ИЗ ИСТОРИИ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ И ПРАВОВОЙ
МЫСЛИ

Редакционная коллегия:
В. С. НЕРСЕСЯНЦ (председатель),
П. С. ГРАЦИАНСКИЙ,
Н. М. ЗОЛОТУХИНА, Л. С. МАМУТ

В.Д.ЗОРЬКИН
Москва
«Юридическая литература»
1984

Зорькин Валерий Дмитриевич (род. в 1943 г.)—
доктор юридических наук, профессор,
специализируется в области истории политических и правовых
учений и теории государства и права. Основные его
публикации: сПозитивистская теория права в России»
(1978 г.), «Муромцев (Из истории политической и
правовой мысли)» (1980 г.), «Политические взгляды
Макиавелли» (1969 г.), «У истоков буржуазной
социологии права» (1978 г.), «Психологическая теория
права» (1979 г.), «Экономическая деятельность
социалистического государства в свете марксистско-ленинского
учения о базисе и надстройке» (1980 г.), разделы и
главы в учебниках по теории государства и права, по
истории политических и правовых учений.
Ответственный редактор
кандидат юридических наук П. С. Грацианский
Рецензенты:
кандидат юридических наук Н. Н. Д е е в,
кандидат юридических наук Д. И. Луковская
1202000000-036 _
7-84
012(01)84
© Издательство «Юридическая литература», 1984

ВВЕДЕНИЕ
Борис Николаевич Чичерин
(1828—1904)—видный русский ученый-юрист, философ, историк.
Многочисленные труды Чичерина,
охватывающие различные стороны политики, государства и
права, отражают долгий и сложный путь исканий,
надежд и борьбы сторонника капиталистических
преобразований.
Б. Н. Чичерин постоянно находился в центре
научной мысли России, лично хорошо знал многих
представителей русской интеллигенции, а также
ученых Германии, Франции, Англии, Австрии. Он
может быть с полным основанием назван
мыслителем общеевропейского масштаба.
Литературным творчеством Б. Н. Чичерин
занимался в течение всей жизни. Первые его работы
вышли в 50-х годах XIX в., а последняя,
опубликованная при жизни, — в 1904 году, накануне
первой русской революции.
Б. Н. Чичерин явился основателем и наиболее
видным представителем так называемого
«государственного направления» («государственной
школы») в отечественной историографии (С. М.
Соловьев, К. Д. Кавелин, В. И. Сергеевич, А. Д. Гра-
довский). Его труды, посвященные истории
Русского государства и права, общей теории
исторического процесса, проблеме соотношения истории
России и Запада, были новым словом в
исторической науке.
Значительное место занимает Б. Н. Чичерин
также в истории русской философии. Его
произведения, в которых разработаны проблемы логики,
метафизики, философии истории, философии
государства и права, положили начало либеральному
направлению неогегельянства. С неогегельянских
методологических позиций Б. Н. Чичерин
критиковал различного рода позитивистские трактовки
права и закона, поставил ряд проблем, сыграв-
б

ших значительную роль в развитии учений о
«возрожденном» естественном праве на рубеже XIX—
XX вв. в России.
Большое внимание Б. Н. Чичерин уделял
теории государства и государственного права. Его
капитальная монография о народном
представительстве— одна из лучших разработок данной
темы в буржуазном государствоведении прошлого
столетия. Сложившуюся в XIX в. (сначала в
Англии, Германии, Франции, а затем и в России)
формально-догматическую трактовку
государственного права Б. Н. Чичерин считал узкой и
ограниченной. Он пытался рассматривать
государство, его формы и институты в их различных
социальных связях и опосредованиях. Книги Б. Н.
Чичерина, особенно «Политика» (третий том
«Курса государственной науки»), создавали
предпосылки политологического подхода к
государству. Примечательно, что здесь Б. Н. Чичерин
одним из первых в буржуазной науке обратился к
исследованию политических партий и их роли в
государственной жизни.
Будучи крупной фигурой в политико-правовой
теории, философии и истории, Б. Н. Чичерин как
разносторонне одаренный ученый оставил также
заметный след в естествознании. За труды по
теоретической химии он был по предложению
Д. И. Менделеева избран почетным членом
Русского физико-химического общества. Даже
оппонент Б. Н. Чичерина на идеологическом поприще —
Н. Г. Чернышевский — признавал его незаурядный
ум, огромную эрудицию, полемический талант и
научные заслуги (см. 53, с. 568—569, 584)*.
Советский историк М. Н. Покровский вспоминал о
влиянии Б. Н. Чичерина на правоведов России: «Его
полемика с социалистами читалась мало, зато его
исторические и юридические теории пользовались
величайшим кредитом и почетом в известных
кругах еще в 90-х годах прошлого столетия: я помню,
с каким почти благоговением передавал мне
около 1892 г. П. И. Новгородцев его книжку. Для
публицистов Чичерин был тогда тем же, чем был
* Здесь и далее в скобках первые цифры означают
порядковый номер цитируемого произведения в списке
литературы, помещенном в конце книги.
6

для социал-демократов Плеханов» (45, с. 175—
176).
Научно-познавательные конструкции Б. Н.
Чичерина в области юриспруденции, философии,
истории были рассчитаны на защиту либерализма.
Причем в отличие от позитивистов Б. Н. Чичерин
признавал партийность науки. Он считал, что
наука призвана обосновывать определенные
социально-политические идеалы, которые человечество
ставит в ту или иную эпоху. «Кто хочет не
принадлежать ни. к яакой партии,—пис*ал он,—хот
должен отказаться л от борьбы. Стоять вне партий
может только человек, который не принимает
участия в действии, а обсуждает его со стороны, как
беспристрастный наблюдатель. Да и тот
неизбежно становится на ту или другую сторону, если у
него появляется сколько-нибудь последовательный
взгляд на предмет... Нейтральность обыкновенно
служит признаком бесцветности и бездарности.
Проповедовать ее как высший плод политической
мудрости значит обрекать государство на
господство пошлости» (12, ч. 2, с. 365). В период, когда
между различными общественными силами —по
мещиками-крепостниками, буржуазно-дворянскими
либералами и революционными демократами —
разгорелась борьба за будущее страны, Чичерин
отстаивал реформистский путь капиталистических
преобразований и резко выступил против
революции. Его политическим идеалом была
конституционная монархия, которая бы сплотила все
реформистские силы и обеспечила России
капиталистическую судьбу.
Мировоззрение Б. Н. Чичерина ярко отражает
в классовом преломлении политическую
действительность второй половины XIX в., является
важным этапом в развитии буржуазных
политико-правовых идей пореформенной России.
Освещение взглядов Б. Н. Чичерина на
государство и право в данной серии имеет
идеологическое, познавательное и социально-культурное
значение. Оно позволит читателю более
обстоятельно познакомиться с историей буржуазной
политико-правовой мысли России.
7

ГЛАВА I
Жизненный и творческий
путь
в
Щ/0 орис Николаевич Чиче
рин родился 26 мая
(7 июня) 1828 г. в семье богатого тамбовского
помещика, происходившего из старинного
дворянского рода. Генеалогия рода Чичериных ведется
от Афанасия Чичерина (Чичерин), выходца из
Италии, приехавшего в 1472 году в Россию при
Иване III в свите Софьи Палеолог. Б. Н. Чичерин
рос в условиях утонченной интеллектуальной ере
ды. Под руководством матери, привившей сыну
любовь к искусству, рисованию, поэзии, он
получил основательное домашнее образование. На
произведениях Пушкина, Лермонтова, Гоголя и
других классиков русской и мировой литературы
формировались его литературные и эстетические
вкусы.
Отец Б. Н. Чичерина — Николай Васильевич
Чичерин — принадлежал к числу дворян,
приспособивших свое хозяйство к капиталистическим
отношениям. Признавая необходимость реформ, он
в то же время с тревогой смотрел в будущее и
опасался крутой ломки социальной жизни.
8

Одаренность и разностороннее воспитание
способствовали раннему формированию политико-
правовых взглядов Чичерина. Безусловно,
большое влияние на него оказал отец. Уже в самом
происхождении и воспитании Чичерина таились
истоки раздвоенности его мировоззрения, которая
так явственно проявилась впоследствии: с одной
стороны, глубокая просвещенность, неприязнь к
невежеству и бюрократии, осуждение
крепостничества и самодержавия как тормоза в развитии
России, а с другой — непонимание интересов
народных масс, привязанность к привилегиям, эли-
тизм и религиозность.
В 1845 году Чичерин поступил на юридический
факультет Московского университета. Лекции
выдающихся профессоров Т. Н. Грановского,
С. М. Соловьева, К. Д. Кавелина, П. Г. Редкина
развили у Чичерина любовь к истории, привили
навыки самостоятельного подхода к явлениям,
критического отношения к мнениям авторитетов.
Лекции этих ученых содержали в себе последнее
слово исторической и юридической науки в
России и выгодно отличались от верноподданнических
казенных проповедей других преподавателей, не
дававших ничего полезного жаждущим знания
юношам.
Любознательная натура Чичерина рвалась ко
всему новому и живому. Особое впечатление на
него произвел Т. Н. Грановский, талантом,
красноречием и обаянием которого были пленены
студенты. В блистательных лекциях по всеобщей
истории он знакомил слушателей с общим ходом,
закономерностями исторического развития
человечества, воспитывал у студентов убеждение в
необходимости падения крепостничества и
абсолютизма. Т. Н. Грановский считал Чичерина одним из
самых талантливых своих учеников. Несмотря на
разницу в возрасте, они сблизились и
подружились.
В это же время Б. Н. Чичерин увлекся
гегелевской философией. Он основательно
проштудировал гегелевские работы: «Энциклопедию
философских наук», «Лекции по философии истории»,
«Лекции по истории философии».
9

Философия Гегеля явилась одним из главных
источников мировоззрения Чичерина. «Я
убежден,— писал он впоследствии,— что этот труд был
мне в высшей степени полезен; убежден также,
что, кто не прошел через этот искус, кто не усвоил
себе вполне логики Гегеля, тот никогда не будег
философом и даже не в состоянии вполне обнять
и постигнуть философские вопросы. Разумеется,
я совершенно увлекся новым миросозерцанием,
раскрывавшим мне в удивительной гармонии
верховные начала бытия. Только в более зрелые
лета, при самостоятельной работе мысли, я увидел,
в чем состоит его односторонность и каких оно
требует поправок и дополнений» (22, т. 1, с. 74).
В студенческие годы формируются буржуазно
либеральные взгляды Чичерина. В 1849 году он
заканчивает университет.
Карьера чиновника его не прельщала. «Да и
могла ли меня заманивать служба при
господствовавших тогда политических условиях?—писал
Чичерин в воспоминаниях.— Сделаться
непосредственным орудием правительства, которое
беспощадно угнетало всякую мысль и всякое
просвещение и которое я вследствие этого ненавидел от
всей души, раболепно ползти по служебной
лестнице, угождая начальникам, никогда не
высказывая своих убеждений, часто исполняя то, что
казалось мне величайшим злом, такова была
открывающаяся передо мною служебная перспектива.
Я отвернулся от нее с негодованием...» (22, т. 1,
с. 114). Чичерин решает посвятить себя научной
деятельности. Он уезжает в деревню и готовится к
магистерским экзаменам. При этом большое
внимание он уделяет работам классиков, в частности
Платона и Аристотеля, а также новейшей
западноевропейской литературе по истории,
правоведению, философии, политической экономии. В это
время начинает складываться философско-истори-
ческая концепция Чичерина, которая легла в
основу его последующих трудов.
В ноябре 1851 — январе 1852 годов Чичерин
успешно сдал магистерские экзамены и к концу
1853 года представил на факультет диссертацию
«Областные учреждения России в XVII веке»,
подготовленную на основе тщательного изучения пер-
10

воисточников. Содержащая ценные теоретические
обобщения, работа явилась новым словом в русской
исторической и юридической науке. Вместе с
произведениями К. Д. Кавелина и С. М. Соловьева
диссертация Чичерина послужила основой
возникновения так называемой государственной школы в
русской историографии. Громадная эрудиция,
склонность к теоретическим и философским
обобщениям позволили Чичерину стать главой этого
направления. Дружба Чичерина, Кавелина и
Соловьева скреплялась не только общностью научных
интересов. Выработанная ими концепция
закладывала теоретические основы
буржуазно-либеральной программы реформистского перехода от
крепостничества и феодализма к капитализму под
эгидой сильной, монархической власти.
Диссертация Чичерина проходила с большими
трудностями. Николаевский деспотизм давил
всякую живую мысль. Свирепствовала цензура. В этих
условиях руководство юридического факультета не
допустило диссертацию к защите, усмотрев в ней
положения, осуждающие самодержавие и противо
речащие официальной исторической концепции. С
горечью молодой ученый констатировал: «Передо
мною без малейшего повода запиралась дверь к
ученому и литературному поприщу, и это делалось
с таким пошлым равнодушием, с таким
возмутительным пренебрежением к мысли, труду, знаниям
и стремлениям молодого человека, что это одно
уже может служить признаком того низкого
уровня, на который пал некогда столь славный
Московский университет. Всякий нравственный элемент
исчез на юридическом факультете. Кроме
пошлости, невежества и мелочных личных целей и
отношений ничего в нем не осталось» (22, т. 1, с. 122).
Попытки представить диссертацию к защите в
Петербурге также не увенчались успехом, несмотря
на активную поддержку Т. Н. Грановского и
других друзей Чичерина.
В состоянии неудовлетворенности и обиды
застала Б. Н. Чичерина Крымская война 1853—
1856 гг., окончательно убедившая его в том, что
самодержавно-крепостническая система — главное
препятствие прогрессу России. Как все передовые
люди страны, Чичерин видел глубокий кризис и
11

неизбежность падения этой системы. Поэтому он
с чувством удовлетворения встречает события,
вскрывшие всю гниль «колосса на глиняных
ногах». Война еще более обострила положение в
стране. Огромные военные расходы, рекрутские наборы
и налоги вызвали расстройство экономики и
усиление волнений среди крестьян, часто
выливавшихся в формы восстаний и погромов. Перед всем
миром вскрылась отсталость и слабость
крепостной России, развитие которой застыло под
кровавым деспотизмом Николая I. Поражение в войне,
стоившей России огромных людских и
материальных жертв, означало крах реакционной политики
русского царизма, который с 1815 года играл роль
европейского жандарма.
В обстановке кризиса феодализма в середине
50-х годов XIX века начинается широкое
оппозиционное движение. В результате его размежевания
складывается ^либерализм. Социальную базу
либерализма как буржуазного по своему
объективному содержанию течения составляли крупная и
средняя буржуазия, обуржуазившиеся помещики,
а также связанная с ними часть интеллигенции.
Русские либералы требовали ликвидировать
феодальные пережитки в экономике, тормозившие
развитие капитализма, гарантировать свободу
частного предпринимательства, исключить
вмешательство государства в хозяйственную сферу,
обеспечить буржуазные гражданские и политические
права и свободы, заменить абсолютизм
конституционной монархией. Осуществление этой
программы расчистило бы путь развитию буржуазии и в
то же время сохранило бы значительные
привилегии дворянства, прежде всего основу его
экономической мощи — крупное помещичье землевладение,
и первенство в государственном аппарате.
Само либеральное движение не было единым.
Либералы, проводившие более радикальную
линию, выступали за наделение крестьян землей на
менее тяжелых условиях, за уравнение сословных
прав, за немедленное ограничение императорской
власти представительными органами, за
установление гражданских и политических свобод.
Требования умеренных либералов сводились к
отмене крепостного права с сохранением земель и
12

привилегий помещиков, введению местного
самоуправления, суда присяжных, предоставлению
гражданских прав и свобод. Принятие
конституции они считали необходимым лишь после
соответствующих преобразований общественной
системы. Либеральные шаги правительства Александра
II они горячо приветствовали, усматривая в них
стимул к сплочению всех общественных сил в
проведении реформистской политики. Ссылаясь на
историю реакции 1848—1855 гг. и общественного
подъема второй половины 50-х годов, умеренные
либералы стремились доказать, что репрессии
вызывают сопротивление народа, рождают
оппозицию, изолируют правительство; в свою очередь
выступления масс с «неумеренными» требованиями
«ожесточают» власть, приводят ее к
неуступчивости. Поэтому программа умеренных либералов
была направлена на постепенное, мирное
превращение феодальной общественно-политической
системы в буржуазную, на самотрансформацию
самодержавия в конституционную монархию. Свои
надежды они связывали с Александром II,
который на приеме предводителей дворянства в
Москве в марте 1856 года ясно выразил намерение
отменить крепостное право «сверху», не дожидаясь
его уничтожения «снизу».
«Либералы, — отмечал В. И. Ленин, — хотели
«освободить» Россию «сверху», не разрушая ни
монархии царя, ни землевладения и власти помещиков,
побуждая их только к «уступкам» духу времени.
Либералы были и остаются идеологами буржуазии,
которая не может мириться с крепостничеством,
но которая боится революции, боится движения
масс, способного свергнуть монархию и
уничтожить власть помещиков. Либералы
ограничиваются поэтому «борьбой за реформы», «борьбой за
права», т. е. дележом власти между крепостниками
и буржуазией» (2, т. 20, с. 175).
Идеология умеренного либерализма во второй
половине 50-х годов XIX века нашла свое
выражение в произведениях Б. Н. Чичерина, К. Д.
Кавелина, Н. А. Мельгунова, И. К. Бабста и др.
В январе 1855 года К. Д. Кавелин предложил
Чичерину принять участие в подготовке
рукописных статей, направленных против крепостничест-
13

ва и самодержавия. Об этом событии Чичерин
пишет в своем дневнике: «Я с жадностью ухватился за
эту мысль, которая давала исход моим
либеральным убеждениям и моему стремлению к
деятельности» (22, т. 1, с. 153). В первой половине
февраля была готова его статья «Восточный вопрос с
русской точки зрения», в которой резко
критиковалась внешняя и внутренняя политика царизма.
В 1855 году Чичериным были подготовлены статьи
«О крепостном состоянии», «Об аристократии, в
особенности русской», «Современные задачи
русской жизни», в которых обосновывались
программные положения русского либерализма. В 1856
году эти статьи были опубликованы в заграничном
издании А. И. Герцена «Голоса из России». Работа
Чичерина «Священный союз и австрийская
политика» была напечатана А. И. Герценом в
«Историческом сборнике» (1859 г.). К данной серии
примыкает статья Чичерина «О настоящем и будущем
положении помещичьих крестьян» в журнале «Ате-
ней» (1858 г., кн. I). Главным стержнем указанных
работ является обоснование и защита программы
реформистского преобразования общественного и
политического строя России. Стремясь доказать
необходимость постепенного перехода от феодальной
социально-политической системы к
капиталистической, Чичерин предостерегал против
революционных выступлений, которые, по его мнению, погубят
благие начинания нового самодержца и вызовут
новые репрессии. Особенно настойчиво эта мысль
выражена в «Письме к издателю» (К. Д.
Кавелину принадлежит вступление, Чичерину — основная
часть), опубликованном в «Голосах из России»
(кн. I) за подписью «Русский либерал». В этот же
период Чичериным были опубликованы первые ис-
торико-юридические произведения: «Опыты по
истории русского права» (1858 г.), «Областные
учреждения России в XVII веке» (1856 г.),
«Очерки Англии и Франции» (1858 г.). В них Чичерин
разработал новое направление в русской
историографии. Явившись выдающимся событием в
русской исторической науке, эти труды в то же
время несли на себе яркую печать
буржуазно-либеральной идеологии. Изображая государство
главным творцом истории, Чичерин тем самым хотел
14

подчеркнуть, что оно должно стать путем реформ
«сверху» орудием преобразования феодальной
России в капиталистическую.
Выступлениям Чичерина сопутствовал большой
успех. Он становится одним из главных идеологов
либерализма в России. В этих условиях в начале
царствования Александра II Чичерину удалось
опубликовать и защитить (21 декабря 1856 г.)
магистерскую диссертацию «Областные учреждения
России в XVII веке». Перед молодым ученым и
публицистом открываются блестящие перспективы.
В 1858 году его приглашают занять кафедру
государственного права юридического факультета
Московского университета.
Для более основательной подготовки к
профессорской деятельности, знакомства с современной
социальной жизнью и политическими
учреждениями Западной Европы и, видимо, для установления
более тесных контактов с русской либеральной
эмиграцией Чичерин в конце апреля 1858 года
отправляется в длительное путешествие за границу.
Он встречается с ведущими учеными в области
политической науки, юриспруденции, истории,
философии, усиленно штудирует исследования Р. Моля,
И. К. Блюнчли, К. С. Цахариэ, Р. Шмитхеннера,
У. Блекстона и Л. Стифена, изучает английские и
французские политические институты, знакомится
с воззрениями виднейших адвокатов и
политических деятелей, устанавливает дружеские контакты
с лидерами западноевропейского либерализма:
Л. фон Штейном, И. Пасси, Ш. Дюпон-Уайтом,
Л.-А. Тьером. Уже во время этой поездки он
произвел хорошее впечатление на своих знаменитых со-
беседников, которые прочили ему блестящую
будущность.
Во время зарубежной поездки укрепляются
идеологические позиции Чичерина в философии.
В Париже он ведет жаркие споры с И. М.
Сеченовым по проблемам психологии и физиологии.
Здесь же под влиянием Д. И. Менделеева он
начинает всерьез заниматься естественными науками
и философскими проблемами естествознания.
Уделяя большое внимание теоретическим
занятиям, Чичерин не забывает о своей миссии
либерального идеолога. Он сам признавался, что глав-
15

ной целью его поездки в Лондон была встреча с
А. И. Герценом. Разногласия последнего с
Чичериным и Кавелиным выявились уже в 1856 году.
Однако либеральные колебания Герцена подавали им
надежду направить деятельность «Колокола» по
устраивавшему их пути. При встрече с Герценом
осенью 1858 года Чичерин вновь призвал его встать
на более умеренную позицию. Но их разногласия
обнаружились в первых же беседах. После письма
Чичерина Герцену, опубликованного в «Колоколе»
1 декабря 1858 г. с предисловием издателя под
названием «Обвинительный акт», их сотрудничество
прекратилось. «Мы с ним теперь могли смотреть
друг на друга только как офицеры враждебных
армий, но уважающие издали друг друга»,—
вспоминал Чичерин (22, т. 2, с. 67).
Весть об отмене крепостного права застала
Чичерина в Париже зимой 1861 года. Полный сил и
желания бороться за новую Россию, он пишет
брату Василию о своих планах: «Все чужое до смерти
надоело... Не презирать отечество с высоты
европейского просвещения, а усвоить для него плоды
этого просвещения и, может быть, вложить в него
свою лепту, распространить в родной земле хотя
бы неслышными и незаметными путями добытые
человечеством умственные блага... такова была
задача, которую я себе поставил, такова... отныне
цель моей деятельности. Европой я мог
любоваться, но жить и действовать я мог только в России.
Насмотревшись ...я уже с полным сознанием и с
созревшею мыслью мог посвятить себя отечеству в
новую, открывшуюся для него эпоху» (22, т. 2,
с. 126—127).
С этими намерениями осенью 1861 года
Чичерин начал работу на кафедре государственного
права юридического факультета Московского
университета. Используя университетскую трибуну, он с
позиций умеренного либерализма активно
отстаивает реформистский курс, в ходе осуществления
которого, как указывал В. И. Ленин, был сделан
«шаг по пути превращения России в буржуазную
монархию» (2, т. 20, с. 173).
С этой целью Чичерин выдвигает тезис
«либеральные меры и сильная власть», обоснованию
которого посвящает книгу «Несколько современных
16

вопросов» (1862 г.). Самодержавие проводило
одну реформу за другой, и поэтому в тот момент
Чичерин считал несвоевременным поднимать вопрос о
немедленном ограничении абсолютизма, полагая,
что это должно произойти позже, как результат
«увенчания здания».
Теоретическая разработка Чичериным
программы преобразования России «сверху» встретила
поддержку либерально настроенного князя А. М.
Горчакова, в то время всесильного министра, который
оказывал значительное влияние на царя.
Очевидно, именно в этой связи следует рассматривать
приглашение Чичерина в качестве преподавателя
к молодому наследнику престола — Николаю
Александровичу. В декабре 1862 года Чичерин едет в
Петербург и с января 1863 года читает
цесаревичу курс государственного права.
В середине июня 1864 года Чичерин
отправляется с наследником в путешествие за границу. Во
Флоренции он перенес тяжелейшее заболевание
тифом с осложнением. Врачи считали положение
безнадежным, но Чичерин чудом выжил. Крепкий
организм справился с недугом. Болезнь ускорила
формирование религиозных взглядов Чичерина. До
этого момента он скептически относился к религии.
В одном из писем Чичерину в 1858 году А. И.
Герцен отмечал: «Мы совершенно согласны в
отношении к религии: отрицаем «надзвездную религию»...»
(28, т. 9, с. 252). Теперь же Чичерин
переосмысливает свое отношение к христианству и
религии в целом. В этот период он вырабатывает
концепцию «будущей религии духа, ведущего
человека к конечному совершенству» (22, т. 3, с. 148).
С помощью либерально воспитанного
наследника Чичерин и его сторонники надеялись
обеспечить будущее реформистскому курсу
самодержавия.
Но 12 апреля 1865 г. на двадцать втором году
жизни в результате тяжелой болезни Николай
Александрович скончался. Чичерин глубоко
переживал смерть своего воспитанника. Скорбь
Чичерина была тем более понятна, что новый
наследник, будущий Александр III, был полной
противоположностью своему старшему брату. Человек ог-
2 Заказ 7231
17

