к
К I
Д. П. Прицкер
в
Жорж КЛЕМАНСО
8
>
‘i н
Д.П. Прицкер
Жорж Клемансо
Политическая биография
Москва
«Мысль»
1983
ББК 63.3 (4Фр)
П 77
РЕДАКЦИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
е це пзспты:
доктор исторических наук В. М. Далин доктор исторических наук Ю. В. Егоров доктор исторических паук И, Г. Усачев
0506000000-057 004 (01)-83
©Издательство «Мысль». 1983
От автора
На протяжении полувека, с 1870 но 1920 год, Жорж Клемансо (1841 —1929 гг.) играл видную, всевозраставшую роль в политической жизни Франции. Он был влиятельным депутатом, одним из лучших парламентских ораторов, талантливым публицистом, в самые трудные для французской буржуазии годы дважды возглавлял правительство. Его называли отцом французского радикализма. Среди современных ому буржуазных политиков он выделялся недюжинным умом, твердой волей, неукротимой энергией.
В долгой и сложной политической биографии Клемансо, в эволюции его мировоззрения отчетливо прослеживаются два резко отличающихся друг от друга этапа. Сначала (1865—1905 гг.) он принадлежал к крайне левому, радикальному крылу буржуазных республиканцев, боролся против режима Наполеона III, участвовал в революции 1870 года, которая низложила Вторую империю, разоблачал капитулянтов, отдавших кайзеровской Германии Эльзас и Лотарингию, вел настойчивую борьбу за утверждение республиканского строя. Клемансо выступал тогда против колониальных захватов, неустанно обличал реакционную военщину и клерикалов. Благодаря этому он снискал себе репутацию наследника якобинцев, низвергателя антинародных правительств, защитника угнетенных. К. Маркс и Ф. Энгельс внимательно следили за его деятельностью и отмечали в ней прогрессивные черты, а многие французские революционеры считали, что оп будет их союзником в борьбе за социальный прогресс.
В совершенно ином облике предстает Клемансо в 1906—1920 годах. Известно, что очень многие буржуазные политики во имя карьеры беспринципно меняют свои убеждения, переходят из одной партии в другую, ратуют за то, что прежде осуждали. Но пожалуй, трудно найти пример столь резкого перехода с крайне левого фланга буржуазного политического спектра на крайне правый, какой мы наблюдаем у Клемансо. Будучи в 1906—1909 годах главой правительства, он обрушил жесточайшие репрессии на рабочее движение, а в годы первой мировой войны стоял на
3
экстремистско-шовинистических позициях, требуя беспощадной расправы со всеми, кто выступал за прекращение империалистической бойни. Не удивительно, что через несколько дней после победы Великой Октябрьской революции в России французская буржуазия призвала к власти именно его. В этот период Клемансо стал одним из инициаторов и организаторов антисоветской интервенции. Установив во Франции режим жестокой реакции и не считаясь с жертвами, он добился победоносного для Франции окончания первой мировой войны, а затем вместе с другими лидерами Антанты навязал побежденным империалистический Версальский мир.
Казалось, что заслуги Клемансо перед французским монополистическим капиталом будут вознаграждены п он закончит свою политическую карьеру на почетном посту президента республики. Случилось, однако, другое: в момент, когда Клемансо, прозванный «отцом победы», находился в зените славы, крупная буржуазия от пего отвернулась. Версальский мирный договор не воплотил в жизнь программу французских империалистических кругов, предусматривавшую установление политической гегемонии Франции в Европе, а интервенция в Советской России провалилась и привела к мощному подъему революционного движения в самой Франции. На президентских выборах 1920 года Клемансо, которого эти круги сочли ответственным за провал их планов, потерпел поражение и последние девять лет своей жизни провел в полном забвении.
Хотя буржуазные историки посвятили Клемансо немало книг, ответа на вопрос, чем объяснялся столь крутой поворот в его взглядах и действиях, ни один из его биографов не дал. В их. исследованиях собран большой и ценный фактический материал, но, как правило, отсутствует анализ, а политические метания Клемансо изображаются лишь как проявления неуживчивого, импульсивного характера.
На самом же Деле эпоха империализма, присущее ей резкое обострение всех противоречий капиталистического общества, неуклонный рост рабочего движения во Франции и революционные выступления российского пролетариата: сначала буржуазно-демократическая революция 1905— 1907 годов, а затем Великая Октябрьская социалистическая революция — именно эти факторы, вместе взятые, оказали решающее воздействие на мировоззрение Клеман- .) со. Раньше ему казалось, что Парижская коммуна — это
4
ришичныи эпизод, случайность, а через четверть века он понял, что тот класс, который он называл «четвертым сословием»,— пролетариат становится силой, призванной сыграть определяющую роль в развитии общества.
Примириться с такой перспективой он не желал и не мог, а поэтому во имя спасения оказавшегося под угрозой капиталистического строя решительно стряхнул с себя прежний радикализм. Свирепо расправляясь с выступлениями рабочих в 1906 — 1909 годах, он видел перед собой не столько то, что представляло собой тогда французское рабочее движение, сколько то, чем оно могло стать в будущем. Тот же страх продиктовал ему и попытку вооруженным путем задушить Советскую власть в России в 1918—1920 годах.
Известно, чем закончилась эта авантюра: пришлось иоспешно выводить французские войска из России. Солдаты и матросы отказывались душить русскую революцию. Цели, которые преследовал Клемансо, противоречили ходу истории и оказались недостижимыми, а он стяжал себе незавидную славу архирсакциопера и душителя прогресса. Таков вердикт, вынесенный Клемансо историей.
Было бы, однако, неправильно рассматривать этого видного буржуазного политического деятеля однозначно. Вторая половина его жизни нс должна полностью заслонить первую. Впрочем, и вторая половина его жизни заслуживает изучения: опа лишний раз показывает, какую ог ромную роль сыграли в мировой истории российские революции, обнажившие подлинное лицо буржуазных политических деятелей, в том числе и самых «левых».
Клемансо был врагом Советской России, но врагов тоже нужно изучать и понимать. До сих пор исследований, освещающих политическую биографию Клемансо с марксистско-ленинских позиций, не было. Данная книга — первая попытка такое исследование создать. Ее источниками являются произведения К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, как те, в которых идет речь о Клемансо, его времени, его единомышленниках и противниках, так и об-щрметодологические. Использована обширная литература, нос вященная рассматриваемой эпохе, парламентские отчеты, французская пресса, труды советских ученых Е. В. 1 арле, А. 3. Манфреда, В. М. Далина, В. И. Антюхи-пой- МосКовченко, И. Д. Белкина, Ю. В. Борисова, С. Н. Гурвич, К. Э. Кировой, Н. Н. Молчанова, 10. И. Руби некого и других.
5
Советские историки и читатели исторических работ всегда проявляли и проявляют большой интерес к истории Франции, с которой наша страна, несмотря на различия в общественном строе, связана давней дружбой. «Обширная система связей сложилась у нас с Францией,— говорится в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии.— Поддерживается практически непрерывный политический диалог на различных уровнях... В три раза увеличился объем советско-французской торговли. Более 300 тем и направлений охватывает взаимодействие в сфере науки, техники и культуры. И хотя не со всеми действиями Франции на международной арене мы согласны, наши отношения остаются крупным фактором разрядки, и мы за их дальнейшее динамичное развитие»
Советско-французские отношения включают давние традиции взаимного интереса к истории и культуре наших стран. Поэтому мы надеемся, что данная книга, посвященная одному из крупнейших политических деятелей Франции, вызовет интерес у советских читателей.
Автор отдает себе отчет в том, сколь сложна его задача — правдиво и объективно воссоздать сотканную из противоречий политическую биографию Жоржа Клемансо. Биографический жанр исторического исследования сложен, когда же речь идет о деятеле, который прожил столь долгую и активную жизнь, трудности возрастают. Достаточно напомнить, что в те годы, когда Клемансо возглавлял правительство, его деятельность почти сливалась с официальной историей Франции. Не сбиться па изложение самих исторических событий, раскрывать эти события через восприятие их человеком, которому посвящена книга, объяснить побудительные причины и подлинный смысл его действий на разных этапах жизни — все это, разумеется, нелегко. Пусть же читатели судят, насколько удалось автору решить эти задачи.
1
СЫН ВАНДЕИ
Я вандеец и испытываю склонность к борьбе, к битвам. В своей жизни я всегда стремился отвечать на удар двойным ударом **
Па западе Франции, у побережья Бискайского залива, расположена Вандея — суровый край, покрытый лесами и болотами. Селения отстоят далеко друг от друга, и люди в этих местах живут уединенно, почти не общаясь. Наверное, поэтому жители Ваидеи отличаются упорством, цглеу (• тремленностыо, настойчивостью.
Во время Великой французской революции, в марте 1793 года, в Вандее вспыхнул контрреволюционный мятеж, в который реакционному духовенству удалось вовлечь темных, фанатично религиозных крестьян. Слово «вандеец» приобрело тогда новое значение — так стали называть самых злобных и непримиримых врагов революции.
Это, однако, не означает, что все вандейцы принадлежали к лагерю контрреволюции. Наряду с «белыми шуанами» было немало «синих шуанов» **, сражавшихся на стороне республики.
В центре департамента Вандея, в селении Муйерон-ан-Паред, 28 сентября 1841 года родился Жорж Клемансо, которому посвящена эта книга.
Клемансо на протяжении веков владели в Вандее земельными угодьями и женились на своих землячках. Это была старинная буржуазная семья, не богатая, но состоятельная, в которой старшие сыновья из*поколения в поколение избирали своей профессией медицину. Прадед героя нашего повествования Пьер-Поль Клемансо в 90-х годах XVIII века служил врачом в революционной армии, а позднее стал высокопоставленным чиновником Первой импо-
* Эпиграфы к главам взяты из сочинений и высказывании Клемансо.
** Шуанами (chouan) — искаженное от слова «шаюан» (chalhuanl), что означает неясыть, лесная сова, — называли мятежников-роялистов, чьим паролем был крик совы. В противовес реакционным «белым шуа-иа.м» приверженцев революции именовали «синими шуанами», так как королевские солдаты носили белые мундиры, а солдаты революционной армии синие.
7
рии Наполеона Бонапарта. В семейном архиве бережно хранилось приглашение Пьера-Поля Клемансо на торжество по случаю бракосочетания Наполеона с австрийской принцессой Марией-Луизой.
Жорж Клемансо симпатий к своим предкам по отцовской линии не питал. О прадеде он говорил: «Это был своего рода лакей, весь в галунах», а деда, который даже в хлев к коровам отправлялся в цилиндре и белом галстуке, называл «жалким типом». Из всех Клемансо он уважал только отца. «Единственным человеком, оказавшим на меня влияние, был мой отец... Именно он воспитал меня республиканцем, ому я обязан всем» 2,— часто повторял Жорж.
Бенжамен Клемансо (1810—1897 гг.) действительно был человеком примечательным. В 1830 году он отправился пешком из Вандеи в Париж — путешествие заняло три педели — и поступил в университет. Обучаясь медицине, запоем читал философские и исторические труды, был лично знаком с Виктором Гюго, приобрел обширные связи в либеральных кругах. Ярый атеист, отказавшийся крестить своих детей, Бенжамен Клемансо верил только в пауку и разум.
Закончив университет, Бенжамен, тоже пешком, вернулся в Вандею, а затем совершил пешую прогулку... в Швейцарию, привлекшую его своими демократическими институтами. Вскоре, несмотря на сопротивление своего отца, он женился па Эмме I отро. Клемансо были тщеславны, они безмерно гордились тем, что их имения Коломбье и Обрэ были приобретены еще до революции и, следовательно, их род не принадлежит к числу нуворишей (новых богачей), которые выбились в люди после распродажи национальных имуществ *. Вот почему отец Бенжамена считал брак своего сына с девушкой из семейства нуворишей явным мезальянсом. Отношения Эммы со свекром не ладились, и она предпочла рожать Жоржа не в ( брэ, а в доме своих родителей в Муйероп-ан-Паред.
Жорж сохранил о матери самые теплые воспоминания. То была терпеливая, спокойная, добрая женщина, заботлп-
* Во время революции 1789—1794 годов земли дворян-эмигрантов, казненных контрреволюционеров и церкви были конфискованы, объявлены «национальным имуществом» и пущены в распродажу. Значительная часть этих земель попала в руки горожан. Так появилась новая сельская буржуазия, к которой дореволюционные земельные собственники относились с пренебрежением.
8
ио воспитывавшая своих шестерых детей; всех трех череп она выучила сама, не отдавая в пансион, а чтобы подготовить Жоржа к лицею, освоила латынь.
О предках Клемансо по материнской линии достоверных сведений мало. Известно лишь, что они происходили из крестьян, выбившихся после революции в сельских буржуа.
Зимой семья Клемансо жила в городе Нанте, а лето проводила в Обрэ. Бенжамен Клемансо занимался медицинской практикой и пользовался, несмотря на крутой нрав, уважением своих земляков 3.
Но медицина его не увлекала. Зато он неплохо рисовал (портрет десятилетнего Жоржа его работы висит в мемориальном музее-квартире Клемансо па улице Франклина в Париже), делал литографии, играл на скрипке, зпал наизусть множество стихов Виктора Гюго и других поэтов, долгие часы проводил за чтением философских трактатов и научных книг.
«Я с волнением воскрешаю в памяти,— писал близкий друг Жоржа Гюстав Жефруа, — образ этого сурового вандейского отшельника, погруженного в раздумья, вижу, как он в любую погоду мелкими шажками бродит вокруг своего дома в Обрэ. Вот он идет заложив руки за спину, гладко выбритый, с блестящими проницательными глазами, в сером камзоле, соломенной шляпе и грубых башмаках... И так каждый день до того момента, когда за ним явилась смерть, впрочем, ничуть его не 'испугавшая» 4.
Клемансо-отец не был самостоятельным мыслителем, он разделял взгляды так называемых «идеологов» — французских философов конца XVIII — начала XIX века Каба-ниса и Десттота де Траси, которые придавали решающее значение в познании мира экспериментальным наукам и утверждали, что с помощью разумного воспитания можно искоренять пороки отдельных людей и всего общества. Бенжамену Клемансо импонировало и то, что «идеологи», будучи убежденными республиканцами, осмелились выступить против деспотизма Наполеона Бонапарта. Взгляды «идеологов» оказали большое влияние па мировоззрение Жоржа.
Клемансо-старший был также горячим поклонником и личным другом Жюля Мишле — талантливого историка, республиканца, непримиримого противника клерикализма и тирании.
9
Другим кумиром Бенжамена был Максимилиан Робеспьер. В доме Клемансо на камине стоял его бюст, а па стенах висели портреты деятелей Великой революции. В обстановке почитания революционных традиций воспитывались дети. «В течение дня, — вспоминал Жорж,— я редко видел своего отца, который ничего не делал и, как все ничего не делающие люди, был очень занят» 5. Зато вечерами Бенжамен подолгу беседовал с сыном, рассказывая ему о революционном прошлом Франции.
Бенжамен радостно приветствовал революцию 1848 года, участвовал в республиканских демонстрациях, выступал на митингах. В честь революции он посадил в Коломбье «дерево свободы» — под этим огромным кедром покоится ныне прах Бенжамена и Жоржа Клемансо. В июньские дни 1848 года, во время восстания парижских рабочих, Национальное собрание обратилось к жителям Франции с призывом принять участие в подавлении восстания. Бенжамен, узнав, что его брат Поль, сочувствовавший контрреволюции, собирается ехать в Париж, примчался в Обрэ и заявил ему: «Поль, если ты поедешь защищать этих негодяев, я поеду тоже, но буду сражаться на стороне парижан». В конце концов оба брата остались дома 6.
2 декабря 1851 года племянник Наполеона I Луи-Наполеон Бонапарт совершил государственный переворот: разогнал парламент, свирепо подавил сопротивление сторонников республики и установил жестокую диктатуру. Ровно год спустя он провозгласил Францию Второй империей, а себя — императором Наполеоном III.
Бенжамен Клемансо отнесся к перевороту крайне враждебно, называл Луи-Наполеона Бонапарта узурпатором и стал непримиримым противником Второй империи. Он возглавил группу нантских либералов — адвокатов, торговцев, врачей, которая собиралась в книжной лавке некоего Плансона. Хотя революционность этих, либералов не шла дальше ораторской риторики — они произносили обличительные речи, направленные против Наполеона III и клерикализма, этого оказалось достаточно, для того чтобы на Бенжамена обратила внимание полиция. Его дважды заключали в тюрьму: первый раз — сразу после государственного переворота, второй раз — в феврале 1858 года, после покушения па Наполеона III. На этот раз последовало распоряжение выслать главаря нантских либералов в Алжир. Это произвело огромное впечатление на детей Бенжамена: старшая дочь Эмма на время даже лишилась
10
рассудка («Ее потом пришлось заново учить читать в возрасте 20лет»,— рассказывал Клемансо), а Жорж пробился к окруженному жандармами отцу и сказал: «Я отомщу за тебя!» — «Хочешь отомстить за меня — работай!» 7 — ответил тот. Бенжамена довезли до Марселя и отпустили, видимо поняв, что для Второй империя белое опасно вызванное высылкой Клемансо возмущение нантской буржуазии, нежели его ораторские упражнения в книжной лавке.
В детстве Жорж проводил дни с деревенскими иод,ростками, бродил по лесам и болотам, охотясь на зверей и птиц. Потом окончил Нантский лицей., которому в 1919 году было присвоено его имя. Здесь учились также Жюль Верп и Жюль Валлес, ставшие знаменитыми писателями. Вспоминая свои лицейские годы, Клемансо говорил: «Теперь я понимаю, что меня не научили там ничему из того, чему должны были научить... Учитель географии преподавал ее без атласа. Он просто диктовал: «правыми притоками Луары являются»... Меня заставляли переводить Демосфена с древнегреческого по три строчки в месяц, ровно столько, сколько требовалось, чтобы отвратить от него навсегда» 8.
Вопрос о выборе профессии перед юным Клемансо не возникал. Он был предопределен семейной традицией: старший сын должен стать врачом. В 1858 году Жорж поступил в Нантскую медицинскую школу, о которой всегда вспоминал добрым словом, а в 1860 году отец привез его в Париж, поселил в Латинском квартале, и он поступил на медицинский факультет Сорбонны.
Переехав в Париж, Клемансо не забывал родных мест и пользовался любой возможностью, чтобы, пусть ненадолго, посетить Вандею. «Ничто из виденного мною,— говорил он в 1906 году, — ни красоты земли и великолепие неба, ни зрелище тех мест, где совершались великие исторические события,— ничто не смогло вытеснить из моего сердца любовь к родному краю... Да п как мог бы я перестать любить пашу пленительную равнину, где под ослепительными солнечными лучами колышутся, точно волны, бурые хлеба; наше заросшее густой травой Марэ * с его дикими птицами и бродящими ио влажной почве стадами... наш Бокаж **, наконец,— наш дорогой гранитный Бокаж с его оврагами, ручьями, тихими, отгороженными от мира
* Марэ —- болотистая часть Вандея.
** Бокаж — лесистая часть Вандеи.
11
долинами и возвышающейся над ним горой Жаворонков, откуда виднеются башни Нанта, огни Ларошели и остров Ре?» Буржуазные политики имеют обыкновение восхвалять свой край в расчете привлечь голоса избирателей, но Клемансо в этом обвинить нельзя: он ни разу не баллотировался в Вандее.
Итак, девятнадцатилетний Жорж в Париже. Это были годы экономического подъема: строились заводы, фабрики и железные дороги, росли добыча угля и выплавка стали, интенсивно внедрялись машины, завершался промышленный переворот. Парижская биржа стала одним из финансовых центров мира. Жажда наживы охватила буржуазию, банкиры и промышленники сказочно богатели. Акционерное общество, возглавляемое французским инженером Фердинандом Лессепсом, вело работы но прорытию Суэцкого канала, который должен был открыть прямой путь из Средиземного моря в Индийский океан.
Значительных успехов достигла французская наука. Ученые изучали строение Вселенной, искали разгадки тайн природы. Особенно плодотворно продвигались вперед экспериментальные науки, оставлявшие все меньше места для теологии. Выдающиеся открытия Клода Бернара в об7 ласти физиологии, Пьера Бертло в области химии, Луи Пастера в области микробиологии прославили Францию.
Менялся облик Парижа: создавалось кольцо Больших бульваров, старые узкие улочки превращались в широкие и прямые проспекты-авеню, сооружались роскошные особняки и общественные здания, разбивались сады и парки. Париж пользовался славой города увеселений и разгула. Во дворце Тюильри и в загородном Компьенском замке император, стремившийся затмить Людовика XIV и Наполеона I блеском своего двора, устраивал пышные приемы иностранным царственным особам. Вновь вошли в моду маскарады, балы, помпезные выезды па охоту, загородные пикники.
Казалось, режим Наполеона III прочен. Победа над Россией в Крымской войне, над Австрией под Маджентой и Сольферино, присоединение к Франции Ниццы и Савойи, захват обширных территорий в Индокитае и Африке, легкий триумф над отсталым феодальным Китаем во время так называемых опиумных войн — все это поднимало престиж Наполеона III за рубежами страны. После объявленной в 1859 году амнистии многие противники империи, находившиеся в изгнании, вернулись во
12
Францию. Только наиболее стойкие не пошли на компромисс. «Верный обязательству, принятому мною перед своей с овестью, я разделю до конца изгнание, в котором пребывает свобода. Когда вернется свобода, вернусь и я» 1 заявил Виктор Гюго в ответ на амнистию.
Однако внешнее благополучие Второй империи было обманчивым. Ослепляющий фасад «процветания» не мог скрыть бесправия и бедствий рабочих, крестьян и мелкой буржуазии, которые так впечатляюще показал Эмиль Золя в серии романов «Ругон-Маккары». О том же говорил и сухой, но выразительный язык статистики: большинство рабочих при официальном десятичасовом рабочем дне работали по 12 — 16 часов; в 1862 году в столичном департаменте Сена находилось на грани нищеты свыше 1 млн. человек, из которых более 120 тысяч были зарегистрированы как нищие и. В провинции жизнь рабочих была еще тяжелее. Режим держался с помощью разветвленного полицейского аппарата и изощренной системы слежки и доносов. Мелкая буржуазия, не выдерживая конкуренции с крупными промышленными и торговыми предприятиям и, разорялась и пополняла ряды рабочих. В деревне обогащалась верхушка, а трудящиеся-крестьяне теряли землю и попадали в долговую кабалу. Классовые противоречия обострялись.
Ну а Париж французская буржуазия перестраивала, заботясь не столько о его красоте, сколько о своей безопасности. Помощник Османа, префекта департамента Сена, который был инициатором перестройки столицы, объяснял это следующим образом: «Ах, эти узкие улочки! На’них так удобно возводить баррикады и так удобно бросать из окоп доски от кроватей или старые печки на идущих внизу солдат. Ищи потом виноватых. Можно, конечно, перебить всех жильцов дома поголовно, как это сделали в 1834 году на улице Транснонен *. Но нельзя же это делать часто. Лучше проложить широкие проспекты; первою по ним °	12
пройдет пехота, затем кавалерия и даже артиллерия» .
Такой была Франция в то время, когда Клемансо поступил в Сорбонну. Как и большая часть студентов, он активно включился в борьбу против Второй империи, Ненависть к которой ему внушил отец.
* В апреле 1834 года в Париже произошло республиканское восста-1ИН Министр внутренних дел Тьер приказал подавить его. Когда из дома .N’1 12 по улице Трап сноп ен кто-то выстрелил в офицера, солдаты ворва-ли< ь в дом и зверски перебили всех жильцов, в том числе детей и женщин.
13
С первых дней пребывания в столице Жорж познакомился, а затем и сблизился с видными деятелями республиканской оппозиции: только что вернувшимся из изгнания писателем Этьеном Араго, публицистом Анри Рошфором и многими другими. Среди враждебных режиму студентов Клематтсо занимал крайне левые позиции, обличая эгоизм, лицемерие, скаредность и трусость той части буржуазии, на которую опирался узурпатор Наполеон III. С группой студентов Клемансо создал сообщество под девизом «Поступай как думаешь». Целью сообщества была борьба против Второй империи, и прежде всего против клерикализма. Члены организации пропагандировали принцип: «Без священника при рождении, без священника при вступлении в брак, без священника у смертного одра» .
В те годы в Латинском квартале Парижа появлялись и быстро исчезали под ударами цензуры десятки студенческих газет и журналов. Клемансо и его друзья тоже создали свой журнал. То был еженедельник «Травай» («Труд»). Его первый помер вышел 22 декабря 1861 года, и Клемансо изложил в нем свои идеи: рассчитывать на медленную эволюцию нечего, писал он, да и народ больше не в силах терпеть. «Общество, как и природа, развивается скачками. Есть немало людей, которые считают себя передовыми и с глубокомысленным видом говорят нам: «Мы принимаем принципы 1792 года со всеми вытекающими последствиями, по с отвращением отметаем насилия, совершенные революцией». Люди, рассуждающие таким образом, либо глупцы, либо обманщики; неужто они не знают, что насилие есть неизбежное последствие применения этих принципов? Неужто они верят, что новые идеи могут победить мирным путем?» 14
Товарищи Жоржа испугались его откровенности — ведь в студенческих изданиях запрещалось касаться политических проблем! Поэтому ему поручили отдел культурной жизни, но он и этим сюжетам сумел придать политическую остроту — опубликовал восторженную рецензию на четырнадцатый том «Истории Франции» опального историка Жюля Мишле, напечатал статью непримиримого врага режима — Виктора Гюго, повел кампанию против писателя Эдмона Абу, который сначала выступал против Второй империи, а затем стал ярым бонапартистом. Студенты возненавидели ренегата, и когда театр «Одеон» поставил ого пьесу «Гаэтана», Клемансо и другие студенты устраивали на каждом спектакле обструкцию, поносили
14
автора на страницах «Травай» и вынудили дирекцию театра исключить пьесу из репертуара.
Скандальная история с Абу привлекла к журналу внимание полиции. Пришлось срочно менять типографию. Предвидя закрытие журнала, Клемансо писал в одном из последних номеров: «Нас могут заставить скрывать паши мысли, но пе изменить их; могут вынудить нас к молчанию, по не ко лжи. Мы расшибемся о непреодолимые препятствия, говорят нам, а я отвечаю: «Мы их разобьем!» К тому же борьба —- это смысл нашего существования!.. Задача сложна, я это понимаю, по мужества нам пе занимать, и мы будем продолжать говорить, будем продолжать писать. За нашими словами, за нашими статьями стоим мы сами, и, знайте, мы сильны, потому что боремся за наши идеи» 15.
Клемансо и его друзья сделали попытку развернуть агитацию за республику в массах. Жорж хорошо знал, какую выдающуюся роль играли в революционной борьбе рабочие, понимал, что без их участия добиться свержения Наполеона III пе удастся, и стремился привлечь пролетариев на сторону студентов-республиканцев. Он часами ходил по узким улицам пролетарского Сент-Аптуанского предместья, где рождались все французские революции, заводил беседы в закусочных и бистро, но не добился успеха. Рабочие слушали его пылкие речи, не скрывая усмешки недоверия. Из их памяти еще пе изгладились события 1848 года, они хорошо помнили кровавую расправу генерала Кавеньяка с парижскими повстанцами в июне. С тех пор глухая стена враждебности выросла между рабочими и буржуа. Клемансо не удалось пробить эту стену. Собеседники воспринимали его как чужака и пе пошли за ним. «Я понял тогда, — писал он,— что рабочие жаждали социальных преобразований, а мы говорили с ними только о политике» 1 .
24 февраля 1862 года, в день четырнадцатой годовщины начала революции 1848 года, Жорж и его товарищи организовали на площади Бастилии республиканскую демонстрацию. Они написали и размножили «Обращение к рабочим и крестьянам» и расклеили его ночью на улицах столицы. Однако в демонстрации приняли участие почти исключительно студенты. В тот же вечер три сотрудника «Травай» — Эжен Карре, Фернан Толе и Жорж Клемансо были арестованы и отправлены в тюрьму Мазас. Это было первое испытание для молодого республиканца. Его везли в Мазас вместе с каким-то убийцей, потом заставили «мыться» в ванне, наполненной темно-бурой жижей, когда же он
15
- отказался от этой процедуры, пригрозили, что возьмут за ноги и за руки и окунут. Пришлось подчиниться 7.
Состоявшийся 11 апреля суд приговорил Клемансо «за призыв к вооруженному выступлению, угрожавшему общественному порядку», к месяцу заключения и уплате судебных издержек. Время предварительного заключения не засчитывалось, так что Жорж провел за решеткой в общей сложности 73 дня.
«Травай» был закрыт властями. Отбыв наказание, Клемансо и его друзья стали издавать журнал под новым, более нейтральным названием — «Матэн» («Утро»). По содержанию, однако, он, с точки зрения властей, был не менее предосудительным, чем «Травай». В нем утверждалось, например, что сила не может совладать с идеями и что долг гражданина — бороться за справедливый строй, отвечающий интересам парода.
Студентам удалось выпустить только восемь номеров журнала, после чего владелец типографии не без воздействия полиции отказался его печатать. Другую типографию найти не смогли. Тогда Огюст Шерер-Кестнер, один из друзей Клемансо, яростный враг Второй империи и участник республиканских заговоров, посоветовал молодым людям создать собственную подпольную типографию и помог достать печатный станок. Но полицейские напали на след; станок пришлось сбросить в Сену.
К этому времени относится знакомство Клемансо с Луи-Огюстом Бланки, имя которого было тогда символом революции. Не зная страха, он неутомимо боролся против всех реакционных режимов, сменявших друг друга во Франции до и после революции 1848 года, в том числе и против Второй империи. В момент, когда Жорж с ним познакомился, Бланки было 57 лет, из которых около двадцати пяти лет он провел в тюрьмах. Хотя Бланки заблуждался, считая революцию не результатом выступления масс, а делом небольшой группы хорошо подготовленных и смелых заговорщиков, он оказал значительное влияние на французское революционное движение и был кумиром республикански настроенной молодежи. Жорж Клемансо внимал увлекательным рассказам Бланки, а старого заговорщика привлекали революционный темперамент юноши, его твердая вера в победу республики и стремление активно ее добиваться. «Я храню в своей памяти незабываемый образ Бланки таким, каким он предстал передо мной в Сент-Пелажг^ *,
* Название тюрьмы, где сидел Бланки.
16
где я впервые почувствовал притягательную силу испепеляющих лучей, исходивших от его бледного худощавого лица» 18,— писал Клемансо.
Некоторые буржуазные исследователи преувеличивают влияние Бланки иа Клемансо. «Бланки внушил Клемансо идеи, которыми он руководствовался всю свою жизнь» 19,— писал, например, Дюбли. Это утверждение пет надобности опровергать: его опровергла сама жизнь Клемансо. Идейное воздействие Бланки па Клемансо, да и то в небольшой степени, ощущалось лишь до середины 80-х годов. Другое дело, что Клемансо восхищался характером «вечного узника» — его несгибаемой волей, настойчивостью в борьбе за свои идеалы, отвращением к политиканству и беспринципным компромиссам. И хотя они пошли разными путями, Клемансо говорил: Бланки «служит для меня возвышенным и суровым примером — то был человек с цельной душой» .
Закончив медицинский факультет, Жорж в мае 1865 года защитил диссертацию па степень доктора медицины *. Руководителем его работы был профессор Шарль Робен, известный физиолог-материалист и атеист. По поводу диссертации Клемансо «О зарождении анатомических элементов» его биографы высказывают различные мнения. Один (например, Сюарез) утверждают, явно преувеличивая, что эта работа поставила Клемансо в первые ряды современных ему физиологов, другие (например, Эрлан-же) упрекают его за непризнание генетики и наследственности. Сам Клемансо в конце жизни говорил, что его работа не представляла никакого интереса, что это была компиляция, но следует учесть, что в старости он уничижительно отзывался обо всем на свете.
Сейчас очевидно, что лежавшее в основе диссертации утверждение, будто новый организм формируется вне связи со свойствами организма родителей, а только под воздействием среды, было неверным 21. Но в труде молодого врача имелись и несомненные достоинства, прежде всего последовательный материализм. «Прошло время,— писал он,— когда можно было объяснять любое непонятное явление вмешательством сверхъестественных сил. «Чудесам»
* В то время во Франции право работать врачами получали выпускники медицинских факультетов, защитившие докторскую диссертацию. Диссертации эти, требования к которым были невысокие, соответствовали современным дипломным работам. Работа Клемансо по своему научному уровню была выше, чем большинство тогдашних диссертаций.
2 Д. П. Прицкср — 612
17
пришлось отступить перед наукой, но они дают ей дорогу неохотно и продолжают оказывать сопротивление» 22. Клемансо решительно отбрасывал и едко высмеивал домыслы идеалистов о душе, которая якобы превращает зародыш в человека.
В университетских кругах удивлялись, как могла пройти такая материалистическая диссертация. Клемансо объяснял это просто: ее никто не читал.
В 50—60-х годах среди интеллигенции получила широкое распространение позитивистская философия. Хотя позитивизм не отличался оригинальностью и повторял многие положения, выдвинутые еще мыслителями XVIII века, он содержал и привлекательные для тогдашних интеллигентов черты: враждебность метафизическому мышлению, возвеличение науки, тезис об относительности человеческих знаний, отказ признавать сверхъестественные силы, рассмотрение человека как порождение окружающей среды, использование научных методов при исследовании общественных явлений (социология).
Клемансо стал сторонником этого учения, хотя и не принимал его целиком. Так, он отвергал утверждение позитивистов о невозможности вскрыть объективную причинную связь явлений материального мира, не разделял враждебного отношения основателя позитивизма Огюста Конта к Великой французской революции, осуждал его за скептическое отношение к материализму и атеизму. По всем этим вопросам Клемансо стоял ближе к «идеологам» — Кабанису и Дестюту де Траси, которых мы упоминали выше, чем к позитивистам. Вот почему некоторые исследователи называют его «идеолого-позитивис.том» 23.
После защиты диссертации Клемансо получил право приступить к медицинской практике, но не воспользовался им, а поехал с отцом в Англию. Там он был представлен крупнейшим представителям английского позитивизма — Герберту Спенсеру и Джону Стюарту Миллю, принял предложение издателей перевести па французский язык труд Милля «Огюст Конт и позитивизм» (Клемансо завершил перевод в 1868 году, и книга была издана в Париже в следующем году), а затем уехал в Соединенные Штаты Америки.
В США Клемансо влекло стремление собственными глазами повидать американскую демократию. Франция жаждала демократического правления, режим Наполеона III, переживавший глубокий кризис, шел к краху,
18
и Клемансо надеялся увидеть в Америке будущее своей родины.
Увы, далеко нс все оказалось в США столь привлекательным, как представлялось издалека. Жорж вступил на землю Америки вскоре после злодейского убийства президента Авраама Линкольна, которого считал величайшим политическим деятелем *, и был поражен царившим в США расизмом, коррупцией, недостойными методами соперничества партий. Эти методы он наблюдал во время кампании по выборам президента в 1868 году. «Демократия, аристократия, плутократия — все эти «кратки» стоят 24
друг друга» ,— суммировал он позднее свои американские впечатления и на основе увиденного в США впервые ввел во французский язык термин «политикан» (politici-еп). Он был до глубины души потрясен тем, что рабство негров и после Гражданской войны 1861 —1865 годов продолжало сохраняться. «Испытываешь жалость к этим черным, которые так замечательно вели себя во время войны, проливали кровь в надежде стать гражданами и с которыми осмеливаются торговаться по поводу прав, столь дорогой ценой ими оплаченных» 25,— писал он. Чтобы увидеть, как живут негры, он объездил южные штаты — Каролину, Вирджинию, Флориду и убедился, что там процветают насилие, жестокость, расизм в самых грубых формах.
Во время пребывания Клемансо в США закончилась провалом внешнеполитическая авантюра Наполеона III, так называемая мексиканская экспедиция: Наполеон III в угоду французским банкирам и рантье послал в Мексику войска для борьбы с прогрессивным правительством президента Хуареса. После длительной войны французы низложили Хуареса, объявили Мексику империей и провозгласили императором ставленника Наполеона III австрийского эрцгерцога Максимилиана. Позднее, однако, республиканцы перешли в контрнаступление, нанесли поражение интервентам и в 1867 году изгнали их из страны. Марионеточная мексиканская империя пала, а Максимилиан был расстрелян по приговору военного трибунала.
Эта авантюра, дорого стоившая Франции, вызвала там
* Узнав об убийстве Линкольна, Клемансо с группой студентов передал послу США в Париже письмо, в котором говорилось: «Мы оплакиваем в президенте Линкольне нашего соотечественника, ибо мы считаем своей любую страну, где человек свободен пли борется за то, чтобы стать свободным».
2*
19
всеобщее возмущение. В 1863 году Виктор Гюго писал мексиканским патриотам: «Посягательство на Мексиканскую республику — продолжение посягательства на республику Французскую. Одна западня следует за другой. Я твердо надеюсь — позорная попытка, предпринятая Империей, не удастся, и вы победите» 26. Сторонники Хуареса гордились поддержкой со стороны великого поэта и в листовке, обращенной к французским солдатам в Мексике, писали: «Кто вы такие? Солдаты тирана. С вами Наполеон, с нами Виктор Гюго» 27. Однако, будучи противником смертной казни, Гюго осудил мексиканцев за расстрел Максимилиана.
Клемансо занял более непримиримую позицию. Он писал в одном из писем: «Все эти императоры, короли, эрцгерцоги и принцы величественны, прекрасны собой, великодушны и бесподобны; об их принцессах говорят все самое лучшее. По я ненавижу их беспощадной ненавистью... Между нами и этими людьми идет вечная война не на жизнь, а па смерть. Они подвергали чудовищным пыткам и убили миллионы наших единомышленников, а я не поручусь, что мы убили в ответ два десятка из них... К этим субъектам у меня нет ни малейшей жалости: жалеть волка — значит совершать преступление по отношению к овцам. Те, кого хотел убить Максимилиан, убили его, и я очень этому рад... Быть может, вы считаете меня слишком жестоким? Так знайте, в этом я непоколебим и никогда не изменюсь» 28. Вот как изъяснялся Клемансо в те годы!
Клемансо пробыл в США четыре года. Он много читал, приобрел знакомства в политических, журналистских и университетских кругах, стал завсегдатаем клубов, посещал заседания сената, принимал участие в митингах и демонстрациях, в совершенстве овладел «американским», как он его называл, языком. Свои впечатления об американской жизни Клемансо излагал в корреспонденциях, печатавшихся в парижской газете «Таи» — за четыре года в ней было помещено 95 его статей, некоторые под псевдонимом А. Ле Франсуа.
Жорж много ездил по стране, занимался спортом, тренировался в стрельбе из пистолета, не пренебрегал и амурными приключениями. Отец счел, что он слишком долго задерживается в Америке, писал ему письма с приказом немедленно возвращаться, а убедившись, что увещевания не действуют, перестал посылать деньги 29.	।
Жорж, однако, возвращаться не хотел. Оставшись без
20
средств, он пытался заняться медицинской практикой, но, не преуспев, устроился преподавателем французского языка и верховой езды (он был превосходным наездником и очень любил лошадей) в учебное заведение для девушек в Стемфорде неподалеку от Нью-Йорка. Там он влюбился в свою ученицу — девятнадцатилетпюю Мэри Пламмер и обручился с ней. Дочь генерала, Мэри осталась без родителей и воспитывалась в доме своего дяди, богатого и крайне религиозного человека. Тот пе возражал против замужества племянницы, но при одном обязательном условии: она должна венчаться в церкви. Клемансо, строго придерживавшийся принципа «без священника при вступлении в брак», категорически отказался от этой процедуры. Дядя невесты настаивал на своем, Мэри не осмеливалась вступить в конфликт с человеком, заменившим ей отца, и возмущенный Жорж, сказав па прощание: «Придется выбирать между MHoii и богом», уехал во Францию. Мэри выбирала недолго и послала ему вслед телеграмму: «Предпочитаю тебя». Вернувшись в Америку, Клемансо в мае 1869 года женился на Мэри Пламмер. Молодожены покинули США и поселились в Вандее.
Этот скоропалительный брак оказался неудачным, и, хотя у них родились две дочери и сын, семейная жизнь не получилась. Через несколько лет супруги стали жить раздельно. Некоторые биографы Клемансо считают причиной разрыва дурной характер Мэри, другие же возлагают ответственность за разлад па Клемансо: «Молодой Клемансо, циничный, своевольный и непохожий на других, не очень подходил для законного брака» 30,— писал американский историк Д. Брюан.
Вернувшись в Вандею, Клемансо занялся врачебной практикой. К пациентам он обычно ездил верхом, наслаждаясь природой родного края. Сохранилась записная книжка, в которую он заносил имена больных, диагнозы и размер гонораров. Заработки его были невелики, причем он учитывал имущественное положение своих пациентов — с одних брал больше, с других — меньше, а с бедняков и вовсе ничего.
Деревенская идиллия продолжалась недолго. Клемансо внимательно следил за событиями, и с того июльского дня 1870 года, когда Наполеон III объявил войну Пруссии, Жоржу уже не сиделось в Вандее. 1 сентября он приехал в столицу и активно включился в политическую борьбу. В его жизни начинался новый период.
21
Отчетливой программы в то время у пего еще не было. Влияние отца и воспитание преисполнили его ненавистью к монархическому строю. Оп искренне верил, что республика сумеет покончить с социальной несправедливостью, и жаждал ее победы. Рабочие вызывали у него симпатию и сочувствие, по оп не допускал и мысли, что они собственными силами могут добиться освобождения. Только образованные классы способны облегчить их участь, только они знают, что нужно рабочим. Власть рабочим ни к чему, они не сумели бы ею распорядиться и погубили бы себя и других, считал Клемансо и при этом был убежден, что не имеет ничего общего с буржуазией, что он подлинный надклассовый гуманист и демократ.
Великое событие, которое ему предстояло пережить,— Парижская коммуна — заставило Клемансо впервые поставить перед собой вопрос: какое место должен он запять в развернувшейся ожесточенной классовой схватке?
2
МЭР МОНМАРТРА
Я оказался между двумя сторонами, каждая из которых желала моей смерти
Франко-прусскую войну, начавшуюся 19 июля 1870 года, провоцировали и Наполеон III, и премьер Пруссии Бисмарк. Франция стремилась сохранить господствующие позиции в Европе и воспрепятствовать созданию у своих восточных границ сильного германского государства. Кроме того, император и его приближенные надеялись, что победоносная война укрепит Вторую империю, переживавшую глубокий политический кризис. Пруссия же добивалась объединения германских государств под своей эгидой, чего нельзя было достигнуть, не сокрушив императорскую Францию. Таким образом, ответственность за эту войну ложится на обе стороны, но первым безрассудно объявил войну Наполеон III.
С самого начала определилось явное военное превосходство Пруссии. Ее войска вступили на французскую территорию, нанесли противнику ряд тяжелых ударов, а 1 сентября разбили главные силы французов под Седаном, захватив в плен более 80 тысяч солдат и офицеров, включая и самого императора. Об этом сражении тогда говорили, что «французские солдаты сражались как львы, предводительствуемые ослами».
Пленение императора означало крах режима. Сбылось пророчество Маркса, который еще 23 июля 1870 года писал в первом воззвании Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих (I Интернационала): «Похоронный звон по Второй империи уже прозвучал в Париже. Вторая империя кончится тем же, чем началась: жалкой пародией» 2.
Так и случилось. «Дорогой мой брат, так как я не сумел умереть среди своих войск, мне остается вручить свою шпагу Вашему величеству. Остаюсь Вашего величества добрым братом» 3,— писал 1 сентября Наполеон III, еще недавно мнивший себя великим полководцем, прусскому королю Вильгельму I. Поистине более пародийного финала не придумаешь!
23
Клемансо приехал в Париж в день седанской катастрофы. Известие об этом событии, которое Эмиль Золя назвал выразительным словом «разгром», пришло в столицу во второй половине дня 3 сентября и глубоко потрясло парижан. Утром 4 сентября 1870 года толпы взволнованных людей вышли на улицы. С возгласами «Низложение!», «Долой предателей!», «Долой Баденге!» *, «Да здравствует социальная республика!» они устремились к Бурбонскому дворцу, где заседали депутаты Законодательного корпуса, сломали окружавшую дворец решетку и ворвались в зал заседаний.
Жорж Клемансо был в первых рядах. У входа в зал ему пытался преградить путь один из лидеров буржуазных республиканцев — Кремье; нагнувшись, Жорж проскользнул под (но вытянутыми руками. Подоспевший парламентский пристав схватил было Жоржа за горло, но тот ударом кулака свалил блюстителя порядка с ног и оказался в зале в момент, когда левый республиканец Леон Гамбет-та, воспользовавшись сумятицей, поднялся на трибуну и зачитал декларацию, гласившую, что «Луи-Наполеон Бонапарт и его династия навсегда перестали царствовать во Франции» 4.
Однако низложение императора не удовлетворило парод. Оп требовал республики, но провозглашать ее, по крайней мере сейчас, не хотели не только монархисты, по, как это пи парадоксально, и депутаты-республиканцы: они опасались, как бы провозглашенная под давлением масс республика не оказалась под контролем революционеров-бланкистов. Стремясь отсрочить решение, правый республиканец Жюль Фавр крикнул: «Республику вы должны провозгласить по здесь, а в ратуше!» 5
Что ж, действительно парижская ратуша была свидетельницей почти всех революций! Толпа устремилась но набережной Сены к зданию ратуши. Опередив бланкистов, буржуазные республиканцы провозгласили там республику и поспешно объявили состав Временного правительства. Его главой стал губернатор Парижа и командующий столичным гарнизоном генерал Трошю — сторонник капитуляции перед Пруссией, маскировавшийся под патриота. Заместителем премьера и министром иностранных дел был
* Баденге — презрительное прозвище Наполеона III. Существует версия, что это фамилия каменщика, который в 1846 году, koi да Луи-Наполеон Бонапарт сидел в тюрьме, отдал ему свою одежду, чтобы оп смог бежать.
24
назначен богатый адвокат Жюль Фавр. Левая газета «Мар-сейез» в декабре 1869 года так характеризовала Фавра и его единомышленников: «Они чувствуют, что власть над народом, который они хотели превратить в орудие своих честолюбивых замыслов, ускользает из их дряблых рук... Поэтому, страшась революции, они вместе с тем не смеют открыто присоединиться к империи» 6.
Так свершилась четвертая французская революция, которая смела империю и заменила ее республикой. Однако вскоре выяснилось, что плодами революции воспользовалась, как бывало и в прошлом, консервативная буржуазия.
Поначалу Временное правительство показалось Жоржу Клемансо вполне приемлемым. Вечером 4 сентября, узнав, что члены верхней палаты парламента — сената не хотят признать свершившуюся революцию и собираются провести ночное заседание, он и его друг Флоке опечатали зал заседаний сената в Люксембургском дворце, сорвав расчеты реакции. Возвращаясь ночью домой, Жорж останавливался и с удовольствием наблюдал, как люди сбивают императорских орлов с фронтонов общественных зданий, как идут, распевая патриотические песни, по мостовой Больших бульваров. Мечта Клемансо сбылась — революция свершилась. Франция стала республикой.
На следующий день, 5 сентября, друг его отца Этьен Араго, новый мэр Парижа, назначил Жоржа Клемансо мэром 18-го (Монмартрского) округа, одного из самых густонаселенных рабочих районов столицы. Араго полагал, что молодой республиканец, сидевший в тюрьме за попытку ознаменовать годовщину революции 1848 года демонстрацией рабочих, сможет завоевать доверие монмартрских пролетариев. Надев трехцветный шарф — эмблему муниципальной власти, Клемансо приступил к своим обязанностям.
Обстановка в Париже усложнялась с каждым днем. После победы под Седаном прусские войска повели наступление на французскую столицу и подошли к ней вплотную; с 19 сентября Париж, оказавшийся в осаде, подвергался непрерывному артиллерийскому обстрелу, его жители испытывали голод.
Франко-прусская война, которая до падения Второй империи была несправедливой войной со стороны Франции, приобрела теперь отчетливо выраженный завоевательный характер со стороны Пруссии и оборонительный — со стороны Франции. Эта справедливая, оборонительная вой
25
на вызвала патриотический подъем французского парода.
В столь трудное время мэр 18-го округа проявил необычайную энергию. Он занимался снабжением жителей продуктами, углем и керосином, расселял беженцев из оккупированных районов, лечил больных. Деловитостью, умением оперативно решать сложные вопросы Клемансо завоевал уважение жителей округа. Именно этого он и добивался.
Один Из биографов Клемансо так определяет причины его неустанных забот о населении Монмартра: «Не в том дело, что у него доброе сердце. Напротив, он презирает индивидов. Но он стремится покорить сердца рабочих, которые раньше не внимали его призывам... Более всего он хочет стать популярным. И это ему удается» 7. Эта характеристика совпадает с самооценкой, которую давал себе Клемансо: «Нет человека более честолюбивого, чем я. Хочу стать независимым, пи в ком не нуждаться и презирать всех, кроме близких друзей. Таков мой идеал»
Впрочем, в одном вопросе Клемансо поступал искренне и бескорыстно: он действительно стремился сделать Монмартр неприступным для врага — возглавлял работы по укреплению северного участка окружавшего столицу крепостного вала, создавал новые рабочие батальоны национальной гвардии *. Командиром одного из них — 169-го — он предложил избрать Бланки. Некоторые гвардейцы имели смутное представление о «вечном узнике»; стоявший перед ними невысокий человек в платке, повязанном на седой голове, не произвел па них впечатления, но Клемансо вдохновенно рассказал о славном жизненном пути Бланки, и новобранцы единодушно за него проголосовали.
У большинства национальных гвардейцев не было военной подготовки, а генерал Трошю и другие высшие офицеры, опасавшиеся вооруженных рабочих, не хотели учить их военному делу. «Пусть нас научат стрелять без промаха. Мы только этого и просим, — писала бланкистская газета «Ля натри аи данже» («Отечество в опасности») 18 сентября.— Каждый упущенный час — это выигрыш для пруссаков... Дайте нам патроны, поставьте пас перед мишенью, а затем ведите в бой».
*
* Так называлось вооруженное ополчение, существовавшее во Франции (с перерывами) с 1789 года. Оно состояло из представителей буржуазии и рабочих. Младшие и средние командиры избирались. В аристократических кварталах Парижа большинство национальных гвардейцев составляла буржуазия, а в пролетарских — рабочие и ремесленники.
26
Клемансо в отличие от мэров других округов столицы * шел навстречу этим требованиям- — вооружал народ, создавал учебные стрельбища, регулярно проводил военные занятия. В тот день, когда прусские войска подошли к столице, он обратился к населению с воззванием: «Граждане! Враг у ворот города. По-видимому, недалек тот день, когда нам придется грудью защищать родину... Мы — сыновья Революции. Вдохновимся же примером наших предков — патриотов 1792 года, и, подобно им, мы победим. Да здравствует Франция! Да здравствует Республика! Париж, 19 сентября 1870 года» 9
Собрание представителей парижских рабочих, в котором приняли участие многие члены Первого Интернационала, решило создать во всех округах республиканские комитеты бдительности для борьбы с происками реакционеров и пораженцев. Представители окружных комитетов составили Центральный комитет двадцати округов. Мэры округов враждебно относились к комитетам бдительности, и только двое, в том числе Клемансо, предоставили им помещения и не препятствовали их работе.
Став мэром, Клемансо получил возможность осуществить внушенные ему отцом антиклерикальные идеи. Главным оп считал освобождение школы из-под контроля церкви и изъятие богословия из учебных программ. Без согласования с министерством просвещения оп издал 26 сентября циркуляр, запрещающий учителям школ, расположенных на территории 18-го округа, обучать детей катехизису. «Я пе могу допустить, чтобы вы тратили драгоценное время на преподавание догматов какой бы то ни было религии», — писал он.
Клемансо нетерпимо относился ко всяким догмам, в том числе и христианским. «Вам говорят: «В понедельник бог создал свет, во вторник он создал солнце» — ведь, по утверждению библии, бог действовал именно так: сначала создал свет, а потом источник этого света. И что же? Миллионы людей читают и повторяют эту нелепость, и она кажется им истиной» 10,— иронизировал он.
Монмартрские учителя встретили директиву мэра осторожно: кто знает, к чему приведет столь необычная инициатива? В числе немногих учителей, с энтузиазмом воспринявших призыв Клемансо, была ставшая его ближайшей
Париж делится на двадцать округов.
27
помощницей Луиза Мишель, член Комитета бдительности 18-го округа, будущая героиня Коммуны.
Заботы Клемансо и Луизы Мишель не ограничивались борьбой за светское образование. Они стремились привлечь в школы как можно больше детей и добились своего. 29 ноября была вывешена следующая прокламация мэрии Монмартра: «Коммунальные школы переполнены. Между тем очень важно дать детям возможность бесплатно получить образование, на которое они имеют право. Муниципалитет 18-го округа заключил соглашения со многими свободными учителями и учительницами, которые обязались принять определенное число учеников. Пусть же родители детей, не получивших места в коммунальных школах, поторопятся явиться в мэрию за регистрационной карточкой, и их дети будут зачислены в новые школы» и.
Трудящиеся Парижа все больше и больше страдали от осады. Они примирились бы и с голодом, и с другими лишениями, если бы видели, что власти намерены активно отстаивать столицу. Но правительство, называвшее себя правительством национальной обороны, и не помышляло об этом. Трошю считал продолжение борьбы «героическим безумием», а министр иностранных дел вступил в секретные переговоры с Бисмарком. Правда, власти иногда имитировали наступательные действия, но неподготовленные операции не приносили никаких успехов и заканчивались бессмысленными жертвами. «Наше положение ужасно,— писал Клемансо жене своего друга Журдана.— Если Париж будет сдан, я немедленно уеду, чтобы не присутствовать при этом ужасном зрелище... Я не могу написать вам обо всем, ибо правительство, вместо того чтобы оборонять столицу, тратит время и деньги на перлюстрацию наших писем» 12.
Чаша терпения парижских трудящихся переполнилась 30 октября. В этот день завершилась поражением попытка наступления на деревню Бурже, которая вначале возбудила радужные надежды, и пришло сообщение о позорной капитуляции маршала Базе на, сдавшего пруссакам в крепости Мец 173 тысячи солдат, 6 тысяч офицеров, 1341 артиллерийское орудие, 200 тысяч ружей и 53 знамени гз В тот же день парижане узнали, что за их спиной ведутся с Пруссией переговоры о перемирии. Не удивительно, что возмущенные рабочие 31 октября восстали против правительства, которое они с полным основанием называли правительством национальной измены.
28
Отряды рабочей национальной гвардии захватили ратушу, арестовали находившихся там министров и объявили о создании нового правительства, в которое вошли Луи-Огюст Бланки, его соратник Гюстав Флуранс и другие революционеры. Однако, проявив нерешительность, революционеры вступили в переговоры с правительством «национальной обороны», которое дало обещание провести 2 ноября выборы в Парижскую коммуну.
Вскоре выяснилось, что со стороны правительства «национальной обороны» это был лишь маневр. Буржуазные отряды национальной гвардии двинулись к ратуше и разогнали бланкистов, а правительство Тропно отказалось от своего обязательства провести выборы в Коммуну п начало расправу с повстанцами. Дабы узаконить свое дальнейшее пребывание у власти, оно устроило 3 ноября плебисцит. Избирателям было предложено ответить па вопрос, подтверждает ли население полномочия правительства. Напуганное перспективой гражданской войны на глазах у неприятеля, большинство голосовавших (557 976) ответило на поставленный вопрос утвердительно, и только 68 638 человек осмелились сказать «нет» 14.
Клемансо был глубоко возмущен махинациями Трошю и Фавра. Узнав о тайных переговорах с Бисмарком, оп приказал вывесить прокламацию: «Муниципалитет 18-го округа с возмущением протестует против перемирия, которого правительство но сможет 'добиться, не пойдя на предательство. Мэр Жорж Клемансо, 31 октября 1870 года» 15. На следующее утро в знак протеста против отмены обещанных выборов в Коммуну и их замены плебисцитом он и его заместитель Лафоп подали в отставку.
Отставка принята не была, а 5 ноября состоялись выборы мэров во всех округах Парижа. В рабочих районах победу одержали левые кандидаты, в том числе некоторые из арестованных за участие в восстании 31 октября. Клемансо получил 9409 голосов и остался на своем посту. Его помощниками были избраны помимо Лафона подлинные представители пролетарского Монмартра: бланкист Виктор Жаклар, один из руководителей комитета бдительности, отстраненный от командования батальоном национальной гвардии после событий 31 октября, и бывший сапожник (шмон Дерёр, член Первого Интернационала, а впоследствии и Парижской коммуны.
Восстание 31 октября 1870 года показало, как далеко зашла поляризация сил. Имущие сплотились вокруг прави
29
тельства «национальной обороны»; на другом полюсе находились народные массы, добивавшиеся создания Парижской коммуны. Размежевание носило отчетливо выраженный классовый характер.
В это время требование создать Парижскую коммуну приобрело первостепенное значение. Дело в том, что правительство Второй империи лишило Париж муниципалитета (т. е. городского самоуправления) и подчинило его префектам полиции. Теперь, после установления республики, весь народ требовал восстановления городских властей, а рабочие столицы, не довольствуясь этим, считали, что Парижская коммуна должна стать общенациональным органом пролетарской власти. «Пришло время отстранить правительство и немедленно заменить его Парижской коммуной»,— писала 2 декабря 1870 года бланкистская газета «Ла патри ан данже».
Клемансо сочувственно относился к требованиям рабочих провести выборы к Коммуну, немедленно прекратить переговоры с пруссаками, продолжать войну. Однако, если революционеры считали, что Коммуна должна взять на себя правительственные функции, то Клемансо рассматривал се лишь как орган местного самоуправления, подчиненный правительству, и не признавал права рабочих вести вооруженную борьбу против изменнической политики Троило. Среди мэров парижских округов Клемансо прослыл левым экстремистом: он настаивал на смещении бездарных генералов, требовал назначить па руководящие посты способных, преданных республике людей, обличал пораженцев, выступал против закрытия рабочих клубов и преследований участников событий 31 октября, по при этом главным аргументом в пользу своих предложений неизменно выдвигал угрозу пролетарского восстания.
20 января 1871 года Трошю открыто заявил, что считает дальнейшую оборону Парижа невозможной. Клемансо был в числе тех, кто настоял на его отставке, которая, однако, обернулась фарсом: Трошю, до этого совмещавший три должности, остался во главе правительства, пост губернатора Парижа был упразднен, а командующим войсками столичного гарнизона стал вместо Трошю генерал Винуа, известный тем, что в декабре 1851 года оп жестоко подавил сопротивление республиканцев бонапартистскому перевороту.
Между тем правительство продолжало вести переговоры о перемирии. Попытка Фавра привлечь к ним мэров
30
парижских округов встретила отпор со стороны Клемансо. «Правительство с самого начала заявило,— сказал оп,— что видит в нас только исполнителей его приказов... Сегодня оно хочет прикрыться нами, ему удобно делать вид, будто оно с нами советуется... Нет уж, раз эти господа приняли на себя ответственность за ведение дел, пусть несут ее до конца» 16.
Фавр обошелся без мэров и 28 января подписал соглашение о перемирии. Клемансо возмутился. «Вас предали,— писал он в прокламации к населению Монмартра, но тут же предостерегал: — Дальнейшее сопротивление стало невозможным». Итак, позиция Клемансо ясна: перемирие — предательство, но делать нечего, необходимо смириться. Этой двойственностью отличалось его поведение и в последующие бурные месяцы.
Окончательно решить вопрос о мире с объединенной Германией, которая 18 января 1871 года была провозглашена империей, предстояло французскому Национальному собранию. Выборы в Собрание, состоявшиеся 8 февраля 1871 года, принесли победу сторонникам капитуляции, реакционерам-монархистам. Только в крупных городах, прежде всего в Париже, были избраны сторонники продолжения оборонительной войны — из 675' депутатов их оказалось немногим более 100.
Перед выборами имя Клемансо было внесено в несколько избирательных списков, включавших также Д. Гарибальди *, Л. Гамбетту, В. Гюго, Ф. Распайля и других левых республиканцев и демократов. Показательно, что кандидатура Клемансо не фигурировала в списках организаций социалистического направления, куда вошли, в частности, Бланки, Жаклар, Дерёр. Клемансо хотя и считался левым, по поддержкой социалистов не пользовался.
Париж послал в Национальное собрание 43 депутата. Клемансо прошел двадцать седьмым — за него проголосовали 95'048 избирателей из 328 970 участвовавших в выборах 17.
Собрание открылось 12 февраля в Бордо, вдали от «мятежного» Парижа. С отвращением взирал Клемансо па людей, заполнивших партер местного театра: старцы, душившие когда-то революции и народные восстания; бонапартисты, державшиеся так, словно Наполеон III все еще
* После революции 4 сентября 1870 года народный герой Италии Джузеппе Гарибальди, убежденный интернационалист, приехал во Францию и принимал участие в войне против Пруссии.
31
правит Францией; генералы, «прославившиеся» завоеванием Алжира в 1830 — 1847 годах; высшие иерархи католической церкви; землевладельцы с тупыми, самодовольными лицами — люди, верой и правдой служившие престолу и алтарю, те, кого Жорж с детства ненавидел.
С первого же дня начались столкновения между монархическим большинством и республиканским меньшинством Собрания: реакционеры устроили обструкцию Джузеппе Гарибальди; оскорбленный, он отказался от депутатского мандата.
17 февраля Собрание избрало главой правительства реакционного буржуазного политика Адольфа Тьера. Он дважды занимал этот пост во времена, когда во Франции царствовал король Луи-Филипп Орлеанский (1830—1848), а теперь мечтал восстановить монархию и посадить на престол внука Луи-Филиппа, графа Парижского. Монархист Тьер во главе республики — таков был первый сюрприз, преподнесенный стране Национальным собранием. К. Маркс, назвавший Тьера «карлик-чудовище», писал, что «Тьер был вереи только своей ненасытной жажде богатства и ненависти к людям, создающим это богатство» 18.
Клемансо презирал Тьера. «Нет на свете существа, которое вызывало бы у меня большее омерзение, чем Тьер...— говорил он много лет спустя своему секретарю Жану Марте.— Тьер — это типичный буржуа, ограниченный и жестокий, всегда готовый проливать кровь» 19.
Да, Клемансо ненавидел Тьера, по не выступил против его кандидатуры. Более того, проголосовал «за», как, впрочем, и все остальные депутаты,— Тьер был избран единогласно.
Получив полномочия Собрания, новый глава правительства отправился в Версаль, где находился тогда Бисмарк, и 26 февраля подписал с ним прелиминарный мирный договор, по которому Франция уступала Германии Эльзас (кроме города Бельфора) и более трети Лотарингии (всего около 15 тысяч квадратных км с населением свыше 1,6 миллиона человек) и обязалась выплатить 5 миллиардов франков контрибуции. Немецким войскам разрешалось вступить в западные районы Парижа и находиться там до ратификации договора французским Национальным собранием. Северная Франция должна была оставаться под немецкой оккупацией до полной выплаты контрибуции.
Опасаясь возмущения парижан, Жюль Фавр убеждал Бисмарка отказаться от оккупации столицы, ибо париж-
32
скис рабочие могут сжечь ее. Но Бисмарк настоял на своем. «Я не желаю подвергать себя риску,-— заявил он, — встретить на своей земле какого-нибудь инвалида с оторванной погон или рукой, который, указывая на меня, скажет своему товарищу: «Видишь этого типа, это он помешал мне вступить в Париж»» 20.
Франции был навязан тяжелый и унизительный договор. Бисмарк имел все основания быть довольным. «Мой маленький друг Тьер,— писал оп своей жене,— очень остроумен, очень любезен, по совершенно неспособен вести дипломатические переговоры... Вчера мы наконец подписали договор и получили больше, нежели я мог рассчитывать» .
При обсуждении договора в Национальном собрании против его условий выступили некоторые депутаты-республиканцы и представители аннексируемых провинций. Их выступления сопровождались обструкцией со стороны реакционеров. Договор был поспешно поставлен на голосование и ратифицирован большинством в 547 голосов против 107 2i. После голосования депутаты от Эльзаса и Лотарингии в знак протеста демонстративно покинули Собрание. Потрясенный мэр Страсбурга Кюсс в тот же вечер скончался от сердечного приступа. Друг Клемансо Артюр Ран к и еще несколько левых республиканцев отказались от депутатских мандатов.
«В этот час Париж пригвожден к кресту и истекает кровью,— говорил Виктор Гюго.— И вот... этот город, величавый, как Рим, и стойкий, как Спарта, город, который пруссаки могут осквернить, но которым они не сумели овладеть, — этот священный город, Париж, дал нам... наказ — голосовать против расчленения родины... Париж готов скорее пойти на смерть, чем допустить бесчестие Франции» 2. Правые депутаты прерывали выступления Гюго злобными выкриками и оскорблениями. Монархист и клерикал виконт де Лоржериль позволил себе сказать о первом поэте Франции: «Собрание отказывается слушать г-на Виктора Гюго, ибо он говорит не по-французски». В ответ Гюго вручил председателю Собрания Жюлю Греви следующее письмо: «Три педели назад Собрание отказалось выслушать Гарибальди; сегодня оно отказывается выслушать меня. Этого с меня достаточно. Я заявляю о своей отставке» 23.
Клемансо был в числе 107 депутатов, голосовавших против мирного договора; он подписал и обращение к депу
Д. II. Ппицкер — 612
33
татам аннексируемых департаментов: «Как и вы, мы заранее объявляем не имеющим законной силы любой акт или договор, любое голосование или плебисцит, в результате которого будет уступлена какая-либо часть Эльзаса и Лотарингии» 24. Но, странное дело, обычно столь нетерпимый и прекрасно умеющий отстаивать свои убеждения, он даже не поднялся на трибуну и не последовал примеру ушедших в отставку депутатов *. «Я не отказался от своего мандата,— объяснял Клемансо много лет спустя,— потому что хотел примирить конфликтующих и сохранить мост через пропасть, разделяющую бездушных капитулянтов и гневное, доведенное до отчаяния население оскорбленного Парижа» 25.
Опасаясь восстания парижских рабочих, правительство рекомендовало мэрам столичных округов немедленно отправиться в Париж для поддержания порядка. Клемансо выполнил это предписание и опубликовал воззвание к жителям Монмартра. «Если среди вас есть люди,— писал оп,— которые по-прежнему считают своим долгом умереть самим и похоронить под развалинами города женщин и детей, то пусть опи подумают о безнадежности подобной безрассудной борьбы, пусть подумают прежде всего о Республике. Только Республика в состоянии покончить с нашими бедствиями и отомстить за них... Доверие, оказанное нам избирателями, обязывает нас предостеречь жителей Монмартра от губительных подстрекательств. Граждане, от вашего спокойствия зависит спасение Франции и Республики» 26.
Документ этот очень важен для понимания позиции Клемансо. Считая теперь главной опасностью народное выступление, он стремится во что бы то ни стало его предотвратить и советует рабочим положиться на республику. Но что подразумевается под словом «республика»? Кто ее воплощал, по крайней мере в тот момент? Ответ мог быть только один: правительство Тьера. Клемансо не разделял политических взглядов главы исполнительной власти, но Тьер был для него предпочтительнее рабочей Коммуны.
5 марта па совещании мэров парижских округов министр внутренних дел Эрнест Пикар заявил, что правительство решило покончить с очагом мятежа, зреющего в рабочих кварталах столицы. Командующим национальной гвар-
* Клемансо выступил в Собрании один раз, да и то несерьезно: он предложил в знак осуждения династии Бонапартов отделить от Франции их родину — остров Корсику.
34
дней*! департамента Cena назначен генерал д’Орель де Паладин, человек энергичный и беспощадный. На него возложена миссия обуздать национальную гвардию Парижа, < остоящую почти исключительно из рабочих и ремесленников (большинство буржуазных батальонов после подписания перемирия распалось). В помощь д’Орелю из провинции срочно перебрасываются регулярные войска, на их проезд через нейтральную зону получено разрешение Бисмарка. Ближайшая задача, сказал Пикар в заключение, отобрать пушки, захваченные национальной гвардией.
Речь шла о пушках (их было более трехсот), отлитых во время осады Парижа на средства, собранные населением города. После подписания перемирия командование сняло эти орудия с позиций и поместило в артиллерийские парки, расположенные в западной части столицы. В конце февраля, когда стало известно, что туда вступят немецкие войска, в рабочих кварталах прозвучал клич: «Правительство хочет отдать пруссакам пушки, но они принадлежат нам, за них заплатили мы!» 27 Толпа ворвалась в артиллерийские парки, национальные гвардейцы впряглись в лафеты орудии, с пением «Марсельезы» протащили их через весь город и установили на холмах Монмартра и Бельвиля. В 18-м округе на огромном пустыре, где теперь возвышается собор Сакре-Кёр, поставили свыше 170 орудий, и национальная гвардия взяла их под строгую охрану. Эти-то пушки и решило отобрать правительство.
Сообщение Пикара вызвало у мэров различную реакцию. Мэр 4-го округа предложил начать умиротворение Парижа с ареста членов недавно созданного Центрального комитета республиканской федерации национальной гвардии, значительно более радикального, чем Центральный комитет двадцати округов. Клемансо же предложил свой пиан. Оп согласился с тем, что орудия следует забрать. «Сами национальные гвардейцы уже не видят смысла держать при себе эти бесполезные пушки и будут рады от них избавиться, но нельзя применять насилие. Мягкостью к i.i всего добьетесь» 28,— утверждал оп и обещал уговорить руководителей национальной гвардии Монмартра сдать пушки в артиллерийский парк, который будет охраняться пинчере що батальонами национальной гвардии. Это соз-пна* у гвардейцев уверенность, что пушки не попадут в р\ ки оккупантов и не будут обращены против рабочих Парижа. Начальником артиллерийского парка Клемап-ео предложил назначить участника баррикадных боев р
35
против бонапартистского переворота в декабре 185'1 года полковника национальной гвардии Шельшера, пользовавшегося большим авторитетом.
Как мы видим, Клемансо по осудил заговора против парижских рабочих, а предложил такую тактику, которая, по его мнению, могла быстро и безболезненно привести к достижению намеченной правительством цели — отобрать у национальной гвардии пушки.
Пикар разрешил начать переговоры, и Клемансо стал убеждать командиров национальной гвардии Монмартра сдать пушки. 10 марта он сообщил властям, что 61-й батальон, несущий охрану пушек, готов их отдать 29. Вот как описывает события этого дня командующий Парижским гарнизоном генерал Винуа: «В тот же день (10 марта 1871 года) по инициативе Клемансо, мэра 18-го округа (Монмартр), происходят переговоры с целью вернуть в артиллерийский парк пушки, захваченные мятежниками и установленные на Монмартрском холме. Клемансо... выразил надежду, что, пользуясь своим авторитетом (который оп, к сожалению, преувеличивал), сумеет добиться немедленной сдачи орудий... Я отправил на Монмартр упряжки, сопровождаемые безоружными солдатами, что должно было подчеркнуть мирный характер этой операции, приказав им дожидаться на площади Трините результатов добрых услуг Клемансо и, если его усилия увенчаются успехом, увезти как можно больше орудий. Но, как и следовало ожидать, национальные гвардейцы Монмартра отказались отдать пушки» 30.
Среди руководителей национальной гвардии 18-го округа не было единства. Наряду с теми, кто доверял Клемансо, было немало таких, которые считали, что он действует в интересах правительства «национальной измены». Еще меньше доверяли гвардейцы «мирным» намерениям генерала Винуа, пытавшегося два дня назад отобрать пушки силой. Предупрежденный Дерёром, Комитет бдительности 18-го округа, а следом за ним и ЦК национальной гвардии решительно выступили против сдачи орудий.
Клемансо продолжал убеждать руководителей национальной гвардии пересмотреть свое решение, привлек к переговорам полковника Шельшера и 17 марта, как ему казалось, был близок к цели: в этот день начальник артиллерийского парка Монмартра согласился по получении гарантийного письма, подписанного Шельшером и депутатами Национального собрания от Парижа, свезти орудия
и центр города, к Дому инвалидов, при условии, что их п там будут охранять батальоны национальной гвардии 31.
10 марта Национальное собрание отклонило предложение левых республиканцев переехать из Бордо в Париж в приняло рекомендацию главы правительства избрать резиденцией Собрания Версаль. Это решение лишало Париж его положения столицы. В тот же день Собрание приняло декрет об отмене отсрочки платежей по векселям, больно ударивший по мелким собственникам. Национальным гвардейцам перестали платить зарплату — новый удар по неимущим. Военный трибунал, заочно судивший Бланки и Флуранса за участие в восстании 31 октября, приговорил их к смертной казни. Генерал Винуа закрыл шесть популярных революционных газет, выходивших в Париже, запретил издавать новые газеты, объявил Париж на осадном положении. К городу продолжали стягиваться воинские части. Обстановка в Париже была накалена до крайности. Любой, даже самый незначительный повод мог вызвать гражданскую войну между двумя противостоявшими друг другу лагерями.
Приехав в Париж 15 марта, Тьер, не считаясь с возражениями генералов, которые сомневались в благонадежно-стп своих солдат, распорядился разоружить национальную । вардию, арестовать членов ее ЦК и усмирить Париж до 20 марта, когда должно было открыться первое заседание Национального собрания в Версале. Этого настойчиво требовали от Тьера банкиры, чья помощь была необходима правительству для выплаты контрибуции: «Вы должны покончить с этими злодеями и отобрать у них пушки» 32,— говорили они.
1I лан операции, которую возглавил генерал Винуа, 11 предусматривал захват пушек. Начало наступления на Монмартр и Бельвиль было назначено на два часа ночи 18 марта, а к пяти часам утра правительственным войскам надлежало овладеть орудиями.
О предстояще!! операции знали немногие. Несмотря на ю что большинство пушек находилось па территории 18-го округа, Клемансо ничего не сообщили, так как Тьер и дру-। п<’ члены правительства подозревали его в связях с «мя-к он пиками». Подозрения эти возникли давно, в первые педели (‘го пребывания на посту мэра. Префектура парижской полиции получила тогда анонимные письма, в которых сообщалось, что на Монмартре с ведома и согласия Клемансо изготовляются ручные гранаты. Полицейское
37
расследование подтвердило эти сведения, и мэр 18-го округа был вызван к Жюлю Фавру.
—- Да, это правда,— спокойно ответил Клемансо на вопрос министра,— и я ее не скрывал. Гранаты — оружие оборонительное и в уличных сражениях будут очень полезны, их смогут применять даже женщины и дети.
Правительство, однако, не разделяло этих взглядов. Гранаты вывезли, обезвредили и сбросили в Венсепский ров, а Клемансо избежал ареста только благодаря поручительству Этьена Араго. С тех пор в правительственных кругах с недоверием относились к мэру Монмартра, а его позиция во время осады Парижа и голосование против ратификации мирного договора с Германией усилили это недоверие.
Наступил день 18 марта 1871 года, ставший одной из самых памятных дат,— в этот день совершилась первая в мире пролетарская революция. Жорж Клемансо находился 18 марта в центре событий — на Монмартре. О его роли в этих событиях существуют различные версии. Позднее Клемансо держал ответ перед правительственной следственной комиссией. Сохранившиеся документы и свидетельства современников дают возможность воссоздать картину его действий в этот день 3 .
Поздно вечером 17 марта, уверенный, что на следующий день вопрос о пушках будет мирно разрешен, Клемансо улегся спать в здании мэрии. В шестом часу утра его разбудил помощник мэра Симон Дерёр:
— Вы нас предали! Солдаты забирают пушки, — кричал оп.
Мгновенно одевшись, Клемансо побежал к артиллерийскому парку и убедился, что Дерёр говорил правду. Па стене одного из домов оп прочел прокламацию Тьера: «Жители Парижа!.. Похищенные у государства пушки будут возвращены в арсеналы. При осуществлении этого неотложного, справедливого и разумного акта правительство рассчитывает на ваше содействие» 34.
На улицах было тихо, Монмартр еще спал, но холм, на котором стояли пушки, был заполнен солдатами.
Клемансо подбежал к возглавлявшему операцию генералу Леконту.
— Что произошло? Мне было обещано, что силой отбирать орудия не будут. Я решительно протестую,— набросился он на генерала.
— Я выполняю приказ, — парировал Леконт.
38
Если уж вы здесь, то увозите пушки поскорее. Промедление может кончиться плохо!
Жду упряжек. Пока они не прибудут, увозить не па чем.
Итак, Клемансо не возражал против взятия пушек, но считал, что это нужно делать осторожно. Той же точки зрения он придерживался и позднее. «Тьер совершил гнусный поступок,— объяснял он Жану Марте.— Пообещав парижанам оставить им пушки, он затем их забрал, и это было причиной всего... Во-первых, не следовало давать таких обещаний, а во-вторых, нужно было забирать пушки умно. С толпой так пе обращаются» 35.
Повторив совет Леконту — увозить орудия поскорее, Клемансо пошел в караульное помещение национальной гвардии, расположенное неподалеку, на улице Розье, 6. Гам он застал Луизу Мишель — в эту ночь опа была дежурной связной — и узнал, что произошло. Войска подошли к артиллерийским позициям внезапно, в темноте. Пушки охраняли семь часовых. Один из них, по имени Тюрпэн, услышав шаги, крикнул: «Стой! Кто идет?» — и взял оружие наизготовку. В ответ последовали выстрелы. Тюрпэн был тяжело ранен. На помощь часовым прибежали национальные гвардейцы, но их было всего человек двадцать против нескольких сот жандармов и солдат. После короткой схватки национальные гвардейцы оказались в плену, и жандармы доставили их в караульное помещение 36.
Осмотрев Тюрпэна и убедившись, что рана серьезная, Клемансо распорядился достать носилки и отнести умирающего в близлежащий госпиталь, но Леконт категорически запретил его трогать. Он опасался, что при виде раненого национальные гвардейцы поднимут восстание. Тюриэ-на оставили в караульном помещении, и вскоре он скончался.
Около половины восьмого утра Клемансо вернулся в мэрию. Обстановка на Монмартре резко изменилась: на улицах собирались толпы взволнованных людей. При виде Клемансо одни демонстративно отворачивались, другие кричали ему вслед: «Предатель!», «Ренегат!» В мэрии он застал Дерёра, который тоже не скрывал неприязни. Воз-05 ждепие на улице нарастало. Мимо мэрии пробегали люди, среди которых было много женщин и национальных гвардейцев. Солдаты братались с народом. Тревожно звучал набат.
39
Между тем упряжки так и не прибыли. Леконт приказал спускать орудия с холма па руках, но это было делом нелегким и требовало времени. Когда национальные гвардейцы бросились к пушкам, чтобы не позволить их увезти, генерал приказал солдатам 88-го полка открыть огонь, но они перешли на сторону парода, арестовали самого Леконта, офицеров и жандармов и отвели одну группу арестованных в здание танцевального павильона Шато-Руж, а другую — в мэрию. Задуманная Тьером операция провалилась — пушки остались в руках национальной гвардии.
Когда в мэрию привели арестованных, Клемансо не па шутку встревожился. Как поступить? Отпустить арестованных значило подтвердить подозрения жителей и окончательно лишиться их доверия; посадить их в тюрьму значило серьезно скомпрометировать себя в глазах властей. Впрочем, выбора не было: парод пи за что не позволил бы освободить виновников провокации, убийц Тюрпэна. Клемансо запер арестованных в одной из комнат мэрии и установил надежную охрану. Узнав, что Леконт тоже попал в руки повстанцев, он побежал в Шато-Руж, приказал страже, которую возглавлял перешедший па сторону восставших капитан Симон-Майер, никого к заключенным не допускать и вернулся в мэрию.
Дело принимало опасный для правительства оборот: назревало народное восстание. Клемансо полагал, что предотвратить его могли только немедленные уступки Тьера — отказ от попыток овладеть пушками, смещение генералов Винуа и д’Ореля, предоставление национальным гвардейцам права избрать своего главнокомандующего. Не решаясь надолго покинуть мэрию, Клемансо попросил депутатов Национального собрания Локруа и Ланглуа отправиться к главе правительства и высказать ему эти предложения, но Тьер категорически отказался пойти па какие-либо уступки. Клемансо не оставалось ничего иного, как терпеливо ждать развития событий.
Около пяти часов дня в кабинет мэра вбежал Симон-Майер и сообщил: национальные гвардейцы опознали па площади Пигаль одетого в гражданское платье генерала Клемана Тома, арестовали его, привели в Шато-Руж, а затем увели всех заключенных, включая и Леконта, на улицу Розье. Их дальнейшая судьба неизвестна *.
* Генерал Клеман Тома был одним из самых свирепых усмирителей июньского восстания 1848 года в Париже. С начала ноября 1870 до
40
Сорвавшись с места и па бегу надевая трехцветный ni.ip<I>, Клемансо помчался на улицу Розье. Оп бежал, .1 вслед ему неслись гневные возгласы: «Предатель! Смерть Клемансо!» Оказавшийся рядом член Комитета бдительно-CHI 18 го округа Сабурди рассказывал, что спас мэра от гибели, встав под направленное па пего ружье и закричав: <<Что выделаете? Вы собираетесь убить Клемансо, истинного республиканца?» 37 На улице Розье Клемансо убедился: Тома и Леконт расстреляны.
Позднее противники Клемансо в правительственных I! армейских кругах обвиняли его в пособничестве убийцам или, по крайней мере, в преступном пренебрежении своими обязанностями. Упреки эти лишены оснований: Клемансо ничего не мог сделать.
Расстрел Тома и Леконта использовался врагами Парижской коммуны как одно из главных доказательств жестокости повстанцев. Виновниками расстрела объявляли Комитет бдительности 18-го округа и ЦК национальной I вардии. Па самом деле никто не отдавал приказа расстрела гь генералов, их убили в пылу гнева солдаты, которых Леконт незадолго до этого пытался заставить стрелять в женщин и детей Монмартра. «Убийцами генералов были восставшие солдаты 88-го линейного полка» 38, — пишет буржуазный историк Шастене, подтверждая слова Маркса: «Центральный комитет и парижские рабочие были так же виноваты в смерти Клемана Тома и Леконта, как принцесса Уэльская в гибели людей, раздавленных в толпе при въезде <*(' в Лондон» 39. Что же касается Комитета бдительности 18-го округа, то он, как показали на следствии многие очевидцы, пытался предотвратить самосуд над генералами, а позднее, когда Клемансо обратился с просьбой освободить содержащихся в здании мэрии заключенных, дал на это < дикцию, и ночью около пятидесяти офицеров и жандармов 111,1.11 it освобождены.
Исторический день 18 марта шел к концу. Неотлучно находясь на Монмартре, Клемансо не знал, какие гранди-о ан,к' события произошли в этот день. Восставшие рабочие мня ih стратегические центры и правительственные здания. Тьер и его министры бежали в Версаль. К сожалению, нм удалось увести с собой и армию. Власть в столице пе-I «апла в руки ЦК национальной гвардии — «первого в । он цн февраля 1871 года, будучи командующим национальной гинрдпен департамента Сена, он вновь вызвал ненависть парижан • и и и жестокостью.
41
истории пролетарского правительства, опиравшегося на вооруженный парод» 40. Пролетарская революция совершилась. Над ратушей; в которую въехал ЦК национальной гвардии, развевался красный флаг.
19 марта оставшиеся в Париже мэры столичных округов и депутаты Национального собрания от департамента Сена вступили в переговоры с ЦК национальной гвардии. Мэры стремились не допустить создания в Париже самоуправляющейся революционной Коммуны, посягающей на прерогативы правительства. Когда представители ЦК заявили о своем намерении провести 22 марта выборы в Коммуну, большинство мэров и депутатов настаивали на том, чтобы выборы проводились позднее и обязательно с санкции Национального собрания.
Дискуссия приняла резкий характер. «Мы слишком долго стонали под игом навязанных нам провинцией законов, чтобы стремиться диктовать ей свои, но мы не желаем подчиняться плебисцитам деревенщины» 41*,— заявил один из членов ЦК. Выступавший от имени мэров и депутатов Клемансо признал законность требований Парижа, осудил действия правительства, вызвавшего конфликт, по по-прежнему отрицал право столицы на восстание; ЦК должен выехать из ратуши, временно передать ее мэрам и депутатам, которые будут защищать интересы Парижа й Собрании и изложат там требования ЦК 42, заявил он. Но представители ЦК категорически отвергли эти предложения: они прекрасно знали, чего может ожидать революционный Париж от Тьера и Собрания. Переговоры зашли в туник.
20 марта на заседании Национального собрания Клемансо от имени семнадцати парижских депутатов (остальные его не поддержали) внес проект резолюции, одобряющей проведение выборов парижского муниципалитета и командиров национальной гвардии, а также отсрочку платежей по векселям. В тот же день мэры, стремясь остановить революцию, вывесили на улицах Парижа патетический призыв к населению и национальной гвардии: «Наши разбитые сердца обращаются к вашим: пусть вновь соединятся в пожатии наши руки, подобно тому как они соединились в многострадальные и славные дни осады!.. В ожидании законных выборов... долг настоящего гражданина —
* «Деревенщиной» парижские революционеры называли реакционное бельгш!И«2тво депутатов Национального собрания, состоявшее из захолустных помещики и.
42
44 не внимать призывам лиц, не имеющих никаких прав» . Нго был намек на «незаконность» власти ЦК национальной । вардпи.
