в. н. козляков
СЛУЖИЛЫИ
«ГОРОД»
московского
ГОСУДАРСТВА XVII ВЕКА
(От Смуты до Соборного уложения)
Ярославль
Издательство Ярославского государственного педагогического университета им. К. Д. Ушинского
2000


ББК 63. 3 (2) 46 К 592
Настоящая работа подготовлена при поддержке Института «Открытое общество»
This work was supported by the Research Support Scheme of the Open Society Support Foundation, grant No.: 790/1998
Козляков В. H.
К 592 Служилый «город» Московского государства XVII века (От Смуты до Соборного уложения). Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2000. — 208 с.
ISBN 5-87555-213-1
В книге рассматривается история уездного дворянства в России первой половины XVII в. В работе исследуется участие служилого «города» в политической борьбе, структура дворянских обществ и их внутренняя организация, служба и самоуправление городового дворянства.
Книга адресуется специалистам и читателям, интересующимся историей России и русского дворянского сословия.
Работа издана в авторской редакции
ISBN 5-87555-213-1
© В. Н. Козляков, 2000


Памяти
Светланы Петровны Мордовиной и Александра Лазаревича Станиславского
Введение
Служилые люди «по отечеству» составляли в Московском государстве XVII века многотысячную сословную группу, разделенную строго очерченными границами. На верху этой лестницы чинов находились бояре и московские дворяне, составлявшие Государев двор, в середине — жильцы и выборные дворяне из уездов, хотя и входившие в состав «московского списка», но не имевшие значительных привилегий, внизу — дворовые и городовые дети боярские из уездных служилых корпораций — «городов». Провинциальные дворяне и дети боярские были основой дворянского сословия в России, но они как бы выключены из истории, составляя ее молчащее большинство. Парадокс историографии состоит в том, что представления об основной массе служилых людей формировались на основании того, что известно о привилегированной верхушке — Государевом дворе, а не об обычном, рядовом дворянстве.
Немногочисленный, по сравнению с другими группами служилых людей, «Государев двор», состоявший из бояр, окольничих, дворян московских, стряпчих, стольников и жильцов, играл главную роль в приказном и воеводском управлении, а также военном деле. Дворянство, организованное в уездные служило-землевладельческие корпорации — «города», на их фоне ничем примечательным не выделялось. Основная дворянская служба в войсках сотенного строя еще более нивелировала индивидуальность, по сравнению с возглавлявшими полки московскими дворянами. Достаточно посмотреть на описания
3


в писцовых книгах вотчин и поместий людей, служивших в Государевом дворе, и аналогичные записи о владениях городового дворянина. При этом у московского дворянина могло быть несколько сел, деревень, починков в разных уездах, у городового же сына боярского, как правило, одна-единственная вотчина или «поместишко», часто состоявшие из «жеребья» (доли) в родственном владении или из пустошей. Поэтому села и деревни столичных служилых людей выглядят в писцовых книгах разительным контрастом с деревнями и починками уездных детей боярских: плотно заселенные крестьянами и дворовыми людьми, в отличие от владений служилой мелкоты, где помещик со своими крепостными составлял почти одну семью.
Вокруг царя, в московских приказах, на войсковых смотрах — всюду городового дворянина можно было встретить только как челобитчика, а не распорядителя своей судьбы. Не случайно в запальчивых местнических спорах потомков городовых дворян называли людьми «обышными». Иначе обстояло дело в уездах, где у него уже появлялось поле для приложения своих сил. Один из самых известных институтов местного управления — губные избы — функционировал при участии дворянских корпораций, из их представителей выбирались губные старосты. Кроме того, проводя, по условиям службы, по полгода в своих поместьях (зимой или летом), провинциальные дворяне так или иначе становились «центром власти» для своих крестьян, определяя повседневную жизнь в уездах.
К началу XVII века уездное дворянство прошло долгий, более чем столетний путь развития1. В процессе создания единого Русского государства на рубеже XV —XVI вв. дети боярские разных уездов составляли резерв периодически пополнявшегося Государева двора, они служили военную и сторожевую службу в полках Государева разряда всем «городом»2. Постепенно из тех, кого вызывали на службу в Москву, сложилась группа дворовых детей боярских (из них же черпались кадры выборных, отбиравшихся великим государем для необходимых ему поручений). Уездное дворянство этого времени по своему составу было достаточно аристократичным. Очень немного известно о городовых детях боярских3. По сведениям более поздних десятен и росписей русского войска они преобладали в «городах», но надо учитывать, что городовые дети боярские в первой половине XVI в. имели возможность перейти в дворовый список и приобщиться к службе в Государевом дворе.
Такой порядок сохранялся до тысячной реформы 1550 г., отделившей столичное дворянство и выборных из уездов, а также от дворо¬


вых и городовых детей боярских в них. Во второй половине XVI в. дворовые дети боярские потеряли возможность непосредственного перехода в Двор, и только выборное дворянство напоминало об исторически складывавшихся и разрушенных опричниной территориальных принципах организации Государева двора, занимая промежуточное положение между Москвой и уездами4.
В узком смысле уездное дворянство — это, с начала XVI в. — одни городовые дети боярские, затем с середины века — дворовые и городовые дети боярские, а в конце XVI в. — выборные дворяне, дворовые и городовые дети боярские. Эта сословная группа составляла основу русского дворянства ко времени Смуты, когда произошли драматические изменения в ее положении в обществе и государстве.
Цель настоящего исследования состоит в изучении служилого «города», как части сословной системы — русского «мира» от времени Смуты до Соборного уложения 1649 г. Под «городом» подразумевается корпоративная организация дворян и детей боярских одного уезда, связанных общностью верстания, землевладения, службы и самоуправления. В широком смысле служилый «город» является синонимом понятия уездное или провинциальное дворянство. Потомки упоминаемых в десятнях дворян составляли в России губернские дворянские общества и в более поздние века. Поэтому существует генетическая связь событий первой половины XVII в. с временем екатерининской «Жалованной грамоты» дворянству или эпохой освобождения крестьян. Все это важнейшие этапы в истории функционирования одной сословной группы — уездного дворянства. В работе сделана попытка выяснить, как сами «города» влияли на свое политическое и экономическое положение в Московском государстве, представить своеобразный коллективный портрет уездных дворян и детей боярских в России.
В центре внимания находятся события, бывшие самыми главными для городовых дворян: верстание и назначение на службу в дворянские сотни, разборы и раздачи денежного жалованья, подача коллективных челобитных и законодательство о служилых «городах». Предстоит выяснить роль «городов» как во времена политического напряжения, так и относительного затишья между войнами и смутами. Будут рассмотрены социальные роли городового дворянина в сфере служебных отношений, и в его частной жизни в поместьях и вотчинах.
Поставленные проблемы можно определить, в модернизированном виде, как изучение судьбы «среднего класса» в русском обществе XVII в., противостоявшего правящей элите — «сильным людям».
5


Историографический обзор
История изучения служилых «городов» неотделима от изучения дворянского сословия в целом. Сейчас это может показаться труднообъяснимым фактом, однако дворянство в России долгое время не имело своей истории. Сошлюсь на авторитетное суждение В. О. Ключевского, который, читая в 1886 г. курс «История сословий в России», говорил: «Любопытно, что доселе не встречаем дельной, полной истории двух высших сословий в России — дворянства и духовенства»5. Объяснение плохой изученности дворянства «до Ключевского» состоит в том, что основные источники из архивов Разрядного и Поместного приказов XVII века не были доступны исследователям. Господствующее положение дворянского сословия в структуре русского общества также не помогало, а скорее мешало написанию истории дворянства, освобожденной от диктата узкопрактических генеалогических интересов.
Первые истории дворянства Г. Ф. Миллера и М. М. Щербатова, в которых авторы объясняли что представляли из себя дворяне и дети боярские XVII века, значение десятен — списков дворянских корпораций для генеалогических работ появляются уже в конце XVIII века6. Но в начале следующего, XIX века, во времена Н. М. Карамзина, значение служилых «городов» в истории России как бы «растворилось» в истории дворянского сословия в целом и разница между городовым дворянином и членом Государева двора понималась плохо. Н. М. Карамзин, ссылаясь на работы иностранных авторов о русском дворянстве, разделял его на большое, среднее и меньшее7. Однако это была всего лишь умозрительно сконструированная схема, плохо соотносившаяся с историческими реалиями.
До начала деятельности известного «разборного комитета» 30-х годов XIX века, приводившего в порядок архивы Разрядного и Поместного приказов, пострадавшие вместе с другими архивными материалами в московский пожар 1812 года, практически, ничего не могло быть написано по истории дворянства. Только с появлением, составленных П. И. Ивановым, известных архивных обзоров документов этих двух важнейших приказов Московского государства8, были указаны пути изучения как Государева двора, так и служилых «городов», перечислены важнейшие сохранившиеся источники. П. И. Иванов в характеристике городового дворянства лишь немного перефразировал Г. Ф. Миллера, не добавив ничего нового. Значение этих работ в другом — в том, что в них были опубликованы обзоры и выдержки из
6


документов, без которых в дальнейшем не сможет обойтись ни один из историков дворянства.
Первые общие работы по истории дворянства появились в 70-е годы XIX века, они были написаны И. А. Порай-Кошицем и М. Т. Яблочковым9. Но в их книгах можно увидеть, скорее, публицистические труды, написанные с использованием исторического материала, чем научные исследования. Смысл создания таких историй дворянства состоял в обосновании первенствующего положения дворянского сословия в разные периоды русской истории. Авторы не слишком углублялись в различные источники, описывая дворянские службы и чины, хотя в их трудах содержался полезный для своего времени свод сведений.
Лучше были исследованы законодательные памятники о характере службы и имущественном положении дворянства, об участии дворян в местном управлении в XVII в. Этим сюжетам были посвящены работы И. Д. Беляева, Н. П. Загоскина, К. А. Неволина, А. Б. Лакиера и Б. Н. Чичерина10. Образование категории детей боярских, как низшей части военного сословия в Московском государстве было раскрыто С. М. Соловьевым в «Истории России с древнейших времен»11. Ему, по свидетельству В. О. Ключевского, принадлежала заслуга пробуждения «серьезного интереса к историческому изучению русских сословий»12. В «Исторических письмах» (1858) С. М. Соловьев высказал несколько принципиально важных мыслей о различии сословий и чинов в России, о господстве родового интереса при отсутствии — сословного13.
В последней трети XIX века началось фронтальное изучение основных материалов из бывшего архива Разрядного приказа и других фондов, сохранявших интересные документы для истории дворянства. Под руководством Н. В. Калачова стало осуществляться известное «Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции»14, сохраняющее и по сегодняшний день свое значение, как действующая опись материалов Разряда, без которых немыслимо изучение дворянства. Сам Н. В. Калачов тоже интересовался источниками по истории провинциального дворянства и выступил на археологическом съезде в 1874 г. со специальным рефератом, посвященным десятням15.
Когда Ключевский произносил на лекциях в Московском университете вышеприведенные слова об отсутствии «у нас полной истории Дворянства», тогда архивисты МАМЮ Н. Н. Оглоблин, А. Н. Зерца- лов, В. Н. Сторожев и другие, своими описаниями и публикациями готовили целый переворот в изучении источников по истории русско¬
7


го дворянства. Одной из первых статей, основанных уже не только на введенном ранее в научный оборот материале законодательства и исторических актов, но и на архивном материале десятен стала статья А. Востокова. В ней были разобраны вопросы верстаний, разборов и раздач денежного жалованья служилым людям из «городов»16. Однако четкого представления о десятнях еще не существовало, что вызывало полемику среди тех архивистов и историков, кто работал с этими источниками17. Здесь несомненно могли бы помочь определения места городового дворянства в чиновной структуре русского общества XVII в., его происхождения и различий, как от московского дворянства, так и по «местному географическому размещению», высказанные В. О. Ключевским, но его курс по истории сословий был опубликован много позднее, в 1913 г., уже после смерти историка18. Таким образом, в конце прошлого века шло только накопление сведений по истории дворянства, публиковались источники, а время их научного осмысления пришло чуть позднее.
Одной из первых полных работ по истории служилого сословия стал труд Н. П. Павлова-Сильванского о служилых людях. Это общий очерк в котором давалось представление об исторически сменявших друг друга чинах, сословных группах внутри российского дворянства. Н. П. Павлов-Сильванский привлек много новых интересных документов и показал как происходил набор в службу провинциальных дворян, рассказал о функциях окладчиков19.
В 1915 году вышла в свет первая и единственная книга В. И. Новицкого, специально посвященная непривилегированному дворянству XVI —XVII веков. В ней автор пытался разрешить вопросы об эволюции категории выборного дворянства и ее взаимоотношениях с московским — «большим» дворянством. В работе много интересных таблиц, показывающих состояние поместного и денежного обеспечения выборного дворянства, В. И. Новицкий написал также первый историографический очерк об истории его изучения. К сожалению, автор, практически, не рассматривал другие категории уездного дворянства — дворовых и городовых детей боярских, поэтому его выводы имеют значение для понимания эволюции только одной категории внутри «городов» — выбора20.
По мере изучения провинциального дворянства, как отдельной категории служилого сословия стали появляться новые сюжеты, связанные с осознанием роли и значения этой сословной группы в политических событиях Московского государства. В поле зрения исследователей попали вопросы выбора представителей уездных слу¬
8


жило-землевладельческих корпораций на земские соборы, были опубликованы коллективные челобитные «городов» первой половины XVII в., показавшие, что в это время между уездным дворянством и «сильными людьми» шла постоянная борьба за справедливый суд и отмену урочных лет для сыска беглых крестьян21. Были опубликованы труды, затрагивавшие вопросы земельного и денежного обеспечения служилых «городов»22. В исследованиях С. Ф. Платонова, П. Г. Любомирова и Е. Д. Сташевского по истории Смуты и царствования Михаила Федоровича также упоминалось о служилом «городе», как участнике политических событий того времени23.
Интересный очерк о городовом дворянстве был написан А. И. Яковлевым в исследовании о приказе сбора ратных людей. Изучая финансовую историю Московского государства в первой половине XVII в., историк попытался взглянуть и на тех, кто являлся объектом деятельности приказа по сбору податей. В результате А. И. Яковлев достаточно ярко показал своеобразие городового дворянства в составе служилого сословия, его отличие от московских служилых людей, и постоянную борьбу за свои служебные и имущественные интересы. Весь собранный им материал показывал постоянное присутствие в политической жизни Московского государства «болотных огоньков незатейливой, но неприятной и досадной уездной дворянской оппозиции, грозившей неожиданными эксцессами»24. Впрочем, А. И. Яковлев справедливо подчеркивал, что не стоит переоценивать «программность» действий челобитчиков из городовых корпораций.
Новаторская работа по истории «правящих групп» в служилом «городе» XVII в. была написана в 1920-е гг. А. А. Новосельским. Ему первому удалось проследить внутреннюю эволюцию «городов», поставить вопрос о власти в уездных служилых сообществах Московского государства25. Следует учитывать, что его конкретные исследования, основанные на анализе обширного архивного делопроизводства Разрядного приказа, появлялись в пору увлечения историков другими сюжетами — классовой борьбой и рассмотрением истории с социологической точки зрения. Так, например, в трудах ранних советских «классиков» русской истории Н. А. Рожкова и М. Н. Покровского, можно было встретить утверждения о «дворянской революции» или «дворянском восстании» в XVII в.26
При новом идеологическом «порядке» и уничтожении историков старой школы, начиная с рубежа 1920/30-х гг. до середины 1950-х гг., историческая наука испытала искажающее влияние догматических марксистских подходов. В условиях несвободы историки вынуж¬
9


дены были рассчитывать «проходимость» тех или иных тем через частокол партийных охранителей, но и это смогло лишь задержать, но не остановить развитие науки. Сказанное иллюстрирует судьба работ А. А. Новосельского, тематика исследований которого претерпела изменения. Основной упор в его новой работе был сделан на борьбе Московского государства с татарами, чему посвящена фундаментальная монография А. А. Новосельского, кроме того, он изучал проблему «урочных лет» (этот сюжет имеет значение и для истории крестьянства). Но, даже поставленные таким образом, эти темы, имеют самое непосредственное отношение к истории служилого «города». Изучая их, А. А. Новосельский, как бы продолжал и исследование истории служилого «города». Как только уже на рубеже 1950/60-х гг., идеологические путы были ослаблены, историк (сознательно или нет) возвращается к теме, с которой он так ярко дебютировал в науке и пишет работу о распаде землевладения служилого «города» XVII в.27
Совершенно новая ситуация с изучением дворянского сословия в целом и, прежде всего, Государева Двора XVI —XVII вв. создалась в 60-е гг. XX в. К этому времени, появились исследования А. А. Зимина о Тысячной книге 1550 г. и Дворовой тетради, В. И. Буганова о разрядных книгах, В. Б. Кобрина о составе опричного двора и Н. Е. Носова о местном управлении XVI в., а также публикации остававшихся в рукописи работ П. А. Садикова и С. Б. Веселовского. Их труды, вместе с появившимися чуть позднее работами В. И. Корецкого, С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского, В. Б. Павлова-Силь- ванского, М. Е. Бычковой, Я. Е. Водарского, В. Д. Назарова, Р. Г. Скрынникова, Б. Н. Флори и С. О. Шмидта привлекли внимание к самому широкому кругу проблем и источников по истории дворянства. При этом, исследователями преимущественное внимание уделялось Государеву двору XVI в., проблемам землевладения по писцовым и отказным книгам, отдельным источникам по истории привилегированного дворянства (разрядным и родословным книгам, боярским книгам и спискам). Обращение же к истории дворянских уездных корпораций — «городов», было спорадическим и развивалось не самостоятельно, а в связи с исследованиями по землевладению, не имело целенаправленного характера изучения этой сословной группы на материалах всех уездов Русского государства28.
Новое обращение к истории служилого «города» произошло, во многом, под влиянием работ А. Л. Станиславского о боярских списках и других источниках, в том числе десятнях, в составе делопроизводства Разрядного приказа29. Разработанная им методика изучения
10


источников по истории Государева двора имела свое значение и для документов служилых «городов», что подтвердили работы М. Г. Кротова о реконструкции десятен и автора этих строк о «подлинных» и других списках провинциального дворянства30. Группой учеников А. Л. Станиславского было проведено изучение десятен XVI —XVII вв. по Боровскому, Воротынскому, Ростовскому и другим уездам31.
Работа по изучению дворянства разных регионов продолжается и в настоящее время. Только за последние годы появились диссертации и исследования о казанском, новгородском и псковском, рязанском и ярославском дворянстве32. При большем внимании в современной науке к истории отдельных территорий, думается, что число подобных исследований будет возрастать и охватывать также и другие уезды Московского государства XVII в. Во всяком случае уже сейчас пришло осознание неразрывной связи истории московского и провинциального дворянства, роли последнего в политической борьбе в Смутное время и в более поздний период. История политических событий начала XVII века в новой парадигме освещения Смуты, как гражданской войны, обоснованной А. Л. Станиславским и Р. Г. Скрьшниковым, оказывается тесно связанной с основными вехами развития провинциального дворянства: опричниной, распространением поместной системы, быстрой колонизацией Юга и Поволжья, кризисом и расколом служилого сословия33. В работах И. Л. Андреева показана борьба уездного дворянства за свои права в 20—40-е гг. XVII в., рассмотрена служебная организация и сословное самосознание служилого «города»34.
Изучение истории русского дворянства не является прерогативой только отечественной науки. В зарубежной историографии истории России еще в начале 1970-х годов появилось исследование профессора Чикагского университета Ричарда Хелли о связи крепостнической системы Московского государства и его милитаризации с подъемом в XVII веке среднего служилого сословия (дворян и детей боярских)35.
Недавно провинциальное дворянство стало предметом исследования профессора Мичиганского университета Валерии Кивельсон, попытавшейся рассмотреть его историю в связи с политической культурой Московского государства36. Выбрав для анализа дворянство владимиро-суздальского региона, В. Кивельсон уделила основное внимание изучению функционирования пяти владимирских корпораций (Владимира, Суздаля, Юрьева-Польского, Шуи, Луха). Исследовательница выявляла сведения о наследовании поместий и вотчин, родственных связях уездных дворян и детей боярских, в первую очередь с московскими служилыми и приказными людьми, о служилых людях,
11


выбиравшихся окладчиками и представлявших «города» на земских соборах, подписывавших коллективные челобитные. Этот материал позволил В. Кивельсон убедительно обосновать значение принципов родства и патронажа в политической системе Московского государства, показать место уездных дворянских корпораций в управлении на локальном уровне.
Таким образом, как показывает историографический анализ, сейчас уже не приходится доказывать значимость и интерес для самых разных аспектов политического развития России в XVII веке темы истории уездного дворянства. В отличие от дореволюционных исследований Смуты, а затем советских — так называемой «крестьянской войны», теперь, практически, ни одно новое исследование событий начала XVII века не обходится без обращения к истории служилого «города». В развитие идей, впервые высказанных А. А. Новосельским в 1920-е годы, историками также немало сделано для реконструкции микроистории отдельных корпораций, в работах И. Л. Андреева обоснованы важные идеи о функционировании «городов». Благодаря исследованию В. Кивельсон появляется возможность раздвинуть рамки обычных для провинциального дворянства работ и взглянуть на «город» шире, как звено в политической системе Московского государства.
Вместе с тем история служилого «города» в России XVII в. не рассмотрена как комплексная проблема. Мало известен даже сам состав городовых дворянских корпораций, за исключением, может быть выбора, включавшегося в боярские книги и списки. По-прежнему остаются не вполне ясными роль и характер участия городового дворянства в бурных событиях первой половины семнадцатого столетия от Смуты до Соборного уложения. Исследователи уделяли недостаточное внимание характеристике верстаний и разборов служилых «городов», как основных событий в жизни дворян и детей боярских. Не были удовлетворительно описаны ни порядок службы городовых дворян и детей боярских, ни их участие в земском самоуправлении, ни жизнь в своих вотчинах и поместьях. Все названные неизученные аспекты и делают целесообразным настоящее исследование.
Задачами работы являются:
— рассмотрение истории уездного дворянства России в связи с политическими событиями от Смутного времени до Соборного уложения;
— изучение разборов и верстаний служилых «городов» первой половины XVII в.;
— реконструкция образа жизни городового дворянина на службе и дома.
12


Источниковедческий обзор
Основными источниками по истории служилых «городов» — уездных дворянских обществ второй половины XVI — начала XVII вв. — являются десятни или книги, составлявшиеся при разборах, верстаниях и раздачах денежного жалованья37. Они сохранялись и использовались в делопроизводстве Разрядного приказа наряду с «подлинными» (служилыми) списками «городов». Разнообразие учетных документов и их большие информационные возможности давно уже оценены исследователями. Лучше всего целям полного учета сведений о составе и землевладении уездного дворянства отвечает формуляр разборных десятен. Они составлялись одновременно по всем «городам» Русского государства в 1621 /22, 1630/31, 1649 гг., 1654, 1676 и 1703 гг. и были заметными вехами в эволюции «города» от его расцвета в начале XVII в. до полного растворения в петровском «шляхетстве» . Материалы разборов могут стать источником для поуездно- го изучения состава служилых «городов», как на основе сохранившихся десятен, так и другой документации из архивов Разрядного и Поместного приказов (писцовых книг, столбцового делопроизводства).
Отличительной особенностью формуляра разборных десятен является включение в наказ воеводам, проводившим разбор, целого «вопросника», касавшегося одежды и вооружения служилого человека, с которыми он приезжал в полки, его служебной годности, землевладения. Одновременно при разборах пытались разрешить и другие проблемы учета состава «города» в целом, а не только дворян и детей боярских, служивших полковую службу. Поэтому воеводы, проводившие разбор, задавали окладчикам и самим служилым людям, вопросы о тех, кто служил отдельно «по приказам», или, оставаясь в своих уездах, был записан в «ближней» службе, лечился от ран, находился в отставке. Разборные десятни, в отличие от других десятен, представляют собой не простое перечисление имен с минимальным набором дополнительных сведений, а наиболее информативный источник, дающий полную и разнообразную картину состава уездного дворянского общества.
Комплексы документов по истории уездного дворянства XVII в. сохранились достаточно полно в архивах правительственных учреждений (центральных приказов, воеводских изб)38. Лучше всего понять перспективу поиска документов по истории служилого «города» можно, воссоздав некогда существовавшую систему делопроизводственного документирования служебной и другой деятельности дворян и детей боярских. Как официально подтверждался статус служилого че-
13


ловека при его рождении, что служило основанием для его записи в службу, как происходило движение по лестнице чинов, каким образом фиксировалась служебная деятельность, реализовывались права в сфере землевладения и обладания другой собственностью. За ответом на каждый вопрос стоит долгая «документальная цепочка», пройдя по звеньям которой, возможно найти необходимую информацию.
Основные документальные материалы по истории служилого «города» сохраняются в делопроизводстве Разрядного приказа. Но если десятни — книги, служившие для долговременного учета состава «городов», то для нужд оперативного учета изменений в дворянских уездных обществах использовались другие виды документов. Часто они могут заменить и восполнить сведения отсутствующих десятен. В первую очередь должны быть названы «подлинные» или служилые списки , копировавшие в сокращенном виде содержание десятен, куда вносились пометы о текущих изменениях, связанных с повышением окладов, отдельными служебными назначениями} ранами и смертями39, Эти списки быда наиболее полными учетными документами, так как в них вносились имена недорослей, начиная с младенческого возраста (также как в более позднее время, в конце XVIII в. на местах будут вестись губернские родословные книги, куда станут записывать имена новых представителей дворянских родов). Обычно с челобитной «написать имянишко» сына «в служивый список» обращался в Поместный приказ сам городовой служилый человек. Для него это означало подтверждение дворянского достоинства своего потомства. Другим важным следствием записи недоросля в «служивый» список было сохранение в роду земельной собственности, которую в случае смерти дворянина на службе или его выхода в отставку по старости, мог наследовать недоросль, записанный в «подлинном» («служилом») списке. Имена недорослей помещались в самом конце, «подлинных» списков, под датами памятей, полученных из Поместного приказа.
По достижении недорослем 15-летнего возраста приходил срок его поступления в службу. Он мог раньше, еще до верстания поместным и денежным окладами начать свою службу, в этом случае недоросль попадал в разряд служилых новиков и при организации верстания пользовался небольшим преимуществом. Таких новиков, прослуживших по несколько лет верстали первыми и их имена записывали в десятне выше имен их не служивших сверстников, размеры окладов в каждой статье новичного верстания были выше на 50 четвертей и один рубль, по сравнению с окладами неслужилых новиков. Имена, как служилых, так и неслужилых новиков можно найти в общих де-
U


сятнях всего «города» и в специальных новичных десятнях. Сохранились материалы новичного верстания в Москве в 1596, 1604, 1628, 1630,1635 —1647 гг.40 Иногда новиков верстали воеводы в городах и в полках. но в Разрядном приказе относились к такому верстанию настороженно, из-за возможных злоупотреблений, и стремились проводить верстание всех новиков в «городах» одновременно, с обязательным присутствием окладчиков, опасавшихся сообщать ложные сведения из-за возможных кар.
Следующим делопроизводственным комплексом были документы
0 полковой службе, также сохраняющиеся в архиве Разрядного приказа. Общий перечень служебных назначений «городов» содержится, как уже упоминалось, в разрядных книгах. Свод записей из разрядных книг за период Смутного времени был издан С. А. Белокуровым41. Составлявшиеся в чрезвычайных условиях Смуты, разрядные записи 1604 — 1613 гг. далеки от полноты и систематичности ведения. Хронологически продолжающие их, книги разрядные-«подлинники», вошедшие, в основном, в издание «Книги разрядные...» (СПб., 1853. Т.
1 — И), более информативны. Благодаря разысканиям и исследованиям В. И. Буганова, их состав пополнился новыми разрядами за 1613/ 14 и 1637/38 гг.42 Теперь эти источники охватывают время с 1613 по 1638 гг. и содержат сведения об именах воевод, целях походов, «городах», назначенных на службу, наказы воеводам за этот период. Другой большой комплекс разрядных книг — так называемые «Дворцовые разряды» хронологически повторяет и продолжает редакцию книг-«подлинников», но в сокращенном варианте. В ней опущены многие несущественные для местнических счетов подробности, например, о составе «городов», назначенных на службу с определенным воеводой, которые как раз и представляют интерес для истории уездного дворянства. Большие комплексы рукописей частных разрядных книг стали недавно предметом источниковедческого анализа в диссертациях К. В. Петрова и Ю. В. Анхимюка, существенно уточнивших представления об источниках и характере компилирования разрядов, заново поставивших вопрос о взаимоотношении официальных и неофициальных редакций этих источников43.
Основу делопроизводства о полковой службе составляют списки, фиксировавшие состав служилых людей в полках. Из наказов воеводам известно, что каждому из них выдавался разрядный или московский список, назначенных с ним на службу городовых дворян и детей боярских. Это перечень служилых людей из «городов», составлявшийся в Разрядном приказе с помощью «подлинных» списков. Приезжавших на службу дворян и детей боярских из «городов» записы¬
15


вали в книги приездов, когда и кто приехал на службу. Затем в полках проводили смотр и составляли смотренные списки, сверяя их со списком, выданным из разряда. Книги приездов и смотренные списки отсылались воеводами в Разрядный приказ, вместе со списками нетчиков, не явившихся на службу. Обычно вся переписка с тем или иным полковым воеводой хранилась в отдельном столбце. В ее составе можно найти важные для изучения истории служилого «города» материалы, такие как челобитные служилых людей (частные и коллективные) по разным вопросам организации службы или функционирования служилого «города».
Значительную часть делопроизводства Разрядного приказа составляю г челобитные городовых дворян и детей боярских о переводе в более высокий чин и назначении новых окладов, (такие документы хранились обычно в составе в столбцов «всяких дел»)44. А. Л. Станиславский обращал внимание, что особую ценность эти источники приобретают в связи с тем, что для подтверждения своих прав служилые люди подробно перечисляли свои службы и прикладывали документальные обоснования «честности» службы рода45. Со временем документы частных архивов могли утеряться, а их списки теперь сохранились в разрядном делопроизводстве. О перспективах поиска таких материалов свидетельствуют, находки самого А. Л. Станиславского, опубликовавшего обнаруженные им документы из архива Олениных46. По челобитной служилого человека начиналось дело и составлялась выпись к докладу Боярской думе. Для этой выписи наводились справки о записи служилого человека и его родственников в учетных документах Двора и «городов» — боярских списках, десятнях, «подлинных» списках. В отдельных случаях, приводились примеры сходных пожалований других дворян и детей боярских.
Рассмотрение делопроизводства Поместного приказа целесообразно начать с дозорных, писцовых и переписных книг, имеющих, впрочем, солидную историографию47, давно выяснившую периодичность составления этих документов и их характер в первой половине XVII в.: дозорные книги 1614 — 1620-х гг., писцовое описание на рубеже 1620— 1630-х гг. и переписные книги 1646 г. Кроме того, издана первичная документация, складывавшаяся в ходе составления писцовых и переписных книг (указы, памяти, спорные дела)48. Так как они составлялись одновременно по всем уездам Русского государства, то их молено сопоставить с проведением общих разборов служилых «городов». Уже в самых первых источниковедческих работах о десятнях высказывалась мысль о необходимости их совместного изучения с
16


писцовыми книгами, подчеркивалось сходство этих источников, фиксировавших состав, с одной стороны служилых людей, а с другой, — землевладельцев уезда. Однако реализовать эту очевидную идею не так-то просто из-за большого объема как тех, так и других источников. Лишь в самое последнее время началось такое поуездное исследование десятен и писцовых книг, охватившее пока очень небольшую территорию.
Чаще всего исследователи работают только с одним комплексом — писцовых описаний. Недавним примером является труд О. А. Шватченко о вотчинном землевладении второй половины XVII в.49 В результате сплошного просмотра писцовых книг и систематизации их сведений о вотчинах, О. А. Шватченко в отдельных главах рассмотрел землевладение «титулованных феодалов», «старомосковской нетитулованной знати» и «провинциальных служилых людей» в 1640 —70-х гг. Сохраняя большое справочное значение, эта работа не может быть признана удовлетворительной из-за отсутствия четких критериев отнесения представителей рода к той или иной группе. Известно, что члены княжеских родов продолжали в первой половине XVII в. служить с «городом», некоторые такие князья-городовые дворяне, например, кн. Волконские, владевшие вотчинами в Туле, пошехонские вотчинники кн. Шелешпанские упомянуты и в работе О. А. Шватченко50. Непонятно отнесение к старомосковской знати рода думного дворянина И. А. Гавренева, происходившего из провинциальных служилых людей и сделавшего свою карьеру через службу в дьяках. Приводимый О. А. Шватченко перечень городовых дворян, относившихся к «многовотчинным провинциальным верхам» в 1640- е гг. большей частью состоит из родов, уже прочно обосновавшихся в это время в составе Государева двора и жилецкой корпорации. На самом деле путь к изучению состава владельцев поместий и вотчин лежит через комплексное исследование источников по истории двора, служилого «города», писцовых и переписных книг. При этом предпочтительнее поуездные исследования с обязательным предварительным источниковедческим исследованием полноты и точности писцовых материалов51. Ведь писцовые книги могли составляться в течение нескольких лет, иногда они внушали подозрения в их точности до такой степени, что писцовые описания по отдельным уездам, как это было с Юрьевым-Польским, вообще оказывались отмененными52.
Значительную часть столбцового делопроизводства Поместного приказа составляют дела по челобитным служилых людей о поместьях и вотчинах, организованные по территориальному принципу,
17


отдельно по каждому уезду. Только с публикацией нового путеводителя по РГАДА и «Актов служилых землевладельцев» появилась возможность составить более или менее адекватное представление об этом необозримом комплексе документов53. Особую важность ему придает возможность выявления копий ранних документов, прилагавшихся служилыми людьми для обоснования своих земельных прав54. Собственно поиск таких материалов, созданных до условной даты — 1613 г., осуществленный публикаторами «Актов...» А. В. Антоновым и К. В. Барановым, и остается основной целью этого издания, предоставляя в руки исследователей большое число новых источников о частной истории отдельных дворянских семей55.
В предисловии ко второму тому издания «Актов...» их публикатор, А. В. Антонов, подробно охарактеризовал систему документирования земельных прав служилых людей и составлявшиеся при этом книги, грамоты, памяти и выписи56. Все частные сделки по купле- продаже, обмену, разделу земель должны были фиксироваться в Поместном приказе. На право владения вотчиной выдавалась жалованная грамота, поместьем — ввозная. Их отпуски хранятся в столбцовом делопроизводстве, а подлинники — выдавались на руки владельцу земли. В уездах на вотчинные и поместные земли составлялись отказные книги и отсылались в Поместный приказ, выпись из отказных книг, наряду с жалованными, ввозными и отказными грамотами, была основанием для владения землей. Когда в уездах появлялись дозорщики или писцы, такие документы предъявлялись землевладельцами или их приказными людьми и запись об этом делалась в писцовых книгах.
Таковы основные виды делопроизводственных документов Разрядного и Поместного приказов, содержащих информацию о служилом «городе»57. Как видим документирование службы и землевладения уездного дворянина представляло собой разветвленную систему книг, списков и дел. Часто эта информация дублировалась, поэтому существует возможность восстановления утраченных документов и фактов по другим источникам.
К сожалению, не сохранилось в сколько-нибудь полном виде, кроме поздних фондовых включений, документации Владимирского и Московского судных приказов, рассматривавших спорные дела городовых дворян между собою и с представителями других сословных групп. Как выяснил С. Е. Князьков, дворяне замосковных уездов, «города» от Литовской и Немецкой украйны были, в основном, подведомственны Владимирскому судному приказу, а «города», распола¬
18


гавшиеся к югу от Москвы, были в юрисдикции Московского судного приказа58. «Следы» этих судебных разбирательств по делам о разбое, грабеже, бесчестье, татьбе, неотдаче занятых денег и имущества, владении крестьянами и холопами сохранились в документах приказных изб и частных архивах дворян и детей боярских.
Также рассредоточенной оказалась и документация Приказа Холопья суда, рассматривавшего спорные дела о владении холопами. Но этот пробел восполняет работа А. И. Яковлева по поиску и публикации документов Холопьего приказа, опубликованных в приложении к его труду о холопстве XVII в.59 Им же всесторонне рассмотрена деятельность Приказа сбора ратных людей, занимавшийся сбором денег и даточных людей в 1630 — 1650-е гг., в том числе с прожиточных поместий вдов и недорослей60.
Дополнительный интерес для истории служилого «города» представляет приходо-расходные и кормленые книги четвертей, содержащие сведения об уездных дворянах-четвертчиках61. Документы Оружейной палаты и учреждений дворцового ведомства по-своему интересному для выявления сведений о награждении деньгами и сукном сотенных голов, сеунщиков, выходцев из плена62.
В отдельных случаях, когда известна дата пожалования служилого человека, (например, из писцовых книг) упоминания о жалованных и отказных грамотах можно найти в книгах пошлинных и беспошлинных Печатного приказа, коротко раскрывавших содержание документов, к которым прилагались приказные печати. Важное значение имеет и предварительная документация — челобитные служилых людей об освобождении от уплаты пошлины или выдаче пособия из пошлинных денег63.
Наряду с документами центральных правительственных учреждений, для изучения истории служилого «города» должны быть использованы архивы приказных изб64. Возглавлявшиеся воеводами на местах учреждения местного управления носили в рассматриваемое время название воеводской или «съезжей» избы, позднее за ними утвердилось название приказной избы. Архивы местного управления XVII в. сохранились не с такой степенью полноты, как архивы центральных правительственных учреждений. По сведениям новейшего путеводителя по фондам местных учреждений РГАДА, составленного группой сотрудников архива М. В. Бабич, Ю. М. Эскиным, Л. А. Тимошиной, лишь немногие приказные избы сохранили документы о служилых людях за первую половину XVII в. Это архивы Арзамасской, Белозерской, Владимирской, Галичской, Елецкой, Кадомской, Костромской,
19


Ливенской, Можайской, Нижегородской, Новгородской, Пусторжевской, Угличской, Устюжно-Железнопольской, Шуйской и Ярославской приказных изб65. Единицами исчисляются документы губных изб первой половины XVII в., к тому же сохранившиеся только по трем городам: Белоозеру, Мурому и Устюжне-Железопольской. Но надо учесть, что многие из этих архивов оказались рассредоточенными и распыленными по различным собраниям и коллекциям. Немало этому «поспособствовали» еще археографические поездки П. М. Строева в конце 1820 — начале 1830-х гг., изъявшего наиболее ценные в историческом плане материалы из архивов приказных изб и позднее опубликовавшего некоторые документы в изданиях Археографической комиссии. «Акты Археографической экспедиции» и «Акты исторические» показали на местах значимость «старинных документов и бумаг» и многие столбцы XVII в., хранившиеся до того без внимания в архивах городовых магистратов, были опубликованы в «Губернских ведомостях»66. Существуют и отдельные издания воронежских, рязанских, шуйских актов, восходящих к делопроизводству приказных изб, напечатанные в 1850-е гг.67 Во многих же губернских и уездных центрах воеводские архивы лежали почти без всякого движения до реформ 1860-х гг., после которых часть материалов была в централизованном порядке собрана в правительственных архивах, а другая попала на коллекционный рынок. С созданием губернских ученых архивных комиссий (с 1884 г.) архивы местных приказных изб XVII в. передавались этим полуофициальным-полуобщественным учреждениям, и, в отдельных случаях, активно публиковались в «Трудах» комиссий. Но, в большинстве своем, документы воеводского управления XVII в. не привлекали достаточного внимания специалистов и, в советское время, пережив несколько волн централизации архивов, попали, в основном, в хранилища РГАДА и СПб. ФИРМ РАН. Перспективы поиска документации приказных изб, продолжают существовать на местах, в областных архивах и музеях68.
Делопроизводство воеводского управления состояло из документов самого разнообразного характера, в которых можно найти сведения и о служилом «городе». Например, это переписка городовых воевод с центральными приказами о земельных и судных делах уездных дворян и детей боярских. Нередко, такие грамоты посылались воеводе «с прочетом» и он снимал с них копию для хранения в архиве съезжей избы, а подлинник передавал служилому человеку. В архивах органов местного управления сохранялись отказные и раздельные книги, книги и отписи разных сборов с служилых людей и, даже,
20


верстальные и разборные десятни. В архивах губных изб отложилась переписка приказов с губными старостами. В целом, воеводская и губная документация дает очень много для понимания участия местных уездных обществ в управлении.
История служилого «города» была бы очень обедненной без использования частных архивов дворян и детей боярских XVII в. Основная проблема изучения частных архивов состоит в том, что с течением времени потомки «русских ветреных бояр» распылили свои собрания старинных документов. Еще усерднее, чем неумолимое время, трудились над уничтожением архивов пожары и другие бедствия. Еще в XVIII в. связки «древних писем» бережно хранились дворянами, иногда помещались в изголовье, под подушку, чтобы быть спасенными при любой опасности, как самые дорогие реликвии. Дополнительным стимулом к сохранению архивов стала реформа дворянского самоуправления, произведенная Екатериной II, когда списки документов предъявлялись в губернские депутатские собрания, являясь основанием для причисления рода к «столбовому» дворянству, имевшему столбцы XVI— XVII вв. с именами предков. Но уже в XIX в. столбцы получают исключительно коллекционное значение, особенно, большой «выброс» этих материалов был после реформы 1861 г. Только создание губернских ученых архивных комиссий, также, как и в случае с документами приказных изб XVII в., позволило сохранить частные архивы дворян от полного уничтожения и забвения. То немногое, что пережило катаклизмы, связанные с поджогами и грабежом дворянских усадеб в 1905 и 1917/18 гг., осело уже в составе центральных музейных и библиотечных собраний, в губернских архивах, где долгое время оставалось не разобранным и неописанным69.
В отличие от охарактеризованной выше официальной документации Разрядного и Поместного приказов, частные документы сохранили много сведений о повседневных нуждах, мыслях и заботах городовых служилых людей, образе их жизни и поведении70. В материалах частного происхождения можно найти черновики и копии челобитных дворян и детей боярских в правительственные учреждения в центре и на местах. Кроме Разряда и Поместного приказа, это, например, обращения в Московский и Владимирский судный приказы, Холопий приказ, разбиравшие дела о беглых крестьянах и холопах. В частных архивах иногда можно найти целые копии судебных дел, разбиравшихся в съезжей избе или приказах. Они снимались служилыми людьми, как для сведения, так и для более успешного отстаивания своих прав в суде, тем более, что многие дела «о воловьих луж¬
21


ках» тянулись десятилетиями. В том случае, когда спорные дела решали третейским судом или «полюбовно», то в частных архивах можно найти третейские и мировые записи. Частные архивы сохраняли документы об иных судебных действиях — допросные речи, записи о следах, ведущих от места преступления, выимке «поличного».
Наряду с судебной документацией, основными источниками, сохранявшимися в частных архивах, были документы, подтверждающие право владения землею и крестьянами и уплату налогов. Так например, дворяне и дети боярские сохраняли подлинники купчих, меновых, раздельных записей на землю, выписи из писцовых и переписных книг на владение крестьянами и холопами, служилые кабалы на холопов, выводные памяти, разрешавшие крестьянкам выходить замуж за крестьян других поместий. Один из самых распространенных видов документации в частных архивах — отписи об уплате всевозможных податей, особенно с поместий неслуживших и отставных людей, вдов и недорослей. Это ямские и полоняничные деньги, стрелецкая подать, местные налоги на поддержание в исправности воеводского двора, тюрьмы, деньги бирючу и палачу, на бумагу, чернила и прочие сборы.
Если названные документы хранились больше по необходимости: для отчета писцу или сборщику налогов, для разных справок, то к следующей группе материалов более всего подходит определение частные. Это рядные и сговорные записи о свадьбах и росписи приданого, духовные или изустные памяти-завещания, грамотки (письма) служилых людей, имевшие прежде всего «памятное», мемориальное значение. Кроме того, в частном архиве можно найти документы о строительстве и ремонте ружной церкви, найме священников и выплате им жалованья (руги).
Еще один важный комплекс материалов в частных архивах служебно-генеалогические материалы: черновики челобитных о пожаловании новыми чинами и окладами, родословные росписи (особенно много их было составлено после 1682 г. в связи с подачей в Палату родословных дел)71. Делопроизводство Палаты родословных дел конца XVII в. аккумулировало немало документов, сохранявшихся в архивах городовых дворян, часть из них была опубликована А. И. Юшковым в 1898 г.72 Сами же родословные росписи, в большинстве своем остаются неизданными. Между тем, приводя обоснования для записи в родословную книгу, служилые люди ссылались на упоминания представителей рода в десятиях разных лет, что не может не вызывать интерес при изучении уездного дворянства73. Отметим, что иногда к
22


родословным росписям были приложены списки дворян и детей боярских, назначавшихся на службу с тем или иным воеводой, например, к росписи Казначеевых приложен список одной из сотен рязанского «города» в 1606—1610 гг., к росписи Нелединских — список сотни, встречавшей в январе 1650 г. персидского посла74. Часто служилые люди сохраняли документы, свидетельствовавшие об их отдельных назначениях «в приказные посылки», например, выдававшиеся им наказы. В дальнейшем документы частных архивов дворян XVII в. были использованы еще раз в конце XVIII в. при составлении губернских родословных книг75.
Главная методическая сложность в изучении частных архивов состоит в отсутствии общих принципов описания документов в архивных, музейных и библиотечных хранилищах. Состав научно-справочного аппарата в них зависит от самых разных обстоятельств, например, научных традиций, времени составления описи архивной коллекции, степени подготовленности палеографа. Если в архивных описях, как правило, производилось «фондирование», то есть выделение архивных документов одного владельца, то в библиотечных и музейных — редко учитывается принадлежность документов определенным дворянским родам, в таких описях чаще всего принят хронологический принцип. О некоторых собраниях вообще не существует удовлетворительной информации, поэтому их приходилось одновременно и описывать и исследовать. В целом же частные архивы XVII в. (в том числе городовых дворян и детей боярских) являются предметом самостоятельного изучения.
Моя самая искренняя признательность и благодарность адресована учителям, друзьям и коллегам, которые в той или иной мере способствовали выходу в свет настоящей книги.
Я с благодарностью вспоминаю прежде всего своих ушедших из жизни учителей. Определяющей для меня во многих смыслах стала встреча со Светланой Петровной Мордовиной и Александром Лазаревичем Станиславским. Именно размышления Александра Лазаревича о перспективах изучения Смутного времени обусловили выбор автором темы служилого «города», исследуемой в книге.
Я глубоко благодарен за поддержку научному руководителю моей кандидатской диссертации Виктору Ивановичу Буганову.
С искренней признательностью вспоминаю помощь в научных разысканиях, оказанную мне Владимиром Борисовичем Кобриным и Владимиром Борисовичем Павловым-Сильванским.
23


Благодарю за советы и замечания А. Л. Хорошкевич, А. Б. Каменского, А. П. Павлова, В. М. Панеяха, Ю. М. Эскина и коллег, принимавших участие в обсуждении текста книги на заседании отдела древней и новой истории России Санкт-Петербургского филиала Института российской истории РАН. Особую признательность автор выражает жене своей А. А. Севастьяновой.
Автор благодарит коллег в Государственном архиве Ярославской области и его директора Р. Ф. Борисенкова за помощь в работе.
На разных этапах подготовки настоящей книги исследовательские проекты автора по изучению служилого «города» XVII века были поддержаны Международным научным фондом Джорджа Сороса и Институтом «Открытое общество».


Глава I
«ГОРОД» И «МИР»
В СМУТНОЕ ВРЕМЯ
§ /. Лжедмитрий I и служилые «города»
Вступление служилых «городов» в открытое противостояние с властью московского царя и боярской думы стало возможным в пору династического кризиса, вызванного появлением самозваного царевича Лжедмитрия I, смертью Бориса Годунова и передачей власти его сыну Федору Борисовичу. У служилых «городов» не было оснований для поддержки царя Бориса Годунова, занятого в первую очередь борьбой за выгодное ему соотношение сил боярских кланов в Думе, и не особенно заботившимся об интересах неродословного дворянства1. Царствование Бориса Годунова уездные дворяне могли запомнить разве что тем, что почти прекратились разборы и выдачи жалованья «городам» и перестали верстать в новики детей «неслужилых отцов»2. Это означало консолидацию служилого сословия, начало корпоративной обособленности дворянства и, как следствие, осознание корпоративных интересов. Однако нарушение старого порядка никогда не проходит безболезненно.
Одной из главных предпосылок для внутрисословных столкновений между провинциальным и столичным дворянством стали чрезвычайные условия голода в России в самом начале XVII века. Неосторожные эксперименты Бориса Годунова с крестьянскими переходами в 1601 —1602 гг., разрешенными для мало привилегированных категорий землевладельцев (в том числе из «городов») с тем, чтобы спасти принадлежавших им крестьян от голода3, привели к многочисленным конфликтам в служилой среде, вытолкнули многих разоренных детей боярских в «вольные казачьи сообщества»4. Особенно острым положение царской власти было на юге государства, куда десятилетиями стекались все недовольные. Эти люди находили службу в юж¬
25


ных крепостях, которые иначе было бы трудно заселить, без привлечения «гулящего люда». Сказывался более «демократический» состав населения южных крепостей и на качестве и характере уездных дворянских корпораций южных городов. Обычно они были многочисленны, но почти никто из их членов не мог похвалиться родовитостью и, следовательно, претендовать на переход в «московский список». Эта служебная обреченность на нахождение внизу социальной лестницы, несомненно сказывалась на поведении южных «городов» в Смуту. Появление самозваного царевича Дмитрия Ивановича и его посланников в Чернигове, Путивле, Рыльске, Кромах и других южных уездах, виделось детям боярским этих городов блестящим шансом поправить свое невысокое местническое положение среди остальных дворянских корпораций России. Осведомленный современник из той же служилой среды — арзамасский городовой дворянин Баим Болтин писал в так называемом «Карамзинском хронографе» о поддержке самозванца: «... и его в Путимле приняли и Полских и литовских и Черкас в город Путимль с ним пустили. А Путимль город был многолюдной и к нему же все городы пристали и крест ему целовали Рылеск и Куреск, и Белгород, и Царев Борисов, и Кромы и Комариц- кая волость многолюдная»5. Оказав поддержку Лжедмитрию I, южные служилые «города» приобрели многие льготы, как покажут дальнейшие события. Но до того времени пока на престоле находился Борис Годунов, в основном, дворянские корпорации повиновались ему. Это подтверждает успешный сбор войска в 1604 г. для похода под Кромы на Лжедмитрия I, успешная защита городов, например, Новго- род-Северского, за которую, брянские и новгород-северские дворяне получили в награду золоченые деньги6.
Там же под Кромами, но уже в апреле 1605 года впервые в Смуту сказалось то влияние, которое могло оказывать на события провинциальное дворянство. Разрядные книги сообщают о событиях под Кромами, связанных с переходом войска на сторону Лжедмитрия I: «И Украинных городов дворяне и дети боярские Резанцы, Туленя, Коши- реня, Олексинцы и всех Украинных городов, удумав и сослався с К(р)амчаны, вору Ростриге крест втайне целовали и бояр и воевод на съезде переимали, и вся рат от того смутилас, и крест Ростриге целовали, и воевод х крестному целованью привели и по городом писали, чтоб крест целовали царю Дмитрею»7. Весьма симптоматично помещение «города» Рязани первым в перечне «городов», присягнувших Лжедмитрию I. Хотя в записи ни слова не говорится непосредственно об участии рязанских дворян Ляпуновых в событиях под
26


Кромами, другие источники называют их в числе инициаторов перехода на сторону самозванца. Если следовать точно смыслу приведенной разрядной записи, то получается даже, что «города» действовали под Кромами самостоятельно pi принудили к присяге другую часть войска. Однако анализ разрядных и летописных статей показывает, что уездные дворяне действовали не в одиночку, а заручившись согласием одного из наиболее авторитетных членов Думы кн. В. В. Голицына. Позднее в трактовке «Нового летописца» главным виновным в «измене» окажется Петр Басманов, но отрицать участие в деле других бояр автор «Летописца» не мог. Он называет князей Василия и Ивана Голицыных, Михаила Салтыкова «да с ними же в совете город Резань, Тула, Кашира, Олексин»8. В этом перечне названы города, которые в конце XVI — начале XVII века составляли основные сборные пункты полков Украинного разряда. Их переход на сторону Лжедмитрия I делал невозможной эффективную оборону южных и юго-восточных границ государства от вторжения татарских войск.
С. Ф. Платонов, анализируя эти известия в «Очерках по истории Смуты в Московском государстве XVI —XVII вв.», обращал внимание на активность детей боярских: «затея Голицыных и Басманова была сочувственно принята и поддержана отрядами детей боярских, принадлежащих к более высокому слою служилого класса, чем пограничная служилая мелкота»9. Последнее заключение не совсем точно, так как рязанские, тульские и другие дети боярские были, вопреки заключению С. Ф. Платонова, отнюдь не привилегированной частью служилого сословия, а обозначенной им «мелкотой», несущей, в основном, пограничную службу в своих уездах. С. Ф. Платонов подчеркивал необычность этого выступления провинциального дворянства: «Помещики и вотчинники больших статей, какими были, например, Ляпуновы на Рязани, впервые выступают здесь на поле действия всей массой, «городом»». Историк отказывался более подробно говорить о мотивах выступления детей боярских, лишь подчеркивая смутное и неопределенное «состояние умов в войске», однако и дальше в своей книге он внимательно следит за действиями «среднего служилого сословия» в Смуту, считая его победителем в результате всех перипетий безгосударного времени.
Новый царь Дмитрий Иванович хорошо знал, каких шагов ждали от него уездные дворяне, так как одним из заметных событий его царствования было верстание новыми окладами, охарактеризованное в предыдущей главе. Получение или изменение поместного и денежного окладов было одним из основных событий в жизни городового
27


дворянина. Можно вспомнить при этом, что Лжедмитрий I — Григорий Отрепьев происходил из рода галичских детей боярских и поэтому он должен был знать настроения и запросы служилой мелкоты.
В. И. Ульяновский, автор исследования о времени Лжедмитрия I, пришел к выводу, что «ввиду недовольства московской княжеско- боярской знати и столичного дворянства, Лжедмитрий I все более видел свою опору в провинциальном дворянстве»10. Для таких заключений все же нет достаточных оснований, что подтверждает и подмеченная самим В. И. Ульяновским выжидательная позиция дворянства «северного и северно-западного регионов»11, т. е. новгородского дворянства в начале борьбы Лжедмитрия I за власть и их действия в Москве на стороне боярского правительства при свержении самозванца в мае 1606 года. Если бы Лжедмитрий I хотел полностью опираться в своей политике на провинциальное дворянство, он должен был бы изменить существовавший сословный и чиновный порядок, предоставить представителям «городов», по крайней мере, равное с Боярской думой и столичным дворянством участие в делах по управлению государством, однако в этом направлении внутренняя политика Лжедмитрия I отнюдь не развивалась.
Все основные разборы и верстания служилых людей в XVII веке проводились, как правило, в преддверии войн Русского государства. Не был исключением и Лжедмитрий I, вынашивавший честолюбивые имперские замыслы, хотевший завоевать для Московского государства место во главе христианского мира. Получение уездным сыном боярским нового оклада могло быть, хотя и неблизким, но звеном одной цепи приготовления к войне. Недавно А. В. Лаврентьев убедительно обосновал реальность приготовлений самозванца к крымскому походу в конце 1605 — начале 1606 г., связав с ним не только чеканку наградных «золотых», но и верстание всех «городов»12.
Общая политика самозванца была достаточно традиционной и даже, отчасти, консервативной, так как возвращала московское общество ко временам Ивана Грозного. Не было, например, никаких признаков поблажки городовому дворянству в центральном для него вопросе возвращения крестьян и холопов, ушедших в голодные годы. Более того в февральском приговоре 1606 года о крестьянах содержится своеобразный выговор уездному дворянину с позиции «сильных людей»: «не умел он крестьянина своего прокормити в голодные лета, и ныне его не пытай»13.
Утвердившись на престоле путем вооруженной борьбы со сторонниками Бориса Годунова, Лжедмитрий I был обречен искать опору в
28


самых разных сословных группах. Но сколь ни нужна была самозванцу поддержка войска, привлечение на свою сторону Государева двора было еще важнее. Как только появились первые признаки угрозы власти Боярской думы, тут же были организованы заговоры, в итоге стоившие самозванцу жизни и трона. Вряд ли можно серьезно рассматривать использованные новым правительством царя Василия Шуйского известные «признания» конфидентов самозванца Бунинских о якобы существовавших планах Лжедмитрия I перебить всех бояр: «а убити де велел есми бояр, которые здеся владеют дватцать человек: и как де тех побью, и во всем будет моя воля»14. Слишком очевиден в этой версии расчет организаторов боярского переворота на оправдание своих действий. Но, как это обычно и бывает в пропаганде, удобный вымысел искусно перемешивался с правдой. Так совсем не далеки от истины приводимые Бунинскими слова самозванца в ответ на возражения, что за бояр «землею станут»: «А то де я уже здеся видел; хотя кого безвинно велю убити, а нихто ни за ково и слова не молыт»15.
В Москве уездное дворянство еще мало могло влиять на события, так как продолжало быть силой зависимой и управляемой, используемой боярскими кланами в своих целях. Продолжало действовать и универсальное правило российского авторитаризма — непротивление царям в их расправах, над утверждением которого много потрудился Иван Грозный. Однако что-то все-таки изменилось в понятиях московских служилых людей в царствование самозванца, и они ответили неповиновением новому царю Василию Шуйскому, сместившему с трона Лжедмитрия I.
§ 2. «Город» и «мир» в царствование Василия Шуйского
Смерть царя Дмитрия Ивановича от рук заговорщиков вызвала в стране настоящий раскол и привела к гражданской войне. В современной летописной заметке, обнаруженной И. П. Кулаковой, перечисляются те, кто первый начал восстание против нового царя Василия Ивановича Шуйского: «А черниговцы, и путимцы, и кромичи, и кома- рицы и вси рязанские городы за царя Василья креста не целовали и с Москвы всем войском пошли на Рязань: у нас, де, царевич Дмитрей Иванович жив»16. Раньше, когда в советской историографии все сводилось к классовой борьбе крестьян и феодалов, подразумевалось, что против царя могло выступить только крестьянское войско с дворян¬
29


скими «попутчиками», однако упомянутые здесь «черниговцы», да «рязанские города», вышли «всем войском» из Москвы. Трудно представить себе миграцию черниговских и рязанских крестьян в столицу, да еще сохранение ими там земляческой общности. Между тем такая служба была обычным делом для дворян и детей боярских из этих «городов». Следовательно, перед нами перечисление уездных дворянских корпораций, причем тех же самых территорий, которые в свое время поддержали Лжедмитрия I на его пути в Кремль.
Причиной их выступления могла стать не только провиденциальная вера в царевича Дмитрия Ивановича, которому служилые люди целовали крест и не желали поэтому совершать клятвопреступления, но и реакция на избрание царя «без мирского совета», то есть без участия земского собора. К концу лета — началу осени 1606 года, по сообщению «Бельского летописца», от царя Василия Шуйского «отложились... все северские, и полевые, и зарецкие (заоцкие) городы» и, началось так называемое «восстание Болотникова»17.
Эти события относятся к числу наиболее изучавшихся в недавнее время, но в парадигме «первой крестьянской войны в России». Начиная с фундаментального исследования И. И. Смирнова «Восстание Болотникова», в научный оборот введено большое число новых фактов и документов. Среди них свидетельства об участии служилых «городов» в событиях времени царствования Василия Шуйского, которые до сих пор не были осмыслены в контексте гражданской, а не крестьянской войны18.
Известно, что наряду с Иваном Болотниковым, главными руководителями восстания на первом этапе были веневский сын боярский Истома Пашков и рязанский дворянин Прокопий Ляпунов, одним из первых присягнувший Лжедмитрию I под Кромами19. В грамоте царя Василия Ивановича о победе над восставшими под селом Коломенским в начале декабря 1606 года упоминается, что «дворяне и дети боярские Резанцы, Коширяне, Туляне, Коломничи, Алексинщы, Калужане, Козличи, Мещане, Лихвинцы, Белевцы, Болховичи, Боровичи, Медынцы и всех городов всякие люди нам добили челом и к нам все приехали, а в городех у себя многих воров побили и живых к нам привели и город очистили»20. В еще одной грамоте к перечисленным городам были добавлены пропущенные в этом перечне дети боярские Ярославца Малого и Рузы21. Из этого перечня видно, что «эхо» боев под Кромами еще звучало в тех событиях, против царя Василия Шуйского выступили те же «города», которые первыми перешли тогда на сторону самозванца.
30


Однако сопротивление царю Василию Шуйскому затронуло не только перечисленные в этих грамотах рязанские, заоцкие, украин- ные «города», оно было шире, захватив также понизовые и даже некоторые замосковные дворянские корпорации. Б. Н. Морозов обнаружил интереснейший документ, относящийся к критическому моменту противостояния новой власти с восставшими, подходившими с разных сторон к Москве для ее осады — грамоту муромскому воеводе Г. В. Языкову от 27 октября 1606 года. Эта грамота была ответом на коллективную отписку дворян и детей боярских, священников и посадских людей Мурома, а также дворцовых и черносошных крестьян Муромского уезда. Муромцы сообщали в Москву о том, «что Шатц- кой и Темников, и Казань, и Касимов, и Елатьма, и Алатарь и Арзамас своровали... и изменили, и крест целовали, а на Муром хотят приходить войной»22. В ответ воеводе Г. В. Языкову были посланы списки муромских дворян и детей боярских для проведения смотра «города», ему также было поручено противостоять натиску «изменников» царя Василия Шуйского. Как пишет в комментариях к опубликованному им документу Б. Н. Морозов, уже после отправления грамоты в Муром ситуация изменилась, и Муром все-таки перешел на сторону восставших23, причем во главе этого движения встали самые заметные люди муромской дворянской корпорации: муромский выборный дворянин с наиболее высоким в этой корпорации поместным окладом Г. Елизаров и губной староста С. Чаадаев. Возможно, что одной из причин их выступления стало неудачное назначение воеводою муромского по происхождению дворянина Г. В. Языкова и поручение ему провести смотр корпорации, что естественно, задело представления многих дворян о местнической чести своих родов.
Победою над восставшими под Москвой царь Василий Шуйский обязан переходом на его сторону дворянских корпораций со своими вождями, о чем говорилось в цитировавшихся выше декабрьских грамотах 1606 г., рассылавшихся по всей стране. Исследователи, исповедовавшие классовый подход, считали Истому Пашкова и Прокопия Ляпунова социально-чуждыми «дворянскими попутчиками» и «изменниками», предавшими социально-близких (им, исследователям) крестьян и холопов. Однако классовая точка зрения — одна из позднейших модернизаций событий Смуты, поэтому причины тех или иных Действий разных отрядов, собравшихся под знамена И. Болотникова и «царевича Петра» надо искать в расхождениях в целях восставших. Одна, условно, дворянская их часть выступала против свержения с престола царя, которому дворяне рязанских, украинных, север¬
31


