Scan Kreyder - 06.08.2018 - STERLITAMAK

АНТОНИНА
ГОЛУБЕВА
МАЛЬЧИК
ИЗ УРЖУМА
Повесть о детстве и юности
С. М. Кирова
Йошкар-Ола
Марийское книжное издательство 1988

84 Р7
Г 62
Текст печатается по изданию: Антонина Голу¬
бева. Мальчик из Уржума. хМ., Детская литера*
тура, 1970.
Оформление художника В. Яковлева
ДЛЯ СРЕДНЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА
Антонина Георгиевна Голубева
МАЛЬЧИК ИЗ УРЖУМА
Повесть о детстве и юности С. М. Кирова
ив № 1336
Редактор В. И. Осипов. Художник В. А. Яковлев. Художественный редак¬
тор Г. В. Тайгильдин. Технический редактор Э. В. Валитова. Корректор
Э. Я. Балдит. Сдано в набор 06.09.85. Подписано к печати 16.12.85.
Формат 70Х 108/зг. Бумага типогр. № 2. Гарнитура Лигерат. Печать высокая.
Уел. печ. л. 9,1. Уел. кр.-отт. 9,36. Учетно-изд. л. 9,72. Тираж 100000(1—50000).
Заказ 8979. Изд. 87. Цена 40 к. Марийское книжное издательство, 424000,
г. Йошкар-Ола, ул. Волкова, 141. Республиканская типография Госкомиз¬
дата Марийской АССР, 424700, г. Йошкар-Ола, ул. Комсомольская, 112.
„ 4803010102-72
Г 	 43—86
М 129—86
© Оформление Марийское книжное издательство, 1986

п
■ В еРеД тем как написать эту книгу, я побывала в маленьком го¬
родке Кировского края—Уржуме.
Слово «Уржум» по-марийски значит: «увидел белку». Жители Ур¬
жума рассказывают, что когда-то, много лет тому назад, здесь, в дре¬
мучих лесах, водилось много белок.
Из Ленинграда в Уржум ехать нужно долго: сначала на поезде
до города Кирова, а потом 165 километров на лошадях. Это зимой.
Летом можно ехать на пароходе от города Кирова до самого Уржума.
Я отправилась в Уржум зимой. Реки замерзли, и оставалось одно:
нанять лошадей. Ямщик мне попался старый и неразговорчивый. Ло¬
шаденка у него была рыжая, маленькая и мохнатая. В низкие широ¬
кие розвальни он наложил много сена.
Зимы в этих местах суровые. Закутанная в теплый платок, в огром¬
ном тулупе и валенках выше колен, влезла я в розвальни, и мы тро¬
нулись в путь.
— Эй, дедушка, когда в Уржуме будем?—крикнула я своему ям¬
щику.
— В Уржуме? Больно прыткая! Сесть еще не успела,— пробурчал
старик.
Так он мне ничего и не ответил. А когда я снова попробовала
завести разговор, он только покосился на меня через плечо и зачмокал
на лошадь:
— Ну ты, хохряк! Шевели ногами!
Полозья саней резко поскрипывали на поворотах; под дугой наз¬
ванивал колокольчик. Я дремала. Проснулась от сильного толчка.
Дорога шла под гору. Справа виднелась замерзшая речонка. Избы,
3

занесенные чуть ли не до оамых крыш снегом, казались издали су¬
гробами, из которых торчат трубы и радиоантенны.
— Колхоз «Новый путь»,— сказал ямщик не оборачиваясь.— Здесь
поить будем!
Мы привернули к первой избе, и я выбралась из сена. В колхозе
мы переночевали, а на рассвете — снова в путь.
Едешь, едешь—все одно и то же. Надоест глядеть—зажмуришься,
подремлешь, а как откроешь глаза—опять то же самое. Сосны да елки,
елки да сосны, словно мы и с места не трогались. Вдоль дороги тор¬
чат из снега полосатые верстовые столбы. Перегоны здесь длинные.
Пока от одного колхоза до другого доберешься, столбов десять на¬
считаешь, а то и больше.
Еду-еду я и все думаю: что же это за город такой—Уржум? Зна¬
комых у меня там нет, и еду я туда в первый раз...
Одно только мне известно: есть в Уржуме маленький домик, где
родился и жил замечательный человек, которого знает вся наша стра¬
на. Нет у нас города, в котором бы не было улицы, завода, школы
или пионерского отряда его имени. Звали этого человека Сергей Миро¬
нович Киров.
Хорошо бы разыскать в Уржуме школу, где он учился. Может
быть, в одном из классов до сих пор еще стоит поцарапанная, облу¬
пившаяся парта, на которой он сидел. Может, найдутся в Уржуме и
люди, которые знали его с детства.
— Дедушка!— спрашиваю ямщика.— Скоро ли в Уржум-то при¬
едем?
— Потерпи еще малость.
Так мы ехали четыре дня, а на пятые сутки под вечер впереди
засверкали веселые огоньки.
— Вот тебе и Уржум!— сказал ямщик.
Лошаденка бойко затрусила вниз, и скоро мы въехали на базарную
площадь. Здесь было пусто и тихо, только большая косматая собака
бегала между ларьками, вынюхивая снег, да на крыльце возле коопе¬
ратива дремал сторож, завернувшись в бараний тулуп.
Мой ямщик снял заскорузлые варежки, сунул их за пояс и, обер¬
нувшись ко мне, неожиданно заговорил. Я никак не думала, что он та¬
кой разговорчивый.
4

— А зовут меня Тимофей Палыч,—сказал ямщик.— Мы здешние,
уржумские... Проживаем здесь семьдесят два года. Каждый столбик,
каждый камешек я тут знаю. Вот, к примеру сказать, кто в этом дому
живет? Не знаешь? А я знаю. Живет здесь учитель Спасский, Влади¬
слав Павлович. Он здешний, уржумский, отец его доктором у нас был.
Вон, видишь, у него в окошке свет горит. Поздно ложится. А тут на¬
искосок кто жил? Жил тут купец Царегородцев. Он от каменной бо¬
лезни помер. Криком кричал на всю улицу... А вон там, под горой,
где забор белый каменный, арестный дом стоял,— там теперь, кажись,
склады... А вот в этом доме, в низку,— лавка купца Харламова и почта
помещались. Богатейший был человек купец Харламов.— Старик при¬
чмокнул и покрутил головой.— У него в лавке три лампы-молнии го¬
рели. Двух приказчиков и мальчишку держал. Теперь в этом поме¬
щении Советская власть Дом колхозника устроила... Вылезай, пасса¬
жирка, приехали.
Старик дернул за проволоку от колокольчика у ворот двухэтажного
каменного дома. Минуты через две нам открыла ворота женщина, за¬
кутанная в большой пуховый платок. Старик остался на темном дворе
распрягать лошадь, а я пошла за женщиной в дом.
— Вы откуда едете?— спросила она меня, когда мы вошли в кон¬
тору.
— Из Ленинграда.
— В командировку или на работу к нам?
— В командировку. Хочу написать книжку о детстве товарища
Кирова. Надо вот людей найти, которые его знали.
Женщина всплеснула руками.
— В этом деле я вам очень могу помочь! Через улицу живет один
гражданин по фамилии Самарцев, по имени-отчеству Александр Мат¬
веевич. Они с Сергей Мироновичем росли вместе,— так этот человек
вам много чего рассказать может.
Я обрадовалась.
— Как бы мне к нему поскорей попасть? Я бы хоть сейчас пошла.
В эту минуту в контору вошел мой ямщик.
— Тимофей Палыч,— сказала женщина,— не отведешь ли свою
пассажирку на улицу Свободы к Самарцеву? Я бы и сама свела, да
нынче я дежурная.
б

— А по-старому это какая улица будет? Полетов а ловекая, что
ли?— спросил ямщик.
— Ну да, Полстоваловская, а теперь улица Свободы.
— Что ж, отвести можно. Здесь рукой подать.
Через полчаса ямщик повел меня на Полстоваловскую. Падал
густой снег. Узенькие мостки вдоль домов были бугристые и скольз¬
кие. Снегу намело чуть не до окон.
— Ишь какая распута началась. Хорошо, вовремя приехали, а то
вастряли бы в дороге.
Мы прошли две маленькие улочки, очень похожие одна на другую,
и свернули влево.
— Ну, вот и добрались,— сказал старик, остановившись возле ста¬
рого деревянного дома.— Давай, пассажирка, стучать. Пускай хозяева
гостей принимают.
Дверь нам открыла маленькая седая старушка с вязаньем в руках.
— Самарцевы еще не спят?— спросил старик.
— Да, кажись, уж легли...
Ямщик мой шагнул вперед.
— Как это легли? Разбудить надо. Она небось из Ленинграда
приехала!
В дальней комнате кто-то закашлял, и хриплый мужской голос
спросил:
— Кто там?
— А вы разве не спите, Александр Матвеевич?—сказала ста¬
рушка.— К вам тут из Ленинграда пришли, то есть приехали.
В комнате еще раз кашлянули. Потом заскрипел отодвинутый
стул, и в кухню, щурясь на свет, вошел высокий седой человек в бе¬
лой косоворотке и в черных валенках.
— Прошу вас в комнату,— сказал он.— Чем могу быть вам поле¬
вей?
Я объяснила, зачем приехала.
— Ну что ж, расскажу все, что знаю. Мы с Сережей вместе росли.
Я его в детстве Серьгой звал. Настоящая фамилия его Костриков.
На этой самой улице мы с ним жили, через един дом отсюда. Только
вот говоршь-то я, к сожалению, не мастер... Ну, да уж как умею!..
6

Много чего рассказал мне в этот вечер Александр Матвеевич Са-
марцев.
Поздно ушла я от него. Нигде уж огни не горели. Весь Уржум
спал тем глубоким сном, каким спят глухие деревни зимней ночью.
И так же, как в деревне, где-то во дворах лаяли собаки.
А утром я пошла смотреть маленький домик рядом с Самарцев-
ским,— ночью его не разглядеть было. Домик старый, бревенчатый,
потемневший от времени, глубоко осевший в землю. Тусклые стекла
подвальных окошек еле поблескивают над землей.
Походила я по улицам, зашла в школу, где раньше было Уржум¬
ское городское училище, а вечером повел меня Александр Матвеевич
к людям, которые хорошо знали Кирова, когда он был еще Сережей
Костриковым. Одни из них знали его ребенком, другие с ним в школе
учились, третьи встречали его уже юношей. Рассказы этих людей очень
помогли мне в работе над книжкой.
Но больше всего узнала я о детстве Сергея Мироновича Кирова от
его сестер, Анны Мироновны и Елизаветы Мироновны.

Глава I
ДОМИК НА ПОЛСТОВАЛОВСКОЙ
И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
В 1886 году — больше полувека тому назад — электри¬
ческого света и в больших городах почти еще не было, а уж в
Уржуме и подавно. Улицы еле-еле освещались керосино¬
выми фонарями. Зимой, бывало, наметет на фонари снегу,
чуть огонек мерцает. От ветра и дождя фонари частенько и
вовсе гасли. И в домах тоже керосин жгли. У богатых были
бронзовые и фарфоровые лампы с цветными стеклянными
абажурами, а у тех, кто попроще, — жестяные коптилки.
На улицах, особенно осенью, такая темнота и грязища
была, что ни проехать, ни пройти. Грязь да самого лета не
просыхала и потом превращалась в сухую, едкую пыль. Ну
и пылища стояла в городе! Трава у Дороги и листья на де*
8

ревьях в середине лета покрывались серым густым на¬
летом.
Только и было хорошего в городе, что быстрая речка
Уржумка да еще старые тополя на главной улице.
На плане, который висел в городской управе, улица эта
называлась Воскресенской, но сами уржумцы прозвали ее
«Большая улица» и никакого другого названия знать не хо¬
тели.
С первыми теплыми днями здесь, на Большой, появлял¬
ся известный всему городу старый цыган-шарманщик с об¬
лезлым зеленым попугаем, который сидел у него на голове,
вцепившись когтями в грязные курчавые волосы своего хо¬
зяина. Старик шарманщик останавливался под окнами ку¬
печеских домов. Во дворы заходить ему было страшно, так
как почти в каждом дворе гремел цепью огромный злой
пес. За шарманщиком по пятам бегала толпа уржумских
мальчишек с тех улиц, куда шарманщик заглядывал редко.
На боковых улочках жили люди бедные: сапожники, печни¬
ки, и здесь, уж конечно, старику шарманщику рассчитывать
было не на что. Самим еле-еле на житье хватало.
И домишки на этих улочках были плохонькие, деревян¬
ные, не то что на Большой, где дома сплошь были камен¬
ные, с высокими тесовыми воротами. В каменных домах
жило уржумское купечество и начальство. Самым важным
домом считался на Воскресенской дом полицейского управ¬
ления. Здесь, у ворот, возле полосатой будки, всегда стоял
часовой, усатый солдат с ружьем. Стоял он навытяжку,
грудь колесом и, не мигая, смотрел в одну точку. Уржум¬
ские мальчишки как-то раз поспорили между собой ка две
копейки: оловянные глаза у часового или настоящие. А че¬
рез два квартала от полицейского управления тянулся
длинный белый дом с решетчатыми окнами — острог. Ур¬
жумские ребята потихоньку от взрослых часто бегали гля¬
деть, как к острогу пригоняли партию арестантов, оборван¬
ных, растрепанных, с распухшими лицами. Иной раз среди
арестантов были люди в студенческих тужурках, в пиджа¬
9

ках, в черных косоворотках. Этих людей уржумцы звали
«политиками» или «крамольниками».
Арестанты шли по самой середине улицы, а по краям
ее ехали верхом, с шашками наголо, конвоиры. Они при¬
вставали на стременах и сердито кричали на мальчишек:
— Осади назад!
Лошади косили глазами и похрапывали.
«Политики», которых пригоняли в Уржум, оставались
здесь не меньше чем три года, а иные и пять лет. Жили
они как будто на воле, а на самом деле им и шагу ступить
не давали без ведома полиции. Они были ссыльные.
На Полстоваловской улице, где родился и провел дет¬
ство Сережа Костриков, жила целая колония ссыльных.
Одни из них отбывали свой срок и уезжали, а на их место
пригоняли других. Ссыльные занимали дом в конце Пол¬
стоваловской, под горой, а Сережина семья жила в начале
той же улицы, в третьем доме с края.
Семья Костриковых была не слишком велика: отец, мать
да трое ребят — старшая Анюта, средний Сережа и млад¬
шая Лиза. Еще была у Сережи старая бабушка, Ма¬
ланья Авдеевна, или, как ее все запросто звали, Маланья.
Только жила она отдельно. Служила в няньках у чиновника
Перевозчикова.
Костриковы занимали меньшую половину дома, а боль¬
шую половину сдавали внаем Самарцевым. Окон в доме
было пять, и все они выходили на улицу: три окошка са-
марцевских, два — костриковских.
Отец Сережи перебивался случайными грошовыми за¬
работками. Пробовал он одно время и служить — устроился
объездчиком в лесничестве. Но жалованья там платили
так мало, что семья еле-еле сводила концы с концами. В до¬
ме было бедно и незатейливо. На кухне стоял дощатый
кривобокий стол, накрытый старой клеенкой, да две ска¬
мейки по бокам. На стене висели часы со ржавым маятни¬
ком. Часы эти всегда спешили. На каланче, бывало, еще
10

только двенадцать пробьет, а у Костриковых, глядишь, уже
половина второго.
В углу на кухне примостилась деревянная скрипучая
кровать. На ней спала мать Сережи. Ребята спали на по¬
латях, по-деревенски.
Кроме кухни, была еще одна комната. Называлась она
важно «горницей», а всего богатства было в ней четыре
крашеных старых стула, с которых давным-давно облезла
краска, да стол с вязаной скатертью.
Здесь же в углу стоял старый шкаф для чайной посуды.
Верх у него был стеклянный, а низ деревянный, с тремя
ящиками, — нижний ящик никогда не открывался. Посуда
в шкафу всегда красовалась на одном и том же месте. Для
постных щей, которые варили каждый день в доме, доволь¬
но было чугуна да глиняной миски, а для каши и картошки
хватало горшка. Простая еда была у Костриковых. Дети
иной раз еще козье молоко пили от своей козы Шимки да
под пасху и рождество лакомились белыми баранками.
Когда Сереже исполнилось шесть лет, приглянулась ему
на базаре игрушка — деревянная лошадка, серая в черных
яблоках, с хвостом из новой мочалы. Стоила эта радость
всего-навсего шесть копеек. Только копеек лишних у матери
не было, и лошадку Сергею не купили. В утешенье сшила
ему мать из тряпок мячик, только и всего. Но Сережа со
своим приятелем, Санькой Самарцевым, умели обходиться и
без игрушек. Играли они в деревянные чурбачки, которые
принес им однажды знакомый плотник, в лунки и в салки.
Летом самым любимым их занятием было купанье в
Уржумке. Они сидели в речке часами — до тех пор, пока,
бывало, кожа у них не посинеет и не покроется пупырыш¬
ками. Плавали наперегонки, валялись в песке. Обваляются
с ног до головы — и бултых в воду! Так целый день и жили
у реки. На головы лопухи надевали, чтобы солнце не при¬
пекало, вот и вся одёжа.
А по вечерам собирали они во дворе у себя соседских
ребят, в чикало-бегало играли или в прятки.
И

Много во дворе разных углов, где можно отлично схоро¬
ниться. Например, на конюшне или в яме под сараем. Эту
яму вырыла собака Шарик, когда у нее народились щеня¬
та. Здесь было холодновато, сыро. Прятались еще мальчики
в огороде и в сенях, за старой рассохшейся бочкой.
Да мало ли места было. Двор велик!
Иной раз ребята во время игры в прятки переодевались.
Наденут чужую рубашку и выставят нарочно плечо или
локоть из-за угла. Тот, кто водит, сразу и попадается.
«Санька, — орет, — Санька!» А это вовсе и не Санька, а
Колька Сазонов в Санькиной рубашке. Но в прятки или в
чикало-бегало можно играть только в большой компании.
А вот когда Сережа и Саня вдвоем оставались, то чаще
всего строили из песка и глины запруду или крепость. Ра¬
бота не всегда ладилась. Иной раз дело до ссоры доходило.
Саня хоть и старше был на два года и уже в школе учился,
но был какой-то тихий и вялый: начнет работать с охотой,
да сразу лее и остынет, сидит на земле и еле-еле мнет глину
ладонями. А Сережа не такой — чуть выскочит на двор,
сейчас же кричит: «А давай, Сань, строить!.. А давай палки
стругать!.. А давай за щуренками пойдем!..» («Щуренками»
ребята маленьких щук называли.)
Ловить рыбу мальчишки ходили на пруд возле мель¬
ницы. Если ловля была удачная, возвращались домой впри¬
прыжку, с визгом, с хохотом. А Серьга хохотал больше всех.
В горле у него так и булькало.
Соседи его «живчиком» звали, а домашние — «спросом».
Это потому, что ему все на свете знать надо было. Он и к
Саньке с вопросами частенько приставал. Раскроет букварь
и все просит : выучи да выучи читать.
Санька, чтобы отвязаться, показал ему как-то первые
попавшиеся на глаза три буквы: П, С и О.
Сережа буквам сразу же клички придумал: П—это во¬
рота, О— баранка, а С — полбаранки. Эти три буквы он
все время на земле палкой писал, а потом вздумал их на
степе сарая углем вывести. Громадные кривые буквы О, П и
12

С. Влетело ему за это от отца здорово. С тех пор он больше
стен не пачкал. Но учением интересоваться не перестал.
Каждый день расспрашивал он Саню про школу: что там
да как там? А дома все бубнил: «Ну когда я в школу пойду?
Отдайте меня в школу!»
«Куда тебе в школу идти — мал еще», — говорила Сере¬
жина мать.
Глава II
КУЗЬМОВНА
Сережину мать звали Екатериной Кузьминичной, а со¬
седки запросто кликали ее Кузьмовной.
Была она худенькая, маленькая, с карими глазами. Го¬
ворила всегда тихо и медленно. Все ребята во дворе ее лю¬
били, а свои подавно.
Сереже исполнилось семь лет, когда отец его вздумал
пойти на заработки в другой город. Из Уржума каждую
весну много народа уходило в Вятку, на «чугунку» — так
называли тогда железную дорогу — да на кожевенный и ле¬
сопильный заводы.
В городе отец рассчитывал подработать немного, а к
осени вернуться домой. Но уже заморозки начались, выпал
снег, а отец все не возвращался, словно в воду канул чело¬
век. Пропал без вести. Ходили слухи, что он там в Вятке и
помер. Но толком ничего никто не знал.
Сколько раз Кузьмовна бегала к знакомому писарю,
сколько пятаков переплатила ему за письма и прошения, а
из Вятки все не было ответа. Пришлось Кузьмовне самой
пойти на заработки, чтобы прокормить себя и троих ребя¬
тишек.
Грамоты она не знала, ремеслу ее не обучили. Значит,
оставалось ей одно — поденщина: то стирка по чиновничьим
13

и купеческим домам, то мытье полов, то уборка перед
праздниками.
Начиналась такая работа до света, а кончалась затемно.
Платили поденщицам в те времена по четвертаку, по три¬
дцати копеек в день, да и эти деньги отдавали не сразу.
Сколько, бывало, за свой четвертак приходилось кла¬
няться !
«Загляни, голубушка, послезавтра, сейчас мелких нет»,
или — «Некогда», или — «Не до тебя».
Вместе с соседкой Устиньей Степановной уходила Кузь-
мовна на весь день из дому, а ребят в обеих квартирах
запирали они на замок. Сидят, сидят ребята под замком,
скучно им станет, и начнут они перекликаться через стенку,
а то на печку залезут, кулаками в стенку стучат.
— Серьга, это ты?—кричит Саня.
— Я! А это ты, Сань?
Так и перекликаются.
Только скоро это им надоело — через стенку что-то глу¬
ховато слышно было.
И вот решили ребята продолбить чем-нибудь в стенке
хоть маленькую дырку, чтобы легче было разговаривать.
Печки в обеих половинах дома находились у одной и той
же стены. Взяли мальчики косари и давай отбивать штука¬
турку.
И такой тут стук пошел, будто печники в доме рабо¬
тают.
С утра принимались за дело. Матери — за дверь, а ре¬
бята— на печку. Даже пятилетняя Лиза, Сережина сест¬
ренка, и та помогала в работе — отбитую штукатурку в кучу
складывала. Деревянная стена под штукатуркой совсем
тонкой оказалась, а все же пробивать ее пришлось неделю.
По целым дням ребята не слезали с печки. Заберут с собой
кусок черного хлеба, воды в ковшике да и долбят стенку
сколько сил хватает.
И, наконец, как-то утром долбанули они разика три,
смотрят — дыра получилась. Да еще какая дыра! Руку про-
14

сунуть можно. Ну и было тут радости! Все по очереди в
дыру руку совали и здоровались. По имени и отчеству друг
друга величали:
— Здрасте, Сергей Мироныч!
— Здрасте, Александр Матвеич!
— Это вы, Анна Мироновна?
— Я. А это вы, Анна Матвеевна?
— Я!
А к вечеру заткнули дыру старым валенком и тряпками,
чтобы матери не заметили. Они после прихода с работы
всегда на печке грелись. Придут усталые, иззябшие, на¬
пьются чаю с черным хлебом да и полезут на печку. Лежат,
греют спины и между собой через стенку переговариваются.
— Ну что, Кузьмовна, отдышалась? — кричит Самар-
цева.
— Немножко отлегло. Горячего чайку выпила, вот и
обошлось, — отвечает Кузьмовна, покашливая.
У нее уже давно сильно грудь болела. Иной раз она до
слез кашляла. Надо было ей лечиться, да ни денег для этого,
ни времени не хватало.
Однажды вечером улеглись обе подруги отдохнуть и, как
всегда, разговорились.
— Степановна, а Степановна, — говорит вдруг Сере¬
жина мать, — что-то тебя нынче уж больно хорошо слышно,
будто ты со мной рядом на одной печке лежишь?
— Да и тебя, Кузьмовна, я сегодня уж очень хорошо
слышу,— отвечает Самарцева.— Трубы, что ли, открыты?..
Стали они осматривать стенку — каждая со своей сто¬
роны— и нашли дыру. Вот удивились. Откуда дыра взя¬
лась?
Тут они сразу и догадались: не иначе как ребята провер¬
тели.
Им самим так удобнее было: не надо горло надрывать,
перекликаясь через стенку. Да и в хозяйстве эта дыра при¬
годилась,
15

Понадобится Устинье Степановне поварешка, луковица
или щепотка соли, она, бывало, и кричит:
— Соседка, пошли, если есть, луковку взаймы!
Схватит Сергей луковицу и мигом на печку, а там уже
Санька дожидается, через дыру руку просунул и пальцами
шевелит.
— Кто сильней, давай тягаться, — скажет Санька.
Забудут ребята о луковице, схватятся за руки и пере¬
тягивают друг друга до тех пор, пока Устинья Степановна
не позовет Саньку с печки.
Ребята старались где только можно найти себе забаву
и развлечение. Сладостей и игрушек купить было не на что.
Матерям за поденщину платили гроши, только на черный
хлеб хватало.
Работа у матерей была нелегкая. По господам ходить —
полы мыть, белье стирать. В холод, в метель да ветер они
двуручные корзины белья на Уржумку таскали полоскать
в проруби. Самарцева — та хоть покрепче была, а Кузь-
мовна каждый день силы теряла. Продуло ее как-то на
речке, и начала она кашлять еще больше.
Пойдет по воду, а бабы головами вслед качают:
— Плохи дела у Кузьмовны нынче. Неполные ведра и
то еле волочит. Чахотка у ней. До весны не дотянет.
И верно, не дотянула. Слегла Кузьмовна в постель. Во¬
лосы сама себе расчесать не может—руки не поднима¬
ются.
Пришлось бабке Маланье, ее свекрови, уйти от акциз¬
ного чиновника Перевозчикова, у которого она служила в
няньках. За больной ходить надо было, за ребятами смот¬
реть, щи варить.
С полгода болела Кузьмовна. Все думали: авось попра¬
вится. А ока все хуже и хуже. Раз утром в декабре месяце
подошла бабка к кровати Кузьмовны. Видит — совсем пло¬
хо дело. Закричала:
— Ребята! Мать помирает!
Сережа с сестрами, не подозревая беды, сидели в это
16

время на полатях. Спрыгнули ребята с полатей, подбежали
к матери.
Мать лежала на кровати, широко раскинув руки; на
ее желтых провалившихся щеках горел лихорадочный ру¬
мянец.
Мать тяжело дышала, и глаза ее были закрыты.
— Мам! — тихонько окликнула Анюта. — Мам!
Мать не отвечала. Анюта затряслась и заплакала то¬
неньким голоском; глядя на нее, заревела и маленькая
Лиза, Сергей стоял молча, опустив голову.
— Чего вы, глупые, чего?—тихо сказала Кузьмовна,
открывая глаза.
— Не помирай, — всхлипнула Анюта.
Сергей вдруг ткнулся головой в плечо матери и тоже за¬
плакал.
Кузьмовна сделала усилие, приподнялась на подушке и
обняла Сергея.
— Дурачки, идите играйте. Не помру я, — сказала она
и погладила по голове маленькую Лизу.
Ребята успокоились и полезли на полати играть в
«гости».
На следующее утро Анюта проснулась раньше, чем
обычно. Она свесилась с полатей, поглядела вниз — и за¬
мерла. Внизу около кровати матери суетились бабушка и
Устинья Степановна. За их спинами матери не было вид¬
но, но по тому, как вздыхала бабушка, а Устинья Степановна
закрывала мать простыней, Анюта поняла, что случилось
что-то страшное.
На столе горела маленькая лампочка, за окном была
еще ночь.
— Вот и отстрадалась наша Катеринушка!— сказала
бабушка и концом головного платка вытерла слезы.
Два дня в дом Костриковых ходили соседи прощаться с
Катериной Кузьминичной. А на третий к воротам подъ¬
ехали простые деревянные сани, запряженные мохноногой
лошаденкой, и Кузьмовну повезли на кладбище.
17

День был морозный и ветреный. За гробом шли бабуш¬
ка Маланья с внуками и Устинья Степановна со своими
ребятами. Идти было трудно — намело много снега. Ребя¬
та по колено увязали в сугробах. На полдороге бабушка
Маланья посадила Лизу и Сергея в сани рядом с гробом.
На кладбище было тихо. Стояли застывшие белые де¬
ревья, на крестах и палисадниках шапками лежал снег.
Узкие кладбищенские дорожки затерялись среди сугробов.
Похоронили Кузьмовну в дальнем конце — у старой ограды.
Не успели забросать могилу землей, как вдруг повалил
густой снег и через минуту покрыл белым покровом моги¬
лу матери.
Глава III
СЕРЕЖИНА БАБУШКА
Сережина бабушка, Маланья Авдеевна, родилась в де¬
ревне Глазовского уезда. Тут она и замуж вышла, но жить
ей с мужем не пришлось. Сережиного деда, Ивана Панте¬
леевича, взяли смолоду в солдаты и угнали на Кавказ. Бы¬
ло это при царе Николае Первом. В то время по царскому
закону в солдатах служили целых двадцать пять лет.
Уходил на службу молодой парень, а возвращался он
домой стариком. Да хорошо еще, если возвращался.
Бабушка Маланья Авдеевна так и не дождалась своего
мужа. Он прослужил шесть лет, заболел лихорадкой и умер
на Кавказе в военном госпитале. Пришлось Маланье с ма¬
леньким сыном у людей в няньках служить—сначала в де¬
ревне, потом в городе. Питомцы разные ей попадались — и
ласковые, и упрямые, и послушные, и озорные. Няньке тут
выбирать не приходится, ее дело — забавлять барчонка и
ухаживать эа ним, как господа прикажут. А случа¬
лось, что и не за одним, а га целым выводком ходить надо
было.
19

Начнут господские дети в стадо играть: кто мычит, кто
хрюкает, кто блеет. А няньку заставляют собакой быть. Пол¬
зает бабушка Маланья на четвереньках по комнате и лает.
Отказаться никак нельзя. Дети в слезы. Сейчас же к ма¬
тери с жалобой:
— Няня играть с нами не хочет!
А барыня с выговором:
— Какая же ты нянька, если детей забавлять не уме¬
ешь? Придется тебе расчет дать!
Пока Маланья Авдеевна еще молодой была, ей это с
полгоря было. И на четвереньках, бывало, бегает, и мячик
с крыши или из канавы достает. Но под старость трудно
уж ей было не то что в канаву, а и под стол вместе с деть¬
ми залезать, когда барчата в казаки-разбойники или в
прятки играли... Однажды заставили они бабку Маланью
сесть верхом на перила лестницы да и съехать вниз. Долго
отказывалась бабушка от этой поездки, — дети и слушать
ее не хотели. Маленький барчонок уже плакать начал и но¬
гами стучать.
— Ну, воля ваша,— сказала бабушка, села на перила
и поехала.
Ничего, жива осталась, а только ладони в кровь обо¬
драла. Три дня у нее руки, точно култышки, обвязаны были.
На первом месте, у барина Антушевского, прожила ба¬
бушка Маланья тринадцать лет. И вдруг барина по службе
из Глазовского уезда в город Уржум перевели. Стали гос¬
пода няньку уговаривать:
— Поедем с нами. Как приедем в Уржум, найдем мы
себе другую няню, а тебя обратно на родину отправим.
Войди, Маланья, в наше положение.
Ну и послушалась бабушка Маланья, вошла в поло¬
жение, поехала с господами в Уржум, а они, вместо бла¬
годарности, обидели ее. Был раньше такой порядок:	как
наймется кто к господам в услужение, у него сейчас же
Паспорт отбирают. А без паспорта никуда не сунешься.
19

Приехала бабушка с господами в Уржум, прожила там
три месяца и стала к себе на родину собираться.
— Ищите себе, барыня, новую няньку. Я домой поеду.
А барыня и слушать не желает и паспорта не отдает.
Что тут делать? Куда жаловаться пойдешь?..
Махнула рукой бабушка Маланья, поплакала, погоре¬
вала и осталась навсегда в Уржуме.
От Антушевского перешла к другим господам служить,
а когда совсем старой стала, поступила к акцизному чи¬
новнику Перевозчикову.
«Послужу годков пять, а там авось чиновник пожалеет
и за верную службу пристроит меня в богадельню, успо¬
кою там свои старые кости»,— думала бабушка.
Но вышло все по-иному.
Глава IV
СИРОТЫ
Подходил к концу пятый год нянькиной службы у чи¬
новника Перевозчикова. Уже чиновник насчет бабки
Маланьи прошение в богадельню подал. Уже бабка по¬
дарила чиновниковой кухарке свою цветастую шаль с
бахромой,— куда, мол, такая шаль в богадельне!
А тут вдруг умерла от чахотки сноха Маланьи, Кузь-
мовна, оставив круглыми сиротами троих ребят. Пришлось
бабушке своих родных внучат на старости лет нянчить.
А было ей тогда восемьдесят два года.
Взяла бабушка расчет и вместо богадельни пересе¬
лилась на Полстоваловскую улицу. Перенесла туда свой
зеленый сундучок, где лежало ее добро, накопленное за
многолетнюю службу: три платья, фланелевая кофта,
платок кашемировый, прюнелевые башмаки да белья не¬
сколько штук.
Началась у бабушки новая жизнь. Внуки маленькие
20

были, и дела с ними хватало. И обед сварить надо, и ребят
обшить, и за водой на речку сбегать. Нелегко было ста¬
рухе с хозяйством справляться.
Стала бабушка себе помощницу готовить: Анюту к ра¬
боте приучать. Анюте всего десять лет было. Бабушка ее
то в лавку пошлет за хлебом или керосином, то пол мыть
заставит, то белье полоскать. Старалась Анюта, как могла,
угодить бабушке. Иной раз и Сережа ей помогал. Станет
Анюта картошку чистить, а он тут как тут: «Давай по¬
чищу». Но не успеет и одну картошку очистить, как ба¬
бушка отбирала у него нож.
— Картошку нужно чистить с умом. Кожицу тонюсень-
ко срезать, а ты вон сколько добра испортил. Так и в рот
ничего не останется,— говорила бабушка.
Сережа неохотно отдавал ножик и сейчас же находил
себе другое дело. Начинал косарем колоть лучинки на са¬
мовар, а то отправлялся с Анютой на речку полоскать
белье. Анюта тащила корзину с бельем, а он шел рядом и
держался за край корзины.
На реке Анюта пробиралась по камешкам туда, где
вода была чище и глубже, а Сережа оставался на бере¬
гу. Он собирал ракушки, строил из песка запруду и по¬
сматривал на Анюту.
— Не потони, Нютка!—кричал он сердито, когда сестра
слишком низко наклонялась над водой.
Однажды Сережа не выдержал и по камешкам отпра¬
вился к Анюте. Она обернулась:
— Ты зачем здесь?
— Я тебя буду за юбку держать, чтобы не потонула.
И, стоя на соседнем камне, Сережа крепко держал
сестру за подол до тех пор, пока она не выполоскала белье.
Бабушка Маланья вставала на рассвете, как только пе¬
тухи пропоют, и долго молилась перед иконой. Пока ребя¬
та спали, она доила козу Шимку, приносила воду с реки,
топила печку, а там, глядишь, просыпались и ребята. На¬
21

чинались беготня и шум. Сережа гонялся за Лизой, Лиза
пищала и пряталась за бабушкиной юбкой.
Бабушка ставила на стол чугун горячей картошки.
Ребята подбегали к столу, усаживались на табуретки и
тянулись к чугуну. Каждому хотелось схватить картофе¬
лину покрупнее.
— Тише вы, разбойники!—кричала бабушка.— С го¬
лодного острова, что ли? Чего хватаете? От горячей пищи
кишки сохнут.
Пока внуки сидели за столом, она всё их наставляла
и учила:
— Раз вы сироты, так и жить вам надо по-сиротски.
Баклуши не бить, старшим угождать, к работе привыкать.
Была она старушка маленькая, толстая. Седые, мягкие,
как пух, волосы заплетала в две косы и закрывала черной
чехлушечкой. Любила бабушка нюхать табак. Говорила,
что табак хорошо действует на зрение: «Как понюхаю, так
в глазах и посветлеет».
Табакерка была у нее черная, с крышкой, на которой
была нарисована нарядная барыня в шляпе с голубым
бантом и с букетом цветов в руках. Эту табакерку пода¬
рили ей господа на именины. Одевалась бабушка аккурат¬
но. Поверх длинной широкой юбки и кофты носила тем¬
ный, в горошинку, ситцевый фартук. И ребят к аккурат¬
ности приучала:
— Спать ложишься, так одёжу на место клади, чтобы
утром спросонья не искать. Дыру заметишь, сразу зашей,
чтобы еще больше не разорвалось. Что откуда возьмешь,
обратно на место положь.
Очень сердилась бабушка, когда кто-нибудь из ребят
разбивал по неосторожности тарелку или чашку:
— Наживать не умеете, только всё портите и ломаете!
А «купил» в доме-то нет. Раззоридомки!..
Однажды, вскоре после смерти матери, произошел слу¬
чай, который надолго остался в памяти ребят. Как-то ве¬
чером сидели они на печке и ели кашу. Перед ними на
22

низенькой скамеечке стояла глиняная чашка. Вдруг Сере¬
жа нечаянно толкнул скамейку, чашка упала и расколо¬
лась.
— А я бабушке скажу,— прошептала маленькая Лиза.
Она любила докладывать бабушке про всякую мелочь—
только и бегала за ней весь день и надоедала: «Бабушка,
а Сережа твою иголку пополам сломал! Бабушка, а Анюта
Шимкино молоко расплескала!»
Когда чашка разбилась, все ребята перетрусили.
Сережа повертел черепки в руках и сказал:
— Чашку можно воском склеить.
Он слез с печи, достал из-за иконы свечку, зажег ее и
слепил воском расколотую чашку.
— Дай я тихонечко на полку поставлю. Может, бабуш¬
ка и не заметит,— сказала Анюта.
— Я сам поставлю,— ответил Сережа и, пододвинув
табуретку, влез на нее и потянулся к полке. Дотянулся до
полки и прислонил чашку разбитым краем к стенке.
Утром, когда бабушка хотела достать чашку с полки,
на голову ей так и посыпались черепки. А один большой
черепок остался у нее в руках.
— Это чья же работа?— сказала бабушка, показывая
черепок.
Ребята молчали.
— Сейчас же признавайтесь, кто чашку разбил.
Лиза только хотела было нажаловаться, как вдруг
Сережа сказал:
— Это я разбил...
— Ей-богу, бабушка, он, а не мы. Мы не разбивали,—
закрестилась Лиза.
— Ах вы, разбойники, ах вы, разорители!— закричала
бабушка и, чтобы никому не было обидно, выдрала всех
троих.
Бабушка Маланья была иной раз не прочь и припуг¬
нуть ребят.
— Вот брошу вас и уеду куда глаза глядят. Живите
23

одни как знаете, раз такие озорники и нёслухи,— грози¬
лась она.
Однажды, когда ребята опрокинули в сенях кувшин
с квасом, бабушка отшлепала их и пошла нанимать ло¬
шадь, чтобы ехать в деревню Поповку. Целый день ребята
просидели одни дома. Сережа несколько раз выбегал к во¬
ротам—поглядеть, не идет ли бабушка, но бабушка все
не шла. Маленькая Лиза со страха начала реветь. Как же
они теперь без бабушки жить будут? Откуда денег достать,
чтобы хлеба купить? А ночью как одним спать? Страшно
ведь!..
Только под вечер, когда стемнело, вернулась домой
бабушка. Ребята поджидали ее во дворе около дома. В три
голоса начали они упрашивать бабушку остаться с ними и
не уезжать в Поповку.
Бабушка не сразу согласилась.
— Я уж и лошадь наняла у Ивана Павловича, только
сундучок взять осталось. Ну, да так и быть, на этот раз
останусь. Только смотрите—не озоруйте у меня!
Строгая была бабушка Маланья. Но, бывало, стоило
ей начать рассказывать сказки, как ребята забывали обо
всех ее строгостях и воркотне. Рассказывать бабушка была
мастерица. Больше всего ребята любили сказку «Про си¬
ротку». Сказка была такая.
«В некотором царстве да в некотором государстве жи-
ли-были муж с женой. И была у них дочка. Жили они при¬
певаючи, да вдруг случилась беда: заболела и померла
мать. Осталась дочка сироткой. Стали соседи отца угова¬
ривать: женись, мол, да женись, одному мужику со всем
в доме не управиться—и хозяйство, и дочка на руках.
Подумал мужик, подумал и женился. Пришла мачеха в
дом, а с ней вместе горе пришло. Ведьмой оказалась маче¬
ха. Такая зловредная баба, с утра до вечера падчерицу
корит. Все ей не так да не эдак. То бьет сиротку, то голо¬
дом морит. А та себе поплачет, поплачет втихомолку, а по¬
жаловаться отцу не смеет.
24

Скоро родилась у мачехи своя дочка. Совсем житья
не стало сироте. Раз утром отец и говорит ей: «Собирайся,
дочка, поедем в лес». Поехали они в лес. А в лесу отец
и признался: «Велела мне мачеха тебя в лесу оставить,
велела она тебе руки отрубить». Заплакала девочка, поло¬
жила руки на пень. Отсек топором отец ей руки по локоть.
Сел на лошадь да и ускакал. Ходит сиротка безрукая по
лесу, плачет навзрыд. Тихо в лесу, только в ответ ей ку¬
кушка кричит: «Ку-ку, ку-ку». На ночь залезла девочка
в дупло, чтобы медведь ее не съел, а утром опять побрела
по лесу пристанище искать. Шла, шла и набрела на ма¬
ленькую избушку в лесу,— видно, охотники тут когда-то
жили. Осталась сиротка в этой избушке жить.
Идет год за годом, растет сиротка, как березка, в лесу.
Красавица девушка стала, только безрукая.
И вот надумала девушка пойти в ту сторону, где боль¬
ше солнце греет. Шла она, шла и увидела большой фрук¬
товый сад. Видит—висят на дереве яблоки заморские.
Невиданные птицы на деревьях поют. Хотела сиротка со¬
рвать яблоко, а не может—рук нет, ртом тоже не достать—
высоко. Стоит бедная, смотрит на яблоню. Вдруг слышит—
сзади кто-то говорит: «Сорви, красавица, яблоко, сорви».
Оглянулась она и обомлела. Стоит перед ней раскрасавец
молодой. Одежда на нем золотая в брильянтовых камнях—
как солнце горит.
Стала сиротка вытягивать вперед свои обрубочки.
Глядит—выросли они, и стали на них расти пальцы. Сна¬
чала большой, потом указательный, потом средний, за
ним безымянный,— одного мизинца не хватает, а под ко¬
нец и мизинец вырос. На обеих руках по пяти пальцев
выросло. Заплакала от радости сиротка. Подошел к ней
красавец, сорвал ей яблоко «белый налив» и повел ее к се¬
бе во дворец.
С той поры стали они жить-поживать да добра нажи¬
вать».
Ребята анали эту сказку наизусть, а все-таки любили

ее слушать. А еще нравилась им бабушкина песня про
добра молодца. Подперев щеку рукой, пела ее бабушка
тоненьким жалобным голоском:
Разъезжает молодец на добром коне,
Выпали у молодца вожжицы из рук.
Спали у удалого перчаточки с рук.
Знамо мне, удалому, в солдаты идти,
Моей молодой жене солдаткой быть,
Моим малым детушкам плакать-горевать...
Грустная была песня, а хорошая. Сережа слушал бы
ее всю ночь напролет. Да бабушка засиживаться не люби¬
ла. Керосин жалела жечь зря.
Глава V
НУЖДА
За покойного мужа-солдата бабушка получала пен¬
сию—тридцать шесть рублей в год да рубль семьдесят
копеек квартирных. В году двенадцать месяцев. Разде¬
лишь эти деньги на двенадцать, так на месяц только три
рубля придется, а в месяце тридцать дней. Три рубля на
тридцать разделишь, так только по гривеннику в день вы¬
ходит.
Попробуй проживи на гривенник вчетвером, чтоб все
были сыты, обуты и одеты.
У бабушки руки опускались—что тут делать, как быть?
Не хватает ни на что ее солдатской пенсии. Придется,
видно, надеть внукам через плечо холщовые сумы и по¬
слать побираться. Пойдут они по домам, станут под окош¬
ком, запоют в три голоса:
— Подайте милостыньку сироткам. Подайте корочку
хлебца...
Иные хозяева нищих от окошка прогоняют. А то и
злыми собаками припугнут.
26

Начала бабушка советоваться с людьми. Пошла к
своей соседке, к Санькиной матери, Устинье Степановне.
— Как быть, Степановна? Пропадаем. Хлеба черного
ребятам—и того вдосталь нет. Уж не долог мой век —
помру. Пенсия в казну пойдет, а что с внуками будет?
Думали они, думали вместе и рассудили так: одно оста¬
ется—пойти бабушке в приют, попросить, чтобы взяли
туда ее внуков.
Но просить легко, а выпросить трудно.
Приют содержался на деньги купцов и чиновников.
Было в приюте всего сорок мест. А бедняков, желающих
отдать в приют своих ребят, в городе больше сотни на¬
считывалось. Без знакомого человека тут уж никак не
обойдешься. И надумала бабушка Маланья сходить к
своему прежнему хозяину, чиновнику Перевозчикову. У
него большое знакомство среди уржумского начальства
было, и сам с женой часто в гости к председателю благо¬
творительного общества хаживал—в карты играть.
Надела бабушка самую лучшую кофту, вытащила из
зеленого сундука кашемировый платок: как-никак к гос¬
подам идет—надо поприличнее одеться. Пришла она к
чиновнику Перевозчикову, стала просить похлопотать за
ее внуков, чтобы их в приют приняли.
— Откажут тебе, Маланья Авдеевна,— сказал Пере¬
возчиков.— У тебя ведь собственный дом имеется. Домо¬
владелицей считаешься.
Бабушка от обиды чуть не заплакала.
— Ну и дом! У иного скворца скворечник лучше. Из-
под пола дует, стены осели, двери скособочились. Окна
силком открывать приходится: все рамы порассохлись.
Одна слава, что дом!
Выслушал Перевозчиков бабушку, почесал подбородок.
— Ну ладно, старая. Придет комиссия, посмотрит твой
дом. Но ведь ты, кажись, кроме всего прочего, николаев¬
ская солдатка, пенсию за мужа получаешь.
— Вот, батюшка, от этой самой пенсии я и прошу вну¬
27