раниченных умственных способностей, недалекий,
солдафон, он как будто был скроен по образцу той
пошлой реакции, которая впоследствии
водворилась в его царствование.
В период преподавания в Московском
университете Чичерин подготовил работу «О народном
представительстве» (1866 г.), явившуюся крупным
вкладом в буржуазную политическую науку. В этом
произведении Чичерин рассматривает условия,
факторы и закономерности представительного
правления. Политический идеал умеренного
либерализма получает здесь теоретическую разработку.
В эти же годы Чичерин подготовил цикл
фундаментальных лекций, которые затем легли в основу его
«Курса государственной науки» в трех частях:
«Общее государственное право» (1894 г.), «Наука
об обществе, или социология» (1896 г.) и
«Политика» (1898 г.).
Осенний семестр 1867 года стал последним в
профессорской деятельности Чичерина. На
юридическом факультете в это время сложилась
ненормальная в нравственном отношении атмосфера.
В знак протеста против неблаговидных
действий и интриг руководства и совета факультета
Чичерин вместе с другими видными профессорами
(С. М. Соловьевым, И. К. Бабстом, С. А. Рачин-
ским, М. Н. Капустиным, Ф. М. Дмитриевым)
подал в отставку. Студенты тоже были возмущены
поведением руководства факультета и заявили
протест. В дело вмешался царь, который выразил
желание, чтобы профессора взяли назад прошение
об отставке и остались в университете. Однако
Чичерин не изменил своего решения и в начале 1868
года ушел в отставку. Студенты и преподаватели
дали в его честь прощальный обед. 28 января
1868 г. «Русские ведомости» в отчете об этом
событии отмечали: «Остается пожелать, чтобы
поводов к подобным пиршествам было поменьше.
Пробел, оставляемый в университете удалением
такого профессора, и без того велик!»
Покинув кафедру, Чичерин уехал в родовое
имение — село Караул, где занимался научной
деятельностью, а также активно участвовал в
работе тамбовского земства.
25 апреля 1871 г. Чичерин женился на Алек-
18

сандре Алексеевне Капнист (1845—1920), отец
которой был полтавским помещиком и
профессором, а брат — русским послом в Вене.
В первое десятилетие после приезда в Караул
была подготовлена пятитомная «История
политических учений» — фундаментальное и, пожалуй,
одно из самых выдающихся произведений в
буржуазной науке истории политических учений.
Первые четыре тома вышли в 1869—1877 гг., пятый
том был опубликован лишь в 1902 году, хотя
отдельные его фрагменты были напечатаны еще в
70-е годы. Критическое изучение трудов
мыслителей прошлого послужило для Чичерина
прелюдией к созданию собственной, неогегельянской
политико-правовой философии, изложенной в
произведениях последующих лет.
В связи с оживлением либерального движения
в условиях кризиса самодержавия (на рубеже 70—
80-х годов XIX века) Чичерин пишет ряд
публицистических произведений, имеющих важное
значение в развитии русского либерализма:
«Конституционный вопрос в России» (1878 г.),
«Берлинский мир перед русским общественным мнением»
(1878 г.), «Дело Веры Засулич» (1878 г.),
«Задачи нового царствования» (1881 г.). В работе
«Конституционный вопрос в России», которая
распространялась в рукописи и была опубликована лишь в
1906 году, поднимается вопрос о необходимости
постепенного призвания земства к участию в
осуществлении верховной власти.
В этот же период, когда в самых различных
кругах дискутировался вопрос о соотношении
экономики и политики, о пределах государственного
вмешательства в общественную и личную жизнь,
Чичерин подготовил одно из основных своих
политических сочинений — «Собственность и
государство» в двух томах (1881—1883 гг.). Отстаивая
неприкосновенность частной собственности, он в
то же время предостерегал против чрезмерной
деятельности государства, усматривая в этом
большую опасность для свободы индивида.
После убийства Александра II в марте 1881
года самодержавие, стремясь расширить свою
социальную опору и выйти из кризиса, обращается за
поддержкой к либералам. Чичерина выбирают на
2*
.19

пост Московского городского головы. 26 января
1882 г. он приступает к исполнению своих новых
обязанностей. Однако на этом посту Чичерин
пробыл недолго. Его речь на обеде городских голов в
честь Александра III 16 мая 1883 г. была
истолкована как требование конституции. В июле 1883
года последовала отставка. В середине августа
1883 года Чичерин уезжает из Москвы, уверенный
в том, что только ограничение самодержавной
власти может предотвратить революцию.
С этих пор он удаляется от активной
политической деятельности и всецело посвящает себя пауке.
«Научная работа для меня, кроме личного
призвания, ставила в положение совершенно
независимое от всяких политических созвездий,— писал он.
— Я не знал ни гнусного правительства, ни
раболепного общества» (22, т. 4, с. 262).
В этот период Чичерин стал заниматься
высшей математикой и естественными науками
(зоологией, физикой, химией), самостоятельно
выработал систему химических элементов, подготовил
оригинальную работу по классификации
животных. Труды его по теоретической химии получили
восторженный отзыв Д. И. Менделеева.
Активные занятия разнообразными отраслями
человеческого знания (правоведение, история,
политика, математика, физика, химия, зоология)
позволили Чичерину подготовить фундаментальные
труды по глобальным проблемам философии.
Среди них: «Наука и религия» (1879 г., изд. 2-е,
1902 г.), «Мистицизм в науке» (1880 г.),
«Положительная философия и единство науки» (1892 г.),
«Основания логики и метафизики» (1894 г.),
«Философия права» (1900 г.), «Вопросы философии»
(1904 г.).
В 1888—1894 гг. Чичерин на основе дневников,
которые он вел в предшествующие годы,
подготовил «До£П()минания» (опубликованы в четырех
книгах в 1929—1934 гг.). Отличающиеся богатством
фактологического материала, они имеют большое
значение для уяснения жизненного и творческого
пути мыслителя, являются ценным источником по
истории России 40—90-х годов XIX века.
Умер Чичерин накануне первой русской
революции, 3 февраля 1904 г.
20

ГЛАВА II
Учение о праве и государстве
Философско-методические основы
Б. _ «
рин выступил с резкой
критикой различных вариантов позитивистской
теории государства и права и, в противоположность
им, выдвинул свою объективно-идеалистическую
философию права. Последняя стала не узкой
юридической догматикой или эмпирической
социологией права, а широкой философией всей политико-
правовой жизни. Она была призвана раскрыть
«метафизические начала» политики, государства
и права, их сущность, финальные цели и ценности.
Философско-теоретическое рассмотрение права
и государства явилось в таком случае
специфическим способом оправдания конкретно-исторических
политических взглядов либерализма; примененные
к практической сфере, философские категории
развертываются, конкретизируются и наполняются у
Чичерина определенным политическим
содержанием. Программные требования либералов
(конституционная монархия, свобода частного
предпринимательства, неприкосновенность буржуазных
прав и т. д.) оказываются непосредственным
следствием дедукции из теоретических конструкций,
21

выработанных философией права. Тем самым
Чичерин, в противоположность позитивистам,
стремился реидеологизировать теорию государства и
права, преодолеть характерные для позитивизма
этико-политический релятивизм,
противопоставление идеологии науке, отказ от познания сущности
и ценности государства и права. В то же время
Чичерин признавал заслугу позитивистов в
разработке эмпирической социологии государства и права.
Поэтому он призывал к соединению «умозрения»
и «опыта», к созданию «синтетической» политико-
правовой теории, объединяющей традиционную
идеалистическую философию права с социологией
права и догмой права.
Свою политико-правовую философию Чичерин
строит на основе неогегельянства. Воспринимая
основные положения гегелевской философии, он,
однако, полагает, что абсолютный идеализм Гегеля
страдает односторонностью вследствие того, чго
тот считает материю и разум проявлениями,
моментами единой сущности — духа, или идеи.
Разум и материя, по Чичерину, не просто свойства
одной сущности, духа, а самостоятельные,
противоположные друг другу субстанции, или начала.
Наряду с ними существуют еще два начала: дух как
конечная цель развития, направляющая бытие к
идеальному совершенству, и первопричина (абсолютная
потенциальная энергия вселенной) как чисто
логическое начало, не раскрываемое опытом, но
необходимое для объяснения явлений. Четыре
раздельных и независимых друг от друга начала (Чиче
рин называет их также субстанциями, или
элементами) бытия — первопричина, разум, материя
и конечная цель, или дух,— «представляются
развитием единой Абсолютной Сущности. Единство их
лежит в Абсолютном; но в реальном мире они
распадаются и остаются независимыми друг от
друга». И реальный мир есть результат
«взаимодействия Абсолютного с самим собою, творение из
ничего». Из четырех элементов Абсолютного
материя составляет сущность видимого мира,
остальные три — «божественные начала, окружающие этот
мир и составляющие для него основание, середину
и конец» (21, с. 62, 137—138, 161—162; 16, с. 332;
10, с. 95).
22

Разум и материя, по Чичерину, представляют
два противоположных мира, простейшими,
единичными силами которых являются соответственно
разумный единичный субъект и материальный
атом. Образование единичной мыслящей субстанции
при этом резко отличается от материальной.
Материальный атом как результат взаимодействия
центральной и периферической сил соединяется с
другими атомами и образует материю. Напротив,
единичный разум происходит путем выделения из
общей субстанции — верховного, или абсолютного,
разума, понятие о котором есть логическое начало,
не доказуемое опытом, или постулат единичного
разума. Единичная мыслящая субстанция как
простейший элемент абсолютного разума не
уничтожается, а лишь выделяется из общей
субстанции и снова с ней сливается (см. 15, с. 123—125;
16, с. 307, 334; 21, с. 62).
Взаимодействие двух субстанций происходит
путем соединения выделившихся из абсолютного
разума простейших единиц с материей, которая
становится «страдательной стороной разума, его
внешней ограниченностью». Влияние разума на
материальный мир не исчерпывается
присутствием единичных мыслящих субстанций. Разум
выступает также в качестве всеобщей необходимости,
или закона, которому подчиняется все сущее.
«Разум есть верховное определяющее начало как в
субъективном, так и в объективном мире, как в
сознании, так и в бессознательном. Разум есть
закон всякого бытия. Однако в этих двух областях
он является в двух противоположных формах: в
области сознания как общее понятие, т. е. как
чистый закон; в области бессознательного как
необходимое отношение частных сил, находящихся
во взаимодействии» (16, с. 362, см. также с. 330—
332). Таким образом, закономерности,
существующие в мире, рассматриваются Чичериным в
качестве проявления абсолютного разума.
На основе положения о действии абсолютного
разума и в природе (как ее закон) и в разумных
личностях (единичная мыслящая субстанция)
Чичерин делает вывод о тождестве мышления и
бытия. Причем этот вопрос он трактует с позиций
абсолютного идеализма. Закономерности привно-
23

сятся в материю как свойство абсолютного
разума. Поэтому познание законов мироздания
осуществляется, по его мнению, не столько на
основе практической деятельности человека, сколько
путем логического развития разумом этих законов
из самого себя a priori. Поскольку весь мир
проникнут действием привнесенных в него законов
объективного разума, который проявляется и в
разуме отдельного субъекта, то уже путем
анализа самосознания, на взгляд Чичерина, можно
установить законы разума, следовательно, законы
всякого бытия. Выведенная априорным путем
система категорий раскрывает у Чичерина общие
законы мировых явлений. Опыт дает только явления,
хаотический материал, обработка которого
производится на основе априорно познанных законов
разума. «Разум имеет свои законы, которые
ощущениями не даются и из опыта не выводятся, а
присущи ему как деятельному началу и служат
ему руководством при проверке ощущений» (21,
с. 123, см. также с. 209, 213; 15, с. 326).
Действие разума, говорит Чичерин, двояко: это
соединение и разделение, поэтому единство и
множество являются основными началами разума
при познании любого предмета.
Противоположность этих категорий преодолевается двумя
путями— посредством их соединения и разделения.
Первое дает конкретное сочетание единого и
многого, второе — их отношение. Образующиеся таким
путем четыре начала, связанные как перекрещи
вающиеся противоположности, составляют
универсальную логическую схему познания любого
объекта. Четырехчлен предстает в виде трех
последовательных логических ступеней, из которых
средняя разбивается на два противоположных
определения:
Единство
Отношение Сочетание
Множество
Будучи основным законом познания, формула
эта, примененная к бытию, в то же время
выражает, по Чичерину, основной закон всякого раз-
24

вития. Первоначальное слитное состояние
выделяет противоположные друг другу определения,
которые затем, в полном развитии, сводятся к
высшему единству (16, с. 7—8; 10, с. 62—63).
Здесь налицо влияние Гегеля. Однако в
диалектику Гегеля Чичерин вносит такие поправки,
которые заменяют учение о развитии по спирали
движением по кругу. В гегелевском законе
развития, по мнению Чичерина, недостает четвертого
определения, вследствие чего вместо полного
развития перекрещивающихся противоположностей
Гегель «обыкновенно первой ступенью полагает
одну из противоположностей, а второй — другую,
маскируя неверность постановки чисто
искусственным сцеплением понятий» (16, с. 220). Вместо
гегелевской триады (тезис, антитезис, синтез)
Чичерин ставит четыреаду (начальное единство, две
противоположности, конечное единство). Как
известно, Гегель делает акцент на саморазвитии,
движущим началом которого является закон
единства и борьбы противоположностей. Чичерин от-
брасывает этот закон как «неверность
постановки». Развитие, в его философии, происходит не в
результате борьбы противоположностей, а
вследствие разложения первоначального единства
(причины начальной), направляющего к
самоопределению содержащиеся в нем противоположные
начала, а также в результате действия
объединяющей конечной причины (цели, идеи, духа),
связывающей противоположности на высшем этапе.
Поэтому так называемые четыре определения
являются вечными для всякого предмета. В
приложении к внешнему бытию они называются
началами, или причинами, к которым разум сводит
разнообразие явлений. Из первоначального единства,
или причины производящей, выделяются как
противоположности материя (начало частное,
раздельное, дробное) и отвлеченно-общее,
формальное начало (закон, разум). Высшее единство,
согласующее противоположности, есть идея, дух —
причина конечная, составляющая цель развития
(см. 10, с. 62). Противоположности берутся
Чичериным вне движения, лишаются саморазвития,
поэтому он отвергает революционное отрицание
старого новым, диалектические скачки в развитии,
25

что нашло яркое отражение и в его политической
философии. В этой связи он отмечал: «Пока я
держался чисто идеалистического воззрения
Гегеля, я все прошедшее считал преходящими
моментами в истории человечества. ...Впоследствии я
понял, что те ступени, которые Гегель называет
моментами развития, составляют вечные
элементы человеческого духа» (22, т. 1, с. 90).
Развитие человечества, по Чичерину,
направляется общей целесообразной силой — духом, или
идеей. Самораскрытие духа в социальной жизни
проявляется в двух сферах: практической
(покорение природы, экономика, гражданский быт,
политическая жизнь) и теоретической (искусство,
наука, философия, религия). Основу и сущность
человеческого развития Чичерин видит не в
материальном бытии, а в «духовных* метафизических
началах», которые сознаются и осуществляются
в историческом процессе. Верховная идея, по
Чичерину, есть идея Абсолютного (бога), из которой
вытекают и черпают свою силу все другие идеи,
в том числе гражданского общества, права,
государства и т. д. Поэтому для понимания законов
развития права и государства необходимо сначала
открыть закон реализации идеи Абсолютного в
сознании людей. Идею Абсолютного призваны
постигать философия и религия, которые,
следовательно, не только определяют сознание человека,
но и в качестве метафизических начал
становятся основой его действий и отношений. А так как
философия и религия сами исторические явления,
то их история и законы развития составляют
основу законов всей истории человечества (см. 10,
с. 243; 12, ч. 2, с. 391, 430—431; 16, с. 201; 17, ч. 2,
с. 354—355, 377, 381). Чисто теоретическое,
философское познание Абсолютного Чичерин считает
недостаточным.
Он выступает за синтез философии и религии.
Религию Чичерин понимает как восприятие
Абсолютного через веру, как «неподвижное и
неизменное миросозерцание, явление реального
взаимодействия субъекта с Абсолютным». Религия не
ограничивается рациональными определениями
Абсолютного, она ставит человека в живое к нему
отношение. «Если же существует Абсолютное как
26

живая сила, от которой зависит все относительное,
то есть и реальное взаимодействие между тем и
другим, следовательно, между человеком и
божеством. Абсолютное не является внешним
чувствам, которым доступно только частное,
материальное бытие; но оно открывается духовному
взору человека, и здесь оно охватывает его
всецело, подчиняя себе не только его разум, но и
чувство и волю» (17, ч. 2, с. 230). В каждой религии
Абсолютное, или бог, проявляется, по Чичерину,
в совокупности его основных элементов (четырех
начал), но преобладающее значение имеет какой-
нибудь один. В развитии религий элементы
Абсолютного раскрываются в их логической
последовательности: первобытные религии определяли
бога преимущественно как творческую Силу,
причину начальную; христианство открыло бога в
нравственном мире и видело в нем прежде всего
верховный Разум; религия будущего — религия
Духа, конечной цели,— откроет бога в истории.
Философия, призванная познать Абсолютное
теоретически, подвергает ту или иную конкретную
религию «логическому испытанию», устанавливает
ее недостатки и положительные стороны, т. е.
действует на религию в качестве разлагающего
начала и тем самым готовит почву для более
совершенной религии. В результате один религиозный
(«синтетический») период через философский
(«аналитический») период сменяется новым
религиозным периодом. Смена синтетических и
аналитических эпох составляет, по Чичерину,
основной закон человеческой истории.
На основе этого закона Чичерин выделяет три
ступени развития человечества. История
начинается с первобытного единства, которое затем
разлагается на две противоположности, после чего
последние снова сводятся к высшему, конечному
единству. Начало, середину и конец процесса пред
ставляют синтетические периоды развития,
характеризующиеся господством религии;
аналитические же периоды лежат в промежутках, обозначая
переходы между началом и серединой, а затем
между серединой и концом:
Первый синтетический период. Первобытное
Развитие натуралистических религий единство
27

Первый аналитический период.
Развитие греческой философии
Второй синтетический период Период
(нравственный). Христианство раздвоения
Второй аналитический период.
Развитие новой философии
Третий синтетический период. Высшее (конечное)
Религия Духа единство
Идеалистическое объяснение истории
приобретает при этом теологическую окраску:
«Человечество исходит от бога и снова возвращается к
богу» (10, с. 450, см. также с. 192—193, 245, 339,
444—446; 17, ч. 2, с. 377—418). Свою философию
Чичерин считает как раз подготовкой к новому,
высшему синтетическому периоду религии Духа.
Восхождение человечества к конечному
единству Чичерин представляет в виде исторического
круговорота идей и соответствующих им соци
ально-политических институтов. Вследствие своей
односторонности философские и политические
направления, по Чичерину, следуют друг за
другом в определенном порядке и образуют в
совокупности полный цикл учений. Но так как число
начал Абсолютного, отражаемых в этих
направлениях, ограничено, то в истории происходит
повторение одних и тех же направлений. В резуль
тате мысль оказывается в постоянном
круговороте. «Отличие позднейших циклов от
предшествующих состоит в большем или меньшем развитии
начал, в методе исследования, иногда в примеси
посторонних элементов; но существенное
содержание остается то же. Мысль не в состоянии выйти
из этих пределов, ибо для нее нет иных элементов,
кроме существующих» (8, ч. 1, с. 5; 17, ч. 2, с. 416)
При этом Чичерин вслед за Гегелем признает
развитие лишь в прошлом. Философская система
Чичерина и будущая религия Духа призваны как
в логическом, так и в .историческом плане
завершить развитие философско-религиозных
концепций и идеи Абсолютного.
Тем самым конкретно-исторические
политические взгляды и учреждения с помощью данной
теории возводятся в идеал и причисляются к
конечной цели социального развития.
28

Право
Чичерин в значительной степени воспроизводит
гегелевский подход к праву как развитию идеи
свободы, реализации свободной воли (о
гегелевской философии права см. 42). В этой связи он
резко критикует вульгарно-утилитаристские
теории, отождествляющие право с интересом, с поли
тикой силы или с законом, изданным
государством (юридический позитивизм). В то же время
Чичерин считает гегелевскую философию права
этатистской, антилиберальной,
антииндивидуалистической, в которой человеческая личность как
носитель духа есть лишь преходящее явление общей
духовной субстанции, выражающейся в
объективных законах и учреждениях. В таком случае
индивид лишен самостоятельности и поглощен
государством. Поэтому гегелевскую философию
права Чичерин перерабатывает в
либерально-индивидуалистическом ключе. Идея свободы в его теории
развивается в следующих ступенях: 1) внешняя
свобода — право; 2) внутренняя свобода — нрав:
ственность; 3) общественная свобода — переход
субъективной нравственности в объективную и со
четание ее с правом в общественных союзах
(семья, гражданское общество, церковь и
государство).
Право Чичерин трактует как начало
индивидуалистическое и метафизическое, которое
вытекает из свободы разумного существа. Личность,
утверждает он, есть «корень и определяющее начало
всех общественных отношений»; индивидуализм
составляет «краеугольный камень всякого
истинно человеческого здания» (19, с. 53—56).
«Носитель Абсолютного, человек сам себе начало, сам —
абсолютный источник своих действий.., и только в
силу этого свойства он должен быть признан
свободным лицом, имеющим права; только поэтому
с ним не позволительно обращаться как с простым
орудием» (12, ч. 1, с. V).
С точки зрения Чичерина, область права —
это внешняя свобода. Столкновение свободных
воль приводит к необходимости установления
нормы, регулирующей внешнюю свободу. Отсюда
возникает взаимное ограничение свободы общим за-
29

коном, норма свободы. Соединяя понятия права
в объективном и субъективном смыслах, он дает
следующее определение: «Право есть внешняя
свобода человека, определяемая общим законом»
(19, с. 84; 12, ч. 1, с. 34; 17, ч. 1, с. 17—18). Как
видно, за исходную точку принимается право в
субъективном смысле. Если в качестве
отправного момента, пишет Чичерин, мы возьмем не
субъективное, а объективное право, то «мы придем к
тому же результату, ибо все содержание
юридического законодательства состоит в определении
прав и обязанностей лиц, следовательно, их
свободы с ее границами и вытекающими отсюда
отношениями. Это и есть то, что закон призван
определить и что поэтому составляет основное начало
права» (19, с. 85).
Понимание права как внешней свободы
Чичерин развивает в естественно-правовом ключе, т. е.
с позиций различения права положительного
(позитивного) и естественного. Область права, по его
мнению, не исчерпывается законом, исходящим от
государства. Право — это нечто существенное,
глубинное, содержательное, а закон — внешнее,
формальное, случайное. Такое понятие права было
направлено против позитивистской
юриспруденции, широко распространившейся в последней
трети XIX века, в том числе в России. Позитивизм,
который ограничивается изучением правовых
явлений и отказывается от познания их сущности, по
мнению Чичерина, не способен понять
метафизическую основу права. Поэтому эмпиризм
позитивистов должен быть восполнен умозрением.
Умозрение дает «чистые начала» права, т. е.
философское, или естественное право, а опыт —
приложение этих начал к бесконечному разнообразию
жизненных условий. Как явления немыслимы без
метафизического начала, утверждал Чичерин, так и
начало без явлений остается пустой формой.
Только совокупность обоих дает полноту праву. В
отличие от положительного права, естественное
право выступает у Чичерина в виде идеальных
юридических норм, которые познаются наукой и
служат руководством для позитивного
законодательства. Естественное право составляет предмет
философии права как дисциплины, призванной за-
30