ских и польских уездов помогали взойти на престол и присягали, а новый царь был избран без их участия и даже формального одобрения этого выбора земским собором. Но идея «порядка» должна была утверждаться противоположными средствами разрушения власти, привлекая людей, действовавших из побуждений социального протеста. Оппозиционное войско, состояло, кроме уездных дворян, также из холопов, имевших военный опыт, и из представителей других категорий зависимого населения, потерявших свой прежний социальный статус и превратившихся в «вольных казаков». Каждая из этих групп имела свое представление о пределах допустимых методов ведения борьбы, однако ответственность за совместные действия распределялась поровну. Поэтому, когда объединенное войско восставших заняло Коломну и разграбило дворы лучших торговых людей, то это стало одним из лучших аргументов для пропаганды верности царю Василию Шуйскому.
Ко времени боев под Коломенским в начале декабря 1606 г. предводитель рязанского дворянства Прокопий Ляпунов и другие, перешедшие на сторону Шуйского, должны были осознать, что начатая ими борьба против неугодного кандидата на престол грозила продолжаться и перерасти в борьбу против существовавшего порядка, поэтому Ляпуновым был выбран союз с царем Василием Шуйским. Начавшееся в городах Московского государства восстание уже трудно было остановить, поэтому еще весь следующий год продолжались военные действия в заоцких и украинных городах.
События связанные с воцарением Василия Шуйского и последующей борьбой против него разделили служилые «города» по политическим пристрастиям на несколько групп. Наиболее последовательными сторонниками царя Василия Шуйского были нижегородцы, а также, сыгравшие, по свидетельству «Нового летописца» решающую роль в снятии осады с Москвы смоленские дворяне во главе с воеводою Г. Полтевым24. Обнаруженная Г. П. Ениным «Повесть о победах Московского государства», написанная в 1620—х годах кем- то из смоленских дворян, содержит уникальные сведения о выступлении смольнян на помощь царю Василию Шуйскому: «...начата в Смоленске дворяне и земцы и все ратные люди совет совещати, како бы им государю царю помощи подати, и государство Московское очи- стити от тех воров, и от Москвы отгнати»25. Далее повесть сообщает подробности о боях смоленских дворян в Цареве Займище и Можайске, а после снятия осады Москвы, — в Туле и Калуге. Не случайно среди наиболее приближенных к царю Василию Шуйскому лиц или
32


«шептунов» современники называли пожалованного в дьяки смоль- нянина сына боярского М. П. Бегичева26. Из сведений новгородской сыскной десятни 1619 г. о придачах окладов и жалованья известно об участии в боях под Коломенским многих детей боярских Новгорода Великого27, хотя в официальном летописании после Смуты этот факт не отмечается особо.
Замосковное дворянство также в большинстве своем (за исключением «городов», близких к мятежным Рязани и «Низу») выступало на стороне Василия Шуйского. Рязанское дворянство, поначалу бывшее в числе инициаторов оппозиционного движения против царя Василия Шуйского, после перехода на его сторону в Коломенском, уже не изменяло ему до конца царствования.
Этим дворянским корпорациям противостояли заоцкие, украинные и северские «города», причем, последние наиболее последовательно. В борьбе против царя Василия Шуйского в 1606 году приняли участи некоторые города «от Литовской украйны», например, Дорогобуж и Вязьма, по сообщению «Нового летописца», «очищенные» от изменников во время похода смольнян к Москве. Восстание понизовых городов Казани, Астрахани показало, что и там Шуйский не имел поддержки и мог справиться с их сопротивлением только благодаря лояльной позиции Нижнего Новгорода, а также отправлению к Астрахани войска боярина Ф. И. Шереметева28.
Поддерживавшие царя Василия Шуйского «города», внесли решающий вклад в победу над войсками И. Болотникова в битвах на р. Восме и р. Вороне летом 1607 г. и во время осады Тулы. Заслуги уездного дворянства дали ему возможность претендовать на изменение устоявшихся служебных отношений внутри всего господствующего сословия. Ю. М. Эскин, исследовавший эволюцию местничества в Смутное время, приводит примеры конфликтов верхов «служилого города» с главными воеводами в войске царя Василия Шуйского, отмечая, что «именно в это время возникает новое явление — городовые воеводы, не присланные из Москвы, а лидеры местной знати; они соперничают с полковыми воеводами»29.
С появлением в пределах Русского государства нового самозванца Лжедмитрия II снова сказался оппозиционный настрой по отношению к царю Василию Шуйскому северских и украинных служилых «городов», оказавших свою поддержку «воскресшему» царю Дмитрию Ивановичу — Лжедмитрию II. В разрядных записях за 1607 год читаем: «Того ж лета под осей назвался в Стародубе иной вор царем Дмитреем и собрався с казаки, и з Северскими людми и с Литвою
33


пришол подо Брянеск. А Северские и Украинные городы опять отложились»30. В отличие от первого самозванца, второй — изначально не мог рассчитывать на поддержку всех служилых «городов» государства. Только южные дворянские корпорации могли стать его опорой наряду с казаками и «конквистадорами» из Речи Посполитой, бывшими участниками рокоша Николая Зебжидовского, искавшими спасения от преследований в переживавшей разорительную междоусобицу России. «Новый летописец» свидетельствует о появлении самозванца в Стародубе: «Нача ево все почитати царем и писати грамоты в Путивль, в Чернигов, в Новгородок. Они же к тому воровству тот час присташа и начаша к нему збиратися».
Зная последующую историю и эпилог Лжедмитрия II, нетрудно поддаться обвинительному соблазну в описании его действий. Между тем два года его присутствия на острие политических столкновений в Смуту — свидетельство серьезности намерений тех, кто использовал веру людей в спасение царя Дмитрия Ивановича. Однако необходимо отделить присутствовавший политический расчет от искренней поддержки, оказанной Лжедмитрию II, как спасшемуся царю Дмитрию Ивановичу. Многие, определяя свое отношение к царю Дмитрию Ивановичу, верили на слово тому, что им рассказывали в грамотах, они не обманывали, а обманывались, считая желаемое действительным. От восставших северских городов была послана обвинительная грамота к царю Василию Шуйскому, стоявшему с войском под Тулой. Ее отвез оставшийся безымянным, стародубский сын боярский, не побоявшийся вступить в спор с Шуйским, переданный автором «Нового летописца»: «говорил царю Василию встрешно, что «премой ты, под государем нашим под прироженным царем подыскал царства»». Даже под пытками он не отказался от своих слов, о чем осуждающе написано в «Новом летописце»: «И он умре говорил те же речи; тако ево окоянную душу ожесточил диявол, что за такова Вора умре»31. Но это сказано современником четверть века спустя. В действительности же сама описанная летописцем ситуация очень характерна для всего Смутного времени, когда «встречу» государю высказывал служилый человек одного из самых низших чинов, выражая при этом мнение всего «города».
Осенью и зимой 1607/08 г. стояние нового «вора» в Орле рассматривалось правительством царя Василия Шуйского как досадное, но не опасное неповиновение, затрагивавшее сравнительно небольшую часть государства. К весне 1608 г. ситуация кардинально изменилась. После победы над болотниковским войском, многие, входившие
34


в него холопы, были взяты из тюрем «на поруки» и записаны в кабалу к новым хозяевам от прежних, бывших «в измене» по отношению к царю Василию Шуйскому. 25 февраля 1608 г. состоялся приговор Боярской думы по коллективной челобитной дворян и детей боярских «розных многих городов», поданной в Приказе Холопья суда. Суть их жалобы заключалась в том, что на взятых из тюрем холопов стали претендовать «старые их бояре, которые были в измене, а государева опала ныне им отдана». Боярская дума, практически, уклонились от решения вопроса об этих холопах, указав не возвращать прежним владельцам только тех холопов, которые добровольно винились в измене («с нынешнего воровства прибежат ко государю сами»)32. Вряд ли в тюрьмах сидели те из изменнических холопов, которые добровольно приносили свою вину. Следовательно суть приговора — завуалированный отказ требованиям городового дворянства, что не могло не подтолкнуть его на более решительные действия в оппозиции царю Василию Шуйскому. 19 марта 1608 г. по царскому указу на основании челобитных дворян и детей боярских было решено закреплять старинных холопов за теми, кто имел на них служилую кабалу, что вносило новый раздор в запутанные счеты о холопах. В. М. Па- неях считает, что в 1607—1608 гг. правительство царя Василия Шуйского «приоткрыло клапан» для переходов добровольных и старинных холопов, но уже год спустя было вынуждено отменить свои прежние решения и вернуться к «старине», т. е. нормам приговора 1597 г.33 Совпадение этих колебаний правительства царя Василия Шуйского в вопросе о холопах с наиболее активным временем противостояния сначала с болотниковцами, а потом тушинцами, не было случайным.
Положение усугубляли военные неудачи воевод царя Василия Шуйского, проигравших решающую битву с войском самозванца под Волховом 30 апреля — 1 мая 1608 г.34 Сказывалась, вероятно, усталость войска, отпущенного со службы после боев с Болотниковым только поздней осенью 1607 г. и раньше обычного срока вызванного на службу весною следующего года. Позднее в измене был обвинен каширянин сын боярский Никита Лихарев, передавший в решающий момент сражения сведения о готовившемся отходе войска Шуйского вместе с нарядом к Москве. В результате поражения, как сообщал «Новый летописец», «бояре же и ратные люди побегоша к Москве, а иные по своим городом, а иные ж седоша в Волхове. Бояре ж приидо- Hia к Москве и бысть на Москве ужас и скорбь велия». Впоследствии волховские сидельцы вынуждены были капитулировать перед войском самозванца. Часть из них целовала ему крест, другие возврати¬
35


лись из Волхова в Москву на службу Шуйскому, где были пожалованы им. Туда же в Москву, по сообщению летописца, стали стекаться дворяне и дети боярские в страхе за жизнь своих семей: «Дворяне же и дети боярские слышаше такие настоящие беды покиня свои домы, з женами и з детьми приидоша к Москве»35. Можно предположить, что эта запись рассказывает о действиях дворян тех не поддерживавших самозванца «городов», которые располагались вблизи разворачивавшихся военных действий.
После болховского сражения войско самозванца, практически, не встречая сопротивления, через Козельск, Калугу (запомним это первое свидание Лжедмитрия II с городом, где он окончит свои дни) подошло к Москве около 24 июня 1608 г. Отчаянная попытка царя Василия Шуйского организовать отпор войскам Лжедмитрия II посылкой ему навстречу рати во главе с кн. М. В. Скопиным-Шуйским не увенчалась успехом. Не помог и выход самого царя Шуйского на поле брани во главе своего войска в битве на Ходынке 25 июня 1608 г.36 В стране установилось двоевластие московского и тушинского правительств.
Определить точно, какие служилые «города» поддерживали в это время царя Василия Шуйского, а какие — царя Дмитрия Ивановича, сложно. Осведомленный автор «Повести о победах Московского государства» упоминает о стоянии под Москвой в составе царского войска смолян, дорогобужан, ростовцев, брянчан, белян37. Разрядные книги сообщали об отправке из Москвы в Великий Новгород боярина кн. М. В. Скопина-Шуйского для сбора новгородских дворян и найма «Неметцких людей»: «и Ноугородцев и в ыных городех собрався людей притить и Московскому государству от воров и от Полских людей помощь учинить»38. Там же читаем аналогичные записи о посылке кн. Д. И. Долгорукого и Ф. И. Леонтьева для сбора рязанских детей боярских. Осенью 1608 г., в дополнение к начавшемуся еще ранее сбору войска в Новгороде и Рязани, был «послан под Смоле- неск з Смольяны» кн. Я. П. Барятинский и С. Г. Ододуров. При описании военных действий с тушинцами встречаются упоминания о гибели в сражениях тридцати алексинцев, трехсот арзамассцев (в бою с Лисовским в Зарайске), служивших на стороне царя Василия Шуйского39. Как видим, это только отрывочные сведения о потерях, которых было неизмеримо больше. Целый мартиролог выявляется по делам, связанным с наследованием и переходом поместий из рук в руки в это время40.
Положение царя Василия Шуйского становилось угрожающим, и все более служилых людей, в том числе целых дворянских корпора¬
36


ций, отказывало ему в своей поддержке, особенно после еще одного поражения войска кн. И. И. Шуйского в бою под д. Рахманцевой в конце сентября 1608 г.41 Впоследствии «Новый летописец» в специальной статье «О измене градов» очертил круг немногих оставшихся верными Шуйскому людей и территорий: «Грех же ради наших грады все Московского государства от Москвы отступиша. Немногие же грады стоя в твердости: Казань и Великий Новгород и Смоленск и Нижний, Переславль Резанский, Коломна, царство Сибирское, только городов стояху в твердости, а то все прельстишася на дьявольскую прелесть»42. Если сравнить этот список с перечнем «городов», поддержавших царя Василия Шуйского в борьбе с Болотниковым, то можно увидеть, что он опирался на своих последовательных сторонников, и одни и те же территории.
Самое главное изменение, по сравнению со временем боев с Болотниковым, — поддержка, оказанная самозванцу замосковными дворянскими корпорациями. Они не сразу перешли на сторону Лжедмитрия II. Еще в сентябре 1608 г. в Ярославль, Нижний Новгород и Муром были посланы «збиратца с людми», соответственно, боярин кн. А. В. Голицын и кн. Ю. Д. Хворостинин43. 8 октября 1608 г. владимирский воевода кн. Третьяк Сеитов, известный уходом от самозванца с частью войска после болховского поражения правительственных войск, писал ростовскому митрополиту Филарету о том, что ему поручено быть во Владимире и с ним «дворяном и детем боярским, Володимер- цом, и Суздалцом, и Муромцом, и Ярославля большого, и Переслав- цом, и Ростовцом, и в тех городех велено осада укрепити»44.
Но очень скоро, осенью 1608 г., по сообщению «Карамзинского хронографа», начался массовый отъезд дворян, в том числе Новгорода, Пскова и Замосковных «городов», из Москвы «по домам». Они мотивировали оставление столицы боязнью разорения своих поместий («нашим де домом от Литвы и от руских воров быть разоре- ным»). Карательные экспедиции тушинских отрядов, особенно во главе с А. Лисовским, уже показали, что сторонники Лжедмитрия II жестоко расправлялись со своими противниками. Кроме того, прямым следствием поражения войска царя Шуйского стало начало осады гетманом Сапегой Троице-Сергиева монастыря с 23 сентября 1608 г. Это создало реальную угрозу разорения поместий дворян и детей боярских близлежащих уездов. Часть защитников монастыря составляли переславские дворяне и дети боярские, присланные из Москвы «перед осадою вскоре»45. Впоследствии семь детей переславца А. Редри- кова, убитого «в осаде на вылазке», били челом о выдаче им жалова¬
37


нья «здесе в осаде из троецкие казны», так как поместьем их отца «и всеми животы завладели воры и выжгли до кола». Согласно разысканиям И. О. Тюменцева, реконструировавшего «поименный список защитников» Троипе-Сергиева монастыря, в осаде сидели дворяне и дети боярские Переславля-Залесского, Новгорода, Костромы, Галича, Ярославля, Каширы, Коломны. Их насчитывалось восемь сотен с головами переславцами Б. Зубовым, Ю. и А. Редриковыми, каширяни- ном С. Мариным, алексинцем И. Ходыревым, владимирцем кн. И. Волховским, тулянином И. Есиповым, юрьевцем И. Фустовым46. 1 сентября 1608 г. произошел переворот в пользу Лжедмитрия II в Пскове, совершенный посадскими людьми и стрельцами, что заставило псковских дворян и детей боярских и поддержавших их новгородцев, решать задачу очищения Пскова от «воровских людей»47.
В Москве оставались, как писал Баим Болтин, «замосковных городов не многие, из города человека по два и по три, а заречных украин- ных городов дворяне и дети боярские, которые в воровстве не были, а служили царю Василью и жили на Москве с женами и с детьми и те все с Москвы не поехали и сидели в осаде и царю Василью служили с Поляки и с Литвою и с Рускими воры билися не щадя живота своего, нужу и голод в осаде терпели»48. Таким образом царь Василий Иванович удерживал Москву благодаря присутствию в столице представителей тех дворянских корпораций, которые изначально не поддержали Лжедмитрия II или были политически расколоты во время его похода к Москве. Они воевали в полках Шуйского вместе с Государевым двором, часть которого, известные «тушинские перелеты» , также перешла на сторону самозванца.
В Замосковном крае одними из первых поддержали Лжедмитрия II суздальские дворяне. Рассказ об этом сохранился в «Новом летописце». Как можно понять из контекста статьи «О измене в Сужда- ле», все произошло под влиянием обстоятельств, так как первоначально служилые люди собирались сидеть в осаде в Суздале «против литовских людей». Перемену настроения вызвало выступление суздальского дворянина Меншика Шилова «с товарыщи», убедившего вместо сидения в осаде целовать крест самозванцу: «и поцеловаша крест всем городом и посадом и уездом». При этом автор летописца осуждающе замечал о позиции суздальского архиепископа Галактиона, что он не воспрепятствовал крестному целованию («за то не постоял»). Судя потому, что вслед за присягой суздальцы послали от себя грамоту к Сапеге под Троицу, именно действия гетмана были причиной перемены позиции в городе49.
38


Перепроверить это сообщение летописца позволяет сохранившаяся отписка Первого Бекетова, приводившего к присяге суздальцев 14 октября 1608 г. В ней Первой Бекетов обращается к воеводам Лжед- митрия II в Переславле-Залесском, рассказывая о посылке с повинной «к царю Дмитрию Ивановичу» от архиепископа Галактиона, суздальских дворян и детей боярских, посадских и монастырских людей. Донесение Первого Бекетова показывает, что в решении о присяге самозванцу решающую роль сыграла позиция суздальского «города», который только один мог гарантировать успешную оборону посада и уезда. В отписке, приводилось описание того, как после присяги суздальские дворяне и дети боярские послали «для вестей» во Владимир двух дворян Г. Аргамакова и Г. Мякишева, чтобы узнать: «Воло- димерцы, дворяне и дети боярские, и посацкие люди, крест целуют ли, или не целуют?». Но они привезли неутешительные для жителей Суздаля вести, «что деи во Владимире сели в осаде»50.
Владимир, как и другие «города» Замосковья, недолго держались стороны царя Василия Шуйского. В течение второй половины октября-ноября 1608 г. началась целая волна переходов замосковных «городов» на сторону тушинского правительства и гетмана Сапеги. Об этом мы узнаем из грамот самого царя Василия Шуйского, отписок, которыми обменивались между собою соседние города, больше надеявшиеся на помощь друг на друга, чем на поддержку Москвы. Сведения о приезде с повинными грамотами в стан Сапеги под Тро- ице-Сергиевым монастырем зафиксированы в «Дневнике Сапеги»: из Переславля-Залесского (не позднее 7 (17) октября), Юрьева- По льского (12 октября), Ярославля (18 октября), Углича и Ростова51 (19 октября), Владимира (23 октября), Вологды (2 ноября)52. Интересно, что автор дневника точно фиксирует состав приезжавших посольств, включавших местных «сынов боярских» и посадских людей, и также скрупулезно отмечает участие этих сословных групп в крестном целовании.
Сохранилась повинная грамота ярославских жителей, восходящая к архиву Сапеги, со следующим обращением: «Царю Государю и Великому Князю Дмитрею Ивановичю всеа Русии бьют челом холопи твои Ярославля большого, Федка Борятинской, Сенка Лукин, Бог- Дашко Побединской, Пятунка Колягин, Тренка Копнин, и Спаского монастыря архимандрит и игумены, и протопоп и попы и диаконы, и Ярославского уезда князи и дворяня и дети боярские, и посадцкие, и уездные всякие люди»53. Все перечисленные здесь люди названы не случайно, они представляли воеводскую, губную, земскую и духовную
39


власть на территории посада и уезда. От имени служилого «города» повинную грамоту подписали, во-первых, губные старосты Богдан Побединский и Пятой Калягин (их имена названы в ее тексте), а также ярославские дворяне и дети боярские, чьи имена известны из рукоприкладств в конце грамоты: С. Витовтов, И. Непоставов, С. Дуни- лов, М. Нефимонов, кн. М. Жеряпин-Ушатой, Л. Боршов, П. Чириков, М. Сабуров, Т. Чириков, И. Веков, И. Бабарыков, И. Борщов. Следовательно, как и в Суздале роль дворянской корпорации в принятии решения о присяге самозванцу была существенной. Более того, можно даже говорить о том, что она расколола уездное дворянское общество и посад, верхи которого активно сопротивлялись посланцам Са- пеги и тушинцев. В переписке Я. Сапеги с ярославскими воеводами, сохранились свидетельства такого раскола среди дворян. Челобитчиками «о своих нужах» от ярославского «города» к Лжедмитрию II были выбраны кн. А. Вяземский и Л. Борщов. Но, по сведениям воевод, присланных от Лжедмитрия II эти дворяне уже однажды изменяли самозванцу после битвы под Волховом, «да и нынеча не прямят». Неприязнь к самозваному царю переносилась на его воевод, приезжавших под охраной литовских отрядов. Ярославские воеводы жаловались, что «дворяне и дети боярские неподобные словеса про государя вмещают меж своей братьи»54.
В Вологде воевода Н. Пушкин привел к присяге вологжан по «наказу и целовалной записи», присланной из Ярославля55. Присяга в Вологде также разделила служилых и посадских людей, но очень скоро, буквально за три дня с 29 ноября до 1 декабря, в городе снова взяли верх сторонники Василия Шуйского, которые «переимали» и посадили в тюрьму воеводу Ф. Нащокина «и многих панов и детей боярских»56. > i
Вероятно, пример Ярославля оказал решающее влияние и на присягу Лжедмитрию II в Галиче и Костроме, которой эти города также держались какое-то время. 30 ноября 1608 г. царь Василий Иванович отправил в Галич грамоту с примечательным обращением: «ар- химаритом и игуменом и всему собору, и дворяном и детем боярским, и посадским, и волостным, и всяким людем». Оно как бы подтверждало авторитет стихийно складывавшихся в городах «соборов» и «советов», при ослаблении царской и вообще центральной власти, вместо воевод решавших на местах основные вопросы управления посадами и уездами. Грамота составлена по-своему талантливо, в ней найдены искренние слова, которыми от имени царя пытались образумить галичан. «Слух нас дошел, — осторожно говорилось в ней, — что вы,
40


исторопясь воров, неволею вором крест целовали; и мы о том поскорбели: как естя так учинили, и чему поверили, и на что смотря смутились, и для чего душами своими погибаете?»57. Более подробно об этой присяге говорится в отписке солигаличан царю Василию Шуйскому, отправленной уже в марте 1609 г. Возвращаясь к событиям конца ноября 1608 г., солигаличаке писали, что собранные ими сошные люди «ходили к Костроме и под Ярославль» против изменников Шуйского. Во время этих походов галичские и костромские дети боярские, перешли на сторону самозванца: «под Ярославлем дети боярские, Галичаня и Костромичи, изменили, почали меж собя ясаком кликати... И мы узнав тех детей боярских, Галичан и Костромич, под Ярославлем измену, да из под Ярославля к Костроме назад побежали... и на Костроме нас сирот твоих Государевых крестьян, Галичаня и Костромичи, дворяня и дети боярские, вором литовским людем подали; и воры, нас, и дети боярские многих крестьян на Костроме побили. .. »58. И здесь, как и всюду, галичские и костромские дворяне были в центре политических столкновений, определяя позиции крупных замосковных уездов по отношению к тушинскому правительству. Более того, можно говорить о том, что именно они были инициаторами перехода на сторону самозванца в противовес позиции верхов посадских людей. Совместными действиями ярославских, галичских, костромских, романовских и пошехонских дворян и детей боярских, а также хоругвей под командованием польско-литовских шляхтичей, особенно А. Лисовского, а также казачьих станиц, тушинцы далее распространили свое влияние на север государства.
Из лагеря Сапеги обычно челобитчики от «городов» и посадов пересылались в тушинский стан. В ответ на одну из таких челобитных от суздальцев, Лжедмитрий II выдал «похвальную» грамоту, названную С. И. Тхоржевским «программной», с обещанием своим сторонникам царского пожалованья при вступлении на престол: «а дворян и детей боярских... велим поместным окладом и денежным жалованьем верстать и в поместном окладе и денежном жалованье прибавку учинить»59. Как известно, исполнить ему эти намерения не пришлось, но сам факт обещания нового верстания примечателен, так как точно также действовал первый самозванец.
В результате образования тушинского лагеря Лжедмитрия II под Москвой, начала осады Троице-Сергиева монастыря, и, распространения влияния тушинцев на Замосковье создалась чрезвычайная угроза власти царя Василия Шуйского. Поэтому им были приняты меры, чтобы остановить переход замосковных городов на сторону самозван¬
41


ца. Однако у Шуйского не было возможности посылать отряды против ослушников непосредственно из Москвы. Он вынужден был мобилизовать на такую борьбу остававшихся верными ему дворян и служилых людей, но в условиях гражданской войны сделать это было тяжело.
Сложные коллизии возникали даже там, где сторонники Лжедмит- рия II не могли непосредственно влиять на позицию тех или иных городов и уездов путем посылки вооруженных отрядов — в «городах» от Литовской и Немецкой украйны, «на Низу». Повсюду, где собирали войска на помощь осажденной столице государства, — в Новгороде, Пскове, Смоленске — происходили столкновения между теми, кто оставался верен Шуйскому и кто, тайно или явно, поддерживал «царя Дмитрия Ивановича».
В Смоленске, по сообщению двух отписок царю Василию Шуйскому смоленских воевод М. Б. Шеина и кн. Петра Горчакова от 24 января и 11 февраля 1609 г., основные события, как и в других уездах государства, пришлись на декабрь 1608 г. Воспользовавшись захватом в плен 29 смоленских дворян, Лжедмитрий II половину из них, во главе с смолянином И. И. Зубовым и И. Бестужевым, послал в Дорогобуж приводить этот уезд к присяге на его имя. В Дорогобуже в то время стояли посланные от царя Василия Шуйского для сбора смоленского и дорогобужского служилых «городов» воеводы кн. Я. П. Барятинский и С. Одадуров. 14 декабря 1608 г. многие из тех детей боярских, кто уже успел собраться на службу, разбежались, когда в городе появились посланцы Лжедмитрия. Далее, приехав в Смоленск, И. Зубов и И. Бестужев привезли «воровские грамоты» воеводе М. Б. Шеину.
Хотя Иван Зубов, ставший в Тушино думным дворянином, добровольно приехал в Смоленск, его роль не очень понятна. Посадский человек, ехавший с ним дорогой из Тушино в Смоленск, передавал слова И. Зубова о том, чтобы приводить к присяге смолян: «сказывал, что его Ивана дворяня и дети боярские послушают». Весьма показательно также, что Ивану Зубову всего за три дня удалось убедить самозванца в тушинских полках в том, что он сможет привести к присяге ему Смоленск. Однако в действительности получилось иначе.
В Смоленске «воровскому их приезду и воровской смуте не поверили» и специальной грамотой Шуйскому подтвердили свою лояльность. Правда, дорогобужское бегство воевод Шуйского с собранными отрядами не прошло бесследно. Кто-то, как, например, смоленские дворяне А. Викентьев и И. Жидовинов отъехали из Дорогобужа в
42


тушинские полки. Но большая часть — 232 смоленских дворян и детей боярских — была отправлена с головами В. Зиновьевым и Г. Чебышевым из Смоленска в Дорогобуж. Воеводы кн. Я. П. Барятинский и С. Одадуров, нашедшие укрытие в Смоленске, после ухода в декабре служилых людей из Дорогобужа, отправились обратно только 2 января, чтобы из Дорогобужа пойти к Вязьме 19 января60. Но, этим планам воспротивились смоленские дворяне, о чем воеводы кн. Я. П. Барятинский и С. Одадуров писали в Смоленск. Сами смоленские дворяне «городом прислали из Дорогобужа челобитчиков» смоленским воеводам М. Б. Шеину и кн. П. Горчакову. Суть их челобитной «ото всей рати» состояла в том, «что им к Вязме и к Москве, без прибавочных людей от воров пройти не мочно». Второй раз воеводы кн. Я. П. Барятинский и С. Одадуров вынуждены были уехать из Дорогобужа в Смоленск, «потому что дворяне и дети боярские и стрелцы из Дорогобужа розъехались по поместьям, а иные в Смоленск». Воеводы в Смоленске пытались убедить служилых людей идти к Москве, привлекая для этого архиепископа Сергия и жителей посада, но не преуспели в этом: «и дворяне и дети боярские, всем городом, нам холопем твоим отказали, что им из Смоленска, до просу- хи, к Москве итти не мочно»61. Речь здесь, таким образом, идет о противопоставлении позиции всего смоленского служилого «города», действиям воевод Шуйского, церковных властей и посада Смоленска.
Единственным из заметных городов Замосковного края, не присягнувших Лжедмитрию II, был Нижний Новгород. Как писал П. Г. Любомиров: «Предоставленный самому себе и угрожаемый надвигавшимся с востока восстанием местного населения, а с запада Тушинскими отрядами, Нижний не только не отложился от Шуйского, но и развил энергичную борьбу против Тушина»62. В городе сложилось свое правительство — своеобразный «городской совет» из воевод кн. А. А. Репнина, А. С. Алябьева, дьяка В. Семенова, дворян и посадских людей. С приходом в Нижний Новгород 1 декабря 1608 г. передового отряда из войска астраханского воеводы боярина Ф. И. Шереметева и, следовательно, установлением связей с понизовой ратью, этот совет перешел к активным действиям по поддержке царя Василия Шуйского в Нижегородском и, расположенных с ним по соседству, уездах.
Нижегородцами было составлено ополчение из дворян и детей боярских, во главе которого встал А. С. Алябьев. Оно меньше известно, чем другое, знаменитое нижегородское ополчение 1612 г., но тем не менее антитушинское войско, собранное нижегородцами, было пер¬
43


вым и на его пример могли опираться в период создания ополчения К. Минина и кн. Д. М. Пожарского. В первые бои нижегородская рать вступила 2 декабря 1608 г., выступив против сторонников самозванца в Балахне. 5 декабря нижегородская рать во главе с воеводою А. С. Алябьевым воевала с нижегородскими и арзамасскими дворянами, перешедшими на сторону самозванца, а также одержала две важные победы у Ворсмы и с. Павлова 10 и 11 декабря63. Эти победы обеспечили переход на сторону Шуйского Гороховца, Вязников, Шуи.
Дворянские корпорации, поддержавшие «царя Дмитрия Ивановича», очень скоро поняли разбойничий характер тушинской власти, распространявшей режим грабительских поборов на завоеванные ими города и уезды или даже добровольно перешедшие на их сторону территории. В начале декабря 1608 года многие города, из присягнувших самозванцу, уже выступили против власти тушинцев, в том числе Кострома, Галич и Ярославль. Вполне возможно, что они действовали не без связи с выступлением нижегородцев, во всяком случае нижегородский совет вел переписку с другими городами. В отписке и Нижнего Новгорода в Пермь сохранилось, например, изложение костромской отписки 12 декабря 1608 г. о возвращении костромичей на сторону Шуйского, «да с ними же в одном совете... Галич с пригороды, Пошехонье, Романов, Углеч, Вологда и все Поморские городы», собравшиеся в Костроме ратные люди ждали «помочи из Нижнего ратных людей».
Другие «города» удерживал на стороне самозванца только страх перед разорением и расправой с ними. Более того, в тушинском войске под влиянием голода образовывались отряды грабителей из «па- холиков», не разбиравших где свои, а где чужие64. 16 декабря 1608 г. владимирский воевода писал в отписке гетману Сапеге о бесчинствах загонных людей пана Наливайки, сколотившего шайку из 14 человек, терзавшую дворянские поместья: «а тот, господине, пан Наливайко многих людей побил, дворян и детей боярских, до смерти, а жон их и детей позорили и в плен имали; а убил Ивана Охлебаева, да Юрья Окинфова, да Петра Головачева, Левонтья Чертово, Меншика Кузмин- ского, на кол посадили Саву Прокофьева сына Елизарова, Кузму Ноугородова с сыном, Григорья Ушакова»65. Владимирские дворяне и дети боярские ходили в специальный поход, чтобы поймать Нали- вайку и его людей. В конце декабря — начале января военные действия между сторонниками Лжедмитрия И и царя Василия Шуйского продолжались. Походы на восставшие Кострому, Галич и Ярославль совершил А. Лисовский66. Против нижегородского опол¬
44


чения во главе с А. С. Алябьевым из Тушино был послан отряд во главе с воеводою кн. С. Вяземским, но 7 января 1609 г. он был разбит около Нижнего Новгорода. Далее основной своей целью нижегородцы поставили борьбу за возвращение от «Вора» Арзамаса, Мурома, Владимира и Касимова.
В течение декабря 1608—февраля 1609 гг. только Нижний Новгород активно поддерживал Шуйского, организовав поход на Муром и Арзамас. Новые детали этого похода можно восстановить на основании послужных списков полка воеводы А. С. Алябьева, сохранивших немало имен нижегородских и арзамасских дворян — участников боев. Выдвинувшись со своим отрядом из Нижнего Новгорода к Мурому и стоя в тридцати верстах от этого города в с. Яковцеве, воевода Алябьев продолжал больше думать о войне в нижегородских землях. С этой целью 13 февраля были посланы под Арзамас сотни с тремя головами Богданом Износковым, Федором Левашовым и Яковом Прокудиным. Они осадили Арзамас, попытались взять его приступом, сожгли слободы, но большего достичь не могли и вызвали на подмогу основное войско, через два дня приступ был повторен, а в это время на сторону нижегородцов стали переходить некоторые арзамасские дворяне, сначала 10 человек 13 февраля и 24 человека — на следующий день67.
Еще один поход из Нижнего Новгорода на Муром состоялся 14 марта 1609 г., его результатом стал переход Мурома на сторону царя Василия Шуйского. При этом отряд литовского ротмистра А. Крупки, по словам владимирского воеводы М. Вельяминова, жестоко расправился с восставшими против власти самозванца: «в Муроме дворян и детей боярских и черных людей многих побили насмерть и из Мурома пришли в Володимер, и в Володимере также побивали насмерть и грабили». Владимирские же дворяне, хотя и продолжали служить самозванцу в этот момент, но их, по словам воеводы, у него в подчинении было «немного, всего человек со сто, и те стоят на заставе от Ярополчиские волости»68. Тогда же, в марте 1609 г. состоялась еще одна посылка дворян с сотнями и других ратных людей нижегородского ополчения, чтобы «воевать» Арзамасский уезд. 27 марта 1609 г. приход нижегородцев под Владимир сыграл решающую роль в его возвращении на сторону царя Василия Шуйского. При этом владимирские дворяне и дети боярские, активно проявили себя: «воеводу Михаила Вельяминова связав отдали», а, кроме того, связали и присланного из Суздаля на подмогу голову С. Голенкина со своими полчанами из числа суздальских дворян и детей боярских, часть из кото¬
45


рых попала в плен к владимирцам, а другая разбежалась. Однако дальше Владимира — к Троице-Сергиеву монастырю, отряд Ф. В. Левашева не пошел, несмотря на указную грамоту об этом царя Василия Шуйского69.
Разбирая свидетельства о боях нижегородского ополчения под Муромом, Арзамасом, Владимиром, можно указать на продуманную тактику нижегородцев, прежде всего заботившихся о защите территории, близлежащей к своему городу. В этом отделении местных и общих интересов, при предпочтении первых, — основное отличие алябь- евского ополчения от ополчения К. Минина и кн. Д. М. Пожарского. Иначе имени воеводы А. С. Алябьева полагалось бы стоять рядом с этими именами. Об этом же территориальном «местничестве» слова «Повести о победах Московского государства»: «И поидоша государевы люди кождо по своим градом: смольяна же в Смоленск, а иные по разным градам — и биющеся за своя грады, полских и литовских людей побивающе»70. Впрочем, есть еще одно отличие ситуации 1608 — 1609 гг. от 1611 — 1612 гг. В противостоянии Шуйского и тушинцев еще не был так силен национально-освободительный аспект. Во многих случаях это была междоусобная борьба между представителями одних и тех же сословий или, просто, сословная рознь.
К весне 1609 года было организовано уже широкое движение сопротивления власти тушинского «царика». Его хронология достаточно хорошо изучена71, поэтому, исследуя роль служилых «городов» в Смутное время, остается только подчеркнуть, что городовым дворянам и детям боярским пришлось самим пожинать плоды их недальновидной политики, воюя друг с другом. Подтверждение этому можно найти в описании боя под с. Дуниловым 11 февраля 1609 г., где сошлись на поле брани суздальские и луховские дворяне — сторонники Лжед- митрия II и отряд верных царю Василию дворян и детей боярских во главе с костромским дворянином Федором Бобарыкиным72. С 4 по 21 мая 1609 г. под Угличем стояли сторонники самозванца кашинские дворяне и дети боярские с головами Ф. Унковским и И. Баклановс- ким, которые были отогнаны от города угличскими дворянами и детьми боярскими, казаками, боярскими людьми и даточными. Однако на этом бои угличан со сторонниками тушинцев не закончились, более того сам «город» был расколот, так как среди пойманных сторонников Лжедмитрия II упоминаются угличане дети боярские Н. Раков, И. Поскочин, Д. Демьянов, а также говорится о собирании под знамена самозванца в с. Никольском Рожаловского ст. «многих околных детей боярских и крестьян»73. Вот, как, например, в отписке воеводы
46


ц Вышеславцева описывается взятие Ярославля сторонниками Шуйского в мае 1609 г.: «собрався с Романовцы и с Ярославцы и иных городов с дворяны и с детми боярскими и с казаки, пришел к Ярославлю. .. и города Ярославля князи и дворяне и дети боярские, и гости и торговые и всякие люди... добили челом и вину свою принесли»74. Это означает, что одна часть служилых «городов» силою приводила к присяге другую, придерживавшуюся иной политической ориентации. Кроме них в эту борьбу были вовлечены и землевладельцы уезда, и жители посадов. Раскол в служилых «городах», уездах и посадах сохранялся и после их возвращения на сторону царя Василия Шуйского. Существенным аргументом при определении «городом» той или иной политической позиции была социальная рознь городового дворянства с другими жителями уездов. Так, воеводы передового отряда рати кн. М. В. Скопина-Шуйского, придя в Вологду, писали в Романов 9 февраля 1609 года: «А слух нам доходит, что вы смущаетеся для того, будьто дворян и детей боярских черные люди побивают и домы их разоряют: а здесе, господа, черные люди дворян и детей боярских чтят и позору им никоторого нет»75. Другими словами, в войске кн. М. В. Скопина-Шуйского подчеркивали свои первоочередные цели защиты поместий и вотчин служилых людей, страдавших от шаек многочисленных «воров». Это не могло не добавлять ему сторонников из числа городового дворянства, внимательно следивших за продвижением рати кн. М. В. Скопина-Шуйского к Москве. Пошехонский сын боярский И. Н. Зайцев писал своему отцу из Москвы в июне 1609 г.: «Князь Михайло Васильевич идет со многими людми и с немцы, а ждем его с часу на час, а у вас то ведомо ли?»76
Отряды рати кн. М. В. Скопина-Шуйского летом 1609 г. успешно восстановили власть царя Василия Шуйского на большой территории, в тверских, ярославских, костромских и вологодских землях. Однако в это время в ход событий вмешался польский король Сигиз- мунд III, войско которого осадило Смоленск 16 сентября 1609 г. Поход короля во главе войска означал по понятиям Речи Посполитой только одно: войну с Русским государством за Смоленск77. Смоленское дворянство служило в это время, в основном, в войске кн. М. В. Скопина-Шуйского. Естественно их первым желанием был возвратиться домой для защиты своих поместий, но кн. М. В. Скопину- Шуйскому удалось уговорить их остаться. Из «Повести о победах Московского государства» видно, что это решение далось им не просто: «Смоляне же и околные городы града Смоленска: дорогобужаня, и ярославцы, и беляня, и сер[п]ьяня, и иные изо многих городов, кото¬
47


рые близ града Смоленска, — слезно плаката, и приидоша ко князю Михаилу Василевичу и много молиша его, дабы их отпустил ко граду Смоленску полскаго короля от града отогнати и град очистити... Он же повеле им от своего боярского полку не отлучатися и ждати от бога милости и одарения на государевы неприятели»78. В результате «дворянскую» часть осажденного смоленского гарнизона составили только отряды из 281 дорогобужанина и 304 вязьмичей во главе с головами И. Жидовиновым и Г. Кокошкиным79.
Король Сигизмунд III не ограничился военными действиями и для утверждения своей кандидатуры на русском престоле попытался привлечь на свою сторону противников царя Василия Шуйского. Политическая группировка, связанная с тушинским патриархом Филаретом начала переговоры с Сигизмундом III и заключила соглашение с ним в феврале 1610 г. В одной из статей этого договора определялись принципы будущей политики в отношении служилого «города». Интересно сопоставить предложения тушинских бояр и ответы на них короля Сигизмунда III:80
Статьи Тушинского посольства:
6. «Служилым людем, двораном и детем боярским, которые госпо- даръское жалованье берут с четверти каждого году, и тым бы госпо- даръское жалованье кажъдого году давать по прежнему, а без годового жалованья служилым людем быть не мочно. А которым двораном и детем боярским годовое жалованье прибавлевано при Шуйском и при воре не по их достоеньству, и у которых убавлено не по вине, и о том его господаръской милости говорыть и советовать з бояры... А которые дворане и дети боярские господаръское жалованье берут з городов, и тым господарово жалованье давать по верстанию, как коли верстать учнут, а не ежелет, как было при прежних господарех.»
Ответы Сигизмунда III:
6. «Служилым людем дворяном и детем боярским господарь его милость господарьское жалованье давать велит з четверти кождого году , водлуг звычаю давного, а естли что прибавлено не от властных государей, и не водлуг их достойности, або если у которых убавлено без вины о том, государь его милость будет рачил нарядиться и намовить з бояры думными... а дворяном и детем боярским, которые жалованье господарьское берут з городов, господарь его милость давать им жалованье господарское каже водлуг службы як перед тым бывало за перших государей»
Как видим, в договоре сохраняется разделение дворян и детей боярских на четвертчиков и тех, кто получал жалованье «с городом».
48


Служилые люди хотели прекратить практику ежегодных верстаний и раздач жалованья, нивелировавшую различия четвертного и городового жалованья. В шестой статье также обозначен конфликт служилых людей, связанный с неумеренными пожалованиями окладов и денег одних дворян и неоправданными опалами на других при смене царей на троне. Если тушинцы к таким спорным решениям, нуждающимся в новом разбирательстве Боярской думы, относили прибавки «при Шуйском» и «при воре», то Сигизмунд, в своем ответе объединил их одной формулой «не от властных господарей». Укажем, что с такой постановкой вопроса не могли согласиться в Московском государстве и эти слова исчезнут из другого договора гетмана С. Жол- кевского с московским боярским правительством 17 августа 1610 г., во всем остальном повторившим шестую статью февральских договоренностей с тушинцами81.
Поход войска гетмана С. Жолкевского в Россию весной-летом 1610 г., победа его над войском Шуйского в битве под Клушино 25 июня 1610 г., заставил большинство колеблющихся сделать выбор в пользу кандидатуры королевича Владислава на русский престол. На своем пути к столице гетман захватил ряд городов, в том числе Ржеву Владимирову и Зубцов. В делах Литовской метрики сохранились крестоприводные книги по этим городам от 5 марта 1610 г., сохранившие имена местных дворян, присягнувших на верность королю Сигизмун- ду III и королевичу Владиславу82. Окончательная присяга состоялась после сведения с престола царя Василия Шуйского 17 июля 1610 г. Какую-то роль в подготовке присяги королевичу Владиславу и переговорах с гетманом С. Жолкевским сыграли смоляне Ф. Сусе- лин, М. В. Бестужев с товарищами и брянчанин Ф. Н. Парфентьев, ездившие с посольской миссией между Можайском и Москвой в начале июля 1610 г.83 Не случайно многие смоляне были среди первых челобитчиков новой польской администрации о поместьях и окладах84.
В тот момент времени продолжал активно действовать Лжедмит- рий II и его русские сторонники — тушинцы «без Тушина», осевшие в Калуге после бегства самозванца из-под Москвы. В мае 1610 г. они вступили в союз с Я. Сапегой, воеводы самозванца сидели в Луках Великих и рассчитывали подчинить соседний Торопец85. В дни сведения с престола царя Василия Шуйского самозванец вполне реально угрожал столице, находясь под Москвой в Николо-Угрешском монастыре. Зная путь самозванца из Калуги, через Медынь, Боровск и Серпухов86, можно предположить, что дворянство этих «городов» принимало (добровольно или поневоле) сторону Лжедмитрия II. Но для
49


большинства уездного дворянства польский королевич Владислав представлял «меньшее зло», тем более, что королевский гетман давал гарантии неприкосновенности окладов и дач, которых нельзя было отнять без боярского суда.
В августе 1610 г. население государства и, в том числе, служилые «города», дали крестоцеловальную запись о призвании Владислава87. В состав великого посольства в Речь Посполитую к королю Сигиз- мунду III, кроме боярина В. В. Голицына и митрополита Филарета, входили смоленские дворяне и несколько десятков представителей разных «городов». Несомненно московские дипломаты учли хорошо им известные традиции Речи Посполитой, где шляхта, через посылку представителей в Сейм, играла заметную политическую роль. Таким образом присылка в посольстве дворян из разных городов имела хорошо продуманный политический шаг, демонстрировавший признание кандидатуры Владислава во всем Русском государстве. Посольство, по обычаю, сопровождала большая свита из городового дворянства, но она под разными предлогами была быстро распущена88.
Довольно скоро выяснилось, что король Сигизмунд III не думал выполнять договоренности, подписанные его гетманом, видимо, размышляя о возможности самому занять пустовавший московский престол, не подвергая опасности путешествия в непредсказуемую Московию своего сына королевича Владислава. Возвращавшиеся из Речи Посполитой члены посольской свиты (а среди них был, например, Захар Ляпунов — брат будущего организатора Первого ополчения Прокопия Ляпунова) вероятно, более других могли подтвердить своей дворянской братии то, что становилось очевидно им самим из грабительской политики польских отрядов в уездах Московского государства. Агитация против польского гарнизона в Москве, начатая троицкими старцами и патриархом Гермогеном, сидевшим «за приставами» в Чудовом монастыре в Кремле, упала на подготовленную почву.
§ 3. Участие служилых «городов» в освободительном движении в 1611 — 1612 гг.
Инициатором нового объединения всех сил против внешнего врага в конце 1610 — начале 1611 г. стал, как известно, думный дворянин и воевода Прокопий Ляпунов, стоявший во главе рязанских дворян и детей боярских. Новизна начатого им движения, как отмечал еще Л. М. Сухотин, состояла в создании широкой коалиции, в которую
50


должны были войти ранее непримиримые противники из числа бывших сторонников царя Василия Шуйского и, воевавших на стороне самозванца тушинцев89.
Первыми, с кем удалось договориться П. П. Ляпунову, были служилые люди южных и юго-западных уездов: Калуги, Тулы, Михайлова, Коломны, Северских и Украинных «городов». Зимой 1611 г. к ним присоединились Замосковные «города», местом сбора которых стали Владимир, Ярославль и Нижний Новгород. Десятни и списки дворян, служивших в Первом ополчении, почти полностью утрачены. Уникальным является «сыскной» список галичских дворян и детей боярских воеводы Петра Мансурова, переписанный им «в те поры, как он шел с галичаны под Москву к Прокофью Ляпонову»90. Обычно отрядами уездных дворян и детей боярских командовали городовые воеводы или оказавшиеся в этот момент времени опытные служилые люди московских чинов. Но во главе некоторых отрядов ополчения, вместе с ними стояли и местные дворяне, например, вторым воеводой романовских служилых людей был Ф. А. Козловский91.
Успех начального периода земского движения (до гибели Прокопия Ляпунова в июле 1611 г.) был обеспечен участием в нем разных социальных сил, забвением распрей между казачеством и дворянством, столичными и городовыми чинами. Так для освобождения Москвы объединились недавние политические противники: северские города, последовательно поддерживавшие всех самозванцев в Смуту, и дворяне замосковных уездов, выступавшие обычно на стороне действующих царей, а не претендентов на трон.
Роковой для дела ополчения стала борьба вокруг знаменитого Приговора 30 июня 1611 г. В его статьях последовательно проводились нормы, выгодные прежде всего служилым «городам» и той части московского дворянства, которая не принимала участия в расхищении дворцового и черносошного земельного фонда, все излишки поместных и вотчинных дач предполагалось конфисковать и раздать неимущим92. Однако до практической реализации дело не дошло, так как под угрозу были поставлены также интересы казаков, которые, как известно, убили главного воеводу ополчения в своем кругу93. В конце июля и августе 1611 г. многие «стольники и дворяне, и дети боярские городовые» стали, по сообщению «Карамзинского хронографа» , разъезжаться по домам, «бояся от Заруцкого и от казаков убой- ства»94. Однако, как показали работы Н. П. Долинина и А. Л. Станиславского, на этом ополчение не прекратило свое существование, казацкие «таборы» продолжали осаждать Москву и позднее95.
51


Имя Прокопия Ляпунова писалось в грамотах ополчения, после имен( тушинских бояр кн. Д. Т. Трубецкого и И. М. Заруцкого, что позво-{ лило сохранить в составе ополчения, по крайней мере полки бывших' тушинцев96. Но не только их. Как показывают сохранившийся список полка Д. Т. Трубецкого, произведенные во второй половине 1611 — начале 1612 гг. земельные и денежные пожалования, на службе в, ополчении продолжали оставаться дворяне и дети боярские из Арза- / маса, Волхова, Владимира, Галича, Кашина, Костромы, Мещеры, Мещов- ска, Ржевы Владимировой, Рязани, Свияжска, Смоленска, Торопца, Ярославля97. Воеводы и губные старосты из этих и других городов, как и прежде подчинялись подмосковному правительству «бояр» Д. Т. Трубецкого и И. М. Заруцкого, исполняя указы о наделении зем-. лей служилых людей, присылая требуемые доходы и припасы.
В своей политике руководители ополчения, как до гибели Прокопия Ляпунова, так и после одинаково признавали земельные и денежные пожалования, сделанные в Тушино и царем Василием Шуйским. Это соответствовало нормам Приговора 30 июня 1611 г., установившего равенство в дачах и в денежном жалованье для тех, кто получал их по мере своих окладов, а не выше их. Более того признавались даже пожалования от имени королевича Владислава, если поместья получали беспоместные дворяне и дети боярские98. Свидетельства о подтверждении прежних поместных дач отрывочны и не позволяют определенно сформулировать направления земельной политики Первого ополчения в отношении городового дворянства. Из опубликованных С. Б. Веселовским арзамасских поместных актов видно, что при воеводе Прокопии Ляпунове возвращались дворянские поместья, розданные казакам-тушинцам. Власти Первого ополчения возвратили арзамассцу Авраму Бахметеву его поместье, отданное «в Калуге» в вотчину казаку Нехорошему Киселеву. В отказной грамоте, за печатью Прокопия Ляпунова, говорилось: «и тем, де, он поместьем не владеет пятый год, потому что, де, была в Московском государстве междоусобная брань, а он, де, Аврам, был при царе Василье, стоял за Московское государство и сидел во многих осадех, а то, де, его поместье... в те поры отдано в Колуге в вотчину казаку Нехороппсе Киселеву. И мы по совету всей земли велели ему то поместье... отдати назад»99. Напротив, в августе-сентябре 1611 г., уже без воеводы Прокопия Ляпунова, подтверждались тушинские пожалования, например, были выданы отказные книги на поместье служившему под Москвой Тихону Вронскому, который в 118-м году «бил челом в Колуге царю Дмитрею»100. Видимо, предпочтения, оказывавшиеся тушинцам боя¬
52


рами Лжедмитрия II кн. Д. Т. Трубецким и И. М. Заруцким были очевидными. В спорных земельных делах (вдовы Юрия Яхонтова с сыном и Семена Нетесова в ноябре 1611 г.) измена самозванцу могла считаться весомым аргументом в пользу пересмотра принадлежности поместной дачи101. Впрочем, в ополчении хорошо понимали временный характер своих решений по земельным делам, поэтому в формуляр грамоты на поместье или вотчину включался пункт о необходимости ее подтверждения в будущем: «А како же даст Бог на Московское государство государя и тогда государь велит ему на ту вотчину дать свою царскую грамоту за красною печатью»102.
После падения Смоленска 3 июня 1611 г., смоленские дворяне и дети боярские, по сообщению «Повести о победах Московского государства» ушли через Рославль в Брянск, где воеводою был поддерживавший Первое ополчение В. П. Шереметев. Они обратились в Москву и получили разрешение на испомещение в Арзамасском и других понизовых уездах103. Однако нарушение «Советом всея земли» своего решения о прекращении раздачи дворцовых и черносошных земель спровоцировало конфликт между смольнянами и арза- массцами, в результате военных действий смоляне не получили необходимых им поместий и даже «кормов и запасов»104. В Арзамасе их застало приглашение нижегородцев и Кузьмы Минина, начавших организацию нового земского ополчения.
Нижегородские и смоленские дворяне и дети боярские стали основным ядром формировавшегося земского войска105. Позднее, как сообщает «Новый летописец», к ним присоединились сторонники царя Василия Шуйского из Коломны и Переславля-Рязанского и других городов: «Первоя приидоша Коломничи, потом Резанцы, потом же из Украинных городов многие люди и казаки и стрельцы, кои сидели на Москве при царе Василье»106. Впрочем, как писал П. Г. Любмиров, сведения «о личном составе ополчения во время пребывания его в Нижнем» почти полностью отсутствуют107.
Несомненно, что помимо патриотических мотивов, служилых людей привлекала раздача денежного жалованья, произведенная в Нижнем Новгороде. Естественно, что у воевод ополчения при этом не было возможности опираться на десятни и списки Разрядного приказа, поэтому был проведен «сыск» окладов «всем городом», чтобы никто не получил денег выше своих окладов. Историки обращали внимание на разногласия в источниках по поводу размеров денежного жалованья, выдававшегося в Нижнем Новгороде дворянам и детям боярским. До недавних пор приходилось принимать на веру слова
S3


хронографа Баима Болтина о выдаче в нижегородском ополчении дворянам первой статьи «по 50 рублев, а другой по 45 рублев, третей по 40 рублев, а меньши 30 рублев не было»108. После обнаружения «Повести о победах Московского государства» появляется возможность перепроверить эти слова о выдаче столь высокого денежного жалованья в полках нижегородского ополчения. Оказалось, что автор «Повести...», один из членов смоленской дворянской корпорации, сообщает о чуть меньших размерах окладов, конкретизируя порядок выдачи денег: все смоленские, а также, вероятно, дорогобужские и вяземские, дворяне и дети боярские получили по 15 рублей жалованья, независимо от их статей, а также, — первая статья — 25 рублей, вторая («средняя») — 20 рублей, третья («меньшая») — 15 рублей. В итоге, действительно все, кто вошел в состав ополчения, получил от 30 до 40 рублей жалованья109, суммы тогда очень значительные даже для московских дворян. И в дальнейшем, как писал П. Г. Любомиров, «забота о хорошем обеспечении ратных людей красной нитью проходит через всю историю ополчения»110.
Приезды уездных дворян в состав нижегородского ополчения продолжались во время его движения к Ярославлю в конце марта 1612 г. и четырехмесячного стояния собиравшихся ратных полков в этом городе. Так с уверенностью можно говорить о поступлении на службу в нижегородское ополчение дворян и детей боярских Костромы, так как сохранился неопубликованный список этой дворянской корпорации с пометами против имен тех служилых людей, которые «за старостью», ранами или по каким-либо другим причинам остался в Костроме, и других, — кто двинулся с нижегородским войском дальше на Ярославль и на Москву. Из костромского дворянского списка 1612 г. узнаем о том, что воевода кн. Д. М. Пожарский не только раздавал жалованье, но и проводил верстание новиков111. Несомненно, что в стороне от дела ополчения не могли остаться дворяне и дети боярские ярославской городовой корпорации. По мере укрепления сил из ярославского ополчения посылались ратные отряды для борьбы с казаками в Суздаль, Пошехонье, Углич, Тверь, что привлекало на сторону земского движения дворянские общества этих уездов. Как утверждала грамота троицких властей в апреле 1612 г. на стороне ополчения были Калуга, Серпухов, Тула. Наконец, трудно учесть сколько дворян и детей боярских перешло из подмосковного ополчения после присяги там «псковскому вору Матюшке», которого поддерживали, по наблюдениям П. Г. Любомирова, в немногих городах Воро- тынске, Тарусе, Волхове, Арзамасе и Курмыше112.
54


Особенность службы в ополчениях и заключалась в том, что эта служба не была обязанностью всего «города», у дворян и детей боярских был выбор служить или не служить в ополчениях. Поэтому упоминания о членах той или иной дворянской корпорации в составе ополчения, например, при получении придачи поместных или денежных окладов «при боярах», является фактом биографии только конкретного служилого человека, а не «города» в целом. И все же уже в самом начале движения ополчение претендовало на широкое представительство «всей земли». Характерно, что в посольстве, отправленном ярославским «Советом всея земли» в Новгород в апреле 1612 г., из 16 человек — И были представителями городового дворянства: от Смоленска, Казанского государства, Нижнего Новгорода и всех Понизовых городов, Вязьмы, Дорогобужа, Зубцова, Можайска, Волока, Белева, Старицы, Кашина, Твери, Торжка, Углича, Ржевы, Ярославля, Костромы, Вологды и Поморских городов, Бежецкой пятины, Рязанских городов и Коломны, Украинных городов1,3.
В августе 1612 г., как известно, ополчение пришло из Ярославля в Москву, а около 1 октября 1612 г., подмосковные полки и нижегородско-ярославское ополчение соединились в одно войско под началом боярина кн. Д. Т. Трубецкого и стольника кн. Д. М. Пожарского. Грамоту, извещавшую об этом «единачестве» города, поддерживавшие второе ополчение, подписали «на уверенье», в ряду представителей других чинов, «дворяне из городов и дети боярские» (судя по сохранившейся грамоте на Белоозеро, это были, вероятно, Беркуд Блудов, Иван Козлов, Прокофий Соковнин)114. Однако в это время вряд ли можно говорить о какой-то особой роли служилых «городов». Уездное дворянство, вместе с представителями других сословий, воевавших в ополчении, стало одним из победителей польско- литовского гарнизона, занимавшего Москву, капитулировавшего 27 октября 1612 г. Тем самым, была расчищена дорога к избранию такого кандидата на пустовавший русский престол, который бы устроил всех и позволил избежать прежних ошибок.
Как показывают источники, первенство в деле избрания нового царя принадлежало в то время, в конце 1612 — начале 1613 гг., казакам. В ноябре 1612 г. под Москвою объявился отряд королевского посланника А. Зборовского, пытавшегося организовать переговоры с занявшим Москву войском. На одном из съездов в Тушино произошла стычка, в результате которой к полякам и их русским сторонникам попал в плен смоленский сын боярский Иван Философов. В его рас- спросных речах, пересланных королю Сигизмунду III, сообщались
55


очень интересные подробности о том, что в Москве «во всем-де казаки бояром и дворяном сильны, делают, что хотят, а дворяне-де и дети боярские разъехались по поместьям, а на Москве осталось дворян и детей боярских всего'тысячи с две, да казаков с полпяты тысячи человек, да стрельцов с тысячу человек, да мужики чернь»115. Расспросные речи И. Философова, записанные польскими послами, противоречат более поздней записи в «Новом летописце», согласно которой пленный смольнянин, якобы, наоборот говорил об обилии запасов и многолюдстве в Москве, что заставило польских послов отступить116. Между тем, доверие вызывает, конечно, протокольная запись сказанного И. Философовым, а не позднейшая летописная обработка событий Смуты. Яркой параллелью сказанному И. Философовым является обнаруженная А. Л. Станиславским и Б. Н. Морозовым «Повесть о земском соборе 1613 года», также свидетельствующая о слабости бояр и дворян в Москве после ее взятия войсками объединенного ополчения, и о главной роли казаков в избрании нового царя117.
В избирательном соборе 1613 г. были представлены и выборные от служилых «городов» — по 10 человек от уезда118. Однако, как писал П. Г. Любомиров, «Утверженная грамота не только не дает удовлетворяющего нас списка лиц, принимавших участие на Соборе 1613 г. в качестве выборных из городов, но и не сохранила, — что гораздо важнее, — полного перечня городов, представители которых были на этом соборе»119. На основании подсчетов П. Г. Васенко и П. Г. Любомирова известно, что в рукоприкладствах на Утвержденной грамоте встречаются имена представителей 47 городов, но к ним необходимо добавить пропущенные по необъяснимым причинам еще несколько городов, в том числе Смоленск, Дорогобуж, Белая, Кострома, Галич, Переславль-Залесский, Суздаль120.
Ко времени действия избирательного собора относятся важные для судеб служилого «города» решения об испомещении смолян на территории Белозерского, Вологодского и ряда Замосковных уездов. Таким образом разрешалась важная проблема судеб дворян и детей боярских из «блуждающих» корпораций Смоленска, Дорогобужа, Белой, изгнанных из собственных поместий польско-литовскими войсками. С этого времени они, хотя и сохраняли в названии принадлежность к смоленскому дворянству, но на самом деле по месту их испомещения и служебным связям, стали частью замосковного дворянства.
Дележ земли происходил при активном участии пожалованных «городов» и начался, как свидетельствуют документы, еще до освобождения Москвы. 3 ноября 1612 г. был составлен приговор белян
56


дворян и детей боярских о разделе Белосельской волости Пошехонского уезда. Этот документ показывает активную роль «города» в решении своих внутренних проблем. Дело состояло в том, что остававшиеся под Москвой беляне опасались, что при осуществленном без их участия разделе земли в Пошехонье будут нарушены их права. Чтобы этого не произошло и был принят приговор, согласно которому оговаривались принципы наделения землей: «волость не мять и убытка никоторого волости не довесть.., а розверстать бы нам ее промеж себя полюбовно, доброе помесье к худому, а худое г доброму по окладом, статья против статьи, поровну»121. Для раздела была выбрана комиссия «из своево города дворян»: кн. Б. П. Ростовского, Б. В. Лыкова, Л. Ф. Наумова, К. Ф. Кашинцева, Л. Р. Кайсарова, И. А. Языкова, Н. Г. Алексеев. Ослушаться эту своеобразную бельскую «семибоярщину» было нельзя, неподчинившегося разделу ждали неподъемные штрафы в 200 рублей «на бояр и на землю» и 100 рублей «на город».
По примеру смолян были испомещены на территории Белозерского у. дворяне и дети боярские Можайска, Рузы, Волока, сидевшие в осаде осенью 1612 г. в Иосифо-Волоколамском монастыре, Волоке Ламском и Погорелом городище, чьи поместья были разорены польско- литовскими отрядами122. Интересно, что решение об испомещении «осадных сидельцев» было принято в тот же день, 21 февраля 1613 г., что и решение об избрании на престол Михаила Романова.
Таким образом, рассмотрение известий о служилых «городах» в Смутное время в 1604 — 1613 гг. показало, что уездное дворянство не было пассивным наблюдателем, а играло заметную роль в политической борьбе этой эпохи. Более того без учета позиции уездного дворянства, трудно понять многие ключевые события истории начала XVII века, связанные со сменою царей на русском престоле, восстанием И. И. Болотникова, поддержкой, оказанной самозванцам, созданием ополчением и деятельностью «Совета всей земли», избравшего царя Михаила Федоровича. Отстаивание провинциальным дворянством своих сословных, территориальных и частных интересов было побудительным мотивом его выступления в составе разных политических гРУппировок в Смуту. Помимо общего кризиса смутных лет, причинами активного участия служилых «городов» в политических событиях стала недальновидная политика, ущемлявшая их имущественные интересы, тормозившая служебный рост членов дворянских корпораций и нарушавшая принципы сословного представительства.
57