ков в приют устроить. До того эта пенсия «велика»,— за¬
плакала бабушка Маланья и стала по пальцам считать,
сколько в день на четырех человек от ее «большой» пен¬
сии приходится.
Получилось по две копейки с грошиком на человека.
— Ну ладно, Маланья Авдеевна, иди домой—похло¬
почу за твоих внуков,— пообещал Перевозчиков и велел
бабушке Маланье заглянуть к нему через недельку.
Поблагодарила его бабушка, поклонилась в пояс и по¬
шла домой. У ворот ее встретила Лидия Ивановна, жена
Перевозчикова. Поговорила с ней и тоже пообещала по¬
хлопотать за внуков. Бабушка и ей в пояс поклонилась.
Ребятам о приюте старуха пока еще ничего не говорила.
Жалела их, уж очень тосковали ребята после смерти
матери. Особенно скучал Сережа. Увидит материнскую
шаль на гвоздике и расплачется. Наденет бабушка старую
выцветшую кофту Кузьмовны, Сережа посмотрит и сразу
вспомнит, как мать в этой самой кофте ходила с ним в лав¬
ку Шамова и купила ему как-то розовый мятный пряник.
А иной раз позабудет, что у него мать умерла. Заиграется
на дворе, захочется ему есть, вбежит в сени, раскроет
дверь нараспашку и крикнет:
— Мама! Мам!..
И остановится на полуслове. Вспомнит, что нет у него
больше матери. Постоит один в темных сенях и пойдет
тихонько обратно во двор. Несколько раз начинала бабуш¬
ка с ребятами разговор о том, что не прокормить ей, ста¬
рой, троих внучат. Ведь ей. может, помереть скоро при¬
дется, а они когда еще на ноги станут.
Ребята слушали и не знали, куда она клонит. А ста¬
руха думала про приют и все ждала, что-то скажет ей
чиновник Перевозчиков. Долгой показалась ей эта неделя.
Но вот наступил срок. Опять пришла старая к Перевоз¬
чикову, а он говорит: «Зайди-ка еще через недельку». Три
раза бегала бабушка к чиновнику и только на четвертый
ответ получила.
23

— Ну, поздравляю, Маланья Авдеевна. Одного можно
в пркют устроить,— сказал Перевозчиков.
— Как одного? Я, батюшка, за троих просила.
— Нельзя всех в приют принять. Возраст не подхо¬
дит,— стал объяснять Перевозчиков.— Сколько лет стар¬
шей?
— Анюте-то? Одиннадцать будет.
— Многовато.
— А Лизоньке пять годков исполнилось, Тоже не под¬
ходит?
— Это маловато.
— Сереже восемь стукнуло.
— Ну вот зти годы самые подходящие для приюта.
Сережу и веди.
«Чего ж тут рассуждать, надо сразу соглашаться»,—
подумала бабушка и стала благодарить Перевозчикова.
Придя домой, рассказала она об этом Устинье Степа¬
новне.
— Ну что ж,— ответила та,— для мальчика, пожалуй,
и лучше, что он в приют попадет. Ему образование, ремес¬
ло обязательно нужно. А в приюте, говорят, мальчиков
сапожному ремеслу и переплетному учат да еще корзины
и шляпы из соломы плести.
«И верно,— подумала бабушка,— вырастет Сережа,
будет у него свой кусок хлеба, а с ремеслом человек нико¬
гда не пропадет. Будет Сережа сапожником и, может, до
такого мастерства дойдет, что станет господские башмаки
шить с высокими каблуками. За такие башмаки уржум¬
ские богачи с Большой улицы дорого платят».
Глава VI
В ПРИЮТ
И вот позвала бабушка Сережу со двора, где он с ре¬
бятами играл.
Начала с ним разговор издалека. Вспомнила про свою
29

молодость, когда еще без очков нитку в самую тонкую
иголку вдевала и лучше всех песни в деревне пела. А сара¬
фана праздничного у ней не было. В бедности жили—то¬
же сиротой выросла.
Слушает Сережа бабушку, а сам с ноги на ногу пере¬
ступает—хочется ему на двор к ребятам убежать, да
нельзя. Бабушка все говорит и говорит.
Про сарафан кончила рассказывать, про теленка нача¬
ла, какой у них в деревне занятный теленок был, весь ры¬
жий, а на лбу и на груди по белому пятнышку. Заслу¬
шался Сережа, а	бабушка	вдруг и	говорит:
— Завтра мы с тобой в приют пойдем.
— Не хочу в приют.
— Что ты, Сереженька, как это—«не хочу»? Что мы
будем делать, на что жить станем? А в приюте тебе хо¬
рошо будет. Мальчиков в приюте много.
— Не пойду! Не хочу!— закричал Сережа да как зато¬
пает ногами, как	заплачет.	Затрясся	весь...
Начала его бабушка уговаривать. Да разве уговоришь!
Боится Сережа приюта. Он хоть сам в приюте не был, да
они с Санькой не раз видели приютских. Их каждое вос¬
кресенье утром водят к обедне в острожную церковь.
Идут они по двое, тихо-тихо, словно старички и ста¬
рушки, даже спину по-стариковски гнут. Что девочки, что
мальчики—все наголо острижены. У	девочек	длинные
серые платья, а у	мальчиков	темные ситцевые	рубахи	и
черные штаны. Позади тетенька всегда идет,— верно, на¬
чальница ихняя, строгая такая, в черной длинной юбке.
На глазах очки в золотой оправе. Черный шнурок от оч¬
ков за ухо заложен. Если день пасмурный, так начальница
в руке зонтик с костяной ручкой держит.
Вот теперь и ему тоже придется ходить с приютскими.
И мальчишки с Воскресенской улицы будут дразнить его
из-за угла: «Сиротская вошь, куда ползешь?»
Уж из приюта не выпустят! Не побежишь с Санькой
30

на Уржумку купаться. Не придется больше прятаться на
старом сеновале и ловить у мельницы щуренков.
— Бабушка, миленькая, не отдавай в приют! Я рабо¬
тать буду. Рыбу стану ловить, на базаре продавать. А то
пойду дрова пилить.
Бабушка даже заплакала, слушая его. А потом пришла
Устинья Степановна и стала уговаривать бабушку отло¬
жить еще на один день отправку Сережи. Может быть, за
день мальчишка успокоится и сам поймет, что ему нужно
идти в приют.
— Придется, видно, еще на денек оставить,— согла¬
силась бабушка.
Ночыо, когда все заснули, Сережа на полатях долго
просил сестру Анюту, чтобы она уговорила бабушку не
отдавать его в приют. Только бы не отдавала, а уж он по¬
старается много денег заработать. Можно будет каждый
день варить щи, кашу, а черного хлеба будет столько, что
даже не съесть. Ну, а если без приюта никак нельзя, так
пусть отдают всех троих, а то почему это он один оказался
дома лишний?
— Попросишь?
— Попрошу,— пообещала Анюта.
Просьбы Анюты не помогли.
Через день бабушка, не говоря ни слова, стала соби¬
рать Сережу в приют. В это утро к ним зашла Лидия
Ивановна Перевозчикова. На Лидии Ивановне была белая
батистовая кофточка в прошивках и шелковая черная
юбка, которая шуршала на ходу. На серебряной цепочке
раскачивалась желтая кожаная сумочка—ридикюль.
От Лидии Ивановны хорошо пахло духами, и сама она
была ласковая и грустная.
— Я слышала, что ты, Сережа, боишься идти в приют?
А там так хорошо! Ребяток много, тебе с ними будет весе¬
ло. В приюте много игрушек есть, книжек. Отдельная кро¬
ватка у тебя будет, а потом ты в школу пойдешь.
Сережа слушал Лидию Ивановну и глядел исподлобья.
31

Она присела перед ним на корточки, провела по его
стриженой голове рукой. Руки у нее были белые, мягкие,
от них тоже пахло духами.
— А если тебе не понравится в приюте, ты можешь
прийти обратно домой,— сказала Лидия Ивановна и слег¬
ка потрепала его по щеке.— Захочешь и уйдешь—вот и
все!..
Эти слова Лидии Ивановны понравились Сереже боль¬
ше всего.
Кроватка, игрушки, товарищи—все это хорошо, а
дома жить все-таки лучше. Сережа повеселел.
Бабушка надела на него самую лучшую голубую ситце¬
вую рубашку.
Он без слез простился с сестрами и Санькой. Чего
горевать, если он, может быть, уже завтра домой придет!»*
Они вышли из дому.
Слева пошла бабушка, держа Сережу за руку, спра*
ва—Лидия Ивановна. Она шуршала шелковой юбкой и
размахивала ридикюльчиком.
У калитки дома долго стояли и глядели ему вслед
Анюта, Лиза и Санька.
Глава VII
«ДОМ ПРИЗРЕНИЯ»
Приютский дом был последним домом на краю Воскре¬
сенской улицы. Серым забором он отгородился от осталь¬
ных домов. Над воротами на большой ржавой вывеске бы¬
ло написано-
ДОМ ПРИЗРЕНИЯ
МАЛОЛЕТНИХ ДЕТЕЙ
Всю дорогу Сережа шел спокойно, но как только по¬
дошли к приютским воротам, он начал вырываться.
82

— Ну чего ты? Ведь мы только в гости идем!—сказа¬
ла Лидия Ивановна.
Сережа успокоился, но боязливо покосился на при¬
ютские ворота. Его удивила и испугала большая вывеска.
Вывески в Уржуме он видел только над бакалейными,
винными лавками да еще над воротами белого дома, у ко¬
торого стоял усатый часовой. Но в лавках торговали, в бе¬
лом доме жили городовые с шашкой на боку. А здесь вы¬
веска зачем?
Перед тем как войти в приютский двор, бабушка огля¬
дела Сережу, одернула на нем рубашку и погладила голо¬
ву. Губы у бабушки шевелились. Она шептала молитву.
Бабушка открыла калитку, и они вошли в приютский
двор. Кособокая низенькая калитка, скрипя, захлопнулась
за ними. И тут Сережа увидел страшный дом, который на¬
зывается «приютом». Посредине длинного и просторного
двора, заросшего травой, стояло двухэтажное угрюмое
здание. Деревянные его стены потемнели от старости, окна
были маленькие и тусклые. Красная железная крыша от
солнца выгорела полосами. От ворот к дому шла аллейка
низеньких, чахлых кустов акаций. Под окнами росли кус¬
ты сирени и три молодых тополя. На дворе было тихо, слов¬
но в этом доме никто и не жил. Ветер около крыльца раска¬
чивал полотенца на веревке. Чтобы попасть в дом, нужно
было подняться по старым ступенькам на узкое крыльцо
с навесом, украшенным обломанными зубцами.
Лидия Ивановна быстро пошла через двор к крыльцу.
За ней шел Сережа, а сзади, придерживая обеими руками
широкую длинную юбку, торопилась бабушка.
Перед тем как взойти на крыльцо, Сережа еще раз
оглядел двор. «Наверное, приютских увели гулять»,—по¬
думал Сережа и вошел в сени.
В длинных узких сенях было прохладно, пахло новой
мочалкой и жареным луком. На второй этаж нужно было
подняться по узенькой лестнице с желтыми перилами.
Старые ступени поскрипывали под ногами.
2 Мальчик из Уржума
33

— Ну вот, мы и пришли,— сказала Лидия Ивановна
улыбаясь и погладила по голове Сережу.
В маленькой комнате было темно и прохладно, как в
погребе. В простенке между окнами стоял приземистый
старый шкаф. Не успел Сережа оглядеться, как в комнату
вошла высокая женщина в золотых очках—та самая, ко¬
торая водила приютских в церковь.
Бабушка закланялась.
— Здравствуйте, Юлия	Константиновна,— сказала
Перевозчикова.
— Бумаги принесли?— спросила Юлия Константинов¬
на, оглядывая Сережу серыми близорукими глазами.
Бабушка стала торопливо доставать бумаги из кармана
своей синей широченной юбки. Руки у бабушки тряслись,
и она никак не могла отстегнуть английскую булавку,
которой был заколот карман. Наконец она вытащила ма¬
ленький сверточек, завернутый в носовой платок. Развя¬
зав платок, она подала начальнице бумаги, а узелок
с Сережиным бельем положила на табуретку.
— Фамилия как?—спросила Юлия Константиновна,
держа близко перед собой развернутую плотную бумагу.
— Костриков Сергей,— поклонилась бабушка.
— Лет?
— Восемь. Он за десять ден до благовещенья родился.
— Хорошо,— шумно вздохнула начальница, словно
пожалела, что Сережа родился за десять дней до благо¬
вещенья. Потом она достала из вязаной черной сумочки
связку ключей и подошла к шкафу, похожему на домик.
Дверцы со скрипом открылись. Сережа вытянул шею
и посмотрел, что там такое в этом большом шкафу, но
на полках не было ничего особенного — только самые
обыкновенные вещи. Тетради в синих обложках, каран¬
даши, коробочки с перьями, высокая кипа белой бумаги.
В глубине на полке прятались узкогорлые бутылки с
чернилами и пузатая бутылка с клеем. Юлия Константи¬
новна положила на верхнюю полку Сережины бумаги

и снова заперла шкаф. Ключи, зазвенев, снова исчезли в
черной вязаной сумке.
Сережа от испуга покраснел до слез и сильно дернул
бабушку за юбку. Он только сейчас вспомнил, как ба¬
бушка рассказывала ему и сестрам про свою барыню-
хозяйку, которая вот так же отобрала у нее паспорт, и
из-за этого бабушке пришлось на всю жизнь остаться
в Уржуме. Верно, и ему придется остаться навсегда в
приюте. Бабушка, должно быть, отдала его паспорт
в приют!
— Спасибо, Юлия Константиновна, спасибо,— за-
кланялась бабушка.
У Сережи задрожали губы, он хотел было заплакать,
но Юлия Константиновна подошла к нему, взяла его за
руку и подвела к окну.
Сережа увидел, что во двор с улицы входят приютские.
У всех круглые, как шар, головы. Из окна не разберешь,
кто из них девочка, кто мальчик.
— Ну, пойдем, Серьга, к ребятишкам,— сказала Юлия
Константиновна. Сереже это понравилось. Так называл
его только Санька.
Он вышел в коридор за Юлией Константиновной.
Бабушка шла позади. Когда они спустились по лестнице,
бабушка вдруг засуетилась и быстро, точно клюнула, поце¬
ловала Сережу в макушку. Сережа вытер голову и обер¬
нулся, но бабушки уже не было. Она ушла через другую
дверь.
— Пойдем, пойдем,— сказала Юлия Константиновна
и вывела Сережу на крыльцо.
Приютские с криком носились по двору. Видимо, они
только что вернулись с реки. У девочек в руках были
цветы—кувшинки с длинными стеблями, а на бритых го¬
ловах венки. Мальчики размахивали ивовыми прутьями.
— Дети! Вот вам еще новый товарищ.
Юлия Константиновна подтолкнула Сережу вперед и,
быстро взбежав на крыльцо, исчезла в сенях.
2*
35

К Сереже подошли две девочки. Они остановились
перед ним и начали перешептываться. Одна из них, ма¬
ленькая, остроносая и черненькая, похожая на грача, вдруг
громко фыркнула и закрыла лицо фартуком. Сережа насу¬
пился и отвернулся в сторону. Кто-то ударил его по спине.
— Эй ты, головастый! Давай играть!
Перед Сережей стоял плотный мальчишка с короткой
губой и открытыми розовыми деснами.
— А во что?
— В чикало-бегало. Меня Васькой зовут, а тебя как?
— Сергеем.
— Бежим к сараю, там у меня лапта спрятана,— ска¬
зал Васька.
Они побежали к сараю. Посреди двора стояла малень¬
кая девочка и, нагнувшись, втыкала в песок цветы ровны¬
ми рядами—делала садик. Васька на бегу растоптал ее
цветы и грядки. Девочка заплакала.
— Реви громче!— крикнул Васька и дал ей тумака.
Она упала носом в песок—на свои грядки.
— Это ты за что ее?— спросил Сережа, останавли¬
ваясь.
— А так,— буркнул Васька.— Пускай не лезет!..
— Она не лезла,— сказал Сережа.
— Поговори еще!—крикнул Васька.— Я и тебе на¬
клею.
— А ну, попробуй!..
Сережа выставил вперед плечо и налетел на белобры¬
сого. Васька встретил его кулаками.
— Что там такое?—раздался вдруг из окна голос
Юлии Константиновны.
— Юлия Константиновна, новенький дерется!— крикнул
Васька.
— Врет, врет, он сам начал!—закричали приютские.
— Поди сюда, Василий,— позвала Юлия Констан¬
тиновна.
Васька побежал на крыльцо, грозя Сереже кулаком.
36

Девочка все еще сидела на песке, вытирая фартуком
слезы.
— Зинка, хватит реветь, вставай!—крикнула ей
подруга.
Зинка встала, отряхнула платье и, засунув палец в
рот, уставилась на Сережу.
Трое мальчишек переглянулись. Один из них, курно¬
сый, подтолкнул своих товарищей и что-то шепнул им на
ухо.
— Жених и невеста! Жених и невеста!—закричали
они неожиданно хором.
А курносый мальчишка, вытаращив глаза, запрыгал
перед Сережей. Сережа покраснел и наклонил голову, точ¬
но собирался бодаться. Мальчишки подступили ближе.
— Жених и невеста! Невеста без места!—кричали они
изо всех сил.
Сережа круто повернулся и побежал к дому.
— Ябедник! Ябедник! Жаловаться побёг!— орал ему
вслед курносый.
Сережа, добежав до стены дома, уткнулся лицом в
стену.
— Гляди, гляди—ревет!—смеялись девочки.
Но Сережа не собирался плакать. Он с минуту постоял
у стены и вдруг бросился бежать к воротам. С шумом рас¬
пахнув калитку, он выскочил на улицу.
— Юлия Константиновна, Юлия Константиновна! Но¬
венький убежал!—завопили приютские и бросились ловить
Сережу.
Он не успел еще перебежать дорогу, как приютские
схватили его и с криком потащили обратно во двор, Сере¬
жа вырывался изо всех сил. Но это не помогало—ребят
было много.
Калитка захлопнулась. Один из приютских запер ее
на щеколду.
— Пустите меня! Я все равно убегу. Пустите! Ну!—
рванулся в последний раз Сережа.

Глава VIII
ВОСПИТАННИКИ
Через неделю приютской жизни Сережа увидел, что ре¬
бята не так уж похожи друг на друга, как ему показалось
в первый раз. Тут были и тихонькие и озорные, и ловкие
и неуклюжие, и плаксы и веселые. Самым отчаянным дра¬
чуном—грозой всего приюта—был Васька Новогодов, тот
самый, который прозвал Сережу «головастым» и ударил
Зинку.
Васька Новогодов попал в приют три года тому назад.
Его нашли под Новый год на паперти собора. Он стоял,
посиневший от холода, в рваном и грязном тулупчике, голо¬
ва его была обмотана грубым вязаным платком. Длинные
концы платка, перекрещенные на груди, торчали сзади на¬
подобие двух ушей.
— Ты о чем, девочка, плачешь?— спросила сердо¬
больная старуха-нищенка.
— Ма-а-амка ушла!—заревел еще громче Васька.
Старуха побежала за городовым. Тот взял его за руку
и, ворча и ругаясь, повел Ваську в приют. Когда в приюте
Ваську раздели, то он оказался белоголовым мальчишкой
в деревенской розовой рубашке, подпоясанной веревкой, и
в драных штанах, заправленных в большие старые валенки.
Имя свое он сказал сразу. Зовут его Васька. Лошадь,
на которой они ехали из деревни, рыжая и зовут ее Маль¬
ка, потому что она маленькая. А мать его зовут «мамка».
Больше о себе он сказать ничего не мог. На вид ему
было четыре-пять лет, и поэтому его записали в приют¬
ской книге Василием, пяти лет от роду, по фамилии Ново¬
годов. Такую фамилию ему придумал приютский поп, ко¬
торого ребята называли батюшка, а взрослые—отец
Константин.
— Младенец сей был найден в канун Нового года, апо-
№

тому пусть и называется отныне Василий Новогодов,-—
рассудил поп.
Таких, как Васька, в приюте было немало. Девочку По¬
лю подкинула тетка, которая морила ее голодом. Поля
всегда так торопилась есть, точно боялась, что у нее отни¬
мут чашку с едой. Приютские ее прозвали «Полька-жади¬
на». Были еще два мальчика-подкидыша, «неразлучники».
Они всегда ходили вместе, держась за руки. И если один
из них падал, ушибался и начинал плакать, то другой за
компанию ревел еще громче.
На первый взгляд Сереже показалось, что у всех приют¬
ских волосы одного и того же цвета, но потом он заметил,
что стоило только после стрижки немножко отрасти воло¬
сам, как в приюте появлялись всякие ребята: русые, бело¬
брысые, черные, и было даже двое рыжих.
Дни шли за днями. Скоро Сережа понял, что бежать из
приюта трудно, почти невозможно. Во-первых, сами ребя<
та смотрели друг за другом, а йотом, у ворот на скамейке
всегда сидел дворник Палладий—длиннобородый пожи¬
лой и строгий мужик. На нем был белый холщовый фартук
и лапти на босу ногу. Рыжие волосы он подстригал в скоб¬
ку и густо мазал лампадным маслом.
— Балуете! Вот я вам ужо!—тряс рыжей бородой
Палладий и сердито грозил коричневым пальцем. Приют¬
ские его боялись больше, чем начальницы.
Оставалась у Сережи одна надежда—дождаться ба¬
бушки. Он решил, что, как только она к нему придет в
воскресенье, он станет перед ней на колени и начнет про¬
сить ее, чтобы она взяла его домой. О том, что бабушка мо¬
жет не прийти, он даже боялся думать. От этих страшных
мыслей замирало сердце и холодели руки.
Играя с ребятами на дворе, Сережа не спускал глаз с
калитки. Из спальни он поминутно поглядывал в окно, не
открывается ли калитка, не идет ли бабушка. Но бабушка
не шла. Правда, она приходила в приют, и не один раз,
39

справиться о внуке, но только в те часы, когда ребят уводи¬
ли на прогулку.
Каждый раз, возвращаясь в приют, Сережа узнавал от
маленькой Зинки, которая не ходила на прогулку, потому
что у нее вечно болели то уши, то зубы, что нынче опять
приходила его бабушка. Сережа забирался за сарай и
плакал там потихоньку, чтобы ребята не видели. Он
сердился на бабушку за то, что она приходит в такие часы,
когда его нет дома. Он не понимал, что бабушка это де¬
лает нарочно—не хочет его расстраивать.
Глава IX
ПРИЮТСКОЕ ЖИТЬЕ
День в приюте начинался с восьми часов утра. Наверх,
в спальню, длинную комнату с низкими окнами на север,
приходила толстая сторожиха Дарья и будила ребят.
— Вставайте!.. Вставайте!..— выкрикивала она хрип¬
лым голосом, икая после каждого слова.
Приютские говорили, что Дарью «сглазили»	и	у	нее
страшная и неизлечимая болезнь—«икота».
Каждое утро Дарья сдергивала с Васьки Новогодова
одеяло и звонко шлепала его по спине. Васька	любил	по¬
спать и всегда вставал последним.
Толкая друг друга, топая босыми ногами по деревянно¬
му полу, ребята бежали гурьбой на кухню умываться.
Пять жестяных умывальников, приколоченных к длин¬
ной доске, звенели и громыхали так, что слышно было да¬
же наверху в спальне.
Брызги летели во все стороны, и около рукомойника
на полу стояли большие лужи. На лестнице от мокрых ног
оставались следы.
После умыванья каждому нужно было повесить лич¬
ное полотенце «по форме»; сложить пополам и перекинуть
40

через заднюю спинку кровати. Если кто этого не делал, то¬
го наказывали.
Повесив полотенце, ребята сбегали вниз, в столовую,
которая находилась рядом с кухней. Это была мрачная
комната с закопченными стенами и большой иконой в
углу, настолько темной, что на ней нельзя было ничего
разобрать, кроме тонкой коричневой руки, поднятой квер¬
ху. Посредине столовой стояли длинные некрашеные сто¬
лы, а по бокам их—деревянные лавки. В столовой ребят
выстраивали между лавками и столом—на молитву. Стоять
было неудобно. Сзади в ноги вдавливался край скамейки,
а в живот и грудь упирался край стола.
Дежурный—кто-нибудь из ребят постарше—выходил
вперед и начинал читать молитву. Читать надо было бы¬
стро, без запинки, а то попадало от батюшки. За первой
молитвой шла вторая. Ее пели хором. Маленькие ребята
шевелили губами. Молитва была трудная, некоторые слова
им было просто невозможно выговорить, например: «даждь
нам днесь». После молитвы приютские усаживались за
стол. Мальчики сидели отдельно от девочек. На столе куч¬
кой лежали деревянные крашеные ложки. На каждой лож¬
ке на черенке ножичком была сделана какая-нибудь отмет¬
ка, зазубринка, крестик или буква, чтобы каждый мог уз¬
нать свою ложку.
Утро начиналось с завтрака. Чай давали только два ра¬
за в неделю: в пятницу и среду. На завтрак варили горо¬
ховый кисель с постным маслом, иногда с молоком, изредка
давали одно молоко.
Ели ребята из глиняных чашек — пять человек из
одной чашки. Когда наливали молоко, то в чашку кроши¬
ли кусочки черного хлеба. Ребята зорко следили друг за
другом—каждому хотелось побольше молока, поменьше
хлеба.
Белый хлеб ребята получали только два раза в год: на
пасху и на рождество. Накануне этих праздников Дарья
пекла в русской печке маленькие кругленькие булочки с
41

изюмом. Две изюминки на каждую булочку. Один раз жад¬
ной Поле посчастливилось: она нашла в булке целых че¬
тыре изюминки—верно, Дарья обсчиталась.
С тех пор все ребята надеялись найти как-нибудь в
своей булочке лишнюю изюминку, только никто больше не
находил.
Кончали завтрак, опять читали и пели молитву, а за¬
тем шли в мастерские. Мальчики—в переплетную, сапож¬
ную и столярную, а девочки—в швейную, где подрубали
полотенца, шили наволочки и мешки. Иногда в приют¬
скую швейную приносили заказ от какой-нибудь купчихи
на пододеяльники. Вот уж боялись тогда испортить рабо¬
ту—шили не дыша. Особенно трудно было петли метать.
Но зато если купчиха оставалась довольна, то присылала
в приют пшена на кашу или крупчатки для «салмы».
Как-то раз утром на завтрак подали странное кушанье.
— Салма, салма...— зашептались за столом ребята.
— Это не простое кушанье, а татарское,— важно ска¬
зал Сереже его сосед, рыжий Пашка, который, если на не¬
го смотреть сбоку, был очень похож на зайца.
Сереже было очень интересно попробовать новое ку¬
шанье. Он думал, что это рыба вроде сома.
Но в чашки налили мутного серого супа, в котором пла¬
вала крупно нарезанная лапша и горох—все вместе. Ребя¬
та, причмокивая губами, начали есть салму. Некоторые так
спешили, что давились и кашляли. Нужно было поскорей
съесть, чтобы успеть попросить вторую порцию.
Сережа никак не поспевал за ребятами. Он не привык
есть так быстро. Бабушка не позволяла торопиться, гово¬
рила, что от горячей пищи кишки сохнут. Здесь же нужно
было поторапливаться. В этот день Сережа вылез из-за
стола голодный и сердитый. Он так и не понял, понрави¬
лась ему салма или нет.
Кроме салмы, готовили еще в приюте кушанье, которое
называлось «кулага». Это был густой кисель из проросше¬
го овса, темно-коричневого цвета, с запахом хлебного ква¬
42

са. Только и было радости от этой кулаги, что ею можно
было отлично вымазать щеки и нос соседу,— кулага была
сладкая и липкая.
Но за это в приюте наказывали. Наказания здесь были
не такие, как дома. Дома бабка мимоходом дернет за ухо
или за вихор—вот и все. А тут оставляли без обеда, а то
ставили в столовой на колени. Васька Новогодов стоял ча¬
ще всех. Он даже иногда сам приходил и становился в углу
на колени. Лучше уж в углу постоять, чем остаться без
обеда.
В два часа начинался обед. Ребят опять выстраи¬
вали на молитву. Обед был из двух блюд: суп или щи,
а на второе—каша. После обеда нужно было снова мо¬
литься.
В девять часов вечера читали и пели молитвы перед
ужином и доедали остатки обеда. Потом опять молились и
в десять часов ложились спать. Перед сном читали осо¬
бенную молитву—не богу, а ночному ангелу-хранителю.
Ангел должен был ночью сторожить приютских ребят.
Рыжий Пашка рассказал как-то Сереже, что он не¬
сколько раз нарочно не спал, чтобы подкараулить ангела,
но ни разу никого не	видел.	Может,	ангел куда и ходит
по ночам, да только	не в	приют.
— Мы как монахи	здесь	живем,	все	только молим¬
ся,— ворчал Пашка.—	А толку никакого.	Уж скорей бы
осень пришла.
— А что осенью будет?— спросил Сережа.
— Осенью мы хоть учиться в приходскую школу пой¬
дем. У нас в приюте своей-то нету.
— А меня возьмут?
— А тебе сколько?
— Скоро девять,— сказал Сережа. На самом же деле
до девяти ему нужно было расти еще полгода. Пашка при¬
щурился и, оглядев его небольшую коренастую фигуру,
сказал:
— Там разберутся!.*
43

...Летом перед обедом ежедневно водили ребят купать¬
ся. Река была рядом. Сразу же за приютским домом начи¬
нался отлогий косогор.
По берегам Уржумки росли душистые тополя, березы и
ивы с опущенными, словно мокрыми ветками. Приютские
ребята сбегали по высокой траве вниз на берег, а некото¬
рые ложились и с хохотом и визгом скатывались по косо¬
гору к речке.
Правда, место здесь было даже лучше, чем против со¬
бора, где купались городские,— здесь и песок был почище и
трава не такая примятая. Но купаться с приютскими Се¬
реже было скучно. В воду и из воды ребята лезли по
команде. Юлия Константиновна стояла на берегу в белом,
гладью вышитом полотняном платье, держала в руке ро¬
зовый шелковый зонтик и нараспев кричала:
— Дети, в воду! Де-ти, в воду!
Потом осторожно садилась на песок на разостланное
полотенце, читала книгу и посматривала поверх очков на
ребят.
Приютские заметили, что если Юлии Константиновне
книга попадалась неинтересная, то купанье выходило пло¬
хое. Юлия Константиновна перелистает книжку, посидит-
посиднт, вздохнет, а потом и начнет командовать:
— Дети, не кричать!.. Дети, далеко не уплывать!.. Де¬
ти, не нырять!.. Дети, песком не кидаться!..
Ну какой интерес от такого купанья, когда и пошеве¬
литься нельзя!
Но зато если книга попадалась интересная, то Юлия
Константиновна читала не отрываясь, даже глаз не под-
ни мала.
Вот тогда-то начиналось раздолье!
Прожив три недели в приюте, Сережа понял, что Ли¬
дия Ивановна его обманула. Ничего из того, что она обе¬
щала, не оказалось в приюте. Игрушек не было. Приют¬
ские играли деревянными чурбачками и тряпочным мячи¬
ком, точно таким, какой был у Сережи дома. Одно только
44

оказалось правдой. У каждого приютского была своя от¬
дельная деревянная койка. Но тоненькие набитые сле¬
жавшейся соломой грязные матрацы были жестки, а из
подушек то и дело вылезала солома и больно кололась.
Простынь приютским не полагалось, спали на одних
матрацах. В каждой щелке, в каждом уголку спальни жи¬
ли клопы. По ночам они ползали по стенам целыми стая¬
ми, гуляли по полу и даже падали с потолка.
— А Лидия-то Ивановна хвастала, что в приюте всего
много. Выдумала все,— жаловался Сережа Пашке.
— А ты за это, как она придет в приют, подбеги сзади
да и плюнь ей на юбку,— учил Пашка.
Но Лидия Ивановна и не думала приходить в приют.
Глава X
домой
Третья неделя подходила к концу, когда Юлия Кон¬
стантиновна решила отпустить Сережу домой. В воскре¬
сенье—отпускной день в приюте — она позвала его в кан¬
целярию, в ту самую комнату, где в большом шкафу на
полке были заперты его бумаги.
— Иди-ка сейчас, Сережа, в спальню, надень сапоги,
чистую рубашку и отправляйся домой. А вечером тебя ба¬
бушка обратно в приют приведет. Понял?— спросила
Юлия Константиновна и взяла его за подбородок.
— Понял!—строго и будто нехотя ответил Сережа. Он
не совсем поверил словам начальницы, подумал, что она
шутит.
— Что же ты стоишь? Иди!—сказала Юлия Констан¬
тиновна и стала перебирать на столе какие-то бумаги.
Видно, не шутит!..
Сережа побежал наверх в спальню, прыгая через две
45

ступеньки. Второпях он надел рубаху наизнанку. При¬
шлось стянуть ее и надеть второй раз.
Сапоги натягивал так, что чуть не оторвал у них ушки.
Наконец все было готово.
Сережа спустился вниз, осторожно держась за перила.
В грубых и тяжелых сапогах ноги не сгибались и сдела¬
лись точно каменные. Он вышел на двор и оглянулся.
Ему казалось, что сейчас непременно позовет из окна
Юлия Константиновна и скажет: «Нечего тебе домой хо¬
дить. Оставайся-ка лучше в приюте». Но его никто не по¬
звал назад, и он благополучно дошел до калитки. Калит¬
ка с визгом распахнулась и плотно захлопнулась за Сере¬
жей.
На Воскресенской улице было тихо,— видно, все еще
были в церкви. Только посредине дороги в пыли копоши¬
лись куры, да чья-то коза общипывала сквозь палисадник
кусты сирени.
Сережа перевел дух, выпрямился и что было сил при¬
пустился бежать. Ему казалось, что его приютские тяже¬
лые сапоги стучат на всю улицу. Он бежал, боясь огля¬
нуться назад.
Красный, вспотевший, тяжело дыша, Сережа остано¬
вился около аптеки, чтобы передохнуть. В окнах аптеки
поблескивали цветные стеклянные шары, которые очень
нравились Сереже. Раньше, когда он жил дома, он и Сань¬
ка часто бегали любоваться на них. Теперь было не до ша¬
ров. Сережа облизнул губы, рукавом рубашки вытер с ли¬
ца пот и опять пустился бежать дальше.
На углу Буйской и Воскресенской улиц из-за густой
зелени уже виднелась Воскресенская церковь, точно боль¬
шая белая глыба. А от церкви до дома оставалось рукой
подать. Сейчас только нужно будет свернуть направо в
Буйскую улицу, пробежать мимо церковного забора, потом
мимо двухэтажного каменного дома купца Казанцева, по¬
том мимо бакалейной лавки Людмилы Васильевны, а там
уж и пустырь старовера Проньки, которого все считали
46

сумасшедшим стариком, потому что он перед каждым
встречным снимал шапку и низко кланялся. А рядом с
пустырем Проньки его, Сережи, дом. Дом в пять окошек
на улицу. Там все свои: бабушка Маланья, сестры Анюта
и Лиза и товарищ Санька.
Вот он, вот он—дом!
Сережа добежал и с разбегу ударил ногой в калитку.
Она отлетела в сторону. На дворе, спиной к воротам, на
корточках сидел Санька и усердно строил из камешков и
земли запруду. Маленькая Лиза, щурясь от яркого солнца,
сгребала в кучу песок железной ржавой банкой. У сарая
бабушка развешивала на веревке мокрое белье. Все было
по-старому, на своем месте.
— Са-а-нь-ка!—закричал Сережа так громко, что ба¬
бушка выронила из рук мокрое белье.
— Ишь ты, какой стал!—сказал Санька, осматривая
обстриженную под первый номер голову Сережи, серую
мешковатую рубаху и сапоги.
Сережа опустил голову и тоже оглядел свои штаны, ру¬
баху и сапоги.
— Какой—такой?.. Какой был, такой и остался. Пой¬
дем на речку купаться?..
— Куда? К собору?
— Да нет! Давай на тот конец реки пойдем,— сказал
Сережа.
— Этакую даль!— протянул Санька, вытирая грязные
руки о штаны.
— Зато там песок хороший, Сань, да и острог по¬
смотрим.
Они побежали по Полстоваловской улице и только в
самом конце ее, возле дома ссыльных, остановились. На
крыльце сидела с книгой в руках женщина с короткими
волосами, в мужской рубашке, подпоясанной шнурком,
а возле нее стоял какой-то мужчина с длинными волосами,
немного покороче, чем у попа. Он что-то рассказывал стри¬
женой женщине, и оба они громко смеялись.
47

— Гляди, крамольники!—толкнул Саня товарища.
Сережа хотел остановиться и посмотреть на них, но тут
с Воскресенской улицы донесся топот ног и громкая песня
со свистом.
— Солдаты!.. Бежим!..— крикнул Саня.
Они выбежали на Воскресенскую улицу и увидели, как,
поднимая тучи пыли, с ученья возвращаются солдаты
в парусиновых рубашках с красными погонами на плечах.
Все они были в плоских, как блин, бескозырках с больши¬
ми белыми кокардами. Казалось, что все солдаты похожи
друг на друга, как близнецы. Все загорелые, потные и бе¬
лозубые. Они громко пели. Иногда в середине песни они
так пронзительно свистели, что у прохожих звенело в
ушах.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жены?..—
спрашивали солдаты и сами же себе отвечали:
Наши жены—пушки заряжены,
Вот где наши жены.
Мальчики проводили солдат до собора и побежали на
речку. Купались в Уржумке часа три, пока не надоело.
Плавали, ныряли, фыркали до тех пор, пока женщина, по¬
лоскавшая белье с плота, не обругала их чертенятами и не
пообещала пожаловаться на них бабушке.
Прямо с Уржумки Сережа и Саня побежали за город,
в Солдатский лес, который начинался сразу же за Казан¬
ской улицей.
В лесу Сережа снял с себя рубашку, и они начали
собирать в нее шишки. Из шишек и сухих сосновых веток
развели большой костер. Над костром вился сизый паху¬
чий дым, а внизу под ветками громко трещало.
— А теперь давай прыгать,— сказал Сережа и, разбе¬
жавшись, перепрыгнул через костер.
48

Санька тоже прыгнул через огонь, да так, что на нем
чуть не загорелись штаны.
— Мне прыгать трудновато, у меня ноги длинные,
мешают,— пробормотал он, оправдываясь.
— Прыгай еще,— предложил Сережа.
— Не хочется.
Домой они вернулись к обеду. Бабушка в этот день
нажарила ржаных лепешек, которые пекла обычно только
по большим праздникам.
В сумерках мальчики играли на улице под окнами
в разные игры, и Сережа даже забыл, что придется возвра¬
щаться в приют.
Но вот наступил вечер. На улице совсем стемнело и
стало прохладно. Бабушка раскрыла окно и ласково ска¬
зала:
— Сереженька, а нам пора в приют идти.
Опять в приют! В приют, где дерутся мальчишки и
фискалят друг на друга, где ставят на колени, где кусают
клопы...
Ему захотелось зареветь, но он удержался от слез, по¬
тому что у ворот стояли мальчишки.
Сережа съежился, засопел носом и боком пошел с ули¬
цы во двор, загребая по дороге пыль своими тяжелыми
сапогами.
Глава XI
В ШКОЛУ
В одно осеннее утро, когда приютские кончили завт¬
ракать, Юлия Константиновна вошла в столовую и
сказала:
— Ну, дети, завтра вы пойдете учиться в школу.
— В школу!— зашумели и загалдели ребята. Один из
мальчиков схватил ложку и стал стучать ею по столу. Всем
49

надоела приютская жизнь, а в школе будет что-то но¬
вое.
В это утро ребята молились кое-как. Дежурный молит¬
ву читал так быстро, что даже стал заикаться.
После молитвы приютские собрались в кучу. Разговор
у всех был один и тот же — о школе.
Те, кто уже в прошлом году ходил в школу, расска¬
зывали другим про занятия, про переменки и про учителя
Сократа Ивановича, который всегда чихал и называл
школьников «зябликами». А те ребята, которые должны
были пойти в школу в первый раз, расспрашивали, дают
ли приютским на руки тетрадки и удается ли им иной раз
после школы хоть немного побегать по улице.
— А новеньких в школу поведут?— спрашивал Сере¬
жа то у одного, то у другого из приютских.
— Сам пойдешь! Школа-то рядом, только дорогу пере¬
бежать,— засмеялся Васька Новогодов.
— А учитель не дерется?— спросила черненькая косая
девочка с испуганным лицом.
— Меня не тронет, а ты—косой заяц, тебя станет
лупить!— крикнул Васька.
— А может, тебя самого из школы прогонят!
— Что? Что? Меня прогонят из школы? Как бы не
так!— закричал Васька и щелкнул кого-то из ребят по
лбу.
— Юлия Константиновна, Юлия Константиновна!
Васька опять дерется!—закричали ребята.
Васька успел дать несколько тумаков двум маленьким
девочкам и ударил по голове мальчика с завязанной
щекой.
На шум в комнату торопливо вошла Юлия Константи¬
новна.
— Опять?!—сказала она строго и показала пальцем
на дверь, которая вела в столовую.
— Ладно уж,— крякнул Васька и, засунув руки в кар¬
маны, пошел становиться на колени,
W

Начальница, не торопясь, пошла за ним.
— Юлия Константиновна!— бросился Сережа вдогон¬
ку.— А вы не знаете, меня в школу возьмут?
— Как же, обязательно возьмут,— сказала Юлия
Константиновна не оборачиваясь.
Сережа от радости скатился кубарем с лестницы, выбе¬
жал на двор и чуть не сбил с ног рыжего Пашку, который
тащил из кухни помойное ведро.
— Пашка! Завтра в школу пойду!
— Подумаешь, невидаль!— заворчал Пашка.— Несет¬
ся глаза вылупя, а тут человек помои тащит.
В глубине двора, возле сарая, пять маленьких приют¬
ских девочек, держась за руки, топтались в хороводе и пе¬
ли унылыми голосами любимую песню Юлии Константи¬
новны:
Там вдали за рекой
Раздается порой:
Ку-ку1 Ку-ку!
Сережа с разгона так и врезался в хоровод.
Девочки заеизжали и бросились врассыпную.
Сережа с минуту постоял в раздумье и повернул к
воротам. А что, если сейчас побежать домой и рассказать
всё Саньке? Дом близко, рукой подать. Можно успеть до
обеда вернуться обратно. Никто ничего не заметит. Сережа
распахнул калитку, выскочил за ворота—и налетел пря¬
мо на дворника Палладия.
— Ты это куда же, земляк, собрался? А?—удивился
Палладий, поворачивая к Сереже рыжую бороду.
Сережа ничего не ответил дворнику и, поглядев на него
исподлобья, молча вернулся во двор. Придется, видно,
ждать до воскресенья. Раньше никак не убежишь!
Ночью ребята шевелились и ворочались больше, чем
всегда. Сережа просыпался раза три—он все боялся, что
проспит и приютские без него уйдут в школу.
51

Последний раз, когда он проснулся, никак нельзя было
разобрать—вечер это или уже утро. Зь окошком было
темно, и внизу на кухне не хлопали дверью. Значит, еще
ночь. Сережа высунулся из-под одеяла.
— Ты чего не спишь?— вдруг спросил его с соседней
койки рыжий Пашка. Голос у пего был хриплый—видно,
он тоже	только	что проснулся.
— А ты чего?—спросил Сережа и, натянув на голову
одеяло, оставил сбоку маленькую щелочку, в которую и
стал разглядывать спальню.
Скоро на соседних койках завозились и зашептались
приютские.
— Вставать пора!—сказал кто-то из ребят, и все ра¬
зом принялись одеваться.
Когда	Дарья	пришла будить	детей,	они	были	уже
одеты.
— Эку рань	поднялись, беспокойные!—	проворчала
Дарья и	вышла	из спальни.
Оправив кровати, ребята побежали умываться, а потом
пошли завтракать.
Когда они доедали гороховый кисель, в столовой по¬
явилась Юлия Константиновна.
На ней было черное платье с высоким воротником
и белой кружевной рюшкой вокруг шеи. На грудь Юлия
Константиновна приколола маленькие золотые часики.
Волосы у нее были завиты и лежали волнами.
Юлия Константиновна оглядела приютских и велела
стать в пары.
Стуча сапогами, перешептываясь и толкаясь, ребята
выстроились в узком проходе между стеной и скамейками.
В столовую, прихрамывая, вошла Дарья, неся на вытя¬
нутой руке стопку носовых платков.
Юлия Константиновна начала раздавать приютским
носовые платки. Платки были большие, и на углу каж¬
дого красными нитками была вышита метка: Д. П. М. Д.—
Дом призрения малолетних детей.
52

