V JI I I Л М
БИБ
НА ОСТРОВАХ
ДАРВИНА
4	Я	3	I о
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
БИБЛИОТЕКА ЭКСПЕДИЦИЙ И ПУТЕШЕСТВИЙ
УИЛЬЯМ БИБ
НА ОСТРОВАХ
ДАРВИНА
П У Т Е Ш Е С Т В И Е
И А
ГАЛАПАГОССКИЕ ОСТРОВА
ПЕРЕВОД М. ГОРЕВОЙ (ТИТОВОЙ)
ПОД РЕДАКЦИЕЙ проф. II. Ю. ШМИДТ \
С 23 ИЛЛЮСТРАЦИЯМИ
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
МОСКВА 1930 ЛЕНИНГРАД
Б 59
Путешествия
Типография Изд-ва „Молодая
Гвардия". Ленинград, В. О.,
5 лин. 28. Зак. Изд. Ай 3997.
Главлит А& А-64329. Печатных
шст. 8. Тираж 5.100 экз.
Сгатформат Ле 148 X 210 мм
ПРЕДИСЛОВИЕ
Архипелаг Галапагос, эта небольшая группа необитаемых
и пустынных вулканических островов, брошенных в Тихом
океане на самом экваторе, примерно в тысяче километров
от берегов Южной Америки,—колыбель дарвинизма. Чарльз
Дарвин, тогда еще молодой, начинающий натуралист, посе-
тил эти острова в 1835 году, во время своего знаменитого
путешествия на корабле „Бигль", и провел на них пять не-
дель в прилежной научной работе. Здесь под влиянием
наблюдений над замечательным животным миром островов,
надо думать, возникли у него первые ясно формулирован-
ные мысли о происхождении видов одного от другого, об их
взаимной связи, родстве и о расхождении возникающих ви-
дов. Недаром Дарвин так много отводит места Галапагос-
ским островам в своей книге „О происхождении видов".
„На островах встречается 26 видов наземных птиц, —
пишет он,—и 21, быть может, 23 из них—виды местные,
созданные, как предполагают, тут же. Однако, близкое срод-
ства большей части этих птиц с видами американскими во
всех признаках, в нравах, в ухватках, даже в голосе оче-
видно. То же и с прочими животными, а также с расте-
ниями... Натуралист, глядя на жителей этих вулканических
островов Тихого океана, отстоящих на многие сотни миль
от материка, однако, чувствует, что он стоит на американ-
ской почве. Какая тому причина? Почему бы видам, кото-
рые предполагают созданными на архипелаге Галапагос,
носить на себе столь очевидный отпечаток сродства с ви-
дами, созданными в Америке?... Я полагаю, что этот вели-
кий факт не может быть объяснен по обыкновенной теории
независимых творений, между тем как по теории, защи-
щаемой в этой книге („Происхождение видов"), очевидно,
что острова Галапагос могли бы принять пришельцев, либо,
о
случайными путями, либо через прежде сплошную сушу,
из Америки. Очевидно также, что такие пришельцы подверг-
лись бы изменениям, причем начало наследственности, од-
накоже, обнаруживало бы их первоначальную родину../
Зародившись на пустынных островах, эти мысли разви-
лись затем в стройную теорию, перевернувшую все прежние
представления о происхождении животного и растительного
мира...
И вот, через 88 лет по следам Дарвина направляется на эти
замечательные по своей природе острова выдающийся амери-
канский натуралист, вооруженный всем современным арсена-
лом научных знаний, опытный наблюдатель, которому зооло-
гическая наука обязана многими ценными открытиями, в то
же время и талантливый, увлекательный рассказчик, Уильям
Биб. Окруженный группою молодых помощников, он в ко-
роткий срок производит весьма серьезное обследование
фауны островов и добывает для науки бесчисленное множе-
ство новых ценных наблюдений и фактов, проливающих
свет на природу и происхождение островов и их фауны.
Собранные этой маленькой экспедицией коллекции пре/ь
ставляют драгоценный вклад в науку и служат материалом
для целого ряда работ крупных специалистов. Вместе с тем
Уильям Биб умеет рассказать о своих наблюдениях с таким
захватывающим увлечением, что, несмотря на отсутствие
каких-либо особых приключений, описание его путешествия
читается как сказка... Но эта сказка—быль... Наблюдения
Биба—наблюдения натуралиста, изощренного опытом и не
переступающего ни на шаг за пределы научности. Он умеет
в них найти и выделить общее среди частностей и полетом
мысли заинтересовывает и увлекает читателей.
Мы надеемся, что эта сказка-быль об островах, лежащих
„на краю света" и сыгравших такую крупную роль в исто-
рии человеческой мысли, сказка, рассказанная одним из
самых выдающихся натуралистов нащего времени, будет
интересна и для русского читателя.
Проф. П. Ю. III м и д т
ОТ АВТОРА
Книга эта могла бы быть озаглавлена „Шесть тысяч
минут на Галапагосских островах", потому что из двух
с половиной месяцев, употребленных на путешествие в це-
лом, только сто часов были проведены собственно на остро-
вах. Но, не взирая на этот короткий срок, все, чего ожи-
дали мы от посещения этих мало исследованных участ-
ков земли, сбылось в полной мере.
Мы вышли из Нью-Йоркского порта на паровой яхте
„Нома" 1 марта 1923 г. и возвратились 16 мая, сделав путь
в 16000 километров, причем восемь раз пересекли экватор.
Кроме Галапагосских островов, мы короткое время
пробыли в Чарльстоне, Ки-Весте, Гаванне, Колоне и Па-
наме.
Галапагосский архипелаг представляет собой небольшую
группу островов и островков, которых насчитывается в об-
щем около шестидесяти; он находится на самом экваторе,
в Великом океане, в девятистах километрах от Экуадора, к тер-
ритории которого и принадлежит. Так как время, которым
мы располагали, измерялось часами, то решено было не
проникать далеко в глубь больших островов: исследовать
их центральные вулканы не удавалось даже таким экспе-
дициям, которые продолжались год или более. Но и ост-
рова меньших размеров, обозначенные крошечными точками
даже на крупной карте, настолько интересны, что именно
на них-то и провели мы большую часть своего драгоцен-
ного времени. Таким образом на последующих страницах
читатель встретит больше описаний мелких островов, таких,
как Эден, Гай-Фаукс, Дафнэ, Сэймур и Тоуэр, чем огром-
ных пустынных пространств Индефетигебля или высоких,
образованных лавовыми потоками плоскогорий на острове
Джемса или на Альбемарле.
Нам удалось, несмотря на весьма малое время, бывшее
в нашем распоряжении, собрать достаточное количество
живых существ, которые были переданы нами в Зоологи-
ческий парк. Между ними есть виды, представители кото-
рых еще никогда не бывали пойманы. Из Панамы мы при-
везли обезьян, опоссумов, небольших попугаев и соек,
а с Галапагосских островов—пингвинов, бескрылых кормо-
ранов, вилохвостых чаек, ястребов, голубей и пересмеш-
ников.
В Американский музей мы доставили материал для по-
становки в нем двух групп игуан; мы привезли для них и
образцы растений, камней, раковин и песка; туда же посту-
пило много фотографий и картин акварелью и масляными
красками, а также гигантская черепаха, двадцать четыре
игуаны и семейство морских львов.
Для отделения тропических изысканий Зоологического
общества нами было доставлено: 90 акварелей, 40 картин ма-
сляными красками, 46 рисунков пером, 400 фотографиче-
ских снимков и около 3500 метров кинематографической
ленты; мы собрали также 160 шкурок птиц, много гнезд и яиц;
150 пресмыкающихся, 200 рыб, 3000 насекомых и много
других научных объектов, а также 300 страниц описаний,
отчетов, заметок и каталогов.
В продолжение полугода после нашего возвращения на
основании наших материалов появилось двадцать две на-
учных статьи в журнале „Zoological издаваемом Нью-Йорк-
ским Зоологическим обществом.
Рассказать в отдельности о работе каждого члена на-
шей экспедиции нет возможности. Все были в одинаковой
мере воодушевлены с первого момента, как вступили на
палубу „Номы“, и до конца; все четырнадцать человек еди-
нодушно и с дружным энтузиазмом работали, каждый по
своей специальности.
Настоящая книга отнюдь не претендует на сколько-ни-
будь полный очерк сведений о флоре и фауне Галапагос-
ского архипелага. Она—не что иное, как беглая запись на-
ших отдельных наблюдений, кристаллизация особенно ярких
и характерных впечатлений, полученных от моря, птиц,
пресмыкающихся, рыб и насекомых; их своеобразие в окраске
и форме заставляло нас нередко сожалеть о том, что каж-
дую из шести тысяч минут пребывания на Галапагосских
островах мы не могли растянуть на часы или дни.
Экспедиция У Биба на острове Тауэре.
Брукинг. Kyi.ер. Мак-Кей. Мерриэм. Мютчель. Гофм.>н, Биб.
Роз.	Уилер.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОТ НЬЮ-ЙОРКА ДО ПАНАМЫ
В холодный февральский день я шел ио набережной
Бруклина. Десятки судов, укутанные на зиму и запорошен-
ные снегом, стояли похожие на какие-то бесформенные
массы, на куколки гигантских бабочек. Одно из этих судов
должно было теперь пробудиться от сна. Мы избрали на-
рядную, комфортабельную яхту „Нома", которая должна
была служить нам плавучим домом многие дни. Волшебное
слово—„экспедиция на Галапагосские острова"—было произ-
несено, и начались радостные приготовления. Предположено
было направиться сперва в Панаму и через канал в Великий
Океан, прямо на эти замечательные острова, для того,
чтобы исследовать там все, что возможно, и привезти об-
разцы жирртных ц растений, какие только нам попадутся.
$
Глубокой ночью, в час, когда чаще всего умирают люди,
„Нома“ пробудилась к жизни и вынесла нас в открытое
море...
В таком путешествии, как наше, существуют всегда три
периода, представляющие каждый особенный интерес и воз-
буждающие особый вид радости: это — периоды ожидания
самой работы и воспоминания о сделанном. Но бывает один
неповторяющийся момент, которого нельзя забыть, хотя бы
после него и пришлось пережить много интересного и ра-
достного: это —момент, когда находишь первую интересную
добычу. Пусть это будет даже нечто довольно обыкновен-
ное, пусть оно попалось случайно и погибло вскоре после
поимки,— все равно: впечатление остается огромное.
На третий день нашего путешествия сачок на длинной
палке, опущенный с борта в воду, зачерпнул немного мор-
ских водорослей — саргассов. На первый взгляд среди них
не было ничего, кроме мелких витых ракушек морского
червя, белых с коричневым, и легкой бахромы гидроидов.
Водоросль положили в аквариум кают-компании; и вдруг
то, что казалось полуувядшей длинной травой, зашевели-
лось и поплыло само по себе. Мы бросились к аквариуму,
и восемь пар глаз с радостью устремились на эту первую
нашу находку. Сквозь стекло на нас смотрели большие
круглые глаза без век, глаза небольшой рыбы — едино-
рога. Наглядевшись, она тихо поплыла вдоль стенки, угро-
жающе приподняв кверху свой тонкий меч — шип или рог—
впереди спинного плавника.
Глядя на нее, невольно думалось: как могла эта рыбка,
такая нежная, полупрозрачная, выдержать бешеный шторм
прошлой ночи, когда огромные валы перекидывались через
нашу палубу, все захлестывая и разрушая на пути?
Невольно проникаешься удивлением перед приспособлен-
ностью живых существ к окружающей среде и к условиям
жизни. Рыба эта плохо идет на удочку, и мясо ее горького
вкуса и даже ядовито. Вот приблизительно все, что мы
о ней знаем. Теперь я старался представить себе, как она живет.
В молодом возрасте убежищем ей служат пловучие во-
доросли саргасса, эти удивительные растения Саргассового
1Q
моря. Представьте себе; что над нами в высоте плавают
плотные массы облаков, то серых, то коричневых, то олив-
ково-зеленых, а под ними и в них самих непрерывно дви-
жутся какие-то странные существа; если ветром внезапно
отнесет их в сторону, то при наступлении тишины они по-
спешно опять забираются в свое надежное прикрытие.
В таком виде должны казаться рыбам эти пловучие кусты,
Животным, населяющим их, вечно грозит опасность сверху,
от прожорливых чаек, внизу —от жадных рыб, и защитить
их может только их цвет и форма, движение и инстинкт,
Молодая рыба-единорог (Monacanthus) живет в водоро-
слях, пока не окрепло ее странное оружие — зазубренный,
ядовитый меч на спине, пока не затвердела острая чешуя,
не сформировалось окончательно костистое тело, горькое
и несъедобное ни для какого животного.
Мир, населяющий пловучие водоросли, весьма разно-
образен. Кроме раковинок, мы находили там креветок, за-
щитный цвет которых — цвет воды: они совершенно проз-
рачны, и их усики шевелятся так же, как шевелятся сте-
бельки водорослей в струях воды. Попадаются в саргассах
и морские анемоны. Эти крошечные, движущиеся живые
цветы, всего в восьмую долю три-четыре милиметра в по-
перечнике, красновато-желтые или прозрачно-серые, с тон-
ким лиловым ободком вокруг ротового отверстия, распуска-
лись и закрывались на наших глазах. Они быстро шевелили
своими щупальцами-лепестками и проворно ползали по водо-
рослям.
Чем дальше в океан, тем больше нам попадалось живых
существ. Вообще надо заметить, корабли имеют какую-
то притягательную силу чля морских животных. Не говоря
уже о чайках, которце всегда в огромном количестве ле-
тали за нами в продолжение дня и с наступлением ночи
исчезали неизвестно куда, чтобы вновь появиться утром,
нас постоянно сопровождали стаи дельфинов и акулы.
Дельфины, повидимому, вертятся около кораблей просто
только из страсти играть. Они кувыркаются, погружаются
в воду, ныряют под киль корабля, опять выплывают и вы-
прыгивают из волы. Постоянно видны их серые, блестящие
11
тела и острые морды. Когда темной ночью стоишь у борта
корабля и вокруг все черно, сквозь плеск волн и жур-
чание воды слышатся странные звуки: это дышат дель-
фины. То с одной стороны, то с другой доносится из воды
дыхание этих млекопитающих, и трудно себе представить
что-либо более странное, чем эти живые звуки среди без-
брежного черного океана.
Нам удалось убить преследовавшую нас акулу. Подни-
мая на борт ее тяжелое серое тело, почти в два с полови-
ною метра, мы заметили несколько крепко сидящих на ее
коже прилипал (Echeneis). У этих странных рыб спинные
плавники превратились в длинные присоски, которыми они
плотно прикрепляются к телу акулы, путешествуя с ней
вместе и питаясь остатками ее пищи. Вреда они приносят
ей не больше, чем ракушки, покрывающие киль корабля.
Прибыв в Колон на Панамском перешейке, мы высади-
лись на берег, предоставив нашей яхте итти по Па-
намскому каналу; сами же мы следовали за нею по
берегу.
Над бухтой Колон в небе высоко над нами парили два
аэроплана, описывая спирали и петли, а еще выше их,
будто смеясь над человеком и его изобретениями, реял
гриф: он без шума, без пропеллера описывал такие же
спирали на своих почти неподвижно распростертых
крыльях.
Панамские джунгли представляют собою интереснейший
мир: он кишит всевозможными живыми существами, и в нем
происходят всякие странные вещи. Там видели мы сотни
прелестных, пестро расцвеченных птиц, наполняющих воздух
щебетанием и пением. В ручьях и ямах живут креветки, а
однажды я увидал лежащее поперк потока большое бревно,
которое вдруг двинулось и поплыло против течения. Это
был крокодил, высматрива1зший добычу своими маленькими
золотистыми глазами.
Появление огромной водяной черепахи заставило уси-
ленно биться мое Сердце натуралиста. Но особенно инте-
ресны были япоки—водяные опоссумы, прелестные живот-
ные величиною с большую крысу; волнистая шелковая
Г2
снежно-белая шерсть их разрисована бледно-серыми пятнами
на спине.
Из-под камня показалась длиннохвостая ящерица и
остановилась, прильнув телом к земле и высоко вытянув
шею и голову кверху. Потом она побежала по открытому
месту, что-то вынюхивая, и вдруг я увидел, как она превра-
тилась в двуногое: поднявшись на задние лапы, передние
прижимая к груди, она сразу стала похожа на маленького
динозавра.
После двухдневных блужданий по джунглям мы вышли
к морю и прибыли в Панаму, где познакомились с Синдба-
дом. Синдбада я нашел в самом неподходящем обществе и при-
обрел его, чтобы приобщить к нашей компании.
Синдбад — только прозвище; настоящее его название —
паукообразная обезьяна, по латыни — Ateles ater. Синдбад
сидел, привязанный на веревке в узкой улице, а против
него, в расстоянии трех метров, выстроился ряд панамцев,
невинное занятие которых состояло в том, чтобы плевать
на него с этого расстояния. Две пальмы стояли в отдале-
нии, и все внимание Синдбада устремлено было на них. Он
сохранял все свое достоинство и полнейшее равнодушие к
окружающему. Местные спортсмены, повидимому, очень на-
практиковались, потому что проявляли большое искусство.
Нельзя сказать, чтобы я был охотником нарушать чужое
веселье, но тут я прекратил это интересное состязание, ку-
пив Синдбада. И когда длинная рука его обняла меня за
шею и он вопросительно заглянул мне в глаза, я согла-
сился с мнением Бриана: да, действительно, многие чело-
веческие существа не состоят ни в малейшем родстве с та-
ким джентльменом, как Синдбад! Он стал жить с нами,
был кроток и очень весел. Больше всего ходил на задних
ногах и, что особенно замечательно, умел смеяться, — не
просто молча скалить зубы, как другие обезьяны или со-
баки, но действительно смеяться в голос, когда его.щеко-
тали или когда он выкидывал с нами какую-нибудь ловкую
штуку.
Пять дней провели мы на Панамском перешейке, чинясь,
запасаясь льдом, провиантом, водою и углем. Шум города,
13
।
свет, блеск, движение, все плоды цивилизации были к на-
шИм услугам. Но задача, стоявшая перед нами, заставляла
Пас радостно думать о ней и стремиться все дальше и даль-
ше, в неведомое...
Будто для того, чтоб оставить в нас особенно силь-
ное впечатление, город поразил нас удивительным зрели-
щем: когда мы медленно выходили из залива, направляясь
в открытое море, сигнальные огни ста пятидесяти судов,
стоящих в порту, как жемчужины, белели на фоне черного
ночного неба. И вдруг со всех сторон заблестели ослепи-
тельные белые лучи. Они шевелились, пересекаясь, выхва-
тывая из мрака то часть набережной, то волны, то осве-
щая облака, то простираясь туда, далеко-далеко, как нам
казалось, в бесконечность. Это был волшебный праздник
огней! Но мы постепенно удалялись, и вся эта красота сли-
валась, исчезала. Вот виднеются только отдельные тонкие
светлые линии, вот уже только одна - две блестки, точно
крошечные светляки, там где-то, вдали... Но еще минута —
и они исчезли... Человек со всей его техникой и маши-
нами больше не существовал. Черная вода плескалась
вокруг бортов яхты, билась в мой иллюминатор, и темная
ночь, первая наша ночь в Великом океане, окутала нас со
всех сторон.
Ловля рыбы ва^острозе Индефетигебле.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРВАЯ ПРОГУЛКА ПО ОСТРОВУ ИНДЕФЕТИГЕБЛЬ
Далеко в Тихом океане, у экватора, против берегов
Южной Америки, есть группа вулканических островов,
известная триста пятьдесят лет назад под названием Закол-
дованных островов, а теперь называемые Галапагосскими.
Английский путешественник XVIII века Джон Байрон
видел их, взбирался по их потокам остывшей лавы и
дивился отсутствию пугливости у тамошних птиц. Робинзон
Крузо побывал на них, — его доставили туда спасшие
его морские разбойники, и, надо думать, он благо-
словлял судьбу, избавившую его от несчастья быть
выброшенным на эти неприветливые берега при крушении
судна.
Как мы увидим далее, соприкосновение человека с эти-
ми островами на всем протяжении истории связано с вой-
।
/5
Нами и всякими лишениями: жаждою, голодом и таинствен-
ными случайностями.
Первые известные нам сведения о Галапагосских остро-
hax относятся к далекому туманному прошлому» когда
вождь племени древних инков Тупак Юпанкви, дед Атаху-
йльпа, во время своего морского путешествия по Тихому
океану открыл огненную гору, названную им Нинакумби.
Это было задолго до первого путешествия Колумба. Если
го был один из Галапагосских островов, что весьма веро-
ятно, то Юпанкви посетил, надо думать, и другие, так как
он вывез оттуда негров и трон из меди.
Холодное течение Гумбольдта, возникающее в американ-
ских водах, идет прямо к северу вдоль берегов Чили и по-
ворачивает слегка на запад у Перу; отклоняясь от материка
Южной Америки, оно направляется в Тихий океан и омы-
вает берега Галапагосских островов. Температура его на
15—20° ниже нормальной для экваториальных вод. В бы-
лые времена это течение, несомненно, способствовало зане-
сению сюда пингвинов и южно-полярных тюленей, встре-
чающихся теперь на этих островах. То же течение, в связи
с продолжительными штилями, было в 1535 году причиной
высадки в архипелаге Галапагосских островов испанского
епископа, направлявшегося в Панаму. Ему мы обязаны са-
мыми первыми сведениями об этих островах, об их ручных
птицах и гигантских черепахах, на спине которых свободно
может уместиться человек. Испанцы здесь едва не умерли
от жажды и поддерживали жизнь лишь жеванием толстых,
мясистых листьев кактуса, пока в конце концов им не
удалось отыскать небольшое количество воды во впадинах
скал.
Позднее здесь появились пираты с добычей из Перу, под-
жидавшие у островов удобного случая для новых набегов.
Порою мы наталкиваемся на описание инцидентов вроде
следующего. Судно Диего-де-Риваденера, измученного вы-
жиданием попутного ветра и погибавшего со своей командой
от голода, выбросило в море молодого юнгу, чтобы изло-
вить плававшую вокруг корабля гигантскую черепаху.
В этот момент неожиданно поднявшийся ветер унес судно
16
так быстро, что не было возможности вернуться и Спасти
несчастного, цеплявшегося'за черепаху и тщетно молившего
о спасении. Пират Вудс Роджерс зарыл здесь будто бы
огромные сокровища, награбленные им у вице-короля Перу.
Предполагают также, что инки бежали сюда, спасаясь от
испанского завоевателя Писарро, с громадным количеством
драгоценных камней и золота.
Со времени войны 1812 г. история Галапагосских остро-
вов становится несколько более точной. Адмирал Портер
Модель острова Индефетигебля. В центр,2—предполагаемый вулкан.
Спереди—три отделившиеся островка: Сеймур, Дафнэ и Эден.
оставил нам длинное, интересное описание своих приклю-
чений, а также и очерк естественной истории архипелага.
Он объясняет название „Заколдованные острова** чрезвычай-
ной трудностью для корабля покинуть их, благодаря затяж-
ным штилям и изменчивости подводных течений, задержи-
вающих неделями суда вблизи от места последней якорной
стоянки.
Трудно передать словами все наши Йерёжйк^ия на
рассвете четвертого дня, после того, как мы отбыли из
Панамы. Они так живо сохранились в моей памяти, что я
2.-3997
17
мог бы воскресить любой зйук, любой зйпах, любые краскй.
С мостика нашей яхты я заметил низкое облако на юго-
западе горизонта, не рассеивавшееся вместе с туманом,
который поднялся с моря или спустился с неба; оно как
бы сомневалось, примкнуть ли ему к облакам или же упасть
в море дождем.
В предрассветной мгле, позабыв об облаках, я занялся
наблюдением над огромным стадом дельфинов, лениво
и медленно, точно во сне, перекатывавшихся в морских
волнах. Одним могучим движением переворачиваясь в воде,
они всплывали на поверхность и, описывая дугу, исчезали
снова под водой. Очевидно, все они, одновременно уловили
шум нашей яхты, и, хотя их было около двухсот, они,
как один, выпрыгнули из воды, повернулись в воздухе, и,
подобно осколкам взорвавшейся бомбы, снова зарылись
в воду. Дельфины направились прямо на нас и плыли пе-
ред самым носом судна, продолжая выпрыгивать на воз-
дух с распростертыми плавниками и снова шлепаясь
в воду, отчего получался звук, похожий на ружейный залп.
Верхний край странного облака на горизонте был резко
отграничен, чего не бывает с облаками. В конце концов
густой туман над высокими пиками рассеялся, и я увидел
землю, это были Галапагосские острова, их вулканы —
остров Индефетигебль. Он был так массивен и так не со-
ответствовал тем описаниям, которые нам были известны
из книг, что мы долго не хотели верить своим глазам.
Только лишь различив Гордонские скалы, Барингтон, ост-
рова Северный и Южный Сеймур, Дафнэ, Иервис и др.,
мы убедились, что это действительно Галапагосские острова.
Мы медленно шли на северо-запад, прямо на Индефе-
тигебль, и не могли насмотреться на все диковинки, кото-
рыми кишело море. В течение трех последних дней нам почти
не попадалось ни пернатых, ни представителей морского цар-
ства. Теперь же глупыши то-и-дело вспархивали над волнами,
как мотыльки, кружились крачки, уверенными взмахами
крыльев напоминавшие стрижей, и два альбатроса парили
над яхтой — зрелище для меня неожиданное в такую пору
года. Акулы плыли почти бок-о-бок с нашим судном; два
18
котика вынырнули и осмотрели яхту от верхушек мачт до
ватер-линии,это были два единственных представителя
этой группы, которых я видел у островов.
Но едва ли не самым интересным зрелищем был- огром-
ный парусник — рыба, по меньшей мере, двух с половиной мет=
ров длины, три раза под ряд выпрыгнувшая из воды, поворачи-
вая свой могучий прямой и острый клюв в различных на-
правлениях. Позднее я узнал, что это—единственный случай
нахождения парусника в этой части света; но ошибки быть
не могло: его видел отчетливо и мой коллега. На следую^
щий день он увидел еще и другого, я же заметил двух
парусников, но меньших размеров.
Над нашей яхтой описывали круги пеликаны и фрегаты
и низко опускались бакланы, видимо, желая удовлетворить
свое любопытство. Но вот громкий грохот якорной цепи
резким диссонансом нарушил тихое течение окружавшей
нас жизни, и мы остановились в Конвейской бухте, в гавани,
служившей пристанищем для всех знаменитых пиратских
судов во все времена.