Обсуждение предложений Клемансо в Национальном < обрапии началось 21 марта. Как и предполагал ЦК национальной гвардии, Тьер и реакционное большинство Собрания не пожелали пойти пи па какие уступки, что привело Клемансо в бешенство. Неужели эти твердолобые не понимают, что он отстаивает их же интересы? Один из депутатов <>т департамента Сена сказал: «Правительство бросило Париж на произвол судьбы...», а Клемансо крикнул с места: «После тщетной попытки учинить над Парижем насилие!» — «Вы называете исполнение закона насилием! — возмутился Жюль Фавр.— Извольте выбирать выра-44 женил»
Клемансо несколько раз поднимался на трибуну, его прерывали, он продолжал говорить до хрипоты. Его логика ясна: либо правительство займет по отношению к парижскому населению примирительную позицию,, либо примет па себя тяжелую ответственность за неминуемую гражданскую войну; если в столице не будет избрана законная администрация, власть перейдет в руки ЦК национальной гвардии. Тьер не желал слушать никаких аргументов. «Раз Париж терпит господство нескольких негодяев, не обращаясь к нам с просьбой вырвать его из их мерзких рук, то я говорю Парижу, что он сам дал нам право предпочесть Францию ее столице» 45,— угрожающим тоном произнес глава правительства под бурю аплодисментов «деревенщины». )ю — язык войны. Тьер уже сделал выбор: он готовил кровавую расправу над парижскими рабочими. 22 марта Национальное собрание отклонило предложения мэров.
Очевидно, что народу Парижа не приходилось надеяться па Собрание, оп мог рассчитывать только па самого себя. Понимая, что мэры парижских округов тоже враги, ЦК национальной гвардии принял решение отстранить их от IP л ж пости. В числе отстраненных был и Клемансо. В ответ он опубликовал 22 марта резкий протест:
«Граждане! Сегодня в полдень в мэрию 18-го округа порвалась группа вооруженных людей. Офицер Национальной гвардии осмелился потребовать, чтобы мэр и его помощники передали мэрию делегату Центрального коми-к'га Национальной гвардии.
Мэр и его помощники, па которых были надеты эмблема муниципальной власти, в присутствии всех^служащих
43
мэрии приказали начальнику караула изгнать вторгшихся в помещение лиц. Однако тот, посоветовавшись со своим разводящим, отказался выполнять приказ и поддержал нарушителей закона. Возглавлявший вторжение офицер объявил мэра и двух его помощников арестованными, после чего они были поставлены между двумя рядами национальных гвардейцев и отведены в караульное помещение. Через несколько минут выборному мэру и его помощникам сообщили, что они свободны.
Граждане, мы всем сердцем стремимся избежать конфликта, губительные последствия которого вызывают у нас глубокую тревогу. Вот почему мы уступаем силе, не применяя силы в ответ. Но мы во всеуслышание протестуем против посягательства на свободно избранных должностных лиц республики, в котором повинна Национальная гвардия 18-го округа, и доводим до всеобщего сведения, что °	46
мы исполнили свои долг» .
Один из помощников Клемансо, Дерёр, этого воззвания не подписал, он твердо стоял на стороне ЦК.
В ночь на 23 марта состоялась последняя встреча смещенных мэров с представителями ЦК национальной гвардии. Продемонстрировав свое стремление предотвратить окончательный разрыв, представители ЦК согласились отсрочить выборы в Парижскую коммуну до 26 марта. Когда же выяснилось, что Национальное собрание отказалось санкционировать эту дату и потребовало перенести выборы на апрель, ЦК решил прервать переговоры и проводить выборы в назначенный срок. «Нас слишком часто обманывали, чтобы мы допустили новый обман, — говорилось в обращении ЦК.— Левая рука обязательно отберет то, что дала правая, и народ, снова оттесненный, в очередной раз станет жертвой лжи и предательства» 47.
Среди мэров возникали споры — участвовать в назначенных ЦК выборах в Коммуну или нет. Семь мэров из двадцати, в том числе и Клемансо, выставили свои кандидатуры в Коммуну и опубликовали обращение, призывающее парижан избрать людей, способных предотвратить кровопролитие и обеспечить мир многострадальному Парижу и всей стране.
В 18-м округе в выборах 26 марта участвовали 17 443 избирателя. Наибольшее число голосов (14 953) получил Огюст Бланки (его в Париже не было: приговоренный к смертной казни, он скрывался на юге Франции, но 17 марта был схвачен близ Кагора и теперь опять сидел
44
в тюрьме). За Симона Дерёра отдали голоса 14 661 человек. Клемансо потерпел сокрушительное поражение: за него было подано всего 752 голоса 4 .
Гак от Клемансо отреклись оба лагеря, которые оп юспрпнципно пытался примирить: его отвергли и революционный Париж, и реакционный Версаль. И для тех, и для других оп — враг. На следующий день после выборов в Коммуну он написал председателю Национального собрания: «Убежденный в том, что дальнейшее пребывание в Национальном собрании не дает мне возможности быть-полезным стране, имею честь довести до вашего сведения о моей отставке из числа членов этого Собрания» 4}. В тот же день он осЬициально подал в отставку и с поста мэра 18-го округа .
В начале апреля левобуржуазные примиренцы из числа бывших мэров создали Лигу республиканского союза в защиту прав Парижа. Клемансо вместе с Локруа, Лафопом, Флокс и некоторыми другими вошел в ее состав. Лига добивалась окончания гражданской войны па основе программы из трех пунктов:
1.	Безоговорочное признание республиканского строя.
2.	Признание права Парижа на широкое самоуправление.
3.	Предоставление национальной гвардии, состоящей из всех способных носить оружие парижан, исключительного права на оборону столицы и охрану общественного порядка 51.
Эта новая попытка примирить непримиримых была обречена на неудачу. Лига представила свою программу на рассмотрение правительства и Парижской коммуны, но Коммуна, понимая, что ее авторы хотят ликвидировать пролетарскую власть, отказалась рассматривать программу, а Тьер не принял ее условий. Более того, враждующие стороны объявили, что впредь будут считать примиренческие акции предательством. Тьер отдал приказ арестовать руководителей Лиги.
До начала мая Клемансо оставался в Париже, по никакой активности не проявлял. Став, по его собственному выражению, «коммивояжером примирения», он выехал 10 мая на съезд сторонников примирения, который должен был состояться в Бордо. Пересекать линию фронта было опасно: к этому моменту солдаты Тьера подошли к городской черте, поэтому он взял паспорт у своего друга американца. «Я сел в поезд и доехал до Сеп-Дени, где находились
45
версальцы *. Там меня стал допрашивать какой-то тип. Я отвечал по-английски, врал напропалую, прикидывался веселым простаком. В конце концов ему это надоело, и оп меня отпустил» 52.
Клемансо уехал из Парижа вовремя. Через несколько дней после его отъезда один из жителей 18-го округа принял попавшегося ему навстречу прохожего за бывшего мэра, который, как говорили, продался версальцам. Национальные гвардейцы схватили прохожего и повели на допрос, по он «прикидывался» иностранцем, не говорящим по-французски, и в ответ па все вопросы повторял слово «Бразилия». Чтобы его разоблачить, пригласили офицера, знавшего испанский язык. Когда же арестованный пе понял и его, возмущенный офицер воскликнул:
— Ах ты, негодяй, ты — бразилец и не знаешь испанского? Конечно же, это Клемансо. Расстрелять его!
Подоспевший бразильский консул объяснил, что в Бразилии говорят нс по-испански, а по-португальски, и спас своего соотечественника 53.
Между тем настоящий Клемансо, прибыв в Бордо, узнал, что съезд сторонников примирения нс состоится: Тьер его запретил. Четырех делегатов Лиги арестовали, а Клемансо удалось благополучно добраться до Парижа, куда оп прибыл 21 мая 1871 года, в тот самый день, когда войска Тьера ворвались в город и на улицах столицы шло кровавое сражение. «Проникнуть в город я пе смог,— писал он.— Битва только что началась, и пруссаки по договоренности с версальцами не позволяли никому пи входить в город, ни выходить оттуда. На всех улицах, ведущих к выездам из Парижа, были возведены баррикады. Я несколько раз подходил к укреплениям на близкое расстояние, но пройти не смог. Мне не оставалось ничего иного, как отправиться к родным, что я и сделал» 54. 26 мая Клемансо приехал в Вандею и, опасаясь преследований, инкогнито жил у отца в Обрэ.
Как выяснилось позднее, основания для беспокойства у Клемансо были. Его секретарь Марте обнаружил в архиве полиции два письма. Первое, анонимное, датированное 14 июня 1871 года, было адресовано в министерство внутренних дел: «Сторонник порядка предупреждает господина
* Версальцами называли тогда солдат и сторонников Тьера, которые всеми способами, включая и военные действия, вели борьбу против Пари жской ком му н ы.
46
министра, что федерат* Клемансо, бывший мэр Парижа, направленный в Бордо, чтобы поднять в этом городе восстание, скрывается в Вандее у своего отца... Днем он из дома не выходит; законные власти ничего не знают о его местопребывании, но он там, и его можно взять в любой момент. Все жители были бы рады, если бы его арестовали; они ненавидят красных, особенно таких опасных, как их главарь Клемансо... Пусть же свершится правосудие!»
Министерство внутренних дел поручило префекту Вандеи проверить факты. 19 июня префект отправил в Париж ответное послание: «Факт, о котором говорится в анонимном письме, подтвердился. Этот человек действительно находится у своих родителей близ Сант-Эрмин; все соседи настолько враждебно к нему относятся, что он не осмеливается выходить из дома **. Его политические взгляды весьма левые, ио, насколько мне известно, он не связан с Коммуной». Правительство довольствовалось этим ответом, и дело было прекращено 55.
Клемансо тяжело переживал и свой личный крах, и трагедию Франции. Подлинного смысла Парижской коммуны он понять пе смог. «Это было одно из самых безумных безумств за всю историю. Люди убивали, бросались под нули, давали себя убивать, проявляли подчас подлинное величие духа, не зная, во имя чего» 56,— утверждал он.
Непонятной осталась для Клемансо и враждебность коммунаров к нему лично. Он был убежден, что его позиция, продиктованная стремлением обеспечить благо Парижа и всей страны, была безупречна, что он, чуждый партийным страстям, был в равной степени далек от обоих полюсов — Коммуны и правительства. На самом же деле он был враждебен Коммуне по существу, ибо не хотел и не мог примириться с самой идеей пролетарской власти, а с правительством расходился лишь в вопросах тактики — как предотвратить народное восстание.
Это признают и некоторые буржуазные историки. «Бройль, Тьер, Гамбетта, Клемансо, па первый взгляд антиподы,— пишет Эрланже,— были солидарны в самом существенном, точно так же, как когда-то граф д’Арманьяк и герцог Бургундский, Колиньи и Гиз. И только много позднее на арену выйдет совсем иная семья французов, которая промелькнула во время Коммуны» 57.
*	Федератами называли себя парижские коммунары.
*	* Это — преувеличение. Из записной книжки Клемансо явствует, что 3, 5, 6, 10, 11 и 12 июня, например, оп выезжал к больным Вандеи.
47
Мысль верная. Различные группировки господствующих классов постоянно вели между собой борьбу за власть, приобретавшую иногда очень ожесточенный характер. Эр-ланже приводит два исторических примера: длительную вооруженную борьбу между крупными феодалами Армань-яками и Бургиньонами в начале XV века и войну между протестантами, возглавляемыми адмиралом Колиньи, и католиками, чьим вождем был герцог Гиз, в XVI веке. Несмотря на взаимную ненависть участников борьбы, несмотря на то что большинство из них было физически уничтожено, «речь шла об одной семье, членов которой разделяла глубокая вражда, но вместе с тем объединяла приверженность определенным незыблемым принципам», — продолжает Эрла иже.
В конце XIX века мы наблюдаем новый вариант той же борьбы внутри господствующих классов. Монархист герцог Бройль, глава версальцев Тьер, Клемансо ненавидели друг друг^ по оставались членами единой семьи эксплуататоров и, когда над нею нависла опасность, объединились для общей борьбы против тех, кого Эрланже называет «иной семьей французов», с противоположными устремлениями и принципами. Этой «иной семьей» был рабочий класс, коммунары.
Это, разумеется, не означает, что между Тьером и Клемансо не было различий. Клемансо возмущался зверствами версальцев и восторгался мужеством коммунаров. «Вер-сальцы,— рассказывал он Жану Марте, — расстреляли на ступенях Пантеона депутата Мильера *. Сначала они пытались заставить его встать на колени и просить прощения, но он отказался. Он сказал им: «Вы можете меня убить. Убейте меня. Но вам не удастся меня унизить». Шесть дней они расстреливали ради удовольствия, просто так, кого попало.., Все зависело от привратников. Привратника спрашивали: «У вас тут пет коммунаров?» Тот отвечал: «Нет... Ах, постойте, там есть один тип, у него и впрямь рожа поджигателя». Этого человека вытаскивали, и хлоп! Я не могу забыть одну смелую женщину — моего давнишнего друга Луизу Мишель. Перед версальцами опа держалась восхитительно. Она им сказала: «Не думайте только, что я вас боюсь. Нет, я вас презираю! Вы бандиты, убийцы! И я вам это прямо говорю! Убивайте же меня!..» Но они ее боялись, черт возьми!» 58
* Жан Батист Мильер — адвокат и журналист, активный участник революций 1848, 1870 годов и Парижской коммуны.
48
События 1870—1871 годов сыграли большую роль в формировании политических взглядов Клемансо. Во-первых, будучи ярым националистом, оп не мог примириться с поражением Франции и поставил перед собой задачу во что бы то ни стало добиваться возвращения Эльзаса и Лотарингии. Во-вторых, его смертельно напугало восстание рабочих Парижа. Убедившись, что пролетариат вступил в ожесточенную борьбу за политическую власть, он считал первостепенным делом не допустить повторения подобных событий. В-третьих, оп понял, что люди, пришедшие к власти после революции 4 сентября 1870 года, не в состоянии решить пи первую, ни вторую задачу, что своей близорукой политикой они приведут Францию к катастрофе. Поэтому оп повел против них решительную борьбу, полагая, что только он сам и его единомышленники могут предложить и осуществить правильный курс в интересах господствующих при капитализме классов.
4 Д. П. Прпцкср — 612
3
«НИЗВЕРГАТЕЛЬ МИНИСТЕРСТВ»
Низвергая одно за другим целый ряд министерств, я считал, что провожу полезную политику, надеялся, что в конце концов появится что-то лучшее. Однако каждый раз под новой этикеткой возрождалось то же самое, и фактически я все время боролся против одного и того же правительства. 1
В двадцатых числах июня 1871 года, когда в Париже продолжалась беспощадная расправа с коммунарами (за несколько недель было убито свыше 20 тысяч человек), Клемансо возвратился в столицу. Он снял квартиру в 18-м округе, где еще недавно был мэром, повесил у дверей табличку «Жорж Клемансо, доктор медицины» и стал принимать больных. Их было более чвхм достаточно в те страшные дни. Многие стремились укрыться от репрессий в лазаретах, и Клемансо раздавал им направления па лечение.
Было бы наивностью предположить, что, хлебнув горького опыта, оп довольствуется теперь одной врачебной практикой. Бойцовский темперамент, неуемное честолюбие, самоуверенность, желание сделать карьеру — все это исключало возможность его отказа от политической деятельности. Приходилось начинать все сначала, но иного выхода не было, и Клемансо отдавал себе в этом отчет, в особенности после того, как попытал счастья на дополнительных выборах в Национальное собрание, но избран не был.
Неудача не обескуражила его. Еще в апреле 1871 года Национальное собрание приняло закон, разрешавший Парижу избрать муниципальный совет в составе 80 человек, по 4 представителя от каждого округа. Совет был подчинен назначаемому правительством префекту департамента Сена, который распоряжался финансами столицы и фактически выполнял функции мэра. Охрана общественного порядка находилась в ведении префекта полиции, а совет был лишь совещательным органом.
В конце июля 1871 года были назначены выборы муниципального совета, и Клемансо выдвинул свою кандидатуру. Он получил всего 1659 голосов 2; в обычное время
50
этого числа голосов нс хватило бы для избрания, по сейчас, когда большинство терроризированного населения Монмартра уклонилось от участия в выборах, Клемансо оказался в числе избранных. Так оп стал муниципальным советником Парижа от квартала Клиньянкур 18-го округа.
Сфера его деятельности была далека от большой политики: он занимался вопросами здравоохранения и народного образования, выдвигал проекты улучшения водоснабжения и канализации, требовал строительства новых больниц, открытия муниципальных продовольственных магазинов, торгующих по твердым цепам. И хотя большинство этих проектов осталось па бумаге, их автор вновь завоевал репутацию защитника обездоленных.
Муниципальная деятельность поглощала много времени, поэтому врачебной практикой Клемансо занимался теперь только два дня в неделю. Небольшая квартира на улице Труа Фрер, где он жил, была переполнена посетителями и в дни муниципального, и в дни врачебного приема.
Общение с народом и посещения больных на дому позволили Клемансо собственными глазами увидеть, в каких ужасных условиях живут монмартрские пролетарии. «Их удел — зловонные кельи, невероятная скученность, антисанитария» 3,— писал он. Чуть ли не в каждой рабочей семье оплакивали убитых, арестованных или высланных кормильцев, а 22 военных трибунала продолжали выносить обвинительные приговоры. В ноябре 1871 года Клемансо был вызван как свидетель в трибунал. Власти сами повинны в том, что допустили восстание 18 марта, а участники Коммуны исходили из патриотических побуждений: не хотели капитуляции и отстаивали свое право сражаться с врагами Франции, заявил он. Когда же майор Пуссарг, один из тех, кого коммунары задержали 18 марта вместе с'генералом Леконтом, назвал «подозрительным» поведение мэра 18-го округа в тот памятный день, Клемансо вызвал его на дуэль, закончившуюся ранением Пуссарга.
Занимаясь муниципальными делами, Клемансо внимательно следил за развитием политической обстановки. Хотя । сентября 1870 года Франция была объявлена республикой, это решение не было закреплено конституционно, и реакционное большинство Национального собрания не теряло надежды па реставрацию монархии. Между монархистами разгорелись ожесточенные споры по поводу того, кто должен запять престол. Сторонники старшей линии дина-4*
51
стии Бурбонов, легитимисты, настаивали на кандидатуре графа Шамбора, внука короля Карла X, свергнутого революцией 1830 года, а приверженцы младшей линии, орлеанисты, требовали короны для графа Парижского, внука короля Луи-Филиппа, свергнутого революцией 1848 года.
Договориться монархистам не удалось, и 31 августа 1871 года Национальное собрание провозгласило Тьера «президентом Французской республики», ио борьба между сторонниками республики и монархистами продолжалась. Даже крайне консервативный Тьер показался большинству Национального собрания слишком «левым», оно вынудило его уйти в отставку, и в мае 1873 года президентом стал «герой» Седана маршал Мак-Магон, верпоподдаппически служивший всем венценосцам — Карлу X, Луи-Филиппу, Наполеону III и пе скрывавший своей приверженности монархическому строю.
В надежде па чудо, которое позволит воскресить монархию, версальские законодатели прибегали ко всевозможным ухищрениям, стремясь продлить временный режим, отсрочить разработку новой конституции, избежать упоминания слова «республика» в тексте законов. Бывали случаи, когда людей, осмелившихся крикнуть: «Да здравствует республика!», отправляли в полицию.
Однако тянуть время до бесконечности было невозможно. Народ недвусмысленно высказывался за республику, неизменно отдавая свои голоса на дополнительных выборах ее сторонникам. 30 января 1875 года Национальное собрание большинством в один голос (353 против 352) утвердило республиканскую конституцию 4.
Конституция эта представляла собой компромисс между монархистами и республиканцами: учреждался двухпалатный парламент, верхней палате — сенату предоставлялись широкие полномочия, назначенные президентом префекты получили право отменять решения местных органов власти. Тем не менее «утверждение республиканской конституции было косвенной победой парода и шагом вперед в общественном развитии Франции» .
Клемансо! считал конституцию недостаточно демократичной. «Сколько я ни перечитываю статьи основного закона, я нигде не нахожу республики» 6,— сетовал он.
К этому времени положение Клемансо упрочилось: на муниципальных выборах 1874 года оп получил 5980 голосов, в три с половиной раза больше, чем в июле 1871 года, и пошел в гору — стал сначала секретарем, затем вице
52
председателем, а 29 ноября 1875 года — председателем муниципального совета Парижа.
После принятия конституции Национальному собранию не оставалось ничего другого, как объявить о само-роспуске. Выборы в сенат были назначены па 30 января, а в палату депутатов — на 20 февраля 1876 года. Избирательная кампания в палату депутатов проходила бурно. Острая борьба развернулась не только между республиканцами и монархистами, но и внутри республиканского лагеря.
Лидером буржуазных республиканцев был в то время известный адвокат Леон Гамбетта. Еще при Второй империи, в 1869 году, он выдвинул в рабочем квартале Парижа Бельвиле программу коренных преобразований, включавшую установление республики, всеобщее избирательное право, свободу личности, союзов, печати и собраний, выборность всех должностных лиц и их ответственность перед избирателями, отделение церкви от государства, светское и бесплатное начальное образование, упразднение постоянной армии, преобразование налоговой системы и т. д.
Хотя эта программа, вошедшая в историю под названием Бельвильской, не была самой левой (социалисты противопоставили ей свою, которая шла значительно дальше и предусматривала, в частности, национализацию банков, железных дорог, рудников, каналов, транспорта и страховых компаний), рабочие Бельвиля с энтузиазмом ее поддержали.
Во время франко-прусской войны Гамбетта, будучи министром правительства «национальной обороны», в отличие от других министров пытался организовать сопротивление прусским войскам, но после капитуляции устранился от борьбы и уехал в Испанию, где находился до июня 1871 года.
Сопоставляя поведение Тьера и Гамбетты в период Парижской коммуны и после ее поражения, Е. В. Тарле писал: «С одной стороны, Тьер, беспощадный, покрытый кровью старик, у ног которого валяются ежедневно жены и матери и который приказывает их выгонять вон, Тьер, с полным спокойствием выслушивающий о десятках расстрелов до обеда и о десятках после обеда, рвущий просьбы о помиловании, считающий каторгу мягким наказанием; с другой стороны, Гамбетта, в испанской деревенской глуши, вдали от мирских сует предающийся морским
53
купаниям, do! се far niente * и с неповрежденной, дельной репутацией приезжающий потом для славы, почестей, деятельности в буржуазную республику, спасенную чужими
7 руками» .
Вернувшись в Париж, Гамбетта был избран в Национальное собрание и все чаще стал выступать в поддержку Тьефа, которого еще недавно называл «зловещим старцем». Бельвильская программа была забыта, и в многочисленных речах, которые оп произносил во время турне по Франции, Гамбетта, начисто отрицая само существование социальной проблемы, призывал к сближению рабочих и капиталистов.
М Е. Салтыков-Щедрин, живший тогда в Ницце, очень точно охарактеризовал кредо Гамбетты: «Во Франции Гамбетта играет громадную роль — этого одного достаточно для оценки положения,— писал он в 1876 году.— У Гамбетты одна только мысль: чтобы Франция называлась республикой, а что из этого выйдет — едва ли он сам хорошо понимает. Оп буржуа по всем своим принципам... Противно читать здешние газеты (я получаю «KepubL fran^aise» и «Rappel»), все они наполнены криком: тише! не вдруг!.. Республика без идеалов, без страстной идеи — на кой чорт, спрашивается, она нужна. Мы и в России умеем кричать: тише! не вдруг!» 8
В отличие от Гамбетты, сменившего вехи, Клемансо принадлежал к числу немногих республиканцев, провозглашавших свою верность Бельвильской программе. Когда-то Гамбетта называл себя «радикальным республиканцем», теперь так стал именовать себя Клемансо. Перед выборами 1876 года в палату депутатов оп сформулировал свое кредо: республика должна утвердиться не только политически, она должна кардинально решить социальные проблемы в интересах народа. Необходимо пересмотреть конституцию, ликвидировав монархические по своей природе институты — должность президента республики и верхнюю палату — сенат; нужно установитыюдлипную свободу слова, печати, ассоциаций и собраний, провести коренную реформу налоговой системы, отделить церковь от государства, пресечь вредоносную деятельность клерикальных организаций, ввести всеобщее светское бесплатное обучение и обязательную для всех военную службу, расширить права местных органов власти, провозгласить полную амнистию коммунарам, отменить смертную казнь.
* Сладкому безделью (птал).
54
Накануне парламентских выборов 1876 года в республиканском лагере выявились два противостоящих друг другу направления, которые получили названия «оппортунистическое» и «радикальное». Приверженцев Гамбетты стали именовать «оппортунистами». Этот термин впервые употребил вернувшийся из ссылки журналист Анри Рошфор в своей газете «Друа де л’ом» ( «Права человека»). «Во Франции, — писал оп, — существует помимо бонапартистов, легитимистов и орлеанистов четвертая партия — партия оппортунистов, которые объявляют себя сторонниками амнистии (коммунарам.— Д. П.), по оставляют за собой право проголосовать за нее en temps opportun, т. е. «своевременно»». ««Своевременно»,— продолжал Рошфор,— это термин парламентского жаргона, означающий никогда» 9. Слово «оппортунизм» вошло в политический лексикон, перекочевало во многие языки, приобрело более широкое, чем первоначально, значение.
Во Франции же в те времена под оппортунизмом понимали политику буржуазных республиканцев, основанную на беспринципных компромиссах, мелких сделках, кулуарных парламентских интригах. Но мнению Гамбетты, только такая политика могла привести к постепенному осуществлению намеченных республиканцами целей. «Вместо воинствующей, геройской, рыцарской оппозиции, практиковавшейся нашими предшественниками,— говорил он в апреле 1873 года в одной из своих программных речей, — необходима оппозиция законная, конституционная, парламентская, научная, борющаяся за каждую пядь земли, влекущая за собой мирную борьбу партий... Эта политика налагает па нас необходимость делать много уступок, обходов... Осторожность и благоразумие, вот что нам необходимо больше всего. По в особенности нужно уметь распознавать, от чего нам следует воздержаться. Вся политика только в этом и состоит» 1 .
Эта столь четко определенная Гамбеттой политическая линия казалась тогда Клемансо недопустимой. Слово «оппортунизм» символизировало в его глазах низкое торгашество, влекущее за собой коррупцию и сговор с политическими противниками во имя личных интересов. В противовес оппортунистам он провозгласил себя радикалом и так объяснял значение этого слова: «Термин радикал означает, что мы никогда не будем участвовать в грязных и бесчестных комби 1ациях, что мы будем настойчиво отстаивать свою точку зрения, что мы не предадим дело левых, дело
55
народа». «Консервативные республиканцы,—говорил оп во время предвыборной кампании 1876 года,— требуют от республики минимума, а мы — максимума. Мы, республиканцы-радикалы, стоим за республику во имя ее последствий: глубоких и плодотворных реформ, которые опа за собой влечет» 11. Изъясняясь таким образом, Клемансо преследовал давнишнюю цель — привлечь на свою сторону рабочих.
Выборы в палату депутатов принесли победу республиканцам, завоевавшим 362 места из 550. Клемансо прошел триумфально: за него было подано 15 204 голоса 12 — никогда еще ни один кандидат, баллотировавшийся в 18-м округе Парижа, не получал такой массовой поддержки. Вместе с ним в палату было избрано около 30 радикальных республиканцев.
В повой палате образовались четыре республиканские группировки; их етце нельзя было назвать партиями, но они уже имели постоянный состав и признанных лидеров. Это были: «левый центр», состоявший из недавних орлеанистов, которые под влиянием конъюнктуры перекрасились в республиканцев и представляли интересы крупной промышленной и финансовой буржуазии (Тьер, Дюфор); «республиканская левая», отличавшаяся от «левого центра» своей антиклерикальной направленностью (Жюль Ферри) *; «республиканский союз», самая многочисленная и влиятельная фракция республиканцев-оппортунистов, пользовавшаяся поддержкой средней буржуазии (Гамбет-та), и, наконец, мелкобуржуазная «крайне левая» (радикалы), главой которой стал Клемансо.
Несмотря па то что «левый центр» был самой слабой группировкой республиканцев, Мак-Магоп привлек в состав правительства почти исключительно его членов, да еще нескольких незакамуфлированных монархистов. Председателем Совета министров он назначил семидесяти-восьм плотного адвоката Армана Дюфора, ближайшего друга Тьера. Правоверный католик, о котором говорили, что оп всю жизнь читает только две книги — молитвенник и Тацита, Дюфор действовал по директивам Тьера.
Первый раз Клемансо выступил в парламенте 16 мая 1876 года в прениях по предложению Франсуа Распайля декретировать амнистию осужденным коммунарам. Клемансо произнес тогда двухчасовую речь, повторил свою
Эту группировку называли «партией четырех Жюлей»: Ферри, Симона, Фавра и Г реви.
56
оценку причин, вызвавших восстание 18 марта, и выразил понимание позиции коммунаров. Напомнив цифры, свидетельствовавшие о масштабах расправы с рабочими (около 20 тысяч убитых, 50 тысяч арестованных, 14 тысяч приговоренных к ссылке и тюремному заключению, 100 тысяч беженцев из Парижа), Клемансо воскликнул: «Так неужто же они еще пе искупили свою вину?»
Речь Клемансо, поддержанная его немногочисленными единомышленниками, вызвала крайнее раздражение у реакционного большинства палаты. «Не слишком ли терпеливо мы выслушиваем здесь попытку реабилитировать Коммуну?» 13 — прервал оратора один из депутатов. Предложение об 'амнистии было отклонено.
С 16 мая 1876 года началась карьера Клемансо в амплуа парламентского оратора. Тогда же в реакционных кругах за ним утвердилась репутация «красного». Так, историк и философ Ипполит Тэн предупредил Альфонса Доде, что перестанет посещать его дом, если писатель будет при пи-/**	14
мать у сеоя «этого коммунара» .
Первое время Клемансо выступал в парламенте редко. Он пе хотел обнажать противоречий среди республиканцев, так как республика еще не окрепла и опасность контрнаступления монархистов сохранялась.
Вскоре опасения приверженцев республики подтвердились. 16 мая 1877 года президент Мак-Магоп внезапно уволил правительство Дгофора, назначил премьер-министром герцога де Бройля, а так как этот клерикально-монархический кабинет пе мог рассчитывать на поддержку республиканской палаты депутатов, распустил ее. Когда же на выборах новой палаты победу опять одержали республиканцы (так, например, Клемансо был избран рекордным числом голосов — 18 620 из 18 820) 15, Мак-Магон отказался признать результаты голосования и поступить так, как требовал Гамбетта,— «подчиниться или удалиться». Вопреки конституции он сохранил у власти кабинет де Бройля, получивший вотум недоверия новой палаты депутатов, и даже намеревался совершить государственный переворот, заменив республику монархией. Однако в последний момент Мак-Магоп все же не решился пойти на этот шаг: слишком безнадежной была эта авантюра, слишком очевидна была приверженность подавляющего большинства населения республике. К тому же патриоты-республиканцы подняли тревогу. «Все силы монархии... будь она, подобно гидре, о трех головах, не смогут победить
57
республику. Народ, опирающийся на право, — это Геракл, опирающийся па палицу» 16,— заявил Виктор Гюго в сенате.
14 декабря президент скрепя сердце вернул Дюфора на пост главы правительства, и оно получи то доверие палаты. Эти события решили участь Мак-Магона. Его попытка низвергнуть республику, которую оп сам возглавлял, потерпела крах, и ему пришлось уйти в отставку 30 января 1879 года. Президентом избрали республиканца-оппортуниста Жюля Греви. Становление республики завершилось.
Когда Мак-Магоп готовил монархический переворот, республиканцы всех направлений объединились вокруг Гамбетты, который призывал готовиться к вооруженной борьбе и создал для руководства ею тайный Комитет делегатов левых. Секретарем комитета стал Клемансо. Обнаружив впоследствии краткие протокольные записи заседаний комитета, Жан Марте попросил Клемансо рассказать о нем подробнее, и тот со свойственным ему скептицизмом ответил: «В те времена Гамбетта, человек, живший миражами, решил организовать заговор. Он привлек в комитет генерала, которого, если я не ошибаюсь, звали Юнг, и с помощью этого генерала мы с Гамбеттой — я был чем-то вроде его адъютанта — намеревались совершить переворот... Нет надобности рассказывать вам, каким: заговорщиком был Гамбетта,— это было комическое зрелище. Ну а я принял все всерьез... Каждому депутату и сенатору, которого я приводил на заседание, вручался листок бумаги с номером и указаниями, что ему надлежит делать в «великий день». Мы собира тись в кафе в районе улицы Бак. К счастью, Мак-Магон прекратил все это, иначе мы пе избежали бы тюрьмы.
— Что же происходило в комитете? — настаивал Марте.
— Ровным счетом ничего, как во всех комитетах,— отвечал Клемансо.— Там не происходит ничего. Было столько мнений, сколько людей, и никто никого пи в чем пе мог убедить. Каждый говорил для себя и слушал только себя. В общем, чепуха» 17.
21 февраля 1879 года Клемансо вновь выступил в палате с речью об амнистии. Только полная, безоговорочная амнистия может ликвидировать недоверие народа к правительству, успокоить людей. Республика обязана поступить . великодушно, иначе парод не поймет, чем она отличается от монархии. Вы сами, заявил он, обращаясь к депутатам.
58
в свое время были изгнаны и подвергались преследованиям. Как же вы не понимаете, что сегодня в тюрьмах тоже сидят республиканцы? И он привел в пример Огюста Бланки, который из своих 74 лет провел 36 лет в тюрьмах, потому что боролся против монархического строя. «Настало время создать свободное правительство, дать место в стране всем французам, каковы бы ни были их убеждения, установить режим законности. Такое правительство не может ие начать с полной, безоговорочной амнистии. Отложить амнистию — значит отложить свободу» 18, — закончил он под бурные аплодисменты тта левых ска п>ях.
Вскоре Клемансо получил восторженное письмо от Бланки, находившегося в тюрьме Клерво. «Крепко жму ваши руки в момент, когда вы сходите с трибуны 21 февраля, один из лучших ваших дней, день триумфа, который стал днем надежды и для меня... Единодушные вопли реакционной прессы — скорее честь, нежели опасность; они — часть вашего триумфа, самое убедительное его проявление... Но твердости вашей позиции политические противники увидели в вас человека с характером. Не опровергайте же эту репутацию, оставайтесь твердым... Отныне вас рассматривают как лидера левых, и вы не вправе отказаться от этой миссии» 19,— писал «вечный узник».
Канцлер Германской империи Бисмарк, прочитав речь Клемансо, сказал своему ближайшему сотруднику и советнику Гольштейну: «За этим субъектом нужен глаз да глаз. Запросите в Париже сведения о нем». С того же времени и французская контрразведка «Сюртэ женераль» завела на него досье 20.
3 марта 1879 года большинством в 345 голосов против 104 палата вотировала частичную амнистию. Радикальные республиканцы тщетно настаивали на том, чтобы она была полной и всеобщей,— из ссылки было возвращено только 3300 человек из 5500. В июне был амнистирован Бланки, избранный в палату депутатов па дополнительных выборах, но палата отказалась утвердить его депутатский мандат. Всеобщая же амнистия была декретирована лишь в июле 1880 года.
В марте 1879 года Клемапсо выступил с интерпелляцией по поводу засилья бонапартистов в префектуре парижской полиции, возглавляемой поклонником Наполеона III Жиго. Факты, приведенные в речи, вынудили пригревшего бонапартистов министра внутренних дел Марсера немедленно подать в отставку.
59
Тогда же Клемансо заметили в Петербурге, при царском дворе. Как сообщал в Париж французской посол в России Ле Фло И марта 1879 года, в беседе с ним Александр II обещал доброжелательно относиться к Французской республике при условии, что она, «оставаясь консервативной, не будет угрожать жизненным интересам всего общества. Репутация честного и умеренного человека, утвердившаяся за г. Греви и признанная всеми, — продолжал царь, — является гарантией стабильности, которую особенно ценят все государственные деятели России. Что же касается постоянных происков радикалов, то они вызывают большую тревогу, и последняя речь г. Клемансо против г. де Марсера в связи с префектурой полиции произвела гнетущее впечатление» 21
После избрания Жюля Греви президентом газета Гамбетты «Репюблик франсэз» писала: «Со вчерашнего дня мы живем при республике». Клемансо же утверждал, что подлинная республика несовместима с существованием сената и церковных конгрегаций, с привилегиями быстро обогащавшейся крупной буржуазии, с достигшими огромного размаха биржевыми спекуляциями. Теперь он стал выступать чаще, требуя, в частности, обуздания богачей с помощью прогрессивного налога на доходы и наследство.
Когда министр просвещения Жюль Ферри предложил программу улучшения системы народного образования, Клемансо счел ее недостаточной и потребовал введения обязательного светского и бесплатного образования. Ферри не хотел идти так далеко, и Клемансо начал атаку против министра. Разгорелась острая полемика. «Два месяца назад,—говорил Ферри,—господин Клемансо восторженно приветствовал мои проекты, а сегодня... он отзывается о них с презрением. Такие переходы казались бы невероятными, если бы за ними не обнаруживалось стремление штурмом взять власть и устранить всех тех, кто не принадлежит к его секте» 22.
Характерной чертой Третьей республики была крайняя неустойчивость правительственных коалиций и частая смена кабинетов. Так, за 30 лет, с 4 сентября 1870 года до конца XIX столетия, во Франции сменилось 42 кабинета министров 23. 1 аким образом, средняя продолжительность пребывания правительства у власти составляла 8,5 месяца. Эта неустойчивость объяснялась рядом причин: соперничеством буржуазных политиков, традиционной для Франции многопартийностью и наличием в каждой партии борю
60
щихся друг с другом течений и группировок, парламентскими интригами, коррупцией правителей и т. д.— все это типично для стран с многочисленной мелкой буржуазией, каждая группировка которой ведет борьбу за свои корыстные интересы. Большую роль в свержении правительств играли разоблачения парламентских ораторов, в частности Клемансо, чьи язвительные речи нередко обнажали преступные действия или просчеты власть имущих.
Он сам и его апологеты преувеличивали роль Клемансо в низвержении кабинетов, приписывали их падение чуть ли не ему одному — отсюда и его прозвище «низвергатель министерств». Справедливость требует, однако, признать, что он действительно сыграл в этом деле немалую роль. Так, Клемансо способствовал падению кабинета Баддингтона (декабрь 1879 года) и, как мы увидим дальше, ряда других министерств. Его непримиримость вызывала неприязнь депутатов, его острого языка боялись, за ним утвердилась слава зловредного типа, чуть ли не анархиста, который из жажды разрушения и ради красного словца готов подорвать устои общества. А что было бы, если бы его врагам стала известна его переписка с сосланной на Новую Каледонию Луизой Мишель, которая, так же как и Бланки, считала Клемансо способным возглавить борьбу за республику для народа?
15 октября 1879 года Луиза Мишель писала Клемансо: «Эта республика, напялившая маску порядочной женщины на свое лицо проститутки, внушает мне отвращение... Не можете ли Вы во всеуслышание сказать об этом правительстве слова, которые заставят прочувствовать всю его низость? От всего сердца жму Вашу руку — я не меньше, чем прежде, люблю друзей, но предпочла бы видеть всех вас здесь, где находимся мы, а не среди этих идиотов и трусов... Было бы гораздо лучше, если бы Вы стояли во главе революции, а не во главе оппозиции, которая предполагает сохранение существующего» 24.
Чтобы получить доступ к широкой аудитории и иметь возможность излагать свои мысли по актуальным проблемам, Клемансо решил издавать собственную газету. Но где взять деньги? Уговорив отца продать одну из ферм, он получил первоначальный капитал — скромный, но достаточный, чтобы приступить к делу.
Клемансо подобрал редакционный коллектив из своих единомышленников-радикалов; его ближайшими сотрудниками стали талантливый полемист Камиль Пельтан, вид
61
ный литератор и искусствовед Гюстав Жефруа, известный публицист Стефан Пишоп, зять Карла Маркса Шарль Лонге и еще несколько человек. Вспоминая об этом времени, Жефруа писал: «Мы составляли как бы одну семью, всех пас объединял Клемансо. Этот человек, по общему мнению грубый и нетерпимый, был сердечным и благожелательным к близким людям, в частности к нам» 25. Позднее постоянным сотрудником газеты стал Александр Мильеран, чье имя в конце века приобретет печальную известность. «Как-то ко мне явился один адвокат,— рассказывал Клемансо о своей первой встрече с Мильсра-ном.— Вид у него дурацкий и злой. Голова квадратная, глаза близорукие, но с проблесками здравого смысла. Он предложил мне социологическую статью, сумбурную, книжную, компилятивную, в которой я, однако, усмотрел одну мысль строк на двадцать. Я ее взял» 26.
Клемансо дал своей газете название «Жюстис» («Справедливость») . Это главное, чем должна отличаться подлинная республика от монархии, говорил он. Первый номер газеты вышел 16 января 1880 года. Сам Клемансо вначале писал редко: за весь 1880 год он опубликовал девять статей, за 1881 год — только две. Пельтап, мастер карикатуры, посмеивался над журналистскими потугами своего шефа. На одном из его рисунков изображен Клемансо, задумчиво склонившийся над листом бумаги, но с пера стекает только чернильная клякса, ничего больше. Позднее, однако, Клемансо стал главным автором «Жюстис»: за 15 лет, до октября 1897 года, когда газета была закрыта, он опубликовал 688 статей.
Не вмешиваясь в мелочи редакционной жизни, Клемансо определял основные направления деятельности газеты. Чуть ли не каждый вечер он приходил в редакцию, садился за стол и, покуривая сигару, обсуждал с сотрудниками политические новости, давал указания и советы.
«Жюстис» не отличалась богатством и разнообразием идей. Впрочем, Клемансо к этому и пе стремился. Напротив, оп считал нужным ограничиться тремя-четырьмя идеями и, постоянно к ним возврахцаясь, добиваться, чтобы у читателей не возникло сомнений в их справедливости. Главной задачей газеты он считал борьбу со сторонниками Гамбетты и вел с ними незатихавшую полемику. «Жюстис» либо печатала речи своего шефа полностью, либо подробно их излагала, а они неизменно били в одну точку.
«Жюстис» завоевала авторитет в левых кругах. Ее
62
пропагандистская деятельность способствовала усилению влияния радикалов, особенно в Париже, где они стали самой сильной фракцией республиканцев. Борьба между Гамбеттой и Клемансо обострялась. Накануне парламентских выборов 1881 года Гамбетта, выступивший 16 августа перед рабочими парижского округа Бельвиль, был встречен шиканьем и свистом; рабочие но простили ему разрыва с Бельвильской программой 1869 года. Привыкший к успеху в своих аудиториях, Гамбетта вспылил и закричал: «Вы считаете себя пародом Парижа. А знаете ли вы, кто вы такие? Крикуны, илоты, пьяные рабы!» 27
«Жюстис» откликнулась на этот скандал следующей заметкой: «Между декларациями 1869 года и обструкцией 1881 года лежит разорванное и потерявшее силу обязательство. Парод Бельвиля пе изменился. Изменился депутат, который тогда принял на себя торжественное обязательство служить делу демократии, а сегодня объявляет данные им обещания несбыточной утопией» 28.
Во всех своих выступлениях Клемансо, как лидер оппозиции, подвергал беспощадной критике политику правительств. Народ ожидал от республики, говорил он, коренных реформ: свободы печати, собраний и ассоциаций; отделения церкви от государства; изменения конституции; расширения власти муниципалитетов; радикальных преобразований в сфере народного просвещения и многих других. И что же? Годы идут, а все или почти все остается по-старому. Из этого следует вывод: нужны другая респуб-29
лика и другие люди у власти .
Нельзя сказать, что буржуазные республиканцы не сделали ничего полезного: под давлением растущего рабочего движения день взятия Бастилии, 14 июля, был провозглашен национальным праздником, «Марсельеза» стала национальным гимном. Участники Коммуны были в конце концов амнистированы, орден иезуитов распущен, членам церковных конгрегаций запретили преподавать в школах, начальное образование стало обязательным и бесплатным, а среднее — светским, были декларированы свобода печати и собраний, бурными темпами шло строительство железных дорог, развивалась промышленность.
Однако Клемансо считал проведенные реформы недостаточными и обрушивался на буржуазных оппортунистов за их стремление уйти от решения важнейших социальных проблем. «Министерства сменяют друг друга, — говорил он в 1881 году,— а страна не замечает ни малейшего измене-
63
ния в политике. Чем было правительство Баддингтона, как не правительством Дюфора без Дюфора? Чем было правительство Фрейсине, как не правительством Баддингтона без Баддингтона? Что такое, наконец, правительство Ферри, как не правительство Фрейсине без Фрейсине? Что они сделали, для того чтобы их можно было отличить одно от другого?» 30
На парламентских выборах 1881 года Клемансо был избран значительным большинством голосов, одержав победу и над монархистами, и над буржуазными оппортунистами в трех округах — двух в Париже и в Арле. По традиции он принял мандат от Монмартра. Представительство республиканцев в палате резко увеличилось: они получили 457 мест из 557. Среди республиканцев преобладали сторонники Жюля Ферри (168 мест) и Леона Гамбст-ты (204). Радикалы завоевали 46 мест, половину из них — в Париже 31.
После выборов правительство возглавил Гамбетта. Его сторонники заранее назвали этот кабинет «великим», но, увы, ничего великого ему совершить не пришлось. Уступая требованиям большинства республиканцев о пересмотре конституции, Гамбетта внес соответствующий законопроект, по он касался лишь второстепенных вопросов, и в связи с этим Клемансо повел против законопроекта атаку, настаивал на ликвидации поста президента республики («Слишком много власти и слишком мало ответственности»), упразднении сената («Он никого не представляет, не может говорить пи от чьего имени, препятствует волеизъявлению палаты, избранной всеобщим голосованием»), иронизировал по поводу посредственностей, которых Гамбетта привлек в свой кабинет («Он запряг в колесницу государства всех бездельников. Конечно, это хороший способ убрать из оппозиции бездарных людей, но он не придает солидности правительству») 32.
Эти атаки ускорили падение кабинета Гамбетты, который продержался всего два с половиной месяца. 31 декабря 1882 года па сорок пятом году жизни лидер республиканцев-оппортунистов скоропостижно скончался.
Особенно резко выступал Клемансо против колониальной политики правительства Ферри. В начале 80-х годов Франция перешла к активной колониальной экспансии, которую В. И. Лепин объяснял так: «Не случайность, что во Франции как раз особо быстрое развитие финансового капитала, при ослаблении промышленного, вызвало с 80-х
64
годов прошлого века крайнее обострение аннексионистской (колониальной) политики» 33.
Одним из первых объектов экспансии стал Тунис. Могущественные французские финансисты, тесно связанные со стоявшими у власти группировками — «левым центром» и «республиканской левой», имели в Тунисе крупные капиталовложения и, стремясь вытеснить своих конкурентов — итальянцев и англичан, добивались установления французского протектората. Правительство поддерживало эти устремления, но не решалось действовать без санкции держав, Англия же то давала такую санкцию, то отказывалась от своих обещаний.
Неожиданная на первый взгляд поддержка пришла со стороны Бисмарка. В январе 1879 года германский канцлер сказал французскому послу Сен-Валье: «Так что же! Я думаю, что тунисская груша созрела и вам пора ее сорвать... Она испортится или будет украдена другими, если вы надолго оставите ее на дереве» 3 . Бисмарк обязался оказывать поддержку не только французской экспансии в Тунисе, по и другим колониальным захватам.
Правители Франции испытывали некоторую неловкость оттого, что главный враг их страны дает им «карт бланш» в вопросе о Тунисе, и держали переговоры с ним по этому поводу в тайне. Однако многие политические деятели догадывались о них, зная, что вокруг Туниса вьется большая группа финансистов, связанная родственными узами с президентом республики Греви и премьером Ферри, не брезгающая никакими махинациями и опутавшая Тунис паутиной долговых обязательств.
Весной 1881 года Жюль Ферри счел, что обстановка благоприятствует захвату Туниса, искал лишь повода для интервенции и нашел его: пресса развернула пропагандистскую кампанию об угрозе французским подданным в Тунисе и Алжире со стороны воинственного племени круми-ров, и, хотя Анри Рошфор остроумно заметил, что «правительство Ферри охотно заплатило бы 30 тысяч франков тому, кто показал бы ему живого крумира» 35, этой мнимой угрозы оказалось достаточно для вторжения в апреле 1881 года в Тунис. Тунисские войска серьезного сопротивления не оказали, и 12 мая французы заставили бея подписать в городе Бардо кабальный договор, поставивший Тунис под протекторат Франции.
Единственным депутатом, который резко осудил тунисскую операцию и проголосовал против ратификации дого
5 Д. П. Прицкер 612
65
вора в Бардо, был Клемансо. Свою позицию он аргументировал рядом соображений. Во-первых, он считал главной внешнеполитической задачей Франции добиваться возвращения ей Эльзаса и Лотарингии. Из этого не следует, что Клемансо был сторонником немедленной войны с Германией. Он понимал, что Франция не в состоянии ее вести, по, по его мнению, она должна была готовиться к этой неизбежной схватке и ни на минуту не отводить глаз от «голубой линии Вогезов», по которой проходила навязанная в 1871 году новая граница с Германией, крайне неудобная для Франции в стратегическом отношении. Всякое расходование сил и ресурсов на другие цели, в том числе на завоевание колоний, он считал не только недопустимым, но и преступным.
Во-вторых, Клемансо усматривал в политике Бисмарка, поощрявшего колониальную экспансию Франции, хитроумный маневр: отвлечь ее от европейских проблем, заставить французов навсегда забыть об Эльзасе и Лотарингии,, развязать себе руки для проведения аптифранцузской политики в Европе, столкнуть Францию с Италией, которая тоже претендовала на Тунис. Как выяснилось позднее, после опубликования французских дипломатических документов, в беседе с Сеп-Валье 5 января 1879 года канцлер прямо заявил, что «французскому народу... необходимо удовлетворение его честолюбия, и я искренне желаю ему получить такое удовлетворение в бассейне Средиземного моря — естественной зоне французской экспансии» 36.
В колониальных экспедициях Клемансо видел также попытку правительства отвлечь французов от борьбы за социальные реформы и заразить их шовинизмом. Он отвергал лживый тезис о «низших расах», которым должны прийти на помощь цивилизованные нации. «Давайте не будем лицемерно прикрывать насилие словом «цивилизация». Не будем говорить о праве, о долге. Завоевание, которое вы восхваляете, есть просто-напросто злоупотребление силой... ради подчинения народов, измывательств над ними и выжимания соков из колоний в интересах мнимых цивилизаторов» 37,— говорил он.
Осуждая тунисскую операцию, Клемансо 8 ноября 1881 года обвинил Ферри в обмане депутатов, которых он не поставил в известность о своих подлинных намерениях — установить протекторат над Тунисом, в обострении отношений с Италией и, наконец, в сговоре с главным врагом Франции Бисмарком. Клемансо предупреждал, что колони-
66
альные экспедиции очень дорого обойдутся налогоплательщикам, и прямо говорил о продажности некоторых членов правительства, получавших взятки от заинтересованных в захвате Туниса финансистов 38
Палата депутатов одобрила договор в Бардо, но не выразила доверия министерству. 10 ноября 1881 года Ферри вручил президенту Греви заявление об отставке кабинета. С этого времени за лидером радикалов окончательно утвердилось прозвище «низвергателя министерств».
Кабинет Ферри ушел в отставку, но колониальная экспансия Франции продолжалась. Буржуазия нуждалась в рынках сбыта и источниках сырья, она с завистью взирала на растущую Британскую империю и не хотела оказаться обделенной. В 80-х годах французы захватили территорию в Африке, на северном берегу реки Конго, направили войска в западную часть Судана и в бассейн реки Нигер, начали интервенцию на Мадагаскаре, аннексировали остров Таити, с территории ранее завоеванной Кохинхины совершали нападения на Ханой и другие города Индокитая.
Тяжелое финансовое положение Египта заставило его правителя согласиться на фактический контроль Англии и Франции над экономикой и финансами, что вызвало недовольство националистически настроенных офицеров египетской армии. Тогда английское и французское правительства предъявили Египту ультиматум с требованием обуздать националистов, угрожая в противном случае военной интервенцией. Ответом на эту угрозу были многочисленные антианглийские и антифрапцузские выступления. Англия и Франция направили в Александрию военные корабли. 11 июля британская эскадра обстреляла город.
Французский флот от участия в этой бомбардировке уклонился: глава правительства Фрейсине ограничился просьбой к палате депутатов выделить средства для «защиты Суэцкого канала». Многие депутаты, в том числе и Клемансо, выступили против, полагая, что втягивание Франции в египетскую авантюру повлечет за собой ослабление восточной границы и Германия сможет напасть на нее в любой удобный для Бисмарка момент. 417 голосами против 75 просьба правительства была отклонена, и Фрей-°	39
сине пришлось уити в отставку .
В феврале 1883 года к власти вновь пришел Жюль Ферри, и колониальные захваты получили новый импульс. Ферри старался избежать обсуждения своей экспансиейи-5*
67
стекой политики в парламенте и, руководствуясь известной поговоркой «победителя пе судят», ставил общественное мнение перед свершившимися фактами. Когда ему были нужны деньги на колониальные экспедиции, он требовал кредитов на нужды министерства иностранных дел, народного просвещения, военно-морского флота и т. д. Продвижение в Экваториальной Африке и вооруженная интервенция па Мадагаскаре продолжались, французам удалось подчинить Джибути.
Самые крупные операции развернулись в Индокитае. В то время территорию нынешнего Вьетнама занимали онкин со столицей в Ханое, Аннам (Гуэ) и оккупированная французами Кохинхина (Сайгон). Аннам находился юридически под суверенитетом Китая, а Тонкин считался провинцией Аппама. Ферри заверял парламент, что Франция пе претендует на Аннам и Тонкин, а на деле тайком посылал туда подкрепления, и французы медленно, но неуклонно продвигались на север. В августе 1883 года, после бомбардировки Гуэ с моря, император Аннама был вынужден признать протекторат Франции над своей страной; однако в Тонкине французские войска неожиданно натолкнулись на решительное сопротивление китайцев. Скрыв от парламента реальное положение, поддерживаемый крупной финансовой буржуазией, Ферри втянул страну в войну с Китаем.
о мере эскалации войны тайное стало явным. Клемансо вновь поднял голос против «преступной авантюры Ферри», против опасного ослабления Франции в Европе, против попыток отвлечь внимание французов от насущных внутренних проблем, но Ферри пренебрег этими предупреждениями и отдал приказ активизировать военные действия. Выполняя его, французские войска под командованием генерала Негрие вторглись непосредственно па территорию Китая. Сначала все шло хорошо, но 25 марта 1885 года в Париж пришла телеграмма: «Противник атаковал нас... Все наши попытки отбить атаки кончились неудачей из-за огромного численного превосходства неприятеля... Артиллерия израсходовала все боеприпасы, и я был вынужден прекратить сопротивление. Всех раненых удалось эвакуировать в Ланг-Сонг *. Негрие»
Это известие произвело впечатление взорвавшейся бом
* Ланг-Сонг — населенный пункт в Гопкине, близ китайской границы.
68
бы. Клемансо призывал палату выразить недоверие правительству. Ферри, обороняясь, обещал со дня на день хорошие известия из Тонкина. Увы, их не было, а 29 марта вечерние газеты опубликовали следующую телеграмму командующего французским экспедиционным корпусом в Тонкине генерала Бриера де Лилля: «С глубокой скорбью сообщаю, что генерал Негрие, тяжело раненный, был вынужден оставить Лапг-Сонг. Китайцы, введя в бой огромные массы войск, лавиной атаковали наши позиции... В связи с численным превосходством неприятеля принужден продолжать отступление... Что бы ни случилось, я рассчитываю отстоять Дельту» 40*.
Париж охватила паника. У всех на устах слова «Ватерлоо!», «Седан!». На улицах собирались толпы людей, раздавались голоса: «Долой тонкинца!» (так прозвали Жюля Ферри). Представители правительственного большинства советовали ему, не являясь в парламент, подать в отставку, по Ферри высокомерно отверг этот совет. Он придет, будет бороться и победит.
Днем 30 марта открылось заседание палаты депутатов. Поднявшись на трибуну, Ферри, прерываемый враждебными выкриками, заявил: «Необходимо выправить положение, отомстить за поражение при Ланг-Сонге. Это необходимо не только для того, чтобы, овладев Тонкином, обеспечить безопасность и будущее наших владений, но и для восстановления нашей чести во всем мире». «А кто нанес ущерб нашей чести?» — раздалось из зала. Ферри не обращал внимания на крики. Он требовал 200 миллионов франков дополнительных кредитов и объявил о своем намерении послать в Тонкин еще 10 тысяч солдат. Депутаты, хорошо знавшие, что народ возмущен колониальным разбоем, пришли в неистовство. Со всех сторон неслись негодующие вопли, многие депутаты срывались с мест, протягивая сжатые кулаки к сидящим на правительственной скамье министрам. Когда Ферри презрительно улыбнулся, кто-то закричал: «В Тонкине сейчас не смеются, господин председатель Совета министров! Франция должна узнать, что вы изволите смеяться!»
Речь, произнесенная Клемансо 30 марта 1885 года, была одной из самых впечатляющих за всю его парламентскую карьеру. Он говорил чеканными фразами, и каждое слово било прямо в цель. «Я не собираюсь отвечать господину
* Имеется в виду дельта реки Санхой (Красной реки).
69
председателю Совета, — заявил он.— Я полагаю, что в этот час не может быть никакой дискуссии между правительством, которое он возглавляет, и любым республиканцем — членом этой палаты... Мы не желаем больше вас слушать, не желаем больше обсуждать с вами проблемы, касающ ie-ся нашей родины. Отныне мы вас не знаем, мы не желаем вас знать. Передо мной не министры, а подсудимые. Это люди, виновные в государственной измене, и на них, если только во Франции существуют принципы ответственности и справедливости, в самом ближайшем будущем обрушится рука правосудия» 41.
Председатель объявил голосование. За кредиты было подано 149 голосов, против — 306. Правительство свергнуто.
Ферри не мог выйти из Бурбонского дворца: свыше 20 тысяч человек (главным образом рабочие), собравшихся у входа в палату на мосту и на площади Согласия, скандировали: «Долой Ферри! В Сену Ферри! Смерть тонкинцу!» Премьер-министра, теперь уже бывшего, вывели через потайную дверь.
Понятно, что выступления Клемансо пе могли остановить колониальную экспансию французской буржуазии. В. И. Ленин приводил такие цифры: в 1880 году французские владения составляли 700 тысяч квадратных миль с населением 7,5 миллиона, а в 1899 году — 3,7 миллиона квадратных миль с населением 56,4 миллиона человек 42. Отношение Клемансо к колониальным захватам с годами изменилось. В 80-х годах он, как мы видели, выдвигал против колониализма принципиальные возражения: ни один народ не имеет права подчинять себе другой народ, высших и низших рас пе существует, колониальная политика — это насилие, прикрываемое лицемерными рассуждениями о цивилизаторской миссии. Позднее же он сам признал, что выступал против колониальной политики Жюля Ферри только потому, что считал ее несвоевременной, ибо в тот момент она могла ослабить Францию перед лицом агрессивной Германской империи 43.
Таким образом, Клемансо, обличитель колониальных захватов, пе был искренен. Он выступал с антиколониальными заявлениями, в частности преследуя цель завоевать на свою сторону рабочих, и в какой-то степени добился этого. В 70—80-х годах значительная часть рабочего класса шла за радикалами и помогала им бороться против республиканцев-оппортунистов.
70
После поражения Парижской коммуны и последовавшего за ним белого террора рабочий класс Франции был обескровлен. Рабочее движение пошло на спад. Тьер был убежден, что с «социализмом покончено надолго», а Гамбетта призывал рабочих «по-братски объединиться с буржуазией» 44. Однако уже в 1873 году начали возрождаться рабочие организации. Сначала они носили реформистско-просветительский характер и отвергали политическую борьбу, но в 1877 году один из первых последователей К. Маркса во Франции, Жюль Гед, стал издавать газету «Эгалите» и вместе с другим учеником К. Маркса — Полем Лафаргом распространял среди рабочих идеи научного социализма.
В 1876, 1878 и 1879 годах состоялись три рабочих конгресса, па которых развернулась острая борьба между аполитичными реформистами и сторонниками марксизма. На третьем рабочем конгрессе в Марселе выяснилось, что неутомимая пропагандистская деятельность Геда и Ла-фарга принесла свои плоды. Съезд принял резолюцию, призывавшую бороться за переход средств производства в коллективную собственность и создание самостоятельной рабочей партии. В 1880 году Рабочая партия, возглавляемая Гедом и Лафаргом, была создана; вводная (теоретическая) часть ее программы была написана Марксом и Энгельсом. Рабочая партия, профсоюзы, легализованные в 1884 году, и другие организации социалистического направления приобретали все большее влияние.
Создание самостоятельной пролетарской партии вызвало у буржуазии тревогу. Радикалы увидели в Рабочей партии грозного соперника и стремились нейтрализовать ее с помощью заимствованной у ее же лидеров революционной фразеологии. Именно это имел в виду В. И. Ленин, когда Писал, что «демократия Франции, с рабочим классом во главе, вопреки колебаниям, изменам, контрреволюционному настроению либеральной буржуазии, создала... тот политический строй, который упрочился с 1871 года» и что «по мере увеличивающейся решительности и самостоятельности выступлений пролетариата и демократически буржуазных... элементов — французская буржуазия вся была переделана в республиканскую, перевоспитана, переобучена, перерождена» 45. Таким образом, страх перед растущим рабочим движением и перспективой утраты контроля над ним диктовал тогда характер и тон антиправительственных выступлений Клемансо.
71
Клемансо считал пренебрежительное отношение правительств к судьбе рабочих грубой ошибкой, которая рано или поздно обернется против самой буржуазии. Ведьдаже в кайзеровской Германии была уже введена система социального страхования по болезни и при несчастных случаях на производстве, разрабатывался проект введения пенсий по старости, а во Французской республике рабочее законодательство фактически отсутствовало. Требования рабочих повысить заработную плату, сократить продолжительность рабочего дня, ввести социальное страхование стоявшие у власти республиканцы-оппортунисты игнорировали. Это вызвало рост забастовочного движения. Так, в 1882 году состоялись 182 стачки, в которых участвовало свыше 40 тысяч рабочих 46. На забастовки власти отвечали насилием.
Понимая, что политическая роль рабочих во Франции будет возрастать, Клемансо почти полностью заимствовал свою программу по рабочему вопросу из программы-минн-мум Рабочей партии: он требовал отмены статей гражданского кодекса о неравенстве прав рабочего и хозяина, сокращения рабочего дня, запрещения детского труда, введения прогрессивного налога на капитал, свободы рабочих ассоциаций, отмены косвенных налогов и т. д.
Клемансо, разумеется, принял далеко не все положения гедистской программы. Так, он категорически отвергал экспроприацию капиталистов и установление общественной собственности па средства производства, а также революционные методы борьбы рабочего класса. Признавая необходимость национализации железных дорог, он возражал против национализации других отраслей экономики, не принял требование Рабочей партии о введении фиксированного минимума заработной платы и его периодическом пересмотре в зависимости от роста стоимости жизни, наконец, пе поддержал той статьи программы Рабочей партии, в которой выдвигалось требование равенства между мужчинами и женщинами. Он всегда был противником участия женщин в общественной жизни и так объяснял свою позицию: «В политике нужны не рассудительность и умеренность, а другие качества. Нужно уметь выступить, выйти навстречу противнику, засучить рукава, помериться с ним силами, выбрать момент для действия... Женщины-политики — это все равно что женщины с бородой» 47.
Лидер Рабочей партии Жюль Гед считал главной задачей социалистов высвобождение рабочих из-под влияния буржуазных радикалов и сосредоточил против них огонь.
72
Между Годом и Клемансо разгорелась полемика, прежде всего по поводу методов борьбы за новое общество. «Интересно знать, где г-н Клемансо взял идеальную республику... способную самим фактом своего существования чудодейственным образом преодолеть проблемы, которые в состоянии разрешить только шпага, — писал Гед.— До сих пор прогрессу препятствовало отсутствие силы (г-н Клемансо не хочет и слышать о ней), которая могла бы смести все преграды для решения этих проблем. Так будет и в будущем, ибо насилие — необходимый инструмент всех преобразований, по выражению Маркса, великая повивальная бабка. Уверять трудящихся, что они должны соблюдать давящую их законность, — значит уговаривать их оставать-48 ся в своем ошейнике» .
Отвечая на эти упреки, Клемансо писал: «Неужто вы не видите, на какой неверный путь вступаете, разжигая борьбу классов и подготавливая революцию? Именно в этом вопросе я решительно с вами расхожусь. Я утверждаю, что смысл политики демократического государства заключается в том, чтобы с помощью людей, имеющих преимущество в образовании и воспитании, как можно скорее принести освобождение наименее просвещенным слоям насело-49
НИЯ»
Разразившийся в начале 80-х годов экономический кризис привел к дальнейшему ухудшению положения рабочих и постепенному отходу их от буржуазных радикалов. В связи с этим Клемансо стал заигрывать с рабочими. «Формируются рабочие организации, их делегаты собираются па конгрессы,— говорил он,— и мы приветствуем выход на политическую арену этих новых социальных слоев. Мы знали, что они придут» 50. В палате депутатов он все чаще говорил о нищете и безработице, требовал, чтобы государство защитило рабочих от произвола хозяев, ввело систему социального страхования, ограничило привилегии крупных капиталистов, владеющих шахтами, железными дорогами, контролирующих финансы страны. Только таким путем можно предотвратить насильственную революцию, утверждал оп.
Когда в марте 1882 года против бастующих шахтеров были направлены войска, Клемансо поехал па место событий, выяснил, чго солдат вызвал сам владелец копей, оп же мэр, и, вернувшись, выступил в парламенте с речью: «Так поступали по отношению к рабочим реакционные монархические правительства, так же поступают теперь правитель
73
ства республики. Где же разница?» Он впес резолюцию, осуждающую отправку войск на подавление забастовок, по она пе прошла.
Крупная забастовка разразилась в 1884 году па угольных копях в Анзене. В ней участвовало более 10 тысяч рабочих, опа продолжалась 46 дней. Ферри, открыто провозгласивший свою непримиримую враждебность рабочему движению («Опасность — слева!» — заявил он), признавал в отношении рабочих только один метод — репрессии. Клемансо, выступая докладчиком парламентской комиссии по расследованию причин этой забастовки, обрисовал сложившуюся в Анзене обстановку: колоссальные прибыли компании, мизерная заработная плата, репрессии против профсоюзов, преследования рабочих-республиканцев, запугивание, давление, оказываемое на них во время выборов,— разве всего этого недостаточно, чтобы понять, почему они объявили забастовку? И разве справедливость не на их стороне? 51
Позиция Клемансо в колониальном и рабочем вопросе, его выступления в парламенте, в «Жюстис», на собраниях в Париже и Марселе вызывали тогда сочувствие многих деятелей рабочего движения. Отдавая себе отчет в том, что Клемансо и радикалы — попутчики временные, они тем пе менее считали полезным совместно с ними бороться против буржуазных оппортунистов и полагали, что приход радикалов к власти будет определенным шагом вперед. Будущий лидер социалистов Жан Жорес, только что вступивший на путь политической борьбы, внимательно следил за деятельностью Клемансо. «Его выступления,— писал он впоследствии,— производили на нас большое впечатление... Нам казалось, что начинается решительная борьба между современными жирондистами и монтаньярами» 52
В том же духе высказывался в своей газете «Кри дю пепль» («Глас народа») вернувшийся из ссылки после амнистии член Парижской коммуны Жюль Валлес: «Клемансо был связующим звеном между партией республиканцев и партией голодных революционеров, писал он. Коммунары хотя и упрекали его за то, что он не присоединился к Коммуне, по все же высоко ценили его мужество, верили в его искренность и были готовы бок о бок с ним отстаивать республику... К тому же и в палате депутатов он всегда начеку, всегда борется за хлеб для обездоленных и за дело свободы» 53.
Как и прежде, с доверием относилась к Клемансо
74
и Луиза Мишель, опасавшаяся только одного — как бы он не пошел на компромисс с буржуазными оппортунистами. В момент, когда формировалось очередное правительство, 2.августа 1882 года Мишель писала Клемансо: «Надеюсь, что Вы не войдете в это правительство. Пусть те, кто налил этот бокал грязи, сами се пьют. Что могли бы Вы сделать в этой клоаке? Ничего. Из того положения, в которое эти люди поставили Францию, нельзя извлечь ничего, кроме чувства стыда, и только революция может все спасти. Так пе входите же в это правительство...» 54
К. Маркс тоже считал полезной поддержку со стороны Клемансо многих установок Рабочей партии. В письме Зорге от 5 ноября 1880 года он писал: «...мы имели и имеем борцов за паши идеи и в самом лагере наших врагов, то есть в лагере радикалов... зять мой *... стал одним из наиболее влиятельных редакторов «Justice», газеты Клемансо, лидера крайне левой. Оп работал настолько успешно, что Клемансо, еще в апреле этого года открыто выступавший против социализма и в защиту американо-демократическо-республиканских взглядов **, в последней своей речи против Гамбетты, произнесенной в Марселе, перешел на нашу сторону не только в отношении общей тенденции, по и в наиболее существенных отдельных пунктах, содержащихся в программе-минимум ***. Совершенно безразлично, выполнит ли он то, что обещает. Во всяком случае оп стал проводником наших идей в партии радикалов, органы которой забавнейшим образом восхищаются теперь, как чудесным откровением, тем, что они услышали из уст Клемансо и что сами они игнорировали или осмеивали, пока это было только лозунгом «рабочей партии»»55.
В отличие от К. Маркса, Ж. Валлеса, Луизы Мишель и Ж. Жореса лидеры Рабочей партии, и прежде всего Жюль Год, не замечали различий между буржуазными оппортунистами и радикалами. В годы, когда разоблачение буржуазного оппортунизма объективно играло положительную
* Речь идет о Шарле Лонге, женатом на дочери К. Маркса Женни.
** Имеется в виду речь Клемансо 13 апреля 1880 года в парижском цирке Фернандо. Отвечая на вопрос члена Рабочей партии Авеза, что он думает о решениях Марсельского рабочего съезда 1879 года, Клемансо высокомерно заявил: «Я категорически отвергаю коллективистские казармы и монастыри».
*** К. Маркс имеет в виду речь, произнесенную 1 ноября 1880 года, в которой Клемансо приветствовал рабочие конгрессы и изложил заимствованную у Рабочей партии программу. Выдержка из этой речи приведена выше.
75
роль, Гед утверждал, что радикалы отличаются от консерваторов только лицемерием, обвинял Клемансо в том, что тот «украл» у Рабочей партии часть ее программы, и не видел никаких преимуществ в приходе радикалов к власти. Выступления Клемансо гедисты воспринимали как хитроумный маневр.
В отличие от Геда К. Маркс и Ф. Энгельс считали приход к власти радикалов желательным. Они исходили, во-первых, из того, что Клемансо был тогда безусловно прогрессивнее стоявших у власти оппортунистов; во-вторых, из того, что, если его поддержит Рабочая партия, она, возможно, сумеет оказать определенное влияние на его политику, и такой возможностью не следует пренебрегать; в-третьих, из того, что, в случае если Клемансо, придя к власти, совершит резкий поворот вправо — а такой возможности К. Маркс и Ф. Энгельс отнюдь не исключали и даже, напротив, неоднократно о ней предупреждали,— даже в этом случае пребывание Клемансо у власти, по их мнению, будет полезным: рабочие смогут убедиться в политическом двурушничестве радикалов и отвернутся от них. Вот почему К. Маркс и Ф. Энгельс осуждали Геда за максимализм.
Так, в письме Э. Бернштейну от 22 сентября 1882 года Ф. Энгельс писал: «Впрочем, обе фракции * «Рабочей партии», вместе взятые, составляют лишь ничтожно малу^о часть парижских рабочих масс, которые все еще следуют |а такими людьми, как Клемансо; полемика Геда против него также носила чересчур личный характер, да и вообще велась совершенно неправильно. Между тем Клемансо — человек вполне способный к развитию, и при известных условиях может пойти значительно дальше, чем сейчас, в особенности если он поймет, что дело в классовой борьбе; правда, поймет он это лишь тогда, когда будет к тому вынужден. Гед вбил себе в голову, что «афинская республика» Гамбетты гораздо менее опасна для социалистов, чем «спартанская республика» Клемансо, и поэтому хочет предотвратить ее, как будто мы — или вообще какая-нибудь партия в мире — можем воспрепятствовать какой-
* Имеются в виду гедисты и поссибилисты (сторонники возможного: от слова possible — «возможный») — две группировки, на которые раскололась Рабочая партия в 1882 году на съезде в Сент-Этьене. Гедисты сохранили за своей партией название Рабочей, поссибилисты назвали свою партию Федерацией трудящихся-социалистов. Энгельс считал поссибилистов «хвостом радикальной буржуазной партии» 56
76
либо стране пройти через исторически необходимые ступени ее развития. Он не учитывает также, что мы едва ли придем во Франции от республики в духе Гамбетты к социализму, не пройдя через республику в духе Клемансо» 57. В этих словах Ф. Энгельса содержится глубокий анализ обстановки и тонкое понимание тактических задач французской Рабочей партии.
В октябре 1885 года состоялись очередные парламентские выборы. Результаты первого тура голосования оказались неожиданными: правые получили 177 мест, а все фракции республиканцев — только 129. Сказались раскол и разброд в лагере республиканцев, тогда как монархисты выдвинули общих кандидатов и, располагая крупными финансовыми возможностями, вели активную избирательную кампанию, в особенности в деревне; сказалась также деятельность клерикалов, призывавших к борьбе за религию, против безбожников.
Перед выборами Клемансо пытался заключить избирательное соглашение с Рабочей партией. В речи, произнесенной 19 июля 1885 года в Бордо, оп даже назвал свою программу радикал-социалистической, призвал Рабочую партию поддержать намеченные им реформы и идти бок о бок «до того места, где разветвятся радикальные и коллективистские доктрины» 58. Но Гед не хотел соглашения с буржуазией, как бы она пи старалась предстать прогрессивной. Вот его ответ на предложения Клемансо: «Нет уж, осуществляйте сами вашу программу; кончайте с монополиями, которые вы разоблачаете, упраздняйте бюджет культов. Это ваше дело, а не наше. Поскольку мы не верим в ваши мирные методы, что нам делать в вашей галере? Дабы не стать жертвами или соучастниками заранее обреченного на провал эксперимента, мы предпочитаем предоставить вам действовать, а сами останемся на пашей классовой позиции — будем готовиться и организовываться для революции, которую ваши попытки реформ только ускорят». Принимая желаемое за действительное, Гед верил, что пролетарская революция во Франции произойдет в сеймом ближайшем будущем.
После первого тура выборов Клемансо впервые удалось добиться соглашения, согласно которому в каждом округе, где предстояла перебаллотировка, был оставлен только один кандидат-республиканец, получивший наибольшее количество голосов в первом туре голосования. На этот раз Гед согласился поддержать союз республиканских сил —
77
рабочие кандидаты были включены в списки радикалов, и второй тур спас положение: было избрано 243 республи капца и только 24 правых — блестящий результат! Всего же в новой палате оказалось 382 республиканца и 201 монархист; в лагере республиканцев произошел сдвиг влево «левый центр» почти совсем исчез, буржуазные оппортунисты понесли тяжелые потери, число радикалов увеличилось до 110, по их спискам были избраны 12 социалистов. На этих выборах впервые получил мандат Жан Жорес 9
После выборов 1885 года главой правительства стал буржуазный оппортунист Фрейсине, но четыре портфеля получили умеренные радикалы, и казалось, что Клемансо и его приверженцы в самом близком будущем придут к власти. Ф. Энгельс высказал такое предположение в газете «Сосьялист» и в связи с возникшими вопросами обратился в редакцию с разъяснением: «Говоря о г-не Клемансо как о знаменосце французского радикализма, я сказал: «Очень важно, чтобы он получил власть не как защитник собственности против комхмупистов, а как спаситель республики против монархии. В этом случае он был бы в большей или меньшей степени вынужден сдержать свои обещания; в противном случае он повел бы себя (здесь следует вставить: может быть) так же, как вели себя другие, которые считали себя, подобно Луи-Филиппу, лучшей из республик *: мы у власти, республика может спать спокойно, достаточно того, что министерства в наших руках, не говорите нам больше об обещанных реформах»
Прежде всего, я не имекИникакого права утверждать, что г-н Клемансо, если бы оп пришел к власти обычным путем парламентских правительств, стал бы действовать непременно так, «как другие». Затем, я не принадлежу к числу тех, кто объясняет действия правительств лишь их доброй или злой волей; самая эта воля определяется причи нами, от них не зависящими,— общей обстановкой. Поэто му речь идет здесь не о доброй или злой воле г-на Клемансо. Речь идет о том, чтобы в интересах рабочей партии радикалы пришли к власти в такой обстановке, когда проведение в жизнь их программы оказалось бы для них единственным способом удержаться у власти. Будем же надеяться, что 200 монархистов в палате будет достаточно, чтобы создать такую обстановку» . К сожалению, такой обстановки,
* Когда королю Луи-Филиппу говорили, что народ добивается рее публики, оп отвечал: «Лучшая республика — это я»
78
о которой писал Ф. Энгельс, создать не удалось. Рост рабочего движения толкал радикалов вправо. Изменение их политики отчетливо проявилось во время стачки горняков Деказвилля в начале 1886 года. На Этот раз радикалы не сочли нужным выступить в защиту требований рабочих, и даже тогда, когда в Деказвилль были направлены войска и начались аресты руководителей забастовки, радикалы не изменили своей позиции, что вызвало реплику Ф. Энгельса: «Радикалы — Клемансо и все остальные — вели себя гнусно, и в результате произошло то, чего до сих пор нельзя было добиться никакими проповедями: отход французских рабочих от радикалов» .
О начале эволюции вправо самого Клемансо мы расскажем в следующих главах. Пока же отметим, что в начале 80-х годов он подвергал безжалостной критике политику, которую считал по отвечающей интересам Франции. Утверждая, что постоянно видит перед собой одно и то же правительство, Клемансо имел в виду продажность и дух беспринципных компромиссов, царившие в правительственных кругах независимо от того, какое именно министерство находилось у власти в тот или иной момент. Говоря об одном из тогдашних требований Клемансо — децентрализовать управление и ослабить влияние бюрократии, расширив полномочия местных органов власти в департаментах и коммунах, Ф. Энгельс отмечал, что «начало подобной реформы было бы для Франции большей революцией, чем все революции, происходившие после 1800 года» 62.
К середине 80-х годов Клемансо завоевал репутацию одного из лучших парламентских ораторов. Его речи были тщательно продуманы, отличались убедительной аргументацией, содержали острую критику правительственной политики. Газета «Тан», далеко не всегда одобрявшая его действия, писала: «Этот оратор принес на трибуну новую форму парламентского красноречия. Все были поражены полным отсутствием риторики, ясной, краткой и четкой, хотя и несколько высокомерной аргументацией» Эмиль Золя считал, что Клемансо «говорит языком настоящего оратора, языком ясным, точным, логичным». Камиль Пель-тан, один из лучших ораторов-радикалов, писал: «Если вы хотите узнать этого человека, послушайте его, когда он выступает с трибуны... Никаких украшательств, только время от времени язвительное замечание, слово, бьющее прямо в цель. Ни малейшего стремления говорить кругло и заставлять фразы петь» 63
79
Текста речей он не писал (кстати сказать, чтение по написанному тексту запрещалось парламентским регламентом, но большинство ораторов его нарушало, предпочитая читать заранее заготовленный текст). Перед Клемансо обычно лежал лишь листок с фактическими данными, цифрами и т. д. Умел он и импровизировать, когда преходилось выступать по ходу прений. За хищность, злость, беспощадность и вместе с тем за силу и смелость Клемансо прозвали Тигром. Первым употребил этот эпитет Алеп-Тарже. «Депутат от Монмартра,— сказал он, преследует и убивает свою жертву как тигр, ударами своих внушающих ужас лап» 64. Прозвище прижилось. Тигром Клемансо называли всю его последующую жизнь.
Подводя итоги сказанному, следует отметить, что в этот период своей деятельности Клемансо сумел внушить окружающим впечатление, что он способен сыграть положительную роль в истории Франции. Его выступления вызывали большой интерес, его поддерживала прогрессивно настроенная молодежь. С другой стороны, его ненавидели клерикалы, биржевые спекулянты, финансисты, цеплявшиеся за власть республиканцы-оппортунисты.
Однако от проницательных людей не ускользало то обстоятельство, что, как бы Клемансо ни обличал правителей, он оставался представителем господствующего класса. Так, в мае 1886 года Ф. Энгельс писал Вильгельму Либкнехту: «Близкие виды на министерский портфель, с одной стороны, и неожиданно быстрое, особенно для него, развитие Рабочей партии — с другой, толкают Клемансо в консервативный, подчеркнуто буржуазный лагерь» 65 В том же году Ф. Энгельс отметил втягивание Клемансо в парламентские интриги, вступление его на наклонную плоскость, ту же, па которую раньше вступил Гамбетта 66
Еще резче писал о Клемансо коммунар Жюль Валлес, совсем недавно очень хорошо о нем отзывавшийся. В середине 80-х годов, когда никто во Франции еще пе мог предположить, какую метаморфозу претерпит Тигр, Вал-лес пророчески писал: «Я понял, что в тот день, когда Клемансо придет к власти, он, считающий себя таким передовым, велит расстреливать народ из пулеметов с такой же безжалостностью, с какой оп сегодня разоблачает своих противников в палате депутатов» 67
Но пока до прихода Клемансо к власти еще далеко ему придется ждать этого момента больше двадцати лет
80	:
4
РАНЕНЫЙ ТИГР
Преслед у емый, оскорбляемый, оклеветанный, отвергнутый, я спрашивал себя, читая в газетах сообщения о своем аресте или самоубийстве: «Нсумели я сделал в прошлом так много, чтобы заслужить подобный избыток почестей? Неужели я настолько опасен в будущем, чтобы вызывать подобный избыток бешенства? 1
Людям, близко знавшим Клемансо, бросалось в глаза вопиющее противоречие между двумя его обликами. В политике он постоянно декларировал свою враждебность «буржуазности», выступал поборником равноправия, борцом за социальную справедливость, а в частной жизни вел себя как богатый буржуа или аристократ. При этом оп пе только не скрывал свои неуместные для левого радикала пристрастия, но и, напротив, всячески афишировал их.
Элегантно одетый, в цилиндре, с красной гвоздикой в петлице и тростью в руке, Клемансо каждое утро выезжал на прогулку верхом на лошади, упражнялся в стрельбе из пистолета, тренировался на шпагах. Поселившись отдельно от жены, с которой формально не был в разводе, он обставил свою квартиру старинной мебелью, приобрел дорогие гобелены, картины известных художников, стал коллекционировать японские гравюры и фарфор, не пропускал ни одной театральной премьеры, обедал и ужинал в лучших ресторанах — у Дюрана или у Вуазена, вступал в льстившие его самолюбию связи с женщинами, пользовавшимися светской известностью. Так, в разное время его любовница ми были актриса Леонида Леблан, «звезда» театра «Коме-ди Франсез» Сюзан Райшенберг, певица Роз Карон...
В ту пору процветали салопы, где богатые дамы блистали красотой и нарядами, а известные в политическом мире мужчины соперничали в осведомленности не только о том, что уже произошло, но и о том, что произойдет в будущем Хозяйки салонов наперебой завлекали к себе Клемансо, и оп стал завсегдатаем многих из них Он часто бывал, например, у Менар-Дориана, крупного предпринимателя, владельца военных заводов «Юниэ», который, по идее, должен был быть его непримиримым противником, ости
6 Д. П. Прицкер G12
81
веселились, слушая едкие остроты Тигра, повторяли меткие прозвища, которые он давал министрам, сенаторам, депутатам, и распространяли услышанное по всему Парижу.
Это несоответствие между декларациями и поведением Клемансо в дальнейшем, как мы увидим, умело используют его многочисленные политические и личные враги. Л пока оп был озабочен другим: радикалы уже прорвались в коридоры власти, их становится все больше в государственном аппарате и муниципалитетах, по они пе имеют доступа в армию. Военная каста остается непроницаемой; самодовольная, косная, она не желает и слышать о каких бы то ни было реформах и переменах. Как проникнуть в этот обособленный мир, без которого радикалы нс смогут добиться реальной власти?
В январе 1886 года истекал срок президентства Жюля Греви. Типичный представитель буржуазного оппортунизма, не желавший расставаться с властью и убежденный, что без него республика погибнет, он вновь выдвинул свою кандидатуру. Другого претендента, устраивавшего все партии, не оказалось, и в декабре 1885 года Греви избрали президентом на второй срок. Некоторые депутаты советовали ему назначить премьер-министром Клемансо и таким образом либо приручить Тигра, либо разоблачить его неспособность управлять страной. Но Греви отверг этот совет: Клемансо был ему не по душе. «Я никогда не призову Клемансо к власти. Он поставил бы все во Франции вверх ногами» 2, — как-то сказал Греви. Главой правительства стал Шарль де Фрейсине, которого Греви ценил за необычайную изворотливость и неопределенность — качества, которые принесли ему прозвища «белая мышь» и «человек эллипсов и кривых».
Когда Фрейсине формировал свой кабинет, Клемансо порекомендовал ему назначить военным министром генерала Жоржа Буланже. «Это очень способный генерал и убежденный республиканец» 3,— сказал он. Фрейсине согласился — Буланже стал военным министром. Впоследствии выяснится, что это был со стороны Клемансо неразумный, чреватый серьезными политическими последствиями шаг.