Но это было еще не все. Как только раздали платки,
Дарья принесла сумки—добротные, из сурового полотна.
Они были похожи на кошели, с которыми уржумские хо¬
зяйки ходили на базар. Только у этих сумок были не две
лямки, а одна длинная лямка, и их можно было надевать
через плечо. На каждой сумке сбоку темнела круглая
приютская печать.
Потом ребят вывели на двор, и Юлия Константиновна,
в черном платье и белых кружевных перчатках, вышла на
крыльцо.
— Дети, за мной!— скомандовала она и, подобрав
длинную юбку, медленно пошла к воротам.
Пары потянулись за ней.
У ворот дворник Палладий, в чистом фартуке, низко
поклонился Юлии Константиновне.
— Пошли?— спросил он и распахнул калитку.
— Пошли!— сказала Юлия Константиновна.
Приютские шли важно по улице. Им казалось, что
сегодня день особенный — вроде воскресенья, хотя все
отлично знали, что был вторник.
Из ворот одного дома вышла женщина с тяжелой
бельевой корзинкой на плече; она остановилась, опустила
корзинку на землю и долго глядела вслед приютским.
— Куда это их, сирот, повели?— сказала она, покачи¬
вая головой.
— В школу, тетенька!—крикнула девочка из послед¬
ней пары.
Ребята старались идти в ногу. Кто-то начал считать:
— Раз, два! Раз, два!
Но считать и маршировать пришлось недолго—школа
была на этой же улице, только наискосок. Около малень¬
кой желтой калитки Юлия Константиновна сказала:
— Дети, не толкаться! Входите по одному.
А как не толкаться, когда всякому хочется поскорей
попасть на школьный двор, а калитка такая узкая!
Школьный двор ничем не отличался от остальных ур¬
63

жумских дворов. Был он мал, порос травою; в глубине
двора был садик, а в садике виднелся кругленький столик
и скамеечки,— видно, учитель здесь летом пил чай.
На палисаднике висело детское голубое одеяло и ма¬
ленькая рубашонка.
У крылечка разгуливали толстые утки.
— Это чьи утки?— спросил Сережа у Пашки.
— Учителевы,— ответил Пашка и хотел еще что-то
прибавить, но не успел.
Приютских ввели в темные сени.
Только что вымытый пол еще не просох, и ребята на
цыпочках прошли через сени до входных дверей.
Из комнат доносился топот, какая-то возня и детские
голоса. Вдруг дверь приоткрылась, и ребята увидели
Сократа Ивановича, маленького бледного человека в си¬
ней косоворотке.
— Проходите, зяблики, в залу!— крикнул он.— Сейчас
будем молитву читать.
— В залу,— громким шепотом сказала Юлия Констан¬
тиновна и, шумя юбкой, пошла впереди ребят.
Залой называлась небольшая пустая комната с низким
потолком и тремя скамейками у стен.
Здесь было полутемно, потому что перед окнами росли
густые кусты сирени.
— Темно, как у нас в столовой,— сказал кто-то из
приютских.
В залу вошел приютский поп, отец Константин. Он, как
всегда, пригладил рукой длинные волосы, поправил на гру¬
ди крест и начал читать молитву.
И молитва тоже была знакомая. Ее в приюте читали
каждый день. После молитвы ребят повели в класс.
Здесь Сережа впервые увидел школьные парты. Ему
очень нравилось, что парта—это и столик и скамейка
вместе. А еще больше понравилось, что в ящик парты
можно прятать книги и сумку.
Его посадили рядом о Пашкой.
Н

Сережа не успел толком разглядеть класс, как вошел
учитель Сократ Иванович, и начался урок.
— Ну, зяблики, кто из вас знает буквы, поднимите ру¬
ку,— сказал Сократ Иванович.
Сережа знал уже три буквы—те самые, которые ему
когда-то показал Санька. Но поднять руку побоялся. Он
оглядел через плечо класс и увидел, что всего только двое
из приютских подняли руки. Да и те держали руки так
близко от лица, что нельзя было понять, подпирают ли
они рукой щеку или хотят отвечать учителю.
Тут Сережа набрался храбрости и стал медленно вы¬
тягивать руку кверху.
Сократ Иванович его заметил:
— Ну, отвечай. Ты сколько букв знаешь?
— Три!
— Какие?..
— Пы, сы, о.
— Отлично. А изобразить их на доске сможешь?
Сережа замялся.
— Можешь написать их на доске?— спросил еще раз
учитель.
— Я палкой на земле писал и углем на сарае тоже
писал,— тихо ответил Сережа.
— А ну попробуй теперь мелом написать на доске.
Сережа вылез из-за парты и пошел к большой черной
доске.
Сократ Иванович дал ему кусок мела.
Доска была высокая, на подставке. Даже до середины
ее Сережа никак не мог дотянуться, хоть и привстал на
цыпочки.
— Пиши внизу,— сказал Сократ Иванович.
Сережа написал внизу с края доски две огромных
буквы.
— О—баранка. Сы—полбаранки,— бормотал он про
себя, выводя буквы.
Как пишется буква «П», он вдруг позабыл.
W

— Ты что там шепчешь?—спросил Сократ Иванович.
— Сы — полбаранки,— повторил Сережа тихо,— пи¬
шется так.
— Молодец! Иу иди на место. А как твоя фамилия,
«полбаранки»?
— Костриков, Сергей.
— Ну, иди, Костриков Сергей, на место.
В этот день Сережа узнал еще три новых буквы, но
не вразброд, как показывал ему Санька, а по порядку:
А, Б, В.
Так началось Сережино ученье.
Прошла первая школьная неделя, и опять наступило
воскресенье.
На завтрак дали ненавистную кулагу. Сережа глотал
ее с трудом—только бы поскорей доесть.
После завтрака, как обычно, начали читать молитву,
а после молитвы к Юлии Константиновне подошел учи¬
тель закона божия, отец Константин. Они вышли оба в
коридор, и батюшка, придерживая на груди крест, при¬
нялся что-то рассказывать начальнице. Медленно ходили
они взад и вперед по длинному коридору, а позади, словно
тень, шагал Сережа. Ему хотелось скорей домой, а без
позволения уходить не разрешалось. Перебивать Юлию
Константиновну, когда она с кем-нибудь разговаривала,
тоже не полагалось. Хочешь не хочешь—жди, пока она
кончит.
Наконец батюшка распрощался и пошел вниз.
Сережа опрометью бросился к Юлии Константиновне.
— Заждался небось! Ну, иди домой,—сказала Юлия
Константиновна.
Сережа поглубже нахлобучил картуз и пустился бе¬
жать. Он перевел дух только возле своего дома. Калитка
была раскрыта. Двор пуст.
Сережа вошел в дом. В кухне на полу сидела Лиза и
укачивала куклу.
— Бабушка! Сережа пришел!
56

Бабушка выглянула из-за печки.
— Ты что это такой красный да потный?—удивилась
она.— Уж не подрался ли с кем?
— Я теперь, бабушка, в школу хожу!— выпалил
Сережа.
— Вот и хорошо. Грамотным человеком станешь,—
сказала бабушка и перекрестилась. Сама она не умела ни
читать, ни писать.
— Бабушка, я	пойду	к	Сане!
— Иди, да с мальчишками не озоруй.
Но Сережа, уже не слушая ее, хлопнул дверью.
Саньки, как назло, не было дома, и Сереже добрых
полчаса пришлось	просидеть	на камне у ворот.
Наконец Санька появился,— оказалось, что его посы¬
лали в лавочку. Сережа, чуть увидел его, сразу же выпалил
все свои новости:
— Уже вызывали... Сократ Иваныч каждый день нам
по три новых буквы показывает. Скоро научит читать и
писать и в уме складывать!..
В это время бабушка позвала их в дом.
— Ну, грамотеи,— крикнула она из окошка,— идите
домой—оладьи есть!
Когда на улице стемнело, бабушка начала собираться,
чтобы проводить Сережу в приют. Надев на плечи старую
шаль, она вышла на двор, посмотрела на высокую крапиву
около сарая и сказала вздыхая:
— Ну, я собралась. Пойдем-ка в приют.
— Я сам нынче пойду,— ответил Сережа и подтянул
за ушки сапоги.
— Ишь ты!— сказала бабушка.— Ну сам так сам.—•
Она махнула рукой и пошла обратно в дом.
В этот вечер Сережа один, без провожатых, отправился
в приют.
Ы

Все больше и больше Сережа привыкал к приютской
жизни. С тех пор как он начал ходить в школу, приют
уже не казался ему таким постылым, как раньше. Началь¬
ница, Юлия Константиновна, была им очень довольна.
С мальчиками он не прочь был подраться, но девочек и
маленьких ребят не обижал, не щелкал их по стриженым
затылкам, не драл за уши, как другие приютские. В школе
он учился хорошо, а в приютской мастерской, где плели
корзины и шляпы, старик мастер Пал Палыч им нахва¬
литься не мог. Никто из ребят не умел так искусно плести
донышки для соломенных шляп и ручки для корзин, как
Сережа. У всех ребят донышки получались либо вытяну¬
тые наподобие колбасы, либо острые. А такие шляпы на
рынке никто не хотел покупать.
Бабушка Маланья частенько рассказывала Саниной
матери про Сережины успехи.
— В приюте, Степановна, говорят: толк из Сережи
выйдет. К ученью способности обнаружил. И характер
у него настойчивый. Другой ребенок попишет, попишет
и бросит, если у него что не выходит. А наш вспотеет весь,
а уж своего добьется. Я упорная, а он еще упорнее.
Прошлой осенью какой с ним случай вышел. Играл он
во дворе, дом из песка строил. Так занялся, что ничего
кругом не слышит и не видит. Вдруг дождь как хлынет.
Я за Сергеем. «Иди домой!»—кричу, а он и ухом не ве¬
дет. Выскочила я под дождь, схватила его за руку и в
сени втащила. Только отвернулась—он опять во двор.
А дождь так и хлещет, словно из ведра. Я ему из окошка
кулаком грожу: иди, мол, озорник, в дом. А он сидит на
корточках, весь мокрый, грязный, и кричит: «Дом дострою
и приду!» Я только рукой махнула. Весь в меня характе¬
ром вышел!

Глава XII
ПРИЮТСКИЕ И ГОРОДСКИЕ
Наступила зима. Начались первые заморозки. По
утрам лужи около крыльца затягивались тоненькой, про¬
зрачной корочкой льда. Стены, забор, калитка и даже
старая бочка возле сарая—все побелело от инея.
— Зима, зима!—кричали ребята и бежали на двор
пробовать первый лед.
Хрупкий и прозрачный, он сразу же ломался под нога¬
ми, и темная вода заливала сапоги. К полудню от инея на
крыше не осталось и следа. Иней быстро таял.
— А вдруг зима совсем не придет?—горевали ребята.
Но зима пришла.
Однажды утром в воскресенье приютские проснулись
в восемь часов, поглядели в окошко—и ахнули. За окош¬
ком падал снег, и не какими-нибудь мелкими снежинками,
а целыми хлопьями.
Снегом засыпало весь приютский двор. Снег лежал на
крышах и на деревьях. Даже небо, казалось, стало какого-
то белого цвета.
После завтрака приютским раздали зимнюю одежду.
Мальчики и девочки получили теплые ватные пальто
серого цвета. Рукава пальто были вшиты сборками и
походили на фонари. Кроме пальто, ребятам выдали рука¬
вицы и валенки. На каждом валенке чернела круглая
печать уржумского приюта. Девочки повязали стриженые
головы большими шерстяными платками, а мальчики на¬
дели круглые, стеганные на вате шапки. Пальто были сши¬
ты на рост. Полы путались в ногах, а рукава были так
длинны, что из них виднелись только кончики пальцев.
— Поп! Поп!—дразнили друг друга мальчишки.
На дворе дворник Палладий разгребал сугробы боль¬
шой деревянной лопатой. Сережа подбежал к нему.
— Ну, помощник! Вот и зима пришла,— сказал Пал¬
ладий и похлопал себя по бокам.
59

«Помощником» дворник стал называть Сережу недав¬
но, после того как во дворе рассыпалась целая поленница
дров и Сережа помог ему собрать дрова.
— Дай мне, Палладий, лопату! Гору пойду строить,—
попросил Сережа.
— Возьми, только потом на место поставь!
Сережа отправился за ворота на берег Уржумки.
В длинном ватном пальто, маленький и широкоплечий,
он шел по двору, переваливаясь с ноги на ногу и таща по
снегу за собой огромную лопату.
— Эй, катышок! Возьми лопату на плечо, ловчей бу¬
дет!— закричал вслед Палладий.
Сережа вскинул лопату, как ружье, на плечо и не спе¬
ша вышел из калитки.
В это воскресенье приютские насыпали на берегу за¬
мерзшей Уржумки большую снежную гору. Работы всем
было по горло. А больше всех старался Сережа. Он сгре¬
бал снег, утаптывал его валенками и придумал такую
штуку: чтобы скорее насыпать гору, таскать снег на рогож¬
ке. Даже дворник Палладий пришел помогать ребятам и,
когда гора была готова, вылил на нее три ведра воды.
К вечеру гора подмерзла, и приютские начали кататься.
Но кататься было не очень-то удобно. Санок в приюте
не было, и приходилось съезжать с горы на пальтишках
или подстилать рогожу.
Васька Новогодов с вечера облил свою рогожу водой
и оставил ее на ночь во дворе. Рогожа замерзла и стала
точно лубяная. Но не успел Васька съехать с горы, как
лед на его рогоже стал трескаться и осыпаться, словно
стекло. Только пальто сзади подмокло, а толку никакого.
Как-то вечером, когда приютские вышли на улицу по¬
играть в снежки, они заметили, что с высокого крутого
берега Уржумки катится вниз прямо на лед какой-то тем¬
ный комок. Подошли поближе, пригляделись и узнали в
этом темном комке Ваську Новогодова.
— Эй, ребята, давайте-ка и мы с берега кататься!—
60

крикнул Пашка.— Здесь покруче, чем на нашей горке,
будет! До самой середины реки катить можно.
Он разостлал свою рогожу и только было хотел съехать с
берега, как внизу из-за сугроба вынырнул запыхавшийся
Васька Новогодов.
— Ты еще чего выдумал, рыжий петух? С моей горы
кататься собрался! Вот как дам—полетишь вверх тормаш¬
ками!
Пашка послушно подобрал свою рогожу и, озираясь,
пошел к приютской горке.
После этого случая ребята боялись даже близко подхо¬
дить к «Васькиной горе».
Так прошло несколько дней. Но вот как-то под вечер
приютские снова забрели на «Васькин берег». Уже тем¬
нело. Снег голубел, словно кто-то облил всю землю слабым
раствором синьки.
На реке у берега пухлой периной лежал снег. Так и хо¬
телось разбежаться и броситься сверху плашмя в пышные,
мягкие сугробы.
Ребята подошли к самому краю и заглянули вниз. Там
внизу, почти на середине Уржумки, топтался Васька
Новогодов, стряхивая с себя снег.
Сережа постоял с минуту на горе и вдруг не спеша
начал расстилать свою рогожку.
— От Васьки попадет, не езди!—закричали хором
приютские.
Сережа, не слушая их, молча уселся на рогожу.
— Ой, смотрите, поехал, поехал, смотрите!—завизжа¬
ла Зинка.
И верно, Сережа уже катился вниз с высокого обледе¬
нелого берега, взметая за собой снежное облако. Долго
глядели ребята, как мелькала среди сугробов его большая
круглая шапка.
А минут через десять с речки мимо приютских пробе¬
жал Васька Новогодов. Под мышкой у него торчала ев >р-
С1

нутая в трубку рогожа. На бегу он оборачивался и грозил
кому-то кулаком.
Дворник Палладий рассказывал потом, что, вбежав во
двор, Васька перво-наперво принялся изо всех сил коло¬
тить ногами в бочку, а потом бросил рогожку на землю
и	заревел	во все	горло.
А на другой день на «Васькииу гору» отправились вме¬
сте с Сережей еще несколько мальчиков.
— Поехали, ребята! Чего бояться?—звал их с собой
Сережа.
— Боязно. Тут больно берег крутой.
— Нет, не страшно,— уговаривал Сережа,— только в
ушах здорово свистит, и снег в лицо бьет. Глаза крепче
зажмурить	надо!	Только и	всего!
Сережа	съехал	с берега	первым,	a sa ним и все
остальные.
...Недели через две после этого произошло событие,
о	котором	долго	говорили	приютские.
В приходской школе, кроме приютских, учились также и
дети уржумских купцов и зажиточных мещан. Между
приютскими и городскими издавна была вражда. Стоило
приютским выйти со школьного двора на улицу, как их
начинали дразнить:
— Приютская вошь, куда ползешь?
Приютские молчали, потому что боялись связываться
с городскими. Те были и покрупнее и покрепче,— как-ни¬
как дома жили, а не на приютских хлебах. И главным
коноводом у городских был краснощекий Лешка, сын при¬
казчика с Воскресенской улицы. Был он одним классом
старше Сережи.
Однажды во время большой перемены подставил он
Сереже ногу. Сережа растянулся на полу и больно ушиб
колено. А приказчиков сын, довольный своей шуткой, убе¬
жал в класс.
Прозвенел звонок. Сережа, прихрамывая, пошел на
свое место.
62

Весь урок сидел он хмурый, глядел в угол и разду¬
мывал: как бы это показать городским, что приютские то¬
же за себя постоять могут? Неужели же так и сносить от
них щелчки, пинки и обидные слова? Да и за что? Ведь
он не сам пошел в приют — его бабушка туда отдала.
Урок окончился, учитель вышел из класса. Сережа,
насупившись, продолжал сидеть на парте.
— Пошли, Костриков, домой,— сказал ему Пашка.
Сережа встал и начал укладывать в полотняную сумку
пенал и книжки.
В маленькой темной раздевалке осталось к этому вре¬
мени всего только четыре пальто. Уже все ученики разо¬
шлись по домам.
Сережа оделся и вышел с товарищем на двор. Он шел,
все еще прихрамывая.
— Больно?
— А то нет!— сердито буркнул Сережа.
На школьном дворе было пусто.
— Ну, сегодня нас не тронут. Все домой ушли!— об¬
радовался Пашка.
Но только он это сказал, как из ворот соседнего дома
с криком вылетели городские. Впереди бежал Лешка в
большой беличьей шапке, надетой набекрень.
— Бей приютских!— закричал он.
Пашка и еще двое приютских пустились наутек. Се¬
режа остался один посредине улицы. Лешка подскочил
к нему и сбил с него шапку.
— Дай ему еще, дай! Мало!— закричали городские,
подбрасывая Сережину шапку ногами.
Сережа и не думал ее отнимать у них. Он стоял на
месте, наклонив большую, коротко остриженную голову, и
тяжело дышал. Лешка развернулся и хватил его кулаком
в грудь. Сережа шагнул назад, потом вперед. Коленки
у него подогнулись.
— Прощения просит!—заорали городские.
Но в эту самую минуту Сережа с размаху ударил Леш¬
63

ку головой в живот. Тот раскинул руки и упал навзничь.
Сережа, не давая ему опомниться, навалился на него всем
телом. Лешка дергался, пробовал вырваться, но Сережа
держал его крепко.
— Пусти!— завопил Лешка на всю улицу и стал пи¬
наться ногами.
— А будешь драться?
— Пусти!
— А будешь?
— Пу-у-у-сти! Слышишь—пу-сти!..
Лешка вертел головой, ища глазами товарищей. Но они
стояли у забора и даже не собирались идти ему на вы¬
ручку.
— Говори, будешь? Будешь?—спрашивал Сережа,
сопя и пыхтя.
— Не буду,— наконец ответил Лешка, но так тихо,
чтобы приятели его не слышали.
— Смотри у меня,— сказал Сергей и поднялся с земли.
Он не торопясь отряхнул снег с пальто и валенок и
оглянулся по сторонам. С другого конца улицы бежали
приютские. Они все видели из-за угла. Лица у них сияли,
как новые гривенники. Пашка поднял с земли Сережину
шапку, ударил ею о колено и подал Сереже. А в это время
Лешка у забора ругался со своей командой.
— Чего же вы смотрели, когда он на меня накинул¬
ся?— говорил Лешка сквозь зубы и сжимал кулаки.
— Один на одного всегда дерется,— оправдывались его
приятели.
Весь вечер в приюте только и было разговоров, что
о Сереже.
—А Костриков ему как даст!.. Как даст!..— захлебы¬
ваясь, рассказывал Пашка.
— Теперь мы городским покажем!—засмеялся один
из приютских.
Первый раз за всё время городским не удалось поко¬
лотить приютского,
64

Глава XIII
УГУ
Сереже исполнилось одиннадцать лет, когда он окончил
приходскую школу. Тех, кто учился хорошо в школе, от¬
дали учиться дальше, в Уржумское городское училище,
которое ребята называли по первым буквам: УГУ.
Но попасть в УГУ было дело трудное. Это не то, что
из класса в класс перейти,— здесь отбирают самых луч¬
ших учеников.
— Кострикову что! Его сразу же примут в УГУ!—
завидовали одноклассники Сереже.
— Еще бы не приняли, когда у него все пятерки да
четверки.
И верно, Сережа был первый, кого назвал Сократ Ива¬
нович, когда объявлял о переводе школьников в УГУ.
Училище помещалось на Полстоваловской улице, в бе¬
лом двухэтажном доме с парадным крыльцом под желез¬
ным зеленым навесом. Рядом с деревянными сутулыми
домиками дом казался нарядным и большим.
Через парадную дверь ходили только учителя, а учени¬
ки, чтобы не запачкать сапогами каменной лестницы, бе¬
гали с черного хода, мимо кухни директора.
Здесь всегда пахло вкусными жирными щами и жа¬
реным мясом. А в дни стирки густой белый пар клубился
и плавал по кухне, словно туман над болотом. Во дворе
школы был разбит маленький садик, где росли две сутулые
елки да несколько тополей, обглоданных козами.
В глубине двора возвышались столбы с перекладиной,
похожие на виселицу, и «гиганты»— гигантские шаги, на
которых запрещалось бегать, такие они были гнилые и
старые.
Ученики Уржумского городского училища задирали
носы перед ребятами из приходского. Их училище поме¬
щалось в большом каменном доме.
3 Мальчик из Уржума
65

Учились в нем одни только мальчики, не то что в при¬
ходском, где и девчонки и мальчишки сидели вместе.
А главное — ученики Уржумского городского училища
носили форму: серые брюки и курточки такого же серого,
мышиного цвета, подпоясанные кожаным ремнем с медной
пряжкой, на которой стояли три буквы: УГУ.
Пряжку ученики начищали мелом до ослепительного
блеска и любили ходить нараспашку, чтобы лишний раз
щегольнуть перед приходскими своей формой. Правда,
у многих из них форменные курточки и штаны были сши¬
ты из такого грубого сукна, что ворсинки торчали из него,
точно щетина. Но все-таки это была форма.
Санька Самарцев щеголял в ней уже целых два года.
А теперь и Сережин черед пришел. Будут они ходить по
улице одинаковые, и никто не догадается, кто из них при¬
ютский, а кто нет.
Хоть они и в разных классах, но все же можно встре¬
чаться на переменках, а после уроков возвращаться вместе
из школы. Да еще домой можно будет иной раз забежать,
благо бабушкин дом здесь же, на Полстоваловекой.
Но все вышло по-иному. Как-то в воскресенье Саня
встретил Сережу чем-то озабоченный.
— А у меня новость,— заявил он с важностью,—
в УГУ я больше учиться не буду, а осенью поеду в Вятку,
в реальное училище.
И он сказал Сереже, что ему больше не придется гулять
с ним по воскресеньям, потому что он должен все лето
заниматься, чтобы подготовиться в реальное. Если он вы¬
держит экзамен, то будет называться «реалист» и станет
носить форму не хуже, чем у студентов.
— А в реальном трудно учиться?— спросил Сережа.
— Еще бы не трудно! Одна геометрия чего стоит...
— А если уроки хорошо учить?
— Не знаю,— помотал головой Саня и, оглядевшись
по сторонам, добавил таинственным голосом:— Завтра я
к крамольникам пойду.
вв

— Зачем?
— Они меня будут в реальное готовить. Они ведь уче¬
ные—студенты. За меня хлопотала библиотекарша—она
их знакомая, а мать ей белье стирает.
— А меня возьмешь к ним?— спросил Сережа.
— Как-нибудь возьму,— пообещал Саня.
— Ты когда к ним пойдешь, так погляди хорошенько,
как у них там все,— попросил Сережа.
— Ладно,— согласился Санька и стал считать по паль¬
цам все предметы, по которым ему придется готовиться.
Санька загнул пять пальцев на одной руке и два н.а
Другой.
— Закон, русский, арифметика, естествоведение, гео¬
графия и рисование да еще устный русский и письменный
русский... Пропадешь!
— А сколько в УГУ уроков?— спросил Сережа.
— Тоже хватит,— сказал Санька и начал рассказывать
про УГУ такие страсти, что Сережа не знал, верить или
нет. По словам Сани, директор, Алексей Михайлович Ко¬
стров, был злой, как лютый зверь: чуть что—он щипал
ребят, бил их линейкой и таскал за волосы.
— А тебя драл?— спросил Сережа.
— Драл. Один раз за волосы, два раза линейкой.
— А если уроки хорошо готовить?
— Ну, тогда не так дерется, а все-таки попадает.
В следующее воскресенье Саня встретил Сергея на углу
Буйской и Воскресенской.
— У крамольников был,— сказал Саня шепотом и так
подмигнул глазом, что у Сережи захватило дух.
Мальчики побежали во двор и уселись на бревне под
навесом сарая. Саня наклонился к Сереже и зашептал
ему что-то на ухо.
— Ничего не слышу, говори громче,— рассердился
Сережа.
Саня огляделся по сторонам и начал вполголоса рас¬
сказывать о крамольниках.
67

Сережа узнал, что самого главного крамольника зовут
Дмитрий Спиридонович Мавромати; он-то и занимается
с Саней.
Заниматься с крамольником не очень страшно. Дми¬
трий Спиридонович не дерется и не кричит, как директор
Костров, только если неверно ответишь ему, он начинает
постукивать по столу карандашиком, Сидит и стучит себе:
тук, тук, тук. До тех пор стучать не перестанет, пока не
поправишься или вовсе не замолчишь. А когда диктант
пишешь, он не стоит над душой сзади, а ходит по комнате.
И задачки все Дмитрий Спиридонович из головы выду¬
мывает.
В задачнике задачки скучные: то про воду—сколько
ведер воды из одного водоема в другой перелили, то про
пешеходов—сколько верст они из одного города в другой
прошли, а вот у крамольника задачки особенные. Первую
задачу он выдумал про рыбу—сколько рыбы поймали
рыбаки неводом и сколько денег за нее выручили. Всех
рыб учитель по именам называл. Сколько плотвы, сколько
щук, сколько окуней, сколько налимов. Вторая задача была
еще лучше—про табун лошадей. Надо было сосчитать,
сколько гнедых, пегих, вороных, серых, караковых, чалых,
белых. Здорово интересно!
С виду Дмитрий Спиридонович на всех других крамоль¬
ников похож: длинные волосы и очки носит, только очки
безо всякого ободка, одни стеклышки на шнурочке.
— У нашей Юлии Константиновны очки тоже на чер¬
ной веревочке, только в ободке,— сказал Сергей, а потом
попросил Саню рассказать, что делают крамольники у се¬
бя дома.
— Книжки читают, а один крамольник себе рубашку
зашивал,— ответил Саня и стал торопливо рассказывать,
как после занятий новый учитель позвал его пить чай. Чай
они пили с белыми баранками. Кроме Дмитрия Спиридо¬
новича, было там еще три крамольника: один высокий,
с кудрявыми волосами, второй бородатый—кажется, сер¬
ба

дитый, а третий с завязанной шеей. Разливала чай женщи¬
на, тоже крамольница. Ее все называли «панна Мария».
На ней была мужская косоворотка с белыми пуговицами,
подпоясанная ремнем, а волосы были подстрижены и при¬
чесаны назад, как у Дмитрия Спиридоновича.
— А еще чего видел?— спросил Сергей.
Ему нечего было больше рассказывать.
— Все!—отрезал Санька и замолчал.
По правде сказать, он был не слишком доволен кра¬
мольниками, он ожидал, что увидит что-нибудь особен¬
ное—не такое, как у всех уржумцев, а у них было все
самое обыкновенное: и старый самовар с погнутой кон¬
форкой, и чайные чашки с голубыми цветочками, и сте¬
клянная пузатая сахарница. И сидят крамольники на
обыкновенных табуретках, и спят на узких железных кро¬
ватях под стегаными ватными одеялами. А на окошках
у них растут в горшках фикусы и дерево столетник, как
у бабушки Маланьи.
— Врут про них,— сказал, помолчав, Саня.
— Кто?
— Да все уржумские. Говорят, что крамольники анти¬
христы, ничего не боятся и что у них дома бомбы и писто¬
леты, чтобы царя убивать, а я ничего такого не видал.
— А зачем врут?
— Затем, чтобы народ стращать,— сказал Санька. По¬
том подумал и прибавил:—А кто их знает—может, и
правду говорят? Может, они, крамольники, хитрые и на¬
рочно все припрятали, когда я пришел. Кто их знает!
Глава XIV
УЧИТЕЛЯ и УЧЕНИКИ
Осенью 1897 года Саню повезли в Вятку, в реальное
училище, а Сережа начал учиться в УГУ.
В первый же день, придя в школу на молебен, Сережа
69

увидел страшного и сердитого директора Кострова, о кото¬
ром ему рассказывал Саня.
Молебен должен был начаться в девять часов в зале,
во втором этаже. Зал был совершенно пуст. Только вдоль
стен стояли стулья, а против двери красовался большой, во
весь рост, портрет царя в золоченой раме. Справа и слева
от царя висели картины безо всяких рам. На одной были
нарисованы перистые ярко-зеленые деревья, а среди них
распластался на земле тигр; на ветках деревьев сидели
оранжевые обезьяны; из круглого синего озера высовывал
зубастую пасть крокодил. Картина называлась: «Тропиче¬
ский лес».
Остальные картины были попроще: морское дно с кра¬
бами, медузами и звездами, северное сияние, сталактито¬
вая пещера.
В ожидании молебна новички гурьбой ходили по кори¬
дору и заглядывали в зал и в классы. Нашлись даже такие
смельчаки, которые подошли к дверям учительской и за¬
глянули в замочную скважину. Разглядеть им, правда, ни¬
чего не удалось, так как скважину заслоняло что-то лило¬
вое. Но зато они услышали, как в учительской разгова¬
ривают двое. Один как будто лаял хриплым, отрывистым
голосом, другой покашливал и рокотал баском.
Сережа стоял вместе с другими в коридоре и смотрел,
как двое новичков боролись около лестницы.
Вдруг тяжелая дверь учительской распахнулась на¬
стежь. Из комнаты, сгорбив спину, вышел быстрыми шага¬
ми высокий худой человек. Руки у него были заложены
назад. Бледное, будто заспанное лицо с припухшими ве¬
ками казалось сердитым. Густые его брови шевелились,
точно две черных гусеницы.
— Директор, директор...— зашептали в коридоре.
— Вы где находитесь, а?— закричал директор и так
посмотрел на мальчиков, что те попятились назад, а один
из них споткнулся на ступеньке и чуть не полетел куба¬
рем с лестницы.
70

— Немедленно в зал, на молебен!—лающим голосом
скомандовал Костров.
Новички шарахнулись. Незнакомый учитель выстроил
новичков парами и повел их в зал.
Седой длинноносый старик священник в лиловой рясе
начал служить молебен. Служил он долго, неторопливо,
слова произносил невнятно,— Сережа слушал его, а сам
не спускал глаз с оранжевого, белолапого тигра в тропи¬
ческом лесу.
Прошел месяц.
Все новички теперь уже хорошо знали причуды каж¬
дого учителя, а сколько было учителей, столько было и
причуд. Инспектор Верещагин, Гавриил Николаевич, боль¬
ше всего заботился о том, чтобы ученики хорошо читали
по-славянски. Он всегда ставил ученикам в пример дьяко¬
на из кладбищенской церкви, который ревел таким голо¬
сом, что пламя на церковных свечах дрожало, точно от
ветра.
Если ученик читал неуверенно, запинался или тянул
слова, Верещагин вырывал у него книгу из рук и, склонив
голову набок, передразнивал.
— Бэ-э-э, бэ-з-э,— блеял он по-козлиному и тряс
головой.
— Ну что, хорошо?—спрашивал инспектор и сейчас
же добавлял:— Вот так же и ты, дурак, яко овен, священ¬
ное писание читаешь.
Старик священник был большой любитель рыбной лов¬
ли. Его часто видели на улицах Уржума в подоткнутом
подряснике, с ведром и удочкой в руках. Он часто брал
с собой учеников и очень завидовал, если улов у них был
больше, чем у него.
— Ну,— говорил какой-нибудь неудачливый счастли¬
вец.— Сколько я вчера окуней наловил!.. Теперь батя на¬
верняка двойку влепит, а то и кол.
71

Больше всех ребята любили учителя арифметики и рус¬
ского языка Никифора Савельевича Морозова.
Толстый, розовый, он начисто брил голову, щеки и под¬
бородок и оставлял только маленькие усики, словно при¬
клеенные к верхней губе. Серые навыкате глаза его были
всегда прищурены.
Зимой и летом Морозов носил белую полотняную ру¬
баху, вышитую по подолу, по вороту и по краям рукавов
васильками и ромашками.
Кто-то из жителей Уржума за вышитую рубашку про¬
звал его «малороссом», а за бритое лицо—«артистом».
Второе прозвище Никифору Савельевичу и в самом
деле подходило, потому что в любительских спектаклях
никто лучше его не играл комических ролей. Он даже ино¬
гда и женские роли играл: какую-нибудь сваху, монахиню,
а то и купчиху.
Во время урока Никифор Савельевич расхаживал по
классу, размахивал руками, прищелкивал пальцами и при¬
поднимался на цыпочки.
А голос-то, голос какой у него был! Весной через от¬
крытое окно на всю Полстоваловскую улицу было слышно,
как объясняет он арифметические правила у себя в классе.
В те удачные дни, когда ребята отвечали Никифору
Савельевичу уроки без запинки, а в письменной работе
делали мало ошибок, Никифор Савельевич ровно за пятна¬
дцать минут до звонка таинственно подмигивал одним гла¬
зом и закрывал журнал—это означало,» что урок окончен
и что сейчас Никифор Савельевич вытащит из папки
книжку в кожаном переплете с золотыми буквами на об¬
ложке и скажет:
— Ну, сегодня я вам, друзья, почитаю сочинения
Николая Васильевича Гоголя.
Тогда в классе проносился радостный, приглушенный
вздох, шарканье подошв и шепот. Ученики усаживались
половчее и поудобнее. А через минуту шум и шарканье
стихали, и в классе наступала мертвая тишина,
72

Никифор Савельевич, держа близко перед собой рас¬
крытую книгу, начинал читать, а читал он замечательно.
Особенно жадно слушали ребята повесть Гоголя «Вий».
Они замирали, когда Никифор Савельевич читал страшное
место о том, как гроб с седьмой летал по церкви вокруг
бурсака. Проходило пятнадцать минут, в коридоре трещал
звонок на переменку, потом второй звонок к началу урока,
а ребята не двигались с мест. А ведь с каким нетерпением
ждали они звонка на других уроках!
Учение в УГУ давалось Сереже легко. Скоро он сде¬
лался первым учеником и любимцем Морозова. Бывало,
подойдет к нему Никифор Савельевич на уроке арифмети¬
ки, заглянет в тетрадку через плечо и скажет:
— Покажи-ка, покажи. Это ты интересный способ при¬
думал!
И усядется рядом с Сережей на парту. Ему приходи¬
лось садиться на самый кончик скамейки—толстый был
очень и дальше пролезть не мог.
Сережа был одним из самых младших в классе. Рядом
с ним сидели на партах рослые парни, чуть пониже дирек¬
тора Кострова. Парней этих звали Чемеков и Филип¬
пов.
Чемеков был сын церковного старосты и сидел второй
год в первом классе, а было ему четырнадцать лет.
Никифор Савельевич частенько говорил про Чемекова,
что он ленивее осла и сонливее зимней мухи, а сам Чеме¬
ков хвастался, что его дома отец дерет каждую субботу за
плохие отметки, а ему хоть бы что!
— Ну и пускай дерет, от ученья у меня голова бо¬
лит,— говорил он, позевывая.
Друг и приятель Чемекова, Филиппов, тоже сидел вто¬
рой год в первом классе. Большего щеголя во всем УГУ
не было. Он носил ботинки с необычайно длинными ути¬
ными носками и только и делал, что чистил их то ладонью,
то носовым платком, то промокашкой. Свои жидкие беле¬
73

сые волосы он мазал какой-то душистой помадой, которая
пахла на весь класс.
Оба приятеля—щеголь и лентяй—так плохо учились,
что раз во время классной диктовки в их письменных ра¬
ботах Никифор Савельевич насчитал ровно по тридцати
восьми ошибок в каждой.
Дело в том, что приятели сидели на одной парте и все¬
гда списывали друг у друга.
— Чем башку помадой мазать, лучше мозги бы, Фи¬
липпов, прочистил,— громогласно отчитывал его Моро¬
зов.— Борода ведь вырастет, когда городское окончишь!
Глава XV
САНЯ-РЕАЛ ИСТ
Саня приехал из Вятки на каникулы в жаркий июнь¬
ский день. В длинном ватном пальто, в черной фуражке
с желтым кантом и золоченым гербом реального училища,
он важно и не спеша шел по Воскресенской улице. Ему
было очень жарко, пот катил с него градом, но он и не
собирался снять с себя ватное пальто.
Ему очень хотелось, чтобы все видели его новую форму,
в которой он казался еще выше и еще тоньше, чем обычно.
Но, как назло, смотреть на него было некому. Сонные и
пустые уржумские улицы изнывали от зноя. Нигде не бы¬
ло ни души. Только посредине дороги лежала старая лох¬
матая собака с высунутым от жары языком. Собака по¬
смотрела на него и лениво закрыла глаза.
Саня подошел к своему дому, толкнул калитку и вошел
во двор. Посредине двора бабушка Маланья развешивала
мокрое белье.
— Вы к кому, молодой человек?—закричала бабушка
и, приставив руки к бровям, стала вглядываться в незна¬
комца.
74

— Это я, бабушка Маланья! Ты разве меня не узна¬
ла?— засмеялся Саня, очень польщенный, что его приня¬
ли за молодого человека.
— Саня? Ишь ты, как вытянулся! Старое старится,
молодое растет. А это что же, форма у тебя такая?— кив¬
нула бабушка на черное пальто и, подойдя к Сане, начала
щупать материю.
— Хорошее сукно. Почем набирали?— спросила ба¬
бушка.
Из дома выбежали Санина мать и сестры. Все окру¬
жили его, целовали, что-то спрашивали, перебивая друг
друга. Мать, обняв сына за плечи, то плакала, то смеялась.
Все были в сборе. Не хватало одного Сережи.
— Ну, как Серьга? Перешел во второй класс?—спро¬
сил Саня.
— Перешел. Его в школе хвалят — хорошо учится.
Завтра придет, так наговоритесь досыта,— ответила ба¬
бушка.
— Не завтра, а послезавтра,— завтра небось суббота,
а Сережа в воскресенье приходит,— вмешалась в разговор
восьмилетняя Лиза.
— Наш пострел везде поспел,— засмеялась бабушка и
слегка дернула Лизу за рыженькую косицу.
Через два дня товарищи встретились. Первое, что по¬
казал Саня Сергею,— это свою новую форму. Он надел
ватное пальто с блестящими пуговицами и фуражку. За¬
ложив одну руку в карман, а другую за борт пальто, он
не спеша прошелся взад и вперед по двору. Сережа сидел
на бревне и глядел на товарища.
— Ничего пальто, только очень длинное, ходить ме¬
шает.
— С непривычки мешает, а потом ничего,— сказал
Саня и стал объяснять, что в реальном висит на стене
в канцелярии приказ, где сказано, что от земли до края
шинели должно быть не больше чем два с половиной
вершка.
75

Саня снял шинель и остался в черных брюках и черной
курточке, перехваченной кожаным ремнем с большой мед¬
ной пряжкой.
— У нас на одну букву больше, чем у вас. У вас УГУ,
а у нас АВРУ,— сказал Саня, поглаживая пряжку.
Сережа очень обиделся, что Саня все время говорил
«у нас» и «у вас».
— А что такое АВРУ?—спросил он.
— Александровское вятское реальное училище,— от¬
чеканил Санька.
— А почему Александровское?
— Потому что в честь Александра, царя.— И, помол¬
чав, добавил:—Хочешь, примерь мою форму!
Сергей надел на себя пальто и фуражку. Фуражка
оказалась ему мала, а пальто не сходилось в груди, хотя
полы его волочились по земле, а из рукавов не было видно
РУК.
— Ты словно поп в рясе,— засмеялся Саня.
Сережа торопливо стал стаскивать тяжелое ватное
пальто.
— Давай-ка лучше сбегаем к нам на училищный
двор,— сказал он Сане.— Я тебе кое-что покажу.
— Чего я там не видел,— лениво ответил Санька, но
все-таки пошел.
Придя на школьный двор, Сергей сел на землю и стал
снимать сапоги.
— Это зачем?
Сережа улыбнулся и вместо ответа снял с себя куртку,
а потом подвернул брюки выше колен.
Подбежав к трапеции, он ловко ухватился за перекла¬
дину лестницы. Перебирая руками перекладины одну за
другой, он стал подтягиваться на вытянутых руках до
самого верха. Тело его слегка раскачивалось из стороны
в сторону.
— У нас на гимнастике только учитель так умеет. Он
офицер,— сказал Саня.
7<?

