
Сообщения в данном случае будут выделены сознанием
субъективно из любого фона.
Создание фона восприятия связано с другим
структурным фактором процесса — подобием, на основе
которого группа похожих объектов воспринимается как
единое целое (мы видим лужайку, а не отдельные травинки).
Контрастность «фигур» сообщений на общем
информационном фоне достигается благодаря такому важному
структурному фактору восприятия, как изолированность.
Этим целям служит выделение особо значительных
сообщений по радио с помощью больших пауз и особых
позывных. Аналогичного результата добиваются
использованием жирных линеек, особых шрифтов и компактным
расположением материала на газетной полосе или
специальными заставками и соответствующим музыкальным
сопровождением в телевидении. Выделению сообщения
на информационном фоне эффективно служит и
последний из структурных факторов восприятия — отличие,
которое придает сообщению некоторую уникальность черт
по сравнению с ему подобными. В печати отличие
материала от других чаще всего достигается плакатными
заголовками. Однако такое выделение «помимо того, что
оно «вырывается» из текста, соответственно притупляет
восприятие других элементов текста» 1 и поэтому требует
большой осторожности применения в практике газетной
работы. Аналогичный эффект в коммуникационной
деятельности создают и так называемые сенсационные
материалы, которые «вырываются» из полосы или передачи,
оттесняя на задний план, к «фону» все остальное.
1 А. Шицгал. Газета и шрифт. — «Советская печать», 1966, № 6,
стр. 48.
85
Расчленение процесса восприятия по уровням
позволяет представить некоторую постепенность
умственных операций, дающих в итоге «различные виды
преобразования стимулов в образ» К Начальный уровень
восприятия — обнаружение (или распознавание). Иными
словами, сперва происходит вычленение из знакомого
потока того, что может быть воспринято. Для этого психика
идентифицирует знаки по их физической характеристике
с эталонами, хранящимися в памяти человека, и выдает
значимые соответствия. Так вычленяется знакомое
слово в речи диктора, говорящего на неизвестном нам языке,
приобретает значимость замысловатый вензель заставки,
представляющей собой некоторую комбинацию фигур и
линий.
Далее следует уровень различения, для которого
характерна более высокая категоризация значений. На этом
уровне восприятия радиослушатель и телезритель узнают
знакомого диктора по тембру голоса и произносительной
манере, читатель узнает «свою» газету по привычным
шрифтам и типу верстки. И наоборот, слушатели
моментально относят услышанный голос к «чужой»
радиостанции, а читатели глянцевую страницу с непривычной
версткой и непривычными гарнитурами шрифтов — к
«чужому» изданию. И делает это реципиент еще до того, как
воспримет смысл передаваемого знаками сообщения.
Уровень различения подготавливает собой последний,,
наивысший уровень — смысловое восприятие, когда
знаки приобретают субъективное значение для реципиента
информации и выступают для него в определенной
смысловой связи между собой, создающей суждения,
умозаключения и соответствующий контекст. На этом уровне
большую роль играют личностные черты реципиента,
которые приводят в дальнейшем к различиям в
понимании.
Структурные факторы и уровни восприятия в
реальном психическом процессе действуют в тесном
диалектическом единстве с группой функциональных, в том числе
субъективных, факторов. На восприятие реципиента
информации неизбежно оказывает влияние, например, его
психическое состояние. Весел он или грустен, доволен
У В. П. Зинченко. Теоретические проблемы психологии восприя
тия. — сИнженерная психология». М., 1964, стр. 232. w
86
или подавлен — любое из этих состояний оставляет свой
след на процессе восприятия информации. «Удрученный
заботами, нуждающийся человек, — писал К. Маркс,—
невосприимчив даже к самому прекрасному зрелищу...»
И еще: «Чувство, находящееся в плену у грубой
практической потребности, обладает лишь ограниченным
смыслом» 1. Функциональные факторы трудно прогнозировать
и тем более организовать. Но учитывать возможность их
проявления при коммуникационном воздействии
необходимо, поскольку их влияние нередко оказывается
исключительно важным в ходе восприятия.
Функциональные факторы могут быть подразделены
на четыре дополнительные категории: психические
нужды, актуальные психические состояния, прошлый опыт и
уровень адаптации. Психические нужды, реализующие
собой явление интереса, выступают как непосредственные
мотивы восприятия и оказываются ведущими среди
функциональных факторов. На это неоднократно
обращал внимание А. Н. Леонтьев, который в ряде работ
показал, что заинтересованность, осознание
существенности сообщаемого оказывают далеко идущее влияние на
весь процесс восприятия информации человеком.
Психологическое понятие «интерес» как
положительное, эмоционально окрашенное отношение к объекту,
вызывающее сосредоточение внимания на нем, тесно
связано с понятием интереса в социологическом смысле, для
которого прежде всего характерно выделение объективно
значимого для индивида, социальной группы, класса,
общества в целом. И в качестве связующего звена между
этими двумя понятиями выступают психические нужды,
реализующие собой обе категории интереса в
психической деятельности людей.
Социология различает в интересах человека две
стороны. Одна связана «с сохранением его существования,
с развитием его сил и способностей, с обеспечением его
материальных нужд и духовных запросов, его свободы
и т. п.»2, вторая — с его принадлежностью к социальной
общности. Первую из этих двух сторон принято называть
личным интересом, вторую — интересом личности. Инте-
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений. М., 1956,
стр. 594.
2 Г. М. Гак. Общественные и личные интересы и их сочетание
при социализме. — «Вопросы философии», 1955, № 4, стр. 19.
87
ресы личности включают в себя личные интересы, хотя
и не ограничиваются ими. Существует также связь между
интересами личности и общественными интересами,
выступающая либо в виде единства, либо в виде
противоречия в зависимости от реальных условий жизни
социальных общностей, от отсутствия или наличия антагонизмов
между личностью и обществом.
Мотивы деятельности индивида, направленной на
конкретные объекты интереса любой из этих категорий, и
сама деятельность, направленная на реализацию
интереса, психологически переживаются в виде чувственного и
сознательного тяготения к объекту «в силу жизненной
значимости и эмоциональной привлекательности
последнего» 1. Такой же эмоциональной привлекательностью
обладает информация об объекте интереса любой
категории. Информационное удовлетворение интереса
разрешает одну из важнейших проблем психической
деятельности человека — его психические нужды.
Массовая коммуникация достигает наиболее
эффективного контакта с аудиторией, ориентируясь на
психические нужды, связанные с интересами различного
характера и различных категорий. В капиталистическом
обществе это чаще всего лично- и классово-эгоистические,
собственнические, корыстные, амбициозные, кастовые,
сословные, местнические, националистические интересы.
Именно к ним апеллирует информация, публикуемая
современной буржуазной прессой, радио и телевидением.
В социалистическом обществе деятельность средств
массовой информации и пропаганды ориентируется на
удовлетворение психических нужд в связи с интересами
общественного развития, в котором гармонически
сочетаются личные и общественные интересы.
Анализ показывает, что ориентация
коммуникационной деятельности на интерес аудитории дает наиболее
заметный эффект воздействия через обострение внимания
и углубление восприятия. При этом последнее прежде
всего направляется актуальным интересом: то, что
происходит сегодня, сейчас, представляет для индивида
наибольшую значимость по сравнению с тем, что
происходило вчера или неделю тому назад.
1 А. И. Горячева. О некоторых категориях социальной психологии
(К вопросу о структуре общественной психологии). — «Проблемы
общественной психологии». М., 1965, стр. 220.
88
Игнорирование интереса как явления,
организующего психические нужды, и при передаче событийной
информации, и в ходе коммуникации идей в равной
степени приводит к полнейшей неэффективности
осуществляемой деятельности. ««Идея» неизменно посрамляла
себя, — писал К. Маркс, — как только она отделялась
от «интереса»» К
Самым серьезным образом влияют на восприятие
актуальные психические состояния. Хорошо известно, что
состояние напряженного ожидания приводит к
предвосхищению увиденного или услышанного и порождает
искажения в восприятии. Точно так же страх ведет к
неправильному видению объекта: различные шорохи
кажутся подозрительными, звуки громче, движущиеся
предметы больше2. Нечто подобное происходит и в сфере
массовой коммуникации. Актуальные психические
состояния в значительной степени предопределяют собой ходи
исход восприятия информации. Хроническое состояние
острой эмоциональной недостаточности, испытываемое
индивидом в современном развитом капиталистическом
обществе, ориентирует его на поиск и восприятие яркой,
возбуждающей интерес информации. На преднамеренной
эксплуатации этой закономерности зиждется
существование бульварной прессы. Ее же учитывают и
коммерческие радиотелевизионные станции, которые вместе с
рекламой дают большое количество информации,
вызывающей самые различные эмоции.
Такого рода материалы, преподносимые ежедневно
миллионам читателей, слушателей и зрителей, по
мнению теоретиков буржуазной журналистики, якобы
положительно сказываются на организации чувств личности,
давая ей успокоение от испытываемых внутренних
противоречий. «Однако внимательное изучение
действительного положения дел, — отмечает Ю. А. Замошкин, —
полностью опровергает подобные мнения. На самом деле,
если под влиянием «эскапистских» развлечений и иных
массовых социальных наркотиков, вырабатываемых в
США, и достигается временное забвение на манер
опьянения или сна, то в конечном итоге это само по себе ведет
к последующему усилению всех болезненных настроений
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 89.
2 См. П. М. Якобсон. Психология художественного восприятия.
М., 1964, стр. 14.
89
и переживаний, всех нравственных, душевных мучений,
которые возникают у рядового человека в США...» 1
Вместе с тем эти факты отнюдь не означают, что
осуществление массовых информационных процессов в
условиях социалистического общества требует полного
отказа от эмоционализации сообщений, составляющих
продукцию газет, радио и телевидения. Практика
показывает, что там, где наши коммуникаторы учитывают
актуальное психологическое состояние своих аудиторий,
их эмоциональные потребности, эффективность
воздействия информации намного возрастает. В этой связи
заслуживает всяческого одобрения практика газеты
«Известия», систематически публикующей весьма
эмоциональные материалы под рубриками «Командировка по просьбе
читателей», «Письмо позвало в дорогу», «Судебный
очерк», «Педагогические раздумья» и т. д. Аналогичного
рода примеры дают и некоторые местные газеты, и в
частности тартуская городская газета «Эдази», чья
деятельность не раз была предметом профессионального
анализа в специальной литературе.
В то же время некоторые неудачи телевизионного
вещания, в особенности местных студий, могут быть
объяснены и отсутствием того качества телевидения,
которое необходимо, «чтобы передача воспринималась еще
более эмоционально, чтобы зритель получал не только
нравственное удовлетворение от содержания передачи и
артистизма всех ее исполнителей, но и эстетическое
наслаждение от виртуозного мастерства в использовании
«чудес» телевизионной техники»2.
Прошлый опыт реципиента как самостоятельная
категория среди функциональных факторов восприятия
выступает в сложном диалектическом единстве
противоположностей, какими являются потребность познания на
-основе ранее известного и нежелание воспринимать то,
что кажется уже знакомым — увиденным, прочитанным,
услышанным. Этот опыт позволяет реципиенту делать
предположения относительно содержания предлагаемых
1 Ю. А. Замошкин. Кризис буржуазного индивидуализма и
личность. Социологический анализ некоторых тенденций в общественной
психологии США. М., 1966, стр. 261—262.
2 Г. Сорокин. Оружие не для кустарей. — «Журналист», 1968,
№. I, стр. 31.
90
ему сообщений и ожидать удовлетворения от их
восприятия. Действие следов того, что уже вошло в сознание, на
восприятие проявляется в регулярном сопоставлении
воспринимаемого с имеющимся знанием и мерой
соответствия усвоенным стереотипам.
На этой же основе опыта возникает и установка на
доверие или недоверие к источнику информации. Здесь
можно отметить две крайности. Первая связана с
позитивной установкой на полное доверие аудитории к
информации. Вторая — негативная — содержит элементы
известного недоверия и приводит к частичному
невосприятию информации. Однако считаться надо с обеими
крайностями, в особенности со второй.
В прошлом опыте реципиента заложена и установка
на отношение к личности коммуникатора, которая
оказывает заметное влияние на восприятие исходящей от
него лично информации. Симпатия к публицисту,
диктору, чувство знакомости, положительные ассоциации,
которые вызывают их личности, создают предпосылки для
более глубокого восприятия информации.
Результатом влияния прошлого опыта, дающего
материал для сопоставления с вновь поступающей в
сознание информацией, в конце концов становится ее принятие
или непринятие. Учет прошлого опыта, в особенности
коммуникационного, является важным моментом
обеспечения эффективности деятельности средств массовой
информации и пропаганды. Его значимость особенно
повышается в условиях обострения идеологической
борьбы. ,
В непосредственной связи с влиянием прошлого
опыта находится действие адаптации в качестве
функционального фактора восприятия. Известно, что в психике
людей складывается определенный уровень адаптации
применительно к интенсивности стимулов внешней среды
(температура, яркость света, размеры предметов,
громкость разговора присутствующих, частота обращения к
одной и той же теме). О стимуле судят по опыту прошлых
контактов психики с рядом аналогичных явлений, в
которых проявляется данный стимул. Опыт, составляющий
середину серии контактов, оказывается «нормальным»,
«средним» или «нейтральным» и становится
своеобразным началом отсчета и критерием уровня адаптации.
Опыт, отправляющийся от уровня адаптации, становится
91
односторонним: люди считают что-то «жарким»,
«большим», «ярким», «частым», «назойливым» и т. д.
Осуществление массовых информационных
процессов, как, возможно, ни одна другая деятельность, требует
особо внимательного и систематического учета уровня
адаптации к сообщениям сходного содержания и
аналогичной формы. Любое, даже малейшее превышение
уровня адаптации аудитории в пропагандистском воздействии
должно немедленно корректироваться, поскольку в
противном случае наступает резкое снижение эффективности
осуществляемого воздействия. Эта закономерность в
равной степени проявляется и в рекламе.
Наконец, на результатах коммуникационного
процесса может сказаться выход за пределы эффективного
восприятия. Эти пределы, во-первых, ограничиваются
минимальной задержкой восприятия, которая составляет
временную величину порядка l/io—V20 секунды и остается
более или менее постоянной для всех сенсорных каналов.
Ниже этого временного порога восприятие не
осуществляется из-за особенностей механизмов нервной системы.
Поэтому значительное повышение темпа речи диктора
или чрезмерно быстрая смена кадров телевизионного
изображения создают физические пределы осознанному
восприятию. В практике зарубежной рекламы получили
распространение приемы так называемого оккультного
внушения, при котором сообщение передается в промежутки
времени меньшие, чем минимальная задержка
восприятия. Оно происходит, например, при высвечивании на
экране вмонтированных единичных кадров с
изображением или названием рекламируемого продукта в ходе
демонстрации художественного фильма. Глаз не
успевает рассмотреть рисунок бутылочки с кока-колой, но
спрос на этот напиток заметно повышается у
присутствующих на сеансе. Так оккультное внушение
вынуждает человека на заранее определенные поступки и
решения, минуя его сознание 1.
Во-вторых, предел восприятию ставит разрешающая
способность анализаторов. Напечатанный слишком
мелким шрифтом текст, работающий в центре поселка
мощный динамик дают ощущения, но не восприятие в точном
1 См. И. Левин. Отмычки к сознанию? — «За рубежом», 1964,
№ 19, стр. 29.
92
смысле этого слова. Процесс восприятия
затормаживается на первичном уровне обнаружения отдельных
значимых символов, которые невозможно объединить в какое-
то связное сообщение, чтобы извлечь из него смысл.
Серьезным пределом для восприятия нередко
становится несоответствие способов организации информации
возможностям реципиентов и присущим им формам
поведения. Общая закономерность, проявляющаяся здесь,
сводится к следующему: чем более элементарны формы
поведения аудитории, тем проще должна быть
организована обращенная к ней информация и тем меньше она
должна быть по объему К Эта зависимость хорошо
прослеживается в массовой коммуникации, адресуемой
детям: никому не придет в голову издавать «Веселые
картинки» или «Мурзилку» в форме академических
журналов, а передачу «Спокойной ночи, малыши!» верстать как
телевизионную программу «Время».
Но эту же зависимость часто игнорируют в менее
очевидных случаях, когда, например, маститый ученый в
телевизионной передаче, обращенной к колхозным
животноводам, обильно уснащает свою речь латинскими
названиями паразитов и выражает свои мысли
сложноподчиненными предложениями с несколькими
придаточными. Очевидно, что такой способ организации
сообщения, уместный в лекции перед студенческой аудиторией,
мало пригоден для телевизионного выступления,
адресованного отмеченной группе зрителей. Восприятие
оказывается блокированным, коммуникация искомого
результата не дает. Как тут не вспомнить известное
высказывание В. И. Ленина о том, что нельзя говорить «одинаково
на заводском митинге и в казачьей деревне, на
студенческом собрании и в крестьянской избе...»2.
Помимо указанного выше предела минимальной
задержки восприятия существует еще один — верхний
временной предел, превышение которого приводит к
быстрому падению эффективности коммуникационного
воздействия либо из-за усталости внимания, либо из-за
большого напряжения мыслительной деятельности.
Эмпирически установлено, что предел эффективного
восприятия для наиболее значительных или просто захваты-
1 См. А. В. Запорожец и др. Восприятие и действие. М., 1967,
стр. 29.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 21.
93
вающих телевизионных передач составляет в среднем
60 минут. Попытки превышения его даже в серийных
телефильмах с острым сюжетом или в передачах типа
КВН неизменно приводили к неудачам из-за усталости
внимания и снижения остроты восприятия. Для радио
этот предел ограничивается примерно 30 минутами, да и
то при условии внесения какого-то разнообразия в
структуру передачи. Разумеется, приведенные величины
пределов эффективного восприятия условны, так как в
каждом конкретном случае предел зависит от степени
насыщенности материала содержанием, от его
эмоциональности, актуальности и субъективных моментов
восприятия. Но в большинстве случаев превышение верхнего
временного предела приводит к неудовлетворенности
аудитории и к низкой оценке программы в силу самых
разнообразных произвольно выбранных, крайне
субъективных причин для ее объяснения.
Важный аспект проблемы восприятия —
«рассмотрение самого процесса восприятия как,своеобразного
ориентировочно-исследовательского действия» 1, которое че»
рез цепь различных ассоциаций регулирует поведение
человека в ходе его взаимодействия с природной и
социальной средой. Восприятие информации помогает
индивиду внутренне подтверждать правильность собственной
ориентации относительно усвоенных ценностей. Человеку
свойственно искать информацию из источников, которые
обычно подтверждают эту правильность и в силу данного
обстоятельства пользуются его доверием. Подмечено, что
в случаях явной неприемлемости информации,
исходящей из источника, пользующегося у аудитории
авторитетом, обычно возникает тенденция к искажению
восприятия. Реальное содержание сообщений искажается
аудиторией в направлении приближения к ее первоначальной
позиции и к подтверждению правильности своей
социальной ориентации.
Восприятие находится в тесной связи с ощущением.
Однако если ощущение отражает лишь отдельные
признаки предметов или явлений (например, знаки-копии в
виде сочетания черно-белых пятен на телевизионном
экране), то восприятие отражает их в виде целостной
картины, в виде совокупности присущих явлению свойств.
1 А. В. Запорожец и др. Восприятие и действие, стр. 5.
94
Так, мозаика движущихся пятен различной
интенсивности на экране превращается в образ человека,
перебегающего улицу перед быстро мчащимся автомобилем.
Аналогичным образом сочетания звуков различной
высоты, тона и тембра, ощущаемые слуховым анализатором,
превращаются либо в визг тормозов, стон жертвы,
милицейский свисток, в человеческую речь, либо в мелодию
музыкального сопровождения, построенную по правилам
гармонии и призванную в данном случае с помощью
ритма и тональности создать у телезрителей определенное
настроение для более глубокого восприятия отнюдь не
идиллической картины дорожного происшествия.
Ощущения связаны с восприятием причинно уже тем,
что восприятие возникает из ощущений, хотя и не
равняется их математической сумме. Слово, для того чтобы
быть воспринятым на слух, должно иметь не только
некоторое количество звуков определенной высоты и
тембра, но и такое их расположение относительно друг
друга, которое позволяет распознать смысл слова, его
значение и оттенки последнего. Воспроизведение
магнитофонной записи речи в обратном направлении начисто
исключает не только восприятие ее оттенков в виде гнева
или ласки, которые диктор вложил в произнесенные
слова, но и просто смысла слов, хотя они и были записаны
на хорошо знакомом нам языке. То же самое происходит
и с музыкальной фразой, которая при обратном
воспроизведении утрачивает гармонию и превращается в
какофонию, лишенную всякого смысла. Иными словами, для
нормального восприятия информации ее получателем она
должна обладать свойством смыслового единства и
цельности. Отсутствие его создает искаженное восприятие и
снижает эффективность коммуникации во всех случаях,
кроме тех, когда искажение вызывается преднамеренно,
например в различных фотозагадках, в которых
восприятие заведомо направляется по ложному пути.
Один из важнейших моментов в процессе
восприятия — узнавание, без которого неизбежно возникает
искаженное отражение действительности. И постоянной
заботой всех, кто работает в массовой коммуникации, должно
быть стремление к максимальному облегчению
восприятия предлагаемого материала. Это достигается,
во-первых, через введение в его содержание знаков, дающих
определенное количество избыточной информации сверх
минимума, необходимого для узнавания, которым могут
быть контуры изображения в театре теней, плоский си*
луэт в рисованной мультипликации, предельно краткое
изложение новости; во-вторых, через устранение из
материала знаков, которые из-за слишком большого
избытка могут вызвать затруднение или искажение в
узнавании. Если избыток знаков не будет устранен, то
узнавание как процесс «обнаружения отличительных
признаков» х превращается в нечто самодовлеющее и
блокирующее нормальный ход восприятия. Именно это
происходит при подробном аргументировании общеизвестной
истины в газетной статье или радиокомментарии. Смысл
перестает восприниматься под влиянием раздражения
читателя или радиослушателя, переключающего свое
внимание на какую-либо другую информацию.
Различают неспецифическое узнавание, в ходе
которого получатель информации определяет лишь наиболее
общую категорию объекта или явления, отличая человека
от автомобиля, ситуацию биржевой паники от
политического кризиса в капиталистическом обществе, и
специфическое узнавание, для которого характерна
индивидуализация черт и признаков: узнавание знакомого
диктора в группе сидящих перед телевизионной камерой,
определение марки автомобиля на газетном клише и т. д.
Специфическое узнавание более сложно по своей
структуре и длительно по времени. С достаточной степенью
уверенности можно предположить, что именно оно в
процессе массовой коммуникации оказывает в конечном
счете искомое воздействие на аудиторию, формируя,
изменяя или закрепляя социальные установки относительно
конкретных фактов и явлений действительности. Именно
специфическое узнавание помогает превращать то, что
В. И. Ленин называл «энергией внешнего раздражения»,
в факт сознания. Неспецифическое узнавание,
происходящее в ходе восприятия штампованных новостей,
выспренно-стандартных комментариев, дежурных концертов,
наполненных бутафорией эмоций, чаще всего оставляет
сознание и чувства в покое, не вызывая существенных
изменений в содержании психической деятельности,
никак не затрагивая социальных установок. Можно предпо-
1 М. С. Шехтер. Психологические проблемы узнавания. М., 1967,
стр. 8.
96
ложить, что восприятие «унифицированных
схем-шаблонов», о которых писал В. Г. Костомаров \ требует
минимального напряжения именно потому, что психика
читателя газеты в случае столкновения со
словами-сигналами не идет дальше неспецифического узнавания.
Смысловая емкость этих слов позволяет им
сигнализировать об их значении в самой обобщенной форме2.
Справедливость вывода о значительно большей
глубине восприятия, сопровождающегося специфическим
узнаванием, подтверждают также и результаты
эксперимента, проведенного в Англии в ходе одной из
предвыборных кампаний и описанного в интересной работе
П. А. Вихалемма3.
В ходе этого эксперимента различным группам
избирателей демонстрировались три телевизионные программы.
В одной из них строго логически, с помощью диаграмм
и графиков доказывались блага, которые получит
население в случае избрания определенного кандидата. Во
второй приводились интервью с прохожими, которые
высказывались в поддержку этого кандидата. А в третьей
показывался он сам в семейной обстановке, в домашнем
костюме, помогавший жене по^хозяйству, а внуку —
готовить уроки. Последующие замеры степени влияния всех
трех программ выявили максимальную эффективность
третьей. Видимо, специфическое узнавание хорошо
знакомой ситуации сыграло здесь далеко не маловажную
роль.
Специфическое узнавание как функциональное
свойство психики интенсивно используется практиками
«психологической войны», вдохновленными американскими
советниками. Варварские налеты бомбардировщиков на
1 См. В. Г. Костомаров. Слова-сигналы. — «Русская речь», 1967,
№ 3, стр. 59.
2 В этой связи следует отметить, что критика в адрес В. Г.
Костомарова, выступившего якобы с апологетикой газетного штампа
(см. А. П. Горбунов. Еще раз о газетном языке (По поводу статьи
В. Г. Костомарова «Слова-сигналы»). — «Вестник МГУ», серия XI.
Журналистика, 1968, № 1), не имеет достаточных оснований. На наш
взгляд, В. Г. Костомаров описал и объяснил существующее явление,
дал ему подробный семантический и психологический анализ, но
отнюдь не оправдал его.
3 См. П. А. Вихалемм. О некоторых аспектах общения человека
с внешним миром и о восприятии информации, передаваемой через
средства массовой коммуникации. — «Труды по социологии», вып. I.
Тарту, Ш68, стр. 78—79.
97
освобожденные районы в странах Юго-Восточной Азии
регулярно чередовались с пропагандистскими рейдами
вертолетов, с которых при помощи громкоговорителей
передавались увещевания к патриотам сложить оружие.
При этом призывы «вернуться домой» воспроизводили
записанные на пленку «голоса жен и детей»
патриотов К
Существует много видов восприятия — зрительное,
слуховое, осязательное, обонятельное, температурное,
вкусовое и другие — в зависимости от того, какой именно
анализатор подвергается воздействию извне. В массовой
коммуникации используются главным образом
восприятия зрительные, слуховые, хотя читатель отнюдь не
остается безразличным к жесткости газетного листа и
к запаху плохой типографской краски. Различные виды
восприятия могут синхронизироваться, как это
происходит, например, при получении информации с
телевизионного экрана. Но какой-то вид восприятия при этом
становится ведущим и определяет собой все остальные.
Трудно не согласиться с В. Саппаком, который писал,
что, «сидя перед телевизором, мы целиком находимся во
власти экрана, а наше ухо воспринимает для себя лишь
то и лишь та/с, как ему подсказывает глаз»2.
Особенности, присущие тому или иному виду
восприятия, оставляют свой след в реальных перцептивных
процессах. Так, в зрительном восприятии, например,
часто проявляется так называемый пространственный
эффект, действие которого обнаруживается в тенденции
несколько переоценивать объект, находящийся в левой
части поля зрения, по сравнению с аналогичным
объектом, но находящимся в правой части того же поля.
Доказанное экспериментально, это положение нашло себе
широкое применение в пропаганде и рекламе за счет
помещения на левую сторону газетного разворота или
страницы более важной для целей коммуникатора
информации. Психологически данное явление объясняется тем,
что в языках, где чтение текста осуществляется слева
направо, навык чтения создает привычку «очищать» поле
зрения именно в этом направлении. Как отмечает
французский психолог-марксист Ж. Ф. Ле Ни, «для болыиин-
1 См. И. И. Живейнов. Операция PW. «Психологическая война»
американских империалистов. М., 1966, стр. 134.
2 Вл. Саппак. Телевидение и мы, стр. 140.
98
ства индивидов, принадлежащих к определенной
географической и культурной сфере, обследование слева
направо в среднем резко преобладает. В результате
возникают отчетливые эффекты в восприятии»1. Это
обстоятельство по-своему учтено буржуазной прессой,
которая устанавливает значительно более высокие ставки на
рекламу, помещаемую на левой стороне газетного
разворота, чем на правой, и отдает предпочтение левой
стороне разворота при публикации важных в политическом
смысле сообщений. Так буржуазия ставит
психологические исследования на службу чистогану.
Восприятие сообщений, поступающих к нам от средств
массовой информации и пропаганды, дополняется
работой воображения. Восприятие грозы человеком,
находящимся под открытым небом, происходит благодаря
синхронным ощущениям — зрительным и слуховым,
осязательным (капли воды на лице) и обонятельным (запах
озона в воздухе). Восприятие же художественного
изображения грозы в радиопостановке ограничено лишь
слуховыми ощущениями, но они должны вызвать в памяти
слушателя образ явления, несмотря на явный дефицит
всех остальных ощущений. Простое восприятие звуков
грома и шума дождя (если человек находится на
природе) превращается в сложное, когда он слушает
радиопостановку: те же звуки становятся знаками
определенной ситуации и вызывают в сознании цепь ассоциаций.
Следует отметить, что небрежное обращение со
звуковыми эффектами, которые призваны подтвердить
подлинность происходящего, служить выразительным
средством замысла художника, нередко приводит к
результатам, прямо противоположным искомым. Это
происходит из-за перегрузки психики слушателя сложными
восприятиями, которые превращаются в
труднопреодолимый психологический барьер для усвоения других
знаков, несущих смысл.
Важнейшая функция восприятия заключается в том,
что оно служит связующим звеном между ощущением и
мыслью. Выполняя эту функцию, восприятие несет в
себе признаки обоих: в любом единичном образе его всегда
присутствует обобщение. Не будь у восприятия этой пси-
1 Ж. Ф. Ле Ни. К вопросу о материалистической социальной
психологии. — «Вопросы психологии», 1963, № 1, стр. 148.
99
хической функции, не было бы возможным само
существование журналистики, превращающей частный факт
действительности в обобщенную социально значимую
мысль, а конкретные признаки события, свойства
личности, приметы ситуации — в абстрактное умозаключение,
соотносимое с ценностями жизни и культуры.
Восприятие не является врожденным свойством
психики. Оно формируется и развивается в процессе
становления личности, на основе опыта ее взаимоотношения
с предметами и явлениями окружающей
действительности. Вместе с тем развитие восприятия есть вполне
естественная потребность психики. Она выражается в
удовольствии, которое младенец испытывает, перебирая
нанизанные на шнурок разноцветные шарики; в осознании
подростком того факта, что чтение книги и слушание
музыки может доставить радость; в стремлении взрослых
испытывать новизну зрительных, пространственных,
вкусовых и иных ощущений, которые приходят вместе с
изменением окружающей обстановки или отдельных ее
сторон.
Современные средства массовой информации и
пропаганды играют все более возрастающую по своей
значимости роль в формировании и развитии восприятия.
Доставляя реципиенту непрерывно увеличивающийся объем
новых сведений о мире и его закономерностях, они
помогают выделить главное и осмыслить наиболее важные
связи между явлениями, которые еще 15—20 лет назад
совершенно не волновали людей, находящихся на том же
уровне психического развития. Таким образом, в
деятельности прессы, радио, телевидения прослеживается еще
одна важная функция — развитие восприятия индивидов,
составляющих аудитории, в сторону увеличения его
точности и полноты, превращения его в целенаправленный
процесс, интенсифицирующий накопление социального
опыта человеком. Таким образом, вместе с развитием
восприятия происходит и развитие мышления.
Функционирование массовой коммуникации не только
содействует развитию восприятия как психического
процесса, но и создает новые, ранее не существовавшие типы
восприятия. Так, сейчас имеется достаточно оснований,
чтобы говорить о весьма специфическом типе
телевизионного восприятия, которое определяется «воспитанным
в нас чувством верить всему происходящему на теле-
100
экране, как абсолютной реальности» 1. В равной степени
правомерно выделить в качестве самостоятельного типа
и радиовосприятие, сопровождаемое значительной
работой воображения, которое восполняет дефицит
информации о личности коммуникатора, о видимых деталях
описываемой ситуации и т. д.
Выступая в качестве связующего звена между
ощущением и мыслью, восприятие испытывает на себе и
обратное влияние мысли. Как отмечает Н. Н. Волков,
мысль действительно живет в восприятии, направляет
его, делает его осмысленным2. В силу действия этой
закономерности рациональное в сознании людей
становится могучим фактором в организации восприятия.