менить позитивистскую общую теорию права,
которая отказывалась от познания сущности и
ценности права. «Область права не исчерпывается
положительным законодательством. Последним
определяются те юридические нормы, которые
действуют в данное время и в данном месте. Но
юридические законы не остаются вечными и
неизменными, как законы природы, которые нужно
только изучать и с которыми всегда надобно
сообразовываться. Положительные законы суть
произведения человеческой воли и, как таковые, могут
быть хороши или дурны. С этой точки зрения они
требуют оценки. По той же причине они
изменяются сообразно с изменениями потребностей и
взглядов. Чем же должен руководствоваться
законодатель при определении прав и обязанностей
подчиняющихся его велениям лиц? Он не может
черпать руководящие начала из самого
положительного права, ибо это именно то, что требуется
оценить и изменить; для этого нужны иные,
высшие соображения. Он не может довольствоваться
и указаниями жизненной практики, ибо
последняя представляет значительное разнообразие
элементов, интересов и требований, которые
приходят в столкновение друг с другом и между
которыми надобно разобраться. Чтобы определить их
относительную силу и достоинство, надобно иметь
общие весы и мерило, т. е. руководящие начала,
и их может дать только философия. Нельзя
разумным образом установить права и обязанности
лиц, не зная, что такое право, где его источник и
какие из него вытекают требования. Это начало
тесно связано с самою человеческою личностью,
а потому необходимо исследовать природу
человека, ее свойства и назначение. Все это вопросы
философские... Отсюда та важная роль, которую
играла философия права в развитии европейских
законодательств. Под влиянием выработанных ею
идей разрушался завещанный веками
общественный строй и возводилось новое здание» (19,
с. 1—2).
Требования естественного права, согласно
Чичерину, воздействуют на законодательство и
служат критерием его оценки. Положительное право
развивается под влиянием «теоретических норм,
31

которые не имеют принудительного значения, но
служат руководящим началом для законодателей
и юристов». Отсюда рождается понятие о праве
естественном в противоположность
положительному. «Это — не действующий, а потому
принудительный закон, а система общих юридических норм,
вытекающих из человеческого разума и
долженствующих служить мерилом и руководством для
положительного законодательства. Она и состав
ляет содержание философии права» (19, с. 94).
Под влиянием концепции, идущей от
Платона, Аристотеля и римских юристов, Чичерин в
основу естественного права кладет понятие
справедливости, или правды. Последняя образует общее
разумное начало, мерило, масштаб, с помощью
которого разграничивается область свободы
отдельных лиц и устанавливаются соответствующие
законы.
Справедливость, по мнению Чичерина,
выражается прежде всего в равенстве. Справедлива
считается то, что одинаково прилагается ко всем.
Это начало, на его взгляд, вытекает из самой при-
роды человеческой личности. Люди одарены
разумом и свободной волей и, как таковые, равны
между собой. «Признание этого коренного равенства
составляет высшее требование правды, которая с
этой точки зрения носит название правды урап-
нивающей» (19, с. 96). Уравнивающая правда
состоит в признании за всеми равного человеческого
достоинства и свободы, в равенстве прав как
юридической возможности действовать. Здесь
равенство остается отвлеченным, или формальным,
началом, в соответствии с которым общий закон
одинаково распространяется на всех,
устанавливает общие для всех нормы и одинаковые для всех
способы приобретения прав. В этом состоит
равенство перед законом.
Чичерин отмечает, что в практическом
отношении формальное равенство тесно связано с
товарно-денежными отношениями. При
взаимодействии равных между собою лиц должно
господствовать и уравнение во взаимных услугах, как бы
они ни отличались друг от друга качественно. Для
установления равенства между тем, что дается, и
тем, что получается, необходимо, чтобы качест-
32

венно различные предметы были возведены к
общему отвлеченно-количественному определению.
Такое определение есть ценность, мерилом
которой служат деньги. Это царство оборотной, ил я
меновой, справедливости и арифметического
равенства, которые составляют «естественную
принадлежность» гражданского общества, сферы
частного права.
Напротив, в государстве, в публично-правовой
сфере, заявляет Чичерин, должны господствовать
правда распределяющая и равенство пропорцд;
опальное. Здесь права и почести распределяются
в соответствии со способностями, заслугами и
положением лиц.
Естественное право, по Чичерину, является
началом, развивающимся в общественном сознании,
или идеалом, к которому следует стремиться.
Реализация этого идеала в жизни зависит, с одной
стороны, от развития сознания, с другой стороны,
от бесконечного разнообразия жизненных условий.
Разумным, постоянным началом права является
свобода, с развитием которой в сознании и
жизни развивается и право. Ступени развития
свободы суть ступени развития права, так что
полное раскрытие идеи, права, установление вполне
разумного правопорядка является не началом, а
плодом исторического движения, целью развития
человеческого общества (см. 12, ч. 1, с. 7, 87—88).
Идея права как внешней свободы, на взгляд
Чичерина, достигает своей финальной цели при
капитализме. Что же касается рабства и
крепостничества, то они противоречат природе человека
как разумно-свободного существа и поэтому
являются отмирающими ступенями развития права.
Буржуазные права и свободы — прежде всего
равенство перед законом, право частной
собственности, свобода договоров, неприкосновенность
личности и т. д.— составляют в данной теории
конечную цель развития человечества, идеал
юридического порядка. «Далее этих норм в гражданской
области идти невозможно. Установлением строя,
основанного на свободе и равенстве, идеал достигнут»
(17, ч. 2, с. 424).
Юридическое, формальное равенство есть не
только необходимое, но и достаточное условие ка-
3 Заказ 7231
33

питалистических производственных отношений.
Поэтому Чичерин резко выступает против
равенства фактического, против материального
равенства: «То равенство, которое требуется правдою,
состоит не в том, чтобы всех подвести под одну
мерку, вытягивая одних и укорачивая других, как
на Прокрустовом ложе; такой способ действий
уже в греческом мифе признавался разбоем и
наказывался муками Тартара» (19, с. 99). Равная
для всех свобода, свободное пользование правами
неизбежно ведут к фактическому неравенству,
которое, утверждает Чичерин, составляет закон
человеческой природы, непременное требование
правды. Правда состоит в том, чтобы каждому
воздавать свое (suum cuique tribuere).
«Равенство состояний столь же мало вытекает из
требований справедливости, как и равенство телесной
силы, ума, красоты» (17, ч. 2, с. 32; 19, с. 96—99).
Таким образом, формальное равенство и
фактическое неравенство, реализованные в
буржуазной системе, Чичерин представляет вершиной
развития свободы, естественного права и
справедливости.
Средоточием внешней свободы, по Чичерину,
является право частной собственности
—«неизменное требование справедливости», «краеугольный
камень всего гражданского порядка». В частной
собственности «лицо находит и точку опоры, и
орудие, и цель для своей деятельности» (19, с. 120,
138; 12, ч. 1, с. 97, 141). Посягать на частную
собственность, заявляет он,— значит подрывать
свободу в самом ее корне.
Теория Чичерина послужила началом
возрождения естественного права на рубеже XIX—XX вв.
и была высоко оценена буржуазными идеологами.
И. В. Михайловский назвал Чичерина
«величайшим представителем идеалистической философии
права» (40, с. 36). П. И. Новгородцев отмечал,
что Чичерин одним из первых выразил
«современную точку зрения на естественное право как на
понятие идеальное и притом развивающееся» (43,
с. 20). Е. Н. Трубецкой видел в Чичерине одного
из самых выдающихся в России «провозвестников
идеи естественного права» (50, с. 6). Н. А.
Бердяев, выдвигая теорию «естественных, неотъемле
34

мых и абсолютных по своему источнику прав
личности», признавал, что Чичерин был «блестящим
защитником теории естественного права и новей
шие идеалистические течения в философии права
должны почтить его как самого главного своего
предшественника» (25, с. 207).
Критика Чичериным позитивистских
концепций права, разграничение права и закона,
трактовка права как нормы свободы, разработка
сущностных и аксиологических аспектов права — все
это носило до некоторой степени содержательный
характер. В то же время далекий от диалектико-ма-
териалистической трактовки права Чичерин
ополчился и на реалистические стороны
позитивистской юриспруденции, ее направленность против
метафизики и фидеизма. В этом плане его работы
имели не только антипозитивистский, но и
антиматериалистический характер, преследовали цель
доказать особую метафизическую идею права,
реализация которой составляет, по его учению,
основу и цель истории человечества.
Государство
Как отмечалось выше, Чичерин сводит бытие
к четырем началам, или причинам: производящей,
формальной, материальной и конечной. В
социальной жизни этим причинам соответствуют:
производящей — власть, формальной — закон,
материальной — свобода, конечной — цель, или идея
(общая польза, общее благо). Власть, закон,
свобода и общее благо присущи любому союзу, но в
каждом из них преобладает один из этих
элементов. А так как общественных элементов четыре,
то им соответствуют четыре союза: семья,
гражданское общество, церковь и государство (8, ч. 1,
с. 8—9; 17, ч. 2, с. 415; 19, с. 235).
Семья как первая ступень общежития всецело
основана на естественных определениях. В семье
как природном союзе, физиологической основе
государства, первенствующее значение имеет общая
цель, общая польза, общность интересов,
взаимная любовь и согласие всех членов.
Система частных отношений между лицами,
3*
35

регулируемых частным правом, образует второй
союз — гражданское общество. Основное начало
гражданского общества — свобода лица с его
правами и интересами. Движущей силой
гражданского общества, по Чичерину, являются и должны
являться частные собственники. «Оставаясь на
почве свободы, мы должны признать идеалом
человеческого развития преобладание имущих и
образованных классов над неимущими и
необразованными» (15, с. 302—303; 19, с. 276). История все
время шла по этому пути. Недостатком было
лишь, как писал Чичерин, «искусственное
водворение привилегий». При капитализме юридические
преграды уничтожаются, поэтому каждое лицо
может, считал он, «беспрепятственно повышаться и
понижаться по общественной лестнице». В этих
условиях образование «новой аристократии» (блок
крупных землевладельцев, промышленных и
финансовых магнатов и верхушки интеллигенции)
представляется Чичерину как существенное
требование жизни, необходимый результат развития
человечества (17, ч. 2, с. 201—202, 424). Подобные
рассуждения перекликались с элитарными
концепциями Г. Моски, В. Парето и др.
Третий союз — церковь у Чичерина является
носительницей преимущественно нравственного
закона. Она связывает человека с абсолютным
началом, бытие которого указывается ему разумом;
от последнего исходит и нравственный закон.
Наконец, над этими противоположностями
возвышается государство как высшее выражение
начала власти, вследствие чего ему принадлежит
верховная власть на земле. Государство есть
«союз народа, связанного в одно юридическое целое,
управляемое верховной властью для общего
блага» (17, ч. 1, с. 37; 19, с. 302). В государстве «идея
человеческого общества достигает высшего своего
развития. Противоположные элементы общежития,
право и нравственность, которые в
предшествующих союзах, в гражданском обществе и в церкви,
выражаются в односторонней форме, сводятся
здесь к высшему единству, взаимно определяя
друг друга: в юридических установлениях
осуществляются общие цели, господствующие над
частными, что и дает им нравственное значение. В
36

государстве находит свое выражение и
физиологический элемент общежития, но не в виде
преходящего семейства, а как постоянно пребывающая
народность, которая физиологическую связь
возводит к высшим духовным началам. Таким образом,
все элементы человеческого общежития
сочетаются здесь в союзе, господствующем над
остальными» (19, с. 301—302).
Эти определения, полагает Чичерин,
соответствуют и основным свойствам человеческой души.
В семье, основанной на взаимной любви членов,
господствует чувство. Церковь связывает человека
с абсолютным началом и призвана быть
воплощением нравственного закона, исходящего из
разума. Гражданское общество есть область
развития влечений. Наконец, государство является
выражением разумной воли, представляющей
сочетание противоположных определений и
составляющей верховное начало человеческой деятельности.
Как известно, по Гегелю, идея «нравственная
субстанция» проходит по восходящей линии три
последовательные ступени: 1) «природный дух»,
«природное наличное бытие в форме любви и
чувства»— семья; 2)' она же в своем «раздвоении и
явлении»: «семья распадается, и ее члены
относятся друг к другу как самостоятельные лица, которых
объединяют лишь узы взаимной нужды»,—
гражданское общество; 3) высшее восстановление
«субстанционального единства», соединение «самосто
ятельности индивидуальности и всеобщей
субстанциальности»— государство (26, с. 57—60).
Для Чичерина исходным пунктом развития
также является семья — первоначальный союз,
указанный самой природой как источник физической
преемственности поколений. Однако вторую
ступень представляет не гражданское общество в его
противоречии, как у Гегеля, а две раздельные
противоположные сферы: союз гражданский,
гражданское общество (область частно-правовых
отношений, сфера внешней свободы) и союз церковный
(сфера внутренней свободы, область морали,
призванная исполнять нравственный закон и
взаимодействие человека с Абсолютным). На третьей
ступени над двумя противоположными союзами «воз-
37

двигается» в качестве их примирителя
государство как верховный публично-правовой союз.
Отбросив гегелевскую триаду, Чичерин
принципиально расходится с его трактовкой восхождения
от гражданского общества к государству.
Государство, по Чичерину, не «снимает», не
«поглощает» другие союзы, а только «воздвигается над
ними как высшая область, господствующая над ними
в сфере внешних отношений, но оставляющая
им должную самостоятельность в
принадлежащем каждому круге деятельности» (19, с. 235).
Эта трактовка соотношения государства с
гражданским обществом и другими союзами тесно
связана с общей либеральной и
индивидуалистической направленностью философии права
Чичерина. Он считает гегелевскую философию права
этатистской, антилиберальной,
антииндивидуалистической, в которой индивид лишен самостоятельности
и поглощен государством. В противоположность
немецкому мыслителю Чичерин выдвигает
следующий принцип: «Не лица для учреждений, а
учреждения для лиц» (19, с. 225). В этой связи он,
как и другие неогегельянцы либерального толка
(Т. X. Грин, П. И. Новгородцев и др.),
разбавляет гегелевское положение об объективном,
самоцельном характере государства элементами
кантианского индивидуализма.
Вместе с тем остается существенная общность
с философией права Гегеля. Сущность государства,
его происхождение и развитие Чичерин трактует
с позиций абсолютного идеализма. Вслед за
Гегелем он рассматривает государство как высшее
развитие идеи человеческого общества и
воплощение объективной нравственности. Идею государства,
т. е. начало, во имя которого оно существует и
которое призвано осуществить, Чичерин считает
априорным началом, проявлением Абсолютного.
Поэтому тот, кто отвергает метафизику, «не в
состоянии ничего понять в государстве». Развитие духа
ведет к тому, что человек отрешается от своей
первоначальной физиологической основы, вследствие
чего идея государства как высшего человеческого
союза переходит из потенциального состояния в
действительное. Государство, по Чичерину, не
создание субъективной воли человека, а закономер-
38

ное объективное явление, не зависящее от
субъективных устремлений. Государство представляет
собой «объективный организм, который воплощает в
себе мировые идеи, развивающиеся в истории
человечества» (12, ч. 2, с. 303—304).
Четырехчленная схема социальных начал и союзов имеет
телеологический характер и развертывается как
оправдание вечности и божественности государства.
Историческая практика, в процессе которой
человечество совершенствуется и создает
соответствующие организации, объясняется как движение к
заранее намеченной конечной цели —к
государству. Хотя последнее, по Чичерину, исторически
проявляется как результат развития других союзов,
в то же время логически, в идее оно предшествует
им и обусловливает их, являясь по отношению к
ним «производящей причиной». Идея
государственности, считает он, осуществляется в реальном
мире постепенно и достигает своего конечного
совершенства при капитализме.
Существенным компонентом неогегельянской
концепции государства Чичерина является
категория «общего блага», призванная обосновать
финальную цель и ценность государства. Отрицая
классовую, эксплуататорскую природу государства,
Чичерин изображает его организацией всеобщего
благоденствия, орудием социальной гармонии.
«Государство устанавливается затем, чтобы люди не
истребляли друг друга в борьбе за
существование». Для того чтобы «привести враждующие
силы к соглашению», «понизить сильных и поднять
угнетенных, необходимо, чтобы над теми и
другими возникла высшая власть, чтобы общий элемент,
подчинив себе частные, заставил их служить
общей цели и привел их к гармоническому единству.
Этот общий элемент есть государство» (19, с. 14).
«Государство можно в некотором отношении
рассматривать как общество взаимного за
страхования, составленное целым народом,— писал
Чичерин,— каждый гражданин уделяет часть своего
достояния в общую кассу для того, чтобы получить
от государства обеспечение личной своей
деятельности» (5, с. 148—149). Категория общего блага в
теории Чичерина несет прежде всего
аксиологическую нагрузку и составляет один из главных мо-
39

ментов понятия государства. Общее благо как
цель государства состоит, по Чичерину, в
осуществлении его природы, т. е. в «полном развитии и
гармоническом сочетании» всех его элементов. В
верховной цели заключается «мир, порядок,
свобода, общая польза, и все это приводится к
высшему гармоническому единству. В этом состоит то
совершенство жизни, о котором говорит Аристо
тель» (17, ч. 1, с. 7—13).
Понятие общего блага в рассматриваемой
доктрине призвано обосновать не только ценность
государства вообще. Абстрактную категорию
общего блага Чичерин наполняет конкретным,
буржуазно-либеральным содержанием. А поскольку цель
государства он в отличие от позитивистов
понимает не утилитарно-практически, а как финальный
результат развития объективнбй идеи государства,
постольку буржуазно-либеральная
государственность изображается в качестве
социально-политического идеала, непреходящей ценности.
Капиталистическое государство Чичерин считает венцом
политического развития.
Вопрос о социально-экономических функциях
государства Чичерин решает с позиций свободы
конкуренции и частного предпринимательства.
«Вся экономическая деятельность есть дело
частное, а не государственное, — писал он. — В качестве
охранителя права государство призвано только
установить общие для всех условия его приобретения и
ограждать его от посягательства со стороны других»
(19, ст. 270). Чичерин против активного
вмешательства государства в частнопредпринимательскую
деятельность. «Конечная цель государства, так же как
и всей экономической деятельности, есть все-таки
удовлетворение потребностей, которые составляют
совокупность общества, а удовлетворение
потребностей возможно только при свободном
соперничестве, которое ведет к возможно большему
понижению цен и к постоянному улучшению
производства. Поэтому невозможно считать, что песня
индивидуализма спета» (17, ч. 2, с. 149). По мнению
Чичерина, государство должно «восполнять»
частную деятельность только в том случае, если она
оказывается недостаточной. Система, которая
предоставляет промышленности «полную свободу и
40

только содействует там, где требуются общие
меры, единственная, согласная с здравыми
экономическими понятиями и с истинным отношением
государства к гражданскому обществу» (17, ч. 1,
с. 467). Таким образом, главным содержанием
взглядов Чичерина на деятельность государства
является экономический либерализм,
невмешательство государства в экономику, обеспечение
буржуазных прав и свобод, прежде всего свободы
труда, частной собственности и конкуренции. В этом
смысле его учение примыкает к либеральным
теориям В. Гумбольдта, А. Смита, Дж. Ст. Милля,
Г. Спенсера.
Развитие государственности
Развитие государства как высшего
социального союза Чичерин объясняет с помощью общей
формулы развития: от единства начального через
раздвоение к единству конечному.
Вследствие этого закона древнее общество, по
мнению Чичерина, характеризуется слиянием,
«безразличием» всех союзов. Хотя, говорит он, все
союзы берут свое начало от семьи как причины
первоначальной, однако «господство первоначального
единства не допускало резкого противоположения
крайностей». Поэтому в древнем мире государство
предстает не как высший союз, воздвигающийся
над церковью и гражданским обществом, а как
непосредственное слияние обоих. «Государство
непосредственно сливается и с религиозным
обществом и с гражданским,— писал Чичерин,— самые
кровные союзы входят в него как составной
элемент. Эта первоначальная слитность всех сторон
общественной жизни характеризует весь древний
мир» (12, ч. 2, с. 443—444; 10, с. 336; 8, ч. 1, с. 606).
На Востоке, отмечает Чичерин, образуется
теократическое государство. Здесь гражданский,
церковный и политический союзы сливаются в одно
целое и каждый из них воплощается в
каком-либо отдельном сословии — жреческом, военном и
гражданском. Общая же связь охраняется
неизменным религиозным законом. В силу господства
в теократическом государстве религий, «не подле-
41

жащих разложению», говорит Чичерин,
экономическое развитие «не получает самостоятельного
значения, а потому не может быть влияющим фактором
общественной жизни... при отсутствии свободы в нем
нет того внутреннего начала, которое производит
движение вперед. Теократические государства
всегда более или менее неподвижны. В массе
сохраняется в большей или меньшей степени
первобытный родовой порядок, над которым
воздвигается религиозно-государственный строй,
управляемый неизменными нормами. Таковы вообще
восточные народы» (17, ч. 2, с. 198, 391; 19, с. 75, 81).
Напротив, в Древней Греции и Древнем Риме
религии «подлежали разложению», поэтому там
синтетический период, которому соответствует
теократическое государство, сменяется
аналитическим, или философским. Соответственно и
государство приобретает светский характер. У
классических народов главным представителем
теократического начала был царь, который вместе с
тем был героем и первосвященником. С падением
царской власти начинается чисто светское
развитие государства (см. 17, ч. 2, с. 26, 198, 382, 391,
395).
В новый синтетический период (христианство),
по мнению Чичерина, политико-практическая
сфера характеризуется господством противоположных
союзов — гражданского общества и церкви.
Древнее государство, «разлагаемое с одной стороны
гражданским обществом, с другой стороны
церковью, исчезло. Средневековый мир разделился на
две половины, управляемые противоположными
началами: светская область — частным правом,
духовная — нравственно-религиозным учением. Над
ними не было высшего союза, устанавливающего
единство» (17, ч. 1, с. 92, ч. 2, с. 406; 15, с. 278 —
279; 12, ч. 2, с. 445). Следовательно, по Чичерину,
раздвоение осуществляется не только логически,
но и исторически: «Таковы логические требования,
вытекающие из самой природы духа, и таков же
результат всемирно-исторического развития
человечества» (12, ч. 2, с. 443).
Причину подобного раздвоения Чичерин видит
в особенностях христианства. Древние религии, па
его взгляд, раскрывали божественные определения
42

в созерцании природы, в единстве всех начал
Абсолютного, и поэтому первоначальное единство за
ключало в себе все духовное содержание
человеческой природы в первобытной слитности.
Христианство же явилось откровением бога
преимущественно в нравственном мире, вследствие чего
нравственный союз отделился от светского.
В вопросе о развитии государства Чичерин, в
отличие от Гегеля, полагает, что: 1) раздвоение
осуществляется в форме конкретных союзов —
гражданского общества и церкви; 2) государство
в это время отсутствует, исчезает; 3) период
раздвоения падает не на эпоху древнего мира, а на
средние века (до Возрождения) как переходную
ступень от безгосударственного состояния к
возникновению «государства нового времени» (имеется в
виду создание централизованных монархий).
Положение о том, что в средние века
государство якобы исчезает, Чичерин обосновывает с
помощью формально-юридических рассуждений.
Первой, необходимой чертой государства, на его
взгляд, является единая верховная власть.
Отличительной же чертой средних веков он считает
отсутствие такой власти и неограниченное господство
частного интереса и частного права во всех
сферах жизни, так что публичное право поглощается
частным. Различие княжеских прав и прав
собственников не было четко проведено. Право суда
было правом собственности, и подсудимый
рассматривался как источник дохода, принадлежащий
своему судье, а не другому. Князья делили между
собой право суда как частную собственность или
доходную статью, они дарили его частным лицам
как принадлежность имения вместе с «хлебом
стоячим и молоченым» и другим имуществом.
Взаимоотношения князей между собой носили также
частноправовой характер. В этих условиях
государство, на взгляд Чичерина, исчезает. «Это в
точном смысле не государство, а гражданское
общество, поглотившее государство» (15, с. 279; 17, ч. 1,
с. 108; ч. 2, с. 406; 19, с. 287; 4, с. 73).
«Гражданское общество заступает место государства», и
различные частные союзы (дружина, вотчина,
вольная община, сословия) получают
политический характер.
43

Наряду с гражданским обществом религиозный
союз в средние века также стремится к
осуществлению политических функций. «Церковь в эти
времена неустройства заменяет собою исчезнувшее
государство; нося в себе нравственную идею, она
является наставницей, блюстительницею порядка,
карательницею неправды. Ей принадлежит
обширная гражданская власть. Везде является ее
деятельность большею частью благотворная,
воздерживающая войны, смягчающая нравы, просвещающая
народ» (5, с. 170—171).
Специфику средневекового общества
действительно составляло непосредственное соединение,
слияние прав частнособственнических и
политических. Феодал был не только хозяином земли и
крестьян, но и сам осуществлял государственные
функции: творил суд и расправу, обеспечивал
повиновение подвластных и т. п. Но слияние норм
морали и права, публичного и частного права,
отсутствие централизованной
государственно-бюрократической машины, наличие множества княжеств,
графств, городов-коммун в условиях феодальной
раздробленности не означают, однако, отсутствия
государства как политической организации
феодального класса для закрепления своего
экономического господства, подавления трудящихся.
Формальную сторону организации политической
власти— централизацию, а также особенности
буржуазного права (разграничение сфер
частноправовой и публично-правовой)—Чичерин
рассматривает как главные черты государства.
В новое время, по теории Чичерина,
разложившееся в средние века государство вновь
восстанавливается как «высший союз, представляющий
общественное единство и сдерживающий
противоборствующие стремления» (12, ч. 2, с. 446; 17, ч. 1,
с. 88—89; 19, с. 301; 15, с. 284). Государство
воссоздается в качестве верховного примирителя
церковного и гражданского союзов, морали и права.
«На заре нового времени из среды дробных сред-
невековых сил, поддержанных церковью,
возникает новая государственная власть, которая
мало-помалу сводит к единству стремящиеся вр^зь
элементы, укрощает борьбу, ставит каждого на свое мес~
то, отнимая у него то, что ему не принадлежит, и
44