— Это я за год наловчился!—крикнул Сережа сверху
и, спрыгнув на землю, вытер руки о траву.— Сейчас будет
фокус-покус номер два!
Он подбежал к толстому столбу рядом с лестницей и,
обхватив столб ногами, быстро и ловко начал взбираться
наверх. Очутившись на верхушке столба, он перепрыгнул
на трапецию, которая была рядом, и принялся раскачи¬
ваться на руках. А под конец два раза перекувырнулся
через голову.
— Обезьяна, настоящая обезьяна,— сказал Санька.
Обезьян он никогда в жизни не видел, но слышал, что
обезьяны умеют ловко лазить по деревьям.
Когда Сергей показал Сане все свои фокусы, они усе¬
лись на траву и начали разговаривать.
Саня рассказал о своих новых школьных товарищах,
об учителях и о самом городе Вятке.
По его словам выходило, что Вятка—это огромный
город, немногим меньше Петербурга. Дома там все камен¬
ные и есть даже трехэтажные. В городском саду с утра
до вечера играет оркестр военной духовой музыки. А в со¬
боре служит сам архиерей.
Сережа лежал на траве и, подперев голову руками,
жадно слушал товарища.
На самом деле Вятка была захолустным провинци¬
альным городком, где улицы освещались так же, как и в
Уржуме, керосиновыми фонарями. Осенью и весной из-за
непролазной грязи нельзя было отличить мостовую от
панели. Одним только способом и можно было пробирать¬
ся в это время по городу: прижимаясь к домам и хватаясь
руками то за стены, то за оконные наличники.
— А еще в Вятке крамольники живут, как у нас в
Уржуме,— сказал напоследок Саня.
Это была правда. В Вятку начали высылать политиче¬
ских ссыльных еще раньше, чем в Уржум.
Саня наконец замолчал.
77

Теперь была Сережина очередь рассказывать товарищу
новости. Сережа призадумался.
Чем удивишь Саньку—ведь он и сам уржумский, сам
учился в УГУ!
Приятели посидели на скамейке еще немного и пошли
обратно на Полстоваловскую.
Дома Саня начал показывать Сереже свои учебники,
которые он привез из Вятки.
— А это по-какому?—спросил Сергей, раскрывая одну
из книжек.
— Это по-немецки.
— Ты умеешь разве?
— Умею. И читать и писать.
— А говорить?
— Тоже. Только не очень много.
— Ну, а скажи, как по-немецки будет стол?
— Дер тыш.
— А стул?
— Дер штуль.
— А коза?— спросил Сережа, увидев за окном на
дворе старую Шимку.
— Мы козы еще не проходили!
— Я тоже хочу учиться по-немецки,— сказал Сергей
и снова стал перелистывать немецкую книжку.
— В Уржуме немецких учителей нет, они только в
Вятке живут.
— Ну и что же? Вот кончу УГУ и тоже в Вятку поеду
учиться,— ответил Сергей.
Саня усмехнулся, но не стал с ним спорить.
Когда на другой день Сережа после обеда прибежал
из приюта к бабке во двор, Санька был уже не вятский,
а прежний—уржумский.
Шинель, фуражку с гербом, штаны, куртку и даже ре¬
мень—все отняла и спрятала в сундук мать, чтобы Сань¬
ка зря не трепал формы.
Санька стоял во дворе в полукоротких штанах и в
78

прошлогодней рубахе с полукороткими рукавами и мыл
в кадке под капелью грязные босые ноги.
— Пойдем на мельницу за окунями,— позвал Сережа
Саньку.
Санька сбегал в сени за ведром и удочками, и товарищи
отправились по знакомой дороге к мельнице. Сначала шли
нога за ногу, загребая и поднимая столбы пыли по дороге,
а потом вздумали бежать наперегонки. Так припустились,
что только пустое ведро брякало да удочки за плечами
тряслись.
— А ты в Вятке рыбу ловить ходил?— спросил Сере¬
жа, когда они уселись на отлогом берегу пруда, около
мельницы.
— Ходил,— нехотя ответил Санька и забросил удочку.
— А в Вятке какая рыба водится?
— Да ну тебя с этой Вяткой! Рыба как рыба... У нас
в Уржумке окуни, пожалуй, пожирней будут.
И Сережа понял, что Санька хоть и расхваливал Вят¬
ку, но по душе ему больше Уржум.
До самого конца июля Санька ни разу не заикнулся
больше о Вятке и не вспоминал о своем АВРУ. Только
за неделю до отъезда, когда мать вытащила из сундука
его форму, он вдруг сказал:
— Эх, кончилось леточко! Скоро мне опять придется
в Вятку ехать.
Глава XVI
ВТОРОКЛАССНИК
Саня опять уехал в свою Вятку, в АВРУ, а Сережа
остался у себя в Уржуме, на Воскресенской, в «Доме
призрения».
Через неделю, пятнадцатого августа, должны были
начаться в УГУ занятия.
Все говорили, что во втором классе учиться будет по¬
79

труднее. Прибавят еще один урок—географию, и занятия
будут кончаться на час позже.
А по русскому станут задавать не пересказы, как в
первом классе, а сочинения. Это значит—надо будет «со¬
чинять», все придется выдумывать самому из головы. И
все-таки Сережа шел в класс веселый. Для приютских
школа была не то, что для городских. Здесь они иной раз
забывали, что они «приютские».
В классе Сережа опять занял вторую парту около окна.
Первый урок был русский. Начался он как обычно:
Никифор Савельевич вошел в класс точно так же, как
входил в прошлом году.
Левой рукой он прижимал к груди толстую папку, а
правой рукой быстро размахивал.
Только рубашка у него была новая—не белая, а су¬
ровая и вышитая не васильками и ромашками, а маками.
Еще ребята заметили, что Никифор Савельевич за лето
очень загорел—даже его наголо бритая, словно лысая,
голова стала коричневой.
— Ну, друзья, нагулялись, отдохнули?— спросил Ни¬
кифор Савельевич, отдуваясь, и сам же ответил:—Нагу¬
лялись, отдохнули. А теперь будем учиться! Напишите-ка,
друзья, сегодня для начала классное сочинение.
Все переглянулись.
— На тему «Наш двор»,— громко сказал Никифор
Савельевич и уселся за стол.
Ну, это дело не такое уж трудное—написать про школь¬
ный двор. Пожалуй, это даже легче, чем пересказ; там
запомнить надо, что после чего, а здесь гляди себе в окно
и пиши.
Так и начинать сразу можно: «Наш двор не очень боль¬
шой. В правом углу нашего школьного двора стоит сарай с
дровами, а напротив сарая стоят «гиганты» и рядом трапе¬
ция..» —и так дальше, все по порядку.
Но хоть сочинение о школьном дворе показалось всем
очень легким, писали его ребята долго.
80

А Сережа, который всегда подавал пересказы первым,
подал Никифору Савельевичу в этот день работу перед
самым звонком, вместе с Филипповым. Никифор Савельевич
сложил в стопку голубые тетрадки с сочинениями и взял
их с собой домой. К завтрашнему утру он обещал прове¬
рить и принести тетрадки.
— Лучшее из ваших сочинений, друзья, я прочитаю
вам вслух,— сказал Морозов, выходя из класса.
Наутро Никифор Савельевич вошел в класс и сразу же
сказал:
— Послушаем сочинение Кострикова Сергея «Наш
двор».
И, раскрыв верхнюю тетрадку, он начал читать так же
громко и раздельно, как читал «Вия».
Сочинение удивило весь класс. В нем говорилось, что
на школьном дворе под высокими деревьями растет трава
и очень много цветов, что площадка посыпана песком,
Трапеции, скамейки, «гиганты» выкрашены зеленой масля¬
ной краской, а посреди двора стоят новые, высокие качели
с толстыми канатами. Зато про старый сарай и про дрова
в сочинении не было ни слова.
Не успел Никифор Савельевич дочитать это сочинение,
как школьники, словно по команде, уставились в окна.
За окнами был маленький пыльный двор, чахлые пожел¬
тевшие тополя, обглоданные козами, и старые «гиганты»,
на которых ветер раскачивал полусгнившую веревку, завя¬
занную узлами.
— Все наврал,— пробубнил Чемеков.— Ничего этого
у нас нет—ни скамеек, ни качелей.
— А может, будут!— тихо ответил Костриков.
— Будут!— Кто-то из ребят на последней парте фырк¬
нул.
— Хорошее сочинение,— сказал	Морозов.— Толково
написано!
Смех сразу же смолк.
После уроков Морозов подозвал к себе Сережу.
81

— Ты книжки читать любишь?— спросил он.
— Когда интересные, люблю.
— А что же ты читал?
Сережа назвал три книги, которые ему очень понра¬
вились. Он их брал в школьной библиотеке. Книги эти
были: Аксакова «Детские годы Багрова-внука», Лажеч¬
никова «Ледяной дом» и Дефо «Робинзон Крузо».
— Вот что, брат, забеги ко мне завтра после уроков,
я тебе одну хорошую книжицу дам,— пообещал Никифор
Савельевич.
Сережа обрадовался. В школьной библиотеке он пере¬
брал все книги. Уже читать было нечего.
В городе было четыре библиотеки. На Воскресен¬
ской—три: городская, земская и частная. И одна библио¬
тека-читальня—на Казанской улице. Но все четыре
библиотеки были для взрослых. Детей туда не очень-то
пускали. Только в библиотеку-читальню на Казанской ре¬
бята иногда заглядывали.
Старушка библиотекарша позволяла иной раз двум-
трем ребятам посидеть в уголку и посмотреть картинки
(книги в читальне на дом не выдавались, их можно было
читать и разглядывать только на месте, в библиотеке).
Давала библиотекарша ребятам свободные книжки, то
есть такие, которых никто не брал. Хоть не так уже много
народу приходило сюда, но ребятам редко удавалось дочи¬
тать до конца интересную книжку. Придешь, бывало, в чи¬
тальню на другой день, а ее, как назло, читает какой-ни¬
будь дяденька или тетенька.
Перед тем как дать книгу, старушка библиотекарша
просила ребят показать ей руки. Если руки были грязные,
книга не выдавалась. Старушка была хоть и добрая, но
строгая. Она ни за что не позволяла нескольким мальчи¬
кам садиться рядом за один стол, а рассаживала их по раз¬
ным концам зала, чтобы не шумели и не перешептывались.
Чаще всего Сережа брал у старушки «Ниву» за целый
год или другой журнал — «Природа и люди».

В журналах были картинки и маленькие рассказы и
статейки, которые он успевал прочитать за те полчаса или
час, когда забегал сюда между школой и приютом.
В журнале «Нива» было много картинок, разные по¬
падались. Иногда интересные, например «Крепость в
горах» или «Охота на бенгальского тигра». А то скучные—
всякие боярышни за пяльцами да продавщицы цветов.
Другое дело—в журнале «Природа и люди». Там что
ни страница, то глаз не оторвешь.
На одной картинке изображено «Извержение вулкана».
Страшная картина. Черный дым валит из кратера, и огонь
выбивается из него языками. По склонам огнедышащей
горы катятся огромные камни, и падают вниз вырванные
с корнями деревья. А под горой бегут, спасаясь от потоков
лавы, женщины и мужчины с детьми на руках.
Но особенно долго просиживал Сережа над картинкой
«Кораблекрушение».
Трехмачтовый корабль накренился набок. Вода захле¬
стывает и заливает палубы и каюты.
А рядом с погибающим кораблем на гребнях огромных
волн колышутся две шлюпки с пассажирами и матросами.
Люди растрепаны, полуодеты,— видно, кораблекруше¬
ние случилось среди ночи. На их лицах страх и отчая¬
ние.
Только один человек не ищет спасения. Он спокоен.
Это капитан корабля. Смелый и решительный, он стоит
с подзорной трубой в руках на покосившемся мостике и
отдает последнюю команду... Из подписи к этой картинке
Сережа узнал, что капитан должен последним сойти с гиб¬
нущего корабля. Таков морской закон.
В условленный день Сережа получил от Никифора Са¬
вельевича обещанную книжицу. Называлась она «Дети
капитана Гранта», сочинение Жюля Верна.
Кто знает, может быть, этот капитан Грант видал на
своем веку не меньше опасностей, чем капитан с картин¬
83

ки? Скорей бы узнать, что это за капитан и какие у него
дети!
Вечером в приюте Сережа долго сидел за длинным
дощатым столом и читал Жюля Верна. Читал, пока не по¬
гасили лампу, но и в темноте он все еще представлял себе
море, яхту и острова с дикарями.
Утром Сережа захватил с собой «Детей капитана Гран¬
та» в училище. Может быть, удастся хоть на переменах
почитать еще немного.
Сереже повезло. Первый урок в этот день был закон
божий, и старик поп рассказывал новую притчу о блудном
сыне.
Поп сидел за своим столом, а не разгуливал, как обыч¬
но, между партами по всему классу. Сережа потихоньку
вытащил из-под парты книжку и читал ее весь урок до
звонка. На перемене он тоже не выпускал книгу из рук.
Сидел на подоконнике в углу зала и перелистывал страни¬
цу за страницей.
Его окружили ребята.
— Интересно, Кострикоз?— спросил один из парней,
заглядывая через плечо в книгу.
Названия на обложке нельзя было прочитать, потому
что Сережа, боясь испачкать переплет, обернул книгу в
синюю плотную бумагу из-под сахара, которую дала ему
приютская кухарка Дарья.
— Еще как интересно-то!—сказал Сережа.— Не ото¬
рвешься.
Тут ребята обступили его еще теснее и заставили
подробно рассказать все четыре главы, которые он успел
прочесть.
— Теперь он из-за этой книжки задачки будет худо
решать!— сказал Чемеков, когда после звонка все пошли
в класс.
Но никакой беды с Сережей из-за «Детей капитана
Гранта» не приключилось.
Ученье шло у него своим чередом.
84

Как-то во время перемены в класс вошел Никифор
Савельевич и увидел, что рядом с Костриковым на парте
сидит верзила Филиппов. Оба сидят красные, хмурые. Не
то поссорились, не то подрались—не поймешь!
У Филиппова даже припомаженный кок растрепан и
взъерошен.
Сергей рядом с Филипповым малышом кажется —
макушка его достает только до второй пуговицы на куртке
Филиппова.
Морозов остановился в дверях и стал прислушиваться
к тому, о чем они говорят.
Говорил, в сущности, один только Сережа, а Филип¬
пов, отвернувшись к окну, молчал и тер кулаком красные
глаза.
— А потом сложишь,— долбил Сережа в самое ухо
Филиппову,— это как раз и будет, сколько верст пеше¬
ходы прошли вместе, а потом вычтешь. Получишь, на
сколько один прошел меньше другого, а потом...
— ...А потом во время переменки из класса выходить
надо,— сказал Никифор Савельевич, подходя к самой
парте.
Оба от неожиданности даже вздрогнули.
— Почему в классе сидите?
Филиппов и Сергей ничего не ответили.
— Почему, спрашиваю, в классе сидите?..
— Да я тут с Костриковым задачу решаю,— пробормо¬
тал Филиппов.
— А почему у тебя глаза на мокром месте? Чего ревел,
я спрашиваю.
— Это просто так!— буркнул Филиппов.
— Как это просто так?
— Да он меня в коридор fie пускает. За ремень под
партой держит. Пока задачку не решу.
Еле сдерживая смех, Никифор Савельевич вышел из
класса.
Сережа Кострнков был его любимый ученик. В те дни,
35

когда ребята делали в диктовке много ошибок и Никифор
Савельевич, хлопая дверью, уходил с пол-урока, весь класс
обступал Сергея.
— Костриков, иди попроси Никифора Савельевича. Он
для тебя будет...
Что «будет», ученики не договаривали, но Сергей сам
понимал, в чем дело. Он бежал в учительскую, и обычно
через несколько минут Никифор Савельевич возвращался
в класс.
Прищурив глаза, заложив руки назад, учитель впри¬
прыжку принимался ходить по классу. Потом останавли¬
вался посредине и, подняв кверху указательный палец,
говорил школьникам:
— Хотел я вам почитать одну интересную книжку, но
теперь раздумал и читать не буду. Не буду! Урок плохо
приготовили. Недоволен я вами, друзья! Недоволен!
После этих слов Никифор Савельевич снова направлял¬
ся к дверям. Ученики вскакивали с парт и бросались за
Морозовым.
— Простите, Никифор Савельевич, мы больше не бу¬
дем. Почитайте нам что-нибудь, простите нас!— кричали
ребята.
— Ну уж так и быть! Сегодня я почитаю. Но не лен¬
тяям читать буду, а тем, у кого головы на плечах. Голова,
друзья, для того дана, чтобы ею думать, а не для того,
чтобы на ней вихры помадить!
Все ученики при этих словах Никифора Савелье¬
вича обязательно поворачивались и смотрели на Филип¬
пова.
Глава XVII
СПЕКТАКЛЬ
Шел второй год Сережиного ученья в УГУ и пятый
год его жизни в приюте, когда случилось событие, кото¬
рое сильно взволновало всех ребят. Для приюта построили

новый дом. Деньги на постройку пожертвовали уржумские
купцы, которых отец Константин называл «благодетеля¬
ми».
Старый приют был настолько плох, что давно уже
боялись, как бы он не рухнул и не придавил всех воспи¬
танников.
Новый деревянный дом выстроили здесь же, во дворе,
в двух шагах от старого. Давно уже в приюте не было та¬
кого волнения, как в день новоселья.
— Что там ни говори, а все-таки новый дом. И жизнь
в нем, верно, будет тоже новая, не такая, как прежде.
Но дом оказался ничуть не лучше старого.
Комнаты были так же малы, спальни так же тесно
набиты койками. Уборная, как и в старом доме, помеща¬
лась в холодных и темных сенях; рядом с кухней, на сте¬
не, висели всё те же, давно знакомые, рукомойники. А в
коридоре уже на другой день после переезда запахло
мочалкой и жареным луком.
Только тем и отличался новый дом от старого, что
бревенчатые стены, еще не успев потемнеть, пахли лесом,
и на них выступали капли смолы, когда печки бывали
жарко натоплены.
Новый приютский дом пришел осмотреть сам предсе¬
датель совета Уржумского благотворительного общества
Польнер. Это был пожилой человек в очках и в длинном
черном сюртуке. Ходил он, слегка сутулясь, заложив левую
руку за спину, мягко и осторожно ступая, словно шел по
льду.
Приютским он не сказал ни слова, может быть, он их
даже не заметил. Низко опустив голову, обошел он дом
и так же неслышно исчез, как и появился. Приютская
кухарка Дарья сказала, что он человек непьющий, скром¬
ный, как девушка, и уж теперь-то, после его прихода, для
приютских начнется житье.
Но надежды на Польнера и на новую жизнь не сбы¬
лись. Все шло по-прежнему, так же скучно и однообразно,
87

как раньше. Так же по утрам приходила будить ребят
Дарья, так же по пятницам и средам ели они липкую кула¬
гу и гороховый кисель с постным маслом, так же наказы¬
вали их за всякие провинности — ставили столбом посре¬
дине столовой, и так же после ужина сразу гасили лампу.
Это для Сережи было обиднее всего: нельзя было читать
книги.
А книги Никифор Савельевич давал замечательные—
и Гоголя, и Тургенева, и стихи Некрасова.
Рано утром, как только начинало светать, Сережа под¬
нимался с кровати и, завернувшись в одеяло, усаживался
на окно. За окном было темно, и звезды еще не все успе¬
вали погаснуть в ночном небе. Понемногу рассветало, а
Сережа сидел на холодном подоконнике, с трудом разбирая
слова.
— Сидит, как домовой, на окошке, людей только пу¬
гает! Вот погоди, скажу Юлии Константиновне, что сам
не спишь и другим не даешь,— ворчал и грозился проснув¬
шийся Пашка.
В ту же зиму, под Новый год, Юлия Константиновна
решила устроить спектакль, в котором участвовали бы
сами ребята. Пьесу выбрала она грустную, под названием
«Сиротка». Говорилось в этой пьесе про девочку, у кото¬
рой померли родители. Сиротке очень плохо жилось до тех
пор, пока ее не взял к себе на воспитание добрый старик
лесник. Но как только лесник взял ее к себе, пьеса и кон¬
чилась.
Всем ребятам очень хотелось играть в пьесе. Роль
сиротки досталась Наташе Козловой, и все девочки ей за¬
видовали. Маленькая, бледная Наташа славилась на весь
приют своим голосом. Ей дали главную роль потому, что
сиротке полагалось по пьесе много петь. Играть лесника
досталось Пашке. Это были самые интересные роли.
К спектаклю готовились долго. Репетиции устраивали
в канцелярии, за плотно закрытой дверью. Все, кто не уча¬
ствовали в спектакле, изнывали от любопытства, бегали
83

подслушивать и подсматривать в замочную скважину.
Репетировали пьесу по два, а то и по три раза в день.
Ребята с непривычки уставали и путали слова. На одной
из репетиций двое «артистов» горько расплакались и не
захотели читать в третий раз свою роль.
Юлия Константиновна рассердилась. После репетиции
она приказала упрямым «артистам» пойти в столовую и
стать на колени. Теперь уже «артисты» стали завидовать
тем, кто не участвовал в спектакле.
Три недели готовили пьесу—репетировали ее и рисо¬
вали декорацию: большущую русскую печь с заслонкой,
похожей издали на огромную черную заплату, и стену с
дверью, которая не открывалась.
И вот наконец пришел Новый год, а с ним и тревож¬
ный день спектакля. «Артисты» с утра так волновались,
что за завтраком даже не прикоснулись к жареной кар¬
тошке, самому любимому блюду приютских. Наташа Коз¬
лова то и дело бегала в коридор и пила из кадки ледяную
воду. От страха ее бросало то в жар, то в холод. К полу¬
дню она охрипла.
Юлия Константиновна сперва разбранила ее, а затем
заставила выпить несколько сырых яиц.
Рыжий Пашка все утро ходил по коридору и зубрил
по бумажке роль.
— «Милая моя, кроткая сиротка,— читал он, вытяги¬
вая шею.— Теперь уж ты не будешь одна-одинешенька на
белом свете. Ты станешь жить со мной в моем тихом лес¬
ном домике и покоить мою старость...»
Пока Пашка долбил роль, у Сережи было дела по гор¬
ло.
Юлия Константиновна поручила ему повесить занавес.
Задача эта не такая уж мудреная—вбей два гвоздя в стен¬
ку и протяни веревку между гвоздями, а потом вешай на
веревку занавес из трех сшитых одеял.
Да вот беда: самого главного у Сережи под рукой не
оказалось. Были гвозди, да ржавые и погнутые—в стенку
89

никак не лезли, и веревка тоже негодная—гнилая. Как на
такую веревку занавес повесишь, так он сразу и обо¬
рвется.
Пошел Сережа по двору искать, нет ли где гвоздика.
И вдруг в углу сарая отыскал он целый ящик гвоздей.
Гвозди хорошие, только самую малость ржавчиной тро¬
нуты. Там же, в сарае, под ломаными санями нашел Се¬
режа и веревку, недержаную, новую, добротную. Дарья
как только ее увидела, так сразу на нее польстилась.
— После представления белье на ней буду вешать.
К вечеру все в приюте сбились с ног. Мальчики пере¬
таскивали из столовой в залу длинные скамейки, девочки
торопливо дошивали занавес из одеял, а Сережа Костри¬
ков с дворником Палладием и Васькой Новогодовым уста¬
навливали декорации.
Наконец часов в шесть начали собираться гости.
Первым пришел один из попечителей приюта, купец
Харламов, высокий толстый человек в сюртуке, с медалью
на груди. С ним рядом шла, подпрыгивая на каждом шагу
и вертя во все стороны маленькой остроносой головкой,
сухопарая женщина в атласном платье. Потом пришел
сутулый рыжий доктор, у которого были такие волосатые
руки, что издали казалось, будто он в шерстяных рыжих
перчатках. Затем явились две старушки в кружевных на¬
кидках. Старушки привели с собой внуков—белокурую
толстенькую девочку с красными бантами в косичках и
мальчика в синем бархатном костюме й белом пикейном
воротничке. Дети, никого не боясь, принялись хохотать,
бегать по коридору и ловить друг друга.
Гостей рассадили в первом и втором рядах, на стульях.
Приютские устроились сзади, на высоких скамейках. За¬
навес долго не поднимался. Из-за кулис слышался чей-то
громкий шепот и шарканье ног. Там все «артисты» столпи¬
лись вокруг Пашки, которому Юлия Константиновна при¬
вязывала бороду из мочалки. Пашка оттягивал бороду
вниз, хныкал и божился, что борода мешает ему говорить
90

и даже дышать, потому что тесемки, на которых она дер¬
жится, слишком туго стягивают ему щеки.
Наконец прозвонил колокольчик, тот самый колоколь¬
чик, который всегда собирал ребят на обед. И вот зана¬
вес, сшитый из одеял, испещренный по краям круглыми при¬
ютскими печатями, медленно пополз в сторону. Приют¬
ские, затаив дыхание и вытянув шеи, уставились на сцену.
Между картонной печкой и картонной стеной у настоя¬
щего окна сидела, подперев голову рукой, сиротка в крас¬
ном сарафане. Она смотрела в окошко. Посидев с минуту,
сиротка вздохнула два раза, так, как ее учили на репе¬
тиции, и, сложив руки на груди калачиком, запела дрожа¬
щим, тоненьким голоском:
Трудно в свете жить сиротинушке
Без родимого отца-батюшки,
Без родимой своей матушки,
Без сестер и братьев,
Сиротке круглому.
Приютские слушали раскрыв рты. Две девочки, кото¬
рые сидели обнявшись на крайней скамейке, украдкой
всхлипнули.
На сцене появилась Катя Столярова, которая представ¬
ляла злую соседку. Она была в повойнике, и под платье
у нее была подсунута подушка, которую она придерживала
обеими руками на животе, боясь, чтобы подушка не упала.
— Катька-то, Катька!..— зафыркали приютские.
Злая соседка надавала сиротке оплеух и велела ей на¬
рубить три вязанки дров и натаскать с речки шесть ведер
воды. Сиротка вытерла фартуком слезы и запела песню
еще грустнее, чем первая. Под конец пьесы из-за правой
кулисы на сцену вышел лесник—Пашка. На нем было
зимнее приютское пальто и меховая шапка-ушанка двор¬
ника Палладия. За спиной у Пашки висело игрушечное
ружье.
91

На Пашку нельзя было глядеть без смеха. На груди
у него веером лежала желтая мочальная борода, а на верх¬
ней губе были густо выведены углем лихо закрученные
усы.
— Здравствуй, сиротка,— сказал лесник, поворачива¬
ясь к публике спиной.
Видно было, что он боится посмотреть на зрителей.
— На публику гляди, на публику,— шептала из-за
кулис Юлия Константиновна, да так громко, что слышно
было в последнем ряду.
Не слышал ее один только Пашка.
Сережа, который стоял у занавеса, видел, что у Пашки
от страха так дрожат руки, словно он только что прита¬
щил со двора полное ведро воды.
Но понемногу Пашка успокоился и вошел в роль. Он
говорил все громче и громче и все сильнее размахивал
руками. Ему было жарко в тяжелом ватном пальто. Он
снял шапку и почесал затылок. Все увидели, что на Паш¬
киной голове торчат, наподобие заячьих ушей, концы крас¬
ных завязок от мочальной бороды. Зрители засмеялись.
— Занавес,	занавес!—зашипела	Юлия Константи¬
новна.
Сергей, топая сапогами, пробежал через сцену и задер¬
нул занавес.
— Ну зачем ты, дурень, шапку снял? Всю пьесу ис¬
портил,— отчитывала Юлия Константиновна за кулисами
Пашку.
— Вспотел больно,— оправдывался «лесник».
После спектакля дамы-попечительницы подошли к
столпившимся приютским.
— Как тебя зовут, мальчик?— спросила Сергея сухо¬
парая дама в атласном платье.
— Сергей.
Дама погладила Сергея по голове.
— Ах, какие у тебя жесткие волосы!—сказала да¬
ма.— Ты, наверно, злой?
92

— Злой,— хмуро ответил Сергей и повернулся к
окошку.
— Боже мой, какой дикарь!— вздохнула дама и пока¬
чала головой.
В ночь после спектакля многие из приютских долго
не могли заснуть. Все вспоминали Катю Столярову с по¬
душками на животе и «лесника» Пашку. Сам Пашка воро¬
чался с боку на бок, натягивая на голову одеяло. Сергей,
который спал рядом, услышал, что Пашка что-то бормочет.
Он прислушался.
— Да ну их совсем с их спектаклем!— бормотал Пашка.
— А у тебя, Паша, хорошо получилось,— сказал Сер¬
гей.— Вот только зачем ты шапку...
Но Пашка не дал ему договорить и лягнул его ногой.
Глава XVIII
ПОЧЕМУ ЭТО ТАК?
Перед самым концом учебного года поп вдруг вздумал
определить Сергея в церковный хор.
Во время большой перемены он подошел к Сергею,
который сидел на подоконнике и читал какую-то книгу.
— Ты только светские песни поешь или и церковные
напевы знаешь?— спросил поп.
Сергей не знал, что ему ответить.
— Голос у тебя нужный—тенор. Я вчера слышал, как
ты на берегу вечером песни пел. Чистый голос... С завтраш¬
него дня станешь в церковном хоре петь.
И Сереже пришлось петь в церковном хоре, в острож¬
ной церкви.
Пело там двадцать человек: девять приютских да
одиннадцать городских. Пели по субботам за всенощной
и утром в воскресенье—обедню. Петь на клиросе было
стоящее дело. Во-первых, певчие получали по тридцати
93

копеек в месяц; во-вторых, после службы можно было
набрать целую кучу свечных огарков и накатать из них
твердых восковых шариков, которыми очень удобно пе¬
ребрасываться, и еще воском хорошо было заливать бабки,
когда под рукой не было олова.
Одно только было плохо—за каждую ошибку регент
бил камертоном по голове.
Сергей любил разглядывать во время службы прихо¬
жан. Он давно уже заметил, что люди побогаче и понаряд¬
нее стояли в церкви впереди. За ними шли люди попроще,
а нищие в лохмотьях теснились в дверях, в уголках, а то
и на паперти. С правой и с левой стороны около амвона
красовались два кресла, обитые зеленым плюшем, и перед
креслами по полу были разостланы пестрые коврики.
Сергей видел, как в воскресенье за обедней и за все¬
нощной эти места неизменно занимали одни и те же люди:
два уржумских купца с женами и детьми. Когда поп вы¬
носил крест, купцы всегда прикладывались первыми, а за
ними выстраивались гуськом остальные прихожане.
«Почему это так?— раздумывал Сергей.— Нарочно так
делают или нечаянно получается?»
Как-то раз утром перед началом обедни на купеческий
коврик встал подслеповатый старик—видимо, николаев¬
ский солдат—в военной фуражке с полинявшим верхом
и с сучковатой палкой в руке. К нему сейчас же подошел
церковный староста и что-то сказал. Старик заторопился
и сошел с ковра.
Сергей, который все это видел, при случае спросил
у церковного старосты Чемекова, в чем тут дело.
— У каждого в жизни свое место имеется, малец!
Мертвые и те на кладбище по порядку положены. Кто по¬
важнее да побогаче—к церкви поближе, а бедные могут
и подальше лежать, у изгороди. Ну, а здесь как-никак жи¬
вые люди, понимать надо!—ответил церковный староста.
Из этого ответа Сергей так ничего и не понял и решил
спросить об этом как-нибудь на уроке закона божия у ба¬
94

тюшки. Ведь он сам говорил ученикам, что церковь—дом
господень и что перед царем небесным все люди равны!
Равны, равны, а одни небось в креслах сидят, а другие
на паперти топчутся!..
Сергей непременно спросил бы об этом у батюшки, да
раздумал после того, как поп поставил на колени одного
парня за любопытство. Парень этот задал на уроке вопрос:
«Какой царь главнее—земной или небесный?»
Но Сережа не успокоился. Он решил спросить о том
же бабушку Маланью. Она в церковь ходит и, наверное,
все церковные порядки знает.
Но, видно, Сережа выбрал неподходящее время для
расспросов: бабушка мыла пол и поэтому ответила сердито
и почти так же непонятно, как и церковный староста:
— Бедным в жизни нужда да маета, а богатым почет
да красота... Ты старайся, Сережа, учись! Может, тоже в
люди выйдешь!..
Глава XIX
УРЖУМСКОЕ НАЧАЛЬСТВО
В тот год, когда Сережа кончил УГУ, избили поли¬
цейского надзирателя по прозвищу Дергач.
Его нашли на земле, полумертвого от страха, в Сол¬
датском лесу, в двух верстах от Уржума, неподалеку от
проселочной дороги.
Избит он был здорово,— видно, кто-то не пожалел ку¬
лаков для надзирателя.
С утра до поздней ночи уржумцы передавали друг дру¬
гу последнюю новость:
— Слышали, Дергача поколотили?
Купцы с Воскресенской улицы только руками разво¬
дили.
— Да что же это за история?.. Самого надзирателя!..
95

Это не к добру. Чего же дальше ждать, ежели такое на¬
чалось?
На Полстоваловской в маленьком пятиоконном домике
Костриковых тоже обсуждался этот случай.
Кривой старичок, ночной караульщик Владимир Ива¬
нович, угощал бабку Маланью крепким нюхательным таба¬
ком и рассуждал:
— Вот какие дела! На базаре говорят, что это все поли¬
тики действуют. Это они с Дергачом рассчитались. Боль¬
но лют он до ихнего брата!
— Нет, не политики,— качала головой бабка.— Поли¬
тики кулаками драться не станут! Это его воры да зимо-
горы так разукрасили!
— За чем пойдешь, то и найдешь,— поддакивала
Устинья Степановна Самарцева.— Зловредный человек
этот Дергач. Свечку пусть своему угоднику поставит, что
его до смерти не забили. Дождется еще, василиск крово¬
жадный!
Сережа слушал эти разговоры, но молчал. Он думал:
«Не все ли равно, кто избил,— политики или зимогоры?
Раз он полицейская селедка, так ему и надо!»
Хоть никто в городе открыто полицейских не ругал,
разве только пьяные у казёнки, но ребята сами знали им
цену.
Летом школьники частенько увязывались следом за
партией арестантов, которых полицейские гоняли за город
на починку моста и проселочной дороги.
От ребят ничто не укроется. Они не раз слышали, как
осипший полицейский надзиратель орал на острожных,
обзывая их каторжниками, аспидами и душегубами. От
уржумского острога до Солдатского леса всю дорогу не
смолкала брань. А когда, наконец, острожники приходили
на место работы, Дергач по-хозяйски расхаживал между
ними и подбадривал их криком:
— Шевелитесь, черти!.. Заснули, аспиды!..
В ответ молодые арестанты огрызались, а люди постар¬

ше только хмурились и поглубже врезались лопатами в
землю.
Как-то раз один старик острожник не то от жары, не
то от усталости присел на край канавы и задремал.
Заступ его валялся тут же рядом. Ни слова не говоря,
Дергач поднял заступ и ударил старика по голове. Да
как ударил! Старик только охнул и схватился руками за
окровавленный затылок. И тут, видно, кончилось у острож¬
ных терпение. Они бросились на Дергача со всех сторон
с заступами, кирками и ломами.
Несдобровать бы Дергачу, если бы не конвоиры с вин¬
товками.
А то еще был такой случай. В острожной церкви учи¬
тельница из села Антонкова во время всенощной подошла
близко к деревянной решетке. По приказу тюремного на¬
чальства здесь выстаивали службу арестанты—и уголов¬
ные и политические, все вместе.
Не успела учительница оглянуться, как за ее спиной,
словно из-под земли, вырос Дергач.
— Пошла прочь!—гаркнул он чуть не на всю цер¬
ковь.
Прихожане и арестанты оглянулись, а церковный ста¬
роста перестал считать свечи у свечного ящика и даже
перекрестился.
Испуганная учительница отошла от решетки, а Дергач,
выпятив грудь, стал рядом с ней, точно конвойный, да так
и простоял до конца всенощной.
Через два дня учительницу вызвали в полицейское
управление на допрос.
Дергач божился, что он своими глазами видел, как
«учительша» пыталась просунуть сквозь решетку записку
политическим. И просунула бы, подлая, если бы он, Дер¬
гач, ей не помешал.
Антонковскую учительницу в Уржуме хорошо знали.
Она была еще молодая, и все помнили, как она кончала
гимназию на Воскресенской. И потому, когда ее после
4 Мальчик из Уржума
97

допроса перевели в другую школу, почти за сто верст от
Уржума, все ее очень жалели.
Через несколько дней после отъезда учительницы
Дергач возвращался из бани, распаренный и благодушный,
с веником и бельем под мышкой, и вдруг кто-то высыпал
на него из-за забора целую кучу мусора, картофельной
шелухи и золы.
Дергач кинулся во двор искать виновников, но их и
след простыл.
Виновники задворками пробрались в конец улицы и
скрылись за калиткой «Дома призрения».
Это были приютские мальчики, и один из них—ученик
четвертого класса Уржумского городского училища Сере¬
жа Костриков.
Бабка Маланья Авдеевна об этом так никогда и не
узнала. А если бы узнала, так померла бы со страха—так
она боялась начальства. Когда к ней приходил полицей¬
ский надзиратель требовать уплаты штрафа за то, что
коза Шимка общипала дерезья на улице, или за какое-
нибудь другое нарушение порядка, бабушка услужливо
пододвигала полицейскому табуретку и смахивала с нее
краем фартука пыль. Потом, кряхтя к вздыхая, открывала
свой зеленый сундучок и вытаскивала с самого дна какой-
то маленький, туго стянутый узелочек. Отвернувшись от
полицейского, она быстро, дрожащими руками развязыва¬
ла узелок и доставала из него бережно припрятанные ме¬
дяки.
— Господи Иисусе, Никола-угодиик, Мария египет¬
ская,—шептала бабка, пересчитывая копейки.
Надзиратель, получив деньги, еще долго сидел после
этого на табуретке и зевал, чесал затылок, а потом вдруг,
если бабка все еще не догадывалась, чего он хочет, ни
с того ни с сего начинал жаловаться на свою горькую
жизнь. Бабка уже понимала, что власть надо «угостить».
Без этого не уйдет. Она доставала из шкафа рюмку на
08

короткой ножке, похожую на лампадку, и низенький гра¬
финчик с настойкой.
Вытирая после настойки усы, надзиратель начинал
разъяснять бабке, что горькая жизнь у него из-за студен¬
тов. А студенты разные бывают: те, которые под надзо¬
ром, народ безопасный, а вот которые на свободе разгули¬
вают. те самые зловредные—от них каждую минуту пако¬
сти жди.
Бабка Маланья качала головой и поддакивала.
Сергею иной раз случалось бывать в это время у бабки
и слышать такие разговоры.
Он слушал и никак не мог понять,— почему студенты
зловредные и опасные? Студентов он видал в городе ча¬
сто—они приезжали в Уржум к родным на каникулы.
Народ это был веселый и шумный. По вечерам они ката¬
лись по Уржумке на лодке, пели хорошие песни.
Сережа иные из этих песен запомнил и сам их распевал,
когда ходил ловить щуренков на мельницу. А одну песню
ему так и не удалось выучить до конца. Слышал он ее
только один раз в Мещанском	лесу—вечером.	Студенты
развели	в	лесу костер, играли	на гитаре и пели:
Но настанет пора, и	проснется народ,
Разогнет он могучую	спину,
И на бар и бояр и на прочих господ
Он поднимет родную дубину.
Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зеленая, сама	пойдет!
Глава XX
«БЛАГОДЕТЕЛИ»
В 1901 году, перед роспуском учеников Уржумского
городского училища на каникулы, в учительской, окрашен¬
ной голубой масляной краской, за столом заседали шесть
человек. Директор училища Костров сидел с полузакры¬
4*
99

тыми глазами и, казалось, дремал. Черные брови-гусени¬
цы у него на лбу отдыхали.
Рядом с ним Никифор Савельевич Морозов старатель¬
но записывал что-то на клочке бумаги. Перед ним высокой
стопкой лежали аттестаты окончивших в этом году город¬
ское училище. Отец Константин, еле сдерживая зевоту,
потирал пухлые, словно восковые руки.
По другую сторону стола рядом с председателем бла¬
готворительного общества Польнером важно восседали два
уржумских купца—попечители приюта,— оба в черных
сюртуках, краснощекие, бородатые и причесанные на пря¬
мой ряд.
В комнате было душно.
Над столом с жужжанием летали мухи. В раскрытые
окна доносились плач грудного ребенка и звонкий крик
мальчишек, которые в конце улицы играли в лунки.
Люди за столом в учительской сидели уже около часа.
Все устали. Всем давно хотелось разойтись по домам, но
нужно было еще решить один вопрос. Никифор Савельич
Морозов взял в руки аттестат, лежавший сверху, и заго¬
ворил умоляющим голосом:
— Не учить дальше такого способного юношу—про¬
сто преступление:	у	него незаурядные способности.
— Ия так полагаю,— отозвался Польнер, покосясь
на директора.— Мальчик оба училища с хорошими отмет¬
ками окончил. Первый ученик.
Директор Костров внезапно раскрыл глаза, пошевелил
своими гусеницами и откинулся на спинку стула.
— Двадцать пять лет,— сказал Костров,— я служу в
училище. Видел тысячи юнцов. Да-с, тысячи. А толковых
видел редко. Да-с, весьма редко. В большинстве случаев
это все лоботрясы, лентяи и болваны. Да-с.
Директор ударил ладонью по столу.
— Но в данном случае,— сказал он после некоторого
молчания,— я вынужден признать, что Костриков Сер¬
гей— парень с характером и с головой. Я склонен ду¬
100

мать, что из этого парня толк выйдет. Да-с, выйдет...
Костров замолк и снова закрыл глаза, как будто считая,
что и так сказано слишком много. Все некоторое время
молчали. Первым прервал тишину отец Константин. Он
вздохнул и сказал, перебирая цепочку креста:
— Из всего вышесказанного, по моему разумению, сле¬
дует, что ученик Костриков действительно достоин субси¬
дии. Ежели господа попечители не откажут, то с богом,
пусть дальше учится.
Один из купцов заерзал на стуле.
— А сколько, примерно, это стоить будет?
— За год тридцать рублей,— поспешно ответил Поль-
нер.— За четверть,— семь с полтиной.
— Так, значит, ежели три года учиться, это выйдет де¬
вяносто рубликов. Дороговато!— подсчитал второй купец.
— Да прикинуть форму, да квартирные, да баню, да
пить-есть ему надо, да на дорогу, да то да се. Многовато...
— Не выйдет.
— У нас, уважаемые, деньги на полу не валяются.
Оба купца-попечителя заговорили громко и сердито,
словно подсчитывая у себя в лавке выручку.
— Уважаемые господа попечители,— вмешался в их
разговор Польнер.— Насчет квартиры прошу вас не беспо¬
коиться. У меня в Казани живет одна дальняя родствен¬
ница, достойнейшая женщина—Сундстрем Людмила Гу¬
ставовна. Эта особа вошла в положение сироты и за самую
небольшую плату, почти из милости, согласилась приютить
его где-нибудь у себя в уголку.
— За сироту, как говорится, господь сторицей воздаст
и прибыль приумножит,— сказал отец Константин нара¬
спев.— Отрок сей талант имеет, а талант, как говорится,
грешно в землю зарывать.
Долго еще ломались купцы-попечители и наконец все-
таки согласились отправить за свой счет в Казань первого
ученика Уржумского городского училища—Сергея Ко-
стрикова...
101

Крепко зажав в руке аттестат об успешном окончании
полного курса в Уржумском городском училище, Сергей
Костриков побежал домой.
Дома он застал бабушку в слезах.
Сегодня утром к ней пришел усатый городовой с двумя
понятыми и за неуплату домового налога описал и унес
с собой все, что было ценного в доме. Унес самовар с по¬
мятым боком и погнутой ножкой и большой круглый бак
для воды, «медяник», который до того позеленел снаружи,
что его нельзя было очистить даже тертым кирпичом.
Лучших вещей в доме у бабушки не нашлось.
Бабушка долго всхлипывала и никак не могла толком
объяснить Сергею, в чем дело. За нее стала рассказывать
сестренка Лиза:
— А что у нас тут было!.. Приходил городовой, и с ним
дяденьки, двое. От Анны Ивановны—брат ее, да из зе¬
леного дома Дарьи Федоровны муж. Городовой стал у ба¬
бушки денег просить, а у ней нету. Тут он взял самовар
со стола, а воду из самовара вылил. А дяденьки медяник
унесли, воду тоже вылили, прямо на двор под березу.
Бабушка городового просит: «Ваше благородие, отдайте!»,
а он не отдает. «Деньги принесешь, говорит, тогда и само¬
вар и медяник отдадим». Сергей положил на стол аттестат,
подошел к бабушке и обнял ее за плечи.
— Не плачь, бабушка,— сказал Сергей.— Скоро я день¬
ги зарабатывать буду. Купим тогда новый самовар, с кон¬
форкой.
Он помолчал минуту, а потом добавил:
— Меня, бабушка, в Казань посылают учиться. На
купцовский счет.
Бабушка еще громче заплакала, но теперь уже от
радости.
— Слава те господи... Вот радость, вот радость-то! Мо¬
жет, и в самом деле в люди выбьешься. Не станешь маять¬
ся, как маялась я да покойная Катенька...
Через две недели из Вятки приехал Саня.
102

— Ну, Сань, я в Казань поеду, в техническом учиться
буду, там, наверное, и по-немецки учат,— похвалился
Сергей.
— У техников форма плохая,— равнодушно ответил
Саня.— На фуражке молоточек и тиски.
— Это еще с полгоря,— засмеялся Сергей.— Мне бы —
главное—в Казань попасть. Прямо не могу дождаться
осени...
И вот наконец осень пришла.
В августе 1901 года Саня уехал обратно в Вятку, а
Сергей—в Казанское ремесленное училище, которое на¬
зывалось «Соединенным промышленным». Он повез с со¬
бой метрическую выпись, аттестат об окончании Уржум¬
ского городского училища и «обязательство», где говори¬
лось:
Означенного С. Кострикова я обязуюсь одевать по
установленной форме, снабжать всеми учебными пособия¬
ми и своевременно вносить установленную плату за право-
учение. Жительство он будет иметь в квартире моей род¬
ственницы, дочери чиновника, девицы Людмилы Густавов¬
ны Сундстрем.
Даю ручательство в правильном над Сергеем Кострико¬
вым домашнем надзоре и в предоставлении ему необходи¬
мого для учебных занятий удобства.
Председатель совета Уржумского
благотворительного общества
Виктор Г1 о ль не р.
Глава XXI
В КАЗАНИ
Людмила Густавовна Сундстрем жила на Нижне-
Федоровской улице в деревянном двухэтажном доме.
Это была высокая женщина лет сорока пяти. Худая
103

и плоская, она чем-то напоминала высушенную рыбу. Это
сходство еще увеличивали ее серые, круглые, навыкате
глаза, похожие на глаза морского окуня.
Людмила Густавовна имела чувствительный и мечта¬
тельный характер. Она зачитывалась слезливыми немец¬
кими романами и особенно любила, когда в книгах было
написано про любовь и все кончалось свадьбой.
Она была слезлива и жалостлива. Жалела людей,
жалела сорванные цветы, жалела животных. В ее квар¬
тире всегда находили пристанище голодные, облезлые
кошки, собаки с перебитыми лапами и отдавленными
хвостами. Она их лечила, откармливала и снова выпу¬
скала на улицу.
Все вещи Людмила Густавовна называла ласкатель¬
ными именами: чашечка, стульчик, ложечка, подушечка.
А своих жильцов—студентов—звала не иначе как «де¬
точки» и «голубчики», хотя этим деточкам было по двад¬
цати с лишком лет.
Получив письмо из Уржума, Людмила Густавовна
стала с нетерпением ждать приезда Сергея. Она вообрази¬
ла, что «сиротка» должен быть обязательно худеньким,
бледненьким, золотоволосым мальчиком, таким, какими
обычно изображались сиротки в старинных слезливых
романах.
— Бедное дитя!—говорила она про Сергея, еще не
зная его.— Бедное дитя!
Однажды утром с черного хода кто-то резко позвонил.
Людмила Густавовна пошла сама отпирать дверь, так как
кухарка ее ушла на рынок.
На площадке стоял паренек лет пятнадцати. Это был
широкоплечий крепыш, смуглый, с темными насмешливы¬
ми глазами и большим лбом. Старая фуражка была сдви¬
нута на затылок, из-под нее виднелись густые темные во¬
лосы, подстриженные ежиком. Короткое выцветшее
приютское пальтишко не сходилось на груди. В руках он
держал небольшую корзинку с вещами.
104