Действия Бориса Годунова в 1602 — 1603 гг. и Василия Шуйского в 1607 —1608 гг., связанные с введением послаблений при переходах крестьян и холопов от одних владельцев к другим, вызывали сильнейшие политические кризисы. Уездное дворянство, более всего страдавшее от подобных решений, не желало мириться с их последствиями, становясь под знамена самозванцев — противников царской власти. Не случайно еще много лет спустя после Смуты, как будет показано дальше, провинциальное дворянство вело борьбу за отмену урочных лет сыска крестьян и холопов с «сильными людьми». Очевидно, что истоки этой борьбы уходят в Смутное время. Но раз начавшись, политическое разделение все сильнее запутывало весь комплекс отношений провинциального дворянства, как с другими сословиями и группами, так и внутри своих уездных корпораций. Разрушалась система поместных и денежных окладов и дач, переходов из одного чина внутри «города» в другой. Основанием для изменения в карьере служилого человека становились не понятные и утверждавшиеся если не веками, то десятилетиями представления о чести того или иного рода, необходимости боевых заслуг, а служба очередному удачливому самозванцу на троне и умение найти ход к нужным «временным» людям, безответственно оделявшим всех своих сторонников тем, что им не принадлежало, большей частью, «изменничьими» поместьями и вотчинами или «припусками» в четь. В результате таких раздач произошла своеобразная «инфляция» окладов, рост которых не обеспечивался поместьями и деньгами. Служилому человеку мало было получить грамоту на землю, надо было еще доказать силой свое право на обладание ею, или поддерживать тот временный порядок самозванцев и претендентов на трон, который позволял своим приверженцам обогащаться и получать более высокие чины.
Борьба за собственность была хотя и мощным, но не единственным стимулом для политических выступлений служилых «городов» и было бы неверно все сводить к пресловутой имущественной подоплеке. Смута часто ставила людей в ситуацию нравственного выбора, лишая их привычной опоры на коллективные действия «всем городом». Отсюда Смута представляет рубеж в формировании в служилых «городах» «правящих групп» (А. А. Новосельский) из наиболее активных выборных дворян, претендовавших не только на выражение мнения дворянства своих уездов, но и на роль в общерусских событиях. Самый яркий пример — судьба клана рязанских дворян Ляпуновых.
Смутное время помогло уездному дворянству поверить в его собственные силы и возможность влиять на события, что выразилось,
58


например, в неприятии «царского обиранья» в 1606 г. без совета с «землей», в деятельности «городовых советов» в 1608 — 1609 и 1611 — 1612 гг., когда провинциальные дворяне и дети боярские стали руководителями посадского и уездного «миров» в принятии важных решений о поддержке той или иной политической силы.
Завершая свое классическое исследование о Смутном времени, С. ф. Платонов писал о победе средних общественных слоев, «простого дворянина и «лучшего» посадского человека над старым боярством и казачеством»123. Время и новые разыскания о Смуте позволяют скорректировать его наблюдения. В выводе С. Ф. Платонова верно сформулированы все основные политические силы, выжившие в Смуту. Но так называемые «победители» в Смуте должны были еще удержать свою победу124. Казачество не только не было поражено, но и, как доказал А. Л. Станиславский, достигло пика своих побед избранием угодного им царя Михаила Федоровича125. Также преждевременно было говорить об уходе «старого социального режима», победе над «аристократическими пережитками» и смене господствующего класса. Возникавшая еще в Смуту идея возвращения к порядку «как при прежних государях бывало» стала одной из главных идеологем царствования Михаила Федоровича. Всем было понятно, что нельзя было вернуться в старые досмутные времена (такие ли уж добрые?), но обольщающий обман был сильнее. И «простой дворянин» не остался в стороне от этого строительства нового старого порядка.
В Смутное время сложились модели политического поведения «городов». Это была эпоха ослабления центральной власти, создания в стране конкурирующих между собой правительств избранных царей и претендовавших на трон самозванцев, давшая важный, политический опыт дворянам в разных областях Московского государства. Местные дворянские общества были инициаторами создания так называемых народных ополчений (то есть посылки дворянских отрядов, собранных и оснащенных на деньги податного населения, в войско, во главе с воеводами, признанными уездными мирами или «всей землей»). Именно тогда в Смуту дворяне и дети боярские могли осознать свое центральное положение в городах и уездах, приобщиться к самостоятельным политическим действиям, как «городом», так и «миром».
В 1613 г. был решен основной вопрос, поставленный Смутой, — о престолонаследии. Однако судьба будущей династии во-многом зависела от выбранной ею политики, в том числе, в отношении Уездного дворянства.
59


§ 4. Правительственная политика по отношению к уездному дворянству в 1613—1619 гг.
История первого «послесмутного» поколения дворян и детей боярских совсем другая, отличная от «исторического» времени их отцов. В дни их молодости еще все продолжало дышать Смутою, да и она сама не могла считаться оконченной, пока в руках шведов оставался Новгород, а Речь Посполитая — завладела Смоленском. Недавние победители в Смуте — участники ополчений, освободивших Москву, обязаны были снова и снова собираться на службу, только уже не по зову своих патриотических чувств, а по хорошо знакомому всякому служилому человеку приказу.
Между тем потрясения Смуты действительно оставили на многом неизгладимый след, в том числе существенно изменив положение дворянских корпораций в государстве. Разорения смутных лет особенно сказалось на пограничных дворянских сообществах, принимавших самое непосредственное участие в событиях от появления Лжедмит- рия I до избирательного собора царя Михаила Федоровича в 1613 г. Города северские и польские, от Литовской и Немецкой украйны, за- оцкие и рязанские просто не имели средств, чтобы выходить на службу. По указу 22 августа 1613 г. дворянам «украйных Северских городов» разрешалось не платить пошлины при подтверждении грамот на свои старые поместья. 8 октября 1614 г., по докладу Боярской думы, состав таких уездов, с помещиков которых в Печатном приказе разрешалось не брать пошлин с грамот на поместья и вотчины «для бедности и разоренья», был еще более расширен и конкретизирован. Круг наиболее пострадавших в Смутное время дворянских корпораций состоял из подмосковных уездов, тянувших к Замосковному краю и «городам» Замосковья — Звенигород, Можайск, Волок, Ржева, Клин; Украинных городов — Боровск, Медынь, Орел, Волхов, Мценск, Но- восиль, Кромы, Ливны, Елец, Данков, Дедилов, Серпейск; Рязанских городов — Ряжск; городов от Немецкой украйны — Новгород Великий, Торопец; Северских городов — Карачев, Рыльск, Новгород-Се- верский, Брянск, Рославль, Путивль, Почеп, Стародуб; Польских городов — Курск, Белгород, Оскол, Воронеж, Валуйки. Кроме землевладельцев этих уездов льготы «смотря по человеку и по бедности» получили «замосковные» уезды — Тверь, Торжок, Старица, Дмитров; «украинные» — Калуга, Лихвин, Туда, Серпухов, Алексин, Воро- тынск, Белев, Чернь, Епифань, Венев, Оболенск, Таруса, Кашира, Коломна; «рязанские» — Рязань, Михайлов, Пронск126.
60


Обращает на себя внимание отсутствие в этом перечне «городов» от Литовской украйны, но эти корпорации, как, например, смоленская, бельская, дорогобужская, получили новый статус, часть их переместилась в уезды Замосковного края, а также далеко на Север в Вологодский и Белозерский уезды127.
На фоне повсеместного разорения уездного дворянства, наиболее предпочтительным выглядело положение замосковного дворянства. Хотя и оно не получало денежного жалованья с 1605/06 г. (за исключением участников ополчений), а во владении поместьями и вотчинами существовала большая путаница, из-за отсутствия необходимого учета и захватов земель в Смуту. У московского правительства не было времени, чтобы сначала разрешать очередные нужды служилого сословия, боеспособная поместная конница была нужна ему для ведения военных действий против врагов нового царя как внутри страны, так и на ее внешних границах. Итоги Смуты еще не были подведены и сохранялось немало людей и сил, заинтересованных в пересмотре результатов, достигнутых в 1613 году.
Посмотрим, какие проблемы волновали уездное дворянство в первые месяцы царствования Михаила Федоровича. В записных книгах Печатного приказа (начало их ведения относится к 27 февраля 1613 г.) содержатся свидетельства о грамотах, отправленных по челобитным дворян и детей боярских, иногда поданных «всем городом». В основном, грамоты выдавались для подтверждения прав на владение поместьями и вотчинами, касались их «сыска» и «дозора». Несколько записей было связано с верстанием чинами («велено ево написать по дворовому списку», «велено ево в костромской список справити з городом» и т. д.)128. Интересно, что по челобитной воевода мог провести новичное верстание в своем городе, так 9 марта 1613 г. в Кашин была отправлена грамота о Богдане Кожине, по его челобитной было «велено его поверстать денежным жалованьем и поместным окладом»429. В своей коллективной челобитной суздальские дворяне просили «дозорные книги прислать к Москве» (грамота об этом запечатана 31 марта 1613 г.)130. Однако записи, касающиеся интересов служилых людей с «городом», относятся большей частью ко времени февраля-марта 1613 г., со времени приезда в Москву нового царя и отправки городовых дворян на службу, число таких записей убавилось. Челобитчики с луком и стрелами уступили место другим просителям — торговым людям с кошельком и чернецам с монастырской казной. Дела служилых людей останавливались даже тогда, когда уже удавалось получить грамоту, из-за невозможности уплатить тре¬
61


буемую пошлину в Печатном приказе. Такие горемыки, вынуждены были снова просить, но уже о послаблении в уплате налога.
Архив Печатного приказа, документы которого давно опубликованы Л. М. Сухотиным в книге «Первые месяцы царствования Михаила Федоровича», сохранил, например, свидетельства о том, как ново- сильцы братья Салковы, получившие ввозную грамоту, просили о невзимании пошлин из-за того, что их поместье разорил «в нынешнем 121 году» «вор Ивашко Заруцкой с черкасы и с казаки». Смольня- нин Я. Ф. Шушерин, бывший в плену в Литве, добивался уплаты сполна жалованья, данного при боярах «против моей братьи смольян, которым дано твое государево жалованье в Нижнем Новегороде». Рядом с ними толкались в приказах «бедные и разоренью коширене, который волочетца на Москве и помирают голоднаю смертью», они били челом, чтобы похоронить своего умершего «з голоду» собрата, у которого не было даже никакого «ближнево приятеля». Все это происходило почти одновременно с торжествами по вступлению на престол царя Михаила Федоровича в Москве в середине июля 1613 г.131 Таким образом, городовое дворянство вынуждено было решать свои самые насущные проблемы, далекие от политической борьбы.
Еще один вопрос, бывший не только предметом частного интереса того или иного городового дворянина, — выделение служилым людям мест на посаде под осадные дворы. Обычно на посадах тех уездных центров, где располагались земли дворян и детей боярских, они имели свои дворы, служившие им для защиты семьи и имущества во время вражеских набегов и, одновременно, являвшиеся кровом для дворянина, при несении им осадной службы, вызове к разбору и раздаче жалованья. Но Смута и здесь основательно перепутала имущественные права посадов, «городов» и отдельных людей. Обычно такие осадные дворы ставились на «белой», освобожденной от податей, посадской земле, а населяла их дворня, переселенная из поместий и вотчин. Дворянские холопы и крестьяне, попадая на посад, принимались торговать к выгоде своих хозяев и своей собственной, но в ущерб «черному» посадскому населению, обложенному налогами132. В этом конфликте интересов состоял основной источник противоречий, возникавших при наделении дворами городовых дворян и детей боярских на посадах. Так в июле 1613 г. били челом «всем городом» дворяне и дети боярские из Торжка: «Поместье, государь, наши от литовских и от немецких людей и от руских воров разорены, кресть- янишко и людиппсо побиты, а достольныя людишка ныне от руских людей, воров, скитаютца по лесом. И мы холопи твои тебе государю
62


били челом, чтоб ты, государь, нас холопей твоих пожаловал, в Торжку на посаде под дворы место из порождих, из пустых, из белых мест, для людишек своих дворишко поставить». Такая грамота была дана, но новоторжцы не были в состоянии заплатить пошлины. По помете на челобитной они были пожалованы, «государь... для их разоренья и для украйны пошлин с них имать не велел»133. Тогда же возникали дела об осадных дворах в Калуге, Волхове и Коломне. В последней дошло до конфликта посадских людей и детей боярских. По челобитной коломенского земского старосты была выдана грамота, запрещавшая на тяглой посадской земле «дворов ставити и огородов пахати»134.
Другим давним «яблоком раздора» между посадом и уездными мирами было губное самоуправление. Посадские люди не хотели нести дополнительную службу вне посадов, отрываясь от торгов, а крестьяне из вотчин и поместий служилых людей, соответственно, — в городах, отрываясь от земли. О поисках компромисса свидетельствует грамота, запечатанная в Ярославль в августе 1613 г., по челобитной посадских людей: «велено с них целовальников имати в ближние места, а в дальние сохи — губных целовальников»135.
Остались и привычные конфликты с «сильными людьми», членами боярской думы. 16 мая 1613 г. в Калугу была отправлена грамота об отказе старого поместья боярину А. А. Нагово, которое велено было «взять у серпьян всего города»136. Политика московского правительства в отношении поместий и вотчин не была новой, она продолжала традицию, сложившуюся еще в период деятельности земского правительства. Согласно принципам, «усвоенным приказными дельцами», — по замечанию Л. М. Сухотина, — «признавались пожалования царя Василия и отрицались пожалования воровские и царя Владислава»137. Однако в случае с Серпейском интересы одного боярина были противопоставлены интересам всего «города».
Все правительственные мероприятия, касавшиеся служилых «городов» проводились одновременно с решением сложных задач борьбы с внешними и внутренними врагами. Одним из первых назначений, полученных служилыми «городами» от царя Михаила Федоровича, был по сообщению разрядных книг, отпуск в Псков воевод кн. С. В. Прозоровского и Л. А. Вельяминова весной 1613 г., вместе с дворянами и детьми боярскими, атаманами и казаками. Дойти до Пскова воеводам, из-за противодействия шведских отрядов, не Удалось, поэтому им дан был новый приказ — идти на Тихвин. В июне 1613 г. город был взят полками кн. С. В. Прозоровского и Л. А. Вельяминова, а в августе — началось известное «тихвинское осадное
63


сиденье». Судя по многочисленным придачам жалованья, полученным новгородскими дворянами за эту службу, значительную часть «осадных сидельцев» составляли служилые люди северо-западных уездов138. Именно этим объясняется та сравнительная легкость, с которой войско кн. С. В. Прозоровского и Л. А. Вельяминова было собрано и отправлено в поход. Входившие в его состав дворяне шли освобождать прежде всего свои уезды и поместья. Только что закончившиеся битвы ополчения с поляками и последовавший «избирательный» кризис начала 1613 г. не могли не повлиять на боеспособность войска. После этих событий мало кто из дворян мог собраться на службу по последнему зимнему пути.
На срок, традиционно открывавший служебный год для дворянских сотен, — конец апреля и мая, был назначен сбор дворян и детей боярских для похода с воеводою кн. И. Н. Одоевским «на воров на Ивашка Заруцкого и на черкас», с кн. Д. М. Черкасским — под Смоленск, и кн. Д. Т. Трубецким — под Новгород. Точная роспись служилых «городов», участвовавших в этих походах, стала известна сравнительно недавно, после находки В. И. Бугановым разрядной книги-«подлинника» 1613—1614 гг.
Это были первые большие походы в начале царствования Михаила Федоровича. С воеводою кн. И. Н. Одоевским были назначены дворяне и дети боярские Коломны, Рязани, Серпухова, Тарусы, Алексина. К нему в конце апреля 1613 г. должны были идти «в сход» воеводы разных «городов»: из Михайлова М. А. Вельяминов, «а с ним дворяне и дети боярские розных городов», из Владимира И. В. Измайлов с «володимерцы, муромцы, Юрьева Польского, арзамасцы, мещереня, вязмичи, дорогобужаня, которые испомещены на Кинешме и в Юрьевце», из Суздаля кн. Р. П. Пожарский, «а с ним дворяня и дети боярские суздальцы, лушане, гороховцы». Специальный сборщик кн. А. Д. Волконский был послан в Нижний Новгород собирать в поход с Одоевским «дворян и детей боярских нижегородцев».
Сбор в войско кн. И. Н. Одоевского продолжался и позже, летом 1613 г., когда перед решающими сражениями с отрядами И. М. Заруцкого в июне из Тулы в состав правительственных войск был направлен воевода кн. Г. В. Тюфякин, приведший с собою тулян. Одновременно в разные города — Воронеж, Рязань, Серпухов, Тарусу, Алексин, Ливны, Елец, Оскол — отправлялись сборщики и грамоты и грамоты о вызове на службу дворян и детей боярских.
Первоначальный расчет на участие в борьбе против И. М. Заруцкого замосковного дворянства мало оправдывался и воевода кн. И.
64


fj. Одоевский должен был дожидаться «елетцких» и «ливенских» людей. В полках Одоевского, таким образом, служили те дворяне, чьи поместья располагались поблизости от места основных боев в «ре- занских» городах и воронежской земле. К нетчикам — детям боярским из центральных уездов государства были приняты самые суровые меры, их велено было «бити батоги» и кнутом, у них должны были конфисковать треть поместий139. Однако замосковные дворяне все-таки появились в войске кн. И. Н. Одоевского. Разными воеводами, после решающей битвы с И. М. Заруцким под Воронежом 29 июня — 3 июля 1613 г., были посланы с сеунчем в Москву суздалец Иван Бостанов, дворянин Юрьева-Польского Андрей Жуков, а также служилые люди Тулы, Рязани и Ельца140.
Следующим важным назначением на службу «городов» в 1613 г. стала отправка кн. Д. М. Черкасского и других воевод в поход «на черкас и на литовских людей к Вязьме, и к Дорогобужу, и к Белой, и к Смоленску». Дворянские сотни, как и в предыдущем случае составляли те, кто больше всего был заинтересован в результатах похода: смольняне, испомещенные на Вологде и в Кинешме (333 человека), а также служилые люди разоренных черкасами и «литвою» городов, собирать которых был послан в Калугу М. А. Пушкин. Так же как и в войско Одоевского, в поход с кн. Д. М. Черкасским под Смоленск были назначены дворяне и дети боярские замосковных дворянских корпораций: 136 человек из, примерно, 1000 костромских детей боярских и 110 человек из 500 — ярославских. Однако собрать дворян и детей боярских на службу было непросто, под Смоленск отказались идти алексинцы и торушане. К этому времени относится коллективная челобитная заоцких служилых «городов» Калуги, Козельска, Серпухова, Медыни и Алексина об изменении порядка службы, чтобы «для их великие бедности пожаловати, велети их росписать надвое, и быть на нашей службе под Смоленским переменяясь»141.
С такими же трудностями сбора войска столкнулись воеводы кн. Д. Т. Трубецкой и кн. Д. И. Мезецкий, которым велено было собираться с полками зимой 1613/1614 гг. в Торжке для похода на Нов- г°род Великий. Например, из 132 человек владимирских дворян и Детей боярских, назначенных по наряду из Разрядного приказа, в пол- Ки было приведено сборщиком только 14 человек, остальные, даже несмотря на выданные поручные записи, не поехали вовсе, «а иные с Дороги воротилися»142. Все эти факты свидетельствуют об отчаянном положении городового дворянства в разных частях страны, но попра- вить его в этот момент правительство могло только кнутом и батога¬
65


ми для нетчиков. За годы Смуты оказалась совершенно расстроенной обычная оборона южной границы государства, страдавшая от набегов литовских и татарских войск. Весной-летом 1613 г. продолжались опустошения в Курске, Карачеве, Волхове, Новосили, Мценске143. В приходо-расходной книге Владимирской четверти 1614 г. отмечена невозможность взимания доходов по причине полного разорения с Тарусы, Крапивны, Орла, Путивля, Чернигова, Ржевы Пустой, Вереи144. Служба в Украинном разряде, ранее одна из основных для дворянской конницы, была оставлена если не на произвол судьбы, то в расчете на самосохранение дворянских корпораций украинных и рязанских «городов», на плечи которых к тому же легла основная тяжесть борьбы с И. М. Заруцким. Украинный разряд по наказу 25 апреля 1614 г. состоял из четырех полков: Большого — в Туле, Передового — в Мценске, Сторожевого — в Новосили и Прибылого — в Переслав ле Рязанском. Назначение в полки Украинного разряда получали, как правило, дворяне и дети боярские упомянутых городов — центров формирования того или иного полка: Тулы 300 ч., Соловы 40 ч., Каширы 224 ч., Епифани 53 ч. (в Большой полк), Мценска 658 ч., Орла 770 ч. (в Передовой полк), Белева 188 ч., Одоева 214 ч., Новосили 240 ч., Черни 362 ч. (в Сторожевой полк), Рязани 975 ч. (в Прибы- лый полк)145. Летом 1614 года было несколько набегов ногайских и крымских татар и бои с ними в Мценском и Веневском уездах (сеун- щики тулянин, орлянин и лихвинец)146.
На основном для московского правительства направлении военных действий с «Литвой» вынуждены были использовать «понизовую рать». Около 300 человек дворян и детей боярских Казани, Сви- яжска, Алатыря и еще столько же из Северских «городов» — Брянска, Рыльска, Курска, — приняли участие в походе «в Литовскую землю» через Брянск «на кричевские места» с воеводами стольником кн. А. М. Львовым и П. Секириным147. 27 мая 1614 г. в Разрядный приказ были присланы с сеунчем казанцы А. Хохлов и Г. Веревкин, известившие об уроне, нанесенном неприятелю в Литовской земле: «в Кричеве и во Мстиславле посады и остроги выжгли, и литовских людей многих побили, и многие места повоевали и пожгли, и полон многой поймали»148.
Положение дворян и детей боярских усугубилось с весны 1614 г., когда широко распространилось казачье движение, направленное против дворянства вообще, как московского, так и провинциального. Особенно пострадали в это время от казачьих разбоев поместья и вотчины Тверского у. и северной части Замосковного края149. В
66


приходо-расходных книгах Владимирской четверти была сделана запись о причинах недобора оброчных денег в 1614 г.: «Уездные люди во всем Тверском уезде и своих пашен мало пахали, для того что казаки безпрестанно во всем Тверском уезде ходили войною и дворян и детей боярских и их людей и крестьян до смерти побивали, жгли и мучили»150. Позднее «Новый летописец» писал об этих событиях: «Бывшу же войне великой на Романове, на Углече, в Пошехо- нье и в Бежецком Верху, в Кашине, на Беле озере, и в Новгородцком уезде ив Каргополе, и на Вологде, и на Ваге и в иных городах»151.
Необходимость борьбы с казачеством привела к вынужденной консолидации интересов московского дворянства и служилых людей в уездах. Боярская дума обратилась к испытанной в Смуту форме, ища согласия и одобрения своих решений у земского собора. Чтобы найти деньги, собор, состоявшийся не позднее начала апреля 1614 г., принял решение о сборе первой «пятины», тогда же был введен особый денежный налог «за хлебные запасы ратным людям на жалованье», собиравшийся в 123 — 125 гг. непосредственно в Разрядном приказе. Эти меры, вместе с приведением в относительный порядок финансовой документации четвертей и делопроизводства приказов в целом, дали свой результат и позволили приступить к выплате жалованья четвертчикам и тем, кто с 1613 г. служил под Псковом и Смоленском152.
Начиная со 122 г., когда было восстановлено ведение приходо-расходных книг четвертей, в их документации встречаются упоминания о раздаче денег городовым дворянам. В приходо-расходной книге Владимирской четверти сохранились сведения о выдаче «придаточных» денег новгородцам (особенно много таких записей, начиная с 18 сентября 1613 г. по 31 марта 1614 г.). Служилые люди — четвертчи- ки, получали жалованье за службы 1613 г.: тихвинскую, бельскую и смоленскую, торопецкую, болховскую, воронежскую. Впрочем, это были всего лишь случайные выдачи небольших сумм челобитчикам, без учета их полных окладов. Так суздалец К. Сеченово получил 2 рубля 17 июля 1614 г. за воронежскую службу (бои с И. М. Заруцким годичной давности), болховитин Л. И. Сомов в августе 1614 г. полупил 3 рубля придачи еще за «подмосковные службы» и приезд с сеунчем. Только дворяне и дети боярские пограничных городов от Немецкой украйны — Торопца, Холма, Пскова и Ржевы Пустой полупили жалованье «городом» — 20 рублей каждому помещику этих уездов153.
В 123 (1614/15) году при раздаче денег четвертчикам был проведен сыск их окладов (напомним, что одновременно проводился поиск
67


десятен и списков). Документы сыска окладов четвертчиков позднее были объединены с материалами большого «сыска» окладов дворян и детей боярских в 130 (1621/22) г. и поэтому не вошли в известные публикации делопроизводства четвертей, составленные С. Б. Веселовским и Л. М. Сухотиным. Между тем сохранившиеся отрывки четвертных «сыскных» окладных книг позволяют восстановить сведения об окладах дворян и детей боярских разных «городов» — Смоленска, Костромы, Галича, Ярославля, Дмитрова, Ржевы, Вязьмы, Зубцова, Дорогобуж, получавших в 123 г. жалованье из Устюжской, Галицкой и других четвертей. Вот, например, запись о четвертном жалованье вязьмитина Д. Т. Губина: «123 ноября в 6 день... велено ему за новгородскую службу 122-го году давати из чети вновь по 8 Рублев и те четвертные деньги на нынешней на 123-й год велено ему дать»154. От обычных окладных книг — «сыскные» — отличает организация материала сначала по «городам», а затем по размеру окладов в порядке их убывания.
Первые сведения о раздачах денежного жалованья за службу при новом царе Михаиле Федоровиче зафиксировали приходо-расходные книги Разрядного приказа 123 г. Оно выплачивалось из неокладных денег «за хлебные запасы ратным людям» из четвертей, а также прогонных денег, доправленных с нетчиков мещерян, костромичей и галичан дворян и детей боярских. В октябре —декабре 1614 г. в Разрядном приказе была осуществлена раздача жалованья «за Смоленскую службу». Деньги выдавались тем дворянам и детям боярским, кто служил под Смоленском с воеводою кн. Д. М. Черкасским, начиная с 18 июля 1613 г. (времени выступления в поход и первого смотра) до 17 августа 1614 г. (дата последнего смотра войска). Выдача денег происходила дифференцированно, в соответствии с окладами «что кому было при царе Василье»: в первую очередь были пожалованы те, кто имел большие, свыше 25 рублей, оклады и находился на службе «без съезду». Им дополнительно полагались «свершенные» деньги 10 рублей. Кроме того, всех безотлучно находившихся на службе дворян и детей боярских отпускали по домам «как зборщики под Смоленск придут с людми». Несколько меньше получали денег «свертка» — 5 рублей служилые люди «большой статьи» с жалованием меньше 25 рублей, приехавшие на службу в октябре-ноябре 1613 г. и остававшиеся под Смоленском «без съезда». К ним были приравнены те, кто был на службе и уезжал в отпуск. «Рядовые деньги без придач» по своим окладам получили те, кто приехал на службу под Смоленск с января по август 1614 г. Эти служилые люди получили
68


выговор: «а придач им давать не велено, для того, что оне приехали на государеву службу испустя долгое время». Однако жалованье получили даже нетчики, не бывшие у февральского 1614 года смотра, но вернувшиеся на службу. Правительство, было вынуждено считаться с этой присвоенной себе служилыми людьми незаслуженной привилегией являться на службу в то время, когда они хотели. В Москве немного позднее получили жалованье и те, кто по разным причинам (в том числе по бедности) уезжал со службы. 27 декабря 1614 г. из Нижегородской четверти поступило 3547 р., 12 ал. и 2 д. на жалованье этим служилым людям (в том числе городовым дворянам), «которые были на государеве службе под Смоленским, а ис под Смоленска присланы ко государю к Москве з делы, а иные ранены и которые з бедности съехали без отпуску, а на службе были многое время»155.
Раздача жалованья еще раз показала московскому правительству необходимость сыска сведений об окладах городового дворянства. Как и для поместных окладов и дач безусловно признавались денежные оклады служилого человека «при царе Василье», последующие придачи полагалось включались в оклад избирательно. Так из двух смольнян А. Г. и Б. Г. Башмаковых, первый не получил «боярскую придачу», так как она не была «справлена» при новом государе, а второй, успев подтвердить свою придачу при царе Михаиле Федоровиче, получил полностью деньги по своему новому окладу. В большинстве случаев денежные оклады «з городом» и из четверти писались «по сыску дворян» или «по скаске дворян», использовались и уже поступавшие в Разряд «сыскные» списки и десятни156.
В новгородском же войске кн. Д. Т. Трубецкого в мае 1614 г. пришлось прибегнуть к чрезвычайным сборам с воевод и более обеспеченных служилых людей в пользу беднейшей части детей боярских и казаков. К этому времени войсковая казна исчерпана и главный воевода, используя, видимо, свой авторитет времен ополчений 1611 — 1612 гг., провел нечто вроде «своеобразного соборного совещания» (А. Л. Станиславский), на котором «Дмитрий Тимофеевич Трубецкой с товарыщи приговорили с стольники, с стряпчими и з жильцы, з дворяны московскими, з дворяны из городов дати с себя на подмогу детем боярским розных городов бедным и атаманам и казакам на корм и раненым на зелья...». По этому приговору кн. Д. Т. Трубецкой дал 40 рублей, а другие воеводы — по 30 р.157 Возвращением к практике Смуты было и изъятие денег на местах из городской казны, так из Торжка было послано 100 рублей «под Великий Новгород ратным людям на жалованье»158. Однако все эти меры не помогли
69


удержать в повиновении войско, ставшее стремительно распадаться после поражения от шведского войска под Бронницким острогом 14 июля 1614 г. и отхода к Торжку159. Правительство было вынуждено переключиться на борьбу с казаками, опустошавшими Север государства. С этой целью по решению земского собора 1 сентября 1614 г. в Ярославль было послано «уговаривать казаков» посольство во главе с боярином кн. Б. М. Лыковым и в сопровождении более 250 дворян и детей боярских, получивших денежное жалованье в Разрядном приказе. По наказу, выданному боярину кн. Б. М. Лыкову, он должен был собрать на службу дворян и детей боярских близлежащих замосковных уездов — Ярославля, Костромы, Галича, Вологды, Владимира, Суздаля, Л уха, Гороховца, Переславля, Ростова, Мурома, Арзамаса, Нижнего Новгорода, Юрьева-Польского, Углича, «которые остались за смоленскою службою». Их использование в боях с казаками зависело от сговорчивости последних, но зимой 1614 — 1615 гг. казачье движение, получив нового вождя — атамана М. Баловнева, стремительно разрасталось. В результате отдельные отряды войска боярина кн. Б. М. Лыкова вынуждены были действовать против казаков под Костромой, Вологдой, Белозерье, Каргополем, Пошехоньем, Угличем160. Участие в этих боях дворян и детей боярских означало, что правительство лишало себя важного резерва для смены войска под Смоленском. Но угроза казачьих разбоев была сильнее.
Летом 1615 г. казачьи войска вообще оказались под Москвой, в боях с ними отличились дворяне и дети боярские Смоленска, Рязани, Можайска, Медыни, Ярославля, Чебоксар и Переяславля161. Часть мятежного казачьего войска, разбитого армией боярина кн. Б. М. Лыкова, двинулась на юго-запад государства, на «Северщину», где в марте 1615 г. появились отряды А. Лисовского, осадившие Брянск (видимо в ответ на действия «понизовой рати» в 1614 г. «в Литовской земле»)162. По документам, опубликованным Б. Н. Флорей, достаточно подробно выясняется история похода А. Лисовского, в момент решающих боев с казаками под Москвой в конце июля 1615 г. осаждавшего Брянск. Кроме брянских дворян и детей боярских, в последующих боях с Лисовским приняли участие болховичи и лихвинцы, сумевшие немногими силами отстоять свои города. Напротив, были сданы польско-литовским отрядам Орел, Белев и Перемышль, где воеводы были не столь умелы и не смогли организовать совместных действий с войском кн. Д. М. Пожарского, преследовавшим А. Лисовского163. В составе войска кн. Д. М. Пожарского были, в основном, дворяне и дети боярские украинных уездов Алексина, Мещовска, Серпейска,
70


Калуги, Воротынска, Тарусы, Серпухова, Волхова, Белева, Мценска, Орла. С другим воеводою — G. И. Исленьевым были назначены дворяне и дети боярские, «оставшиеся за смоленскою службою», из городов Лихвина, Боровска, Вереи, Ярославца Малогго, Медыни, Карачева, Курска, Ливен, Новосили, Черни, Ельца164. Дворянам и детям боярским замосковных уездов Суздаля, Владимира, Мурома, Арзамаса, Юрьева-Польского, Нижнего Новгорода, Ржевы, Зубцова, а также торопчанам и лучанам была назначена дальняя служба под Псков с воеводами боярином Ф. И. Шереметевым и стольником кн. В. П. Ахамашуковым-Черкасским для помощи псковским воеводам и городу, осажденному войсками шведского короля165.
Для предотвращения возможного опасного «единачества» казаков и Лисовского и борьбы с этим хорошо известным по событиям Смуты искусным военачальником, осенью 1615 г. потребовалась новая мобилизация дворянства166. В это время А. Лисовский пришел под Ржеву Владимирову. Осенью 1615 г. разорению от казачьих отрядов А. Кумы, бежавших из войска кн. Д. М. Пожарского, подверглись Верейский, Рузский, Звенигородский, Боровский, Можайский и Медынский уезды167. В ответ московским правительством 24 октября 1615 г. был назначен сбор войска в Волоке. Воевода кн. М. П. Барятинский должен был собираться с суздальцами 96 чел., владимирцами 14 ч., муромцами 21 ч., арзамассцами 17ч., юрьевцами 50 ч., тороп- чанами 15 ч. и выступить против Лисовского. С воеводами кн. В. И. Турениным и Т. В. Измайловым в Ярославле собирались — ростовцы 56 ч., ярославцы 436 ч., костромичи 616 ч., галичане 333 ч., а с М. С. Дмитриевым в Муроме — дворяне и дети боярские из Мещеры и Арзамаса. В наказах, выданных воеводам, направленным для борьбы с Лисовским в Замосковном крае, ничего не говорилось о планировавшейся выдаче денежного жалованья168, но впоследствии эта выдача была, видимо, произведена, т. к. сохранились сведения о составлении кн. М. П. Барятинским и дьяком В. Семеновым десятен денежной раздачи 124 (1615/1616) г. по Владимиру, Суздалю, Мурому, Юрье- ву-Польскому, Арзамасу и Нижнему Новгороду169. Выдачу денег подтверждает документация четвертей: 2 — 3 ноября 1615 г. из Нижегородской четверти было отправлено в Разряд 2500 рублей, еще 700 рублей послано с Иванисом Одадуровым под Смоленск, 200 рублей дано Федору Пушкину и дьяку Василию Семенову «на роздачю дво- ряном и детем боярским». Необходимость выплаты жалованья стала причиной промедления выхода войска воеводы кн. М. П. Барятинского, из-за чего он попал в опалу и был посажен в тюрьму в Суздале,
71


а его войско отправлено «в сход» к воеводе кн. В. И. Туренину в Ярославль. Войско А. Лисовского прошло быстрым маршем по уездам Замосковного края, после чего повернуло в Муром и «на Резан- ские места», Тулу, Алексинский у. (бой в Любуцкой вол.), Перемышль и Брянск170. В составе преследовавших Лисовского войск были дворяне и дети боярские замосковных «городов» Владимира, Суздаля, Мурома, Арзамаса, Мурома, Юрьева—Польского, Ярославля, Костромы, Галича, Ростова, а также рязанских и украинных — Рязани, Ряж- ска, Тулы, Каширы.
К началу 1616 г. недовольство дворян и детей боярских беспрерывной службой и отсутствием достаточного жалованья достигло критической точки и стало одной из причин созыва земского собора. На него было указано «собрати со всех городов Московского государь- ства з города человек по шти и по пяти и по четыре умных людей и прислати к Москве». В оглашенной в конце февраля — начале марта 1616 г. на соборе «правительственной декларации», обнаруженной и подробно прокомментированной Н. П. Лихачевым, выборным пред-1 лагалось «соборне советывати... чем... рати строити, и украинные городы хлебными запасы и ратными людми и их государевым жалованьем, денежным и хлебным, наполнити». В речи, обращенной к присутствующим на соборе, говорилось о ратных службах городовых дворян и детей боярских в составе московского войска, начиная с подмосковных ополчений и освобождения Москвы. Особое значение придавалось служебным посылкам «под Смоленск, и под Новгород, и под Тихвин монастырь, и под Путивль», так как они предотвращали походы неприятеля вглубь Русского государства.
Особенностью ситуации, сложившейся в начале 1616 г. признавались последние походы Лисовского (у многих городов посады и уезды и государевы дворцовые села и черные волости, и княженецкие и боярские и дворянские и детей боярских поместья и вотчины вывое- вал...») и разрыв с Литовскими послами, грозивший новой войной.
В этой обстановке правительство не могло не отреагировать на отписки из-под Смоленска воеводы боярина кн. И. А. Одоевского, писавшего в Разрядный приказ, «что дворяня и дети боярские и всякие служилые люди, будучи под Смоленском на его государеве службе многое время, стали безконны и беззапасны, и многие помирают голодною смертью, и ныне служат и кровь свою проливают беспрестанно». И это еще при том, что служилые люди, воевавшие под Смоленском, получали жалованье в 123-м году в отличие от других дворян и детей боярских.
72


Обращения воевод подтверждали специальные посылки от «городов» челобитчиков для получения жалованья. Аналогичные обращения шли от воевод и дворян и детей боярских «из Сиверских всех городов из Белой и из Дорогобужа и ис Торопца и с Невля и изо Пскова и изо всех изо Псковских пригородков», которые «били челом со многими слезами неотложно по вся дни с великою докукою, что в тех городех от Литовские украйны от войны все уезды стали пусты и разорены и хлеба нет, кормится нечем, а государевым жалованьем хлебным и денежным на нынешней год не пожалованы».
Земскому собору 1616 года в первую очередь было предложено «устроить» рать, продолжавшую воевать под Смоленском и в Северских городах, где действовал против русских отрядов А. Лисовский. «А которых дворян и детей боярских и всяких служилых людей посылают на государеву службу под Смоленск и на Сиверу, - говорилось в речи, обращенной к выборным на соборе, — и те все бьют челом о жалованье... а без жалованья, де, им никак на государеву службу под Смоленск и на Сиверу итти немочно, хотя всем в тюрме перемереть, а итти немочно, и службу свою отказывают. А толко ныне под Смоленск государевых ратных людей не послати, и в том чаяти государству и земскому болшому делу порухи великие»171.
Такое необычное, и невиданное даже в более беспокойное время в 1613—1614 гг., уклонение дворянских корпораций от службы без жалованья, и заставило правительство пойти на созью земского собора. Рецепт же, который был приготовлен заранее, не был неожиданным: с одобрения собора было принято решение о сборе еще одной, третьей по счету, пятины. Основное бремя нового налога ложилось, вполне понятно, на торговое население посадов, что с каждой пятиной дальше и дальше разводило бывших союзников — уездных дворян и посадских людей. Одно дело жертвовать своим имуществом для освобождения страны, как в 1612 г., по приговору К. Минина, и другое, — отдавать нажитое в трудные годы выхода из Смуты на жалованье служилым «городам», не желавшим далее безвозмездной службы.
С трудом добытое жалованье не раздавалось понапрасну. Дворяне и дети боярские, получая деньги, сразу же отправлялось в опасные походы, большею частью, под Смоленск. Те, кто оставался «за смоленскою службою» также получали различные назначения, например, часть «городов» должна была летом 1616 г. собираться с воеводою кн. Д. П. Лопатою-Пожарским на службу против казаков172. В сентябре 1616 г* в поход «подо Псков» с воеводою кн. Н. П. Барятинским были назначены дворяне и дети боярские Старицы, Ржевы, Зубцова, Тороп-
73


ца, Невля. Они также получали жалованье: большая статья — 25 рублей, «меншая» — 15 рублей173.
Сбор пятинных денег по решению земского сбора 1616 г. укрепил положение московского правительства и позволил начать более широкие выплаты денег с весны 1617 г., когда обычно начинался «новый служебный год». В марте 1617 г. из Разрядного приказа было отправлено 2000 рублей в Торопец и на Нев ль на жалованье дворянам и детям боярским, в апреле 1617 г. раздавали жалованье помещикам Торопца, Холма и Великих Лук «вполы окладов их», и стародуб- цам, также получившим половину своего жалованья для службы. В Москве в мае 1617 г. получили жалованье находившиеся там псковичи, новгородцы Водской и Шелонской пятины и пусторжевцы. Так московское правительство отблагодарило их за службу по освобождению Новгорода от шведских войск. В июне 1617 г. состоялась по^ сылка 400 рублей под Смоленск для раздачи тем служилым людям, кто был там «до отходу» и в Вязьму — вяземским дворянам и детям боярским174. Таким образом, неизменной оставалась практика выдачи денег служилым людям на наиболее опасных с точки зрения военной угрозы участках. Новшеством была выдача жалования в половину окладов, что могло только смягчить проблемы обеспечения службы, но не решить их.
В конце 1617 — 1618 гг. произошло решительное столкновение с войском королевича Владислава, которое должно было или навсегда закрыть Смуту или стать ее новым кульминационным моментом. Согласно разрядным книгам, большое число «дворян и детей боярских из городов» было назначено вместе с служилыми татарами из Понизовых городов на службу в Можайск с воеводою боярином кн. Б. М. Лыковым в декабре 126 (1617) г., по вестям о приходе войска королевича Владислава под Вязьму175. Именно этот полк принял на себя основной удар войска Владислава в конце июня —июле 1618 г. и заслужил особую царскую милость. 1 июля 1618 г. в войско боярина кн. Б. М. Лыкова в Можайске был послан стольник В. А. Измайлов, с поручением «спросить о здоровье» сначала главного воеводу, а затем и войско: «а после того спросити о здоровье голов сотенных, и дворян и детей боярских, и атаманов и казаков, и иноземцев, Литву и Немец, и татар, и стрельцов и всяких служилых людей»176. 29 июля было принято решение об отводе рати кн. Б. М. Лыкова из осажденного войском королевича Владислава Можайска, и, одновременно, 31 июля было отправлено подкрепление войску кн. Д. М. Пожарского (его велено было отвести окольничему кн. Г. К. Волконскому), нахо¬
74


дившемуся в Боровске177. Известно, что войско кн. Б. М. Лыкова, вышедшее из Можайска, было в Боровске не позднее 6 августа 1618 г.178 Следовательно, в Боровске встретились обе части войска, в которых служили, в основном, дворяне и дети боярские одних и тех же служилых «городов», а также служилые татары из разных частей государства. Возвращение можайского полка кн. Б. М. Лыкова в Москву сопровождалось самовольным разъездом дворян и детей боярских со службы: «не дождався нашего указу, с Москвы съехали»179.
Удержать дворян и детей боярских на службе, заставить их сидеть в осаде в Москве (многие из приехавших с кн. Б. М. Лыковым, были снова расписаны в московские осадные полки) можно было, только удовлетворив их насущные требования. Вероятно к этому времени, после прихода войска кн. Б. М. Лыкова в Москву, примерно 9—10 августа, относится указ о создании Приказа сыскных дел. Ранее считалось, что этот приказ, разбиравший дела уездных дворян и представителей других сословных групп с «сильными людьми», был создан в августе 1619 г., после возвращения из польского плена патриарха Филарета. Находка нового документа — грамоты казанскому воеводе кн. И. М. Воротынскому 22 августа 1618 г., показывает, что этот приказ тогда уже функционировал180.
Грамота казанскому воеводе боярину кн. И. М. Воротынскому появилась в связи с челобитной на него курмышских детей боярских Богдана, Осипа и Замятии Шипиловых в захвате их поместной земли. После изложения сути, в общем, рядового дела в грамоте содержится отсылка на неизвестный указ о начале сыска по делам с «сильными людьми»: «и мы по челобитью розных городов дворян и детей боярских, и мурз, и татар указали во всяких обидных делех на вас бояр и на окольничих, и на дворян, и на приказных людей управу давать и сыскивать без суда бояром нашим князю Ивану Борисо- вичю Черкаскому, да князь Данилу Ивановичю Мезетцкому, да дияком нашим Ивану Болотникову, да Добрыне Семенову безо всякие волокиты тотчас»181. Согласно решению судей Приказа «сыскных дел», челобитной курмышских детей боярских на боярина кн. И. М. Воротынского был дан ход, о чем и было сообщено воеводе: «и ты 6 боярин наш, князь Иван Михайлович, с теми детьми боярскими на те пустоши послал от себя нарошново человека своево, а велел с ними в том [деле о поместных пустошах] розделатца тотчас, чтоб оне впредь нам о том не били челом». В случае спора об этих пустошах, боярину предлагалось прислать челобитчика в Приказ «сыскных дел». Такое Решение могло состояться только в чрезвычайных условиях прибли¬
75


жающейся осады Москвы войском королевича Владислава, когда надо было удержать тех же курмышан в Москве для ее защиты. Созданный тогда впервые Приказ «сыскных дел» существовал недолго, что указывает на нежелание власти сохранять подобный инструмент для пресечения злоупотреблений «сильных людей». Для провинциальных служилых людей, напротив, идея сыскного приказа еще долго оставалась весьма привлекательной. Не случайно, двадцать лет спустя, в коллективной челобитной в 1641 г. дворяне и дети боярские напоминали: «А как де бояре по сто дватцать осмой год [1620-й] в полате сидели, и им о своих обидах и о всяких делех бити челом было незаборонно»182.
В сентябре 1618 года, произошли, как известно, решительные сражения с польским королевичем под Москвой. По решению земского собора были назначены два центра сбора войск: в Ярославле и Нижнем Новгороде, что сильно напоминало время ополчения кн. Д. М. Пожарского и К. Минина. Служилые «города» снова были мобилизованы и должны были собираться на службу с воеводами кн. И. Б. Черкасским в Ярославле и кн. Б. М. Лыковым — в Нижнем Новгороде. Как и за год до этого, собиравшиеся на службу «города» были пожалованы, но с учетом выдачи денег и верстаний в 126 году. Поэтому воевода кн. И. Б. Черкасский верстал новиков, а кн. Б. М. Лыков, наоборот, — выдал деньги собравшимся с ним в Нижнем Новгороде дворянам и детям боярским по двум статьям: 25 и 15 рублей183. Такое упрощение размеров окладов было неизбежным следствием Смуты и неудавшегося «сыска» размеров окладов, т. к. точные размеры окладов служилых людей нельзя было установить, не вызывая их многочисленных споров и недовольств (например, в том случае, когда нечем было подтвердить прибавку к жалованью). Хотя всякие уравнительные раздачи противоречили служебному принципу вознаграждения служилых людей в соответствии с их службою, но в тех условиях это было необходимою мерою.
В отличие от замосковного дворянства, служилые люди «Украин- ного разряда» вообще несли службу без жалованья, кроме эпизодических выплат тем, кто назначался на службу под Смоленск или против И. М. Заруцкого и А. Лисовского. Однако правительство, обеспечивая преемственность службы в этих «городах», проводило верстание новиков, в котором равно были заинтересованы как сами служилые люди, так и Разрядный приказ.
И все же события 1618 —начала 1619 гг. подвели определенную черту в истории служилых «городов», с этого времени Смуту можно
76


считать, в основном, уже изжитой для них. Кончилась непрерывная цепь чрезвычайных событий в государстве, связанных то с борьбою с И. М. Заруцким в 1613—1614 гг., то с казачьими восстаниями, пик которых пришелся на июль 1615 г., то с походами против войска неуловимого полковника А. Лисовского, основательно пограбившего русские земли в 1615 — 1616 гг., то с войною против самого королевича Владислава в 1617 —1618 гг. Во всех этих событиях на городовое дворянство легла основная тяжесть военных походов. А ведь еще была не прекращавшаяся с 1613 г. осада Смоленска, осадная служба под Новгородом, защита Пскова от войск шведского короля в 1615 г., и отражение набегов татарских войск на рязанские и украинные места.
Свидетельством перехода от чрезвычайных условий службы к ее нормальной организации с 1619 г., можно считать возвращение к привычным для «городов» служебным назначениям в Украинный разряд для охраны границ государства184, а не на войну с «литвою» и «Свеей» под Смоленск или Новгород. В первый же «послесмутный» год на Туле в одних сотнях служили ту ляне, каширяне, беляне, нижегородцы, ярославцы и костромичи. Начиналась мирная полоса и чае- мая многими устойчивость, при которой каждая часть общества должна была знать свои права и обязанности, не оспаривая и не претендуя на права и обязанности других.
Вопросы, поставленные Смутой оставались, но уже было известно что это за вопросы, а с возвращением из польского плена патриарха Филарета, появилась надежда, что известны и пути их разрешения. Главными проблемами для служилых «городов» были: составление новых дозорных книг, разбор споров с «сильными людьми» и проведение «большого сыска» окладов. В наступавшие перемирные с Речью Посполитой годы появилась надежда, что устроительная деятельность правительства во многом снимет напряжение во взаимоотношениях власти и уездных дворянских «миров». Очередными задачами в отношении служилых дворянских корпораций после 1619 г. оставалось наведение порядка с учетом личного состава, служебной годности и земельного обеспечения. Решить их должен был общий разбор служилых «городов» Русского государства, проведенный в 1621/22 г.


Глава II
ВЕРСТАНИЯ И РАЗБОРЫ УЕЗДНОГО ДВОРЯНСТВА
§ 1. Верстание уездного дворянства в 1605/06 г.
Изучение десятен, созданных в результате общих верстаний и разборов всех служилых «городов» России, является необходимым условием исследования эволюции уездного дворянства. Первое общее верстание служилых «городов» в XVII в. датируется 114 (1605/06) г. Это было настолько примечательное событие, что запись о нем попала в разрядные книги. Описывая время царствования Лжедмит- рия I, составитель разрядной книги оставил запись: «А в городех дворян и детей боярских велел для прелести верстат и дават оклады болшие»1. Представление о том, что этим верстанием самозванец хотел привлечь на свою сторону «города» было достаточно распространенным, подтверждение чему не только слова официального источника, но и частного летописца, арзамасского дворянина Баима Болтина, писавшего об увеличении окладов уездных служилых людей: «А в 114 году хотя всю землю прелстити и будто тем всем люд ем милость показать и любим быти, велел все городы верстати поместными оклады и денежными оклады, а верстали городы бояре и околничие»2.
Разрядные книги отметили также посылку Лжедмитрием I боярина кн. А. П. Куракина и кн. Я. П. Барятинского в Кострому «верстат костромич и ерославцов» и в Рязань боярина кн. Н. Р. Трубецкого и кн. Ю. II. Ушатого. Составленные ими десяти не сохранились, но оснований не доверять этим известиям нет. Например, сохранилось упоминание о верстании окладами «при ростриге» в челобитной В. П. Ляпунова 1626 г. Интересно, что спустя двадцать лет, дата предшествующего верстания при Борисе Годунове в 113 г., оказалась совмещена в памяти служилого человека с событиями царствования Лжедмитрия I, а имена воевод, проводивших верстание и раздачу жалованья спутаны: «А первой, государь, мне помесной оклад учинен 78


Христа чети, — писал в своей челобитной В. П. Ляпунов. — А как, государь, пришол рострига к Москве, и в те поры веръстали боярин князь Василий Васильевич Голицын да околничей князь Олександра Жировой во сто третьем на десять году. И мне холопу твоему, оклад помесной учинен пятсот пятдесят чети»3. Известны верстальные десятый 114 (1605/06) года по другим городам, в частности, Торопцу и Холму, Водской пятине, Епифани, Мурому. Они раскрывают обстоятельства проведенного в 1605/06 г. верстания.
Верстальные десятни 114-го года отличаются тем, что сообщают сведения не только о новиках, но и о всех служилых людях «городов», получивших прибавку окладов. Так в предисловии к епи- фанской десятне сказано о верстании на Туле боярином кн. В. К. Черкасским й кн. А. В. Хилковым «жалованьем поместными оклады и деньгами Епифанцов детей боярских и новиков служилых и неслужилых», окладчики при верстании должны были подавать сказки «про Епифанцов про всех детей боярских, которые служат старо»4. Все это подтверждает пересмотр окладов городовых дворян в царствование Дмитрия Ивановича.
Общие принципы верстания поместными окладами в 1605/06 гг. установил П. В. Седов, справедливо назвавший верстание 1605/06 г. «одним из важнейших событий царствования Лжедмитрия I»5. На основании изучения десятни по Водской пятине, он определил, что: во-первых, был установлен максимальный размер окладов в 600 четвертей (те, кто имел большие оклады оставались не верстаны), а во-вторых, по сравнению с верстанием времен царя Бориса Годунова в 7112 году, был облегчен доступ в «город» служилой мелкоте6.
Интересно упоминание о верстании поместными окладами в торо- пецкой и холмской десятая «по последнему указу по грамоте, какова прислана из Ноугородскаго розряду». В соответствии с этим указом поместные оклады детей боярских были разделены на одиннадцать статей от ста до шестисот четвертей, каждая следующая статья отличалась от другой на пятьдесят четвертей. Их можно сравнить с окладами неслужилых новиков — пять статей от ста до трехсот четвертей, чтобы увидеть, что единственной перспективой служилого человека было выслужить за всю жизнь дополнительно только 300—500 четвертей7.
Изучение десятен 1605/06 г. позволяет установить, что наряду с максимумом поместного оклада в 600 четвертей для этого верстания был установлен и максимум денежных окладов в 14 рублей. В наказе Новгородского разряда, процитированном в торопецкой и холмской верстальной десятне сказано о денежных окладах: «Кото¬
79


рые дворяне и дети боярские в десятые написаны в свершеных четырнадцати рублях, а окладчики про них сказали, что они добры, и тем давали свершеныя по старой десятые... А которыя дворяне и дети боярские по десятые емлют свершеныя деньги, а окладчики про них сказали, что им болыни тех статей быти мочно, и тех верстали и выше тех статей; а больше четырнадцати рублев не верстали»7. Были расписаны и денежные оклады торопецких и холмских новиков. По своим размерам эти оклады были даже несколько ниже, чем у новиков из центральных уездов государства, по общему новичному верстанию 1596 г.8 Размеры окладов новиков Торопца и Холма в 1605 г. были: служилых — «в первую статью по девять рублев и ниж того на шесть статей, а шестую статью по игги рублев», то есть шести статьям от 6 до 9 рублей, а неслужилым — пяти статьям от пяти до восьми рублей.
Упоминание «свершенных» денег восходит к формулярам десятен XVI в. и обозначает уже некогда полученные служилым человеком деньги в этом размере. Были еще «первые» и «другие» деньги, которые в 1605/06 г. обозначали, соответственно, размер жалованья, полученного при предыдущем верстании и денежной раздаче во время царствования Бориса Годунова в 112 (1604) г. и при новом верстании 114 (1605/06) г. Так например, в муромской верстальной десятые, составленной в декабре 1605 г., «свершенные» деньги, размер которых не превышал 14 р., складывались из старого оклада в 6 р. («первые» деньги) и нового оклада в 8 р. («другие» деньги). Часть муромских дворян и детей боярских, назначенных на службу в Астрахань, должна была получить жалованье «вдвое» по сравнению с их окладами, но по «старой десятые». Поэтому, когда их служба была отменена, то им оставили только те деньги, которые достигали их новых денежных окладов по верстанию 1605 г., излишки же были возвращены и пошли на раздачу, сменившим их нижегородцам и арза- массцам9. То есть само повышение окладов было не столь значительно - всего на два рубля, но следующие одна за другой выдачи денег при царе Борисе Годунове и при Лжедмитрии I действительно улучшали положение уездных служилых людей.
Необычность верстальных десятен 114-го года заключалась скорее в том, что в них были элементы разборных десятен. Проведением верстания правительство царя Дмитрия Ивановича стремилось привлечь на службу как можно больше дворян и детей боярских, получить полную информацию о состоянии уездных дворянских корпораций, включив в наказы вопросы о характере службы, состоянии
80


поместий и вотчин детей боярских. В десятнях были помещены сведения об отставленных от службы «у верстанья» старых, увечных и «худых» детях боярских, списки недорослей10. Приведенные свидетельства говорят о том, что цель произведенного в уездах смотра состояла не в уравнительном поголовном увеличении окладов, а в их унификации. Поэтому запись в разрядных книгах о верстании окладами для «прелести» надо воспринимать, как риторическое преувеличение, связанное больше с негативной оценкой правления самозванца, чем с реальными фактами укрепления войска.
Верстание 1605/06 г. открывает в XVII веке череду смотров служилых «городов», становившихся заметными вехами в истории дворянства. Перерыв между двумя смотрами военной силы в 1605/06 и 1621/22 гг., составлял целых пятнадцать лет — возраст недоросля, поспевшего в службу, а ведь каждый год появлялось много сотен таких, готовых к службе новиков. Нетрудно заметить, что прекращение верстаний и разборов совпало со Смутным временем, разрушившим отлаженную систему учета уездного дворянства в Московском государстве. Сохранились только десятый денежной раздачи времени царствования Василия Шуйского. В них была продолжена тенденция увеличения поместных и денежных окладов, начатая верстанием 1605/06 г. Например, десятый денежной раздачи 1607 г. по Нижнему Новгороду и 1608 г. — по Юрьеву Польскому, содержат новые придачи дворянам за службы в боях с войском И. Болотникова и Лжедмитрием II11. Все это, как показал П. В. Седов, приводило «к нарушению традиционных отношений внутри служилого города»12.
После 1613 г. в отношении основной массы служилых людей нужно было решить сначала непростую задачу восстановления сведений об их окладах, поместных и денежных. В условиях «московского разоренья», затронувшего приказную документацию, сделать это оказалось очень трудно. Первоначально было решено собрать («сыскать») все сохранившиеся десятый и списки дворян и детей боярских. Вне архива Разрядного приказа эти документы можно было найти в документации приказных изб в городах и у воевод-«генеалогов», которые иногда оставляли черновики десятен и списков для доказательства своих служб или в местнических целях, т. к. разбор «города» или исполнение воеводской должности, ставило служилого человека выше каждого члена уездной корпорации. Поэтому были посланы грамоты городовым воеводам с тем, чтобы они поискали такие списки у себя «на местах». В случаях, когда нельзя было документально доказать размеры окладов, в Разрядный приказ приглашали дворян и
81


детей боярских. Все вместе это называлось «сыск» поместных и денежных окладов, целью которого было установление размеров жалованья служилого человека «при царе Василье» и учет произошедших изменений: последующих прибавок жалованья и окладов.
«Сыскные» десятни и списки прежних лет стали поступать в Разрядный приказ, начиная с 121 (1613) г., как, например, десятни по Владимиру и Юрьеву Польскому13. Но большинство документов датировано 122—123 гг., когда, примерно, с августа 1614 г. был организован специальный сыск с участием окладчиков непосредственно в уездных городах14. На этот раз Боярскую думу интересовали не только оклады дворян и детей боярских, но и списки вдов, недорослей и отставных дворян, в первую очередь, для того чтобы собирать с них даточных людей или деньги за те поместья, которыми они пользовались, вдовы — до нового замужества или смерти, а недоросли — до выхода на службу. Представление о производившемся сыске дают сведения о деятельности сборщика Б. В. Волошенинова, составившего 27 ноября 1614 г. «сыскную» десятню в Романове, а затем, уже в феврале 1615 г., доправившего по городам с воевод и дьяков прогонные деньги за неисполнение предшествующих распоряжений о сыске списков: «за то, что они дворян и детей боярских списков с поместными и з денежными окладами, и вдов, и недорослей, и неслуживых отставных дворян и детей боярских государю не присылали»15. Поиск списков «городов» продолжался и позднее, в частности, еще в сентябре 1616 г. аналогичные документы были «доправлены» с костромского воеводы, задержавшегося с их высылкой. Это ока-, зался список костромских дворян 1612 г., того времени, когда их отряд влился в ополчение кн. Д. М. Пожарского и К. Минина. Последней по времени составления стала новгородская сыскная десятня кн. И. А. Хованского, М. А. Вельяминова и дьяка Т. Копнина, датированная маем 1619 г.16
Часть поступавших в Разрядный приказ десятен и списков была скопирована в «Книгу сыскную», для облегчения поиска окладов и других справок. «Книга...» была составлена не позднее 124 (1616) г., но сохранилась только в копии, датированной XVII в. В «Книге...» собраны десятни и списки по «городам», в основном, подведомственным Новгородскому разряду: Псков (114 г., с последующими прида- чами за службу — списан 7 апреля 122 г.), Романов (117 г., 118 г., 27 ноября 123 г.), Пошехонье (118 г.), Галич (118 г., 119 г. — переписан в 122 г.), Вологда (118 г., 17 июля 121 г.), Тверь (119 г. - списан в 121 г.), Зубцов (не позднее февраля 121 г., 30 декабря 122 г.), Торжок
82


(4 июля 121 г.), Торопец и Холм (17 июля 121 г.), Старица (121 г.), Луки Великие и Невель (122 г.), Клин (14 января 123 г.), Ростов (13 июня 124 г.)17.
Как видно из этого перечня, некоторые источники в составе «Книги» относились ко времени Смуты, из них наиболее интересны: псковский список, отразивший верстание 114 г. окольничего В. П. Морозова, галичский список, составленный во время похода дворян и детей боярских с воеводою Деем Передовым в полки Ляпуновского земского ополчения 1611 г. и тверской список того же 1611 г. с подробностями о службах тверичей, их верстании в 1612 — начале 1613 гг. в Твери и Ярославле18. В соответствующем разделе «дела деся- тен» Разрядного приказа сохранились в настоящее время подлинные сыскные десятни 1615 г. по Мещере (Д. 59, публикацию этой десят- ни осуществил Ю. В. Готье), Новгороду Великому (Д. 126) и Ряж- ску (Д. 100). Этим исчерпываются сохранившиеся в подлинниках или копиях сыскные десятни.
Другие сыскные десятни и списки начала XVII в. утрачены. Теперь о них можно встретить лишь упоминания, например, в документации четвертей, на что обращал внимание еще Л. М. Сухотин в предисловии к подготовленной им публикации «Четвертчики Смутного времени». Перечень сыскных десятен и списков, собранных в начале царствования Михаила Федоровича, выглядит следующим образом: Арзамас, Белая, Белев, Волхов, Боровск, Брянск, Владимир, Вологда. Воротынск, Вязьма, Галич, Зарайск, Зубцов, Казань, Калуга, Карачев, Кашин, Кашира, Клин, Козельск, Коломна, Кострома, Лих- вин, Луки Великие, Медынь, Мещера, Мещовск, Муром, Мценск, Невль, Нижний Новгород, Новгород Великий, Новгород-Северский, Одоев, Орел, Переславль-Залесский, Почеп, Пошехонье, Псков, Ржева Владимирова, Ржева Пустая, Романов, Ростов, Ряжск, Рязань, Серпейск, Со- лова, Старица, Суздаль, Таруса, Тверь, Тихвин, Торжок, Торопец, Тула, Холм, Юрьев-Польской19. Свое справочное значение эти документы сохраняли до решения о проведении нового «большого сыска» поместных и денежных окладов, осуществившегося во время разбора по всем «городам» Русского государства в 130 (1621/22) г.
Дополнением к «сыскным» документам были десятни раздачи денежного жалованья за службы 1613—1619 гг. Обычно раздача денег оформлялись специальными десятнями, сдававшимися в Разрядный приказ. При отсутствии других документов эти десятни становились для разрядных дьяков самым последним по времени составления источником сведений об окладах уездных служилых людей. Но де-
83