таким образом водворяет внутренний мир и
порядок, составляющие необходимые условия
правильной гражданской свободы» (12, ч. 2, с. 446).
Правильная гражданская свобода, по Чичерину,
заключается в господстве буржуазного
правопорядка.
Идеализируя «государство нового времени» как
господство всеобщего порядка и благоденствия,
Чичерин противопоставляет его средним векам —
периоду анархии, произвола, сословной розни,
крепостного права и господства силы. Государство, по
его мнению, призвано ликвидировать
несправедливость и водворить всеобщую свободу, т. е.
перевести феодальный строй в буржуазный. «Там, где
частные силы не сдерживаются высшею властью,
сильные неизбежно покоряют слабых... Но такое
частное закрепощение несовместно ни с истинным
значением государства, ни с требованиями
человеческой свободы. Государство есть высший союз,
который призван сдерживать частные силы и не
дозволяет одним покорять себе других. Всякое
частное порабощение противоречит
государственным началам. Поэтому рано или поздно с
развитием государства наступает отмена крепостного
права» (17, ч. 2, с. 27, 39).
В воззрении Чичерина на государство как
силу, призванную не допустить закрепощение одних
другими и установить всеобщую свободу,
обнаруживаются позиции буржуазно-дворянского
либерализма, стремление провести крестьянскую реформу
и другие буржуазные преобразования «сверху».
Политика абсолютизма, балансировавшего между
буржуазией и феодалами, подкрепляла эти
надежды.
Таким образом, из рассуждений Чичерина вы-
текает, что он государство в целом отождествляет
с централизованным государством и еще более с
государством буржуазным. Истинно
государственными формами в его теории являются
государственные формы нового времени. Да и среди них
централизованную и абсолютную монархию он
объявляет «переходными формами», так как они
основываются на сословном строе и несовместимы
с идеей гражданского равноправия.
Следовательно, по Чичерину, только буржуазное государство
45

основано на «чисто государственных началах». А
вся предшествующая политическая история есть
телеологическое развитие идеи государственности,
конечным этапом которого является
буржуазно-либеральное государство.
Россия и Запад
С позиций либералов-западников Чичерин
отстаивает единство исторического процесса народов
Западной и Восточной Европы: «Славянский мир
и западный, при поверхностном различии явлений,
представляют глубокое тождество основных начал
своего бытия. И здесь и там все средневековое
общество зиждется на началах частного права» (3,
с. 28; 15, с. 394). Из единства гражданского строя
он делает вывод о единстве политических
учреждений: «На Западе и в России государство
возрождается одновременно. И ступени развития, и
самые формы власти в обеих половинах Европы
одинаковы. Тот же абсолютизм водворяется
всюду на развалинах средневекового порядка» (17, ч. 2,
с. 407). Феодальная раздробленность как
«внутренний закон распадения», писал Чичерин,
существовала на Руси до XV века. Затем происходит «все
большее и большее развитие государственных
учреждений», которое привело к окончательному
торжеству государства в форме «единодержавия» при
Иване Грозном. Наконец, созданием чиновничьего
аппарата в XVII веке завершается процесс
организации Московского государства (см. 4, с. 69, 117,
260, 265, 383; 3, с. 577; 7, с. 357).
Процесс «образования государства» (т. е.
создания централизованной монархии)
рассматривается как внутренне обусловленный, вытекающий
из потребностей развития русского общества:
«Преобразование было только ответом на те задачи,
которые были поставлены древнею Россиею» (4,
с. 368). При этом процесс создания
централизованной монархии Чичерин отождествляет с
возникновением самого государства вообще, которое,
утверждает он, «исчезло» в период феодальной
раздробленности. В России, как и на Западе, анархия и
противоречия средневекового общества привели, по
46

теории Чичерина, к «восстановлению»
государства: «Личность во всей ее случайности, свобода во
всей ее необузданности лежали в основании
всего общественного быта и должны были вести к
господству силы, к неравенству, к междоусобиям,
к анархии, которая подрывала самое
существование гражданского союза и делала необходимым
установление нового, высшего союза — государства»
(4, с. 368).
Общей чертой как России, так и Запада, по
мнению Чичерина, явилась независимость
государственной власти от общества, причем именно власть
была призвана установить мир, гармонию,
свободу, подлинно государственные начала. «Верховная
власть была исходною точкою общественного
движения»,— пишет он о России (4, с. 382). И на За-
паде «чрезмерное развитие правительственной
деятельности возникает из потребности уничтожить
гарантии, несовместные с государственным
порядком» (5, с. 208). В противоположность всем
сословным и корпоративным элементам центральная
власть, по словам Чичерина, одна является
представительницей общего начала, государственного
порядка. Она одна «могла сблизить и уравнить
сословия, дать защиту угнетенным, организовать
правительственную администрацию.
Предоставленные сами себе, частные союзы упрочили бы
средневековые формы или разрешились бы
бесконечными раздорами» (5, с. 223—224). В очерке
«Старая французская монархия и революция» Чичерин
показывает, как, на его взгляд, действием
государственной власти был создан государственный
организм и «народ собрался в единое тело». Стано
вясь в прямую оппозицию старому быту,
государственная власть должна была образовать
собственную организацию, которая выделялась из
окружающей среды. Такое самостоятельное устройство
она получила в чиновничестве (5, с. 179).
Исторический ход централизации в России
Чичерин больше всего сближает с аналогичным
процессом во Франции, где в средние века такая «новая
королевская власть, собирательница земли, строи-
тельница государства, возникла там с большей
силой, нежели где-либо. Только абсолютным
подчинением центру можно было соединить в одно целое
47

стремящиеся врозь элементы» (4, с. 357—358).
В России монархия также «сделалась исходною
точкою и вожатаем всего исторического развития
народной жизни» (7, с. 356), ибо в самом обществе
«шаткость господствовала во всех гражданских
отношениях, шаткость, какая была и на Западе,
прежде, нежели утвердились феодальные союзы,
основанные на постоянной оседлости и на
наследственности отношений» (4, с. 297). Поэтому, считал
Чичерин, положение о создании государства
«сверху, действием правительства, а не самостоятельными
усилиями граждан» (4, с. 381) относится к
государствам и России, и Запада. Русское государство,
точно так же, как и на Западе, «взяло элементы,
образовавшиеся из развития частного права,
укрепило их, наложило на них общие обязанности и
мало-помалу сообщило им цельность и
определенность» (4, с. 353). Это положение вытекает из
тезиса Чичерина о государстве нового времени,
которое «воздвигается» над гражданским обществом
(см. 12, ч. 2, с. 443; 19, с. 301). В «Курсе
государственной науки» Чичерин делает общий вывод о
том, что после средневекового периода раздвоения
государство в лице монархического начала
«создает государственное единство и устраивает
политический организм, независимый от частных
интересов, родов и сословий» (17, ч. 2, с. 41).
Монархическое начало, пишет Чичерин, развилось из
княжеской власти, одинаковой как в России, так
и на Западе: «У нас, как и на Западе, во главе
общества стоял князь с дружиною» (7, с. 357).
В этой связи представляется неточным мнение
авторов (В. Е. Иллерицкого, В. И. Астахова,
Н. Л. Рубинштейна), утверждающих, будто
всесилие государства Чичерин рассматривал как
специфическую черту русской истории в
противоположность западноевропейской (см. 31, с. 289; 23,
с. 437, 438; 44, т. 1, с. 341; т. 2, с. 105).
Наряду с признанием общей закономерности
Чичерин отмечает особенности образования
государства в России и Западной Европе: «Если у
каждого европейского народа при общих
жизненных основах есть свои особенности, то тем более
имеет их Россия» (7, с. 356).
На Западе, по Чичерину, установились проч-
48

ные, постоянные отношения между лицами в
феодах и вольных общинах: «Феодальный владелец
сделался оседлым, получил преимущественное
значение землевладельца, укрепился на своей земле,
построил себе замок, стал во главе постоянного
мелкого союза из своих собственных вассалов и
слуг и таким образом устроил из своих владений
маленькое общество, которое давало ему силу и
возможность стоять за свою самостоятельность»
(3, с. 29—30; 7, с. 357). Наоборот, в России
«бояре и слуги» хотя и вступали в договорные
отношения с князем, но переходили «с места на место»
по своему желанию. В результате на Западе
личные добровольные отношения между князем и
слугами «скоро сделались наследственными и
укрепились поземельною собственностью», тогда как в
России они вплоть до «возникновения
государства» в XV веке сохраняли «временный, случайный
характер». Бояре, переходя с места на место, не
могли укрепиться на своей земле и стать во главе
прочного землевладельческого союза. Они
оставались «при своем личном обособлении», более всего
дорожили личной свободой и существенным своим
правом считали право отъезда. Такие переходы,
по мнению Чичерина, осуществляли и крестьяне,
сохранившие в силу этого свою личную
независимость. На Западе же еще до возникновения
централизованных монархий «крестьянин сделался
крепким земле, а право собственности переходило
через землю и на самое лицо до такой степени,
что поселенный на чужой земле в продолжение
года со днем делался крепостным» (7, с. 357—358;
3, с. 30—31).
Все эти «отъезды» и «переходы», изображение
русского народа кочевником, разумеется, не
раскрывают существа вопроса. Чичерин сравнивал
разные периоды в истории Западной Европы и
Руси. И на Западе был так называемый дружинный
период, по терминологии Чичерина, «свободный
переход крестьян и феодальная раздробленность».
Дело в том, что в России окончательное
закрепощение крестьян происходило соответственно в
более поздний период и совпало по времени с
централизацией государства. Но так как Чичерин
занимал своеобразную позицию, считал государст-
4 Заказ 7231
49

вом только централизованное государство в форме
монархии, единодержавия, а феодальную
раздробленность относил к периоду «исчезновения»
государства, к периоду господства гражданского
общества, он сделал следующий вывод: «То, что на
Западе образовалось само собою вследствие
господства союзного духа, то у нас учреждено
правительством на основании государственных
потребностей» (3, с. 36). Здесь, очевидно, Чичерин
имеет в виду не столько образование государства,
сколько прекращение отъездов феодалов и
закрепощение крестьян, т. е. создание обособленных
частных союзов, или, как он говорит, основы
сословного строя, держащегося на крепостном праве
и составляющего среднюю ступень развития
человечества. Об этом свидетельствует также
следующее положение Чичерина: «То общественное
устройство, которое на Западе установилось само
собою, деятельностью общества, вследствие
взаимных отношений разнообразных его элементов,
в России получило бытие от государства» (7,
с. 356). Кроме того, надо иметь в виду, что под
средневековым обществом Чичерин понимает не
просто общество само по себе, в
противоположность государству, а гражданское общество в
единстве с политическим элементом, который оно
поглотило. И на Западе главными элементами
были князья, феодалы, которые закрепощали
крестьян. Следовательно, когда Чичерин говорил об
образовании определенных институтов обществом,
он имел в виду, что они были созданы не «новым»
государством, а средневековой организацией, т. е.
на более раннем соответственно этапе, чем в
России. Толкование теории Чичерина без учета того
смысла, который вкладывал он в понятия
«государство» и «общество» (в частности,
средневековое) , может породить представление о решительном
противопоставлении им истории России и Запада.
Сам же Чичерин говорит: «Создавши
государственное единство, московские государи не стали
разрушать или переделывать на новый лад
элементы средневековой жизни; они только укрепили
их, заставив подчиниться общественной власти»
(3, с. 36).
Второе важное отличие средневековой Руси от
50

Запада Чичерин видит в слабом развитии русских
вольных общин, городов: «Из русских общин,—
писал он,— только Новгород и Псков выработали
прочную общинную организацию; и это служит
доказательством, что начала права и
политической свободы не были чужды русскому обществу,
напротив, они искони лежали в нем, как и во всех
других европейских народах. Но при внутренней
слабости и бессвязности общественных элементов
эти начала могли произвести одинаковые
явления, но не были способны занять место в общем
государственном организме... Тогда как на
Западе, который весь был усеян вольными общинами,
города играют видную роль, у нас вольная
община была не способна не только объединить
землю, но даже создать какой-либо общий
государственный элемент. На это нужно было крепкое,
сильное внутреннею жизнью городское сословие,
чего у нас никогда не было» (7, с. 359).
Эти два фактора (отсутствие крепких
феодальных союзов и слабость буржуазии), по мнению
Чичерина, привели к большему развитию
абсолютизма, нежели на Западе. «Историческое значение
самодержавной власти дало ей такую мощь,
какой она не имела ни в одной европейской стране,
и перед которою должны были исчезнуть всякие
представительные учреждения. Уже в XVI веке
иностранцы, посещавшие Россию, замечали, что
русский царь — самый неограниченный монарх в
Европе» (7, с. 356—357). В то же время Чичерин
отмечает, что в развитии начал абсолютизма
Россия очень близка к Франции, и в этом смысле
противопоставляет неограниченную монархию на
материке и монархию в Англии. «В Англии,—
пишет он,— государство никогда не приобретало
такой неограниченной власти, как на материке.
Английское общество всегда сохраняло некоторую
степень самостоятельности. Различные его
элементы, и прежде уже теснее связанные между
собою, нежели в других странах, скрепились еще
более под влиянием государственного порядка. Вмес*
то анархической деятельности и
противоборствующих требований они могли противопоставить
королевской власти дружинные силы» (5, с. ПО,
193—197; 4, с. 358).
4*
51

Данные различия Чичерин связывает с
состоянием общества. Но так как он исходит из
тождественности основ общественного строя во всех
странах средневековой Европы, то признает
единство закономерного развития государств, причем
возводит эти процессы в конечном счете к
развитию Абсолютного. По мнению Чичерина, и
вотчина, и вольные общины почти одновременно на
Востоке и Западе уступают место единодержавию,
заменяющему средневековые дробные силы и
соединяющему земли в единое государство.
Наконец, для довершения сходства у Чичерина Россия,
как и западные страны, проходит через период
земских соборов, за которыми следует полное
владычество самодержавия. «Россия — страна
европейская, которая не вырабатывает неведомых
миру начал, а развивается, как и другие, под
влиянием сил, владычествующих в новом человечестве.
Сближение с Европою было для нее жизненной
необходимостью. Этим закреплялось и
утверждалось то, к чему она была предназначена всем
предыдущим ходом своей истории» (7, с. 355—356).
Все это не позволяет согласиться с
утверждением о том, будто Чичерин сформулировал
«решительное противопоставление истории развития
России и Западной Европы» (44, т. 1, с. 341; т. 2,
с. 109; 23, с. 440; 31, с. 260).
Степень развития неограниченной монархии
Чичерин связывает также с географическими
факторами. Так, островное положение Англии, по его
мнению, способствовало взаимосвязи населения, но
тормозило развитие сильной власти, ибо
потребность в защите от внешних врагов была меньшей.
На материке напротив, «общество более
распадалось врозь, а потребность соединения была
сильнее: нужно было отстаивать свою независимость.
Оттого здесь государство образовалось не из
постепенного сплочения частных союзов: общий
элемент, воздвигаясь над разнообразными
общественными стихиями, стал подчинять их себе. Но
вследствие этого он получил характер отвлеченный»
(5, с. 102—103). Заметим, что здесь Чичерин
говорит не о принципиальном различии, а о большем
или меньшем развитии «одного и того же начала».
Географическая среда России наименее из всех
52

материковых государств способствовала развитию
свободы. «Громадность государства, скудость
народонаселения, однообразие условий,
земледельческий быт, трудность сношений с Европою и
доступность азиатским ордам,— писал Чичерин,—
в высшей степени затрудняло внутреннее
объединение народа и развитие в нем самодеятельности.
Восполнить эти недостатки могла только крепкая
власть, которая, стоя на вершине, давала
единство государству и направляла общественные силы»
(7, с. 399). Специфические особенности России, на
взгляд Чичерина, вызывались также
татаро-монгольским нашествием и сравнительно меньшим
влиянием греко-римского мира (см. 4, с. 365; 7,
с. 360; 17, ч. 2, с. 407).
Однако всему этому Чичерин не придает
решающего значения.
Чичерин далек также от признания решающего
значения географической среды для развития,
государства. Физическими условиями, говорит он,
стараются объяснить все устройство государств,
не принимая во внимание «чисто человеческих
начал», которые играют в истории главную роль.
Общество в одних и тех же географических
условиях проходит различные стадии развития (см. 17,
ч. 2, с. 44; 7, с. 393).
Воздействие географической среды, полагает
Чичерин, больше сказывается в ранние эпохи
развития человечества, но и там решающий фактор —
внутреннее закономерное развитие духа.
«...Влияние природы на человека не есть нечто
непреложное, совершающееся по неизменным законам,—
писал он.— Духовная жизнь имеет свои законы и
свое развитие, которое состоит в зависимости от
физической природы, однако далеко не вполне.
Внутри себя человек свободен, и в силу
свободного самосознания он способен отрешиться от
физических влечений, воздействовать на них и
направлять к той или иной цели. Как свободное
существо, он может воздействовать на окружающий мир.
...Чем более в человеке развиваются сознание и
свобода, тем менее он состоит под влиянием
физических сил. Это влияние наибольшее в
первобытном состоянии. Но с большим развитием
человек не только освобождается от власти матери-
53

ального мира, но и покоряет себе внешнюю
природу» (17, ч. 2, с. 43—44; 7, с. 400).
Воззрение Чичерина на взаимодействие
государства и географической среды имело в середине
XIX века прогрессивную направленность: оно
ориентировало Россию на развитие капитализма как
в экономической, так и в политической областях
жизни. Если в средние века, по мнению Чичерина,
неблагоприятные условия сделали русский народ
инертным, пассивным, то «развитие жизни
преобразует не только общественный быт, не только
воззрения, но и самый характер народа» (7, с. 415).
«Громадные пространства уничтожаются новыми
изобретениями. Железные дороги и телеграфы
сближают людей, производят быстрый обмен
мыслями между отдаленными краями, вводят
обширные государства в такие же условия, в каких
находились малые, физические преграды не в
состоянии остановить идей. Общие понятия и нравы
содействуют внутреннему объединению обществ.
Расширяется кругозор, беспрерывные
столкновения, вызывая новые силы духа, возбуждают
самодеятельность в людях. Все это неизбежно ведет к
развитию свободы, а в конечном результате к
представительным учреждениям» (7, с. 199, 400).
Антиславянофильская направленность
воззрений Чичерина несомненна. Понять их можно
только в тесной связи с классовой позицией ученого.
Будучи сторонником буржуазного развития
России, он историю ее пытался поставить на службу
доктрине либерализма. Главной задачей его
трудов по истории русского государства и права
было показать наряду с надклассовой ролью
государства единство этапов развития России и стран
Западной Европы, которые в середине XIX века
уже решили проблемы, стоявшие перед русским
народом. Исключительную роль государства и
слабость, инертность общества Чичерин считал
временным явлением в России. Отличие русского
государства он видел, как мы показали, не в том,
что оно возникло над «анархическим» обществом
(подобный процесс, по его мнению, осуществился
и на Западе), а в том, что само общество в
России было значительно слабее, неорганизованнее,
нежели на Западе. Под обществом в данном елу-
54

чае Чичерин подразумевал средних
землевладельцев (дворян) и «промышленные классы»
(буржуазию).
На основе анализа соотношения государства и
общества Чичерин делает вывод: «Если
необходимое для государства единство не может
установиться согласием граждан, тогда остается
прибегнуть к власти, сосредоточенной в одном лице.
Можно постановить общим политическим
правилом, что чем менее единства в обществе, тем
сосредоточеннее должна быть власть. Отношение
здесь обратно пропорциональное: одно
восполняет другое. Наоборот, чем более крепнет
общественное единство, тем легче власть может быть
разделена» (7, с. 387). Таким образом,
возникновение и развитие государства и на Западе, и в
России Чичерин тесно связывает с развитием самого
общества. «Каждому гражданскому порядку,—
пишет он,— соответствует порядок политический»
(17, ч. 2, с. 34). Так, причину образования
единодержавия и абсолютизма он видит в
«раздельности общественных стихий» в период сословно-фе-
одального строя (7, с. 360, 387).
Вследствие этого представляется неверным
мнение некоторых исследователей о том, будто
Чичерин главной причиной образования русского
централизованного государства (по его концепции,
возникновения государства вообще) считал
татаро-монгольское нашествие (см. 23, с. 438; 24,
с. 180; 31, с. 261; 44, т. 1, с. 345; 56, с. 20; 57, с. 197).
Единство России и Запада, по Чичерину,
проявляется не только в период феодализма и
абсолютной монархии. Закономерное развитие
свободы, водворение «общегражданского строя»,
капиталистических порядков, по его мнению, приводят
и на Западе, и в России к необходимости
перехода от абсолютизма к конституционному
государству.
Формы государства
Форму государства Чичерин ставит в
зависимость от его содержания. «Политическое
устройство,— пишет он,— вытекает из данного состояния
55

общества и присущих ему потребностей.
Различное состояние общества требует и различного
политического устройства» (17, ч. 2, с. 365; ч. 3,
с. 105). А так как общественный строй
развивается по определенным ступеням, каждая из
которых в свою очередь проходит различные фазы, то
соответственно изменяется и строй политический.
Каждый народ в своей истории не ограничен раз
навсегда какой-то одной политической формой. На
различных ступенях развития с изменением
жизненных условий меняются и формы государства.
И, наоборот, одна и та же форма государства
может существовать у совершенно различных
народов. «Один и тот же образ правления не может
быть пригоден народу, находящемуся в
младенческом состоянии, у которого еще нет ни
умственной жизни, ни образованных потребностей, и тому,
который достиг уже более или менее высокой
степени развития, у которого есть и наука, и
литература» (17, ч. 2, с. 365). Поэтому, делает вывод
Чичерин, «совершенно противно здравой
политической теории возведение какого бы то ни было
образа правления на степень чего-то в роде
религиозного догмата, составляющего предмет веры
и признаваемого за абсолютную истину» (17, ч. 3,
с. 106).
В этой связи Чичерин резко критиковал
положение идеолога феодальной реакции Ж. де Мест-
ра о том, будто каждому народу, в зависимости
от его характера и духа, присуща своеобразная
неизменная форма государства. «Политические
учреждения,— возражает он де Местру и всем
находящимся в состоянии политической
ностальгии,— отнюдь не имеют свойств вечности; они, по
существу своему, подвержены нападкам и
колебаниям; во всяком прогрессивном обществе они
являются как результат борьбы разнообразных и
противоположных друг другу мнений и интересов»
(8, ч. 5, с. 239). Чичерин осуждает также русских
поборников старины — славянофилов и всех
приверженцев пресловутого лозунга «обществу —
сила мнения, царю — сила власти». Многие у нас,
говорит Чичерин, представляют себе политический
идеал в такой форме, что государством управляет
единая, нераздельная, неограниченная власть, всем
56

распоряжающаяся по своему усмотрению, а
общество ограничивается нравственным влиянием.
Между тем «в обществе мысль и воля тесно
связаны, поэтому всякое между ними разделение есть
признак внутреннего разлада. Распределять в
государстве мысль и волю по различным органам —
все равно что разрезать народную душу на две
половины и сделать из государства нравственного
урода». Чичерин прямо пишет, что учение де Мест-
ра и славянофилов имеет целью оправдать
господство феодальных институтов, абсолютизма и не
допустить развитие буржуазной свободы (см. 12,
ч. 2, с. 346—348; 8, ч. 5, с. 250).
Анализу разнообразных форм государства
(аристократии, демократии, абсолютизма,
конституционной монархии), объективных и субъектап-
ных условий их возникновения, развития и
падения Чичерин посвящает специальную книгу —
«Политика» (3-я часть его «Курса
государственной науки»). Здесь, в отличие от «Государственного
права», акцент сделан не на
формально-юридической стороне государственных форм, а на их
фактическом движении в широком социальном кон-
тексте. Заслуживает внимания глава, в которой
специально рассматриваются природа
политических партий, их организация, стратегия и тактика,
роль в политической жизни буржуазного общества.
Абсолютизм. Основной закон, определяющий
строение политической власти, по Чичерину,
состоит в том, что чем меньше единства в обществе,
тем сосредоточеннее должна быть политическая
власть. Сосредоточение верховной власти в одном
лице, отстранение общества от реального участия
в политических делах (абсолютизм) есть признак
неспособности общества к самоуправлению.
Потребность в такой политической форме, отмечает
Чичерин, вызывается ожесточенной борьбой
партий, слоев и групп, приводящей в расстройство
весь государственный механизм и доходящей
иногда до кровопролитий. В таких случаях
гражданам остается только подчиниться вождю,
способному подавить внутренние волнения и водворить
мир в расшатанном обществе. Таково
происхождение бонапартизма во Франции, тирании — в
Древней Греции. Аналогично было положение Ри-
67