— Ты кто?—спросила Людмила Густавовна, с удив¬
лением и даже с испугом разглядывая паренька.
— Сергей Костриков.
— Сиротка?.. Из Уржума?
— Из Уржума.
— Так это, значит, ты? Ну входи, входи,— растерянно
сказала Людмила Густавовна, впуская Сергея в кухню.
«Сиротка» показался ей что-то слишком уж здоровым,
сильным и веселым.
— Послушай, а ты правда сиротка?— сомневаясь,
спросила Людмила Густавовна, пристально разглядывая
своего нового жильца.
— Сирота,— ответил Сергей.
— Ну что ж, садись,— сказала Людмила Густавовна
и стала расспрашивать его о своем двоюродном брате
Польнере и об Уржуме, где она гостила, когда была еще
совсем юной девушкой. Сергей глядел в пол и медленно
отвечал на вопросы. Он не все понимал из того, что гово¬
рила Людмила Густавовна,—она трещала, как сорока, да
к тому же и шепелявила.
Скоро вернулась кухарка с рынка. Людмила Густавов¬
на велела напоить Сергея чаем и, чтобы обдумать, куда
поместить нового жильца, пошла в свою комнату, тесно
заставленную старинной плюшевой мебелью.
Толстая усатая старуха кухарка оказалась разговорчи¬
вой и добродушной.
— Значит, учиться приехал? Хватишь ты, парень, со¬
леного до слез с этим ученьем. Бедному человеку учиться
карман не дозволяет. Бедному мастеровать надо: в плот¬
ники, в столяры, в сапожники идти.
Старуха долго философствовала о судьбе бедняков и
под конец рассказала Сергею печальную историю о том,
как в прошлом году в их доме умер от чахотки молодой
студент.
— Лицо у него было желтое, ровно восковое, нос
острый. Бежит, бывало, утром, голодный, на свои лекции
Ю5

торопится. Сапоги драные, шинель на рыбьем меху...
Пока Сергей пил чай, Людмила Густавовна сидела в
своей комнате, обдумывая, куда поместить нового жильца,
По, как ни прикидывала, как ни раздумывала, для Сергея
находилось только одно место—в темном коридоре. Там
с^оял небольшой сундук, покрытый выцветшим ковром.
Над сундуком висели завернутые в простыни две картины
и шелковый зонтик в сером чехле. Здесь же в углу на ват¬
ной подстилке жила старая слепая кошка.
Людмила Густавовна вышла на кухню и объявила
Сергею свое решение: он будет спать в передней на «сун¬
дучке», а заниматься может вечером на кухне после того,
как все отужинают и кухарка вымоет и уберет посуду.
Вечером в квартиру начали собираться студенты. Они
возвращались с занятий. Всего жильцов у Людмилы Гу¬
ст? °^вны было шесть человек.
В этот вечер, выйдя на кухню, жильцы увидели там
темноволосого мальчика. Он сидел у окна и читал какую-
то книжку. Долго пришлось в первый вечер Сергею ждать
на кухне, пока все улягутся спать и перестанут ходить
через коридор. Когда наконец в квартире все утихло,
Сергей пошел устраиваться на новом месте.
Сундук оказался слишком коротким. Спать на нем
можно было, только свернувшись клубочком. Постель была
жесткая, а от матраца почему-то пахло керосином. Сергей
долго ворочался и никак не мог уснуть на новом месте.
Только под самое утро он заснул крепким сном.
Глава XXII
УГЛОВОЙ ЖИЛЕЦ
Занятия в Казанском промышленном училище начина¬
лись ровно в восемь часов утра. А так как Сергей жил
в другом конце города, то вставать ему приходилось рано.
Кухонные часы с растрескавшимся циферблатом показы¬
вали только половину седьмого, когда он просыпался.
106

На умывание и сборы у него уходило не больше деся¬
ти минут. Сапоги он надевал в самую последнюю минуту,
а до того ходил по кухне и по коридору босиком.
Польнер на прощание перед его отъездом из Уржума
дал ему такой наказ: учиться на круглые пятерки... и бе¬
речь сапоги.
— В большом городе подметки быстро изнашиваются.
Зря по городу не гоняй!
И Сергей зря не бегал. Но как убережешь подметки,
когда от дома до училища, с Нижне-Федоровской ули¬
цы до Арского поля, надо было тащиться такую даль!
Хорошо еще, если на улицах сухо, а дождь и слякоть—
совсем для сапог погибель. Размокнут, раскиснут так, что
и до утра не просушишь. А погода, как назло, становилась
с каждым днем все хуже и хуже.
— Отошли ясные деньки,— ворчала по утрам старуха
кухарка, зажигая коптилку.— Теперь как примется, так
уж и будет и будет лить без конца, покуда снегу бог не
пошлет.
Кряхтя и позевывая, старуха принималась ставить
самовар и только тут замечала в потемках Сергея.
— А ты, ученый, уж и в поход собрался... Вымокнешь,
парень, как рыба. Хоть бы чаю дождался, у меня самовар
мигом поспеет.
Но Сергею некогда было дожидаться чаю. Он нахлобу¬
чивал фуражку, поднимал узенький воротник своего
пальтишка и выходил на мокрую, холодную улицу.
Керосиновые фонари мигали на ветру. Кое-где в де¬
ревянных низеньких домишках были тускло освещены
окна, и с улицы видно было, как за ситцевыми занавесками
двигаются тени—там собирались на работу.
Идти Сергею было трудно. Ноги разъезжались. Под
сапогами чавкала и хлюпала жирная грязь. Чернели
глубокие лужи. Сергей то обходил их сторонкой, то пере¬
прыгивал через них, стараясь не промочить сапог.
107

Шел он быстро, размашисто, но все-таки успевал заме¬
тить многое, что попадалось на пути.
А больше всего привлекало его взгляд окно писче¬
бумажного магазина, где за стеклом между коробками
почтовой бумаги и горками записных книжек лежала рас¬
крытая готовальня. До чего же она была хороша! Фут¬
ляр черный, подкладка малиновая, бархатная, а на бархате
так и блестят два циркуля: один измерительный, другой
чертежный. Рядом с циркулем—два рейсфедера, и здесь
же большой стальной транспортир, стальная линеечка и
футлярчик для карандашей.
А рядом с готовальней в том же окне лежало штук
пятнадцать лекал самой причудливой формы,— они, видно,
продавались вместе с готовальней. Может, даже за ту же
цену.
Эх, с этой готовальней можно было бы такие чертежи
делать, что сам Жаков—учитель черчения—и тот бы не
придрался!
Да еще хорошо бы столик отдельный где-нибудь раз¬
добыть, хоть маленький. А то приходится работать за ку¬
хонным столом Того и гляди, сальное пятно на чертеж
посадишь.
Вот уже полтора месяца, как Сергей жил у Людмилы
Густавовны, и все эти полтора месяца изо дня в день по¬
вторялось одно и то же.
Часов в девять вечера старуха кухарка принималась
мыть посуду. Мыла она не торопясь. Чугуны терла песком,
ножи и вилки чистила тертым кирпичом или наждачной бу¬
магой. А пока она возилась с посудой, Сергей нетерпе¬
ливо шагал взад и вперед по кухне.
Ну когда же старуха кончит уборку и освободит стол?
Но старухе спешить было некуда.
Наконец, не вытерпев, Сергей сам хватал ножи и вилки
и так яростно принимался тереть их наждаком, что кухар¬
ка даже пугалась:
— Легче, парень, черенки не поломай!
108

Но вот уборка подходила к концу. Кухарка принима¬
лась мыть стол. Сначала поливала его кипятком из чай¬
ника, потом скребла большим кухонным ножом, потом
мыла мочалкой и снова поливала кипятком. От стола шел
пар, его шершавая доска лоснилась и становилась желтой,
как масло.
Сергей только этого и ждал. Он хватал чистую тряпку
и насухо вытирал этот занозистый, старый стол.
Вот теперь можно и поработать. На столе появлялся
большой квадратный лист белой бумаги. Сергей осторожно
прикреплял его на углах стола кнопками, затем доста¬
вал из своей корзинки пузырек с тушью, старую казен¬
ную готовальню, два остро отточенных карандаша и ре¬
зинку.
— Ну, дорвался, голубчик. Теперь всю ночь сидеть
будет,— говорила старуха и, намочив голову под рукомой¬
ником, принималась на ночь заплетать жидкие косицы.
Но Сергей уже не слышал ни старухиных слов, ни ее
шарканья по кухне. Он подвигал к себе поближе настоль¬
ную керосиновую лампочку, надевал на нее бумажный
колпачок, который смастерил сам, и начинал чертить.
Острый карандаш легонько скользит по плотной белой
бумаге, иголочка циркуля оставляет чуть заметные точки.
И вдруг — снова шаги. На кухню, шлепая туфлями, захо¬
дит Людмила Густавовна.
Каждый вечер она обязательно заглядывает во все
углы своей квартиры.
— С огнем надо быть осторожнее,— говорит она, оста¬
навливаясь возле Сергея.— Не дай бог, пожар может слу¬
читься...
Больше всего в жизни она боялась мышей и пожаров.
Сергей, не отрываясь от чертежа, молча кивал го¬
ловой.
— Ты слышишь, что я сказала?—спрашивала Люд¬
мила Густавовна.
И Сергей еще раз кивал головой;
109

— Мгм... мгм... Ага...
Заглянув за печку, где храпит старуха, и мимоходом
зачем-то пощупав мокрое полотенце на веревке, Людмила
Густавовна величественно удаляется из кухни. Папильот¬
ки дрожат и качаются у нее на голове.
Ну, наконец-то ушла.
Теперь Сергей остается полным хозяином на кухне.
Как хорошо, что так тихо стало в квартире! Только
из умывальника мерно каплет в лохань вода да тикают
на стене часы.
Сергей достает рейсфедер, подносит его к лампе и
пристально смотрит на кончик. Нужно проверить, не
пристала ли к перу маленькая ворсинка или пушинка.
Если не снимешь ее вовремя, пропала вся работа: вместо
черной, тонкой, красивой линии на бумаге останется хво¬
статая комета...
Сергей снимает сапоги и ходит вокруг стола, разгляды¬
вая со всех сторон готовый чертеж.
Невысокий, широкоплечий, он ложится грудью на стол,
чтобы дотянуться до верхнего края чертежа. Потом отхо¬
дит, прищуривает один глаз и, склонив голову набок, еще
раз оглядывает работу. Чертеж получился на славу. Сергей
доволен. Ему очень хотелось бы сейчас посвистеть, попеть,
но вокруг все спят. Только за печкой бормочет старуха—
это она во сне пересчитывает покупки.
— Грудинки полтора фунта, два фунта ситного, два
черного, на пятачок сендерея и петруш-ш-ш-ки...
Глава XXIII
НОВЫЕ МЕСТА, НОВЫЕ ЛЮДИ
По воскресеньям, праздникам и табельным дням, когда
в училище не было занятий, Сергей с утра уходил бродить
по городу.
ПО

Большой город Казань. Это не то, что Уржум. Тот
в один день вдоль и поперек два раза обежишь. А Казань
и в месяц как следует не осмотришь,— особенно если хо¬
дить будешь только по воскресеньям.
Первые сведения о том, что надо посмотреть в Казани,
Сергей получил от старухи кухарки.
Больше всего она хвалила главную улицу. Тут тебе
и магазины всякие, и торговые ряды, и дома высокие кир¬
пичные да каменные,— одно слово, праздничная улица—
Воскресенская. Живут по этой улице все благородные—
купцы и начальство. А еще советовала кухарка сходить на
Волгу и на Арское кладбище.
— На Волге,— говорила она,— грузчики больно жало¬
стно песни поют, а на кладбище—благодать. Тихо, зеле¬
но, и птицы заливаются.
Сергей побывал всюду, обошел главные улицы с краси¬
выми каменными домами, где около богатых магазинов
и лабазов было шумно и оживленно и всегда толпился
народ.
Прошел мимо мечети, где с высокого белого минарета
по вечерам раздавались гортанные выкрики татарского
муэдзина.
Увидел Казанский университет — огромное здание,
украшенное массивными колоннами. Он долго стоял и
глядел, как хлопала тяжелая дверь и из нее шумной тол¬
пой высыпали студенты.
Побывал Сергей и на Волге, забрел и на Арское клад¬
бище. Заглянул и в Козью Слободку, и на Попову горку,
и в Засыпкин переулок, и в Кошачий, и в Собачий.
Здесь, на окраине города, улицы были узкие и грязные.
Здесь ютилась беднота. Вечером скудно освещенные улицы
оживлялись: с заводов и фабрик сюда—домой—тянулся
усталый рабочий люд.
Попал Сергей и в Татарскую слободу. По-русски ее
звали «Устье», а по татарски—«Какаида».
Это был как будто совсем другой город. Здесь говорили
Ш

только по-татарски. Женщины и девочки ходили в длин¬
ных шароварах, а мужчины были бритоголовые, в тюбетей¬
ках. На татарских улицах Сергей совсем не встречал
пьяных.
Старуха кухарка говорила:
— Им, нехристям, ихний Магомет водку пить не по¬
зволил.
Бродя по Устью, Сергей видел, как худые, грязные
татарские ребятишки целый день играли в уличной пыли,
под копытами ломовых лошадей.
А мимо равнодушно проходили богатые татарки в шел¬
ковых платках, в плоских бархатных шапочках, украшен¬
ных серебряными монетами.
Скоро он нашел себе двух товарищей. Эти товарищи
были Асеев и Яковлев. Теперь по городу они стали ходить
втроем.
С Асеевым он познакомился в первый же день занятий.
В коридорах училища разгуливали и стояли подростки
и великовозрастные, усатые парни. Было шумно. Говор,
смех, крики, шарканье ног гулко отдавались в концах ко¬
ридора.
Новички, ошеломленные и растерявшиеся, жались к
стенам и окнам. Среди них был и Сергей. Он с любопыт¬
ством разглядывал ребят, своих будущих товарищей.
«Вот тот, наверное, тоже новичок. Один ходит. А тот,
уж, конечно, не первый год в училище—всех задевает,
со всеми перекликается».
И вдруг Сергей заметил среди ребят одного паренька,
который стоял у противоположной стены, заложив руки
за спину.
Паренек ничем не отличался от других ребят. Худень¬
кий, остроносый, он терялся в толпе стриженых мальчиков
в одинаковых темных рубашках.
Но Сергей не сводил с него глаз, и не столько с него
самого, сколько с медной пряжки его ремня. На пряжке
были вырезаны три буквы: УГУ. Эти буквы были Сергею
112

так хорошо знакомы. Четыре года носил он ремень с точно
такой же пряжкой, когда учился в Уржумском городском
училище. Сергей с минуту еще подумал, а потом двинулся
прямо на парнишку.
— Ты разве тоже в УГУ учился?—спросил он.
— Учился,— ответил тот озадаченно.
— А отчего же я тебя никогда не видел?
— Ия тебя никогда не видел.
— Ты в этом году кончил?— спросил Сергей.
— В этом.
Сергей с сомнением покачал головой.
— Нет, у нас в Уржуме таких не было.
— А разве я тебе говорил, что я из Уржума? Я из Уфы.
УГУ—Уфимское городское училище.
— Так бы спервоначалу и сказал,— засмеялся Сергей.
Остроносый тоже рассмеялся.
С этого дня у Сергея с парнишкой началось знаком¬
ство, а потом и дружба.
Звали остроносого Асеевым. Жил он на Рыбнорядской
улице вместе со своим товарищем Яковлевым, который
тоже вскоре стал приятелем Сергея, и в классе их даже
прозвали «неразлучная троица».
Глава XXIV
СОЕДИНЕННОЕ ПРОМЫШЛЕННОЕ
Казанское промышленное училище потому и называ¬
лось соединенным, что в нем было не одно, а целых четыре
технических училища: одно среднее химико-техническое
и три низших—механико-техническое, химико-техническое
и строительно-техническое.
Сюда съезжалась молодежь со всех концов страны.
В длинных полутемных коридорах училища можно было
113

услышать окающую речь северян, певучую украинцев и
гортанную кавказцев.
Таких училищ было только два на всю огромную
Россию, и, хотя училище было открыто всего за три года
до поступления Сергея, молодежь о нем уже знала даже
в далеких медвежьих углах.
Поступить в Казанское промышленное было нелегко:
желающих были сотни, а попадали десятки.
Тяга в училище была такая потому, что в нем имелись
механические и строительные мастерские. Заодно с уче¬
ньем можно было здесь и практику получить. А со второго
курса учеников промышленного училища посылали уже на
заводы и на фабрики.
В низшем техническом училище, куда поступил Сергей,
нужно было учиться три года, и принимались сюда даже
из сельской двухклассной школы, так что Сергей, окон¬
чивший и приходское и городское четырехклассное, был
среди своих товарищей одним из первых грамотеев.
В среднем требования были повыше—туда принимали
из четвертого класса реального или из пятого класса гим¬
назии, и учиться в среднем нужно было на год больше, чем
в низшем. Здание Казанского соединенного училища было
большое, кирпичное и занимало чуть ли не целую	улицу,—
только улицы здесь никакой не было.	Училище	стояло	за
городом, а адрес его был короткий: «Арское поле, свой
дом».
Тут же, на Арском поле, помещались духовная ака¬
демия, ветеринарный институт и крещено-татарская шко¬
ла. Когда толпы учащихся высылали черной лавиной из
дверей академии, института и промышленного, здесь было
даже шумнее, чем на иных улицах	города.
И все-таки это был не город.
Весной в оврагах и в канавах у дороги долго не таял
снег, а над кладбищем с криком носились грачи, устраи¬
вая себе гнезда.
Да разве можно было расслышать этот птичий гомон,
114

когда внизу спорили, шумели, распевали на разные голоса
будущие механики, чертежники, строительные десятники,
машинисты и заводские мастера!
Учеников среднего училища можно было отличить от
всех прочих с первого взгляда. На их черных фуражках,
воротниках и обшлагах были синие канты.
«Низшим» кантов не полагалось ни на фуражках, ни
на тужурках.
И если какой-нибудь франт из «низших» не мог
устоять от соблазна и заводил себе фуражку с синим кан¬
том, то такая вольность могла обойтись дорого.
В кабинете у инспектора Широкова в углу стоял шкаф,
и в этом шкафу на полках лежали рядом, как в шапочной
мастерской, целые дюжины фуражек с кантами. Эти фу¬
ражки инспектор собственноручно снял с повинных голов.
За франтовство ученикам приходилось расплачиваться
двумя часами карцера да еще покупать новую фуражку.
Но различие между «средними» и «низшими» было не
в одних кантах. После окончания школы их ожидала раз¬
ная судьба. «Средние» готовились в техники, чуть ли не
в инженеры, а «низшим» редко удавалось прыгнуть выше
десятника, мастера или машиниста.
И притом министерство народного просвещения не
разрешало ученикам низшего технического училища пере¬
ходить в среднее, даже если они окончили на круглые пя¬
терки.
Но все это не мешало «средним» и «низшим» жить ме¬
жду собой довольно дружно. Ни правами своими, ни кан¬
тами «средние» не слишком гордились. Одним только
преимуществом они не прочь были похвастаться перед
«низшими»: им разрешалось курить даже в училищных
коридорах, а «низшим» курить не разрешалось.
В остальном же дисциплина для тех и других была оди¬
наково строгая. Инспектор Широков одинаково распекал
и наказывал ученика с кантами и ученика без кантов за
115

малейшее нарушение училищного распорядка. Наказания
назывались здесь «взысканиями», и в канцелярии в рамке
под стеклом висела таблица с длинным и грозным заго¬
ловком:
«Правила о взысканиях, налагаемых на учеников сред¬
них технических и низших училищ, утвержденные госпо¬
дином Министром Народного Просвещения».
Взыскания были разные—от двух часов отсидки в
карцере вплоть до исключения из училища. В карцер са¬
жали за пропуск уроков, за отсутствие форменного пояса,
за оторванную пуговицу, за позднюю отлучку с квартиры,
за самовольную перемену местожительства, за неявку на
молебен. А исключали «за непочтительность» и «неповино¬
вение» и, главное, за те проступки, которые не были упо¬
мянуты в «Правилах», а именно—за «политику».
Не только в училище, но даже и дома учеников не
оставляли в покое: инспектор и надзиратель рыскали по
квартирам и тщательно проверяли, сидят ли ученики после
восьми часов вечера дома, с кем водятся, не устраивают
ли у себя на квартирах незаконных сборищ.
Во всякой ученической квартире имелась особая тетрад¬
ка, в которой надзиратель оставлял свою подпись.
Если, навестив квартиру, начальство обнаруживало,
что ученик имел дерзость отправиться в театр без особого
на то разрешения, незадачливого театрала на другой день
ожидала расправа: за три часа сидения в театре на галер¬
ке он платился пятью-шестью часами отсидки в карцере.
Но ходить по театрам ребятам удавалось редко: и денег
на это не хватало, и работы было у них по горло. Зада¬
вали им в училище много, особенно по черчению и матема¬
тике. Если ученик не успел справиться с работой в будни,
приходилось работать и по воскресеньям и по праздникам.
Сергей проводил в училище целые дни—с восьми часов
утра до восьми часов вечера. Правда, среди дня ученикам
полагался двухчасовой обеденный перерыв, но Сергей жил
от училища далеко—не стоило ему гонять лишние два
па

раза чуть ли не через весь город, тем более что дома
обед его не ждал.
Он оставался в училище и обедал в полупустой столо¬
вой, где за длинными столами пристраивались еще де¬
сять—пятнадцать	человек,	живших,	как говорится,
у черта на куличках. Остальные разбегались по домам,
чтоб перехватить чего-нибудь поосновательнее, чем то¬
щий школьный обед за восемь копеек.
Часам к шести вечера все учителя кончали уроки и
расходились по домам. Из начальства оставались только
одни надзиратели. Старый сторож садился на табуретку
у входа и спокойно дремал,— ему уже не нужно было еже¬
минутно открывать	дверь и	кланяться.
В длинных коридорах гасили огни, и вместе с темнотой
наступала тишина. Только из-под дверей чертежных клас¬
сов и лабораторий	пробивался яркий свет.
В чертежных негромко шуршала бумага, с легким шо¬
рохом передвигались по туго натянутым листам белой
бумаги треугольники, лекала и линейки. А в лабораториях
позвякивали колбы и пахло чем-то неопределенным—не
то жженым пером, не то тухлыми яйцами. И в чертежных
и в лабораториях было тихо. Но зато какой гул стоял в
механических мастерских, выходивших окнами во двор!
Эти мастерские совсем были не похожи на классы,
а скорей на заводские цехи. У каждого ученика было здесь,
как на заводе, свое «рабочее место», свой станок. Приходя
в мастерскую, ученики сбрасывали с себя форменные ту¬
журки и надевали	кожаные	фартуки.
Сергей начал свою практику в механических мастер¬
ских с токарного станка. На этом станке он должен был
поработать месяцев пять, а потом перейти к кузнечному
делу, к лужению и, наконец, к сборке машин.
Еще в Уржуме в приютских мастерских Сергей славил¬
ся своими ловкими, хваткими руками и быстрой сметкой.
За токарный станок он стал с охотой, и дело у него быст¬
ро пошло на лад. На первых порах новички в мастерских
117

то и дело попадали в беду: то руку порежут, то на ноги
тяжелую болванку уронят, то палец зажмут в тиски. Мало
того, что было больно, неудачнику влетало еще и от ма¬
стера—старого заводского слесаря, который преподавал
в «механических».
— С машиной обращение надо знать, ворона полоро¬
тая,— говорил мастер.— Этак, не ровен час, ты и свой нос
в тиски зажмешь. У станка стоять—не в бабки играть.
Сергею не приходилось выслушивать такие отповеди.
— Этого машина любит,— кивал на него головой ма¬
стер, проходя мимо.
И это было верно. А еще вернее было бы сказать, что
не столько машина любила Сергея, сколько Сергей—ма¬
шину. Он не оробел перед ней в перзые дни, а взялся за
нее по-хозяйски. По нескольку раз в день он обтирал ее,
смазывал, проверял. Станок его стоял у окна в углу. Тут
же Сергей пристроил полку для инструмента, а на пол
поставил ящик для отходов и пакли. Паклей полагалось
обтирать после работы станки и грязные замасленные
руки.
Чуть только ученики осваивались с работой, им пору¬
чали изготовлять самые разнообразные вещи для школь¬
ных мастерских и лабораторий—сначала полегче, потом
потруднее. Они сами делали и ручки для инструментов,
и молотки, и масленки, и лейки, и медные ступки и даже
гидравлические прессы.
Не зря директор Грузов в одной из своих речей обещал
местным заводчикам—Крестовниковым, Алафузовым и
прочим—через три года дать на заводы дисциплиниро¬
ванную и подготовленную рабочую силу.
Крестовников, Алафузов и другие крупные казанские
тузы были «попечителями» технического училища. Они
внали, за что дают деньги и оборудование училищу.
Одного только они не знали в те времена, а именно,—что
среди будущих техников и машинистов, которые учатся
118

в Казанском промышленном училище, растет и немало
будущих революционеров.
Никакой контроль, никакая слежка за чтением и пове¬
дением учащихся не мешали им устраивать незаконные
сборища и передавать друг другу запретные революцион¬
ные книжки.
От Арского пустыря до города было не слишком близ¬
ко. Вечером по пути домой можно было вволю наговорить-
ся друг с другом. Шагая по темной дороге от училища до
города, ученики промышленного—по прозвищу «маслен¬
щики»— успевали поговорить о многом. В этих разгово¬
рах доставалось и школьному начальству, и городскому,
и даже всероссийскому—самому царю Николаю Второму,
«помазаннику божию».
Глава XXV
ЗНАКОМСТВО СО СТУДЕНТОМ
Как-то раз вечером, когда кухарка еще не начинала
уборку посуды, в кухню вошел смуглый быстроглазый
студент и остановился в дверях. Сергей сидел в это время
у окна, склонившись над учебником физики. Он рассмат¬
ривал снимок паровой машины.
Студент подошел к Сергею и заглянул через его плечо
в раскрытую физику.
— Пустяковое дело, не хитрая штука,— ткнул он паль¬
цем в паровую машину.— Вот электрический двигатель—
это другой разговор.
Сергей, прикрыв учебник, с любопытством оглядел сту¬
дента. Тот протянул ему руку.
— Давайте знакомиться—Владислав Спасский, сту¬
дент физико-математического факультета.
Так Сергей в первый раз в жизни познакомился с на¬
стоящим студентом. Владислав стал часто заходить к нему
на кухню. Иногда он приносил с собой сложные, трудные
119

чертежи и объяснял Сергею устройство всяких машин. Оба
любили машину и не могли спокойно разговаривать о та¬
ких замечательных вещах, как цилиндр, ротор, статор, ва¬
лы и прочее. За разговором они иной раз забывали о вре¬
мени.
Старуха кухарка ворочалась за	печкой и	ворчала
на них:
— Ученые люди, а совести нет. Гудут и гудут, что
шмели...
Но «гудели» не только Сергей и Спасский. По вечерам
в трех комнатах, которые Людмила Густавовна сдавала
студентам, было людно и шумно.
В одной комнате читали и цитировали римское право,
в другой обсуждали только что слышанную лекцию, в
третьей играли на гитаре и пели.
Но настоящий содом и гоморра, по выражению кухар¬
ки, начинался, когда все жильцы собирались вместе в са¬
мой просторной комнате—у Леньки	Стародуба.
Студенты в складчину покупали	баранки,	колбасу,
сухую рябиновую пастилу.
Кухарка грела медный полуведерный самовар. Моло¬
дежь рассаживалась кто где—на кровати, на подоконни¬
ках, для всех не хватало стульев.
На столе пофыркивал и шумел самовар. Студенты пили
чай, ели бутерброды, пели хором песни и спорили. Спорили
горячо и шумно, размахивая руками, перебивая друг дру¬
га. Споры были всякие. О только что появившемся в про¬
даже новом романе, о студенческих землячествах, о стро¬
гих и придирчивых профессорах, о любительском спектак¬
ле, который студенты ставили своими силами.
Нередко в самый разгар шума на пороге комнаты по¬
являлась Людмила Густавовна, взволнованная и сердитая:
— Господа, нельзя ли потише! Сейчас с жалобой от со¬
седей приходили.
Шум затихал, но стоило ей выйти из комнаты, как сно¬
ва начинались горячие споры.
120

Сергей занимался на кухне. До него доносились обрыв¬
ки слов, звон посуды, переборы гитары и песни. Особенно
Сергею нравилась песня про сад, ее пел химик Хрящиц-
ский.
Это была знакомая песня, ее певала и бабушка Ма¬
ланья.
Ах ты сад, ты мой сад, сад зел-е-е-нень-кий,
Ты зачем рано цветешь,
Осыпа-а-а-ешься!..
Вскоре Сергей перезнакомился со всеми жильцами
Людмилы Густавовны. На первых порах он их немного
стеснялся, молчал и казался угрюмым. Но когда дело
доходило до машин и чертежей, он даже решался вступать
в споры.
Однако по-настоящему заинтересовались им студенты
только после одного случая.
Было воскресенье. По стеклам барабанил осенний
дождь, и все жильцы сидели дома. От нечего делать Влади¬
слав затеял французскую борьбу с Сергеем. Он объявил,
что в пять минут во что бы то ни стало положит Сергея
на обе лопатки по всем правилам французской борьбы.
И действительно, с первого же приема Владислав на¬
чал одолевать. Но вдруг Сергей ловко вывернулся и каким-
то неожиданным приемом, которого он и сам не знал,
положил Спасского на обе лопатки. Положил, да еще и
прижал к полу.
Студенты захохотали.
— А ты, оказывается, сильный,— смущенно сказал
поднимаясь с пола, Владислав.
— Ничего, парнишка здоровый!— признали студен¬
ты.— А все-таки нашего Леньки Стародуба ему не побо¬
роть.
Вскоре после этого пришел и сам Ленька Стародуб. Это
был белобрысый, близорукий, толстый увалень в очках.
— Бороться я не стану,— заявил Ленька, когда ему
рассказали о новом «чемпионе» французской борьбы.—
121

А то ведь я ненароком все косточки у этого юноши сломать
могу. Лучше я вам всем один фортель покажу.
«Фортель» заключался в следующем: один человек дол¬
жен был лечь на пол спиной кверху и вытянуться. Другой
ложился на него спиной к спине. Тогда первый вставал
на ноги и поднимал второго, будто куль с мукой.
Все по очереди довольно легко проделали этот номер.
Одного только Леньку Стародуба никто из студентов не
мог поднять.
— Кабан... Тумба... Слон... Гиппопотамий бог,— шут¬
ливо бранились студенты.
Ленька, очень довольный собой, хохотал и шумно бил
себя в грудь кулаком.
— А ну	давайте	я попробую,— предложил Сергей и,
не ожидая	ответа,	лег на пол.
Ленька, как огромная туша, навалился ему на спину.
Все молча	ждали,	что будет.
Сергей понатужился, тяжело задышал и, густо покрас¬
нев, начал	медленно подниматься	на	ноги.
— Браво! Бис! Бис!—закричал Владислав Спасский.
И все студенты тоже закричали, застучали каблуками
и захлопали в ладоши.
— Что ж это из него вырастет?..— удивленно спросил
Ленька Стародуб и, подойдя вплотную к Сергею, начал
бесцеремонно ощупывать его крепкие мускулы.
Угловой жилец, подросток, который занимался на кухне
и спал на сундуке в темном коридоре, сразу заслужил
внимание жильцов Людмилы Густавовны.
Глава XXVI
КАТОРЖНЫЕ
Как-то Сергей и Спасский шли по улице. Навстречу
им, громыхая по булыжникам мостовой, тянулись под¬
воды, нагруженные ящиками с пестрыми наклейками.
122

■— Знаешь казанское мыло? Оно по всей России идет.
Братья Крестовниковы на мыле и на свечах миллионы
нажили,— сказал Владислав.
— А большой у них завод?— спросил Сергей.
— Да один из первых в России.
— Я еще на заводах никогда не бывал, только в Ур¬
жуме на Аркуле видал, как пароходы чинят. У нас завод¬
ская практика со второго курса начинается.
— А ты бы пошел на Крестовниковскнй завод да по¬
смотрел. Ведь ваших техников туда как будто пускают.
— Верно, попробую сходить.
И, не любя откладывать дело в долгий ящик, Сергей
в первый же день, когда было не так много уроков, отпра¬
вился в Плетени, на мыловаренный завод братьев
Крестовниковых.
Сидевший у ворот завода сторож сперва не хотел его
пропустить, но Сергей показал ему свой ученический
билет. Сторож подумал, что ученика прислали на практи¬
ку,— это было обычное дело на заводе,— и открыл калит¬
ку.
Первое, что бросилось в глаза Сергею, были длинные
каменные цеха, приплюснутые, словно вросшие в землю.
Крепко пахло мылом, нашатырем и еще чем-то, затхлым и
кислым. Земля во дворе была скользкая от мыльных опо¬
лосков. Голубовато-серые лужи отливали перламутром и
пузырились. Недалеко от ворот, около длинного здания,
шла погрузка ящиков с мылом. Большие, тяжелые ящики
спускали сверху на блоке. На каждом ящике пестрела эти¬
кетка: «Казанское мыло. Малая золотая медаль на Париж¬
ской выставке».
— Скажите, как пройти в машинный цех?— спросил
Сергей у рабочих, которые возились около подвод.
— Какие у нас машины? Одно название.— махнул ру¬
кой один из рабочих в тяжелом и блестящем от мыла фар¬
туке.
123

— Иди вон туда, парень!— крикнул второй и показал
в глубь двора.
Сергей пошел, куда ему указали, но попал не в машин¬
ное отделение, а в сернокислотный цех. Он открыл ма¬
ленькую скрипучую дверь, и острый запах пахнул ему в
лицо с такой силой, словно он наклонился над огромной
бочкой нашатырного спирта. Сергей закашлялся.
Он очутился в длинной темной комнате с каменным
полом, с каменными стенами, почерневшими от кислоты.
Несколько рабочих возились у чана. Окна были решетча¬
тые, словно в тюрьме.
— Не закрывай дверь, парень!— крикнул Сергею вы¬
сокий рабочий в синей рубахе.— Сдохнешь здесь, как кры¬
са в ловушке.
И он, закашлявшись, плюнул на пол.
Сергей подсунул под дверь обломок кирпича и постоял
немного на пороге. «Неужели и в других цехах такая же
духота?»— подумал он.
Второй цех, куда он попал, был мыловаренный. Здесь
варилось знаменитое «казанское яичное мыло».
Из огромных чанов поднимался белый горячий пар.
Паром, словно кисеей, был затянут весь цех.
Возле чанов стояли рабочие и длинными, как вес¬
ла, мешалками тяжело ворочали и промешивали кипящее
мыло.
Сергей столкнулся со стариком рабочим.
— Ты чего здесь бродишь?—спросил тот.
Сергей ответил, что он пришел поглядеть, как варят
мыло.
— Погляди, погляди, коли что разглядишь,— усмех¬
нулся старик и словно нырнул куда-то в белый туман.
Долго ходил Сергей по заводу, заглядывал в каждый
закоулок. Кто знает, может, после ученья ему самому
придется работать на этом заводе? А если не на этом, то
на таком же.
Конечно, интереснее было бы попасть на завод, где обо¬
124

рудование получше, где машин побольше. Да еще не изве¬
стно, куда возьмут.
В коридоре одного из цехов, у бочки с водой, в которую
полагалось бросать окурки, Сергей разговорился с моло¬
дым рабочим. Рабочий торопливо докуривал кривую ци¬
гарку. Левая рука у него была толсто обмотана почернев¬
шей тряпкой.
— Это что у тебя с рукой?— спросил Сергей.
— Кислотой облил. Третий день, и ни черта не зажи¬
вает.
— Как же ты одной рукой работаешь?
— Так и работаю, вполсилы. Да я еще удачливый, дру¬
гие вовсе без рук и без глаз остаются. Кислота—она шту¬
ка вредная. До кости прожигает...
Парень бросил в воду окурок и ушел в цех. А Сергей
зашагал к воротам.
Во дворе Сергей встретил несколько мальчишек, кото¬
рые, перепрыгивая через мыльные лужи, бежали куда-то
к цехам. С виду они были моложе Сергея года на два—
на три.
У мальчишек и лица, и руки, и одежда были перема¬
заны сажей.
«Где же это они на мыльном заводе столько сажи
набрали?»— удивился Сергей.
У калитки он спросил сторожа:
— Что у вас эти мальчишки делают?
— Котлы	чистят,— ответил, позевывая, сторож.—
Двадцать три копейки в день зарабатывают.
«Так вот он какой, завод,— думал Сергей, шагая по до¬
роге в город,— каторга и та, пожалуй, лучше».
Когда дома вечером Сергей рассказал о Крестовников-
ском заводе Спасскому, тот только плечами пожал.
— Завод как завод. Другие еще хуже бывают. А если
тебе не нравится, так ты возьми и переделай.
Тем разговор и кончился.
Через несколько дней после этого Сергей познакомился
125

с одним стариком рабочим. Старик жил неподалеку на
Нижне-Федоровской.
Фамилия у него была какая-то длинная и чудная, а
звали его все попросту Акимычем.
Знакомство у Сергея со стариком началось так.
Раз вечером, когда Сергей возвращался домой, кто-то
окликнул его:
— Паренек, а паренек!
Сергей обернулся. У низеньких покосившихся ворот
стоял старик с прокуренными нависшими усами и клочко¬
ватой бородкой.
— Огонька нету?
Доставая из кармана коробок спичек, Сергей подумал:
«Где я этого старика видал?»
И тут он вспомнил густую пелену молочного тумана
в мыловаренном цехе у Крестовииковых и того старика,
который сказал ему:
«Погляди, погляди, если что разглядишь».
Это и верно был тот самый рабочий.
Вскоре Сергей с Акимычем подружился и даже стал
изредка заходить к нему в гости.
В маленькой комнате, оклеенной наполовину оберточной
бумагой, а наполовину цветистыми розовыми обоями,
сильно пахло махоркой и геранью. На окошке висели две
клетки со щеглом и скворцом.
Однажды, когда Сергей пришел к старику, Акимыч ме¬
нял в клетках воду и подсыпал в кормушки конопляное
семя.
Он поздоровался с гостем, а потом снова принялся за
прерванное дело.
— Чего носом-то вертишь?— говорил он скворцу.—
Чего? Работничек!.. Ишь, зоб-то как набил. Разжирел, что
околоточный. Вот пошлю тебя на завод кислоту перели¬
вать, тогда узнаешь. А то сидишь да чиликаешь. Какой
от тебя толк? Дармоед ты, дармоед.
А ты чего воду расплескал?—ругал он щегла.— Слуга
126

я тебе, что ли? Легко думаешь, мне уборкой заниматься?
И без тебя дела хватает. Вот погоди, выпущу тебя на двор,
там кошки тебя сожрут.
Подсыпав птицам корма и налив в чашечки воду, Аки-
мыч обернулся к Сергею.
— А теперь и мы с тобой малость поклюем.
Он достал связку баранок и налил из жестяного чайни¬
ка два стакана чая.
— Давненько я с молодым народом чаю не пил,— ска¬
зал Акимыч, прихлебывая из стакана.— Сын-то у меня,
пожалуй, немногим постарше тебя будет. Тебе сколько?
— Шестнадцать в марте.
— Значит, мой постарше—ему двадцатый. А я думал
по виду, что тебе	тоже годков восемнадцать.
— Где же ваш	сын? Уехал куда?
— Недалеко уехал. Рукой подать, а только я его пятый
месяц не вижу.
Старик наклонился к Сергею и сказал ему на ухо:
— Сидит.
И тут Акимыч рассказал, что сын его, Григорий, не ду¬
рак, книжки читает и в работе тоже маху не дает. Если б
ему поучиться, он бы, может, до техника дошел. Только
характер у него горячий, а мастер в цехе—собака. Ну вот,
у них дело и вышло... Только за третьим стаканом Сергей
узнал от Акимыча, какое вышло дело.
— Из-за штрафа	всё это получилось,— вполголоса	го¬
ворил Акимыч.— Да	не сына моего оштрафовали,	а	друго¬
го. Штрафуют ведь у нас каждый день. Моргнешь лишний
раз—и то штрафуют. А сынишка мой возьми да и скажи
это мастеру прямо в глаза. А мастер его по зубам. А мой
Григорий ему сдачи... Ну вот—и посадили. Да еще перед
этим обыск сделали и нашли... книжки... запрещенные...
— А откуда же он книжки брал?
— Да уж брал,— сказал Акимыч и на этот раз ничего
больше не захотел рассказывать—ни про сына, ни про за¬
прещенные книжки.
127

Только после того как старик познакомился с Сергеем
поближе, стал он говорить с молодым своим приятелем
попросту обо всем, что думал.
Немало узнал от него Сергей про заводское житье.
— Я,— говорил старик,— на заводе новичок, всего лет
пятнадцать с лишним работаю. А есть у нас такие, что
тут при заводе и родились. Мальчишек, котлочистов на¬
ших, видал? Так у многих из них и отцы здесь работают, и
деды тут же помирать собираются. Да и куда уйдешь?
Братья Крестовниковы—народ деловой, пронзительный.
Они при заводе свои лавки открыли—на книжку товар
отпускают. Рабочий человек и оглянуться не успеет, а уж
он кругом в долгу. Да к тому же у нас, почитай, каждый
рабочий в собственном доме живет. Дом не дом, конечно, а
четыре угла да труба наружу, а деньги на такой дворец те
же братья Крестовниковы давали. Вот и выходит: они ра¬
детели наши, а мы их должники по гроб жизни. Свечку за
них ставить должны, за здравие их драгоценное.
Сам бы я до всего этого, может, и не дошел бы,— при¬
бавлял старик,— да Григорий мне, как на ладони, все по¬
казал, а ему умные люди глаза протерли. Понимаем мы
теперь, что да кто всему виною, только прямо об этом го¬
ворить не следует. У нас полгода тому назад студента
одного арестовали—практиканта в кислотном цехе. Со¬
циалистом оказался. А кто донес? Не иначе, как старший
мастер. Он, говорят, в охранке служит.
И старик рассказал Сергею—не прямо, а обиняком—
про тех, «кто виноват».
Рассказ этот был похож не то на сказку, не то на
басню.
— Стоит себе дом, старый дом, труба набок легла. Из-
под пола дует, окна порассохлись, двери скрипят. Холод¬
но, грязно, погано. А в дому жильцы живут. Каждый в
своей конуре. Каждый сам себе норовит обиход устроить.
Один дыры в полу войлоком затыкает, другой в окно по-
л\гшку сует, третий обоями новыми с этакими васильками
128

каморку свою оклеивает. Думает красотой все изъяны за¬
крыть. А из-под пола без передышки дует и дует. Сгнил
дом, и фундамент давно просел—того и гляди, завалится.
Тут уж сколько ни затыкай дыр, толку не будет. Ни к чер¬
ту дом не годится. Вот и пойми, кто виноват... Понял?
— Понял!—усмехнулся Сергей.— Царь виноват.
Старик даже привстал.
— Да ты, дурной, потише. Больно уж догадлив. Я тебе
что рассказал? Про гнилой дом. Значит, кто виноват, что
он сгнил? Хозяин виноват. Ты так бы и говорил: хо-зя-ин
ви-но-ват. А ты вон куда метнул. Прямо в цель. Знаешь,
что за такие слова бывает? В Сибирь, на каторгу...
Каждый раз, бывая в гостях у старого рабочего, Сергей
узнавал что-нибудь новое и поучительное. Однажды он за¬
стал Акимыча взволнованным и сердитым.
— До чего хитры, бестии,— ворчал старик.— «Ваше
дело, говорят, прибавку от хозяев требовать, чтобы брюхо
сыто было, чтоб теплые бараки для вас строили, а полити¬
ка—не вашего, рабочего, ума дело». Нет, врешь, брат, чья
политика, того и власть. Нам за свою власть, за рабочую,
бороться надо.
Долго еще ворчал и сердился старик.
Сергей не выдержал и спросил, кого так ругает
Акимыч.
— Экономистов. Самопервые предатели рабочего клас¬
са,— отрезал старик.
Прав был старый рабочий, когда возмущался «экономи¬
стами». Так социал-демократы называли людей, которые
вредными разговорами отвлекали рабочих от политической
борьбы.
б Мальчик из Уржума

Глава XXVII
СЛУЧАЙ С ДВИГАТЕЛЕМ
Уже два месяца жил Сергей у Людмилы Густавовны,
но с соседями своими по квартире слишком близко не со¬
шелся. Они были и старше его, да и жилось им много луч¬
ше, чем Сергею. Студенты нередко устраивали вечеринки
на паях, а у Сергея денег на пай не было, даром же он уго¬
щаться не любил. Вот и приходилось сидеть на кухне за
чертежами да вполголоса подпевать, когда из комнат сту¬
дентов доносилось пение. А песни пелись там всякие—и
грустные, и веселые, и смешные.
Чаще всего пели соседи Сергея казанскую студенче¬
скую песню:
Там, где тинный Булак
Со Казанкой рекой,
Словно брат и сестра, обнимаются,
От зари до зари,
Лишь зажгут фонари,
Вереницей студенты шатаются.
Даже с Владиславом Спасским Сергей разговаривал не
часто, пока не связала их одна общая затея.
— Знаешь, Сергей, что я придумал?— сказал ему как-
то Спасский.— Попробуем-ка мы с тобой соорудить элек¬
трический двигатель.
Сергею эта мысль пришлась по вкусу. Он еще тогда,
когда Спасский при первой их встрече упомянул про элек¬
трический двигатель, подумал о том, как было бы хорошо
смастерить такую штуку.
— Давай составим список всего, что нам понадобится
для работы,— предложил Спасский и, не ожидая ответа,
вырвал листок бумаги из толстой клеенчатой тетрадки, в
которой обычно записывал лекции.
Подсев к кухонному столу, он принялся писать.
Сергей сидел напротив и не сводил с него глаз, а Спас¬
130