Клемансо был знаком с Буланже давно: оба они учились в Нантском лицее, но друзьями стать не могли, так как Буланже был на четыре класса старше. Потом Клемансо потерял его из виду, а он тем временем делал карьеру: окончил привилегированное Сен-Сирское военное учили
82
ще, принимал участие в колониальных экспедициях в Алжире и Индокитае, подавлял Парижскую коммуну, был генеральным инспектором пехоты, а в 1884 году возглавил оккупационную армию в Тунисе. Глава французской адм и-пистрации в Тунисе Поль Камбоп так отзывался о Буланже: «Чувствуется, что этот человек мало читал, мало размышлял о серьезных вендах, что у него нет никаких идей. Он весь устремлен к одному добиться продвижения, личного успеха... Тунис для него арена слишком маленькая. Он считает себя призванным к большим делам, его цель военное министерство» 4.
Действительно, чисто военная карьера Буланже не удовлетворяла, оп рвался в мир политики и, зная, что Клемансо пользуется значительным влиянием, возобновил старое знакомство.
Встретившись с Буланже, Тигр счел, что сама судьба вручает ему ключ от заветной армейской двери. Он выяснил, что Буланже слывет патриотом, заботится о солдатах и пользуется их любовью. Правда, политически оп был неустойчив, в зависимости от конъюнктуры выражал симпатии то монархистам, то республиканцам, ио теперь, когда республика упрочилась, пользовался любым случаем, чтобы продемонстрировать ей свою верность. Клемансо рассчитывал, что, если Буланже возглавит военное министерство, оно перейдет под контроль радикалов.
Сначала казалось, что так оно и будет. По всем вопросам, важным и второстепенным, Буланже советовался со своим покровителем и действовал по его указаниям. Все причастные к политической кухне знали, кто стоит за спиной генерала: без рекомендации Клемансо оп пе получил бы министерского портфеля. Правая газета «Фигаро» писала: «Генерал Буланже обязан своим назначением дружбе с господином Клемансо. Радикалы наложили руку на военное министерство».
Буланже добился принятия закона о сокращении срока военной службы с пяти до трех лет, об обязательной и всеобщей воинской повинности (раньше можно было, уплатив 1500 франков, служить только год, и дети богатых родителей широко пользовались этим нравом, а воспитанники духовных учебных заведений вообще освобождались от службы в армии); вместо устаревших ружей системы I раса пехоту вооружили усовершенствованными ружьями Лебе-ля; генеральный штаб получил более широкие полномочия; из армии уволили нескольких явных реакционеров. Бу
6*	83
ланже добился увеличения ассигнований на содержание вооруженных сил, ввел более удобную форму одежды, солдаты стали получать регулярные отпуска.
Теперь уже никто не сомневался в приверженности генерала республике: офицеры кавалерийской бригады, осмелившиеся выразить свои симпатии к монархии, были примерно наказаны; по закону лица, принадлежавшие к династиям, когда-то царствовавшим во Франции, не могли вступить в ряды армии, но Буланже пошел дальше закона: он уволил всех, кто уже давно служил, не пощадив и своего бывшего покровителя герцога Омальского — сына Луи-Филиппа.
Хотя все эти меры не выходили за рамки обычных, пресса их рекламировала, и Буланже становился популярным. Этому способствовали присущая ему склонность к демагогии, публичное заявление, что, пока оп, генерал Буланже, находится па улице Саи-Доминик, армия никогда не пойдет против рабочих, а также патриотические речи, направленные против условий мира с Германией, в результате которого Франция потеряла Эльзас и Лотарингию.
У мелкой буржуазии и части рабочих сложилось впечатление, что в правительстве появился человек, осмелившийся поднять руку на привилегии аристократов и капиталистов, министр, отстаивающий интересы простых людей.
В день национального праздника, 14 июля 1886 года, когда генерал верхом на красивой черной лошади, сопровождаемый почетным эскортом, промчался с обнаженной саблей мимо трибуны, восхищенная толпа скандировала: «Да здравствует Буланже!» Вечером популярный певец-импровизатор Полюс исполнил куплеты об этом параде, заканчивавшиеся словами: «Я не мог оторвать глаз от бравого генерала Буланже», а на следующий день весь Париж пел песню о бравом генерале. Так началось возвышение генерала Буланже и шовинистическое движение, получившее название «буланжизм» 5
До поры до времени Клемансо снисходительно относился к восторгам толпы, слегка посмеивался над Буланже, который принимал все всерьез, и иронически называл его Буль-Буль. Что и говорить, человек оп недалекий, но исполняет все, что от него требуется, и приносит немалую пользу радикалам. Пусть же потешит свое тщеславие! Вот почему в декабре 1886 года, когда правительство Фрейей не
84
ушло в отставку и Греви поручил формирование нового кабинета радикалу Гобле, Тигр настоял на оставлении Буланже военным министром.
Между тем Буль-Буль начинал тяготиться жесткой опекой радикалов. Не отваживаясь па открытый конфликт с ними, он стал искать связей с людьми, которые могли бы помочь ему избавиться от этой опеки. Так, он сблизился с Полем Деруледом, основателем реакционной молодежной организации «Лига патриотов». Дерулед был ярым врагом радикалов и жаждал вырвать Буланже из-под их влияния. Сближение военного министра Франции с Деруледом, открыто требовавшим немедленной войны с Германией, крайне раздражало Бисмарка, который уже не раз искал повода «проучить» Францию.
Так возникло «дело Шнебеле». По приглашению своего немецкого коллеги французский полицейский комиссар Шнебеле отправился к нему, чтобы урегулировать незначительный пограничный инцидент. Едва он перешел границу, как па него напали немецкие солдаты, избили, а затем бросили в тюрьму по обвинению в шпионаже. Этот поступок вызвал во Франции возмущение: его считали преднамеренной провокацией. Буланже подготовил декрет о мобилизации резервистов, но Греви настоял на переговорах. Восемь дней страна жила в напряжении. В конце концов 30 апреля 1887 года по распоряжению Бисмарка Шнебеле был освобожден. «Он действительно занимался шпионажем,— заявил германский канцлер, — но его пригласил немецкий офицер, и, значит, он был неприкосновенным».
Такой исход конфликта, вошедшего в историю под названием «военная тревога 1887 года», объяснялся тем, что Бисмарк, прозондировав почву, убедился: ни одна из держав, и прежде всего Россия, не допустит нового разгрома Франции и непомерного усиления Германии 6.
«Дело Шнебеле» еще выше подняло популярность Буланже. Было известно, что именно он настаивал на решительных действиях, и успешный исход дела приписывали его позиции. «Наш бравый генерал заставил капитулировать самого Бисмарка», — восторженно твердили обыватели. Шовинисты утверждали, что отступление «железного канцлера» доказывает слабость Германии, и призывали к войне. Буланже стали называть «генерал Реванш».
На этот раз все обошлось благополучно, но правящие круги Франции опасались, как бы чересчур ретивый во-
85
енпый министр не вверг страну в войну, к которой она не готова. В мае 1887 года палата депутатов выразила недоверие правительству Гобле. Новый кабинет сформировал республиканец-оппортунист Морис Рувье, решивший устранить и Буланже, и радикалов. Портфель военного министра он предложил генералу Феррону. Клемансо в то время еще поддерживал Буланже и пытался, оказав па Феррона давление, заставить его отказаться от портфеля. Но соблазн был слишком велик, и Феррон принял предложенный ему пост.
Итак, «генерал Реванш» больше пе министр, но популярность его не только не уменьшилась, а, напротив, приобрела невиданные масштабы: газеты, журналы, листовки превозносили Буланже и описывали его блестящую карьеру; вся страна была наводнена его портретами в военной форме и в штатском, во весь рост и верхом; во всех магазинах и лавках продавались игральные карты, тарелки, платки, курительные трубки, детские игрушки с изображением «героя». Шансонье сочиняли песенки о бравом генерале, толпа подхватывала их. Происходили манифестации, их участники скандировали: «Буланже, Буланже, нам нужен Буланже!»
Нравы «высшего общества», в котором теперь вращался Буланже, требовали, чтобы у него была знатная любовница. Что ж, она появилась. Это была Маргерит Брузе, разведенная жена виконта де Бонмена, известная своей недавней связью с немецким принцем Леопольдом фон Гогенцоллер-ном, чья кандидатура на испанский престол послужила одним из поводов для франко-прусской войны 1870 — 1871 годов.
Столь неожиданная и бурно прогрессирующая популярность не могла не вскружить голову генералу. Ему казалось, что теперь для него нет ничего недоступного. И действительно, с ним стремились установить контакты представители самых различных, иногда противоположных политических течений — орлеанисты, бонапартисты, националисты всех оттенков, многие радикалы, даже некоторые бланкисты. У самого Буланже четких и определенных политических взглядов не было, но он всем что-то обещал, со всеми вел конспиративные переговоры. Не зная, что он связан с их противниками, каждая группировка рассчитывала, что генерал будет действовать в ее интересах: монархисты надеялись, что он обеспечит им прочную поддержку армии, шовинисты верили в его полководческий
86
талант и были готовы идти под его руководством на Берлин, а сам Буланже подумывал, не пора ли стать диктатором 1.
Клемансо наконец спохватился. Перешедший все границы генерал его компрометировал, приносил теперь не пользу, а вред. Поэтому Тигр одобрил решение Рувье удалить Буланже из столицы: его назначили командиром 13-го армейского корпуса в городе Клермон-Ферране. Это была явная опала. Чтобы продемонстрировать правительству свою силу, Буланже оповестил своих сторонников, что уезжает к месту нового назначения 8 июля 1887 года в восемь часов вечера.
И действительно, демонстрация силы состоялась: задолго до назначенного часа на Лионском вокзале Парижа собралась масса людей. Как утверждали репортеры, такого скопления народа на улицах не было уже много лет. Появление Буланже было встречено бурными приветственными криками. Его пропустили в здание вокзала, а следом за ним с пением «Марсельезы» устремилась толпа. Люди, заполнившие все помещения и платформы, исступленно кричали: «Не позволим выслать генерала!» Мужчины забирались па локомотив и крыши вагонов, женщины ложились на рельсы перед поездом, который с трудом удалось отправить на два часа позже расписания. Обезумевшие люди долго бежали за вагонами с криками: «Он вернется!», «Все равно оп вернется!», «Долой правительство!», «Долой парламент!»
Через несколько дней после этой вакханалии Клемансо публично отрекся от своего протеже. «Я решительно осуждаю имевшую место манифестацию,— заявил он в парламенте.— Популярность преждевременно пришла к этому человеку, который слишком любит шум или, быть может, недостаточно его избегает. Немецкая пресса систематически атаковала бывшего военного министра, так что поверхностные люди сочли его воплощением отечества, а правые во Франции нападали на него столь неистово, что народ увидел в нем воплощение республики» 8. Клемансо произнес эти слова, еще пе зная о связях генерала с правыми экстремистами.
После отъезда Буль-Буля в Клермон-Ферран наступило некоторое затишье. Казалось, булапжистская истерия идет к концу. Тайная полиция, следившая за каждым шагом Буланже, допосила, что он ведет себя тихо и всецело поглощен Маргерит, которая часто приезжала к нему
87
Однако Буланже еще не сказал своего последнего слова. Вскоре разразились события, создавшие благоприятные условия для новой вспышки буланжизма.
Дело в том, что в конце XIX века Францию потрясла серия скандальных афер, в которых были замешаны многие министры, депутаты, политические деятели и журналисты. Аферы эти со всей очевидностью показали, как далеко зашла коррупция в аппарате власти Третьей республики.
Особый резонанс приобрел скандал, раскрытый в сентябре 1887 года. По анонимному доносу полиция обнаружила в Париже некое заведение, занимающееся необычным делом — продажей орденов Почетного легиона. Содержательница заведения назвала на допросе имена тех деятелей, которые снабжали ее «товаром» и клиентами. В их числе оказались заместитель начальника генерального штаба генерал Каффарель, один сенатор и даже зять президента республики, депутат парламента Даниэль Вильсон. Первую скрипку в этом «оркестре» играл Вильсон: он жил в президентском дворце, имел свободный доступ к бланкам и другим документам и расплачивался за оказываемые ему услуги трехцветпыми ленточками в петлицу. Подобную же историю описал Мопассан в новелле «Награжден орденом».
Клемансо потребовал от правительства немедленных объяснений, но Рувье, по выражению буржуазного историка Шастене, «снисходительный к человеческим слабостям» 9, не пожелал их давать и поставил вопрос о доверии правительству. Тигр разразился громовой речью (обличать он умел), и Рувье был свергнут 19 ноября 1887 года.
В создавшейся обстановке никто не хотел возглавлять правительство. Один за другим отказались принять власть от скомпрометированного Жюля Греви возможные кандидаты на пост премьера — Фрейсине, Гобле, Бриссон и другие. Растерянный президент решился на крайний шаг — пригласил к себе Клемансо, но тот явился в Елисейский дворец только для того, чтобы рекомендовать президенту уйти в отставку, ибо позорные аферы «господина зятя» сделали дальнейшее пребывание Греви на высшем посту недопустимым. «Есть два способа быть полезным своей стране: предложить себя, когда опа в вас нуждается, и убраться, когда она вас отвергает... Усугубляя кризис своим присутствием в Елисейском дворце, вы вступаете в противоречие с интересами страны, которые вам полагается обеспечивать» 1 ,— назидательно заявил он.
88
Греви уходить не хотел. Потребовалось давление обеих палат парламента, чтобы он наконец подал в отставку (декабрь 1887 года). При выборах нового президента республиканцы-оппортунисты выдвинули кандидатуру Жюля Ферри. Народ ненавидел «тонкинца» за его колониальные авантюры и участие в крупных спекуляциях, но среди буржуазных парламентариев (президент республики избирался на совместном заседании палаты депутатов и сената) у него были сторонники, и он имел шансы на избрание.
Клемансо, всегда выступавший против Ферри, приложил максимум стараний, чтобы провалить его, и это удалось. Президентом республики был избран Сади Карно, внук знаменитого Лазара Карно, которого в годы Великой буржуазной революции называли «отцом победы», и сын Ипполита Карно, члена Временного республиканского правительства, созданного после февральской революции 1848 года.
Энгельс в письме Лафаргу назвал результаты президентских выборов победой над объединившимися монархистами и буржуазными оппортунистами. Он объяснял эту победу «угрожающим давлением парижских рабочих». Действительно, рабочие организации устроили в Париже демонстрации протеста против кандидатуры Ферри, бланкисты призвали своих сторонников к восстанию в случае избрания его президентом, в столичной ратуше заседал революционный комитет, и в этих условиях многие депутаты и сенаторы были вынуждены отказаться от своего намерения голосовать за Ферри. Вместе с тем Энгельс отметил, что Клемансо «немало содействовал принятому решению» 11.
В апреле 1888 года Клемансо баллотировался на пост председателя палаты депутатов. Голоса разделились: Тигр и кандидат правых Мелин получили по 168 голосов, но Мелину было отдано предпочтение, как старшему по возрасту. На это Клемансо заявил: «Приоритет по возрасту — это единственный приоритет, которому я не завидую. Надеюсь, судьба вспомнит о нем в тот момент, когда нужно будет решать, кто из нас двоих должен стать первым избранником небес» 12.
Скандал с орденами имел продолжение: апелляционный суд принял беспардонное решение оправдать «господина зятя» — мошенника Вильсона. Воспользовавшись этим, Буланже перешел в атаку против парламентарного строя, который якобы неизбежно порождает подобные
89
преступления (позднее этот аргумент примут на вооруже иие фашисты). Такой поворот очень понравился монархистам. Буланже встречался с главой бонапартистов принцем Жеромом и заручился поддержкой другого претендента на престол -- графа Парижского. Его сторонники стали издавать газету «Кокард», именовавшую себя «буланжистским органом» и провозгласившую триединый лозунг «роспуск парламента, пересмотр конституции, созыв Учредительного собрания».
Новый военный министр уволил Буланже из армии за нарушение дисциплины. Тогда он выставил свою кандидатуру в палату депутатов и благодаря щедрым субсидиям аристократов (так, герцогиня д’Юзес, состоявшая в родстве с основательницей знаменитой фирмы шампанских вин «Вдова Клико», презентовала буланжистам 3 миллиона франков, чтобы они «приготовили постель, на которой будет возлежать монархия» 13) прошел па дополнительных выборах сразу в нескольких департаментах. В день, когда он был избран депутатом от Парижа, «Лига патриотов» устроила ему восторженную овацию. Дерулед считал, что Буль-Буль может захватить власть без единого выстрела, и призывал его идти на штурм Елисейского дворца, но Буланже, у которого вскружилась голова, ответил: «Через полгода я войду туда по воле всей Франции!» 14
Однако Буланже переоценивал свои возможности. Против него было возбуждено дело по обвинению в попытке государственного переворота, и министр внутренних дел Констан выдал ордер на его арест. 1 апреля 1889 года Буланже бежал за границу, а в августе сенат заочно приговорил его к пожизненному тюремному заключению. Публикация данных о его связях с монархистами и крупных суммах, которые оп от них получил, окончательно скомпрометировали его в глазах тех, кто верил в его республиканские убеждения. Буланжизм бесславно сошел с политической сцены, а сам Буланже, потрясенный смертью от скоротечной чахотки своей возлюбленной Маргерит, покончил с собой на ее могиле в сентябре 1891 года. Узнав об этом, Клемансо предложил язвительную эпитафию: «Здесь покоится генерал Буланже, который умер так же, как и жил: младшим лейтенантом» *
* Буланже начал военную службу по окончании Сен-Сирского училища (1856 г.) в чине младшего лейтенанта и, по мнению многих знавших его людей, несмотря на блестящую карьеру, оставался по своему уровню младшим лейтенантом.
90
Подведем итоги. Фантастический взлет Буланже, которого Ф. Энгельс назвал шутом, шарлатаном и проходимцем 15, стал возможен только в обстановке глубокого экономического и политического кризиса, который переживала Франция в 80-х годах XIX века. Третья республика не оправдала ожиданий парода. Стоявшие у власти буржуазные оппортунисты защищали интересы финансистов, биржевых спекулянтов, крупных промышленников. Преобразования в интересах трудового населения практически не проводились. Рабочие, как и при прежних режимах, всецело зависели от произвола предпринимателей, мелкие и средние промышленники страдали от конкуренции, крестьяне — от падения цен на сельскохозяйственные продукты. Все были недовольны своим положением, и каждый видел в Буланже не то, чем он был па самом деле, а то, что хотел увидеть,— человека, который, придя к власти, осуществит благотворные перемены. Так авантюрист и демагог, вокруг которого, по меткому выражению Поля Ла-фарга, объединился «синдикат недовольных», приобрел популярность, а ею пытались воспользоваться не сложившие оружия монархисты. Булапжизм потерпел крах тогда, когда выявилось полное ничтожество генерала, а участники движения неожиданно для себя узнали, что оказались в одном лагере со своими злейшими политическими противниками.
Тот факт, что Клемансо выдвинул и долгое время поддерживал Буланже, нанес серьезный ущерб его репутации. Со своей стороны он извлек из буланжизма некоторые уроки: счел, что, поскольку угроза со стороны монархистов еще полностью не устранена, необходима консолидация всех сторонников республики. Оп перестал требовать пересмотра конституции, ликвидации президента и сената («Когда на дом нападают, живущие в нем не станут сами разрушать стены», — заявил он), выступил за соглашение радикалов с другими сторонниками республики, еще активнее, чем раньше, добивался влияния в рабочем классе и во имя этой цели не пропускал случая высказать рабочим сочувствие и симпатию.
Учредительный конгресс II Интернационала, состоявшийся в Париже в 1889 году, сформулировал минимальные требования рабочих — 8-часовой рабочий день, трудовое законодательство, но во Франции ничего этого не было и в помине. Средняя продолжительность рабочего дня составляла 12 часов, нередко он достигал и 14 часов. Закон
91
об обязательном воскресном отдыхе был отменен в 1880 году под тем предлогом, что он носит клерикальный характер. Никакого законоположения, обязывающего предпринимателей предоставлять рабочим раз в неделю выходной день, не существовало. В начале 90-х годов около 12 процентов рабочих не имели работы, и к этому числу нужно добавить в два раза большую цифру частично безработных. Правда, в парламент были внесены законопроекты о введении пенсий'для застрахованных и внесших полностью страховые суммы, о материальной ответственности предпринимателей за производственные травмы, об ограничении одиннадцатью часами рабочего дня женщин и подростков. Однако потребуется еще много лет, прежде чем эти уступки требованиям рабочих станут реальностью 16. А пока произвол капиталистов не был ничем ограничен.
1 мая 1891 года в соответствии с решением конгресса II Интернационала во многих французских городах впервые прошли первомайские демонстрации с требованием 8-часового рабочего дня. В ряде мест происходили столкновения манифестантов с полицией, а в пролетарском центре северного департамента Нор — городе Фурми солдаты открыли огонь: 10 человек были убиты, около 60 — ранены.
По поводу этой жестокой расправы Клемансо произнес в палате депутатов одну из своих лучших речей. «Даже самые близорукие люди видят теперь, что трудовой народ проявляет волнение, что возникло что-то новое, появилась грозная сила, с которой политические деятели обязаны отныне считаться. Что же это такое? Нужно иметь смелость признать, что четвертое сословие поднимается па борьбу за власть», — заявил он и, напомнив о репрессиях против парижских коммунаров, продолжал: «Да, их убивали, по они отказывались признать себя побежденными и, не говоря ни слова, апеллировали к последующим поколениям. Так берегитесь же! Убитые — великие преобразователи: важнейшая проблема сегодняшней политики — это готовящаяся неизбежная революция, это сплочение того четвертого сословия, о котором я только что говорил. Вы должны принять решение: либо вы встретите его насилием, либо откроете ему объятия. Настал момент выбирать» 17.
Репрессии не могли остановить рост рабочего движения. В 1890 году было зарегистрировано 313 стачек, в 1891 году — 267, в 1892 году — 261, в 1893 году — 634 18 Одной из крупнейших была стачка в угольном бассейне Кармо, на юге страны, которая приняла отчетливо выра-
92
жепный политический характер. Поводом для этой забастовки послужило увольнение механика Кальвипьяка, члена Рабочей партии, только за то, что он был избран муниципальными советником и мэром, так хозяева шахт выразили свое неодобрительное отношение к общественной деятельности рабочих.
По всей Франции развернулось движение солидарности с забастовщиками; в Кармо стекались деньги, продукты питания и другая помощь, благодаря которой стачечники смогли продержаться три месяца — с августа по ноябрь 1892 года. Посланные в Кармо подразделения солдат п жандармов не сломили воли рабочих. Попытки правительственного арбитража тоже не имели успеха: хотя они и содержали некоторые уступки, в том числе восстановление на работе Кальвиньяка, бастующие сочли эти уступки недостаточными.
Радикалы, учтя печальный для них опыт Деказвилля, на этот раз поддержали рабочих. Три депутата — Клемансо, Мильеран и Пельтан — отправились на место событий, представили парламенту доклад и вынудили правительство удовлетворить почти все требования бастующих.
Отчетливо выраженный политический характер стачки в Кармо, стойкость бастующих, впервые проявившаяся в такой степени пролетарская солидарность, успех социалистов (на дополнительных выборах в палату депутатов от этого избирательного округа победу одержал Жан Жорес, выступавший как представитель Рабочей партии) — все это заставило парламент ускорить рассмотрение рабочего законодательства. Был принят закон об арбитраже в случае конфликтов между предпринимателями и рабочими, а также закон об ограничении рабочего дня подростков и женщин одиннадцатью часами.
Борьбу за влияние на рабочих вели не только радикалы и социалисты, по и анархисты присущими им методами. В начале 90-х годов они стали часто совершать террористические акты. Арестованный в марте 1892 года анархист-террорист Равашоль заявил на суде: «Общество прогнило. В мастерских, на шахтах и на полях люди трудятся и страдают, не получая и тысячной доли плодов своего труда; их жены умирают с голода, у них пет хлеба, чтобы накормить своих детей. А рядом с этой ужасной нищетой сытые буржуа, наслаждаясь жизнью, отвечают презрительным смехом на слезы голодающих» Приговоренный к смертной
93
казни, Равашоль, поднимаясь на эшафот, пел: «Хочешь быть счастливым повесь своего хозяина» 19
Выступления анархистов служили Клемансо поводом для новых предупреждений о необходимости во имя интересов государства идти навстречу требованиям трудящихся. Он выступал против смертных приговоров, которые «лишь ожесточают анархистов, людей смелых и не дорожащих жизнью», и призывал ликвидировать почву для анархистского террора. Для этого нужно, говорил он, осуществить до конца программу Великой французской революции.
В своих речах и статьях Тигр нередко возвращался к Великой революции конца XVIII века. Симпатии к Робеспьеру ему, как мы знаем, внушил отец, и оп надолго их сохранил. Так, в 1891 году он резко осудил пьесу Викторь-ена Сарду «Термидор», возвеличивавшую Дантона и поно сившую Робеспьера. Пьеса, поставленная театром «Комеди Франсез», вызвала острую полемику; у входа в театр и в зрительном зале вспыхивали рукопашные схватки между ее сторонниками и противниками.
Клемансо выступил по этому поводу даже в палате депутатов, придав оценке пьесы актуальное политическое звучание. «Дело пе в том, чтобы голосовать за или против Дантона, за пли против Робеспьера, сказал он. Дело в том, что в «Комеди Франсез» поставлена пьеса, вне всякого сомнения направленная против революции. Монархисты переоделись в дантонистов и сделали попытку опорочить французскую революцию. Все должны знать: революция —• это единый блок, от которого ничего нельзя отпять» 20 Вскоре спектакль был спят с репертуара.
Выражение «Французская революция это блок» Клемансо повторял неоднократно. Нельзя противопоставлять лидера жирондистов Верпьо Робеспьеру, Дантона его судьям, Сен-Жюста — казнившим его термидорианцам. Революция это нерушимый блок, единое и целостное движение, которое его противники всегда пытались разде лить, утверждал он, по смысл этой формулы оставался неясным.
В начале 90-х годов особую остроту приобрел вопрос об отношениях между государством и католической церковью. Потерпев неудачу в открытой борьбе против республики, церковь сделала попытку задушить се в своих объятиях. Пана римский Лев XIII призвал французских католиков прекратить борьбу против республики и «присоединиться»
94
к ней, рассчитывая, что это «присоединение» позволит предотвратить принятие новых антиклерикальных законов, и прежде всего об отделении церкви от государства. По замыслу Льва XIII, автора повой социальной доктрины католической церкви, изложенной в энциклике «Rerum novarum» (1891 год), интегрировавшиеся в Третьей республике католики должны были пропагандировать идеи христианского социализма, противопоставлять их научному социализму и завоевать на свою сторону рабочих.
Стоявший тогда у власти Фрейсине, склонявшийся к уступкам клерикалам, высказался против отделения церкви от государства, за сближение с Ватиканом, что вызвало ярость Тигра. Он разоблачил истинный смысл «новой политики» церкви и обвинил правительство в сговоре с папой. «Я оставляю вас наедине с вашими друзьями из римско-католической церкви, — заявил он, обращаясь к Фрейсине.— Договаривайтесь с ними, а мне с вами говорить больше не о чем» 21. И хотя вопрос о доверии поставлен не был, 18 февраля 1892 года Фрейсине вручил президенту республики заявление об отставке кабинета.
Это было уже девятое правительство, к свержению которого был причастен Тигр. Можно себе представить, сколько злобы накопилось у пострадавших от него парламентариев и с каким нетерпением ожидали они момента расплаты. И он наступил.
В 1879 году инженер и предприниматель Фердинанд Лессепс, под руководством которого был прорыт Суэцкий канал, .основал Всеобщую компанию межокеанского канала с целью прорыть через Панамский перешеек канал, соединяющий Атлантический океан с Тихим. Работы начались, но шли очень медленно; фактические затраты оказались гораздо выше, чем предусматривалось сметой. Компания выпустила дополнительные акции, однако слухи о ее тяжелом финансовом положении не способствовали их распродаже. Единственным спасением для компании был бы выпуск займа, гарантированного правительством, по па это требовалась санкция парламента.
Понимая, что без крупных взяток такого разрешения не добьешься, руководители компании выделили особый «фонд пропаганды» и подкупали членов правительства, влиятельных депутатов, известных журналистов. Желающих получить взятку оказалось много, выделенного на подкуп фонда не хватило, компании пришлось затратить гораздо больше денег чем предполагалось. Когда же в июле
95
1888 года (главой правительства в то время был радикал Шарль Флокс) палата наконец санкционировала выпуск государственного займа, было уже поздно. Компания прекратила платежи, и суд, признав факт банкротства, в феврале 1889 года принял решение о ее ликвидации.
Это известие вызвало панику среди держателей акций и облигаций. Ценные бумаги компании приобрели 800 тысяч человек, преимущественно люди небогатые, для которых ее крах означал разорение.
Ликвидационная комиссия установила, что из общей суммы 1 миллиард 330 миллионов франков, истраченных компанией, на работы по сооружению Панамского канала ушло всего 612 миллионов, а 718 миллионов разошлись в Париже, и оправдательных документов на эту сумму в делах компании не оказалось 22. Теперь уже трудно было скрыть, что речь идет о крупной афере. Держатели акций и облигаций требовали денег и выявления виновников банкротства.
В июне 1890 года палата депутатов высказалась за расследование дела, но не форсировала его. Только через три года после краха компании, в июне 1892 года, генеральный прокурор возбудил дело против пяти ее руководителей — Фердинанда де Лессепса, его сына Шарля, Мариуса Фонтана, барона Коттю и инженера Гюстава Эйфеля, создателя знаменитой башни, строительство которой было закончено в 1889 году. Им предъявили обвинение в мошенничестве, но и после этого формального обвинения власти не давали хода делу, что вызвало возмущение общественного мнения, и прежде всего людей, прямо пострадавших от банкротства.
6 сентября 1892 года шовинистическая газета «Либр пароль» («Свободное слово»), выходившая под девизом «Франция для французов», начала печатать серию статей о панамском деле, подписанных псевдонимом Мик-рос * Автор утверждал, что банкир Жак де Рейнак и его ближайший помощник Артои по поручению Компании Панамского канала подкупили многих депутатов, пообещавших проголосовать за выпуск гарантированного государством займа Сразу после появления первых статей Мик роса Артон бежал за границу
Жак де Рейнак происходил из семьи финансистов. Его
* Под этим псевдонимом, как выяснилось позднее, скрывался банкир Фердинанд Мартон, недовольный Компанией Панамского канала за то, что она не проявила к пому достаточной щедрости.
96
отец, известный франкфуртский банкир, получил дворянство и титул барона от прусского и итальянского королей. Переехав в Париж, Жак до Рейнак пустился в крупные финансовые операции не только во Франции, но и в Греции, Малайе, Сиаме, Алжире, Португалии, Венесуэле... Оп спекулировал земельными участками, предоставлял займы на прорытие каналов, строительство угольных шахт и железных дорог, не брезговал ничем, что приносило доходы.
Племянник барона Жозеф Рейнак, республиканец-оппортунист, в прошлом близкий сотрудник Гамбетты, сменивший его па посту редактора газеты «Репюблик Фран-сез», служил связующим звеном между своим дядей и правящими кругами Франции. В роскошном дворце барона веселились министры, сенаторы, депутаты.
Когда Компании Панамского капала потребовались важные услуги — рекламировать ее займы, вербовать сторонников в правительстве, парламенте и прессе, она обратилась к барону, и он стал ее «советником». «Операции» по подкупу министров, парламентариев, журналистов велись через него. Разумеется, он не всегда действовал сам, иногда давал поручения другим лицам, которых считал подходящими, и компания оплачивала их услуги. При этом возникали и конфликты. Так, в июле 1888 года Рейнак обратился к Клемансо с просьбой помочь ему получить у компании 10 миллионов франков, которые она вопреки своим обязательствам отказывается заплатить. Клемансо немедленно отправился к военному министру Фрейсине (он считал это дело настолько срочным, что вызвал Фрейсине с заседания кабинета), а тот пригласил к себе Шарля де Лессепса и рекомендовал срочно уладить денежные отношения с Рейпаком, намекнув, что в этом «заинтересовано правительство» .
Странная история! Почему Клемансо потребовалось вмешиваться, да еще так активно, в споры дельцов? Ответ на этот вопрос мы попытаемся дать ниже, пока же отметим, что в результате его вмешательства Рейнак получил часть этой суммы.
Разоблачения газеты «Либр пароль» не на шутку напугали барона. Стремясь выгородить себя, оп, как это принято в мире наживы, готов был потопить всех остальных. Прежде всего нужно было заставить замолчать «Либр пароль». Суть сделки, предложенной Рейнаком и принятой редакцией, состояла в том, что барон назвал имена нескольких депутатов-республиканцев, чьи голоса он покупал по
7 Д. II. Прицкср 612
97
поручению компании, а редакция обязалась не упоминать имени барона на страницах своей газеты. В начале ноября 1892 года «Либр пароль» опубликовала этот список имен без указания источника.
Таким образом, с этой стороны опасность для Рейпака как будто миновала, но тут в разоблачительную кампанию включилась другая газета — буланжистская «Кокард» Как заставить замолчать и ее? Рейнак знал, что на ее редактора имел большое влияние бывший министр внутренних дел Эрнест Констан, в руках которого к тому же был список 104 депутатов, которых подкупил Рейнак. Если Констан предаст этот список гласности, барону не сдобро-вать. Нужно во что бы то пи стало воздействовать на Констана, добиться, чтобы он молчал сам и заставил молчать «Кокард».
Рейнак решил обратиться за помощью к министру финансов Рувье: оп хорошо знал Констана и был заинтересован в том, чтобы сведения о подкупе не распространялись, ведь самому Рувье тоже кое-что перепало от щедрот компании.
Рувье сказал: «Я готов пойти к Констану, по при одном условии — при нашей беседе должен присутствовать свидетель. Нужен какой-то авторитетный человек». Барон, подумав, предложил пригласить в качестве свидетеля Клемансо, Рувье был доволен: «Прекрасно. Лучшего свидетеля я не знаю» 23. Барон помчался к Тигру, объяснил ему ситуацию и получил его согласие. Так Клемансо вторично проявил готовность выручать преступника Рейпака. Почему? Позиция Рувье объяснима: он друг Рейпака, он сам замешан в афере, по какое отношение ко всему этому имеет Клемансо?
Весь день 19 ноября 1892 года министр финансов и лидер радикалов, люди очень занятые, посвятили Рейна-ку. Они умоляли Констана пощадить барона, но тот па уступки не пошел. Прощаясь с Клемансо на улице, охваченный отчаянием Рейнак проговорил: «Я пропал». На следующее утро лакей обнаружил барона мертвым в его спальне.
Самоубийство Рейнака устранило последние сомнения, если они у кого-нибудь были, относительно масштабов панамской аферы. Языки развязались, каждый старался спять с себя вину, разоблачения следовали одно за другим. «Кокард» назвала в числе подкупленных председателя палаты депутатов радикала Шарля Флоке и даже указала
98
полученную им сумму — 300 тысяч франков. 21 ноября правый депутат Жюль Делао, в недавнем прошлом один из сподвижников Буланже, поднялся на трибуну и заявил, что компания подкупила 150 депутатов, в том числе многих министров. На возгласы из зала. «Имена! Назовите имена!» — оп ответил: «Назначьте следственную комиссию, а доказательства она найдет в бумагах Рейпака» 24. Председательствующий Флоке сделал ему замечание: «Было бы гораздо смелее с вашей стороны назвать имена тех, кого вы имеете в виду, а не бросаться анонимными обвинениями в адрес всех», на что Делаэ, повернувшись к Флоке, хладнокровно ответил: «Я удивлен, господин председатель, что вы, будучи персонально обвиненным, не присоединились до сих пор к моему требованию начать расследование», и Флоке, опустив глаза, проронил: «Я не против» 25.
Пришлось назначить следственную комиссию, которая установила, что квартиру Рейпака опечатать «забыли», а его труп похоронили без вскрытия. Следственная комиссия потребовала широких полномочий, но правительство Эмиля Лубе не захотело их предоставить и поплатилось за это вотумом недоверия. Новый кабинет сформировал бывший министр иностранных дел Александр Рибо, а отставной премьер получил портфель министра внутренних дел; комментируя эти перемены, немецкий посол в Париже сообщил в Берлин: «Правительство Лубе — Рибо, которое свалилось в Панамский канал, воскресло в форме правительства Рибо—Лубе».
Сенсационные разоблачения продолжались. При обыске у банкира Тьерре были обнаружены выписанные Рейпаком 26 чеков на сумму 3,4 миллиона франков: два на 2 миллиона — на имя крупного дельца Корнелиуса Герца, два — па имя брата бывшего президента Франции Альбера Г реви, один — на имя некоего Власто, человека близкого к Рувье; остальные чеки были помечены инициалами. Через несколько дней, 12 декабря 1892 года, газета «Фигаро» опубликовала статью известного журналиста Гастона Кальметта, в которой был описан последний день жизни Жака Рейнака. «Этот день, — писал Кальметт,— два известных всей Франции человека — министр финансов Морис ‘увы и лидер радикалов Жорж Клемапсо употребили па то, чтобы избавить барона от ответственности. Обращались они ври этом к Констану и к Корнелиусу Герцу (тому самому, который, как только что выяснилось, получил от Ргпнака 2 миллиона франков) » Кальметт требовал допро-у*
99
сить всех четверых — они много знают. Так впервые были преданы огласке действия Рувье и Клемансо в тот памятный день.
Рувье, признав приведенные Кальметтом факты, объяснил свое поведение 19 ноября сочувствием Рейнаку, «обезумевшему от травли», и заявил, что ничего добавить не может; он был скомпрометирован, и ему пришлось подать в отставку с поста министра финансов; Клемансо опубликовал в «Жюстис» объяснение, которое тоже не содержало никаких дополнительных сведений 26; Констан свое слово уже сказал: он опубликовал список 104 депутатов. Что же касается Корнелиуса Герца, то, узнав о смерти Рсйнака, он в тот же день уехал в Лондон, и допросить его не было возможности.
Так в списке участников аферы появился новый персонаж — Корнелиус Герц, человек, тесно связанный с Жоржем Клемансо.
Корнелиус Герц родился в 1845 году во Франции, через три года его родители переехали в США. Там Герц изучал медицину, но диплома не получил; в последние годы Второй империи он работал во Франции фармацевтом, а во время франко-прусской войны был врачом в армии и даже получил орден Почетного легиона. Затем он вновь уехал в Соединенные Штаты, женился на дочери фабриканта и переключился с медицины на технику — изучал электричество, телефонию, пустился в спекуляции, но задолжал 2 миллиона долларов и в 1877 году уехал во Францию.
Первое время ему было трудно, но он быстро встал на ноги. По его словам, однажды, прогуливаясь по Парижу, он встретил старого знакомого, которому когда-то дал в долг крупную сумму. Теперь тот стал владельцем ресторана, разбогател и не только вернул Герцу долг, но и ссудил его деньгами. Герц стал издавать журнал «Люмьер электрик» («Электрический свет»); с помощью своего друга, редактора газеты «Тан» Эбрара, приобрел монопольное право осуществить телефонизацию Франции и был награжден орденом Почетного легиона всех степеней, причем представляли его к награждению самые влиятельные люди* сначала — министр почт и телеграфа, затем — председатели Совета министров Жюль Ферри и Шарль Фрейсине.
У Герца было много друзей в мире писателей, ученых, журналистов. Он слыл добряком, мастерски вел остроумную светскую беседу. Газета «Драпо», которую издавал Дерулед, ставший позднее ярым врагом Герца, писала
100
в апреле 1884 года: «Господин К. Герц, знаменитый американский электротехник, только что произведен в командоры Почетного легиона. «Драно» считает нужным напомнить, что этот человек, поборник труда и свободы, заслужил первый крест кавалера Почетного легиона в 1870 году, сражаясь за Францию; интересам Франции он служит и сейчас. Мы счастливы присоединить воспоминание об этом к тому поздравлению, которое ему адресуем» 27.
Позднее, уже на суде, Шарль Лессепс рассказывал, как, усомнившись в правдивости Герца, утверждавшего, что он вхож в самые высшие сферы, прямо сказал ему об этом. Через два дня Герц принес ему приглашение в загородный дом Жюля Греви. «Мы поехали в Мон-сюр-Водрэ, — рассказывал Лессепс,— и провели целый день с президентом республики. Герца принимали как друга дома» 28
Где и каким образом Герц познакомился с Клемансо, точно не известно. Впрочем, возможностей познакомиться было сколько угодно: Клемансо хорошо знал редактора «Тан» Эбрара; брат Тигра инженер Поль Клемансо сотрудничал в издаваемом Герцем журнале; одно время Герц был связан с Буланже; Клемансо и Корнелиус Герц посещали один и тот же салон, хозяйкой которого была Леонида Леблан; редакция «Жюстис» помещалась в том же доме, что и контора Герца...
Так или иначе, они познакомились в конце 1882 года, сблизились, и вскоре парижане привыкли часто видеть вместе худощавого темноволосого «монгола» и маленького толстого дельца. Они появлялись в театрах, в ресторанах, в редакции «Жюстис». Газета Клемансо переживала тогда финансовый кризис. Герц уплатил ее долги и купил половину акций. Клемансо был в восторге от своего нового друга: умный, дельный, любознательный, добрейший человек. О степени их близости говорит такой факт: уезжая в 1884 году в Марсель, где тогда свирепствовала холера, Тигр написал нечто вроде завещания: «Я хочу, чтобы в случае моей смерти мои дети воспитывались под руководством г. Корнелиуса Герца». В апреле 1885 года Клемансо выкупил у Герца акции «Жюстис» и поместил об этом в своей газете специальное сообщение; их дружеские отношении продолжались.
Как стало известно после самоубийства Рейнака, Герц был одним из тех людей, которым барон поручал подкуп парламентариев. Именно его он привлек, чтобы обеспечить благоприятное голосование парламента по поводу гаранти-
101
ровашюго государством займа. В подписанном в 1885 году документе было сказано, что компания обязуется «выплатить г-ну К. Герцу комиссионные в сумме 10 миллионов франков, если он сможет благодаря своим связям добиться вотирования необходимого Панамской компании займа», причем комиссионные будут выплачены после того, как компания получит первую выручку от продажи облигаций *-•	29
этого займа .
Рейнак и Герц поделили между собой тех политиков, которых следовало подкупить: одним давал деньги сам Рейнак, другим — Герц. Прямые контакты с компанией поддерживал Рейнак. Он получал деньги для подкупа непосредственно от Лессепса, Герц же получал их из вторых рук — от Рейнака. Герц знал только тех деятелей, которым оп сам вручал деньги, а Рейнак знал всех. Между ними часто возникали конфликты. Герц считал, что Рейнак присваивает часть выделенных для подкупа сумм. Стремясь вырвать побольше, он шантажировал барона, грозил разоблачениями, писал: «Лучше платите, иначе и вы, и ваши друзья взлетите на воздух».
Очередной спор между Рейнаком и Герцем вспыхнул в июле 1888 года. 4 июля парламент вотировал выпуск займа, и Герц потребовал свои 10 миллионов, хотя по условиям соглашения еще не имел права на эти деньги. Компания, придерживаясь буквы соглашения, денег не дала и была по-своему права: разрешение на выпуск займа пришло слишком поздно, и он так и не увидел свет, ибо компанию объявили банкротом. Герц, понимая, что если он не получит денег немедленно, то не получит их никогда, предъявил Рейнаку ультиматум: или 10 миллионов будут немедленно выплачены, или он предаст дело огласке. Рейнак испугался, и вот тут-то 12 июля 1888 года он и обратился за помощью к Клемансо, а тот пошел к Фрейсине — этот эпизод мы уже описали.
Теперь понятно, что Рейнак обратился именно к Клемансо не случайно. Он знал, что Клемансо — друг Герца и связан с ним, в частности, финансовыми делами, а потому не откажется помочь получить для него деньги.
Второе обращение Рейнака к Тигру в ноябре 1892 года объясняется той же причиной: первый раз Клемансо оказал Герцу услугу — получил для него деньги, поэтому можно рассчитывать на ответную услугу Герца. Так становится ясным, почему барон предложил Рувье в качестве свидетеля не кого иного, как Тигра, почему Рувье сказал, что
102
лучшего свидетеля не найти. Ведь 19 ноября Рувье и Клемансо посетили не только Констана, по и Герца. Однако, несмотря на давление со стороны Клемансо, Герц категорически отказался помочь Рейнаку выкарабкаться.
Между тем следственная комиссия установила имена еще нескольких лиц, которым были переданы выписанные Рейнаком чеки, и на заседании палаты 20 декабря 1892 года обратилась с просьбой лишить депутатской неприкосновенности пятерых депутатов и пятерых сенаторов, из которых один (Рувье) был в прошлом председателем Совета министров, а пятеро — министрами. В списке фигурировал также Альбер Греви.
Не пытаясь оправдываться, поднявшийся па трибуну Рувье перешел в контрнаступление. Да, он получал деньги, но не от компании, а от «друзей финансистов», и ничего плохого в этом нет. «Здесь делают вид,— заявил он, будто только теперь, в конце XIX века, впервые узнали, что для управления страной нужны деньги. Если же парламент не дает их в достаточном количестве, то политический деятель, который находит их благодаря своим личным связям, заслуживает всяческой похвалы» 30.
После выступления Рувье палата проголосовала за лишение неприкосновенности названных комиссией лиц. Председательствующий Флоке, облегченно вздохнув (его имени в списках не оказалось), собирался объявить заседание закрытым, как вдруг ему подали записку, которую он тут же огласил: депутат Поль Дерулед просил предоставить ему возможность сделать запрос: «Какие меры собирается предпринять правительство против господина Корнелиуса Герца, кавалера большого офицерского креста ордена Почетного легиона?» 31
В зале воцарилась тишина. Все знали, что Герц недосягаем, он в Лондоне, и, значит, Дерулед метит в Клемансо. Здесь, в палате депутатов, очень многие его ненавидели: одни за то, что из-за него лишились министерских портфелей; другие за то, что он разоблачал их махинации; третьи за то, что он поддерживал Буланже; четвертые за то, что он перестал поддерживать Буланже; пятые — за атеизм, шестые за деспотизм, седьмые за несносный характер и гл шиком острый язык...
Деруледа в палате тоже не любили за фанфаронские демагогические речи и тупой шовинизм. Но на этот раз палата единодушно решила предоставить ему слово.
Тощий, похожий па Дон-Кихота Дерулед поднялся па
103
трибуну. Начал он с Герца: «Человек, от которого зависели судьбы, к ногам которого бросались, у которого вымаливали милости, которого заклинали молчать, не был ни президентом республики, ни председателем суда, ни главой правительства — это был просто господин Корнелиус Герц». Безапелляционно назвав Герца иностранным агентом, Дерулед задал риторический вопрос: «Каким же образом этот вражеский агент смог завоевать такое беспримерное положение?» — и сам па него ответил: «Это могло случиться только потому, что Герцу удалось подкупить одного из крупнейших политических деятелей Франции». Все затаили дыхание, а Дерулед перешел в прямую атаку: «Этого пособника, этого преданного друга, этого неутомимого посредника, столь деятельного и столь опасного, все вы хорошо знаете, его имя у всех па устах; и все-таки ни один из вас его не назовет, потому что вы боитесь трех вещей: его шпаги, его пистолета и его языка. Ну а я пренебрегаю всеми тремя и называю его: это господин Клемансо! Такова истина!»
Перепуганный председатель палаты Флоке пытался было остановить Деруледа, по Клемансо, бледный, со скрещенными на груди руками, бросил реплику: «Я прошу дать г. Деруледу возможность закончить». И тот продолжал: «В 1885 году сам Герц сказал мне: «Я дал Клемансо не 400 тысяч франков, я дал ему — слушайте меня внимательно, господа,— два миллиона»».
В зале зашумели, это уже звучало неправдоподобно, и Дерулед спохватился: «Так или иначе, независимо от цифры, известно, что «Жюстис» и ее политический редактор получили огромные суммы. За что давались эти деньги?.. Или этот ловкий финансист, этот алчный, отнюдь не щепетильный делец помещал капиталы в бесперспективное дело?.. Что же все-таки происходило между этим иностранцем и этим политиком? Один давал все, а другой ничего? Один жертвовал всем, а другой ничем? Немец вкладывал деньги без всякого смысла, без цели, без прибыли? Кто вам поверит, господин Клемансо?»
За этими словами последовал хорошо рассчитанный удар: «А не кажется ли вам, что он ожидал — я не хочу сказать: требовал — от вас, господин Клемансо, именно того, чем вы занимались: свержения правительств, постоянных атак против людей, находящихся у власти? Ведь вы посвящаете все свои силы одному — разрушению. Подумать только, скольких людей вы сломили! Вся ваша
104
карьера построена па руинах. То Гамбетта, то другой, то третий... Так предадим же общественному гневу самого ловкого, самого опасного, самого злонамеренного пособника господина Герца, чью губительную и вредоносную деятельность большинство палаты всегда осуждало, не осмеливаясь, однако, не только назвать ее преступной, по и просто упрекнуть его. Ну а я беру на себя смелость это сделать как для того, чтобы сбросить груз со своей совести, так и для того, чтобы информировать страну» 32.
Речь Дерулсда на этот раз имела большой успех, и ему долго аплодировали — не столько за его красноречие, сколько за мужество: ведь он отважился поднять руку на Тигра. Когда же на трибуну поднялся Клемансо, его встретили неприязненным молчанием.
Он говорил недолго, с оттенком презрения, в необычной для себя манере — не наступал, а оборонялся. Да, Герц был акционером «Жюстис», но акции выкуплены почти восемь лет назад; да, он получил ордена Почетного легиона, но я не имею к этим наградам ни малейшего отношения, а вот газета Деруледа в свое время восторженно приветствовала награждение Герца и считала это заслуженным; да, Герц — делец, но я никогда не был причастен к его делам.
Заключительные слова своей речи Клемансо произнес на высокой ноте, звенящим от гнева голосом: «На какие еще клеветнические обвинения мне остается ответить? Я вспоминаю, но не нахожу ничего, кроме величайшего оскорбления, будто я предал интересы Франции, изменил своей родине, распространял в этом зале влияние иностранной державы, агентом которой я был... что, будучи подчинен этому иностранному влиянию, порабощен, руководим им, я пытался нанести ущерб своей стране и своими действиями в парламенте вызывал беспорядок и смуту на моей родине! На это последнее обвинение может быть дан только один ответ: «Господин Дерулед, вы солгали!»» 33
Клемансо послал Деруледу вызов на дуэль. Опа состоялась 22 декабря на северной окраине Парижа в парке Сент-Уан. Перед отъездом Деруледа к месту дуэли у его дома собрались его приверженцы. Деруледа обнимали, целовали, ему желали успеха. Около трехсот человек пришли в нарк, чтобы собственными глазами увидеть смерть Тигра. По условиям дуэли каждый участник имел право на три выстрела с расстояния 25 метров. Оба нервничали, и все шесть выстрелов не достигли цели. А ведь накануне Клемансо поразил мишень девятнадцатью выстрелами из двад
105
цати! Не исключено, что он промахнулся преднамеренно. «Если бы Дерулед был убит или ранен,— писал, ссылаясь на мнение Мориса Барреса, друг Тигра писатель Эдмон Гонкур,— Клемансо разорвала бы толпа, ожидавшая исхода дуэли у ворот парка» 34.
Хотя дуэль Закончилась «вничью», в палате депутатов и на парижских бульварах чествовали Дерул еда. Газеты восхищались его храбростью и хладнокровием, а сам «герой» купался в лучах славы и играл в нового Буланже. Противники Клемансо, пе решавшиеся раньше ему перечить, теперь осмелели. Против него повела ожесточенную кампанию буланжистская и правая пресса, подтверждавшая обвинения, выдвинутые Деруледом: Клемансо, оказывается, свободно говорит по-английски, он английский агент. Стремление покончить с ним было настолько сильным, что некоторые гробовщики перехватили через край.
19 июня 1893 года Клемансо впервые после дуэли с Деруледом выступил в палате депутатов, но говорить ему не дали. Из зала кричали: «А что думает по этому поводу господин Корнелиус Герц?», «Говорите по-английски!», «Франция не хочет слушать советника ее величества!» *, «Не давайте слова изменнику!» Тигр начал фразу: «Во Франции царит чувство...», а Дерулед продолжил: «...всеобщего презрения к Клемансо». На замечание председателя Дерулед ответил: «Я никогда не прерывал других скомпрометированных депутатов, потому что, даже если они виноваты или сбились с пути, это все же наши люди, а он — иностранный агент». Ближайший сподвижник Де-руледа депутат Мильвуа бросил с места многозначительную реплику: «В четверг (это было сказано в понедельник.— Д.П.) я докажу вам, что он последний негодяй!» 35 Сразу после заседания Клемансо вновь вызвал Деруледа на дуэль, но тот отказался драться, и тогда в «Жюстис» появилась короткая заметка: «Этот субъект известен как лжец. Теперь он показал себя еще и трусом. Этого достаточно» 36
А Дерулед не захотел рисковать дуэлью, потому что считал возможным покончить с Клемансо без единого выстрела. Действительно, через два дня, 21 июня, в газете «Кокард» за подписью ее главного редактора Эдуарда Дюкре появилась заметка, сообщавшая, что редакция располагает секретными документами одной иностранной державы, которые содержат неопровержимые доказательства
* В то время в Англии царствовала королева Виктория.
106
государственной измены некоторых французских политических деятелей и журналистов. Новая бомба! Именно ее имел в виду Мильвуа, обещая окончательно добить Клемансо в четверг, 22 июня 1893 года. Комментируя эти события, Ф. Энгельс писал: «Что произошло с беднягой Клемансо, если даже какой-то Дерулед может травить его!» 37
А угроза «добить Клемансо» основывалась на следующем: в редакцию «Кокард» явился негр, назвавшийся переводчиком английского посольства Нортоном, и предложил купить у него за 100 тысяч франков 14 писем, изобличавших Клемансо как агента английской разведки. Обрадовавшись, Дюкре охотно согласился, но оказалось, что Нортон принес не подлинники, а копии. Полагаться на них было опасно, и Дюкре попросил Нортона достать оригиналы.
На следующий день Нортон сообщил, что в посольстве к нему стали относиться с недоверием и взять письма оп не смог. Взамен он предложил похищенные им ранее соблазнительные для «Кокард» документы. На официальных бланках с изображением английского герба и пометкой «Служба секретных фондов», за подписью секретаря британского министерства иностранных дел Листера перечислялись отдельные лица и редакции французских газет, которым якобы выплачивались деньги за услуги, оказанные английскому правительству. В списке подкупленных газет значились «Тан» и «Журпаль де Деба», получившие в 1893 году по 2 тысячи фунтов стерлингов, а в списке политических деятелей — Клемансо (20 тысяч) и ставший ярым буланжистом Рошфор (3600).
Дюкре показал эти документы Мильвуа и Деруледу. Их восторгу пе было границ. На всякий случай проверили, есть ли в английском посольстве сотрудник по имени Нортон, а в английском министерстве иностранных дел ответственный чиновник Листер, и получили утвердительный ответ.
24 июня Мильвуа с торжествующим видом поднялся на трибуну. Врагов Тигра ожидало разочарование: с первых же слов Мильвуа стало ясно, что речь идет о заведомой, из рук вон плохо сфабрикованной фальшивке. В зале стали смеяться. «Клемансо,— писал один очевидец, — покатывался со смеху, поднимал и опускал руки, хлопал себя по коленям и подзадоривал незадачливого оратора возгласами одобрения. Вскоре захохотали председатель, секретари,
107
приставы, многие депутаты и зрители на трибунах — столь очевидна была абсурдность этих обвинений, которые не могли бы ввести в заблуждение даже ребенка» 3 . Противники Клемансо в палате были недовольны глупой выходкой Мильвуа: такие выступления лили воду на мельницу Тигра. 384 голосами против двух (Мильвуа и Дерулед) палата приняла резолюцию, осуждающую выступление Мильвуа и выражающую сожаление по поводу зря потраченного депутатами времени. Виновникам не осталось ничего иного, как заявить о своем отказе от депутатских мандатов.
Клемансо подал на Дюкре и Нортона в суд по обвинению в клевете. На суде выяснилось, что «документы» сфабриковал авантюрист по имени Верон, никакого отношения к английскому посольству не имевший (оп-то и назвался Нортоном). Суд приговорил его к трем годам заключения и денежному штрафу, а Дюкре — к году заключения и штрафу. Клемансо, как это принято во французском судопроизводстве при подтверждении факта клеветы, получил с каждого обвиняемого по одному символическому франку.
Несмотря на такой исход процесса, молва прочно закрепила за Клемансо репутацию английского агента. В августе 1893 года состоялись очередные выборы в палату депутатов. Не решаясь баллотироваться в Париже, где общественное мнение было ему враждебно, Клемансо выдвинул свою кандидатуру на юге, в округе Драгиньян департамента Вар. Борьба обещала быть очень острой: на депутатское место претендовали семь кандидатов. Реакционный журналист Эрнест Жюде, редактор выходившей полумиллионным тиражом бульварной газеты «Пти журналь», в каждом номере травил Клемансо, обвиняя его во всех смертных грехах, и засылал в его избирательный округ листовки. Особым успехом у недоброжелателей Тигра пользовалась карикатура: Клемансо танцует жигу на сцене парижской Оперы (намек на его связь с певицей Роз Карон) и жонглирует мешками с золотом под звуки оркестра, которым дирижирует англичанин с бакенбардами.
Не отставали и многие другие газеты. Они объясняли противодействие Клемансо колониальным захватам стремлением обеспечить Англии полную свободу рук, писали, что он «продал Лондону Египет», утверждали, что его выступления против франко-русского союза тоже были
108
оплачены * Для борьбы против избрания Клемансо была создана «Антиклемансистская лига».
Поток хлесткой и целеустремленной информации оказал влияние па избирателей. Когда Клемансо приехал в Драгиньян, его встретили па вокзале руганью, оскорблениями, камнями, неистовая толпа выкрикивала проклятия; гостиницы, в которых он останавливался во время своего предвыборного турне, осаждали исступленные люди, а во время его выступлений перед избирателями наемные крикуны пытались их сорвать, скандируя: «О, yes! О, yes! Корнелиус Герц!»
Несмотря на все это, в первом туре Клемансо получил больше голосов, чем любой другой кандидат. В какой-то степени этому способствовала его речь перед избирателями в городе Салерп 7 августа. Стиль речи отличался от обычного: она напоминала исповедь. Клемансо утверждал, что вся его деятельность была направлена против монархистов, клерикалов и реакционеров во всех обличьях. Это была борьба между духом прогресса и духом консерватизма. Выступление Дсруледа с клеветой на пего он объяснил желанием отомстить за то, что он отверг предложенную ему Деруледом в разгар буланжизма сделку: осуществить государственный! переворот, в результате которого Клемансо станет главой правительства, а Дерулед — военным министром. Далее Клемансо отверг утверждения, что он богат, и доказывал обратное: он постоянно испытывал материальные затруднения. В конце речи он подчеркнул свое сочувствие требованиям рабочих. «Все те, кого волнуют социальные проблемы,— говорил оп, — возлагают надежды на профсоюзы рабочих. Сегодня правительство ведет против них открытую борьбу... по массы, в прошлом покорные, терпеливые, управляемые, а ныне пробудившиеся, встревоженные, деятельные, поднялись на борьбу за социальную справедливость. Преградить им дорогу невозможно... Пытаются противопоставить город деревне, но крестьянин сознает, что дело рабочих его дело. Разделенные, они бессильны, объединенные непобедимы. Пусть же они объединяются... и пусть сами выкуют свою судьбу» 39.
Эта речь произвела большое впечатление — зал стоя приветствовал Клемансо, но все же голосов, полученных им при первом туре, не хватило для избрания (он получил
* Об отношении Клемансо к франко-русскому союзу будет сказано в следующих главах.
109
43 процента голосов — 6334 из 14 668 4), а требовалось пе менее 50 процентов 4- 1 голос). Предстояла перебаллоти ровна. О том, насколько сильны были враждебные ему настроения, можно судить по тому, что местный руководи толь Рабочей партии Венсан призвал избирателей-рабочих отдать свои голоса пе Клемансо, а противостоящему ему во втором туре единому кандидату правых Журдану Этот призыв вытекал из обычной для гедистов тактики: борьба между фракциями в рядах буржуазии ее дело, не касаю щееся рабочих (именно так отнеслись они и к буланжиз му), а самый опасный противник тот буржуа, который прикрывается левой фразой.
Узнав об этом, Жорес писал: «Я с удивлением прочитал в недавнем воззвании Венсана, что «честь социалистов» требует голосовать в департаменте Вар за главного конку рента Клемансо. Возможно, что Венсан заключил какое-то соглашение с «Антиклемансистской лигой», но это касается только его самого, а не нашей партии, которая не может допустить никаких компромиссов с клерикалами. Всем ясно, что Ктемансо не получил в первом туре пи единого голоса реакционеров, ясно также, что реакция отдала свои голоса Журдану, и честь нашей партии в том и заключается, чтобы не входить в качестве вспомогательной силы в возглавляемый реакционерами предвыборный синдикат» 41.
Рабочие Кармо, чьим депутатом был Жорес, обратились к социалистам округа Драги пьян с призывом голосовать за Клемансо. Перед вторым туром «Аптиклемапсистская лига» провоцировала столкновения с его сторонниками, мобилизовала против него все свои силы. «Вероятный исход борьбы в Драгиньяпе,— писал издававшийся массовым тиражом журнал «Иллюстрасьоп»обсуждается повсюду в газетах, салопах, кабарэ, вагонах, на пароходах, в омпибу сах. По этому поводу строят прогнозы, заключают пари» Автор статьи задает вопрос, чем объясняется такой интерес к политической судьбе Жоржа Клемансо, и отвечает* «Восхищаются ли этим парламентским бойцом и оратором или пет, хвалят его или ругают, любят или ненавидят, бесспорно одно: Клемансо — выдающаяся личность современного политического мира... Всем известно, какую важную роль играл в палате депутатов па протяжении 17 лег этот лидер радикалов и низвергатель правительств, вызывавший ужас у министров, хотя он никогда официально не был у власти» 42.
ПО
Результаты второго тура оказались неблагоприятными для Клемансо: он получил 8G00 голосов, Журдан 9503. Депутатом стал Журдан. Покидая Драги пьян, Клемансо слышал со всех сторон неистовые крики: «О, yes! Корнелиус Герц!» 43
Многочисленные враги Тигра в парламенте встретили известие о его поражении бурным ликованием, устроили факельное шествие на улицах Парижа и публично сожгли его портрет. Все были убеждены, что политическая карьера Тигра закончена.
Какова же была судьба участников панамского дела? Следствие велось крайне медленно. В начале 1893 года Шарль де Лессенс выдал очередную порцию разоблачений: он сообщил, что в 1885 году министр общественных работ Вайо получил от компании 375 тысяч франков, а по настоянию председателя Совета министров Флоке 300 тысяч франков были выплачены пяти журналистам. Огласке эти факты преданы пе были — Флоке лишился поста председателя палаты депутатов, и все.
В том же году состоялся первый процесс над руководителями компании — Шарлем Лессепсом (Фердинанд Лес-сепс, которому было 88 лет, уже пе мог отвечать за свои поступки), бароном Коттю, Фонтаном и инженером Эйфелем по обвинению в мошенничестве. Их защищали самые лучшие адвокаты. Один из них сказал: «Подобно тому как начальник каравана, идущего по Сахаре, вынужден платить дань пиратам пустыни, моему подзащитному приходилось удовлетворять требования финансистов, журналистов и алчных парламентариев» 44.
Признав всех обвиняемых виновными, суд приговорил их к различным срокам тюремного заключения и денежным штрафам. Однако кассационный суд отменил это решение, и все обвиняемые были освобождены.
Вскоре состоялся второй процесс, на этот раз по обвинению в коррупции. Па скамье подсудимых — те же лица плюс пять членов парламента. Рувье среди них пе было: хотя оп публично признал, что брал взятки, его дело было прекращено «за отсутствием улик». Четыре депутата из пяти виновными себя пе признали, утверждая, что получали не взятки, а «гонорары за консультации и советы». Только Вайо признал себя виновным. Представители компании отрицали свою виновность в коррупции: опи-де добивались законных вещей, но те люди, от которых зависело соблюдение законов, требовали за это денег, и компании
111
приходилось платить. И вот, наконец, объявлен приговор: все оправданы, кроме наивного Байо, который поплатился за свое признание пятилетним тюремным заключением и штрафом в 750 тысяч франков.
Комиссия по расследованию, созданная палатой депутатов, тоже пе переутомлялась. Она послала Корнелиусу Герцу вызов приехать для дачи показаний, но он никакого внимания на вызов не обратил, а комиссия не настаивала. Артона, тоже бежавшего за границу, пытались разыскивать, по не нашли. Остальных взяточников не трогали Большинство из них, в том числе Рувье и «господин зять», в 1893 году были вновь избраны в палату депутатов. Потеряли свои мандаты только Флоке и Клемансо, с одной стороны, Дерулед и Делаэ с другой. Итак, крупнейшую аферу замяли.
Панамское дело имело для Франции серьезные последствия. Оно подорвало доверие к государству, дискредитировало управлявших страной людей. Слова «министр» и «депутат» народ стал рассматривать чуть ли не как синонимы понятий «взяточник», «мошенник». А власть имущие, убедившись в безнаказанности подобных преступлений, и в дальнейшем широко использовали свое положение для личного обогащения.
Злоупотребления властей ускорили высвобождение рабочих из-под влияния буржуазных партий и организаций. Распространение марксизма, деятельность Жюля Геда, Поля Лафарга, Жана Жореса привели к быстрому росту авторитета Рабочей партии: па выборах 1893 года за нее голосовало 600 тысяч избирателей (в 1889 году — 90 тысяч), она получила 41 место в палате депутатов вместо 12 45.
Из политических деятелей, замешанных в панамском скандале, больше всех пострадал Клемансо: оп потерял депутатский мандат, приобрел репутацию иностранного агента, подвергся жестокой травле.
Некоторые биографы Клемансо утверждают, что он был непричастен к злоупотреблениям и пострадал напрасно. Так, Ж. Вормсер считает, что действия Тигра в период скандала, как и всегда, были продиктованы одной лишь заботой об интересах Франции и что «после панамского ”	46
дела его честь осталась незапятнанной»
Подобные утверждения необоснованны. Никто не может отрицать, что Клемансо был тесно связан с Корнелиусом Герцем, сыгравшим в этом деле весьма неблаговидную
112
роль. Образ жизни, который вел лидер радикалов, требовал очень больших средств, состояния у Клемансо не было, деньги Герца пришлись кстати, и он, пе задумываясь, принимал их. Прожженный делец Герц, разумеется, субси дировал Клемансо пе бескорыстно: он твердо знал, что в нужный момент сможет извлечь выгоду из услуг, оказанных Тигру. Позднее Клемансо скажет’ «Надо признать, что Корнелиус Герц был законченным мошенником. К сожалению, это не было написано на кончике его носа» 47
Тигр подходил к себе с особыми мерками, позволял себе поступки, которые беспощадно осуждал, когда их совершали другие. Он обрушивал громы и молнии на головы деятелей, замешанных в коррупции или в попытках выго родить ее участников, а сам во время панамского скандала всячески старался избавить от заслуженной кары Рейнака и Герца. Известно также, что оп пытался через третьих лиц убедить журналистов разоблачать только взяточников из числа буржуазных оппортунистов, а взяточников-радикалов пощадить 48
Итак, Клемансо вторично оказался пе у дел. Казалось, что никаких перспектив вернуться к активной политике у него нет: в 52 года трудно начинать жизнь сначала.
8 Д. II. Прицкер 612
113
5
ПУБЛИЦИСТ-ДРЕЙФУСАР
Депутаты заботятся только о том, чтобы быть избранными вновь, министры — о том, чтобы сохранить свои портфели, президент играет в монарха. Судьи и присяжные повинуются сабле, республиканские принципы попраны теми, кто призван, их защищать... Существуют лишь две организованные силы армия и церковь. Армия превратилась в исполнительницу воли церкви, овладевшей, всеми командными позициями 1
Поражение, понесенное в Драгпньяне, потрясло Тигра. Еще вчера он был влиятельным политическим деятелем, к его словам прислушивались, его поддержки добивались, а сегодня оказался никому не нужным, одиноким, забытым... «Меня не поняла моя семья, предали друзья, покинули единомышленники, отвергли избиратели, заподозрила в измене страна,— писал он по свежим следам событий.— «Жюстис» придется закрыть, кредиторы осаждают мой дом. Я обременен долгами, и у меня нет абсолютно ничего...» 2
Состояние депрессии продолжалось, однако, недолго. Утверждение некоторых биографов Клемансо, будто оп был близок к самоубийству, необоснованно. Осенью 1893 года в письме к одному из своих друзей он уже по-иному оценивает положение: «Уверяю вас, что я воспринимаю всю эту историю совершенно спокойно и не испытываю никакого желания обвинять, проклинать и возмущаться. Оснований для этого сколько угодно, но зачем? И напротив, я восхищен теми восемью тысячами мужественных людей *, у которых хватило героизма противостоять всему... Этого я не забуду» 3
В 90-х годах Клемансо много путешествовал: ездил в свою любимую Грецию; в страны Ближнего Востока; инкогнито посетил Страсбург, содрогался от гнева при виде немецких офицеров, разгуливавших по этому городу, который они уже привыкли считать своим, был опознан и едва
* Речь идет о 8600 избирателях, голосовавших за Клемансо.
114
унес ноги; совершил поездку в Англию, что дало повод к возобновлению разговоров о Клемансо — английском агенте. Недруги распространяли слух, будто Корнелиус Герц передал компрометирующие Тигра материалы британской разведке и теперь он у нее в руках. Депутат Поль Дешанель выступил с нападками на Клемансо и «Жюстис»: «Эта газета дискредитировала истинных республиканцев, оказывала пагубное влияние на пашу внеш пюю политику, сделала все, чтобы отдать Египет англича нам, добивалась передачи Туниса и Бизерты Италии и всему Тройственному союзу».
На следующий день после этого выступления «Жюстис» поместила ответ Клемансо: «Молодой негодяй по имени Поль Дешанель позволил себе оскорбить меня в палате депутатов... Оп извратил мои взгляды па внешнюю политику, которые я отстаивал на протяжении двадцати лет, и допустил постыдную инсинуацию, будто я служил интересам иностранной державы. Чтобы произнести подобные слова, которые, как он сам знает, лживы, нужно быть последним негодяем, каковым он и является... Господин Дешанель подлец. Господин Дешанель солгал» 4.
27 июля 1894 года состоялась дуэчь на шпагах. Клемансо рассек своему противнику лоб и веко, после чего поединок был прекращен 5.
Хотя Клемансо не пропускал обвинений в свой адрес и огрызался, от политики оп временно отошел и жадно набросился на книги, стремясь наверстать упущенное, выяснить, в каком направлении работает мысль современных социологов, сопоставить их суждения со своими. Вскоре он вернулся к журналистике. Поскольку депутатского жалованья и субсидий Герца он теперь не получал, нужно было уменьшать расходы. Штат «Жюстис» пришлось сократить, многие вещи из японской коллекции продать. Взяв па себя обязанности главного редактора «Жюстис», Клемансо с 3 октября 1893 года стал ежедневно публиковать две-три колонки на различные сюжеты: текущая политика, дипломатия, военные вопросы, литературная и театральная жизнь Парижа... Как и прежде, он не скупился на резкие слова в адрес правительственной политики, возвышал голос против привилегий меньшинства, высказывал сочувствие эксплуатируемым, обличал пороки общества.
Мастерство публициста пришло не сразу. Первое время его статьи страдали декларативностью, мысль тонула в вы-8*	115
сокопарных рассуждениях. Клемансо-журналисту пе хватало качеств Клемансо-оратора: точности языка, лаконичности, строгой логики; однако постепенно его перо оттачивалось. По приглашению редакции крупной радикальной газеты «Депеш де Тулуз» он стал регулярно писать и для нее.
В 1895 году Клемансо издал сборник под названием «Социальная схватка» 6, в который вошли около ста статей, опубликованных в «Жюстис» и других газетах. В первой части книги собраны очерки о людях, которых нищета и голод нередко доводят до самоубийства, о брошенных матерями младенцах, о женщинах, вынужденных заниматься проституцией; вторая часть посвящена взаимоотношениям предпринимателей и рабочих, третья — анархистскому террору.
В предисловии к «Социальной схватке» Клемансо излагает свои взгляды па историю человечества: сначала человек борется с дикими зверями, а затем вступает в борьбу с себе подобными. Побеждая более слабых, он заставляет их работать на себя, превращает в рабов. Кровавая звериная схватка сменяется схваткой социальной. «Цивилизация начинается трудом рабов... она начинается скверно» 7, пишет он. Однако в дальнейшем в человеке возникает альтруистическое чувство по отношению к другим людям, и с этого времени движущей силой развития общества становится борьба между альтруизмом и эгоизмом.
Клемансо присоединяется к утверждению основателя позитивизма Огюста Конта, что подвижное равновесие двух сил —- центростремительной (эгоизм) и центробежной (альтруизм) главное в человеке 8. Под влиянием альтруизма люди начинают мечтать об обществе, основанном па законе и справедливости, но эта мечта до сих пор не осуществилась. «Рабство, крепостничество, труд наемного рабочего — все эти этапы прогресса строятся на одной основе — поражение более слабого и его эксплуатация более сильным... Смертельная борьба продолжается» 9.
Суть социальной схватки сегодняшнего дня заключается в борьбе между хозяином и наемным рабочим, констатирует он и видит выход в установлении справедливого строя — социализма, который будет означать торжество социального альтруизма. Само собой разумеется, что термин «социализм» под пером Клемансо не выходит за рамки аморфного морально-этического идеала и ничего общего с научным социализмом пе имеет. Это, писал Ф. Энгельс,
116
«французский утопический социализм, лишенный утопии и сведенный, таким образом, просто к голой фразе» 10
Клемансо считает основной причиной социального конфликта в современ-ном ему обществе то, что богатство и власть сосредоточены в руках меньшинства, а подавляющее большинство лишено всего. Это вопиющее неравенство освящает и поддерживает церковь, заинтересованная в сохранении социального status quo. Она обрекает человека на пассивность и подчинение, тогда как он призван бороться за достойную жизнь. Вот почему церковь должна быть отстранена от общественных дел.
Государство обязано защищать интересы всего общества, подавлять эгоизм и поддерживать альтруизм. Принцип частной собственности он считает первостепенным условием развития личности и прогресса человечества, но при этом возражает против возведения этого принципа в абсолют. «Нам непонятно безумное стремление приносить людей в жертву непререкаемому принципу собственности... обожествленному всепоглощающему идолу, которого мы осмеливаемся ставить превыше всего. Главным принципом общества должна быть не собственность, а сама человеческая личность» и,— пишет он. До сих пор собственность ценится дороже человеческой жизни, но настанет такой момент, когда совесть заставит людей подчинить собственность высшему принципу — неприкосновенности личности.
Возвращаясь к рабочему вопросу, Клемансо повторяет свои выступления в парламенте: рабочим необходимо предоставить право предъявлять свои требования, а когда другие методы не дают результатов — прибегать к забастовке. Правительство ни под каким видом не должно применять против бастующих воинские части. Нужно сократить продолжительность рабочего дня, ввести рабочее законодательство. Что видит перед собой рабочий сегодня? — спрашивает он в заключительной статье «Социальной схватки», названной «Четырнадцатое июля», и отвечает: «Власти, которые обрушиваются на рабочие профсоюзы, лишая их свободно избранных руководителей; проекты рабочего законодательства, принятие которых откладывается вот уже десять лет; бесплодные обсуждения налоговой реформы. А теперь только потому, что преступники со-^ вершили чудовищные покушения *, делу социальной спра-
* Имеются в виду террористические акты анархистов.
117
бодливости грозит полная гпоель под ударами потерпевшей оапкротство буржуазии» .
Так пишет Клемансо о рабочих. Пишет хорошо, сочувственно. Но это слова, которым отнюдь не соответствуют действия. Вот пример.
В 1895 году Рессигье, владелец стекольных заводов в Кармо, уволил двоих рабочих за то, что они были профсоюзными активистами, а в ответ на протесты остальных закрыл заводы. Рабочим грозил голод, и Жап Жорес, депутат от Кармо, обратился к Клемансо с просьбой включиться в развернувшуюся по всей стране кампанию солидарности. «Дорогой господин Клемансо,— писал он,— вам, конечно, известны подробности той борьбы, которую ведет Рессигье против рабочих. Не можете ли вы помочь нам? Вы знаете, что все рабочие Кармо сохранили глубокое чувство признательности вам *, и сейчас они просят меня вновь обратиться к вам. Вы можете помочь им через «Жюстис»; кроме того... не могли бы вы не только написать о них, но и выступить перед ними? Они все с огромной радостью встретят вас здесь, и мы получим возможность провести превосходную республиканскую манифестацию... Ведь в этой агрессии хозяина против рабочих, которых он морит голодом, в сообщничестве правительства, в вызове, брошенном профсоюзным организациям и социалистической мысли, проявляется такая наглость реакции, что всем старым борцам необходимо встретить ее стоя»
Трудно не реагировать на такое письмо. Однако «поборник дела рабочих» отказался откликнуться на призыв стекольщиков Кармо: он-де теперь нс политический боец, а теоретик, мыслитель и занят важным вопросом — как добиться социальной справедливости, а поэтому отвлекаться не может и ограничивается советом: нужно убедить богатых пойти навстречу законным требованиям бедных. «Ключ от социальной проблемы — у богатых. Надо, чтобы они взяли дело социальной справедливости в свои .руки, чтобы они принесли жертвы, которых требуют их собственные интересы и против которых восстает только их дурацкий эгоизм» 14,— пишет он.
И в этом вопросе воззрения Клемансо крайне противоречивы. Он прекрасно знал, что призывы к богатым проявить альтруизм, отказаться хотя бы от части своего богат
* Жорес подразумевает приезд Клемансо в Кармо в 1892 году и его выступления в парламенте в защиту бастующих шахтеров.
118
ства и власти в пользу бедных не принесут результатов. «Советовать им быть великодушными старо как мир, а с точки зрения социальных результатов, как доказал опыт многих столетий, совершенно бесплодно» 15, признавал он. Он не мог не видеть, что в капиталистическом обществе социальные антагонизмы не ослабевают, а усиливаются. И все же он продолжал упорствовать в утопическом представлении, будто рабочий класс будет освобожден «сверху», руками капиталистов, которые в конце концов под действием воспитания и соответствующего законодательства (здесь приходят па память теории «идеологов») отбросят свой «дурацкий эгоизм», дадут волю «благородному альтруизму» и пойдут на самоотречение. Такое упорство Клемансо в защите незащитимых идей понятно: в противном случае нужно было бы признать, что социальная справедливость может восторжествовать только в результате революции и экспроприации капиталистов.
Такова социальная доктрина Клемансо. Она представляла собой смесь различных теорий — социального дарвинизма, учения «идеологов», утопического социализма, позитивизма. Как и всякая эклектическая конструкция, эта социальная доктрина противоречива, подчас наивна и насквозь идеалистична в объяснении общественных процессов.
Следом за «Социальной схваткой», в 1896 году, Клемансо издал вторую книгу «Великий Пан» 16. Это тоже сборник статей, опубликованных в различных периодических изданиях. Автор предпослал ему обширное введение, на первый взгляд не имеющее прямого отношения к затрагиваемым в книге проблемам. В этом введении-эссе Клемансо говорит о борьбе религий — древнегреческой-языче-ской и иудео-христианской. Его симпатии на стороне первой, отсюда и название сборника в честь того бога, которого Зевс изгнал с Олимпа, а простые люди любили и считали источником жизни и энергии.
В «Великом Пане» Клемансо возвращается к тем же проблемам, что и в «Социальной схватке» Один из самых впечатляющих очерков «Париж-Нищета» посвящен случаю, который наблюдал сам автор. Как-то зимним вечером, проходя по Марсову полю, он остановился перед бараком, где нанимали рабочих для уборки снега. Некоторым счастливчикам повезло: префект департамента Сена решил поберечь лошадей и велел запрячь безработных в повозки, доверху нагруженные снегом и льдом. Но далеко
119
не все желающие получили эту «завидную» работу, и многие ушли ни с чем, оставив на снегу черную надпись «Париж-Нищета»
Эта незамысловатая история послужила поводом для грустного обобщения: «На том самом Марсовом поле, где сто лет назад охваченные восторгом парижане, созидатели нового мира, устроили грандиозный праздник Федерации *... после напрасно пролитой на гильотине и в сражениях крови, после стольких «Деклараций прав» и стольких невыполненных обещаний сын одного из французов-энтузиастов, которые верили, что создают основанный па справедливости порядок, тщетно просит кусок хлеба в обмен па труд, проклинает своих лживых предков, их песбывшиеся надежды, их пустые обещания и называет Париж, сто лет назад считавший себя освободителем, словом полным гнева: «Нищета»» 17
В статье «Демократия» Клемансо полемизирует с теми, кто считает, что демократическое государство не сумело решить стоявшие перед ним задачи, оказалось несостоятельным. «Что такое демократия? — спрашивает он и отвечает:— Само слово гласит: правление народа. Но я прошу, чтобы мне показали такой пример... Кто осмелится утверждать, что парод управляет, что он когда-либо управлял? Полководцы, жрецы и болтуны толкали его в сражения, и оп шел по своей воле или против нее — вот и вся его история» 18 Иначе говоря, демократия не могла доказать свою несостоятельность по той простой причине, что она еще никогда не существовала. Констатировав это, Клемансо возвращается к уже известным нам идеям: демократия восторжествует вместе с торжеством альтруизма.
Отход Клемансо от повседневной политической борьбы сказался на его связях. Среди его друзей стало намного меньше политиков и намного больше писателей, художников, актеров, театральных критиков. Он сблизился с Альфонсом Доде, Эдмоном Гонкуром, Анатолем Франсом, Октавом Мирбо, Эмилем Золя, Эрнестом Ренаном... Окрепла его дружба с художником Клодом Моне; он часто приезжал к нему в Живерни, где они вели долгие беседы о жизни и искусстве. Одним* из первых, если не первым, оп оценил талант скульптора Огюста Родена и стал пропа
* 14 июля 1790 года в ознаменование первой годовщины взятия Бастилии в Париже на Марсовом поле состоялся праздник свободы, равенства и братства, на который приехали представители из всех провинций страны (федераты)
120
гандистом его творчества, которое поначалу чуть ли не все критики встретили в штыки.
Под влиянием частого общения с писателями у Клемансо возникло желание попробовать свои силы в литературном творчестве. «Если бы мне не надо было сочинять ежедневно статью для «Жюстис» и два раза в неделю статьи для «Депеш де Тулуз», я обязательно написал бы роман и пьесу. Даже если удастся высвободить три дня в неделю, я обязательно напишу и роман, и пьесу» 1 , — как-то сказал он.
Это намерение возникло у Клемансо нс случайно. Он все больше проникался идеей, что самое глубокое влияние на общество оказывают не профессионалы-политики, а теоретики, способные не только предложить иовыс пути для человечества, по и выразить свои идеалы в совершенной художественной форме. В рецензии на пьесу своего любимого драматурга Генрика Ибсена «Враг парода» Клемансо приветствовал того одинокого мыслителя, «который управляет миром из своего уединенного кабинета, выводя черные строчки на белой бумаге» 20. Ему казалось, что он сможет стать таким одиноким мыслителем-художником.
Нельзя сказать, что Клемансо не обладал литературным даром. В «Образах Вандеи», «Великом Пане» и других его книгах есть немало удачных рассказов, новелл, зарисовок, то пронизанных мягкой иронией, то полных сарказма, то лиричных. Оп мастерски рисует пейзажи родной Вандеи, находит точные слова для характеристики психологии крестьянина, проникновенно пишет о домашних животных — лошадях, собаках... Многие, в том числе и Жорес, высоко ценили его очерки па социальные темы.
Задуманные роман и пьесу Клемансо написал. Действие одноактной пьесы «Завеса счастья» 21 происходит в Пекине, в доме слепого мандарина Чжана. Окруженный нежной, заботливой женой Сичжун, любимым двенадцатилетним сыном и двумя преданными друзьями, он, несмотря на слепоту, по-настоящему счастлив. Неожиданно искусный врач возвращает ему зрение. Теперь, думает Чжан, счастье станет безграничным. Не рассказав никому из близких о своем исцелении и заранее радуясь тому сюрпризу, который он им преподнесет, Чжан идет осматривать свой дом. Вот спальня. Он входит в нее и застает свою жену в объятиях друга. Потрясенный, Чжан спешит в комнату сына, а тот при виде отца злобно передразнивает его походку и манеры. Наконец, в кабинете, раскрыв книгу своего
121
второго друга, оп обнаруживает, что тот присвоил и опубликовал под своим именем его, Чжана, произведение. Счастье улетучилось как дым.
Следует монолог Чжана: «Итак, все это была неправда: эти слова любви, эти нежные, как дождь цветов, ласки — все это была ложь, и, значит, в мире нет правды. Жизнь — это самая большая ложь, вот и все. Л Сичжун самая большая ложь жизни, ложь лжи. Все лгут, раз солгала Сичжун. Сын лжет отцу, говоря о своей сыновней любви. Друг лжет другу, когда они идут взявшись за руки. Жена лжет мужу, когда он ее ласкает. Лгут заповеди, лгут законы, обряды тоже лживы. Цветы, птицы, пролетающий ветер лгут. Свет и солнце ложь. Разве сто ударов бамбуковой палкой за адюльтер могут вернуть мне счастье? Само наказание — тоже ложь. Остается одно — боль, боль» 22
Лишившись иллюзий, Чжан ослепляет себя. А так как никто не подозревал о его временном исцелении, отношения между обитателями дома остаются прежними с той только разницей, что Чжан сорвал завесу со своего счастья, убедился в его призрачности и теперь лицемерит так же, как и все остальные.
