Автор: Щедровицкий Г.П.
Теги: философия духа метафизика духовной жизни философия мышление
ISBN: 5-02-018482-9
Год: 2006
Текст
G.P. SHCHEDROVITSKY
SIGN AND ACTIVITY
34 lectures of 1971-1979 years
Vol. II
Understanding & Thinking.
Sense & Contents
7 lectures of 1972 year
Moscow
"Vostochnaya Literature"
Publishers
2006
Г.П. ЩЕДРОВИЦКИМ
ЗНАК И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
34 лекции 1971~1979 годов
Кн. II
Понимание и мышление.
Смысл и содержание
7 лекций 1972 года
е
Москва
Издательская фирма
«Восточная литература» РАН
2006
УДК 13
ББК 187.3(2)6
Щ36
Книга издана при финансовой поддержке
Александра Ароновича Веселова
Редактор-составитель
Г.г\.Давыдова
Щедровицкий Г.П.
Щ36 Знак и деятельность : в 3 кн. / Г.П. Щедровицкий ; сост.
Г.А. Давыдова. — М.: Вост, лит., 2005- . — ISBN 5-02-018482-9
Кн. II: Понимание и мышление. Смысл и содержание: 7 лек-
ций 1972 г. - 2006. - 353 с.: ил. - ISBN 5-02-018508-6 (в пер.)
Издание, состоящее из трех книг, содержит три цикла лекций, прочитанных
Г.П.Щедровицким в 1971-1979 гг. В книг}' II вошли лекции 1972 г. «Понимание и
мышление. Смысл и содержание». В качестве Приложений в эту книгу включены
близкие по теме и времени работы. Всё публикуется впервые.
ББК 187.3(2)6
ISBN 5-02-018482-9
ISBN 5-02-018508-6
© Некоммерческий научный фонд
«Институт развития
им. Г.П.Щедровицкого»,
2006
© Давыдова Г.А., составление, 2006
© Оформление. Издательская фирма
«Восточная литература» РАН, 2006
От составителя
Книга «Знак и деятельность» включает лекции Г.П.Щедровицкого,
которые были им прочитаны в 1971-1979 гг., а также статьи и заметки, от-
носящиеся к этой теме по времени написания, и те, что лежали в архив-
ных папках с соответствующими названиями. Издание состоит из трех ча-
стей, которые предполагается выпускать в свет тремя книгами в соответ-
ствии с тремя циклами работ, которые были намечены ав тором :
1-й цикл: «Структура знака: смыслы, значения, знания».
Это - 14 лекций, прочитанных на семинаре в Центральном научно-иссле-
довательском институте патентной информации (ЦНИИПИ) в январе-
ноябре 1971 г.
2-й цикл: «Понимание и мышление. Смысл и содержание».
Это - 7 лекций, прочитанных в ЦНИИПИ в сентябре-ноябре 1972 г.
3-й цикл: «Методологическая организация и деятельностный под-
ход в языковедении». Книга будет состоять из 13 лекций. Это - 5 лекций,
прочитанных в сентябре-октябре 1974 г., и 8 лекций, прочитанных в дека-
бре 1978 г. и в январе-апреле 1979 г.
Вместо Заключения в кн. III предполагается статья 1983 г. «Схемы и
знаки в мышлении и деятельности» (арх. № 3699), которая резюмирует со-
держание всего издания.
Книга II включает лекции 2-го цикла и Заметки 1972 г. (арх. № 3516,
3631-3653), относящиеся к темам цикла: «Атрибутивные структуры», «Но-
минативный комплекс и синтагма», «Отношение предикативности», «По-
нимание, мышление, структура текста», «Атрибутивно-предикативные
структуры», «Связь как компонента системы», «Системный подход в син-
таксических исследованиях», куда входят заметки «Проблема существова-
ния синтаксических сущностей», «Условия появления понятия “предложе-
ние”», «К проблеме предложения», «Проблемы односоставного предложе-
ния», «Противопоставление предикативности и атрибутивности», «По по-
воду синтаксической концепции Эмиля Бенвиниста».
Небольшая статья в виде тезисов «О направлениях и путях мето-
дологического исследования ситуаций и актов деятельности» кратко
и суммарно отражает направление работ этих лет. Она дана в качестве
Введения.
См. Г.П.Щедровицкий. Знак и деятельность. В 3 кн. Кн. I. Структура знака: смыслы, значения,
знания: 14 лекций 1971 г. М.: Вост, лит., 2005. Сс. 31-33.
6 От составителя
Лекции «Понимание и мышление. Смысл и содержание» (арх.
№ 3670, 3616) представляют собой авторизованный вариант: лекции пере-
писаны, а точнее - надиктованы машинистке, сделано оглавление, как бы
положенное поверх текста лекций, причем в нем учтены вопросы аудито-
рии и ответы, вынесенные в отдельные разделы после определенных авто-
ром смысловых кусков; но в тексте лекций этих дискуссий нет, - вопросы
включены в текст лекций в виде ответов на них. И поскольку подготовка
лекций к публикации осуществлялась, видимо, значительно позже, эти от-
веты написаны в сложной рефлексивно-проблематизирующей манере,
причем коммуникативная форма дискуссии сохраняется, но как бы инкор-
порированная в авторский текст.
В Приложение еще включен фрагмент стенограммы семинара
«Текст и мышление» (арх. № 0029). Хотя он относится к 1973 г., тема обсуж-
дения непосредственно связана с проблематикой лекций, и представляет-
ся, что легкость и открытость дискуссии хорошо коррелирует с усложнен-
ным текстом лекций.
Все работы, включенные в это издание, публикуются впервые.
Лекции редактировались только в той мере, которая сохраняет
осмысленные требования к письменному тексту. Заметки, представляю-
щие собой рукописный текст, не редактировались: сохранена орфогра-
фия и пунктуация автора. Тематизация содержания лекций определена
А.А.Пископпелем и составителем. Текст вычитан Ю.А.Пузырей.
Выделения в тексте: полужирным шрифтом выделены те категории
и понятия, с которыми работает автор; курсивом отмечены акцентирован-
ные автором куски текста.
Угловыми скобками < > показаны пропуски неясных мест.
Литература, на которую ссылается автор, дана в постраничных сно-
сках с полными выходными данными, которые, естественно, отсутствова-
ли в устном тексте лекций, и отмечена квадратными скобками.
Издание снабжено Указателями понятий и персоналий.
Вместо введения
О направлениях и путях методологического
исследования ситуаций и актов деятельности*
Вот уже около 15 лет два направления в методологии языко-
ведения - «психолингвистическое» и «теоретико-деятельностное» -
«пропагандируют» деятельностный подход в разработке и дальней-
шем развитии наших знаний о речи-языке.
Две группы существенно различающихся между собой
проблем и задач, вставших в языковедении, обусловили и опреде-
лили обращение к «деятельности». В теоретической лингвистике
это была необходимость найти естественноисторические про-
цессы жизни «речи-языка» и обеспечить таким образом полноту
изображающих этот объект онтологических картин и моделей.
В методике и методологии обучения языку это были требования
организации эффективных ситуаций обучения и действенного
управления ими.
Различие задач и практических установок, естественно, ве-
ло к двум совершенно разным представлениям о деятельности. Те-
оретическая лингвистика стимулировала, прежде всего, развитие
глобальных представлений о воспроизводстве деятельности (на
базе трансляции культуры), исторической эволюции ее структур и
Декабрь 1972. Арх. № 1696.
8 I Вместо введения
организованностей и формировании знаков и знаковых систем в
контексте всех этих процессов. Методика обучения языку, напро-
тив, ориентировалась, прежде всего, на представления о ситуаци-
ях деятельности и зависимости от них процессов коммуникации.
Но дальнейшее (во многом даже независимое) развитие
этих двух направлений в анализе и описании деятельности с не-
обходимостью вело к их сближению и объединению. Глобальные
представления процессов воспроизводства и исторической эво-
люции деятельности, чтобы стать теоретически и фактически
эффективными, нуждались в описании механизмов этих процес-
сов вплоть до «молекулярного» и «атомарного» уровней, а пото-
му, все более дифференцируясь, приводили в конце концов к
представлениям об отдельных актах деятельности (простых и
сложных), отдельных ситуациях и их сцеплениях друг с другом.
А представления об отдельных ситуациях и актах деятельности,
нуждающиеся в естественнонаучном обосновании, непрерывно
расширялись и развертывались в погоне за такими целостными
системами деятельности, которым можно было бы приписать ес-
тественные или естественноисторические процессы функциони-
рования и развития, и таким образом шли навстречу глобальным
представлениям о процессах воспроизводства и исторической
эволюции деятельности.
К 1964-1965 гг. обе эти тенденции были осознаны, стали ос-
новным методологическим принципом дальнейшего развертыва-
ния теории деятельности и, в частности, заставили рассматри-
вать все ситуации и акты деятельности «на пересечении» процес-
сов функционирования и развития, а все знаковые системы — «на
пересечении» процессов трансляции и коммуникации. Вместе
с тем была поставлена в качестве важнейшей задача объединения
практических, конструктивно-проектных и собственно научных
представлений о деятельности, что привело, в свою очередь,
к представлениям о «методологическом мышлении» и «деятель-
ностной методологии», объединяющим в себе практическую, кон-
структивно-проектную и собственно научную позиции и способы
работы.
Благодаря всему этому деятельностный подход в языковеде-
нии был включен в более широкий контекст методологических и
теоретических движений, захватывающих сейчас многие области
инженерии и науки, и таким образом получил программу, более
обоснованную в социальном и философском плане.
Вместо введения 9
Однако, как это было уже не раз за последние десятилетия,
реализация намеченной программы теоретико-деятельностных
разработок столкнулась с недостаточностью средств, в частности —
средств системно-структурного и эволюционно-исторического ана-
лиза деятельности, и в силу этого основной фокус исследований пе-
реместился во многом на метауровень.
Это в полной мере относится и к анализу ситуаций деятель-
ности. Сколь бы простые схемы и модели ситуаций и актов дея-
тельности мы ни брали, каждый раз представленный в них объект
оказывался очень сложной системой с массой разнородных эле-
ментов и связей между ними, с несколькими разными и причудли-
во сцепляющимися друг с другом процессами, протекающими на
разной и функционально заменяющей или дополняющей друг дру-
га морфологии. И чтобы расчленить и описать все это, нужна зна-
чительно более мощная системно-структурная методология, неже-
ли та, которой мы сейчас реально располагаем. Неразвитость сис-
темных методов анализа оказалась основным препятствием в раз-
витии представлений об актах и ситуациях деятельности. Но и на-
оборот, настоятельная потребность и задача описать ситуации и
акты деятельности, как ничто другое, стимулирует разработку си-
стемно-структурной методологии. И если мы хотим достичь успе-
ха, то это можно сделать только на пути совместного и одновре-
менного развития того и другого.
Необходимость одновременной и параллельной разработки
как самих представлений о ситуациях деятельности, так и средств
получения этих представлений, во многом определяет характер
тех тем и проблем, которые подлежат первоочередному обсужде-
нию. Не имея возможности систематически вводить и обосновы-
вать отдельные проблемы, мы дадим лишь общий перечень основ-
ных Направлений и тем внутри них, рассчитывая таким образом
очертить всю проблематику исследований в целом.
1. Простейшая схема акта деятельности. Различие и взаимо-
связь процессуальных, структурно-функциональных, материаль-
но-организационных и морфологических трактовок схемы. Разли-
чие «внешних» и «внутренних» представлений акта деятельности.
2. Простейшая схема ситуации деятельности. Связь ситуа-
ции с актом деятельности. Условия независимого представления
ситуации. Объективные и субъективные компоненты ситуации.
Взаимоотношение между структурно-функциональными, матери-
ально-организационными и морфологическими представлениями.
ю в место введения
3. Условия выделения отдельного акта и отдельной ситуа-
ции деятельности во «внутренней» и во «внешней» позициях.
4. Схема ситуации, складывающейся благодаря объедине-
нию нескольких актов деятельности. Коммуникация и ситуации
коммуникации. «Коммуникативный смысл» ситуации деятельнос-
ти. «Внешняя» и «внутренняя» позиции в анализе коммуникатив-
ного смысла ситуации. Взаимоотношение между ситуациями ком-
муникации и ситуациями деятельности. Понимание и мышление.
Мышление и коммуникация.
5. Конструктивное развертывание схем актов и ситуаций де-
ятельности в сложные композиции. Методологическое, собствен-
но теоретическое и эмпирическое использование схем в теории
деятельности и в других дисциплинах. Выделение конструктив-
ных компонентов схемы; морфология конструктивно-теоретичес-
кого плана.
6. Генетическое и историко-эволюционное развертывание
схем сложных ситуаций и сложных актов деятельности. Различие
и взаимосвязь чисто конструктивного и оестествленного развер-
тывания схем. Отношение ситуаций и актов деятельности к гло-
бальным процессам воспроизводства, функционирования и разви-
тия деятельности.
7. Условия «захвата» актами деятельности разнообразной
морфологии. Влияние захваченного материала на процессы и
функциональные структуры деятельности. Условия погружения
функциональных структур деятельности на материал при проек-
тировании и исследовании актов и ситуаций деятельности. Функ-
ционирование различных морфологических систем в процессах и
структурах деятельности.
Названные темы и направления анализа дают лишь самый
общий и примерный план предстоящих исследований. Чтобы пре-
вратить его в конкретную программу длительных и систематичес-
ких разработок, нужно еще определить те области проблем и за-
дач в разных науках и научных дисциплинах, которое дадут воз-
можность строить схемы актов и ситуаций деятельности на эмпи-
рическом материале и в соответствующем теоретическом (а не
только методологическом) контексте. Но при этом нужно будет
всегда помнить и иметь в виду методологическую природу и смысл
решаемых проблем.
екция первая
12 сентября 1972 года |
I. Введение в проблему
В прошлом учебном году1 2 мы договорились более подробно
рассмотреть и проанализировать основные понятия лингвистиче-
ской и логической семантики, а еще шире - основные понятия,
описывающие смысл, значения и содержание речевых высказыва-
ний. Я специально подчеркиваю, что речь шла именно о понятиях
и их формировании, а не об объектах, т.е. не о смысле, значениях
и содержании как таковых.
Эта тема, весьма важная и сама по себе, всегда привлекав-
шая внимание исследователей, сейчас приобрела особую актуаль-
ность в связи с той сменой ориентиров, которая совершенно оче-
видно происходит последние пять-шесть лет в языковедении.
К 1965-1966 гг. увлечение формальными методами в языкознании
уже совершенно иссякло, и наметился обратный поворот к тем
«ментальным» проблемам, которые начисто изгонялись из языко-
знания в предшествующий период. Это движение имело под со-
бой настолько крепкие и убедительные основания, что захватило
даже лидеров и идеологов формалистских направлений.
Одним из характерных проявлений этого поворота была известная
книга Н.Хомского2 «Картезианская лингвистика», но в еще большей
мере он проявился в его следующей книге - «Мысль и язык». Начи-
ная с 1966-1967 гг. формалистические моменты концепции порож-
дающих грамматик Н.Хомского и другие, более крайние, форма-
листские концепции подвергались резкой критике со стороны ново-
го поколения активно действующих лингвистов. У этого радикаль-
ного направления было несколько лидеров, но более всего известен,
1 [См. Г.П.Щедровицкий. Знак и деятельность. Кн. 1. Структура знака: смыслы, значения,
знания: 14 лекций 1971 г. М/. Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 2005].
2 [N.Chomsky. Cartesian Linguistics. New York: Harper & Row. 1967; Language and Mind. Harcourt
Brace Jovanovich Inc.1968].
12 Л екция первая
наверное, Мак-Кини, выступивший с рядом острых критических
статей. Многие положения работы Хомского «Мысль и язык» были
обусловлены этой критикой, и надо сказать, что Хомский, по сути
дела, целиком принял критические возражения в свой адрес, сам
стал достаточно определенно подчеркивать недостатки существую-
щих концепций порождающей грамматики и резко заявил о своей
солидарности с «менталистски мыслящими» исследователями.
Правда, сам он, как говорят, не предполагает принять участие в этих
новых исследованиях, ибо занят теорией и практикой революции,
но его симпатии, безусловно, на стороне нового направления.
Эта общая тенденция к охвату семантики высказываний, т.е.
их смысла, значений и содержания, причем - на всех уровнях
лингвистического анализа, начиная от лексических значений от-
дельных слов и кончая глубинными структурами сложных предло-
жений и фраз, отчетливо проявилась также на международном
конгрессе лингвистов в Бухаресте (1968), но в еще большей мере,
как это ни странно, на последнем, только что закончившемся меж-
дународном конгрессе лингвистов в Болонье.
Примерно полтора-два года назад многие лингвисты говорили,
что то, что произошло в Бухаресте, - случайность, и на конгрессе в
Болонье формалисты дадут бой и отвоюют свои позиции. Й это в
известном смысле произошло, ибо если на конгрессе в Бухаресте
превалировала традиционная семантика, то на конгрессе в Боло-
нье явно господствовал синтаксический анализ, связанный своими
корнями как с концепцией порождающих грамматик Н.Хомского,
так и с другими формально ориентированными концепциями; но
сам этот синтаксический анализ стал уже принципиально иным, он
стал «менталистским», в каждом своем шаге связанным с анализом
смысла, содержания и значений - ведь именно в этом состоит ос-
новная идея разделения и связи «глубинных» и «поверхностных»
синтаксических структур. Поэтому сторонники и адепты идей Хом-
ского смогли занять ведущее положение на конгрессе в Болонье
только благодаря тому, что они трансформировали свой форма-
лизм в семантику и семантический анализ, сохраняя вместе с тем
его синтаксический характер; иначе говоря (и в этом - знамена-
тельный факт, продемонстрированный конгрессом в Болонье),
сам синтаксический анализ стал сегодня семантическим.
Конечно, этот вопрос требует еще детального анализа, и я
рассчитываю на то, что мы сделаем его на наших семинарах, но к
каким бы результатам мы ни пришли, сам факт господства семан-
тических ориентаций и известного слияния синтаксиса и семан-
тики останется непреложным.
Лекция первая 13
Участники конгресса в Болонье рассказывали о выступлении
М.Халле, который представил на конгресс доклад по фонологии,
но выступал на секции глубинных структур с принципиально иным
докладом и предварил свое сообщение заявлением, в котором це-
ликом и полностью отмежевался от концепции прежнего, фор-
мально ориентированного Халле, охарактеризовав ее как полную
заблуждений.
На конгрессе в Болонье очень резко выявилась также тен-
денция на объединение лингвистических исследований с логичес-
кими и психологическими, в особенности - с логическими. Но
«менталистская ориентация» не исчерпывается только ориента-
циями на логику. Другая ее составляющая - ориентация на психо-
логию. И подобно тому, как во все времена менталистски ориенти-
рованное языкознание раскладывалось по двум направлениям -
логическому и психологическому, так и сейчас в лингвистике уси-
лились и сосуществуют оба эти направления.
В принципе это понятно. Ведь когда мы говорим о глубинных
структурах, противопоставляя их поверхностным структурам, мы
тем самым разделяем и одновременно связываем логику и лингвис-
тику; глубинные структуры соответствуют тому, что всегда традици-
онно называлось мыслью и мыслительным содержанием, или мыс-
лительными универсалиями. Именно поэтому за последние
пять-шесть лет в американской лингвистике так укрепилась и про-
является все сильнее и сильнее связь с логикой и логическим обос-
нованием лингвистического анализа. Особое внимание на конгрес-
се привлек доклад сравнительно молодого логика, работающего
последние годы в лингвистике, - Кенана. Его доклад был посвящен
использованию логических методов и схем в анализе глубинных
структур и в поиске «глубинных универсалий» речи и языка.
Одним из ярких представителей второго, психологического,
направления на конгрессе был американский лингвист П.Кипар-
ский (сын лингвиста, работающего сейчас в Финляндии и приехав-
шего туда из Петербурга). Доклад П.Кипарского был интересен, на
мой взгляд, довольно резкой, но совершенно справедливой крити-
кой семантических методов, бытовавших в лингвистике. По его
мнению, проблема смысла и значений была всегда важнейшей для
лингвистики, можно даже сказать, составляла ее суть, а то, что все
строго мыслящие лингвисты избегали ее, объясняется полным от-
сутствием сколько-нибудь эффективных средств и методов семан-
тического анализа. П.Кипарский дошел даже до утверждения, что
в лингвистике и не может быть таких методов, что методы анализа
смысла и значений могут существовать только в психологии, но ни-
как не в лингвистике. В своей позитивной программе Кипарский
был, на мой взгляд, малоинтересным: он предлагал выявлять смысл
14 Л екция первая
и значение речс-языковых единиц путем прос леживания их генези-
са в процессе индивидуального развития ребенка; при этом он обо-
шел вопрос о методах такого исследования и нс обсуждал, почему
сама психология в таких исследованиях обращается за помощью к
лингвистике и стремится опереть свои методы на лингвистичес-
кие представления и понятия.
Как бы мы ни оценивали все эти направления анализа смыс-
лов и значений, как бы мы ни характеризовали перспективы э тих
исследований, сам факт обращения современной лингвистики к
семантике и превалирование семантически ориентированных на-
правлений анализа очевиден. Мы же, ставя на передний план се-
мантическую проблематику, оказываемся в передовых рядах язы-
коведения, поскольку' выдвигаем наиболее актуальную сегодня и
наиболее перспективную проблематику.
Но эта же ситуация делает такого рода исследования модны-
ми, что заставляет нас с особой тщательностью относиться к са-
мим «семантическим понятиям», т.е. к понятиям, фиксирующим и
изображающим смысл, содержание и значения речевых высказыва-
ний. Эта ситуация заставляет нас анализировать условия их фор-
мирования и прослеживать процессы их развития, ибо в против-
ном случае мы оказывается без средств подлинного анализа и мо-
жем быть захлестнуты семантической модой.
Именно потому, что современное увлечение семантикой и
семантическими исследованиями сопровождается усилением ро-
ли логики и психологии, усилением их влияния на само языкозна-
ние, мы должны объединить в своей аналитической и критичес-
кой работе исследование понятий всех названных наук и никак не
можем ограничиться сферой одной лишь лингвистики.
Заканчивая введение в проблему, я хочу подчеркнуть лишь
еще один момент - тесную связь современной семантической про-
блематики с тем, что традиционно называлось проблемой взаимоот-
ношения языка и мышления. Как бы мы ни трактовали и ни интер-
претировали сами семантические понятия - в менталистском или.
наоборот, в формалистском духе, - мы не сможем уйти от проблем
взаимоотношения языка и мышления, мы должны будем эти про-
блемы решать. И естественно, мы должны будем решать их по-раз-
ному соответственно поляризации принятых нами направлений
исследования: одним способом - когда мы будем рассматривать их
в плане логики и психологии, другим - когда мы будем рассматри-
вать их в плане самого языковедения. Конечно, трудно отделить
Лек и, и я первая
план речевого смысла и языковых значений от плана мысли и ее
содержания, но, тем не менее, это необходимо сделать, и поэтому
нам придется решать и эту проблему.
Методические замечания
Я должен, прежде чем перейти к систематическому введе-
нию представлений и понятий, соответствующих названной теме,
сделать ряд методических замечаний, с одной стороны, характе-
ризующих методы и план предстоящего движения, а с другой - по-
могающих разделить и обособить друг от друга разные проблемы.
§1 .
Первое замечание: особенности нынешнего подхода в срав-
нении с тем подходом, который мы осуществляли в цикле исследо-
ваний прошлого года. Как вы помните, я задавал в качестве от-
правной точки, приступая к обсуждению темы «мышление и
язык», схему акта коммуникации (рис. 1):
Рис. 1
При этом - и я прошу вас обратить на это внимание - мы об-
суждали не понятия «смысл» и «конструкции значения», а как бы
природу самого смысла и конструкций значения, мы рассматрива-
ли их не как понятия - лингвистические, логические, теоретико-
деятельностные или методологические, которые принадлежат
нам, проводящим эти анализ и рассуждение, - а как объекты, дан-
ные нам непосредственным и очевидным образом. Конечно, при
этом я пользовался схемами и представлениями теории деятель-
ности, я изображал объект в средствах этой теории, но это было
понятно только человеку, занявшему рефлексивную позицию по от-
ношению к нашему движению, а сами мы рассматривали это изоб-
ражение как точную и непосредственную копию объекта, а поэто-
му - как сам объект. Иначе говоря, мы исходили из того, что в на-
рисованной мною схеме представлен, или репрезентирован, сам
объект рассмотрения - акт коммуникации, и он дан нам в своей не-
посредственности. Именно на этих схемах, совершенно не затра-
16 Лекция первая
гивая вопрос об особенностях языковедческих, логических или
психологических понятий, я обсуждал природу смысла как таково-
го и природу конструкций значений.
Вы понимаете, что это были определенный прием анализа и
определенный прием мышления, ибо эта схема была получена (и
только и могла быть получена) в результате схематизации смысла
и содержания лингвистических, логических и психологических
представлений и понятий. Но все равно мы должны были отвлечь-
ся от этого и трактовать схему как чисто онтологическое образо-
вание и по своему происхождению, и по своей природе.
Теперь, когда мы ставим вопрос об условиях формирования
и процессах развития семантических понятий - лингвистических,
логических и психологических, - у нас должна быть совершенно
иная ориентация, иная точка зрения, иные приемы мышления и
совсем особая, соответствующая им всем онтологическая схема.
Ведь сейчас мы с самого начала говорим не об акте коммуникации,
не о смысле и конструкциях значений, а о понятиях, описывающих
объект с его специфическими элементами - смыслом, конструкци-
ями значений и т.п.
Конечно, в результате анализа понятий и истории их разви-
тия мы надеемся получить более глубокое и более точное пред-
ставление о самом объекте, следовательно, построить более точ-
ную и более дифференцированную онтологическую картину объек-
та, но предметом нашего анализа и исследования все равно долж-
ны быть именно понятия науки, а не ситуации общения и мышления,
заданные в онтологических картинах.
Эта специфическая задача ставит перед нами целый ряд
сложных методологических проблем. Анализ понятий не совпадает
с анализом объектов, пусть даже представленных в онтологических кар-
тинах. Чтобы анализировать понятия и историю их формирова-
ния и развития, нужно иметь соответствующие средства и методы.
Это будет совершенно особый историко-научный и критический ме-
тод. Нам придется постоянно обсуждать специфические пробле-
мы этого метода и делать это параллельно самому анализу поня-
тий. Не зафиксировав приемы и методы подобного анализа по
меньшей мере для себя, не осознав их природы, мы не сможем
проводить достаточно строгий и эффективный анализ самих по-
нятий - с одной стороны, но с другой - мы не можем превратить
анализ понятий в анализ методов историко-научного и историко-
критического анализа. Это увело бы нас слишком далеко от обсуж-
даемой темы. Поэтому мы будем совмещать экскурсы в область ме-
тодологии историко-научного анализа с самим историко-научным
анализом.
§2 .
Теперь я. используя уже имеющиеся у меня представления об
историко-научном методе - здесь вам придется мне поверить, - вос-
пользуюсь приемом двойного знания. Пока я не буду проводить ни-
какого анализа методологии историко-критических исследова-
ний, но тем не менее введу те онтологические изображения акта
коммуникации, которыми мы пользовались в течение всего про-
шлого года в качестве исходного онтологического представления
того объекта, который, по нашим предположениям, отображается
и фиксируется в логических, лингвистических, психологических
и других представлениях, знаниях и понятиях.
Это вообще некоторый принцип, или правило: чтобы ана-
лизировать какое-то понятие, надо сначала иметь схему его содер-
жания и смысла, трактуемую в качестве онтологической схемы объ-
екта, к которому это понятие относится. Конечно, это могут быть
самые разные схемы, полученные в разных философских и мето-
дологических традициях, но какую-то схему нужно иметь обяза-
тельно. Между содержанием рассматриваемых понятий и схема-
ми, принятыми за онтологические картины объекта понятия, не
должно быть точного совпадения и соответствия. Наоборот, чем
больше будут расходиться между собой одно и другое, тем больше
возможностей и шансов у нас выявить подлинную структуру и под-
линное содержание рассматриваемых нами понятий. Тогда мы бу-
дем говорить о «действительности» рассматриваемых нами зна-
ний и понятий, с одной стороны, и об объекте, к которому эти зна-
ния и понятия относятся. - с другой. Фиксируя это различие «дей-
ствительности» и «объекта», изображая одно и другое в схемах и
сопоставляя эти схемы друг с другом, мы и будем действовать в со-
ответствии с принципом, или приемом, двойного знания.4
В данном случае, следовательно, я должен буду; зафиксиро-
вав онтологическую схему акта коммуникации, с одной стороны,
фиксировать каждый раз действительность тех или иных семанти-
ческих понятий - с другой, и сопоставлять одно с другим. Истори-
ческий анализ понятия, конечно, не исчерпывается этим: он со-
' |См Г. fl Шедроницкий. Знак и деятельность, Сс. 275-355]
18 Лекуия первая
держит и другие специфические моменты, но сопоставление он-
тологической схемы объекта со схемами действительности раз-
ных понятий (или разных состояний одного и того же развиваю-
щегося понятия) будет постоянным и непременным моментом
этого анализа.
§3-
Как только мы зафиксировали этот момент, так тотчас же
оказывается, что сама проблема взаимоотношения языка и. мыш-
ления встает перед нами по-новому и приобретает ряд таких пово-
ротов и оттенков, которые раньше оставались совершенно в тени
и не фиксировались нами.
Когда логик или психолог рассматривает некоторый текст,
в котором, как он предполагает, выражена и зафиксирована ка-
кая-то мысль, тогда он сталкивается с проблемой взаимоотноше-
ния языка и мышления в ее первом варианте. Исследователь фик-
сирует, что в речевом тексте выражена определенная мысль, но
кроме того - в этом тексте зафиксирован определенный смысл и
реализованы определенные конструкции значений, которые отно-
сятся уже не к мысли и мышлению как таковым, а к речи и языку,
и фиксируются, соответственно, не в логике и психологии, а в на-
уке о языке. Поэтому исследователь, анализируя текст, должен
разделить в нем то, что принадлежит мышлению, и то, что при-
надлежит языку, соответственно - логико-психологическое1 и
лингвистическое.
Именно в этом контексте исследователь говорит о взаимоот-
ношении языка и мышления и обсуждает эту проблему.
Но когда мы начинаем анализировать понятия лингвисти-
ки, логики и психологии, перед методологически рефлектирую-
щим исследователем проблема взаимоотношения языка и мышле-
ния выступает совершенно иным образом. Ведь и лингвист, и ло-
гик, и психолог имеют дело не с объектами как таковыми, не с язы-
ком и мышлением в их непосредственности, а с разнообразными
знаниями о языке и мышлении.
Все они начинают именно со знаний, с ними каким-то обра-
зом оперируют и их преобразуют, а уже затем от них идут к объек-
там как таковым и выражающим их онтологическим схемам. Меж-
ду тем знания - это прежде всего мыслительные образования, они 4
4 Если исходить из того, что мышление описывается как в логике, так и в психологии.
Лекция первая 19
создаются мышлением и включены в мышление, можно сказать,
что они принадлежат ему. Поэтому язык как содержание и действи-
тельность знаний (точно так же, как мысль в качестве содержания
и действительности знаний) принадлежит научному мышлению, в
нем он существует для исследователя, работающего со знаниями.
Но это означает, что язык как действительность дан нам в знании
и через знание, а следовательно - в мышлении и через мышление
ученого.
Но тогда перед нами еще раз встает проблема взаимоотноше-
ния языка и мышления, но уже теперь в перевернутом виде - как
проблема взаимоотношения мышления и языка - и в специфичес-
кой методологической ориентации: чтобы прорваться к языку как
объекту, чтобы выделить из действительности наших знаний и мы-
шления объект, в данном случае - язык как объект, мы должны осо-
бым образом решить проблему взаимоотношения мышления и языка.
Сначала может показаться, что я совершил чисто словесную
подмену, что суть этой проблемы должна характеризоваться через
идею OI ношения действительности знания и объекта, в ее пре-
дельно общем виде, и нс должна переводиться в специфическую и
частную проблему взаимоотношения мышления и языка. Но так
может показаться только при первом подходе и в том случае, если
мы совершенно не учитываем специфику лингвистического и ло-
гического исследования, если мы трактуем эти исследования по
образу и подобию всех других естественно-научных исследований.
Если же мы вспомним о специфике лингвистического и логичес-
кого исследования, если мы учтем, что смыслы и значения вообще
не могут быть даны лингвисту в виде объектов изучения в натура-
листическом смысле, а существуют первоначально лишь через по-
нимание текста и в виде понимания и лишь затем переводятся в
форму знаковых моделей, то нам придется существенно уточнить
и изменить наше первоначальное представление о проблеме.
Нам придется обсуждать проблему взаимоотношения мыш-
ления и языка. Это будет анализ в методологических целях, для ре-
шения проблемы взаимоотношения действительности знаний и
ооъекта в рамках методологической теории мышления и методологичес-
кой семиотики, но тем не менее в теоретической плоскости он бу-
дет нацелен на проблему взаимоотношения мышления и языка как
объектов. заданных в специфической онтологии. И в этом смысл
первой проблемы. Но чтобы, приняв естественнонаучную ориен-
20 I Лекция первая
тацию, отделить язык как действительность лингвистических или
каких-то иных знаний от языка как объекта изучения, мы должны
предварительно проанализировать природу и специфику лингвис-
тической, логической, семиотической и даже философской мыс-
ли о языке. И в этом смысл второй проблемы взаимоотношения
мышления и языка - проблемы, которая постоянно встает в линг-
вистике и которая, к сожалению, недостаточно четко отделяется
от первой проблемы.
Эту вторую проблему нам точно так же придется постоянно
обсуждать и даже уделять ей большое внимание, потому что в прак-
тике лингвистических исследований, как правило, действительность
лингвистических, логических и всяких других знаний формально
онтологизируется и полагается в качестве объекта изучения.
Иначе говоря, лингвист чаще всего берет содержание своей
мысли о языке и объявляет его объективно существующим язы-
ком, он не проделывает работу по различению и разделению пред-
мета своего изучения и объекта, соответствующего этому предме-
ту’, тот и другой у него чаще всего совпадают. А чтобы избавиться
от этого, чтобы преодолеть эту7 широко распространенную мето-
дологическую ошибку, нужно обсудить и решить (правда, в особом
методологическом повороте) проблему взаимоотношения мышле-
ния и языка. И хотя для лингвиста-теоретика это проблемы взаи-
моотношений языка и метаязыка, проблемы смысла, значения и
содержания, все равно здесь завязывается вес то г же узел традици-
онных для философии и эпистемологии проблем взаимоотноше-
ния языка и мышления.
И все эти проблемы нужно решить для того, чтобы в данном
случае решить проблему’ взаимоотношения содержания знания и
объекта, языка как содержания лингвистического знания и линг-
вистической мысли и языка как реального объекта. И мы должны
ставить и решать эту проблему с учетом специфики гуманитарно-
го знания, для которого объект никогда не бывает положен как та-
ковой, а всегда является продуктом и результатом непосредствен-
ного понимания и мышления, ибо. как показывает анализ, сутью
всего, изучаем ли мы язык или мышление, всегда является смысл и
только смысл, т.е. кинетика процессов понимания, мышления и де-
ятельности.
Вы предполагаете, что я исхожу из термина «язык», а не из фак-
тов самого языка, не из их объективного существования. Вы предпо-
лагаете, что существует и задан язык как объективное явление?
Лекция первая 21
Для меня же проблематичным является то, что вы называе-
те «фактами языка». Ведь, по сути дела, я и поставил этот вопрос
как основной. То, что мы обычно называем «фактами языка», есть
не что иное, как наши знания о языке - и это общепризнанно, - но
это такие знания, которым мы придаем отметку «фактичности»,
или «фактов». Иначе говоря, имея дело со знаниями, мы рассмат-
риваем их не как знания, а как явления самого языка - поэтому мы
и говорим здесь о фактах.
Но теперь я спрашиваю: всякому ли знанию можно припи-
сать такую отметку’? Ведь когда мы объявляет нечто «фактами», то
это значит, что мы содержанию соответствующих знаний припи-
сываем статус не только действительного, но и объективного су-
ществования. Когда мы берем естественные науки, то там уже от-
работаны процедуры различения и противопоставления содержа-
ния и действительности знаний тому, что мы можем назвать объ-
ектами. Это разделение и противопоставление строятся на опре-
деленных историко-критических процедурах, но предполагают в
качестве своего основания существование объектов, внеположное
нашему сознанию и деятельности.
В гуманитарных науках эта и сама по себе сложная процеду-
ра неимоверно усложняется и затрудняется еще тем, что язык и
мысль как объекты имеют совершенно особое существование - че-
рез деятельность и сознание и посредством них. Поэтому при изу-
чении языка и мышления еще труднее отделить «факты языка» от
знаний о языке, сам объект - от действительности знаний.
Когда лингвист, скажем, такой, как А.А.Реформатский, перечисляет
определенные уровни «языка» и говорит мне, что это - «факты язы-
ка», я отвечаю ему, что он ошибается: это - действительность его
знаний, особый способ представления речи и языка, в своем строе-
нии и элементах мало сходный с тем, что реатьно сущее/ кует как
язык и мышление. Другими словами, я утверждаю, вступая в поле-
мику с лингвистом такого класса, что он говорит о предмете своего
изучения, а не об объекте, и поэтому его выражение «факт ы языка»,
если и может быть принято, то совсем в особом смысле - как указа-
ние на некоторый тип знаний, существующих в его предмете. Сов-
сем коротко: это есть «факт лингвистики», а не «факт языка». А яв-
ляется ли такой «факт лингвистики» «фактом языка» - это надо еще
проверять и устанавливать. По для этого - пов торяю - нужно уметь
отделить действительность лингвистических знаний от объекта
(язык) и затем сопоставить и сравнить их друг с другом. Лингвист
всегда работает со знаниями, но при этом часто и некритически ду-
мает, что он работает с самими объектами - и именно против этой
22 Лекция первая
тенденции я и выступаю. Между- прочим, характерно ведь, что даже
тогда, когда лингвист понимает, что он имеет дело со знаниями, а
не с самим объектом, и когда он пытается проанализировать и опи-
сать эти знания, то все равно он говорит не о знаниях как таковых,
а о метаязыке, т.е. вместо того, чтобы решать указанную мною про-
блему взаимоотношения мышления о языке и языка как объекта, он
применяет весь имеющийся у него аппарат jihhi вистического ана-
лиза и рассматривает знания как язык, в форме языка. И, наверное,
у него есть для э i ого целый ряд оснований, заложенных нс -только в
сто субъективных возможностях, но и в реальной природе мышле-
ния и языка. Правда, здесь вторая проблема взаимоотношения мы-
шления и языка сплетается с первой проблемой взаимоотношения
языка и мышления, и получается уже такая смесь разных проблем, в
которой и специально натренированному методологу не так-то лег-
ко разобраться.
На эту тему можно говорить долго и приводить разнообраз-
ные весьма тонкие аргументы и соображения, но самым убеди-
тельным аргументом против этой точки зрения является, навер-
ное, сама практика лингвистического анализа и лингвистических
обоснований.
В частности, лично на меня неизгладимое впечатление произвел до-
клад А.А.Реформатского в 1957 г. на конференции «Соотношение
синхронных методов анализа и исторического изучения языка». Он,
объясняя, что такое структура, сделал ряд горизонтальных движе-
ний рукой и сказал, что это - уровни, а потом энергично проткнул
эти воображаемые линии кулаком сверху вниз и сказал, что это -
«стержень», или «структура», языка, объединяющий уровни в одно
целое. В этих замечаниях совершенно отчетливо, явно для всех при-
сутствующих выступил факт отождествления действительности
лингвистических представлений с объек том. Нужно было видеть все
это, чтобы понять, как непосредственно и наивно работает линг-
вист. И именно это, повторяю, есть самый сильный аргумент, под-
тверждающий справедливость моих слов. С таким же успехом мы
могли бы говорить, Ч1Ю движение какого-то тела состоит из декарто-
вой системы координат и прочерченного в их плоскости графика.
§4-
По сути дела, при обсуждении всех этих вопросов я перешел
уже к следующему пункту моих методических замечаний. Этот
пункт касается взаимоотношений между пониманием текста и объ-
ективным анализом его в ходе лингвистических, логических, се-
миотических и психологических исследований. Именно здесь осо-
бенно отчетливо и резко проявляется различие между естествен-
ными и гуманитарными науками.
Лекция первая 23
Лингвист, изучающий речь-язык, должен проделать следую-
щую характерную процедуру.
Во-первых, он должен встать в позицию человека, принима-
ющего сообщение, понять этот текст и через понимание выделить
его смысловую структуру и то или иное содержание.
Другими словами, он должен произвести или осуществить опреде-
ленный процесс соотнесений различных элементов ситуации друг
с другом и элементов текста с этими элементами ситуации. Эта со-
вокупное ть или система соотнесений разных элементов ситуации,
знаковых и незнаковых, и есть то, что мы называем смыслом, и она,
будучи сложным многовекторным процессом, никогда не существу-
ет в виде некоторой вещи или объекта, противопоставленного ис-
следователю, она всегда существует через работу его сознания и
как процесс этой работы.
Во-вторых, исследователь должен как бы вернуться в свою
исходную исследовательскую позицию, представить свою работу
понимания, или смысл, как некоторый объект изучения и описать
его в этом качестве объекта. Здесь-то и начинаются самые слож-
ные (и самые интересные) вещи.
Объект изучения - смысл - не дан исследователю в виде вне-
положного ц противопоставленного его процедурам и деятельно-
сти. Он существует только как кинетика его собственной деятель-
ности. Но тем не менее, чтобы реализовать идеал научного подхо-
да, он должен эту кинетику собственной деятельности предста-
вить и анализировать как некоторый объект, в конечном счете -
как некоторую вещь.
Лингвист действительно умудряется {или исхитряется) сдела ть э го
за счет того, что он прежде всего создает конструкции значений, а
затем он начинает эти «вещно сделанные» и «кещно представлен-
ные» конструкции значений исследовать научными, или даже квази-
е< шественными, методами. При этом он делает вид, что конструк-
ции значений - это и есть сам смысл, и он не может поступать ина-
че. ибо в противном случае он бы создал для себя такие труднос ти,
которые он не смог бы преодолеть никак.
Вес робкие попытки философии языка показать и проде-
монстрировать различие смысла и конструкций значений отмета-
лись лингвистами, как говорится, «с порога». И в этом есть неко-
торая правда или необходимость. Именно в этом отождествлении
конструкций значений со смыслом был заключен прием, позво-
лявший лингвисту подходить к смыслу как к некоторой материалы
24 I Лекция первая
ной конструкции, или вещи. Но это был все же только прием, а са-
ми по себе конструкции значений и смысл ни в коем случае нс сов-
падают Друг с другом и не могут отождествляться.
Смысл существует только в понимании и через понимание,
конструкции значений существуют только в определенной мате-
риальной форме. Главная тайна, следовательно, заключена в этом
переходе от понимаемого и понятого смысла к «вещно представ-
ленным» конструкциям значений.
И именно этот переход должен быть проанализирован са-
мым тщательным образом, но это, конечно, - дело будущего. А по-
ка нам нужно понимать и отчетливо представлять себе множест-
венность и связь тех разнородных актов и процедур, которые осу-
ществляет лингвист в процессе созидания своего предмета изуче-
ния и объекта, в процессе полагания и противополагания его себе.
§5 .
Эти замечания касались соотношения понимания и объек-
тивных методов в исследовании знаков. Теперь я могу перейти к
следующему методическому замечанию, которое будет и очень
важным, и очень сложным одновременно.
Речь пойдет о соотношении смысла, создаваемого в процес-
се понимания, и знания, которое участвует в процессе понимания
и во многом определяет характер самого смысла. Иначе говоря,
речь пойдет о структурах соотнесений и связываний, осуществля-
емых в процессе понимания. Это будет вместе с тем главным мо-
ментом в оправдании и обосновании темы этих лекций; иными
словами, то, что я сейчас буду7 говорить, непосредственно касает-
ся взаимоотношений смысла и содержания.
Мы предположили, что лингвист в процессе своей специ-
альной исследовательской работы сначала занимает позицию че-
ловека, принимающего сообщение, и должен понять текст при-
мерно так же. как его понимал этот человек, и лишь затем он воз-
вращается в свою специфически лингвистическую позицию и там
перерабатывает и трансформирует понятый им смысл сначала в
конструкции значений, а потом в описывающие и фиксирующие
их лингвистические знания.
Но теперь мы должны спросить себя: а не влияет ли на сам
процесс понимания текста то обстоятельство, что это понимание
осуществляет лингвист, имеющий определенные знания о тексте и
его смысле, в данном случае - специфические лингвистические
знания. Если на этот вопрос нам придется ответить положитель-
но то это будет означат?., что знания вообще, следовательно, лю-
бые и всякие знания влияют на процесс понимания, каким-то об-
разом обусловливают и определяют его.
Но тогда мы сможем сделать еще один шаг - оставить в сто-
роне лингвиста с его специфическими знаниями, «взять» просто
понимающего текст человека, принять во внимание, что у этого
человека существует масса самых разнообразных знаний, кото-
рые, судя по всему, точно так же используются в процессе понима-
ния и во многом его определяют. И тогда мы придем к самой об-
щей постановке вопроса о взаимосвязи и взаимодействии знаний
(с их специфическим содержанием) и понимания, порождающего
смысл, точнее говоря - к вопросу о роли знаний в процессах пони-
мания. По начинаем мы с анализа работы лингвиста и с вопроса о
влиянии на процесс понимания его особых, специфически линг-
вистических знаний.
Моя задача состоит здесь в том, чтобы показать зависимость
процесса понимания и порождаемого им смысла от специфически
лингвистических знаний, включаемых лингвистом в процесс по-
нимания текста.
Конечно, я понимаю, что этот вопрос требует специальных
экспериментальных исследований и доказательств и что подобно-
го рода исследования, ио сути дела, еще не проводились. Но я вме-
сте с тем хочу обратить ваше внимание на то, что подобные экспе-
риментальные исследования нужны скорее для ответа на вопрос,
как именно влияют те или иные знания на процессы понимания, а
нс для подтверждения и доказательства самого факта влияния. По-
следний, на мой взгляд, является совершенно очевидным и обще-
признанным. Наверное, всякий лингвист прекрасно знает ио сво-
ему опыту, что он видит и улавливает во всяком тексте нечто та-
кое, чего не видят и не улавливают другие люди, либо совсем не
представляющие, что такое лингвистический подход, либо пред-
ставляющие это не очень хорошо.
Если мы примем этот тезис, то это будет означать, что у нас
имеется сложная двусторонняя зависимость: с одной стороны, оп-
ределенное понимание текста предшествует образованию конст-
рукций значений и знаний о тексте, и это понимание и создавае-
мый в процессе понимания смысл во многом предопределяют ха-
рактер конструкций значений и содержание знаний, а с другой
стороны, уже имеющиеся знания, как лингвистические, так и соб-
26 Лекция первая
ственно предметные, всегда предшествуют процессу понимания,
включаются в него и определяют характер как самого процесса по-
нимания, так и порождаемого в ходе него смысла. Именно поэто-
му мы и приходим - как к важнейшей - к проблеме взаимоотноше-
ния смысла и содержания, которая фиксирует в себе (это другое
название для того же самого) проблему взаимоотношения понима-
ния и знания.
Конечно, мое утверждение может быть понято только в
предположении, что мы каким-то образом уже различаем смысл
текста и содержание знания, и, наоборот, суть моего утвержде-
ния может быть понята как требование различать и противопо-
ставлять друг другу содержание знания и смысл текста. Необхо-
димость этого различения я задаю на схемах акта коммуникации
и деятельности многими разными способами, но нс только в
изображениях самого смысла и содержания знания, но. что са-
мое главное, также и операционально - с помощью различения
разных позиций, в данном случае - позиции человека, понимаю-
щего текст, и позиции исследователя, описывающего в знаниях
понятый им смысл и соответствующие ему конструкции значе-
ний. Смысл текста как таковой связан с первой позицией, а со-
держание знания связано со второй: каждый из этих моментов
является специфическим для соответствующей позиции. Други-
ми словами, смысл порождается позицией человека, понимаю-
щего текст, содержание знания порождается позицией исследо-
вателя5.
Таким образом, на моей схеме смысл текста и содержание
знания жестко разведены и противопоставлены друг другу; на мо-
ей схеме они не могуг совместиться или слиться друг с другом. Ре-
ально эти позиции постоянно совмещаются, или, другими слова-
ми, понимающие текст используют средства из позиции исследо-
вателя, а исследователь может переходить в позицию понимаю-
щих текст или, будучи в своей собственной позиции, использовать
средства, специфические для позиции понимающих сообщение.
Иначе говоря, каждый человек понимает, имея знания, и вырабатыва-
ет знания, понимая тексты. Знание всегда извлекается из процесса
коммуникации и понимания или в связи с ними, а затем возвраща-
ется в процесс коммуникации и понимания.
’’ Здесь все время речь иде! о знании, в котором фиксируется соозвсшвуюший смысл, а ие
о знании вообще.
Лекция первая 27
Здесь, конечно, большое значение имеет характер самих
ЭТИХ знаний. В дальнейшем мы будем специально обсуждать во-
прос о том, какие знания здесь возможны и какие образуются; в ча-
стности, мы должны будем выделить знания о плоскости содержа-
ния знания о знаковой форме текста и, наконец, знания о самой
структуре смысла. Это будут три разных типа знаний, и каждое из
них очевидно, будет по-разному влиять на процессы понимания и
смыслообразования.
Но вес это - вопросы следующих уровней анализа сравни-
тельно с тем, что я обсуждаю сейчас. На этом этапе мне важно под-
черкнуть лишь саму зависимость смысла от содержания знаний и
знаний от смысла и поставить в связи с этим проблему.
§6 .
Наверное, вы уже давно задаете себе вопрос, почему я с та-
ким пафосом провозглашаю тему соотношения смысла и содержа-
ния и почему так настаиваю на самом их различении и противопо-
ставлении.
Прежде всего, потому, что многие лингвисты в свое!! практичес-
кой и теоретической работе не различают или нс считают нужным
различать смысл и содержание. Иногда они говорят про содержа-
ние знаний, зафиксированных в тексте, причем - как лингвистиче-
ских, так и нелингвистических, сугубо предметных, и называют его
смыслом. Иногда они говорят про смыслы, по называют это содер-
жанием текста.
Если, скажем, мы возьмем концепции И.Мельчука и А.Жолков-
ского, то без труда обнаружим, что они называют смыслом то, что
наделе является содержанием их лингвистических знаний (можно
было бы сказать - смыслом их метаязыка). В дальнейшем, если бу-
дет время, я постараюсь показать, что они в своем анализе вообще
не затрагивают того, что традиционно называлось и называется
смыслом.
С другой стороны, у синтаксистов-востоковедов, наверное, и у
лингвистов школы В.Г.Адмони, и, скажем, у таких лингвистов-ру-
систов, как Н.П.Распопов, вы встретите выражение «логико-смыс-
ловые структуры». Сдмо это объединение «логического» и «смыс-
лового» весьма показательно, но не ясно, ч i о же конкретно имеет-
ся в виду. Означает ли это выражение, что они говорят о связке
как логических, гак и смысловых структур, отличая одно от друго-
го, или же оно означает, что они считают смысловые структуры
логическими, или, наоборот, что они логические структуры счита-
ют смысловыми? В их осознании эти вещи совершенно не разли-
чаются, и можно было бы даже сделать вывод, что во всех э тих слу-
28 I Лек у и я
чаях они говорят о чем-то весьма неизвес тном и туманном, что
ими каким-то образом в интуиции учитывается, но как учитывает-
ся и что это такое - па эти вопросы ответить они пока не могут.
А в реальной практике своей работы эти лингвисты имеют дело
как со смыслом, так и с содержанием и постоянно переходят от од-
ного к другому, подменяя одно другим. И это есть «гранитное» ос-
нование их работы, делающее возможным саму эту рабочу, и одно-
временно источник постоянных ошибок, которые могут быть по-
казаны при более строгом эпистемологическом подходе.
В силу всех этих причин тема «смысл и содержание», кото-
рую мы предполагаем обсуждать, представляется мне крайне важ-
ной и актуальной. Я даже сказал бы, что она является основной,
когда мы приступаем к обсуждению работы лингвиста, логика или
психолога. Если в анализе самих ситуаций коммуникации и совме-
стной деятельности мы основной упор делали на различении и
противопоставлении друг другу смысла и конструкций значений,
то сейчас в анализе деятельности языковеда мы должны сделать
основной упор на различении и противопоставлении друг другу
смысла и содержания. Обсуждение этой темы в моих сообщениях
я буду рассматривать как общее введение в намеченную нами про-
грамму’ работ по анализу семантических исследований в языкозна-
нии. логике и психологии.
Я далее буду определять смысл и содержание по существу де-
ла, а сейчас сделаю лишь несколько замечаний, касающихся мето-
дических аспектов употребления этих понятий и связанного с ни-
ми анализа. Эти замечания и соображения вместе с тем будут ил-
люстрировать некоторые важные стороны сегодняшнего сообще-
ния. Я скажу о смысле и статусе тех многоплоскостных схем зна-
ний, которыми мы пользуемся в наших логических разработках.
§7 .
Многоплоскостныс схемы знаний являются прежде всего
схемами и изображениями логической действительности. Поэто-
му, если мы берем их сами по себе, то они никак не вписываются и
не могут быть включены непосредственно в те схемы акта комму-
никации и деятельности, с которыми мы работаем в теории дея-
тельности, или в теоретико-деятельностной методологии. На тео-
ретико-деятельностных схемах задается целый ряд позиций, начи-
ная с участников простого акта коммуникации и кончая всеми те-
ми инженерами и исследователями, которые обслуживают этот
акт и исследуют его. Развертывая эти теоретико-деятельностные
схемы, я в какой-то момент дойду до позиции логика, разрабатыва-
ющего содержательно-генетическую концепцию, и тогда должен
буду ввести эти схемы в качестве тех схем и моделей, которые он
использует в своей работе и в которых он описывает и фиксирует
находящийся перед ним обьскт.
Дальше, если мы перейдем в позицию теоретико-деятель-
ностного методолога и начнем в средствах и с точки зрения
этой позиции определять и описывать смысл и роль этих схем,
то мы должны будем сказать, что они представляют собой не что
иное, как содержание логических знаний, или схему. Но это только
содержание знаний, полученных в определенной профессио-
нальной позиции, но никак не сам объект, описываемый в этой
позиции*'.
Таким образом, если теперь мы рассмотрим сам акт комму-
никации, мы должны будем сказать, что в нем нет того, что логик
содержательно-генетического направления называет объективным
содержанием. В акте коммуникации и деятельности есть лишь
смысл текста, понимаемый человеком, получающим этот текст, и
перерабатываемый им в то или иное содержание соответственно
тому или иному типу знаний, которые он имеет и включает в процесс
понимания смысла.
В частности, если он пользуется только предметными знани-
ями, то в его переработке не будет никакого объективного содер-
жания, а будут лишь сами объекты, вещи, которые он привык ви-
деть и с которыми он привык работать. Содержательно-генетиче-
ский логик будет называть все. с чем имеет дело человек, понима-
ющий текст, все, с чем он мыслительно или практически работает,
объективным содержанием, но это. следовательно, будет объек-
тивное содержание только для него, с точки зрения его знаний и
его действительности, а не само по себе, не объектно. Само такое
изображение акта коммуникации и деятельности вырабатывается
логиком тогда, когда он ставит своей задачей выделить и описать
мышление как таковое, мышление в чистом виде. Именно поэтому он
вводит многоплоскостные схемы знаний, говорит об ’'объективном
содержании» (в его объектно-операциональном строении) и о «зна-
ковой форме» знания, фиксирующей и выражающей структуру со-
держания. Но все это, повторяю. есть особый способ схватывания и
Такое утверждение возможно лишь в позиции теоретико-деятельностного меюдолога,
имеющего свое собсшенное представление об .объекте».
30 ./ екция первая
представления им объективного положения дел, способ, неразрывно
связанный с его специфическими целями и задачами (рис. 2).
Рис. 2
Но ведь мы можем и должны использовать все эти схемы для
описания реального положения дел, и поэтому мы как бы наклады-
ваем их на реальность, представляя реальность через них, и тогда
говорим, что реальность такова, как мы ее представили7.
Но это возможно лишь до тех пор, пока мы не переходим к
изображениям в схемах многих знаний. А в случае теоретико-дея-
тельностного подхода и теоретико-деятельностного анализа мы
пользуемся именно такими приемами и схемами. Поэтому нам
приходится говорить о разных образах реальности, которые она
приобретает с точки зрения той или иной позиции. Но между эти-
ми позициями нет полного равноправия в плане теоретико-дея-
тельностного и методологического анализа. Ведь в нем объект мы-
шления логика представлен онтологической схемой акта комму-
никации, а схемы и модели, используемые в каждой из позиций,
уже не получают отметки объективности, т.е. не могут пониматься
и трактоваться нами как «адекватные» изображения объекта.
Здесь существенно изменение смысла слова «объект», ко горос про-
исходит при переходе or одной позиции к другой и в каждой пози-
ции в зависимости от характера и числа заимствованных позиций.
Например, методолог может и должен считать своим объектом то,
что изображено н используемой им онтологической картине; но,
кроме того, он может говорить об объекте логика, который также
7Ботее подробно эпи вопрос рассмотрен в моих лекциях «-Основы современной теории зна-
ний- в Московский технологический институт пищевой промышленное ш. Ноябрь-
декабрь 1972 I. Лрх. № 0667)],
Лекция первая 31
изображен на его схеме - акт коммуникации, и об объекте, ко то-
рый мыслится логиком в точном соответствии с используемыми
им символами (знаний и мышления). Это и будет «действитель-
ность» логика. Весьма интересными являются здесь также связи
между элементами схемы. С одной стороны, логик в своих схемах
создает «образ» акта коммуникации, «отражает» или воспроизво-
ди г последний; с другой стороны, логик может вступать в связи ко-
операции с коммуникантами 1 и 2 {и с самим методологом).
Таким образом, «знание» является связью особого рода в дея-
тельности, а затем оно уже иным образом упо требляется в коопера-
ции и коммуникации.
Следовательно, мы должны сказать:
во-первых, в самом акте коммуникации нет объективного со-
держания;
во-вторых, человек, принимающий сообщение, чаще всего
не видит и не знает в понятом им смысле объективного содержа-
ния; и, наконец,
в-третьих, этот человек будет видеть и знать объективное со-
держание как таковое (и квалифицировать то, что он знает, как
объективное содержание) только в том случае, если в ходе пони-
мания текста он будет использовать знания из содержательно-ге-
нетической логики, т.е. даже не просто логические знания, а логи-
ческие знания особого типа.
Я специально хочу подчеркнуть, что это тонкая проблема и
ее можно понять ио-настоящему только тогда, когда мы будем про-
водить детализированные различия в организации прямого и ре-
флексивного знания. В частности, здесь нужно различать: 1) «знание
содержания», 2) «знание о содержании». 3) «знание содержания,
организованное знанием о содержании».
Эти три момента легко спутать, тем более что сейчас нет
еще достаточно точной терминологии для их обозначения. Для
того, чтобы знать некоторое содержание, или, иначе, чтобы полу-
чить знание некоторого содержания в процессе понимания неко-
торого текста, достаточно каких-то специальных знаний - физиче-
ских, химических и т.п., но чтобы знать, что знаемое нами есть
объективное содержание, нужно иметь еще специальные логичес-
кие знания. В этом последнем случае происходит объединение
знания содержания со знанием о содержании, и все это выступает
как особое знание содержания.
В подобных словесных выражениях трудно отграничить од-
но от другого и попять, в чем суть их различия. Нужны специаль-
32 Лекция первая
ные схемы и модельные изображения, специальный язык, кото-
рый показывал бы и фиксировал зависимость нашего знания от
позиции и склейки знаний из разных позиций.
Выработать такой язык - вот в чем одна из важнейших задач се-
годняшнего дня в этой области.
Скажем, если мы будем анализировать факторы, которые обуслав-
ливают и определяю! характер юго знания, которое имеет
И.Мельчук или которое он создает в ходе своего анализа, то долж-
ны будем перечислить, с одной стороны, специальные научные
знания, которые он использует в своей работе, ас другой - лингви-
стические знания. Но поскольку сам И.Мельчук не имеет логико-
философских знаний, он не может сказать, что то, что он знает,
есть объективное содержание, Он говорит, что это смыслы или
значения, т.е. пользуется языком лингвистики, языком лингвисти-
ческих представлений и понятий. Здесь, конечно, было бы инте-
ресно проанализировать процедуры работы Мельчука и выяснить,
каким образом он производит те «эквивалентные замены», кото-
рые образуют суть его работы; это важно потому, что такие замены
являются специфически мыслительными актами и могут произво-
диться только в плоскости того или иного объективного содержа-
ния. В какой именно плоскости объективного содержания движет-
ся И.Мельчук - вот вопрос.
§8 .
Наконец, я хочу еще напомнить, что «человечки» из моих
схем и картинок не могут и не должны непосредственно отожде-
ствляться с конкретными действующими людьми; во всяком слу-
чае, процедура наложения этих схем па реальные ситуации или
интерпретация этих схем через реальные ситуации является до-
статочно сложной и предполагает в качестве своего условия вы-
яснение, с одной стороны, целостности схемы, а с другой - целост*
носит реальной ситуации. Нет смысла критиковать мои схемы, а
вместе с тем и полученные на них утверждения, указывая на то,
что в реальности те или иные индивиды делают не так, как я это
рассказывал. Я каждый раз буду отвечать, что, следовательно,
эти индивиды не соответствуют моим отдельным позициям, а
объединяют в себе сразу несколько позиций и соответствующие
им знания.
Мне важно разделить, с одной стороны, тот идеальный
обобщенный факт, что в процессе понимания и образования
смысла используются тс или иные конструкции значений и зна-
ния, а с другой, - те разнообразные случаи, когда эти конструкции
Лекция первая 33
значений и знания различаются между собой и приводят к выявле-
нию того или другого конкретного содержания.
Пока что мне надо показать саму необходимость конструк-
ций значений и знаний, и я не ставлю вопрос об их различиях и
степени влияния на процессы понимания и смыслообразования.
Продолжая эту линию выделения обобщенных фактов и схем, я
стремлюсь показать, что мог быть (или может быть помыслен) та-
кой период, когда знаний как таковых еще не было, а конструкции
значений уже были. Такая конструкция нужна мне в качестве на-
чальной, или исходной, абстракции, чтобы рассмотреть последо-
вательное появление и развитие разных типов знаний. Поэтому
это - скорее логическое, нежели онтологическое, утверждение.
Вопрос о том, можем ли мы получить подобные ситуации в ретро-
спективном филогенетическом или онтогенетическом анализе,
остается открытым.
2615
екция вторая
19 сентября 1972 года
Резюме содержания предшествующей лекции
Я рассказывал сначала о том, какое значение для современ-
ной науки имеет анализ взаимоотношений между смыслом и со-
держанием. Я утверждал, что когда мы рассматриваем деятель-
ность носителей языка, то мы работаем и должны работать, ис-
пользуя прежде всего оппозицию «смысл-конструкции значений»:
понимая какой-то текст и создавая соответственно ему определен-
ную ситуацию, любой человек пользуется определенными конст-
рукциями значений и с их помощью восстанавливает или создает
смысл текста (а вместе с тем и смысл ситуации).
Когда же мы переходим к обсуждению работы лингвиста,
когда мы начинаем рассматривать историю изменения и развития
лингвистических представлений, то мы должны пользоваться как
основной оппозицией «смысл-содержание». Это объясняется тем,
что лингвист, хотя он говорит, что изучает «речь» и «язык» и что
именно они являются его объектами, на деле никогда нс имеет де-
ла непосредственно с объектами. Он всегда имеет дело с какими-
то знаниями об объектах и начинает свою работу с определенного
анализа знаний.
Я прекрасно понимаю, что последнее мос утверждение яв-
ляется весьма рискованным и даже в каком-то смысле, вероятно,
неверным. Прежде всего потому, что «знание» - это совершенно
особая сущность, не похожая на вещи, и поэтому с ней «имеют де-
35
до» совершенно иначе, нежели «имеют дело» с вещами. В частно-
сти из этого следует, что из утверждения, что мы имеем дело со
знаниями и только со знаниями, не вытекает, что мы поэтому не
имеем дела с объектами. Наоборот, сказать, что мы имеем дело со
знаниями о чем-либо, - это, как правило, и означает, что мы име-
ем дело с объектами, представленными в этих знаниях.
Но кроме того, возможны непосредственные практические
воздействия на объект, непосредственные преобразования его -
как минующие знание. Следовательно, существует разница между
«иметь дело с объектом через знание» и «иметь дело с объектом
непосредственно и практически, минуя знание». Именно для того,
чтобы разделить и противопоставить друг другу эти два смысла, я
и говорю, что лингвист, начиная свою работу, имеет дело со знани-
ями, а не с объектами. И только в рамках этого противопоставле-
ния мое утверждение имеет смысл. Кроме того, когда я говорю,
что лингвист имеет дело со знаниями и анализирует их, такое вы-
ражение фиксирует в общем довольно непонятную процедуру, ко-
торая может трактоваться, по меньшей мере, многозначно; ведь
анализировать знания - означает анализировать их объективное
содержание, их знаковую форму, а может быть - отношения и свя-
зи между тем и другим. Поэтому' само выражение «имеет дело со
знаниями» требует пояснений и уточнений.
Я, формулируя такое утверждение, подчеркивал прежде все-
го, что лингвист имеет дело не с объектом как таковым, а с дейст-
вительностью, данной ему в знании и через знание. Каким-то обра-
зом, работая со знанием и действительностью знания, он проры-
вается к самому объекту; Я стремился также подчеркнуть, что ког-
да лингвист работает с каким-либо текстом, казалось бы, как про-
стой носитель языка, т.е. когда он понимает его и использует в сво-
ей деятельности, то он все равно и всегда привносит в этот про-
цесс понимания свои лингвистические знания. При этом происхо-
дит сложное и требующее специального анализа взаимодействие
между знаниями и конструкциями значений. Как знания, так и
конструкции значений делают свои определенные вклады в про-
цесс понимания и смыслообразования. Попросту говоря, исполь-
зуемые нами знания влияют на процессы понимания и смыслооб-
разования. При этом, так как знания описываются и характеризу-
ются нами прежде всего в категориях формы и содержания, мы не-
избежно приходим к вопросу о взаимоотношениях и взаимодейст-
виях между смыслом и содержанием.
2*
36 Л екция вторая
На мой взгляд, участие знаний в процессе понимания и
смыслообразования проявляется в том, что лингвист, понимая
данный ему текст, переходит к строго определенному содержанию
этого текста. Если бы на месте лингвиста был кто-то другой, ска-
жем, физик или логик, то он, понимая тот же самый текст, мог бы
представить другое содержание. Поскольку причиной и источни-
ком этих различий являются различия тех знаний, которые ис-
пользуются лингвистом, логиком и физиком, постольку я могу ска-
зать, что индивид, понимающий текст, имеет дело, прежде всего,
с содержанием используемых им знаний, и точно так же, понимая
текст, он создает содержание, соответствующее его знаниям. Мож-
но также сказать, что этот индивид использует содержание имею-
щихся у него знаний в качестве подсобного средства для образова-
ния смысла текста и для создания новой плоскости содержания,
соответствующей этому смыслу.
Здесь к тому же все время возникает двусмысленность, по-
скольку не указано, в какой именно кооперативной структуре мы
рассматриваем отношение между смыслом и знанием. По сути де-
ла - и в этом одна из основных установок этой серии лекций, -
«знание» представляет собой особый тип нормировки процессов смыслооб
разования и, следовательно, выступает как особая организован-
ность, «наложенная» на структуры смысла.
Но тогда, как всякая нормировка, «знание» должно сущест-
вовать дважды: один раз - в качестве «чистой» нормы и, следова-
тельно, в особой рефлексивной позиции, а в другой раз - в качест-
ве реализованной нормы и, следовательно, в исходной позиции
деятеля; в последнем случае «знание» выступает как связка соот-
ветствий между движениями в плоскостях формы и содержания
или, в других словах, как зависимость между двумя рядами связей,
определяющих развертывание плоскостей формы и содержания
(рис. 3).
Рис. 3
Лекция вторая У7
При этом, по-видимому, кинетика переводится в знак, а знак
вызывает определенную кинетику. Но все это касается смысла и
знаний вообще: в каждом акте смыслообразования участвует мно-
го разных знаний, каждая определенная структура смысла являет-
ся реализацией этого набора знаний, и пока нет такого знания, ко-
торое соответствовало бы данной структуре смысла и созданному
его содержанию. В связи с этим встает другой вопрос - об отноше-
нии между структурой смысла и знаниями, содержание которых со-
ответствует этой структуре смысла (в указанном выше значении
слова «соответствует»). Такое соответствие существует в знаниях
предметного типа и в логических и лингвистических знаниях.
Но таким образом мы приходим к вопросу, как создаются эти
знания.
Ссылаясь на специфические условия анализа деятельности
лингвиста, я не указывал определенно, в какой именно позиции
мы его рассматриваем - в позиции свободно мыслящего коммуни-
канта или в позиции аналитика, обслуживающего определенные
ситуации коммуникации и определенные акты деятельности. Все
то, что я говорил выше, может применяться как к одному, так и к
другому. Различие же между одним и другим может быть выявлено
только тогда, когда мы будем рассматривать сложные системы ко-
операции и переводить функциональные различия в позициях де-
ятельности в различия их материала - его организации и морфо-
логии.
При этом нам неизбежно придется перейти в план генетиче-
ского и исторического анализа, причем рассматривать преобразо-
вание или трансформацию генезиса в структуры и функциониро-
вание этих структур. В частности, именно в таких трансформаци-
ях будет происходить замыкание знаний и точно соответствующе-
го им смысла, т.е. структуры смысла будут организовываться зна-
ниями, возникшими в качестве форм фиксации именно этих
структур смысла. Но все это, очевидно, - тема и предмет специаль-
ного обсуждения.
Итак - повторяю свой основной тезис, - в процессе понима-
ния происходит какое-то сложное взаимодействие между знания-
ми и конструкциями значений: содержание знаний как-то опреде-
ляет получающуюся структуру смысла и ту новую плоскость содер-
жания, которая ей соответствует.
Описав эту ситуацию - прежде всего на примере лингвиста,
понимающего текст, - я сделал затем общий вывод, что подобное
38 Ле куия втор ая
взаимодействие между конструкциями значений и знаниями бу-
дет иметь место всегда, независимо от того, кто будет понимать
текст - лингвист, физик, логик или человек, просто понимаю-
щий. И поэтому исследование этих взаимоотношений и взаимо-
действий представляет одну из важнейших общих проблем в тео-
рии понимания и мышления.
В этом контексте я определил проблему взаимоотношения
языка и мышления и показал, что она встает дважды и в двух совер-
шенно разных видах. Один раз - когда мы анализируем процесс по-
нимания текста: в этом случае мы должны ответить на вопрос, как
мышление выражается в речи-языке. Другой раз - когда мы рассма-
триваем работу лингвиста: речь и язык предстают перед ним в зна-
ниях и через знания и поэтому нужно, рассматривая природу зна-
ний, их действительность и их объект, ответить на вопрос, как
язык в качестве объекта изучения относится к мысли о языке.
Но все это было лишь вступление в тему, с одной стороны, по-
казывающее ее значимость в сегодняшней познавательной ситуа-
ции, с другой - фиксируюшее ряд методических аспектов. Теперь я
хочу - и с этого начинается основная часть моих лекций - система-
тически ввести понятия, необходимые для анализа объявленной те-
мы. При этом я должен буду по возможности строго определить все
эти понятия и разобрать ряд связанных с этим тонких моментов.
II. Понимание и смысл
§1-
Всю работу по введению понятий «понимание» и «смысл» я
буду делать, используя сразу несколько разных схем, в частности -
схемы теории деятельности и схемы теории коммуникации, и при
этом постоянно буду применять уже названный выше прием двой-
ного, или множественного, знания, который характеризует сис-
темное методологическое мышление. Это означает, что одной из
нарисованных мною схем я буду приписывать на определенных
этапах анализа свойство быть точным или адекватным изображе-
нием объекта, иначе говоря - представлять сам объект. Исходя из
такого видения, или «непосредственного знания», изучаемого
объекта, я буду затем обсуждать, какого рода знания об этом объек-
те можно получить, находясь в разных познавательных и деятель-
ностных позициях вокруг этого объекта.
Лекция вторая 39
Для начала я возьму самую простую схему акта коммуника-
ции (обратите внимание на то, что это не схема деятельности) и
буду вводить на ней понятия понимания и смысла (рис. 4).
Рис. 4. Акт коммуникации
Важно обратить внимание также на то, что понятия понима-
ния и смысла с самого начала берутся и вводятся мною как соотно-
сительные (в дальнейшем вы увидите, что для этого у меня есть
свои весьма глубокие основания). Забегая вперед, я даже могу вам
сказать, что по существу понимание и смысл суть если и не одно и
то же, то во всяком случае нечто единое, хотя я убежден, что сей-
час, на этом этапе моего рассуждения, вы не поймете ни смысла,
ни содержания моего утверждения. Но вы должны понять и запом-
нить то, что я беру их как соотносительные понятия и что я буду
определять понимание через смысл, а смысл через понимание, хо-
тя, вместе с тем, одновременно они будут вводиться и задаваться
мною на схеме акта коммуникации и через эту схему, трактуемую
как адекватное изображение объекта или как непосредственная ре-
презентация самого объекта в действительности моего методологическо-
го мышления}.
40 I Лекция вторая
§2 .
В самом исходном пункте понимание может рассматривать-
ся либо как некоторый процесс в схеме акта коммуникации, либо
как определенная деятельность индивида 2, изображенного на схе-
ме. Важно подчеркнуть, что хотя обе трактовки вводятся на одной
и той же схеме, но сама схема при этом получает разные истолко-
вания и, благодаря этому, превращается в две, по сути дела, разные
схемы.
Характеризуя понимание как «процесс», я тем самым задаю
весь тот набор параметров, через которые и с помощью которых
можно его описывать. Характеризуя понимание как «деятель-
ность», я тем самым задаю интенцию совсем на иной набор пара-
метров. В частности, говоря, что понимание есть деятельность, я
тем самым утверждаю, что поставлена специальная задача, или
цель, понять какой-то текст, и эта задача, или цель, определяет и ре-
гулирует все процессы, образующие деятельность понимания.
Обычно такая цель, или задача, ставится и формулируется только
тогда, когда индивид перестает что-либо понимать, или, попросту
говоря, не понимает. Именно тогда понимание начинает развер-
тываться и оформляться в деятельность со своими особыми сред-
ствами и даже методами. Мы можем наблюдать все это даже в пси-
хологических экспериментах.
Но тот факт, что понимание может существовать и иногда
существует как деятельность, не означает, что всегда и всюду оно
будет деятельностью. Наоборот, часто понимание существует и
осуществляется не как деятельность, а как момент и часть в других
деятельностях или как частичный процесс в других процессах. В
частности, понимание может выступать как частичный процесс
или совокупность процедур внутри мышления. В этом случае будут
ставиться специфически мыслительные задачи, использоваться
специфически мыслительные средства, а понимание будет осуще-
ствляться внутри специфически мыслительных процессов и про-
цедур в виде отдельных составляющих операций.
Таким образом, я специально фиксирую здесь разнообразие
тех форм и способов, в каких может существовать и существует по-
нимание внутри процессов человеческого поведения и деятельно-
сти. Понимание может развертываться до целостных и автоном-
ных структур деятельности, может ассимилировать другие виды и
типы деятельности, превращая их в свои частичные процессы, но
точно так же оно может существовать в виде отдельных частич-
Лекция вторая | 41
ных процессов и операций в системах других деятельностей. По-
этому в дальнейшем анализе нам всегда придется специально ука-
зывать, какое именно понимание мы выделяем и рассматриваем.
Но пока мне важно подчеркнуть и выделить лишь один момент -
возможность двух различных категориальных характеристик по-
нимания: как процесса и как деятельности.
§ 3.
Независимо от того, рассматриваем ли мы понимание как
процесс или как деятельность, на первом шаге, чтобы охарактери-
зовать его, мы должны указать на тот продукт, или результат, кото-
рый оно производит или к которому оно приходит. Таким продук-
том будет смысл, или структура смысла.
Используя для определения понимания схему «про-
цесс-продукт», мы совершаем рискованный шаг. Хотя схемы про-
дуктивности кажутся весьма естественными для деятельности и
хотя так мы поступаем во многих случаях, тем не менее, не только
универсальность, но и вообще применимость этой схемы в отно-
шении деятельности должна быть подвергнута сомнению. В даль-
нейшем мы будем подробно обсуждать эту сторону дела и детально
определим, в каком плане и смысле можно говорить о продуктивно-
сти процессов понимания. А пока я буду использовать эту схему и од-
новременно отмечать ее как спорную и сомнительную.
Итак, мы говорим, что понимание производит смысл. Точно
так же мы можем сказать, что процесс понимания есть процесс
смыслообразования. И наоборот, мы говорим, что смысл есть ре-
зультат процесса понимания, иными словами, если образовался
смысл, то значит, было осуществлено понимание.
Вопрос о том, с какой именно позиции мы делаем и можем
делать такое утверждение, будет обсуждаться дальше. Но пока я
могу даже сказать, что выражения «процесс понимания» и
«смысл» - это, по сути дела, синонимы: употребляя эти выраже-
ния, мы говорим об одном и том же как о едином. Уже здесь, по су-
ти дела, начинается критика традиционной схемы «процесс-про-
дукт», ибо, в принципе, ведь нельзя говорить, что процесс и про-
дукт - это одно и то же; но здесь я так говорю, и в этом, как мы уви-
дим дальше, заключена специфика отношений между процессами
понимания и смыслом. Вы без труда поймете смысл моих утверж-
дений, если обратитесь к нарисованной выше схеме акта коммуни-
кации: ведь на этой схеме и процесс понимания, и смысл представ-
42 Ле кция вторая
лены одной и той же совокупностью черточек-связей. Указывая на
полученную таким образом структуру, мы в одних случаях гово-
рим, что это процесс понимания, а в других случаях - что это
смысл.
Сделанное утверждение можно понимать и в ограничиваю-
щем негативном смысле. Сказав, что смысл - это и есть процесс
понимания, я тем самым утверждаю, что смысл - это не вещь, что
он не может истолковываться в качестве вещи. Но если мы отри-
цаем за смыслом вещное существование, то мы неизбежно должны
ставить вопрос о том, как же существует смысл. И именно на этот во-
прос я отвечаю, говоря, что смысл есть процесс потшмания. Тем са-
мым я задаю первичную категориальную характеристику сущест-
вования смысла: он является процессом. Совсем коротко: смысл
существует как процесс понимания. Но нельзя сказать, что смысл
существует как деятельность понимания, ибо деятельность - это
более сложное образование, включающее целый ряд других эле-
ментов и процессов, кроме самого процесса понимания.
§4 .
Но теперь вы должны вспомнить и привлечь к рассмотре-
нию то обстоятельство, что сам процесс понимания мы вводим и
задаем через смысл, а еще более точно - через изображение смыс-
ла на схеме. Ведь мы нарисовали совокупность черточек-связей,
объединяющих элементы текста с элементами ситуации, и сказали,
что как целое, как некая структура это и есть смысл. Потом, обсуж-
дая вопрос, как получается эта совокупность связей, мы обрати-
лись к процессу понимания и сделали два несколько отличающих-
ся друг от друга утверждения: мы сказали, с одной стороны, что эта
совокупность связей порождена процессом понимания и является,
следовательно, продуктом этого процесса, но мы точно так же го-
ворили, с другой стороны, что эта совокупность связей и есть сам
процесс понимания, изображенный нами таким образом, или, во всяком
случае, изображение процесса понимания.
Этот новый поворот, который я придаю нашему обсуждению,
имеет для меня очень большой смысл. Я отнюдь не случайно перешел
от обсуждения природы и сущности понимания и смысла к обсужде-
нию графических и понятийных средств фиксации их в наших моделях и
знаниях. В принципе, мы ни о чем не можем говорить, пока не пред-
ставим это в предметных и знаковых моделях и не зафиксируем в знани-
ях. Такова природа мышления, и пока мы мыслим, мы не можем вы-
Лекция вторая
43
скочить за границы этого. Даже когда мы говорим вот об этом столе,
то все равно в нашем мышлении должен существовать эталон стола
(стол-эталон), и все остальные столы мы мыслим по отношению к не-
му. Тем более, если речь идет о понимании или смысле: мы обязатель-
но должны иметь графическую или знаковую модель понимания и
смысла, и только после того, как мы ее создаем, понимание и смысл
могут стать и становятся предметами нашей мысли.
Но если это так, то наш анализ понимания и смысла с само-
го начала отягощен средствами и способами нашего изображения
понимания и смысла. Все то, что мы скажем и сможем сказать о
них, будет во многом определяться тем, как мы их изобразим. По-
этому выбор адекватных средств изображения, средств графики,
является всегда важнейшим делом в исследовании. Более того,
изобразим ли мы их удачно или неудачно, но, тем не менее, мы все-
гда должны изобразить, и только затем мы сможем говорить о них,
опираясь на это изображение <...>
Именно поэтому, обсуждая вопрос о природе понимания и
смысла, я прежде всего фиксирую ваше внимание на тех графиче-
ских изображениях, которые я использовал для представления
смысла и понимания, и относительно этого графического изобра-
жения определяю затем используемые нами понятия.
Итак, следуя этой логике, мы определяем смысл как сеть от-
ношений, связей или соотнесений (о различии этих трех терминов и о
создаваемых ими оттенках смысла я буду говорить дальше), объе-
диняющих текст или элементы текста с объектно-операциональ-
ными элементами ситуации: именно смысл создает из всего этого
целостность, и эта целостность представлена на нашей схеме в ви-
де структуры. Эта структура, таким образом, и есть изображение
смысла.
Вы понимаете, я надеюсь, что это определение во многих
своих моментах является модельным и формальным. Не потому я ут-
верждаю, что смысл есть структура, что он на деле и по природе
своей есть структура, а потому, что я изобразил его как структуру,
в структурной графике: не подлинную природную сущность смыс-
ла фиксирую я в этом определении, а способы нашего изображе-
ния, и именно их я считаю «сущностными» характеристиками
смысла. Если вы будете задавать вопрос, а почему я изображаю
смысл как структуру, то я, опять-таки, буду апеллировать отнюдь не
к смыслу, а к истории нашего мышления, ко всем неудачным по-
пыткам изобразить и промоделировать смысл, к факту появления
44 Лекция вторая
и распространения системно-структурных представлений. Я ска-
жу, что это - моя основная гипотеза, навеянная общим ходом раз-
вития человеческого мышления и моей надеждой разрешить и
снять с помощью системно-структурных изображений все те пара-
доксы, которые уже накопились к настоящему времени в попыт-
ках описать и объяснить природу «смысла». Таким образом, мы
имеем здесь дело с очень сложной склейкой модельно-формальных
и содержательных характеристик смысла, и где что - где модель-
но-формальные моменты, а где содержательные - сейчас практи-
чески невозможно сказать; это станет известно значительно позд-
нее, когда человечество сможет выработать более точное и более
адекватное представление понимания.
Характеризуя функции смысла, я могу сказать, что он вклю-
чает текст в объектно-операциональную ситуацию. Но точно так
же я могу сказать, что эта совокупность связей и отношений при-
вязывает к тексту определенные объектно-операциональные эле-
менты ситуации. Здесь может быть много разных словесных оп-
ределений и характеристик смысла, но суть их всех задана и
представлена схемой акта коммуникации и теми черточками-свя-
зями, которые соединяют текст и его элементы с элементами си-
туации. Каждый раз вместо того, чтобы отвечать на вопрос, что
представляет собой смысл по своей внутренней «природе», я от-
вечаю вам на вопрос, как я изобразил смысл и что я при этом су-
мел в нем схватить и представить. Поэтому все мои определения
являются формальными и идеальными - определениями через
модель.
Но именно таким образом мы схватываем суть вещей в мыш-
лении, и именно такого рода определения являются единственно
стоящими и подлинными научными определениями. Я даже могу
утверждать, что именно таким образом, через модель и схему, мы
схватываем «внутреннюю сущность» всякой вещи.
§5 .
Но все, что было сказано выше, не исключает и другого под-
хода - ведь вы помните, что мы все время пользуемся приемом
множественного знания. Мы можем задать себе другой вопрос: а
что именно мы таким образом изобразили, какой объект, какими
свойствами он обладает сам по себе и для себя (а не в нашем изоб-
ражении). И, поставив вопрос таким образом, мы будем затем ис-
кать ответ на него.
Лекция вторая 45
Именно здесь мы начинаем выяснять взаимоотношения
между смыслом и процессом понимания, именно здесь мы начи-
наем устанавливать границы их тождества и различия. Мы можем
и должны спросить себя, что изображают все эти связи и отноше-
ния, которые мы представили на нашей схеме в виде черточек.
В этом контексте мы можем отвечать уже иначе, нежели мы отве-
чали раньше: мы можем сказать, что все эти черточки-связи пред-
ставляют собой не что иное, как следы движений, осуществленных по-
ниманием, следы соотнесений элементов текста с элементами
ситуации и последних друг с другом. Я мог бы сказать, что это -
отдельные составляющие процесса понимания. И я могу точно так же
сказать, что это - отдельные движения, которые осуществляло со-
знание в процессе понимания. Но нам здесь важны не столько де-
тали всего этого процесса, не то, будем ли мы здесь учитывать со-
знание или не будем, нам важна одна лишь категориальная харак-
теристика того, что мы изобразили: это будет кинетика, или сово-
купность процессов, это - работа понимания.
Таким образом, то, что я вначале назвал изображением
смысла (или структуры смысла), оказывается вместе с тем изобра-
жением процесса понимания.
Но здесь вы без труда обнаруживаете, что процесс понима-
ния представлен явно неадекватно - и в первую очередь в плане
своих категориальных характеристик; мы говорим о том, что по-
нимание есть процесс, а представляем его как статическую струк-
туру. И это обстоятельство является важнейшим для понимания
сути происходящего. Конечно, я могу сказать, что процесс пони-
мания имитировался и воспроизводился моей собственной дея-
тельностью, а именно тогда, когда я последовательно наносил на
доске (или рисовал на бумаге) все эти соотнесения, одно за дру-
гим; тогда я сам осуществлял определенные движения и в этих
движениях, в этой кинетике, моделировал и воспроизводил изу-
чаемую мной кинетику понимания. Но в итоге мои движения
«умерли», а остались лишь их следы - совокупность черточек и
линий, которую мы представляем как одно целое, и именно эта
совокупность линий призвана изображать и репрезентировать процесс
понимания.
И именно это различие между пониманием как процессом и
нашим изображением процесса понимания в виде статической
структуры является тем единственным основанием, которое, с од-
ной стороны, заставляет нас различать понимание и смысл, а с
46 I Лекция вторая
другой - дает возможность их различать. Не потому мы различаем
понимание и смысл, что в природе человеческой деятельности
есть какая-то реальная разница между пониманием и смыслом, а
потому мы их различаем, что фиксируем процесс понимания в ста-
тических структурах и можем говорить о понимании, только глядя
на это структурное изображение, но при этом твердо знаем, что
понимание есть процесс, а то, что мы изобразили, есть статичес-
кая структура.
Но если мы изобразили нечто в виде статической структу-
ры, то и мыслить это изображенное мы должны в виде статичес-
кой структуры: каждому изображению должна соответствовать
адекватная ему (во всяком случае, в категориальных характеристи-
ках) сущность; именно поэтому мы вводим понятие смысла и
«смысл» как особую объективную сущность: «смысл» - это то ста-
тическое и структурное, что изображено в нашей схеме. Но когда
потом мы начинаем выяснять, следуя логике двойного знания, а
что же именно изображено в этой статической структуре, когда
мы начинаем искать «смысл» в его натуральной природе и опреде-
лять его согласно его собственной сути, то мы не обнаруживаем
ничего, кроме понимания, которое является кинетикой, или сово-
купностью процессов. И тогда мы говорим, что в этом структур-
ном изображении представлено не что иное, как процессы пони-
мания. Но этот второй способ истолкования и объяснения нашего
структурного изображения не исключает первого. Первое остает-
ся и используется наряду со вторым. Поэтому мы говорим не толь-
ко о понимании, но также и о смысле; смысл выступает как особая
объективная сущность, существующая наряду с пониманием и, можно да-
же сказать, отдельно от него.
§6 .
Одним словом, введя статическое структурное изображе-
ние на схеме акта коммуникации, мы затем придаем ему двойную
интерпретацию: один раз мы рассматриваем его, по сути дела, в
автонимной функции, как изображение смысла, другой раз - как
изображение кинетики, или процессов понимания', один раз объект в
своих категориальных характеристиках точно соответствует изо-
бражению, другой раз объект расходится в своих категориальных
характеристиках с изображением. Другими словами, один раз на-
ше статическое структурное изображение есть изображение ста-
тической структуры смысла, другой раз наше статическое струк-
Лекция вторая ЛР
турное изображение есть изображение кинетики, или процессов
понимания.
Из всего этого необходимо сделать вывод, что смысл как та-
ковой не существует, а существуют только процессы понимания; в
более осторожной форме это, наверное, нужно было бы сказать
так: если смысл и существует, то на другом уровне действительности, не-
жели процессы понимания', процессы понимания обладают более
«глубоким» существованием, нежели смысл.
И еще раз повторю, что подлинное основание и необходи-
мость различения смысла и процессов понимания заложены в раз-
личии способов интерпретации одного и того же изображения,
которыми обладает человеческое мышление. Один раз мы произ-
водим непосредственную (как говорят, формальную) онтологизацию
изображения: то, что мы видим и фиксируем в изображении, мы
просто выносим в объективный мир и таким образом придаем это-
му изображению натуральное существование. Человеческое мыш-
ление так делает, и оно так должно делать. Но другой раз мы изоб-
ражаем одно в другом, и человеческое мышление всегда так и дела-
ет. Как правило, абсолютно точное и адекватное изображение -
это обстоятельство я подчеркивал неоднократно - не имеет ника-
кого смысла и значения. Вся соль состоит в том, чтобы предста-
вить одно в другом и через другое.
Если мы возьмем, к примеру, число, то это - представление
количества через порядок, и именно в этом вся сила числа, пото-
му что более ранние и примитивные формы выражения одного ко-
личества через другое неупорядоченное количество не давали ни-
какого значительного эффекта. Поэтому и здесь, исследуя и опи-
сывая процессы понимания, мы должны представить их в чем-то
другом.
В этом случае мы представляем процессы в виде структур и
за счет этого получаем новые и очень мощные средства для иссле-
дования процессов и оперирования с ними. Но если мы изобража-
ем процессы в виде структур, если мы работаем со структурами
вместо того, чтобы работать с процессами, то мы всегда должны
иметь, кроме формальной онтологизации, еще и другую форму ин-
терпретации наших изображений - форму, возвращающую нас к
исходным процессам. А уже затем, в точном соответствии с этими
двумя процедурами интерпретации, мы вводим разные сущности -
понимание и смысл, которым придаем самостоятельное и как бы не-
зависимое друг от друга объективное существование. Повторяю,
48 Лек ц ия вторая
мы должны это сделать, несмотря на то, что смысл - это и есть
процесс понимания, лишь представленный особым образом - в ви-
де статической структуры.
Но было бы ошибкой думать, что в этом заложено какое-то
основание для недоразумений. Между статическим структурным
изображением, выступающим как смысл, и процессом понимания,
который и есть реальная природная сущность смысла, существуют
строго определенные знаковые отношения. Число «6» является вы-
ражением определенного количества благодаря тому, что оно все-
гда строго однозначно развертывается в процесс пересчета или от-
счета: 1, 2, 3, 4, 5, 6. Но точно так же и статическая структура явля-
ется выражением и изображением процесса понимания в том слу-
чае, если мы можем развернуть это статическое изображение в
строго определенную последовательность процессов, соотнося-
щих друг с другом элементы текста и элементы ситуации. Нужно
только иметь эту процедуру или норму развертывания структурно-
го изображения в процесс, и тогда статическое структурное изоб-
ражение будет абсолютно точным и правильным изображением
процессов понимания. Эта норма осуществляется как в ходе постро-
ения структурного изображения, так и в ходе употребления его в качест-
ве модели или формы знания. Именно поэтому статическая структура
смысла может быть названа изображением процессов понимания и
может действительно выступать в этом качестве. Таким образом,
эта связь между статическим структурным изображением и процес-
сами понимания, осуществляющаяся в процессах построения и
употребления этого структурного изображения, и есть то, что оп-
ределяет смысл и содержание этого структурного изображения.