Окинув взором растилавшийся перед моими глазами остров,
я тщетно пытался уловить хотя бы единый звук с его пустын-
ных берегов.
Итак, свершилось! Греза моих юношеских лет нако-
нец сбылась: я очутился на Галапагосских островах! Дар-
вин пробыл здесь более месяца, и его наблюдения над
жизнью здешних птиц послужили, быть может, первым
импульсом, побудившим его создать „Происхождение видов“
С тех времен и поныне острова почти не изменились.
Изредка проходила шхуна мимо их берегов или же какое-
нибудь судно разбивалось о камни либо о выступающий риф.
Протекали, чередуясь, месяцы и годы, но на большинстве из
островов пресмыкающиеся, птицы и морские львы попреж-
нему видели только себе подобных; для них одних встава-
ло и заходило солнце; целые поколения этих существ жили
и вымирали, ни разу не увидев человека.
28 марта 1923 г. я выпрыгнул из моторной лодки, подо-
шедшей к острову, и вброд добрался до берега. Вода была
кристально-прозрачна. Маленькая уточка спустилась на воду
19
почти у наших ног. Она усердно гребла своими пере-
пончатыми лапками, крякая и с любопытством вглядываясь
r наши лица. Такое отсутствие пугливости у местных птиц,
такое поведение их, как в библейском раю во времена Адама
и Евы, меня не удивило: оно было мне уже известно
из книг; старые рассказы Кука и Дампье подтверждались.
Попытаюсь в немногих строках описать красоты и интерес-
ные стороны этих островов. Как известно, фотография произ-
водит всегда меньшее впечатление, чем живопись; так и сло-
весное описание может иметь успех только при условии
недоговоренности: детали должно дополнить воображение
читателя.
Странное чувство безнадежности охватило меня, когда я
впервые вступил на землю. Знакомясь в свое время с тро-
пическими джунглями, я там чувствовал растерянность, я ста-
рался отыскать какую-нибудь руководящую нить, возможно
сузить задание: так сложна и запутанна была окружавшая
меня картина роскошной растительной и животной жизни
тропиков.
Там немыслимо одному человеку охватить всю сложность
взаимоотношений хотя бы на поверхности какого-нибудь
квадратного метра. Потому там не чувствуешь и ответ-
ственности, что упустил, забыл, не заметил чего-нибудь,
заслуживающего внимания. Но здесь, на Галапагосских
островах, отчаяние овладело мной по другой причине.
Острова эти уединены, жизнь на них сравнительно скудна,
и при наличии времени, внимания и уменья наблюдать
имеется полная возможность для одного человеческого ума
постичь, распознать, распутать все сложные соотнош|чия
между животными, растениями и окружающей неорганиче-
ской природой. Научные экспедиции не раз уже посещали
этот архипелаг с тех пор, как Дарвин побывал здесь во-
семьдесят восемь лет тому назад. Одна из них оставалась
здесь в продолжение шести, другая же — восьми месяцев.
Специалисты-ученые уже наблюдали, коллекционировали,
описывали здесь тысячи животных и растений. Таким
образом я имел возможность пользоваться обширным за-
пасом уже накопленных научных сведений. Но вместе с
20
тем я знал, что кратковременное мое пребывание исчисля-
лось днями, почти часами, и часть этого времени уйдет
непременно на сон, на питание!.. Этот недостаток времени
и вызывал мое отчаяние. Взор мой скользил по расстилав-
шемуся передо мною обширному острову, по целым кило-
метрам возвышенностей, упиравшихся в неисследованные
вулканы в центре, высотой в несколько километров. В данный
момент они были заслонены от наших глаз дождевой завесой,
за которой, быть может, скрывались неисчислимые чудеса.
Первая прогулка по неизведанной местности в новой
стране — нечто особенно привлекательное, увеличивающее
ценность жизни, а в такой стране чудес, как эта, первые
шаги столь обильны новыми впечатлениями, что описать их
в стройной последовательности почти невозможно. И хотя
во время моей первой прогулки по Индефетигеблю меня
охватили самые разнообразные впечатления, тем не менее
они вспоминаются с удивительной ясностью.
Еще не достигнув берега, кто-то из нас направил свою
фотографическую камеру на плававшую у наших ног ма-
ленькую уточку, совершенно ручную, и от волнения нажал
затвор, не удалив матового стекла. Затем мы вытащили на
берег всю нашу кладь и растянули большой холщовый ша-
тер: это было наше главное убежище, дававшее тень для
работы художников.
Совершенно случайно мы высадились в самой красивой
бухточке побережья, — мы ее назвали потом Гаррисоновой
•бухтой. Это был кусочек берега полулунной формы с бе-
лым песком и с рифами из окаменелой лавы на каждом
конце; он обрамлял кристально чистую изумрудную лагуну.
Два высоких сухих куста одиноко торчали из песка, служа
удобными вехами, видимыми издалека. На мягком белом
песке всюду были разбросаны во множестве раковины, ка-
ких я не видывал с детства, когда, бывало, выменивал на
них, как на драгоценности, птичьи яйца и картиночки. Их
было здесь такое изобилие и они были так красивы, эти
изящные башенки, конусы, двустворчатки и спирально за-
витые раковинки, что невольно я опустился на колени и
жадно собирал их.
21
Занимаясь этим делом, я взглянул вверх и вдруг увидел
почти над самой своей головой четырех птиц — пару устри-
цеедов и пару галапагосских чаек, — внимательно следив-
ших за мной. Они были так доверчивы, что, очевидно, при-
нимали меня за морского льва, но, должно быть, за не
совсем обыкновенного: это можно было заключить из их
сосредоточенного наблюдения.
Устрицееды, живущие на Галапагосских островах, тож-
дественны с таковыми Нижней Калифорнии: у них тоже
белое с черным оперение и красные клювы; чайки же, бла-
годаря своей густой серо-коричневой окраске, казались
изящными живыми кусочками вулканического пепла: это
исключительно галапагосский вид, не встречающийся нигде
более. За все время нашего пребывания в Конвейском за-
ливе эти две птицы были нашими неизменными спутниками.
Как только мы появлялись на берегу, они нас встречали
и бегали взад и вперед по берегу, разглядывав нас с не-
ослабевающим интересом и следя за нашими занятиями.
Временами показывалась и другая пара чаек, но эти
первые четыре птицы были, очевидно, неоспоримыми вла-
дельцами Гаррисоновой бухты. Когда мы принимались тя-
нуть невод, их воодушевление доходило до крайних пре-
делов. Они подпрыгивали вверх и вниз, когда рыба на-
чинала перескакивать через край сети, и с невероятной
жадностью поедали лакомые кусочки, которые мы им бро-
сали. Не успев еще проглотить рыбку, хвост которой тор-
чал у чайки из клюва, она уже готовилась схватить другую
рыбешку, бившуюся на песке у ее ног.
Когда мы появлялись на берегу с одними лишь моль-
бертами, ружьями и фотографическими аппаратами, чайки
ограничивались молчаливым наблюдением; зато стоило им
только завидеть длинные колья сети, торчавшие из лодки,
как они тотчас же их узнавали и принимались привет-
ствовать нас своим раскатистым хохотом; устрицееды же
бегали по берегу с поднятыми крыльями и сочувственно
гоготали.
Итак, в свое первое посещение я стоял на коленях и
жадно рылся в песке. Новой находкой было для меня бес-
22
численное множество толстых игл морских ежей, пурпуро-
вых й желтых, повидимому, не поддающихся разрушению
от времени. Позднее на острове Тауэр я нашел, что расщепле-
хвостые чайки строят свои гнезда из этих коротких, палоч-
кообразных игл, употребляя сотни их для каждого гнезда.
А вот и еще находка: замечательно красивый панцырь
огромного тропического омара. Каждая его частица пред-
ставляет собою тончайшую художественную резьбу изуми-
тельных тонов и красок. Когда этот представитель ракооб-
разных погибает и когда различные моллюски, рыбы и черви
покончат с его мясом и внутренностями, то опустевшая
скорлупа его выбрасывается волнами на берег и разбивается
о лаву. Рассыпанные по песку мелкие частицы ее в виде
миллиардов кусочков художественной мозаики поражают
глаз разнообразием красок и тонкостью скульптуры.
С побережья бухты я отправился вверх по песчаному
кряжу и очутился сразу в совершенно иной местности.
Песка уже не было нигде, а взамен его был совершенно
выжженный грунт. После первых часов ходьбы у меня со-
ставилось уже представление о типе местности и расти-
тельности, в общем одинаковой на всех островах. Хотя
обилие растительности было и не всюду одно и то же, но
прибрежные низменности были везде одинаковы: всюду
сухая и пустынная зона окружала возвышенную, цент-
ральную и более влажную область.
Уже после получасовой ходьбы я смог достаточно уяс-
нить себе, почему промышленниками остров никогда не
был использован, а посещался лишь пиратами, загонявшими
сюда свои суда для починки их на берегу, голодающими
китоловами да учеными исследователями, и то на елико
возможно короткий срок.
Мне стало также очень скоро понятно, почему внутрен-
ность Индефетигебля осталась до сих пор неисследованной.
Как и на большинстве других островов, низменная область
представляла собой сплошной затвердевший вулканический
пепел, испещренный множеством бездействующих, остывших
кратеров; редкая растительность, пробивающаяся там и сям
в трещинах и расщелинах, существует лишь при условии
23
неустанной борьбы за влагу. Каждый шаг по скользкому
вулканическому стеклу, звенящему, как металл, требует
осторожности, иначе вы рискуете упасть на кактус или
иное колючее растение. При малейшем неловком движении
ноги острые, как бритва, края застывшей лавы могут разре-
зать вам обувь. Изредка встречается подобие луга, являю-
щегося своего рода оазисом. Тут вязкая красная вулкани-
ческая глина позволила развиться довольно густому покрову
сухой травы.
Однако стоило сделать десяток шагов по этому лугу,
чтобы тотчас же с него свернуть и итти лучше по, грудам
острой лавы. Дело в том, что при малейшем прикосновении
к этой траве из нее сыпалось громадное количество семян,
покрытых густыми волосками, — они впивались в одежду и
в кожу наподобие сотен рыболовных крючков. Когда же
такое семечко попадало под платье, то удаление его сопро-
вождалось кровотечением и из пальцев и из тела, притом
обычно частица его обламывалась и долго еще давала себя
знать. Я никогда не встречал более неблагоприятных усло-
вий для ходьбы.
Индефетигебль имеет округлые очертания, и в попереч-
ном сечении протяжение его—около 40 километров..Он по-
вышается очень постепенно, а центральный его кратер до-
стигает высоты в 660 метров и более. Ходят слухи, что в
этом центральном кратере есть пресноводное озеро, однако
ни один исследователь не подымался выше 300 метров и
не приближался к центру этого острова. За недостатком вре-
мени и за невозможностью организовать доставку провианта
и воды мне удалось пройти не более 8 километров. Про-
никая внутрь острова, я был окружен холмами и скалами,
образованными из звонкого вулканического стекла, про-
дукта деятельности вулканов. Гигантсткие кактусы про-
тягивали вверх свои мясистые, овальные листья, также и
кое-какая более низкая растительность ухитрялась каким-то
образом завоевывать себе место в расщелинах лавы и до-
бывала питание для своих корней из скудной вулканической
пыли и пепла. Среди местной флоры преобладали два сор-
та растений: колючие растения и растения с толстыми, мя-
24
систыми листьями и стеблями. Вся же прибрежная зона
почти бесплодна и пустынна. Период дождей, дай то весьма
умеренных, длится всего два—три месяца, благодаря чему
там легко могли выдерживать лишь растения, содержащие
влагу в своих тканях, как, например, кактусы. Что же касается
колючих растений, то, хотя большинство из них так давно
уже существует здесь, что они стали местными, галапагос-
скими видами, все же они не утратили своего колючего
наряда.
В различных описаниях этих островов много говорилось
о бесплодности береговой полосы, и я был крайне изумлен,
увидев всю эту местность зеленеющей и большинство ра-
стений в полном цвету. Но когда я ближе присмотрелся к
этой зелени, то убедился в обманчивости ее маскарадног^
наряда. Лишь концевые побеги и ветви были покрыты лист-
вою, но так как кустарник преимущественно разростался
вширь, создавалось впечатление обилия зелени. Раздвинув
же зеленый на вид куст, не трудно было убедиться в пол-
ной оголенности веток и стволов, побелевших за время
бездождия под лучами солнца и на первый взгляд померт-
вевших; глубоко под корой они сохраняли однако искру
жизни, готовой воскреснуть в следующий сезон дождей,
через семь—восемь месяцев.
Оболочка, предохраняющая растение от жары и засухи
в течение остальной части года, столь герметически непро-
ницаема, что даже новые дожди не могут ее смягчить. Только
лишь верхние ветки доступны внешнему влиянию, и в них-
то и проявляется вся жизненная энергия растения.
Пробираясь среди более высоких растений, мне казалось,
что я иду среди мертвого леса, украшенного лишь пучками
листьев. Однолетние же растения, конечно, были сплошь
зеленые, — они растут тут с невероятной быстротой. Вер-
нувшись на берег, я заметил, что многие из мелких расте-
ний уже успели за это время расцвести и увянуть.
Период дождей, да и то весьма нерегулярных, длится
на островах от января до апреля, и хотя в тот год сезон
был запоздалый, но уже в начале апреля он видимо прихо-
дил к концу. Желтый тон преобладал в окраске цветов на
25
острове: в бледных типичных цветах кактуса и акации,
в нежных цветках с пурпуровой сердцевиной дикого хлопка,
а также в цветках древовидного кустарника кордии. Как ни
странно, но это были единственные крупные цветы среди
всей растительности острова.
При нервом моем вступлении на песчаный берег меня
приветствовали местные птицы Индефетигебля: три пере-
смешника, быстро побежавшие мне навстречу. Один из них
тотчас же начал петь, и все трое разглядывали меня с боль-
шим любопытством. Всякий видавший этих птиц в садах
штата Вирджинии, встретив их здесь, узнал бы в них американ-
ских дроздов: те же игривые манеры, слегка приподнятый
хвост с яркими крапинами, коричневато-серое оперение,
мутно-белое внизу, и темные крылья. Несмотря на отсутствие
белых перьев на крыльях и на черный оттенок передней части
головы, эти островитяне, казалось, хотели замаскировать
свое происхождение; они, однако, выдавали себя при первых
же звуках голоса. Это был тот же тембр, то же попурри из
всевозможных нот, мягких и резких, характерное для всех
пересмешников.
Прежде всего я был изумлен и очарован их доверчиво-
стью. Это были две взрослые птицы и птенец с крапчатыми
оперениями; последний спокойно подошел и клюнул сырую
песчинку с моего башмака.
Я медленно шел вперед, сопровождаемый этими двумя
птицами. Взлетев на ближайший куст, они стали тщательно
всматриваться в мое лицо. Куст был поистине достоин этих
странных островов: весь покрыт бесчисленными колючка-
ми вместо листьев. Человеческая рука не могла бы нигде
прикоснуться к ним безнаказанно, но это не мешало пере-
смешникам перепрыгивать с ветки на ветку, как по бархат-
ной листве.
Научное название этих черноухих пересмешников—Neso-
mimus melanotis. Первое, что меня в них поразило, это—бы-
строта и легкость, с которыми они передвигаются по зем-
ле. Я видел их чаще ходящими и бегающими, чем сидящи-
ми на кустах. Охотясь за мухами, они перепрыгивали вся-
кие препятствия, при чем даже не расправляли крыльев.
26
Они были значительно мельче наших американских дроз-
дов, но клюв и ноги галапагосских птиц более развиты, чем
у тех. Благодаря тому, что на островах нет крупных де-
ревьев, что насекомые главным образом ползают по земле,
а ягоды растут в песке или на самой лаве, а также благо-
даря близости океана, птицам незачем высоко или далеко
летать. Вот единственная причина изощренности в быстром
Прибрежная растительность острова Индефетигебля: кактусы,
кустарники, бурсеры и кордии.
передвижении по земле. Неровность грунта и скудость фауны
насекомых затрудняют добывание пищи; вследствие чего
клюв птицы выполняет сложное назначение: им они добы-
вают пищу в трещинах лавы, расщепляют мелкие ветки, рас-
калывают скорлупки крабов и моллюсков и даже обрывают
хвосты мелким ящерицам. Все это мне самому приходилось
наблюдать. Итак, не касаясь теории причинности и след-
ствия или естественного отбора, факт остается тем же: эти
птицы по своей структуре значительно отличаются от кон-
27
тинентальных дроздов, прекрасно приспособлены к добыва-
нию пищи и потому благоденствуют на островах. Нагляднее
можно представить себе эти изменения в ногах и крыльях
пересмешников, если допустить, что у человека при изме-
нении условий существования руки укоротились бы на пять
сантиметров за счет удлинения ног на двенадцать сантиметров.
Любопытнее всего, что, не вдаваясь в точную характе-
ристику как этих, так и других галапагосских птиц, невольно
путаешься в определениях, если отыскиваешь их прямое
родство. Несомненно, что здесь мы имеем некогда живших
птиц на материке, вероятнее всего, вдоль побережья Пала-
мако и Коста-Рики, и впоследствии ставших обитателями боль-
шого Галапагосского острова. Последний же, в свою оче-
редь, вследствие оседания превратился в ту группу вулка-
нических островов, на которых до сих пор продолжают жить
представители рода Nesomimus, начав уже слегка различаться
между собою. Тут, вероятно, действуют причины иные, чем те,
которые вызвали общее родовое сокращение крыльев и
удлинение ног, и причины эти не столь существе нны. Свя-
заны ли они с внутренними органическими изменениями или
же с внешними условиями, трудно определить Как бы то
ни было, но мы имеем здесь пример эволюции в трех пло-
скостях.
Я бросил моим пересмешникам несколько крошек^хлеба,
как это, вероятно, делали за сотни лет и до меня различ-
ные пираты, посещавшие острова. Птицы тотчас же под-
летели к самым моим ногам и преспокойно стали клевать
хлеб.
Когда я углубился внутрь острова, ко мне присоединилось
другое семейство таких же птиц.
Они держались близко, перепрыгивая с куста на куст и
оповещая других птиц громкими, резкими криками на высо-
ких нотах.
Каждая птица подлетала сразу на очень близкое расстоя-
ние, вглядывалась в меня умными, живыми глазами и тотчас
же опускалась на землю возле меня; затем следовал первый
крик, уже слышанный мною и выражавший некоторую тре-
вогу и сомнение.
28
Неожиданно я почувствовал легкий толчок и царапанье
когтями по моему шлему Подняв руку, я коснулся оперенной
ноги и увидел короткоухого филина, чуть было не севшего
мне на голову. Отлетевшие на некоторое расстояние пере-
смешники внимательно следили за новым пришельцем,
издавая при этом короткий шуршащий звук крыльями. Этого
Галапагосский пересмешник (Nesomimus melanotis).
звука мне больше потом никогда не пришлось слышать, так
как я никогда больше не видел пересмешников в состоя-
нии тревоги или испуга, но даже и теперь в их движениях
не было явного страха перед этим хищником. В другой раз
я видел, как маленький желтогрудый подорожник ударился
головой о ветку, спасаясь от соседства филина. Я предпо-
лагал, что последний питается кузнечиками и крабами, но
в местах, где гнездятся филины, я находил скелеты мышей,
мелких птичек, ящериц и остатки громадных стоножек. Этот
29
филин (Asio galapagensis) -прирожденный островной житель;
в сущности же он мало чем отличается от других типичных
видов, встречающихся во всех частях, света. Он изменился
лишь в том отношении, как и пересмешники, г. е. имел
большой клюв и сравнительно короткие крылья.
Мой новый знакомец, филин, отлетев метра на два,
уселся на глыбе лавы и глядел своими желтыми круглыми
глазами, немигающими даже при ярком дневном свете;
я поднялся в гору на один—два метра, но он снялся и без-
звучно улетел, точно сделанный из ваты. Затем он снова
сел, а пролетавший в это время кузнечик упал тут же на
землю, ударившись об его грудь. Филин, не долго думая,
схватил несчастное насекомое и беспощадно его уничтожил.
Когда же хищник снова поднялся, то неожиданно появив-
шийся пересмешник принялся клевать оброненное филином
крыло кузнечика. Все эти явления, на первый взгляд такие
незначительные, производят однакаогромное впечатление,—
в них отражается жизнь островов, полная случайностей и
неожиданностей на каждом шагу.
Не успел я миновать открытый песчаный берег, как мне
стали попадаться под ноги мелкие ящерицы тропидуры. Как
пересмешники искоса поглядывали на филина, так и яще-
рицы несколько остерегались пересмешников, которых, во
всяком случае, они боялись больше, чем меня. Когда же я по-
полз на четвереньках, то мог почти дотрагиваться до них ру-
ками. Эти ящерицы, от четырех до четырнадцати сантиметров
длиною,были окрашены в цвета, присущие островам. Серовато-
черный и огненно-пепельные тона преобладают в этой мест-
ности, где каждый холм представляет собой потухший вул-
кан и где каждая тропинка—не что иное, как застывший по-
ток лавы, а растительность пробивается среди туфа и вул-
канического пепла. Самцы этих ящериц—серые с коричне-
вой спиной, покрытой черными крапинами и полосами. На
шее и брюшке смесь розового, красного и густо-черного
цветов. У самок же преобладают коричневые тона, и только
на голове, плечах и боках ярко огненные крапины.
Ящерицы то-и-дело шмыгали взад и вперед, выползая
из трещин лавы и опасливо поглядывая на летающих птиц.
30
Будучи до нелепости доверчивыми, они взбирались на все
наши вещи. Если мы их преследовали, они самым нахаль-
ным образом останавливались, почтр давая до себя дотро-
нуться, но затем, вдруг охваченные смущением, начинали мо-
тать головой, усиленно раздувйя свой красный зоб. Будучи
пойманы, они философски мирились со своим заключением,
Пересмешник на гнезде.
занимались ловлей мух или же спокойно принимали их из
наших рук. Ночью эти ящерицы предпочитают зарываться
возможно глубже в песок, вместо того, чтобы укрываться
где-либо под нависшим камнем. В небольшой клетке с пол-
дюжины таких ящериц может свободно зарыться в песок,
не оставив даже видимого следа на его поверхности. Если же
их оттуда выкопать, они долгое время остаются сонными,
прежде чем окончательно откроют глаза и поймут, в чем дело.
31
Эта порода ящериц, встречающаяся на Индефетигебле,
известна в науке под названием Tropidurus albermarlensis. На
остальных островах было найдено еще семь других видов
ящериц этого рода, при чем расселение их произошло
совершенно аналогично расселению дроздов пересмеш-
ников.
Хотя я все больше и больше убеждался в том, что Гала-
пагосские острова были некогда соединены с материком,
меня все же интересовал вопрос о возможности вторичного
расселения видов этих ящериц с острова на остров. Дважды
я находил их забравшимися в нашу лодку, вытащенную на
берег. Когда мы стали отчаливать, одна из ящериц убежала,
другая же продолжала оставаться до самого нашего
прибытия на яхту. В другом случае три ящерицы из пойман-
ных нами убежали из клетки на корабле, и две из них по-
явились лишь через двенадцать дней, когда мы были далеко
в открытом океане. Это указывает на возможность случай-
ных переселений их с одного острова на другой на каких-
либо плавающих предметах.
Ящерицы эти хорошо переносят неволю, довольствуясь
лишь несколькими мухами в день.
Однажды я подкрадывался ползком к первой виденной
мною ящерице, чтобы ее сфотографировать, но она оказа-
лась до такой степени непугливой, что почти влезла па мой
аппарат. Пока я ожидал, чтобы она отошла в сторону, я
заметил, что почти у самых моих ног появился самец и при
виде красногрудой самки, гревшейся на солнце, стал с азар-
том качать головой. Затем он подполз несколько ближе и
продолжал кивать, но тут самка приподнялась на своих чер-
ных лапах, выпрямивши их, как палки. Изогнув спину дугой,
она стала надуваться до неузнаваемости и брызнула слюной
в своего поклонника. Бедняга повернулся, небрежно поймал
муху и с печальным видом удалился. Мне никогда не слу-
чалось видеть у животных такого внезапного превращения
и более ярко выраженного нерасположения.
Бродя среди полумертвой растительности острова, я взби-
рался на скалы из лавы, спускался в овраги, перепрыгивал
глубокие трещины, не взирая ни на какие препятствия; оста-
32
навлйвался я лишь тогда, когда натыкался на ужасающие
колючки кактусов или когда из-под ног сыпались камни.
В одном месте, заметив на расстоянии десяти метров
высокий и своеобразно изогнутый* куст, я направился к нему,
считая шаги и приблизительно измеряя расстояние. При мало-
мальски нормальной почве и растительности я мог бы до-
браться до куста, пройдя расстояние в десять шагов в не-
сколько секунд. Но, встретив непреодолимое препятствие
Ящерица тропидур (Tropidurus albermarlensis). Самец.
в виде барьера из старых кактусов и двух вулканических
расщелин, я был вынужден сделать обход к югу, прежде
чем добраться до последнего спуска. Для этого путешествия
понадобилось уже восемьдесят три шага, при чем, чтобы
пройти это расстояние около 50 метров, потребовалось две
минуты.
Продолжая свой путь на запад, я дошел до берега, где
на скале из лавы старая черная морская ящерица грелась
на солнце; неподалеку от нее стояла голубая цапля в опе-
рении, свойственном периоду гнездования. На первый взгляд
она сильно напоминала нашего американского, северного
3,-3997	33
зйзого журавля, но совершенно не обнаруживала его нуглй-
вости. Она подпустила меня на расстояние трех метров и
тишь тогда снялась и медленно улетела. Эта своеобразная
птица довольствовалась точно определенным пространством—
около 500 метров по берегу и по лагуне: мы ежедневно
видели ее именно в этих пределах. Прежде Чем я успел
отдать распоряжение нашей команде щадить и не уничто-
жать нйкаких жйвых существ на острове, один Из высадив-
шихся на берег матросов усйел палкой подбить ей крыло
и доставить ее на яхту.
Избрав себе местопребыванием корму корабля, цаплй
появлялась на средней палубе только для получения водь!
и рыбы. Дня через два птица стала до того ручной, что
гонялась всюду за нашей общей любимицей обезьяной и
постоянно попадалась нам под ногй, так что пришлось
устроить для нее загородку. Так она продолжала оставаться
у нас, и, когда мы снялись с якоря в поисках пресной воды,
цапля вместе с нами побывала на острове Джемса, на Аль-
бемарле и Чатхам. Когда же мы снова вошли в Конвейскую
бухту, наш Винсент (так мы прозвали цаплю), неожиданно
расправив крылья, грациозно и медленно полетел над водой
к своим излюбленным местам.