Последнее совершенствуется, углубляется, менее подвергается
искажениям вместе с появлением обоснованных
убеждений и умения отличать показной блеск и мишуру внешне
эффектной, но по содержанию пустой информации от
информации, наполненной смыслом большой социальной
значимости. Обогащенное теоретическим пониманием,
восприятие факта или информации о нем делается
несравненно более глубоким и эмоционально
насыщенным3.
Вместе с оценкой ведущей роли мышления в процессе
организации восприятия следует отметить также хотя и
не определяющую, но тем не менее немаловажную роль
иррациональных моментов в виде привычек,
предрассудков, стереотипов, влияния лидеров мнения, престижа
источника информации и т. д. Наиболее четко эта связь
прослеживается в атеистической пропаганде,
адресованной различным группам верующих, для которых
иррациональные моменты выступают в качестве
своеобразных фильтров восприятия предлагаемой информации.
Практика показывает, что игнорирование их отнюдь не
способствует лучшей организации восприятия
информации и в конечном итоге уменьшает эффективность
коммуникационной деятельности.
Одновременно необходимо отметить и достаточно чет-
1 Р. Н. Ильин. Выразительные средства телевидения. М., 1966,
стр. 8.
2 См. Н. Н. Волков. Восприятие предмета и рисунка. М., 1950,
стр. 8.
3 См. В. А. Ядов. Идеология как форма духовной деятельности
общества. Л., 1961, стр. 70.
101
ко определившуюся в условиях буржуазной
действительности тенденцию преднамеренного использования
иррациональных моментов в процессе восприятия. Широко
распространившееся в последние десятилетия
стремление к удовлетворению так называемых человеческих
интересов постепенно стало ведущим в деятельности
буржуазной информационной машины. Имея целью
систематически и в широких масштабах убивать интерес
массовых аудиторий к реальным, жизненно важным проблемам
общественной и политической жизни, капиталистическая
пресса, радио и телевидение целиком направляют свои
усилия на активное вмешательство в процесс восприятия
человеком окружающей действительности, на стереоти-
пизацию его и предельное упрощение'. Об этом с
циничной откровенностью пишут буржуазные теоретики,
призывая практиков намеренно упрощать сообщение,
адресуемое массовой аудитории, «чтобы оно не вышло за
пределы возможностей и привычен восприятий»2.
Широкое продуцирование «упрощенной» и «привычной»
информации имеет своей целью систематическое и
настойчивое отвлечение «от информации, способной подвести
массы к идеям, взглядам, выводам, нежелательным для
империалистической буржуазии»3. Таким образом,
активное вмешательство в процесс восприятия из проблемы
психологической объективно превращается в проблему
идеологическую.
Для процесса восприятия характерны некоторые
специфические свойства. Например, константность, которая
выражается в относительной устойчивости восприятия
при изменении его условий. Благодаря данному свойству
люди распознают предмет, несмотря на то что он удален
на некоторое расстояние и его изображение на сетчатке
глаза становится намного меньше, чем при восприятии
вблизи; воспринимают тексты, напечатанные шрифтом
разных кеглей и гарнитур; узнают одно и то же слово,
1 См. Г. Вачнадзе. Печать Франции как часть аппарата
политической пропаганды. — «Демократический журналист», 1969, № 9,
стр. 10.
2 L. W. Doob and E. S. Robinson. Psychology and Propaganda. —
«The Annals of the American Academy of Political and Social Science».
Pressure Groups and Propaganda. May 1935, p. 88—89.
3 Ю. А. Арбатов. Империалистическая пропаганда США —
доктрина и методы. — «Современная буржуазная идеология в США
(Некоторые социально-идеологические проблемы)». М., 1967, стр. 100.
102
произнесенное низким и высоким голосом, громко или
драматическим шепотом, с различной диалектной
окраской, в том или ином контексте; распознают отношения
любви или ненависти между героями различных
телевизионных фильмов, даже если эти отношения и не
выражены стандартно одинаково.
Другое важное специфическое свойство восприятия —
его избирательность. Оно обусловлено наиболее общим
свойством психики — вниманием, благодаря которому в
окружающей действительности одни предметы и явления
субъективно выделяются, а другие составляют лишь фон
восприятия. Читая газету, человек не откладывает в
своем сознании то, что находится в поле его зрения за
пределами газетного листа, не воспринимает звуки,
достигающие его слуха, не ощущает давления ремешка от
часов на запястье или обуви на ногах. Войдя в
помещение любой газетной или вещательной редакции, где
одновременно разговаривают между собой несколько групп
людей, стучат пишущие машинки, звонят телефоны,
посетитель воспримет сначала лишь разрозненные отрывки
значимых разговоров. Если он присоединится к одной из
беседующих групп, вслушается в тему разговора и
примет в нем участие, все остальные звуки сольются в
шумовой фон, в котором отдельные слова утратят для него
конкретное значение.
Аналогичный по своей психологической природе
процесс происходит и при восприятии того, что средства
массовой информации и пропаганды предлагают реципиенту.
Реципиент в массовом информационном процессе может
обойти вниманием или перетолковать по-своему те части
сообщения или те аспекты личности самого
коммуникатора, которые в какой-то мере не соответствуют его
интересам, вкусам и опыту или искажают ранее усвоенное
им из других источников. В силу указанной
закономерности зарубежные слушатели Московского радио
продолжают присылать в соответствующие редакции
иновещания вопросы типа «Сколько стоит обучение в
советском университете?» или «Что такое колхоз?», хотя
передача информации об основных чертах социалистического
общества, о сущности общественной собственности или
просто о том, что у нас бесплатная медицинская помощь,
бесплатное образование и т. д., не прекращается ни на
один день.
103
Благодаря свойству избирательности восприятие
человека «селекционирует» значимый для него «полезный
сигнал» от «шума» в кибернетическом смысле этого
слова. В потоке знаков, достигающих органов чувств
человека и передающих определенное значение,
субъективную значимость для него приобретают лишь те, которые
выделяются из общего фона, проходят фильтр
апперцепции и превращаются из информации «в себе» в
информацию «для нас». Для того чтобы это произошло,
коммуникаторы должны учитывать максимально возможное
число факторов, влияющих на восприятие: его уровни, его
пределы, ритмическое, акцентное и интонационное
членение информации, стилевое соответствие формы
содержанию, необходимую «дистанцию доверия» К Но прежде
всего — интерес реципиента к содержанию посылаемых
сообщений и сходство между его установкой по
отношению к затрагиваемому вопросу и той, которая выражена
в сообщении.
Разнородность информационного материала,
включаемого в номер газеты или в вещательную программу радио
и телевидения, тематическое, жанровое и стилевое его
многообразие ставят иногда трудные задачи перед
реципиентом, который отнюдь не всегда оказывается в
состоянии охватить своим сознанием всю предлагаемую
ему даже одним выпуском продукцию. Испытанным
средством преодоления этого затруднения является
оформление информационного материала в рубрики, программы,
блоки и титры. В газете они организуют внимание,
создают изобразительную ритмичность формы, помогают
составить читателю рабочую гипотезу относительно
содержания материала и сформировать ожидания, которые
определяет его восприятие. В телевидении они
привлекают внимание к самым актуальным событиям дня,
организуют зрительские аудитории по интересам,
посредством графических заставок и титров
настраивают аудитории на соответствующее восприятие
чередующихся в данном обзоре сообщений.
Следует согласиться с В. Михайловым, который,
высоко оценивая этот механизм общей настройки психики
реципиента на восприятие информации, считает, что
«эффективность восприятия информации намного повышает-
См. Р. А. Борецкий. Телевизионная программа. М., 1967, стр.33.
104
ся, когда гидом зрителя в хаосе событий дня становится
человек. Он организует внимание зрителя прежде всего
своей личностью, своей простотой и обаянием,
способностью завоевать симпатии людей, сидящих у экранов
телевизоров» К Думается, что сказанное о телевидении в
равной степени применимо и к прессе и к радио, которые
не всегда пользуются приемом личностной подачи
материала. «Проблема восприятия — это часть общей
проблемы взаимоотношений личности с социальной средой,
перехода внешних воздействий во внутренние состояния
человека. Что воспринимает человек и как он
истолковывает воспринятое, зависит от содержания информации
и ее жизненного значения для индивида. Известно, что
предрасположенность восприятия, механизмы влияния
общественного мнения на индивидуальное сознание
могут также значительно ускорять или, напротив, тормозить
ход процесса, сужать или расширять объем
воспринимаемого»2.
Значение исследования восприятия применительно к
деятельности средств массовой информации и
пропаганды переоценить трудно. Оно вооружает нас знанием того,
как наилучшим образом решать большой ряд задач,
связанных с организацией информации для ее передачи
потребителям. «Захват» массовой аудитории происходит
как следствие полного учета особенностей восприятия и
условий, в которых оно происходит. И чем больше мы
будем знать о восприятии, тем эффективнее будет
деятельность тех, кто выступает в ответственной роли
коммуникатора— журналиста с пером, микрофоном или
телекамерой.
1 В. Михайлов. Публицистика факта. О программе Центрального
телевидения «Время». — «Советское радио и телевидение», 1969,
№ 2, стр. 15.
2 Г. М. Кондратенко. Вопросы теории печати в свете социальной
психологии. — «Вопросы теории и практики массовых форм
пропаганды», вып. 1. М., 1968, стр. 265—266.
ГЛАВА 4
ПРОБЛЕМА ПОНИМАНИЯ
И МАССОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ
Сообщения, тиражируемые средствами массовой
информации и пропаганды, становятся достоянием сознания
миллионов лишь в том случае, если они поняты теми, к
"кому обращены. Это довольно простое суждение
затрагивает сложную и вместе с тем очень важную в
современной психологии проблему понимания. Ее изучает и
общая психология, которая стремится раскрыть
механизмы процесса понимания, протекающего в человеческом
сознании !; и социальная психология, исследующая
процессы взаимодействия сознаний людей в ходе восприятия
и понимания человека человеком в различных условиях
общения и труда2; и наука о печати, радио и
телевидении в том ее разделе, который рассматривает личность,
интерес и т. д. применительно к задачам
информационного воздействия3.
Сложность этой проблемы объясняется трудностями
объективного наблюдения за ходом процесса
понимания— трудностями, которые пока еще препятствуют
полному выяснению сущности и всех особенностей
мыслительных операций, протекающих в сознании людей.
Особую важность они приобретают в качестве необходимого
условия общения и взаимодействия людей яа всех этапах
их социальной жизни, начиная со становления личности.
В процессе понимания обращенной к ним информации
1 См. А. Г. Спиркин. Сознание и самосознание. М., 1972.
2 См. А. А. Бодалев. Восприятие человека человеком. Л., 1965,
стр. 3—4.
3 См. Б. Д. Дацюк. Марксистское учение об обществе и вопросы
теории журналистики. — «Демократический журналист», 1968, № 5,
стр. 1—2.
106
люди приобретают косвенный опыт. Совместная
деятельность для достижения общих целей, ориентация
поведения в соответствии с нормами и требованиями общества
становятся возможными для людей лишь в том случае,
если они понимают ситуации, в которых находятся.
Понимание, как и оценка, «социально значимых событий,
существенных явлений в жизни общества,
примечательных, активно действующих личностей» с точки зрения
«интересов, стремлений, идеалов, мировоззрения общества
и составляющих его групп» 1 есть необходимое условие
возникновения и функционирования общественного
мнения. Через понимание происходит, по мысли А. И.
Герцена, постижение того, «что светится в глазах, что веет
между строк», осуществляется «обличение
однородности»2, которую отстаивают в чьих-либо интересах.
В истории психологической науки известно немало
попыток разрешить проблему понимания на основе
различных философских концепций и гносеологических
теорий. Как показывает история науки, эти попытки не
привели к результатам, которые выдержали бы сколько-
нибудь серьезную проверку временем. Причинами их
научной недолговечности были, с одной стороны,
стремления представителей различных идеалистических школ
в психологии либо абсолютизировать какой-то один
аспект процесса понимания, либо универсализировать
понимание как «отдельный мир, сложный и углубленный,
создаваемый мыслью человека»3; с другой стороны,
субъективистский подход ранних буржуазных психологов,
которые вслед за Д. Юмом выражали скептические
сомнения по поводу деятельности разумения или вообще
отрицали самое возможность для людей взаимного
понимания. Не менее безуспешными оказались и более
поздние механистические попытки представить процесс
понимания как своеобразную схему соотнесения усвоенных
человеком «языковых моделей» с вновь поступающими
в сознание языковыми знаками.
Внимание психологов проблема понимания привлекла
сравнительно недавно. До 20-х годов нашего столетия ей
посвящались лишь единичные статьи и разделы в моно-
1 Е. П. Прохоров. Журналистика и принципы социологии. —
сВестник МГУ», серия XI. Журналистика, 1966, № 4, стр. 33.
2 Л. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 3. М, 1954, стр. 78.
3 Вас. Розанов. О понимании. М., 1886, стр. 8.
107
графиях, посвященных более общим психологическим и
педагогическим вопросам.
За период, прошедший с тех пор, психологическая
литература пополнилась сотнями работ психологов,
стоящих на позициях материалистического мировоззрения.
В этих исследованиях раскрываются отдельные стороны
процесса понимания, его течение и результаты. Однако
движение научной мысли на протяжении этого срока шло
весьма неравномерно, что дало основания А. Н. Соколову
в конце 40-х годов высказать надежду и уверенность, что
в будущем психология найдет для себя в проблеме
понимания «большое поле деятельности» К
Анализ имеющейся отечественной литературы
показывает, что проблема понимания изучалась главным
образом на материале учебных, художественных, научных
и иноязычных текстов, а сами исследования подчинялись
почти исключительно интересам педагогической
практики2. Работы Я. Шафира3 и В. Кузьмичева4, содержащие
весьма плодотворные попытки проанализировать
происходящее «по ту сторону газетного листа» и выяснить, что
значит «прочесть и понять», а также недавнее
исследование Б. А. Грушина и Т. М. Дридзе5 по сути дела
исчерпывают собой библиографию по интересующей нас
проблеме. Вместе с тем очевидно, что процессы
понимания в различных видах коммуникационной деятельности
протекают по-разному. Они отнюдь не одинаковы в ходе
усвоения учебного материала на школьном уроке и в
беседе встретившихся друзей, при чтении газеты и при
слушании развлекательной радиопрограммы. Каждый из
упомянутых случаев характеризуется особенностями кон-
1 А. Н. Соколов. Психологический анализ понимания
иностранного текста. — «Известия АПН РСФСР», вып. 7. М.—Л., 1947,
стр. 165.
2 См. Л. Доблаев. Проблема понимания в советской психологии.
Саратов, 1967, стр. 6.
3 См. Я. Шафир. Газета и деревня. М.—Л., 1924; его же. Очерки
психологии читателя. М.—Л., 1927.
4 См. В. Кузьмичев. Организация общественного мнения. М.—Л.,
1929.
5 См. Б. А. Грушин и Т. М. Дридзе. Влияние семиотической
подготовки аудитории и информативности текста на уровень
информированности населения (в рамках изучения прессы). — «47 пятниц.
Функционирование общественного мнения в условиях города и
деятельность государственных и общественных институтов (Программы
и документы исследования)», вып. 1. М., 1969.
108
кретной коммуникационной деятельности, ее целями и
определенным психологическим фоном. Понимание
информации в любом из них будет серьезно различаться
глубиной и отчетливостью, полнотой осмысления и
степенью выявления мотивов речи, точностью раскрытия
смысла и т. д. «...Процессы мышления, как
и всякие психические процессы, — писал
А. А. Смирнов, — протекают по-разному, в
зависимости от того, в какую конкретную
деятельность они бывают включены»1.
Особенно велики индивидуальные различия в
понимании конкретных ситуаций, которые возникают в ходе
межличностных отношений, когда «люди взаимно
подражают друг другу, обмениваются опытом, влияют на
настроение друг друга, испытывают взаимное уважение или
неприязнь»2. О различиях, которые вызывают
закономерное «прибавление субъективных элементов» к
процессу понимания, писал и И. М. Сеченов. Свидетели
одного и того же события, отмечал он, люди с разными, но
определенными складами ума, характера или
темперамента, по-разному оценивают факт, проявляют
неодинаковые по отношению к нему эмоции, связывают его часто
с противополагаемыми ценностями3.
Наконец, индивидуальные различия в понимании
отражаются в «истории современности» — публицистике.
Они экспонируются на страницах газет и в эфире в
столкновениях взаимоисключающих мнений по поводу одного
и того же факта действительности. Каждая жизненная
ситуация создает условия, в которых понимание
реализуется как процесс, имеющий общее и особенное.
Особенные черты имеет и процесс понимания
пропагандистского текста, который неизменно воспринимается
и усваивается реципиентом на базе имеющихся в его
сознании представлений об авторе текста, его
общественном статусе, взглядах и мастерстве, о канале, через
который до реципиента доходит текст, об актуальности
темы. На процессе и результатах понимания в значитель-
1 А. А. Смирнов. Процессы мышления при запоминании. —
«Известия АПН РСФСР», вып. 1. М., 1945, стр. 9.
2 Е. С. Кузьмин. Основы социальной психологии. Л., 1967, стр. 22.
3 См. И. М. Сеченов. Избранные философские и психологические
произведения. М., 1947, стр. 446.
109
ной мере сказывается влияние личности самого
реципиента, которая, как отмечает А. В. Звягинцев, «несет на себе
традиции, обычаи, психологию прошлых поколений,
непосредственных условий труда, жизни, обладает
собственным социальным опытом, наблюдениями и т. д., как
правило, соотносит содержание различного рода
информации, идущей из разных источников, с
непосредственным жизненным опытом» *. В рамках этих представлений
реципиент воспринимает и осмысливает текст и его
содержание в виде совокупности понятий и суждений,
оценок и т. д.
На процесс и результаты понимания оказывает свое
влияние и конкретное техническое средство
тиражирования информации, через которое идет сообщение в
аудиторию, и его специфические особенности. Радио и
телевидение не обладают тем преимуществом, которое дает
читателю пресса, — возможностью возвратиться к
непонятому месту и прочитать его столько раз, сколько нужно
для полного усвоения. Но они позволяют передавать
мысли и эмоционально-волевые отношения людей,
выражаемые посредством интонации, чего печать своими
средствами полностью воспроизвести не может. Жест и
мимика, движение и поза, доступные для передачи лишь
телевидению, увеличивают возможность раскрытия
реципиентом значительно большего числа связей объекта
понимания в коммуникационном акте. Высококачественное
звуковое сопровождение телевидения по УКВ,
освобожденное от помех и передающее широкую полосу частот,
служит дополнительным подспорьем для повышения
понятности изображения за счет создания
псевдостереофонического эффекта — впечатления объемности
человеческого голоса. Субъективно это воспринимается как
своеобразное доказательство реальности происходящего на
экране и косвенно повышает степень доверия к
информации.
Вместе с тем телевизионное изображение оказывается
далеко не полным оттого, что зритель плохо видит
пространство. Почти половину своих естественных качеств
теряют на экране фактура и объемная форма предметов,
1 А. В. Звягинцев. Опыт изучения сельского читателя. —
«Вопросы теории и практики массовых средств пропаганды», вып. 2. М.,
1969, стр. 266.
110
не передаются их мелкие детали и светотени. Любая
перегрузка телеизображения трудноразличимыми
деталями, как правило, приводит к раздражению, так как
зритель начинает сам домысливать видимое для повышения
конкретности своего восприятия, чем перегружает
собственную психику и теряет мысль, передаваемую с
экрана. Изображение перестает быть понятным. Насколько
важно учитывать эту закономерность при подготовке и
проведении любых передач по телевидению, очевидно,
ясно.
Благодаря изменениям, которые принесла с собой
научно-техническая революция, намного расширилось
общение людей, разделенных расстоянием и
национальными границами. Быстрое накопление информации,
требующейся для осуществления эффективной деятельности
людей, и непрерывно возрастающие масштабы массовой
коммуникации поставили понимание в ряд проблем,
необходимость теоретического разрешения которых сейчас
диктуется практикой. Удельный вес информации,
поступающей в сознание людей в результате
непосредственного восприятия фактов действительности, непрерывно
уменьшается за счет увеличения объема информации,
достигающей сознания опосредствованно — через слово
или образ.
Развитие и совершенствование средств массовой
информации и пропаганды, по наблюдениям ряда авторов,
вносят некоторые изменения и в сам процесс
человеческого понимания: увеличивается число стереотипов,
создаваемых деятельностью прессы, радио и телевидения,
которые вовлекаются в решение мыслительных задач в
ходе понимания. Впервые гипотезу об изменениях
подобного рода высказал в 1940 г. американский исследователь
Г. Бейкер 1. Хотя он и не представил достаточных
доказательств в поддержку своей точки зрения, она
заслуживает внимания и экспериментальной проверки, поскольку
практика коммуникационных организаций в
капиталистических странах дает обильный материал для выводов
о преднамеренном извращении понимания через действие
механизмов буржуазной пропаганды.
Возможность разрешения проблемы понимания
применительно к задачам массовых информационных про-
1 Н. У. Baker. The Art of Understanding. Boston, 1940, p. 372—371
111
цессов во всем многообразии их социальных функций
облегчается значительным объемом исследовательской
работы, проделанной ранее главным образом в рамках
общей и (в меньшей степени) социальной психологии.
Советские психологи решительно отбросили наслоения
таинственности, мистики и тумана, которые накопились
в буржуазной психологии в связи с разработкой
проблемы понимания.
В отличие от абстрактно-теоретического подхода
к проблеме понимания, столь свойственного для многих
школ буржуазной психологии, советские ученые на
протяжении ряда лет ведут экспериментальное изучение
процесса понимания. Оно позволило выявить ряд
специфических особенностей процесса, обусловливаемых, во-
первых, объективным содержанием того, что становится
предметом понимания и его формой и BbicfynaeT «в
значениях слов, в значениях словосочетаний, предложений
или целых речений, т. е. в языковых категориях» 1 и
образах; во-вторых, психологическими характеристиками тех,
кто является адресатом информации, и их личностным,
так или иначе мотивированным отношением к тому, что
говорится, описывается или изображается; в-третьих,
актуальными психическими нуждами и состояниями
реципиентов информации. Такой подход позволил представить
процесс понимания как совокупный результат действия
многих объективных и субъективных факторов, в числе
которых свойства самой информации, с одной стороны,
и личностные свойства и психические состояния тех, кто
понимает, — с другой.
Исследование процесса понимания требует
применения двух важных методологических принципов
марксистской материалистической психологии. Согласно
первому из них, понимание, как и любой другой психический
процесс, включено «во взаимодействие человека с миром
и участвует в регуляции его действий, его поведения;
эсякое психическое явление — и отражение бытия и звено
в регуляции поведения, действий людей»2. Эта
основополагающая мысль обусловливает диалектический подход
к психологическому исследованию движений, действий,
1 Н. Г. Морозова. О понимании текста. — сИзвестия АПН
РСФСР», вып. 7, стр. 191.
2 С. Л. Рубинштейн. Вопросы психологической теории. —
«Вопросы психологии», 1955, № I, стр. 15.
112
поступков людей в рамках их практической деятельности
но изменению природы и перестройке общества.
Согласно второму принципу, сформулированному на
основе трудов И. П. Павлова, проводится четкое
различие между категориями «знание» и «понимание». Если
знание рассматривается как отражение явлений
действительности в мозгу человека, как элемент его сознания, то
понимание служит производным процессом
использования ранее полученных знаний, опыта в новых ситуациях,
возникающих в ходе деятельности людей. Иными
словами, в процессе понимания происходит соотнесение
воспринятых знаков в качестве конкретных признаков или
особенностей каких-то объектов, фактов действительности
с имеющимся в сознании опытом, осуществляется
включение объекта понимания в новые связи и отношения.
В ходе этого процесса «человек выявляет в нем (в
объекте. — Ю, Ш.) все новые свойства, а это... в свою
очередь вызывает дальнейший ход мышления» !. Вот почему
содержание сообщения, используемого в массовом
информационном воздействии, обязательно должно опираться
на имеющиеся у аудитории знания и давать пищу для
самостоятельных размышлений. Игнорирование опыта
аудитории неизбежно ведет к искажениям в понимании
предлагаемой информации и к резкому снижению
эффективности ее воздействия.
Советские психологи исходят из положения о том, что
понимание — особая умственная деятельность, которая
состоит из цепи осознаваемых и неосознаваемых
психических действий, дающих в результате в
гносеологическом плане раскрытие с той или иной степенью точности
сущностной природы явлений, предметов окружающего
мира, их связей и взаимоотношений и в психологическом
плане — субъективное переживание в виде чувства
удовлетворения самим фактом понимания и различных
эмоций, вызываемых содержанием усвоенной информации.
Таким образом, понимание представляет собой
целенаправленный и мотивированный процесс.
Целенаправленное оно потому, что с его помощью решаются какие-то
гносеологические задачи, и мотивированное — поскольку
удовлетворяет некоторую потребность.
1 К. А. Славская. Мысль в действии (Психология мышления).
М., 1968, стр. 43.
■* Ю. А. Шерковин
113
Определяющее влияние на ход и результаты
процесса понимания оказывает мышление во йсей совокупности
составляющих его операций (сравнение, различие,
абстракция, конкретизация, ассоциация, противопоставление,
индукция, дедукция, анализ, синтез и т. д.). В конечном
итоге понимание выступает как синтез отдельных
познанных, но разъединенных связей в нашем сознании, их
объединение в некоторую картину мира или часть ее. Этот
синтез имеет активный характер, так как требует
привлечения к решению мыслительных задач имеющихся в
сознании представлений и ранее познанных связей для
сопоставления с воспринимаемой информацией. Таким
образом, понимание есть динамическая совокупность
познавательных процессов. Ибо, по мысли В. И. Ленина,
«нельзя понять вне процесса понимания (познания,
конкретного изучения etc.)» К
Динамический характер процесса понимания требует
определенных ограничений темпа подачи
информационного материала и обусловливает необходимость
придания ему формы, облегчающей осуществление
мыслительных действий, а также создания психологического фона,
на котором происходит активизация внимания, а вместе
с ним и углубление понимания. В прессе этому
содействуют постоянные рубрики и броская верстка, на
радио— звуковая картина, которая «дает возможность по
существу передать психологическую атмосферу места
действия, способствует превращению авизуального
отражения в слуховую картину» 2.
Хотя и не определяющее, но очень важное значение
для хода и результатов процесса понимания имеют
сопровождающие его эмоциональные проявления.
Например, чувство удовлетворения, возникающее в процессе
понимания, побуждает реципиентов к продолжению
восприятия поступающей в сознание информации, к
осознанной концентрации внимания при затруднении в
понимании или к прекращению восприятия того, что в силу
каких-либо причин не поддается пониманию.
Непонимание неизбежно вызывает чувство досады и раздражения
и на основе проявления воли затрудняет дальнейшее
информационное воздействие.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 187.
2 И. Триккель. Специфика радиокоммуникации, ее выразительные
средства и жанры. Автореферат. Тарту, 1967, стр. 12.
114
Таким образом, понимание (как и непонимание)
имеет достаточно ярко выраженный эмоционально-волевой
характер. Дополнительным аргументом в пользу
правильности этого вывода может служить положение о
влиянии временных психических состояний на восприя-
тда, и понимание информации. Страх и одиночество,
бессилие, зависть, беспокойство и озабоченность, сомнения и
колебания, возбуждение, апатия и т. п. — все эти явления,
отражающие определенные психические состояния,
неизбежно вносят искажения в процесс понимания. И чем
глубже эти состояния, тем менее адекватно понимание
непосредственно воспринимаемых ситуаций, а также
информации, опосредствованной словом и образом.
В результате мыслительных, эмоционально-волевых
процессов и переживаемых психических состояний люди
понимают или не понимают то, что попадает в поле их
восприятия в качестве знаков, несущих какое-либо
значение. Понятым или непонятым в информации может
быть факт, связь между фактами, доказательство
правильности вывода из ряда фактов, причинная
зависимость между фактами и выводом, наконец, сам вывод.
Однако «понимание сообщаемых фактов, понимание
фабулы и даже вывод из фактов не есть еще полное
понимание» 1. Достаточным такое понимание бывает лишь в
случаях, когда необходимо простое осмысление
передаваемой информации, не требующей какого-либо
эмоционального переживания, не затрагивающей интересов,
установок и т. д. Понимание текстов, которые становятся
материалом массовых информационных процессов,
затрагивает мотивационную сферу отношений людей, их
ценности и поэтому включает в себя эмоциональное
переживание. Увеличение вероятности понимания и
соответственно снижение вероятности непонимания закономерно
происходят в тех случаях, когда коммуникаторы исходят
не только из опыта и мыслительных возможностей своих
аудиторий, но и из их эмоциональных потребностей,
когда учитываются настроения, взгляды, психические
нужды аудитории. Игнорирование этих явлений в
массовой коммуникационной деятельности приводит к уже
упоминавшейся тенденции снижения ее эффективности.
1 Н. Г. Морозова. О понимании текста. — «Известия АПН
РСФСР», вып. 7, стр. 193.
•
115
В ходе массового информационного воздействия
должно учитываться возможное эмоциональное
переживание аудиторией информации, касающейся личности и
позиции коммуникатора. Подобного рода переживание
может проявиться в виде чувств восхищения, восторга,
уважения, настороженности, страха, презрения,
ненависти, которые неизбежно оставляют свой след в
мыслительной деятельности субъектов — адресатов
информации. В таких случаях на процесс понимания оказывает
свое влияние установка на отношение к коммуникатору.
Если ее влияние сильно, то понимание может оказаться
полностью блокированным. Эмоционально переживается
аудиторией и форма подачи информации, которая тоже
вносит некоторые коррективы в процесс понимания, и
условия, в которых воспринимается информация. Хорошо
известно, что «назидательный, менторский, просто
неуважительный тон некоторых газет раздражает, и, как часто
бывает, эффект слова сводится к нулю» К Совместное
восприятие информации (например, в условиях
массового митинга или группового просмотра телевизионной
передачи) также откладывает определенный отпечаток на
процесс понимания за счет заражающего влияния
присутствующих.
Процесс понимания обладает ^ядом свойств:
глубиной, отчетливостью, полнотой осмысления,
обоснованностью. Каждое из них дополняет собой остальные.
Недостаточно четкое проявление любого из свойств заметно
снижает эффективность всего процесса понимания и не
приводит к искомому результату — познанию
объективной сущности фактов действительности и субъективно
переживаемому чувству удовлетворения. Следует отметить,
что в самих технологических условиях создания и
передачи информации через прессу, радио, телевидение
объективно заложена возможность сделать процесс
понимания максимально адекватным через увеличение его
глубины и отчетливости, через представление аудитории
материала для значительного числа ассоциаций и
повышение таким образом полноты осмысления и
обоснованности.
Глубина понимания характеризуется множеством вы-
1 Б. Архипов. Соблазн красного словца. — сЖурналнст», 1968,
№ 6, стр. 36.
116
являемых связей, их разносторонностью и, главное, их
закономерностью. Она зависит от того, насколько
широкую связь между объектом понимания и другими
фактами действительности устанавливает реципиент. Обычно
глубина понимания увеличивается вместе с обогащением
содержания личности реципиента, с накоплением опыта
вообще и коммуникационного в частности. Опросы,
проводившиеся в годы ликвидации неграмотности в нашей
стране, показали, что начинающие читатели с большим
трудом устанавливали закономерные связи между
объектом понимания и другими фактами, не могли правильно
соотнести взаимосвязанные ситуации. Отсутствие
коммуникационного опыта серьезно снижало глубину
понимания и как следствие эффективность самого процесса
информационного воздействия К К аналогичному выводу
приходят и современные исследователи Н. С. Мансуров
и Ю. Г. Луньков в результате изучения влияния прессы
на учащуюся молодежь. Вероятность искаженного
понимания событий, по справедливому мнению этих авторов,
возрастает по мере уменьшения регулярности чтения
газет2.
Глубину понимания можно измерить и разнести по
шкале, градуированной на несколько ступеней от
начальной до максимально возможной для индивидов,
находящихся на определенном уровне психического развития.
Для начальной ступени характерно предположительное
отнесение предмета или явления к наиболее общей
категории, о которой имеются лишь приблизительные знания.