Таким образом, мы вводим статическое структурное изобра-
жение процессов понимания, но, поскольку о понимании мы гово-
рим как о процессах, а не как о статике и структуре, то мы должны
ввести еще особую сущность, сущность, подобную числу, - и имен-
но так появляется смысл. Можно сказать, что «смысл» - это есть
идеальное инобытие процессов понимания; но именно в смысле и
в виде смысла понимание существует как идеальный объект и
предмет изучения; а когда мы говорим о процессах понимания как
таковых, то они остаются где-то там, в самом объекте, а не в иде-
альной действительности нашего мышления.
Одним словом, смысл - это идеальное и предметное существова-
ние понимания. Мы можем спросить себя, что такое число, и наш
ответ будет двойственным: с одной стороны, это просто 6, а с дру-
Лекция вторая
49
гой стороны, это 1, 2, 3, 4, 5, 6. Но точно так же, если мы спросим
себя, что такое смысл, то должны будем ответить тоже двойствен-
но: с одной стороны, это структура, а с другой стороны - это про-
цессы, или кинетика, понимания. И аналогично этому мы будем гово-
рить, что наша сеть черточек-связей, или структура, в схеме акта
коммуникации изображает, с одной стороны, смысл как таковой, а
с другой - кинетику понимания.
§7 .
Все изложенные выше рассуждения имели своим основани-
ем и исходным пунктом определенную графику и определенные
способы изображения смысла и понимания на схеме акта коммуни-
кации. Я начинал с утверждения, что мы изобразили смысл и пони-
мание в структуре и затем рассматривали различные формы интер-
претации и объективного объяснения этого изображения. Я оправ-
дывал возможность двойственной интерпретации, но при этом ис-
ходил все время из особенностей и механизмов нашей мыслитель-
ной работы, ни разу не обращаясь к природе и условиям существо-
вания самого понимания.
Но после того, как мы, пользуясь схемой двойного знания1, пе-
решли к объектам, изображаемым в статической структуре, после
того, как мы начали обсуждать само понимание как процесс, его
природу, мы можем как бы перевернуть, или обернуть, наш пред-
мет и начать анализ и обоснование совсем с другого конца - с про-
цессов понимания и возможных форм фиксации их в объекте и в
знании.
Представьте себе машину, которая выпускает луч света и работает
таким образом, что она как бы обегает или очерчивает с помощью
этого луча ряд противопоставленных ей объектов. Представьте се-
бе, что наша машина проделала такую работу, «обежала» все нахо-
дящиеся перед ней предметы и на этом закончила акт своего функ-
ционирования. Что осталось после всего этого? Ничего, потому
что луч света не оставляет после себя следов.
Так же и процесс понимания: это есть движение по соотне-
сению элементов текста с элементами ситуации. Сознание про- *
[Г.П.Щедровицкий. О строении атрибутивного знания. - Доклады АПН РСФСР. 1958. № 1,4;
1959. № 1, 2, 4; 1960. № 6; ГП.Щедровицкий, В.Н. Садовский. К характеристике основных
направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании. Сообщения 1-3 //
Новые исследования в педагогических науках. Вып. 2, 4, 5. М., 1964-1965; см. также
Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. Сост. А.А.Пископпель, Л.П.Щедровицкий. М., 1995].
50 Л екция вторая
изводит это движение, соотносит и связывает между собой раз-
ные противопоставленные ему элементы, и после того, как оно
закончило этот акт соотнесения, ничего не остается, ибо эти со-
отнесения точно так же не оставляют после себя следов. Можем
ли мы в этих условиях сказать, что осуществившийся процесс по-
нимания оставил после себя структуру смысла или смысл как
структуру? Нет, никакого смысла не образовалось, так как про-
цесс понимания, как и луч света, не оставляет после себя следов.
Именно поэтому я могу здесь утверждать, что смысл как таковой
просто не существует, во всяком случае так, как существует про-
цесс понимания10 11.
Но теперь представьте себе, что мы «привязали» к лучу света кис-
точку с краской. Тогда, обегая все противопоставленные ему эле-
менты, этот луч с прикрепленной к нему кисточкой будет остав-
лять следы всех своих движений, всех соотнесений «захвачен-
ных» им элементов. В этом случае после того, как закончится акт
соотнесения, мы получим на материале пространства сеть линий
- следов от движения луча. Эта сеть будет изображать нам всю си-
стему движений луча света, хотя порядок и последовательность
самих движений там уже не будут представлены, они как бы со-
трутся, останется только число этих движений и их общая конфи-
гурация.
Таким же образом мы вносим искусственный элемент в про-
цессы понимания, «привязываем к ним кисточку с краской». Обра-
тите внимание, что в природе самого понимания, по нашему ис-
ходному предположению, нет ничего, подобного этой «кисточке»,
и мы вводим ее как определенное экспериментальное средство,
специально предназначенное для того, чтобы понимание остави-
ло после себя следы". Но как бы там ни было, поскольку мы «при-
вязали» к процессам понимания подобное искусственное средст-
во, процессы понимания теперь оставляют после себя следы, и в
10 Наверное, именно благодаря такому представлению работы человека появляется тезис,
что «смысл» возникает и существует в сознании человека. Действительно, если
представить себе, что на другом конце «луча понимания», обегающего элементы текста и
ситуации, находится «чувствительный экран», на котором остаются все следы процесса
понимания, и что эти следы сохраняются и после того, как процесс понимания
закончился, то мы должны будем сказать, что смысл как особая структура и констелляция
образов возникает в сознании и существует там затем в виде образов памяти.
11 Чуть дальше я специально остановлюсь на этом моменте и постараюсь объяснить, каким
образом процессы понимания совершенно естественно приобрели такой искусственный
элемент, такую «кисточку».
Лекция вторая
51
итоге акта понимания мы получаем подобную графическую струк-
туру Это и есть то, что мы называем «смыслом», или «структурой
смысла».
Теперь мы можем спросить, а является ли смысл таким же
органическим объективным образованием, как сами процессы
понимания, существует ли он в таком же смысле и с той же объектив-
ностью, как и процессы понимания. Не надо думать, что ответ на
этот вопрос очевиден. Во всяком случае, мне придется дать весь-
ма двойственный ответ. Если мы рассматриваем средства, остав-
ляющие следы, как нашу искусственную экспериментальную до-
бавку, то мы должны будем сказать, что смысл не существует объек-
тивно, во всяком случае, он не существует так, как существует по-
нимание. Это - первый ответ. Но возможен и другой. Хотя «кис-
точка», оставляющая следы, является нашим искусственным экспе-
риментальным средством, но она, тем не менее - согласно основной
идее этой иллюстрации - существует объективно: она привязана
нами к процессам понимания только с одной целью - чтобы сде-
лать непродуктивные по своей природе процессы понимания
продуктивными, обеспечить появление строго определенного
продукта. Если вдобавок к этому мы допустим, что это дополни-
тельное средство, делающее процессы понимания продуктивны-
ми, не создается экспериментатором - психологом, логиком или
лингвистом, - а возникло в силу естественных социальных усло-
вий существования и функционирования самого понимания, то
тогда наше утверждение об объективном существовании как само-
го этого средства, так и его продукта - структуры смысла - станет
не только достаточно оправданным, но даже почти очевидным.
Более того, теперь мы можем совершенно спокойно говорить об
объективности существования смысла, мы можем даже указать на не-
го - это будет система следов, оставленных процессом понимания.
Поскольку в реальных условиях человеческой деятельности и ком-
муникации такими следами понимания (хотя и существующего вме-
сте с мышлением) являются тексты, то мы должны будем сказать,
что в этих реальных условиях именно текст является «следом» и
графическим выражением понимания, что именно текст, следова-
тельно, является формой выражения смысла, несет смысл в себе. И
именно так, по-видимому, все и происходит для говорящего и мыс-
лящего индивида: его ситуация еще не включает текст, она сущест-
вует без текста или, точнее, создается им до текста (или в ходе по-
строения последнего). Здесь текст призван лишь выразить создан-
ный смысл. Но принципиально иной будет ситуация для индивида,
52 Л екция вторая
принимающего сообщение: для него текст - основной элемент си-
туации, согласно которому нужно построить все другие элементы,
ситуацию в целом.
Но это будет первое наивно онтологическое определение -
мы еще скользим по поверхности и не ухватываем сущности явле-
ний, мы еще не отделяем наши экспериментальные - или естест-
венно сложившиеся, но все равно побочные - средства от сущнос-
ти изучаемого нами явления. Поэтому необходим следующий кри-
тический шаг: мы должны спросить себя, проявлением чего явля-
ются все эти следы, что именно они фиксируют и выражают.
Самим этим вопросом мы не признаем за этими следами
право существовать в качестве самостоятельной сущности, мы
придаем им лишь статус явления, а сущность ищем в чем-то дру-
гом. В этом случае на вопрос, что выражают или изображают эти
следы, мы должны ответить: процессы понимания, а отнюдь не самих
себя, как мы это говорили раньше.
Обратите внимание, что, когда мы вводили понятие смысла,
указывая на эту структуру следов, мы отождествляли явления с сущ-
ностью, графическую структуру, взятую в ее изобразительной функ-
ции, с тем, что в ней изображалось: по сути дела, мы удваивали явле-
ние, придавая следам, или изображению, двойное существование -
один раз в виде следов чего-то, а другой раз в виде того, пока чисто ги-
потетического, следами чего эта графическая структура является.
Наоборот, когда мы рассматриваем статическую структуру
только как изображение и ищем еще нечто, что в ней изображает-
ся и что устроено иначе, нежели это показывает само структурное изоб
ражение, тогда мы разделяем и противопоставляем друг другу явле-
ние и сущность. Но условием осуществления этого, как я уже неод-
нократно говорил, является использование приема двойного зна-
ния; можно было бы даже сказать, что всегда, когда мы пользуемся
категорией «сущность - явление», мы явно или неявно используем
прием двойного знания. Только на его основе, проинтерпретировав
статическое структурное изображение как смысл или изображе-
ние смысла, я могу затем сказать, что никакой статической струк-
туры такого типа, какая изображена на схеме, в реальности пони-
мания и мышления нет и не может быть, а есть только процессы по-
нимания, которые мы неадекватно изображаем в виде статической
структуры смысла.
Но тогда следует обратный ход - и все это суть классические
образцы диалектики: а почему же мы тогда пользуемся этим стати-
ческим изображением, и не только пользуемся, но даже приписы-
ваем ему особое реальное существование, вводим такую сущность,
как «смысл». И тогда мы опять вынуждены отвечать двойственно:
один раз мы утверждаем, что смысла в реальности нет, что это
только наша искусственная конструкция и фикция, а другой раз
мы говорим, что поскольку у нас есть такое изображение и, следо-
вательно, мы создаем такого рода действительность, а затем начи-
наем с ней работать как с реальностью, и реализуем эту действи-
тельность в практической деятельности, постольку смысл на са-
мом деле есть, реально существует.
При вульгарно-натуралистическом подходе может казаться,
что смысл, в силу всего этого, только наша выдумка, порожденная
нашим воображением, но это будет действительно вульгарный
подход, потому что подлинная суть дела не в том, выдумка это или
нет, а в том, какая это выдумка и как мы с ней работаем. Любой и
всякий идеальный объект есть наша выдумка, но мы делаем ее дей-
ствительной и реальной благодаря механизмам деятельности, а
потом оказывается, что все эти «выдумки» живут не только по за-
конам деятельности и «второй природы», но и по законам «пер-
вой» природы. Вся современная наука построена на том, что мы
«выдумываем» некоторую действительность и определенные объ-
екты для наших знаний и понятий - при этом в одних случаях де-
лаем их изоморфными нашим изображениям, а в других случаях -
неизоморфными, отличающимися в каком-то отношении, - а по-
том реализуем эти выдумки в материале (в том числе - в материа-
ле природы) и таким образом порождаем «объекты».
Итак, подлинный методологический и эпистемологический
подходы к проблеме будут заключаться не в том, чтобы спраши-
вать, существует или не существует смысл реально (хотя очень
важно отметить различие уровней существования процессов по-
нимания и структуры смысла), а в том, чтобы показать, каким об-
разом созидается смысл: сначала как чистое изображение, потом как
действительность, подразумеваемая за этим изображением, еще
дальше как теоретически оестествленный объект и, наконец, как реа-
лизованный в вещественном и знаковом материале предмет практики.
Поскольку сейчас нам важно зафиксировать и специально
выделить первый этап всего этого процесса, я говорю, что, по су-
ти дела, это - само структурное изображение, взятое в автоним-
ной функции, т.е. как изображение самого себя. Но если бы мы ог-
раничились только этим первым шагом, то мы не поняли бы суще-
54 л екция вторая
ства того, что здесь происходит; поэтому я должен еще добавить,
что как научное, так и методологическое мышление рассматрива-
ют все принципиально иным образом: они подразумевают за этим
изображением самостоятельный и независимо существующий объект
(неважно сейчас - естественно существующий или созданный че-
ловеческой деятельностью).
Когда это независимо сущее, этот «объект», рассматривает-
ся как в точности подобный изображению, - то это весьма плоская
и примитивная трактовка, мало интересная для познания, хотя,
повторяю, она точно так же необходима для мышления; самое ин-
тересное начинается тогда, когда мы утверждаем неадекватность
или несоответствие между объектом и изображением, когда мы со-
знательно вводим и рассматриваем отношения замещения, подоб-
ные тем, которые существуют, скажем, в числе - между количест-
вом и порядком, - и на базе этого отношения мы создаем подлин-
ное разветвленное понятие и представление о понятии, учитыва-
ющее различие между формой и содержанием. В этом плане не-
продуктивно и неинтересно просто настаивать на том, что
«смысл» есть только фикция; «смысл» есть понятие со всеми выте-
кающими отсюда следствиями, а это значит, что он имеет как фор-
мальную онтологию, соответствующую характеру изображения,
так еще и многочисленные линии, или направления, развертыва-
ния представлений, охватывающие и другие виды действительно-
сти и реальности, связанные с первой онтологией отношениями
замещения, - адекватного и неадекватного, одностороннего и
многостороннего, абстрактного и конкретного и т.д., и т.п.
Точно так же было бы наивным ригоризмом утверждать
здесь единственность представления, соответствующего структур-
ному изображению. Наоборот, современное методологическое
мышление исходит из принципа множественности действитель-
ностей и объектов, соответствующих этому изображению. И зада-
ча подлинного разумного мышления состоит в том, чтобы ухва-
тить и осознать эту множественность.
§8 .
Конечно, вы могли бы поставить здесь вопрос о приемах и
механизмах моего рассуждения. Тогда мне пришлось бы рисовать
здесь перед вами столь сложную картину, в которой одновременно
и параллельно фигурировали бы мои исходные объектно-онтоло-
гические представления - в данном случае это схемы акта комму-
никации и схемы деятельности, - мои эпистемологические пред-
ставления, позволяющие мне говорить о разнообразии знаний, о
сложности и типичных структурах понятий, мои методологичес-
кие представления, в частности те, которые позволяют мне поль-
зоваться приемом двойного знания и т.п., - и все это нужно было бы
еще особым образом объединять в контексте моего мыслительно-
го движения. Но это все были бы вопросы, выводящие нас в сферу
методологии моей работы и не имеющие уже прямого и непосред-
ственного отношения к теме нашего обсуждения. Есть единствен-
ный пункт из всего этого круга вопросов, который я хочу здесь рас-
смотреть, поскольку заданные мне вопросы уже подняли его.
Если вы помните, я начал свой анализ с того, что задал схему
акта коммуникации и сказал, что она будет использоваться мною в
функции онтологической схемы, или картины того объекта, на кото-
ром я буду работать в первую очередь как теоретик; это не значит,
что я отказался от методологической работы, но это означает, что
основная и решающая роль в моей работе будет принадлежать имен-
но теоретической позиции. Теперь вы спрашиваете меня, в какой
именно позиции я нахожусь, когда провожу свое рассуждение и де-
лаю все свои утверждения. Это, конечно, очень важный и интерес-
ный вопрос, но нужно понимать, что я не могу на него отвечать, ос-
таваясь в той позиции, которую я выше охарактеризовал, и сохраняя
ее основные установки. Ибо анализ возможных здесь разнообраз-
ных позиций и описание той деятельностной кооперации, которая
здесь возможна или актуально осуществляется, предполагает выход
в сугубо методологическую позицию и смену предмета анализа; в
этом случае нам нужно будет говорить уже не о смысле и содержа-
нии, понимании и мышлении, а о деятельностях, которые позволяют
нам фиксировать все эти процессы и явления в понятиях', наверное, нуж-
но отметить дополнительно и то, что разговор в таком случае будет
идти и не о самих понятиях смысла и содержания, а именно о деятель-
ности. Несмотря на то, что в своем теоретическом анализе я приме-
няю очень сложный критический прием и при этом использую сред-
ства, специфические для самых разных позиций, тем не менее, все
они увязаны на той основной плоскости представлений объекта изу-
чения, которая характерна для данного теоретического анализа. Са-
мое главное - это то, что для этой позиции существует единый и цело-
стный объект.
Если же мы, напротив, встанем в позицию современной, т.е.
неклассической, методологии, то должны будем сказать, что еди-
56 Лек ция вторая
ного и целостного объекта вообще нет и не может быть, а есть
только кооперации людей, и каждая позиция внутри этой коопе-
рации создает свое особое представление об объекте; требования
самой кооперации, взаимосвязей и взаимодействия позиций за-
ставляют создавать единую онтологию и единое представление та-
кого объекта, на котором все кооперанты могли бы объединиться,
относя к нему все свои частные представления.
С этой, неклассической точки зрения все мои утверждения о
существовании и несуществовании смысла приобретают новое ос-
вещение и новый смысл. Ведь если мы пользуемся схемами коопера-
ции, то обязаны каждый раз, когда говорим о «существовании», выяс-
нять, для какой позиции, и не можем говорить об абсолютном и объ-
ективном существовании. Тогда все мои утверждения о существова-
нии смысла вы можете и должны проинтерпретировать как опреде-
ленную частную точку зрения, как утверждения, справедливые
лишь для определенной частной позиции. И это все будет верно.
Но вы должны вместе с тем понимать, что уже вышли за пре-
делы тех рамок, которые я задал своим движением; для моей пози-
ции существует абсолютный и истинный объект: это тот самый
объект, который задан моей исходной онтологической схемой, и
там, на нем, должны существовать как смысл, так и процессы по-
нимания, но они вместе с тем не могут существовать на одном
уровне и единообразным способом. Короче говоря, вы должны
все время иметь в виду и помнить, что научное теоретическое мышле-
ние снимает различие мест кооперации, и в этом его суть. Конечно,
все это - очень интересные и очень сложные вопросы, которые
нам еще неоднократно придется обсуждать, но, естественно, в дру-
гом контексте.
В частности, нам придется тогда обсуждать вопрос: почему и
в каких границах неклассическая методология отрицает мышле-
ние (во всяком случае, классическое мышление) со всеми харак-
терными для него средствами и методами - и другой вопрос: в ка-
ких границах и как новое методологическое мышление ассимили-
рует и снимает схемы позиций и связанное с ними отрицание объ-
ектности? Особенно интересен здесь вопрос о личной персони-
фицированной позиции; ведь мы обычно говорим: я представляю
себе дело таким образом, я так мыслю, я так оцениваю те или иные
утверждения, - и при этом никогда не следует разъяснений, кем
же является это «я», в роли кого оно выступает. Конечно, верно,
что сами схемы кооперации с их сложнейшей типологией мест
Лекция вторая
57
возникли и создаются для того, чтобы каким-то образом организо-
вать и объединить все эти разнообразные личностные позиции.
Но было бы наивно думать, что любое и всякое «я» совпадает с ка-
кими-то местами из этой типологии и может быть с ними непо-
средственно идентифицировано. Наоборот, достаточно ясно, что
всякое реальное «я» представляет собой агломерацию или систему
сразу многих позиций; в зависимости от того, как объединены
средства каждой нормативно необходимой позиции с другими, то
или иное «я» будет правильным и мыслящим или же, наоборот, не-
правильным и немыслящим, но это все уже последующие вопро-
сы, требующие специального анализа. Теперь, после всего, что я
сказал, вы, конечно, можете ставить вопрос, какие именно пози-
ции я соединяю, когда рассуждаю, и как я их соединяю. Но все это,
повторяю, будут вопросы, выводящие меня за пределы той дейст-
вительности и того мышления, которые я сейчас осуществляю.
§9 .
Наверное, здесь еще нужно и важно различать два плана рас-
суждения: один будет определен ориентацией на понятия смысла и
содержания, другой - ориентацией на сами смыслы и содержания.
В чем состоят детали различия этих двух подходов, мне пока не
совсем ясно, и когда-нибудь, при случае, нам нужно будет это обсу-
дить. Точно так же очень интересен вопрос о том, как мы соединя-
ем в мышлении движение по онтологическим картинам объектов с осо-
знанием и описание средств и процедур нашего движения. Ведь многие
недоразумения по поводу моих рассуждений связаны именно с
тем, что я постоянно включаю в ход моих рассуждений описания
средств и приемов самого рассуждения. Чтобы понимать и четко
осознавать подобные неоднородные структуры мышления, надо
знать законы и правила, по которым соединяются между собой
разнородные части наших мыслительных процессов. Но все это,
опять-таки, - тема специальных обсуждений.
§10 .
Здесь прозвучал также очень интересный вопрос, почему я
сеть из черточек-связей называю структурой. Здесь много разных
аспектов, подробный анализ которых занял бы очень много вре-
мени; мы неоднократно обсуждали этот вопрос на своих семина-
рах, в частности, у нас была специальная дискуссия по теме «Гра-
фические средства системно-структурного исследования»; кроме
58 Ле кция вторая
того, у меня была специальная работа о знаковых средствах, ис-
пользуемых в системно-структурной методологии, которая вошла
в книгу «Методологические проблемы дизайна», подготовленную
мною совместно с О.Генисаретским в 1966 г.12.
Сейчас я могу сказать лишь несколько самых общих вещей.
Во-первых, принято понимать и интерпретировать подобные гра-
фические изображения, с одной стороны, как изображения струк-
тур в системах, а с другой - как изображения процессов?, но сейчас я
выделяю в основном первый способ понимания и интерпретации.
Во-вторых, вы должны иметь в виду, что всякое знаковое изобра-
жение как бы «зажимается» двумя плоскостями отнесений и обо-
значений: «внизу» лежат те объекты, на которые накладываются
изображения, а «вверху» лежат так называемые категории, кото-
рые определяют способы мыслимости этих изображений, их отне-
сение к объектам и их преобразования в процессах мышления.
Когда я говорю, что сеть черточек-связей, нарисованная на схеме
акта коммуникации, является структурой, то я имею в виду прежде
всего эти категориальные характеристики. Другими словами, ска-
зав, что это графическое изображение есть структура, я наделяю
его определенными логическими свойствами, и именно эти свойства
определяют функционирование этих изображений в мышлении.
После всех этих дополнительных методологических замеча-
ний, поясняющих приемы и общие механизмы моей работы, я де-
лаю следующий шаг в развитии темы и сразу же предупреждаю вас,
что на него нужно обратить внимание, ибо он является крайне
важным.
§П.
Я не случайно назвал совокупность черточек-связей на схе-
ме структурой, а не системой. Как вы помните, мы называем сис-
темным лишь такое представление объекта, когда он изображен
последовательно в четырех категориальных слоях: 1) как совокуп-
ность процессов, 2) как функциональная структура, 3) как органи-
зованность материала и 4) как морфология, которая, в свою оче-
редь, развертывается по названным выше четырем слоям. Всякая
12 [Дизайн и его наука: «художественное конструирование» - сегодня, а что дальше? Науч-
ный отчет по теме 0047(1). ВНИИТЭ. КГНТ //Теоретические и методологические иссле-
дования в дизайне. Избранные материалы. Ч. I. Труды ВНИИТЭ. Техн, эстетика. Вып. 61.
М., 1990; см. также Г, П Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995; Теория дизайна. М., 2004].
Лекция вторая I 59
реальная система существует (если говорить о научно-эмпиричес-
ком или практическом существовании) только как соединение
всех этих четырех существований. Реальные системы немыслимы
без какого-либо из этих слоев, и никакой слой не образует еще си-
стемы в точном смысле этого слова, в частности, не может быть
системы, которая состояла бы только из процессов или структур
без материала, и точно так же нет и не может быть системы, кото-
рая состояла бы только из материала и не имела бы процессов и
соответствующей им функциональной структуры.
Но если мы возьмем наше структурное изображение, проин-
терпретированное на процессы понимания, то мы без труда заме-
тим, что оно не имеет непосредственно соответствующего ему ма-
териала; собственного говоря, в самой нашей интерпретации это-
го структурного изображения как процессов понимания и только как
процессов понимания и был уже фактически зафиксирован тот мо-
мент, что эта структура не имеет непосредственно соответствую-
щей ей материальной организованности; в противном случае, мне
не нужно было бы настаивать на процессуальной характеристике,
а я приводил бы вместо этого тот материал и те материальные ор-
ганизованности, которые соответствуют структурным изображе-
ниям; мне не нужно было бы так много раз повторять, что смысла
«на деле» не существует, а есть только процессы понимания13, я
должен был бы говорить прямо противоположное - что смысл как
таковой существует, что он существует вне и помимо процессов,
что он существует на определенном материале, этот материал ор-
ганизован и может быть взят нами подобно тому, как мы берем ка-
кую-то вещь.
Вот что я должен был бы говорить, если бы структура на на-
ших изображениях акта коммуникации соответствовала бы не
только процессам, но и какому-то материалу. Именно поэтому я и
говорю сейчас, что смысл представляет собой только структуру, но
не является системой, а следовательно, с системной точки зрения,
не является и не может быть целостным объектом. Из этого же сле-
дует, что если мы хотим превратить рассматриваемые нами явле-
ния в целостный системный предмет изучения и задать в нем целост-
ный системный объект, то мы не можем ограничиваться одним
Таким образом, получается, что процессы могут существовать отдельно и независимо от
системы. И это действительно так, но только сами эти процессы остаются при этом неор-
ганизованными и именно в этом своем качестве должны рассматриваться.
60 Л екция вторая
лишь смыслом, а должны дополнять его какими-то другими обра-
зованиями, мы должны искать для структуры смысла соответству-
ющий ей материал и организованности этого материала, но мы пока
не знаем, будут ли все эти дополнения принадлежать смыслу или
же они будут лежать вне его - в рамках того целого, частичным си-
стемным компонентом которого является сам смысл. Но в этом
поиске мы должны исходить из того результата, который у нас уже
получился: структура смысла не имеет непосредственно соответствую-
щего ей материала, она не может быть спроецирована на соответст-
вующие ей организованности.
Конечно, можно искать причину и источник этих особен-
ностей смысла в особом устройстве и механизмах работы созна-
ния. Но я думаю, что это была бы слишком узкая постановка во-
проса, ибо мы имеем целый ряд явлений, системы которых устро-
ены точно так же, как системы, порождающие смысл и объемлю-
щие его. Любая машина, производящая какую-то работу вне себя,
скажем, радиоприемник или радиопередатчик, обычная лампоч-
ка, излучающая свет, громкоговоритель и т.п. - все они имеют по-
добное же системное устройство. Поэтому, наверное, мы должны
решать эту проблему иначе: мы должны ввести новое расширен-
ное понятие о системах, признать существование такого класса
систем, в которых структура лежит как бы вне материала, принад-
лежащего системе, мы должны найти логические схемы и прави-
ла, которые позволят нам исследовать и описывать эти системы,
выяснять отношения между составляющими их процессами,
функциональными структурами и организованностями захваты-
ваемого ими материала.
Нетрудно придумать простые примеры подобных систем.
Тот выдуманный мною в ходе изложения прибор, который посы-
лал луч света, обегавший разные элементы ситуации, представля-
ет собой достаточно яркий и наглядный образец. Когда мы иссле-
дуем и стараемся описать принципы работы этого устройства,
процессы его функционирования, само движение луча света, то
мы должны апеллировать, с одной стороны, к структуре и органи-
зации самого этого прибора, с другой - к тем объектам, которые
он как бы «ощупывает» своим движением, но нам совершенно не
нужно ставить вопрос о наполнении пространства, в котором все
это происходит, о том эфире, в котором движется луч света, и
представлять его как материал и организованность материала, со-
ответствующие рассматриваемому процессу. В крайнем случае, ес-
Лекция вторая 61
Ли мы и захотим описать этот эфир, - то лишь в функции дополни-
тельного или фонового материала. Ошибка многих научных на-
правлений состояла, на мой взгляд, в том, что они все сводили к
системам, в которых функциональные структуры как бы непосред-
ственно накладывались^. материал и «отпечатывали» в нем органи-
зованности, соответствующие этим функциональным структурам.
Все эти направления не поднимались до того, чтобы представить
себе систему другого типа. И точно так же не могли представить
себе, что смысл является функциональной структурой, порождае-
мой процессами такого устройства, которое, имея свой собствен-
ный материал и определенную организацию его, привязывает
процесс к себе, а не к тому материалу, на котором сам этот процесс
распространяется. Конечно, я здесь сильно огрубляю всю ситуа-
цию и реальное положение дел, но без такого огрубления мы не
поймем сути происходящих процессов и не выделим принципы
организации здесь системы.
Но все, что я только что сказал, отнюдь не означает, что та си-
стема, в которую мы включаем структуру смысла, не имеет материа-
ла и что сама структура смысла никак не связана с материалом. По-
скольку мы ставим вопрос о системном представлении рассматривае-
мого нами объекта, мы обязаны найти для этой системы материал.
И мы его находим. Но он лежит как бы перпендикулярно по отно-
шению к этой функциональной структуре, отдельные связи и отно-
шения этой структуры как бы упираются в материал и своими «кон-
цами» вырисовывают в этом материале определенные организован-
ности. Один вид такого материала составляют звуки, движения или
графика письменного текста, и на этом материале структуры смыс-
ла выписывают или вырисовывают соответствующие им организо-
ванности. Другой вид материала составляют объектно-операцио-
нальные элементы ситуации. Третий вид такого материала состав-
ляют нормы, фиксируемые в культуре, соответственно которым
строятся смысловые структуры. Четвертый вид такого материала -
это само сознание с «плывущими» в нем значениями и знаниями.
Есть, наверное, еще целый ряд других материалов и организованно-
стей, охватываемых структурами смысла, но я не буду сейчас искать
и называть их здесь, ибо мне важна только общая идея строения по-
добных систем, идея «перпендикулярности» функциональной струк-
туры относительно создаваемых ею организованностей материала.
Важно подчеркнуть, что все эти виды материала и их орга-
низованности лежат вне структуры смысла как таковой; они лишь
62 Л екция вторая
захватываются ею и организуются в элементы единой системы.
И обратно, структура смысла, захватывающая и объединяющая их
в рамках одной системы, является для них самих чем-то внешним,
лишь накладывающимся на них.
И если мы обратимся к нашим непосредственным интуитив-
ным представлениям о понимании, то мы без труда обнаружим ту
двойственность, о которой я сейчас говорю. С одной стороны, по-
нимание текста, как и понимание ситуации, описываемой и выра-
жаемой в тексте, привносится и накладывается на все эти элемен-
ты как нечто внешнее, не вытекающее непосредственно из их природы.
Но вместе с тем, мы не можем охарактеризовать самого понима-
ния, не указывая на все эти элементы, не включая характеристики
этих элементов в характеристики самого понимания. Мы ничего
не можем сказать о понимании и его структуре, не перечисляя то-
го, что понимается и как понимается.
Нередко, когда принимают сформулированный мною толь-
ко что тезис в принципе, когда в соответствии с ним трактуют су-
ществование и организацию текста и объективно-операциональ-
ных элементов ситуации, то, бывает, при этом делают исключе-
ние для сознания. Считают и утверждают, что смысл или структу-
ры смысла, создаваемые пониманием, а следовательно, и созна-
нием, существуют в силу этого в самом сознании, как бы отпечата-
ны на его материале. Сознание при таком подходе рассматривает-
ся как вместилище для смыслов. Эту тему детальнейшим образом об-
суждал Фихте и, как мне кажется, убедительно показал, что и для
сознания не нужно делать никаких исключений: оно целиком и
полностью подпадает под нарисованную мною схему в качестве
одной из организованностей материала. В этом плане мы должны го-
ворить, что сознание не порождает смысл - вообще нет ничего,
что в таком плане порождало бы его, - а является лишь одним из
материальных условий смысла, что оно обеспечивает его, как и вся-
кий другой материал, организуется им, отражает его.
Поэтому если мы хотим изобразить систему смысла на схеме -
обратите внимание: именно систему, а не структуру смысла, - то мы
должны, во-первых, изобразить несколько независимых друг от дру-
га «сгустков», или «телосов», материала, а перпендикулярно к ним -
структуру: она как бы упирается в этот материал и захватывает его
своею структурой; сама по себе структура смысла не имеет парал-
лельного ей материала, она не погружается в этот материал, но зато
она «опёрта» на тот или иной захваченный ею материал и создает в
Лекция вторая 63
нем определенные организованности. Если искать наглядный образ для
интерпретации и истолкования этой схемы, то можно представить
себе совокупность зеркал, каждое из которых отражает в себе все
то, что представлено в других зеркалах; отличие рассматриваемой
нами системы от системы зеркал состоит лишь в том, что зеркала
отражают что-то вне них, а материальные организованности, за-
хваченные структурой смысла, получают фиксированную организацию,
которая остается на них и после того, как сама структура смысла ис-
чезает или «уходит».
Несмотря на то, что все указанные организованности мате-
риала создаются структурой смысла и благодаря ей, они не явля-
ются такой организацией, которая непосредственно и зеркально
отражает саму структуру смысла; наоборот, структура смысла будет
иметь здесь одну «конфигурацию», а все организованности мате-
риала - другую «конфигурацию», определяемую структурой смысла,
но не похожую на нее. Между ними, следовательно, существует от-
ношение обусловливания, но не отношение отражения. То, что пред-
ставляет собой смысловую организацию текста, обусловлено структу-
рой смысла, существующей вне материала самого текста, а поэто-
му можно сказать - чем-то внешним относительно самого этого
текста (если, конечно, мы не включаем в «текст» его смысловую
организацию). Но то, что представляет собой смысловую организа-
цию ситуации, точно так же обусловлено структурой смысла, но
оно не отражает структуры смысла и требует для своего описания
иной «конфигурации», нежели та «конфигурация», с помощью ко-
торой мы изображаем и фиксируем саму структуру смысла.
Таким образом, чтобы представить смысл как систему (а не
только как структуру), мы должны будем описать, с одной сторо-
ны, все (или значительную часть) организованностей материала, за-
хваченных структурой смысла, а также саму структуру смысла, лежа-
щую как бы поверх этих организованностей материала и «перпендику-
лярно» им. Здесь очень важно и принципиально, что структура
смысла накладывается на весь этот материал извне, что она не
принадлежит «природе» этого материала и не может быть из нее
выведена; именно в этом проявляется искусственная (деятельно-
стная) природа структур и систем смысла, не допускающая тради-
ционного натуралистического подхода и объяснения.
Это соображение точно так же определяет возможные на-
правления наших генетических исследований: ни один вид мате-
риала, охваченного структурами смысла, не мог породить сами
64 л е к ц и я вторая
структуры смысла, а поэтому неправильно и бесцельно сводить
структуры и системы смысла к тем или иным организованностям
материала; наоборот, сами организованности материала могут и
должны быть генетически объяснены структурами смысла - тем,
что они появились, захватили этот материал и определенным об-
разом его организовали.
Конечно, мы можем говорить, что причиной появления по-
добных структур смысла является случайное совпадение, констел-
ляция всех этих материальных образований. Мы можем говорить,
что структура смысла появляется из их совпадения и взаимодейст-
вия - и это во многом верный тезис, который можно использовать
в методологическом плане. Но бесспорно также, что это не гене-
тический план анализа, ибо надо предполагать уже существующей
ту «машину», или ту организмическую систему, которая способна
производить структуру смысла, исходя из случайной констелля-
ции материальных предметов и на основе этой констелляции.
Предполагая существование такой машины, мы можем затем вы-
водить развитие смыслов на базе случайных констелляций мате-
риала, но это будет уже не собственно генетическое исследование.
Именно поэтому И.Г.Фихте пришлось жестко разделить про-
блемы объяснения развития и проблемы объяснения происхожде-
ния (возникновения) духовных явлений; но все эти моменты, как
вы помните, мы обсуждали в прошлом году, и я сейчас не буду к ним
возвращаться; мне важен здесь только один формальный момент,
касающийся самого представления системы смысла: мы должны
описывать отдельно структуру смысла и отдельно порождаемые ею орга-
низованности материала, ибо последние имеют иную конфигура-
цию, нежели структуры смысла, и лежат к ней как бы перпендику-
лярно <...> Поэтому здесь еще нужно специально рассматривать и
анализировать отношения, существующие между структурой и ор-
ганизованностями материала. Эти отношения соответствуют ре-
альным механизмам обусловливания, осуществляющимся в деятельно-
сти, но формальная и категориальная природа этих отношений
еще должна быть описана. Здесь, следовательно, существуют как
связи - они соответствуют механизмам обусловливания, - так и от-
ношения, которые мы должны представить формально в качестве
основания для суждений о характере организованностей, если мы
знаем, какова структура, если мы знаем, каковы организованности.
Итак, смысл как система (или, если хотите, понимание как си-
стема и мышление как система) не могут быть представлены по ана-
Лекция вторая 65
логии с натуральными системами. Здесь в анализе мы должны учи-
тывать «перпендикулярность» структуры и организованностей ма-
териала, и если мы этого не будем делать, то мы ничего не поймем
в предметах и объектах этого круга. Другими словами, мы имеем
здесь системы совершенно особого типа.
Было бы неверно использовать созданный мною образ зер-
кал в буквальном смысле. Более того, именно образ зеркала при-
вел к тому, что в течение многих сотен лет исследователям не уда-
валось сформулировать основной и решающий принцип: когда мы
рассматриваем природу и происхождение различных организо-
ванностей материала, входящих в подобные системы, мы должны
исходить не из других организованностей, которые «отражаются»
в этой организованности, которые отпечатываются или запечат-
леваются в ней - именно на такой способ рассуждения наталкива-
ет нас образ зеркала, - а из структуры смысла, которая порождает и
создает все эти организованности. Но эта структура смысла есть про-
цессы деятельности, а не вещь, отражающаяся в организованнос-
ти материала. Эта структура смысла (т.е. деятельность особого ро-
да) не отражается в этих организованностях, а порождает и созда-
ет организованности материала в соответствии с весьма сложны-
ми механизмами.
Другой причиной заблуждений была натуралистическая
традиция, искавшая материальную подкладку для этой структуры
(или процессов деятельности). Поэтому я утверждаю - и не слу-
чайно в этом моем утверждении много пафоса, - что новую науку
о мышлении и понимании отделяет от старой науки принятие те-
зиса: в мышлении и в других «деятельностях» сознания существуют та-
кие структуры, которые не имеют никаких организованностей материа-
ла, на которых бы эти структуры покоились и из которых они происхо-
дили бы или вытекали бы. Все эти структуры осуществляются и суще-
ствуют вне «подкладки» из материала.
Если вы хотите аналогий, то я в качестве таковой привел бы гали-
леевский закон инерции. Новую физику, созданную Галилеем, отде-
ляло от старой физики Аристотеля принятие совершенно мисти-
ческого, эмпирически не подтвержденного и разрывавшего со
всей привычной традицией закона инерции. Сейчас мы привыкли
к нему и считаем чем-то само собой разумеющимся; мы, как прави-
ло, не задумываемся над тем, насколько он оправдан и насколько
очевиден. На деле он ничуть не очевиден и нисколько не оправдан.
Это был очень смелый и очень рискованный принцип. Но его нуж-
но было принять, чтобы начать строить новую физику и чтобы
3 - 2615
66 Лек ция вторая
пользоваться данными этой новой физики. Поэтому я говорю, что
именно закон инерции, мистический и неправдоподобный, отде-
ляет новую науку физику от старой.
И точно так же новую науку о мышлении и понимании отде-
ляет от старой науки - я не обсуждаю сейчас, кто именно из мыс-
лителей прошлого и настоящего принадлежит к новой науке, а кто
к старой, - принцип, что структуры смысла существуют сами по себе,
вне какой-либо «подкладки» из материала, и что эти структуры порож-
дают сложные системы, в которых материал и организованности мате-
риала лежат перпендикулярно к самой структуре.
В этом отличие систем понимания и систем мышления, а в
более общей форме - систем деятельности, от натуральных при-
родных систем. Кинетическая структура понимания, или, что то же
самое, смысла, является некой изначальной сущностью: она связы-
вает и соотносит материальные элементы текста с материальны-
ми и операциональными элементами ситуации, и она, эта структу-
ра, есть «причина всех причин» в области понимания и мышле-
ния. Как кинетика она существует сама по себе и в себе, и она определя-
ет все остальное в «системах смысла». Это - основной постулат тео-
рии смысла.
е к ц и я третья
26 сентября 1972 года |
Резюме содержания предшествующей лекции
Прошлый раз, как вы помните, я старался определить спе-
цифическую природу смысла. Если вы следили за моими рассужде-
ниями с известной долей критицизма, то могли заметить, что я дал
два разных, а по сути дела - даже противоположных определения.
С одной стороны, я определил смысл как совокупность отне-
сений, сопоставлений, а соответственно этому - связей, объединя-
ющих ряд разнородных организованностей материала. Я говорил, что
эти организованности материала лежат «перпендикулярно» к
структуре смысла, и в этом плане структура смысла является весь-
ма необычной - она «паразитирует» на организованностях мате-
риала. Во всех этих характеристиках смысл или структура смысла
получали объективную интерпретацию, задавались как нечто суще-
ствующее само по себе и для себя.
С другой стороны, я параллельно задавал другое определе-
ние смысла, утверждая, что смысл есть выдумка самого исследовате-
ля, фикция, создаваемая им в процессе исследования и для целей
исследования. В этом плане я подчеркивал, что природа и характер
смысла являются по сути дела функцией от тех средств, которые ис-
пользует исследователь, точнее можно сказать - функцией ограни-
ченности и недостаточности его средств. Я подчеркивал, что пони-
мание представляет собой процессы, кинетику, но поскольку у нас
нет средств для адекватного «схватывания» и изображения кинети-
ки, постольку мы вынуждены представлять эти процессы в качест-
ве некоторых статических образований, в виде определенной кон-
фигурации линий, долженствующих изобразить и представить со-
вокупность отношений и связей между материальными организо-
ванностями, охваченными процессом понимания. Это означало -
и постоянно подчеркивалось, - что конфигурация линий выражает
отношения и связи.
3*
68 лехция тре тья
Чтобы пояснить, каким образом исследователь приходит к
такому изображению, я пользовался представлением «о кисточке
с краской, как бы прикрепленной» к процессу понимания, гово-
рил о том, что эта «кисточка» оставляет следы и таким образом по-
лучается графическая конфигурация. А в результате исследова-
тель получает - причем в прямом физическом смысле - статичес-
кую конфигурацию, принципиально отличающуюся от кинетики
самого понимания.
Эти два противоположных определения смысла были нуж-
ны мне для того, чтобы передать специфические особенности
смысла.
Но даже тех, кто получил хорошую школу методологического
мышления, такое соединение двух разных и противоположных оп-
ределений смысла должно побудить поставить вопрос: а как же су-
ществует смысл? Когда я говорил, что смысл, представленный в та-
кого рода структурной графике, существует «перпендикулярно» к
материальным организованностям, меня обычно спрашивали: а как
же он может существовать «перпендикулярно», на какой материи и в
каком пространстве задано его существование, или, может быть, это
выражение надо понимать так, что он существует «нигде»?
Это совершенно естественный вопрос. Но ведь нужно по-
мнить, что мы имеем дело, во-первых, с определенным процессом, а
во-вторых, с определенной работой, производимой человеком (или ма-
шиной), а по отношению к таким образованиям, как работа челове-
ка (или машины), этот вопрос уже неправомерен. Работа осуще-
ствляется человеком (или машиной), но вряд ли оправданно спра-
шивать, где она существует.
По сути дела, выражение «работа» должно рассматриваться
как особое категориальное определение: работа существует иначе, не-
жели вещи, и иначе, нежели процессы, изменяющие некоторый
материал14. Другое дело, что, исследуя работу (или деятельность),
мы сводим ее к процессам (чего-то), или, точнее, пытаемся неко-
торые аспекты и планы ее представить как процессы. Мы это
обычно делаем. Но из этого не следует, что работа или деятель-
ность могут быть адекватно представлены в виде процессов, раз-
вертывающихся на определенном материале.
Таким образом, мы имеем здесь дело с двумя группами про-
блем. С одной стороны, мы должны представить процессы в стати-
14 По сути дела, процесс - это некоторый изменяющийся параметр. И этого нельзя забывать.
ческих структурах и работать с ними как со статическими структу-
рами, с другой стороны, мы должны представить работу или дея-
тельность в виде процессов.
В этом контексте перед нами по-новому предстает понятие
пространства. Ясно, что оно создается для того, чтобы мы могли
описать и охарактеризовать процессы. И мы это достаточно хо-
рошо умеем делать, скажем, задавая декартову или какую-нибудь
иную систему координат. Нередко мы чертим систему коорди-
нат, а затем «внутри нее» - некоторую кривую, изображающую
процесс. И мы говорим потом, глядя на это изображение, что
этот процесс (или движение) происходит в пространстве. На-
оборот, то, что мы называем «пространством», есть особая форма,
особый прием - причем весьма искусственный - изображения процессов
или движений.
Реально-то ведь объект существует вне нашего изображе-
ния, в том числе и процесс как объект (если можно так говорить),
а кроме того, есть еще особая форма схватывания и изображения это-
го объекта, которую мы создаем и употребляем в своей деятельнос-
ти. Так обстоит дело реально. Но ведь мы говорим, что есть прост-
ранство, что процессы или движения происходят в пространстве,
одним словом - все, что у нас изображено и представлено, мы фор-
мально онтологизируем, как бы выносим вовне и придаем ему как бы
самостоятельное существование. Более того, только это и имеет
подлинное существование для нас, ибо это мы знаем, а то, что яв-
ляется объектом и существует «на самом деле», остается нам неиз-
вестным. Поэтому бессмысленно полагать, что существует только
неизвестное нам, а все, что мы знаем, не является существующим
в подлинном смысле этого слова.
Выход из этого положения, казалось бы, состоял в том, что-
бы разделить объективную реальность и «действительность». По-
скольку изображения всегда нечто замещают или представляют (а
кроме того, имеют смысл), то действительность будет задаваться
не самими по себе знаковыми средствами или изображениями, а
их употреблениями, в частности - в отношениях замещения. По-
этому мы можем сказать и говорим, что действительность задается
деятельностью со знаковыми средствами. Поскольку деятельность
может быть и бывает разной (в частности, в разных позициях),
мы вынуждены были отнести «действительность» к разным про-
фессиональным традициям и, соответственно этому, к разным «мес-
там» в системе кооперированной деятельности. Этим самым существо-
70 Ле к ция третья
вание было расчленено соответственно разным позициям и разным ви-
дам деятельности.
В применении к смыслу это означает, что мы можем и
должны спросить, в какой именно позиции и в какой деятельно-
сти появляется и начинает существовать смысл как особая действи-
тельность.
Здесь я, конечно, должен согласиться с теми замечаниями, кото-
рые были сделаны на прошлой лекции, что смысл может сущест-
вовать и существует только в действительности исследователя, при-
чем отнюдь не всякого, а того, который «вводит кисточку с крас-
кой», т.е. создает и использует определенные графические изображения
смысла.
Но такая трактовка положения дел схватывает только одну
сторону. После того, как графическое изображение смысла созда-
но, после того, как употребление этих изображений в процессах
замещения, конструктивного развертывания и т.п. выявлено, про-
анализировано и описано, закреплено в определенных логичес-
ких нормах и способах мышления и деятельности, сами эти графи-
ческие изображения вместе с соответствующей им деятельностью
(а значит - и вместе с их содержанием и смыслом) могут передавать-
ся и передаются из одной деятельности в другую, от одной позиции к
другой позиции и, следовательно, выступают как постоянные инва-
риантные блоки в действительности разных позиций.
В этом случае мы уже не можем столь непосредственно и
накрепко связывать существование с происхождением, мы вынужде-
ны будем различить эти два момента. Хотя смысл как особая дей-
ствительная сущность создается в определенной исследователь-
ской позиции, существовать и употребляться она может в самых
разных позициях, если произошло заимствование ее этими по-
зициями.
Мне представляется, что в том и состоит функция и назначе-
ние понятия, чтобы создавать подобные инвариантные структуры,
переходящие из одной позиции в другие, из одной деятельности в
другие деятельности и, соответственно, из одной действительнос-
ти в другие действительности. Переходя из исследовательских по-
зиций, в которых они создаются, в другие позиции, подобные по-
нятия перестраивают деятельность, а вместе с тем и действитель-
ность других позиций. Иными словами, если смысл не только по-
явился, но и оформлен в виде понятия, то он становится самодовле-
ющим фрагментом действительности, влияющим на деятельность, и
Лекция третья 71
как таковой он живет и циркулирует в деятельности как некото-
рый стандартный инвариант, а это значит, что он существует уже
независимо от тех или иных позиций, сам по себе.
В этом плане я уже не могу принять тезис, что смысл сущест-
вует только в позиции исследователя. Наоборот, я должен буду го-
ворить и говорю, что он просто существует или же что он существу-
ет во всех позициях.
Но все эти рассуждения о самостоятельном существовании
смысла независимо от позиций и во всех позициях не должны за-
крывать от нас того факта, что в исходе «объективным» была и ос-
тается только кинетика понимания. Именно ее мы хотели «ухва-
тить» и описать, и только для этого создали такую штуку, как смысл.
Поэтому, если мы будем спрашивать, чем определяется та
или иная структура смысла, то должны будем отвечать, что она оп-
ределяется той или иной констелляцией (стечением) тех или
иных организованностей материала, необходимостью охватить и
связать их всех в одной структуре. Это будет одна детерминанта
структуры смысла.
Другой детерминантой будет «машина», осуществляющая
работу понимания, и устойчивость ее функционирования. Здесь
вступает в игру принцип, затрагивающий специфические особен-
ности «работы» или деятельности. Поскольку понимание есть осо-
бая работа «машины», называемой «человек», постольку и особен-
ности понимания как процесса определяются устройством этой
«машины». Отношение между процессом и машиной здесь точно
такое же, как и в радиоприемнике: ведь то, что мы можем слушать
музыку и речь, предопределено устройством радиоприемника. По-
добно тому, как мы не можем спрашивать, где существует работа
радиоприемника (ибо она им осуществляется), точно так же мы не
можем спрашивать, где существует работа понимания, осуществ-
ляемая человеком.
Именно в этом пункте с особенной отчетливостью проявля-
ется двойственность характеристик всякой работы вообще и рабо-
ты понимания в частности. С одной стороны, она определяется ус-
тройством машины, а с другой - тем, на что она направлена, теми
организованностями материала, которые ею охватываются или
должны быть охвачены. Когда мы спрашиваем, чем же определен
смысл или структура смысла, то мы должны указать как на одно,
так и на другое, а если мы будем указывать только на что-то одно,
то мы неизбежно ошибемся.
72 лекция третья
Конечно, сознанию, которое знает только категории вещи и
материального процесса, трудно принять и понять все то, что я го-
ворю; такое сознание будет по-прежнему настойчиво спрашивать,
а где же существует понимание и где существует смысл. Но если мы
хотим получить наконец-то реальный и адекватный ответ на этот
вопрос, то мы должны уловить и понять неадекватные аспекты са-
мого этого вопроса в применении к рассматриваемым нами явле-
ниям. И важно так же помнить, что эта неадекватность идет сразу
по нескольким разным линиям - по линии специфических особен-
ностей работы или деятельности, по линии сложных взаимоотно-
шений между процессом и статической структурой, а также по ли-
нии взаимоотношений между объектом изучения и понятием, име-
ющим свой особый идеальный объект.
Итак, «смысл», или «структура смысла», есть особая дейст-
вительность и особый идеальный объект, созданные для описания
и представления процессов понимания. Они создаются в опреде-
ленной исследовательской позиции, но затем, будучи оформлен-
ными в понятие, приобретают самостоятельность и независимость
от этой исследовательской позиции и начинают циркулировать в
деятельности как особые предметы. Было бы неверно говорить, что
смысл существует как процесс: процессуальность - специфичес-
кий признак понимания, это именно понимание существует как
процесс или как процессы, а смысл не является процессом, это -
некоторая статическая структура.
Это важное и принципиальное положение. Для натуралистическо-
го сознания, отрицающего проектную функцию представлений и
понятий, оно может показаться неверным или вообще неосмыс-
ленным. Но реально дело обстоит именно так: хотя в «первой», ес-
тественной позиции мы говорим, что реальность - это процессы
понимания, в более сложной, грамотной позиции и в собственно
методологических позициях мы начинаем с анализа средств, форм
фиксации и изображения нашей деятельности с этими формами и
с того объективного содержания, которое соответствует этим спо-
собам деятельности. Поэтому мы должны сказать, что предметной
реальностью являются статические структуры смысла, а процессы
понимания выявляются нами как лежащая за ними «натуральная»
реальность.
Но это только познавательная и притом натуралистически
ориентированная объективация. А кроме нее возможна еще дея-
тельностная объективация, объясняющая, каким образом подоб-
ные представления и понятия превращаются за счет механизмов
деятельности в полноценные предметы, положенные на разнооб-
Лекция третья 73
разный материал, и начинают существовать (в культурной онтоло-
гии) в виде реальных материализованных объектов.
Все это в полной мере относится к «смыслам». Порожденные
процессом понимания, они фиксируются, прежде всего, в виде по-
нятия, превращаются затем в целую серию разных предметов, опи-
сываются как таковые и начинают сопоставляться между собой как
разные явления смысла, а в конце концов оформляются в натураль-
ный предмет и объект благодаря научной теоретико-деятельност-
ной ориентации и в ее рамках.
Эта категориальная характеристика смысла задается и опре-
деляется задачами моей работы: ведь я должен работать со смыс-
лом именно как со структурой, а не как с процессом.
Существует известное различие - и в этом заключено немало
тонкостей - между трактовками смысла как структуры и как систе-
мы. Самое главное различие здесь в способах эмпирической интерпре-
тации, но существует различие и в оценке способов существования. Ког-
да мы говорим о существования структуры, мы должны либо возвра-
щаться к процессам понимания как к исходному объекту, который
мы представили в виде структуры, либо же говорить о «фикциях»,
т.е. обращаться к действительности деятельности и наших знаний,
а затем - к действительности и объективности понятий. Напротив,
когда мы говорим о существовании системы, то должны обращать-
ся, прежде всего, к материальным организованностям, охваченным
ею, к их специфической форме существования, а уже затем обсуж-
дать условия целостности этих организованностей и формы фикса-
ции этой целостности. Тогда вопрос о существовании системы рас-
падается, по сути дела, на два вопроса - один касается существования
соответствующих организованностей, другой - существования объединяю-
щей их структуры (а далее соответствующих ей процессов).
Конечно, все сказанное мною относится только к знание-
вым трактовкам этого изображения. А кроме них, как вы хорошо
знаете, могут существовать и другие трактовки. В частности, мы
можем рассматривать введенные нами структурные схемы смысла
как определенные средства, которые мы используем в различных
работах, в том числе при понимании некоторых текстов. Тогда схе-
мы смысла будут некоторыми средствами смыслообразования, и здесь
нам придется обсуждать совершенно особый круг вопросов, в ча-
стности - вопросы, касающиеся того, насколько и в какой мере по-
добные структурные схемы могут служить средствами смыслооб-
разования. Но это все - уже совсем особый круг проблем, которо-
го я сейчас не хочу касаться.
74 Ле кция третья
Итак, я фиксирую тот факт, что мы создаем изображения
смысла, затем мы ставим вопрос, что эти структурные схемы заме-
щают или изображают. Мы, следовательно, рассматриваем эти
структурные схемы как модели и изображения (хотя могли бы рас-
сматривать их и иначе, в частности, как средства особой работы),
указываем на два принципиально разных образования, которые
они могут изображать, - на кинетику понимания и на собственно
смыслы, а затем объясняем различие в способах и формах сущест-
вования этих двух образований.
При этом мы вынуждены - обратите на это внимание - вынуж-
дены утверждать, что существует особая действительность и даже
особый объект, точно соответствующие тому изображению, той
структурной схеме, которую мы создали. Правда, при этом перед на-
ми возникает новая, вторичная проблема сопоставления и соотне-
сения друг с другом исходного объекта и созданного нами идеально-
го объекта, но как бы мы ни оценивали их отношения друг к другу,
это никак не повлияет на специфическое существование самого
смысла как такового. Другими словами, соответствует он или не со-
ответствует процессам понимания, смысл все равно существует как
особая действительность и как особый (идеальный) объект.
Обсуждая все эти проблемы, вы не должны забывать того,
что я говорил по поводу непродуктивности процессов понимания и
той их квазипродуктивности, или псевдопродуктивности, которую
мы создаем за счет своей познавательной процедуры. Смысл как та-
ковой не является и не может быть продуктом процессов понимания. Но
мы все делаем так и все так представляем, как будто структура смыс-
ла и есть продукт процессов понимания. Мы должны так сделать,
чтобы получить хоть какую-нибудь возможность исследовать пони-
мание как работу и деятельность. Хотя смысл не является продук-
том процессов понимания, тем не менее, мы должны так «повер-
нуть» все дело и так все представить, чтобы смысл выступал в виде
продукта понимания, причем - в виде такого продукта, который
фиксирует и запечатлевает в себе особенности понимания как про-
цесса. В этом и состоит наш исследовательский трюк.
§1-
Итак, смысл не является продуктом процессов понимания,
но необходимость исследовать понимание заставляет представить
его как работу и деятельность. Это важный и принципиальный во-
прос. В деятельности есть масса аспектов, не являющихся продук-
тивными. Но чтобы их исследовать, мы должны представить их
как продуктивные. В этом деле нам помогает орудийность человече-
ской деятельности и то обстоятельство, что употребление орудий не-
избежно ведет к появлению определенных следов нашей психической или
духовной деятельности, к появлению разнообразных квазипродуктов.
Вот, к примеру, сейчас я осуществляю процесс мышления, и
сам по себе он непродуктивен, в особенности если я буду делать
это молча. Но даже если я говорю, а моя речь не записывается, то
звуки, произнесенные мною, пропадают и нигде не остаются (ко-
нечно, говоря так, я отвлекаюсь от всего того, что остается в ва-
шем сознании, в вашей голове). Теперь представьте себе, что я бе-
ру в руку мел и сопровождаю свой процесс мышления и свою речь
схемами и рисунками на доске.
В результате мое мышление приобретает совершенно отчет-
ливую продуктивность: я создаю определенные продукты - схемы,
рисунки, и вы можете теперь рассматривать и воспроизводить
мою деятельность, анализируя эти продукты. Спросим себя те-
перь, является ли эта продуктивность результатом специального экс-
перимента, который я ставлю по отношению к моему мышлению,
или же, наоборот, это - вполне естественное и имманентное сопро-
вождение моего процесса мышления, его органический момент.
Мне кажется, что это очень важный и очень глубокий во-
прос, хотя ответ на него представляется банальным. Конечно же,
это не эксперимент в прямом и точном смысле этого слова. Мы
имеем здесь простую и естественную коммуникацию; я вынужден
был взять в руки мел для того, чтобы организовать наше с вами об-
щение, сделать его предельно эффективным, дать вам опору для
понимания моих мыслей. Следовательно, уже сама необходимость
общения между людьми заставляет их делать процесс мышления продук-
тивным, или квазипродуктивным, и такая необходимость, конечно,
еще далека от экспериментов и экспериментирования.
Но, вместе с тем, уже в этом простом отношении между мыслью
и знаковым текстом, выражающим ее, заложены сложные искусст-
венные приемы, связанные с проблемой адекватности, т.е. адекватного
или неадекватного выражения мысли, и хотя мы устанавливаем
это отношение и стремимся достичь адекватности отнюдь не в
экспериментальных целях, а только для того, чтобы нас поняли и
поняли правильно, тем не менее уже в этом устанавливается отно-
шение мысли к чему-то другрму, и как таковое оно подлежит специ-
альному анализу. Иными словами, поскольку здесь мысль выража-
76 л екция третъя
ется в чем-то другом, мы можем представить это отношение как
отношение продуктивности, как нечто извне и искусственно на-
кладываемое, а следовательно - изменяемое, варьируемое15.
§2.
Именно поэтому во всех философских направлениях, начи-
ная с Дж.Локка, мышлением называлось только то, что включает
осознание, или рефлексию, что содержит, следовательно, непо-
средственный процесс, поверх которого как бы надстраивается
рефлексия, обеспечивающая выражение непосредственного про-
цесса в тексте и других квазипродуктах.
При таком подходе человека представляли как двойного субъ-
екта - что-то делающего, осуществляющего, и одновременно -
осознающего свою работу и говорящего о ней. Соответственно
этому, в философии никогда не разделяли непосредственный про-
цесс как принадлежащий самому объекту и опосредствующий, т.е.
рефлексивный, процесс - как принадлежащий исследованию объ-
екта. Наоборот, всегда соединялось одно и другое. Никто не гово-
рил, что, когда я мыслю, это есть мышление как объект, а когда я
говорю то, что мыслю, это уже исследование моего мышления. Го-
ворили, что я мыслю, говоря, как я это делаю (или просто говоря).
Это значит, что осуществление мышления и экстериоризация его
через говорение были слиты и представлены как один естествен-
ный процесс мышления.
Если описывать это в нашей современной терминологии, то
надо было бы сказать, что мышление выступало как говорение, ор-
ганизованное речью, как образование, имеющее определенную
форму организации, накладываемую на некоторые процессы и
подчиняющую их себе. Причем эти некоторые процессы, образу-
ющие как бы подкладку мышления, сами по себе не выделялись и не
рассматривались. В наших современных системно-структурных
представлениях эта сторона дела схватывается довольно элемен-
тарно за счет отношений организации и поглощения одной систе-
мы другими. Мы выделяем процессы и системы, являющиеся «под-
кладкой», только тогда, когда это нам специально нужно, но в гене-
тическом плане в этом заложена масса самостоятельных проблем,
требующих специального обсуждения.
15 Если обращаться к проблематике, обсуждаемой В.Дильтеем и всеми последующими
феноменологами, то мы вынуждены обращаться к «конструкциям» и «гипотезам».
Лекция третья 77
В этом контексте хорошо было бы обратиться к специально-
му анализу экспериментов Вюрцбургской школы: важно выяснить,
что именно там считалось мышлением - целое, включающее осо-
знание и говорение, или же то, что осознается в процессе самоот-
чета и речевой фиксации.
Но суть проблемы в одном - что мы будем называть мышле-
нием в качестве объекта16: то, что объединяет непосредственный
процесс с его опосредованием и речевым выражением, или же
только то, что определено как непосредственный процесс. По су-
ти дела, это - достаточно сложный вопрос, касающийся соотноше-
ния естественного и искусственного в мышлении и деятельности, во-
прос об их внутреннем, имманентном соединении в мышлении и
вопрос о разделении и противопоставлении этих двух моментов.
Из всего сказанного следует еще один важный и принципи-
альный общий вывод. Ведь фактически получилось, что нельзя
рассматривать процессы понимания без тех «внешних» для него
организованностей, которые в ходе него создаются, нередко - в
целях экстериоризации понимания или мышления. Но это приво-
дит нас к выводу, что понимание надо рассматривать именно как
систему, и только системное представление дает нам целостное
представление об объекте. Это и будет то, что выше я назвал мыш-
лением вместе с говорением и пониманием вместе с конструированием со-
держания. И наоборот, когда мы ограничиваем анализ одной лишь
структурой, то мы берем «чистый» процесс понимания, саму кинети-
ку, которую мы представляем и трактуем как абсолютно непродук-
тивную. Обращение к смыслу, или структурам смысла, оказывает-
ся с этой точки зрения весьма двусмысленным промежуточным ак-
том: с одной стороны, мы хотим избавиться от всех квазипродук-
тивных организованностей, создаваемых самим мышлением-гово-
рением-пониманием, а с другой - делаем это за счет такого искус-
ственного приема, который создает новый квазипродукт, а имен-
но сам смысл, или структуру смысла, но теперь такой, что он схва-
тывает и выражает в квазипродуктивной форме саму кинетику по-
нимания.
Из всего сказанного следует, что дальнейшее закономерное
и неизбежное развитие тех представлений, которые мы обсужда-
ем сейчас, заключается в том, чтобы перейти от анализа структур
16 Вы видите, что специфика исследования здесь в том, как выделить и определить объект
изучения, но это проблема для всех и любых видов деятельности.
78 Ле кция третъя
смысла к тем системам, которые они образуют, а это значит в пер-
вую очередь - к анализу тех организованностей материала, кото-
рые входят в эти системы.
III. Структура смысла и создаваемые ею
организованности материала
§1.
Если мы возьмем самое простое изображение акта коммуни-
кации и самое простое изображение ситуации коммуникации, то
должны будем выделить два типа организованностей материала:
1) звуковой, двигательный или графический тексты и 2) объекты и опера-
ции, которые соотносятся с текстом. Конечно, вы можете задать во-
прос, почему я ограничился только этими двумя организованнос-
тями материала и не включил в ситуацию многие другие организо-
ванности, которые заведомо входят не только в сложные, но и в
самые простые ситуации коммуникации. Я сделал это для упроще-
ния рассуждений, так как задача наша состоит, прежде всего, в раз-
работке методологических схем анализа, а получив их, я затем без
труда сумею распространить их и на другие организованности ма-
териала.
Взяв эти две организованности материала, мы сможем затем
характеризовать саму структуру смысла теми смысловыми организо-
ванностями, которые она создает на этом материале в качестве сво-
их проекций. Эти организованности, или проекции, будут такими
же составляющими как самой структуры смысла, так и порождае-
мой ею системы. Проделав все это, мы сможем характеризовать
структуру смысла ее проекциями на материал, т.е. создаваемыми ею
организованностями материала, а эти организованности, наобо-
рот, - структурой смысла. Таким образом, мы можем ввести новые
понятия: смысловая организация материала, смысловая организован-
ность текста и смысловая организованность ситуации. Далее, очевид-
но, мы должны будем ввести специальные изображения смысловой орга-
низации материала, и соответственно этому мы сможем говорить о
том, как именно организованы в смысловом плане текст и ситуация.
Здесь мы сталкиваемся с очень сложной и очень интересной
проблемой множественности организованностей, существующих на
каждом материале. Современная лингвистика уже давно обсужда-
ет эту проблему, и, в частности, различие конструктивного и акту-
ального синтаксиса обусловлено этой множественностью органи-
Лекция третья I 79
зованностей. При этом актуальным синтаксисом простого или
сложного предложения называется как раз то, что в нашей терми-
нологии должно быть названо смысловой организованностью текста
(или актуальной смысловой организованностью), а то, что фикси-
руется в понятии конструктивного синтаксиса, относится к преж-
ним смысловым организованностям, перенесенным в морфоло-
гию, т.е. в системы языка и их стандартную реализацию, путем чи-
стого конструирования.
Новые направления лингвистики работают, среди прочего,
на том, что одни и те же конструкции текста в зависимости от кон-
кретной ситуации могут нести на себе совершенно различные
смысловые организованности, быть, следовательно, многосмыс-
ленными. Соответственно этому, одни и те же наборы слов создают
различные по своему смыслу предложения. Все эти факты и дан-
ные особенно интересны для нас потому, что они демонстрируют
указанное мной выше обстоятельство, что именно структуры смысла
создают -целостность и определенность текста и ситуации, а конструк-
тивная организация материала (пусть даже со всеми прежними зна-
чениями элементов этого материала) выступает лишь как одна из со-
ставляющих в самом процессе образования структуры смысла. Сами
по себе организованности материала не несут смысла и не имеют
смысла. Говорить об их смысле или о смысловой организации тек-
ста или ситуации можно только в том случае, если текст понимает-
ся, а следовательно, включается в ситуацию, и при этом, естествен-
но, создается структура смысла (аналогично - если понимается си-
туация и фиксируется в некотором тексте, что приводит к появле-
нию определенной структуры смысла).
Когда мы употребляем такие выражения, как «несет смысл» или
«не несет смысла», мы сталкиваемся с очень сложной проблемой
соотношения актуального и потенциального. Определив «смысл»
как процесс или продукт понимания, мы тем самым положили,
что знаковое выражение как таковое, каким бы оно ни было, не со-
держит, не имеет в себе и не может иметь смысла, смысл приписы-
вается этому знаковому выражению со стороны, Но тогда, естест-
венно, возникает другая трудность: если смысл является для знако-
вого выражения чем-то внешним и посторонним, то как может ус-
танавливаться и устанавливается связь между пониманием, смыс-
лом, с одной стороны, и знаковым выражением, знаковой фор-
мой, - с другой, или, точнее говоря, как понимание зависит от
конструкции знаковой формы. И тогда, отвечая на этот вопрос,
мы вынуждены утверждать, что конструкция знаковой формы со-
80 Ле кция третья
держит в себе потенцию того или другого понимания, тот или
иной потенциальный смысл, а дальше - что знаковая форма несет
в себе этот смысл.
Конечно, единственно правильной является другая постановка
вопроса: если знаковая форма не несет в себе того или иного смысла,
то каким образом она определяет и направляет то или иное понима-
ние ее? Но такая постановка вопроса переводит нас совсем в иной
предмет исследования - нужно рассматривать и анализировать меха-
низмы понимания, а это уже совсем особая работа. Если же оставать-
ся в плане чисто объективного анализа, то здесь приходится обра-
щаться к расчленению знаковой формы на составляющие и выявле-
нию их значений. В значениях есть определенные организованности
материала17, ими можно оперировать и их можно понимать18, причем
- понимать самих по себе, восстанавливая их значение, или же пони-
мать их в контексте всего целого, создавая смысл. Связь между смыс-
лом и значениями, как явствует уже из сказанного, является крайне
сложной и требует специальных исследований, но мне в этом контек-
сте важен лишь один момент: знаковые формы, взятые вне конкрет-
ного процесса понимания их в определенной ситуации деятельнос-
ти, обладают лишь значениями их составляющих, в крайнем случае -
некоторым общим и целостным значением, но никак не смыслами.
Жесткость этого утверждения обусловлена применением категории
системы и отражает различие организованностей и структур.
Иначе говоря, текст и ситуация имеют определенные смыс-
ловые организованности, если структура смысла образовалась, ох-
ватила материал текста и материал ситуации. Именно здесь прояв-
ляется то, что смысловые организованности материала являются
не чем иным, как проекциями структуры смысла, а если мы хотим от-
делить проекции и придать им самостоятельное существование,
то должны делать это за счет каких-то особых средств и каких-то
особых форм фиксации и выражения. Иначе говоря, процесс по-
нимания создает одновременно структуру смысла и смысловые ор-
ганизованности охватываемого этой структурой материала.
Следовательно, мы можем считать, что процесс понимания
создает сразу несколько разных квазипродуктов, и мы можем характе-
ризовать сам процесс понимания не только структурой смысла, ко-
торую он создает, но и теми смысловыми организованностями, ко-
торые он порождает на материале, охваченном пониманием.
17 Хотя как таковые они построены в предположении, что осуществляются определенные
процессы понимания - мы называем их «вторичными» - и образуются «вторичные
смыслы».
18 Очень часто, как это уже было отмечено выше, оперирование ими зависит от понимания
их и, следовательно, оперирование и понимание связаны друг с другом.
Лекция третья
81
§2.
Материал, захватываемый процессом понимания, может
быть и бывает очень разнообразным и разнородным. А это значит,
что через него текут разные процессы, и чтобы охватить их, мы
должны будем говорить о различной морфологии материала и раз-
личных морфологических процессах. Ситуация создается объек-
тами, операциями и процедурами, имеющими один тип существо-
вания. Знаки, составляющие текст, имеют совершенно другой тип
существования. В частности, в применении к этим типам материа-
ла по-разному будут задаваться связь и отношение естественных и ис-
кусственных моментов. Но из этого с необходимостью будет выте-
кать, что и смысловые организованности на этом материале будут
создаваться и жить по-разному.
Из всего сказанного вместе с тем следует, что мы будет по-
разному характеризовать процесс понимания в зависимости от
того, в чем мы его фиксируем - в структуре смысла, задающей це-
лостность ситуации, или же в смысловых организованностях того
или другого материала. И соответственно этому у нас будут одни
единицы для процесса понимания, когда мы будем рассматривать
структуры смысла, другие единицы, когда мы будем рассматривать
план содержания, и третьи единицы, когда мы будем рассматри-
вать план текста. Здесь важно, что, хотя все эти образования со-
здаются и порождаются единым процессом понимания и фикси-
руют этот процесс, они оказываются разными и живут по разным
законам.
Но как тогда мы должны будем характеризовать членение
системы и основные единицы? По сути дела, мы пришли к выводу,
что система как таковая будет иметь несколько разных членений и
несколько разных единиц в зависимости от того, какой материал
и какие смысловые организованности материала мы берем. Это
принципиальный вывод в методологии системно-структурного ис-
следования.
Суть его заключается, прежде всего, в противопоставлении
двух типов членения и описания системы: 1) описания структуры
как таковой и 2) описания организованностей материала. Даже ес-
ли мы берем те организованности материала, которые порождены
этой структурой, то все равно они будут иными, нежели сама
структура. Важно также иметь в виду, что структуры будут иметь
свою целостность, а организованности материала - свою, и поэто-
му вопрос о целостности системы точно так же должен решаться
82 Л екция третья
сложным и многосмысленным способом, т.е. соединять ряд разли-
чающихся характеристик.
В дальнейшем я постараюсь показать, что различие мышле-
ния и понимания обусловлено в первую очередь этим различием
структур и организованностей материала (хотя, конечно, не сво-
дится к нему).
Кроме того, нужно иметь в виду ту двойственность самих ор-
ганизованностей материала, о которой я говорил выше, - двойст-
венность прежних конструктивных организованностей и новых смысло-
вых организованностей. Мы пытаемся схватить это различие, назы-
вая первые организованности морфологическими, а вторые - соб-
ственно организованностями.
Остается, конечно, еще один сложный вопрос о том, сколь-
ко же именно организованностей надо учесть и описать, чтобы
адекватно представить процессы понимания и смыслы, осуществ-
ляющиеся в нашей деятельности. Этот вопрос будет значимым и
исключительно важным при теоретических исследованиях пони-
мания и смысла. Однако при методологическом анализе пробле-
мы он не имеет такого значения, ибо в последнем случае нас долж-
но интересовать выяснение общих схем и принципов анализа струк-
тур и организованностей материала.
§3.
Когда мы перейдем к теоретическому анализу, нам придет-
ся специально учесть двойственность тех ролей, в которых здесь
выступает сознание. Сознание является лишь еще одним видом ма-
териала, охватываемого структурой смысла, кроме того, созна-
ние может рассматриваться как особого рода машина, создающая
и производящая сам процесс понимания. Когда мы будем рассматри-
вать сознание в первой роли, мы должны будем распространить
на него все методологические схемы и принципы, полученные в
предшествующем анализе. Анализ сознания во второй роли по-
требует принципиально иных методологических схем и принци-
пов: здесь нам придется говорить о сознании как о механизме,
производящем процесс понимания. Обычно, когда обсуждают
проблему сознания, эти две роли не различают и не разделяют.
Это приводит к постановке множества мнимых проблем и к цело-
му ряду трудностей, которые кажутся непреодолимыми. Наобо-
рот, четкое различение и разделение двух планов анализа созна-
ния - плана материала и плана механизма - позволяет довольно
Лекция третья 83
легко справиться со многими проблемами, казавшимися до того
неразрешимыми.
Конечно, проблема объяснения сознания как механизма оста-
ется весьма сложной. Ведь нужно будет объяснить сначала, каким об-
разом формируется этот механизм, выступающий в качестве созда-
ваемой организованности, - здесь главными являются процессы
формирования структур и организованностей сознания под влияни-
ем внешних для него смыслов. Нередко эту область проблем (неточ-
но и упрощенно) характеризуют понятием интериоризации. Лишь
затем можно будет объяснить существование и работу сознания в ка-
честве производящего механизма. Но все это, как я уже сказал, про-
блемы совершенно особого круга, относящиеся уже к области теоре-
тического анализа и воспроизведения сознания, и ими нужно будет
заниматься особо и в особом контексте. А сейчас нас должны инте-
ресовать в первую очередь методологические вопросы и проблемы.
Оценивая проделанную выше работу, вы должны зафикси-
ровать, что до сих пор я совершенно не затрагивал вопроса о ха-
рактере структуры смысла и, в частности, не обсуждал, являются
ли однородными или же, наоборот, выступают как неоднородные
различные связи, входящие в структуру смысла. Кроме того, уже
то обстоятельство, что я поставил в отношение и связь к структу-
ре смысла смысловые организованности материала, расширяет и
развертывает саму структуру смысла, заставляет включать в нее пе-
риферийные, или «краевые», связи, образующие смысловые орга-
низованности, делает ее неоднородной. Различие характера мате-
риала неизбежно сказывается здесь на различии характера связей.
Но все эти вопросы я пока действительно не обсуждал, а их
нужно обсуждать специально и очень детально. А сейчас я вновь
вернусь к характеристике понимания.
§4.
Поскольку мы с вами различили структуру смысла как один
квазипродукт процессов понимания и смысловые организованности
материала как другие квазипродукты процесса понимания, мы мо-
жем и должны теперь вернуться к определению самого понимания
и рассмотреть, как будет меняться это определение соответствен-
но этим двум типам квазипродуктов. Если раньше я говорил, что
понимание выступает как процесс образования структуры смысла, то
теперь с таким же правом я могу сказать, что понимание является
процессом образования соответствующих смысловых организованностей
84 Лекция третъя
материала. Конкретизируя это определение, я должен буду ска-
зать, что процесс понимания заключается, или состоит, во-пер-
вых, в смысловой организации текста, а во-вторых, в смысловой
организации ситуации деятельности, или, иначе, в смысловой ор-
ганизации объектно-операциональных элементов ситуации.
Важно подчеркнуть, что и то, и другое происходит одновре-
менно. Понимая некоторый текст, мы, во-первых, привносим в не-
го определенную смысловую организованность (или организацию),
во-вторых, соотносим элементы смысловой организации текста с эле-
ментами ситуации и, в-третьих, создаем смысловую организацию самой
ситуации. И точно так же, понимая некоторую ситуацию, мы, во-
первых, привносим в нее определенную смысловую организацию,
во-вторых, соотносим элементы смысловой организации ситуации с
элементами текста и, в-третьих, приписываем тексту определенную
смысловую организацию. Соответственно этим трем определениям
мы и говорим о трех квазипродуктах процессов понимания.
Хотя я все время подчеркивал и подчеркиваю, что мы имеем
здесь дело с одним процессом понимания, тем не менее, представ-
ляя его через три разных квазипродукта, мы вводим по сути дела
три разные «меры» его. И соответственно этим мерам процесс по-
нимания не только выступает по-разному, но и оборачивается для
нас тремя разными «процессами». Конечно, этот результат обус-
ловлен известной условностью самого понятия процесса, и здесь
также появляется проблема разных типов и способов существова-
ния самих процессов. Но как бы мы ни объяснили и ни истолкова-
ли само понятие процесса, это различие трех представлений оста-
нется, и нам придется с ним считаться. Таким образом, появляет-
ся первый план членения процесса понимания.
Но кроме того, мы должны учитывать и второй план членения
процесса понимания. Если мы рассматриваем простое двучленное
предложение, которое мы должны понять, то мы можем говорить об
одноактном понимании, или об одном акте понимания. Когда же мы
переходим к сложным предложениям, фразам и абзацам, то здесь
уже нельзя говорить об одноактном понимании, а приходится гово-
рить о сложном процессе понимания, включающим ряд актов, и тог-
да неизбежно встает вопрос об упорядочении и организации их.
Если теперь мы рассмотрим относительно этих сложных
процессов понимания охватываемые ими организованности мате-
риала, то должны будем сказать, что процесс понимания как бы
проходит последовательно по предложениям, фразам и абзацам
Лекция третья I 85
текста, постепенно захватывая их один элемент за другим. Но не-
что аналогичное происходит и в плоскости объектно-операцио-
нальных элементов ситуации. И они постепенно, одни за другими,
включаются в процесс понимания и тем самым вводятся в смысло-
вую связь друг с другом.
Но тогда перед нами совершенно по-новому встает проблема
целостности всех этих образований. С одной стороны, мы непре-
рывно развертываем последовательность текстов, включаемых в
смысловую целостность, и точно так же непрерывно добавляем все
новые и новые объекты и операции в эту целостность, а с другой
стороны, на каждом шаге и на каждом этапе этого процесса долж-
на сохраняться и сохраняется целостность самого понимания'9.
То, что я сказал, представляет собой достаточно очевидную
проблему; как эта проблема может быть разрешена, мы будем об-
суждать дальше. Но уже сейчас можно сказать, что в этом процес-
се со всей отчетливостью должна проявиться разница между струк-
турами смысла и смысловыми организованностями материала.
На структуры смысла распространяется общее свойство
структур: они всегда целостны и не могут расчленяться на элементы
и собираться из элементов - всякое изменение какой-то составляю-
щей, или компоненты, структуры порождает новую структуру.
Смысловые организованности, в противоположность этому и соот-
ветственно общему понятию организованности, могут расклады-
ваться на составляющие и механически объединяться, компоно-
ваться из этих составляющих. Поэтому смысловые организованнос-
ти текста и смысловые организованности объектно-операциональ-
ных элементов ситуации могут непрерывно развертываться во време-
ни, одновременно сохраняя и развертывая свою целостность. Иными
словами, в отношениях между следующими друг за другом организо-
ванностями материала будет сохраняться преемственность. Струк-
туры смысла, наоборот, не могут развертываться таким образом,
они могут лишь сменять и вытеснять друг друга. Переход от одной
структуры к другой будет носить скачкообразный, качественный ха-
рактер. И если мы захотим установить отношения преемственнос-
ти между разными структурами, то должны будем делать это каким-
то иным образом, нежели для организованностей материала.
]-’Если она не сохраняется, то это фиксируется как некоторая особенность данного
смыслообразования и данного процесса понимания, т.е. опять-таки все приводится к этой
целостности.
86 Л екция третья
Но все это, опять-таки, специальные вопросы, которые мы
подробно будем обсуждать дальше, а сейчас меня интересует общая
характеристика понимания (в его отношении к мышлению). И мы
не должны этого забывать, не должны отвлекаться в сторону.
Итак, я задал выше несколько разных определений понима-
ния, я могу характеризовать процесс понимания относительно
разных его квазипродуктов, я могу сами эти квазипродукты харак-
теризовать по-разному.
Можно говорить, что понимание создает смысловую организо-
ванность текста, можно говорить, что понимание создает смысловую
организованность ситуации или объектно-операциональных элементов си-
туации, можно говорить, что понимание включает текст в ситуацию,
соотносит текст с объектно-операциональными элементами ситуации и
т.п. Но точно так же можно сказать, что назначение и функция по-
нимания состоят в том, чтобы восстановить определенную органи-
зованность объектно-операциональных элементов ситуации соот-
ветственно заданному или полученному в коммуникации тексту,
или, другими словами, в том, чтобы перейти от заданного текста к
определенной организованности ситуации, создать определенную
организацию содержания, соответствующую форме текста.
Эта последняя группа определений (будучи самой поверхно-
стной) очень точно соответствует тому, что мы интуитивно знаем
и представляем относительно понимания. Это самое обыденное
представление - скажем, вы, слушая мой текст, восстанавливаете
по нему определенное содержание, определенные ситуации ва-
ших возможных действий. И соответственно этому, когда говорят
о «непонимании», то имеют в виду, что человек, получивший ка-
кой-то текст, не может перейти от него к определенному содержа-
нию, не может создать и восстановить это содержание.
Каким образом в каждом конкретном случае мы будем харак-
теризовать понимание, зависит, очевидно, от того, в каком кон-
тексте мы рассматриваем и обсуждаем саму проблему понимания.
Но это имеет значение и для практики самого понимания. Ведь по-
нимание может строиться и осуществляться по-разному, создавать
тот или другой квазипродукт в зависимости от того, какую дея-
тельность оно обслуживает и для чего оно, собственно говоря,
нужно. Мы ведь хорошо знаем, что разные процессы стыкуются
друг с другом через их продукты, а следовательно, мы будем стре-
миться получить в понимании один или другой продукт в зависи-
мости от того, с какой деятельностью мы дальше будем стыковать
Лекция третья I 87
процесс понимания, в какой более широкий контекст деятельнос-
ти мы будем его включать.
Вполне возможно, что понимание будет включаться в раз-
ные системы деятельности, будет стыковаться, соответственно
этому, с несколькими разными процессами, а поэтому оно может и
будет давать разные квазипродукты, дающие начало разным про-
цессам деятельности. Если у понимания будет три разных квази-
продукта, то это значит, что оно сможет дать начало, по крайней
мере, трем разным группам процессов.
Я указываю на все это только с одной целью - показать воз-
можность и необходимость различных определений понимания и
соединения этих определений друг с другом.
В частности, когда мы будем рассматривать отношение по-
нимания к мышлению и взаимосвязь понимания с мышлением, мы
должны будем выделить на передний план именно тот квазипро-
дукт понимания, который обеспечивает его связь с мышлением20.
Именно в этом контексте мы в одних случаях говорим, что
понимание есть понимание содержания ситуации, оно направлено на
это содержание, а в других случаях мы говорим, что понимание
есть понимание смысла текста, оно направлено на выявление этого
смысла. Мы выберем одно или другое из этих определений в зави-
симости от того, с чем будет иметь дело последующее мышление,
на что оно будет ориентироваться - на содержание или на смысл
(хотя в последнем случае оно будет неизбежно превращать смысл в
особое содержание - но об этом я буду более подробно говорить
дальше).
Здесь мы сталкиваемся с не менее сложной проблемой различения
разных видов и типов мышления и их отношения к предшествую-
щему процессу понимания.
Дело в том, что это последующее мышление может быть «прак-
тическим» относительно предшествующего понимания, а может
быть, наоборот, рефлексивным и познавательным, превращаю-
щим сам процесс понимания или смысл (его квазипродукт) в свой
объект анализа. Соответственно этому, мы сможем представить все
таким образом, что в первом случае понимание охватывает и асси-
милирует мышление, а во втором случае мышление (вместе с вклю-
ченным в него последующим пониманием) охватывает понимание.
Различие этих связей между пониманием и мышлением проявляет-
20 Конечно, это справедливо лишь в том случае, если понимание и мышление как процессы
связываются друг с другом через их объектно-продуктные организованности.
88 Лекция третъя
ся, прежде всего, в том, что именно становится содержанием мыш-
ления. В первом случае в содержание перерабатываются предмет-
но-смысловые организованности, созданные пониманием, во вто-
ром случае - вся смысловая структура, весь порожденный ею пред-
мет, понимание или смысл как таковые, представленные в том или
ином виде - как понимание или смысл, как структура и система
предмета и т.п. Но ключ к анализу и объяснению всех этих явлений
лежит, прежде всего, в анализе рефлексии и уже через нее - всех
тех разнообразных связей между актами мышления и деятельнос-
ти, которые она создает.
Забегая несколько вперед, я хочу вас предупредить, что вы-
деленное мною выше определение понимания как восстановле-
ния содержания ситуации соответственно заданному тексту или
как перехода от текста к объектно-операциональным элементам
ситуации, являясь самым простым и поверхностно-очевидным, не-
удовлетворительно во многих отношениях. Это - особая и очень
ограниченная точка зрения на понимание. Она теснейшим обра-
зом связана с аналогичной точкой зрения на мышление, которое
изображается в виде процесса выражения некоторых уже существую-
щих организованностей содержания в знаковом тексте. При таком под-
ходе понимание и мышление рассматриваются как симметричные
взаимно обратимые процессы. Не трудно сообразить, что реально
такого не может быть, ибо в реальности ситуаций, взятых безотно-
сительно к тексту, не существует организованностей и единиц со-
держания, точно так же, как в реальности знаковой формы не су-
ществует смысловых организованностей и единиц, которые-де
нужно только отобразить в плоскость содержания ситуации.
Реально как понимание, так и мышление состоят в том, что
мы впервые создаем смысловые организованности текста и смысловые ор-
ганизованности содержания соответственно друг другу. Но это уже
слишком сложное предположение для такой простой, я бы даже
сказал, примитивной концепции понимания и мышления. Имен-
но поэтому определение понимания через структуру смысла, опре-
деление понимания как процесса создания подобных структур
смысла является более правильным, нежели все другие определе-
ния понимания.
Иными словами, чтобы включить текст в ситуацию или со-
здать ситуацию, соответствующую тексту, нужно создать опреде-
ленную структуру смысла, и проекциями этой структуры (или про-
екциями самого процесса понимания) будут смысловые организо-
ванности текста и ситуации. Говоря, что понимание порождает
Лекция третья 89
структуру смысла, мы тем самым подчеркиваем, что оно, исходя из
некоторого общего основания, создает смысловые организован-
ности текста и смысловые организованности ситуации. Говоря о
переходах от ситуации к тексту или от текста к ситуации, мы, на-
против, невольно и неизбежно представляем дело так, что-де в си-
туации или в тексте уже есть эти смысловые организованности, су-
ществующие как бы независимо от процессов понимания и струк-
тур смысла. А это как раз и неправильно.
Здесь, правда, требуется еще ряд тонких различий. В частно-
сти, необходимо различать морфологические организованности ма-
териала и смысловые организованности материала - обстоятель-
ство, на которое я уже несколько раз указывал. Конечно, сам мате-
риал текста существует до понимания, и очень часто до понима-
ния существуют какие-то элементы самой ситуации. Но ни сам по
себе текст как таковой, ни эти элементы ситуации не образуют
еще смысловых организованностей текста и смысловых организо-
ванностей ситуации.
В связи с этим мы можем еще одним способом определить
назначение и функции понимания: мы можем сказать, что понима-
ние как бы накладывает на материал текста и материал ситуации
связывающие их смысловые организованности. Можно сказать,
что понимание накладывает на материал текста и материал ситуа-
ции структуру смысла.
Конечно, вы можете меня спросить: а откуда взялись эти
морфологические организованности текста и ситуации? И тогда я
вынужден буду вам ответить, что это - материальные формы фикса-
ции прошлых смысловых организованностей. Из этого следует, что мы
накладываем новые смысловые организованности на прежние
смысловые организованности, и именно смысловые организован-
ности выступают как материал нового смыслообразования. Но в
этом нет ничего удивительного и ничего странного.
екция четвертая
1 7 октября 1972 года
Резюме содержания предшествующей лекции
Сегодня, начиная лекцию, я постараюсь в немногих тезисах
резюмировать основное из того, что излагалось в прошлый раз.
Но при этом, следуя обычной своей манере, я встану в рефлексив-
ную позицию по отношению к своему прошлому тексту и постара-
юсь продемонстрировать не только содержание, но также и ход
моего движения.
Основное, что должно быть выделено, это то, что смысл и
содержание, значения и знания, понимание и мышление рассма-
триваются в схемах актов коммуникации. Выбор схемы акта ком-
муникации в качестве онтологического основания, по сути дела, во
многих пунктах предопределяет все то, что может быть нами по-
лучено в дальнейшем анализе. Поскольку этот момент недоста-
точно обсуждался в прошлый раз, я позволю себе несколько рас-
ширить аспекты обсуждаемой темы и привести дополнительные
соображения.
§ 1. Дополнительные соображения по поводу
взаимоотношения схем актов коммуникации
и схем актов деятельности
Я уже говорил, что схема акта коммуникации может быть
противопоставлена схемам деятельности. Сейчас я хочу развить
именно этот тезис. Мы могли бы представить всю ситуацию акта
коммуникации в виде столкновения двух организмов (yi соответству-
ющих им актов) деятельности. Первый организм деятельности бу-
дет создаваться индивидом, строящим сообщение. Сам осмыслен-
ный текст может трактоваться при этом как продукт, или квазипро-
дукт, этого акта. Второй организм деятельности будет создаваться
вторым индивидом, принимающим этот текст, понимающим его и
использующим в процессе своей практической деятельности.