Дальше дорога в глубь острова шла сквозь барьер’из
мангровых зарослей по лагуне, полной зеленой тины. В дру-
гой раз здесь мне попались утки, но теперь их не было
видно на воде. Но вот неожиданно взвились четыре гудзо-
новские каравайки и пара долгоногих зуйков и стали кру-
житься над водой. Каравайки с характерным жалобным кри-
ком скоро улетят к берегам Аляски, своей летней резиден-
ции, за 10 тысяч километров к северу. Зуйки мало отличались
от своих континентальных сородичей, хотя были оседлыми
жителями острова. Самка делала вид, что у нее сломано
крыло, и надо думать, где-нибудь неподалеку укрывалась
семейка ее желтоперых птенцов.
Всего удивительнее однако было то, что обе эти породы
птиц характерно отличались от большинства других гала-
пагосских пернатых своей чрезвычайной пугливостью и ро-
бостью. Нимало не смущаясь их криком и громким хло-
34
панием крыльев, другие птицы по соседству, казалось, не
только не боялись нас, но, наоборот,, подлетали очень
близко, садились на ближайшие кусты и внимательно к нам
приглядывались. За время моего пребывания здесь я глубоко
оценил значение как физиологических, так и психологиче-
ских особенностей их.
Ящерица тропидур, самка, не похожая на самца по окраске.
Мне кажется, что следовало бы разделить галапагосских
птиц на две группы: улетавших и не допускавших нашей
близости и тех, которые добровольно подлетали к нам, при-
нимая нас за друзей. Такое деление могло бы наглядно и
точно отграничить сезонных, мигрирующих птиц, а также
сравнительно недавних пришельцев, мало изменившихся и
по внешности и по своему характеру, от птиц, происхожде-
ние коих относится не только ко временам соединения всех
35
Галапагосских островов между собою, но и к периоду связи
их с материком Центральной Америки.
Крохотная полянка, покрытая красным песком, приюти-
лась между лагуной и рифом из лавы, а в Центре ее красо-
валось овальное заграждение из двойного ряда глыб ба-
зальта, за которым, вероятно, скрывалась старая могила
какого-нибудь моряка или китолова, погибшего вдали от
родины, а быть может, и пирата, спасшегося от руки палача.
Встревоженный криком караваек, галапагосский мухолов
(Myirchus magnirostris) вспорхнул с отдаленного куста ди-
кого хлопка. Он принадлежал к тому же роду, что и наши
американские хохлатые мухоловы, и, хотя был всего в две
трети их роста, тем не менее сохранил все родственные им
черты.
Если доверчивость галапагосских птиц вообще была уди-
вительна, то бесстрашие этого крохотного мухолова по-
истине поражало нас. Едва успел я отойти на несколько
шагов и навести на него свою зеркальную камеру, как он
неожиданно подлетел к самой линзе и принялся долбить
клювом ее медную оправу. Куда бы я ни шел, всюду на
островах меня сопровождали эти мухоловы, хотя и в мень-
шем количестве, чем пересмешники. Они смело садились
на ближайшие кусты то-и-дело взъерошивая хохолки и
разглядывая меня своими блестящими умными глазками.
В продолжение получаса первый мой 'знакомец вместо
того, чтобы заниматься ловлей мух, следил за каждым моим
движением. Он дважды нарушил свое созерцание, оказав
мне услугу поимкой беспокоивших меня двух маленьких
оводов. Эти насекомые (Tabanus vittiger), несмотря на свой
малый размер, порой изрядно нам докучали.
На мой писк, подражавший голосу молодых птиц, тотчас
же прилетели два пересмешника и уселись на ближайшем
камне, доставив мне тем удачный момент для фотографи-
рованья. Но заметив под кактусом стебелек засохшей травы,
они тотчас же позабыли о моем присутствии. Тут я имел
возможность наблюдать их поистине удивительные способ-
ности бегать. Видимо, они начали вить себе гнездо в кустар;
нике и к нему-то поминутно совершали свои рейсы.
36
Схватив соломинку, мухолов сначала бежал вдоль берега,
не раскрывая крыльев, затем частью прыжком, частью летом
поднимался к дуплу на высоте трех метров от земли;
обратный свой путь мухолов совершал тем же способом.
Сделав обход, одна из птиц совершенно легко и свободно
пролетела над землей, как бы желая продемонстрировать мне,
что не утратила эту способность, но в остальных случаях му-
холовы скорее походили своим поведением на подорожников.
Казалось предательством воспользоваться доверчивостью
птиц и лишить их свободы. Но мы все же побороли свое
мягкосердечие, и три пойманные нами мухолова покорно
примирились со своим заключением в просторных клетках
с прекрасным кормом и уходом. Теперь, после долгих меся-
цев пребывания в зоологическом саду, они остались такими
же ручными и здоровыми, как и на своих родных кустах
или, вернее, колючках.
Я побрел обратно вдоль берега Гаррисоновой бухты,
где мягко набегали на берег волны прилива, сглаживая со-
хранившиеся еще от поисков за раковинами следы моих рук
на песке.
Над самой моей головой кружился пеликан, почти ка-
саясь моей шляпы и обмахивая меня своими большими
крыльями. Он опустился на небольшом расстоянии от меня,
то-и-дело запрятывая клюв в перья шеи и внимательно
наблюдая первое встреченное им в своей молодой жизни
человеческое существо.
В этот момент громадный кузнечик ударился о стенку
расставленной нами палаткй, и мне удалось его схватить.
Научное его название Schistocerca melanocera. Весь испещ-
ренный голубыми, красными и желтыми крапинками, он
представлял собой одно из самых красивых насекомых, ви-
денных мною на этих островах. Дальше, взобравшись на
узкую скалу из лавы, я обнаружил крупную многоножку,
окрашенную в ярко-красный и черный цвета, но она успела
скрыться в глубокую расщелину. Всюду по побережью за
мной бежали по песку устричники и чайки, очевидно, не
подозревая, что человек мог употреблять смертоносное
оружие ради спорта.
37
Этим заканчивается мой рассказ о тех мелких событиях,
которых я был очевидцем в мою первую экскурсию по Га-
лапагосским островам, событий очень незначительных в сло-
весной передаче, но для меня полных живого интереса.
Я не встретил тогда ни огромных зверей, ни ядовитых змей,
не испытал никаких опасных или необычайных приключений.
И все же я ощутил такую атмосферу таинственности, такое
чувство полной непонятности всего происходящего перед
моими глазами, что если мне, быть может, и не удалось
этого передать достаточно наглядно в предшествующих
строках, я сам лично все же никогда не забуду этих пер-
вых впечатлений!
Яхта „Нома" на якоре у острова Джемса.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
НА ОСТРОВЕ ЭДЕН
Бросив якорь в Конвейской бухте на северо-западном
побережьи Индефетигебля, мы нашли наше новое приста-
нище идеальным во всех отношениях. С севера высились
зубчатые контуры острова Джемса, казавшегося с этого рас-
стояния еще более пустынным и громоздким, чем другие
острова. Последние вулканические извержения происходили
как-раз на этом острове, и мы ежедневно с интересом сле-
дили за всякими признаками дыма или огня. В тумане
с запада виднелся Альбемарль, но нас более интересовали
ближайшие окрестности: остров Гай-Фаукс, возвышавшийся
почти прямо перед нами, и западнее всего, на отдалении
полумили, маленький остров Эден. Последний был назван
очень удачно1: многие из первых наиболее' ярких впечат-
1 Эден- рай.
лений сложились за время нашего пребываний на его скло-
нах и берегах. На карте он отмечен лишь крохотной точ-
кой—миниатюрный островок всего в полмили по диаго-
нали; тем не менее он, как и другие острова архипелага,
имеет несколько правильных кратеров. Фактически весь
этот островок представляет собой третью часть огромного,
погруженного в море вулкана с небольшими кратерами по
склонам и на берегу.
На рассвете второго дня по прибытии на Галапагосские
острова мы выехали втроем на маленьком моторном катере
и высадились на берег Эдена, усыпанный голышами. Вся
внутренняя часть Конвейской бухты так хорошо защищена,
что лишь легкая рябь ритмически набегает на берег, покры-
тый обкатанными осколками лавы.
Непосредственно у самого берега высились отвесные
скалы с вырисовывающимися правильными барельефами ба-
зальтовых колонн; они раскалывались при первом прикос-
новении на громадные плоские осколки с заостренными
краями, которые могли бы служить готовыми топорами для
пещерных жителей. Выше, за чертой наивысших приливов,
голыши сменились громадными глыбами черной лавы, ме-
стами гладкой, местами же режущей подошвы сапог. Опу-
стившись на колени, я с любопытством наблюдал за движе-
ниями крупного моллюска. Он медленно полз по скале, во-
лоча на себе винтообразную раковину желтого цвета с крас-
ными пятнами; она то была погружена в воде, то выставля-
лась наружу.
Но вот, неожиданно до моих ушей долетел хриплый
рев и странное фырканье. Быстро вскочив на ноги, я уви-
дел впервые на расстоянии каких-нибудь двух метров от
себя южного морского льва. Он был совершенно самобы-
тен в своих приемах, которых мне позднее никогда не приш-
лось наблюдать у его сородичей. Вероятно, приняв меня
за другого морского льва, но скрюченного и безобразного,
он приступил к атаке. В первый момент я ретировался и
не на шутку струсил; но затем, вспомнив, что храбрость —
залог безопасности, я набрался смелости. Морской лев с ре-
вом плескался в воде, то готовясь наброситься на меня, то
40
снова отплывая на несколько метров; затем изогнув спину,
он одним прыжком нырнул в воду в моем направлении и
опять, высоко взметнувшись и выпрыгнув на воздух, отплыл
на безопасное расстояние. Тут я решил выпрямиться из
своей согбенной позы и тотчас же увидал, как убывала
храбрость страшного зверя. Его громкий рев прозвучал
многократным эхом среди скал, и он погрузился в свою
стихию. Но вот, хитрыми отступлениями мне удалось убе-
дить соперника в моем намерении покинуть поле битвы,—
он снова вынырнул и сразмаху выбросился на берег. Тогда
я, в свою очередь, решил перейти в наступление и, прежде
чем он успел опомниться, схватил его за задние плавники,
Мелкие голыши полетели во все стороны, фонтаном подня-
лись брызги воды, и она закипела морской пеной, когда
обезумев от ужаса, он стал извиваться, шлепаясь б камни.
Он вырвался и уже больше не решался появляться близ
берега. Мне впоследствии случалось не раз сталкиваться
с его сородичами, но они никогда однако не пытались на
меня нападать. Очевидно, этот экземпляр был единствен-
ным в своем роде по храбрости.
На побережьи мы натыкались на бесчисленное множество
ярко-красных крабов, составляющих неотъемлемую принад-
лежность Галапагосских островов. Это были мои старые
знакомцы, встречавшиеся мне много лет тому назад на Кубе
и в Мексике, а также на скалах острова Святого Фомы и
Ямайке. Нигде однако я не видел их в таком изобилии и
таких ярко-красных оттенков, как здесь, на фоне черной
лавы. Растянувшись на отлогом склоне скалы, я наблюдал,
как плавно покачиваются далеко внизу подо мной щупальцы
многочисленных морских анемон. Вдруг, совершенно неожи-
данно вся скала стала как бы покрываться красной пеле-
ной; откуда ни возьмись, появилась целая армия крабов.
Стукаясь своими скорлупками, они в страхе выпускали
пузырьки слюны и в своей поспешности ползли прямо на
меня.
Скоро обнаружилась и причина их паники: это была ма-
ленькая серая цапля (Butorides sundevali) с коротким хво-
стом, очень похожая на нашу северо-американскую цаплю,
41
только иначе окрашенная и более крупных размеров. Воз-
можно, что этим цаплям легко живется здесь на островах,
и потому они фактически на две трети превышают в раз-
мерах и весе своих континентальных собратий.
Цапля с некоторой подозрительностью следила за мной,
потряхивая своим хвостом, но вдруг напала на краба, схва-
тив его за ногу с клешнею. Краб эту ногу тотчас же сбро-
сил. Отлетев на ближайшую скалу, цапля раздолбила клю-
вом крупную часть отнятой у краба конечности и быстро
ее проглотила. Немного спустя она снова повторила напа-
дение и снова без труда добыла ногу краба. Я наблюдал и
на других островах такой способ питания цапель, при чем,
надо сказать, они вполне обеспечены пищей; с другой
стороны, у краба утраченная конечность всегда вновь
вырастает и потому он расстается с ней без всякого
ущерба.
Вокруг крутых утесов и близ пещеры, которой заканчи-
вался берег, кружилась стая пурпурно-красных галапагос-
ских стрижей (Progne modesta). Они меньших размеров, чем
стрижи материка, с меньшим количеством белых перьев и
живут малочисленными колониями на многих островах архи-
пелага. Дарвин наблюдал их на острове Джемса, а задолго
до него еще старые пираты называли их в своих путевых
записках „островными ласточками", — эти птицы на мгнове-
ние переносили их мысленно к песчаным берегам Англии или
к родным кровлям Франции.
В стайке было семь взрослых птиц и один птенец,
стремительно кружившиеся и чирикавшие на свой своеоб-
разный лад. Они то-и-дело подлетали к обрыву скалы, и я
догадался, что там были их гнезда. Оказалось, и на са-
•мом деле гнезда находились в расщелинах и трещинах скал,
при чем одно из них было приблизительно на высоте шести
метров; после ряда акробатических упражнений на импро-
визированной лестнице мне удалось до него добраться. Там
я увидел старую птицу и быстро выпорхнувшего и исчез-
нувшего из вида вполне оперившегося птенца. Продолжая
взбираться выше, я каким-то образом своротил огромную
ыыбу скалы, чуть было меня не задавившую; посмотрен
42
вверх, я увидел еще одного вылетавшего птенца, который
на этот раз почти что упал мне в руки, но, во-время опра-
вившись, полетел с поразительной уверенностью над водой,
огибая ближайшие скалы.
Карабкаясь далее вверх по скале, я наблюдал, как устав-
шая до изнеможения птичка упала в воду и, порхая по
поверхности, добралась до берега. Но ей не посчастливи-
лось: ее схватил здесь огромный красный краб. В подня-
тых высоко клешнях он крепко держал свою добычу и полз
вверх по откосу скалы, сопровождаемый на почтительном
расстоянии своими завистливыми собратьями, ^ешив, что
на сегодняшний день несчастный птенец пережил достаточно
волнений, я во-время успел отбить его почти неповрежден-
ным из клешней хищника.
Спустившись на берег и продолжая наблюдать1стрижей,
я был очевидцем следующей интересной сцены. Над скалой
порхала ярко-желтая бабочка, ее стал преследовать стриж;
в попытке ускользнуть от врага бабочка то опускалась
к воде, то снова летела к берегу, то спиралью вздыма-
лась вверх. Она казалась кружащимся в воздухе лоскутком
желтой ткани; в конце концов несчастное насекомое
попало в клюв стрижа; он с минуту носился с ней над во-
дой, пока в его пасти не исчезли желтые крылышки.
Заинтересованный этим первым наблюдением, я стал сле-
дить за дальнейшими подобными примерами. Должен ска-
зать, что мне впервые пришлось видеть птиц, питающихся
главным образом бабочками. Не прошло и трех минут, как
другие стрижи охотились уже за красной бабочкой, кото-
рую им, впрочем, не удалось поймать. В течение после-
дующих двадцати дней, проведенных мною на островах,
я уже мог насчитать тринадцать примеров такой охоты
на бабочек. Все это совершенно противоположно тому,
что мне приходилось наблюдать в других местах. По, моим
наблюдениям, птицы редко охотятся за бабочками, а здесь,
на островах, г те такая масса летающих кузнечиков, которые
могут служить превосходною пищею, это совсем непонятно.
Но этим не кончились мои наблюдения над стрижами,
В их поведении, <аь нельзя более ярко, сказывается своеоб-

разие жизни на этих островах. На каждом шагу возникали
передо мной новые проблемы, безнадежно неразрешимые
для натуралиста, располагающего таким ограниченным за-
пасом времени для наблюдений.
Я добыл стрижа, сидевшего в гнезде, где находился
неоперенный птенец, и принял его за самку, хотя тут же
порхал поблизости и другой родитель, с чрезвычайно
блеклым оперением. Вскрытие показало, что птица эта была
самцом, обнаружившим полное развитие приспособлений
для насиживания, хотя по оперению он не достиг еще и
второго года жизни.
Две недели спустя на острове Дафнэ я подстрелил дру-
гого самца, также насиживавшего и тоже с оперением молодой
птицы. Это были первые примеры совершенной необычности
условий жизни на Галапагосских островах. Вскоре же я убе-
дился, что на самом деле это—правило, и отсутствие таких
ненормальностей надо рассматривать как нечто исключи-
тельное и неправдоподобное. Быть может, в соответствии
с этим высиживанием в молодом оперении находится то об-
стоятельство, что у здешних стрижей период гнездования
продолжается дольше, чем у северных их сородичей на ма-
терике. Кроме того, у них не наблюдается ежегодной миг-
рации, так как в течение круглого года они не покидают
островов. Число откладываемых ими яиц значительно усту-
пает таковому у северных красных стрижей. По моим на-
блюдениям, на примере девяти гнезд, яиц бывает от 1 до 3,
в среднем 1,9 в гнезде.
Тут мы видим ряд интереснейших данных о птицах, на
первый взгляд совсем не отличающихся от обитателей наших
северных американских полей и лесов. Несмотря на то, что
эти птицы достаточно долго прожили на островах, чтобы
существенно измениться в размерах и цвете, они остались
такими же, как ранее; в то же время вновь усвоенный ими
режим питания бабочками нисколько не повлиял на приемы
полета, на цвет и размеры их добычи — желтых бабочек.
Обойдя восточную часть мыса, мы очутились в совер-
шенно иной местности. Здесь были глубокие пещеры и
трещины, а в нескольких метрах от берега — круглые насы-
44
ПИ, Диаметром в 3—31/2 метра. На них сидели красивые
пеликаны и бакланы с ногами до того ярко-синими, что бе-
лоснежные перья на груди этих птиц приобретали лазурный
Доверчивость галапагосского ястреба.
оттенок. Кое-где в углублениях, среди обломков скал и
в расщелинах, лежали растянувшись крупные морские игуаны.
Величественно набегали высокие волны прилива и разби-
вались в пену о глыбы лавы. Они проникали глубоко в рас-
45
Щелины скал, сбегая бурлящими ручейками по ложбинкам
лавы и скатываясь с клювов птиц и хвостов ящериц. Не
имея возможности причалить здесь, мы высадились в пре
лестной полукруглой бухте, охраняемой с обоих концов
огромными глыбами лавы, принимавшими на себя все удары
высоких волн. Еще не успев вступить на берег, мы уже
дали этому заливчику название Амблиринховой бухты, так
как целые дюжины крупных игуан-амблиринхов торчали
всюду на черных выступах скал, на далекой песчаной от-
мели или же выглядывали из густой травы.
Наша лодка мягко врезалась в берег, и мы направились,
пробираясь среди этой колонии ящериц, едва устраняв-
шихся с нашего пути. Долго мы наблюдали этих странных
животных, видимо соперничавших между собою и занятых
ухаживанием за неимоверно уродливыми черными самками.
Затем я увидел зрелище, о котором скажу подробнее в дру-
гой главе. Игуана, около одного метра длиной, лежала, от-
дыхая частью на песке, а частью на размытом водою камне;
в это время крупный красный морской краб медленно взоб-
рался ей на хвост, прополз по спине ящерицы и, уходя,
стащил с нее двух клещей. Если бы мои коллеги не были
очевидцами этой сцены, я бы не решился говорить о таком
удивительном явлении.
Мы все более изумлялись отсутствию пугливости у всех
представителей животного царства на Галапагосских остро-
вах, но крабы, впрочем, йредставляли собой в этом отно-
шении исключение. Хотя мне и случалось подходить к ним
очень близко, они однако всегда следили за моими движе-
ниями. При моем медленном приближении они так же
медленно отступали, но стоило мне ускорить шаг, как они
мгновенно убегали. Здесь, впрочем, в этой заколдованной
бухте Эдена, было три краба, которые за свое бесстрашие
могли бы быть прозваны „тремя мушкетерами" В то время
как я сходил с лодки, самый крупный из них подошел сов-
сем близко, как бы приветствуя меня. Его огненно-красная
скорлупа ярко сверкала на солнце. Приближаясь все ближе
и ближе, он комически 'вращал своими выпуклыми глазами,
на стебельках, делая какие-то кабалистические знаки при-
46
йоДНЯТымй кверху клешнями — знаки, понятные разве только
представителям его породы.
Небрежно подвигав клешнями некоторое время, он про
извел целый ряд бессмысленных движений, то подымая клеш-
ни к вылупленным глазам, то внезапно их опуская. Затем
следовали еще более неправильные движения и наконец
нечто вроде выбивания барабанной дроби.
Дав ему подойти на расстояние трети метра, я наклонился
И погладил его скорлупу. Он разлегся на песке, втянув
свой глаза во впадины, и стал помахивать челюстными нож-
ками. Я позволял себе всевозможные вольности, поднимал
одну за другой его ноги, поднимал всего его с земли, ста-
вил на голову, слегка похлопывал его по твердой^ спине.
Очевидно, этот краб был или болен или же был кйким-то
идиотОм среди крабов. Когда я начал медленно удаляться,
он, к моему удивлению, побрел за мной, и тотчас же
к нему присоединился и другой краб. Пройдя еще несколько
шагов, я согнал в кучу с полдюжины обыкновенных пугли-
вых крабов и погнал их в сторону ручной пары. Панический
страх оказался заразительным, и оба мои ручных краба,
смешавшись в общей толпе, обратились в бегство. Непо-
средственно за чертой берега возвышалась терраса красной
песчаной пойвы, вся изрытая норами игуан и их следами.
Еще далее наблюдался покров растительности, характерной
для всех островов. Здесь мне удалось видеть не мало ин-
тересного. Прежде всего я встретил безвредную змею. Она
была всего 0,6 метра длиною, вся желто-коричневого цвета
с продольными полосами. Так же как и ее соседи внизу,
игуаны, она была совершенно ручною, позволила взять себя
без всякого сопротивления в руки и спокойно свернулась
на дне мешка, в который я ее положил. Оказалось позднее,
что она питается жуками, кузнечиками и мелкими ночными
бабочками. Эта змея принадлежит к особому роду Dromicus,
в котором различается 7 отдельных форм, скорее чем 7 ви-
дов. Так же как у галапагосских пересмешников и
у игуан, у этих змей замечательно чрезвычайное смешение
признаков. Многие особенности, которые на континенте
служат для различения хорошо обособленных видов, здесь
47
встречаются соединенными у змей одного острова, иногда
они комбинируются даже у одной особи. Мы имеем здесь
замечательный пример изменчивости, как бы не имеющей
никаких оснований: виды получают новые признаки и осо-
бенности, различающие их между собою, без какой-либо
определенной причины, лежащей во внешних условиях
среды. Интересно также, что в одной из змей я нашел два
продолговатых яйца, совершенно готовых к откладке. Если
на самом деле это—полное число яиц, то змеи эти являются
гораздо менее плодовитыми, чем их ближайшие родствен-
ники в Центральной и Южной Америке.
Среди травы было разбросано не мало камней, и под
ними я открыл не особенно богатую, но очень интересную
фауну, характерную и для других островов архипелага. Тут
были землистого цвета пауки, несколько скорпионов сред-
них размеров, светлого цвета многоножки, а под неболь-
шими осколками лавы гнездилась очень ограниченная по
численности особей колония термитов. Они прорыли свои
туннели на глубине многих дециметров, но царицы я об-
наружить не смог, несмотря на тщательные поиски. Термиты-
солдаты были очень похожи на рабочих особей с необычно
удлиненным телом и двигались очень медленно, при чем не
избегали света. Жуки попадались редко, из них мелкие ко-
ричневые листоеды (Pontomorus) жили в углах наполовину
скрученных листьев; все же другие, включая крупных
зеленых плотоядных жужелиц-красотелок, скрывались под
камнями.
В большом изобилии видны были желтые цветы кордии
(Cordia), дикого хлопка, кассии (Cassia), оплетенные вьюнками
с белыми цветками. Над ними кружились мелкие черные ба-
бочки и много мелких синих; кузнечики же и ночные ба-
бочки, летающие днем, попадались всюду.
Странное, непривычное зрелище представляла собой окру-
жающая природа. При таком обилии цветов и растительно-
сти в воздухе, согретом знойными лучами солнца, не слы-
шалось вовсе голосов насекомых. Лишь один единственный
раз как-то долетело до моего слуха слабое отдаленное пи-
ликанье, точно первый появившийся на свет сверчок про-
48
бовал свой голос. Даже если появлялась черная пчела, она
беззвучно перелетала с цветка на цветок и высасывала нек-
тар из их чашечек; порою одиноко звучало чириканье птицы.
Пассатные ветры и те беззвучно пробегали по негустой
листве; как-будто бы они дули так долго и так упорно, что
для этого уголка света у них уже не оставалось ни единого
вздоха.
Пара пересмешников прилетела на берег и, бегая почти
у самой воды, выискивала себе пищу. Издали же было
слышно щебетанье и еще одного. Но вот вблизи я уловил
новый звук птичьего голоса. Взобравшись на высоту 15 мет-
ров, я увидел новую птицу. В этой стране, где чувство
страха было неведомо ее обитателям, я мог смело двигаться'
вперед. Раздвигая кусты и карабкаясь по сухой листве, я
вскоре добрался до незнакомого пернатого певца, находив-
шегося на расстоянии нескольких метров. Один из родите-
лей заботливо кормил птенца, высвистывая несложное ко-
роткое коленце каждый раз, как приносил полный клюв
пауков, добытых для своего питомца; эту птичку Дарвин
назвал цертидеей (Certidea), и лучше всего оставить за ней
это название, так как позднее ее относили к разным семей-
ствам и давали другие наименования. Эта веселая малень-
кая птичка—в очень сумрачном оперении: оно коричневато-
оливковое сверху с серовато-белым брюшком.
Эден богат не только своей земной фауной: обширные
лазурные лагуны его южных берегов богато населены самыми
своеобразными существами. На этих лагунах мы провели
в работе целый день из тех драгоценных трех недель, ко-
торыми мы располагали. Когда впоследствии нам понадо-
билось заняться ловлей живых морских ящериц, мы верну-
лись снова на этот же остров.