Реализуя эту закономерность, телевизионный оператор
при переходе к новой сцене обычно спешит показать ее
общим планом, чтобы облегчить зрителю понимание
какой-то новой ситуации3. Понимание остается также на
начальных ступенях при пассивном внимании, с каким,
например, слушают радио, занимаясь тем или иным
делом. Следующую качественную ступень глубины
понимания дает уверенное отнесение предмета или явления
к хорошо знакомой, хотя и достаточно общей категории.
При таком положении еще не осознается своеобразие
1 См. С. Л. Вальдгард. Очерки психологии чтения. М,— Л., 1931,
стр. 50-.52.
2 См. И. С. Мансуров, Ю. Г. Луньков. Влияние прессы на
учащуюся молодежь. — сСоветская педагогика», 1967, № 9, стр. 76.
3 См. Д. Девис. Азбука телевидения. М., 1962, стр. 18.
117
воспринимаемого объекта, но общие его свойства, связи
или отношения выступают как вполне очевидные. Эта
ступень возможна при интенсификации внимания и его
сосредоточении на объекте.
Осмысление не только общих, но и специфических
свойств, связей или отношений воспринимаемого объекта
дает следующую ступень в шкале глубины понимания.
Для нее характерно четкое осознание отличий данного
объекта от любых других, даже сходных с ним по ряду
признаков. Дальнейшее углубление понимания идет по
пути дифференцированного осмысления частей или
сторон объекта и их отношений между собой. Вместе с
возрастанием степени такой дифференциации происходит и
нарастание глубины понимания. Максимальная глубина
понимания информации, поступающей через каналы
прессы, радио и телевидения, достигается в тех случаях,
когда у реципиента возникает чувство сопричастности
или иллюзия участия в описываемом или передаваемом
событии.
Современные средства массовой информации и
пропаганды располагают широкими возможностями для
углубления понимания предлагаемой реципиентам
информации. Этой цели успешно служит фотоснимок в
газете, сопровождающий текстовой материал, звуковая
картина на радио, «укрупнение лица, вплоть до показа
глаз», как «средство углубления мысли, за развитием
которой следит телезритель» ], и т. д.
Отчетливость понимания — свойство,
характеризующее степень осмысления связей и отношений
воспринимаемого объекта с действительностью. Аналогично
глубине понимания отчетливость может различаться в
широких пределах — от начального уровня «смутного»
понимания, когда индивид как бы «чувствует» смысл
воспринимаемого, но не может дать себе ответ, в чем он
заключается, и оказывается не в состоянии выразить в
речи его суть, до уровня предельной ясности и
осмысления всех необходимых для данной ситуации связей и
отношений объекта. Высшая ступень отчетливости
понимания достигается вместе с возможностью достаточно
полного воспроизведения индивидом смысла воспринятой
информации. Промежуточной ступенью в этом континууме
1 Р. Н. Ильин. Выразительные средства телевидения, стр. 11.
118
будет понимание, для которого характерно дословное
воспроизведение воспринятого материала, что отнюдь не
является показателем вполне отчетливого понимания.
Отчетливость понимания можно также определить
как производную от степени точности наименования
Предмета, качества, действия или отношения.
«Обязательность точности словоупотребления, продуманности и
структурной «прозрачности» газетных текстов, текстов
радио- и телепередач»1 является важнейшим
условием отчетливости понимания. Несоблюдение его
приводит к двусмысленности и как следствие к снижению
эффективности всего процесса информационного
воздействия.
Понимание характеризуется также полнотой
осмысления объекта. Она в значительной степени зависит от
некоторых качественных признаков сообщений,
становящихся продукцией средств массовой информации и про:
паганды. Например, плохая композиция сообщений или
привлечение не относящихся к теме деталей оказываются
факторами, которые неизменно снижают полноту
осмысления описываемого или показываемого объекта и,
следовательно, больше всего содействуют невозможности
понимания материала читателем. Значение этой
характеристики процесса понимания возрастает вместе с
усложнением объектов и увеличением числа связей и
отношений как между отдельными частями объекта, так
и между ним и окружающей действительностью.
Эффективность коммуникационной деятельности,
осуществляемой в целях идеологического влияния, в очень большой
степени зависит именно от полноты осмысления
отдельных составных частей теоретической системы взглядов,
их взаимосвязи и взаимозависимости и отношений
системы в целом и действительности.
Из многих связей информационного воздействия,
раскрываемых в ходе осмысления объекта, особую
значимость имеет выявление его мотивов, поскольку
расхождение между подлинными и объявляемыми мотивами
деятельности коммуникатора и осознание этого
расхождения аудиторией дают в пропаганде совершенно
отрицательный для коммуникатора эффект.
1 М. В. Зарва. Об информативной точности звучащего слова. —
«Вестник МГУ», серия XI. Журналистика, 1969, № I, стр. 74.
119
Неоднократные разоблачения нашей прессой связей
Би-Би-Си и «Голоса Америки» с разведывательными
органами обычно вызывают их бурную реакцию, поскольку
предаются гласности отнюдь не благовидные, но зато
подлинные мотивы их пропагандистской деятельности.
Возможность осмысления аудиториями подобного рода
целей осуществляемой коммуникации, собственно, и
обусловливает стремление участников «психологической
войны» создавать иллюзию беспристрастности буржуазных
журналов типа «Америка» и сдабривать мнимой
объективностью любую программу своих радиоголосов. Учет
этого момента в нашей пропаганде, направленной на то,
чтобы указать на разрыв между подлинным и мнимым
в мотивации деятельности наших идеологических
противников, очень важен. Переоценить его значимость
трудно.
Увеличение полноты осмысления того, что
предлагается аудитории в процессе информационного
воздействия, таит в себе большие возможности для повышения
его эффективности. Хорошим примером может быть в
этом отношении находка авторов документального
фильма «Суд народов», где есть кадр: Геринг проводит рукой
по шее. Жест, который мог остаться бытовой деталью,
был дополнен словом диктора. «$ы уже чувствуете
веревку на шее, Геринг?» — спрашивает диктор в этом
месте. Слово дополнило изображение и выявило новые
связи, увеличило возможности аудитории для их
осмысления 1.
Следует отметить, что стремление добиться
максимальной полноты осмысления аудиторией объекта
понимания приводит к отрицательным результатам в тех
случаях, когда журналисты пытаются выявить его новые
связи по чисто формальным признакам. В
исследовательской литературе уже отмечена тенденция нашей печати,
радио и телевидения вовлекать узкоспециальные понятия
в свой повседневный обиход. Как отмечают Л. И.
Рахманова и Н. И. Формановская, эта тенденция выливается
в тяготение использовать тот или иной круг терминов в
публицистике в зависимости от общественной
значимости конкретной отрасли науки и техники в настоящий
1 См. Г. Шергова. Призвание слова. — «Документальное кино
сегодня». М., 1963, стр. 67.
120
момент1. В итоге на страницах газет и в эфире обилие
всевозможных словесных «орбит» (соревнования,
новостей, дружбы), «космических перегрузок» (у телефона,
телеграфа, железнодорожного транспорта), «биотоков»
(торговли, комсомольской жизни, научной работы).
Вместо увеличения полноты понимания возникают
устойчивые штампы, а информация приобретает
метафорическую расплывчатость и приблизительность.
Полнота осмысления объекта включает в себя также
понимание подтекста, т. е. того, что не выражено прямо,
но тем не менее передает какое-то значение. Аллегория,
иносказание, ирония, сатирическое осмеяние рассчитаны
именно на это. Использование их в практике
коммуникационной деятельности предполагает определенный
уровень развития аудиторий, их способность вывести
подразумеваемое коммуникатором значение из суммы
значений, содержащихся в самой информации или в
ситуации ее преподнесения. Их использование возможно
также в аудиториях, имеющих достаточный опыт
получения информации из данного канала, так как подмечено,
что новизна канала накладывает определенные
ограничения на процесс понимания, и в особенности на его
полноту. Мысли, содержащиеся в подтексте, нередко
ускользают от аудитории, изучающей новый для себя источник
информации.
Важная черта процесса понимания, тесно связанная
с его особенностями, — обоснованность, т. е. осмысление
логических оснований, которые дают индивиду
уверенность в правильности своего понимания и возможность
отстаивать его от любых нападок со стороны. Наиболее
обоснованным для индивида понимание становится в
случаях, когда факт «он сам видел своими глазами». Есть
достаточные основания предполагать, что особая
действенность телевидения, соединившего в себе речевую
информацию с образной, объясняется предоставлением
массе реципиентов уникальной возможности «видеть
факт своими глазами» и вместе с нею уверенности в
логической обоснованности того, что ими понято, с чем они
согласились, к чему у них возникло отношение.
1 См. Л. И. Рахманова, Н. И. Формановская. Слова-термины в
языке печати. — «Вестник МГУ», серия XI. Журналистика, 1969, № 3,
стр. 42—43.
121
Однако субъективно принимается как обоснованное
то, что представляет для реципиентов информации
особую значимость, «что имеет особое значение для
общества в деятельности личности»'. В этой связи вывод,
полученный В. А. Артемовым и его сотрудниками в
результате исследований восприятия и понимания речи2,
достаточно надежно свидетельствует в пользу того, что
пропагандистский текст, содержание которого значитель-*
но, понимается и принимается сознанием реципиентов
легче, дает им уверенность в правильности понятого.
Стремление представить пустяк в виде
многозначительного факта весьма характерно для всей буржуазной
прессы, радио и телевидения. Искусственное нагнетание
значимости приводит к преднамеренному искажению
понимания и создает в аудиториях ложную уверенность в
правильности понятого без реальных логических
оснований. Активно использует эту процедуру
капиталистическая реклама, достигшая большого мастерства и умения
в игре на чувствах своих аудиторий.
Каждое из описанных выше свойств процесса
понимания наличествует в любом акте понимания,
совершаемом человеческой психикой. Но проявляются эти
свойства в различной обстановке далеко не с одинаковой
интенсивностью. Увеличение интенсивности в процессе
коммуникационного воздействия за счет учета опыта и
психических потребностей аудиторий — важный резерв
повышения действенности массовой коммуникации.
В процессе понимания, как это было выяснено в
результате большой экспериментальной работы3,
реципиент, во-первых, воспроизводит в своем сознании данную
информацию, во-вторых, анализирует ее и, в-третьих, в
какой-то мере реконструирует ее словесное и образное
оформление. Вот эта реконструкция с помощью
внутренней речи или воображения и является основным и
необходимым средством понимания того, что поступает в
сознание человека. Она становится также средством выяв-
1 Н. Ф. Добрынин. Проблема активности личности и
общественной значимости в психологии. — «Вопросы психологии личности».
М., 1960, стр. 90—91.
2 См. В. А. Артемов. Восприятие и понимание речи. Доклад на
совещании по вопросам психологии. М., 1954, стр. 118.
3 См. Л. И. Каплан. Психологический анализ понимания
научного текста. Автореферат. М., 1953, стр. 9.
122
ления оттенков мыслей, заключенных в тексте или
изображении. Создание условий, облегчающих такую
реконструкцию, составляет еще один резерв повышения
эффективности массовой коммуникации. Оно возможно при
должном учете уровня семиотической подготовки
аудитории и при обработке информации соответственно этому
уровню. Неумение определить смысл слова, найти к нему
синоним и употребить его свидетельствует о
невозможности для реципиентов мысленной реконструкции
поступающего материала и как следствие о его непонимании К
В равной степени это относится и к образной
информации, понимание которой возможно лишь при опоре
на предыдущий опыт восприятия образов, хранящихся
в памяти человека и вызывающих определенные
ассоциации.
0 том, что это происходит именно так, можно судить
по ситуации неадекватного понимания, которое
преднамеренно создается в загадках-картинках, фотозагадках
и т. д. Советская материалистическая психология исходит
из положения о том, что понимание осуществляется на
протяжении какого-то времени и проходит некоторые
качественно различающиеся этапы — от полного
непонимания до максимально возможного понимания через ряд
промежуточных состояний неполного понимания.
Кажущаяся быстрота перехода от непонимания к пониманию
есть лишь совокупный итог работы мышления. П. П. Блон-
ский наметил четыре стадии процесса понимания:
«первая— самая элементарная — стадия узнавания,
генерализации родового понятия, наименования; вторая —
следующая— стадия понимания смысла, которую можно
также назвать стадией спецификации или видового
понятия; третья стадия — стадия объяснений по принципу
«объяснения посредством сведения к известному»;
наконец, четвертая стадия — стадия объяснения по принципу
«объяснение генезиса» того, что видишь»2. В
соответствии с этим членением процесса на первой стадии по-
1 Б. А. Грушин и Т. М. Дридзе. Влияние семиотической
подготовки аудитории и информативности текста на уровень
информированности населения (в рамках изучения прессы). — «47 пятниц.
Функционирование общественного мнения в условиях города и
деятельность государственных и общественных институтов (Программы
и документы исследования)», вып. 1, стр. 167—171.
? П. П. Блонский. Избранные психологические произведения. iM.,
1964, стр. 205.
423
следовательно происходит замена воспринятого
знакомыми понятиями, затем выявляется специфический
признак, далее следует объяснение через субъективно
очевидное, т. е. максимально известное, и завершается
процесс возникновением знания через объяснение,
соответствующее реальной действительности. На
заключительной стадии происходит понимание цели, мотива,
конечного результата действия, описанного в сообщении.
Признаком завершения процесса понимания обычно
служит готовность субъекта сообщить об усвоенном
окружающим. Она может быть реализована рассказом
в готовых формулировках и сопровождаться
подражательной мимикой и пантомимикой. Освобождение от сте-
реотипизированной формы усвоенной информации
достигается на конечных стадиях понимания, когда возникает
готовность описать понятое «своими словами». Угроза,
содержащаяся в жесте, или страдание, понятое из
мимики лица, на этих стадиях уже не воспроизводятся
подражательно, а излагаются в словесной форме.
Понимание приобретает новое качество: из стереотипизиро-
ванного оно превращается в структурно-генетическое
В процессе массового коммуникационного
воздействия понимание может быть качественно неодинаковым
в силу самых различных причин. Наиболее важные из
них — классовые и политические интересы, отстаиваемые
в ходе массовых информационных процессов.
Объективное противоречие между теми, кто вдохновляет,
оплачивает и ведет буржуазную пропаганду, и теми, кому она
адресована, определяет собой заинтересованность
коммуникаторов ограничивать свои аудитории в понимании
информации лишь начальными стадиями. Возникновение
знания через объяснение, соответствующее реальной
действительности, коммуникаторам «Голоса Америки»
совсем не нужно. Понимания аудиториями цели, мотива,
конечного результата действия, описанного в
передаваемых ими сообщениях, они просто боятся. Именно по этой
причине отбор и обработка информации для передачи в
аудитории осуществляются таким образом, чтобы
вызывать лишь стереотипизированное понимание — не далее
«объяснения посредством сведения к известному». При
этом «противоречивые» сообщения препарируются
особенно тщательно в якобы «нейтральном» духе, на деле
же в полном соответствии с практическими рекоменда-
124
циями теоретиков, обслуживающих нужды своей
бесспорно классово ориентированной системы массовой
коммуникации К
Объективное совпадение интересов Коммунистической
партии и Советского государства с интересами всех
трудящихся нацеливает наших коммуникаторов на создание
условий, в которых было бы возможно
структурно-генетическое понимание всего, что направляется в аудитории.
Идеал нашей пропаганды — добиться полного понимания
передаваемой информации. Однако на практике это
достигается не всегда в силу действия ряда факторов
объективного и субъективного порядка. Так, на самой первой
стадии завершается понимание несложной информации.
Это происходит, например, в ходе понимания известного
реципиенту знака-символа политической организации,
сюжета новости, излагающей признаки хорошо знакомой
ситуации, неподвижного изображения привычной
заставки на телевизионном экране и т. д. В этих случаях
акт понимания оказывается нерасчлененным с
узнаванием, происходящим в процессе восприятия («понимание
с полуслова»). В других, более сложных случаях, когда
необходимо узнавание частного и выявление его связи
с общим, выяснение причинно-следственных связей
какого-либо факта, установление логических оснований
для вывода, выявление мотивов чьих-либо действий,
раскрытие значения и смысла события или явления
и т. д., понимание должно проходить все последующие
стадии.
Однако осуществляется это не всегда из-за причин
субъективного порядка — недостаточной развитости
мышления, субъективного нежелания вникать в суть, или,
например, явной предубежденности относительно автора.
В упоминавшейся работе С. Л. Вальдгарда приводятся
многочисленные случаи полного непонимания и
понимания, либо заканчивавшегося первой стадией, либо
достигавшего второй и на этом обрывавшегося. В значительной
части они объяснялись тем, что аудитория, не
обладавшая достаточным коммуникационным опытом, просто не
знала слов, которыми оперировал пропагандист.
Стремление к полному пониманию пропагандистского текста
1 R. F. Carter. Writing Controversial Stories for Comprehension. —
«Journalism Quarterly», 1955, vol. 32, N 3, p. 326—327.
125
должно предусматривать заботу о доступности
языкового и образного материала, с тем чтобы по возможности
исключить ложные ассоциации и увеличить те, которые
помогают решить коммуникационную задачу.
Одновременно сообщение, содержащееся в пропагандистском
тексте, должно располагать средствами, которые
передают и внутренний подтекст, легко поддающийся
декодированию аудиторией К
Этому в первую очередь способствует такая
организация материала, которая позволяет легко отыскивать
предмет мысли — логический субъект и затем логический
предикат — высказывание о предмете мысли. В равной
мере это касается и отдельного предложения,
заключающего в себе суждение; и более крупных единиц,
передающих умозаключения; и смысловых периодов,
содержащих расчлененные мысли; и логически
завершенных объемов информации, какими являются газетный
материал, радио- и телепрограмма. При такой организации
материала причинные, условные, временные и
пространственные связи предмета мысли, а также противоречия
между фактами действительности становятся
очевидными для аудитории гораздо легче и быстрее.
Затруднения в понимании возникают обычно при несовпадении
грамматического подлежащего в предложении или
композиционного центра изображения в кадре с логическим
субъектом. Утопление предмета мысли в словах,
перегрузка телевизионного кадра изобразительными
деталями, обильное уснащение радиорепортажа шумами или
музыкальным сопровождением дают именно этот
негативный результат.
Решению коммуникационной задачи способствует
функционирование установки на восприятие той или иной
информации, содержание которой заключено в
определенную форму. Эта установка фиксируется сознанием
реципиента и, как это было убедительно доказано серией
экспериментов, оказывает устойчивое влияние на
понимание воспринимаемого материала2. Достижению иско-
1 См. М. И. Кнебель, А. Р. Лурия. Пути и средства
кодирования смысла. — «Вопросы психологии», 1971, № 4, стр. 77.
2 См. 3. И. Хоожава. Устойчивость и фазовый характер
установки в действии навыка чтения. — «Психология», вып. 3. Труды
Института психологии АН Грузинской ССР. Тбилиси, 1945, стр. 535—
537.
126
мого результата в коммуникационном воздействии
помогает также некоторое растяжение во времени самого
процесса понимания через намеренное создание
коммуникатором своеобразной предуготовленности реципиента к
восприятию того, что заключено в содержании текста или
программы. Восприятие знакомой рубрики (например,
«Командировка по просьбе читателей») помогает
реципиенту составить какую-то «рабочую гипотезу»
относительно содержания материала, предположить описание
конфликта и апелляцию к справедливости. Той же цели
служат постоянные музыкальные и графические
заставки, закрепление за определенной тематикой постоянных
авторов, дикторов и комментаторов, изложение
заголовков в передаче новостей и т. д. В результате подобных
приемов процесс восприятия и понимания
информационного материала приобретает характер своеобразной
проверки ранее составленной «рабочей гипотезы». Вне
зависимости, оправдывается ли сделанное ранее
предположение, сам факт выработки гипотезы в значительной
мере облегчает понимание передаваемой мысли.
Гипотеза мобилизует опыт и ранее полученные знания для
понимания информации.
Содействует облегчению понимания осознание
необходимости усвоить предлагаемую информацию. Это
неизбежно вызывает активизацию мыслительной
деятельности, мобилизует опыт и ранее приобретенные знания и
помогает объединению отдельных мыслей, наблюдений в
более сложное целое. В процессе такого синтеза
развернутая речевая или образная форма, в которой они
выражены, перестает быть необходимой. Носителями более
сложного целого становятся отдельные слова, фразы и
образы. «Тем самым происходит процесс
абстрагирования содержания от определенной словесной формы и
включение его в новую, более сжатую, сокращенную
форму. После понимания содержание может быть
закреплено за найденной или данной, но определенной
речевой формой» К Отдельные слова и фразы, а также и
образы выступают в качестве заместителей фрагментов
информации и субъективно (для реципиента) становятся
носителями обобщенного содержания.
Если учесть, что осознание необходимости понять что-
1 П. И. Зинченко. Непроизвольное запоминание. М., 1961, стр. 322.
127
либо чаще всего приходит вместе с мыслью о полезности
информации для решения тех или иных жизненных
задач, то станет очевидно, что в содержание материалов
массовой коммуникации обязательно должна
закладываться информация, как-то удовлетворяющая нужды
аудитории. Отсюда понимание вполне правомерно
связывается с постановкой задачи запомнить что-либо 1.
Проблема понимания крайне важна для массовой
коммуникации. С понимания предложенной информации
начинается осуществление основной функциональной
психологической задачи массового коммуникационного
воздействия — достижение согласия между
коммуникатором и его аудиторией и затем формирование,
закрепление или изменение установки. На основе понимания
возникает отношение к факту действительности. От того
как протекает этот процесс, зависит, каким будет
отношение реципиента информации к сообщаемому факту
или выводу и будет ли отношение вообще.
Информационное воздействие должно быть
рассчитано на то, чтобы факты и выводы, содержащие изложение
каких-то событий, отношений и оценок, всегда
понимались как неразрывная логическая цепь понятий,
суждений и умозаключений. Забота коммуникатора о том,
чтобы реципиент имел возможность следить за всей этой
цепью и понимать все ее звенья, а также его внимание
к эмоциональным нуждам аудитории в итоге есть
борьба за эффективность осуществляемого воздействия.
Теоретическое изучение проблемы понимания создает
предпосылки для познания специфических возможностей того
или иного канала и позволяет более достоверно
определять допустимую концентрацию информации
(уплотненность материала), ее эмоциональный заряд, а также
оптимальные условия для вступления в контакт с сознанием
реципиентов.
Следует вместе с тем помнить, что на основе
понимания информации, предлагаемой прессой, радио,
телевидением, возии.^ает и отношение к самой системе
коммуникационной деятельности — пропаганде, рекламе,
просвещению. Известно, что отход от действительности
прессы, радио и телевидения в любой из их функций вызывает
1 См. А. А. Смирнов. Проблемы психологии памяти. М., 1966,
стр. 157—159.
128
сперва недоумение аудитории, а затем и недоверие к
источнику информации. И наоборот, правдивость и полнота
информации придают пропаганде всепобеждающую силу,
о которой не раз писал В. И. Ленин. Очевидно, в равной
степени это относится и к остальным социальным
функциям массовой коммуникации, когда идет речь об ее
эффективности, о достижении искомых функциональных
психологических целей.
ГЛАВА 5
ПРОЦЕССЫ ПАМЯТИ
И МАССОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ
Все, что так или иначе связано с деятельностью человека
в обществе, начиная со становления его личности и
включая любые проявления его социального взаимодействия
в течение всей сознательной жизни, происходит с
помощью коммуникации. Через передачу значений в
пространстве и времени «общество не просто воздействует на
индивида, но непрестанно трансформирует самую его
структуру, ибо оно не только принуждает его к принятию
фактов, но и представляет ему вполне установившиеся
системы знаков, изменяющие мышление индивида,
предлагает ему новые ценности и возлагает на него
бесконечный ряд обязанностей»1. Вместе с тем сама
коммуникация и происходящий при ее посредстве процесс
взаимодействия индивида и общества были бы невозможны,
если бы человеческая психика регулярно не
запечатлевала, не сохраняла и не воспроизводила того, что вошло
в прошлый опыт, что уже было предметом психической
деятельности. Временами точная и услужливая,
временами капризная и прихотливая, человеческая память
«селекционирует» отложившееся в опыте, перемешивая
иногда смешное с трагическим, нужное с бесполезным,
явно абсурдное с логически стройным, предельно ясное
с запутанным и непонятным.
Во всех своих проявлениях «память является
необходимым условием накопления опыта, а также
формирования сознания человека. Если бы в нашей памяти не
сохранялось то, что было пережито, любой из нас каждую
1 Ж. Пиаже. Избранные психологические труды. Психология
интеллекта. Генезис числа у ребенка. Логика и психология, стр. 210.
130
минуту начинал бы жизнь сначала, все было бы для нас
постоянно новым, неизвестным»1. Человеческая
коммуникация постоянно восполняет дефицит опыта, а память
его фиксирует для целесообразного использования в
преобразующей деятельности, в приспособительном
поведении, т. е. в любых жизненных ситуациях. Память
сохраняет усвоенные значения как материал психической
деятельности в ходе решения логических задач,
эмоционального переживания ранее воспринятого, при
узнавании и воображении и т. д.
Одним из важнейших итогов коммуникационных
процессов является накопление в кладовой человеческой
памяти созданных ранее другими людьми знаковых систем,
необходимых для дальнейшей связи и поддержания
контактов индивида и общества. Через мнемическое
фиксирование опыта в знаковой форме создается сложная
совокупность взаимодействующих элементов,
составляющая духовный мир личности и включающая в себя
системы представлений и понятий, оставленных пережитыми
чувствами и желаниями, побуждениями и мыслями.
Нормальное функционирование трех «посредников»,
которыми социальная жизнь трансформирует интеллект
человека, — языка (знаков), интеллектуальных ценностей
(содержания взаимодействия субъекта с объектами) и
правил, предписанных мышлению (коллективных
логических или дологических норм), — становится возможным
благодаря коммуникации и накоплению опыта в
человеческой памяти.
Именно благодаря мнемическим процессам —
произвольным и непроизвольным — человеческое сознание не
ограничивается лишь текущими ощущениями и
восприятиями, а непрерывно обогащается за счет приобретенных
в прошлом знаний и опыта либо из непосредственного
созерцания действительности и взаимодействия с нею, либо
из умственной переработки информации об этой
действительности— информации, создаваемой другими людьми
и достигающей человека в ходе коммуникации.
Возникающий таким образом коммуникационный опыт
становится органической частью последующей психической
деятельности человека. Результаты психической
деятельности, закрепляемые памятью, в свою очередь оказывают
1 Л. В. Занков. Память. М., 1949, стр. 7.
131
влияние на характер отношений человека с другими
людьми, определяют его коммуникабельность и
готовность воспринимать информацию от социального
окружения.
Следовательно, память выступает необходимым
звеном в сложной цепи психических процессов, составляю1
щих в своей совокупности человеческую коммуникацию
во всех ее формах и проявлениях: межличностную или
массовую, синхронную или диахронную, одностороннюю
или двустороннюю, непосредственную или
опосредованную комбинацией узелков на веревке, графической
письменностью, перфорированной лентой, телеграфным
кодом, электромагнитными колебаниями, наскальными
рисунками или скульптурными формами. Отнюдь не
представляя собой унитарную функцию психики, память
является сложным единством различных сторон и
проявлений, видов и типов, выступающих в
коммуникационных процессах в самых различных соотношениях в
зависимости от индивидуальных и социальных
психологических особенностей их участников М ситуационных
факторов.
Некоторые из этих закономерностей, познанных чисто
эмпирически, человечество поставило себе на службу в
незапамятные времена. Их сознательно Использовали для
решения задач, как педагогических, так и социального
управления..Люди всегда стремились к тому, чтобы
окружающие могли запомнить значимые для их совместной
деятельности предметы, явления, действия и мысли,
могли удержать в памяти запечатленное и воспроизвести его
при необходимости. Наконец, они всегда (хотя и
неосознанно) рассчитывали на узнавание ранее воспринятых
явлений и ситуаций, что позволяло им активно
приспособляться в настоящем и будущем к природной и
социальной действительности в цепи актов, структура
которых характеризовала высшее поведение человека К
Научное познание мира и человека позволило
выработать более точные представления о механизмах
памяти как функции ориентирования людей в условиях их
существования. На основе этих знаний психологическая
наука уже несколько десятилетий дает экспериментально
См. А. Н. Леонтьев. Развитие памяти. М.—Л., 1931, стр. 61.
132
обоснованные рекомендации относительно
целесообразной организации опыта для более эффективного
регулирования самых различных видов деятельности человека.
Эта тенденция отчетливо прослеживается и в
общетеоретических исследованиях памяти в связи с изучением
механизмов мышления и речи, и в работах прикладного
характера, проводимых в рамках педагогической, инженерной,
военной и судебной психологии, психологии спорта,
искусства и массовой коммуникации.
Интерес к процессам памяти в связи с
функционированием средств массовой информации и пропаганды
возник как закономерное следствие бурного развития
прессы, радио и телевидения и объективного роста их
влияния на поведение людей в обществе. Процесс
обогащения памяти многомиллионных масс «знанием всех тех
богатств, которые выработало человечество»1, во все
более увеличивающихся масштабах происходит с помощью
массовой коммуникации. Ни для кого не секрет, что
притягательная сила средств массовой информации и
пропаганды неуклонно растет, и, в частности, из-за того, что
содержание их продукции побуждает реципиента к
психическому воспроизведению пережитого в прошлом в
виде мыслей, чувств, желаний, образов фантазии и т. д.
Получаемое удовлетворение от такого репродуцирования
служит могучим побуждающим стимулом для
дальнейших контактов со средствами массовой информации и
пропаганды. Как следствие время, которое современный
человек проводит в контакте с продукцией прессы, радио
и телевидения, неуклонно удлиняется. По статистическим
данным, время, в течение которого взрослое население
получает информацию из различных источников
массовой коммуникации, сейчас лишь немногим меньше
времени, уделяемого труду. У школьников, например,
время, затрачиваемое на такие контакты, в среднем в дпа
раза превышает время, проводимое ими в школе.
Возникновению интереса к данной проблеме
послужило также и осмысление того бесспорного факта, что
содержание и состояние сознания современного человека
все в большей мере оказываются в зависимости от
содержания продукции средств массовой информации и
пропаганды. Они в непрерывно возрастающих масштабах
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 305.
133
формируют, изменяют и закрепляют установки
отношения людей к фактам действительности, снабжают
население целых стран мнениями и оценками, активно влияют
на политическое поведение громадных человеческих
масс. В динамике процессов, приводящих людей к тому
или иному состоянию общественного сознания,
важнейшую роль играет то, что откладывается в памяти людей
из громадного потока слов и зрительных образов,
воспринимаемых и перерабатываемых их психикой.
Непосредственно с процессами памяти связаны и
некоторые явления, весьма специфические для массового
информационного воздействия, например, состояние
сознания аудитории, обозначаемое понятием «предел
насыщения» К Это состояние характеризуется тем, что в
результате предыдущих актов коммуникации при слишком
интенсивном использовании одних и тех же значений на
протяжении сравнительно короткого времени наступает
перегрузка психики, которая приводит к резкому
снижению способности людей воспринимать аналогичные по
своему содержанию сообщения.
В такой же мере от мнемических процессов и
характера их протекания в связи с психической переработкой
поступающей в сознание информации зависит
возникновение «эффекта бумеранга» во всем многообразии его
проявлений, приводящих к коммуникационному
результату, прямо противоположному искомому. Благодаря
«сторожевому» действию памяти происходит и так
называемое истирание словесной или изобразительной формы
от слишком частого употребления. Процессы памяти,
осуществляемые психической деятельностью миллионов
людей, которые составляют аудитории прессы, радио и
телевидения, не допускают перегрузки абсолютно
одинаковыми словесными формулировками и штампованными
образами, утрачивающими от многократного повторения
свое первоначальное значение.
Аналогичным образом на эффективность
коммуникационной деятельности влияют и процессы памяти,
связанные с первичностью восприятия аудиториями, скажем,
важной политической новости, что заставляет
коммуникаторов быть предельно оперативными. К процессам памя-
ти относится и явление «дремлющего эффекта», заклю-
1 См. В. И. Степанов. Партийной пропаганде — научные основы,
стр. 262.