В этой пьесе Клемансо проповедует необычную для себя философию. Получается, что мнимое счастье, счастье ослепленного, не только в прямом, но и в переносном смысле предпочтительнее неприятной действительности. Пьесу пронизывает несвойственная ему обычно крайняя мизантропия. Любопытно, что в 1862 году он осудил пьесу Доде «Последний идол», рассказывающую о горестной судьбе пожилого человека, покинутого женой и друзьями. Клемансо отмечал тогда, что написана пьеса превосходно, но ее философия совершенно неприемлема. «Неужели же нельзя ни па кого положиться? Неужели же к старости человек всего лишается? Неужели же в мире царит безнадежность?» вопрошал он, а через 36 лет сам пришел к той же концепции жизни.
«Завеса счастья» была поставлена в 1901 году в театре «Ренессанс» в Париже и выдержала 12 представлений. Позднее композитор Габриэль Форе переложил ее на музыку, и опера под этим названием шла в парижской «Опера комик» Ставили пьесу Клемансо и в Англии. Критики по-разному отнеслись к ней. Некоторые видели в этой пьесе удачное подражание писателям XVIII века, в частности Вольтеру, и отмечали ее хороший язык. Один критик писал: «Пьеса очаровательна. Тем, кто любит динамическое
122
действие, «Завеса счастья» может показаться затянутой, но она блещет остроумием, изящна и доставляет истинное наслаждение при чтении». Другой критик, напротив, заметил, что «речи г-на Клемансо забавнее его драматургии» 2
Если «Завеса счастья», которую никак нельзя назвать шедевром, все же имела некоторый успех, то роман «Самые сильные», опубликованный в 1898 году сначала в журнале «Иллюстрасьон», а потом отдельным изданием '4, был явно неудачным. Сюжет романа «Самые сильные» таков. Разорившийся аристократ маркиз де Пюимофре возвращается из Парижа в родные места. Здесь оп встречается со своим школьным товарищем Арле, который преуспел и стал владельцем бумажной фабрики. Всецело поглощенный стяжательством, Арле женился по расчету, в надежде получить богатое приданое, но отец его жены Клер разорился и смог выплатить лишь небольшую часть обещанной суммы, после чего фабрикант потерял всякий интерес к жене. Пюимофре и Клер влюбляются друг в друга, у пес родилась дочь, которую назвали Клод.
Через несколько лет Клер умирает. Г юимофре в отчаянии, он не кончает самоубийством только потому, что чувствует ответственность за судьбу Клод. Он пытается наставить ее па путь истинный, объясняет ей, что богатство портит людей, что главное в жизни — делать добрые дела, но эти слова пе доходят до сердца девушки. Арле, которого она считает своим отцом, разбогател, приобрел связи в Париже, и Клод погрузилась в светские развлечения. Хотя ее горячо любит достойный молодой человек, она предпочитает выйти замуж за нелюбимого только потому, что оп — депутат парламента. Пюимофре отговаривает се от этого шага, но Клод не внемлет уговорам. Тогда маркиз обращается к Арле с просьбой воспрепятствовать браку. Тот высокомерно отвечает, что пе нуждается в советах; тщетно пытается Пюимофре апеллировать к памяти Клер: Арле никогда не обращал внимания на суждения этой сумасшедшей!
Потрясенный таким кощунством, маркиз в порыве гнева рассказывает ему всю правду: они с Клер любили друг друга, Клод — их дочь. В первый момент ошеломленный Арле набрасывается на него с кулаками, по овладевает собой и находит другой способ отомстить: «Ах так! Ты отнял у меня жену, которую я любил, ну а я отнял у тебя дочь, которую ты любишь, и не верну ее тебе... Иди, иди, скажи ей, если ты при этом не сгоришь от стыда, что ты ее
123
отец. Открой ей объятия, предложи ей стать босоногой дворянкой! Она ни за что тебе не поверит, отвернется от тебя, прогонит тебя прочь так же, как это сделаю сейчас я.. Победа за мной! Дочь твоего преступления стала дочерью моего золота. Она нуждается во мне, в той жизни, которую я для нее создал... Ну, а теперь убирайся, иди и философа ствуй... Я тебя прогоняю, слышишь, я тебя прогоняю. Убирайся прочь!»
Это — развязка. Маркизу нечего сказать, кроме жалких слов: «Ну что же, пусть так, я оставляю ее в твоих руках, раз она этого хочет, раз у нее вскружилась голова, но я знаю наперед, что она будет несчастна... Завтра благотворное страдание приведет ее ко мне, ее отцу, и тогда я расскажу ей все. Я прощу ее, она простит меня. Ну а ты, ты вызываешь у меня только жалость. Продолжай влачить во лжи позлащенную нищету своего духа».
Опять, как и в пьесе, мораль романа не совпадает с той, которую Клемансо проповедовал всей своей жизнью и деятельностью. Христианское смирение положительного героя находится в вопиющем противоречии с его, Клемансо, мироощущением. Центральная идея романа — показать борьбу добра и зла, слабых и сильных, альтруизма и эгоизма — решена неубедительно.
В романе много эпизодических действующих лиц, которые представляют различные классы и слои общества,— рабочие, служащие, капиталисты, журналисты, депутаты, но каждый из них не живой человек, а социальный символ. Есть в романе и удачные страницы, но они не могут изменить общую отрицательную оценку книги. Нельзя не согласиться с выводом Брюана: «Клемансо умел анализировать и рассекать явления холодным стерильным пером, умел едкой иронией высмеивать пороки и с помощью неумолимой логики выставлять напоказ нечестность и неискренность. Но в его художественных произведениях сюжет плохо сколочен, ситуациям не хватает спонтанности, вены персонажей наполнены скорее чернилами, чем кровью, а выспренный, дидактический тон лишает диалоги естественности... Клемансо был больше склонен к действиям, нежели к размышлениям, к полемике, нежели к философии. Он убедился, что крепость художественной литературы штурмом пе возьмешь» 25.
Журналистское и писательское творчество требуют различных дарований; журналист, ставший талантливым писателем, не правило, а исключение. Клемансо таким
124
исключением не стал и, видимо, понял это. Во всяком случае, романов оп больше не писал.
В 1896 году Клемансо переехал в новую квартиру на улице Франклина, где ему суждено было прожить до самой смерти. Он строго соблюдал режим: вставал в 5 часов утра и совершал прогулку по саду; принимал сеанс массажа, а затем под руководством преподавателя занимался гимнастикой. В 7 часов кухарка подавала ему завтрак, состоявший обычно из яиц, холодного мяса и стакана минеральной воды. После завтрака он несколько часов работал за столом, затем отправлялся в манеж и совершал прогулку верхом; пообедав, недолго отдыхал и вновь садился за работу.
Его публицистическое мастерство совершенствовалось, теперь оп получал заказы от многих влиятельных газет «Журналь», «Эко де Пари» и других; его статьи вызывали живой интерес, а нередко и ожесточенные споры. Самые яркие образцы публицистики Клемансо связаны с «делом Дрейфуса».
Хотя к середине 90-х годов республиканский строй во Франции упрочился, реакция не сложила оружия. В государственном аппарате, армии, полиции, судебных органах преобладал прежний — монархический, резко враждебный демократии дух. Клерикалы, не примирившиеся со светским характером республики, оказывали большое влияние на духовную жизнь страны, активно поддерживали и направляли деятельность реакционных сил. Руководители республики, занятые главным образом своими корыстными интересами, не вели решительной борьбы с происками реакции. В этих условиях и стало возможным позорное для Французской республики «дело Дрейфуса».
В конце сентября 1894 года помощник начальника отдела контрразведки Второго бюро генерального штаба майор Анри доложил начальнику генерального штаба генералу де Буадефру и его заместителю генералу Гонсу, что осведомительница, работающая прислугой в немецком посольстве, нашла там препроводительное письмо (по-французски «бордеро») без подписи и даты, адресованное германскому военному атташе в Париже полковнику Шварцкоппену. В бордеро сообщалось, что Шварцкоппену направляются пять секретных документов, из которых три касались состояния французской артиллерии, один действий французских войск на Мадагаскаре и один — вопроса о силах прикрытия французской армии. Анри утвер
125
ждал, что, судя по характеру документов, автором этого препроводительного письма может быть только офицер артиллерист, работающий в генштабе, и что подозрение падает на капитана артиллерии Альфреда Дрейфуса, про ходившего стажировку в генеральном штабе: бордеро написано почерком, очень похожим на его почерк.
Деловые характеристики Дрейфуса были неплохими: 35 лет от роду, происходит из богатой семьи, женат, имеет двоих детей, дисциплинирован, к своим обязанностям отно сится добросовестно, характер замкнутый, с коллегами общается мало. И хотя майор Анри никаких других доказательств виновности Дрейфуса не привел, у руководителей генерального штаба сомнений не возникло. Дрейфус был по национальности еврей, а в среде высших офицеров, где преобладали выходцы из аристократии и воспитанники церковных учебных заведений, существовало убеждение, что еврей не может быть хорошим французом.
О случившемся доложили правительству. 11 октября Совет министров в узком составе, заслушав доклад военного министра генерала Мерсье, принял решение арестовать Дрейфуса. Уже после заседания Мерсье спохватился, что графологическая экспертиза бордеро до сих пор не проведе на, п распорядился провести ее. Результат оказался неожиданным: эксперт поставил под сомнение идентичность почерков бордеро и Дрейфуса. Но давать делу обратный ход не захотели. 15 октября Дрейфус был арестован и помещен в одиночную камеру.
В ходе следствия, которым руководил майор Дюпати де Клам, Дрейфус категорически отрицал свою виновность, по это ему не помогло. Дело было передано в военный трибу пал, заседавший при закрытых дверях. На этот раз из пяти экспертов, изучавших бордеро, трое сочли, что оно написано рукой обвиняемого, который якобы умышленно исказил свой обычный почерк.
Никаких новых фактов трибунал не выявил, судьи колебались, но в конце процесса им был вручен пакет от военного министра, содержавший, как утверждали, сугубо секретные документы, изобличавшие Дрейфуса. И хотя их не только не огласили, но и не показали адвокату, что было грубым нарушением правил судопроизводства, именно эти документы послужили основанием для вынесения обвинительного приговора: все семь членов трибунала признали Дрейфуса виновным и приговорили его к пожизненному заключению. Отбывать наказание его отправили на Чертов
126
остров — маленький скалистый островок близ Французской Гвианы.
Клемансо откликнулся на приговор небольшой заметкой в «Жюстис». Альфред Дрейфус — предатель и приговорен к максимальному наказанию. Если бы во Франции не была отменена смертная казнь за политические преступления, Дрейфус был бы, конечно, расстрелян, чего он заслуживает 26. Такую же позицию занял и Жорес.
Через некоторое время поползли слухи, будто Дрейфус был осужден без достаточных оснований, но Клемансо в это не верил. Брат осужденного Матье Дрейфус несколько раз приходил в редакцию «Жюстис», добиваясь встречи с Клемансо, но тот его не принял и сказал своему секретарю: «Для этого господина меня нет никогда» 27.
В октябре 1897 года бывший коммунар бланкист Эрнест Воган предложил Клемансо войти в состав редакции основанной им газеты «Орор» («Заря»). Поскольку финансовое положение «Жюстис» было очень тяжелым, оп согласился, закрыл свою газету (ее долги ему пришлось выплачивать еще много лет), и теперь его статьи стала ежедневно печатать «Орор».
Между тем отдел контрразведки возглавил новый начальник — подполковник Жорж Пикар. Однажды ему доставили перехваченное письмо полковника Шварцкоппе-па командиру батальона 74-го линейного полка французской армии майору Эстергази, по национальности венгру, из которого явствовало, что между германским военным атташе и этим офицером существуют какие-то подозрительные отношения. Ознакомившись с досье Эстергази, Пикар установил, что он перешел во французскую армию из Иностранного легиона *, зарекомендовал себя как человек аморальный развратник, картежник и кутила, погрязший в долгах и вдобавок ко всему ненавидящий Францию.
Пикару пришло в голову сличить письмо Эстергази с бордеро. Каково же было его изумление, когда о и обнаружил полную идентичность почерка!
Никакой симпатии к Дейфусу Пикар не питал и до этого момента был убежден, что тот осужден справедливо. Теперь же он поспешил к генералу Гонсу и, сообщив ему о своем открытии, предложил передать «дело Дрейфуса» па новое рассмотрение и привлечь к ответственности под-
* Французский иностранный легион в Северной Африке был прибежищем авантюристов и беглых уголовных преступников.
127
липного предателя Эстергази. Но Гоне, как и другие высшие офицеры генерального штаба, считал, что признание допущенной ошибки нанесет удар по чести мундира, и приказал Пикару молчать. На всякий случай его сместили с должности и отправили в Тунис, а начальником контрразведки назначили инициатора всего этого дела Анри, произведенного в подполковники.
Вскоре Анри представил Буадефру и Гонсу перехваченное письмо итальянского военного атташе в Париже тому же Шварцкоппену. Этот документ, подписанный шифрованным именем «Александрина», создавал впечатление, что Дрейфус был связан пе только с германской, но и с итальянской разведкой .
Между тем семья Дрейфуса повела борьбу за его реабилитацию. Воспользовавшись тем, что газета «Матэн» опубликовала фотокопию бордеро, Матье Дрейфус организовал графологическую экспертизу, и все эксперты пришли к заключению, что оно написано не Альфредом Дрейфусом. Со своей стороны Пикар перед отъездом в Тунис оставил своему другу парижскому адвокату Леблуа письмо, в котором говорилось, что приписанное Дрейфусу преступление совершил майор Эстергази и что процесс Дрейфуса сопровождался грубыми нарушениями правил судопроизводства, поскольку суд исходил из презумпции виновности подсудимого.
Обо всем этом Леблуа рассказал вице-председателю сената Шерер-Кестнеру, человеку честному и смелому Возмущенный беззаконием, Шерер обратился в самые высокие сферы — к президенту республики Феликсу Фору, премьер-министру Мелину, военному министру Бийо, по все они отказались обсуждать вопрос по существу и предпочли укрыться за формулой: «Раз приговор вынесен, возврата к этому вопросу быть не может» 29.
Шерера такая трактовка пе устраивала. «Обнаружены новые факты, свидетельствующие о невиновности осужденного, писал он в газете «Таи»,— Убежденный, что допущена судебная ошибка, я не могу хранить молчание и спокойно мириться с мыслью, что Дрейфус отбывает наказание за преступление, которое совершил другой человек» . Матье Дрейфус опубликовал открытое письмо военному министру, где прямо указывалось, что этот «другой человек» автор бордеро Эстергази.
После этих заявлений правительству волей-неволей пришлось дать ход делу. На запрос в палате депутатов
128
Жюль Мелин — по характеристике Ромена Роллана, «известный своей косностью, коварством и преданный интересам капиталистов» 31 — ответил, что выдвинутые против майора обвинения расследуются, но при атом вопреки очевидности пытался доказать, что дело Эстергази никакого отношения к делу Дрейфуса не имеет. «Дела Дрейфуса больше не существует» ,— заявил он. Следствие по делу Эстергази велось так, чтобы обелить преступника.
Теперь и Клемансо активно включился в кампанию за пересмотр, требовал разоблачить виновников беззакония, возвращения Пикара во Францию, немедленного суда над Эстергази. «Кто покровительствует майору Эстергази? — вопрошал он в «Орор» 19 ноября 1897 года.— Закон останавливается, бессильный перед этим прусским агентом, переодетым в мундир французского офицера».
«Орор» превратилась в главную трибуну дрейфу сэров — так стали называть сторонников пересмотра «дела рейфуса». Они понимали, что предстоит нелегкая борьба, что реакционные генералы и их покровители сделают все, для того чтобы скрыть от страны свое преступление. 1 е-акционная каста располагала поддержкой множества газет, а также иерархов католической церкви. Мало этого, миллионы простых людей, введенные в заблуждение, поверили, что Дрейфуса защищают объединившиеся враги Франции — внешние и внутренние.
Тем по менее дрейфусары не отступали. Дело заключалось пе только в несправедливом осуждении одного человека и в разгуле антисемитизма, но и в том, что па карту поставлена судьба республики, которая должна воплощать справедливость и право. Борьба из-за «дела Дрейфуса» далеко переросла само это дело, превратившись в борьбу милитаристской и клерикальной реакции со сторонниками демократии. Это поняли рабочие Франции, основная масса которых вслед за Жоресом и Лафаргом (Год долгое время считал борьбу дрейфусаров и антидрейфусаров внутренним делом буржуазии) поддержала требование о пересмотре приговора 33.
В январе 1898 года состоялся суд над Эстергази. И что же? Преступник оправдан, караул отдает ему воинские почести, толпа устраивает овацию, а оп говорит: «У меня не хватает слов, чтобы оценить превосходное отношение моих товарищей за все время моего мученичества... Я никак не ожидал такой манифестации, которая была устроена в мою честь при выходе из зала суда. Теперь будущее за нами!» 34
9 Д. П. Прицкер — 612	129
Суд не ограничился оправданием Эстергази. Пикар, выступавший свидетелем обвинения, был взят иод стражу за передачу гражданским лицам сведений, содержащихся в секретных досье.
В этот тяжелый момент на авансцену вышел Эмиль Золя. Вечером 12 января в редакции «Орор», где по обыкновению собирались дрейфусары, писатель прочел только что написанную им статью — открытое письмо президенту республики Феликсу Фору. «Ваше имя... — писал Золя,— омрачило позорное пятно — постыдное дело Дрейфуса! На днях военный суд, понуждаемый приказом, дерзнул оправдать пресловутого Эстергази, нагло поправ истину и правосудие. Этого нельзя перечеркнуть — отныне па лице Франции горит след позорной пощечины и в книгу времени будет записано, что сие мерзейшее общественное преступление свершилось в годы Вашего правления».
Подробно изложив ход дела и роль в нем «зловещей личности» — следователя Дюпати де Клама, писатель закончил свое письмо следующими гневными словами:
«Я обвиняю генерала Мерсье в том, что он явился, в лучшем случае по слабости рассудка, пособником одного из величайших беззаконий нашего столетия.
Я обвиняю генерала Бийо * в том, что он, располагая бесспорными доказательствами невиновности Дрейфуса, сокрыл их и нанес тем самым злостный ущерб обществу и правосудию, побуждаемый к тому политическими соображениями и помышляя спасти скомпрометировавшее себя верховное командование.
Я обвиняю генерала де Буадефра и генерала Гонса в том, что они стали соумышленниками того же преступления, один, несомненно, в силу своей приверженности церкви, другой — подчиняясь закону круговой поруки, благодаря которому Военное ведомство превратилось в непорочную, неприкасаемую святыню...
Я обвиняю, наконец, военный суд первого созыва в том, что он нарушил закон, осудив обвиняемого на основании утаенной улики, и военный суд второго созыва в том, что он по приказу сверху покрыл оное беззаконие и умышленно оправдал заведомо виновного человека, нарушив, в свою очередь, правовые установления...
Что же касается людей, против коих направлены мои обвинения, то я не знаком с ними, никогда их не видел...
* Генерал Бийо был военным министром с апреля 1896 по июнь 1898 года, генерал Мерсье — с декабря 1893 по январь 1895 года.
130
Для меня они всего лишь обобщенные понятия, воплощения общественного зла...
Правды — вот все, чего я жажду страстно ради человечества, столько страдавшего и заслужившего право на счастье. Негодующие строки моего послания — вопль души моей. Пусть же дерзнут вызвать меня в суд присяжных и пусть разбирательство состоится при широко открытых дверях!
Я жду» 35.
Решение немедленно опубликовать в «Орор» это письмо было принято единодушно. Все понимали, что такое письмо, поименно называвшее виновников произвола, включая военных министров, начальника генерального штаба и его заместителя, членов военных трибуналов и других высокопоставленных должностных лиц, вызовет бурю. «Вас обязательно отдадут под суд, и не только отдадут, но и осудят», — сказал кто-то. Но это не смущало Золя. Он считал, что на его процессе выйдут на поверхность неизвестные до сих пор факты, будут заслушаны важные свидетельские показания, станет очевидно, что подлинный преступник — Эстергази, и дело придется пересмотреть.
Когда Золя ушел, Клемансо, подумав, заменил название статьи, данное автором,— «Открытое письмо президенту республики Феликсу Фору» более хлестким и выразительным «Я обвиняю!». Номер «Орор» от 13 января, в котором она была помещена, отпечатали небывалым тиражом — 300 тысяч экземпляров. Наутро газетчики пронзительно кричали: «Эмиль Золя — Я обвиняю», и прохожие, расхватывая газеты, читали статью прямо на улице.
Резонанс статьи был огромным не только во Франции, но и за границей. Золя стал героем дня: одни восхищались им, другие продавали его анафеме. Многие писатели, художники, ученые — Марсель Прево, Анатоль Франс, Клод Моне, Элизе Реклю и другие опубликовали заявление с требованием немедленно пересмотреть дело Дрейфуса, а Совет министров после двухкратного обсуждения, напротив, решил предать суду Золя и редактора «Орор» Перро по обвинению в оскорблении властей и армии.
К этому моменту раскол страны в связи с делом Дрейфуса достиг кульминации. Никогда со времени Великой революции Франция пе переживала подобного внутреннего конфликта, не стояла так близко к гражданской войне: распадались браки, давние друзья становились непримиримыми врагами, чуть ли не ежедневно происходили террори
9*
131
стические акты. У дома, где жил Золя, дежурили толпы деруледовских молодчиков, в окна квартиры Клемансо бросали камни. При обсуждении дела Дрейфуса в парламенте после страстной речи одного из самых активных дрейфусаров, Жореса, началась потасовка; пришлось вызвать парламентскую охрану и очистить зал . Распоясались клерикалы. Члены различных монашеских конгрегаций, кликушествуя, грозили «красным», т. е. дрейфусарам, небесными карами.
В феврале 1898 года состоялся суд над Эмилем Золя. Здание Дворца правосудия окружила толпа, раздавались выкрики: «Смерть Золя!» Зал заседаний заполнили мужчины во фраках, нарядно одетые дамы, офицеры в парадных мундирах при саблях, которыми они стучали о пол в знак протеста против «непатриотического» поведения обвиняемых и адвокатов. Выступивший на суде Клемансо сказал: «Все революционные традиции Франции противостоят слепому самовластью военной касты. В этом и состоит весь смысл дела Дрейфуса».
Красноречие Клемансо не подействовало на присяжных. Оправдание Золя, с их точки зрения, было бы равносильно осуждению генерального штаба. «Виновны без смягчающих обстоятельств» — таков был их ответ на традиционный вопрос суда. Золя был приговорен к году, Перро — к четырем месяцам тюрьмы; оба должны были уплатить по 3 тысячи франков штрафа.
Теперь обвиняемым и адвокатам предстояла нелегкая задача выбраться из Дворца правосудия. «Я сопровождал Золя во время его вынужденного бегства после заседания суда под градом камней, среди улюлюкающей толпы, водившей: «Смерть!..» Если бы Золя был в тот депь оправдан, ни один из нас не ушел бы живым»,— вспоминал позднее Клемансо.
Чтобы избежать тюрьмы, Золя уехал в Лондон.
После процесса Золя антисемитская газета «Либр пароль» повела кампанию против «Орор», обвиняя ее в отсутствии патриотизма и предательстве интересов Франции. Тогда Клемансо опубликовал маленькую заметку — вопрос редактору «Либр пароль» Дрюмону, который рядился в тогу патриота: где он был во время франко-прусской войны, в каком полку служил, в цаких сражениях участвовал? Вместо ответа Дрюмоп поместил в своей газете 19 февраля 1898 года письмо под заголовком «Вам, Клемансо!»:
«Я должен признать, что вас нельзя упрекнуть в отсут
132
ствии внутренней логики и недостатке последовательности в подлостях. Будучи мэром Монмартра, вы стали сообщником Симона-Майера, убивавшего наших генералов и возглавлявшего церемонию низвержения Вандомской колонны перед лицом пруссаков, которые смеялись тогда точно так же, как смеются сегодня *. Будучи депутатом, вы находились па содержании у немецкого еврея Корнелиуса Герца и стали при нем человеком, готовым на любые услуги. Когда же избиратели с отвращением вас отвергли, вы, вновь превратившись в журналиста, стали защитником предателя — еврея Дрейфуса. Вы, конечно же, негодяй, по у вас есть одно достоинство — в своем жанре вы достигли совершенства».
Клемансо немедленно вызвал Дрюмона на дуэль, и 25 февраля 1898 года опа состоялась. Каждый получил право на три пистолетных выстрела с дистанции 20 метров. И на этот раз все шесть пуль не достигли цели. Некоторые утверждали, что Клемансо промахнулся сознательно — не хотел усугублять и без того накаленную атмосферу, создавая вокруг Дрюмона ореол мученика, но, так ли это, сказать трудно.
В июле 1899 года новый военный министр Годфруа Кавеньяк, убежденный в виновности Дрейфуса, решил отказаться от прежней тактики военных руководителей — держать все в секрете и привел в палате депутатов документальные доказательства шпионской деятельности узника Чертова острова. Наибольшее впечатление произвела «Александрина». В знак одобрения речи Кавеньяка палата постановила расклеить ее текст по всей стране.
Однако Кавеньяк убедил не всех. Неугомонный Пикар публично заявил, что «Александрина» — фальшивка, сфабрикованная контрразведкой с целью покрыть необоснованность приговора военного суда. Подполковник Анри вызвал Пикара на дуэль, надеясь, что он замолчит навсегда, по эта надежда не сбылась: Анри был ранен. Тогда военные власти вторично арестовали Пикара; ему грозил военный трибунал.
Клемансо не унимался. Теперь его главная забота — вырвать из рук «правосудия» Пикара. «Дрейфус подобен заводскому рабочему, попавшему в трансмиссию и искале-
* Шарль Симон-Майер — участник Парижской коммуны, поэт и драматург. Клемансо с ним никаких отношений не поддерживал. Вандомская колонна — памятник Наполеону I в Париже — была во время Коммуны низвергнута как символ милитаризма, а потом восстановлена.
133
чеппому железным чудовищем,— пишет он.— Что же касается Пикара, то оп — не случайная жертва. Это человек, который ради устранения зла сознательно идет на риск... Именно оп разоблачил изменника Эстергази. Вот почему я считаю главной жертвой Пикара» 37.
Не поколеблена была и уверенность Жореса. «Мелин был неуязвим, потому что оп молчал, — объяснял лидер социалистов.— Но Кавепьяк говорит, и он обречен. Он только что цитировал документы. Ну так вот я вас уверяю, что они фальшивые, в них чувствуется ложь, от них несет ложью... Фальсификаторы вылезли из своей поры, теперь мы возьмем их за горло». В своей газете «Птит репюблик» Жорес опубликовал серию статей, доказывавших несостоятельность доводов Кавеньяка. «Источником этих, несомненно, ложных документов являются канцелярии военного министерства. Именно там находится гнездо гадюки» 38,— смело бросил оп вызов военной клике.
Кавеньяку пришлось проверить досье, и сразу же было обнаружено, что «Александрина» состоит из двух склеенных частей, написанных на разной бумаге. В ходе расследования Анри признал, что «Александрина» была изготовлена по его приказу. Оп располагал двумя письмами итальянского военного атташе, пе имевшими никакого отношения к Дрейфусу. Их разрезали, несколько слов о Дрейфусе дописали, а затем все склеили. На вопрос, ради чего он пошел на это преступление, Анри ответил: «Я хотел, чтобы в досье был документ, исключающий возможность ставить под сомнение виновность Дрейфуса» 39.
Анри был арестован, а па следующий день тюремщик нашел в камере его труп с перерезанным горлом. Самоубийство? Скорее всего да, по пе исключено и убийство: Анри слишком много знал. В тот же день Эстергази, лишившийся своего главного покровителя, бежал в Лондон.
Скрыть этот скандал было невозможно. Оп повлек за собой отставку Кавеньяка и Буадефра, а также смещение Гонса. Но до развязки было еще далеко. Реакция продолжала борьбу, а вопрос о пересмотре приговора погряз в бесчисленных юридических инстанциях.
В феврале 1899 года внезапно скончался президент республики ярый аптидрейфусар Феликс Фор; его сменил более умеренно настроенный Эмиль Лубе. В июне 1899 года кассационный суд вынес наконец определение, что передача трибуналу секретного досье была незаконной и что
134
бордеро написано пе рукой Дрейфуса. Дело было передано на повое рассмотрение, после чего военным властям пришлось освободить Пикара, который провел в тюрьме целый год.
Дрейфуса привезли с Чертова острова и поместили в военную тюрьму города Ренна, а 7 августа трибунал приступил к вторичному разбирательству. Клемансо был нездоров и поехать в Рени не смог, ио внимательно следил за ходом процесса. Его до крайности возмутило поведение подсудимого: одетый в новый, с иголочки, мундир, бесстрастный, он односложно, как того требуют военные уставы, отвечал па вопросы, будто речь шла пе о пом самом, а о постороннем и безразличном ему человеке.
В пространном письме адвокату Лабори, защищавшему Дрейфуса, Клемансо потребовал решительного наступления со стороны обвиняемого и защиты. Он высказал убеждение, что оборонительная тактика приведет к подтверждению приговора 1894 года, так как военная каста и церковники оказывают на судей колоссальное давление. «Кротостью военщину пе обезоружишь, она станет еще более наглой, вот и все», — писал оп. Подчеркнув, что весь мир следит за этим процессом, Клемансо продолжал: «Наступайте па преступников; допрашивайте их с пристрастием, тесните их, иначе вас ждет поражение. И пусть председатель суда поймет, что перед ним люди, которые не отступят. Разумеется, и сам Дрейфус должен так держаться. Его гневные выступления подбодрят публику, которая сейчас угнетена его пассивностью. Особенно резко нужно разговаривать с Мерсье. Мне хотелось бы даже, чтобы Дрейфус говорил с ним в оскорбительном, вызывающем тоне... Только он один имеет право выйти за рамки приличия, так пусть же он выйдет за них, этого от него ждут, иначе он вызовет разочарование, произведет самое скверное впечатление. Пусть оп ему крикнет: «Вы солгали! Вы добились моего осуждения с помощью лжи, а теперь, пытаясь уйти от наказания за свои преступления, нагромождаете новую ложь! Я докажу, что вы лжец!»... Битва должна быть безжалостной и беспощадной!» 40
Хотя это письмо и заставило Дрейфуса немного активизироваться, перестроиться он не сумел. В результате пессимистические предсказания Клемансо оправдались: под воздействием свидетелей-военных, продолжавших бездоказательно настаивать па виновности подсудимого, суд, на этот раз большинством в пять голосов против двух, вынес
135
9 сентября более чем странный приговор: подтверждая виновность Дрейфуса, оп, принимая во внимание «смягчающие вину обстоятельства», сокращал срок наказания до десяти лет. Какие «смягчающие обстоятельства» имелись в виду, осталось неясным. Да и могут ли вообще существовать обстоятельства, смягчающие такие преступления, как государственная измена и шпионаж?
Приговор Реннского трибунала был встречен ликованием в стане аптпдрейфусаров. Дрейфусарам не оставалось ничего иного, как протестовать. «Члены военного трибунала обесчестили себя, осудив невиновного Дрейфуса»,— заявил Жорес. «Хотя приговор в Ренне вынесен всего час назад, он уже оспаривается повсюду, где есть свободомыслящие люди, поборники истины и справедливости»,— вторил ему Клемансо.
Реннский приговор вызвал изумление еще и потому, что сбежавший в Лондон Эстергази (один этот факт должен был насторожить судей) признался корреспонденту газеты «Матэп», что оп написал пресловутое бордеро, для того чтобы «подвести Дрейфуса» (?). Это интервью с Эстергази «Матэп» опубликовала еще до начала реннского процесса, 2 июня и 18 июля 1899 года. Может быть, именно это и имели в виду судьи, констатируя наличие смягчающих вину Дрейфуса обстоятельств? Но если бордеро писал не Дрейфус, то в чем же заключалась его вина? На все эти и многие другие возникшие вопросы суд ответа не дал.
Несуразный приговор смутил и руководителей недавно сформированного правительства. Новый премьер Вальдек-Руссо был озабочен нависшей над Францией угрозой гражданской войны и стремился как можно скорее покончить с этим неприятным делом. Преодолеть раскол в лагере буржуазии — такова была главная цель Вальдека-Руссо, ради которой он и сформировал в июне 1899 года правительство «республиканской концентрации», включив в него представителей самых различных группировок, начиная с палача Парижской коммуны генерала Галифе (военный министр) и кончая социалистом Александром Мильераном (министр торговли). Привлекая в свой кабинет социалиста, Вальдек-Руссо рассчитывал завоевать поддержку левых кругов и одновременно ослабить социалистическую партию.
После реннского приговора Вальдек-Руссо через Миль-ерапа передал дрейфусарам предложение правительства амнистировать Дрейфуса. Предложение это вызвало
136
ожесточенные споры. Ярым противником его принятия был Клемансо. «Как! Довольствоваться подачкой, не добившись полной реабилитации и привлечения к ответственности фальсификаторов и лжецов? Стоила ли игра свеч?» — гневно вопрошал он. Однако на совещании дрейфусаров, происходившем в кабинете Мильерана в министерстве торговли, почти все высказались за амнистию.
Дрейфус принял амнистию и был освобожден 20 сентября 1899 года. А 21 ноября Клемансо получил письмо из Лондона и, вскрыв конверт, прочитал: «Конфиденциально и весьма срочно! Милостивый государь! Вы, вероятно, очень удивитесь, получив это послание, но прочтите его внимательно. В моем сознании живет одна-единственная мечта — отомстить негодяям, покинувшим меня, после того как я пожертвовал собой ради них, не получив, вопреки вашим предположениям, ничего, кроме пустых обещаний и обмана. Благодаря некоторым документам, находящимся в моих руках, я в состоянии причинить много неприятностей тем, к кому мое сердце переполнено ненавистью... Я нуждаюсь в совете, как эффективнее использовать мое оружие. Мне известно, что правительство стремится спасти всех этих бесчестных, трусливых генералов и политиканов, но мое оружие, умело примененное, может поставить их в крайне затруднительное положение... Вы — человек, принесший мне больше вреда, чем все другие, кроме этих негодяев, по вы по крайней мере не скрывали своих чувств. Если вы согласитесь втайне объединить свою ненависть с моей и подсказать, как мне следует использовать свою силу, то будьте уверены, вы пе найдете помощника, охваченного более глубокой жаждой мщения, чем я. Время не терпит, пришлите ко мне немедленно какого-нибудь верного человека: никто в мире пе узнает, что я вам писал... Подтвердите в «Орор», на первой странице, получение важного известия... Мой подлинный адрес: Аппер Глочс-стер-плейс, Дорсет-сквср,— это для того, кого вы ко мне пошлете. Если же вы сочтете нужным мне написать, то, поскольку все письма, отправляемые мне из Франции, вскрывают, пишите по адресу: Ковентри, Раппер-стрит, 5, Демишелю».
Под письмом стояла подпись: Эстергази 41.
Подумав, Клемансо решил, что связь с Эстергази может скомпрометировать дрейфусаров, а полученным от него документам никто не поверит. К тому же, где гарантия, что это пе ловушка, придуманная Дрюмоном и его компанией?
137
Вот почему Тигр ограничился тем, что без всяких комментариев напечатал письмо в «Орор».
Жорес, Клемансо и некоторые другие дрейфусары были убеждены, что, согласившись на амнистию, они допустили не поправимую ошибку, ибо речь шла не столько о судьбе Дрейфуса, сколько о чести республики. «Клемансо усмотрел в деле не судьбу одного человека, а принцип... Дрейфус для пего фигура символическая» 42,— писал адвокат Ла-бори.
Кстати сказать, познакомившись с самим Альфредом Дрейфусом, Клемансо был потрясен. «Он походил па торговца карандашами... То был единственный человек, ничего не понявший в деле Дрейфуса. Он стоял бесконечно ниже этого дела. Впрочем, это неплохо. Никто не сможет упрекнуть нас, что мы находились под влиянием его индивидуальности — у него ее не было ни на грош. Бедняга Дрейфус!» — писал Клемансо. Он не счел возможным участвовать в борьбе за полную реабилитацию и, когда Дрейфус в 1903 году пригласил его к себе, сухо ответил: «Благодарю за любезное приглашение, но прошу избавить меня от этого визита. С того дня, когда на совещании в министерстве торговли вопреки моему энергично выраженному мнению было решено согласиться па амнистию, я вернулся в ряды наблюдателей и намерен там оставаться» 43.
Окончательная реабилитация Дрейфуса последовала только в 1906 году.
«Дело Дрейфуса» сорвало покровы с правящих сфер Франции, считавшей себя самой цивилизованной страной мира. Оно, писал В. И. Ленин, показало, «что грубой военщины, способной на всякую дикость, варварство, насилие, преступление, во Франции не меньше, чем в иной стране» 44. Термин «дело Дрейфуса» стал нарицательным для характеристики преступных действий властей, продиктованных политическими целями. Летом 1917 года, когда русский штаб верховного главнокомандования сделал попытку через черносотенный листок «Живое слово» распространить гнусную клевету о большевиках, Ленин сравнил этот прием с «делом Дрейфуса» — разве не так же действовала французская военщина через такой же листок <Либр пароль» («Свободное слово»)? Ленин так и назвал свои статьи, посвященные грязной провокации русских властей: «Новое дело Дрейфуса» и «Дрейфусиада» 45. Он писал: «Французский генеральный штаб в деле Дрейфуса печально и позорно ославил себя па весь мир, прибегая
138
к неправильным и нечестным и прямо преступным мерам (подлым) для обвинения Дрейфуса» 46.
Клемансо сыграл в борьбе против реакционеров, позоривших Францию, значительную роль. По свидетельству Анатоля Франса, он привлек в лагерь дрейфусаров многих выдающихся представителей интеллигенции. Статьи и очерки Тигра, посвященные «делу Дрейфуса», были изданы в семи книгах. Эти публицистические произведения — лучшее, что было им написано. Клемансо поднимается здесь до глубоких обобщений, безжалостно разит военную касту, клерикалов, судей, срывает с руководителей армии ореол непогрешимости, которым они себя окружили, выявляет подлинную роль католической церкви, активно поддерживавшей все самое реакционное, противостоящее республике и демократии. «Католическая церковь,— писал он,— это один из самых законченных институтов тоталитарного правления... Она хочет владеть человеком целиком, его телом и душой, и под предлогом обеспечения его вечного счастья в будущем мире стремится определять пока всю его здешнюю жизнь. Вот почему любые проявления свободы ей ненавистны. Религия превратилась в политику, ведущую к пропасти» 7.
После «дела Дрейфуса» Клемансо вышел из редакции «Орор» и вскоре стал издавать собственный еженедельник, который оп назвал «Блок» — этот термин должен был обозначать непоколебимое единство его политических концепций. На шестнадцати малоформатных страницах «Блока» (первый помер вышел 27 января 1901 года, последний — 25 марта 1902 года) Клемансо, единственный автор, получил возможность излагать свои взгляды. Он подвел итоги «дела Дрейфуса», а «казус Мильерана» оценил как рождение на свет «обуржуазившегося, правительственного» социализма.
Много места уделял Клемансо в «Блоке» проблемам внешней политики. Он возвышал голос против чрезмерно тесного союза с Россией, предпочитая ему союз с Англией. Еще в конце 80-х и в начале 90-х годов при встречах с влиятельным английским политическим деятелем Джозефом Чемберленом и в переписке с ним оп настаивал на необходимости англо-французского сближения как альтернативы сближения франко-русского. В 1892 году русский посол в Париже барон А. П. Моренгейм писал: «Клемансо в кулуарах палаты депутатов открыто нападает па союз с Россией. Я обеспокоен этим и не знаю, на кого опереться» 48. Когда
139
же франко-русский союз независимо от его воли стал реальностью, Клемансо стремился превратить его в тройственный союз с участием Англии.
Враждебность Клемансо военному союзу с Россией объяснялась его неприязнью к царизму. Он понимал, что реакционный самодержавный режим недолговечен, считал царскую Россию ненадежным союзником и открыто писал об этом в «Блоке». Позднее он сказал русскому министру финансов графу В. Н. Коковцову, что питал бы гораздо большее доверие к его стране, если бы там утвердился либеральный режим, возглавляемый, скажем, П. Н. Милюковым 49. Иначе говоря, Тигр предпочитал союзу с царизмом союз с кадетской Россией.
Кстати сказать, русский царизм платил Тигру тем же. Еще в 1887 году министр иностранных дел России Гире говорил: «Как могут эти французы быть настолько глупыми, чтобы вообразить, будто император Александр может пойти со всякими Клемансо против своего дяди?* Этот союз внушил бы ужас императору, вынужденному таскать каштаны из огня для Коммуны» 5 . То же самое думал о Клемансо новый русский посол в Париже А. И. Нелидов: «Не говоря о роли, которую оп играл во время Коммуны, будучи мэром одного из парижских кварталов, его деятельность... как редактора социалистической газеты «Орор», где ои не пропускал случая нападать на Россию и восставать против союза с нею, внушала мне большое опасение па счет будущности отношений наших с Францией» 51,— писал он министру иностранных дел графу В. Н. Ламздорфу в 1906 году. В глазах правителей России Клемансо оставался олицетворением Коммуны! Одно слово «радикал» внушало им ужас.
Между тем с годами французский радикализм претерпел значительную эволюцию вправо и утрачивал даже словесную революционность, которая была характерна для него в годы Второй империи и в первый период Третьей республики.
Напомним, что радикалами первоначально называли левобуржуазных демократов, сторонников республики, принявших в 1869 году Бельвильскую программу. После Парижской коммуны, напуганные ростом рабочего движения, республиканцы отвергли эту программу, и только
* Тогдашний германский император Вильгельм I приходился родным дядей Александру III.
140
некоторые из них во главе с Клемансо сохранили название радикалов. Первое время они считали главными врагами монархистов и буржуазных оппортунистов, стремились удержать под своим влиянием рабочих и отвратить их от так называемого «коллективизма», покушающегося на священную частную собственность.
Буланжизм и панамская афера, в которых были замешаны многие видные радикалы, нанесли тяжелые удары по их престижу. Рабочий класс стал освобождаться от своей веры в радикалов, социалисты укрепляли и расширяли свое влияние. «Социалистические идеи поглотили радикалов — последователей Клемансо», — писала газета «Тан». В борьбу за рабочих вступили и так называемые «присоединившиеся католики». Вот почему именно с этого времени радикалы стали искать опору в мелкобуржуазных слоях населения города и деревни.
«Дело Дрейфуса» подорвало влияние партий и группировок католической ориентации, что позволило радикалам частично восстановить свои позиции. Чтобы закрепить успех, необходимо было превратить радикализм из аморфного, разрозненного движения в организованную политическую партию. После ряда неудачных попыток сделать это в июне 1901 года на съезде в Париже оформилась «республиканская партия радикалов и радикал-социалистов», превратившаяся надолго в главную партию, выражавшую интересы мелких и средних собственников.
Клемансо, которого называли «отцом французского радикализма», принимал участие в подготовке съезда, печатал в своем журнале «Блок» и в газете «Депеш де Тулуз» статьи по поводу программы и тактики партии, но в последний момент отказался участвовать в работе съезда и в члены партии тогда пе вступил, хотя и оказывал большое влияние на ее политику 52.
Это неожиданное отступничество объяснялось прежде всего самомнением Тигра. «Партии — это одновременно и благо, и зло, — писал он.— Благо потому, что они являются коллективной силой в борьбе за прогресс... Зло — потому, что они рано или поздно обязательно уподобляются церкви с ее иерархией и дисциплиной. Такие организации ограничивают возможности выдающихся личностей, которые в коллективе вынуждены опускаться до общего среднего уровня» 53. А поскольку оп относил себя к выдающимся личностям, то до среднего уровня опускаться пе пожелал. Съезд он назвал «великими словопрениями, кото
141
рыми наши давно уснувшие радикалы должны возвестить избирателям о первых признаках своего пробуждения» 54.
В первые годы после своего поражения на выборах в палату депутатов Клемансо неоднократно заявлял, что и думать не желает о возвращении в парламент. В мае 1898 года радикалы Драгиньяна выдвинули его кандидатуру в палату депутатов и заверили, что избрание ому обеспечено, ибо избиратели разочаровались в Журдане, одержавшем над ним победу пять лет назад. Клемансо, однако, отказался. «Парламентская деятельность предполагает каждодневную нагрузку, которая требует принесения в жертву собственной независимости,— писал он радикалам департамента Вар.— Оставьте же мне свободу желать и действовать по моему усмотрению». Отклонил он и предложение левых партий баллотироваться в палату депутатов по 3-му округу Парижа. Помимо любви к свободе и независимости в этих его отказах играли роль и другие соображения: «дело Дрейфуса» было тогда в полном разгаре, у Клемансо имелись серьезные основания сомневаться в успехе, а рисковать еще одним поражением, равносильным политической смерти, он не хотел.
Весной 1902 года освободилось место сенатора от департамента Вар, и делегация радикалов и социалистов отправилась в Парцж, чтобы уговорить Тигра баллотироваться. Предложение обратиться к нему внес рабочий Тулонского арсенала Виктор Раймопанк: «Несколько месяцев назад монархисты и клерикалы департамента Нижняя Луара послали в сенат генерала Мерсье, ставленника генштаба,— сказал он. — Я предлагаю ответить на этот успех националистов выдвижением и избранием гражданина Жоржа Клемансо» 55. Предложение Раймонанка было принято.
Первая встреча делегации с Клемансо закончилась безрезультатно. Тигра смущала перспектива добиваться места в верхней палате, ликвидации которой он так яростно требовал много лет подряд. Но, подумав, он пришел к заключению, что это, вероятно, последний шанс вернуться к активной политической деятельности: ему уже шел 61-й год, времени терять было нельзя. И когда на следующий день делегация вновь пришла на улицу Франклина, он дал согласие.
Издание «Блока» пришлось прекратить. В последнем номере журнала Клемансо писал: «Отрицательная сторона такого журнала, кдк «Блок», заключается в том, что его
142
единственный редактор не имеет возможности ни отлучиться, ни заболеть хотя бы на один день, ни даже просто предаться праздности. Приняв предложение баллотироваться в сенат от департамента Вар, я вынужден через несколько дней покинуть Париж и, разумеется, не смогу редактировать журнал в дороге. Вот почему мне приходится временно прекратить издание «Блока». Надеюсь, читатели поймут, что я не могу поступить иначе, и извинят меня. При первой возможности мы встретимся вновь» 56.
Новая встреча читателей с «Блоком» так и не состоялась. Зато в 1903 году Клемансо вернулся в «Орор», на этот раз в качестве главного редактора.
6 апреля 1902 года состоялись выборы в сенат. Клемансо был избран подавляющим большинством голосов. Многим казалось странным видеть «ниспровергателя устоев» в бархатном кресле украшенного золотом зала Люксембургского дворца, в составе самого консервативного органа власти. Но некоторые, в том числе и Жорес, все еще возлагали на него надежды: «Клемансо окажет большую услугу стране, если он пробудит в республиканском большинстве сената чувство политической и социальной ответственности» 57,— писал он.
В момент, когда Клемансо вернулся в парламент, правительство Вальдек-Руссо распустило некоторые религиозные конгрегации, что вызвало отчаянное сопротивление церкви. Вальдек-Руссо пе хотел обострять обстановку, он предпочитал действовать осторожно, а Клемансо настаивал на запрете всех без исключения конгрегаций, требовал покончить с могуществом церкви, служившей неправому делу и мечтавшей взять реванш за поражения последних лет.
Выборы 1902 года принесли победу республиканской партии радикалов и радикал-социалистов. С этого времени она надолго стала преобладающей силой в палате депутатов. На смену Вальдек-Руссо пришел первый однопартийный радикальный кабинет, который возглавил Эмиль Комб. В прошлом семинарист, он превратился в непримиримого врага клерикалов. Главным вопросом внутренней политики пришедших к власти радикалов стал антиклерикализм.
лерикализмом, как известно, именуется политическая концепция, преследующая цель добиться главенствующей роли религии и церкви в общественно-политической и культурной жизни. Во Франции конфликт между клерикалами и их противниками уходит своими истоками в далекое
143
прошлое: еще в XIII—XIV воках шла острая борьба между королями и римско-католической церковью за реальную власть. Поднимавшаяся буржуазия, справедливо усматривавшая в клерикализме главного союзника и опору феодальных порядков, решительно выступала против него. В учении французских философов-материалистов антиклерикальная и антицерковная струя была очень сильна. Вольтер, имея в виду католическую церковь, призывал «раздавить гадину».
В период революции конца XVIII века значительная часть духовенства вела против революции ожесточенную борьбу, отказывалась присягнуть республике и способствовала дальнейшему обострению конфликта между клерикалами и буржуазными революционерами. На протяжении всего XIX века церковь неизменно поддерживала реакционные режимы и вела непримиримую борьбу против «вольнодумства».
Вот почему передовая часть буржуазии считала борьбу против клерикализма одной из первоочередных задач. Лн-тпцерковные взгляды отца Клемансо и его самого не были . в их среде чем-то необычным, а партия радикалов и радикал-социалистов с самого начала включила в свою программу требование отделения церкви от государства и школы от церкви.
После «дела Дрейфуса», в котором клерикалы сыграли ведущую роль, после раскрытия преступных действий ряда церковных конгрегаций, направленных па поддержку анти республиканских организаций и деятелей, а также в связи с неуклонным ростом богатств церкви, занимавшейся торговлей и вкладывавшей капиталы в различные промышленные предприятия, и усилением контроля клерикалов над народным образованием — они создавали все новые и новые школы — вопрос об обуздании клерикалов приобрел первостепенное значение.
Вместе с тем, проводя антиклерикальные мероприятия и шумно их рекламируя, радикалы преследовали и еще одну цель: направить рабочее движение в антицерковное русло, отвлечь трудящихся от социалистических идей. В. И. Ленин оценивал антиклерикальную политику буржуазных республиканцев во Франции в начале XX века «как средство отвлечения внимания рабочих масс от социализма» 58.
Первая серия антиклерикальных мероприятий радикалов была направлена против контроля церкви над образова
ли
нием. Когда Клемансо стал сенатором, в сенате обсуждался законопроект о замене церковных школ государственными, и, к удивлению сторонников этого законопроекта, «отец радикализма» решительно выступил против огосударствления школ, настаивая на «свободе обучения», т. е. на праве граждан самим решать, в каких школах, государственных или частных, будут учиться их дети. Поддерживая запрещение духовным конгрегациям заниматься преподаванием, оп в то же время считал необходимым сохранить частные 59 светские школы .
Главной реформы антиклерикального характера — отделения церкви от государства Комб не осуществил и в январе 1905 года ушел в отставку.
Французское рабочее движение полностью переключить в антиклерикальное русло не удалось. Об этом свидетельствовал взрыв негодования, который вызвало во Франции известие о расстреле рабочей демонстрации 9 января 1905 года в Петербурге. Царская Россия была связана с Францией договором о союзе, поэтому события, происходящие в России, рассматривались французами как непосредственно их касающиеся. Во главе развернувшегося по всей стране широчайшего движения солидарности с начавшейся в России революцией шли рабочие, проводившие массовые митинги и собрания в поддержку своих российских братьев. События в России способствовали значительному усилению рабочего движения в самой Франции 60.
Активное участие в движении солидарности принимала и интеллигенция. Так, 3 февраля на собрании университетских преподавателей и профессоров было создано «Общество друзей русского народа и присоединившихся пародов». Его возглавил Анатоль Франс, вошел в его состав и Клемансо. Он резко осудил министра иностранных дел Делькассе, который заверил царское правительство в том, что, несмотря на расстрел 9 января, Франция останется верпа союзу с Россией . Клемансо призывал царя пойти на уступки буржуазным партиям и провести реформы, чтобы предотвратить революцию.
Пришедший к власти после отставки Комба кабинет Рувье провел 9 декабря 1905 года закон об отделении церкви от государства, утвержденный после острой борьбы палатой депутатов 341 голосом против 233. При его обсуждении острые споры возникли по поводу судьбы церковной собственности. В конце концов было решено, что ценности церквей, духовных учебных заведений и других религи
10 Д. П. Прицкср — 612
145
озных учреждении перейдут в распоряжение так называемых «культовых ассоциаций», т. е. объединенкй верующих, которые будут созданы из представителей властей и различных светских организаций. Прежде чем закон войдет в силу, предполагалось провести инвентаризацию (опись) этой собственности, а затем по описи передать ее «культовым ассоциациям».
Папа римский Пий X, самым решительным образом осудив закон, призвал священников и прихожан оказать сопротивление инвентаризации церковного имущества. Во многих городах происходили стычки с полицией, священники и верующие не пускали муниципальных чиновников в церкви, фанатики призывали к религиозной войне против правительства атеистов. Правые и центристские партии потребовали, чтобы Рувье прекратил инвентаризацию там, где население этому препятствует. Рувье отказался выполнить это требование, получил вотум недоверия, и его кабинет пал в начале марта 1906 года.
Правящие круги России рассматривали закон об отделении церкви от государства как шаг на пути в пропасть, «в крайний социализм и интернационализм, куда ее (Францию.— Д. IL) влекут франкмасоны»,— писал Нелидов. Но хотя этот закон был принят при правительстве Рувье, к нему лично российское правительство относилось весьма благожелательно, так как он был активным сторонником франко-русского союза и оказывал поддержку просьбе Петербурга о крупном французском займе. Поэтому известие о его отставке вызвало огорчение в России. «Лично г. Рувье был нам полезен и даже нужен в финансовом отношении, и приискать ему достойного заместителя на этой почве будет трудно» 62писал Нелидов 8 марта.
После отставки Рувье президент республики Эмиль Лубе поручил формирование нового кабинета умеренному радикалу Сарьену. Вопрос о составе и ориентации будущего правительства очень беспокоил русских. Ходили настойчивые слухи, что в него войдет Клемансо. О том, как относились к такой перспективе правящие круги России, свидетельствует беседа Нелидова с президентом Лубе 16 февраля 1906 года. «Я воспользовался случаем, — доносил посол Ламздорфу,— чтобы спросить мнение г. Лубе относительно распущенного здесь слуха, будто г. Фальер *
* В феврале 1906 года истекал срок президентства Лубе. 17 января новым президентом был избран Арман Фальер, который должен был приступить к исполнению своих обязанностей 18 февраля'.'
146
имеет намерение допустить в состав министерства социалиста Клемансо. Такое назначение, сказал я, было бы убийственно для нашего союза, так как Клемансо не только враждебно относится к России, но и писал статьи лично оскорбительные против Государя Императора, и сношения с ним были бы для меня невозможными». И хотя вопрос об участии Клемансо в правительстве был уже предрешен, Лубе успокоил посла: «Не верьте этому, возразил президент, эти слухи распускает сам Клемансо и его приятели. Когда меня выбирали президентом, он напечатал в своей газете, что я его кандидат. А я имел с ним всегда самые недружественные сношения и с тех пор ни разу его не видел. То же самое будет и с Фальером». Нелидов закончил свое донесение словами: «Я полагаю, что г. Лубе предупредит об этом своего преемника, которого, впрочем, я не считаю способным вдаться в такую крайность» 63.
Нелидов явно переоценил степень своего влияния на ход французских дел. Назначение Сарьена, который, правда, неоднократно занимал министерские посты, но был человеком бесцветным, рассматривалось как временная мера, а его кабинет все считали переходным. «Характер Сарьена,—- писал Комб,— состоял в том, что у него не было никакого характера. То была нерешительность, доведенная до апогея. Всякое действие претило его вялой натуре, и он в равной степени опасался соглашаться или не соглашаться с чем-либо» 64.
Парламентские остряки избрали нового премьера мишенью для насмешек. Тигр со свойственным ему ехидством проронил: «Сарьен? Так ведь это целая программа!» * Сарьен предложил Клемансо министерский портфель, и он принял предложение.
Об обстоятельствах, при которых Тигр впервые стал министром, другой член кабинета, Аристид Бриан, рассказывал следующее: еще в мае 1903 года он договорился с Клемансо об общей линии поведения — нужны реформы, нужны новые люди у власти. Они условились не входить в правительство друг без друга, и, когда Сарьен пригласил Бриана в состав кабинета, тот обусловил свое участие вступлением в правительство Клемансо.
Бриан был очень нужен Сарьену. Выступая в 1905 году докладчиком комиссии по подготовке закона об отделении
* Фамилия Сарьен заучит по-французски так же, как слова «са-rien» что означает: «это — ничто».
10*
147
церкви от государства, он проявил такую удивительную гибкость, такое умение лавировать, примирять непримиримое и находить компромиссные решения, что без него трудно было обойтись при проведении закона в жизнь. Не зря Клемансо позднее скажет о Бриане: «Его можно с одинаковым успехом уложить и в прямоугольный, и в круглый ящик ».
Как выяснилось в дальнейшем, Бриан пе хотел разрыва с Ватиканом, но прикрывал свои подлинные намерения антиклерикальной демагогией. Настаивая па участии Клемансо в правительстве, он не столько соблюдал джентльменское соглашение с ним (вся его биография свидетельствовала о полной беспринципности), сколько опасался попасть в число его политических противников. «Я предпочитаю видеть Клемансо вместе с собой внутри, чем без себя вовне» 65,— объяснял он.
Тот же Бриан приводит другой любопытный эпизод: когда состав правительства уже определился, но портфели еще не были распределены, Сарьен пригласил будущих министров к себе домой и, разливая аперитивы, обратился к Тигру: «А вы что предпочитаете?», на что тот невозмутимо ответил: «Внутренние дела» 66. Факт ли это или анекдот, сказать трудно, по Клемансо действительно получил портфель министра внутренних дел, который Сарьен собирался оставить за собой.
С этого момента в жизни Жоржа Клемансо, впервые занявшего министерский пост, начался новый этап, которому, естественно, следует посвятить новую главу. Однако, прежде чем приступить к ней, мы должны расстаться с Клемансо — героем предыдущих глав. Теперь нам придется вести рассказ о человеке, начисто порвавшем со своим прошлым. В утверждении, что буржуазные политические деятели ведут себя по-разному в оппозиции и у власти, нет ничего нового, но можно без преувеличения сказать, что Клемансо побил в этом отношении все рекорды. В предыдущих главах мы с сочувствием относились к его смелым выступлениям против Второй империи, к патриотической позиции во время франко-прусской войны, разделяли его ненависть к Тьеру и другим капитулянтам, одобряли борьбу за амнистию коммунарам, решительные выступления против колониальных захватов, нелицеприятную критику реакционных правительств, непримиримость к военной касте и клерикализму. Теперь все это позади, и, хотя симптомы перерождения Тигра мы отмеча
148
ли и раньше, трудно было предположить, что оно будет столь крутым и он станет поклоняться тому, что сжигал, и сжигать то, чему поклонялся.
Впрочем, такую перспективу за двадцать лет до этих событий предсказал Фридрих Энгельс, писавший 25 февраля 1886 года Вильгельму Либкнехту: «Клемансо поставлен теперь перед необходимостью окончательного решения, но почти несомненно твердо перейдет на сторону буржуазии, и тогда он, хоть и станет министром, но будет человеком копченным» 67. «Окончательное решение» затянулось, но оказалось именно таким, какое предвидел Энгельс.
6
ГЛАВА ПРАВИТЕЛЬСТВА
Что ж, пусть так: я — первый полицейский
Франции
Фердинанд Сарьен привлек в свой кабинет людей, сыгравших видную роль в последующей истории Франции: двух будущих президентов — Р. Пуанкаре и Г. Думерга и четырех будущих премьеров — Л. Барту, Ж. Лейга, А. Бриана и Ж. Клемансо. Отличительной особенностью нового кабинета было участие в пом двух политических деятелей, слывших крайне левыми и никогда ранее в правительства не входивших. «Лицо нового министерства определяет прежде всего одновременное вступление в него Клемансо и Бриана» писал Жап Жорес, а Нелидов сообщал в Петербург: «Излишне настаивать па том, что самым выдающимся членом кабинета является Клемансо и что впервые в Совете министров заседает социалист столь °	з
крайнего оттенка» .
Аристида Бриана буржуа еще недавно считали опасным анархистом. В 1902 году он прошел в палату депутатов по спискам Французской социалистической партии, а теперь за повторение «казуса Мильерана» был из нее исключен. Клемансо получил портфель министра внутренних дел, ио, зная его нрав, можно было с уверенностью сказать, что он этим не ограничится.
Действительно, его влияние на политику кабинета росло. «У меня не было никаких иллюзий, что его можно подчинить какой-то дисциплине в правительстве, которое возглавляется не им самим, — писал Пуанкаре.— Я хорошо помню, с каким нетерпением Клемансо держался во втором ряду до того дня, пока смог ринуться в первый... Этому человеку-дьяволу всюду было тесно» 4.
В момент, когда Тигр наконец прорвался к власти, мир вступил в новую эпоху — эпоху империализма, возвестившую о себе крайним обострением противоречий как внутри Франции, так и в масштабе всей Европы. Набирало силы и ширилось французское рабочее движение — 1906 год оказался рекордным по числу бастующих: оно составило 438 500 человек. Сопротивление клерикалов осуществле
но
нию закона об отделении церкви от государства приобретало ожесточенный характер и создавало угрозу гражданской войны. Франко-германские отношения в связи с борьбой за раздел еще не поделенных территорий обострялись, и каждый раз то здесь, то там возникали очаги конфликтов. Ценность союза с Россией, потерпевшей поражение в войне с Японией и охваченной революцией, становилась для французских государственных деятелей все более сомнительной. Признавая это, поверенный в делах России в Париже А. В. Неклюдов сообщал в Петербург, что общественность и правительственные круги Франции встревожены положением дел в России, а воздействовать на прессу «обычным приемом политических и денежных внушений перестало быть возможным» 5.
Клемансо, как мы знаем, активно выступал против политики Николая II, по, став министром, резко изменил тактику. «Когда министерство было составлено,— писал российский посол А. И. Нелидов,— то Сарьен и Клемансо тотчас же поочередно приехали ко мне с визитом. Я воспользовался их посещением, чтоб1д с полной откровенностью объясниться насчет отношений нового кабинета к союзу с Россией. И тот и другой в самых положительных выражениях заявили мне... что все единогласно признали необходимость оставить союз с Россией в основе внешней политики Франции и исполнить принятые относительно нас обязательства... В объяснениях с г. Клемансо я напомнил ему о враждебных и даже оскорбительных выходках его против России в его газете. Он старался уверять меня, что никогда не был врагом России и союза с нею, а только осуждал способ применения его французским министерством и критиковал наш образ правления. «Если в статьях моих, сказал оп, и могли проскочить некоторые излишества выражений, о которых я сожалею, то это естественное последствие свободы печати, когда в пылу письма перо журналиста часто заходит за пределы ого мыслей и намерений»» 6.
Таким образом, несмотря на сомнения в ценности франко-русского союза, сжигать мосты в момент, когда франко-германские отношения обострялись, Тигр не хотел.
Правительство Сарьепа сразу столкнулось со сложными социальными проблемами. 10 марта 1906 года на угольных шахтах «Карьер» (департамент Па-де-Кале) произошел взрыв газа, стоивший жизни почти 1300 шахтерам. Горня
151
ки много раз протестовали против невыносимых условий труда, а эта катастрофа, виновницей которой они справедливо считали угольную компанию, переполнила чашу их терпения. В день, когда Клемансо стал министром внутренних дел, в северных департаментах бастовало более 30 тысяч шахтеров. Министры предлагали прибегнуть к испытанному методу — послать против бастующих войска, но Клемансо отверг эти советы. В 1884 году в статье, опубликованной в «Жюстис», оп категорически осуждал военную расправу с бастующими рабочими и предлагал другой способ разрешения конфликта: пусть министр внутренних дел один, без всякой охраны отправится в район забастовки, призовет рабочих проявить благоразумие, а от предпринимателей потребует пойти па уступки справедливым требованиям рабочих. «Увы, это не произойдет,— сетовал тогда Клемансо, — министр останется в своем кабинете» 1.
И вот через 22 года Клемансо представилась возможность разыграть подобный сценарий. Убежденный, что одно его появление обеспечит спокойствие и порядок, оп отправился на север, явился в Народный дом шахтерского поселка Ланс, где собрались представители бастующих, и обратился к ним с речью: вы имеете право на забастовку, никто его не оспаривает, но соблюдайте законы, уважайте частную собственность. На этот раз правительство не будет применять против вас силу.
Клемансо был уверен, что эта речь произведет на горняков впечатление и положит конец конфликту. Однако, к его удивлению, рабочие не придали его словам ни малейшего значения. Доверия к министру они не питали, его высокопарные призывы «доказать, что вы готовы трудиться па великом поприще социальной справедливости, столь близком нашим сердцам» 8, на них не подействовали. После страшной катастрофы шахтеры не желали слушать набившие оскомину речи, которыми их убаюкивали десятилетиями. Им нужна была конкретная помощь, но Клемансо, недовольный их несговорчивостью, даже не сделал попытки разобраться в претензиях рабочих и удовлетворить их справедливые требования. Уехал оп ни с чем.
Сообщая в Петербург о забастовке и поездке Клемансо в Ланс, Нелидов так прокомментировал их: «Не видно еще пока, чтобы этот новый образ действия имел успех. В случае же неудачи и Клемансо, и Бриан будут поставлены в крайне затруднительное положение относительно своих
152
политических единомышленников, с одной стороны, и сво-и	.. G
их товарищей по министерству — с другой» .
Действительно, компания па уступки не пошла, забастовка разрасталась, и Клемансо сошел на обычную стезю; в апреле в горняцком районе на 40 тысяч бастующих приходилось 20 тысяч гусаров и драгун. При таком соотношении сил шахтерам в конце концов пришлось возобновить работу.
В борьбу вступали и другие слои трудящихся. Государственные служащие требовали признания их права объединяться в профсоюзы. Правительство согласилось уже созданные явочным порядком профсоюзы служащих не разгонять, но организацию новых запретило. В ответ на это забастовали почтовые работники Парижа. Тигр, когда-то прекрасно понимавший, что репрессии не могут остановить справедливое движение, теперь стал смотреть на все другими глазами: он заявил, что даже те государственные служащие, чьи синдикаты существуют легально, не имеют права на забастовку, и распорядился уволить больше трехсот работников почт и телеграфа.
Профсоюзное объединение Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) постановила усилить борьбу за 8-часовой рабочий день и завершить ее мощной манифестацией 1 мая 1906 года. На фасаде Парижской биржи труда появился транспарант: «После 1 мая мы не будем работать больше восьми часов в день». Руководители ВКТ были настроены решительно: если предприниматели не удовлетворят требование рабочих, они ответят либо не ограниченной сроком всеобщей стачкой, либо повсеместным ежедневным прекращением работы после восьми рабочих часов.
Накануне 1 Мая буржуазию охватила паника. Клемапсо успокаивал предпринимателей, а требования ВКТ категорически отверг: «Вы находитесь по одну сторону баррикады, а я — по другую,— заявил он посетившей его делегации ВКТ.— Ваш метод — беспорядок, мой долг — обеспечить порядок. Таким образом, моя задача*— помешать успеху ваших усилий. Пусть же каждый из нас действует по-своему» 1 .
Эти слова означали объявление войны всему организованному рабочему движению Франции. За словами последовали дела. В Париж стягивались войска: из Бордо, Ренна и других городов на усиление столичного гарнизона прибыло 45 тысяч солдат 11. За несколько дней до 1 Мая власти организовали провокацию: по приказанию Клемансо
153
арестовали секретаря ВКТ Виктора Гриффюэля и других профсоюзных лидеров вместе с группой монархистов по обвинению в заговоре, направленном против республиканского строя. Цель этой провокации была ясна: опорочить рабочих, представив их такими же, как монархисты, врагами республики. Недаром многие парижские газеты опубликовали сообщение министерства внутренних дел под ироническим заголовком «Запланированный заговор», а Клемансо назвали «изобретателем заговоров». «Что произвело наибольшее, но не вполне выгодное для правительства впечатление,— писал Нелидов министру иностранных дел России В. Н. Ламздорфу,— это домашние обыски у некоторых известных сторонников прежних царствующих династий, с одной стороны, и ярых анархистов — с другой. В городе стали говорить об открытом будто бы заговоре против республики, но никто не верит существованию подобного предприятия. Заговор, говорят, нужен был правительству как предлог для ареста анархистов и для принятия военных мер» 12.
1 Мая 1906 года прошло в обстановке чрезвычайного положения. Несмотря на это, в рабочих кварталах Парижа происходили многочисленные митинги, забастовки, столкновения с войсками. Число арестованных превысило 600 человек. Буржуазия, опасавшаяся худшего, оценила рвение Клемансо — его реноме в правых кругах улучшилось. Нелидов же писал: «Положение Клемансо, обязанного в качестве министра соглашаться на принятие мер предосторожности, которые он, как журналист, строго осуждал, ныне сильно поколеблено. Люди порядка относятся к нему с недоверием, его же бывшие приверженцы считают его изменником» 13.
Впрочем, очень скоро отношение Нелидова к Клемансо изменилось. Перелому способствовало неожиданное для посла согласие Тигра на предоставление России крупного займа. Против этого займа, который царское правительство намеревалось употребить для подавления революции, решительно возражали французские социалисты и многие радикалы. Нелидов полагал, что, став министром, Клемансо употребит свое влияние, для того чтобы помешать этой сделке. Ничуть не бывало! Считая подлинными выразителями интересов России кадетов и выяснив, что они против займа не возражают, Клемансо заверил Нелидова, что правительство не будет препятствовать заключению займа. Уполномоченный российского правительства
154
В. Н. Коковцов подписал в апреле 1906 года с несколькими банкирскими домами контракты о займе на общую сумму 2 250 миллионов франков, и царская Россия получила «два миллиарда франков на расстрелы, военно-полевые суды и карательные экспедиции» 14.
Известно, какое негодование вызвало у всех передовых людей предоставление, этого займа. Правящие же круги России торжествовали — они и не надеялись па такое содействие «левого» кабинета. Нелидов даже просил Лам-здорфа выразить благодарность французскому правительству, без помощи которого «нам никогда не удалось бы исполнить задуманного предприятия» 1 .
Это был очередной пример отступничества Клемансо от прежних принципов, и российские дипломаты, оценили его по достоинству. В июне 1906 года Неклюдов писал новому министру иностранных дел А. П. Извольскому: «] сложение Клемансо еще более утвердилось, и не только в палате, но до известной степени и в обществе. Этот бесспорно умный и энергичный человек... показал новый пример того, как во Франции самый непримиримый критик предшествовавших правительств и, по-видимому, разрушитель основ общества делается, став у кормила власти, если только он действительно человек умный, трезвым и энергичным поборником порядка и разумно понятой власти» . Страх перед «опасным социалистом» начисто исчез!
Крутой поворот радикалов вправо привел к тому, что социалисты сочли невозможным сотрудничать с ними в парламенте. Между социалистами и радикалами разгорелась ожесточенная борьба, которая отчетливо проявилась во время диспута Жорес — Клемансо летом 1906 года. Пути этих политических деятелей, в прошлом иногда совпадавшие, теперь окончательно разошлись.
Дискуссия началась с запроса Жореса но поводу социальной политики кабинета. Лидер социалистов обвинил министра внутренних дел в походе против рабочего класса. Клемансо ответил, что настоящими врагами рабочих являются те, кто уверяет их, что они всегда правы, т. е. социалисты «с их утопическим и вредным идеалом». Идеям перехода средств производства в общественную собственность и замены капитализма социализмом он противопоставил рассуждения о том, что сейчас еще не время думать о преобразовании общества. Необходимо сначала переделать человеческую природу, а новый человек сам найдет ту форму общественной организации, которая придется ему
155
по душе. Вот мы и занимаемся, заявил Клемансо, воспитанием нового человека, помогаем ему окончательно освободиться от наследия пещерной жизни, и благодаря этому воспитанию «он становится с каждым днем чуть-чуть бескорыстнее, чуть-чуть благороднее, добрее,, лучше, обретает все большую власть над самим собой и над внешним миром. Таков наш идеал — возвеличить человека» 17.
Итак, согласно Клемансо, общество должно оставаться прежним — несправедливым и жестоким, а человек будет в этом обществе изменяться к лучшему. Жоресу нетрудно было развенчать эту демагогическую концепцию, увековечивающую эксплуататорский строй. «Что я слышу? Вы, человек науки, вы, врач... изолируете индивидуума от социальной среды! Но ведь то, что вы проповедуете, — это самая нелепая, самая химерическая абстракция! Ваша доктрина абсолютного индивидуализма... равносильна отрицанию всех прогрессивных движений, определивших ход истории, равносильна отрицанию самой французской революции. Тогда тоже были консерваторы, говорившие революционерам: вы хотите преобразовать внешние условия человеческой жизни, но значимо лишь одно — сознание, существенно лишь внутреннее «я» индивидуума, а потому предоставьте события их естественному ходу, предоставьте возможность для медленной и спокойной эволюции сознания и разума. Революционеры ответили на это ударом грома, преобразовавшего среду... Любая крупная реформа, любое серьезное преобразование требует наряду с верой в личность коренного изменения среды, в которой эта личность действует» 18.
Хотя речь Жореса была гораздо убедительнее, чем речь Клемансо, палата депутатов постановила распространить по всей стране текст этого выступления министра против социализма, которому правая часть амфитеатра Бурбонско-го дворца бурно аплодировала. Предложение оппозиции распространить так же и речь Жореса было отклонено.
Клемансо применил и другой способ борьбы против социализма — всемерно поощрять и приближать к себе «хороших» рабочих в духе присущего ему патернализма. Так, оп вызвал в Париж тулонского рабочего Виктора Раймонанка и принял его в своем кабинете на площади Бово.
— Я не забыл, что ты способствовал моему избранию в сенат,— сказал Тигр. — Теперь я министр. Что мне для тебя сделать? Быть может, ты хочешь получить прибыль
156
ную должность налогового инспектора или что-нибудь в этом роде?
— Я ничего не хочу, — ответил Раймонанк.— У меня есть работа, моя жена и дочери — белошвейки. Нам ничего не нужно.
Клемансо настаивал, и тогда Раймонанк попросил у него два экземпляра его книг о «деле Дрейфуса».
— Я дам их в приданое своим дочерям,— заявил оп.
Клемансо был потрясен таким бескорыстием: все кругом, знакомые и незнакомые, добиваются выгодных местечек, должностей, продвижения по службе, а этот простой рабочий от всего отказывается. Он — потрясающий пример нового человека, доказательство его, Клемансо, правоты в споре с Жоресом.
— Только с такими людьми и можно создавать республику,— заявил Тигр и внес Раймонанка в список кандидатов в сенат. В 1909 году этот тулонский рабочий стал сенатором 19.
Пребывание Клемансо на посту министра внутренних дел совпадало по времени с финалом «дела Дрейфуса». 12 июля 1906 года Высший кассационный суд вынес постановление, признававшее невиновность Дрейфуса, а на следующий день палата депутатов большинством в 432 голоса против 32 при 87 воздержавшихся приняла внесенный правительством законопроект о восстановлении его в армии в чине майора. На этом же заседании было принято решение восстановить в армии Пикара в чине бригадного генерала.
Социалисты пытались довести дело до логического конца и предложили привлечь к уголовной ответственности тех, кто его сфабриковал,— Буадефра, Гонса, Мерсье, которого выступавший с этим предложением оратор назвал «самым главным преступником», и других. Этого правые допустить не желали. В зале заседаний начался скандал. Националист Пульези-Конти закричал: «Правительство, допускающее такие оскорбления армии,— это правительство негодяев» — и тут же получил удар по голове от заместителя министра внутренних дел радикал-социалиста Альбера Сарро. Вспыхнула драка, заседание пришлось прервать.
Во время перерыва неподалеку от Парижа состоялась дуэль. Секундантом Пульези был небезызвестный Мильвуа, секундантом Сарро — Клемансо. Сарро был ранен. Когда заседание возобновилось, палата депутатов отклони
157
ла предложение социалистов, направленное против генералов, но зато приняла решение перенести останки Эмиля Золя с обычного кладбища в Пантеон 20.
Перед фронтом слушателей Высшей военной школы, где 11 лет назад Дрейфус подвергся унизительной церемонии разжалования, ему был торжественно возвращен орден Почетного легиона. Так завершилась эта затянувшаяся история. Впрочем, был еще один эпизод: во время перенесения останков Золя в Пантеон ярый националист глава союза военных журналистов Грегори дважды выстрелил в Альфреда Дрейфуса и ранил его в руку.
Осенью 1906 года, во время парламентских каникул, Клемансо совершил турне по родной Вандее и по департаменту Вар, избравшему его в сенат. Поездка была обставлена с большой помпой. Так, в Вандее в честь министра-земляка был устроен банкет на три тысячи персон. В многочисленных речах Клемансо излагал свое политическое кредо, коренным образом отличавшееся от прежнего. Искусство управлять он рассматривал теперь как способность соблюдать пропорцию между нововведениями и сохранением старого21.
Комментируя эти декларации, газеты отмечали, что, будучи в оппозиции, Клемансо подверг бы уничтожающей критике любого политического деятеля за подобный оппортунизм, и приходили к единодушному выводу, что Тигр делает заявку на пост главы правительства и стремится успокоить крупных собственников, которым он прежде внушал страх. Это мнение разделял и Нелидов, назвавший теперь Клемансо «одним из самых выдающихся и смелых политических деятелей Франции, который своей деятельностью в качестве министра внутренних дел... выказал себя блюстителем порядка и сильной правительственной власти» 22.
Планы Клемансо сбылись. В октябре 1906 года Сарьен по состоянию здоровья ушел в отставку. Президент республики Фальер пригласил Клемансо в Елисейский дворец и поручил ему формирование нового кабинета.
Возникает вопрос: почему Клемансо, игравший видную роль в политической жизни Франции на протяжении двадцати с лишним лет, впервые стал главой правительства так поздно? И почему Фальер решился на тот шаг, который не хотели сделать его предшественники — Г реви, Карно, Фор, Лубе?
Буржуазные историки по-разному отвечают на этот
158
вопрос. Так, Жорж Вормсср пишет: «Ощущалось приближение серьезных социальных потрясений. Число социалистов в палате составляло уже около шестидесяти, надвигались забастовки. Необходимо было найти правильное соотношение между порядком и прогрессом, обуздать недовольных и подстрекателей и вместе с тем пе создавать впечатления отказа от свободы и демократии. Кто мог сделать это лучше, чем Клемансо —- непримиримы!! радикал, убежденный эволюционист, грозный оратор? Он, и только он один был в состоянии дать отпор Жоресу и его последователям как на улице, так и на трибуне» 23.
Суть дела ясна: русская революция, подъем рабочего движения во Франции, усиление революционной тенденции в западноевропейском рабочем движении, крайнее обострение противоречий капитализма, достигшего высшей стадии своего развития, — все это диктовало буржуазии необходимость привлечь к власти новых людей, еще не скомпрометированных служением антинародным интересам. Не случайно почти в одно и то же время у кормила власти оказываются Ллойд Джордж в Англии, Джолитти в Италии, Клемансо во Франции. Последний на посту министра как бы держал экзамен перед крупным капиталом и доказал, что может лучше других защищать его от набиравшего силы социалистического движения.
К концу октября 1906 года правительство было сформировано. Портфель министра внутренних дел Клемансо оставил за собой. Пуанкаре от участия в кабинете уклонился, из прежних министров остались на своих постах Бриан, Думерг, Барту. Министерство иностранных дел возглавил друг и единомышленник Клемансо Стефан Пи-шоп, министерство финансов — Жозеф Кайо, сын одного из сподвижников Мак-Магопа, из карьеристских соображений ставший левым радикалом. Портфель военного министра получил Пикар — это была месть Тигра генеральской клике, травившей Пикара во время «дела Дрейфуса». Нововведением было учреждение министерства труда во главе с «независимым», т. е. правым социалистом, Репе Вивиани.
Идея создания министерства труда возникла давно. Впервые ее пыталась осуществить Парижская коммуна, образовавшая комиссию труда и обмена для «освобождения труда и трудящихся». Казалось, что Клемансо следует по тому же пути, по па самом деле это был тактический прием, призванный замаскировать его эволюцию вправо и создать
159
видимость верности проясним идеалам. Что министерство труда не имело ничего общего пе только с идеями Коммуны, но даже и с реформистскими утопиями Луи Блана, признал сам Вивиани в своей первой речи после назначения па этот пост. Задачу своего министерства он видел не в конкретных действиях во имя разрешения социальной проблемы, а лишь в изучении положения и потребностей трудящихся. Не удивительно, что палата депутатов цдобри-ла создание такого безопасного для интересов капитала министерства и решила широко распространить речь Вивиани.
Однако реакционерам даже сам факт создания министерства труда и эта весьма умеренная речь Вивиани показались кощунством. Русского посла в Париже, например, глубоко возмутило утверждение Вивиани, что, «изгнав с неба бога, отняв у населения его верования и надежду на будущую жизнь и загробные блага *, республиканско-демократическое правительство обязано вознаградить рабочие классы предоставлением им в земной жизни всех возможных улучшений их положения». «Никогда еще,— негодовал Нелидов, — пе исключая грубых и богохульных выходок французских революционных говорунов XVIII столетия, столь противохристианские и атеистические речи не были произнесены в Государственном собрании». Нелидов возмущался отсутствием протестов со стороны депутатов и решением парламента распространить речь Вивиани, в результате чего «яд его богопротивных слов пе замедлит разлиться по всей стране и еще более подорвать в ней и без онаго уже весьма слабое чувство привязанности и уважения к христианской вере. С этой точки зрения,— заключал царский посол,— появление у власти министерства Клемансо с таким участником, как Вивиани, представляет собою крайне печальное не только политическое, но и социальное событие, призванное в сильной мере способствовать разложению старого общественного строя, основанного на г*	24
вере в оога и христианских истинах» .
Нелидова особенно напугала «социалистическая мимикрия» Клемансо, который заявил: «Когда президент республики... поручил мне сформировать правительство, я решил управлять страной в социалистическом духе» 25. Это лицемерие разоблачил В. И. Ленин, писавший:
* Вивиани имел в виду закон об отделении церкви от государства и другие действия предшествовавших правительств, направленные против клерикализма.
160
\<Вспомните французских социалистов, вроде Мштц>ог<ша, Вивиани, Бриана, которые теперь, с Клемансо во главе, благополучно управляют архибуржуазной Францией, посылают войска против стачечников и т. д. Чтобы поддержать социализм, они звали поддерживать республику вообще, республику, как таковую. Чтобы поддержать республику, они голосовали, и по соглашению, и без соглашения, за дюжинных буржуазных политиканов, за оппортунистов. И они дошли таким образом, постепенно и неуклонно, до того, что сами превратились в совсем таких же дюжинных зторонников буржуазного угнетения» 26.
В момент, когда Клемансо стал главой правительства, ему исполнилось 65 лет, по оп был крепок физически и полон энергии. Постоянные занятия гимнастикой, верховой ездой и фехтованием поддерживали его в хорошей форме. Как и прежде, оп стремительно врывался на парламентскую трибуну, его речи были агрессивны и полны сарказма, и, хотя голова облысела, усы поседели, а лицо приобрело желтоватый оттенок, голос звучал молодо.
5 ноября 1906 года Клемансо зачитал в палате депутатов программную декларацию нового правительства, в которой было обещано провести 17 реформ. В их числе фигурировали ликвидация церковных школ, установление 10-часового рабочего дня, пенсионное обеспечение рабочих, введение обязательных коллективных договоров между предпринимателями и рабочими, выработка устава для государственных служащих, выкуп и передача в государственную собственность железных дорог Железнодорожной компании Запада, установление прогрессивно-подоходного налога, ликвидация военных трибуналов, расширение полномочий местных органов власти и т. д. Большинство из этих обещаний осталось на бумаге.
Первая проблема, которую пришлось решать новому кабинету, была связана с тем, что 12 декабря 1906 года должен был вступить в силу закон об отделении церкви от государства. Папа Пий X, с самого начала осудивший этот закон, в августе 1906 года опубликовал энциклику, категорически отвергавшую культовые ассоциации, которые якобы угрожают «жизненным интересам и священным правам церкви». Вслед за папой культовые ассоциации были объявлены неприемлемыми и французскими епископами, после чего возник вопрос: в чье же распоряжение перейдут церковные здания после вступления закона в силу? Закон предусматривал их передачу культовым ассоциациям, по,
11 Д. П. Прицкер
161
поскольку церковники их не признавали, государство получало право конфисковать эти здания, что грозило обострить конфликт.
Тут на первый план выдвинулся мастер компромиссов Аристид Бриан, который стремился предотвратить серьезную конфронтацию с католиками. С санкции Клемансо он выработал компромиссное предложение: решение о создании культовых ассоциаций отменяется, а священники получают право отправлять службу в церковных зданиях при условии, что будут ежегодно подавать в мэрии заявления с просьбой разрешить им пользоваться этими зданиями. Таким образом, формально церковные здания будут находиться под контролем муниципалитетов, а фактически все останется по-старому. Однако Пия X не устраивало и это. Не желая идти ни на какие уступки, он специальной энцикликой запретил духовенству подписывать подобные заявления.
Мириться с этим Тигр не пожелал. 11 декабря во время обыска в помещении нунциатуры Ватикана в Париже были захвачены документы, из которых явствовало, что секретарь пунциатуры Монтаньини (сам нунций Лоренцелли выехал, отношения Ватикана с Францией были прерваны) весьма нелестно отзывался о многих французских политических деятелях, включая главу правительства, поддерживал тесные связи с французскими клерикалами и побуждал их к антиправительственным выступлениям. В числе обнаруженных документов была адресованная Монтаньини директива Ватикана, которая гласила: «Я получил ваш доклад № 237 относительно публичных выступлений против закона об отделении, происходящих во Франции. Благодарю за подробности... и прошу содействовать умножению подобных выступлений» 27.