4,—3997
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ОСТРОВКИ ГАЙ-ФАУКС
Неподалеку от Эдена на карте самого крупного масштаба
можно увидеть две—три крохотных черных точки, которыми
обозначены островки Гай-Фаукс.
Когда мы в сильный бинокль смотрели на них с палубы
„Номы*, стоявшей на якоре в Конвейской бухте, они пред-
ставлялись нам в виде одних только величественных скал
с ползающими по ним какими-то черными существами. От-
чего их назвали Гай-Фаукс? Впрочем, почему бы и нет? Тот
же самый вопрос можно было бы задать и относительно
Америки и Шекспира, да и относительно любого из нас.
Как бы то ни было, меня это название вполне удовлетво-
ряет; главной моей заботой было снарядить лодку как можно
раньше на третий день. Я направился к северо-востоку и
остановился у маленького низкого островка по эту сторону
главной группы островов, где мы высадились на берегу ти-
хой бухты. Идя по узкому проходу, защищенному скалами,
я увидел пять голубей, пивших воду из впадины в прибреж-
ном камне. Это были изящные птицы с оперением светлого
винного цвета. Крылья у них были черные с белым, голова
сизая и лапы красные. Они продолжали пить, пока я не по-
дошел вплотную; тогда они быстро вспорхнули и улетели.
Продолжая итти дальше, я очутился среди группы при-
брежных луж, образуемых приливами. Мне бросился в глаза
в одной из них красивый моллюск хитон, и, чтобы достать
его, я вошел в воду и стал вытаскивать присосавшееся
50
к камню животное. Руки мои были заняты, и голову приш-
лось держать над самой поверхностью воды, повернув ее
вбок. Вдруг я почувствовал сильнейший толчок, и что-то
теплое, гладкое, упругое коснулось моих рук. Я отскочил, и
в тот момент из воды прямо предо мной показался детеныш
тюленя, морского льва. Плеща по воде задними ластами и
уморительно сложив на груди передние, похожие на ручки
в перчатках, он необычайно выразительно смотрел мне прямо
в глаза и вдруг завыл громко и хрипло. Тотчас же из-за
груды громадных камней послышался густой рев, и в воде,
огибая скалы, показалась, быстро плывя, самка с двумя де-
тенышами. Увидав меня, она сразу успокоилась, так что это
показалось мне даже не совсем лестным. Должно быть, она
подумала: „Этот странный предмет во всяком случае не
акула, а следовательно, все обстоит благополучно". Юна
что-то пролаяла своему младенцу и отплыла, поглядывая на
меня то из-под воды, то над водою. Я снова занялся мол-
люском, к великому развлечению четырех тюленят, которые,
собравшись в кружок метрах в двух от меня, не пропускали
ни одного моего движения. От времени до времени кото-
рый-нибудь из них подплывал ко мне и обнюхивал с инте-
ресом мои пальцы, желая понять, что такое я делаю.
Хитона наконец мне удалось оторвать от камня, к ко-
торому он присосался, и я направился вдоль ряда неболь-
ших береговых луж, при чем меня сопровождали юные тю*
лени, очевидно, интересовавшиеся узнать, что будет дальше.
На выступающей из воды плоской скале, как видно, слу-
жившей тюленьим питомником, множество матерей морских
львиц кормили грудью своих сосунков. Огромный самец,
плескавшийся в прибрежных бурунах, громким ревом выра-
зил мне свое неодобрение. Но львицы едва удостоили меня
взглядом и тотчас же снова мирно задремали, недовольные
своим беспокойным супругом.
Одна из самок расположилась на прибрежных камнях
наполовину в воде. Набегавшие из океана волны мягко при-
поднимали ее и ее малыша и опять так же мягко опускали
на ложе из морской травы. Увидев меня, детеныш перестал
сосать; любопытство превозмогло голод, и он нырнул прямо
51
ко мне. 101 да мгновенно двое из его сверстников устреми-
лись на вакантное место, но дремавшая самка проснулась,
обнаружила их воровские замыслы и с злобным ревом про
гнала самозванцев. К тому времени законный младенец, до-
статочно удовлетворив свое любопытство, стремительно вер-
нулся ко второму блюду.
Я бросил четырем моим знакомцам убитого мною крас-
ного краба. Они нырнули за ним, обнюхали его, но, оче-
видно, к такой пище не были привычны. Судя по тому, что
эти ракообразные нисколько не боятся морских львов и даже
спокойно ползают ио их телам, я полагаю, что морские
львы их не едят. В желудках вскрытых нами экземпляров
найдены были остатки одних лишь рыб.
Затем отсюда мы направились к группе из трех остров-
ков» Гай-Фаукс. Они представляли собою внушительные скалы
мелкослоистой породы, с нависшими над ними глыбами ба-
зальта и сильно размытые у подножия столетиями бурь. Се-
рый, оливковый и розовый тон этих скал с бледно-желтой
прослойкой до того напомнил нам издали вид нашего аме-
риканского Большого Каниона, что мы все невольно вскрик-
нули от изумления. С подветренной стороны бурунов не
было: тут высокие волны медленно вздымались и опускались,
точно спокойная, равнодушная грудь океана. В одном ме-
сте—скалы, размытые волнами, отлогой полосой спускались
к воде. На границе приливов тянулись густые-густые заро-
сли морской травы, послужившие нам естественным буфе-
ром при высадке. Лодка наша врезалась в чащу, и мы, вос-
пользовавшись набегавшей волной, плотно подошли к берегу.
И тут, на этом острове, снова пришлось нам пережить
радость созерцания не слишком крупных и сложных, но
совершенно неожиданных явлений.
После короткой разведки я поместился на скале в виде
естественного грандиозного трона с удобными ручками и
спинкой, рассчитанными на великана. Непосредственно надо
мной была глубокая трещина в скале, край которой нави-
сал, как нос гигантского корабля.
По острому запаху гнили, доносившемуся легким ветром
до меня из этой щели, я решил, что, очевидно, тут было
52
старое ложбище морских львов. И на самом деле, между
скалами извивались странные тропы к воде, сильно утоптан-
ные и сглаженные в течение веков грузными телами и ла-
стами огромных тюленей.
Впереди была сплошная скала, постепенно опускающаяся
к морю метров на восемь. Над моей головой поднималась
также крутая скала метров на 30, обнаруживая наслоения,
по которым можно было проследить отдельные извержения
и последовательные отложения лавы за многие тысячелетия,
задолго до появления здесь пиратов или каких-либо яхт с
учеными. Почти рядом со мной, на третьей плоской скале, че-
тыре молодых тюленя следили за мною большими вырази-
тельными глазами. Напряженная сосредоточенность их взгляда
указывала на то, что они лучше видели в воде, чем в воз-
духе при ярком свете. Они лежали тихо и по временам,
совершенно забыв обо мне, мирно дрема ли или скребли свою
полуобсохшую густую коричневую шкуру. Новый пришелец
затеял с ними игру, и все они начали гоняться друг за
другом, ползая и изгибая спины, как гусеницы. От их ударов
о берег на меня посыпался дождь мелкого песка, который
высушил мои записи, заменив мне в данном случае праде-
довскую песочницу.
Повсюду сновали красные большие крабы, мои старые
знакомцы. Они ловко увертывались от играющих тюленей,
хотя потом без всякого страха бежали вслед за ними. Один
из них взобрался на край моего походного пюпитра, как
это раз уже случилось на Эдене, и довольно внушительно
уставил на меня свои на стебельках глаза. Глаза эти были
великолепного синего цвета, переходившего в густо-фиоле-
товый на плечах краба, а красный цвет на его спинке вы-
гтупал кое-где в виде отдельных небольших монограмм и
иероглифов. Тут у меня на виду этих крабов было, веро-
ятно, не менее пятисот; они яркими пятнами усеивали чер-
ную лаву и розоватые прослойки скал.
В нескольких метрах от меня родители игравших моло-
дых морских львов безмятежно дремали, растянувшись на
камнях. Они не проснулись даже тогда, когда, подойдя к ним,
я стал их трогать и толкать. Совершенно неожиданна из-за
53
моего кресла вдруг выползла гигантская ящерица амблиринх,
повидимому, древняя почтенная персона. Я наклонился и
на память нацарапал своим „вечным пером“ на ее серой
чешуе собственные ее инициалы „А. С.“ Молодые морские
львы следили за нею, пока она проползала мимо, а затем
один из них подхватил перо чайки, опрокинулся на спину
и принялся его с аппетитом жевать. Так прошло минут де-
сять, как вдруг они заметили нашу сотрудницу Рут Роз,
пробирающуюся по берегу вдоль воды. Заинтересованные,
они в волнении заковыляли вниз, чтобы ближе рассмотреть,
что это за новая тюленеподобная личность. Минуту спустя
все они вместе с нею уже презабавно играли и возились
в прибрежной лужице, заросшей водорослями. К счастью,
эту сценку удалось заснять на ленту кинематографа.
Впереди, за гребнями прибоя, скользили беспрестанно
какие-то серые фигуры, и мне стало теперь понятным,
почему юные морские львы в отсутствии родителей всегда
держатся близко к берегу. Единственную, но грозную опа
сность для них представляют собою вот эти неустанно
бдительные патрули акул. На берегу тюленям ничто не
угрожает, кроме человека.
Большая желтая морская черепаха всплыла на поверх-
ность и снова нырнула; а когда я ветшал с места, синеногий
баклан спустился совсем близко, и с криком пролетела пара
чаек. Два устричника, кружась, спустились на полоску бе-
рега у воды, а за ними пестрая камнешарка, жительница на-
ших северных стран. Первые две птицы направились прямо
к нашему аппарату и прошли без всякого страха между
ножками штатива, тогда как камнешарка, взглянув недовер-
чиво, при первом же моем движении поднялась и стреми-
тельно понеслась прочь, огибая остров. Без сомнения, это
была не местная птица, а прилетевшая из стран, где живут
люди и где царит страх.
Солнце было уже низко, когда я, вскочив в шлюпку,
хотел вернуться на катер; но вдруг я услышал за собою
какой-то нежный, протяжный, совершенно незнакомый
мне крик и повернул обратно. Я увидал серого длинноно-
гого кулика песочника, которого однако точно я опреде-
54
лить не мог. Я выстрелил с далекого расстояния, птица была
ранена, но улетела, и мы с моим помощником Мак-Кэем
стали отчаянно гоняться за нею. Бросив ружье/я бежал по
берегу, в то время как Мак-Кэй следовал за нею в лодке.
Мы преследовали ее по всем мысам и скалам, ежеминутно
рискуя жизнью. Птица оказалась лучшим пловцом, чем я,
да и бегала не хуже моего. В конце концов мы все трое
почти выбились из сил, но я все-таки настиг ее, нырнув за
нею на таком месте, где вода меня покрывала; нас обоих
втащили в лодку как раз во-время, иначе бы я разбился об
острые, как сталь, обломки лавы. Это было весьма ценное
приобретение—птица, гнездящаяся далеко на севере и при-
летающая из Аляски сюда, на эти отдаленные острова под
экватором.
Оглянувшись с баркаса назад, я увидел, что освещенный
косыми лучами солнца голый скалистый склон второго
острова почти сплошь до вершины покрыт группами мор-
ских львов. Пока- мы находились на острове, Мак-Кэй ловил
рыбу, и не раз мелкие акулы срывали наживку с его крюч-
ков. Но все-таки ему удалось поймать двух редких рыб,
ярко-золотых, с пятью продольными голубыми полосами,
окаймленными черным.
В последний раз, уже с яхты „Нома“ я взглянул на Гай-
Фаукс, но на этот раз уже с некоторым чувством собствен-
ника; отныне, когда мне встречается на карте черная точка
с обозначением названия или безымянная, я чувствую ка-
кую-то неудовлетворенность до тех пор, пока мне самому
.не удастся ее исследовать.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ЧЕРНЫЕ МОРСКИЕ ЯЩЕРИЦЫ
Хотя Галапагосские острова были впервые открыты ев-
ропейцами еще в 1535 г., лишь триста лет спустя посетив-
ший их Дарвин оставил нам первые ценные научные сведе-
ния о жизни на них. Ему мы обязаны также и лучшим опи-
санием жизни и нравов морских игуан, живущих на остро-
вах. За десять лет до него эти замечательные ящерицы были
впервые описаны Бэллом, который назвал их амблиринхами
(Amblyrhynchus cristatus).
Едва мы успели раскинуть палатку на берегах Индефе-
тигебля в Гаррисоновой бухте, как наш художник заметил
нечто похожее на небольшого тюленя или змею, плыву-
щую по гладкой, прозрачной поверхности морских вод. Он
закричал нам, мы выбежали и впервые увидели черную
морскую игуану, вылезшую на берег. Правда, однажды мне
случилось встретить крокодилов в слоновых во,цах, но по-
явление ящерицы в морской воде казалось мне все же не
менее удивительным, чем нахождение дельфинов в пресной
воде или же пребывание певчей птицы в воде ручья. Впро-
чем, и то и другое явление мне пришлось во время своих
путешествий видеть собственными глазами.
Огромное пресмыкающееся скользнуло в расщелину, и
мы потеряли его из виду. Но тут же мы заметили и дру-
гую игуану, вылезшую из-под нависшей глыбы скалы.
Я успел ухватиться за ее хвост и минут пять тащил из всех
сил, но никак не мог преодолеть сопротивления двух де-
56
сятков мощных крггей ящерицы. Однако постепенно она
начала сдаваться, и я наконец успел захватить в руки
около тридцати—сорока сантиметров ее хвоста, но так устал,
что пришлось уступить свое место другому. В конце концов
мы все же победили, но наш первый опыт показал, какою
страшною силою обладает это животное. Когда такая яще-
рица, спасаясь, вползает в узкую щель в скале, она начи-
нает надуваться из всех сил, цепляется тысячами своих
чешуек за шероховатости лавы и всей силой своих кривых
когтей держится за выступы скалы. Сопротивление ее так
велико, что преодолеть его могут разве только морские
пираты, жаждущие поживиться мясом игуаны, или зоологи,
воодушевленные научным пылом, да и то лишь когда они
напрягают все свои силы и нападают на бедного амблирин-
ха не в честном единоборстве, а все на одного. Вскоре,
впрочем, мы убедились, что незачем было прибегать к
стольким усилиям. В первую же мою встречу с морской
игуаной я собирался спасаться от нее на четвереньках,
взбираясь по скале; но, очевидно, я был принят ею за без-
вредного морского льва: она подпустила меня очень близ-
ко и даже дала себя погладить без всякого страха.
Самым главным отличительным признаком этой породы
служит хвост, длинный, плоский, снабженный гребнем, ти-
пично приспособленный для плавания: это- единственная
существующая в мире порода морских ящериц.
По истечении двух дней мы пришли к заключению, что
Галарагосские острова находятся сейчас в периоде пресмы-
кающихся или, точнее, в периоде пресмыкающихся и
птиц. Амфибии и млекопитающие, специально свойственные
островам, абсолютно отсутствуют. Впрочем,; здесь не мало
и рыб* Рыбы-парусники и барбули выпрыгивают из моря,
морские собачки вылезают на берег и ползают по скалам,
заливаемым приливом.
Гигантские черепахи и сухопутные игуаны господствуют
на возвышенной части островов, тогда как маленькие изящ-
ные ящерицы-тропидуры снуют всюду под ногами. Берего-
вая же полоса является резиденцией крупных черных игуан;
они более чем какие-либо другие существа, виденные мною,
57
служат живою связью отдаленнейшего прошлого с настоя-
щим.
Игуаны достигают иногда 1,32 метра длины и 10 кило-
граммов веса. Многие виденные мною были, на мой взгляд,
не менее 1,2 метров длины, из пойманных же нами самая
большая ящерица была длиною в метр и весила 6\/2 кило-
граммов. Молодые ящерицы весили всего лишь 125 граммов
и были длиною в 30 сантиметров.
На первый взгляд этих ящериц можно назвать черными,
когда они мокры, и темно-серыми после пребывания на
суше. Это почти так, если не принять во внимание грязно-
белой или розоватой окраски брюшной стороны и множе-
ства красновато-коричневых крапин на спине и боках.
.У большинства же индивидов всех возрастов эти пятна обра-
зуют поперечные полосы, проходящие через спину, а иногда
заходящие и на брюхо ящерицы. Чешуя над глазами и вокруг
рта зачастую бывает густозеленого цвета, но эти ящерицы
далеко уступают в разнообразии и яркости оттенков своим
сородичам, живущим на суше. Нам случалось встречать
значительное количество игуан в очень отдаленных друг от
друга местностях. Так, например, на Альбемарле и во всех
окрестностях Индефетигебля. Вообще же говоря, они из-
вестны на двадцати островах архипелага, к которым я в
свою очередь могу присоединить Эден и Гай-Фаукс к северо-
западу от Индефетигебля.
Несмотря на то, что многие формы игуан получили осо-
бые названия, на самом деле имеется все же лишь один
вид, как показывают новейшие научные работы, основанные
на изучении более двухсот индивидов со всех островов.
Это объясняется, конечно, сравнительной легкостью, с ко-
торой эти ящерицы перебираются с одного острова на дру-
гой. Полную противоположность составляют неспособные
плавать ящерицы, как Tropidurus и Conolophus, а равно и
сухопутные черепахи; они образуют множество видов на
Галапагосских островах.
Я посвятил возможно большее время изучению этих
замечательных 1|гуан и убедился в том, что они в высокой
степени обладают двумя главными свойствами всех пред-
56'
Морские ящерицы игуаны (Amblyrhynchtts cristatus).
ставителей галапагосской фауны своеобразием и отсут-
ствием пугливости. Если набросать зон/ их распростране-
ния, то это будет узкая полоска, окружающая острова, так
как граница наибольших приливов является в то же время
и границей их странствований по суше и в море. В узких
пределах этой зоны протекает их несложная жизнь. Ни
засуха, ни смена времен года — ничто нс обусловливает их
миграции*.
Трещина в скале, плоская поверхность и немного водо-
рослей— вот и все, чем удовлетворяются неприхотливые
потребности амблиринха. Дарвин цитирует слова капитана
Кольнета: „Они стаями отправляются в море на ловлю
рыб“ Помимо, очевидно, ошибочного суждения об их заня-
тиях, я склонен сомневаться и в первой части этой цитаты,
так как общественные привычки этих ящериц отнюдь не
простираются на их питание, которое у них происходит
совершенно индивидуально. Дарвин сам отрицает, чтобы их
вообще можно было видеть „в ста метрах от берега*4, так
как ему самому не удавалось загонять этих ящериц в воду.
Берега, на которых обретаются эти животные, почти
сплошь состоят из размытых водою скал и обломков за-
стывшей лавы. Многие из них до того правильно рассечены,
как-будто бы сотни каменщиков веками работали над ними.
Кое-где среди лавы попадаются полосы песчаного берега,
на которых в отдалении группами растут мангровые деревья.
Пассатные ветры неизменно дуют с юго-востока, и потому
лишь в хорошо защищенной бухте, позади мола и лавы,
море было тихо, и высадка на берег в лодке совершилась
без труда. Подобно Дарвину, я тщетно пытался загонять
ящериц в воду, но они упорно сопротивлялись, невидимо-
му, чувствуя, что им не сладить с бушующими волнами.
Объяснять их сопротивление боязнью акул не приходится,
так как последние не подплывают к местам сильного при-
боя, и только там, где волнение слабо, они подходят к
берегу. В таких местах чрезвычайно трудно загнать игуан
в воду.
Мне случалось часто видеть их плавающими в тихих и
глубоких бухтах, где волн почти не было и где, если и
60
появлялись акулы, го очень небольших размеров и отнюдь
не опасные для игуан.
Убедившись, что игуаны в большом количестве и безбо-
язненно подходят к месту нашей стоянки, мне однажды
захотелось вернуть свободу одной из ящериц, извлечен-
ной нами с таким трудом из щели в скале. Развязав ее
далеко от берега, я погнал ее в глубь острова. Она тотчас
же повернула обратно к берегу и с сознанием своего до-
стоинства, переступая с ноги на ногу, направилась к воде.
Когда игуана плывет, то едва заметны боковые движения
ее туловища; волнообразные изгибания хвоста также слабо
сказываются. Ноги игуаны во время плавания свешиваются
назад, и, лишь плывя близ дна, она отталкивается иногда
сильными ударами когтей. Изобилие игуан всюду в берего-
вой полосе и полное отсутствие пугливости у них служат
доказательством того, что в жизни их опасностей необы-
чайно мало. Они ведут стадный образ жизни, Образуя опре-
деленные типичные колонии. Однако во время моих дале-
ких прогулок по острову мне случалось видеть ящериц,
совершенно уединенно греющихся на солнце и добывающих^
себе пищу. Всего лишь раз пришлось мне встретить семей-
ную группу игуан, какие наблюдаются у крокодилов. Меж-
ду тем на удобных гладких скалах зачастую можно видеть
группы из взрослых или же из молодых игуан одного воз-
раста и размера. В одном месте я в течение нескольких
дней находил двух очень крупных игуан, укрывавшихся под
нависшей глыбой скалы, а в некотором отдалении от них—
четырех молодых на совершенно открытом месте. Тут мне
удалось наблюдать их игры.
Две молодых ящерицы схватывались и катались, делая
вид, что кусаются, подобно двум играющим щенкам. Одна
из них высоко поднималась на задние ноги и на хвост и,
вытянув передние лапы и когти, несколько минут баланси-
ровала в воздухе, прежде чем наброситься на свою подругу.
Я лежал, плотно прильнув к скале, и силуэты этих двух
борющихся фигур отчетливо вырисовывались на фоне голу-
бого неба. Позы их напоминали мне борьбу ископаемых
тиранозавров на картине художника Найта в Американском
музее естественных наук; снова, как уже не раз на этих
островах, мне казалось, что древние эпохи возвращались к
жизни из глубины веков.
Повседневный образ жизни морских игуан весьма несло-
жен. Ночь они проводят в своих порах или в глубоких
расщелинах. Утром, около восьми часов, когда день солнеч-
ный, они выползают на берег в ожидании отлива и питаются
короткими береговыми водорослями, после чего они целыми
днями греются на солнце на какой-нибудь излюбленной
скале. Мне никогда не случалось видеть ни одной ящерицы
ночью на открытом воздухе, даже при лунном свете. Не-
смотря на то, что часов в шесть вечера вода убывает, они
не пользуются этим временем для питания, довольствуясь
приемом пищи всего лишь раз в день.
Молодые животные проявляют несколько большую жад-
ность и первыми приходят к месту кормежки. Медленно
спускаясь с берега, они быстро принимаются за еду и от-
кусывают водоросль за водорослью, кусая сперва передни-
ми зубами, затем боковыми и проглатывая сразу. При еде
ящерицы выпускают большое количество пенистой слюны.
Они поедают лишь верхушки водорослей, которые вскоре
пускают новые ростки. Пищеварение у них совершается
очень медленно, и очищение кишечника происходит один
раз в четыре—пять дней.
Мне никогда не случалось видеть, чтобы игуаны ныряли
в воду в поисках пищи, да в этом и нет необходимости;
водоросли всегда находятся в изобилии. Так как заросли
водорослей имеются обычно лишь в местах, где поверхность
воды в постоянном движении, то набегающая волна иногда
покрывает игуан. В таких случаях ящерицы, как и красные
крабы, плотно цепляются когтями за песчаное дно, оста-
ваясь неподвижными.
За все время моих наблюдений я не встречал вовсе вра-
гов амблиринхов среди галапагосской фауны. Местный яст-
реб, нападающий иногда на сухопутных ящериц, налетает на
игуан изредка, на расстоянии каких-либо двух метров от
них, но не вызывает среди последних никакого волнения; да
и на самом деле, ястреб любых размеров жестоко постра-
62
дал бы от мощных когтей этих ящериц. Стрижи, пересмеш-
ники, мухоловки и сухопутные ящерицы явно выражали
свой страх перед ястребом; однако лишь очень молодые
игуаны прятались при его появлении.
Хвост у игуан никогда не обрывается. Их можно выта-
скивать из расщелин, даже захватив за кончик хвоста, и он
остается целым, в противоположность тому, что наблюдается
у сухопутных галапагосских ящериц (Tropidurus) и у водя-
щихся на американском континенте игуан, которые живут
на деревьях.
Морские игуаны без всякого страха общаются с морски-
ми львами: они взбираются порою к ним на спину и не
двигаются с места даже тогда, когда морской лев подпол-
зает к самому камню, на котором они греются на солнце.
Где бы я ни .встречал морских ящериц, мое появление
производило на них одно и тоже впечатление: они повора-
чивали головы в мою сторону, смотрели на меня с живым
любопытством и медленно уступали мне дорогу; иног-
да же я почти наступал им на хвост, и достаточно было
присесть на корточки и медленно двигаться за ними, чтобы
свободно их захватить. Таким способом мы ловили одну за
другой множество игуан и снова их отпускали на свободу.
Одну из них мы долго снимали киноаппаратом, следуя за
нею, пока она наконец не уползла в свою пещерку. Другая
же большая ящерица шла за нами следом на очень близком
расстоянии, пока в конце концов не заснула между ножками
штатива нашего аппарата. Игуаны с любопытством выпол-
зали из своих засад и наблюдали, как мы ловили различных
морских животных в лагунах. Для поимки тридцати или
сорока ящериц в непродолжительный срок я пользовался
прочным удилищем со свободной петлей на конце и набра-
сывал ее на шею игуан. Таким способом мне удавалось без
промаха ловить одну ящерицу за другой, при чем единст-
венной выраженной эмоцией при виде пойманного собрата
было любопытство, с которым они поглядывали, как тот на
мгновение взлетал на воздух.
Для испытания степени пугливости этих животных я
однажды прибег к следующему способу. Небольшую пой-
63
манную мною ящерицу я подбросил на петле в воздухе и,
поиграв с ней несколько минут, отпустил ее на свободу.
Она отбежала на несколько шагов, затем повернулась и
стала смотреть на меня, не оказав ни малейшего сопротив-
ления и при вторичной поимке. Шесть раз я повторял тот
же прием, при чем игуана становилась все более ручной,
тогда как любое другое животное реагировало бы на по-
добное обращение диким испугом.
Чрезвычайно своеобразную их черту я подметил однаж-
ды, лежа в полдень на песке и любуясь бушующими вол-
нами. В этот момент по изрытой каменистой глыбе скалы
сползала одна из самых крупных игуан, виденных мною на
островах. Длиною она была не менее одного—двух метров,
но с места моего наблюдения она казалась в десять раз
больше. Голова ее была покрыта грубой чешуей, сходной с
черной и дымчатой окраской лавы, а по хребту тянулся
ряд игл, напоминавших колючки кактуса. Увидев меня, яще-
рица остановилась и долго сосредоточенно глядела на меня.