Образно дело можно представить так21 22, что деятельность
первого индивида направлена слева направо, а деятельность вто-
рого индивида идет как бы справа налево. Обе деятельности «стал-
киваются», или «завязываются» на тексте. Каждая из этих деятель-
ностей достаточно автономна и может осуществляться независи-
мо от другой - как в пространстве и времени, так и по своим внут-
ренним характеристикам. Нередко первая деятельность, создаю-
щая текст, осуществляется вне каких-либо предположений о харак-
тере и свойствах второй деятельности. Но и вторая точно так же
имеет дело только с текстом и может осуществляться, минуя ка-
кие-либо прямые связи с первой деятельностью. Все связи, за счет
которых устанавливается координация между одной и другой дея-
тельностью, существуют вне самих организмов этой деятельности:
они принадлежат к системе культуры и осуществляют себя через слож-
ную систему обучения и воспитания^. Таким образом, первый и вто-
рой организмы деятельности сталкиваются и соединяются друг с
другом достаточно внешним образом.
Вместе с тем, само представление акта коммуникации в виде
двух сталкивающихся друг с другом организмов или актов деятель-
ности является лишь одним из возможных представлений, это -
особый способ членения рассматриваемого объекта на единицы, и,
в принципе, возможны другие способы членения и другие единицы.
Правда, практика общения, реальные разрывы между акта-
ми говорения, или создания рече-мыслительных текстов, и актами
понимания, или использования понятых рече-мыслительных тек-
стов в деятельности, наталкивают нас на такое членение, дают для
него морфологическое основание. Но мы ведь знаем, что морфо-
логическая целостность тех или иных явлений не может еще слу-
жить основанием для расчленения сложных процессов и сложных
функциональных структур на единицы и элементы: в каждом слу-
чае нужно еще искать такое основание (а вместе с тем и сами еди-
ницы или элементы), исходя из анализа внутреннего характера
анализируемых процессов и структур.
21 Но нужно помнить, что все эти характеристики имеют смысл только относительно
нарисованной мною схемы.
22 Этот вопрос мы более подробно обсуждали в ходе дискуссий по истории наших
исследований проектирования в пос. Новая Утка Свердловской области в июле, 1972 г.
[Соответствующие документы в Архиве: № 1343, 2499 - Примем, ред.].
92 Ле кция четвертая
В данном случае таким основанием является наше пред-
ставление о полноте и целостности актов деятельности. Но оно уже
в исходном пункте противоречит трактовке всей ситуации как
одного акта и одной системы коммуникации. И как раз в этом за-
ложено первое основание для противопоставления двух онтологи-
ческих схем - схемы акта коммуникации и схемы актов деятельно-
сти. Если бы я проводил свой анализ в схемах актов деятельнос-
ти, то я должен был бы трактовать акт коммуникации как слож-
ную систему, образующуюся из столкновения и внешней связи (на
тексте) двух актов деятельности. Здесь возникало бы множество
системных и конструктивных проблем, которые нам пришлось
бы обсуждать и для решения которых нужно было бы выработать
специальную методологию. Но я с самого начала стал рассматри-
вать акт коммуникации совершенно иначе, не членя его на от-
дельные акты деятельности, - и именно этот момент я сейчас и
подчеркиваю.
Я вводил акт коммуникации как определенную целостность,
построенную на передаче сообщения от одного индивида к друго-
му. Конечно, вы можете сказать, что такое представление акта
коммуникации, очень похожее на кибернетические представле-
ния его, является весьма плоским и порождает массу противоре-
чий, известных из истории кибернетики и теории информации.
Я знаю это, я довольно подробно описывал возникающие
здесь затруднения и парадоксы в работе 1970 г., посвященной ис-
тории формирования понятия информации” , но все это совер-
шенно не исключает возможности пользоваться схемой акта ком-
муникации и начинать с нее анализ. Вопрос лишь в том, как мы бу-
дем строить изображение акта коммуникации и каким образом бу-
дем истолковывать и объяснять введенные нами функциональные
элементы, процессы коммуникации и допустимые способы члене-
ния акта на элементы и единицы. Зная все недостатки такого пред-
ставления, я получаю возможность понимать ограниченность ис- *
23 [Г.П.Щедровицкий. Проблема объекта в системном проектировании // Вторая
Всесоюзная конференция по технической кибернетике. Тезисы докладов М., 1969; см.
также Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995; в Описи архива Г.П.Щедровицкого
есть соответствующие документы: Некоторые характеристики современного состояния
«информационной службы», теории информации и обусловленных этим проблем и задач.
1970. Отчет. 4.1. 161 с. Арх. № 2691; Информационная служба, информация и
информатика. 1970. Отчет. Ч. 2. 161 с. Арх. № 2546; Основные направления
методологических и теоретических исследований, необходимых для построения
«информатики». 1970. Отчет. Ч.З. 15 с. Арх. № 2693].
Лекция четвертая | 93
пользуемых мною схем и сознательно фиксировать все те момен-
ты, в которых эти схемы перестают работать.
Именно этот момент мне и важно сейчас подчеркнуть. По-
этому я, прежде всего, обращаю ваше внимание на то, что я начи-
нал всю работу не со схем актов деятельности, а со схемы акта ком-
муникации, и это обстоятельство - подчеркиваю я - во многом
предопределяет результаты всего нашего анализа24. Но, чтобы это
сделать и прежде чем это сделать, нужно четко зафиксировать те
ограничения, которые проистекают из того, что мы начали ана-
лиз со схем акта коммуникации.
Ограничив предмет своего анализа схемой акта коммуника-
ции, я обрубил все связи процессов создания текста и процессов по-
нимания текста с практической деятельностью. Хорошо известно,
что связь с практической деятельностью, во всяком случае, для про-
цесса понимания, является кардинальной и, по сути дела, именно
она определяет как результат, так и механизмы самого понимания. В
ряде работ, выполненных в 1959-1964 гг., я специально показывал,
что результаты и механизмы процессов понимания зависят от после-
дующей «практической» деятельности, а более точно - от того спосо-
ба практической деятельности, который избирается или принимает-
ся человеком, понимающим текст. Я утверждал, что связь процессов
понимания с последующей практической деятельностью является
основной и, по сути дела, конституирующей само понимание, я под-
черкивал, что бессмысленно рассматривать понимание вне этой свя-
зи. И тем не менее, как видите, я начинаю анализ со схемы акта ком-
муникации, схемы, не учитывающей и не фиксирующей эту связь. И
это обстоятельство надо отчетливо понимать, ибо оно определяет
содержательные возможности и мощность нашего анализа.
Разорвав связь процессов понимания с последующей прак-
тической деятельностью, я вынужден был рассматривать эти про-
цессы в отношении к предшествующим им процессам образова-
ния осмысленного рече-мыслительного текста и в зависимости от
этих процессов. Но процессы образования рече-мыслительного
текста трактовались мной - и это соответствует многим традици-
онным линиям - как процессы мышления.
Таким образом, возникло противопоставление процессов
понимания и процессов мышления. Более того, получилось так,
24 Если только, конечно, мы и дальше будем оставаться лишь в рамках этой схемы; но я, как
вы уже понимаете, постараюсь выйти за ее границы.
94 Ле кция четвертая
что я начал трактовать саму схему акта коммуникации и процесс
коммуникации как образуемые двумя симметричными и обрати-
мыми процессами: процессом перехода от некоторого содержа-
ния к знаковой форме и процессом перехода от знаковой формы
(текста) к некоторому содержанию. Благодаря этому понимание
выступило как процесс, обратный мышлению. При этом мышле-
ние было привязано морфологически к говорящему, или строяще-
му сообщение, а понимание - к получающему сообщение. Эти два
процесса разделялись и объединялись процессом передачи самого
сообщения, или, более точно, - процессом передачи текста сообще-
ния. Нетрудно увидеть, что именно это обыденное представление
лежит в основании традиционного кибернетического представле-
ния, изображающего акт коммуникации как кодирование некото-
рой информации, передачу закодированной информации (или
текста сообщения) и декодирование полученной информации.
Различие слов не играет здесь существенной роли, ибо и в том, и в
другом случае мы имеем дело с одной и той же категориальной и
логической схемой.
Можно сказать, что я рассматриваю здесь понимание и мы-
шление относительно акта коммуникации и исходя из традицион-
ной схемы акта коммуникации. При этом я еще не обсудил и не ре-
шил вопрос о том, как относятся друг к другу и как связаны комму-
никация и деятельность: включается ли коммуникация в деятель-
ность или, наоборот, коммуникация раскладывается на акты дея-
тельности и т.д. Это означает, в частности, что я не могу пока ос-
новательно обсуждать вопрос о взаимоотношении коммуникации
и мышления (если мышление будет рассматриваться в качестве оп-
ределенного вида деятельности). И именно это обстоятельство за-
ставило меня принять для начала такую примитивную трактовку
взаимоотношений между пониманием и мышлением.
Если бы я начал свой анализ со схем деятельности, т.е. дол-
жен был бы учесть воспроизводство, процессы трансляции, коопера-
тивные структуры деятельности, различие мест в структурах коопе-
рации и т.д., то я, в принципе, не мог бы рассуждать так, как я рас-
суждал до сих пор, работая на схемах акта коммуникации: я полу-
чал бы совсем иные выводы и результаты, нежели те, которые я
получал до сих пор.
Забегая вперед, я могу сказать, что я не случайно все это де-
лал. Я могу позволить себе начинать анализ этой сложной области
со схем акта коммуникации, поскольку я заранее знаю, что их как та-
Лекция четвертая 95
ковых недостаточно для решения проблемы и что я должен буду
пользоваться одновременно с ними также и схемами деятельности.
Я буду' опираться, следовательно, на особый вариант принципа допол-
нительности разнопредметных схем. Это - один из важнейших прин-
ципов и приемов современного методологического мышления.
Но это означает также - и это я тоже знаю заранее, - что и
схем деятельности самих по себе, т.е. если мы не объединим их со
схемами коммуникации, будет недостаточно для решения этой
проблемы. Поэтому для меня суть всей проблемы в вопросе, как
объединить разнородные схемы - схемы коммуникации и схемы
деятельности, а отнюдь не в вопросе, в каких схемах нужно вести
анализ. Разумеется, и в тех и в других, а проблема лишь в том, как
их объединять и с чего начинать анализ, имея в виду последующее
объединение.
§ 2. Дополнительные соображения к проблеме
существования смысла по поводу связи «понимания»
и «мышления» в рамках схемы процесса
Итак, выбрав в качестве исходной схемы схему акта комму-
никации, по сути дела, я предопределил процессуальное представле-
ние самого мышления и понимания. Я уже не могу говорить здесь,
как это нужно было бы делать при анализе в схемах деятельности,
о разнонаправленных актах деятельности и их столкновении. Я
должен представить всю схему акта коммуникации как реализа-
цию единого и однонаправленного процесса, ибо только такое
представление допускается при натуралистическом подходе. Пре-
одолеть его можно, только преодолевая натурализм и переходя к
теоретико-деятельностным схемам. Поэтому, если раньше я гово-
рил, что понимание, оторванное от своих связей с последующей
практической деятельностью, может быть взято только в отноше-
ниях и связях с процессом мышления, то теперь я должен доба-
вить к этому, что понимание должно быть представлено как час-
тичный процесс наряду с процессом мышления в составе единого процесса
коммуникации. Процесс понимания при таком представлении бу-
дет прямым продолжением процесса мышления и процесса пере-
дачи сообщения. Другими словами, все эти три процесса должны
быть представлены как последовательность единообразных и единона-
правленных процессов, как последовательные части одного процесса
и, в конечном счете, - как один процесс (мышление + передача +
понимание = коммуникация). Я не обсуждаю сейчас, как можно ра-
96 Л екция четвертая
зумно трактовать весь этот процесс и к каким представлениям
здесь придется прибегнуть; по сути дела, мы возвращаемся здесь
неизбежно к представлениям о транспортировке информации...
Я могу не обсуждать всех этих проблем, поскольку моя задача состо-
ит в том, чтобы трансформировать схемы акта коммуникации в схемы
деятельности, и я знаю это наперед.
Но есть еще один вопрос, который должен быть здесь по
крайней мере поставлен: почему мы так уверенно связываем схему
акта коммуникации с представлениями о процессе. Конечно, фак-
том является то, что обычно коммуникацию представляют как
процесс; но это все пока лишь традиция, которая может быть и
ошибочной. А есть ли какая-нибудь необходимость в том, чтобы
обязательно представлять коммуникацию как процесс? Ведь мож-
но попытаться сконструировать также и иные категориальные
схемы, с помощью которых можно было бы расчленять коммуни-
кацию на составляющие. По сути дела, именно такая, критическая
в своей основе постановка вопроса и ведет в дальнейшем к преоб-
разованию схемы акта коммуникации в схемы деятельности.
Обсуждая условия и логические схемы такого преобразова-
ния, мы должны специально выделить вопрос о времени и времени-
зации схем. Когда мы представляем схему акта коммуникации как
форму выражения процесса коммуникации, а последний представляем
как составленный из следующих друг за другом процессов мышле-
ния или выражения некоторого содержания в знаковой форме,
процессов передачи сообщения, транспортировки его от одного
лица к другому и процессов понимания сообщения, т.е. перехода
от знаковой формы сообщения к какому-то новому содержанию,
то тем самым мы задаем очень простое представление о единона-
правленном и непрерывно текущем времени. Время, среди прочего, вы-
ступает как связывающее процессы мышления, процессы переда-
чи сообщения и процессы понимания.
И такое представление пока что в принципе исключает
иные постановки вопроса о взаимоотношении мышления и пони-
мания. Если, к примеру, мы будем говорить о том, что индивид, по-
нимающий текст, одновременно также и мыслит, осуществляет про-
цесс мышления, то перед нами встанут уже совершенно иные и
значительно более трудные проблемы, которые нельзя будет ре-
шать с помощью примитивного представления об организации и
связи мышления и понимания через время. К этой же проблеме
мы придем, если будем говорить, что индивид, строящий сообще-
Лекция четвертая 97
нИе мыслящий, одновременно также понимает создаваемый или
созданный им текст. Мы опять должны будем решать вопрос, как
связаны между собой то мышление и то понимание, которые про-
исходят одновременно, но представляют собой разные процессы
(или, во всяком случае, представляются нами в виде разных про-
цессов).
Другими словами, рассматривая мышление и понимание в
рамках схемы акта коммуникации, которая трактуется как схема
единого процесса, мы получаем возможность решать проблему
связи мышления и понимания просто, подменяя их органическую
связь связью во времени. Но как только мы отказываемся от тако-
го процессуального представления, так тотчас же мы вынуждены ис-
кать какие-то другие виды связей, которые к тому же будут еще очень
причудливо и своеобразно развертываться во времени.
Именно с этой проблемой сталкиваются сейчас теория дея-
тельности и теория мышления (так же, как и другие новые и тра-
диционные науки, вроде физики и биологии). Суть проблемы, време-
низации состоит, таким образом, в том, чтобы соотнести новые си-
стемно-структурные связи между составляющими деятельности с
традиционными связями во времени, организованными согласно
схеме категории процесса. До сих пор эта проблема не вставала с
такой остротой, потому что чаще всего органичные связи объекта
подменялись связями во времени, или связи во времени выдава-
лись за органичные связи самого объекта, а теперь мы поняли, что
этого нельзя делать.
Поскольку это важный для нас момент, я рискну повторить
это еще раз. Рассматривая акт коммуникации как процесс, выде-
ляя в нем процессуальные части, называя одну часть мышлением,
а другую часть пониманием, мы могли затем достаточно просто
связывать понимание с мышлением, пользуясь временными отношени-
ями и связями, заданными категориальной схемой самого процес-
са. Но как только мы отказываемся от представления содержания
в схеме акта коммуникации и переходим к схемам деятельности,
так тотчас же подобные принципы - с одной стороны, разделе-
ния понимания и мышления, а с другой стороны, связи мышле-
ния и понимания в рамках какого-то целого - перестают рабо-
тать, и мы встаем перед двумя сложными проблемами: во-первых,
задания или выявления каких-то новых органических связей меж-
ду ними, а во-вторых, соотнесения этих новых связей с процесса-
ми развертывания во времени деятельности и коммуникации. В
4 — 2615
98 Лекция четвертая
этом случае нам уже не так легко будет говорить, что какой-то из
этих процессов, понимание или мышление, осуществляется рань-
ше или позже другого; все эти характеристики - раньше, позже, од-
новременно - станут проблематичными.
Но было бы вместе с тем ошибкой думать, что все сказанное
мною совершенно отрицает возможность процессуального пред-
ставления репрезентированного мною объекта. Процессуальные
представления существуют и широко распространены. Было бы
наивно и совершенно непрактично их отрицать. Поэтому я все
время прибегаю к более тонкой стратегии. Я говорю, что подоб-
ные процессуальные представления существуют и мы можем ими
пользоваться, но это - только представления, только особый способ изо-
бражения объекта, пригодный лишь для некоторых случаев, и мы
должны все время это помнить.
Таким образом, я одновременно и принимаю, и отрицаю
эти представления. Я говорю также: уже одно то обстоятельство,
что мы выбрали в качестве исходной схемы схему акта коммуника-
ции, по сути дела, предопределяет основные схемы расчленения
рассматриваемого нами целого на части и элементы, с одной сто-
роны, и схемы связи этих частей и элементов в целое, с другой сто-
роны.
Вместе с тем, этот выбор предопределяет категориальные ха-
рактеристики и способ существования внутри предмета частей и эле-
ментов: они будут частями процесса и будут связываться друг с дру-
гом пока только по времени.
Если же вы захотите от этого категориального представле-
ния перейти к другому, то вам придется заново решить массу слож-
ных логических и методологических проблем. И вы придете к это-
му как в том случае, когда замените схемы акта коммуникации схе-
мами деятельности, так и в том случае, когда попробуете предста-
вить сам акт коммуникации не как процесс, а как что-то другое,
скажем, как систему. Анализируя те и другие схемы предмета и
объекта сквозь призму соответствующих категориальных пред-
ставлений, мы можем заранее сказать, что получится и чего, на-
оборот, не получится в одном и в другом случае.
Как видите, здесь действует принцип, что все, что отрицает-
ся или подвергается сомнению на уровне объектного существова-
ния, - все это одновременно признается истинным и существую-
щим на уровне определенных представлений, обыденных или на-
учных, и все это, таким образом, включается в анализ и в практи-
Лекция четвертая I 99
ку работы. Короче говоря, для меня «призраки» (в смысле Ф.Бэко-
на) ничуть не менее реальны, чем объектные реалии.
Вместе с тем, мы ведь отчетливо чувствуем - и к этому же
представлению привел наш анализ, - что мышление и понима-
ние не могут быть отделены друг от друга по схеме следующих
друг за другом частей единого процесса коммуникации, ибо ин-
дивид, строящий сообщение и мыслящий, одновременно пони-
мает, а индивид, понимающий сообщение, одновременно мыс-
лит. Мы говорим, что каждый из них осуществляет одновремен-
но две «работы»: один мыслит и понимает, а другой понимает и
мыслит. Но если мы это знаем и сказали, то мы должны будем за-
тем все это как-то зарисовать. Но, чтобы это зарисовать, а потом
к этому рисунку применять категорию процесса, мы должны ка-
ким-то образом осуществить временизацию процесса, т.е. ска-
зать, как живет и развертывается связь понимания и мышления во вре-
мени процесса коммуникации.
Когда я изучал на конкретном эмпирическом материале про-
цессы решения арифметических задач, то передо мной остро
встал вопрос, что же ребенок делает сначала - понимает текст и за-
тем мыслит или, наоборот, сначала мыслит, а потом соответствен-
но своему мышлению понимает25. Оказалось, в частности, что про-
цесс решения задачи будет развертываться по-разному в зависимо-
сти от того, на каких местах в нем стоят процессы понимания и
мышления и как они друг с другом связаны. Но само структурное
представление, которое при этом начало вырисовываться, являет-
ся слишком сложным.
Представьте себе утку, которая идет по суше, переваливаясь с ноги
на ногу, - примерно в таком виде представляется мне целое, объе-
диняющее мышление и понимание: то одна из этих «частей», то
другая выпирает на передний план, и весь процесс в связи с этим приоб-
ретает то одну, то другую ориентацию. Это вроде жидкости в мешке:
вы надавливаете с одной стороны - вся вода уходит в другую сторо-
ну, надавили там - она перетекла назад. Но в чем же выражена и за-
креплена структура и организация процессов решения задач, в чем
состоят регулярные и повторяющиеся связи между мышлением и
пониманием, как одно скреплено с другим - на все эти вопросы я
пока не вижу удовлетворительных ответов.
’ [Г.П.Щедровицкий. Исследование мышления детей на материале решений простых ариф-
метических задач / / Развитие волевых, и познавательных процессов у дошкольников. М.,
1965].
4*
100 Л екция четвертая
Есть очень интересные случаи, которые заставляют нас до-
искиваться определенного ответа, но они еще никогда не были
проанализированы по-настоящему. Вот классический пример ра-
боты ребенка-отличника из первого класса.
Ему дают задачу. «Два мальчика решили сложить вместе все имею-
щиеся у них карандаши и пользоваться ими сообща. У второго
мальчика было 6 карандашей, и получилось у них 11. Сколько ка-
рандашей было у первого мальчика?». Сначала ребенок повторяет
правило, которое ему давала учительница и которое он хорошо вы-
учил и запомнил; он еще его проговаривает про себя: «Надо посмо-
треть, что происходило в вещами; ага, их складывали, значит плю-
сик надо; значит, 6... А второе число где? Вот - 11.А6 + 11 получа-
ется 17; значит, у первого 17 было... Странно как-то... что-то не то...
Но я делаю правильно: нам говорили, что нужно посмотреть, что
происходит с вещами, и если их сдвигали или складывали, то плю-
сик надо ставить, а если отнимали или раздвигали, тогда вычитать.
Здесь складывали, тут прямо сказано. Но что-то не то получается».
Выслушав всю эту тираду, экспериментатор обычно говорит ребен-
ку: «А ты подумай! Ты посмотри, что такое 11». И ребенок начина-
ет теперь уже думать, а не понимать текст соответственно тем пра-
вилам, которые ему раньше преподали и заставляли использовать
при понимании, т.е. при переходе от текста условий задач к ариф-
метическому выражению. Ребенок оставляет в стороне выученные
им правила-значения и начинает думать по содержанию самой пред-
метной ситуации. По сути дела, он моделирует теперь эту ситуацию,
и хотя в этом моделировании точно так же осуществляются про-
цессы понимания - ведь он использует каким-то образом текст ус-
ловий задачи, - но главным в нем является уже мышление. И тогда
весь процесс решения задачи как бы переориентируется, «перете-
кает в другую сторону мешка» и благодаря этому приобретает иную
структуру и приводит к другому результату.
Таким образом, задачу можно решать по-разному, в одних
случаях - сначала понимая, а потом решая, а в других случаях - сна-
чала мысля, а потом понимая, уже в контексте мышления. Но как
разделить эти процессы понимания и мышления во времени, как
найти их место относительно «временной структуры» процесса
решения задач - это сейчас остается неясным.
Но без решения этой сложной проблемы мы не сможем
строго закономерно и нормированно переходить от схем акта
коммуникации к схемам деятельности и обратно - от схем деятель-
ности к схемам акта коммуникации.
Кроме того, мы столкнемся здесь еще с проблемой разложе-
ния самой деятельности на составляющие - и все это тоже очень
Лекция четвертая I 101
трудная вещь. Ведь нелегко ответить на вопрос, какую именно дея-
тельность осуществляет индивид, создающий сообщение. Вряд ли
можно считать, что целью его деятельности является лишь пост-
роение самого сообщения. Наверное, в большинстве случаев само
сообщение и построение сообщения являются лишь средствами для
достижения каких-то других целей. Человек, который нечто сообща-
ет может, к примеру, стремиться к тому, чтобы убедить других лю-
дей, заставить их считаться с его мнением, признать его истин-
ным и справедливым, передать им свое отношение к миру, он мо-
жет точно так же ставить своей целью обучением воспитание других
людей, он может с помощью сообщения управлять поведением лю-
дей, заставлять их делать определенные вещи и т.п.
Одним словом, мы можем найти массу самых разнообраз-
ных целей, которые определяют деятельность человека, а вместе
с тем и назначение создаваемого им текста. Но как, спрашивается,
мы можем все это изобразить в единой схеме? И как я должен ре-
шать вопрос о характере деятельности, производимой каким-то
человеком в том случае, когда он одновременно излагает и наибо-
лее полно манифестирует свои представления, убеждает других в
их справедливости, воспитывает людей и управляет их поведени-
ем? Сколько деятельностей здесь будет осуществляться одновре-
менно? Что мы должны считать целями и продуктами этой дея-
тельности? Как мы будем объединять эти деятельности и вписы-
вать их в какую-то одну структуру?
Во всяком случае, мы не можем думать, что целью и единст-
венным продуктом человеческой деятельности в процессе комму-
никации является создание самого текста сообщения, хотя бес-
спорным, наверное, является то, что в акте коммуникации сущест-
вует и такая относительно самостоятельная деятельность, как дея-
тельность говорения или создания текста. Пока я не знаю другого
способа зафиксировать все эти моменты в изображении, кроме то-
го, которым я пользуюсь обычно, - нарисовать акт деятельности,
разбить его на ряд подактов и каждый такой подакт отметить осо-
бым вектором направления, или особой целью и особым частич-
ным продуктом, - хотя я, конечно, понимаю поверхностный и
немыслительный характер подобных изображений. Но как бы там
ни было, этот способ дает мне возможность зафиксировать систем-
ную и структурную сложность рассматриваемого мною объекта.
Но, наверное, этот принцип фиксации и изображения мож-
но использовать и в применении к пониманию-мышлению. Мож-
102 Л екция четвертая
но представить себе, что в процессе решения задач реализуется
много относительно независимых друг от друга процессов, и хотя
все они связаны друг с другом и образуют одно целое - процесс ре-
шения, - тем не менее, каждому из них может быть поставлена в
соответствие своя особая цель, а каждой цели - свой особый про-
дукт. Это не значит, что мы будем расчленять эту целостность на
части, это не значит, что мы сможем на этом пути получить струк-
турно-системное изображение этого целого, но мы таким образом
получим некоторые частичные проекции объекта, особые фокуси-
ровки его, которые будут соответствовать реальным способам фо-
кусировки самого объекта - преимущественно «понимающим» и
преимущественно «мыслительным».
Здесь обычно следует вопрос: что дает мне основание счи-
тать, что мои представления мышления и понимания являются
действительно сфокусированными проекциями одного объекта?
Ведь можно точно так же предположить, что этим двум представ-
лениям соответствует не один объект, а как раз два разных объекта,
что поскольку я имею одно представление о мышлении и другое
представление о понимании, то и в объекте будет мышление, от-
личное от понимания, и понимание, отличное от мышления. По
сути дела, я должен здесь предъявить основания моего соотнесе-
ния их друг с другом. Но мои основания просты и очевидны: я ис-
хожу из представления о целостности человеческой деятельности; на
уровне очевидных фактов сознания и фактов нашего опыта это са-
мо собой разумеющееся предположение. Но я, кроме того, форму-
лирую его и на логико-методологическом уровне как свою установ-
ку или интенцию на объединение всего в рамках единого предметного или
объектного представления26.
Я могу, конечно, построить объектные онтологические
представления, соответствующие каждой из полученных мной
проекций, я могу представить мышление само по себе, а понима-
ние само по себе и иметь, таким образом, два разных объекта - и
часто мы действительно поступаем таким образом. Но в этом слу-
чае я делаю еще одну дополнительную вещь: предполагаю, что по-
лученные таким образом объекты связаны и объединены в рамках еди-
Мимоходом замечу здесь, что объединение в рамках предметного и объединение в рам-
ках объектного представлений не совпадают друг с другом: первое предполагает проце-
дуры чисто предметного мышления, второе — процедуры методологического надпред-
метного мышления; но все это — очень сложные проблемы, которые нужно обсуждать в
другом месте.
Лекция четвертая 103
ной рече-мыслительной деятельности человека. Но так как я не знаю,
каким образом они связаны и объединены, какова структура объе-
диняющего их объекта, то я просто утверждаю тождественность
этих двух объектов, соответствующих разным представлениям, и в
этом утверждении об их тождественности реализую идею целост-
ности того объекта, в котором, по моему предположению, сущест-
вуют выделенные нами за счет фокусировок «понимание» и «мыш-
ление». Нетрудно заметить - и это довольно подробно обсужда-
лось во всех моих работах о конфигураторе, - что здесь одновре-
менно фиксируются определенные теоретико-мыслительное и
эпистемологическое представления о возможном характере са-
мих полученных нами объектных представлений и их возможном
отношении к целостному объекту.
Таким образом, принцип объединения понимания и мышле-
ния в рамках какого-то третьего целостного объекта (пусть это бу-
дут даже «понимание II» и «мышление II»), реализующийся в виде
тезиса о тождественности «понимания I» и «мышления I» на уров-
не объекта, вы можете рассматривать как чистый постулат, как
символ веры или как гипотезу.
Далее, не только можно, но и нужно спрашивать об основа-
ниях этой установки, обсуждать вопрос о том, совпадут ли они
друг с другом целиком и как «понимание I» и «мышление I» будут
относиться к «пониманию II», выступающему в роли целого, или к
«мышлению II», точно так же выступающему в роли целого, - все
эти вопросы я заранее принимаю и готов обсуждать их в рамках
соответствующих тем, но одно должно быть твердо понято сей-
час: я произвожу все эти онтологические и методологические
отождествления совершенно сознательно, четко осознавая логи-
ческую природу производимых мною операций, известную безос-
новательность моих установок, а следовательно - достаточно уз-
кие границы всех моих утверждений и всего проводимого мною
рассуждения в целом.
Таким образом, я рассмотрел в общих чертах все, что касает-
ся объектных и методологических упрощений, которые мы произ-
водим, начиная анализ этой темы (или области проблем) со схемы
акта коммуникации и обслуживающих ее категорий, в первую оче-
редь - категории процесса. Четкое знание всех этих моментов
должно помочь нам в дальнейшем при трансформации и преобра-
зовании этой схемы в более сложные схемы, точнее и в других ка-
тегориальных характеристиках описывающие понимание и мыш-
104 л екция четвертая
ление или рече-мыслительную деятельность в целом, если сразу
говорить о той целостности, в которую они должны быть помеще-
ны. Другой важный момент, который я хочу выделить в общем пла-
не моей прошлой лекции и обсудить еще раз повторно, касается
смысла и форм его существования.
§ 3. Дополнительные замечания к проблеме
существования смысла
Я стремился показать в прошлой лекции своеобразную
связь понимания и смысла, устанавливаемую нашим мышлением и
существующую в мышлении; я специально обращал ваше внима-
ние на то, что эта связь, которую мы можем отрефлектировать и,
следовательно, даже описать и изобразить, не так-то легко и про-
сто интерпретируется в план объектного существования.
Как предметная эта связь является совершенно реальной. И
если мы самому предмету придаем объектное или объектно-онто-
логическое существование, то она будет выступать не только как
совершенно реальная объектная связь, но даже более того - как
единственная подлинно реальная связь (а связи так называемого
«объекта», выраженного в предмете, будут трактоваться как мни-
мые и фиктивные, существующие лишь в рамках идеальной конст-
рукции, называемой нами «объект изучения» или «объект проек-
тирования»).
Но я одновременно применял и другое, можно сказать, пря-
мо противоположное представление, рассматривая понимание и
смысл не в плане их предметного существования (т.е. существова-
ния в предмете изучения), а в плане их чисто объектного (и даже
в каком-то смысле естественного) существования. И тогда у нас по-
лучилось, что реально существует только понимание и оно пред-
ставляет собой определенный процесс, а смысл как таковой в этом
плане не существует. Он появляется, прежде всего, в качестве оп-
ределенной предметной формы, т.е. в качестве определенного
изображения процесса понимания и определенного способа изоб-
ражения, а именно - как структурно-графическое изображение
процесса, а затем мы сами в ходе нашей мыслительной работы
производим формальную онтологизацию этого изображения и вы-
носим в план какого-то особого идеального пространства некую
сущность, точь-в-точь похожую на наше структурно-графическое
изображение, но только существующее (в этом особом простран-
стве) не как изображение, а как особый реальный объект.
Лекция четвертая I 105
Но так как при этом благодаря рефлексии мы осознавали и
понимали характер совершаемых нами процедур, так как мы зна-
ли что такого объекта «на самом деле», т.е. в пространстве про-
цессов понимания - а именно это пространство мы маркировали
как «подлинное» и «настоящее» пространство объективной реаль-
ности - нет, то мы одновременно утверждали, что смысл объектив-
но не существует.
Итак, смысл выступал, с одной стороны, как особая форма
фиксации процессов и вообще кинетики понимания, а с другой
стороны, поскольку всякая форма изображения создает особый
смысл и особое содержание, смысл выступал как какое-то странное
содержание, реальность и объективность которого еще должны
быть определены. Соотнося смысл с пониманием, я говорил, что
смысл не существует, и одновременно утверждал, что он является
определенным содержанием, отличным от того, что называется
«пониманием», и поэтому должен существовать, хотя это будет дру-
гое существование, нежели то, которое мы находим у самого пони-
мания.
В ходе обсуждения, которое возникло у нас вокруг этой про-
блемы, мы создали, как мне кажется, очень красивый образ и кра-
сивую модель, а вместе с тем выявили один важный механизм из
тех, которые существуют в деятельности, механизм, превращаю-
щий предметные существования, подобные тем, которые мы обна-
ружили у смысла, в объектные и даже чисто материальные сущест-
вования. И чем больше я думаю об этом, тем более интересным
представляется мне получившийся у нас результат.
Напомню вам, что это был образ кисточки с краской, привязанной
к бегающему между предметами лучу света. Превращая этот образ
в модель того, что происходит в понимании и мышлении, мы гово-
рили о том, что социальные условия кооперированной деятельно-
сти людей и общения заставляют самих людей фиксировать и вы-
ражать осуществляемые ими процессы понимания и мышления в
знаках, оставлять таким образом «следы» этих процессов, а это и
значит - создавать совершенно особый квазипродукт (а вместе с
тем и особую организованность, фиксирующую эти процессы).
Именно это «знаковое отягощение» процессов понимания и мы-
шления соответствует кисточке с краской в нашем исходном образе.
Но так как это «знаковое отягощение» устанавливается не экспе-
риментатором-исследователем в ходе изучения процессов понима-
ния и мышления, а самими мыслящими и понимающими людьми и
так как в дальнейшем сами процессы понимания и мышления начи-
нают выступать в роли процессов, производящих этот квазипродукт,
106 Л екция четвертая
а следовательно, вскоре начинают специально приспосабливаться к
производству этого квазипродукта, начинают зависеть от соответст-
вующих рефлективно выделенных целей, одним словом, начинают
подчиняться этим специфическим продуктивным и «производствен-
ным» целям, то мы уже не можем считать, во-первых, что понимание
(и мышление) непродуктивны в точном смысле этого слова, а во-вто-
рых, что эти материальные организованности не существуют объ-
ектно или реально и не принадлежат к самим процессам понимания,
что они создаются нами только в процессе исследования как особое
изображение. Мы должны считать смысл точно так же существую-
щим реально и в одном ряду с процессами понимания.
Конечно, и при таком заходе мы не можем говорить, что по-
нимание, которое осуществляют люди в ходе своей обычной дея-
тельности и общения, направлено на создание смысла, что создание
структуры смысла является целью понимания. Но при этом смысл,
как я уже говорил, создается, и мало того - именно этот момент явля-
ется новым, - он каким-то образом фиксируется в процессах челове-
ческого общения, он должен найти для себя материальное выраже-
ние. Вопрос в том, какая структура ситуаций общения и деятельнос-
ти, какой набор позиций приводит к тому, что смысл выступает в ви-
де продукта, специально фиксируемого через цели и в целях.
Это важное и принципиальное методологическое положение: что-
бы объяснить возникновение «смысла» как особого предмета мыш-
ления и деятельности, мы должны построить и изобразить ту сис-
тему кооперации, которая творит этот предмет. Конечно, здесь ни
в коем случае нельзя впасть в чрезмерные упрощения и забыть о
важной роли во всем этом процессов мышления и понимания. Ведь
для того чтобы предмет стал существовать в общей культурной он-
тологии, он должен быть сотворен мышлением и особым образом
зафиксирован и выражен. Здесь мы сталкиваемся с очень сложной
проблемой соотношения мышления и деятельности: мышление
должно свернуть всю сложную и разветвленную систему коопера-
ции в виде «предмета», а для этого особым образом осознать, отре-
флектировать существующую кооперацию, затем благодаря новым
отношениям кооперации породить процедуры и операции упо-
требления этого предмета (или использования его) в обучении, в
коммуникации и т.д. Именно в этом сложном механизме и через
его посредство новый предмет социализируется, включается в дея-
тельность, образует в ней стандартный предмет. И все это нужно
выявить и описать, объясняя становление смысла как особого
предмета нашего мышления и деятельности.
Пока, не переходя к детальному и систематическому обсуж-
дению этого вопроса, я хочу подчеркнуть лишь один момент: по-
Лекция четвертая 107
видимому, несмотря на то, что в процессах понимания всегда со-
здается смысл, для самого понимающего и мыслящего человека
смысл как таковой не является предметом и вообще чем-то таким,
что осознано как предмет или продукт. Человек должен понять
текст, возможно - ситуацию или что-то другое, но человек не мо-
жет понимать смысл или создавать смысл в процессе понимания.
Он не должен формулировать или ставить перед собой подобную
цель и задачу; одним словом, смысл не является предметом его со-
знательной работы. Я мог бы сказать также, что человек понима-
ет текст, что в процессе этого понимания он начинает «видеть»
объекты ситуации и определенные операции, но я не могу ска-
зать, что человек в процессе понимания начинает «видеть» смысл
или что он его «знает» как предмет своей деятельности. Мы мо-
жем сказать, что мы понимаем текст, мы можем сказать, что мы
понимаем ситуацию, но мы не можем сказать, что мы понимаем
смысл (если только сохранять за словом «смысл» его собственное
значение, а не употреблять его в более широком и переносном
значении).
Теоретическим обоснованием моих утверждений служит
тот предварительно сформулированный тезис, что «смысл» - это
и есть понимание, особым образом представленное понимание, а
поэтому нельзя понимать то, чего еще нет, во всяком случае с по-
зиций понимающего человека. Конечно, в развитых и рафиниро-
ванных формах понимания, возникающих, когда в позицию пони-
мающего человека переходят рефлектирующие исследователи и
методологи, становится возможным многое из того, что было не-
возможно в позиции «чистого понимания». Но эти смешанные
процессы нужно исследовать и обсуждать особо, что, наверное, -
довольно сложная процедура.
Поэтому здесь, на первом этапе «прокручивания» нашей ма-
шины, я имею все основания говорить, что «смысл» как таковой
не может пониматься. «Смысл» есть квазипродукт понимания, а
отнюдь не предмет и не объект его, а следовательно, он и не мо-
жет быть предметом понимающего сознания (даже если мы пред-
положим, что в этом понимающем сознании параллельно «работа-
ют» и другие функции сознания).
Но когда мы переходим в более высокие рефлектирующие
позиции, то там, как я уже говорил, «смысл» формируется как осо-
бый предмет, а следовательно, становится также и предметом со-
знания рефлектирующих конструкторов и исследователей.
108 Лекция четвертая
Но здесь мы должны обсудить вопрос: за счет чего и как?
Ведь пока мы знаем - и я ее назвал - лишь одну процедуру творе-
ния смысла как такового (в его отличии от процесса понимания):
это - изображение самого процесса понимания в виде определенной струк-
туры. После того как эта структура построена, изображена, а за-
тем формально онтологизирована, только после этого смысл как
таковой может стать предметом, но сначала, естественно, - пред-
метом мысли кого-то.
Итак, я должен был бы уточнить мои предварительные ут-
верждения, что человек, понимающий текст или ситуацию, созда-
ет смысл. Это не так: он «понимает», т.е. осуществляет определен-
ный процесс, и тем самым, конечно, создает что-то, что мы потом
назовем «смыслом». Но вопрос в том, что это такое?
Наверное, правильнее всего было бы сказать, что понимаю-
щий человек создает «материал» того, что мы потом представим
как «смысл». Но чтобы получился сам «смысл», нужно еще создать
форму его и наложить эту форму на процессы понимания, тем са-
мым превращая их в «смысл». А эту форму, как мы уже выяснили,
создают и могут создать лишь те, кто находится в более высоких
рефлексивных позициях и применяет особые средства для того,
чтобы зафиксировать смысл как таковой. Поэтому мы можем гово-
рить, что именно они создают «смысл» как особый предмет и объ-
ект, используя в качестве материала те процессы понимания, кото-
рые осуществляются в ситуациях коммуникации и деятельности.
Следовательно, анализируя феномен смысла, мы должны приме-
нять весь аппарат идей естественного и искусственного, схемы
тех «машин», которые производят «склеивание» естественного и
деятельностного материала с вырабатываемой в более высоких
рефлексивных позициях формой. И весь этот аппарат впервые и
дает нам возможность ввести «смысл» и объяснить его существова-
ние как особого образования, отличного от процессов понимания.
Другое дело - те организованности материала, которые «со-
здает» и фиксирует сам понимающий человек в процессе понима-
ния; они выступают как порождения или творения смысла, его
структуры. Этот момент мы подробно обсуждали выше и еще бу-
дем долго обсуждать и рассматривать с разных сторон.
Но, опять-таки, тонкий момент здесь состоит в разделении того,
что происходит в процессе понимания себя, взятом как бы вне его
описания и изображения, и в процессе понимания особой действи-
тельности, например такой, как «смысл». Мысля в первом плане,
Лекция четвертая I 109
мы не сможем, к примеру, сказать, что организованности материа-
ла создаются «смыслом», а должны будем говорить, что они созда-
ются процессом понимания; мысля во втором плане, мы сможем
сказать, что, дескать, организованности материала создаются или
порождаются структурой смысла.
Поскольку все эти организованности выступают как творе-
ния или порождения процессов понимания, мы можем считать их
квазипродуктами этого процесса, а поскольку они теснейшим об-
разом связываются также и с тем, что мы потом называем смыс-
лом - «потом» в смысле следующих рефлексивных позиций, - то
нередко эти организованности, в частности организованности со-
держания текста и организованности сознания, сближаются или
даже отождествляются (смешиваются) со смыслом. Следователь-
но, нам важно различать:
1) организованности, создаваемые на разном материале
процессом понимания, и
2) сам процесс понимания, представляемый в следующих,
более высоких рефлексивных позициях в виде структуры смысла.
Мы ни в коем случае не можем допустить смешений структу-
ры смысла с этими организованностями материала.
Когда мы пользуемся «кооперативными» схемами многих по-
зиций, то мы можем довольно легко решать вопрос о различных
формах и способах существования понимания, смысла и разных ор-
ганизованностей понимания, но когда мы потом переходим к неко-
торому единому объектному или онтологическому представлению,
когда мы производим натурализацию, дело резко усложняется: ведь
разные содержания, получаемые в разных позициях, должны быть
сведены в одну систему и как бы «сплющены». На этой онтологиче-
ской картине все они должны получить единое и однородное суще-
ствование. И именно здесь снова возникает проблема связей и взаи-
моотношений между пониманием и смыслом в плане существования.
Но эту проблему - существования смысла в рамках единой
онтологической картины анализируемого объекта - надо отли-
чать от другой проблемы: существования смысла в качестве пред-
мета деятельности или некоторого средства в тех или иных дея-
тельностных и мыслительных позициях. И здесь нам придется ре-
шить очень важную и вместе с тем очень трудную проблему перено-
са, или «перетягивания», различных представлений, понятий,
предметов и т.п. с «более высоких», рефлексивных позиций в «бо-
лее низкие», практически-деятельные.
но Лехция четвертая
Если мы рассмотрим позицию исследователя, который изо-
бражает смысл, скажем, в виде структуры или как-то иначе, и, сле-
довательно, делает его предметом своей работы, то такая ситуа-
ция кажется сравнительно пустой. Представив смысл в виде струк-
туры, он тем самым задает способы и методы манипулирования и
оперирования со «смыслом». Но все это происходит в действи-
тельности исследователя, т.е. в действительности, создаваемой
этой более высокой рефлексивной позицией.
Также, когда мы выделяем позицию человека, просто пони-
мающего текст, и рассматриваем ее в «чистом» виде, т.е. отвлека-
ясь от тех связей, которые существуют между этой позицией и бо-
лее высокими рефлексивными позициями, то ситуация все равно
выглядит достаточно простой: там просто нет «смысла», а есть
лишь процессы, или кинетика понимания.
Но как описать позицию и способы работы человека, пони-
мающего некоторый текст, если он благодаря общению с другими
более высокими позициями знает, что существует такое образова-
ние, как «смысл», и благодаря этому знанию использует представ-
ление о смысле в процессе понимания. Тогда в его работе благода-
ря соединению понимания со знанием (или понимания с мышле-
нием) будут одновременно существовать как смысл, так и понима-
ние (либо реализующее эту структуру смысла, либо развертываю-
щее другую систему понимания, включающую «смысл»).
По сути дела, мы сталкиваемся здесь со значительно более
общей и принципиальной проблемой: какой статус существования
припишем мы тому, что называем «действительностью» некоторой
позиции. С одной стороны, только «действительность» и существу-
ет в каждой позиции. С другой стороны, когда мы занимаем мето-
дологическую, предметную или объектную, позицию и начинаем
строить единое онтологическое представление объекта, мы долж-
ны все эти «действительности» перевести в план единого предмета
и объекта, элиминируя таким образом различие позиций и создан-
ных ими действительностей. Но чтобы это сделать, мы должны
предварительно или по ходу дела решить проблему существования
каждой действительности, проблему иерархии их существования.
Средством для этого служат, в частности, специальные деятельно-
стная и эпистемологическая трактовки: когда я говорю, что пони-
мание является объективным процессом, а «смысл» существует
только как действительность знания или представлений, выраба-
тываемых в исследовательской позиции, я применяю методологи-
Лекция четвертая I 111
ческую схему двойного знания и связанную с ней схему кооперации
деятельности как средство иерархирования разных существова-
ний. Но затем мне нужно представить как одно, так и другое в схе-
мах самого объекта.
Наверное, одним из приемов решения этой проблемы явля-
ется чисто синкретическое и механическое объединение двух раз-
ных представлений: мы изображаем процессы понимания (если
есть специальная графика), а рядом - структуру смысла и должны
затем установить отношения, возможные между ними.
Другим приемом (хотя он лишь вариант первого) является
отождествление этих двух изображений. В таких случаях мы гово-
рим, что понимание тождественно смыслу, а смысл тождествен по-
ниманию. Уточнением и принципиальной вариацией этого при-
ема будет тот случай, когда структурное изображение смысла и
есть структурное изображение понимания; в этом случае отожде-
ствление понимания и смысла выступает в виде весьма сложной и
тонкой семиотической и эпистемологической процедуры.
Как вариант этого приема может рассматриваться случай,
когда мы имеем одно структурное изображение, которому мы при-
даем два разных объектных истолкования: один раз считаем его
изображением смысла как такового, а другой раз - изображением
процессов понимания. При этом сами процессы понимания и
смысл могут быть поставлены либо на одном уровне объектного
существования, либо на разных (в последнем случае должно быть
еще установлено отношение между пониманием и смыслом, хотя в
простейшем случае двух интерпретаций, или двух истолкований,
этого не нужно делать).
С этими различиями в способах и формах существования
«понимания» и «смысла» теснейшим образом связано также разли-
чие в способах и формах оестествления, или натурализации, этих
образований. Поскольку пониманию мы придаем смысл объекта
изучения в самой «нижней» плоскости существования, постольку
мы совершенно свободно и без всяких ограничений можем ста-
вить вопрос о естественных процессах и механизмах понимания,
о законах (или их функциональных аналогах), определяющих эти
процессы и механизмы, и т.д., и т.п. Что касается «смысла», то от-
носительно него все эти вопросы должны ставиться с осторожно-
стью: ведь он проявляется первоначально как действительность
рефлексивного исследовательского знания и лишь потом, получив
соответствующее графическое «отягощение», становится предме-
112 Л екция четвертая
том и объектом специального оперирования и таким образом
включается в деятельность - сначала на правах предмета, а потом
и средства определенных структур деятельности.
Это рассуждение необходимо обобщить и распространить также на
смысловые организованности материала. Ведь они первоначально
существуют только как кинетика понимания и никак не зафиксиро-
ваны, не представлены статически; и они, следовательно, получат
свое статическое фиксированное существование только после того,
как мы станем рассматривать их в рефлексивной позиции.
Но такой вывод придется изменить, если мы предположим,
что именно текст, с одной стороны, является формой фиксации
смысловой организованности ситуации, а с другой - в самом себе
несет форму фиксации и выражения своей собственной смысло-
вой организации. Правда, здесь сразу же встанет вопрос, почему и
за счет чего текст обладает этой способностью, этим качеством.
Но здесь нам придется обратиться уже к анализу языка и его специ-
фических свойств, более узко и точно - к анализу специфической
природы значений, их существования в культуре человечества и их
употребления в процессах понимания и мышления.
Но тогда и вопрос о «естественном», натуральном существо-
вании смысла мы должны решать для каждой этой формы его су-
ществования отдельно. Если мы рассматриваем существование
«смысла» в качестве действительности знания, то и вопрос о зако-
номерностях его жизни должен ставиться либо как вопрос содер-
жательного существования знания, либо же как вопрос приписыва-
ния ему законов в знании и через знание. Если же мы рассматрива-
ем существование «смысла» в качестве некоторого предмета изу-
чения, то тот же вопрос будет ставиться и решаться совсем иным
образом. А если мы рассматриваем существование смысла в каче-
стве объективного элемента некоторых структур деятельности, то
мы с полным правом сможем говорить об определенных законах
его существования, но это будут либо законы существования дея-
тельности в целом, либо законы существования тех или других ее
организованностей.
Уже из этих беглых замечаний вы можете видеть, насколько
сложна эта проблема. Я не обсуждаю сейчас путей ее решения,
ибо пока мне достаточно лишь обратить ваше внимание на саму
проблему.
В обыденном языке существует масса разных форм выраже-
ния, фиксирующих нюансы разного понимания и употребления
представлений о смысле. Мы говорим, например, что человек дей-
Лекция четвертая | 113
ствует «осмысленно», а в других случаях мы говорим, что он дейст-
вует «со смыслом». В первом случае слово «осмысленно» выступа-
ет как характеристика деятельности, можно думать, что никакого
«смысла» как вещи или субстанции здесь нет; во втором случае со-
здается впечатление, что в деятельности есть особая вещь -
«смысл», с которой мы оперируем или которая как-то использует-
ся в деятельности. Иначе говоря, употребляя выражения «осмыс-
ленно» и «неосмысленно», мы тем самым характеризуем деятель-
ность, выделяем ее свойства (или приписываем ей свойства).
Нужно также иметь в виду, что когда я говорю, что в объек-
те есть лишь процессы понимания, а в другом случае - что в объек-
те есть структура смысла, то я задаю принципиально разные кате-
гориальные характеристики объекта, а следовательно, и принци-
пиально разную логику анализа и исследования его. Это замечание
особенно важно в контексте моих последующих рассуждений.
Ведь я, как вы должны были понять, возражаю отнюдь не против
объективации и натурализации смысла, а против некорректных
объективаций и натурализаций. Мне важно различить различные
типы такой объективации и натурализации, проанализировать ме-
ханизмы и закономерности каждой с тем, чтобы потом уметь ис-
пользовать и осуществлять каждую в соответствующем ей месте. В
частности, здесь мне важно подчеркнуть и проанализировать раз-
личие процессуально-кинетической и структурно-объектной ин-
терпретации используемых нами графических структур смысла.
Это во-первых. А во-вторых, мне важно различить и разделить раз-
ные формы и способы оестествления и натурализации объекта.
Дело в том, что мы можем осуществлять оестествление как в кон-
структивно-техническом, так и в естественно-научном планах -
и это будут совершенно разные по своим механизмам и закономер-
ностям способы оестествления.
Кроме того, весьма существенным является различие в оес-
тествлении «смысла» в контексте систем деятельности, с одной
стороны, а с другой - самого по себе, даже если мы берем его как
организованность деятельности, но в своем собственно имманент-
ном движении и развертывании, отличном от движения и развер-
тывания деятельности как таковой. Здесь важно также отметить
различие научных и проектных оестествлений. Схема объекта
включается в систему науки, если мы можем представить саму эту
схему в таком виде, что из нее могут быть извлечены эмпирически
или экспериментально проверяемые следствия; поэтому здесь мы
114 л екция четвертая
должны говорить об эмпирической проверке и опровержении на-
шей объективации. В случае же проектного варианта речь должна
идти о реализуемости и эффективности схемы, и сами процедуры
проверки реализуемости и эффективности выступают как проце-
дуры объективации и оестествления.
Все поднятые мною выше вопросы приобретают совершен-
но особый поворот и новое смысловое звучание в свете того при-
ема, который я применил для объективации, а вместе с тем в пла-
не категориального определения «понимания» и «смысла». Вы
должны помнить, что я воспользовался здесь категорией системы
и всеми теми средствами, понятиями и методами, которые предо-
ставляет в мое распоряжение системно-структурная методология.
Прежде всего, как вы видели, я задал троякое определение
самого понимания, а затем выразил это троякое определение в си-
стемном изображении «понимания». При этом, как было специ-
ально отмечено, я использовал особый вариант понятия системы,
характеризующийся специфическим отношением между изобра-
жением структуры и изображениями организованностей материа-
ла (соответственно - между самой структурой и самими организо-
ванностями материала). Структура в этом изображении как бы
упиралась (или опиралась) в организованности материала. Интер-
претируя это изображение, прежде всего, в плане процесса, я ис-
пользовал категорию «процесс-продукт» и задал представление о
множестве квазипродуктов процесса понимания. При этом, прав-
да, была стерта разница между «смыслом» как особым квазипро-
дуктом процесса понимания и организованностями материала как
другими квазипродуктами того же самого процесса.
В этом был известный недостаток моего предшествующего
анализа, но я его специально отметил и оговорил. Избегнуть его,
по-видимому, было невозможно, так как всякий продукт и квази-
продукт вводится и задается с точки зрения каких-то внешних по-
зиций (пока и поскольку он не заимствуется исходной позицией и
не фиксируется в качестве специальной цели ее деятельности,
или действования). Правильный в плане мышления выход из это-
го заключен, на мой взгляд, в обсуждении отношений между раз-
ными продуктами и квазипродуктами, а затем в иерархировании
их либо с точки зрения разных позиций, либо с точки зрения еди-
ного онтологического представления объекта.
Другими продуктами, или квазипродуктами, процесса пони-
мания были объявлены, как я уже сказал, различные организован-
Лекция четвертая I 115
ности материала, организованности, создаваемые и творимые
процессом понимания и, следовательно, определенным образом
связанные со «смыслом». Одной из таких организованностей яв-
ляется смысловая организация текста - из этого возникает боль-
шой круг логико-смысловых, семантических и синтаксических
проблем лингвистики27 <...> Другой организованностью является
организованность содержания, «накладываемая» на объектно-опе-
рациональные элементы ситуации деятельности или ситуации по-
нимания (реально-практической или конструируемой в самом мы-
шлении - этот момент мы будем подробно обсуждать дальше).
Исходя из этого многоэлементного и многопланового пред-
ставления, учитывая, что между структурами смысла и другими ор-
ганизованностями материала, создаваемыми в процессе понима-
ния, существуют определенные соответствия и соотношения, мы
можем теперь сказать - и это было сказано на прошлых лекциях, -
что процесс понимания может характеризоваться не только отно-
сительно структуры смысла, но и относительно всех этих органи-
зованностей материала. Иначе говоря, мы можем сказать, что по-
нимание осуществляет себя, с одной стороны, в организации мате-
риала текста, а с другой стороны, в организации материала ситуа-
ции (другие возможные организованности материала я здесь про-
сто не перечисляю, чтобы упростить дело).
Теперь мы можем и должны поставить вопрос, как эти три
определения понимания относятся друг к другу и как мы можем пе-
реходить от одного к другому.
Первое, что можно здесь сказать, это то, что определение про-
цессов понимания через структуру смысла является более точным,
ибо, как я стремился показать, то, что мы называем «смыслом», есть
просто особое представление самих процессов понимания. Но ха-
рактеристика процессов понимания через структуру смысла имеет
тот недостаток, что структура смысла сама по себе не дана и процес-
сами понимания как таковыми не создается и не задается.
Второе, что следует с очевидностью из схемы, это то, что каж-
дая из организованностей материала задает лишь частичное и «од-
нобокое» представление процессов понимания. Казалось бы, что
если мы возьмем все организованности вместе, в целом, то получим
27 В последнее время под влиянием «генеративного направления», основоположником
которого был Н.Хомский, эти же проблемы стали обсуждать как проблемы соотношения
поверхностных и глубинных структур.
116 I Лекция четвертая
достаточно полное и достаточно точное представление процессов
понимания, но сделать это реально, как правило, невозможно, ибо
сами полнота и целокупность разных организованностей понима-
ния не лежат на поверхности и непосредственно нам не даны.
Третье очень важное утверждение состоит в том, что в отно-
шениях между структурой смысла и организованностями материа-
ла именно смысл как таковой имеет приоритет, ибо он охватывает
и выражает целостность понимания, именно он - мы можем так
говорить, поскольку между структурой смысла и кинетикой про-
цессов понимания установлено соответствие - порождает и тво-
рит все эти организованности. Иными словами, именно структура
смысла определяет как строение организованности текста, так и
строение организованности ситуации (или плоскости содержа-
ния). Именно поэтому мы называем все эти организованности
«смысловыми».
Поэтому, чтобы проанализировать и воспроизвести процес-
сы понимания, мы, прежде всего, должны анализировать и вос-
производить структуру смысла. Если мы имеем представление о
структуре смысла, то мы можем определить также смысловую ор-
ганизацию как текста сообщения, так и ситуации понимания и де-
ятельности. Если мы имеем представление о смысловых организа-
циях текста и ситуации, то мы получаем (или можем получить) ча-
стичное представление о процессах понимания.
Но если теперь мы привлечем к анализу и будем учитывать
так называемую сознательность поведения и деятельности, то все
наши определения и характеристики потребуют весьма существен-
ных уточнений и исправлений. Хотя именно смысл, как мы это все
время показывали и доказывали, наиболее точно характеризует
процессы понимания, но сама эта характеристика возможна лишь
в позиции или через позицию исследователя, сделавшего «смысл»
предметом своего специального анализа. Если же мы переходим на
позиции говорящих и понимающих, общающихся и действующих
индивидов, то «смысл», или «структура смысла», становится лишь
эпифеноменом, лежащим за пределами «естественного сознания»,
а сознаваемыми проявлениями и выражениями процесса понима-
ния становятся лишь различные материальные организованности,
создаваемые процессами понимания и мышления.
Здесь нужно отметить, что осознание этой стороны дела было од-
ним из важных результатов современной феноменологии. Когда, в
Лекция четвертая 117
частности, Э.Гуссерль перешел от своего первого представления о
взаимоотношениях между языком и мышлением, выраженного в
«Логических исследованиях», ко второму, собственно феномено-
логическому представлению, он, по сути дела, зафиксировал, как
мне кажется, именно тот момент, что понимание и мышление (во
всяком случае, мышление) ограничены материалом языка и как бы
упираются в него, что мышление проявляет себя вовне только в ор-
ганизации материала языка. И хотя я сам пришел к пониманию это-
го, минуя феноменологические представления и исходя только из
методологических предметных схем, и лишь после этого смог
отождествить полученное мною системно-структурное предметное
представление с тем, что обсуждали феноменологи, тем не менее
этот аспект их представлений, это их достижение должно быть
специально отмечено. В дальнейшем оно будет использовано мною
среди прочего также и для критики феноменологических пред-
ставлений.
Во всяком случае, уже на основе сказанного я могу утверждать,
что обыденное сознание текста, используемого в деятельности и в
мышлении, ориентировано не на само понимание и не на то, что яв-
ляется адекватным его выражением и изображением, а на частичные
и во многом превратные формы, порождаемые пониманием в том ма-
териале, который его окружает и который им «захватывается» (впол-
не возможно, что именно в этом заложено основание всех «превра-
щенных форм», которыми пользуется наше сознание в процессе по-
нимания и мышления, основание самой «превращенное™»).
Мне представляется также, что именно этим отношением
между непосредственно сознаваемым и знаемым обусловлены тра-
диционные смещения смысла и содержания текста. Сознание по-
нимает и «видит» за этим пониманием только смысловую органи-
зацию текста или смысловую организацию ситуации (которая по-
том перерабатывается в содержание), а наука, использующая опо-
средованные модели и исходящая из задачи изображения, знает
не только содержание, но и смысл, и, кроме того, знает, что они
различаются между собой.
Надо сказать, что из-за этих постоянных перетеканий значений и
смыслов между позициями и из одних «пространств» в другие про-
исходит масса недоразумений. Рафинированное научное сознание,
в особенности если оно пронизано эпистемологическим духом,
примерно знает и представляет себе границы употребления слов и
понятий, а обыденное сознание оперирует всем без разбору, «без
понимания», не чувствуя предметности и вполне удовлетворенное
тем, что оно владеет значением.
118 Лекция четвертая
Но и научное сознание знает эти границы и непременные усло-
вия только примерно, на ощупь - почему, собственно говоря, и по-
надобились феноменология (в смысле И.Ламберта) и гносеология
(в смысле И.Канта), - и постоянно останавливается в недоумении
перед новыми ситуациями переноса и обобщения смысла. Говоря
конкретно, наука «знает» много чего, и все эти знания по своему
происхождению были связаны с текстами, но что нужно «видеть» в
каждом конкретном тексте, это определяется способом работы; по-
скольку работа со смыслами встречается крайне редко - только
при определенных способах рефлексии, постольку и «смысл» ви-
дится в качестве особого содержания тоже крайне редко.
Но реально мы обсуждаем здесь уже проблему понимания и
знания, или смысла и знания, - а это особая тема.
Поскольку обыденное сознание всегда довольно свободно
пользуется научными терминами, но, как правило, пренебрегает
стоящими за ними процедурами и приемами мышления и специ-
фически мыслительным содержанием, то оно довольно беззабот-
но именует словом «смысл» то, что ему доступно и известно, - не-
посредственно выявляемое и фиксируемое содержание. Для тако-
го смешения, правда, существуют и другие основания, лежащие в
специфическом устройстве процедур логического и лингвистиче-
ского анализа, и они, в свою очередь, дополняют и подкрепляют
некритическую работу обыденного сознания, но это уже следую-
щий момент, о котором я буду подробно говорить в конце наме-
ченного мною цикла лекций. Но в основе всего лежат все-таки ука-
занные особенности работы сознания в процессе понимания.
Ведь любой человек, даже когда он становится ученым или
философом, исходит и стремится исходить, прежде всего, из со-
держаний своего обыденного сознания, а в этом сознании сущест-
вуют всегда только определенные предметные содержания и до
последнего времени, насколько я знаю, не было предметного изо-
бражения «смысла», хотя уже античные и в особенности средневе-
ковые философы очень четко фиксировали одну из важных ком-
понент смысла - интенциональность, интенции (или подразумева-
ние, полагание и т.п.), но, не изображая всего этого в схемах, они
лишали себя возможности превратить «смысл» в предметно-знае-
мое содержание и тем самым - в содержание обыденного созна-
ния; подобно рефлексии, «смысл» оставался лишь пониманием и
понятийно (но не предметно) фиксируемым содержанием. Имен-
но поэтому нам так легко сказать, что мы понимаем текст, ситуа-
цию и «смысл» (который трактуется в качестве вещи, стоящей за
Лекция четвертая I 119
текстом, т.е. в качестве содержания особого рода28), но очень труд-
но сказать, что понимание создает смысл29.
Еще одним важным моментом, поддерживавшим и подкреп-
лявшим такое представление, была ориентированность нашего
сознания на материал того или иного рода (возможно, что эти осо-
бенности работы нашего сознания теснейшим образом связаны с
тем, что многие функции сознания как бы слиты друг с другом и
даже понимание всегда осуществляется в склейке с созерцанием
или восприятием); поэтому «смысл» в подлинном значении этого
слова, представляющий собой чистую структуру, не положенную
на материал того или иного рода, не мог стать предметом созна-
ния и, наоборот, предметом сознания становились лишь те или
другие материальные организованности. И лишь теперь, когда мы
получили в качестве особых средств графические изображения
структуры и научились предметно мыслить подобные образова-
ния, мы можем представить «смысл» в качестве особого предмета
мысли, отличающегося от смысловых организованностей текста
или содержания.
Я надеюсь, вы помните, что я сейчас обсуждаю один вопрос:
почему в обыденном сознании (и в науках, которые питали это
обыденное сознание), когда говорили о понимании, то всегда фик-
сировали не «смысл» как таковой, а те или иные смысловые орга-
низованности материала - текста сообщения или ситуации дея-
тельности и мышления?
Ответ на этот вопрос, как вы видели, я нахожу в том, что
структура смысла, хотя она и порождается всегда процессом пони-
мания, не является вместе с тем предметом сознания, а это, в свою
очередь, происходит потому, что структура смысла не является
предметом и объектом человеческой деятельности, а текст, как и
«содержание ситуации», наоборот, является или должен быть
предметом и объектом деятельности30. Их человек видит, воспри-
нимает, с ними он работает, и поэтому, естественно, все дело пред-
См. статью О.Тенисаретского «Проблема смысла в содержательно-генетической логике»,
1965, рукопись.
29 Чтобы “смысл" как таковой стал предметом знания, его нужно изобразить,
продемонстрировать. Отсюда еще очень интересная тема: знание и предмет знания.
Это замечание, на мой взгляд, нужно было бы связать с очень интересными идеями и
экспериментами П.И.Зинченко, изложенными в его работах в 1936—1939 гг., и с более
поздними (1939—1947 гг.) разработками А.Н.Леонтьева, касающимися сознательности
обучения и учения.
120 Л екция четвертая
стает так, что именно их он и понимает, их человек сознает как то,
с чем он имеет дело. Не удивительно поэтому, что когда вводится
определение понимания, то первое, что фиксируется с позиции
сознающего и действующего человека, - это осмысляемая форма
текста и объектно-операциональные элементы ситуации, выступа-
ющие в качестве содержания. Именно их выделяет исследователь,
непроизвольно заимствовавший позицию сознающего и действу-
ющего человека, и именно их он фиксирует как смысл.
Правда, на деле здесь речь идет об осмысленном, но предстает
это осмысленное как смысл. И именно форма и содержание, захва-
ченные структурой смысла, выделяются и называются, когда начи-
нается разговор о смысле как таковом. Из схемы, которую я вам ри-
совал, видно, что именно структура смысла порождает смысловую
организацию текста, форму, и смысловую организацию ситуации,
содержание; поэтому нет такой уж большой ошибки в том, что од-
но и другое трактуется как смысл. Ведь это и есть предельные про-
екции или «края» структуры смысла. Тем более оправдано опреде-
ление понимания соответственно этим организованностям, созда-
ваемым структурой смысла. Ведь мы должны иметь в виду, что толь-
ко это доступно человеку в первой непосредственной позиции, и
только на этом, следовательно, могут основываться исходные оп-
ределения понимания. Лишь впоследствии, когда создаются специ-
альные системно-структурные модели смысла, мы можем вернуть-
ся назад и переосмыслить всю процедуру выявления и фиксации
понимания, мы можем обнаружить и зафиксировать смысл как
промежуточное посредствующее, звено, лежащее как бы между про-
цессом понимания и создаваемыми им организованностями мате-
риала (на деле - промежуточное звено в процессе логической ре-
конструкции, а отнюдь не в естественном существовании).
Все, что я сказал, можно резюмировать очень кратко: хотя
фиксировать процессы понимания лучше и точнее всего в форме
структур смысла, переживать и фиксировать непосредственное
сознание могут только организованности материала, создаваемые
процессом понимания; фиксация этих организованностей есть
фиксация структуры смысла, но не в самой себе, не как таковой, а
в другом - в смысловой организованности захваченного смыслом
материала.
Из этого автоматически следует, что смысл в своей полноте
и целостности не существует для психологистически и натуралис-
тически мыслящих людей; для них существуют только эти частич-
Лекция четвертая I 121
ные организованности материала. Мыслящие таким образом лю-
ди говорят даже, что помимо этих смысловых организованностей
текста или ситуации нет и не может быть ничего другого, т.е. ни-
какого другого «смысла». С какой-то стороны они даже правы,
ибо, действительно, кроме организованностей материала не суще-
ствует никаких других «смысловых вещей», а сам смысл есть не
вещь, а процесс, именно процесс понимания, и поскольку здесь от
категории вещи (организованности материала) надо перейти сов-
сем к иной категории, к категории процесса, - они правы. Их точ-
ка зрения становится неправильной, когда мы, во-первых, перехо-
дим на более высокие рефлексивные позиции, на позиции иссле-
дователя, моделирующего свой объект, а во-вторых, начинаем ис-
пользовать средства системно-структурной методологии, благода-
ря которой получаем возможность представить процессы в виде
структур особого рода, а следовательно, и в виде «вещей» (опять-
таки, особого рода). Человек, не признающий особого и специфи-
ческого существования систем и структур, должен будет сказать,
что никакого смысла, помимо смысловых организованностей ма-
териала, нет и не может быть. И он по-своему будет прав. Но если
у нас есть более мощные средства, средства системно-структурно-
го анализа, то мы можем и должны рассуждать уже иначе.
Здесь можно было бы провести прямую аналогию с тем, что
мы можем и должны говорить о человеческом обществе в целом.
Те, кто не принимает системно-структурной методологии, призна-
ют и могут признавать лишь существование индивидов, а общест-
во как таковое будет выступать для них как сумма индивидов; ника-
кого другого объекта для них не может существовать. Наоборот,
те, кто принимает системно-структурную методологию, могут и
должны говорить об обществе как о структуре, лежащей как бы
вне материала и лишь захватывающей его, и о системе общества,
включающей, кроме структуры, также и материал. В этом случае
общество ни в каком варианте не может быть сведено к совокупно-
сти индивидов.
Таким образом, все дело, как вы видите, определяется харак-
тером тех средств, которые мы используем для описания изучае-
мого объекта. Привлекая на помощь системно-структурные пред-
ставления, мы получаем возможность связывать друг с другом про-
цессуальные и материальные характеристики; средством этой свя-
зи служит понятие структуры. При этом, в зависимости от того, ка-
кое отношение существует между процессами и материалом, мы
122 Л екция четвертая
задаем то или иное отношение между структурой и материалом: в
одних случаях структура будет лежать как бы на материале, а в дру-
гих случаях - как бы перпендикулярно к нему, будет в материал
«упираться»; и мы должны иметь в виду оба эти типа систем. Ког-
да мы рассматриваем понимание и смысл или когда мы рассматри-
ваем воспроизводство общества и структуру общества, у нас будет
второе из названных отношений.
За такими представлениями объекта стоит не только теория
нового типа, но и новые возможности практики. Общества как та-
кового не существует для обывателя, который находится в пози-
ции приспособления к окружающей его физической и социальной
реальности, для обывателя, который не может сделать общество в
целом предметом и объектом своей деятельности, который даже
помыслить это боится. Но для того, кто производит культурно-ис-
торическое и социально-историческое действие в отношении все-
го общества, жизненно важно и необходимо представление обще-
ства как целого в виде некоторого предмета и объекта деятельнос-
ти, в виде «вещи». И чтобы сделать для себя такое возможным и
мыслимым, он должен найти средства представить общество как
целое и «овеществить» его. Именно этим целям служит системно-
структурное представление. Но аналогичные вещи можно было
бы сказать и в отношении смысла как такового. Представление по-
нимания и смысла как структуры и системы «овеществляет» их, а
следовательно, делает возможным оперирование с ними, превра-
щает их в предметы мышления и деятельности. И наоборот, пока
мы не нашли средств представить понимание и смысл в виде «ве-
щей» особого рода, мы не можем действовать с ними или в отно-
шении их.
Поэтому наша практическая задача состоит в том, чтобы
найти те более высокие рефлексивные позиции, в которых про-
цессы понимания и смысл как таковые должны стать предметами и
объектами нашей деятельности. А уже дальше вопрос будет заклю-
чаться только в одном: в какой форме их нужно и можно предста-
вить, чтоб такое стало возможно? - но на этот вопрос, во всяком
случае в одном варианте, как вы видели, я уже ответил.
За всем этим встает, правда, очень сложная проблема -
включения новых представлений о смысле и процессах понима-
ния в деятельности разного рода. Когда мы ограничиваем свой
анализ только исследовательской позицией, то все вроде бы очень
просто: мы изображаем смысл в виде структуры или в виде систе-
Лекция четвертая 123
мы и реконструируем логику анализа и описания их. Но ведь, кро-
ме того, представления смысла и процессов понимания должны
войти еще и в «практические» деятельности разного рода. В одних
- смысл и процессы понимания будут тем, что практически созда-
ется, наподобие продукта, создаваемого в производстве, в других
- представление смысла и процессов понимания будет тем, что ор-
ганизует деятельность, схемой, в соответствии с которой деятель-
ность строится. В частности, зная теперь устройство смысла и оп-
ределяя соответственно этому некоторые теоретические и прак-
тические задачи, я буду исходить из необходимости создать опре-
деленную структуру смысла, а не из необходимости построить те
или иные смысловые организованности материала ситуации и
текста. Таким образом будет меняться грань, соответственно кото-
рой мы будем строить и осуществлять свою деятельность. Короче
говоря, системно изобразив смысл и «натурализовав» эти изобра-
жения, мы тем самым так изменяем себя и свою деятельность, что
она начинает строиться и функционировать иначе, чем это было
раньше.
Вполне естественно, что мои рассуждения вызывают сейчас
аналогии с основными идеями гештальт-психологии. Но здесь ин-
тересным и требующим специального обсуждения является во-
прос: что же именно называли «гештальтами» (Gestalt) психологи
этого направления - конфигурации смысла или, наоборот, «хоро-
шие» конфигурации содержания и формы? Я сам отвечал бы на
этот вопрос весьма определенно: конфигурации содержания и
формы. Дело в том, что анализ смысла как структурного изображе-
ния процессов понимания предполагает совершенно особую пози-
цию, которой, на мой взгляд, не было у гештальт-психологов и ко-
торая вырабатывается лишь в содержательно-генетической логи-
ке и теории деятельности. Но я не прочь обсудить этот вопрос и в
любом другом плане.
IV. Понимание и мышление - новое представление
§1-
Вернемся к основной линии моего рассуждения. Я говорил
о том, что возможны три разных определения понимания: одно -
исходя из представления о смысле как об особой структуре, пред-
ставляемой нами в виде квазипродукта процессов понимания, дру-
гое - исходя из смысловых организованностей текста, представля-
124 л екция четвертая
емого как материал особого рода, захваченный процессами пони-
мания, третье - исходя из смысловых организованностей ситуа-
ции, представляемой как другой материал, точно так же захвачен-
ный процессами понимания. Соответственно этому само понима-
ние (в плане продуктивной или квазипродуктивной функции) бу-
дет определяться как создание структуры смысла, создание смысло-
вой организованности текста и создание смысловой организованности
ситуации.
Но реально и фактически, я утверждаю, всегда будет как од-
но, и так и другое, и третье. Не может быть смысловой организо-
ванности текста без соответствующей ей смысловой организован-
ности ситуации, как не может быть смысловой организованности
ситуации без соответствующей ей смысловой организованности
текста, и не может быть первого и второго без соответствующей
структуры смысла. Это единство и связь трех аспектов не исключа-
ет возможного разнообразия и различия самих определений. Ведь
определение имеет свою особую функциональную нагрузку - за-
фиксировать проекции, необходимые для подведения объектов
под понятие; оно не должно и не может охватывать суть самого яв-
ления или суть изучаемого объекта - для этой цели служит модель.
В модели все указанные моменты должны быть объединены и
представлены в связи и синтезе друг с другом. Исходя из модели, а
отнюдь не из определений, мы можем утверждать, что главным и
исходным является представление структуры смысла. Чтобы ввес-
ти его, мы воспользовались схематическим изображением акта
коммуникации и создаваемой им ситуации. На этой схеме все три
указанных мною момента получили раздельное и вместе с тем свя-
занное представление. На базе этого мы смогли сделать следую-
щий шаг и разделить, пока противопоставляя, но не связывая, по-
нимание и мышление.
На первом этапе это противопоставление было весьма тра-
диционным, во всяком случае, таким, какое нередко можно
встретить в работах разного рода. Мышление при таком подходе
определялось как выражение каких-то единиц содержания в зна-
ковой форме текста, а понимание - как обратный процесс восста-
новления каких-то единиц содержания, исходя из знаковой фор-
мы текста. В рамках такого представления мы вынуждены были
говорить, что первый индивид, строящий сообщение, мыслит, а
второй индивид, восстанавливающий содержание сообщения в
тексте, понимает. Такова была первая возможная, во многом обы-
Лекция четвертая I 125
денная, трактовка понимания и мышления и их взаимоотноше-
ния друг с другом.
Как я уже отмечал, такое представление основывается на
двух весьма сомнительных предпосылках.
Первая состоит в том, что якобы единицы содержания, вы-
ражаемые в тексте, должны уже существовать или быть созданы
мышлением, независимо от самого текста и процесса выражения
содержания в нем, т.е. такое представление основывается на пред-
ставлении, что «содержание» может существовать независимо от
«формы». В применении к пониманию эта же установка означала,
по сути дела, предположение, что основные элементы материала,
организуемые в смысловую структуру содержания, тоже существу-
ют уже до и независимо от понимания и только должны быть
структурированы или организованы им.
Нечто аналогичное может быть сказано и по поводу самого
текста: предполагается, что смысловая организованность, зало-
женная в него мышлением, сохраняется при передаче и бывает не-
посредственно дана понимающему сознанию вне и помимо про-
цесса понимания. Другими словами, эта смысловая организован-
ность текста не создается пониманием и в процессе понимания, а
предсуществует в самом тексте, в его материальной организации и
лишь считывается самим пониманием безотносительно к ситуации
и создаваемому в ней содержанию, т.е. «форма» может существо-
вать независимо от «содержания» и «форма» тождественна, по су-
ти дела, члененности и организации материала текста.
В этом, на мой взгляд, основной порок всех подобных пред-
ставлений о мышлении и понимании.
Другое представление основывается на предположении,
что мышление впервые создает организованности содержания и
делает это за счет выражения ситуации в тексте, в процессе соот-
ветствующих соотнесений одного и другого (т.е. за счет смыслооб-
разования). А понимание вновь создает ту или иную смысловую
организованность текста за счет соотнесения текста с определен-
ными элементами ситуации (т.е. за счет соответствующего смыс-
лообразования) и создания определенной смысловой организо-
ванности материала ситуации.
Здесь, следовательно, мы фиксируем группу парадоксов и
должны сделать важный и принципиальный вывод: такое пред-
ставление о мышлении и понимании, а также об их возможном
взаимоотношении, в частности в процессе коммуникации, просто
126 Л екция четвертая
не срабатывает. Реально нет никакой твердой и определенной гра-
ницы между смысловой организацией элементов содержания и
подлинным созиданием самого содержания, не только в его орга-
низации, но и в его элементах. Нет и не может быть процессов по-
нимания, которые не сопровождались бы одновременным созида-
нием, «творением» самого содержания; нет и не может быть пони-
мания, которое не сопровождалось бы параллельной конструктив-
ной, «творящей» работой. Но ведь эту конструктивную, «творя-
щую» работу мы до сих пор считали основным и специфическим
признаком мышления. Следовательно, оказывается, что в любом
процессе понимания мы должны одновременно осуществлять мы-
шление. А если мы возьмем какой-то текст, новый и мало понят-
ный для человека, который должен понять его, то тогда мышле-
ние, т.е. созидание плоскости содержания, становится основным
и важнейшим моментом самого понимания.
Таким образом, неудовлетворительна исходная точка зре-
ния, связывающая различие мышления и понимания с морфологи-
ческим различием и противопоставленностью двух индивидов -
говорящего и слушающего. Оказывается, что если человек пони-
мает, то он одновременно всегда и мыслит, а если он мыслит, то он
при этом обязательно и понимает; на каком бы месте относитель-
но процесса передачи сообщения ни оказывался человек, на пер-
вом или на втором, он всегда и мыслит, и понимает одновременно.
Но тогда, спрашивается, на каком же основании мы различа-
ли и противопоставляли понимание и мышление. Может быть, са-
ма идея различения их является ложной и фиктивной? Может
быть, мышление и есть понимание, а понимание и есть мышление,
и не нужно их вообще различать и противопоставлять друг другу?
Во всяком случае, нельзя различать и противопоставлять мышле-
ние и понимание друг другу таким образом, каким мы это делали
раньше. А если мы будем исходить из того, что разница между мы-
шлением и пониманием все же есть, из того, что прошлая культур-
ная и философская традиция все же не ошибалась и не заблужда-
лась, то мы должны тогда будем спросить себя, а в чем же это реаль-
ное различие и как оно может быть нами схвачено и изображено.
Сейчас я постараюсь показать, что существует возможность
совершенно по-новому задать и определить понимание и мышле-
ние, исходя из уже представленных нами схем. По сути дела, я все
время имел в виду эту задачу и, ориентируясь на нее, ввел и по-
дробно обсуждал различие трех определений понимания - через
Лекция четвертая 127
целостную структуру смысла, через смысловую организованность
текста и через смысловую организованность ситуации. И по этой
же причине я настаивал на определяющей роли первого определе-
ния _ через единую структуру смысла. Дальше я постараюсь пока-
зать, что именно эта ориентация на структуру смысла дает возмож-
ность выделить специфическую роль и специфическое назначе-
ние понимания в его отличии от мышления. Но для этого нам нуж-
но провести более тонкие и более детальные рассуждения.
§2 .
Когда мы организуем материал текста в процессе понимания,
то мы это делаем, создавая единую структуру смысла. Таким обра-
зом, нам нужно, с одной стороны, организовать текст, а с другой сто-
роны - создать структуру смысла (т.е. осуществить процесс понима-
ния) , но я совершенно сознательно представляю все дело как сози-
дание особого квазипродукта - структуры смысла - и противопостав-
ляю этот квазипродукт другому квазипродукту - смысловой органи-
зации текста. Мы можем создавать смысловую организованность
текста, лишь соотнося текст с объектно-операциональными элемен-
тами ситуации. Нельзя говорить о смысловой организации текста,
не производя отображения текста на что-то другое, на план того, что
мы будем называть «содержанием», не производя соотнесений раз-
личных элементов текста с элементами ситуации. Иными словами,
смысловая организация текста есть лишь особая проекция процедур
или процессов соотнесения материала текста с материалом ситуации.
Эта последняя формулировка очень важна.
И аналогично ей я могу сказать, что смысловая организация
ситуации, т.е. то, что мы называем «содержанием» текста, есть
лишь особая проекция процедур или процессов соотнесения мате-
риала ситуации с материалом текста31.
Понимая текст, мы должны восстановить строго определен-
ные элементы и фрагменты ситуации. Можно поэтому сказать,
что задача всего процесса понимания в целом состоит в том, что-
бы создать план содержания, организуя ситуацию, но для этого нам
нужно создать структуру смысла. Здесь, следовательно, я опять
противопоставляю два квазипродукта - организацию ситуации и
31 Хотя сама эта смысловая организация ситуации, т.е. «содержание», играет самостоятель-
ную роль и особым образом используется в практической деятельности, следующей за по-
ниманием, о чем я буду специально говорить в конце этого цикла лекций.
128 л екция четвертая
создание структуры смысла. Значит, у меня все время есть две
(или, если хотите, три) задачи (две по типу): создать определен-
ные организованности материала и создать структуру смысла, т.е. про-
извести соотнесение одного материала с другим.
Эта манера выражаться создает двусмысленность: получается, что
мы создаем организованности материала и структуру смысла одно-
временно и, соответственно этому, можем говорить о них как о па-
раллельных продуктах. Происходит это потому, что первоначаль-
но мы рассматриваем организованности материала и структуру
смысла независимо друг от друга, как два разных продукта, получаю-
щихся в итоге понимания. Но как только мы ставим вопрос о взаи-
моотношениях и связях между ними, то, наверное, должны гово-
рить, что процесс понимания создает организованности материала
и что процесс понимания есть структура смысла. Иначе говоря, ка-
тегории процесса и материальной организованности как бы разно-
сятся нами в разные планы описания явлений понимания.
Кроме того, дальше нам нужно будет еще обсудить разнообраз-
ные сознательно сформулированные цели и установки, по-разному
организующие деятельность понимания; в частности, если мы счи-
таем целью понимания выделение соответствующих организован-
ностей, то, наверное, понимание в этом случае будет организовано
иначе, нежели в том случае, когда мы будем считать целью понима-
ния создание структуры смысла.
И подобно тому, как создание структуры смысла выступает
как средство соотнесения материала текста и материала ситуации,
так само соотнесение материала текста и материала ситуации вы-
ступает как средство создания организованности материала. Та-
ким образом, все зависит от того, на чем мы фокусируем свое вни-
мание и что мы считаем подлинной задачей своей работы. Во вся-
ком случае, мы можем говорить, что имеем два (или три) разных
движения: одно (или два) горизонтальное, в плане созидания орга-
низованностей материала, и другое - как бы вертикальное, в пла-
не соотнесения этих двух материалов друг с другом.
И теперь я могу задать основной вопрос: должны ли мы рас-
сматривать эти два движения - движение в организованностях ма-
териала и соотнесение одного материала с другим - как одно и то
же или же, наоборот, как два разных движения?
До сих пор я все время показывал, фиксируя, правда, один
лишь синтагматический уровень, что эти два движения на деле
представляют собой лишь одно движение и одно целое, которое
мы берем как бы с разных сторон. Я говорил, что мы создаем орга-
низованности материала, соотнося эти два материала друг с дру-
Лекция четвертая 129
гом, и мы не можем соотнести их друг с другом, не создавая соот-
ветствующей организованности. На каком же основании теперь я
могу говорить, что здесь есть два движения и соответственно ему
две разных задачи?
Чтобы не вызывать у вас чувства неудовлетворенности и без-
надежности длинными рассуждениями, которые, тем не менее,
здесь необходимы, я скажу сразу же, забегая вперед, что это разли-
чие обосновывается мною различием функциональных структур, со-
здаваемых структурой смысла или процессами понимания, и мате-
риальных организаций, которые должны быть созданы этими функ-
циональными структурами.
Вы должны обратить внимание на то, что здесь я раздваиваю
понятие функциональной структуры, причем - как в предметном
плане, т.е. на изучаемом мною объекте, так и в категориальном пла-
не (и последнее представляет собой самую сложную проблему). Ес-
ли до сих пор я называл структурой только саму структуру смысла,
то теперь я начал говорить о «функциональной структуре», которая
как бы создается самим смыслом и проецируется им на материал.
Значит, сам материал теперь характеризуется двойственно: один
раз со стороны функциональной структуры, созданной структурой
смысла (вы можете заметить, что такая двойственность употребле-
ния понятия «функциональная структура» диктуется перпендику-
лярностью связей структуры смысла и организованностей материа-
ла) , а другой раз - со стороны той организации материала, которая
должна соответствовать функциональной структуре и которая со-
здается, исходя из требования или принципа такого соответствия.
Поэтому, чтобы создать организованность материала, надо
проделать двойную работу: один раз создать соответствующую
функциональную структуру (как говорят, функционально структу-
рировать), и это осуществляется с помощью или посредством по-
нимания, в процессе соотнесения, можно даже сказать, за счет
смыслообразования, а затем - как бы второй шаг - создать соответ-
ствующую организованность материала, сконструировать ее, и
это, на мой взгляд, должно осуществляться с помощью или посред-
ством другого процесса, мышления.
Насколько оправданно здесь употребление термина «мыш-
ление», зависит от того, как мы дальше определим само «мышле-
ние» в его отношении к пониманию; но, во всяком случае, здесь
должны быть осуществлены два процесса - функциональное струк-
турирование и материальное конструирование. Во многих случа-
5 - 2615
130 Лек ция четвертая
ях материальное конструирование зависит от функционального
структурирования и определяется им (наверное, также и другими за-
висимостями, возможно - значительно более широкими). И уста-
новление и осуществление именно этой зависимости, реализую-
щееся также в самом конструировании, и есть то, что можно было
бы назвать «мышлением».
Здесь надо обсудить вопрос, как в самом мышлении реализуется, мо-
жет реализоваться эта зависимость. В этом плане показательны те
процессы, которые я разбирал при анализе механизмов и приемов
решения арифметических задач. Организованность арифметичес-
ких соотношений определяется именно процессом понимания, его
механизмами. Можно даже сказать, что процесс понимания направ-
лен на создание этих организованностей, но в этом и тонкость, ибо
здесь понятие зависимости теряет свой простой и непосредствен-
ный смысл. Мы создаем эту организованность сознательно, ставя
своей специальной задачей отобразить в ней реальные преобразова-
ния объектов или структуру «целое-часть», и мы каким-то образом
организуем еще (в первую очередь за счет “понимания”) ряд таких
отображений в единый процесс решения задачи и т.д., и т.п. Таким
образом, непосредственно организованность арифметического со-
отношения обязана своим строением мыслительным актам отобра-
жения, которые организуются сознательным целеполаганием, но
все это, кроме того, организовано процессом понимания. Таким об-
разом, «понимание» и «мышление» взаимно определяют и взаимно
организуют друг друга.
Возможны и другие случаи, когда функциональное структу-
рирование зависит от материального конструирования и опреде-
ляется им, и это, очевидно, будет выступать как зависимость по-
нимания от мышления, но чтобы обсуждать все эти моменты,
нужно провести куда более детальные и более развернутые рас-
суждения.
Различие функциональной смысловой структуры и матери-
альной организованности очень легко продемонстрировать на
примере обычного субъектно-предикатного предложения.
Например, предложение, разбиравшееся уже Л.С.Выготским: «ча-
сы - упали» и «часы - упали» (курсивом обозначены интонацион-
ные выделения). Когда, говорит Выготский, я читаю лекцию и сза-
ди вдруг раздается какой-то шум, от которого я вздрагиваю и оста-
навливаюсь в недоумении, и мне говорят «часы - упали», то здесь
смысловым предикатом (или «новым», «ремой») является слово
«часы». Когда, наоборот, я читаю лекцию, хочу выяснить, сколько
мне осталось времени, и привычно оборачиваюсь назад, чтобы
Лекция четвертая 131
взглянуть на часы, висевшие на стене, не нахожу их там и точно так
же останавливаюсь в недоумении, а мне говорят «часы - упали», то
здесь смысловым предикатом (или «новым», «ремой») является
слово «упали». А материальная организация обоих предложений,
если не принимать во внимание интонации и ударения, является
одной и той же. Если же учитывать интонацию и ударение, то мате-
риальной организацией, соответствующей смысловому различию
этих двух предложений, будет интонационный рисунок фразы или
ударение. В современной лингвистике это различие учитывается в
различении так называемого «актуального» (или «смыслового») и
«конструктивного» синтаксиса.
Но это только пример, иллюстрирующий основную мысль,
высказанную мною, как было уже отмечено, наперед, а теперь мы
должны систематически ввести и обосновать различие и взаимо-
отношения понимания и мышления.
§ 3. Акт коммуникации и деятельность
Для этого мы должны от анализа акта коммуникации и воз-
никающих в нем организованностей перейти к анализу деятельно-
сти и ее структур; реальное различие понимания и мышления вы-
яснится только при анализе структур деятельности. Это утвержде-
ние легко обосновывается. Ведь я все время показывал совпадение
и тождество понимания и мышления на уровне синтагматики. И
эти демонстрации остаются справедливыми и непоколебленны-
ми. Если мы будем оставаться только в плане синтагматики, то мы
никогда не уловим и не продемонстрируем различия понимания и
мышления. Чтобы уловить это различие и показать его обоснован-
но, в том числе и на онтологических схемах, мы должны привлечь
к рассмотрению парадигматику. Но рассматривать план синтагма-
тики и план парадигматики в связи друг с другом, как составляю-
щие одного целостного объекта, - это и значит рассматривать де-
ятельность.