Клемансо пришел в ярость. По его приказу нунциатура была закрыта, Монтаньини выслан из Франции, муниципалитетам приказано немедленно взять под свой контроль принадлежавшие церкви помещения. «Мы хотим мира на основе закона об отделении церкви от государства,— заявил Клемансо в сенате,— но, если вы предпочитаете войну, вы ее получите» 28.
Бриан не одобрял таких резких действий и слов. Между ним и Клемансо возникли разногласия, которые проявились при обсуждении этой проблемы в палате. Один из депутатов предложил пойти на дальнейшие уступки клерикалам, разрешив духовенству отправлять культ в
162
церковных помещениях без всяких предварительных условий. Бриан поддержал это предложение, и тогда другой депутат обратил внимание на противоречие в позициях главы правительства, проводящего жесткую политику, и министра культов, придерживающегося примирительного курса.
Отвечая на это замечание, Клемансо сказал: «В свое время мы проголосовали за закон, который мне, как министру внутренних дел, было поручено проводить в жизнь. Этот закон предусматривал все, кроме того, что произошло в действительности (смех). Депутат Аллар сказал вчера, что мы пребываем в состоянии разброда. Именно так, полного разброда (смех). Но не я его создал. Меня в это состояние поместили, и я в нем пребываю (громкий смех) ».
Бриан счел это заявление выпадом против себя и демонстративно покинул зал заседаний. Тогда, поднявшись на трибуну, Клемансо заявил: «Я не хотел доставить ни малейшей неприятности нашему коллеге и другу Бриану. Его содействие всегда было чрезвычайно полезным для нас и остается совершенно необходимым для продолжения начатого дела. Если какое-нибудь сказанное в пылу импровизации слово огорчило или задело его, я публично выражаю свои искренние сожаления» 29. Такого палата депутатов никогда из уст Тигра не слышала. Сказав это, он вышел из зала и через некоторое время вернулся, ведя под руку улыбающегося Бриана.
Итак, победу в этом споре одержал Бриан, но следует иметь в виду, что то был не спор, а симуляция спора. Клемансо тоже хотел избежать конфронтации с Ватиканом и французскими католиками, по, дорожа своей репутацией ярого врага клерикализма, предпочитал проводить политику примирения чужими руками. Эту тенденцию разгадали все внимательные политики. Так, Нелидов писал по этому поводу: «По счастью, г. Клемансо, хотя и проповедовавший как журналист необходимость беспощадного выполнения закона, понял как министр, к чему может привести слишком беззастенчивое обращение с народными верованиями и страстями. Вследствие этого префектам предписано было при исполнении описей не прибегать ни в коем случае к насилию и употреблению войска, а действовать убеждением и$ если нужно, откладывать дело до более благоприятного времени» 30.
Таким образом, мероприятия, предусмотренные законом об отделении церкви от государства, осуществлены не
11*
163
оыли. Священнослужители перестали получать заработную плату от государства, а муниципалитеты получили формальное право распоряжаться помещениями церковных учреждений — вот и все, к чему свелась длительная и шумная антиклерикальная кампания. Правительство Клемансо фактически ничего нового в разрешение этой проблемы пе внесло. Как свидетельствовала одна австрийская журналистка, Клемансо заверил ее, «что не закроет ни одной церкви, не посадит в тюрьму ни одного священника, не позволит нарушить ни одной мессы... Пока он остается председателем Совета министров, любая насильственная мера, могущая помешать свободному отправлению культа, будет отвергнута» 31.
К числу немногих осуществленных реформ относится выкуп государством Железнодорожной компании Запада. Оснований для выкупа было более чем достаточно: управлялись и функционировали железные дороги скверно, компания задолжала государству 440 миллионов франков. Законопроект вызвал возражения депутатов буржуазных партий только потому, что мог стать прецедентом для последующих национализаций. В палате депутатов его удалось провести сравнительно быстро, но сенат затянул утверждение па целый год. Закон вошел в силу только в июне 1908 года, после того как глава правительства заявил: «Мы ничего не замышляем против крупных компаний, мы пе желаем их ослабления» 32. И это было чистой правдой.
Другой осуществленной реформой был разработанный министром финансов Кайо законопроект о введении прогрессивно-подоходного налога. Шума по этому поводу было много, крупные собственники объявили налог симптомом «надвигающегося социализма», но это был чистый блеф. Согласно закону, заработная плата наемных работников и доходы лиц свободных профессий облагались налогом в 3 %, мелких и средних собственников — в 3,5, крупных собственников — в 4 %. С доходов, превышавших 5 тысяч франков в год, взимался дополнительный сбор — от 0,2 до 4 %, причем последняя цифра распространялась только па годовые доходы свыше 100 тысяч франков 33. Размеры налога па крупный капитал, установленного законом Кайо, намного уступали уже введенным в Англии. Закон был не более чем булавочным уколом для крупных собственников. Вотировав подоходный налог, депутаты поспешно провели закон об увеличении размеров получаемого ими самими вознаграждения с 9 до 15 тысяч франков.
164
С тех пор депутатов стали называть «ПТ» («Пятнадцать тысяч»).
Решающим для судеб кабинета был вопрос, сможет ли он сделать что-либо для решения назревших социальных проблем.
Выступления рабочих следовали в те годы одно за другим. Еще в июле 1906 года парламент принял закон, требовавший обязательного предоставления наемным работникам одного выходного дня в неделю, но предприниматели беззастенчиво его нарушали. Это вызвало целый ряд забастовок, причем правительство приняло сторону хозяев. В марте 1907 года разразилась стачка столичных электриков. Париж погрузился во мрак, спектакли пришлось отменить, рестораны освещались свечами. Клемансо пригрозил уволить бастующих и заменить их солдатами. На решительный протест Жореса он ответил: «Мы не можем допустить, чтобы рабочие стали тиранами» 34.
Классовая борьба обострялась. В марте 1907 года в Нанте во время стачки докеров жандармы убили грузчика и ранили несколько рабочих. Забастовали транспортники, доставлявшие продовольствие в Париж. В июле во время забастовки рабочих-текстильщиков в Раоп-л’Этап было ранено свыше тридцати человек. На письмо учителей, требовавших признания их права па забастовку, Клемансо ответил категорическим отказом. Он запретил им присоединиться к ВКТ, а когда они опубликовали прокламацию, требующую приравнять государственных служащих ко всем другим наемным работникам, все подписавшие ее учителя были уволены. ВКТ издала по этому поводу манифест, выражавший уверенность, что профсоюзы выйдут из этой полосы преследований еще более окрепшими и что «пролетарская солидарность одержит верх над злодеяниями министров» 35.
ВКТ поддержали депутаты-социалисты. Э. Вайян, возлагавший когда-то большие надежды на Клемансо, сравнив его прежние декларации с теперешними действиями, призвал парламент освободить страну от «правительства полицейских и жандармов». Однако Тигр не унимался. Он •'новь подтвердил непримиримую враждебность правительства по отношению к ВКТ, «пропагандирующей доктрины анархии и антипатриотизма». Вскоре ее руководители Вуске и Леви были приговорены к двум годам тюрьмы по сфабрикованному обвинению в «подстрекательство к убийствам, кражам, саботажу и грабежу» 56.
165
Летом 1907 года волнения распространились па деревню. В южных департаментах крестьяне-виноделы поднялись па борьбу против попустительства властей мошенникам, которые, добавляя в вино воду и сахар, выдавали его за вино высших сортов и наводняли им рынок. В результате цены на вино упали, а доходы крестьян резко сократились. Созданный ими Центральный комитет защиты виноделия во главе с пользовавшимся большим авторитетом виноделом Марселеном Альбером потребовал от правительства не позднее 10 июня принять решительные меры против мошенников и организовал массовые манифестации в поддержку этого требования. 2 июня в Каркассоне собрались на митинг 200 тысяч крестьян из окрестных районов, а 9 июня в Монпелье — почти 700 тысяч. Клемансо отдал приказ войскам разгонять митинги, но пехотный полк, дислоцировавшийся в Нарбопне и состоявший по преимуществу из местных жителей, отказался выступить против крестьян.
Поскольку к 10 июня правительство ничего не предприняло для оказания помощи виноделам, комитет Альбера перешел к активным действиям: по его призыву крестьяне перестали платить налоги, а муниципальные советники и мэры стали демонстративно выходить в отставку. Даже заместитель Клемансо по министерству внутренних дел А. Сарро, депутат от Нарбонна, учитывая настроения своих избирателей, был вынужден уйти в отставку. Но Клемансо не отступал: 19 июня он подписал приказ арестовать членов Центрального комитета защиты виноделия. Альбера обнаружить не удалось, но другой активный член Комитета, мэр Нарбонна, был посажен в тюрьму. В ответ жители Нарбонна построили баррикады, подожгли здание префектуры. Солдаты открыли огонь, убив одного демонстранта. ВКТ обнародовала прокламацию, озаглавленную «Правительство убийц».
К движению протеста примкнули солдаты 17-го полка, отказавшиеся стрелять в демонстрантов в районе Безьера. Тогда по личному распоряжению Клемансо, который добился возвращения солдат 17-го полка в казармы обещанием не применять против них никаких репрессий, полк вопреки этому обещанию был расформирован, а его солдаты отправлены в Тунис.
Альбер, которого полиция безуспешно разыскивала по всей стране, 23 июня явился в министерство внутренних дел, наивно иассчитывая убедить Клемансо в правоте
466
крестьян. Обрушившись на него с упреками, Тигр потребовал, чтобы оп немедленно отправился в Монпелье и сдался властям. Растерявшийся Альбер признался, что у него нет денег. Тигр вручил ему стофранковый билет и сообщил об этом журналистам. Вернувшись в Монпелье, Альбер вновь пытался взять на себя руководство движением, по все уже знали о его встрече с Клемансо и отвернулись от него. Движение виноделов пошло на спад. «Альберу было не под силу состязаться с Клемансо, который шутя и играя переломал ему кости» 37,— писал один историк.
Обещанные правительством социальные реформы обернулись блефом. Законопроект о пенсиях по старости, внесенный в парламент еще в 1906 году, застрял в бесчисленных комиссиях. Предполагалось, что пенсионный фонд будет создан из трех примерно равных источников — ассигнований правительства, взносов предпринимателей и отчислений из заработной платы работающих. Однако правительство заявило, что не может вносить в этот фонд более 100 миллионов франков в год, капиталисты отказались вложить большую сумму, и в результате принятый закон приобрел издевательский характер: право па пенсию получили рабочие старше 75 лет. Его прозвали «законом для покойников».
Бурные события развернулись во время забастовки рабочих песчаных карьеров в поселках Виньё и Дравейль близ города Вильнёв-Сен-Жорж (департамент Сена и Уаза) в мае 1908 года. Участники забастовки требовали повышения заработной платы, введения 10-часового рабочего дпя, повышенной оплаты за сверхурочные и ночные работы, обязательного соблюдения воскресного отдыха. Однако владельцы карьеров, чьи доходы выросли с 53,8 тысячи франков в 1903 году до 144,6 тысячи франков в 1906 году 38, не желали идти ни на какие уступки и прибегли к услугам штрейкбрехеров, а бастующие не допускали их в карьеры. По просьбе предпринимателей правительство направило в район забастовки крупные силы полиции.
Помощь бастующим со стороны профсоюзов и ВКТ, в частности бесплатное питание, позволила им держаться. Их стойкость вызывала растущее раздражение предпринимателей и жандармов. Между рабочими и штрейкбрехерами, которых охраняла полиция, происходили стычки, а 2 июня жандармы внезапно открыли огонь по помещению кафе в поселке Виньё, где собрались рабочие, убив двоих и ранив 10 человек.
167
Этот новый расстрел вызвал возмущение и гнев трудовой Франции. ВКТ опубликовала воззвание, начинавшееся словами: «Правительство убийц...» Ее газета «Вуа дю пёпль» («Голос народа») поместила сообщение о событиях в Виньё под заголовком «Еще одно преступление Клемансо». В передовой статье «Юманите» от 4 июня говорилось: «Министерство Клемансо не может жить без трупов. Они ему необходимы». Депутат-социалист Альбер Вильм, обращаясь к Тигру, сказал: «Как низко вы пали! Подумать только, каким блестящим полемистом и опасным трибуном вы когда-то были! Представьте себе, господин премьер-министр, какие скверные четверть часа пережило бы правительство, если бы на следующий день- прсле событий в Дравейле-Вииьё вы находились не на том месте, которое занимаете сейчас, а на моем! Каким негодующим тоном вы говорили бы! Как были бы возмущены медлительностью расследования! Как клеймили бы это кровавое, хищное министерство, посылающее войска, полицию и жандармерию против бастующих!» 39
И действительно, в том же зале Бурбонского дворца 8 мая 1891 года, после расстрела первомайской демонстрации в Фурми, Клемансо говорил: «Кто может утверждать... что события, происшедшие в Фурми перед расстрелом, оправдывают смерть женщин и детей, чья кровь обагрила камни мостовой? Нет, существует чудовищное несоответствие между действиями, предшествовавшими расстрелу, и самим расстрелом. Мне незачем разбираться в том, как это произошло. Я не желаю этого знать... Увы, там пролилась кровь гражданской войны... Так берегитесь же!» 40
Французы не раз задавали себе вопрос: почему при министерстве Клемансо карательные силы так часто стреляли в парод? Тем более что для расстрелов в Виньё и Дравейле не было никаких оснований: рабочие не демонстрировали, не проявляли ни малейшей агрессивности, находились в помещении и обсуждали свои дела. Видимо, поведение жандармов объяснялось тем, что политика кабинета, нагнетавшего атмосферу ненависти к рабочим, создала у карательных сил уверенность в безнаказанности любых действий, направленных против бастующих.
Многие ожидали, что Клемансо, хотя бы во имя своего прошлого, решительно осудит действия жандармов и будет стремиться сгладить конфликт. Ничуть не бывало! Отвечая па многочисленные интерпелляции депутатов, он объявил виновниками расстрела самих бастующих. «Подобные со
168
бытия, — заявил он, — происходили при всех правительствах, и никто не в состоянии их предотвратить. Наш долг состоит в том, чтобы обеспечить торжество справедливости, и мы выполним его... Пусть же палата выскажется, осуждает ли она эту политику или признает, что ради успеха будущих социальных преобразований мы обязаны вести борьбу против революционеров, которые добиваются беспорядка и насилия; пусть палата скажет, согласна ли опа защищать вместе с нами законность и порядок во имя реформ и против революции» 41.
Расправа с рабочими, одному из которых было 16 лет, накалила обстановку. Похороны убитых сопровождались новыми столкновениями. Забастовка продолжалась, правительство произвело аресты. В ответ профсоюз строителей назначил па 30 июля всеобщую забастовку и решил провести в этот день в Дравейле демонстрацию солидарности с рабочими карьеров.
В четверг 30 июля 1908 года в Дравейль прибыло несколько тысяч строителей из Парижа и пригородов. Когда колонны с пением «Интернационала» направились к кладбищу в Вильнёв-Сен-Жорж, чтобы почтить память погибших, появились драгуны. Спешившись и обнажив сабли, они двинулись на железнодорожную насыпь, по которой шли демонстранты. Те встретили их градом камней, кто-то (по-видимому, провокатор) произвел несколько выстрелов. Солдаты пустили в ход сабли, полилась кровь. Бастующие наспех соорудили баррикады, драгуны пошли на штурм. В результате — 4 убитых и более 50 раненых рабочих, 69 раненых солдат 4 .
Буржуазные партии одобрили «решительные действия» правительства и требовали роспуска ВКТ за «подстрекательство рабочих к мятежу». Даже извечные враги Клемансо из лагеря крайней реакции па этот раз курили ему фимиам. Дрюмон одобрил «твердость» Тигра, а Жюде восторженно писал: «Клемансо за 24 часа сумел компенсировать все то, что потерял за 30 лет бесплодной терпимости и преступных компромиссов» 43.
Рабочая пресса единодушно возложила непосредственную ответственность за кровопролитие на Клемансо. В статье, взятой в траурную рамку, «Юманите» писала: «Сегодняшний день — это день Клемансо Кровавого, человека с мертвой головой. Это — логическое следствие всей его антирабочей политики, логическое следствие роста классовых антагонизмов» 44.
169
Расстрел в Вильиёв-Сен-Жорж вызвал широкий международный резонанс. Анализируя по свежим следам эти события, В. И. Ленин подчеркивал, что Клемансо, в прошлом самый прогрессивный из буржуазных республиканцев, «с необыкновенным усердием работает над разрушением последних остатков республикански^-буржуазных иллюзий в пролетариате» и что размежевание сил приобретает все более и более отчетливо классовый характер: рабочий класс поднимается на борьбу против буржуазии в целом, включая и крайне левых буржуазных республиканцев, а оттенки между буржуазными партиями исчезают, ибо ««радикально-социалистическое» министерство Клемансо — Бриана насильничает не хуже юнкерски-консервативпого министерства Бюлова» 45*.
Клемансо поручил специальной следственной комиссии подготовить судебное дело «против виновников мятежа и1 сопротивления силам порядка, а также против тех, кто будет признан подстрекателями» 46. Для осуждения рабочих широко использовались показания многочисленных платных провокаторов,, засланных министерством внутренних дел в профсоюзы. Как выяснилось позднее, один из главных провокаторов, Люсьен Метивье, профсоюзный деятель департамента Сена, удостоился личного приема у Кле-*-*	47
мансо, который приказал вручить ему крупную сумму . Префект парижской полиции Лепин арестовал более тридцати руководителей профсоюзов во главе с Гриффюэлем. Под заголовком «Республика убийц. Убийца Клемансо и ренегат Бриан приказали арестовать руководителей ВКТ» газета «Герр сосиаль» («Социальная война») писала: «Все силы государства брошены против организации рабочих, все цепные псы капитала пущены по следам наших активистов... Убедились ли вы теперь, что Клемансо хотел войны? Что четверг был его днем, как в июне 1848 года был день Кавеньяка, как при Коммуне был день Тьера?.. Клемансо взял на себя миссию спасителя буржуазного строя. Это война. Капитал и его наемные палачи желали ее... Маска сброшена» 48.
Расчет правительства на то, что обезглавленная ВКТ потеряет дееспособность, пе оправдался. Было создано временное бюро Конфедерации, в которое вошли представители различных тенденций — анархо-синдикалисты, реформисты и социалисты. В зпак солидарности с ВКТ один
* Бюлов в это время был канцлером Германской империи.
170
из крупнейших профсоюзов страны — синдикат шахтеров, не вступавший рапсе в ВКТ из-за преобладания в пей анархо-синдикалистов, стал ее членом. В циркулярном письме, адресованном всем шахтерам, руководство синдиката дало политическую оценку своему решению: «Товарищи шахтеры воспримут это известие с удовлетворением, и в момент, когда ВКТ подвергается массированным атакам со стороны буржуазной реакции, а часть членов Конфедеральпого комитета арестована и брошена в тюрьмы, они сумеют еще теснее сплотиться, чтобы всеми силами и со всей энергией, на которую они способны, защищать ВКТ от тех, кто стремится ее уничтожить» 49. Новое бюро ВКТ призвало рабочих ответить на правительственные репрессии 24-часовой всеобщей стачкой. И хотя опа охватила не все отрасли промышленности и районы страны, участие в ней многих профсоюзов свидетельствовало о том, что ВКТ жива.
Через несколько дней вновь забастовали парижские электрики, и правительство предоставило в распоряжение владельцев электростанций специальные воинские подразделения. Предприниматели требовали запрета и роспуска ВКТ, однако Клемансо на этот шаг не решился: он понимал, что это было бы равносильно политическому самоубийству.
В марте 1909 года работники связи потребовали отмены действующих правил продвижения по службе, зависевшего от политической благонадежности работника. Получив отказ, почтовые служащие решили не покидать здание центрального телеграфа, но были выдворены оттуда полицией, после чего началась стачка. Правительство в ответ провело через парламент закон, подтверждавший запрещение забастовок государственных служащих и предоставлявший властям право увольнять его нарушителей. Однако почтовые служащие продолжали бастовать, последовали массовые увольнения, депутаты-социалисты развернули кампанию протеста, на одном из заседаний палаты депутатов они запели «Интернационал». Едва успела закончиться забастовка почтовых служащих, как возникла новая: забастовали торговые моряки. Клемансо мобилизовал их в военный флот, но на этот раз бастующие все же победили — судовладельцам пришлось удовлетворить их требования.
Такова была внутренняя политика бывшего «низвергателя министерств». Крупные социальные конфликты
171
1906—1909 годов отчетливо выявили новое политическое кредо Клемансо. Не удивительно, что с этого времени рабочие организации стали рассматривать Клемансо как первого и главного врага французского рабочего класса.
Перейдем теперь к анализу внешней политики. В начале XX века обострилось франко-германское соперничество в Африке. Очередным объектом экспансии империализма стала территория Марокко, привлекавшая и немецкий, и французский капитал. Понимая, что Германия будет оказывать сопротивление попыткам Франции подчинить себе Марокко, правящие круги заручились поддержкой держав. В 1900 и 1902 годах Франция подписала секретные соглашения с партнером Германии по Тройственному союзу Италией, которая обязалась поддержать французскую экспансию в Марокко в компенсацию за французскую поддержку итальянской экспансии в Ливии. В 1904 году было подписано аналогичное соглашение с Англией, которое предоставляло Франции свободу рук в Марокко в обмен па ее отказ от претензий на Египет. Россия также обещала Франции поддержать ее притязания на Марокко.
Французские банкиры предоставили султану Марокко крупный заем, потребовав в качестве залога часть его таможенных доходов. Чтобы не остаться в накладе, султан повысил налоги с местного населения; племенные вожди взбунтовались, их выступление было подавлено с помощью французских войск. Это происходило в 1904 году, когда Клемансо еще находился в оппозиции. Он резко выступил против очередной колониальной авантюры и гневно вопрошал: «Какое право имеет Франция брать на себя полицейские функции в Марокко?» о0 Считая, что Франция к войне не готова, что па военную поддержку со стороны воюющей с Японией России рассчитывать нс приходится, а Англия на суше слаба, Клемансо обрушился на тогдашнего министра иностранных дел Т. Делькассе, который из-за Марокко ставил страну под угрозу войны с Германией *.
Действительно, когда Делькассе потребовал у султана предоставить Франции контроль над марокканскими таможнями и передать армию под командование французских офицеров, франко-германские отношения обострились до крайности. «Я не боялся поставить Францию перед перспективой войны» 51,— писал впоследствии германский
* Клемансо посвятил этой проблеме серию статей в «Депеш де Тулуз».
172
канцлер Б. Бюлов. По его совету император Вильгельм II на военном корабле прибыл 31 марта 1905 года в Танжер и в категорической форме заявил, что не потерпит ущемления немецких интересов в Марокко. Эти события вошли в историю под названием первого марокканского кризиса. Германия потребовала созвать международную конференцию для обсуждения марокканской проблемы. Однако Делькассе отказался участвовать в такой конференции, считая, что се созыв унизителен для Франции. Его отказ вызвал бурную реакцию в Берлине. Германский посол в Париже князь X. Л. Радолин заявил, что Германия по желает более разговаривать с Делькассе, и пригрозил разрывом дипломатических отношений.
В этих условиях французское правительство оказалось перед выбором — либо дезавуировать Делькассе, либо пойти на риск войны. «Делькассе,— писал Тигр, — высокомерно влечет нас на путь безумных авантюр и... принимает как должное перспективу франко-германской войны из-за Марокко» 52. Делькассе пришлось уйти в отставку, а Франция согласилась участвовать в конференции, которая состоялась в январе — апреле 1906 года в Альхесирасе (Испания). Французское правительство предупредило Россию, что прочность франко-русского союза и перспектива новых займов во Франции будут зависеть от того, насколько царская дипломатия поддержит Францию в Альхесирасе. Представители России, нуждавшиеся во французском золоте, вели себя на конференции с максимальной лояльностью, да и все другие державы, кроме Австро-Венгрии, поддержали Францию. Заключительный акт конференции признавал особые политические интересы в Марокко Франции, а также Испании, которая претендовала на часть марокканской территории, поручил им нести там полицейские функции и открывал дорогу для дальнейшего расширения французского влияния.
Таково было состояние марокканской проблемы в момент, когда Клемансо пришел к власти. И что же? «Непримиримый противник» колониальной экспансии продолжал курс на установление французского протектората над Марокко.
События развивались стереотипно. В июле 1906 года в ответ на убийство французского подданного к побережью Марокко были направлены военные корабли. В мае 1907 года было совершено еще одно убийство, на этот раз врача-француза, и правительство Клемансо «для обеспечения
173
порядка и охраны интересов французских граждан» оккупировало провинцию Уджду в восточной части страны. Марокканцы, естественно, враждебно отнеслись к оккупантам, и инциденты участились. В конце июля 1907 года в Касабланке были убиты восемь европейцев. В ответ французский крейсер «Галилей» обстрелял арабские кварталы Касабланки и высадил 4500 солдат морской пехоты, которые безжалостно расправились с жителями. Несмотря на протесты депутатов-социалистов, выраженные почти в тех же словах, которыми Тигр некогда осуждал колониальные авантюры Франции в Тонкине и Тунисе, правительство продолжало посылать в Марокко подкрепления и оккупировало плодороднейшую провинцию Шауйя.
Германский империализм и после Альхесираса не отказался от попыток расширить свое влияние в Марокко. Германские агенты инспирировали восстание против султана, который был вынужден бежать в Касабланку под охрану французских штыков, поощряли дезертирство из французского Иностранного легиона и укрывали бежавших. 26 сентября 1908 года в Касабланке недалеко от берега стала тонуть баржа с людьми. Французская спасательная служба обнаружила на ней шесть солдат Иностранного легиона, числившихся в списках дезертиров. Сопровождавший их человек, оказавшийся сотрудником немецкого консульства в Касабланке, предъявил выданные консульством заграничные паспорта на всех дезертиров и потребовал их освобождения. Французские офицеры отказались выполнить это требование, сотрудник консульства был избит и вместе с дезертирами отправлен в тюрьму.
В связи с этим наступило новое обострение франко-германских отношений. Наследник германского престола кронпринц писал Бюлову 2 октября: «Инцидент в Касабланке — проверка соотношения сил... Нашей чести нанесен серьезный урон. Настало время вновь дать обнаглевшей парижской банде почувствовать, на что способен померанский гренадер» 53. В ответном письме канцлер убеждал кронпринца, что в случае войны Германии пришлось бы иметь дело не только с Францией, но и с Англией и Россией. Германское правительство потребовало публичного извинения за оскорбление, нанесенное немецкому должностному лицу, а Клемансо извиниться отказался. Много лет спустя он так рассказывал об этом эпизоде: «В тот момент мы едва не втянулись в войну. Я не спал две ночи подряд. У меня не было намерения уступать. Ну а с Радолином
174
(послом Германии в Париже.— Д. П.) я был в хороших отношениях... Насколько я помню, он пришел ко мне и полушутливо сказал: «Надеюсь, вы не заставите меня просить свой паспорт?», на что я, поклонившись и улыбаясь, заметил: «Что ж, если бы вы приняли такое решение, мне не оставалось бы ничего иного, как пожалеть об этом и спросить у вас, в котором часу отходит ваш поезд, чтобы проводить вас на вокзал». Все это говорилось в сослагательном наклонении» 54.
Спор был передан в Гаагский международный суд, который вынес благоприятное для Франции решение. Французская экспансия в Марокко продолжалась и привела в 1912 году к установлению протектората. Это произошло уже после падения правительства Клемансо, но оп сделал все для такого исхода.
Так ярый антиколониалист на словах оказался на деле ярым колониалистом. Объяснить эту явную непоследовательность он не смог. Нельзя же принимать всерьез слова, произнесенные им в 1912 году в сенате: «Меня неоднократно упрекали за то, что я часто выступал против политики колониальной экспансии... Но я всегда делал исключение для Марокко» 55.
абинету Клемансо приходилось уделять много внимания европейским проблемам, которые в условиях надвигающейся мировой войны имели особое значение. Клемансо стремился укрепить провозглашенное в 1904 году англофранцузское «сердечное согласие» и создать блок Франции, Англии и России. Поэтому он способствовал преодолению англо-русских противоречий на Среднем Востоке и подписанию 31 августа 1907 года англо-русского соглашения, завершившего процесс создания Антанты. Давняя мечта Тигра осуществилась.
слемапсо старался добиться усиления сухопутной английской армии, с тем чтобы Англия могла оказать Франции реальную военную помощь против Германии на суше. «Мы знаем,— говорил он, — что на следующий день после начала войны между ] ерманией и Англией немецкие армии вторгнутся во Францию через Бельгию и Германия будет стремиться получить во Франции компенсацию за те потери, которые она наверняка понесет от англичан на море» 5б. Французский премьер убеждал британского военного министра лорда Холдена, премьер-министра Аскви-1 а и других в необходимости срочно формировать сильную сухопутную армию и пересмотреть британскую военную
175
доктрину. Он заявил корреспонденту «Таймс», что Англия недооценивает угрозу германского нападения на Францию, а королю Эдуарду VII, с которым встречался на курорте в Мариенбаде * **, сказал: «Нужно помнить, что не в битве под Трафальгаром, которая была блестящим морским сражением, а в битве при Ватерлоо, которая была всего лишь небольшой сухопутной баталией, Англия переломала хребет Наполеону» .
В октябре 1908 года разразился очередной общеевропейский кризис, вызванный тем, что Австро-Венгрия аннексировала южнославянские провинции Боснию и Герцеговину, находившиеся под номинальным владычеством Турции. Эта акция была встречена крайне враждебно па Балканах и в России. Россия рассчитывала па поддержку Франции, но, так как Франция еще не была готова к войне, Клемансо предупредил Нелидова, что французское правительство не будет считать вызванную аннексией Боснии и Герцеговины войну основанием для приведения в действие военных статей франко-русского союза. Франция ограничилась призывом к Вене, Константинополю, Белграду и Петербургу соблюдать умеренность и спокойствие. Войну тогда удалось предотвратить, но Клемансо понимал, что спокойствие наступило ненадолго. «Франц-Иосиф и Эренталь *•* совершили серьезную ошибку, скрыв свой план аннексии Боснии и Герцеговины. За эту ошибку им придется расплачиваться... Я достаточно хорошо осведомлен, чтобы предсказать — Австрия доведет нас до мировой войны» 58,—- заявил он в интервью австрийской журналистке.
За годы пребывания Клемансо у власти франкогерманские отношения не претерпели принципиальных изменений. Обе стороны продолжали относиться друг к другу настороженно и вооружались, но открытые конфликты больше не вспыхивали.
В условиях нарастающей угрозы мировой войны Клемансо был обеспокоен ростом антимилитаристских настроений во Франции. После Штутгартского конгресса II Интернационала (1907 год), принявшего антивоенную резолюцию Бебеля с дополнениями В. И. Ленина, французские социалисты развернули широкую кампанию против готовящейся империалистической бойни. Выступая на мае-
* Ныне Марианские Лазпи (ЧССР).
** Министр иностранных дел Австро-Венгрии.
176
совом митинге в парижском Тиволи, Жорес почти дословно повторил основные положения штутгартской резолюции: «Долг пролетариев, если вопреки их воле война будет им навязана, заключается в том, чтобы взять ружье, которое им дадут, но не для того, чтобы убивать своих братьев, находящихся по ту сторону границы, а для того, чтобы революционным путем свергнуть преступные правительства» 59. Антивоенная позиция Жореса еще больше углубила пропасть между ним и Клемансо.
Особую озабоченность вызывало у главы правительства состояние французских вооруженных сил. Принятый в 1904 году закон о переходе с трехлетнего на двухлетний срок военной службы привел к тому, что в 1907 году в рядах армии оставался контингент одного призывного года, т. с. в два раза меньше солдат, чем имела в то время Германия. На флоте произошло несколько катастроф подряд, что ослабило его боеспособность. Парламентская комиссия вскрыла финансовые злоупотребления при строительстве кораблей и серьезные недостатки в снабжении флота. Морского министра пришлось уволить в отставку.
В июне 1909 года вопрос о состоянии военно-морского флота обсуждался в палате депутатов. По этому поводу было произнесено немало едких слов, по никто пе предполагал, что обсуждение приведет к драматическому финалу. Депутат П. Журд внес проект резолюции, выражавшей доверие правительству и поручавшей ему устранить выявленные недостатки. Но тут на трибуну поднялся Дель-кассе и внес другой проект, в котором высказывалось сожаление «по поводу того, что до сих пор не приняты решительные меры, чтобы положить конец беспорядку в руководстве военным флотом и продуктивно использовать государственные средства» 60. Клемансо сразу понял ход мыслей Делькассе: прежний морской министр ушел в отставку, новый не мог нести ответственности за прошлое, значит, во всем виновен председатель Совета министров.
Делькассе и Клемансо давно ненавидели друг друга, и пе только по политическим, по и по личным мотивам. Одна красивая актриса, которую любил Тигр, предпочла ему Делькассе, этого, по выражению Жореса, «злобного гнома». В свою очередь Делькассе считал Тигра главным виновником своей позорной отставки в 1905 году.
20 июля 1909 года палата должна была принять одну из двух резолюций — Журда или Делькассе. День был жаркий, и депутаты надеялись, что заседание быстро закопчит-
12 Ц. П. Прицкер - 612	177
ся. Перед голосование?,! Клемансо не удержался от выпада в адрес своего оппонента. «Скажите,— заявил он, обращаясь к депутатам,— допустимо ли, чтобы человек, приведший пас в Альхесирас, осуждал теперь министров, обвиняя их в пренебрежении к вопросам национальной обороны?»
Клемансо нанес удар по больному месту. Делькассе пронзительно закричал: «Прошу слова». Зал затих. Клемансо, заявил Делькассе, явно злоупотребляет привилегией безнаказанно выдвигать против людей невероятные, противоречащие истине обвинения. Необходимо с этим покончить!
Слова Делькассе были встречены громом аплодисментов. Атмосфера, царившая в зале, напоминала обстановку того заседания палаты, когда против Клемансо выступал Дерулед. И сейчас среди депутатов было немало таких, кому надоела тирания Тигра. К тому же в пылу гнева он допустил фактическую ошибку: Делькассе не привел Францию в Альхесирас, напротив, он не хотел этой конференции. Использовав этот faux pas *, Делькассе обрушился на главу правительства, напомнил о его бесчисленных прегрешениях, в частности о свержении множества министерств, и закончил свою речь обвинением Клемансо в невыполнении прямой обязанности — обеспечить боеспособность вооруженных сил.
Тигр в свою очередь бросился в атаку: «Будучи министром... вы привели нас на порог войны и при этом но вели никакой военной подготовки. Вы прекрасно знаете, да и все это знают, вся Европа это знает, что в ответ на запрос военный и морской министры заявили тогда, что мы не были готовы к войне» 61,— прокричал он.
Поистине гнев — дурной советчик. Клемансо и тут допустил тактические ошибки. Во-первых, Делькассе был в 1905 году не главой кабинета, а министром иностранных дел и потому не нес прямой ответственности за состояние вооруженных сил. Во-вторых, неписаные правила парламентского этикета запрещают публично произносить такие слова: «Военный и морской министры заявили тогда, что мы нс были готовы к войне». .Неважно, что это правда, неважно, что это всем известно,— лицемерное парламентское целомудрие пе терпит подобных разоблачений.
* Ложный шаг (франц.).
178
Ошибки Тигра оказались для него роковыми: за доверие правительству проголосовали 196 депутатов, против — 212, в том числе 62 депутата от партии радикал-социалистов, которую Клемансо считал своей главной опорой 62. Кабинет Клемансо, продержавшийся 33 месяца, пал. Комментируя последнее заседание палаты, Бриан, давно мечтавший занять кресло председателя Совета министров, сказал: «То была схватка гадюки и скорпиона. Они изрядно покусали ДРУГ ДРУга» 63.
Итак, «великое министерство», о котором мечтал Клемансо, не состоялось. Тигр буквально во всем шел вразрез со своими прежними декларациями: создал условия для установления французского протектората над Марокко; обрушился на рабочих с самыми жестокими за всю историю Третьей республики репрессиями; спустил на тормозах антицсрковное законодательство; не провел в жизнь ни одной серьезной реформы; вел беспощадную борьбу против социалистических идей. Недаром Жюль Гед, отвечая на вопрос, не считает ли он полезным обсудить с Клемансо социальные проблемы, сказал: «Лет 15—20 назад это было бы интересно, но с сегодняшним Клемансо не имеет никакого смысла» 64. Публицист Жак Бэнвиль писал: «В правительстве Клемансо являет зрелище человека, ведущего постоянную войну с самим собой. Подражая оппортунистам, которых он некогда гневно обличал, Клемансо, так же как и они, замедлил развитие демократии» 65.
Методы управления, которые применял Клемансо, походили на Тиранию. «Ни один абсолютный монарх не навязывал всем в такой степени свою волю, как он» 66,— пишет Эрланже. Придя к власти, он заменил большинство префектов. Вновь назначенному послу в Вене он велел пригласить на устроенный по этому поводу банкет его, Клемансо, старых друзей — графа Онэ с женой, по тот ослушался приказа и поплатился за это: ехать в Вену ему не пришлось, и до падения кабинета он так и не получил никакого назначения.
Не щадя ничьего самолюбия и невзирая па чины, Тигр публично разносил заподозренных в отсутствии рвения. Одному префекту, явившемуся с просьбой о продвижении по службе, он заявил: «Нет, вы слишком уродливы». Тот не растерялся и ответил: «Я думал, что стою перед министром, а не перед зеркальным шкафом». Ответ Клемансо понравился, и проситель получил более высокую должность.
12*
179
Со своими сотрудниками он обращался бесцеремонно. Если их доклады казались ему недостаточно четкими, он перебивал: «Вы пускаете слюни, сударь». Кайо так отзывался о стиле его работы: «Возникает конфликт с рабочими? Организуется политическая демонстрация? Председатель Совета министров сначала проявляет полное безразличие. Он отпускает вожжи, потом внезапно натягивает их. Его властный характер требует, чтобы в тот же момент все пришло в норму. Встретив сопротивление, он наносит сильнейшие удары, подобно кучеру, который, проснувшись, колотит кнутом лошадей, почувствовавших себя свободно в то время, пока он спал» 6 .
Характеристика довольно точная. Но к ней надо добавить, что удары сыпались как на виновных, так и на невиновных. Клемансо доставлял много неприятностей не только своим противникам, но и тем, кто неизменно его поддерживал.
В сущности, Клемансо к концу его правления не на кого было опереться. С рабочими он находился в состоянии открытой войны. Влиятельные буржуазные круги считали его репрессивную политику по отношению к рабочим и социалистам недостаточно эффективной, тревожились, как бы введение подоходного налога и национализация железных дорог не стали началом более серьезных преобразований. Шнейдер и другие монополисты были недовольны тем, что в годы министерства Клемансо Виккерс, Крупп, Шкода и другие иностранные фирмы потеснили французов «-»	68
на европейских и мироволМ рынках .
Клемансо, конечно, чувствовал, что отошел от своих прежних принципов, и пытался, крайне неубедительно, объяснить свое вероотступничество. «Я старый республиканец,— говорил он в парламенте.— Вы можете предположить, что власть меня изменила. Лично я не ощущаю этого и не думаю, что это так. Но могу вам сказать, что правительственная ответственность — не' пустые слова. Отнюдь нет. Когда человек искренне ищет ответа па вопрос, в чем состоит его долг и» чего требуют интересы страны... он быстро ощущает ответственность за ситуацию, при которой ошибка, в других условиях малозначительная, может иметь фатальные последствия для всей страны» 69. Но ведь совсем недавно Тигр обрушивался на правителей, прикрывающих свои антинародные действия так называемыми «государственными интересами»!
Провал политики Клемансо был результатом противо
180
речия между его устаревшими идеалистическими социальными концепциями и содержанием новой эпохи. «Социальная схватка», которую он надеялся преодолеть, стала еще более ожесточенной, чем прежде, и его попытки заглушить классовую борьбу оказались бесплодными.
Итак, правительственный эксперимент, которого почти три десятилетия дожидался Клемансо, закончился бесславно. Освободившееся место занял молодой и гибкий Аристид Бриан. Казалось, свершилось то, что задолго до падения Клемансо предсказывали социалисты: Бриан вот-вот сбросит Тигра, от которого уже нечего ожидать.
Будущее, однако, показало, что Клемансо еще сохранял нерастраченные силы.
7
«СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК»
Я не требую от республики ничего, кроме свободы излагать мои мысли, все мои мысли. Я буду и впредь высказывать их в интересах моей страны ’.
Свое внезапное отстранение от власти Тигр воспринял довольно спокойно. Конечно, его самолюбие было уязвлено тем, что над ним одержал победу ненавистный Делькассе, да еще с помощью радикалов, которых Клемансо, несмотря па свой выход из партии (он состоял в ней всего один год и вышел из нее в начале 1909 года) 2, продолжал считать своими единомышленниками. Но в душе он сознавал, что «великое министерство» явно не получилось; в то время, пока он стоял у власти, неудачи следовали одна за другой. Еще в сентябре 1907 года он писал: «Власть пе приносит мне радости. Создается впечатление, будто обвалы со всех гор избрали местом встречи мою спину» 3. Теперь же, когда обстановка в стране и в Европе усложнялась с каждым днем, пребывание в оппозиции имело свои преимущества, тем более что кресло сенатора давало ему возможность сохранить определенное влияние па политическую жизнь.
На следующий день после отставки Клемансо писал своему другу: «Я внизу и чувствую себя прекрасно. ...Всецело отдался радости избавления. Не нужно ни с кем встречаться. Никаких просьб. Ничего, кроме свободы. Пустая приемная. Я не поверил своим глазам...» 4
Как всегда в свободное время, его потянуло на природу. Вандея была далеко, а обязанности сенатора не позволяли ему надолго отлучаться из столицы. Поэтому он купил небольшой домик в Бернувилле, в двух часах езды от Парижа, перевез туда часть книг и проводил там воскресные дни в компании своих детей и близких друзей.
В июне 1910 года случай помог ему удовлетворить свою страсть к путешествиям. Дирекция театра имени Колумба в Буэнос-Айресе пригласила па гастроли известного скрипача Кубелика, но тот заболел, требовалась срочная замена, и импрессарио предложил Клемансо выступить с публич-
182
пыми лекциями. Он охотно согласился, тем более что поездка была выгодной в материальном отношении.
Клемансо провел в Латинской Америке четыре месяца, выступал не только в Аргентине, но также в Уругвае и Бразилии. Лекции его были посвящены проблеме демократии в историческом и социологическом аспектах: «Появление и установление демократии», «Демократия и парламент», «Демократия и правительство», «Демократия и социализм», «Демократия и религия», «Демократия и война».
Он называл себя «солдатом демократии», утверждал, что посвятил борьбе за утверждение демократического строя всю свою жизнь, обличал единоличную власть и узкий национализм. Хотя демократия — это власть парода, говорил он, парод нередко противится ей и из-за непросвещенности простодушно отдает власть какой-нибудь «ниспосланной провидением» личности, например Наполеону. Однако в конечном счете народ осознает свою ошибку и возвращается к демократии, залогом и главной чертой которой Клемансо объявлял парламентский режим. Несмотря на все свое несовершенство, парламент необходим.
Вопреки CBoeii прежней позиции он высказывался теперь за двухпалатное собрание. «На протяжении части своей жизни я, исходя скорее из теоретических предпосылок, нежели из реальной действительности, верил в единую палату, прямо выражающую волю народа. Я полагал, что народ всегда поступает разумно. Теперь я от этого взгляда отказался. События научили меня, что необходимо предоставить народу время для раздумья. Время для раздумья — это и есть сенат. Так, старый враг сената, ныне я, как бы в наказание, сам стал сенатором» 5,— заявил оп.
Рассуждения Клемансо о демократии, противоречившие его собственному поведению во главе правительства, особого отклика у южноамериканской аудитории не нашли, по оп этого не заметил: залы были полны любопытных, жаждавших поглазеть на знаменитого французского политика. Тигр вернулся домой, довольный своей поездкой. В память об этом визите аргентинское правительство решило подарить Клемансо его скульптурное изображение, выполненное Роденом. Скульптор работал с увлечением, но, когда бюст был готов, Тигр отказался его принять. «Это не я, а Чингисхан»,— заявил он. Роден возразил, что видит его именно таким.
183
Возвратившись во Францию, Клемансо решил написать многотомный труд о возникновении и развитии демократии по образцу «Духа законов» Монтескье и около двух лет собирал для него материалы. Идея осталась неосуществленной, но небольшую книгу впечатлений о Латинской Америке он все же написал, и в США ее сразу перевели 6. Ему предложили выдвинуть свою кандидатуру во Французскую академию, причем влиятельные лица заверяли, что избрание ему обеспечено. Однако Клемансо от кресла академика отказался. «Я хочу остаться верным самому себе, а в академии приходится чего-то лишаться. Это единственный подарок, который ей делают, когда она принимав ет в свое лоно» 7,— писал он хлопотавшему о его избрании Пуанкаре.
Причина отказа сформулирована неубедительно. Скорее всего Клемансо подозревал, что ореол «бессмертного» призван отвлечь его от активной политической деятельности. Он же к этому готов не был и вскоре доказал, что по-прежнему способен быть грозным парламентским оратором и претендовать на первый пост в государстве. Не оставив своим соперникам надежд на его уход с политической арены, Тигр вновь погрузился в политическую борьбу.
В этот период две противостоящие друг другу военнополитические группировки держав — Тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия, Италия) и Антанта (Англия, Франция, Россия) полным ходом готовились к войне. Шла невиданная по тем временам гонка вооружений. Территориальный раздел мира между империалистическими хищниками в начале XX века в основном завершился, теперь начиналась борьба за его передел, и, поскольку государства Тройственного союза имели намного меньше колоний, чем страны Антанты, именно Тройственный союз, и прежде всего кайзеровская Германия, проводил наиболее агрессивную политику.
Главными межимпериалистическими противоречиями были англо-германские, русско-германские и франко-германские. Последние складывались, во-первых, из проблемы Эльзаса и Лотарингии. Французская буржуазия не примирилась с утратой этих территорий и мечтала о реванше. Германия же лелеяла планы захвата той части Лотарингии, богатой высококачественной железной рудой, которая еще оставалась в пределах Франции. Второй узел франко-германских противоречий составляло Марокко. Альхесирасская конференция в 1906 году и Гаагский
184
международный трибунал в 1909 году, как мы видели, отдали предпочтение интересам Франции, но Германия не отказалась от борьбы за подчинение этой территории.
Весной 1911 года французские войска оккупировали главный город Марокко Фес. В ответ Германия под предлогом защиты проживавших в Марокко немецких подданных направила 1 июля в порт Агадир свой военный корабль — канонерку «Пантера». Вступление французов в Фес и «прыжок «Пантеры»» породили новый военно-политический (второй марокканский) кризис. То был еще один шаг к пропасти первой мировой войны.
Во Франции у власти находилось правительство Жозе» фа Кайо — сторонника примирительной политики по отношению к Германии. Министр иностранных дел Жюстеп де Сельв считал, что на «прыжок «Пантеры»» необходимо ответить такой же акцией — направить в Агадир французский военный корабль, ибо престиж Франции не позволяет ей не отвечать на германский вызов. Кайо же полагал, что возможности мирного урегулирования конфликта еще не исчерпаны, и через голову де Сельва вступил в неофициальные переговоры с советником германского посольства в Париже бароном Ланкеном. В ходе переговоров Германия согласилась уйти из Марокко при условии, что Франция отдаст ей взамен территорию Французского Конго.
Россия предупредила Кайо, что не будет рассматривать франко-германскую борьбу за Марокко как повод для своего вступления в войну с Германией — это был своего рода реванш за позицию, запятую Францией в 1908 году в связи с боснийским кризисом. Англия выступила решительнее — ведь речь шла о претензии Германии на колонии, а такие претензии угрожали и ей. Министр финансов Ллойд Джордж произнес резкую антигерманскую речь, а министр иностранных дел Э. Грей, как сообщал в Петербург российский посол в Берлине Остеп-Сакен, «поставил на вид германского правительства, что Англия окажется в необходимости вмешаться в это дело, если бы франко-германские переговоры пе привели к желаемому результату» 8.
Кайо обратился к начальнику французского генерального штаба генералу Жоффру: «Генерал, говорят, что Наполеон давал сражение только тогда, когда был убежден, что имеет 70 процентов шансов на успех. Имеем ли мы сейчас 70 процентов шансов на победу, если обстановка принудит нас к войне?» — «Нет,— ответил Жоффр,— ду
185
маю, что мы их не имеем». Кайо возобновил переговоры, и 4 ноября 1911 года было подписано франко-германское соглашение: Германия признала право Франции установить протекторат над Марокко, а Франция отдала ей взамен часть территории Французского Конго общей площадью 275 тысяч квадратных километров. В свою очередь Германия уступила Франции небольшой анклав на территории Камеруна 9.
Так закончился Агадирский кризис. Война в данный момент была предотвращена, но противоречия устранены не были. И в Германии, и во Франции влиятельные круги буржуазии были недовольны соглашением 1911 года.
Соглашение подлежало ратификации. Для его рассмотрения французский сенат создал специальную комиссию, в которую вошли семь бывших председателей Совета министров, в том числе и Клемансо. 9 января 1912 года на заседании комиссии оп потребовал у министра иностранных дел ответа, почему переговоры с Германией вопреки традиции вел не он и не французский посол в Берлине, а председатель Совета министров Кайо, которого Клемансо подозревал в сговоре с немцами. Де Сельв ничего вразумительного ответить не мог, был дискредитирован и вынужден уйти в отставку. Кайо пытался, реорганизовав кабинет, остаться у власти, но потерпел неудачу. Через несколько дней все правительство ушло в отставку. Так Тигр подтвердил свое амплуа «низвергателя министерств». Буржуазный историк Шастене писал по этому поводу, что Клемансо «удушил министерство за обитыми войлоком дверями зала заседаний сенатской комиссии» 1 .
Кто же станет новым премьером? Клемансо высказывался за воинственно настроенного Пуанкаре.
— Для того, чтобы его сбросить? — спросил у пего Пуанкаре.
— Нет, для того, чтобы его поддержать,— ответил Тигр \
Раймон Пуанкаре, выходец из богатой лотарингской семьи, тесно связанный с крупными финансистами и промышленниками, неоднократно занимал министерские посты, а теперь сформировал свой первый кабинет, состоявший из представителей правых партий. Он высказался за ратификацию соглашения Кайо с Германией,-а Клемансо, оказавшийся в одном лагере с ярыми шовинистами, выступил 10 февраля 1912 года в сенате против ратификации. В пространной речи он обвинил правительство Германии
186
и самого кайзера в намерении подчинить себе Францию, напомнил о многочисленных кризисах во франко-германских отношениях, каждый из которых мог привести к войне, заявил, что война до сих пор не разразилась только благодаря твердой поддержке, оказываемой Франции со стороны Англии и России, и сделал вывод: соглашение от 4 ноября 1911 года не разрешит франко-германских противоречий и не приведет к прочному миру. Назвав соглашение «капитуляцией перед немецким кулаком в железной перчатке и перед пушками «Пантеры»», он высказался против ратификации, невзирая на возможные последствия. «Мы искренне хотим мира,— заявил он,— но если нам навяжут войну, мы примем вызов» 12,
Сенаторы аплодировали, по поддержать позицию Клемансо в момент, когда Франция еще не была готова к войне, не решились. Соглашение было ратифицировано 212 голосами против 42. Выступая против него, Клемансо, по-видимому, исходил прежде всего из своего обычного стремления осуждать действия любого правительства, которое возглавляет не он.
Как мы видели, в течение первого десятилетия XX века, когда у власти во Франции находились министерства радикалов при участии правых социалистов, они проводили реакционную политическую линию. «Против социалистического пролетариата,— отмечал В. И. Ленин,— все теснее сплачивается вся буржуазия, от радикальной до реакционной, и все больше стираются границы между той и другой... Такое сплочение — верный признак крайнего обострения классовых противоречий» 13.
Приход Пуанкаре к власти означал дальнейший сдвиг вправо и усиленную подготовку к войне. Стремясь укрепить отношения с союзниками, он нанес визит в Россию, был торжественно встречен в Кронштадте, в его честь был устроен военный парад. Николай II восхвалял «государственную мудрость» нового премьер-министра. Французский парламент вотировал закон о реорганизации воздушного флота и строительстве мощного военно-морского флота. Распространялся милитаристский дух, направленный и против Германии, и против рабочего движения в собственной стране. Пуанкаре добился обязательства Англии оказать Франции реальную военную помощь в случае войны. Марокко было провозглашено французским протекторатом, вспыхнувшее там восстание подавлено.
Все это повысило авторитет Пуанкаре среди монополи
187
стической буржуазии, которая высказалась за то, чтобы на выборах 1913 года он баллотировался на пост президента республики. Обычно в ретьей республике президентами избирали второстепенных деятелей, не игравших самостоятельной роли, но на этот раз, в связи со сложным внутренним и международным положением Франции, сочли необходимым сделать исключение и избрать главой государства влиятельного политика.
Клемансо, привыкший принимать самое активное участие в решении вопроса о том, кто будет очередным хозяином Елисейского дворца, был решительным противником кандидатуры Пуанкаре. Воспользовавшись тем, что тот еще не успел официально заявить о своем решении баллотироваться, Тигр прямо поставил перед ним вопрос — кого он, глава правительства, считает наиболее подходящим кандидатом в президенты?
Пуанкаре не хотел преждевременно раскрывать свои карты — с Тигром это опасно — и стал называть различные имена, но Клемансо отверг их всех, одно за другим: Рибо — хитрая лиса, Дешанель — ничтожество, Делькассе — безумец... Сам Клемансо предложил лидера правых радикалов Леона Буржуа, а когда Пуанкаре напомнил, что у пего прогрессирует болезнь глаз, со свойственной ему бесцеремонностью ответил: «Это как раз то, что нужно. Слепой будет па месте в Елисейском дворце». И добавил: «Называют и вашу кандидатуру, но вы еще слишком молоды... Через семь лет вы вполне подойдете» и*. Однако Пуанкаре, имевший поддержку влиятельных кругов крупной буржуазии, пренебрег предостережениями Тигра и официально выставил свою кандидатуру. В противовес ему радикалы и Клемансо выдвинули кандидатом в президенты министра земледелия Памса. На предварительном голосовании, которое по традиции проводилось среди депутатов левых партий, за Памса проголосовали 323, а за Пуанкаре — 309 человек, но на официальных выборах Пуанкаре получил голоса правых и был избран президентом республики 15.
В. И. Ленин посвятил избранию Пуанкаре специальную статью. Оп отмечал, что Пуанкаре избран «союзом крупной буржуазии и клерикально-феодальной реакции», назвал его буржуазным дельцом, продающим «себя по очереди всем партиям в политике и всем богачам «вне» полити
* В это время Пуанкаре шел 53-й год.
188
ки» 16. Не удивительно, что избрание Пуанкаре было встречено ликованием шовинистов. Один из их лидеров, Альбер де Мюн, заявил: приход Пуанкаре в Елисейский дворец означает, что, если потребуется, Франция не остановится перед большой войной.
Французский посол в Петербурге Жорж Луи сообщал в Париж о разложении, царившем при дворе, об убожестве царской четы и неминуемом падении правящей династии в близком будущем. Такая информация Пуанкаре не устраивала, и он назначил послом в России Теофиля Делькассе, который так сформулировал поставленную перед ним задачу: «Нужно, чтобы русская армия была в состоянии начать мощное наступление в самый короткий срок — максимум через 15 дней после мобилизации... Вот в чем я буду постоянно убеждать царя. Что же касается всяких дипломатических безделиц и старых бредней о равновесии в Европе, то ими я буду заниматься меньше всего. Это —- чистая болтов-17 ня» .
После избрания Пуанкаре президентом Клемансо стал его открытым врагом. «Рад известить вас, что я с вами больше не знаком, — гласила записка, отправленная ему Тигром сразу после выборов.— Если вы кого-либо ко мне пошлете, я его не приму, а ваши письма будут возвращены нераспечатанными» 18. И это при том, что никаких принципиальных политических разногласий между ними не было. Сказался деспотический характер Тигра, который не мог простить Пуанкаре того, что он пренебрег возражениями Клемансо против его кандидатуры и одержал победу.
По вопросу о войне Пуанкаре и Клемансо тоже были единомышленниками. Оба мечтали о реванше и считали необходимым делать все возможное для скорейшей подготовки страны к войне. Важной составной частью этой подготовки было формирование общественного мнения. Эту задачу была призвана выполнять основанная Тигром в начале мая 1913 года газета «Ом либр» («Свободный человек»).
Ближайшими сотрудниками Клемансо были Жорж Мандель, Жорж Вормсер, Жан Марте. Центральное место занимали печатавшиеся в каждом номере статьи самого Клемансо — за четыре с половиной года он опубликовал 1600 статей. Смысл статей сводился к одному: готовиться к войне!
Оп призывал бороться с беспечностью, недостатками в организации обороны, пацифистскими настроениями и
189
т. д. Газета быстро приобрела влияние в буржуазных кругах, ее тираж достиг 100 тысяч экземпляров — цифра для того времени очень большая.
Будучи одним из немногих оставшихся в живых участников событий 1870^-1871 годов, Клемансо постоянно напоминал о фрапко-прусской войне. Эта война, подчеркивал оп, застала Францию врасплох, неподготовленной, разобщенной. В результате страна потерпела тяжелое поражение, лишилась двух провинций, была вынуждена платить победителям дань. И все же Германия не успокоилась, не хочет допустить возрождения Франции, стремится с ней покончить, лихорадочно вооружается, почти не скрывает своих агрессивных намерений и в любой момент может начать войну.
Казалось бы, зная об этом, мы должны делать все возможное и даже сверх того, чтобы не допустить повторения катастрофы 1870—1871 годов. Увы, мы проявляем беспечность, стараемся облегчить военную службу, тратить поменьше средств на вооружение, допускаем антивоенную и пацифистскую пропаганду в стране и даже в армии, перед лицом вооруженной до зубов Германии позволяем себе рассуждать о всеобщем мире и разоружении, т. е. льем воду на мельницу нашего злейшего врага. «Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что жажда гегемонии, которая однажды воспламенит Европейский континент, определяет политику Германии, направленную на уничтожение Франции,— писал он 21 мая 1913 года.— Вот почему я полон решимости ни в чем пе отказывать правительству, когда оно просит у парламента денег па оборону».
Особое возмущение вызывали у Тигра пацифизм и антивоенные настроения, которые все шире распространялись среди рабочих, крестьян и солдат. Так, весной 1913 года в гарнизонах Рейи, Туля и Бельфора имели место случаи неповиновения солдат офицерам, а в Масоне и Напси солдаты пели «Интернационал» и кричали: «Да здравствует социальная республика!» Сообщая об этом, бывший поборник социальной республики изображал эти действия солдат как оскорбление памяти их отцов, сражавшихся с Пруссией в 1870 году, как поощрение нового нападения Германии на Францию.
Он обрушивался с проклятиями на непокорных солдат и нагнетал шовинистические настроения. «Настанет день,— писал он, обращаясь к французскому солдату,— и ты покинешь своих родителей, свою жену, своих детей,
190
все, чем ты дорожишь, все, что есть в твоем сердце, и пойдешь... навстречу страшной смерти в ужасающий ураган железа... И тогда перед тобой на миг предстанет то, что сосредоточено в священном слове отечество, и твоя участь покажется тебе прекрасной, и ты будешь так горд отдать за нее все, что, падая на землю, тяжело раненный или убитый, испытаешь чувство радости». Комментируя эту статью, социалисты возмущались «кровавым старцем, толкающим молодых людей на гибель».
В марте 1913 года правительство внесло в парламент законопроект об увеличении срока военной службы с двух до трех лет. Социалисты, ВКТ и многие радикалы выступили против пего. Особенно активно боролся против этого законопроекта Жан Жорес, считавший, что бряцание оружием приведет к войне. Клемансо, напротив, решительно поддержал законопроект. К этому вопросу он неоднократно возвращался в своих статьях. Если мы не пойдем на продление срока службы, писал он 8 июня, «то нам следует тотчас же отказаться от нашей независимости, встать на колени и просить дружбы Германии... которая, может быть, разрешит нам взамен сохранить Бургундию и Шампань».
В статье «Голосуйте!» (29 июня 1914 года) он призывал покончить с вопросом о трехлетней службе как можно скорее, дабы не превратиться в народ резонеров. В статье «Германские дела» (11 марта 1914 года) он писал: «Я часто напоминал о протесте Бебеля, Либкнехта, Зонне-мана * и их друзей в 1871 году против аннексии Эльзаса и Лотарингии, считая делом чести выражать им за это свою благодарность. Но времена изменились... С социалистами не советовались, с ними не будут советоваться и впредь, а когда порох подожгут, члены социалистической партии, как и всех других партий, смирятся с наступательной войной кайзера, поддержат ее и придут с пушками и снарядами на французскую границу».
На страницах «Ом либр» Клемансо излагал речи сенаторов, изобличавших недостатки в подготовке страны к войне. Так, 13 июля сенатор Юмбер убедительно доказал, что в армии не хватает тяжелой артиллерии, современная береговая оборона фактически отсутствует, форты оснащены пушками эпохи Второй империи.
Военный министр был вынужден признать правильность этих данных, но вопреки действительности утвер-
* Речь идет о лидерах Социал-демократической партии Германии.
191
ждал, будто высокий моральный дух французских солдат позволит им совершать подвиги даже с плохим оружием. «Что ж, в таком случае закупайте луки и стрелы, — крик-пул с места Тигр.— У немцев тяжелая современная артиллерия, а у нас «моральная сила»?»
Этому заседанию сената Клемансо посвятил статью в номере от 15 июля. «Я обратил внимание министра на то, что моральная сила определяется прежде всего доверием солдат командирам, чей первейший долг — обеспечить своих людей средствами для успешной борьбы с врагом». И, вновь возвращаясь к войне 1870—1871 годов, он продолжал: «Теперь мы не желаем, мы не можем вторично пережить подобное испытание. Мало быть героями. Мы хотим быть победителями». Он обвинил правительство в неспособности управлять страной и обеспечить ее оборону, а свою статью назвал словами, которые произнес в сенате,— «Неуправляемые и незащищенные».
В июле 1913 года парламент, несмотря на сопротивление социалистов, утвердил закон о трехлетней военной службе; за 1913 год численность французской армии увеличилась почти на одну треть. Со своей стороны Германия вооружалась еще быстрее и сохраняла военное превосходство над Францией.
Первая мировая война началась, как известно, нападением союзницы Германии — Австро-Венгрии па Сербию. Россия решила поддержать Сербию и объявила всеобщую мобилизацию, в ответ Германия 1 августа 1914 года объявила войну России, а 3 августа — Франции. Вероломно нарушив нейтралитет Бельгии, германские войска вторглись на ее территорию, а затем и на территорию Франции.
Ответственность за подготовку первой мировой войпы несут империалистические страны — участницы обеих военно-политических группировок. Непосредственным поджигателем войны была кайзеровская Германия. «Немецкая буржуазия,— писал В. И. Ленин,— распространяя сказки об оборонительной войне с ее стороны, на деле выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для войны, используя свои последние усовершенствования в военной технике и предупреждая новые вооружения, уже намеченные и предрешенные Россией и Францией» 19.
Клемансо в эти годы считал войну с Германией неизбежной, попытки примирения рассматривал как утопию, требовал от правительства усиления гонки вооружений и беспощадной борьбы против антивоенных настроений, и,
192
хотя правительство придерживалось той же линии, он считал его усилия недостаточными.
31 июля 1914 года в обстановке шовинистического угара был злодейски убит Жан Жорес, который, не щадя своих сил, боролся против войны. «Вчера несчастный безумец убил Жореса...— писал Клемансо.— Что бы кто ни думал по поводу его доктрин, в этот час, когда все разногласия должны умолкнуть, никто не станет оспаривать, что своим талантом, поставленным на службу высокому идеалу, и благородной возвышенностью своих взглядов он делал честь своей стране... Уделом Жореса была проповедь братства народов, и оп так твердо верил в эту великую идею, что его пе обескуражила даже жестокая действительность... Сомкнем же ряды, люди всех партий, и оплатим социальной справедливостью преданность тех, кто отдал себя великой цели примирения человечества — сладкому сну, который сейчас прервется грохотом орудий Вильгельма» °.
Между тем моральную ответственность за гибель Жореса нес и Клемансо своими ежедневными статьями, полными ненависти к пацифистам и сторонникам сохранения мира.
Когда война началась, Тигр стал призывать к национальному единению, забвению всех разногласий, объединению сил в борьбе с врагом. Оп старался и сам подать пример — протянул руку в серой перчатке * своему старому врагу — бульварному журналисту Жюде, помирился и с Пуанкаре, навестив его в Елисейском дворце и с похвалой отозвавшись о его послании парламенту в связи с началом войны. При этом, однако, самонадеянный Клемансо был убежден, что никто не сможет лучше него провести французский корабль через коварные рифы. Возглавивший правительство 26 августа 1914 года псевдосоциалист Репе Вивиани, памятуя слова своего единомышленника Бриана: «Лучше иметь Клемансо внутри, чем вовне», предлагал ему любой портфель, но он категорически отказался и был готов участвовать только в таком правительстве, которое будет возглавлять сам. «Мой час обязательно настанет,— говорил он одному из своих сотрудников.— Когда будет обсуждаться мирный договор, придется поручить выступать от имени Франции человеку,
* Клемансо страдал диабетической экземой и постоянно носил перчатки.
13 Д. П. Прицкер
193
который присутствовал при подписании Франкфуртского мира *, а таких осталось немного» 21.
Вивиани не обладал качествами, необходимыми для руководителя страны в военное время. Он умел произносить красивые речи, но не был человеком действия, страшился лежавшей на его плечах ответственности и был не прочь уступить ее. Однако Пуанкаре отказался назначить Клемансо главой правительства. «Он импонировал части' французов своими энергичными действиями, бесстрашием перед лицом опасности, жесткостью своих выступлений,— писал Пуанкаре.— Кто знает, однако, не склонится ли он, став во главе правительства, к подчинению военного командования своей тиранической, нередко продиктованной капризами воле?» 22
Примирение Клемансо и Пуанкаре в первые дни войны вскоре сменилось вспышкой взаимной ненависти. В конце августа, когда, германские войска шли на Париж, Клемансо, явившись без приглашения в Елисейский дворец, набросился на президента: военные сводки трубят о победах, молчат о поражениях, обманывают общественное мнение, правительство состоит из ничтожеств, президент не оказывает никакого воздействия на военную политику, заботится только о себе и своей славе... Выпалив все это, он ушел, хлопнув дверью. Пуанкаре крикнул вслед: «Вы безумец, настоящий безумец!» Участники этой встречи по-разному о ней рассказывали. Пуанкаре: возбужденный старец в течение часа осыпал меня оскорблениями. Если бы не его преклонный возраст, я выставил бы его за дверь. Клемапсо: Пуанкаре боялся, как бы я не дал ему ногой под __________________________	*-»	93 зад, поэтому он сидел как прикованный в своем кресле .
Свое недовольство ведением военных операций Клемапсо выражал в «Ом либр». Он подчеркивал, что его тревога по поводу неподготовленности страны к отражению агрессии оказалась обоснованной, требовал отставки кабинета и создания сильного правительства, бранился по поводу вынужденного переезда властей из Парижа в Бордо (3 сентября 1914 года). Его статьи раздражали Пуанкаре, министров, депутатов, сенаторов, генералов.
По законам военного времени против Клемансо можно было применить цензуру, ио правительство решилось на это не сразу: оно побаивалось «неистового патриота». Потом все же стали вычеркивать некоторые пассажи,
* Мир между Францией и Германией, подписанный в 1871 году.
194
а в начале сентября, в ответ на разоблачения, касающиеся безобразий, которые творились в санитарном ведомстве (опытных врачей держат в тылу, а на фронтах операции делают дантисты; противостолбнячной сыворотки не хватает; раненых перевозят в товарных вагонах, на полу, покрытом грязной соломой; сотни солдат умирают от легких, вполне излечимых ранений), цензура па несколько дней запретила издание «Ом либр». Клемансо откликнулся на это статьей, в которой писал: «Раньше цензура довольствовалась устранением того или другого абзаца. Теперь, чтобы удовлетворить свою ненависть к печатному слову, ей требуются целые статьи и издания» 24.
В конце сентября «Ом либр» была запрещена. «Я подчиняюсь,— заявил Клемансо,— по с завтрашнего дня начинаю публиковать новую газету». И действительно, 30 сентября 1914 года вышел первый номер газеты «Ом аншене» («Человек в оковах»). Само название газеты было вызовом правительству, и прежде всего министру внутренних дел Жану Мальви. «Вы меня предали,— заявил ему Тигр.— Вы санкционировали запрещение моей газеты, я вас больше не желаю знать».
«Ом апшене» по своему содержанию ничем пе отличалась от «Ом либр». Тигр обвинял Пуанкаре в чрезмерных расходах на содержание своей охраны, опровергал утверждения нового военного министра Мильерана, будто военная промышленность стала работать хорошо, требовал эффективного парламентского контроля за деятельностью правительства и высшего командования. Не удивительно, что цензура столь же усердно преследовала новую газету, как и предыдущую.
Обсуждение военных вопросов на открытых заседаниях обеих палат парламента не могло быть эффективным из-за необходимости соблюдать военную тайпу. Поэтому центрами их обсуждения стали парламентские комиссии ограниченного состава. Наибольшую активность в контроле за деятельностью правительства проявляли сенатские комиссии по делам армии и иностранным делам, членом, а затем грсдседателем которых был Клемансо. Материалы этих комиссий, долгое время остававшиеся нерасшифрованными, в конце 60-х годов были расшифрованы по инициативе тогдашнего председателя сената Гастона Моннервиля.
Клемансо часто ездил па фронт, разговаривал с солдатами, отмечал недостатки: скверные противогазы, мало касок, плохое оборудование окопов и т. д. Он требовал, чтобы 13*	195
генералы чаще посещали солдат на передовой и больше заботились об их питании и настроениях. Навестив русские войска, действовавшие на Западном фронте, он заявил, что 95 они произвели на него «великолепное впечатление» . Напротив, сенегальские солдаты казались потерянными, пе понимали, зачем их сюда пригнали, их боевой дух был крайне низким.
Одной из тем, к которой Клемансо постоянно возвращался и в своих устных выступлениях, и в «Ом аншеие», была борьба с «пораженческими настроениями». Даже в самые первые дни войны, когда правящим кругам удалось создать в стране атмосферу шовинистического угара, а социалистическая партия и руководство ВКТ, отказавшись от прежних антивоенных деклараций, поддерживали буржуазное правительство и направили в его состав своих лидеров Марселя Самба и Жюля Геда, одобрили лозунг «классового мира» и призывали рабочих вести войну до победного конца,— даже в это время Клемансо требовал расправы с «пораженцами» и настаивал на аресте всех включенных в так называемый «список Б», заблаговременно составленный контрразведкой на случай войны.
Министр внутренних дел Луи-Жан Мальви возражал: в «список Б» включено более 3 тысяч деятелей социалистического и профсоюзного движения, которые теперь, как правило, ведут себя вполне лояльно. Но Клемансо не желал слушать. «Уходите прочь! Вы преступник!» 2 — закричал он в ответ па отказ Мальви арестовать всех внесенных в список.
Военные действия в первый период войны развивались неблагоприятно для Франции. Падение Парижа казалось неминуемым, и французскую столицу удалось отстоять только благодаря самоотверженным действиям русских войск на Восточном фронте. По требованию Франции царское правительство приказало войскам начать наступление в Восточной Пруссии и Галиции. Немецкому командованию пришлось перебросить значительные силы с французского фронта на Восток, что позволило французским и английским войскам остановить германскую армию на реке Марне. Война на Западном фронте приобрела позиционный характер, правительственные учреждения в декабре 1914 года вернулись в Париж.
Шовинистический угар первых недель войны быстро рассеивался. Уже осенью 1914 года многие профсоюзы и организации социалистической партии стали выступать
196
против своего руководства, против лозунгов «классового мира» и «священного единения нации». Неудачи па фронтах, огромные барыши капиталистов, неуклонное ухудшение условий жизни трудящихся — все это вело к росту антивоенных настроений в массах. Широкие масштабы приобрело дезертирство, росло забастовочное движение.
В годы воины во .Франции активизировалась деятельность германской разведки, которая стремилась, в частности, воздействовать на общественное мнение. Агенты разведки подкупили, например, издателей и редакторов влиятельной ежедневной газеты «Журналь», выходившей тиражом 800 тысяч экземпляров. Редактор анархистской газеты «Бопнэ руж» («Красная шапка») Виго, печатавшийся под именем Альмерейды, и сотрудник той же газеты Дюваль получали крупные суммы с обеих сторон — и от немецкой, и от французской разведок.
• Клемансо не видел разницы между рабочими, выступавшими против империалистической бойни, и агентами немецкой разведки. Он требовал беспощадной и равной расправы как с теми, так и с другими и вел неистовую кампанию против Мальви, считая его главным виновником терпимого отношения к «пораженцам».
Радикал-социалист Луи-Жан Мальви занимал пост министра внутренних дел с лета 1914 по сентябрь 1917 года. К Клемансо оп относился с уважением, считал его своим учителем, выступал за его участие в правительстве. Их отношения испортились после отказа Мальви арестовать внесенных в «список Б». Позднее возглавляемая Клемансо сенатская комиссия по делам армии потребовала, чтобы Мальви передал ей документы контрразведки («Сюртэ женераль») относительно деятельности «пораженцев». Министр, ссылаясь на сугубую секретность этих документов, отказался их дать. После этого Тигр повел против Мальви атаку, вершиной которой стала его двухчасовая речь в сенате 22 июля 1917 года.
Мальви, заявил он, связан с антипатриотами типа Альмерейды, пе борется против пораженцев, авторов и распространителей антивоенных листовок, поощряет секретаря федерации металлистов Мергейма, возглавляющего стачки и антивоенные выступления, слепо доверяет директору «Сюртэ женераль» Леймари, которого Клемансо назвал «французским Распутиным», и т> д. и т. п.
Мальви оборонялся: он доказывал, что боролся и борется против пацифистов и пораженцев, преследует ви
197
новных, предает их суду. Да, оп поддерживал Альмерсйду, по только до тех пор, пока тот стоял па патриотических позициях, и, хотя он, Мальви, не может предъявить Клемансо головы казненных, у него есть все основания утверждать, что результаты борьбы с пораженчеством не так уж плохи. Но Клемансо не желал ничего слушать и закричал со своего кресла в сенате: «Я обвиняю вас в предательстве интересов Франции» 27.
После этого Мальви еще некоторое время оставался на своем посту. Затем последовала серия разоблачений, подорвавших его позиции: у Дюваля обнаружили чек на 158 тысяч франков, полученный в Швейцарии от немецкого банкира; при обыске в редакции «Бонна руж» были найдены копии секретных документов — приказа генерала Жоф-фра и писем, адресованных военному министру. Арестованный по обвинению в шпионаже Альмерейда через две недели умер в тюремной больнице, как было официально объявлено, от перитонита, но в эту версию мало кто поверил. Мальви был вынужден подать в отставку, которая повлекла за собой отставку всего кабинета.
Разоблачения продолжались.
Редактор монархической газеты «Аксьои франсэз» Доде в письме президенту республики утверждал, будто Мальви передавал Германии военные тайны и побуждал французских солдат к неповиновению. Рассмотрев эти обвинения, палата депутатов сочла их необоснованными, но Клемансо продолжал считать Мальви изменником. Позднее, оказавшись у власти, Тигр вернулся к этому делу.
К числу пораженцев Клемапсо и другие «охотники на ведьм» относили и бывшего главу правительства Жозефа Кайо. Реакционеры в парламенте и за его пределами считали Кайо — миллионера, сына правобуржуазиого политика — ренегатом, так как он был инициатором закона о прогрессивно-подоходном налоге и выступал против курса на развязывание войны, настаивал па заключении обоюдовыгодного договора с Германией. Правая газета «Фигаро» сделала Кайо мишенью систематических атак. Ссылаясь на его слова, что даже скверный мир лучше победоносной войны, а также на подписанное им в 1911 году соглашение об уступке Германии части Французского Конго, «Фигаро» называла Кайо немецким агентом и не упускала случая скомпрометировать его. В начале 1914 года главный редактор «Фигаро» Гастон Кальметт из номера в помер печатал статьи и заметки под общим заголовком «Тайные
198
махинации г-па Кайо»: то обвинял его в покровительстве уличенному в мошенничестве банковскому служащему Ро-шетту, то пообещал опубликовать его письма к любовнице, ставшей к этому времени его второй женой. В ответ опа 16 марта застрелила Кальметта в его служебном кабинете 2 .
Судебный процесс госпожи Кайо стал главной сенсацией дня; от приговора зависели будущее ее мужа, вся его дальнейшая политическая карьера. В конце концов присяжные вынесли вердикт «не виновна», но поход против бывшего премьера не прекратился. Французское посольство в Риме сообщило, что, будучи в Италйи, Кайо имел секретные встречи с немецкими представителями. Клемансо потребовал его ареста, но не получил па это согласия парламента.
В поисках изменников Клемансо не ограничился Мальви и Кайо. Оп открыто заявлял, а позднее и написал в своей книге «Величие и нищета одной победы», что «дирижером оркестра французских пораженцев был не кто иной, как Аристид Бриан» 29, который с октября 1915 до марта 1917 года возглавлял правительство, а с августа 1914 до марта 1917 года был еще и министром иностранных дел.
«Каждое столкновение Клемансо с Аристидом I рианом неизбежно приобретало характер политической дуэли, дуэли не на жизнь, а на смерть» 3 ,— писал Гастон Моннер-виль. Таких столкновений во время войны было немало. Будучи председателем сенатских комиссий по делам армии и по иностранным делам, Клемансо заставил Бриана 18 раз давать отчет этим комиссиям по различным аспектам правительственной политики. Понятно, что Бриан скрежетал зубами от возмущения.
В 1916 —1917 годах палата депутатов и сенат периодически проводили закрытые сессии, на которые не допускались публика и журналисты. Здесь-то и развертывалась критика действий кабинета. В сенате главным оппонентом Бриана выступал Клемансо. Самое острое столкновение между ними произошло в октябре 1917 года, когда Клемансо обвинил Бриана в попытке начать переговоры с Германией о подписании сепаратного мира. Бриану пришлось давать объяснения в палате депутатов. Оп признал, что «бельгийские друзья» известили его о предложении германского верховного комиссара оккупированной Бельгии барона Лаикена, того самого, который в 1911 году вел переговоры с Кайо по поводу Марокко и Конго, встретиться
199
с ним, Брианом, в Швейцарии для переговоров. Бриан поставил в известность об этом предложении председателя Совета министров Пеп леве и министра иностранных дел Рибо (сам Бриан в это время уже не входил в состав правительства), по они отнеслись к германскому демаршу с подозрением и, посоветовавшись с союзниками — Англией, Россией, Бельгией и Италией *, решили на предложение Ланкена пе реагировать. Инцидент на этом был исчерпан, а теперь неистовый Тигр усмотрел в этом пустяковом эпизоде попытку сговора с врагом, заявил Бриан. «Мне известна жесткая манера полемики достопочтенного г-на Клемансо,— продолжал он,— я имел честь быть его сотрудником на протяжении трех лет, после чего оп неоднократно и самым бесцеремонным образом нарушал солидарность со своими бывшими сотрудниками» 31.
Палата депутатов приняла к сведению разъяснения Бриана и Рибо. Предложение социалистов осудить прави-г тельство за то, что оно не воспользовалось предоставившейся возможностью начать переговоры о мире, было отклонено. Клемансо же после этого разъяснения еще больше укрепился в убеждении, что Бриан пораженец.
В своих статьях в «Ом апшене» Клемансо касался и международных проблем, рассматривая их с одной-един-ствепной позиции: что могут те или иные события в мире принести Франции. Этими соображениями диктовалось и его отношение к России. Если в начале века он решительно осуждал самодержавный строй, то во время войны, преследуя цель удержать Россию на стороне Франции, стал восхвалять Николая II и даже изображать его либералом. Потеряв чувство меры, он противопоставлял Пуанкаре, «узколобого мелкого буржуа», Николаю II, утверждая, что французский президент навязывает стране репрессивный режим, «от которого отказался царь всея Руси», и проявляет недоверие к парламенту, тогда как «император с берегов Невы благородно себя ему вверяет» 32. В серии статей, озаглавленных «Уроки России», Клемансо восхвалял деятельность Думы, которая якобы свидетельствует об .установлении в России демократического строя, и дошел до утверждения, будто Франции надо учиться демократии У Царя.
Февральскую революцию Клемансо встретил насторо
* Италию Антапте удалось оторвать от Тройственного союза, и в 1915 году она вступила в войну на стороне Антанты.
200
женно, потому что она оказала большое влияние на трудящихся Франции и на солдат. Самый революционный французский профсоюз — Федерация металлистов опубликовала манифест, в котором говорилось: «Если потребуется, мы сумеем объединиться с нашими товарищами из России и Германии для интернациональных действий против завоевательной войны». В мае 1917 года бастовало более 100 тысяч французских рабочих, проходили демонстрации под лозунгами: «Долой войну!», «За мир без аннексий!» 33
Клемансо мало интересовали судьбы народов России, он был озабочен только одним: не приведет ли революция к ее выходу из войны. Заявление министра иностранных дел Временного правительства кадета Милюкова, которому он с давних пор симпатизировал, что Россия будет эффективно вести войну и соблюдать все свои международные обязательства, на некоторое время успокоило Тигра. Зато лозунг Совета рабочих и солдатских депутатов «Мир без аннексий и контрибуций!» привел его в ярость.
Отношение Клемансо к США также определялось одним стремлением — добиться их вступления в войну на стороне Антанты. «Соединенные Штаты допускают ошибку,— писал он еще осенью 1914 года,— не проявляя интереса к войне, в которой они на самом деле заинтересованы гораздо больше, чем думают их политики» 34. Он использовал любой повод, для того чтобы осудить американский изоляционизм и колебания правительства Вильсона. Противопоставляя этим колебаниям позицию бывшего президента Теодора Рузвельта (1901 — 1908 годы), который считал необходимым поддержать военные усилия Антанты, Клемансо не стеснялся в выражениях по адресу президента Вудро Вильсона. Он называл его «крючкотвором в душе», «юрисконсультом», выступал против его намерения, не участвуя в войне, играть роль арбитра в европейском конфликте, предупреждал, что в своем стремлении к мировой гегемонии Германия не остановится перед попыткой подчинить и США Зо. Клемансо возмущался бездействием правительства США перед лицом пиратских действий немецких подводных лодок и высмеивал юридические протесты Вильсона, на которые Берлин не обращал никакого внимания. Отвечать потоком слов на такие действия, по мнению Клемансо, равносильно потворству. Необходимы дела — немедленный разрыв. Вильсон же не человек действия, а утопический идеалист, к тому же ослепленный, что не позволяет ему видеть очевидные вещи 36.
201
Цензура была обеспокоена нападками Клемансо па президента США и в феврале 1916 года запретила публикацию одной из его антивильсоновских статей. Иронизируя по этому поводу, Клемансо писал, что французская цензура проявляет чрезмерную угодливость, ибо в США «Вильсон привык выслушивать о себе все». Он напомнил, что многие его статьи в «Ом аншене» перепечатываются американскими газетами, а цензура Кэ д’Орсэ * оказалась более проамериканской, чем сами американцы 37. И, не обращая внимания на запреты, он продолжал свои нападки, обвиняя Вильсона в самых низменных заботах — как бы не потерять хотя бы один голос американского германофила на предстоявших в 1916 году президентских выборах. Когда же ' президент США обратился к сенату с посланием о будущем мире, Клемансо саркастически прокомментировал: «Никогда до сих пор ни одна политическая ассамблея не слыхала такой прекрасной проповеди о том, что могли бы сделать люди, если бы они не были людьми» 38.
Отношение Клемансо к Вудро Вильсону резко изменилось после того, как 6 апреля 1917 года США вступили в войну на стороне Антанты. Трудно узнать в облике американского президента, который теперь стал рисовать Клемансо, того же самого человека. «Американский народ имеет руководителя, достойного его мужества и воли»,— писал он, выражая восхищение энергией и решимостью Вильсона, и назвал его «олицетворением современной демократии» 9.
В годы первой мировой войны продолжалась характерная для Третьей республики частая смена правительств. За первые три года сменились шесть министерств: два раза их возглавлял Вивиани, два раза — Бриан, по одному разу — Рибо и Пенлеве.
К середине 1917 года положение па фронтах и в тылу стало крайне тяжелым. В апреле—мае французские армии пытались организовать наступление в районе Реймс — Су-ассон, но потерпели сокрушительное поражение: потери составили за две недели наступления свыше 140 тысяч человек. Главнокомандующий армией генерал Нивель был смещен, на его место назначили генерала Петена, того самого, который через 23 года подпишет капитуляцию Франции перед Гитлером.
* Министерство иностранных дел Франции расположено в Париже на набережной Кэ д’Орсэ.
202
«Священное единение нации», о котором трубили буржуазные пропагандисты, безвозвратно ушло. Социалисты отказались войти в кабинет Пенлеве, страна была охвачена забастовочным движением, распространившимся и на военные заводы. Солдаты десятков воинских частей восстали — отказывались идти на фронт и выполнять приказы. Во Франции нарастал революционный кризис. 25—26 октября 1917 года итальянские войска потерпели катастрофическое поражение при Капоретто; австро-венгерская армия захватила около 300 тысяч пленных. Французскому командованию пришлось срочно направлять на итальянский фронт несколько дивизий, остро необходимых в самой Франции.