сятни 1613-1619 гг. сохранились также плохо, как и «сыскная» документация. Поэтому приходится искать источники дополнительных сведений об их бытовании в архиве Разрядного приказа.
Восполнить недостающие сведения о раздачах денежного жалованья в начале царствования Михаила Федоровича позволяют приходно-расходные книги Разряда. В них содержатся сведения о выдаче, или заимствовании в других приказах, денег для раздачи служилым людям. Так например, в книгах 125 (1616/17) г. упоминаются выдача жалованья ржевичам, зубчанам, а также ростовцам, отправленным в 124 г. на службу с послами в Тихвин. 23 декабря 1616 г. в Разряде был принят остаток денег от воеводы кн. Федора Барятинского, раздававшего деньги в Торжке «в нынешнем 125 году для дорогобужские службы»20. Но особенно полезным для реконструкции полного комплекса десятен 1613—1619 гг. являются сведения о выдаче денег... переплетчикам. По сведениям тех же приходно-расходных книг 125-го г., были заплачены деньги за переплет десятен: а) 122 и 123 гг.: десятая «что розданы деньги под Смоленском розным городом, 122 и 123 году», раздачи стольника и воевод кн. Д. М. Черкасского с товарищами, десятни по Белой и Волоку; 6) 124 год: десятни по Ржеве Владимировой и Зубцову (раздачи Степана Голенищева), Рославлю (раздачи в Брянске воеводы Петра Воейкова), по Калуге, Серпейску, Медыни, Мещовску (денежной раздачи кн. Григория Ромодановского), Рыльску, Путавлю, Чернигову, Новго- род-Северскому, Брянску и Стародубу; в) 125 год: десятая денежной раздачи Иваниса Одадурова под Смоленском, десятни по Новгороду, Ржеве, Торжку (раздачи кн. Федора Барятинского), Ржеве, Зубцову, Рославлю, Рыльску, Брянску, Стародубу, десятая разных городов денежной раздачи на Тихвине и десятая денежной раздачи кн. Никиты Барятинского21. Некоторые из упомянутых в этом перечне десятен можно отождествить с десятнями денежной раздачи 1615 — 1616 гг., известных по описи «дел десятен»: Ржева (д. 107), десятая раздачи новгородцам в Тихвине (д. 125), Ржева (д. 236). Другие сохранившиеся десятни этих лет — по Арзамасу (д. 4), Нижнему Новгороду (д. 10), Пскову и Невлю (д. 236). Таким образом в 121 —125 гг., за первые три-четыре года царствования Михаила Федоровича, известно не так уж много случаев раздачи жалованья. В первую очередь они касались дворян и детей боярских, служивших под Смоленском и Новгородом, «украинных» и «северских» «городов».
Дели составления десятен, их связь с определенными военными походами и службой можно восстановить также на основании нака¬
84


зов боярам и воеводам, проводившим смотры служилых людей. Со 125-го года в разрядных книгах-«подлинниках» появляются сведения о выдаче жалованья, верстании и разборе дворян замосковных уездных корпораций. Первой была денежная раздача по Нижнему Новгороду, Арзамасу и другим «городам», осуществленная воеводами кн. М. П. Барятинским и Ф. С. Пушкиным22. Далее, в сентябре 1617 г., воевода кн. Д. М. Черкасский выдал в Ярославле жалованье служилым «городам» Ярославля, Костромы, Галича, Вологды, Романова, Пошехонья, Кашина и Углича (из всего этого перечня сохранилась единственная пошехонская десятня)23. Десятой 126 г. не просто фиксировали факт выдачи денег, но и содержали важные для Разрядного приказа сведения, которые воевода кн. Д. М. Черкасский должен был, согласно наказу, собрать, расспросив окладчиков о том, кто какими владел поместьями и вотчинами, у кого были «справлены» придачи к жалованью. Кроме Ярославля, десятой «126 году», одновременно было приказано составить в Муроме воеводе кн. Б. М. Лыкову. Однако это были только новичные верстальные десятой, т. к. назначенные с ним на службу «города» Владимир, Суздаль, Юрьев- Польской, Переславль-Залесский, Ростов, Лух, Гороховец, Нижний Новгород, Арзамас получили свое жалованье до этой службы в 125 г. Верстанием новиков сопровождалась также осадная калужская служба осенью 1617 г. В Калугу, «воевать против Литовских людей», был направлен боярин кн. Д. М. Пожарский с войском из украинных городов Калуги, Мещовска, Серпейска, Воротынска, Козельска, Алексина, Медыни, Ярославца Малого и Боровска. В наказе, выданном кн. Д. М. Пожарскому, говорилось также о верстании новиков из этих «городов»24.
В 127 (1618/19) г. замосковные служилые «города» снова были мобилизованы и должны были собираться на службу с воеводами кн. И. Б. Черкасским в Ярославле и кн. Б. М. Лыковым — в Нижнем Новгороде. Проведенные в 126 г. выдача денег и верстание новиков были учтены. Те, кто в 1617 г. уже получил деньги, не могли претендовать на них в следующем году. Поэтому воевода кн. И. Б. Черкасский в Ярославле верстал новиков, а кн. Б. М. Лыков, наоборот, — выдал деньги собравшимся с ним в Нижнем Новгороде дворянам и детям боярским по двум статьям: 25 и 15 рублей. Впрочем, воевода кн. И. Б. Черкасский, судя по единственной сохранившейся из составленных им десятен 1618 г. по Пошехонью, не только верстал новиков в Ярославле, как это предписывалось выданным ему наказом, но и «роз- бирал» городовых дворян и детей боярских25.
85


«Сыскные» десятой и списки, десятой денежной раздачи 122—127 гг. не могли дать полного представления о составе служилых «городов», учесть все изменения, произошедшие с окладами уездных дворян и детей боярских в Смутное время. Они не удовлетворяли ни служилых людей, которые не всегда могли подтвердить заслуженные ими придачи окладов за службы, ни правительство, имевшее основания сомневаться в обоснованности иных претензий уездных дворян и детей боярских на обладание высокими окладами и земельными пожалованиями. Поэтому по решению земского собора 1621 г. был проведен «большой сыск» окладов или общий разбор служилых «городов» Русского государства26.
Таким образом, десятой остаются перспективным источником, особенно при их комплексном изучении с другими документами. При поиске десятен служилых «городов» Русского государства второй половины XVI - начала XVII вв. важно помнить об основных хронологическая вехах в складывании этого комплекса разрядной документации. Ими были Уложение о службе и смотр 1556 г., раздача денежного жалованья в 1584 г., разбор всех «городов» в 1596 г., верстание новыми окладами в 1605/06 г., «сыск» десятен и списков, составленных в Смуту. Десятой второй половины XVI - начала XVII вв. сохранились с заметными лакунами, поэтому необходимо их комплексное исследование вместе с другими документами, позволяющими частично восстановить их содержание, как например, «старые» алфавиты к десятням. Дополнительные сложности связаны с «подвижностью» формуляра десятен, изменения которого не позволяют сравнивать даже близкие по годам создания документы.
§ 2. Разбор служилых «городов» 1621/22 г.
Первым мероприятием, по-настоящему умиротворившим служилые «города» после всех потрясений Смуты, стал разбор 1621/22 гг. Предпринимавшийся ранее «сыск» десятен и реальных окладов служилых людей, как было показано, не носил всеобъемлющего характера и оставался незавершенным, следовательно, имел ограниченное значение в приказной практике. История разбора 1622 года уже становилась предметом специальных разысканий В. Н. Сторожеваи А. Н. Зерцалова с достаточной степенью полноты выяснивших перечень городов, куда были посланы проводить разбор бояре и другие члены Государева Двора, а также сохранившиеся от этих разборов
86


десятый. Несмотря на то, что многие разборные десятый этого года в последующем сгорели в московский пожар 1626 г. или были утрачены позднее, в 1812 г., все-таки сохранилось достаточно источников, в том числе самих десятен, чтобы представить, как происходил разбор.
Решение о сыске окладов принимал земский собор 1621 г., что подчеркивает значение проведения разбора в правительственной политике27. В соборной грамоте земского собора 12 октября 1621 г. говорится о челобитной дворян и детей боярских царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету Никитичу, «чтоб Государи их пожаловали, велели их в городех разобрати, кому мочно их государева служба служити, чтоб дворяне и дети боярские никакое человек в избылых не был»28. Решение об этом было принято на соборе и в города для разбора были посланы «бояре, дворяне и дьяки». Одновременно по решению царя Михаила Федоровича и Боярской Думы от имени собора были посланы грамоты с призывом к служилым городам готовиться к войне с «литовским королем», то есть с Сигизмундом III («и в городех бы дворяне и дети боярские и всякие служилые люди на Государеву службу были готовы, лошади кормили и запас пасли»)29.
Видимо само решение о разборе принималось в связи с готовившейся, но не состоявшейся войной с Речью Посполитой, чем и можно объяснить уступчивость власти челобитным служилых людей. Московское правительство было заинтересовано в том, чтобы накануне похода иметь точное представление о численности и боеспособности войска, поэтому его стремление совпадало с давно назревшим требованием «городов» о разборе.
Всего бояре и воеводы проводили разбор в 21 уездном центре, куда были вызваны служилые люди, как этих, больших городов, так и других, тяготевших к ним, городов малых. При этом последовательность перечисления уездных дворянских обществ не была случайной, а отражала представления о сложившейся иерархии тех или иных дворянских корпораций. Важно также отделять Замосковные и Украин- ные «города», куда специально были посланы воеводы в высоком ранге, бояр, окольничих, стольников от Северских, Польских и «городов» от Немецкой украйны (кроме Новгорода и Пскова), где разбор проводили городовые воеводы. По месту испомещения в Замосковных и других уездах были разобраны представители разоренных «городов» от Литовской украйны.
Перечислим воевод, участвовавших в разборе 1621/22 г.:
В Замосковных «городах»:
— во Владимире и Муроме — кн. Иван Федорович Хованский и дьяк
87


Василий Юдин разбирали дворян и детей боярских Владимира, Суздаля, Юрьева-Польского, Луха, Мурома, а также испомещенных в этих уездах дворян и детей боярских Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа, Можайска, Дмитрова, Рузы, касимовских служилых князей, мурз и татар.
— в Ярославль были посланы боярин кн. Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и дьяк Марк Поздеев для разбора дворян и детей боярских из Переславля-Залесского, Ростова, Ярославля, Романова, Пошехонья. Помимо корпораций, из этих уездов, к разбору в Ярославль должны были явиться служилые люди из разоренных Смутой дворянских «городов» Смоленска, Белой, Вязьмы, Дорогобужа, Дмитрова и Звенигорода, получивших в возмещение поместья в Ярославском, Пошехонском и Переславском уездах. Наряду с дворянами и детьми боярскими, для разбора в Ярославль были вызваны ярославские и романовские кормовые татары.
— в Кострому и в Галич — боярин кн. Григорий Петрович Ромодановский и дьяк Иван Мизинов для разбора, соответственно «городов» Костромы и Галича, а также помещиков этих уездов из Дмитрова, Звенигорода, Смоленска, Белой, Вязьмы.
— в Тверь и в Кашин — стольник кн. Петр Иванович Куракин и подьячий Андрей Ботвиньев для разбора дворян и детей боярских Твери, Торжка, Ржевы Владимировой, Зубцова, Старицы, Кашина, Бежецкого Верха, Углича, а также смольнян и дмитровцев из числа угличских и кашинских помещиков. (Несколько неожиданным, идущим в разрез с предшествующей практикой разборов и верстаний, выглядит отправление угличских дворян и детей боярских для разбора в Кашин, а не в Ярославль. Хотя давние связи и, главное, территориальная близость Углича и Кашина вполне объясняют дело. Кроме того в Тверь на разбор были вызваны поместные атаманы и казаки, дмитровские помещики, что также было не привычно для дворян и объяснялось опытом недавней Смуты, когда часть вольного казачества перешла на положение, близкое к городовым детям боярским).
— в Нижний Новгород — были посланы боярин кн. А. В. Лобанов- Ростовский, дьяк Воин Трескин для разбора дворян и детей боярских Нижнего Новгорода и Арзамаса, помещиков из Вязьмы, Дорогобужа, детей боярских Алатыря и Курмыша, а также служилых татар и поместных казаков.
-- в Вологду — стольник Иван Иванович Салтыков и с ним дьяк Тимофей Агеев, разбиравшие «город» Вологду, а также многочисленных новых вологодских и белозерских помещиков, перемещенных туда из Вязьмы, Дорогобужа, Смоленска, Белой, Звенигорода, Рузы,
88


Волока, Клина. (Необходимость разбора дворян и детей боярских из юго-западных уездов скорее всего заставила дьяков нарушить устоявшийся порядок перечисления замосковных городов, в котором отдаленной Вологде обычно отводилась последняя роль).
В Украинных «городах»:
— Тула — кн. Федор Иванович Лыков и дьяк Богдан Губин разбирали дворян и детей боярских Тулы, Каширы, Соловы, Епифани, Одо- ева, каширских новокрещенов, атаманов и казаков.
— Калуга — боярин Борис Михайлович Салтыков и дьяк Петр Данилов разбирали «города» Калуга, Серпухов, Таруса, Боровск, Верея, Руза, Можайск, Звенигород, Воротынск, Мещовск, Серпейск, Козельск, Лихвин, Медынь, Алексин, Ярославец Малый, Руза, Можайск, ногвокрещенов, атаманов и казаков.
— Орел, Белев и Мценск — кн. Иван Михайлович Барятинский и дьяк Иван Поздеев разбирали дворян и детей боярских Орла, Белева, Мцеяска, Волхова, Карачева, Нсвосили, Черни.
— Рязань и Шацк — боярин кн. Юрий Якшеевич Сулешев и дьяк Потаи Внуков разбирали рязанцев «всех станов» и служилых людей Коломны, Ряжска, Мещеры, а также рязанских помещиков из Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа, Дмитрова и Лебедяни, бардаковских татар, новокрещенов, атаманов и казаков.
В «городах» от Немецкой У крайни:
— в Новгороде — проводил разбор новгородцев «всех пятин» боярин и воевода кн. Данила Иванович Мезецкий, дьяки Михаил Милославский, Добрыня Семенов.
— в Торопец — послан стольник и воевода кн. Иван Андреевич сын Дашков и подьячий Пятой Филатов для разбора торопчан и холмич.
— в Пскове — стольник и воевода кн. Иван Иванович Одоевский, Иван Васильевич Измайлов, дьяк Петр Овдокимов проводили разбор дворян и детей боярских Пскова, Ржевы Пустой и новокрещенов.
— в Великих Луках — стольник и воевода Григорий Андреевич Плещеев и Иван Доможиров разбирали лучан и невлян.
В Северских городах:
— в Брянске — разбор было поручено произвести воеводам кн. Алексию Григорьевичу Долгорукому и Ивану Юрьевичу Ловчикову с подьячим Савином Нефедьевым (разбирать дворян и детей боярских из Брянска, Стародуба, Почепа, Рославля).
— в Путивле стольник и воевода кн. Василий Иванович Ту ренин и Сергей Степанович Собакин разбирали детей боярских Путивля, Новгород-Северского, Чернигова, Рыльска, атаманов и казаков.
89


В Польских городах:
— в Курске Степану Михайловичу Лошакову велено было проводить разбор детей боярских курчан.
— в Белгороде стольник Василий Артемьевич Измайлов разбирал белгородцев детей боярских, полковых и станичных ездоков и вожей, атаманов и казаков.
— на Осколе Никита Дмитриевич Воробии проводил разбор детей боярских осколян.
— Воронеже Борис Иванович Нащокин разбирал детей боярских воронежцев, атаманов и казаков.
— в Ельце Семену Волынскому было поручено разобрать детей боярских ельчан, атаманов и казаков.
— на Ливнах кн. Михаил Козловский состоялся разбор детей боярских ливенцев, атаманов и казаков.
И, наконец, в центре Понизовых городов - Казани, боярин и воевода кн. Борис Михайлович Лыков, кн. Федор Петрович Барятинский и дьяки Андрей Степанов и Иван Васильев разобрали дворян и детей боярских Казани, Свияжска, помещиков Чебоксар, Кузьмодемь- янска, Цивильска, Кокшайска, Санчурска, Яраяска, а также князей, мурз и татар, новокрещенов и тарханов этих городов.
Специально посланным в города для разбора боярам выдавался наказ, а каждому из названных городовых воевод была послана указная грамота о проведении смотра служилых людей. Сохранился образец такого наказа, выданный 8 ноября 1621 года посланному в Нижний Новгород боярин}7 кн. А. В. Лобанову-Ростовскому30.Он подробно описывает последовательность действий разборщиков. Во-первых в нем перечислялись «города», подлежавшие разбору, указывалось, что боярин кн. А. В. Лобанов-Ростовский получил «списки подлинные дворян и детей боярских с поместными оклады за дьячьею припи- сью»31. Приехав в Нижний Новгород, боярин кн. А. В. Лобанов-Ростовский должен был разослать в уезды людей для вызова дворян и детей боярских и провести их смотр по списку. Перед смотром боярин обязан был произнести зписанную ему в наказ речь, смысл которой состоял в подготовке дворян и детей боярских к войне с Речью Посполитой и польским королем Сиглзмундом III.
Обычно разборы проводились не с длим, присланным из Москвы боярином и помогавшим ему дьяком, а с участием представителей дворянской корпорации — окладчиков. Роль окладчиков была очень большой внутри «города», от них зависело прежде всего правильное, по службе и достатку, назначение окладов. За время Смуты, когда
90


верстанья и разборы почти не проводились, многие старые окладчики умерли или перестали служить, поэтому при проведении разбора в 1621/22 г. необходимо было начинать с выбора новых окладчиков. Об этом говорится и в наказе боярину кн. А. В. Лобанову-Ростовскому: «А изговоря речь дворянам и детям боярским и иноземцам, выб- рати из городов добрых дворян и детей боярских и иноземцев в окладчики, которые наперед сего в окладчиках бывали и ныне в окладчики пригодятся , сколько пригоже, а выбирали городом, а самим над ними того смотрети; а выбрав окладчиков, привести их к крестному целованью». Как видно из процитированного наказа, выбор окладчиков оставался прерогативой «города», разборщики лишь «смотрели» за соблюдением порядка выборов.
Дальше начинался непосредственно разбор дворян и детей боярских, проводившийся по каждому «городу» отдельно, с участием как окладчиков, так и всей корпорации. У боярина, проводившего разбор, были перед глазами московский список с именами дворян и детей боярских из «города» и наказ со своеобразным «вопросником», по которому он обращался к окладчикам, одновременно видя перед собой того служилого человека, о котором шла речь. Главными были вопросы о поместных и вотчинных дачах и соответствии им исполнения службы уездным дворянином или сыном боярским. Боярин, проводивший разбор, расспрашивал окладчиков «как кто государеву службу служит и сколь конен, и люден, и доспешен на Государеву службу ездит». Отдельно записывались те, кто по каким-либо причинам был пропущен в разрядном списке.
По сказкам окладчиков дьяк составлял черновой разборный список, одновременно, при необходимости боярин или воевода могли спросить самого служилого человека о том же, о чем они спрашивали окладчиков. Если возникала спорная ситуация, то в этом случае разборщики обращались ко всему «городу», и его мнение должно было быть в таких спорах решающим: «А будет кто учинит с окладчики спор, или по ком окладчики учнут покрьюать, и про то роспрашивати всего города, да как скажут так про него им написати»32. Так последовательно проводился опрос выборных дворян, дворовых и городовых детей боярских, полученные сведения о состоянии их поместий («добрые», «середние», «худые»), о соответствии вооружения, лошадей, количества слуг, с которыми уездный дворянин выходил на службу, его земельному владению, записывались в десятню.
Проводившие разбор бояре и воеводы должны были строго соблюдать принцип соответствия службы имущественному обеспечению. Если
91


чья-то служба не оправдывала поместного вознаграждения, то вместо неудовлетворительно несших службу предлагалось верстать их детей, братьев или племянников. Новики делились на служилых новиков, выезжавших на службу с «городом» до получения окладов к тех, кто впервые вступал на службу во время разбора. Размеры их новичкых окладов были различными:
1 статья
поместный оклад денежный оклад
2 статья —
3 статья —
4 статья —
5 статья -
служилые новики
350 четвертей 12 рублей 300 четвертей 10 рублей 250 четвертей 8 рублей 200 четвертей 7 рублей 150 четвертей 6 рублей
неслужилые новики
300 четвертей 10 рублей 250 четвертей 8 рублей 200 четвертей 7 рублей 150 четвертей 6 рублей 100 четвертей 5 рублей
Новиков записывали в разборные десятни «особкою статьею, смотря по поместьям и вотчинам, как кому мочно служить, также, как было быть отцу его на службе»33. «Худые» и бездетные дворяне и дети боярские, старые и увечные, пустопоместные и прочие записывались отдельною статьею с тем, чтобы потом взимать с них даточных людей. В последнюю очередь приводились сведения о вдовах и недорослях, еще «не поспевших» в службу.
После сбора всех необходимых сведений, бояре и воеводы должны были сделать «списки и перечневую роспись против наказа, про все статьи подлинно» и прислать их в Разрядный приказ. Эти материалы наказ также называет «подлинными списками», по которым бояре и воеводы на местах делали десятни «по городам порознь» и уже с ними должны были возвратиться в Москву34.
Черновые и подготовительные материалы очень пригодились после московского пожара 1626 г., когда многие разборные десятни 1621/ 22 г. сгорели вместе с другой разрядной документацией. Поэтому часть десятен этого года является реконструкцией на основе черновых разборных списков, остававшихся у воевод, проводивших разбор. Например, в заголовке кашинской десятни читаем: «Десятая кашинская, списана с розборново списка, каков взят после московсково
92


пожара 134 году у стольника у князя Федора Семеновича Куракина, его ж князь Федорова, да подьячева Андрея Ботвиньева розбора 130 году»35. Другим источником сведений об окладах дворян и детей боярских по разбору 130 г. стали основанные на их текстах «подлинные» или служилые списки «городов». Однако многие дополнительные сведения, входившие в разборные десятни, например, сведения о вотчинах и поместьях, не включались в списки. Поэтому огромная работа по проведению большого «сыска» в 130 г. пропала. Состояние десятен служилых «городов» вернулось на уровень близкий к тому, когда был организован первый «сыск» окладов в самом начале царствования Михаила Федоровича.
В. И. Новицкий собрал сведения по 29 «городам» (это более трети от общего числа существовавших) и подсчитал количество выборных дворян дворовых и городовых детей боярских по сохранившимся разборным десятням и спискам 1621/22 г.:
Таблица 1.
Численность выборных дворян, дворовых и городовых детей боярских по разборным десятням 1621/22 г.
(по подсчетам В. И. Новицкого)
Город
Выбор Дворов. Гор.
Всего
Алексин
18
24
17
59
Бежецкий Верх
5
18
88
111
Белев
25
40
ИЗ
178
Волхов
И
41
157
209
Владимир
10
29
бол. 70
бол. 109
Волок
5
7
18
30
Воротынск
13
11
19
43
Звенигород
?
?
28
28
Зубцов
12
14
74
100
Кашин
9
24
93
126
Кашира
26
63
130
219
Козельск
28
34
37
99
Лихвин
14
21
11
46
Луки Великие
1
55
88
144
Медынь
12
18
24
54
Мещера
11
18
224
253
Мценск
16
25
438
479
Нижний Новгород
14
15
130
159
93


Новгород:
— Бежецкая пятина
— Водская пятина
— Деревская пятина
— Обонежская пятина
— Шелонская пятина Плова и Солова Пошехонье
Псков
Ржева Пустая Руза Старица Тверь
Торопец и Холм Тула
37 172 209
50 136 186
30 149 179
26 111 137
28 92 120
6 7 101 114
6 6 38 50
74 75 149
44 21 65
2 7 39 48
13 10 40 63
14 36 76 126
14 39 188 241
44 96 263 403
2 4 81 87
Углич
Табл. 1 составлена по: Новицкий В. И. Выборное и большое дворянство XVI-XVII вв. Киев, 1915. С. 143-147.
Как видно из приведенной таблицы, в «городах» не существовало какого-либо устойчивого соотношения между числом выборных, дворовых и городовых детей боярских. Их число было произвольным и зависело исключительно от личной выслуги и положения рода. Обращает на себя внимание отсутствие выборных дворян в Новгороде и Пскове. Объяснение этому следует, видимо, искать в историческом прошлом: московские государи не желали создавать сильную местную дворянскую группировку на территории новгородско-псковских земель. Численность выборной группы в упомянутых городах невелика, самый большой «выбор» в Туле — 44 человека, Козельске — 28,, Кашире — 26, Белеве — 25. Надо также учесть соотношение численности выборных дворян в сравнении с общим числом служилых людей в «городе». Здесь выделяется Алексин, в котором почти каждый третий служилый человек был в чине выборного дворянина, Воро- тынск, Лихвин, Медынь, Старица.
Впрочем, общее число служилых людей было больше, чем цифры, приведенные в настоящей таблице, так как составной частью разбора было верстание в службу молодых детей боярских, достигших пятнадцатилетнего возраста — новиков. Новики вместе с недорослями составляли резерв «города» и чем больше была численность уездного
94


дворянского общества, тем больше должен быть естественный прирост в его рядах и общая численность «города».
Верстание новиков было самой близкой и не терпящей отлагательства задачей для учета состава служилых людей. Если раньше можно было вести учет «поспевавших в службу» новиков на основании перечней недорослей в разборных десятнях 1621/22 гг., то с утратой этих документов надо было составлять новые десятни и списки. Выход был найден в организации новичного верстания по всем «городам» Русского государства. Оно было проведено в 136—138 (1627—1630) гг. Указ о новичном верстании был издан в ноябре 1627 г. Согласно этому указу боярин кн. Ю. Я. Сулешев должен был верстать окладами новиков, записанных в недорослях по разбору 130 г. К весне 1628 г. стало очевидно, что одному назначенному к верстанию боярину не справиться с все прибывавшими в Москву недорослями, которых скопилось в это время 1762 человека из 62 «городов». Поэтому для верстания новиков, в основном украинных «городов» 12 марта 1628 г. был назначен кн. Д. М. Пожарский. Спустя два года общее новичное верстание было повторено, во главе комиссии верстальщиков стоял окольничий А. В. Измайлов36. Это верстание почти совпало по времени с общим разбором 139 г., который, как и другие подобные мероприятия, проводился накануне новой войны Русского государства.
Таким образом, спустя всего девять лет после разбора 130 г. понадобилось организовывать новый разбор всех служилых «городов» Русского государства — разбор 1630/31 г. Если сразу же после пожара в мае 1626 г., была надежда на восстановление утраченных материалов, то потом стало очевидным, что необходимо проведение нового смотра «городов». В то же время пострадала и другая система учета — поместий и вотчин служилых людей, поэтому первоначально силы были сосредоточены на проведении писцового описания. Затем была решена проблема оперативного верстания окладами поспевавших в службу новиков. И, когда стали готовиться к т овой войне с Речью Посполитой, тогда и был проведен общий разбор и раздача денежного жалованья служилым «городам».
§ 3. Разбор 1630/31 г.
Разбор, состоявшийся перед Смоленской войной, относится к числу «забытых» общерусских смотров дворянских корпораций. А. Н. Зер- Цалов, изучая разборы первой половины XVTT в., связал их проведение с решениями земских соборов 1621 и 1648 г., справедливо говоря о
95


влиянии уездного дворянства на принятие этих соборных постановлений. Не укладывавшийся в предложенную им схему «разбор» был «пропущен». Между тем его значение велико, гак как только разбор 1630 г., состоявшийся после известных московских пожаров 1611 и 1626 гг., позволяет восстановить более или менее полную картину состава уездных служилых корпораций. Уникальное свидетельство о целях проведения общего разбора «городов» в 1630/31 г. сохранилось в грамоте 25 декабря 1630 г. воеводе Ф. В. Бутурлину на Луки Великие о разборе лучан, невлян, пусторжевцев: «а розбирати указали есмя дворян и детей боярских... для того, что в прошлом в 127-м году послы наши бояре Федор Иванович Шереметев с товарыщи с польскими и с литовскими послы учинили меж великого государства Московского и меж Польши и Литвы перемирье на четырнатцать лет и на шесть месяц, а в те было ггеремирные лета от Польши и от Литвы никаким задором не быть. К по повеленью Жигимонта короля в порубежных городех капитаны и польские и литовские люди многие задоры нашим людем делают и нашу землю подседают. И мы великий государь, советовав о том с отцем своим с великим государем святейшим патриархом Филаретом Никитичем московским и всеа Русии и говорили о том з бояры, что от польских и от литовских людей чинят- ца задоры многие, а перемирные лета выходят и дворян бы и детей боярских всех городов пересмотрев розобрать и в статьи росписать к нашему денежному жалованью. И указали мы и отец наш великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всеа Русии бояром пересмотрети дворян и детей боярских всех городов и розобрать и в статьи к нашему денежному жалованью росписать на три статьи в первую и в другую и в третью статью»37. Как видим, эта грамота не оставляет сомнений в целях проведения разбора, как средства подготовки к возможной войне Русского государства с Речью Посполитой.
Начало проведения разбора следует отсчитывать с апреля 1630 г., когда назначенных на службу в Украинный разряд дворян и детей боярских из замосковных уездов и испомещенных там смольнян, было решено «розобрать» на Москве и дать им денежное жалованье. Разбор коснулся поначалу только немногих «городов», а в его проведении заметна общая несогласованность действий приказных людей. Недостаток этого решения состоял в том, что он нарушал сложившуюся традицию «разбора» всего «города». Уездные дворяне служили в полках по «половинам», одно лето служила «первая половина», а следующее — «другая». В грамоте о проведении разбора весной 138
96


f. учтено это обстоятельство. Чтобы не ущемлять интересов тех, кто только осенью вернулся со службы и не заставлять их снова «подниматься» в далекий и материально обременительный путь в Москву, в разрядной грамоте им предлагалось только готовиться к службе, «а разбор им будет в городех и окладчиков с Москвы для розбору отпустят». Но, в действительности, путаницы и недовольства служилых людей избежать не удалось.
Решение о разборе одной, служившей в 138 г. половины дворян и детей боярских в Москве, а отдыхавшей в этом году половины — в «городах» было компромиссным и трудноосуществимым решением. В середине мая 1630 г. в Разрядный приказ стали приходить отписки городовых воевод об исполнении приказания о высылке к разбору уездных дворян. При этом оказалось, что указ о разборе запоздал и многие дворяне и дети боярские уехали по первой грамоте о высылке их на службу, непосредственно в полки. Например, в Галиче грамоту о высылке на службу получили 2 апреля, а о разборе — 27 апреля. Срок выхода на службу в 1630 г. был 1 мая. Следовательно, ко времени получения грамоты о разборе только самые бедные, ленивые и больные могли оставаться в своих поместьях, их-то и был вынужден направить к разбору воевода38. В мае 1630 г. сумятица, связанная с разбором, нарастала. Те, кто приехал в Москву к разбору, не могли быть поверстаны, пока не соберется полностью их «половина». В полках же плохо были осведомлены о намерениях правительства провести разбор и считали нетчиками, как окладчиков, так и других дворян, ожидавших в Москве разбора и не ехавших на службу.
Не позднее 19 июня 1630 г. боярин кн. Ю. Я. Сулешев провел разбор первой половины служилых «городов» Нижнего Новгорода, Арзамаса, Мещеры, Костромы, Кашина, Волока, Углича, Бежецкого Верха, Пошехонья, Клина, Звенигорода39. Все служилые люди, участвовавшие в разборе, были поделены на три статья — «первая», «другая» и «третья». В зависимости от их служебной годности в первую статью попали наиболее обеспеченные поместьями и вотчинами, исправно приезжавшие на службу дворяне и дети боярские. Служилые люди с небольшими размерами окладов, т. е. наиболее бедные, в основном, попали в третью статью. Аналогичный разбор для другой половины перечисленных выше «городов» был проведен боярином кн. Ю. Я. Сулешевым, дьяками Иваном Софоновым и Никитой Постниковым в августе 1630 г. Сохранившееся предисловие к разборному списку раскрывает «программу» разбора и действия боярина кн. Ю. Я. Сулешева, который расспрашивал окладчиков: «... хто именем на
97


государеву службу в первую, и в другую и в третью статью пригодят- ца, и конен и люден и оружен, и хто именем за худобою или хто за бедностью или за болезнью в государеву службу не пригодитца»40. По этой программе были разобраны и другие «города», но при этом в одной из грамот о проведении разбора специально оговаривалось, что «по выбору и по дворовому списку детей боярских и новиков в список своево розбору без нашево указу писати не велели, потому что по нашему указу в выбор и в дворовой список велено писати в Розряде, сыскивая по родству и которые служат давно»41.
Правительство вынуждено было отступить от первоначально декларированного намерения послать разборщиков в каждый «город» и вызвало «другую» половину для разбора также в Москву. Вопрос о месте разбора и воеводе проводившим разбор был не праздным, а задевал очень существенные для служилых людей местнические представления. Если бы разбор был проведен иначе, с разделением его на проведение в Москве и «городах», это нарушило бы ревниво оберегавшийся служилыми «городами» принцип служебного равенства. Для другой половины «города» легче было собраться для внеурочного похода к Москве, чем пойти на создание прецедента воеводского, а не боярского верстания в городах для части уездной корпорации.
Следующим шагом после разбора была раздача денежного жалованья. Ее провел окольничий кн. С. В. Прозоровский вместе с дьяками Иваном Софоновым и Василием Яковлевым, основываясь на тех разборных списках, которые составил боярин кн. Ю. Я. Сулешевым. Десятый кн. С. В. Прозоровского датируются 1 сентября 1630 г.42 Им были выданы деньги в следующих размерах: первой статье — 25 , другой — 20, третьей — 15 рублей. Хотя формально эти десятый составлялись в связи с раздачей денежного жалованья, но они в той лее мере могут называться и разборными. Кн. С. В. Прозоровский должен был по разборным спискам дворян и детей боярских «пересмотреть всех налицо» и, кроме этого, разобрать тех, кто по тем или иным причинам пропустил разбор.
Кроме вышеперечисленных «городов», в сентябре 1630 г. жалованье по новому разбору получили дворяне и дети боярские из Юрье- ва-Польского, Владимира, Луха, Гороховца, Дорогобужа, Белой, Суздаля, Смоленска, Мурома, Галича, Вологды, Дмитрова, Алатыря и Курмьппа. Жалованье выдавал боярин М. Б. Шеин и дьяк Степан Угоцкий, сохранились составленные ими десятый по Суздалю и Белой43. В октябре 1630 г. М. Б. Шеин и кн. С. В. Прозоровский полу¬
98


чили указ о раздаче жалованья тем, кто не был у «первого» и «друго- во» разборов44, т. е. тем, кто не приезжал, в основном из-за бедности, ни летом, когда составлялись одни разборные списки, ни в сентябре 1630 г., когда «города» повторно проходили через смотр и «разбор» и получали денежное жалованье.
Сведения новых десятен были использованы для составления перечневой росписи о численности уездного дворянства, использованной при составлении Сметы русского войска 139 г.45 Приведем сведения о численности дворян и детей боярских, получивших денежное жалованье в 1630 г., на основании перечневой росписи, пока не привлекавшей внимание исследователей46.
Таблица 2.
Численность дворян и детей боярских, получивших денежное жалованье в сентябре-октябре 1630 г.
(по сведениям перечневой росписи)
«Дворяне и дети боярские, которым по выбору 138-го году государево денежное жалованье дано на Москве для службы»
Город 1 (
статья
2 статья
3 статья Общий
итог
Н. Новгород
80
92
130
302
Арзамас
118
188
220
526
Мещера
182
111
78
381 (надо 371)
Кострома
330
353
366
1049
Кашин
45
86
24
155
Волок
13
9
8
30
Углич
22
46
55
123
Бежецкий Верх
26
52
32
110
Юрьев-Польскии
[ 31
54
41
126
Владимир
51
77
37
165
Лух
21
14
3
38
Гороховец
9
4
3
16
Дорогобуж
22
27
6
55
Белая
131
68
23
222
Пошехонье
68
40
42
150
Звенигород
28
27
4
59
Клин
17
9
2
28
Суздаль
56
111
74
241
Смоленск
179
118
80
377
99


Муром
48
32
36
116
Галич
229
207
169
605
Вологда
44
59
53
156
Дмитров
21
28
12
61
Алатырь
27
50
101
178
Курмыш
24
30
41
95
«И всего дворян u детей боярских, которым по розбору для службы государево денежное жалованье дано [4464 ч.] 5364 ч.»
Как видно из этой таблицы, часть служилых «городов» перешла на новый порядок учета городового дворянства, в соответствии с их годностью к службе, — по статьям. Те же, кому еще предстояло пройти через разбор, оставались поделенными на традиционные внутрисос- ловные группы: выбор, дворовый и городовой списки. Сведения об их численности также сохранила перечневая роспись:
Таблица 3.
Численность дворян и детей боярских, перед разбором 139 г. (по сведениям перечневой росписи)
«В городех же дворян и детей боярских по списком, а для службы во 138-м году розбор им не был»
Город
Выбор
Двор.и п
Переслав ль
11
93
Ростов
2
92
Ярославль
35
450
Романов
1
77
Тверь
14
89
Торжок
12
82
Старица
10
51
Ржева
21
209
Зубцов
9
97
Дорогобуж
-
-
Вязьма
27
106
Белая
-
-
Торопец
28
282
Луки
Нет
140
Ржева Пустая
1
93
Нов. 136 — 138 гг. Всего
37
144
41
135
125
610
6+18 новокр.
102
24
128 [надо 127]
31
125
9
61 [надо 70]
29
259
14
120
8
141
35
345
11
151
[25]31 124 [надо 125]
100


Невель
Нет
52
2
54
Псков
Нет
1 63
26
189
Новгород (пятины):
Водская
Нет
306
32
338
Шелонская
Нет
178
26
204
Деревская
Нет
278
53
331
Бежецкая
Нет
469 (с новокр.)
65
534
Обонежская
Нет
235
16
251
Всего в Новгороде:
1670 [Надо 16:
Волок
-
-
-
-
Можайск
9
92
6
107
Руза
1
52
-
-
Звенигород
3
-
18 (атам. 2)
-
Верея
3
17
6
26
Боровск
4
57
16
77
Серпухов 9
29
3
41
Коломна
31
172
46
249
Кашира
Рязань (станы):
38
279
38
317 [надо 355]
Окологородный
291
84
375
Старорязанский
134
24
158
Понизский стан
71
24
95
Перевицкий стан
208
49
257
Кобыльский стан
149
50
199
Заосетринский стан
49
6
55
Пехлецкой стан
14
3
17
Каменский стан
467
197
664
Всего (двор, и д.б.)
1865
Тула
65
434
116
605 [надо 6
Алексин
23
65
15
103
Таруса
18
68
21
107
Медынь
12
41
4
57
Яросл. Малый
12
37
9
58
Калуга
28
70
21
119
Воротынск
12
24
Нет
36
Мещовск
27
146
41
214
Серпейск
29
20
5
54
Козельск
44
47
6
97
Лихвин
17
40
3
60
Белев
25
140
34
199
101


Волхов 17
Карачев 15
Сгародуб:
Мценск 16
Орел 2
Новосчль Нет
Чернь Нет
Солова 7
Епифань Нет
Ряжск Нет
Одоев Нет
Брянск 29
В Брянске же:
Из Стародуба: 7
Из Почепа: 1
Из Рославля: 4
Рыльск Нет
В Рыльске же:
Из Новг.-Север.: 6 Из Чернигова: Нет
Путивль 2
В Путивле же:
Из Чернигова: Нет
Курск 2
Белгород (д.б.): Нет
Оскол (д. б.): Нет
Воронеж (д.б.): Нет
Елец (д.б.): Нет
Ливны (д.б.) Нет
Лебедянь Нет
212
20
134
14
670
169
340
233
325
175
160
70
93
42
61
31
264
229
202
38
108
17
23
9
38
4
72
12
226
66
124
15
56
18
209
77
140
35
817
178
152
22
139
62
270
5
665
230
603
450
58
85
249
163
48
855
574 [Надо 575] 500 230
142 92 493 244 154
39
43
88
292
145
74
288
175
1010 [надо 997] 174 201 275
885 [надо 895] 1053
143
Таблицы 2 и 3 составлены по: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1098. Ст. 4. Лл. 36-64.
Общий разбор был начат в ноябре 1630 г. Решение о нем было принято не позднее 25 ноября, когда была отправлена память в Посольский приказ о высылке к разбору ярославских и романовских служилых татар47. 26 ноября 1630 г. была отправлена память во Владимирский судный приказ об отсрочке в делах «покаместа розбор минется» городовым дворянам и детям боярским48. К памяти была
102


приложена «Роспись, которых городов дворян и детей боярских ... розбирати бояром в городех». Согласно этой росписи, на местах должны были провести разбор украинных, рязанских, северских «городов», Новгорода, Пскова и Твери. В Москве было приказано разобрать «города»: Переславль-Залесский, Ростов, Ярославль, Романов, Вязьма, Можайск, служилых татар и казаков49. Аналогичные грамоты были посланы в Челобитный и Холопий приказы, Земский двор и Конюшенный приказ. В «города», которые уже прошли разбор летом и осенью 1630 г., в конце ноября были посланы грамоты о приготовлении к службе к следующей весне: «указали есмя володимерцом дворяном и детям боярским и новиком, которым в нынешнем в 139-м году по розбору наше денежное жалованье дано быти на нашу службу к весне готовым и наши грамоты о том к ним посланы». В специальном обращении к дворянам и детям боярским этих «городов» оговаривалось, чтобы они «всякое ратное оружье строили, как вам быти на нашей службе по розбору готовым, а в полкех вам будет против розбору конской смотр»50.
Самые большие сложности возникли с «городами», чей разбор был назначен в Москве. К 20 января 1631 г. у вязмичей и романовцев был срок выхода на службу в Вязьму и повторились события весны 1630 г., когда одни дворяне и дети боярские уехали на службу, а другие — к разбору. Поздно, только И января 1631 г., получили грамоту о разборе в Ярославле51. Приезжавшие для разбора дворяне и дети боярские писались «в приезды» в Разрядном приказе, так же как при их вызове на службу в полки, они записывались в книги приездов у полковых воевод. 12 января 1631 г. была отправлена память на Земский двор о выделении дворов в Москве служилым людям из «городов» Ярославля, Ростова, Переславля-Залесского, Романова, Вязьмы, Рузы, Вереи «до тех мест, покаместа им розбор минетца»52. В Разрядном приказе были изготовлены копии служилых списков этих «городов» и отосланы воеводам, проводившим разбор. Эти списки по Ярославлю, Вязьме, Ростову сохранились с пометой «таковы списки посланы к розбору к боярину ко князю Дмитрею Михайловичю Пожарскому 139-го генваря в 18 день, а розбирать на Москве»53.
Основанием для проведения разбора была память, выдававшаяся из Разрядного приказа. Отсутствие этого документа стало причиной задержки разбора можаичей и романовцев, раньше всех приехавших в Москву к разбору, й, «проедавшихся» там в его ожидании. Память об их разборе была выдана боярину кн. Д. М. Пожарскому только 27 января 1631 г. на основании специальной челобитной можаичей и
ЮЗ


романовцев, жаловавшихся на то, что их не верстают «без памяти»54. Также только после челобитной от имени вяземских дворян и детей боярских была выдана память об их разборе55. Но опытный боярин имел основания для подобной «волокиты», так как еще в середине февраля 1631 г. в Москву съехались не все, высланные к разбору. Лишь 19 февраля 1631 г. боярин кн. Д. М. Пожарский и дьяк Федор Панов отослали в Разряд память о разборе романовцев и можаичей, при этом им все равно пришлось задержать в Москве окладчиков Романова и Можайска, так как те, кто «не поспел» приехать в Москву были только разобраны в статьи, «а жалованье им не дано, потому что они к первому розбору не поспели»56. В это время ярославские дворяне и дети боярские уже месяц дожидались себе смены на службе в Вязьме, так как их срок службы там истек 20 января. Часть ярославских дворян уехала со службы, другая часть дожила до отпуска 28 февраля 1631 г. Тех, кто уехал стали числить в нетчиках, но в отписке ярославского воеводы Д. Лодыгина об их сыске, доставленной в Разрядный приказ 13 марта 1631 г., говорилось, что «де ярославцы дети боярские все до одново человека поехали к тебе государю к Москве к розбору и к твоему государеву денежному жалованью до нынешные твоей государевы грамоты»57. В свою очередь, можаичи и романовцы, даже с опозданием приехавшие в полки, добились, чтобы срок их службы кончался все равно через четыре месяца — 20 мая 1631 г., «потому что они на Москве у розбору прожили многое время со всею службою и з запасы»58. Следовательно, московский разбор немногих «городов», занятых зимой-весной 1630/31 г. на службе, начавшись в январе, тянулся еще в феврале и марте.
3 марта 1631 г. боярину кн. Д. М. Пожарскому и дьяку Федору Панову было поручено разобрать в статьи еще одну группу «городов»: Вязьму, Ржеву Владимирову, Зубцов, Тверь, Торжок, Старицу. Память об их разборе и списки, посланные боярину кн. Д. М. Пожарскому, также сохранились59. На изменение первоначального решения о разборе тверских «городов» в Твери мог повлиять не только затянувшийся разбор других «городов» в Москве. Важно то, что этим решением все без исключения замосковные «города» вызывались для разбора в Москву, иначе возникли бы местнические счеты между теми замосковными дворянами, которых разбирал в Москве кн. Д. М. Пожарский и между равными им по положению тверскими дворянами, одновременно получившими жалованье, но всего лишь в своем «городе». В противном случае трудно объяснить ради чего пришлось отрывать готовых к службе во Ржеве дворян и детей боярских
104


этого «города» и высылать их в Москву, оговаривать разбор ржеви- чей в первую очередь, чтобы они успели скорее вернуться домой и освободить заменявших их на это время зубчан.
Отдельные сложности возникли с вяземским служилым «городом», разделенным на тех, кто остался в своем уезде и владел поместьями «по рубежу» и помещиков замосковных уездов. Эти две части одного «города» уже разошлись достаточно далеко, поэтому коренные вяз- мичи просили выбрать окладчиков из вяземских помещиков, которые бы знали их нужды. «А которые дворяне нашево города, вязмичи, испомещены в замсоковных городех и оне наших поместейцов не знают», — говорилось в челобитной60.
Остальные «города» предполагалось разобрать на местах в конце 1630 — начале 1631 г.. По упоминавшейся выше росписи, отосланной в приказы с памятями об отсрочке дворянам и детям боярским в разных делах, «города» были перечислены в таком порядке:
«Роспись которых городов дворян и детей боярских и атаманов и ясаулов и казаков украинных городов и новокрещенов и татар московских городов розбирати бояром в городех:
Тула, Кошира, Олексин, Торуса, Серпухов, Солова, Одоев, Мценеск, Орел, Новосиль, Чернь и казаки каширские и оболенские помещики, Калуга, Во- ротынеск, Мещоск, Серпееск, Козелеск, Лихвин, Медынь, Ярославец Малой, Боровеск, Верея, Белев, новокрещоны московских городов, Волхов, Карачев, стародубские выходцы, казаки перемышльские помещики. Коломничи, Резанцы всех станов, казаки резанские помещики, бордаковские новокрещоны. Ряшане. Вязмичи, резанские помещики, Ржева Володимерова, Зубцов, Тверь, Торжок, Старица. Торопец, Луки, пусторжевцы, Невель. Новгород Великий всех пятин. Псков. Брянеск, Путивль, Стародуб, Чернигов, Почеп, Рылеск, Рославль, Новагородка Северского»61.
Разбор этих «городов», за исключением уже упомянутых Вязьмы, Ржевы Владимировой, Зубцова, Твери, Торжка и Старицы, должны были проводить воеводы, назначенные в ноябре 1630 г.:
— боярин М. М. Годунов — в Туле и Рязани разбирал дворян и детей боярских этих «городов», а также Каширы, Серпухова, Тарусы, Алексина; Крапивны, Одоева, Мценска, Новосили, Черни, Епифани62;
— окольничий кн. С. В. Прозоровский — в Калуге — служилых людей Калуги, Воротынска, Мещовска (и Серпейска), Козельска, Лихвина, Медыни, Малоярославца, Боровска, Белева, Волхова, Карачева, Коломны63;
— кн. А. Ф. Литвинов-Мосальский, И. А. Уваров, дьяк Семен Бредихин — в Путивле — Новгород-Северский, Чернигов, Рыльск и другие северские «города»;
105


— Ф. В. Клепиков-Бутурлин, дьяк'Потап Внуков — на Луках Великих — лучан, невлян, пусторжевцев64;
— кн. Н. М. Мезецкий, П. М. Юшков и дьяк Астафий Кувшинов — в Пскове — псковичей служилых людей65;
— боярин кн. Ю. Я. Сулешев, кн. С. Н. Гагарин, дьяки Никифор Шипу- лин, Первой Неронов — в Новгороде — новгородцев всех пятин66;
— В. И. Нагово, дьяк Потап Внуков — в Торопце — торопчан и холмич.
Разбор в городах проходил по уже знакомой нам схеме. Только
двое воевод, проводивших разбор, были специально посланы из Москвы, как М. М. Годунов — в Тулу и Рязань и кн. С. В. Прозоровский
— в Калугу. Остальные были городовыми воеводами Путивля, Новгорода Великого, Торопца, Псков и Великих Лук67, Как правило, одновременно с разбором проходила раздача денежного жалованья. Служилых людей беспокоило то, что будет создан прецедент с тремя статьями денежного жалованья, которые могли отменить их оклады. Поэтому воеводам, проводившим разбор в Пскове, было указано успокоить служилых людей: «а вперед те им денежные статьи не в оклад»68. В итоге намерения правительства провести общий разбор впоследствии были скорректированы. Оказалось, что одни «города» прошли разбор и получили денежное жалованье, а другие — нет.
Общее представление о результатах проведенного разбора, дают материалы по подготовке Смет русского войска, собиравшиеся в 138— 140 (1629—1632) гг.69 Составитель сметы 140 г. распределил «города» по нескольким разделам. Во-первых, Владимир, Нижний Новгород, Кострома, Тверь с соседними «малыми» уездными корпорациями, а также Дорогобуж, Белая, Волок, Руза, Звенигород, Алатырь и Кур- мыш. Всего в этих городах, по смете 140 г., служило 5987 человек. К ним примыкали «города» Ярославль, Переслав ль, Ростов, Вязьма, Можайск, также получившие жалованье «на Москве». Этих служилых людей насчитывалось 1405 человек и их отличало то, что они «на государеве службе живут в Вязьме, переменялся на 4 перемены на 4 месяцы»70. Другая часть русского войска разбиралась в городах. 749 чел. — в Калуге, 2780 чел. — в Туле, 1893 чел. — в Мценске, 2816 чел. — в Рязани. Там же они получали денежное жалованье. Третья группа «городов» не проходили разбор, а получили только жалованье в 10 рублей. Это часть городов от Немецкой украйны — Торопец, Луки, Ржева Пустая, Невель, в количестве — 421 чел. и Северские города — Брянск, Стародуб, Почеп, Рославль, Рыльск, Новгород-Се- верский, Чернигов, Путивль — 1300 чел. (в подсчетах не учтены приведенные в росписи сведения об атаманах и казаках, служивших вме¬
106


сте в этими «городами»). Еще одни «города» прошли разбор, но не получили жалованья. Это Новгород — 1028 чел., Псков — 169 чел., Ржева Пустая — 79 чел., Епифань — 142 чел. и 8 чел. из Каширы. И, наконец, дети боярские, станичники, атаманы и казаки Белгорода, Оскола, Валуйки, Воронежа, Курска, Ельца, Ливен и Лебедяни, насчитывавшие около 4500 тысяч не участвовали в разборе, так как получали ежегодное денежное жалованье.
Сведения о разборе детей боярских Понизовых городов, подчиненных Приказу Казанского дворца, отсутствуют (кроме «городов» Кур- мыша и Алатыря). По памяти, составленной в этом приказе 31 октября 1629 г. и отосланной в Разряд в связи с составлением Сметы русского войска, в Казани служило 325 дворян и детей боярских, 4 стрелецких головы К. И. Жохов, С. С. Чаадаев, С. И. Болтин, Б. Г. Болтин и 20 человек сотников. На «годовой» службе в Астрахани голова С. С. Чаадаев и пять человек сотников, обеспечивавших со стрельцами безопасное прохождение караванов судов от Казани до Астрахани («в провожатых за корованом, и за послами и за купчинами»). Из них многие находились «по службам и в розсылках». 15 человек детей боярских в Саратове «для острожново дела». И чел. детей боярских находилось на службе в казанских пригородах, в Тетюшах, дворяне и дети боярские, стрелецкие головы и сотники служили: в Свияжске (29 чел., голова И. Болтин и 5 сотников), в Чебоксарах (50 чел., голова Т. Кашкин, 3 сотника), Кузьмодемьянске (37 чел, голова Матерый Марков, 2 сотника), Уфе (36 чел., голова С. Парфеньев, 2 сотника), Уржуме (14 чел., голова Е. Лукин, 2 сотника), Курмыше (95 чел., из которых 47 чел испомещенных там «вязмич и рославцов», 1 городовой приказчик, 2 сотника), Астрахани (92 чел., 1 голова у юртовских татар А. Аристов, 2 головы «у конных стрельцов» (С. Аничков, И. Болтин), 4 головы «у пеших стрельцов» (С. Лазарев, Д. Кольцов, И. Кокошкин, Т. Топорков), 30 сотников), на Терке (48 чел., 3 головы (И. Кашкадамов, М. Чертов, И. Меншиков), 12 сотников), в Черном Яре («годовалыцики», присылавшиеся на службу на год дети боярские из других понизовых «городов», голова А. Акинфов, 3 сотника), Царицыне (5 чел., голова В. Стромилов, 3 сотника), Саратове (18 чел. и дети боярские, присылавшиеся «для острожного дела на время, покамест острог зде- лают понизовых же городов», голова Н. Кощелев, 3 сотника), Самаре (20 чел., голова П. Перфирьев, 3 сотника), в Цивильске (27 чел., голова И. Плохово, городовой приказчик), Ядрине (21 чел., 2 сотника), Васильгороде (1 сотник), Царевокошайске (голова А. Яганов, городовой приказчик, сотник), Кокшайске (23 чел., 1 сотник), Царевосанчур-
107


ске (8 чел., голова Ф. Переславцев, городовой приказчик), Яранске (13 чел., голова В. Глебов Муромец, городовой приказчик, 2 сотника), Алатырь (346 чел. «и с отставными, которые приписаны к городу», 87 чел. дворян и детей боярских «стародубцов и рославцов»71, стрелецкий и казачий голова Ю. Матюшкин, 3 сотника)72.
Разбор 1630/31 г. позволил получить четкое представление о количестве войска и его боеспособности накануне готовившегося военного столкновения с Речью Посполитой. По Смете 1632 г. весь Государев двор составлял 2769 чел., в том числе 14 бояр, 7 окольничих, 100 стряпчих, 286 стольников, 532 патриарших стольника, 947 дворян московских и 777 жильцов. Численность служилых «городов» была в десять раз больше, чем привилегированного московского дворянства (в широком смысле). Городовых дворян и детей боярских насчитывалось 24714 чел. Вся же русская армия, включая Государев двор, служилые «города», стрельцов, казаков, служилых татар, ново- крещенов и пушкарей составляла 98596 чел. Учитывая 6118 чел. служилых иноземцев, общая численность русского войска в 1632 г. составляла 104714 чел.73 Соотношение численности городовых дворян в русской армии, примерно, один к четырем, наглядно иллюстрирует важное значение этой сословной группы в общественном устройстве Московского государства, вполне определившееся к рубежу 1620/30-х гг.
До конца царствования Михаила Федоровича уже не предпринималось сходных по масштабу разборов, касавшихся всего уездного дворянства. Из десятен 1630/40-х гг. сохранились десятый денежной раздачи за службу под Смоленском 1634 г., а также десятой верстания новиков в Москве, составлявшиеся каждые три года, начиная с 1635 г.74 «Города» в целом служили с тем жалованьем, которое было получено при разборе 1630/31 г. и за участие в Смоленской войне 1632—1634 гг.
§ 4. Политический кризис 1648—1649 гг. и новый разбор дворян и детей боярских
Обычно разрешение политического кризиса 1648/49 г. связывается с земским собором и принятием Соборного уложения. Совпадение даты уложенной книги со временем проведения разбора служилых «городов» не случайно. И то и другое — части одной программы по достижению социального мира. Сохранившиеся десятой 1648—1649
108


гг., как и Соборное уложение, являются одним из завоеваний служилых «городов» в борьбе с властью за свои права и собственность.
Первые, составленные после долгого четырнадцатилетнего перерыва, десятый раздачи денежного жалованья датируются июнем 1648 г. Так, например, 25 июня 1648 г. окольничим кн. В. П. Ахамашуко- вым-Черкасским и дьяком С. Софоновым была составлена десятая раздачи денежного жалованья дворянам и детям боярским «замосковных городов, тем которые в нынешнем во 156 году велено быта на государеве службе на Украйне с воеводами по местам»75. Хотя в предисловии не упоминается о событиях московского «мятежа» в начале июня 1648 г., их прямая связь с составлением этой десятни очевидна.
Раздача жалованья в июне 1648 г. происходила в Москве в Приказе Галицкой четверти. Окольничий кн. В. П. Ахамашуков-Черкас- ский выдал деньги — по 14 рублей служилым людям Ярославля, Костромы, Старицы, Можайска, Юрьева-Польского. Есть свидетельства о раздаче денег сразу же после завершения «бунта» дворянам и детям боярским Владимира, Суздаля, Мурома, Луха, Гороховца. Организовать раздачу денежного жалованья после столь долгого перерыва оказалось непростым делом. Окольничему кн. В. П. Ахамашуко- ву-Черкасскому предписывалось наказом, чтобы дворян и детей боярских «у денежные роздачи по списком пересмотрети всех налицо» и, кррме того, выбрать окладчиков, взамен выбывших или «которых нет на Москве». Последняя фраза, не оставляющая сомнений о месте проведения денежной раздачи, появляется потому, что, действуя в спешке, правительство царя Алексея Михайловича стремилось удовлетворить нужды тех, кто непосредственно участвовал в московских событиях или мог повлиять на их ход. Поэтому раздача денежного жалованья в июне 1648 г. коснулась только той части уездных дворян, чья очередь была выходить на службу, первой или другой половины «городов». Старых и новых окладчиков велено было расспросить о служебной годности и исправности несения службы уездными дворянами и детьми боярскими. Однако к денежной раздаче приехали, как исправные служаки, так и те, кто по каким-либо причинам пропускал полковую службу, имена некоторых дворян были пропущены в разрядных списках, другие представили подписные челобитные о новых денежных окладах. Все это требовало разъяснений, поэтому кн. В. П. Ахамашуков-Черкасский обратился с челобитной к царю о судьбе таких дворян и детей боярских и 5 июля 1648 г. состоялся указ по этому делу. Было решено дать жалованье всем, кто представит подписные челобитные о своих окладах, а также тем де¬
109


тям боярским, которым окладчики «в государеве жалованье деньгах и службе не доверивали», взяв по ним поручную запись. Не получили деньги только те, кто в 156-м году служил «в приказех». Выдали жалованье и тем, кто приехал на службу вместо своих отцов, старших братьев и дядьев, лишь с примечательной оговоркой о том, что «по государеву указу» их старших родственников будет «велено на Москве осмотреть бояром во 156-м году». Это послабление не распространялось на тех новиков, кто «мал, худ и в службу не пригодитца». Попутно правительство решало и вопросы о сборе сведений о старых, бедных и увечных дворянах и детях боярских, вдовах и недорослях, с поместий и вотчин которых можно было взять даточных людей76.
Начав раздачу денежного жалованья, власть столкнулась все с новыми и новыми просьбами. В октябре 1648 г. были удовлетворены коллективные челобитные дворян и детей боярских замосковных «городов», бывших в 1647 г. на службе в полках в Курске и на Ливнах и просивших о придачах к поместным и денежным окладам за службу «в новом Цареве-Алексееве городе», где они «городовое дело делали, вал валили и ров копали, против твоево государеву указу»77.
О масштабах и результатах денежной раздачи дает представление сумма денег, выделенных на раздачу жалованья во второй половине 1648 г. Только окольничему кн. В. П. Ахамашукову-Черкасскому было выдано из Приказа Большой казны 20000 на раздачу дворянам и детям боярским. Приходо-расходные книги Разрядного приказа 1648—1649 гг. также сохранили записи о получении денег из других приказов и их раздаче. 22 июня 1648 г. из Приказа Большой казны поступило 74619 р. для служилых людей Козлова, Яблонова и других «польских городов». 9 августа 1648 г. было удовлетворено челобитье детей боярских Стародуба и Рославля, 1464 р. было направлено в Севск для раздачи по 8 р. человеку. 30 августа 1648 г. 1876 р. поступило на жалованье детям боярским Курска и Белгорода. В конце декабря 1648г. из приказа Большой казны поступило 23114 р. на жалованье новгородским детям боярским, 4942 р. — псковичам, 4000 р. — торопчанам, 3276 р. — лучанам, 9135 р. — ельчанам, 10857 р. — ливенцам. Есть в приходо-расходных книгах сведения о раздаче денег служилым людям Ряжска, Кром и других южных городов78.
Цель масштабного пожалования была понятна — умиротворить служилых людей и предотвратить возможные выступления. Начиная с июня 1648 г. состоялись чрезвычайные выдачи денежного жалованья войску, готовому для выхода на службу в Украинный разряд и отправка денег на жалованье пограничным «городам». Следующий
110