Затем с характерной у всех ягуан своеобразной улыбкой, за-
стывшей на губах, она проявила по отношению ко мне полное
равнодушие. Дважды качнув массивной головой и испуская
при 9jom легкий пар из ноздрей, она прошла мимо меня к бе-
регу. Если бы к этому прибавить еще несколько огненных
искр, то получилась бы полная картина древнего -дракона:
так она походила на него в этот момент. Ее отдаленный
предок, должно быть, с тем же величавым пренебрежением
смотрел на древних инков или на первых прибывших на
острова ' испанцев. Судя по ее внешности, она сама была
стара, как лава.
Мне не раз случалось подмечать странное фырканье,
когда игуаны кормились или боролись одна с другой или
же наконец просто следили за мной. Две струи пара по-
казывались тогда из ноздрей и были видны на порядочном
расстоянии, после чего на губах у них появлялась густая
пена.
Раза два мне случалось видеть, как ящерицы, видимо,
с озлоблением пытались укусить друг дружку, однако
без всяких последствий; меня же они ни разу не кусали,
64
несмотря на мое самое грубое обращение с ними. Правда,
не раз доставалось от их когтей, но лишь в тех случаях,
когда они стремились убежать. При всей своей силе эти
ящерицы с крупной чешуей в виде брони, с огромными
пилообразными зубами и с двадцатью когтями не обладали
ни желанием, ни способностью защищаться. Они не кусаются,
не царапают когтями, и ловля их—занятие гораздо более
безопасное, чем ловля крупных красных крабов, которые
живут вместе с ними.
Как и большинство ящериц, они мало реагируют на звук
и с трудом просыпались при моем приближении. Судя по тому,
что они сохраняют полное спокойствие даже при звуке близ-
кого ружейного выстрела, я полагаю, что у них слух чрез-
вычайно слабо развит. Зрение является у них самым обост-
ренным из чувств: они различали меня на очень далеком
расстоянии, хотя и не боялись моей близости.
Соперничество и ухаживание у игуан внешне трудно раз-
личимы и проявляются с величавой простотой. Высоко при-
поднявшись на передних ногах, ящерицы усиленно кивают
вверх и вниз головой,—вот и все. Когда два крупных самца
проходили на близком расстоянии друг от друга, они оста-
навливались, проделывали это своеобразное, якобы угрожаю-
щее движение и затем, долго простояв в окаменелой позе,
оба шли дальше. Казалось, что тут происходит какой-то
психологический поединок, в котором победитель ни еди-
ным грубым движением не выражает своего превосходства.
Точно так же, приближаясь к самке, самец поминутно оста-
навливается, испуская пар из ноздрей и торжественно кивая
вверх и вниз головой. Вот все, чем он выражает страсть,
кипящую под его непроницаемой броней, но, судя по мно-
гочисленному потомству амблиринхов, этого достаточно.
В Амблиринховой бухте на острове Эден я со своей зер-
кальной камерой подошел к ящерице на расстояние метра.
Игуана лежала частью на песке, частью на лаве; в этой ха-
рактерной позе мне хотелось ее снять. Сделав первый сни-
мок, я увидел, как к ней подполз большой красный краб; но
пока я менял пластинку, краб успел уже доползти до ее
головы и, вместо того чтобы повернуть обратно, продолжал
5.—3997
65
лезть вперед. Игуана же только щурила глаза, видимо, опа-
саясь острых лап краба. Три раза он останавливался, схваты-
вая у нее со спины клеща, и когда он слез, чешуя на спине
игуаны еще оставалась приподнятой. Поймав эту игуану, я
рассмотрел на ней в лупу еще тринадцать мелких клещи-
ков (Omblymma darvini); они находятся в тесном сродстве
с клещами, найденными в большом количестве у сухопутных
ящериц.
Мне никогда не случалось находить ни гнезд, ни яиц
игуан. Один из моих коллег нашел на острове Эден, на
высоте 12 метров над уровнем моря, старую скорлупу яйца,
видимо, принадлежавшего этой породе, так как сухопутные
ящерицы водятся в областях, расположенных на расстоянии
не менее 22 километров от берега. Вот что писал сам Хеллер
двадцать пять лет тому назад о кладке яиц у этой породы игуан:
„В большинстве случаев они кладут яйца в конце периода
дождей. Для этого они избирают песчаные или же усыпан-
ные мелкими голышами места. Гнездо, найденное на остро-
ве Альбемарле, с которого была согнана самка, было рас-
положено в трещине скалы, частью засыпанной песком.
В этом гнезде было обнаружено шесть’продолговатых яиц
с полутвердой оболочкой, длиною приблизительно 7,5 и 3,7
сантиметра в диаметре"
В виду этих данных совершенно неожиданной явилась
находка нашей сотрудницей Рут Роз ямок на склонах скал
на высоте 90 метров от берега, в которых она нашла смор-
щенную яичную скорлупу. Другим# авторами описываются
гнезда ящериц в виде неглубоких ямок на берегу острова
Эдена и на других островах,—в них молодые ящерицы дли-
ною в 30 сантиметров держатся ночью и в пасмурные дни.
У каждой игуаны была отдельная пещерка или норка, хотя
встречались норы и с общим отверстием. Игуаны в 25 — 30
сантиметров длины были самыми молодыми из виденных
мною, и они мало чем отличались от взрослых. Однако во
время всех моих экскурсий по островам мне никогда не
попадались мелкие игуаны на берегу главных островов,
а всегда лишь на мелких ближайших островках. На Эдене,
например, во много раз больше молодых игуан, чем взрос-
66
Стадо игуан в прежние времена на Галапагосских островах по снимку Р. Бэка.
лых, а на юго-восточной стороне его находились целые рас-
садники игуан длиною в 30 сантиметров, тогда как на ма-
леньких островках по соседству были питомники ящериц,
длиною в 15—20 сантиметров. Все эти пресмыкающиеся
имели защитную окраску, хотя казалось бы, что для этого
не было достаточных причин. Их трудно заметить даже на.
очень близком расстоянии. Были случаи, когда я, охотясь за.
большой игуаной, подползал к ней совсем близко, совершеннее
не замечая таких же крупных экземпляров почти рядом с
собой.
В Последний день нашего пребывания на островах, когда,
мы готовились к большой охоте на игуан, я устроил клетку
для них из небольшой лодочки; я покрыл ее проволочной
сеткой. Эту лодочку мы притащили на буксире к берегам,
изобиловавшим ящерицами, и в нее сажали пойманных игуан..
Нам удалось их доставить не только в Нью-Йорк, но и по-
местить в Зоологический сад на другой же день, как мы
приехали. Совершив длиннейшее путешествие с Индефети-
гебля, эти ящерицы еще два месяца спустя превосходно жили
там и, повидимому, существовали одной соленой водой и
воздухом. Никакие предлагавшиеся им водоросли и никакие
сухопутные растения не заставляли их отказаться от голо-
довки. Некоторых из них убили, чтобы изготовить большую
группу, выставленную в Американском музее естественных
наук; несмотря на полное воздержание от пищи в течение
ста дней, они, видимо, остались такими же подвижными и:
сильными, как и в первые дни после разлуки с родными бе-
регами.
Голова сухопутной галапагосской гигантской ящерицы-конолофа
(Coriolophus subcristatus).
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В СТЕПЯХ НА ОСТРОВЕ СЕЙМУРЕ
Запасшись углем и водой в Панаме, мы снова вернулись
в Галапагосский архипелаг и бросили якорь в Сеймурском
заливе на крайнем северо-востоке от берегов Индефетиге-
бля. Далеко на западе был виден Эден, а в тридцати шести
километрах в сторону от него—Гай-Фаукс; остров Большой
Дафнэ был всего в четырех милях на северо-запад, тогда
как Южный Сеймур лежал в трех с половиною километ-
рах к востоку. Последний является третьим придаточным
островком Индефетигебля, и мы имели в виду его иссле-
довать. По обыкновению нам посчастливилось напасть на
очень удачное место для высадки — большую бухту пло-
щадью около километра, с далеко выступающими рифами
из черной лавы. Широкий песчаный берег, усыпанный ра-
69
новинами, опоясывал бухту правильным полукругом, и все
вместе взятое производило очаровательное впечатление
при ярком солнечном свете. Сейчас же за береговой по-
лосой мы впервые наткнулись на пресноводное озеро,
расположенное далеко в глубокой впадине среди скал. На
четверть мили южнее на берегу был целый ряд более глу-
боких небольших озер с прозрачной, но слегка солоноватой
водой, которую в случае нужды можно было бы однако пить.
Одним из первых наших открытий в этих опресненных
озерках были совершенно новые рачки из отряда ракообраз-
ных (Anostraca), которым мы могли теперь дополнить гала-
пагосскую фауну. Это были изящные существа совершенно
прозрачные, бирюзового цвета, с оранжевым хвостом и чер-
ными глазами. Они оказались видом, уже известным из со-
леных вод Аргентины, но никем еще не найденным здесь
на Галапагосских островах, притом в почти пресной воде.
На этих же озерах мы обнаружили три вида водяных
жуков-вертячек. Их подвижные, прожорливые личинки кру-
жились сверху вниз, питаясь чем попало, не исключая и:
себе подобных.
По обрывам и лавовым склонам росли кое-где кусто-
образные деревья кордии (Cordia lutea), достигавшие в вы-
шину 4,5 метра. Хотя они были сплошь покрыты желтыми
трубчатыми цветами, но их оживляло лишь очень ограни-
ченное число видов насекомых. Больше всего было желтых
бабочек каллидрий (Callidryas eubele), попадались и мелкие
дневные моли аттевы (Attcva hysginiella), а также из сетчато-
крылых перловицы (Chrysopa) и несколько интересных ви-
дов жуков. Все эти насекомые обнаруживали, конечно, об-
щую характерную черту галапагосской фауны — отсутствие
пугливости. Для поимки бабочек не требовалось сачка; их
легко можно было снять с цветка или листа прямо паль-
цами. Однажды я услыхал треск сверчка, такой же, как на
острове Эден. Это был слабый, повторяющийся в продол-
жение целой минуты звук, особенно выделявшийся среди
общего безмолвия, царящего на этих островах. Я, конечно,
тотчас же вооружился сачком и отправился на поиски, но,
к сожалению, ничего не нашел, кроме нескольких пауков^
70
Найти насекомое под камнем было бы здесь своего рода
событием. На дне высохшей лужи на берегу моря я поймал
первую осу, стройное насекомое с красным туловищем, бе-
гавшее по влажной почве. Оса эта оказалась новым, неиз-
вестным в науке видом.
Далее в одной из впадин я обнаружил прекрасно со-
хранившийся скелет козла с длинными изогнутыми рогами
и тут же поблизости еще целых восемь скелетов таких же
животных.
Крупные пауки-крестовики в таком изобилии плели па-
утину, перекидывая ее с куста на куст, что после получа-
совой прогулки моя рубашка казалась сотканной из серого
шелка. Многие из них—длиною в 2,5 сантиметра, с темным
телом и длинными оранжевыми ногами. Паутина, которую
они плетут, так крепка, что ни одно насекомое не может
высвободиться из нее, и зачастую опутанные ею громадные
кузнечики и крупнейшие ночные бабочки болтаются в воз-
духе, как какие-то мумии. Раз даже молодой подорожник
(Geospyra), попав в такую паутину, с минуту барахтался в
ней, стараясь высвободиться, и, когда я подошел, чтобы
помочь несчастной птичке, упавшей на землю, она с тру-
дом улетела.
Характерною особенностью галапагосской фауны является
то обстоятельство, что многие группы представлены всего
одной или двумя формами. Так, например, здесь существует
всего один вид богомола, и на Сеймуре мне попались два
совершенно бескрылых экземпляра его, цвета засохших
листьев. Один из них сидел возле небольшой продолговатой
кучки яичек, покрытых пенистым налетом. Они были совер-
шенно свежей кладки с едва засохшей защитной пленкой.
Две недели спустя в моей лаборатории на яхте скорлупка
этих яиц лопнула, и из них выбрались два десятка крошеч-
ных богомолов в полсантиметра длины. Они сильно отлича-
лись цветом от своих родителей; у них было коричневое
туловище с резкими бело-черными каймами вокруг глаз, уси-
ков и лапок.
На небольшом местечке с песчаной почвой я наткнулся
на несколько ямок муравьиных львов. Одного муравья я
71
даже спас от грозившей ему опасности, но, признаться,
руководствовался больше желанием заменить его бесслав-
ную гибель смертью ради науки. Он был передан моему
спутнику профессору Уилеру, собиравшему муравьев на
противоположном склоне горы.
Нагруженный сетками, банками, ружьем и собранными
коллекциями, я возвращался от прибрежных луж к месту
привала, как вдруг заметил какое-то крупное животное,
движущееся среди выгруженных нами ящиков. Я в это время
поднимался из котловины с внутренней стороны острова, и
перед моими глазами на фоне неба вырисовывался силуэт
настоящего дракона. Я тотчас же узнал в нем гигантскую
галапагосскую сухопутную игуану (Conolophus subcristatus).
С каждым часом пребывания моего здесь острова эти
представлялись мне все более и более своеобразными и все
более отдаленными от современной суетной жизни конти-
нента. Конан-Дойль или Герберт Уэльс могли бы смело вос-
пользоваться точными описаниями Галапагосских островов
и их обитателей, как готовым материалом для какой-нибудь
повести из древней геологической эпохи или даже из жизни
на другой планете.
Сильные извержения произошли здесь в 1825 году, и
вулканическая деятельность на островах прекратилась лишь
недавно. За последнее десятилетие неоднократно появлялся
из некоторых кратеров дым и огонь. Случайность в колеба-
ниях земной коры нашла свое выражение в том, что Гала-
пагосские острова и посейчас переживают эпоху пресмы-
кающихся. Этот класс животных царит тут нераздельно от
береговой черты до горных вершин, и притом из всех ви-
дов ящериц только самые мелкие — плотоядные, все же
крупные питаются растениями; поэтому тут нет борьбы за
существование, при которой выживает сильнейший, одержи-
вающий верх в непосредственной борьбе. Млекопитающие
представлены здесь только несколькими видами мышей.
Подойдя к нашей стоянке, я заметил, как громадное жи-
вотное обнюхивает наши припасы. Зная уже по опыту, что
морские ящерицы безвредны, я опустил на землю всю свою
ношу, вскарабкался наверх и схватил ящерицу за хвост.
72
После короткой борьбы я ухватился за него еще крепче, и
только-что собрался получше разглядеть свою добычу, как
заметил приближающихся издали остальных членов нашей
партии. Каждый из них тащил за собою какую-то добытую
находку, тщетно стараясь скрыть ее от моих взоров, чтобы
сделать сюрприз. Оказалось, что каждый из членов экспе-
диции добыл по гигантской ящерице, и никто не мог по-
хвалиться, что им пойман первый экземпляр — в результате
были пять горьких разочарований!
В то время как мы были заняты рассматриванием наших
связанных пленников, откуда-то появились две семейки пе-
ресмешников, громким криком выражавших свою радость.
Каким образом птицы догадались, что ящерицы были бес-
помощны, я не сумею сказать; возможно и то, что тут они
следовали обычной привычке, охотно допускаемой самими
игуанами. Опустившись на игуан, пересмешники принялись
выклевывать у них на коже клещей, глубоко засовывая го-
лову им подмышки и между пальцами. Мне самому нужны
были эти клещи, но для иной цели, и я, вооружившись пин-
цетом и склянкой, вступил в конкуренцию с пересмешни-
ками, вероятно, к не малому их неудовольствию. Не знаю
сам, что побудило нас, быть более осторожными с этими
игуанами, чем с морскими, но вскоре мы на опыте убеди-
лись, что они не безопасны. Две ящерицы, оказавшись ря-
дом, вступили между собою [в драку и немилосердно ку-
сали друг друга. Позднее одного из нас игуана схватила за
ногу и буквально прогрызла кожу на башмаке, что заста-
вило нас с тех пор относиться к ним с особым почтением.
По, темпераменту и по окраске они оказались совершенно
отличными от своих сородичей — морских игуан, но тем не
менее оба вида ящериц находятся в тесном родстве; одна
из них продолжала вести обычный образ сухопутных яще-
риц, тогда как вид, получивший ^черную окраску, [избрал
своим местообитанием берега моря и приспособился к жизни
среди обломков лавы и водорослей. Морские игуаны утра-
тили ярко-зеленые и красные тона южно-американских игуан;
при ползании по скалам их чешуя приняла на себя серые
оттенки лавы.
73
Игуаны южно-американских джунглей кусаются только,,
если их раздразнить, но они зато обычно наносят жестокие
удары своими длинными хвостами. Обе породы галапагос-
ских ящериц изменились в этом отношении.* Морские игуаны
не имеют, невидимому, вовсе врагов и не нуждаются *в са-
мозащите. Сухопутные же, с их укороченными хвостами,
полагаются всецело на свои мощные челюсти и мелкие, но
острые зубы. Впрочем, должен сказать, что они не напа-
дают на себе подобных (за исключением одного случая),
а также оставляют в покое и своих морских собратьев, даже
будучи заключены в одной тесной клетке. Но в момент
поимки или же схваченные за хвост, они кусают все, что
только попадется.
Собирая клещей с морских игуан, мы свободно могли
осматривать все тело ящерицы, при чем она даже открывала
пасть и позволяла разглядывать свои курьезные трехлопа-
стные зубы. Но с сухопутной дело обстояло совсем иначе.
Во избежание укуса один из нас должен был держать яще-
рицу за затылок, в то время как другой был занят собира-
нием клещей. Огромное широкое туловище этих ящериц
с цилиндрическим хвостом резко отличается от сдавленного
с боков тела морской игуаны. По своей окраске они были
самыми яркими и цветистыми обитателями островов.
Я пришел к заключению, что пойманные нами в низинах
у побережья особи лишь случайно забрели сюда, отделив-
шись от главной колонии. Следующая моя экскурсия была
направлена на север к неприветливым базальтовым скалам
горной части Сеймура, где я набрел на извилистую тропу,
поднимающуюся к вершине. Идя по ней, я взглянул через
колючую чащу кустов и вдруг увидел огромную ящерицу,
медленно ползущую по прогалине и что-то щипавшую..
Мое появление ее нимало не испугало, и я подошел к ней
на расстояние трех метров. Оказалось, что игуана питается
чашевидными желтыми цветами стелящегося по земле тра-
вянистого растения трибула (Tribulus). К его толстым, упру-
гим и мохнатым листьям она не притрагивалась, но, завидя,
цветок, неуклюжее животное ползло к нему и, быстро по-
качивая головою из стороны в сторону, принималось его
74
глодать. Иногда случалось, что от цепких когтей ящерицы,
слабые растения вырывались с корнями; тогда игуана обе-
ими лапами прижимала растение к земле и, вытянув голову,
щипала непокорные цветы. Пример заразителен, и мы с моим
коллегой профессором Уилером съели несколько цветков;,
они оказались очень приятными на вкус. Ящерица эта была
до того мало пуглива и смела, что спокойно дала нам при-
близиться к ней и заснять киноаппаратом много метров
интересной ленты, изображающей это гигантское пресмы-
кающееся за утолением своего голода.
На полпути до плоскогорья нам пришлось наблюдать
борьбу двух огромных бородатых козлов, с яростью тол-
кавших друг друга взад и вперед на узком выступе скалы.
Их большие лирообразно изогнутые рога были однако до-
вольно безвредны, и ни у того, ни у другого из них не
было достаточно места, чтобы, разбежавшись, далеко от-
бросить соперника. Тут же поблизости маленький белый
козленок уныло блеял, глядя на этот поединок. В этот мо-
мент из-за выступа скалы появился наш художник Гарри
Гофман со всеми своими принадлежностями; при виде столь
необыкновенной фигуры, нагруженной мольбертом, ящиками
и фотографическим аппаратом, козлы прекратили борьбу и
умчались. За ними по крутому, спуску поскакал и козленок.
С вершины высокой скалы перед нами развернулась-
великолепная панорама; вдали виднелся остров Дафнэ,
а дальше, в двух милях—наша яхта „Нома“ и длинный низ-
кий профиль Индефетигебля, весь, за исключением берего-
вой полосы, окутанный темно-пурпуровыми дождевыми обла-
ками. Внизу песчаный берег большой бухты отграничивал
область пресноводных озер с их густой растительностью.
Там душистые кусты бурсеры переплетались с покрытой
желтыми цветами кордии (Cordia); своеобразная паркинсо-
ния (Parkinsonia) с плакучими ветвями и обращенными назад
колючками поднималась рядом с темной дискарией, сплошь
покрытой шипами.
Обернувшись назад, я увидел совершенно неожиданное
зрелище. Ничего подобного мне не встречалось на осталь-
ных островах архипелага. Это была настоящая юж^о-афри-
75
.канская степь; обширная поверхность земли, скудно одетая
древовидными кустами бурсеры и кактусами; в промежут-
ках был травянистый покров и кое-где виднелись выступы
лавы. „Нехватает здесь только антилоп",—подумал я, и тот-
час же антилопы оказались налицо. Десять силуэтов бы-
стрыми прыжками неслись одна за другой, останавливаясь,
только чтобы взглянуть на меня. Впрочем, мой полевой
бинокль разрушил эту иллюзию: увы! — это были лишь ди-
кие козы, но, даже рассматривая их в бинокль, почти не-
возможно было их отличить от антилоп. Те же широко
расставленные, отвесно стоящие рога на самом конце головы,
в точности напоминавшие рога газели. Этих животных встре-
чалось нам множество и притом чрезвычайно различных
темпераментов. Первое стадо коз, замеченное нами, своей
дикостью не уступало обитателям африканских степей.
Позднее мне удавалось подходить к ним и на очень близ-
кое расстояние, когда они направлялись к озеркам на во-
допой.
Один из нас совершенно открыто стоял под низким де-
ревом, пока мимо него продефилировала вереница козлов,
голов в семьдесят. Вместо того чтобы испугаться его при-
сутствия, они только угрожающе мотали по его направле-
нию рогатыми головами, не желая останавливаться. Уже
дюжина таких взрослых остророгих козлов, если бы на-
пали на человека, представляла бы собою не малую опас-
ность.
Застрелив впоследствии двух таких козлов, я удивился
замечательной чистоте их шкур. Несмотря на то, что во
многих местах почва на этих островах сплошь покрыта ко-
лючими травами, шерсть у них была мягкая и лоснистая.
Даже в их длинных густых бородах и в шерсти над копы-
тами не было колючек. Я не мог понять, почему повсюду
вокруг разбросано такое множество скелетов этих животных.
Если бы причиной их большой смертности была жажда,
вследствие отсутствия воды, то было бы больше жертв
между молодыми животными; скелеты же, судя по их ве-
ликолепным рогам, принадлежали взрослым козлам. К тому
же при изобили кактусов и сочных трагз гибель от жажды
76
Бескрылый корморан на Альбемарле; вдали «Нома*.
в период засухи представляется мало вероятной. Дважды
мне пришлось быть очевидцем яростной драки двух козлов
между собою, и очень возможно, что такой бой нередко
оканчивается смертью одного из противников.
Вскоре я убедился, что равнина Сеймура являлась глав-
ной резиденцией сухопутных игуан острова. Каждый кактус,
каждый куст бурсеры или акации служили убежищем игуа-
нам и притом очень крупным. Никогда нам не попадались
ящерицы менее 60 сантиметров длины.
Однажды, сидя на земле, я насчитал вокруг себя четыр-
надцать этих допотопных чудовищ, распластавшихся в те-
нистых местах. Под кактусами они лежали врастяжку вдоль
тени от ствола; под кустами же свертывались клубком в
самой густой тени. На фоне тусклой зелени и темной пес-
чанистой почвы они ярко сверкали великолепными крас-
ками. Огромные головы, покрытые крупной золотистой че-
шуей, переливались зеленоватыми оттенками около губ и
ярко-желтыми на подбородке. На шее преобладал серый
тон, а на затылке и передних лапах — желтый. По всему
туловищу и хвосту были разбросаны черные, коричневые и
желтые пятна неправильной формы. Повидимому, это было
время линьки: у каждой ящерицы отпадающая кожа висела
клочьями на туловище и на лапах. По мере того как солнце
поднималось выше, перемещались и укорачивались тени, а
с ними вместе перемещались игуаны, придвигаясь ближе
к стволам кактусов.
Встревоженные нашим приближением, они медленно
уползали в свои норы, отстоящие иногда довольно далеко
и заметные по круглым дырам в глинистой почве. Эти от-
верстия вели в глубокие ходы под глыбами окаменелой
лавы. Внезапно потревоженные игуаны в панике спасались
во все стороны, и тогда трудно было их свернуть с пути.
Они стремились напрямик, .прибегая к хитрости только в
последний момент: видя, что враг их настигает, они обычно
залезали в самую гущу колючего куста, и извлечь их от-
туда не было уже никакой возможности; легче всего было
преследовать их на открытом месте. Забравшись в свое ко-
лючее прикрытие, они прибегали к обычному способу выра-
78
жения своих эмоций — усиленно кивали головою. Там, где
растений нет, игуана бросается к грудам лавы, залезает с го-
ловой и туловищем как можно глубже в щели и замирает
в неподвижности, безмятежно считая себя в безопасности,
не подозревая, что врагу прекрасно видна остальная часть
туловища. Когда их извлекают оттуда за хвост, они сильно
отбиваются и делают отчаянные, но безуспешные усилия
изогнуться и укусить вас, прежде чем примирятся со своей
участью.
В желудках двух убитых мною ящериц я нашел огром-
ное количество листьев и цветов разных растений; одна из
них умудрилась проглотить целых пять плодов кактуса, в
другой нашлось три. Долгое время я, лежа на земле, на-
блюдал за этими красивыми существами, и когда я глядел
на них с высоты лишь нескольких сантиметров от земли и
очертания их вырисовывались на фоне отдаленных гор, мне
представлялось, что это—чудовища не в один метр, а метров
десяти длиною.
Мне случилось два раза видеть, как сухопутные игуаны
добывают себе плоды кактуса, которые они, повидимому,
очень любят. К моему удивлению, они проявляли при этом
такую обдуманность поступков, что она казалось близкой
к разумным действиям, чего никогда мне не случалось под-
мечать у других пресмыкающихся.
Две ящерицы подползли вплотную к кусту кактуса
опунции, и одна из них, вытянув лапу, стала раскачивать
колючий его ствол, ухватившись за него у корня. Мне
показалось сначала, что она намеревается на него влезть.