Самым тяжелым ударом по французской буржуазии была свершившаяся 7 ноября 1917 года Великая Октябрьская социалистическая революция в России. II Всероссийский съезд Советов принял ленинский Декрет о мире, призывавший все воюющие народы и их правительства немедленно начать переговоры о заключении справедливого, демократического мира без аннексий и контрибуций и объявлявший о решении правительства Советов опубликовать тайные договоры, подписанные Временным прави-40 тельством .
В этих условиях крупная буржуазия, власть которой оказалась под угрозой, сочла необходимым немедленно создать правительство «национального спасения», возглавляемое сильной личностью, способной действовать диктаторскими методами. Наиболее подходящей кандидатурой на пост главы правительства подлинные хозяева Франции считали Жоржа Клемансо. 13 ноября Пенлеве получил вотум недоверия и ушел в отставку. Его правительство было первым кабинетом за время войны, низложенным палатой депутатов — все предшествующие уходили сами, нс дожидаясь голосования.
В своих дневниках Пуанкаре писал, что после падения министерства Пенлеве он долго колебался, не зная, кому поручить руководство страной, и склонился к кандидатуре Клемансо только под давлением «общественного мнения» 41. На самом же деле вопрос о назначении Тигра был предрешен еще до отставки Пенлеве, и в политических кругах это было известно. Как иначе объяснить тот факт, что в момент, когда в палате депутатов было официально объявлено об отставке Пенлеве, депутаты-социалисты поднялись с мест и прокричали: «Долой Клемансо! Да здравствует республика!» 42 Руководство ВКТ грозило в случае 203
назначения Клемансо объявить всеобщую забастовку; против его кандидатуры выступили председатели обеих палат парламента.
Однако давление крупного капитала было столь сильным, что Пуанкаре призвал Тигра: Вот как Пуанкаре описывает свою встречу с ним 14 ноября: «Тигр является (оп не приходил в Елисейский дворец с августа 1914 года.— Д. П.). Он пополнел, его глухота усилилась, но интеллект не затронут. Л как его здоровье? Воля? Я опасаюсь, не ослабли ли они, и все отчетливее сознаю опасность затеянной мною авантюры. Но за этого человека-дьявола высказываются патриоты (курсив мой.— Д. П.), и, если я его пе призову, его легендарная сила станет источником слабости любого другого кабинета» 43.
Мнение «патриотов», т. е. представителей монополистического капитала, оказалось решающим. 15 ноября Пуанкаре официально предложил Клемансо сформировать новый кабинет и записал в своем дневнике: «Я вижу ужасные недостатки Клемансо: его безграничное самомнение, импульсивность, легкомыслие. Но имею ли я право отвергнуть его, если не могу найти другого человека, отвечающего требованиям обстановки?» 44
Формируя кабинет, Клемансо обратился к лидеру социалистов Альберу Тома и к радикал-социалистам с предложением войти в его состав. Социалисты категорически отвергли это предложение, а радикал-социалисты разрешили членам партии поступать по своему усмотрению. Портфель военного министра Тигр оставил за собой, иностранные дела вновь, как и в 1906 году, поручил Стефану Питону, объяснив свой выбор корреспонденту лондонской «Таймс» словами: «Это верный пес». Министерство внутренних дел досталось неудачливому кандидату на пост президента республики Памсу, морским министром стал Лейг, министром финансов — Клотц, министром вооружения — крупный капиталист Лушер, остальные портфели Тигр передал малоизвестным, но послушным ему людям. Когда кто-то обратил па это его внимание, оп самоуверенно ответил: «Ничего. Это те гуси, которые спасли Рим» 45. 16 ноября он вручил Пуанкаре список министров своего правительства.
Подлинная причина назначения Клемансо заключалась прежде всего в страхе французской империалистической буржуазии перед русской революцией и ее последствиями для Франции. Как не допустить выхода России из войны?
204
Как добиться свержения власти большевиков в Петрограде? Как избежать революции в самой Франции? Как довести до победы почти проигранную войну? На все эти нелегкие вопросы должен был ответить «сильный человек» Клемансо.
Французские буржуазные историки предпочитают умалчивать об этой основной причине его назначения, а американский исследователь Брюан пишет прямо, без обиняков: «Тигр получил и знал, что получит мандат на спасение Франции не только от пруссачества, но и от большевизма. Именно эта молчаливая договоренность обеспечила ему центристское и правое большинство» 46.
Клемансо сознавал свою силу, знал, кто стоит за его спиной, и вел себя соответственно. Накануне его назначения главой правительства Пуанкаре, понимавший, что ему будет нелегко общаться с Тигром, сделал попытку с самого начала установить твердые принципы их взаимоотношений: «Я буду сообщать вам все, что знаю, буду свободно излагать вам свое мнение, после чего вы будете принимать решение под свою ответственность»,— сказал президент и услышал в ответ: «Бриан, будучи председателем Совета министров, рассказывал всем и каждому, что вы слишком много говорите на заседаниях правительства. По-моему, вам следует говорить как можно меньше». Пуанкаре проглотил пилюлю. «Я придерживаюсь того же мнения» 4 ,— пробормотал он.
Итак, Клемансо вновь дождался своего часа. Полтора месяца назад ему исполнилось 76 лет.
205
8
«ОТЕЦ ПОБЕДЫ»
Моя внутренняя политика — война. Моя внешняя политика — война. Я повсюду веду войну 1.
19 ноября 1917 года амфитеатр и галереи Бурбопского дворца были переполнены: предстояло первое выступление нового главы правительства. Зпая Клемансо, депутаты и публика понимали, что с его приходом к власти политика Франции изменится, и с нетерпением ожидали его программную речь.
Годы наложили отпечаток на Тигра: лицо еще больше пожелтело, он ссутулился, двигался не так стремительно, как прежде, по из-под седых бровей по-прежнему сверкали проницательные глаза, а голос звучал твердо.
Правительственная декларация была выдержана в патетических тонах. Нужно вести тотальную войну, удвоить усилия для достижения победы. Все - силы нации должны быть отданы армии, святой долг каждого француза — сражаться вместе с солдатами. Война со стороны Антанты изображалась в декларации как схватка цивилизации с варварством, борьба за торжество права и благородных идеалов, за счастье человечества.
Когда Тигр заговорил о пацифистах и пораженцах, в его голосе появился металл: отныне они будут караться по всей строгости закона, правосудие не пощадит никого, не будут терпимы ни измена, ни полуизмена, заявил он и произнес вынесенные в эпиграф этой главы слова.
Декларация заканчивалась оптимистически: «Настанет день, когда повсюду, от Парижа до самой незаметной деревушки, шквал радостных приветствий встретит наий окровавленные, омытые слёзами, пробитые вражескими снарядами, но победоносные знамена... Приблизить этот день, самый славный из многих славных дней, пережитых французским народом,— в наших силах» 2.
Патетика не избавила главу правительства от суровых интерпелляций депутатов. Его спрашивали, намерен ли он, как во времена своего первого министерства, проводить антирабочую и антисоциалистическую политику, которая теперь, под прикрытием борьбы с мнимыми пораженцами,
206
может принять еще более нетерпимые формы; от него требовали не пропускать возможности скорейшего достижения мира. Один из депутатов попросил его высказать свое отношение к идее создания Лиги наций.
Вопреки фактам Клемансо утверждал, что никогда не проводил антирабочую политику, и категорически отверг всякие разговоры о мире: сейчас нужно думать только о победе. По поводу Лиги наций он высказался скептически. По его мнению, создание Лиги не устранит опасности новой войны со стороны германского империализма.
Поскольку подавляющее большинство депутатов составляли шовинисты и оборонцы, твердость тона декларации произвела на них впечатление. За доверие правительству проголосовали 418 депутатов — все правые и часть радикалов. Большинство радикалов и 24 социалиста (из 89) воздержались 3. Прошло некоторое время, и три депутата, именовавшие себя социалистами, вступили в кабинет Клемансо.
Правые считали тогда Клемансо незаменимым главой правительства и военным министром. Невозможно было найти деятеля, полного такой решимости вернуть Франции Эльзас и Лотарингию, столь непримиримо враждебного Германии, революционной России, французскому рабочему классу и сторонниками мира. К тому же он был известен как приверженец союза с Англией, хорошо знал Америку и американцев, свободно владел английским языком, что должно было облегчить поддержание дружественных отношений с главными союзниками Франции.
Чего же еще могли требовать поборники войны до победного конца от своего лидера, тем более что он привлек в свой кабинет представителей крупного капитала, поручив им ответственные посты министра вооружения (крупный финансист Лушер) и статс-секретарей по экономическим и финансовым вопросам (Сержан, Лемери, Вильгреп). Крупные капиталисты и торговцы оружием пе сомневались, что при правительстве Клемансо их доходы будут возрастать еще быстрее прежнего.
Как французские, так и американские монополии оказали новому кабинету эффективную поддержку. Выпущенный сразу после создания министерства Клемансо внутренний заем быстро разошелся. Значительно возрос приток американских капиталов: до прихода к власти Клемансо американские банки предоставили Франции
207
займы на сумму 700 миллионов долларов, а с ноября 1917 до ноября 1918 года — 3 миллиарда долларов 4.
Беспокойство приверженцев Тигра вызывал только один вопрос: хватит ли у него сил и энергии для решения невероятно сложных задач — обеспечить перелом в ходе военных действий; добиться более активного участия США в войне; поднять боевой дух армии и народа; нейтрализовать растущее влияние русской революции; приложить все силы для возвращения России в Антанту; завершить войну мирным договором, обеспечивающим преобладание Франции в Европе?
Сомнения скептиков по поводу энергии Тигра быстро рассеялись: он проявлял удивительную активность и работоспособность. Начальник кабинета военного министра генерал Мордак так описывал режим его дня: вставал Клемансо в 5—6 часов утра, занимался интенсивной гимнастикой, два часа работал за письменным столом, а в 9 утра приезжал в военное министерство. Там он просматривал корреспонденцию, заслушивал доклады министра иностранных дел Пишона, офицера связи с верховным командованием генерала Альби и своего ближайшего помощника Ж. Манделя, который характеризовал обстановку внутри страны и реферировал прессу. Затем он диктовал распоряжения, вытекавшие из только что полученной информации, проводил совещания с сотрудниками, а в полдень начинал прием посетителей.
Пообедав дома, Клемансо обычно отправлялся в палату депутатов или в сенат; ес-ли это требовалось, выступал с заявлениями, а в половине шестого возвращался в военное министерство на улице Сап-Доминик, подписывал бумаги, ставил задачи на завтра и уезжал домой в 9 часов вечера. И так изо дня в день, если не происходило ничего чрезвычайного и если он не ездил на фронт, а такие поездки он предпринимал часто.
Многие апологеты Клемансо вслед за ним самим утверждали, что он правил страной, строжайшим образом соблюдая принципы демократии. Так, Гастон Моннервиль писал: «Не служит ли поведение Клемансо неопровержимым доказательством того, что исполнительная власть, даже при самых тяжелых обстоятельствах, не нуждается в подавлении демократии? Поистине, масштабы свершений, которые старый республиканец-борец осуществил за этот трагический период под постоянным контролем парламента и в полном согласии с ним, доказывают, что закаленным и
208
стойким политическим деятелям не нужны полицейские или диктаторские методы правления; они руководствуются сознанием своего долга, доверием к народу и верой в демократию» 5*.
Слов нет, у Клемансо хватало ума соблюдать элементарные конституционные нормы, регулярно являться в парламент, отвечать (другое дело — как) на запросы депутатов, подчеркивать свою зависимость от палаты, периодически ставить вопрос о доверии и т. д. Однако то была лишь форма, а по существу он правил как единоличный властитель.
Президент республики потерял влияние па политику страны. Клемансо все реже и реже информировал его о ходе событий, по две-три недели не заходил в Елисейский дворец. Пуанкаре забрасывал Тигра посланиями, которые тот вскоре перестал читать и нераспечатанными бросал в корзину. «Опять этот графоман!» — восклицал он при виде очередного письма и сердился на Манделя, который извлекал послания из корзины и сохранял их.
Со своей стороны Пуанкаре с трудом терпел премьер-министра и так описывал свои беседы с ним: «Он пробыл у меня около часа, но не дал сказать, пожалуй, ни одного слова. Перечислил мне массу принятых им решений, по не консультируясь со мной и не обращая никакого внимания па мои возражения». Или в другой раз: «Он говорит очень громко, как глухой. Говорит очень быстро, касается всего па свете, но не интересуется моим мнением о чем бы то ни было и не дает мне возможности вставить хотя бы одно слово».
В парламенте Клемансо, ссылаясь на военную тайну, отказывался отвечать на вопросы, связанные с ведением войны. Раньше такие вопросы обсуждались на закрытых заседаниях палаты депутатов и сената, но Тигр отменил их: закрытые заседания, утверждал он, противоречат основам демократии, требующей, чтобы каждый избиратель знал, что говорит и как голосует его депутат. Такая софистика позволяла Клемансо избегать парламентского контроля. В феврале 1918 года оп добился права издавать законы-декреты по проблемам экономики без санкции парламента;
* Г. Моннервиль написал свою книгу о Клемансо в то время, когда президентом Франции был генерал де Голль, которого Моннервиль, будучи председателем сената, обвинял в диктаторских устремлениях. Восхваляя «демократа» Клемансо, он противопоставлял его «диктатору» де Голлю.
14 Д П. Црицкер — 612
209
Совет министров собирался все реже и реже; вместо того чтобы проводить заседания военного кабинета, Клемансо стал вызывать к себе отдельных его членов для докладов.
По своему обыкновению, Тигр начал с чистки государственного и военного аппаратов. Префекты, супрефекты, генералы и офицеры лишались своих должностей, па их места назначались люди, которым он доверял. Часто эти перестановки были обоснованы — Клемансо стремился поставить на ведущие посты энергичных и компетентных специалистов, ио нередко он допускал произвол.
Убедившись, что множество молодых офицеров и людей призывного возраста осело в тыловых учреждениях, Клемансо резко сократил штаты и, невзирая на сопротивление многих влиятельных лиц — родителей и родственников тех, кто окопался в тылу, стал отправлять их на фронт. Тех, кто должен был призываться в 1919 и 1920 годах, он мобилизовал в армию досрочно.
В числе первых были смещены префект парижской полиции и директор «Сюртэ жепераль», назначенные в свое время Мальви. Понимая, что решительные действия не замедлят последовать и против него самого, Мальви решил опередить события. Он обратился к палате депутатов с просьбой назначить следственную комиссию, которая либо реабилитирует его, либо передаст дело на рассмотрение высшей судебной инстанции — сената. Свое заявление Мальви объяснил желанием «очиститься от позора гнусных обвинений» 6.
Палата удовлетворила его просьбу. Сенату был передан запрос, виновен ли Мальви в тяжких преступлениях, которые ему инкриминировал Клемансо, — передаче противнику секретных сведений о подготовке наступательных операций, потворстве антивоенным выступлениям во французской армии и соучастии в государственной измене 7.
Через несколько дней наступила очередь Жозефа Кайо. Клемансо вручил председателю палаты депутатов Дешанелю ходатайство о лишении Кайо депутатской неприкосновенности за контакты с врагами Франции и действия, направленные на разрушение Антанты. В качестве доказательств виновности Кайо приводились его выступления в пользу заключения мира, высказанное во время пребывания в Италии в 1916 году намерение добиваться создания франко-германского союза, а также обнаруженные при обысках у изменников Бол о и Альме рейды письма Кайо, из
210
которых явствовало, что он поддерживал с ними дружеские отношения.
При обсуждении этого вопроса в палате Клемансо предупредил, что, если Кайо не будет лишен депутатской неприкосновенности, министерство немедленно подаст в отставку.
Кайо произнес длинную речь: категорически отверг обвинения в пораженчестве, утверждал, что его заявления в Италии были извращены французским послом в Риме, настаивал на том, что хотя он и стремился к заключению справедливого мира, но никогда пе делал ничего противоречащего политике правительства. Кайо признал, что проявлял неразборчивость в знакомствах и связах и объяснил свои отношения с Альмерейдой, Боло и другими авантюристами «легкомыслием и своеобразным снисходительным аристократизмом», в котором его «подчас не без основания упрекали», но прежде всего «доверчивостью и добротой». При этом он напомнил, что Клемансо в свое время тоже обвиняли в подозрительных связях с Корнелиусом Герцем и антипатриотизме. «Не собираетесь ли вы организовать против меня новое дело Дрейфуса?» 8 — спросил он.
Клемансо отказался комментировать оправдательную речь Кайо. «Я — глава военной юстиции и, как таковой, 'единственное лицо, имеющее право ему не отвечать», — заявил он. Решение лишить депутатской неприкосновенности Кайо и депутата Лустало, обвиненного в сношениях с антианглийскими элементами, было принято большинством в 396 голосов против 2, при 115 воздержавшихся, а через три недели Кайо был арестован и препровожден в тюрьму Сантэ.
Поводом для ареста послужил инцидент с сейфом. Французская разведка узнала, что еще в конце 1915 года Кайо поместил па хранение в один из банков Флоренции ценности и документы, причем не на свое имя, а на фамилию Рейнуар (девичья фамилия его жены). Теперь но просьбе Клемансо итальянские власти вскрыли арендо-чванный обвиняемым сейф. Там оказались ценные бумаги, деньги, драгоценности и рукопись Кайо под названием «Рубикон», где он изложил свой план изменения конституции и создания нового правительства широкой коалиции. Став главой правительства, Кайо намеревался начать переговоры о мире, провести по этому поводу референдум, сместить главнокомандующего французской армией, предать суду виновников войны, начиная с президента респуб
14*
211
лики Пуанкаре, а в случае неподчинения парламента распустить его и править страной посредством декретов 9. Этими проектами, задевавшими многих влиятельных лиц, Кайо увеличил число своих врагов и облегчил задачу Тигру.
Вслед за Кайо был арестован и Л устало. 28 января 1918 года начались заседания сената, преобразованного в Верховный суд. Вскоре он приговорил к смертной казни шпионов Боло и Дюваля (одного из редакторов газеты «Боннэ руж»). По делам Мальви и Кайо велось расследование.
Не следует, однако, думать, что направляемая Клемансо Фемида действительно была олицетворением справедливости и беспристрастия. Пе говоря уже о том, что преследованиям нередко подвергались люди, виновные лишь в стремлении как можно скорее прекратить кровавую бойню, бывали случаи, когда настоящие преступники легко уходили от заслуженного наказания. Так, весной 1918 года несколько французских промышленников, продававших Германии стратегическое сырье, были оправданы судом с молчаливого одобрения правительства 10. Показательна в этом смысле и судьба тесно связанного с Клемансо дельца, таинственного Базиля Захарова.
Еще в 1907 году Захаров, крупный акционер ряда фирм по производству оружия, как английских ( «Виккерс»), так и немецких («Леве-Гонтар»), открыл контору в центре Парижа и стал быстро завоевывать позиции в деловых кругах Франции. Вскоре он вошел в правление крупнейшей французской монополии Шнейдер — Крезо и добился выгодных заказов па перевооружение и оснащение военно-морского флота. За заслуги на этом поприще он по представлению первого кабинета Клемансо был награжден орденом Почетного легиона. Доходы и влияние Захарова быстро росли. Оп приобрел газету «Котидьеп иллюстре» («Иллюстрированная газета»), обеспечил себе тайный контроль над влиятельной «Эксельсиор», через несколько лет стал членом правления Французского банка и основал французский филиал фирмы «Виккерс».
При втором министерстве Клемансо Захаров получил высший орден — большой офицерский крест Почетного легиона. Более того, в конце первой мировой войны он подписал, опять-таки пе без помощи Тигра, секретную конвенцию с князем Монако, предоставившую ему финансовый контроль над этим княжеством. На поставках
212
оружия Захаров заработал колоссальные суммы, его баснословное состояние даже не поддавалось оценке.
Как и другие торговцы оружием, Захаров придерживался принципа «деньги пе пахнут» и во время войны оказывал услуги обоим воюющим лагерям. В начале 1918 года его обвинили в том, что он через Испанию обеспечивал снабжение горючим немецких подводных лодок, топивших суда союзников в Средиземном море. Однако Клемансо и Лушер, занимавшиеся расследованием, пе дали хода этому делу 1Г. Английский историк-лейборист Ф. Ноэль-Бейкер отмечал, что родственники Тигра были тесно связаны с производителями и торговцами оружием: его брат Поль занимал пост директора Объединения по производству динамита — самого крупного производителя взрывчатых веществ — и был одним из руководителей Общества по производству артиллерийских боеприпасов, а сын Клемансо Мишель во время войны стал директором французского филиала фирмы «Виккерс», принадлежавшего Базилю Захарову. «Эти факты показывают, какое влияние оказывали производители вооружения на политиков. возглавлявших Францию», — пишет Ноэль-Бейкер.
Самую большую опасность для французского империализма представляли антивоенные выступления рабочих, которые нарастали с каждым месяцем. Зима 1917/18 года выдалась очень холодная; не хватало топлива, продовольствия; по карточкам давали 300 граммов хлеба в день, и за ним приходилось по нескольку часов простаивать в очередях. На заводах распространялись антивоенные листовки.
Стремясь сдержать рабочее движение, Клемансо искал контактов с профсоюзными лидерами, убеждал их, что сейчас не время предъявлять требования, что все силы Франции должны быть устремлены к единственной цели — достижению победы. В какой-то степени ему это удалось: секретарь ВКТ Жуо навещал 1 игра и даже намеревался войти в состав его кабинета. Только глава федерации металлистов Мергейм не откликался па приглашения главы правительства и занимал враждебную ему позицию. Клемансо же, заигрывая с профсоюзами, вместе с тем приказал командованию дивизий, дислоцировавшихся в Париже, Руане, Сент-Этьене и других промышленных центрах, быть готовым в любой момент подавить выступления рабочих.
Главной проблемой, источником постоянной тревоги оставалась для Клемансо Россия. Он и раньше с педовери-
213
ем относился к русскому союзнику, а новая, революционная Россия вызывала у него ненависть. Каждый акт Советской власти — ленинский Декрет о мире, переговоры о заключении мира с Германией, публикация тайных договоров, разоблачавших империалистические цели Антанты, аннулирование долгов царского и Временного правительств (а Россия задолжала Франции 15 миллиардов золотых франков) 12 и т. д.— он Встречал в штыки.
Не брезгуя никакими средствами, Клемансо добивался свержения Советского правительства. 6 декабря 1917 года, собрав редакторов парижских газет, он дал им директиву вести систематическую антисоветскую кампанию, изображая «максималистов» (так вначале переводили на французский язык слово «большевики») союзниками и агентами Германии. Клеветой, однако, дело не ограничилось. По поручению Клемансо французский представитель при ставке верховного командования русской армии полковник Лавернь вручил главнокомандующему русской армией Духонину послание, в котором говорилось: «Франция не признает власти Народных Комиссаров. Доверяя патриотизму русского верховного командования, она рассчитывает па его твердое намерение отклонить всякие преступные переговоры и держать в дальнейшем русскую армию лицом к общему врагу» 13.
Советское правительство справедливо расценило это обращение как возмутительное вмешательство во внутренние дела России, призыв к военному мятежу и подстрекательство к гражданской войне. Газета «Известия» писала по этому поводу, что русский народ стремится поддерживать нормальные отношения с союзниками, но не намерен оплачивать их своей кровью ради удовольствия Клемансо и американских военных магнатов.
Первое время, опираясь па информацию, полученную от посла Временного правительства в Париже Маклакова, согласно которой «успех Ленина недолговечен, власть большевиков ограничивается одним Петроградом, она вот-вот падет», Клемансо полагал, что для свержения Советской власти достаточно будет финансовой, экономической и военной поддержки белогвардейских сил России, но вскоре, убедившись, что Советская власть прочна, стал настаивать па прямой интервенции Антанты. Ллойд Джордж, тоже враждебный Советскому государству, по выступавший за более гибкие формы борьбы с ним, пытался склонить Клемансо к терпению, но услышал в ответ:
214
«Даже если бы все небесные инстанции умоляли меня освободить Россию от се обязательств, я бы им отказал» 14. По инициативе Тигра 23 декабря 1917 года в Париже была подписана секретная англо-французская конвенция о разделе сфер действий в России. Французская зона включала краину, Бессарабию и Крым, английская — Кавказ и казачьи территории Кубани и Дона. Эта конвенция, под которой поставили свои подписи Клемансо, Пишон и Фош — за Францию, Роберт Сесил и Мильнер — за Англию, была предвестницей антисоветской интервенции 15. «Для того чтобы излечить Россию, необходима радикальная хирургическая операция», — заявил Тигр.
Политика французского правительства по отношению к России впервые обсуждалась в парламенте 27 декабря 1917 года. Отвечая на запросы депутатов-социалистов Мутэ и Самба, которые хотя и робко, по все же критиковали эту политику, министр иностранных дел Пишон заявил, что Франция ни в коем случае не будет поддерживать отношений с новым правительством в Петрограде, ибо его действия «представляют собой вопиющее нарушение франкорусского союза и международных обязательств, которые до сих пор было принято считать священными». Вместе с тем, продолжал Пишон, мы не будем терять связей с «другими русскими, нашими вчерашними союзниками, которые станут и нашими завтрашними союзниками» 16.
Как только парламентская сессия возобновилась после рождественских и новогодних каникул, левые социалисты вновь подняли вопрос о политике по отношению к Советской России. Депутаты Майерас, Кашен, Тома потребовали выдать им паспорта для поездки в Петроград, чтобы на месте ознакомиться с положением, о котором французы не имеют возможности судить объективно, ибо французская пресса клевещет на Советскую Республику и порочит ее. Левые социалисты настаивали также на том, чтобы Франция дала официальный ответ на Декрет о мире.
Однако и на этот раз Пишон категорически отказался обсуждать возможность установления отношений с большевиками. Оп изображал мирные переговоры в Брест-Литовске как «подстроенную немцами» ловушку, в которую «максималисты» стараются заманить Францию, и негодовал по поводу разгона большевиками Учредительного собрания, так как французские реакционеры возлагали на него большие надежды 1 . Выдать делегации социалистов выездные визы в Россию правительство отказалось.
215
Очередная схватка между социалистами и правительством произошла в марте 1918 года, вскоре после подписания Брестского мира, вызвавшего крайнее раздражение Тигра. Правительство переживало трудные дни. В любой момент можно было ожидать наступления германских войск, а союзники никак не могли договориться о координации действий. Несмотря ла угрозы Клемансо, в Париже, Лионе, Сент-Этьене на заводах, работавших на войну, вспыхнули забастовки, носившие политический характер. Они были направлены против репрессивной политики кабинета, поголовной мобилизации и антисоветского курса Клемансо, пославшего французских солдат в Россию.
На этот раз с ответом на речь лидера СФИО Реноделя, осудившего внешнюю и внутреннюю политику правительства, выступил сам Клемансо. С присущей ему ловкостью оп напомнил, что социалисты на протяжении всей войны лояльно сотрудничали с буржуазией и лишь время от времени произносили речи, призванные создать впечатление, будто они остаются па классовых, пролетарских позициях. «Рабочий класс — не ваша собственность, господа,— заявил он.— Руки господ Реноделя и Тома не более мозолисты, чем мои. Я огорчен за вас, ио вы — буржуа, точно так же как я. Правда, те, кого вы называете рабочим классом, отвергают меня, я это признаю и сожалею об этом, но не забывайте, они точно так же отвергают и вас. У меня в кармане лежит документ, в котором рабочие осуждают Реноделя и называют его «подручным Клемансо»» 18.
Говоря о России, Клемансо признал, что усилия, направленные на уничтожение Советского государства, остаются бесплодными. «Мы верили, что в этой стране найдутся люди, сохранившие любовь к своей родине и тот патриотизм, который является последним прибежищем человеческого духа. Увы, отклика нет, царит молчание» 19,— заявил оп. Оставалась одна надежда на прямую интервенцию Антанты. Ее организатором принято считать Черчилля, но справедливость требует признать, что ответственность за нес не в меньшей степени песет и Клемансо.
Дела на фронтах шли скверно: Румыния капитулировала; выход России из войны создавал угрозу переброски немецких частей на Западный фронт; операции союзников в Греции развивались неудачно; американские войска прибывали очень медленно — зимой 1917 года на территории Франции в военных действиях участвовало всего три дивизии США. Между союзниками не было не только стратеги
216
ческого взаимодействия, но и элементарной координации — французские, английские, бельгийские, американские войска действовали на свой страх и риск, заботясь лишь о своих интересах. «Накануне самого крупного удара, который противник собирается нам нанести,— докладывал Клемансо один из высших руководителей французской армии в январе 1918 года,— не существует ни общего плана операций союзных войск на 1918 год, пи единого командования» 20.
Такая ситуация порождала в лагере союзников глубокий пессимизм. «Нам будет очень трудно держаться самим и заставить держаться Италию в 1918 году, — говорил британский премьер Ллойд Джордж.— Наши людские резервы почти исчерпаны, мы вынуждены призывать людей 45—50 лет и семнадцатилетних мальчиков. Франция находится на пределе, а американские солдаты до конца 1918 года не смогут играть самостоятельной роли» 21. Германское военное командование, напротив, надеялось на скорую победу. Людендорф готовил, как оп считал, решающее наступление па Западе, а кронпринц твердил: «Пасхальные колокола 1918 года возвестят наш триумф!»
Осенью 1917 года союзники создали Верховный военный совет, состоявший из глав правительств Франции, Англии и Италии и призванный осуществлять общее руководство ведением войны на Западном фронте, а также постоянный межсоюзнический военный комитет, которому было поручено готовить материалы для Совета и собирать необходимую информацию. Однако влияния на ход событий эти органы не оказали.
Единства взглядов не было не только среди союзников, но и среди людей, возглавлявших французские вооруженные силы. Здесь сложилось странное двоевластие главнокомандующего французской армией генерала Филиппа Петена и начальника генерального штаба генерала Фердинанда Фоша. Взаимоотношения между ними не были регламентированы, каждый считал себя независимым от другого, имел свои штабы и службы. Петен был приверженцем сугубо оборонительной стратегии, полагал, что до тех пор, пока во Францию но прибудут по крайней мере 2 миллиона американских солдат (а это могло произойти не ранее середины 1919 года), союзники должны вести только оборонительные бои. Фош, напротив, настаивал на необходимости осуществлять наступательную стратегию. Примирить эти концепции было непросто.
217
Клемансо понимал, как важно добиться создания единого командования, но отдавал себе отчет в том, что убедить Ллойд Джорджа и английских генералов согласиться на передачу своей экспедиционной армии под командование французского генерала (другого варианта быть не могло, ибо на Западном фронте находилось 99 французских и 58 британских дивизий, фронт проходил по французской территории) будет очень нелегко. Поэтому Тигр действовал очень осторожно.
Еще 1 декабря 1917 года, впервые председательствуя па заседании Верховного военного совета, он призвал командующих национальными войсками рассматривать возникающие проблемы пе с национальной точки зрения, а с позиции общих интересов союзников. Это заявление возражений не встретило, но в январе 1918 года, когда он прямо сказал командующему британскими войсками Хейгу, что единое командование необходимо, тот вскочил с места и, подняв обе руки к небу, воскликнул: «Господин Клемансо, у меня есть только один глава — мой король, и никакого другого главы быть не может!» 22
Еще в 1914 году, отправляя первые английские части во Францию, тогдашний британский военный министр генерал Китченер заявил возглавлявшему эти части генералу Френчу: «Вы как командующий совершенно независимы и никогда, ни при каких условиях и ни в коем случае не окажетесь под началом у какого-либо союзного генерала». Это хорошо усвоили и преемники Френча. Правда, с тех пор утекло немало воды, но преодолеть честолюбие, спесь и соперничество генералов никак не удавалось. «Англичане хотят и впредь проводить английскую, а не союзническую стратегию,— говорил как-то Клемансо начальнику своего личного штаба генералу Мордаку.— Вот почему они увиливают, как только речь заходит о едином командующем союзными армиями во Франции... Нам же необходимо добиться своего, чего бы это ни стоило. Боюсь только, что убедить англичан и обратить их в нашу веру без помощи немецких пушек не удастся» 23.
И действительно, вопрос о едином командовании сдвинулся с места лишь после того, как германские войска перешли в наступление и над союзными армиями нависла реальная угроза поражения.
Весной 1918 года немецкое командование усилило бомбардировки Парижа с воздуха, а 21 марта, сосредоточив крупные силы на узком участке фронта, нанесло удар по
218
позициям английских войск на реке Сомме. Оборона была прорвана, англичане в беспорядке отступали в направлении Амьена, между ними и французскими частями образовалась брешь. Британский главнокомандующий генерал Хейг был озабочен тем, как спасти от разгрома свои войска, и намеревался отходить на север, к Ла-Маншу, чтобы оказаться поближе к Англии; французский главнокомандующий генерал Петен, со своей стороны, опасался наступления немцев на Париж и предупреждал Клемансо, что обстановка может потребовать выезда правительства из столицы. Необходимо было координировать действия англичан и французов, отдать приказы, обязательные для обоих главнокомандующих. На этот раз даже Фош, обычно не разделявший мрачных прогнозов Петена, предупредил Клемансо, что без единого командования дело может закончиться катастрофой.
Обстановка осложнилась тем, что с 23 марта дальнобойные немецкие пущки, прозванные «длинной Бертой», стали с расстояния 120 километров обстреливать французскую столицу. Моральный эффект этих обстрелов оказался очень большим: парижане не верили, что можно стрелять на такую дистанцию; распространялись слухи, будто немцы находятся совсем недалеко, многие жители стали покидать столицу. 29 марта, накануне пасхи, снаряд «длинной Берты» угодил в церковь Сен-Жерве, где шло праздничное богослужение. Было убито 75 и ранено около 100 человек.
В эти дни Клемансо развил бурную деятельность: он часто выезжал на фронт, рассылал повсюду своих эмиссаров, уговаривал Хейга не отступать на север, а Петена — помочь англичанам, пригласил срочно приехать во Францию английского военного министра, оповестил об опасности президента Пуанкаре.
Фош скептически отнесся к этим усилиям. «Нельзя руководить сражениями за завтраком»,— заявил он, а в своем дневнике записал: «Важно, чтобы каждый принял па себя свою долю ответственности и чтобы французское правительство усвоило, что патриотического пыла председателя Совета министров, его необычайной активности, его многократных разговоров с генералом Петеном или с маршалом Хейгом недостаточно, для того чтобы направлять тяжелую, длительную и напряженную борьбу союзных »>	24
армии» .
Однако усилия Клемансо принесли результаты: прибывшие в Париж британский военный министр лорд Миль-
219
пер и начальник геиштаоа 1 енри ьильсон признали, что оез единого командования не обойтись, но еще пе представляли себе, каким образом преодолеть соперничество генералов. И тут, как писал позднее Мильнер, «Вильсон выдвинул идею, показавшуюся мне удачной: обе страны могут предоставить Клемансо, к которому с доверием относятся как английские, так и французские генералы, право принимать решения, которые оп сочтет необходимыми для обеспечения более тесного сотрудничества армий и паи лучшего использования всех имеющихся резервов» 25.
Англичане еще не решались произнести слова «верховный главнокомандующий», по фактически речь уже шла о том, чтобы сделать главнокомандующим Клемансо. Вильсон обратился с этим предложением к Фошу, но тот самым решительным образом его отверг: какой из Клемансо, человека сугубо штатского, главнокомандующий? Вильсон ответил, что военные решения Клемансо будет принимать по рекомендациям своего начальника генштаба, т. е. самого Фоша, по последний и слышать об этом пе хотел: у него была другая кандидатура, которую он считал единственно подходящей,— он, генерал Фош. И хотя эту кандидатуру он Вильсону не назвал, тому стало ясно, что предложение насчет Клемансо не пройдет, и он больше с ним не выступал. Позднее Клемансо утверждал, что в то время даже не знал об этой идее. Он писал: «Стремясь пощадить самолюбие британских солдат, лорд Мильнер предложил назначить главнокомандующим меня, с тем чтобы фактически в этом качестве действовал Фош... Об этом мне ничего не сказали. Нужно ли доказывать, что я ни за что пе согласился бы па эгу странную комбинацию?» 6
Решающий сдвиг в вопросе о едином командовании был достигнут на совещании, состоявшемся 26 марта 1918 года, в разгар немецкого наступления, в мэрии небольшого городка Дуллап, близ Амьена. О дуллапской встрече написано немало, по, поскольку она очень важна для оценки позиции Клемансо, которая по-разному освещалась участниками этого совещания и историками, имеет смысл на пей остановиться.
Когда все собрались, Тигр отвел в сторону лорда Мильнера и с тревогой сообщил, что Дуглас Хейг ввиду тяжелого положения английских войск намеревается немедленно начать их отвод к Ла-Маншу, а это неминуемо приведет к захвату немцами Амьена и откроет им дорогу на Париж. Мильнер подошел к Хейгу, коротко с ним перегово-'
220
рил п шепнул Клемансо: английский главнокомандующий готов пересмотреть свое решение, если французы окажут ему эффективную поддержку на правом фланге.
Совещание началось. Речь шла прежде всего о необходимости во что бы то пи стало отстоять Амьен. Обстановку докладывал сначала Хейг, затем Петен. В докладе Хейга звучали усталость, тревога, неуверенность, в докладе Петена — бесстрастность и пессимизм. «Французский главнокомандующий производит впечатление человека холодного и подозрительного, ведущего крайне осторожную игру. Он не убедил своих слушателей и вызвал у них какую-то неловкость»,— записал Мильнер о выступлении Петена.
Но тут слово взял Фош: о сдаче Амьена не может быть и речи, его нужно удержать, связь между английскими и французскими частями должна быть любой ценой восстановлена. «Наступил час, когда мы не можем отдать даже 50 сантиметров земли,— заявил он.— Нужно ухватиться за землю и держать ее до смерти» 27.
После речи Фоша лорд Мильнер попросил сделать перерыв для короткой конфиденциальной беседы с Клемансо. Ч то именно они сказали друг другу, точно не известно: участники беседы по-разному передают ее содержание. Важен итог — когда заседание возобновилось, Хейг, с которым лорд Мильнер предварительно перебросился несколькими словами, сказал:
— Если бы генерал Фош согласился давать мне рекомендации, я охотно бы им следовал.
Все поняли, что наступил перелом: англичане согласны не только принять руководство французов, но и называют конкретное лицо — генерала Фоша. Клемансо набросал проект решения, он был принят, п его тут же подписали оба военных министра — Клемансо и Мильнер. Текст гласил: «Британское и французское правительства поручают генералу Фошу координацию действий союзных армий на Западном фронте. Для этой цели он вступит в контакт с главнокомандующими, которым предложено предоставить ему все необходимые данные» 28.
Так закончилось совещание в Дуллане. Оно стало важным шагом на пути к созданию единого командования, тем более что координационная деятельность Фоша принесла свои результаты: англичанам была оказана помощь, брешь закрыли, Амьен удалось спасти и 5 апреля немцы прекратили наступление. Отти продвинулись на 60 километров, захватили около 90 тысяч пленных, по стратегиче
221
скую задачу решить не смогли. Хейг так сформулировал свое впечатление о французских военных лидерах на совещании в Дулланё: «Фош ведет себя солидно и умно. В противоположность ему ] етен похож на человека, охваченного страхом и потерявшего контроль над своими 29 нервами» .
3 апреля 1918 года в Бово в присутствии Ллойд Джорджа, а также командующего американскими войсками генерала Першинга формула о координации действий была заменена значительно более широкой: «Британское, французское и американское правительства поручают генералу Фошу координировать действия союзных армий на Западном фронте. Для эффективного осуществления этой миссии ему предоставляются все необходимые права. Британское, французское и американское правительства поручают генералу Фошу стратегическое руководство военными операциями. Главнокомандующие британской, французской и американской армиями осуществляют во всей полноте тактическое руководство своими армиями. Каждый главнокомандующий получит право апеллировать к своему правительству, если, по его мнению, возглавляемой им армии из-за указания, полученного от генерала Фоша, угрожает опасность» 30.
Это была дипломатическая формулировка, щадящая самолюбие генералов и не очень ясная: кто может точно определить, где кончается тактика и начинается стратегия? Какие распоряжения Фоша главнокомандующие обязаны выполнять, а какие нет? И мыслимо ли во время операций ставить под сомнение приказы, апеллировать к правительствам, вести расследование, кто прав, а кто не прав? Клемансо и Фош согласились на эту формулу по настоянию англичан, и только потому, что воспринимали ее как переходную, временную. Нужно было дать союзным генералам, а также Петену, который отнюдь не был в восторге от того, чю его подчинили другому французскому генералу, время привыкнуть к мысли, что у них отныне будет начальник. И действительно, очень скоро, 14 мая 1918 года, по соглашению между всеми союзными правительствами Фош получил официальный титул верховного главнокомандующего союзными армиями Западного фронта.
Впоследствии, когда нужно было делить лавры победы, Фош, недоброжелательно относившийся к Клемансо, утверждал, что получил верховное главнокомандование не благодаря, а вопреки ему. Эта версия была поддержана
222
ближайшим помощником Фоша генералом Вейганом, а затем и Ллойд Джорджем. Так, Вейган приписывал инициативу назначения Фоша Хейгу, а Ллойд Джордж заявил в июне 1919 года: «Я всегда, вы знаете это, поддерживал маршала Фоша; я больше, чем кто-либо, содействовал тому, чтобы он был поставлен во главе союзных армий» 31.
На самом деле Клемансо считал необходимым назначить главнокомандующим именно Фоша. Хотя он не очень его любил, но понимал, что из двух возможных кандидатур на этот пост — Фоша и Петена — речь может идти только о первом. Тигр, наверное, подписался бы под словами генерала Файоля: «Фош хочет наступать, Петен — пет. Петен преувеличивает мощь бошей *, Фош ее недооценивает. Они одновременно правы и не правы. Следовало бы их соединить, чтобы сделать одного человека, подлинного главнокомандующего» 32. Поскольку же это невозможно, выбор для Клемансо ясен. Его темпераменту была чужда вялая оборонительная позиция Петена, о котором он как-то раз сказал: « т него нет никаких идей и нет сердца. Он всегда мрачно оценивает события, безжалостно и сурово судит своих товарищей и подчиненных. Его военная эрудиция далека от совершенства, его действиям присуща робость, отсутствие находчивости. Это скорее администратор, чем военачальник» 33. При этом он не идеализировал и Фоша. Вскоре после совещания в Дуллане он сказал: «Я взял самого безумного, по Петен был неспособен выиграть войну» 34.
Между Клемансо и Фошем нередко возникали конфликты. Так, Фош был убежден, что, являясь главнокомандующим союзными армиями, он не подчинен премьер-министру и военному министру Франции, и Пуанкаре разделял эту точку зрения. «Должен ли г. Клемансо вмешиваться в отношения между маршалом Фошем и американскими офицерами? Думаю, что нет» 5,— писал он. ’ игр же исходил из того, что Фош — французский генерал и потому обязан ему подчиняться. Клемансо упрекал главнокомандующего за то, что он недостаточно решительно использует свои командные права, миндальничает с американскими и английскими генералами, на что Фош отвечал: «Нужно уметь руководить союзниками. Ими нельзя командовать. Одни требуют одного отношения, другие другого. Я предла-
* Боши — бранное прозвище, которым во Франции называли немецких солдат.
223
гаю им решение, но не навязываю его, и они довольны... Если бы я заставил их слишком сильно ощущать сковывающие их цепи, они бы их сбросили. Межсоюзническое командование состоит в том, что мы беседуем, объясняем, обсуждаем, убеждаем. Не отдаем приказов, а высказываем предложения» 36.
Установлением единого командования была предотвращена катастрофа, по до победы было еще далеко. В начале апреля 1918 года германское командование предприняло очередное наступление на позиции англичан, и Фошу с большим трудом удалось его остановить. Соотношение сил долго оставалось неблагоприятным для союзников, и только комплекс событий — прибытие новых контингентов американских войск, поголовная мобилизация во Франции и то обстоятельство, что, столкнувшись с массовым партизанским движением па Украине, германское военное командование на Востоке не могло перебросить крупные силы оттуда на Запад,— привел к постепенному изменению соотношения сил в пользу союзников. И все же немецкая армия была еще способна наносить сильные удары. Вот почему оптимисты не верили в возможность победы Антанты в 1918 году.
Ничего не получалось у Клемансо и в России, хотя в мае 1918 года он распорядился активно поддерживать созданный Маклаковым «Союз борьбы за возрождение России» и заверил посетившего его Керенского, что будет самым решительным образом препятствовать деятельности и распространению Советской власти. Советская власть, однако, не только не пала, опа триумфально шествовала по стране. В то же время влияние идей Октября во Франции продолжало расти, рабочие восхищались русской революцией и деятельностью Ленина, политические забастовки продолжались; несмотря на то что Тигр отправлял «зачинщиков» на фронт, антивоенное движение продолжало разрастаться.
Крайнюю враждебность рабочих («Мое самое слабое место — тыл», — признавал он) Клемансо пытался компенсировать, завоевывая авторитет у солдат. Он часто ездил на фронт, по обращая внимания па обстрелы и бомбежки («Хорошо быть тугим на ухо, — говорил он,— не слышишь воя снарядов»), добирался до передовой, ходил по окопам, расспрашивал солдат об их жизни, о семьях, отпускал соленые шутки, бравировал пренебрежением к огню вражеской артиллерии. Как-то один сержант дал ему в окопе
224
букетик цветов. Не раздумывая, Тигр вытащил из кармана часы с цепочкой и отдал сержанту, хорошо понимая, какой резонанс получит этот поступок. Л букетик он поставил иа камин в своем домашнем кабинете и завещал положить его себе в гроб.
Генерал Вейган подчеркивал, что «задачи, которые Клемансо решал па фронтах и в штабах, были пе стратегическими и не тактическими, а моральными и психологическими» 37.
Создав себе репутацию непреклонного патриота, идущего напролом к главной цели своей жизни — разгрому врага, Клемансо всеми способами пресекал любую попытку поставить эту репутацию под сомнение.
Именно в этом ключе следует оценивать его реакцию на заявление австро-венгерского министра иностранных дел графа Черника, ставшую международной сенсацией. 2 апреля 1918 года Чернин сообщил журналистам, будто незадолго до мартовского наступления германской армии Клемансо обратился к нему с запросом, согласна ли Австро-Венгрия вступить в переговоры о мире и если да, то на каких условиях. После консультации с Берлином Чернин якобы выразил согласие на переговоры, выдвинув только одно условие: Франция должна отказаться от притязания на Эльзас и Лотарингию, ио французская сторона ответила, что на такой основе мир невозможен.
Это заявление произвело во Франции огромное впечатление; оказывается, Клемансо, предавший суду Кайо и Мальви, называвший пораженцем и предателем любого, кто смеет заикнуться о необходимости искать пути к заключению мира, сам исподтишка вел от имени Франции сомнительные переговоры с противником! Враги Тигра приободрились, вспомнили, что его брат Поль женат на австрийской журналистке, что во время своих частных поездок в Карлсбад и Вену оп приобрел обширные связи в высших сферах двуединой монархии и т. д.
Узнав о заявлении Черника, Клемансо реагировал резко, отнюдь не дипломатическим языком: «Граф Чернин солгал!» — и опубликовал официальное правительственное сообщение. В нем говорилось, что еще в августе 1917 года, когда Клемансо в правительство не входил, по инициативе Австро-Венгрии начались секретные переговоры между личным другом австрийского императора Карла I графом Николаусом Ревертерой и майором Второго бюро французского генерального штаба Абелем Арманом, полу
15 Д. П. Прицкер — 612
225
чившим полномочия от тогдашнего главы правительства ибо и военного министра Пенлеве. Придя к власти, Клемансо счел полезным не прерывать этих контактов, так как они могли принести ценную информацию, но предписал Арману слушать и молчать.
Таким образом, гласило сообщение, граф Чернин полностью исказил суть дела: инициатива переговоров принадлежала не Франции, а Австро-Венгрии, их начал не Клемансо, а Рибо, об отказе Франции от Эльзаса и Лотарингии и речи быть пе могло. Чернин «не только не сказал правды, но, напротив, сказал нечто прямо ей противоположное. Мы во Франции называем такие заявления ложью ».
Самый главный козырь Клемансо приберег к концу: «Не разыщет ли граф Чернин, порывшись в своей памяти, воспоминания о другой попытке такого же характера, предпринятой в Париже и Лондоне за два месяца до акции Ревертеры особой гораздо более высокого ранга, чем он сам? Здесь, как и в деле Ревертеры, имеются документальные доказательства, причем значительно более серьезные» 38.
Австрийская сторона ответила на это сообщение маловразумительным опровержением. Тогда Клемансо объявил, что, упоминая об «особе более высокого ранга, чем Чернин», он имел в виду самого императора Австро-Венгрии Карла I, который в марте 1917 года признал справедливость и законность французских требований о возврате Эльзаса и Лотарингии. Из Вены последовало новое опровержение — теперь уже во лжи обвиняли Клемансо. В ответ он передал в печать письмо Карла I, которое тот написал брату своей жены принцу Сиксту де Бурбон-Пармскому.
Суть дела состояла в следующем: принц Сикст состоял на французской военной службе, но в начале войны был уволен в отставку. Оп был сторонником заключения мира и пытался играть роль посредника между Австро-Вопгрией и Францией. В начале 1917 года его неофициально принял Пуанкаре, потом оп встречался с императором Карлом I. В марте 1917 года принц вновь посетил Пуанкаре и вручил ему собственноручное письмо императора, в котором говорилось: «Прошу тебя передать секретно и неофициально г-ну Пуанкаре, президенту Французской республики, что я буду всеми способами, используя свое личное влияние, поддерживать перед моими союзниками справедливые
226
притязания Франции па Эльзас и Лотарингию». Передавая это письмо, Сикст просил Пуанкаре по предавать его огласке, ибо, если Вильгельм II узнает о содержании письма, Карл потеряет доверие своего союзника и не сможет влиять на ход событий. Французскшй президент дал слово хранить эту беседу в тайне. Вот почему австрийцы позволили собе опровергнуть заявление Клемансо: они полагались на честное слово Пуанкаре. Но Клемансо пренебрег моральной стороной дела и, пе задумываясь, поставил своего президента в неловкое положение.
Впрочем, в еще более неловком положении оказался Карл I, которому не осталось ничего другого, как поклясться в верности своему германскому союзнику и уволить в отставку графа Чернина. Так «низвергатель министерств» сверг министра уже за пределами своей страны. И хотя Тигр отнюдь не был так чист и невинен, как стремился себя изобразить (он, конечно, делал все возможное для отрыва Австро-Венгрии от Германии и не прочь был пойти па мир с ней), но моральным победителем в этом инциденте оказался он.
Между тем война продолжалась. 27 мая 1918 года немецкие войска вновь перешли в наступление, па этот раз северо-восточнее Парижа, между Реймсом и Суассоном, прорвали фронт и стали быстро продвигаться к столице. Шмен-де-Дам, который союзники считали неприступным, был захвачен, и 1 июня немцы находились всего в 80 километрах от Парижа. Германский кронпринц бросил клич «На Париж!», а Петен, считая оборону столицы невозможной, предлагал отдать ее без боя.
Клемансо не исключал такой возможности. «Да,— говорил он генералу Мордаку,— немцы могут взять Париж, это не помешает мне вести войну! Мы будем биться на Луаре, потом, если потребуется, на Гаронне, даже на Пиренеях, если нас вытеснят с Пиренеев, мы будем продолжать войну на море, но что касается мира — никогда! Пусть они на меня не рассчитывают!» 39 Он советовал Пуанкаре уехать в Бордо, но тот отказался и записал в дневнике: «Я опасаюсь, что воспоминания о 1870 годе могут повлиять на Клемансо, и в случае поражения он будет стремиться только к одному — красиво умереть» 40. Президент ошибся: Тигр умирать не собирался.
Оппозиция потребовала немедленного обсуждения военной обстановки. Социалисты считали, что Фош оказался банкротом, что он непригоден для роли верховного главно
15*
227
командующего, а вместе с ним ответственность за поражение должен нести Клемансо. В парламентских кулуарах почти открыто называли их преемников — Бриана и генерала Саррайля.
На этот раз Фош действительно проявил беспечность. Войсковая разведка американцев еще 15 мая сообщила ему данные о предстоящем наступлении немцев в этом секторе, но оп не принял их всерьез. В результате французы и англичане были застигнуты врасплох и отступали так поспешно, что даже не успели взорвать мосты через реку Эн. Это создало угрозу Парижу.
Клемансо так резко выговаривал Фошу, что тот даже спросил, не собирается ли Тигр предать его суду военного трибунала. Считая, что ответственность за этот просчет несет «злой гений» Фоша — начальник его штаба генерал Вейган, Клемансо сделал попытку заменить его своим человеком — генералом Мордаком, но Фош холодно отверг ее. «Мне известно, что вы хорошо служите г. Клемансо,— сказал он Мордаку,— вот и оставайтесь при нем. Генерал Вейган меня вполне устраивает, и я оставляю его при себе» .
Осуждая действия Фоша, Тигр вместе с тем понимал, что каждый удар по Фошу — это удар по нему самому. Он всячески оттягивал заседание палаты депутатов, а когда оно наконец состоялось — 4 июля, поднялся на трибуну и заявил, что ни открытое, ни закрытое обсуждение военной обстановки в условиях продолжающейся битвы недопустимо и что до ее окончания оп не будет отвечать на запросы депутатов по этому поводу. С присущей ему патетической демагогией он стал восхвалять героизм французских солдат, вызвал аплодисменты, а затем сказал: «У этих великих солдат — достойные их начальники». «Не все»,— крикнул кто-то из зала, а Тигр, понимая, что скрывается за этим возгласом, взял Фоша под защиту.
Несмотря на протесты социалистов, палата депутатов большинством в 377 голосов против 110 приняла решение отложить ответы на запросы депутатов sine dia 4 . Тигр вновь подтвердил спою репутацию оратора и одного из самых ловких парламентских тактиков. После заседания он сказал генералу Мордаку: «Конечно, я привык к парламентским трюкам, по сегодня я, право жо^ готов был уйти» 43, А потом поведал своему близкому другу Никола
— бессрочна $хат.).
228
Пьетрп: «К счастью, там уже не было Жореса. На меня набросились, да и то робко, сплошные посредственности. Жорес бы меня опрокинул, и Франции был бы каюк. Я спас этих героев, хотя они того не заслуживают» 44.
Наступление немцев удалось остановить. 13 июня Фош доложил Клемансо, что па всем фронте воцарилась тишина. Снова, как и в марте — апреле, германское командование добилось тактических успехов, по стратегической задачи решить не смогло.
Майско-июньское наступление было последним серь езпым испытанием для союзников. Правда, в июле Гинденбург и Людендорф сделали еще одну отчаянную попытку па нести решающий удар, ио на этот раз их наступление продолжалось всего два дня. Союзники не только остановили его, йо и перешли в контрнаступление, причем и тут столкнулись две стратегические концепции: Фош приказал наступать, Петен отменил наступление, а Фош, использо вав права главнокомандующего, подтвердил свой первыт приказ. К этому моменту во Франции уже находились крупные контингенты американских войск и техники, впервые обеспечившие союзникам ощутимый перевес над врагом. 24 июля Фош писал главе правительства, что «наступило время отказаться от оборонительной концепции, оправдывавшейся до сих пор численным перевесом противника, и переходить в наступление».
Условия для перехода союзников в решительное контрнаступление были действительно налицо. Германская экономика в результате блокады оказалась в катастрофическом положении, в стране назревала революционная ситуация, дисциплина немецкой армии была подорвана. 8 августа, когда Фош начал наступление, немецкие войска стали отходить. Недаром Людендорф назовет 8 августа 1918 года «самым черным днем германской армии в истории мировой войны». В тот же день Пуанкаре и Клемансо вручили Фошу маршальский жезл.
С этого момента до конца войны союзные войска медленно, но неуклонно наступали. Отходя, германская армия разрушала населенные пункты, сжигала дома, терроризировала мирных жителей, т. е. совершала преступления, юторые тогда казались верхом варварства, но бледнеют в сравнении с тем, что совершат гитлеровцы во время второй мировой войны.
Между тем в августе сенат закончил рассмотрение дела Мальви. Сначала казалось, что оно обернется серьезной
229
неприятностью для возбудившего это дело Клемансо: подавляющим большинством голосов (179 против одного при двух воздержавшихся, 178 против одного при трех воздержавшихся, 121 против 35 при 25 воздержавшихся) сенат отверг одно за другим все три обвинения, выдвинутые против Мальви: он не выдал немцам плана французского наступления, не поощрял антивоенную деятельность, не был соучастником государственной измены — гласил вердикт. Но сенаторы понимали, что оправдание Мальви повлечет за собой отставку Тигра, который не потерпит такого афронта, а его отставка в данной обстановке нежелательна. Поэтому было найдено компромиссное решение: Мальви был признан виновным в преступно небрежном отношении к своим обязанностям и приговорен к пяти годам ссылки.
События шли своим чередом: 30 сентября из войны вышла Болгария, а 4 октября новое правительство Германии, возглавляемое принцем Максом Баденским, обратилось к президенту США с просьбой взять в свои руки дело мира и заявило о своем согласии положить в его основу программу, изложенную Вильсоном в январе 1918 года в так называемых «Четырнадцати пунктах».
Война шла к концу, а в лагере победителей, еще не одержавших победу, уже появились раздоры. Пуанкаре считал, что не следует заключать перемирие с Германией до тех пор, пока ее армия пе будет окончательно раздавлена и пока ее правительство не согласится признать государственной границей Рейн. Вильсон, напротив, пе желая чрезмерного усиления Франции, был склонен к максимально мягким условиям перемирия. Клемансо боролся и против того, и против другого. С одной стороны, он боялся продолжением войны ускорить революцию в ермании, он хотел, чтобы Германия совершила то, что не удалось сделать ему самому,— задушила Советскую власть в России, а для этого она должна быть достаточно сильна. С другой стороны, оп выступал и против излишних послаблений: Франция должна получить с побежденной Германии максимум возможного.
Как мы видим, Клемансо вел большую и далеко не чистую игру, но облекал ее в благородную форму: «Я считал бы себя бесчестным человеком, если бы продлил эту войну хотя бы на один день сверх необходимого», — писал он. Когда же Пуанкаре в очередном послании высказал опасение, как бы Клемансо заключением преждевремепно-
230
го перемирия «но подрезал поджилки нашим солдатам», тот направил ему резкий ответ: «Откажитесь от своего письма, которое вы написали для создаваемой вами версии истории. Если вы его не возьмете обратно, я буду иметь честь уведомить вас о своей отставке».
Пуанкаре пытался оправдываться: «Я не хотел вас обидеть, я хотел лишь предупредить вас, что это немецкое предложение о перемирии может быть западней... Мое письмо не дает никаких оснований пи для оскорбления, которому вы меня подвергли, ни для отставки, которой вы мне угрожаете и которая была бы губительной для страны». Но Тигр был беспощаден: «Господин президент, вы пытаетесь объяснить ваше письмо, но не берете его назад, Я настаиваю на своей отставке».
Президент повторял: «Не ждите, что я приму вашу отставку, я ведь уже писал вам, что считаю ее губительной для страны». Последнее слово осталось за Клемансо: «Письмом, написанным для ваших мемуаров, вы пытаетесь создать себе ореол, представ энергичным человеком в сравнении с председателем Совета министров, чья политика в отношении Германии якобы могла умалить законны© плоды наших успехов. Этого я допустить не могу». И сш потребовал, чтобы Пуанкаре прекратил ему писать, чтобы все вопросы решались в устных беседах 4о.
Этот конфликт вновь обострил отношения между руно-водителями страны. Клемансо навсегда сохранил крайнюю неприязнь к Пуанкаре. Позднее он скажет: «Никогда w следует ставить во главе страны человека, у которого вместо сердца папки с делами. Это слишком опасно» 40.
С приближением конца войны росли опасения Тигра, как бы союзники не пожали лавры победы за счет Франции. К претензиям президента Вильсона играть роль главного миротворца он относился настороженно-враждебно.
Между тем по требованию Вильгельма II переговоры о перемирии были временно прерваны, и наступление союзников продолжалось. Только после того как Людендорф, настаивавший на немедленном перемирии, подал в отставку, Вильгельм 27 октября 1918 года согласился принять условия, выдвинутые Вильсоном в качестве основы для переговоров. 30 октября капитулировала Турция, а 3 ноября прекратила сопротивление Австро-Венгрия. В тот же день восстанием матросов и рабочих Киля началась революция в Германии.
231
4 ноября Верховный военный совет утвердил проект перемирия: через 15 дней после его подписания германская армия была обязана эвакуироваться из всех французских департаментов, Эльзаса, Лотарингии, Бельгии, Люксембурга, а еще через 15 дней — с территории па левом берегу Рейна и с полосы в 10 километров на правом берегу. Немцам цредписывалось сдать 5 тысяч пушек, 30 тысяч пулеметов, 2 тысячи самолетов (далеко не все имевшееся у германской армии оружие, так, чтобы у нее остались средства для борьбы с революцией и в собственной стране, и в России), все подводные лодки, 26 надводных судов, 5 тысяч локомотивов и 150 тысяч вагонов. Германия должна была отменить Брестский и Бухарестский (с Румынией) мирные договоры, освободить всех военнопленных. Блокаду Германии предполагалось сохранить до заключения окончательного мирного договора.
Было ясно, что конец войны близок. Клемансо, многоопытный политик, прошедший огонь и воду и медные трубы, понимая, что сейчас особенно важно заручиться поддержкой парламентариев, беззастенчиво льстил им. «Необходимо отдать должное палатам республики, которые даже в самые мрачные дни не знали колебаний, никогда не поддавались сомнению... проникнутые духом высочайшего патриотического долга твердо и неуклонно обеспечивали материальные и моральные предпосылки. Они подготовили, завоевали победу и им по праву принадлежит признательность страны» заявил он с трибуны. Чем ближе становился конец войны, тем чаще он выступал с патетическими речами, срывая аплодисменты и умножая свою популярность.
Эта деятельность принесла плоды: 5 ноября Клемансо доложил условия перемирия, подписанного с Австро-Венгрией, в палате депутатов, а 6 ноября —- в сенате, после чего сенат принял следующий закон:
«Статья первая. Армии и их командиры; правительство республики, гражданин Жорж Клемансо,, председатель Совета и военный министр; маршал Фош, главпокоманду-щий союзными армиями,— заслужили глубокую благодарность отечества.
Статья вторая. Текст настоящего закона будет выгравирован и навечно вывешен во всех мэриях и школах республики».
В тот же день германское правительство, напуганное разрастающейся революцией, назначило делегацию для
232
переговоров о перемирии и попросило временно прекратить огонь. Фош ответил: «Если полномочные представители Германии желают встретиться с маршалом Фошем, чтобы обратиться к нему с просьбой о перемирии, им следует прибыть к французским передовым позициям на дороге Шимэ-Фурми — Ла-Капель — Гиз. Отдан приказ встре-48 тить их и доставить к месту встречи» .
8 ноября эта встреча состоялась в салон-вагопе Фоша, стоявшем у разъезда Ретонд в Компьснском лесу. Немецким представителям были вручены условия перемирия и предоставлен для раздумья срок в 72 часа. Никаких изменений в текст вносить не разрешалось — германское правительство могло либо принять их целиком, либо отвергнуть.
За эти 72 часа в Германии произошли огромной важности события: революция пришла в Берлин, кайзер Вильгельм II бежал в Голландию, было образовано правительство во главе с социал-демократом Фридрихом Эбертом, который распорядился принять предложенные союзниками условия. Подписание перемирия состоялось в салон-вагопе Фоша 11 ноября 1918 года в 5 часов утра, а в 11 часов артиллерийский залп возвестил об окончании первой мировой войны — с этой минуты военные действия прекратллись. Толпа ликующих парижан устремилась на площадь Согласия и сорвала черный креп, которым с 1871 года была накрыта статуя, изображающая город Страсбург. Колокольный звон всех церквей, Франции славил победу.
После подписания перемирия Фош вручил его подлинник главе правительства. Клемансо информировал об этом Пуанкаре и попросил созвать заседание Совета министров, которое по традиции проходило под председательством президента республики. Когда министры собрались, Пуанкаре официально объявил, что война окончена, и воздал хвалу Клемансо. «Вы зажгли священное пламя в сердцах всех солдат, в сердцах всех французов», — сказал он.
В 4 часа дня открылось заседание палаты депутатов. Когда в зал вошел Клемансо, депутаты, поднявшись со своих мест, устроили ему бурную овацию. Клемансо поднялся на трибуну. Его руки в серых перчатках дрожали от непривычного волнения. Он зачитал текст перемирия, а затем, наклонившись к депутатам, добавил: «Господа, теперь, когда соглашение о перемирии прочитано, в этот великий, грозный и великолепный час мне кажется, что мой долг исполнен... От имени французского народа, от
233
имени Французской республики я шлю вновь обретенным Эльзасу и Лотарингии привет единой и неделимой Франции». Присутствующие стоя долго аплодировали Клемансо.
Воздав дожное па самых высоких нотах погибшим и живым, Клемансо покинул трибуну. Зал запел «Марсельезу». Председатель палаты Поль Дешанель прославлял «благословенный день, ради которого мы жили 47 лет. ... Прошли полвека, и вот завтра мы будем в Страсбурге и Меце! Нет человеческих слов, которые могут выразить паше счастье!» 49.
В конце заседания палата одобрила текст принятого сенатом закона о благодарном отечестве. Против него проголосовал только лидер социалистов Ренодель. А Тигр уже ' црибыл в сенат, где совершилась такая же церемония и было принято постановление установить в галерее Люк-сембургскрго дворца бюсты Клемансо и Фоша.
Затем Тигр поехал в военное министерство на улицу Сен-Доминик. У здания собралась бескрайняя толпа. Здесь впервые он услышал в свой адрес слова «Рёге la victoire» («отец победы»), которые подхватила пресса.
Пуанкаре записал в дневнике: «Палата устроила вчера Клемансо ... неописуемую овацию. Пресса сегодня возносит его до небес. Для всех он — освободитель оккупированных земель, организатор победы. Оп один олицетворяет Францию. Фош исчез, армия исчезла. Что же до меня, то я, разумеется, не существую. Четыре военных года, па протяжении которых я возглавлял государство, полностью забыты» 50.
Так Жорж Клемансо достиг вершины своей политической карьеры. Буржуазная пресса превозносила Тигра, в его адрес шли поздравительные телеграммы от коронованных особ, глав государств и правительств, политических и военных деятелей... Союзные державы наградили его высшими орденами.
Пролив реки крови, Клемансо способствовал победе Антанты в Кировой империалистической войне. В день, когда было подписано перемирие, он сказал, что считает свою миссию исчерпанной. На самом деле он намеревался оставаться у власти до решения еще двух задач: довести до победы интервенцию в Советской России и добиться заключения мирного договора, обеспечивающего гегемонию Франции в Европе. Очень скоро стало ясно, что оп переоценил свои силы.
234
9
«УТРАТИВШИЙ ПОБЕДУ»
Ну а теперь нужно выиграть мир. Это, пожалуй, еще труднее, чем выиграть войну !.
Первая мировая война стоила Франции очень дорого: 1 324 тысячи убитых, 2 800 тысяч раненых, 600 тысяч калек. Индустриальные северные и восточные департаменты подверглись опустошению. Было разрушено 565 тысяч зданий, повреждено 6 тысяч километров железнодорожных путей и 52 тысячи километров шоссейных дорог. Торговый флот потерял половину своего тоннажа. Добыча угля сократилась на 36 процентов, выплавка стали — па 60, сбор зерновых — на 38, национальное богатство — па 25 процентов. Поголовье скота уменьшилось па 13,5 миллиона. Резко возрос государственный долг, франк потерял две трети своей довоенной стоимости, страну захлестнула волна невиданной инфляции 2.
В первые дни после заключения перемирия французы, не думая об утратах, упивались долгожданным миром. Народ ликовал: двое суток па улицах городов и деревень люди танцевали, распевали «Марсельезу» и народные песни, качали солдат, славили «отца победы».
На 17 ноября был назначен торжественный молебен в честь победоносного окончания войны, по атеист Клемансо запретил своим министрам идти в собор Нотр-Дам. Пуанкаре, стремясь избежать конфликта с Тигром, тоже не пошел и ограничился тем, что отправил на молебен свою жену.
Французская академия обратилась к Клемансо с просьбой дать согласие баллотироваться, но получила отказ. Впервые за всю свою историю нарушив устав, «бессмертные» единогласно избрали Клемансо членом академии без его согласия. Не хотели отстать и медики: ведь «отец победы» по образованию врач. Принимая делегацию Академии медицинский наук, Тигр с усмешкой сказал: «Интересно, в какую секцию вы меня определите. Разве что в секцию больных» 3.
Казалось, что положение Клемансо прочно, как никогда. В освобожденном Меце Пуанкаре, поддавшись сен-
235
тимснтальному порыву, обнял и расцеловал его. Жители Страсбурга устроили ему торжественную встречу.
До сих пор на вопрос, как он представляет себе будущий мир, Клемансо, отмахиваясь, отвечал: «Сейчас нужно выиграть войну, об остальном будем думать потом». Теперь этот момент настал. Приближалась мирная конференция. Отношения с союзниками и во время войны были нелегкими, а теперь предстояла ожесточенная борьба за добычу. По мнению многих французских политиков, Клемансо не был подходящим человеком для подобной деятельности. Одно дело, не считаясь с потерями, идти напролом для достижения победы — тут он незаменим, другое дело — вести хитроумную дипломатическую игру — здесь нужен человек погибче и помоложе. Сейчас Франции требуется новый Талейран, а не старый Клемансо, нашептывали друг другу депутаты в парламентских кулуарах. Ну, а Клемансо как всегда был убежден, что никто лучше него не сможет отстоять интересы Франции.
Нужно было срочно готовить программу для мирной конференции. Созданные ранее комиссии по послевоенному урегулированию — одна под председательством известного историка Эрнеста Лависса, другая — сенатора Жана Мореля, третья (по Лиге наций) — Леона Буржуа — работали медленно и академично, словно бы речь шла не о животрепещущих проблемах завтрашнего дня, а об отвлеченных теоретических сюжетах. Только после того как Клемансо поручил своему энергичному помощнику Андре Тардье взять на себя координацию действий комиссий и активизировать их, дело пошло быстрее.
• К концу ноября был разработан меморандум, излагавший позицию Франции по поводу основных задач мирной конференции, повестки дня и процедуры ее работы. В основе меморандума лежали империалистические планы французской буржуазии: Франции не только возвращаются Эльзас и Лотарингия, опа должна получить также богатую углем Саарскую область. Западная граница Германии пройдет по Рейну, а территории, расположенные по левому берегу Рейна, станут автономными государствами и будут оккупированы французскими войсками до тех пор, пока Германия не выполнит все условия мирного договора, включая и выплату огромных репараций победителям. Кроме того, предполагалось расширить французскую колониальную империю за счет германских владений в Африке и турецких — в Азии. Выполнение этой программы означа
236
ло бы расчленение и ослабление Германии. Имелось в виду также создание системы направленных одновременно и против Германии, и против Советской России союзов Франции с восточноевропейскими государствами — Польшей, Чехословакией, Югославией, Румынией, что обеспечило бы французскую гегемонию в послевоенной Европе 4.
30 ноября 1918 года Клемансо поехал в Лондон, чтобы обсудить эти предложения с Ллойд Джорджем.
В Англии французскому премьеру устроили пышную встречу, но переговоры выявили глубокие расхождения по основным вопросам. Ллойд Джордж не стал возражать против того, чтобы мирная конференция проходила в Париже, но этим его уступки и ограничились.
От контактов с президентом США Вудро Вильсоном Клемансо тоже не ждал ничего хорошего. Трудно было найти двух столь противоположных политиков: Клемансо — скептик, прагматик, ярый националист, Вильсон — мечтатель, мнящий себя новым Иисусом, который призван принести человечеству вечный мир и справедливость. Тигра, хорошо знавшего подлинную цену демагогии, не мог не раздражать тот неподдельный восторг, с которым 14 декабря парижские обыватели встречали новоявленного американского апостола. Его имя было у всех на устах, а резиденция на улице Монсо стала местом паломничества французских и иностранных государственных деятелей. В честь Вильсона были организованы приемы сначала в сенате, а затем в палате депутатов. Парламентарии стоя приветствовали его длительной овацией. Впервые в истории Третьей республики глава иностранного государства получил слово в парламенте.
Вильсон носился тогда с идеей Лиги наций — главным своим детищем, а Клемансо относился к ней с нескрываемым скептицизмом. По его глубокому убеждению, мир, который будет создан в Париже, сможет держаться не на принципах морали, а только на силе. Первая встреча с президентом США 16 декабря 1918 года подтвердила пессимистические предположения Клемансо: ему придется вести борьбу с дуэтом Вильсон — Ллойд Джордж, которые отнюдь нс расположены отдавать Европу под контроль Франции.
Между тем опьянение победой прошло, и французы вернулись к обыденной жизни, которая не становилась легче. «Угля не хватает, масла пет, достать десяток яиц очень трудно; сахар стал предметом роскоши, мясо непре-
237
рывпо дорожает, все стоит невероятно дорого. «Чрево Парижа» опустело. Процветают черный рынок, коррупция, спекуляция, хищения. Нехватка транспортных средств достигла такой остроты, что пе удается обеспечивать продовольствием освобожденные районы. Повсюду царит беспорядок» 5,—- писал один наблюдатель зимой 1918/19 года.
Государственный бюджет иа 1918 год предусматривал доходы в размере 7,6 миллиарда франков при расходах в 41,4 миллиарда. Таким образом, был запланирован рекордный дефицит в 34,3 миллиарда франков. Ненамного лучшим оказался и бюджет 1919 года с дефицитом в 27 миллиардов франков6. Недовольство охватывало все более широкие слои трудового населения, прежде всего рабочих, о которых Шастене писал: «Советы оказывают гипнотическое воздействие на значительную часть французского рабочего класса... Великий пожар зажегся в Восточной Европе, его зарево уже освещает Центральную Европу, так почему бы ему пе воспламенить и Францию?» 7 15 декабря 1918 года па съезде профсоюзного объединения ВКТ даже реформист Жуо был вынужден провозгласить программу-минимум, включавшую требования 8-часового рабочего дня, национализации железных дорог и угольных шахт, равной оплаты женского и мужского труда, введения системы коллективных договоров на предприятиях. Но эта программа, еще совсем недавно казавшаяся пределом мечтаний, сегодня уже не устраивала многих синдикалистов — под влиянием русской революции во французском профсоюзном движении усиливалось левое, антиреформистское крыло.
Попытки Клемансо добиться «социального мира» успеха не имели. Рабочие не желали терпеть такие же лишения, как во время войны, и требовали повышения заработной платы, принятия решительных мер против спекулянтов, увеличения пенсий. «Их вдохновлял пример большевистской России» 8,— признавал буржуазный историк Бонфу. Число членов профсоюза выросло с 941 тысячи в 1913 году до 1 473 тысяч к концу 1919 года. Ширилось забастовочное движение: в 1919 году было зарегистрировано 2026 забастовок, в которых участвовало свыше 1 миллиона человек 9. В январе бастовали рабочие общественного транспорта и железнодорожники, в марте — государственные служащие.
Взрыв возмущения вызвал приговор убийце Жореса Раулю Виллену. В годы войны его не судили, опасаясь, как
238
бы процесс, пробудив политические страсти, не подорвал «священное единство нации», и лишь 24 марта 1919 года убийца предстал перед судом. Виллен, ничтожный тип, работавший до ареста надзирателем в одном из парижских коллежей, ненавидел социалистов, но по подсказке своего адвоката изображал себя на суде пламенным патриотом и объяснял свое преступление тем, что Жорес, выступая против принятия закона о трехлетней военной службе, наносил ущерб обороноспособности Франции. Эта версия понравилась судьям, по трудно было предположить, что они осмелятся оправдать убийцу. Даже адвокат просил суд не об оправдании, а об «умеренном наказании, которое приведет к социальному умиротворению».
Неожиданно на помощь преступнику пришел известный историк, бывший деятель социалистической партии Александр Зеваэс. Оп заявил, что Виллен руководствовался высокими идейными побуждениями и во имя победы над Германией, которой он так страстно желал, должен быть оправдан i0. Эти доводы возымели действие: Виллен был оправдан и тут же освобожден из-под стражи *. Волна негодования прокатилась по стране. В знак протеста в Париже состоялась стотысячная демонстрация.
В борьбе против рабочего движения Клемансо проводил политику кнута и пряника. Он счел необходимым пойти на некоторые уступки: узаконил коллективные договоры профсоюзов с предпринимателями, а 8 апреля 1919 года внес в парламент законопроект, гласивший: «Продолжительность рабочего дня рабочих и служащих обоего пола и любого возраста на промышленных и торговых предприятиях не может превышать 8 часов в день или 48 часов в неделю» н. Текст был дополнен словами «без снижения заработной платы» и приобрел силу закона. «Речь идет об одном из самых давних и справедливых требований французской демократии, — заявил Клемансо в прениях,—и сейчас, после войны, во время которой пуалю без оглядки проливали свою кровь, невозможно не удовлетворить это их требование» 12.
За уступки рабочим Клемансо требовал от них безоговорочной поддержки его политики. «Я уже стар, дайте же мне довести дело до конца,— демагогически говорил он, прини
* В 1937 году, во время гражданской войны в Испании, Виллен, находившийся па оккупированном мятежниками и итальянцами острове Мальорка, был убит при бомбардировке острова республиканскими самолетами.
239
мая делегацию ВКТ.— Я, наверное, последний представитель прежнего порядка вещей. После моего ухода хозяевами станете вы. Дворянство и буржуазия поочередно доказали свою несостоятельность. Теперь/ останетесь одни вы, рабочие» 13. Под страхом тюремного заключения он запретил манифестации, публичные митинги, предъявление петиций; по его приказу была жесточайшим образом разогнана демонстрация 1 мая 1919 года в Париже. Все это не проходило бесследно: образ Клемансо-тирапа вытеснял из сознания французов образ «отца победы».
В связи с предстоявшим открытием мирной конференции парламентарии требовали обсуждения внешней политики Франции и позиции французского правительства па конференции, и, хотя Тигр не был намерен открывать свои карты, оп в конце концов согласился провести дебаты, которые продолжались целые сутки — 29—30 декабря 1918 года. От имени правительства выступил Пишон. Лейтмотивом его выступления было положение в России. Министр иностранных дел пытался создать впечатление, будто дела белых идут неплохо: на Урале они добились «серьезных успехов», Мурманск и Архангельск оккупированы двадцатитысячпым экспедиционным корпусом Антанты, в Омске Колчак создал правительство, при нем состоит главным советником французский генерал Жанен. Пишон подтвердил решимость Франции продолжать интервенцию в России, ибо, заявил он, «невозможно добиться справедливого мира до тех пор, пока на русских просторах сохраняется Советская власть» 14. Комментируя это заседание малаты депутатов, Эрланже писал: «Так говоривший устами своего министра Клемансо, который считал себя верным памяти Бланки, тот самый Клемансо, который в молодости призывал жителей Септ-Аптуанского предместья сооружать баррикады и объявлял себя защитником рабочих, превратился теперь в непримиримого врага Октябрьской революции» 15.
Социалисты требовали, чтобы правительство четко изложило принципы, которые оно собирается отстаивать на мирной конференции. Некоторые предлагали включить в состав французской делегации опытных дипломатов (имелся в виду прежде всего Бриан). Клемансо даже не счел нужным подняться на трибуну. Со своего места он произнес импровизированную речь: раскрывать тактику Франции на предстоящей конференции он по намерен, а в состав французской делегации включит тех, кого сочтет
240
нужным. Он поставил вопрос о доверии, получил 386 голосов «за» и лишь 89 — «против», а через несколько дней объявил состав возглавляемой им делегации па мирную конференцию: Пишон, Клотц, Тардье, бывший французский посол в Берлине Жюль Камбон, т. е. то, кто будет безоговорочно выполнять его директивы. Во главе секретариата конференции был поставлен французский посланник в Берне Дютаста, по слухам — внебрачный сын Клемансо. Что же касается Бриана, то о нем Тигр но желал и слышать: в день подписания перемирия не подал ему руку, в другой раз заставил два часа просидеть в приемной, но так и не принял, а когда кто-то осмелился посоветовать ему включить Бриана в делегацию, высокомерно заявил: «Нельзя запрягать в одну упряжку чистокровного рысака и жабу».
Близился день открытия мирной конференции. В Париж съезжались делегации. Среди прибывших были представители тех стран, которые участвовали, в войне против Германии и ее союзников, и тех, которые только объявили ей войну, и тех, которые ограничились разрывом дипломатических отношений, и даже тех, которые в войне не участвовали, но тем не менее надеялись поживиться при разделе добычи. Приехали как официальные лица, так и самозванцы, действовавшие от имени различных политических группировок и эмигрантских организаций, которые считали конференцию удобным местом для предъявления всевозможных притязаний. Представителей Германии и ее союзников на конференцию не допускали до тех пор, пока не будут выработаны условия мирных договоров. Вопиющей несправедливостью было решение не приглашать в Париж представителей правительства Советской России — страны, народ которой ценой огромных жертв спас союзников от полного разгрома уже в самом начале войны.
Чуть ли не все главы делегации добивались аудиенции у Клемансо, который с самого начала предупредил президента Вильсона, рассчитывавшего занять председательское кресло, что по традиции председательствовать должен глава правительства той страны, где происходит конференция.
Уже при обсуждении процедурных вопросов Клемансо потерпел первое поражение: по настоянию Вильсона и Ллойд Джорджа официальным языком конференции наряду с французским, которого оба они не знали, был объявлен также и английский (до этого времени един-
1G Д. II. Прицкср — 612
241
ствепным дипломатическим языком считался француз* ский).
18 января 1919 года в здании министерства иностранных дел на Кэ д’Орсэ состоялось торжественное открытие Парижской мирной конференции. Пуанкаре произнес краткую вступительную речь, Клемансо был избран председателем.
Еще до официального открытия конференции по предложению Тигра был учрежден Совет десяти, которому предстояло подготовить тексты мирных договоров. Совет этот заседал с 12 января по 24 марта 1919 года почти ежедневно, а то и по два раза в день. В дальнейшем были созданы 52 комиссии, которым Совет десяти поручил подготовку условий договора по отдельным проблемам — репараций, Лиги наций, государственных границ, ограничения вооружений, экономики и финансов и другим.
Нараставшие противоречия между странами-победительницами привели к тому, что вскоре даже Совет десяти оказался слишком широким. 24 марта было решено создать Совет четырех (Вильсон, Ллойд Джордж, Клемансо и Орландо) и приглашать на его заседания представителей Японии лишь в тех случаях, когда обсуждались вопросы, непосредственно ее касающиеся. Заседания обычно проходили в резиденции Вильсона, реже — у Ллойд Джорджа, иногда — в военном министерстве на улице Сан-Доминик или в министерстве иностранных дел. По предложению Клемансо содержание переговоров должно было храниться в тайне, ибо, заявил он, только при этом условии «можно продвигаться вперед, не бояться изменить свое мнение, когда это требуется, и гово эить прямо, пе заботясь о дипломатических условностях» 16.
Поскольку после разгрома итальянских войск при Ка-поретто с Италией и ее представителем в Совете четырех Орландо союзники почти не считались, судьбы мира пыталась тогда решать «большая тройка»— Вильсон, Ллойд Джордж и Клемансо. Государственный секретарь США Лансинг утверждал, что «доминирующей фигурой на Парижской конференции», «самым сильным из сильных людей, участвовавших в парижских переговорах», был Клемансо. «Он напоминает старого китайского мандарина: темный цвет лица, выдающиеся скулы, большой лоб, выпуклые брови, острый взгляд, длинные опущенные седые усы, короткая шея, широкие округлые плечи, коренастая фигура... Поразительный тип человека, в котором ощуща
242
ются огромная сила интеллекта, самообладание, холодная, непреклонная воля... Он с восточным стоицизмом наблюдал за ходом событий, стремясь нигде не упустить интересы Франции, которым были посвящены все его помыслы и вся его энергия» ,— писал Лансинг.
На заседаниях Совета четырех Клемансо держался, как правило, спокойно, говорил гораздо меньше, чем Вильсон и Ллойд Джордж, предпочитал, чтобы требования Франции, которые, как он предвидел, вызовут сопротивление партнеров, формулировали другие французские представители, и приглашал для этого па заседания то Фоша, то Лушера, возглавлявшего комиссию по репарациям, то Тардье, то Клотца. Лишь изредка, выслушав нс понравившееся ему выступление американского президента или британского премьера, он взрывался, произносил резкую речь под девизом: «Нет уж, этого я допустить не могу» — и вновь замолкал. Зато на пленарных заседаниях, которые созывались очень редко, он давал волю своим диктаторским замашкам. Надежды малых стран, что они получат возможность принять активное участие в подготовке мирных договоров, не оправдались. «Я не намерен обсуждать с Кубой или с Гондурасом вопрос о правах Франции» 18,— надменно заявил Тигр. Во время выступлений представителей малых стран оп то дремал, то грубо обрывал ораторов и прекращал обсуждение. Лансинг отмечал, что па этих заседаниях «царил неприкрытый деспотизм Клемансо» 19.
Со дня открытия конференции Клемансо тратил массу времени на подготовку к заседаниям и на сами заседания. При этом он продолжал заниматься правительственными делами, не желая никому их передоверять, и оставался военным министром.