шаг — разбор служилых «городов». Из грамоты о проведении разбора, отправленной в декабре 1648 г., мы узнаем, что его проведение было следствием челобитной уездных дворян царю Алексею Михайловичу: «били нам челом дворяне и дети боярские розных городов, чтоб нам их пожаловать: велеть, розобрав, дать наше денежное жалованье в городех без московские волокиты»79.
В. Н. Сторожев собрал сведения о проведении разбора и раздачи 14 р. денежного жалованья осенью-зимой 1648/49 г. В основные Замосковные и Украинные города были посланы: во Владимир — кн. Ю. П. Буйносов-Ростовский; в Ярославль и Кострому — боярин кн. М. М. Салтыков и дьяк Н. Шипулин; в Нижний Новгород — кн. И. И. Лобанов-Ростовский, д. С. Звягин; в Тверь — окольничий кн. И. И. Ромодановский, д. Я. Пятово; в Тулу — окольничий кн. И. В. Хилков, дьяки М. Грязев и С. Софонов; в Калугу — стольник кн. Г. Д. Долгоруков, д. Томило Истомин; в Переславль-Рязанский — стольник кн. Б. И. Троекуров, д. Н. Демидов; в Мценск — кн. Г. С. Куракин, д. И. Кудрин80. В описи дел десятен сохранились разборные десятни 1648/49 гг. по Бежецку, Белеву, Белгороду, Белой, Боровску, Брянску, Вязьме, Ельцу, Епифани, Ефремову, Зубцову, Костроме, Кромам, Ливнам, Лукам Великим, Можайску, Одоеву, Пошехонью, Романову, Ростову, Рузе, Рыльску, Рязани, Смоленску, Солове, Тороп- цу, Твери, Туле, Чернигову, Юрьеву-Польскому, Ярославцу Малому81.
Формуляр разборной десятни 1649 г. отличается от аналогичных десятен 1621/22 и 1630/31 гг. В нем не только устанавливалась служебная годность, но и учитывались недавние службы дворян и детей боярских, на основании которых рассматривался вопрос, о «прибавлении» службы. В предисловии к десятне по Костроме, Можайску и Переславлю, составленной боярином М. М. Салтыковым и дьяком Н. Шипулиным 25 января 1649 г. читаем, что им было велено разобрать служилых людей упомянутых «городов»: «первых половин, которым государево денежное жалованье дано на Москве в прошлом во 156 и в нынешнем во 157-м году, хто каков будет на государеве службе конен и оружен и люден, и хто на государеву службу на указной срок приезжает и до отпуску живет, и которые государевы службы зачем не служат, а поместья и вотчины за ними со крестьяны и с пожиточными з добрыми угодьи есть, и которые дворяне и дети боярские во 154, и во 155, и во 156-м году были на государеве службе в Курске, в Белегороде, в Карпове с приезду до отпуску и для береженья от приходу воинских людей городовые крепости и земляное дело делали, и вперед по окладчикове скаске на государеве службе будут со всею с полною службою»82.
iii


Проведение нового разбора позволило получить более точные сведения о численности служилых «городов». Они нашли отражение в смете русского войска 159 (1651) г.83 Составители сметы вернулись к традиционному учету городовых дворян и детей боярских по чинам, а не по статьям. Отдельно были учтены новики, недоросли, находившиеся «у дел», в рейтарской службе и отставные. Поэтому цифра в графе «всего» может превышать подсчеты численности выборных дворян и детей боярских.
Приведем общие итоги Сметы 159 г.84:
Таблица 4~
Численность дворян и детей боярских по Смете 159 г.
Город
Выбор
Дети боярские
Всего (с отст., «у дел», рейтарами., новик.
и недор.)
Алексин
20
75 (с нов.)
95
Арзамас
45
328
668
Бежецк
18
75
139
Белая
51
114
267
Белгород
397
Белев
25
269 (с нов.)
294
Волхов
17
231 (с нов.)
248
Боровск
8
67 (с нов.)
75
Брянск
37
117
153 [Надо 154]
Верея
1
18
19
Владимир
88
163
337
Вологда
11
161 (в подл. 661) 172 (в подл. 672)
Волок
1
27 (с нов.)
28
Воронеж
—
—
255
Воротынск
14
14 (с нов.)
28
Вязьма
47
96
187
Галич
70
551 (с нов.)
621
Гороховец
5
И (с нов.)
16
Дмитров
22
37
79
Дорогобуж
28
19
55
Елец
—
—
1297
Звенигород
3
59
62
112


Зубцов
Калуга
Карачев
Кашин
Кашира
Клин
Козельск
Коломна
Кострома
Курск
Лебедянь
Ливны
Лихвин
Луки Великие
Лух
Медынь
Мещера
Мещовск
Можайск
Муром
Мценск
Невель
Н. Новгород
Новгород:
Водская п.
Шелонская п.
Деревская п.
Бежецкая п.
Обонежская п.
Новгород Сев.
Новосиль
Одоев
Орел
Оскол
Переславль
Почеп
Пошехонье
Псков
Путивль
Ржева
26
69 (с нов.)
36
128 (с нов.)
14
156 (с нов.)
50
120
90
190
5
18 (с нов.)
34
38 (с нов.)
72
133
76
836
29
34 (с нов.)
54
124 (с нов.)
9
48 (с нов.)
14
44 (с нов.)
35
245
33
122 (с нов.)
17
110 (с нов.)
40
128 (с нов.)
29
1046 (с нов.)
4
10 (с нов.)
47
283 (с нов.)
12
268
13
143
10
279
10
478
7
283

454
8
284 (с нов.)
4
654
13
139
5
41 (с нов.)
7
125 (с нов.)
22
140
4
146
70
95
164
170
248
449
23
72
256
1371
1368
211
1180
63
178
57
58 388 155 127 180 1075 14 334 1534 323 211 202 499 299
161 (в Рыльске)
483
292
749
664
198
46
132
180
(путивльцев и черниговцев) 312
113


Ржева Пустая :
в Луках
8
23 (с нов.)
31
в Пскове
13
67
91
Романов
8
121 (с нов.)
129
Рославль
—
—
65
Ростов
16
109
137
Руза
1
60 (?)
61 (?)
Рыльск
—
—
312
Ряжск
—
580 (с нов.)
580
Рязань (станы): 106
2068 [2062]
Окологородный
448
484
Старорязанский
153
165
Пониский
86
93
Перевицкий
217
237
Кобыльский
186
205
Заосетринский
51
55
Пехлецкий
40
44
Каменский
603
673
Серпейск
21
32
54
Серпухов
7
20 (с нов.)
27
Смоленск
102
225 552
Солова
7
155 (с нов.)
162
Старица
7
29 (с нов.)
36
Стародуб
5
38 (с нов.)
43
Суздаль
101
150
359
Таруса
32
84 (с нов.)
116
Тверь
11
73 (с нов.)
84
Торжок
24
90 (с нов.)
114
Торопец
54
220 (с нов.)
274
Тула
13
665
745
Углич
20
88
178
Чернигов
—
—
36 (в Рыльске)
Чернь
—
217
307
Юрьев
27
129
195
Ярославец Малый 17
48
65
Ярославль
102
425
667
Таблица 4 составлена по: РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Столбцы. Д. 327. Лл. 6-37.
114


Как видно из этой таблицы, почти повсеместно произошло увеличение численности дворян и детей боярских в «городах», по сравнению с предыдущим разбором 139 г. В Смете 159 г. отсутствуют общие подсчеты (хотя для них оставлено место). Суммируя приведенные цифры, можно вычислить, что в 1650/51 г. общая численность уездных дворян и детей боярских составляла 26439 ч., примерно на 1700 человек больше, чем в 1631/32 г. К общему числу уездных дворян надо добавить еще около 1000 детей боярских, переведенных служить или набранных во вновь устроенных городах — Ефремове, Карпове, Чернавском и других, начиная с 1636 г.85 Общий прирост численности городовых дворян и детей боярских за двадцать лет составил более 10%. Одновременно увеличивалось и число людей, служивших в Го- судареве дворе. В 1650/51 г. было 29 бояр, 25 окольничих, 420 стольников, 314 стряпчих, 1248 московских дворян, 86 дьяков, 1661 жилец. Всего же верхний слой служилого сословия состоял из 3927 человек в Госуда- реве дворе (по сравнению с 2769 ч. в 1631 /32 г.) и из, примерно, 2200 человек выборных дворян в служилых «городах»86. В среднем же прирост столичного дворянства был большим, чем у уездного, и составил за двадцать лет в среднем почти 30%. Особенно выросло (в два-три раза) число бояр и окольничих, московских дворян и жильцов.
Рост численности служилых людей московских чинов происходил в том числе за счет городового дворянства. Этот процесс можно проследить по боярским спискам87. В конце «подлинных» боярских списков содержались перечни пожалованных «по московскому списку» и указывались имена дворян и «город», по которому они раньше служили. Так только в одном 1649/50 г. были пожалованы «в московский список» 43 дворянина из Алексина, Алатыря, Арзамаса, Бежецкого Верха, Белой, Волхова (2 человека), Владимира (3 человека), Дорогобужа, Калуги, Каширы (2 человека), Коломны (3 человека), Лих- вина, Мурома, Нижнего Новгорода, Серпейска, Смоленска (3 человека), Соловы, Тарусы, Твери, Углича. Среди них родственники заметных близостью к новому царю родов Стрешневых и Хитрово, представители княжеских родов Волховских, Вяземских, Мещерских. Интересно и пожалование всем родом 8 псковичей Нащокиных 17 марта 1650 г.88 Оно тесно связано с событиями псковского восстания 1650 г. и приездом из Пскова в Москву с известием об этом движении будущего дипломата А. Л. Ордина-Нащокина89, чье имя также находим среди записанных в «московский список». Из восьми членов рода псковских Нащокиных, перешедших на службу в Москву, трое были убиты в том же году в боях с Псковскими мятежниками90.
115


События политического кризиса 1648—1649 гг. в Москве, распространившегося в последующие года на другие уезды Русского государства, были своеобразной гранью в истории служилого «города». В это время завершалась целая историческая полоса, обусловленная Смутой. Поколение ее активных участников и свидетелей уходило в небытие и ему на смену приходили их дети и внуки. Проведенное исследование разборов 1621 — 1622, 1630—1631 и 1648—1649 гг. и использование Смет русского войска 139 и 159 гг. позволяет проследить динамику изменений численности городовых дворян и детей боярских, качественные изменения происходившие в уездных дворянских обществах. В служилых «городах» последовательно увеличивалась прослойка выборных дворян и дворовых детей боярских91. Одновременно продолжался переход уездных дворян на службу в «московский список», бывший, как показывают и примеры рязанцев Ляпуновых в Смуту, и псковичей Нащокиных в совсем другое историческое время в середине XVII века, эффективным средством «уравновешивания» притязаний уездных «правящих групп», подчинения их задачам политики верховной власти.
Пока же можно указать, что в ближайшее к рассматриваемым событиям время, служебная организация «городов» начнет разрушаться. «Государев смотр и боярский розбор» 162 г.92, проведенный накануне русско-польской войны, хотя и преследовал цели, сходные с задачами предшествующих разборов, но знаменовал уже собою новую веху в истории организации служилого сословия, разделив службу на солдатскую, рейтарскую и «с городом». Проведенный же незадолго до того разбор 1648 — 1649 г. был посвящен чрезвычайным задачам немедленного обеспечения жалованьем служилых людей и не использовался для сбора русского войска на войну93.


Глава III
ГОРОДОВОЙ ДВОРЯНИН НА СЛУЖБЕ И ДОМА
§ 1. Служебные назначения дворян и детей боярских1
Главные события в жизни городового дворянина происходили на службе. Без служебных отношений, в которые уездный сын боярский включался с 15 лет и оставался, практически, до конца своих дней, трудно представить его жизнь состоявшейся. Вокруг службы складывались определенные общие представления, бытовавшие как внутри определенных «городов», так и в обществе в целом. Без описания разных служебных ритуалов, сопровождавших служилого человека и составлявших основные события его жизни, история городового дворянства будет неполной и непонятой. Значение дворянской службы, как конституирующего понятия в жизни этого сословия, недавно было подчеркнуто И. JI. Андреевым: «Служба, составлявшая неотъемлемую и немалую часть дворянского бытия, представляла собой вполне самостоятельный объект забот служилого люда. Она оказывала огромное воздействие на самосознание дворянства, его ценностные ориентации, модель поведения. В широком смысле слова служить, собственно, и значило жить»2.
Обычным началом служебной карьеры городового дворянина было верстание поместными и денежными окладами по достижении им 15- летнего возраста. О верстании служилых и неслужилых новиков упоминалось выше при обзоре десятен первой половины XVII века. Здесь же отметим возможные варианты новичного верстания: 1) при составлении разборных десятен и раздаче денежного жалованья, 2) во время специально организованного верстания новиков и, как исключение, 3) непосредственно в полках. Новики сами могли инициировать верстание. Например, в 1629 г. курский воевода прислал к Москве для верстанья служилого новика М. Мезенцева, предварительно записав его «в приезд в Курску в съезжей избе в курской
117


служилой списак», оговорив, его происхождение: «от отца с отцова поместья написан». Неверстанный новик Г. Е. Трусов в 1630 г. бил челом: «вели, государь, меня поверстать к моей братье по Галичю»3.
Если в XVI веке еще отмечаются случаи верстания в дети боярские из казаков, холопов, других категорий свободного населения, то к началу XVII века уже вполне сложились общие принципы верстания «по родству», свидетельствовавшие об оформлении сословия городового дворянства. В 1596 г. при составлении десятен новиков Русского государства предлагалось поверстать «от отцов детей, и от братьев братьев, и от дядей племянников»4. В июне 1604 г. в наказе боярину кн. В. К. Черкасскому, Т. В. Грязному и дьяку В. Янову, верставшим смоленских и рославльских новиков, был помещен прямой запрет верстать новиков из других сословий, кроме сыновей уездных дворян и детей боярских: «и всяких холопей, и стрельцов, и казаков, и крестьянских, и стрелецких и казацких детей и всяких неслужилых отцов детей одноконечно не верстать»5. Следовательно к этому времени го- родовое дворянство можно считать корпоративно обособившимся6.
Поступление на службу новиков происходило, как и разборы служилых «городов», с участием окладчиков. Но присутствие этих свидетелей не избавляло новичное верстание от злоупотреблений. Поэтому в наказах воеводам, проводившим верстание, всегда строго оговаривался процесс выбора «лутчих» дворян в окладчики и их присяги. При Борисе Годунове в 1604 г. даже грозили смертной казнью недобросовестным окладчикам: «а окладчикам сказати имянно, хто пачему покроет для дружбы или на ково хто солжет для недруж- 6ы и тем окладчиком быти кажненным смертию»7. «Город» болезненно воспринимал верстание не по родству и служебной годности, назначение разных окладов служилым людям одинакового положения. На этот счет существовал специальный указ о запрете непосредственного верстания новиков в выбор и дворовый список, на который ссылались при организации верстания новиков в 136 (1628) г. и при разборе 1630/31 г.: «А по выбору и по дворовому списку никоторых городов новиков в десятни им своего верстанья без государеву указу писати не велети, потому что по государеву указу в выбор и в дворовый список велено писати в Розряде, сыскивая по родству и которые государеву службу служат давно»8.
Вступая на службу, дворяне и дети боярские принимали присягу, целуя крест царю Михаилу Федоровичу и его детям. Главными воинскими преступлениями считались отъезд или агитация в пользу другого государя, участие в «скопе», «заговоре» или «умысле» на царя и
118


его семейство и измена. В крестоцеловальной записи новики обещали служить «не щадя головы своей, до смерти; и в Крым, и в Литву, и в Немцы, и в иные ни в которые государьства не отъехати и из городы, и ис полков, и ис посылок без государева указу и без отпуску не съехать, и города не здати, и в полкех воевод не покинуть, и с их государевыми изменники не ссылатися, и ни на какие прелести не прельститца... прямити и добра во всем хотети вправду, безо всякие хитрости и до своего живота»9.
Получив свои первые оклады, новик начинал обладать всеми правами и обязанностями служилого человека, ему выдавалось денежное жалованье «с городом вместе» и он претендовал на обеспеченье своей службы поместьем. Еще два-три года его имя писалось в служилых списках в перечне новиков, ближайших ко времени составления списка лет. Но постепенно, по мере накопления новиков следующих лет, имена «старых» новиков записывались наряду с именами других городовых детей боярских в конце соответствующего списка по мере убывания поместных окладов.
Служба делилась на дальнюю, ближнюю, осадную или городовую. Полковая дальняя служба была связана с необходимостью для служилого человека оставлять свое поместье на полгода и больше и, с окончанием весенней распутицы и половодья, выходить на службу, например, в Украинный разряд. Обычно эта дата приходилась для дворянства украинных уездов на начало апреля (иногда до наступления Пасхи), а для замосковного — на время после окончания Великого поста и колебалась в пределах двух-трех недель после Георгиева дня (23 апреля)10.
Служилый человек должен был явиться в полки с тем вооружением и на том коне или мерине, как он был записан в разборной десятне. Обычное в армейской среде стремление выделиться из «строя», хотя бы отличиями в амуниции и форме одежды, присутствовали уже тогда. В зависимости от своего материального положения, городовые дворяне выезжали на службу на ногайских лошадях (обозначалось, как служба «на коне» в десятнях), на турецких и польских лошадях («на аргамаке») и, самое распространенное, на местных лошадях («на мерине»)11. Более богатые и заслуженные выборные дворяне приезжали на службу в латах и шишаке, с саблею и пищалью, которую постепенно заменяла пистоль. Большинство рядовых детей боярских как служило, так и продолжало служить в стеганых тягиляях, вооруженное лишь луком с саадаком, несмотря на «пороховую революцию» середины XVII в.12 С собою служилые люди обязаны были по¬
ii9


ставить даточных людей по нормам Уложения о службах 1555/56 г.13, брали слуг, живших в полковом обозе («кошу»), и везли приготовленные за зиму съестные запасы и корм для лошадей14.
Полковая служба кончалась в конце сентября — начале октября каждого года и служилых людей распускали по домам, так как начиналась осенняя распутица, страховавшая границу от набегов не хуже вооруженного войска. Хотя служилых людей могли и задержать в войске «по вестям». Впрочем пограничная служба не прекращалась никогда, в отсутствие войска в Туле и других городах Украинного разряда несли «ближнюю» службу гарнизоны из состава дворян и детей боярских местных дворянских обществ. Аналогичную «ближнюю» службу местные дворяне и дети боярские несли в пограничных городах от Немецкой и Литовской украйны, в Северских и Польских городах.
В состав Украинного разряда входило пять полков: Большой, передовой, правой и левой руки, сторожевой. Его складывание, «как системы», А. А. Новосельский относил к 1582 г. До этого времени традиционной расстановкой полков считалась служба «на берегу»: в Серпухове (Большой полк), Алексине (полк правой руки), Калуге (передовой полк), Коломне (сторожевой полк), Кашире (полк левой руки). Строительные мероприятия Русского государства во второй половине XVI в. существенно усилили границу. Тогда были укреплены, возобновлены на старом месте или возникли заново в 50—60-х гг. XVI в. Волхов и Дедилов, в 60-х гг. XVI в. — Крапивна и Орел, и, особенно, в 80—90-х гг. XVI в. Ливны и Воронеж, Курск, Елец, Кромы, Белгород, Оскол, Валуйки, Царев-Борисов15. Украинный разряд, означавший расстановку полков «за рекой», дальше от Москвы и ближе к границе, с 1599 г. полностью заменил прежнюю «береговую» полковую службу, хотя по инерции Украинный разряд продолжали называть в документах «береговым»16.
Местом дислокации полков Украинного разряда в разное время до конца 1630-х гг. были Дедилов, Крапивна, Михайлов, Мценск, Но- восиль, Одоев, Орел, Тула. Их основной задачей была защита «украйны» от набегов крымских татар, но в случае необходимости располагавшиеся там полки могли защитить и центр государства, для чего их воеводы шли «в сход» с воеводами Большого полка, находившимися в Туле, ближе к Москве. С воеводами Украинного разряда действовали совместно воеводы рязанских полков, располагавшихся в Пере- славле-Рязанском, Михайлове, Пронске и оборонявших государство от нагайских татар. С 1638 г. полки Украинного разряда были выдвинуты дальше к новой засечной черте по линии: Одоев — Крапив-
120


на — Тула—Венев — Мценск. В 1646 г. последовали новые изменения, связанные с дальнейшим движением полков уже вплотную к Белгородской засечной черте. Тогда в Белгороде располагался большой полк, в Карпове — передовой, в Яблонове — сторожевой. Служилые «города» также служили в 1647 г. в Ливнах, Курске и Ельце, и в 1648 г. — в Белгороде, Яблонове, Цареве-Алексееве (Новом Осколе)17.
Полки Украинного разряда, комплектовались служилыми людьми, как из Украийных, так и Замосковных городов, Рязанский лее разряд состоял из дворян и детей боярских Переславля-Рязанского. В 1620- е гг. служба назначалась не всему «городу», а только его части, «первой» или «другой» половине, отдыхавшие от службы в один год должны были готовиться к выходу в полки на следующий срок. После Смоленской войны служилые «города» уже не имели такой привилегии и служили ежегодно из-за участившихся татарских набегов. Это вызвало недовольство в среде городового дворянства. В 1636 г., как установил А. А. Новосельский, на службе в передовом полку в Деди- лове была подана челобитная от имени суздальцев, муромцев, арза- массцев, белян и дорогобужан (помещиков замосковных уездов). Дворяне и дети боярские, недовольные ущемлением их прав перед «украинной братьею», просили возвратить прежний порядок: «А до Смоленские, государь, службы, по твоему государеву указу мы ж, замосковные городы, были росписаны пополам по лету». Служилые люди обращали внимание, на то, что украинные «города» «на службе живут по переменам пополам по полу лету, а иные, государь, городы и по месяцам». Также замосковные дворяне предлагали расписать с ними на службу «в ряд» тех родственников городовых дворян, кто служил по московскому списку и в жильцах («а которые, государь, наша братья, и племянники, и дети наши служат тебе, государь, по московскому списку и из житья, и обычаев твоей царской службы не служат»). Срок отпуска со службы предлагалось установить «преж Покрова Пресвятыя Богородицы» (1 октября)18.
Территориальная принадлежность к тому или иному «городу» много значила для служилых людей. От нее зависел характер и, следовательно, «честность» службы. Наиболее привилегированным было замосковное дворянство, среднее положение в иерархии «городов» занимали дворяне Новгорода, Пскова, Украинных «городов» и Рязани, еще менее заметной была служба Северских и Польских «городов» в своих гарнизонах. Дворяне и дети боярские Понизовых «городов» также, по своей малочисленности, не могли играть значительной роли в жизни Казанского края, гораздо большее значение там имели на¬
121


чальники стрелецкого войска — головы и сотники, нередко служившие по более привилегированным замосковным «городам»19. Дети боярские из уездов, подведомственных Приказу Казанского дворца, очень редко, только в самые критические моменты для государства, появлялись на «большой повальной службе» в центре государства. В Смуту они входили в состав «понизовой рати», собранной боярином Ф. И. Шереметевым на помощь царю Василию Шуйскому в 1608—1609 гг., задержались на службе в центре государства еще до 1614 г., служили под Москвою «в королевичев приход» в 1618 г., а в следующий раз были вызваны в полки во время Смоленской войны в 1632 — 1634 гг.
Организацию полковой службы можно реконструировать на основании наказов воеводам полков Украинного разряда, сохранившихся в разрядных книгах, и столбцов с делопроизводством полковых «шатров» (походных канцелярий) главных воевод. Каждый год дворяне и дети боярские получали в уездах грамоту, которой определялся город, куда они назначались на службу и срок явки в полки. Грамота о вызове дворян и детей боярских на службу присылавшаяся из Разрядного приказа, адресовалась городовому воеводе, а он, в свою очередь, «распубликовывал» это известие через чтение грамот с крыльца соборных церквей, оглашение ее текста через бирюча в базарные дни, посылку рассыльщиков и недельщиков в уезды по поместьям и вотчинам дворян и детей боярских. В особо важных случаях, например, накануне Смоленской войны, к дворянам и детям боярским обращались непосредственно с дополнительной грамотой, призывавшей их явиться в полки. В уезды посылали сборщиков дворян и детей боярских. Таким образом информация о службе, к тому же появлявшаяся почти всегда в одно и то же время, была ожидаема служилыми людьми и никто не мог отговориться незнанием царского указа.
Времени на сборы давалось немного, раньше марта-апреля грамоты о вызове в полки Украинного разряда, как правило, не рассылались. Получив известие о выезде на службу к определенному сроку, уездный дворянин должен был собрать уже готовое вооружение и запасы, договориться с кем-то из своей родни или друзей о совместном походе или выехать самостоятельно с надеждой, что кто-то присоединится к отправившемуся в поход дворянину по дороге. Путешествовать по несколько человек было не так опасно, всегда можно было кому-то ехать договариваться о ночлеге и корме для лошадей, а кому-то оставаться охранять взятое на службу вооружение и имущество. Поэтому обычной картиной весною в разных уездах России были передвигавшиеся по дорогам группы вооруженных всадников, едущих на служ¬
122


бу. В это время возникало немало дел о бое, грабеже, потравах. Нередко «предприимчивые» дельцы запруживали мельницами реки и устраивали собственный перевоз в том месте, где обычно был брод. Разбирательство по этому поводу было темой одной из коллективных челобитных дворян и детей боярских, впоследствии многие статьи Соборного уложения 1649 г. регламентировали порядок остановок служилых людей на привалах, их проезда через мосты и перевозы20.
Наконец, уездный дворянин попадал по месту назначения в полк. Явившись на службу, он должен был записаться в «книги приездов», специальные документы, ведшиеся полковыми воеводами и отсылавшиеся затем в Разрядный приказ. В первые дни после окончания указного срока в полках проводился смотр военных сил. Все это подробно регламентировалось в наказах полковым воеводам, сохранившимся в разрядных книгах-подлинниках21.
В 1620—1640-е гг. сохранялся порядок, при котором выборные дворяне, выходили на смотр первыми и их имена в смотренных списках писались отдельно от дворовых и городовых детей боярских. Это отчасти компенсировало то, что имена выборных дворян перестали включать в боярские списки и означало, что роль выбора в городах по-прежнему оставалась значительной.
Приехавшие на службу дворяне и дети боярские расписывались по сотням, выбирались головы «добре-добра из дворян или из детей боярских»22, чтобы руководить этими подразделениями. Назначения в сотенные головы учитывались в местнических счетах служилых людей. В 1644 г. стряпчий с ключем И. М. Аничков бил челом с братьями и сыном о том, чтобы их родичей, сосланных при царе Иване Грозном уфимцев Аничковых, не велели «в места ставить». В обоснование он ссылался на службы деда: «а были в сотне с дедом моим три города и те де списки и ныне у нево». Как и у полковых воевод, у сотенных голов имело значение, кто одновременно с ними исполнял такую же службу: с дедом И. М. Аничкова «бывали в товарыщех дворяне добрые Вышеславцевы, Висковатые, Казймеровы, Харламовы», с отцом и дядею «бывали в товарыщах Арцыбашевы, Хвостовы, Скрипицины, Веревкины, Ногины», а с самим челобитчиком «бывали в товарыщах, и в головах и в сотниках Косетцкие, Селивановы, Терпи- горевы, Вороновы, Огибаловы, Коковцовы, с его братом — «Арбузовы, Шелиповы»23. В обоснование своих местнических счетов И. М. Аничков пошел дальше и даже учел положение его отца в списке новгородских детей боярских Деревской пятины: «а отец ево Михайло служил прежним государем и в списке был из Деревские пятины
123


другой человек и стоял в списке выше князей Ростовских, и Оболенских, и Кропоткиных, и Вадбальских, и выше Плещеевых и Бобары- киных, и Жеребцовых и Белеутовых и с тех де списков и ныне книга 112 году за дьячьею приписью цела»24. Дворяне, хранившие списки своих сотен в домашних архивах, предъявляли их в качестве доказательства «честности» службы в Палату родословных дел25.
Из воеводских наказов и других документов узнаем о существовании в русской армии XVII в. противопоставления «старых» и «молодых» служилых людей. Воеводам предписывалось «во всякие посылки... посылать дворян выборных и детей боярских лутчих, чтоб дворяня и дети боярские во всякие посылки ездили, а даром на службе не жили». Делалось это по причине того, что тяжести службы нередко перекладывались на служилых людей меньших статей и недавно поступивших в службу. «А меншие б статьи дети боярские болших статей дворян выборных и детей боярских лутчих не ослу живали, чтоб пере дворяны и перед детми боярскими лутчими детем боярским молодым на службе посылок лишних однолично не было»26. Имел значение и местнический смысл посылок. Например, 25 ноября 1643 г. Б. М. Хитрово и несколько его родственников били челом о записи их челобитной, чтобы их не попрекали и не «считали» службами ро- дичей-городовых дворян: «служит тебе государю в городех и по Волхову нашево ж роду, а Вахромей Хитрова с братьями и с племянниками нам холопем твоим далеки и те, государь, болховичи ездят в посылки худые и бывают с воеводою с нашею братьею и хуже нас»27.
В мирное время основная функция полковой сотенной службы в Украинном разряде заключалась в посылках в караулы и дозоры, в военное — сотни участвовали в боях с врагом и вылазках в тыл противника. Роль сотенного головы была велика, потому что именно он подавал сведения воеводе об отличившихся дворянах и детях боярских, их ранах, убитых ими и взятых в плен врагах. По сказкам сотенных голов составлялись послужные списки, являвшиеся основанием для повышения окладов служилых людей.
Судя по спискам и десятням, в каждом «городе» было по одному или двум нарядчикам. Этимология этого слова, связанного с «нарядом» — распорядительством, а также то, что в нарядчики избирались служилые люди очень невысокого положения, подсказывает, что эта служба была связана с функциями вестовых, передававших приказы о службе28. Сохранился образец такого выбора нарядчика В. Л. Патрикеева владимирским «городом» 5 июля 1638 г.: «146-го году июля в 5 день выбрали всем городом володимерцы дворяня и дети бояре-
124


кие к государеву делу в нарятчики володимерца Василья Левонтьева сына Патрекеева, быти ему в нарятчиках у всево города по-прежнему, что и преж сево у всево города и без выбору в наряде он же Василей был. В том ему Василью за своими руками и выбор дали всем городом»29. Фамилии дворян, приведенных в рукоприкладствах к этому документу, встречаются, в основном, в списке владимирских привилегированных фамилий Беречинские, Владыкины, Калитины и др. Только представители Бакиных, Савиных не входили в «правящую» группу «города»30. О невысоком значении службы в нарядчиках, которая могла повредить в местнических спорах свидетельствует дело, разбиравшееся в 1653 г. в арзамасской съезжей избе. Выборный дворянин Б. Жедринский бил челом на Л. В. Ляпунова, который бранил и называл истца «нарядчиком, и лутче де тебя в наряд ходят». Обиженный Б. Жедринский отстаивал свою честь: «а я, холоп твой, и родители мои в нарятчиках не бывали, а служу тебе государю по выбору тому болыни дватцати лет, а родители мои служат тебе государю по московскому списку»31.
Если служилый человек пропускал указной срок явки на службу и смотр в полках, то его имя после этого попадало в списки нетчиков, а сведения об отсутствовавших на службе отсылались в Разрядный приказ. В приказе составляли и отсылали грамоты городовым воеводам с наказом разыскать нетчиков и наказать их за неявку в полки. За неоднократное уклонение от службы сын боярский мог растерять свой оклад и лишиться значительной части поместного и денежного жалованья, что вело к потере им своего сословного статуса, превращению в неделыцика, кормящегося от служебных посылок из приказов или съезжих изб, а то и вовсе — в ярыжку, скитающегося «меж двор» и «кормящегося Христовым именем». Уехать со службы по какой- либо причине (смерть близкого родственника, свадьба сына или дочери, пожар в поместье) он мог, только после утверждения Разрядным приказом специальной челобитной. Соборное уложение 1649 г. установило норму, по которой городовой дворянин мог покидать полки только по самым «нужным делом», в числе которых указаны «домо- вное разорение» и «людской побег». При этом отпуск должен был производиться по сыску в полках с участием «города»32.
Характер службы московских служилых людей был предметом удивления иностранцев. Шведский агент П. Петрей писал об этом: «В военное время все они, сколько их ни занесено в великокняжеский список, старые и молодые, должны идти в поход; никто не избавляется от того, как бы ни был он дряхл, слаб и болен; он все-таки должен
125


идти, несмотря на то, что едва ноги таскает. Ничто не спасет от этого; не дозволяется даже ставить другого вместо себя. Тут не поможет никакое оправдание: ни старость, ни болезнь, ни слабость; даже кто лежит и уже борется со смертью, и тот должен идти в поход, хоть едва ли проживет больше трех или четырех дней, если только не хочет, чтобы описали поместья у него и наследников и отдали их другому. Потому что когда будет смотр, назовут его имя, а его нет, делающие смотр бояре спросят о нем; если им ответят, что он болен, стар, не может больше исправлять никакой службы, а прислал вместо себя другого это не принимается в уважение, он подвергается немилости великого князя и поместья у него отбираются. Русские говорят, что он провинился и согрешил против великого князя: коли он болен, стар и слаб, то летом велел бы положить себя на телегу, да так и везти, а зимою в сани, так бы и ехал и умер бы на службе великого князя, тогда и не был бы виноват, сохранил милость великого князя и удержал за собою поместья для своих наследников»33.
Вообще угроза впасть в бедность, если не сама бедность, часто преследовали служилых людей, и без понимания этого трудно понять мотивы, по которым даже смертельно больной человек ехал на службу, только для того, чтобы не попасть в число нетчиков. «Крепостнические» наклонности рождались прежде всего из страха бедности. Вопрос исправности небольшого поместья или вотчины, наличия в нем крестьянских рук означал при отсутствии регулярного денежного жалованья за службу одно — это было необходимым условием существования служилого человека.
Организация войск сотенного строя была очень консервативной и в ней редко приживались новации. Хорошо известна попытка молодого царя Алексея Михайловича в конце 1640-х гг. обновить служебную структуру «городов» путем поднятия престижа службы в знаменщиках. Она закончилась неудачей, так как «города» не хотели подчиняться требованию выбирать в знаменщики, вопреки обычаю, выборных лучших дворян, когда раньше эту службу исполняли молодые люди. Не помогли ни «кнут» — ссылка в Сибирь попрекающих службой в знаменщиках, ни «пряник» — обещанье испомещения на Украйне34.
В полках складывались свои представления о «честности» той или иной службы, подобающей тому или^иному «городу» или отдельным дворянам и детям боярским. Яркое выражение это находило в отмеченных Ю. М. Эскиным местнических столкновениях городовых служилых корпораций с воеводами при разборах, верстаниях и в полках35. Например, в 1617/18 г. туляне Ушаковы, Хрущовы и др. мест-
126


ничались со вторым воеводой Большого полка Ю. В. Вердеревским, по происхождению рязанским дворянином, но служившим в это время уже по «московскому списку». В 1631/32 г. каширяне Лихаревы и кн. Мещерские местничались с проводившим разбор окольничим кн. Г. К. Волконским. В 1634/35 г. псковичи и пусторжевцы не были удовлетворены назначением воеводой у них на службе по межеванию границы Л. Г. Сумина-Курдюкова. В 1642 г. несколько родов малоярославских дворян Челищевы, Бобрищевы-Пушкины, Поливановы протестовали против назначения их на службу с третьим воеводой большого полка И. И. Загряжским. В том же году несколько челобитчиков городовых дворян было на второго воеводу полка в Крапивне Ф. Б. Глебова. В 1645/46 г. некоторые рязанцы предъявляли местнические претензии к назначенному у них вторым воеводой И. 3. Ляпунову, происходившему из известного в Рязани служилого рода36. Такую смелость питали прежде всего родственные отношения с дворянами московского списка. Однако власть резко отрицательно относилась к выступлениям вчерашних детей боярских, указывая им их истинное место во Дворе37.
Отстаивая свои права, «город» предпринимал коллективные действия, чтобы не допускать записи в высшие чины тех детей боярских, кто этого не был достоин по происхождению и службам. Известный случай произошел в Угличе в 1639 г. с представителем рода Шубин- ских, «пробравшимся» в дворовый список, что вызвало челобитную дворовых детей боярских Б. А. Маракушева и Б. А. Третьякова38. Укажем, что один из челобитчиков от имени «города» и своего чина, дворовый сын боярский с окладом 300 четвертей Б. А. Третьяков подал свою челобитную о записи его по выбору только 19 января 1645 г. В ней, обращаясь к царю за пожалованием «по родительству и для моей службишка» он давал, как бы образец службы, за которую по представлениям «города» можно было записывать в выбор: «Отец мой тебе, государю, служил по выбору и родители мои служили тебе государю по московскому списку, а иные нынече служат тебе государю по Углечю з городом десять лет, а по дворовому списку тебе, государю служу пятнатцеть лет, а на твою государеву службу приезжаю с полными людьми вместе с пустова поместейца и до сроку дажидаюсь с полными и с пожалованными людми вместе»39. Другой челобитчик от имени «города» Б. А. Маракушев был позднее, в 1649/50 г., записан вместе с сыном «в московском списке»40. Поэтому ничего удивительного в том, что они не стали терпеть запись в одном чине с собою представителя рода Шубинских, неизвестного за пределами своего
127


«города». О необходимости заслужить переход в следующий чин говорится и во встречающемся в документах любимом присловье служилых людей: «Послужишь, — и выбор у тебя будет близок».
Государство долго не отпускало человека со службы. Понятия «пенсия» для уездного сына боярского, практически, не существовало. До семидесяти лет и старше дворяне оставались в строю и несли тяготы службы наравне с молодыми детьми боярскими и совсем нередко родные дедушка и внук служили вместе одну и ту же полковую службу. Впрочем, когда речь шла о службе с одного и того же поместья, то по специальной челобитной могли разрешить службу сына, племянника или внука, заменявшего отца, дядю или деда при посылке на службу. Только прослужив лет по пятьдесят и шестьдесят служилый человек мог проситься в отставку, но после обязательного освидетельствования его немощи и увечий от ран воеводами или разборщиками. Вот характерный пример одной из таких челобитных костромича Г. А. Кафтырева в 1644 г., прослужившего 60 лет, раненного в боях под Тулою с болотниковцами и под Новгородом при царе Михаиле Федоровиче. Он просил об отставке и записи на службу сына Филона: «и от тех, государь, ран я холоп твой стал увечен и стар, и болен обдержим нутреною болезнью грыжею, рук и ног нет и на лошадь садитца не смогу»41.
Даже попадая в разряд отставных дворян, служилый человек был обязан служить осадную (городовую) службу в своем уездном центре. При нехватке рассыльщиков, отставных дворян могли посылать в разные «посылки» из съезжей избы городовые воеводы. В случае проведения разбора они должны были явиться для нового переосвидетельствования и иногда дети боярские, уходившие в отставку по болезни, снова возвращались в строй.
Существовало еще несколько видов службы, на которой можно было встретить городового дворянина. В этом случае он хотя и оставался приписанным к своему служилому «городу», но получал почетные именные назначения и числился «на приказе» или находился «в отсылках». Таковы, например, воеводы и осадные головы небольших городов, например, поволжских гарнизонов, подведомственных Приказу Казанского дворца. Их службы даже не всегда попадали на страницы разрядных книг или при редактировании опускались, как это сделано в «Дворцовых разрядах». Например, в разрядной книге-»под- линнике» 1613—1614 гг. упоминаются, но пропущены в «Дворцовых разрядах», имена осадных голов в Серпухове, Волоке, Орле. В «Дворцовых разрядах» снято упоминание о назначении в 1613—1614 гг.
128


брянчанина Е. В. Лиховидова-Безобразова воеводою в Карачев42. По материалам разбора 1630/31 гг. в осадных головах служили дворяне из Воротынска (в Калуге), Новгород-Северского (в Севске)43. В перечне воевод по городам в разрядной книге 1637/38 гг. упоминаются городовые дворяне из Владимира (П. Болоховский в Гороховце), Костромы (М. Алалыкин в Верее, Л. И. Сумароков в Л ухе), Новгорода (И. Судаков в Шуе, Ю. Копнин в Осташкове, Б. Нащокин в Острове, Д. М. Костюрин в Опочке, И. Баранов в Старой Русе), Каширы (А. Хотяинцев в Осташкове), Звенигорода (Е. Марков в Звенигороде), Бежецкого Верха (Г. Замыцкий в Рузе), Переславля (И. Подкуянский в Борисове), Малоярославца (кн. Д. Селеховский в Малоярославце), Медыни (К. Безобразов в Воротынске), Серпейска (М. Давыдов в Лихвине), Мещовска (И. А. Комынин в Мосальске, Я. В. Толбузин в Крапивне), Рязани (кн. В. А. Дулов в Волхове, Д. Коряков и Н. Мосолов в Печерниках), Тулы (Ю. А. Офросимов на Дедилове), Алексина (М. Колюбакин в Алексине), Волхова (И. Кривцов в Усть-Чернавском остроге), Новгород-Северского (И. Стремоу- хов в Усть-Чернавском остроге), Пскова (Д. Терпигорев в Данкове), Великих Лук (Г. Хомутов в Гдове, Г. Чириков в Опочке), Торопца (И. Захаров в Острове), Уфы (Ф. Колтовской в Осе), Казани (И. Лазарев в Алате)44. Приведенные сведения, позволяют выявить некоторые закономерности назначения городовых дворян в воеводы. Главное, что почти все они назначались воеводами очень небольших городов и острогов, в которых раньше были только осадные головы. Выписывая, «на пример», кто служил воеводами и головами в том или ином городе, дьяки находили на такой службе раньше не очень родовитых людей, и поэтому назначения в малые города и пригороды оставались за уездным дворянством. Возможно что у каких-то «городов» существовала привилегия назначения осадных голов и воевод в определенные центры. Так можно объяснить воеводскую службу в Звенигороде и Малом Ярославце местных, а не пришлых дворян. Правда, большинству упомянутых воевод из городовых дворян было велено опять «служить з городом», но это не означало, что их обязательно менял дворянин из «московского списка» или жилец.
Выборные дворяне из «городов» также встречаются в числе приказчиков дворцовых волостей. Например, в 1629 г. в Заонежских погостах «на приказе» были городовые дворяне Федор Хомутов и Иван Лутохин45. В 1642 г. переславец И. Л. Редриков, будучи приказчиком дворцовых сел Лысково и Мурашкино Курмышского у. не явился в Приказ Казанского дворца для отчета, так как назначенный
129


на его место Калистрат Жохов (тоже городовой дворянин из Ярославля) обнаружил и донес в приказ, что его предшественник «налоги и обиды крестьянам чинил многие»46. Но даже эту не столь престижную и денежную службу «на приказех» у городовых дворян находились конкуренты из состава Двора и жилецкой корпорации.
Из городовых дворян и детей боярских формировался штат стрелецких и казачьих голов и сотников в Новгороде, Казани, Астрахани, Терке и других городах, а также в Сибири. Обычно из Стрелецкого приказа или приказов, управлявших этими городами, присылалась в Разряд память о присылке «дворянина добра» для отправки его на службу головой или сотником47. Затем эта служба могла длиться от разовых посылок до нескольких лет и даже десятилетий. Отосланные из Разрядного приказа служилые люди, хотя и продолжали числиться на службе по определенному «городу», надолго переходили в начальный состав стрелецкого и казачьего войска. Так выше упоминалось о тверском сыне боярском Ф. Шипилове, ушедшем в холопы в 1645 г. К тому времени он был неслужилый сын боярский, пропустивший разбор 139 г., и служивший в подьячих приказа Казанского дворца, откуда он «отстал собою». Чтобы вернуть сына на службу, его мать, вдова дворового сына боярского по Твери И. Ф. Шипилова, предоставила 4 наказа и государеву грамоту в подтверждение дворянских служб мужа. В 129 г. по наказу из Пушкарского приказа И. Ф. Шипилов собирал «в Москве в Белом городе посаденные недо- борные деньги», в 130 г. был головой у казаков на Ельце, в 133 г. головою у юртовских татар, в 139 г. головою у рязанской засеки, в 140 г., по наказу из Разбойного приказа, был «у московских у больших тюрем в дворских». Во всех документах, как было отмечено у выписки, И. Ф. Шипилову «писано с вичом»48.
По Смете русского войска в городах, подведомственных Стрелецкому приказу в 140 г. служило 60 голов и 168 сотников, у которых под командою было 20062 чел. стрельцов и казаков. В памяти из Стрелецкого приказа 17 октября 1629 г., положенной в основу Сметы 139 г. сохранилась их роспись по городам. В Москве служило 8 голов и 40 сотников у стрельцов, в Великом Новгороде и Пскове с пригородами — по 2 головы и 10 сотников, головы у стрельцов служили в Вязьме, Вологде, Переславле-Рязанском, Калуге, Карачеве, Брянске (2 чел.). По сотнику со стрельцами служило в основных городах Замосковного края: Владимире, Костроме и Ярославле и других местах. Всего только у одних стрельцов, гарнизоны которых располагались, в основном, на северо-западе и в центре государства, было 19 голов и 86
130


сотников. Головы у стрельцов и казаков «разных служб» и которые «служат с земель» назначались в Украинные, Северские и Польские города: Михайлов (2 чел.), Тулу, Дедилов, Крапивну, Белев, Мценск, Рыльск, Путивль (2 чел.), Севск, а также Пронск, Данков, Шацк, Ряжск, Воронеж, Лебедянь, Венев, Чернь, Волхов, Новосиль, Ливны, Елец (Зчел.), Оскол (2 чел.), Белгород, Валуйка, Курск (2 чел.). Всего стрелецких и казачьих голов — 31 чел., а сотников — 43 чел. К ним надо прибавить 2 чел. стрелецких голов и 10 сотников, назначавшихся на Двину по памяти из Новгородской четверти. Часть городов хотя и упомянута в росписи, но количество голов и сотников в них не указано49.
Среди голов и сотников, и «на приказех» упоминаются дворяне и дети боярские многих «городов». Например, по Смете 140 (1631/32) г., только из одного Новгорода 21 чел. были «в ноугороцких и во псковских пригородех в воеводах и на приказех и в пятинах в губных старостах и в Новегороде у житниц»50. Сведения о таких службах отдельно фиксировались в разборных десятнях, а затем приводились в сводных росписях для составления Сметы (так узнаем о службах «в отсылках» и «на приказех» дворян и детей боярских Переславля- Залесского (в Архангельске), Торопца и Новгорода, Рязани, Мещовс- ка (в Лебедяни) и других «городов»51.
Одним из путей участия городовых дворян и детей боярских в управлении государства был их переход на службу в дьяки. Но, в отличие от воеводских должностей и «головства» у стрельцов, дья- ческая служба был связана с изменением их сословного статуса. Н. Ф. Демидова приводит упоминание о 8 пожалованиях в дьяки из городовых дворян и отмечает, что половина из них до дьячества были выборными: Н. С. Талызин — по Зубцове, М. И. Алфимов — по Нижнему Новгороду, К. И. Жохов — по Ярославлю (он же служил стрелецким головой в Казани), О. Пустынников — по Угличу52. О том, какие перемены могли ожидать служилого человека при назначении в дьяки, дает представление уникальный случай непосредственного пожалования 11 августа 1630 г. из кашинских детей боярских в думные дьяки И. А. Гавренева «на Федорово место Лихачева». В «приказном столпе 139-го году» хранится его челобитная о пожаловании дьяческим окладом, в которой указывается, что его поместный оклад «в службе» был 650 четвертей, а денежный — 18 р. из чети. По справке в Разряде оказалось, что думному дьяку меньше 200 р. не платили, а «государева жалованья поместья дают не в оклад». Поэтому И. А. Гавреневу назначили оклад в 200 рублей и «для ево скудости велели ему своево государева жалованья ныне дать сто рублев»53
131


(сумма, которую он мог получить за все годы своей полковой службы).
Находясь из поколения в поколение на государевой службе, дворяне и дети боярские сформировали своеобразный служебный «кодекс». Центральное место в нем занимало понятие «чести», которое, по словам А. А. Новосельского «проникало во все служилое сословье почти до самых его низов»54. Эту «честь» отстаивали, как «всем городом»* так и в отдельности, но по преимуществу защитниками интересов «города» выступало выборное дворянство, как наиболее заслуженная и авторитетная часть уездного общества. Во внимание принимались малейшие служебные отличия, дававшие преимущество или, наоборот, понижавшие статус «городов». Это могли быть, отмеченные А. А. Новосельским, оклады новичного верстания, «очередь в смотрах, при раздаче жалованья и самые его размеры»55. В октябре 1630 г. дети боярские из Малоярославца били челом «всем городом» об отпуске их со службы, также как «их братьи» в полках в Туле, Крапивне и Дедилове, так как традиционно зимовать там оставались только дети боярские близлежащих уездов56. Когда при отправке войска в поход на русско-польскую войну 17 марта 1654 г. к государеву столу вместе с членами Двора и жильцами было приглашено 30 человек ярославских дворян и детей боярских, в церемониальной записке была сделана специальная оговорка, чтобы не создавать местнического прецедента: «А ярославцы ели адне, потому что по государеву указу поспели на срок по последнему пути. А иных городов потому не было, велено по траве стать в Брянске...»57.
Материалы о том, как «города» следили за службой других уездных обществ, собраны А. А. Новосельским. Так, в 1631 г. черниговцы протестовали против записи их в списке, присланном из Москвы после Рыльска, вопреки существовавшему порядку записи первым «города» Чернигова. В 1643 г. брянчане отстаивали свое преимущество перед Волховом и Карачевом. Кроме исторического обоснования, состоявшего в отсутствии в царствование Ивана Грозного служб «само- польников» в Брянске, было произведено сопоставление «отечества» видных служилых родов в этих «городах». В 1644 г. коломничи указывали, что их в списках и смотрах Рязанского полка всегда «кли- кивали» прежде Рязани и Мещеры. В 1647 г. Разрядный приказ исправил запись Владимира в списке «городов», служивших в ливен- ском полку. Челобитчики указывали, что Владимир «первый город» среди замосковных, и что всегда должно «выкликать владимирцев первыми». Дополнительные оттенки местнические коллизии уездных дворянских обществ между собой приобрели с основанием новых го¬
132


родов на засечной черте, куда на службу в дети боярские были поверстаны дети «неслужилых отцов». Поэтому в 1648 г. ряшане протестовали против назначения их на службу «в ряд с новыми городы»58.
«Честной» считалась у дворян конная, а не пешая служба (этим можно объяснить неудачу первых солдатских полков под Смоленском в 1632 — 1634 гг., хотя дети боярские сами писались «к ученью ратного дела»)59. Как заметил еще П. Петрей, дворяне ревниво оберегали свой служебный статус, гнушаясь другими видами работ, обычными для посадских людей и крестьян: «Дворяне, разорившиеся от войны, пожара и других несчастных случаев и не имеющие чем кормиться и содержать себя, считают большим срамом работать на себя своими руками или добывать что-либо работою на других. Когда это предложат кому-нибудь из них, он отвечает: «Это не совместно с моим званием»»60. Представления городовых дворян разделяла и поддерживала власть, дававшая привилегии служилому дворянству перед торговым и земледельческим «чином». Призывая на службу костромских новиков в 1653 г., не спешивших к верстанью, их упрекали тем, что они «государские милости и чести себе не ищут, в службу не пишутца, не памятуя дедов и отцов своих службы»61. Как видим, понятие службы за поместное и денежное жалованье трансформируется и к середине XVII в. означает еще и долг служилого человека в поддержании «чести» своего рода и преемственности со службами предков «прежним государям».
Таким образом, полковая служба являлась главным занятием городового дворянина, источником его благосостояния (и бедности также). Все основные события жизни уездного сына боярского были так или иначе связаны с военными походами, вне полковой службы он дееоциализировался или менял сословный статус. Исключением были служебные назначения уездных дворян на малозначительные должности в городовом и дворцовом управлении, служба во главе стрелецких, казачьих, татарских отрядов. С точки зрения службы городовой дворянин действительно являлся государевым «холопом», обязанным служить там, где прикажут и сколько прикажут. Это и было основным принципом комплектования войска, плохо понятным иностранным наблюдателям. П. Петрей осуждающе писал по этому поводу, что «служилые люди должны каждый час быть готовы, по его [государя] требованию отправляться в то место, куда он пошлет их и не смеют сказать, как делают наши воины: «Не хотим-де идти, пока не дадут нам вперед за столько-то месяцев жалованья, и хотим жить в такой роскоши, чтобы все у нас было с сахаром, да с перцем»62.
133


§ 2. Городовое дворянство в сословном и местном самоуправлении
Если одну половину календарного года городовой дворянин находился на службе, то другую — оставался дома, в своем поместье или вотчине. В отличие от московского дворянина, имевшего земельные владения в разных уездах, городовой — владел наследственной землей в одном уезде. Территориальная оседлость и привязанность, насчитывавшая к началу XVII века уже десятилетия, а то и больше, составляли основу заинтересованности уездных дворян в сословном и местном самоуправлении. Особенность этих институтов в России состояла в том, что они, как и другая, приказная или воеводская власть, имели своим источником не сословную или местную независимость и инициативу, а направлялись сверху, самодержавным правителем63. Все это ставит в тупик исследователей: формы сословного самоуправления в виде соборов, функционирования губных и земских изб есть, а самих сословий и самоуправления нет. Отсюда делается вывод, последовательно выраженный Х.-Й. Торке, и, достаточно распространенный в зарубежной историографии. Он состоит в том, что в России отсутствовали сословия в западноевропейском понимании, в том числе дворянство, которое «не черпало свою силу из местных интересов и провинциальных собраний»64. Это позволяет снять вопрос о сословном представительстве вообще, приписав его выдумке славянофилов XIX века, введших в оборот устойчивое сочетание «земский собор». На самом деле в основе таких представлений лежит всего лишь логически выстроенное умозаключение об отсутствии тождества русского сословия западноевропейскому. Между тем даже эта мысль небесспорна. Н. П. Павлов-Сильванский, например, писал, что «наши помещики, «дворяне и дети боярские», составляли такое же привилегированное наследственно-замкнутое сословие, как и германское ленное дворянство»65. Конечно, очевидно, что русский вариант не дает классического соответствия западноевропейской корпорации, но он и должен иметь свои особенности, так как рождался совершенно в других исторических условиях и с другими людьми. Еще В. О. Ключевский, размышляя над темой соборного представительства в России, наметил путь его изучения: «В XVII в. призывали на собор представителей от дворян и детей боярских каждого уезда и от тяглых посадских людей каждого уездного города... Но составляли ли тогда дворяне и дети боярские каждого уезда одну цельную корпорацию?... Связь соборного представительства с устройством древнерусских земских миров и общественных классов — вот та другая точка зрения, с
134


которой, может быть, видны будут особенности земских соборов, остающиеся незаметными при сопоставлении их с западными представительными собраниями»66. Гораздо плодотворнее поэтому не закрывать тему сословного представительства и местного самоуправления для России, а изучать их особенности. Даже те, кто склонен солидаризироваться с Х.-Й. Торке, как автор, во многом, итоговой для современной российской историографии работы о власти в Московском государстве XVI —XVII в. В. М. Панеях, признают существование «ограниченных элементов самоуправления», на которые государство «вынуждено» было «опираться»67. На наш взгляд, скорее можно говорить о смешанном государственно-общественном характере самоуправления в России, чем об отсутствии его традиций вообще.
К сословному самоуправлению можно отнести те формы самодеятельной организации, которые требовали участия «всей земли» и служилого «города», как основной ее части в решении государственных вопросов. Такая потребность возникала прежде всего при выборах на земские соборы. Исследователи земских соборов достаточно хорошо выяснили порядок организации выборов на земские соборы, обычно ими подчеркивается рано развившийся абсентеизм дворян и детей боярских, рассматривавших свои выборы на земский собор как дополнительную, обременительную в материальном отношении службу68. Однако настойчивые призывы власти выбирать на собор «разумных» и «промышленых» (то есть умных и состоятельных) людей делали свое дело и, как показывают сведения о дворянских депутатах на земские соборы в 1640-е гг., среди них преобладают выборные дворяне, представлявшие верхи своих служилых «городов»69. Так 16 сентября 1648 г. из Разрядного приказа была направлена память окольничему кн. Ивану Васильевичу Хилкову и дьяку Мине Грязеву о выдаче жалованья приехавшим на собор дворянам и детям боярским. В памяти говорилось, что «государь пожаловал дворян и детей боярских, которые присланы к Москве из городов по выбору всяких чинов людей, а быти им на Москве в приказе у бояр у князя Микиты Ивановича Одоевского с товарыщи для государевых и земских дел велел им дать своево государева денежново жалованья против своего государева указу... [по четырнатцати рублев человеку]»70. К памяти были приложены имена выборных и, что особенно важно, сведения об их чине и окладах, которые отсутствуют в сохранившейся десятне раздачи этих денег. Среди выборных на собор 1648/49 г., как и следовало ожидать, преобладали выборные дворяне: Серпухов, выбор 700 чети, Прохор Иванов сын Соймонов; Солова, выбор 650,
135


Никита Иванов сын Хрипков, выбор 550, Роман Иванов сын Сатин; Таруса , выбор 750, Андрей Васильев сын Алекин; Одоев, выбор 550, Хвалимир Меншово сын Шатилов, выбор 450, Федор Микитин сын Колупаев; Лихвин, выбор 750, Григорий Тимофеев сын Оринкин, выбор 550, Михайло Иванов сын Зыбин; Козельск, выбор 600, Иван Салтанов сын Щербачев, выбор 400, Роман Борисов сын Шепелев, Белев, выбор 800,Микита Михайлов сын Зыбин, выбор 550 Василий Андреев сын Павлов; Волхов, выбор (от службы отставлен) Федор Федоров сын Кривцов, выбор 550, Гаврила Васильевич Пальчиков; Муром, выбор 700, Степан Иванов сын Скрыпин, выбор 650, Дмтрий Юрьев сын Осорьин; Юрьев Польской, выбор 800, Федор Федоров сын Мясоедов, выбор 500, Иван Якшин; Переславль-Залесский, выбор 650, Богдан Айгустов, выбор 500, Андрей Головин; Лух, выбор 650, Александр Черницын, выбор 400, Богдан Пивов; Руза (нет сведений о чине), Обросим Козлов. Дети боярские выбирались на собор 1648 г., в основном, от южных служилых «городов», где чин выборных дворян образовался недавно или отсутствовал вообще: Курск, Таврило Малышев, Сергей Колугин; Елец, Денис Шилов, Григорий Перцов; Лив- ны, Роман Теряев, Роман Воробьев; Новосиль, Ануфрий Головин, Иван Савенков, Белгород, Кондрат Свшцов, Осип Маслов; Чернь, Самойло Сверчков, Ларион Паршин; Ряжск, Бесчастный Фролов, Игнат Свиридов; Кромы, Никита Стрельников, Ананий Щетинин; Путивль, Федор Оладьин Чернигов, Кондратий Вишневский; Новгород-Северский, Иван Люшин; Рыльск, Афанасий Ортаков; Стародуб, Данило Бакшеев, Иван Александров; Карачев Григорий Юрасов, Иев Бошин71.
О достаточно развитых представлениях о сословном представительстве говорит обнаруженный Е. В. Чистяковой черновой наказ 28 июня 1648 г. владимирцев своему выборному на земский собор72. Этот наказ интересно рассмотреть в плане изучения самосознания служилого «города»: «И по государеву... указу Владимерцы дворяне и дети боярские выбрали в выборные добра дворянина (имярек) и выбор ему за руками дали на том, будучи ему в выборе у государя, и у патриярха, и у властей, и у бояр на соборе... бити челом государю... о наших о всяких земских обидах и о росправах». Владимирские дворяне и дети боярские рассматривали собор, как место, где можно «не зсдыдясь, безстрашно» говорить о своих нуждах. На соборе можно «встречать правдою», то есть спорить (сравни «встречу говорить»), все церковные власти, «бояр и думных людей, и нашу братью сильных и богатых», кроме царя, «чтоб оне всякие неправды и обиды, и душепагубную корысть отставили». Выражен в этом выборе и идеал
136


неограниченной царской власти, который хотели видеть уездные дворяне из Владимира: «все 6 было ево государево, чтоб был страшен и грозен он государь всем и самодержавен вовеки»73.
Чем же тогда объяснить частое отсутствие всего «города» на выборах? Вряд ли исключительно леностью или, несколько модернизируя оценки, «несознательностью» дворян и детей боярских. Определенную роль могла играть передача (не обязательно зафиксированная на бумаге) дворянами и детьми боярскими своих полномочий членам своего рода. Остаются не выявленными вопросы территориального представительства внутри уездов от станов и волостей. Например, в 1648 г. в Рязани, где также долго не могли избрать выборного на собор, дожидались представителей от всех станов74. Следовательно, препятствием к выборам было не отсутствие полного списочного состава «города», а неучастие представителей от той или иной его территориальной части, что делало «выбор» недействительным. В целом же, как показывают факты, нет достаточных оснований для того, чтобы не придавать значения представительству городового дворянства на земских соборах. Впервые развившись «на началах выборного представительства», по справедливому предположению С. Ф. Платонова, в рядах второго ополчения в Ярославле в 1612 г. из самодеятельности местных миров75, земский собор на всем протяжении XVII столетия сохранял свое значение представительного органа «всей земли» и служилого «города»76.
Для выявления форм сословного самоуправления важно также рассмотреть то, как принимались решения, касавшиеся исключительно уездного дворянского общества. Таким институтом сословного самоуправления, обеспечивавшим функционирование дворянских обществ, была коллегия окладчиков, решавшая на разборах и верстаниях вместе с представителем правительства вопросы об окладах служилого человека, характере и качестве его службы. Окладчики должны были держать в памяти большое число сведений о своих соседях, близких и далеких, чьи земли располагались в том же уезде и кто служил с ними в одном «городе». Сообщая на разборе о размерах земельного владения, исправности приездов на службу, детях городовых дворян и детей боярских, они отвечали за правильность этих сведений перед Разрядным приказом. Подтверждая сказки служилых людей, окладчики ручались за них в службе. Были случаи, когда окладчики «норовили» близким или влиятельным людям, мстили недругам, но вскрытие таких искажений грозило им суровыми карами, вплоть до смертной казни, как это было при Борисе Годунове. Было и
137


наоборот, когда окладчики выводили на чистую воду «огурщиков», уклонявшихся от службы. Много таких записей в разборных десят- нях. Например, в 1622 г. про ярославского сына боярского А. И. Прокшина сказано, что он «бывал на государеве службе мало, пьет по кабакам», за что уже был «бит батоги нещадно». В 1627 г. галичские окладчики сказали про А. Л. Перелешина, что он не служил «с городом» от «королевичева прихода»: «воровски сказываетца, что де он болен, а он здоров»77. Местническое положение окладчиков в городе было достаточно высоко, иногда они даже местничались с воеводами на службе или при разборах.
В 1644/45 г. возникло целое дело в муромском «городе», где была подана изветная челобитная Стахея Иевлева Дурасова о том, что окладчик Григорий Чертков с другими дворянам неправдою говорили в полках воеводе Ивану Ивановичу Бутурлину про многих нетчиков, о причинах их неявки на службу: «Григорий Чертков с тавари- щи стакався семьями по свойству и по дружбе, что в Муроме отставленных дворян и детей боярских и вдов и недорослей и девок имян их и их поместий и вотчин крестьян и дач за кем что не знают»78. Челобитчик принес целую роспись имен отставных дворян, которые, якобы, избегали службы и по делу был учинен сыск. Обстоятельства этого дела очень живо раскрывают внутреннюю историю «города». В ответ на челобитную С. Дурасова была подана встречная челобитная в которой окладчики Г. Чертков и И. Власьев вступались с семьями за свою честь. Интересно, что эта челобитная была подана не от имени «города», а от родов самих окладчиков, оскорбленных тем, что усомнились в правильности исполнения ими своей службы. Кроме того, как жаловался С. Дурасов, окладчики предприняли и ряд «неуставных» действий в отношении ябедника: «сами лают и людям своим велят лаеть» и «налегают» на него всякую службу, которую он не мог исполнить «с полнооместными в ряд» из-за бедности. Обвиненные С. Дурасовым в «огурстве» дворяне и дети боярские тоже включились в дело и подали встречную челобитную, где указывали что челобитчик и его отец сами не без греха: «вели, государь, про отца ево Иева и про нево Стафея сыскати городом, что он тебе государю не служил и сына своево [на службу] послал без указу, а он Стафей службы бегает и про нас холопей своих и про нашу службишку сыскати всем городом». Сам факт вхождения окладчиков в «правящую группу» своего «города» достаточно говорит о развитости этого института и той регулирующей функции, которую он исполнял в процессе эволюции уездного дворянства79.
138