134
чающееся в том, что отвергнутая ранее точка зрения с
течением времени может трансформироваться сперва в
смутное представление о ней, а потом и в согласие с ней,
если ей не противопоставлено достаточно интенсивное
контрпропагандистское воздействие.
Наконец, в процессе памяти создаются стереотипы —
стандартизованные, упрощенные образы какого-либо
явления, существующего в общественном сознании и
усваиваемого индивидом некритически, в готовом виде, как
некоторая схема. Стереотипы мнемически фиксируют не
только черты данного явления, но и его эмоциональную
оценку1. Возникает стереотип под влиянием
повторяющихся эмоциональных и смысловых акцентов, при
многократном восприятии аналогичных фактов или
информации о них. Сохраняемые памятью стереотипы
аккумулируют в себе опыт прошлого общения, оживая в образах,
мнениях, оценках, символах и т. д.2 Благодаря
запоминанию стереотипизированных представлений люди
реализуют принцип экономичности нервной энергии,
упрощая процесс отражения фактов действительности в своем
сознании.
Как показывает анализ, процессы памяти,
происходящие в результате контакта психики реципиентов с
информацией, предлагаемой прессой, радио, телевидением,
имеют ряд особенностей. Эти особенности в значительной
мере обусловливают ход и результаты психической
переработки аудиториями предлагаемой им информации. Но
одновременно они выступают и в качестве фактора,
определяющего многие параметры творческой деятельности
коммуникаторов во имя достижения искомых целей.
Знание и учет данных особенностей позволяют заметно
оптимизировать процессы массовой коммуникации через
расширение возможностей управления памятью реципиентов.
Вместе с тем практики массовой коммуникации должны
исходить и из реально существующих принципов работы
человеческой памяти — ее осмысленности,
избирательности и быстроты выборки нужной информации из общего
запаса запечатленных психикой образов, мыслей и
представлений. Они всегда должны учитывать и общие
качественные и количественные характеристики мнемической
1 См. И. С. Кон. Социология личности, стр. 11.
2 См. Г. М. Кондратенко. Об особенностях стереотипизацни. —
«Вестник МГУ», серия XI. Журналистика, 1968, № 1, стр. 64.
135
деятельности человека, ориентируясь на «емкость» его
сознания, ограниченного порогом осмысленного
логического усвоения и сохранения предлагаемой информации.
Воспринимаемая информация в виде образов,
понятий, суждений, если она понята теми, кому адресована,
неизбежно оставляет какой-то след в памяти людей. Но
характер запечатления воспринятой информации — его
сила, яркость, четкость, устойчивость — зависит от ряда
факторов. Одни из них (свойства самой информации,
например ее качество и количество) подлежат контролю
со стороны коммуникаторов, другие (общее психическое
состояние аудитории или доминирующие интересы) —
учету, а третьи (индивидуальные психические признаки
отдельных людей, например впечатлительность или
апатичность) в массовой коммуникации во внимание не
принимаются совсем.
При анализе мнемических явлений в интересующей
нас сфере прежде всего обращает на себя внимание то
обстоятельство, что преднамеренное запечатление
информации и сохранение ее в памяти, характерное для
большинства видов организованной человеческой
деятельности, в массовых информационных процессах
ограничивается лишь сообщениями, представляющими для
аудитории утилитарный интерес (сообщения бюро прогнозов,
объявления о движении транспорта вс'лраздничные дни
или о сезонном снижении цен на авиаб^еты для
учащихся, приказы о переходе на зимнюю иЛи летнюю форму
одежды для военнсрслужащих, продукция учебного
телевидения и так называемая классифицированная
реклама, в которой по рубрикам разносится информация типа
«Сегодня в театрах», «Что передаст радио», извещения
о выставках и другие справочные материалы).
Однако удельный вес такого рода информации в
общем объеме продукции прессы, радио, телевидения
слишком мал, чтобы можно было говорить о большой роли
преднамеренного запоминания ее в ходе умственной
переработки. Подавляющая часть продукции средств
массовой информации и пропаганды становится предметом
непроизвольного запоминания. Этой закономерности
подчиняется вся информация, удовлетворяющая каким-либо
образом испытываемые людьми психические нужды —
поддержку во мнении по спорному вопросу, подкрепление
престижа социальной группы реципиента, эмоциональ-
136
ную разрядку, познавательное или эстетическое
обогащение и т. д.
В процессе функционирования средств массовой
информации и пропаганды постоянно возникает и
разрешается противоречие между стремлением
коммуникаторов сделать запоминание информации произвольным и,
следовательно, более эффективным и тенденцией
психики к экономии нервной энергии, в результате чего
аудитория обычно не прилагает каких-либо специальных
усилий для запоминания и тем более не пользуется мнемо-
техническими приемами в виде зарубок на куске дерева,
узелков на платке или преднамеренной смысловой
группировки информации в ходе ее восприятия и понимания.
Каждый такой прием основывается на искусственном
создании своеобразной опоры, которая произвольно
связывается субъектом через его ассоциации с
определенным смыслом. Подобного рода явления в процессе
умственной переработки продукции прессы, радио,
телевидения не происходят. Однако и в непроизвольном
запоминании опоры возникают. В общем потоке слов и
образов всегда оказываются знаки, которые субъективно
выступают в качестве символов либо всего, либо части
воспринятого содержания. Именно они и становятся
опорами для опосредствованного запоминания переданного
в коммуникационном акте значения. Проблему такого
запоминания Л. С. Выготский связывал с проблемой
вербальной памяти, «которая у современного человека
играет существенную роль и которая основывается на
запоминании словесной записи событий, словесной их
формулировки» !.
Обобщающие формулировки мыслей, а также
иконографические изображения событий могут выступать в
качестве своеобразных мнемотехнических знаков в
непроизвольном запоминании изложенных суждений и
представлений, вызванных побуждений и желаний. Но регулярно
это происходит при создании у реципиента мотивов
«к запоминанию сокращенных, логически обработанных
и связанных впечатлений»2. Конденсируя опыт в
понятиях, мыслях и обобщенных образах, массовая коммуни-
1 Л. С. Выготский. Развитие высших психических функций. Из
неопубликованных трудов. iM., 1960, стр. 271.
2 Там же, стр. 449.
137
кация освобождает человека от необходимости сохранять
громадное количество конкретных впечатлений. Это
обстоятельство, по-видимому,' служит мощным
побуждающим мотивом для восприятия продукции прессы,
радио, телевидения, в которой в откристаллизованном
виде даются впечатления других о фактах действие
тельности — важных, интересных, но физически
недоступных миллионам людей для непосредственного
созерцания.
Вывод о преимущественно непроизвольном
запоминании информации, поступающей к реципиентам с
газетного листа, из динамика радиоприемника, с телеэкрана,
очень важен для практики коммуникационной
деятельности. Он ориентирует коммуникаторов на такой выбор
и обработку информации, чтобы она благодаря своему
содержанию и форме оставляла в памяти впечатление
испытанного удовлетворения и формировала
фиксированную, генерализованную установку относительно ее
объекта. В этом, собственно, и заключается
психологическая сторона искусства пропагандиста и агитатора,
которые должны «наилучшим образом повлиять на данную
аудиторию, делая для нее известную истину возможно
более убедительной, возможно легче усвояемой,
возможно нагляднее и тверже запечатлеваемой» К
Факт непроизвольности запоминания в массовой
коммуникации требует организации процессов памяти по
отношению к предлагаемой информации извне, т. е. через
тщательный отбор и преднамеренное включение знаков,
которые могли бы оказаться опорными символами для
наглядного и твердого запечатления. От коммуникаторов
это обстоятельство требует знания механизмов
непроизвольного запоминания. Успех их деятельности в
значительной степени зависит от того, имеют ли они сколько-
нибудь целостное представление о системе умственных
действий, которые в конечном итоге приводят к созданию
непроизвольного мнемического продукта и дают искомый
коммуникационный эффект. Знание психологии памяти,
по верной оценке авторов коллективной монографии
«Методика партийной пропаганды», — важный
инструмент, с помощью которого можно добиться лучшего за-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 21.
138
поминания и прочного закрепления знаний,
преподносимых аудиториям К
Проблема непроизвольного запоминания
применительно к функционированию средств массовой
информации и пропаганды в нашей специальной литературе
совершенно не отражена, хотя приложения этой проблемы
к другим сферам человеческой деятельности изучены к
настоящему времени достаточно хорошо. Теоретический
интерес к проблеме непроизвольного запоминания возник
на рубеже XIX и XX вв. Позднее этот интерес породил
обширную литературу, что, видимо, послужило
стимулом для новых исследований по широкому кругу
вопросов, возникших из связи явления непроизвольного
запоминания с педагогическими задачами, с изучением
механизмов формирования личности, с исследованиями
закономерностей выработки и принятия решений в
целесообразной деятельности. Несомненными успехами
отмечены поиски закономерностей непроизвольного
запоминания в инженерной и военной психологии.
К настоящему времени в советской психологии
сложилась весьма устойчивая традиция систематического и
планомерного изучения процесса непроизвольного
запоминания. Конкретными результатами проведенных
исследований стали широко известные и общепризнанные
выводы относительно зависимости непроизвольного
запоминания и его продуктивности от конкретного
содержания осуществляемой деятельности, от степени активности
и уровня самостоятельности человека в ней, от ее
мотивации и глубины понимания объекта деятельности и т. д.
Большое теоретическое и практическое значение
исследований непроизвольной памяти неоднократно
подчеркивали многие советские психологи. «.. .Сама постановка
проблемы непроизвольной памяти, высокая оценка
теоретического и практического ее значения, — писал
П. И. Зинченко, — впервые стала возможной с позиций,
которые развивались советской психологией. Впервые в
связи с этим открылся и плодотворный путь ее изучения.
Этот путь заключался в анализе зависимостей
непроизвольной памяти от предметного содержания
деятельности, от ее целей, мотивов, способов»2.
1 См. «Методика партийной пропаганды», стр. 53.
2 П. И. Зинченко. Вопросы психологии памяти. —
«Психологическая наука в СССР», т. 1, стр. 224.
139
Исследования, проведенные в этой области П. И.
Зинченко, А. Н. Леонтьевым, А. А. Смирновым, Б. И.
Пинским, Т. В. Розановой, Ю. В. Идашкиным, привели к ряду
важных выводов, позволяющих использовать их в
качестве отправного пункта для дальнейшего изучения
данной обширной проблемы и в новых ее приложениях.
Прежде всего следует отметить работы А. А.
Смирнова и П. И. Зинченко, показавших регулярную
зависимость между результатами запоминания и целью
деятельности, в ходе которой происходит непроизвольное
запоминание. Суть этой зависимости заключается в том,
что материал, соотносящийся по своему содержанию с
целью осуществляемой деятельности, запоминается
полнее и удерживается в памяти дольше, чем любой другой,
не отвечающий этому условию. В процессе коммуникации
психика реципиента информации направлена на
удовлетворение испытываемого им интереса. А интерес, по
словам Л. С. Выготского, «создает постоянное направление
в смысле накопления запоминания и в конечном счете
является органом отбора в смысле выбора впечатлений
и объединения их в одно целое» К Следовательно, та
информация, которая служит этой цели, обычно
оказывается запомненной, поскольку на ее поиск, восприятие и
понимание формируется установка. Удовлетворение
интереса становится мотивом деятельности. Разворачивание
газеты, включение приемника или телевизора
оказываются не просто физическими действиями, а
целенаправленными, ориентированными на получение конкретных
психических результатов.
Как писал о процессе непроизвольного
запоминания П. И. Зинченко, «наиболее продуктивно
запоминается тот материал, который составляет содержание
основной цели выполняемой человеком деятельности, материал
же, который относится к условиям достижения цели,
запоминается хуже»2. Если трансформировать это
положение к коммуникационной деятельности, и в частности
к той ее части, которая выполняется реципиентами в
ходе психической переработки информации, то окажется,
что наиболее продуктивному запоминанию — разумеется,
непроизвольному — подвергаются сообщения, содержа-
1 Л. С. Выготский. Педагогическая психология. М., 1926, стр. 149.
2 П. И. Зинченко. О некоторых вопросах изучения памяти. —
«Вопросы психологии>, 1956, № 1, стр. 15.
140
ние которых удовлетворяет психические нужды. Как
показывает анализ проведенных опросов, наиболее прочно
запоминается материал, снимающий личностные
напряжения, возникающие из-за дефицита информации по
какому-либо значимому в данных условиях вопросу.
Объяснение непонятной или пугающей ситуации,
аргументы, помогающие реципиенту в споре, информация,
поддерживающая его социальный престиж, неизменно
оказываются объектами наиболее прочного запоминания.
Эта закономерность проявляется тем отчетливее, чем
ближе к опыту реципиента предлагаемая ему
информация. Чем дальше она от опыта, от испытываемых
реципиентом психических нужд, тем больше она относится к
условиям достижения цели, составляя лишь фон
осуществляемой деятельности, и тем менее продуктивным
становится ее запоминание. Контрольные опросы по
содержанию прочитанного накануне материала,
составляющего так называемую дежурную информацию в газетах или
услышанную по радио всего лишь несколько часов назад,
показывают ничтожную долю запомненного от всего
объема опубликованных материалов. При увеличении срока
между восприятием и попыткой воспроизведения эта
доля становится еще меньше.
Лучше запоминаются материалы, уже обсуждавшиеся
когда-то и продублированные иными средствами
массовой информации и пропаганды. Легко поддается
запоминанию содержание телевизионной передачи, воспринятой
накануне, если в утренней газете был прочитан репортаж
о том же событии или были услышаны новые
подробности в утреннем выпуске последних известий по радио.
Иногда фактором непроизвольного запоминания
становятся второстепенные детали — шрифт заголовка,
необычное слово в нем, фотоиллюстрация, резкие тени на
лице персонажа телеспектакля, металлические нотки в
голосе диктора. Нередко цепь ассоциаций, ведущих к
запоминанию информации, вызывает впечатление, которое
возникло при восприятии.
Тенденция к увеличению объема непроизвольно
запечатленного материала наблюдалась в случаях
соответствия информации психическим нуждам реципиентов.
Среди большого количества опрошенных не было ни
одного, кто в разгар страстей очередного мирового
чемпионата по хоккею не запомнил бы результата игры совет-
141
ской сборной команды после просмотра встречи по теле*
видению. Отсутствие мнемической направленности в этом
случае, как и в других, когда воспринимается материал
высокой субъективной значимости для реципиентов,
успешно компенсируется ассоциациями с испытанным
чувством удовлетворения или досады. Непроизвольное
запоминание регулярно дает высокую продуктивность в
случаях предоставления аудиториям информации,
разрешающей какую-либо проблему, подтверждающей
опасения, указывающей выход из затруднения, порождающей
эмоциональную разрядку или эмоциональное
переживание.
Не вызывает сомнения, что общая закономерность
организации человеком своей психической деятельности в
соответствии с испытываемыми потребностями
проявляется и в механизмах мнемических процессов в связи с
деятельностью средств массовой информации и
пропаганды. Столь же очевидно, что действие этой
закономерности должно сознательно и целесообразно
использоваться в практике массовой коммуникации.
Согласно другой важной закономерности,
продуктивность непроизвольного запоминания реципиента
повышается по мере увеличения активности коммуникатора в
осуществлении деятельности. «Иначе говоря, наиболее
продуктивными для запоминания являются такие
способы деятельности, которые обеспечивают активную (а в
силу этого более содержательную и полную)
ориентировку в материале» К Психическая активность реципиента,
как правило, начинается с привлечения его внимания.
Интересно отметить, что вывод относительно участия
внимания в операции запоминания был сделан А. Н.
Леонтьевым еще в 1931 г. По его оценке, «внимание выполняет
ряд определенных функций, оно выделяет важнейшее,
вызывает деятельность представлений, наконец
способствует образованию вспомогательных связей,
превращающих наше запоминание в опосредствованную
операцию»2. Далее активную ориентировку в
информационном материале человеку дают сообщения, вызывающие
необходимость сопоставления излагаемых фактов с
выводами или с опытом. Такие сообщения, содержащие не-
1 П. И. Зинченко. О некоторых вопросах изучения памяти.—
«Вопросы психологии», 1956, № 1, стр. 16.
2 А. Н. Леонтьев. Развитие памяти, стр. 151.
142
которые противоречивые черты, обычно несколько
затрудняют выработку решения и оценки и создают то, что,
по терминологии Н. Н. Генца, удачно названо
«ситуацией затруднения» К Подобные ситуации вызывают
активность психики, сосредоточивающей усилия на
отыскании аналогов решения или оценки в прошлом опыте, и
заметно повышают продуктивность непроизвольного
запоминания.
Познание отмеченной закономерности открывает
возможности целесообразного управления процессами
непроизвольного запоминания через создание условий для
проявления активности реципиентами информации.
Легче всего эти условия обеспечиваются ориентировкой
аудитории на сосредоточенное внимание и углубленное
понимание воспринимаемого материала. Изучение
читательской аудитории газеты «Известия» показало, что
наиболее запоминаются статьи под рубрикой «На темы
морали». Они вызывают к себе активное отношение
читателей через сопоставление излагаемых фактов с
индивидуальной иерархией моральных ценностей. Такой же
эффект дают и «Удивительные истории». Читатель по
ходу повествования вынужден делать усилия для более
углубленного понимания сюжета и выработки согласия
с оценкой неприемлемости или несуразности
описываемой ситуации. Обращаясь к указанным рубрикам чаще,
чем к другим, активно реагируя на публикуемые под
ними материалы, читатель высказывает по ним и
наибольшее число критических замечаний. Согласие с
доводами в доказательстве какого-либо положения, с логикой
изложения, опора на ранее известное — все это
представляет в совокупности напряженную умственную
деятельность. Она способствует запоминанию информации,
даже если реципиент не ставил такой цели.
Умственную активность и как следствие увеличение
продуктивности непроизвольного запоминания вызывает
и своеобразный ориентировочный рефлекс на что-то
новое. Эта закономерность, выявленная в 1951 г. А. Н.
Леонтьевым и Т. В. Розановой2, открывает широкие пер-
1 Н. Генц. Пропагандист и слушатели. Очерки о мастерстве
пропагандиста. М., 1962, стр. 87—90.
2 См. А. Н. Леонтьев и Т. В. Розанова. Зависимость образования
ассоциативных связей от содержания действия (экспериментальное
исследование). — «Советская педагогика», 1951, № 10, стр. 60—77.
143
спективы для наполнения продукции прессы, радио,
телевидения сообщениями, которые содержат собственно
информацию, т. е. безусловно новое, непознанное и
подлежащее познанию из-за ценности, которую это новое
представляет в силу тех или иных причин. Однако
ориентировочный рефлекс на новизну вызывает умственную
активность и повышение продуктивности непроизвольного
запоминания при наличии у реципиента возможности
найти сходство и различие с чем-то знакомым. Первые
такты хорошо знакомой мелодии «Широка страна моя
родная», использовавшейся в виде позывных
Московским радио во внутреннем вещании в годы Великой
Отечественной войны, были быстро запомнены
многомиллионными аудиториями как знак следующего за ними
важного сообщения Совинформбюро. Они неизменно
вызывали ориентировочный рефлекс на новизну,
готовность к восприятию и непроизвольному запоминанию
значительных объемов информации, удовлетворяющей
самые насущные психические нужды населения страны.
Заслуживает внимания и тот факт, что степень
активности оказывается неодинаковой в процессе восприятия
сообщений прессы, радио, телевидения. Наибольшей она
оказывается при чтении печатной продукции, несколько
меньшей — при зрительном восприятии экранной
информации, сопровождаемой звуком, как это происходит с
телезрителем, и самой малой при слушании радио. Именно
по этой причине слушание радио совместимо с другим
трудом, состоящим из ряда несложных и однообразных
операций. Однако продуктивность непроизвольного
запоминания неизменно очень заметно падает в таких
случаях, когда активность направлена на другую
деятельность. Выяснение, что запомнили пассажиры и водитель
легкового автомобиля из передач радио в ходе
длительных поездок, всегда показывает значительно больший
объем запоминания у первых по сравнению со вторым.
Направленность деятельности водителя автомобиля,
фиксирование в оперативной памяти дорожных знаков,
показаний приборов во всех экспериментах неизменно
снижали продуктивность запоминания программ радио.
Максимальный мнемический эффект в
непроизвольном запоминании достигается в тех случаях, когда
умственные действия реципиентов информации
организуются в такую систему, где результат предшествующей опе-
144
рации, например чтение и понимание привычной рубрики4
в газете, включается в последующую — чтение самого
материала под этой рубрикой. Предположение читателя
о содержании статьи пбд знакомой рубрикой включается
в следующее действие — проверку данного
предположения в ходе чтения для реализации цели осуществляемого
действия.
Из анализа закономерностей непроизвольного
запоминания в связи с активностью мышления реципиента и
поглощенностью осуществляемой деятельностью можно
сделать один важный практический вывод. Для того
чтобы непроизвольное запоминание содержания продукции
средств массовой информации и пропаганды было бы
более продуктивным, очевидно, следует создавать условия,
побуждающие реципиентов к значительной умственной
активности. Она неизменно возникает при напряженном
обдумывании причин и следствий острой международной
ситуации или дальнейшего развития хода событий в
сложной политической обстановке, в размышлениях
относительно сюжета телевизионного детектива и т. д.
Наконец, следует учитывать резервы памяти,
возникающие как результат действия ситуационных факторов.
В этом отношении представляет интерес наблюдение
А. Моля, отметившего важность подобного рода
обстоятельств. «Тот факт, — писал он, — что какое-то событие
запоминается или забывается, целиком не определяется
его содержанием» К Очевидно, психическая активность
реципиентов может возникнуть в ответ на испытываемую
нужду в информации в определенных условиях. И любая
информация, удовлетворяющая испытываемые
потребности, становится объектом непроизвольного
запоминания.
Следует принимать во внимание также и
количественные параметры осуществляемой коммуникации. В
буржуазной психологической литературе этот вопрос обычно
связывается с проблемой повторения, которому
приписывается чуть ли не магическая способность вызывать
непроизвольное запоминание. Вероятно, тенденция к
преувеличению роли повторения идет от предложения Эб-
бингауза, высказанного в его труде «О памяти» (1885),
1 А. Моль. Теория информации и эстетическое восприятие,
стр. 157.
Ч£ КХ А. Шерковнн 145
использовать число повторений в качестве меры памяти
вообще 1. Эта механистическая универсалистская
тенденция нашла широкое применение в практике рекламного
воздействия в капиталистических странах, хотя и
неоднократно подвергалась критике в теоретических трудах
зарубежных психологов.
Оставаясь важным моментом в процессе
непроизвольного запоминания, повторение тем не менее не является
его решающим фактором, поскольку именно оно нередко
вызывает обратную реакцию аудитории и становится
барьером на пути дальнейшего коммуникационного
воздействия. Повторение, для того чтобы служить
действенным фактором непроизвольного запоминания, не должно
быть шаблонным воспроизведением ранее переданного в
ту же аудиторию. Это в равной мере касается
повторений в пределах одного акта коммуникации и в более
широких временных и пространственных рамках с
применением различных средств. Массовая коммуникация
должна создавать условия для повторного восприятия
материала, но обязательно с вариациями в форме, в
способе подачи, в степени детализации.
Следует отметить еще одну важную особенность мне-
мических процессов в связи с функционированием
массовой коммуникации. Она заключается в том, что искомый
коммуникационный эффект достигается в основном за
счет долговременной памяти, сохраняющей убеждения,
фиксирующей установки отношения к фактам
действительности, закрепляющей однажды сформированные
оценки и мнения, житейские критерии ценностей,
социальные образы в виде усвоенных стереотипов и т. д.
Ориентация на кратковременную память, объем которой
отражает способность лишь одноразового воспроизведения
информации, не дает искомого коммуникационного
воздействия. Его дать может лишь долговременная память,
в которой отражается способность человеческой психики
к сохранению и накоплению информации о внешнем
мире, к ее многократному воспроизведению в самых
различных жизненных обстоятельствах2.
1 См. П. Фресс, Ж. Пиаже. Экспериментальная психология. М.,
1966, стр. 35.
2 См. Б. П. Невельский. О скорости запоминания. — «Вопросы
психологии», 1967, № 1, стр. 37.
146
Не дает конечного коммуникационного эффекта и
оперативная память, хотя ее роль в процессах умственной
переработки информации очень велика. Субъектом
оперативной памяти, как известно, является лишь то, что
нужно для выполнения конкретной деятельности, а ее
длительность рассчитана только на срок, которым кончается
данная деятельность К
Оперативная память сохраняет для нас смысл,
заложенный автором в начале статьи или передачи, и
позволяет согласиться или не согласиться с доводами и
вытекающими из них выводами. Она фиксирует повороты
сюжета и характеристики действующих лиц многосерийного
телевизионного фильма, демонстрируемого в течение
недели. Наличие более или менее тренированной
оперативной памяти значительного объема сейчас является
обязательным условием успешного участия реципиента в
массовой коммуникации. Достаточно вспомнить, с какими
затруднениями в понимании и запоминании сталкивались
начинающие читатели газет в период ликвидации
неграмотности в нашей стране. В их распоряжении еще не было
достаточного количества оперативных единиц памяти»
которые строятся из сложных структурных элементов, и
им были недоступны объединение отдельных частей
текста и замена их каким-либо обобщающим знаком2.
Таким образом, оперативная память — обязательное
условие и кратковременной и долговременной памяти,
необходимый инструмент массовых информационных процессов.
Хотя информация сохраняется оперативной памятью
только до конца коммуникационного акта и
кратковременной— в течение некоторого периода после него, она
бесследно не исчезает. Несмотря на непрочность следов»
остающихся от восприятия имен, черт характера
персонажей, цифр, конкретных фактов, приводимых в качестве
доводов, логика доказательства в убеждении или престиж
источника во внушении оставляют в сознании
реципиента, в его долговременной памяти впечатление.
Последнее имеет обычно эмоциональную окраску, может
сохраняться очень долго, оказывая свое влияние на оценки»
мнения и решения, которые так или иначе связаны с пред-
1 См. А. А. Смирнов. Проблемы психологии памяти, стр. 61—62.
2 См. Г. В. Репкина. Исследование оперативных единиц
памяти.— «Проблемы психологии памяти». Харьков, 1969, стр. 56.
*
147
метом сообщения. Но возникает впечатление лишь при
условии значимости информации для реципиента.
Ассоциации не могут возникать, закрепляться и
актуализироваться, если они не подкрепляются личной значимостью
для человека. Создание у реципиента впечатления через
восприятие субъективно значимой информации
становится, таким образом, важной функциональной задачей
коммуникатора, и на ее выполнение он должен направлять
часть своих творческих усилий. Невнимание к ней мстит
коммуникатору неэффективностью деятельности, ибо
приводимые доводы в виде очевидных фактов, данных
статистики, результатов исследований, апелляций к морально-
этическим ценностям не вызывают активности сознания.
Впечатление не возникает, так как отсутствует
умственное действие, составляющее основу формирования мысли
и образа К Поэтому сообщения, предназначенные для
передачи через каналы массовой коммуникации, всегда
должны иметь в своем содержании и в своей форме
впечатляющие аудиторию моменты.
Вместе с тем искомый коммуникационный эффект в
виде долговременного запечатления становится
возможным и более вероятным, когда количество информации,
направляемой в аудиторию, соизмеримо с числом
оперативных единиц памяти, которыми располагают
реципиенты в силу своего прошлого опыта. Иными словами,
коммуникатор должен постоянно помнить о мнемических
возможностях своей аудитории, должен знать хотя бы в
самых общих чертах содержание предыдущих и
современных коммуникационных воздействий различных
источников. Учет этих воздействий, включение оставленных
ими следов в структуру нового материала служат
дополнительным фактором повышения продуктивности
долговременной памяти. Психологическая наука имеет
серьезные доказательства в поддержку данного суждения.
Значительная часть впечатлений, возникающих в
результате восприятия и понимания информации, — так
называемые латентно запечатлеваемые следы пережитого
опыта. Согласно концепции Ю. В. Идашкина2, фиксируе-
1 См. П. Я. Гальперин. Умственное действие как основа
формирования мысли и образа. — сВопросы психологии», 1957, № 6,
стр. 58—60.
2 См. Ю. В. Идашкин. К вопросу о непроизвольном
запоминании. — сВопросы психологии», 1959, № 2.
148
мый памятью материал может быть разделен по
дихотомическому признаку немедленной воспроизводимости его
реципиентом информации. Воспроизводимый, или
«актуальный», слой запечатления дополняется в процессе
мнемической деятельности обширным латентным слоем
запечатления в памяти, который не поддается
произвольному воспроизведению и репродуцируется лишь при
возникновении особых, благоприятных для этого условий.
Есть достаточно оснований предполагать, что
регулярное функционирование средств массовой информации и
пропаганды, ориентированных в своей деятельности на
удовлетворение психических нужд, испытываемых их
аудиториями, создает мощные «залежи» латентных
пластов непроизвольно запоминаемой информации. Эти
основания возникают из наблюдений за поведением людей в
непривычных для них обстоятельствах — в условиях
стихийных бедствий, в реагировании на призывы отдать
кровь или кожу для спасения жизни человека.
Столкновение с подобными обстоятельствами вызывает, как
правило, мгновенную мобилизацию резервов памяти,
«реанимацию» того, что долгие годы могло лежать без
движения в латентном слое. Память сравнительно легко
актуализирует непроизвольно запечатленные
представления и понятия, составляющие в совокупности вполне
определенную модель целесообразного поведения.
Чаще всего в таком латентном слое долговременной
памяти откладывается то, что так или иначе
сопровождалось интенсивным первоначальным переживанием или
было связано через ассоциации с определенным
настроением, эмоцией или конкретным волевым актом. Об этом,
в частности, пишет в своей книге болгарский психолог
М. Арнаудов, который приводит многочисленные
свидетельства фактов долговременной памяти и выявляет их
связь с сосредоточенным вниманием в момент
восприятия и с эмоциональным волнением *. «Если человек, —
пишет он, — остановил свое внимание на чем-то, связанном
с другими вещами по принципу досягаемости, времени,
контраста и т. д., и если эти вещи не безразличны, а
порождают приятные или неприятные чувства, имеют
определенный эмоциональный тон и как-то особенно затраги-
1 См. М. Арнаудов. Психология литературного творчества. М.,
1970, стр. 119.
6 Ю. А. Шерковин
149
вают наше я, мы не можем вспомнить эту вещь без того,
чтобы не всплыли в сознании, хотя и помимо нашего
желания, сопутствующие ей воспоминания» К
Оживление латентно запечатленных следов
долговременной памяти может, быть причиной ряда следствии в
массовой коммуникации, и в том числе уже упомянутого
ранее «эффекта бумеранга», рассматриваемого как
получение психологического результата, полностью или
частично противоречащего искомым целям.
Информационный итог этого эффекта заключается в том, что аудитория
отвергает предложенную точку зрения, активно не
соглашается с мнением или оценкой, которые отстаивает
коммуникатор. Очень часто «эффект бумеранга» возникает,
когда аудитория обнаруживает противоречие между
«почти забытыми» точками зрения, подходами к разрешению
проблемы, оценками фактов действительности и вновь
предлагаемыми. Ассоциация контраста оживляет в
памяти людей, казалось бы, совершенно невероятные
подробности услышанного или прочтенного несколько лет назад.
Очевидно, основные факторы «эффекта бумеранга»,
описываемые в специальной литературе, в пропагандистском
воздействии не исчерпывают собой проблемы и должны
быть дополнены явлением реанимации латентно
запечатленных следов долговременной памяти под влиянием
противоречащей информации.
Знание механизмов долговременной памяти
применительно к массовым коммуникационным процессам может
быть полезным в оперативной деятельности журналистов
прессы, радио и телевидения. Оно помогает им избежать
значительных издержек времени, труда, энергии и средств
за счет соизмерения своих реальных действий с целями
коммуникационной деятельности.
К числу особенностей мнемических процессов,
происходящих в массовой коммуникационной деятельности,
следует отнести необычно большой (по сравнению с
другими видами деятельности) удельный вес эмоциональной
памяти в общем балансе видов памяти, фиксирующих
воспринятую информацию. Будучи тесно связанной с
образной и словесно-логической памятью, эмоциональная
неизменно оказывается самой прочной. Аффективный
1 См. М. Арнаудов. Психология литературного творчества,
стр. 121.