ма в последние годы республики. «Безмерные
завоевания подорвали ее внутреннее единство;
народ был развращен до корня; аристократия
преследовала только личные свои выгоды.
Властителями судеб государства были попеременно
счастливые полководцы, успевшие побороть своих
противников. Страшные междоусобия, в которых
погибли лучшие люди того времени, показывали
невозможность оставаться при существующем строе.
Только сильная власть, стоящая над борющимися
стихиями, в состоянии была охранять единство и
порядок в разноплеменном составе необъятного
государства. Несмотря на все ужасы деспотизма
первых императоров, несмотря на всю шаткость
власти, не опиравшейся ни на предания, ни на
преемственность монархического начала, и
состоявшей игралищем преторианцев, она сохранялась
в течение нескольких веков как единственное
прибежище отживающего мира» (17, ч. 3, с. ПО).
Абсолютная власть, установившаяся при
«возрождении новых государств из хаоса
средневековых сил», по мнению Чичерина, также глубоко
коренилась в самом строении общества.
Средневековый порядок, в котором государство, по
Чичерину, «исчезло» и было поглощено частноправовым
союзом, вел к бесконечному дроблению сил и к
беспрерывным междоусобицам. Абсолютная
монархия явилась средством выхода из этого
положения. Монархи вступили в борьбу со
средневековыми стихиями и, наконец, подчинили их
себе. Для этой перемены потребовались целые
века.
Поскольку русские либералы выступали за
реформистский переход от феодализма к
капитализму, их взгляды полны иллюзий о надклассовое™
абсолютизма. По мнению Чичерина,
неограниченная монархия возвышается «над всеми частными
интересами и партиями», «держит весы» между
классами и «старается о справедливом
удовлетворении» каждого из них, является государством
«народного единства». Относительная
самостоятельность абсолютизма, лавирование между
буржуазией и дворянством порождали представление
о его надклассовости. «Особенно в глазах массы,
которой чужды отвлеченные понятия, в лице мо-
68

нарха воплощается идея отечества, связанная с
ним неразрывно. Тот гнет, который она нередко
испытывает, приписывается подчиненным властям, а
монарх, возвышаясь над всеми, остается
окруженным недосягаемым величием и блеском. Нужны
продолжительные периоды невыносимых
притеснений и полное забвение своего призвания со сто-
роны облеченных властью для того, чтобы
глубоко вкоренившееся в народе монархическое
чувство могло иссякнуть, как это случилось во Франции
с династией Бурбонов» (17, ч. 3, с. 136—137).
Сосредоточение огромной власти в одном лице,
на взгляд Чичерина, способствует тому, что
абсолютизм является формой, наиболее пригодной для
объединения страны, а впоследствии — для
совершения буржуазных преобразований «сверху».
Отмечая исторические заслуги абсолютизма, он
в конечном счете считает эту форму преходящей,
поскольку она связана с сословным строем.
Чичерин в принципе верно показал этапь! восхода и
заката абсолютизма. Например, для Франции
вторая половина царствования Людовика XIV
составляет поворотную точку, с которой прекращается
«благодетельная» и прогрессивная его
деятельность и начинается обратный его ход. Монархи,
пишет Чичерин, «забывали настоящее свое
призвание» и «становились исключительными
защитниками привилегий и дворянства» (17, ч. 3, с. 128;
5, с. 196—197, 242—245, 250—251, 263—265).
Неограниченная монархия становится тормозом в
развитии буржуазного строя, и поэтому падение ее
неизбежно. «Как скоро общегражданская свобода
становится основанием всего общественного быта,
так неизбежно идеалом государственного
устройства является свобода политическая» (12, ч. 2,
с. 344; 7, с. 400). Абсолютизм не только
несовместим с политической свободой, но и не
обеспечивает свободы гражданские. «Интерес
бюрократии состоит в том, чтобы господствовать
неограниченно в административной сфере. Эта цель
достигается тем, что обществу дается как можно
менее способов действовать самостоятельно, а от
монарха скрывается истинное положение дел. Все
переходит в руки чиновничества; воля монарха,
при видимом самовластии, ставится от него в
59

зависимость». Фактически при таком положении
дел устанавливается самодержавие не монарха, а
чиновника, министра, ибо до монарха доводится
только то, что угодно им. «Сверху водворяется
господство официальной лжи, а внизу царит
полнейший произвол, который тем тяжелее ложится
на общество, чем более служит прикрытием и
орудием корыстных целей. Власть, не знающая сдер-
жек и движимая частными интересами,
неизбежно становится произвольною и притеснительною»
(17, ч. 3, с. 142). В изобличении неприглядных
сторон абсолютизма (замещение власти в силу
случайности рождения, развращающее действие
на людей, расточительство, фаворитизм,
господство произвола сверху донизу, «официальная» ложь,
раболепство и лесть, капральское пристрастие к
военной муштре, унижение человеческого
достоинства, попрание прав личности, подавление личной
инициативы, засилье бюрократии и ее полная
оторванность от нужд страны, поддержка
помещиков в ущерб буржуазии и т. д.), мешающих
общественному прогрессу, Чичерин не жалеет красок
и поднимается до уровня выдающихся
публицистов своего времени.
Аристократия как форма государства, по
Чичерину, есть юридически закрепленное правление
отдельного сословия «лучших людей, или
способнейшей части общества» (17, ч. 2, с. 141; ч. 3,
с. 154). Естественное превосходство одних людей
над другими, по его мнению, «вполне закономерно
и справедливо» ведет и должно вести к
превосходству политическому и юридическому. Однако
Чичерин понимает, что с развитием капитализма
неизбежно падение чисто аристократической формы
государства. «Она может держаться только там,
где юридическое преимущество совпадает с
естественным превосходством. Как же скоро
образование и достаток развиваются и в других классах,
так последние естественно требуют участия в
правлении, а это рано или поздно ведет к падению
аристократии или смешению ее с другими
элементами» (17, ч. 1, с. 142). Таким образом,
аристократия, как и абсолютизм, уходит в прошлое потому,
что перестает соответствовать расстановке
социальных сил, искусственно тормозит развитие эко-
60

номики и промышленности, которые
сосредоточиваются в руках буржуазии.
Демократию Чичерин определяет как «образ
правления, в котором верховная власть
принадлежит народу» (17, ч. 1, с. 147; ч. 3, с. 175).
Основное достоинство этой формы государства он видиг
в свободе и равенстве граждан перед законом, что
как раз требуется для нормального развития
капитализма. Чичерин признает «великие выгоды»
демократии: каждый член общества получает
здесь защиту своих прав и интересов; свобода
способствует формированию предприимчивых и
энергичных людей; участие в верховной власти
возвышает чувство личного достоинства человека;
народ сам решает свои вопросы, общие дела
становятся делом каждого, политическая жизнь
нисходит до самых глубоких слоев общества; никакая
часть общества не имеет возможности проводить
свой частный интерес в ущерб другим. «Участием
всех в совокупном решении устанавливается,
владычество общего интереса, а это и составляет
высшую цель государства» (17, ч. 3, с. 175—177).
По сути дела, Чичерин утверждает, что
демократическая республика адекватна капитализму.
Если каждый общественный строй требует
соответствующего ему строя политического, говорит
он, то демократия является как бы естественным
завершением общегражданского порядка. Начала
свободы и равенства, господствующие в
гражданских отношениях, у Чичерина переносятся в
политическую область и между обеими сферами
устанавливается «полная гармония». Отсюда
неудержимое стремление к демократии всех новых, по
словам Чичерина, европейских народов,
установивших у себя начала общей гражданской
свободы и равенства всех перед законом. «Умеренная
демократия, уважающая свободу, которая
составляет самое ее основание, и дающая отпор всем
разнообразным стремлениям общества, может быть
весьма хорошей политической формой, способной
удовлетворить самым высоким потребностям
человека» (17, ч. 3, с. 185). При этом «умеренность»
демократии состоит в том, что «низшие классы,
которые являются в ней владычествующими, не
отделяются от других, не выступают со своими осо-
61

бенными интересами, а действуют заодно с
высшими», т. е. добровольно подчиняются политике
буржуазии. Ф. Энгельс отметил, что
демократическая республика удовлетворяет буржуазию лишь
до тех пор, пока пролетариат будет признавать
существующий общественный порядок
«единственно возможным и политически будет идти в хвосте
класса капиталистов» (1, т. 21, с. 173).
Однако в демократии Чичерин видит не
только и не столько «светлую», сколько «темную»
сторону. Данная форма государства, полагает он,
склонна к «чрезмерной свободе», поскольку
предоставляет политические права не по способности,
а «всем одинаково» (всеобщее избирательное
право).
Демократия, по мнению Чичерина, отступает
от требования распределять политические права и
способности, действует на основе всеобщего
избирательного права и вследствие этого является
правлением некомпетентных, «государством
посредственности», в котором «низшие классы
становятся владыками высших» и «качество приносится
в жертву количеству» (17, ч. 1, с. 41; 148, ч. 2,
с. 423; ч. 3, с. 178—183; 12, ч. 2, с. 353—354).
С этим, по мнению Чичерина, связаны и
распространенные в демократии коррупция,
махинации на выборах, беззастенчивая политическая
демагогия сверху донизу, засилье партийных клик
и т. д. «Разнузданные частные интересы,— пишег
он о США,— вторглись во все области
государственной жизни. Государственный строй сделался
добычей политиканов, для которых общественная
деятельность служит орудием наживы. Самое
беззастенчивое хищение общественных средств нагло
выставляется напоказ и приобретает силу, против
которой честные граждане тщетно стараются
бороться» (17, ч. 3, с. 205). Чичерин показывает, что
в таких условиях верховенство народа
превращается в фикцию; фактически массы отстранены от
участия в решении судеб государства. «Будучи
избранниками партии, преследующей свои частные
цели, выборные люди перестают быть истинными
представителями народа и его интересов». Таково
положение не только в центре, но и на местах:
«С помощью всеобщего права голоса городское
62

управление переходит в руки организованной
шайки грабителей> (17, ч. 3, с. 180, 193).
Чичерин -обрушивается на демократию за ее
«склонность уступать революционным
стремлениям» «черни», «дикой толпы с темными
инстинктами». Его страшит возможность прихода рабочего
класса к власти легальным путем: «Толпа,
облеченная верховной властью, вольна отменить
всякий закон и действовать по произволу». Такая
«необузданная демократия, не знающая сдержек
и преувеличивающая свое начало, составляет один
из худших образов правления» (17, ч. 3, с. 184—
185, 190, 196, 204, 210, ч. 2, с. 422; 19, с. 279).
Причину кризиса демократии Чичерин видит
в обострении классовой борьбы, когда «охранение
внутреннего порядка становится
затруднительным». В такой обстановке демократические
институты перестают удовлетворять господствующий
класс. «Не только высшие, но и средние классы,
все, кто имеет некоторые достаток и образование,
не могут не противиться всеми силами учениям,
грозящим разрушить все их благосостояние, а
вместе и всякое разумное общежитие; а чем
больше сопротивление, тем больше ожесточение
социалистов. При таких условиях демократия не может
существовать» (17, ч. 3, с. 210; 12, ч. 2, с. 356,
373). С этим связаны мрачные прогнозы Чичерина
в отношении данной формы государства: «Как
историческое явление, демократия совершила свой
круговорот и высказала все, что в ней содержится.
Нынешний век был периодом ее роста; будущее,
без сомнения, представит картину ее упадка» (17,
ч. 3, с. 209). Как видно, Чичерин уловил
тенденцию политического развития капитализма —
поворот от демократии к реакции, симптомы которого
проявились уже в конце XIX века.
В целом чичеринская критика демократии
имеет двойственный характер. С одной стороны, он
развивает идеи Сократа, Платона, А. де Токвиля
и других политических мыслителей о
необходимости компетентного руководства, правления
знающих. С этой точки зрения освещение
некомпетентности, продажности, демагогии и других
негативных процессов бружуазной демократии
является позитивным вкладом в политическую нау-
63

ку. С другой стороны, Чичерин выражал позиции
тех либеральных кругов, которые опасались, что
демократические институты будут использованы
народными массами.
Конституционная монархия. В этой форме идея
государства, согласно Чичерину, достигает своего
высшего развития: «Монархия представляет
начало власти, народ или его представители — начало
свободы, аристократическое собрание —
постоянство закона, и все эти элементы, входя в общую
организацию, должны действовать согласно для
достижения общей цели» (17, ч. 1, с. 161; ч. 3,
с. 232). Чичерин хотел обеспечить наиболее
долговременное существование блока поземельных и
промышленных собственников со средней
буржуазией, а чтобы эти группы власть имущих не
поглотили друг друга, чтобы не могла установиться
ни «чистая» аристократия, ни демократия, ни
бонапартистская диктатура, он предлагал
компромисс — конституционную монархию.
Соглашение элементов в конституционной
монархии, по Чичерину, достигается в результате
разделения верховной власти между монархом,
аристократией и демократией.
Разделение власти Чичерин понимает в
двояком смысле. Во-первых, как разделение ее на
отрасли и распределение между независимыми
друг от друга учреждениями. Причем
разграничение компетенции должно распространяться не
только на «подчиненные сферы», но и на самое
верховную власть. В результате он выделяет три
отрасли власти (иногда Чичерин называет их
просто властями): законодательная, правительственная
и судебная. Разделение верховной власти на
отрасли, на взгляд Чичерина, вытекает из «самого
назначения» власти, из ее отношения к различным
элементам государства (закону, свободе, общей
цели), из многообразных прав, которые могут быть
присвоены отдельным органам, каждый из
которых заключает в себе известную сумму или
систему прав (см. 17, ч. 1, с. 75—78; 19, с. 320—321),
Следовательно, разделение власти на отрасли
Чичерин проводит на основе распределения ее
содержания по различным сферам. В этом аспекте
разделение властей суть «прозаическое деловое
64

разделение труда, примененное к
государственному механизму в целях упрощения и контроля» (1,
т. 5, с. 203). Во-вторых, как разделение верховной
власти, суверенитета между различными
субъектами-носителями: господствующими
общественными классами, группами и слоями (см. 17, ч. 1,
с. 168, 173). Это положение обусловливалось
компромиссной позицией русских либералов. «В
стране,— отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс,— где в
данный период времени между королевской
властью, аристократией и буржуазией идет спор из-за
господства, где, таким образом, господство
разделено, там господствующей мыслью оказывается
учение о разделении властей» (1, т. 3, с. 46).
Разделение властей Чичерин тесно связывает
с обеспечением прав и свобод граждан: «Высшая
цель государства, состоящая в утверждении
законного порядка, достигается системою независимых
друг от друга властей, равно исходящих от
верховной власти, но взаимно ограничивающих и
воздерживающих друг друга» (17, ч. 3, с. 412). По
мнению Чичерина, наиболее прочное разделение
властей обеспечивается в конституционной
монархии, где сама власть разделена между различны-
ми субъектами. В «чистых» формах, где верховная
власть принадлежит одному субъекту — монарху
или народу (части народа) и поэтому обладаег
большим единством и склонна к деспотизму,
разделение властей труднее поддержать. Однако
представительная демократия нового времени, по
теории Чичерина, строится на основе разделения
властей; в неограниченной же монархии оно
возможно только в «подчиненных сферах», ибо все
власти сосредоточены в руках государя. «Во вся-
ком другом образе правления верховная власть
распределяется между разными лицами, воли
которых должны быть сведены к единству
искусственным путем». Следовательно, замечает Чичерин,
здесь невозможна гарантия прав граждан. Теория
разделения властей, таким образом, направлена не
только и не столько против демократии, сколько
против абсолютизма: «Закон, определяющий
права и обязанности граждан, тогда только дает
гарантии свободе, когда последняя сама участвует
в его установлении» (17, ч. 1, с. 133).
5 Заказ 7231
65

Исходя из необходимости единства
государственной воли, Чичерин допускает разделение
властей настолько, насколько «этим не нарушается их
согласованное действие». Следовательно,
разделение властей понимается им не как абсолютная
независимость, отделение их друг от друга, а,
скорее, как система сдержек и противовесов:
«Государство составляет единое целое, а потому задача
его состоит в согласном действии всех элементов.
Этому требованию уступает самая полнота
развития» (19, с. 323). Но тогда должна доминировать
какая-нибудь одна из властей. При рассмотрении
конкретных форм государства он фактически
признает это.
В положении о разделении властей
выражается основная мысль учения Чичерина о
конституционной монархии: предотвратить сосредоточение
верховной власти в руках государя или какой-либо
определенной группы господствующих классов,
обеспечить возможность их «гармонического»
взаимодействия.
Власть монарха ограничивается двухпалатным
парламентом. Верхняя палата —
аристократическая, образуется из крупных землевладельцев и
капиталистов. В ходе развития общества
преобладание старой, феодальной аристократии должно, по
мнению Чичерина, замениться владычеством
«новой», «естественной» аристократии. Поэтому он не
одобряет формирование верхней палаты из одних
лишь наследственных пэров. Чтобы не возник
разрыв между юридически закрепленными
привилегиями и фактическим соотношением сил в
аристократической прослойке, он доказывает
необходимость пополнить аристократическое собрание
представителями вновь появляющихся крупных
собственников. Верхняя палата должна быть
составлена «из аристократических элементов в обширном
смысле слова; но наследственность прав не
составляет необходимой ее принадлежности.
Наследственная аристократия существует не везде и не
может быть искусственно создана. Там, где ее нет,
она должна быть заменена другими элементами,
которые имеют действительную силу и вес».
Верхняя палата, по мнению Чичерина, должна
представлять «высшую политическую способность», а
66

не «обломки отжившего сословного порядка» (7,
с. 135, 136, 352). Конституционная монархия,
возникающая в результате ограничения
абсолютизма, отстаивается Чичериным в значительной сте
пени постольку, поскольку она позволяет
обеспечить господство крупных поземельных
собственников в новых, капиталистических условиях:
«Там, где крупная поземельная собственность
лишена политического значения, государству трудна
сохранить в себе равновесие. Если бы когда-либо
земля сделалась достоянием казны, то о
конституционной монархии не могло бы уже быть речи>
(12, ч. 2, с. 361).
Надлежащие устойчивость и влиятельность
верхней палаты, по мнению Чичерина,
обеспечиваются при сочетании различных способов ее
формирования: по наследству, по должности
(государственные сановники и верховные судьи), по
выбору и по назначению монарха. Последнее Чичерин
считает особенно важным обстоятельством,
дающим государю возможность исполнять роль уме-
рителя, посредника между аристократией и
демократией.
Нижняя палата составляется из народных пред.
ставителей. Причем на первом этапе своего
существования, при переходе от самодержавия,
конституционная монархия «призывает к участию в
управлении только те классы, которые в
состоянии понимать государственные потребности и
действовать в согласии с другими элементами
общества. Таковы преимущественно зажиточные
классы, интересы которых, по крайней мере в
нормальном положении дел, не ставятся вразрез с
законными требованиями аристократии» (7, с. 147; 17,
ч. 1, с. 170). Под нормальным положением дел
Чичерин имел в виду такую ситуацию, когда
абсолютизм и аристократия понимают свое
«призвание» и добровольно идут на ограничение своей
власти. Отсюда ясно, что с помощью
конституционной монархии либералы стремились устранить
широкие демократические массы, в первую
очередь пролетариат, от участия в делах
государства, а также выбить оппозиционный дух из средней
буржуазии и сплотить всех имущих в «единое,
гармоническое целое».
5*
67

Разделение верховенства между тремя
господствующими силами (монархом, аристократией и
буржуазией) Чичерин проводит так, что каждая
из них получает возможность участия в отраслях
власти.
Монарх как наследственный глава государства
утверждает законы, не имеющие силы без его
согласия; может распустить палату представителей;
«сосредоточивает в себе всю полноту
правительственной власти» (7, с. 163; 12, ч. 2, с. 360—361; 17,
ч. 1, с. 176—178); назначает и сменяет
министров; командует армией, имеет право войны и
мира, заключает договоры; назначает судей, от его
имени отправляется правосудие. Следовательно,
он принимает в определенной степени участие в
каждой из трех властей. Стремясь, однако,
предотвратить сосредоточение всей власти в руках
государя, Чичерин выдвигает условие, чтобы всякое
распоряжение монарха имело силу только при
согласии ответственного перед палатами министра.
Несмотря на эти сдержки, монархическая власть
в разбираемой теории наделяется значительной
силой.
Законодательная власть в конституционной
монархии, по Чичерину, осуществляется двумя
палатами парламента, при более или менее
значительном влиянии монарха.
Верхняя палата играет скорее пассивную роль
посредника между государем и представительным
собранием. Важная роль отводится ей также в
поддержании престижа надклассовости
монархической власти. «Если бы королю приходилось
отказывать в утверждении всех вредных для
государства законов, которые проходят через палату
представителей, то он подвергался бы беспрерывным
нареканиям. Если же они отвергаются верхней
палатой, то король остается в стороне» (17, ч. 3,
с. 249).
Нижняя палата, по Чичерину, должна играть
активную роль, обладать реальной
законодательной властью и избираться при строгом
соблюдении свободы. Нижняя палата наделяется им
правом вотирования бюджета, установления
воинского контингента и контроля за исполнением
законов. Особенно важным Чичерин считает финансо-
68

вые права палат, ограничение которых
равносильно, говорит он, уничтожению самого
представительства.
Судебная власть, в теории Чичерина, также
независима. Но, как и законодательная, и
исполнительная власть, она не должна вверяться
исключительно одному элементу общества, будь то
монарх, аристократия или народ. Все три силы
должны участвовать и в судебной власти. Глава
государства назначает судей, решающих вопрос
права; представители народа — присяжные
заседатели — решают вопрос факта; кроме того,
парламент выступает в роли суда по отношению к
министрам, совершившим должностные преступ
ления. Особенно Чичерин подчеркивает роль суда
присяжных, которому должны быть
подведомственны дела и о политических преступлениях, как
гаранта человеческой свободы и «умерителя»
произвола власти. «Подданный, который
отказывается исполнить незаконное распоряжение
правительственной власти, подлежит суду, и суд может его
оправдать, чем самым распоряжение лишается
силы. Но для этого необходимо, чтобы
столкновения властей с гражданами, имеющие политический
характер, подлежали независимому суду, а не
административной юстиции, которая находится в
руках правительства»,— пишет Чичерин (7, с. 159;
12, ч. 2, с. 361; 17, ч. 1, с. 173—174; 22, ч. 4, с. 96).
Он осуждает изъятие царским правительством
политических дел из ведомства суда присяжных
после процессов Веры Засулич и других и
подчеркивает невозможность обеспечить свободу при
самодержавии, где отсутствует разделение властей.
Таким образом, Чичерин стремится не только
и не столько разграничить, обособить власти,
сколько обеспечить функционирование
политической системы, сохранить единство и в управлении.
Он прямо признает, что, несмотря на все сдержки
и противовесы, преобладание одной из властей
или выход из положенных ей границ неизбежны.
Однако Чичерин находит нужным оставить
границы между властями подвижными. Это вполне
согласуется с его взглядами на роль
конституционной монархии, несколько отличными от
взглядов ранних ее идеологов. Например, Локк и Мон-
69

тескье все внимание сосредоточили на том, чтобы
ограничить абсолютизм (см. 41, кн. XI, гл. 6).
Поэтому на первом месте в их учениях стоит
обособление, разграничение властей. Их мало тревожила
мысль о возможном несогласии властей, ибо
перед ними стояла другая задача.
Учение Чичерина о разделении властей и о
конституционной монархии преследует цель не
только ограничить абсолютизм и гарантировать
буржуазные права и свободы, но и обеспечить
дальнейшее безреволюционное развитие общества,
возможность не прибегать к «разрушительной силе
черни» для перестройки формы государства в
результате изменения соотношения классовых сил.
Другие формы правления, по мнению Чичерина,
подлежат падению, ибо представляют интересы
главным образом одного класса или группы.
Абсолютная монархия рушится потому, что не
обеспечивает развития свободы и защищает сословные
порядки. Демократическая республика также
якобы обречена на гибель: она не удовлетворяет
запросов аристократии и не в силах справиться с
социалистическим движением, для борьбы с которым
нужна сильная власть, диктатура. Конституцией
ная же монархия, по его мнению, лишена этих
недостатков. Соединяя в себе все три «чистыеч>
формы (монархию, аристократию и демократию),
она по мере развития общества и в зависимости
от его потребностей ставит на первое место в ка-
честве преобладающей силы то один элемент, то
другой. «Конституционная монархия имеет то
великое преимущество перед всеми другими
образами правления, что она без всяких коренных
изменений может приспособляться к изменяющимся
потребностям народной жизни. Здесь все
общественные элементы призываются к участию в общем
деле, смотря по тому, что нужно в данное время.
Когда в обществе значительную силу имеет
аристократия, пользующаяся уважением народа, она
преобладает и в государственном управлении. ...С
развитием демократии последняя получает
перевес. Когда же требуется сосредоточение власти,
на сцену выступает монарх» (17, ч. 3, с. 234—235).
Конечно, блок аристократии с крупной
буржуазией Чичерин считает незыблемой основой кои-
70