Основной формой участия в местном самоуправлении была служба уездных дворян в губных старостах и городовых приказчиках. Начало этому было положено, как известно, губной реформой в середине XVI в., исследованной Н. Е. Носовым80. Он же рассмотрел происходившие со времени опричнины изменения в функциях губных старост в уездах81. Роль губных старост и городовых приказчиков в местном управлении XVII в. была изучена в магистерской диссертации Б. Н. Чичерина, основанной на опубликованных в его время законодательных и актовых документах82.
Если посмотреть на состав первых губных старост и городовых приказчиков, то мы увидим, что уже тогда это были представители местных дворянских обществ, потомки которых продолжали сохранять связь с теми же самыми служилыми «городами». Занятие должности губного старосты, вопреки распространенным представлениям, не давало особенных привилегий служилому человеку. Происходило это, отчасти, по местническим основаниям. Можно напомнить, как служба в губных старостах предков боярина кн. Д. М. Пожарского «утягивала» весь род вниз по местнической лестнице, несмотря на личные заслуги его представителей83. Не случайно росписи новгородских губных старост и других должностных лиц местного управления попадаю? в XVII в. в «поганые книги» и специально подобранные с местническими целями списки84.
Повышения по служебной лестнице, увеличения окладов можно было добиться прежде всего на службе в полках сотенного строя, губной же староста такой перспективы уже не имел. Как показывает реконструированный мной список ярославских губных старост конца XVI—первой половины XVII в.85, эту должность в «городе» занимал немолодой, достаточно послуживший в полках, иногда получивший увечье, препятствующее «исправлению» цолковой службы, служилый человек. Отнюдь не обязательно в губные старосты попадали выборные дворяне. На службе в губных старостах встречаются также городовые и дворовые дети боярские. Отслужив в губных старостах, они писались в ближнюю или городовую службу, а с их поместий служили дети86. Однако, вероятно, так было не везде. В центре государства и в крупных городах была сильна воеводская власть, на окраине же, наоборот, значение губной власти было выше. Об этом свидетельствует материал воронежской губной избы, положенный в основу работы В. Н. Глазьева о воронежских губных старостах. Из проведенного им исследования выясняется, что должность губного старосты в Воронеже XVII в. занимали дворовые дети боярские (выборных дворян в
139


воронежском «городе» не было) с самыми высокими окладами. Более того, по вопросу о выборах очередного губного старосты в Воронеже иногда, как например в 1642 г., разыгрывались нешуточные страсти, красочно проиллюстрированные В. Н. Глазьевым выдержками из речей несостоявшегося претендента В. М. Струкова87.
Выборы губного старосты в первой половине XVII в. происходили с участием представителей разных сословий: монастырских и церковных властей, землевладельцев уезда, посадских людей. Такое широкое представительство выборщиков обуславливалось функциями губного старосты, юрисдикция которого распространялась в пределах его компетенции на территорию всего уезда и уездного центра. Но городовые дворяне сохраняли первенство, так как только они были доверенными людьми правительства в исполнении этой службы. Выбор, дававшийся губному старосте, скреплялся рукоприкладствами представителей служилого «города»88. Затем этот выбор утверждался в Разбойном приказе, где губной староста приводился к присяге, и с грамотой и наказом из этого приказа губной староста вступал в должность. Сама форма утверждения решения назначения губного старосты «по государеву указу и по выбору всяких чинов людей» показывает важное значение уездных людей в этих назначениях.
Все действия губного старосты регламентировались губным наказом, восходящим в основных своих чертах еще к первым образцам этих документов, составленных в середине XVI в.89 Основные обязанности губного старосты состояла в борьбе с разбойниками и в организации отказов и отделов земли землевладельцам уезда. Губной староста строил губную избу и тюрьму и надзирал за их состоянием, в его подчинении находился целый штат помощников, из которых городовые приказчики и недельщики (судебные исполнителями) также по своему происхождению были детьми боярскими. Хотя городовые приказчики и входили в состав служилого «города», но представляли его беднейшую часть. В городовых приказчиках не встречаются ни выборные дворяне, ни дворовые дети боярские. В списках и десятнях указываются совсем небольшие поместные и денежные оклады этих лиц. Понятно, что на такую службу их могла толкать только нужда. Еще ниже городовых приказчиков находились неделыцики, получавшие «корм» за свою службу в приставах или рассылыциках приказной избы. Но вряд ли можно рассматривать этих мелких чиновников как участников местного самоуправления. На свою службу, в отличие от выборных губных старост, они попадали по милостивому разрешению в ответ на их челобитные.
140


Нередко губные старосты вступали в конфликт с воеводской властью, примеры подобных противоречий приведены в упоминавшейся работе В. Н. Глазьева о воронежских губных старостах. Поводом для конфликтов было существование у воеводы сходных полномочий на сыск дел по делам об убийствах и грабежах, дававшее воеводе возможность вмешиваться в деятельность губного старосты, отменять его распоряжения в отношении лиц посаженных в тюрьму, а также пытаться контролировать сбор денег на губные расходы. В конфликт воронежского губного старосты П. Толмачева с воеводою А. Бобарыкиным в 1645 г. был вовлечен «мир», ставший на сторону губной власти. П. Толмачев жаловался: «Нагаз губному старосте воеводы ставят ни во что и губою владеть не дают»90. Но иногда бывало и наоборот, когда воеводам приходилось жаловаться на губных старост, пытавшихся «подмять» под себя воеводскую власть, как это было, например, в Угличе в 1630— 1640-х гг., когда долгие годы должность губного старосты там исполнял П. Раков (его предок, городовой приказчик, известен из Угличского следственного дела о смерти царевича Дмитрия в 1591 г.). В 1637 г. угличский воевода И. Соба- кин жаловался, что П. Раков не известил его об убийстве в вотчине Угличского Покровского монастыря, а в 1641 г. другой воевода И. А. Мономахов вынужден был жаловаться в Москву на то, что П. Раков отказался передать дела воеводе91. Очевидно, что роль губного старосты увеличивалась в небольших городах, особенно не подведомственных Разрядному приказу, а, например, Приказу Большого дворца, как Углич. Объяснялось это отмечавшейся меньшей родовитостью воевод малых «городов», тем что на малом пространстве у губных старост было, как это ни парадоксально, большее поле для конкуренции с воеводской властью. Однако усиление губной власти за счет другой «ветви» могло происходить только при попустительстве к злоупотреблениям и кумовству губного старосты, примеров чему тоже можно найти немало в документах92.
В чрезвычайных условиях в помощь губным старостам отправлялись специальные сыщики для борьбы с разбойниками, их деятельность также регламентировалась наказами. Образец такого наказа сыщику Б. П. Ленину, отправленному на Белую в 1600/1601 г., обнаружен и опубликован В. И. Корецким93. Но этим сыщикам еще труднее было ужиться с местной губной и земской администрацией94.
Таким образом, уездное дворянство было вполне «встроено» в систему государственного порядка первой половины XVII в. При необходимости оно могло использовать разные институты для реализации
141


своих сословных прав. Однако государство все делало для того, чтобы превратить это право в обязанность уездного дворянина. Отсюда происходили недоразумения, когда дворяне и дети боярские отказывались от своих «прав» или недостаточно пользовались ими.
§ 3. Коллективные протесты уездного дворянства
Настоящий параграф посвящен изучению взаимоотношений уездных дворянских обществ — служилых «городов» с боярской элитой Московского государства в 30 — 40-е гг. XVII века. Попытаемся ответить на вопросы о том, каковы были формы отстаивания своих политических, имущественных и служебных интересов городовыми дворянами? Слышали ли царь и Боярская дума недовольство служилых «городов», какой была правительственная политика по отношению к провинциальному дворянству?
Для ответа на эти вопросы существует хорошо известный исследователям комплекс коллективных дворянских челобитных, введенный в научный оборот С. В. Рождественским, П. П. Смирновым, и Е. Д. Сташевским95. Эти документы неоднократно становились предметом внимания исследователей, в том числе в работах Л. В. Черепнина, О. Е. Кошелевой, И. Л. Андреева и Д. А. Высоцкого96. Однако при этом челобитные рассматривались как источник по истории сословного представительства и «общественно-политических взглядов» дворянства, борьбы бояр и дворян по вопросу об урочных летах и судопроизводстве, но не в плане истории служилого «города». Важно рассмотреть дворянские челобитные в контексте событий и представлений своей эпохи, а также в комплексе с другими источниками по истории уездного дворянства.
Ко второй половине 1630-х годов появилось новое поколение служилых людей, родившееся после Смуты. Кто-то из них уже успел повоевать под Смоленском, и на долгие годы эта война стала для них своим «Смутным» временем. И. Л. Андреев пришел к выводу, что «большую роль в переломе настроений помещиков сыграла Смоленская война 1632—1634 гг.»97. Подтверждения этому, действительно, многочисленны, так как челобитчики 1630— 1640-х гг. постоянно обращаются к власти с напоминанием о своих службах в это время.
Служилым людям, узнавшим друг друга в боях, легче было объединиться для коллективных ходатайств. Если положенной выслуги челобитчики добивались в одиночку, то свои проблемы они стали ре¬
142


шать вместе. Хорошо это видно на примере нетчиков, потерявших свои поместья. Оказалось, что среди них было немало дезертиров поневоле или по ошибке: «в походе были до ево государева указу и до отпуску... толко они были з беднасти ходили по запас и по волостям для конского корму купить, а иные по полкам лежали болны, а сказать было у смотру про них некому, и в те поры их написали в неты, и по тем нетам отнято у них государево жалованье помесья без сыску». По челобитной состоялся доклад и царский приговор 1 мая 1635 г., оставлявший без изменений решения по таким делам. Единственно, что было «позволено» служилым людям — заслужить новые поместья службой: «Государь пожаловал, приискав инде, бити челом. А у которых помесье отнято, и вы захотите и добра, будет хотите поместей, и вы служите»98. Вал челобитных о поместьях и вотчинах привел к накоплению спорных дел, целых четырнадцать указов по которым были рассмотрены 17 декабря 1636 г. и записаны в Указную книгу Поместного приказа. Несколько указов, касавшихся раздела поместий между вдовами и недорослями, старшими и младшими братьями, опять-таки были следствием событий Смоленской войны99.
Дата составления статейного списка из четырнадцати указов отнюдь не случайна. У городовых дворян и детей боярских существовал, практически, один срок, когда они могли заниматься своими делами в суде и искать управу на «сильных людей» — дни около Рождества Христова (25 декабря). В это время изо всех уездов съезжались в Москву добиваться «правды» дворяне и дети боярские, свободные от полковой и осадной службы. Вот как об этом говорится в коллективной челобитной дворян и детей боярских разных городов, составленной во время одного из таких съездов в конце 1636 г.: «и волоча нас, холопей твоих, московскою волокитою, на твои государевы власти и на монастыри дают нам, холопем твоим, суд на Москве в год на три срока: на Троицын день, на Семен день, на Рожество Христово; а в тое пору мы, холопи твои, на те сроки бываем: на Троицын день, да на Семен день на твоей государеве службе, а на Рожество Христово, мы, холопи твои, за своими бедностми и за далными проезды на тот срок приезжать не успеваем за розореньем от сильных людей, и по многие, государь, годы на Рожество Христово и путь не ставитца»100.
Что же придало уверенности уездным дворянам, решившим обратиться к царю с челобитной об изменении существовавших порядков? Список коллективной челобитной, опубликованный П. П. Смирновым, сохранился без начала, но в изложении документа для царского доклада приведена его преамбула: «В челобитной дворян и детей бо¬
143


ярских розных городов написано: «были они на государеве службе под Смоленском, а ныне служат государевы службы в Украинных горо- дех с воеводами по полком безпрестанно по вся годы»101. Следовательно, обращение городовых дворян вызвано прежде всего надеждой на удовлетворение их боевых заслуг, особенно во время Смоленской войны. Перечень требований городового дворянства, как известно, сводился к двум основным моментам. Во-первых, отставка «урочных лет» срока сыска беглых крестьян и людей. Во-вторых, организация справедливого суда: приближение его к уездам («суд в городех») и принятие единого для всех законодательства («судить в городех по своему государеву указу и по своей государеве улаженной судебной книге»)102.
На коллективную челобитную служилых «городов» об отмене урочных лет и справедливом суде в разных делах с монастырями и служилыми людьми московских чинов правительство ответило малосущественными для дворян и детей боярских послаблениями в феврале 1637 г. Срок «сыска» беглых был расширен до девяти лет по примеру Троице-Сергиева монастыря103. Однако если посмотреть на последующее законодательство с точки зрения требований, выраженных в челобитной городового дворянства, можно увидеть, как прямые, так и косвенные следствия этого обращения.
Служилые «города» были заинтересованы в ограничении числа уездов, на которые распространялось землевладение служилых московских чинов, они стремились закрепить земли одного уезда в коллективном пользовании дворянской корпорации, с целью устранить конкурентов на освобождавшиеся поместья. Первый указ такого рода был издан еще в 1575/76 г., когда по государеву указу было «велено детей боярских спомещивать хто откуда служит»104. Однородный характер поместного землевладения в уездах «снимал» главную основу конфликта с «сильными людьми»: приказчики крупных вотчин теряли возможность переманивать крестьян и холопов из небогатых владений.
До середины 1630-х гг. предпринимались попытки запретить землевладельцам других сословных категорий получать поместья городового дворянства. Несколько указов, изданных в начале царствования Михаила Федоровича в 1614—1617 гг., касалось «городов» Смоленска и Белой, но это была сомнительная «льгота», так как эти уезды находились в войне, а их землевладельцев приходилось в то же время испомещать на севере государства105. Еще один указ, более широкого действия, касался поместий убитых, попавших в плен или пропавших без вести дворян и детей боярских. В отношении них устанавливалось правило: «мимо родства и мимо того города хто учнет
144


бити челом, никаким людем не отдавать»106. Однако дата документа, принятого 27 августа 1618 г., перед началом осады Москвы войском королевича Владислава, заставляет относиться с настороженностью к этому источнику. Указ принимал во внимание только бесспорные заслуги служилого человека, ничего не говоря о поместьях рядовых дворян и детей боярских. Кроме того, судьба Сыскного приказа, образованного в те же дни, что и этот указ, и, вскоре прекратившего свою деятельность, показывает, что принимавшиеся тогда важные для «городов» решения носили временный или, используя современную политическую терминологию, «популистский» характер. Отписка некоторых крупных вотчин и поместий на юго-западе государства в 1620-е гг. помогала обороне границы, но не могла решить проблемы противостояния «городов» с «сильными» людьми. На этом фоне достаточно решительной выглядит мера с установлением списка «заказных городов». По указу 1 апреля 1637 г. в 12 «Украиных» и «Полских» городах — Воронеже, Ельце, Осколе, Курске, Новосщш, Ливнах, Рыльске, Карачеве, Волхове, Орле, Мценске, Лебедяни запрещалось приобретать поместья и вотчины боярам и другим служилым людям московских чинов107.
Но самым противоречивым оказался указ 29 июня 1639 г., запретивший московским и городовым чинам обменивать свои поместья и вотчины. Спустя восемь лет указ был отменен. Причина возвращения к существовавшему порядку объяснялась следующим образом: «потому что с тех мест у многих людей меж собою в соседстве ссоры и вражды были многие, и вдовам и девкам зговаривать в городах было не за ково, что у вдов и у девок в своих городех свойство со многими ближнее, а московских чинов городовых поместей давати не велено»108. Таким образом оказалось, что изоляция городовых чинов от московских не отвечала их общим интересам, указ признавал, что «многие московские люди» были «с городовыми одних родов» и вмешательство власти, не снимало, а обостряло внутрисословное напряжение.
Новая коллективная челобитная «городов» в 1639 г. касалась еще одного важного для уездного дворянства вопроса о детях боярских, поступавших на службу в холопы109. Правительство царя Михаила Федоровича было вынуждено принять меры для консолидации городового дворянства. Еще в 1638 г. был наложен запрет на переход верстанных служилых людей в холопы, «чтоб на то смотря, иным неповадно было воровать, от государевы службы избегать». Эта уравнительная мера была обоюдовыгодной как для правительства, так и для городовой корпорации в целом, но не для отдельных ее членов, решавшихся на смену социального статуса и поступавших «служить
145


во дворе» у крупных вотчинников. Была сделана попытка возвратить из холопов детей боярских, служивших в солдатах и драгунах в годы Смоленской войны (указ 9 мая 1638 г.: «писати в салдаты детей боярских и старых салдатов верстаных изо всяких волных людей, за которыми поместных и вотчиных дач нету»). Но уже в указе 29 июля 1640 г., как писал В. М. Панеях, «власти фактически сделали исключение для тех ветеранов Смоленской войны, которые хотя и были верстаны за участие в ней, но на практике оказались без поместий и вотчин»110.
Общее направление, связанное с проведением более четких сословных границ между детьми боярскими и холопами было подтверждено указом 1640/1641 г. об оформлении служилых кабал и других записей, с одной стороны, давшим дворянам и детям боярским «право-привилегию» (В. М. Панеях) владеть холопами и крепостными крестьянами, а с другой, — запретившим переход в холопы детей боярских111. Действительность всегда была сложней, чем нормы, которыми ее пытались регламентировать. Традиции «послужильства» в боярских дворах уходили своими корнями в далекое прошлое и не могли исчезнуть в одночасье. А. В. Лаврентьев хорошо показал на примере романовского двора на Варварке в Москве, что внутри боярских дворов складывалась своя иерархия «послужильцев», более привлекательная по доходности и перспективам, чем сотенная служба детей боярских112. Не исчезли после упомянутых указов и случаи ухода в холопы сыновей городовых дворян. Однако появилась возможность их возвращения на службу. Так в 1645 г. разбиралось дело по челобитной вдовы дворового сына боярского из Твери М. Шипиловой. По ее словам «в нынешнем, государь, во 153-м году сынишко мой Фетка Иванов сын Шипилов пропал безвесно, и после, государь, тово, тово сынишка моего Федьки объявилось имячко в Холопье приказе в кобальных книгах, а слух до меня до бедной доходит, тот мой сынишко во дворе у твоево государева боярина у Василья Петровича Шереметева»113. В итоге этому делу был дан ход и организован сыск.
Еще одним следствием коллективных дворянских челобитных конца 1630-х гг. стал указ 3 февраля 1639 г., призванный смягчить издержки судопроизводства для отдельных «городов», «чтоб дворяном и детем боярским в судных делех волокиты не было». Из юрисдикции Владимирского судного приказа были изъяты Кострома, Галич, Арзамас, их было велено судить судьям Челобитного приказа, а из Московского судного приказа — Рязань «с пригороды», Ряжск, Кашира, переданные в Ямской приказ и Тула с Мценском, которые велено было судить окольничему кн. А. Ф. Литвинову-Мосальскому, ведавшему
146


Пушкарский приказ114. Все это были меры, которые не меняли кардинально порядок рассмотрения судных дел и затрагивали только часть уездного дворянства. Оставалась неизменной система взяток и посулов в московских приказах, а также боярский суд в Москве, до которого из уездов трудно было достучаться. Весьма показателен пример названного здесь «устранителя» «волокиты» кн. А. Ф. Литвинова-Мосальс- кого, который будучи «свой» другому боярину кн. Б. М. Лыкову, выдрал из перенесенного в Пушкарский приказ дела о спорном холопе приставские расспросные речи и приказал «написать иные речи». Когда истец И. Арцыбашев сумел добиться нового переноса дела в Разрядный приказ, то думный дьяк И. А. Гавренев заявил ему: «Бей де челом на меня государю, чтоб государь указал доложить себя, государя, мимо меня: а я де не стану от тебя остужатца с боярином с князем Борисом Михайловичем, что де мне боярина обвинить, а тебя оправить»115.
В 1641/42 г. Московское государство переживает репетицию «бун- ташного» 1648 года. По словам одной грамотки нижегородского сына боярского П. Г. Колбецкогр, передававшего носившиеся в Москве в начале июля 1641 г. слухи, тогда «смятенье стало великое», что, будто бы «боярам от земли быть побитым»116. Примерно в это же время служилыми «городами», собранными в Москву «по крымским вес- тем» была подана еще одна коллективная челобитная, боярский приговор по которой состоялся 23 июля 1641 г. Обстоятельства ее создания раскрываются в малоизвестном продолжении «Нового летописца», опубликованном В. Г. Бовиной-Лебедевой. В главе «О дворянском челобитье» говорилось: «В то ж время [149-й год] были дворяне из Великого Нова града и из ыных городов по вестем многие люди и били челом государю на князь Семена Урусова за то, что он у себя на дворе муромца сына боярского бил и медведем травил. И ходили по Москве кругами и о крестьянех и об иных своих обидах учинили челобитье на бояр. И из городов для челобитья выбраны были двойники и по их челобитью крестьян велено отдавать беглых за 10 лет»117. Следовательно непосредственным поводом для волнения дворянства, находившегося в столице, был вопиющий случай травли медведями уездного сына боярского одним из «сильных» людей. Дворяне, выбрали из своей среды челобитчиков (П. Г. Колбецкий писал отцу, что выбирали «пятериков», то есть по пять, а не по два человека от «города»)118. Сами же требования дворян и детей боярских, выраженные в их челобитной были развернуты в целую программу, в которой традиционная жалоба на небольшой срок урочных лет хотя и стояла на первом месте, но была лишь одним из пунктов.
147


Челобитная 1641 г. сохранилась в изложении, поэтому нет возможности восстановить конкретные имена ее составителей. Впрочем, это не столь существенно, так как представители «городов» объединялись для челобитной об общих нуждах. Разделы об урочных летах и справедливом суде, в основном, повторяли аналогичные требования челобитной 1637 г. Но появились и новые смысловые оттенки и даже «историческое обоснование». Дворяне и дети боярские настойчиво напоминали «прежние годы и прежних государей», при которых не было урочных лет, существовала отдельная боярская палата для разбора дел с «сильными» людьми, которую предлагалось возобновить и судить в ней дела по Судебнику Ивана Грозного. Уездных дворян не устраивали сроки рассмотрения их дел не только о беглых крестьянах с служилыми людьми других чинов, но и дел «в обидах и насиль- ствах». В челобитной обращались к царю с просьбой судить допускавших злоупотребления судей и искоренить взятки: «А которые судьи учнут судить не по правде и с теми б судьями в-ых неправедных судех велел бы государь перед бояры давати очные ставки. И со всякими людми велел бы их государь судить на Москве и в городех безсрочно, а на них бы велел государь искати где хто судим. И посулы бы государь велел вывесть». Еще одно требование дворян и детей боярских касалось принятия указа о детях боярских, поступавших в холопы: «й государь бы их пожаловал, о тех детях боярских, о верста- ных и о неверстаных, которые были у розбору [139 (1630—1631) года — В. К.] и в салдатцкой службе, и покиня поместья свои и вотчины, и которые породились после розбору, а отцы их побиты и померли, и они, не бив челом государю об отцовских поместьях и не хотя служить, били челом в боярские дворы и к своей братьи, велел свой государев указ учинить»119.
Челобитная городовых дворян и детей боярских в основном была удовлетворена принятием 23 июля 1641 г. пяти указов: 1) о возвращении насильно захваченных крестьян, 2) установлении 10-летнего срока сыска беглых людей, 3) о введении новых правил суда с духовенством и установлении 15-летнего срока сыска вывезенных крестьян и 10-летнего — беглых, 4) о запрете проезжих пошлин и сносе построенных без указа мельниц, 5) о возвращении верстанных детей боярских и недорослей, владевших поместьями и вотчинами, на службу с «городами» и об окончательном запрете на похолопление уездных дворян120. Не был забыт и самый трудный пункт коллективной челобитной — об искоренении взяточничества, только служилым людям предлагалось самим начинать такие дела: «А хто посулы емлет, и
148


на тех бита челом и извещати имянно. И будет сыщетца, и им от государя быти в опале жив большом наказанье»121. Возможно, что в то же время планировалась новая раздача денежного жалованья, как обратил внимание П. П. Смирнов, в марте и июне 1641 г. боярин Ф. И. Шереметев и дьяк Г. Нечаев собирали с какой-то целью в Приказе приказных дел списки и десятни денежных раздач дворянам и детям боярским разных городов122. ■
Кульминацией событий стал земский собор, состоявшийся в самом начале января 1642 г. по вопросу об удержании или сдаче Азова, захваченного донскими казаками. Дворянские сказки на соборе 1642 г. представляют собой один из самых ярких образцов политической публицистики. Одновременно они показывают, что уездное дворянство научилось объединяться для отстаивания своих интересов, хотя единомыслия по вопросу о противостоянии с «сильными людьми» не существовало. Если одни дворяне и дети боярские вспоминали их злоупотребления в суде и московскую волокиту, которою были разорены «пуще турских и крымских бусурманов», то для других — бояре оставались «вечные наши господа промышленники». И все же картина нестроений в московском обществе была нарисована убедительно, особенно в русском «парламентском» красноречии XVII века отличились нижегородские и муромские дворяне: «А ныне при тебе государе твои государевы бояре и ближние люди пожалованы твоим государским жалованьем... многими поместьи и вотчинами, а твои государевы диаки и подьячие... будучи беспрестанно у твоих государевых дел и обогатев многим богатеством неправедным своим мздоимством, и покупили многия вотчины и домы свои строили многие, палаты каменныя такие, что неудобь-сказаемыя, блаженныя памяти при прежних государех и у великородных людей таких домов не бывало, кому было достойно в таких домах жити»123. Обычно имена авторов этих часто цитируемых пламенных обличений не приводятся, между тем они известны. Выборными представителями от Нижнего Новгорода были В. Ф. Приклонский и С. В. Онучин, а от Мурома — А. Г. Монастырев, С. И. Мертвый, И. П. Власьев124.
Начало 1640-х годов было действительно трудным временем для уездного дворянства. Свое время они проводили в беспрестанной службе по обороне южных границ, поглощавшей все силы и средства дворян и детей боярских. Городовые дворяне разорялись, тем более, что на их положении сказывались «хлебный недород» и «скотский падеж», охватившие многие уезды Московского государства в 1640 — 1644 гг. Чтобы хоть как-то облегчить свое положение служилые «го¬
149


рода» продолжали обращаться к власти с коллективными челобитными. Но новые челобитные составлялись уже не в Москве, как в 1641 г., а в полках. Чаще всего для челобитных о своих нуждах объединялись дворяне и дети боярские из одного, а не многих уездов, и пределом требований «городов» было послабление в службе.
Несколько таких челобитных было подано, например, в полках Ук- раинного разряда в 1644 г. Они достаточно красноречиво показывают, с какими повседневными проблемами сталкивались «города». В августе 1644 г. была подана коллективная челобитная белян — бело- зерских помещиков Ивана Веригина, Агея Шепелева (будущего первого русского генерала), Кирилла Кобыльского, Лариона Алексеева, Сергея Ступишина с товарищами от имени всех дворян и детей боярских этого «города», бывших на службе в Одоеве. Они просили об отпуске их со службы из-за дальнего пути, неурожая и падежа скотины: «Испомещены мы, холопи твои в Белозерском уезде за Белым озером верст по пятьдесят и по сту и больши за болоты и за ржявцы ж непроходимыми, за реками безперевозными, за озеры и за грязми многими, а приезжяем мы, холопи твои на твою государеву службу з замосковными ближними и с пожалованными людьми вместе, а служим мы всякие твои государевы полковые службы с ними с пожалованными ближними людьми вровеньстве в подъезде и в проезжей станице ездим. А из-за Бела-озера мы, холопи твои, едучи на твою государеву службу, через болото и через ржявцы пеши ходим и седла и всякую служилую рухледь на плечех носим и лошеди у нас, холопей твоих в тех болотах и в ржявцах многие помирают, а за умножение грех ради наших хлеб у нас не родитца по многие годы и от морозов позябает, потому что места студеные... А мы, холопи твои, живучи на твоей госдареве службе, одолжали великими долгами, помираем голодною смертью, скитаючись по дорянским станам»125.
Дворяне и дети боярские замосковных «городов» Нижнего Новгорода, Бежецкого Верха, Вологды и других, назначенные в 1644 г. на службу в Крапивну, били челом одновременно со служилыми людьми одоевского полка. Свои беды и разорения они вели от смоленской службы: «по твоему государеву указу, по наряду, были мы холопи твои на твоей государеве службе во Ржеве и на Белой под Смоленским в осаде многие сидели с окольничим со князем Семеном Васильевичем Прозоровским и от тое, государь, мы бедные и безпомошные холопи твои смоленские службы оскудали и одолжали великими долги, да мы ж холопи твои бедные и безпомощные по твоему государеву указу после смоленские службы стоим ежегодно на твоей государевой
150


службе на береговой от крымских и от нагайских людей и от тое, государь, твоей государевой береговые службы мы бедные и безпомоч- ные холопи твои вконец погибли...».
Далее в челобитной содержится просьба о досрочном отпуске со службы, так как уже начала действовать новая система обороны по засечной черте: «а милостью, государь, Божьею и твоим государевым повеленьем от тех крымских и нагайских воинских людей по сокмам и по перелазам по границам городы и остроги поставлены и крепости деревеные и земленые многие учинены и люди в тех городех и острогех многие построены и теми государь тотарскими сокмами и немалыми людьми проходу в твою государеву вотчину в украинные городы не бывает, а нас, государь холопей твоих бедных и безмочных высылают на твою государеву береговую службу по весне рана да конских кормов, а от- пуски государь нам бедным холопем твоим с твоей государевой береговые службы бывают позно и от той государь вешные высылки и позно- ва отпуску службы нас бедных безмочных служилые клячи на дороге весною без скормля а в осень от груды помирают на дороге».
Большой интерес представляет также просьба о денежном жалованье, являющаяся новым мотивом таких челобитных. Тем более, что в ней раскрываются существовавшие на рубеже XVI —XVII вв. особенности раздачи денег из четвертей и «с городом». «А денежнова, государь, жалованья, — писали челобитчики, — нам холопем твоим бедным безмочным после смоленские службы не бывала, а при прежных государех, которая наша братья дослужились службою свою и кровью имались твое государево денежное жалованье из четверти и тем, государь нашей братьи довали ежегод, а городовым в третей год, а ныне, государь нам холопем твоим бедным и безмочным твоево государева денежнова жалованья не бывает, а твои государевы службы ежегодные».
В челобитной служилых людей крапивенского полка подробно раскрываются трудности, с которыми столкнулись землевладельцы: в 151 г. скотина «у многих пала без астатку», «и мы, государь, холопы твои, у ко(то)рых было платишка свое и женишок испродав кляченка и скотинишка для заводу прикупили и нынеча государь к нам холопем твоим из розных городов из наших деревнишак пишут, что волею Божию и грех ради наших те клячонка и всякая скотинишка выпала без астатку ж и у тех, у которых в прошлом году Бог помиловал, да у нас же, государь, холопей твоих, со 148 году хлебной недород и во многих городех морозом хлеб била»; ив 152 г. снова «рожь не родилась, а еровой хлеб всякой морозом побила во многих местех без
151


астатку», в результате чего «побрели розна» и те крестьяне, которые еще оставались в поместьях. «А нам поить и кормить людишак своих нечем и крестьянишак подмогать нечем, — жаловались дворяне и дети боярские, — потому у нас наши поместьишка и водчинишка стовятца пусты а к тому жа государь нам бедным безмочным твои государевы службы частые, а денежнова государь жалованья нам холопем твоим после смоленские службы не бывала»126.
Даже с учетом этикетной формы многих жалоб, просьба о пожаловании «Эля наших кровоточных, сердешных слез» не могла не тронуть царского сердца. По записи на приведенных челобитных «государь приказал выписать в котором числе приехали» и 24 августа 1644 г. — «учинить по помете»127. Вообще по челобитным, обращенным к царю Михаилу Федоровичу заметно, что почти все они, дойдя до царского рассмотрения, в той или иной степени удовлетворялись.
В августе 1645 г. в полках Украинного разряда было составлено новое коллективное обращение к царю, но на этот раз, к только что вступившему на престол Алексею Михайловичу. Эта челобитная, в отличие от предыдущих, возникла в надежде на общее пожалование за все службы в период предыдущего царствования. Но главным требованием «городов» оставалась отмена «урочных лет». Текст коллективной челобитной сохранился в наказе составителям переписных книг: «в прошлом во 153-м году били челом государю царю и великому князю Алексею Михайловичи) всеа Русии дворяне и дети боярские всех городов, которые во 153-м году были на ево государеве службе на Туле и в-ыных полкех: служили де они отцу ево государеву... тридцать два года, также и прежним государем служили безпрестан- ные службы и от служеб обедняли и одолжали великими долги и конми опали, а поместья их и вотчины опустели, и домы их оскудели и разорены без остатку от войны и от сильных людей... И государь бы их пожаловал, велел к отдаче беглых их крестьян урочные годы отставить»128. В ответ на коллективную челобитную был подтвержден прежний порядок 10-летнего сыска беглых крестьян, но у городовых дворян появилась надежда на отмену урочных лет в связи с составлением переписных книг129.
Начало царствования Алексея Михайловича не подтвердило ожиданий служилых «городов». Они по-прежнему находились на тяжелой службе в южных городах, делая «городовое дело», не получая ни жалованья, ни обещанного искоренения злоупотреблений при сыске беглых людей. Поэтому служилые «города» приняли активное участие в московском «гиле» в июне 1648 года. Исследователи истории
152


«московского мятежа» 1648 г. П. П. Смирнов и С. В. Бахрушин уже давно показали место и роль провинциального дворянства в этих событиях, отметили факты появления в Москве челобитчиков от «городов», опубликовали и исследовали челобитные, подававшиеся городовыми служилыми людьми130. Новым явлением в коллективных протестах уездного дворянства в 1648 г. стало их участие в выработке обращения «мира» к царю Алексею Михайловичу вместе с посадскими людьми и представителями других сословий.
Пафос коллективной челобитной «мира», судя по тексту опубликованному М. В. Шахматовым, был направлен против все тех же «сильных» людей. Но в обращении к царю слышна не столько жалоба, сколько обвинение: «и ты, великий же государь, долго же терпит и щадиш, и милуеш, не хочеш своего царского суда и гневу пролити на них»131. «Города» осознавали себя в этот момент частью «всей земли», которую «великие люди» ссорили с государем. Поэтому в своей челобитной дворяне и посадские люди, выразили главное требование искоренить неправедный суд и корыстных судей.
В челобитной «мира» в 1648 г. много перекличек с прошлыми требованиями дворян. В этом документе, как и в 1641 г., упоминаются Сыскные приказы, в которых бояре специально разбирали дела дворян и детей боярских с «сильными» людьми. Прямым текстуальным совпадением с одной из сказок городовых дворян на земском соборе 1642 г. выглядят слова челобитной «мира» о строительстве дьяками и подьячими домов, не подобающих их чину. Вспоминались и сами прежние коллективные челобитные служилых «городов» царю Михаилу Федоровичу о наказании «губителей» и «насильников» «мира». «Мы и ныне того же самого от тебя ждем и желаем», — говорилось в челобитной132. Кульминацией событий стала выработка и принятие Соборного уложения на земском соборе 1648/49 г.133 Напомню, что идея «уложенной судебной книги» возникла у городового дворянства еще в 1637 г. Статьи Соборного уложения о войске, суде, местном управлении, поместьях и вотчинах, крестьянах и холопах исчерпывающе рассмотрены в исследовании А. Г. Манькова и в комментариях к академическому изданию. После этих работ Соборное уложение 1649 г. мало нуждается в рассмотрении с историко-юридической точки зрения. Но уложение было не простым кодексом, а во многом еще памятником политической и даже публицистической мысли. Оно содержало идеальную модель государственного устройства и суда, выраженную в статьях, одобренных с участием соборных представителей, большинство из которых представляло служилые «города»135.
153


Главная цель уложения, сформулированная в его преамбуле, состояла, как известно, в том, «чтобы Московского государства всяких чинов людей от болшаго и до меншаго чину суд и росправа была во всяких делех всем ровна»136. Требование это, понятное из логики предшествующих коллективных протестов уездного дворянства, даже будучи включенным в текст законодательного памятника, носило декларативный характер и не было реализовано ни тогда, ни после.
«Нормальным» юридическим кодексом этот памятник мешают считать обстоятельства спешки, в которых он принимался. Служилые люди хотели подтвердить авторитетом собора свои завоевания, что особенно заметно на такой принципиальной главе, как «суд о кресть- янех», полностью подчиненной задачам сыска беглых137. Даже не дождавшись окончания работы над уложением, дворяне и дети боярские добиваются отсылки специальной грамоты, извещавшей о принятии 2 января 1649 г. соборного приговора об отмене «урочных лет». В начале документа упоминается о коллективной челобитной 156 (1648) года, поставившей вопрос о сыске беглых по писцовым книгам. Но еще важнее формула принятия указа, допускавшая участие «всей земли» в выработке закона: «и мы указали и собором уложили»138.
Новизна Соборного уложения для политической мысли своего времени состояла именно в таком совместном одобрении царем и собором его статей. Вряд ли можно согласиться с переносом И. Л. Андреевым концепции «дворянской демократии» на русский материал, когда «дворяне и дети боярские в своем стремлении к «равенству» апеллировали к верховной власти»139. Как видим, городовое дворянство хотя и продолжало считать царя верховным арбитром всех своих споров с другими чинами, но претендовало и на свое участие в «земском устро- еньи». Отсюда еще далеко до ограничения воли царя волей «земли», но книга соборного уложения осталась победной вехой «городов» в истории их непростых взаимоотношений с центральной властью.
§ 4. «Домострой» служилого человека
«Домострой» достаточно емкое слово для определения общих принципов устройства домашней жизни городового дворянина. Одна из задач работы состоит в выяснении социальных ролей уездных дворян и детей боярских вне службы. Конечно, в настоящем исследовании не ставится задача писать реальный комментарий к известному литературному памятнику, однако речь пойдет о делах, известных в
154


том числе и из текста «Домостроя» XVI в.140 Частная жизнь людей того времени обычно скрыта от посторонних глаз, и этот принцип соблюдался во всех домах от царских палат до лачуги простолюдина. В этом для людей XVII в. был практический смысл, боязнь сглаза, колдовства заставляла быть осторожными.
Уже с рождения дети мужского пола в семьях городовых дворян получали наряду с крестильными именами, имена-прозвища, под которыми они и были чаще всего известны в документах. Имена отличались разнообразием и можно проследить даже моду на употребление тех или иных имен по отдельным городам. Так, используя материалы разбора 1630—1631 г.,можно упомянуть некоторые необычные имена и прозвища, с которыми дворяне и дети боярские были записаны в десятнях. В Арзамасе — Аталык, Баим (2 чел. с таким именем), Валуй, Залешенин, Мисюрь, Неудача, Неупокой (2 чел.), Плакида (4 чел.), Потешка, Страх, Хотен, Худяк, Чюваш, Щедра. В Нижнем Новгороде — Аталык, Баим, Курдюк, Неважен, Пинай, Плакида, Хотен, Шигалей. В Костроме — Баим (3 чел.), Беляница, Боголюб (3 чел.), Бубля, Будалей, Землянин, Изюм (3 чел.), Инозем, Кадыш, Китай, Маковей (2 чел.), Мамлей, Сарыч, Стовер, Сюльмень, Табай (2 чел.), Хотен, Ян (3 чел.). В Пскове — Воронец и Соловец, Тонай. Луки Великие — Ишук, Оку л. В Смоленске — Коверя, Дорогобуже — Невем. В Твери — Булат, Бежецком Верхе — Сирин, Ржеве Владимирове — Айдар, Торжке — Ой- сан. Наиболее часто в документах встречаются прозвища Домашний, Крестьянин, Меньшой, Нехороший, Постник, а также группа прозвищ, образованных от простого счета детей в семье: Первый, Второй, Третьяк, Пятой, Шестой, Седьмой, Девятый. Популярностью в служилой среде, естественно, пользовалось имя Воин, в одной Костроме в 1630/31 г. их было десять человек, среди тверских дворян (в широком значении Твери и соседних уездов) носило это имя восемь человек141. Относительно малая численность этих прозвищ по отношению к преобладавшим календарным именам дворян и детей боярских, показывает, что они уже стали анахронизмом Свою главную роль в качестве основы для образования фамилий русского дворянства прозвища сыграли раньше, в документах первой половины XVII в. уже четко фиксируется определенная родовая фамилия142.
На мальчиков и девочек в семье смотрели по-разному. Сын был не только наследником, но и обязан был кормить и обеспечивать престарелых родителей до их «живота». Сложнее, когда в семье было несколько сынов, но в этом случае поместье отца оставалось за кем-то
155


одним, а другие верстались «в отвод», то есть могли претендовать на получение других поместий. Естественно что тот из сынов, которому переходило отцовское поместье, и обязан был прежде всего позаботиться о родителях в старости. С девочками появлялись другие заботы: им нужно было готовить приданое, в которое наряду с одеждой, украшениями и т. д., шли также и земельные владения. «Компенсацией» материальных убытков по выдаче замуж дочерей для служилого человека было новое родство, иногда возвышавшее рядового дворянина над своей братьей так, как не могли никакие службы.
Это прежде всего относится к царским бракам на барышнях из уездных семейств. Напомню, что сама великая инока Марфа Ивановна, жена боярина Федора Никитича Романова и мать царя Михаила Федоровича происходила из рядового костромского рода Шестовых. В свою очередь, жена царя Михаила Федоровича Евдокия Лукьяновна вывела наверх свой род Стрешневых. То же самое произошло с Нарышкиными, после женитьбы царя Алексея Михайловича на Прасковье Кирилловне. Все это даже дало повод заметить А. И. Яковлеву: «Может быть, в связи с некоторой неуверенность в социальной почве династия инстинктивно ищет в своих брачных союзах с дочерьми городовых дворян более прочной опоры, — не идут ли царские браки по тому направлению, в котором развивается в эти годы и государственный порядок»143.
Честь рода, как одно из коренных понятий в мировоззрении служилого человека заставляла быть его очень активным в процессе выбора невесты для сына или жениха для дочери. Участие старших в «сговоре», невозможность общения жениха и невесты до свадьбы, известные из этнографических примеров, были характерными чертами и свадебного обряда городовых дворян XVII в. В случае заключения договора о свадьбе старшие мужчины в роду выступали поручителями брачной сделки, что нашло свое отражение в формуляре сговор- ных записей. Согласно этим записям дочь выдает замуж отец или старший брат, редко мать. Права невесты и жениха охранялись с момента написания рядовой записи и до их свадьбы. Нарушивший договор о свадьбе (как с одной, так и с другой стороны) был обязан уплатить огромный штраф в несколько сот рублей. Видимо, сторонам была понятна условность суммы такого штрафа, выплатить который было не по силам обычному служилому человеку. Целью внесения записи об огромной неустойке было страхование расходов сторон по подготовке свадьбы. В редких случаях расторжения брака при отсутствии детей приданое возвращалось родственникам жены144.
156


Как и в службе, существовал принцип ответственности служилого человека перед своим родом в других делах. Поэтому наряду с сословным самоуправлением существовало родовое и коллективная родовая ответственность. Вот как, например, решили свое дело «о вражбе» представители родов Павловых и Несвитаевых в Пошехо- нье в 1614 г. Они написали мировую запись в которой уговорились: «а будет от меня от Романа и от моих детей и от братьи учинитца которое убивство и наши головы Романа Павлова с детми и з братьями все головы до одново место голову Несветаевых, которому учинитца убивство от Павловых, где ни есть и домы наши всех Павловых вместо его дому или их человека, которого или крестьянина, убием до смерти мы Павловы и нам дати лутчево человека или крестьянина, которово оне излюбят Несвитаевы»145. О проникновении сословных принципов самоуправления в обычную жизнь свидетельствует участие дворян и детей боярских в качестве третейских судей в спорных делах об имуществе, ссорах городовых дворян между собой.
Главным в мировоззрении городового дворянина, как и большинства других его современников, была забота об «устройстве души». Ее основания лежали в христианской вере в спасение душ и загробную жизнь. Уже крестное целованье (присяга при вступлении в службу) налагала на служилого человека обязательства определенного поведения и подчинения, нарушение которых было не только преступлением, но и грехом. Христианская мораль формировала человека, диктовала его поведение и лежала в основании многих его «богоугодных» поступков. Так в своих поместьях и вотчинах дворяне и дети боярские строили ружные церкви, содержание причту которой платили из своих доходов. В документах встречается немало челобитных служилых людей об отпуске их на богомолье в монастыри, особенно в отдаленные Соловки, по данному ими «обещанью». Служилые люди, судя по приходо-расходным книгам монастырей, жертвовали туда церковную утварь, книги и имущество. Как правило, в уездах можно проследить связи первых по значению дворянских семей и располагавшимися там монашескими обителями. Корни таких отношений уходят в далекое прошлое, когда основателями некоторых обителей были выходцы из уездных «боярских» семей. В такой семье бояр ростовского княжества родился Сергий Радонежский, из рода Саниных происходил — Иосиф Волоцкий, рода Кожиных — основатель Макарьева Калязинского монастыря, дворянские корни и у известного деятеля Смуты Авраамия Палицына. Все это общеизвестные факты, которые показывают возможное направление изучения
157


связей городового дворянства и монастырей в уездах. Например, кормовые книги Иосифо-Волоцкого монастыря XVI в. свидетельствует о древних связях с монастырем родов землевладельцев Волоцкого у. Головленковых, Кутузовых, Поводниных, Полевых146. В кормовых книгах и синодике ярославских Спасского и Толгского монастырей XVII в., встречаются записи о родах ярославских выборных дворян конца XVI — начала XVII в. Бутримовых, Викентьевых, Волковых, Непос- тавовых147. В синодике Преображенской церкви Спасского монастыря в Рязани сохранились записи о рязанских дворянских родах Бир- киных, Измайловых, Кобяковых, Ляпуновых, Ржевских, Чевкиных148. Представители родов городовых дворян, переходившие на службу в Москву, не оставляли связей со своими родовыми гнездами, например, в синодике Троицкого Лютикова монастыря содержатся записи о многих членах рода болховских дворян Хитрово, из которого происходил окольничий и оружничий Б. М. Хитрово, «построивший» упомянутый СИНОДИК149.
Забота «о душе» прямо отражается в формуляре духовных грамот, в свидетельстве душеприказчиков, когда человек «приказывал» свою душу, ее устройство наиболее близким людям. В духовной делались последние распоряжения о долгах и наследстве, распоряжения о судьбе движимого и недвижимого имущества, вкладах «на помин души». Особенностью духовных служилых людей было то, что их иногда составляли заранее, перед выходом в дальний поход или на войну. Например, в духовной И. В. Борнякова 1604 г. сказано: «Се яз, раб божий Иван Васильев сын Борняков, пишу сию духовную своим целым умом и разумом, идучи на государеву цареву и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии службу во Брянеск, кому мне что дати и на ком мне что взяти»150. Духовные содержали заповеди о нравственном поведении наследников, представляющие сейчас несомненный интерес для реконструкции мировоззрения и менталитета людей XVII в.: «А во всем детям моим слушати матери своей и жити всем вместе в ее половине и по моему благословению и по приказу, никоторые 6 вражды меж ими не было» (И. В. Борняков, 1604 г.), «И вы Бога ради, князья и бояре, той силы не учинити, у Пречистые Богородицы моего данья вотчины не отнимайте и клятвы на себя тое не наносите» (кн. И. В. Нерыцкий, 1611 г.)151.
Служилый человек делал вклады «на помин души» в церкви и монастыри и при своей жизни. Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря 1673 г. сохранила немало записей о таких вкладах, начиная с XV в., на протяжении жизни нескольких поколений дворянских ро-
158


дов. Среди вкладчиков Троице-Сергиева монастыря были не только представители привилегированных родов русской аристократии и московского дворянства, но и рядовых дворянских фамилий Жуковых (Суздаль, 1613 г., деньги 4 рубля 16 алтын 4 деньги, за постриг сестры), Елизаровых (Галич, 1627 г., «скатерть двойная, шита в шахматы, в мере 19 аршин»), Нащокиных (Дорогобуж, 1612/13 г., «мерин темносер по цене за 10 рублев», за постриг), Айгустовых (Переславль), Вердеревских (Рязань), Редриковых (Переславль), Стоговых (Переславль, «вотчину свою... да ржи 10 чети, да бычек черн 5 лет», за постриг), Пивовых (Ярославль), Перфильевых (1637, Галич, «мерин ворон по цене за 3 рубли»), Бердяевых (Смоленск)152. Городовые дворяне и дети боярские, естественно, были среди вкладчиков и братии более скромных монастырей и пустыней. При этом уездные дворяне и монастырские власти могли обходить запреты на передачу церкви поместных земель, неформально решая вопрос о вкладе. Например, в 1644 г. пошехонец Я. К. Плюсков дал вклад на сто рублей в Пошехонскую Адрианову пустынь, состоявший из передачи прав на его поместную пустошь на пять лет со 151 по 155 гг., оцененные в 90 рублей и «десяти четей овса в пертомскую меру [местное название, от р. Пертома в Пошехонском у. — В. К.] за десять рублев». Как свидетельствует ответная память игумена и братии Андриановой пустыни о приеме вклада, монастырские власти обязались «Якова Корне- ловича» (именно как хорошо знакомый человек, уважительно, «с вичем», упоминается вкладчик в этом документе) по его желанию «постречи и покоить, как и протчих вкладчиков братью или Бог по душу его сошлет и нам его в сенадик написати... и поминати»153.
И все же приходится констатировать, что мы очень мало знаем о «Домострое» городового дворянства, «обычных» людей, составляющих молчащее большинство истории. Об их мыслях, не связанном со службой быте, их представлениях о жизни, отношениях между людьми. Время от времени со страниц документов до нас прорываются их речи, но чаще всего это связано с публичными проявлениями гнева и недовольства властью. Весьма показательны в этом смысле дела о «слове и деле государеве», в которых «отметились» и городовые дворяне. Например, арзамасский сын боярский И. Чуфаров, рдзговари- вая со своими мужиками, в сильных выражениях развеивал напрасные надежды на возможность возобновления крестьянского выхода по случаю рождения царевича Алексея: «Вырежу вам язык, а только де ныне давать выход, и в том государева воля: царь Борис и мудренее был и того вскоре не стало»154. Так надолго запоминалась «соци¬
159


альная» обида, связанная с разорением мелких помещиков указами Бориса Годунова, частично разрешившими переход крестьян между ними в голодные годы начала XVII в. Характерен и переданный в деле, как само собой разумеющийся, стиль «разговора» детей боярских со своими мужиками. Немало образных и неожиданных оборотов содержится в челобитных дворян и детей боярских. Например, галичане братья Шишкины в 1628 г. били челом о поместье и описывали свою бедность: «а поместейцо государь твое царское жалованье за нами только сами по дыму курим, а по крестьянинцу ни по единому... за нами нет»155. Остается только сожалеть, что россыпи этого живого разговорного языка остаются не выявленными.
XVII век — время складывания новой русской литературы, и уездное дворянство не осталось в стороне от этого процесса. Д. М. Буланин в предисловии к выпуску «Словаря книжников и книжности Древней Руси», посвященному XVII веку, суммировал литературоведческие представления о письменности этого столетия. «Первое, на чем следует заострить внимание, — писал Д. М. Буланин, — это резкое увеличение литературной продукции... Важным условием литературного “прироста” было постепенное освобождение культуры от церковной опеки, открывшее доступ в книгу таким темам и формам, которые раньше считались несовместимыми с религиозным назначением книги. По-новому складывались отношения между литературой и фольклором, литературой и деловой письменностью.. .»156. При этом исследователь указывает на значение провинциальной книжности, «которая мало изучалась, но занимает много места в литературном движении эпохи».
Немногие известные примеры литературного творчества уездного дворянства подтверждают эти наблюдения. Один из самых ярких и известных памятников, так называемый «Карамзинский хронограф», связанных с именем арзамасского дворянина Б. Болтина, был создан под воздействием «жанра» хорошо известных служилым людям разрядных книг. Напротив, в летописные произведения, насколько можно судить по «Повести о победах Московского государства», вторгалась стихия делового языка, которым описывалось участие смоленских дворян в событиях Смуты и после нее. Но даже эти, самые «громкие» произведения, связываемые с уездным дворянством, несмотря на провинциальный контекст многих записей, нельзя связывать исключительно с «областной» культурой. Более того, в качестве, гипотезы, можно предположить, что в их создании и распространении были заинтересованы попадавшие в «московский список» дворяне с уездным прошлом, каким был Б. Ф. Болтин и многие представители смоленского «города».
160


Наиболее свободно уездный дворянин или сын боярский могли выразить себя в «грамотках» (частных письмах) и челобитных, которые иногда по своему языку и значению сопоставимы с литературными произведениями. Но и здесь деловой этикет подчинял себе творческую стихию человека. Преодолеть его можно было, насыщая документ несвойственными ему чертами. Например, рифмуя последние слова в строках, или, пародируя деловой стиль, наполняя текст бытовым содержанием.
Силлабическими виршами написано послание тулянина И. Фуни- кова «Дворянина к дворянину», захваченного в 1608 г. в Туле болот- никовцами во время осады ее войсками царя Василия Шуйского. Это один из ранних памятников подобного жанра. Грамотка И. В. Фуни- кова является ответом на «рукописание» вполне конкретного лица, возможно, кн. Г. К. Волконского, с которым автора виршей связывали доверительные отношения157. По условиям отправления письма он не мог прямо назвать свой адресат и скрыл его под безличным оборотом «государю моему имярек». В начале письма новые обороты еще еле уловимы и, несмотря на некоторую пышность слога, оно вполне могло сойти за обычную грамотку: «А по милости, государь, своей, аще изволишь о нашем убожестве слышать, и я милостию творца и зиждителя всяческих, апреля по 23 день, повидимому в живых». Но, начиная с описания своих тульских злоключений, И. В. Фуников полностью переходит на силлабические обороты:
«А бедно убо и скорбно дни пребываю,
А милосердия твоего, государя своего, всегда не забываю.
А мне, государь, тульские воры выломали на пытках руки и нарядили, что крюки,
Да вкинули в тюрьму, и лавка, государь, была уска, и взяла меня великая тоска, а послана рогожа, и спать не погоже.
Седел 19 недель, а вон ис тюрьмы глядел.
А мужики, что ляхи, дважды приводили к плахе...»158.
Почти невозможно сказать с уверенностью, что заставило И. В. Фуникова так переделать грамотку, и с иронией описывать свое разорение и пытки, но из ее текста известно, что он опасался, чтобы ее не приняли «за оскудение разума моего и за злу ростоку сердца моего».
Переход реального документа в литературное творчество окончательно состоялся в памятниках так называемой «демократической сатиры» XVII в. В них используются хорошо известные современникам формуляры челобитных, судных дел, росписей приданого, но их
161


содержание не только намеренно вымышленное, но и рассчитанное на литературный оборот. Поэтому связывать эти памятники только с читателем из «демократической» среды вряд ли справедливо. Они создавались, читались, распространялись в самых широких слоях русского общества XVII в., а не только низшими церковными служителями, посадскими людьми и крестьянами.
Судя по упоминанию некоторых бытовых реалий в сатирических произведениях XVII в., их адресатом было и дворянство. Например, кто лучше уездных дворян мог понять сказку (документ) Ерша из «Повести о Ерше Ершовиче» (кстати, «с вичем» писали только благородных и заслуженных, это дополнительный пародийный элемент), доказывавшую старинную принадлежность ему Ростовского озера: «А то Ростовское озеро прямое мое, а не их [Леща и Головля], из старины дедушьку моему Ершу ростовскому жильцу. А родом есьми аз истаринший человек, детишка боярские (подчеркнуто мною — В. К.), мелких бояр по прозванию Вандышевы, Переславцы. Ате люди, Лещ да Головль, были у отца моего в холопях...»159. Или, например, «Сказание о роскошном житии и веселии», начинающееся оборотом, связанным с основным жизненным интересом служилого человека: «Не в коем госдарстве добры и честны дворянин вновь пожалован поместицем малым»160. В «Азбуковнике о прекрасной девице» молодая дворянка мечтает завлечь «доброго молодца» для любовных утех: «...3 Земля мне своя продать, а друга милого докупитца.... X Холопа послать стыжуся, а сама итти и боюся»161. Ирония над небогатым дворянином, получившим убогое приданое, отразилась в сатирической «Росписи о приданом»:
«Вначале 8 дворов крестьянских,
промеж Лебедяни, на Старой Резани, не доезжая Казани, где пьяных вязали,
меж неба и земли, поверх лесу и воды.
Да 8 дворов бобыльских, в них полтора человека с четвертью
3 человека деловых людей, 4 человека в бегах да 2 человека в бедах, один в тюрьме, а другой в воде.
Да в тех же дворех стоить горница о трех углах над жилым подклетом...
Третий московский двор, загородной на Воронцовском поле, позади Тверской дороги.
Во оном дворе хоромного строения:
два столба вбиты в землю, третьим покрыто...
162


Да с тех же дворов
сходится на всякий год всякого запасу
по 40 шестов собачьих хвостов,
да по 40 кадушек соленых лягушек...»162.
Авторы большинства литературных памятников XVII века, как и вообще произведений древнерусской литературы, продолжали оставаться неизвестными. Тем интереснее пример хрестоматийно известного авторства “Жития” святой Улиянии Лазаревской, написанного в 1620 — 1630-х гг. ее сыном муромским дворянином Калистратом (Дружиною) Осорьиным163. А. М. Панченко считает это произведение “первым опытом биографии частного человека” в древнерусской литературе: «У Дружины получилось не житие, а жизнеописание, биография с элементами семейно хроники московских и провинциальных дворян Осоргиных, Недюревых, Араповых, Дубенских»164. Д. Осорьин, записав «повесть дивную, бывшую в роде нашем», стремился не просто сохранить память о набожной матери, которая помогала нищим, вдовам и сиротам, но и надеялся, что после его «повести» будет начат процесс канонизации, свидетельствование чудес, однако этого не произошло и Юлиания Лазаревская осталась местночтимой муромской святой. В. Кивельсон подчеркивала значение этого источника для выяснения роли женщин в обеспечении «стабильности» уездных дворянских обществ165.
У нас есть возможность узнать подробнее биографию самого «писателя» Д. Осорьина. М. Г. Кротов опубликовал челобитную, поданную Дружиной Осорьиным 26 декабря 1644 г. в связи с разбиравшимся выше делом по обвинению ряда муромцев в «огурстве» (уклоненнии от службы): «Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа руси бьет челом холоп твой Муромец Дружин- ка Юрьев сын Осорьин. Служил я тебе, государю, и прежним государям по Мурому пятьдесят пять лет всякие твои государева служба станичные и подъездные, а в нетах не бывал. И побыл я холоп твой в Муроме в губных старостах и меня холопа твоего постигла старость и увечье: слепота и ноги отнялися и памяти отбыл, и о том тебе, государю, бил челом в Розбойне приказе и по моему, государь, челобитью от губы я отставлен. И в прошлом, государь, во 152 году поехал был на твою государеву службу и по твоей государеве грамоте ис Стре- лецково приказу прислан в Муром из Нижнево от воеводы ямской прикащик Никита Фефилов со многими стрельцами, велено ему на мне да на Романе Юматове доправить четыреста сорок деветь рублев стрелецких денег напрасно, а о том сборе ко мне твой государев указ
163


не бывал, а сбирал те стрелецкие деньги воевода Федор Полтев. И я холоп твой стоял на правеже все лето и для того с дороги воротился и на службе не бывал, а не своим огурством. А поместья, государь, за мною нет нигде, только было вотчинки сто чети, и как, государь, на мне правили напрасно Савина иску Мертвого триста рублев и ту я вот- чинку продал и нет за мною ни поместья ни вотчина, кормлюся по племени и до друзьям. А в Муроме, государь, в службе меня леты старее нет.И на меня холопа твоего извещал ложно муромец Стахей Дурасов бутто я холоп твой не служу, а служить де мне мочно. Милосердый государь, царь и великий князь Михаил Федорович пожалуй меня холопа своего беспоместного, и старого, и увечного не вели, государь, тому ложному доводу поверити без сыску и своей государевы пени и опалы учинить. Царь государь смилуйся пожалуй»166.
Таким образом из челобитной Д. Ю. Осорьина узнаем, что ему было около 70 лет, свою службу он начал, примерно, с 1589/90 г. В момент смерти матери в 1604 г. ему было около 30 лет. Из других источников было уже известно, что Д. Осорьин исполнял должность губного старосты в Муроме. Приведенная же челобитная показывает, что эта служба привела его к окончательному разорению, и в конце жизни он вынужден был кормиться милостыней. Не в стремлении ли оправдать свой приживальческий хлеб было написано «Житие Юлианин Лазаревской», прославляющее воздаяние нищим и убогим?
Наконец, можно сказать и об уездных дворянах — читателях рукописей и книжной продукции Московского печатного двора XVII в. Частные библиотеки городового дворянства изучать много сложнее, чем монастырские собрания, из-за отсутствия их описей. В качестве источника сведений о таких библиотеках могут быть использованы владельческие и вкладные записи на книгах167. Например, на одной из книг в собрании БАН, Требнике 1633 г. сохранилась запись о приговоре прихожан — ярославских дворян и детей боярских, об отдаче этой книги в церковь Рождества Христова в Вокшерской волости, что и осуществил по их приговору В. П. Полочанинов168. Хотя приведенный пример, скорее исключение и в большинстве случаев принадлежность записей городовым дворянам установить бывает трудно.
Увлечение рукописными книгами, как занятие несвойственное для дворянина, иногда вызывало подозрение. Так Л. Шипов бил челом о возвращении ему «книги Козмографии», взятой у него в Разряд в 153 г. по извету малоярославецкого сына боярского169.
Важным источником, позволяющим провести систематическое исследование вкусов и пристрастий книжников середины XVII в. из
164


числа провинциального дворянства, является приходная книга продавца книжной лавки Московского печатного двора, опубликованная С. П. Лупповым. Приведем сведения о покупке городовыми дворянами Соборного уложения в 1649-* 1650 гг.
Покупателями Соборного уложения только в первый день продажи 4 января 1649 г. были служилые люди из Белой (А. Д. Тарбеев), Галича (А. Свиньин, Г. И. Марков), Костромы (А. И. Бедарев, В. Ф. Одинцов), Каширы (А. Е. Владычин), Курмыша (И. Т. Соймонов), Новгорода (С. Г. Селивачев), Рязани (Д. Вердеревский, М. А. Калачев), Смоленска (С. Я. Полуехтов), Углича (В. и Ф. Селифонтовы), Ярославля (Ф. П. Ураков). Всего из 1173 проданных экземпляров Уложения, по нашим подсчетам 414 или более трети пришлось на городовых дворян170. Наибольшее число экземпляров было продано в Новгород, Рязань, Смоленск, Ярославль, Каширу, Суздаль, Кострому, Галич171. Интересно, что среди покупателей Соборного уложения, происходивших из городового дворянства, были представители родов, хорошо известных в политике, культуре, литературе и исторической науке нового времени в XIX —начале XX века — Бартеневых, Буниных, Грибоедовых, Калачовых, Катениных, Милюковых, Сухотиных, Тютчевых, Уваровых, Хомяковых, Чаадаевых.