Существует принципиальное различие в том, как пользуются пред-
ставлениями о синтагматике и парадигматике лингвистика и тео-
рия деятельности. Первая рассматривает эти две системы, по сути
дела, как независимые, в лучшем случае - в сравнительных сопос-
тавлениях друг с другом; вторая - как частичные подсистемы еди-
ного целого, обладающего как функционированием, так и развити-
ем. С этим теснейшим образом связана и трактовка самих объек-
тов: лингвистика еще не вышла к естественной трактовке своих
предметов, а поэтому рассматриваемые ею системы являются, по
сути дела, чисто конструктивными. Теория деятельности, напро-
132 Лек ция четвертая
тив, с самого начала стремится объединить в трактовке своего
предмета как искусственные, так и естественные компоненты, кон-
структивность с процессами функционирования и развития.
Но как только мы переходим к анализу парадигматики и ее
связей с синтагматикой, так решение стоящей перед нами пробле-
мы различия между пониманием и мышлением и их взаимоотно-
шений приходит как бы само собой. Дело в том, что в системах и
организованностях парадигматики «вертикальные» процессы и
процедуры соотнесения материала текста с объектно-операцио-
нальным материалом ситуации нормируются и закрепляются од-
ним образом, а «горизонтальные» движения по развертыванию
организованностей материала, по конструированию их в соответ-
ствии с функциональными структурами, порождаемыми структу-
рой смысла, нормируются и закрепляются другим способом.
Можно сказать, что начиная с какого-то момента в нашей
культуре стали формироваться и развиваться две системы норм,
обеспечивающих процессы понимания-мышления32: одна из них,
как я уже сказал, фиксировала и определяла соотнесение текста в
целом и его элементов с объектно-операциональными элементами
ситуации, а другая - конструктивное развертывание соответствую-
щих организованностей материала. Что же касается синтагматики
деятельности, то она могла строиться либо на подчинении перво-
го второму, либо же на подчинении второго первому, и поэтому по-
лучались принципиально разные синтагматические системы, по-
разному организованные и структурированные.
Но это означает, что нерасчлененная, по нашим исходным
предположениям, структура смысла особым образом членится: са-
ми отнесения элементов знакового текста к объектно-операцио-
нальным элементам ситуации (и наоборот - отнесения объектно-
операциональных элементов ситуации к элементам текста) фикси-
руются в одной системе норм, а организованности материала, будь
то текстового или собственно ситуационного, их развертывание и
развитие фиксируются в другой системе норм. Но самым главным
здесь является то, что благодаря этому соотнесения «вертикально-
го» типа как бы отрываются и отделяются от «горизонтальных»
движений в самом материале, движение в форме и движение в со-
32 Я сознательно употребляю здесь такое двойственное выражение, так как у меня нет других
выразительных языковых средств, чтобы указать на исходную слитность и нерасчленен-
ность рассматриваемого объекта.
Лекция четвертая 133
держании получают свое самостоятельное существование, незави-
симое от соотнесений текста с объектно-операциональными эле-
ментами ситуации. В целом весь этот процесс приводит к разделе-
нию и обособлению понимания и мышления.
Таким образом, фиксация и оформление различия понима-
ния и мышления происходит не на уровне синтагматических текс-
тов, а на уровне нормировки процессов понимания-мышления,
можно было бы сказать - на уровне нормировки акта коммуника-
ции, причем сама эта нормировка производит расслоение акта
коммуникации на составляющие.
Конечно, чтобы рассмотреть все это систематически и в
полноте всех происходящих процессов, нужно подключить про-
цессы понимания-мышления к практической деятельности, т.е.
привлечь к рассмотрению все те моменты, которые мы отрывали
и обрезали на предыдущих этапах нашего исследования. В даль-
нейшем я постараюсь показать, что само это различие типов и
способов нормировки было определено и обусловлено задачами
практической деятельности, а более узко и более точно - задачами
связи понимания с практической деятельностью.
Но сейчас нас должен интересовать в этом процессе только
один момент: различие понимания и мышления создается разли-
чием типов нормировки акта коммуникации. Если бы мы рассмат-
ривали акты коммуникации безотносительно к той системе культу-
ры и к тем средствам, в силу которых они только и возможны, то
мы не могли бы обнаружить и зафиксировать различие понима-
ния и мышления; больше того, можно сказать, что этого различия
вообще не существовало бы. Но коммуникация без системы культу-
ры и без процессов воспроизводства невозможна (хотя отдельные
акты коммуникации не требуют этого), а потому мы можем и долж-
ны брать отдельные акты коммуникации не сами по себе, а обяза-
тельно - во всем «целом» деятельности, обеспечивающей эту цело-
стность процессов воспроизводства.
§4 .
Ко всему сказанному нужно добавить еще одно соображе-
ние. Процесс коммуникации, скажем, в форме рассуждения, как
правило, не сводится к созданию и произнесению отдельного
предложения. Каждое отдельное предложение вписывается в бо-
лее широкий текст, за одним предложением следует другое, свя-
занное с ним по смыслу, за вторым - третье и т.д. Каждое утверж-
134 Лекция четвертая
дение можно рассматривать как продолжение каких-то предшест-
вующих высказываний и утверждений. Поэтому мы должны будем
представить весь этот процесс как непрерывное «горизонталь-
ное» развертывание формы и содержания.
К примеру, моя сегодняшняя лекция является продолжением пред-
шествующей, а весь объявленный цикл лекций - продолжением то-
го процесса коммуникации, который я веду всю свою жизнь. И точ-
но так же мы должны рассматривать ваше общение со мною. Сле-
довательно, каждый мой текст вписан в бесконечный ряд других
текстов, а каждая ситуация - в бесконечный ряд других ситуаций.
Поэтому каждый такой акт коммуникации мы должны рассматри-
вать не только как передачу отдельного сообщения, но также как
продолжение бесконечного процесса коммуникации, а потому как
непрерывный процесс преобразования ситуаций и преобразова-
ния текстов, соответствующих этим ситуациям, как непрерывное
развертывание тех и других, как момент в непрерывном движении
по текстам и ситуациям.
Но это означает, что на процесс смыслообразования, а вме-
сте с тем - на процесс создания соответствующих текстов и ситуа-
ций накладываются дополнительные регулятивы, включающие их
в общий поток развертывания ситуации и текстов, превращаю-
щие каждый отдельный акт в «момент» этого непрерывного и бес-
конечного процесса. Но этот непрерывный и бесконечный про-
цесс, а вместе с тем и определяющие его регулятивы и являются
тем, что называется мышлением. Следовательно, можно сказать,
что когда процесс образования структур смысла берется не как пе-
реходы от текста к объектно-операциональным элементам ситуа-
ции (или обратно - от элементов ситуации к текстам), а как непре-
рывное двухплоскостное движение, как преобразование одних
связок «форма-содержание» в другие связки такого же типа, когда
сам процесс смыслообразования и всякий акт в нем подчиняется
этому единому «горизонтальному» движению в ситуациях и текс-
тах, тогда мы получаем уже не сумму изолированных актов пони-
мания, а «мышление».
Все, что я сейчас сказал, не исключает возможности рассма-
тривать понимание само по себе - либо в его абстрактных характе-
ристиках, либо даже в его конкретной определенности. И как раз
тогда, когда мы рассматриваем его таким образом, мы выделяем по-
нимание как таковое в его отдельности и изолированности от мы-
шления. Но реально понимание часто подчинено мышлению, под-
чинено и одновременно включено в него. А само это подчинение и
Лекция четвертая I 135
включение развертывается не только и не столько на уровне син-
тагматики, сколько на уровне парадигматики и через посредство
нее, хотя выступает там как зависимость одного от другого.
В этом и состоит основная трудность исследования подоб-
ных образований: то, что происходит на уровне синтагматики, оп-
ределено связями и отношениями на уровне парадигматики и яв-
ляется лишь их отражением; то, что мы разделяем на уровне син-
тагматики, существует как разделенное только на уровне парадиг-
матики, а в синтагматике оно лишь выделяется и различается бла-
годаря тому, что существуют соответствующие нормы на уровне
парадигматики, но все то, что зафиксировано на уровне парадиг-
матики, имеет свой реальный деятельностный смысл только бла-
годаря своему отношению к уровню синтагматики. Именно в силу
такого крайне сложного устройства мышления мы можем разде-
лять единый процесс «понимания-мышления» на вертикальные и
горизонтальные составляющие, мысленно обособлять каждый
процесс и рассматривать его сам по себе, а далее даже - в его зави-
симостях от другого и во взаимодействиях с другим.
Конечно, здесь вы можете поставить великое множество во-
просов о том, как это осуществляется и реализуется или как это во-
обще может осуществляться. Отвечая на эти вопросы, мне придет-
ся вводить достаточно сложные картины и, прежде всего, разли-
чить и разделить структуры и организованности, бесконечно-целое и ог-
раниченно-замкнутое. Чтобы пояснить это утверждение, я могу ска-
зать, что суть мыслительной нормировки в том и состоит, чтобы
задать такое построение каждого отдельного акта коммуникации и
смыслообразования, чтобы в нем получались продукты и результа-
ты, уже заранее вписанные в общий процесс развертывания ситу-
аций и текстов.
Здесь мы еще раз столкнемся с проблемой взаимоотноше-
ния синтагматики и парадигматики, но теперь - как с проблемой
взаимообусловливания бесконечных процессов мысли и ограни-
ченных организованностей мышления. Иначе я могу сказать так:
бесконечность процесса мысли есть его основная естественная ха-
рактеристика, а конечность каждого акта есть результат опреде-
ленной искусственной организации мышления, организации, ос-
новывающейся на разделении и взаимосвязи синтагматики и пара-
дигматики.
136 Л екция четвертая
§5 .
Чтобы правильно понимать все то, что я сейчас сказал, вы
должны учитывать различие:
1) определения понятий понимания и мышления в их абст-
рактности и всеобщности и
2) исследования тех или иных актов, структур и организо-
ванностей понимания и мышления.
Сейчас я ввожу понятия и поэтому должен был задать и объ-
яснить принцип, на основе которого мы разделяем и противопос-
тавляем одно и другое. Именно для этого я задал определенные
рамки - «горизонтальное» и «вертикальное» движение в каждом
отдельном акте коммуникации. Поскольку в результате у меня ока-
зываются две составляющих движения, я могу и должен каждую из
них нормировать и определять саму по себе: так возникают абст-
рактные понятия «понимание» и «мышление» (в контексте моего
теоретико-деятельностного анализа).
Но реально за всем этим стоит необходимость включения
каждого акта «понимания-мышления» в более широкие системы и
организованности - в процессы соотнесения друг с другом после-
довательно замещающих плоскостей знаков и в процессы непре-
рывного развертывания ситуаций и текстов. В моей концепции
есть и то очевидное преимущество, что она показывает, как есте-
ственно и органично сочетаются друг с другом процессуальные и
структурные представления «понимания-мышления», то, что вы-
делял и фиксировал А.Бергсон, и то, что выделяли и фиксировали
гештальтисты. Вместе с тем, решается традиционная проблема не-
прерывности и дискретности «понимания-мышления»: каждый
акт смыслообразования дискретен и целокупен, а процесс понима-
ния-мышления непрерывен и бесконечен. Поскольку он дискре-
тен и является целостным, он регулируется нормами понимания;
поскольку он непрерывен и бесконечен, он регулируется нормами
мышления.
Новое решение проблемы взаимоотношения мышления и
понимания дает мне возможность обобщить само понятие пони-
мания. Если в анализе акта коммуникации мы начинали с противо-
поставления мыслящего и понимающего, причем мышление опре-
делялось как переход от объектно-операциональных элементов
ситуации к тексту, а понимание - как обратный переход от элемен-
тов текста к элементам ситуации, то теперь, после того как мы оп-
ределили мышление как совокупность «горизонтальных» процес-
Лекция четвертая I 137
сов, а понимание - как совокупность «вертикальных» процессов
(независимо от того, в каком направлении они идут - сверху вниз
или снизу вверх), мы должны теперь говорить, что само понима-
ние уже совершенно не зависит от позиции человека относитель-
но процесса передачи сообщения.
Я должен здесь вновь повторить уже сформулированный вы-
ше тезис, что всякий мыслящий одновременно и понимает, а вся-
кий понимающий - одновременно мыслит. Движение от объект-
но-операциональных элементов ситуации к тексту есть в такой же
мере понимание (ситуации), как и движение от элементов текста
к объектно-операциональным элементам ситуации. Понять ситуа-
цию, с этой точки зрения, значит выразить ее в определенном тек-
сте, перейти от объектно-операциональных элементов ситуации к
некоторому тексту.
Но если мы пришли к такому представлению процесса «по-
нимания-мышления», то затем перед нами автоматически встает
новый круг весьма сложных и интересных проблем, касающихся
приемов и способов системного представления подобного целого
и членения его на составляющие - элементы, компоненты и еди-
ницы. Мы должны ответить на вопрос: каким образом все это мож-
но «резать» и как в искусственно-естественной модальности пони-
мание и мышление могут существовать в отдельных актах комму-
никации и тем не менее представлять собой сложные и целостные
системы. Нам придется здесь искать во всем этом «начала» и «кон-
цы» отдельных актов коммуникации и входящих в них отдельных
актов понимания и мышления, причем уже сейчас ясно, что все
это придется делать в общих рамках системно-структурной идео-
логии и системно-структурного метода.
Одним словом, с этого момента мы должны начать новую
одиссею, которая, в конце концов, должна привести нас к позна-
нию этого странного и удивительного объекта, вот уже столько ве-
ков привлекающего к себе внимание лучших умов человечества и
остающегося все еще непознанным.
е к ц и я пятая
24 октября 1972 года
Резюме содержания предшествующей лекции
Коротко резюмирую основные идеи предшествующей лек-
ции. Исходя из схемы акта коммуникации, я подверг критике тра-
диционные представления о мышлении как выражении некото-
рых уже существующих и преднаходимых единиц содержания в ка-
ких-то новых знаках, или знаковых текстах. Моя основная мысль
состояла в том, что мышление должно создавать, творить эти еди-
ницы содержания - и в этом, собственно говоря, состоят его спе-
цифические назначение и роль. Далее я утверждал, рассматривая
процесс понимания, заданный на той же схеме акта коммуника-
ции, что в большинстве случаев понимание тоже не находит гото-
вых, уже сформированных единиц содержания, с которыми оно
могло бы соотнести полученный текст. Понимание должно созда-
вать эти единицы и организованности заново, структурируя и ор-
ганизуя соответствующим образом текст. Но такая характеристи-
ка понимания, по сути дела, уже исключала первую исходную ха-
рактеристику его и совершенно уничтожала различие между пони-
манием и мышлением.
Этот результат рассматривался мною дальше не как ошибоч-
ный, а, наоборот, как совершенно правильный и точно характери-
зующий существо дела. Вместо того чтобы отвергнуть этот момент
как несоответствующий исходным понятиям, я, наоборот, принял
его, сфокусировал на нем ваше внимание и затем постарался за-
дать такое представление о понимании и мышлении, которое бы
исходило из этого факта и объясняло его. Так получилось утверж-
дение, что нет и не может быть понимания без одновременно про-
исходящего и сопровождающего его мышления, как вместе с тем
139
нет мышления без одновременно происходящего и сопровождаю-
щего его понимания.
«Понимание-мышление» было задано на основе этого как
целостность, как соединение «вертикальных» процессов соотне-
сения знаковых форм с объектно-операциональными элементами
ситуации и «горизонтальных» процессов непрерывного разверты-
вания этих форм и самих ситуаций. Но чтобы исследовать и опи-
сывать процессы такого рода и обеспечивающие их механизмы,
мы должны разработать новые методы анализа и синтеза - методы
разделения и противопоставления понимания и мышления, а за-
тем структурно-системного объединения и синтеза получившихся
представлений.
То, что мы выяснили пока в отношении процессов пони-
мания и мышления и их возможных отношений и связей друг с
другом, может быть резюмировано в одном весьма абстракт-
ном образе. Все выглядит примерно так: мышление и понима-
ние как бы идут навстречу друг другу и «сталкиваются» на со-
держании.
Правда, творит содержание именно мышление, но оно тво-
рит его таким образом, чтобы пониманию было во что «упереть-
ся». Другими словами, всякий реальный процесс понимания пред-
полагает соответствующий ему процесс мышления. В этом прояв-
ляется зависимость мышления от понимания. Иначе говоря, если
мы сфокусируем свое внимание на «вертикальных» процессах со-
отнесения элементов текста с объектно-операциональными эле-
ментами ситуации, то мышление окажется зависимым от понима-
ния; это значит, что оно обслуживает его, создавая конструкции
содержания в точном соответствии со структурами смысла. Если
же, наоборот, мы будем фокусировать свое внимание на «горизон-
тальных» процессах мышления, то понимание выступит как зави-
симое от мышления, как созидающее структуру смысла в соответ-
ствии с заданием на конструирование содержания. Поэтому я и
сказал выше, что понимание и мышление как бы «сталкиваются»
друг с другом на содержании, или, другими словами, связаны меж-
ду собой через содержание, а еще точнее - через необходимость
140 Лекция пятая
создания его. Такова была первая и исходная характеристика по-
нимания и мышления в их взаимных связях и отношениях.
Обсуждая далее вопрос о том, как может осуществляться и
строиться подобный процесс, я различил планы синтагматики и
парадигматики. Слитное и единое на уровне синтагматики «пони-
мание-мышление» разделяется на две системы норм в плане пара-
дигматики. Таким образом, мы выделили еще одно и особое на-
правление обсуждения, касающееся уже не связи понимания и мы-
шления в плане их единого продукта (точнее - квазипродукта), а
возможных механизмов осуществления и реализации этой связи
за счет особой организации «работы» парадигматических систем.
То, что было невозможно разделить на уровне синтагматических
систем, что выступало как два ряда «проникающих друг через дру-
га» процессов и связей, сравнительно легко и просто разделилось
на уровне парадигматических организованностей.
Тем самым процессы понимания и мышления были переве-
дены в процессы двух разных нормировок, осуществляющихся как
бы «под углом» к процессам понимания и мышления. В самом про-
стом виде это означало, что реальный синтагматический процесс
мог нормироваться либо одинарными, как бы полярными систе-
мами - один раз только системой понимания, другой раз только
системой мышления, - либо же двойными и комбинированными
системами. Причем сам процесс нормировки мог быть организо-
ван либо как один целостный процесс, либо как последователь-
ность нескольких разных процессов и процедур. В итоге мы полу-
чили возможность различить 1) мышление «понятым» и 2) пони-
мание «мыслимого», а также все и любые промежуточные формы.
При этом мышление было более широким и охватывающим в пла-
не горизонталей, а понимание было более широким и охватываю-
щим в плане вертикалей.
Такова была идея в самом общем и грубом виде, но вокруг
нее оставалась еще масса самых различных методических про-
блем, в частности проблема членения подобных систем на элемен-
ты и единицы. Обсуждая ее, я говорил о том, что именно структу-
ры смысла задают всегда дискретность и целостность отдельных
актов «понимания-мышления», а правила и принципы мышления
включают эти структуры в бесконечные ряды развертывания,
обеспечивают непрерывность и бесконечность «понимания-мыш-
ления». Теперь мы должны развить и более подробно обсудить
весь этот круг проблем.
Лекция пятая I 141
§ 1. Сходство и различия в характеристике понимания
и мышления
В характеристиках понимания и мышления может быть еще
много различий и сходств. Например, понимание всегда в извест-
ном смысле субъективно, оно неразрывно связано с индивидом и
его личными средствами, мышление, наоборот, интерсубъектив-
но, нормировано и в этом плане объективно и надсубъективно.
Понимание неизбежно стремится к разнообразию, мышле-
ние делает его более однообразным. Теперь я могу сказать, рас-
сматривая генезис охарактеризованного выше представления о
«понимании-мышлении», что оно появляется во многом как
обоснование и объяснение тех схем мышления и знания, кото-
рые были сконструированы нами на первых этапах развития те-
ории мышления, на этапе так называемой «содержательно-гене-
тической логики», в 1952-1959 гг. Основная идея этого периода
выражалась принципом двойного или многоплоскостного зна-
ния и мышления и неразрывности движений в плоскостях фор-
мы и содержания. Обычно, чтобы выразить эту мысль, мы гово-
рили, что мыслящий или рассуждающий человек движется в зна-
ковой форме, тем самым двигаясь в содержании, и движется в со-
держании за счет того, что он движется в знаковой форме.
Теперь я могу сказать, что, когда мы рассматривали проис-
хождение и развитие различных понятий, таких, как число, чер-
теж и т.п., я неоднократно подчеркивал, что их специфическое со-
держание возникает за счет отношений замещения и отнесения меж-
ду формой и содержанием33. Это и была фиксация того, что мы
сейчас называем «смыслом», или «структурой смысла», а затем это
содержание, порожденное отношением замещения, выражается в
форме особого «идеального содержания».
Тем самым я фиксировал то, что сейчас может быть обозна-
чено как превращение смысла в содержание (хотя тогда мы гово-
рила не о «смысле», а о «значениях», или «связях значений», по-
скольку не различали планов синтагматики и парадигматики); но,
по сути дела, сама мысль о превращении того, что создавалось за-
мещением, в «идеальное содержание» проводилась очень резко и
последовательно.
33 Здесь надо обратить внимание на то, что термин “содержание" употреблялся явно в двух
разных смыслах, хотя между ними сохранялась преемственность, объясненная потом
принципом деятельностной множественности.
142 Ле кция пятая
Точно так же мы постоянно подчеркивали, правда, не сов-
сем понимая, в чем здесь суть, что мыслительное движение, осуще-
ствляющееся сразу в нескольких плоскостях, не может быть пред-
ставлено в виде последовательного и линейного процесса движе-
ний только в одной форме, или только в одном содержании. Соб-
ственно говоря, в этом и состояла идея многоплоскостного мысли-
тельного движения.
В таком представлении мышления были заключены свои
трудности. Мы фиксировали то обстоятельство, что одна из плос-
костей всегда должна была быть представлена вещественно, а дру-
гая, как правило, только подразумевалась. Это было одно из самых
трудных мест в наших исходных концепциях мышления. Извест-
ное преодоление этой трудности стало возможным после того, как
на передний план выдвинулось трехплоскостное представление про-
цесса мышления, причем все три плоскости выступали как разно-
родные. Третьей плоскостью была плоскость правил, нормирую-
щих, с одной стороны, движение в знаковой форме и, с другой -
подразумевание плоскости содержания (или движение в плоскости
содержания с параллельным подразумеванием соответствующей
знаковой формы). В сугубо практическом плане смысл многоплос-
костного представления состоял в том, что оно разрешало произ-
водить замещения, т.е. переходить от одних плоскостей к другим и
считать подобные переходы необходимыми и относительно само-
стоятельными «операциями» или «действиями» мышления.
В 1962-1964 гг. В.А.Лефевр, исходя из трехплоскостного
представления процесса мышления, ввел в дополнение к отношени-
ям замещения и отнесения также еще отношение управления между
плоскостями и в связи с этим построил особые изображения, кото-
рые получили название «нотной записи», или «нотной азбуки»’4.
Если до 1964-1965 гг. мы сосредоточивали основное внима-
ние на анализе «горизонтальных» движений, т.е. на собственно
мышлении (в узком смысле слова), то после работ Лефевра основ-
ное внимание было сосредоточено на отношениях между замеща-
ющими друг друга или управляющими друг другом плоскостями, и
именно здесь на передний план выдвинулись проблемы понима-
В этой манере были опубликованы две работы, с которыми вам было бы полезно
ознакомиться: В.А.Лефевр, В.И.Дубовская. Способ решения задачи как содержание
обучения // Новые исследования в педагогических науках. Вып. IV. М., 1965; В.А.Лефевр,
О.И.Генисаретский. К логико-операциональному исследованию деятельности оператора
// Проблемы инженерной психологии. Вып. 4. Л., 1966.
Лекция пятая 143
ния и смысла. Хотя уже в 1961 г. мы отчетливо понимали и видели,
что так называемое «мышление» содержит две принципиально
разные компоненты - то, что я сегодня в этих лекциях называю
пониманием и мышлением в их отличии друг от друга.
Первоначально как одно, так и другое изображалось в виде
операций, и тогда вставала проблема порядка соединения и сцеп-
ления их друг с другом. В работе «Исследование мышления детей
на материале решений простых арифметических задач»
(1962-1965)35 я обсуждал эту проблему еще в идеологии сцепления
операций понимания и мышления. Основная ошибка такого под-
хода, как я это сейчас понимаю, заключалась в том, что операции,
вопреки исходным принципам нашего метода и нашей идеологии,
рассматривались сами по себе, вне их связи и отнесенности к объ-
ектам и объектно-онтологическим схемам. В результате остава-
лись за пределами анализа основные формы и способы связи опе-
раций друг с другом - связи через объект и его схемы. Теперь, за-
фиксировав указанный выше недостаток, я стремлюсь предста-
вить операции и процессы понимания и мышления в связи с вклю-
ченными в них объектами - по сути дела, это и означает, что все
процессы понимания и мышления рассматриваются в их квазипро-
дуктивности.
Новый подход позволяет представлять сами процессы и
операции уже не только в линейных цепочках, где одно следует за
другим, но во всевозможных и причудливых конфигурациях, на-
пример, когда одни процессы, скажем, процессы понимания, идут
как бы навстречу и перпендикулярно другим процессам, скажем,
процессам мышления. При представлении самих операций как
изолированных возникает целый ряд затруднений, но такое рас-
смотрение, как я уже сказал, плохо соответствует сути дела. Более
правильным и адекватным будет анализ операций в их отношени-
ях к объектам, продуктам и квазипродуктам и в их связях через
объекты и продукты, но такое представление порождает целый
ряд новых, специфических затруднений, касающихся способов связи
:г> [Г.П.Щедровицкий, С.Г.Якобеон. К анализу процессов решения простых арифметических за-
дач. Сообщения I-V / / Доклады АПН РСФСР. 1962. № 2-6; Г.П. Щедровицкий, С.ГЯкобсон. Ло-
гико-психологический анализ способов решения простых арифметических задач / / Тези-
сы докладов на II съезде Общества психологов. Вып. 2. М., 1963; Г.П.Щедровицкий. К харак-
теристике критериев интеллектуального развития ребенка // Вопросы психологии. Тези-
сы докладов на республиканской психологической конференции. Киев, 1964; Г.П.Щедровиц-
кий. Исследование мышления детей на материале решений простых арифметических за-
дач // Развитие познавательных и волевых процессов у дошкольников. М., 1965].
144 л екция пятая
операций и объектов друг с другом, и их нам еще придется обсуж-
дать и преодолевать.
Одним из средств решения этого затруднения является
представление одних процессов и операций как ассимилирую-
щих другие; именно в этом контексте обогащается и развертыва-
ется представление о знании как особой структуре, в которой за-
крепляются и фиксируются эти отношения ассимиляции. Но это,
наверное, только один аспект и момент указанной выше пробле-
мы, - понадобится придумать еще много новых представлений и
новых приемов анализа, чтобы разобраться во всем этом круге
проблем.
Другим важным моментом в работе прошлых лет было разде-
ление процессов функционирования, с одной стороны, и процессов
развития, эволюции и становления, с другой стороны. Необходи-
мость этого обнаружилась уже тогда, когда мы стали обсуждать вза-
имоотношение между одноплоскостными, линейными движения-
ми и движениями в многоплоскостных, «предметных», как мы го-
ворили, структурах. Действительно, ведь если мы утверждаем, что
мышление - это всегда многоплоскостное движение, скажем, дви-
жение в форме, подразумевающее движение в содержании, и дви-
жение в содержании, подразумевающее движение в форме, то мы
сразу же и автоматически получаем два разных представления о
всяком возможном движении в этих структурах и должны ответить
на вопрос, как они связаны и как соотносятся друг с другом. Един-
ственный ответ, который мы сейчас можем дать, - но это ответ на
уровне образа, - что движение в «предметных» структурах осуще-
ствляется за счет и посредством движений в плоскостях замеще-
ния и между ними. Но как возможна такая связь моноплоскостных
и полиплоскостных движений? Ответить на этот вопрос, оставаясь
в рамках чисто процессуальных и чисто операциональных пред-
ставлений, как мне представляется, - невозможно. А если мы под-
соединяем сюда объекты, продукты и квазипродукты, то сразу же
возникает масса новых методологических проблем, в частности ка-
сающихся времени подобных процессов, отношений между про-
цессами и статическими структурами, между процессами и продук-
тами, между процессами и структурными механизмами и т.д., и т.п.
Обсуждение этих проблем привело нас, с одной стороны, к
переходу от теории мышления к теории деятельности, а с другой
стороны, к переходу от теории мышления к теории науки, т.е. тео-
рии научных предметов, и к теории знания. По сути дела, разви-
Лекция пятая 145
тые нами структурные представления предметов были ответом на
вопрос, как связаны между собой процессы мышления и продукты
этих процессов, выступающие одновременно в качестве исходных
организованностей, направляющих процессы по определенному
руслу. Этот круг проблем привел нас, как вы знаете, к более общей
проблеме взаимоотношения кинетики деятельности, ее процес-
сов, с организованностями деятельности. В итоге выяснилось, что
процессы мышления и деятельности «зажаты» с двух сторон: нор-
мами, которые управляют кинетикой, и «предметными организо-
ванностями», которые направляют кинетику, заранее фиксируя
структуру и общую организацию ее возможных продуктов.
Но все, что я говорю, это еще отнюдь не решение проблем,
а только указание на тот круг проблем, которые нужно обсуждать
и решать. Наше сегодняшнее обсуждение взаимоотношений меж-
ду пониманием и мышлением является одним из частных момен-
тов внутри этого целого. Оно, как я уже сказал, с одной стороны,
обосновывает наши исходные представления о многоплоскост-
ных структурах знания и мышления, а с другой стороны, сущест-
венно видоизменяет и трансформирует их.
В общем получается, что мы имеем процесс непрерывного
видоизменения и трансформации предметных организованнос-
тей. Как бы ни осуществлялся этот процесс и какие бы компонен-
ты и составляющие в него ни входили, это будет то, что мы назы-
ваем мышлением.
Но, во-первых, есть эволюционно-генетическая логика, ко-
торая фиксирует «закономерности» и нормы этих преобразова-
ний или превращений: все зависит от того, в какой модальности
строится сама эта логика - искусственно-деятельностной или есте-
ственной. Функционарная логика, или «логика научного исследо-
вания», фиксирует нормы и правила исследовательской работы
внутри этих предметов, правила выявления эмпирических фак-
тов, правила постановки и определения проблем и задач, правила
построения онтологических картин и моделей, правила разверты-
вания процедур теоретического исследования и построения сис-
тем знаний. Обычно - и это соответствует сути дела - эта логика
выступает как искусственно-деятельностная, хотя можно попробо-
вать построить здесь и ее естественные аналоги.
Таким образом, здесь получается группа логических пред-
метов, фиксирующих и описывающих нормативный аспект мы-
шления.
146 Ле кция пятая
Во-вторых, есть и другая сторона - поведение человека, реа-
лизующего мышление, в частности мышление в научном исследо-
вании. И здесь мы, очевидно, попадаем в область собственно пси-
хологических исследований. Я сейчас не обсуждаю предмет, гра-
ницы и методы этих исследований, ибо предполагаю, что все вы
имеете общее представление о них, не сомневаетесь, что такое су-
ществует или может существовать, и можете, пусть очень условно,
отделить психологию от логики.
В-третьих, есть еще один план, о котором я, собственно го-
воря, и хочу сказать. Это - план понимания. До сих пор совершен-
но неясно, в каком предмете должно исследоваться понимание:
должны ли мы представлять «понимание» как нечто, принадлежа-
щее нормативному плану и развертывающееся так же, как развер-
тывается мышление, или же, наоборот, нужно представлять его
как относящееся к области поведения и развертывающееся благо-
даря механизмам поведения. Вот основной вопрос, с которым мы
здесь сталкиваемся.
Во всяком случае, мы имеем два очевидно разных процесса.
Один - изменение и развитие предметных организованностей мы-
шления, другой - и он является особым процессом, несмотря на
то, что осуществляется внутри изменения и развития предметных
организованностей, - это «понимания», которые мы трактуем в
объективном плане, т.е. по их содержанию, а не по механизмам,
как переходы с одних плоскостей замещения на другие и с одних
плоскостей управления на другие, управляемые. Проблема заклю-
чается в том, как мы будем трактовать, описывать и объяснять эти
переходы.
В истории науки существует много различных попыток опи-
сать и объяснить эти процессы. В частности, уже задолго до появ-
ления теории информации все дело представляли таким образом,
как будто мы переносим и «перетягиваем» содержание знаковых
выражений из одной формы в другую или, иначе говоря, выявля-
ем содержание в одном знаковом выражении и выражаем это со-
держание в другом знаковом выражения. По сути дела, теория ин-
формации не создала в этом плане ничего нового, она лишь заим-
ствовала традиционные натуралистические представления о неко-
ей субстанции, которая движется в этих процессах.
Более трудными являются искусственно-деятельностное
представление и трактовка понимания. Что делает человек -
именно что он делает, а не что происходит, - когда он понимает,
Лекция пятая 147
т.е., в нашем представлении, переходит с одной плоскости заме-
щения на другую или с управляющей плоскости на управляемую?
На этот вопрос пытались отвечать, используя категорию «основа-
ние». Дело изображалось таким образом, что человек-де сначала
выявляет содержание какого-то знакового текста, фиксирует его,
а потом, как бы опираясь на это содержание, используя его в ка-
честве «основания», строит новое знаковое выражение, по-ново-
mv представляющее и фиксирующее «то же самое», исходное со-
держание.
Но такая трактовка легко разбивается и разрушается простым ука-
занием на то, что она предполагает существование неоформленного
содержания. Конечно, можно предположить, что и такое возмож-
но, в частности, за счет специфических механизмов работы созна-
ния, за счет наших способностей выявлять и удерживать содержа-
ние знаковых выражений в кинетике функционирования самого
нашего сознания и составляющих его способностей. Я не стал бы
сейчас возражать против такой трактовки, говорить, что она не оп-
равдана, не основательна и бесперспективна. Наоборот, мне пред-
ставляется, что такой путь объяснения и анализа весьма обнадежи-
вает и сулит в дальнейшем богатые перспективы. Но бесспорно
также и то, что он лежит вне объективного и объективирующего
анализа и изображения процессов понимания.
А если мы хотим построить объективное и объективирующее
изображение, то мы должны:
♦ либо резко разделить и отграничить друг от друга описание
структур понимания, т.е. продуктивных или квазипродуктивных
структур, с одной стороны, и субъективно-психологических меха-
низмов осуществления понимания, с другой стороны, добавив, что
механизмы при таком подходе нас вообще не должны интересо-
вать, а мы будем рассматривать лишь продуктивные и квазипродук-
тивные структуры,
♦ либо же искать в самом объективном плане какие-то особые про-
цессы и механизмы, не сводимые, во-первых, к продуктивным и
квазипродуктивным структурам понимания, а во-вторых, к субъек-
тивно-психологическим механизмам работы сознания и поведения
вообще.
Это все - очень сложные и трудоемкие проблемы, которые нам
придется еще долго обсуждать.
Пока то, что мы знаем, сводится лишь к фиксации самого
факта: мы переходим с одних плоскостей замещения на другие.
Мы можем выделить и рассмотреть подобные переходы как само-
стоятельный и целостный процесс, независимый от того, что мы
называем мышлением, т.е. от целенаправленного преобразова-
148 Л екция пятая
ния и изменения «предметов». Конечно, это очень своеобразная
абстракция, заведомо расширяющая и выводящая за определен-
ные рамки реального существования то, что выявляется и фикси-
руется нами как момент или часть каких-то других процессов. Но
такую абстракцию мы осуществляем очень часто, и очень часто
мы пользуемся понятиями, полученными именно таким образом.
Выделив и представив отдельные моменты понимания, вкраплен-
ные в другие процессы в виде самостоятельных и как бы целост-
ных процессов, существующих самостоятельно и независимо от
всего другого, мы можем представить все дело так, что «процесс
понимания» в своем осуществлении как бы захватывает разнооб-
разные языки и фрагменты из различных плоскостей замещения,
связывает и соотносит их друг с другом. При таком подходе пони-
мание будет выступать уже не как моменты и отдельные фрагмен-
ты более широких процессов мышления или деятельности, а на-
оборот - как тотальный и наиболее широкий процесс, ассимили-
рующий и включающий все другие процессы, в том числе и мыш-
ление. Конечно, эти включение и ассимиляцию мы будем рассма-
тривать не в непосредственной форме захвата одних процессов
другими, а в опосредованной форме захвата процессами понима-
ния тех или иных структур и организованностей, созданных дру-
гими процессами, в частности процессами мышления.
Обращаясь к примерам, можно сказать, что человек, решающий
задачу, движется сначала в определенном предмете, т.е. в опреде-
ленных жестко организованных структурах, где отношения и свя-
зи организации предопределяют кинетику движения; но затем,
когда он сталкивается с затруднениями того или иного рода и эти
затруднения не могут быть решены или преодолены путем даль-
нейшего движения в уже существующих предметных структурах,
тогда он совершает акт свободного смыслообразования, «перепо-
нимания» или переосмысления, находит и захватывает новые зна-
ковые средства, включает в свою деятельность новые предметные
структуры или их новые фрагменты и затем за счет этого начина-
ет двигаться и решать задачу в новых знаковых плоскостях - и так
до тех пор, пока он не натолкнется на новые затруднения, нераз-
решимые в рамках этих предметов, и не начнет новых процессов
переосмысления и перепонимания. Ясно, что во всех этих перехо-
дах, в этих новых «пониманиях» уже известного и данного не дей-
ствует нормативная логика. Поэтому я и назвал эти переходы, или
акты, свободными актами. Нетрудно заметить, что с учетом этого
момента весь процесс решения задачи приобретает существенно
иной вид, нежели тот, который он имел, когда мы рассматривали
Лекция пятая
149
все с точки зрения чисто логических, чисто нормативных мысли-
тельных движений; теперь процесс решения задачи выступает как
процесс все новых и новых последовательно осуществляющихся
актов переосмысления и перепонимания, внутрь которых вкрап-
лены отдельные операции и процедуры чисто мыслительного дви-
жения в плоскостях знакового замещения или управления.
Именно на эти процессы и акты понимания указывали обыч-
но психологи, критиковавшие чисто нормативное логическое
представление мышления, в частности, мышление в процессах ре-
шения задач. Для психологов мышление и выступало, по сути де-
ла, как целостный процесс подобных переосмыслений и перепо-
ниманий (ср., к примеру, работы К.А.Славской, А.В.Брушлинско-
го, Г.С.Костюка и др.).
Когда мы рассматриваем движения в плоскостях знаковых
замещений, то оказывается, что там возможны только жестко
фиксированные и, по сути дела, формализованные процедуры и
движения. В рамках формальной оперативной системы или в
рамках конструктивной системы можно делать только то, что
там уже заранее записано, и нельзя сделать ничего, что не входи-
ло бы в эту систему и не было бы предусмотрено ее конструкто-
ром. Так, в алгебраической оперативной системе можно осуще-
ствлять только алгебраические преобразования и никакие дру-
гие. Но решение задачи, а вместе с тем и то, что мы называем
«пониманием-мышлением», не сводится только к заранее предо-
пределенным и нормированным движениям в подобных опера-
тивных системах. Кроме всего этого, «понимание-мышление» об-
ладает еще свободой - свободой «прыгать» от одной знаковой
оперативной системы к другой, свободой выражать разнообраз-
ные структуры и организованности из одних систем в отдельных
знаках или знаковых структурах других знаковых систем, свобо-
дой замещать одно другим, и эта свобода уже, по сути, исходных
определений не может быть нормирована и оперативно предо-
пределена, во всяком случае, она не может быть нормирована и
предопределена так, как это делается для оперативных и конст-
руктивных систем.
Когда мы осуществляем подобные прыжки от одной знако-
вой системы к другой, мы говорим, что выражаем содержание од-
ной знаковой плоскости в знаках и знаковых структурах другой
знаковой плоскости. Конечно, здесь всегда остается вопрос, вы-
ражается ли соответствующее содержание, может ли оно быть
150 Ле кция пятая
выражено36, причем сейчас мне достаточно чисто интуитивного
представления о содержании. Как бы там ни было, но мы замеща-
ем фрагменты структур и организованностей из одной плоскости
замещения отдельными знаками и сложными структурами или ор-
ганизованностями из других плоскостей, и это замещение, бес-
спорно, в соответствии со всем тем, что мы обсуждали, создает
новый смысл, новую структуру смысла, связывающую прежнее
движение в исходной знаковой плоскости с возможным новым
движением в новой знаковой плоскости.
Таким образом, мы, по сути дела, творим новый смысл и
приписываем его как исходным знаковым образованиям, так и но-
вым знаковым образованиям. Эта формулировка должна быть ис-
ходной для нас, исходной и основополагающей. Затем37 этот но-
вый, созданный нами за счет нового понимания (или «перепони-
мания») смысл, привязанный как к старым, так и к новым знако-
вым выражениям, объединяющий те и другие, переводится и пе-
рерабатывается в дополнительных рефлексивных позициях в но-
вое содержание. Это - второе основополагающее утверждение.
Каким образом происходит эта переработка вновь создан-
ных смыслов в содержание - вопрос особый, который нам нужно
дальше обсуждать, и ответы на него будут разными в зависимости
от того, сколько рефлексивных позиций и какие мы введем в коопе-
ративную структуру, осуществляющую единый акт мыслительной
деятельности.
Я могу сказать, что, как один из вариантов, уже само опери-
рование с новой знаковой плоскостью, или в новой знаковой плос-
кости, создает новое содержание. В этом случае нет еще переработ-
ки вновь созданного смысла в прямом и точном значении слова
«переработка». Здесь зависимость вновь возникающего содержа-
ния от смысла, созданного актом перепонимания, проявляется в
том, что само это оперирование определяется структурой смысла,
через него соотнесено, с одной стороны, с целями и задачами, по-
36 Этот вопрос я буду обсуждать дальше специально и очень подробно, ибо как раз он состав-
ляет один из самых существенных аспектов проблемы взаимоотношений смысла и содер-
жания. В этом обсуждении мы введем ряд точных понятий или, по крайней мере, попро-
буем их ввести.
Здесь я забегаю немного вперед, но мне это нужно, чтобы пояснить общую схему моего
движения и с самого начала противопоставить свое представление тому теоретико-инфор-
мационному и субстанциальному представлению о перетягивании и движении содержа-
ния из одной знаковой плоскости в другую, которое я назвал выше.
Лекция пятая 151
ставленными в исходном движении при решении задачи, а с другой
стороны - с движениями в исходной плоскости замещения, направ-
ленными на решение. Уже в силу того, что в акте перепонимания и
переосмысления мы выбираем строго определенные знаковые
средства, строим строго определенную плоскость замещения’8 и со-
здаем строго определенный тип движений и преобразований, -
уже в силу одного этого мы создаем новое содержание, соответст-
вующее акту понимания, смыслу, и зависимое от него.
Но дальше - и это будут другие варианты той же самой пере-
работки смысла в содержание - возможна совершенно сознатель-
ная, рефлексивно контролируемая трансформация смыслов, опи-
санных и изображенных как смыслы, в новые структуры и органи-
зованности содержания, чисто операционального, операциональ-
но-объектного или же объектно-онтологического. Но это все - зна-
чительно более сложные формы переработки смысла в содержа-
ние, осознаваемые только сейчас и только сейчас становящиеся
массовыми и регулярными. Конечно, названные мною два вариан-
та не исчерпывают всех возможных здесь случаев; это только ука-
зание на некоторые крайние, полярные случаи, скорее - ограни-
чение области проблем, чем решение этих проблем и описание
объектов. И именно так к этому надо относиться.
В результате этого рассуждения мы наметили, по сути дела, два
совершенно разных процесса в преобразовании предметных струк-
тур. Один из них может быть охарактеризован как развитие уже суще-
ствующих предметных структур, развитие, осуществляющееся в пер-
вую очередь за счет нормативно фиксированных преобразований,
развитие, сохраняющее первоначальную структурную определен-
ность предметов. Другой процесс, наоборот, представляет собой та-
кое преобразование и такую трансформацию исходных предметов,
которые превращают их, по сути дела, в принципиально новые пред-
меты, создают за счет процессов перепонимания и переосмысления
принципиально новые связки предметов, включают то, что было
раньше, в новые более широкие, объемлющие их структуры.
Конечно, постфактум мы можем превратить второе движе-
ние в первое. Для этого нам нужно будет осознать произведенное
осмысление и нормировать его в рамках вновь созданной объемлю-
Часто она именно строится, поскольку правила и нормы движения в ней впервые
создаются по соответствию движениям в исходной плоскости - и на это есть масса очень
интересных исторических примеров.
152 Лекция пятая
щей предметной структуры. Но это можно делать лишь после того,
как новая предметная структура создана за счет свободных и твор-
ческих актов перепонимания и переосмысления, а когда мы осуще-
ствляем саму эту работу создания новых предметных структур, не
может быть и речи о подобной квазилогической нормировке.
Чтобы еще раз пояснить высказанное мной в абстрактной форме,
я разберу один абстрактный идеальный пример. Представим себе,
что у меня имеется предметная структура, состоящая из четырех
плоскостей замещения, согласованных и увязанных между собой, и
мы осуществляем нормированное движение в этой предметной
структуре (подобные движения нормируются особыми образова-
ниями, называемыми «способы решения задач» или «способы дея-
тельности»), Предположим далее, что, двигаясь, скажем, во вто-
рой плоскости, мы столкнулись с затруднением, которое не может
быть преодолено за счет каких-либо движений во всех других пло-
скостях замещения, включенных в данную предметную структуру.
Тогда мы берем какие-то знаковые структуры и организованности
(из одной плоскости или «предметные», т.е. сразу из нескольких
плоскостей) и замещаем их знаковыми выражениями, взятыми на-
ми непосредственно «со стороны». Затем мы начинаем решать за-
дачу, двигаясь в этих новых знаковых структурах. И благодаря это-
му создается новое содержание, снимающее и свертывающее в се-
бе как содержание прежних предметных структур и движений в
них, так и смысл или структуры смысла, созданные нашим «прыж-
ком», т.е. подключением в процесс решения задачи новых знако-
вых средств.
Если теперь мы будем выделять и рассматривать только движе-
ние в этой новой знаковой плоскости, то мы должны будем сказать,
что в форме и в содержании его (или ее) произошли «стяжка» и вы-
ражение прежних содержаний, а также нового смысла, созданного
актом перепонимания. Фактически подобные акты переосмысле-
ния давно уже были предметом нашего исследования, но раньше
мы называли их обычно актами «перепредмечивания».
На весь этот процесс мы можем поглядеть и иначе, в частно-
сти, сказать, что это есть процесс включения прежних предмет-
ных структур смысла в новые, более сложные предметные структу-
ры смысла, а в ходе этого изменения и трансформации смысла
происходит переработка различных структур и единиц содержа-
ния в смыслы, а структур и единиц смысла - в новые содержания.
Следовательно, мы всегда можем смотреть на одни и те же процес-
сы «понимания-мышления» двояко, и от того, с какой стороны мы
смотрим, мы будем говорить либо об ассимиляции содержаний
смыслами, либо об ассимиляции смыслов содержаниями <...>
Лекция пятая I 153
Но пока остается неясным механизм перевода и переработ-
ки содержания мысли в смыслы и структуры смыслов в новые со-
держания. Кроме того, есть еще масса других механизмов, в кото-
рых мы точно так же пока не разбираемся. В частности - здесь я
хочу сослаться на работы О.Тенисаретского, - до сих пор остается
неясным, каким же образом представления этих содержаний и
смыслов превращаются в процессы мышления. Чтобы объяснить
это, Генисаретский апеллирует к способностям человека: по его
представлениям, именно способности переводят содержание и
смыслы в процессы мышления и понимания. Можно было бы ука-
зать здесь еще на целый ряд сложных и интересных проблем.
Но я оставляю это пока в стороне и фиксирую ваше внима-
ние только на одном моменте - том, который описывается, с од-
ной стороны, в терминах вертикальных и горизонтальных движе-
ний, а с другой стороны, в терминах переосмысления и перепред-
мечивания. Ограничиваясь этим представлением, я могу говорить
о двух интенциях анализа и соответственно этому предполагать
две интенции и как бы два направления развертывания в самом ре-
альном мышлении, которое мы сейчас пытаемся «ухватить» и опи-
сать. Чтобы выделить эту область и вместе с тем не закрыть себе
возможностей к дальнейшей конкретизации и развертыванию
схем, я разделяю и противопоставляю друг другу синтагматический
и парадигматический планы; я прошу вас на время оставить в сторо-
не всю парадигматику и механизмы ее реализации и рассматри-
вать исключительно одну лишь синтагматику.
Именно здесь, на синтагматическом уровне, выявляются и
могут быть зафиксированы переходы смысла в содержание и со-
держания в смысл. Конечно, когда я ограничиваюсь одним лишь
синтагматическим планом, то подлинное различие между понима-
нием и мышлением исчезает39. Но, вместе с тем, уже в самом нача-
ле этого цикла лекций я говорил, что понимание и мышление мо-
гут рассматриваться не только как деятельности, но и как процес-
сы. Здесь, правда, без апелляции к парадигматике тоже ничего
нельзя выявить, но если иметь в виду сам факт существования пара-
дигматики и то обстоятельство, что именно на уровне парадигма-
тики понимание и мышление фиксируются как разные в своем со-
39 Ведь я уже говорил, что определенность этого различия задается различием норм мышле-
ния и понимания, фиксируемых в парадигматике, и, следовательно, без обращения к пара-
дигматике бессмысленно говорить о различии понимания и мышления как деятельностей.
154 I Лекция пятая
держании и строении процессы, то можно попробовать разделить
и расчленить эти процессы в рамках самой синтагматики (исполь-
зуя в качестве средств для такого разделения то, что представлено
в виде норм или нормативных предписаний на уровне парадигма-
тики). Как видите, это очень сложная и двойственная в своем смыс-
ле процедура, в которой мы одно делаем, а другое изображаем.
Короче говоря, в самом синтагматическом движении я пы-
таюсь различить как те процессы, которые специфичны для мыш-
ления (а это значит, будут потом фиксироваться в специфически
мыслительных нормах) и которые, по предположению, включают
и ассимилируют продукты или квазипродукты понимания, так и те
процессы, которые специфичны для понимания и фиксируются в
специфически «понимательных» организованностях40 и которые,
по предположению, включают и ассимилируют продукты или ква-
зипродукты мышления. В рамках именно такого представления я
и говорю, с одной стороны, о процессах и актах осмысления, как
бы захватывающих предметные структуры и системы и осуществ-
ляющихся «поверх них», а с другой стороны, о процессах и актах
непрерывного развертывания или развития предметных структур
и систем, использующих процессы и акты понимания в качестве
своего механизма и средства (притом частичного, включенного в
сложное петлеобразное функционирование целостного механиз-
ма мышления). Сказав все это, я, по сути дела, завершаю переход к
обсуждению новой широкой темы, к обсуждению мышления как
такового, его процессов и механизмов.
Вы можете упрекнуть меня здесь в том, что я строю все еще слиш-
ком неопределенную и слишком аморфную картину мышления-по-
нимания. И это будет правильно, поскольку я до сих пор не ввел ни
одного элемента и ни одной единицы мышления. Но я и не могу
этого сделать, не нарисовав предварительно некоторой общей кар-
тины мышления, его процессов и механизмов. Здесь вы ловите ме-
ня за руку и говорите: как вы можете нарисовать общую картину, ес-
ли вы до сих пор не знаете, в принципе, из каких элементов скла-
дывается ваше целое. Я соглашаюсь с вами, но задаю другой во-
прос: а как я могу ввести элементы и единицы, если я до сих пор не
знаю, даже примерно, каким является рассматриваемое и описыва-
емое мною целое.
И вы должны понять, что именно такова моя ситуация: я не
знаю элементов, я не знаю целого, но я, тем не менее, должен полу-
40 Я не говорю здесь о нормах как таковых, поскольку не уверен, что понимание фиксирует-
ся именно в нормах и только в нормах, а, скажем, не в способностях по преимуществу.
Лекция пятая I 155
чить и то и другое, а чтобы это сделать, я должен мыслить, рассуж-
дать и конструировать (или проектировать) объект. Я это и делаю,
и, как видите, каждый раз получаю что-то новое. Точно так же здесь
было бы неправильно спрашивать, каким я представляю себе мыш-
ление - непрерывным или дискретным. Я не знаю, в какой мере эта
оппозиция непрерывного и дискретного применима к мышлению-
пониманию. Я только сказал бы, что, скорее всего, я пытаюсь пред-
ставить мышление и понимание как разные формы существования
человеческого интеллекта и человеческой деятельности, как вне-
временные и внепространственные формы существования, но эти
формы существования мыслятся вместе с тем как развертывающи-
еся в бесконечном (точнее, неограниченном) времени и простран-
стве. Положив все это, я должен затем представить мышление-по-
нимание конструктивно, т.е. как разложенное на отдельные дис-
кретные элементы и единицы, собираемые затем в композиции и
структуры. В качестве таких дискретных систем-единиц я ввожу
первоначально акты мышления и акты понимания. Но акты пони-
маются мною не как акции некоторых субъектов, а как сами по се-
бе сущие единицы.
Однако вся трудность конструктивного подхода к мышлению-
пониманию, а вместе с тем и вся соль излагаемого мной подхода со-
стоят ведь в том - достаточно понятом уже нами - свойстве мышле-
ния-понимания, что оно постоянно как бы размножается. Я не могу
подыскать здесь другого более точного слова. С одной стороны, мы-
шление-понимание как бы все время движется, транспортируется,
его единицы и элементы переходят из одной точки пространства-
времени в другие точки, но это передвижение и эта транспортиров-
ка осуществляются не механически, а за счет отображений и посто-
янного перевоплощения. Ведь перемещаются и переходят содержа-
ние и смыслы, а не материально-знаковая оболочка; кроме того, то,
что перемещается и транспортируется, не исчезает при этом, а про-
должает существовать и сохраняется в своем первом исходном виде;
поэтому я и говорю здесь о «размножении».
Поэтому задача конструктивного представления состоит в
том, чтобы задать такие конструктивные элементы и единицы, ко-
торые, во-первых, могли бы отображаться и размножаться, во-вто-
рых, имели бы в своем составе форму и содержание (собственно
говоря, эта категория для того и придумана, чтобы зафиксировать
подобный момент размножения), а в-третьих, оставались бы, не-
смотря на все это, собственно-конструктивными элементами и
единицами. По этой же причине нам приходится при анализе и
объяснении мышления-понимания обращаться к системно-струк-
156 Л екция пятая
турной методологии и включать конструктивный подход в состав
и в рамку системного подхода. В дополнение к этому нам прихо-
дится вводить целый ряд специфических отношений и связей,
фиксируемых в таких словах, как «замещение», «отражение»,
«отображение», «снятие», «осмысление» и «переосмысление»,
«опредмечивание» и «распредмечивание» и т.д., и т.п.
Пользуясь отношениями замещения, я, с одной стороны, пе-
ребрасываю определенные элементы мысли с одной плоскости на
другую, а с другой стороны, в ходе такого переноса оставляю в
каждой плоскости все свойственные ей элементы и не ввожу ника-
ких новых, чуждых или не свойственных ей, элементов. По сути
дела, ведь «движется» в этих плоскостях замещения не знаковый
материал, а содержания (причем движутся они за счет структур
смысла), а мы говорим, что содержание, причем то же самое, су-
ществует теперь в другой форме. Но это и есть та формулировка,
в которой мы выражаем факт передвижения определенных эле-
ментов и единиц мышления в форме их размножения.
Точно так же, чтобы передать специфику мышления-пони-
мания, мы говорим, что плоскости знаковых замещений, харак-
терные для мышления, как бы «плавают» в пространстве смысла,
что структуры смыслов, возникая, как бы захватывают эти плоско-
сти замещений и объединяют их друг с другом, что это простран-
ство смыслов образует субстрат, на котором и в котором разверты-
вается бесконечный поток мышления.
При этом я предупреждал, что я сузил и упростил общее
представление мышления-понимания, исключив из рассмотрения
системы парадигматики, и свел все к тому, что непосредственно
выявляется нами в плане и на уровне синтагматики. Если бы я рас-
сматривал также и парадигматические системы, то вся картина
стала бы сложнее и в некоторых случаях мои положения о «плава-
нии» в пространстве смысла и т.п. потеряли бы свой смысл, хотя в
общем и целом они совершенно справедливы и для мышления-по-
нимания, взятого во всей его целостности, т.е. с учетом также и си-
стем парадигматики.
Нужно также помнить, что предметные организованности,
возникающие в процессе развития мышления-понимания, с од-
ной стороны, фиксируют структуры смыслов, возникшие прежде,
а с другой стороны, вытесняют и делают их ненужными; жестко
связывая и объединяя друг с другом несколько плоскостей заме-
щения, мы тем самым ограничиваем свободу смыслообразова-
Л екц ия пятая 157
ния, мы фиксируем в отношениях замещения или подобных им
все возможные и допустимые смысловые отношения. Благодаря
этому смыслообразование вытесняется как бы на периферию по-
добных сложных и «крупных» блоков; мышление все более укруп-
няется, становится, как сказал В.Розин, «крупноблочным», эти
укрупненные блоки осмысляются по-новому, и таким путем втя-
гиваются в еще более сложные и еще более крупные объедине-
ния, становясь при этом единицами и элементами нового усовер-
шенствованного понимания-мышления. Но все это происходит,
как я уже говорил, путем «размножения». Поэтому в пространст-
ве мышления-понимания остаются и продолжают «плавать» зна-
ковые или знаково-предметные блоки всех размеров и масшта-
бов, и это создает возможности, по сути дела, неисчислимого
разнообразия.
В плане только что сказанного очень интересно рассмотреть исто-
рия возникновения аналитической геометрии у Декарта и исчисле-
ния бесконечно малых у Лейбница. Работа Лейбница, как и работа
Декарта, интересны еще и тем, что оба они выработали достаточ-
но сложное и мощное осознание механизмов и методов своего мы-
шления: Лейбниц - учение о «характеристиках» (характерах), а Де-
карт - учение о «методе». Суть как одного, так и другого состояла в
формулировании и фиксации того удивительного для мышления
XVII века факта, что любое явление можно связать с достаточно
произвольными знаками-характеристиками и за счет этого полу-
чить новый смысл и новое содержание; в дальнейшем это прозре-
ние получило довольно вульгарную трактовку у сенсуалистов и но-
миналистов (вульгарную не в субъективном, а в культурно-истори-
ческом смысле, и тем менее вульгарную, чем крупнее был сам мыс-
литель, например, очень интересную и богатую своими выводами
у Кондильяка и Беркли). Декарт и Лейбниц, в частности, поняли
уже, что путем подобных смысловых соединений разных знаковых
организованностей можно создавать совершенно новые науки;
при этом они не обсуждали проблем содержательности, ибо как
личности были «выше этого», т.е. их собственное сознание и мыш-
ление были наполнены таким богатым содержанием, что у них ни-
когда не появлялось на этот счет никаких проблем и вопросов.
Теперь я могу еще раз определить понимание в его оппози-
ции к мышлению и мышление в его оппозиции к пониманию. Пони-
мание - это всегда установление «вертикальных» отношений заме-
щения, выражения и т.п.; при этом для понимания не столь уж важ-
но, устанавливает ли оно совершенно новые отношения такого ро-
да или же только восстанавливает и воспроизводит существовав-
158 Лекция пятая
шие раньше отношения, организованные в структуры предметов и
фиксированные в представлениях, знаниях, конструкциях значе-
ний и т.п.; другими словами, понимание может быть как одним, так
и другим. Можно, следовательно, сказать (хотя, конечно, очень уп-
рощенно), что понять нечто - это значит заместить его другим; не-
важно, как будет идти это замещение - от содержания к знаковой
форме или, наоборот, от знаковой формы к содержанию. Вполне
возможно даже, что характеризовать понимание будут не только ак-
ты вертикального замещения и отображения, но и акты горизон-
тального замещения, в частности, акты замещения одних объектов
другими (вы понимаете, что я всегда могу представить их как верти-
кальные, а если не смогу, то тогда это и не будет пониманием).
Мышление, в противоположность пониманию, это всегда
«горизонтальные» преобразования объектов в рамках предмет-
ных структур, т.е. в рамках уже произведенных вертикальных за-
мещений и отображений, и, следовательно, в пространстве смыс-
ловых структур, производимые соответственно определенным
правилам и нормам; при этом преобразование элементов какой-
либо плоскости может производиться не только согласно прави-
лам и нормам преобразований, приписанным к этой плоскости,
но и согласно правилам и нормам преобразований любой другой
плоскости, входящей в структуру предмета (именно в этом прояв-
ляется зависимость мышления от понимания и его продуктов -
структур смысла).
Конечно, и здесь есть свои сложности и «тонкие места». На-
пример, замещение одного объекта другим мы можем рассматри-
вать как преобразование этого исходного объекта или, скажем, со-
держания, зафиксированного в этом объекте, если существуют
правила и нормы, регулирующие и определяющие подобные заме-
щения-преобразования. Собственно говоря, на этом и строится
мышление, этим определяется его огромная эвристическая сила, его
свобода от материальности. Разрешение всех этих затруднений и
видимых парадоксов возможно, как я уже не раз говорил, при уче-
те плана и уровня парадигматики, хотя, конечно, за счет перевода
их в условный, конвенциональный план культурной и социеталь-
ной организации41. В границах же одной лишь синтагматики все
эти трудности принципиально неразрешимы.
41 .Мышлением, согласно этой точки зрения, считается все то, что зафиксировано в нормах
как мышление.
Лекция пятая 159
Когда же мы переходим к анализу и описанию целого, мы
должны жестко разделить и противопоставить друг другу два край-
них случая. Один из них тот, когда процессы и акты понимания ра-
ботают на мышление, обеспечивают решение его специфических
задач; другой - тот, когда процессы и акты мышления, т.е. преобра-
зования внутри плоскостей замещения, работают на решение за-
дач понимания и, следовательно, в контексте смыслообразования.
По-видимому, осуществление того или другого из этих процессов,
а соответственно - задание той или иной интенции и построение
той или иной организации мышления-понимания зависят от опре-
деляющей роли той или иной системы парадигм, попросту гово-
ря, от того, какая из этих нормативных систем становится веду-
щей и подчиняет себе другую систему парадигм, а вместе с тем и
весь процесс мышления-понимания в целом.
Если мы поставим вопрос о том, как возникает и как склады-
вается это различие мышления и понимания на материале единой
деятельности и обслуживающих ее знаний, то мы должны будем
обратиться к анализу определяющей роли знаний и точек зрения.
Наверное, первоначально различие понимания и мышления, возни-
кает как различие точек зрения и соответственно этому как разли-
чие интенций. Но в этом нет еще подлинного различия между мы-
шлением и пониманием, они еще не различены и не разделены.
Но человеческая деятельность отличается той особенностью, что
она превращает любые точки зрения и любые подходы в реаль-
ность, как говорил в одном из своих докладов В.А.Лефевр, «в явь».
Именно поэтому достаточно было появления двух разных точек
зрения на одно и то же, чтобы это явление предстало в двух раз-
ных видах, а точнее говоря - как два разных явления, а потом уже
эти два разных представления стали реализовываться в виде двух
разных, функционально и материально различающихся, а потом и
противопоставляемых друг другу образований.
Итак, чтобы объяснить истоки в генезисе мышления и пони-
мания, мы должны объяснить появление двух разных точек зре-
ния, точнее, двух разных интенций внутри единого и нерасчленен-
ного первоначально «мышления-понимания», ауже затем обычные
механизмы деятельности превратят это различие в различие двух
жестко фиксированных организованностей деятельности.
160 Л екция пятая
§ 2. Членение «понимания-мышления»
на элементы и единицы
Таким образом, мы охарактеризовали целое, которое мы на-
зываем «мышление-понимание». Теперь мы можем поставить во-
прос о способах и формах членения его на элементы и единицы и бу-
дем пытаться отвечать на него, исходя из полученного представле-
ния о целом.
В первом, исходном представлении мышление задавалось
мною как «поток», не имеющий начала и конца. Далее, естествен-
но, должен был встать вопрос о том, какие же процессы и движе-
ния составляют его. Я отвечал на этот вопрос пока в самом общем
виде, назвав их процессами эволюции мышления. Внутри этого про-
цесса эволюции мы можем выделить целый ряд различающихся меж-
ду собой процессов - «становление», «развертывание», «развитие»,
«превращение» и просто «изменение». В общем мышление харак-
теризовалось мной прежде всего как саморазвивающаяся и само-
организующаяся система.
Затем я вводил представление об организованностях мыш-
ления, утверждая, что они определены, прежде всего, целями и за-
дачами саморазвития и самоорганизации. Самое главное во всем
этом представлении заключалось в объединении застывших орга-
низованностей и актуальных процессов; в каждый момент все целое
мышления представляет собой совокупность каких-то процессов,
в которых «плывут» различные организованности, объединяясь
между собой, развертываясь и развиваясь дальше.
Хотя, рисуя эту картину, я мимоходом назвал мышление систе-
мой, тем не менее, такое представление не дает и не может еще дать
системы в прямом и точном смысле этого слова, во всяком случае,
системы как чего-то целостного. Представление о мышлении как о
непрерывном потоке, не имеющем начала и конца, является для ме-
ня исходным - и я на этом все время настаиваю, однако, тем не ме-
нее, с таким представлением просто невозможно работать, во вся-
ком случае, аналитически. Поэтому встает вопрос, во-первых, о том,
как этот бесконечный и безначальный поток ограничить, впихнуть
в определенные рамки, а во-вторых, как выделить в нем различные
элементы и единицы. Только решив эти две задачи, мы сможем затем
«работать» с мышлением - исследовать его, практически и инженер-
но создавать различные структуры и подсистемы мышления и т.п.
По сути дела, я уже сказал, хотя, конечно, очень бегло, что я
попытаюсь произвести такое членение мышления, опираясь на за-
Лекция пятая 161
фиксированные выше представления о взаимоотношениях мыш-
ления и понимания. При этом мне придется вводить параллельно
целый ряд различающихся между собой членений, которые име-
ют, что весьма существенно, разные основания.
Воспользуемся, прежде всего, некоторыми обыденными эм-
пирическими соображениями. Постараемся представить себе, что
мы делаем, когда читаем длинный текст, содержащий некоторое рас-
суждение. Параллельно дадим характеристику самому тексту.
С внешней, непосредственно воспринимаемой стороны текст поде-
лен на абзацы, предложения и слова; каждое из названных расчлене-
ний имеет свои особые материальные отметки. Исходя из этих мате-
риальных отметок, мы можем выделить элементы и единицы раз-
ных уровней иерархии, а после того, как мы произведем такое разде-
ление, рассматривать каждый элемент и каждую единицу как само-
стоятельное простое тело, как материальную часть целого. Фикси-
руя обратную операцию сборки целого из частей, мы можем сказать,
что текст составлен из слов, предложений и фраз-абзацев, причем
каждый из этих элементов имеет свое особое значение42.
Каждое из названных мною образований - фраза-абзац и
предложение - имеет определенный смысл (я пока не касаюсь во-
проса, откуда он возникает и чем определяется), который задает
их целостность, и, следовательно, каждый элемент более низкого
уровня иерархии связан с другими элементами, входит в состав це-
лого и определяется этим целым. Более того, когда мы читаем не-
который связный текст, мы ощущаем целостность смысла и непре-
рывность его развертывания. Мы переходим от одного предложе-
ния к другому, от одного абзаца к следующему, от одной главы к
следующей и от тома к тому, и мы все время держим в своем созна-
нии представление о целостности того содержания, которое суще-
ствует и развертывается в этом тексте. На этот момент указывали
многие авторы и среди них, в частности, В.Дильтей. Но в чем же и
за счет чего существует эта целостность текста?
Достаточно очевидно, что эта целостность не может сущест-
вовать в самом материале текста, в материале, который так легко
раскладывается на составляющие его элементы-части. С точки
зрения формальной организации текста длинное и непрерывное
42 Хотя здесь возникает ряд тонких вопросов, касающихся соотношения между смыслом и
значениями, например, вопрос, имеет ли предложение значение и можно ли говорить о
значении абзаца, я рискую утверждать, что и предложенное мною представление вполне
допустимо.
6 - 2615
162 Лекция пятая
рассуждение ничем не будет отличаться от собрания отдельных
независимых новелл, шуток и басен. Наверное, источник этого
единства и целостности надо искать в другом - либо в смысле, либо
в содержании текста.
В принципе, мы можем принять оба эти предположения и
затем посмотреть, как существует и как развертывается смысл и
как существует и развертывается содержание.
Более вероятным кажется утверждение, что целостность и
непрерывность развертывания текста заложены в содержании.
Действительно, ведь именно содержание непрерывно растет и
развертывается по мере развертывания текста. Нанизывая одно
предложение на другое, мы непрерывно обогащаем содержание,
добавляем в него все новые и новые компоненты и элементы. Го-
воря резко, каждое новое предложение из целостного связного
текста приносит с собой какой-то новый момент содержания.
С одной стороны, это утверждение кажется весьма баналь-
ным и очевидным, даже обыденным. С другой стороны, оно совер-
шенно не очевидно и ничем не может быть подкреплено и обосно-
вано; поэтому его нужно воспринимать как очень смелую содержа-
тельную гипотезу, требующую тщательного анализа и проверки.
И это нетрудно почувствовать, если вдуматься в смысл сказанного.
Ведь мы пока ничего не знаем о том, что такое содержание и
как оно может развертываться. Более того, утверждая, что матери-
ал текста сам по себе не может задать такой целостности, а содер-
жание, наоборот, эту целостность задает, я фактически противопо-
ставил два способа развертывания и организации целого. Линей-
ное развертывание слов и предложений уже в силу этой линейнос-
ти, последовательности или сукцессивности не может задать цело-
го и не может развертывать его, поскольку все построено на прило-
жении одного к другому, добавлении последовательных элементов,
а содержание при этом должно развертываться нелинейно.
Но как такое возможно? Ведь, по сути дела, мы должны
предположить, что уже в первом, исходном предложении целое
задано и схвачено, а все дальнейшие предложения добавляют не-
что «внутрь» этого целого. С этим предположением связано мно-
го интересных проблем, и тогда можно высказывать много раз-
ных соображений. В частности, очень интересно рассмотреть во-
прос о том, как должен строиться текст, чтобы удовлетворить это-
му требованию - задания целого с самого начала и последующего
углубления в детали. Обсуждение всех этих вопросов дало бы, на-
Лекция пятая I 163
верное, очень много для теории дидактики и риторики. Но я
только отмечаю эти проблемы и не буду на них останавливаться,
поскольку все это лежит уже далеко от непосредственно обсужда-
емой нами темы.
Итак, содержание в ходе последовательного развертывания
текста должно развертываться, но совершенно по иной логике, по
иным законам, нежели материал текста. Уже в первом предложе-
нии содержание должно предстать как нечто целостное, во всяком
случае, как совершенно определенное, отделенное от всего друго-
го и противопоставленное ему, а все дальнейшие предложения
должны нести в себе такие моменты, аспекты или элементы содер-
жания, которые как бы входят в это целое. Конечно, можно допу-
стить и обратное отношение - что каждое последующее предложе-
ние задает более широкое целое, объемлющее то, которое было
задано в первом предложении. Если же какое-то из последующих
предложений будет задавать новое целое, независимое от исход-
ного целого, то возникнет разрыв в содержании текста: эти два
предложения будут выглядеть (во всяком случае, некоторое время)
как независимые, не связанные друг с другом. Мы можем связать
их за счет некоторых искусственных средств, например, за счет
проблематизации: а как эти два названных объекта связаны друг с
другом или могут быть связаны, почему говорящий или пишущий
поставил их рядом и т.п.?
Я ни в коем случае не хочу навязать вам какое-либо опреде-
ленное решение этой проблемы. Мне важно лишь поставить и
заострить сам вопрос: если мы предполагаем, что именно содер-
жание задает и определяет целостность некоторого текста, то
как должно быть построено и организовано это содержание, как
оно должно развертываться, чтобы существовала и сохранялась
указанная целостность, чтобы текст выглядел непрерывным и
связным?
Итак, мы пришли к довольно банальному и известному поло-
жению: текст будет представляться целостным и связным, если все
его составляющие относятся к одному предмету мысли; если же
предмет мысли становится новым, другим, то текст разрывается
на две не связанные между собой части4’.
13 Выражение «предмет мысли» понимается здесь очень широко: например, предметом мыс-
ли может быть какое-то действие, осуществляющее преобразование объекта из одного ви-
да в другой.
6*
164 Лекция пятая
Но теперь мы можем поставить вопрос, связывающий пред-
ставление, которое мы получили только что, с тем представлени-
ем о мышлении, с которого я начинал этот параграф: каковы гра-
ницы и пределы развертывания какой-либо структуры содержа-
ния? Наверное, таких границ и пределов в принципе не существу-
ет. Любая структура содержания может развертываться сколь угод-
но долго. Этот вопрос относится уже не к природе содержания, а
к внешним условиям осуществления нашей деятельности.
Таким образом, мы опять возвращаемся к идее бесконечнос-
ти и безначальности потока мышления. Но тогда получается, что
единицы и целостные системы мышления задаются, по сути дела,
безотносительно к самому мышлению, они относятся к «предме-
там мысли», а эти предметы существуют в другом пространстве и
времени, нежели сами процессы мышления или рассуждения. Эти
предметы отделены друг от друга и противопоставлены друг другу,
можно сказать, статически, каждый из них может развертываться
в принципе бесконечно и, следовательно, мыслительная работа
(если брать ее саму по себе) может останавливаться в любом пунк-
те этого развертывания. Другими словами, членение по «предме-
там мысли», весьма существенное для мышления, не имеет вместе
с тем прямого и непосредственного отношения к процессуально-
му развертыванию мышления. Но что же тогда членит сами про-
цессы мышления, что определяет специфические для него эле-
менты и единицы?
Мне представляется, что ответить на этот вопрос можно бу-
дет только в том случае и тогда, когда мы перейдем к анализу дру-
гой компоненты текста - смысла и структур смысла. Чтобы мы мог-
ли правильно понять назначение и роль этой компоненты, мы
должны учесть (вдобавок ко всему тому, что уже было сказано), что
развертывание содержания (или структур содержания) может про-
исходить, кроме всего прочего, и независимо от понимаемого тек-
ста. Текст, полученный в коммуникации, может послужить лишь
толчком для начала такого развертывания, а дальше само развер-
тывание будет идти уже безотносительно к тексту, по внутренней,
имманентной логике самого содержания. Ясно, что при этом пони-
мание не только отойдет на задний план, но может быть вообще ис-
ключено - будет происходить чистое мышление без понимания.
В каком же случае этого не будет? Очевидно, в том случае и
тогда, когда мышление как процесс чистого развертывания струк-
тур содержания будет «связано» (в прямом и точном смысле этого
Лекция пятая I 165
слова) процессом понимания заданного текста, структурами смыс-
ла. Ведь именно смысл, как я стремился показать, связывает содер-
жание с формой, организует их в одно целое. Уже одно это сообра-
жение позволяет предположить, что именно смысл, а точнее струк-
туры смысла, являются тем, что задает единицы понимания-мышления,
единицы, интимно связанные с самим процессом понимания-мыш-
ления. Если содержание обеспечивало и задавало непрерывность и
определенность, целостность, развертывающегося текста, то
смысл, структуры смысла задают и определяют целостность про-
цесса мышления на каждом шаге его развертывания.
Это очень важный и принципиальный тезис. Выше я сказал,
что содержание задает целостность текста безотносительно к про-
цессу его развертывания. Это - целостность I, вневременная,
предметная. Она никак не определяет полноту и целостность акта
понимания-мышления, целостность II. Чтобы задать и обеспечить
целостность II, целостность акта или процесса понимания-мышле-
ния, нужна структура смысла, смысла как принципиально иного,
нежели содержание, смысла как живущего по совсем иным зако-
нам и механизмам, нежели содержание.
Нетрудно сообразить, что эти специфические функции
смысла определяются отношением между содержанием и матери-
алом текста. Содержание представляет собой бесконечно развер-
тываемую структуру, структуру как бы растущую или выращивае-
мую. Текст, напротив, всегда представляет собой строго ограни-
ченное образование, всегда конечное. Смысл должен обеспечить
связь одного и другого, причем - связь в процессе или через про-
цесс. Именно смысл является посредником между одним и другим,
именно смысл определяет границы развертывания структур содержа-
ния, соответствующие последовательному и линейному развертыванию
текста, именно смысл охватывает то и другое в рамках единого,
одновременно дискретного и непрерывно развертывающегося,
процессуального целого.
В целом процесс понимания-мышления может быть пред-
ставлен примерно так.
Появляется первое предложение; оно понимается; возника-
ет, следовательно, первая структура смысла, приводящая к образо-
ванию первой структуры или организованности содержания;
предмет мысли задан и теперь находится в поле сознания.
Следующее, второе предложение понимается уже в связи с
первым предложением. Структура смысла, возникающая в резуль-
166 л екция пятая
тате этого понимания, должна охватить структуру содержания, со-
зданную первым предложением, и развернуть ее дальше, соответ-
ственно той добавке, которая была заключена во втором предло-
жении; структура смысла, возникшая при понимании второго
предложения в связи с содержанием, заданным первым предложе-
нием, опять создает целостность, она охватывает то, что было по-
рождено первым предложением в плоскости содержания, как бы
перетягивает его в свою структуру, но она не охватывает и не пе-
ретягивает той структуры смысла, которая была создана первым
предложением.
Следующее, третье предложение понимается уже в связи с
первым и вторым, но эта связь не является непосредственной - ес-
ли предложений будет достаточно много, то они вообще могут
быть забыты, - она осуществляется за счет захвата содержания,
созданного в результате понимания первого и второго предложе-
ний, и является, следовательно, опосредованной через содержа-
ние. Но структура смысла, созданная при понимании третьего
предложения, опять является целостной в процессуальном смыс-
ле, она лежит как бы вне первой и второй структур смысла, следу-
ет за ними, вытесняет и замещает их. И далее процесс развертыва-
ется точно таким же образом (см. рис. 5).
Рис. 5
Если теперь мы попробуем взглянуть на все это в целом, то
увидим следующее. Структуры смысла как бы вспыхивают, следуя
друг за другом и заменяя, вытесняя друг друга. Каждый раз такая
вспыхивающая структура смысла задает целостность акта понима-
ния. Можно сказать, что именно структура смысла задает целост-
ность и единство каждого акта в понимании-мышлении, следова-
тельно, именно структуры смысла задают единицы процесса по-
нимания-мышления. Последовательную смену структур смысла
можно уподобить смене кадров в ленте кинофильма. Другими сло-
вами, в плане и на уровне смысла процесс понимания-мышления
Лекция пятая I 167
дискретен, жестко разбит на единицы, отличающиеся друг от дру-
га и противопоставленные друг другу. Вполне возможно, что пони-
мание не будет точно соответствовать тексту и заложенным в нем
регулятивам; оно будет членить текст не соответственно запятым
и точкам, а каким-то другим образом. Никакого последовательно-
го развертывания или конструирования структур смысла нет и не
может быть.
В этом плане очень интересны монтажные соображения Эйзен-
штейна: в первом кадре небритая физиономия, во втором кадре
рваные сапоги с торчащими пальцами ног, в третьем кадре, нако-
нец, все собирается вместе в фигуру человека. После первого кад-
ра мы имеем целостный и законченный смысл, после второго кад-
ра - свой целостный и законченный смысл и после третьего кадра
точно так же целостный и законченный смысл. Никакого развития
или развертывания смыслов, а просто три разных смысла, три дис-
кретных единицы нашего восприятия и понимания кинофильма.
Что же касается содержания, то там все идет иначе. Хотя первые
два кадра не зависят друг от друга и допускают всевозможные ком-
бинации - можно было бы в третьем кадре показать две человечес-
кие фигуры, один из которых небрит, а второй в рваных сапогах, -
но третий кадр дает нам именно один из этих вариантов содержа-
ния, он собирает содержание двух первых кадров в одно целое. Та-
ким образом, содержания, в противоположность структурам смыс-
лов, развертываются, объединяются или разделяются, превраща-
ются в многоуровневые и многоярусные и т.п., а материал текста
развертывается последовательно и линейно: второе предложение
добавляется к первому, третье ко второму и т.д.
Самое главное, что должно быть здесь зафиксировано, это
то, что текст развертывается одновременно в трех разных плоско-
стях или, точнее, планах, и соответственно этому имеет три раз-
ных плана детерминации. Структуры смысла задают как бы «вер-
тикально определенные» единицы, единицы понимания-мышле-
ния, развертывающегося как процесс. Но, кроме того, весь этот
процесс развертывания смыслов (а следовательно, и весь процесс
понимания-мышления) детерминирован: с внешней стороны - ме-
ханической последовательностью развертывания текстов, а изну-
три - логикой развития содержания, как бы перетягиваемого из
одной структуры смысла в следующую, поскольку сама структура
смысла создается или организуется, охватывая уже появившееся
содержание. В дополнение ко всему здесь еще важно отметить
структурный характер смысла: его нельзя разбирать на элементы и
составляющие, он всегда целостен. Содержание, наоборот, с этой
168 Л екция пятая
точки зрения представляет собой скорее организованность, ибо
оно развертывается очень часто конструктивно, путем сборки из
уже готовых элементов; но так как содержание охвачено структу-
рами смысла и несет на себе структурные проекции его, оно высту-
пает всегда не только как организованность и конструкция, но и
как структура. Чаще всего эта структура как бы охватывает конст-
рукции и организованности, делает их своим материалом, или на-
полнением.
Здесь было бы неправильно рассматривать развертывание
содержания как очень простой и единообразный процесс добавле-
ния новых элементов, детализирующих исходное представление
или, наоборот, включающих его в более широкие системы. Хотя мы
пока очень мало знаем про законы развертывания содержания, но
того, что мы знаем, достаточно, чтобы сказать, что формы и спосо-
бы такого развертывания могут быть очень многообразными.
Традиционная формальная логика дала нам один набор приемов и
способов. Дальнейшее развитие математики и естественных наук
породило еще много других способов: одни из них связаны с развер-
тыванием понятий, другие - с построением и развертыванием науч-
ных предметов, третьи - с разворачиванием онтологических кар-
тин идеальных объектов, и есть еще - это совершенно очевидно, -
масса других, которые нам предстоит выявить, изучить и описать.
Совсем иные принципы и правила развертывания содержания
сформировала художественная литература. Возьмите, к примеру,
принципы построения новелл О.Генри. Следуя за текстом, мы раз-
вертываем определенные структуры содержания, строим какую-то
картину действительности, а потом вдруг появляется новая деталь,
которая заставляет нас как бы перевернуть эту' картину, предста-
вить все иначе: трагическое делает комическим, убийство и смерть
превращает в фарс и пародию, в представление. Подобные неожи-
данные переворачивания представления о действительности тоже
являются одной из регулярных процедур развертывания и разви-
тия содержания. И они точно так же ждут еще своего выявления,
анализа и описания.
Но все это, в общем, - детали, а нам нужно вернуться к объ-
явленной в заголовке параграфа теме. По сути дела, я уже затвер-
дил ту мысль, что в процессе понимания-мышления идут как бы
три параллельных, разнородных процесса. В первом плане отдель-
ные, четко определенные предложения добавляются следом друг
за другом, образуя линейные, последовательные конструкции ма-
териала. Во втором плане отдельные дискретные структуры смыс-
ла сменяют друг друга, не вступая ни в какую непосредственную
Лекция пятая 1 169
связь между собой; они подобны последовательным вспышкам или
следующим друг за другом кадрам киноленты. В третьем плане
структуры или организованности содержания развертываются не-
прерывно, в общем и целом сохраняя все время единство и само-
тождественность. И кроме того, все эти три параллельных движе-
ния связаны между собой и взаимно детерминируют друг друга.
Очень важно, что каждый из трех названных планов развер-
тывается по своим особым законам, непохожим на законы развер-
тывания других. Наличие трех разных параллельных движений со-
здает значительную устойчивость процесса понимания-мышления.
При этом сочетаются и соединяются друг с другом «разорванность»
материала текста и «целостность» содержания, «структурность»
смыслов и «конструктивность» формы и содержания и т.п. Структу-
ры смысла выступают как непроникающие друг в друга монады; со-
держание, наоборот, изменяется, оставаясь самим собой и перехо-
дя из одних структур смысла в другие. А последовательность предло-
жений выступает вообще как внешняя организация текста, транс-
формируемая и преобразуемая в актах понимания-мышления.
Это различие и разнообразие моментов, характеризующих
процессы понимания-мышления, дало основание для массы раз-
ных и противоречивых характеристик самого понимания и мыш-
ления: одни считали его дискретным, другие непрерывным, одни
сукцессивным, другие - симультанным и т.д., и т.п.
Если, учитывая все эти три плана протекания процессов понима-
ния-мышления, мы взглянем теперь на приведенную выше схему
(рис. 5), то заметим сразу же очевидную неадекватность (или, как
говорил О.Генисаретский, дефициентность) формы изображения:
ведь структуры (или организованности) содержания не заменяют-
ся одни другими соответственно смене структур смысла, а сущест-
вует, наоборот, одна единственная структура (или организован-
ность) содержания, которая эволюционирует, развертывается или
развивается. Это только относительно сменяющих друг друга
структур смысла мы можем говорить, что структуры, или организо-
ванности, содержания переходят или перетекают из одной струк-
туры смысла в другую; нам приходится это делать после того, как
мы изобразили последовательность смыслов.
Если же мы начнем рассматривать все с точки зрения содержа-
ния, то должны будем говорить о неподвижности и самотождест-
венности содержания, которое изменяется, оставаясь «тем же са-
мым», а вокруг него роятся, вспыхивая и затухая, разные структуры
смыслов. На каждом шаге единого рассуждения мы все время име-
ем перед собой единую структуру содержания. Если же эта структу-
170 Лекция пятая
ра содержания заменяется другой, то в текст должен быть введен
специальный знак, фиксирующий и отмечающий этот переход, а
именно то, что начинается, по сути дела, новый текст.
Кроме того, мы постоянно используем специальные средст-
ва, чтобы зафиксировать и сохранить это постоянство и целост-
ность содержания; мы изображаем его на специальных схемах и
рисунках, и эти изображения, скажем, как мои изображения на
доске, остаются все теми же самыми и неизменными, в то время
как я продолжаю свое рассуждение и образую все новые и новые,
сменяющие друг друга смыслы. Подобные изображения помога-
ют нам удерживать и сохранять постоянство зафиксированного
нами содержания.
Обсуждая все эти вопросы, мы не должны забывать того, о чем
я говорил раньше, в частности, что и материал текста, и содержание
выступают в качестве организованностей относительно структуры
смысла. Конечно, это, прежде всего, особая точка зрения, когда мы
в центр ставим смысл, а, скажем, не содержание (могли бы поста-
вить и содержание), но, кроме того, в этом есть еще объективная оп-
ределенная логика: ведь именно структуры смысла больше всего со-
ответствуют внутренней природе процессов понимания-мышления,
именно они задают целостные единицы этого процесса, и поэтому
естественно начинать анализ с них; кроме того, как я уже говорил
выше, структуры смысла охватывают и определяют организованно-
сти содержания в процессах понимания-мышления.
Иной подход возможен, если мы будем рассматривать «чис-
тое» мышление или мышление, охватывающее понимание и подчи-
няющее его своим внутренним тенденциям развития. Такое тоже
бывает, и в этом случае мы должны принимать точку зрения содер-
жания и относительно него и процессов его развертывания рассма-
тривать все остальное. Но в таком случае, как легко сообразить, мы
потеряем все критерии для определения целостности различных
процессов понимания-мышления; мы сможем говорить об опреде-
ленности предметов мысли и их противопоставленности друг другу,
но каждый предмет мысли, как я уже говорил, может развертывать-
ся бесконечно, и поэтому говорить о целостности или, наоборот,
нецелостности такого предмета нецелесообразно.
Здесь проявляется одно существенное и, я даже сказал бы, па-
радоксальное свойство мышления. Вы должны помнить, что мы
сейчас рассматриваем мышление на уровне синтагматики, оставив
парадигматические системы в стороне. При таком рассмотрении
совершенно правильным является тезис, что каждая конструкция
Лекция пятая 171
предмета мысли может развертываться бесконечно и что сами эти
конструкции не обладают свойствами целостности. Все эти положе-
ния, повторяю, справедливы, когда мы рассматриваем мышление
относительно понимания, содержание - относительно смысла. Но
мышление - и это я буду подробно показывать дальше - определяет-
ся не относительно понимания, а относительно практической дея-
тельности, и как таковое - об этом тоже будет речь дальше - оно ох-
ватывает и ассимилирует понимание, соотнося его с практической
деятельностью. Заданное согласно этой функции, мышление приоб-
ретает дополнительную линию нормировки. Оно получает всевоз-
можные ограничения, и относительно этих ограничений каждая
конструкция содержания, каждый предмет мысли могут оценивать-
ся как достаточно или, наоборот, недостаточно развернутые, как
полные или неполные, как целостные или нецелостные. Все эти
критерии фиксируются, с одной стороны, в парадигматических си-
стемах мышления, а с другой стороны - ситуативно, т.е. всегда отно-
сительно определенной ситуации практической деятельности.
Из моих замечаний должно быть ясно, что должно сущест-
вовать и существует еще иное членение процессов мышления-по-
нимания и что оно не совпадает с тем членением процессов пони-
мания-мышления, которое я описал и рассмотрел выше, с члене-
нием относительно структур смысла.
В тех случаях, когда осуществляется процесс понимания-мы-
шления, это значит, что мышление детерминировано коммуника-
цией, текстом, который должен быть понят. Именно текст высту-
пает как то, что задает и направляет мышление. Можно сказать,
что в этих случаях мышление подчиняется пониманию (и этот момент
я изображаю, ставя термин «понимание» на первое место в выра-
жении «понимание-мышление»).
И в этих случаях именно понимание, течение или процесс
его, определяют и задают целостность мышления и развертываемого им
содержания. Единственный важный критерий, которому должно
удовлетворить такое понимание-мышление, - это связь и соотнесен-
ность со всем предшествующим содержанием и, соответственно, с
выражающим его текстом. Я говорю об этом специально, поскольку
это - дополнительный критерий, не обсуждавшийся нами выше.
Важно еще понять, что смыслообразование обладает здесь
совершеннейшей свободой: мы можем образовывать любые струк-
туры смысла и соответственно им собирать любые комбинации и
композиции содержания, развертывать любые структуры и любые
172 Л екция пятая
конструкции его, мы можем дополнять эти конструкции любым
произвольным числом элементов, можем стирать или «вытирать»
любые элементы; природа содержания как такового не ставит нам
никаких ограничений44.
Для понимания всего сказанного выше и всего, что я предполагаю
сказать дальше, важно помнить и иметь в виду, что целостность
единиц содержания задается структурой смысла, именно процесс
смыслообразования задает здесь целостность единиц содержания.
Впервые на этот момент обратили внимание берлинские гештальт-
психологи - М.Вертхеймер, К.Коффка, К.Левин, а потом его до-
вольно подробно описывали С.Л.Рубинштейн и его ученики. В пе-
ресечении линий геометрического чертежа можно увидеть много
разных целостностей, и мы видим одни или другие в зависимости
от того, как мы понимаем задачу и что нам надобно получить; цело-
стность выделяемых фрагментов чертежа определяется каждый
раз актом смыслообразования.
Здесь интересно также поставить вопрос, в какой мере
структура смысла, создаваемая в каждом акте понимания, опреде-
ляется тем текстом, на котором она непосредственно развертыва-
ется. Отношение здесь очень сложное. С одной стороны, мы долж-
ны сказать, что понимание, конечно, детерминируется данным
фрагментом текста - он его вызывает и он его определяет. Но, с
другой стороны, сама структура смысла захватывает массу различ-
ных моментов и элементов, никак не связанных с этим фрагмен-
том текста; при этом в одних случаях и при одном понимающем
это будут одни моменты и элементы, а в другом случае и при дру-
гом понимающем - другие. В принципе, акт понимания, или смыс-
лообразования, может захватывать самые различные содержания,
выявлять в предшествующем тексте любые содержания, может
просто привлекать их как бы совершенно «со стороны», соответ-
ственно «испорченности» того или иного человека.
Поэтому я никак не могу сказать, что структура смысла опре-
деляется данным фрагментом текста или даже текстом вообще;
текст служит скорее стимулом или побудителем к смыслообразова-
нию и задает некоторые «детерминирующие тенденции» процес-
са смыслообразования. Вместе с тем, чем более развернутым ста-
новится текст, чем больше моментов содержания организуется в
44 Повторяю, все это до тех пор, пока мы не связываем понимание с практической
деятельностью и не определяем мышление согласно его служебной роли - связывать
понимание с практической деятельностью.