ституционной монархии. Тем не менее ценность
этой формы, по его убеждению, заключается в том,
что она в определенной степени позволяет
расширить демократию без всяких потрясений для
господствующих классов. Последнее Чичерин видит
в постепенном расширении круга избирателей:
«Ценз должен понижаться по мере
распространения политической жизни в народе. Иначе пред-
ставительство не достигнет настоящей цели.
Вместо того, чтобы собрать все политические силы
страны в организованные учреждения, где они
воспитываются и привыкают к совокупной
деятельности, часть их оставляется вне всякой
организации и становится источником брожения. Если
эта часть велика, то все здание может
опрокинуться, как и случилось во Франции с Июльскою
монархией» (12, ч. 2, с. 362; 7, с. 143, 149).
Развитие капитализма во второй половине XIX
века вело к подъему политической активности
трудящихся масс, к расширению
социалистического движения. Констатируя это, Чичерин
советует направить энергию и недовольство всех
оппозиционных капитализму слоев в легальное русло,
что укрепит иллюзию надклассовости государства.
Прямая политическая изоляция мелкой буржуазии
и рабочего класса, по его мнению, уместна на
первом этапе существования конституционной
монархии, непосредственно после ограничения
абсолютизма. Но если затем «в рабочем
народонаселении является неодолимое стремление к
политической деятельности», то, хотя это более совместимо
с республикой, следует дать ему право голоса. В
этом случае для ограждения интересов
буржуазии Чичерин предлагает разделить население на
разряды по имущественному цензу, как в Австрии
и Пруссии, или каким-либо другим образом ввести
«смягченное» право голоса. «Только этим
способом средние классы могут сохранить свое
значение и не будут поглощены массою» (7, с. 150; 12,
ч. 2, с. 363).
С усилением буржуазии Чичерин связывает
расширение влияния и выдвижение на первый план
палаты представителей. Таким образом,
конституционная монархия, по его теории, проходит два
этапа: дуалистический и парламентарный. На пер-
71

вом этапе в нижней палате целиком господствует
крупная буржуазия и фактическое влияние
парламента не очень значительно. Власть монарха как
умерителя различных элементов непосредственно
сливается с правительственной влаетью. «Там, где
общественное сознание стоит еще на низкой
ступени, где различные политические направления не
установились, там права парламента не могут
быть широки. При таких условиях
правительственная власть, зависящая от короля, неизбежно
будет иметь преобладающее значение». С
расширением влияния буржуазии и соответственно
нижней палаты должно установиться парламентарное
правление. Оно служит «признаком политической
зрелости народа. Это — высший цвет
конституционной монархии. Это — самоуправление народа со
всеми задержками и гарантиями, которые
требуются целями государства» (7, с. 175—176; 12, ч. 2,
с. 364, 383—384; 17, ч. 1, с. 178; ч. 3, с. 261).
Как и демократическая республика,
парламентарная монархия, на взгляд Чичерина, может
существовать только на основе прочной
двухпартийной системы, позволяющей обеспечить господство
собственников и удержать массы от радикальных
увлечений. Там, где отсутствуют крепкие и
организованные партии, способные стать правящими
партиями, монархическая власть по
необходимости должна править по собственной инициативе,
К тому же приводит и «дробление партий», когда
не может образоваться прочное партийное
большинство. Чичерин указывает также на
необходимость чередования правления каждой из двух пар-
тий: «Передача власти вождям оппозиционного
большинства имеет важную политическую выгоду:
она знакомит оппозицию с потребностями
правительства и делает ее защитницей власти».
Правительственная власть при парламентарном
правлении формируется из партийного большинства
палаты представителей и фактически отделяется от
королевской власти. Монарх, от которого при этом
«отходит деятельное управление», приобретает
свое истинное назначение: «Это — четвертая
власть, власть умеряющая, или княжеская,
которая при разделении властей представляет
государственное единство, воздерживает партии, успока-
72

ивает ^трасти, охраняет права и интересы мень-
шинства,чимея всегда в виду высшее благо целого,
а не какой-либо части. Король, возвышаясь над
всеми, есть ключ конституционного правления и
высший представитель государства» (7, с. 172,
168—171, 174—175; 12, ч. 2, с. 364; 17, ч. 1,
с. 181—182).
Чичерин, однако, стремится так приспособить
устройство властей в конституционной монархии,
чтобы они обеспечивали движение не только
«вперед», по пути относительного расширения
демократии и влияния буржуазии, но и «назад», когда
возникнет потребность в сильной власти, в
диктатуре. Этим, видимо, объясняется его взгляд на
парламентское правление как факт, обычай, а не
как на юридический закон. По сути дела,
парламентское правление в его теории можно назвать
фактическим господством «демократии» (т. е.
средней буржуазии, в понимании Чичерина) в
юридических рамках дуалистической конституционной
монархии. «Это устройство — не юридическое, а
фактическое, не закон, а обычай, вытекающий из
положения дел, из необходимости единства в
управлении. За королем остается неограниченное
право назначать в министры кого ему угодно, но
в силу обычая и благоразумия он всегда
призывает предводителей большинства, ибо иначе
невозможно единство в управлении, и страна
подвергается раздорам» (17, ч. 1, с. 179—180). Власти в
конституционной монархии, по теории Чичерина
(законодательная, правительственная, судебная),
отличаются от властей, по учениям Гегеля и Бен-
жамена Констана, которые наряду с
правительственной властью выделяли специальную власть —
королевскую или княжескую (см. 26, с. 295). В
парламентарной монархии, как она изображается
Чичериным, власть главы государства
приобретает, очевидно, те же самые свойства. Однако
Чичерин считает такое положение монарха только
фактом, отвечающим определенным
обстоятельствам. С точки зрения легальности он не
разделяет королевскую и правительственную власть, что
объясняется стремлением приспособить
конституционную монархию как форму государства к
любому состоянию общества: как в относительно
73

стабильные периоды, когда существует
парламентарное правление, так и на случай кризис^ —
ситуаций, при которых господствующий класс
обращается к единоличной диктатуре. Поэтому Чичерин
называет королевскую власть не видом, отраслью
власти, а формой власти.
Следовательно, конституционная монархия, по
Чичерину, представляет собой каучуковую,
эластичную форму, способную устоять перед
сильнейшими натисками и колебаниями, принимая тот
вид, который наиболее соответствует
распределению сил правящих классов и всего общества в
целом. Юридически постоянная, фактически она
может быть сегодня демократией, завтра —
диктатурой.
Доктрина Чичерина о конституционной
монархии, с одной стороны, порождена стремлением оп.
равдать компромисс дворянства, буржуазии и
монархии, с другой стороны, она рассчитана и на
зрелое буржуазное общество, когда главной
проблемой является борьба буржуазии уже не с
феодальными привилегиями, а с
революционно-демократическим и пролетарским движением. С
тревогой наблюдая за перипетиями французских
революций, Чичерин в поисках стабильной формы
политического господства капитала обращал взоры
к опыту английской конституционной монархии.
Русский либерал одним из первых уловил
тенденции в развитии буржуазии, которая повернулась
лицом к консервативным силам, в частности
перестала видеть в монархе прежнего абсолютного
деспота и выразила готовность сохранить
неприкосновенными его юридические полномочия на
случай обострения социальной борьбы.
Несмотря на господство парламента, монарх,
по теории Чичерина, и фактически играет роль
большую, нежели просто номинальный глава
государства. «Многие думают,— писал он,— что
конституционный король не должен иметь своей
политики. Но в таком случае он не может исполнять
неотъемлемо принадлежащей ему роли умерителя
партий. Воздерживать партии может только тот,
кто имеет свое мнение о ходе политических дел;
только этим приобретается авторитет. От короля
нельзя требовать и того, чтобы он совершенно ус-
74

транился от дел, вступаясь только в решательные
минуты. Напротив, он должен постоянно следить
за делами; иначе он не может дать ни совета, ни
решения» (17, ч. 3, с. 244). Чичерин пытается
доказать, что и при «обыкновенном течении дел»
монарх может иметь «огромное влияние на управ-
ление своими советами и личным своим весом,
который тем значительнее, чем более монарх
возвышается над партиями, являясь представителем
интересов всего государства и всех классов народа»
(7, с. 174). И в этой части его теория не потеряла
своего апологетического значения до настоящего
времени. В современных капиталистических
странах закулисная роль монарха может быть весьма
велика. Господствующие круги используют
монархическую власть как для поддержания в массах
иллюзии надклассовости государства,-так и в
качестве «посредника» на случай классовых
конфликтов.
Таким образом, в учении Чичерина о
конституционной монархии ярко выражены позиции
буржуазного либерализма, выступавшего, с одной
стороны, против самодержавия, а с другой —
против последовательной демократии, против
революционного движения трудящихся масс.

ГЛАВА III
Политический идеал и русская
действительность
К
^h^B ак отмечено выше,
Чичерин видел
тождественность гражданского сгроя России и Запада. Из
этого он выводит также единство строя
политического: абсолютизм, по его мнению, должен
закономерно смениться формой государства,
обеспечивающей политическую свободу (см. 7, с. 415; 9,
с. 6). Для России такой формой он считал только
конституционную монархию: «Из двух форм, в
которых воплощается политическая свобода,
ограниченной монархии и республики, выбор для нас
не может быть сомнителен. Монархическая власть
играла такую роль в истории России, что еще в
течение столетий она останется высшим символом
ее единства, знаменем для народа» (9, с. 8).
С позиций либерализма Чичерин разработал
программу постепенного перехода от
самодержавия к конституционному правлению. Первым
шагом на этом пути, по его мнению, должны были
явиться крестьянская реформа, установление
гражданских прав и некоторых учреждений, их
охраняющих (суд присяжных, местное самоуправление
и др.). Это не что иное, как необходимый минимум
76

реформ «сверху», для того чтобы предотвратить
революцию «снизу», дать обществу «правильный
исход», иными словами, расчистить дорогу
капитализму. Свои требования и предложения Чичерин
выразил в заграничном издании А. И. Герцена
«Голоса из России», а также в косвенной,
завуалированной форме в подцензурных статьях об
Англии и Франции, где показывал, что должен был
делать французский абсолютизм для
предупреждения буржуазной революции.
Избрав царизм главным орудием
осуществления своих целей, Чичерин, естественно, боялся
любого неосторожного шага, дабы не отпугнуть
«верхи» и тем самым, как ему казалось, не
похоронить возможность скорейшего обновления
России, как это случилось в царствование
Александра I. Поэтому он и пишет, явно рассчитывая на
то, что его строки дойдут до императора: «В
самых задушевных и смелых разговорах я еще ни
разу не слыхал, чтоб кто-нибудь выразил мысль
о необходимости тайного общества, революции,
ограничения самодержавной власти или
что-нибудь подобное» (29, ч. 1, с. И). Революция пугает
Чичерина, поэтому только в реформах видит он
возможность избавиться от феодальных
привилегий и в то же время не допустить установления
народовластия. Он упрекает А. И. Герцена за
революционную пропаганду: «Вы мечтаете о
низвержении существующего порядка, о разрушении
исторически образовавшегося тела, о государстве
низших классов, призываемых революционной
партией к обновлению мира буйной силой» (29, ч. 1,
с. 25).
Так с самого начала своей политической
деятельности Чичерин как либерал отмежевывается
от революционеров-демократов. Н. Г. Чернышевский
и другие близкие к «Современнику» публицисты
обличали трусливую, соглашательскую позицию
Чичерина, подчеркивали коренную
противоположность интересов революционеров-демократов и
либералов (см. 54, с. 649, 658).
Он предупреждает правящие круги, что
промедление с реформами чревато революцией и
потерей инициативы правительства: «К нам
революционные теории неприложимы. Но значение рево-
77

люций мы понимаем; мы знаем, что там, где
господствует упорная притеснительная система, не
дающая места движению и развитию, там
революция является как неизбежное следствие такой
политики. Это вечный закон всемирной истории» (29,
ч. 1, с. 26). Революционные доктрины тогда
только могли бы пустить корни в России, когда бы
правительство «продолжало идти по прежней колее.
Но по-видимому оно поворачивает в другую
сторону и наступает новая эпоха в нашей общественной
жизни» (29, ч. 1, с. 34). Не трудно видеть в этом
желание направить абсолютизм в реформистское
русло.
Освобождение крестьян, вызванное крахом
феодально-крепостнической системы, укрепляло мне-
ние Чичерина о возможности мирного перехода и
в политической сфере.
В соответствии с реформистской позицией
Чичерин призывает общество не забегать вперед и
поддерживать преобразовательный почин
правительства. Это положение развито им в
программном документе умеренного либерализма — в
сборнике статей «Несколько современных вопросов»
(1862 г.). Сюда автор нашел нужным включить
«Письмо к издателю „Колокола"», обосновывавшее
реформистский путь России: «Умеренностью,
осторожностью, разумным обсуждением общественных
вопросов вы могли бы внушить к себе доверие
правительства» (6, с. 16).
В свою очередь прави*ельство, полагает
Чичерин, не должно останавливаться на полпути:
настало время более активного участия общества в
политической жизни. «Была пора, когда
правительство делало и направляло все. Этим
достигалась известная степень государственного
могущества, общественного порядка и благосостояния; но
далее известных пределов это идти не может. Для
большего могущества, для высшего развития и
благосостояния нужны новые силы, нужна
энергия целого народа» (6, с. 25, 31).
Для продолжения пути, начатого реформой
1861 года, Чичерин призывает правительство
опереться на умеренных либералов: «не потакать
проискам Чернышевских, Добролюбовых и пр.»,
занять жесткую позицию по отношению к револю
78

ционерам. В то же время он считает необходимым
отмежеваться от реакционеров, «рутинистов»,
представителей «старого порядка». «В руках
консерваторов существующий порядок обречен на падение»
(6, с. 151). Отсюда — программа так называемого
«охранительного», «консервативного» либерализма
(для общества) или «либерального
консерватизма» (для правительства). «Те, которые не хотят
ни железного властителя, ни буйства
революционных страстей, могут желать только прогресса
умеренного и постепенных преобразований» (6,
с. 158). Самую важную задачу Чичерин видит в
том, чтобы сплотить всех сторонников
преобразования под эгидой самопревращающегося в
ограниченную монархию самодержавия, создать общее
«либерально-консервативное» направление.
«Только энергия разумного и либерального
консерватизма может спасти русское общество от бесконечно-
го шатания. Если эта энергия появится не только в
пpaвиfeльcтвe, но и в самом народе, Россия может
без опасения глядеть на свое будущее» (6, с. 162).
Из сказанного вытекает, что в 1856—1862 гг.
Чичерин защищает не абсолютизм, как таковой,
а самодержавие, сделавшее первые шаги по пути
превращения в буржуазную монархию, или, как
он сам характеризует подобное переходное
состояние, «примирение начал свободы с началами
власти и закона». Это был уже не деспотический,
дышавший пошлостью и самодовольством режим
Николая I, а самодержавие, вынужденное
провести буржуазные преобразования и в целях
собственного сохранения лавировавшее между
крепостниками и буржуазией (включая и обуржуазившихся
помещиков). С целью поддержки буржуазных
преобразований Чичерин и выдвигает программу
охранительного либерализма: «В политической
жизни лозунг его: либеральные меры и сильная
власть — либеральные меры, предоставляющие
обществу самостоятельную деятельность,
обеспечивающие права граждан, охраняющие свободу
мысли и совести, дающие возможность высказываться
всем законным желаниям,— сильная власть,
блюстительница государственного единства,
связующая и сдерживающая общество, охраняющая
порядок, строго надзирающая за исполнением зако-
79

на, внушающая гражданам уверенность, что во
главе государства есть твердая рука, на которую
можно надеяться, и разумная сила, которая сумеет
отстоять общественные интересы против напора
анархистских стихий и против воплей
реакционных партий» (6, с. 200).
Однако, сознавая шаткость «нововведений»,
державшихся лишь обещаниями правительства,
Чичерин предлагает ряд мер, призванных закре-
пить и развить буржуазные преобразования. На
его взгляд, наступила пора постепенного
«приобщения» к управлению «всех живых сил народа»,
способных «служить задержкою, если
правительство пойдет по ложному пути» (22, т. 2, с. 47). Он
отстаивает необходимость разделения властей,
особенно независимость суда от администрации,
насколько это возможно при самодержавии, и также
развитие действенного местного самоуправления
для сплочения «нового» дворянства и крупной
торгово-промышленной буржуазии и смягчения
«безотчетной» оппозиции правительству. Таким образом,
Чичерин желает постепенно привести
самодержавие к конституционному правлению,
подготовить и развить в недрах старой формы государства
костяк новой. С этой целью он полагает
необходимым созвать законосовещательное
двухпалатное собрание: верхняя палата образуется на базе
Государственного совета из назначаемых
правительством чиновников; нижняя — из
представителей дворянства и буржуазии, которые должны тем
не менее представлять интересы всего народа, а
не отдельных сословий. Чтобы не спугнуть
царизм, Чичерин спешит заверить, что такое
собрание «не представляет ничего несовместного с
самодержавием» (6, с. 127, 129, 215—217, 239, 253).
Чичерин отчетливо сознает, что
конституционное правление возможно только при отмене
основных привилегий дворянства как сословия
крепостников. Но он считает, что в тех условиях, когда
одно освобождение крестьян уже явилось
сильнейшим ударом по могущественному феодальному
лагерю, идти на большее — значит ставить под
сомнение все буржуазно-либеральные преобразования.
Поэтому он ориентирует правительство на
осторожное, постепенное стирание сословных перего-
80

родок. Понимая, что помещики-крепостники не
уступят власти добровольно, и в то же время не
желая революционной замены прежнего
политического строя новым, Чичерин видит выход в
сильной государственной власти, «сверху»
содействующей сближению сословий.
Необходимость постепенного ограничения
самодержавия через ряд социальных и политических
реформ доказывается Чичериным также в
произведении «О народном представительстве» (1866 г.).
«Русская история,—пишет он,—не мешает нам
любить свободу, к которой как к высшему идеалу
стремится всякая благородная душа. Особенно в
настоящее время это начало нам менее чуждо,
нежели когда-либо. Во имя свободы разрушаются
вековые связи, великие преобразования вносят ее
в наш гражданский быт, в суды, местное
управление, в самое печать» (7, с. VIII). Должна она,
наконец, водвориться не только в «подчиненных сферах»,
но и в образовании самой верховной власти — таков
лейтмотив данной работы, в которой история
призывается на помощь современности.
Вся книга проникнута тем же духом
«охранительного» либерализма, направленного как против
реакционеров, так и против революционной
демократии и левых либералов, требовавших
немедленного провозглашения конституции. Как и прежде,
Чичерин выступает за постепенное введение
конституционного правления. Не желая, чтобы
крепостнический и революционно-демократический
лагеря сами в открытой борьбе решили судьбу
России, он стремится доказать необходимость
переустройства политической организации «сверху».
Вместе с тем Чичерин ясно дает понять, что
самодержавие он поддерживает не как самоцель, а
как надклассовую силу, способную ввести и
укрепить конституционный порядок, ибо в самом
обществе подобной силы он не видел. «Введение
представительного устройства требует прежде
всего сильной власти, которая умела бы на первых
порах соединить вокруг себя и направлять еще не
окрепшие стихии. Предоставленное себе, неопытное
общество будет делать промах за промахом, пока
горький, но поздний опыт не наведет его на
истинный путь» (6, с. 534—535).
б Заказ 7231
&1

Реформистские позиции Чичерина
подкреплялись в результате того, что он видел слабость ли-
берализма в России: «Либерализм умеренный и
осторожный, старающийся не только заслужить
доверие общества, но и поладить с правительством,
вернее достигает цели. Действовать явным
напором или даже насилием может только партия,
уверенная в успехе, чувствующая за собою
громадное большинство» (6, с. 535). Однако и при
слабости либерального лагеря Чичерин советует
правительству во избежание революции не уклоняться
с пути, который должен привести к конституции:
«Если изменилась жизнь, должны измениться и
учреждения». Он видел, что с отменой крепостного
права силы буржуазии постепенно возрастали, а
потому общество уже «не может
довольствоваться» местным самоуправлением; по мере роста
«либеральных элементов» и в верховной власти
«перемена становится неизбежной» (6, с. 539—540).
Чичерин хотел провести мысль, что осуществлением
реформ общественного строя самодержавие, по
сути дела, «выполнило миссию преобразователя» и
дальнейшее развитие должно постепенно
затронуть саму верховную власть. Начавшееся
сползание самодержавия после преодоления кризиса в
болото реакции, в прежнюю проторенную колею
аракчеевщины еще более убедило Чичерина в
необходимости ограничения царской власти: «Чем
сильнее гнет, тем живее чувствуется потребность
иного порядка, и лучшим лекарством
представляется устройство, которое дает самому обществу
участие в верховной власти, ограждая таким
образом свободу от произвола. При таком настроении
умов нужен какой-либо повод, внешнее событие
или минута слабости правительства, чтобы
всколыхнуло накопившееся неудовольствие. Так
приготовлялись многие революции. Предупредить их
можно только удовлетворением справедливых
требований свободы; своевременные преобразования
устраняют перевороты» (6, с. 531).
Изложенные выше взгляды Чичерин
отстаивает не только в теоретических трудах. Занимая ка-
федру государственного права в Московском
университете, он стремился привлечь на свою
сторону будущих работников государственного аппара-
82

та. Далее через своего брата Василия, который
занимал ответственный дипломатический пост и
был близок с министром иностранных дел князем
А. М. Горчаковым, Чичерин пытался
воздействовать на окружение царя. В письмах к брату,
которые через Горчакова доходили до царя, он
развивает тезис «либеральные меры и сильная власть».
Это было в 1861 году, когда
революционно-демократическое движение всколыхнуло
университетскую молодежь. Опасаясь, что реакционные круги
используют сложившуюся ситуацию в своих
интересах, он советует: «Не нужно никаких
стеснительных мер и ограничений. Нужно только усилить
полицию и действовать энергично, когда
нарушаются правила. ... в России в настоящее время
потребны две вещи: либеральные меры и сильная власть»
(22, т. 3, с. 24). Настойчиво подчеркивая, что в
движении студентов «нет не только ничего
опасного, но и сколько-нибудь серьезного», Чичерин
обосновывал «необходимость либеральных мер по всем
отраслям общественной жизни. Надобно, чтобы
везде человеку была предоставлена свободная
сфера деятельности». Автор письма подчеркивает, что
уничтожить самостоятельность общества
правительство уже не в силах: «В настоящее время
первая наша потребность — предоставление обществу
значительной доли самостоятельности. Без этого
жить нельзя. Без этого мы вечно останемся в том
положении, которое привело нас к бедствиям
Крымской войны». В конце письма он более ясно
дает понять, что под хитро сплетенной
формулировкой «либеральные меры и сильная власть»
разумеется дальнейшее продолжение буржуазных
реформ под руководством самодержавия: «То, что я
говорю о соединении либеральных мер с сильною
властью, ты можешь видеть на освобождении
крестьян. Вот мера вполне либеральная, которая
соответствует самым существенным
потребностям России, которая дает право правительству на
вечную признательность со стороны всякого, кто
искренно любит Отечество» (22, т. 3, с. 29—31).
Письма Чичерина Горчаков показывал
великому князю Михаилу Николаевичу, другим
сановникам и, наконец, самому царю.
Анализ взглядов Чичерина позволяет сделать
6*
83

вывод, что в 1861 году он обратился к
правительству не потому, что был целиком за
самодержавие, а потому, что только в нем он видел в то
время орудие исполнения целей умеренного
либерализма. Изобразить Чичерина как
переметнувшегося на сторону самодержавия в результате
народных волнений — значило бы упростить его
политическую теорию и деятельность. Чичерин
поддерживал самодержавие в тот период настолько,
насколько вследствие объективно сложившейся расстановки
политических группировок оно вынуждено было
провести преобразования, совпадавшие с
программным курсом умеренного либерализма.
«Либералы,— отмечал В. И. Ленин,— оказались настолько
сильны, что переделали «новые порядки»
по-своему,— далеко не совсем, конечно, но в изрядной
мере», а крепостники «потерпели, правда, не
окончательное, но все же такое решительное
поражение, что должны были стушеваться со сцены» (2,
т. 1,с. 294—295).
Чичерин стремился направить царизм на
дальнейшее осуществление реформ. Поэтому нельзя
изображать Чичерина безусловным сторонником
самодержавия в 1861—1867 гг. Именно эту мысль
пытается провести Г. Б. Кизельштейн, который
видит в Чичерине «преданного защитника
самодержавия», проповедника «реакционных»
политических взглядов, перешедшего «окончательно» на
сторону правительства в 1861 году (33, с. 436,
438—439).
Несомненно, Чичерин далек от
революционеров-демократов. Более того, он им враждебен.
Из-за этого с 1858 года, после окончательного
размежевания либерально-реформистского и
революционно-демократического лагерей, в
«Современнике» о нем помещаются только отрицательные
отзывы. Но идеи и деятельность Чичерина не были
реакционными, ибо нацеливали Россию на
капиталистический путь развития, на ограничение
самодержавия, хотя и в «прусском» духе.
Другое дело, что позицию Чичерина и прочих
либералов правительство использовало в своих
целях.
Единственное, что понравилось Александру II
в письме московского профессора, это — тре-
84