Заключение
Итогом развития служилого «города» в конце XVI — первой половине XVII в. стало формирование большого слоя людей, связанных общностью службы, интересов и представлений. Имя этому слою — уездное дворянство России, без изучения которого трудно представить себе историю дворянского сословия в целом. Исследование эволюции служилого «города» от Смуты до Соборного Уложения 1649 г., проведенное в настоящей работе, показало присутствие в русской истории нового, «областного», политического феномена. Рядом с традиционными вершителями судеб Московского государства — царем, Боярской думой, Государевым двором появляется «город», как часть «мира» и, шире, «всей земли». Вместе со «всей землей» уездное дворянство претендовало на участие в решении проблем русского общества. В концентрированном виде эти претензии выражены в земских соборах, большую часть представителей которых составляли городовые дворяне и дети боярские. Важно и то, что появился и развивался в последующие века новый тип русского человека — «из провинции».
Начало изменению ситуации в уездах было положено реформированием земельных отношений в период создания единого Русского государства. В развитии дворянского сословия много значили реформа земского управления и службы, осуществленные в середине XVI в. Многое из начатого, но брошенного царем Иваном Грозным, проходило испытание опричниной и царским самовластьем. После смерти Ивана Грозного в 1584 г. были проведены мероприятия по реформированию Государева двора. Связь реформ Государева двора в последней четверти XVI — начале XVII в. с развитием служилого «города» была показана в новаторских исследованиях А. Л. Станиславского, выводы и методика работы которого в большой степени повлияла и на автора этих строк1.
Жизненность найденных в середине XVI в. принципов формирования дворянского сословия и местного самоуправления с участием представителей «городов» в лице губных старост, была подтверждена в
166


Смутное время. Принципиально важными для развития уездного дворянства было происходившее тогда изменение характера земельных отношений, перераспределение между служилыми людьми остававшегося фонда черносошных общинных земель в центре государства. Это выразилось в том, что С. Б. Веселовский называл «раскащиванием» волостных земель, когда изменилась «мирская» организация, прежние принципы которой удержались лишь на Русском Севере2.
Смутное время показало возможности «города» и нового «мира» в отстаивании интересов своих территорий и государства в целом. Оказалось, что единый до того времени строй сотенных войск, всецело подчиненный государственным задачам, состоял из людей, способных действовать самостоятельно, не боявшихся «встречу» государям го* ворить. Вероятно свобода действий была открытием и для служилого «города», но за это новое знание дворяне и дети боярские дорого заплатили ошибками признания самозванцев и поддержки сил, разрушавших государство. Еще одна проблема, обозначившаяся в Смуту, — противостояние уездного дворянства и «сильных людей», использовавших любые предлоги для переманивания крестьян и холопов в свои более населенные и, следовательно, экономически устойчивые боярщины.
Как было показано в настоящей работе, в начале царствования Михаила Федоровича «города» были активны в отстаивании своего права на поместное и денежное жалованье, их представители участвовали в земских соборах, решавших самые насущные вопросы о ведении военных действий, сборе пятинных денег, устройстве «земли». «Города» добились создания специального Сыскного приказа для разборов их споров с «сильными людьми» в 1618 г. В то время уездные дворянские общества апеллировали к власти о своих нуждах, послаблении в службе из-за бедности, хотя их голос в челобитных не выделялся резко на фоне общего стона в стране, разоренной лихолетьем Смуты.
С окончанием Смуты исчезло прежнее политическое разделение «городов» по принципу оказания поддержки разным кандидатам на царский трон. Однако приобретенный опыт коллективного решения вопросов о присяге, сборе «кормов» и налогов, выборе представителей на земские соборы не был забыт. В 1620— 1640-е гг. «город» развивается как служилая и сословная организация уездного дворянства. Анализ показывает, что проведенные разборы 1621/22 и 1630/31 гг., а также общие верстания новиков в 136 — 138 гг. способствовали консолидации уездного дворянства. Было запрещено верстание в дети боярские служилых людей «по прибору» и представителей податных сословий. Складывались принципы «выслуги», в соответствии с кото¬
167


рыми должно было осуществляться пожалование в «дворовый список» и «выбор». Формировались понятие «честности» службы вообще и иерархия «городов» между собою.
После относительно устойчивых 1620-х гг. была начата Смоленская война 1632 —1634 гг. Вряд ли однозначно можно оценить роль отрядов сотенного строя в этой войне. Им русское войско было обязано и успехами начального этапа войны, и неудачей в реализации главной цели — возвращении Смоленска. Однако если бы не татарские набеги, то болезнь «нетства» не развилась бы так сильно среди дворян и детей боярских. Сказывались и стратегические просчеты начала войны в период осенней распутицы, недостаточной обеспеченности поместной конницы.
После Смоленской войны 1632 — 1634 гг. Московское государство вступило в полосу затяжного кризиса. Одним из его симптомов стали коллективные и частные челобитные дворян и детей боярских, боровшихся с «сильными людьми» по главным для них проблемам права и собственности. Уездное дворянство пыталось бороться с нестроениями, накапливавшимися в русском обществе со времен Смоленской войны. Но не случайно на земском соборе 1634 г. вспоминали «тишину» и «покой» прежних лет, когда «во всех своих животах люди пополнилися гораздо». Больше «благословенных» 1620-х годов, во всяком случае для дворян и детей боярских не повторилось. Как показывают известные коллективные дворянские челобитные 1637, 1641, 1645, 1648 гг. и другие аналогичные источники, охарактеризованные в настоящей работе, повседневным уделом большинства уездных дворян были нищета и многие службы, усугублявшиеся побегами крестьян, судебной волокитой, хлебным недородом и падежом скотины. Нужда толкала дворян и детей боярских на отстаивание крепостнического пути развития государства. Стабильность экономического существования мелкого собственника поместий и вотчин можно было оплатить только несвободой крестьян.
Весь сонм проблем, накопившийся в ходе утомительного противостояния служилых «городов» и «сильных людей» в 1630— 1640-е гг. по вопросам о справедливом суде и «урочных летах», разрешился в результате выступления городового дворянства в Москве летом 1648 г., созыва земского собора и составления Соборного Уложения 1649 г. Служилый «город» стал частью восставшего «мира», и это опасное для власти «единачество» служилых, приборных и посадских людей заставило решительно действовать царя и Боярскую думу, удовлетворить требования «городов» о бессрочном сыске крестьян, декларировать в преамбуле Соборного Уложения 1649 года равенство суда.
168


Одновременно, в 1648/49 г. после почти двадцатилетнего перерыва, был проведен новый разбор служилых «городов» и раздача им жалованья. Он показал увеличение в уездах численности выборного дворянства, что является еще одним подтверждением важной идеи А. А. Новосельского о «правящих группах» в служилом «городе»3.
Стоит заметить, что даже в кризисный 1648 год политические выступления уездного дворянства не были направлены против царской власти, да и вообще против основ существовавшего политического порядка. Царь оставался тем единственным судьей, к которому были обращены челобитные «мира» и «городов». Оппозиционность служилых людей питали действия бояр и их приказных, чувствовавших себя безнаказанными хозяевами в уездах и промышлявших свозом крестьян, а также знаменитая «московская волокита» в судах. Конечно, как писали в челобитной «миром» царю Алексею Михайловичу, «всему великому мздоиманью Москва корень, на Москве продадут власть, а мирским людем от приказных людей чинится напасть»4, однако именно из уездов текла река взяток и «посулов» в спорных делах о каких-нибудь тривиальных лужках и сенных покосах. «Сильный» человек для обычного городового дворянина мог быть одновременно и соперником, и идеалом для подражания.
Соборное Уложение 1649 года, как известно, окончательно утвердило основы крепостнического порядка в России. Даже простое логическое умозаключение должно убедить нас в том, что заложенные в нем нормы были более всего выгодны тем, кто активно участвовал в составлении Уложенной книги. А это и были городовые дворяне, представлявшие интересы своих «городов» на земском соборе. Именно они прежде всего нуждались в охране своих интересов государством и смогли добиться этого. Принятие Уложения было такой же победой городового дворянства, как «Утверженная грамота» об избрании царя Михаила Федоровича. Но удалось ли им удержать свою победу или снова она была упущена еще предстоит выяснить исследователям истории уездного дворянства второй половины XVII века.
Во второй половине XVII века произошла дальнейшая эволюция служебной организации столичного дворянства и «городов», «перемешавшихся» к концу XVII века в полках «нового строя». Вследствие этого исчезли основания для прежнего противостояния московских и городовых «чинов» и предпосылки для представительства «городами» интересов уездных «миров». Но это уже — предмет исследования другой работы, тема которой когда-то была сформулирована А. А. Новосельским — «распад» служилого «города»5.
169


Необходимость продолжения исследований истории служилого «города» в разные периоды его существования диктует также возрастающий интерес к истории отдельных территорий в современной исторической науке. Это направление, чаще всего отрицаемое в советский период развития историографии дает, как в прошлом, так и в настоящем, немало примеров преодоления не работающей парадигмы «классовой борьбы». Хорошо об этом сказал американский историк профессор Дональд Ралей: «Локальная история может служить великолепным средством освобождения изучения истории России от ее советского прошлого, связующим звеном для возвращения ее в русло мировой науки»6.
Однако не следует думать, что одно обращение к локальной тематике, сможет подменить собою поиски новых методик исследования. Особенно часто этим грешит непрофессиональное краеведение, для которого местный материал оказывается вполне самодостаточным7. Большей же частью краеведческие работы по истории уездного дворянства состоят из популярных очерков и посвящены уже XVIII — XIX вв.8
Таким образом, в истории служилого «города» XVI—XVII вв. продолжает оставаться немало нерешенных проблем. Нуждается в дальнейшем изучении внутренняя структура дворянских обществ, их персональный состав, земельное обеспечение. Должно быть продолжено исследование представлений уездных дворян о власти и службе, о чести рода и всего «города». Спорным остается вопрос о сословном статусе городовых дворян и детей боярских, о характере их участия в местном самоуправлении. Мало известно о влиянии географических особенностей на судьбу «городов». Важно не только полнее изучить значение корпоративной организации, но и выявить роль личной выслуги и инициативы дворян. Думается, поэтому, что и дальше история уездного дворянства будет привлекать внимание исследователей.


ПРИМЕЧАНИЯ
Введение (с. 3-24)
1 Ключевский В. О. История сословий в России // Сочинения в девяти томах. М., 1989. Т. VI; Новицкий В. И. Выборное и большое дворянство XVI — XVII вв. Киев, 1915; Веселовский С. Б. Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Московского государства. М., 1915 — 1917. Т. 1—2; Он же: Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. Т. 1; Он же: Исследования по истории опричнины. М., 1963; Он же: Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969.
2 Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI века. М. — Л., 1957; Он же: Становление сословно-представительных учреждений в России. Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969; Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988; Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV—XVI вв.). М., 1985.
3 Копанев А. И. История землевладения Белозерского края XV—XVI вв. М., 1951; Масленникова Н. Н. Присоединение Пскова к Русскому централизованному государству. Л., 1955; Она же: О земельной политике Василия III в Пскове // Россия на путях централизации. Сб. статей. М., 1982. С. 58—65; Шульгин В. С. Ярославское княжение в системе Русского централизованного государства в конце XV—первой половине XVI в. // Научные доклады высшей школы. Исторические науки. 1958. N° 4. С. 3—15; Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история Северо-Восточной Руси XV—XVI вв. Переяславский уезд. М.; Л., 1966; Алексеев Ю. Г., Копанев А. И. Развитие поместной системы в XVI в. // Дворянство и крепостной строй России XVI —XVIII вв. Сб. статей, поев, памяти А. А. Новосельского. М., 1975. С. 57 — 69; Аграрная история Северо-Запада России: Вторая половина XV—начало XVI в. / Ру- ков. авт. колл. А. Л. Шапиро. Л., 1971; Зимин А. А. Феодальная знать Тверского и Рязанского великих княжеств и московское боярство конца XV— первой трети XVI вв. // История СССР. 1973. N° 3. С. 124 — 142; Флоря Б. Н. О путях политической централизации Русского государства (на примере Тверской земли) // Общество и государство Феодальной России. Сб. статей, поев. 70-летию акад. Льва Владимировича Черепнина. М., 1975. С. 281 —290; Абрамович Г. В. Поместная система и поместное хозяйство в России последней четверти XV и в XVI в.: Автореф. дис. ... докт. ист. наук. Л., 1975; Кобрин В. Б. Становление поместной системы // Исторические записки. М., 1980. Т. 105. С. 150 — 195; Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина (историко-генеалогическое исследование). М., 1981 \ФоминН. К. Социальный состав землевладельцев Суздальского уезда // Россия на путях централизации... С. 89 — 94; Сметанина С. И. Рязанские феодалы и присоединение Рязанского княжества к Русскому государству // Архив русской истории. Научный исторический журнал. Вып. 6. М., 1995. С. 49 — 80; Кром М. М. Меж
171


Русью и Литвой. Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в. М., 1995; Ивина Л. И. Эволюция состава уездного дворянства во второй половине XV — первой трети XVII в. (на примере Угличской земли) // Средневековая и новая Россия. Сб. научных статей. К 60-летию проф. Игоря Яковлевича Фроянова. СПб., 1996. С. 354— 367; Чернов С. 3. Волок Ламский в XIV — первой половине XVI в. Структуры землевладения и формирование военно-служилой корпорации. Ред. акад.
B. Л. Янин, В. Д. Назаров. М. Ин-т археологии РАН, 1998 (Акты Московской Руси: микрорегиональные исследования. Т. 1); Kollmann, Nancy Shields. Kinship and Politics: The Making of the Moscovite Political System, 1345-1547. Stanford, 1987; Kleimola, Ann M. 1) Holding on in the «stamped-over» district — the survival of a political elite: Riazan’ landholders in the sixteenth century // Russian History, 19,№ 1 —4. (1992),129 —142; 2) From Here in Obscurity: The Riazan’ Provincial Elite and the Moscovite State in the 16th—17th Centuries // Сословия и государственная власть в России. XV — середина XIX вв. Международная конференция — Чтения памяти акад. Л. В. Черепнина. Тез. докл. М., 1994. Ч. 2. С. 287—301; 3) Genealogy and Identity Among the Riazan’ Elite // Московская Русь (1359—1584): культура и историческое самосознание. Под ред. А. М. Клеймола, Г. Д. Ленхофф. Москва, ИЦ Гарант, 1997 (UCLA Slavic Studies. New Series. Vol. 3). C. 284-300.
3 О терминах «дворяне и «дети боярские» см.: Назаров В. Д. «Двор» и «дворяне» по данным новгородского и северо-восточного летописания (XII—XIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 104— 123; ХорошкевичА. Л. Русское войско первой четверти XVI в. по сообщению
C. Герберштейна // Феодализм в России. Юбилейные чтения, посвященные 80-летию со дня рождения акад. Л. В. Черепнина. Тез. докл. и сообщ. М., 1985. С. 93—96; Михайлова И. Б. Дети боярские в XV — первой половине XVI в. // Политические институты и социальные страты России (XVI—XVIII вв.). Тез. междун. конф. М., 1998. С. 88—91; Козляков В. Н. Формирование уездного дворянства в России // Региональная история в российской и зарубежной историографии. Тез. междун. конф. Рязань: РГПУ, 1999. С. 58 — 61.
4 Станиславский А. Л. Источники для изучения состава и структуры государева двора последней четверти XVI — начала XVII в.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1973; Флоря Б. Н. Несколько замечаний о «Дворовой тетради» как историческом источнике // Археографический ежегодник (далее — АЕ) за 1973 год. М., 1974. С. 44—57; Назаров В. Д. К источниковедению Дворовой тетради // Россия на путях централизации... С. 166—175; Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Состав особого двора Ивана IV в период «великого княжения» Симеона Бекбулатовича // АЕ за 1976 год. М., 1977. С. 153—193; Боярские списки поел, четверти XVI — начала XVII вв. и роспись русского войска 1604 г. (далеее — Боярские списки): Указатель состава государева двора по фонду Разрядного приказа. Сост. С. Я. Мордовиной, А. Л. Станиславским: В 2 ч. М., 1979; Станиславский А. Л. Боярские списки в делопроизводстве Разрядного приказа // Актовое источниковедение. Сб. статей. М., 1979. С. 123—152; Павлов А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584 — 1605 гг.). СПб., 1992; Он же. К изучению Дворовой
172


тетради 50-х гг. XVI в. // Средневековая Русь. Сб. научных статей к 65- летию со дня рождения проф. Р. Г. Скрынникова. СПб., 1995. С. 21 — 35; Каштанов С. М. Корпоративный состав русского войска в XVI в. // Российской государство XVII — начала XX вв.: Экономика, политика, культура. Тез. докл. конф., посвященной 380-летию восстановления российской государственности (1613—1993). Екатеринбург, 1993. С. 70 — 72.
5Ключевский В. О. История сословий в России ... Т. VI. С. 248.
6 Миллер Г. Ф. Известие о дворянех [Российских] // Г. Ф. Миллер. Сочинения по истории России. Избранное / Сост. А. Б. Каменского. М., 1996. С. 180 — 225; Щербатов М. М. О старинных степенях чинов в России, в которых благородные службу производили и как были из одной в другую жалованы; также о чинах и их должностях. М., 1784. См. также специальную историографическую работу о трудах историков XVIII в. по истории русского дворянства: Котляров А. Н. Историография дворянства и ее место в развитии исторической науки в России (XVIII в.). Учебн. пособие. Томск, 1990.
7 См.: Карамзин Н. М. История Государства Российского. СПб., 1843. Кн. 3. Т. 9. Гл. 17. Стлб. 263-264; Т. 10. Гл. 4. Стлб. 137-138.
8 Иванов П. И. Систематическое обозрение поместных прав и обязанностей, в России существовавших, с историческим изложением всего до них относящегося. М., 1836; Он же. Описание Государственного Разрядного архива. М., 1842.
9 Порай-Кошиц И. А. Очерк истории русского дворянства от половины IX до конца XVIII в. СПб., 1874; Яблочков М. История дворянского сословия в России. СПб., 1876; см. также более основательный труд А. Р. Романовича- Славатинского, правда, посвященный истории дворянства со времени Петра I: Романович-Славатинский А. Р. Дворянство в России от начала XVIII в. до отмены крепостного права. СПб., 1870.
10 Беляев И. Д. Жители Московского государства. Служилые люди // Временник ОИДР. 1849. Кн. 3. Стлб. 2—58; ЛакиерА. О вотчинах и поместьях. СПб., 1848; Чичерин Б.Н. Областные учреждения в XVII в. М., 1856; Неволин К. А. История российских гражданских законов / / Полное собрание сочинений. СПб., 1857. Т. 4. Ч. 2. Кн. 2; Загоскин Н. П. Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси. Казань., 1875.
11 Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Сочинения в 18 кн. М., 1991. Т. 13. Гл. 1. С. 65 (впервые издано в 1863 г.)
12 Ключевский В. О. История сословий в России... С. 247.
13 Соловьев С. М. Исторические письма // С. М. Соловьев. Избранные труды. Записки. М., 1983. С. 201 —202.
14 Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1894 — 1921. Т. 9—20,
15 Калачов Н. Десятни / / Труды Второго археологического съезда в Санкт- Петербурге. СПб., 1876. Вып. 1. С. 115—119.
16 Востоков А. Русское служилое сословие по десятням 1577 — 1608 гг. // Юридический вестник. 1888. Т. 28. С. 266.
17 Сторожев В. Н. Десятни как источник для изучения истории русского провинциального дворянства в XVI и XVII вв. (историко-юридическая заметка) // Юридический вестник. 1890. Т. 4. Кн. 3. С. 487—497. Он же. Еще к
173


вопросу о десятнях // Юридический вестник. 1891. № 5-6; Оглоблин Н. Н. Что такое «десятый» // ЖМНП. 1891, ноябрь. С. 40—64; Зерцалов А. Н. К вопросу о десятнях // ЧОИДР. 1891. Кн. 1. Смесь. С. 13 — 22.
18 Ключевский В. О. История сословий в России... С. 334 — 343.
19 Павлов-Сильванский Н. П. Государевы служилые люди // Сочинения. СПб., 1909. Т. 1.
20 Новицкий В.И. Выборное и большое дворянство XVI —XVII вв. Киев, 1915.
21 Рождественский С. В. Из истории отмены «урочных лет» для сыска беглых крестьян в Московском государстве XVII в. // Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу Ключевскому. М., 1909. С. 163; Шмелев Г. Н. Отношение населения и областной администрации к выборам на земские соборы в XVII в. // Там же. С. 492 — 493; Смирнов П. П. Челобитные дворян и детей боярских всех городов в первой половине XVII в. // ЧОИДР. 1915. Кн. 3. С. 1 —73.
22 Л anno-Данилевский А. С. Организация прямого обложения в Московском государстве со времени Смуты до эпохи преобразований. СПб., 1890; Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском государстве XVI в. СПб., 1897; Седашев В. Н. Очерки и материалы по истории землевладения Московской Руси в XVII в. М., 1912; Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени (1604 —1617). М., 1912; Веселовский С. Б. Сошное письмо... М., 1915 — 1917. Т. 1—2; Готье Ю. В. Замосковный край в XVII в. Опыт исследования по истории экономического быта Московской Руси. 2-е изд. М., 1937.
23 Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI — XVII вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время). Переиздание. М., 1937 (впервые издано в 1899); Стпагиевский Е. Д. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича. Киев, 1913. Ч. 1; Любомиров П. Г. Очерки истории нижегородского ополчения 1611 —1613 гг. Переиздание. М., 1939; см. также очерки о дворянстве Московского государства XVII в.: Сташевский Е. Д. Служилое сословие // Русская история в очерках и статьях. Под ред. М. В. Довнар-Запольского. Киев, 1912. Т. 3. с. 1 — 33; Пресняков А. Е. Московское государство первой половины XVII века // Три века. Россия от Смуты до нашего времени. Исторический сборник под ред. В. В. Каллаша. М., 1912. Т. 1. С. 10 — 100 (см. репринт, изд. 1991 г.).
24 Яковлев А. Приказ сбора ратных людей. 146—161/1637—1653гг. М., 1917. С. 90.
25 Новосельский А. А. Правящие группы в служилом «городе» XVII в. // Ученые записки Института истории РАНИОН. 1928. Т. 5. С. 315 — 335.
26 См.: Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом освещении. М. — Пг., 1919—1926; Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен // М. Н. Покровский. Избранные произведения. М., 1966. Кн. 1.
27 Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М. — Л., 1948; Он же. К вопросу о значении «урочных лет» в первой половине XVII в. // Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню 70-летия. М., 1952. С. 178—183; Он же. Феодальное землевладение. Боярство, дворянство и церковь // Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII в. М., 1955. С. 152—156; Он же. Распад землевладения служилого «города» XVII в. // Русское государство в XVII в.: Сб. статей. М., 1961. С. 231—253; Он же. Город как военно-служилая и как сословная организация
174


провинциального дворянства в XVII в. //А. А. Новосельский. Исследования по истории эпохи феодализма (Научное наследие). М., 1994. С. 178—197. .
28 См.: Сангина Е. И. Служилое землевладение и землепользование в Черненом уезде в первой половине XVII в. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 273 — 276; Дубинская Л. Г. Поместное и вотчинное землевладение Мещерского края во второй половине XVII в. // Дворянство и крепостной строй... С. 120—134; Соколова И. И. Служилое землевладение и хозяйственное состояние Приокских уездов Русского государства в конце XVI —первой трети XVII в. (По материалам писцовых описаний, отказным книгам, десятням и столбцам Поместного приказа): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1975; Киселев Е. А. Феодальное землевладение Ярославского у. середины XVI — первой трети XVII вв. по писцовым книгам: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1978; Сметанина С. И. Землевладение Рязанского края и опричная земельная политика: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1982; Поздняков С. В. Служилая корпорация Малоярославецкого уезда и ее землевладение во второй половине XVI — первой половине XVII вв. (по писцовым и переписным книгам): Авореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1982; Фомин Н. К. Социальный состав землевладельцев Суздальского уезда / / Россия на путях централизации... С. 89 — 94; Демкин А. В. Феодальное землевладение Романовского уезда в конце XVI в. // Аграрный строй в феодальной России XV — начала XVIII в. М., 1986. С. 99—120; Воробьев В. М., Дегтярев А. Я. Русское феодальное землевладение (От «Смутного времени» до кануна петровских реформ). Л., 1986; Кузнецов В. И. Из истории феодального землевладения России (по материалам Коломенского уезда XVI—XVII вв.) М., 1993.
29 См.: Станиславский А.Л. Боярские списки в делопроизводстве Разрядного приказа // Актовое источниковедение. Сб. статей. М., 1979. С. 123—152.
30 Кротов М. Г. Источники реконструкции десятен XVI — XVII вв. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: Сб. статей. М., 1983. С. 69 — 91; Он же. К истории составления десятен (2-я половина XVI в.) // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: Сб. статей. М., 1984. С. 56 — 72. Он же. Опыт реконструкции десятен по Серпухову и Тарусе 1556 г., Нижнему Новгороду 1569 г., Мещере 1580 г. и Арзамасу 1589 г. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1985. С. 69—91; Козляков В. Н. Десятни, «сыскные» и «подлинные» списки городовых служилых корпораций Верхнего Поволжья первой половины XVII в. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: Сб. статей. М., 1988. С. 65 — 86; Он же. Источники о новичном верстании в первой половине XVII в. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: Сб. статей М., 1991. С. 89 — 104.
3t Кадик В. А. Генеалогия ростовских дворян XVII в. // Генеалогия. Источники. Проблемы. Методы исследования: Тез докл. и сообщ. межвуз. научн. конф. М., 1989. С. 27 — 29; Он же. Эволюция структуры ростовского служилого «города» // Реализм исторического мышления. Проблемы отечественной истории периода феодализма. Чтения, посвященные памяти А. Л. Станиславского: Тез докл. и сообщ. М., 1991. С. 101 —103; Киселев И. А. Генеалогичес¬
175


кий состав боровского дворянства во второй половине XVI —XVII вв. // Генеалогия. Источники. Проблемы... С. 52 — 54; Сошников В.Е. Служилые роды Воротынского уезда во второй половине XVI — первой половине XVII в. // Реализм исторического мышления... С. 238 — 239.
32 Воробьев В. М., Дегтярев А. Я. Массовые источники по генеалогии новгородского дворянства и его эволюции в XVII в. // Генеалогия. Источники. Проблемы... С. 27 — 29; Воробьев В. М. Из истории поместного войска в условиях послесмутного времени (на примере новгородских служилых городов) // «Исторический опыт русского народа и современность». Мавродинские чтения. Мат-лы к докл. 10-12 октября 1994 г. СПб., 1994. С. 82 — 91; Он же. «Конность, людность, оружность и сбруйность» служилых городов при первых Романовых // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 93—108; Он же. Как и с чего служили на Руси в XVII в. (к истории русского дворянства) / / Средневековая и новая Россия. Сб. научных статей. К 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. СПб., 1996. С. 451 —462; Козляков В. Н. Служилый «город» Ярославского уезда в конце XVI — первой половине XVII века // Архив русской истории. Научный исторический журнал. М., 1995. Вып. 6. С. 81 —102; Липаков Е. В. Дворянство Казанского края в конце XVI — первой половине XVII вв. Формирование. Состав. Служба: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Казань, 1989; Он же. Генеалогический состав Казанского дворянства второй половины XVI — первой половины XVII вв. // Реализм исторического мышления... С. 155 — 156; Сметанина С. И. Рязанские феодалы и присоединение Рязанского княжества к русскому государству ... С. 49— 80; Аракчеев В. А. Опыт реконструкции состава землевладельцев Великолукского уезда конца XVI — начала XVII в. по писцовым книгам и десятням // Вопросы изучения и издания писцовых книг и других историко-географических источников. Тезисы докл. и сообщ. IV Всероссийского научно-практического совещания. Петрозаводск, 1991. С. 58—59; Он же. Аграрная и социальная история Великолукского и Пусторжевского уездов во второй половине XVI — XVII вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1994; Он же. Великолукский и Пусторжевский уезды во второй половине XVI в.: землевладение и землевладельцы // Studia humanistica. СПб., 1996. С. 47—65.
33 См.: Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 45; Павлов А. П. История служилого сословия России XVI —XVII вв. в трудах А. Л. Станиславского // Генеалогические исследования. М., 1993. С. 22; Скрынников Р. Г. Спорные проблемы восстания Болотникова // История СССР. 1989. № 5. С. 92 — 110; Он же. Главные вехи развития русского дворянства в XVI — начале XVII в. // Cahiers du Monde Russe et Sovietique, XXXIV (1-2), Janvier-Juin 1993, p. 89— 106; Он же. Третий Рим. СПб., 1994. С. 156; Dunning, Chester S. L. R. G. Skrynnikov, the Time of Troubles and the «First Peasant War» in Russia // The Russian Review, Vol. 50, January 1991, pp. 71 —81.
34 Андреев И. Л. «Сильные люди» Московского государства и борьба дворян с ними в 20—40-е годы XVII века // История СССР. 1990. Ns 5. С. 77 — 88; Он же. О проблеме сословной организации и сословном самосознании служилого «города» в XVII столетии / / Сословия и государственная власть в Рос¬
176


сии... Ч. 1. С. 13—20; Он же. Дворянство и служба в XVII веке // Отечественная история. 1998. № 2. С. 164 — 175.
35 Richard Hellie. Enserfment and Military Change in Muscovy. Chicago and London. The University of Chicago Press. 1971.
36 Valerie A. Kivelson. Autocracy in the Provinces. The Muscovite Gentry and Political Culture in the Seventeeth Centuiy. Stanford. Stanford University Press. 1996.
37 РГАДА. Ф. 210. On. 4 (Дела десятен). Д. 1—309; Алфавиты «старые». Д. 1 — 16. Из них д. 3 и 6 ветхи и в читальный зал не выдаются. Опись архива Разрядного приказа 1668 г. Ф. 210. Оп. 20. Д. 221 —224. См.также: Лихачев Я. 77. Разрядные дьяки XVI века. СПб., 1888. С. 446—450. Прил IV. С. 32, 39, 47, 54, 67.; Сторожев В. Н. Материалы для истории русского дворянства. М., 1891. Т. 1; Шапошников Н. В. Heraldica. Исторический сборник. СПб., 1900. С. 28—44; Лихачев Н. П. Сводная десятня новиков Московского государства, поверстанных в 1596 году // Известия Русского генеалогического общества. СПб., 1909. Вып. 3. С. 113 — 209 (рукопись десятни см.: РГАДА. Ф. 181. Оп. 1. Д. 120. 88 лл.); Стаилевский Е. Д. Десятня Московского уезда 7086 и 7094 / / ЧОИДР. 1911. Кн. 1. Отд. 1. С. 1—50 (рукопись десятен см.: ОР ЦНБ Украинской Академии наук. Коллекция М. И. Судиенко. № 75. Лл. 271—301; Готье ТО. В. Десятни по Владимиру и Мещере 1590 и 1615 гг. // ЧОИДР. 1911. Кн. 1. Отд. 1. С. 51 — 89; Муравьев М. В. Разборная десятня 1574 г. по Смоленску // Летопись историко-родословного общества. 1913. Вып. 1—2. С. 71—99; Сухотин Л. М. О списке смоленской десятни XVI в. // Журнал Министерства народного просвещения. 1914. № 12.Роспись детей боярских Мещовска, Опакова и Брянска 1584 г. Публ. А. Л. Станиславского / / Археографический ежегодник за 1972 год. М., 1974. С. 293—301; Станиславский А. Л. Десятня по Арзамасу 1597 г. // Советские архивы. 1976. № 3. С. 100—102.
38 См.: Веселовский С. Б. Из курса лекций аспирантам Московского государственного историко-архивного института о методике научных исследований // С. Б. Веселовский. Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. М., 1978. С. 190 — 292; Тихомиров М. Н. Приказное делопроизводство в XVII веке // М. Н. Тихомиров. Российское государство XV— XVII веков. М., 1973. С. 348 —383; Шмидт С. О., Князьков С. Е. Документы делопроизводства правительственных учреждений России XVI —XVII вв. М., 1985; Шмидт С. О. О приказном делопроизводстве в России второй половины XVI века // С. О. Шмидт. У истоков российского абсолютизма. Исследование социально-политической истории времени Ивана Грозного. М., 1996. С. 439—466. 39Козляков В. Н. Десятни, «сыскные» и «подлинные» списки... С. 79—82.
40 РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 299, 302; Севский стол. Столбцы. Д. 116; ОР РНБ. Эрм. собр. 343/4; 343/6; ЗерцаловА. Н. О верстании новиков всех городов 7136 года // ЧОИДР. 1895. Ч. 4. С. 2 — 3; Лихачев Н. П. Сводная десятня новиков... С. 113—209; Козляков В. Н. Источники о новичном верстании в первой половине XVII века... С. 89—99.
41 Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время... М., 1907.
42 См.: Книги разрядные (далее — КР). М., 1853. Т. 1 — 2; Разрядные книги 1598—1638 гг. / Сост. В. И. Буганова, Л. Ф. Кузьмина.М., 1974; Разрядная книга 1637/38 г. М., 1983; Буганов В. И. Разрядные книги последней четверти
177


XV — начала XVII в. М., 1962; Он же. «Книги разрядные» («подлинники») 1613—1636 гг. // Исторические записки. 1976. Т. 97. С. 290 — 303; Он же. Новый список разрядной книги («подлинник») 1637/38 г. (в фондах ГБЛ) // Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1986. Вып. 45. С. 5—10.
42 Дворцовые разряды, изданные вторым отделением собственной е. и. в. канцелярии. СПб., 1850—1855. Т. 1—4; Буганов В. И. «Дворцовые разряды» первой половины XVII века // АЕ за 1975. М., 1975. С. 252 — 258.
43 Петров К. В. Разрядные книги XVII в. Источниковедческое исследование: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1996; АнхимюкЮ. В. Частные разрядные книги с записями за последнюю четверть XV — начало XVII в. : Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1998.
44 См.: Акты Московского государства, изданные императорской Академией наук (далее — АМГ). Под ред. Я. А. Попова и Д. Я. Самоквасова. (Разрядный приказ. Московский стол). СПб., 1890,1894,1901. Т. 1—3.
45 Станиславский А. Л. Об изучении и издании русских делопроизводственных источников XVII столетия: По материалам Разрядного приказа // Актуальные проблемы изучения и издания письменных исторических источников. Всесоюзная научная сессия в г. Кутаиси, 18 — 20 октября 1988 г.: Тез. докл. Тбилиси, 1988. С. 50—52.
46 Станиславский А. Л. Акты XV — первой половины XVI в. из архива Олениных // Советские архивы. 1989. № 5. С. 67 —68.
47 См. напр.: Веселовский С. Б. Сошное письмо... М., 1915—1916. Т. 1—2.
48 Акты писцового дела: Материалы для истории кадастра и прямого обложения в Московском государстве. Акты 1587 — 1627 гт. / Сост. и ред. С. Б. Веселовский. М., 1913. Т. 1.; Акты 1627 —1649 гг. / Сост и ред. С. Б. Веселовский. М., 1917. Т. 2. Вып. 1.
49 Шватченко О. А. Светские феодальные вотчины в России во второй половине XVII века (историко-географический очерк). М., 1996
50 Там же. С. 80, 143, 196.
51 См.: Павлов А. П. Опыт ретроспективного изучения писцовых книг (на примере писцовой книги Старицкого у. 1624 — 1626 гг.) // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1985. Т. 17. С. 100—120.
52 См.: Готье Ю. В. Замосковный край в XVII веке... С. 9 — 52.
53 Центральный государственный архив древних актов СССР: Путеводитель: В 4 т. / Сост. Е. Ф. Желоховцева, М. В. Бабич, Ю. М. Эскин. М., 1991. Т. 1. С. 404— 413; Акты служилых землевладельцев XV—начала XVII века (далее — АСЗ). Сб. докум. / Сост. А. В. Антонов, К. В. Баранов. М., 1997. Т. 1; М., 1998. Т. 2.
54 См.: Корецкий В. И. Методика выявления уникальных документов из столбцов приказного делопроизводства XVI — XVII вв. // Актуальные проблемы источниковедения и специальных исторических дисциплин. Тез. докл. IV Всесоюзной конфер. М., 1983. С. 155 — 161.
55 См. последние результаты их работы, имеющие особое значение для истории служилого «города»: Антонов А. В. Из частной жизни людей рубежа XVI — XVII вв. // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999. С. 160—174; Баранов К. В. Новые документы по истории Новгородской и Псковской служилых корпораций XVI—начала XVII в. // Там же. С. 118—159.
178


56 Антонов А. В. От составителя // АСЗ. М., 1998. Т. 2. С. 3 — 21.
57 За пределами настоящего обзора остались еще многие документы из архива Разрядного приказа (боярские книги и списки, приходо-расходные книги, книга сеунчей), упоминаемые в тексте работы, но их источниковедческие особенности хорошо освещены публикаторами этих источников. См.: Приходо-расходные книги... / Сост. С. Б. Веселовский. // РИБ. М., 1912. Т. 28; Приходо-расходные книги московских приказов 1619—1621 гг. / Сост. акад. С. Б. Веселовский. Подг. к печати Л. Г. Дубинская и А. Л. Станиславский. Под ред. В. И. Буганова и Б. В. Левшина. М., 1983; Боярские списки... / Сост. С. П. Мордовина, А. Л. Станиславский. М., 1979; Боярская книга 1627 г. / Под ред. и с предисл. В. И. Буганова. Подг. текста и вступ. ст. М. П. Лукичева и Я. М. Рогожина. М., 1986; Книга сеунчей 1613 —1619 гг. / Подг. к печати А Л. Станиславский и С. Я. Мордовина / / Памятники истории Восточной Европы. Источники XV—XVII вв. М. — Варшава, 1995. Т. 1. С. И —98.
58 См.: Князьков С. Е. Судные приказы в конце XVI — первой половине XVII в. // Исторические записки. М., 1987. Т. 115. С. 268 — 285. До Смуты существовали также Рязанский и Дмитровский судные приказы.
59 Яковлев А. И. Холопы и холопство в Московском государстве XVII в. М.; Л., 1943. Т. 1.
60 Яковлев А И. Приказ сбора ратных людей... М., 1917.
61 Кормленая книга Костромской четверти 1613 — 1627... // РИБ. СПб., 1894. Т. 15; Сухотин Л. М. Четвертинки Смутного времени (1604 — 1617 гг.) М., 1912; Приходо расходные книги московских приказов // РИБ. М., 1912. Т. 28; Приходо расходные книги московских приказов 1619 —1621' гг. М., 1983; Книги московских приказов в фондах ЦГАДА. Опись. 1495 —1718 гг. М., 1972.
62 РГАДА. Ф. 396. Оружейная палата; Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг старинных дворцовых приказов. 1584 — 1725. М., 1877,1883. Выл. 1—2.
63 См.: Сухотин Л. М. Первые месяцы царствования Михаила Федоровича. (Столбцы Печатного приказа). М., 1915; Документы Печатного приказа (1613— 1615 гг.) / Сост. акад. С. Б. Веселовский. Подг. к печати Я. К. Ткачева. Отв. ред. Б. В. Левшин. М., 1994.
64 ГоломбиевскийА. А., Ардашев Я. Я. Приказные, земские, таможенные, губ- неы, судовые избы Московского государства: Обзор документов XV—XVII вв. в делах XVIII в., переданных в Московский Архив Министерства Юстиции из упраздненных в 1864 году учреждений // Зап. Московского археологического института. 1909. Т. 4. Выл. 1.
65 Российский государственный архив древних актов: Путеводитель: В 4 т. / Сост. М. В. Бабич, Ю. М. Эскин, Л. А Тимошина. М., 1997. Т. 3. Ч. 1. С. 48— 50,58-158.
66 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией имп. Академии наук (далее — ААЭ). СПб., 1836. Т. 1—4; Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией (далее - АИ). СПб., 1841-1842. Т. 1-5.
67 Древние грамоты и другие письменные памятники, касающиеся Воронежской губернии и частью Азова / Сост и изд. Я. Второвым и К. Александровым-Дольником. Воронеж., 1850. Кн. 1—2; Борисов В. Описание г. Шуи и его
179


окрестностей. М., 1851; Древние грамоты и акты Рязанского края, собранные А. Я. Пискаревым. СПб., 1854.
68 Нижний Новгород в XVII веке. С6. докум. и мат-в к истории Нижнего Новгорода и его округи / Под ред. С. И. Архангельского. Сосг. Н. И. Привалова. Горький, 1961; Козляков В. Н. Обзор памятников деловой письменности XVI—XVII вв. в фондах Государственного архива Ярославской области (собрание Ярославской губернской ученой архивной комиссии) // ТОДРЛ. 1990. Т. 43. С. 407—411.
69 Значительная часть архивов провинциального дворянства, по заключению исследователя частных архивов XVII в. Б. Н. Морозова, находится «за пределами центральных хранилищ». См.: Морозов Б. Н. Частные архивы XVII века: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1984. С. 8.
70 См.: J1 anno-Данилевский А. С. Очерк русской дипломатики частных актов. Лекции, читанные слушателям «Архивных Курсов» при Петроградском Археологическом Институте в 1918 году // Архивные курсы. Лекции, читанные в 1918 году. Ч. 3. Пг., 1920.
71 См.: Антонов А. В. Родословные росписи конца XVII в. М., 1996.
72 См.: Акты XIII —XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. Собрал и издал А. Юшков. М., 1898. 4.1
73 См. напр., в родословной росписи Палицыных: «А сродичи наши, которые служили по Москве и по Великому Новгороду по Деревской и по Обонежской пятинах да по Кашире, а имена их в старых десятнях 105-го и 112-го, и 114-го, и 129-го годов написаны в первых статьях, а оклады им были по 550 и по 500, и по 450, и по 350, и по 300 чети...». См.: Родословная роспись дворян Палицыных (подг. С. П. Мордовина, A. JI. Станиславский) // АЕ за 1989 год. М., 1990. С. 280.
74 Антонов А. В. Родословные росписи... С. 169, 243.
75 См. подробнее: Савелов Л. М. Лекции по русской генеалогии, читанные в Московском археологическом институте: первое и второе полугодие. М., 1994. С. 169 — 173 (репринт, изд.); Быкова Л. А. Родословные книги Тверской губернии 1785 — 1917 гг. как источник по истории русского провинциального дворянства: Автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 1993. С. 4, 26—28; Думин С. В. Списки дворянских родов Российской исперии по губерниям. Бибилиогра- фический указатель // Летопись историко-родословного общества в Москве. 1995. Вып. 3 (47). С. 88-100.
Глава I (с. 25—77)
1 См.: Павлов А. П. Государев двор... С. 251.
2 См.: Козляков В. Я. Источники о новичном верстании в первой половине XVII века... С. 90-91.
3 См. текст знаменитых законов Бориса Годунова о крестьянском выходе в голодные лета и комментарий к ним: Законодательные акты Русского государства второй половины XVI —первой половины XVII века. Тексты. / Подг. текстов Р. Б. Мюллер. Под ред. Н. Е. Носова (далее — ЗАРГ). Л., 1986. № 50, 51. С. 70 — 71; ЗАРГ. Комментарии. Под ред. Я. Е. Носова, В. М. Панеяха.
180


Л., 1987. С. 90 —95. См. также: Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Сочинения. М., 1989. Кн. 4. Т. 7 — 8. С. 388—390.
4 О «вольных казаках» см.: Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII века. Казачество на переломе истории. М., 1990.
5 Из Хронографа, принадлежавшего историографу Карамзину (Столяровский список) // Изборник славянских и русских сочинений и статей / Сост. А. Н. Попов. М., 1869. С. 324. Авторство Баима Болтина установлено С. Ф. Платоновым, см.: Платонов С. Столяров Хронограф и его автор // Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу Ключевскому. М., 1909. С. 18—28.
6 См.: Боярские описки последней четверти XVI — начала XVII века и роспись русского войска 1604 г. / Сост. С. П. Мордовина и А. Л. Станиславский. М., 1979. Ч. 1—2; см. книгу раздачи жалованья за службу в осаде в Новгород-Север- ском, составленную 31 января 1605 годакн. П. Черкасским: АМГ. Т. 1. С. 66—77.
7 Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113 — 7121 гг.). М., 1907. С. 4-5.
8 Новый летописец // ПСРЛ. М., 1965. Т. 14. С. 64.
9 Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI — XVII вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время). — Переиздание. — М., 1937. С. 211.
t0 Ульяновский В. И. Российский самозванец Лжедмитрий I. Киев, 1993. С. 168.
11 Там же. С. 158 — 159. Высказанному В. И. Ульяновским предположению о том, что причиной выступления новгородцев против самозванца стало непроведение верстания противоречит сохранившаяся верстальная десятая Водской пятины 114-го года. Ср. там же. С. 164.
12 Лаврентьев А. В. Для каких целей были отчеканены «золотые» Лжедмит- рия I ? // ВИД. СПб., 1998. Т. 26. С. 195-208.
13 ЗАРГ. Х> 57. С. 74.
14 Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел (далее — СГГиД) . М., 1819. Ч. 2. С. 296.
15 Там же. С. 297.
16 Кулакова И. П. Восстание 1606 г. в Москве и воцарение Василия Шуйского // Социально-экономические и политические проблемы истории народов СССР. М., 1985. С. 49; См. также: Скрынников Р. Г. Спорные проблемы восстания Болотникова // История СССР. 1989, Хд 5. С. 93.
17 Цитируя эту запись «Бельского летописца», Р. Г. Скрынников справедливо замечал: «Летописная формула «города отложились» имела конкретный смысл Речь шла о переходе на сторону повстанцев «служилого города», то есть городовых детей боярских, поддержанных прочим населением восставшего города» (Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников. Л., 1988. С. 91).
18 Смирнов И. И. Восстание Болотникова 1606—1607. М., 1951; Документы первой крестьянской войны в России / Публ. подг. В. И. Корецкий, Т. Б. Соловьева, А. Л. Станиславский // Советские архивы. 1982. Х° 1. С. 34—41.
19 См.,: Князьков С. Е. Материалы к биографии Истомы Пашкова и истории его рода // АЕ за 1985 год. М., 1986; Горбачев П. О. Прокопий Ляпунов — русский политический и военный деятель начала XVII в.: Автореф. дис ... канд. ист. наук. Курск, 1999.
181


20 СГГиД. Ч. 2. Mb 150.
21 См. там же. Mb 151.
22 Морозов Б. Н. Важный документ по истории восстания Болотникова // История СССР. 1985. Mb 2. С. 167.
23 Там же. С. 165.
24 ПСРЛ. Т. 14. С. 72.
25 Повесть о победах Московского государства / Изд. подг. Г. П. Енин. Л., 1982. С. 6.
26 См.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. М., 1975. С. 46; Тюменцев И. О. Список сторонников царя Василия Шуйского. (Новая находка в Шведском государственном архиве) // АЕ за 1992 год. М., 1994. С. 319.
27 РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 126. Лл. 82 об., 89; см. также: Козляков В. Н. Новгородская сыскная десятая 1619 года как исторический источник / / Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Тезисы докл. и сообщ. научн. конф. Новгород, 1992. С. 49—51.
28 См.:ААЭ. 4.2. Mb 58. С. 199; ПСРЛ. Т. 14. С. 72; Изборник... С. 330; Смирнов И. И. Восстание Болотникова... С. 93 — 96; Морозов Б. Н. Важный документ по истории восстания Болотникова... С. 164.
29 Эскин Ю. М. Смута и местничество // Архив русской истории. М., 1993. Вып. 3. С. 103.
30 Белокуров С. А. Разрядные записи за смутное время... С. 13; см. также исследование борьбы царя Василия Шуйского и Лжедмитрия II, проведенное И. С. Шепелевым. Хотя оно и устарело по своей концепции, тем не менее в нем приведена вся основная хронологическая канва событий 1608—1610 годов: Шепелев И. С. Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608 —1610 гг. Пятигорск, 1957.
31 ПСРЛ. Т. 14. С. 76.
32 ЗАРГ. Mb 58. С. 76.
33 Панеях В. М. Холопство в XVI — начале XVII века. Л., 1975. С. 236—237.
34 Шепелев И. С. Освободительная и классовая борьба... . С. 70 — 77.
35 ПСРЛ. Т. 14. С.79.
36 Шепелев И.С. Освободительная и классовая борьба... С. 79—80.
37 Повесть о победах Московского государства... С. 9.
38 Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время... С. 15.
39 См.: Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время... С.14—15; ПСРЛ. Т. 14. С. 80.
40 АСЗ. М., 1998. Т. 2. С. 11-12.
41 ПСРЛ. Т. 14. С. 81—82; Dnievnik lana Piotra Sapiehi // Hirschberg A Polska a Moskwa w pierwszej połowie wieku XVII. Lwów, 1901. S. 189 — 190.
42 ПСРЛ. T. 14. С.84.
43 Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время... С. 15.
44 АИ. Т. 2. Mb 98. С. 31.
45 Сборник кн. Хилкова. СПб., 1879. Mb 42. С. 119. Mb 122. Это были переслав- ские дворяне и дети боярские, получавшие жалованье из чети: В. Зубов, Ю. Редриков, Д. Тиманов, И. Гринков, Л. Смирнов, Л. Панов, С. Айгустов, и — с «городом»: О. Мякишев, М. Сытиков, Б. Зубов, Р. Тиманов, П. Оглушков, М.
182


Скрыпицын, А. Тиманов, Б. Кувшинов, И. Григорьев, С. Напольский, Я. Стогов, Н. Баскаков, С. Григорьев, П. Редриков, М. Тиманов, С. Стогов, Ф. Карцев, И. Назимов, И. Ковезин, Д. Непоставов (имена даны в порядке их перечисления в челобитной о выдаче жалованья). См. также: Сказание Авраамия Палицына / Подг. текста и комм. О. А. Державиной, Е. В. Колосовой. М.: Л., 1955. ,
46 См.: Тюменцев И. О. Социально-политическая борьба в России и оборона Троице-Сергиева монастыря в 1608 — 1610 гг.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Л., 1989; Он же. Очерки по истории обороны Троице-Сергиевой Лавры в 1608 — 1610 гг. Учебное пособие. Волгоград, 1995. С. 50, 99 — 100.
47 См. подробнее: Псковские летописи. М., 1955. Ч. 2. С. 270—276; Проскурякова Г. В. Классовая борьба в Пскове в период польско-шведской интервенции. Л., 1954; Маковский Д. П. Первая крестьянская война в России. Смоленск., 1967. С. 415-427.
48 Изборник... С. 342.
49 ПСРЛ. Т. 14. С. 82; далее в летописце говорится о присылке гетманом Сапегой в ответ на обращение суздальцев воеводы Ф. С. Плещеева, разрядные же книги сообщали, что Суздаль изменил по его инициативе: «ив Суздале Федор Смердов сын Плещеев, сослався в Володимере с околничим Иваном Ивановичем Годуновым, целовали крест вору и людей х кресту привели» {Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время... С. 15).
50 АИ. Т. 2. JMó 99. С. 132.
51 Ростов был сначала завоеван тушинцами, из-за того, что в городе не приняли необходимых мер предосторожности для его охраны, поэтому автор «Дневника Сапеги», подчеркнул, что ростовцы опоздали со своим приездом. О взятии Ростова см.: ПСРЛ. Т. 14. С. 82—83.
52 Hirshberg A. Polska a Moskwa... S. 191, 194 — 196.
53 АИ. Т. 2. N? 101. С. 133. В Ярославле произошел какой-то конфликт между «лутчими людми» посада, бежавшими из города, «пометав» свои домы», и «чернью», поддержавшей решение о присяге воеводы кн. Ф. П. Барятинского. Впоследствии, согласно челобитной 19 ноября 1608 года, один из представителей верхов ярославского посада, В. Лыткин поднял посадских людей на бунт против тушинского сборщика налогов. См.: Ярославские губернские ведомости, 1887. Часть неоф. № 71.
54 Сборник кн. Хилкова. К° 12. С. 18 — 20.
55 См.: ААЭ. Т. 2. Me 88. С. 180; АИ. Т. 2. К» 108. С. 138.
56 Акты времени правления царя Василия Шуйского (1606 г. 19 мая — 17 июля 1610 г.) / Собрал и редактировал А М. Гневушев // ЧОИДР. 1915. Кн. 2. Отд. 1. № 24. С. 27.
57 СГГиД. Т. 2. № 165. С. 341;ААЭ. Т. 2. К? 90. С. 183.
58 АИ. Т. 2. №177. С. 205.
59 Цит. по: Тхоржевский С. И. Народные волнения при первых Романовых. СПб., 1904. С. 27.
60 См.: ААЭ. Т. 2. № 141. С. 161-162.
61 АИ. Т.2. № 152. С. 177.
62 Любомиров П. Г. Очерки истории нижегородского ополчения 1611 —1613 гг. М., 1937. С. 34.
183


63 АИ. Т. 2. N° ИЗ. С. 141 -142; ААЭ. Т. 2. N° 104. С. 204-205. Сборник кн. Хилкова. N° 12. С. 34 — 35.
64 Дневник Марины Мнишек... С. 130.
65 АИ. Т. 2. N° 116. С. 145; Наливайко был все-таки казнен во Владимире см.: ААЭ. Т. 2. N° 129, 130. С. 154; см. жалобы на притеснения от панов в Юрьеве Польском, Шуе, Переславле и других городах: Там же. N° 117. С. 145.
66 См.: АИ. Т. 2. N° 177.
67 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 12. Л. 231.
68 Сборник кн. Хилкова. N° 12. С. 55.
69 Там же. С. 63. N° 32. С. 105. N° 106.
70 Повесть о победах Московского государства... С. 10.
7! См.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI —XVII вв. М., 1937; Шепелев И. С. Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608 — 1610 гг. Пятигорск, 1957; Маковский Д. Я. Первая крестьянская война в России. Смоленск, 1967.
72 АИ. Т. 2. N° 153. С. 178.
73 Сборник кн. Хилкова. N° 33. С. 106—108.
74 ААЭ. Т. 2. N° 115. С. 220.
75 АИ. Т. 2. N° 150. С. 176.
76 Сборник кн. Хилкова. N° 36. С. 112 — 113. Эта грамотка содержит интересные подробности службы «городового» дворянства отдаленных уездов Замосковного края. Не случайна также просьба И. Н. Зайцева, обращенная к отцу, написать «которые убиты наша братия за вора в измене». Такую «информацию» о земельных владениях изменников можно было использовать при подаче челобитных в Поместном приказе.
77 См.: Дневник похода короля Сигизмунда III под Смоленск // РГАДА. Ф. 389 Литовская метрика. On. 1. Д. 625. Лл. 7—43; Памятники обороны Смоленска 1609 — 1611 гг. / Под ред. Ю. В. Готье. М. 1912.
78 Повесть о победах Московского государства... С. 13.
79 Медведев Я. А. Подготовка Смоленской обороны 1609 г. // Источниковедческое изучение памятников письменной культуры. Сб. научн. трудов. Л., 1990. С. 79,82.
80 См.: РГАДА. Ф. 389. On. 1. Д. 625. Л. 60об.; Платонов С. Ф. Социальный кризис Смутного времени... С. 22 — 23, 29.
81 См.: Сборник Муханова. СПб., 1866. N° 104. С. 176; СГГиД. Т. 2. N° 200. С. 399.
82 РГАДА. Ф. 389. Д. 596. Л. 14 — 19, 65. Ржевичи служили в 1609/1610 г. в войске боярина кн. М. В. Скопина-Шуйского в сотне воеводы М. А. Вельяминова: Челобитная Вельяминовых — источник по истории России начала XVII в. / Публ. А. Л. Станиславского // Советские архивы. 1983. N° 2. С. 37.
83 См.: Сборник Муханова. N° 106, 107. С. 179 — 180.
84 См.: РГАДА. Ф. 389. Д. 596. Л. 106—115; Сухотин Л. М. Земельные пожалования в Московском государстве при царе Владиславе 1610 — 1611 гг. М., 1911; Бибиков Г. Я. Земельные пожалования в период крестьянской войны и польской интервенции начала XVII в. // Учен. зап. Моек. гор. пед. ин-та. 1941. Т. 2. Выл. 1.
184


85 Сборник кн. Хилкова. Mb 12. С. 79—81.
86 См.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты... С. 337.
87 СГГиД. Т. 2. Mb 203.
88 См.: Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1851. Т. 4. Mb 182; Записки гетмана Жол- кевского о Московской войне, изданные П. А. Мухановым. — 2-е изд. — СПб., 1871. С. 106; Повесть о победах Московского государства... С. 24 — 25.
89 См.: Сухотин Л. М. Народные движения 1611 и 1612 гг. // ЧОИДР. 1913. Кн. 4. Отд. 3. С. 12.
90 ОР ГПБ. Эрм. Д. 394. Л. 18об.
91 ААЭ. Т. 2. Mb 188. С. 317; Боярские списки. Ч. 1. С. 214.
92 См.: Седов П. В. Поместные и денежные оклады как источник по истории дворянства в Смуту //Архив русской истории. Научный исторический журнал. М., 1993. Вып. 3. С. 237.
93 Во втором ополчении считали, что казаки убили Прокопия Ляпунова по «заводу» Ивана Шереметева. См.: Акты, относящиеся до юридического быта древней России. Под ред. Я. В. Калачева. СПб., 1864. Т. 2. Mb 192. Ст. 603.
94 Изборник... С. 352.
95 См.: Долинин Н. П. Подмосковные полки (казацкие «таборы») в национально-освободительном движении 1611-1612 гг. Харьков, 1958; Он же: Классовая и национальная борьба в Русском государстве в конце 1610—1614 гг. Докторская диссертация. Рукопись. Донецк, 1968 (ОР РГБ. Ф. 218. Д. 1355. Ч. 1—3); Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в. М., 1990.
96 Впрочем, первенство П. П. Ляпунова в делах ополчения было неоспоримым, именно он запечатывал своей печатью ввозные грамоты, его имя указывалось и при составлении отказных книг, вслед за обобщенным указанием на боярский приговор. См. напр.; ОР РГБ. Ф. ОИДР (Акты). Папка 26. Д. 27 (1611 г., июля 4. Ввозная грамота И. X Биркину на поместье в Рязанском у. Публикацию см.: ЧОИДР. 1863. Кн. 4.); Арзамасские поместные акты (1578 — 1618 гг.). Собрал и редактировал С. Б. Веселовский. М., 1915. Mb 282. С. 372.
97 АМГ. Т. 1. Mb 45; Кормленая книга Костромской чети 1613 — 1627 гг. // РИБ. СПб., 1894. Т. 15. Ст. 268 — 635; Новые акты Смутного времени. Акты подмосковных ополчений и земского собора 1611 —1613 гг. / Собрал и редактировал С. Б. Веселовский. М., 1911. МЬ13 и др.; СухотинЛ. М. Четвертчики Смутного времени (1604—1617 гг.). М., 1912. С. 42—179.
98 Приговор Первого ополчения // Платонов С. Ф. Социальный кризис Смутного времени. Л., 1924. С.45—46, 48—49.
99 Арзамасские поместные акты (1578 — 1618 гг.)... Mb 288. С. 378.
100 Там же. Mb 292. С. 383.
101 См. там же. Mb 300. С. 395.
юг ор РГБ. М 10971. Д. 49 1611 г., декабря 4. Список с жалованной грамоты на вотчину Д. П. Беклемишеву за осадное сиденье при царе Василии Шуйском.
103 «Посоветовав Московского государства бояря и вся земля, которые во православии, и даша же смольяном грамоты, и повеле им испоместитися в орзамас- ких, и в куръмыских, и в алатарских местех. Смольяне же поидоша опто Брянска в арзамаские места». См.: Повесть о победах Московского государства... С. 29.
185


104 См. там же. С. 29; Изборник... С. 353.
505 См.: Любомиров Я. Г. Очерки истории нижегородского ополчения 1611 — 1613 гг. М., 1939. С. 58—59, 63-65.
106 ПСРЛ. Т. 14. С. 117.
107 Любомиров Я. Г. Очерки истории... С. 82.
108 Изборник... С. 353; Любомиров Я. Г. Очерки истории... С. 67.
109 Повесть о победах Московского государства... С. 32.
110 Любомиров Я. Г. Очерки истории... С. 67.
1И РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 1. Л. 6.
112 Любомиров Я. Г. Очерки истории... С. 101.
113 Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI —XVII вв. М., 1978. С. 182.
114 ААЭ. Т. 2. № 215.
115 Hirskberg A. Polska a Moskwa... S. 361—364.
116 ПСРЛ. Т. 14. С. 128.
117 Станиславский А. Л., Морозов Б. Н. Повесть о земском соборе 1613 г. // Вопросы истории. 1985. № 5. С. 94.
118 См.: Черепнин Л. В. Земские соборы... С. 187 — 189; Семин А. А. Политическая борьба в Москве в период подготовки и деятельности земского собора 1613 г. // Государственные учреждения и классовые отношения в отечественной истории. Сб. статей. М.; Л., 1980. Т. 2. С. 231 —252; Тюменцев И. О. Из истории избирательного земского собора 1613 г. // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 74—82.
119 Любомиров Я. Г. Очерки истории... С. 180—181.
120 Там же. С. 181-182.
121 АСЗ. М., 1997. С. 312.
122 «И мы осадных сидельцев за службы велели испоместить». Жалованная грамота «Совета всея земли» 1613 г. Публ. Г. А. Лаптевой // Исторический архив. 1993. N° 6. С. 192 — 196.
123 См.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты... С. 430—431.
124 См.: Козляков В. Н. 1613 год: чья победа? // Российская государственность: этапы становления и развития. Кострома, 1993. Ч. 1. С. 35—38.
125 См.: Станиславский А. Л. Гражданская война... С. 91.
126 См.: Документы Печатного приказа (1613—1615 гг.) / Сост. акад. С. Б. Веселовский. Подг. к печати Я. К. Ткачева. М., 1994. С. 297, 305—306.
t27 Копанев А. И. История землевладения Белозерского края... С. 73 — 77; Новосельский А. А. Служилое общество и землевладение на Белоозере после Смуты // А. А. Новосельский. Исследования по истории эпохи феодализма (Научное наследие). М., 1994. С. 139—162; Козляков В. Н. Архивы светских землевладельцев Белозерского и Вологодского уездов в собрании столбцов и документов Ярославской губернской ученой архивной комиссии // Археография и источниковедение истории Европейского Севера РСФСР. Вологда, 1989. Ч. 2. С. 11 —14.
128 Документы Печатного приказа... С. 11, 14.
129 Там же. С. 24, 27.
130 Там же. С. 63.
131 Сухотин Л. М. Первые месяцы... С. 25, 148.
186