19 февраля около 9 часов утра, когда Тигр направлялся в свою резиденцию на улице Сан-Доминик, какой-то молодой человек выпустил по его автомобилю девять пуль из револьвера. Одной из них Клемансо был ранен в правую лопатку. Пока машина возвращалась на улицу Франклина и прибыл врач, он потерял много крови, но рана оказалась неопасной. Извлекать пулю, учитывая преклонный возраст раненого, его врач профессор Госсе не решился. «Если бы она прошла на несколько миллиметров левее или правее,—-сказал Госсе,— прогноз был бы совсем иным» 20.
Покушавшегося тут же арестовали. Это был столяр Эмиль Коттен. На суде он объяснил свой поступок желанием отомстить Клемансо,за запрещение деятельности анар
16*
243
хистской организации, к которой он. Коттон, принадлежал. Военный трибунал приговорил его к смертной казни, но Пуанкаре по просьбе Тигра заменил смертную казнь десятилетним тюремным заключением *.
Хотя врачи предписали Клемансо строгий постельный режим, он уже в день покушения прогуливался по саду, а через несколько дней явился па заседание Совета десяти. «В газетах писали,— рассказывал он своему секретарю,— будто при моем появлении в палате депутаты зааплодировали. Так вот, Марте, знайте: когда я вошел, пи один человек не захлопал, ни один! А ведь в моем теле сидела пуля... Я ведь нс пытался кончать самоубийством, черт возьми! Так вот, повторяю: ни одного хлопка» 2I.
В центре внимания Совета десяти, а затем и Совета четырех находился вопрос о России, официально в повестке дня не фигурировавший. Как известно, Антанта в это время уже начала открытую антисоветскую интервенцию: па севере высадились английские, американские, французские войска, на Дальнем Востоке — японские. В ночь па 16 ноября 1918 года англо-французская эскадра вошла в Черное море и вскоре высадила десанты в Одессе и Севастополе. Часть сил была направлена на Украину, Кавказ, в Среднюю Азию. Однако повсюду интервенты терпели поражения.
При обсуждении вопроса о положении в России Клемансо занимал крайне агрессивную позицию, требуя создать против Советской России сплошной фронт от Балтийского до Черного моря и посылать союзные войска в глубь страны, во все районы, где действовала российская бе-логвардейщипа. Ллойд Джордж и Вильсон считали такую политику опасной. «Я борюсь против большевизма, — заявил английский премьер-министр, опасавшийся, как бы под влиянием русской революции пе произошло восстание английских солдат, — но не военной силой, а пытаясь 22 устранить причины, его породившие» .
Начальник штаба армии США генерал Блисс, отметив, что вопрос о положении в России стоит в центре дебатов, происходящих в Совете четырех, отверг .лживые пропагандистские утверждения лидеров Антанты, будто бы большевизм получает поддержку от Германии. Он не согласился с мнением Клемансо и Фоша, что распространение
* После ухода Клемансо в отставку Коттена выпустили на свободу, и Тигр был этим возмущен.
244
большевизма можно остановить при помощи каких-то барьеров.
Вильсон убедился, что для прямой вооруженной интервенции против Советской России, к которой призывали французские лидеры, у Антанты нет ни достаточного количества войск, ни материальных средств, ни необходимой поддержки общественного мнения. «На мой взгляд,— утверждал он,— пытаться остановить революционное движение армиями — все равно что пытаться остановить морской прилив метлой. К тому же армии могут сами оказаться зараженными большевизмом, против которого им велят сражаться. Между этими силами, которые мы пытаемся противопоставить друг другу, существуют ростки взаимной симпатии, — признал американский президент.— Единственный способ борьбы против большевизма состоит в том, чтобы ликвидировать причины его возникновения, причем и эта задача невероятно трудна, ибо мы сами точно не знаем, в чем эти причины заключаются» 23.
В этих дебатах принял участие и Орландо. По отношению к России, заявил он, можно проводить только две политики: либо пытаться идти до Москвы и уничтожить большевизм силой, либо признать Советское правительство и установить с ним нормальные контакты. «Мы же пытались вести и ту и другую политику одновременно и потерпели полную неудачу... Настоящей войны против России мы вести пе можем, но фактически находимся с ней в состоянии войны, а общественное мнение на ее стороне, так как Россия защищает свою территорию от нападения извне».
Клемансо окончательно убедился, что солдаты Антанты, направленные в Россию, вдохновлялись идеями Ленина, когда в апреле 1919 года на юге России произошло восстание французских матросов и солдат. Отдельные выступления такого рода имели место и раньше. Так, в феврале 58-й пехотный полк отказался наступать па Тирасполь, был разоружен и отправлен в Марокко; в марте группа солдат 176-го пехотного полка не подчинилась приказу расстрелять арестованных русских рабочих; тогда же французские власти казнили учительницу Жанну Ля-бурб, которая вела в Одессе революционную пропаганду среди французских солдат *; саперы из 7-го саперного
* Жанна Лябурб — францу женка, с 1896 года жившая в России. Принимала участие в российском рабочем движении, после Октябрьской революции создала в Москве французскую коммунистическую группу, а во время французской оккупации Одессы возглавляла «Иностранную
245
полка стали брататься с красноармейцами. В связи с этими событиями правительство Клемансо было вынуждено поспешно эвакуировать Одессу.
Против интервенции боролись и трудящиеся в самой Франции: происходили массовые манифестации солидарности с Советской Республикой. Левый социалист Марсель Кашей говорил в палате депутатов 24 марта: «Так отныне будут заканчиваться все попытки чинить насилие против народов. Они приведут к тому, что народы осознают свою солидарность в нужде, в жертвах и в борьбе... Слово теперь за социальной революцией» 24,
Кульминационным пунктом движения против интервенции стало начавшееся 19 апреля 1919 года на рейде Севастополя восстание матросов ряда кораблей военно-морского флота — броненосцев «Жан Барт», «Жюстис», «Франс», крейсера «Вальдек-Руссо», миноносца «Проте» и других. Матросы отказались подчиняться приказам, пели «Интернационал», поднимали красные флаги. Как признал позднее морской министр Лейг, у них были найдены произведения В. И. Ленина, переведенные на французский язык 25. Пришлось срочно уводить мятежную эскадру из Черного моря.
С участниками восстания сурово расправились: несколько человек были приговорены к смертной казни, замененной длительными каторжными работами, многие — к 20, 18, 15 годам каторги 26. Реакционная газета «Матэн» писала: «С востока доносится печальный звон колоколов. Одесса во власти большевиков. Победившая во всем мире Антанта — Британская империя, Французская республика, Соединенные Штаты и их союзники — вся эта сила отступила под ударами нескольких отрядов московских Советов».
После,этих событий весной 1919 года Клемансо перестал требовать активной интервенции Антанты против Советской России и на заседаниях Совета четырех молчаливо присоединялся к точке зрения Вильсона и Ллойд Джорджа — сосредоточить все усилия на помощи белогвардейцам, тем более что весной 1919 года на ряде фронтов временно сложилась благоприятная для них обстановка.
Помощь Антанты Колчаку и Деникину шла непрерывным потоком. Французский генерал Жапен заключил в Сибири с Колчаком соглашение о сотрудничестве. Благо-коллегию», созданную при подпольном Одесском комитете большевист-скои партии.
246
даря американской, английской и французской поддержке Колчак создал 300-тысячную армию, которая к марту 1919 года дошла до Уфы и Бугульмы. Деникин тоже перешел в наступление на юге 2 .
7 мая на заседании Совета четырех Ллойд Джордж, принимая желаемое за действительное, говорил: «На наших глазах происходит полный крах большевизма, так что ... настал момент выработать политику по отношению к России... Колчак вот-вот соединится с силами архангельского правительства; вполне вероятно, что он скоро вступит в Москву и создаст там новое правительство» .
26 мая Совет четырех сообщил Колчаку, что США, Англия, Франция и Италия готовы признать его главой будущего правительства России при условии, что после взятия Москвы он созовет Учредительное собрание, признает независимость Польши и Финляндии, а также автономию Прибалтики и Кавказа.
В начале июня Колчак прислал весьма уклончивый ответ. Оп писал, что большинство депутатов Учредительного собрания, избранного в 1917 году, «стоит сейчас па стороне Советов», а срок новых выборов не назвал. В послании содержалось туманное обещание «предоставить хлебопашцам право владеть даруемыми землей продуктами и поддержать рабочие организации». Однако даже столь невразумительный ответ показался лидерам Антанты «превосходным», и они решили и впредь оказывать Колчаку полную поддержку 2 .
Вскоре, однако, стало ясно, что они делили шкуру неубитого медведя. На заседании Совета четырех 17 июня царило совсем иное настроение. Генерал Блисс сообщил о тяжелых поражениях Колчака, отброшенного на 300 километров, о враждебности населения Сибири белогвардейцам, о том, что падение Петрограда не предвидится. «Я не верю, что Колчак победит Ленина... По-видимому, большевики хорошо ведут свои военные дела», — констатировал Ллойд Джордж.
С этого момента лидеры Антанты стали уповать па перерождение советского строя. «Наши информаторы,— заявил английский премьер,— утверждают, что большевики все дальше отходят от своей доктрины и у них создается государство, ничем существенным не отличающееся от буржуазного» 30.
Итоги обсуждения «русского вопроса» на Парижской мирной конференции показывают, что все члены Совета
247
четырех были враждебны Советской России. Разногласия между ними касались только методов ее удушения. Прямая интервенция — линия Клемансо — успеха не принесла, и летом 1919 года Антанта начала поворот от принципа «задушить с помощью войны» к принципу «задушить с помощью торговли».
Центральной в работе Совета четырех и всех других органов Парижской мирной конференции, естественно, была германская проблема. Здесь все вызывало споры, а подчас и ожесточенные столкновения — вопросы о границах, о репарациях, об оккупации части немецкой территории, об ответственности кайзера и германского правительства за развязывание мировой войны и многие другие. Ход подготовки Версальского договора подробно освещен в советской и зарубежной историографии, поэтому мы сосредоточим внимание на тех аспектах, которые позволяют наиболее четко проследить позицию Клемансо и суть его разногласий с американцами и англичанами.
27 марта Вильсон сформулировал позицию США по отношению к Германии: необходима умеренность. Было бы непростительной ошибкой дать ей основания стремиться к реваншу. Чрезмерные требования станут ростками повой войны, поэтому не следует допускать несправедливостей в отношении побежденной страны. Ллойд Джордж поддержал эту точку зрения, смысл которой состоял в стремлении не допустить гегемонии Франции на Европейском континенте и использовать достаточно сильную Германию против Советской России.
Поскольку речь зашла о принципиальных вопросах, Клемансо счел необходимым пространно изложить свои взгляды: конечно, не следует злоупотреблять победой и ущемлять национальные чувства народов побежденных государств, но при этом нельзя забывать и о своих интересах. Добившись победы ценой огромных жертв, мы должны обеспечить себе ее плоды. «Посмотрите на германских социал-демократов. Они называли себя братьями наших и ваших социалистов, но потом мы увидели, что они верно служили императорскому правительству, а сегодня служат Шсйдомапу, окруженному старым бюрократическим персоналом империи во главе с Ранцау»,— заявил Тигр и, обосновывая особую чувствительность Франции к решению Германской проблемы, добавил: «Америка далеко, она защищена океаном. До Англии не смог добраться сам Наполеон. Вы оба находитесь вне опасности, а мы пот» 31. И,он
248
вновь предъявил главную территориальную претензию Франции: ее восточная граница должна проходить по Рейну.
Эта речь, как и следовало ожидать, не убедила партнеров Тигра. «Вы хотите создать новую Эльзас — Лотарингию»,— ответил Вильсон. Английский премьер поддержал его. Речь Ллойд Джорджа свелась к тому, что «мир для Германии будет и без того тяжелым, так что не следует усугублять эту тяжесть несправедливостью. Не нужно допускать, чтобы немцы закрыли статуи своих городов, захваченных Францией, черным крепом, как это сделали французы на площади Согласия» 32.
Решительное противодействие союзников установлению границы по Рейну грозило завести переговоры в тупик, но тут — это произошло 14 марта — Вильсон и Ллойд Джордж внесли повое предложение: граница Германии с Францией останется такой же, как до 1871 года, но США и Англия дадут формальные гарантии ее неприкосновенности и в случае германской агрессии окажут Франции эффективную военную помощь.
Клемансо этот вариант поправился. Добившись согласия своих партнеров запретить ввод немецких войск не только на территорию западнее Рейна, по и в пятидесятикилометровую демилитаризованную зону на правом берегу, настояв на оккупации левобережья Рейна и на том, что ввод германских войск в демилитаризованную зону будет рассматриваться как агрессия, влекущая за собой немедленную помощь Англии и США, Клемансо принял это предложение, которое гласило: «Президент США обязался передать на рассмотрение сената США, а премьер-министр Великобритании обязался передать на рассмотрение британского парламента обязательство, с согласия Совета Лиги наций, предоставить Франции немедленную помощь в случае неспровоцированной агрессии против нее со стороны Германии» 33. Принимая это предложение, Клемансо еще не подозревал, какую >бурю вызовет его согласие не требовать присоединения Рейнской области к Франции.
Дело в том, что французские монополии связывали с присоединением Рейнской области далеко идущие расчеты: объединение в рамках одного государства лотарингской железной руды и рурского угля; включение в состав Франции важнейшего германского промышленного района должно было превратить ее в могучую индустриальную державу. Монополисты были раздражены тем, что Клемансо
249
упустил столь ценную добычу, и повели против него хорошо организованную кампанию, которую возглавил Фош. Он категорически возражал против договоров о гарантиях, утверждая, что без Рейнской области Франция окажется беззащитной и никакие гарантии ей не помогут: в случае германской агрессии она потерпит поражение еще до того, как англо-американские войска сдвинутся с места.
С этого времени конфликт между Клемансо и Фошем стал усиливаться. Игнорируя требования Тигра заниматься только военными вопросами, не вмешиваясь в политику, Фош приказал генералам Манжену и Жерару, командовавшим французскими войсками в Майнце и Кёльне, вступить в переговоры с немецкими сепаратистами из Рейнской области (в их числе был и тогдашний бургомистр Кёльна Конрад Аденауэр) и рекомендовать им, невзирая па принятое в Париже решение, провозгласить две независимые республики — Рейнскую и Палатинат, которые получат поддержку со стороны Франции. Американские генералы, находившиеся в то время в Германии, сообщили об этих интригах Вильсону, тот возмутился, считая вдохновителем переговоров самого Тигра, но Клемансо от них отмежевался. Вильсон сделал вид, что поверил, по на самом доле не переставал подозревать французского премьера в двойной игре. «Это подозрение,— писал историограф Вильсона, глава пресс-службы Парижской мирной конференции Стеннард Бейкер, — не оставлявшее президента Вильсона, отнюдь не способствовало быстрому урегулированию проблем» 34.
Что же касается Фоша, то он продолжал выступать против отказа Франции от Рейнской области: дал об этом интервью одной английской газете и открыто заявил на пленарном заседании Парижской мирной конференции 7 мая о своем несогласии с решением Совета четырех. По приказу Клемансо цензура наложила запрет на публикацию этого заявления. Совет четырех несколько раз обсуждал поведение главнокомандующего, «большая тройка» единодушно его осудила, дважды ставила вопрос о его смещении, но сделать это не решилась. «Он, вы это знаете, пользуется поддержкой в очень высоких сферах» 35,— сказал как-то Клемансо, имея в виду пе только монополистические круги, но и президента республики Пуанкаре. Никаких решений по поводу Фоша Совет не принял.
Острую борьбу в Совете четырех вызвало требование Франции оккупировать часть немецкой территории в каче
250
стве гарантии выплаты ею репараций. Англичане долго противились этому требованию, потом уступили, но 2 июня, когда казалось, что этот вопрос окончательно решен, Ллойд Джордж к нему вернулся. Ссылаясь на английское общественное мнение, он потребовал пересмотра решения об оккупации. У Германии будет всего 100 тысяч солдат, зачем же держать против нее двухсоттысячное оккупационное войско? В ближайшие 15 лет Германия никакой опасности для Франции представлять не будет, а когда такая опасность появится, оккупационные войска уже покинут немецкую территорию.
Клемансо и слышать не хотел о пересмотре принятых решений. Он повторил свой старый тезис: чем больше уступок будет сделано Германии, тем большего она будет требовать. Английское общественное мнение не огорчено тем, что Германия лишится всех своих колоний и военно-морского флота, и французы обязательно отметят, что англичане требуют идти на уступки Германии именно по континентальным проблемам, которые волнуют Англию очень мало, но зато являются жизненно важными для Франции. Для нас, продолжал Клемансо, нет ничего важнее двух вопросов — репараций и оккупации части германской территории до их полной выплаты Зб.
Ллойд Джордж тоже не сдавался. Ссылаясь на мнение британских генералов, он утверждал, что длительное пребывание крупных сил французской армии на берегах Рейна породит опасность новой войны. Британский премьер настаивал, чтобы Франция сделала выбор — лйбо оккупация, либо англо-американские гарантии, а не гналась за двумя зайцами сразу.
Но тут коса нашла на камень. «Говорю вам прямо, отдавая себе полный отчет в значении моих слов,— отчеканил Клемансо.— В этом вопросе я на уступки пойти не могу, это вещь невозможная... Я готов уйти в отставку и просить президента республики найти другого деятеля, который согласился бы вести с вами переговоры на этой основе» 37.
Компромисс был достигнут в кулуарах, во время неофициальных бесед. Территорию, подлежащую оккупации, решили разделить на три зоны: для первой, со столицей в Кёльне, был установлен пятилетний срок оккупации, для второй (Кобленц) — десятилетний, для третьей (Майнц) — пятнадцатилетний с оговоркой, что эти сроки могут быть сокращены в случае аккуратного выполнения
251
Германией репарационных обязательств. По поводу этого инцидента Клемансо позднее писал: «В тот самый день, когда я должен был представить текст договора в палату депутатов, Ллойд Джордж атаковал меня, пригрозив, что уедет, если я не соглашусь сократить срок оккупации Рейнской области с 15 лет до двух. Я ответил, что, если он не откажется от своих угроз, я подам в отставку, предварительно объяснив все парламенту. Если бы Вильсон, не поддержал решительно мою позицию, договор в тот день мог бы оказаться перечеркнутым» 38.
Вокруг вопроса о репарациях тоже развернулся ожесточенный торг, в котором участвовали не только Франция и Англия, но и малые державы. Спор шел и о сумме репараций, и о распределении этой суммы между победителями. Британский премьер соглашался отдать 50 % репараций Франции, 20 % — всем остальным алчущим и 30 % требовал для Англии. Он предлагал взыскать с Германии 35 миллиардов долларов, тогда как Клемансо и Лушер требовали установить общую сумму репараций не менее 50 миллиардов. В ответ Вильсон снова пугал Тигра угрозой большевизма.
Спор по этим ключевым проблемам продолжался очень долго. 9 июня, когда, казалось, все уже было согласовано, Вильсон, ссылаясь на выводы американских экспертов, поставил вопрос о пересмотре достигнутых соглашений: необходимо дать Германии, возможность как можно скорее восстановить свой экономический потенциал, а для этого нужно снизить размеры репараций. Тут Клемансо снова взорвался: «Речь идет о мире, опрокинутом вверх дном,— немцы диктуют нам условия. Нет уж, на это я согласиться не могу».
В конце концов Совет четырех достиг компромисса и по этому вопросу: было решено общую сумму репараций в текст договора пока не включать, поручить установить ее специальной репарационной комиссии, а Германию заставить подписать договор без указания суммы, с тем что она будет включена в его текст позднее.
В последние педели перед подписанием Версальского договора конфликты между участниками «большой тройки» приобретали все более драматический характер. Острейшее столкновение произошло между Ллойд Джорджем и Клемансо при обсуждении вопроса о разделе турецкого наследства. Не имея понятия о том, что район Мосула богат нефтью, Клемансо в свое время согласился
252
отдать его Англии, получив взамен мандат па Сирию. Эта сделка вызвала бурю возмущения во французских промышленных и финансовых кругах, и Клемансо, поняв, что дал маху, и досадуя па себя самого, на одном из заседаний, когда вновь зашла речь о Мосуле и Сирии, набросился на Ллойд Джорджа, обвинил его во лжи, пару шепни данного слова и других смертных грехах. Английский премьер рассвирепел, схватил Тигра за лацкан сюртука, кричал: «Немедленно извинитесь!» Дело едва не дошло до рукопашной. «Вам придется дожидаться моего извинения столь же долго, как умиротворения Ирландии»,— заявил Клемансо.
Это был удар по самому больному месту, а за ним последовал еще один: «Предлагаю вам сатисфакцию либо на пистолетах, либо па шпагах, по это целесообразно только после того, как вы перестанете навещать Барбизон» 39. То был прозрачный намек на известный «всему Парижу» факт: английский премьер избрал пригород французской столицы Барбизон местом для любовных свиданий. Можно себе представить гнев Ллойд Джорджа, по ему не осталось ничего иного, как проглотить издевательские заявления Тигра и утешаться сознанием, что нефть Мосула того стоит.
Одним из камней преткновения при выработке мирного договора стала судьба Саарской области. Клемансо устами Тардье требовал включения Саара в состав Франции, по натолкнулся на непробиваемый единый фронт Вильсон — Ллойд Джордж. Ссылку французской делегации на историю (с 1793 по 1815 год Саарская область была французской) все единодушно отвергли. «Если стать на эту точку зрения,— заметил Орландо, — то Италия может претендовать на всю территорию Римской империи» 40. Горькая речь Клемансо, обвинившего американского президента в недооценке моральных факторов и непонимании «глубин человеческой природы» 4I, тоже не помогла. В итоге договорились об особом статуте Саарской области: она перейдет на 15 лет под контроль Лиги наций, ее угольные копи будут управляться французами, а через 15 лет судьба области (либо возвращение ее Германии, либо переход к Франции, либо сохранение контроля Лиги наций) будет решена референдумом.
Совет четырех рассматривал и вопрос об ответственности правителей Германии за развязывание войны и преступления, совершенные на оккупированных территориях. Тут столкнулись две противоположные точки зрения:
253
Клемансо и Ллойд Джордж настаивали на том, чтобы Вильгельм II и другие властители кайзеровской Германии были преданы суду международного трибунала, тогда как Вильсон и Орландо отрицали правомочность такого трибунала и утверждали, что союзники имеют только одну возможность — требовать, чтобы немецких военных преступников судил немецкий суд.
Клемансо доказывал, что сейчас представляется случай дополнить международное право принципом ответственности политических деятелей отдельных стран перед мировой общественностью и правосудием. «Ссылаются на то,— говорил Клемансо, — что до сих пор не было подобного прецедента, пу так что ж, это, пожалуй, лучший аргумент в пользу нашего предложения. Был ли в жизни множества поколений прецедент, аналогичный тем жестокостям, которые совершили немцы во время этой войны, прецедент систематического уничтожения богатств во имя устранения конкуренции, прецедент пыток, применяемых к военнопленным, прецедент подводного пиратства, прецедент гнусного обращения с женщинами в оккупированных странах? Всему этому мы противопоставим прецедент юридический... Мы соберем лучших судей Англии, Франции, Америки, Италии и скажем им: «Определите принципы, которыми вы должны руководствоваться во время суда над самыми главными преступниками за всю историю человечества... Так мы учредим международное правосудие, которое до сих пор существовало только в книгах, а теперь благодаря нашим усилиям станет реальностью... Ничто не вызовет у народов, страдавших в течение этих пяти лет, таких грозных ростков ненависти* как амнистия преступникам» 42.
Несмотря на колебания Вильсона и Орландо, Совет четырех, учитывая настроения масс в своих странах, принял решение потребовать у правительства Голландии выдачи бежавшего туда Вильгельма II, который будет предан суду международного трибунала. Предполагалось, что трибунал будет состоять из пяти судей, назначенных правительствами США, Англии, Франции, Италии и Японии, и что Вильгельму IГ будет предъявлено обвинение в грубейшем нарушении принципов международной морали и нерушимости заключенных договоров 43. Положение о международном трибунале было включено в текст Версальского договора, но осталось на бумаге. Японские представители ужаснулись при одной мысли, что коронованная особа,
254
которую они считали священной, может быть судима, да и все остальные пе проявили особого энтузиазма.
К концу апреля мирный договор с Германией, который заканчивался в спешке, был готов. В Париж прибыла немецкая делегация во главе с министром иностранных дел графом Брокдорфом-Ранцау. Клемансо настоял на том, чтобы делегации для ознакомления с текстом договора и подготовки письменных замечаний было дано всего 15 дней.
7 мая на пленарном заседании мирной конференции Клемансо вручил Брокдорфу-Ранцау объемистый том, а 29 мая, добившись недельной отсрочки, германская делегация представила контрпроект: Германия согласна вернуть Франции Эльзас и Лотарингию при условии, что там будет проведен плебисцит, передать небольшую территорию Польше, а часть Шлезвига — Дании, ограничить численность своей армии ста тысячами человек, уплатить в течение 30 лет 100 миллиардов золотых марок репараций, и всё.
Союзники согласились внести в проект договора незначительные поправки. Так, например, в Восточной Силезии, которая должна была отойти к Польше, было решено провести плебисцит. В сопроводительной поте, переданной германской делегации, Клемансо писал, что договор «должен быть принят или отвергнут в том виде, в каком он изложен сегодня», без всяких поправок, в течение пяти дней.
Брокдорф-Ранцау подписать договор в таком виде отказался, уехал в Берлин и настаивал па том, чтобы германское правительство отвергло предложенные Антантой условия мира. Однако это означало бы неминуемое возобновление военных действий, а воевать дальше Германия не могла. Правительство обратилось к Парижской мирной конференции с просьбой исключить из текста договора только одно — утверждение об ответственности Германии за развязывание мировой войны, но Клемансо ответил категорическим отказом вносить какие бы то ни было поправки. Брокдорф-Рапцау вышел в отставку, вслед за ним ушло в отставку и все правительство, а новый кабинет Бауэра принял единственно возможное в тех условиях решение — подписать мирный договор. 23 июня 1919 года это решение было утверждено Веймарским национальным собранием 44.
28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца, в том самом зале, где 18 января 1871 года Бисмарк пре возгласил Германскую империю, состоялась церемония подписания мирного договора, получившего название Вер-
255
сальского. Председательствовавший на заседании Клемансо приказал ввести в зал членов немецкой делегации — нового министра иностранных дел социал-демократа Мюллера и министра юстиции Белля, которые поставили под текстом договора свои подписи.
Первая часть договора содержала устав создаваемой Лиги наций, вторая часть касалась европейских границ Германии, третья — политического положения Европы. В этой части содержались обязательства Германии впредь уважать бельгийский нейтралитет, запрещение содержать и создавать военные сооружения и войсковые части в Рейнской зоне к западу от линии, проходящей в 50 километрах к востоку от реки Рейн, признание права Франции получить в полную собственность угольные копи Саарского бассейна, возвращение Франции территории Эльзаса и Лотарингии, находившейся в составе Германии с 1871 по 1919 год, и ряд других положений, касавшихся Люксембурга, Австрии, Чехословакии, Польши, Восточной Пруссии, Мемеля (Клайпеды), Данцига (Гданьска), Дании. В четвертой части договора провозглашался отказ Германии от всех ее колоний (Того и Камерун были поделены между Англией и Францией), а в последующих частях содержались военные ограничения, положения о межсоюзнических контрольных комиссиях, о репарациях, о суде над Вильгельмом II, о финансовых и экономических вопросах и т. д. 45
Версальский мирный договор, равно как и выработанные позднее Сен-Жерменский (с Австрией), Триапон-ский (с Венгрией), договор в Нейи (с Болгарией) и Севрский (с Турцией) мирные договоры, составившие так называемую Версальскую систему, были договорами империалистическими. В. И. Ленин назвал Версальский мир договором «хищников и разбойников», отмечал, что «это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов» 46.
Договор, заключенный без участия Советского государства, был во многом направлен против него. Оп не только не ликвидировал, а, наоборот, обострил империалистические противоречия, пользуясь которыми реакционные, реваншистские круги Германии подготовили и развязали вторую мировую войну.
Сами создатели Версальской системы не верили в прочность того здания, которое они возвели. «Этот договор,— за
256
явил Клемансо,— станет нашей постоянной заботой, а может быть, обернется полным фиаско» 47. В другой раз он сказал: «Мы формулируем наши решения и делаем вид, что верим в их соблюдение. Прошу записать в протокол мое убеждение: они соблюдены не будут. Америка далеко. Вражеские государства, понимая, что мы не станем объявлять им войну из-за пустяков, будут всеми способами уклоняться от выполнения обязательств, которые мы им навязываем» 48. Ллойд Джордж тоже отдавал себе в этом отчет: «Я прошу не вносить в договор статьи, за которые мы не будем готовы в будущем вести войну. Если у Франции завтра будут оспаривать Эльзас и Лотарингию, она будет за нее воевать. Но согласимся ли мы воевать из-за Данцига?» 49 Действительно, «новый порядок», созданный «большой тройкой» без учета интересов народов, не мог быть ни прочным, ни длительным.
30 июня Клемансо представил Версальский договор в палату депутатов для ратификации. К этому времени число недругов Клемансо в парламенте увеличилось. Его обвиняли в пренебрежении к внутренней политике, чрезмерных уступках союзникам, неспособности извлечь из победы решающих преимуществ для Франции, за ним утвердилось прозвище «утратившего победу». Радикал Шоме сказал: «Клемансо выиграл войну благодаря нашим генералам и нашим пуалю, но не сумел добиться равновесия, необходимого для установления справедливого мира. Он пожелал возглавлять мирную конференцию и в то же время исполнять обязанности председателя Совета министров. Он предоставил своим министрам одним вести все дебаты в парламенте, дезорганизовал все органы управления, очень часто навязывал нелепые решения» 50.
Резко осуждали Тигра за отказ от границ по Рейну сторонники Пуанкаре и Фоша, но он был убежден, что добился максимума возможного, и отбивался от своих критиков: «В момент, когда начались переговоры о мире, некоторые говорили обо мне: «Не надо, чтобы он в это вмешивался, ведь он со всеми перессорится». Потом, когда стало ясно, что я ни с кем не перессорился, те же люди заявляли: «Это не удивительно, ведь он во всем пошел на уступки, от всего отказался». О, если бы я по окончании войпы мог помахать вам на прощание шляпой, с каким удовольствием я бы это сделал! Но мне говорили: «Вы вели эту войну, вы знаете государственных деятелей союзных держав, именно вам и следует вести с ними переговоры».
17 Д. П. Прицкер — 612
257
Это было справедливо, и я сдался, признав убедительность доводов, которые мне приводили. Вы думаете, что я получал удовольствие, проводя 5—6—7—8 часов в день на мирной конференции в бесконечных спорах по вопросам, которые уже исчерпаны, но поднимаются вновь и вновь?» 51 Он повторял, что охотно уйдет со сцены: «Свергайте меня, прошу вас», но каждый раз, ставя вопрос о доверии, получал его. «Против» неизменно голосовали только социалисты.
В ходе обсуждения договора некоторые депутаты пытались вносить поправки, но Клемансо употребил свое любимое слово. «Договор,— сказал он,— это блок, его можно либо принять, либо отвергнуть целиком» 52, и 2 октября при итоговом голосовании добился своего: за ратификацию было подано 372 голоса, против — 53, 72 депутата от голосования воздержались. Одновременно 493 голосами против одного были ратифицированы гарантийные договоры с Англией и США53. Через несколько дней договоры единогласно ратифицировал сенат.
Радость Клемансо по поводу ратификации Версальско го договора быстро прошла. Сенат США большинством в 6 голосов отверг его, как противоречащий изоляционистской политике и возлагающий на Америку слишком большую ответственность за европейские дела. Одновременно был отвергнут и договор о гарантиях США Франции, после чего аналогичный договор аннулировала и Англия. Теперь Клемансо оказался беззащитным перед своими противниками, а Фош и Пуанкаре выглядели провидцами. Так американский сенат нанес тяжелейший удар по престижу Тигра.
Одиннадцатая легислатура Третьей республики, начавшаяся в мае 1914 года, давно подошла к концу, но полномочия парламента и местных органов власти были продлены сначала до конца войны, а затем еще на год. Теперь же, после ратификации Версальского договора, отпали все основания для дальнейшей отсрочки выборов. Предстояло избрать обе палаты парламента, местные органы власти, а в январе 1920 года истекал срок полномочий президента республики.
В начале октября 1919 года Клемансо объявил календарь предстоящих выборов, которые должны были начаться с избрания палаты депутатов, назначенного на 16 ноября. 19 октября 1919 года палата депутатов была распущена, и началась избирательная кампания.
258
Накануне выборов все правые партии объединились в Национальный блок. Его программа включала обязательства «защитить цивилизацию от большевизма» Блок получил щедрую материальную поддержку со стороны монополий в лице так называемого «комитета Маскюро» и «Союза экономических интересов» во главе с сенатором Билье. Последний отпечатал тиражом в несколько миллионов экземпляров знаменитый плакат, изображавший большевика в образе заросшего волосами мужика с ножом в зубах. Национальный блок усиленно разжигал ненависть к русской революции среди мелкой буржуазии и тех, кто понес ущерб в связи с аннулированием царских долгов.
Национальный блок возглавлял Александр Мильеран, эволюция которого от социалиста до крайнего реакционера напоминала эволюцию самого Клемансо. Теперь они оказались в одном лагере, и Тигр назначил Мильерана верховным комиссаром освобожденных территорий. Хотя Клемансо не выставил своей кандидатуры в парламент, вдохновителем Национального блока, обеспечившим его успех, был именно он.
4 ноября Клемансо выступил в Страсбурге с большой речью, которую называли его политическим завещанием. Она была насквозь антисоветской и лишний раз свидетельствовала о его полном отходе от прежних идеалов. Он объявил конституцию 1875 года самой лучшей из возможных и утверждал, что «любые попытки ее улучшить неизбежно приведут к серьезным социальным и политическим потрясениям, которые очень трудно обуздать» 55. Пусть эта одежда поношена, плохо сидит и вышла из моды, ее еще можно носить и незачем менять — добра от перемен ждать нечего. Иначе, чем прежде, оценивал он и парламент: оказывается, он ни на что, кроме пустой болтовни, не пригоден. Клемансо выступил за децентрализацию управления страной, ликвидацию департаментов и предоставление более широких полномочий среднему звену местной власти — коммуне. Смысл этого предложения понятен: население крупных городов, особенно Парижа, склонно к радикальным преобразованиям, а бывший непримиримый радикал ныне не хотел о них и слышать, поэтому он, как и все консерваторы, стремился опереться на сельских жителей, которые страшились перемен. Ту «деревенщину», о которой Клемансо с такой ненавистью отзывался во времена Национального собрания в Бордо, оп считал теперь главной опорой.
17*
259
Суть политического завещания Клемансо сводилась к задаче сохранить «священное единство», позволившее, по его мнению, добиться победы в войне. Перед лицом «угрозы большевизма» необходимо сплочение всех французов, готовых преградить ему путь. «Исход борьбы между больше-*-*	56
визмом и нами может решиться только силой» ,— провозглашал Тигр. «Как реагировали бы его отец, Бланки и Луиза Мишель, услышав эту речь?» 57 — вопрошает Эр-ланже.
В обстановке шовинистического угара и неистовства контрреволюции Национальны!! блок одержал на выборах победу: из 613 депутатов, избранных в метрополии, к блоку принадлежали 437, а радикалы и социалисты понесли значительные потери. Радикалы получили 88 мест (вместо 172), социалисты — 68 (вместо 101). Новая палата депутатов, прозванная «небесноголубой» (от словосочетания «голубая кровь»), оказалась самой реакционной за всю историю Третьей республики после 1876 года. В нее вошли крупнейшие промышленные и финансовые магнаты — де Вандель, Ротшильд, Лушер, лидер монархистской организации «Аксьон франсез» Леон Доде и другие. Впервые стал депутатом сподвижник Клемансо Жорж Мандель. В левой части амфитеатра Бурбонского дворца тоже впервые заняли места новый лидер радикалов Эдуард Эррио, будущий лидер СФИО Леон Блюм, будущий коммунист Поль Вайян-Кутюрье.
Клемансо считал победу Национального блока своей победой. На первом заседании новой палаты, 8 декабря 1919 года, 24 депутата от Эльзаса и Лотарингии (в этих провинциях не был избран пи один социалист, прошли всего три радикала, а остальные принадлежали к Национальному блоку) зачитали декларацию, в которой говорилось: «Эльзас и Лотарингия счастливы приветствовать великого лотарингца *, занимавшего высший пост в стране на протяжении долгих лет войны, а также последнего из живущих ныне представителя Собрания в Бордо, того, кто провозгласил «вечное стремление к возврату» и на которого чудесная судьба возложила восстановление справедливости, нарушенной в 1871 году» 58**.
Во второй половине декабря вновь избранная палата депутатов обсудила внешнюю политику правительства,
* Имеется в виду Р. Пуанкаре.
** Имеется в виду Ж. Клемансо.
260
прежде всего в’отношений Советской России. Клемансо снова афишировал свою непримиримую враждебность русской революции. Правда, оп был вынужден заверить депутатов и общественность, что Франция не будет воевать против России, по при этом подчеркнул, что его правительство не вступит ни в какие переговоры с Советским правительством, и так сформулировал смысл своего курса по отношению к Советской России: «Мы все (видимо, имеются в виду члены Совета четырех.— Д. Л.) согласны, что следует проводить политику, которую я назвал политикой окружения колючей проволокой. Мы хотим окружить большевиков рядами колючей проволоки,, чтобы помешать им обрушиться на цивилизованную Европу». Тигр заявил, что правительство останется у власти три недели, а затем уйдет в отставку, и получил вотум доверия 434 голосами против 63 социалистов 59.
Теперь предстояли выборы президента республики. Кто станет главой государства на предстоящее семилетие? Пуанкаре, не желая избираться на второй срок, выдвинул свою кандидатуру в сенат от департамента Мез ц был избран.
Приверженцы Клемансо считали, что оп должен стать президентом, ибо, по их мнению, только он сможет довести до конца мирное урегулирование, справиться с растущим рабочим движением и продолжать борьбу против Советской России. Однако Тигр отвечал, что твердо решил закончить политическую карьеру. Когда начальник его кабинета Жорж Вормсер сообщил, что в политических кругах ширится движение за его избрание и что у него есть реальные шансы на успех, Клемансо воскликнул: «О, они хотят моей смерти? Это будет новый выстрел мне в спину!» — и заявил, что пи за что пе согласится стать президентом 60.
Настроение Клемансо изменилось после поездки в Лондон в начале декабря 1919 года. На этот раз Ллойд Джордж был с ним необычайно любезен, согласился предоставить Франции заем и уговаривал его не уходить от власти: начатое дело послевоенного урегулирования необходимо довести до конца, а во Франции нет человека, способного сделать это лучше, чем он. Видимо, Клемансо польстили эти слова, ибо, вернувшись в Париж, он конфиденциально известил своих друзей, что к вопросу о его кандидатуре можно будет вернуться, по со свойственной ему самонадеянностью отказался, как того требовала традиция, официально выставить свою кандидатуру. Пусть его хорошенько
261
попросят, и тогда он, может быть, согласится баллотироваться 6I.
С тех времен, когда во Франции решался вопрос, кто победит — монархисты или республиканцы, сложился обычай предварительно обсуждать кандидатуры на пост президента республики на собрании парламентариев, представлявших левые партии, а затем отстаивать выдвинутую кандидатуру на совместном заседании палаты депутатов и сената, проходившем в Версале и официально избиравшем президента. Однако на этот раз Жорж Мандель, организатор кампании за избрание Клемансо, понимая, что за Тигра будут голосовать главным образом правые, а не левые депутаты и сенаторы, решил провести предварительное голосование не на собрании левых, а на общем собрании депутатов и сенаторов; это должна была быть как бы генеральная репетиция предстоявших па следующий день официальных выборов. На рассмотрение собрания были лтредставлены две кандидатуры — Жорж Клемансо и Поль Дешанель.
Стать президентом республики было давнишней заветной мечтой Дешанеля. Он в течение многих лет был председателем палаты депутатов, а этот пост рассматривался как промежуточный этап на пути в Елисейский дворец. После давнишней дуэли с Клемансо Дешанель старался ни с кем в конфликты не вступать, чтобы не нажить себе врагов. Стремясь прослыть беспристрастным и объективным, он ни разу не вошел в состав правительству. Человек бесцветный, Дешанель гораздо больше соответствовал традиционному для Третьей республики типу президента, лишенного реальной власти и не претендующего на нее, нежели Клемансо, который, как все понимали, в случае своего избрания попытался бы превратить президентский пост в решающий.
Уже одного этого было достаточно, для того чтобы многие депутаты и сенаторы предпочли Дешанеля Тигру. К этому добавлялся и целый ряд других факторов. Атеисту Клемансо были непримиримо враждебны иерархи католической церкви. Главный его противник Бриан нашептывал правоверным католикам, что в случае избрания восьмиде-сятилетпего Клемансо президентом на семь лет и его вероятной смерти на этом посту Францию ожидает позор — похороны главы государства без молебна и отпевания. Этот аргумент оказал свое действие, тем более что Дешанель обещал католикам в случае своего избрания немедленно
262
восстановить дипломатические отношения с Ватиканом. Кроме того, у Клемансо из-за его вздорного характера, пренебрежительного отношения к людям, диктаторских замашек было много врагов и в Бурбонском, и в Люксембургском дворцах, и Бриан без труда склонил их голосовать против него. Для Бриана избрание Клемансо было равносильно политической смерти, ибо Тигр его ненавидел и повторял на всех перекрестках: «Если я стану президентом, Бриану придется семь лет тщетно дожидаться в приемной Елисейского дворца» 62.
На предварительное голосование Клемансо не явился, и это тоже было использовано Брианом: он-де уверен в своей победе и не желает проявить даже минимальную вежливость по отношению к тем, кто за него голосует. И вот результат: за Клемансо было подано 389 голосов, за Дешанеля — 408. Когда Тигр об этом узнал, оп был потрясен: Дешанель, «ничтожество Дешанель» побил его, «отца победы»! Перенести такой афронт он не мог, и, хотя этот результат не был окончательным, хотя на следующий день па официальное заседание могли явиться многие его сторонники, которые не захотели участвовать в репетиции, и исход официального голосования мог бы оказаться иным, Клемансо категорически отказался участвовать в дальнейшем соревновании. «Конечно,— говорил он собравшимся у него вечером друзьям,— никто лучше меня ио сможет воздействовать на союзников. Задача обеспечить мир еще не решена, впереди еще много трудностей. Чтобы довести дело до счастливого конца, мне была необходима единодушная поддержка. Только она дала бы мне необходимые силы, чтобы получить то, на что Франция имеет право. К несчастью, далеко не все это поняли. Теперь я как политический деятель поставлен под сомнение. Даже если бы завтра меня избрали, мой авторитет уже не был бы прежним. А дело, которое нужно сделать, требует полнейшего доверия. Парламент не захотел мне его оказать, значит, моя роль сыграна. Я ухожу... Сегодня ночью я буду спать спокойно» 6 .
И он тут же написал Леону Буржуа, который как председатель сената должен был председательствовать на предстоящем совместном заседании обеих палат, следующую записку: «Господин председатель, считаю необходимым известить вас, что лишаю своих друзей разрешения выдвинуть мою кандидатуру на пост президента республики и что, если они нарушат мой запрет и даже добьются
263
большинства голосов, я откажусь принять полученный таким образом мандат. Примите, господин председатель, уверения в моем высоком уважении. Жорж Клемансо» 64.
На следующий день, 17 января 1920 года, состоялось заседание Национального собрания в Версале. Тигр и на него не явился: он ведь не был теперь ни депутатом, ни сенатором. Из 868 участников голосования 734 проголосовали за Дешанеля, 56 — за Клемансо, 6 — за Буржуа, 2 — за Фоша 65.
В тот же вечер Дешанель отправился с визитом вежливости к Тигру на улицу Сан-Доминик, но Клемансо не пожелал к нему выйти, а его сотрудники даже не поздравили нового президента с избранием. На следующий день состоялось последнее заседание кабинета, и Клемансо вручил Пуанкаре заявление об отставке правительства. Декорум был соблюден: Тигр поблагодарил президента за помощь и «бесценные советы», а Пуанкаре дал'высокую оценку двухлетней деятельности правительства. Затем Клемансо принял участие в заседании союзного Верховного военного совета, где Ллойд Джордж, американский посол во Франции Уоллес, итальянский премьер-министр Нитти и представитель Японии выразили ему благодарность за совместную работу и сожаление по поводу его ухода.
20 января 1920 года Пуанкаре назначил главой правительства лидера Национального блока Александра Миль-ерана. Клемапсо так рассказывал Марте о передаче полномочий: «Уходя, я ему сказал: «Что ж, теперь вы возьмете все это в свои руки. Поскольку я веду переговоры с королями, министрами, послами вот уже два года, я готов поделиться с вами своими соображениями», на что он ответил: «Не затрудняйтесь!» Я передал ему правительство Франции, передал ему Европу так, как будто протянул ему камешек» 66.
Еще через два дня Клемансо, теперь уже частное лицо, уехал в Вандею. Он был глубоко уязвлен своим поражением, утешаясь лишь сознанием, что пост президента не для него. Отвечая на вопрос Марте, что было бы, если бы его избрали, он сказал: «Не о чем говорить, дорогой друг. Я не продержался бы и трех месяцев... Вы понимаете, что если бы уж я согласился заниматься этим делом, то не для того, чтобы открывать выставки цветов» 67.
Третье поражение Тигра положило конец его политической карьере. Подводя ее итоги, следует сказать, что он
264
верой и правдой служил интересам французского империализма, упорно и настойчиво отстаивал их. В его деятельности было много противоречий, дела сплошь и рядом не соответствовали словам. На смену левобуржуазным взгля-дам пришли крайне реакционные. Когда сравниваешь его высказывания XIX и XX столетий, трудно поверить, что они принадлежат одному и тому же человеку. До тех пор пока господству буржуазии не угрожала гибель под ударами пролетариата, Клемансо мог себе позволить и позволял антикапиталистическую фразеологию и демагогию. Когда же угроза стала реальной и близкой, он со свойственной ему энергией и цепкостью бросился nji защиту своего класса.
СТАРЫЙ ОТШЕЛЬНИК
Через пять лет, через десять лет, когда они пожелают, боши вторгнутся на нашу землю. Неужели же никто этого не боится? Пет, просто никто себе не представляет, что это может произойти
Бриан напрасно беспокоился о похоронах Клемансо. Последний пережил семилетий срок президентского мандата, а в Елисейском дворце за это время сменились три хозяина: Поль Дешанель, Александр Мильерап и Гастон Думерг. Дешанель провел там всего несколько месяцев; он давно страдал нервным расстройством, состояние его здоровья ухудшалось, и нервное расстройство превратилось в тяжелую душевную болезнь. В мае 1920 года оп специальным поездом поехал на тог Франции, чтобы открыть памятник погибшему тга войне сенатору. Рано утром лакей, войдя в его салон, увидел открытое настежь большое, почти до пола, окно и пустую постель — Дешанель исчез. Оказалось, что оп выпал из окна в момент, когда поезд шел со скоростью 50 километров в час, и каким-то чудом не разбился, упав в газон. Стрелочница, в домик которой явился пожилой мужчина в пижаме, назвавшийся президентом Дсшане-2 лем, решила, что перед ней лунатик .
Если этот эпизод можно было принять за несчастный случай, то следующий — уже сомнений пе вызывал: 10 сентября президента, отдыхавшего в замке Рамбуйе, обнаружили в пруду, непригодном для купания, по пояс в грязной воде 3. 21 сентября ему пришлось уйти в отставку, а через два дня Национальное собрание голосами депутатов реакционного Национального блока избрало президентом республики Александра Мильерапа. Однако и ему не довелось остаться в Елисейском дворце до истечения срока своего мандата: на парламентских выборах в мае 1924 года правые партии понесли большие потери, победу одержал так называемый левый «картель» — блок радикалов, радикал-социалистов и социалистов, решительно враждебный М илье рану.
Президент предлагал сформировать правительство поочередно трем лидерам левых партий: Эдуарду Эррпо,
266
Полю Пеплеве и Теодору Стегу, но они, не желая сотрудничать с ним, отклонили предложение. Тогда Мильерап решил пренебречь результатами выборов: кабинет из сторонников Национального блока сформировал его личный друг Франсуа-Марсаль. Палата депутатов отказалась иметь дело с этим правительством, после чего Мильерану не оставалось пичего иного, как уйти в отставку. 13 июня 1924 года президентом республики был избран Гастон Думерг.
После поражения на выборах Клемансо отошел от политической деятельности и порвал почти все связи с людьми из мира политики, за исключением нескольких близких друзей и почитателей — Марте, Манделя, Еормсе-ра, Жефруа, Тардье. Все остальные, с кем он поддерживал контакты и кого принимал у себя, к политике отношения не имели. То были Клод Моне, старый друг Никола'Пьетри, хирург Госсе, художник Беллан, врачи Гугепшмидт и Бо-долек, писатель Рене Бенжамен, генерал Мордак, скульпторы Сикар и Бурдель и, конечно, близкие родственники — сын Мишель, дочери Тереза и Мадлен, сестры, братья.
Свое время Клемансо делил между парижской квартирой на улице Франклина и крытым черепицей одноэтажным домом с грубой деревенской мебелью на берегу океана близ селения Сан-Венсан-сюр-Жар в его родной Вандее. Дом стоял на песке, вокруг Тигр посадил розы, заботливо за ними ухаживал, водил всех гостей их осматривать и очень гордился тем, что с помощью искусного садовника сумел вырастить цветы па песчаной почве. Он часами гулял по берегу, особенно во время шторма, и любовался бушующим океаном.
В письме Другу оп так описывал свою жизнь: « В маленьком уединенном домике в тридцати шагах от океана я занимаюсь садоводством. Ради удовольствия познать самого себя я предаюсь также изучению философии... Часть зимы я провожу в Париже. Мне 82 года — этим все сказано. Чувствую себя неплохо. Голова работает довольно хорошо. Сердце тоже» 4. В доме кроме него жили шофер, камердинер, горничная и кухарка. Когда оп выезжал из дома, окрестные жители узнавали его по автомобилю «роллс-ройс», подаренному Базилем Захаровым.
Хотя Клемансо уверял, что первые два года после своей отставки даже пе читал газет, на самом доле оп продолжал интересоваться политическими событиями. Его волновали
267
две проблемы: во-первых, он опасался возрождения военной мощи Германии и гневно осуждал каждую уступку правительств стран Антанты германскому милитаризму, требуя строжайшего соблюдения всех условий Версальского договора; во-вторых, оп испытывал неприязнь, даже ненависть к политикам, которые занимали теперь высшие посты во Франции, прежде всего к Пуанкаре и Бриану, и постоянно подчеркивал, что не желает иметь с ними ничего общего. Однажды кто-то посоветовал ему проложить к морю аллею. «Аллею? — гневно воскликнул Тигр.— Как у буржуа? Как у Кайо? А почему бы не устроить лужайку с клумбой посредине, как у Пуанкаре?» 5
Несмотря на преклонный возраст, Клемансо много путешествовал. В сентябре 1920 года он осуществил давнишнюю мечту — отправился в Индию. Там оп почувствовал недомогание. Сопровождавший его друг Никола Пьет-ри пригласил врача-англичанина, который посоветовал Клемансо немедленно уезжать обратно. «И это все, что вы можете мне сказать? Право, не стоило беспокоиться. Я остаюсь»,— ответил Тигр и не только остался, но и объездил почти всю страну: был в Бомбее и в Дели, па севере и на юге, посетил места сражений Александра Македопско- . го, более того, участвовал в охоте на тигров и хвалился, что убил двух, но при этом сам посмеивался: «Дело в том, что при виде вооруженных людей тигры убегают, и тогда мальчишки 12—15 лет палками гонят их па охотников» 6,— говорил он.
Он пе знал усталости. Вот запись в дневнике Никола Пьетри, который был гораздо моложе Клемансо: «Приехали в Бурубудур в 6.30; температура в тени около 40°. Даже пе умывшись, идем в гигантский храм: нужно успеть осмотреть его до захода солнца. Подъемы, спуски — ноги меня больше не носят. В 8 часов ужин, потом ложусь в постель, а жара остается такой же невыносимой, как днем. Незадолго до полуночи в моей комнате появляется Клемансо: нужно вставать и осмотреть храм при лунном свете. Более часа продолжается путь, опять подъемы и спуски, [отом возвращаемся, я пытаюсь уснуть, но в 4 часа утра снова подъем: необходимо посмотреть памятник в третий раз, в момент восхода солнца» 1.
Клемансо торжественно встречали вице-король Индии, губернаторы штатов, магараджи. Он проявил большой интерес к индийской философии, искусству, религии, посещал музеи и памятники древней культуры, увез с собой
268
множество книг. Вслед за Индией он отправился на Цейлон, в Индонезию, в Бирму. В Сингапуре в его честь был устроен официальный прием, одной из центральных улиц было присвоено название «авеню Клемансо». Во Францию он вернулся в марте 1921 года и на вопрос журналистов, не собирается ли вновь заняться политической деятельностью, ответил: «Как вы знаете, я приехал из страны, где повсюду стоят статуи богов, разглядывающих свой пуп. Право же, это гораздо лучше, чем заниматься чужими пупами» 8.
Тигр побывал в Египте, Судане, по приглашению Пьетри посетил его родную Корсику, где до того ему бывать не приходилось. Хотя властители Франции старались предать Клемансо забвению, многие и на родине, и за границей помнили его. В день его рождения, в годовщину подписания перемирия и в другие памятные даты он получал сотни писем и телеграмм со всех концов мира. В его вандейской обители бывали близкий друг и помощник бывшего президента США полковник Эдвард Хауз, американский генерал Першинг, король Афганистана Амапулла-хан, председатель сопата Бразилии, английский посол в Париже и многие другие именитые гости. В 1928 году, в день, когда ему исполнилось 87 лет, произошел случай, который оп описал следующим образом: «Вчера после полудня над домом со страшным шумом пролетел гидроплан, сбросил в мой сад превосходный букет цветов, приводнился в океане, взмыл вверх, исчез в голубизне неба, но вскоре приводнился вновь и подплыл к берегу. Сбежавшиеся местные жители выяснили, в чем дело: какие-то молодые люди заключили пари, что таким необычным образом поздравят меня с днем рождения» 9.
Эксплуатируя интерес к Клемансо, предприимчивые коммерсанты устроили рядом с его домом в Сен-Вепсап-сюр-Жар питейное заведение «Отель у океана». Тигр ворчал: «Почему «отель», почему не «дворец»? Кажется, . собираются строить еще один дом. Так начинался Париж». В «отель» действительно устремлялись зеваки, чтобы повидать, а в случае удачи и сфотографировать Клемансо. Он относился к этим нашествиям без восторга и как-то напомнил своим собеседникам притчу: когда Кромвелю показали огромную толпу, пришедшую его приветствовать, он мрачно заметил: «Их было бы во много раз больше, если бы меня вели на виселицу» 10.
И в Париже, и в Вандее Клемансо вел размеренный образ жизни: много гулял, много читал, по нескольку часов
269
в день сидел за столом и писал гусиным пером, промокая написанное мелким песком. «Благодаря такому образу жизни, — сказал он в 1924 году, — я прекрасно провел четыре года, которые мог бы проплакать. Теперь... я смотрю па все сверху, издали» и.
Клемансо удалось осуществить все свои литературные планы: в 1926 году вышла его книга «Демосфен», в 1927 году — двухтомник размышлений «Мысли на закате», в 1928 году — «Клод Моне. Кувшинки», а в 1930 году, уже посмертно, была издана незавершенная книга «Величие и нищета одной победы».
К Тигру часто обращались различные издательства, преимущественно американские, с просьбой написать статью или серию статей па ту или иную тему, по он, поглощенный своими рукописями, неизменно отклонял эти просьбы. Так, в 1928 году его попросили написать статью в связи с годовщиной смерти Бисмарка. «Это должна быть статья политического характера, а я твердо решил таких 12 статей не писать» ,— ответил он.
Книга «Демосфен» имела успех, ее перевели на английский язык, издали в США. Это не историческое исследование, а размышления автора о судьбах Древней Греции и великого оратора, осмелившегося бросить вызов грозному властителю Филиппу Македонскому. В описании Клемансо Греция IV века до нашей эры очень похожа на современную Тигру Францию. «Обстановка в те времена напоминала нынешнюю...—говорил оп. —Можно ли удивляться тому, что одни и те же политические и философские причины влекут за собой повсюду и всегда одни и те же последствия?.. Я не говорю, что немцы вот-вот начнут войну, как в 1914 году. Они подготовят ее постепенно, они просочатся» 1 . Клемансо превозносил Демосфена за его выступления против беспечности, пораженчества, коррупции, нередко приписывал великому греку свои собственные мысли.
Писать мемуары он отказался. В письме, датированном 1 августа 1924 года, он писал: «Сегодня утром Тардье сообщил мне, что один американский издатель предлагает миллион за мои мемуары. Если вы хотите меня очень огорчить, спросите, почему я ответил «пет»» . В другой раз он заявил: «Если бы я написал мемуары, то начал бы их так: «Дорогой читатель, поскольку я не хочу говорить пи о тебе, ибо ты меня очень мало интересуешь, ни о себе, ибо я собой очень интересуюсь, остерегись открывать эту
270
книгу, в которой я не сказал 1 ч
зать»» .
того,
что
мог бы ска-
Он запрещал писать о себе и своим близким. В связи с этим у него возник конфликт с собственной дочерью. Прочитав в рукописи ее книги какие-то фразы о себе и своем отце, Тигр категорически запретил ей публиковать это. Выяснилось, что Мадлен уже получила от издательства аванс в 3 тысячи франков, отступать поздно, но Клемансо был непреклонен. «Я требую, чтобы обо мне не писали, пе для того, чтобы мои дети нарушали это требование»,— заявил он и взялся уладить конфликт с издательством, а потом сказал: «Она, конечно, захочет опубликовать это после моей смерти. Не выйдет. Я внесу в завещание фразу, которая сделает это невозможным». Когда Мадлен возразила, что он не препятствовал выходу в свет его биографии, написанной Жефруа, он ответил: «Жефруа имеет право говорить, что хочет, а сочинения моей дочери будут рас-
сматриваться как написанные с моего согласия и потому 1 в
носят совершенно инои характер» .
Намерение Клемансо жить, не обращая внимания на
политику, не осуществилось: с его темпераментом такая жизнь была невозможна. Уже в октябре 1921 года он заявил: «Последние три месяца я чувствую себя превосходно и воспользуюсь этим приливом молодости для того, чтобы помочь моим друзям прекратить саботаж Версальского договора» 17. Друзья настоятельно советовали возобновить издание газеты, в которой он мог бы со свойственным ему публицистическим пылом отстаивать свои взгляды, но он согласился лишь на то, чтобы такую газету под его патронажем издавал Тардье. «Я не намерен возвращаться к перу журналиста,— заявил он.— После того, что я совершил, я не могу опускаться до неизбежных перебранок. Но я считаю своим долгом предотвратить некоторые вещи и хочу предоставить Тардье широкое поле деятельности» 18.
10 января 1922 года вышел первый номер газеты «Эко насьональ», на котором значилось: «Андре Тардье, политический редактор; Жорж Клемансо, основатель». Тигр писать для «Эко насьональ» не хотел, Тардье публицистическим талантом не отличался, газета не стала тем, чего от
нее ожидали, — продолжением остро полемического и разоблачительного «Ом апшене», и се издание вскоре прекратилось.
Очень многое в политике Франции и ее бывших союзников возмущало старого Тигра: нарушение Германией усло
271
вий Версальского договора при пособничестве США и Англии, отказ американского сената ратифицировать Версальский договор и договор о гарантиях, неспособность союзников решить репарационный вопрос, исход судебного процесса над Кайо: сенат признал его виновным лишь в легкомысленном отношении к подозрительным людям и, учитывая смягчающие вину обстоятельства, приговорил его к трем годам тюремного заключения. Поскольку подсудимый провел 27 месяцев в предварительном заключении, его от отбывания наказания освободили, в январе 1925 года амнистировали, а в апреле того же года он вновь стал министром финансов. Клемансо был вне себя от возмущения. Не в меньшей степени возмутило его и возвращение к власти Бриана, который в январе 1921 года сформировал свое седьмое по счету министерство.
Клемансо был встревожен угрозой ремилитаризации Германии, предвидя, что германские реваншисты смогут развязать новую мировую войну. Именно с этим связана его неожиданная поездка в США осенью 1922 года. Произошла опа при следующих обстоятельствах: в связи с тем что правительство США стало настойчиво требовать от Англии и Франции те суммы, которые они задолжали Америке в годы войны, многие общественные деятели европейских стран осудили меркантильную позицию США. Так, известный английский писатель Редьярд Киплинг в интервью журналистке Кларе Шеридан, двоюродной сестре Уинстона Черчилля, очень резко отозвался об американской политике: США вступили в войну поздно, по-настоящему почти не воевали, преждевременно начали мирные переговоры с Германией, помешав союзникам одержать над ней полную победу, отказались ратифицировать Версальский договор и войти в Лигу наций, а теперь требуют денег у тех, кто сражался и приносил жертвы. Это недостойно 19.
Заявление Киплинга вызвало бурную полемику как в США, так и в Европе, и редакция газеты «Нью-Йорк уорлд» обратилась к Клемансо с вопросом, как он его расценивает. Ответ последовал немедленно. «Не собираясь никого пи в чем упрекать,— говорилось в редакционной заметке, опубликованной в «Эко насьональ»,— г. Клемансо готов поехать в США и на месте изложить свою точку зрения по этому поводу» 20. В заметке подчеркивалось, что Клемансо действует по собственной инициативе. «Америка интересуется моим мнением, и я его ей изложу», — заявил он корреспонденту агентства Ассошиэйтед Пресс.
272
Решение Тигра было неодобрительно встречено в правящих сферах Франции. Министерство иностранных дел поспешило подчеркнуть, что Клемансо будет высказывать в Америке не французскую, а свою собственную точку зрения. Тогдашний президент Мильеран и премьер-министр Пуанкаре не скрывали своего неудовольствия: мало ли что взбредет в голову этому старцу, как бы он не испортил вконец франко-американские отношения!
Особенно резко высказался по этому поводу маршал Фош. «Клемансо едет туда хныкать и разводить сенти-менты,— заявил он в интервью корреспонденту газеты «Нью-Йорк трибюп», опубликованном этой газетой 18 октября 1922 года.— Если бы я мог дать ему совет, я бы сказал: «Оставайтесь дома!», но он никогда не прислушивался к моему мнению. Он напоминает мне Вильгельма II. Тот проиграл войну, а теперь в своих мемуарах пытается оправдаться. Клемансо же проиграл мир, апология его деятельности не может иметь успех во Франции, вот он и одет в Америку ради саморекламы». Некоторые газеты утверждали, будто Клемансо едет в Америку в надежде поправить свои финансовые дела: демократическая партия США, писала «Матэн», уплатит за его выступления 20 тысяч долларов.
Слов нет, Тигра пленяла перспектива доказать французским правителям, что он высоко котируется в Америке, но меркантильного интереса он не имел * и заранее отказался от гонораров. Он старался убедить окружающих, что не ищет славы, кокетничал своей незаинтересованностью тем, что о нем пишут. «Мне говорили, что лучшую книгу обо мне написал Гайндман, который был лидером английского социализма. Кажется, она у меня есть, но я никогда ее не читал» 21,— писал он. Главная цель его поездки в США состояла в том, чтобы доказать политическим деятелям и общественности этой страны пагубность изоляционизма и обратить их внимание на угрозу новой войны.
В Америке Тигра встречали как легендарную фигуру, героя минувшей войны, старейшину европейских политиков. Он был очень активен, произнес 10 больших речей, выступал более 20 раз в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, Вашингтоне, Филадельфии, Сен-Луи... Смысл его речей повсюду был один: тяжелые, мрачные тучи скапливаются
* Клемансо отказался от пенсии и передал ее в фопд помощи инвалидам войны.
18 Д. П. Прицкер — 612
273
на горизонте и угрожают миру, каждая страна должна нести свою долю ответственности за будущее. Иногда он высказывался еще определеннее: «Я приехал вас разбудить. Неужели вы настолько слепы, что не видите первых симптомов назревающей трагедии? Германия кишит военными организациями, а вы молчите, не говорите ни слова по поводу этого опасного милитаризма» 22. Залы, где он выступал, были переполнены; на его просьбы о встрече охотно откликались политические деятели, журналисты, бизнесмены, профессора и студенты, но вскоре он убедился, что никакого влияния на позицию США оказать не в состоянии. Люди шли не для того, чтобы вникать в его речи, а для того, чтобы поглазеть на знаменитого старца.
Президент США Гардинг более часа беседовал с ним, но па него не произвели никакого впечатления страстные призывы Тигра изменить американскую политику. Только Вильсон, теперь уже экс-президент, тяжело больной и одинокий, разделял его точку зрения.
Клемансо отрицательно отнесся к решению французского и бельгийского правительств оккупировать в 1923 ГОДУ Рурскую область в качестве санкции за неуплату Германией репараций. «Различные уступки, уже сделанные нами Германии, заранее обусловливают полную неэффективность подобной меры. Следовало проявлять твердость по отношению к Германии с самого начала» 23,— заявил он корреспонденту газеты «Пти паризьен».
Неудачная поездка в США не обескуражила Тигра. В августе 1926 года в ответ па настоятельные требования правительства США к Франции уплатить долги он обратился с письмом к президенту Кулиджу: «Мы должники, а вы кредиторы... Приезжайте и прочтите в наших селениях бесконечные списки павших. Если хотите, давайте сравним, что дороже — жизнь погибшего поколения или банковский счет» 24. Свое обращение к президенту США он объяснил так: «Мне казалось, что я обязан ради своей страны изложить свою позицию в этом споре, во-первых, потому, что ни одно из наших правительств пе сделало этого; во-вторых, потому, что я не могу допустить, чтобы меня считали другом людей, которые душат нас у дверцы своего несгораемого шкафа» 25. Кулидж на письмо не ответил, но Клемансо получил множество одобрительных откликов от частных лиц. «Мое письмо Кулиджу произвело гораздо большее впечатление, чем я ожидал, по обеим
274
сторонам оксана.., В результате — настоящий поток писем и телеграмм, намного превосходящий то, что я когда-либо получал» 26,— отметил он.
Клемансо никогда не являлся на официальные церемонии, торжества, юбилеи и т. д. В марте 1929 года умер Фош. Пуанкаре пригласил Тигра принять участие в государственных похоронах, но он на них пе поехал. «В жизни Фоша были великие часы,— сказал он своим близким,— но он совершил поступки, которые разрушили связывавшие нас узы. Что же касается Пуанкаре, то тут все очень просто: видя его, я заболеваю. Что прикажете мне делать между этим мертвецом и этим живым?» 27
Через несколько педель после смерти Фоша вышли из печати его мемуары, записанные и изданные известным журналистом I аймопом Рекули. В них Фош крайне враждебно отзывался о Клемансо, возлагал па пего ответственность за то, что Франция не получала причитавшихся ей, по мнению Фоша, плодов победы. По этому поводу .Клемансо заявил корреспондентам: «Мне неприятно, что меня вынуждают вести спор у свежевырытой могилы, но мое молчание может быть воспринято как подтверждение его правоты. Поэтому я отвечу» 28.
И он принялся лихорадочно писать книгу «Величие и нищета одной победы», в которой стремился доказать, что сделал все возможное для заключения самого благоприятного для Франции мирного договора и что добиться большего не мог пи он, ни кто-либо другой. Над этой книгой Тигр работал почти до самого дня своей смерти. Написана она страстно и направлена против попустительства германскому милитаризму. Клемансо дает свою трактовку хода войны и мирной конференции, напоминает о трудностях, которые пришлось преодолеть, и утверждает, что Версальский мир был результатом уступок не только со стороны Франции, но и со стороны ее союзников. Во второй части книги Клемансо упрекает Фоша за то, что он не выступал с достаточной твердостью против нарушений Версальского договора со стороны Германии.
Тигр видел, что США поощряют германский милитаризм и стремятся к гегемонии над Европой. «Политика Америки вызывает все большее и большее беспокойство, ведь Германия очень ловко ее использует»,— писал он в сентябре 1928 года, а в марте 1929 года заметил: «Америка настойчиво проводит политику, целью которой является финансовая эксплуатация Европы» 29.
18*
275
Участие Тардье в правительстве Пуанкаре Клемансо воспринял как предательство, порвал отношения с ним и его друзьями. Незадолго до смерти, 19 сентября 1929 года, он писал: «Я умру несчастным оттого, что оставляю нашу Францию в руках Брианов, Пуанкаре и Тардье» 30 — и сказал своему бывшему секретарю Жану Марте: «Франции угрожает немало опасностей. Ей угрожают Брианы, Мальви, Леоны Блюмы, все эти типы, которые внедрились в нее, как крысы в мучной склад» 31.
До конца своей жизни Клемансо был враждебен Советскому государству, хотя и не занимался открытой антисоветской пропагандой. Он был озлоблен тем, что его планы уничтожения Советской власти и надежды на то, что она падет или переродится, не осуществились. Советская Россия успешно развивалась и строила социализм — не тот мифический «социализм», сторонником которого некогда объявлял себя Тигр, а социализм подлинный, научный.
Наш рассказ о последних годах жизни Клемансо был бы неполным, если бы мы не остановились на еще одной ее стороне, о которой стало известно сравнительно недавно.
В 1970 году в издательстве «Галлимар» вышла объемистая (650 страниц) книга «Жорж Клемансо. Письма под-эуге. 1923—1929 гг.», в которой собраны 668 писем Тигра .Маргарите Бальдеишпергер. В предисловии, написанном ее.сыном, рассказано о том, при каких обстоятельствах они познакомились и сблизились, а обо всем остальном говорят сами письма.
Маргарита — жена профессора Сорбонны литературоведа Фернана Бальденшпергера, выходца из Эльзаса,— задумала издать для юношества серию «Французская книга в Эльзасе и Лотарингии» и обратилась к известным писателям, политическим и военным деятелям с просьбой написать что-нибудь занимательное и в то же время серьезное для этой серии. В апреле 1923 года письмо с такой просьбой получил и Клемансо. Сама идея распространять французскую культуру в Эльзасе и Лотарингии, почти полстолетия находившихся под владычеством Германии, Тигру понравилась, но писать для этой серии он не хотел и ответил на письмо Маргариты отказом: «Париж, 2 мая 1923 года, Сударыня! Я охотно помог бы вам в меру своих возможностей осуществить ваш превосходный план, но вынужден сообщить, что все мое время занято работой, от которой я никак не могу отвлекаться». Из вежливости он
276
добавил: «Вы можете застать меня дома в любой день с 9 часов утра до полудня» 32.
Маргарита воспользовалась приглашением: 3 мая она явилась на улицу Франклина. Старик принял ее любезно, по убедить его изменить свое решение ей не удалось. Вот как сама Маргарита Бальденшпергер описывает эту беседу:
— Итак, сударыня, чего же вы от меня хотите? Идея ваша мне понравилась, и поэтому я сразу ответил на ваше письмо, но перед вами человек, всецело поглощенный работой, которая его увлекает. Вы хотите знать, что это за работа? Так вот, это обобщение многовекового опыта различных философских систем. В данный момент я работаю над религиями Индии, только что закончил писать главу об эволюции. Я читаю превосходные, часто малоизвестные произведения, испытываю истинную радость и доволен своей жизнью, состоящей из этой работы и чтения книг. А много ли стариков моего возраста могут сказать, что их жизнь радостна и весела?
Маргарита спросила, нельзя ли отобрать из написанного им какую-то часть, которая могла бы войти в ее серию. Нет. Быть может, он разрешит ей посмотреть его черновые записи? Нет. «Каждый вечер я со своим верным слугой сжигаю все черновики, чтобы избежать предательств после моей смерти»,— ответил Тигр. Маргарита не отступала. Может быть, он все же напишет хотя бы несколько страниц о минувшей войне? Ответ был столь же категоричен: «Нет, никогда. Я дал себе слово никогда об этом не говорить... К тому же Клемансо, рассказывающий о войне, может только повредить вашей прекрасной идее. Имейте в виду, что перед вами человек, подвергавшийся самой резкой критике, оклеветанный, оболганный» 33. Не больший успех имела и просьба написать о Линкольне.
Но когда Маргарита собиралась уйти и попросила извинения за причиненное беспокойство, Тигр ответил: «Да, вы действительно меня побеспокоили, но самым приятным образом». Он стал ее расспрашивать, выяснил, что ей 40 лет, сообщил, что ему 82, пригласил ее зайти к нему вместе с мужем. Через несколько дней она выполнила его просьбу, потом зашла еще раз, и вскоре у них обоих появилась потребность видеться ежедневно. В самом начале их знакомства Клемансо сказал Маргарите: «Положите свою руку в мою. Вот так. Я помогу вам жить, а вы поможете мне умереть. Таков наш договор» 34.
277
С этого времени на протяжении шести лет Клемансо и Маргарита либо ежедневно встречались, либо писали ДРУГ Другу подробнейшие письма — обязательно по одному, а то и по два в день. Малейшая задержка с доставкой почты вызывала у них тревогу, они посылали друг другу взволнованные телеграммы.
Клемансо установил добрые отношения со всей семьей Бальдеишпергеров. Муж Маргариты Фернан опубликовал сборник статей, которые в молодости Клемансо отправлял из Америки в парижскую газету «Тан», и добился того, что этот сборник был издан также и в Соединенных Штатах. Мать Маргариты и трое детей Бальдеишпергеров тоже часто общались с Клемансо; он живо интересовался их делами и занятиями. Так, например, в марте 1929 года, обращая внимание Маргариты ца перспективную область науки — изучение атома, он рекомендовал ее сыну познакомиться с трудами Нильса Бора и Альберта Эйнштейна 35.
В своих письмах к Маргарите Клемансо подробнейшим образом описывал свое времяпрепровождение, самочувствие, делился с ней своими мыслями, рассказывал о прочитанных книгах. Из содержания писем видно, что Клемансо был влюблен в Маргариту — это была, видимо, первая сильная, хотя и запоздалая любовь Тигра. Воистину «любви все возрасты покорны» 36.
С годами Клемансо все реже ездил в Париж, все реже допускал гостей в свой вандейский дом. Чтобы отвадить нежелательных посетителей, он вывешивал на крыше дома полотнище с изображением рыбы, подаренное ему, как он утверждал, императрицей Японии. Оно означало, что владелец дома нем как рыба и пе расположен ни с кем разговаривать. Близкие люди один за другим уходили из жизни; оп тяжело пережил смерть любимого брата Альбера, близкого друга Гюстава Жефруа («Сегодня хоронят частицу моего прошлого», — сказал он в день похорон) и, наконец, Клода Моне. Шестьдесят лет тесной дружбы связывали Клемансо с художником, которого оп считал одним из самых талантливых живописцев. Преодолев сопротивление как со стороны самого Моне, так и со стороны чиновников Управления изящных искусств, Клемансо в конце концов добился разрешения выставить его картины в помещении оранжереи Тюильри.
Клемансо требовал от своих близких, чтобы после его смерти они не соглашались па официальные похороны. «Вы ведь не представляете себе Мильерана и Пуанкаре...
278
следующими за моим гробом! От такого зрелища я могу воскреснуть, и тогда придется начинать все сначала»,— издевался он. И еще один наказ: «Самое главное — никаких священников! Запретить им приближаться к гробу ближе чем на триста метров!» 7
28 марта 1929 года Тигр составил завещание. По поводу похорон там сказано следующее: «Я хочу быть похороненным в Коломбье рядом с моим отцом. Прах следует перевезти от места моей смерти до места погребения без всякого эскорта. Не нужно вскрытия, не нужно никаких манифестаций, приглашений, церемоний. Вокруг могилы — только железная решетка, без имени, как у моего отца. Я хочу, чтобы в гроб положили мою трость с железным набалдашником — она со мной с юных лет — и маленькую шкатулку, обитую козьей кожей, которая стоит в углу па верхней полке моего зеркального шкафа. В ней книга, положенная туда моей дорогой матерью. И наконец, следует положить в мой гроб два букетика засушенных цветов, которые стоят па камине в комнате, выходящей в сад. Маленький букетик вложить в тот снаряд, в котором стоит большой букет, и все это положить, в гроб» 38.
Букет, о котором идет речь, вручил Клемансо во время войны один солдат.
До середины 1929 года Клемансо избегал жаловаться на здоровье и вел деятельный образ жизни. Летом его здоровье стало быстро ухудшаться: усилился застарелый диабет, его терзал кашель — давала о себе знать застрявшая близ дыхательных путей пуля Коттена, оп терял память. 24 ноября 1929 года, на 89-м году жизни, Жорж Клемансо скончался в своей парижской квартире на улице Франк-липа.
Вместо заключения
Воля покойного, выраженная в его завещании, формально была исполнена. Похоронный фургон, ехавший всю ночь под проливным дождем; доставил прах в Коломбье. Последние несколько километров до места погребения пришлось везти гроб на телеге, запряженной волами: машина не могла пройти по вязкой грязи. Клемансо похоронили рядом с отцом, под буйно разросшимся кедром, и обнесли могилу решеткой, пе указав имени погребенного. Кроме этих могил, вокруг ничего не было — индивидуалист Клемансо не любил кладбищ и считал, что людей нужно хоронить поодиночке на свободных пространствах.
Однако — и поэтому мы говорим лишь о формальном исполнении его воли — в, Париже обе палаты парламента посвятили Клемансо свои заседания, на которых выступили председатель сената Поль Ду мер, председатель палаты депутатов Фернан Буиссон, председатель Совета министров Андре Тардье !. Их речи строились по принципу: о покойнике «aut bene, aut nihil» *.
В связи с кончиной Клемансо пресса, которая последние девять лет писала о нем так редко, что многие во Франции считали его давно умершим, уделила много места описанию его жизненного пути, а в тридцатых годах стали выходить посвященные ему книги и биографические очерки. В то время о Клемансо писали преимущественно его сотрудники и друзья — Жан Марте, Рене Бенжамен, а также публицисты, собиравшие материалы для своих книг еще при его жизни,— Жорж Сюарез, Леон Доде, позднее Александр Зеваэс и др.
В этих книгах содержался обильный фактический материал о жизни и деятельности Клемансо, по подавался оп, как правило, апологетически — авторы ставили перед собой задачу преодолеть «несправедливость», якобы допущенную по отношению к Тигру, роль которого в истории Франции, по их мнению, не была оценена по достоинству.
Особое место занимают среди этих работ три книги Жана Марте: «Клемансо в своем собственном изображе
* «Либо хорошо, либо ничего» (лат.).
280
нии», «Тигр» и «Молчание Клемансо». Это записи бесед, которые личный секретарь Клемансо вел с ним в последние годы его жизни. Хотя их нельзя считать авторизованным источником, поскольку они были изданы после смерти Тигра и аутентичность записей! не была им подтверждена, их содержание, стиль и характер позволяют утверждать, что Марте, добросовестно отнесшийся к своей работе, приводил подлинные мысли и слова Клемансо, так что эти книги можно считать ценным источником для воссоздания мыслей и действий Тигра. При этом, однако, следует помнить, что самого Клемансо (а на страницах книг Марте в качестве автора выступает именно он) никак нельзя считать объективным судьей собственной жизни. Го, чего оп не хотел о ней сказать, мы в этих книгах не найдем.
В противоположность книгам Марте книжка «Гордая жизнь Жоржа Клемансо», написанная ярым реакционером, лидером монархистской организации «Аксьон фран-сез» Леоном Доде, доверия не заслуживает. Доде знал Клемансо с давних пор: Тигр был другом его отца, известного писателя Альфонса Доде, но сблизился Леон Доде с Клемансо в те годы, когда сам Тигр превратился в реакционера и шовиниста. Доде собрал в своей книжке анекдоты и слухи о Клемансо, его интересовала преимущественно интимная жизнь Тигра, поэтому мы использовали его данные очень редко, только тогда, когда они подтверждались другими источниками.
В 1930 году в нашей стране была опубликована статья В. М. Далина «Вокруг Клемансо». Автор был в Париже в момент смерти Тигра и поделился с советскими читателями своими впечатлениями о недавно вышедшей книге Клемансо «Величие и нищета одной победы», а также о первых посвященных ему работах. В. М. Далин справедливо отмечал, что в последние годы своей жизни Клемансо поправел настолько, что стал выступать против парламентарного строя, ярым приверженцем которого он всегда был. Незадолго до смерти Тигр выразил сожаление по поводу того, что Сепа не протекает немного левее своего русла: в этом случае она смыла бы здание Бурбонского дворца, где заседала палата депутатов. В. М. Далин высказывал предположение, что дальнейшая эволюция могла бы привести Клемансо в лагерь фашистов. «И это был бы глубоко поучительный итог не только его личной политической карьеры крайне левого республиканца «робеспьери-ста», мэра революционнейшего района, но и эволюции
281
Третьей республики, эволюции буржуазного государства в эпоху империализма, в эпоху войн и революций» 2,— писал он.
Основные труды, посвященные Клемансо, появились в 60-х годах. Это были монографии Жоржа Вормсера «Республика Клемансо», Филиппа Эрланже «Клемансо», Гастона Монпервиля (под тем же названием) и некоторые другие. Авторы этих книг значительно дополнили и обогатили материал о политической деятельности Клемансо на протяжении всей его жизни. Вормсср и Моннервиль продолжали апологетическую линию но отношению к Тигру, пытаясь оправдать все его поступки, даже самые неблаговидные. Так, например, Гастон Моннервиль утверждал, что «политическая жизнь Клемансо была абсолютно прямой линией» 3, имея в виду его последовательность и верность раз навсегда провозглашенным принципам. Это утверждение настолько не соответствует действительности, что иначе, как абсурдным, его назвать нельзя. Эрланже отнесся к герою своей книги несколько более критично.
Третья волна книг о Клемансо появилась накануне пятидесятилетия со дня его смерти. Эта дата была отмечена выходом в свет трех новых книг — работы Пьера Сольера «Клемансо», исследования Жильбера Пруто «Последний вызов Жоржа Клемансо» и книги Жоржа Вормсера «Клемансо с близкого расстояния» 4. Следует сказать, что эти книги почти ничего нового для характеристики Тигра не дают, кроме мелких подробностей, не имеющих принци-пи а л ь и о г о з п а че ни я.
В 1979 юбилейном году была также переиздана монография Ф. Эрланже, устроена выставка посвященных Клемансо документов и монографий. В Люксембургском дворце, где заседает сенат, состоялся симпозиум, на котором председательствовали его нынешний (А. Поэр) и бывший (Г. Моннервиль) председатели. С докладами, посвященными различным этапам жизни и деятельности Клемансо, выступили известные историки: Франсуа Гогель, Ж.-Б. Дюрозель, О. Рюдель, Луи Жокс и другие 5. Большинство докладов тоже содержали неумеренные восхваления Клемансо, в особенности его национализма и патриотизма. При этом ссылались на его политику в годы первой мировой войны и даже пытались доказать, будто тогдашняя деятельность Тигра служила примером и для участников движения Сопротивления в период второй мировой войны и фашистской оккупации Франции.
282
В качестве доказательства этого утверждения использовались слова генерала де Голля, который в очередную годовщину подписания Компьенского перемирия, 11 ноября 1941 года, говорил по лондонскому радио: «В глубине вашей вандейской могилы вы, Клемансо, сегодня не спите... Мы знаем, Франция будет жить, и от имени французов я клянусь, что она победит. И тогда вместе со всеми павшими, чьими могилами усеяна французская земля, сможете 6 спокойно спать и вы» .
Если французская буржуазная историография запечатлела искаженный и приукрашенный образ Клемансо, то в сознании большинства французов благодаря передающимся из поколения в поколение рассказам и немногочисленным правдиво освещающим его дела книгам (здесь уместно назвать книгу Жака Жюльяра «Клемансо сокрушитель забастовок») он остается таким, каким был в действительности, особенно в последнюю четверть века своей жизни,— непримиримым врагом рабочего класса, организатором антисоветской интервенции, одним из «самых худших из хищников, зверей империализма» 7, как охарактеризовал его в декабре 1919 года В. И. Ленин.
Примечания
От автора
1 Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981, с. 24.
Сын Вандеи
1	Цит. noiWormser G. La Republique de Clemenceau. Paris, 1961, p. 30.
2	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme. Paris, 1929, p. 147, 181.
Gola A.-G. Clemenceau et son sous-prefet. Fontenay-le-Comte, [s. a.], p. 41.
4	Geffroy G. Georges Clemenceau, sa vie, son oeuvre. Paris, 1918, p. 29-30.
5	Martet J. Op. cit., p. 181.
6	Suarez G. La vie orgueilleuse de Georges Clemenceau. Paris, 1930, p. 26.
Zevaes A. Clemenceau. Paris, 1949, p. 13.
8	Martet J. Op. cit., p. 188.
9	Zevaes A. Op. cit., p. 9.
10	Гюго В. Собр. соч., т. 15. М., 1956, с. 341.
11	См. Парижская коммуна 1871 г., т. I. Под редакцией Э. А. Желубов-ской, А. 3. Манфреда, А. И. Молока, Ф. В. Потемкина. М., 1961, с. 49, 50.
12	Цит. по: Новая история. Под редакцией Е. Е. Юровской, М. А. Полтавского и Н. Е. Застенкера. М., 1972, с. 498.