ский писал долго, раздумывая, покусывая карандаш или
почесывая кончиком карандаша бровь.
— Ну, готово,— сказал он наконец и протянул Сергею
бумажку.
На ней четким, ровным почерком было написано:
1. Чугунный корпус.
2. Статор, а к нему катушки и пластины.
3. Ротор: а) вал ротора, б) подшипники, в) пластины
якоря, г) пластины коллектора и д) щетки коллектора.
4. Монтажные провода и всякие болты, винты и гайки.
— Ну, давай думать, что и где надо раздобыть.
Стали думать.
Прежде всего надо было достать чугунный корпус. Без
него нельзя было и работу начать. Затем необходимы ро¬
тор, статор и пластины статора.
— Все это, пожалуй, можно купить,— сказал Спас¬
ский.— Но только вот денег придется ухлопать много...
— А нельзя ли устроить это подешевле?— спросил
Сергей.— Что, если купить один корпус, а остальное сделать
самим? Поискать на рынке какой-нибудь подходящий лом
да из лома все и сделать!
— Ладно, попробуем,— сказал Спасский.— Я достану
монтажные провода и подшипники.
— Ну, а я гайки, болты и винты выточу у себя в учи¬
лище на токарном станке. Было бы только из чего.
В первый же свободный день приятели отправились
на рынок, в ряды, где продавался всякий металлический
хлам. Им сразу же посчастливилось. Среди ржавого же¬
лезного лома они нашли готовый чугунный корпус с не¬
большой трещиной. А потом им подвернулась еще одна за¬
мечательная штука. На разостланной старой рогожке
лежала поломанная бронзовая каминная решетка. Пере¬
плеты ее были из крепких и массивных бронзовых
прутьев. Сергей внимательно осмотрел решетку и припод¬
нял ее.
— Послушай, из этих прутьев можно будет вырубить
131

и выпилить вручную всё, что нам нужно,— и щетки и пла¬
стины,— сказал он быстрым шепотом Спасскому.
Продавец, маленький кривой старикашка, по лицам
покупателей сразу понял, что товар его приглянулся. Он
заломил такую цену, что Спасский даже крякнул.
— Да ведь зато решетка какая,— зашамкал старик,—
ей цены нет. Она ко мне прямо из княжеского дома попала.
Сколько ни упрашивал его Спасский хоть немного
уступить, старик не сдавался.
В конце концов приятели, вздохнув, отошли от ро¬
гожки.
И только тогда, когда они собирались уже завернуть за
угол, старик стал звать их обратно.
— Эй, молодые люди, вернитесь, вернитесь! Разговор
есть!— кричал он им вдогонку.
Приятели вернулись обратно, чувствуя, что теперь уже
сделка состоится.
— Уж очень вы мне понравились, молодые люди,— го¬
ворил старичок,— так и быть, забирайте дорогую вещь за
полцены.
Сергей и Владислав пыхтя поволокли домой решетку и
чугунный корпус.
С этого дня, возвращаясь из училища, Сергей каждый
раз приносил с собой какую-нибудь часть двигателя, выто¬
ченную и вырубленную его собственными руками.
Спасский осматривал деталь и похваливал:
— Молодец! Вот только здесь не мешало бы еще са¬
мую малость подточить...
Сергей кивал головой, а наутро карман его пальто отто¬
пыривался от тяжелого груза. Он опять тащил в училище
деталь, которую нужно было исправить.
Недели через две все было готово.
Можно было приступить к сборке двигателя.
Сначала оба приятеля принялись за дело с одинаковым
жаром, но потом студент стал остывать. То ли ему надоело,
то ли он почувствовал, что Сергей может управиться с ра¬
132

ботой и без него, но только он стал часто отлучаться. Пой¬
дет к себе в комнату искать спички, чтобы закурить, и не
возвращается целый час. А то заговорится с кем-нибудь в
коридоре и совсем забудет про двигатель.
Под конец Спасский прямо сказал Сергею:
— Делай, брат, все сам! У тебя, видно, к таким делам
способности есть. А я в технике не силен. Вот теория —
*то другое дело!
Через неделю двигатель был собран.
Его бережно перенесли в комнату Владислава, постави¬
ли в угол и прикрыли газетами.
Каждый раз, когда к студентам приходили товарищи,
будь то медики, юристы или историки, Сергей снимал газе¬
ты и начинал подробно объяснять устройство двига¬
теля. Скоро его уже некому было показывать, и о нем за¬
были.
Но недели через две о двигателе пришлось вспомнить.
У Спасского так разорвались и проносились брюки, что хо¬
дить в них на лекции стало невозможно. Он еле дождался
денег из дому и сразу же отправился на рынок—покупать
обновку.
Однако купить брюки ему не удалось.
Помешало этому неожиданное обстоятельство.
Какой-то высокий худой человек в очках и в черной
крылатке ходил по рынку и таинственно прятал под кры¬
латкой небольшой ящик. Спасский заинтересовался ящи¬
ком и спросил, что это за штука.
— Телеграф продаю,— сказал незнакомец, чуть при¬
подняв полу крылатки.
Телеграф стоил шесть рублей, ровно столько, сколько
должны были стоить брюки и сколько всего было денег
у Спасского.
Спасский оглядел и ощупал со всех сторон телеграф и,
потоптавшись несколько минут около человека в крылат¬
ке, решительно махнул рукой.
«Эх, была не была! Брюки как-нибудь можно зашто-
133

пать, а телеграфы за шесть рублей не каждый день про¬
даются».
С ящиком под мышкой Спасский, насвистывая, вернул¬
ся домой. Дома его встретили товарищи—Ленька Старо-
дуб и курчавый химик Хрящицский.
— Купил?— закричал Ленька.
— Купил!—сказал Спасский и вытащил из-под паль¬
то деревянный ящик.
— Посылку из дому получил, что ли?— подскочил к
нему Ленька, который очень любил поесть.
— Голодной куме одно на уме. Телеграф я купил—вот
что?— сердито ответил Владислав.
Химик и Ленька внимательно осмотрели покупку
Спасского и одобрили. А через час вернулись домой и
остальные четверо жильцов Людмилы Густавовны и тоже
принялись расхваливать покупку. Они со всех сторон об¬
ступили Спасского, который сидел за телеграфом. Каж¬
дый из студентов получил в этот вечер столько телеграмм,
сколько не получал за всю свою жизнь.
Телеграммы читал вслух Ленька Стародуб—он знал
азбуку Морзе. Ему первому и была адресована телеграмма.
«Вы стройны, как аравийская пальма, легки и быстры,
как антилопа».
Химик Генрих Хрящицский, который по месяцам не
платил за квартиру, получил такую телеграмму:
«Убедительно прошу уплатить комнату четыре месяца,
вернуть потерянную сапожную щетку. Милочка Сунд¬
стрем».
Студенты в этот вечер не отходили от телеграфа. Пол
в комнате у Спасского был завален витками и обрывками
длинных бумажных лент. Кошки девицы Сундстрем рас¬
таскали их по всем коридорам.
В конце концов сама девица Сундстрем влетела в ком¬
нату Владислава:
— Что вы делаете? По всему дому бумажки какие-то
валяются... Что вы печатаете?
134

Она подобрала с пола обрывок бумажной ленты и под¬
несла к близоруким глазам. Но, кроме точек и тире, девица
Сундстрем не могла ничего разглядеть. Она побледнела
и схватилась за сердце.
— Владислав, это секретный шрифт?
— Да, это азбука Морзе,— ответил Спасский.
Девица Сундстрем, не разобрав, в чем дело, в испуге
шарахнулась из комнаты.
— Да не бойтесь, Людмила Густавовна!—крикнул ей
Владислав.— Это ведь обыкновенный телеграф!
— Телеграф в квартире?! А кому вы телеграфируете?
Надеюсь, здесь нет ничего предосудительного? Вы знаете:
я отвечаю за ваше поведение.
И Людмила Густавовна вышла из комнаты, захватив
с собой на всякий случай обрывок телеграммы.
Когда поздно вечером Сергей вернулся из училища иг
услышав стук, зашел к Спасскому, тот сидел перед аппа¬
ратом, усталый от непривычной работы. Бумажная лента
на катушке подходила уже к концу. Спасский сейчас же
вручил Сергею последнюю телеграмму:
«Главному инженеру-механику Кострикову тчк Просим
принять срочный заказ на 2000 электрических двигателей
тчк Деньги переводим на ваш текущий счет тчк Президент
Соединенных Штатов».
— А в чем ты завтра думаешь на лекцию идти?— спро¬
сил один из студентов, когда Спасский, потягиваясь, встал
из-за стола.
— Пустяки,— беспечно махнул рукой Владислав.
Но когда он снял брюки и поглядел на них, лицо его
вытянулось. Брюки были так изношены, что починить их
было невозможно.
— Напиши домой, чтобы тебе еще выслали денег,—по¬
советовал Ленька.
Спасский, завернувшись в одеяло, молча сидел на кро¬
вати и о чем-то думал. Телеграф стоял перед ним на столе.
135

— Нет. Не пришлют,— уныло покачал головой Спас¬
ский.
Отец Владислава, доктор Спасский, был человек береж¬
ливый, строгий и терпеть не мог легкомыслия.
— Дернул же меня черт купить этот дурацкий теле¬
граф,— ругал себя Спасский.— Теперь хоть обматывайся
телеграфными лентами и отправляйся так в университет
на лекции.
Химик Хрящицский предложил студентам собрать день¬
ги и купить в складчину брюки Владиславу. Студенты на¬
чали подсчитывать свои капиталы. У шести человек на¬
бралось 3 рубля 27 копеек. Сергей в счет не шел— у него
не было и ломаного гроша. За его ученье, еду и угол в
квартире платили уржумские попечители.
— Знаешь что? Продай двигатель и купи себе шта¬
ны,— сказал вдруг Сергей.
— Тогда уж лучше телеграф продать,— вздохнул Спас¬
ский.
— Телеграф не стоит. Он новый. Мы его как следует
и не осмотрели,— сказали студенты.
Спасский раздумывал еще минут пять. Он доказывал
Сергею, что не имеет права на двигатель, потому что они
его делали вместе и Сергей работал даже больше его. Но
под конец Спасский все-таки согласился.
Через два дня двигатель продали за шесть рублей, а
на следующий день—это было воскресенье—Владислав
опять собрался на рынок.
— Ну уж теперь я пойду с тобой вместе, а то, чего доб¬
рого, ты еще себе купишь вместо штанов подзорную тру¬
бу,— сказал Сергей.
Вечером все студенты пили чай в комнате у Спасского
и поздравляли его с обновкой. Сидели долго.
Уже поздно ночью Владислав вышел на кухню долить
самовар. Он увидел, что Сергей занимается странным де¬
лом: медленно и осторожно окунает длинную тонкую ве¬
ревку в бутылку с тушью.
136

— Что ты делаешь?
— А ты что за спрос?— засмеялся Сергей, вспомнив
бабушку Маланью.
Он вытащил мокрую черную веревку из бутылки и по¬
весил ее сушиться у печки.
На другое утро Сергей и Спасский случайно вышли из
дому вместе. Когда они подходили к Грузинской улице
и Владислав собирался уже свернуть к университету, он
вдруг заметил, что левый сапог у Сергея крест-накрест
перевязан черной веревкой. Веревка поддерживала отва¬
ливающуюся подошву.
— Это что ж такое?—удивился Владислав и вдруг,
узнав вчерашнюю крашеную веревку, осекся на полуслове
и замолчал.
Через неделю Спасский неожиданно получил от отца
добавочный перевод на три рубля. Так как эти деньги, по
его словам, были «сверх сметы», Спасский решил истра¬
тить их на удовольствия. На два рубля он купил чайной
колбасы, огурцов, булок, ванильных баранок и бутылку
кислого красного вина, на этикетке которого славянскими
буквами было написано: «Церковное». А на остальные
деньги купил два билета в театр.
— Как вы на это смотрите, уважаемый инженер-ме¬
ханик?— спросил он, размахивая двумя розовыми бумаж¬
ками.— Приглашаю вас завтра в театр. На «Фауста». Не
возражаете?
Сергей, конечно, не возражал. Он никогда в жизни еще
не бывал в театре. На следующий вечер друзья начали
собираться в театр.
Ученикам промышленного училища позволялось хо¬
дить в театр только по особому разрешению. Сергей не был
уверен, что ему дадут такое разрешение, и решил пойти
тайком, в «вольном платье».
Он сам выгладил себе рубашку, начистил сапоги и за¬
мазал чернилами заштопанные на коленках дырки. Спас¬
137

ский вычистил свой студенческий мундир и надушился
одеколоном.
В Казанском оперном театре они разделись в гардероб¬
ной и поднялись по лестнице, застланной коврами.
На улице шел снег, дул холодный ветер, а здесь было
тепло, сверкали зеркала и пахло духами.
Когда швейцар, распахнув входную дверь, впускал
людей, занесенных снегом, с улицы врывалась струя хо¬
лодного воздуха и свист ветра.
Товарищи потолкались в фойе, где чинно прогулива¬
лись дамы в платьях со шлейфами и мужчины в черных
сюртуках или военных мундирах. Тут и там мелькали
студенческие тужурки. Изредка медленно и важно, зало¬
жив руки за спину, по фойе проходил богатый татарин-
торговец, в длиннополой суконной поддевке, желтых сапо¬
гах и бархатной, вышитой серебром тюбетейке.
Когда прозвучал звонок к началу, Сергей повернул бы¬
ло вслед за нарядной толпой в партер.
— Куда ты? Нам, дружище, выше!— схватил его за
плечо Спасский.
«Выше»— оказалось галеркой. Деревянные скамьи,
стоявшие в несколько рядов, были заполнены учащейся
молодежью.
Места у Сергея и Спасского были боковые. Чуть ли
не над их головами нависал пестрый потолок, расписанный
толстыми амурами и ангелами, играющими на скрипках.
На галерке, набитой до отказа, было душно и шумно.
Студенты и курсистки перекликались, менялись бинокля¬
ми, передавали друг другу программы. Сергей перегнулся
через барьер и начал глядеть вниз. Из оркестра доносился
нестройный гул настраиваемых инструментов.
В темно-красных бархатных ложах, похожих на наряд¬
ные коробочки, сидели дамы с обнаженными руками и пле¬
чами, обмахиваясь веерами, а за ними стояли мужчины
в блестящих крахмальных манишках и черных фраках.
138

Когда оркестр заиграл увертюру, занавес медленно
пополз в сторону.
Сергею хорошо было все слышно, но видел он, что
делается на сцене, только тогда, когда артисты выходили
па середину сцены. Стоило им отойти к правой кулисе, как
они исчезали, словно проваливались сквозь пол. Артистка,
исполнявшая роль Маргариты, к досаде Сергея, все время
стояла у правой кулисы, Сергей слышал ее пение, а видел
только кусок шлейфа ее атласного белого платья.
Но все это казалось Сергею пустяками,— до того нра¬
вились ему пение, музыка и сам театр. Он сидел, закрыв
глаза и подперев обеими руками голову.
Больше всего понравилась ему ария Мефистофеля
«Люди гибнут за металл».
Возвращаясь домой, Сергей и Спасский во весь голос
распевали арию Мефистофеля. Только ка перекрестках, где
стоял городовой, они замолкали.
Через несколько дней, когда Сергей пошел навестить
Акимыча, он рассказал ему о театре.
— Билеты-то небось дорогие?— спросил старик.
— Сорок копеек, да я не сам платил. Меня товарищ
повел.
— Ишь ты, богач какой! А сидел за сорок копеек где?
— Наверху места были.
— В райке, значит?—засмеялся Акимыч.— Что ж,
раек—это место почетное. Мой Григорий со студентами
тоже всегда в райке сидел. А господа, те больше в ложах.
У них везде свои места—и в церкви, и в театрах. Даже
бани и те у них свои, «дворянские», а у нас «простые».
Глава XXVIII
«БЛАГОДЕТЕЛИ» ОТКАЗЫВАЮТСЯ
Когда Сергей ехал учиться в Казань, его беспокоило
только одно: как бы не остаться на второй год.
Польнер сказал ему, что если он останется, то ему при¬
139

дется вернуться обратно в Уржум. Купцы-«благодетели»
ни за что не согласятся платить за лишний год.
В Казани, придя в первый день на занятия, Сергей
прочитал расписание уроков и задумался. Двенадцать
предметов, шутка ли! И среди этих предметов есть такие,
о которых он и не слышал раньше никогда: механическое
производство, устройство машин, механика, счетоводство,
черчение...
Но не так страшен черт, как его малюют. Когда нача¬
лось учение, Сергей увидел, что со всеми этими мудрены¬
ми предметами он, пожалуй, справится.
Скоро на уроках учителя стали его похваливать.
— Недурно, молодой человек,— говорили они,— ста¬
райтесь и впредь.
Так прошли первые месяцы учения в промышленном.
Приближался страшный для всего училища день—в
этот день должны были объявить отметки за первую чет¬
верть. Сергей знал, что занятия у него идут хорошо, и по¬
тому не тревожился.
Но оказалось, что дела его обстояли даже лучше, чем
он ожидал.
Надзиратель назвал его фамилию в числе первых пяти
учеников.
Придя домой, Сергей сразу же уселся писать письмо
в Уржум Польнеру.
Надо было сообщить, что деньги на учение потрачены
не зря. Но ответа он не получил.
Узнав от Польнера, что Костриков считается в классе
одним из лучших учеников, купцы-попечители тут же
решили больше денег на учение и содержание его не посы¬
лать.
— Такой способный парень и сам не пропадет! Авось
и без нас как-нибудь пробьется,— рассудили «благоде¬
тели».
И вот за два дня до объявления второй четверти школь¬
ный надзиратель Макаров после урока алгебры сказал
140

Кострикову, что его немедленно требует к себе в кабинет
сам инспектор Широков.
— Ну уж если сам Широков вызывает,— значит, дело
серьезное!
Инспектор Широков чаще всего вызывал учеников для
того, чтобы отчитывать их и сажать в карцер за наруше¬
ние правил. Сергей пошел к инспектору немного обеспо¬
коенный и удивленный.
Наверное, его ждет какая-нибудь неприятность.
Так оно и вышло.
— Костриков Сергей?— сердито спросил Широков,
едва Сергей успел переступить порог кабинета, заставлен¬
ного тяжелой дубовой мебелью.
— Да, Костриков Сергей.
— Так вот, молодой человек, потрудитесь внести плату
за право учения не позднее двенадцатого числа сего
месяца!
Сергей чуть заметно пожал плечами.
— Но ведь за меня платят из Уржума, попечители
приюта...
— В том-то и дело, что не платят ваши попечители.
Напишите им, узнайте, почему они перестали высылать
деньги. В случае неуплаты вам грозит исключение. Може¬
те идти!..— Инспектор слегка кивнул головой и погрузил¬
ся в чтение какой-то бумаги.
Сергей вышел из кабинета.
— Вот тебе и поучился!..
Невесело было ему и тревожно. Чего-чего только он не
передумал за длинную дорогу с Арского поля до Нижне-
Федоровской!
Может быть, заболел Польнер? Может быть, внезапно
в один и тот же час умерли от паралича оба попечителя
приюта, как внезапно умер прошлым летом толстый пол¬
ковник Ромашко?
Может, на почту, которая везла его деньги из Уржума
141

в Казань, напали разбойники, убили ямщика с почтальо¬
ном и ограбили почту?
Он сам слышал когда-то, как бабушка рассказывала
своему задушевному другу, кривому старику караульщику
Владимиру Ивановичу, что у них такие случаи в Глазов-
ском уезде бывали.
А может, Широков просто ошибся? Завтра он опять
вызовет Сергея в кабинет и скажет:
«Можете продолжать учиться, Костриков. Вам не гро¬
зит исключение!»
А дома Сергея поджидала уже другая беда.
Вечером, когда он занимался на кухне черчением, на
пороге появилась Людмила Густавовна. Она была, как
всегда, в голубом бумазейном капоте. На ее прыщеватом
лбу, как всегда, рожками торчали папильотки.
— Пора спать!—сказала она ворчливо.— Нечего
керосин жечь.
— Мне еще нужно уроки готовить.
— А мне какое дело! Керосин нынче опять на копейку
подорожал.
Людмила Густавовна погасила лампу и вышла из
кухни, хлопнув дверью. Сергей с минуту посидел в тем¬
ноте, потом нащупал наколотый на доску чертеж, который
ему нужно было завтра отдавать учителю, нашарил спич¬
ки и зажег лампу. Но не успел он взять циркуль в руки,
как дверь из коридора в кухню снова открылась. На по¬
роге опять стояла Людмила Густавовна. Можно было по¬
думать, что она и не отходила от дверей.
— Кому я сказала—туши лампу!
Она подбежала к столу и с такой силой подула на
лампу, что из стекла взметнулось пламя и сейчас же
погасло.
— Никакой человек не обязан даром держать жиль¬
цов! Каждый угол в теплой квартире стоит денег. Отопле¬
ние, освещение, мытье полов в коридоре и кухне,— пере¬
числяла Людмила Густавовна в темноте плачущим голо-
142

сом.— Твои благодетели отказались	платить.— Она
всхлипнула. — Я не могу!.. Ищи себе другую квартиру!..
В этот вечер чертеж так и не удалось доделать. Всю
ночь Сергей ворочался на своем сундуке с боку на бок и
не мог заснуть до утра. Еще не было шести, когда он
оделся и вышел из дому. Он решил дочертить заданный
урок в классе.
До Арского поля он почти бежал, не разбирая дороги.
В лицо дул холодный ветер. Редкие прохожие попадались
навстречу Сергею. Все они торопились куда-то, у всех
были хмурые лица.
«Только бы успеть приготовить чертеж к началу уро¬
ка»,— подгонял себя Сергей, перепрыгивая через лужи.
Он боялся даже подумать о самом страшном: а вдруг его
и вправду выгонят из училища, а Людмила Густавовна не
пустит домой ночевать! Тут он вспомнил, что у него в клас¬
се кто-то из учеников получает стипендию от какого-то
Казанского общества помощи бедным ученикам. Но кто
знает, может быть, это общество помогает только ка¬
занцам—тем ученикам, которые родились и живут в
Казани.
А как же быть ему—уржумскому?
Он подошел к училищу. Парадная дверь была еще за¬
перта—оставалось идти с черного хода. Сергей вбежал
во двор и увидел около крыльца старика сторожа.
С озабоченным лицом, почти благоговейно, сторож чи¬
стил веничком свой выцветший казенный мундир.
Он, видимо, недавно встал, и седые жидкие волосы его
были растрепаны, а не расчесаны, как обычно, на прямой
ряд. Сергей прошмыгнул мимо старика, занятого столь
важным делом, и помчался в свой класс.
В пустых темных и прохладных коридорах гулко раз¬
давались его шаги. В самом конце коридора топилась печ¬
ка. Сухие дрова стреляли и щелкали на весь коридор, а на
полу около печки дрожали красноватые тени.
В классе Сергей пристроился у окна, чтобы было по¬
143

светлее, но чертить на парте было неудобно. Чертежная
доска все время съезжала. Да и серое утро за окном не
очень-то помогало делу.
Только бы успеть, только бы успеть!.. Но работа шла
плохо. То и дело ломался карандаш, валился из рук цир¬
куль. Трудно работать, когда, может быть, дня через три-
четыре придется навсегда бросить учение.
В коридоре пробили часы, когда он окончил чертеж.
Половина восьмого. После бессонной ночи Сергею так за¬
хотелось спать, что он сел за парту и, положив голову на
вытянутые руки, задремал. Так застал его Асеев, который
пришел в училище одним из первых.
— Ты что—ночевал здесь, что ли?—спросил он
Сергея.
Тот приподнял голову, и Асеев увидел, что лицо у него
желтое, хмурое и сонное.
— Да что с тобой? Беда какая?— Асеев подсел к нему
на парту.
Сергей коротко, словно нехотя, рассказал ему про свои
дела.
Асеев только пожал плечами.
— Хозяйка отказала—велика важность! Плюнь ей в
глаза и переезжай к нам на Рыбнорядскую. Мы с Яков¬
левым как-нибудь потеснимся. А насчет Широкова тоже
чего-нибудь в три головы придумаем.
Сергей повеселел и в первую же перемену пошел к над¬
зирателю Макарову просить, чтобы ему разрешили пере¬
ехать на новую квартиру.
Но это оказалось не так просто.
— Дня через три получишь ответ,— сказал надзира¬
тель.— Сначала наведем справки относительно благона¬
дежности твоей новой квартирной хозяйки. Мы должны
знать, в какой обстановке живет ученик нашего училища.
144

И Макаров велел Сергею сообщить в канцелярию но¬
вый адрес. Адрес был такой: Рыбнорядская улица, дом
Сурова, квартира Мангуби.
Три дня Сергей приходил в училище чуть свет и гото¬
вил тут свои уроки, чтобы пореже встречаться с Людмилой
Густавовной. А на четвертый день он получил наконец
разрешение переехать на новую квартиру.
Он распрощался с Владиславом Спасским и остальны¬
ми жильцами-студентами и забрал свою корзинку.
У Людмилы Густавовны было во время прощания такое
обиженное лицо, словно это ей, а не ее угловому жильцу
отказали от квартиры.
Переехать и устроиться на новом месте Сергею было
гораздо проще, чем получить на это разрешение.
Рядом с двумя гвоздями, на которых висели тужурки
и шинели Асеева и Яковлева, Сергей вбил третий гвоздь
для своей шинели.
В угол, где стояли две корзинки, он поставил третью.
Вое было готово. Только спать Сергею было не на чем.
Асеев предложил сдвинуть вместе обе железные койки,
свою и Яковлева, и посредине положить Сергея.
Это было бы, пожалуй, и не плохо, если бы кровати
были немного пошире, а железные края у них не такие
острые. Кроме того, у одной из кровати давно не хватало
ножки, и ее подпирал деревянный чурбак.
— Лучше уж я на полу лягу. Это понадежнее будет,—
сказал Сергей.
Так и порешили. Соорудили на полу между столом
и окошком постель, и Сергей улегся, вытянувшись во весь
рост. Этого удовольствия он себе не мог позволить, пока
жил в коридоре у Людмилы Густавовны Сундстрем и
ютился на старом сундуке.

Глава XXIX
ЖИЗНЬ ВТРОЕМ
На новом месте Сергею жилось хоть и по-прежнему
впроголодь, но зато свободно. Заниматься можно было до
поздней ночи. В комнату, где жили втроем Сергей, Асеев
и Яковлев, не приходила квартирная хозяйка, не высчи¬
тывала, на сколько копеек выгорело в прошлый вечер
керосина.
Керосин они покупали сами, и бегали за ним все трое
по очереди на угол, в москательную лавку.
Спать на полу Сергею пришлось недолго. Из четырех
досок и четырех поленьев он сколотил себе широкий и
длинный топчан, на котором можно было лежать, вытя¬
нув ноги.
Из того, что было в комнате, Сергею понравился боль¬
ше всего стол для черчения. Работали за ним втроем, и
всем хватало места.
По правде сказать, этот огромный стол, неизвестно как
сюда попавший, никогда не предназначался для черчения.
Это был портновский стол, весь покрытый следами калено¬
го утюга.
По вечерам товарищи зажигали лампу под самодель¬
ным абажуром и, положив на стол три чертежных доски,
дружно принимались за работу, то напевая, то насви¬
стывая.
Работали старательно и терпеливо. Преподаватель чер¬
чения Жаков был очень строг и требовал, чтобы на черте¬
же не было ни единой помарки, ни единого пятнышка.
Асеев был неряхой и часто оставлял на блестящей ват¬
манской бумаге оттиски своих пальцев. Поэтому его кар¬
маны были всегда набиты обмусоленными, стертыми
резинками, но и они мало помогали делу, а только еще
больше пачкали бумагу. Приходилось прибегать к послед¬
нему средству—к хлебному мякишу. Специально для
146

этой цели товарищи через день покупали в булочной пол¬
фунта ситного.
При покупке обязательно просили у приказчика, чтобы
тот отвесил им не горбушку, а серединку. Хрусткие, под¬
жаристые корочки товарищи съедали по дороге из булоч¬
ной, а мякиш делили на три равные части и берегли, как
зеницу ока.
У Асеева ситный кончался раньше, чем у всех. Поло¬
вина у него уходила на подчистку пятен, а другую поло¬
вину он незаметно для самого себя съедал, отщипывая
кусочек за кусочком. Когда от мякиши у него оставались
одни только крошки, он начинал приставать к Сергею и
просить у него взаймы кусочек ситного.
— Опять съел?— удивлялся Сергей.
— Съел,— признавался Асеев.— Уж очень он сегодня
мягкий и вкусный, черт бы его побрал!
Для товарищей белый хлеб был лакомством.
— Последний раз даю,— предупреждал Сергей и, от¬
ломив от своей доли кусок, протягивал Асееву.
— Дай еще,— снова просил Асеев через полчаса.—
На что тебе нужен ситный? У тебя чертежи и без тога
чистые выходят.
Товарищи вместе чертили, вместе решали геометриче¬
ские задачи. А утром они втроем отправлялись на Арское
поле, в училище. За разговорами дорога казалась ко¬
роче.
Сергею жилось теперь гораздо веселее, чем прежде.
Одно только беспокоило его: надо платить за учение, а де¬
нег нет.
Сергей подал прошение в педагогический совет Казан¬
ского промышленного училища и со дня на день ждал
ответа.
Прошение было немногословно.
Много точно таких же бумажек поступало каждое по¬
лугодие в совет училища. Писались такие прошения оди¬
наково—по форме:
147

В ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ СОВЕТ КАЗАНСКОГО
ПРОМЫШЛЕННОГО УЧИЛИЩА
Ученика низшего механического училища
Кострикова Сергея
Прошение
Не имея денег для взноса платы за право учения в Казанском
промышленном училище, честь имею покорнейше просить Педа¬
гогический Совет Казанского промышленного училища освободить
меня от вышеупомянутой платы.
Второе прошение Сергей подал в Общество вспомоще¬
ствования нуждающимся учащимся. Это прошение тоже
было написано по форме. Сергей просил «оказать ему по¬
мощь в виде денежного единовременного или ежемесячно¬
го пособия».
В обществе на его прошении написали: «На три меся¬
ца 5 рублей с февраля. Очень б. Ничего не получает. На
что живет, неизвестно».
Буква «б» означала слово «беден».
— Нечего сказать, помогают учащимся!—со злостью
сказал Яковлев.— Отвалили пятерку в месяц—и отдела¬
лись. На еду тебе с грехом пополам хватит, а сапоги чи¬
нить на что будешь?
Но когда Сергей пришел получать пособие, сердитый
и сонный секретарь объявил ему, что деньги он будет полу¬
чать только два месяца.
— Так на заседании постановили. Два месяца по пя¬
терке. Читайте протокол.
И секретарь ткнул пальцем в развернутый лист бу¬
маги, где в длинном списке нуждающихся Сергей нашел
и свое имя, выведенное круглым канцелярским почерком.
Сергей прочитал протокол, получил пятерку и молча
вышел из канцелярии общества.
Он думал об одном, как бы только протянуть ему этот
год. А на следующий год он постарается обойтись без вся¬
148

ких попечителей и обществ. Пойдет на практику куда-
нибудь на завод или в ремонтные мастерские.
Конечно, не плохо бы и нынешним летом подработать
денег на зиму. Только возьмут ли первоклассника? Если
бы взяли, он пошел бы с радостью. Все равно летом ему
ехать некуда, да и не на что. К бабушке Маланье не по¬
едешь, она сама еле-еле концы с концами сводит. В приют
тоже не поедешь. Польнер не отвечает ему ни на одно
письмо.
Может, он уже давно и приютским-то не считается?
Нет, нужно надеяться только на свои руки!
К весне Сергей заболел.
Он долго не хотел поддаваться болезни. Захвораешь—
сляжешь. А если сляжешь, значит, не будешь ходить в
училище. Сейчас для Сергея это было немыслимо.
Разве можно заболеть, когда педагогический совет еще
не дал ответа, освободит ли он от платы Сергея или уво¬
лит из училища? Нельзя поддаваться болезни, нельзя про¬
пускать уроки. Надо каждый день бывать в мастерских и
лабораториях, надо учиться на круглые пятерки.
Но как ни крепился Сергей, а лихорадка делала свое
дело. Его потягивало, знобило и трясло. Все одеяла и ши¬
нели, которыми укрывали Сергея товарищи, не могли его
согреть. Не помогал и крутой кипяток, хотя Сергей, обжи¬
гаясь, глотал по пяти стаканов чая подряд.
— У нас здесь редко кто лихорадкой не болеет. Такой
уж город гнилой,— говорил Сергею старичок дворник.—
Как весной в половодье Волга разольется, так и затопит
низкие места. До пол-лета сырость не просыхает—чистое
болото. А для лихорадки сырые места—самое раздолье.
— Нужно бы тебе, парень, чаю с малиной выпить, в
баню попариться сходить!—кричал дворник вдогонку Сер¬
гею, когда тот утром выходил из дверей с чертежами и
книжками.
149

— Ничего, дедушка, и так пройдет!— отмахивался
Сергей.— Ляжешь да и разлежишься.
И он не пропускал ни одного дня ученья.
Желтый, осунувшийся, дрожа от озноба, он просиживал
в классе от первого урока до последнего, а однажды даже
отправился с экскурсией на парафиновый завод. Но по
дороге ему стало так плохо, что Асееву и Яковлеву при¬
шлось вести его под руки.
Дома по вечерам Сергей вычерчивал детали машин,
чуть ли не лежа на столе. А когда приходило время укла¬
дываться, у него уже не хватало сил раздеться и лечь.
Стянув с ноги сапог, он просиживал так несколько
минут. От слабости у него кружилась голова и его покачи¬
вало, но он старался сидеть прямо, опираясь обеими ру¬
ками на края топчана. Только по плечам, которые дрожа¬
ли мелкой дрожью, Асеев и Яковлев видели, что Сергея
опять лихорадит, или, как говорил старик дворник, «бьет».
Однажды Асеев слышал, как Сергей, уже лежа в по¬
стели и завернувшись в одеяло с головой, вдруг сказал
негромко, но внятно: «Спи, Сергей, спи».
Асеев так и не понял, во сне ли это говорил Сергей
или бредил.
Глава XXX
ДРУЗЬЯ ДЕТСТВА
ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ
Недели за две до роспуска учеников на каникулы в
канцелярии промышленного училища на стене был выве¬
шен список с фамилиями учеников, «уволенных на летние
каникулы к родителям, родственникам или на практику».
В списке первого класса, где учился Сергей, значились
следующие фамилии:
150

/. Асеев Дмитрий. Город Уфа — к родителям.
2. Веселицский Василий. Город Сенгелей Симбирской
губернии — к родителям.
3. Дедюхин Иван. Город Сарапул — к родителям.
4. Желудков Николай. Город Слободской Вятской
губернии — к родственникам.
И так дальше, по алфавиту до буквы К и после нее.
Кто ехал в Нижний Новгород, кто в Область Войска Дон¬
ского, кто в Вятку, кто в Царицын и Самару, кто куда,—
но все ученики ехали к родителям и родственникам.
Только двое во всем классе направлялись педагогическим
советом на практику: Костриков Сергей—в город Симбирск
на завод Сангова и еще один парнишка—на Казанский
пороховой завод. Сергей был рад. Он сам месяца два
тому назад, когда его освободили, наконец, от платы
за учение, просил педагогический совет послать его на
практику.
Он был одним из лучших учеников, и поэтому его
просьбу уважили.
Новый, незнакомый город Симбирск, неизвестный завод
Сангова, а главное, будущая практика—все казалось
Сергею заманчивым, и у него было одно желание—ско¬
рее ехать. Кто знает, может быть, удастся столько зара¬
ботать за лето на этом заводе, что хватит на весь учебный
год. И тогда, значит, не придется больше подавать проше¬
ния о пособиях.
До роспуска на каникулы оставалось еще добрых две
недели, но уже суета и то особенное оживление, которое
предшествует всегда отъезду, проникло в училище. Да и
весна, верно, давала себя чувствовать. Солнце щедро сияло
над городом, и солнечные зайчики прыгали и плясали
повсюду: и по стенам классов, и по лицам учеников, и по
сюртукам строгих и хмурых учителей, которые, казалось,
посветлели и помолодели от весеннего солнца. И даже
надзиратели, чем-то похожие на сердитых шершней, не
151

налетали, как раньше, на учеников с угрюмым жужжа¬
нием.
Окна в классах были открыты настежь. Черный и влаж¬
ный пустырь весь зазеленел. На школьных молодых бере¬
зах появилась легкая и нежная листва.
Ученики ходили в шинелях нараспашку и в сдвинутых
на затылок фуражках.
Разговоры у всех теперь начинались с одного: «А вот
у нас летом...» И дальше шли почти сказочные рассказы
о том, какие огромные яблоки и груши растут летом «у
нас в Великих Луках» или «у нас под Самарой» и какие
замечательные язи и окуни клюют там на живца.
Сергей тоже ходил в расстегнутой шинели и насвисты¬
вал что-то веселое. Он уже собирался ехать на пароходе
в Симбирск, когда вдруг неожиданно пришло письмо из
Уржума, а вместе с письмом пришли и деньги на дорогу.
Письмо было от Польнера. Сергей перечитал его два раза,
но все никак не мог понять толком, кто же посылает ему
на дорогу деньги. То ли сам Польнер вспомнил, наконец,
о нем, то ли купцы-попечители вздумали опять облагоде¬
тельствовать «сиротку»?
Сергей уже крепко свыкся с мыслью, что он поедет на
практику в Симбирск, и вдруг такая перемена! Он даже
не знал, что ему делать—куда ехать: в Уржум или на
практику? Но выбирать долго не пришлось.
Инспектор Широков объяснил ему, что он, как воспи¬
танник приюта, не имеет права до совершеннолетия распо¬
ряжаться собой без ведома приютского начальства. Раз
выслали деньги, надо ехать. И Сергей поехал.
Самый дешевый путь из Казани в Уржум был паро¬
ходом.
До пристани Сергея никто не провожал—его товари¬
щи и сожители по комнате уехали домой еще накануне.
С маленькой корзинкой в руках он еле пробрался на
пароход через большую, шумную толпу провожающих.
Уезжало много народу, да и провожало немало. До отхода
152

оставалось с полчаса. В каюте четвертого класса, большой,
низкой и полутемной, было тесно и душно, как в трюме.
Вся она была заставлена и завалена узлами, ящиками и
кадками.
Плакали грудные младенцы, крикливо и уныло убаю¬
кивали их женщины.
Какой-то белобрысый парень, сидя на грязном косо¬
боком мешке, боязливо и тихо тренькал на балалайке.
Сергей оставался в каюте недолго. Он снова взял под
мышку свою корзинку и вышел на нижнюю палубу. Тут
тоже было грязно и шумно, но зато поближе к воде и все-
таки на воздухе.
Скоро пароход отчалил. Сергей подошел к борту, при¬
слонился к нему и стал смотреть, как уходит назад грязная
казанская пристань с ее неугомонной толчеей.
Вот он впервые едет на каникулы домой. Всего восемь
месяцев прожил он в Казани, а уж кажется, что в Уржуме
целых пять лет не бывал. Любопытно будет теперь прой¬
тись по длинным, горбатым, точно коромысло, уржумским
улицам, встретить знакомых людей, побывать на мельни¬
це, в Мещанском лесу...
После этого лета ему в Уржуме, пожалуй, не гостить.
В будущем году—практика, а потом—на работу.
Целые сутки провел Сергей на пароходе «Кама», и все
не уходил с палубы. Даже и спал здесь, пристроившись,
на каких-то мешках. А на следующее утро у пристани
Соколики он пересел на вятский пароход. Это уже был
как бы свой, родной пароходик, небольшой, чистенький,
с крашеной палубой, и назывался он «Дед». Все вятские
пароходы почему-то именовались по-семейному: «Отец»,
«Дед», «Сын», «Дочь», «Внучка», и даже был пароход
«Тетка».
Сергей сел на скамеечку и почувствовал себя почти
дома. Мимо проплывали одна за другой знакомые приста¬
ни— Вятские Поляны, Горки, Аргыш, Шурма. ОтШурмы
153

до Уржума только тридцать верст оставалось, там уже
Русский Турек и Цепочкино.
Когда пароход отошел от Русского Турека, у Сергея
сердце заколотилось—до того захотелось ему очутиться
в Уржуме. Хоть с парохода слезай и беги домой берегом.
Слишком уж медленно шлепал колесами неповоротливый
«Дед».
На пристани Цепочкино, где Сергею надо было слезать,
вместе с ним на берег сошло восемь человек пассажиров—
пятеро мужиков из села Цепочкина, две старухи и рябой
худой монах с кружкой, в которой брякали медные деньги.
Монах собирал на постройку церкви.
Прямо против пристани одиноко возвышалась гора,
на самой верхушке белела скамеечка, по склонам горы
росли березы и кусты орешника. Под горой притулилась
старая, облезлая часовня. К ней, размахивая по-солдатски
руками, зашагал монах с кружкой.
От пристани до Уржума считалось двенадцать верст по
тракту, но была еще вторая дорога, узенькая тропка на¬
прямик, через заливные луга. Этот путь был вдвое короче.
Сергей взобрался на гору, а потом легко сбежал вниз,
Он шел лугами, вскинув на плечо свою маленькую кор¬
зинку, где лежало несколько штук белья, кусок мыла,
полотенце, а на самом дне—награда первой степени—
техническая книжка и похвальный лист с надписью: «За
отличные успехи и примерное поведение».
Лист был плотный, глянцевитый, с гербами и золотым
обрезом.
Подойдя к Солдатскому лесу, Сергей прибавил шагу.
Уже начиналась окраина города и была видна Казанская
улица. Тут Сергей не выдержал и пустился бегом. Только
около солдатской казармы он остановился в раздумье.
«Куда же теперь идти—в приют или к бабке?»
Деньги на дорогу как-никак прислали из приюта,—
значит, он еще приютский и должен идти в приют. Но как
же не зайти домой — к бабке и сестрам?
154

Сергей постоял с минуту и свернул в сторону Полстова-
ловской. Он шел по городу и с жадностью смотрел во¬
круг. Мало что изменилось здесь за этот год, но и самые
незначительные перемены он замечал.
Свернув на Полстоваловскую, Сергей сразу же увидел,
что крыша городского училища выкрашена зеленой кра¬
ской, а старый, покосившийся забор вокруг дома бакалей¬
щицы Людмилы Васильевны починен и подперт новыми
столбами. А бабушкин домик совсем не изменился; только
нижнее подвальное окошко треснуло,— верно, ребята паль¬
нули с улицы «чижом».
Бабушка сидела у окошка, оседлав нос старыми очка¬
ми, и чинила белье. Сестренка Лиза за столом читала
какую-то книжку. Она первая заметила Сергея и крик¬
нула:
— Ой, бабушка, кто приехал!
Бабка сняла очки, пристально посмотрела на внука
и заплакала. Усадив его на табуретку перед собой, она
не спеша стала рассказывать ему все новости.
Сережа узнал, что старшая сестра его Анюта уехала
несколько дней тому назад к своей подруге в слободу Ку-
карку. Нынче она окончила ученье, и с этой осени сама
будет учить ребят в деревне.
О себе бабка почти ничего не рассказала.
— Что про меня говорить? Девятый десяток доживаю.
Слепну. Вот Лизоньку на ноги поставлю, а там и умирать
можно. О тебе, Сереженька, я больше не беспокоюсь. Ты
уже на верном пути.
Старушка взяла в руки фуражку Сергея с техническим
значком, смахнула с нее пыль и положила на место.
— Нужно будет молебен отслужить,— это тебе бог
учиться помогает,— сказала напоследок бабушка.
Сергей в ответ только усмехнулся.
Посидев дома с полчаса и пообещав забежать еще
вечерком, Сергей отправился в приют. По дороге он загля¬
155

ну л в другую половину дома, к Самарцевым, но Саии дома
не оказалось—он уехал кататься на лодке.
Польнер встретил Сергея приветливо и даже поздоро¬
вался с ним на этот раз за руку, как с равным.
— Располагайся в приюте как дома. В спальне у маль¬
чиков для тебя найдется место.
Сергей чувствовал себя странно среди приютских. Его
сверстников что-то не было видно. Оказалось, что Васька
Новогодов уже стал сапожником, рыжий Пашка опреде¬
лился в столяры, Наташа Козлова на казенный счет учит¬
ся в гимназии на Воскресенской улице, а маленькая Зинка
умерла от скарлатины. На Сергея глазели незнакомые
малыши-новички, только что поступившие в приют. Сергей
услышал, как один из них, высунувшись в окно, закричал
кому-то во двор:
— А к нам дяденька чужой жить приехал!
А «дяденьке» было неловко и даже как-то чудно жить
с такими малышами в одной комнате. Он пошел к Поль-
неру и сказал, что хотел бы ночевать дома, на Полстова-
ловской, а столоваться, если можно, он будет приходить в
приют. Польнер подумал с минуту, почесал бровь, зевнул—
и дал согласие.
Вечером Сергей отправился опять на Полстоваловскую.
Уже закрывались лавки и лабазы на Воскресенской, и
приказчики навешивали на окна тяжелые деревянные
ставни. Кое-где в домах зажгли огни. На углу Буйской и
Воскресенской четверо босоногих мальчишек шумно игра¬
ли в бабки.
На крылечке своей бакалейной лавки сидела Людмила
Васильевна и вязала длинный белый шерстяной чулок.
Такие чулки она вязала уже лет пять подряд, и неизве¬
стно было, кто же будет носить такие большие, длинные,
толстые чулки.
На этот раз Саня оказался дома.
За последний год он еще больше вытянулся и был вы¬
166