Лекция пятая I 173
единой структуре, или, в других словах, чем больше моментов про-
шлого содержания надо учитывать, тем больше ограничивается
свобода смыслообразования, тем больше ограничений на нее на-
кладывается - ибо на каждом новом шаге развертывания содержа-
ния надо удовлетворить уже очень большому набору содержатель-
ных характеристик и определений. Каждая новая структура смыс-
ла должна «схватить» и как бы стянуть в себе все то содержание,
которое было задано раньше. Поэтому мы можем сказать, что
структура смысла, создаваемого в процессе понимания, определя-
ется не столько фрагментом понимаемого текста, сколько той
структурой или организованностью содержания, которая была
уже порождена, ее наличной определенностью и возможностями
дальнейшего развертывания ее.
Но, в принципе, обобщая все сказанное, мы можем утверж-
дать, что процесс смыслообразования детерминируется сразу двумя орга-
низованностями - организованностью содержания, развертываемого в
данном процессе мышления, и организованностью текста, получаемого в
коммуникации. А кроме того, процесс смыслообразования имеет
еще безграничное поле свободы, в него может быть включено все,
что сможет включить (при данных ограничениях со стороны со-
держания и текста) данный понимающий и мыслящий индивид.
Теперь необходимо сказать, характеризуя в целом структу-
ры смыслов, последовательно сменяющие друг друга, что каж-
дая последующая структура как бы снимает и свертывает в себе
то содержание и тот текст, который был охвачен всем предшест-
вующим процессом понимания-мышления. С одной стороны,
как содержание, так и текст не имманентны самим структурам
смысла, они представляют собой нечто иное, внешнее для са-
мой структуры, и поэтому вряд ли могут характеризовать отно-
шения смыслов друг к другу. Но с другой стороны, нет и не мо-
жет быть никаких других характеристик, которые бы задавали и
определяли отношения разных структур смыслов друг к другу.
По сути дела, только полнота и целостность текста, заданного в
коммуникации, и самотождественность структуры или органи-
зованности содержания, как бы переходящей из одной структу-
ры смысла в другую, связывают смыслы друг с другом. И поэтому
не остается ничего другого, как характеризовать связь и отноше-
ние смыслов через полноту текста и самотождественность содержа-
ния (или предмета мысли). Учитывая эти моменты, мы, наверное,
сможем говорить также и о том, что смыслы, последовательно
174 л екция пятая
сменяющие друг друга, сами усложняются или развертываются;
хотя при этом мы все время должны помнить, что это будет не
их собственная характеристика.
Нетрудно видеть, что в проведенных выше рассуждениях я
зафиксировал двустороннюю зависимость - зависимость конст-
рукций содержания, развертываемых в процессе понимания-мыш-
ления, от структур смысла и обратную зависимость структур смыс-
ла от уже развернутых структур, или организованностей, содержа-
ния. Мне важно было подчеркнуть, что процесс понимания-мыш-
ления идет сразу как бы по трем планам (каждый из этих планов
был охарактеризован специфическим образом), а, кроме того,
между этими тремя движениями существуют свои сложные связи и
зависимости.
Мне было важно также обратить ваше внимание на то, что
процесс понимания-мышления зависит, конечно, от того, что при-
нято называть «способностями» человека; в частности, эта способ-
ность реализовалась в той свободе привлечения разнообразных
моментов и обстоятельств в процессе смыслообразования, кото-
рую осуществляет сам человек. Но это, конечно, не единственное,
в чем осуществляются и проявляются способности. По сути дела,
способности проявляются буквально во всем - в восприятии текс-
та, в конструировании предмета мысли. Поэтому вопрос о роли
способностей и их участии в процессе понимания-мышления я со-
знательно оставлял в стороне как сложный и почти не разработан-
ный.
Ведь вы должны понимать, что в ходе своих рассуждений я
двигаюсь в действительности теории деятельности и теории ком-
муникации, а на логику и психологию я ссылался лишь в тех случа-
ях, когда хотел показать, что представители этих наук охватывали
и фиксировали лишь отдельные аспекты той проблемы, которую
мы сейчас с вами обсуждаем. Более того, сейчас для меня не суще-
ствует никаких различий между логикой и психологией, в этом
контексте я не признаю тех границ, которые были выработаны ис-
торией формирования этих наук. Наверное, точнее нужно было
бы сказать, что я хорошо знаю все дискуссии, относящиеся к этой
теме, но для меня не существует тех средств анализа, которые бы-
ли выработаны этими науками, я не принимаю их понятий в каче-
стве средств моего анализа.
31 октября 1972 года |
екция шестая
Резюме содержания предшествующей лекции
В прошлой лекции мы рассматривали понимание как про-
цесс, развертывающийся поверх различных организованностей
материала, в частности, поверх организованностей материала
текста и организованностей объектно-операциональных элемен-
тов ситуации. При этом понимание создавало, во-первых, структу-
ры смысла, во-вторых, смысловые организованности текста и, fl-
третьих, смысловые организованности объектно-операциональ-
ных элементов ситуации, которые мы рассматривали как органи-
зованности содержания.
Эти три квазипродукта процессов понимания теснейшим
образом связаны друг с другом, но при этом могут рассматривать-
ся отдельно друг от друга, самостоятельно, и будут задавать три
разных определения самого понимания. Развивая дальше такое
представление процессов понимания, мы говорили даже, что есть
какая-то часть процессов понимания, которая создает структуру
смысла в целом, есть какая-то часть процессов понимания, кото-
рая создает смысловую организованность текста, и есть какая-то
часть, которая создает организованность содержания. При этом
понимание остается одним и целостным процессом, но мы его
рассматриваем в разных планах и соответственно этому произво-
дим «членение» процессов понимания. Возможность этого опре-
деляется некоторыми формальными возможностями нашего мыш-
ления: если мы можем выделить три разных продукта, то мы соот-
176 л екция шестая
ветственно этому можем говорить о трех разных процессах. У нас
получается то, что называют «сложным процессом».
Кроме того, мы с вами говорили о том, что процессы понима-
ния как бы пересекаются с процессами мышления или, во всяком слу-
чае, так завязаны с ними, что можно представить эти процессы как
взаимное их пересечение. Мы говорили, что понимание и мышле-
ние, по сути дела, взаимно ассимилируют друг друга. При этом, прав-
да, все время подчеркивалось, что разделение процессов понимания
и процессов мышления является во многом искусственным, услов-
ным и подобно тому разделению квазипродуктов понимания, о кото-
ром я только что говорил. Следовательно, мы понимаем и знаем, что
мышление и понимание представляют собой единый процесс, а все
расчленения и противопоставления мыпгления и понимания друг
другу обусловлены нашими задачами проанализировать и понять их.
Но одновременно я подчеркивал, что в существовании мыш-
ления-понимания существуют такие реальные поляризации, кото-
рые и на деле разделяют и противопоставляют понимание и мыш-
ление друг другу. Мы можем даже найти в этом сложном целом та-
кие процессы и такие системы, в которых превалирует понима-
ние, а процессы мышления выступают как вспомогательные и слу-
жебные, и можем найти такие процессы и системы, в которых
превалирует мышление, а понимание выступает в служебной и
вспомогательной роли.
В связи с этим я говорил о двойственности самого понятия
процесса. Эта двойственность проявляется в том, что один раз
мы говорим, что процессы понимания и мышления суть одно, од-
но и то же, а другой раз мы утверждаем, что этот единый процесс
может быть все-таки разделен и представлен в виде двух разных и
противопоставленных друг другу процессов - процессов мышле-
ния и процессов понимания, - и даже более того, мы устанавлива-
ем определенные реальные взаимоотношения и взаимодействия
между этими процессами, говорим, что одни из них ассимилиру-
ют другие и т.п. Следовательно, один раз мы говорим о том, что
эта двойственность обусловлена лишь разными подходами к еди-
ному процессу, разными представлениями его, а другой раз мы го-
ворим, что эта двойственность существует реально, представляет
собой реальную поляризацию и реальное разделение процессов
мышления-понимания на разные процессы - те, в которых прева-
лирует понимание, и те, в которых превалирует мышление. Зна-
чит, я подчеркиваю искусственный характер этого разделения и
I
I
Лекция шестая I 1*7*7
противопоставления, и одновременно утверждаю, что это искус-
ственное разделение приобретает естественную окраску, оесте-
ствляется.
Затем, зафиксировав все эти моменты и достаточно подроб-
но охарактеризовав их, я начал в прошлый раз осуществлять свое-
образное перепредмечивание. Если в начале анализа нам была задана
ситуация коммуникации и я исходил из процессов понимания, а
потом, введя представления о деятельности и представив акт ком-
муникации и ситуацию коммуникации как моменты акта и ситуа-
ции деятельности, я рассматривал мышление с точки зрения и в
свете понимания, то на третьем шаге я произвел оборачивание и на-
чал рассматривать понимание с точки зрения мышления. Благода-
ря этому оборачиванию все то, что мы говорили выше о понима-
нии, предстает теперь в новом и ином свете.
Если вы помните, в самом общем и грубом виде я задавал мы-
шление как «горизонтальный» процесс либо в организованностях
текста, либо в организованностях содержания, либо, наконец, в
сложной организованности предметов, объединяющих содержа-
ние и форму в одно целое. Сама эта тройственность определения
мышления еще должна обсуждаться нами, но она уже достаточно
отчетливо выступила в нашем предыдущем анализе.
В свете этих общих определений мы получили возможность
разделить цели и задачи мышления и понимания.
Цели и задачи понимания состоят в том, чтобы увязать, об-
разно говоря, текст, приходящий «со стороны», с ситуацией, кото-
рую мы создаем «на месте», или же - определенную организован-
ность содержания, созданную практически-предметной деятель-
ностью, с текстом, который мы создаем для того, чтобы выразить
это содержание. Одним словом, цель и задача понимания состоят
в том, чтобы увязать друг с другом эти разнородные образования -
текст с ситуацией или ситуацию с текстом. При этом совершенно
неважно, от чего к чему мы идем - от текста к ситуации или от си-
туации к тексту, важно само соотнесение их друг с другом.
Цели и задачи мышления, напротив, состоят в том, чтобы
создать новые организованности текста и новые организованнос-
ти ситуации (или же новые предметные организованности, если
мы определяем мышление через целостный предмет). Здесь еще
раз достаточно отчетливо выступает та особенность мышления,
которая не раз уже обсуждалась в философии Нового времени, в
особенности в философии Гегеля, и от него перешла в марксизм,
178 л екция шестая
та его специфическая характеристика, что мышление всегда есть
создание чего-то нового. То, что просто воспроизводит нечто уже
существующее, есть просто понимание, а не мышление45.
Обсуждение вопроса, относительно чего определяется это
новое, для классических представлений не имело смысла, ибо
«мышление» рассматривалось в своем собственном идеальном
пространстве; это всегда было, следовательно, нечто новое по от-
ношению к уже существующей системе мышления; другими сло-
вами, всегда предполагалась некоторая абсолютная точка зре-
ния, позволявшая определить, что действительно является но-
вым и что, напротив, является старым. Если мы попытаемся ре-
шить этот вопрос как-то иначе, скажем, по отношению к отдель-
ному человеку или по отношению к обществу, то мы неизбежно
выйдем за рамки самой теории мышления и должны будем ввес-
ти другие, скажем, социологические или социально-психологи-
ческие рамки.
Следовательно, вопрос о критериях различения продуктив-
ного и репродуктивного лежит за пределами теории мышления, в
то время как сами понятия продуктивного и репродуктивного упо-
требляются (хотя, может быть, и не совсем правомерно) внутри
теории мышления. Оставаясь в рамках теории мышления, мы
должны говорить, что мышление всегда порождает нечто новое
относительно своей собственной системы, а поэтому мы неизбеж-
но должны рассматривать функционирование мышления как са-
моразвитие или развитие своей собственной системы. В прошлый
раз я даже говорил, что развитие является основной характерис-
тикой процессов мышления.
Это верно, но нужно еще при этом оговорить, что в таком слу-
чае (и при таком подходе) исчезает различие между развитием и
функционированием. Точнее, как я только что сказал, развитие мыш-
ления осуществляется за счет его функционирования, а целью функ-
ционирования или осуществления мышления становится его само-
развитие, развитие его системы. Другими словами, мышлением мы
45 Конечно, я хорошо понимаю условность этого противопоставления продуктивности и
репродуктивности. Я знаю все трудности, которые связаны с различением этих двух
моментов, я, по сути дела, уже учел все это, говоря, что мышление-понимание есть единый
процесс, в котором аспекты мышления и аспекты понимания не разделяются и не могут
быть разделены, но поскольку мы все-таки производим такое разделение и
противопоставляем мышление и понимание друг другу, мы можем в меру этого разделять
и противопоставлять друг другу продуктивность и репродуктивность.
Лекция шестая 179
будем называть только то, что включено в сферу, или в систему, мыш-
ления и осуществляет развертывание этой системы, или сферы.
Итак, цели и задачи мышления состоят в том, чтобы развер-
тывать или создавать новые организованности текста, новые орга-
низованности содержания или же, - более сложный случай, объе-
диняющий два первых, - новые организованности предметов.
Здесь мы сталкиваемся с целым рядом трудных моментов,
касающихся взаимоотношения мышления и понимания. Для того
чтобы мы могли включить какой-то текст в ситуацию (или постро-
ить ситуацию соответственно тексту), мы уже должны иметь этот
текст, он должен быть нам задан. Совершенно ясно, что заданная
нам организованность текста во многом предопределяет ту струк-
туру смысла, которую мы создадим в процессе понимания. Мы по-
нимаем тот текст, который нам задан, и понимаем его соответст-
венно тому, как он задан. Другими словами, наше понимание опре-
деляется конструкцией текста, а тот, кто создает эту конструкцию,
стремится к тому, чтобы по возможности полнее предопределить
наше понимание.
Эта сторона дела четко выражена в известном афоризме, который
мне очень нравится: говорить надо не так, чтобы было понятно,
а так, чтобы нельзя было не понять. Индивид, строящий текст,
стремится предопределить и детерминировать наше понимание
почти целиком. И классическим, лучшим с точки зрения коммуни-
кации, является тот случай, когда это удается. В этом случае нам
придется говорить, что текст в смысловом плане уже целиком ор-
ганизован и задан его конструкцией, тем, как говорящий его пост-
роил. В этом случае структура смысла, создаваемая понимающим,
будет лишь простым слепком и отображением той смысловой ор-
ганизованности текста, которую создал говорящий. Если выра-
жать все это на языке системно-структурной методологии, то нуж-
но будет сказать, что морфологическая конструкция или морфоло-
гическая организация текста предопределяет здесь структуру
смысла, создаваемую пониманием, а соответственно этому смыс-
ловая организация текста лишь воспроизводит и повторяет мор-
фологическую организацию его.
Если мы спросим в этом случае, что является материалом для
понимающего и мыслящего человека, то должны будем сказать,
что таким материалом является, с одной стороны, графический
материал текста, с другой стороны, вся совокупность конструк-
ций значений, связанных с этим графическим материалом и за-
фиксированных в системе языка, и с третьей стороны, синтакси-
ческая организация этого текста, наилучшим образом соотнесен-
ная с наличествующей ситуацией коммуникации и деятельности.
180 Л екция шестая
Но такие случаи предельно однозначной и жесткой детер-
минации процессов понимания и структур смысла материалом
текстов являются исключением. Как правило, процессы понима-
ния и структуры смыслов задаются и определяются не только и да-
же не столько текстом, сколько всей ситуацией коммуникации и
деятельности. Поэтому структуры смысла и смысловые организо-
ванности текста в подавляющем большинстве случаев не совпада-
ют с конструктивной морфологической организацией этих текс-
тов. Между смысловыми организованностями, создаваемыми в про-
цессе понимания, и морфологической организацией, фиксирующей
(лучше или хуже) смысловую организацию текста, созданную гово-
рящим, существует большее или меньшее расхождение, в боль-
шинстве случаев - весьма значительное.
Именно поэтому при описании процессов понимания нам
приходится пользоваться средствами системно-структурного
анализа и различать, с одной стороны, морфологию текста, за-
данную конструкциями синтаксиса и семантическими значениями
элементов этих конструкций, а с другой стороны, смысловые ор-
ганизованности текста, создаваемые процессом понимания
(или, что то же самое, структурой смысла). И аналогично этому
мы различаем морфологию ситуации и смысловые организованнос-
ти ситуации.
Но в стороне от всего этого круга проблем стоит еще про-
блема соотношения разных факторов, влияющих на процесс по-
нимания. Сейчас уже достаточно ясно, что морфология текста и
морфология ситуации теснейшим образом связаны с процессами
мышления. Каким образом - это до сих пор остается во многом не-
ясным. И мы не сможем разобраться с этим вопросом до тех пор,
пока не разделим процессы понимания и мышления. Но как мы
можем их разделить, если - и это достаточно выяснено - процес-
сы понимания и процессы мышления идут как бы перпендикуляр-
но по отношению друг к другу, образуя при этом один сложный и
целостный процесс. В результате процессы понимания оказыва-
ются всегда вместе с тем и процессами мышления, а процессы мы-
шления одновременно - процессами понимания. И мы никак не
можем сказать, что одно происходит или осуществляется раньше,
нежели другое: смысловая организованность как текста, так и си-
туации выступает всегда как продукт и результат сразу двух процес-
сов или актов - процесса понимания и процесса мышления. Но
процесс мышления при этом, как известно, является скорее конст-
Лекция шестая I 181
руктивным; поэтому, наверное, он ближе и теснее связан с конст-
рукциями, а следовательно, и с морфологией, нежели процесс по-
нимания.
Другими словами, понимание более свободно в своей квазипро-
дуктивности, оно может строить смысловые структуры свободнее и
во многом независимо от морфологии материала, а мышление, наобо-
рот, теснее связано с морфологией материала, в большей степени ори-
ентируется на него и обязательно должно выразить себя в создании
определенных конструкций материала. Как мы сейчас понимаем,
это происходит в первую очередь за счет рефлексии смысловых струк-
тур и смысловых организованностей (особенно последних) и конст-
руктивного выражения этих смысловых организованностей и смыс-
ловых структур в конструкциях материала.
Но все то, что мы сейчас знаем, еще не раскрывает сложных
взаимоотношений между процессами понимания и мышления, не
характеризует еще механизмов этих процессов, а поэтому зависи-
мость или независимость процессов понимания и мышления от
морфологии материала остается во многом проблематичной. У
нас нет пока возможности разделить процессы понимания и мыш-
ления процессуально, т.е. во времени, поэтому мы прибегли к хит-
рым приемам и средствам изображения этих процессов. Мы пред-
ставили связки процессов (или сложные процессы) в виде струк-
тур, где все совершавшиеся процессы представлены своими следа-
ми (и соотнесениями или связями объектов и продуктов), но уже
вне времени, статически, как нечто свершившееся, а не текущее, -
и за счет этого получили возможность анализировать сами про-
цессы и их зависимости друг от друга как нечто остановленное и
данное нам одномоментно.
Таким путем мы снимаем некоторые затруднения и получа-
ем некоторые новые возможности для анализа, но еще многие за-
труднения остаются, а вместе с тем появляются новые, связанные
с особенностями анализа структур. Представив процессы мышле-
ния и понимания в виде структуры, создающей (в переносном
смысле) особую систему, охватывающую ряд организованностей с
их морфологией, мы должны теперь, чтобы разделить мышление
и понимание, создать специальные приемы и процедуры расчле-
нения этой структуры и соответствующей ей системы. Хотя саму
структуру, изображающую понимание и мышление, я задавал во
многом конструктивно - из так называемых «вертикальных» и «го-
ризонтальных» процессов (линий), - тем не менее, обратное раз-
182 Лекция шестая
ложение всего целого на «вертикальные» и «горизонтальные»
процессы ничего нам не дает. Ведь конструктивно я создавал гра-
фическую форму выражения, а отнюдь не предмет. После того,
как графическая форма создана, я произвожу определенную ин-
терпретацию ее, приписываю ей определенный смысл и содержа-
ние, одним словом - создаю предмет, и теперь должен произвести
расчленение и разложение не графической формы как таковой, а
именно предмета и - соответственно логике его содержания.
Именно в этом и состоит проблема - расчленить предмет согласно ес-
тественным законам его существования, процессирования (или функ-
ционирования и развития).
Именно в этих условиях мы используем один давно приме-
няющийся, но все равно очень странный и до сих пор по-настоя-
щему не изученный прием. В самом общем виде его можно было
бы охарактеризовать как расчленение через абстрагирование -
прием так называемых «полярных абстракций».
Должен вам сказать, что он очень интересовал А.А.Зиновьева, и в
своей диссертации Зиновьев посвятил ему специальное приложе-
ние; я не помню сейчас, попало ли это в автореферат его диссерта-
ции, но в одном из вариантов автореферата этому было уделено до-
статочно много места; несмотря на этот интерес и внимание к про-
блеме, она, как мне кажется, не была решена, и сам прием не был
представлен в логических схемах; по сути дела, произошло то же
самое, что раньше произошло у М.Вебера, — мы получили некото-
рый новый смысл, зафиксированный в явно неадекватной знако-
вой форме.
Суть этого приема (в самом первом описании) состоит в
том, что в самих реальных процессах и явлениях мы ищем такие
случаи, где одна из составляющих сложного процесса и явления
сведена к минимуму. Таким образом, мы получаем случаи мышле-
ния, в которых понимание выражено слабо или его почти совсем
нет, и случаи понимания, в которых мышление выступает в под-
собной роли, вторично, сведено и минимуму. Затем, отталкиваясь
от каждого из этих случаев, мы рассматриваем, как постепенно
растет и развивается вторая компонента, та, которая была мини-
мизирована в исходных случаях, и таким способом находим строе-
ние и закономерности развертывания этой второй компоненты.
Эти представления - понимания как бы без мышления и мышле-
ния как бы без понимания - в терминологии М.Вебера называют-
ся «идеальными типами».
Лекция шестая
183
Но суть именно в том, что я назвал поляризацией: не имея возмож-
ности расчленить целое, мы его «сводим» к идеальным или поляр-
ным типам. Здесь надо добавить, что такого рода прием применял-
ся уже Галилеем, в частности, при изучении процессов свободного
падении тел, и, наверное, о том же самом говорил К.Маркс во вве-
дении к «Капиталу», утверждая, что в гуманитарных и социальных
науках «сила абстракции» заменяет и подменяет анализ и экспери-
ментирование, осуществляемое в естественных науках. Не случай-
но я сказал выше, что абстракция мышления без понимания нужна
нам, чтобы иметь возможность исследовать понимание в его посте-
пенном развертывании и усложнении, а абстракция понимания
без мышления нужна нам для исследования мышления, но никак не
наоборот.
Если поляризующая абстракция осуществлена последова-
тельно и в полной мере, то в результате получаются такие идеали-
зации, которые не только не соответствуют каким-то реальным
процессам и явлениям, но и, кроме того, не обладают целостнос-
тью относительно естественных процессов жизни объекта. Полу-
чаются очень странные «ублюдки», которые не могут даже эффек-
тивно исследоваться. Поэтому, чтобы осуществлять дальнейший
анализ, рассматривая эти «ублюдки» как модели некоторых объек-
тов, я должен еще определенным образом преобразовывать и
трансформировать эти модели, придавая им некоторую искусст-
венную целостность относительно интересующих меня процессов.
Проще говоря, введя абстракцию понимания без мышления, я дол-
жен дополнить такое понимание еще чем-то, что придаст ему цело-
стность, причем такую целостность, какой оно обладало в связи с
мышлением, но я не могу это делать, добавляя к пониманию мыш-
ление. И точно так же, введя абстракцию мышления без понима-
ния, я должен так дополнить мышление, чтобы придать ему цело-
стность относительно тех процессов, в которых оно жило совмест-
но с пониманием, но при этом я должен добавлять к мышлению не
понимание, а нечто другое.
§1-
Именно такого рода задачи я и решал, когда говорил: пред-
ставьте себе, что нам задано содержание, что оно наличествует. В
результате такого предположения я мог отбрасывать процессы
мышления, порождающие содержание, но мог оставлять продукт
этих процессов - само содержание. Обычно в этом месте мне зада-
вали вопрос: а откуда взялось это содержание?
184 л екция шестая
Теперь вы понимаете, что я должен отвечать на этот вопрос
двояко в зависимости от того, какую точку зрения я принимаю: ес-
ли реальную, то я должен говорить, что это содержание порождает-
ся или создается мышлением. Но тогда я ввожу в предмет изучения
мышление, и возникает весь комплекс сложнейших проблем, свя-
занных с расчленением и противопоставлением мышления и пони-
мания. Если же я принимаю не реальную точку зрения, а точку зре-
ния поляризующей абстракции, то я должен сказать, что сам этот
вопрос не имеет отношения к делу именно потому, что я осуществ-
ляю поляризующую абстракцию. Иначе говоря, на этот вопрос я
должен был бы ответить, что содержание в моем рассуждении воз-
никает потому, что я его «положил», а «кладу» я его в силу названной
выше абстракции и соответственно ее логическим нормам.
В анализе самих реальных процессов понимания и мышле-
ния точно так же возможны разные направления и ходы анализа.
В частности, мы можем рассмотреть все это в плане развития и
формирования тех или иных конкретных структур и механизмов
понимания и мышления, или же - в плане происхождения либо по-
нимания как такового, либо мышлении как такового, либо объеди-
ненной системы того и другого. Если мы осуществляем анализ раз-
вития разных конкретных форм понимания или мышления, то мы
должны говорить, что каждая определенная форма понимания
возникает на базе определенных форм мышления и определенных
форм понимания в контексте развития и эволюции систем дея-
тельности, а каждая определенная форма мышления, соответст-
венно, - на базе определенных форм мышления и определенных
форм понимания, опять-таки, в контексте развития и эволюции
систем деятельности.
Иначе говоря, каждую форму понимания и каждую форму
мышления мы будем генетически сводить к предшествующим фор-
мам мышления и понимания, а затем генетически выводить из
них. Осуществляя подобный анализ, мы никогда не придем к та-
ким состояниям и ситуациям, в которых мышление существует без
понимания, а понимание - без мышления. Таким образом, двига-
ясь в истории назад, я никогда не получу чистого понимания, т.е.
понимания без мышления, и чистого мышления, т.е. мышления
без понимания.
Здесь, таким образом, возникает парадокс, обычный и традицион-
ный для всякого ретроспективного генетического исследования. В
Лекция шестая
185
разных исторических науках можно зафиксировать массу приме-
ров такого рода.
Когда, скажем, происхождение мышления объясняют, ссыла-
ясь на функционирование языка, или происхождение языка, - ссы-
лаясь на функционирование мышления, всегда подменяют таким
образом проблему объяснения происхождения объяснением раз-
вития частных форм языка или мышления.
И точно так же, когда Л.С.Выготский вводит при развертыва-
нии своей концепции поведения различие «натуральных» и «искус-
ственных» форм поведения и пытается объяснять возникновение
«искусственных» форм из «натуральных», он таким образом подме-
няет как проблему происхождения, так и проблему развития неко-
торой конструктивной фикцией. Но происходит это потому, что,
двигаясь ретроспективно от современных форм поведения, «ис-
кусственных» по своей природе и строению, он не может найти ни-
чего другого, кроме аналогичных «искусственных» форм. А так как
он не смог определить принципиальной разницы между изучением
развития и изучением происхождения и, следовательно, не мог со-
единить то и другое, он должен был, совершая по сути дела поляри-
зующую абстракцию, положить в основание своей концепции не-
которые формы «естественного» поведения, которые затем пре-
вращаются в «искусственные» формы.
Л.С.Выготский мог и даже должен был это сделать, поскольку
его интересовали отнюдь не «естественные» формы поведения, а
лишь «искусственные». Только их он хотел исследовать и объяс-
нить, а для этого, как я говорил выше, ему нужно было ввести опре-
деленного «ублюдка», наделить его всеми свойствами и признака-
ми, необходимыми для целостного существования, а уже затем за-
няться тем, что его на самом деле интересовало.
Но я не могу рассуждать таким образом уже хотя бы потому,
что хорошо знаю о различии трех названных подходов - эволюци-
онно-исторического, генетического и конструктивного, а кроме
того, обязан знать природу и характер своих познавательных при-
емов, в частности природу и характер поляризующей абстракции.
Поэтому, не занимаясь анализом развития и не восстанавливая ме-
ханизмы происхождения понимания и мышления, я прибегаю к
конструктивным приемам особого рода, опирающимся прежде
всего на средства системно-структурной методологии, в частнос-
ти, на то понятие системы, которое я здесь уже неоднократно вво-
дил. Исходя из этого понятия системы и зафиксированного в нем
различия между морфологией и функциональными организован-
ностями, я полагаю (или кладу) определенную морфологию мате-
риала, а затем, путем такого же полагания, ввожу функциональную
организованность.
186 л ек ц ия шестая
При этом я отказываюсь отвечать на вопросы, откуда взя-
лись эта морфология и эти функциональные организованности, ка-
кие реальные и объективные механизмы их породили - такие во-
просы были бы справедливыми и обоснованными только при гене-
тическом подходе. Я просто утверждаю их существование и затем
как существующих включаю в анализируемые мною процессы.
Правда, я применяю здесь еще дополнительные приемы,
весьма утончающие и уточняющие мою процедуру. На одном из
них я сейчас остановлюсь более подробно.
Нам нужно ввести содержание. Я знаю, что содержание явля-
ется продуктом прежде всего мышления, а опосредованно также и
понимания. Я знаю, что содержание есть определенная смысловая
организованность, выраженная затем в специальных конструкци-
ях знаковой формы. Чтобы создать содержание, необходима сов-
местная работа как понимания, так и мышления. Но я не могу
апеллировать здесь к какому-либо пониманию и к какому-либо мы-
шлению; наоборот, я еще должен вывести и объяснить то и другое.
Поэтому я должен исхитриться и сделать вид, что содержание, с
одной стороны, уже есть, а с другой - поскольку я еще только дол-
жен ввести мышление и понимание - его нет.
Я решаю эту, казалось бы, неразрешимую задачу, используя
двойственность существования всякого материала в деятельности
и в мышлении - его существование в виде морфологии и его суще-
ствование в виде функциональных организованностей. Я говорю:
представьте себе, что заданы объектно-операциональные элемен-
ты ситуации. Они не являются еще содержанием, поскольку нет
той смысловой организованности, которая создается понимани-
ем, и нет той знаковой формы выражения, которая превращает
эту смысловую организованность в собственно содержание. Но,
тем не менее, эти объектно-операциональные элементы ситуации
задают уже материал содержания, причем - в его морфологичес-
кой организации. Сущность понимания, как я уже знаю, состоит в
том, что на этот материал и его морфологическую организацию
как бы «накладывается» сверху еще дополнительная смысловая ор-
ганизация, связывающая объектно-операциональные элементы
ситуации с текстом (его смысловой организацией и морфологи-
ей) . Поэтому, если я теперь предположу, что на морфологию мате-
риала ситуации накладывается смысловая структура и соответству-
ющая ей смысловая организованность, то тем самым я введу, хотя
пока неявно, определенные процессы понимания. Если бы я еще
Лекция шестая I 187
знал, как связаны или как зависят друг от друга морфологическая
организация ситуации и смысловая организация ее элементов, то
я мог бы переходить от морфологической организации к смысло-
вой организации и от смысловой организации к морфологичес-
кой независимо от анализа процессов и механизмов понимания.
И точно так же мы можем предположить, что совершенно
независимо от процессов понимания и мышления задается морфо-
логическая организация текста, а потом на эту морфологическую
организацию накладывается смысловая организация, устанавлива-
ющая соответствие между текстом и объектно-операциональной
частью ситуации (если говорить точно, то между текстом и смыс-
ловой организованностью этой объектно-операциональной час-
ти, но этот сложный момент для нас сейчас не существен). И далее
мы сможем специально ставить вопрос о том, какие отношения и
зависимости существуют между конструктивно-морфологической
организацией текста и смысловой организацией его, устанавлива-
емой в процессе понимания и за счет понимания.
Оба эти предположения - что морфологическая организа-
ция объектно-операциональных элементов ситуации и морфоло-
гическая организация текста задаются независимо от процессов
понимания и мышления, во всяком случае, тех, которые мы сейчас
рассматриваем, - тем более оправданы, что так оно всегда и про-
исходит. Какой-то набор элементов ситуации всегда задан челове-
ку, осуществляющему деятельность, пусть даже мыслительную,
они для него «преднайдены», а конструктивно-морфологическая
организация текста прямо и непосредственно включается в ситуа-
цию со стороны - человеком, строящим сообщение, и устройст-
вом языка, на котором говорят эти люди. Поэтому наши допуще-
ния не только представляют собой чисто конструктивные полага-
ния, но еще и соответствуют реальным условиям образования си-
туаций и функционирования деятельности.
Если теперь рассмотреть все это с точки зрения поляризую-
щих абстракций, то можно будет сказать, что таким образом мы со-
здаем модель понимания, функционирующего без мышления. Так
как само понимание - и это мы хорошо знаем - не может существо-
вать отдельно, вне деятельности, мы должны его не только отде-
лять на этом этапе от мышления, но одновременно и включать в
более широкий контекст деятельности, а именно в контекст прак-
тически-предметной деятельности. Мы не отвергаем и не ревизу-
ем принцип, что содержание создается процессами понимания и
188 Л екция шестая
мышления, - этот принцип остается неоспоримым, - но мы дела-
ем вид, что содержание может быть создано или порождено также
и практически-предметной деятельностью. Для этого нам нужно
лишь отождествить смысловые организованности и выражающие
их знаковые формы с предметно-операциональными организаци-
ями, создаваемыми практической деятельностью, а если формули-
ровать все это в терминах системно-структурной методологии -
свести функциональную организованность к морфологической.
В принципе, это можно делать даже без особой ошибки;
нужно только знать и помнить, что мы произвели такое сведение
или отождествление и что оно справедливо в определенных узких
границах - там, где понимание замкнуто непосредственно на прак-
тическую предметную деятельность и осуществляется благодаря
этому фактически без мышления.
Другой вопрос - где и когда существуют реально такие случаи. На-
верное, бессмысленно было бы искать их в современной человече-
ской деятельности, хотя, я думаю, что такое встречается сегодня
не так уж редко. Например, Стругацкие в романе «Улитка на скло-
не» дают очень интересные примеры речевого поведения, осуще-
ствляющегося практически без мышления. Но независимо от того,
удастся ли нам найти примеры понимания, которое замкнуто непо-
средственно на практическую деятельность и осуществляется без
мышления, или не удастся, правомерность и возможность такой
идеальной конструкции этим не будет ни подтверждена, ни фаль-
сифицирована - для решения этого вопроса нужен совершенно
особый и специальный анализ, а до проведения его я буду предпо-
лагать, что такая конструкция оправдана, и буду ею пользоваться.
Проведенный таким образом структурный анализ, или точ-
нее, его результаты могут быть обернуты в план генетических со-
ображений и генетического анализа. В частности, я могу предпо-
лагать, что то, что затем становится содержанием, впервые созда-
ется практически-предметной деятельностью (в других словах -
появляется за счет предметной деятельности). В силу этого я дол-
жен дальше говорить, что мышление появляется или вырастает -
это уже в плане происхождения - из практически-предметной дея-
тельности и связанного с ней понимания. Но, сформулировав та-
кое общее утверждение, я тем более могу утверждать, что «содер-
жание» создается и порождается (на первых этапах) не мышлени-
ем, а практически-предметной деятельностью. Правда, благодаря
такой схеме анализа и таким предположениям я должен потом
вводить еще представление об особых процессах становления;
Лекция шестая 189
они необходимы нам (или становятся необходимыми) потому, что
«содержание», создаваемое практически-предметной деятельнос-
тью, не является еще подлинным и оформленным содержанием
(если исходить из понятия содержания и его простейших опреде-
лений), а является лишь материалом содержания, который затем
оформляется в смысловых организованностях и выражается в оп-
ределенной знаковой форме. Процесс становления должен осуще-
ствить это наложение смысловой организованности и дальнейшее
выражение в знаковой форме (при этом самому этому процессу мы
приписываем естественный статус).
Но затем к процессу становления нужно актуально добавить
сам процесс развития. Мы предполагаем, что на каких-то этапах
развития деятельности и появления мышления содержание, со-
здаваемое практически-предметной деятельностью, начинает за-
меняться и вытесняться конструкциями содержания, создаваемы-
ми непосредственно мышлением. Это и означает, - так мы гово-
рим, - что практика порождает «из себя», а затем «выталкивает»
мышление. Нередко мы ограничиваемся одной этой фразой, не
производя никакого реального анализа тех процессов и механиз-
мов, которые привели к появлению мышления. В некоторых слу-
чаях этой фразы вполне достаточно, и в этом нет никакой вульга-
ризации, если мы сознательно отказываемся от генетического и
исторического анализа: вульгаризацией это становится тогда, ког-
да этой фразой мы подменяем генетический и исторический ана-
лиз или анализ происхождения, когда мы делаем вид, что эта фра-
за дает какое-то генетическое или историческое объяснение. Но
если мы проводим конструктивную работу и в ней ограничиваем-
ся такой фразой, то это будет совершенно правильное и вполне
уместное утверждение, ибо ведь на деле оно действительно воз-
никло из практической деятельности, и поэтому, когда мы произ-
носим эту фразу, мы не делаем никакой ошибки.
Если теперь вы поставите вопрос об отнесении создавае-
мых здесь абстрактных схем к некоторым реальным объектам и
реальным ситуациям, то я должен буду очень осторожно отвечать
на него. Дело в том, что наши «ублюдки» - понимание без мышле-
ния и мышление без понимания - будут по-разному относиться к
исторически развивающейся реальности: на одних этапах этой
истории они будут иметь реальные референты, а на других этапах
истории - не будут. При этом никакой монотонной и гладкой ли-
нии существования этих референтов не будет. Нельзя предста-
190 Лекц и я шестая
вить себе дело так, что сначала, скажем, было понимание без мы-
шления, или мышление без понимания, а потом, когда вся сово-
купная человеческая деятельность развилась, они исчезли, или,
наоборот, что сначала их не было, а потом они появились. Здесь
нет никакой последовательности, а есть совершенно произволь-
ные и разнообразные поляризации, как бы приближения к по-
верхности, ограничивающей сферу, причем приближения в са-
мых разных планах и аспектах. Поэтому мы сможем найти пони-
мание без мышления как на ранних этапах развития человечес-
кой деятельности и мышления, так и на поздних, но при этом са-
мо понимание будет разным - в одних случаях очень простым и
примитивным, в других случаях достаточно сложным и даже
оформившимся в самостоятельную деятельность. И то же самое
можно сказать о мышлении: некоторые очень высоко развитые и
рафинированные формы формального мышления осуществляют-
ся, по сути дела, без какого-либо понимания, но наряду с ними бу-
дут очень высокие и очень сложные формы мышления, включаю-
щие богатое понимание и притом - в очень сложной и рафиниро-
ванной организации.
Вместе с тем, мы найдем и очень простые формы мышле-
ния, тесно связанные с богатым и разносторонним пониманием.
Одним словом, в потоке исторической эволюции мышления-пони-
мания мы найдем самые разнообразные поляризации их связей и
взаимодействия, и в самой этой поляризации, утверждаю я - и в
этом смысл формулируемого мною сейчас принципа - нельзя най-
ти каких-либо монотонных генетических линий, нельзя увидеть
развития от простого к сложному или от сложного к простому (хо-
тя сами категории простого и сложного мы сможем использовать
для анализа всех этих образований).
В соответствии со всеми этими изменениями отношений
между пониманием и мышлением будут меняться и отношения
между морфологической организацией текста и ситуаций и смыс-
ловыми их организованностями. При этом, опять-таки, мы смо-
жем поляризовать эти типы отношений, и они точно так же не мо-
гут быть истолкованы как этапы и стадии развития этого отноше-
ния. Для некоторых сравнительно простых форм понимания-мы-
шления смысловая организация и форма выражения содержания
знаков будут очень близки к морфологической организации текс-
та и объектно-операциональных элементов ситуации. Но такая же
близость будет наблюдаться для очень сложных форм понимания-
Лекция шестая 191
мышления. И наоборот, как в простых формах понимания-мышле-
ния, так и в сложных формах мы найдем очень большое расхожде-
ние между морфологическими и смысловыми организованностя-
ми текстов или ситуаций.
Поэтому мы довольно свободно можем пользоваться самим
этим приемом - отождествления морфологической и смысловой
организации текстов и ситуаций или, наоборот, крайнего разве-
дения их, - ибо внутри эволюционно-исторического потока пони-
мания-мышления будут развертываться (и, соответственно, на-
блюдаться) самые различные типологические вариации этого от-
ношения.
Мы сможем говорить, осуществляя наш анализ, так. Предположим,
что смысловые организованности, создаваемые тем или иным по-
ниманием, совпадают с морфологической организацией текста
или с морфологической организацией ситуации, или, напротив,
предположим, что и то и другое расходится между собой в таких-то
и таких-то отношениях, и будем спрашивать, что тогда будет проис-
ходить? Аналогичным образом мы сможем предположить, что кон-
структивное выражение содержания целиком и полностью совпа-
дает со смысловой организованностью ситуации или же смысловая
организация ситуации целиком совпадает со смысловой организа-
цией текста. В других случаях, наоборот, мы будем предполагать,
что и то и другое расходится в определенных отношениях, и снова
будем спрашивать, как это отразится на процессах понимания и
мышления.
В основе всех этих приемов лежит онтологическое предположе-
ние, что, во-первых, самые разнообразные организованности мате-
риала возникают, в принципе, искусственным или искусственно-ес-
тественным образом для фиксации и выражения процессов деятель-
ности, мышления и понимания и создаваемых ими организованнос-
тей, и, во-вторых, все или многие конструктивно-морфологические
организованности создаются сознательно для фиксации и выраже-
ния смысловых организованностей, складывающихся квазиестест-
венно46. К этому надо добавить, что подлинно точное и «естествен-
ное» объяснение всех этих отношений может быть получено только
в русле эволюционно-генетических исследований деятельности, мы-
16 Отношение искусственного и естественного представляет собой очень сложную пробле-
му которую нужно обсуждать подробно и специально. Я здесь никак не могу входить в об-
суждение всего этого круга проблем и лишь обращаю ваше внимание на ее специальное
значение.
192 л екция шестая
шления и понимания, что все собственно конструктивные построе-
ния представляют собой лишь суррогат и некоторые вспомогатель-
ные леса для подобного рода исследований. Но сейчас, естественно,
я не могу проводить такого рода исследования. Обратимся ли мы к
генетическим исследованиям или останемся в рамках чисто конст-
руктивных построений, мы должны знать и помнить, что с предель-
но широкой онтологической точки зрения все конструктивно-мор-
фологические организованности представляют собой не что иное,
как формы фиксации прошлых смысловых организованностей. Но
тогда мы сталкиваемся с очень интересным соотношением между
проспективным и ретроспективным анализом текстов.
Представим себе, что нам задан какой-то определенный
текст. Он имеет определенную конструктивно-морфологическую
организацию, которую мы соотносим с определенной организаци-
ей языка. То и другое соответствуют и взаимно определяют друг
друга. Мы знаем, что эта конструктивно-морфологическая органи-
зация текста представляет собой не что иное, как особую форму
фиксации и выражения прошлых чисто смысловых организован-
ностей либо текстов, понятых и осмысленных особым образом,
либо ситуаций деятельности. Можно сказать, что прошлые смыс-
ловые организованности ситуаций и текстов переведены в конст-
руктивно-морфологическую организацию этого текста. Но текст
включается нами в какую-то новую деятельность. Это значит, что
он сначала должен быть понят. В общем случае понимание создает
новую смысловую организацию текста, расходящуюся с его конст-
руктивно-морфологической организацией.
Пока эта новая смысловая организация ни в чем не зафикси-
рована, она существует лишь в кинетике самого понимания, соот-
носящего текст с определенными ситуациями (или ситуациями де-
ятельности). Возможно, что соответственно смысловой организа-
ции текста создается новая организация объектно-операциональ-
ных элементов ситуации. При этом может получиться так, что бу-
дет создана такая конструктивно-морфологическая организация
объектно-операциональных элементов ситуации, которая вопло-
тит и зафиксирует в себе смысловую организацию текста. Тогда
эта организация останется и сохранится и после того, как закон-
чится кинетика понимания. В других же случаях новая организа-
ция объектно-операциональных элементов ситуации может ос-
таться в значительной своей части чисто смысловой. Во всех слу-
чаях и, в особенности, в этом последнем случае нужно еще выра-
Лекция шестая I 193
зить и зафиксировать вновь созданную смысловую организацию в
специальном и дополнительном тексте, т.е. в его конструктивно-
морфологической организации.
В результате всего этого процесса мы вновь приводим в со-
ответствие друг другу смысловые и конструктивно-морфологичес-
кие организованности текста. Но это соответствие, опять-таки,
является только временным. Мы включаем вновь созданные текс-
ты в деятельность, следовательно, в новые акты понимания, созда-
ющие новое рассогласование конструктивно-морфологической
организации текста и приписываемого ему смысла. Мы вновь фик-
сируем и выражаем этот смысл в организации объектно-операцио-
нальных элементов ситуации, в потенциальных структурах содер-
жания, а затем вновь в конструктивно-морфологической организа-
ции текста, выражающей это содержание. Таким образом, мы
вновь устанавливаем соответствие, но только затем, чтобы потом
опять привести все в рассогласование. Идет непрерывный пульси-
рующий процесс - рассогласований и согласований материальных
организованностей деятельности и мышления с функциональны-
ми смысловыми организованностями.
Обращая весь этот аппарат представлений на речь-язык, мы
можем показать, как постепенно, шаг за шагом, на основе этого
процесса формируются последовательно различные системы язы-
ка - словарь, разнообразные синтаксические структуры, морфоло-
гия, стилистика, поэтика и т.д., и на примере речи-языка мы мо-
жем наблюдать с совершенной отчетливостью процесс непрерыв-
ного превращения смысловых организованностей в морфологию.
Вы уже заметили, что, объясняя структурные взаимоотно-
шения понимания и мышления, я обратился к некоторым эволю-
ционно-генетическим соображениям. Нужно иметь в виду, что изу-
чение эволюции и генетических отношений не было здесь моей
целью и я не формировал эволюционно-генетического представ-
ления о мышлении. Я вынужден был привлечь некоторые эволю-
ционно-генетические соображения, поскольку - и мы это уже не-
однократно обсуждали - мышление представляет собой такое це-
лое, устройство и структура которого обусловлены и определены
теми эволюционно-историческими процессами, в которых оно су-
ществует и которые его изменяют и развивают. Поэтому, чтобы
выяснить основные и принципиальные моменты устройства мыш-
ления, приходилось и приходится апеллировать к определенным
процессам, в которых задействована его структура.
7 - 2615
194 Ле кция шестая
Но из этого отнюдь не следует, что те представления о мыш-
лении, которые я до сих пор задавал, соответствуют тем представ-
лениям о мышлении, которые мы получим, рассматривая и рекон-
струируя его с эволюционно-исторической точки зрения. Мне сей-
час нужны и важны эти эволюционно-генетические представле-
ния для того, чтобы с самого начала ввести мои исходные схемы в
более широкую рамку, представить само мышление как соедине-
ние процедур развертывания структур смысла из организованнос-
тей содержания и одновременно свертывания в организованнос-
ти содержания. Но до сих пор я говорил скорее не об этих проце-
дурах и актах, а об их результирующей или равнодействующей, ко-
торая представала как некоторое горизонтальное движение, как
развертывание одних организованностей содержания в другие ор-
ганизованности содержания. Теперь мы можем сказать, что я,
представляя дело таким образом, опускал механизм, осуществляю-
щий этот горизонтальный процесс, - и в этом был недостаток мо-
их предшествующих представлений, но в этом же была и их сила,
поскольку мы получили возможность на базе этого упрощенного
представления разделить понимание и мышление.
Теперь мы можем обратиться к более богатому представле-
нию, объединяющему акты и процедуры переработки смысловых
организованностей и организованностей содержания в структуры
смысла и последующего снятия или свертывания этих структур
смысла в организованностях содержания. Но тогда перед нами
вновь встанут во всей их остроте вопросы, касающиеся взаимоот-
ношения понимания и мышления. Правда, теперь мы будем иметь
в качестве подсобного средства анализа представление о том, что
на базе каких-то морфологических организованностей текстов и
ситуаций в ходе деятельностей и общения постоянно развертыва-
ются все новые и новые структуры смысла, а затем они столь же
постоянно свертываются в новые морфологические организован-
ности ситуаций и текстов.
Но вернемся ближе к нашей непосредственной теме. До сих
пор я все время говорил об органической связи и неразрывности
понимания и мышления. Вместе с тем я говорил, что мы их посто-
янно разделяем и разводим, и описывал тип и характер тех абст-
ракций, которые мы при этом используем. Одновременно я под-
черкивал, что, разделяя понимание и мышление, мы можем затем
рассматривать в одних случаях мышление с точки зрения понима-
ния, а в других случаях - понимание с точки зрения мышления.
Лекция шестая 1 195
§2-
В ходе своих лекций я уже несколько раз менял планы анали-
за и сейчас я выделил и поставил на первое место мышление и на-
чал рассматривать понимание с точки зрения мышления и в кон-
тексте мышления, как обслуживающий мышление процесс. При
этом само мышление было определено с точки зрения процессов
его эволюции и развития, как поток непрерывных новообразова-
ний в области ситуаций, текстов и связывающих их предметов. Ис-
ходя из этого представления я поставил вопрос о том, каким вы-
ступит и предстанет перед нами понимание. На базе этой качест-
венной картины я ввел то трехэлементное членение, которое затем
стало предметом специального обсуждения.
Нужно обратить внимание на то, как мы здесь задавали и
рассматривали саму проблему.
Я спрашивал, что происходит, когда мы читаем и понимаем
какой-то текст. Но затем, вместо того, чтобы отвечать на сам во-
прос, я говорил, что ответы будут разными, в зависимости от того,
на чем мы фокусируем наше внимание и, соответственно этому, ка-
кой именно план мышления-понимания будет важен нам в практи-
ческом отношении - кинетика процессов понимания и структуры
смыслов или смысловые организованности ситуации и текста и их
последующие конструктивно-морфологические оформления.
Если мы выделяем на передний план смысловые организованнос-
ти и конструкции формы и содержания, то весь процесс мышле-
ния предстает как процесс непрерывного развертывания этих ор-
ганизованностей и конструкций. Тогда различие единиц мышле-
ния и целостность каждой такой единицы могут задаваться по
единству и самотождественности определенных организованнос-
тей содержания. Совсем грубо можно сказать, что границы мысли-
тельного акта определяются целостностью развернутой в нем кон-
струкции содержания. Сколько бы ни было предложений или «ша-
гов» мышления в выделенном нами процессе мышления, он будет
одним процессом, пока и поскольку в нем развертывается одна и
та же конструкция содержания. Другими словами, все «шаги» и
все операции в этом процессе должны быть соотнесены с одной и
той же конструкцией содержания, которая в ходе этого мысли-
тельного движения развертывалась и детализировалась, но оста-
валась всегда той же самой конструкцией содержания. И сам текст
в его единственности и целостности определяется через эту кон-
струкцию содержания.
Интересно и характерно, что именно в этом пункте появ-
ляется совершенно отчетливая необходимость развести и разде-
7*
196 л ек и ия шестая
лить смысловые организованности содержания, с одной сторо-
ны, и конструкции содержания, с другой стороны. Дело в том,
что смысловые организованности как содержания, так и текста
по ходу мышления будут непрерывно меняться: каждое измене-
ние структуры смысла будет отражаться в соответствующих из-
менениях смысловых организованностей. Но через весь этот
процесс дискретных изменений должно протягиваться единое
изменение и развертывание конструкции содержания. Более
точно, учитывая реальные механизмы мышления, я мог бы ска-
зать, что смена этих смысловых организованностей должна за-
вершаться таким осознанием и конструктивным оформлением
их, чтобы в ходе него изменялась и развертывалась единая кон-
струкция содержания. Каким образом достигается этот резуль-
тат в процессе мышления - вопрос, требующий специального
обсуждения.
В анализе подобного рода, конечно, скрыто много трудностей. На-
пример, мы говорим, что все три тома «Капитала» образуют один
целостный текст. Можно было бы сказать даже сильнее: эти три то-
ма и еще масса других работ К.Маркса и Ф.Энгельса образуют, по су-
ти дела, один текст. Каким образом автор достигает такой целостно-
сти и каким образом он передает представление об этой целостнос-
ти своим читателям? Но как бы мы ни отвечали на этот вопрос, ос-
тается фактом то, что автор добивается этого и что названные тек-
сты действительно представляют собой такое единство содержа-
ния. Но одновременно можно привести примеры, когда в одной
книге, скажем, в сборнике рассказов одного автора, бывает собрано
много разных текстов, не связанных между собой по содержанию.
Подобные примеры можно найти и в научной литературе, а не толь-
ко в художественной.
Здесь, конечно, возможны совершенно разные подходы, и
результат анализа, как и во всех других случаях, будет во многом
определяться именно этим. Так, например, мы можем поставить
вопрос, какую именно структуру или организованность содержа-
ния стремился создать в своих работах (или работе) тот или иной
автор. И тогда, отвечая на этот вопрос, мы построим определен-
ную структуру или организованность содержания. Это будет ана-
лиз как бы из заимствованной позиции. Но мы можем поставить
перед собой и совершенно иную задачу: имея перед собой ряд тек-
стов одного автора или даже нескольких разных авторов, постро-
ить, создать такую конструкцию содержания, которая свяжет и
объединит все эти работы в одно целое.
Лекция шестая I 197
Например, мы можем сказать, что тексты целого ряда философов
XVH-XVIII вв. - Галилея, Бэкона, Декарта, Гоббса, Локка, Лейбница
и, скажем, вплоть до Канта - образуют, по сути дела, один текст. Ко-
нечно, это будет определенная конструкция. И здесь на вопрос, кто
же, собственно говоря, создал это единство - названные филосо-
фы или мы сами, - скорее надо будет ответить, что это сделали мы,
хотя при этом исходили из материала, созданного самими этими
философами. Если же не различать материала и формы, то мы смо-
жем даже говорить (и настаивать на этом), что это единство было
заложено в работах самих этих философов, - ситуацией их обще-
ния и единой, по сути дела, работы. И это будет, безусловно, верно.
В некоторых случаях мы можем говорить, что какой-то автор, не-
важно, философ или художник, всю свою жизнь писал один и тот
же текст. В некоторых случаях это является проявлением и призна-
ком крайнего примитивизма, но это точно так же может быть при-
знаком и проявлением высшего синтеза или, соответственно, спо-
собности к высшему синтезу.
Конечно, условием такого подхода является наша возмож-
ность и способность создать единую картину (а условием самой
этой возможности является наличие соответствующего материала
в объекте), но если мы эту возможность или способность имеем и
реализовали, то мы с полным правом можем говорить о том, что
все это «единый текст»''’’. Нетрудно заметить, что в таком употреб-
лении термин «текст» обозначает, по сути дела, открытую систему.
Смысл и содержание самого этого выражения есть функция от на-
шего понимания и реконструирующей работы. Если мы можем вы-
делить единую конструкцию содержания во многих предложениях
и фрагментах текста, то мы говорим, что все эти предложения и
все эти фрагменты образуют «единый текст»; если мы не можем
этого сделать, то мы говорим, что перед нами много разных текс-
тов. Если мы не можем этого сделать, то даже один текст автора,
создававшийся им непосредственно как один текст, покажется
нам набором разорванных фрагментов.
Итак, когда мы говорим о едином тексте, то это означает,
что мы видим или реконструируем в нем единую конструкцию со-
держания; и обратно, чтобы говорить о едином тексте, надо ви-
деть во всех составляющих его предложениях элементы и части,
воспроизводящие одно содержание, одну конструкцию содержа-
ния, представляемую нами. И еще: создание единой конструкции
47 [См. М.К.Мамардашвили. Некоторые вопросы исследования истории философии как исто-
рии познания // Вопросы философии. 1959. №12].
198 Ле к ция шестая
содержания позволяет нами включать многие предложения и
фрагменты текста в состав «единого текста».
Я хотел бы специально отметить, что все изложенные выше
соображения имеют известное значение при определении поня-
тия «текст». При этом не так уж важно, предполагал ли подобное
единство содержания сам автор (или авторы) текста или же мы со-
здали эту единую конструкцию независимо от установок и интен-
ций самих этих авторов. Для понятия важно, что такая конструк-
ция предполагается и должна быть задана. Все остальное мы будем
фиксировать в специальных отнесениях: «единый текст для авто-
ра», «единый текст для нас» и т.п.
Здесь нужно напомнить, что понятие само по себе не может
быть ложным, ложными могут быть употребления понятия в отне-
сении к каким-то определенным объектам. Нужно также сказать,
что меня не пугает тот (парадоксальный для некоторых) резуль-
тат, что в одном и том же наборе предложений и фрагментов тек-
ста я в одном случае увижу и зафиксирую один единый текст, а в
другом случае - много разных текстов. На мой взгляд, так и долж-
но быть, и в этом факте нет ничего странного и парадоксального.
Наоборот, используя приведенные выше определения, мы получа-
ем теперь возможность объяснить разное отношение тех или
иных мыслителей к одному и тому же тексту.
К примеру, происходила дискуссия между бихевиористами и геш-
тальтистами по вопросу, что такое мышление. Высказывались пря-
мо противоположные точки зрения, и все думали, что происходит
дискуссия, а потом появился К.Дункер и сказал: никакой дискуссии
вообще не было, ибо здесь нет единой конструкции содержания,
единого объекта - мышления, а есть два совершенно разных объек-
та, один - репродуктивное мышление, о котором говорили бихеви-
ористы, другой - продуктивное мышление, о котором говорили ге-
штальтисты, и поэтому все относящиеся сюда работы надо рассма-
тривать не как один и единый текст, а как два совершенно разных
и не связанных между собой текста. К.Дункер задал новую точку
зрения на все эти работы, введя новую, двойную, конструкцию со-
держания-объекта.
Но таким образом мы одно приобрели и другое потеряли. Если
есть два объекта - продуктивное мышление и репродуктивное мы-
шление, и оба они еще к тому же называются мышлением, то необ-
ходимо выяснить связь и взаимоотношения между ними. Поэтому
очень скоро после работ Дункера появляются другие исследовате-
ли, которые говорят, что эти тексты будут разными в плане разли-
чия двух объектов - продуктивного и репродуктивного мышления,
Лекция шестая
199
но они будут одним текстом в плане другого объекта, называемого
мышлением вообще. В этом последнем случае конструкция содер-
жания организуется уже совсем иным образом, нежели в предыду-
щем случае.
Итак, в плане содержания и с точки зрения содержания про-
цесс мышления есть не что иное, как конструктивное развертыва-
ние и детализация структур и организованностей содержания. Об-
ратите внимание на то, что я здесь вновь вынужден употреблять
термин «структура», ибо я рассматриваю развитие конструкций
содержания как единый процесс, специфический для мышления,
и относительно него развертывающиеся конструкции содержания
представляют собой именно структуру, а не организованности ма-
териала. Это - очень интересный и очень тонкий вопрос, кото-
рый нам придется еще неоднократно обсуждать, рассматривая
специфические процессы, механизмы и организованности мыш-
ления.
После того, как конструкции содержания выделены в каче-
стве моментов, специфическим образом характеризующих мыш-
ление, мы можем по-новому определить и само мышление. Мы
должны будем тогда сказать, что мышление начинает с определен-
ных конструкций содержания и производит затем определенное
развертывание и детализацию этих конструкций содержания; в
ходе этого развертывания и детализации названная конструкция
остается той же самой, т.е. по определенным характеристикам за-
дается ее сохраняющееся единство.
Мне так важно выделить этот момент, и я так настойчиво
все время подчеркиваю его потому, что когда мы переходим к ха-
рактеристике тех же самых процессов мышления с точки зрения
структур смысла, то картина предстает в совершенно ином виде -
в виде последовательности или ряда замкнутых и отграниченных
друг от друга монад. Если мы захотим здесь выделить и предста-
вить сам кинетический момент, то должны будем сказать, что весь
этот процесс предстает как последовательное вытеснение одних
структур смысла другими, и каждая такая структура, если брать ее
саму по себе, замкнута и представляет собой самостоятельную це-
лостность. Говорить о каком-либо единстве или целостности сле-
дующих друг за другом структур смысла ни в коем случае нельзя.
Итак, возможны два принципиально разных определения и
две существенно разные характеристики мышления. С точки зре-
ния конструкции содержания мышление выступит в одном виде, а с
200 Лекция шестая
точки зрения структур смысла - совсем в другом виде, а нам для оп-
ределения мышления нужно и то и другое. Но, кроме того, есть еще
третий план анализа мышления: с точки зрения знаковой формы
текста, с точки зрения систем языка, используемых для построения
этой знаковой формы. Это будет анализ процесса мышления как
движения по отдельным, следующим друг за другом, дискретным и
относительно самостоятельным единицам знаковой формы48.
В этом случае процесс мышления выступит как последова-
тельное создание замкнутых смысловых организованностей текс-
та, как перевод морфологических конструкций в смысловые
структуры, как сцепление одних смысловых организованностей с
другими смысловыми организованностями, как движение от од-
них смысловых организованностей к другим. Здесь интересно,
что это движение, в противоположность двум другим, не имеет
своей самостоятельной логики: оно зависит от двух других движе-
ний и представляет собой, по сути дела, их проекцию. Вместе с
тем, мы должны сказать - и это будет соответствовать существу де-
ла, - что именно последовательность морфологических конструк-
ций текста определяет процессы понимания и мышления, задает
им направление; но при этом оно все равно не имеет своей собст-
венной логики. Здесь заключен клубок очень интересных вопро-
сов, и анализ их может пролить свет на многие очень важные ас-
пекты коммуникации и мышления. Здесь можно было бы сказать,
что через конструктивную морфологию текста проявляет себя
другой процесс мышления, взятый в его внутренней имманентной
логике, тот процесс мышления, который осуществлялся говоря-
щим, и, следовательно, конструктивная морфология лишь пред-
ставляет и выражает в себе эту логику.
§3.
Итак, я выделил и по первому кругу рассмотрел три основ-
ных плана и три аспекта существования мышления. Но теперь не-
обходимо спросить, что, собственно говоря, я сделал и как создан-
ное мною представление относится к тому, что реально происхо-
дит в сфере мышления. Здесь, прежде всего, важно подчеркнуть,
что я не переношу это тройное представление на сам объект, я не
говорю, что реально процессы мышления устроены таким образом
48 Именно здесь возникают все те проблемы, которые сейчас обсуждаются в лингвистике
как проблемы соотношения поверхностных и глубинных структур.
Лекция шестая
201
и так протекают. Наоборот, я говорю, что это - мое представление
процессов мышления, а в реальности, возможно, происходит не-
что иное.
Следовательно, в этом месте (а я сейчас демонстрирую вам
механизмы и процессы содержательного мышления) мы должны вос-
пользоваться схемами двойного знания, отнести три наших изобра-
жения в «пространство» представлений и знаний, а рядом задать
«пространство» самого объекта и начать специальную работу по
построению схемы или конструкции объекта, исходя из имеющих-
ся у нас представлений и на основе их. При этом мы должны учи-
тывать, что в объекте происходит что-то одно, а мы представили
это единое в трех изображениях, и поэтому мы должны спросить
себя, каким образом все эти три процесса происходят как одно,
что они собой представляют как нечто единое и как это можно
изобразить. Я, следовательно, не могу говорить об объекте, ис-
пользуя непосредственно имеющиеся у нас знания, я не могу отож-
дествлять их содержание и их действительность с тем, что есть на
самом деле; я, наоборот, должен рассматривать то, что происхо-
дит на самом деле как совсем иное, еще неизвестное нам.
Из всего, что я сказал, следует, что мы должны иметь еще осо-
бые приемы и процедуры такого анализа имеющихся у нас представ-
лений, и этот анализ, в конце концов, приведет нас к адекватному и
«точному» изображению самого объекта. Это должны быть какие-то
особые процедуры мышления и исследования. При этом - обратите
на это внимание - я все время меняю стратегию моих рассуждений:
♦ сначала я рассуждаю и двигаюсь формально, отождествляя
объект с тем, что мною изображено, - и именно с этого я начинал
в своем методологическом движении;
♦ потом я начинаю содержательное движение и как бы раз-
дваиваю знание, говоря, что объект устроен и существует иначе,
нежели я это представил и изобразил в своей схеме;
♦ в результате у меня появляется особая задача - предста-
вить объект в новой схеме;
♦ и когда мне удается это сделать, я опять перехожу на фор-
мальную точку зрения и говорю, что объект именно таков, каким
я его теперь представил.
Но в целом мое движение все время остается содержатель-
ным - и в этом специфика методологического мышления, - поскольку
в нем я объединяю как формальные, так и содержательные движения,
создавая таким образом в целом содержательную суперструктуру.
202 Лекция шестая
Обратите еще внимание на характер моей работы в плане
соотнесения и связи конструктивных и смысловых моментов. Ес-
ли вы будете рассматривать всю мою работу в определенном ра-
курсе, то вы, наверное, сможете сказать, что я производил конст-
руктивную сборку изображения объекта:
♦ я задал сначала изображение текста, причем представлял
его независимым от смысла и процессов смыслообразования;
♦ потом я нарисовал смысловые структуры и опять ввел их
как бы сами по себе, отдельно от текста и безотносительно к орга-
низованностям и структурам содержания;
♦ далее я изобразил содержание, взятое, опять-таки, безот-
носительно к тексту и безотносительно к структурам смысла;
♦ я соединил все эти три независимых плана друг с другом
(сначала - синкретически, а потом всё более уточняя характер их
органической и необходимой взаимосвязи);
♦ особым образом осмыслил в ходе специального обсужде-
ния их связи и взаимоотношения;
♦ произвел объединение и интеграцию их через единый
смысл, а значит - через единое понимание;
♦ показал, что все три моих плана были не частями единого
целого, а скорее - проекциями его, разными фокусировками еди-
ного целого, но от всего этого они еще не превратились в единое
и однородное изображение целостного объекта и протекающих в
нем процессов;
♦ и поэтому нужен еще один шаг - такое перепредмечивание
всех этих соотнесенных друг с другом представлений, в котором
появится единое органическое изображение, про которое я смогу
сказать: вот он объект;
♦ но это изображение должно не только представлять объ-
ект в его органических естественных процессах, но и быть еще
аналитическим и конструктивным относительно последующих
процедур анализ и разложения объекта.
Это - очень важное и существенное требование, определяю-
щее вид и тип того изображения самого объекта, которое мы
должны будем получить. Очень важно здесь также то, что мы объ-
единяем и связываем все эти представления объекта процессом и
ходом нашего мышления, а не собственными естественными меха-
низмами и процессами этого объекта. Мы, следовательно, все вре-
мя работаем с несколькими разными представлениями объекта,
работаем системно, хотя непрерывно стремимся к созданию еди-
Лекция шестая I 203
ного конструктивного представления объекта, как бы снимающе-
го эту системность.
Следовательно, на этом новом шаге нашего рассуждения и
анализа основным является вопрос: как представить взаимосвязь
и единство всех трех зафиксированных нами моментов, чтобы по-
том можно было это единое и взаимосвязанное представление
вновь проанализировать и разложить специальным образом, тем,
который задается нашими будущими употреблениями и использо-
ваниями этого изображения.
Хитрость моей работы заключалась в том, что я представил
процессы коммуникации, понимания и мышления так, как их
обычно представляют в соответствующих науках. И это дает мне
возможность в дальнейшем на базе моего представления обсуждать
вопрос, а что представляют собой все эти специально предметные
знания. Но чтобы обсуждать этот вопрос и получить адекватный
ответ на него, необходимо предварительно ответить на вопрос, а
что представляет собой сам объект в его реальности. И я должен и
могу это сделать только одним способом - переходя от уже задан-
ных односторонних и частных представлений-проекций к единому
системно-структурному и конструктивному изображению моего
объекта. Если я это сделаю, то тем самым я установлю связь всех на-
званных представлений с реальным устройством самого объекта, а
затем уже, двигаясь как бы обратным ходом, смогу вывести их и
объяснить как определенные проекции и частные изображения
этого объекта.
А пока что я ставлю вопрос: что там, в реальности? И как эту
реальность можно анализировать и расчленять в новых процеду-
рах и операциях, следуя не способам синкретической связи, кото-
рые я задал выше, объединяя разные представления, а «внутренне-
му» устройству самого этого объекта и логике протекающих в нем
«естественных» процессов?
С моей точки зрения, прав Ю.М.Лотман, когда он говорит,
что объект существует за нашими представлениями об объекте и
как бы на пересечении их. В своей терминологии я бы сказал’’, что
объект существует всегда в процессе мышления, в процессе иссле-
дования и описания его, в процессе, в котором мы используем и
49 Я принимаю вместе с тем и терминологию Лотмана, тем более, что он сам, как мне
кажется, заимствовал ее из наших представлений о конфигураторе.
204 I Лекция шестая
особым образом соединяем разные представления и изображе-
ния его50.
Но пока такого единого представления объекта у нас нет, и
поэтому мы вынуждены фиксировать его окольными путями. Мы
говорим, что в самом объекте существуют сложные и разнообраз-
ные связи и зависимости между всеми этими тремя планами, меж-
ду соответствующими им процессами. Эти зависимости реализуют
и осуществляют себя в каждом из названных процессов и т.д., и
т.п., но одновременно я делаю «прыжок» к последующему анализу
этого объекта и спрашиваю: какие именно вопросы могут быть по-
ставлены относительно него, к образованию каких предметов мо-
гут и должны будут привести эти вопросы, как мы в связи с ними
будем расчленять и организовывать сам объект?
И я утверждаю, что именно эти вопросы и это обсуждение в
целом задают вид и форму того действительного («всамделочно-
го») представления объекта, которое мы должны будем постро-
ить, в то время как три уже имеющихся у нас представления будут
задавать и определять «материал» этого представления. А уже ре-
ально само это представление должно быть получено как бы на пе-
ресечении требований, идущих от будущих расчленений, и содер-
жания, заданного предшествующими представлениями (нужно от-
метить, что в этом месте я несколько развиваю и уточняю пред-
ставления о конфигурировании, которые были развиты в моих
предшествующих работах).
Нетрудно сообразить, что я определяю таким образом:
♦ понятие «адекватного изображения» объекта,
♦ операциональные (или деятельностные) условия
♦ и критерии адекватности.
Такова общая стратегия предстоящей работы, но чтобы ее
осуществить, мы должны решить ряд сложных проблем и пре-
одолеть ряд затруднений. Чтобы ответить на вопрос, какие же
50 [См. Г.П.Щедровицкий, В.Н.Садовский. К характеристике основных направлений исследо-
вания знака в логике, психологии и языкознании. Сообщения 1-Ш // Новые исследова-
ния в педагогических науках. Вып. 2, 4, 5. М., 1964-1965; см. также Г.П.Щедровицкий. Из-
бранные труды. М.,1995; Г.П.Щедровицкий, В.М.Розин. Концепция лингвистической отно-
сительности Б.Л.Уорфа и проблемы исследования «языкового мышления» // Семиотика
и восточные языки. М., 1967; G.P.Schedrovitsky. Configuration as a method of construction of
complex knowledge // Systematics. Vol. 8. 1971. N 4; Г.П.Щедровицкий. О типах знаний, по-
лучаемых при описании сложного объекта, объединяющего «парадигматику» и «синтагма-
тику» // Актуальные проблемы лексикологии. Доклады лингвистической конференции.
Ч. 1. Томск. 1971].
Лекция шестая 205
именно предметы могут быть созданы по отношению к тому объ-
екту, который мы должны задать, нужно уже знать, что собой
представляет этот объект, какие естественные процессы в нем
протекают и какие практические задачи мы будем решать по от-
ношению к этому объекту. Если оставаться в рамках чисто пред-
метного мышления, то это затруднение непреодолимо, а пробле-
мы неразрешимы. Поэтому в этом месте мы вынуждены выхо-
дить за рамки чисто предметного представления и включать в рабо-
ту весь арсенал методологических средств. Как правило, в этом
пункте мы обращаемся к категориальным представлениям объекта,
мы отвечаем на вопрос, под какие категории он должен быть
подведен, а уже затем определяем, соответственно этому ответу,
какие вопросы могут задаваться в отношении него и каким рас-
членениям он будет подвергаться.
Набор тех категорий, которые я предполагаю использовать
в этой работе, уже не раз обсуждался и фактически уже давно оп-
ределен. Прежде всего, я работаю в категориях системы и структу-
ры, а это значит, что я должен представлять объект в наборе из, по
крайней мере, четырех категориальных понятий: как процессы, как
структуры, как функциональные организованности материала и как
конструктивно-морфологические организованности. По сути дела, я
уже заранее знаю, что именно я должен буду искать в воспроизво-
димом мною объекте и в какой именно форме я должен буду изобра-
зить все, что найду. Я заранее знаю, какие вопросы можно задавать
в отношении этого объекта, а какие нельзя.
Но, кроме того, я помню, что основным средством и спосо-
бом анализа подобных объектов является прием, или метод, поля-
ризующих абстракций и, следовательно, я уже заранее определяю те
приемы и способы, с помощью которых или посредством которых
я буду задавать и организовывать предметы изучения. Эти два мо-
мента определяют стратегию моей дальнейшей работы.
По сути дела, я уже знаю основные онтологические характе-
ристики того объекта, который я должен буду изобразить и вос-
произвести: в нем должна быть определенная морфология, в нем
должны быть функциональные организованности, определяемые
структурами, а сами структуры будут особой формой фиксации и
изображения процессов. Если теперь мы обернем все эти категори-
альные определения в план того конкретного предметного содер-
жания, которое было выявлено в предшествующем анализе мыш-
ления-понимания, то тем самым зададим, по сути дела, формы и
206 Лекц и я шестая
способы связи тех предметных моментов, которые нами были
выявлены.
Мы сможем сказать, что смысл представляет собой структуру,
фиксирующую процессы понимания, что смысловые организованности
материала текста и материала ситуации являются не чем иным, как
проекциями этой структуры на материал, а следовательно - функци-
ональными организованностями системы, что конструктивная органи-
зация текста и ситуации являются морфологической организацией сис-
темы и т.д., и т.п.
Вы должны заметить, что все эти определения и характери-
стики я уже вводил и определял в предшествующем изложении.
Но я это делал лишь потому, что заранее представлял себе все по-
следующие этапы анализа, всю его необходимую логику, и при
этом не раскрывал своих карт, т.е. не объяснял вам в контексте ло-
гики анализа, почему и на каком основании я все это делал. Я про-
сто это делал. А теперь, представив все этапы и «шаги» анализа, я
могу объяснить, что именно я делал и почему я так делал. Следова-
тельно, вы должны несколько переосмыслить всю предшествую-
щую процедуру анализа в свете этих новых методологических
разъяснений и замечаний.
Теперь в рефлексивном осознании и осмыслении я могу ска-
зать, что категория системы (во всей развертке входящих в нее по-
нятий и онтологических слоев) задает как раз такое представле-
ние объекта и такое представление всех предметных аспектов его,
которое соответствует как прошлым, заданным мною представле-
ниям-проекциям, так и всем будущим процедурам анализа этого
объекта. Другими словами, категория системы осуществляет син-
тез, объединение того и другого, она представляет собой общую ор-
ганизованность всех прошлых и всех будущих исследований интересую-
щего нас объекта.
В частности, категория системы дает нам возможность не
только расчленять объект на части и элементы, но еще и произво-
дить поляризующую и фокусирующую абстракцию, выделять струк-
туры объекта с тем, чтобы они несли в себе содержание процессов,
выделять и фиксировать организованности объекта с тем, чтобы
они несли в себе содержание структур, связывать функциональные
и морфологические организованности так, как это соответствует
возможным зависимостям между ними, и т.п. Другими словами, в
категории системы мы должны объединить как разложение-объе-
динение объекта, так и другие, более сложные и более хитрые при-
Лекция шестая I 207
емы и процедуры его анализа. Я знаю, что этому набору требова-
ний нужно удовлетворить, и я предполагаю, что этому набору тре-
бований можно будет удовлетворить, вводя категорию системы.
Во всех этих предположениях я, по сути дела, снимаю опре-
деленное знание об истории исследований мышления-понимания.
Я знаю, что могли и должны были делать исследователи, рассмат-
ривая этот объект, и все это мое знание заложено в категории си-
стемы. Я могу утверждать, что одни исследователи выделяли про-
цессы и фиксирующие их структуры, другие - функциональные
организованности, третьи - морфологию, четвертые - разнооб-
разные связи между этими планами, и в каждой исторически воз-
никшей концепции, в каждом представлении задавалась та или
иная форма изображения и фиксации выделенного и созданного
таким образом содержания.
По сути дела, мы уже получили модель для анализа и классифи-
кации существовавших в истории направлений исследования мыш-
ления-понимания. Эта линия довольно понятна, кроме того, я специ-
ально обсуждал ее в ряде работ, в частности, в серии сообщений о
знаке51 и в статье о методологии типологической классификации
языков52, и поэтому не буду на этом специально останавливаться.
Чтобы закончить сегодняшнюю лекцию, мне остается сде-
лать еще только один ход.
Вспомните, что я до сих пор характеризовал мышление, вы-
деляя одно из тех трех его представлений, с которыми работал
вначале. Соответственно этому я говорил, что назначение мышле-
ния состоит:
♦ либо в том, чтобы создавать и развертывать определенные
конструкции содержания,
♦ либо в том, чтобы создавать и развертывать последова-
тельные конструкции формы (или текста),
♦ либо в том, чтобы создавать последовательно сменяющие
или вытесняющие друг друга структуры смысла.
31 [Gw Г.П.Щедровицкий, В.Н.Садовский. К характеристике основных направлений исследова-
ния знака в логике, психологии и языкознании. Сообщения 1-Ш ,// Новые исследования
в педагогических науках. Вып. 2, 4, 5. М., 1964-1965; также см. Г.П.Щедровицкий. Избран-
ные труды. М., 1995].
52 [Г.П.Щедровицкий. Методологические замечания к проблеме типологической классифика-
ции языков // Лингвистическая типология и восточные языки. М., 1965; см. также
G.P.Schedrovitsky Methodologische Bernerkungen zum Problem einer typologischen
Klassifikation derSprachen // Linguistics, 1968. N 42].
208 Л екция шестая
Но при этом я всегда и постоянно подчеркивал связь и зави-
симость друг от друга всех этих трех моментов: нельзя было созда-
вать и развертывать конструкции формы или содержания, не со-
здавая одновременно структуры смысла, и нельзя было создавать
структуры смысла, не порождая одновременно тех или иных смыс-
ловых организованностей формы и содержания53. Поэтому возни-
кал вопрос: а как все это реально связано и как оно осуществляет-
ся на деле в постоянной связи и зависимости друг от друга?
Я отвечал на этот вопрос, что все это органически связано
и взаимно определяет друг друга. И в методологическом плане,
когда мы задавали норму содержательного мышления, это было
правильное и осмысленное утверждение, но как только мы пере-
водим его в предметный план, оно теряет весь свой смысл и ста-
новится совершенно бессодержательным. Сказать так в предмет-
ном плане - это значит ничего не сказать. Реально в предметном
плане мы должны брать все это не в единстве, не вместе, а как раз
наоборот - в расчленении и отделении друг от друга. Поэтому - и
это соответствует всему тому, что я говорил выше - реальная ме-
тодологическая задача состоит в том, чтобы ответить, как все это
должно расчленяться, как мы можем выделять и исследовать каж-
дый план отдельно, независимо от других.
Это и есть та основная проблема и задача, которую должны
были решить и решали (в применении к мышлению) на протяже-
нии всей своей истории и философия, и наука. На этом пути было
получено много важного и интересного, но мы до сих пор не мо-
жем сказать, что эта проблема и эта задача решены.
Сделанное мною утверждение было бы бесспорно и призна-
валось бы всеми, я думаю, если бы не одно побочное обстоятельст-
во (побочное для исследования мышления-понимания, но сущест-
венное и специфическое для существования самого мышления-по-
нимания): реальное расчленение мышления-понимания не могло
быть исследовано, но оно могло быть искусственно произведено,
создано, сделано. Этот момент, с одной стороны, затемнял подлин-
ные результаты научного анализа, мешал увидеть, что проблема на
самом деле не решена, а с другой стороны, поскольку практическое
",ч‘ Обратите внимание на то, что в этих зависимостях существует известная несимметрич-
ность: структуры смысла сами по себе порождают лишь смысловые организованности ма-
териала, а не конструктивную морфологию; но этот вопрос нам придется обсуждать даль-
ше довольно подробно.
Лекция шестая 209
и реальное разделение и расчленение мышления-понимания про-
изводилось, отодвигал на задний план саму исследовательскую за-
дачу, делал ее в известном смысле неактуальной. Можно сказать,
что реальное и практическое расчленение мышления-понимания
производилось не за счет, не с помощью исследовательских проце-
дур, а за счет исторического формирования и развития практичес-
кого разделения труда (в том числе в области мышления-понима-
ния) и создания социальных коопераций разного вида.
Грубо говоря, это социальное разделение труда приводит к тому, что
один человек создает морфологические конструкции материала,
текста и ситуации, другой человек - те или иные смысловые органи-
зованности текста и ситуации, а третий человек - только сами струк-
туры смысла. Реально весь этот поток мышления с разными входя-
щими в него процессами, поток, непрерывно поляризующийся и
ориентированный как бы в разные стороны, распределяется и «раз-
мазывается» по человеческому материалу. И если мы начинаем смо-
треть на все происходящее сквозь призму этого человеческого мате-
риала, то он выступает разделенным на определенные части и фраг-
менты - соответственно тому, что может взять на себя и осуществ-
лять тот или иной «окультуренный» человек.
При этом происходит очень важное разделение и поляриза-
ция самих форм мышления, оно расчленяется на «формальное
мышление», «содержательное мышление», «смысловое мышле-
ние» и т.д.
Здесь важно понять, что я не произвожу реального членения
мышления на части и подсистемы соответственно его реализациям
на человеческом материале. Я задаю лишь разные типы мышления,
обусловленные процессами его поляризации, и при этом указываю
на сам факт разделения мыслительного труда и создания сложных
социальных коопераций как на механизм, осуществляющий эту по-
ляризацию мышления и формирование разных его типов. Я, следо-
вательно, не буду здесь рассматривать формы разделения труда и
кооперации. Мне достаточно указать на сам этот факт. А нужен он
мне для того, чтобы сказать, что единый и целостный поток мыш-
ления-понимания разбивается на целый ряд поляризованных тече-
ний и в каждом таком поляризованном течении осуществляется и
реализуется не все мышление в целом и не единицы, тождествен-
ные целому, а совсем особые виды и типы мышления, выделяющиеся
внутри этого единого потока, внутри самой сферы мышления, но органи-
зующиеся по-разному и, в силу этой разной организации, порожда-
ющие разные структуры и разную кинетику самого мышления.
210 I Лекция шестая
Мне важно также подчеркнуть, что, следовательно, сама по-
ляризация и выделение поляризованных типов являются теперь
не только моими приемами абстрагирования и абстрактного изуче-
ния, а такими приемами, которые воспроизводят и имитируют ре-
альные процессы, происходящие в самом мышлении, реальные про-
цессы, обусловленные его функционированием на человеческом
материале и обусловленные природой самого этого материала. В
итоге, на месте единого мышления появляется несколько разных
мышлений, и хотя это обусловлено обстоятельствами погружения
мышления на материал, оно имеет характер типологического разделе-
ния. Это, следовательно, несколько разных типов мышления, а не
различные по своему характеру реализации единого мышления.
Мышление, ориентированное, прежде всего, на создание
материальных организованностей текста, мы можем назвать
«формальным мышлением».
Мышление, направленное преимущественно на создание
чисто объектных, чисто онтологических конструкций, мы можем
назвать, соответственно, «практическим мышлением», или «кон-
структивным мышлением».
Мышление, направленное на одновременное создание обла-
стей или плоскостей содержания и формы, на параллельную и не-
зависимую фиксацию этих плоскостей как особых образований и
на соотнесение их друг с другом, можно назвать «содержательным
мышлением».
В современной психологии нередко можно встретить утвержде-
ния - и этот момент был резко подчеркнут школой П.Я.Гальпери-
на, - что мышление неразрывно связано с проговариванием, вслух
или про себя, каких-то текстов. Это верно лишь в применении к
формальному мышлению и в принципе неверно по отношению ко
всему мышлению в целом. Существует значительное число таких
видов и типов мышления, в которых не происходит никакого про-
говаривания и вообще нет связи с текстом как таковым. Это не
значит, что может существовать мышление, не «отягощенное»
объектами и знаками. Такого мышления действительно не сущест-
вует. Но объекты и знаки, организующие и конституирующие мы-
шление, не сводятся к одним лишь словам и словесным текстам.
Как «практическое», или «конструктивное», так и «содержатель-
ное» мышление осуществляются не в словах и словесных текстах,
а в конструкциях самих объектов и в конструкциях знаков, заме-
щающих объекты или изображающих их. Отсюда, кстати, возмож-
ности операционального мышления и сам факт существования
мышления в операциях и действиях с объектами и знаками. Мы
Лекция шестая 211
можем сказать, что человек нередко мыслит в образах объектов и
знаков, и процесс движения в этих образах целиком и полностью
заменяет ему проговаривание.
Кстати, этот момент был достаточно четко осознан харьковской
группой психологов - А.В.Запорожцем, Л.И.Бажович, П.И.Зинчен-
ко, - работавших в 1928-1929 гг. под руководством Л.С.Выготского,
а позднее под руководством А.Н.Леонтьева, над проблемами практи-
чески действенного мышления. Позднее полученные ими данные,
конечно, не были забыты - они вошли в концепцию П.Я.Гальперина
и играют там свою, достаточно существенную роль, но они, опять-та-
ки, были подчинены речи и речевому проговариванию (вслух, а по-
том про себя), как основному средству, переводящему практические
действия с объектами и вещами в специфически умственный план.
При этом, как я показывал в специальных работах, была допущена
очень грубая ошибка, ибо мышление как таковое в его специфичес-
ких средствах и процедурах было перепутано с работой сознания, с
отношением внешнего и внутреннего, объектного и умственного,
экстериоризованного и интериоризованного.
Таким образом, когда мы обсуждаем условия существования
мышления вообще, мышления как родового явления, то мы должны
сказать, что оно невозможно без знаков и языка. И это, безуслов-
но, верно. Но когда мы переходим к обсуждению разных видов и ти-
пов мышления, мы должны существенно изменить и перестроить
все наши высказывания. Мы должны уже учитывать различие ти-
пов знаков и типов языков, и теперь в отношении содержательно-
го мышления мы должны говорить иное, нежели мы говорим в от-
ношении формального мышления, и иное, нежели мы говорим в
отношении практического или конструктивного мышления.
Важно подчеркнуть также, что для каждого поляризованно-
го типа мышления существуют свои специфические механизмы. С
одной стороны, каждый из этих типов мышления осуществляет
только часть всего мышления, и как таковой он связан с общим ме-
ханизмом функционирования и развития мышления в целом. С
другой стороны, каждый из этих типов осуществляет единое и це-
лостное мышление «по-своему», в особых формах, и имеет соот-
ветственно этому свои особые процессы и механизмы. Здесь суще-
ствует очень сложное для анализа отношение.
Мы говорим, что созидание и развертывание различных ор-
ганизованностей материала становится делом каждого особого ти-
па мышления. Формальное мышление создает и развертывает ор-
ганизованности текста, практическое и конструктивное мышле-
ние развертывают конструкции объектов и знаков, выступающих
212 Лекция шестая
в роли онтологических схем и картин, содержательное мышление
устанавливает связи и отношения между различными конструкци-
ями материала и т.д., и т.п. Но каждый из этих типов работы, как я
это специально подчеркивал и показывал, зависит от всех других
и не может осуществляться без них и вне их.
Следовательно, осуществление всех других типов мышле-
ния, их функционирование и развитие в рамках всей сферы мыш-
ления оказывается механизмом существования каждого особого
типа и вида мышления. Другими словами, поляризуя мышление и
выделяя на передний план какой-то один тип с соответствующими
ему специфическими процессами, я тем самым автоматически пе-
ревожу все другие процессы, связанные с другими типами мышле-
ния, в разряд механизмов, производящих или осуществляющих пер-
вую, выделенную мной, группу процессов.
И, очевидно, этот момент должен быть как-то выражен и за-
фиксирован в парадигматике. По сути дела, именно это отношение
или связь между производящим механизмом и производимым им
процессом мы должны выделить и зафиксировать в нормах, созда-
вая тем самым некоторый новый формальный механизм для про-
изводства и осуществления того же самого.
Таким образом, благодаря этой поляризации и в контексте ее
происходит разделение и противопоставление, с одной стороны,
естественных механизмов, производящих определенные процессы в
поляризованном мышлении, а с другой стороны, формальных и искус-
ственных механизмов, призванных производить и осуществлять те же
самые процессы мышления другим способом, через нормы произ-
водства и действия, фиксированные в парадигматике.
Содержательное мышление в этом плане не составляет исклю-
чения. Создаются такие методологические нормы и правила, которые
выражают механизмы осуществления содержательного мышления. И бла-
годаря этому содержательное мышление из свободной целесообраз-
ной и телеологически детерминированной деятельности превраща-
ется в нормированное и реализующее определенную логику мышле-
ние. Такая нормировка захватывает точно так же процесс смыслооб-
разования и превращает его в нормированное производство содержаний
и знаковых форм, соответствующих друг другу.
Классическим примером подобной поляризации мышления
могут служить «математическое мышление» и сама математика как
особая организация и совокупность организованностей этого мы-
шления.
Лекция шестая 213
Итак, важнейший процесс - это трансформация всего цело-
го за счет поляризации разных типов мышления, расчленение на
основные процессы и производящие их механизмы, естественно
происходящее за счет этой поляризации, и подмена естественных
механизмов формальными, реализующими ту или иную строгую
норму. И весь этот процесс завершается созданием таких норм, та-
кой системы парадигматики, которая разводит все эти поляризо-
ванные типы и фиксирует каждый из них в его специфике, авто-
номности и противопоставленности всем другим (рис. 6).
Рис. 6
предмет I
Можно утверждать, что любой и всякий процесс, происхо-
дящий в сфере мышления, может быть с какого-то момента поля-
ризован, исследован в плане взаимоотношения его с производя-
щими механизмами и зафиксирован затем в парадигматических
системах как особый формально осуществляемый процесс. В ито-
ге появляются новые процессы (в частности, процессы реализа-
ции новых норм). Отсюда необходимость нового содержательно-
го мышления, но его процессы затем опять могут быть поляризо-
ваны и превращены в формально осуществляемые процессы.
Но здесь мы вновь должны вернуться к самой интересной и
самой важной для нас в этом контексте проблеме - к проблеме взаи-
моотношения смыслообразования и конструирования содержания. Хотя
процессы смыслообразования, бесспорно, зависят от наличных
конструкций содержания и установок на создание новых конст-
рукций содержания, тем не менее, подлинное ядро и творческую серд-
цевину всего мышления в целом и его исторической эволюции образует
именно смыслообразование".
54Я отвлекаюсь здесь пока от зависимостей мышления от более широких структур деятель-
ности, предполагая, что с какого-то момента мышление становится основным и конститу-
ирующим моментом всей деятельности в целом.
214 Л екц ия шестая
Дело в том, что в каждом шаге и в каждой точке своего раз-
вертывания и эволюции мышление может уклониться в любую
сторону, и эти уклонения нисколько не ограничиваются и не пре-
допределяются установками на решение строго определенных за-
дач и создание строго определенных конструкций содержания. Ес-
ли до сих пор я подчеркивал, прежде всего, зависимость структур
смысла от конструкций и организованностей содержания, то те-
перь, наоборот, нужно подчеркнуть противоположную зависи-
мость - зависимость создания организованности и конструкции
содержания от создаваемых в процессе мышления-понимания
структур смысла. И хотя, конечно, на каждом шаге мышления-по-
нимания процесс смыслообразования зависит от наличных орга-
низованностей и конструкций содержания, но все равно процесс
смыслообразования остается во многом свободным. Это значит,
что из каждой точки, из каждого достигнутого состояния возмож-
ны сразу несколько разных направлений дальнейшего движения.