Но вскоре я убедился, что это не входило в ее планы.
Сперва не видно было никакого результата, но затем на
землю упали сразу два плода, на которые вторая ящерица
тотчас же набросилась, подхватила их и, не долго думая,
проглотила вместе с колючками. В ответ на это первая
схватила ее за лапу и стала ее кусать, однако та вырвала
лапу из ее пасти и убежала в тень соседнего кактуса.
Первая ящерица более и не покушалась на „зеленый вино-
град*, она уныло поникла, закрыв глаза и предавшись
мечтам (если вообще ящерицы могут мечтать) о той сча-
79

стливой стране, где колючие плоды падают прямо в рот и
некому их красть.
Я долго не мог поверить, что ящерицы действительно
целиком едят мясистые колючие листья, опунции, пока не
убедился в этом, наблюдая за взятыми мною на борт экзем-
плярами. Содержимое их кишечника представляло собою
сплошную массу длинных колючек. Как может живое суще-
ство не погибнуть, проглотив твердые и острые, как сталь-
ные иглы, колючки кактуса, для меня совершенно непости-
жимо. Контраст такой пищи с нежными золотистыми ле-
пестками цветЪв ползучего растения, до которых они так
лакомы, поистине поразителен.
Сухопутная игуана—животное преимущественно траво-
ядное, но иногда оно употребляет и животную пищу, дока-
зательством чего служат несколько кузнечиков, найденных
мною в желудках двух игуан. Впрочем, это явление редкое,
и я не знаю, можно ли верить утверждению одного моряка,
который будто бы видел игуан, пьющих кровь убитого козла.
Ящерицы эти, очевидно, способствуют расселению расте-
ний на островах, разнося семена всюду на побережьи и
в степи; где попадался старый помет их, виднелись и хорошо
разрастающиеся молодые побеги растений.
Игуаны находят себе пищу не только на земле; они взби-
раются на верхушки невысоких деревьев и лазают по кустам,
иногда в продолжение целых часов, обрывая цветы и листья.
Дарвин в своих путевых заметках во время пребывания на
корабле „Бигль* пишет: „Они зачастую влезают на невысо-
кие деревья и, сидя спокойно на ветвях, щиплют листья*.
На Сеймуре, недалеко от берега, я наблюдал как-то игуану
на высоте семи метров от земли; она осторожно ползла
в густой листве дерева майтены. При моем приближении
ящерица сделала неловкий прыжок, оступилась и грохну-
лась во всю свою длину на землю; упав на бок, от силы
толчка она подскочила, как мяч, но, видимо, нисколько не
пострадав, тотчас же убежала на ближайщую скалу.
Когда игуаны не спят, они принимают свою излюбленную
покоющуюся позу: хвост, задние ноги и задняя часть туло-
вища на земле, тогда как верхняя часть туловища припод-
80
нята и вытянута прямо, голова же поднята вверх; это дает
всей их фигуре какой-то величественный монументальный
вид. Соперники, встречаясь, выражают свои чувства рядом
медленных киваний головою. Во время сна ящерицы лежат
обыкновенно распластавшись на земле, часто вытянув лапы
назад, подошвами кверху. Их легко изловить, когда они
крепко спят; однако они просыпаются при неосторож-
ном шаге. Как известно, у них имеется третий остаточный
глаз простого строения, соответствующий верхнему мозго-
вому придатку других позвоночных. Повидимому, он не-
много действует, так как, если ящерица спит на солнце
и начнешь махать рукою между ее головой и лучами солнца,
она просыпается.
Замечая мое приближение, игуаны выражали свою тре-
вогу движением кончика хвоста, как это делают кошки, а
потом медленно, подобно крокодилу, начинали хлестать им
из стороны в сторону, но, как я уже упоминал, хвост, по-
видимо.му, никогда не служит им орудием защиты в борьбе.
Затем следует сперва одно медленное, а потом шесть или
восемь быстрых и коротких киваний головою вверх и вниз.
Если же предполагаемая опасность возрастает, ящерица от-
крывает и закрывает пасть несколько раз под ряд, иногда
ворочая во все стороны высоко поднятой головою. Звуков
она никогда не издает, кроме резкого шипения. Кончается
дело тем, что животное медленно удаляется или при край-
ней опасности обращается в паническое бегство.
При медленном движении игуана волочит тело по земле,
при чем хвост держится наклонно кверху несколько изогну-
тым. Ускоряя шаг, она все более и более выбрасывает впе-
ред ноги и изгибает и раскачивает туловище, хвост дер-
жится при этом горизонтально. Двигаясь с умеренной ско-
ростью, животное напоминает бегущего рысью носорога,
хотя сильно изогнутая спина и общий вид делают его скорее
похожим на допотопного стегозавра или же на какое-либо
иное вымершее пресмыкающееся.
Игуаны на ходу упорно держатся раз избранного направ-
ления, и случалось не раз, что, спасаясь от кого-нибудь из
моих товарищей, ящерица набегал^ прямо на меня и про-
f'.--3f-97	81
скальзывала иногда у меня между ног. Я наблюдал изуми-
тельную тупость этих животных: зачастую, когда мы соби-
рали насекомых или приготовлялись завтракать, откуда ни
возьмись, появлялась огромная игуана, пробегала среди нас
и внезапно останавливалась в тени до нелепости маленького
куста. Тут она тяжело опускалась на землю, едва переводя
дух, точно запыхавшийся толстый старый джентльмен. В та-
ком положении она способна была оставаться продолжитель-
ное время, повидимому, совершенно уверенная в том, что
ее огромное пестрое тело совершенно скрыто от наших
взоров тенью нескольких листьев.
Сухопутных игуан водилось ранее очень много на Гала-
пагосских островах — на Джемсе, Индефетигебле, Альбе-
марле, Нарбороу и на Южном Сеймуре, но на первых трех
они в настоящее время уже истреблены и сохранились еще
только на Нарбороу и на Южном Сеймуре.
Причиной гибели этих великолепных ящериц была охота
на них людей, употреблявших их в пищу, а главным обра-
зом вымиранию их способствовали собаки и свиньи, разве-
денные на островах и поедавшие их яйца и детенышей.
Я лично часто ел мясо мексиканских и южно-американ-
ских игуан, нахожу его превосходным и охотно верю, что
многие прежние путешественники только им и питались. Что
касается до нас, то мы щадили их, так как каждый пойманный
экземпляр представлял слишком большой музейный интерес.
В противоположность морским игуанам, они быстро при-
выкали к неволе. Вначале мы их кормили плодами какту-
сов, а потом они прекрасно стали есть консервированную
капусту, латук и бананы; вскоре они привыкли есть прямо из
рук. В настоящее время, после семи месяцев неволи, из восем-
надцати привезенных в Нью-Йорк животных погибло только
одно и то вследствие полученных механических повреждений.
Амблиринхи водятся в береговой полосе, но сухопутных
конолопов я никогда не встречал ближе тридцати метров от
их морских сородичей; юркие же маленькие ящерицы-тропи-
дуры сновали повсюду, зачастую даже по телам конолопов.
Однажды я видел красноголовую самку такой маленькой
ящерицы, бегающую по .широкой спине конолопа, при чем
S2
«обе, и великан и карлик, проделали весь свой комический
ритуал поклонов, как бы торжественно подтверждая какое-
то важное соглашение.
Несмотря на скудость растительности верхней степной
части Сеймура, все же несколько видов насекомых было
представлено в большом изобилии. Всюду кружились боль-
шие черные пчелы, усердно добывая из цветов скромное
количество нектара. Это были самки, и только дважды при-
метили мы самцов с их желтыми тельцами, но поймать их
не было никакой возможности. Наши северные сумеречные
бабочки—полосатые сфинксы—летали здесь в самый разгар
-полуденного зноя, но размерами они были на четверть
меньше наших. Такое измельчание объясняется, повидимому,
условиями жизни на этих островах. Красная бабочка (Ag-
raules), например, достигает только трех пятых величины
наших бабочек той же породы.
За все время нашего пребывания на Сеймуре дни стояли
светлые, ясные, но не знойные; там, куда достигал пассат-
ный ветер, было прохладно. Около десяти часов утра цент-
ральные вершины Индефетигебля постепенно исчезали за
дождевой завесой, а три часа спустя облака начинали спол-
зать по направлению к нам, на нижние склоны гор. Они скоп-
лялись, поднимались кверху, и отвесные полос^дождя скры-
вали от нас близкий берег Индефетигебля. Ддасе в момент
нарастания бури тучи могли рассеяться без капли дождя.
Иногда же туча разражалась ливнем в непосредственной
близости от нас, в то время как наша яхта „Нома“ стояла
сухая, купаясь в солнечных лучах.
Дожди здесь имели настолько местный характер, что
можно было умереть от жажды на каком-нибудь из мелких
островов около километра от большого острова, а на послед-
нем в то же время можно было утонуть в любой лавовой впа-
дине, наполненной дождевой водой. Досадно было видеть,
как ежедневно, в каких-нибудь двух километрах от нас, шел
ливень, тогда как всего несколько часов дождя на растяну-
тые нами брезенты было бы достаточно, чтобы продлить
наше пребывание в архипелаге на многие дни.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОСТРОВ ДАФНЭ. ПИТОМНИК В КРАТЕРЕ
Из всех островов архипелага, попадавшихся нам по пути
вдоль северного берега Индефетигебля, больше всего нам
понравился Дафнэ. Совершенно неожиданные размеры боль-
ших островов нас положительно подавляли; они тянулись на
много километров, и центральные их вершины исчезали в ту-
манной дали. Тут же перед нами был островок или скорее—
два, которые можно было охватить одним взглядом. Чтобы
различать их, я назвал их Дафнэ Большой и Малый. Каж-
дый представлял собою естественный кратер, при чем Ма-
лый был совершенно неприступен, круто поднимаясь из-
воды и заканчиваясь плоской, поросшей кустами вершиной.
Дафнэ Большой имеет в поперечнике всего около 1400 мет-
ров и его ровные отлогие склоны образуют почти совер-
шенно правильное вулканическое кольцо.
21 апреля я покинул яхту „Нома“ и в большой спаса-
тельной лодке, буксируя четырехвесельную гичку, пристал
к Дафнэ Большому. По дороге мы ловили рыбу, и резуль-
таты были интересны: мы поймали два новых вида макрели
и двух барбуль. Крупный тунец с желтыми плавниками
в метр длиною и весом в 13 килограммов четверть часа не
давал себя вытащить. Под конец какое-то морское чудо-
вище увлекло на дно нашу удочку, оборвав ее своим веслом.
Надо было думать, что это был день линьки усоногих
раков, так как вся поверхность морской воды на огромном
пространстве была покрыта серовато-белыми комочками их.
84
сброшенных покровов. Подобрав один из таких клочков,
я в лупу насчитал в нем девяносто две невесомые скорлупки
морского жолудя.
На полпути к острову нас стали обгонять летящие стаи
желтых бабочек и напомнили мне подобную же миграцию,
виденную мною в первое мое путешествие по архипелагу.
Такое же довольно обычное, но необъяснимое явление на-
блюдается и среди бабочек континента, родственных этому
виду. На Индефетигебле я в продолжение двух дней наблю-
дал этот полет. Насекомые летели низко над водой со сто-
роны острова Джемса и Альбемарль и в том же юго-восточ-
ном направлении продолжали лететь среди кактусов и кра-
теров. На кряже острова Сеймура я видел многих бабочек,
летящих напрямик к морю, навстречу пассатным ветрам и
в пасть верной смерти; а в то же время другие на берегу
мирно перелетали с цветка на цветок, нисколько не зара-
жаясь примером своих собратьев, охваченных жаждой стран-
ствования. Галапагосские каменные стрижи давфуже пере-
стали быть перелетными птицами, а желтые бабочки этих
островов до сих пор остаются рабами какого-то инстинкта,
на наш взгляд, неразумного, бесполезного и даже гибель-
ного для них.
Насколько известно, только раз или два побывал чело-
век на островах Дафнэ. Впервые посетил их Бэк во время
калифорнийской экспедиции и провел тут три дня. Об отор-
ванности этих островов от других можно судить по виду
живущей там маленькой ящерицы геккон, с присосками на
пальцах: она совершенно отличается от ящериц той же
породы на Индефетигебле, всего в девяти километрах рас-
стояния, и по чешуе, и по форме, и по длине головы.
Благодаря тому что путешественники всегда больше
интересуются окружающими крупными островами, этот ма-
ленький кратер Дафнэ среди голубых вод оставался как-
будто в пренебрежении. Оттуда было известно всего девят-
надцать видов птиц и три вида пресмыкающихся, но совер-
шенно не было известно растений, насекомых, пауков и змей.
Удивительная особенность этих многочисленных островов
архипелага заключается в их внешнем, поверхностном сход-
55
стве и в фактическом различии. Приближаясь к Дафнэ, мы:
видим ту же неровную поверхность лавы, те же разбросан-
ные по ней кактусы и низкие полувысохшие кустарники.
Но, исследовав остров, мы единогласно пришли к заклю-
чению, что он не похож ни на что нами встреченное ранее.
То, что увидели мы в его кратере, останется самым ярким
воспоминанием из всего нашего путешествия.
Но прежде всего пришлось нам позаботиться о месте
высадки. Белая пелена пены набегала на берег, гонимая юго-
восточным апрельским пассатом. Огибая остров, мы приме-
тили три удобных места для того, чтобы пристать, но, когда1
лодка причалила вплотную, оказалось, что скалы, отвесные
с моря, имеют склон ко внутренней стороне острова, доступ-
ный благодаря своей крутизне разве только мухе или цеп-
кой ящерице геккон. К востоку простиралась длинная гряда
подводных камней, и на ней мирно покоились два крупных
морских льва, опрокинувшись на спину и выставив из воды
передние ласты. Их грузные тела по временам поднимались,
набегавшей волной и снова опускались на камни. Это од-
нако не нарушало их покоя, и только прикосновение веслом
заставило их удивленно взглянуть на нас и погрузиться
в морскую глубь.
Акул повсюду было множество. Они хватали наши удочки
и приманку, и почти каждая попавшаяся на крючок рыба,
сразу перекусывалась ими надвое. Между тем сквозь про-
зрачную воду мы видели, как в глубине плавали и акулы
и барбули в тесном и мирном соседстве, и никакого при-
знака тревоги или преследования среди них не замечалось.
Но в момент, когда пойманная на крючок рыба билась
в панике, акула тотчас же хватала ее. Возможно, что их
возбуждала кровь на жабрах раненой рыбы, но мне- лично<
думается, что тут было нечто в роде протеста против вме-
шательства какой-то посторонней силы. Когда мы притянули'
к береговым камням несколько легко раненых макрелей,
с дюжину акул, от одного до двух с половиной метров
длиною, стали кружиться вокруг лодки.
Мы направились обратно к югу, и там наконец у поло-
гого спуска склона кратера выступающая изрезанная скала
86
дала нам возможность высадиться. В бурный день это было
бы вообще невозможно, но тогда мы выскочили из лодки,,
воспользовавшись моментом, когда ее подняло волной до-
уровня скалы.
Внизу на склоне кратера были заросли кактусов и кусто-
видных портулаковых деревьев, глубоко вросших корнями
в расщелины скал. За них мы цеплялись при подъеме, так
как склон был все-таки настолько крут, что сорвавшийся
из-под ног камень долго катился вниз.
Я быстро достиг вершины, остановившись всего три раза
на пути по очень интересным причинам. Спутники мои под-
нимались по склону вразброд.
У первого попавшегося мне кактуса я увидал трех жел-
тогрудых подорожников: пару родителей, кормивших уже
оперившегося птенца. После десятиминутного наблюдения
за ними я на примере убедился в причудливости привычек,
созданных островною жизнью. На мое появление птицы
реагировали прежде всего любопытством. Слетев с колю-
чего мясистого листа кактуса, самка спустилась у самых
моих ног, чирикая и вертя головой во все стороны. Если
бы ее птичьему мозгу доступны были сравнения, наверное
я показался бы ей морским львом, странно стоящим на зад-
них лапах, не опасным, но, впрочем, довольно уродливым.
Птенец попытался последовать за нею, но, не доверяя своим
слабым крыльям, вернулся обратно. Я двинулся вперед, и
родители вновь принялись кормить своего малыша, принося
ему семена—странную пищу для молодой птицы, и только
два раза увидел я, что они дают ему маленьких гусениц.
Затем неожиданно самец схватил сухую травинку и полетел
с ней к гнезду в кусте бурсеры. Вслед за ним полетела и
самка и стала вплетать травку в хрупкое сооружение; после
этого последовало опять кормление птенца, а там опять
работа над гнездом. В конце концов я схватил рукою самку,
скрывшуюся в гнезде, при чем она довольно сердито меня
клюнула. Испуга она не проявила и, когда я посадил ее на
соседнюю ветку, она не улетела, а преспокойно стала при-
глаживать свои помятые перышки. В гнезде оказалось одно>
свежеотложенное яичко.
87
Позднее, при исследовании птиц, я убедился, что опе-
рение подорожника не достигало полного развития, соответ-
ствующего брачному периоду, но тем не менее он обнару-
живал половую зрелость. При вскрытии самки я в ней на-
шел уже вполне сформированное яйцо и готовый желток.
Тут на примере одной этой птичьей семейки я имел
доказательство спаривания на Галапагосских островах птиц
весьма различных по размерам туловища, крыльев и клюва;
у зрелого самца—не вполне соответствующее оперение: самка,
усердно кормящая молодого детеныша, в то же время вьет
новое или поправляет прежнее гнездо, в котором уже лежит
яйцо свежей кладки: положительно, это какая-то безумная
страна, поскольку дело касается птиц и бабочек!
Продолжая подниматься, я заметил какой-то белый кло-
чок под небольшим пластом лавы и с любопытством напра-
вился к нему. Оказалось, что там, в надежном прикрытии,
сидит одна из самых красивых птиц в мире—красноклювый
фаэтон, обладающий отвратительнейшим голосом. Принад-
лежа к той же семье, как и альбатросы, кормораны и пели-
каны, фаэтоны однако должны быть от них выделены. На
лету они до странности быстро машут крыльями, в отличие
от паренья фрегатов и плавного полета чаек. Оперение их
снежно-белое, с тончайшими черными полосками, клюв крас-
ный, а от хвоста тянутся два длинных, гибких пера.
Заглянув под навес скалы, я мог хорошо рассмотреть
каждое заостренное перо, белки глаз, широко раскрытый
зазубренный красный клюв птицы. Ясно, что это была птица
не местная: ее стихия—безбрежные пространства океанов,
и тут она только для того, чтобы вывести птенцов. Но она
принесла с собой весь свой страх, всю злобу на непрошен-
ного гостя, заложенные в нее опытом предков. Когда я на-
клонился к ней, из расщелины скалы выбежали две малень-
кие ящерицы: они, невидимому, нисколько не боялись рас-
серженной птицы. Казалось бы, что здесь, на Дафнэ, и r столь
надежном убежище, фаэтонам, вооруженным острым пило-
образным клювом, нечего бояться. Однако неподалеку от
расщелины лежали два высохших мертвых птенца и взрос-
лый фаэтон, а в узкой впадине с другой стороны гнезда я
88
Колония синеногих бакланов на дне кратера острова Дафнэ.
увидел остывшее яйцо фаэтона, по цвету и рисунку столь
же красивое, как и оперение птиц. На бледно-розовой скор-
лупе его пестрели крапины и точки роскошного пурпурог
воло цвета. Наличие тут яйца легко объяснимо: неловким
89
движением старая птица легко могла его столкнуть в эту
ложбинку; но мертвые птицы—это уже была загадка, и объ-
яснить ее можно только семейными ссорами или трагедиями
ревности.
Отстранив рассерженную птицу, я открыл причину ее
волнения: за нею виднелся светло-серый комочек, похожий
на сухой мох, неподвижный, пока я его не тронул; но тут
он начал шевелиться, как плохая заводная игрушка, издавая
странные скрипящие звуки и дергаясь клювом взад и впе-
ред. Длинный пух вполне скрывал крылья и ноги, едва вы-
держивавшие тяжесть маленькой птицы. Ее дымчатую го-
ловку с бледно-голубыми глазами можно было ясно разгля-
деть, лишь когда она вытягивала ее вперед.
Месяцев через пять после открытия мною места гнездо-
вания фаэтона мне случилось беседовать в Нью-Йорке с Бэ-
ком, побывавшим на Дафнэ в 1901 г. На одном из снимков,
показанных им мне, я тотчас же узнал ту расщелину в скале,,
где нашел птенца и остывшее яйцо. Итак, в течение двад-
цати двух лет ряд поколений этих птиц избирал то же
самое место для гнезд! На Дафнэ сезон гнездования фаэ-
тона продолжается, по крайней мере, от апреля до конца
ноября.
Кое-где на крутых склонах видны были молодые бак-
ланы с зеленоватыми ногами, ярко выделявшиеся белоснеж-
ным оперением на фоне лавы и зелени. Они встретили меня
криками, а родители их так близко стали летать вокруг
меня, что на своем лице я ощущал ветер от движения их
крыльев. В одном месте, где наблюдался сильный восходя-
щий ток воздуха, целая семейка птиц держалась почти без
движения на высоте трех метров над землею. Они разгля-
дывали меня с ног до головы, как разглядывает летчик
мелькающий под ним ландшафт.
С высоты острого гребня кратера вид был великолеп-
ный. Гладкое, как зеркало, море ультрамаринового оттенка
омывало вулкан, отвесной стеной поднимающийся из глу-
бины вод. На линии горизонта в северном направлении
я различал острова Джемс, Джервис, Альбемарль, Дункан,.
Нэмлес, Эден, Гай-Фаукс и весь величественный склон
90
Индефетигебля. На северо-востоке круто выростал из воды
совершенно неприступный Дафнэ Малый, увенчанный зеле-
ной короной довольно высоких деревьев.
Я стоял на южной стороне гребня кратера, который
ровной каймой огибал весь остров и только с востока
был прерван впадиной. Противоположный склон, обра-
щенный в сторону пассатных ветров, представлял собою
голую скалу, покрытую низкой зеленовато-серой раститель-
ностью.
В шести метрах подо мною под защитой склонов кра-
тера росли густые древовидные кусты бурсеры, достигав-
шие четырех с половиной метров высоты. Они мешали мне
видеть дальше, и я хотел уже повернуть обратно, чтобы
исследовать внешний склон, как ясно услышал издалека
донесшийся свист, который в джунглях служил нам сигна-
лом, означавшим: „прямо вперед". Повинуясь этому зову,
я стал спускаться, пробираясь сквозь заросли. Отовсюду
слышалось щебетание черных маленьких птичек, которые
были в разгаре ухаживания за своими самками; но те
однако не обращали на них никакого внимания, всецело
заинтересованные странным двуногим существом, дерзко
ворвавшимся в их царство.
Полоса зарослей бурсеры внезапно оборвалась, и я ока-
зался стоящим на выступе скалы. Поразительная картина
открылась передо мной. Со всех сторон все глубже и
глубже .вниз спускались склоны кратера, и дно его на
десятки метров подо мной представляло собой огромную
сверкающую белизной круглую площадь. Мне показалось,
что она усеяна мухами, но в бинокль я убедился, что это
было несметное скопище гнездующих птиц, крупных, ко-
ричнево-белых бакланов. И только когда некоторые из
моих спутников спустились на белый песок, я отдал себе
отчет в громадных размерах кратера: люди казались ка-
кими-то жуками, ползающими по впадине. Порою крохот-
ный белый мотылек, описывая большие круги, пытался под-
няться до края кратера и снова опускался на его дно.
Но то, что я принимал за мотылька, было не что иное, как
огромный баклан с размахом крыльев более полутора мет-
57
ров. В ту минуту, как я направил свою зеркальную камеру,
чтобы сделать снимок, поле объектива пересекла большая
темная птица и опустилась возле двух белых точек.
Посмотрев в искатель, я увидел черного галапагосского
ястреба, сидящего на гнезде в пятнадцати метрах подо
мной.
С восточной стороны кратера я нашел удобный спуск
вниз и по расщелине добрался до самого дна. Тут моим
глазам представилось поразительное зрелище: передо мной
было скопление не менее шестисот штук синеногих бакла-
нов, и эта порода, видимо, монополизировала себе весь кра-
тер. Других птиц не было видно, кроме подорожников
в окружающих кустах и ястребов высоко на краю кратера.
Повидимому, бакланы гнездятся в кратере уже бесконечный
ряд лет, никогда его не покидая. Повсюду видны были их
яйца, юные птенцы и взрослые птицы. Все путешественники
наблюдали то же самое и в июле и в ноябре; нет месяца,
когда бы кратер пустовал. Я насчитал около 400 гнезд,
если можно так назвать небольшие углубления в песке,
утоптанные птичьими лапами; в каждом из таких углубле-
ний было одно — два яйца или такое же количество птен-
цов, или наконец на нем сидела взрослая птица.
Фотографические снимки дают более ясное представле-
ние об этих птицах и их жилищах, чем самое подробное
описание. Одного только фотография представить не в си-
лах: это — ярко-голубого цвета ног и перепончатых лап,
цвета, который, казалось, затмевал и сверкающий белизною
черный оттенок скал и даже коричнево-белое оперение
самих птиц.
Гнезд с двумя яйцами было больше, чем с одним, и
та же пропорция соблюдалась в количестве птенцов. Много
говорилось о том, что из двух птенцов одного выводка
неминуемо погибает младший или собственной смертью, или
убитый родителями. Но тут, очевидно, этот спартанский
обычай не соблюдался: птенцы одного и того же выводка,
разного роста и хорошо упитанные, здравствовали пребла-
гополучно. Я видел, как оба родителя сидели на гнезде,
подсунув под яйца свои большие перепончатые лапы. Когда
92
я осторожно хотел отстранить самку, чтобы сфотографиро-
вать ее яйца, она сначала сопротивлялась, но потом сошла
с яиц, показав свои синие лапы.
Бакланы этого вида водятся по всему материку от
Нижней Калифорнии до Чили. Но там они зачастую несут
по три яйца, хотя обычно их и там бывает все-таки два.
У галапагосских же синеногих бакланов трех не бывает
никогда, и часто одно яйцо составляет весь комплект. Это
вполне объяснимо теорией сохранения вида, если принять
во внимание, что галапагосские птицы почти не имеют вра-
гов, тогда как бакланы материка постоянно подвергаются
нападениям чаек и хищников.