ше Сергея чуть ли не на две головы. Он кончил реальное,,
но ходил все еще в форме—донашивал ее.
— Ну как, Серьга, понравилась тебе Казань?—сразу
же спросил Саня.
— Отчего же не понравиться? Город большой, кра¬
сивый. Одних учебных заведений, пожалуй, штук около
ста будет,— сказал Сергей.
Саня недоверчиво покачал головой. Он вспомнил^
что когда-то, приехав из Вятки, сам плел всякие небы¬
лицы.
Должно быть, и Сергей тоже малость прихвастнул.
— Ну, а как в Казанском промышленном—трудновато
учиться?
— Как тебе сказать... Не то чтобы трудно, но работы
хватает. Двенадцать предметов.
Оба помолчали.
— А ты еще не бреешься?— сказал Саня, поглядев
на темный пушок, который появился у Сергея на верхней
губе.
— Нет, думаю усы и бороду отращивать,—ответил
Сергей и засмеялся.
Так разговор и не клеился. Наконец Сергей вскочил
с места и сказал:
— Знаешь что—побежим-ка мы с тобой купаться... по
старой памяти!
И друзья детства отправились на Уржумку.
Дорогой Саня нет-нет да и оглядывал искоса Сергея,
точно никак не мог его узнать.
«И верно, Сергей какой-то странный и непонятный
стал, не то задумчивый, не то строгий. А может, эту
серьезность он только для виду на себя напускает»,— раз¬
думывал Саня, вышагивая рядом с товарищем.
— Слушай, а я совсем позабыл тебя спросить—не¬
мецкий язык у вас изучают?— сказал Саня.
Сергей мотнул головой.
157

— Какое там! Начальство считает, что «масленщикам»
немецкий знать ни к чему...
«Нет, не хвастает,— подумал Саня.— Уж что за хвастов¬
ство, если масленщиком себя называет!»
На обратном пути после купанья, уже подходя к дому,
Сергей взял Саню под руку и спросил негромко:
— А ты на Полстоваловскую к ссыльным не собира¬
ешься?
— Нет, не думал,— удивился Саня.— А тебе зачем?
— Хочу познакомиться. Не заглянуть ли нам завтра
вечерком?
— Что ж, заглянуть можно. У меня ведь там как-
никак учитель старый живет—Дмитрий Спиридонович
Мавромати,— ответил Саня.
Глава XXXI
КРАМОЛЬНИКИ
Все в городе от мала до велика знали старый одно¬
этажный домик под горой, в конце Полстоваловской улицы.
В этом домике, принадлежавшем вдове чиновника,
старушке Анне Павловне, в трех комнатушках жили поли¬
тические ссыльные, или, как их называли в городе, «кра¬
мольники». Было их девять человек, жили они дружной
коммуной.
Старшим в этой молодой коммуне был рабочий рос¬
товских мастерских Зоткин, человек лет тридцати, высо¬
кий, сутулый, с длинными, обвисшими усами. Он любил
пошутить и прозвал домик под горой «Ноевым ковчегом».
Всю эту молодежь—студентов, рабочих—выслало сю¬
да царское правительство: кого за принадлежность к рабо¬
чим подпольным организациям, кого за участие в стачеч¬
ном комитете или в демонстрации. Пригнали их в Уржум
с разных концов России. Были тут два поляка, два латы¬
ша, один украинец, один грек и трое русских.
158

И все они пришли по этапу.
В любую погоду, в зной или проливной дождь, шагали
они по трактам и проселочным дорогам, прежде чем уви¬
дели зеленый холмистый городок Уржум над рекой
Уржумкой.
Это была первая для них длительная остановка после
тяжелого, многодневного пути с ночевками на этапных
дворах. От рассвета до вечерней темноты шли они со своей
партией по дороге. А конвойные ехали по сторонам на
лошадях и поторапливали отстающих.
Не всегда ссыльные добирались до места ссылки пря¬
мым путем. Дмитрий Спиридонович Мавромати из города
Ейска до Уржума путешествовал два с половиной месяца,
а обычным путем на это нужно потратить всего пять дней.
Мавромати везли длинной кружной дорогой—из Ейска
в Ростов, из Ростова в Самару, из Самары в Казань, из
Казани в Уфу, из Уфы в Челябинск, из Челябинска в
Екатеринбург, из Екатеринбурга в Вятку, из Вятки
в Нолинск, а уже оттуда в Уржум. В каждом городе поли¬
тическим приходилось ждать попутчиков ссыльных, кото¬
рых направляли по одному с ними маршруту.
Иной раз они задерживались по неделе, а то и больше,
в пересыльной тюрьме. Тюрьмы эти потому и называ¬
лись пересыльными, что через них «пересылались» аре¬
станты.
В Уржум пригоняли еще не так много ссыльных.
В Вятке их было больше, в Вологде, Архангельске и в
Мезени еще больше. А уж про Сибирь и говорить нечего.
Там для ссыльных было много места.
Первым делом, как только «высланные под гласный
надзор полиции» добирались до места назначения, они
должны были явиться к исправнику. Он принимал их под
расписку, словно вещи, и сразу же объявлял им все пра¬
вила, которым они должны были подчиняться.
Правила были такие: два раза в месяц приходить к
исправнику на проверку, никуда не отлучаться за черту
159

города дальше чем за пять верст, а главное—не зани¬
маться политикой и не заводить связи с местным населе¬
нием.
Служить и заниматься преподаванием ссыльным стро¬
го запрещалось.
Политическим оставалось одно:	идти	в землекопы,
каменщики или плотники. А в иных местах глухой Сибири
политическим ссыльным подчас приходилось просто идти
в батраки, чтобы только не умереть от голода.
Политические измышляли всяческие способы, чтобы
хоть что-нибудь заработать. Братья Спруде в Уржуме ста¬
ли заниматься огородничеством. Это были первые огород¬
ники, которые вырастили здесь парниковые огурцы и
помидоры. Вся коммуна питалась овощами из своего
огорода, да еще продавала их на сторону.
Рабочий Зоткин ходил на Уржумку ловить рыбу, и это
тоже было подспорьем. Мавромати давал уроки, готовил
ребят в реальное училище и гимназию. По закону это не
полагалось, но в городе образованных людей было не так-
то много, и полицейские власти смотрели на это сквозь
пальцы.
Политические жили одной большой крепкой семьей—
даже в ссылке они не теряли связи с товарищами, которые
оставались на воле. Эту связь поддерживали перепиской.
Письма передавали через надежного человека, чтобы ми¬
новать полицейский контроль.
В каждом городе и даже в деревне находились люди—
рабочие, учителя, студенты,— которые, не боясь попасть
под гласный или негласный надзор полиции, помогали
ссыльным чем и как могли.
Через поля, леса и болота переносили они письма,
брошюрки и нелегальные газеты, спрятанные в сапоги,
под рубашку или зашитые в подкладку пиджака. Полити¬
ческие и в ссылке продолжали свое дело. На дальних
окраинах они вели революционную работу. А недовольных
160

царем и жандармами находилось немало повсюду, даже
в самых глухих и дальних углах.
Царь и его жандармы просчитались. С каждым годом
высылали они из столиц и других городов «неблагонадеж¬
ных», но от этого в городах число революционеров не
уменьшалось, а увеличивалось, да и на окраинах их ста¬
новилось все больше и больше. Ссыльные привозили с со¬
бой в медвежьи углы свои книги, свои мысли, свои песни.
Глава XXXII
ДОМИК ПОД ГОРОЙ
Сколько раз Сергей, еще совсем маленьким, пробегал
мимо старого домика на Полстоваловской, стараясь каж¬
дый ра*а заглянуть в окошко и подсмотреть, как живут
эти странные, не похожие на уржумцев люди!
А теперь он поднимается к ним ни крыльцо как гость.
Из открытого окна было слышно, как кто-то играл на
скрипке.
Сергей и Саня постучались.
— Открыто,— послышался чей-то голос.— Входите!
Они толкнули дверь, прошли через маленькие сени и
очутились в комнате, где за столом, покрытым суровой
скатертью, у самовара сидело трое человек. Четвертый
стоял, повернувшись лицом к окну, и, слегка раскачива¬
ясь, играл на скрипке.
— Это и есть Мавромати,— шепнул Саня, кивнув го¬
ловой на скрипача, и тотчас же громко сказал:—Добрый
вечер, Дмитрий Спиридонович! Я к вам с товарищем
зашел.
Мавромати, не отрывая подбородка от скрипки, улыб¬
нулся ему и ответил:
— А, Саня! Ну садись, я сейчас доиграю.
Со стула поднялся высокий широкоплечий человек с
белокурыми кудрявыми волосами.
б Мальчик из Уржума

— Будем знакомы. Франц Спруде,— представился он
и крепко пожал мальчикам руки.
— Христофор Спруде,— сказал другой человек, тоже
светловолосый, но с бородкой. Это был старший брат
Франца.
Молодая стриженая женщина, панна Мария, налила
гостям по стакану чая и подвинула к ним тарелку с баран¬
ками. «Бедно живут»,— подумал Сергей, оглядевшись по
сторонам.
В комнате не было никакой мебели, кроме трех узких
железных кроватей вдоль стен. На самодельных деревян¬
ных полках лежало много книг. В простенке висел портрет
Пушкина,	нарисованный	тушью.
— Что это ты, Дмитрий,	сегодня	играл?—спросила
женщина, когда Мавромати	опустил	скрипку.
— Поэму Фибиха.
— А я	думал, опять	упражнение,— засмеялся	стар¬
ший Спруде, показывая	крупные белые зубы.
— Если	бы гаммы, я	бы давно убежал,— отозвался
Спруде-младший.
Не обращая внимания на их шутки,	Мавромати	присел
к	столу и, отхлебывая чай,	спросил	Саню:
— Как успехи? По тригонометрии подогнал?
— Чего теперь подгонять?— сказал Саня.— Я уже
реальное окончил.
— Ну, поздравляю. А товарищ твой где учится?
— В Казани, в низшем техническом училище,— отве¬
тил Сергей.
— В Казани?
Тут разговор оживился. Ссыльные стали расспраши¬
вать Сергея про училище, про город, про казанские но¬
вости.
Скоро вернулся с рыбной ловли рабочий Зоткин. Он
принес и поставил перед панной Марией ведро, в кото¬
ром трепыхалась рыба. Сергей и Саня заглянули в вед¬
ро: там была и крупная рыба, и много всякой мелочи.
163

Больше всего места занимала щука, свернувшаяся в ведре
кольцом.
— Завтра у нас будет рыбная уха,— весело сказал
Франц Спруде и потер руки.
— Уха не бывает из телят,— поправил его Христофор
Спруде,— она всегда рыбная. Пора выучить русский язык.
Все засмеялись, а громче всех—Франц Спруде.
«Хороший народ, веселый»,— подумал Сергей.
Он уже чувствовал себя здесь как дома. Ему хотелось
разговаривать, шутить, и было интересно слушать других.
Саня смотрел на него с удивлением и молча пил чай.
«Ишь ты, какой разговорчивый стал!»—думал он.
Ушли Сергей и Саня от крамольников поздно.
— Заходите к нам часто,— приглашал Франц Спруде.
— Забегайте, забегайте, ребятки,— сказал Зоткин.
Возвращаясь от ссыльных, Сергей всю дорогу насвисты¬
вал что-то веселое, а рядом с ним вышагивал хмурый, чем-
то недовольный Саня.
Дома они быстро поужинали и пошли спать в амбар,
где Саня всегда жил летом, приезжая на каникулы. Там
стояла деревянная широкая кровать, маленький стол и
табуретка. А в углу амбара были свалены в кучу безногие
стулья, прогоревшие чугуны, разбитое корыто и прочий
не пригодный к делу домашний скарб.
Саня зажег свечку, подсел к столу и принялся читать
какую-то книгу.
— Ты это что читаешь?—спросил Сергей.
— А ну тебя,— отмахнулся Саня.
Лицо у него было нахмуренное.
— Ты чего надулся?
— Отстань!
Но через минуту Саня сам заговорил с Сергеем и от¬
крыл ему свою обиду.
Как же это так? Ему, Сане, своему старому товарищу,
Сергей не рассказал о Казани ровно ничего, а у ссыльных
разговорился так, что и удержу не было.
6*
163

— Да брось ты, Саня, я просто не успел еще... Погоди,
ночь длинная, я тебе много чего расскажу, — успокоил Сер¬
гей Саньку.
Когда приятели улеглись и погасили свечку, Сергей
начал, позевывая, рассказывать про свою жизнь и ученье
в Казани.
— А в Казани «Андрея Кожухова» читают? — спросил
вдруг Саня.
Сергей впервые слышал об этой книге.
— А про что там?
— Про революционеров. Интересная! Я ее всю прочел,
хоть мне ее только на одну ночь дали. Она запрещенная.
У нас в реальном ее потихоньку друг другу передавали.
— А где бы эту книжку достать? — встрепенулся Сер¬
гей. — О чем там говорится?
Саня начал рассказывать. Рассказывал он не спеша и
очень подробно, но в самых интересных местах, как назло,
надолго умолкал, словно что-то припоминая.
— А дальше-то, дальше! — нетерпеливо толкал Сергей
товарища в бок.
Наконец Саня кончил свой рассказ. Несколько минут
в амбаре было тихо. Только слышно было, как в темных
углах возятся и пищат мыши. Саня начал уже дремать,
как вдруг Сергей приподнялся и, облокотившись на подуш¬
ку, вполголоса, будто про себя, сказал:
— Повесили, значит... Слушай, Саня, а товарищи у
Андрея остались?
— Остались, — ответил Саня спросонья.
...Через три. дня приятели снова отправились к ссыль¬
ным.
— Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь почитать, — по¬
просил Сергей у старшего Спруде чуть не с первых же слов.
Христофор подумал минуту, пристально посмотрел на
Сергея и сказал:
— Хорошо.
Он дал ему номер «Искры», сложенный вчетверо и, вид¬
164

но, много раз читанный. Это была первая нелегальная га¬
зета, которую Сергей держал в руках.
— Почитайте, почитайте. Только осторожно, чтобы ни¬
кто ее у вас не видел. На одну ночь даю, — сказал Спруде.
После этого Сергею уже не сиделось в гостях. Хотелось
поскорее вернуться домой и прочесть «Искру». Он вско¬
чил и стал прощаться с хозяевами, а газету спрятал под
рубашку.
Не успели мальчики дойти до третьего дома, как Саня
начал торопить Сергея.
— Говорили же тебе, что надо быть осторожнее, —
шептал он товарищу на ухо. — Скорее!.. Идем скорее!
— А ты не шепчи и не беги, если не хочешь, чтобы
нас заметили, — отвечал Сергей. — Да и чего ты зря беспо¬
коишься? Улица ведь пустая!
И верно, улица была пуста. Накрапывал дождик, и по¬
этому на скамеечках у ворот не сидели, не беседовали в
этот вечер жители Полстоваловской.
Но Саня шел и все время прислушивался и оглядывал¬
ся по сторонам.
Всякая мелочь пугала его: скрип калитки, внезапно
раскрывшееся окно и в нем чья-то голова, выглядывающая
на улицу, шаги прохожих, голоса на соседних улицах...
Ему казалось, что весь город знает о том, что они с Сер¬
геем несут от ссыльных «Искру».
Недалеко от их дома навстречу им попался исправник
Пенешкевич. Приземистый, коротконогий, он важно вы¬
ступал, выпятив грудь и слегка переваливаясь с боку на
бок. Товарищи переглянулись, и оба подумали одно и то
же: «Вот идет мимо и даже не догадывается... А что, если
бы догадался?»
Но исправник, не замечая их, проплыл дальше.
Вот, наконец, и калитка бабкиного дома. Мальчики
вбежали во двор. В амбаре они эажгли свечку, закрыли
дверь на засов и принялись за чтение.
Так вот она какая, нелегальная газета «Искра»! Та
166

самая, которую выпускает за границей Ленин, та самая,
которую с опасностью для жизни революционеры тайком
переправляют в Россию. Шестнадцать небольших, разде¬
ленных на два столбца страниц. Бумага тонкая, прозрач¬
ная, похожая на папиросную. В левом верхнем углу пер¬
вой страницы напечатано: «Российская Социалъ-демокра-
тическая Рабочая Партия». А в правом углу: «Из искры
возгорится пламя!»... Ответ декабристов Пушкину.
Сергей медленно перелистал легкие, чуть шелестящие
страницы с непривычными заголовками: «Из нашей обще¬
ственной жизни», «Письма с фабрик и заводов»,
«Иностранное обозрение», «Из партии», «Хроника револю¬
ционной борьбы»,
— Да читай по порядку,— сказал Саня.
Но Сергей, раскрыв номер на середине, начал читать
то, что первым бросилось ему в глаза:
«...Все только и говорят о том, что произошло в Сормо¬
ве первого мая. Что же произошло там?..
Во время первомайской демонстрации были вызваны
солдаты. Демонстранты вплотную подошли к ним и затем,
повернувшись назад, продолжали свое шествие. Солдаты
бросились за ними, начали разгонять толпу прикладами.
Безоружные рабочие должны были уступить.
Только один товарищ остался до конца, не выпуская из
рук знамени. «Я не трус и не побегу!» — крикнул он,
высоко поднимая красное знамя, и все могли прочесть на
нем грозные слова: «Долой самодержавие! Да здравствует
политическая свобода!»
Товарищи! Кто из вас не преклонится перед мужеством
этого человека, который один, не боясь солдатских шты¬
ков, твердо остался на своем посту?..»
Сергей перевернул еще несколько страниц и прочел
другое сообщение — о Боткинском казенном заводе.
«Воткинцы бастуют... На Боткинский завод отправился
вятский губернатор и посланы войска из Казани. Рабочие
забаррикадировали плотину своего пруда (единственный
166

путь, ведущий к ним) и поставили на нем пушку, — благо
они изготовляются на заводе...»
На той же странице сообщалось о забастовке в городе
Бежице: там рабочие избили шпиона Мартииенко. В за¬
метке было сказано: «Урок был хорош, потому что побитый
агент говорит, что ни за что не останется теперь в Бежице
(его колотят уже второй раз, но первый раз легко)...»
Сергей прочел письма с фабрик и заводов от первой
строчки до последней. Все, о чем здесь говорилось, про¬
изошло так недавно — всего месяц или два тому назад.
И случилось это не где-нибудь за тридевять земель, а
здесь под боком — в Вятке, в Нижнем, в Сормове...
Сергей еще был в Казани, когда оттуда выходили
войска, посланные на Боткинский завод.
Может, он встретил их на улице, когда они спешили,
направляясь на вокзал, и даже не подумал, куда их гонят.
Сергей быстро пробегал строки, набранные мелким
шрифтом. Так странно было видеть напечатанными чер¬
ным по белому слова: «революция», «восстание», «низвер¬
жение царского самодержавия», «самодержавие народа».
Это были те слова, которые произносились шепотом,
с оглядкой, а тут они спокойно смотрели со страниц.
— Читай дальше, — сказал Саня.
Сергей перевернул еще несколько страниц и прочел;
«Крестьянские волнения». «Недели две, как Полтава заня¬
та разговорами о крестьянских волнениях...
Все внимание изголодавшихся крестьян обращено было
на хлеб, даром валявшийся в громадном количестве в ам¬
барах. Они являлись с повозками, обращались к помещи¬
кам или управляющим с предложением отпереть амбар
и добровольно выдать им часть хлеба и только в случае
отказа сами отбивали замки, наполняли свои телеги и от¬
возили домой.
...Когда на требование властей возвратить забранный
хлеб со стороны крестьян последовал отказ, войску отдан
был приказ стрелять. Убито тут же три человека. Один,
167

раненный двумя пулями и проколотый штыком, привезен¬
ный в Полтавскую больницу, через несколько часов умер.
Затем началось сечение. Порка происходила и в Васильев-
ке; лозинок искать некогда было, поэтому били первыми
попавшимися сучковатыми ветвями достаточной длины и
толщины, и в силу этого (пользуясь деликатным выраже¬
нием доктора) «целость кожи у всех наказанных наруше¬
на*». Пороли так, что изо рта, из носа обильно текла кровь,
после порки крестьяне вставали сплошь почерневшими:
иногда давали по сотне и по две ударов...»
Уже второй раз обходил караульщик Владимир Ивано¬
вич со своей колотушкой Полстоваловскую улицу, когда
Сергей и Саня дочитывали «Искру».
В последних ее столбцах чуть ли не в каждой строчке
мелькали слова: На два года. На три. На четыре. На пять.
На шесть. Бессрочно... Бесконечные списки имен, названия
городов и сроки наказания.
— Смотри-ка, наш Малмыж, — с гордостью сказал
Саня, ткнув пальцем в одну из строк. — Из Малмыжа то¬
же, значит, высылают.
— Ссыльных, за маевку, — сказал Сергей, — шесть че¬
ловек.
— Куда же их еще? — удивился Саня. — Ведь они и
так в ссылке.
— Малмыж хоть и трущоба лесная, а все-таки как-
никак городом считается, — ответил Сергей. — А их теперь
небось по самым что ни на есть глухим деревушкам рас¬
пихали.
Сергей свернул газету, спрятал ее и потушил свечу.
— Спать, что ли? — спросил Саня.
Сергей ничего не ответил, а через минуту сказал мед¬
ленно и раздельно, как будто про себя:
—Из искры возгорится пламя...
Рано утром, когда проснулся Саня и поднял голову
с подушки, он увидел, что в амбаре на столе горит свеча,
будто ее и не тушили.
т

Около стола сидит Сергей и, запустив обе руки в воло¬
сы, читает «Искру».
— Ну почитай оттуда еще что-нибудь, — попросил
Саня.
— Ладно, слушай. — И Сергей начал читать вслух
статью с первой страницы.
Но, прочитав полстраницы, Сергей остановился и
сказал:
— Это не хроника. Это немножко потруднее будет..*
Надо сначала прочитать про себя и разобраться...
В статье были имена и слова, неизвестные Сергею. Он
долго читал ее, пока наконец в дверь амбара не постуча¬
лась бабка.
— Сережа, Саня, — сказала она, — сбегайте-ка на реч¬
ку за водой — стирать собираюсь.
— Сейчас, бабушка! — отозвался Сергей.
Потом он спрятал «Искру» и сказал Сане тихо:
— Сегодня вечером надо будет Спруде порасспросить
насчет этой статьи... На первых порах нам одним трудно¬
вато.
Глава XXXIII
ПЕРВОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Сергей и Саня стали частенько заглядывать к ссыльным.
Как-то раз они особенно поздно засиделись в «домике
под горой». Пили чай, разговаривали, слушали игру на
скрипке.
В этот вечер Сергей впервые увидел у ссыльных какой-
то странный листок с напечатанными на нем темно-синими
буквами. Бумага была плохая, желтого цвета, а синие бук¬
вы не совсем ровные. Сергей заинтересовался этим листком
и сразу же спросил у Спруде, почему листок так необычно
напечатан.
169

— Печатали вручную, — ответил Спруде и объяснил
Сергею, что это революционная, нелегальная листовка и
напечатана она на гектографе. А через неделю Сергей и
Саня неожиданно получили от Спруде серьезное и важное
поручение — попробовать напечатать листовку.
— Попробуем, — в один голос ответили Сергей и Саня.
— Вам придется самим сделать гектограф. Купите
глицерину и желатину, да побольше. А чтобы не возбудить
подозрение, ходите в аптеку по очереди. Сегодня — один,
завтра — другой. Помните, что в этом деле нужна большая
осторожность, — сказал на прощанье Спруде.
— Будем осторожны, — ответил Сергей.
На другой день утром, как только Сергей проснулся,
он сразу же стал собираться в аптеку за глицерином.
— Сначала пойду я, а потом ты, — сказал он Сане.
Они условились встретиться возле Воскресенской церкви.
В Уржуме была всего одна аптека — земская — и поме¬
щалась она на Воскресенской улице. Мимо этой аптеки Сер¬
гей в детстве бегал каждое воскресенье из приюта домой.
А еще раньше, до приюта, он часто ходил сюда вместе
с Саней смотреть синие и красные стеклянные шары, вы¬
ставленные в окнах. Когда болела мать, бабушка ходила
в эту аптеку за лекарством и не раз брала с собой внука;
тут он видел большие фарфоровые банки с черными
надписями.
Из-за высокой стойки выглядывал толстый человек
в белом халате. Он получал деньги за лекарство. Перед
ним на стойке строем стояли пузырьки с длинными, слов¬
но хвосты, разноцветными рецептами. Рецепты были бе¬
лого и желтого цвета.
Бабушка говорила, что лекарство с белыми хвостами
можно пить, а те, что с желтыми, пить нельзя — ими
можно только натираться. Разноцветные рецепты были
нарочно придуманы для неграмотных, чтобы они не пере¬
путали лекарства. Перед тем как отпустить покупателю
свой товар, аптекарь наряжал пузырек, точно куколку. Он
170

приклеивал к пузырьку бумажный хвост и надевал на проб¬
ку цветную гофрированную шапочку, похожую на чепчик.
Давно уже Сергей не был в земской аптеке. А сейчас
он шел туда за тем, чтобы купить глицерину для тайной
типографии. В аптеке было в это утро пусто. Сергей огля¬
дел полки с лекарством, стеклянные шары на окнах, белые
фарфоровые банки с надписями по-латыни. Ничто не из¬
менилось. Все было здесь такое же, как в дни его раннего
детства.
Вот из-за белой двери вышел тот же толстый апте¬
карь — немец Келлер. Он был еще без халата, — видно,
только что встал с постели.
Аптекарь строго посмотрел на покупателя через стекла
пенсне в золотой оправе и спросил, четко выговаривая слова:
— Что вам угодно? На сколько?
Это были единственные две фразы, которые он выго¬
варивал правильно. Вот уже двенадцать лет, как он десят¬
ки раз в день задавал один и тот же вопрос.
— Глицерину на пятнадцать копеек, — ответил Сергей.
Келлер достал с полки маленький пузырек в желтом
гофрированном колпачке. Сергей уплатил деньги, сунул
пузырек в карман и вышел из аптеки. На углу у церкви
его уже дожидался Саня. Они перемигнулись, и Саня, вы¬
ждав несколько минут, тоже отправился в аптеку.
— Что вам угодно? На сколько?— спросил аптекарь.
— Глицерину на пятнадцать копеек.
Так Сергей и Саня стали ходить за глицерином еже¬
дневно.
Через неделю в углу амбара, под ворохом сена и ста¬
рым войлоком, было припрятано порядочное количество
пузырьков. Но Сергею все казалось, что глицерина будет
мало. Он предложил Сане ходить в аптеку и по вечерам,
когда Келлера сменяет его помощник, маленький лысый
человечек, про которого в городе говорили, что он не прочь
выпить, водит дружбу с городовыми и много врет.
Помощник провизора никогда не расставался с белым
171

халатом. Даже на рынок за морковью он ходил в халате,
для того чтобы его все принимали за доктора и ученого
человека.
В первый же вечер, когда Сергей явился в аптеку и
спросил на пятнадцать копеек глицерину, помощник про¬
визора ухмыльнулся и подмигнул:
— Вам для чего же глицеринчик, молодой человек?
Для смягчения лица? Барышням хотите понравиться?
— Нет, я глицерин внутрь принимаю, чтобы голос неж¬
ней стал, — ответил, не смутившись, Сергей.
Помощник провизора достал из шкафа пузырек с гли¬
церином и молча подал его Сергею.
Глава XXXIV
«ИСКРА» НА УРЖУМКЕ
Сергею хотелось как можно скорее приступить к делу.
Для того чтобы ничего не перепутать, он достал у знако¬
мой библиотекарши энциклопедический словарь.
К его большой радости, в словаре оказалась целая
статья о том, как устроить гектограф и как на нем печа¬
тать. В статье говорилось, что первое и основное, что тре¬
буется для гектографа, — это железный лист с поднятыми
высокими краями. На этот лист наливается сваренная мас¬
са из желатина и глицерина. Когда масса застывает, берут
лист белой бумаги и пишут на нем особыми синими чер¬
нилами текст, с которого нужно снять оттиски. Затем лист
с написанным текстом накладывают на застывшую массу.
Все буквы с него переходят на желатинно-глицериновую
поверхность. Накладывая на эту поверхность листы чистой
бумаги, можно получить оттиски текста.
Железный лист Сергей и Саня решили заказать у куз¬
неца. У бабушки были листы для печенья пирогов, но
взять один из них для гектографа казалось Сергею делом
рискованным.
172

А вдруг бабушка, как назло, хватится, а листа-то и нет
на месте. Кто взял, да почему, да для чего? Начнутся
разговоры с соседками, а это может повредить делу. Да
и лист не годится — мелок. Лучше заказать.
Получив деньги от ссыльных на покупку листа, това¬
рищи отправились вечером к кузнецу. В соседних домах
уже зажглись огни, когда они вышли за ворота.
— Полуночники, опять до рассвета бродить уйдете! —
проворчала бабушка Маланья. Она все еще считала Сергея
и Саню детьми.
Но приятели в ответ на ее воркотню только усмехну¬
лись и быстро пошли по улице.
Кузница находилась за городом. Она стояла неподалеку
от тракта, посреди поля. Возле нее торчало несколько ку¬
стов, обломанных и общипанных лошадьми. Издали куз¬
ница казалась не то черным холмом, не то угольной на¬
сыпью. Только по искрам, вылетавшим из низенькой
трубы, было видно, что это кузница.
Сергей и Саня подошли к дверям. В кузнице было
полутемно, только в горне еще тлели последние красные
угли. На пороге сидел бородатый кузнец и покуривал.
Сергей присел рядом со стариком, немного поговорил с ним
и заказал ему лист средней величины, с высокими краями.
— Противень вам нужен, а не лист, — поправил его
кузнец. — Ну что ж, можно, через пять дней будет готов.
— А раньше нельзя?
— Нельзя, — сказал старик и ушел к себе в кузницу.
На этом разговор и кончился.
Пока кузнец готовил противень, Сергей и Саня не те¬
ряли времени даром. Они запаслись желатином, раздобыли
синих чернил для гектографа и выбрали место для своей
будущей типографии — старую баню во дворе.
Все было готово, а противня надо было ждать еще це¬
лых три дня. Приятели решили заняться пока что одним
хозяйственным делом. У сарая лежала вверх дном старая,
рассохшаяся лодка. Сергей и Саня заделали дыры в ее
173

днище, просмолили борта, отмочили в керосине ржавые
уключины. Оставалось только покрасить ее и дать ей имя.
Когда-то она называлась «Незабудка», но первые четыре
буквы уже стерлись, и на борту красовалась надпись
«будка».
Сергей закрасил эту надпись, как и всю лодку, голубой
масляной краской и старательно вывел ровную и четкую,
как на чертеже, надпись: «ИСКРА».
Буквы были черные с красной окантовкой.
Когда лодка была готова, Сергей выволок из сарая
салазки, взвалил на них лодку и повез ее с Санькой вдво¬
ем на берег Уржумки.
Полозья зарывались в песок, подпрыгивали на камнях.
Сергей тянул салазки за веревку, Саня подталкивал сзади.
На берегу они встретили полицейского надзирателя
Куршакова, которого за крикливый голос и маленький рост
звали в городе Петушком.
Петушок только что выкупался и поднимался в гору,
бодрый и свежий, застегивая крючки на мундире и выти¬
рая мокрую облезлую голову.
Когда салазки поравнялись с ним, Петушок остановил¬
ся и прищурил глаз.
— «Искра», — прочитал он. — Чудное название приду¬
мали молодые люди — «Искра»! Вы б ее лучше «Ветерком»
назвали или «Зорькой». «Красотка» — тоже хорошее имя,
или вот еще «Зазноба»...
— Нам «Искра» больше нравится, — сказал Сергей и
потащил салазки к реке.
Глава XXXV
ТАЙНАЯ ТИПОГРАФИЯ
Наконец противень был готов. Сергей и Саня пошли
за ним в кузницу под вечер, чтобы вернуться домой, когда
стемнеет.
174

Но они давно успели и лист получить и поговорить с
кузнецом, а все еще не темнело.
— Пойдем в канаве посидим, — сказал Саня, огляды¬
ваясь по сторонам.
Они забрались в придорожную канаву, заросшую ро¬
машкой, полынью, лопухами, и сидели там, пока на небе
не появились первые звезды. Теперь уж можно было нести
противень по улице, не опасаясь, что из первой же калит¬
ки выглянет какая-нибудь тетка или бабка и крикнет на
всю улицу:
«Кому новый противень несете, ребята, — Устинье
Степановне или Маланье Авдеевне?»
Но все обошлось благополучно. Никого не встретив,
приятели прошли по темным улицам и пронесли противень
к себе в амбар.
А ночью, когда все в доме заснули, они вышли во двор
и стали осторожно рыть за баней яму, чтобы закопать лист.
Один копал, а другой прислушивался, не идет ли кто
мимо. Но на дворе было тихо, только изредка где-то в кон¬
це Полстоваловской лаяла собака да бабушкин приятель,
ночной караульщик Владимир Иванович, обходя свой уча¬
сток, стучал в колотушку.
Когда лист был зарыт, землю затоптали и сровняли.
На другой день Сергей и Саня побежали к ссыльным
за текстом для листовки.
Братья Спруде были в это время на огороде. Засучив
рукава, Христофор окучивал картошку, а Франц сидел на
корточках и пропалывал грядку с огурцами.
Тут же стояла старушка Анна Павловна, квартирная
хозяйка ссыльных, и рассуждала о всяких огородных делах.
Сергей и Саня походили на улице, пока она не убра¬
лась восвояси, и только тогда окликнули Христофора.
Он вышел к ним, отряхивая с ладоней землю, и повел
в дом.
— У нас все готово, — сказал Сергей негромко. — Мы
к вам sa текстом.
175

Спруде удивился i
— Уже готово? Это очень здорово!
Он ушел в другую комнату и через несколько минут
вынес им статью из газеты «Искра». Она была подчеркну¬
та красным карандашом. Эту статью они должны были
переписать печатными буквами и размножить на гекто¬
графе.
Писать печатными буквами нужно было для того, что¬
бы жандармы не могли узнать по почерку, кто писал.
— А дома у вас про это дело знают? — спросил Хри¬
стофор Спруде, внимательно поглядев на обоих товарищей.
Сергей улыбнулся и пожал плечами.
— Не беспокойтесь, Христофор Иванович, — кроме нас
двоих, никто не знает.
— Хорошо! Тогда начинайте. Только писать надо
очень ясно и разборчиво, чтобы и такой человек прочитал,
который еле-еле буквы знает.
— Это Сергей сумеет! Он чертежник, — сказал Саня.
— Так, —кивнул головой Спруде. — А сумеете ли вы
еще одно дело сделать?
Сергей и Саня насторожились.
— Дело это очень серьезное. Тут требуется хладнокровие
и осторожность. Послезавтра, в ночь под субботу, надо
разбросать листовки на базарной площади и на Малмыж-
ском тракте. Понятно?
— Понятно. Сделаем!
В этот же вечер в низком старом амбаре началась
бесшумная торопливая работа.
Закрыв дверь амбара на засов, Сергей и Саня разложи¬
ли перед собой тонкие, прозрачные листы «Искры» и на¬
чали переписывать статью, подчеркнутую красным каран¬
дашом.
На столе, потрескивая, горела свеча. Большие желтые
капли медленно сползали на старый медный подсвечник.
Тени от двух склонившихся голов шевелились и покачи¬
вались на бревенчатом потолке и стенах амбара.
176

Всю ночь до рассвета мальчики старательно по очереди
переписывали статью. Петухи уже начинали петь третий
раз, когда Сергей дописывал последнюю строчку. В щели
амбара проникло солнце, где-то за огородом играл на рож¬
ке пастух, хозяйки выгоняли на улицу мычащих коров.
Товарищи спрятали «Искру» и переписанный лист в
угол, под сено и войлок, а сами легли спать.
Но разве после такой работы уснешь?..
Сергей и Саня долго ворочались с боку на бок, а потом,
не сговариваясь, стали одеваться.
— На Уржумку, что ли?
— А то куда же!
Первая лодка, которая отчалила в это летнее утро от
низкого песчаного берега и пошла на ту сторону, к дымя¬
щимся от росы заливным лугам, была «Искра».
В ней сидели два паренька. Они по очереди работали
веслами, пели громко на всю реку песню, и никто бы не
догадался, что эти юноши провели всю ночь без сна, пе¬
реписывая воззвание, которое кончалось словами:
«Долой самодержавие! Да здравствует революция!»
В следующую ночь товарищи перенесли свою работу
в старую баню. На деревянной колченогой лавке разло¬
жили они стопку чистой бумаги и здесь же поставили
противень с налитой в него желатинно-глицериновой
массой.
— Ну, начали!—сказал Сергей.
Он засучил рукава рубашки, взял листок с переписан¬
ным текстом и осторожно наложил его на глицериновую
массу. Но сколько времени нужно держать лист, он не
знал. Да и часов у него не было. Он сосчитал до десяти,
а потом осторожно потянул листок за край и стал его при¬
поднимать.
Синие буквы текста явственно отпечатались на гекто¬
графе. Сам же лист бумаги стал жирным и тяжелым. Сер¬
гей снял его, скомкал и бросил под лавку.
177

— Кажется, неплохо получается — можно печатать.
Давай бумагу!
Вот тут-то и пошла работа. Секунда—и Сергей уже
снял с гектографа первую листовку. Темно-синие жирные
буквы казались выпуклыми, и текст легко можно было
прочитать.
Сергей отвел руку с листовкой в сторону и полюбовался
ею, словно это была не листовка, а какая-нибудь замеча¬
тельная картина.
— Здорово выходит, а?— каждую минуту повторял
Саня, еле успевая подавать чистые листы.
У Сергея только локти мелькали. Он накладывал листы,
прижимал их и снимал, накладывал, прижимал и снимал.
Весь полок, все его пять ступенек, обе старые банные
скамейки—все сплошь было застлано только что отпеча¬
танными, чуть влажными листовками.
— Довольно, может быть?— сказал	Саня.—	Ведь
класть уже больше некуда.
— Нет, давай еще! Нужно всю чистую бумагу в дело
пустить.
Когда не осталось, наконец, ни одного чистого листка,
товарищи принялись за уборку, чтобы скрыть следы своей
работы.
Они подобрали с полу обрывки бумаги и осторожно
смыли теплой водой с гектографа синие строчки. Потом
вынесли гектограф на двор и закопали его на прежнем
месте.
Теперь нужно было выполнить последнее, самое важ¬
ное поручение ссыльных: разбросать прокламации по го¬
роду.
Глава XXXVI
КОГДА ГОРОД СПАЛ
— Ну, давай собираться! Сначала пойдем на базар,
а потом на Малмыжский тракт.
178

Они стали торопливо рассовывать листовки по карма¬
нам, запихивать их за пазуху. Рубашки оттопырились на
груди, карманы раздулись, а листовок все еще было много.
Сергей засунул десятка два за голенища сапог и столько
же в рукава рубашки. Это были последние листовки.
После этого Сергей и Саня задули свечу и осторожно
вышли из амбара, постояли с минуту на дворе, прислуши¬
ваясь, не идет ли кто.
Нет, шагов не слышно. Ночь была темная, жаркая, в
траве трещали кузнечики.
Мальчики осторожно, на цыпочках прошли по двору и
вышли на улицу.
На каланче пробило двенадцать часов. Город Уржум
спал. Все окошки в домах были черные. Фонарь на углу
Полстоваловской давно погас—летом его тушили рано.
Сергей и Саня зашагали к базарной площади. Вот
и собор, а за ним чернеет площадь. Пригнувшись, они по¬
бежали к пустым деревянным прилавкам, на которых
в базарные дни приезжие крестьяне расставляли деревен¬
ский товар—крынки с молоком и плетушки с яйцами.
Молча и быстро товарищи начали разбрасывать по
прилавкам листовки.
На площади было тихо, но со всех сторон слышался
хруст и пофыркиванье. Это жевали сено распряженные
лошади, а неподалеку от них стояли возы с поднятыми
вверх оглоблями. На возах и под возами спали крестьяне,
съехавшиеся еще с вечера к базарному дню. Изредка одна
из лошадей чего-то пугалась, начинала бить копытом по
мягкой земле и ржать.
— Н-на, лешай!..— слышался из-под воза сонный го¬
лос. На возах шевелились и поднимались люди.
Сергей и Саня тотчас же прятались за прилавками,
прислушиваясь к шороху, а потом опять принимались за
работу.
Скоро все прилавки были покрыты белыми листовками.
179

— Ну, готово,— шепнул Сергей,— теперь нужно ско¬
рей бежать на Малмыжский тракт.
Они побежали. До Малмыжского тракта было не так-то
близко, а с работой надо было покончить до утра.
У одного из домов с высоким забором и резной желез¬
ной калиткой Сергей остановился, вытащил из кармана
несколько листовок и с размаху ловко перебросил их через
высокий забор в сад. Саня испуганно схватил его за руку.
В этом доме жил сам уездный исправник.
— Бежим!
Сергей толкнул Саню в бок, они понеслись во всю
прыть. Когда улица осталась позади, Сергей сказал ше¬
потом:
— Пускай знают, что революционеры и ночью не спят.
Под городским садом ребята сняли сапоги и пере¬
шли Уржумку вброд. На той стороне реки сразу же начи¬
нался Малмыжский тракт. По обеим его сторонам тем¬
нел лес.
Едва только Сергей и Саня добрались до тракта, как
где-то позади неожиданно раздался короткий пронзитель¬
ный свисток. Казалось, свистят совсем близко. Сергей и
Саня опрометью бросились бежать к лесу. В нем можно
было отлично укрыться от погони.
За первым свистом раздался второй, еще громче и
пронзительней, и, наконец, все смолкло.
— Стой,— остановил Саню Сергей.— Куда разогнался?
Нужно листовки разбросать!
— Верно,— сказал Саня, переводя дух.
Они пошли по дороге, оставляя листовки то там, то
здесь, то в придорожных кустах, то по обочинам дороги.
Через полчаса все до одной листовки были разбросаны.
— Обратно пойдем другой	дорогой,— предложил
Сергей.— Черт его знает, кто это свистел. Свисток был по¬
лицейский. Может, караулят у брода...
Он хорошо помнил совет Спруде быть осторожнее.
Дорога шла через болото. Белый туман низко стлался
т

по земле, и трудно было разглядеть тропинки. Приходи¬
лось наугад прыгать с кочки на кочку. Ребята часто прова¬
ливались в холодную болотную воду. Ветки елок хлестали
их по лицу.
— Ничего, придем домой—обсохнем,— подбодрял Сер¬
гей товарища.
Саня так вздыхал, точно тащил на спине тяжелую
ношу.
На улицах города начинало светать, когда мокрые,
усталые, но довольные своей работой приятели вернулись
домой. У себя в амбаре они с жадностью съели приготов¬
ленную бабкой краюху хлеба и выпили целую крынку мо¬
лока. Потом развесили мокрую одежду и улеглись спать.
Но спать было уже некогда, начиналось утро.
Первое известие о разбросанных по городу листовках
принесла на Полстоваловскую бабушка Маланья. Она
только что вернулась с базара, перепуганная и даже сер¬
дитая. Черный платок ее съехал на сторону, бабушка за¬
пыхалась.
— Господи Иисусе,— рассказывала она,— пошла я на
базар, думала—куплю к празднику полголовки и ножки
свиные на студень. А там точно острожный двор. Пристав
бегает, полицейский надзиратель бегает, городовые бега¬
ют. Шуму, крику, в свистки свистят... Какие-то бумажки
ищут. Нынче ночью, говорят, студенты-крамольники по
городу бумажки разбросали, а в бумажках всякие сло¬
ва против царя написаны. Уж где только не накидали
этих бумажек! И на Малмыжском тракте, и на базаре
полным-полно, и по всему городу... Да это еще что! Влади¬
мир Иванович рассказывает, будто у исправника в беседке
целый ворох нашли. Господи Иисусе! Вот ведь какие бесы
бесстрашные!..
Сергей и Саня переглянулись и захохотали.
— Что смешного-то? Чего зубы-то скалите? Ведь за
такие бумажки людей в Сибирь гоняют, а им смешки!..
Старухд долго еще ворчала. Ей и в голову не прихо¬
181

дило, что «бесы бесстрашные»—это ее внук Сережа и
самарцевский Санька и что у нее на дворе за баней зарыта
тайная типография.
Весь день Сергей ходил точно после выдержанного
экзамена.
Он видел, как мимо их дома, придерживая шашку, про¬
бежал полицейский надзиратель Петушок в непомерно
большой фуражке. За Петушком вышагивал длинный
рыжеусый Дергач, а за ним, задыхаясь, еле поспевал туч¬
ный пристав. Через десять минут после них, поднимая на
Полстоваловской облака пыли, промчалась пролетка с
исправником.
— Зашевелились!—усмехнулся Сережа.— Да поздно!
Теперь уже наши листовочки пошли по всему уезду гу¬
лять.
В городе—на улице, в домах, в лавках, на речке—
только и было разговору, что о листовках. Думали, что это
дело рук ссыльных.
Все перешептывались, охали, качали головами, разво¬
дили руками.
Сергей и Саня ходили по улицам, прислушивались
к разговорам, посмеивались про себя. Им очень хотелось
сбегать в конец Полстоваловской и узнать, что слышно
у ссыльных. Но об этом и думать было нечего, по крайней
мере дня три-четыре.
Вечером, как обычно по субботам, все уржумцы топили
бани у себя на дворе.
И в эту субботу установленный порядок не был нару¬
шен, несмотря на весь переполох.
Бабушка Маланья тоже топила баню. Сергей со своим
приятелем таскали воду ведро за ведром. В конце концов
бабушка на них даже прикрикнула:
— Никак всю речку вычерпали. Другим-то оставьте!
А мальчикам в этот день на радостях казалось, что они
не то что речку могут вычерпать, а целое море.
Когда поздно вечером, после всех домашних, они пошли
182

в баню мыться, Сергей совсем разошелся. Он выплеснул
на каменку подряд несколько шаек воды. Раскаленные
камни зашипели, и белый горячий пар густо повалил от
печки.
— Хватит! И так жарко! Что ты, с ума сошел? — крик¬
нул Саня, которого из-за пара не было видно.
— Жарко? — спросил Сергей и выплеснул под ноги
Сане целую шайку холодной воды.
— Серьга, черт! — заорал Саня.
Он сидел на лавке с намыленной головой, и лицо у него
было сердитое.
— Озяб, Санечка? Ну давай я тебя веничком попарю!
Сергей схватил с лавки лохматый березовый веник и
кинулся к товарищу, но Саня успел схватить шайку хо¬
лодной воды и окатил Сергея с головы до ног.
— Ну уж теперь не жди пощады!
Саня не на шутку перепугался. Он съежился на лавке
и выставил перед собой в виде щита пустую шайку.
Мыльная пена разъедала ему глаза, а воды под рукой не
было. От этого он строил такие рожи, что Сергею стало
смешно.
Он сел на скамейку напротив и, протянув Саньке руку,
сказал:
— Ну ладно, так и быть! Мировая!
Саня поставил пустую шайку на пол и промыл глаза
из Сережиной шайки.
После перемирия оба приятеля полезли на полок и
принялись тереть друг другу спины.
Но долго они еще не могли угомониться.
Ночью бабка вышла во двор, чтобы посмотреть, не за¬
были ли ребята погасить в бане лампу.
Огонь в окошке еще мерцал.
Бабка подошла к бане и вдруг услышала оттуда!
Люди гибнут за металл!
Люди гибнут за металл!
Сатана там правит бал.„
183

Сильный, звонкий, раскатистый голос Сергея бабка
сразу узнала. Это пел он. А приятель его подпевал глухо¬
ватым басом:
Правит бал, правит бал, правит бал...
Бабка заглянула в окошко и даже руками развела.
Товарищи сидели на полке и дружно распевали, посту¬
кивая по дну шаек кулаками:
Сатана там правит бал...
— Какие песни к ночи поют, да еще в бане. Тьфу! —
плюнула бабка и постучала в окошко.
— Идите спать, полуночники!
Через несколько минут огонь в бане погас. Две тени
быстро пробежали по двору, и дверь амбара захлопнулась.
В эту ночь Сергей и Саня спали как убитые.
...Все лето стояла жара, и даже в середине августа солн¬
це еще припекало вовсю. Только-только начали поспевать
яблоки, а Сергею пора уже было собираться в Казань.
Пятнадцатого августа в промышленном начинались за¬
нятия.
Накануне отъезда, уже поздно вечером, Сергей пошел
к ссыльным прощаться. Идя по Полстоваловской, он еще
издали увидел, что в окнах маленького домика темно.
«Может, они все на дворе сидят?» — подумал Сергей
и подошел поближе.
На низеньком, покосившемся крыльце кто-то сидел и
курил. Папироса освещала кусок светлой рубашки и
острую маленькую бородку. Это был Христофор Спруде.
— А наши рыбу ловят... Садитесь! — сказал он и по¬
двинулся.
Сергей присел на крылечко.
— Завтра еду — проститься зашел.
— Ну так подождите, наши, верно, скоро вернутся.
Хотите курить?
Оба закурили.
1*4

Было так тихо, что каждое слово, сказанное вполголо¬
са, отдавалось по всей улице.
На другом конце Полстоваловской, у ворот дома старо¬
вера Проньки, кто-то сидел на лавочке и негромко пел.
Песня была грустная, и мотив как будто церковный:
Поздно-поздно вечерами,
Как утихнет весь народ,
И осыплется звездами
Темно-синий небосвод...
Песня вскоре смолкла.
Огни в домах гасли один за другим, стало еще тише
и темнее. Сергею начало казаться, что он сидит где-то по¬
среди поля рядом с каким-то дорожным товарищем. Сосед¬
ние домишки в темноте были похожи на стога сена.
— Тихий городок, — сказал Спруде, — третий год, как
нас сюда выслали.
— А где вы раньше жили?
— Россия велика. Где только я не бывал!.. Жил и в
Петербурге, и в Москве, и на Дону, и на Урале, и в Ка¬
зани...
— Хороший город Казань, верно? — спросил Сергей.
— Город не плох, да и люди там есть хорошие. У меня
там и сейчас один товарищ живет, студент. Может, забе¬
жите к нему? У него много народа собирается — студенты,
семинаристы, рабочие...
— Я бы с удовольствием!.. — сказал Сергей поспеш¬
но. — Да вот как они...
— Что они! Скажите им только, что Христофор при¬
слал, они вас, как старого приятеля, примут.
Спруде наклонился к самому уху Сергея:
— Раз уж вы на гектографе печатали и листовки ночью
разбрасывали, значит, вас рекомендовать можно... Да
смотрите не забывайте одного:	в нашем деле нужно...
нужно... Как бы это покороче сказать? Нужно, чтобы серд¬
ив было горячее, а голова холодная!