150
опыт, «богатый, но смутный», образующийся
совокупностью пережитых чувств, «повседневно и повсечасно...
руководит нашим поведением»1. Эмоционально
индифферентные события занимают в памяти, по П. П. Блонско-
му, несоизмеримо меньшее место по сравнению с
эмоционально пережитыми. Это соотношение усугубляется,
когда речь идет об информации, затрагивающей
человеческие эмоции или оставляющей их в покое.
Непроизвольная память, которая играет главную
роль в запечатлении содержания продукции средств
массовой информации и пропаганды, как известно, более
тесно связана с интимной, эмоциональной и смысловой
сферой человеческой жизни2. И прочнее всего она
фиксирует содержание событий, вызывающих какие-либо
аффекты. Справедливость этого вывода легко
доказывается наблюдениями над фактами запоминания
продукции средств массовой информации и пропаганды в годы
Великой Отечественной войны. Например,
публицистические выступления И. Эренбурга, особенно впечатляющие
кадры из антифашистских фильмов типа «Секретарь
райкома», «Радуга», репортажные снимки, подобные
фотографии «Таня», и другие создавали эмоциональный
накал такой силы, что представления о пережитых
чувствах не стираются из памяти людей старшего
поколения до сих пор. Эти наблюдения убедительно
подтверждают положение, разделяемое как теоретиками
вопросов памяти3, так и психологами-эмпириками4
относительно большого значения, которое имеют для процессов
памяти сопровождающие их эмоции.
Деятельность массовой коммуникации и ее
психологические результаты могут служить еще одним
доказательством неправомерности долгое время обсуждавшегося
вопроса, что запоминается лучше — приятное или
неприятное. «Как неприятные, так и приятные события могут
во многих случаях потерять для человека свое
актуальное значение и быть забытыми через самые различные
1 П. П. Блонский. Избранные психологические произведения,
стр. 328.
2 См. П. И. Зинченко. Исследования психологии памяти. —
«Проблемы психологии памяти», стр. 5.
3 См. М. С. Роговин. Философские проблемы теории памяти. М.,
1966, стр. 137.
4 См. К. С. Станиславский. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 2. М.,
1954, стр. 223—225.
*
151
сроки. Это может произойти в зависимости не только от
того, какое значение они имели в свое время для
человечка, но и в связи с новыми обстоятельствами его жизни
и деятельности, которые могут изменить первоначальный
смысл и значение этих событий для личности» \ Но
справедливо будет и обратное положение: и приятные и
неприятные события могут быть зафиксированы
долговременной памятью в тех случаях, когда интенсивное
эмоциональное переживание сообщений о них оставляет
след, который подкрепляется аналогичной информацией
в дальнейшем, несмотря на новые обстоятельства жизни
людей. Первоначальный смысл и значение этих событий
для личности остаются прежними. Поведение людей,
переживших ташкентское землетрясение, в немалой степени
определялось моделями, усвоенными из материалов
прессы о самоотверженности жителей Ашхабада в подобных
же обстоятельствах, о стойкости тех, кто попал в тяжелое
положение из-за волн цунами на Курильских островах
или наводнений в ряде областей нашей страны.
Неприятное (стихийное бедствие) и приятное (самоотверженный
героизм) оказываются одинаково хорошо
запечатленными, так как информация вызвала достаточно интенсивное
эмоциональное переживание. Возможности, которые дает
средствам массовой информации и пропаганды
действительность для эмоционализации бытия людей и для
компенсации нарастающей эмоциональной недостаточности,
составляют пока мало используемый резерв для
повышения эффективности коммуникационной деятельности.
Таким образом, сообщение, не затрагивающее чувств
людей в ходе его восприятия и понимания, забывается
значительно быстрее, чем эмоционально переживаемое.
Не имея опоры в виде следов эмоциональной памяти,
информация быстро стирается, уступая место недавним
впечатлениям, особенно тем, которые хоть в малой
степени вызывают аффекты. Очевидно, вывод П. П. Блон-
ского о том, что «аффективная память», или «память
чувств», является основным видом памяти, остается в
значительной степени справедливым для сферы массовой
коммуникации.
Следует упомянуть также о связи между
эмоциональной памятью и процессом узнавания. Роль этого процес-
1 П. И. Зинченко. Непроизвольное запоминание, стр. 27.
152
са исключительно важна. Он порождает чувство знакомо-
сти, которое служит важной предпосылкой для
выработки согласия между коммуникатором и его аудиторией.
«При узнавании, — пишет Е. В. Шорохова,— происходит
идентификация новых воздействий со следами от
раздражителей, воспринимавшихся ранее» 1. Применительно к
массовой коммуникации отмеченная закономерность
выражает готовность реципиентов к восприятию,
пониманию, запоминанию и принятию новой информации, новых
выводов, которые доказываются с помощью знакомых
фактов или преподносятся известным диктором,
комментатором, публицистом. Эта готовность создается
эмоционально, через удовольствие, которое вызывается
опознанием или припоминанием объекта психической
деятельности. И связано возникающее чувство «с самим фактом
опознания или припоминания, а не с содержанием его,
так как удовольствие возникает даже при отчетливо
отрицательном содержании вспоминаемой информации»2.
Эмоциональное переживание такого рода оказывает
заметную помощь мнемическим процессам.
Но узнавание может вызвать и откровенное
раздражение в случаях назойливого навязывания одной и той
же информации в одной и той же форме. Повторение —
признанное средство повышения эффективности
пропаганды, рекламы и просвещения, поскольку следы,
оставляемые в памяти единичным восприятием мысли,
обычно оказываются недостаточными. Повторение в
изложении новостей по радио позволяет создать
ассоциации по смежности и выявить внутреннюю логическую
связь между заголовком полным и повторяемым в
кратком варианте. Происходит более глубокое осмысление
информации и как следствие — ее запоминание. Однако
повторение в массовой коммуникации полезно лишь до
определенного предела, после которого начинается
негативная активность реципиентов, направленная на
избежание контактов с известной уже информацией.
Подоплекой этой активности служит эмоциональное переживание
процесса многократного узнавания в ходе повторения
материала. Английский исследователь вопросов памяти
Ф. Бартлетт, опубликовавший еще в 1932 г. книгу «Запо-
1 Е. В. Шорохова. Проблема сознания в философии и
естествознании. М., 1961, стр. 325.
2 А. Н. Лук. О чувстве юмора и остроумии. М., 1968, стр. 33.
153
минание», несколько позже в другой работе1 специально
рассматривал проблему повторения применительно к
массовым коммуникационным процессам вообще и
политической пропаганде в частности в связи с эмоциональным
переживанием повторно воспринимаемых сообщений.
Необходимо отметить еще одну сторону
эмоционального переживания информации. Информационное
воздействие слишком большой эмоциональной силы может
серьезно затормозить процесс запоминания. Эта
закономерность неоднократно подтверждалась и
лабораторными экспериментами, в ходе которых аудиториям
предлагалась информация, содержащая изложение одних и тех
же тем, но с различной степенью эмоциональности, и
наблюдениями за повседневной практикой буржуазной
прессы, радио и телевидения, которые чрезмерно эмо-
ционализируют публикуемые материалы. Описания
преступлений, смакование изощренной жестокости и
сексуальных скандалов дают лишь кратковременный
наркотизирующий эффект, быстро стираясь в памяти и уступая
место новым воздействиям подобного рода.
Сознательное использование связи, существующей
между запоминанием и эмоциональным переживанием
информации, должно дозироваться разумно. В
противном случае чувства радости, гнева, страха, ненависти,
недоумения, юмора, сопровождающие восприятие и
понимание материала, перестают способствовать его
запоминанию. Они превращаются в фон, на котором разовые
эмоциональные переживания уже не контрастируют и не
служат опорой в мнемических процессах.
Научное познание процессов памяти применительно
к деятельности средств массовой информации и
пропаганды составляет важную исследовательскую задачу.
Ее успешное разрешение и выработка рекомендаций для
практического использования в коммуникационной
деятельности составляют резерв повышения эффективности
информационного воздействия прессы, радио и
телевидения. Вместе с тем ее решение требует внимания к ряду
проблем, мало разработанных в психологической науке.
В первую очередь к их числу следует отнести проблему
образной памяти, все еще ждущую своих исследователей,
хотя честь ее постановки принадлежит еще философам
1 F. С. Bartlett. Political Propaganda. Cambridge, 1940, p. 67—70.
154
античности. Для сферы массовой коммуникации она
актуальна потому, что свойства представлений, в которых
воспроизводятся образы, — бледность, неустойчивость,
фрагментарность — выступают особенно сильно, когда
объект отражения действительности сам является
отражением того, что подметил и выразил карикатурист,
увидел объектив репортерского фотоаппарата или передал
на экраны глазок телевизионной камеры. Общая
тенденция расхождения хранимого в памяти образа с
оригиналом за счет стирания специфически особенного и
гиперболизации черт, общих с другими объектами, также
усугубляется благодаря нарастающему обилию образов,
предлагаемых для восприятия аудиториям современной
иллюстрированной прессой и более всего телевидением.
Требует к себе внимания и проблема
словесно-логической памяти. Смысловая группировка текста,
осуществляемая субъектом в целях заучивания, реципиентом
массовой коммуникации не делается. Такой группировкой
обычно занимаются коммуникаторы в процессе
приспособления информации к нуждам аудитории, создавая
своеобразные опорные пункты в виде подзаголовков,
«словечек», броских словосочетаний и неожиданных
сюжетных ходов, какими отличается проза признанных
мастеров газетной или телевизионной публицистики.
Цели смысловой группировки для облегчения
запоминания должна, видимо, служить и пространственная
схема расположения материала на полосе, а также его
графическое оформление. С проблемой словесно-логической
памяти связана и зависимость между скоростью
запоминания и скоростью восприятия. Согласно данным
экспериментальной проверки этого параметра, проведенной
Невельским, скорость кратковременного запоминания
приблизительно равна половине скорости чтения 1. В
процессе долговременного запоминания указанная скорость
еще ниже. И если читатель газеты может сам
адаптировать скорость запоминания применительно к своим
мыслительным возможностям, то у радиослушателя и
телезрителя такой возможности нет. Регулирование скорости
потока сообщений находится в руках коммуникаторов.
1 См. П. Б. Невельский. Сравнительное исследование объема,
кратковременной и долговременной памяти. — «Тезисы сообщений
XVIII Международного психологического конгресса», т. 2. Проблемы
общей психологии. М., 1966, стр. 233—234.
155
Анализ показывает, что продуктивность запоминания
неизменно повышается, когда получение информации
становится целью осуществляемых действий, и, наоборот,
снижается, когда получение информации превращается
в способ действий, как это происходит, например, при
ежевечернем включении телевизора ради того, чтобы
«убить» время. Интерес реципиента в данном случае не
ориентирован относительно информации, которая должна
удовлетворить испытываемые им психические нужды.
Своевременная ориентация интереса на получение
определенной информации через организацию
взаимодействия радио и телевидения, телевидения и прессы может
оказаться весьма полезной !.
Далее анализ показывает, что мнемические процессы,
сопровождающие умственную переработку информации,
оптимизируются при условии соответствия нового
материала тому, что уже заложено в кладовых памяти. Как
писал Ж. Ф. Ле Ни, «слова действенны только тогда,
когда они находятся в согласии с действительностью, с
которой люди встречаются в своем опыте»2. Если такого
соответствия нет, продуктивность запоминания и
сохранения заметно уменьшается, поскольку воспринимаемая
информация не становится объектом психической
активности в ходе ее умственной переработки. Такая
информация «отторгается» сознанием даже без попытки ее
усвоения.„
Значительным резервом повышения эффективности
массовых коммуникационных процессов может быть
организация материала на газетной полосе, в радио- или
телепрограмме с учетом тех изменений, которые
происходят при переходе от запоминания материала к его
воспроизведению. Сформулированные Б. Г. Ананьевым
исследовательские задачи в области чувственного познания 3 в
полной мере относятся и к массовой коммуникации. В
информационном материале, достигающем аудитории,
всегда должны быть элементы, которые могут выступить
1 См. В. С. Хелемендик. Проблемы взаимодействия массовых
средств пропаганды (Газета, радио, телевидение).— «Вопросы
теории и практики массовых средств пропаганды», вып. 2, стр. 174—211.
2 Ж. Ф. Ле Ни. К вопросу о материалистической социальной
психологии. — «Вопросы психологии», 1963, № 1, стр. 150.
3 См. Б. Г. Ананьев. Психология чувственного познания. М.,
1960, стр. 299.
156
в качестве опорных для воспроизведения
генерализованной схемы переданного сюжета, суждения или оценки.
В этот материал необходимо закладывать образы,
представления, которые неизменно вызывают эмоциональное
их переживание и дают остаточные аффекты.
Впечатления о пережитом, как и часть воспринятого образа, со
временем гипертрофируются и выступают в качестве
символа всей словесной, звуковой или наглядной картины.
Значительный объем сведений, получаемых
реципиентом от систем массовой коммуникации, но ненужных
ему для его актуальной деятельности и текущего
поведения, психика погружает в глубокие кладовые памяти,
находящиеся ниже порога сознания. Оживление в памяти
однажды воспринятого происходит в ситуациях
осознания необходимости в этих сведениях либо для
удовлетворения испытываемых психических нужд, либо для
практических действий. Предвидение подобного рода
ситуаций— важный момент при отборе информации для
передачи в массовые аудитории. Облегчение задачи по
оживлению хранящегося в памяти реципиента материала
может быть достигнуто тогда, когда воспроизведение его
повторяет ход первичного восприятия. Как писал об этом
С. Л. Рубинштейн, «когда человек что-то припоминает,
он не производит внутренние психические образы, а
решает познавательную задачу по
восстановлению хода предшествующих событий»1.
Согласно одному из подходов, получивших признание
в психологии, память рассматривается как своеобразный
накопитель информации, работающий в различных
режимах в зависимости от двух основных переменных —
актуального состояния психики и объема прошлого опыта.
Учет этих двух переменных в коммуникационных
процессах, дополненных знанием механизмов непроизвольной
долговременной памяти и механизмов узнавания, а также
особенностей эмоциональной, образной и
словесно-логической памяти, является фактором значительного
повышения эффективности средств массовой информации и
пропаганды. Помочь практике включить этот фактор в
число активно действующих — почетная задача
психологической науки.
1 С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. О месте психического во
всеобщей взаимосвязи явлений материального мира. М., 1957, стр. 257,
ГЛАВА 6
УБЕЖДЕНИЕ И ВНУШЕНИЕ В МАССОВЫХ
ИНФОРМАЦИОННЫХ ПРОЦЕССАХ
Расширение масштабов массовых информационных
процессов в современном мире поставило перед людьми
практическую проблему включения или невключения
содержания воспринимаемых сообщений в свое сознание в
результате испытываемого воздействия. Ее возникновение
объясняется резким увеличением объемов продуцируемой
информации, ростом числа передаваемых сообщений и
общим подъемом уровня психического развития
массовых аудиторий. Следствием указанной группы причин
является относительно большая критичность к
содержанию и форме сообщений, чем это было в прошлом, и
необходимость более логизированного представления
выводов, подкрепленных доводами в виде достоверных
фактов. Иными словами, чтобы побудить аудитории в
современных условиях к принятию некоторой информации, к
разделению каких-то суждений, мнений или оценок,
необходимо преимущественно убеждающее воздействие.
Не случайно на важность процессов убеждения в
массовой пропагандистской и агитационной работе
обращал внимание В. И. Ленин, когда перед
Коммунистической партией встала задача организации масс на
осуществление коренных социальных преобразований.
«.. .Чем глубже преобразование, которое мы хотим
произвести,— говорил он, — тем больше надо поднять
интерес к нему и сознательное отношение, убедить в этой
необходимости новые и новые миллионы и десятки
миллионов» *. Решение подобной задачи возможно с
помощью постоянного убеждающего информационного
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 140.
158
воздействия, с тем чтобы вызвать в массах
целесообразную, адекватную действительности психическую и
актуальную деятельность и затормозить социально вредные
и просто нежелательные поступки.
Решению этих задач сейчас служат достижения
научно-технического прогресса, с одной стороны, и усилия
социальной психологии — с другой. Выполняя
социальный заказ правящего класса, буржуазная психология
сосредоточила значительные силы на разработке проблем
массовой коммуникации. Именно этим обстоятельством
можно объяснить возникновение в капиталистических
странах обширной социально-психологической
литературы, посвященной убеждающей коммуникации.
Интенсивная и достаточно бессистемная разработка
проблемы убеждения в буржуазной социальной*
психологии одновременно привела и к тому, что она оказалась
искусственно осложненной рядом противоречивых и
взаимоисключающих концепций. В некоторых из них,
например, совершенно неправомерно разделяются «сферы
влияния» убеждения и внушения между просвещением и
пропагандой или столь же безосновательно
противопоставляются разнопорядковые категории «пропаганда» и
«убеждение» на основе численности аудитории. Так, по
мнению американского исследователя Л. Дууба, если
аудиторию составляет один человек или крайне малая
группа индивидов, то лишь в этом случае можно
говорить об убеждении в коммуникационном акте !. В ходе
убеждения, согласно его же концепции, коммуникатор
сосредоточивает свои усилия на индивиде как реципиенте
информации, и в силу этого обстоятельства убеждающее
воздействие на массу якобы невозможно. Для
осуществления массового воздействия остается, таким
образом, лишь внушение. Абсурдность этого положения
очевидна и легко опровергается фактами действительности.
Согласно другой концепции, массовое убеждение
возможно, но лишь как результат преднамеренной
гиперболизации существующих субъективных представлений
аудитории о причинно-следственных связях описываемой
или изображаемой ситуации2. Близки к этим выводам и
1 L. W. Doob. Public Opinion and Propaganda. Hamden, 1966,
,p, 253—255.
2 D. Cartwright. Some Principles of Mass Persuasion. — «Human
Relations», 1949, vol. 2, N 3, p. 256—257/
159
построения английского логика Г. Б. Кина, совершенно
серьезно считающего убеждение и убеждающее
доказательство непременным атрибутом преднамеренного
обмана, запутывания терминов, введения в заблуждение.
На этом основании любые выводы он подразделяет на
убеждающие и информационные, оставляя лишь за
последними право служить объектом логического анализа
и познания истины через коммуникационный процесс !.
Заслуживает особого упоминания позиция К. Левина,
в работах которого подчеркивается значимость мощных
барьеров на пути убеждающей коммуникации в виде
психического противодействия, оказываемого
существованием групповых норм. Пытаясь определить причины
принятия или непринятия сознанием индивида убеждающего
воздействия, исследователь, по мнению Левина, должен
выяснить, насколько это воздействие уводит индивида от
норм его референтной группы и ее ценностей2.
Убеждение, следовательно, может рассматриваться как поток
информации, снижающий степень психического
сопротивления аудитории, подвергаемой коммуникационному
воздействию. Эта прагматическая точка зрения находит
широкое применение в практической деятельности
современной буржуазной прессы, радио и телевидения.
Наконец, существуют также теоретические выводы
о том, что убеждение в конечном итоге сводится лишь
к технологии представления аргументов вне зависимости
от их доброкачественности. Эта манипуляторская точка
зрения исходит из предположения о всемогуществе
убеждения, якобы позволяющего при искусном его
применении убедить кого угодно и в чем угодно. Очевидно, что
такая тенденция к абсолютизации убеждения как способа
доведения информации до сознания аудиторий столь же
малоплодотворна, как и обратная ей тенденция
отрицания возможности убедить людей в справедливости
истинных суждений и умозаключений из-за якобы
непреодолимых барьеров понимания.
Советской материалистической психологии одинаково
чужды как манипуляторские тенденции буржуазных
психологов-прагматиков, так и стремления к якобы
логизированному отделению убеждения от других способов
1 G. Keene. Language and Reasoning. London, 1963, p. 73—77.
2 К. Lewin. Group Decision and Social Change. — cReadings in
Social Psychology». New York, 1958, p. 202—210.
160
представления информации на основании численности
аудитории или цели осуществляемого воздействия.
Несмотря на то что убеждение является основным и
наиболее широко применяемым способом побуждения
людей к принятию предлагаемой им информации, было бы
ошибочно утверждать его универсальные возможности в
этом отношении. Осуществление убеждения на практике
связано с рядом ограничительных условий, среди
которых важнейшая роль принадлежит факторам
социального, и прежде всего классового, характера. Кроме того,
убеждение всегда требует психической активности со
стороны не только коммуникатора, но и аудитории.
Убедить людей в чем-либо можно лишь в том случае,
если они стремятся понять и осознать адресуемую им
информацию, взвесить соответствие аргументов выводам,
а выводов — опыту и при достаточном или очевидном
соответствии согласиться. Иначе коммуникатору
предстоит разделить удивление А. И. Герцена, который в
своей журналистской деятельности неоднократно видел,
«как мало можно взять логикой, когда человек не хочет
убедиться»1. Убеждение, кроме того, оказывается
возможным при наличии у реципиентов информации
известной способности к сопоставлению различных, иногда
взаимоисключающих точек зрения, их критического
анализа, иными словами, умения объективно подойти к
оценке того или иного явления, события, факта2.
Еще одно ограничительное условие убеждения
заключается в том, что убеждение осуществимо при сходном
понимании аргументов и выводов как коммуникатором,
так и аудиторией. Таким образом, убеждать люде^ в чем-
либо можно, лишь учитывая возможности данного
способа доведения информации до аудиторий и конкретные
условия коммуникационной обстановки. Без этого
убеждающее воздействие превращается в малополезное
морализирование, в котором вроде все правильно, а
искомого результата оно тем не менее не дает. А если и дает
результат, то очень далекий от искомого.
Убеждение — это не просто информационное
воздействие. Оно всегда формирует вполне определенные уста-
1 А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 10. М., 1956, стр. 102.
2 См. В. Лисовский. Воспитание убежденности. — «Наука
убеждать». Книга в помощь комсомольскому пропагандисту, вып. 2. М.,
1969, стр. 327.
161
новки и через них мнения, взгляды, отношения либо
закрепляет или изменяет ранее усвоенные установки. И
происходит это на основе главным образом рационального
постижения реальных причинно-следственных связей
между фактами действительности, их соотношения с
разделяемыми ценностями и связанными с ними нормами-
рамками и нормами-целями и чувственного переживания
полученных результатов. Через действие этого
механизма, т. е. «путем убеждения, — отмечает А. Г. Ковалев,—
можно достигнуть перестройки сознания, мотивов
деятельности, сформировать желание, изменить образ
жизни. ..»х. В справедливости этого вывода убеждает
практика педагогической деятельности и функционирования
средств массовой информации и пропаганды.
Доказательная, убеждающая коммуникация на
основе доброкачественности своих аргументов помогает
принимать правильные решения и ориентироваться в
сложной политической обстановке. В этом отношении
весьма характерно письмо английского студента Д. Но-
улза из Девона, адресованное Московскому радио.
«Я принял, — пишет он, — самое важное в моей жизни
решение — вступил в члены Коммунистической партии
Великобритании. Мне хочется отметить, что в этом
решении большую роль сыграла хорошая работа Московского
радио. Именно ваши передачи помогли мне сделать
необходимые выводы, несмотря на антикоммунистическую и
антисоветскую пропаганду, которая усиленно здесь
ведется...»2 В этом письме содержится высокая оценка
действенности убеждающей коммуникации,
осуществляемой советскими органами информации.
Удельный вес каждой из упомянутых выше
психологических функций убеждающей коммуникации не
одинаков. При определении его рядом лабораторных и полевых
исследований было установлено, что убеждением
главным образом достигается усиление ранее созданных
установок. На основе механизма селективной перцепции
аудитория преимущественно выбирает для восприятия ту
информацию, которая соответствует имеющимся
социальным установкам. Эта закономерность была четко
прослежена на практике нашего радиовещания в области
1 А. Г. Ковалев. Психология личности. М., 1970, стр. 298.
2 Цит. по: «Современность. Человек. Радио, вып. 2. М., 1970,
стр. 68.
162
антирелигиозной пропаганды. «В течение ряда лет, —
пишет в этой связи В. Ружников, — приходило много
писем, которые свидетельствовали о том, что
антирелигиозные передачи вызывают интерес, собирают немалое
число слушателей. Вместе с тем анализ поступавшей
почты показал, что эти передачи в большинстве
слушали люди, которые сами ведут антирелигиозную
пропаганду. В то же время верующие, то есть люди, на
которых были рассчитаны эти передачи, их почти не
слушали. Такая ситуация, когда передача собирает немалое
число слушателей, но не тех, кому она адресована,
довольно типична» 1.
В несколько меньшей степени убеждающая
коммуникация служит средством так называемых малых
изменений (например, в интенсивности мнения), и совсем редко
с ее помощью достигается конверсия, т. е. кардинальное
изменение ранее сложившихся установок. Формирование
новых установок, рассматриваемое как важнейшая
функция убеждения, по своему удельному весу занимает
промежуточное место где-то между усилением и «малыми
изменениями». В контрольных аудиториях эта
закономерность подтверждалась статистически: числом случаев
формирования установок, их усиления, «малых
изменений» и конверсии.
Осуществление этих функций убеждающей
коммуникации становится возможным, когда аудитория обладает
психологическим качеством, которое обозначается
термином «убеждаемость». Убеждаемость следует
рассматривать как готовность людей принять (или отвергнуть)
информационное воздействие вне зависимости от их
установок относительно коммуникатора или его целей, от
конкретных характеристик канала информации и
ситуации, в которой находится реципиент.
Такая готовность возникает в силу способности людей
к рационалистическому, логизированному мышлению и
бывает обычно свойственна людям, имеющим
определенный уровень развития психики. Однако она никогда не
1 «Современность. Человек. Радио», вып. 2, стр. 105.
Выражая согласие с высказанной В. Ружниковым мыслью
относительно типичности описанной ситуации, добавим, что она типична
для убеждающей коммуникации, предназначенной для изменения
имеющихся у аудитории социальных установок. Прочие виды
убеждающей коммуникации обычно находят своего адресата.
163
возникает и не проявляется в чистом виде, а всегда
оказывается ослабленной ранее созданными (в результате
социального опыта) установками относительно
содержания информации, коммуникатора, канала массовой
коммуникации. Кроме того, эта готовность подвергается
изменениям в ходе коммуникационного акта. Так, при
полном отсутствии каких-либо предубеждений
относительно коммуникатора в сознании аудитории,
воспринимающей малоубедительную информацию, может
появиться сомнение в его компетентности или честности, не
понравиться его внешний вид или произносительная манера.
Поэтому говорить об убеждаемости, свободной от каких-
либо посторонних влияний, можно лишь в целях
теоретического анализа.
В политической борьбе, затрагивающей коренные
классовые интересы, могут возникать ситуации, когда
убеждаемость в виде готовности реципиентов к
логизированному сопоставлению аргументов и выводов с опытом
отсутствует абсолютно. В свое время В. И. Ленин, давая
отповедь мелкобуржуазным социалистам-мечтателям
относительно их надежд на переубеждение свергнутых
эксплуататорских классов, писал, что «они думали, может
быть, думают, мечтают о том, что социализм удастся
ввести путем убеждения... Нет, так счастливо земля не
устроена; эксплуататоры, звери-помещики,
капиталистический класс убеждению не поддаются» '.
Принято различать общую убеждаемость как
готовность к восприятию логически обоснованных суждений и
умозаключений и специфическую, рассматриваемую как
предрасположенность аудиторий к усвоению
информации, ориентированной относительно аргументов
конкретного типа, апеллирующей к определенным интересам и
чувствам, стилистически особым образом оформленной
и т. д. Явление специфической убеждаемости
ограничивает общую убеждаемость и требует более четкой
дифференциации содержания информации, направляемой в
аудитории, более точного дозирования ее избыточности.
Убедить кого-либо в чем-то — значит добиться с
помощью логического обоснования предлагаемого суждения
согласия индивида или группы с определенной точкой
зрения и такого изменения по сравнению с прежним со-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, стр. 442.
164
знания тех, кто убежден, чтобы они были готовы
защищать эту точку зрения и действовать в соответствии
с ней 1. Этот момент, будучи функцией самостоятельного
и зрелого мышления, является важной предпосылкой для
рационального отношения к фактам действительности,
для обоснованного представления о реальном значении
этих фактов, их связи с другими фактами, уверенности
в истинности своего знания, создающего
гносеологическую основу определенной мировоззренческой позиции.
Пропагандистская деятельность В. И. Ленина —
выступал ли он в качестве публициста, редактора или
оратора— всегда была образцом умения убеждать других,
т. е. воздействовать на аудиторию, по словам К. Цеткин,
прежде всего «силой своей ясной мысли, неумолимой
логикой аргументации и последовательно выдержанной
линией» 2.
Через убеждение человек приходит к убежденности,
которая рассматривается как непоколебимая уверенность
в истинности определенных идей и представлений, в
реальности усвоенных понятий, образов и их связей с
действительностью. Убежденность позволяет вырабатывать
четкие, однозначные решения и проявлять волю в их
осуществлении без колебаний и сомнений. Она дает
возможность занимать твердую позицию относительно оценок,
высказываемых другими по поводу определенных фактов
жизни и связанных с ними обобщений. Многократность
столкновения сознания с фактами действительности,
которые выявляют себя с различных сторон, многократность
оценок и решений, а тем более действий в ситуациях, где
возможен выбор вариантов деятельности и поведения,
придают убежденности глубину. Последняя создает
предпосылки для постоянства выбора вариантов,
ориентированных относительно определенных ценностей идеологии.
Убежденность и ее глубина приходят к человеку как
следствие подтверждения опытом, практикой жизни
достоверности усвоенных идей и представлений. И
важнейшей задачей массовой коммуникации, осуществляемой
в интересах своих аудиторий, является обеспечение
аудитории достоверной информацией, дающей ей косвенный
1 См. «Методика партийной пропаганды», стр. 48.
2 См. «Ленин — мастер революционной пропаганды». М., 1958,
стр. 230.
165
опыт, в котором содержится подтверждение правильности
имеющихся в сознании убеждений. С опытом приходит
преданность идее, основанная на всестороннем анализе
самых различных доказательств, на разумном
опровержении противоречащих ей положений.
Убежденность и ее глубина не обеспечивают собой
истинности убеждений. Они могут быть ложными,
искаженно отражающими действительность. И. С. Тургенев
в одном из своих романов юмористически описал
парадокс убежденности в том, что убеждений... не
существует. Он вывел героя, который скептически утверждал,
что убеждения, как и убежденность, невозможны.
Известны многочисленные случаи «искреннего заблуждения»,
когда люди уверенно принимают решения, исходя из
ложной убежденности в собственной правоте. На основе
такой убежденности отдали свои голоса консерваторам
миллионы английских избирателей в 1925 г., поскольку
они верили в подлинность белогвардейской фальшивки,
названной «Письмо Коминтерна» и получившей
распространение благодаря усилиям реакционной прессы.
В подобных случаях убежденность лишена
гносеологических оснований в виде проверенных и достоверных
доказательств. Но убеждающую силу тем не менее имеет
и коммуникация, опирающаяся на самые различные
предрассудки — религиозные, расовые, политические,
культурные. Так возникает в буржуазном обществе ложная
убежденность обывателя в расовом превосходстве, в
праве на «руководство миром» и т. д.
Принятые сознанием человека убеждения
приобретают для него значительную субъективную ценность вне
зависимости от их истинности. Расстаться с убеждением,
которое человек считает «своим», даже когда
обнаружена его несостоятельность, бывает не всегда легко. На
этот момент в свое время обратил внимание В. Г.
Белинский, писавший, что «убеждение должно быть дорого
потому только, что оно истинно, а совсем не потому, что
оно наше. Как скоро убеждение человека перестало быть
в его разумении истинным, он уже не должен называть
его своим: иначе он принесет истину в жертву пустому,
ничтожному самолюбию и будет называть «своей»
ложь» х.
1 В. Г. Белинский. Соч., т. 6. М., 1955, стр. 276.