Нас поразила сравнительно прохладная температура
в кратере. Несмотря на то, что он замкнут со всех сто-
рон, движение воздуха в нем чувствовалось гораздо силь-
нее, чем снаружи. Очевидно, воздух, нагретый отражением,
тепла от белого песка, поднимался вверх, и его место зани-
мал тотчас свежий воздух, входящий через ущелье с во-
сточной стороны.
Но бакланы, находившиеся на дне кратера, все-таки,
повидимому, страдали от жары, судя по раскрытым клювам
у взрослых и птенцов. Однодневные птенцы были голы и
уродливы; более взрослые слегка покрыты пухом, кото-
рый с возрастом становился все гуще, пока наконец птенец
не делался похожим на круглую пуховку. Потом постепенно
между плечами появлялись коричневые перья, а у месячных
птиц оперение бывало уже вполне закончено. Птицы, по-
крытые еще первым пухом, но с хорошо развитыми перьями
крыльев, казались чрезвычайно смешными. Из белого пуха
нелепо торчали громадные крылья, буквально волочившиеся
по земле, когда птенцы неуклюже переваливались на своих
больших лапах. Эти тяжелые крылья казались уродливыми
придатками по сравнению с роскошными крыльями взрос-
лых бакланов.
В течение всего детства молодые птенцы крепко дер-
жатся места, долженствующего изображать их дом. Только
когда их пух начинает заменяться перьями, они при-
соединяются к компании своих сверстников и, как манны
93
небесной, ждут сверху даров от своих родителей, появляю-
щихся из неведомого им внешнего мира.
Совсем иное представление о белом свете имеют те
бакланы, которые ютятся на высоких прибрежных скалах.
Пробираясь вдоль такой гряды, я видел, как из гнезда
в первый раз вылетел совсем оперившийся баклан. Он сна-
чала довольно храбро ринулся вперед, но потом заколебался
в воздухе, как аэроплан, убавивший скорость хода ниже
семидесяти трех километров. Все чаще и чаще стал он ма-
хать крыльями, приведенный в ужас видом волн, и в конце
концов, перекувырнувшись, шлепнулся в воду. Вынырнув на
поверхность, он судорожно загреб к берегу, вылез и попал
прямо в многочисленную компанию крупных морских игуан,
безмятежно гревшихся на солнце.
Тут же на дне глубокого кратера молодые бакланы
в течение первых месяцев видят только застывшую лаву,
выгоревшую растительность, а над собою — почти неесте-
ственно синее небо. Должно пройти не менее трех месяцев,
пока они настолько окрепнут, что смогут подняться в воз.
духе и кружиться вдоль стен кратера; и если только бак-
лан вообще способен удивляться чему-нибудь, то он должен
пережить сильнейшее волнение в тот момент, когда, впер-
вые перелетев через кратер, увидит со всех сторон необъят-
ную даль ярко-синего моря. До этого времени соленой воды
для него не существует, о внешнем же мире он имел
представление только по проплывающим в вышине обла-
кам, по полетам своих родителей и по рыбкам, которых
он, в наполовину переваренном виде, извлекает из их вме-
стительных глоток.
Кое-где валялись высохшие трупы мертвых бакланов;
очень молодых птиц среди них я не заметил, все они при-
надлежали более или менее взрослым птицам. Об этом
свидетельствовали почти вполне окостенелые черепа тру-
пов, оголенные ветром от перьев.
Здесь, несомненно, типично выявляется закон, по кото-
рому выживает наиболее приспособленный; критический
момент в жизни птенца наступает тогда, когда родители
механически и инстинктивно прекращают его кормле-
94
ние, и, если он не в силах вылететь из кратера, он поги-
бает.
Даже взрослые птицы с трудом поднимаются вверх.
Они доверчивы до нелепости, и когда я пытался их пугать,
чтобы заставить их подняться и полететь, они неохотно
начинали махать крыльями, топтаться кругом, сбивая с ног
сидящих птиц, и только потом лениво поднимались в воз-
дух. Но из кратера они все-таки не вылетали, а, покружив-
шись над моей головой, снова опускались в свои гладко
вытоптанные ямки.
В местах, особенно густо заселенных птицами, из-за
шума, производимого ими, немыслим был никакой разговор.
Это было нечто вроде рева медной трубы вперемешку
с резким свистом. Я убил и ревуна и свистуна и нашел,
что это были самец и самка. У них и глаза оказались со-
вершенно непохожими: желтые у самца и желто-коричневые
у самки, с более широким, чем у самца, зрачком. На солнце
зрачки и у того и у другого одинаково сокращались, но
нельзя допустить, чтобы это указывало на то, что бакланы
принадлежат к ночным птицам. По возвращении моем я узнал,
что доктор Мерфэй обнаружил то же самое различие
между самцем и самкой у бакланов, живущих на Перуан-
ском побережьи, из чего явствует, что тут не имеет значе-
ние изолированность Галапагосских островов,
Близ стен кратера, на его дне, по камням в большом
количестве водились ящерицы-гекконы. В Галапагосском
архипелаге на шестнадцати островах различается восемь
видов этой маленькой ящерицы. Здешние гекконы были около
8 сантиметров длины и ютились под пластами лавы. Как и
другие обитатели этого острова, они были удивительно
доверчивы и не двигались даже тогда, когда мы приподы-
мали осколки шлака, под которыми они сидели. На пепельно-
серых их спинках пестрели черно-коричневые крапины, не-
одинаковые у разных особей. Даже у этих маленьких яще
риц была чисто островная особенность: я два раза подметил,
как в полдень, когда набегали облака, они выползали
из своих норок и бежали, отыскивая место, освещенное
солнцем. Вид прртянутой к ним руки заставлял их остано-
55
виться неподвижно, но при малейшем прикосновении они
мгновенно, как молния, исчезали за камнями.
Как у всех их сородичей в Гвиане и других местах,
хвосты их легко отрывались, и собранные нами для кол-
лекции гекконы были почти все бесхвостыми. Первый заме-
ченный мною геккон сидел под камнем, который отчасти
прикрывал также и яйцо фаэтона. Едва я успел протянуть
руку и коснуться ящерицы, как она исчезла, а ее отвалив-
шийся хвост, извиваясь, подпрыгивал на камнях. Я опять
осторожно приподнял плоский камень: там совершенно спо-
койно сидел геккон, ожидая, что я буду делать дальше
и не обращая никакого внимания на то обстоятельство, что
половина его тела, навсегда для него утраченная, умирает
в судорогах тут же рядом. Я не забуду впечатления от
этого неистового верчения оторвавшегося хвоста. Очевидно,
оно имеет целью привлечь внимание врага, чтобы дать
возможность ящерице спастись. Все восемь маленьких мышц
сокращались без потери хотя бы единой капли крови,
а затем ящерица скоро начнет опять отращивать себе хвост,
которым она снова одурачит какого-нибудь врага — есте-
ствоиспытателя или же хищную птицу; других врагов в этом
уединенном кратере у гекконов не имеется. Пища их состоит
из мелких насекомых и червей, которых одолеть им под
силу: одна ящерица проглотила гусеницу, маленького мо-
тылька и муху, у другой в желудке оказалось два клопа,
две гусеницы и паук и наконец третья содержала в же-
лудке двух жучков, несколько гусениц и несколько мелких
семян.
Поднимаясь со дна кратера к гребню его, я шел вдоль
откоса и на полупути увидал ястребиное гнездо, замечен-
ное мною еще сверху. Птица отлетела на несколько метров
при моем приближении и кружилась поблизости, пока мы
фотографировали и рассматривали строение гнезда. Оно
было заложено на выступе скалы и с каждым годом допол-
нялось и увеличивалось, достигнув величины трех метров
вдоль склона горы, а по перпендикуляру — двух метров;
толщина его стен местами доходила до полутора метров.
Материалом служили почти иск зючитслцно ветви древо-
96
видной бурсеры, высокой и безлистой, растущей у верхнего
края гнезда. Последним добавлением к гнезду был десяти-
сантиметровый слой сучьев и настил из тонкой травы и
сухих листьев в 5 сантиметров толщиною. Я смог рассмот-
реть пять или шесть ежегодных достроек к гнезду, и, судя
по этим легко размеченным слоям, вся его масса насчиты-
вает от пятнадцати до восемнадцати гнездований.
В гнезде лежали два еще теплых яйца, а в глубине,
у основания гнезда, я нашел третье, очевидно, прежних
лет, хотя и не разбитое, но совершенно высохшее яйцо.
Когда мы покидали этот интересный остров, он поразил
нас новыми неожиданностями. Два раза наша яхта шла
вблизи него, но даже в бинокль мы не могли различить
на нем морских птиц, для которых он служит убежищем.
В течение недели мы производили исследования в девяти
километрах от Дафнэ и лишь раза два заметили одинокого,
точно заблудившегося баклана. Птицы, очевидно, летят да-
леко на север прямо к месту своей рыбной ловли не
стаями, а в одиночку, в противоположность тем длинным
вереницам птиц, утром и вечером летящих от острова
Тауэра и обратно. Снаружи ничто не выдавало присутствие
бакланов, гнездящихся внутри Дафнэ в неисчислимом коли-
честве. Можно лишь пожелать, чтобы маленький островок
этот подольше сохранил свою тайну от всеразрушающей
руки человека! Ведь достаточно было бы высадиться сюда
экипажу одной шлюпки, чтобы в несколько часов была
уничтожена вся колония птиц.
Гигантская черепаха.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГИГАНТСКИЕ ЧЕРЕПАХИ
Мы покинули Конвейский залив 4 апреля и направились
к острову Джемсу, отделенному от Индефетигебля рас-
стоянием в 27 километров. Обогнув западную часть острова,
мы увидели скоплявшиеся над его берегами облака, которые,
казалось, обещали пролиться столь желанным для всех нас
дождем. Вид большой паровой яхты, мечущейся по Тихому
океану в поисках дождя, несомненно, был несколько коми-
чен по своей необычайности. К счастью для нас, эта погоня
за бурей ни разу не принимала трагического оборота. На
этот раз однако скопившиеся тучи не дали нам ничего
существенного, кроме надежды на пресную воду и эстети-
ческого зрелища облаков, громоздящихся и расплываю-
щихся в причудливые формы.
98
Остров Джемс выглядел мрачно и грозно, сохраняя
следы недавних вулканических извержений. Величественные
центральные его кратеры, очевидно, давно угасли, тогда
как мелкие, образовавшиеся на внешних склонах, были
еще недавно в действии. Они покрыли остров наслоениями
застывшей лавы, потрескавшейся во всех направлениях.
Менее чем в три часа мы прошли расстояние в 51 кило-
метр и, войдя с северо-западной стороны в залив острова
Джемса, бросили якорь в трех с половиною километрах
благополучно от берега. Волнение казалось слабым, однако
широкие ровные волны, по которым так легко сколь-
зили наши шлюпки, разбивались о песчаный берег с ужа-
сающей силой. Откатываясь, они вздымались почти под
прямым углом и бросали наши шлюпки из стороны в
сторону, в то время как следующий вал, набегая неожи-
данно с треском и грохотом Вагнеровской симфонии,
грозил разбить обе лодки. Нам удалось однако выскочить
на берег и вытащить лодки. Оглянувшись назад и видя,
как вдали, за изумрудными горами волн, буквально исчезала
наша „Нома“, мы с трудом представляли себе, как мы
будем обратно возвращаться на яхту.
Придя в себя после сложной высадки и оглянувшись
вокруг, я понял, что здесь мы вступили на классическую
почву. Дарвин провел целую неделю на этом берегу,
вблизи того самого места, где мы находились; здесь-то он
и написал свои замечательные заметки.
Набегавший прилив быстро смыл с песчаного берега
следы наших усилий при высадке, но выше, за чертой
прилива, был виден ряд хорошо сохранившихся странных
следов, в виде глубоких зубчатых выемок в темном песке.
На краю берега под кустами виднелось много глубоких
округлых впадин; это были разоренные гнезда морских
черепах, наполненные разбросанными остатками их панци-
рей. Кое-где вдоль берега были раскиданы черепашьи
яйца, выделявшиеся на фоне темного песка, как мячи
гольфа на зеленом лугу; будучи все одинакового размера, цвета
и формы, они, повидимому, лежали здесь с давних пор,
и на каждом из них сбоку замечался след зубов. Очевидно,
99
остальные1 яйца были унесены и съедены каким-либо живот-
ным, но каким, мы совершенно не могли себе представить,
пока не увидели на илистой почве множество следов раз-
двоенных копыт диких кабанов.
Я направился к лужайке в северном направлении и туг
наткнулся на следы трагедии из жизни черепах. Когда-то,
давным-давно, старая морская черепаха с великими уси-
лиями пробиралась вверх над песчаной полосой берега,
выискивая себе удобное место для гнезда. Она просовы-
вала под колючие кустарники свою старую сморщенную
голову и ползла все дальше и дальше, пока наконец не
запуталась в колючих ветвях, как в ловушке из стальной
проволоки. Жизнь этих черепах протекает очень медленным
темпом, а потому, надо полагать, и погибала она очень
медленно, испытывая, вероятно, мало страданий в своей
длительной смерти. Затем солнце, дождь, зной и сырость
начали свое дело, а также и всеразрушающие бактерии,
для которых не существует ни расстояния, ни изоляции и
которые чувствуют себя так же свободно на острове, как
и в центре большого города. Постепенно все эти силы,
работая совместно, растворили и рассеяли атомы тела ста-
рой черепахи, предоставив их ветрам, песку и течениям;
в данный момент от этого тела осталась лишь мозаика из
выветрившихся костей, череп, застрявший в колючках, да
огромный панцырь, опутанный иглистыми ветвями кустарника.
Панамский епископ, случайно во время шторма заброшен-
ный вместе с экипажем своего корабля на Галапагосские
острова, описывает виденных им гигантских черепах таких раз-
меров, что они свободно могли нести человека на своей спине.
Дарвин, побывавший здесь в молодые годы на корабле
„Бигль", сообщает о них интереснейшие сведения, полные
живой и меткой наблюдательности. Но едва ли не самый
широкий опыт в изучении этих животных принадлежит мое-
му приятелю Р. Бэку, совершившему много путешествий со
специальной целью собирания черепах для музея. В 1905 г.
он составил чрезвычайно интересное описание этих удиви-
тельных животных. Оно было напечатано в седьмом томе
„Ежегодника Нью-йоркского зоологического общества"; но
100
так как последний имеет лишь узкое распространение, при-
вожу здесь некоторые краткие выдержки из статьи Бэка.
„За последние годы многие экспедиции побывали в Га-
лапагосском архипелаге, откуда было вывезено более 150
черепах, как мертвых, так и живых. Последняя группа, до-
ставленная в Сан-Франциско на шхуне „Мария Закс“, была
препровождена в Лондон для Вальтера Ротшильда.
Крупнейшая черепаха, привезенная на этом судне, была
найдена близ вершины большого кратера в восемнадцати
километрах от берега, и для того, чтобы принести ее, по-
надобилось двенадцать человек. Насколько известно, это—
крупнейший из всех когда-либо виденных там коллекцио-
нерами экземпляров.
Только немногие годы места обитания крупнейших че-
репах подвергались вторжению и нападению со стороны
людей, но быстрота, с которой они уничтожаются, дает осно-
вание думать, что они просуществуют не долее, чем амери-
канские бизоны, совершенно исчезнувшие с тех пор, как
на них началась охота.
Видя на одной из гор большое количество черепах
крупных размеров, мы были удивлены отсутствием более
мелких. Но через несколько дней нам пришлось встретить
в этой местности множество одичавших собак, заброшен-
ных сюда парусными судами, и остается лишь удивляться
тому, что все же еще сохранились крупные черепахи. С мо-
мента кладки яйца и до достижения черепахой размеров
в 30 сантиметров дикие собаки являются для них постоянной
угрозой, и вряд ли удается уцелеть одной черепахе из тысячи.
Мы, конечно, не видели ни одной, так как, по словам туземцев
собаки их поедают тотчас же по вылуплении из яйца.
При той быстроте, с которой теперь уничтожаются че-
репахи, возможно, что в течение каких-нибудь нескольких
лет на горе не останется ни одной из них. Судя по спосо-
бам, применяемым охотниками за черепахами для добыва-
ния из них жйра и для доставки его на материк, можно с
уверенностью сказать, что крупные экземпляры просущест-
вуют не долее нескольких месяцев, если охота на них по-
ведется энергично.
101
В доказательство того, что было сделано в этом направ-
лении охотниками, я сделал два снимка с котловины приб-
режного пруда, где находилось наибольшее количество
черепашьих скелетов. Их там было около ста пятидесяти,
а в другом углублении на расстоянии полукилометра—еще
одной сотней больше.
„Легкость, с которой они переносят неволю, и огромный
интерес публики, наблюдающей медлительное движение ог-
ромной черепахи, прожившей сотни лет, делает их желан-
ными обитательницами любого зоологического сада“.
Хотя вследствие чрезвычайно ограниченного времени,
бывшего в нашем распоряжении, мы не могли заняться
поисками черепах в глубине островов, тем не менее мы
тщательно высматривали их следы, но, к сожалению, ниче-
го, кроме кое-где разбросанных костей, не находили. Нако-
нец мы решили организовать небольшую экспедицию со
специальной целью найти хотя бы одну черепаху. Четверо
из нас отправились к острову Дункан, находящемуся в рас-
стоянии 44 километров от Сеймурской бухты. Там черепахи
водятся на скалистом берегу, защищенном небольшими остро-
вами, и ползают по склонам северного его кратера. Внут-
ренние склоны, не менее крутые, чем внешние, заканчиваются
большим вулканическим кольцом на высоте двухсот восьми-
десяти метров, дно же вулкана имеет три четверти километра
в поперечнике.
Решено было двоим спуститься вниз, а двоим остаться
на краю кратера. Роберту Мак-Кею посчастливилось найти
первую и единственную виденную нами на Галапагосских
островах черепаху. Пробираясь вниз, охотники вынуждены
были отдохнуть в тени небольшого кактуса, так как спуск
был очень утомителен, а температура в кратере чрезвычай-
но высока. Затем они занялись поисками черепашьих сле-
дов, перекликаясь с остальными членами экспедиции, остав-
шимися далеко наверху, что было возможно только благо-
даря великолепной акустике. Дно кратера состояло глав-
ным образом из высохшей глины, в которой виднелось мно-
жество черепашьих нор и следов. Пройдя ползком полпути
среди колючего кустарника, Мак-Кей неожиданно набрел
102
на черепаху и оповестил нас о своей находке громким кри-
ком, огласившим весь остров.
Пои помощи добытого шеста и веревки черепаха была
поднята вверх над изрытой поверхностью лавы и пронесена
сквозь густые заросли кактусов и других колючих кустов.
Спуск с внешней стороны вулкана, в особенности после
заката солнца, был еще более затруднителен из-за усколь-
Кладбище гигантских черепах на острове Альбемарле, истребленных
пришельцами из Эквадора для добывания жира.
завшей из-под ног почвы и колючих кустов. Было уже
поздно, когда мы добрались до наших лодок и при мерк-
нущем свете направились к яхте. Уже будучи на борту
„Номы", мы особенно оценили труд Бэка, который перено-
сил значительно более крупных черепах на берег на рас-
стоянии многих миль.
Наш экземпляр принадлежал к виду Testudo ephippium
и весил двадцать один килограмм при длине в 55 сантимет-
ров. Нам удалось заснять нашу черепаху для фильма в
различной обстановке.
103
Меня особенно заинтересовала ловкость, с которой эта
черепаха взбиралась по чрезвычайно крутому и неровному
откосу кратера, совершенно недоступному для обыкновен-
ной черепахи. Часто спотыкаясь, она упрямо шла вперед,
раз избрав себе определенное направление. Ее загнутый
книзу панцирь имел по краям глубокие зазубрины. Неод-
нократно на крутом подъеме черепаха беспомощно сколь-
зила назад и только благодаря случайно попадавшимся
выступам в скале спасалась от неизбежного падения: она
цеплялась за выступы своим панцырем, в то время как
огромные лапы, вооруженные когтями, помогали ей двигаться
вперед. Однажды она добровольно отступила на несколько
десятков сантиметров и обошла крутой обрыв. В более или
менее мягкой почве широкие плоские ступни ее ног почти
не оставляли следов, но когти глубоко уходили в песок,
отчего в нем получались странные вертикальные углубле-
ния. Начиная двигаться с ройного места, черепаха подни-
мала высоко свою голову, оглядывалась кругом и затем, избрав
себе определенный путь, снова решительно ползла вперед.
Спустившись в первый раз вниз близ берега Индефети-
гебля, она стала поворачивать в сторону под прямым углом,
заставив меня таким образом держаться одной стороны, и
поползла в глубь острова. В следующий раз она оказалась
повернутой к морю и внезапно описала полукруг. В дейст-
вительности же она совершенно не умела ориентироваться,
и ее повороты и кружения были абсолютно бессмысленны.
Она, очевидно, не видела и не слышала шума моря, но тем
не менее упорно продолжала направляться внутрь острова.
Наш экземпляр был средних размеров, но все же мы
были удовлетворены, что удалось увидеть хотя бы эту пред-
ставительницу того множества черепах, о которых писали
другие исследователи. Она, казалось, покорилась судьбе и
даже перестала шипеть или окончательно запрятывать свою
голову под панцырь. Ван Денбург, наблюдавший черепах,
доставленных в Калифорнию в 1902 г., пришел к следую-
щему заключению:
„Разнообразные породы черепах Галапагосских островов
отличаются главным образом по своей форме. В их строении
104
Гигантская черепаха, карабкающаяся по лавовому склону.
нет существенных различий, какие наблюдаются среди ящериц
и змей архипелага. Значение различий в форме однако чрез-
вычайно трудно оценить. Потому-то черепахи мало проливают
света на историю и образование архипелага. Но есть, впро-
чем, и весьма интересные стороны в изучении этих животных.
Черепахи живут или во всяком случае жили на остро-
вах: Абингдон, Чатхэм, Худ, Чарльз, Барингтон, Индефети-
гебль, Джемс, Джервис, Дункан, Нарбороу и Альбемарле.
На последнем их было несколько видов, тогда как на каж-
дом из остальных островов водится какая-нибудь одна опре-
деленная порода черепах и других никогда не находи-
лось; потому факт существования многочисленных видов
черепах на Альбемарле очень интересен.
Несмотря на способность этих животных прожить во
всяком случае несколько дней, плавая на поверхности оке-
ана, они абсолютно беспомощны в воде. Плавать они не
умеют, а могут лишь носиться по волнам, предоставленные
воле ветров и течений.
Прибитые волнами к берегу, измученные, расшибленные
о скалистые берега, они обычно живут не более нескольких
дней. То обстоятельство, что на каждом острове, за исклю-
чением Альбемарля, водится только один вид черепах, служит
доказательством того, что никакогодеремещения среди этих
островных пород не происходило. В противном случае это вос-
препятствовало бы их обособленности или же выражалось бы
присутствием нескольких пород на одном и том же острове.
Если допустить, что переселение черепах с’одного ост-
рова на другой не происходит, то нет основания предпола-
гать, что когда-либо и в прошлом они пробрались сюда
отдаленного материка и водворились на каждом из острове?
в отдельности. Откуда они появились здесь, также неиз-
вестно. Судя по этим черепахам, отпадает взгляд на острова
как на океанические, самостоятельно возникшие из глубины
вод и заселенные занесенными сюда животными. Скорее
нам следует признать, что Галапагосские острова представ-
ляют собою остатки большого материка, некогда занимавшего
это пространство и, вероятно, заселенного черепахами одг£й
породы; постепенное, частичное затопление этого материке
106
разделило его возвышенные области, образовав таким обра-
зом острова, и наконец происшедшее разъединение чере-
пах на островах было причиной их дробления на обособ-
ленные породы или виды.
Я вполне разделяю взгляд Ван Денбурга относительно
образования Галапагосских островов, думая также, что они
возникли вследствие оседания. Я даже иду далее, не находя
Гигантская черепаха, плывущая в море.
иного объяснения происхождения их флоры и фауны, как
прежним, непосредственным их соединением с главным ма-
териком вдоль линии центральной Америки — Панамы. Но
он ошибается, говоря, что „в воде эти черепахи абсолютно
беспомощны", так как мы, выбросив нашу черепаху за борт,
сняли длинную ленту для фильмы, изображающую, как она
плавала на поверхности вод в двух километрах от берега. Она
плыла нисколько не пытаясь сохранить равновесие, и значи-
107
тельная часть ее панциря была видна из воды, вследствие че1 о
голова могла свободно опускаться и высовываться над водой.
Но удивительнее всего была ее способность превосходно
плавать. Черепаха плыла по направлению к гребной лодке,
в которой я сидел, и, видя, что на нее не взобраться, по-
вернула к яхте, вытянув голову высоко над водой. Затем
она вдруг направилась по диагонали, видимо, сознательно
преодолевая довольно сильное течение воды. Я видел дви-
жение ее глотки во время дыхания, без малейшего погру-
жения ее туловища. Во всяком случае эти существа пре-
красно владеют своими движениями в воде.
Неделю спустя наша черепаха неожиданно издохла.
Туловище ее было несколько истощено, хотя все же еще
несколько упруго; потому столь быстрая смерть, несвойст-
венная этим животным, у которых и жизнь и умирание
идет замедленным темпом, становится непонятной. Возмож-
но, конечно, что вообще жизненная энергия последних
представителей этого вида черепах очень ослабела. Кишеч-
ник и небольшой желудок черепахи были значительно обре-
менены, и я склонен думать, что смерть произошла от боль-
шого количества проглоченной соли. Судя по этому, отпа-
дает предположение о способности черепах переплывать боль-
шие расстояния как с континента, так и с острова на остров-
Наш дунканский экземпляр питался свежей и сухой
травой, а также листьями и ягодами бурсеры.
В нью-йоркском зоологическом саду в данное время
находится галапагосская черепаха почти в метр длиною и
весом в 134 килограмма. Она превосходит наш экземпляр
на 60° о в члине и в семь раз тяжелее.
Галапагосские сухопутные черепахи считаются самыми
долголетними животными на всем земном шаре, и наиболее
крупные из них насчитывают от четырехсот до пятисот лет
существования.
О предках их мы ничего не знаем, но интересно однако ири
этом упомянуть, что гигантские черепахи, чрезвычайно схожие
с этими, были обнаружены в виде ископаемых на острове Кубе.