Глава XXXVII
ПОСЛЕДНИЙ ГОД В КАЗАНИ
В 1903 году Сергей начал работу практикантом у Кре-
стовниковых, на том самом заводе, на котором он побывал
в первый год своего учения в Казани.
Теперь уже не со слов Акимыча и не мимоходом по¬
знакомился он с тягучей и унылой жизнью в цехах, про¬
пахших щелоком и несвежим бараньим салом.
По одиннадцати часов подряд не отходили рабочие от
чанов с кислотами и от бурлящих котлов, в которых вари¬
лось знаменитое казанское мыло.
У Крестовниковых работало много татар. Сергей видел,
как, обливаясь потоками пота, татары таскали огромные
бадьи с гудронным салом. Многопудовая бадья покачива¬
лась на палке, врезавшейся в плечи переносчиков. За день
они иной раз перетаскивали на своей спине по триста —
четыреста пудов.
Этих парней подбирали всегда по росту — молодых и
сильных. На опасной работе, на переливке кислот из
бутылей в чаны, тоже стояли татары. Руки и ноги у всех
у них были в язвах и ожогах. За эту страшную и опасную
работу им платили от восьми до восемнадцати рублей в
месяц, а работали они весь день или всю ночь подряд.
Когда Сергей, усталый, в замасленной блузе, возвра¬
щался с завода домой и, переодевшись, садился к столу
за училищные чертежи, в ушах у него долго еще оставался
гул котельного отделения, грохот лебедой, ругань мастеров
и унылые выкрики грузчиков-татар.
Сергей работал до поздней ночи, покрывая белый лист
контурами усовершенствованных машин, котлов и двига¬
телей. Он чертил и думал о душных, грязных цехах Кре-
стовниковского завода, где таких котлов и двигателей и в
помине не было, где работали по старинке, так же, как
ч толсотни лет назад, в год основания завода.
186

Наглядевшись на каторжную жизнь рабочих, Сергей
в тот год написал в Уржум такое письмо:
«...Например, здесь есть завод Крестовникова (знаете,
есть свечи Крестовникова), здесь рабочие работают день
и ночь и круглый год без всяких праздников, а спросите
вы их, зачем вы и в праздники работаете, они вам ответят:
«Если мы не поработаем хоть один день, то у нас стеарин
и сало застынут, и нужно будет снова разогревать, на что
понадобится рублей пятьдесят, а то и сто». Но скажите,
что стоит фабриканту или заводчику лишиться ста руб*
лей? Ведь ровно ничего не стоит. Да, как это подумаешь,
так и скажешь: зачем это один блаженствует, ни черта не
делает, а другой никакого отдыха не знает и живет в
страшной нужде? Почему это, как вы думаете?..»
В то время когда Сергей писал это письмо, ему было
семнадцать лет. Он смотрел вокруг широко открытыми
глазами и многое видел. А глядеть было на что.
Вся страна напоминала пороховой склад, опутанный
целой сетью тлеющих фитилей. Дело шло к девятьсот пя¬
тому году. То там, то здесь вспыхивали забастовки и
стачки. Шли глухие слухи о том, что не все спокойно и в
армии. У солдат и матросов находили революционные ли¬
стовки. Видно, нижним чинам надоело терпеть зуботычины
и муштру.
Камеры в тюрьмах не пустовали. В одиночках сидело
по двое. «Крамольников» с каждым годом становилось все
больше. Они были повсюду — и на заводах, и в армии, и
среди студенческой молодежи.
В листовках и прокламациях, на тайных сходках и в
открытых выступлениях на улице звучали призывы
к борьбе с самодержавием.
Так было по всей России, так было и в Казани. 21 ян¬
варя 1903 года по городу были расклеены и разбросаны
прокламации.
Попали листовки и на Алафузовский, и на Крестовни-
187

ковский, и на Свешниковский, и на пороховой, и на пивова¬
ренный заводы, залетели они в мастерские и в типографии.
И даже на суконной фабрике Губайдулина, что в пятна¬
дцати верстах от города, очутились крамольные листовки.
Прокламации были напечатаны и на русском и на татар¬
ском языках. Говорилось в них так:
...Нам надо соединиться — вступить в общую семью рабочих-
борцов, которая у нас называется «Российская Социал-демократи¬
ческая Партия».
Мы, сознательные казанские рабочие, уже вступили в эту
партию и призываем всех наших товарищей примкнуть к нам.
Так подумайте же крепко об этом, товарищи, и, организовавшись
в кассы, в кружки, союзы, подавайте нам свою мозолистую брат¬
скую руку и смело вперед, в борьбу, вместе со всеми униженными
и обиженными, на наших угнетателей и грабителей.
Такие листовки были наклеены на столбы, на дома,
на заборы.
Часам к двенадцати дня полиция рассыпалась по всему
городу и принялась уничтожать листовки, но они были
приклеены «на совесть» и отдирать их было трудновато.
Орудуя шашками, словно ножами, соскабливали горо¬
довые крамолу со стен. А под ногами у них то и дело
вертелись мальчишки-татарчата, которые раздавали пуб¬
лике точно такие же листовки, словно это были самые
обычные ежедневные газеты. Городовые не знали, что им
делать сначала: ловить ли чертенят-мальчишек или соскаб¬
ливать листовки со стен.
Чуть ли не каждый месяц то в одном районе города,
то в другом полиция разгоняла демонстрации.
26 октября в Казани умер арестованный студент, соци¬
ал-демократ Симонов. Два месяца провел он в тюрьме и
четыре месяца — в окружной психиатрической больнице.
Больница оказалась хуже тюрьмы. Студента нарочно по¬
местили в отделение, где содержались самые нечистоплот¬
ные из душевнобольных. Его лишили прогулок и не вы¬
пускали даже на больничный двор. Четыре месяца дышал
он спертым воздухом, а у него была чахотка.
188

Он лежал в больнице, но никто его не лечил. Врач к
нему даже и не заглядывал, но зато каждый день его пала¬
ту неизменно посещали жандармы и следователи. Они
старались выпытать у полумертвого Симонова имена тех
людей, которые участвовали вместе с ним в революцион¬
ной организации.
И вот Симонов умер.
Огромная демонстрация студентов и рабочих была от¬
ветом на то убийство. Симонова провожали на кладбище
с красными венками и с революционными песнями. А че¬
рез несколько дней, 5 ноября, в годовщину Казанского
университета, в память Симонова была устроена вторая
демонстрация, какой в Казани еще не видели. Полиция
разогнала студентов и рабочих нагайками. Тридцать пять
студентов было арестовано.
В демонстрации 5 ноября вместе с другой учащейся
молодежью участвовали и ученики промышленного учи¬
лища.
Долго волновалась казанская молодежь после этого
памятного дня. То и дело в университетских аудиториях и
на частных квартирах устраивались сходки.
На заводах и фабриках возникало все больше и боль¬
ше тайных, подпольных кружков, которыми руководили
студенты — социал-демократы.
Студент, к которому направил когда-то Сергея Христо¬
фор Спруде, тоже был социал-демократом и руководителем
кружка.
Звали его попросту Виктором, без всякого отчества, па¬
рень он был простой и веселый. Глядя на его безусое маль-
чишески-насмешливое лицо, трудно было поверить, что
ему под тридцать лет. Только по его выцветшей, когда-то
синей, а теперь голубовато-серой фуражке можно было
узнать в нем старого студента.
Сергей изредка бывал у него, просиживал с ним целые
вечера, спорил, пил чай и уходил домой, унося под ши¬
нелью брошюрки, газеты, а иной раз и объемистую книгу.
189

Однажды вечером, вскоре после похорон Симонова,
Сергей зашел к Виктору.
— Вас-то мне и нужно, — сказал Виктор. — Может, вы
мне что-нибудь посоветуете.
Сергей сел на старый, продавленный диван, а студент
начал ходить по комнате, дымя папиросой и, видимо, что-то
обдумывая.
Потом он подсел к Сергею поближе.
— Послушайте, — сказал он, — у вас в механическом
можно было бы что-нибудь смастерить так, чтобы началь¬
ство об этом ничего не знало?
— А что именно нужно? — спросил Сергей прямо. —
Ведь вас, вероятно, не гидравлический пресс интересует
и не кронциркули...
Виктор засмеялся.
— Пресс не пресс, а что-то в этом роде. Понимаете,
какая история... Нам нужно кое-что тиснуть. Срочно.
В большом количестве экземпляров. А на гектографе да¬
леко не уедешь. Так вот, не можете ли вы что-нибудь
изобрести? Станочек какой-нибудь или наборную коробку
с валиком. Шрифт у нас есть — типографские рабочие вы¬
ручили.
Сергей задумался.
— Что ж, надо сообразить... Коробка — дело не такое
хитрое. Но ведь это немногим лучше гектографа. Сотни
две-три листовок напечатаете — и конец...
— Ну, что поделаешь, — развел руками Виктор. — В ти¬
пографии Тимофеева, на Большой Проломной, можно бы¬
ло бы зараз и десять тысяч экземпляров напечатать, но
там, пожалуй, нашего заказа не примут...
— Постойте, — сказал Сергей. — Мне кое-что пришло
в голову.
— Ну, ну?
— У нас в механических мастерских сейчас чинят одну
штуку, которая могла бы для этого дела пригодиться. Не
хуже тпмофеевской будет, но только много поменьше.
190

— Это было бы замечательно, — сказал Виктор, вставая.
Сергей тоже встал.
— Так вот, значит, я попробую ее достать и передать
вам. Она к нам прислана из какого-то общества помощи
слепым. Но сейчас, я думаю, она нужнее зрячим... Только
надо сообразить, как все это устроить.
— Добре, — сказал Виктор. — Завтра я сообщу об этом
своим, а вы мне скажете, как обстоит дело. Приходите
вечером в городской театр. Там встретимся.
Разговор этот происходил 13 ноября. А к 15 ноября
Сергей надеялся уже исполнить свое обещание.
Но 14-го случилось событие, которое неожиданно поме¬
шало этому делу.
Глава XXXVIII
ШКОЛЬНЫЙ БУНТ
14 ноября в Казанском городском театре был устроен
спектакль-концерт в пользу неимущих студентов. Уча¬
ствовали в концерте сами же студенты.
Еще за несколько дней до этого в городе поговаривали
о том, что студенческий концерт непременно закончится
демонстрацией.
К ярко освещенному подъезду театра то и дело подхо¬
дила молодежь. Перед широкими ступенями не спеша,
вразвалку прохаживались городовые. Сегодня их было осо¬
бенно много,— видно, полицеймейстер прислал усиленный
наряд.
Три товарища — Сергей Костриков, Асеев и Яковлев —
подошли к театру и огляделись по сторонам. У них не бы¬
ло в кармане разрешения директора, а попасть в театр на
этот раз было необходимо.
Товарищи уже собирались было проскользнуть в дверь,
как вдруг увидели в двух-трех шагах от себя проныр¬
ливого и вездесущего надзирателя Макарова. Макаров
стоял, заложив руки назад, и смотрел на них в упор. Бе¬
191

жать было поздно. Заметив трех учеников, надзиратель
прищурился и, видимо, хотел что-то сказать. Но Асеев его
опередил:
— Здравствуйте, Панфил Никитич. А нас сегодня гос¬
подин инспектор за примерное поведение отпустил в театр.
И, не дав надзирателю опомниться, товарищи уверенно
вошли в подъезд.
В фойе, украшенном гирляндами елок, играл военный
духовой оркестр. В киосках студенты и курсистки прода¬
вали цветы, программы и конфеты. Сегодня в театре со¬
бралась почти вся учащаяся молодежь Казани. Среди
студенческих тужурок только изредка мелькали черные
штатские сюртуки и нарядные платья дам. Почти у всех
на груди были приколоты номера для «почты амура».
Сергей, Асеев и Яковлев долго бродили но фойе среди
публики. Они искали глазами Виктора. Вдруг к Сергею
подбежала гимназистка с длинными косами. Через плечо
у нее висела на голубой ленте сумка с надписью: «Почта
амура».
— Вы номер 69? — спросила она улыбаясь. — Вам
письмо.
Сергей распечатал маленький сиреневый конверт и уви¬
дел три строки, написанные размашистым почерком:
«Жажду с Вами свидания. С нетерпением жду в Дер¬
жавинском сквере после концерта. Третья скамейка от
входа направо».
Письмо было от Виктора. Не успел Сергей сунуть
сиреневый конверт в карман, как Асеев зашептал:
— Широков, Широков! Смотри, Широков идет!
Товарищи обернулись и увидели грозу всего училища —
инспектора Широкова, Алексея Саввича. Он входил в фойе,
торжественный и парадный, с орденом на шее и орденом
на груди. А за ним семенил, щуря глаза и вытягивая шею,
надзиратель Макаров. Товарищи переглянулись и быстро
шмыгнули в коридор. Но на этот раз им не удалось улиз¬
нуть от Макарова,
т

Он схватил Сергея за рукав и сказал сердито:
— Стыдно, господа, врать. Стыдно. Господин инспектор
и не думал вам давать разрешения. Прошу сию же минуту
оставить театр и отправиться домой.
Сергей и его два товарища молча поклонились и пошли
в раздевалку.
Там они постояли за вешалкой минут десять, а потом
снова поднялись наверх. Концерт уже начался.
Вся публика была в зрительном зале. Только несколько
человек опоздавших, столпившись кучкой, стояли у закры¬
той двери. Из зала доносился шумный рокот рояля и тон¬
кий голос скрипки. Потом по всему залу прокатились
дружные аплодисменты, кто-то крикнул «браво», и сту¬
дент-распорядитель с пышной розеткой на груди пропу¬
стил опоздавших в зал.
В эту минуту на сцену вышел другой студент, тоже
с розеткой на груди, и громко объявил:
— «Умирающий лебедь» Бальмонта. Исполнит студент
Казанского университета Пав-лов-ский. У рояля ученица
Московской консерватории мадемуазель Фельдман.
Из-за кулис вышла на сцену тоненькая девица в чер¬
ном тюлевом платье с красными гвоздйками у пояса, аза
ней белокурый студент с широкими плечами и задорно
закинутой назад головой. Форменный сюртук сидел на нем
мешковато, — видно, был с чужого плеча.
Девица подсела к роялю и опустила тоненькие руки на
клавиши, а студент шагнул к рампе и, оглядев зал, полный
молодежи, начал ровным, сильным, широким голосом:
Над седой равниной моря ветер тучи собирает...
По залу пробежал легкий шорох. А голос со сцены
зазвучал еще сильнее и повелительнее:
Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии
подобный.
То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он
кричит, й — тучи слышат радость в смелом крике птицы.
В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и
уверенность в победе слышат тучи в этом крике.
7 Мальчик из Уржума
193

Студент на мгновение остановился, и вдруг в ответ ему
сверху, с галерки, захлопали.
Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем и на
дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.
И гагары тоже стонут, — им, гагарам, недоступно наслажденье
битвой жизни:	гром	ударов их пугает...
Кто-то, пригнувшись, испуганно и торопливо пробежал
через зал...
Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах...
Из ложи полицеймейстера раздался хриплый окрик:
— Занавес! Прекратить безобразие!
Толстый лупоглазый полицеймейстер стоял, перегнув¬
шись через барьер, и махал кому-то в дверях белой пер¬
чаткой.
Публика соскочила со своих мест и бросилась к рампе.
Раздались свистки, взволнованный звон шпор, но занавес
не опускался. А студент, стоя уже на самом краю рампы,
читал полным, сильным голосом, покрывающим весь шум
в зале, стихи Максима Горького —«Буревестник»:
— Буря! Скоро грянет буря!
Это смелый Буревестник гордо реет между молний над реву¬
щим гневно морем; то кричит пророк победы:
— Пусть сильнее грянет буря!..
В задних рядах десятки молодых голосов подхватили
последние слова:
— Пусть сильнее грянет буря!
Занавес медленно опустился. Публика повалила к вы¬
ходу. Помятый в толпе школьный надзиратель Макаров
робко пробирался в раздевалку, когда мимо него по ле¬
стнице, весело перепрыгивая через ступеньки, пробежали
три ученика Казанского промышленного училища — Ко-
стриков, Асеев и Яковлев.
Прямо из театра Сергей отправился в Державинский
сквер на условленное свидание. Домой он вернулся поздно.
...На следующее утро, как всегда, товарищи отправи-
194

лись в училище. Асеев и Яковлев задержались в шинель¬
ной, а Сергей, с чертежами под мышкой, пошел в класс.
У дверей его встретил надзиратель Макаров.
— Костриков, — сказал он спокойно и даже как будто
лениво, — будьте любезны проследовать в карцер.
В карцере, темной длинной комнате, похожей на тупик
коридора, было холодно и пахло плесенью. Через пять ми¬
нут туда привели и Асеева, и Яковлева. Не успел надзи¬
ратель повернуть в замочной скважине ключ, как Яковлев
запел:
Привет тебе, приют священный...
В карцере товарищи должны были просидеть ни мно¬
го ни мало — двенадцать часов подряд: с восьми утра до
восьми вечера. Они решили не скучать.
Сперва барабанили ногами в дверь, выбивая дробь, по¬
том боролись, потом пробовали даже играть в чехарду, а
под конец начали петь песни:
Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орел молодой...
Никто им не мешал. За мрачной дверью карцера было
тихо, словно все школьные надзиратели вымерли.
К вечеру, когда в мастерских и лабораториях уже кон¬
чились занятия, узников освободили и предложили не яв¬
ляться в училище—впредь до особого распоряжения.
А на другой день по училищу поползли слухи, что
Кострикова, Асеева и Яковлева исключают. После звонка
на большую перемену по длинным мрачным коридорам
взволнованно забегали ученики.
— В актовый зал... Все в актовый зал!
— Директора! Инспектора!
— Отменить исключение!
— Оставить в училище Кострикова, Асеева и Яковлева!.*
Школьное начальство засуетилось. Никогда еще не
было в училище подобной истории. С трудом загоняя уче¬
ников из коридора в классы, хватая их за куртки, перепу¬
ганные надзиратели повторяли скороговоркой:
7*
195

— Успокойтесь, господа, успокойтесь. Завтра утром
все уладится. Непременно уладится. Директор будет с ва¬
ми беседовать, и все, разумеется, выяснится и уладится.
В конце концов надзирателям удалось заманить и за¬
гнать учеников в классы. Занятия кое-как дотянулись до
последнего звонка.
Прямо из училища, не заходя к себе домой, целая вата¬
га третьеклассников отправилась на Рыбнорядскую к
Асееву, Кострикову и Яковлеву. В маленькой, тесной ком¬
нате они расселись на кроватях, на топчане, на огромном
портновском столе и начали обсуждать положение.
— Исключат!— говорили одни.— Уж если Широков
решил что-нибудь, он своего добьется.
— Да нет,— возражали другие,— постановления же
об этом еще не было.
— Какого постановления?
— Да педагогического совета. Ведь не могут же без
совета исключить! Это все одни разговоры.
— Ну, там разговоры или не разговоры, а пусть по¬
пробуют исключить. Видели, что нынче в училище нача¬
лось? А завтра еще не то будет. Вон в Томской семинарии
два месяца назад хотели одного парня исключить, так там
ребята все стекла выбили, провода перерезали и самого
инспектора, говорят, поколотили. И мы то же самое сде¬
лаем.
Третьеклассники долго бы еще спорили и волновались,
но тут вмешался Сергей:
— Вот что, ребята. Завтра мы как ни в чем не быва¬
ло придем на занятия, а там будет видно.
С тем и разошлись.
А на другое утро, чуть только пробило семь часов, Ко-
стриков, Асеев и Яковлев вышли из ворот своего дома и
зашагали в училище на Арское поле.
В гардеробной, которая в промышленном называлась
«шинельной», уже было тесно и шумно. Ни один из над¬
зирателей не заметил самовольно явившихся учеников.
196

Но как только они вышли из шинельной в коридор, Мака¬
ров сразу же подскочил к ним:
— Прошу вас покинуть училище впредь до особого
распоряжения инспектора. Вам это русским языком было
сказано.
Товарищи переглянулись и пошли назад, в шинельную.
Но не успели они еще одеться, как их окружили уче¬
ники из третьего класса, второго и даже первого.
— Прошу сию же минуту, не медля, разойтись по клас¬
сам. Занятия начинаются!—закричал, заглядывая в ши¬
нельную, Макаров, но его никто не хотел слушать.
Классы пустовали. Да, видно, и сами учителя в это
утро об уроках не думали.
Они заперлись в учительской, и ни один из них не по¬
являлся в коридоре, хотя звонок прозвенел уже давно.
Еще с полчаса просидели Костриков, Асеев и Яковлев
в конце коридора на широком подоконнике, окруженные
целой толпой товарищей. Макаров издали смотрел на это
сборище, но не решался подойти.
Но вот снова прозвонил длинный, пронзительный зво¬
нок, и учителя гуськом вышли из учительской, направ¬
ляясь в классы на занятия. Толпа возле подоконника по¬
редела.
— Как? Вы еще здесь, господа?—удивился Макаров,
снова набравшись храбрости.
«Господа» нехотя двинулись к выходу, и надзиратель
Макаров сам проводил их до парадной двери.
Лишь только захлопнулась за ними тяжелая дубовая
дверь, как в училище началась суматоха. Ученики стар¬
ших классов бросились в шинельную, чтобы остановить
Сергея Кострикова и его товарищей. Но шинельная уже
была пуста.
— Выгнали!—закричал кто-то из ребят и, подбежав
к тяжелой, длинной вешалке, на которой висела добрая
сотня шинелей, начал валить ее на пол. Однако вешалка
была основательная и не поддавалась.
197

На нее, словно на баррикаду, взгромоздились ученики.
На помощь парню бросилось еще несколько ребят.
Вешалка покачнулась и, взмахнув всеми рукавами и пола¬
ми, грохнулась на пол.
— Прекращайте, ребята, занятия!—кричали они на
весь коридор.— Пускай вернут в училище Кострикова,
Асеева и Яковлева.
— Директора! Инспектора!
Тут надзиратели совсем растерялись. Стоило им загля¬
нуть в дверь, как в них летели чьи-то калоши и фуражки,
а иной раз и шинели. Ученики уже высыпали на лестницу.
— Директора! Инспектора требуем! Инспектора!
— Директора нет в городе. Инспектора тоже нет. Он
уехал,— врал ученикам побледневший до синевы, вконец
перепуганный надзиратель Тумалович.
Но никто ему не верил. Все высыпали на улицу и по¬
шли мимо здания училища. У одного из окон толпа оста¬
новилась.
Здесь жил инспектор Широков.
■— Давайте споем ему вечную память!—крикнул кто-то.
— Начинай, споем!—подхватили голоса.
— Вечная память... вечная память... вечная память
инспектору Широкову, Алексею Саввичу,— запел друж¬
ный хор, а один из парней влез на тумбу и начал дирижи¬
ровать, размахивая длинными руками.
У окна, спрятавшись за тюлевую занавеску, стоял злой
и растерянный Широков.
После «вечной памяти» школьники двинулись по Гру¬
зинской улице. Они шли и пели студенческую революцион¬
ную песню:
Был нам дорог храм юной науки,
Но свобода дороже была.
Против рабства мы подняли руки,
Против ига насилья и зла.
Навстречу им уже выезжал наряд полиции. Их задер¬
198

жали и вернули назад. Они не успели даже дойти до угла
улицы.
Пусть нас ждут офицерские плети,
Казематы, казарма, сухарь,
Но зато будут знать наши дети,
Как отцы их боролися встарь...—
пели школьники, оттесняемые полицией.
В тот день, когда ученики промышленного училища,
отпев заживо инспектора Широкова, высыпали с песнями
на улицу, Сергей тоже не сидел дома.
В Державинском сквере, где два дня назад у него было
свидание с Виктором, он встретился с ним опять.
— Ну, как дела?— спросил Виктор.— Сегодня вечером
будет?..
Сергей нахмурился.
— Сегодня нет,— сказал он.
— А что случилось?
— Да ничего особенного. В училище не попасть. На¬
чальство собирается исключить меня, Асеева и Яковлева.
За четырнадцатое число...
— Так,— нахмурился Виктор.— Штука неприятная.
А сколько вам. осталось до окончания?
— Шесть месяцев.
— Всего-то? Подлая история... У вас, кажется, родите¬
лей нет?
— Нет. Я с восьми лет в приюте.
— Ну, что-нибудь придумаем,— сказал Виктор, уча¬
стливо положив руку на колено Сергею.
— Конечно, придумаем,— кивнул головой Сергей.—
А может, еще и обойдется. Наши там бунтуют... Но как бы
дело ни повернулось, станок достать надо, а то его через
два дня заказчикам вернут. Адрес остается тот же?
— Тот же,— сказал Виктор.
— Ну, значит, до восемнадцатого.
17 ноября утром около крыльца Казанского училища
остановились санки. Из. них вылезли полицеймейстер и се¬
добородый преосвященный в высокой бобровой шапке.
193

Всех учащихся созвали в актовый зал.
Первым держал речь преосвященный. Он долго говорил
о том, что грешно и неразумно идти против начальства и
что бог карает мятежников, а начальство вольно с ними
поступать «строго и справедливо». Ученики молчали.
Затем коротко и резко сказал несколько слов полицей¬
мейстер. Речь его можно было передать несколькими сло¬
вами: «учатся на казенный счет, а бунтуют».
— Грошовой стипендией попрекает!—сказал кто-то в
задних рядах.
И наконец заговорил сам инспектор. Заложив по-напо¬
леоновски руку за борт сюртука, Алексей Саввич Широков
вышел вперед и сказал хриплым, отрывистым голосом:
— Довожу до сведения учащихся, что Костриков, Асе¬
ев и Яковлев исключены...— Здесь Широков гулко вздохнул.
Все замерли.
— ...не будут,— закончил Широков.
В зале поднялся шум. Кто-то негромко крикнул «ура».
Училищное начальство вынуждено было оставить «бун¬
товщиков», так как боялось, как бы школьный бунт не пе¬
рехлестнул через стены училища. В любую минуту про¬
мышленников могли поддержать студенты и рабочие.
С 18 ноября в промышленном училище все пошло
своим чередом. Все были на своих местах—и учителя, и
ученики, и сторожа.
Длинная, тяжелая вешалка в шинельной тоже стояла
на своем месте. Три крайних ее крючка были заняты тре¬
мя шинелями—Кострикова, Асеева и Яковлева.
Когда три приятеля появились утром в училище, их
встретили как героев. В шинельной их качали, на дворе им
кричали «ура». Во время уроков учителя разговаривали
с ними осторожно и тихо, как будто все три товарища
только что перенесли тяжелую болезнь.
Одним словом, порядок в училище был налажен. Все
было тихо и мирно—до восьми часов утра следующего
дня. А в восемь часов обнаружилось нечто такое, что сно¬
200

ва переполошило училищное начальство и даже полицию.
Из механической мастерской исчез ручной печатный
станок, только что отремонтированный и приготовленный
к сдаче заказчикам. Когда об этом узнал инспектор Ши¬
роков, он сказал надзирателям испуганно и сердито:
— Что же это такое, господа? Почему не уследили?
Ведь это же не подсвечник, это станок, на нем печатать
можно! Скоро дело до того дойдет, что мне в кабинет под¬
бросят бомбу... Немедленно расследовать, кто взял станок!
Надзиратели забегали, захлопотали, но найти виновни¬
ка так и не удалось. Не нашли и станка.
В тот же самый день к вечеру станок был уже на но¬
вом месте. Новые хозяева сразу же пустили его в работу.
Станок, который был предназначен для того, чтобы пе¬
чатать холодные и унылые годовые отчеты благотвори¬
тельного общества и списки жертвователей, печатал те¬
перь на тысячах листовок смелые и горячие слова при¬
зыва: «Долой самодержавие! Долой эксплуататоров! Да
здравствует революция!»
Глава ХХХГХ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ КАЗАНИ
В конце июня 1904 года в маленьком домике на Пол¬
стоваловской улице шли спешные приготовления.
Ждали Сергея. Он должен был со дня на день приехать
в Уржум. Особенно ждала Сергея бабушка Маланья. Ей
было уже девяносто два года. Она почти ослепла, частень¬
ко недомогала и иногда по целым дням не слезала с печки.
— Поглядеть бы одним глазком на внука—и помирать
можно. На механика выучился. Шутка ли!—говорила ба¬
бушка соседям.
К приезду Сергея в доме побелили стены и печки. Се¬
стры Анюта и Лиза вымыли пол, вымыли и протерли бу¬
магой до блеска оконные стекла. В горнице на столе кра¬
совалась белая скатерть, которую стлали только на
201

рождество и на пасху. Посредине стола в глиняном кувши¬
не поставили огромный букет васильков—любимых цветов
Сергея. От выбеленных стен, нарядной скатерти и цветов
на столе маленькая бедная горница приняла праздничный
вид и даже, казалось, стала больше и светлее. Все было
готово к встрече Сергея.
Пароход приходил на пристань Цепочкино четыре раза
в неделю, около двенадцати часов дня.
Но в день приезда Сергея пароход опоздал.
И когда Сергей пришел на Полстоваловскую, дома бы¬
ла одна бабушка Маланья. Старшая сестра Анюта ушла к
подруге, а Лиза убежала на Уржумку купаться.
Бабушка, укрывшись шалью, дремала на лавке.
— Кто там?— закричала она, услышав в сенях чьи-то
громкие незнакомые шаги.
— Свои!—ответил с порога мужской голос.
— Сереженька! Приехал!— ахнула бабушка.
Она поднялась с лавки и ощупью, держась ва стену,
пошла навстречу Сергею. Через минуту они сидели рядом
на лавке. Старое морщинистое лицо бабки сияло.
— Большой, большой вырос. И тужурка форменная!
И усы!.. Все как следует! Поглядела бы сейчас на тебя
покойная Катя.— Бабушка заплакала.
И действительно, Сергей вырос и очень возмужал за
последний год жизни в Казани. Широкоплечий и крепкий,
в суконной форменной тужурке, с темными густыми воло¬
сами, зачесанными назад, он выглядел старше своих во¬
семнадцати лет.
Вскоре вернулись сестры, и в доме зазвучали молодые,
веселые голоса, а через час уже вся Полстоваловская зна¬
ла о приезде Сергея. То и дело хлопала и скрипела старая
низенькая калитка Костриковского дома.
Пришла мать Сани, Устинья Степановна Самарцева,
заглянул Пронька, забежали два соученика Сергея по го¬
родскому училищу. А под вечер явился приютский двор¬
ник Палладий. Он заметно постарел, и в рыжих во¬
202

лосах его, подстриженных в скобку, появилась седина.
Палладий поздоровался, поставил у дверей большую
сучковатую палку, которую он называл «своим дружком»,
и уселся на табуретку против Сергея.
— Скажи, пожалуйста, техник-механик стал!— удив¬
лялся Палладий.— Одиннадцать лет в приюте служу, а
впервые вижу, чтоб приютский сирота в люди выбился.
Он почтительно разглядывал форменную фуражку, ко¬
торую держал осторожно двумя пальцами за козырек.
Дворник долго сидел в гостях у Костриковых, пил чай
с баранками, расспрашивал Сергея про Казань и ушел
очень довольный тем, что Сергей выучился на «механика»
и «не загордился».
Не успела закрыться дверь за дворником Палладием,
как пришел Саня Самарцев. Саня был в новом костюме, в
высоком накрахмаленном воротничке, подпиравшем под¬
бородок, и в шелковом галстуке. В руках он держал то¬
ненькую бамбуковую тросточку с надписью «Кавказ».
— Вот и наш кавалер пожаловал,— сказала бабушка
Маланья.
И верно, иначе как кавалером Саню теперь и назвать
было нельзя.
— Я тебя сразу и не узнал—ишь ты, какой франт,—
сказал Сергей, обнимая приятеля за плечи.
— Вас, уважаемый Сергей Миронович, тоже узнать
трудновато,— засмеялся Саня.
В первое же воскресенье товарищи встали в шесть ча¬
сов утра и отправились на рыбную ловлю.
Город уже просыпался. Шли уржумские хозяйки с вед¬
рами на речку. Звонили в соборе к ранней обедне. Домо¬
владельцы подметали перед своими домиками улицу.
Товарищи дошли до реки, выбрали укромный уголок,
разделись и бросились в воду.
Как хорошо было плыть по реке в это июньское жар¬
кое утро! Вода была прозрачная, видно было песчаное
желтое дно.
203

— Дальше учиться будешь?— вдруг спросил Саня,
плывя рядом с Сергеем.
— Я не прочь, да только, сам знаешь*— кому пироги
да пышки, а кому синяки да шишки.
— А то оставайся здесь. У нас в Управе вакансия реги¬
стратора освобождается. Хочешь, похлопочу за тебя?
— Не надо,— сказал Сергей.
Оба плыли несколько минут молча.
— Иван Никонович!—вдруг закричал Саня.—Иван
Никонович!
Сергей увидел на берегу лодку, а в ней парня лет два¬
дцати шести, с пышной русой шевелюрой. Студенческая
выгоревшая от солнца фуражка сползла ему на затылок.
Он вычерпывал из лодки воду железной банкой.
— Говорят, что он политический,— тихо сказал Са¬
ня.— Познакомить тебя?
Ивана Никоновича, студента Томского технического
института, Саня знал еще по Вятке. Знакомство состоя¬
лось. Этот день они провели втроем, а вечером втроем от¬
правились в гости к политическим ссыльным.
Возвращаясь от ссыльных, Сергей вдруг сказал:
— Хорошо бы собрать знакомую молодежь да поехать
по реке на лодке.
— Мысль невредная!—подхватил студент.
Через неделю был устроен пикник. На лодках поехало
человек двенадцать: курсистки, студенты, гимназисты.
Взяли с собой самовар, бутерброды, гитару. Поздно вече*
ром на берегу Уржумки разложили костер, наварили ухи.
Играли на гитаре, пели хором революционные песни, над
рекой раздавались молодые голоса:
Нам не нужно златого кумира,
Ненавистен нам царский чертог!
От костра на воде дрожали красноватые отблески.
Сергей стоял у костра и дирижировал зеленой веткой:
Вставай, поднимайся, рабочий народ.
Иди на врага, люд голодный!

Глава XL
СЕРГЕИ УЕЗЖАЕТ
Почти каждый день Сергей встречался со студентом.
Возвращаясь из Управы, Саня постоянно заставал их
вместе. Он начинал ревновать Сергея, и ему казалось, что
тот никогда с ним так охотно и оживленно не разговари¬
вал, как с новым товарищем.
Даже бабушка Маланья благоволила к Ивану Никоно-
вичу, который ежедневно бывал у Костриковых. Бабушка
прозвала его «Тара-ри-ра». У студента была смешная
привычка: он всегда напевал себе под нос мотив без слов,
так что слышалось одно беспрерывное «тара-ри-ра,
тара-ри-ра».
В середине августа Сергей вдруг объявил дома, что он
уезжает с Иваном Никоновичем в Томск.
— Ты что ж, в Технологический учиться едешь?—
спросил Саня.
— Хотелось бы, да неизвестно, как обстоятельства
сложатся.
— Кем же ты все-таки думаешь быть?
— Буду тем, что сейчас самое важное и самое нуж¬
ное,— ответил Сергей.
— Ничего не понимаю,— рассердился Саня и замолчал.
Бабушка, узнав об отъезде Сергея, завздыхала:
— Зачем уезжать? Устроил бы тебя Саня в Управу, и
жил бы ты себе тихо да спокойно в Уржуме.
— Ехать, бабушка, нужно.
— Ну, раз нужно, поезжай,— махнула рукой бабуш¬
ка.— Это тебя не иначе как «Тара-ри-ра» взбаламутил!
За семь дней до отъезда Сергей решил пойти к фото¬
графу вместе с бабушкой и сестрами.
Бабушка по такому торжественному случаю позвала
Устинью Степановну и долго советовалась с ней, в каком
205

ей платке сниматься—в ковровом или в черной шали. Ли¬
за вместо обычной косы сделала прическу.
По городу бабушку медленно вели под руки Лиза и
Сергей. Бабушка шла и спотыкалась—не слушались ста¬
рые ноги.
Фотограф—маленький тщедушный	человечек—суе¬
тился, долго усаживал их и, наконец, усадил: бабушку ря¬
дом с Лизой, которая держала в руках книгу, а позади по¬
ставил Сергея и Анюту.
Через четыре дня снимок был готов, и бабушка Ма¬
ланья повесила его на самом видном месте, в горнице под
иконой.
Уезжал Сергей в осенний теплый и ясный день. На бе¬
резах уже кой-где пожелтели листья, но небо было голу¬
бое и безоблачное.
Сборы не затянулись. Корзинка с бельем, одеяло да по¬
душка—вот и все имущество!
Бабушка Маланья в это утро встала чуть свет, напек¬
ла Сергею подорожников и налила бутылку топленого мо¬
лока.
— Дорогой выпьешь. На воде есть всегда хочется,—
уговаривала она Сергея и, несмотря на его протест, все-
таки всунула ему в карман бутылку с молоком.
Младшая сестренка Лиза на прощание подарила брату
носовой платок, на котором вышила его инициалы.
Сергей простился с бабушкой и сестрами, за ним зашли
Иван Никонович и Саня, который хотел проводить товари¬
щей до пристани Цепочкино.
Когда они пришли на пристань, пароход стоял уже у
причала.
До отхода оставалось несколько минут, и уже все пас¬
сажиры были на палубе. Женщины с узлами и детьми, поп
в соломенной шляпе с большим парусиновым зонтиком,
краснощекий подрядчик в поддевке и несколько крестьян
с мешками.
206

Едва успели Сергей и студент войти по трапу на паро¬
ход, как босоногий белобрысый матрос отдал концы—и
пароход медленно отошел от пристани.
Сергей и Иван Никонович стояли на палубе и махали
фуражками.
— До свидания, Иван Никонович! До свидания, Серь¬
га! Пишите! Пишите!—кричал Саня.
Он стоял на берегу до тех пор, пока пароход не скрыл¬
ся за поворотом реки. Тогда Саня медленно пошел домой,
размахивая своей тросточкой.
«Вот поехали,— думал он,— будут жить в большом го¬
роде, учиться, работать, а я остался в Уржуме».
Он шел, размахивая тросточкой, и в досаде сбивал ли¬
стья с придорожных кустов. А в это время на пароходе, в
маленькой каюте, разговаривали товарищи. Пароход вздра¬
гивал, где-то внизу стучала машина. Сергей сидел на узкой
койке, Иван Никонович стоял у стены и курил.
— Ты должен знать, Сергей, что тебя ожидает! Не
исключена возможность виселицы. А о тюрьме и ссылке
уж и говорить нечего...
Сергей поднялся и, тряхнув головой, откинул волосы со
лба.
— Знаю, Иван!
Он распахнул маленькое круглое оконце; в каюту во¬
рвался свежий речной воздух и шум колес.
— А вот и Шурму проехали,— сказал Сергей, высунув
голову в окошко.
Вечерело. Мимо проплывали вековые дремучие леса,
болотистые топи, невысокие холмы, и только изредка на
отлогих глинистых берегах темнели крохотные, сутулые
избушки.
Над рекой вставал серый холодный туман.
Кое-где начинали зажигаться огни.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава I. Домик на Полстоваловской	и его обитатели .	8
Г лава II. Кузьмовна 	13
Глава III. Сережина бабушка	18
Г лава IV. Сироты 	20
Г лава V. Нужда 	  26
Г лава VI. В приют	29
Глава VII. «Дом призрения»  	32
Глава VIII. Воспитанники	38
Глава IX. Приютское житье	40
Глава X. Домой	 45
Г лава XI. В школу	 49
Глава XII. Приютские и городские	59
Глава XIII. УГУ 	65
Глава XIV. Учителя и ученики	69
Глава XV. Саня-реалист	74
Глава XVI. Второклассник	79
Глава XVII. Спектакль	 86
Глава XVIII. Почему это так?	93
Глава XIX. Уржумское начальство	95
Глава XX. «Благодетели» 	99
Глава XXI. В Казани 	103
Глава XXII. Угловой жилец 	  106
Глава XXIII. Новые места, новые люди .	.	.	.	110
Глава XXIV. Соединенное промышленное .	.	,	.	ИЗ
Глава XXV. Знакомство со студентом	119
Глава XXVI. Каторжные 	122
Глава XXVII. Случай с двигателем	130
Глава XXVIII. «Благодетели» отказываются	.	,	.	139
Глава XXIX. Жизнь втроем	 .	146
Глава XXX. Друзья детства встречаются вновь	.	.	150
Глава XXXI. Крамольники 	158
Глава XXXII. Домик под горой	161
Глава XXXIII. Первое поручение	..••••	169
Глава XXXIV. «Искра» на Уржумке	172
Глава XXXV. Тайная типография	174
Глава XXXVI. Когда город спал	178
Глава XXXVII. Последний год в Казани .	.	•	•	186
Глава XXXVIII. Школьный бунт	..••••	191
Глава XXXIX. Возвращение из Казани	201
Глава XL. Сергей уезжает	205

Scan Kreyder - 06.08.2018 - STERLITAMAK