бование сильной власти. Император уловил
основное содержание рассуждений лидера умеренного
либерализма — курс на постепенное
самоограничение царской власти. Поэтому он передал через
Горчакова, что, хотя он «полон доброй воли», все
же «касаться самодержавия не должно» (22, т. 3,
с. 34—38).
Сделав вынужденные уступки, царизм
преодолел революционную ситуацию и вместе с тем
прекратил «заигрывания» с либералами, взял курс на
усиление реакции. Поэтому Чичерин бросает уп
рек правительству: «После слабости власти, всего
гибельнее лицемерное ее поклонение либеральным
началам, при скрытой к ним вражде. Это делаег
бесплодными все усилия честных людей,
примыкающих к правительству и готовых помочь ему в
восстановлении порядка». Он предупреждает об
опасности и в конечном счете несостоятельности
подобной линии в период, когда капитализму
расчищена дорога. «Коварная политика иногда вен-
чается успехом, но в общество вселяется
недоверие и даже презрение к власти, которое
впоследствии трудно искоренить. Честная политика идти
новым путем, даже при недостаточных условиях,
благотворнее действует на народ, нежели лукавое
бессилие, которое дожидается своего часа» (7,
с. 530).
С этого времени (1864—1866 гг.) Чичерин все
более становится в оппозиционное отношение к
правительству. Он по-прежнему не видит для
России иного выхода, как соединение либеральных
сил под властью самодержца в целях
постепенного перехода к конституционному правлению, но не
находит возможным долее поддерживать царизм.
В условиях революционной ситуации на
рубеже 70—80-х годов у Чичерина вновь появляется
надежда на то, что «верхи» образумятся и
уступят. В нелегально распространявшейся брошюре
«Конституционный вопрос в России» (1878 г.) он
настаивает на постепенном введении
конституционного порядка в целях предотвращения
революции.
Внешнее и внутреннее могущество России
Чичерин связывает с развитием свободы, а
последняя, по его мнению, при абсолютизме не может
85

развиваться. «Воображать, что сколько-нибудь
широкое развитие свободы возможно без
представительного правления, не что иное, как праздная
мечта. В самодержавии свобода только терпима;
силу и прочность она имеет только там, где она
сама участвует в решениях власти» (9, с. 5—6).
Отсюда делается вывод о необходимости
немедленного ограничения абсолютизма. «Мы не можем
ждать, ибо мы неизбежно придем к материально.
му и нравственному банкротству, если мы
своевременно не примемся за работу» (9, с. 12).
Необходимость предоставления политической свободы
Чичерин связывает не только с кризисом «верхов»,
но и с глубокими изменениями в социальной
жизни России: «Водворение гражданской свободы во
всех слоях и на всех общественных поприщах,
независимый гласный суд, земские учреждения,
наконец, новая в России, хотя и скудная еще, свобо.
да печати, все это — части нового здания,
естественным завершением которого представляется
свобода политическая. Невозможно сохранить
историческую вершину, когда от исторического
здания, которое ее поддерживало, не осталось и
следа» (9, с. 8—9). Таким образом, задачу
самодержавия по переводу феодального строя в
капиталистический Чичерин считает выполненной.
Поэтому его ограничение, о чем в «Нескольких
современных вопросах» говорилось как о ближайшем
будущем, теперь становится «насущною
потребностью дня».
Неизбежность ограничения самодержавия
Чичерин связывает также с экономическими и
финансовыми проблемами страны. Отмечая
огромные государственные долги, разорение опоры
самодержавия — помещиков, выдвижение
финансовой и торгово-промышленной буржуазии «взамен
расшатавшегося сословия аристократии»,
обнищание крестьян, неспособность и нежелание
правительства обеспечить нормальное развитие
торговли и промышленности, он пишет: «Если не теперь,
то через несколько лет придется прибегнуть к ко-
ренному преобразованию налогов, а с этим
сопряжено коренное изменение всего
государственного строя, отмена вековых привилегий,
уничтожение сословий. С наложением новых тяжестей свя-
86

зана необходимость дарования новых прав; с
требованием денег возбуждается и требование
контроля над расходами. Финансовый вопрос
становится вопросом политическим» (9, с. 13, 21).
Чичерин и раньше связывал родатный вопрос с
'конституционным (см. 7, с. 534). Однако здесь он
иначе подходит к взаимоотношению сословий. В
начале 60-х годов он советовал пока не трогать
сословных перегородок. Теперь же он отмечает
значительное изменение сил буржуазии и
помещиков и делает вывод о неизбежности изменения
политической структуры, приспособленной к
прежним порядкам. С уничтожением сословных
привилегий, в условиях нарастания революционного
движения, по его мнению, «открывается
возможность только двух путей: к демократическому це
заризму и к конституционному порядку. Выбор не
может быть сомнителен» (9, с. 15).
Отвергая военную диктатуру, Чичерин
выступает за консолидацию под знаменем
конституционной монархии всех имущих слоев, чтобы
«серьезно приняться за врачевание глубоко
вкоренившегося у нас нравственного зла», «разрушительных
стремлений, обнимающих значительную часть
рабочего класса». «Против нравственного зла одни
полицейские меры бессильны: необходима
нравственная поддержка со стороны общества, а вне
представительного порядка эта нравственная
поддержка превращается в официальную комедию,
лишённую всякого серьезного значения» (9, с. 23).
В условиях кризиса самодержавия (истощение фи-
нансов, голод, война, упадок дворянства,
серьезная угроза пролетарского, революционного
движения) Чичерин убежден, что только «одна
политическая свобода способна вдохнуть в русское
общество новую жизнь. Введение представительного
порядка представляется единственным исходом»
(9, с. 30).
Но как и прежде, он за постепенный,
реформистский переход к конституционному правлению.
Для этого, по его мнению, сначала надо дать
совещательные права выборным представителям,
которые, прежде чем образовать полноправную
палату, пройдут «школу политической жизни».
«Такой школой может служить приобщение выборных
87

от губернских земских собраний к Государствен
ному совету и публичность заседаний последнего*
(9, с. 32). Чичерин против немедленного созыва
полноправного представительства потому, что
опасается как несогласия императора, так и захвата
власти в выборном органе крайними партиями:
реакционерами или демократами. Для устранения
последних он предлагает лишить широкие массы
права голоса, а для нейтрализации первых —
предварительно сплотить либеральное
большинство вокруг выборных от земств и
Государственного совета.
В своей программе Чичерин видит
единственное средство предотвратить «возбуждение*
общества. Положение он считает настолько
серьезным, что требует как можно скорейшего
превращения совещательного собрания после его созыв-i
в верховный законодательный орган. «Необходимо
твердо помнить, что это не более как школа,
которая должна служить только переходом к
настоящему представительству. Иначе весь смысл
учреждения затемняется, и оно не произведет
ничего, кроме разочарования. Неудовольствие будет
идти возрастая, и то, что в настоящую минуту
может быть только делом свободной инициативы
правительства, скоро явится как требование
общества» (9, с. 32—33).
Либеральные шаги министра М. Т. Лорис-Ме-
ликова укрепили уверенность Чичерина в том,что
вновь, как и в начале 60-х годов, появились
«возможность» и «желание» правительства ввести в
России «зачатки политической жизни». 1 марта
1881 г. народовольцы казнили царя Александра II.
Чичерин сделал из этого свои выводы: «Я, не зная
о проектах Лорис-Меликова, также пришел к
убеждению в необходимости скрепления союза
правительства и общества. Это убеждение
родилось во мне уже в прошлое царствование.
Катастрофа 1 марта только усилила его. Она показа
ла глубокое общественное расстройство. Надо
было искать выход из положения. Одно
правительство не могло с этим справиться. Приходилось
взывать к общественным силам, чтобы в союзе с
ними дать отпор торжествующему нигилизму».
Чичерин предлагает прежний рецепт —«приобще-
88

ние» выборных от земств к Государственному
совету. «Теоретически, в нормальном порядке я не
одобрял подобной полумеры. Но при
существующих условиях она представлялась мне
единственным способом собрать воедино все силы русской
земли и приготовить почву для лучшего
будущего* (22, т. 4, с. 122—123).
Свою программу он излагает в знаменитом
письме К. П. Победоносцеву 10 марта 1881 г. под
заглавием «Задачи нового царствования» (см. 13,
с. 104—120).
С одной стороны, он оправдывает необходимость
подавления революционного движения. С другой
стороны, он обвиняет правительство в создавшемся
кризисе: «Все друзья либеральных преобразований
прошедшего царствования не могли без горести
видеть, как вместо установленных законом гарантий
водворялся личный произвол». Он заявляет, что при
создавшемся положении ни свобода печати, ни
возвращение ссыльных, ни «административные
реформы, касающиеся местного самоуправления», уже не
могут сложить лекарствами против зла. В условиях
деспотизма и отрыва «верхов» от общества все эти
«послабления» уже недостаточны и только еще
более расшатают общество, усилят «нигилизм».
Для выхода из тупика Чичерин рекомендует
прекратить содействие феодалам в сохранении
крепостнических пережитков, главный из которых —
«закрепощение крестьянина общине и круговой
поруке»; полностью освободить русское крестьянство,
без чего невозможны «никакие хозяйственные
успехи»; завершить начатую Александром II реформу
освобождением крестьянина «от общины и
круговой поруки присвоением ему в собственность той
земли, на которую он имеет неотъемлемое право».
Очень осторожно, крайне дипломатично Чичерин
проводит мысль о необходимости «призвания»
выборных: по одному депутату от дворянства и по
два — от земства каждой губернии. Для того
чтобы «выявить требования общества», т. е. создать
противовес бюрократии и дать выборным
большинство в законосовещательном органе, он предлагает
соединить депутатов в одну палату с
Государственным советом, предоставив всем равное право
голоса.
89

Автор записки спешит заверить императора, что
подобные мероприятия не ограничат его власть,
ибо палата будет совещательной. Но из его
рассуждений о том, что «нельзя ограничиваться
полумерами», «мелким и боязливым недоверием к
обществу» и т. п., ясно, что совещательное собрание
должно постепенно превратиться в полноправный
парламент. Хотя Чичерин говорит о невозможности
провозглашения конституции «сейчас», когда
главной задачей является преодоление «хаоса в
обществе», он в то же время заявляет, что
«либерализму придет свой черед, когда успокоятся умы и
водворится порядок».
Чичерин упрекает самодержавие в том, что оно
затянуло политические реформы, вследствие чего
уже не может рассчитывать на доверие общества,
как в начале 60-х годов. При существующих
условиях, пишет он, руководство правительства
обществом «едва ли даже возможно. Правительство,
отрешенное от общества, не в состоянии его принять;
общество, отрешенное от правительства, его не
примет». На примере реформ Александра II Чичерин
показывает, что преобразования следует проводить
своевременно: «Многие приписывают печальное
состояние русского общества тем реакционным
стремлениям, которые в последнюю половину
прошедшего царствования получили перевес в
правительственных сферах. ...Причины зла кроются гораздо
глубже; они заключаются в самом состоянии
русского общества и в той быстроте, с которой
совершились в нем преобразования». Более резко в
обращении к царю Чичерин, безусловно, не мог
высказаться. Но в других произведениях он прямо
говорит, что «семена нигилизма» были посажены в
России задолго до реформы 1861 года, которая
«обнаружила только то, что таилось внутри» (22, т. 4,
с. 93). «Многим может показаться, что
преобразования совершились слишком поспешно, что
общество надобно было постепенно приучать к новому
порядку вещей. Но дело в том, что они были
слишком долго задержаны. Когда правительство, вместо
того, чтобы вести народ путем постепенных
улучшений, останавливает всякое движение и подавляет
всякую свободу, оно неизбежно приводит к
необходимости крутого перелома» (18, с. 16—17). Такова
90

была очередная попытка либералов направить
царизм в конституционное русло.
Александр III и его вдохновитель на поприще
реакции К. П. Победоносцев, несмотря на нападки
Чичерина на революционеров и неоднократные
заверения, что Россия не готова к конституции в
«ближайшее» время, несмотря на все туманные
хитросплетения (отсюда и кажущаяся
противоречивость записки), поняли основное требование
лидера умеренного либерализма — постепенно
ограничить самодержавие. Поэтому Победоносцев
отвечал Чичерину: «В настоящее время, когда все
расшатано и потрясено, ...я с глубоким прискорбием
смотрю на это стремление (предложение о созыве
законосовещательного собрания.— В. 3.), льстивое,
по моему мнению, и обманчивое» (22, т. 4, с. 131).
Отклонив проекты Чичерина, Дмитриева и
других о постепенном «призвании» общества к
конституционному правлению, самодержавие, однако,
использовало готовность либералов сотрудничать с
ним в стабилизации положения. Чичерину была
предложена должность московского городского
головы. На этом посту, как в годы профессуры, ярко
проявились его политический дуализм и
соглашательство. Он требует сильной власти и в то же
время вскрывает непригодность не только старых
методов, но и самих «орудий» управления. В этом
отношении показательна его вступительная речь в
Московской городской думе 26 января 1882 г.:«По
своему характеру, по своим убеждениям я не
человек оппозиции. Я приверженец охранительных
начал в том смысле, что я глубоко и живо чувствую
потребность власти и порядка. Но это не значит
поступаться своими правами, а еще менее
отрекаться от независимости своих суждений. ...В
интересах самой власти встречать перед собою не
страдательные только орудия, а живые независимые силы,
которые одни могут дать ей надлежащую
поддержку. Мы живем в трудное время, где приходится
бороться с внутренними врагами, и это налагает на
нас обязанность вдвойне быть осторожными в
своих действиях. Не покидая почвы права, мы должны
стараться соблюсти счастливую середину между
старыми привычками безусловной покорности и
новыми стремлениями к безотчетной оппозиции. Толь-
91

ко согласным действием правительства и общества
мы можем победить гнетущий нас недуг и
приготовить для своего Отечества более светлое будущее.
Нет хуже политики, которая стремится сломить
всякое сопротивление. Этим власть подрывает себя...
И придет время, когда правительство, видя в нас
не элементы брожения, а охрану порядка,
почувствует потребность расширить тесный круг
местного самоуправления и ввести общественное начало
в общий строй русской государственной жизни» (22,
т. 4, с. 173—174).
Как видно, двадцать лет спустя после
преобразований 1861 года Чичерин по-прежнему ратовал
за почин самого правительства в установлении
конституционной формы государства, выступал против
революции. И это не случайно, ибо многие
факторы, под влиянием которых он выработал свою
реформистскую политическую теорию, продолжали
действовать и в 80-е годы, а именно: значительная
сила крепостников и самодержавия; слабость
либеральных кругов, политическая неразвитость
буржуазии; повышенная степень относительной
самостоятельности абсолютизма, которая ввела в
заблуждение не только либералов, но и народников. Во
второй половине XIX века к этому прибавилось еще
одно не менее важное обстоятельство —
возникавшее пролетарское движение. При таком положении,
как отмечал Ф. Энгельс, «наряду с основным
условием старой абсолютной монархии — равновесием
между земельным дворянством и буржуазией»
создавалось «основное условие современного
бонапартизма: равновесие между буржуазией и
пролетариатом» (1, т. 18, с. 254).
Лавирование правительства укрепляло иллюзию
либералов в том, что оно может пойти с ними и
дальше после минования революционной ситуации.
Теперь Чичерин считал возможным приступить ко
второй части программы, намеченной им в
«Задачах нового царствования»: через совещательное
собрание постепенно и осторожно перейти к
конституционному правлению. В своей речи на обеде
городских голов в честь Александра III 16 мая
1883 г. он сказал: «Мы спокойно ожидаем, когда
сама власть признает наше содействие; но к этому
призыву мы должны быть готовы, а не быть за-
92

стигнутыми врасплох. Пора этого зова не слишком
отдаленная, так как напряженное положение в
Европе потребует напряжения всех сил русских. Но
если эти времена застигнут нас соединенными, то
нам нечего опасаться. Россия явит миру новые
силы духа, не только те, которые возбуждаются
действием сверху, но и те, которые возбуждаются в
народе внутренним, живым движением свободы»
(22, т.4, с. 236).
Надежды Чичерина, однако, оказались
напрасными: царизм был слишком крепко связан с
помещиками и бюрократией, интересам которых
противоречило ограничение абсолютной власти
монарха. Справившись с кризисом, самодержавие
отвернулось от либералов. Московскому городскому
голове было предложено подать в отставку.
Царизму нужны были не мыслящие оппозиционные
головы, а покорные, раболепные орудия. Так
закончилась политическая карьера одного из самых
дальновидных представителей господствующих
классов страны, осознавшего, что дальнейшее
сохранение самодержавия может привести вообще
к краху власти помещиков и крупной буржуазии*.
Отставка Чичерина глубоко символична. В
его лице царизм оттолкнул всех либералов
и тем самым в значительной степени подорвал
свою социальную базу. Если в начале 60-х годов
Чичерин готов был в определенной степени
поддерживать самодержавие для осуществления
буржуазных реформ «сверху», то теперь он видит в этой
форме главный тормоз на пути развития страны.
В 1894 году он писал: «А ныне Россия управляется
отребьем русского народа, теми, которых
раболепство все превозмогло и в которых окончательно
заглохло даже то, что в них было порядочного
смолоду. При таких условиях ограничение
самодержавной власти становится насущною потребностью.
* В этой связи нельзя согласиться с теми
исследователями (В. И. Астахов, Б. Бабицкий, С. Бахрушин,
П. А. Зайончковский, В. Е. Иллерицкий, Г. Б. Кизельштейн,
Л. А. Коган, Н. Г. Сладкевич, Б. И. Сыромятников),
которые полагают, будто идеальной формой государства для
России Чичерин считал «просвещенный абсолютизм» (см. 23,
с. 433; 24, с 195; 22, т. 1, с XV; 30, с 320; 31, с. 265; 44,
т. 2, с. 104—105; 35, с. 68; 48, с, 215).
93

Оно одно может очистить охватывающую нас со
всех сторон удушливую атмосферу, внести жизнь в
гниющее болото и дать вздохнуть тем здоровым
элементам, которые таятся в недрах русской
земли» (22, т. 4, с. 260).
Вершиной критического отношения Чичерина к
царизму является работа «Россия накануне
двадцатого столетия», написанная под впечатлением
контрреформ и реакции. Яркими красками он
рисует «безграничный произвол и сеть лжи,
царствующие всюду, сверху донизу опутавшие русское
общество» (18, с. 145—146). Самодержавная власть
русских царей превратилась в «игралище личных
интересов самого низменного свойства» (18, с. 151).
С горечью пишет он о последних представителях
династии Романовых в пору ее заката (см. 18,
с. 150). Неограниченная монархия, констатирует
Чичерин, несовместима с уровнем развития
русского общества (см. 18, с. 148).
Отсюда вывод о необходимости немедленного
ограничения абсолютизма народным
представительством: «Для того, чтобы Россия могла идти вперед,
необходимо, чтобы произвольная власть заменилась
властью, ограниченною законом и обставленною
независимыми учреждениями. Здание, воздвигнутое
Александром II, должно получить свое завершение;
установленная им гражданская свобода должна
быть закреплена и упрочена свободою
политической» (18, с. 160). Для обуздания произвола
монарха и бюрократии он требует уже не совещательного,
а «облеченного правами» представительного
собрания «с решающим голосом в общественных делах»
(18, с. 152—153). Конституционное собрание он
предлагает созвать из двух палат: нижней (по два
или три представителя от каждого губернского
земства) и верхней (на базе Государственного совета).
В соответствии со своей теорией развития
конституционализма Чичерин на первом этапе после
ограничения самодержавия доказывает необходимость
не парламентарной, а дуалистической монархии. «О
замене неограниченной монархии парламентским
правлением в настоящих условиях не может быть
речи. Парламентское правление требует опытности,
образования, сложившихся партий. Всего этого у
нас нет» (18, с. 152—153).
94

Наилучшим вариантом политического развития
России Чичерин, как и прежде, считает
самоограничение абсолютистской власти. Однако в условиях
полнейшей деградации правящей клики он
опасается революционного взрыва, который может быть
ускорен «внешней катастрофой» при тогдашнем
«напряженном положении держав». Отсюда его
упования «а сильную монархическую личность типа
Кавура или Бисмарка, которая поймет задачи и
двинет Россию по конституционному пути.
К Чичерину полностью относится
характеристика, которую дал В. И. Ленин либералам в 1901 г.
в работе «Гонители земства и Аннибалы
либерализма»: «Пора бы и либералам нашим освободиться от
той самой, казалось бы, несостоятельной
теоретически и самой живучей.практически иллюзии, будто
возможно еще парламентерство с русским
самодержавием, будто какое-нибудь земство есть
зародыш конституции, будто искренним сторонникам
этой последней можно исполнять свою
Аннибалову клятву посредством терпеливой легальной
деятельности и терпеливых призывов к смирению
врага» (2, т. 5, с. 72). Буржуазно-либеральные
иллюзии Чичерина резко ограничивали познавательные
возможности его теоретических конструкций, в
конечном счете обрекали их на научную
несостоятельность, не позволили ему понять действительные
закономерности развития России и ее
социалистическую судьбу. История доказала всю
несостоятельность политической программы либералов.

ПРИЛОЖЕНИЕ
ИЗ РАБОТ Б. Н. ЧИЧЕРИНА
РОССИЯ НАКАНУНЕ ДВАДЦАТОГО СТОЛЕТИЯ
...Что сталось с тем подъемом духа, с теми великими
надеждами, с которыми Россия встретила преобразования
царя-освободителя? Все это разлетелось в прах. К счастью,
крепостного права уже не вернешь; это одно, что подает
надежду на лучшее будущее. Но если Россия уже не
клеймена игом рабства, то по-прежнему она, как и в
дореволюционное время:
В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена,
Безбожной лести, лжи тлетворной
И лени мертвой и позорной
И всякой мерзости полна.
Бедная Россия! А сколько в ней было хороших сил!
Сколько благородных стремлений! И как, в сущности,
легко было бы правительству, понимающему свое призвание,
править этим добрым, умным, податливым, но вместе
энергичным и даровитым народом! Нужно только, чтобы оно
покровительствовало не тому, что есть в нем худшего, а
тому, что есть лучшего, не раболепству и угодничеству, а
здоровым и независимым элементам. Нынешняя политика
есть повторение политики дореформенного времени. Она
неизбежно приведет к тем же результатам: сперва к
умственному и нравственному понижению общественного
уровня, что уже наступило, а затем к какой-нибудь катастрофе,
которая выбьет Россию из ложной колеи, в которой она
застряла, и заставит ее снова вступить на правильный путь
закономерного развития.
Но катастрофа есть дело случайное. Она может быть
близкая и отдаленная; она может быть вызвана
внутренними смутами или внешними событиями: все это тайна
истории. Задача мыслящей части русского общества состоит в
том, чтобы заранее приготовиться к лучшему порядку ве-
96

щей. Надобно выяснить себе настоящее положение дел,
знать, чего следует желать и к чему идти. В
дореформенное время лучшие умы наметили уже всю программу
будущих преобразований; поэтому они и совершились легко.
Обязанность мыслящих людей в настоящее время состоит
в том, чтобы точно так же выяснить себе и обществу
назревшие задачи русской жизни.
Эти задачи уже не те, которые предстояли в дореформен -
ное время. То, что тогда намечалось, уже совершено.
Исправить положение и возвратиться к нормальному порядку
вещей не представляло бы большой трудности; но надобно
ясно уразуметь, при каких условиях это возможно, а для
этого нужно знать, где лежит главная причина зла.
Главное зло — это безграничный произвол и сеть лжи,
царствующие всюду, сверху донизу опутавшие русское общество.
Корень того и другого лежит в бюрократическом
управлении, которое, не встречая сдержки, подавляет все
независимые силы и, более и более захватывая власть в свои руки,
растлевает всю русскую жизнь. Это зло стародавнее...
Очевидно, что возвратиться к нормальному порядку можно,
только положив предел бюрократическому произволу.
Но ограничить бюрократию невозможно, не коснувшись
той власти, которой она служит орудием и которая еще чаще
служит ей орудием, т. е. неограниченной власти монарха.
Пока последняя существует, безграничный произвол на
вершине всегда будет порождать такой же произвол в
подчиненных сферах. Законный порядок никогда не может
упрочиться там, где все зависит от личной воли и где каждое
облеченное властью лицо может поставить себя выше
закона, прикрыв себя высочайшим повелением. Если
законный порядок составляет самую насущную потребность
русского общества, то эта потребность может быть
удовлетворена только переходом от неограниченной монархии к
ограниченной. В этом и состоит истинное совершение реформ
Александра II. Иного выхода для России нет...
Неограниченная монархия есть образ правления,
пригодный для младенческих народов, а отнюдь не для зрелых.
Как скоро общественные силы начинают расти, так она
становится помехою развитию. Она может довести народ до
известной, довольно низкой ступени, но никак не далее.
Высшее развитие совершается уже в оппозиции
неограниченной власти, которая хочет подавить свободное движение
жизни, но не в силах это сделать, ибо ребенок вырастает
из пеленок. Когда же, вынужденная неотразимыми
жизненными потребностями, она водворяет, наконец, либеральные
7 Заказ 7231
97