Способы, какими будет решаться задача, даже если необходимые
конструкции содержания уже заданы, могут быть различными и
многообразными, а поэтому могут быть созданы самые разные
смысловые структуры, которые обязательно наложат свою печать
и на конструкции содержания, даже если в чисто продуктивном
плане они будут похожи друг на друга.
Давайте представим себе, как идет этот процесс.
1. Есть определенный набор конструкций содержания и оп-
ределенная задача получить какую-то другую конструкцию содер-
жания.
2. Мы начинаем двигаться сначала в чисто конструктивных,
оперативных или формальных полях: мы развертываем имеющие-
ся конструкции содержания, ориентируясь на определенные про-
цедуры и приемы формального преобразования имеющихся у нас
конструкций, но в конце концов доходим в этом движении до та-
ких «точек» и таких состояний, из которых дальнейшее движение
такого же рода уже невозможно.
3. Может возникнуть и другая ситуация, когда дальнейшее
формальное, или конструктивное, развертывание возможно, но
оно не дает того результата, который нам нужен, а, наоборот,
уводит как бы в сторону от него; этот случай может быть пред-
ставлен аналогично предыдущему - как невозможность конструк-
тивного или формально оперативного решения стоящей перед
нами задачи.
Лекция шестая 215
4. Именно в таких ситуациях мы переходим от чисто конст-
руктивного и формально-оперативного развертывания содержа-
ния к «свободному» в значительной степени смыслообразованию:
мы можем в этих «точках» как угодно менять саму ситуацию, при-
влекать со стороны любые средства, устанавливать любые и вся-
кие аналогии из замещения. Все они должны удовлетворять толь-
ко одному условию - создавать новые возможности для решения
задач, продвигать это решение в направлении, заданном нашими
целями.
5. Процесс смыслообразования в этом случае детерминиру-
ется и определяется, прежде всего, нашими целями, задачей, а не
наличными структурами, организованностями и конструкциями
содержания. В этих ситуациях я могу делать любые «прыжки»
смыслообразования, могу включать в ситуации любые новые кон-
струкции, никак не связанные с предыдущими причинным обра-
зом. Связь между новыми и прежними конструкциями устанавлива-
ется чисто телеологически: нам нужно решить задачу, и поэтому
мы включаем в ситуацию новые конструкции, соотносим новые
конструкции со старыми. Конечный результат всей работы как бы
витает перед нами, и именно он, а ничто другое определяет все хо-
ды нашей мысли и характер «захватываемых» нами конструкций.
Структура смысла выступает здесь как бы в роли спрута, захватыва-
ющего своими щупальцами все вокруг, все, что может пойти в дело.
6. Нередко процесс мышления-понимания меняет свое на-
правление, переходит от формально-оперативного развертыва-
ния имеющихся конструкций к «свободному» смыслообразова-
нию с помощью вопроса: «Что я делаю и что я делал?» Чтобы от-
ветить на него, мы должны встать в рефлексивную позицию, отка-
заться от движения во всех имеющихся у нас полях конструкций,
начать всю работу как бы заново - с образования совершенно но-
вой ситуации, с нового понимания и смыслообразования. Имен-
но поэтому я всегда так подчеркиваю значение подобных рефлек-
сивных вопросов: именно они стимулируют наше понимание,
позволяют выявить и определить смысл нашей работы и в резуль-
тате создают условия для нового переосмысления и нового пони-
мания всей работы.
7. Здесь важно подчеркнуть, что, закончив процесс конст-
руктивного или формально-оперативного развертывания имею-
щихся конструкций, мы тем самым как бы заканчиваем один про-
цесс мышления и, начиная новое, свободное смыслообразование,
216 Лекция шестая
тем самым начинаем новый процесс мышления. Раньше была одна
ситуация мышления и деятельности, теперь строится другая ситу-
ация. И, вместе с тем, разрывается процесс непрерывного развер-
тывания текста - мы начинаем построение новых цепочек смыс-
лообразования.
Так выглядит дело вначале.
Но что определяет целостность процесса мышления-пони-
мания, связывает вновь создаваемую ситуацию с прежней, вновь
развертываемый текст с тем, который уже был развернут раньше?
Этим условием деятельности и мышления является наша исходная
цель или задача: ведь именно для достижения цели или решения
задачи мы переходим в новую рефлексивную позицию или на новую
точку зрения, именно для этого начинаем развертывать новые
структуры смысла и новые ситуации деятельности.
Таким образом, возникает очень сложная и очень интерес-
ная двойственность процесса мышления (или деятельности): с
точки зрения конструкций содержания, структур смыслов, цепо-
чек текста весь процесс делится на две четко разграниченные и
противопоставленные друг другу части, а с точки зрения целей
или задачи эти две части остаются лишь элементами единого про-
цесса мышления-понимания; цель или «задача» сохраняют и де-
терминируют их связь и взаимозависимость.
Но такая двойственность должна быть в какой-то момент
преодолена и снята. Это происходит за счет того, что мы с како-
го-то момента переходим к третьему рефлексивному процессу, надст-
раивающемуся как бы над двумя первыми и осуществляющему
связь между ними. Но мы хорошо знаем, что несколько разных
структур смысла и несколько разных ситуаций могут быть связа-
ны и организованы в одно целое только за счет сведения этих
структур смысла и этих ситуаций к какой-то единой организован-
ности (а потом и конструкции) содержания. Поэтому, как прави-
ло, третий рефлексивный процесс именно таким образом уста-
навливает связь между двумя первыми процессами: он сводит их
независимые структуры смысла и включенные в них независи-
мые организованности содержания к одной новой организован-
ности содержания (за счет создания новой структуры смысла),
объединяющей два первых процесса мышления (в рамках систе-
мы третьего).
Здесь много тонких вопросов, требующих специального об-
суждения.
Лекция шестая 217
Прежде всего, неясно, каким образом мы должны рассмат-
ривать все целое - как сумму трех относительно независимых и
противопоставленных друг другу процессов мышления или как
один процесс, совпадающий в своей макроструктуре с третьим
процессом. Неясно также, в какой роли выступит создаваемая в
конце концов организованность и конструкция содержания - бу-
дет ли она просто новым, третьим содержанием, противопос-
тавленным двум первым, или же она выступит как объединяю-
щее и синтезирующее целое, включающее две первых организо-
ванности и конструкции на правах элементов или подсистем.
Еще более интересным является вопрос о соотношении по-
нимания и мышления (хотя решение его теснейшим образом свя-
зано с ответом на два первых вопроса). Вполне возможно, что
понимание - и это ведь следует из всего того, что я говорил вы-
ше, - выступает в качестве функционального заместителя еди-
ных и целостных организованностей и конструкций содержа-
ния. Это значит, что когда у нас есть единые организованности и
конструкции содержания, нам не нужно понимание, а когда мы
осуществляем или можем осуществлять понимание, нам не нуж-
ны целостные и синтезированные организованности и конструк-
ции содержания. Другими словами, понимание, с одной сторо-
ны, и конструктивное или оперативно-формальное развертыва-
ние конструкций содержания, с другой стороны, взаимно допол-
няют и компенсируют друг друга. Мощь одного находится в об-
ратно пропорциональной зависимости от мощи другого. Если
идти еще дальше, то можно, наверное, сказать, что все упирает-
ся в разные формы организации и осуществления мышления-по-
нимания: в одних случаях мышление организуется пониманием,
в других случаях понимание организуется мышлением. Мы мо-
жем стремиться к одной или к другой организации нашей дея-
тельности, и в зависимости от этого будет строиться так или ина-
че само мышление-понимание.
Здесь очень интересна также роль рефлексии и создавае-
мых ею специфических содержаний. Широко распространено
мнение - в частности, его придерживался Гуссерль, сейчас на этом
настаивает О.Генисаретский, - что рефлексия не создает и в прин-
ципе не может создать своего специфического содержания.
Я отнюдь не уверен в этом и, более того, все, что я знаю, убеждает
меня в том, что рефлексия создает свое особое содержание, ибо
218 Ле к ц и я шестая
она никогда не осуществляется сама по себе, а всегда имеет то или
иное конструктивное завершение55. Мне представляется, что в от-
вете на вопросы: «Что я делал? Что я делаю?» мы создаем новое со-
держание. Правда, оно является специфически деятельностным. И
поэтому дальше встает вопрос, как затем перейти от специфически
деятельностного содержания к чисто предметному, к содержанию,
соответствующему плоскости нашего прежнего мышления. Но я ду-
маю, что на этот вопрос со временем можно будет ответить. Кое-ка-
кие наметки этого ответа есть и сейчас, хотя, конечно, здесь еще
больше вопросов и проблем, чем ответов.
Итак, «свободное» смыслообразование, детерминированное
одной лишь целью деятельности или задачей, которую надо ре-
шить, захватывает самые различные конструкции, используя их в
качестве средств решения, производит самые различные сопостав-
ления и соотнесения, образует таким образом новые ситуации дея-
тельности и мышления и в этих ситуациях решает задачу или до-
стигает исходной цели. Эти процессы понимания-мышления были
предметом исследований у О.Зельца, К.Дункера, Л.Секея, Я.А.По-
номарева и учеников С.Л.Рубинштейна - А.М.Матюшкина и
К.А.Славской. Они рассматривали роль различных подсказок в
процессе смыслообразования, возможности использования их на
разных этапах и фазах решения задач и т.д.
В исследовании мышления-понимания получилось так, что ло-
гика выдвинула на передний план и исследовала процессы и проце-
дуры нормированной оперативной и конструктивной работы с
объектами и знаками, а психология, наоборот, выдвинула на перед-
ний план и исследовала «свободные» процессы смыслообразова-
ния, т.е., на нашем языке, процессы понимания. Но каждое из этих
направлений не могло обеспечить полноты и целостности изуче-
ния предметов.
Анализ процессов понимания, производимый вне связи с ана-
лизом нормативных структур и способов решения задач, не мог
дать представления о каком-то целостном и устойчивом предмете,
не выводил ни к конструктивной фиксации норм, ни к естествен-
нонаучному выделению каких-то инвариантов, в частности зако-
нов. Но, точно так же, логический анализ конструктивных и фор-
мально-оперативных преобразований знаков никогда не выводил и
не мог вывести к пониманию и описанию процессов решения за-
дач, к нормативной или естественнонаучной фиксации процессов
мышления. Как только начиналось отнесение логических результа-
тов - схем и правил - к реальным процессам решения задачи, так
Я довольно подробно обсуждал эти вопросы в статье, посвященной рефлексии, и в докла-
дах на эту тему [см. Г.П.Щедровицкий, В.Я. Дубровский. Научное исследование в системе «ме-
тодологической работы» // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск,
1967; Г.П.Щедровицкий. Рефлексия в деятельности. Доклад на семинаре ММК. 1972 // Во-
просы методологии. 1994. №3-4; см. также Г.П.Щедровицкий. Мышление-Понимание-Ре-
флексия. М., 2005].
Лекция шестая 219
тотчас же появлялась совершенно естественная и необходимая в
этих условиях ссылка на свободный и творческий характер процес-
сов мышления и понимания, ссылка на важность и значимость пси-
хологического исследования мышления. Формальный подход все-
гда дополнялся самым крайним психологизмом и субъективизмом.
Но и наоборот, чисто психологическое исследование, производи-
мое в отрыве от логического и нормативного анализа, не могло вы-
делить разных видов и типов понимания, не могло определить ти-
пологических расчленений области исследования, а поэтому и по-
нимание в целом оставалось чем-то неохватываемым и непознавае-
мым. Так само психологическое исследование из-за недостатков
своей организации и методологических ошибок в выделении пред-
мета исследования подкрепляло и увековечивало тезис о непозна-
ваемости и непостижимости процессов понимания.
Вернемся к отношению процессов конструирования содер-
жания и процессов понимания как двух видов создания и органи-
зации целого. В одних случаях полнота и целостность процесса
мышления-понимания достигается за счет сведения структур
смысла и захваченных им конструкций содержания к новым еди-
ным и целостным в своей внутренней организации конструкциям
содержания. В других случаях полнота и целостность этих процес-
сов достигается за счет организации структур смысла, организо-
ванностей и конструкций содержания в рамках каких-то новых
структур смысла, т.е. за счет чистого понимания и соответствую-
щей человеческой способности к пониманию. В первом случае ис-
ключительно важную роль играют процессы так называемой схе-
матизации смысла; что происходит во втором случае, я представ-
ляю себе значительно хуже, но, думаю, и для этого есть свои осно-
вания, думаю, что схематизация смысла играет известную роль и в
процессах второго рода.
В каком-то плане в этом утверждении содержится ответ на
поставленные мною выше вопросы. Если мы в третьем рефлексив-
ном процессе создаем новую единую конструкцию содержания, то
она будет объединять и снимать в себе прежние конструкции со-
держания. Если же третий рефлексивный процесс представляет
собой акт чистого понимания, создает только структуру смысла и
не порождает никакой новой конструкции содержания или по-
рождает чисто деятельностное содержание, то новые и старые со-
держания будут объединяться лишь как элементы-организованнос-
ти, «плавающие» в структурах смысла.
В этом же утверждении содержится также в неявном виде
двойная трактовка процессов рефлексии: возможен один тип ре-
220 Лекция шестая
флексии, который приводит к чистому пониманию, или чистому
смыслообразованию, и он не имеет, по сути дела, конструктивно-
го завершения. И есть другой тип рефлексии, который имеет кон-
структивное завершение и приводит к образованию новой органи-
зованности и новой конструкции содержания.
Вернемся, однако, к исходной картине процесса мышления,
намеченной мною чуть выше. Я уже сказал и повторяю снова, что
реальный процесс мышления может «уклоняться» от линии, за-
данной конструктивными или формально-оперативными возмож-
ностями, чуть ли не в каждой точке, каждом шаге своего разверты-
вания. Он может весьма свободно и произвольно ветвиться, при-
чем это ветвление определяется и ограничивается исключитель-
но одной лишь целью или установкой на решение задач. Соответ-
ственно этому процессу ветвления мы будем получать новые от-
резки текста, каждый из которых будет представлять собой мета-
текст по отношению к предыдущим, и точно так же мы будем полу-
чать все новые и новые конструкции содержания, каждое из кото-
рых может быть охарактеризовано как метасодержание по отноше-
ние к предыдущему.
Но вслед за этим процессом ветвления всегда, как правило,
будет идти вторичный процесс сведения новых структур смысла
и новых организованностей содержания к прежним структурам
смысла и прежним конструкциям содержания, точнее - процесс
увязывания одних и других за счет создания новых конструкций
содержания, включающих прежние и снимающих их в себе. Тако-
го рода конструкции содержания не будут уже метаконструкция-
ми, а будут «обосновывающими конструкциями», и часто мы бу-
дем затем как бы склеивать их с исходными, сплющивать эти
слойки в плоские системы, помещать прежние конструкции со-
держания в новые конструкции на правах наполнения соответст-
вующих ячеек, или мест элементов. После того как эта вторич-
ная работа проделана, исходные структуры смыслов и исходные
конструкции содержаний становятся, по сути дела, ненужными и
как бы «отмирают». Можно было бы сказать, что они переходят
из области социетального функционирования в область истории
мышления и деятельности, они начинают существовать как исто-
рические артефакты .
Вы понимаете, что я нарисовал общую и чисто качествен-
ную картину существования и исторической эволюции мышле-
нии, рассматривая все в свете отдельных процессов мышления-по-
Лекция шестая 221
нимания. Эта картина может служить для нас некоторым онтологи-
ческим основанием для постановки разных вопросов-проблем и для
обсуждения направлений формирования предметов исследова-
ния. Если вы смогли представить себе теперь функционирование
и эволюцию мышления-понимания в целом, вы сможете затем за-
давать вопросы, какие же стороны, планы и аспекты этого целого
изучает логика, а какие стороны и аспекты изучает психология, ка-
кие аспекты выпали на долю языкознания, социологии мышления
(или социологии познания и т.д., и т.п.)
Но это будет уже совсем иной план анализа, и он должен
быть выделен в ряд отдельных и самостоятельных тем.
екция седьмая
14 ноября 1972 года
Резюме содержания предшествующей лекции
На прошлой лекции я охарактеризовал основные процессы,
которые развертываются в сфере мышления-понимания. Разделив
три плана и вместе с тем три части в продуктах мышления-понима-
ния, я на основе этого развел и противопоставил друг другу мышле-
ние и понимание как таковые. При этом мышление задавалось про-
дуктивно в прямом и точном смысле этого слова, а понимание не
имело подобной продуктивности и создавало лишь связки продук-
тов мышления. В силу этого понимание выступало как более об-
щий и более широкий процесс, охватывающий процессы собст-
венно мышления.
Но я говорил вместе с тем, что это отношение между пони-
манием и мышлением не является постоянным, оно непрерывно
меняется, и в одних случаях понимание охватывает и ассимилирует
мышление, а в других случаях, наоборот, мышление охватывает и
ассимилирует понимание. Одновременно я утверждал - и показы-
вал это на разнообразных примерах и иллюстрациях, - что ни мы-
шление, ни понимание не существуют сами по себе, одно отдель-
но от другого, что мышление постоянно осуществляется и совер-
шается за счет понимания, а понимание - за счет мышления. Я го-
ворил о том, что такая связь понимания, рассматриваемого как
свободное смыслообразование, и мышления, рассматриваемого
как производство новых конструкций содержания и новых цепо-
чек знаковой формы, обусловливает тот весьма важный и сущест-
венный момент, что в каждом своем шаге процессы мышления-по-
нимания могут произвольно «ветвиться» и порождать самые при-
чудливые смысловые структуры, предметные связки и конструк-
ции содержания.
223
Параллельно этому процессу непрерывного ветвления, оп-
ределяемому прежде всего целевыми установками, идет обратный
процесс непрерывного сведения нового к прошлому, связывания
того и другого, включения прежних организованностей и конст-
рукций содержания и прежних структур смысла в новые структу-
ры смысла и новые организованности, или конструкции содержа-
ния. Благодаря этому сфера мышления сплющивается или уплоща-
ется, делается более компактной и более «плотной», более насы-
щенной разными смыслами и содержаниями. Вместе и в целом оба
эти процесса приводят к тому, что сфера мышления-понимания
непрерывно деформируется, расплывается в разные стороны и
поляризуется, эволюционирует, порождая все новые и новые фор-
мы организованного мышления (а возможно, и новые формы по-
нимания). С внешней же стороны все дело выглядит так, что вся
эта сфера непрерывно как бы пульсирует.
В ходе всего этого изложения постоянно подчеркивалось, что
процессы понимания и мышления, если мы их выделяем и рассмат-
риваем как бы в чистом виде, направлены «перпендикулярно» друг
другу: процессы мышления могут быть представлены как «горизон-
тальные» процессы, а процессы понимания - как «вертикальные»
процессы. Рассматривая более подробно историческую эволюцию
сферы мышления-понимания, я специально выделял процессы поляри-
зации мышления, т.е. процессы реального выделения и оформления
разных форм его, ориентированных в одних случаях на форму по
преимуществу, в других случаях - на структуры смысла, в третьих - на
организованности, конструкции и структуры содержания.
В ходе моих рассуждений выявилась совершенно специфи-
ческая и определяющая роль целей и задач (а в дальнейшем, оче-
видно, и проблем), которые направляют процессы мышления-по-
нимания и организуют их разнородные части в одно целое - факт
достаточно известный и не раз обсуждавшийся в психологии, в ча-
стности О.Зельцем и К.Дункером, но представленный в моем рас-
суждении на новом материале, в новых онтологических картинах
и, следовательно, с новым смыслом и содержанием. Именно цели
и задачи в первую очередь определяют возникающие или выраба-
тываемые нами в процессе мышления-понимания структуры смыс-
ла, хотя, конечно, и наличные организованности материала, со-
держания и формы тоже играют в этом процессе существенную
роль. Именно цели и задачи определяют и направляют свободный
процесс смыслообразования.
224 Лекция седьмая
Таким образом, цели и задачи, с одной стороны, обеспечи-
вают, а с другой стороны, ограничивают свободу человеческого
мышления-понимания. Важно зафиксировать и понять, что эта
свобода реализуется и достигается именно в плане смыслообразо-
вания, порождения структур смысла, а не в плане конструирова-
ния единиц содержания. Там, наоборот, действует жесткий прин-
цип исторического или культурного ограничения, требование свя-
зывать вновь создаваемые конструкции и организованности в еди-
ную систему с уже существовавшими раньше.
Именно структуры смысла, следовательно, являются наибо-
лее пластичной составляющей мышления-понимания, именно они
меньше всего ограничиваются, а организованности и конструк-
ции содержания, наоборот, являются наиболее консервативной и
более всего ограничивающей составляющей. Те исследователи,
которые в мышлении-понимании выделяли на передний план про-
цессы понимания и порождаемые ими структуры смысла, говори-
ли в первую очередь о свободном и творческом характере мышле-
ния, его продуктивности (в психологическом смысле этого слова),
а те исследователи, которые выделяли на передний план нормиро-
ванную часть, связанную с развертыванием конструкций содержа-
ния, говорили о репродуктивном характере мышления. К.Дункер
попробовал разделить и противопоставить эти два типа мысли-
тельной деятельности, но он же был вынужден подчеркнуть их ор-
ганическую связь и взаимозависимость.
Начертив всю эту картину, я выделил и особенно настойчи-
во обсуждал самую важную и самую интересную, во всяком случае
для меня, часть: преобразование структур смысла в конструкции со-
держания-процесс, связанный с тем, что мы обычно называем схе-
матизацией смысла. Этот момент был особенно важен мне потому,
что всякая акция понимания и смыслообразования, создающая но-
вую структуру смысла и новую ситуацию, не является еще продук-
тивной в точном смысле этого слова, она не порождает такого
продукта, который мы могли бы выделить и исследовать как нечто
самостоятельно существующее, как допускающее теоретический и
эмпирический анализ.
Можно сказать, что появление каких-то новых структур
смысла само по себе еще ничего не порождает и не создает в соб-
ственно социальном и культурном плане. Конечно, тот человек,
который этот смысл порождает, приобретает нечто новое. Но ес-
ли эта вновь созданная структура смысла не будет трансформиро-
Лекция седьмая 225
вана и преобразована в нечто другое - в структуры и организован-
ности содержания, в цепочки знаков, наконец, в способности че-
ловека, - то она исчезнет и не оставит после себя ничего. Это не
будет еще решение задачи или средство для ее решения. Поэтому
необходимо преобразовать возникшую структуру смысла - а она
пока существует лишь в кинетике и объединяет, охватывает разно-
образные объекты только за счет движения понимания, - в струк-
туры и организованности содержания (а также знаковой формы),
которые охватят и объединят по-новому и статически весь матери-
ал структуры смысла. И кроме того, в этом процессе преобразова-
ния и трансформации структур смысла в организованности и
структуры содержания нужно будет еще учесть и охватить преж-
ние организованности и структуры содержания, те, которые были
получены и развернуты на предшествующих этапах движения
мысли. Именно этот момент - оформления структур смысла, но-
вых и прежних, в организованности текста и соответствующие им
организованности содержания - является основным и кардиналь-
ным для процесса мышления. Механизм этого процесса очень сло-
жен и включает, среди прочего, разнообразные рефлексивные
процессы.
Вот какую примерно картину я нарисовал в предшествую-
щих лекциях. Теперь я должен перейти к новым моментам, кото-
рые и составят содержание сегодняшней лекции.
Прежде всего, я должен напомнить вам, что весь предшест-
вующий анализ строился на схеме акта коммуникации и заданных
ими «плоскостей» мышления и понимания; кроме того, сам акт
развертывался в некоторую ситуацию деятельности с конституи-
рующими ее объектноюперациональными элементами. Даже в тех
случаях, когда я рисовал много замещающих друг друга плоскостей
и помещал их в качестве «плавающих» организованностей в «оке-
ан» мышления, даже тогда я, по сути дела, не выходил за рамки ак-
та коммуникации и всех определяемых этим ограничений. Основ-
ной в моем анализе по-прежнему оставалась категория процесса.
В этом плане, по сути дела, во всех прошлых лекциях я по-
стоянно противопоставлял акт коммуникации и структуры дея-
тельности. Я несколько раз подчеркивал, что если бы мы начали
свой анализ не с акта коммуникации, а со схем деятельности, то
мы получили бы совершенно иную картину и должны были бы вво-
дить иные расчленения, пользуясь иными категориями. Соответ-
8 - 2615
226 Ле к ция седьмая
ственно этому и все характеристики понимания и мышления, ко-
торые были получены нами в предшествующем анализе, определя-
лись этой схемой акта коммуникации. В силу этого я мог не затра-
гивать и не обсуждать вопрос о способах членения мышления на
единицы. Сами акты коммуникации, принудительно развертываю-
щиеся в определенных ситуациях деятельности, предрешали этот
вопрос и задавали определенные единицы мышления. Но это чле-
нение было внешним и посторонним для самого мышления, ибо
определялось условиями его осуществления. На эту сторону дела
нужно обратить особое внимание, ибо многие и многие стороны и
аспекты мышления-понимания и мыслительной деятельности за-
даются и определяются одновременным существованием и нало-
жением друг на друга этих двух разных способов членения.
Благодаря этому у нас получилось, что мышление выступило
сразу в нескольких разных формах: во-первых, как определенные
организованности, объединенные в разнообразные системы, во-
вторых - как процессы мышления и понимания, идущие как бы
перпендикулярно друг к другу и сочетающиеся друг с другом за
счет сложных взаимоотношений смысла и содержания. И хотя
каждая из этих форм предполагает свое особое членение на эле-
менты и единицы, я не обсуждал его, ибо мне было вполне доста-
точно чисто коммуникативных единиц, одним своим существова-
нием расчленяющих как организованности, так и процессы мыш-
ления. Но мы выжали из этих схем все, что можно, и не можем сде-
лать дальше тех решающих шагов, которые нам необходимы. В
этом плане у нас получается точно такая же ситуация, какая скла-
дывалась в классической философии и классической психологии,
исходивших из условий существования индивида.
Можно было бы сказать, что я в предшествующем анализе
рассматривал не мышление как таковое, а возможности мышления,
принципы устройства того «пространства», в котором мы должны
рассматривать мышление, а следовательно - некоторые формаль-
ные условия мыслимости мышления (да и то - в определенном ра-
курсе). Но, задав и очертив все это, я не могу перейти к единицам
мышления и к анализу этих единиц, ибо на деле все эти единицы за-
даются функционированием и развитием нашей деятельности, те-
ми процессами, которые ее конституируют и определяют.
Другими словами, чтобы двинуться дальше, мы должны пе-
рейти от процессов понимания-мышления к мыслительной дея-
тельности. И соответственно этому мы должны задать единицы
мыслительной деятельности. Это значит, что мы должны рассмот-
реть акты коммуникации и создаваемые ими ситуации коммуника-
ции относительно процессов и механизмов функционирования и
развития деятельности, а вместе с тем ответить на вопрос, каким
образом деятельность ассимилирует понимание и мышление, оп-
ределяя членение их на единицы и элементы. И только в этом кон-
тексте мы сможем ответить на вопрос, какие же именно новые ор-
ганизованности возникают в самом мышлении и как именно пони-
мание с его специфическими продуктами переводится и преобра-
зуется в мышление и его особые продукты.
Таким образом, начав с анализа акта коммуникации, введя
процессы понимания, а затем процессы мышления, рассмотрев,
каким образом мышление ассимилирует понимание, я в конце
концов исчерпал все возможности движения, заложенные в вы-
бранном нами исходном пункте, и пришел к необходимости транс-
формировать весь анализ в другой план, в план анализа мысли-
тельной деятельности. Пройдя весь этот путь, произведя необхо-
димую перефокусировку и перепредмечивание, я должен теперь
сменить категориальный аппарат используемых мною средств.
Я утверждаю, иначе говоря, что рассматривать конкретные
единицы и организованности мышления можно только тогда,
когда мы переходим к анализу мыслительной деятельности. Бо-
лее узко и точно можно сказать, что обсуждение единиц мышле-
ния и связанных с ними конкретных организованностей возмож-
но только после того, как мы переходим к анализу проблем, задач
и процессов решения задач. Здесь важно также отметить, - хотя эти
замечание будут чуть в бок, - что сами задачи и проблемы могут
ставиться и ставятся только на определенных организованностях
деятельности.
Каким образом мы будем представлять все эти единицы и
организованности мышления - особый вопрос. Конечно, при
этом мы будем использовать все те же представления о плоско-
стях замещения и нормах, но они будут задавать лишь общую схе-
му описания рассматриваемых нами конкретных предметов, а их
специфическое содержание будет определяться каждый раз тем,
какую именно структуру и организованность деятельности мы бу-
дем рассматривать. При этом мы столкнемся с очень интересной
и важной проблемой сукцессивности и симультанности, времен-
ности и вневременности мышления, которая обсуждалась в фило-
софии испокон веков, а в психологии - начиная с В.Вундта, в ча-
8’
228 л екция седьмая
стности Х.Зигвартом, О.Кюльпе, О.Зельцем, К.Дункером и др.
Но чтобы задать все эти проблемы не в их общем виде, а конкрет-
но, мы должны ввести целый ряд новых элементов, которые мы
раньше не рассматривали, и в первую очередь - уже названные
мною проблемы и задачи.
Но такой анализ, как вы наверняка догадываетесь, выводит
меня далеко за рамки объявленной темы. Это будет уже анализ зна-
чительно более общего предмета мышления в целом со всеми его
специфическими организованностями, такими, как знание, спосо-
бы решения или способы деятельности, задачи и проблемы, науч-
ные предметы, конструкции и проекты и т.п. Естественно, что
сейчас я не могу переходить к обсуждению всех этих тем; я лишь
прокламирую необходимость подобного перехода и таким обра-
зом сознательно ограничиваю рамки и предмет осуществляемых
мною исследований. Здесь важно понять, что анализ процессов
решения проблем и задач - это совершенно особый план исследо-
вания мышления, принципиально отличающийся от того исследо-
вания мышления в целом, которое я проводил до сих пор.
При исследовании конкретных процессов решения про-
блем и задач нам придется рассматривать совсем иные образова-
ния, нежели мы рассматривали при определении понятий мышле-
ния, понимания и мыслительной деятельности. Мы будем иметь
дело не с пониманием или мышлением вообще, а с пониманием и
мышлением школьников 1962 или же 1972 года, с мышлением Аль-
берта Эйнштейна или с мышлением Норберта Винера, и здесь нам
придется учитывать особенности образования этих людей, те кон-
кретные ситуации, в которые они были поставлены, имеющиеся у
них наборы средств и те наборы средств, которые они будут созда-
вать в ходе решения проблем и задач, и т.д. Примерами такого ро-
да исследований мышления и понимания могут служить исследо-
вания мышления детей в ходе решения простых арифметических
задач, подобные тем, которые мы проводили вместе с С.Г.Якоб-
сон, исследования условий и ситуаций возникновения кибернети-
ки, проведенные О.И.Генисаретским, и т.п.
Но важно отчетливо понимать и знать, что это будет уже
принципиально иной анализ, нежели тот, который я проводил до
сих пор. И важно также понимать и знать, что существует еще
достаточно сложная проблема соотнесения и связывания друг с
другом этих двух способов и направлений исследования. Хотя в од-
ном аспекте их отношение друг к другу очевидно: исследование
Лекция седьмая I 229
мышления и понимания вообще дает определенные средства для
исследования конкретных процессов решения проблем и задач;
но в других аспектах, например, в плане соотнесения друг с другом
действительностей этих двух направлений исследования, остают-
ся еще весьма сложные и до сих пор не решенные и не проанали-
зированные по-настоящему проблемы.
Очень важной среди них является проблема соотношения
действия, социального, культурного, социотехнического и других,
с деятельностью (в последнее время этой проблемой очень интен-
сивно занимается В.Я.Дубровский).
Другой существенной проблемой, как я уже отмечал, являет-
ся проблема соотношения и связи друг с другом в отношении к
конкретным процессам решения задач и проблем процессуально-
го и структурного представлений мышления. Хотя этот вопрос все
же относится скорее к плану понятий мышления и понимания, а
не к плану исследования конкретных решений, его значимость и
все трудности проявляются как раз при анализе конкретных реше-
ний. Я хочу сделать еще несколько замечаний на эту тему, в особен-
ности в связи с теми вопросами, которые были мне заданы в нача-
ле сегодняшней лекции.
Прежде всего я должен резко и определенно сказать, что
процессуальное представление мышления было, на мой взгляд, ог-
ромным шагом вперед по сравнению с традиционными ассоциа-
нистскими представлениями.
Особенно интересными и важными в этом направлении были ра-
боты О.Зельца и К.Дункера. Но сама категория процесса может по-
ниматься и трактоваться по-разному - и так, собственно говоря, и
происходило, а кроме того, она может по-разному специфициро-
ваться в применении к мышлению. Вы знаете, что сам Зельц пытал-
ся специфицировать представление о процессе причинными или
детерминистическими факторами - здесь он следовал вульгарно-
детерминистической идеологии своего времени. Жан Пиаже в
1925-1929 гг. попытался специфицировать представление о про-
цессе моментами действия. Эта линия была подхвачена харьков-
ской группой психологов, работу которой тогда возглавлял А.Н.Ле-
онтьев, и из этого родились операциональные трактовки мышле-
ния, которые, хотя и не очень четко, были сформулированы в ра-
ботах Леонтьева конца 30-х гг, и более четко - уже под влиянием ра-
бот нашего кружка в 50-е и 60-е гг. Сам Ж.Пиаже где-то в середине
30-х гг. сменил «действенную» интерпретацию процессов мышле-
ния на структурно-операциональную интерпретацию.
230 Лекция седьмая
Я на первых этапах работы пытался специфицировать и
развертывать процессуальные представления с помощью опера-
ционально-структурных представлений - программа 1953-1957 гг.
Правда, наша концепция была значительно более сложной, чем
другие, прежде всего в своем категориальном оснащении, и пред-
полагала связь объектных, операциональных, знаково-смысло-
вых, значенческих и знаниевых аспектов. Нельзя отрицать, что
этот подход, даже если рассматривать его сам по себе и крайне ог-
раниченно, дал многое и его нельзя просто так сбросить со сче-
тов. Некоторые весьма сильные направления и сегодня пытаются
развивать чисто операциональную трактовку процессов мышле-
ния - сюда, в частности, надо отнести сильную школу итальян-
ских операционалистов. Есть и смешные рецидивы операциона-
лизма, например, Н.Ф.Талызина на последнем съезде Общества
психологов опубликовала программу операционально-действен-
ного анализа психики, точно повторяющую нашу программу
1953-1957 гг.56.
И если сравнивать программу Н.Ф.Талызиной, скажем, с
программой исследования умственных действий П.Я.Гальпери-
на, которой она придерживалась раньше, то это будет значитель-
ным шагом вперед. Но ограничиваться одним лишь процессуаль-
ным подходом к мышлению (как бы ни трактовались при этом са-
ми процессы) ни в коем случае нельзя. Это стало нам совершен-
но ясным после исследований 1957-1960 гг., в частности после
тех исследований, которые были зафиксированы и подытожены
мною в работе «Опыт анализа сложного рассуждения, содержа-
щего решение астрономической задачи» (сокращенно «рассуж-
дение Аристарха»)57.
После этой работы мы твердо знаем, что решение пробле-
мы или задачи нельзя представить исключительно в категории
процесса, а для этого требуется сложное соединение процессу-
альных и структурных представлений, объединяемых в категории
системы. Если бы мы были внимательными и чувствительными в
отношении опыта прошлых психологических исследований, то
мы могли бы сделать такой вывод уже после работ К.Дункера:
ведь и он, как мне сейчас представляется, убедительно показал,
56 [См. материалы IV Всесоюзного съезда Общества психологов, стр. 250].
57 [Опыт логического анализа рассуждений («Аристарх Самосский») // Г.П.Щедровицкий.
Философия. Наука. Методология. М., 1997].
что в решении задач органически соединяются процессуальные
(сукцессивные) и структурные (симультанные) моменты. Поэто-
му, не отвергая целиком процессуального представления, мы
должны дополнить и объединить его со структурными представ-
лениями, а следовательно, перейти к системному представле-
нию, объединяющему, как мы это сейчас понимаем, четыре раз-
ных типа и слоя представлений.
При этом возникает очень непростая проблема: на какой ос-
нове должны объединяться все эти представления и как именно
они должны монтироваться. Если исходить из плосколинейного
представления процесса, то мы никогда не сможем включить в
анализ то, что называется проблемами, задачами, средствами и
т.п. Но означает ли это, что процессуальное представление вооб-
ще (в том числе и в других его трактовках и интерпретациях) не
может служить основанием для объединения и организации всех
других представлений - вот вопрос, который до сих пор не был по-
настоящему обсужден и не получил своего решения.
Поэтому я двойственно отношусь к самой категории про-
цесса. С одной стороны, я отчетливо понимаю и знаю, что в сво-
их нынешних вариантах и трактовках эта категория не дает необ-
ходимого основания для представления мышления и развертыва-
ния всего богатства его возможных определений. С другой сторо-
ны, я считаю, что мы ни в коем случае не можем отбрасывать про-
цессуальное представление, и, более того, готов предположить,
что при соответствующем развитии категория процесса может
даже лечь в основание всех других определений и спецификаций
мышления. Ведь именно этот, по сути дела, момент мы фиксиру-
ем, рассматривая процессы как первый слой категории системы.
Основная трудность, как вы уже, наверное, поняли из всех пред-
шествующих обсуждений, заключается в том, что в мышлении
происходит сразу много разных процессов. С одной стороны, это про-
цессы понимания, с другой стороны, процессы конструктивного
развертывания знаковых форм, с третьей стороны, процессы кон-
структивного развертывания содержания, с четвертой - процессы ре-
флексии, с пятой - процессы культурной нормировки, с шестой - про-
цессы реализации существующих норм и т.д., и т.п. Все это надо пред-
ставить как процессы мышления, в своем совместном действии и
проявлении конституирующие определенность мышления и его
организацию. Как соединить все это в рамках одного представле-
ния - вот в чем вопрос.
232 Л екция седьмая
Самое главное, что мы сейчас знаем, - это то, что разнооб-
разные процессы замыкаются на определенных организованнос-
тях материала и через них соединяются друг с другом и перехо-
дят друг в друга. Я довольно подробно рассматривал все эти мо-
менты в предшествующем изложении, анализируя взаимоотно-
шение между процессами понимания и мышления, с одной сто-
роны, и структурами смысла и организованностями формы и со-
держания - с другой. Но при этом, как не раз специально отмеча-
лось, я не мог ввести каких-либо определенных целостных еди-
ниц мышления и понимания - и это было очень важным и суще-
ственным дефектом предпринятой нами попытки синтеза про-
цессуальных и структурных представлений. Но это только один
из ясно сознаваемых дефектов.
Очень сложным и во многом невыясненным остается во-
прос о соотношении структур смысла и организованностей содержа-
ния. Когда я рассматривал, каким образом определенные структу-
ры смысла переводятся в определенные организованности содер-
жания, вы мне возражали - и весьма оправданно, - что при созда-
нии определенной организованности содержания происходит но-
вое образование структур смысла, а следовательно (такова была
подспудная мысль этого возражения), мы не можем определенно и
четко ответить на вопрос, в чем же суть всего этого: конструиро-
вание организованности содержания или образование новой
структуры смысла. И я точно так же сейчас не мог бы определенно
ответить на это замечание, ибо и для меня самого все это остается
сложной и нерешенной проблемой. Я лишь добавляю к тому, что
вы сказали и что подспудно содержится в вашем вопросе, сообра-
жение, что при абстрактном рассмотрении мышления и понима-
ния мы вообще не сможем ответить на этот вопрос и подобные
ему, а если мы все же хотим найти ответ на него, то должны обра-
щаться к анализу конкретных решений задач, ибо соотношение
между структурами смысла и конструкциями содержания опреде-
ляется каждый раз по-разному в зависимости от характера и типа
ситуации и задачи, поставленной в ее контексте.
Таким образом, пока мы можем лишь констатировать, что
в мышлении и понимании нами выявляются самые разные аспек-
ты и планы, можно сказать, что исследуемое нами явление фик-
сируется как множество разных явлений и предметов, и поэтому
мы встаем перед проблемой, как все это объединить и связать
друг с другом в рамках какого-то одного и единого представления
Лекция седьмая 233
мышления и понимания. Я не даю пока ответов на этот вопрос
или, точнее, даю лишь частичные ответы, но зато со всей резко-
стью формулирую саму проблему и определяю ряд существен-
ных, на мой взгляд, условий ее обсуждения и решения. Именно
это мне важно.
Для того чтобы удовлетворительно решить эту проблему,
нам не хватает сейчас очень многих понятий и представлений, как
на категориальном уровне, так и в собственно предметном плане.
В частности, нужно определить понятия процесса, структуры, ор-
ганизованности, морфологии, механизма, формы, содержания,
знания, предмета, способа деятельности как особых организован-
ностей и т.д., и т.п. Вместе с тем - я не могу не напомнить об этом
еще раз - я подчеркиваю важность принципиального разделения
двух планов исследования: абстрактного, когда предметом анализа
являются понимание и мышление вообще, и конкретного, когда
предметом анализа являются определенные единичные (хотя час-
то и типовые) акты понимания и мышления или акты решения
проблем и задач.
После всех этих предваряющих замечаний и разъяснений
прошлого материала я могу обратиться к тем новым моментам в
анализе, которые были обещаны в начале лекции. Здесь речь пой-
дет о возможных предметах изучения, которые мы должны будем
сформировать для того, чтобы анализировать и описывать выде-
ленную нами действительность.
Первоначально, как вы помните, мы выделили структуры
смысла в качестве исходных и определяющих все остальное обра-
зование. Потом мы должны были ввести организованности и
структуры содержания. Теперь наше основное внимание обраще-
но на содержание, и я должен ответить на вопрос, в каких предме-
тах его можно рассматривать и изучать. Именно это будет сегодня
основной темой моих рассуждений.
Но при этом я должен буду считаться с той двойственнос-
тью, которая появилась в нашем предшествующем анализе и уже
была мною отмечена. С одной стороны, соответственно теме этих
сообщений я должен рассматривать взаимоотношения между
смыслом и содержанием, с другой стороны, как мы уже выяснили,
содержание не может рассматриваться вне процессов и процедур
мышления, которые его создают и приводят в движение. Поэтому
мне придется специально обсуждать мышление, его строение,
процессы и механизмы, ибо без этого я не могу подступить к ис-
234 Лек ция седьмая
следованию самого содержания. Вы без труда заметите, что здесь
сохранится отношение, аналогичное тому, которое мы рассматри-
вали при исследовании смысла: если там понимание создавало смысл,
то здесь мышление создает содержание. Вместе с тем существуют, на-
верное, и различия; во всяком случае, сейчас еще не ясно, можем
ли мы рассматривать содержание как структуру, соответствующую
кинетике мышления, или же содержание есть настоящий и под-
линный продукт мышления, отнюдь не адекватный его структуре
и процессам.
Именно на этом отличии отношений содержания к мышле-
нию я и построю сейчас свои рассуждения и свой анализ. Я буду ис-
ходить из того, что содержание, хотя оно и порождается мышле-
нием, может, тем не менее, существовать само по себе отдельно от
мышления и может даже переходить как организованность особо-
го типа из одних актов мышления в другие и из мышления в дея-
тельность. Именно это предположение дает нам возможность раз-
личить и разделить различные предметы исследования, в которых
может фиксироваться и описываться мышление. Я выделяю пять
таких предметов.
Здесь, наверное, нужно отметить, что эти пять предметов
выделяются мною не потому, что других просто нет или они невоз-
можны. Наоборот, вполне возможны и существуют, наверное, и
другие предметы - шестой, седьмой и т.д. Точно так же и внутри
той области, которую я выделю и зафиксирую в этих пяти предме-
тах, возможны совершенно различные подразделения и члене-
ния. Ведь мы не должны забывать, что всякий предмет - это искус-
ственное образование, оно создается нами всегда в связи с какими-
то определенными задачами и несет на себе печать той ситуации,
в которой оно возникло, цели и устремления тех людей, которые
его создавали. Таким образом, в принципе может быть не пять
предметов изучения, а любое другое число. Но те пять, которые я
введу, являются наиболее существенными для меня в плане тех за-
дач, которые мы сейчас обсуждаем.
В первом предмете мы выделим содержание как существую-
щее в мышлении или даже, можно сказать, в сфере мышления.
Во втором предмете содержание будет взято нами как сущест-
вующее в знании и через знание.
В третьем предмете содержание будет взято нами как бы са-
мо по себе, как предмет специального метазнания, как особая
сущность.
Лекция седьмая 235
Очень существенна разница между представлениями содержания
во втором и третьем предметах. Во втором - содержание берется
как элемент знания. Это означает, что во втором предмете именно
знание является предметом анализа и изучения, а содержание не
имеет самостоятельного существования и задается через существо-
вание знания. Это означает также, что содержание здесь существу-
ет только в определенных структурных связях, в структурных свя-
зях знания. В третьем предмете, наоборот, содержание как бы вы-
рывается из всех структур и систем, в которых оно существует и
рассматривается само по себе, как «вещь» особого рода. Поэтому
содержание здесь может быть самостоятельным предметом иссле-
дования. То метазнание, которое мы при этом создадим, будет от-
носиться непосредственно к содержанию и будет игнорировать
все те объемлющие системы, в которых содержание существует.
В четвертом предмете содержание, взятое как особый и само-
стоятельный предмет знания и мысли, рассматривается в его отно-
шении к структуре смысла, причем структура смысла точно так же
выступает здесь как особый предмет знания и мысли. Точнее, на-
верное, нужно было бы сказать, что предметом исследования здесь
является отношение между содержанием и структурой смысла.
В пятом предмете содержание и смысл берутся не как авто-
номные и самостоятельные сущности, лишь сравниваемые меж-
ду собой, а как определенные характеристики функционирова-
ния и развития знаковой формы, в частности - как характеристи-
ки и показатели определенных речевых высказываний. Здесь
способы существования содержания и смысла подобны способу
существования содержания во втором предмете: они являются
элементами более сложных системно-структурных образований
и должны, следовательно, рассматриваться внутри объемлющих
их систем.
Таковы те пять предметов изучения, которые я считаю необ-
ходимым выделить и перечислить, приступая к исследованию со-
держания. Каждый из этих предметов задает определенную фоку-
сировку исследования, определенную точку зрения, в ракурсе ко-
торой мы можем анализировать и описывать содержание, строго
нормируя ход и процедуры нашего анализа. Для того чтобы вве-
денные мною различения стали более понятными, я коротко оха-
рактеризую основание, по которому проводилось само различе-
ние, и тип каждой из предложенных фокусировок.
В первом предмете наш анализ должен быть направлен на
мышление как таковое. Рассматривая процессы, протекающие в
мышлении, фиксируя структуру мышления, мы должны выделить
236 I Лекция седьмая
содержание в качестве структурных элементов и организованнос-
тей мышления, мы должны сделать нечто подобное тому, что мы
делали, когда рассматривали акты коммуникации и их структуры.
В этом случае содержание будет задаваться и характеризоваться
всегда как определенный функциональный элемент или функцио-
нальная составляющая мышления. Можно сказать сильнее: говоря
о содержании в этом предмете, мы всегда будем говорить только
об определенной функции. Это будет, следовательно, описание
употреблений чего-либо как содержания.
Обратите внимание на мои последние выражения: в них
много тонкостей. Выше я уже неоднократно говорил, что в неяв-
ном виде содержание как определенная потенция задается пони-
манием и структурами смысла. Дополнительная фиксация смысла
через форму знания и в знании создает содержание, а еще более
точно - перерабатывает, превращает смысл в содержание. Содер-
жания здесь еще нет, и поэтому говорить о его употреблении вряд
ли можно. Но и эти моменты я имел в виду, когда говорил об упо-
треблении содержания: здесь «употребление» выступало скорее в
качестве некоторых интенций, но эти интенции задавали уже оп-
ределенное функциональное место - место содержания. В этом
вся суть: по материалу содержания еще нет, а по функции, как оп-
ределенное место, оно уже есть. В общем плане мы и это можем на-
звать «употреблением».
Для того чтобы особенности первого предмета или способа
анализа содержания стали достаточно понятными и очевидными,
нужно подробно описать, чем отличается существование содержа-
ния в мышлении от существования его в знании. Но именно разли-
чия мышления и знаний менее всего известны и изучены в насто-
ящее время. Взаимоотношения того и другого были постоянным
предметом дискуссии в психологии 20-х и 30-х гг. В каком-то плане
это очень странное явление.
В принципе, этот вопрос должен был бы быть основным и реша-
ющим для теории мышления и эпистемологии, но в силу ряда
причин этого не случилось, и поэтому он стал основным для пси-
хологии мышления. Правда, это была какая-то странная психоло-
гия. Берем ли мы работы Д.Пойя, работы Л.Секея и даже работы
Ж.Пиаже - каждый раз эти авторы сначала выходят за пределы
психологии, а потом совсем уходят из психологии, и всегда это
происходит по логике изучаемого предмета, т.е. под давлением
материала. Если обратиться к эпистемологии и так называемой
«логике исследования», или «логике знаний», то, наверное,
единственной школой, которая по-настоящему ставила эту про-
блему и каким-то образом схватывала суть дела, была школа
К.Поппера. И совершенно не случайно И.Лакатос во введении к
своей книжке «Доказательства и опровержения»58 объединяет
имена Пойя и Поппера и называет их обоих своими учителями.
Я думаю, что в той же самой логике исследования знаний и мыш-
ления возник Московский логический кружок и в дальнейшем
оформилась и развивалась «содержательно-генетическая логи-
ка» (которую скорее надо рассматривать не как логику, а как эпи-
стемологию), и точно так же не случайно вся работа по развитию
содержательно-генетической логики была теснейшим образом
связана с психологией и психолого-педагогическими исследова-
ниями мышления.
Но несмотря на появление и работу всех этих направлений,
взаимоотношение мышления и знаний остается до сих пор про-
блемой. Четко осознавая само различие между тем и другим, мы,
тем не менее, не можем определить статус существования «зна-
ний» (точнее - различные статусы существования), а поэтому не
можем ответить и на вопрос о том, чем же существование содержа-
ния в мышлении отличается от существования содержания в зна-
нии и через знание.
Но как бы мы ни решали проблему взаимоотношений мыш-
ления и знаний, мы всегда должны будем исходить из того, что
они различаются между собой и каждая имеет тот или иной тип су-
ществования, а поэтому различие существования содержания в
мышлении и существования содержания в знании будет факто-
ром, конституирующим различие двух предметов изучения.
В этом плане очень интересными и поучительными явля-
ются те определения мышления и знаний, которые давались
П.Я.Гальпериным и его сотрудниками, в частности Н.Ф.Талызи-
ной, в 50-е и в начале 60-х гг. С одной стороны, они исходили в
своих рассуждениях из того, что знания любого рода, в частнос-
ти понятия, представляют собой не что иное, как деятельность,
и этот момент отчетливо и резко фиксировался ими во многих
публикациях. С другой стороны, указанный выше тезис оставал-
ся и для них, несмотря на их очевидную деятельностную ориен-
тацию, чем-то слишком абстрактным и метафизическим, не
представимым в применении к реальным знаниям и понятиям,
которые ведь - и это совершенно очевидно - подобны «вещам»
58 [И.Лакатос. Доказательства и опровержения. Как доказываются теоремы. М., 1967].
238 Ле к ц ия седьмая
особого рода, и с ними оперируют как с «вещами». И этот момент
точно так же постоянно фиксировался ими во всех исследовани-
ях и публикациях.
Таким образом, с одной стороны, был теоретический и ме-
тафизический принцип - «знания суть не что иное, как деятель-
ность», а с другой - была реальная и во многом традиционная
практика конкретных исследований, где знания рассматривались
и употреблялись как «вещи». И преодолеть этот дуализм и эту дву-
значность этим исследователям так никогда и не удалось.
240 I Приложения
Заметки и работы
1972-1973 годов
Заметки к лекциям 1972 года*
22 февраля.
План лекции
1. Итак, была задана сложная конструктивная и структурная
единица моего моделирующего языка. Она должна соответство-
вать как синтагматике, так и парадигматике (рис. 01).
Рис. 01
Способ задания этой
единицы-элемента
2. Эта единица чего?
а) формальное задание элементов-фигур;
Ь) задание правил оперирования с ними: сборки и компози-
ции или преобразования;
с) смысловые или денотативные интерпретации, позволяю-
щие рассматривать эти элементы как знаки и содержательно опре-
делять правила их развертывания.
Рукопись. Арх. № 3516, 3631-3653.
Заметки и работы 1 972-1 973 годов I 241
В какой мере все эти предположения извлекаются из наших
опытных представлений (здравого смысла) и в какой мере, наобо-
рот, навязываются конструктивной процедурой?
Все кажется очевидным (рис. 02):
1. Самое главное состоит в том, что процесс понимания
(или просто «понимание») во многом независим(о) от значений и
организации их в композиции. Точнее, понимание не сводится и
не может свестись к организации значений, очень часто оно стро-
ится на оппозиции к фиксированному значению.
2. Этот момент объясняется, с одной стороны, многоплоско-
стностью нашего мышления и понимания - тем, что у нас всегда
дан объект или дано объективное содержание, к которому осуще-
ствляется отнесение формы, а с другой стороны, множественнос-
тью систем значений и отсутствием прямой и непосредственной
связи между определенным синтагматическим текстом и парадиг-
матическими системами, с точки зрения которых он понимается.
Проще говоря, синтагматический текст всегда построен в
иной парадигматической системе, нежели та, с помощью которой
он понимается (рис. 03).
Рис. 03
И в этой ситуации дополнительно введенное представление
о ситуации и целостном смысле, который, по предположению,
должен быть выделен, служит основанием для выявления значе-
ний или даже парадигматических систем значений. Другими ело-
242 пр иложения
вами, какие-то значения определяются или доопределяются за
счет лакун в единой системе смысла. Поэтому мы можем выносить
суждения примерно такого типа: «Ага, так вот что он имел в виду,
когда говорил это. Вот, оказывается, какое у него понимание всей
этой штуки» и т.п. Здесь представление о понятом или угаданном
объекте служит основанием для суждения о значении или знании
другого человека. Но нельзя забывать, что именно объект через
его представление выступает здесь как характеристика или пока-
затель значения или знания.
Здесь, правда, встает все та же формально-категориальная
проблема анализа, описания и моделирования объектов, пред-
ставляющих собой связку формы и содержания или проекцию
этой связки через один из элементов1.
29 февраля.
Номинативный комплекс и синтагма
1. За счет чего в синтагме появляются новые смыслы и
значения?
Сейчас мы уже знаем, что смысл порождается актом комму-
никации и понимания.
Здесь есть определенные соотношения между известным и
сообщаемым.
Но «известное» реализуется по отношению к «объекту», по-
этому первая часть формы должна рассматриваться нами как соот-
несенная.
2. Но возникающий здесь смысл должен быть еще понят.
А для этого нужны специфические средства, соответствующие
этому смыслу.
Поэтому я могу сказать, что синтагма (А) - (В) превращается
в форму S- Р, но при этом я буду просто отождествлять (А) - (В)=>
золото - металл => 5- Р (здесь два разных отождествления), но при
этом я что-то опускаю и не доделываю в этих отождествлениях, а
кроме того, не могу объяснить, как возникает то, что я фиксирую в
этой схеме, из того, что я называл номинативным комплексом.
Значит, все дело в том, чтобы тонко зафиксировать различия
одного и другого, пользуясь схемой многоплоскостного знания.
1 [См. Г.П.Щедровицкий. «Языковое мышление» и его анализ // Вопросы языкознания. 1957.
№ 1; см. также: Проблемы исследования систем и структур. М.. 1965].
Заметки и работы 1972-1973 годов 243
Иногда одну группу составляют проблемы процессов пони-
мания, другую - рефлексивного осознания и фиксации понимае-
мого смысла.
Но все это лежит за границами исчисления связей, которое
должно быть формализовано.
28 марта.
Заметки к лекциям
1. Я рассматривал условия появления номинативного ком-
плекса и превращение его в синтагму, т.е. в цепочку с предикатив-
ной связью. (Опыты Н.Х.Швачкина.)
2. Повторим это еще раз, более подробно.
1) Подведение под имя или образование знания (А) - (В)
(рис. 04).
| (А)
J ХД1
(В)
ХД2
(А) | (В)
Д1Х ) ХД2
Рис. 04
2) Конъюнкция или одновременное употребление; конъ-
юнкция или связь операций
3) Появление нового сложного «класса» - развитие
«средств» или новое знание (рис. 05).
(А)(В)
Д1 Д2
Рис. 05
4) Коммуникация (рис. 06).
Рис. 06
Специфическая роль второго, принимающего сообщение:
условия приема и понимания сообщения растягивают номинатив-
ный комплекс в синтагму - «то, что А, есть В».
244 Приложения
5) Появление связи (в отличие от конъюнкции) и необходи-
мость придать ей определенный статус. Что представляет собой
эта связь для принимающего сообщение? Ответ на этот вопрос оп-
ределяется тем, что будет делать индивид, получивший сообщение.
6) Специфичность действия принимающего сообщение
а) Общая ситуация. Фиксируемый объект дан обоим непо-
средственно (рис. 07).
б) Две ситуации. Сообщение связывает их в одну ситуацию.
Объект дан только первому и не дан второму (рис. 08).
К.
(А)—(В)
> (А)-(В)
Рис. 08
в) Деятельность второго зависит от имеющихся уже у него в
наличии средств (рис. 09).
(А)
Д1
Рис. 09
7) Проблема связи, возникшей благодаря отношению пре-
дикации. Проблема доверия и проверки. Необходимость.
8) Смысл связи - как индивид восстанавливает смысл. Соот-
ветствия между смыслом связи и употреблениями ее. Условия вос-
становления смысла. Характер самого смысла.
9) Процедуры исследования или имитации: как мы восста-
навливаем объективное содержание.
10) Типы употребления (рис.0 10):
1- (А)-(В)|
J X
Заметки и работы 1 972-1 973 годов I 245
2.
3.
4.
5.
«(А)—(В)»
(А)-(В) --------> [(C) —(D)...]
[(A)—(В)]Д>..
[(А)-(В)]
«А—В »
(«)(Р)
Рис. 010
11) Процедуры восстановления объективного смысла.
4 апреля
1. Понимание и смысл определяются актами деятельности,
а следовательно, мы можем реконструировать это, описывая опе-
рации и средства.
2. Само понимание связано с определенными отнесениями,
которые мы производим, создавая те или иные предметности.
3. Но затем эти смыслы, превращенные в кинетические
предметы, должны быть «подняты» в парадигматику, зафиксиро-
ваны в ней.
Для этого требуется особая рефлексия (чего?)
смысла, 'I
предметности, V Или чего-то другого?
структуры формы.
6 апреля.
[О предложении в тюркологии]
Тюркология погрязла в проблемах. Нет системы категорий
(К.М.Любимов. 3000 спрягаемых форм). Описание и классифика-
ция (Э.В.Севортян: «Классификация - топтание на месте»).
246 л екция первая
Сложное слово -» словосочетание -» предложение. Как
«идут» слова друг за другом: «соположение»? Пример с игрой в
puzzle.
Слово словосочетание придаточная конструкция?
Что значит объяснить происхождение (Н.К.Дмитриев,
Н.А. Баскаков, Г.П.Мельников, Б.А.Серебренников, Н.З.Гаджиева)?
Как может «происходить» языковая конструкция? На уров-
не речи или языка?
Именное соположение. К нему надо свести все другие слож-
ные...
Сведение к индоевропеистике. Что можно «увидеть» в пред-
ложении?
7 апреля.
Атрибутивные структуры (1)
1. Когда ребенок строит сообщение (А) (В), то фокусом его
работы является конфликтный объект: именно к нему применяют-
ся операции сопоставления, и их результаты, определяемые ха-
рактером объекта, фиксируются в сообщении.
При понимании полученного текста фокусом деятельности
(и сознания) становится соположенность знаков (слов) в сообще-
нии, смысл их объединения и определяемый этим объединением
смысл каждого.
Сообщение с самого начала воспринимается как некоторое
единство, а следовательно - как некоторый единый смысл. Но сам
этот смысл определяется тем, как мы поймем соположение знаков со-
общения.
2. Из этого следует, что понимание, подобно мышлению (и
это подобие естественно, ибо понимание должно восстановить и
развернуть то, что создало и свернуло, выразив в тексте, мышле-
ние), представляет собой сложное, многовекторное (или структур-
ное) движение: второй знак сообщения соотносится и связывается
с первым, но при этом вся знаковая форма сообщения соотносится
с содержанием, и отнесение второго знака к первому является
лишь моментом и средством в отношении к объектам и объектив-
ному содержанию; первый знак выступает здесь как посредствую-
щий элемент, и точно так же сама предикативная связь в ее опреде-
ленном смысловом истолковании выступает как опосредствующая
отношение и связь второго знака сообщения с содержанием.
Заметки и работы 1972-1973 годов I 247
(А)—(В)
АХ (чтение справа налево)
Рис. 011
Но это означает вместе с тем, что связь предикативности за-
прещает независимое отнесение знака (В) к объектам, минуя знак
(А), а также то, что она приписывает первому знаку, т.е. знаку (А),
особую роль при установлении связи знаковой формы с объекта-
ми: только знак (А) теперь обладает функцией метки.
Поэтому сообщение с предикативной связью может и долж-
но противопоставляться номинативному комплексу, в котором каж-
дый знак сообщения относится к объектам сам по себе, либо неза-
висимо от результатов предыдущих отнесений, либо выделяя по-
следовательность совокупностей (или групп), которые затем объ-
единяются в одно целое, либо уже в зависимости от результатов
предыдущего только к совокупности, выделенной предыдущим от-
несением (рис. 012).
(D)(C)(B)(A) (2)
J Vi{X}
xV.{Y}
V1{Z}
(B) I
{XabJV Xa}V
(C)(B)(A) (1)
JviX
-JV2Y
S VjZ
(3)
Рис. 012
Все эти случаи объединяются в одну группу тем, что каждое
новое отнесение меняет объект, либо расширяя его, либо сужая
его, но все равно меняет.
В сообщении с предикативной связью, т.е. в синтагме, объ-
ект создается и фиксируется первым знаком, и никакие дальней-
шие развертывания сообщения не могут его изменить. Поэтому
мы и говорим о запрещающей функции предикативной связи, а
также о тех воздействиях и влияниях, которые она оказывает на
компоненты значений и на общие суммарные значения всех зна-
ков сообщения.
248 Приложения
Но весь этот смысл предикативной связи должен быть еще
понят и осознан. И происходит это, во-первых, благодаря реаль-
ным отнесениям второго знака, т.е. (В), к объектам, во-вторых,
благодаря многочисленным ошибкам в этих отнесениях, в-треть-
их, благодаря выделению того (единственного или множественно-
го) отнесения, которое не приводит к содержательным ошибкам
(либо само по себе, либо с точки зрения дальнейшего развития
языково-мыслительных форм), в-четвертых, благодаря выделе-
нию того содержания, которое соответствует предикативной свя-
зи, из всех других содержаний, в-пятых, благодаря фиксации
свойств или признаков предикативного отношения либо в том
плане, что оно меняет значения связываемых им знаков, либо в
том плане, что оно само создает новый смысл.
Отношение предикативности (2)
1. Главная задача - разделить все те смысловые, а затем и со-
держательные моменты, которые характеризуют отношение пре-
дикативности, или, точнее, все те синтаксические и морфологиче-
ские формы, которые вырастают из отношения предикативности.
2. Один из таких моментов - связка или «связочность», вы-
ражаемая нередко глаголом «быть».
8 апреля.
Понимание, мышление, структура текста (1)
1. Кардинальным и решающим фактом является то обстоя-
тельство, что знаковый текст несимметричен относительно мышле-
ния и понимания; для того, чтобы понять, а это значит - восстано-
вить объективное содержание и смысл, соответствующий объек-
тивному содержанию, нужно иметь специальные знаки или отмет-
ки в тексте, регулирующие понимание и обеспечивающие его
адекватность объективному содержанию.
Метазаметки по поводу предикативной связи (2)
Я сам, в своем анализе, используя введенные модели, а так-
же определенный метод их анализа (который должен быть опи-
сан), могу выявить и выявляю самые разнообразные свойства пре-
дикативной связи.
При этом мои модели могут быть лингвистическими, семи-
отическими, деятельностными или даже «деятельностно-созна-
Заметки и работы 1972-1973 годов I 249
тельными», и в зависимости от того, на какой модели я буду рабо-
тать, будет получаться более или менее богатое описание предика-
тивной связи.
Я могу также в своем рассуждении учитывать и имитировать
развитие структур, либо же - не учитывать и не имитировать; возмож-
ности каждого метода должны быть дополнительно определены.
При этом, если я учитываю и имитирую развитие, то неиз-
бежно встает вопрос о механизме генетического развертывания
и, в частности, о роли в нем сознания и рефлексии.
Именно этот пункт оказался для меня наиболее трудным.
Ведь, по сути дела, чтобы объяснить на уровне определенного объ-
ективного содержания те смыслы, которыми пользуется современ-
ное языкознание, я должен построить структурную, иерархирован-
ную модель того, что они называют предикативной связью. Исходя
из общих соображений, я знаю, что «предикативная связь» - слож-
ное образование из ряда различающихся парадигм и из множества
разнообразных, полных и вырожденных, объектов (здесь вступает
в дело принцип множественности объекта) (рис. 013):
Но, понимая это, я не знаю, сколько именно структурных эле-
ментов и уровней существует у этого объекта, я должен еще пост-
роить эту модель в ее конкретном обличье.
И именно здесь мне приходится прибегать к двойной проце-
дуре: 1) разделения и сведения того эмпирического смысла, кото-
рый заложен в представлении о предикативной связи, и 2) выведе-
ния тех форм, которые должны составить элементы модели, и их
связей с помощью представлений о генетическом механизме раз-
вития деятельности, мышления, языка (у этого процесса много
разных механизмов).
250 Приложения
9 апреля.
Атрибутивные структуры (1)
1. Из всякой ситуации понимания с затруднениями возмож-
но несколько выходов.
А. Поиск того объекта или группы объектов, которые могут
соответствовать данному сообщению.
В. Поиск того нового объективного содержания, которое
может быть приписано данному содержанию.
2. Выбор того или иного из этих направлений, а вместе с тем
и соответствующей ему позиции, определяется теми средствами,
которыми владеет индивид, а следовательно, может рассматри-
ваться относительно средств и безотносительно к той или иной
психологической реальности.
3. В обоих случаях создается определенный смысл, который
задается средствами понимания, детерминирующими способ конст-
руирования объективной действительности и способ отнесения к
ней знаковой формы содержания.
4. Одна из таких форм - сравнение или сопоставление двух
объектов, фиксируемое в форме сообщения (рис. 014).
Рис. 014
В этих случаях предикативность еще даже не перенос
свойств, а замещение одного другим или выражение одного в дру-
гом. Именно здесь отношения начинают выступать в роли харак-
теристики.
Далее развитие этой формы связано, по-видимому, с несим-
метричностью отношения замещения либо относительно практи-
ки, либо относительно свойств.
А само выражение может происходить либо на уровне «вещь -
эталон», либо на уровне самих эталонов.
Понимание (2)
Ведь, по сути дела, мы должны получить формальный меха-
низм, который позволил бы нам развертывать отнюдь не описа-
тельную теорию, а модель и теорию, построенную на основе ее.
Заметки и работы 1972-1973 годов 251
Значит, здесь мы должны получить ответы на вопросы:
а) из чего и б) как могут быть извлечены те смыслы, которые мы
приписываем предикативной связи. При этом сам индивид, полу-
чающий сообщение и старающийся его понять, выступает в роли
одного лишь элемента в механизме, создающем эти смыслы: ведь
производство их - дело всего человечества.
Но, опять-таки, эти ответы на эти вопросы нужны нам не в
описательном смысле, не для точного описания того, как это «на са-
мом деле» происходило, а для того, чтобы найти некоторые регуляр-
но повторяющиеся механизмы, которые мы могли бы использовать
в качестве принципов и правил развертывания наших моделей.
Поэтому весь эмпирический материал, когда мы приводим
примеры детей и возникающие у них затруднения, должен иллюс-
трировать лишь неадекватность (дефициентность) форм, но ни в
коем случае не может рассматриваться как материал, показываю-
щий способы и механизмы выхода из этого затруднения, т.е. сред-
ства и механизмы генезиса.
Рефлексия и новообразования (3)
Мы знаем несколько основных процедур (и ситуаций), поз-
воляющих создавать нечто новое:
1) Замещение одного объекта другим;
2) Выражение объективного содержания в определенной
знаковой форме (рис. 015). Знаковая форма рассматривается как
модель объекта.
(А)—(В)—(С)
хд
Рис. 015
3) Фиксация отношения, созданного замещением или выра-
жением, в субстанциальной форме, включаемой в новую систему и
благодаря этому получающей новый смысл;
4) Замещение новой конструктивной или оперативной си-
стемой;
5) Создание новых операций и рефлексия их.
Суть проблемы в вопросе: что может дать рефлексия? Если
это только отражение и фиксация того, что уже сложилось, то, сле-
довательно, в материале ситуации мы должны получить все, что
252 Приложения
потом будет осознано как связь предмета и свойства. Если рефлек-
сия не сводится только к осознанию и фиксации того, что сложи-
лось и должно сопоставляться, то, спрашивается, откуда берется
то принципиально новое, что несет с собой рефлексия.
Конкретно это - вопрос, откуда берется категория вещи и
свойства, оформляющая предикативную связь (А) - (В).
В принципе мы уже давно имеем ответ на этот вопрос. Мы
разделяем объективное содержание и форму, утверждаем, что как
содержание, так и форма создают смысл, а следовательно, в потен-
ции - и новое содержание.
Но для этого отношение и связь между формой и содержани-
ем должны стать объектом и предметом специального анализа.
12 апреля.
Заметки после лекции
1. Анализируя ситуацию коммуникации, в которой сообще-
ние, заданное в виде номинативного комплекса, должно превра-
титься в синтагму с предикативной связью (рис. 016), я должен, за-
фиксировав «растяжку» знаков (А) - (В) благодаря естественным
механизмам понимания и возникновение проблемы и задачи вос-
становления смысла и содержания сообщения, перейти затем к
анализу всех возможных форм понимания и смыслообразования.
При этом нужно исходить из тех ассоциативных связок, которые
уже имеются у участников акта коммуникации, или - в более об-
щей форме - из имеющихся в парадигматике конструкций значе-
ния и других средств.
Возможно, это надо изображать так (рис. 017)
Рис. 016
О
ХдвАгД]
И (ВХА)
* (В)
или так
Заметки и работы 1972-1973 годов I 253
О
(АХВ)
* (А)
Рис. 017
ХЛВД1Д2
Но тогда устанавливается весьма характерная ассиметрич-
ность (или расхождение) между тем смыслом, который может быть
восстановлен индивидом, получающим сообщение, на основе име-
ющихся у него средств, и тем новым содержанием, которое было
зафиксировано в сообщении первым индивидом, составившим
его. И именно на сопоставлении этих двух планов - содержания со-
общения и его смысла - мы и строим свой анализ: находясь во
внешней позиции исследователя, мы задаем определенные измене-
ния в области объектов, операций (т.е. действий сопоставления) и
содержании знаний, а затем смотрим, при каком наборе средств и
какой организации знаковой формы сообщения возможно восста-
новление того же содержания и соответствующего ему смысла.
Примечание. Из этого, между прочим, следует, что средства
понимания и организация знаковой формы сообщения взаимно
дополняют друг друга; организация знаковой формы исходит из
наличных средств понимания и должна передать структуру содер-
жания с учетом этих средств.
Очень важно четко зафиксировать последовательность рас-
смотрения привлекаемых нами к анализу плоскостей: в какой-то
мере они должны имитировать последовательность осознания си-
туации тем, кто создавал новые средства.
Итак, мы рассматриваем ситуацию, в которой заданы опре-
деленные отношения объектов и операции мышления (1-я плос-
кость), знаковая форма сообщения (2-я плоскость), средства пони-
мания (3-я плоскость) и вся ситуация рассматривается с точки зре-
ния процедуры понимания (рис. 018).
(A) 1(B)
□ л J Пв
(В)
о
В1 х“} X
Рис. 018
252 I Приложения
потом будет осознано как связь предмета и свойства. Если рефлек-
сия не сводится только к осознанию и фиксации того, что сложи-
лось и должно сопоставляться, то, спрашивается, откуда берется
то принципиально новое, что несет с собой рефлексия.
Конкретно это - вопрос, откуда берется категория вещи и
свойства, оформляющая предикативную связь (А) - (В).
В принципе мы уже давно имеем ответ на этот вопрос. Мы
разделяем объективное содержание и форму, утверждаем, что как
содержание, так и форма создают смысл, а следовательно, в потен-
ции - и новое содержание.
Но для этого отношение и связь между формой и содержани-
ем должны стать объектом и предметом специального анализа.
12 апреля.
Заметки после лекции
1. Анализируя ситуацию коммуникации, в которой сообще-
ние, заданное в виде номинативного комплекса, должно превра-
титься в синтагму с предикативной связью (рис. 016), я должен, за-
фиксировав «растяжку» знаков (А) - (В) благодаря естественным
механизмам понимания и возникновение проблемы и задачи вос-
становления смысла и содержания сообщения, перейти затем к
анализу всех возможных форм понимания и смыслообразования.
При этом нужно исходить из тех ассоциативных связок, которые
уже имеются у участников акта коммуникации, или - в более об-
щей форме - из имеющихся в парадигматике конструкций значе-
ния и других средств.
1 (A)1(B) osl ПаШв Л (А)(В) > (А) р) / (A) 1(B) о J БЫ Пв и
.У^Хлв Д1 X. V
Возможно, это надо изображать так (рис. 017)
О Л Л (В)(А) > (В) € о АА
V ХлвДзД! V ХА
Рис. 016
или так
* (А)
(А)(В)
ХАВЛ1Д2
Рис. 017
Заметки и работы 1 972-1 973 годов | 253
Но тогда устанавливается весьма характерная ассиметрич-
ность (или расхождение) между тем смыслом, который может быть
восстановлен индивидом, получающим сообщение, на основе име-
ющихся у него средств, и тем новым содержанием, которое было
зафиксировано в сообщении первым индивидом, составившим
его. И именно на сопоставлении этих двух планов - содержания со-
общения и его смысла - мы и строим свой анализ: находясь во
внешней позиции исследователя, мы задаем определенные измене-
ния в области объектов, операций (т.е. действий сопоставления) и
содержании знаний, а затем смотрим, при каком наборе средств и
какой организации знаковой формы сообщения возможно восста-
новление того же содержания и соответствующего ему смысла.
Примечание. Из этого, между прочим, следует, что средства
понимания и организация знаковой формы сообщения взаимно
дополняют друг друга; организация знаковой формы исходит из
наличных средств понимания и должна передать структуру содер-
жания с учетом этих средств.
Очень важно четко зафиксировать последовательность рас-
смотрения привлекаемых нами к анализу плоскостей: в какой-то
мере они должны имитировать последовательность осознания си-
туации тем, кто создавал новые средства.
Итак, мы рассматриваем ситуацию, в которой заданы опре-
деленные отношения объектов и операции мышления (1-я плос-
кость), знаковая форма сообщения (2-я плоскость), средства пони-
мания (3-я плоскость) и вся ситуация рассматривается с точки зре-
ния процедуры понимания (рис. 018).
1 (А) J Пл 1(B) Jeb о V
j(A) - j(B) о
{xl ХАК} {ХВ! . х‘| х V
Рис. 018
254 Приложения
Два вопроса могут здесь обсуждаться.
1. В какой организации знаковой формы можно и лучше все-
го зафиксировать различие всех содержаний, существующих в
данной группе объектов и при данных операциях.
2. Как могли быть произведены (и даже сконструированы)
эти знаки и структуры их организации «производящей службой».
В связи с этим важно также отметить, что синтагматические
структуры приводятся в соответствие с содержательной плоско-
стью ситуации, а «рост» и «развитие» в точном смысле этого сло-
ва происходят в парадигматике.
18 апреля.
Атрибутивно-предикативные структуры.
К плану лекции
1. Резюме (рис. 019).
В этом пункте мы переходим от анализа и описания конкрет-
ной ситуации (примеры и иллюстрации) к анализу абстрактных
возможностей
а) поведения
б) деятельности
в)понимания
г) мышления индивида 2.
Чтобы осуществить такой анализ, мы должны перейти в со-
вершенно особый, обобщенный план анализа; мы должны иметь
ту действительность, в которой развертываются эти возможности.
В данном случае это будет сразу несколько действительностей, ко-
торые мы будем комбинировать,
а) рече-языковых структур
Ь) мышления
с)понимания
d)деятельности.
Заметки и работы 1972-1973 годов I 255
Важно, что мы одновременно учитываем и сопоставляем
а) средства
Ь) конфигурации объектов или «положения дел».
Из сопоставления того и другого мы должны извлечь пред-
ставления о смысле и его структурах.
Не менее важно также то, что мы используем здесь требова-
ния к значениям знаков.
2. Итак, перед нами - в соответствии с анализом левой час-
ти ситуации и мышления индивида 1:
а) объекты Аг,
Ь) объекты Bi,
с) совокупность {А},
d) совокупность {В},
е) конфликтная вещь ХАВ,
f) возможная совокупность {ХАВ}.
Исходя из общей позиции, т.е. анализа возможностей, мы
намечали альтернативы:
1) знаки (А) и (В) рассматриваются раздельно,
2) знаки (А) и (В) рассматриваются как элементы единого со-
общения (рис. 020).
1а) относятся к отдельным, вещам: (А) (В)
Ai Bj
1b) относятся к совокупностям: А В {А} {В}
3. Если знаки (А) и (В) рассматриваются как элементы едино-
го сообщения, то они должны относиться к объектам (или объек-
тивному содержанию) как к целому, а это значит, что второй знак
(В) должен относиться к объектам и объективному содержанию че-
рез первый знак (А). Следовательно, установление отношения и свя-
зи знака (В) со знаком (А) становится условием и средством отнесе-
ния знака (В) к объектам, а вместе с тем - отнесения к объектам син-
тагмы (А) - (В) как целого. Иначе говоря, чтобы отнести знак (В) к
объектам, нужно отнести знак (В) к знаку (А), связать их. И обратно,
чтобы быть отнесенным к объектам, знак (В) в качестве элемента
синтагмы должен быть отнесен к знаку (А); вместе с тем, чтобы вой-
ти в связь со знаком (А), знак (В) должен изменить свои значения.
256I Приложения
4. Итак, мы можем предположить образование синтагмы
(А) - (В), или, точнее, структуры (рис. 021):
(А) - (В) или (А)1 — (В)
Рис. 021
Это явление может рассматриваться по-разному:
а) в контексте моделирующего псевдогенетического развер-
тывания
б) в контексте учения и усвоения
в) в контексте естественного происхождения.
В контексте моделирующего псевдогенетического выведе-
ния мы должны:
1) наделить нашу новую структуру моделирующим смыслом и со-
держанием;
2) установить основания и регулярные процедуры такого на-
деления, во-первых, сводя новую структуру к исходным элементам
и структурам, а во-вторых, выводя ее из них и одновременно фик-
сируя правила сведения и выведения.
У меня есть, следовательно, методика. А в целом это - инже-
нерно-конструктивная процедура.
Но у нее почему-то есть определенные правила.
25 апреля.
Заметки к лекциям
1. Двойственность возможного рассуждения: 1) с позиций
исследователя, 2) с позиций деятеля (см. рис. 018).
Необходимо достичь «уравновешенности» за счет уровней
С и П. Сохранить все, что уже было (прогрессивное развитие со-
держания). Иметь возможность дальнейшего развития.
2. Сведение - выведение как метод или процедура наделения
смыслом и содержанием второй схемы.
3. «Пространство» конструктивной работы (рис. 022).
Заметки и работы 1972-1 973 годов I 257
Все, что нужно для конструктивной деятельности, имеется в
сознании и в наличных средствах действующего человека: они мо-
гут быть представлены объективно, т.е. как необходимые объекты
и содержания.
Трактую конструктивную процедуру сведения и выведения -
как моделирование.
16 мая.
Заметки к лекции
1. Моделирование, как я его представил, в первом срезе вы-
ступает как наделение создаваемой нами конструкции смыслом.
Существует, как это ни странно, очень строгая процедура,
осуществляющая все это: она состоит из согласованных взаимо-
обратимых процедур сведения и выведения (рис. 023).
Рис. 023
Это - не реальный механизм, а наша методическая процеду-
ра наделения «модельным»; лишь в дальнейшем мы сможем соот-
нести ее с реальным механизмом исторической эволюции, реали-
зующейся через деятельность.
2. Процедура отождествления и отрицания тождества.
А. Новая структура может собираться только из уже имею-
щихся элементов (единиц и фигур);
В. Новая структура содержит образования, несводимые к
прежним;
С. Новые образования
материальное = старым
функциональное * не старым
Новые образования - старые по материалу и новые по функ-
ции. Впоследствии функция изменит материал. Новые образова-
ния возникают как отражение (замещение') старых.
3. Рефлексивная оценка процедур сведения и выведения и
их взаимного отношения.
9 - 2615
258 I Приложения
17 мая.
Заметки после лекции.
Связь как компонента системы
1. Не было достаточно подчеркнуто отличие того, что явля-
ется связью в моих схемах (фигура, смысл, значение, способы опе-
рирования), от того, что является связью в реальности описывае-
мых таким образом речи и мышления.
Именно характеризуя последнее (при наличии определен-
ной формы выражения), мы вводим четыре слоя категории систе-
мы. По сути дела, эти слои задаются сначала как разные области ин-
терпретации знаковой графики, знаковых фигур. Благодаря этим
четырем областям (или плоскостям) связь получает четыре раз-
ных истолкования и четыре разных содержания:
1) кинетика отнесений,
2) зависимости, целостность, назначение мест, или функ-
циональность, и т.п. в идеальной логической плоскости объек-
тивности,
3) материальная сочлененность и координированность эле-
ментов,
4) внутреннее устройство и процессы того, что обеспечива-
ет возможность (и существование) трех первых.
Но, после того, как зафиксированы эти три области истол-
кования фигур связи, их начинают описывать каждую в отдельно-
сти, и тогда выясняется, что все они, по сути дела, про разное.
В особенности отчетливо это выступает в данном примере:
1) знаки сами по себе не имеют кинетики, она создается и
задается деятельностью, а более точно и строго - за счет массы
разнообразных механизмов, в том числе и механизмов сознания;
значит, для знаков кинетика вообще из другой области, от друго-
го объекта;
2) структура знака, а вместе с тем все зависимости, функции
мест и т.п., существуют только благодаря сложнейшей системе об-
разцов культуры, работе сознания, знаниям и т.д.; поэтому струк-
турно-функциональное изображение знака должно быть отнесено
к идеальному пространству «логоса», в котором знак существует
как идеальный объект; интересно и существенно, что именно
структурно-функциональное изображение задает целостность и
определенность существования знака как объекта - обстоятельст-
во, на котором я настаивал в разных работах, не совсем понимая
глубокую суть этого дела;
Заметки и работы 1972-1973 годов I 259
3) функциональная структура не только фиксирует целост-
ность процессов, но и указывает на захваченный ими материал;
поэтому, имея уже этот набор материальных элементов, мы долж-
ны еще проанализировать условия и механизмы их материального
сочленения, в данном случае - создаваемые наложением на мате-
риал знаков человеческой деятельности; поэтому организован-
ность - это всегда искусственное образование, хотя, по идее, она
должна фиксировать совпадение искусственного и естественного;
4) морфология в данном случае - это сложная система, свя-
зывающая звуковой, кинетический и письменный материал речи-
языка через систему их отождествлений и различений, причем
отождествления производятся по содержанию, а различения по
форме, но, кроме того, каждый из выделенных видов и типов ма-
териала имеет свои особые естественные процессы и естествен-
ные ограничения и изменяется в этих формах.
Таким образом, категория системы (в той ее спецификации,
которая определена изучением деятельности) предполагает ана-
лиз областей, по сути дела совершенно разных, и содержит или
должна содержать в себе принципы их связи. Последнее должно
быть рассмотрено и проанализировано более подробно.
2. В связи с изложенным выше я, естественно, не различал и
не противопоставлял друг другу: а) связь у меня на схемах и б)
связь, как она реализуется в материале речи-языка, или точнее -
разных языков.
3. Особого обсуждения требует вопрос о смысле, значении и
содержании связки и слова «есть»: (А)*- (В) или '(А) (В)'
В принципе, каждая новая структура создает свой особый
смысл связки, и он должен фиксироваться в качестве особого значе-
ния и особого знания. Как значение, так и знание как бы снимают про-
екцию со структуры суждения и представляют этот абстрактный мо-
мент или свойство суждения в виде действительности особого ро-
да. Рассматривая все эти знания и значения, я должен как бы вновь
собрать все это в объект, в его символическую модель. Как относит-
ся суждение к предложению (рис. 024).
Рис. 024
влияние
структуры
суждения
на структуру
предложения
Р [логическое описание
(А) (В)(С) (D) (Е) (F) { грамматическое описание
9*
260 Приложения
Но, кроме того, сама структура суждения рассматривается
как иконическое изображение некоторого отношения между дву-
мя независимыми элементами. Именно в этом аспекте появляются
трактовки связки «есть» как «равно».
Но нужно еще тщательно проанализировать отношения по
смыслу между отношением «равно» (или =) и такими выражения-
ми, как
«такой же, как и» А + В
«не что иное, как» [ А = А
«тождествен с»2 J
14 августа
Фокусы функционального мышления. Форма. Материал. Знак.
1. Потерялось объективное содержание.
2. Что остается у синтагмы (А) - (В)?
3. На деле синтагме должно быть подсунуто новое объектив-
ное содержание - тот идеальный мир, который был сконструиро-
ван, в частности, Аристотелем.
4. Знаковая форма осуществляет, опосредует связь между
объектами, сопоставление их, и ничего не обозначает, ибо объек-
тивное содержание есть кинетика сопоставлений.
5. Материал становится знаковой формой, когда он начинает
знаково функционировать, т.е. вставляется в соответствующее место.
6. Идея разнородности ломает традиционную логику.
7. Ход анализа:
знак —> знаковая форма —> материал —>
функция 1 функция 2
Рис .026
2 [См. G.Frege. Uber Begriff und Gegenstand // Vierteljarschrift fur Wissenschaftliche
Philosophic». 1892. Jg. № 2. S.194 (сноска); Uber Sinn und Bedeutung // Zeitschrift fur
Philosophic und philosophische Kritik. 1892. Bd 100; cp. E.Schroder. Vorlcsungen fiber die
Algebra der Logik. Leipzig. 1890. Bd 1. § 1].
Заметки и работы 1 972- 1 973 годов 261
15 августа.
Атрибутивные структуры.
Ответы на вопросы
1. Почему я употребляю такое странное словосочетание, как
«связь существования»?
Когда первый производит два последовательных сопостав-
ления Хс А и В и устанавливает наличие в объекте X свойств айв,
а затем строит номинативный комплекс (А)(В), то он просто фик-
сирует факт существования свойств а и в в объекте X. Он не при-
меняет процедур для установления связи между а и в и ничего не
может утверждать по поводу связей.
Но отнесение формы (А)(В) к объектам в процессе понима-
ния неизбежно требует установления связи между знаками (А) и
(В) - между их формами и их значениями: ведь форма (А)(В) долж-
на быть отнесена как целое, а это значит, что (В) может быть отне-
сено только через посредство (А). Поэтому сам факт установления
предикативной структуры предполагает обязательно установле-
ние определенного отношения (В) к (А) и определенной связи
между (А) и (В) в рамках целого.
Следовательно, сосуществование содержаний (А) и (В) при-
обретает форму связи между значениями и смыслами (А) и (В)-, но
связь принадлежит именно форме, возникшей независимо от мыс-
ли, а в содержании пока есть лишь одно случайное и единичное со-
существование.
2. Как совместить двойственную характеристику формаль-
ного синтагматического знания: с одной стороны, формальная
синтагма оторвана от объекта и поэтому может быть только обоб-
щенной, а с другой стороны, она характеризуется как знание о
единичном.
3. Как замещение X - (В) форма (А) - (В) оправдана и имеет
смысл. Но (А) - (В), будучи формальной, невольно приобретает
обобщенный характер. Но тогда-то она не оправдана и не имеет
смысла, другими словами, обобщенного содержания, соответству-
ющего (А) - (В), просто нет.
Формы X - (В) и (А) - (В) - одинаковые по происхождению,
но разные по употреблению.
Содержание знания задается историей его образования.
4. Трудности вызывает метод рассуждения: получение ут-
верждений о долженствовании.
262 Прил ожения
17 августа
Атрибутивные структуры (1)
1. Система коммуникации с включенным в нее пониманием и
вторичным мышлением (по восстановлению объекта знания) пред-
ставляет собой своеобразную «машину» по переработке операций
мышления и выявляемого посредством них операционального со-
держания в форму развернутых знаковых текстов (рис. 027).
Таким образом, именно понимание - его процессы, механиз-
мы и средства - составляют и задают требования к тексту, опреде-
ляют его состав и структуру. Это, следовательно, машина по пере-
воду мышления в речь и язык (точнее - часть машины).
Мышление имеет свой независимый вектор развития: оно
изменяет и развивает свои операции, средства, объекты, диффе-
ренцирует и усложняет миры и т.д. А коммуникация переводит все
это в усложнение и развитие текстов и языка.
При этом между речью и языком, с одной стороны, и мышле-
нием - с другой, устанавливаются своеобразные отношения и взаи-
модействия. Во-первых, предметы, создаваемые в коммуникации
(и обслуживающих ее сферах деятельности), включаются затем
опять в мышление в качестве объектов сопоставлений. Это значит,
что тексты, созданные для коммуникации, вновь ассимилируются
мышлением. Во-вторых (и это уже отмечено в понятии вторичного
мышления), тексты, созданные в процессе коммуникации, должны
быть переведены в объекты и операции воспроизводящего мышле-
ния. В-третьих, развитие речи-языка как составляющих коммуника-
ции зависит от развития мышления и им определяется.
Некоторые проблемы, связанные с изучением
атрибутивно-предикативных структур (2)
1. До сих пор предикативная связка вводилась через необхо-
димость относить сложную или комплексную форму к объекту как
Заметки и работы 1972-1973 годов I 263
одно целое, а для этого - соотносить и связывать знаки, входящие
в эту форму, друг с другом; иначе говоря, предикативные связки
организовывались относительно «центра отнесения» (рис. 028).
(A)(B)(C)(D)(E) —> (A)(B)£=(Q(D)(E)
Рис. 028
По сути дела, в форме должно быть по меньшей мере столь-
ко связок, сколько есть знаков, имеющих самостоятельное значе-
ние. Поэтому здесь можно и нужно говорить не просто о предика-
тивной связке, а о предикативной структуре.
Предикативная структура должна иметь столько связок и та-
кие, чтобы, согласно им, можно было бы организовать и выделить
соответствующее объективное содержание. И кроме того, сама
эта предикативная структура должна быть оформлена соответст-
венно данному объективному содержанию, по возможности парал-
лелистски или изоморфно ему. Так мы приходим к онтологически
трактуемым категориям языка.
Если сложная форма имеет два знака, то соответственно
этому вводится любая двойственная категория, например, «вещь -
свойство», «вещь - действие», «вещь - изменение» и т.п. Если в
сложной форме больше знаков, то они организуются в этих же ка-
тегориях вокруг предикативной связки по атрибутивным или ка-
ким-то иным схемам.
Предикативная связка - это всегда «очаг» формирования ка-
тегорий (или, более широко, любых форм фиксации объективно-
го содержания в языке). Остается только обсудить, что это за кате-
гории.
2. Второй момент, который точно так же необходимо обсу-
дить: какими процессами, кроме понимания, определяется преди-
кативная структура. Ведь отделить тексты в их коммуникативных
аспектах от ассимилирующих эти тексты процессов мышления в
принципе невозможно. Любая предикативная структура, получив-
шая соответствующее категориальное оформление, становится за-
тем предметом мышления; очевидно, сама предикативная структу-
ра определяется, среди прочего, этими процессами или операция-
ми мышления, как бы надстраивающимися над текстами и зафик-
сированными в них предметами.
264 I Приложения
3. Третий момент, который здесь важно выделить, это то,
что разделяются ряды проблем. Если мы уже поняли, что логико-
грамматические категории возникают в процессе коммуникации и
для обеспечения ее, то теперь мы можем поставить вопрос, какие
именно категории, в какой последовательности и каким образом
происходят и оформляются. Мы должны, следовательно, иметь
перечень этих категорий, а затем рассматривать каждую из них в
отдельности. От этого ряда проблем отделяется другой: усложне-
ние и развитие предикативных структур в соответствии с усложне-
нием коммуникации и лежащих в ее основе процессов мышления.