13	Zevaes A. Op. cit., р. 16.
14	Monnerville G. Clemenceau. Paris, 1968, р. 35—36.
5	Suarez G. Op. cit., p. 44.
1 Ibidem.
17	Erlanger Ph. Clemenceau. Paris, 1968, p. 36.
18	Ibid., p. 39.
19	Dubly H.-L. La vie ardente de Georges Clemenceau, t. 1. Lille, 1930, p. $9.
Clemenceau G. Au fil des jours. Paris, 1900, p. 199.
21	Crosson J.-P. Contribution a 1’etude de Faction medicale de Georges Clemenceau. Paris, 1969, p. 17.
2	Clemenceau G. De la generation des elements anatomiques, Paris, 1865, p. 106.
23	См., например: Applebaum S. L. Clemenceau Thinker and Writer. New York, 1948, p. 16.
24	Martet J. Op. cit., p. 94.
25	Monnerville G. Op. cit., p. 56.
26	Гюго В. Собр. соч., т. 15, с. 389.
27	Там же, с. 740.
28	Treich L. Vie ct mort de Clemenceau. Paris, 1929, p. 63—64.
29	Prouleau G. Le dernier defi de Geogres Clemenceau. Paris, 1979, p. 28.
30	Bruun C. Clemenceau. Cambridge, 1948, p. 10.
284
Мэр Монмартра
1	Martet J. Le silence de M. Clemenceau. Paris, 1929, p. 210.
2	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 3.
3	Цит. по: Парижская коммуна 1871 г., т. I, с. 128.
4	Chastenet J. Histoire de la Troisieme Republique, t. I. L’enfance de la Troisieme (1870—1879). Paris, 1952, p. 18.
5	Ibidem.
6	Цит. по: Парижская коммуна 1871 г., т. I, с. 78.
7	Erlanger Ph, Op. cit., p. 58.
8	Цит. no: Wormser G. Clemenceau vu de pres. Paris, 1979, p. 41.
9	Zevaes A. Op. cit., p. 27.
10	Martet J. M, Clemenceau peint par lui-meme, p. 203.
11	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 155—156.
12	Wormser G. Clemenceau vu de pres, p. 57.
13	Chastenet J. Op. cit., t. I, p. 30.
14	Ibid., p. 34.
15	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 166.
16	La guerre illustree, 1.II. 1871.
17	См. Парижская коммуна 1871 г., т. I, с. 237.
18	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 327.
19	Martet J. М. Clemenceau peint par lui-meme, p. 154, 248—249.
20	Clemenceau G. La France devant TAllemagne. Paris, 1916, p. 9.
21	См. Парижская коммуна 1871 г., т. I, с. 240.
22	Гюго В. Собр. соч., т. 15, с. 508—509.
23	Там же, с. 527, 530.
24	Zevaes A. Op. cit., р. 31.
25	Williams W. The Tiger of France. New York, 1949, p. 70.
26	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 170.
27	Chastenet J. Op. cit., t. I, p. 71.
28	Suarez G. Op. cit., p. 93.
29	Fiaux L. Histoire de la guerre civile de 1871. Paris, 1879, p. 56.
30	General Vinoy. L’armistice et la Commune. Operations de I’armee de Paris et de I’armee de reserve. Paris, 1872, p. 197.
31	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 113.
32	Depositions des temoins de Penquete parlementaire sur Finsurrection du 18 mars, t. II. Paris, 1872, p. 83.
33	Составленный самим Клемансо отчет о его действиях 18 марта 1871 г. помещен в книге: Martet J. Le silence de M. Clemenceau, p. 271 — 299.
34	Текст прокламации приведен в книге: Chastenet J. Op. cit., t. I, p. 74.
35	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 249.
36	См. Парижская коммуна 1871 г., т. I, с. 277—278.
37	Fiaux L. Op. cit., p. 77.
38	Chastenet J. Op. cit., t. I, p. 76.
39	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 334.
40	Международное рабочее движение. Вопросы истории и теории, т. 2. М., 1976, с. 132.
41	События, происходившие в эти дни, описаны в книге: Dame М. F. La resistance: les maires, les deputes de Paris, et le Comite central du 18 au 26 mars. Paris, 1871.
42	Ibidem.
43	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 119.
44	Annales de I’Assemblee nationale, t. II. Paris, 1871, p. 4—6.
285
45	Ibidem.
46	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p 120- 121.
47	Ibid., p. 123.
48	Ibid., p. 126.
49	Annales de I’Assemblce nationale, t. II, p. 151.
50	Dame M. F. Op. cit., p. 339.
51	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 126.
Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 158.
53	Erlanger Ph. Op. cit., p. 78—79.
54	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 482.
58	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 158—159.
56	Ibid., p. 47.
Erlanger Ph. Op. cit., p. 84.
8	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 250—251.
«Низвергатель министерств»
Clemenceau G. Sur la democratic: neuf conferences, rapportees par Maurice Segard. Paris, 1930, p. 83.
2	Berheim P. Lc Conseil municipal de Paris de 1879 a nos jours. Paris, 1937, p. 26.
3	Clemenceau G. Le grand Pan. Paris, 1896, p. 231.
4	См. История Франции. Нод редакцией А. 3. Манфреда, т. 2. М., 1973 с. 464.
5	Там же.
6	Erlanger Ph. Op. cit., p. 95.
7	Тарле E. В. Гамбетта и его место в истории Третьей французской республики. — В ки.: Очерки и характеристики из истории европейского общественного движения в XX веке. СПб., 1904, с. 314.
8	Литературное наследство, 1934, № 13—14, с. 302.
9	Droits de 1’homme, 13. II. 1876.
1	Цит. по: Тарле Е. В. Указ, соч., с. 341.
11	Zevaes Л. Op. cit., р. 41.
12	Ibidem.
13	Annales de la Chambre des deputes. Debats parlcmenlaires, 3-me legislature, session oridinaire de 1876, t. II. Paris, 1876, p. 48.
14	Daudet L. La vie orageuse de Clemenceau. Paris, 1938, p. 97.
15	Zevaes A. Op. cit.. p. 45.
16	Гюго В. Собр. соч., т. 15, с. 648.
17	Martet J. М. Clemenceau peint par lui-meme, p. 209—211.
18	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1879, t. II. Paris, 1879, p. 182-183.
19	Zevaes A. Op. cit., p. 46—47.
Daudet L. Op. cit., p. 26.
Documents diplomatiques fran^ais (1871 —1914), 1-re serie (1871 — 1900), tome second (1 juillet 1875— 31 decembre 1879). Paris, 1930, p. 453— 454.
22	Erlanger Ph. Op. cit., p. 130—131.
Nouveau Larousse illustre. Supplement. Paris, [s. a.], p. 236—240.
24	Цит. по: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 86.
25	Geffroy G. Clemenceau, sa vie, son oeuvre, p. 55.
26	Suarez G. La vie orgueilleuse de Clemenceau, p. 127.
7	Chastenel J. Histoire de le Troisieme Republique, t. II. La Republique des republicains. Paris, 1954, p. 76.
28	La Justice, 18. VIII. 1881.
2	Zevaes A. Op. cit., p. 52.
286
3	Цит. по: Monnervtlle G. Op. cit., p. 117.
31	Chastenet J. Op. cit., t. II, p. 77.
2	Strauss P. Les fondateurs de la Republique. Paris, 1934, p. 67.
33	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 389.
34	Documents diplomatiques frangais (1871 — 1914), 1-re serie, t. 2, p. 412.
35	Rochefort H. Les aventures de ma vie, t. IV. Paris, p. 244.
36	Documents diplomatiques frangais (1871 — 1914), 1-re serie, t. 2, p. 414.
37	Erlanger Ph. Op. cit., p. 189.
38	Annales de la Chambre des deputes (nouvelle serie). Debats parle-mentaires. 3-me legislature. Session extraordinaire de 1881, t. III. Paris, p. 152-156.
39	Sauliere P. Clemenceau, p. 57.
40	Chastenet J. Op. cit., t. II, p. 137. Подробнее о французской экспансии в Индокитае см.: Нарочницкий А. Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860—1895 гг. М., 1956.
41	Annales de la Chambre des deputes.., t. XIII. Paris, 1885, p. 804—805.
42	См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 374.
43	Martet J. М. Clemenceau peint par lui-meme, p. 149—152.
44	Тарле E. В. Указ, соч., с. 336—337.
4о	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 83—84.
46	См. История Франции, т. 2, с. 486.
4'	Martet J. М. Clemenceau peint par lui-meme, p. 242.
48	Le Cri du Peuple, 23. VII. 1885.
49	Цит. no: Zevaes A. Op. cit., p. 104.
50	Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 62.
51	Annales de la Chambre dos deputes... session ordinaire de 1884, t. II. Paris, 1884, p. 698.
2	Цит. no: Zevaes A. Op. cit., p. 96.
53	Le Cri du Peuple, 17. IL 1884.
54	Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 87.
35	Маркс К.j Энгельс Ф. Соч., т. 34, с. 379.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 35, с. 338.
57	Там же, с. 305.
8	Zevaes A. Op. cit., р. 109.
5	См. Манфред А. Внешняя политика Франции. 1871 — 1891. М., 1952.
6	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 235—236.
61	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 408.
62	Там же, с. 298.
63	Abensour L. Clemenceau in time. Paris, 1928, p. 130.
64	Цит. no: Sauliere P. Clemenceau, p. 63.
65	Маркс H.f Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 411.
66	См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 382.
67	Le Cri du Peuple, 31. V. 1884.
Раненый тигр
1	Zevaes A. Op. cit., p. 149.
2	Цит. no: Monnerville G. Op. cit., p. 157.
3	Цит. no: Erlanger Ph. Op. cit., p. 208.
4	Camb on P. Correspondancc 1870—1924, t. I. Paris, 1940, p. 234—235.
Подробное описание булапжизма см. в исследовании Danselle A. Le boulangisme. Paris, 1946.
6	См. История Франции, т. 2, с. 494.
287
7	См. Манфред А. 3. Внешняя политика Франции. 1871—1891, с. 433-439.
8	La Justice, 12. VII. 1887. Dansette A. Op. cit., p. 102.
9	Chastenet J. Op. cit., t. II, p. 222.
10	Dansette A. L’Affaire Wilson et la chute du President Crevy. Paris, 1936, p. 166.
11	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 608.
12	Monnerville G. Op. cit., р. 170.
13	Dansette A. Op. cit., p. 204.
14	Erlanger Ph. Op. cit., p. 241.
15	См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 174, 234.
16	О положении• рабочего класса Франции см.: Международное рабочее движение, т. 2, гл. V.
17	Annales de la Chambre des deputes, 5-me legislature. Debats parle-mentaires. Session ordinaire de 1891, t. II, premiere partie. Paris, 1891, p. 136-137.
18	Chastenet J. Op. cit., t. II, p. 255.
19	Clemenceau G. La melee sociale. Paris, 1896, p. 37.
20	Annales de la Chambre des deputes... Session ordinaire de 1891, t. II, p. 63.
21	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1892, t. I. Paris, 1892, p. 168.
22	Suarez G. Op. cit., p. 205.
23	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 168.
24	Annales de la Chambre des deputes... session extraordinaire de 1892, tome unique. Paris, 1892, p. 481—482.
25	Ibid., p. 483.
26	La Justice, 13. XII. 1892.
27	Le Drapeau, 18. IV. 1884.
28	Zevaes A. Op. cit., p. 130.
29	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 150, 165.
30	Annales de la Chambre des deputes... session extraordinaire de 1892, tome unique, p. 777.
31	Ibid., p. 778.
32	Ibid., p. 778-781.
33	Ibid., p. 781—783.
34	См. Эдмон и Жюль де Гонкур. Дневник. (Записки о литературной жизни). М., 1964, с. 550.
3d	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1893, t. II, premiere partie. Paris, 1893, p. 694—699.
36	La Justice, 21. VI. 1893.
37	Маркс Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 74.
38	Daudet L. Op. cit., p. 108.
39	Monnerville G. Op. cit., p. 195—196; Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 174.
40	Zevaes A. Op. cit., p. 151.
41	Ibid., p. 152.
42	Цит. no: Monnerville G. Op. cit., p. 205.
43	Suarez G. Op. cit., p. 272.
44	Цит. no: Chastenet J. Op. cit., t. II, p. 317.
45	Ibid., p. 320.
46	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 170.
47	Martet J. Le silence de M. Clemenceau, p. 212.
48	Suarez G. Op. cit., p. 222.
288
Публици ст-дрейфу cap
1	Из статьи Клемансо в газете «Депеш де Тулуз». Цит. по: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 485—486.
2	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 9.
3	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 175—176.
4	La Justice, 23.IV. 1894.
5	Wormser G. Clemenceau vu do pres, p. 128—132.
6	Clemenceau G. La melee sociale. Paris, 1896.
7	Ibid., p. VI, XL
8	Ibid., p. 145-146.
9	Ibid., p. XV.
1	Маркс JC., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 381.
11	Clemenceau G. La melee sociale, p. 120.
12	Ibid., p. 381.
13	Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 178.
14	Clemenceau G. La melee sociale, p. 241.
15	Ibid., p. 138.
16	Clemenceau G. Le grand Pan. Paris, 1896.
17	Ibid., p. 205.
18	Ibid., p. 317.
19	Applebaum S.-I. Clemenceau Thinker and Writer, p. 8i
20	Clemenceau G. La melee sociale, p. 111.
21	Clemenceau G. Le voile du bonheur. Paris, 1901.
22	Ibid., p. 37.
23	Applebaum S.-I. Clemenceau Linker and Writer, p. 89
24	Clemenceau G. Les plus forts. Paris, 1898.
25	Bruun G. Op. cit., p. 53.
26	Clemenceau G. L’Iniquite. Paris, 1899, p. 29.
27	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 22.
28	Chastenet J. Op. cit., t. Ill, p. 107.
29	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 28—29.
30	Le Temps, 14.XI.1897.
31	Роллан P. Воспоминания. M., 1966, c. 491.
32	Chastenet J. Op. cit., t. Ill, p. 107.
33	См. Предисловие Смирнова E. к книге: Дрейфус А. Пять лет моей жизни. СПб., 1901, с. 24—25.
Le Petit Parisien, 12.1.1898.
35	Золя Э. Собр. соч., т. 26. М., 1967, с. 231—232.,
36	Это заседание палаты депутатов подробно описано в книге: Молчанов Н. Н. Жорес. М., 1969, с. 197—200.
37	Цит. по: Erlanger Ph. Op. cit., p. 315—316.
38	Цит. по: Молчанов Н. Н. Указ, соч., с. 206.
39	Цит. по: Leblois L. L’Affaire Dreyfus, р. 49.
40	Labori M.-F. Labori, ses notes manuscrites, sa vie. Paris, 1947, p. 140—141.
41	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 49—50.
42	Labori M.-F. Op. cit., p. 29, 142.
43	Zevaes A. Op. cit., p. 172.
44	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 24, с. 184—185.
45	См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 32, с. 422, 424—426.
46	Там же, с. 422.
47	Clemenceau G. L’Iniquite, р. 237.
4	Цит. по: Wormser G. Clemenceau vu de pres, p. 123.
289
; :	49 Kokovtzov V, N. Out of my Past. Stanford University Press, 1935,
p. 84.
Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 263.
51	Архив Внешней политики России (далее — ЛВПР), фонд МИД, канцелярия, 1906, оп. 470, д. 107, т. 1, л. 74.
52	Подробнее об этом см.: Гурвич С. Н. Радикал-социалисты и рабочее движение во Франции в начале XX века. М., 1976.
53	Le Bloc, N 16, 12.V.1901, р. 348-349.
84	Le Bloc, N 21, 16.V.1901, p. 425.
55	Цит. no: Zevaes A. Op. cit., p. 176—177.
86	Le Bloc, 1902, N 11.
57	Цит. no: Gejfroy G. Op. cit., p. 96.
58	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 424.
59	Le Temps, 19.XI.1903.
60	См. об этом: Манфред А. 3. Очерки истории Франции XVIII — XX вв. М., 1961, с. 423; Гуткина И. Г. Общество друзей русского народа и присоединенных народов во Франции в годы первой русской революции.— В кн.: Из истории общественных движений и международных отношений. М., 1957, с. 617—619.
bI	См. Гурвич С. Н. Указ, соч., с. 276.
62	АВПР, фонд МИД, канцелярия, 1906, оп. 470, д. 107, т. 1, л. 68.
6 Там же, л. 40—41.
64 Combes Е. Mon ministere. Memoires, 1902—1905. Paris, 1956, р. 228.
65 Bonnefous G. Histoire politique de la Troisiemc Republique, t. 1, p. 9.
CG Цит. no: Zevaes A. Op. cit., p. 184.
67 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 386.
Глава правительства
1	Chastenet J. Histoire de la Troisicme Republique, t. IV, Jours inquiets ct jours sangiants. Paris, 1955, p. 35.
2	L’Humanite, 12.III.1906.
3	АВПР, фонд МИД, канцелярия, 1906 г., on. 470, д. 107, т. I, л. 72.
4	Poincare В. Au service de la France, t. I. Paris, 1931, p. 16.
5	АВПР, там же, л. 205—206.
6	Там же, л. 74—75.
7	Clemenceau G- La melee sociale, p. 319—320.
8	Bonnejous G. Op. cit., t. I, p. 13.
9	АВПР, там же, л. 78.
10	Цит. по: JulliardJ. Clemenceau briseur des greves. Paris, 1965, p. 29.
11	Bonnefous G. Op. cit., t. I, p. 15.
12	АВПР, там же, л. 118—119.
13	Там же, л. 75.
14	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 15, с. 166.
15	АВПР, там же, л. 102.
1	Там же, л. 173.
17	Annales de la Chambre des deputes. 9-me legislature. Debats parle-mentaires. Session ordinaire de 1906, t. II. Paris, 1906, p. 208.
18	Ibid., p. 214.
19	Zevaes A. Op. cit., p. 177 — 178.
20	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1906, t. II, p. 667.
21	Erlanger Ph. Op. cit., p. 362.
22	АВПР, фонд МИД, канцелярия, 1906 г., оп. 470, д. 107, т. I, л. 128; д. 108, л. 87.
2	Wormser G. Op. cit., р. 14—15.
290
24	АВПР, фонд МИД, канцелярия, 1906 г., оп. 470, д. 108, л. 99—100.
5	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1907, t. II, premiere partie. Paris, 1907, p. 121.
26	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 14, с. 59.
27	Mejan L.-V. La separation de I’Eglise et de 1’Etat. Paris, 1908, p. 76.
2	Цит. no: Zevaes A. Op. cit., p. 187.
29	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1906, tome unique, deuxiemc partie. Paris, 1907, p. 1256 — 1258.
30	АВПР, фонд МИД, канцелярия, 1906 г., оп. 470, д. 107, т. I, л. 77.
31	Szeps-Zuckerkandl В. Souvenirs d’un monde disparu. Paris, 1931, p. 165.
32	Bonnefous G. Op. cit., t. I, p. 104.
33	Ibid., p. 55-56.
34	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1907, t. I. Paris, 1907, p. 777.
35	Bonnefous G. Op. cit., t. I, p. 61.
36	Ibid., p. 65.
Maitron J. Dictionnaire biographique du mouvement ouvrier fran$ais, t. X. Paris, [s. a.], p. 122 — 123.
3	Julliard J. Op. cit., p. 39.
9	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1908, t. II. Paris, 1908, p. 202.
4	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1891, t. II, premiere partie, p. 136—137.
41	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1908, t. II, p. 204.
42	Julliard J. Op. cit., p. 94.
43	Ibid., p. 97.
44	L’Humanite, 31.VII.1908.
4 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 180, 187.
4 Julliard J. Op. cit., р. 101.
47 См. об этом деле: Julliard J. Op. cit., р. 145—166.
48 Guerre sociale, 29.VII-4.VIII. 1908.
4 Julliard J. Op. cit., p. 110.
° Цит. no: Erlanger Ph. Op. cit., p. 345.
1 Бюлов Б. Воспоминания. M.—Л., 1936, с. 294.
52 Depeche de Toulouse, 12.VI. 1905.
53 Chastenet J. Op. cit., I. IV, p. 55.
4 Martet J. Clemenceau peint par lui-meme, p. 78—79.
Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 257.
50	British Documents on the Origins of the War, 1898—1914, vol. VI. London, 1932, p. 457.
5	Цит. no: Erlanger Ph. Op. cit., p. 386.
^8	Szeps-Zuckerkandl B. Op. cit., p. 172.
59	Цит. no: Bonnefous G. Op. cit., t. I, p. 79.
60	Ibid., p. 135.
61	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1909, t. II. Paris, 1909, p. 1526-1527.
62	Ibid., p. 1528-1529.
с	Цит. no: Erlanger Ph. Op. cit., p. 396.
4	Zevaes A. Op. cit., p. 234.
c	Bainville J. La Troisieme Republique. Paris, 1935, p. 264.
66	Erlanger Ph. Op. cit., p. 365—366.
67	Caillaux J. Mes memoires, t. I. Paris, 1947, p. 285.
См. об этом: Bruun G. Op. cit., p. 103.
291
69	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1907, t. II, premiere partie, p. 121.
«Свободный человек»
1	L’Homme libre, 4. VII. 1913.
2	См. Гурвич С. H. Указ, соч., с. 45, примеч. 95.
3	Цит. по: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p'. 212, note 1.
4	Ibid., p. 213.
5	Monnerville G. Op. cit., p. 348- 349.
Clemenceau G. Notes de voyage dans I’Amerique du Sud, Argentine, Uruguay, Bresil. Paris, 1911; South America Today. New York, 1911.
7	Цит. no: Suarez G Op. cit., t. II, p. 134.
8	Международные отношения в эпоху империализма, серия вторая, 1900-1913. М., 1938, с. 166.
9	Chastenet J. Op. cit., t. IV, p. 90—91.
10	Ibid., p. 95.
11	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 143.
12	Clemenceau G. La France devant 1’Allemagne. Paris, 1916, p. 23.
13	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 22, с. 294.
14	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 152.
15	См. История Франции, т. 2, с. 563.
16	Лепин В. И. Поли. соб. соч., т. 22, с. 293, 294.
17	Chastenet J. Op. cit., t. IV, p. 117.
18	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 287.
19	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 26, с. 16.
20	L’Homme libre, 1. VIII. 1914.
21	Цит. по: Suarez G. Op. cit., t. II, p. 170—171.
22	Poincare R. Au service de la France, t. III. Paris, 1933, p. 228.
23	Daudet L. Op. cit., p. 193—194.
24	L’Homme libre, 11. IX. 1914.
25	Monnerville G. Op. cit., p. 421.
26	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 171.
27	Цит. no: Monnerville G. Op. cit., p. 517.
28	См. Наринский M. M. Драма Ж. Кайо. — Новая и новейшая история, 1973, № 1, с. 146—153.
29	Clemenceau G. Grandeurs et miseres d’une victoire. Paris, 1930, p. 315.
30	Monnerville G. Op. cit., p. 479.
31	Bonnefous G. Histoire politique de la Troisieme Republique, t. II, p. 333-334.
32	L’Homme enchaine, 11.III. 1915.
33	Chastenet J. Op. cit., t. IV, p. 268.
34	L’Homme libre, 27.IX.1914.
35	L’Homme enchaine, 4.11.1915.
36	L’Homme enchaine, 13.11.1915.
37	L’Homme enchaine, 14.11.1916.
38	L’Homme enchaine, 19.XII.1916.
3	L’Homme enchaine, 16.1 V. 1917.
40	См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 35; с. 13—18.
41	Poincare R. Au service de la France, t. IX. L’annee trouble, 1917, t. IX. Paris, 1946, p. 361.
42	Bonnefous G. Op. cit., t. II, p. 343.
43	Poincare R. Op. cit., t. IX, p. 367.
44	Ibid., p. 373.
4	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 207.
292
4	Bruun G. Op. cit., p. 131.
47	Poincare R. Op. cit., p. 371—372.
«Отец победы»
Annales de la Chambre des deputes, 11-me legislature... session ordinaire de 1917, tome unique, troisieme parlie. Paris, 1917, p. 3053.
2	Ibid., p. 3057.
3	Bonnejous G. Op. cit., t. II, p. 351'.
4	Bruun G. Op. cit., p. 136—137.
Monnerville G. Op. cit., p. 586.
c	Bonnefous G. Op. cit., t. II, p. 351—352.
7	Ibidem.
8	Ibid., p.r 356-357.
Poincare R. Au service de la France, t. X, p. 15 — 16.
0	Seldes G. Iron, Blood and Profits. New York, 1934, p. 185.
11	Noel-Baker Ph. The Private Manufacture of Armaments, vol. 1. London, 1936, p. 533. О Базиле Захарове см.: Seldes G. Op. cit.; Neumann R. Zaharoff. New York, 1935; Bruun G. Clemenceau, и др.
12	Chastenet J. Op. cit., t. Ill, p. 344.
13	Документы внешней политики СССР. М., 1957, т. I, с. 33.
14	Mourin М. Les relations franco-sovietiques (1917—1967). Paris, 1967, p. 59.
15	История дипломатии, т. III. М., 1965, с. 72.
1 Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1917, tome unique, troisieme partie, p. 3792—3793.
1 Annales de la Chambre des deputes... session de 1918, tome unique, premiere partie. Paris. 1920, p. 36—38.
18	Ibid., p. 788-789.
19	Ibid., p. 792.
20	Цит. no: Erlanger Ph. Op. cit., p. 498.
21	Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 302.
22	Clemenceau G. Grandeurs et miseres d’une victoire, p. 2i.
23	General Mordacq. Le ministere de Clemenceau. Journal d’un temoin, t. 1, nov. 1917 — avr. 1918. Paris, 1930, p. 127.
24	Marechai Foch F. Memoires, t. II. Paris, 1931, p. 17.
Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p*. 320.
Clemenceau G. Grandeurs et miseres d’une victoire, p'. 19, note 2.
27 Monnerville G. Op. cit., p. 599.
General Mordacq, Op. cit., t. I, p. 240—245; Marechai Foch. Memoires, t. II, p. 21—24.
9 Haig. Carnets secrets. Paris, 1964, p. 210.
30 Clemenceau G. Grandeurs et miseres... p. 26—27.
1	Mantoux P. Les deliberations du Conseil des Quatre, t. II. Paris, 1955, p. 444.
2	Gen. Laure. Petain. Paris, 1941, p. 199.
3	Цит. no: Wormser G. Clemenceau vu de pres, p. 215.
34	Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 329.
Poincare R. Au service de la France, t. X. Victoire et armistice, 1918. Paris, 1933, p. 373-374.
Цит. no: Bugnet Ch. Rue Saint-Dominique et le G. C. G. Paris, 1937, p. 303.
General Weygand. Ideal vecu, t. I. Paris, 1953, p. 534.
Подробно об этом см.: Suarez G. Op. cit., t. II, p. 237—241.
39	General Mordacq. Le ministere de Clemenceau, t. Il, mai 1918 — 11 nov. 1918. Paris, 1930, p. 54.
293
, 40 Poincare R. Op. cit., t. X, p. 213.
4‘ Erlanger Ph. Op. cit., p. 521—522.
Annales de la Chambre des deputes... session de 1918, tome unique, troisieme partie, p. 1463.
4 Цит. no: Erlanger Ph. Op. cit., p. 527.
44 Bruun G. Op. cit., p. 162—163.
4 Вся переписка Клемансо с Пуанкаре по этому поводу приведена в книге: Poincare R. Au service de la France, t. X, p. 379—384.
46 Martet J. Те Tigre, p. 192.
4 Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1918, tome unique, troisieme partie, p. 2660.
8 Marechai Foch. Memoires, t. II, p. 289.
49	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1918, tome unique, troisieme partie, p. 2693.
50	Poincare R. Op. cit., t. X, p. 406.
«Утративший победу»
Цит. no: Monnerville G. Op. cit., p. 634.
2	Chastenet J. Histoire de la Troisieme Republique, t. V «Les annces des illusions». Paris, 1960, p. 14—16.
3	Ibid., p. 18.
4	См. История дипломатии, т. Ill, с. 136—137.
Marcellin L. Politique ct politiciens apres la guerre. Paris, 1923, p. 26.
6	Bonnejous E. Histoire politique de la Troisieme Republique, t. Ill, p. 23—25.
7	Chastenet J. Op. cit., t. V, p. 13.
8	Bonnejous E. Op. cit., t. Ill, p. 30.
9	Chastenet J. Op. cit., p. 54.
Bonnejous E. Op. cit., t. Ill, p. 35—36.
11	Ibid., p. 30-31.
12	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1919, tome unique. Paris, 1920, p. 74.
13	Erlanger Ph. Op. cit., p. 583.
14	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1918, tome unique, troisieme partie, p. 3334—3335.
15	Erlanger Ph. Op. cit., p. 565.
16	Mantoux P. Les deliberations du Conseil des Quatre, t. I, p. 6.
17	Цит. no: Monnerville G. Op. cit., p. 639.
18	Erlanger Ph. Op. cit., p. 567.
J9	Ibid., p. 569.
20	Ibid., p. 574.
21	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 118.
22	Mantoux P. Op. cit., t. II, p. 45.
23	Ibid., p. 54-55.
24	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1919, tome unique, premiere partie, p. 1246—1247.
25	Bonnejous E. Op. cit., t. Ill, p. 10—11.
26	См. Дюкло Жак. Октябрь 17 года и Франция. М., 1967, с. 231—232.
27	См. История дипломатии, т. III, с. 178—179.
28	Mantoux Р. Op. cit., t. I, р. 505.
29	Ibid., t. II, p. 332-334.
30	Ibid., t. II, p. 453-454.
31	Ibid., t. I, p. 43-45.
32	Ibid., t. I, p. 47.
33	Ibid., t. I, p. 493.
294
5	Stannard Baker R. Woodrow Wilson and World Settlement. New York, 1922, p. 146.
35	Mantoux P. Op. cit., t. II, p. 410.
36	Ibid., t. II, p. 266-271.
37	Ibid., t. II, p. 272.
8	Clemenceau G. Grandeurs et miseres d’ nne victoire, p. 200.
9	Erlanger Ph. Op. cit., p. 592.
4	Mantoux P. Op.	cit., t. I, p. 74.
41	Ibid.,	p.	69-70.
42	Ibid.,	p.	184-192.
43	Ibid.,	p.	195.
44	Chastenet J. Op. cit., t. V, p. 47.
4	См. История дипломатии, т. Ill, с. 157—161.
46	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 353.
4	Chastenet J. Op. cit., t. V, p. 48.
Mantoux P. Op. cit., t. II, p. 86.
49 Ibid., t. I, p. 112.
Bonnejous E. Op. cit., t. Ill, p. 28.
31 Ibid., p. 29.
Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1919, tome unique, quatrieme partie, p. 4134.
Bonnejous E. Op. cit., t. Ill, p. 56.
54 Ibid., p. 64
Wormser G La Republique de Clemenceau, p. 369.
'"7Bonnefous E. Op. cit., t. Ill, p. 67—68.
' ‘ Erlanger Ph. Op. cit., p. 603.
58	Annales de la Chambre des deputes... session extraordinaire de 1919, tome unique, p. 59—61.
59	Ibid., p. 61.
Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 394.
61	Ibid., p. 396.
62	Suarez G. Op. cit., t. II, p. 300.
Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 407.
Bonnejous E. Op. cit., t. HI, p. 96—97.
65 Ibidem.
Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 249.
67 Ibid., p. 251.
Старый отшельник
1	Erlanger Ph. Op. cit., p. 631.
2	Bonnejous E. Op. cit., t. Ill, p. 159—160.
3	Ibid., p. 161.
4	Martet J. M. Clemenceau peint par lui-meme, p. 79.
Цит. no: Monnerville G. Op. cit., p. 712.
6	Ibid., p. 711.
Цит. no: Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 440.
Erlanger Ph. Op. cit., p. 622.
9	Clemenceau G. Lettres a uno amie. Paris, 1970, p. 569.
10	Ibid., p. 106.
1 Martet J. Op. cit., p. 43.
12	Clemenceau G. Lettres a une amie, p. 531.
13	Wormser G. Clemenceau vu de pres, p. 249.
14	Clemenceau G. Lettres a une amie, p. 45.
Ibidem.
16	Ibid., p. 286—287.
295
17	General Mordacq. Clemenceau au soir de sa vie, t. 1. Paris, 1930, p. 164.
8	Wormser G. La Republique de Clemenceau, p. 443.
19 Ibid., p. 448.
° Erlanger Ph. Op. cit., p. 624.
21	Clemenceau G. Lettres a une amie, p. 103.
22	Monnerville G. Op. cit., p. 694.
23	Ibid., p. 720.
Clemenceau G. Grandeurs et miseres d’ une victoire, p. 371.
25	Clemenceau G. Lettres a une amie, p. 329.
26	Ibid., p. 335.
27	Цит. no: Erlanger Ph. Op. cit., p. 534.
28	Ibid., p. 635.
29	Clemenceau G. Lettres a une amie, p. 551, 584.
30	Ibid., p. 640.
1 Martet J. Le Tigre, p. 69.
32	Clemenceau G. Lettres a une amie, p. VIII.
33	Ibid., p. IX-X.
34	Ibid., p. XIV.
35	Ibid., p. 586-587.
36	Подробнее об этом см.: Прицкер Д. П. Последние годы Клемансо.— Французский ежегодник 1979. М., 1981, с. 128—131.
7	Цит. по: Monnerville G. Op. cit., р. 743—744.
38	Ibidem.
Вместо заключения
1	Annales de la Chambre des deputes... session ordinaire de 1929, t. II. Paris, 1929, p. 967.
2	Историк-марксист, [M.], 1930, t. 20, № 1, c. 188.
3	Monnerville G. Op. cit., p. 751.
4	Sauliere P. Clemenceau. Paris, 1979; Wormser G. Clemenceau vu de pres; Prouteau G. Op. cit.
5	Le Monde, 15.XII.1979.
6	Monnerville G. Op. cit., p. 751.
7	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 422.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЖОРЖА КЛЕМАНСО
Correspondences d’Ameri-	Корреспонденции из Америки	1928
que (1866-1869)	(1866—1869)	
De la generation des ele-	О зарождении анатомических	1865
ments anatomiques	элементов	
La Melee sociale	Социальная схватка	1895
Le grand Pan	Великин Пап	1896
Au pied du Sinai	У подножья Синайских гор	1898
Los plus forts	Самые сильные	1898
L’Iniquite	Беззаконие	1899
Vers la reparation	На пути к исправлению	1899
Centre la justice	Вопреки справедливости	1900
Au fil des jours	День за днем	1900
Des juges	Судьи	1900
Justice militaire	Военное правосудие	1901
La Voile du bonheur	Завеса счастья	1901
Injustice militaire	Военный произвол	1902
Les Embuscades de la vie	Превратности судьбы	1903
La Honte	Позор	1903
Figures de Vendee	Образы Вапдеи	1903
Notes du voyage dans	Заметки о поездке	1911
FAmeriquc du Sud	в Южную Америку	
La France devant ГАПе-	Франция перед лицом	1916
magne	Германии	
Pour la Patrie —	За отечество — речи в период	1934
discours de guerre	войны	
Discours de paix	Речи о мире	1938
Demosthene	Демосфен	1926
Au soir de la Pensee, t. I, II	Мысли на закате, т. I, II	1927
Claude Monet. Les Nym-	Клод Моне. Кувшинки	1928
pheas		
Grandeurs ct miseres d’une	Величие и нищета одной	1930
victoire	победы	
Lettres a une amie	Письма подруге	1970
Перу Клемансо принадлежат также многочисленные статьи в газетах «Le Travail», «Le Matin», «Le Temps», «La Justice», «Le Journal», «L’Echo de Paris», «L’Auroro», «Le Bloc», «La Depeche de Toulouse», «I’Homme libre», «]’Homme enchaine», «Neue Freic Pressc», опубликованные в период с 1861 по 1919 г.
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА ВАЖНЕЙШИХ СОБЫТИЙ, СВЯЗАННЫХ С ПОЛИТИЧЕСКОЙ БИОГРАФИЕЙ ЖОРЖА КЛЕМАНСО
1830 — 1848	— Июльская монархия (король Луи Филипп Орлеанский)
1841, 28 сентября	— В Муиерон-ан-Паред (Вандея) родился Ж. Клемансо
1848, 22 — 24 февраля	— Революция в Париже. Низложение Луи Филиппа
25 февраля 1848-1851 1848, 23 — 26 июня 1851, 2 декабря 1852, 2 декабря	—	Франция провозглашена республикой —	Вторая республика — Восстание парижских рабочих. Жестоко подавлено генералом Кавепьяком — Государственный переворот Луи Наполеона Бонапарта — Бонапарт провозглашает себя императором Наполеоном 111
1852-1870 1853-1869 1854-1856	— Вторая империя — Перестройка центральной части Парижа — Участие Франции в Крымской войне против России
1859 1860	— Война Франции против Австрии — Передача Франции Ниццы и Савойи — Клемансо поступает в Парижский университет
1862-1864	— Французская интервенция в Мексике — Участие Франции в грабительской войне против Китая
1862, 24 февраля	— Клемансо арестован за организацию республиканской демонстрации и приговорен к тюремному заключению
1865	— Клемансо окончил медицинский факультет и защитил диссертацию
1866-1869 1869, май 1870, 19 июля 1 — 2 сентября	—	Пребывание Клемансо в США —	Женитьба Клемансо и возвращение во Францию —	Начало франко-прусской войны —	Поражение французской армии под Седаном. Пленение Наполеона III
4 сентября	— Революция в Париже. Свержение Второй империи. Провозглашение республики
298
1870-1940	— Третья республика
1870, 5 сентября г	— Клемансо назначен мэром 18-го округа Парижа (Монмартр)
19 сентября	— Начало осады Парижа прусской армией
27 октября	— Изменник маршал Базен сдал пруссакам в Меде почти двухсоттысячную армию
31 октября	— Восстание парижских рабочих
1871, 18 января	— В Версальском дворце Бисмарк провозглашает образование Германской империи
28 января	— Правительство «национальной измены» подписывает перемирие с Германией
8 февраля	— Выборы Национального собрания. Клемансо избран депутатом от Парижа
28 февраля	— Национальное собрание утверждает унизительные условия мира с Германией. Клемансо голосует против
18 марта	— Восстание парижских рабочих
28 марта	— Провозглашение Парижской коммуны — первой в истории диктатуры пролетариата
март —май	— Попытки Клемансо и других буржуазных республиканцев примирить коммунаров и версальцев
10 мая	— Подписание во Франкфурте-на-Майне франко-германского мирного договора. Эльзас и часть Лотарингии передаются Германии
21—28 мая	— Кровавая майская педеля. Жестокая расправа версальцев с народом Парижа
июль	— Клемансо избран муниципальным советником
1873, май	— Президентом республики избран монархист Мак-Магоп
1875, январь	— Национальное собрание приняло конституцию
ноябрь	— Клемансо избран председателем муниципального совета Парижа. Он возглавляет радикалов и начинает борьбу против республиканцев-оппортунистов
1876, февраль	— Клемансо избран в палату депутатов от Парижа
май	— Первое выступление Клемансо в палате — требование амнистии коммунарам
1877, 5 декабря	— Попытка Мак-Магона совершить монархический переворот
1879, январь	— Отставка Мак-Магопа. Избрание президентом республики Жюля Греви
октябрь	— Рабочий конгресс в Марселе принимает решение создать Рабочую партию
1880, 16 января	— Выход первого номера газеты Клсман*;о «Жюстис»
299
март июль
1881, 4 мая
6 июля 1882, март
1883-1885
f 1884
,март 1884-1885 1885, 30 марта
1886, январь
1887, апрель
9 ноября декабрь 1887-1889 1888-1893
1889, июль
1891, май
1892, 8 ноября
8 ноября
11 ноября у
11 декабря
1893, август
—	Роспуск ордена иезуитов
—	Закон об амнистии коммунарам
—	Вторжение французских войск в Тунис и установление протектората. Решительные протесты Клемансо
—	Законы о свободе собраний и свободе печати
—	Введение всеобщего обязательного светского бесплатного начального обучения
—	Колониальные захваты в Экваториальной Африке, на Мадагаскаре, в Индокитае. Протесты Клемансо
—	Забастовка углекопов в Анзене. Выступления Клемансо в защиту бастующих
—	Легализация профсоюзов
—	Война с Китаем
—	Резкое выступление Клемансо против индокитайской авантюры. Падение правительства Ж. Ферри
—	Деказвильская стачка углекопов
—	По рекомендации Клемансо военным министром назначен генерал Буланже
—	Франко-германский конфликт («дело Шнебеле»). Военная тревога
—	Афера с продажей орденов. Клемансо добивается отставки правительства М. Рувье
—	Отставка Жюля Греви. Президентом республики избран Сади Карно
—	Шовинистическое реакционное буланжистское движение
—	Банкротство Компании Панамского канала. Панамская афера
—	Учредительный конгресс II Интернационала в Париже
—	Расстрел первомайской демонстрации в Фурми. Клемансо обличает правительство
—	Забастовка углекопов в Кармо. Клемансо заявляет о своей солидарности с бастующими
—	Подписание франко-русской военной конвенции. Оформление франко-русского союза
— Закон об ограничении рабочего дня женщин и детей
—	Выступление П. Деруледа против Клемансо в палате депутатов. Дуэль между ними
—	Поражение Клемансо на выборах в палату депутатов от департамента Вар (округ Драгиньян)
300
1894, июль	— Убийство анархистом президента республики Сади Карно
1894-1906	— Дело Дрейфуса
1895	Создание профобъединения Всеобщая конфедерация труда (ВКТ)
1898, 13 января	— Публикация в газете «Орор» статьи Э. Золя «Я обвиняю»
февраль 1899	— Суд над Эмилем Золя — Вступление социалиста А. Мильерапа в буржуазное правительство
1901-1902	— Клемансо издает еженедельник «Блок»
1902	— Образование Социалистической партии и оформление Республиканской партии радикалов и радикал-co ци а ли сто в
1902, апрель	— Клемансо избирается сенатором от департамента Вар
1902-1905 1904, апрель	— Антиклерикальное законодательство — Подписание англо-французского соглашения. Начало оформления Антанты
1905 декабрь	— Движение солидарности с русской революцией — Закон об отделении церкви от государства
1905-1906 1906, 1 апреля	— Конфликт с Германией из-за Марокко — Альхесирасская конференция держав по марокканской проблеме
февраль	— Избрание Армана Фальера президентом республики
март ч	— Клемансо впервые получает портфель министра в правительстве Ф. Сарьена — Стачка горняков в северных департаментах. Клемансо расправляется с бастующими при помощи армии
май	— Всеобщая забастовка с требованием восьмичасового рабочего дня. Репрессии со стороны министра внутренних дел Клемансо
июль—июль	— Разрыв между социалистами и радикалами, между Жоресом и Клемансо
июль	— Окончательная реабилитация Дрейфуса — Закон об обязательном воскресном отдыхе
октябрь	— Клемансо назначен председателем Совета министров
1906-1909	— Первое правительство Клемансо
1907, март	— Забастовка электриков Парижа. Массовые стачки рабочих по всей стране. Расправы с бастующими
301
июнь
август
1908, август
июнь
июль октябрь
1908-1909
1909, июль
1910
1911, июль
ноябрь
1912, март
1913, январь
май
август
1914, 31 июля
1 августа
3 августа 1914-1918
1914, сентябрь
1916, февраль —
июль
1917, 6 апреля май —июнь
7 ноября
16 ноября 1917-1920
1917, 23 декабря
1918, 3 марта
март — апрель
— Волнения виноделов Юга. Отказ солдат выполнять приказы Клемансо стрелять в крестьян
— Англо-русское соглашение. Завершение оформления Антанты
— Стачка землекопов-строителей в департаменте Сены и Уазы
—	Расстрел стачечников в Виньё
—	Расстрел стачечников в Вильпёв-Сен-Жорж
—	Аннексия Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией
—	Новое обострение франко-германских отношений из-за Марокко
—	Падение правительства Клемансо
—	Поездка Клемансо в Южную Америку
—	Новый франко-германский конфликт из-за Марокко
—	Франко-германское соглашение о разделе Африки
—	Установление французского протектората над Марокко
—	Избрание Р. Пуанкаре президентом республики
—	Клемансо начинает издавать газету «Ом либр»
—	Закон о восстановлении трехлетпсго срока военной службы
—	Злодейское убийство Жана Жореса
—	Германия объявила войну России
—	Германия объявила войну Франции
—	Первая мировая война
—	Битва па реке Марна
—	Газета «Ом либр» запрещена. Клемансо начинает издавать газету «Ом аншене»
—	Битва под Вердепом
—	Вступление в войну США
—	Антивоенные выступления рабочих, восстания в армии
—	Великая Октябрьская социалистическая революция в России. Ленинский Декрет о мире
—	Клемансо назначен главой правительства
—	Второе правительство Клемансо
—	Подписание секретного англо-французского соглашения о разделе сфер влияния в России
—	Подписание Брестского мира
—	Массовое забастовочное движение, подавленное правительством Клемансо
302
май 
сентябрь
11 ноября ноябрь
1919, 18 января
1919, 19 февраля
24 марта
апрель
1 мая
28 июня октябрь ноябрь
1920, 17 января
18 января декабрь
1922, 10 ноября
1929, 24 ноября
—	Генерал Фош позначен верховным главнокомандующим союзных армий Западного фронта
—	Начало общего наступления союзных войск
—	Подписание Компьенского перемирия
—	Начало активной французской интервенции против Советской России
—	Открытие Парижской мирной конференция
—	Покушение на Клемансо
—	Создание Совета четырех — Вильсон, Клсйапсо, Ллойд Джордж и Орландо
—	Суд оправдал убийцу Жореса. Протесты по всей стране
—	Восстание французских военных моряков па Черном море против интервенции в России
—	Закон о восьмичасовом рабочем дне
—	Жестокая расправа с первомайской демонстрацией в Париже и других городах
—	Подписание Версальского мирного договора
—	Ратификация Версальского мирного договора
Победа реакционного Национального блока на парламентских выборах
—	Поражение Клемансо на президентских выборах. Президентом республики избран Поль Дешанель Отставка правительства Клемансо
Образование Французской коммунистической партии
оездка Клемансо в ОПТ А
—	Смерть Жоржа Клемансо
АННОТИРОВАННЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Абу Эдмон (1828—1895) — французский писатель и драматург 14
Аденауэр Конрад (1876—1966) — обер-бургомистр Кёльна в 1919—
1937 гг., канцлер ФРГ в 1949—1963 гг. 250
Александр II (1818—1881) — российский император в 1856—1881 гг. 60
Александр III (1845—1894) — российский император в 1881 —1894 гг. 140
Аллар Поль (1841 — 1916) — французский политический деятель, депутат парламента 163
Амапулла-хап (1892—1960) — король Афганистана в 1919—1929 гг. 269
Антюхина-Моско вченко В. И.— советский историк 5
Араго Этьепн (1803—1892) — буржуазный республиканец, мэр Парижа в конце 1870 г. 14, 25, 38
Арманьяки — группировка крупных феодалов во Франции, боровшаяся за власть в первой половине XV в. 48
Асквит Герберт Генри (1852—1928) — лидер партии либералов, премьер-министр Англии в 1908—1916 гг. 175
Базен Ашиль-Франсуа (1811 — 1888) — маршал Франции, во время франко-прусской войны изменнически сдавший пруссакам почти двухсоттысячную армию 28
Байо — буржуазный республиканец, участник панамской аферы 111
Баррос Морис (1862—1923) — французский писатель 106
Барту Луи (1862—1934) — буржуазный республиканец, в 1913 г.-премьер-министр Франции 150, 159
Бауэр Густав (1870—1944) — канцлер Германии в 1919—1920 гг., социал-демократ 255
Бебель Август (1840—1913) — один из основателей и лидеров германской социал-демократической партии и II Интернационала 176, 191
Белкин И. Д.- советский историк 5
Беллап — художник, друг Ж. Клемансо 267
Белль Йоханнес (1868—1949) — министр юстиции Германии в 1919 —
1920 гг., подписавший Версальский мирный договор 256
Бенжамен Рене (1885—1948) — французский писатель 267, 280
Бернар Клод (1813—1878) — выдающийся французский физиолог и патолог 12
Бернштейн Эдуард (1850—1932) — один из лидеров правого крыла германской социал-демократической партии и II Интернационала, идеолог ревизионизма 76
Бертло Пьер Эжен Марселей (1827—1907) — французский ученый-химик 12
Бийо Жан Батист (1828—1907) — военный министр Франции в 1896— 1898 гг. 128, 130
Бисмарк Отто фон Шенгаузен (1815—1898) — премьер-министр Пруссии с 1862 г., канцлер Германской империи с 1871 по 1890 г. 23, 28, 29, 32, 35, 59, 65-67, 85, 255, 270
Блаи Луи (1811—1872) — французский социалист-утопист 160
Бланки Луи Огюст (1805—1881) — французский коммунист-утопист, участник революций 1830 и 1848 гг. 16, 26, 29, 31, 37, 44, 59, 61, 240, 260'
Блюм Леон (1872 — 1950) — лидер и теоретик Французской социалистической партии, глава правительства в 1936—1937 и 1946—1947 гг. 260, 276
304
Бодолек — врач, друг Ж. Клемансо 267
Бонфу Эдуард — французский историк, депутат парламента 238
Бор Нильс (1885—1962) — датский физик 278
Борисов Ю. В.— советский историк 5
Бриан Аристид (1862—1932) — ренегат социалистической партии, в 1909 — 1931 гг. неоднократно возглавлял правительство Франции и занимал министерские посты 147—148, 150, 159, 161 — 163, 170, 179, 181, 193, 199-200, 202, 205, 228, 240-241, 262-263, 268, 272, 276
Бриер де Лилль Луи Александр (1827—1896) — генерал, участник ряда колониальных экспедиций Франции 69
Бриссон Анри (1835—1912) — буржуазный радикал, глава правительств Франции в 1885 и 1898 гг. 88
Бройль Виктор Альбер (1821—1901) — французский реакционный политический деятель, возглавлял правительства в 1873—1874 и 1877 гг. 47-48, 57
Брокдорф-Ранцау Ульрих (1869—1928) — министр иностранных дел
Германии в 1918—1919 гг., посол в Москве в 1922—1928 гг. 248, 255
Брюан Джордж — американский историк 21, 124, 205
Буадефр Рауль (1839—1919) — начальник генштаба французской армии в 90-х гг. 125, 128, 130, 134, 157
Буиссоп Фернан (1874 — 1959) — социалист, вступивший в правительство Клемансо, в 1927—1929 гг. председатель палаты депутатов 280
Буланже Жорж Эрнест (1837—1891) — в 1886—1887 гг. военный министр Франции 82—91, 99, 101, 103, 106
Бурдель Эмиль Антуан (1861 — 1929) — скульптор 267
Бургиньоны — группировка крупных феодалов во Франции, боровшаяся за власть в первой половине XV в. 48
Буржуа Леон (1851—1925) — один из лидеров партии радикалов во Франции 188, 236, 263
Бэивиль Жак (1879—1936) — французский писатель и журналист 179
Бюлов Бернгард (1849—1929) — канцлер Германской империи в 1900— 1909 гг. 170, 173, 174
Баддингтон Вильгельм Генри (1826—1894) — буржуазный республиканец, в 1879 г.— глава французского правительства 61, 64
Вайян Эдуард Мари (1840—1915) — член Парижской коммуны 1871 г., бланкист 165
Вайяп-Кутюрье Поль (1892—1937) — писатель, один из основателей Французской коммунистической партии 260
Валлес Жюль (1832—1885) — писатель, участник Парижской коммуны И, 74-75, 80
Вальдек-Руссо Пьер (1846 — 1904) — буржуазный республиканец, в 1899—1902 гг.— глава правительства Франции 136, 143, 246
Вейган Максим (1867—1965) — французский генерал, с 1918 г.— начальник штаба верховного главнокомандующего союзными войсками 223, 225, 228
Венсан — лидер социалистов департамента Вар в конце XIX в. 109—110 Верп Жюль (1828—1900) — знаменитый французский писатель-фантаст 11
Верньо Пьер Виктюрньен (1753—1793) — лидер жирондистов, казненный якобинцами 94
Вивиапи Репе (1863—1925) — социалист, перешедший в лагерь буржуазии, в 1914—1915 гг. возглавлял правительство Франции 159— 161, 193, 202
Вильгельм I (1797—1888) — король Пруссии с 1861 г., германский император в 1871 — 1888 гг. 23, 140
305
Вильгельм II (1859 — 1941) — внук Вильгельма I, германский император, и король Пруссии в 1888-1918 гг.. 173, 193, 227, 231, 233, 254,
Вильгрсн — капиталист, входивший в правительство Ж. Клемансо в 1917-1920 гг. 207
Вильм Альбер — французский социалист, депутат парламента 168.
Вильсон Вудро Томас (1856 —1924) — президент США в 1913—1920, гг.
201-202, 230-231, 237, 241-242, 244, 246, 248, 250, 252-254, 274
Вильсон Генри (1864 — 1922) — генерал, начальник генштаба английской армии в 1918 г. 220
Винуа Жозеф (1800 — 1880) — генерал, главнокомандующий обороной
Парижа в 1871 г. 30, 36—37, 40
Воган Эрнест — участник Парижской коммуны, бланкист, журналист 127
Вольтер (Аруэ) Франсуа Мари (1694 —1778) — французский философ-просветитель и писатель 122, 144
Вормсе р Жорж — ближайший сотрудник и биограф Ж. Клемансо 112, 159, 189, 261, 267, 282
Гайндман Генри-Мейерс (1842—1921) — деятель английского рабочего движения, оппортунист 273
Галифе Гастон (1830—1909) — генерал, палач Парижской коммуны, в 1899—1900 гг. — военный министр Франции 136
Гамбетта Леон (1838—1882) — буржуазный республиканец, в 1881 — 1882 гг.— глава правительства Франции 24, 31, 47, 53 — 58, 60, 62— 64, 71, 75-77, 80, 97, 105
Гардинг Уоррен (1865 — 4923) — президент США в 1921 — 1923 гг. 274 Гарибальди Джузеппе (1807 — 1882) — народный герой Италии, добровольный участник франко-прусской войны на стороне Франции 31 — 33 Год Жюль (Матьё Базиль) (1845 — 1922) — один из основателей французской Рабочей партии и ее лидер, во время первой мировой войны — оборонец, министр 71 — 73, 75—77, 112
Гизы — одна из ветвей герцогов Лотарингии, активно участвовавших в религиозных войнах XVI в. 48
Гинденбург Пауль (1847 — 1934) — немецкий генерал-фельдмаршал, с 1916 г. — начальник генштаба, в 1925 — 1934 гг.— президент Германии 229
Гире Николай Карлович (1820—1895) — российский дипломат, в 1882— 1895 гг.— министр иностранных дел России 140
Гобле Репе (1828—1905) — радикал, в 1886—1887 гг. глава правительства Франции 85, 86, 88
Гоголь Франсуа — французский историк 282
Голль Шарль де (1890—1970) — генерал, в 1958—1969 гг. президент Франции 209, 283
Гольштейн Фридрих (1837 — 1909) — советник германских канцлеров Бисмарка и Бюлова 59
Гонкур Эдмон (1822—1896) — французский писатель 106, 120
Гоне — французский генерал, заместитель начальника генштаба в 90 х гг.
125, 127, 130, 134, 157
Готро Эмма — мать Ж. Клемансо 8
Греви Жюль (1807—1891) — буржуазный республиканец, президент Франции в 1879-1887 гг. 33, 56, 58, 60, 65, 67, 82, 85, 88-89, 101, 158
Грей Эдуард (1862 — 1933) — министр иностранных дол Англии в 1905 — 1916 гг. 185
Гриффюэль Виктор (1874—1922) — синдикалист, председатель ВКТ 154, 170
Гурвич С. И.— советский историк 5
306
Гюго Виктор (1802—1885) — французский поэт, писатель, политический деятель 8—9, 14, 20, 31, 33, 58
Далин В. М.~ советский историк 5, 281
Дантон Жорж Жак (1759 — 1794) — лидер правого крыла якобинцев 94
Делькассе Теофиль (1852—1923) — министр иностранных дел Франции в 1898—1905 гг., посол в России в 1913—1914 гг., экспансионист 145, 172-173, 177-178, 182, 188-189
Деникин Антон Иванович (1872—1947) — генерал, один из главных организаторов контрреволюции во время гражданской войны в Советской России 246
Дерёр Симон — член Первого Интернационала, участник Парижской коммуны 29, 31, 36, 39, 45
Дерулед Поль (1846—1914) — реакционер и шовинист 85, 90, 100, ЮЗ-109, 112, 178
Дестют де Траси Антуан Луи Клод (1754—1836) — французский философ и экономист 9, 18
Дешанель Поль (1856—1922) — буржуазный республиканец, президент Франции в 1920 г. 115, 188, 210, 234, 262—264, 266
Джолнтти Джованни (1842 — 1928) — лидер итальянских либералов, премьер-министр пяти правительств Италии в конце XIX — начале XX в. 159
Доде Альфонс (1840—1897) — французский писатель, друг Ж. Клемансо 57, 120, 281
Доде Леон (1868—1942) — сын Альфонса Доде, реакционный литератор, монархист 198, 260, 280—281
Дрейфус Альфред (1859 — 1935) — французский офицер, несправедливо осужденный по обвинению в шпионаже 125—139,142, 144, 157, 159, 211
Дрюмон Эдуард (1844—1917) — реакционный журналист, редактор антисемитской газеты 132—133, 137, 169
Думер Поль (1857—1932) — радикал, президент Франции в 1931 — 1932 гг. 280
Думерг Гастон (1863—1937) — буржуазный республиканец, президент Франции в 1924—1931 гг. 150, 159, 266
Духонин Николай Николаевич (1876—1917) — генерал; в ноябре 1917 г. принял на себя обязанности главнокомандующего русской армией 214
Дюбли — биограф Клемансо 17
Дюрозель Ж.— Б. — французский историк 282
Дюфор Арман Жюль (1798—1881) — приверженец Тьера, в 70-х гг. четыре раза возглавлял правительство 56—58, 64
Жаклар Виктор (1843—1900) — участник Парижской коммуны, бланкист 29, 31
Жокс Луи — французский историк 282
Жорес Жан (1859—1914) — французский социалист, борец против милитаризма 74, 75, 78, 93, 110, 112, 118, 121, 127, 129, 132, 134, 136, 138, 143, 150, 155-156, 159, 165, 177, 191, 193, 229, 238-239
Жоффр Жозеф Жак (1852 — 1931) — маршал Франции, в 1914—1916 гг. главнокомандующий французской армией 185, 198
Жуо Леон (1879—1954) — секретарь ВКТ в 1909 — 1940 и 1945 — 1947 гг. 213, 238
Журдан Луи (1810—1881) — журналист, социалист-утопист 28
Жюльяр Жак — французский историк 283
Захаров Базиль (1839—1936) — крупный делец, торговец оружием 213, 267
Зеваэс Александр (1873—1953) — французский историк-социалист 239, 280
307
Ибсен Генрик (1828 — 1906) — норвежский драматург 121
Извольский Александр Петрович (1856 — 1919) — российский дипломат, в 1906—1910 гг. министр иностранных дел, в 1910—1917 гг.— посол в Париже 155
Кабапис Пьер Жан Жорж (1757 —1808) — французский философ, врач, предшественник вульгарного материализма 9, 18
Кавеньяк Годфруа (1853 — 1905) — генерал, в 1898 г.— военный министр Франции 133 — 134
Кавеньяк Луи Эжен (1802—1857) — французский генерал, руководил подавлением восстания парижских рабочих в июне 1848 г. 15, 170 Кайо Жозеф (1863 — 1944) — государственный деятель, многократный министр финансов, в 1911 —1912 гг.— глава правительства Франции 159, 164, 180, 185-186, 198, 210-212, 268, 272
Кальметт Гастон (1858 — 1914) — журналист, редактор газеты «Фигаро» 99, 198
Камбоп Жюль (1845 — 1935) — французский дипломат, в 1907 —1914 гг.— посол в Берлине 241
Камбоп Поль (1843—1924) — французский дипломат, в 1898 — 1920 гг.— посол в Лондоне 83
Карл I (1887 — 1922) — император Австрии и король Венгрии в 1916 — 1918 гг. 225-226
Карл X (1757—1836) — король Франции в 1824—1830 гг. 52
Карно Ипполит (1801 —1888) — буржуазный республиканец, министр Временного правительства Франции в 1848 г. 89
Карно Лазар Никола (1753 — 1823) — крупный военный деятель эпохи Великой французской революции 89
Карно Сади (1837 — 1894) — левобуржуазный республиканец, президент Франции в 1887—1894 гг. 89, 158
Карон Роз (1857 — 1930) — известная певица 81, 108
Кашен Марсель (1869—1958) — деятель французского и международного коммунистического движения, одни из основателей ФКП 215, 246
Керенский Александр Федорович (1881 — 1970) — глава буржуазного Временного правительства России в июле — октябре 1917 г. 224
Киплинг Редьярд (1865 —1936) — английский писатель 272
Кирова К. Э.— советский историк 5
Китченер Гораций Герберт (1850—1916) — фельдмаршал, в 1914— 1916 гг. — военный министр Англии 218
Клемансо Альбер — брат Ж. Клемансо 278
Клемансо Бенжамен — отец Ж. Клемансо 8—10, 260
Клемансо Мадлен — дочь Ж. Клемансо 267, 271
Клемансо Мишель — сын Ж. Клемансо 213, 267
Клемансо Поль — брат Ж. Клемансо 101, 213, 225
Клемансо Поль — дядя Ж. Клемансо 10
Клемансо Пьер Поль — прадед Ж. Клемансо 7
Клемансо Тереза — дочь Ж. Клемансо 267
Клемансо Эмма — сестра Ж. Клемансо 10
Клотц — министр финансов Франции в 1917 — 1920 гг. 204, 241, 243
Коковцов Владимир Николаевич (1853 —1943) — министр финансов России в 1904 —1914 гг., премьер-министр в 1911 — 1914 гг. 140, 155
Колиньи Гаспар Шатийон де (1519—1572) — вождь гугенотов во время религиозных войн 47
Колчак Александр Васильевич (1873—1920) — один из главарей российской контрреволюции во время гражданской войны в Советской России 240, 246-247
308
Комб Эмиль (1835 — 1921) — радикал, глава правительства Франции в 1902-1905 гг. 143, 145, 147
Констан Жан Антуан (1833—1913) — министр внутренних дел Франции в 1889-1892 гг. 90, 98-99, 103
Конт Огюст (1798—1857) — французский философ, один из основоположников позитивизма 18, 116
Кремье Исаак Адольф (1796—1880) — во время революции 1848 г. глава Временного правительства 24
Кромвель Оливер (1599 — 1658) — деятель английской революции
XVII в., в 1649—1658 гг.— диктатор 269
Крупп Фридрих — основатель германского военно-промышленного концерна 180
Кубелик Ян (1880—1940) — известный чешский скрипач 182
Кулидж Калвин (1872—1933) — президент США в 1923—1928 гг. 274
Кюсс Эмиль (1815—1871) — французский физиолог, мэр Страсбурга в 1870—1871 гг. 33
Лабори Фернан (1860—1917) — известный французский адвокат 135, 138
Лависс Эрнест (1842—1922) — французский историк либерального направления 236
Ламздорф Владимир Николаевич (1844 — 1907) — министр иностранных дел России в 1900—1906 гг. 140, 146, 154, 155
Ланглуа Амедсй Жером (р. 1819) — прудонист, депутат от Парижа в Национальном собрании 1871 г., а затем в парламенте ряда созывов 40
Ланкен, барон — советник германского посольства в Париже перед первой мировой войной, во время войны — верховный комиссар Бельгии 185, 199
Лансинг Роберт (1864 — 1928) — дипломат, государственный секретарь США в 1915-1920 гг. 242
Лафарг Поль (1842—1911) — один из основателей французской Рабочей партии, зять К. Маркса 71, 89, 91, 112, 129
Лафоп — буржуазный республиканец, помощник мэра 18-го округа Парижа в 1870—1871 гг. 29, 45
Лебсль Никола (1838—1891) — полковник, изобретатель ружья образца 1886-1893 гг. 83
Леблан Леонида — известная актриса 81
Лев XIII (1810—1903) — папа римский в 1878—1903 гг. 94
Ленг Жорж (1857 — 1933) — буржуазный республиканец, неоднократно был министром в правительстве Франции 150, 204, 246
Ленин Владимир Ильич (1870—1924) 5, 64, 70—71, 138, 144, 160, 170, 176, 187, 192, 214, 224, 246-247, 256, 283
Лепин Луи (1846 — 1933) — префект парижской полиции в конце XIX— начале XX в. 170
Лессепс Фердинанд (1805 — 1894) — французский дипломат, инженер и предприниматель, в 1859 — 1869 гг. руководил строительством Суэцкого канала 12, 95—96
Лессепс Шарль — сын Фердинанда Лессепса, участник панамской аферы 96, 97, 101-102, 111
Ле Фло Адольф (1804—1887) — французский дипломат, генерал, посол в России в 1871 — 1879 гг. 60
Либкнехт Вильгельм (1826—1900) — один из создателей и вождей Социал-демократической партии Германии 80, 149, 191
Линкольн Авраам (1809—1865) — президент США в 1861 —1865 гг. 19,277
309
Ллойд Джордж Дэвид (1863—1945) — премьер-министр Англии в 1916— 1922 гг. 159, 185, 214, 217, 222-223, 237, 241-242, 244, 246;<249, 251-253, 257, 261
Локруа Эдуард Симон (1840—1913) — левобуржуазный республиканец, депутат от Парижа 40, 45
Лонге Шарль (1839—1903) — участник Парижской коммуны, публицист, ' зять К. Маркса 62, 75
Лоренцелли — папский нунций в Париже в начале XX в. 162
Лоржериль Ипполит Луи (1811 — 1888) — французский клерикальный литератор 33
Лубе Эмиль (1838—1929) — буржуазный республиканец, в 1899— 1906 гг.— президент Франции 99, 134, 146, 158
Луи Жорж — французский посол в России в 1913 г. 189
Луи-Филипп (1773—1850) —король Франции в 1830—1848 гг. 32, 52,' 78, 84
Лушср Луи (1872—1931) — крупный капиталист, министр вооружения в правительстве Клемансо 204, 207, 213, 243, 252, 260
Людендорф Эрих (1865 — 1937) — генерал-фельдмаршал, в 1916—
1918 гг.— фактический глава германского верховного командования 217, 229, 231
Людовик XIV (1638—1715) — король Франции в 1643 — 1715 гг. 12
Лябурб Жанна (1877 —1919) — француженка-коммунистка, казненная французскими оккупантами в Одессе 245—246
Маклаков Василий Алексеевич (1870—1957) — один из лидеров партии кадетов, назначенный Временным правительством послом во Франции 214, 224
Мак-Магон Патрис (1808 — 1893) — маршал, капитулировавший под Седаном, в 1873—1879 гг. — президент Франции 52, 56, 57, 159
Максимилиан Габсбург (1832 —1867) — австрийский эрцгерцог, посаженный Наполеоном III на мексиканский престол 19—20
Мальви Луи-Жан (1875—1949) — радикал-социалист, министр внутренних дел в 1914—1917 гг. 195 — 199, 210, 212, 225, 229—230, 276 Мандель Жорж (1885—1944) — ближайший сотрудник Ж. Клемансо, расстрелянный гитлеровцами за призывы продолжать сопротивление 189, 208-209, 260, 262, 267
Манфред А. 3.— советский историк 5
Мария-Луиза (1791 — 1847) — дочь австрийского императора Франца I, вторая жена Наполеона I 8
Маркс Карл (1818-1883) 3, 5, 23, 32, 41, 71, 73, 75-76
Маркс-Лонге Женни (4844 —1883) — дочь К. Маркса, участница французского рабочего движения 75
Марте Жан — сотрудник Ж. Клемансо и его биограф 32, 39, 46, 48, 58, .189, 244, 264, 267, 276, 281
Мелин Жюль (1838—1925) — правый буржуазный республиканец, в 1896—1898 гг.— глава правительства Франции 89, 129
Мерсье Огюст (1833—1921) — генерал, военный министр Франции в 1893—1895 гг. 126, 130, 135, 142, 157
Милль Джои Стюарт (1806—1873) — английский философ-позитивист 18
Мильер Жан Батист (1817 — 1871) — революционер, участник Парижской коммуны, расстрелянный версальцами 48
Мильсран Александр (1859—1943) — социалист, ставший ярым врагом социализма, в 1920—1921 гг.— глава правительства, в 1921 —
310
1924 гг.— президент Франции 62, 93, 136, 139, 150, 161, 259, 266 267, 273, 278
Мильнер Альфред, лорд (1854 — 1925) — военный министр Англии в 1918 г. 215, 220-221
Милюков Павел Николаевич (1859 —1943) — лидер партии кадетов, в 1917 г. министр иностранных дел России 140, 201
Мирбо Октав (1848 — 1917) — французский писатель 120
Мишель Луиза (1830—1905) — участница Парижской коммуны 28, 39, 48, 61, 75, 260
Мишле Жюль (1798 — 1874) — французский историк романтической школы, решительный противник клерикализма 9, 14
Молчанов Н. Н.— советский историк 5
Монс Клод (1840 — 1926) — французский художник-импрессионист, друг
Клемансо 120, 131, 267, 270, 278
Моннервиль Гастон (р. 1897) — французский государственный деятель и историк 195, 199, 208—209, 282
Монтескьё Шарль Луи (1689 — 1755) — французский философ-просветитель 184
Мопассан Ги де (1850 — 1893) — французский писатель 88
Морда к Анри (1868 — 1943) — генерал, сотрудник и биограф Ж. Клемансо 208, 218, 228, 267
Морель Жан — сенатор, участник подготовки Версальского мира 236
Морспгейм Артемий Павлович (1824—1907) — дипломат, в 1884
1897 гг.— российский посол во Франции 139
Мюллер Герман (1876 — 1931) — правый социал-демократ, в 1919 — 1920 гг.— министр ипостранных дел, в 1928—1930 гг.— канцлер Германии 256
Наполеон I Бонапарт (1769 — 1821) — император Франции в 1804 1815 гг. 8-10, 12, 133, 176, 183, 185, 248
Наполеон III Бонапарт (1808 — 1873) — император Франции в 1852 1870 гг. 3, 10, 12, 15, 18-21, 23, 52
Пегрис Франсуа Оскар (1839 — 1913) — генерал, участник ряда колониальных экспедиций Франции 68 — 69
Неклюдов Александр Васильевич — поверенный в делах России в Париже 151, 155
Нелидов Александр Иванович (1835 — 1910) — дипломат, российский посол в Париже в 1903 — 1910 гг. 140, 146, 151—152, 154—155, 158, 160, 163, 176
Нивсль Робер Жорж (1856 — 1924) — генерал, в конце 1916 —начало 1917 г.— главнокомандующий с^ранцузской армией 202
Николай II (1868 — 1918) — российский император в 1894 — 1917 гг. 151, 187, 200
Нитти Франческо Саверио (1868 — 1953) — либерал, в 1919—1920 гг.— премьер-министр Италии 264
Омальский, герцог (1822 — 1897) — четвертый сын короля Лун-Филиппа 84
Она — дипломат, друг Ж. Клемансо 179
Орландо Витторио (1860 — 1952) — премьер-министр Италии 242,245,254
Осман Жорж (1809—1891) — префект департамента Сена при Наполеоне Ill, перестроивший Париж 13
Остен-Сакен Николай Дмитриевич — российский посол в Берлине 185
Парижский, граф (1832—1894) — внук Луи-Филиппа, претендент на престол 32, 52, 90
311
Пастер Луи (1822 — 1895) — французский ученый, создатель современной микробиологии 12
Пельтап Камиль (1846 — 1915) — один из лидеров радикалов, публицист и оратор 61—62, 79, 93
Пснлеве Поль (1863—1933) — математик и государственный деятель, глава правительства Франции в 1917 и 1925 гг. 200, 202—203, 226, 267
Перро — редактор газеты «Орор» 131 — 132
Першинг Джон Джозеф (1860—1948) — генерал, командующий американскими войсками во Франции во время первой мировой войны 222, 269
Петен Филипп (1856—1951) — маршал, главнокомандующий французской армией в 1916 — 1918 гг. Капитулировал перед гитлеровцами во время второй мировой войны, в 1945 г. приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением 202, 217, 219, 221—223, 227, 229
Пикар Жорж (1854—1914) — с 1906 г. министр обороны Франции 127, 129-130, 133, 157, 159
Пикар Эрнест (1821 — 1877) — правый буржуазный республиканец, министр правительства национальной обороны 34—35
Пишон Стефан (1857—1933) — дипломат, министр иностранных дел Франции в 1906-1911, 1913, 1917-1920 гг. 62, 159, 208, 215, 240, 241
Пламмер Мэри — жена Ж. Клемансо 21
Поэр Александр (р. 1909) — буржуазный политический деятель Франции, председатель сената 282
Прево Марсель (1862—1941) — французский писатель и драматург 131
Пруто Жильбер — французский историк 282
Пуанкаре Раймон (1860—1934) — правобуржуазный республиканец, четыре раза возглавлял правительства, в 1913—1920 гг.— президент Франции 150, 159, 184, 186-189, 194-195, 200, 203-205, 209, 212 223, 226-227, 229-231, 233-235, 242, 244, 250, 257-258, 261, 264 268, 273, 275-276, 278
Пьетри Никола — друг Ж. Клемансо 229, 267—269
Радолин Хуго (1841 — 1917) — посол Германии в Париже в начале XX в. 173-174
Раймонанк Виктор — тулонский рабочий, с 1909 г. сенатор 142, 156—157
Райшеибсрг Сюзан (1853—1924) — актриса «Комеди франсез» 81
Ранк Артюр (1831 — 1908) — левый республиканец 33
Ранцау — см. Брокдорф-Ранцау
Распайль Франсуа Венсан (1794—1878) — революционный демократ, участник революций 1830 и 1848 гг. 31, 56
Реклю Элизе (1830—1905) — французский писатель и географ 131
Ренан Эрнест (1823—1892) — французский писатель и философ, историк христианства 120
Ренодель Пьер (1871 — 1935) — правый социалист, директор газеты «Юманите» в 1915—1918 гг. 216, 234
Рибо Александр (1842—1923) — буржуазный республиканец, дважды возглавлял правительства Франции 99, 188, 200, 202, 226
Робен Шарль (1821 — 1885) — французский физиолог 17
Робеспьер Максимилиан (1758—1794) — деятель Великой Французской революции, один из руководителей якобинцев 10, 94
Роден Огюст (1840—1917) — французский скульптор 120, 183
Роллан Ромеп (1866—1944) — французский писатель и общественный деятель 129
312
Рошфор Анри (1830—1913) — мелкобуржуазный республиканец, примкнувший к буланжизму 14, 55, 107
Рубинский Ю. И.— советский историк 5
Рувье Морис (1842 — 1911) — б/ржуазный республиканец, глава правительства Франции в 1887 и 1905—1906 гг. 86—88, 98—99, 102—103, 111-112, 145-146
Рузвельт Теодор (1858—1919) — президент США в 1901—1908 гг. 201
Рюдельо — французский историк 281
Сабурди — участник Парижской коммуны 41
Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович (1826—1889) — русский писатель 54
Самба Марсель (1862—1922) — правый лидер социалистической партии 196, 215
Сарро Альбер (1872 — 1962) — один из лидеров партии радикал-социалистов, многократно был министром 157, 166
Сарьен Фердинанд (1840—1915) — буржуазный республиканец, в 1906 г.— глава правительства Франции 146—148, 150—151
Сельв Жюстен де (р. 1848) — министр иностранных дел Франции в 1911-1912 гг. 185-186
Сен-Валье Шарль Раймон (1833—1886) — французский посол в Берлине в 1879-1881 гг. 65-66
Сеп-Жюст Луи Антуан (1767—1794) — один из вождей якобинцев 94 Сержан — статс-секретарь во втором правительстве Клемансо 207
Сесил Роберт (1864—1958) — консерватор, в 1916—1918 гг.— министр правительства Англии 215
Сикар Франсуа (1862—1934) — французский скульптор 267
Симон Жюль (1814—1896) — правобуржуазный республиканец, в 1876—
1877 гг.— глава правительства Франции 56
Симон-Майер Шарль — участник Парижской коммуны 40, 133
Сольер Пьер — французский историк 282
Спенсер Герберт (1820—1903) — английский философ-позитивист 18 Стег Теодор (1868—1950) — радикал-социалист, многократно был министром 267
Степнард Бейкер — американский журналист и историк 250
Сюарез Жорж — французский историк, биограф Ж. Клемансо 17, 280
Талейран Шарль Морис (1754—1838) — дипломат, министр иностранных дел Франции в 1797—1807 и 1814—1815 гг. 236
Тардье Андре (1876—1945) — правобуржуазный политик, глава правительств Франции в 1929—1930 и 1932 гг. 236, 241, 243, 253, 267, 271, 276, 280
Тарле Е. В. (1875—1955) — советский историк 5, 53
Тацит Публий Кориелий (ок. 56 — ок. 117) — римский историк 56 Тома Альбер (1878—1932) — один из правых лидеров французской социалистической партии 204, 215 *
Трошю Луи Жюль (1815—1896) — генерал, глава правительства национальной обороны с сентября 1870 до января 1871 г. 24, 26, 28—30 Тьер Адольф (1797—1877) — реакционный политический деятель и историк, палач Парижской коммуны, глава правительств в 1836, 1840 и 1871-1873 гг. 32-34, 37, 40-41, 45, 47-48, 53-54, 56, 71, 170 Тэн Ипполит (1828—1893) — французский реакционный философ и историк 57
Уоллес — американский посол в Париже в 1920 г. 264
313
Фавр Жюль (1809—1880) — буржуазный республиканец, министр иностранных дел в правительстве национальной обороны и правительстве Тьера 24-25, 29-31, 38, 43, 56
Фальер Арман (1841 — 1931) — буржуазный республиканец, в 1906 — 1913 гг. — президент Франции 146, 158
Ферри Жюль (1832 — 1893) — буржуазный республиканец, в 1880—1881 и 1883—1885 гг.— глава правительства Франции 56, 60, 64 — 70, 74, 89, 100
Феррон Теофиль Адриан (1830—1894) — генерал, в 1887 г.— военный министр Франции 86
Флоке Шарль (1828—1896) — буржуазный республиканец, был председателем палаты депутатов национального собрания Франции, 25, 45, 96, 98-99, 104, 112
Флуранс Гюстав (1838—1871) — бланкист, участник Парижской коммуны 29, 37
Фор Феликс (1841 — 1899) — правобуржуазный республиканец, президент Франции в 1894—1899 гг. 128, 130—131, 134, 158
Форе Габриэль (1845—1924) — французский композитор 122
Фош Фердинанд (1851 — 1929) — маршал, с апреля 1918 г.— главнокомандующий союзными войсками 215, 217, 223, 227—229, 232—234 243-244, 250, 257-258, 264, 273, 275
Франс Анатоль (1844 — 1924) — французский писатель 120, 131, 145
Франц Иосиф I (1830—1916) — император Австрии и король Венгрии в 1848-1916 гг. 176
Фрейсине Шарль (1828 — 1923) — буржуазный республиканец, глава правительств Франции в 1879—1880, 1882, 1886 и 1890—1892 гг. 64, 67, 78, 82, 84, 88, 95, 97, 100, 102
Френч Джои Дентон (1852 — 1925) — фельдмаршал, с декабря 1915 г.— главнокомандующий английскими экспедиционными войсками во Франции 218
Холден — военный министр Англии накануне первой мировой войны 175 Хуарес Бенито Пабло (1806 — 1872) — национальный герой Мексики, в 1858—1861 гг,— глава правительства, в 1861 — 1872 гг.— президент республики 19—20
Чемберлен Джозеф (1836 — 1914) — министр колоний Англии в 1895 — 1903 гг. 139
Чернин Оттокар (1872 — 1932) — министр иностранных дел Австрии в 1916-1918 гг. 225-226
Черчилль Уинстон (1874—1965) — английский государственный деятель, в 1919 — 1921 гг.— военный министр, в 1940 —1945 и 1951 — 1955 гг.— премьер-министр 216, 272
Шамбор, граф де (1820 — 1883) — последний представитель старшей ветви Бурбонов, внук Карла X 52
Шастене Жак — французский историк 41, 88, 238
Шварцкоппон — военный атташе Германии в Париже в конце XIX в. 125, 127-128
Шейдеман Филипп (1865 —1939) — один из лидеров правого крыла социал-демократической партии Германии, в 1918—1919 гг. — глава правительства Веймарской республики 248
Шерер-Кестнер Огюст (1833—1899) — ле во буржуазный республиканец, ученый-химик, сенатор 16, 128
Эберт Фридрих (1871 — 1925) — первый президент Веймарской республики (1919 — 1925 гг.), правый социал-демократ 233 г
314
Эбрар Адриан (р. 1834) — журналист, редактор влиятельной газеты «Таи» 101
Эдуард VII (1841 — 1910) — король Англии в 1901 — 1910 гг. 176
Эйнштейн Альберт (1879—1955) — выдающийся ученый, один из основателей современной физики 278
Эйфель Александр Гюстав (1832—1923) — французский инженер — строитель мостов, виадуков. Создатель названной его именем башни в Париже в 1889 г. 96, 111
Энгельс Фридрих (1820-1895) 3, 5, 71, 76,. 78-80, 89, 91, 107, 116, 149
Эренталь Алоиз (1854 — 1912) — министр иностранных дел Австро-Венгрии в 1906—1912 гг. 176
Эрла нже Филипп — французский историк, биограф Ж. Клемансо 17, 47, 179, 240, 260, 282
Эррио Эдуард (1872—1957) — лидер партии радикал-социалистов, в 1924—1925, 1926 и 1932 гг.— глава правительств Франции 260
ОГЛАВЛЕНИЕ
ОТ АВТОРА........................... 3
1
СЫН ВАНДЕИ.......................... 7
2
МЭР МОНМАРТРА...................... 23
3
«НИЗВЕРГАТЕЛЬ МИНИСТЕРСТВ»......... 50
4
РАНЕНЫЙ ТИГР....................... 81
5
ПУБЛИЦИСТ-ДРЕЙФУСАР................114
6
ГЛАВА ПРАВИТЕЛЬСТВА................ 50
7
«СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК»................182
8
«ОТЕЦ ПОБЕДЫ»......................206
9
«УТРАТИВШИЙ ПОБЕДУ»................235
10
СТАРЫЙ ОТШЕЛЬНИК...................266
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ .................280
ПРИМЕЧАНИЯ.........................284
ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЖОРЖА КЛЕМАНСО .... 297
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА ВАЖНЕЙШИХ
СОБЫТИЙ, СВЯЗАННЫХ С ПОЛИТИЧЕСКОЙ
БИОГРАФИЕЙ ЖОРЖА КЛЕМАНСО .... 298
АННОТИРОВАННЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН . . . 304
Прицкер До П.
П77 Жорж Клемансо: Полит, биография.— М.: Мысль, 1983.-316 с.
В пер.: 1 р. 5 0 к.
Монография доктора исторических наук Д. II. Прицкера посвящена Жоржу Клемансо — видному политическому деятелю Франции конца XIX — начала XX века.
В книге прослеживается его сложный и противоречивый жизненный путь от левого буржуазного республиканца, пользовавшегося поддержкой истинных революционеров и заслужившего положительную оценку К. Маркса и Ф. Энгельса, до крайнего реакционера.
Биографию Клемансо автор рассматривает сквозь призму политической и социальной истории Франции и всемирной истории.
0506000000-057
004(01)-83
63-83
ББК 63.3(4Фр) 9(М)32
Давид Петрович Прицкер
ЖОРЖ КЛЕМАНСО
ПОЛИТ и Ч Е С К А Я Г> И О Г РАФ И Я
Завод у ю щ и и р ед акци е й А. Л. Ларионов
Редактор
Н. И. Калашникова
Младший редактор
Т. М; Найденова
Оформление художника
Б. Л. Резникова
Художественный редактор И. А. Дутов
Те хи иноек и й р едактор
М. Н. Мартынова
Корректор
Ч. А. Скруль
ИБ № 2338
Сдано в набор 07.09.82. Подписано в печать 04.05.83. А 03462. Формат 84 X Ю81/з2. Бумага типографская №2 Гарнитура обыкновенная новая. Высокая печать. Усл. печ. л. 16,8. Уч.-изд. л. 19,12. Усл. кр.-отт. 16,8. Тираж 60 000 экз. Заказ № 612. Цена 1 р.5’0 к.
Издательство «Мысль». 117071. Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Набрано в ордена Октябрьской Революции, ордена Трудового Красного Знамени Ленинградском производственно-техническом объединении «Печатный Двор» имени А. М. Горького Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 197136, Ленинград, П-136, Чкаловский пр., 15.
Отпечатано с готовых диапозитивов в московской типографии № 11 Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР ко делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, 113105, Нагатинская, 1.
НОВАЯ КНИГА
В 1983 г. ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЫСЛЬ» ВЫПУСКАЕТ В СВЕТ:
Ге р ш ов 3. М. Вудро Вильсон: (Политическим портрет «миротворца») 20 л.— В пер.: 1 р. 50 к.
Вудро Вильсон дважды избирался президентом США (1913—1921) в тот период, когда страна превращалась в сильнейшую империалистическую державу и добилась мирового лидерства. Используя обширный документальный материал, автор показывает его разностороннюю деятельность на посту президента. На фоне острой политической борьбы партий и кланов по вопросам внутренней и внешней политики страны в первой четверти XX в. автор рисует характеры политических деятелей, знакомит читателя с обширным арсеналом средств и методов, при помощи которых осуществлял свои цели американский империализм, дает четкую характеристику вильсопизма как доктрины, служившей прикрытием агрессивных замыслов американских монополий.
Книга отличается строгой научностью, однако написана живо и увлекательно.