начала, она тем самым полагает начало своему
упразднению. Провозглашение всеобщей гражданской свободы есть
знак, что общество созрело и может стоять на своих ногах;
за этим неизбежно должна следовать свобода политическая...
Когда подумаешь, что единая воля иногда вовсе к тому
не подготовленного лица, не имеющего ни высоких
способностей, всегда составляющих исключение, ни надлежащего
опыта в государственных делах, должна по собственному
усмотрению управлять пятьюдесятью или даже ста
миллионами людей, со всеми бесконечными сложными
отношениями, вытекающими из свободы, то все безумие подобного
порядка вещей представляется с полною ясностью. Тут
нечего ссылаться на помощь Божию. Бог помогает не тем, кто
себя превозносит и не терпит границ своей воле, а тем, кто
смиренно сознает собственную слабость и свой произвол
подчиняет закону...
Монархия есть одно из великих начал истории, но
надобно, чтобы она способна была принимать различные формы,
сообразно с потребностями развития, а не коснела на
одной ступени, пригодной только для младенческого общества.
Неограниченная монархия должна перейти в ограниченную,
только тогда она может остаться центром развивающейся
народной жизни. Если же она не умеет приспособляться к
новым условиям, если она не понимает своего высокого
призвания и упорно стоит за безграничное своевластие, то
любовь народа от нее отвертывается, а мыслящая часть
общества начинает смотреть на нее как на врага, и тогда,
рано или поздно, падение ее неизбежно. История
представляет тому поучительные примеры. Французская монархия,
не умевшая своевременно преобразоваться и совершить
нужные реформы, пала среди неистовых криков парижской черни.
В России мы тоже видели, как в царствование Николая I
вся мыслящая часть русского народа смотрела на
правительство как на своего врага. Даже великие реформы
царя-освободителя не могли излечить общество от этого
глубоко вкоренившегося недуга, и благодетель своих
подданных пал жертвою гнусного заговора. Последовавшая за
тем реакция всего менее способна была залечить эти раны.
Вместо того, чтобы опираться на здоровые общественные
силы, правительство высказывало им полное недоверие, а
недоверие, в свою очередь, вызывает недоверие. Между
правительством и обществом образовалась глубокая пропасть,
которую не могут прикрыть льстивые заверения в
преданности и любви... Самодержавная власть русских царей прев-
98

ратилась в игралище личных интересов самого низменного
свойства.
Выйти из этого положения она может, только ограничив
сама себя. Это и составляет настоящую задачу, только этим
путем возможно водворение в России законного порядка
и обуздание всюду давящего пас произвола.
...Русский народ должен быть призван к новой жизни
утверждением среди него начал свободы и права.
Неограниченная власть, составляющая источник всякого
произвола, должна уступить место конституционному порядку,
основанному на законе... Оставаться при нынешнем
близоруком деспотизме, парализующем все народные силы, нет
возможности. Для того, чтобы Россия могла идти вперед,
необходимо, чтобы произвольная власть заменилась властью,
ограниченною законом и обставленною независимыми уч
реждениями. Здание, воздвигнутое Александром II, должно
получить свое завершение; установленная им гражданская
свобода должна быть закреплена и упрочена свободою
политической. Рано или поздно, тем или другим путем это
совершится, но это определенно будет, ибо это лежит на
необходимости вещей. Сила событий неотразимо приведет к
этому исходу. В этом состоит задача двадцатого столетие.
КУРС ГОСУДАРСТВЕННОЙ НАУКИ
(ч. III. сПОЛИТИКА»)
Первый и главный недостаток неограниченной монархии
состоит в том, что замещение власти совершается не по
способности и заслугам, а в силу случайности рождения.
Избегнуть этого нельзя, ибо этого требует твердая
преемственность власти. Всякий другой способ замещения престола
ведет к смутам и колебаниям. Рождение же открывает
самый широкий простор случайности. Если может родиться
гений, то точно так же может родиться изверг,
слабоумный, полупомешанный. История представляет тому не один
пример. В Римской империи после Августа престол занимали
Тиберий, Калигула, Нерон; за Титом следовал Доминициан.
В новое время Испания знала мрачную тиранию Филиппа II
и слабоумие последних Бурбонов, Австрия — узкий
фанатизм Фердинанда II, зачинателя Тридцатилетней войны,
Россия — свирепые казни Иоанна Грозного, Франция
—разорительный деспотизм Людовика XIV и разврат
Людовика XV. С религиозной точки зрения можно смиренно
покоряться воле Божией, наказывающей народы за их грехи;
7*
99

политического наблюдателя такая точка зрения не может
удовлетворять. Она не устраняет вредных для государства
последствий случайного замещения престола недостойными
или неспособными лицами...
Другая столь же невыгодная сторона всякой
неограниченной власти заключается в том действии, которое она
производит на человеческую душу. Совершенное существо может
быть облечено безграничным полновластием без ущерба
своему внутреннему достоинству; несовершенная же воля
человека требует сдержек, и чем менее высоки ее свойства, тем это
требование настоятельнее. Возвышенная душа сдерживается
сознанием долга, чувством ответственности за
благоденствие подчиненных народов, наконец, религией, проповедующей
смирение и повиновение высшему, божественному закону;
обыкновенные души, напротив, превозносятся чувством
своего величия, перед которым все преклоняются. Видеть себя
поднятым на неизмеримую высоту над остальным
человечеством, знать, что всякое произнесенное слово есть закон,
что от мановения руки зависит судьба многих миллионов
людей, иметь возможность беспрепятственно удовлетворять
всякой своей прихоти, это —такое положение, которое
часто не под силу бренному человеку. Римских императоров
оно поражало безумием... И не в одном только непомерном
самопревознесении кроется опасность; в слабых натурах
неограниченная власть порождает двоедушие. Обуреваемый
противоположными течениями и окруженный
всевозможными интригами, зная, что ни на кого в сущности нельзя
положиться, что под личиною преданности обыкновенно
скрываются личные цели, монарх не доверяет ни себе, ни
другим; значение, которое придается каждому его слову,
задерживает в нем всякий душевный порыв; политика
заставляет его скрытничать и кривить душою, и это делается
постоянным складом ума и сердца. Даже такой богато
одаренный и исполненный таких высоких стремлений характер,
как Александр I, исказился в этих условиях; измученный
и вечно колеблющийся, он окончательно отдался железной
воле Аракчеева,
Противостоять всем искушениям власти тем труднее,
что ее, в-третьих, окружают всевозможные соблазны.
Монарху, безгранично властвующему над подданными, все
доступно: и безмерное -богатство, и удовлетворение всякой
прихоти. Отсюда примеры безумной расточительности,
истощающей страну и ложащейся тяжелым бременем на народ.
В то время как прусские монархи строгою
бережливостью полагали основание будущему могуществу своего госу-
100

дарства, саксонские короли без счета бросали деньги на
свои удовольствия, оставляя государство беззащитным в
минуты опасности. Такую же картину представлял и
французский двор при последних Бурбонах. Всего хуже, когда
милости падают на недостойных любимцев. Господство
любовниц и фаворитов составляет весьма обычное явление в
летописях неограниченной монархии. Влияние маркизы де
Помпадур и госпожи дю Барри тяжело отозвалось на
политическом положении Франции. Даже такая великая
государыня, как Екатерина II, раздавала многие тысячи денег
и людей и вверяла даже государственные дела лицам,
которых главная заслуга заключалась в удовлетворении
страсти. А когда на престоле царствует порок, то и подчиненное
общество следует тому же примеру.
К соблазнам власти присоединяется, в-четвертых, влияние
окружающих. Абсолютный монарх является расточителем
всех земных благ: поэтому все, кто ищет власти, почестей,
богатства (а таково значительное большинство людей,
занимающих высшие ступени общественной лестницы),
толпятся около престола в надежде получить какую-нибудь
долю ниспадающих с него милостей. Обыкновенным для этого
средством служит старание понравиться владыке и угодить
всем его желаниям. Раболепство и лесть становятся
господствующим началом в высших придворных и чиновных
сферах. Это — не случайное только явление, а общая черта,
подмеченная глубокими наблюдателями общественной
жизни ... нужно глубокое знание людей, чтобы проникнуть в
потаенные изгибы человеческой души и отличить искреннюю
преданность от раболепного угодничества, стремление к
личным целям от любви к общему благу; нужна
необыкновенная возвышенность и твердость духа, чтобы противостоять
лести и допускать противоречие, когда одним взглядом
можно его устранить. Обыкновенно люди любят тех, кто им
угождает. Личное удобство и приятность отношений
образуют покойную колею, в которую незаметно втесняется воля
монарха. Вокруг него образуется мираж официальной лжи,
заслоняющий настоящее положение дел; истина прогоняете л
со срамом в тот глубокий колодезь, куда помещало ее еще
древнее сказание, и только чрезвычайные события,
производя внезапные потрясения, заставляют пробуждаться от той
приятной дремоты, которую навевает усыпляющая среда.
Такова весьма привычная картина неограниченных
монархий, когда им не приходится бороться с трудными
обстоятельствами.
Эти условия личного положения и обстановки не могут
101

не отразиться, в-пятых, и на самом управлении.
Недостаток каждого образа правления состоит в наклонности
преувеличивать собственное начало; но так как это начало
всегда одностороннее, а государство состоит из
разнообразных элементов, которые все требуют удовлетворения, то этим
самым государственной жизни дается направление,
противоречащее общественным потребностям. Нередко этим
вызывается противодействие, которое окончательно может
подорвать самое начало, проводимое в жизнь. В
неограниченной монархии господствующее начало есть сила власти;
преувеличение этого начала есть произвол. Этот недостаток,
естественно, проявляется во всякой власти, не знающей сдер-
жек... произвол одного лица, не знающего сдержек, может
пагубно отразиться на управлении. Россия испытала это в
царствование императора Павла. Еще хуже, когда это
начало проводится и в низшем управлении, и каждое
облеченное властью лицо, как представитель монарха, не
сдерживается ничем и считает себе все позволенным. Господство
произвола сверху донизу есть один из худших способов
управления, какие можно придумать. Турция представляет
тому живой пример.
С этим связана, в-шестых, наклонность предпочитать
внешний порядок внутреннему. Выше было сказано, что
одно из преимуществ неограниченной монархии состоит в
способности охранять внешний порядок; для подавления всяких
смут и волнений нужна только сила власти. Напротив, для
установления порядка внутреннего, состоящего в том,
чтобы каждый на своем месте исполнял свое дело, требуется
строгое исполнение закона и сознание долга, а это такие
начала, которым более всего противоречит произвол. Даже
при наилучших намерениях лицо, облеченное верховною
властью, не может все знать и за всем усмотреть, и чем
обширнее государство, чем разнороднее его состав, тем эта
задача становится труднее. Отсюда жалобы, столь
знакомые нам, русским, что у нас нет порядка в управлении.
Отсюда соблазн довольствоваться внешним порядком и
принимать его за благоустройство, направление, которое в
записке, составленной и распространенной в высших
правительственных сферах во времена Крымской кампании, было
метко характеризовано словами: ссверху блеск, снизу гниль».
Под покровом внешнего величия и строгого охранения
внутренней дисциплины скрывались глубочайшие язвы
управления: произвол, лихоимство, казнокрадство, господство
официальной лжи, стремление все выставить напоказ, при
отсутствии всякого понимания к настоящему делу.
102

Произвол имеет, в-седьмых, то вредное последствие, что
право лишается через это всякого ограждения. Между тем
ограждение права составляет одну из важнейших и
благороднейших целей государства. Все нравственное значение
власти основано на том, что она держит меч правосудия, а
правосудие состоит в том, чтобы воздавать каждому то, что
ему принадлежит. Если же меч, вверенный для охранения N
права, становится орудием нарушения права, то этим самым
уничтожается нравственная его сила в глазах народа, а это
имеет пагубные последствия как для обиженных, так и для
самой власти. Но и помимо всяких злоупотреблений
неограниченная власть устраняет ту высшую гарантию права,
которая дается политической свободой. Это — неизбежный
ее недостаток...
В-восьмых, господством произвола и проведением всюду
начал строгого подчинения не только устраняются гарантии
права, но и подавляется всякая личная и общественная
самодеятельность, а между тем от самодеятельности зависит
высшее развитие общества. Пока народ стоит еще на
низкой ступени, пока силы его дремлют и ожидают
пробуждения, главная инициатива всякого действия исходит сверху.
Правительство, имея в виду общие потребности
государства, старается удовлетворить их умножением народных
средств; понуждения и привилегии служат стимулами личной
деятельности. Но такая система опеки уместна только в
младенческом состоянии общества; она не в силах поднять его
выше некоторого, довольно низменного уровня. Высшее
развитие требует инициативы самих граждан, а именно это
встречает препятствия со стороны власти, ставящей себе
задачею охранять строгую дисциплину и опекать все и всех.
В особенности свобода умственного развития, без которого
нет и развития материального, представляется делом
опасным и противным государственному порядку.
Правительство, призванное содействовать просвещению, становится его
гонителем... В этой системе кроются семена нашего
нигилизма.
103

ЛИТЕРАТУРА
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е.
2. Л е н и н В. И. Поли. собр. соч.
3. Чичерин Б. Н. Областные учреждения России в XVII
веке. М., 1856.
4. Чичерин Б. Н. Опыты по истории русского права. М.,
1858.
5. Чичерин Б. Н. Очерки Англии и Франции. М., 1858.
6. Чичерин Б. Н. Несколько современных вопросов. М.,
1862.
7. Чичерин Б. Н. О народном представительстве. М., 1866.
8. Чичерин Б. Н. История политических учений, ч. 1. М.,
1869; ч. 2. М., 1872; ч. 3. М., 1874; ч. 4. М.. 1877; ч. 5. М.,
1902.
9. Чичерин Б. Н. Конституционный вопрос в России. М.,
1906.
10. Чичерин Б. Н. Наука и религия. М., 1879.
11. Чичерин Б. Н. Мистицизм в науке. М., 1880.
12. Чичерин Б. Н. Собственность и государство, ч. 1. М;,
1882; ч. 2. М., 1883.
13. Чичерин Б. Н. Задачи нового царствования. — В кн.:
Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки,
т. 1. М., Пгр., 1923, с. 104—120.
14. Чичерин Б. Н. Речь Б. Н. Чичерина, московского
городского головы, 16 мая 1883 г. Эпизод из истории
коронации в Москве. Берлин, 1883.
15. Чичерин Б. Н. Положительная философия и единство
науки. М., 1892.
16. Чичерин Б. Н. Основания логики и метафизики. М.,
1894.
17. Чичерин Б. Н. Курс государственной науки, ч. 1. М.,
1894; ч. 2. М., 1896; ч. 3. М., 1898.
18. Чичерин Б. Н. Россия накануне двадцатого столетия,
изд. 4-е. Берлин, 1901.
19. Чичерин Б. Н. Философия права. М., 1900.
20. Чичерин Б. Н. Вопросы политики. М., 1903.
21. Чичерин Б. Н. Ьопросы философии. М., 1904.
22. Чичерин Б. Н. Воспоминания, т. 1. Москва сороковых
годов. М., 1929; т. 2. Путешествие за границу. М., 1932;
т. 3. Московский университет. М., 1929; т. 4. Земство и
Московская дума. М., 1934.
104

23. А с т а х о в В. И. Курс лекций по русской историографии.
Харьков, 1965.
24. Б а б и ц к и й Б. Б. Н. Чичерин как
буржуазно-либеральный историк русского государства и права.— В кн.:
Ученые записки Белорусского государственного университета,
вып. 34, серия юридическая. Минск, 1957.
25. Бердяев Н. A. Sub specie aeternitatis. Опыты
философские, социальные и литературные (1900—<1906). М., 1907.
26. Гегель. Философия права. Соч., т. VII. М.—Л., 1934.
27. Гегель и философия в России. М., 1974.
28. Г е р ц е н А. И. Собр. соч., т. 9. М., 1956.
29. Голоса из России, кн. I—IX. Лондон, 1856—1860.
30. Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на
рубеже 1870—1880 годов. М., 1964.
31. Историография истории СССР. С древнейших времен до
Великой Октябрьской социалистической революции./Под
ред. В. Е. Иллерицкого и И. А. Кудрявцева. М., 1971.
32. Кавелин К. Д. Собр. соч., т. 1, СПб., 1897.
33. Кизельштейн Г. Б. К эволюции историко-политиче-
ских взглядов Б. Н. Чичерина.— В кн.: История и
историки, вып. 1. М., 1965.
34. Кит а ев В. А. От фронды к охранительству. Из истории
русской либеральной мысли 50—60-х годов XIX века. М.,
1972.
35. К о г а н Л. А. Буржуазно-дворянская идеалистическая
философия 60т-90-х годов XIX века в России. — В кн.:
История философии, т. 4. М., 1959, с. 61—68.
36. К у п р и ц Н. Я. Из истории государственно-правовой
мысли дореволюционной России. М., 1980.
37. Левин Ш. М. Очерки по истории русской общественной
мысли. Вторая половина XIX — начало XX в. Л., 1974.
38. В. И. Ленин и русская общественно-политическая мысль
XIX — начала XX в. Л., 1969.
39. Михайловский И. В. Воззрения Б. Н. Чичерина на
право и государство. — Образование, 1904, 7, отд. 2,
с. 24—38.
40. Михайловский И. В. Очерки философии права, т. 1.
Томск, 1914.
41. Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955.
42. Н е р с е с я н ц В. С. Гегелевская философия права: история
и современность. М., 1974.
43. Новгородцев П. И. Борис Николаевич Чичерин. М.,
1905.
44. Очерки истории исторической науки в СССР, тт. 1—2. М.,
1955—1960.
45. Покровский М. Н. Историческая наука и борьба
классов, т. 2. М., 1933.
46. Рубинштейн Н. Л. Государственная школа. — В кн.:
Советская историческая энциклопедия, т. 4. М., 1963,
с. 620—622.
105

47. Сахаров А. М. Историография истории СССР.
Досоветский период. М., 1978.
48. Сладкевич Н. Г. Очерки истории общественной мысли
России в конце 50-х —начале 60-х годов XIX века. Л.,
1962.
49. Трубецкой Е. Н. Учение Б. Н. Чичерина о сущности и
смысле права. — Вопросы философии и психологии, кн. 80.
М., 1905, с. 354-381.
50. Трубецкой Е. Н. Борис Николаевич Чичерин как
поборник правды в праве. — Вестник права, 1904, № 3.
51. Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. К
критике учений о праве. М., 1971.
52. Ц а и у т а м и А. Н. Борьба течений в русской
историографии. Л„ 1977.
53. Чернышевский Н. Г. Рецензия на книгу Б. Чичерина
сОбластные учреждения в России». — Собр. соч., т. 3. М.,
1949, с. 568—584.
54. Чернышевский Н. Г. Чичерин как публицист. — Собр.
соч., т. 5. М., 1950, с. 644—669.
55. Чижевский Д. И. Гегель в России. Париж, 1939.
56. Шапиро А. Л. Русская историография в период
империализма. Л., 1962.
57. Шушарин В. П. Современная буржуазная
историография Древней Руси. М., 1964.
58. Benson S. The Conservative Liberalism of Boris
Chicherin. Berlin, 1975.
59. Bey me K. Politische Soziologie im zaristischen Russland.
Wiesbaden, 1965.
60. G u г v i t s с h G. Die zwei grossten russischen Rechtsphi-
losophen Boris Chicherin und Wladimir Solowjew. —
Philosophie und Recht. Berlin, 1922, SS. 80—102.
61. Laser son M. Die Russische Rechtsphilosophie. Berlin,
1933.
62. Nowgorodzeff P. Uber die eigentumlichen Elemente
der russischen Rechtsphilosophie. — Philosophie und Recht.
Berlin, 1922, SS. 49-63.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Август 99
Александр I 77, 100
Александр II 13, 16, 20, 84, 88, 89, 90, 94, 97, 99
Александр III 18, 20, 91, 92
Аракчеев А. А. 100
Аристотель 10, 32, 40
Бабст И. К. 13, 18
Бердяев Н. А. 34
Бисмарк О. фон 95
Блекстон У. 15
Блюнчли И. К. 15
Гегель Г. В. Ф. 10, 22, 25, 26, 28, 29, 37, 38, 43, 73
Герцен А. И. 14, 16, 17, 77
Гоголь Н. В. 8
Горчаков А. М. 17, 83, 85
Градовский А. Д. 5
Грановский Т. Н. 9, 11
Грин Т. X. 38
Гумбольдт В. 41
Дмитриев Ф. М. 18, 91
Добролюбов Н. А. 78
Доминициан 99
Дюпон-Уайт Ш. 15
Екатерина II 101
Засулич В. 19
Иван III 8
Иван IV Грозный 46, 99
Кавелин К. Д. 5, 9, 11, 13, 14, 16
Калигула 99
Кант И. 38
Капнист А. А. 19
Капустин М. Н. 18
Констан Б. 73
Ленин В. И. 13, 16, 84, 95
Лермонтов М. Ю. 8
Локк Дж. 69, 70
Лорис-Меликов М. Т. 88
Людовик XIV 59, 99
Людовик XV 99
Маркс К- 64, 65
Мельгунов Н. А. 13
Менделеев Д. И. 6, 15, 20
Местр Ж. де 56, 57
Милль Дж. Ст. 41
Михайловский И. В. 34, 105
Моль Р. 15
Монтескье Ш. Л. 69, 70
Моска Г. 36
Нерон 99
Николай Александрович, цесаревич 17
Николай I 12, 79, 98
Новгородцев П. И. 6, 34, 38
107

Павел I 102
Парето В. 36
Пасси И. 45
Платон 10, 32, 63
Плеханов Г. В. 7
Победоносцев К. П. 89, 91
Покровский М. Н. 6
Пушкин А. С. 8
Рачинский С. А. 18
Редкий П. Г. 9
Сергеевич В. И. 5
Смит Адам 41
Сократ 63
Соловьев СМ. 5, 9, И, 18
Софья Палеолог 8
Спенсер Г. 41
Стифен Л. 15
Тиберий 99
Тит 99
Токвиль А. де 63
Трубецкой Е. Н. 34
Тьер Л.-А. 15
Цахариэ К. С. 15
Чернышевский Н. Г. 6, 77, 78
Чичерин А. 8
Чичерин В. Н. 16, 83
Чичерин Н. В. 8
Энгельс Ф. 62, 65, 92

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 5
Глава I. Жизненный и творческий путь .... 8
Глава II. Учение о праве и государстве .... 21
Философско^етодолотичеокие основы . . 21
Право 29
Государство 35
Развитие государственности 41
Россия и Запад 46
Формы государства 55
Глава III. Политический идеал и русская
действительность 76
Приложение. Из работ Б. Н. Чичерина 96
Литература .104
Указатель имен 107

Зорькин В. Д.
3-86 Чичерин. —М.: Юрид. лит., 1984. —112 с.
(Из истории политической и правовой мысли).
Книга посвящена исследованию политико-правовой теории
Бориса Николаевича Чичерина (1828—1904) — русского философа,
историка и юриста, одного из идеологов либерализма в России
второй половины XIX века. Автор освещает его жизненный и
творческий путь, воззрения на право, а также на сущность и
формы государства, анализирует отношение к самодержавию.
Для ученых w юристов, историков, философов.
1202000000-036 _
3 012(01)-84 7"М в?

Валерий Дмитриевич Зорькин
«ЧИЧЕРИН»
(серия «Из истории политической и правовой
мысли»)
Редактор Л. А. Могусева
Художник Н. В, Илларионова
Художественный редактор Э. П. Батаева
Технические редакторы А А Арсланова, Т. К. Адегова
Корректор Я. Н. Цыркова
ИБ J* 1363
Сдано в набор 8.12.83. Подписано в печать 8.02.84. А-06329. Формат
84X10073». Бумага типографская № 1. Гарнитура литературная. Печать
высокая. Объем: усл. печ. л. 6,46. усл. кр.-отт. 5,66; учет.-изд. л. 5,49.
Тираж 10.000 экз. Заказ Jft 7231. Цена 65 коп.
Издательство «Юридическая литература»,
121069, Москва. Г-69, ул. Качалова, д. 14.
Областная типография управления издательств, полиграфии
и книжной торговли Ивановского облисполкома, 15Э628, г. Иваново,
ул. Типографская, 6.

В серии
«Из истории политической и правовой
мысли» издательство «Юридическая
литература» планирует выпустить
книгу:
В. С. Нерсесянц. Платон
В работе освещаются жизнь и творческий путь
древнегреческого мыслителя Платона, формирование
и эволюция его взглядов. Основное внимание
уделяется анализу идей Платона о государстве, праве и
законодательстве. Рассматриваются место и роль
политико-правового учения этого философа в истории
политической мысли, прошлые и современные
интерпретации его концепций.
«Юридическая литература»