166
Ложная уверенность в правоте, в истинности своих
убеждений возникает как следствие объективного
различия между доказательностью и убедительностью
информации, адресуемой человеку. Ложное утверждение,
содержащееся в сообщении, невозможно доказать, но
убедить реципиента в его истинности можно. Этим
обстоятельством широко пользовались и продолжают
пользоваться коммуникаторы, задачей которых было ввести в
заблуждение других. «Во всей истории человечества,—
писал А. И. Уемов, — каждый раз, когда нужно было
обосновать какую-нибудь ложную мысль, которую
логически доказать нельзя, действовали прежде всего на
чувства, стараясь отсутствие доказательности восполнить
убедительностью. Чтобы убедить в существовании бога,
воздействовали на чувства людей роскошью и громадой
храмов, изображением в религиозных книгах и церковной
живописи страшных мук ада и т. д. Такие же методы
использовались и используются для разжигания
религиозной и национальной вражды, необходимой для тех, кто
действует по принципу «разделяй и властвуй!»» !.
Под влиянием возбуждаемых эмоций и аффектов
неистинное и даже явно абсурдное может казаться
правильным. Недоказуемое логически из-за объективной
неправильности в информационном воздействии подобного
рода становится субъективно приемлемым. Приемы и
тактика дезориентирующего психологического давления
буржуазной пропаганде нужны «потому, что этого
требует реакционное, антинародное содержание
распространяемых ею идей. Пропаганда прогрессивных взглядов и
действий, отвеч*ающих интересам трудящихся,
принципиально не допускает подобных методов. Она требует
объективности, строгой логики, психологической
доходчивости» 2.
Убеждение в процессе информационного воздействия
отнюдь не сводится лишь к изложению тезиса,
приведению доводов и демонстрации, из которой выводится
истинность тезиса в точном соответствии с правилами
формальной логики. Средства аргументации и
доказательства в массовых информационных процессах чрезвы-
1 А. И. Уемов. Логические ошибки. Как они мешают правильно
мыслить. М., 1958, стр. 18.
2 В. Ядов. Приемы и методы империалистической пропаганды. —
«Коммунист», 1962, № 2, стр. 102—103.
167
чайно многообразны. Они не ограничиваются каким-то
одним универсальным средством убеждения, скажем,
простой иллюстрацией при помощи факта х. Кроме того,
в условиях этого рода деятельности убеждение
оказывается осложненным рядом влияний, учет которых крайне
необходим для обеспечения эффективности процесса.
Основные из них обусловливаются приемлемостью
аргументов для аудитории, их уместностью для
доказательства конкретного тезиса и обстоятельствами, в которых
осуществляется такое воздействие.
Важнейшее свойство аргумента, имеющего
убеждающую силу для определенной аудитории, — его
субъективная значимость. Если коммуникатор подкрепляет свои
выводы именно такими доводами, то вероятность
принятия информации реципиентами серьезно повышается.
Значимостью обладают аргументы, основанные на
бесспорных истинах, на общем опыте социальной группы,
к которой обращена коммуникация, и на личном опыте
тех, кому доказывают. Лишь в этом случае объективная
истинность аргументов и доказываемых с их помощью
выводов объединяется с субъективной их приемлемостью
для аудитории информационного воздействия.
Убеждение оказывается действенным, если сопоставимые цифры,
высказывания авторитетов, аналогии имеют для
реципиентов значимость, позволяющую ориентировать их
относительно ранее усвоенных систем ценностей —
жизненных, социально-политических, нравственных и т. д.
Убеждая аудиторию согласиться с его выводами,
коммуникатор пользуется тремя основными категориями
аргументов. Во-первых, это «основательные»,
неопровержимые факты, которые либо подводят аудиторию к оценке
предлагаемого вывода как правильного, истинного, либо
позволяют сделать такой же вывод самостоятельно. Во-
вторых, аргументы, содержащие «позитивную»
апелляцию к психическому удовлетворению, которое дает
принятие предлагаемой информации. И наконец, в-третьих,
аргументы, в которых заключена «негативная»
апелляция, привлекающая внимание к неприятным
последствиям, которые могут возникнуть из-за того, что информация
не будет принята.
1 См. В. Здоровега. Искусство анализа и искусство убеждения
в публицистике. — «Проблемы мастерства в журналистике». Киев,
1967, стр. 24.
168
Указанные три основные категории включают в себя
самые различные по своему качеству, по психологическим
и логическим характеристикам доводы. Известно, что
в практике информационного воздействия нередко
возникают ситуации, когда бесспорные аргументы, т. е.
основанные на подлинных обстоятельствах дела,
подтвержденные фактами и практикой, бывают менее
предпочтительными, чем аргументы, сводящиеся к
характеристике личности человека, суждения которого
поддерживаются или оспариваются. Логические, рациональные
приемы доказательства в массовых информационных
процессах часто оказываются малоубедительными, а
аргументы, запрещенные в логике научного исследования
(иногда их не очень точно называют «психологическими
аргументами»), выступают как главное средство
убеждения массовых аудиторий. При публицистическом,
пропагандистском подходе они, по сути дела, обязательны ',
а рекламное воздействие без них просто невозможно.
Сила психологических доводов в убеждающей
коммуникации заключается в том, что они открывают путь
логическим аргументам.
Не обходится без аргументации ad hominem (к
человеческим чувствам) и массовое распространение
теоретических положений. К этому приему аргументации
обращался в своей журналистской деятельности К. Маркс,
который отнюдь не случайно отмечал, что «теория
способна овладеть массами, когда она доказывает ad
hominem...»2. Это же методологическое правило широко
использовал В. И. Ленин в полемике со своими
политическими противниками и оппонентами.
Аналогичным образом малоприемлемыми для
определенных условий могут оказаться аргументы в виде
ссылок на здравый смысл, на истину, на данные опыта и
практики, хотя объективно любой из них обладает
несомненной доказательной силой. Вместе с тем в
практике буржуазной пропаганды нередко встречается и
убеждение с явно недоброкачественной аргументацией в виде
доводов ad ignorantiam (в расчете на неосведомленность
аудитории), ad impossibili (исходя из невозможного),
1 См. Е. П. Прохоров. Элементы и структура
социально-педагогического механизма публицистики. — «Искусство публицистики
(Проблемы теории и мастерства)». Алма-Ата, 1966, стр. 8.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 422.
169
ad crumenam (обращение к силе богатства), ex consensu
gentum (лишь популярно принимаемых за истинные), ех
silentio (в виде умолчания).
Вдохновители и авторы такого рода пропаганды
рассчитывают на недостаточное развитие самостоятельного
и зрелого мышления людей, на отсутствие или
неэффективность контрпропагандистского воздействия. Однако их
расчеты на деле оказываются просчетами, а надежды на
получение политических дивидендов — сплошными
убытками, так как убеждение с подобной аргументацией
искомых результатов, как правило, не дает.
В массовом информационном воздействии широко
используется способ убеждения с помощью косвенного
доказательства, в котором истинность суждения,
предлагаемого в качестве тезиса, обосновывается путем либо
опровержения противоречащего положения, либо
выявления сходства в признаках или отношениях между двумя
или несколькими предметами, людьми, событиями,
идеями и т. д. Такое доказательство, избегая категорических
силлогизмов, дает основание для умозаключений по
контрасту или аналогии и нередко оказывается более
эффективным, чем доказательство в виде «лобовой» атаки
против уже сформированного мнения или имеющегося
стереотипа. Обычно оно вызывает уклонение аудитории
от принятия информации. Бессознательно люди
отказываются воспринимать то, что явно противоречит их
установкам, стереотипам. Каждый индивид той или иной
аудитории проявляет тенденции к диссоциации своего
«Я» и того, что подвергается резкой критике. В силу
действия этой закономерности самый закоренелый
бюрократ обычно проявляет склонность не принимать на свой
счет газетный фельетон о бюрократизме.
В ходе убеждения, которое вырабатывается на основе
восприятия информации, ее понимания и принятия
реципиентом, неизбежно происходит преодоление критического
отношения к предлагаемым доводам и выводам. Это
отношение может возникнуть в силу ряда причин. Одна из
них — так называемый здравый смысл — совокупность
взглядов на жизнь, на окружающий мир, сложившаяся
под влиянием повседневной практики и житейского
опыта. Несмотря на то что здравый смысл отличается от
научного мышления менее глубоким познанием
действительности, на основе его реципиенты оценивают логич-
170
ность, обоснованность, достоверность и полноту
аргументов. Каждый раз, когда эти показатели оказываются
неадекватными коммуникационной задаче, степень
сопротивления аудитории убеждению возрастает. Более
интенсивное сопротивление убеждающему воздействию
склонны проявлять аудитории с относительно высоким
образовательным уровнем.
Критическое отношение аудитории к убеждающей
коммуникации может возникнуть из-за чрезмерной
обстоятельности и обилия приводимых ею деталей. Еще
ораторам древности было известно, что доказывающий
много не доказывает ничего. Величайшее достоинство
публичной речи, как гласит знаменитый афоризм
Цицерона, — умение сказать не только то, что нужно, но и не
сказать того, что не нужно.
К причинам сопротивления аудитории в ходе
убеждающего воздействия следует отнести и логические
ошибки, которые возникают из-за искажения связей между
мыслями, передающими содержание тезисов, аргументов
и демонстраций, даже если сами мысли фактически не
содержат ошибок и соответствуют объективной истине.
Это в равной степени относится и к непреднамеренным
логическим ошибкам, и к хитроумным софизмам, при
конструировании которых «неправильному рассуждению
так тонко придается видимость правильного, что
различие между правильным и неправильным становится
незаметным»1. Логические ошибки влекут за собой
настороженность аудитории и как следствие сопротивление
убеждению, которое нарастает по мере увеличения числа
таких ошибок в процессе коммуникации и степени
противоречия пропагандируемых умозаключений интересам
аудитории.
В число причин критического отношения к убеждению
входят также мотивы группового конформизма.
Исследования показывают, что эти мотивы побуждают аудиторию
сопротивляться убеждающему информационному
воздействию в тех случаях, когда в сообщениях содержатся
доводы, серьезно противоречащие групповым нормам.
Интенсивность сопротивления варьируется в
зависимости от двух переменных: во-первых, от степени проти-
1 А. И. Уемов. Логические ошибки. Как они мешают правильно
мыслить, стр. 12.
171
воречия предлагаемой аргументации групповым нормам
и, во-вторых, от субъективной оценки реципиентом своей
принадлежности к группе. Чем больше информация по
своему содержанию расходится с групповыми нормами и
чем определеннее индивиды аудитории оценивают
собственную принадлежность к социальной группе, нормы
которой оказались «под угрозой», тем интенсивнее будет
сопротивление реципиентов убеждающему воздействию.
Эта закономерность хорошо прослеживается, например,
на опыте антирелигиозной пропаганды среди сектантов.
С влиянием группового конформизма на ход и исход
убеждающего информационного воздействия связано и
проявление так называемого климата мнения. Сообщение
имеет значительно больше шансов быть принятым
аудиторией, если уже существующие установки и мнения не
противоречат его содержанию. Группа санкционирует
принятие или непринятие воздействия в зависимости от
указанного соответствия и оказывает определенное
психическое давление на тех, кто не проявляет достаточного
конформизма.
Психическое сопротивление аудитории убеждающей
коммуникации, возникающее в силу самых
разнообразных причин, стало объектом внимания исследователей
сравнительно недавно. Так, проведенные исследования
позволили некоторым ученым в США в чисто
американском, прагматическом духе наметить психологические
способы подавления такого сопротивления. Л. Фестингер
и Н. Маккоби выдвинули гипотезу, что убеждающая
коммуникация, содержащая сильные аргументы против
какого-либо мнения, которого придерживается аудитория,
оказывается более эффективной, если внимание
аудитории несколько отвлечь от содержания передаваемой
информации, с тем чтобы лишить ее возможности
выдвигать контраргументы. Для проверки этой гипотезы была
разработана методика из трех серий экспериментов.
В ходе их группам студентов демонстрировались два
небольших кинофильма, в которых содержалась одна и
та же звуковая информация относительно вредности
студенческих братств. Один из этих фильмов давал
изображение оратора, произносящего речь — ту самую, которая
была обращена к экспериментальной аудитории. Другой
фильм с той же самой звуковой дорожкой в своей
изобразительной части имел совершенно не связанные с текстом
172
образы, которые серьезно отвлекали внимание от
аргументации, содержавшейся в речи оратора. При проверке
эффективности осуществленного убеждения студенты —
члены братств оказались более подвержены влиянию того
из фильмов, который своей изобразительной частью
отвлекал внимание, чем того, в котором было полное
соответствие изображения и текста. В контрольных группах,
не включавших членов студенческих братств, разницы в
изменении мнения не отмечалось *.
Несколько позже та же гипотеза проверялась по
другой методике, позволившей установить зависимость
эффективности убеждающей коммуникации в условиях
психического сопротивления аудитории от степени
отвлечения внимания от предлагаемой аргументации.
Эксперимент ставился в четырех ситуациях. Первая не имела
никаких внешних помех вниманию, а в трех других такие
помехи были в виде демонстрации аудитории слайдов,
зрительное восприятие которых происходило
одновременно со слуховым восприятием аргументов. Во второй
ситуации содержание слайдов умеренно отвлекало
внимание слушателей. В третьей и четвертой — степень
отвлечения внимания на изображение была высокой.
Убеждающая коммуникация оказалась значительно
более эффективной в ситуации умеренного отвлечения
внимания, чем в той, где либо помех не было совсем, либо
они были на высоком уровне. В первой ситуации самыми
высокими показателями характеризовалось чувство
подозрения относительно целей коммуникатора2.
В свете этих лабораторных экспериментов становятся
ясными причины массового распространения приемов
намеренного превращения полос буржуазных газет в
пестрый калейдоскоп самой разнородной информации.
Идеологические и политические материалы перемежаются
с репортажами об убийствах и светских сплетнях;
убеждение «в справедливости» неистинного и в
«неправильности» очевидного систематически разбавляется
рекламой. Обнаружить фальшь аргументов в таких условиях
становится значительно труднее.
1 L. Festinger, N. Maccoby. On Resistance to Persuasive
Communication.— cJournal of Abnormal and Social Psychology», 1964, vol.68,
N 4, p. 359—366.
2 P. C. Rosenblatt. Persuasion as a Function of Varying Amounts
of Distraction. — cPsychonomic Science», 1966, vol. 5, N 2, p. 85—86.
173
На эффективность убеждения немалое влияние может
оказать апелляция к чувствам аудитории. «Когда говорят
об убеждении, — пишет А. Г. Ковалев, — то чаще всего
имеют в виду воздействие на ум человека, на его
понимание себя и внешнего мира, с тем чтобы это понимание
перестроить, привести в соответствие с требованиями
научного знания, требованиями морали, но забывают при
этом, что убеждение воздействует не только на разум, но
и на чувство человека, и только при этом условии оно
оказывается эффективным. Однако надо помнить о том,
что при воздействии на рациональное можно вызвать
эмоциональное, так как первое и второе взаимно
связаны» 1. Эта взаимная связь реализуется и в обратном
влиянии уже сформированных убеждений на
эмоциональную деятельность психики.
Под действием имеющихся в сознании человека
убеждений чувства насыщаются значительно более глубоким
содержанием, приобретают четко выраженную
социальную направленность относительно друзей, врагов, своих
и чужих идеологических систем, образа жизни, политики
и т. д. Правовые, политические, нравственные,
эстетические чувства под влиянием убежденности становятся
мотивами систематизированного поведения, а не только
отдельных поступков. Таким образом, убеждения и
окружающее их поле чувств направляют волю и
мотивированную деятельность.
Процесс убеждения в массовом информационном
воздействии в силу указанных обстоятельств оказывается
более эффективным, если направляемые в аудиторию
сообщения обращаются не только к разуму, но и к
чувствам. На это обстоятельство указывал К. Маркс задолго
до появления действительно массовой прессы и по
крайней мере за два десятилетия до возникновения науки
социальной психологии, которая своими исследованиями
подтвердила Марксово провидение. Еще в 1843 г. он
писал, что «печать относится к условиям жизни народа как
разум, но не в меньшей степени и как чувство. Она
говорит поэтому не только разумным языком критики,
которая существующие отношения видит со своей высоты,
но и полным страсти языком самой жизни...»2.
1 А. Г. Ковалев. Психология личности, стр. 295.
2 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 206.
174
Аргументы, содержащие апелляцию к чувствам,
объединяются в логике названием ad populum (к
публике). Их задача — возбуждение эмоций аудитории.
Хорошо известно, как с помощью убеждения ad populum
обостряются нравственные чувства долга, гордости,
достоинства, товарищества, солидарности. Аргументы,
содержащие такую апелляцию, создают благоприятную
атмосферу для убеждения, снижают возможное
сопротивление психики, возникающее по самым различным
причинам. Той же цели могут служить в аргументации
ирония и сарказм, апелляция к чувству жалости и
сострадания, к скромности, к стремлению индивида быть
с большинством.
С известным риском для целей массового
информационного воздействия связано использование аргументов,
в которых содержится обращение к чувству ненависти,
поскольку, как показывает практика, оно дает
наибольшее количество дисфункциональных эффектов. Более чем
любое другое чувство, ненависть деперсонализирует
личность реципиента, снижает цензуру ранее усвоенных
индивидом социальных норм и ценностей над его
собственным поведением. Практика буржуазной прессы, радио и
телевидения дает обилие фактов, иллюстрирующих это
положение.
Служить убеждению может и чрезвычайно опасный
для целей коммуникации вид аргументов в виде
апелляции к чувствам зависти или злобы. В дальнейшем
аудитория, убеждаемая таким образом, оказывается, как
правило, потерянной для коммуникатора, а он сам —
дискредитированным. Чаще всего подобная аргументация
поощряет аудиторию к принятию предлагаемой
информации через предварительное создание эмоционального
напряжения, которое затем снимается в выводах.
Сильная эмоциональная реакция, возникающая при
восприятии указанных аргументов, подготавливает сознание к
разделению вывода, который снимает возникшее
напряжение.
Особый случай составляет убеждающая
коммуникация с обращением в аргументах к чувству страха.
Подмечено, что она дает малопродуктивное воздействие из-за
того, что вывод, снимающий возбужденное чувство,
одновременно показывает и беспочвенность испытанного
страха. Использование «сильных стимулов», вызывающих
175
испуг, который не снимается выводами, еще больше
снижает общую эффективность коммуникации. Такая
апелляция либо оставляет созданное психическое напряжение,
которое мало способствует согласию аудитории с
коммуникатором, либо побуждает аудиторию к игнорированию
описываемой опасности или к ее преуменьшению. В этой
связи следует отметить, что информация о насилии,
апеллирующая к чувству страха реципиента, отнюдь не
проходит бесследно для сознания аудиторий. Обращение
буржуазной прессы, радио и телевидения к информации
этого рода фактически деперсонализирует личность, а в
обществе «оно создает тот моральный климат, ту
психологическую ущемленность, которая в состоянии
извратить все — и быт, и воспитание, и школу» 1.
Большое распространение в практике буржуазной
пропаганды получила гиперболизация эмоциональных
аргументов, маскируемых под «бесстрастные факты».
Воздействуя на разум через чувства, эти «факты» создают
видимость логических доказательств, не являясь
таковыми. Данный способ убеждения широко используется
в антикоммунистической литературе, в которой
предпринимаются безнадежные попытки наукообразного
«опровержения» марксизма.
Подчеркивая доказательную силу фактов, если они
берутся в целом, в их связи с другими фактами,
В.И.Ленин в то же время указывал, что «фактики, если они
берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и
произвольны, являются именно только игрушкой или кое-чем
еще похуже»2. Буржуазная пропаганда-^-яркий пример
того, как такие «фактики» выдаются за закономерности
развития.
Соотношение аргументов, адресуемых в процессе
убеждения к разуму и чувствам, составляет важную и
малоисследованную проблему. Экспериментально может
считаться доказанным лишь влияние эмоциональных
аргументов на доведение информации, ориентированной
на возбуждение чувства страха. Подмечена тенденция к
увеличению принятия таких сообщений только при
условии рационального понимания описываемой опасности.
Однако достаточной уверенности, что это положение
1 А. Борщаговский. Толпа одиноких. М., 1967, стр. 111.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 350.
176
может быть распространено на другие ситуации, на
возбуждение иных чувств для оптимизации принятия
информации аудиториями, нет. Тем более что наблюдения
над практикой массового информационного воздействия
позволяют предполагать, что апелляция к иным чувствам,
например гордости, радости, состраданию, в ряде
ситуаций оказывается весьма действенным средством
обеспечения приемлемости для аудитории сообщения даже при
изложении материала в сильнр эмоционализированной
форме.
Апелляция к чувствам в аргументах всегда требует
осторожности, поскольку крайнее обострение чувств
делает сознание менее проницаемым даже для самых
веских логических доводов и может привести к ситуации,
аналогичной той, которая юмористически описана О.
Генри в известном рассказе «Трест, который лопнул».
Чрезмерная апелляция к чувствам может также
породить дисфункциональный эффект в виде чувства
фальши, испытываемого аудиторией и порождающего
подозрения в лицемерии коммуникатора. Ну а «если люди
заметят, что человек лицемерит, ему никогда больше не
будут верить» '. Это предостережение М. И. Калинина
полностью применимо к деятельности средств массовой
информации и пропаганды.
Убеждение в условиях непосредственного контакта
коммуникатора со слушателями отличается от
убеждения, осуществляемого с помощью средств массовой
информации и пропаганды. Автор и редактор в газете, на
радио и телевидении, убеждая, должны заранее
предвидеть возможные сомнения и даже возражения. Поскольку
в процессе односторонней коммуникации возражение
поступить не может, коммуникатор должен сам
сформулировать возможный вопрос и разрешить его. Разумеется,
возражения высказанному мнению могут поступать в
редакцию после коммуникационного акта — так
осуществляется «обратная связь». Нередко они преднамеренно
используются редакцией для того, чтобы возвратиться
к тому же вопросу и подкрепить аргументацию ранее
сделанного вывода. Как правило, этот прием себя
оправдывает, т. е. позволяет осуществить повторение акта
убеждения в иной форме.
М. И. Калинин. Советы агитатору. М., 1959, стр. 45.
177
Потенциальные возможности повторения при
убеждении людей в чем-либо признаются многими
исследователями, хотя психологическая сторона этого процесса
изучена мало. Большинство теоретиков сходятся на том, что
стимул, многократно направляемый в аудиторию, дает
эффект, которого невозможно достигнуть при его
однократном использовании. Аналогия с каплей, которая
камень точит, дает очень мало для понимания сущности
процесса, хотя и является одним из наиболее
распространенных образов в литературе, посвященной убеждающей
коммуникации. Вместе с тем утверждение, что
повторение повышает эффективность осуществляемой
коммуникации, легко доказывается практикой, а также рядом
исследований.
Среди последних немало трудов, в которых отчетливо
прослеживается тенденция к преувеличению роли
повторения для повышения эффективности убеждающего
информационного воздействия. Эта тенденция объясняется
либо поверхностным наблюдением, которое приводит к
несколько поспешным и явно неоправданным выводам
о том, что именно повторение придает действенность
массовой коммуникации, либо крайне некритическим
усвоением концепций первых социопсихологов, связывавших
действие повторения с функционированием
подсознания.
Повторение в процессе убеждения действительно
важно, но отнюдь не настолько, чтобы приписывать ему
магические свойства. Вряд ли с помощью повторения можно
добиться успеха для любого пропагандистского
воздействия без учета всех остальных условий. Оно не должно
быть механическим. Стереотипное воспроизведение
информации, встречающееся порой в центральной,
областной, районной и городской газетах, оказывается
малополезным для целей убеждения. Читатель, обнаружив
идентичность сообщения ранее прочитанному в другой
газете, дословное его повторение в телевизионном
выпуске новостей или в полуночном выпуске последних
известий по радио, перестает воспринимать его.
Механизмы повторения в убеждающей коммуникации
должны действовать с учетом, что повторное восприятие
представлений, суждений и образов неизменно вызывает
ассоциативное действие психики. Ассоциации по
смежности или контрасту серьезно расширяют сферу восприя-
178
тия и запоминания информации, повышают ее
субъективную значимость для аудитории. С повторением
информационных сообщений первичные ассоциации дополняются
новыми на основе пространственных, временных,
количественных, причинно-следственных отношений, отношений
последовательности и т. д., которые возникают в сознании
индивидов той или иной аудитории. В конечном итоге
сформулировавшиеся ассоциативные ряды и цепи
закрепляют в психике полученную информацию. Чем больше
таких ассоциаций, тем вероятнее, что сообщения будут
приняты сознанием реципиентов.
Подсчитано, что повторение увеличивает численность
аудитории в соответствии с некоторой математической
закономерностью. Однако здесь нет прямой
пропорциональной зависимости. Увеличение частотности повторения
определенной идеи в четыре раза в среднем лишь
удваивает число людей, которые воспримут или запомнят эту
идею. Вместе с тем следует отметить, что действие
повторения отнюдь не всегда подчиняется указанной
математической закономерности и бывает осложнено
некоторыми чисто психологическими явлениями. Так, повторение
не дает эффекта запоминания при отсутствии
достаточного интереса аудитории к содержанию информации. Оно
также останется безрезультатным, если передающиеся
взгляды и новости легко усваиваются или же вызывают
резкое сопротивление аудитории. В этом случае
увеличение повторяемости быстро приводит к усталости
аудитории.
На ход и исход массового информационного
воздействия с помощью убеждения влияет не только качество
аргументов, но и способ их представления аудитории.
Различают односторонний и двусторонний порядок их
изложения. При первом в сообщение включаются доводы
лишь в поддержку предлагаемого суждения и не
приводятся противоречащие ему. При втором в содержание
сообщений вводится как своя точка зрения, так и точка
зрения оппонента. Экспериментальная проверка
неоднократно показывала, что двустороннее изложение
аргументов дает более глубокие изменения установок и
подвергается в дальнейшем значительно меньшему влиянию
со стороны источников, стоящих на иных позициях по тем
же вопросам.
Оно выступает в качестве опыта, с которым сверяется
179
в сознании новая информация. Такая подготовка создает
значительную устойчивость к убеждающей
коммуникации со стороны оппонентов. Дело в том, что
предварительное сообщение противоречащих аргументов (с
соответствующей их оценкой, разумеется) приводит к
своеобразному «иммунитету» относительно его последующего
убеждающего воздействия. Аргументы оппонента будут
менее впечатляющими и как следствие менее
приемлемыми для данной аудитории. Этот тип предваряющего
влияния дает эффект «общего иммунитета», который
состоит в своевременном предупреждении аудиторий о том,
что им предстоит выдержать ряд психологических атак в
связи с конкретными вопросами или фактами.
К числу факторов, определяющих ход и исход
убеждающего воздействия, относится и очередность
изложения доводов. Перед коммуникатором нередко встает
вопрос: какова относительная эффективность аргументов
«за» и «против» по проблемам, о которых аудитория уже
осведомлена и может иметь какие-то мнения? Считается,
что после того, как изложены доводы в поддержку
какого-либо суждения, аргументация против него
оказывается ослабленной и значительно менее эффективной.
Поэтому в рамках одного коммуникационного акта
информация, непосредственно направленная на изменение
установки, должна предшествовать любой другой, прямо
не связанной с решением этой задачи. При определении
очередности изложения должно приниматься во
внимание наличие у аудитории специфических нужд в
информации. Те элементы сообщения, которые удовлетворяют
нужды реципиентов и снимают личностные напряжения,
дают максимальный эффект, если они излагаются в
первую очередь. Это положение также было убедительно
доказано рядом экспериментов.
Далее важным фактором убеждения, как правило,
является вывод из приведенных доводов. Отсутствие
вывода обычно поощряет аудиторию к тому, чтобы сделать
его самостоятельно за счет логичности аргумента.
Бесспорно, самостоятельно продуманный реципиентом, он
оказывает значительно большее воздействие на
установку в сторону ее изменения. Однако при таком способе
подачи материала нет полной уверенности, что
большинство, составляющее конкретную аудиторию, имеет до-
180
статочно развитое логическое мышление и сможет прийти
к нужному выводу. Поэтому рационально включать
выводы, следующие из цепи приводимых аргументов, в
содержание пропагандистских обращений. Исключение
составляют лишь случаи информационного воздействия на
аудиторию, хорошо осведомленную по данному вопросу.
Приведение выводов здесь воспринимается как
навязывание извне и создает тенденцию к появлению
негативного эффекта на изменение установки в желательном
для коммуникатора направлении.
Значительное влияние на результаты убеждения
оказывают некоторые факторы, не связанные
непосредственно с содержанием сообщения или способом его
изложения. Сюда относится прежде всего эффект первичности
коммуникационного воздействия. Как показывают
эмпирические наблюдения за деятельностью средств массовой
информации и пропаганды, пропагандист получает
дополнительные психологические преимущества от того,
что содержание его обращения достигает аудитории
раньше, чем сообщение его оппонента по тому же
вопросу. Это положение убедительно доказано практикой
пропаганды и в настоящее время рассматривается как
рабочая норма любой газетной или вещательной
редакции. Практика пропагандистского воздействия столь же
убедительно подтвердила аналогичные предположения
ряда психологов, которые высказали гипотезу о том, что
при последующих восприятиях сообщений об одном и
том же факте аудитория проявляет склонность к
предубеждению против той информации, которая
противоречит самому первому восприятию. Если реципиент
получил какое-то важное сообщение, в его сознании
возникает готовность к восприятию последующей, более
детальной информации, подтверждающей первое
впечатление. Если в последующем появляются факты, которые
противоречат его первому впечатлению, он неохотно
отказывается от того, во что уже поверил, пока эти факты
не окажутся подавляющими как по количеству, так и по
достоверности.
Несмотря на ставшее традиционным
противопоставление убеждения внушению — этих двух главных
способов доведения информации до аудитории, есть основания
говорить о внушающей силе убеждения. На этот момент
неоднократно обращали внимание очевидцы публичных
181
выступлений В. И. Ленина К По свидетельству М. И.
Васильева-Южина, Владимир Ильич обладал способностью
«почти гипнотизировать слушателей своей могучей
логикой, самих наталкивать на определенные и ясные
выводы» 2.
Поглощенность аудитории логичностью доводов в
процессе убеждения, проникновение логики не только в
сознание, но и в чувства создают качественно новый
эффект— эффект внушения. Убеждение и внушение, таким
образом, отнюдь не разделены непроходимой стеной, они
действуют совокупно, в одном направлении, дополняя
друг друга и повышая в конечном итоге эффективность
массового информационного воздействия.
Это обстоятельство учитывается и буржуазными
пропагандистами, применяющими демагогическое
убеждение для достижения нечистых политических целей. Яркий
пример тому — современная техника проведения шумных
политических «шоу» в ходе предвыборных кампаний,
когда буржуазные политиканы навязывают не очень
искушенным в политике людям своего кандидата с
сильно подмоченной репутацией. Избирателям твердят,
какой хороший он семьянин, как трогательно он
ухаживает за цветами в своем саду, как прост он в одежде и
в обращении. Здесь эффект внушения достигается за счет
квазилогизированного убеждения с подменой основания
произвольно взятой ценностью. «.. .Не может быть ничего
опаснее и преступнее демагогического заигрывания с
неразвитостью рабочих»3, — писал В. И. Ленин.
Демагогическое заигрывание, приводящее к ложной
убежденности, на практике дает некоторый ограниченный
сравнительно малым временем наркотизирующий эффект.
Столкновение с действительностью действует
отрезвляюще и вызывает решительную переоценку таким образом
приобретенных убеждений.
Эффективность убеждающей коммуникации зависит
от совокупности многих факторов. Убедительности и как
следствие действенности коммуникатор достигает, когда
в его информации представлены две формы отражения
действительности — рациональная и эмоциональная, ко-
1 См. «Ленин — мастер революционной пропаганды».
2 Там же, стр. 39.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 315.
182
гда логические аргументы дополняются образными, а
содержание и направленность информации совпадают с
действительным жизненным опытом реципиентов, «в
котором,— как отмечает Л. П. Буева, — стихийно отбираются
и выкристаллизовываются нормы жизни и отношений,
ценности, идеалы и образцы для подражания...». Если
эти условия соблюдены, то пропагандистские усилия
«попадают на благодатную почву, и идеологическая
информация сравнительно легко усваивается. Если этого нет
или это требование нарушается, то информация вообще
не доходит до людей, не «выбирается» или игнорируется
ими» \
Возможности средств массовой информации и
пропаганды убеждать громадные по своей численности
аудитории чрезвычайно велики. Через прессу, радио,
телевидение к многомиллионным аудиториям приходит знание
фактов действительности, которое вызывает активность
человеческой мысли, создает предпосылки для усвоения
теоретического мировоззрения и закрепления его новыми
фактами. Массовая коммуникация дополняет
непосредственный жизненный опыт людей опосредствованным
информацией опытом. Она создает ситуации, которые
позволяют свести идеалы к фактам, что является
необходимым звеном убеждающего воздействия и без чего эти
идеалы останутся лишь пожеланиями, без каких-либо
реальных шансов на принятие их массой и,
следовательно, на их практическое осуществление.