Но, наконец, отдельно должно рассматриваться включение логи-
ко-грамматических категорий в мышление, связанное с усложне-
нием мыслительных организованностей.
24 августа.
Атрибутивно-предикативные структуры (1)
Важно подчеркнуть, что связи смысла (значения), возника-
ющие за счет соотнесения знаков друг с другом, объединяются,
снимаются и свертываются за счет введения новых идеальных
объектов и отнесения тех или иных знаков к ним. Например,
смысл, возникающий в синтагматическом комплексе
(А) -----(В) (С) (D)...
у знака (А) за счет отнесения к нему знаков признаков (В) (С)
(D)..., выражается в смысловой связи (рис. 029),
(А) г-------- (B)(C)(D)...
(А) | р (А) (А) I
Авсв... или I Авен...
Рис. 029
полагаемой (мнимой) или реально осуществляемой после того,
как построено онтологическое изображение идеального объекта
или категориальное представление (кстати, очень часто в исто-
рии философии и логики, например у Гербарта, это схваченное со-
держание называли понятием).
Таким образом, между связями смысла, возникающими за
счет отнесений знаков формы друг к другу, и связями смысла, осу-
Заметки и работы 1972 1 973 годов 265
ществляемыми в отнесении знаков к предметам мысли и предме-
тов мысли к знакам, устанавливаются очень сложные отношения
эквивалентности и взаимного замещения. Тогда получается, к при-
меру, что в структуре (рис. 030)
Рис. 030
вертикальные и горизонтальные связи в процессе мысли могут за-
мещать друг друга или, иначе, почти автоматически развертывать-
ся друг в друга. Поэтому мы говорим, что «мышление», подразуме-
вание или «представление» Авсо... составляет содержание синтаг-
матического комплекса (А) - (В) (С) (D)...
Атрибутивно-предикативные структуры (2)
В работах этой серии я пользовался терминами «значение»,
«связь-значение» и «функция значения». При этом, так как иссле-
дование велось на конструктивно развертываемых моделях, каж-
дый из этих терминов имел по меньшей мере три разных смысла
(рис. 031).
X эмпирический
(А)
S модель
[Хм = $4]
Рис. 031
Он выражал:
1) некоторое содержание, фиксированное в предмете
[XM=SJ, т.е. выявляемое или выраженное в модели 5, но «изобра-
жающее» (моделирующее, имитирующее) по предположению или
по условиям то или нечто такое, что действительно имелось в X,
но было дано нам только через 5;
2) содержание, которое мы приписываем объекту X и «ви-
дим» или полагаем в нем, минуя все логические и эпистемологиче-
ские условия выявления и фиксации этого содержания (т.е. чисто
онтологически или наивно-натуралистически);
266 I Приложения
3) содержание, которое мы приписываем схеме S, взятой и
мыслимой уже не в качестве модели и изображения объекта X, сле-
довательно, не в системе предмета [Xm=S], а в каком-то другом ка-
честве, например, самостоятельного знакового образования, ска-
жем, некоторой конструкции, создаваемой (логиками и лингвис-
тами) в рамках логики, лингвистики или семиотики и, в силу это-
го, выражающей самое себя (как обычно говорят, имеющей авто-
нимный смысл), или же в качестве схемы, изображающей или мо-
делирующей какие-то конструкции, созданные в логике, лингвис-
тике или семиотике, конструкции более низких уровней и слоев
конструктивной деятельности (здесь уже не было бы никакой ав-
тономности, а был бы другой объект моделирования и другой
предмет, скажем [Хм=$], отличный от первого).
Если бы в этих работах мы последовательно различали эти
три разных смысла, то должны были бы соответственно менять
терминологию. Если рассматривать эти работы с точки зрения на-
ших нынешних схем, в которых жестко различаются и противопо-
ставляются друг другу «смыслы» и «конструкции значений»3, то
нужно будет сказать, что указанные выше термины в первом плане
в применении к синтагматике речи-языка означают «смыслы»,
«связи смысла» и «смысловые функции, во втором плане являются
особыми конструкциями.
Системодеятельностный подход
в синтаксических исследованиях
Проблема существования «синтаксическихсущностей»
(а) Натурально-эпистемологическая установка: есть нечто,
синтаксические сущности, существующие в самом лингвистичес-
ком объекте - то ли в речевых текстах, то ли в языке, неизвест-
но, - которые должны быть отображены или изображены в линг-
вистическом знании.
(б) С системно-деятельностной точки зрения такое пред-
ставление считается ложным. В рече-мыслительной деятельности
«синтаксическое» (или синтаксис) существует в нескольких раз-
ных формах:
[См. Г.П.Щедровицкий. Знак и деятельность. Кн. 1. Структура знака: смыслы, значения,
знания: 14 лекций 1971 г. М., 2005, Лекция 4, 5].
Заметки и работы 1972-1973 годов 267
< 1> в виде синтаксических схем (вместе с их понятийными
характеристиками) в системе языка,
< 2> в виде реализации этих схем на материале текстов - при
говорении или порождении текста,
< 3> в виде средства понимания и смысловой организации
читаемого текста.
NB! Именно в последнем пункте проявляется полисистемный ха-
рактер текста и необходимость системного подхода при син-
таксическом анализе: говорящий «закладывает» в текст опре-
деленную смысловую организацию, она зафиксирована во
множестве формальных смыслоразличительных признаков
текста (отсюда вопрос о правильности выражения опреде-
ленного содержания и правильности фиксации определенно-
го смысла в форме); затем в определенной ситуации эти фор-
мальные признаки должны быть переведены в структуру
смысла; при этом происходит сопоставление и столкновение
содержания, задаваемого ситуацией, и смысла, извлекаемого
из формальной организации текста.
NB! Поэтому здесь необходим детальный анализ всех типичных
ошибок понимания и диссонансов, вызываемых расхождени-
ем между формальной организацией текста и содержанием
ситуации.
I. Что есть субъект и предикат?
(а) в схеме - места
(Ь) в речевых текстах - слова и словосочетания по материалу
(с) элементы актуального членения - в процессе понимания
(d) в языковом выражении в виде функций
(е)
По сути дела, мы могли бы здесь применить те характерис-
тики системно-структурных представлений, которые описаны в
статье 1965 г.4(рис. 032).
Рис. 032
4 [Г.П.Щедровицкий. К характеристике наиболее абстрактных направлений методологии
структурно-системных исследований // Проблемы исследования систем и структур. М.,
1965; Г.П. Щедровицкий. О принципах классификации наиболее абстрактных
направлений методологии системно-структурных исследований / / Проблемы
исследования систем и структур. М., 1965].
268 I Приложения
Но такого рода функциональный анализ уже был проделан в
серии сообщений об атрибутивном знании5.
Однако Н.Д.Арутюнова делает нечто большее - она пытает-
ся описать субъект и предикат, исходя из материально-атрибутив-
ных характеристик тех слов, которые попадают на места субъекта
и предиката.
И. Реально здесь рассматривается отношение между смыслом
субъекта и предиката (точнее - значением субъекта вообще или оп-
ределенных субъектов в тех или иных группах субъекта) и значени-
ями определенных морфологически выраженных слов (рис. 033).
Но таким образом можно пытаться подойти либо к анализу
значения субъекта и предиката, либо к анализу значения опреде-
ленных типов или классов слов, либо к анализу значения этих оп-
ределенных слов, либо же к анализу соотношений и соответствий
между тем и другим.
Но что здесь дальше может конструироваться, выражаться и
исследоваться? - Синтаксические схемы, значения, отношения и со-
ответствия.
1. Состоит ли предложение из слов (имеется в виду - из
слов, зафиксированных в лексических системах языка)?
2. Слово как носитель семантического и синтаксического
смысла или значения.
3. Словосочетание и предложение - стоят ли они в одном
ряду?
4. Считается, что предложение несет в себе единый смысл и
что его можно разложить на элементы-слова. Иначе говоря: рас-
кладывается ли предложение на слова, или предложение может
только трансформироваться в другие предложения? Собирается ли
предложение из отдельных слов?
’ [Г.П.Щедровицкий. О строении атрибутивного знания. Сообщения I-VI // Докл. АПН
РСФСР. 1958. № 1, 4; 1959. №1,2, 4; 1960. № 6; см. Избранные труды-1995].
5. Что происходит (рис. 034):
Рис. 034
Что есть значения относительно
структуры смысла?
а) компоненты структуры смысла
б) материал, наполняющий места и «позиции
а) когда мы дополняем предложен меновыми словами-элементами
макроструктура микроструктура
Заметки и работы 1972-1973 годов I 269
б) «сжимает» или «растягивает» структуру за счет переосмысления
6. Но основной вопрос все же состоит в том, как мы работа-
ем со смыслом, если он создается и задается процессом понимания.
7. По сути дела я должен дать ответ, что есть процесс, функ-
циональная] структура, организованность материала и морфоло-
гия в синтаксических исследованиях.
8. Различия функций и материала относительно процедур
оперирования (рис. 035).
Рис. 035
NB! Но самое главное - многообразие отношений между
этими четырьмя слоями: в генетических и исторических отноше-
ниях - одни, в функциональных - другие.
Морфология как организованность материала и затем как
функциональная структура.
Весь вопрос - в отношении процесса понимания к тексту и к
ситуации.
270 Пр иложения
NB!
Рис. 036
Как неразличение того и другого проявляется
в синтаксических исследованиях?
Значит, мне нужны примеры таких затруднений и парадок-
сов, которые снимаются благодаря системным представлениям.
10. В применении к синтаксическим исследованиям это оз-
начает...
Системный подход в синтаксических исследованиях
1. Все существующие направления и концепции синтаксиче-
ского анализа должны рассматриваться вместе как одно целое.
2. Если мы возьмем их таким образом, вкупе, то сможем вы-
делить ряд основных затруднений, несогласованностей метода и
возникающих в силу этого противоречий в представлениях.
3. Помимо тех описаний односоставных предложений в
различных языках мира, которые осуществляет практическое
языковедение, в методологии и теории лингвистики существует
еще проблема односоставного предложения. В принципе, методологи-
ческое и теоретическое обсуждение этой проблемы не имеет ни-
чего общего с практическим описанием односоставных предло-
жений, но есть несколько пунктов, в которых они пересекаются.
Каждый из этих видов работы развертывается в своем особом
слое и уровне, и на первый взгляд между ними очень мало связей.
Но в ряде пунктов они связаны и даже пересекаются.
Дело в том, что лингвист, пытающийся описывать односос-
тавные предложения в том или ином языке, пользуется определен-
ными понятиями «предложения» и «высказывания», определен-
ными схемами структуры предложения и высказывания, опреде-
ленными характеристиками членов предложения и частей речи,
исходящими из этих схем, а поэтому все затруднения и проблемы,
которые возникают у него на уровне описания конкретных языков
и в ходе этих описаний, несут на себе печать этих понятий и во
многом суть лишь отражение тех несоответствий и противоре-
чий, которые существуют сейчас в этих понятиях.
Заметки и работы 1972-1973 годов I 271
4. Поэтому строгий методологический или логический ана-
лиз формы и содержания этих понятий является очень важным,
хотя и опосредованным условием <и предпосылкой> эффективно-
сти прикладных лингвистических исследований.
5. Эти соображения определяют тему и направленность на-
шего исследования.
Условия появления понятия «предложение»
Итак, сначала все схемы появляются как внешние (для инди-
видуальных актов) средства и формы организации формирования
речи-мысли.
Одним из таких средств является схема умозаключения и,
соответственно, схемы суждений в методологии Аристотеля. Они
содержат знаки терминов, или терминальных выражений, и сло-
во, выражающее предписание, но не в форме императива, а в фор-
ме обозначения того, что должно произойти или получится:
«Всем А приписываются В», а не «Всем А надо предписать В». От-
части это объясняется сложной формой самого предписания: оно
содержит часть, фиксирующую рече-мыслительную ситуацию, или
то, что произошло: «Если всем А приписывается В, а всем В припи-
сывается С, то...»; только в этой последующей части может быть
собственно предписание, но оно вместе с тем должно быть пред-
ставлено в такой же форме, в какой были зафиксированы условия.
В связи с этим необходимо внимательно и тщательно про-
анализировать Е и И-аспекты модальности предписания: «должно
приписать», «можно приписать», «необходимо приписать» и т.п.
При определенных условиях слово, выражающее действие,
может быть понято и истолковано в духе описания и фиксации то-
го, что происходит в самом силлогизме, или умозаключении; но
это опять-таки может быть лишь фиксация того, что сделали дру-
гие - скажем, оппоненты или наблюдаемые спорщики и т.д.
Но это точно так же очень сложная тема, которую нужно об-
суждать особо.
В конце концов, силлогизм как предписание приобретает
форму схемы, в которой слова действий и «естественных» превра-
щений элиминированы и затенены черточками связей, которые
могут трактоваться как угодно.
Что же происходит со знаками терминов, или терминаль-
ных выражений? Во-первых, нужно шаг за шагом проследить, как
меняется смысл этих знаков. Первоначально они выступают от-
272 пр и л о ж ени я
нюдь не как переменные, а только как имена-обозначения опреде-
ленных терминов, или терминальных выражений. Вместе с тем,
они не являются обозначениями классов. Но исходный смысл и
возможные значения этих знаков очень сложны: с одной стороны,
эти знаки лишь замещают соответствующие имена-термины и тер-
минальные выражения, а с другой - получают (во всяком случае, с
какого-то времени) смысл и содержание, связанные с непосредст-
венным отнесением их к объектам (рис. 037).
Рис. 037
Собственно говоря, уже склейка выражений «все» и «А»,
т.е. употребление их в одном отнесении, характеризует приобре-
тение знаком А нового смысла, а затем и значения. До этого «А»
должно было относиться к имени «широколиственные расте-
ния», квантор имел автонимное значение - он был просто перенесен
в предписание или схему силлогизма. Но затем это употребление
«А» вместе с квантором придало ему новый смысл - в непосредст-
венном отношении к объектам.
Но как бы там ни было, а знаки имен были самым сложным
моментом силлогистического предписания и, естественно,
должны были больше всего анализироваться. Отнесение схемы
к разным текстам и «наложение» знака имени на разные выраже-
ния в условиях, когда смыслы и значения остальных элементов
схемы не менялись и, следовательно, все различия соответству-
ющих элементов выражений не имели значения, отделяло знаки
имен от всего остального и заставляло специально анализиро-
вать их смысл и значение. И эта уже установка, по сути дела, вы-
деляла схему силлогизма или суждения, точнее, как сказали бы
мы сейчас, - их структуру, а это означает также - отделяла мате-
риал терминов от их места. В самом рече-мыслительном тексте
это было невозможно, а связка и соотнесение самого текста и
его схемы (или схемы и текста) позволяли делать многое в отно-
шении текста, работая со схемой. Итак, получался весьма свое-
образный предмет (рис. 038):
Заметки и работы 1972-1973 годов 273
Рис. 038
в котором структура (или структурная схема) совершенно отчет-
ливо отделилась от имен-терминов, или, как я раньше говорил,
план А отделился от плана В.
Замечание. Каждое из этих двух изображений предмета име-
ет свое преимущество и, как представляется, они оба развертыва-
лись в зависимости от условий и обстоятельств.
Именно здесь происходит разделение логики и языковедения,
но при этом именно логика определяет и стимулирует формирова-
ние и развития языковедения. Вполне возможно, что непосредст-
венным стимулом был вопрос, что представляют собой те выраже-
ния непосредственной речи-мысли, которые замещаются или обо-
значаются буквами, и как они связаны с обозначаемыми ими объ-
ектами.
Этих соображений будет для меня сейчас вполне достаточ-
но, хотя при более детальном подходе нужно рассмотреть все те
затруднения и все те проблемы, которые возникают в собственно
логике и заставляют исследовать, с одной стороны, смысл и значе-
ния знаков «А», «В», «все А», «некоторые А», «ни одного А» и т.д.,
а с другой - смысл и значение выражений непосредственно речи-
мысли.
Таким образом, языковедение возникает как бы под логикой
и является для неё «природной» дисциплиной, ибо она рассматри-
вает материал суждения и умозаключения. И с одной стороны,
этот материал чужд непосредственной логике, а с другой - обус-
ловлен и детерминирован ею. Это значит, что он не обладает пока
что целостностью, а с самого начала частичек и подчинен более
широким задачам.
И это обстоятельство предопределяет то, что в дальнейшем,
когда собственный предмет языковедения уже сформирован, на-
чинается обратное движение к целостности, а это значит воспро-
изведение исходных логических образований - суждения и умоза-
274 Приложения
ключений - в собственно языковедческих представлениях и тер-
минах. Так далее появятся «предложение» и «рассуждение», или
«текст». Но до этого еще надо дойти.
В анализе природы имени-слова и имени-словосочетания
возможно несколько разных подходов и трактовок: 1) номиналис-
тическая, 2) концептуалистская и 3) объектно-онтологическая; а
внутри каждой из них - свои варианты и разновидности.
Первая на вопрос, что есть слово и словосочетание, отвеча-
ет, что это звуки, имеющую свою материальную форму, и в даль-
нейшем трактует их наподобие вещей. Вторая связывает звуки с
концептами и рассматривает первые как выражения вторых. Тре-
тья связывает звуки с объектами или «положением дел».
Но суть дела здесь, как я уже неоднократно отмечал, - и это
объединяет на время второй и третий подходы - не в том, как
трактуется то, что обозначается или выражается в звуках, а в том,
как понимают и рассматривают отношения и связи между звуками
и их референтами.
Категория отношения предполагает два принципиально
разных подхода: в одном звуки ставятся в соответствие с тем, что
обозначают или выражают - в дальнейшем это ведет к формирова-
нию понятия о рядах соответствий или функциональных рядах; в
другом звуки сопоставляются, сравниваются с тем, что им соответ-
ствует, - тогда говорят об их сходствах, подобиях или, наоборот,
отличиях и различиях.
Здесь очень сложен вопрос о первичности и вторичности,
а также о взаимозависимостях между этими двумя представлени-
ями. Ведь сопоставляются и сравниваются отнюдь не любые зву-
ки и концепты, не любые звуки и вещи, а только те, которые уже
стоят в отношениях соответствия друг другу. Но таково объек-
тивное положение дел, реализующееся в нашей речи-мысли, а
осознаются эти моменты совсем в иной последовательности и,
очевидно, отношение соответствия как интуитивно полагаемое
основание сопоставлений выявляется и фиксируется сравни-
тельно поздно. Сам процесс выявления его ведет к формирова-
нию следующих категорий, а именно категорий обозначения, вы-
ражения, связи и т.п.
Вторая трактовка отношения дает возможность соединять и
совмещать этот подход с первым, собственно номиналистичес-
ким, поскольку сопоставляемые объекты рассматриваются факти-
чески как независимые друг от друга; само отношение сопоставле-
Заметки и работы 1 972-1 973 годов 275
ния является чисто искусственным (хотя оно всегда предполагает
естественное и объективное отношение соответствия).
Первая трактовка, поскольку она выявляется и фиксирует-
ся, ведет к образованию сложных предметов, в которых два объек-
та, две вещи берутся одновременно как связка. Нередко такой
предмет фиксируется в синкретических определениях с заведо-
мой категориальной гетерогенностью, как, например, «вещь, обо-
значающая другую вещь», в которых отношение фиксируется в
форме свойства одного из элементов отношения.
Такая трактовка тоже позволяет совмещать второй подход с
первым, хотя и ведет в дальнейшем ко многим противоречиям.
Объясняется это в свою очередь тем, что категория отношения не
имеет явно выраженного признака целостности, а это позволяет
объективировать схему отношения: на объекты выносятся члены
отношения (или элементы), а само отношение не объективирует-
ся и рассматривается как собственно деятельностная добавка.
Все это нужно подробнейшим образом рассмотреть и про-
анализировать в контексте реконструкции истории развития кате-
гории отношения.
Но как бы ни трактовалась такая пара, важно, что именно на
ней происходит центрация и фокусировка анализа в языковеде-
нии. Весь дальнейший анализ начинается уже с этой единицы.
Фактически уже произошло выделение отношения номинации,
которое мы в дальнейшем будем символизировать так (рис. 039):
Рис. 039
Но, поскольку это отношение выделено в качестве простей-
шего материального элемента, теперь нужно с его помощью объ-
яснять (или, что то же самое, из него выводить) те более сложные
структуры, которые были зафиксированы в логике. В принципе,
конечно, здесь надо говорить о более слабом отношении: нужно
сопоставить то, что было и есть в логике, с тем, что получилось и
может быть далее сконструировано в языковедении, но такая
трактовка не может объяснить установок на конструирование и
сборку более сложных структур.
276 пр иложения
Кстати, именно здесь выявляется то, о чем пишет Э.Бенве-
нист6: отношение номинации, выявленное таким образом, не яв-
ляется единицей более сложных логических структур и даже их эле-
ментом, поскольку здесь место отделилось от наполнения (в отно-
шениях между логикой и языковедением); а трактовка этих обра-
зований либо как элементов, либо как единиц возникает потом,
когда мы начинаем конструктивную работу и формулируем для неё
те или иные правила. Именно в этом суть дела, и это мы должны
рассмотреть возможно подробнее.
Здесь весь вопрос в том, как мы рассматриваем простейший
конструктивный элемент - как неразложимый атом или как доста-
точно сложную конструктивную единицу, а в случае последнего -
как структуру со связями, несопоставимыми и упорядоченными в
один ряд с теми связями, которые зафиксированы в единицах ло-
гики, или же, наоборот, принадлежащими к тому же виду и типу.
При этом с самого начала возникает проблема как «вертикаль-
ных», так и «горизонтальных» связей.
Когда «имена»7 рассматриваются в качестве простых ато-
мов, то анализу и сравнению подлежат конструкции двух видов:
1) с соположением (словосочетания) и 2) с явно выраженной свя-
зью, т.е. (А) (В) и (А)-(В).
Уже здесь возникает вопрос об отношениях между собствен-
ными атрибутивными свойствами элементов и теми свойствами,
которые придают им связи; в частности, (В) является именем, та-
ким же, как (А), и никакой анализ его как имени не может выде-
лить в нем того, что называется предикатом. Но при отсутствии
функционального подхода все эти свойства все равно должны
быть приписаны именам как таковым, и поэтому в античной логи-
ке и грамматике появляется проблема категорем или предикатов
(проблема родов категорий). Тогда самой связке между (А) и (В)
приписываются свойства, вторичные от тех, что уже зафиксиро-
ваны в предикате (В).
Иначе говоря, когда связь между (А) и (В) не задается во-
все, то вроде бы нет проблем, но тогда мы не можем подняться
до логических схем и вывести их. А если нужно задавать связь
между (А) и (В), то мы можем либо вывести её из содержания,
6 [См. Эмиль Бенвгнист. Общая лингвистика. Под ред Ю.С. Степанова. М.: Изд.-во «Прогресс»,
1974].
" Само имя как категорию еще надо выводить.
Заметки и работы 1972-1973 годов <2.Т1
уже как-то зафиксированного в (А) и (В), либо же привнести от-
куда-то со стороны. Если мы обращаемся к суждению как к ис-
ходному целому, то это выводит нас за пределы языковедения
опять в систему логики8. А если это нас никак не может устро-
ить, то мы должны ввести аналоги подобных связей в рамках са-
мого языковедения.
Но откуда их взять и как определить их природу? По-видимо-
му, была проделана очень большая работа, прежде чем эта связь
была представлена связкой-глаголом «есть», и этот частный вари-
ант рече-мыслительного акта (или рече-мыслительной единицы)
выступил как всеобщая модель и образец. При этом неясно, вво-
дился ли он на уровне собственно рече-мыслительных текстов,
собственно языковедческих моделей предложения (поскольку та-
ковые появлялись) или же на уровне схем суждения и умозаключе-
ния. Все это должно специально исследоваться.
Единственная гипотеза, которую здесь можно выдвинуть в
предварительном порядке, - это та, что именно на этом этапе ана-
лиза и именно в русле этого представления складываются или
формируются понятие и схема «предложения», которые ставятся
в определенное отношение к понятию и схеме «суждения».
В исходном пункте, как мы уже говорили, все языковедчес-
кие представления и схемы формируются «под» логическими, и
это отношение в принципе остается всегда (рис. 040).
S — Р Примечание:
1 Потом надо взять
.... , и использовать
В ' 'В собственно
лингвистические
(А) (В) выражения.
Рис. 040
Но параллельно логические и языковедческие схемы как
разнопредметные разносятся, ставятся в один ряд9 и как равно-
правные относятся к одному и тому же объекту (рис. 041).
8 Тем более, что в логике сама эта связь носит отнюдь не конструктивный характер. Если
в логическом предписании говорится, что одно - (В), приписывается всем другим - (А),
то из этого при всем желании нельзя ещё извлечь конструктивные связи и связки.
9 Это происходит за счет разрыва, или «забывания», исходной зависимости их от
логических схем.
278 Приложения
S-P [(А)-(В)]
(А) (В)
Рис. 041
Но это тотчас же заставляет ставить вопрос об отношении
этих двух моментов или сторон друг другу в рамках самого объек-
та. Так возникает проблема соотношения «логического» и «языко-
ведческого». Но решаться она должна все равно путем установле-
ния того или иного отношения между схемами и выявляемым ими
содержанием. И тогда мы можем сказать, что: 1)S -Р существует в
[(А)-(В)], 2) [(А) - (В)] существует в S-Р- два объект-предикатив-
ных отношения, 3) и 5 - Р, и [(А) - (В)] существуют наряду и авто-
номно и стоят друг к другу в тех или иных отношениях и связях.
Именно здесь затем развертываются разнообразные варианты
с параллелизмом. В частности, суждение полагается существующим на
более глубоком уровне объекта - теория глубинных структур, а предло-
жение трактуется как выражающее структуру суждения. В этом случае
словесное выражение связки, с одной стороны, и категориальные ха-
рактеристики членов предложения, с другой, рассматриваются как
выражения сути суждения, или самого акта суждения (или чего-то дру-
гого). Продуктивная сторона этого направления состоит в том, что
именно в его рамках начинается структурирование «мира», онтоло-
гии, - связи в схемах предложения и суждения получают за счет этого
разнообразные объектные характеристики и определения.
Благодаря этому в схемах вида
(А) — (В) или (А) — (В)
Рис. 042
каждый раз ставится вопрос об объективном смысле и содержа-
нии знака (В), причем этот смысл и это содержание извлекаются
каждый раз не из структуры суждения-предложения и задаваемого
ею смысла отдельных элементов, а из объективного, как думают,
содержания соответствующих имен10.
10 Но здесь надо разработать метод и процедуру для того, чтобы систематически
рассмотреть все возможные замещения и ходы мысли.
Заметки и работы 1 972-1 973 годов 279
Именно в этом контексте ставится вопрос, в чем сущность
отношения между (А) и (В) с точки зрения возможных отношений
и связей между объектами А и В или Хи Ки т.д. Именно здесь вво-
дятся отношения отождествления объектов, когда Х= У, приравни-
вания одного объекта другому X—» Yили У—»Х, включения объекта в
класс или класса в класс, а также более сложные объектно-знание-
вые отношения типа подведение объекта под понятие или понятия
под понятие и т. д. Сюда же должны быть отнесены все категори-
альные отношения типа «вещь-свойство», «причина-действие»,
«основание-следствие», «отношение», «зависимость», «связь» и
т.д. Но это уже будет проблематика взаимоотношения общей и ка-
тегориальной логики, или - формальной и содержательной.
В связи с этим можно обсуждать типичные ошибки отождеств-
ления связи предикативности с отношением «вещь-свойство» и др.
Здесь также очень интересен вопрос разделения и разведения
«предиката» и «предикации». В текстах речевого мышления нет и не
может быть акта предицирования, который не был бы отнесен к
объекту (или субъекту предложения) того или иного определенного
предиката, но в схемах, как логических, так и языковедческих, мы
можем эти два момента разделять и обычно разделяем. Мы говорим
о связке предикации, подразумевая при этом какой-то предикат (без-
различно какой), а затем можем отдельно обсуждать вопрос, каким
является этот предикат, т.е. к какой категории он относится. Но ведь
предикат, как известно, есть не что иное, как морфологически свер-
нутое выражение структуры предикации и формальной структуры
предложения, а поэтому эти два момента не так-то просто развести.
Но меня здесь больше интересуют другие варианты, а именно
те, когда «предложение» стало рассматриваться как связь пар соот-
ветствующих элементов (рис. 043):
(А)}- (В)} или (A)j- (B)j
или даже связок вида:
280 пр сложения
и при этом само отношение
(АН (А) или связь (А)
A J А X
1
Рис. 043
стали рассматривать как однопорядковое со связью между знака-
ми (А) и (В) или, во всяком случае, как производимое особой опе-
рацией или актом понимания-мышления.
В этом случае вся проблема была переведена в проблему ор-
ганизации и связи ряда мыслительных операций. Именно с этого
момента мы можем датировать возникновение проблемы предика-
тивности в её современной форме.
Действительно, в других словах можно сказать, что проблема
предикативности возникает в языковедении тогда, когда мы начина-
ем выводить связь П-С из отношений и связей номинации. Это зна-
чит, что мы должны, прежде всего, зафиксировать акт номинации
(А)1
X <
а затем дополнить или достроить его отношением или связью от-
несения второго знака (В), т.е. фактически вторым актом номина-
ции, но таким, что он должен производиться с учетом первого ак-
та и, следовательно, через отношение к первому акту и его продук-
там. Именно это я изображаю «воронкой» в виде (рис. 044):
(А)
Рис. 044
но условием отнесения (В) к Хили, наоборот, запрещения такого
отнесения и т.п. является предварительное соотнесение знака (В)
<или предиката (В) - это различие здесь очень важно> со знаком
(А) <или предметом
(А)
'X,
или предметом Хд и т.п. - опять-таки, все эти нюансы здесь очень
существенных
Заметки и работы 1972-1973 годов 281
К проблеме предложения
Все затруднения и парадоксы «односоставного предложе-
ния», как и парадоксы «предложения», «слова» и т.п., возникают
из-за того, что единая мысль - речевая мысль - была разделена на
предметы, которые соответствовали разным сторонам и проекци-
ям объекта...
Формы и способы выделения этих сторон соответствовали
отнюдь не объективному устройству и организации объекта, а тре-
бованиям и устройству тех деятельностей, которые человечество
должно было осуществлять в отношении речевого мышления, в
частности, требованиям и механизмам нормирования речи-мыс-
ли, обучения речи-мысли и т.п.
Все эти расчленения и способы представления речи-мысли
имеют глубоко объективный характер и объективные основания,
но не в отношении речи-мысли как индивидуального проявления,
а в отношении всей той более широкой системы человеческой дея-
тельности, которая как бы охватывает каждый индивидуальный
акт речи-мысли и обеспечивает воспроизводство и развитие рече-
мыслительной деятельности как социального явления. Таким обра-
зом, все эти требования объективны не как правильные и адекват-
ные изображения индивидуальной речи-мысли, а автонимно, как
реальные образования, обеспечивающие производство (воспроиз-
водство) и осуществление индивидуальных актов речи-мысли.
Именно так появились представления о «предложении» как
о чем-то отличном от мысли, о «слове» как элементе предложения,
о «мысли», якобы существующей вне речи и только выражаемой в
словах и в предложениях, и все подобное. А если мы попробуем
трактовать все эти схемы и представления как изображения или
описания индивидуальных актов речи-мысли, то столкнемся с во-
пиющей неадекватностью и несоответствием, на которые не раз
указывали многие мыслители. Эта вопиющая неадекватность в те-
чение долгого времени не обнаруживала себя прежде всего из-за
того, что преобладали нормативные и конструктивно-проектиро-
вочные деятельности.
В силу этого все описания подобных схем нормативных
предписаний и моделей выступали в особом отношении к процес-
сам индивидуальной речи-мысли: они фиксировали и описывали
те организованности материала, которые определяли и структу-
рировали процесс речи-мысли. И это обстоятельство является
важнейшим для понимания взаимоотношений между разными
282 Приложения
нормативными, конструктивно-техническими и вторично-позна-
вательными описаниями речи-мысли. Но эта сторона дела требует
уже более подробного описания, и узловым в нем будет новое по-
нятие системы, или, что то же самое, системный подход в анализе
речи-мысли, или системное представление речи-мысли.
Суть этого подхода и соответственно представления состо-
ит в том, что любой системный объект изображается как много-
слойное, минимум четырехслойное, образование, состоящее из
1) процессов, 2) функциональных структур, 3) организованностей
материала, 4) морфологии. Каждый из слоев изображается в
структурах особого рода и между структурами, изображающими
каждый слой.... Поэтому - и этот момент является самым главным
для понимания дальнейшего - структура каждого слоя в неявном
виде дает представление и обо всех других, во всяком случае, имея
представление об одном слое, мы имеем уже и определенное пред-
ставление обо всем целом.
Итак, все эти формы являются организованностями речи-
мысли, т.е. соответствуют третьему слою. То, что мы называем
«предложением» или «суждением», есть лишь разные организо-
ванности речи-мысли, которые задают и определяют сам процесс
речи-мысли...
Все трудности возникали лишь после того, как мы отходили
от непосредственно нормативных конструктивно-инженерных за-
дач и соответствующих им представлений речи-мысли и пытались
истолковать все существующие представления как собственно на-
учные изображения и описания индивидуальных актов речи-мыс-
ли. Правда, и здесь трудности затемнялись и затушевывались
вследствие особенностей функционирования сознания исследова-
теля. Имея схемы изображения и описания тех или иных органи-
зованностей речи-мысли, исследователь всегда дополнял их про-
цессом понимания, имитирующим соответствующий процесс ре-
чи-мысли, а поэтому исследователь всегда имел ощущение или
представление, что ему через посредство схемы этой организован-
ности дано все целое, весь акт речи-мысли со всеми его составля-
ющими из разных слоев.
Эта неадекватность трактовки каждой из имеющихся схем в
качестве изображения речи-мысли проявлялась прежде всего в
двух случаях: 1) когда мы пытались с их помощью объяснять есте-
ственное функционирование речи-мысли или, что то же самое, -
приписывать этим схемам естественные процессы и механизмы
Заметки и работы 1972-1973 годов I283
жизни, и 2) когда мы пытались синтезировать воедино разные схе-
мы и представления (полученные в контексте разных деятельнос-
тей, направленных на воспроизводство речи-мысли).
В обоих случаях мы вставали перед специфической задачей
конфигурирования разных схем и представлений, причем со спе-
цифической установкой на создание объективируемого и оесте-
ствленного... [не закончено. - Ред.]
Проблемы односоставного предложения
1. Предложение как единица языка и явление речи.
2. Проблема изобразительной адекватности: а) в нормиро-
вании деятельности, б) в научном моделировании и описании.
3. Что есть предложение как единица языка, т.е. каковы схе-
мы предложения.
4. Основные парадоксы.
5. Предложение как средство коммуникации, в контексте
коммуникации. Высказывание и предложение. Высказывание и
формы высказывания.
5*. Принцип параллелизма в исследовании. Деятельност-
ный и функциональный подход. Системные представления.
6. Выражение (оформление) и понимание.
7. Связи номинации и предикативности.
8. Формы маркировки предложения: а) понимание и меха-
низмы осознания; б) органическая взаимосвязь парадигматики и
синтагматики; в) нормативная избыточность.
9. Усечение грамматических схем в речи.
10. Проблема односоставных предложений.
11. Принципиальность значения разложения смысла и кон-
струкций значения. Проблема слова и предложения. Её мнимый
характер.
* * *
1. Каким образом в односоставном предложении реализуют-
ся способы и функции предложения, которые мы связываем с чле-
нением (членностью) на подлежащее и сказуемое, в частности,
предикативность.
Получается, что предикативность связана с членением пред-
ложения на П-С.
2- Почему мы считаем подобные формы предложением, а не
словом или словосочетанием.
284 Приложения
У предложения отношение именования внутри формы (рис. 045):
(А)<— -(В) (В)
X X Рис. 045
Либо то, что мы задали как предикацию внутри предложе-
ния, просто повторяет то, что было вне, либо мы совершаем
ошибку отождествления того и другого.
Значит, нужно показать границы тождества и различие того
и другого, а через это - связь одной и другой формы.
Суть не в отношении предмет-свойство, а в возможности
субституции или же, наоборот, в установлении какого-либо друго-
го отношения.
Противопоставление предикативности
и атрибутивности
Здесь, по-видимому, все дело в уровнях работы. Предикатив-
ность существует на уровне процессуального смыслообразования,
постоянные языковые формы - неважно, какие, - на уровне тех
или иных организованностей, которые как постоянные и устойчи-
вые фрагменты включены в процессы и задействованы в них; при
этом процесс либо воспроизводит связки организованностей, ли-
бо «движет» ими. В этом плане очень существенно членение на
конструктивный и актуальный синтаксис.
Структура предикации свертывается в категориальной фор-
ме предиката. Но мало понять это фундаментальное обстоятельст-
во, надо еще проанализировать и описать механизм, превращаю-
щий живое движение мысли-понимания в фиксированные органи-
зованности языка - синтаксические и морфологические, взаимо-
дополняющие друг друга.
* * *
1. Принципы системного анализа речи-языка.
2. Понятие предложения как формы организации речи-мыс-
ли, как единицы в системе языка и как знания.
3. Взаимная дополнительность синтаксических и морфоло-
гических структур.
Заметки и работы 1 972-1 97 3 годов 285
А это, как я стремился показать в статье об Уорфе11, зависит
от массы привходящих обстоятельств, в более общем виде - от той
системы сведений и отождествлений, которая была осуществлена
Правда, в дальнейшем все эти сведения и отождествления начина-
ют регулироваться и направляться установкой на обобщение стро-
го определенных объектов и определенного содержания, т.е. на-
чинается специальная критическая работа и анализ всех создавае-
мых форм, но они все равно вторичны, захватывают лишь незна-
чительную часть форм.
Может быть, важнейшая сторона дела, отличающая грамма-
тикализованные языки от неграмматикализованных, это - иерархи-
ческое построение обобщения. Если в последних обобщения произво-
дились только на уровне слов (и объектов), то в первых произво-
дится обобщение рече-мыслителъных структур и мест в этих структу-
рах. Значит, различие в направлениях и способах обобщения.
Но здесь, опять-таки, действует все тот же принцип относи-
тельности истории речи-мысли-языка-мышления.. Язык не нату-
ральное, а историческое явление. В каждом языке грамматичес-
кие категории возникают постепенно и в определенной историче-
ской последовательности. И поэтому мы можем прослеживать,
как из одного набора категорий в определенных ситуациях речи-
мысли возникают другие категории.
В смысловой структуре нет различия между формальным и
содержательным. Речь, мысль, язык и мышление неразрывно свя-
заны в ней. Но это означает, среди прочего, что ни одна языково-
мыслительная форма не может иметь постоянного и всегда строго
определенного смысла. Мы всегда имеем примирение и равновесие
фиксированных значений и нового смысла, создаваемого данной
мыслью.
Значит, даже при описании речи-мысли мы должны либо
идеализировать ситуации, создавая их обобщенную и синхронизи-
рованную типологию, либо же реализовать исторический подход,
выявляющий разного рода индивидуализированные инновации.
1. Структурно-функционарный и исторический подход к ре-
чи-мысли-языку-мышлению.
2. Синтаксическая концепция Э.Бенвениста. 11
11 [Г.П.Щедровицкий, В.М.Розин. Концепция лингвистической относительности
Б.Л.Уорфа и проблемы исследования «языкового мышления» // Семиотика и
восточные языки. М., 1967].
286 Приложения
3. Лингвистическое описание структур речи-мысли (пробле-
мы синтаксиса)(рис. 046).
(А) (В) (С) (А)
Рис. 046
Фактически Э.Бенвенист рассматривает смысловые структу-
ры, заданные процессами и механизмами понимания (см. сс.
170-171), но почему-то он называет их глагольной функцией и глаголом.
Все эти движения или связи необходимы для осуществления речи-
мысли, но как можно сказать, что то или иное из этих движений ли-
бо те или иные из этих связей есть глагольная функция и глагол, -
вот это непонятно.
Но важно показать, что это исчисление связей-функций есть
основание синтаксиса, но ещё не синтаксис. Синтаксис возникает
тогда, когда мы фиксируем это смыслообразующее движение в оп-
ределенных организованностях знаковой формы и начинаем пред-
ставлять само это движение понимания-мышления, или смыслооб-
разования, как реализацию или осуществление синтаксических
структур (т.е., в нашей терминологии, синтаксических организо-
ванностей). При этом в лингвистическом анализе не особенно от-
дают себе отчет, в какой форме и в каком статусе рассматривают
эти синтаксические организованности - то ли в виде языковых или
даже языковедческих схем, то ли в форме тех смысловых структур,
из осознания которых они были выделены, то ли в связи с теми
вторичными процессами речи-мысли, которые возникают вокруг
этих синтаксических организованностей (рис. 047).
Итак, есть два направления, два вектора, по которым раз-
вертывается речь-мысль. Как будут организованы эти два движе-
ния и в каких синтаксических и морфологических формах они бу-
дут реализованы, зависит от массы обстоятельств. Но число этих
синтаксических структур и морфологически форм ограничено.
Заметки и работы 1972-1973 годов 287
Что значит рассматривать генезис <тюркского>
предложения
1. Идет ли здесь речь об изменении схемы самого предложе-
ния или о чем-то другом?
Но сама схема может рассматриваться либо на уровне син-
тагматики, т.е. смыслов, либо на уровне связи конструкций значе-
ний и значений.
2. Второй важный момент: как мы представляем себе само
предложение (что такое предложение?) - в двучленной форме (А)
(—В) или (А) (В), в трехчленной (А)-(В) или, наконец, в пятичлен-
ной (A)U—U (В), т. е. с учетом отношений (или связей) между связ-
кой и именами.
Откуда взялось название «связка» (copula)? Существовал ли глагол-
связка настоящего времени в тюркских языках? (Н.З.Гаджиева)12
1) основным объектом сравнительно-исторического анализа явля-
ются те звенья простого предложении, которые обнаруживают из-
вестную подвижность в своем развитии; таким подвижным участ-
ком простого предложения является область сказуемого;
2) развивающиеся глагольные времена и связочные средства;
3) проблема генезиса структуры предложения ... связывалась с при-
родой сказуемого.
3. Если, говоря о развитии структуры языка, мы имеем в ви-
ду схему предложения и развитие схемы, то прежде всего должны
спросить, что это такое и где и как она существует.
Есть три возможных ответа на этот вопрос: а) отдельно от
предложения и до него, б) в предложении, в) отдельно от предло-
жения и после него.
Самым естественным, на первый взгляд, кажется второй от-
вет. Но с точки зрения идеи генезиса он оказывается самым проти-
воречивым. Если схема существует в предложении, все равно как -
в виде его части, стороны или свойства, то неосмысленно ставить
вопрос о происхождении схемы или структуры, не рассматривая во-
прос о происхождении самого предложения. Но предложение не
имеет естественного происхождения, ибо это - искусственно про-
изводимое изделие. Тогда начинают говорить о развитии «типа»
предложения. Но что означает развитие «типа», например, разви-
тие «лошадности»? Развитие чего мы будем при этом объяснять?
Все эти соображения имеют целью не отвергнуть такую по-
становку вопроса, а показать, что в таком случае речь будет идти о
12 Советская тюркология. 1971. № 5.
288 Приложения
совершенно особом, весьма искусственном предмете, который
предполагает свой особый тип интерпретации на эмпирический
материал.
Самое интересное, что благодаря понятию предмета мы сов-
мещаем все три варианта ответа и показываем, что между ними
нет никакого противоречия (рис. 048).
реализация;
схема;
реализацияИ1
То, что мы описываем как развитие
структуры или схемы предложения,
будет одним способом интерпрети-
роваться на правый ряд - ряд пара-
дигматики, и другим способом на
левый ряд - ряд синтагматики.
Рис. 048
А возможно все это потому, что между парадигмами и син-
тагмами существует совершенно особое отношение, объединяю-
щее отношения и связи нормирования-реализации замещения,
моделирования и ряд других.
4. Поэтому для нас проблема распадается на ряд подпроблем:
1) как, в силу каких условий естественно возникают, склады-
ваются новые смысловые и формальные структуры;
2) как эти новые смысловые и формальные структуры осо-
знаются и фиксируются в качестве новых;
3) как они естественно переходят в область парадигм;
4) как новые структуры, ставшие образцами, анализируют-
ся, расчленяются, переводятся в конструкции значений и по-ново-
му фиксируются в форме этих значений;
5) как производится конструктивное объединение этих
конструкций в целостные образования в разнообразных условиях;
6) в каких условиях появляется необходимость в схеме, как
она создается и фиксируется;
7) каким образом схема, после того как она создана,
используется и употребляется;
8) каким образом схема становится объектом последующего
манипулирования и конструктивного развития.
5. Но есть еще ряд сложных проблем, лежащих как бы
«глубже» проблем связи парадигматики и синтагматики; это
проблемы развития уровней «речевого мышления».
Заметки и работы 1972-1973 годов I 289
Смыслы создаются конфигурацией отнесений (и связей), ус-
танавливаемых в ситуации вокруг текста и внутри него (рис. 049).
Внутренние связи сначала
дополняют и сопровождают внеш-
ние, потом начинают восполнять,
компенсировать и заменять их.
Есть, следовательно, линия разви-
тия смыслов как структур отнесе-
ния и связывания.
(D)...
(А) (В) (С)
Рис. 049
Затем начинается закрепление внутренних структур текста
как выражающих строго определенный смысл. Это значит, что
эти структуры «поднимаются» в систему языка. Благодаря этому
возникает «синтаксис».
Дальнейшее развитие смысловых структур, опирающееся
уже на это закрепление в синтаксисе, приводит к появлению сло-
восочетальных, а потом и морфологических средств выражения
смысловых и синтаксических связей (в их причудливых отноше-
ниях друг к другу).
Но все эти обстоятельства как бы расщепляют процесс раз-
вития: одну линию образует развитие смыслов (в том числе благо-
даря синтаксису и морфологии), другую линию - развитие синтак-
сических структур, третью линию - развитие морфологии.
То, что обсуждает Н.З.Гаджиева - связь имени с аффиксами
первой категории (аффиксы сказуемости), - это развитие морфо-
логических форм фиксации смысла.
По поводу синтаксической концепции
Эмиля Бенвиниста13
Различив глагольную функцию и глагол, связав глагольную
функцию с основными моментами утвердительного (!?) высказы-
вания, Бенвенист никак не изобразил ни высказывание, ни гла-
гольную функцию. И это - очень характерно. По сути дела, ведь на-
чинал Бенвенист с форм, и работа его заключалась прежде всего в
том, что он отверг возможность исходить из этих форм и рассмат-
13 {Эмилъ Бенвенист. Общая лингвистика. Под ред. Ю.С. Степанова. М.: Изд.-во «Прогресс»,
1974].
10 - 2615
290 Пр иложения
ривать их как целостные и определяющие явления. Анализируя и
рассуждая, он выявил в понятиях функции - функции глагола и
функции [глагола] в высказывании, - но у него не было языка, что-
бы изобразить то, что он получил и о чем дальше рассуждает. В ре-
зультате единственным объектом для него остались формы, хотя в
понятиях он зафиксировал уже и функции. А далее естественно,
что высказывание у него совпадает последовательно с синтаксиче-
ской формой, а однословные высказывания - с морфологической
или лексической формой.
Таким образом, главная беда лингвистического анализа в
его неиерархированности. И все проблемы отличия предложения
от слова и словосочетания обусловлены тем, что нет адекватных
изображений речи-мысли, а все пространство изображения речи-
мысли-языка-мышления не организовано и не иерархировано.
Мой подход, напротив, отличается тем, что я отдельно изо-
бражаю высказывание-сообщение, отдельно - организацию его
знаковой формы, отдельно - конструкции значений, последние
иерархирую системным образом и т.д.
Очень важно понимать, что предикативная структура пред-
ложения или высказывания в принципе безразлична к особеннос-
тям содержания, высказываемого в этом предложении. Поэтому
сама эта структура есть выражение некоторого всеобщего меха-
низма, в рамках которого (но не посредством него), во-первых,
вырабатываются различные речевые и языковые формы, а во-вто-
рых, употребляются или используются в смысле, либо совпадаю-
щем с их значениями, либо отличающемся от них.
По сути дела, у Бенвениста получилось, что то, что он назы-
вает глагольной функцией, может выполняться и без глагола. Но
он тогда приписал паузе в законченном утвердительном высказы-
вании функцию нулевого грамматического показателя глагола
«быть», и у него получилось, что именное предложение в индоев-
ропейских языках имеет такую же (он говорит мягче - «сходную»,
см. с. 174) структуру, как и все другие высказывания. Вместо того,
чтобы увидеть в этих примерах материал для создания иного хода
мысли, он проинтерпретировал его через максимально выражен-
ную, а, следовательно, развитую форму и свел недоразвитое, реду-
цированное к развитой форме.
Но в этом есть свой глубокий смысл. Я исхожу из идеи (или
принципа), что речь-язык идет от невыраженных форм к выра-
женным. И это, по-видимому, бесспорно. Но кроме того, есть, бе-
Заметки и работы 1972-19 73 годов | 291
зусловно, процесс редукции и сокращения. И, следовательно,
именные предложения в индоевропейских и других языках могут
быть результатом и этого процесса.
Правда, здесь мы подходим к более общему и крайне инте-
ресному вопросу: каковы условия такой редукции. Вполне возмож-
но, что они требуют, действительно, четко фиксированной языко-
вой парадигмы и фиксации нулевых форм как значимых.
По-видимому, контрпример заключался бы в том, чтобы мы
нашли предложение с глаголом, где глагольная функция (по Бенве-
нисту), или предикация (в наших терминах), осуществлялась бы
чем-то иным, нежели глаголом. Но Бенвенист уже учел этот контр-
пример, разделив функцию утверждения (и функцию связи) и мор-
фологическую форму. И тогда, действительно, мы не увидим ника-
ких различий в структуре предложения - «с точки зрения функци-
ональной оба типа эквивалентны» (с. 174). Но вопрос в одном -
при каком представлении изучаемого объекта и с помощью каких
средств анализа мы устанавливаем эту функциональную эквива-
лентность: или, другими словами, как надо представить предложе-
ние, чтобы все эти, столь различающиеся между собой по знако-
вой форме, высказывания выглядели бы как одинаковые.
И это важнейший вывод, который мы должны сделать из
анализа работ Э.Бенвениста. Кроме того, своим анализом я пока-
зываю, что можно построить схемы последовательного генезиса и
ввести предикацию, не апеллируя к формам глагола и к глагольной
функции как таковой (кстати: как он её вводит и в чем он её выра-
жает?).
Но именно в этом контексте приобретают особое значение
односоставные предложения. Подобно всем другим видам (точнее -
структурам) предложений, односоставное предложение может
быть как генетически исходным, так и результатом сложного про-
цесса генетических редукций и усечений.
Но в тех случаях, когда мы берем генетически исходные
формы (или считаем, что эти формы генетически исходные), мы
тем самым фиксируем и устанавливаем, что так называемая глаголь-
ная функция ещё не выявилась и не развернула себя до двух компо-
нент: нет никакой связи «горизонтального» или формального типа.
Но у нас есть (или, во всяком случае, должен быть) метод,
позволяющий разделить и развернуть эти два момента. Он заклю-
чен в принципе, что значение предиката свертывает в себе момен-
ты предикативной структуры. Если мы имеем имя, то ведь нельзя
10'
292I Приложения
предполагать, что оно в своем значении свертывает специфичес-
ки глагольные функции. Правда, Бенвенист скажет, что оно пред-
полагает невысказанный глагол-связку «быть». Но тогда придется
говорить, что во всяком назывании предполагается и должна быть
произнесена эта связка: «[есть] дом», «[есть] Иван» и т.п.
Но самое главное и самое интересное, что я показываю в
дальнейшем, это то, во-первых, что сама эта связка несет на себе
много разных символов, фиксируемых потом в массе различных
значений (в показе этого и заключается суть дела), а во-вторых,
что одним из этих смыслов является повторение и воспроизведе-
ние отношения (или связи) отнесения; тогда первый из знаков
номинативного комплекса приобретает функцию предмета-заме-
стителя.
Но это, как я уже сказал, только одна из возможных компо-
нент смысла связки. Ибо, во-первых, формальная связка воспроизво-
дит связку отнесения (во всяком случае, ту её компоненту, которая
проходит параллельно формальной связке; здесь, следовательно, на-
до заложить процедуру разложения на составляющие) (рис. 050).
Рис. 050
Но, кроме того и во-вторых, она изображает и воспроизво-
дит нечто существующее или происходящее в плоскости содержа-
ния (и в плоскости объектов-операций); во всяком случае, трактов-
ка предложения и высказывания как выражения знания требует
этого.
Именно с этого момента начинается развитие теории связ-
ки в рамках логики, и это развитие, в свою очередь, детерминиру-
ет массу линий развития речи-языка. Сюда попадут все разнооб-
разные трактовки связки как выражающей связь вещи и свойства,
как выражающей отношение предмета к классу, класса к классу и
т.д., а также все гносеологические и эпистемологические разра-
ботки, касающиеся оснований и «причин» установления связки.
Но что во всем этом хочет и может сделать лингвистика?
Ключ к ответу на этот вопрос нам могут дать слова Э.Бенвениста:
«...Как только мы принимаем решение считать их относя-
щимися к одному и тому же типу и тем самым в равной степени
Заметки и работы 1972-1973 годов I 293
правомерными, мы яснее видим, чем они различаются в зависимо-
сти от того, выполняет ли глагольную функцию форма из класса
глаголов или форма из класса имен.
Различие является следствием тех свойств, которые прису-
щи каждому из указанных классов. В именном предложении эле-
мент, выполняющий функцию утверждения, будучи именем, неспо-
собен принимать характеристики, которые несет глагольная фор-
ма: временные, личные и др. признаки. Утверждение приобретает
свой особый характер именно в силу отсутствия связи с временем,
лицом, наклонением, короче говоря, в силу того, что оно сосредо-
точено на одном члене, сведенном исключительно к своему семан-
тическому содержанию. Другое следствие состоит в том, что имен-
ное утвердительное предложение не может иметь и другого важ-
ного свойства глагольного утвердительного предложения, а имен-
но способности устанавливать связь между временем события и
временем речи об этом событии. Именное предложение в индоев-
ропейских языках утверждает некоторое «качество» (в самом ши-
роком смысле этого слова) как присущее подлежащему высказыва-
ния, но вне всякой временной или другой соотнесенности и вне
всякой связи с говорящим».
В этом тексте, на мой взгляд, отчетливо проявляется, что ге-
нетические проблемы все же чужды Бенвенисту, несмотря на его
огромное чувство историзма и ненатуральной, исторической при-
роды языка. Имя у него, как и глагол, уже даны, уже сложились,
сформировались, и именно они (и только они) благодаря специ-
фике своих значений могут выразить соответствующий смысл и
содержание предложений.
Но откуда берутся эти специфические значения - такого во-
проса Бенвенист не то, чтобы не ставит (это его законное право),
а не предполагает. В результате он совершенно не учитывает отно-
сительной независимости смысла и мысли и того, что фиксиро-
ванные значения (в том числе - в морфологии и грамматике
форм) дополняются свободным смыслообразованием (свободным
относительно фиксированных грамматических значений), учиты-
вающим всю ситуацию и заданное ею содержание.
Именно это, т.е. реальная объектно-операциональная ситуа-
ция и рефлексия относительно текста, развертывающаяся в рам-
ках процесса понимания заданного текста - порождает новый
смысл и новое содержание, выходящие за пределы смысла и со-
держания, заданных фиксированными значениями грамматичес-
294 Приложения
ких форм слов, входящих в предложение. Но именно на это мы
должны направить свой анализ, чтобы показать, как возникают
новые грамматические категории и новые смыслы.
Для этого сначала мы должны сконструировать возможные
схемы такого анализа и порождения новых смыслов и нового со-
держания. Пока ясно только то, что этот анализ предполагает учет
как механизмов коммуникации, так и механизмов мышления. Важ-
ными конституционными элементами в этом процессе будут:
1) условия и механизмы деятельности и мысли в исходном
слое ситуации;
2) условия и механизмы понимания (включая туда разные
формы надстроечной рефлексии);
3) условия и механизмы вторичного мышления - по поводу
знаковых структур (в том числе наборы уже существующих кате-
горий).
Одним из важнейших в этом контексте должно стать проти-
вопоставление категорий «предмет-атрибут» и «субъект-дейст-
вие-объект».
Бенвенист устанавливает для них единое генетическое осно-
вание, сводя как глагольные, так и номинативные формы к единой
праформе. Но вопрос в том, удалось ли ему вывести как одно, так и
другое. По сути дела он (во всяком случае пока) работает не с гла-
голом вообще, а только с глаголом «быть», т.е. с глаголом, выпол-
няющим целый ряд функций, и которая из них является исходной
и собственной, а которая вторичной - не ясно.
Предметом мысли должно стать действие, а формы могут
быть только предикатными (или любыми, которые есть к этому
времени).
295
К эмпирическому анализу
явлении, связанных
с «пониманием текста»14
1. «Понимание текста» - термин, который мы хорошо пони-
маем и которым широко пользуемся, но для которого до сих пор
не выработано понятия. Объясняется это, наверное, тем, что по-
нимание (в его разных видах и типах) - одно из самых сложных яв-
лений духа; оно рассматривается с разных сторон в лингвистике,
эпистемологии, психологии и теории сознания, но ни одна из пе-
речисленных дисциплин не дает подлинно теоретического описа-
ния его: сейчас нет не только удовлетворительной модели понима-
ния, но даже неясно, в рамках какого научного предмета и в какой
онтологии нужно эту модель строить - средствами психологии, те-
ории сознания или же теории деятельности. Из-за этого многим
исследователям приходится идти по пути эмпирического выявле-
ния зависимостей между интуитивно выделяемым «пониманием»
и другими факторами сознания, психики или деятельности.
2. Эмпирическое исследование, из данных которого мы ис-
ходим в этом сообщении, проводилось на материале решений
простых арифметических задач детьми дошкольного и раннего
школьного возраста; его цель состояла в том, чтобы выявить схе-
мы, процедуры и основные элементы способов решения арифме-
тических задач15. При этом явления понимания не были предме-
том наших непосредственных интересов, но схема исследований
деятельности детей была такова, что позволила выявить ряд инте-
ресных изменений в характере понимания текста условий задач в
зависимости от изменений других элементов деятельности; эти
данные могут быть использованы в качестве эмпирического мате-
риала при обсуждении проблемы понимания текста.
3. Как правило, вывод о «понимании» (или, соответственно,
«непонимании») текста условий задачи делается на основании то-
го, могут ли дети дать ответ на вопрос задачи и записать процеду-
ру решения или же, напротив, не могут это сделать. Например,
14 1970 г. В соавторстве с С.Г.Якобсон.
15 [Г.П.Щедровицкий, С.Г.Якобсон. К анализу процессов решения простых
арифметических задач. Сообщения I-V // Доклады АПН РСФСР. 1962. № 2-6;
Г.П.Щедровицкий. Исследование мышления детей на материале решений простых
арифметических задач // Развитие познавательных и волевых процессов у
дошкольников. М., 1965].
296I Приложения
многие учащиеся I и даже II класса легко решают так называемые
«прямые задачи», но испытывают затруднения с «косвенными», и
тогда говорят, что они «не понимают» текста, в котором изложе-
ны условия такой задачи.
Более тонкий анализ, однако, ставит под сомнение этот вы-
вод: дети, испытывающие затруднения в решении «косвенных» за-
дач, фиксируют все моменты ситуации, описанной в условиях, и
могут восстанавливать саму ситуацию на людях, следовательно,
они достаточно хорошо понимают текст условий; кроме того, воз-
никает вопрос, почему они понимают текст условий «прямых» за-
дач и не понимают текста условий «косвенных» задач, выражен-
ного в тех же самых словах.
Чтобы преодолеть подобные затруднения в объяснении, ис-
следователям пришлось выделить так называемый «математичес-
кий смысл», понимание которого необходимо для решения «кос-
венных» задач (и не требуется почему-то для решения «прямых»).
Таким образом, началось иерархическое членение «смысла» текс-
тов и, соответственно этому, иерархическая организация явлений
понимания. Они должны быть продолжены и углублены с учетом
того обстоятельства (детально проанализированного и описанно-
го в наших исследованиях), что во многих случаях дети дают ответ
на вопрос задачи, но, одновременно, не могут правильно записать
решение в виде заданного каноном арифметического выражения.
Раз ответ дается - а это значит, что находится решение задачи, -
мы уже не можем говорить, что дети не понимают текста условий
задачи или ее «математического смысла».
Более того, проведенный в нашем исследовании сравни-
тельный анализ деятельности дошкольников и младших школьни-
ков показал, что дошкольники, обученные счету и умеющие моде-
лировать числа в предметных совокупностях, одинаково хорошо
понимают текст условий как «прямых», так и «косвенных» задач, а
когда их в школе начинают обучать каноническим способам собст-
венно арифметического решения задач, они вроде бы перестают
понимать текст условий «косвенных» задач. Таким образом, пони-
мание (и, следовательно, непонимание) текста условий задачи
оказалось зависимым от средств и процедур решения, т.е. от того
«способа деятельности», каким ребенок пользуется или хочет
пользоваться для решения задачи.
Эта зависимость, выявленная в ходе частных наблюдений и
сформулированная, с одной стороны, в виде частной эмпиричес-
К эмпирическому анализу явлений, связанных с "пониманием текста» I 297
кой констатации, а с другой стороны, в виде общего абстрактного
предположения (для последнего было необходимо понятие о
«способе деятельности»), проверялась затем инженерно-конст-
руктивным путем: чтобы передать детям то понимание математи-
ческого смысла задачи, которое необходимо для собственно ариф-
метического решения ее, мы вводили в деятельность детей специ-
ально созданные знаковые средства, учили действовать с ними, и
усвоение этих средств каждый раз приводило к появлению нужно-
го нам понимания текста условий задачи и изменению прежнего.
Характерным образцом таких средств могут служить карточки,
изображающие отношение целого и частей, с помощью которых
мы добивались единообразного понимания математического
смысла всех простых арифметических задач16. Примечательно
также, что при алгебраическом способе решения простых ариф-
метических задач дети не нуждаются уже ни в этих средствах, ни в
подобном понимании, но к ним приходится вновь прибегать при
обучении решению сложных задач17.
4. Указанные выше данные (и все подобные им) могут рас-
сматриваться как частные «модели фактов» для будущей теории
понимания. Из этих фактов нельзя вывести какие-либо предполо-
жения или утверждения относительно самого понимания; такая
возможность появится лишь после того, как эти данные будут
включены в какой-либо научный предмет, описывающий понима-
ние, и соотнесены со специальными теоретическими моделями,
выведенными из онтологии этого предмета.
16 [Г.П.Щедровицкий, С.ГЯкобсон. Сравнительный логико-психологический анализ способов
решения арифметических задач (на укр. языке) // Радяньска школа. 1964. № 6. ]
17 [Н.ГАлексеев. Формирование осознанного решения учебной задачи // Педагогика и
логика. М., 1993].
298 I Приложения
Текст и мышление*
В последнее время мне приходится постоянно сталкиваться
с такими текстами, которые не дают возможности восстановить
тот ход мышления, который осуществлял автор, когда он этот
текст писал. И меня очень занимал вопрос, почему так происходит
и что, собственно говоря, отличает одни тексты, которые кажутся
содержательными, выразительными и доступными для понимания
и воспроизведения той системы мышления, которая в них выраже-
на, от других текстов, в которых ничего этого нет.
В связи с этим мне пришлось поставить вопрос о том, каки-
ми же бывают вообще, в принципе, разные тексты, какие требова-
ния мы должны предъявить к так называемому правильному тексту
(выражение «правильный» я потом буду расшифровывать и рас-
крывать по целому ряду параметров). И в такой постановке вопро-
са для меня сочетались, с одной стороны, практическая заинтере-
сованность и некоторые методические задачи18, а с другой - собст-
венно теоретический интерес, потому что все это весьма своевре-
менно рассмотреть в плане традиции, как это рассматривалось,
скажем, в риторике, стилистике и в феноменологии (в смысле
И.Г.Ламберта, т.е. в теории ошибок, или типичных ошибок речи).
Первое, что я здесь зафиксировал, опираясь на тот анализ,
который мы проводили раньше, - это то, что есть два полярных
типа текстов, из которых первый ориентирован на конструирование
и задание некоторого содержания (или плоскости содержания), а вто-
рой ориентирован на смыслообразование. Я могу, правда, сказать и
иначе: есть тексты, которые позволяют нам восстановить и вос-
произвести мыслительное содержание, а есть тексты, которые, в
принципе, не позволяют этого сделать, они позволяют лишь из-
влекать или образовывать какой-то смысл.
Вы легко можете заметить, что я по существу здесь не вношу
еще ничего нового сравнительно с тем, что мы обсуждали на по-
следних моих лекциях в ЦНИИПИ. Там я задавал структуры смыс-
ла, связанные с каждым текстом в системе коммуникации, и под-
черкивал, что возможно такое понимание, которое создает этот
’Фрагмент стенограммы заседания семинара ММК. 3 мая 1973 г. (арх. № 0029).
В обсуждении участвовали: Дмитрий Аросьев, Елена Иванова, Валерий Максименко,
Владимир Овсяник, Роман Спектор, Андрей Пузырей, Николай Щукин.
18 Мне хотелось бы, чтобы потом из этого я мог бы извлечь правила или принципы для
собственной работы.
Текст и мышление I 299
смысл или воспроизводит смысл, как бы заложенный в тексте, со-
держащийся в нем. Это имеет место в тех случаях, когда человек,
понимающий этот текст, может включить его в определенную си-
туацию и воспроизвести ее, но при этом с самой ситуацией он ни-
чего не делает. Он не производит там никаких преобразований од-
них единиц содержания в другие, а, следовательно, текст выступа-
ет как чисто описательный или как чисто ситуативный, т. е. вклю-
чающий человека в определенную ситуацию, позволяющий ему
эту ситуацию каким-то образом воспроизвести. Но при этом (я
этот момент повторяю еще раз и подчеркиваю его) тот, кто пони-
мает текст и восстанавливает ситуацию, не работает в ней, он в
ней ничего не делает. А поэтому ему, в принципе, достаточно толь-
ко структуры смысла и очертаний или очерчиваний самой ситуа-
ции, привязанной к этой структуре смысла или задаваемой ею.
На лекциях я также говорил о том, что мышление предпола-
гает еще дополнительные работы. Само по себе смыслообразова-
ние не есть мыслительная работа. Оно может стать элементом или
моментом мыслительной работы, но только при условии, что это
будет такое смыслообразование, на основе которого затем будут
заданы определенные единицы содержания, т.е. будут созданы ор-
ганизованности, или конструкции содержания, и в них начнется
специальное и дополнительное движение.
При этом в одном случае это будет движение, осуществляемое
понимающим текст независимо от текста. Такое тоже может быть.
Тогда в самой коммуникации будет спровоцировано лишь смысло-
образование. Мыслительную работу слушающий и понимающий
будет проводить сам, так сказать, в связи со своими специфически-
ми целями, задачами, установками и средствами.
В другом случае конструирование единиц содержания и даль-
нейшее развертывание их будет происходить согласно тексту и по
логике этого текста, т.е. сам текст в таком случае должен содержать
что-то, что направит мыслительную работу и будет ею управлять.
Здесь я уже начал выходить за границы того, что я обсуждал
в лекциях в ЦНИИПИ. До этого момента я лишь опирался на раз-
личение понимания, смыслообразования и мышления как определен-
ных преобразований единиц содержания. Причем мне сейчас не
важно, как они заданы. Реально же они всегда заданы в некоторой
форме или представлены в виде некоторой организованности, но
важно, что начинается преобразование этих единиц, и именно это
преобразование задавалось нами как мышление. Теперь же, задав
300 I Приложения
эти различения и эти два полярных типа, я подхожу к тому, чтобы
поставить вопрос: собственно, чем же отличаются, будут отличаться
или должны отличаться друг от друга тексты, одни из которых дают
возможность лишь образовывать смысл, а другие точно так же, - точнее,
в дополнение к этому, - совершать еще мыслительную работу ?
Я теперь оборачиваю все это, и все, что я сегодня говорю,
не есть простое повторение того, что я говорил на лекциях, а в из-
вестном смысле продолжает их. Я теперь хочу противопоставить:
понимание - только смыслообразование, не позволяющее осуще-
ствить процесс мышления (это - один случай), и понимание как
дающее эту возможность (это - второй случай). Я теперь только с
этой точки зрения, сквозь призму этого поляризованного различе-
ния хочу взглянуть на сам текст.
Я сказал бы, что я беру текст как он есть, хотя вы сами пре-
красно понимаете, что сказать, что я беру текст как он есть, очень
сложно. Дело в том, что текст вне понимания и вне дальнейших
процессов мыслительной работы вообще не есть текст. Но я дей-
ствительно беру его так, как он есть, т.е. в числе прочего и в его
знаково-материальной выраженности.
Повторяю. Я хочу теперь сквозь призму очерченной оппо-
зиции (чистое смыслообразование или смыслообразование, со-
провождающееся мышлением, т.е. восстановление единиц содер-
жания и преобразование их) взглянуть на текст, хочу поставить во-
прос: а, собственно говоря, чем же будут отличаться друг от друга
эти тексты?
Максименко. Мне непонятен один момент, который заключен в
следующем. Вроде бы раньше, когда вы говорили о понимании и смыслообра-
зовании, то предполагали, что как таковое оно не может существовать,
не может быть просто чтение текста, а обязательно должно быть чте-
ние с последующей ориентацией на процедуры деятельности. Теперь же вы,
противопоставляя и выделяя понимание, говорите, что последующая дея-
тельность вообще может быть устранена для анализа понимания.
Это законный вопрос; но тут я лишь смогу повторить то, с
чего я начинал, преамбулу. Дело в том, что, конечно, когда я гово-
рил о процессах понимания, я подчеркивал, что процесс понима-
ния образует как бы начальную, подготовительную стадию процес-
сов мышления, и они даже органически друг с другом связаны, и
понимание есть, в известном смысле, момент мышления. Это диа-
лектическое отношение между пониманием и мышлением, уело-
Текст и мышление 301
вие их противопоставленности и условие их слияния я обсуждал
довольно подробно. При этом я всегда брал процесс понимания в
контексте мышления, ибо меня всегда интересовало мышление, и
резче - только мышление, во всяком случае, в моих практических
установках. Но затем я начал сталкиваться с текстами докладов и с
текстами статей, где я обнаруживал отсутствие мышления.
Максименко. Но это же в вашем «чтении»...
Ну да, действительно, в моем чтении. Поэтому я и начал
дальше анализировать. Первый вариант такой (альтернативный):
это я не могу понять... Но тогда интересно, чего мне не хватает и
почему я ...
Дело в том, что я получаю текст, при этом предполагается,
что эти тексты мне знакомы, так сказать, по ареалу, следователь-
но, средства мне даны. И я должен получить из этого текста сооб-
щение о некоторой мыслительной работе, которая была продела-
на, «след» (здесь слово «сообщение» я употребил неправильно).
Значит, я должен получить форму или «след» некоторой проделан-
ной мыслительной работы. Этот текст должен быть таким, чтобы
я понимал именно так, как вы этого требуете, чтобы я понял, вос-
становив заложенное туда мышление, развернул бы его, проделал
это и убедился, соответственно, в правильности или истинности
этого текста.
Но все мои попытки проделать такого рода работу заканчи-
вались неудачей. Я начал спрашивать себя, в чем дело, чего мне не
хватает в этом тексте, почему я не могу извлечь из него мыслитель-
ную работу. Я при этом могу предположить, что автор текста та-
кую мыслительную работу проделал, он даже написал текст ста-
тьи, но! - говорю я теперь: он не смог выразить свою мыслитель-
ную работу в этом тексте, или, иначе, он построил текст таким об-
разом, что его мыслительная работа в этом тексте не получила вы-
ражения.
И тогда с этого момента я и спрашиваю: что же я должен ска-
зать автору этого текста, оценивая его работу, что, собственно го-
воря, он должен делать, каких принципов построения текста он
не соблюдает, чего у него там нет, почему ему не удалось выразить
свое мышление?19
19 Я дальше буду обсуждать и другой вариант, когда мышления не было, но сейчас я
предполагаю, что мышление было, но оно не выражено.
302 Приложения
Я могу встать во внешнюю позицию по отношению к самому
себе и проанализировать, что же при чтении мне удается сделать,
что я могу сделать, что мне дает возможность «перечитать» этот
текст в ходе понимания его и попыток реконструировать мышле-
ние автора - и чего, наоборот, он не дает возможности сделать.
Максименко. Тогда получается, что главным условием анализа, ко-
торый вы собираетесь проводить, является требование, чтобы текст
был выстроен в своих формах (или в чем-то другом) таким образом, что-
бы содержание его было «видно»...
Чтобы оно там присутствовало; чтобы там присутствовало и
передавалось мне определенное мыслительное содержание.
Максименко. Но, с другой стороны, вы уже ответили на этот во-
прос («Чего же не хватает этим текстам»?), сказав, что преобразование
одних единиц содержания в другие происходит в ситуации! Это значит,
что в ответ на условие или требование вашего анализа всегда есть кон-
трответ, который заключается в том, что без воспроизведения ситуа-
ции понимание автора читателем невозможно в принципе. Но тогда
это превращается, в общем-то, в совершенно банальную вещь.
Овсяник. В чем может заключаться вопрос, если само разделение с
самого начала двух видов текстов уже предполагает те требования, кото-
рые вы намереваетесь вывести ?
Как это предполагает? Вы хотите мне сказать, что вы знаете,
какой текст обеспечивает мыслительную работу и какой, наобо-
рот, не обеспечивает. Я еще раз повторю то, что сказал...
Ну, действительно, будем исходить из того, что для адекват-
ного понимания я должен восстановить ситуацию, в которой дей-
ствовал, в частности мыслил, говорящий или пишущий. Спраши-
вается, как я могу восстановить эту ситуацию? Одно из двух: либо
эта ситуация у меня уже есть независимо от текста (она мне зада-
на), я в ней нахожусь (точно в такой же ситуации), либо у меня
есть такой набор средств, который дает мне возможность восста-
новить эту ситуацию, опять-таки безотносительно к тексту. Но тог-
да текст, по сути дела, выступает в своей крайней форме как сиг-
нал, включающий определенный тип ситуации и мою независи-
мую работу.
Я утверждаю, что читаемые мною авторы на это и рассчиты-
вают. Но! Какое они имеют на это право, какие основания они
Текст и мышление I 303
имеют для этого? Ведь мне-то представляется, что текст должен
быть таким, чтобы он позволял на основе некоторого минимума
языковых значений и некоторых стандартных ситуаций восста-
навливать, исходя из него самого, все разнообразие их мыслитель-
ного содержания.
При этом я понимаю, что мы здесь сталкиваемся с весьма
интересной соотносительностью. Это - вещь действительно ба-
нальная, она давно зафиксирована. Люди, которые живут в одной
ситуации, могут общаться между собой междометиями, не развер-
тывая, в принципе, никакого текста, но тогда уже не будет текста,
а будут чистые сигналы (например, словоупотребления, как у
Ф.Достоевского в «Мертвом доме»). Но (я подчеркиваю) на дру-
гом полюсе стоят не коммуникативные, а, скажем, собственно
транслятивные (или обучающие) тексты, где, по идее, текст дол-
жен заключать в себе все, что нужно для восстановления ситуа-
ции, а также мыслительного содержания в ней, за исключением
некоторых общих языковых значений, или общего знания языка.
Спектор. Можно обладать тем минимумом средств, который поз-
волил бы из нормированного текста понять все возможные ситуации ?
Нет, не все. Важно, чтобы текст фактически задавал и опре-
делял ту ситуацию, которую создаст, построит слушатель и пони-
мающий и в которой он осуществит строго определенное мысли-
тельное движение, опять-таки, заданное и нормированное не его
предварительным независимым знанием ситуации и процессов
мышления, а заданное и нормированное этим самым текстом.
Спектор. Чем это будет отличаться от инструкции ?
Откуда я знаю, чем это будет отличаться от многих разных
вещей? Я не думал на этот счет. Это, скорее, задачка для вас.
Овсяник. Иначе говоря, в данном случае не рассматривается пози-
ция создающего текст, его разного рода интерсубъективные моменты, а
рассматривается текст, создаваемый как бы в объективной позиции и за-
ключающий в себе ту нормированную деятельность, которая и должна
отвечать данной ситуации.
В известном смысле это так, поскольку я рассматриваю,
опять-таки, все это с точки зрения мышления. У меня ведь тема та-
кая - «Текст и мышление». Я бы мог взять текст в других отноше-
ниях, например, «Текст и любовь», или, скажем, «Текст и сопере-
304 I Приложения
живание», «Текст и общение», и тогда я был бы вынужден рассма-
тривать все это в другом ракурсе и в другом плане.
Овсяник. Но тогда необходимо установить различные типы текс-
тов, отвечающие разным нормам. Кроме того, должны быть заданы те
механизмы по выявлению элементов ситуации, единиц содержания, кото-
рые должны соответствовать каждому типу текстов.
Ну, это в дальнейшем.
Спектор. Я думаю, это не требование к Георгию Петровичу. Мы са-
ми должны строить типологию текстов, чтобы знать каждый раз, о ка-
ком тексте вы говорите, связывая его с мышлением. Сама тема наклады-
вает ограничения на ареал...
Не совсем... Если пока нет вопросов, то я продолжу. Итак,
получается, что, беря текст в отношении к мышлению и опреде-
лив само это отношение таким образом, я могу теперь задать це-
лый ряд различных характеристик текста с точки зрения «присут-
ствия в нем» мышления и мыслительного содержания, Я, напри-
мер, могу говорить о дефициентности текста относительно мыс-
лительной работы, предполагаемой актом коммуникации. И это
будет некоторая обобщенная оценочная характеристика текста,
примерно близкая к таким оценочным характеристикам, как
«правильный» или «неправильный» текст. Далее, я могу говорить
о «содержательности текста» и степени его содержательности,
предполагая, что в нем представлена большая или меньшая часть
необходимого содержания. Это в какой-то мере близко, хотя и во
внешнем плане, к тому, что Ю.Шрейдер называл «тезаурусом»
или как-то связывал с понятием тезауруса. Каждый раз степень со-
держательности текста будет определяться теми дополнениями
из системы средств (или за счет фантазии), которые мне придет-
ся вводить для того, чтобы обеспечить извлечение мыслительно-
го содержания.
В известном смысле характеристикой, обратной характери-
стике «содержательность текста», будет характеристика «произ-
вольность выбранной мной стратегии», или «мера свободы в осу-
ществлении того или иного типа мышления в связи с данным тек-
стом». Иначе говоря, если при заданном тексте можно осущест-
вить несколько разных типов мышления, понять текст так или
иначе, то это будет означать, что меняются, скажем, какие-то ха-
рактеристики содержания. Наверное, так же можно было бы гово-
Текст и мышление 305
рить о «степени выразительности» текста, опять-таки, в отноше-
нии к содержанию, в такой, например, манере - «степень выра-
женности содержания».
Я привожу это все пока как очень свободные и неуточнен-
ные примеры, поскольку, как вы хорошо понимаете, это должно
быть расчленено, должны быть заданы какие-то критерии, и толь-
ко после этого все эти термины приобретут операциональный и
понятийный смысл. Мне важна здесь сама идея или сам принцип.
Какие же именно характеристики будут вводиться - это несущест-
венно. В конечном счете, наверное, можно говорить о той или
иной степени адекватности или неадекватности самого текста
мыслительным задачам и процессу мышления, который должен
быть вызван или передан.
Этим я закончил изложение кусочка моего сообщения.
Спектор. Что вы имели в виду, когда говорили о тезаурусе и «фан-
тазийных» или воображенческих средствах? Имели ли в виду возмож-
ность построения или воспроизведения ситуации мышления?
Я не говорил так. Я говорил и применял более широкую ха-
рактеристику. Я говорил о возможности осуществить мыслитель-
ную работу. На основе текста.
Я не употребляю слово «тезаурус» в отношении к выраже-
нию «воспроизведение ситуации мышления». Я сослался на этот
термин, который широко используется у нас сейчас, причем в
весьма разных смыслах (там нет, следовательно, достаточной точ-
ности), и лишь подчеркивал одну вещь, а именно то, что
Ю.Шрейдеру тоже было важно зафиксировать относительность
набора средств, или соотносительность набора средств и комму-
никативной развернутости текста, или в данном случае, как я ска-
зал бы точнее, мыслительно-выразительной развернутости текс-
та. Вот и все.
Я настаиваю, что есть два полярных случая: один - когда си-
туация и способ работы в ней заданы средствами до начала комму-
никации и безотносительно к ней (коммуникация лишь включает
все это), и второй - когда сама ситуация задается и определяется
(это - полярный случай) фактически только текстом, и только по-
лучив текст, надо иметь возможность восстановить ситуацию и
осуществить мыслительную работу. Это - единственное, на чем я
настаиваю, все же реальные случаи лежат где-то между этими дву-
мя полярными.
306 Приложения
Овсяник. Это означает, что вы не будете говорить о возможности
интерпретации текста с точки зрения каких-то заданных схем, хотя,
по идее, должно быть такое"?
Дело в том, что для реальных ситуаций, вероятно, всегда при-
дется брать обе оси - ось заданности средств и ось коммуникативно-
го текста. Но, наверное, я не буду делать того, о чем вы говорите.
Овсяник. Я говорю об этом, исходя из следующего соображения. Если
мы ставим задачу рассмотреть, присутствует ли в тексте мышление,
или восстановить ситуацию с заданным содержанием (которое выражено
в тексте), то мы, по сути дела, должны уже иметь тот набор понятий и
категорий, с помощью которых мы могли бы анализировать текст.
Да, конечно, и дальше я буду об этом говорить.
Иванова. Когда мы восстанавливаем мыслительное содержание,
реконструируем ли мы действительный процесс мышления, т.е. тот, ко-
торый происходил в голове автора, или же какой-то эталон ?
Нет, поскольку я ставлю в данном случаю свою проблему сов-
сем иначе. Мы никакого процесса мышления изображать или опи-
сывать не будем. Нас вообще не интересует автор. У нас есть текст,
и мы хотим, чтобы он был понятный, ясный, наглядный, чтобы,
прочитав его, я мог бы проделать соответствующую мыслитель-
ную работу, ту, которая там зафиксирована, а не застыть в столбня-
ке на каком-то месте текста.
Я поясню еще раз ситуацию. Предположим, я читаю текст
по лингвистике, например, Г.П.Мельникова. Что я здесь «вычи-
тываю»? Где-то текст списан у кого-то (причем один к одному и
без соответствующих ссылок), где-то переписан, но при этом
что-то непонято или упущен контекст и поэтому пропущено то
существенное, что там было, где-то он сам выразил свою мысль
или образ своего сознания, но при этом выразил таким образом,
использовал для себя такую систему символов, что ему кажется,
что он что-то сказал, но мыслительной работы (той, которую он
проделал) он вообще не перевел в текст, в принципе, или он во-
обще не имел мыслительной работы, поскольку он не причастен
к мышлению.
Иванова. Наша работа, следовательно, заключается в том, чтобы
установить, где он думал, а где он ...
Текс т и мышление 307
Нет, наша работа состоит в том, чтобы самим научиться пи-
сать тексты, содержащие или выражающие мышление. Для этого
нам просто надо понять, какие тексты выражают мышление, а ка-
кие тексты не выражают его. При этом меня сейчас вообще не ин-
тересует, какое это будет мышление.
Дальше мы должны будем определять, что такое вообще мыш-
ление и т.д., но я сейчас работаю на значительно более грубом уровне:
я фиксирую один, на мой взгляд, очень интересный факт. Дело в том,
что существует даже такая литература (причем специальная), кото-
рая, скажем, называется околонаучная, популяризаторская, иногда -
псевдонаучная, и которая построена таким образом, в принципе.
Классическим образцом такой книжки является «Становление и сущ-
ность системного подхода»20. Между прочим, вполне возможно, что
она так и задумана, причем я могу понять, как рождается такая книж-
ка. Имеется целый ряд мыслительных текстов, которые надо прорабо-
тать и понять. Авторы проработали все эти тексты и поняли их, но не
на уровне мышления, т.е. восстановления, повторения и воспроизве-
дения того мышления, которое в этих книгах было заложено, а на
уровне именно понимания. А это значит, что в результате такой рабо-
ты, которую они, читая, проделали по многим текстам, может родить-
ся книжка, потому что то, что они поняли, они выразят в некотором
тексте, выразят все приобретенные ими смыслы. И этот текст будет
нести и выражать в себе их смыслы. Причем когда человек, знающий
всю эту ситуацию, читает, он может очень многое понять. Он может
понять, что и где они читали, почему они пишут так, а не иначе, уви-
дит там массу сложнейших отношений, скажем, партийных «отбрасы-
ваний» или, наоборот, принятий (групповых). Но человек, не вклю-
ченный в эту ситуацию, ничего из этой книжки никогда не извлечет
для своей работы и никогда, хоть и прочтет ее от корки до корки, ни-
чему не научится, ибо ничему там, в принципе, нельзя научиться.
В ней мышление не зафиксировано вообще.
Аросъев. Тогда, следовательно, не имеет смысла говорить о требова-
ниях к тексту самому по себе, скорее, речь должна идти о требованиях к
деятельности...
Нет, но я предупредил, что я вот до этого момента предпола-
гал, что мыслительная работа проделана, но только ее не удалось
20 [И.В.Блауберг, Э.Г.Юдин. Становление и сущность системного подхода. М., 1969].
308 I Приложения
зафиксировать в тексте или она там зафиксирована таким обра-
зом, что она не извлекается оттуда, не переводится. Это - один слу-
чай, и другой случай - это тот, когда есть такие тексты (и их, в
принципе, очень много), которые выражают некоторый смысл,
т.е. результат собственного понимания, но мышление не было там
зафиксировано и выражено по способу образования самих этих
текстов, по той предварительной работе, которая проделывалась
перед написанием этого текста. Такое тоже есть.
Аросъев. Значит, это все-таки разные вещи, т. е. та мыслитель-
ная работа, которую хотел передать человек, и деятельность, производя-
щая текст.
Да, но теперь, когда я все обернул и когда я фокусирую все
на тексте и спрашиваю, каким должен быть текст, чтобы содер-
жать, выражать или передавать определенную мыслительную ра-
боту, для меня это различие уже теряет такое принципиальное зна-
чение.
Аросьев. Непонятно, почему к тексту, а не к деятельности произ-
водящего текст ?...
Нет, такой вопрос тоже должен быть поставлен, но я сейчас
обсуждаю текст и мышление.
Максименко. В начале первой части вашего сообщения была зафик-
сирована такая ситуация, когда текст должен быть по своей «задумке»
ориентирован на некоммуникативную ситуацию, а функционирует он
по своей функции всегда в ситуации коммуникации. Этот момент и обус-
ловливает тот факт.
Нет, я этого не говорил, даже не подразумевал, это лежит
где-то далеко за пределами того, что я хотел сказать.
Максименко. Если у автора текста и читающего общая ситуа-
ция, то тогда текста, в принципе, не нужно. Если же ситуации разные,
то это будет не ситуация коммуникации, а ситуация трансляции.
Я понял; но теперь я отвечу совершенно иначе. Дело в том,
что параллельно с этой серией докладов я делал недавно два докла-
да на Сенежской студии21 в дискуссии с основными идеями сообще-
ния Олега Генисаретского, которое называлось «Методическая ре-
21 [Центральная экспериментальная студия Союза художников СССР ].
Текст и мышление 309
флексия и методическая коммуникация». В выступлении по докла-
ду Генисаретского я действительно старался проводить мысль, по-
хожую на то, что вы сказали. Я различал три понятия: общение,
трансляция и коммуникация. Я показывал, что за современным ув-
лечением коммуникацией, по сути дела, как мне представляется,
следует атомарность и индивидуализация современного человече-
ского общества сравнительно с предшествующими стадиями его
развития. При этом, по сути дела, господство коммуникации в че-
ловеческом общении означает деградацию и развал этого общест-
ва, ибо коммуникация, на мой взгляд, есть, в принципе, вещь бес-
смысленная, можно сказать, людям не нужная.
Овсяник. Вроде бы, по отношению к научной деятельности вы до
сих пор утверждали обратное.
Нет. Коммуникация как таковая оправдана в одной привходя-
щей ситуации, а именно когда начинается включение человека в си-
стему кооперированной деятельности. Чтобы начать этот процесс,
нужна в качестве некоторого подспорья коммуникация. Само обще-
ние между людьми представляет собой либо совместную организа-
цию кооперированной деятельности, в которой коммуникация не
нужна, либо всегда трансляцию, которая вообще не есть коммуника-
ция. И в этой связи при обсуждении моего доклада очень интерес-
ные вещи говорил Розенблюм. Мы затронули тему воспитания и не-
удач современного общества в воспитании. Мы обсуждали вопрос,
зачем нужна коммуникация, мы говорили, что через трансляцию
можно научить технологии, но почему не создаются ценности. Он в
связи с этим сказал, что когда раньше, в средние века, подмастерье
или ученик растирал краски, бегал за продуктами в лавочку, участво-
вал во всей этой жизни, то он был членом семьи, и все годы учебы
он, практически, включался не в технологию работы, а в способ
жизни, он принимал систему отношений, ценностей и т.д., что че-
рез коммуникацию в принципе, по-видимому, не передается.
Но для этого нужно было бы поставить вопрос совершенно
иначе. Нужно было поставить вопрос так: чего можно достичь с
помощью коммуникации и что может передаваться в коммуника-
ции? И вот оказывается, что если нечто передается, то не через
коммуникацию как таковую, а через трансляцию. Коммуникация
же есть форма общения индивидов (двух), каждому из которых ни-
чего не нужно от другого. Каждый живет как бы в своем самим со-
бой построенном колпаке, и они функционируют без какого-либо
310 I Приложения
реального контакта между собой, они живут рядом, но по-раздель-
ности. Итак, я, кажется, правильно понял ваши замечания, но я
этого вопроса сейчас не затрагивал вообще.
Видите ли, в чем дело, я даже забыл про все это, если чест-
но... Я сейчас рассматривал все очень узко, исходя из некоторой
методической задачи. Меня на самом деле интересует следующее:
как должен быть построен выразительный, содержательный
адекватный мышлению текст, каким требованиям он должен удов-
летворять. Вот та практическая установка, под углом зрения кото-
рой я все это обсуждаю.
Но, с другой стороны, вы правы вот в чем. Я ведь, фактичес-
ки, утверждаю, хотя и не явным образом, следующее: текст, обеспе-
чивающий передачу мышления, должен быть транслятивным текс-
том, а не коммуникативным, т.е., как это ни странно, коммуникатив-
ный текст, в принципе, не обеспечивает мышления. Коммуникатив-
ный текст есть текст передачи смыслов, он связан с чистым смысло-
образованием. Как только он начинает выражать и мышление, он
начинает превращаться, по сути дела, в транслятивный текст.
Овсяник. Но это обусловлено самим характером трансляции, а
именно необходимостью совершения какой-то деятельности на основе по-
нятного текста. В коммуникации якобы такой задачи не возникает. Сле-
довательно, можно сказать, что тексты (коммуникативные и трансля-
тивные) необходимо рассматривать с точки зрения тех деятельностей, к
которым они привязаны и которым они служат.
Можно так, это и будет называться «мышление и текст». Тог-
да я очерчиваю границу и рассматриваю фактически возможность
передачи содержания мышления, и я спрашиваю, а каким должен
быть текст для того, чтобы стала возможной передача мышления.
Но я рискнул бы даже сказать, что это, по сути дела, есть разговор
о тех требованиях, которые должны предъявляться к так называе-
мому научному тексту. Реально-то меня все-таки интересует во-
прос, почему тексты, которые мне присылают, или же статьи, ко-
торые я читаю, не являются научными текстами, хотя я убежден,
что люди, писавшие эти статьи, осуществляли мышление и хотели
зафиксировать его. И в этом состоит их жизнь.
Максименко. Тогда требование к тексту с его ориентацией на мы-
шление может быть определено так: тот, кому этот текст предназнача-
ется, должен его не понимать, а должен про него говорить...