132 См.: Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII века. М.:Л., 1947-1948. Ч. 1-2.
133 Сухотин Л. М. Первые месяцы... С. 193.
134 Документы Печатного приказа... С. 284; см. также: Сухотин Л. М. Первые месяцы... С. 197.
135 Документы Печатного приказа... С. 290
136 Там же. С. 111.
137 Сухотин Л. М. Первые месяцы... С. XXII.
138 Разрядные книги 1598 — 1638 гг. М., 1974. С. 243; РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Дела десятен. Дд. 125, 126 (Десятни по Новгороду Великому); Сухотин Л. М. Первые месяцы... С. 153.
139 Разрядные книги 1598—1638 гг— С. 244 — 250; Станиславский А. Л. Гражданская война в России... 72 — 77, 254.
140 Книга сеунчей 1613 —1619 гг. Документы Разрядного приказа о походе А. Лисовского (осень —зима 1615 г.) // Памятники истории Восточной Европы. Источники XV —XVII вв. М. —Варшава, 1995. Т. 1. С. 20; см. также: Станиславский А. Л. Движение И. М. Заруцкого и социально-политическая борьба в России в 1612 — 1613 гг. // Исторические записки. М., 1983. Т. 109. С. 307—338; Солодкин Я. Г. Движение И. Заруцкого и Воронежский край (Историографический очерк // Общественная жизнь в Центральной России в XVI — начале XX вв. Сб. научн. трудов. Воронеж, 1995. С. 16 — 25.
141 Дворцовые разряды... Т. 1. Ст. 129. ш Там же. Ст. 116.
143 Сухотин Л. М. Первые месяцы... С. X.
144 См.: Веселовский С. Б. Приходо-расходные книги московских приказов Кн. 1. // РИБ. М., 1912. Т. 28. Ст. 13, 22, 24, 34,49,64,165.
145 Разрядные книги 1598—1638 гг. ... С. 277 — 278.
146 Книга сеунчей 1613—1619 гг. ... С. 28 — 29.
147 Там же. С. 263-266.
148 Книга сеунчей 1613 — 1619 гг. ... С. 27.
149 См.: Станиславский А. Л. Восстание 1614 —1615 гг. и поход атамана Баловня // Вопросы истории. 1978. № 5. С. 111 — 126.
150 Веселовский С. Б. Приходо-расходные книги... Ст. 39. ist ПСРЛ. Т. 14. С. 132.
152 См.: Веселовский С. Б. Приходо-расходные книги... С. II-III. Ст. 105, 37; Веселовский С. Б. Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаила Федоровича // ЧОИДР. 1909. Кн. 1; Веселовский С. Б. Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Московского государства. М., 1915. Т. 1. С. 156 — 189; Станиславский
А. 	Л. Гражданская война... С. 118—152.
153 Веселовский С. Б. Приходо-расходные книги... Ст. 92,98,100,105 — 106,110.
154 РГАДА. Ф. 210. Столбцы разных столов. Д. 27. Л. 133; см. также другие материалы о выдаче четвертных денег городовым дворянам, датируемые 1616 г.: Ф. 396 Оружейная палата. Оп. 24. Д. 38503. 230 лл.
155 Веселовский С. Б. Приходо-расходные книги... Ст. 285, 371 —508.
156 Там же. Ст. 382, 389,410,428,429,432,474,489,491.
187


157 См.: РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 297. Лл. 28, 35; цит. по: Станиславский А. Л. Правительственная политика по отношению к «вольному» казачеству (1612 —1619 гг.) // История СССР. 1984. Nq 5. С. 70.
158 Веселовский С. Б. Приходо-расходные книги... Ст. 46.
159 Станиславский А. Л. Восстание 1614 — 1615 гг. ... С. 115.
160 Там же. С. 115 — 118; Книги разрядные... Т. 1. Ст. 4—12.
161 Станиславский А. Л. Восстание 1614 — 1615 гг. ... С. 122. t62 Книга сеунчей 1613—1619 гг. ... С. 37.
163 Документы Разрядного приказа о походе А. Лисовского (осень-зима 1615 г.) / Подг. к печати В. Н. Флоря... С. 117 — 120; Черкасова М. С. «Война А. Лисовского» и дозоры Троицких вотчин 1616 — 1617 гг. // Рефераты докладов и сообщений VI Всероссийского научно-практического совещания по изучению и изданию писцовых книг и других историко-географических источников. Ферапонтово, 27 — 29 мая 1993 г. Спб., 1993. С. 26 — 30.
164 КР. Т. 1. Ст. 51-61.
165 Там же. Т. 1. Ст. 67-75.
166 См.: Дворцовые разряды... Т. 1. Ст. 202; КР. Т. 1. Ст. 115; ПСРЛ. Т. 14. С. 137; Станиславский А. Л. Гражданская война... С. 154 и сл.
167 Станиславский А. Л. Казацкое движение 1615 —1618 гг. // Вопросы истории. 1980. Mb 1. С. 105.
168 КР. Т. 1. Ст. 97-111.
169 РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Дела десятен. Д. 3, 10; Лихачев Н. П. Разрядные дьяки... Прил. С. 67 — 70.
170 КР. Т. 1. Ст. 100-115.
171 Лихачев Н. П. Новые данные о земском соборе 1616 года // Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 68 — 80; Черепнин Л. В. Земские соборы... С. 222; о «наряде» служилых людей на службу под Смоленск и в Северские города см.: КР. Т. 1. Ст. 90—94, 157 — 182.
172 КР. Т. 1. Ст. 164, 211; А. Л. Станиславский, исследовавший борьбу с казачеством, не упоминает крупных столкновений с ними в это время, см.: Станиславский А. Л. Гражданская война... С. 158.
t73KP.T. 1. Ст. 145-156,214,217-218.
174 Веселовский С. Б. Приходо-расходные книги... Ст. 512 — 514, 517, 522, 570, 571,574,589,596,597,611.
175 КР. Т. 1. Ст. 435-437.
176 Там же. Ст. 495.
177 Там же. Ст. 504.
178 Станиславский А. Л. Гражданская война... С. 179.
179 См.: КР. Т. 1. Ст. 505, 507. Самовольные отъезды дворян продолжались в августе 1618 г., из отправленного в Коломну войска окольничего кн. Г. К. Волконского. См.: Документы российских архивов по истории Украины. Том 1. Документы по истории запорожского казачества 1613—1620 гг. / Составители Леонтий Войтович, Лев Заборовский, Ярослав Исаевич, Франк Сысин, Аркадий Турилов, Борис Флоря. Львов, 1998. Ms 105. С. 166—167.
180 Грамота 1618 г. — не единственное свидетельство деятельности Приказа сыскных дел еще до возвращения патриарха Филарета в Московское государ¬
188


ство. Просмотр описей архива Оружейной палаты, в котором, как известно, сохраняются остатки делопроизводства сыскных приказов времени царя Михаила Федоровича, позволил выявить еще несколько документов, подтверждающих существование Приказа сыскных дел уже в << 126-м» году. Все они хранятся в составе дела, относящегося к делопроизводству Галицкой четверти. Это памяти, адресованные в четь из Приказа сыскных дел 28 августа 1618 г. и 6 сентября 1618 г. по спорным делам посадских людей г. Галича с крестьянами стольников кй. И. А. Голицына, Б. И. и Г. И. Морозовых. В деле сохранились черновики ответов на памяти из нового приказа. См.: РГАДА. Ф. 396. Оружейная палата. Оп. 24. Д. 39409. Лл. 4, 6, 9.
181 РГАДА. Ф. 1455. Оп. 2. Д. 7116. 2 лл. Список XVII в.
182 Смирнов Я. Я. Челобитные дворян и детей боярских... С. 42.
183 РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. И (Десятая по Нижнему Новгороду 1618 г., документ частично опубликован, см.: Зерцалов А. Н. Кормленая книга... Прил. С. 206 — 209); воевода кн. И. Б. Черкасский, судя по единственной сохранившейся из составленных им десятен 1618 г., по Пошехонью, не только верстал новиков в Ярославле, как это предписывалось выданным ему наказом, но и «розбирал» городовых дворян и детей боярских, см.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Дела десятен. Д. 159. Лл. 1—2.
184 Украинный разряд, состоял из Большого полка, собиравшегося в Туле, «передового» — в Мценске, «сторожевого» — в Новосили и в рязанских городах. В 1613 —1618 гг. в них служили только дворяне близлежащих уездов. См.: КР. Т. 1. Ст. 29, 35,118,270,481, 620 - 624.,
Глава II (с. 78—116)
1 Белокуров С. А. Разрядные записи... С. 6.
2 Изборник... С. 329.
3 АСЗ. М., 1998. Т. 2. Nq 508. С. 433
4 АМГ. Т. 1. С. 78.
5 Седов Я. В. Поместные и денежные оклады... С. 228.
6 См. там же. С. 229.
7 Козляков В. Н. Источники о новичном верстании... С. 90 — 91.
8 РГАДА. Ф. 181 Коллекция рукописей МГАМИД. Jsfe. 120. 88 лл.; Лихачев Н. Я. Сводная десятая новиков Московского государства, поверстанных в 1596 году // Известия Русского генеалогического общества. СПб., 1909. Вып. 3. С. 113-209.
9 См. напр.: РГАДА. Ф. 210 Оп. 4 Дела десятен. Д. 6. Л. 27, 29 — 31.
10 См.: АМГ. Т. 1. С. 77-78.
11 См.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 4 Дела десятен. Д. 8, 9.
12 См.: Седов Я. В. Поместные и денежные оклады... . С. 232.
13 Шапошников Н. В. Heraldica... С. 24 — 27.
14 Приходо расходные книги... // РИБ. М., 1912. Т. 28. Ст. 288; ОР РНБ. Эрм. собр. Д. 394. Л. 7.
15 РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 1. Лл. 1 — 112.
189


16 См. о ней: Козляков В. Я. Новгородская десятая 1619 г. как исторический источник // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Тез. докл. и сообщ. научн. конф. Новгород, 1992. С. 49 — 51.
17 ОР РНБ. Эрм. собр. Д. 394. 220 лл. Наиболее поздним в «Книге...» является ростовский список, датированный 13 июня 1616 г. (л. Збоб.). В приходо- расходных книгах денежного стола Разрядного приказа сохранились сведения о переплете «Новгородцкого стола книги, которая списана с сыскных списков розных городов 117, и 118, и 121, и 122, и 123 году»: РГАДА. Ф. 210. Оп. 6-ж. Д. 276. Л. 147. См. в перечне дел, вынесенных из Разрядного приказа при пожаре 1626 г.: Лихачев Я. П. Разрядные дьяки... Прил. С. 33.
18 ОР РНБ. Эрм. собр. Д. 394. Лл. 18 об., 71 об., 138.
19 См.: РГАДА. Ф.210. Московский стол. Столбцы. Д. 11. Л. 137; Д. 12. Лл. 357, 384,400; Приходо-расходные книги... Ст. 382,428—429,584,672; ГотьеЮ.
В. 	Десятая по Владимиру и Мещере 1590 и 1615 гг. // ЧОИДР. 1911. Кн. 1; Кормленая книга Костромской чети... С. 5,10—12,14,20, 33, 67 — 68, 70, 84 — 85, 103, 119, 129, 163; Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени (1604 — 1617). М., 1912.
20 Приходо-расходные книги... Ст. 512 — 514.
21 См.: там же. Ст. 549, 551, 583—585.
22 См.: КР. Т. 1. Ст. 373-386.
23 См.: РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 266 (Десятая по Пошехонью 1617 г.); Кормленая книга Костромской чети... С. 61 (здесь упоминается о ярославской десятне кн. П. П. Головина «126 году»); КР. Т. 1. Ст. 367.
24 КР. Т. 1. Ст. 418, 419, 420-434.
25 РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 11; Д. 159. Лл. 1—2.
26 См.: Зерцалов А. Я. О большом сыске поместных и денежных окладов стольников, стряпчих* дворян московских, дворян и детей боярских всех городов в начале XVII-ro века // Акты XVI —XVIII вв., извлеченные А Я. Зерца- ловым. М., 1897. С. 28 — 32.
27 См.: Черепнин Л. В. Земские соборы... С. 229 —239; ЗАРГ. № 87,93,102, ИЗ, 117.
28 СГТиД. М., 1822. Т. 3. Яд 57. С. 231.
29 Там же. С. 231.
30 СГГиД. Т. 3. № 59. С. 235-245.
31 См. подробнее: Козляков В. Я. Десятая, сыскные и «подлинные» списки городовых служилых корпораций... С. 79 — 83.
32 СГГиД. Т. 3. С. 240.
33 Там же. С. 241. См. также: РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Столбцы. Д. 116. Лл. 21, 38—49.
34 СГГиД. Т. 3. С. 245.
35 РГАДА. Ф. 210 Оп. 4. Д. 15. Л. 1
36 См.: Козляков В. Я. Источники о новичном верстании... С. 94—97.
37 РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 20. Лл. 100 — 102.
38 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 53. Л. 181.
39 Разборный список 1630 г. по Нижнему Новгороду и др. «городам»: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1117. Датируется по упоминанию 19 июня 1630 г. арзамасцев, «прибывших из нет» после разбора (л. 68).
190


40 РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 7. Л. 1. Разборный список был составлен не позднее 28 августа 1630 г. (дата доставки в Разряд).
41 Там же. Лл. 116 — 117.
42 См. угличскую десятню 1630 г.: РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 163. Л. 1.
43 Там же. Дд. 7, 83.
44 АМГ. Т. 1. № 282, 284.
45 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1098, столпик 4. Лл. 30—64; Сметный список... 139 г. Публ. И. Д. Беляева // Временник ОИДР. 1849. Ч. 4. Смесь. С. 18 — 51.
46 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1098, столпик 4. Лл. 30 —35.
47 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 67. Л. 137.
48 АМГ. Т. 1. № 292, 293. С. 320-322.
49 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 67. Лл. 24 — 26; АМГ. Т. 1. М» 292. С. 321.
50 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 58. Лл. 226—228. Аналогичные грамоты были посланы в Замосковнные «города», и в уезды, подведомственные приказу Казанского дворца. См.: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 67. Лл. 7 — 21.
51 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 67. Лл. 149 — 150.
52 Там же. Лл. 15 — 16.
53 Там же. Л. 124.
54 Там же. Л. 140.
55 Там же. Л. 155.
56 Там же. Л. 248.
57 РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 19. Л. 204.
58 Там же. Л. 265.
59 См.: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 67. Лл. 160 — 243.
60 Там же. Л. 151.
6t Там же. Лл. 26 — 27.
62 По отписке боярина М. М. Годунова он приехал в Рязань 26 декабря 1630 г. и привез 20000 руб. на жалованье служилым людям: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 58. Лл. 421—422.
63 См. переписку окольничего кн. С. В. Прозоровского по делам этого разбора. Там же: Лл. 463,473—475, 526.
64 Перечневая роспись их разбора см.: РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 20. Лл. 14 — 33.
65 Сначала было принято решение провести разбор в Новгороде, но потом состоялся приговор боярской думы «в Новгороде не розбирать для тово что город порубежной». Грамота о разборе псковичей у себя в Пскове была отослана 12 февраля 1631 г. См.: РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 20. Лл. 83-95.
66 Перечневая роспись их разбора см. там же: Лл. 63 — 72.
67 См.: КР. Т. 2. Ст. 342, 346-349.
68 РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 20. Л. 83.
69 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 49. Публикацию смет см.: Сметный список... 139 год}'. Публ. И. Д. Беляева // ЧОИДР. 1849. Кн. IV.
191


Смесь. С. 18—51; Смета военных сил Московского государства на 1632 год ( Сметный список 140 году). Сообщ. Е. Сташевский // Военно-исторический вестник, изд-й при Киевском отделе имп. Русского военно-исторического общества. 1910. № 9 —10. С. 49—86. Опубликованы только итоги обеих смет, см. также материалы приложенных к ним первичных документов.
70 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 49. Л. 268.
71 См. челобитную 55 Стародубцев И. Борознина, В. Офросимова, К. Суходольского и др., отправленных в 1621 г. «на житье» в Алатырь «с матерми своими, и з женами, и з детьмии и людми»: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 12. Л. 152.
72 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 49. Лл. 1—29. Определнное число детей боярских служило и в сибирских городах: Тобольске (24 чел.), Верхотурье (7 чел.), Туринском остроге (3 чел.), Тюмени (5 чел.), Пелыме (4 чел.), Тарском городе (6 чел.), Березове (3 чел.), Томском городе (8 чел.), но характеристика их социальной структуры и служб не входит в задачи настоящего исследования (см. там же, лл. 31 —39). См. о них: Никитин Я. И. Военно-служилые люди и освоение Сибири в XVII веке // История СССР. 1980. № 2. С. 161 — 173; Он же. Служилые люди в Западной Сибири XVII века. Новосибирск, 1988; Александров В. АПокровский Н. Я. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991. С. 75 — 107.
73 Смета военных сил Московского государства на 1632 год... С. 50 — 54.
74 РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 299.
75 ОР РНБ. Эрм. собр. Д. 343/7. Л. 2.
76 Там же. Л. 2об. —Юоб.; см. также десятню денежной раздачи в Москве в Галицкой четверти дворянам и детям боярским Можайска и Юрьева-Польско- го: РГАДА. Ф. 210. Оп. 4. Дела десятен. Д. 190.
77 РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Столбцы. Д. 47. Л. 350.
78 РГАДА. Ф. 210. Оп. 6-ж (Книги Денежного стола). Д. 306. Лл. 184об.— 185об., 291 об.; Д. 307. Лл. 172об. -173, 274-292.
79 РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 96. Л. 23.
80 Сторожев В. Я. Материалы для истории русского дворянства. М., 1891. Вып. 1. С. 138-143.
81 Описание документов и бумаг, хранящихся в МАМЮ. М., 1894. Кн. 10. С. 19-79(десятиJsfeJsfe 32,61,67,74,85,88,105, 111, 117,156,172,175,190,197,199, 205,225,226,230,234,250,263,264,309).
82 РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 230. Л. 1 —1об.
83 РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Столбцы. Д. 327. Лл. 6—37. Публикацию Сметы 159 г. см.: «Сметный список» военных сил России 1651 г. // Дворянство России и его крепостные крестьяне XVII — первой половины XVIII в. / Сост. Я. Е. Водарский, О. А. Шватченко. М., 1989. С. 8 — 33.
84 В приведенной таблице оговаривается включение составителями Сметы новиков и недорослей в число детей боярских, в этом случается сделана помета «с нов.», т. е. — с новиками. Там где подсчеты Сметы не точны, рядом с сообщаемыми в документе сведениями о численности дворян и детей боярских стоит в квадратных скобках цифра подсчета, сделанного автором. Прочерк « —» означает отсутствие сведений.
192


85 Важинский В. М. Землевладение и складывание общины однодворцев в XVII веке (по материалам южных уездов России). Воронеж, 1974. С. 65—67.
86 РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Столбцы. Д. 327. Лл. 1—6.
87 А. П. Павлов, исследовавший процесс пожалований в Государев двора на материалах боярских списков 1613(1627 гг. подсчитал, что за этот период времени было пожаловано 264 дворянина из 47 уездных «городов», большинство из них смоляне — 50 чел., а также служилые люди из Новгорода — 16, Суздаля — 13, Рязани, Серпейска, Козельска — по 12, Мещовска — 10, Костромы и Владимира — по 9. См.: Павлов А. П. Из истории взаимоотношения центра и провинций (выборное городовое дворянство и Государев двор в XVI —XVII вв. // Региональная история в российской и зарубежной историографии. Тезисы докл. междун. конф. Рязань, 1999. Ч. 1. С. 46.
88 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1106. Столпик 3. Лл. 105—113.
89 См.: Тихомиров М. Н. Псковское восстание 1650 г. Из истории классовой борьбы в Русском городе XVII в. // М. Н. Тихомиров. Классовая борьба в России XVII в. М., 1969. С. 53 — 58. См. также: Чистякова Е. Б. А. Л. Ордин- Нащокин — русский дипломат XVII в. М., 1961.
90 Пометы об этом сделаны рядом с их именами в боярском списке: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1106. Столпик 3. Л. 111. Ср. также записи их имен в «Синодике по убиенных во брани», опубликованном М. Е. Бычковой: Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. Историкогенеалогическое исследование. М., 1986. С. 189.
91 Об «оседании» выборных дворян в уездах после Смуты см.: Новосельский
А. 	А. Правящие трупы в служилом «городе» XVII в. ... С. 316.
92 См.: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1146. — 324 лл.
93 О военных реформах в России второй половины XVII в. см.: Милюков П. Я. Государственное хозяйство России в первой четверти 18 столетия и реформа Петра Великого. СПб., 1905; Калинычев Ф. И. Правовые вопросы военной организации Русского государства второй половины XVII века. М., 1954; Епифанов П. П. Войско // Очерки русской культуры XVII века. М., 1979. Ч. 1.
С. 	234^264; Hellie, Richard. Enserfment and Military Change in Muscovy. Chicago and London. 1971; Keep, John H. L. Soldiers of the Tsar: Army and Society in Russia, 1462 — 1874. Oxford, 1985; Stevens, Carol В. 1) Преобразование сословной стратификации конца XVII века: однодворцы и военная реформа 1680-х годов // Сословия и государственная власть в России... Ч. 2. С. 321 —333; 2) Soldiers of the Steepe. Army reform and Social Change in Early Modern Russia. Northen Illinois University Press. De Kalb, 1995.
Глава III (c. 117-165)
1 	Идея настоящей главы восходит к работам Н. Н. Селифонтова, Е. Щепкиной, и А. А. Новосельского описывавших на основе архивных материалов «повседневную жизнь» дворян XVII в. См.: Селифонтов Н. Н. Очерк служебной деятельности и домашней жизни стольника и воеводы XVII столетия Василия Александровича Даудова. СПб., 1871; Щепкина Е. Н. Старинные помещики
193


на службе и дома. СПб., 1890; Новосельский А. А. Вотчинник и его хозяйство в XVII веке. М.-Л., 1929.
2 Андреев И. Л. Дворянство и служба в XVII веке... С. 164.
3 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 50. Л. 253; Д. 58. Лл. 97 —98.
4 РГАДА. Ф. 181. Собрание МГАМИД. Д. 120. Л. 1.
5 РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Столбцы. Д. 116. Л. 9.
6 См. также: Козляков В. Н. Источники о новичном верстании... С. 90 — 91.
7 РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Столбцы. Д. 116. Л. 4.
8 Там же. Л. 37; См. также: РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Столбцы. Д. 20. Л. 94; Зерцалов А. Н. О верстании новиков всех городов 7136 года // ЧОИДР. 1895. Кн. 4. С. 9.
9 Цит. по: Козляков В. Н. Источники о новичном верстании... С. 103 — 104. Сравнивая текст этой крестоцеловальной записи с присягой царю Василию Шуйскому, вошедшей в текст «Пискаревского летописца», можно найти совпадение отдельных частей формуляра. Ср: «Пискаревский летописец» / Подг. текста, вводи, статья, прим, и указатель О. А. Яковлевой // Материалы по истории СССР. Вып. 2. Документы по истории XV—XVII вв. М., 1955. С. 128 — 129 (переиздано в кн.: ПСРЛ. М. 1978. Т. 34).
10 Выбор даты был обусловлен природными условиями, во-первых, надо было дождаться окончания весенней распутицы, а во-вторых, того, чтобы выросла молодая трава, служившая кормом для лошадей. Французский наемник на русской службе в начале XVII в. Жак Маржерет писал об этом: «Они редко выступают в поход против татар, пока не появится трава»: Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета / Перевод Т. И. Шаскольской, под ред. Т. В. Ревуненковой. Сост. Ю. А. Лимонов. М., 1982. С. 182.
11 Различия этих лошадей подробно описаны Жаком Маржеретом. См.: Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета... С. 178—180. В. М. Воробьев ошибочно принимает за классификационные отличия описания «конной годности» слова с уменьшительными суффиксами от — «конь» и «мерин»: Воробьев В. М. «Конность, люднеть, оружность и сбруйность» служилых «городов»... С. 95.
12 См.: Богоявленский С. К. Вооружение русских войск в XVI—XVII в.. // Исторические записки. М., 1938. Т. 4. С. 258 — 283; Денисова М. М. Поместная конница и ее вооружение в XVI—XVII вв. // Труды ГИМ. М., 1948. Т. 20. С. 29—46; Hellie, R. Enserfment and Military Change in Muscovy... P. 211—212.
13 «А с вотчин и с поместья уложенную службу учиниша: со ста четвертей добрые угожеи земли человек на коне, в доспесе в полном, а в далний поход о дву конь»: ЗАРГ. Jsfe И. С. 37 — 38.
14 См.: Петпрей, Петр. История о великом княжестве Московском... //О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 415—416. См.: Масловский Д. Поместные войска русской армии в XVII столетии // Военный сборник. 1890. Jsfe 9—10. С. 7—21; Середонин С. М. Известия иностранцев о вооруженных силах Московского государства в конце XVI века. СПб., 1891.
15 Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами... С. 43— 44; Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 415—424; Зазоров- ский В. П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства XVI века. Воронеж, 1991.
194


16 Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами... С. 44. См. также: Чернов А. В. Вооруженные силы Русского государства в XV— XVII вв.М., 1954.
17 Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами... С. 44, 66, 100, 371—372; Он же. Город как военно-служилая и как сословная организация провинциального дворянства в XVII веке // Исследования по истории эпохи феодализма. Научное наследие. М., 1994. С. 180—182.
18 Цит. по: Новосельский А. А. Город как военно-служилая и как сословная организация... С. 188.
19 Об их роли в местном управлении см.: Ермолаев И. П. Среднее Поволжье во второй половине XVI—XVII вв. (управление казанским краем). Казань, 1982. С. 138 — 139.
20 См.: Глава 7. О службе всяких ратных людей Московского государства. Ст. 2—6; Глава 9. О мытах, и о перевозех и о мостах. Ст. 1. // Соборное уложение 1649 года... С. 24 — 25, 28. Надо сказать, что стремление к обману было обоюдным. Нередко дворяне и дети боярские и их люди, везшие запасы на службу, возили беспошлинно товары торговых людей. В статьях Соборного уложения 1649 г. было предусмотрено троекратное возмещение ущерба за такую «операцию» для тех, кто провозил такие товары, прикрываясь, законно или незаконно, званием служилого человека.
21 См.: КР. Т. 1 —2.
22 Слова из наказа воеводе большого полка в Туле в 1616 г. См.: КР. Т. 1. Ст. 131.
23 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1118. Л. 438.
24 Там же. Л. 439—440.
25 См. напр. список 1606 — 1610 гг. рязанских дворян и детей боярских сотни головы И. С. Казначеева, список 1650 г. дворян сотни В. В. Нелединского, назначенного для встречи персидского посла: Антонов А. В. Родословные росписи конца XVII в. ... С. 169, 243.
26 КР. Т. 1. Ст. 131. Эти слова воеводского наказа 1616 г. дословно повторялись в наказах воеводам Украинного разряда и в последующие годы, например, в 1619 и 1626 гг., что позволяет говорить о хорошо известном явлении в практике русской армии XVII в. Ср. там же. Ст. 631—632, 1190 — 1191
27 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1118. Л. 445.
28 См. приведенный А. А. Новосельским случай посылки воеводой нарядчика к сотенному голове: Новосельский А. А. Город как военно-служилая и как сословная организация... С. 193.
29 РГАДА. Ф.-210. Московский стол. Столбцы. Д. 1086. Л. 82. На об. рукоприкладства: К сему выбору Богдан Калитин руку приложил и в племянника своево Михайлово место Калитина. К сему выбору Прокофей Владыкин в братьи своей место в Олексеево и в Яковлево по их веленью руку приложил. К сему выбору Василий Владыкин руку приложил. К сему выбору Селиван Чулков руку приложил и в Ондреева места Мартюшева и в Смирнова места Трескина. Таврило Юматов руку приложил. Сергей Владыкин и в братьи своею место Олексея и Якова по их веленью руку приложил и в Гурьево место Возницына. Григорей Коробов в отца своево место по ево веленью руку приложил. Самойло Беречинской руку риложил. Семен Наугородов руку прило¬
195


жил. Прокофей Болакирев руку приложил. Михайло Фефилов руку приложил. Григорей Горин руку приложил. Онофрей Савин руку приложил. Исай Салманов руку приложил. Михайло Пестрой в брата своево место Ульяна и Вавила Возницына по их веленью руку приложил. Григорей Васильев сын Коробов в Захарьево место Толмачева по ево веленью руку приложил. К сему выбору Иван Безобразов и в Иванисово место Бакина руку приложил. К сему выбору Ондреян Салманов и в Гарасимова места Салманова руку приложил».
30 Основанием для отнесения того или иного рода к привилегированной группе родов является служба его представителей по выбору и дворовому списку, в окладчиках и выборных на земский собор. О владимирских дворянах и детях боярских см.: Kivelsdn, V. Autocracy in the Provinces... P. 281—282.
31 ГАНО. Ф. 1403. On. 1. Д. 29. Л. 1.
32 «И воеводам про тех ратных людей сыскивати в полкех дворяны и детьми боярскими, и всяких чинов служилыми людьми, и имати про них у служилых людей допросные речи»: Соборное уложение 1649 года... С. 25 (Гл. VII. Ст. 13).
33 Петрей, Петр. История о великом княжестве Московском... С. 410.
34 См.: Новосельский А. А. Правящие группы в служилом «городе» XVII в. ... С. 330 — 331; Эскин Ю. М. Местничество в России XVI—XVII вв. Хронологический реестр... Jslojsjo 1451,1472,1476,1492,1495; Андреев И. Л. Дворянство и служба в XVII веке... С. 170.
35 Эскин Ю. М. Местничество в социальной структуре феодального общества // Отечественная история. 1993. N° 5; Он же. Смута и местничество... С. 101-103.
36 Эскин Ю. М. Местничество в России XVI —XVII вв. Хронологический реестр... N°N> Ю88,1289,1290,1303,1336,1404,1405,1437.
37 В местническом споре 1626 г. Д. Воейкова и В. Чевкина с Б. Пушкином «государь велел им отказать, что такие дети боярские бьют челом не по своей мере на честных дворян не делом». Передававший царский приказ дьяк Ф. Лихачев пошел дальше: «отказал и называл их детишками боярскими и ударил Василья в душу; а станешь де вперед бити челом, быть в наказанье». Когда Д. Воейков, пренебрегший этим предостережением, снова стал бить челом, дело дошло до нешуточного и редкого царского гнева: «государь на него почел кручиниться, лаел его матерны, и называл его сынчишком боярским; а будешь станешь опять бит челом, велю опозорит»: Дворцовые разряды... Т. 1. Ст. 795—796.
38 См.: Временник ОИДР. М., 1851. Кн. 11; Новосельский А. А. «Правящие группы» в служилом «городе»... С. 321; Эскин Ю. М. Местничество в России XVI —XVII вв. Хронологический реестр... № 1375.
39 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 189. Столпик 2. Л. 1.
40 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1106. Столпик 3. Лл. 110—111.
41 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1118. Л. 394.
42 Дворцовые разряды. Т. 1. Ст. 144 — 150; Разрядные книги 1598 — 1638 гг. ... С. 291-294.
43 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1098. Столпик 4. Лл. 36—64.
44 Разрядные книги 1598—1638 гг. ... С. 333—344.
45 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 49. Л. 56.
46 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 173. Л. 34.
196


47 См. память из Новгородской четверти в Разрядный приказ о присылке дворянина для отправления стрелецким головой в Новгород: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 25. Столпик 3. Д. 131.
48 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 189. Столпик 6. Лл. 2—4.
49 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 49. Лл. 40—54, 59, 365. Сведения о стрелецких головах и сотниках, служивших в Понизовых «городах» приведены выше при характеристике материалов разбора 1630/31 г.
50 Там же. Лл. 332 — 333.
51 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1098. Столпик 4. Лл. 36—64.
52 См,: Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987. С. 76 —77.
53 См.: РГАДА. Ф. 210. Владимирский стол. Столбцы. Д. 46. Лл. 68 — 72. Дети попавшего в «сильные люди» И. А. Гавренева уже могли забыть о бедности, его сын служил стольником, а дочь была замужем за боярином. См.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие... С. ИЗ.
54 Новосельский А. А. Город как военно-служилая и как сословная организация... С. 190.
55 Там же. С. 190—191.
56 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 58. Л. 84.
57 Курдюмов М. Записка о церемониях, происходивших при дворе царя Алексея Михайловича по случаю объявления похода против польского короля Яна- Казимира // Сергею Федоровичу Платонову ученики, друзья и почитатели. Спб., 1911. С. 328—329. В составе этого документа сохранилась царская речь при отправке войска, в которой сделан упор на жалование служилых людей на службе «по их отечеству»: «И положа свою царскую руку на списки паки рек: «Еще же предаю вам списки сия полчяном вашим... и храните их, яко зеницу ока, и любите и берегите по их отечеству» (см. там же, с. 329—330).
58 Новосельский А. А. Город как военно-служилая и как сословная организация... С. 191 — 192.
59 См.: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 88. Лл. 1 —162, 173—287.
60 Петрей, Петр. История о великом княжестве Московском... С. 426. Конечно, не следут трактовать буквально это известие. Например, новгородские дворяне Деревской и Бежецкой пятин, жаловались в 1628 г. на существовавший порядок назначения на службу между пятинами, и говорили, что в отсутствие крестьян они «пашут сами своими руками». См.: Новосельский А. А. Город как военно-служилая и как сословная организация... С. 184.
61 Описи документам архива бывших Болыиесольских посадской избы и ратуши, найденных в посаде Большие Соли Костромского уезда. СПб., 1902. С. 177—178.
62 Петрей, Петр. История о великом княжестве Московском... С. 413.
63 Обзор представлений о системе власти в первой половине XVII в. см.: Панеях
B. М. Русь в XV—XVII вв. Становление и эволюция власти русских царей // Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996. С. 70—74.
64 Торке Х.-Й. Так называемые земские соборы в России // ВИ. 1991. Ms 11.
C. 4 — 5. См. также: Torke, Hans-Joachim. Die staatsbedingte Gesselschaft im Moskauer Reich: Zar und Zemlja in der altrussischen Herrschaftsverfassung, 1613 — 1689. Leyden, 1974.
197


65 Павлов-Силъванский Н. П. Феодализм в России. М., 1988. С. 127; Он же. Государевы служилые люди. СПб., 1898. С. 221, 324. См. также: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. — Изд-е 4-е. — М., 1909. С. 13—14.
66 Ключевский В. О. Состав представительства на земских соборах Древней Руси // В. О. Ключевский. Сочинения в девяти томах. М., 1990. Т. 8. С. 285 — 286.
67 Панеях В. М. Русь в XV—XVII вв. ... С. 74, 110.
68 Шмелев Г. Отношение населения и областной администрации к выборам на земские соборы в XVII веке // Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому. М., 1909. С. 499 — 502; Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства... С. 320 — 324; Павлов А. П. Самодержавие и земские соборы Русского государства XVI —XVII веков // Место России в Европе. Материалы международной конференции. Budapest, 1999. С. 113 — 121.
69 См. списки выборных представителей «городов» на соборах 1642, 1648 и
1651 гг.: РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 304 (Десятия 1648 г. раздачи жалованья, в том числе выборным на собор); Московский стол. Столбцы. Д. 173. Лл. 8 — 23; Д. 222. Лл. 4—13; Д. 240. Лл. 374 — 448. См. также: Латкин В. материалы для истории земских соборов XVII столетия. СПб., 1884. № 1 — 47. С. 92 — 128 (документы о выборе на соборы 1651 г.); Новые данные о земском соборе 1648—1649 гг. Сообщил А. Н. Зерцалов // ЧОИДР. 1887. Кн. 3. С. 53 —71; Акты, относящиеся к истории земских соборов. Под ред. Ю. В. Готье. М., 1909. .№ 12. С. 39—45 (документы о выборных на собор 1642 г ); Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства... С. 265 — 266, 292, 320; Соборное уложение 1649 года... С. 404 — 408. |
70 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 222. Л. 7. Интересно, что1 подьячий машинально написал «присланы» на собор, а затем исправил его на другое слово — «приехали», отвечающее не приказной, а выборной практике. \ Кроме того, было сделано уточнение о раздаче «городового» жалованья. Слова в квадратных скобках о размере жалованья были зачеркнуты.
71 Там же. Лл. 8—13. Сведения этой росписи дополняют указатель лиц, полпи-i савших Соборное уложение 1649 г., так как сообщают некоторые пропущенные в подписях указания на принадлежность к определнному «городу», а также отчества выборных. Ср.: Соборное уложение 1649 года... С. 416 — 418.
72 Архив СПб. ФИРМ РАН. Колл. 9. А. И. Арсеньев. Д. 2. 1 лл.; Чистякова Е. В. Городские восстания в России в первой половине XVII века. Воронеж, 1975. С. 238. Документ использован также в работе В. Кивельсон, считающей, что он «содержит все главные пункты, поднятые национальным дворянством во время широкой кампании подачи челобитных в 1630 — 1640-е гг.». Kivelson, V. Autocracy in the Provinces... P. 211.
73 Архив СПб. ФИРМ РАН. Колл. 9. А. И. Арсеньев. Д. 2. Л. 1.
74 Кабанов А. К. Выборы местных представителей на земский собор в 1648— 1649 гг. в Переяславле-Рязанском // Труды Рязанской ученой архивной комиссии. 1910. Т. 23. Вып. 1. С. 1—5.
75 Платонов С. Ф. К истории земских соборов // С. Ф. Платонов. Статьи по русской истории. 1883 — 1912. М., 1912. С. 313.
76 См. сведения, собранные А. С. Лавровым о представительстве городового дворянства на земском соборе 1683—1684 г.: Лавров А. С. Представительство
198


дворянства на земском соборе 1683 — 84 г. // Исторический опыт русского народа и современность. Мавродинские чтения. Материалы к докладам 10 — 12 октября 1994 г. СПб., 1994. С. 98 — 102.
77 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 34. Л. 157, 466.
78 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 189. Столпик 4. Л. 1.
79 См. подробнее: Новосельский А. А. «Правящие группы» в служилом «городе»... С. 315 — 335.
80 См. собранные Н. Е. Носовым сведения о городовых приказчика и губных старостах: Носов Я. Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI века. М. —Л., 1957. С. 333 —338,347 —350,354 — 358.
81 Носов Н. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России... С. 527 — 537.
82 Чичерин Б. Н. Областные учреждения в России в XVII веке. М., 1856.
83 В речах соперников кн. Пожарских, считавших себя «людьми розрядными», читаем: «А Пожарские... князи при прежних государех, опричь городничих и губных старост, нигде не бывали». См.: Дворцовые разряды. Т. 1. Ст. 30.
84 См.: Зимин А. А. Тысячная книга 1550 года... С. 44—46; Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления... С. 347 — 367 (Приложение II. Список новгородских губных старост, казацких и стрелецких голов и сотников, городовых приказчиков, рассылыциков и недельщиков).
85 См.: Козляков В. Н. Источники о формировании и составе городовых служилых корпораций Верхнего Поволжья в первой половине XVII века. Кандидатская диссертация. Рукопись. М., 1989. С. 151 — 153. Источниками для восстановления этих сведений являются сохранившиеся акты, отказные, писцовые и переписные книги. Особенно подробный материал дают отказные книги, в которых записаны имена проводивших «отказ» губных старост и городовых приказчиков.
86 См. напр. память и выписку из разборной десятни 1621/22 г. об ярославском губном старосте П. Калягине, служившем в этой должности 17 лет со 113 (1603/04) г. и отставленном у разбора: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 34. Л. 134.
87 Глазьев В. Я. Воронежские губные старосты XVII в. // Общественная жизнь в центральной России в XVI — начале XX вв. С. 27 — 28.
88 См. дела 1630 г. о выборе губного старосты в Юрьеве-Польском на место прежнего, постригшегося «за старостью» в монахи, 1642 г. о назначении губных старост в Пошехонье, Романов, Клин, Тверь, Солигалич, Чухлому: РГАДА. Ф. 210. Владимирский стол. Столбцы. Л. 105; Столбцы разных столов. Д. 35. Лл. 1—3,52, 56. См. также: Глазьев В. Я. Воронежские губные старосты... С. 27.
89 Памятники русского права. Вып. 4 / Под ред. Л. В. Черепнина. М., 1956. С. 356—370 (публикация А. А. Зимина); Российское законодательство X —XX веков. В девяти томах. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 179 — 240 (см. там же библиографию изданий губных грамот XVI в.); ЗАРГ. N° 16. С. 39 — 42.
90 Глазьев В. Н. Воронежские губные старосты... С. 33.
91 См.: ГАЯО. Ф. 582. Ярославская губернская ученая архивная комиссия. Оп. 5. Д. 238,281.
199


92 См. напр., явочную челобитную 1627 г. на действия костромского губного старосты В. С. Хватова, «вымучившего» у чужих крестьян по 5 р. с деревни и ограбив* ших их: Архив СПб. ФИРИ РАН. Колл. 245. Костромские акты. Д. 6. Л. 1.
93 См: Корецкий В. И. К истории восстания Хлопка (новые материалы) // Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Сб. статей памяти И. И. Смирнова. Л., 1967. С. 217 — 222. Подлинник хранится в РГАДА. См.: РГАДА. Ф. 1455. Оп. 3. Д. 118.
94 См. дело 1639 г. по жалобе сыщика И. Тарбеева на шуйских губного и земского старост, порученное разбирательству ярославского воеводы А. Пали- цына: Архив СПб. ФИРМ РАН. Колл. 244. Ярославские акты. Д. 4. 24 лл.; ОР РГБ. Ф. 67. Коллекция Я. П. Гарелина. Картон 1. Д. 74 — 78; Борисов В. Описание г. Шуи и его окрестностей. М., 1851; РИБ. Т. 2. N° 176.
95 Рождественский С. В. Из истории отмены «урочных лет« для сыска беглых крестьян в Московском государстве XVII века // Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому. М., 1909. С. 153 — 163; Смирнов П. П. Челобитные дворян и детей боярских... С. 1 — 73; Сташевский Е. Д. К истории дворянских челобитных // Сборник статей, посвященных Л. М. Савелову. М., 1915. С. 100—124. См. также: Новосельский А. А. Коллективные дворянские челобитные о сыске беглых крестьян и холопов во второй половине XVII в. // Дворянство и крепостной строй России XVI—XVIII веков. М., 1975. С. 303 — 343.
96 Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства... С. 260 — 262; Кошелева О. Е. Коллективные челобитья дворян на бояр (XVII век) // ВИ. 1982. № 12. С. 171 — 177; Высоцкий Д. А. Коллективные дворянские челобитные XVII в. как исторический источник // ВИД. Л., 1987. Т. 19. С. 125 — 138; Он же. Общественно-политические взгляды поместного дворянства и внутреннее развитие Русского государства XVII в. Л., 1989; Андреев И. Л. «Сильные, люди« Московского государства и борьба дворян с ними в 20—40-е годы XVII века // История СССР. 1990. № 5. С. 77 — 88.
97 Андреев И. Л. «Сильные люди» Московского государства... С. 82.
98 ЗАРГ. N° 225. С. 166.
99 Там же. № 234. С. 171 — 174. Указная книга Поместного приказа / Публ. В. Я. Сторожева / / Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1989. Кн. 6. Разд. 3. См. также: Памятники русского права. М., 1959. Вып. 5. С. 470.
100 Смирнов П. П. Челобитные дворян и детей боярских... С. 38.
101 Там же. С. 40.
102 Там же. С. 39. См. подробнее: Андреев И. Л. «Сильные люди» Московского государства... С. 77 — 85; Высоцкий Д. А. Коллективные дворянские челобитные... С. 131 — 132, 135 — 136.
103 ЗАРГ. N° 237-238. С. 176-177.
104 См.: Там же. № 39. См. также: Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. СПб., 1897. С. 311; ЗАРГ. Комментарии. Л., 1987. С. 60.
105 Там же. № 73—74. С. 83; М*9 83. С. 92 — 93. Подобные ограничения в обращении поместий касались и также служилых иноземцев и татар, казаков и патриарших детей боярских и др. См.: Люткина Е. Ю. Государство, церковь
200


и формирование статуса патриарших дворян и детей боярских в XVII веке // Сословия и государственная власть в России... Ч. 1. С. 299 — 304.
106 ЗАРГ. N° 85. С. 93.
107 См.: Там же. N° 239. С. 177. См. также: Важинский В. М. Землевладение и складывание общины однодворцев... С. 77 — 83.
108 ЗАРГ. № 320. С. 218. См. там же указ 29 июня 1639 г.: N° 271. С. 190.
109 Текст челобитной сохранился в изложении в записных книгах московского стола Разрядного приказа: РИБ. Т. 10. С. 161. См. также: Высоцкий Д. А. Коллективные дворянские челобитные... С. 134—135.
110 См.: ЗАРГ. N° 251. С. 182; N° 258. С. 184; Панеях В. М. Холопство в первой половине XVII века... С. 174.
111 См.: Панеях В. М. Указ, изданный ранее 30 мая 1641 г. (26 августа 1640 г.?), об условиях и порядке оформления служилых кабал, ссудных крестьянских записей и жилых записей // ВИД. Л. 1985. Т. 17. С. 141 — 155.
112 См.: Лаврентьев А. В. Люди и вещи. Памятники русской истории и культуры XVI —XVIII вв., их создатели и владельцы. М., 1997. С. 15 — 25. В послесловии Ю. М. Эскина справедливо подчеркивается, что «судьбы этой своеобразной социальной группы требуют дальнейшего изучения» (там же, с. 224).
113 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 189. Столпик 6. Лл. 1—4.
114 ЗАРГ. N° 263. С. 186 — 187; Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII века. М.-Л., 1946. С. 134.
ns Цит. по: Сташевский Е. Д. К истории дворянских челобитных... С. 116. См. также: Андреев И. Л. «Сильные люди» Московского государства... С. 81.
116 Зерцалов А. Н. Сыск про «грамотку» Прохора Колбецкош к отцу (о том, что в Москве хотят бояр побить, об осаде Азова турками «накрепко» и пр.). — 1641 — 1642 гг. // Акты XVI —XVIII вв, извлеченные А. Н. Зерцаловым. М., 1897. С. 13—20. Из этой колоритной грамотки, написанной уездным сыном боярским попытались организовать целое дело о «воровском умысле» на бояр, привезя под охраной в Москву и автора и его отца — отставного дворянина, жившего на покое в своей нижегородской деревне. П. Г. Колбецкий говорил в расспросе: «а что в той грамотке написал он Прохорко к отцу своему про бояр, что боярам от земли быть побитым, и он Прохорко в том перед государем виноват, писал он то в своей грамотке спроста мирскою молвою, а не с умышленья, и совету Прохорко о таком дурне у горожан.своих, и иных городов у дворян и детей боярских, и у москвич ни у каких людей не ведает» (см. там же, с. 20).
117 Вовина-Лебедева В. Г. Новый летописец с продолжением до 1645 г. // IN MEMORIAM: Сборник памяти Я. С. Лурье. СПб., 1997. С. 300—301.
118 См.: Там же. С. 297; Жарков И. А. Три продолжения «Нового летописца» // Летописи и хроники. 1980. М., 1981. С. 191.
119 Смирнов П. П. Челобитные дворян и детей боярских... С. 43.
120 ЗАРГ. N° 277. С. 195-200.
121 Смирнов П. П. Челобитные дворян и детей боярских... С. 47.
122 Там же. С. 52.
123 СГГиД. М„ 1822. Т. 3. N° ИЗ. С. 378—400; Акты, относящиеся к истории земских соборов / Под ред. Ю. В. Готье. М., 1909. N° 12. С. 51 —52; Рождественский С. В. О земском соборе 1642 г. // Сборник статей, посвященных
201


В. И. Ламанскому. СПб., 1907. Ч. 1. С. 94 — 103; Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства... С. И, 262 — 272.
124 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 173. Лл. 12, 14.
125 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 1118. Л. 236. Аналогичную челобитную подали беляне и дорогобужане, испомещенные в других уездах Замосковного края, находившиеся в 152 г. на службе в Одоеве. Также били челом «разореныя украиныя городы одоевского полку дворяне и дети боярс- кия Колужене, Мещане, Серпьяне, Алексинцы, Воротынцы, Мядынцы, Ярославца Малово» (см. там же, л. 237 — 238).
126 Там же. Лл. 239 — 241.
127 Там же. Лл. 236 об., л. 237 об.
128 Смирнов П. П. Челобитные дворян и детей боярских... С. 47—48.
129 См.: ЗАРГ. Mb 307. С. 211 — 212; Андреев И. Л. «Сильные люди« Московского государства... С. 84—85; Высоцкий Д. А. Коллективные дворянские челобитные... С. 131.
130 См.: Смирнов П. П. О начале Уложения и Земского собора 1648 — 1649 г. // ЖМНП. 1913. Mb 9; Он же. Челобитные дворян и детей боярских... С. 50 — 61; Бахрушин С. В. Московский мятеж 1648 года // Сборник статей в честь Матвея Кузьмича Любавского. Пг., 1917. С. 548 — 551.
131 Шахматов М. В. Челобитная «мира« московскому царю Алексею Михайловичу. 10 июня 1648 г. // Vestnik Kralovske Ćeśke Spolecnosti nauk. Praga, 1934, IV, S. 14; см также: Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства... С. 281—283.
132 Смирнов П. 77. Челобитные дворян и детей боярских... С. 51 —55.
133 О деятельности «уложенного« земского собора, см.: Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства... С. 290 — 305.
134 См.: Маньков А. Г. Уложение 1649 года — кодекс феодального права России. Л., 1980; Соборное уложение 1649 года. Текст. Комментарии / Подг. текста Л. И. Ивиной. Комм. Г. В. Абрамовича, А. Г. Манъкова, Б. Н. Миронова, В. М. Панеяха. Руководитель авторского колл. А. Г. Маньков. Л., 1987.
135 Подробнее о сословном представительстве на земском соборе 1648/49 г. см.: Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства... С. 292.
136 Соборное уложение 1649 года... С. 17.
137 Там же. Глава XI. С. 64—68. Авторы комментариев в академическом издании считают, что «крестьянская глава Уложения 1649 г. принадлежит к числу тех глав кодекса, которые наиболее тесно связаны с событиями 1648 г. и предшествующих лет« (там же, с. 230).
,38 ЗАРГ. Кг 344. С. 229 - 230.
139 Андреев И. Л. «Сильные люди« Московского государства... С. 86. Об активном участии миров в отстаивании своих прав и общества по материалам сибирских движений середины XVII в., см.: Александров В. А., Покровский Н. Н. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991. С. 17—18. t4° См.: Домострой / Вступ. ст., составление и комм. В. В. Колесова. М., 1991. 141 См.: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 67. Лл. 203—218; Д. 1085. Лл. 98 — 172; Д. 1086. Столписк4. Лл. 83—109; Д. 1117. Лл. 27—75; Новгородский стол. Столбцы. Д. 7. Лл. 53—118; Д. 19. Лл. 35 — 135; Д. 20. Лл. 124—143.
202


142 См. также общий антропонимический материал, приведенный в исследованиях: Веселовский С. Б. Ономастикой. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974; Кобрин В. Б. Генеалогия и антропонимика (по русским материалам XV—XVI вв.) / / История и генеалогия. С. Б. Веселовский и проблемы историко-генеалогических исследований. М., 1977. С. 80—115; Унбегаун Б. О. Русские фамилии. М., 1989.
143 Яковлев А. И. Приказ сбора ратных людей... С. 82.
144 См. публикацию духовной кн. А. В. Волконского и комментарий к ней: Антонов А. В. Из частной жизни людей рубежа XVI —XVII вв. // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999. С. 169 — 174.
145 РГАДА. Ф. 1455. Оп. 3. Д. 127. Лл. 2-3.
t46 Das Speisungsbuch von Volokolamsk: eine Quelle zur Sozialgeschichte russischer Kloster im 16. Jahrhundert = Kormovaja kniga Iosifo-Volokolamskogo monastyrja / hrsg. und iibers. von Ludwig Steindorff. Unter Mittarbeit von Rudiger Koke ... Koln; Weimar; Wien: Bóhlau, 1998, pp. 35, 53, 71, 101; Чернов C. 3. Волок Ламский в XIV — первой половине XVI в. Структуры землевладения и формирование военно-служилой корпорации. М., 1998.
147 РГАДА. Ф. 181. Собрание МГАМИД. On. 1. Д. 146; ОР РНБ. Собр. Ф. А. Толстого. Q. IV. 31; Титов А. А. Синодик Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле. М., 1895; Исторические акты Ярославского Спасского монастыря, изданные if. А. Вахрамеевым. Дополнение — «Книга кормовая». М., 1896; Козляков В. Я. Толгский монастырь XVII века и его вкладчики / / Ярославская старина. Из архива русской провинции. Ярославль, 1992. С. 14—22.
148 Рязанский историко-художественный музей-заповедник. Фонд письменных источников. Д. 8613. Синодик Преображенской церкви Спасского Рязанского монастыря. Лл. 28, 34, 36, 43, 45, 87; Д. 20607. 1631 г. Синодик Рязанской соборной церкви Успения. Лл. 28об., 31об., 34, 45,49.
149 Калужский областной краеведческий музей. Рукописный фонд. Д. 7061. 1664 г. Синодик Троицкого Лютикова монастыря «строения окольничего Богдана Матвеевича Хитрово». Лл. 1, 25, 29об., 38.
150 АСЗ. М., 1998. Т. 2. С. 59.
151 Там же. С. 62, 277.
152 Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря / Изд-е подг. Е. Я. Клитина, Г. Я. Манугиина, Т. В. Николаева. М., 1987. С. 44,49,62,69,79, 86,107,116,165, 166. Один из заголовков вкладной книги — «Тверичи дети боярские» —содержит сведения о записях вкладов отдельно тверских детей боярских в с 1570 по 1580 гг. (см. там же, с. 51). Возможно, в более ранних редакциях вкладной книги это была неединичная запись. Вероятно, при переписке вкладной книги, сведения подобных «общих» записей группировались по родам.
153 ГИМ. ОПИ. Ф. 17 Уваровы. Оп. 2. Д. 104. 1 лл.
154 Новомбергский Я. Я. Слово и дело государевы. Т. 1. // Записки Московского археологического института. М., 1911. Т. 14. С. 71—73.
155 РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Столбцы. Д. 21. Столпик 5. Л. 377.
156 Буланин Д. М. Последнее столетие древнерусской книжности / / Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 1992. Вып. 3 (XVII в.) Ч. 1. А— 3. С. 3-5.
203


157 См.: Солодкин Я. Г. «06 адресате послания дворянина к дворянину» // ТОДРЛ. Л., 1985. Т. 39. С. 344 - 345.
158 Цит. по: Адрианова-Перетц В. П. Историко-литературный и реальный комментарий // Русская демократическая сатира XVII века / Подг. текста, статья и комм. В. П. Адриановой-Перетц. М., 1977. С. 183.
159 Русская демократическая сатира XVII века... С. 8.
160 Там же. С. 31.
161 Адрианова-Перетц В. П. Историко-литературный и реальный комментарий... С. 180 — 181.
162 Русская демократическая сатира XVII века... С. 97.
163 Публикацию памятника см.: Скрипиль М. О. Повесть об Улиянии Осорьи- ной (комментарии и тексты) // ТОДРЛ. М.—Л., 1948. Т. б. С. 256 — 373. В последнее время рукописи «Жития» археографически исследованы Т. Р. Руди, которая выделила редакции памятника и охарактеризовала его литературное значение. См.: Руди Т. Р. «Повесть об Ульянии Осорьиной» и нижегородские земли //В памяти Отечества. Материалы научных чтений. Горький, 31 мая — 5 июня 1987 г. Горький, 1989. С. 81—87; Она же. Повесть об Ульянии Осорьиной // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3: XVII в. В четырех частях. Часть 3: П —С. СПб., 1998.
164 См.: История древнерусской литературы XI —XVII веков. / Под ред. Д. С. Лихачева. М., 1985. С. 305 — 306.
165 Kivelson V. Autocracy in the Provinces... P. 97 — 100.
166 РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Столбцы. Д. 189. Столпик 4. Л. 26; Кротов М. Г. Новое об авторе «Жития Улиянии Лазаревской» // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1985. М., 1987. С. 17 — 18.
167 См. напр.: Асафов К. М., Протасьева Т. Н., Тихомиров М. Н. Записи на книгах старой печати XVI —XVII вв. // Археографический ежегодник за 1961 год. М., 1962.
168 Корпус записей на старопечатных книгах. Вып. 1. Записи на книгах кириллического шрифта, напечатанных в Москве в XVI—XVII вв. СПб.: Б АН, 1992. С. 37.
169 РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Столбцы. Д. 47. Л. 405.
170 См.: Читатели изданий Московской типографии в середине XVII века. / Публ. док. и исслед-е С. П. Луппова. Л., 1983. С. 53—88. В подсчетах С. П. Луппова выделены только две группы: «Знать», купившая 13,9 % экземпляров книги и дворянство («московские дворяне», жильцы, стряпчие, «дети боярские») — 45,7 % (см. там же, с. 15).
171 Там же. С. 14.
Заключение (с. 166 — 170)
1 	См.: Станиславский А. Л. Источники для изучения состава и структуры Государева двора... С. 1, 12, 18—19. Их характеристику см.: Павлов А. П. История служилого сословия России XVI—XVII вв. в трудах А. Л. Станиславского // Генеалогические исследования. Сборник научных трудов. М., 1993. С. 16-23.
204


2 Недавно на этот тезис С. Б. Веселовского обращал внимание В. А. Аракчеев: Аракчеев В. А. Волостные миры накануне закрепощения (вторая половина XVI в.) // Александр Ильич Копанев. Сборник статей и воспоминаний. СПб., 1992. С. 145-149.
3 См.: Новосельский А. А. «Правящие группы» в служилом «городе» XVII в. ...С. 315—335.
4 Шахматов М. В. Челобитная «мира» московскому царю Алексею Михайловичу 10 июня 1648 г. ... S. 18.
5 Новосельский А. А. Распад землевладения служилого «города» в XVII в. по десятням... С. 231—253.
6 Рейли Д. Дж. Некоторые мысли о кризисе в исторической науке и об изучении локальной истории // История России: диалог российских и американских историков. Материалы российско-американской научной конференции (г. Саратов, 18 — 22 мая 1992 года). Саратов, 1994. С. 24, 28.
7 Можно привести пример таких «разысканий» в работе А. И. Цепкова о «рязанских землевладельцах», где кропотливое собирание упоминаний о рязанских дворянских родах, к сожалению, заменило осмысление фактов. Противоположный пример научного изучения биографий уездных служилых людей XVII в. содержат комментарии В. Н. Глазьева к изданию переписной книги Воронежского уезда 1646 г. См.: Цепкое А. И. Рязанские землевладельцы XIV—XVI вв. Рязань, 1995. С. 5 — 6; Переписная книга Воронежского уезда 1646 года / Подг. текста, вступительная статья и примечания В. Н. Глазьева. Воронеж, 1998. С. 163—187.
8 Григоров А. А. Из истории костромского дворянства. Кострома, 1993; Акиньшин А., Ласунский О. Воронежское дворянство в лицах и судьбах. Историкогенеалогические очерки с приложением Перечня дворянских родов Воронежской 1убернии. Воронеж, 1994.


СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ААЭ — «Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской
империи Археографической экспедицией имп. Академии наук» АЕ — «Археографический ежегодник»
АИ — «Акты исторические, собранные и изданные имп.
Археографической комиссией»
АМГ — «Акты Московского государства, изданные имп.
Академией наук»
АСЗ — «Акты служилых землевладельцев XV —начала XVII века»
ВИ — «Вопросы истории»
ВИД - «Вспомогательные исторические дисциплины»
ГАНО — Государственный архив Нижегородской области ГАЯО — Государственный архив Ярославской области ГИМ — Государственный исторический музей ЖМНП — «Журнал Министерства народного просвещения»
ЗАРГ — «Законодательные акты Русского государства второй половины XVI —первой половины XVII века»
МГАМИД — Московский государственный архив Министерства иностранных дел
ОИДР — Общество истории и древностей российских при Московском университете ОПИ — Отдел письменных источников ОР — Отдел рукописей
ПСРЛ — «Полное собрание русских летописей»
РАН — Российская Академия наук
РАНИОН — Российская ассоциация Научно-исследовательских институтов общественных наук РГАДА — Российский государственный архив древних актов РГБ — Российская государственная библиотека РИБ — «Русская историческая библиотека, издаваемая имп.
Археографической комиссией»
РМЗ — Рязанский музей-заповедник
РНБ — Российская национальная библиотека
СГГиД — «Собрание государственных грамот и договоров,
хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел» ТОДРЛ — «Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН»
ФИРИ — филиал Института российской истории РАН в Санкт- Петербурге
ЦГАДА - см. РГАДА.
ЦНБ УАН — Центральная научная библиотека Украинской Академии наук
ЧОИДР - «Чтения в Обществе истории и древностей российских».
206


СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 3
Глава I
«ГОРОД» И «МИР» В СМУТНОЕ ВРЕМЯ
§ 1. Лжедмитрий I и служилые «города» 25
§ 2. «Город» и «мир» в царствование
Василия Шуйского 29
§ 3. Участие служилых «городов» в освободительном
движении в 1611 — 1612 гг 50
§ 4. Правительственная политика по отношению к уездному дворянству в 1613—1619 гг 60
Глава II
ВЕРСТАНИЯ И РАЗБОРЫ СЛУЖИЛОГО «ГОРОДА»
§ 1. Верстание уездного дворянства в 1605/1606 г 78
§ 2. Разбор служилых «городов» 1621/22 г 86
§ 3. Разбор 1630/31 г 95
§ 4. Политический кризис 1648—1649 гг. и новый разбор дворян и детей боярских 108
Глава III
ГОРОДОВОЙ ДВОРЯНИН НА СЛУЖБЕ И ДОМА
§ 1. Служебные назначения дворян и детей боярских ... 117 § 2. Городовое дворянство в сословном и местном
самоуправлении 134
§ 3. Коллективные протесты уездного дворянства 142
§ 4. «Домострой» служилого человека 154
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 166
Примечания 171
Список сокращений 206


В оформлении книги использованы картина художника С. В. Иванова «Смотр служилых людей» (из альбома И. Н. Кнебеля «Картины по русской истории», 1915) и иллюстрации из факсимильного издания букваря XVII в.: Букварь, составлен Карионом Истоминым, гравирован Леонтием Буниным, отпечатан в 1694 году в Москве.
Л.: «Аврора», 1981.
Н аучное издание
Козляков Вячеслав Николаевич
СЛУЖИЛЫЙ «ГОРОД» МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА XVII ВЕКА
(От Смуты до Соборного уложения)
Лицензия ЛР № 020080 от 19.12.1997. Подписано в печать 5.01.2000. Формат 60x84 1/16. Уел. печ. л. 12,1. Тираж 200 экз. Заказ Я? 9
Издательство Ярославского государственного педагогического университета имени К. Д. Ушинского 150000, Ярославль, у л. Республиканская, 108
Отпечатано в ООО "НПЦ "Информационные технологии" Лицензия ПЛД №66-16 от 20 июля 1999 г.
390035, Рязань, у л. Гоголя, 28, тел.: (0912) 21-46-81