Могущество массовой коммуникации в том, что она
дает реципиентам знания, которые не оставляют
человека безразличным к их содержанию и поэтому могут
переходить в принципы, определяющие его вербальное и
актуальное поведение. Отбор такой информации и ее
обработка составляют важную и трудную задачу советских
работников прессы, радио и телевидения. Ее успешным
выполнением решается «задача убеждения народных
масс», которая «никогда не может отодвинуться
совершенно,— наоборот, она всегда будет стоять среди
важных задач управления»2.
1 Л. П. Буева. Социальная среда и сознание личности. М., 1968,
стр. 216.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, стр. 127.
183
Как отмечалось выше, убеждение, представляя собой
основной и наиболее широко применяемый марксистскими
партиями способ воздействия на общественное сознание,
отнюдь не является единственным и тем более
абсолютным методом побуждения массовых аудиторий к
принятию предлагаемой информации. В практике массовой
коммуникации убеждение дополняется внушением,
которое в отличие от убеждения определяется не только и не
столько содержанием информации, сколько ее внешней
формой, выразительностью, подчеркивающей смысловую
значимость и эмоциональную окраску сообщений, а
также престижем источника.
В широком плане термином «внушение» принято
обозначать некритическое принятие любого внешнего
социального воздействия (разумеется, кроме
насильственного). В более узком смысле — применительно к
информационным процессам — внушением называют вид
психического воздействия, словесного или образного,
вызывающего некритическое восприятие и усвоение какой-
либо информации. Под влиянием внушения могут
возникнуть представления, не соответствующие
действительности, появиться стремление действовать без оценки
полученных побуждений и верить источнику информации
без тени сомнения в его надежности. С помощью
внушения создается «настроение — нечто почти слепое,
бессознательное, непродуманное»1. Через внушение в
содержание сознания входят стереотипы, разделяются
житейские мудрости, закрепленные в пословицах, афоризмах,
«крылатых» словах. Наконец, внушение — важный
фактор распространения лозунгов — суждений, в которых
предельно кратко, но точно определяется ситуация или
проблема и провозглашается цель действий.
Внушение известно человечеству с незапамятных
времен. Его проявления зафиксированы в описаниях
массовых маний, возникавших стихийно на основе
непроизвольного заражения, — мании самобичевания,
охватившей Италию в 1266 г., танцевальной, распространившейся
по Европе в 1370 г., и более поздних — тюльпаномании
в Голландии и мании конвульсионеров во Франции.
Однако известны случаи и преднамеренного внушения,
осуществлявшегося в массовых масштабах. С помощью
1 Ленинский сборник XXXVI, стр. 246.
184
его велась подготовка крупнейших в истории социальных
движений — крестовых походов. К преднамеренному
внушению обращались и средневековые пропагандисты —
авторы «ярлыков», писавшихся от имени
татаро-монгольских владык.
Вместе с тем внушение оказалось единственно
возможным способом передачи идей, недоказуемых с
помощью логических доводов или представляющихся
абсурдными с точки зрения здравого смысла и привычных
норм. Именно по этой причине становились возможными
психические эпидемии кликушества, деятельность
различных сектантских пророков и пророчиц, распространение
слухов о массовой эпидемии опасной болезни или
близком конце света и т. д. Механизмом внушения в
определенной степени объясняется возникновение веры
«в сверхъестественное, которая не может быть доказана
и обоснована рационально» '.
Под влиянием внушения развивались массовые
иллюзии и массовая истерия. Это происходило особенно часто,
когда в сознании многих господствовали аналогичные по
своему содержанию идеи, когда люди проявляли более
или менее одинаковые аффекты и настроения. Таким
образом возникали «видения» наподобие иллюзии
«небесной рати» перед Куликовской битвой, о которой
упоминает летописец. Так развивались уже в наше время
массовые иллюзии «летающих тарелок», возникновению
которых в немалой мере способствовали падкие до
сенсаций буржуазные пресса, радио и телевидение.
Вместе с тем подмечено, что некритическому
восприятию, усвоению и принятию иногда самой невероятной
информации предшествуют аномальные состояния
обыденного сознания, возникающие в результате явлений
социальной напряженности, кризисных ситуаций,
затрагивающих значительные массы людей. Подобного рода
ситуации характеризуются тем, что в них отсутствуют
достаточно надежные критерии для оценки обстановки,
и люди проявляют повышенную готовность принять
внушающее воздействие. Своего рода печальный рекорд
эффективности внушающего воздействия был поставлен
в 1938 г. передачей радиопостановки О. Уэллеса
«Вторжение с Марса» по известному роману Г. Уэллса «Война
1 Д. М. Угринович. Психология религии. М., 1969, стр. 20.
* Ю. А. Шерковнн
185
миров». Постановка, принятая миллионами людей за
серию репортажей с места события, вызвала тогда
невероятную панику в штатах восточного побережья США1.
Исследование причин этой паники показало, что
столкновение с критической и, очевидно, опасной ситуацией
создает предпосылки для успешного внушающего
воздействия в тех случаях, когда у людей нет способов проверки
поступающих сообщений, когда их сознание возбуждено
какими-либо предшествующими событиями. Например,
радиопостановке «Вторжение с Марса» предшествовало
возбуждение, вызванное Мюнхенским соглашением и
сопровождавшими его событиями. Возникновению
указанного состояния содействовал также и длительный
экономический кризис. Кроме того, как выяснилось позже, для
большинства подвергшихся панике постановка казалась
правдоподобным изображением фактов
действительности в силу ранее существовавших в их сознании
установок, определяемых либо верой в то, что бог когда-то
обязательно должен разрушить нашу планету, либо
уверенностью в неизбежности военного нападения какой-
либо державы, либо знанием громадных возможностей
науки.
Случаи аналогичного внушения с помощью средств
массовой информации и пропаганды, сопровождавшиеся
предшествующим возбуждением общественного сознания
в силу действия каких-то социально-экономических
причин, отмечены и в Сантьяго (Чили), когда в ноябре
1944 г. здесь была повторена указанная выше
радиопостановка, вызвавшая массовую панику, и в феврале
1949 г. в столице Эквадора Кито, в которой паника
кончилась человеческими жертвами, многочисленными
увечьями и сожжением здания радиостанции.
В феврале 1946 г. в Париже было инсценировано
выступление по радио некоего американского профессора
по поводу радиационных волн, якобы пересекающих
Атлантический океан из Северной Америки. В результате
некритического восприятия информации «атомный распад
земли» как следствие этих волн стал пугающим
стимулом, а общее возбуждение в условиях послевоенной
неразберихи — фоном, на котором внушение абсурдной идеи
1 См. «Социология сегодня. Проблемы и перспективы*
Американская буржуазная социология середины XX века. М., 1965.
186
оказалось реальностью. Нечто подобное произошло к п
мае 1947 г. в Японии, когда одна радиостанция дала в
эфир «новость» о громадном морском чудовище, якобы
выползшем из Токийского залива. Оно, согласно
передаче, перевернуло мелкие суда, гонялось за людьми на
улицах. Конец передачи, в котором говорилось о том, что
чудовище вылезло из моря, чтобы поздравить
радиостанцию с пятой годовщиной ее существования, почти никто
не слышал. Выдуманная «в шутку» опасность оказалась
внушенной многим сотням тысяч радиослушателей.
Характерно, что история функционирования систем
массовой коммуникации в социалистических странах не
имеет ни одного подобного прецедента. В этом еще одно
проявление закономерного совпадения коренных
интересов человека и общества при социализме, возникающего
из факта отсутствия здесь подавления рациональной
мыслительной деятельности масс в силу ликвидации
антагонистических отношений классового господства и
подчинения, эксплуатации человека человеком.
Вне зависимости от нашего субъективного отношения
к явлению внушения и оценки его роли оно представляет
часть объективных социальных процессов во всей их
диалектической сложности и противоречивости. Как
отмечает А. К. Уледов, «внушению подвергается каждый из
нас в своей повседневной жизни. Мы принимаем для себя
многое из того, что установлено до нас, кем-то проверено,
пользуемся понятиями, выработанными не нами лично,
усваиваем традиции, обычаи, социальные нормы.
Вследствие постоянного общения между собой каждому из нас
прививаются суждения, взгляды, привычки окружающих.
Мы иногда придерживаемся общего мнения, не принимая
участия в его выработке и не задумываясь над его
происхождением» 1. Аналогично в результате внушения
возникают и случаи циркуляции слухов и анекдотов.
Чрезвычайно велика роль внушения в процессах
восприятия мыслей и чувств, облеченных в художественную
форму. Усвоение фантастических образов и ситуаций без
внушения вообще невозможно. Влияние любой сатиры на
сознание людей происходит также благодаря
внушающему воздействию слов и образов, передающих предна-
1 А. К. Уледов. Общественное мнение советского общества. М.,
1963, стр. 207.
•
187
меренно гиперболизированные положения, свойства и
поступки.
Трудно переоценить роль внушения и как
воспитательного средства и способа преодоления негативизма,
возникшего в силу действия самых разнообразных
причин !. С помощью внушения становится возможным
преодоление максимализма и скептицизма,
свидетельствующих о гипертрофированной сопротивляемости
информационному воздействию извне «под влиянием
обнаруженных в процессе жизненного опыта расхождений между
теми или иными идейными, нравственными и прочими
установками, ценностями, с одной стороны, и жизненным
опытом, с другой»2. Наконец, принцип внушения широко
используется современной социальной психологией для
объяснения процессов межличностного влияния, явления
конформизма и т. д. Ряд буржуазных теоретиков
выдвинул принцип внушения даже в качестве
классифицирующего признака при отграничении пропагандистского
воздействия ог процесса обучения, поскольку пропаганда,
по их мнению, — процесс влияния меньшинства на
большинство прежде всего через внушение. Обучение,
согласно этому разделению, представляет собой влияние
большинства на меньшинство и без помощи внушения3.
В использовании внушения как психологического
инструмента в массовом информационном воздействии в
современных условиях четко определились две
противоположные тенденции. Одна из них сводится к тому, что
внушение делается основным способом организации
общественного мнения и манипулирования сознанием масс.
Оно намеренно превращается в инструмент «деидеологи-
зированной» идеологической борьбы, в которой, по
расчетам ее вдохновителей, можно «перейти с невыгодного,
сулящего все более сокрушительные поражения
плацдарма идейных схваток на более перспективный, оторванный
от социальных реальностей и безразличный к ним
плацдарм прямого вторжения в психическую жизнь люден,
где доминирующее место занимают скорее
физиологические и психофизиологические, нежели социально-идеоло-
1 См. А. Г. Ковалев. Психология личности, стр. 300—303.
2 Б. Д. Парыгин. Социальная психология как наука, стр. 143.
3 См. Н. С. Мансуров. Современная буржуазная психология.
Критический очерк. М., 1962, стр. 136.
188
гические, моменты»1. В ходе реализации этой
методологической установки информационное воздействие
организуется так, чтобы мысль, представление, образ входили
непосредственно в сферу сознания и закреплялись в нем
как нечто данное, несомненное и уже доказанное. Эго
становится возможным при подмене активного отношения
психики к предмету коммуникации преднамеренно
созданной пассивностью восприятия предлагаемых
сообщений, через рассеивание внимания обилием информации,
аффективную форму ее преподнесения, искусственное
гипертрофирование престижа источников2.
Свое наиболее полное и законченное выражение
отмеченная тенденция находит в буржуазной пропаганде и
капиталистической рекламе. Для буржуазной прессы,
радио и телевидения внушение — основной способ
доведения информации до сознания аудитории в своих странах
и за рубежом, поскольку отражаемая на газетных
полосах и в эфире капиталистическая действительность «на
каждом шагу является противоположностью тому, что
она о себе говорит, и говорит о себе противоположное
тому, что она есть» 3, поскольку лишь с помощью
внушения можно оправдать авантюрную, суетливую политику
и крайне нестабильную, всегда больную экономику,
выдать нищету за процветание, а порабощение — за
свободу. Обеспечению практики информационных процессов
подобного рода посвящены значительные усилия
современной зарубежной психологии, сводящиеся «к выработке
приемов и путей такого воздействия на психику людей,
которое воспринималось бы некритически,
автоматически»4. В этом, собственно, и заключается основная цель
деятельности средств массовой информации и
пропаганды, находящихся в руках буржуазии, которая стремится
не допустить логического осмысления действительности
народными массами, не дать возможности уяснить
причинно-следственные связи происходящих в мире процес-
1 Ю. А. Арбатов. Империалистическая пропаганда США —
доктрина и методы. — сСовременная буржуазная идеология в США
(Некоторые социально-идеологические проблемы)», стр. 95.
2 См. К. И. Платонов. Слово как физиологический и лечебный
фактор. М., 1957, стр. 34.
3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 291.
4 Б. Поршнев. Общественная психология и формирование нопого
человека. — сКоммунист», 1963, № 8, стр. 98.
189
сов и одновременно пытается навязать обществу не
только определенный образ внешнего поведения, но и
внедрить в сознание людей соответствующие нормы
оценок и отношений К И лишь с помощью недобросовестного
внушения, осуществляемого через современные средства
массовой информации и пропаганды, становится
возможным «систематически, неуклонно, ежедневно в
миллионах экземпляров, обманывать, развращать, одурачивать
эксплуатируемые и угнетенные массы народа...»2.
Особенность второй тенденции заключается в том,
что внушение выступает как вспомогательный
механизм, дополняющий собой убеждающую коммуникацию
и повышающий ее эффективность в тех случаях, когда
необходимо преодолеть сопротивление убеждению в силу
возникшего по какой-либо причине недоверия, неразвитой
психики, неясного представления аудиторией своих
интересов, имеющихся негативных установок или
аномального состояния сознания, наблюдаемого у людей,
например, в моменты начала стихийных бедствий. По этой
тенденции применение внушения становится возможным
и целесообразным в ситуациях, когда четкое и строгое
логическое доказательство оказывается субъективно
неубедительным для аудитории из-за чувств, которые
испытывают слушатели или читатели к источнику
информации, из-за классовых, групповых или явно эгоистических
интересов, питающих собой вполне очевидную
предубежденность.
Внушению как способу побуждения людей к принятию
адресованного им информационного воздействия присущи
качества, которые допускают позитивный подход к его
применению во многих случаях. В журналистской
практике, как известно, постоянно обращаются к
внушению. И это происходит не только при необходимости
преодолеть коммуникационные барьеры. «Когда
журналист в своем произведении касается, скажем, эмоций и
чувств читателя, апеллирует к сердцу человека, а через
него к уму и воле, то тем самым он приводит в действие
и механизм внушения. Когда газета привлекает в
качестве авторов авторитетных лиц или ссылается на их мне-
1 См. Я. Л. Коло мине кий. Социальные эталоны как
стабилизирующие факторы «социальной психики». — «Вопросы психологии»,
1972, № 1, стр. 103.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 210.
190
ния, рассказывает об интересах, пользующихся
популярностью и престижем личностей, то ее слово также
приобретает в известной мере свойства внушающего слова» '.
Таким образом, внушение может осуществляться
водном направлении и параллельно с убеждением и во
имя одних и тех же целей. Эта вторая тенденция
реализуется деятельностью средств массовой информации
и пропаганды социалистических стран. Объективные
условия для ее осуществления создают дальнейшее
развитие и усложнение структуры современного
социалистического общества, увеличение числа общностей,
к которым одновременно принадлежит каждый
человек и каждая из которых субъективно осознается
индивидом как «мы». Ни одна из этих общностей не
отгораживает его от других, и в своем сознании он
непрерывно производит выбор того «мы», которое в данный момент
определяет его поведение и чувства. Нуждаясь в
убеждении для осмысления событий и законЪмерностей жизни и
проявляя все меньшую готовность к некритическому
восприятию информации о своей социальной среде, он тем
не менее может весьма охотно поддаваться заражающему
действию человеческой среды, того или иного данного
«мы», если это действие совпадает с его психическими
потребностями и способствует его идентификации с
указанным «мы»2.
Следует отметить одну важную особенность,
характерную для внушающей коммуникации, осуществляемой
в современном социалистическом обществе. С
увеличением роли прессы, радио, телевидения в его жизни не
происходит процесса «стандартизации» мышления,
основанного на явно некритическом восприятии сообщений, —
процесса, захватывающего все большие круги населения
в развитых капиталистических странах3. Внушающее
воздействие в социалистических странах никогда не
строится на неосведомленности, предрассудках,
человеческих слабостях и других иррациональных моментах,
повышающих готовность людей к некритическому
восприятию предлагаемой информации.
1 Г. М. Кондратенко. Общественно-психологические явления и
печать. Автореферат. М., 1968, стр. 10.
2 См. Б. Ф. Поршне в. Социальная психология и история, стр. 137.
, 8 См. Н. С. Мансуров. Личность и массовые коммуникации. —
сСоциология и идеология». М., 1969, стр. 183.
lftl
Проблема внушения издавна привлекала внимание
исследователей. И этому были достаточно веские
социальные причины. Правящие классы антагонистических
обществ всегда использовали внушение как
могущественное средство для поддержания своего господства и
эксплуатации порабощенных масс. И если в прошлом они
это делали исключительно на основе эмпирического
опыта, то теперь во всеоружии тех знаний, которые
накопила психология. В истории ее, пожалуй, не было ни
одной школы или мало-мальски заметного течения,
которые не оставили бы своего следа в разработке проблемы
внушения. Среди них и школа «философской терапии»,
созданная немецким психиатром И. Марциновским и его
русским последователем В. Яроцким, и
психоаналитическая школа во главе с 3. Фрейдом, и русская школа
рефлексологии, основанная В. М. Бехтеревым.
Для ранних этапов развития социальной психологии
была характерна гиперболизация роли внушения во всех
без исключения социальных процессах. Ж. Шарко, Г. Ле-
бон, С. Сигеле, Б. Сидис своими изысканиями примерно
к 1890 г. создали положение, при котором рассматривать
какие-либо социально-психологические проблемы вне
связи с внушением стало недопустимой научной дерзостью.
Внушение и его динамику объяснили человеческим
инстинктом подчинения, который возбуждается любой
личностью или символом, имеющим престижную ценность.
Именно благодаря этому инстинкту, по мнению Мак-
Дауголла, люди воспринимают и принимают в свое
сознание сообщения, лишенные достаточных логических
оснований К Лебон пошел еще дальше, совершенно
неправомерно расширив социальную роль внушения как почти
абсолютного способа приобретения идей и мнений без
какого-либо участия разума, а лишь на основе
некритического восприятия от других, при полном освобождении
от всякой творческой, умственной работы по освоению
поставленного вопроса2.
Несколько иную закономерность возникновения
явлений массового внушения, а именно под влиянием психи-
1 McDougall. Introduction to Social Psychology. London, 1908,
p. 100.
2 Критика концепций Г. Лебона относительно роли и функций
внушения содержится в книге А. К. Уледова сОбщественное мнение
советского общества», стр. 207—208.
192
ческого заражения, впервые сформулировал в начале
XX в. В. М. Бехтерев К После него многие исследователи,
склоняясь к абсолютизации внушения, приписывали ему
непостижимую магическую силу, якобы делающую
человека игрушкой в руках героев-манипуляторов. Не
удивительно, что в последующие два десятилетия развитие
социальной психологии ознаменовалось подавляющим
преобладанием исследований тех или иных форм внушения,
притом в самых различных сферах общественной жизни.
Массированное применение внушения в буржуазной
пропаганде в годы первой мировой войны, особенно в
связи с описанием «зверств» армий воюющих сторон —
кайзеровской Германии и держав Антанты, дальнейшее
совершенствование этого процесса на протяжении
последующего десятилетия привели английского психолога
Л. Джемсона к мысли, что внушение вообще является
основой любой пропаганды. «Оратор, — писал он, —
возбуждающий тысячи здравомыслящих людей искусно
подобранными словцами, и религиозный проповедник,
трогающий их до слез и приводящий их толпами к
«покаянию», действуют силой внушения. Степень прочности
произведенного эффекта зависит от природы комплексов,
преобладающих в душе слушателя; а эти комплексы в
свою очередь образуются под влиянием окружающей
среды. Изучать эти комплексы должен всякий
пропагандист, добивающийся серьезных результатов»2. Очевидно,
Джемсон, как и его современники — советские психологи
20-х годов, занимавшиеся данной проблематикой, явно
переоценили роль и значимость внушения для массовых
информационных процессов. В этой переоценке легко
прослеживается влияние первых социопсихологов,
оставлявших за внушением и другими иррациональными
процессами главенствующую роль в побуждении масс к
принятию социальной информации.
Позднее столь радикальные оценки роли внушения
были пересмотрены. Психологи сошлись во мнении
относительно того, что наряду с внушением принятие
информации сознанием осуществляется и через убеждающее
воздействие на основе логического, рационального дока-
1 См. В. М. Бехтерев. Внушение и его роль в общественной
жизни. СПб., 1903, стр. 43-45.
2 Л. Джемсон. Очерк марксистской психологии. М., 1925, стр. 188.
193
зательства истинности. Но они серьезно разошлись в
объяснении природы внушения.
В 30-х годах была выдвинута, а в 40-х —
распространена теория рациональности внушения, полностью
отрицавшая возможность иррациональных процессов в
суггестии. Один из ее авторов — американский психолог
С. Эш — попытался с помощью количественного анализа
доказать, что при реагировании на престижное внушение
человек меняет не свои суждения и оценки, а лишь
объект суждения или оценки. Происходит замена объекта
в силу того, что источник внушающей коммуникации
создает контекст, в котором сообщение может быть
рационально интерпретировано в желательном для внушающего
направлении. Таким образом, внушение представляет
собой не пассивное и некритичное принятие информации,
как это бывает при гипнозе, а рациональный выбор
решения из ряда возможных, что обычно происходит
в трудной ситуации К
Несмотря на то что теория «рациональности»
внушения являлась выражением крайней точки зрения, ее
выводы также были поставлены на службу массовой
коммуникации в капиталистических странах. Она дала жизнь
так называемой комментированной поессе, задачей
которой было постоянное создание определенного контекста
для информации о фактах действительности.
«Свободный» комментарий «священного» факта определял столь
широкие рамки для интерпретации, что внушение
абсурдных идей через подмену объекта суждения стало по сути
дела стандартной процедурой манипулирования
общественным сознанием.
В противовес этой теории возникла концепция,
согласно которой внушение должно рассматриваться как
познавательная сторона подражания, в котором
субъектом имитируются идеи и вера, представленные ему с
помощью коммуникации. Данная концепция стала
теоретической предпосылкой для массового распространения
иллюстрированной прессы, так как считалось, что
подражание видимому образу осуществляется легче, а идеи и
вера как объект имитации усваиваются на основе
различных ассоциаций с этим видимым образом.
Почти одновременно на протяжении последних трех
1 5. Е. Ash. Social Psychology. Prentice-Hall, New York, 1959.
194
десятилетий были предприняты попытки
абстрагироваться от спора относительно того, рационально или
иррационально внушение по своему характеру, и найти иное
объяснение механизму его действия. М. Шериф (1936 г.) и
Т. Коффин (1941 г.) предложили ряггмятрипятк
внушение как функцию социального ориентирования индивида
в^его среде. Эта функция повышается по мере
увеличения неясности обстановки. Точно так же она возрастает,
когда стимулы, содержащиеся в информации, в какой-то
мере бессмысленны для реципиентов из-за своей
трудности. В таких случаях любая предлагаемая система
ориентиров принимается с готовностью как основа для
суждения. Упоминавшаяся выше история с радиопостановкой
«Вторжение с Марса» и ее анализ служат серьезной
поддержкой в пользу данной точки зрения. Не приходится
удивлятьея, что последняя нашла себе применение в
деятельности буржуазной прессы, радио и телевидения. Их
функционирование в современных условиях в
значительной степени представляет собой усилия по созданию
неясности описываемой или показываемой ими обстановки.
Предлагаемые при этом системы ориентиров
принимаются вместе с суждениями о «справедливости»
несправедливой войны, о «праве» на убийство, о
«безнравственности» коммунизма и т. д.
Наконец, необходимо отметить попытки
теоретического обоснования внушения явлением «внутренней»
конформности. Суть этого явления, в изложении И. С. Кона,
сводится к податливости индивида психическому
давлению группы. Уступая такому давлению, человек меняет
свое первоначальное мнение и разделяет мнение
большинства не в силу убедительности представляемых ему
аргументов — их может совсем не быть, а лишь из боязни
остаться в изоляции, обнаружить свою некомпетентность,
неосведомленность относительно господствующих оценок,
мнений, точек зрения 1. Это теоретическое положение
находит отражение в практике массовой коммуникации в
капиталистических странах в систематическом
поощрении аудиторий к максимальному конформизму, к
податливости внушающему давлению извне.
Итак, очевидно, что имеются противоречивые, а иногда
и взаимоисключающие мнения о природе внушения и ме-
1 См. И. С. Кон. Социология личности, стр. 64.
195
ханизмов его действия. Такое положение, естественно, не
освобождает исследователей от необходимости
дальнейшего поиска позитивных знаний в этой области.
Мистика и туман, окружившие проблему внушения
с самого начала ее изучения, манипуляторские приемы
рекламного внушения, наконец, явно недобросовестные
попытки приспособить данные психологии внушения для
осуществления сомнительных политических целей в
капиталистических странах — все это в совокупности
привело к серьезной научной дискредитации самой проблемы.
Однако исследовательский интерес к ней не ослабел до
сих пор. Свидетельство тому — большой арсенал знаний
о процессе внушения, его структуре, возможностях и
ограничениях. Одновременно можно констатировать, что,
несмотря на обстоятельное изучение природы и
сущности внушения в его разнообразных формах —
положительной и отрицательной, прямой и косвенной,
предметной и словесной, рациональной и эмоциональной и т. д.,
еще остается немало непознанного в этой проблеме{.
Психологическая природа внушения и поныне до конца
не выяснена, хотя в распоряжении современной науки
имеется громадное число бесспорных фактов и
павловское учение о высшей нервной деятельности, дающее
внушению исчерпывающее физиологическое объяснение. Еще
меньше ясности в отношении применения внушения и
получаемых результатов в массовом информационном
воздействии. Значительное число исследователей
проблемы здесь традиционно следует известной
бихевиористской, в конечном счете механистической, концепции,
по которой внушение рассматривается как процесс
посылки специфических стимулов, в ответ на которые
возникают не контролируемые индивидом реакции.
На современном уровне развития знаний об этом
явлении обычно в его толковании исходят из положения
о том, что «внушение опирается на уверенность,
сформировавшуюся без логического доказательства, и
переносится им, точнее сказать, автоматически
распространяется от индивида к индивиду, от коллектива к личности и
наоборот»2. Это принципиально верное положение со-
1 См. В. Н. Колбановский. Некоторые актуальные проблемы
общественной психологии. — «Вопросы философии», 1963, № 12, стр. 20.
2 И. Т. Бжалава. Установка как механизм действия внушения. —
«Вопросы психологии», 1967, № 2, стр. 42.
196
держит в себе важный социально-психологический
момент— взаимодействие индивидов, из которого,
собственно, возникает «отбор впечатлений в процессе внушения,
автоматическое выключение из сознания всего того, что
мешает реализации внушения...» '.
Впервые социально-психологическое истолкование
внушения и внушаемости — и, заметим, задолго до
возникновения социальной психологии — дал А. Н. Радищев,
определивший «соучаствование» (т. е. личностное
взаимодействие) как основу того, что «образ, вне нас
лежащий... звук, посторонним существом произнесенный,
образуют внутренность нашу»2. Несмотря на некоторую
расплывчатость этого истолкования, между ним и
последующими материалистическими интерпретациями
внушения и внушаемости можно усмотреть определенную
преемственность. Эволюция во взглядах на внушение шла
главным образом по пути выяснения того, как именно
происходит подчинение сознания «нравственному
влиянию постороннего лица, влияние предвзятой идеи,
парализующей критическое чувство, влияние выжидательного
внимания или бессознательной ошибки ложно
направленного воображения...» 3.
Применение внушения для педагогических или
психотерапевтических целей никогда не создавало каких-либо
нравственных проблем. Однако они возникли, когда
использование внушения коснулось сферы массовой
коммуникации. Косвенно к проблеме внушения обращался
М. Е. Салтыков-Щедрин, когда писал о слове, «которое,
при помощи печатного станка, посвящало себя
пробуждению в сердцах добрых чувств»4. Об этой проблеме как
о манипулировании сознанием в виде вторжения в него
«посторонней идеи без прямого и непосредственного
участия в этом акте «Я» субъекта» писал и В. М. Бехтерев5.
Эпоха революционных преобразований мира внесла
1 И. Т. Бжалава. Установка как механизм действия внушения.—
сВопросы психологии», 1967, № 2, стр. 42.
2 А. Н. Радищев. О человеке, о его смертности и бессмертии.
Избранные философские и общественно-политические произведения.
М., 1952, стр. 310.
3 А. Шожекки. К исследованию внушаемости. СПб., [б. г.], стр. 1.
4 М. Е. Салтыков-Щедрин. Поли. собр. соч., т. XV. М., 1940,
стр. 398.
Б В. М. Бехтерев. Внушение и его роль в общественной жизни,
стр. 18.
197
серьезные изменения в структуру существовавших ранее
социальных отношений и в нравственные оценки
возможности и допустимости внушения в информационных
процессах. Социальные отношения господства и подчинения,
подавления и контроля в антагонистическом обществе
неизбежно ставят одних людей в положение внушающих,
а других — в положение внушаемых.
Революционные преобразования, победа социализма,
меняя субъекта власти и политического влияния,
необходимо требуют целесообразного использования внушения
в информационных процессах, осуществляемых в
интересах класса-гегемона. С помощью революционного
насилия, дополненного внушением представлений о своей
силе, российскому пролетариату в союзе с трудовым
крестьянством удалось подавить организованное
вооруженное сопротивление эксплуататорских классов. Без
интенсивного и массированного внушения через массовые
информационные процессы была бы невозможна в
первые годы Советской власти победа над «косностью,
распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над этими
привычками, которые проклятый капитализм оставил в
наследство рабочему и крестьянину» К
Хорошо известно, что внушение идеи ценности
современной культуры — грамотности, дополненное большой
организационной и просветительной деятельностью,
позволило осуществить в нашей стране невиданную в
истории человечества культурную революцию. Вполне
очевидна роль внушающей коммуникации в подъеме настроений
энтузиазма в годы первых пятилеток и воспитании
ненависти к оккупантам в годы Великой Отечественной войны.
В. И. Ленин в числе задач коммунистического
воспитания трудящихся однажды указал: «.. .вытравить
проклятое правило: «каждый за себя, один бог за всех»...
вытравить привычку считать труд только повинностью и
правомерным только оплаченный по известной норме
труд. Мы будем работать, чтобы внедрить в сознание,
в привычку, в повседневный обиход масс правило: «все
за одного и один за всех»...»2 Ясно, что «вытравить»
одни привычки и «внедрить» другие в сознание масс без
процессов внушения невозможно, как, впрочем, невоз-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 5.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 108.
198
можно сделать это и одним внушением без убеждения,
осуществляемого в том же направлении.
Преобладание убеждающего коммуникационного
воздействия над внушающим в условиях социалистического
общества столь же закономерно, как и обратное
положение в обществе буржуазном. Это соотношение становится
особенно очевидным при анализе процессов,
происходящих в общественном сознании современных развитых
капиталистических стран.