Текст и мышление I 311
Нет, он должен его понять, но понять таким образом, чтобы
на основе этого понимания он мог осуществить потом тот или
иной процесс мышления. При этом я не обсуждаю, какой; вполне
возможно, что это будет такой процесс мышления, в котором гово-
рить про текст вообще не придется, не нужно будет.
Максименко. Что же в таком случае должен сделать тот, кто чи-
тает текст: понять и выделить содержание - или же он должен это со-
держание потом еще развивать, это значит, говорить про него ?
Подождите немного. Теперь я привяжусь к вашему вопросу,
который кажется мне очень красивым, и спрошу: а что значит по-
нять мысль? Не означает ли это - эту мысль осуществить или про-
имитировать? Возможно ли понимание мысли без воспроизведе-
ния или повторения самой этой мысли? Не окажется ли, спраши-
ваю я, что понять можно только ситуацию, если вы употребляете
слово «понять» в узком его смысле - произвести смыслообразова-
ние? А понять мысль, может быть (если говорить строго термино-
логически), в принципе нельзя. Мысль можно только осущест-
вить, проимитировать. Но тогда это не означает, что вы будете го-
ворить про этот текст и про эту мысль, хотя действительно здесь
есть такая тонкость: наверное, существуют такие формы понима-
ния, которые выводят вас в рефлексивный уровень, и вы начинае-
те говорить про ту мысль, которая была заключена в этом тексте.
Но это отнюдь не обязательно, это только один путь, причем его
нужно специально обсуждать, чтобы выяснить, что это за процеду-
ра такая и что мы при этом получаем. Я говорю, следовательно, на-
оборот: понять некоторый текст таким образом, чтобы извлечь из
него некоторое мыслительное содержание, - это означает: на базе
этого текста эту мысль осуществить.
Спектор. Но тогда пропадает мыслительное содержание в отли-
чие от самого процесса мысли.
А вот я-то и думаю, что мыслительное содержание в отличие
от самого процесса мысли не существует.
Спектор. И тогда в этом, следовательно, можно искать основание
для противопоставления понимания и мышления: если мы можем гово-
рить, что понимание псевдопродуктивно, по крайней мере, при своем
смыслообразовании, то говорить о мышлении как о продуктивном (в
этом же смысле слова) мы не можем.
312 Пр ил о ж е ния
Наоборот, мышление всегда продуктивно. Но для того,
чтобы получился специфический продукт мышления, надо осу-
ществить сам процесс мысли. Без этого продукт мышления, ина-
че говоря, организованность содержания, в принципе не появит-
ся. Мышление всегда продуктивно, но продуктом его является та-
кая тонкая «штука», как содержание, а содержание может образо-
вываться или получаться только в том случае, если вы этот про-
цесс мышления осуществили. Тогда у вас появится продукт, назы-
ваемый содержанием. Никак же иначе присвоить этот продукт -
содержание, - не проделав эту работу (окольными путями), не-
возможно.
Спектор. Когда я говорю о псевдопродуктивности понимания, я
имею в виду такую объективированную сущность, как смысл...
Так это же не объективированная сущность. Она объективи-
руется только из внешней позиции наблюдателя. Сам по себе
смысл не объективируется. Содержание же объективируется. А
вот после того, как вы осуществили свою мысль как процесс, появ-
ляется подлинный продукт этой мысли, который уже объективи-
рован.
Спектор. В чем он объективирован ~ в значениях, знаках?
Пузырей. Для чего он объективирован - для мысли?
Не только. Придется вновь вернуться к понятиям «предмет»
и «предметность». Дело в том, что продуктом мысли является
предметность, а предмет должен остаться уже после того, как вы
закончили свою работу мысли. Иначе говоря, продуктом мышле-
ния является предмет, подобно тому, как продуктом работ по изго-
товлению магнитофонов на заводе является этот магнитофон.
Нельзя получить магнитофон, не проделав определенную работу.
Итак, если мы имеем текст коммуникации, то возникает
проблема: в какой же мере текст коммуникации - или в какой ме-
ре текст трансляции - содержит предмет...
Спектор. А поскольку условием этого «опредмечивания», или ста-
новления предмета, является кооперированная деятельность, и каждый
из кооперантов может, скажем, писать свой текст...
Во!... И так далее. Ясно, что здесь очевиден целый ряд очень
сложных проблем.
Текст и мышление 313
Спектор. Тогда текстом оказывается нечто идеальное, а не то, о
чем вы говорили вначале.
Конечно, это я понимаю. Это так.
Максименко. В этой предметности действительно заложено тре-
бование трансляции. Если объективируется содержание, как вы утверж-
даете, то все равно непонятно - для чего или для кого. И это было то, о
чем спросил Андрей.
Обратите, однако, внимание на одну «вещь». То, что вы ска-
зали, может быть, и верно. Но сейчас я начинаю играть против се-
бя. Я говорю: что значит, что предмет создан, остался, существует,
причем уже автономно от процесса мысли? Что это значит? Ведь
на самом деле остался только текст.
Пузырей. Мой вопрос относился, скорее, к этой позиции. Я спраши-
вал, в каком смысле он объективирован. Получается, что объективирован
он только для мысли, что в результате этой объективации мы можем
вновь помыслить этот предмет.
Да, но я теперь возвращусь к началу и говорю: прекрасно, но
ведь есть еще вопрос, каков этот текст. Ведь в одних текстах этот
предмет будет, и поэтому я могу его помыслить, читая текст, осу-
ществить через него свою мысль и восстановить предметность, а в
другом тексте (он может быть очень длинным и очень красивым)
предмета просто не будет, и я при всем желании его оттуда не из-
влеку, поскольку он его не содержит.
Пузырей. Мой вопрос возник из-за употребления вами слова «содер-
жится, есть в тексте предмет или нет». Если вы считаете, что предмет
содержится в тексте только потому, что я потом могу восстановить
(с опорой на этот текст) предмет мысли...
Так я это и имею в виду.
Пузырей. Но тогда непонятно, почему вы связываете передачу
мысли с ее изображением в тексте.
А как иначе?
Пузырей. Например, диалог-процесс не изображает мысль, кото-
рая передается.
А я бы как раз сказал, что классическим образом изображает.
314 I Приложения
Пузырей. Но тогда непонятно употребление слова «изображает».
Может быть, следует говорить,что «изображать» - это значит суметь
потом этим изображением заместить то, что изображается...
Тогда я уберу слово «изображать» и скажу иначе, так, как это
соответствует моей мысли (мне же не важна сейчас терминология):
тексты Платона таковы, что они лучше всего соответствуют мысли,
они предельно адекватны определенному мыслительному содержа-
нию, тому самому содержанию, которое Платон создал своим мыш-
лением и которое, по его замыслу, должен был извлечь его читатель.
Пузырей. Понятно. В свое время вы, кажется, противопоставля-
ли две такие возможности - текст как изображение чего-то и текст как
средство смыслообразования или, скажем, восстановления в мышлении
какой-то предметности. Сейчас же...
Нет, я с этого и начал сегодня.
Пузырей. Но тогда «изобразить» и «передать» - это разные «вещи».
Просто «изображение» я сегодня вообще не рассматривал;
отношение изображения к объекту я сегодня вообще не обсуждал.
Щукин. Вы сказали, что мы должны стремиться к такому идеаль-
ному тексту, который был бы трансляцией. В то же время вы говорите о
том, что конечным продуктом мы должны иметь такой текст, кото-
рый бы заставил осуществить мысль. Но это станет возможным, если бу-
дет задана следующая схема: вы вводите в ситуацию, и это будет транс-
ляция... Далее, мы говорили о двух уровнях процессов переработки текс-
тов (на примере книги о системном подходе). Вы сказали, что сначала
осуществляется понимание текста, потом переработка «в голове»... Та-
ким образом, требуется трансляция и в то же время осуществление мыс-
ли, значит, мы должны дать в тексте такой полуфабрикат из трансля-
ции и из переработки, а не давать...
Во-первых, «головы» у меня нет. Я вообще голову не признаю
за что-либо... И вообще я представляю это все несколько иначе. Вот
читает человек какие-то чужие тексты, в которых была зафиксиро-
вана мыслительная работа. Человек эти тексты прочел и понял. Что
значит «понял»? Скажем, он говорит: «Вот тут Галилей рассказыва-
ет о том, что он делал, точнее, чего он не делал». Его интересует,
что он делал и как, и потом он все это выдает в своем тексте: в ка-
кой-то книге Галилей рассказывает, что он делал, когда мыслил.
Текст и мышление 315
Щукин. Это тот первый уровень переработки информации, точ-
нее, понимания информации.
Никакой информации нет, выбросьте все это... Нет ее. Итак,
что в этот момент происходит? Я работаю так. Вот есть некий
текст, скажем, Галилея; вот есть некто, кто читает, понимает и по-
том выражает этот смысл в другом тексте. Теперь я спрашиваю: что
понял человек, который читал? Ответ: то, что он написал в своем
тексте. Теперь же я могу спросить (двигаясь обратно): а что он по-
нял, когда читал текст Галилея? А он понял, что Галилей рассказы-
вает, что он что-то с чем-то делал. У него смысл образовался, он его
зафиксировал, а потом уже передал читателям, т.е. сообщил им:
когда Галилей писал, он рассказывал, что он что-то с чем-то делал.
Спектор. Но если бы он набрался окаянства заявить, что Галилей
еще и думал о чем-то...
Ничего подобного. Можете сказать: Галилей при этом, на-
верное, еще и думал, а кроме того, Галилей был большой ученый и
реформатор, но все это к мышлению, зафиксированному в прочи-
танном мною тексте, не имеет ровно никакого отношения, а ситу-
ация передается. Я очень многое могу получить из такого текста:
был Галилей, он работал, писал тексты, при этом думал и т.п., т.е.
текст этот весьма информативен (в классическом смысле), по-
скольку из него человек узнает массу вещей. Банально, правда, по-
скольку я это и раньше знал, но зато написано доступно, хорошим
языком...
Щукин. А к какому идеалу должен стремиться человек, который
все это выражает в тексте как в своем конечном продукте1?
Если продукт такой, то я не знаю, поскольку меня сам этот
продукт абсолютно не интересует, ибо он, на мой взгляд, никакой
культурной ценности, в принципе, не имеет, хотя (я повторяю еще
раз) это очень интересная книжка - и вот это весьма занятно. Бо-
лее того, она даже нужна «в хозяйстве», - я, например, ею посто-
янно пользуюсь.
Итак, я рассматриваю только тексты, в которых зафиксиро-
вано мышление, ибо в том тексте, который мы разбирали, никако-
го мышления не зафиксировано, причем по определению, не долж-
но или же, точнее, не могло быть зафиксировано, поскольку авторы
этой книги мыслительной работы не проделывали, в принципе.
316 I Приложения
Пузырей. Но, между прочим, вы просматриваете эту книжку и да-
же пишете по поводу ее мыслительные тексты.
Я делаю вот что. Имеется текст, по поводу которого я напи-
шу мыслительный текст (я могу даже проделать мыслительную ра-
боту), но эта мыслительная работа не имеет ровно никакого отно-
шения к тем смыслам, которые зафиксированы в тексте книги. Я
беру эту книгу как некоторый литературный факт, и я совершаю
мыслительную работу не по поводу этого мыслительного содержа-
ния, а по поводу факта появления такой книги.
Пузырей. И появления в ней на определенных страницах каких-то
выражений или смыслов... Это ведь, наверное, как-то организуется.
Нет.
Пузырей. Можно ли ставить задачу отыскания способа построения
текста, который бы выражал, содержал адекватно мышление, вне соотне-
сения с теми способами прочтения текста, - а следовательно, понимания
и реконструкции того, что в нем есть, - которыми владеет читатель?
Нет, нельзя.
Пузырей. С чего же мы должны начинать ?
Начинать нужно со всего. Есть единая ситуация. Есть текст,
который будет прочитан. Мне нужно все: мыслитель, который, как
я предполагаю, осуществил мышление; есть текст, в котором он
должен был это мышление зафиксировать с тем, чтобы его транс-
лировать; есть понимающий этот текст, тот, кто понимает и дол-
жен извлечь из текста мышление для того, чтобы его осуществить;
а кроме того, есть вопрос, каким должен быть текст для того, что-
бы это стало возможным.
Пузырей. Эти требования к тексту стоят как бы на пересечении.
Обязательно, - понимающего и говорящего. Причем пози-
ция понимающего первична, позиция говорящего - вторична.
Они, как вы заметили, принципиально неоднородны и несиммет-
ричны, поскольку проделывают разную работу.
Щукин. Приведу пример. Чтобы подмастерье был идеальным ком-
муникантом для мастера или же для подмастерья, который уже выучил-
ся и стал мастером, он должен знать стиль жизни мастера и воспринять
Текст и мышление 317
его. Он, следовательно, будет воспринимать какой-то мыслительный про-
дукт, только накладывая его на что-то типа матрицы стиля жизни. Ес-
ли он не будет знать этого стиля жизни (будет, например, воспитывать-
ся в другой среде), то он не сможет воспринять всю мыслительную конст-
рукцию. Это будет тогда коммуникация, но здесь не будет трансляции.
Я понял, поэтому я сейчас сыграю на вашем примере. Во-
первых, мастер со своими учениками вообще не разговаривает, он
до этого никогда не «опускается». Он делает свое дело, а они гля-
дят. Он транслирует деятельность в своем поведении. Если это
оратор, то он произносит речь, но он не коммуницирует при этом
со своими учениками, он просто делает свое дело. Его дело - гово-
рить, и он, следовательно, говорение просто демонстрирует. Но, с
другой стороны (вот что интересно), тогда нет никакого мышле-
ния, в принципе. Дело в том, что несмотря на все то, что я говорил
и от чего я не отказываюсь, мы не должны забывать, что мышле-
ние-то рождается в коммуникации, и только в ней, а не в трансля-
ции. Вот в чем здесь парадокс.
Спектор. Я понял, вы ввели теперь ограничения: вы говорите уже
о кооперации, а не о коммуникации. Ив этом смысле ученик не коммуни-
цирует, он находится в кооперации, «кооперируется».
Нет. Там ситуация совсем другая. Мастер, осуществляя свою
работу, имеет ученика, который учится, охватывая и ассимилируя
деятельность учителя: он ее анализирует, выделяет в ней опорные
точки, копирует, сопоставляет то, что он делает, с тем, что и как
делает учитель, и т.д., а мастер только работает. Но тогда никако-
го мышления не будет, хотя будет анализ (у ученика). Мышление
же возникает тогда, когда нужно коммуницировать в процессе
трансляции, при этом возникает такая специфическая «штука»,
как мысль, и эту мысль надо зафиксировать в такой форме для ком-
муникации (и в процессе коммуникации), чтобы она на самом де-
ле транслировалась, причем транслировалась как мысль. Вот тог-
да впервые появляется мысль, которая начинает транслироваться.
Более подробно я обсуждал этот вопрос в прошлом году на лекци-
ях в МТИППе22. Там я говорил о коммуникации, кооперации и
трансляции, и на этом строил весь цикл лекций. Но сейчас я об-
22 [См. выше, с. 30, примем. 7].
318 Пр ил о же ния
суждаю всего лишь один узкий вопрос, а именно - текст и мышле-
ние, мышление и текст. Каким должен быть текст, чтобы он фик-
сировал и репрезентировал мышление, мышление говорящего
для слушающего и понимающего?
Пузырей. Мне кажется, вы сузились лишь на словах, потому что
ситуация всегда, в принципе, остается такой, что в коммуникации нуж-
но еще и учиться.
Я и говорил с самого начала, что это должна быть такая ком-
муникация, которая, по сути дела, есть трансляция. Ибо только
тогда существует мышление.
Спектор. Но это возможно, на мой взгляд, только в кооперирован-
ной деятельности.
Смотрите, как хитро говорит Андрей. Он говорит: учить на-
до. Ну да, так здесь кооперация задана условиями обучения, но ес-
ли я буду только демонстрировать мышление, я его не буду переда-
вать. Вы сможете копировать мышление, но вы не будете получать
его в тексте и через текст.
Вопрос заключается в следующем: мы пишем и говорим так,
как мыслим, или же мы мыслим так, как пишем и говорим? Я бы,
скорее, остановился на втором. Если брать все в такой оппозиции,
я сказал бы, что второе мне ближе. Если же ни то, ни другое, то
что?
Кстати, если мы возьмем традицию от А.Бине до К.Дункера,
то, действительно, они доходят до этой оппозиции и спрашивают,
что есть мышление - процесс или структура.
Максименко. Просто были такие задачи, которые позволяли даже
это спрашивать.
Но ведь они спрашивали не потому, что у них были такие за-
дачи, а потому, что они пользовались категориями структуры и
процесса. Не существует такого процесса мышления, о котором
вы говорите, его просто нет. Если нет структуры мышления, тогда
нет и автора, который пишет. Вы говорите: я автор, я фиксирую в
тексте свое мышление. А есть ли такая «вещь», как мое мышление?
Максименко. Это должно быть названо, но ничего делать с ним
больше не нужно. Я говорю о процессе мышления.
Не знаю.
Текст и мышление I 319
Иванова. Здесь, вероятно, нужно исходить из двух пунктов: во-пер-
вых, из соотношения мышления и речи (из того, что вы сказали: мы пишем,
как мыслим, или мыслим, как пишем, очевидно, что мышление не соответ-
ствует речи, но мы не можем сделать ни первого, ни второго, т.е. решить
эту альтернативу каким-то средним образом); во-вторых, из того, что мы-
шления индивидуума как такового не существует, потому что иногда он не
осознает, что употребляемые им конструкции являются не его собственны-
ми, а списанными или взятыми откуда-то, т.е. не представляют его собст-
венных процессов мышления. Иначе говоря, две трудности - несовпадение
мышления и речи и несамостийность его собственного мышления ~ созда-
ют, в свою очередь, трудность в отнесении текста к тому мыслительному
процессу, который автор может каким-то образом зафиксировать.
А почему вы думаете, что есть речь?
Иванова. А то, что вы назвали «пишет», разве это не речь?
Мышление. Реально же, я предполагаю, никакой речи нет,
ее просто не существует.
Иванова. Но тогда под речью нужно понимать то, что он пишет.
Ведь когда автор пишет, он же формулирует это как-то в словах.
Вот это и есть мысль.
Иванова. Но то, что он пишет, он мог бы и просто сказать. Что
это будет в данном случае - мысль или речь?
Та же самая мысль. Что же такое речь, я не знаю. Я думаю,
что такого нет.
Иванова. Очевидно, что то, что автор пишет и фиксирует, и то,
что вы называете мыслью, это еще не вся мысль, ...не весь тот процесс,
который происходит при написании текста, который стоит за тем,
что пишется и фиксируется в словах.
А что еще стоит?
Иванова. То, что не может быть зафиксировано...
Тогда для него нет ни речи, ни мышления. Это я могу понять.
Раз он не фиксирует, значит, у него ни речи, ни мышления нет.
Иванова. Одно дело - отрефлектированная мысль, а другое дело -
та мысль, которая ускользнула и он не может ее поймать.
320 Приложения
А, может быть, это не мысль? Как мы можем выяснить,
мысль это или не мысль, если она ускользнула?
Иванова. По-моему, вся трудность реконструкции мышления вы-
текает из того, что у нас сложились определенные традиционные пред-
ставления, что не всякую мысль можно выразить.
Даже если отбросить эти традиционные представления, то
все равно проблемы остаются. Если выбросить даже все эти тер-
мины - речь, мышление, взаимоотношение между речью и мышле-
нием, - то все равно проблема остается.
Спектор. Как же они тогда даны ?
Просто утверждается в исходном пункте: нет ни речи, ни
мышления, а есть речевое мышление.
Иванова. Оно есть в вашей идеальной конструкции. У того же,
кто пишет книжки, аналогичные той, которую вы нам показали, у него
нет речевого мышления, но есть какие-то узловые моменты мышления. Ес-
ли рассматривать структуру мышления, то тогда можно, вероятно, го-
ворить о каких-то структурных единицах мышления.
У них просто нет речевого мышления - и все. У них есть не-
что другое. Вы же говорите практически следующее. Если нам
удастся зафиксировать в тексте порядок и последовательность ос-
новных ходов мысли, то этот текст будет транслятивен. В этом слу-
чае у меня, действительно, возражения никакого не будет, но это
будет уже совсем другой разговор. Тогда мы должны задать вопрос,
а что это за так называемые узловые моменты мышления? И, на-
верное, если мы так поставим вопрос, то эти узловые моменты мыш-
ления должны существовать независимо от того, осуществляем мы
мышление или нет, они существуют как нечто должное.
Значит, мы опять возвращаемся к отношению
«текст-мысль». Я представляю себе дело так. Кстати, это очень
красиво выражал В.В.Давыдов на защите своей докторской дис-
сертации.
Понятие мышления было сформировано в логике и филосо-
фии при анализе текстов. Была некоторая объектная эмпиричес-
кая ситуация. Был текст, и надо было его реконструировать. А мы-
шление либо содержалось в тексте, либо не содержалось, но это
был атрибут текста. Вот так было введено понятие мышления. Бы-
ло одно понятие мышления, и никакого другого понятия не было.
Текст и мышление 321
Потом же (надо найти виновников и подвергнуть их публичному
наказанию, очевидно, это были люди очень беззаботные на пред-
мет мышления) было взято это понятие и оторвано..., т.е. было по-
нятие мышления, созданное как предмет, они же взяли слово, ото-
рвали смысл (это было чистое словообразование) вне содержания
и поместили слово с его значением в другой предмет, иначе гово-
ря, стали показывать пальцем на голову и говорить: в ней происхо-
дит мышление, употребляя то слово, которое раньше служило для
обозначения связки текста и всех остальных действий с ним. С
этого момента начались страшные околонаучные безобразия, ко-
торые изничтожили все то, что имело отношение к мышлению и
науке. С точки зрения логоса это - недоразумение.
Пузырей. В психологии много таких недоразумений. Одно из них
связано, тапример, с понятием ассоциации. Первоначально (в диалогах
Платона) о них речь идет не как об описании того, как это в нас проис-
ходит, а как о предписании для построения прежней деятельности при-
поминания или чего-то другого. Затем же произошло такое смещение, ана-
логичное тому, о котором говорил Георгий Петрович.
Поэтому-то так важно и интересно обнаружить этих (может
быть, невольных) злоумышленников и разобраться, что там про-
исходило. Поэтому реально никакого мышления в психологии
нет. Такого понятия нет, а потому предмета нет, причем это не зна-
чит, что не должно быть. Может быть, его нужно создать.
Несколько замечаний по поводу замечания Дмитрия Александ-
ровича [Аросьева] об ориентировке неправильно понимающего.
Этот вопрос решается в обществе, на мой взгляд, следующим обра-
зом. Отношения социетальные, ситуативные поднимаются на уро-
вень общих культурных норм, и им удовлетворяют независимо от
Иванова, Петрова, Сидорова. Человек-то, в общем, живет и действу-
ет соответственно нормам культуры и заданным образцам или стан-
дартам. А коммуникация в этом смысле (причем коммуникация во
всех ее формах, в том числе и коммуникация, осуществляющая транс-
ляцию) есть нечто сверхъестественное, в общем-то, пока что ненор-
мальное. В истории человечества... люди не коммуницировали.
Щукин. Но сейчас-mo мы ставим задачу передачи мышления, и по-
этому без модели коммуниканта нельзя обойтись.
Если вы ставите задачу передачи мышления, то без модели
коммуникантов и без топологии коммуникантов обойтись будет
II - 2615
322 I Приложения
нельзя. Это так. Но я-то как отвечаю: я не ставлю такой задачи,
мне в конце-то концов на коммуниканта плевать.
Щукин. А может быть, авторам названной, вами книги тоже пле-
вать на коммуниканта, поэтому они такую книжку и написали.
Как раз наоборот, поскольку они очень заинтересованы в ком-
муниканте. Более того, у них-то коммуникант всегда будет и есть.
Когда я говорю, что мне на коммуниканта плевать, это не означает,
что я так лично к нему отношусь, это только значит, что человек дол-
жен, я так считаю, действовать, в том числе передавать мысль или
фиксировать мысль, соответственно нормам своей деятельности.
Если он это будет делать, он может претендовать на то, что в него не
станут бросать камни, во всяком случае. Поэтому для меня вопрос
стоит так: а, собственно говоря, каким же образом можно построить
текст, чтобы в нем было зафиксировано адекватное, содержатель-
ное и недефициентное, следовательно, правильное мышление.
Щукин. Здесь проблема в том, что правильность мышления будет
констатировать какой-то другой 1еоргий Петрович. Вы же будете ориен-
тироваться на самого себя. Вы выделите список некоторых идеальных
правил и будете по нему составлять текст, абсолютно не ориентируясь
на коммуниканта. Идеальный коммуникант - это вы сами, который по-
настоящему может оценить любую «вещь». Зачем вам нужен тогда
текст?
Дело в том, что я-то буду плевать на коммуниканта, и в ре-
зультате я получу возможность строить такой текст, который все
будут понимать и из которого все будут извлекать мышление. И это
есть единственное условие для того, чтобы суметь строить пра-
вильный понимаемый текст.
Щукин. Как должен ваш текст влиять на тех людей, для которых
вы пишете ?
Они должны извлекать из него мышление.
Щукин. А свое мышление они из него не могут извлечь ?
Пусть они это делают без моих текстов. Моя задача состоит
только в передаче мышления, и от них я жду того же самого. Если
я читаю, скажем, тексты Вадима Розина или Виталия Дубровского,
то я, находясь в позиции понимающего, хочу извлечь оттуда, это
моя субъективная установка, я хочу извлечь мышление Розина или
Текст и мышление 323
Дубровского и таким образом через них приобщиться к «духу», к
логосу, поскольку я сам этого не могу. Мне нужен их талант, их
творческое воображение, их мышление. Я, таким образом, предъ-
являю требование к их текстам, чтобы я мог на основе текста осу-
ществить их мышление. Это я, находясь в роли понимающего,
предъявляю такое требование.
Щукин. Вы ориентируетесь только на себя ... или же вы говорили,
что ориентируетесь на общекультурный контекст? Предполагаете ли
вы, что коммуникант будет воспитан в той же среде и сможет вас по-
нять, если вы сможете правильно организовать свой текст ?
Да-
Спектор. Тогда даже не обязательно требовать такого условия для
правильной организации текста. Если мы воспитываемся в одних и тех
же условиях, то мы и осуществляем подобное замещение.
Нет. Я осуществляю новый образец мышления. Зачем мне
писать банальные тексты? Или: зачем им писать банальные текс-
ты? Ведь они-то усвоили парадигмы мышления, эту культуру, а мы-
шление и этот процесс мышления или эту структуру мышления
они осуществили в первый раз, человечество еще такого не дела-
ло, хотя это есть не что иное, как мышление вообще. Но вот в этом
мышлении вообще это появилось впервые. Я же хочу повторить
их мышление на основе их текста, но для этого нужен их текст.
Аросъев. Текста, вероятно, будет мало. Нужно либо побыть их уче-
ником, либо нужно поработать с ними некоторое время.
Не хочу, у меня нет времени. Не нужно этого. Я говорю по-
этому: составьте и напишите такой текст, чтобы я мог осуществить
ваше мышление, не будучи вашим учеником. Задача состоит про-
сто в том, чтобы они задали некоторые правила писания текста,
на основе которых я мог бы их понимать, поэтому не нужно меня
изучать или писать специально для меня...
Щукин. Вы что, возьмете на себя подряд писать для людей, для
каждого в отдельности ?
Конечно, все люди работают так. Я не хочу иначе работать.
Приведу одну старую модель. Люди общаются между собой, обра-
щаясь к Богу. Есть другой всеобщий посредник - система культуры.
Мне-то важно общаться именно через эту систему культуры. Более
п
324 Приложения
того, так происходит всюду. Мы только потому можем ходить на
свидание друг к другу, что у нас есть такой всеобщий эталон, как ча-
сы. Если бы мне приходилось для того, чтобы с кем-то встретить-
ся, изучать каждый раз, в каких условиях формировалось его вре-
мя, на этом моя жизнь на втором или третьем свидании закончи-
лась бы.
Щукин. Мы, следовательно, должны спроектировать такую иде-
альную матрицу, на которую бы все это проецировалось. Но они ведь фор-
мируются только благодаря широкому статистическому исследованию,
опять же культурному.
Почему? Ведь есть же совершенно другая точка зрения: если
так говорят все, то это ошибка.
Щукин. Понимающий и коммуникант должны проецировать, по
сути дела, одно и то же.
Они должны проецировать, и не то, что они и так, как все,
проецируют, а нечто другое, то, что соответствует «духу». Они обя-
заны проецировать то, что соответствует «духу».
Щукин. Тогда вам нужно создать очень четкую теорию, чтобы они
именно так себя и вели.
Иванова. А что означает выражение «соответствие духу» ?
Богу. И это не будет стандартизация мышления, как вы дума-
ете. Тогда лишь впервые станет возможным развитие мышления,
потому что если нет единых норм, то вообще нет никакого мышле-
ния. А здесь оно будет идеально продуктивным. Правда, они долж-
ны представлять собой систему управления этим развитием. Они
должны развиваться искусственно. Если они будут развиваться ес-
тественно, опять это приведет к хаосу, разрушению мышления.
Овсяник. По сути дела, когда мы ставим задачу проанализиро-
вать процесс мышления автора, мы тем самым предполагаем, что в дан-
ном тексте заложены такие нормы, которые уже нарушают, по сути де-
ла, старые нормы. Или же по степени своего совершенства они находят-
ся на более высоком уровне, поскольку читать текст, всецело ориентиро-
ванный на одни и те же нормы, будет, вероятно, просто неинтересно.
Кроме того, в данном случае будет происходить замыкание, то есть дви-
жение по кругу...
Текст и мышление 325
Нет, я сразу расслаиваю все это. Я говорю: с точки зрения
формы этот текст должен целиком следовать всем обязательным
нормам, а в своем содержании пусть он их нарушает.
Овсяник. Именно это я и имел в виду. Понимать текст с точки зре-
ния формы мы можем, ориентируясь и на старые нормы; содержание же, ко-
торое несет текст, может и должно быть ориентировано на новые нормы.
Иванова. Должны ли мы использовать тексты великих мыслите-
лей для конструирования новых норм?
Наверное.
Иванова. А каким образом мы должны их ассимилировать ?
Сначала выучить, знать, как они это делали, и следовать этому,
Иванова. Следовательно, задача реконструкции мышления на ос-
нове каких-то текстов у нас остается ?
Конечно. Но вы опять очень высоко берете. Есть, напри-
мер, правило, что, начиная статью, нужно сформулировать про-
блему. Это относится именно к области норм. Многие авторы, од-
нако, не следуют этому правилу. Я, однако, обсуждаю только те тек-
сты, которые претендуют на то, что они содержат мышление. Ска-
жем, Ницше и Бердяева я с этой точки зрения обсуждать не буду.
Иванова. Но ведь никто не делает такой заявки, когда пишет тек-
сты. Или, может быть, все претендуют?
Нет, отнюдь не все.
Иванова. Тогда нужны классификации текстов.
Да, и есть много расширенных классификаций, притом
очень интересных.
Иванова. Тогда оказывается, что одна часть будет заниматься
мышлением, а другая часть человечества будет заниматься тем, что пи-
сать философские и художественные тексты.
Да, и ради Бога - пусть пишут. Дело в том, что вы, Лена, не
соотносите это с некоторой реальной ситуацией, с тем, что тут на-
звали «добыванием хлеба». Вы этого совершенно не учитываете, а
эта самая ситуация добывания хлеба приводит к удивительной изо-
щренности человеческого разума.
326I Приложения
Например, есть человек, он - ассистент, и он четко определяет-
ся: через три года я должен быть профессором, т.е. пройти до-
цента, потом сделать и защитить докторскую; какого рода лек-
ции я должен читать и как? И он реализует свою программу. И ра-
ди Бога, пусть он себе эту задачку и решает. Может быть, он тре-
мя семьями обременен, ему нужно кормить шестерых детей. Я
вполне понимаю его установку. Но из этих соображений пишут
90% всех пишущих, причем совершенно сознательно. А я, как ре-
дактор издательства Академии педагогических наук, говорю это
с полной ответственностью, потому что 90% таких работ через
меня проходило. За столько времени, сколько я редактировал
статьи и книги, я столкнулся лишь с одним автором, которого ин-
тересовал написанный им текст по содержанию. Всех остальных
писателей содержание вообще не интересовало. Им нужен был
факт публикации. Я мог вписать прямо противоположное тому,
что было в тексте, исходя из логической необходимости, а мне
говорили: да, теперь лучше получилось. Главное, чтобы не умень-
шилось по объему.
Другой пример. Когда Бертран Рассел писал свою книгу «Че-
ловеческое познание»23, его абсолютно не интересовала истина,
поскольку ему нужно было зарабатывать деньги - и все. Это же
была классическая фигура, лауреат Нобелевской премии и фило-
соф с мировым именем. Содержание его, однако, нисколько не
интересовало, а поэтому написанная им книжка не содержит мы-
шления, будучи признана философским трудом. При этом - что
интересно - он сам об этом сказал, следовательно, еще и публич-
но посмеялся.
Точно так же, как в одном знаменитом журнале два физика,
Гаммов и Бетов, приписав туда третьего физика Альфова, написа-
ли статью о законах право- и левовращения рогов у коров. А так
как физики были очень известные, то эта статья была тут же
опубликована и даже породила огромную литературу: ставились
эксперименты, что-то доказывалось, хотя была она написано
только ради «физики шутят». Все эти примеры были просто ком-
ментариями к вашему замечанию, они не относятся непосредст-
венно к тому, что я хотел тут обсуждать, поэтому я двинусь не-
сколько дальше.
Прежде всего, я здесь фиксирую, что подобно тому, как
есть собственно синтаксическая правильность, а, кроме того,
есть еще, скажем, законы стилистики и словоупотребления, ко-
торые относятся уже не к отдельному предложению (простому
или распространенному), а к сложным комплексам текстов, -
точно так же и логическая, или мыслительная, правильность
23 [Б.Рассел. Человеческое познание. Его сфера и границы. М-, 1957].
Текст и мышление 327
имеет целый ряд уровней. Первый уровень - это, скажем, пра-
вильное выделение отношения предикации в предложении.
Можно набрать огромное количество текстов, в которых нужно
только переставить слова - изменить актуальное членение, как
говорят лингвисты, - чтобы адекватно понять мысль автора. Ес-
ли читать так, как написано, понять невозможно, или же понима-
ешь нечто совершенно другое. Иногда же бывает сложнее: спра-
шиваешь автора, что он хотел сказать, он объясняет, и видишь,
что там, действительно, вроде бы это сказано, но только отноше-
ние предикации отсутствует, а, следовательно, нет никого утверж-
дения, т.е. правильного отношения к объекту. Это - один уро-
вень, о котором я говорил. Точно так же есть определенные мыс-
лительные правила построения группы предложений, есть пра-
вила выделения абзацев. И это - определенное средство мысли-
тельной или логической выразительности текста.
Но я дальше буду обсуждать нечто иное. Я буду обсуждать
членение, соответствующее той структуре мышления, которую
здесь называли опорными точками, или узловыми точками.
Чем они определяются? Здесь мы попадаем в область проблем
соотношения процесса и структуры. Теперь я утверждаю следу-
ющее: текст, в принципе, не следует и не должен следовать про-
цессу так называемого мышления. Если он будет следовать, то
это будет плохой хаотичный текст, соответствующий плохой
хаотичной мысли. Наоборот, текст должен быть организован со-
ответственно организации того предмета, который в нем должен
быть выражен. И уже дальше каждый отрезок текста, соответст-
вующий выражению структуры, или организации предмета,
должен быть построен таким образом, чтобы обеспечить содер-
жательно адекватное выражение, воспроизведение или фикса-
цию соответствующего элемента или блока предмета. Здесь я
фактически связываю то, что мы обсуждали сегодня, с тем, о
чем я говорил на самых последних занятиях в ЦНИИПИ - о
структуре предмета.
Если мы будем исходить из этого, то мы должны будем ска-
зать в общем виде, что адекватным мысли будет тот текст, кото-
рый фиксирует и демонстрирует, воспроизводит в легком для по-
нимания виде (что это означает, мы будем обсуждать дальше) все
необходимые элементы задаваемого предмета или предмета-мыс-
ли. Сколько в данном предмете есть элементов (а их может быть
разное число), столько в этом тексте обязательно должно быть
328 Приложения
частей, воспроизводящих все эти элементы. Если мы будем следо-
вать этому принципу, мы сможем представить затем весь текст как
систему вложенных друг в друга интервалов. Например, если
речь идет о тексте, в котором фиксируется решение какой-то
практической задачи, то нужно начинать с фиксации самой зада-
чи и фиксацией решения заданной вначале задачи надо текст за-
кончить. Поэтому фактически задача там присутствует в начале и
в конце текста.
Спектор. В принципе, текст выступает как нечто организующее
мышление, но не наоборот: мышление текст не порождает. Иначе говоря,
текст является матрицей...
Да, сейчас так я говорю.
Спектор. И вообще вся композиция текста первична по отноше-
нию к процессу мышления.
Да, сам текст задан по отношению к структуре предмета, а
уж задача вашего мышления, порождающего этот текст, состоит в
том, чтобы удовлетворить этому нормативному требованию, и он
должен быть построен так, чтобы получился текст, фиксирующий
предмет в его нормативной структуре или каждый тип предмета в
его нормативной структуре. Итак, начало и конец текста должны
соответствовать задаче, а дальше, если формулировке задачи соот-
ветствует указание на ситуацию, то, соответственно этому, следую-
щий, как бы вложенный внутрь интервал будет соответствовать
описанию ситуации, а описание ситуации, в свою очередь, должно
быть структурировано соответственно всем необходимым элемен-
там ситуации, причем необходимым относительно действия, или
действования. Если я до сих пор говорил, что мышление есть дея-
тельность, преобразующая содержание, или мышление есть пре-
образование содержания или единиц конструирования задач, то
теперь я, фактически, говорю, что содержанием является предмет
и работа с ним.
Но здесь есть два момента, к которым я потом вынужден буду
вернуться. Здесь есть такая двойственность: есть предмет и есть са-
мо мышление как процесс, или мышление как деятельность. Они
действительно в тексте увязаны, и предмет тоже содержит в себе мо-
менты этой деятельности. Но! И это очень важно: сам процесс мыш-
ления ведь тоже должен найти отражение в тексте, а не только пред-
мет. А процесс мышления не совпадает с предметом. Они как бы пе-
Текст и мышление I 329
ресекаются, они завязаны на предмете в тексте, но в тексте-то будут
моменты самого процесса мышления, соответствующего реконст-
рукции или созданию этого предмета, и они тоже должны быть фик-
сированы. Но они должны быть фиксированы, если пользоваться
названным здесь выше образом, вне этих узловых точек, т.е. узловые
точки или узловая структура задают структуру предмета, воспроизво-
дят все необходимые в нем элементы, а в промежутках между этими
узловыми точками может фиксироваться сам процесс.
Спектор. Он уже выступает как слоистый?
Обязательно.
Спектор. Как все это соотносится с той трехчленной схемой тек-
ста, которую вы предлагали раньше, когда предполагалось, что текст
разбивается на мысль и объект? Предмет или предметность - это разви-
тие тех представителей ? Этот вопрос обсуждался вами два или три го-
да назад. Текст был представлен тогда как две ортогональные сущности,
в которых отображается мысль..
Нет, это другое. Это уже особый вопрос. Это так называе-
мые онтологические тексты. Там оперирование-то происходит,
следовательно, нормы заданы, а предмет представлен как онтоло-
гия. По сути дела, это вопрос: какие бывают типы предмета? Пред-
меты могут быть разными, например, полный предмет, где репре-
зентированы все его элементы, начиная от проблем и эмпиричес-
ких фактов и кончая онтологией, средствами, методом (или мето-
дологией) и т.д.
Спектор. Это следует понимать так, что тема, которая обсуж-
дается сейчас, т.е. текст и мышление, не предполагает объект, или мы-
шление в данном контексте не предполагает объект, у мышления есть
предмет.
Да, мышление предметно, а предмет имеет определенное
строение, определенную организацию. И вот текст будет правиль-
ным и содержащим мышление, если он будет последовательно, по
очень жестким схемам задавать все элементы предмета.
Спектор. Я не имею, следовательно, сейчас права говорить о том,
что у мышления есть объект.
Да, пока не имеете. Надо говорить только, что мышление
предметно.
330 I Приложения
Максименко. Тогда все оказывается понятным, кроме одного мо-
мента. Получается, что то, что мы говорили о процессах мышления, во-
обще бессмысленно. Это происходит потому, что мышление нельзя пред-
ставлять как процесс никоим образом, поскольку движение по тексту не
будет никоим образом относиться к мышлению. Если это так, а вы это
сейчас подтвердили, то тогда иного процесса, относящегося к процессу
мышления, не будет.
Нет.
Максименко. Там будут процессы понимания, которые очень спе-
цифичны, а именно тем, что у них тоже нет процессов, кроме какой-то
временной смены...
Нет.
Пузырей. Вы говорили также, что мышление осуществляется через
предмет, а здесь же на каждом шаге чтения текста наставляются толь-
ко отдельные элементы предметности. Может быть, Валерий тоже об
этом говорил ? Во всяком случае, здесь нет мышления, поскольку нет еще
предметности.
В каком-то смысле вы правы, но рассматривайте это как со-
знательно сформулированный парадокс...
Итак, я поставил вопрос следующим образом; каким обра-
зом должен быть задан, организован, создан текст, чтобы он пе-
редавал мышление и заставлял человека, понимающего этот
текст, осуществить соответствующий ему процесс мышления. Тут
говорили, что для этого текст должен соответствовать процессу
мышления (неважно, что это неточно, - мне все это нужно для
игры). Я вроде бы говорю: плевать я хотел на процесс мышле-
ния, и вообще он меня не интересует, хотя я его должен органи-
зовать и направить. Но чтобы сделать это, т.е. организовать и на-
править процесс мышления, мы должны взять установку на ре-
презентацию, или представление в тексте структуры или органи-
зации предмета, и если мы добьемся того, что в тексте предмет
будет зафиксирован, то тем самым мы добьемся организации мы-
шления понимающего. Это - первый абстрактный тезис. Потом
я поправился, причем несколько раз. Во-первых, я скажу, что это
справедливо для научно-теоретического мышления, ибо только
оно предметно, а методологическое, скажем, если и предметно,
то в другом смысле. Во-вторых, я скажу, что выражение предмета
Текст и мышление I 331
есть удовлетворение некоторому абстрактному общему принци-
пу, это необходимое условие трансляции мышления, организа-
ции его. Но очень часто этого оказывается недостаточно, и текст
должен быть во многом избыточным, намного избыточным, и он
должен, задав скелет строения предмета, содержать также орга-
низацию самих процессов как таковых через дополнительные
элементы. Представьте себе эти узловые точки, а внутри пух-пе-
ро; так вот настоящий текст - это обязательно текст, содержа-
щий «пух-перо», и можно, наоборот, показать, что «чистые» тек-
сты, содержащие предметную структуру, не коммуникативны и
поэтому не транслятивны. Они, будучи идеально транслятивны-
ми, не выполняют своего назначения, поскольку не содержат, ка-
залось бы, избыточного, но тоже очень важного коммуникатив-
ного момента. Под «пухом-пером» я имею в виду так называемую
человечность. Вот вы читаете, например, мой текст и говорите:
зануда, я его читать не буду, хотя он пишет, может быть, абсолют-
но правильно.
Иванова. Мне кажется, что недостаточно зафиксировать в текс-
те схему предмета, поскольку сама предметность ~ это не только схема
предмета, но еще и то содержание, которое живет в этой схеме, функци-
онирует в ней. Задание одной схемы предмета не означает еще, что
текст будет передавать и фиксировать мышление.
Овсяник. Предмет и блоки предмета и есть то содержание, кото-
рое фиксируется в тексте. Речь же в данном случае идет уже о том, что
одна и та же схема предмета может наполняться одним материалом
или же разными типами материала. Третьего пока здесь не видно.
Предположим, я говорю: табуретка. Вы меня спрашиваете:
разве табуретка сводится к слову «табуретка»? Я ведь употребил
только слово. А что я там мыслил при этом, черт его знает. Когда
я говорю о предметности, я задаю предметность через схему. Дру-
гих способов задания я не знаю. Мысль же ваша мне понятна.
Итак, если понятно все, я фиксирую следующий момент.
Анализ разнообразных текстов с этой точки зрения обнаружива-
ет удивительную неоднородность подобных образований. Вот
читаешь текст, вроде начинается передача мыслительного про-
цесса. Как будто автор знает набор этих блоков и начинает по
ним двигаться. А потом вдруг возникает потеря однородности в
задании самой ситуации и предмета, т.е. автор поднимается на
332 I Приложения
более высокий уровень обобщения, скажем, одни блоки он зада-
ет в одном уровне обобщения, а другие блоки - в другом уровне
обобщения, одни он задает на уровне объектности и операций,
а другие - только на уровне смыслов, да еще в разных культур-
ных традициях.
Я, правда, имею в виду более занятные случаи. Так, например,
Вадим Розин сделал очень интересную работу, которая, на мой
взгляд, является классической, и опубликовал статью24. Он
строил модели и, соблюдая все уровни предметности, работал
на моделях. Эмпирический материал анализировался ради по-
строения этих моделей и возможностей конструктивного или
оперативного развертывания их. Он рассматривал все это с
точки зрения знака, знаний, объектов оперирований, опера-
ций и т.д. соответственно схемам многоплоскостного знания.
Там его значения не интересовали в принципе, поскольку зна-
чения были связями отнесения.
Далее, он пишет другие статьи по возникающим перед ним
новым проблемам. Теперь он выступает на конференции по се-
мантике, где основной проблемой является значение. Он, види-
мо, представляет себе дело следующим образом: вот есть у меня
эта работа, теперь ее надо переосмыслить с точки зрения зна-
чений и написать статью. При этом он знает, что «связочки» на-
зываются значениями, вот в том контексте, когда он анализиро-
вал структуру знаний, операций и т.д.
И он начинает теперь обсуждать свои старые схемы, не
строя моделей значения, не задавая значения как моделируемые
объекты, не вводя конструктивных операций и преобразований
на этот уровень, а имея в виду те свои структуры, те преобразова-
ний, которые делались для единиц другого класса, и теперь он
описывает их на смысловом уровне. Он говорит, что он в тех
работах описал значение, и глядя на то, что у него было в том
тексте, он говорит: можно предположить, что значения изменя-
ются так-то, так-то и так-то. Спрашивается, откуда он получил
это свое знание.
Иванова. Из того представления о значении, которое он имел и за-
фиксировал в первом тексте, или же которое вытекает из первого текста.
На том тексте и на той работе вообще про значение ниче-
го нельзя говорить, там же это не моделировалось. Поэтому в но-
вой работе, которую написал Розин, никакого предмета уже не
24 [В.М.Розин. Семиотический анализ знаковых средств математики // Семиотика и
восточные языки. М.,1967].
было, в то время как в первой статье такой предмет был, и была
проделана большая работа.
Спектор. Когда мы обсуждали проблему предмета, мы никогда не
говорили о том, что предмет всегда конституируется через какое-то одно
особое начало, интенцию, ради которой он строится, или же для которой
строится та или иная модель. Мы говорили о предмете как организации
многих блоков. И если значения получили свою определенность в первом
предмете, то Розин имеет право обсуждать значение, сохраняя ту же
предметность.
В том-то и дело, что нет.
Спектор. Тогда какой смысл имеет обсуждение единства всех акту-
ально данных нам блоков...
Повторю. Есть схема предмета. Я могу с точки зрения этой
схемы проанализировать все элементы текста Розина: вот он
сформулировал проблему, вот он задал факты, вот он строил моде-
ли, вот у него была онтологическая картина, язык, средства, и он
получил некоторые знания. Теперь я спрашиваю: что было пред-
метом изучения Розина? Слово «предмет» сейчас употребляется в
другом смысле: что было предметом изучения? Им были схемы
знаний, схемы знаков (или знаки с их различениями). Значения
же как таковые предметом изучения не были, поскольку они не
изображались в онтологии значений, не были созданы модели зна-
чений, не были зафиксированы факты, характеризующие «жизнь»
значений, и не могло быть никаких знаний о значениях. Поясню
еще раз. Там предметом было знание, которое было изображено в
таких схемах, в которых были значки знаковой формы, значки со-
держания и значки значений. Значение как таковое предметом
изучения не было, значения как особые сущности не моделирова-
лись, они там присутствовали в его моделирующих схемах...
Спектор. И тем самым получали свою определенность.
Нет, они получали определенность как элементы модели, но
не как естественные образования в объекте и не как объекты.
Максименко, Значения не были сконструированы в их «жизни зна-
чений». Они, однако, были наименованы, а, следовательно, были опреде-
ленным образом проденотатированы.
334 Приложения
Нет, не следует. Они были проименованы, но это были име-
на элементов моделей, поэтому единственное, что Розин может
рассказать в рефлексии, как он словом «значение» работал, моде-
лируя знание. Про значения же он ничего сказать не может. И тог-
да вся работа не имеет ровно никакого смысла. Работа приобрета-
ет смысл только тогда, когда происходит то, что может быть назва-
но перепредмечиванием. Ведь нужно же построить такую «вещь»,
как предмет для значения. Если бы Розин, исходя из своей работы,
проделал бы работу по осуществлению перепредмечивания, - а он
фактически сделал то же самое, что сделали некие психологи со
словом «мышление»...
Спектор. Но у них ничего не получилось.
И у него ничего не получилось. Семантика занимается изме-
нением значений. Чтобы высказывать нечто содержательное про
изменение значений, нужно построить такой предмет, в котором
фиксировались бы изменения значения. Что это значит? Это зна-
чит, что должны быть какие-то факты, связанные с изменениями,
он должны быть особым образом зафиксированы, должна быть по-
строена онтологическая картина специально для значений, учиты-
вающая их изменения, должны быть построены модели изменения
значения, должны быть соответствующие средства и должен быть
метод. Потом это должно быть зафиксировано как проблема, а по-
сле этого должно получиться знание. Причем между всеми блоками
должны существовать соответствия. Теперь я спрашиваю: есть у Ро-
зина такой предмет? У него такого предмета нет, но тогда возника-
ет вопрос, что же у него есть. У него есть предмет, в котором он изу-
чал знание. Ему кажется, что если он изучал знание и при этом в хо-
де изучения знания в последовательности его моделей у него каким-
то образом преобразовывались, трансформировались значки зна-
чений, то он, гладя на это, может сказать, что они изменяются та-
ким-то образом. На это я отвечаю: ничего подобного. Теперь же я за-
даю вопрос: при каких же условиях, при работе с каким предметом
и при каких отношениях между исходным предметом и другими
предметами допустимы те или иные выводы из одного предмета в
другой, если, фактически, перепредмечивание не совершается.
Спектор. Я не понимаю, почему здесь нужно делать упрек Розину
Если он полагает, что у значения нет такого статуса для того, чтобы
отвечать требованиям, о которых вы говорили, то это его личное дело.
Текст и мышление 335
Но тогда вот что интересно. Оказывается, что в таком слу-
чае нет проблемы. В чем, собственно говоря, проблема, если у
него есть серия моделей, и на ней он видит, что происходило со
значениями, вернее, что он с этими значками делал. Все это не
имеет никакого содержательного смысла. А в результате получа-
ются удивительные тексты, которые не содержат мышления. Он
вообще не строит предмета, он работает на эмпирическом мате-
риале своих моделей. Что он, собственно говоря, делает? Он
глядит и видит, «видит» в смысле понимает: было то-то, и его
текст становится точно таким же, как текст, который мы разби-
рали. Вот он поглядел, понял, и то, что понял, он сообщает. Об-
ратите внимание на интересную вещь. Вот человек работал с ка-
ким-то набором проблем, строил для них предметы (в рамках бо-
лее широких предметов или как самостоятельные). Для этого
ему нужна была мыслительная работа, он ее осуществлял. Этих
предметов у него стало достаточно много (шесть, семь или во-
семь). Что он начинает делать потом? Ему больше не нужно мыс-
лить, потому что теперь перед ним мир, полный богатейших
смыслов. Он теперь глядит на свои конструкции, соотносит од-
но с другим и понимает. Он понимает, что одно - это не другое,
между одним и другим есть такое-то различие, одно можно соот-
нести с третьим вот так-то, а с четвертым иначе и т.д. Причем
этого может хватить на всю жизнь. И в этом смысле мы имеем
дело с чисто описательной понимающей литературой. Это пони-
мание, основанное на богатстве накопленных содержаний. В
этой проблематике исчезает разница между проблематизиро-
ванным содержанием, проблемой как таковой, содержанием на
уровне эмпирических фактов, которые должны быть переведе-
ны в форму моделей, а потом через онтологию и метод - в фор-
му теоретического знания. Если предмет уравновешен и постро-
ен, то дальше можно двигаться к любым его элементам, понимая
любые соотношения и фиксируя их. Иначе говоря, в данном слу-
чае исчезает, в принципе, само мышление как определенного
рода мыслительная работа.
Спектор. За счет чего же происходит богатство такого смыслооб-
разования ?
За счет того, что много вещей в горнице, а у каждой вещи
есть еще ручки и ножки.
336 Приложения
Овсяник. Но ведь, в конце концов, такое размножение предметов
должно где-то закончиться. Почему же мы не можем выделить несколько
предметов и через них смотреть на мир ?
Да, через них он видит весь остальной мир, и всегда все ук-
ладывается. Несколько предметов дают такое разнообразие, бо-
гатство разнообразий, что мыслить далее, создавая модели, боль-
ше не нужно. Если имеешь набор моделей как познанных конст-
руктивных образований, и дальнейшая задача состоит лишь в том,
чтобы понимать их. Вот и все.
Овсяник. Почему же это плохо, если модели превратились в некото-
рого рода оперативные системы...
Никаких оперативных систем здесь нет. Табуретка - это не
оперативная система. Я вот вижу ее и говорю, что у нее четыре
ножки...
Овсяник. Но ведь можно считать, что он описал способ употребле-
ния табуретки.
Если бы он описывал способ употребления табуретки, это
было бы совсем иначе. Они расходятся по разным уровням. Я го-
ворил, что он, вроде бы, смотрит на свои модели, а говорит про
значения - не про черточки значений на своих схемах, а про зна-
чения (по каким законам они живут).
Интересно то, что мы, однако, не снимаем проблему пони-
мания. Дело в том, что теперь нужно специально рассматривать,
что же это за работа, такая и постараться ее вообще понять. Я под-
черкну еще раз то, что мне важно было сегодня. Я отнюдь не счи-
таю эту тему законченной, к ней надо будет еще вернуться, но уже
не в форме моего говорения; нам, видимо, всем надо обдумать это,
если мы хотим научиться писать тексты.
Ибо дальше возникает следующий вопрос: что значит репре-
зентировать факт? Что значит, что должна быть зафиксирована
проблема? Что значит зафиксировать расхождение между онтоло-
гией и моделью, моделью и фактами? Иначе говоря, весь круг во-
просов, касающихся работы с предметом. Но это, опять-таки,
должно быть рассмотрено под определенным углом зрения, а имен-
но: какое это имеет отношение к тексту. Как в тексте репрезентиру-
ется предмет? Это должно быть тщательно продумано. Отрабо-
тать, как в средние века, где существовала жесткая форма спора (те-
Текст и мышление 337
зис - антитезис - аргументация и т.д.). В принципе, современная
наука и научная исследовательская работа подчиняется и должна
подчиняться жесткой регламентации: вот есть постановка пробле-
мы, вот есть фиксация понятий, схематизация соответствующего
смысла, есть обнаружение фактов (если мы знаем, что такое факт),
вот есть соотнесение факта с онтологией и фиксация новой про-
блемы и т.д. Здесь, следовательно, есть сложнейшая процедура ра-
боты со своей предметной машиной. Без отработки всех этих эле-
ментов и четкого знания сущности самих процедур человек, в
принципе, не может считаться имеющим квалификацию научного
работника.
338 I
Предметный указатель
Акт деятельности, 9, 10, 19, 37, 90, 95,
101, 225,131
акт коммуникации, 10, 15, 26, 28-31, 37,
39, 40, 44, 46, 55, 90-94, 97, 98,
131-135, 225
и культура, 133
и онтологическая схема, 16, 17, 30 ,
55, 131
и связи кооперации, 31
и столкновение, 92
актуальный, 79, 131
потенциальный, 80
анализ:
генетический, 64, 184, 189, 192,
200-202
лингвистический, 12, 13, 19, 20, 22,
24, 25, 34, 35
логический, 19, 218
психологический,143
семантический,12
синтаксический, 12
системно-структурный, 9, 180, 188
теоретический,224
эволюционно-исторический, 9, 13,
193
эмпирический, 224
артефакты исторические, 220
Взаимоотношение:
знаний и объекта, 19, 20
знаний и понимания, 26,
коммуникации и деятельности, 90
понимания и мышления, 94, 96,
125, 136, 179
понимания и смысла, 45
процесса и механизма, 213
процесса и организованности, 145
смысла и содержания, 24, 34. 233
воспроизводство, 7-10, 94, 122, 133
временность:
и вневременность мышления, 227
временизация, 97
связь понимания и мышления в
процессе коммуникации, 99
время, 96
«выдумка», 53
Глубинные структуры:
поверхностные структуры, 12, 13, 115,
200
горизонтальные процессы, 136
и вертикальные процессы, 137
графическое изображение, 49, 52, 53,
58, 104, 111, 119
и конструктивное развертывания, 70
и пространство, 50, 69
и процессы замещения, 70
и структура, 52, 58
как инвариант в действительности
разных позиций, 70
Действие, 163, 211, 212, 229
социальное, культурное, социотех-
ническое, 122, 229
действительность, 22, 47, 48, 69, 74,
110, 119, 168, 230, 233
и деятельность, 70, 73, 174
и замещение, 55
и знания, 17, 20, 21, 73, ПО, 112,
201
и объект, 17-19, 20-22, 38, 39, 53,
73
и объективная реальность, 53, 69,
74
и позиционный подход , 29, 30,
39, 69, 70, ПО
и понятие, 17, 18, 73
и смысл, 74
и язык, 19, 20, 21, 38
исследователя, 70, ПО
лингвиста, 23, 34, 36, 38, 51
логика, 24, 28, 29, 38
методолога, 39
психолога, 51
ученого, 19
деятельность, 104, 112, 125, 148, 159,
186, 187
и время, 97
и действие, 229
и знак, 69
и коммуникация, 8, 90, 94, 101, 131
и продукт, 75
и позиция, 36, 37, 40, 56, 69, 70, 91
и понимание, 40-42, 72, 74, 91, 128
и процесс, 68
и развитие, 190, 227
и смысл, 65, 70
и сознание, 21
и текст, 101
и теория, 8, 38, 123, 131, 174
практическая, 51, 90, 93-95, 188
Естественное, 104, 108, 189
и искусственное,50, 69, 77, 176, 191
единицы, 14, 81, 140, 160, 155, 165, 170,
195
и целое, 45, 81, 98, 154, 160, 164,
209
понимания для смысла, содержа-
ния и текста, 81
Закон инерции
закон новой физики, 65
замещение, 54, 69, 141, 142, 147,
150-152, 156, 215, 227
вертикальное, 158
горизонтальное, 158
и действительность, 69
и норма, 227
знак, 37, 50, 150,210
двухплоскостное изображение его,
55, 58, 134, 141
знаковая форма,79,80,94-96,141,142,158
и замещение, 142, 158
и знания , 27, 29, 35, 89, 92,
120, 136, 177, 184, 284
и значение, 80
и кооперация, 31
и норма, 36
и объект, 34, 35
и смысл, 80
и содержание, 35, 94, 141, 158, 189
и плоскость правил или норм, 142
и понимание , 26, 45
и развитие, 235
знание:
и деятельность, 31, 231
и коммуникация, 26, 31
и кооперация, 31
и мышление, 236-238
и позиционный подход, 18, 20, 2 9,
31, 55
и развитие, 33, 189, 190, 235
как «вещь», 238
как включенное в мышление
18, 21, 27
как много плоскостное, 44, 134, 141
прямое и рефлексивное, 31, 111
значение, 12-15,20, 32, 141
и конструкция его, 16, 18, 25, 28,
132-135, 137, 179
и перетекание между позициями,
117
и смысл и содержание, 12, 19, 100
и развитие, 227
Изображение, 30, 43, 92, 106, 108, 170,
202
самого себя, 53
и действительность, 53
и интерпретация, 47, 49, 58, 114
и модель, 32
и объект, 30
и организованность материала, 78
и процесс, 58, 69
и структура, 48, 49, 52, 58, 59, 102,
111
инвариант:
как независимость от позиций, 31
исследование:
историко-критические исследова-
ния, 17
лингвистическое, 19, 23, 24
логическое, 19
системно-структурное, 57, 81
информация:
и теория, 92, 146
интенциональность, 118
интериоризация:
и сознание, 83
Квазипродукт:
и процессы понимания и мышле-
ния, 74, 77, 83, 86, 87, 105, 107, 127
340 I Предметный указатель
кинетическая структура понимания
как способ его существования, 66
коммуникация:
как процесс, 94, 95, 97, 133, 134
как система, 98
кооперация, 55, 56. 94, 106, 111, 209
Лингвистика:
логическая 13
психологическая 13
теоретическая 7
логика, 17,18, 28, 31, 49, 82, 146, 174,
200, 221, 236
методологическая, 46
содержательно-генетическая, 31,
119, 237
как норма и правила, 70, 145, 151,
158
Материал, 10, 59, 60, 62
графики, 61
два типа его организованностей, 61
звуков, 61
и его морфология, 81, 181, 186
и его организованность, 60, 62, 66,
129
и его смысловая организация, 74
и структуры смысла, 61
и функциональные структуры, 129
множественность организованнос-
тей его, 78
сознания, 61, 62
элементов ситуации, 61
методологическое мышление:
принцип множественности, 54
метасодержание, 220
и позиции в кооперации, 55, 56
метатекст, 220
метаязык, 20, 27
метод, 15, 16, 143, 146
историко-научный и критический, 16
научный, 157,
поляризующихся абстракций, 205
семантического анализа, 157
системно-структурный, 137, 139
механизм,233
превращения предмета в объект,
105
переработки содержания мысли в
смыслы, 153
формирования типов мышления,
209,
оформления структур смысла в ор-
ганизованности текста, 225
мышления, 154
морфологическая организация
и структуры смысла, 175
и организации материала, 187
морфологическое основание
для представления акта коммуника-
ции как акта деятельности, 91
морфология текста, 19, 179, 180, 192, 200
множественность организованнос-
тей на одном материале, 81
мышление, 18, 19, 98, 122, 128, 134,
154, 171, 210, 216
без понимания, 117, 164, 182, 184,
189, 190
и безначальность его, 164
и бесконечность его, 164
и горизонтальные процессы его,
136, 137, 182, 223
и знаковая форма, 80, 200
и знание, 19, 141, 145
и искусственная организация его,
131
и материал языка, 117, 200
и новое, 154, 173
и освобождение его от материаль-
ности, 158
и перевоплощение, 155
и поведение, 146
и поток создания текстов и их регу-
лятивов, 125, 164
и предметные организованности,
106, 102, 164
и продуктивность, 75
и произвольность, 222
и развитие, 184, 190, 195
и «размножение» его, 155
и рефлексия, 76
и свобода, 224
и содержание как функциональный
элемент его, 236
и структуры смысла, 152
и сфера мышления, 209, 222, 223
Предметный указатель I 341
и типы его, 87, 209-212
и транспортирование, 94, 96, 155
и трансформации предметных ор-
ганизованностей, 140
и формы его, 190
и язык, 19-22, 88, 185, 211
как выражение единиц содержания
в знаковой форме, 88
как говорение, организованное ре-
чью, 76
как деятельность, 94
как надсубъектное, объективное, 141
как переход от элементов ситуации
к организованности текста, 127
как саморазвивающаяся и самоорга-
низующаяся система, 155
как система, 64
как трехплоскостное, 142
как три процесса в процессе комму-
никации, 149
как целое, 77,103, 217
продуктивность и орудийность, 75
создает, творит организованность
содержания, 125, 138, 194
тройственность определения, 115,
123
мышление и понимание:
вертикальные процессы, 132, 136,
182. 223
горизонтальные процессы, 132,
182, 223
зависимость мышления от понима-
ния, как создающего конструкции
содержания соответственно струк-
турам смысла, 139
зависимость понимания от мышле-
ния, как создающего структуры
смысла соответственно конструк-
циям содержания, 139
их связь через единое время в про-
цессе коммуникации, 97, 98
как ассимилированное понимани-
ем, 87
как ассимилирующее понимание,
87, 222
как взаимообратимые процессы, 88
как взаимоорганизующие друг друга,
130
как одно и тоже, 126
как проекции одного объекта, 102
как противопоставление, 124
сталкиваются на содержании, 139
мышление методологическое, 38, 54,
56, 68, 95, 102, 217
и принцип множественности, 54
и принцип позиционности, 56
и разнородность его структур, 57,
95
как объединяющее формальное и
содержательное, 201
мышление операциональное, 210
мышление смысловое, 209
мышление содержательное:
нормы и правила, 201, 212
мышление практическое, 209, 210
мышление теоретическое:
и целостное представление объек-
та, 53
мышление формальное, 209, 210
мышление-понимание, 178, 195,
205-209, 214-218, 222, 224
и «размножение», 155
и перевоплощение, 155
и предмет мысли, 164
и произвольность, 222
и развитие, 156
и разнородность его частей, 223
и свобода, 224
и эволюция, 190
как целое, 77, 93, 103, 211, 217, 219,
223
Новое, 56, 155, 224
и мышление, 154, 173
и прошлые содержания, 147
и содержание, 150, 151, 152, 157,
162, 218
и рассогласование организованнос-
ти текста и смысла, 193
и свобода, 215
норма, 48, 154, 212
в парадигматике, 135, 212
в синтагматике, 154
и культура, 61
и механизм,212
и реализация, 36
342 I Предметный указатель
и рефлексия, 36
методологическая, 212
мышления, 158
Образ реальности
и позиционный подход, 30
оборачивание, 177
объект, 7. 15, 16, 19, 46, 122
и действие с ним через знание и
действие с ним непосредственное,
35, 38
и категориальные характеристики
его, 46
и позиционный подход, 20, 29, 30
и изучение, 23, 77, 87
истинный, 56
как продукт понимания и мышле-
ния, 20
независимо существующий, 54
сам по себе и для себя,44
системный, 56
объект идеальный, 53, 72, 74
и воображение и выдумки, 48
объект целостный, 103, 131, 154
и позиция теоретика, 55
объективация:
деятельностная, 72
натуралистическая и познаватель-
ная, 72, 113
объективная реальность
и действительность, 69
объективное содержание, 31, 32
объектное существование, 104
понимания и смысла, 111
онтологизация:
непосредственная или формаль-
ная, 47, 54, 104
онтологическая картина, 17, 55
как схема содержания и смысла
объекта, 17
организация смысловая, 179, 187, 190
текстам ситуации, 76, 115
организованность:
деятельности, 113
материала, 60, 129
ситуации, 78, 86, 115
смысловая, 84. 125, 127, 175
содержания, 115, 175, 196
текста, 179
функциональная, 188
отношение:
замещения, 54, 69, 141, 142, 142,
147-149, 156,157
обусловливания, 60
отнесения,142
отражения, 63
управления, 137, 142
отражение, 156
и позиционный подход, 30
Парадигматик:
и понимание-мышление как две си-
стемы норм, 135
переосмысление, 143
перепонимание, 143, 147
перепредмечивание, 172, 221
плоскость:
замещения, 146-148, 151, 152, 156,
158. 159, 227
управляющая, 142, 146
управляемая, 142, 146
подход:
конструктивный, 155
лингвистический, 25
методологический, 53
натуралистический, 53, 63. 65, 95
научный, 23
деятельностный, 7, 8, 30
в языковедении, 8, 28, 37
системный, 5. 81
эпистемологический, 53
позиция:
говорящего, 116, 137
заимствованная, 137, 196
и «я», 56, 57
и действительность, 110
и рефлексия, 112, 121
и содержание знания, 26
исследователя , 70, ПО, 121, 122
лингвиста, 18, 19, 21-25, 28, 34-36,
38, 51
личностная, 56
логика, 18, 28-30, 36, 51
методолога, 39
понимающего, 23, 36, 107, 116
психолога, 18, 28, 51, 149
Предметный указатель
343
теоретика, 55
поляризация, 14, 176, 190, 209, 212,
213,223
понимание 19, 23,59, 61, 64, 68, 70, 73,
76, 79, 81-85, 90-92, 95, 98, 99,
100-103, 106, 111, 114, 118, 119,
125, 128, 130, 134, 141, 143, 153,
154, 160, 161, 167, 170, 177, 179,
181, 183, 187, 189, 213, 220, 226
без мышления, 184
и деятельность, 41
и замещение, 158
и знаковая форма, 80
и знание, 26
и значения, 24
и изображение, 67
и мышление, 94, 95, 99, 222
и непонимание, 40
и практическая деятельность, 209
и процесс, 41
и рефлексия, 76, 219, 220
и смысл, 41, 43,45, 46,48, 127, 128,
227
и сознание , 62, 72
и субъект, индивид, 36, 40, 96, 99,
124
и текст, 19, 22, 127
и три квазипродукта процессов по-
нимания 80
как вертикальный процесс, 177
как зависящее от мышления, 139
как кинетика и как статика, 49
как независимое от смысла, 163, 202
как организуемое мышлением, 139
как переход от текста к элементам
ситуации, 138
как переход с одних плоскостей за-
мещения или управления на дру-
гие, 159
как понимание смысла, 87
как процесс восстановления еди-
ниц содержания на основе знако-
вой формы, 120
как процесс, 24-26, 29, 38, 40. 41,
49. 79. 80, 95, 149
как процесс, обратный мышлению,
94, 124, 136
как процесс, обслуживающий мыш-
ление, 195
как процесс, охватывающий мыш-
ление, 222,223
как сведение нового к прошлому,
216
как создающее структуру смысла,
организованность ситуации,
организованность текста, 121
преобразование единиц содержа-
ния, 292
три определения, 165, 166
понимание-мышление, 132, 166, 222
единицы процесса понимания зада-
ны структурой смысла, 1661
задает целостность мышления, 17
и проектная функция, 72
и свобода в оперативных системах,
144
и целое, 131, 139
как процесс, 135, 136, 165-167, 171,
174, 176
мышление подчинено пониманию,
171
потенциальный, 79, 80
постулат теории смысла, 66
превращенные формы, 117
предмет:
его развитие за счет нормативных
преобразований,
его трансформация за счет перепо-
нимания, 151
и представление, 9, 34, 91, 92, 46
и процесс мышления, 184
и смысл, 72
и текст, 163
предметное существование понима-
ния, 48
предметы мысли, 171, 235
прием:
абстрагирования, 210
двойного знания, 17, 46, 49, 52, 55,
111, 201
многоплоскостного знания, 44,141,
142
призраки, 99
принцип дополнительности разнопред-
метных схем,95
продукт, 114, 140, 180
344 пр едметный указатель
и мышление, 234
и понимание, 20, 51, 74, 128, 175
и процесс, 42, 87, 114
и смысл, 106, 107, 123, 124
и содержание, 183, 186
и текст, 101
проспективный анализ текста
и ретроспективный анализ текста,
187
пространство, 104, 201, 226
и время, 155
и понятие, 68
процессов понимания, 105
процесс, 145, 147-149, 151, 196, 199,
213.216
и воспроизводство, 8, 10, 133
и изменение, 160
и изображение, 69
и мышление, 75, 200, 215, 216, 220
и понимание, 24, 25, 41, 42, 45, 48,
49, 50, 80, 81, 84-86, 87, 95, 104,
108, 109, 115, 121, 128. 138
и превращение, 146. 157. 160
и представление, 9, 34, 91, 92, 46
и продукт, 41, 108, 114
и развертывание, 160
и развитие, 16, 132, 144, 185, 199,
211, 227, 235
и рефлексия, 216, 219
и решение задач, 100, 102. 130. 133.
149. 152
и смысл, 61, 72
и смыслообразование, 41,
и становление, 160, 185
и структура, 48, 83, 128
и функционирование, 132, 144, 211,
227, 235
как горизонтальное развертывание
формы и содержания, 134
как изменение материала, 146
как категория, 219, 225
Развитие, 14,77,99,132, 143,184, 189, 227
и деятельность, 189
и мышление, 146, 173,178, 195, 199,
212
и происхождение, 64, 184, 185
и развертывание. 167
и становление, 144, 189
и функционрование, 131, 132, 211,
227
и эволюция, 144
рефлексивная позиция 15, 36, 86, 209,
210
и кооперативная система,145
рефлексия, 76, 87, 88, 105, 118, 181,
206, 219, 220
и переосмысление, перепонима-
ние, 143, 147
свободные акты, 148
Связь:
и знание, 31
операций и объектов, 145
понимания и практической
деятельности, 93, 133
понимания и смысла, 85,104,145,
99
семантика, 11, 12, 14, 16, 19
семиотика методологическая, 19
симультанность, 227
синтагматика:
и единое"понимание-мышление",
140
система:
как категория, 9,10, 58, 205, 114,
233
проблема целостности, 131, 156
в которой структура не имеют мате-
риала, 61
ситуация:
деятельности,9,10,28
коммуникации, 10, 37, 78, 177
смысловая организация ее, 127,
187, 191
смысл:
две детерминанты его структуры,
71
и "природа" его материала, 67
и ассимиляция его содержанием,
152
и его существование в онтологичес-
кой картине объекта, 109
и его существование как предмета
деятельности, 109
и значение,47
Предметный указатель
345
и обыденное сознание, 119
и процессы понимания, 120,123
и содержание, 28, 48, 90
и существование его, 236, 237
как действительность, 53
как идеальный объект, 48, 72
как изображение, 52
как инвариант в виде понятия, не
зависящего от позиций, 71
как кинетика процессов понима-
ния, мышления и деятельности, 20,
23
как объект лингвистического изуче-
ния, 53
как понятие, 46, 52
как предмет практики, 53
как предмет, 73
как продукт понимания, 70, 108
как проекция на организованности
материала, 206
как процесс, 173
как совокупность отнесений, объе-
диняющих разнородные организо-
ванности материала, 58, 67
как существующий в действитель-
ности исследователя, 23
как форма фиксации процесса по-
нимания, 37, 101
как функция ограниченности
средств исследователя, 71, 173, 218
не является продуктом процесса
понимания, 47, 74
смысловая структура, 88, 186
смыслообразование, 157, 171, 214, 215,
222
и детерминация его организован-
ностью содержания, 173, 218
и преобразование единиц содержа-
ния, 122
и свобода, 215, 224
содержание, 17, 20, 23, 86, 90, 181, 236
как мышление, 87, 227, 236
как метазнание, «само по себе», 235
как структура смысла, 28, 48, 90,
165, 167, 173, 224, 225, 235
как знаковая форма, 235
и ассимиляция его смыслами, 152
и его употребление, 236
и знаковая форма, 94, 158
и понимание, 87, 88
и развертывание как процесса, 168
и столкновение мышления и
понимание, 95, 139
и целостность текста, 165, 173
как продукт мышления, 234
и значение, 11, 14, 90
как знание, 19, 25, 26, 29. 35, 37, 90,
225, 236, 237
сознание, 21, 50, 72, 119, 147, 157, 211
и организованность, 83, 109
и понимание, 72, 107, 125
и смысл, 62, 72, 107, 116. 165
как материал, 61, 62, 82, 83, 120
как механизм, 82
научное, 117, 118
обыденное, 117-119
структурирование:
функциональное и материальное,
130
структуры функциональные:
перпендикулярные организованно-
стям материала, 67, 68, 122, 143,
223
сообщение, 26, 31, 52, 90, 94, 99, 124
схема, 9, 10, 30, 32, 41,96, 103, 114
двойного знания, 46, 49, 111, 201
действительности, 18, 28, 60
и двойная интерпретация, 46
как средство смыслообразования,
69
методологические, 75, 82, 91, 108
онтологические, 16-18, 55, 92
позиции, 30, 31, 56
содержательно-генетические, 28,
29
теоретико-деятельностные, 29, 38
схема акта коммуникации, 28, 39, 54,
90-98, 103
и преобразование ее в схему дея-
тельности, 96
схема деятельности, 9, 10, 55, 92, 95, 96
и акт коммуникации, 90
схема «процесс-продукт», 41
схемы смысла, 62, 73, 74, 213
как преобразование структур смыс-
ла в конструкции содержания, 224
346 пр едметный указатель
Текст:
и знаковая форма, 18, 24, 27, 75
и культура, 91
и мышление, 18,171
и организация, 62, 78, 79, 187, 193,
211, 225
и понимание, 19, 23, 25, 31, 38,62
и ситуация, 57, 127, 177, 187
и смысл, 20, 29, 34, 36
и содержание, 27, 36, 177, 216
и элементы его, 42, 43, 45, 50, 61
«Ублюдки»:
как модель объекта, 183
«Факт языка»:
и "факт лингвистики", 21
функционирования процесс
и развития процесс, 212
Целостность I:
предметная, вневременная, 165
целостность II:
и структура смысла, 165
Число
количество и порядок, 47
Элементы
объектно-операциональные, 120, 186
Язык, 34, 38, 193
и деятельность, 21
и знание, 19, 20, 21, 22,
и материал, 117
и мышление, 14, 18-21, 22, 36, 38,
185, 211
и носители, 34, 35
и объект, 19, 20, 22, 38
и организация,192
и позиционный подход, 23, 34, 36, 38
и происхождение, 185
и речь, 7, 13, 23, 34, 38, 193
и сознание, 21
языковедение, 18
психолингвистическое направле-
ние, 7
теоретико-деятельностное направ-
ление, 7, 8, 28, 37
менталистское направление, 11-13
формалистские направления, 11
| 347
Именной указатель
Абульханова-Славская Ксения Алекс., 1
49, 218
Адмони Вл. Гр., 27
Аристотель, 65
Арутюнова Нина Давыд., 268
Бажович Лидия Ильин., 211
Баскаков Ник. Алекс., 246
Бергсон Анри, 136
Бердяев Ник. Алекс., 325
Беркли Дж., 157
Бине Альфред, 318
Брушлинский Андрей Влад., 149
Бэкон Фр., 94, 197
Вебер Макс, 182
Вертхеймер Макс, 172
Винер Норберт, 228
Вундт Вилы., 227
Выготский Лев Сем., 96, 130, 185, 211
Гаджиева Нинель Зейналовна, 246
Галилей Галилео, 62, 183, 197, 314, 315
Гальперин Петр Як., 211, 230, 237
Гегель Георг Вильг. Фридр., 177
Генисаретский Олег Иг., 58, 119, 139,
153, 169, 217, 228, 308, 309
Гербарт Иоганн Фр. ,264
Гоббс Томас, 197
Гуссерль Эдмунд, 117, 217
Давыдов Вас. Вас., 312
Декарт Рене, 157, 197
Дильтей Вилы., 76, 161
Дмитриев Ник. Конст., 246
Дубровский Вит. Як., 218, 229, 322, 323
Дункер Карл, 198, 218, 224, 228, 229,
230, 318
Жолковский Алекс. К., 27
Запорожец Алекс. Владим., 211
Зельц Отто, 212, 218, 223, 228, 229
Зигварт Христоф, 228
Зиновьев Алекс. Алекс., 182
Зинченко Петр Иван., 119, 211
Кант Иммануил, 118, 197
Кенан,13
Кипарский П., 13
Кондильяк Этьен, 157
Костюк Григ. Силович, 149
Коффка Курт, 172
Кюльпе Освальд, 228
Лакатос Имре, 237
Ламберт И.Г, 118, 298
Левин Курт, 172
Лейбниц Готфр. Вилы., 157, 197
Леонтьев Алексей Ник., 119, 211, 229
Лефевр Владим. Алекс., 142, 159
Локк Джон, 76, 197
Лотман Юр. Мих., 203
Любимов Конст. Мих., 245
Мак-Кини, 12
Маркс Карл, 196
Матюшкин Алексей Мих., 218
Мельников Ген. Прокоп,. 246
Мельчук Игорь Алекс., 27, 32
Ницше Фридрих, 325
Пиаже Жан, 229, 236
Пойя Д., 236, 237
Пономарев Яков Алекс., 218
Поппер Карл, 237
Распопов И.П., 27
Рассел Бертран, 326
Реформатский Алекс. Алекс., 21, 22
Розенблюм Е.П., 301
Розин Вадим Марк., 157, 322, 332, 333
Рубинштейн Серг. Леон., 172, 218
Севортян Эрванд Влад., 245
Секей Ласло, 218, 236
Серебренников Борис Алекс., 246
Талызина Нина Федор., 237, 239
Фихте Иоганн Готлиб, 62, 64
Халле Моррис, 13
Хомский Ноам, 11, 12, 115
Швачкин Н.Х., 243
Шрейдер Юлий, 304
Эйзенштейн Сергей, 167
Эйнштейн Альберт, 228
Энгельс Фр., 196
Якобсон Софья Густ., 143, 228
348 |
Содержание
От составителя.........................................5
Вместо введения. О направлениях и путях методологического исследо-
вания ситуаций и актов деятельности.....................7
Тема 1: Введение в проблему
Лекция первая. 12 сентября 1972 г............................11
I. Введение в проблему.................................11
ситуация смены ориентиров в языкознании 60-70-х гг.; от формальных методов к
«ментальным» проблемам;
Методические замечания.................................15
онтологическая схематизация и историко-критическое исследование; проблемы вза-
имоотношения языка и мышления; действительность знаний о языке и язык как объ-
ект исследования; «факты» языка и «факты» лингвистики; понимание и объективное
исследование; проблема взаимозависимости смысла и содержания знаний; действи-
тельности логика и методолога; позиционированность знания; объект содержатель-
но-генетической логики и объект в теоретико-деятельностном подходе; принцип схе-
матизации
Тема 2. Структуры понятий «понимание» и «смысл»
Лекция вторая. 19 сентября 1972 г......................................34
Резюме содержания предшествующей лекции.........................34
позиционная релевантность оппозиции «смысл-конструкции значений» и «смысл-со-
держание»; деятельности с объектом через знание и минуя знание; знание как норми-
ровка процесса смыслообразования; позиция лингвиста
II. Понимание и смысл........................................38
понимание как «процесс» и «деятельность»; позиционирование понимания; действи-
тельность лингвистического знания; знание в процессе понимания; отношение между
смыслом и знанием; процесс смыслообразования; знание как организованность и нор-
ма; понимание и смысл как соотносительные понятия; о продуктивности понимания;
форма существования смысла; модельное представление смысла как целостности и
структуры; смысл и изображение его как структуры; графическая или знаковая мо-
дель: процесс и статика; смысл как автонимное изображение; смысл как «следы» пони-
мания; смысл как «идеализация» понимания; об объективности и необъективности су-
ществования смысла; смысл как кентавр-объект, смысл как система; ортогональность
«структуры» и «материала» смысловой системы; нематериальность структуры;
«смысл» и «деятельность»; «смысл» и «практика»; основной постулат теории смысла
Тема 3: Структура смысла и материал. Текст
Лекция третья. 26 сентября 1972 года.....................................67
Резюме содержания предшествующей лекции...........................67
два определения смысла: связь разнородных организованностей материала и функ-
ция от средств исследователя; процесс и работа; проблема: представить процесс как
структуру и деятельность как процесс; понятие пространства и процесс; деятель-
ность, действительность, существование, позиции; смысл как действительность иссле-
дователя; смысл как инвариант действительности разных позиций; функция понятия -
инвариантность; смысл - это идеальный объект, представляющий процессы понима-
| 349
ния, оформлен в понятие, живет как предмет; категориальная характеристика смыс-
ла; смысл как структура и как система; структурная схема смысла как знание, как сред-
ство смыслообразования; непродуктивность процессов понимания; смысл в позиции
исследователя выступает как продукт; коммуникация делает мышление квазипродук-
тивным; адекватность и неадекватность изображения понимания
ГП. Структура смысла и создаваемые ею организованности материала . . 78
от анализа структуры смысла к системам, которые они образуют, к анализу организо-
ванностей материала как проекции структуры смысла; два типа организованностей
материала; смысловая организация материала, смысловая организованность текста и
смысловая организованность ситуации; множественность организованностей на од-
ном материале; конструктивный и актуальный синтаксис; проблема целостности текс-
та; конструктивная организация текста - одна из составляющих в процессе образова-
ния структуры смысла; знаковая форма и понимание; знаковая форма и смысл; меха-
низмы понимания; расчленение знаковой формы на составляющие и оперирование
ими; два плана членения процесса понимания; целостность смысловой структуры и
целостность смысловой организованности; морфологические и смысловые организо-
ванности материала; единицы процессов понимания для структур смысла, для плана
содержания и для плана текста; организованности, порожденные структурой, иные
нежели сама структура; этим определяется различие мышления и понимания; созна-
ние и процессы понимания; три квазипродукта понимания: структура смысла, смыс-
ловая организованность материала и смысловая организация операционально-объект-
ных элементов ситуации; время как синхронизатор; проблема целостности при анали-
тическом развертывании: изменение элементов меняет целостность и порождает но-
вую структуру; общая характеристика понимания; зависимость понимания от деятель-
ности; возможность различных определений понимания; понимание и мышление как
несимметричные процессы; смысл творится пониманием; смысл не существует ни в
ситуации, ни в тексте
Тема 4: Акт коммуникации и деятельность. Понимание и мышление
Лекция четвертая. 17 октября 1972 г.......................................90
Резюме содержания предшествующей лекции............................90
£ 1. Дополнительные соображения по поводу взаимоотношения схем актов комму-
никации и схем актов деятельности..................................90
понимание и мышление в схеме акта коммуникации как онтологического основания;
необходимость начинать анализа со схемы коммуникации; столкновение деятельност-
ных позиций в тексте при анализе в схеме деятельности; зависимость понимания тек-
ста от деятельности; разорванность этой связи при анализе в схеме коммуникации; за-
висимость понимания от прошлых текстов; отсюда противопоставление мышления и
понимания
£ 2. Дополнительные соображения к проблеме существования смысла по поводу свя-
зи «понимания» и «мышления» в рамках схемы процесса................95
две онтологические схемы: деятельности и коммуникации; анализ начинается со схе-
мы коммуникации как в информатике; критика этого подхода; введение ограничений
на схему коммуникации; мышление и понимание симметричны относительно текста;
принцип дополнительности разнопредметных схем; временизация процессов в схеме
коммуникации; проблематизация временизации, проблематизация процессуального
представления объекта; проблематизация целеообразования сообщения; проблема
представления процессов понимания и мышления как единого процесса коммуника-
ции; трансформация схемы акта коммуникации в схему акта деятельности: логические
схемы преобразования; понимание как частичный процесс наряду с процессом мыш-
ления в процессе коммуникации
350 I Содержание
§ 3. Дополнительные замечания к проблеме существования смысла......104
понимание и смысл как объект: смысл как способ изображения процесса понимания;
при формальной онтологизации смысл - объект, но реально такого объекта нет; от
смысла к стандартному предмету культуры; проблематизация существования смысла
как понятия: не цель, не предмет, его нет до понимания; онтологизация смысла - суще- 1
ствование смысла в качестве предмета деятельности; проблема переноса представле-
ний из рефлексивных позиций в практически-деятельностные; знание и понимание;
статус действительности позиции; проблема перехода от позиционной кооперации к
онтологическому представлению объекта; различные способы «оестествления» пони-
мания и смысла; текст, язык, значения в процессах понимания; способы оестествления Я
- конструктивно-технический, естественнонаучный, в системе деятельности; сознание ж
и понимание; сознание и знание; содержание, смысл и знание; обыденное сознание и |
знание; смысл и интенция; смысл как предмет мысли; обыденное сознание и текст; оп- <
ровержение: смысл до текста; мышление создает организованности материала; понима-
ние как творение мышления; мышление как творение понимания; соотнесение элемен- >
тов текста с элементами ситуации; понимание и мышление как «фокусировки» рече-
мыслительной деятельности; смысл как предмет и объект рефлексивных позиций
IV. Понимание и мышление - новое представление.....................123
целостность объекта «мышление-понимание»; проблематизация представления об од-
ном объекте «мышление-понимание» и о двух разных объектах мышления и понима-
ния; понимание и смысл как предмет изучения; три представления понимания: созда-
ние структуры смысла, смысловой организованности текста, смысловой организован-
ности ситуации; структура смысла и непосредственное сознание; проблематизация по-
зиций в схеме коммуникации; проблематизация существования смысловой организо-
ванности; смысловая организация текста как проекция процедур соотнесения матери- >
ала текста с материалом ситуации; различие функциональных структур и материаль-
ных организаций; понимание и мышление как парадигматика деятельности; соотно-
шение парадигматики и синтагматики, искусственного и естественного в процессах
мышления; проблема системного представления понимания-мышления
Тема 5. Членение «понимания-мышления» на элементы и единицы
Лекция пятая. 24 октября 1972 г........................................138
Резюме содержания предшествующей лекции.........................138
критика традиционных представлений о мышлении; целостность представления о по-
нимании-мышлении как пересечение вертикальных и горизонтальных процессов; не-
обходимость новых методов анализа и синтеза
§ 1,Сходство и различия в характеристике понимания и мышления.......141
генезис представления о мышлении и понимании в ММК; многоплоскостные схемы и
«работа» мышления-понимания; отношения замещения, отнесения и управления; кон-
фигурации процессов понимания-мышления; процессы функционирования и разви-
тия; проблема продуктивности процесса; искусственно-деятельностное представле-
ние понимания; категория основания; вертикальные движения в знаковых плоскостях
при понимании; горизонтальные движения в предметных структурах при мышлении;
эвристическая сила мышления и свобода
$ 2. Членение «понимания-мышления» на элементы и единицы............160
представление мышления как «потока»; процессы и механизмы мышления-понима-
ния; мышление как саморазвивающаяся система; разнородность процессов мышле-
ния; целостность текста и три плана разворачивания его организации; границы и пре-
делы развертывания структуры содержания; детерминированность разворачивания
смысловых структур; три плана разворачивания смыслообразования и устойчивость
процесса «понимания-мышления»; структура смысла и текст
Содержание I 351
Лекция шестая. 31 октября 1972 г. ..............................175
Резюме содержания предшествующей лекции..................175
три квазипродукта процессов понимания; двойственность понятия «процесс»; пере-
предмечивание; расхождение смысловой организованности и морфологической орга-
низации; морфология текста и морфология ситуации; прием «поляризующих абст-
ракций» для противопоставления понимания и мышления
системно-структурный и генетический анализ; проблематизация других представле-
ний; происхождение, становление и развитие мышления и понимания в контексте
предметно-практической деятельности; абстракция схематизации и реальность объ-
ективации;
онтологические предположения проведенного анализа; три плана существования мы-
шления как его разные «фокусировки»; представление «речи-языка» в свете проведен-
ного анализа; рефлексия осуществленного методологического анализа мышления; ка-
тегория системы как средство анализа-синтеза мышления как объекта
понимание с точки зрения мышления и мышление с точки зрения понимания; пробле-
ма «единства» текста; рефлексия методологического мышления; системный синтез;
три аспекта существования мышления; парадигматика: «формальный», «конструктив-
ный» («практический») и «содержательный» типы мышления; естественные, фор-
мальные и искусственные механизмы процессов мышления; смена позиции через ре-
флексию; проблематизация результатов анализа; общая схема эволюции сферы мыш-
ления-понимания
Лекция седьмая. 14 ноября 1972 г. ..............................222
Резюме содержания предшествующей лекции...................222
отношения ассимиляции зависимости в взаимоотношениях мышления и понимания;
целеполагание в процессах мышления и смыслообразования
схематизация смысла; от мышления-понимания к мыслительной деятельности; анализ
мышления и понимания на противопоставлении схем коммуникации и схем деятель-
ности; единицы и элементы организованностей мышления-понимания в аспекте про-
цессов по решению задач и проблем; двойственность категории процесса; шесть про-
цессов мышления; мышление в контексте проблем и решения задач; отношения содер-
жания и мышления; выделение пяти предметов исследования мышления
Приложения. Заметки и работы 1972-1973 годов
Заметки и работы 1972-1973 годов .......................240
Заметки к лекциям 1972 года........................240
Системодеятельностный подход в синтаксических исследованиях . . 266
К эмпирическому анализу явлений, связанных
с «пониманием текста»...................................295
Текст и мышление........................................298
Предметный указатель....................................338
Именной указатель.......................................347
По всем вопросам обращаться по адресу
e-mail: fondgp@fondgp.ru