Внушение во все больших масштабах применяется
идеологами современного
государственно-монополистического капитализма, пытающимися искусственно
преодолеть разрыв между индивидом как личностью и тем
же индивидом как винтиком бюрократической
организации. В этом отношении наглядным примером является та
сфера деятельности корпораций и буржуазного
государства, которая получила название политики «человеческих
отношений» и предназначена для создания у трудящихся
искусственных настроений «заинтересованности» в успехе
капиталистического предприятия, культивации «чувства
принадлежности» к буржуазному «коллективу», «чувства
долга» перед ним. Все это выливается в систему
тщательно продуманных психологических мер духовного
порабощения и развращения рабочего, превращения его в
послушного и преданного раба капитала1. Наряду со
специализированными организациями осуществляет эту
политику и гигантский пропагандистский аппарат,
содержащийся государством и корпорациями. Только на
промышленных предприятиях США в целях внушения
ложных, иллюзорных представлений о «человеческих
отношениях» издается громадными тиражами
внутриведомственная пропагандистская литература.
Эта деятельность в целом обеспечивается солидной
научной проработкой проблемы внушения во всех видах
и в самых различных условиях. Исследования данной
проблемы буржуазными социопсихологами позволили
сформулировать и принять в качестве руководства к
действию своеобразные «технологические» требования по
практическому осуществлению внушающего воздействия
через массовую коммуникацию и разработать конкретные
1 См. Ю. А. Замошкин. Кризис буржуазного индивидуализма и
личность. Социологический анализ некоторых тенденций в
общественной психологии США, стр. 148.
199
приемы внушения в пропаганде и рекламе. Суть этих
требований, разделяемых большинством коммуникационных
организаций развитых капиталистических стран,
сводится к нескольким основным положениям.
Во-первых, считается доказанным, что внушение
принимается сознанием, если внушаемое совпадает с
психическими нуждами и побуждениями, испытываемыми
реципиентами информации. В пользу такого вывода говорят
выявленные закономерности устойчивого реагирования
на стимулы, снижающие психические напряжения,
обусловленные биологическими или социальными причинами.
Причем биологические причины, порождающие
психические напряжения, по этой концепции, главенствуют над
социальными.
Объединением обоих типов причин, порождающих
психические напряжения, в одном сообщении удается
добиться эффективности в массовом внушении, каким по
сути дела в настоящее время является капиталистическая
реклама. Потребность в пище здесь соединяется с
апелляцией к престижу, и люди покупают сосиски, «которые
любит чемпион по боксу Н.».
Во-вторых, принятие сознанием внушающего
воздействия оказывается более вероятным, если его
содержание согласуется с нормами группы, которой адресуется
информация. Студенты-первокурсники порой быстро и
крайне некритически усваивают и разделяют внушаемые
им «правила» поведения, которых придерживаются
студенты вообще. Когда становится известным мнение
большинства, индивиды, не имеющие своего мнения либо
придерживающиеся иной точки зрения, обычно проявляют
тенденцию к разделению (отнюдь не всегда
критическому) того, что освящено ореолом господствующего мнения.
Если содержание внушающего воздействия совпадает
с психической потребностью людей идентифицировать
себя с большинством, то оно имеет значительный шанс
быть принятым их сознанием. Совпадение внушающего
воздействия с групповыми нормами (в том числе и с
нормами референтных групп) при этом должно быть
очевидным или даже специально подчеркнутым. Таким
образом, чем более индивид связан со своей группой, тем
вероятнее принятие им внушающего воздействия.
В-третьих, вероятность принятия внушающего
воздействия заметно повышается, если источник информации
200
ассоциируется в сознании аудитории как носитель
высокого престижа, а также за счет достаточно высокого
социального статуса, личностного обаяния, экспертности
и т. д. Когда же источник информации не вызывает
у аудитории ассоциаций с престижными ценностями,
эффективность внушения либо резко снижается, либо
вообще сводится к нулю. Это положение в общем
согласуется с широко известным выводом о том, что личность
тем больше влияет на аудиторию, чем выше ее престиж
в глазах реципиентов информации1. Эффективность
внушающей коммуникации в ходе передачи «Вторжение
с Марса» в значительной степени была обусловлена
искусной имитацией комментариев, якобы исходивших от
лиц, которые в глазах американского обывателя
обладали высоким престижем, — профессора Чикагской
обсерватории, ученого Торонтского университета,
известного генерала и т. д.
Наконец, эффект внушающего воздействия регулярно
возрастает, если императивное предоставление
информации подкрепляется логизированным доводом в его
пользу. Возникает смешанный тип внушающего и
убеждающего воздействия в одном коммуникационном акте, а само
внушение выступает как структурный элемент убеждения.
Повышение эффективности осуществляемого воздействия
в этом случае заключается в том, что внушение, почти
всегда сталкивающееся с некоторой настороженностью
аудитории (чем порождается критическое отношение к
предлагаемой информации), оказывается подкрепленным
вескими аргументами. И чем выше сопротивление
внушению, тем более убедительными должны быть аргументы,
тем глубже должны они затрагивать мышление и чувства
реципиентов. Доказательство тогда становится средством
преодоления настороженности, недоверия,
подозрительности или даже смятения — явлений, вызывающих
пассивное сопротивление внушающему информационному
воздействию.
Указанные положения, удовлетворяющие
«технологическим» требованиям эффективного внушения, в 1939 г.
были переработаны американскими психологами
супругами Ли для нужд буржуазной пропаганды и рекламы.
1 См. А. Г. Ковалев. Взаимовлияние людей в процессе общения
и формирование общественной психологии. — «Ученые записки ЛГУ»,
т. 254. Л., 1964, стр. 10.
201
В виде конкретных приемов они нашли широкое
применение в практической деятельности современных
буржуазных средств массовой информации и пропаганды.
К ним относятся:
1) прием «приклеивания ярлыков». Он используется
для того, чтобы опорочить идею, личность или предмет
в глазах аудитории посредством оскорбительных
эпитетов или метафор, вызывающих негативное отношение.
В ходе применения его преднамеренно создается
эмоциональная окрашенность слов или словосочетаний,
которые ранее были нейтральными. Так произошло,
например, с прилагательными «коммунистический» и
«красный» для большинства населения США;
2) прием «сияющего обобщения», который
заключается в обозначении конкретной вещи, идеи или
личности обобщающим родовым именем, имеющим
положительную эмоциональную окраску. Цель этого — побудить
аудиторию принять и одобрить преподносимое понятие.
Так родились и закрепились в арсенале американской
пропаганды словосочетания типа «свободный мир»,
«западная демократия», «атлантическое содружество» и т. д.
Прием «сияющего обобщения» скрывает отрицательные
стороны конкретной вещи, идеи или личности и тем
самым не вызывает у аудитории нежелательных
ассоциаций;
3) прием «переноса», или «трансфера». Суть его —
побуждение аудитории к ассоциации преподносимого
понятия с кем-либо или чем-либо, имеющим бесспорную
престижную ценность, чтобы сделать понятие
приемлемым. Так, преподнося избирателям кандидатуру
сомнительного кандидата, пропагандист в США называет его
другом покойного президента или человеком, принятым
в высшем обществе. Возможен также и негативный
«перенос» через побуждение к ассоциации с явно
отрицательными понятиями. Последний вариант широко
применяется для опорочивания идей, личностей, ситуаций,
которые не могут быть дискредитированы логическим
доказательством;
4) прием «свидетельства». Он заключается в
приведении высказывания личности, которую уважают или
ненавидят в аудитории пропаганды; высказывание содержит
оценку преподносимой идеи или представления, деятеля,
вещи, с тем чтобы побудить аудиторию к определенному
202
к ним отношению (положительному или
отрицательному). В соответствии с этим приемом в американской
пропаганде весьма интенсивно используются высказывания
известных политических деятелей, кинозвезд,
миллионеров, гангстеров — любых личностей, обладающих
престижем в группах, которым адресована пропагандистская
информация;
5) прием «игры в простонародность». Цель его —
побуждение аудитории к ассоциации личности
коммуникатора и преподносимых им понятий с позитивными
ценностями из-за «народности» этих понятий или
принадлежности пропагандиста к «простым людям». Очень
часто данный прием распространяется и на личность —
объект пропаганды. Именно так американские
пропагандисты через внушение добились популярности семейства
Рокфеллеров;
6) прием «перетасовки» — отбор и тенденциозное
преподнесение аудитории только положительных или только
отрицательных фактов действительности для
доказательства — необязательно логизированного — справедливости
позитивной или негативной оценки какой-либо идеи,
концепции, вещи, личности. Следовательно, аудитории
преподносятся такие факты, которые ведут реципиентов
к выводам, фактически инспирированным
коммуникатором. Сохраняя видимость убеждения, буржуазные
пропагандисты с помощью приема «перетасовки»
осуществляют замаскированное внушение абсурднейших идей
и самых невероятных оценок;
7) прием, условно обозначаемый словосочетанием
«фургон с оркестром». Суть его — побуждение аудитории
принять преподносимую в информации ценность,
поскольку якобы все в данной социальной группе разделяют ее.
Апелляция ко «всем» учитывает, что люди, как правило,
верят в побеждающую силу большинства и поэтому,
естественно, хотят быть с теми, кто его составляет.
Использование этого приема во внушающей коммуникации
рассчитано на некритическое разделение излагаемой в
сообщении оценки или точки зрения. Он широко
применяется в рекламе товаров и услуг, которыми якобы
пользуются «восемь из каждых десяти преуспевающих
американцев» или которые «рекомендуют четыре из пяти
докторов».
Все эти приемы, рассчитанные на некритическое вос-
203
приятие сообщений, основываются на свойстве
психики, которое принято называть внушаемостью. Понятие
«внушаемость» предполагает способность людей
воспринимать, понимать и принимать в свое сознание ценностно
ориентированную информацию без предъявления
достаточных доказательств и их логичности, а лишь на основе
престижа источника, привычки к нему или в силу
необходимости интерпретации какой-либо ситуации или
отсутствия других источников информации. Вместе с тем
внушаемость не сводится лишь к пассивному получению
и разделению какой-то информации. Она предполагает
интенсивную эмоциональную деятельность, которая,
собственно, и подавляет любые идеи и образы,
противоречащие внушаемому, даже в том случае, когда они уже
имеются в сознании реципиентов.
Внушаемость свойственна всем людям, хотя и в
неравной степени. Различия в этом могут колебаться в
очень широком диапазоне. Известно, что дети более
внушаемы, чем взрослые. С накоплением жизненного опыта
внушаемость имеет тенденцию к снижению. Но и в
зрелом возрасте женщины обычно обладают большей
внушаемостью, чем мужчины. Такую внушаемость,
обусловленную особенностями психического развития личности,
можно назвать «общей внушаемостью».
Различается также ситуативная внушаемость,
возникающая как следствие аномальных состояний психики,
дефицита информации по важному вопросу в связи с ка:
кой-то конкретной ситуацией. Такие явления заметно
ослабляют критическое отношение к предлагаемым
сообщениям. Указанный тип внушаемости хорошо
прослеживается, например, в условиях стихийного бедствия, когда
нарушается привычная система коммуникации, и даже
весьма здравомыслящие и не склонные к конформизму
люди некритически воспринимают и разделяют оценку,
мнение или точку зрения на факт действительности.
Ситуации, возникающие в ходе наводнений, селевых
потоков и землетрясений, не раз подтверждали
справедливость данного вывода.
Повышение ситуативной внушаемости регулярно
происходит и в условиях нарушения привычной социальной
стабильности. Это явление хорошо прослеживается по
архивным подшивкам старых газет, приводивших факты
политической и экономической нестабильности послево-
204
енной Европы 20-х годов. Пресса всех европейских
стран была переполнена самыми невероятными
выдумками о дальнейших судьбах континента, об ужасах
«московской чека», о дипломатических перипетиях
установления новых границ и т. д. Буржуазная печать через
механизмы внушения полностью использовала свою
«негативную власть приятно возбуждать, тревожить, бесить,
развлекать, унижать, досаждать и даже выталкивать
человека из его привычного круга...»1. История
журналистики сохранила в своих анналах случай, который
сейчас может рассматриваться лишь как забавный курьез,
а в свое время он был фактом общественного сознания
и привлек внимание большого числа людей.
В ходе мирной конференции в Версале в 1921 г.
американский журналист У. Ирвин сочинил и распространил
документ, содержавший требование предоставить
автономию Калифорнии. Декларация, написанная
торжественным языком манифестов, была обращена к великим
державам и настаивала на присоединении штата Невада,
«поскольку он был освоен колонистами, не попавшими
в Сан-Франциско», на «нейтрализации реки Колумбия»,
так как именно в ней «жировал калифорнийский лосось
и для жителей Калифорнии было невыносимым сознание,
что эта чисто калифорнийская рыба проводила свои
детские и отроческие годы под господством этнически
чуждых людей». Как ни странно, этот документ был принят
всерьез и даже опубликован в европейской печати2.
Послевоенная неразбериха, смятение в умах «версальских
миротворцев» создали предпосылки для внушения, а
пресса его осуществила в массовых масштабах. Ее
аудитории проявили явную склонность к легковерию и
некритическому принятию информации.
Точно так же, как и в случае с убеждением,
внушаемость в чистом виде может быть выделена лишь в целях
теоретического анализа. На практике, свободная от
каких-либо посторонних факторов, связанных с
восприятием логически построенной информации, она
встречается, пожалуй, только в условиях сеанса гипноза и
групповых культовых обрядов. По оценке Б. Ф. Поршнева,
1 Т. Matthwes. The Sugar Pill. New York, 1959, p. 166.
2 C. D. Mac-Daugall. Understanding Public Opinion. Dubuque.
Iowa, 1966, p. 45.
205
внушаемость тождественна абсолютному доверию и
ослабевает с ростом критичности или прямого недоверия.
«Можно полагать, — пишет он, — что в остальном отказ
подчиниться речи как внушению может иметь место лишь
в трех случаях: 1) иноязычие (отсутствие связи
фонетического состава речи с представлениями); 2) нарушение
внушающим правил речевого воздействия (грамматики и
тем самым смысловой связи и логики); 3)
парадоксальная, в том числе негативная, реакция при определенных
нервно-функциональных состояниях. Во всех же прочих
случаях речевое воздействие является неодолимым, или,
как говорят, «роковым». Иными словами, неодолимое
понимание и выполнение являются как бы канвой, а
всякий отказ от понимания, несогласие, невыполнение —
вторичным явлением, сложным психическим узором на
этой простой исходной канве»1. Внушение как результат
принятия любых суждений, выводимых из произвольно
взятых заключений, возникает из-за легковерности.
Культивации последней посвящены значительные усилия
буржуазной прессы, радио и телевидения. Созданная
однажды и тщательно поддерживаемая текущим
информационным воздействием, легковерность эксплуатируется
ими самым интенсивным образом, позволяя успешно
манипулировать сознанием масс.
Как показал ряд исследований, внушаемость не
представляет какой-то целостной черты. Это сложное
психическое состояние, включающее в себя ряд сравнительно
независимых элементарных образований. К ним
относятся первичная (или психомоторная) внушаемость, суть
которой сводится к готовности воспроизводить движения
(жесты, мимику) на основе некритического подражания;
вторичная — готовность к восприятию и запоминанию
впечатляющей информации и, наконец, престижная
внушаемость— готовность к изменению мнения под
влиянием информации о том, что носитель престижа разделяет
иную точку зрения. С фактами, подтверждающими
указанные три типа внушаемости, мы сталкиваемся
постоянно. Широко известно явление некритического усвоения
определенных жестов, манер, например небрежное
держание сигареты во рту, чем иногда публично бравируют
г Б. Ф. Поршнев. Элементы социальной психологии. —
«Проблемы общественной психологии», стр. 184—185.
206
подростки, усвоение «шикарной» походки (как у героя
телевизионного боевика или героини кинофильма) и т. п.
Хотя внушаемость и не рассматривается как
целостная личностная черта, некоторые аспекты
индивидуального, несомненно, определяют собой степень готовности
людей принять информационное воздействие. К ним
относятся, например, уровень развития психики, степень
личностной самооценки, тип сознания. Как уже
говорилось, повышенной внушаемостью обладают дети,
индивиды с низкой личностной самооценкой, религиозные люди,
а среди последних наибольшую зависимость от
группового мнения проявляют самые консервативные
верующие.
На внушаемость влияет и воздействие внешних
физических и социальных факторов, так или иначе
уменьшающих критичность восприятия и умственную переработку
воспринятого. В подобных условиях происходит
ситуативное снижение самооценки индивидов. Из этого
теоретического положения делаются практические выводы:
в ходе комплексного воздействия на аудиторию
формируется у людей тенденция к понижению самооценки,
а потом выдается информация, предназначенная для
некритического восприятия.
Внушаемость остается высокой в условиях
длительных кризисных ситуаций. Как показывает анализ, они
приводят к деморализации значительные по своей
численности слои населения и порождают вполне
определенный склад мышления, который весьма устраивает
демагогов и политических авантюристов: утрата устойчивых
внутренних убеждений делает людей легкой добычей
моды и безответственной пропаганды. Наиболее ярко эта
закономерность проявилась в Германии после
Версальского договора. Здесь глубокий и длительный кризис,
вызванный военным поражением, дал значительные
патологические изменения массового сознания в виде
отчаяния, духовного опустошения и нравственной
невменяемости. На почве нигилизма, охватившего значительные
слои населения, развивались опасные формы легковерия,
которые превращали обывательскую массу в игрушку
реакционных сил, готовых воспользоваться ситуацией в
своих политических целях К
1 См. Э. Ю. Соловьев. Экзистенциализм (Историко-критнческнн
очерк). — «Вопросы философии», 1966, № 12, стр. 78.
207
Повышению внушаемости способствует также
впервые отмеченный В. М. Бехтеревым недостаток активного
внимания. «Очевидно, что внушение, — писал он, — в
отличие от убеждения проникает в психическую сферу
помимо личного сознания, входя без особой переработки
непосредственно в сферу общего сознания и укрепляясь
здесь, как всякий предмет пассивного восприятия» *.
Косвенным доказательством правильности его наблюдения
может служить ситуация полемического спора,
разрешаемая обычно с помощью убеждения. При ней активность
внимания достигает максимума. Буржуазная пресса,
радио и телевидение преднамеренно повышают
внушаемость своих аудиторий через снижение активности
внимания, что достигается прежде всего обилием
впечатляющих новостей («эффектом наркотизации»). Той же
психологической цели служит и реклама,
занимающая от 30 до 70% газетной площади и примерно
такую же часть вещательного времени на радио и
телевидении.
Внушение, осуществляемое через средства массовой
информации и пропаганды, может принимать мотива-
ционную и негативную формы. Первая из них использует
побуждающую силу потребностей, желаний, эмоций.
В этом процессе убедительность доводов определяется
не столько их истинностью (и даже логической
правильностью), сколько выбором реципиентом путей, ведущих
к умозаключениям и соответствию новых положений с
его прошлым опытом, взглядами, мировоззрением,
отношениями2.
Форма негативного внушения сводится к
предостережениям от определенных поступков или действий, но
делается это так, чтобы побудить аудиторию к совершению
того, от чего ее якобы предостерегают. Иногда такое
негативное внушение происходит и непреднамеренно, как
произошло однажды с публикацией «Недели».
Высмеивая буржуазные нравы, газета саркастически сообщила
своим читателям о «рекорде приседаний», поставленном
одним зарубежным бездельником. Каково же было удив-
1 В. М. Бехтерев. Внушение и его роль в общественной жизни,
стр. 19.
2 См. В. А. Часов. Психологический анализ внушения и его
практического применения. Автореферат. Л., 1959, стр. 16.
208
ление редакции, когда она получила от ряда своих
читателей сообщения о том, что они перекрыли цифру,
опубликованную на ее страницах {. Очевидно, этого не
произошло бы, если бы журналисты, готовя материал для
номера, смогли предвидеть возможность негативного
внушения.
Указанный случай затрагивает важную для
деятельности средств массовой информации и пропаганды
проблему непреднамеренного внушения, которое возникает
как дисфункциональный эффект психического
взаимодействия между источником и реципиентом информации. На
явление непреднамеренного внушения обратил внимание
Г. М. Кондратенко, объяснивший его возникновение
суммированием в сознании реципиентов однотипных
впечатлений, которые логически не вытекают из содержания
публикуемой информации, но тем не менее создают
искаженное представление о всей проблеме2.
Однобокое освещение какого-либо явления,
расстановка определенных акцентов в сообщениях, например
явно тенденциозное толкование отдельных фактов из
деятельности сферы обслуживания, создают
соответствующие представления и вызывают негативные чувства по
отношению ко всей многочисленной армии работников
этой сферы. Нередкая фельетонная критика в адрес
работников торговли создала устойчивые установки на
отношение к ним. Непреднамеренно внушенные, подобные
установки сейчас проявляются как в общей оценке
деятельности торговли, так и в выборе профессии
молодежью 3.
Психологические механизмы непреднамеренного
внушения — преувеличение, некритическое обобщение
частных фактов, случайная ассоциация представлений на
основе логических ошибок в опубликованной
информации— были названы В. Кузьмичевым в связи с анализом
причин циркуляции слухов4. Очевидно, они действуют и
в системах, образуемых средствами массовой информа-
1 См. «Неделя», 1963, № 46, стр. 17.
2 См. Г. М. Кондратенко. Общественно-психологические явления
и печать. Автореферат. М., 1968, стр. 11.
3 См. М. Зимянин. Дело нашей чести. — «Советская печать», 1966,
№ 5, стр. 4.
4 См. J5. Кузьмиче в. Организация общественного мнения,
стр. 152—155.
209
ции и пропаганды и их аудиториями, когда мы
сталкиваемся со случаями непреднамеренного внушения,
осуществленного каналами прессы, радио, телевидения
и кино.
Особую важность в процессе внушения имеет группа
предиспозициональных факторов, связанных с
ориентацией на коммуникатора. Степень готовности людей
сосредоточивать свое внимание на информации, воспринимать
ее, благожелательно сопоставлять ее с ранее усвоенными
ценностями, наконец, принимать ее — все это в
значительной мере зависит от их субъективного представления
о коммуникаторе. Большую роль здесь играет оценка его
статуса и групповых связей, его ролевого поведения,
личностных свойств, искренности намерений и
достоверности исходящей от него информации. Если оценка
статуса и ролевого поведения коммуникатора оказывается
достаточно высокой, а наличие его связей с социальной
группой реципиента очевидным, если личность
коммуникатора бесспорно положительна и отсутствуют даже
малейшие подозрения в неискренности его намерений,
наконец, если есть уверенность в достоверности
предлагаемой им информации, то процесс внушения при этих
условиях будет весьма эффективным. Таким образом,
прежде чем применить внушение в пропагандистском
или агитационном воздействии, следует заранее проявить
заботу о том, чтобы перечисленные признаки ориентации
на коммуникатора были адекватны задаче.
Ориентация аудитории в процессе внушения на
средство массовой информации и пропаганды не является
столь решающим фактором, как ориентация на
содержание сообщения и коммуникатора. Однако существует
известная приверженность определенных групп в аудитории
к газете, радио как привычному и наиболее
предпочитаемому средству получения информации. Такое положение
может быть объяснено, в частности, тем, что группы со
сравнительно низким образовательным уровнем
предпочитают получать информацию на слух, например по
радио, чем воспринимать ее с печатной страницы. Это
побудило некоторых исследователей выдвинуть гипотезу
о том, что внушающая сила радио по сравнению с
другими средствами массовой информации и пропаганды
выше.
Объяснили данное явление тем, что радио вызывает
210
ощущение синхронной принадлежности к громадной
аудитории, испытываемое бессознательно каждым
радиослушателем. В результате действия этого психического
механизма истолкование новости, полученной по радио,
оказывается более приемлемым для сознания обширных
аудиторий, чем интерпретация, достигшая реципиентов
с помощью другого средства массовой информации и
пропаганды. Положение еще более усугубляется, когда
в ситуацию добавляется фактор времени, т. е. аудитория
проявляет склонность принять вариант информации,
представленный радио, нежели вариант сообщения
любого другого источника, который поступает позже.
Несмотря на то что эта гипотеза не имеет достаточного
количества доказательств, подтверждающих ее
достоверность или отрицающих ее, она принята на вооружение
буржуазными пропагандистами. Отсутствие
аргументации они пытаются восполнить внушением
безосновательных суждений, которые даются с максимальной
быстротой. Утверждать, что их попытки абсолютно
неэффективны, было бы неоправданным оптимизмом, делающим
ненужной всякую контрпропаганду.
Наряду с отмеченной концепцией о максимальной
внушающей силе радиовещания существует и другая точка
зрения, относящая это качество прежде всего к
телевидению. Действительно, телевидение, как ни одно другое
средство массовой информации и пропаганды, может
передавать все возможные способы выражения эмоций —
речь, интонацию, мимику и пантомимику. Иными
словами, телевизионное изображение, дополненное речью,
способно дать в единицу времени наибольшее число легко
расшифровываемых знаков, вызывающих те или иные
ассоциации. Если к этому добавить испытываемое
телезрителем подсознательное чувство «истинности видимого
своими глазами», то правомерность суждения о
громадных возможностях телевидения в области внушения
станет еще более очевидной.
Эффективность внушения, точно так же как и
убеждения, связана с проблемой повторения. По
наблюдениям В. Н. Куликова, «для достижения внушения часто
недостаточно бывает подать внушаемое один раз. Чтобы
добиться результата, его надо повторять. Но, повторяя
воздействие, сл<едует стремиться к тому, чтобы
внушаемое входило в сознание слушателей или читателей
211
каждый раз по-новому, с помощью разных фактов,
чтобы изменялся способ подачи содержания. Сила
внушения в таких случаях увеличивается, во-первых, за счет
повторения воздействия внушаемой мысли. Во-вторых,
изменение способа воздействия внушаемой идеи
гарантирует от пассивности и скрытого противодействия
слушателей» {.
Конкретные условия, в которых реципиент
воспринимает информацию, — напряженное внимание
окружающих и аплодисменты, ясно ощущаемый дефицит
сообщений по обсуждаемому вопросу — оказывают далеко
идущие последствия на субъективную готовность людей
некритически воспринимать информацию и изменять
ранее созданные социальные установки.
Внушаемость достигает максимума в условиях
«критической ситуации», когда индивид сталкивается с
внешним окружением, не упорядоченным в какую-либо
привычную систему и потому не поддающимся пониманию и
объяснению, хотя они необходимы. При этом ситуация
воспринимается как более критическая или менее
критическая в зависимости от того, в какой степени она
касается личности субъекта. Невозможность интерпретации
неупорядоченного внешнего окружения в условиях,
когда сильно затронуты личностные «Я» субъектов,
образующих какую-либо общность, ведет обычно к
возникновению паники, т. е. к ситуации, в которой внушаемость
достигает максимума. Несколько меньшая внушаемость,
хотя также достаточно значительная, характерна для
людей в условиях толпы. Наблюдения над поведением
людей в обстановке панического бегства от реальной или
мнимой опасности, в возбужденной или агрессивно
настроенной толпе показывают тщетность любых попыток
убеждения, хотя бы оно исходило от коммуникаторов,
обладающих бесспорным престижем, или убеждение
ассоциировалось с бесспорными ценностями.
Информационное воздействие на аудиторию может
считаться осуществленным, когда коммуникатор
добился того, что называется «позитивными
коммуникационными эффектами». Степень вероятности выполнения этой
задачи повышается вместе с оптимизацией всех звеньев
1 В. Н. Куликов. Вопросы психологии внушения в общественной
жизни. — «Проблемы общественной психологии», стр. 339.
212
процесса. Действуя совокупно, факторы внушения
приводят к изменениям социальной установки, которая, как
известно, является важнейшим конституирующим
фактором и восприятия, и аффектов, и мнения, и поведения.
Изменения установки влекут за собой изменения:
во-первых, в восприятии информации, делая его более
благожелательным или менее неблагожелательным; во-вторых,
в эмоциональном состоянии людей, вызывая проявление
аффектов соответствующей направленности, например
гнева или радости, и определенной интенсивности —
в диапазоне от бурной до едва заметной; в-третьих,
во мнениях по вопросам, имеющим социальную
значимость. Изменения установки побуждают к
разделению предлагаемого мнения вместо имевшегося ранее
или отличающегося от него либо целиком, либо в
деталях; наконец, они приводят к изменениям в
процессах деятельности и поведении в связи с объектами
этих установок.
Достижение искомых информационных эффектов
значительно облегчается правильным учетом предиспозицио-
нальных факторов. Определение готовности аудиторий
к убеждению или внушению должно давать основание
для решения, какому из этих двух способов доведения
информации коммуникатор отдает предпочтение. Общая
закономерность, которая здесь действует, заключается в
том, что удельный вес убеждения повышается при
воздействии на аудитории, обладающие достаточно
большими познавательными способностями и находящиеся в
условиях привычных ситуаций.
Удельный вес внушения возрастает по мере
уменьшения познавательных возможностей реципиентов и
возникновения условий, которые имеют четко выраженную
тенденцию к превращению ситуации в кризисную и трудно
поддающуюся контролю. Именно потому интерес к
проблеме внушения и внушаемости в информационном
воздействии правомерен и актуален. Эти вопросы важны не
только в теоретическом отношении, но и для практики
пропаганды, тем более что технику пропагандистского
внушения (заметим, доведенную до значительного
совершенства) буржуазные средства массовой информации и
пропаганды взяли на вооружение достаточно давно и
пользуются ею весьма эффективно.
Теоретическое решение проблемы внушения — реаль-
213
ная помощь практикам нашей идеологической
пропаганды как в разоблачении «декламаторской мишуры»,
которая служит буржуазной прессе, радио и телевидению
для прикрытия «самой тривиальной болтовни, пусть
даже... болтовни широкого размаха и высокого
мастерства» ], но отравляющей сознание людей, так и в
осуществлении боевого, наступательного пропагандистского
воздействия.
*
Выяснение путей й способов повышения
эффективности деятельности средств массовой информации и
пропаганды требует глубокого теоретического осмысления
сложных и многочисленных психологических проблем.
Исследование их дает знания, необходимые как для
разработки общей методологии анализа коммуникационной
деятельности, так и для нужд практики. Знакомство с
ними помогает принимать правильные решения в ходе
поиска, отбора и подготовки информации, избегать
возможных негативных сопутствующих эффектов и
максимально учитывать факторы, влияющие на восприятие и
дальнейшую психическую переработку адресуемых
аудиториям сообщений.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 5, стр. 361.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 3
Глава 1. Теория информации и социально-психологические
проблемы массовых информационных процессов .... 18
Глава 2. Проблема внимания в массовых информационных
процессах 45
Глава 3. Информация «в себе» или информация «для нас»? . . 75
Глава 4. Проблема понимания и массовая коммуникация . . .106
Глава 5. Процессы памяти и массовая коммуникация . . . .130
Глава 6. Убеждение и внушение в массовых информационных
процессах 158
Шерковин Ю. А.
Ш49 Психологические проблемы массовых
информационных процессов. М., «Мысль», 1973.
215 с.
Эта книга — один из первых опытов анализа психологических
явлений, сопровождающих функционирование систем массовой
информации и пропаганды в современных условиях. На обширном фактическом
материале автор рассматривает психологические аспекты тех
изменений, которые принесла с собой научно-техническая революция, создав
предпосылки для значительного расширения действий средств массовой
информации и пропаганды.
Задача монографии — дать многотысячной армии советских
журналистов некоторую сумму психологических знаний, которые будут
полезны для повышения эффективности их профессиональной
деятельности.
0157-132
Ш 004(01)-73 ЬЗ-72-7-72 15
ШЕРКОВИН,
ЮРИЯ АЛЕКСАНДРОВИЧ
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
МАССОВЫХ ИНФОРМАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ
Редактор Л. Г. Севастьянова
Младшие редакторы М. Ф. Гржебин, Т. Б. Re гать ков а
Оформление художника Ю. Л. Коннова
Художественный редактор Н. В. Илларионова
Технический редактор Ж- М. Конооеева
Корректор С. С. Новицкая
Сдано в набор 14 ноября 1972 г. Подписано в печать 4 мая 1973 г. Формат
бумаги 84Х108'/м, № 2 Усл. печатных листов 11,34. Учетно-издательских
листов 11.64. Тираж 13 000 экз А 03269. Заказ № 1563. Цена 86 коп.
Издательство «Мысль». 117071. Москва, В-71, Ленинский проспект. 15.
Ордена Трудового Красного Знамени Ленинградская типография № 5 «Союз-
полиграфпрома» при Государственном комитете Совета Министров СССР по
делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
Ленинград, Центр, Красная ул., 1/3.