Бухта на острове Тауэре.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СВЯЩЕННОЕ УБЕЖИЩЕ НА ОСТРОВЕ ТАУЭРЕ
Все, что я видел удивительного в жизни, попадалось на
моем пути случайно и внезапно. Одни из последних, но не
меньших чудес был для меня остров Тауэр. Мы уже вто-
рой раз держали путь на Галапагосские острова и 17 ап-
реля рассчитали, что, продолжая итти с той же скоростью,
достигнем Индефетигебля на следующий день в сумерки
так что пришлось бы всю ночь стоять в открытом море. По-
этому с трех часов мы слегка изменили направление, повер-
нув на северо-запад к острову Тауэру, который нам был
известен только как самый северо-восточный остров архи-
пелага. Погода была превосходная, и Тихий океан по обык-
новению мягко и спокойно катил свои волны.
Час спустя мы обогнали огромное стадо дельфинов,
плывшее в нашем направлении со скоростью около восьми;
109
узлов. Их было, невидимому, до трех тысяч голов, и все
они шли в одну линию, от десяти до пятнадцати штук в
ряд, на протяжении полумили. В бинокль можно было раз-
личить сплошную массу сбившихся в кучу тел, и, вероятно,
столько же их было и под водою.
Время от времени выпрыгнувший в воздух дельфин под-
нимал брызги, переливавшиеся на солнце всеми цветами
радуги. Дельфины, повидимому, переселялись в другую об-
ласть моря вследствие какого-то изменения в течении или
в температуре, а слсдовательно/и в пище. На^ ними оди-
ноко парил фрегат.
На следующее утро стало появляться больше птиц, а из
гряды разорванных облаков показалась низкая, темная ли-
ния берега, покрытого деревьями.
Вскоре перед нами показался весь остров Тауэр, и в три часа
мы были почти в километре от него, но прибой тут был так
силен, что невозможно было пристать, и мы медленно обог-
нули северный конец острова. В это время все воздушное
пространство наполнено было птицами, и вокруг мачты на-
шего беспроволочного телеграфа бесчисленные стаи альбат-
росов и бакланов кружились, ударяя клювами по ее вер-
шине. По крайней мере, пятьсот птиц стремились усесться
на тонкую рею мачты. По обеим сторонам яхты носились
тысячи красноногих бакланов, так близко, что их можно
было коснуться рукой. По всем направлениям сновали ги-
гантские акулы, а по временам из воды выскакивала чорт-
рыба и опять грузно шлепалась в воду.
Издали невысокий мыс показался нам более защищен-
ным, и мы в шлюпках направились к нему. Но по мере
нашего приближения к острову все выше и выше выроста-
ми скалы, сверху донизу покрытые гнездящимися птицами.
Целая туча этих птиц реяла в воздухе над островом на
огромной высоте.
То же явление, хотя и в меньших размерах, я наблюдал
на Флориде, где стаи парящих в воздухе пеликанов стол-
бом поднимались над сушей.
Мыс оказался совсем не таким, каким мы видели его
в бинокль с яхты. Он был так крут, что волны не только
НО
не перекатывались через него, но разбивались об его уте-
:ы, вздымаясь на высоту трех метров. На миг они точно
неподвижно^замирали в воздухе, затем ускользали в сторо-
ны, чтобы опять черезТсекунду белой пеной взлететь кверху.
Стоило ошибиться на несколько^сантиметров—и лодка раз-
билась бы о камни. Хотя я и мог выпрыгнуть на берег, но
вернуться потом было бы слишком рискованно, как для
меня, так и для лодки, а потому мы обогнули остров.
Вдали, на расстоянии двух миль, „Нома“ следовала парал-
лельно нашему движению. Все дальше и дальше шли мы
вдоль неприступной линии береговых скал, и все так же
v нас над головами тучами кружились чайки, бакланы и
морские ласточки. Я никогда не видывал подобного множе-
ства птиц на таком сравнительно ограниченном пространстве.
Мы наметили себе новое место для высадки: на этот раз
это была песчаная бухта. Но набежавшие две огромные
золны высоко подняли нашу лодку, и, если бы мы спешно
не повернули обратно, третья волна неизбежно разбила бы
нас о берег.
Приближались сумерки, и перед нами совсем близко
чудесный остров был залит лучами заходящего солнца и
сплошь покрыт белыми бакланами и краснозобыми фрегатами.
Я готов уже был отказаться от мысли о высадке и со-
бирался вернуться на яхту, как, пройдя три четверти пути,
мы заметили прорыв в линии скал; это был узкий проход
зеленой водой, как бы заливчик, но на самом деле он
оказался проливом, и, когда мы очутились в его устьи,
перед нами открылась одна из самых великолепных бухт,
когда-либо виденных мною. На карте остров Тауэр пред-
ставляет собою прямоугольник, девяти километров в длину
и два в ширину. В самой южной его части находится эта
бухта около двух километров в поперечнике, с очень узким
входом, почти незаметным для проходящих по открытому
морю судов. Одно только имя можно было дать такой цен-
ной находке, и я назвал ее „бухтой Дарвина“.
Мы быстро прошли эту бухту и высадились на берег за
полчаса до заката солнца*, но и этого времени было до-
статочно, чтобы убедиться, какой огромный интерес пред-
77/
ставляет собою остров и его жизнь. Мы решили сократить
наше пребывание на Индефетигебле и Сеймуре, а на воз-
вратном пути пробыть три дня на Тауэре. Мое описание
острова и относится к этому нашему посещению острова на
обратном пути.
Девять дней спустя, 27 апреля, заря осветила перед нами
равнину острова Тауэр. На северо-западе остров Абингдон
как-то странно пылал красным светом. На самом же деле
солнце в течение утра совершенно не появлялось из-за слоя
облаков, которые пролились коротким ливнем около по-
лудня, после чего засиял яркий солнечный день.
От рассвета и до семи часов многочисленные стаи бакла-
нов двух видов летели с острова на юго-запад по направле-
нию острова Джемс. Вспомнив, что морские птицы с острова
Дафнэ каждый день улетали на север, я заключил, что на
пересечении линий полета с Тауэра и с Дафнэ, а именно
почти на экваторе и на 90е 30' зап. долготы, должно нахо-
диться место, особенно обильное рыбой. Инстинкт, заставляю-
щий пеликанов с Флориды лететь за рыбой за семьдесят или
девяносто километров от берега, побуждает и этих птиц ле-
теть далеко в море, хотя они могли бы найти себе обиль-
ную пищу и вблизи своих гнезд.
Когда мы с юго-запада приближались к Тауэру, нам ясно
виден был узкий вход в бухту Дарвина, о громадных раз-
мерах которой мы бы и не подозревали, если бы не видели ее
прежде. Тысячи краснозобых птиц, точно гигантские цветы,
усеивали вершины скал. В километре от берега лот не до-
стиг дна. Затем внезапно он показал 50, 42, 32 и 24 мет-
ров. Мы дали задний ход и выслали старшего офицера де-
лать промеры. В середине бухты оказалось 9 метров глубины,
но к востоку бухта значительно углублялась. Залив предста-
влял собою огромный кратер погрузившегося в воду вулкана.
Мы сели в шлюпки и направились к берегу, а час спустя,
оглянувшись, увидали „Ному“ в 450 метрах от нас, у входа
в бухту; она собиралась бросить якорь вблизи ссверньг
скал, на глубине 34 метров.
Бухта была округлой формы, и узкий выход в море, на-
правленный на юго-запад, был судоходным. Со всех сторон
112
высились неприступные скалы, достигая 30 метров, а с се-
вера к материку берег возвышался в виде ряда резко от-
граниченных друг от друга террас. Волнение в бухте было
так слабо, что мы спокойно могли пристать к берегу в лю-
бом месте. В крайней северной части ее, за невысоким рифом,
скрывался очаровательный белый песчаный берег, образуя
Галапагосский коричневый пеликан. На нем мухи-паразиты.
бухточку, переходившую дальше в тихую лагуну, окружен-
ную широкой полосой низкого берега. Отсюда тоже легко
можно было добраться до вершин скал по каменным усту-
пам, напоминавшим Хеопсову пирамиду. Изумительное соче-
тание красок представляла собою вся картина: светло-изум-
рудная вода, белый песок, черная лава и разбросанные по ней
зелеными пятнами кактусы и другие растения. Повсюду золо-
том горели на солнце желтые цветы кустарников и кактусов.
Сведения о жизни на острове Тауэр крайне скудны. Мало
кто к нему приближался, еще меньше людей побывало на
8.-3997
ИЗ
нем. До сих пор открыты были здесь 24 вида птиц, 21 вид
растений, один вид ящерицы, два вида муравьев, один вид
сверчка и один вид кузнечика.
Наиболее замечательными обитателями острова были
птицы. Небо представляло собою густую, движущуюся сеть
летящих альбатросов, бакланов и чаек. Кусты и скалы ки-
шели птицами, сидящими на гнездах и на яйцах. Преобла-
дали среди них фрегаты. С утра, повидимому, самок на
гнездах сменяли самцы, предоставлявшие своим подругам
охотиться за рыбой. При нашем приближении к острову
тысячи самок фрегатов неслись за мачтой беспроволочного
телеграфа, и-среди них не было ни одного самца. Возможно,
что любопытство является характерной чертой только одних
самок. Родство различных видов между собою чрезвычайно
запутано, но весьма интересно. Я охотно провел бы целые
недели в этой колонии птиц, наблюдая их нравы и беско-
нечную цепь всяких драматических происшествий среди них.
Всюду почва была густо покрыта одним видом растения,
родственным крапиве, но не жгучим, как она. Это была
менцелия, достигавшая 61 сантиметра вышины, густо пере-
плетавшаяся побегами и заканчивавшаяся пучком темно-зе-
леных листьев. Волосатые стебли и побеги менцелии покрыты
клейким веществом, и стоило пройти по этому упругому
зеленому ковру или посидеть на нег#, чтобы оказаться
сплошь покрытым густым слоем листьев. Небольшие мелкие
цветы были желтой окраски. Это растение служило мате-
риалом для постройки гнезд фрегатам и красноногим бакла-
нам, живущим бок-о-бок с ними на окружающих скалах.
Но близкое соседство, как я скоро убедился, далеко не яв-
лялось залогом их взаимной дружбы.
Мне удалось проникнуть в самую глубь колонии птиц,
пробираясь по густой заросли менцелии. Вскоре я набрел
на нечто вроде кресла из лавы и песка и уселся в него.
В шести метрах от себя я увидел восемь гнезд: три гнезда фре-
гатов и пять—красноногих бакланов. Внизу, под чащей вет-
вей, сновали чайки и случайно залетевшие голуби, а по вре-
менам ко мне подбегал пересмешник, что-то про себя чири-
кая и с любопытством разглядывая меня.
114
Почему бакланы, подобно голубям, чайкам и своим сине-
ногим сородичам, не выбирают удобного места для гнезд,
трудно объяснить. Они, несомненно, избавились бы от поло-
вины жизненных невзгод, если бы не строили таких жалких
гнезд всего на>высоте каких-нибудь 60 сантиметров от земли.
Что же касается фрегатов, то, как мы увидим далее, эта
привычка имеет достаточное основание.
Неподалеку от меня в грубо сплетенном из веток гнезде
сидел самец фрегат. Наклонив голову к земле, я увидел,
что яиц под ним нет. Резким контрастом с его темным опе-
рением, ногами и клювом был громадный зоб, красный, как
пламя, и раздутый, как пузырь. Этот зоб был так велик, что
совершенно закрывал собою всю птицу. Повидимому, растя-
жение его от воли птиц не зависит, потому что мне случа-
лось видеть глубоко спящих фрегатов, у которых голова и
клюв покоились на этом пузыре, как на надутой воздухом
подушке. Они даже летали с таким раздутым зобом, с тру-
дом стараясь сохранить равновесие. Цвет фрегата всего
красивее, когда солнце находится за спиной птицы, сидящей
в гнезде; лучи пронизывают ткани кожи и сгущают алый
колорит оперения, бросая отблески на ближайшие листья
растения и на самую птицу.
Я подошел к гнезду и тронул птицу. Она не выразила
особенного протеста, даже не попыталась клюнуть меня, а
только отвернулась. Тогда я взял ее за конец огромного
крыла и приподнял ее насколько мог выше. Птица спокойно
расправила другое крыло, плавно поднялась в воздух и по-
летела. Она поднималась так легко, будто зоб ее был на-
полнен водородом.
Я снова опустился в свое каменное кресло, и тотчас же
до моего слуха донесся металлический шелест крыльев.
К гнезду быстро спустился другой фрегат, выхватил из него
один из прутьев и улетел с ним с тою же быстротой, с ка-
кой игрок в поло на всем скаку схватывает мяч и мчится
с ним дальше. За первой птицей стали подлетать все новые,
и к тому времени, когда возвратился хозяин, часть ветвей
была уже растаскана. Спустившаяся затем в свое гнездо
птица сейчас же начала его поправлять.
115
Однако фрегат вскоре был охвачен новым волнением:
откинув голову назад, он начал втягивать ее в плечи, выпя-
тив зоб и широко распластав длинные, острые крылья. Точно
в агонии метался он и вдруг начал издавать удивительно
странные звуки: это был ряд нежных, жидких нот, напоми-
навших отдаленный крик луня или совы. Трудно словами
изобразить эти звуки. Самка сверху отвечала ему тоном
выше и спускалась с неба узкой спиралью. Затем в продол-
жение нескольких минут птицы сидели одна около другой,
различными способами проявляя свой экстаз.
У самки не было красного зоба, но вместо него твердые
белые перья на груди. Самец опять стал подниматься вверх,
отдавшись на волю ветра, не делая при этом ни одного дви-
жение крылом. Он поднимался все выше и выше, пока не
стал казаться чуть видной красной точкой. Но внезапно с
наполовину сложенными крыльями он камнем упал на землю,
как-раз в то место, где несколько его собратьев нападали
на баклана.
Оказалось, что злосчастная птица похитила из гнезда до
смешного маленький прутик, но держала его не выпуская,
атакованная со всех сторон. Кончилось тем, что один из
фрегатов набросился на нее и обе птицы взлетели кверху,
повиснув на мгновение в воздухе и сцепившись когтями.
Баклан сдался и выронил прутик, который на лету был под-
хвачен одним из осаждавших. К своему удивлению, я узнал
в нем моего знакомца-фрегата, потому что он присоеди-
нился теперь к своей самке. Тут последовало проявление
радости по поводу возвращенного имущества; украденный
прутик был без особой тщательности всунут в плетеное дно
гнезда и... провалился сквозь него и упал на песок.
Когда четверть часа спустя я оглянулся опять на гнездо,
я увидел, как к нему украдкой пробирался по земле пере-
смешник. Он схватил тот же самый прутик и с немалыми
усилиями взлетел с ним к своему круглому гнезду на бли-
жайшем кактусе. На этом и кончается история прутика.
Я обратил внимание на то, что из каждых пяти фрегатов
один глубоко сидел в гнезде с опустившимся, как проко-
лотый воздушный шар, зобом, в таком виде скорее напо-
116
минавшим темно-красную сморщенную кожу. Это были самцы,
всерьез принявшие на себя скучные домашние обязанности.
Под каждым из них было по одному белому яйцу. Для них
уже не существовало удовольствия раздувать свой красный
зоб или переливчатыми трелями встречать свою самку. Те-
перь, когда она возвращалась, он встречал ее небрежным
воркованием, приподнимался немного с места и снова плотно
усаживался на яйцо.
Я заметил еще нечто весьма интересное: в двух случаях,
когда в гнездах были яйца, и в третьем, когда в гнезде
был птенец, воры-фрегаты эти гнезда щадили и не крали из
них прутьев в отсутствии родителей. В то же время пустые
гнезда без яиц или птенцов постоянно подвергались напа-
дению грабителей. А между тем, как известно, в других ча-
стях света разоряются не только гнезда, но и птенцы из
них вытаскиваются и заклевываются соседними птицами той
же породы.
Затрудняюсь сказать, являются ли приведенные мною три
примера доказательством своеобразной воровской чести
среди птичьей колонии на этом острове. Склонен думать,
что да, потому что зачастую самки и детеныши одной и той
же стаи или стада животных пользуются покровительством
остальных.
Около полудня ко многим самцам возвращались их самки.
Взамен красного зоба у этого пола наблюдались белые
перья на груди, а иногда красноватый налет на них, указы-
вавший на их неполную зрелость. Глаза у самок окаймлены
полоской розовой кожи—отдаленный намек на великолепное
красное оперение их супругов. Но на Галапагосских островах,
как и повсюду в мире, любовь слепа и цветов не различает.
Странною особенностью в жизни этих своеобразных птиц
было присутствие около них птенцов прошлогодних вывод-
ков. Последних легко было узнать по их белым головам и
светлому оперению, похожему на оперение самок; но тут
существовала целая градация оттенков, от самых светлых
тонов до темно-рыжих пятен на светлом фоне.
По крайней мере, три четверти всего молодняка держа-
лись вблизи новых гнезд своих родителей. Питались они
117
отдельно от последних и обычно летали вместе со своими
сверстниками. Но, опускаясь на землю, каждая молодая
птица садилась непременно вблизи определенной пары ста-
рых птиц. Однако родители их к себе не подпускали, ничем
не проявляли своих родственных чувств и даже как-будто
их не узнавали. Но вместе с тем и никакой другой птенец
не был бы ими допущен так близко к гнезду. Бедные юнцы
сидят целыми днями, уныло нахохлившись и довольствуясь
близостью к родителям, поглощенным теперь друг другом
или заботами о новом яйце или детеныше. Эти подростки
производили жалкое впечатление: слишком юные для тою,
чтобы обзаводиться собственной семьей, они уже переросли
тот возраст, когда о птенцах заботятся их родители.
Отношения между фрегатами и красноногими бакланами
сводились к тому, что одни неизменно были грабителями,
другие—жертвами грабежа, одни—паразитами, другие—тру-
жениками. Интересно было бы знать, кто из них основал
колонию? По всей вероятности, бакланы, после которых яви-
лись воинственные фрегаты. Благодаря тому, что обе породы
птиц гнездились вперемежку, бакланам приходилось по-
стоянно пролетать среди врагов. Несмотря на то, что клюв
баклана значительно сильнее клюва фрегата, он не всегда
оказывает ему услугу; этим клювом он до крови может ра-
нить руку человека, может на месте убить молодого годо-
валого фрегата, чему я был свидетелем, но, атакованный
врагами в воздухе, баклан бессилен. Обыкновенно случалось,
что он лишался и ветки, которую нес в гнездо и большей
части рыб, добытых для семьи,—хорошо, если ему удавалось
сохранить хотя бы одну из них. Благополучное возвращение
баклана в гнездо выражалось шумной радостью супругов,
слышной по всей колонии.
Даже с зобом, полным рыбы и с зеленой веткой в клюве,
атакованный баклан громко и гневно кричит. Он вертится
и кувыркается в воздухе, показывая чудеса ловкости, но
фрегаты, как тени, следуют за ним, парализуя всякие его
усилия.
У этих бакланов крупная голова с сильно развитым клю-
вом и прекрасное, как у чаек, коричневое оперение. Когда
118
птица прямо смотрела на меня, опустив свой длинный клюв,
она удивительно напоминала циркового клоуна; клюв у
красноногих бакланов имеет зеленовато-желтый оттенок, пе-
реходящий к концу в голубой. Основание клюва и узкий
лоб—розовые, окаймленные блестящим черным. Вокруг глаз
ярко-голубая кожа, самый глаз—желтый, а веки—бледно-го-
лубые. Если ко всему этому добавить ярко-красные ноги,
Красноногий баклай.
то получается полное сходство с шутом. Вся эта пестрота
представляет странный контраст с каким-то озабоченным
и в тоже время степенным общим видом птицы. Голос баклана
резкий, он издает ряд хриплых звуков наподобие трещотки.
Хотя и бакланы и фрегаты во многих тропических стра-
нах гнездятся бок о-бок и довольно много писалось уже
об их нравах, тем не менее подробно их никто не изучал.
Мы также не располагали достаточным временем для этого,
но, судя по всему, что мы успели заметить, такое изучение
было бы весьма желательным.
J19
Фрегаты—истинные дети воздуха, они напоминают в этом
отношении колибри. Крылья их чрезвычайно длинны, узки
и очень сильны по сравнению с размером и весом тела.
В то время как у чайки тридцать маховых перьев, у фрегата
их сорок. Различия между отдельными породами морских
птиц особенно заметны на птенцах. Птенцы бакланов, как
красноногих, так и синеногих, по внешнему виду мало друг
от друга отличаются, ко когда я их брал и сажал на руку,
ттобуждая лететь, они на это реагировали весьма различно.
Птенцы красноногих бакланов и фрегатов с удивительной
силой и ловкостью цеплялись за каждый палец, переходя
с одного на другой, или с руки на руку, работая при этом
не только ногами, но также и крыльями и клювом. Того же
возраста птицы синеногих бакланов и фаэтонов просто ста-
раются соскочить вниз на ровное место и спрятаться в ка-
кую-нибудь тень. Эти примеры прекрасно иллюстрируют
привычки разных пород выбирать места для гнезд: первые
два вида всегда вьют гнезда в кустах и деревьях, вторые—
на земле или в расщелинах скал. Инстинктивная боязнь упасть
на землю имеет большое значение в жизни птенцов: в слу-
чаях выпадения из своих неустойчивый гнезд детеныши
красноногих бакланов и фрегатов могут по ветвям снова до
них добраться.
В конце концов я встал со своего каменного кресла, к
величайшему удивлению окружавшего меня пернатого на-
селения, не выразившего однако ни малейшего страха. На-
правляясь к западу вдоль берега, я стал медленно взби-
раться по выступам скал и дошел до места, откуда передо
мной во всю ширь раскинулась бухта Дарвина. Здесь я лег
в тень на отлогой скале и продолжал наблюдать жизнь на
Тауэре. Вдали виднелась „Нома“ с мачтами, сплошь уса-
женными птицами, главным образом бакланами; а над нею
в воздухе густой движущейся сетью летали фрегаты. У по-
дошвы моей скалы видно было наполовину обмелевшее после
отлива озерко, которое кишело молодыми желтоголовыми
цаплями и чайками, охотившимися за оставшейся тут рыбой.
Пара небольших голубоглазых голубей мелкими шаж-
ками подошла ко мне и гуляла по моим сапогам, пока не
120
признала* во мне живого существа. Тогда они вспорхнули
шурша крыльями, а затем, как-будто притянутые магнитом
опустились на соседнюю скалу и, вертя головками, приня
лись меня разглядывать. Я привстал, и тут повторилась ста
Зеленоногий баклан.
рая, как мир, история, которую я сначала не понял. Ведь
делр происходило на Галапагосских островах, где чувство
страха не было известно. А между тем самка, видимо, всеми
•способами почему-то старалась меня отсюда удалить: она
^бросилась грудью на землю, беспомощно била крыльями и
121
судорожно двигалась, подскакивая на обеих ножках сразу.
Головка ее металась из стороны в сторону, клюв был ши-
роко раскрыт, как в предсмертной агонии, и совсем не по-
голубиному она издавала какие-то глубокие, грудные звуки.
На минуту перестав, она приблизилась к своему самцу, и оба
стали ползать, как мыши, то под камень, то обратно. Я ста-
рался отыскать причину их волнения и наконец заметил' в
нескольких метрах от себя плоский осколек камня. Я при-
поднял его, и там оказалось гнездо галапагосских голубей—
немудрое сооружение из нескольких стебельков травы и пру-
тиков, на которых сидела пара покрытых белым пухом, хо-
рошо упитанных голубят. Несмотря на то, что хлынувший
свет обнаружил их пещерку в скале, они не проявили страха.
Это было только одно из ничтожных явлений из еще неве-
домого для них внешнего мира. Прилетевшая мать скольз-
нула мимо моей руки, устремляясь к своим драгоценным
близнецам. Я осторожно опустил пласт лавы и вернулся к
своему месту. Мать приняла это за добрый знак, перестала
разыгрывать свою маленькую трагедию и, взглянув на меня
последний раз, скрылась в гнезде.
В первый день мне попались всего только штук шесть
таких голубей, и только после усердных поисков мы убеди-
лись в их многочисленности на этом острове. В ста метрах
от места нашей стоянки мы нашли восемь голубиных гнезд:
четыре с яйцами и четыре с птенцами.
Слева подо мною я заметил колонию из семи пар вило-
хвостых чаек. По временам они, слетая со своих красиво
окрашенных яиц, усердно обчищали перышки. Интересный
контраст представляли собою эти черные, изрытые пласты
лавы и нежная чайка, плавно вылетавшая из-за груды острых
камней, где остался ее пушистый, как одуванчик, птенец.
Пространство, отделяющее меня от залива внизу, состояло
из ряда миниатюрных каньонов, рифов, склонов и трещин
в лаве. Местами причудливые скалы в виде зубчатых башен
сменялись цепью невысоких гор, среди которых блестели
озера и ручьи с кристально чистой морской водою цвета
изумруда; эта вода подымалась и стекала по таинственным
подземным каналам, и, несмотря на отдаленность от берега,,
122
в ней водилась самая разнообразная рыба яркой окраски..
Впрочем, озера эти лежали на сравнительно низком уровне.
Выше, у подножия скал, были давно образовавшиеся озера,
темные, покрытые пеной и наполнявшиеся водою только
во время сильных бурь. Следы этих бурь были налицо,
в виде бочек, досок, обломков деревянной мебели, плете-
ных корзин, сундуков, дверей и лестниц—печальных остат-
ков давно погибших судов.
Нижние озера блестели на солнце, как драгоценные
камни, оправленные в тусклую платину. Они были одновре-
менно и зеркалом, отражающим предметы, и прозрачной,
как воздух, средой. В них, как в зеркале, отражалось небо,
и не надо было поднимать глаз, чтобы видеть каждое лег-
кое облачко в высоте, каждое перышко, роняемое переле-
тающим краснозобым фрегатом или изящным фаэтоном.
Но стоило подойти ближе и заглянуть в воду, как таяли
облака, исчезали из поля зрения птицы и из глубины появ-
лялся подводный мир. Там плавали рыбы невиданной кра-
соты: рыба-зебра, как-будто перевязанная блестящими лен-
тами, какие-то другие рыбы, синие с пурпуром и белыми
полосами на спине, и еще другие, с желтыми хвостами и
красными головами. Многие из нашей партии занялись
ловлей их на приманку из кусочков теста.’ Пойманная
рыбка переливалась вся цветами радуги; сине-оранжевые
плавники и золотистые крапины дополняли гамму цветов
спектра. Но как только ее клали на камень, чтобы
срисовать, она через минуту сделалась черной, как сажа;
тогда ее опять опускали в ведро с водою, и она снова
блистала всеми яркими оттенками красок, точно сбро-
сив черный покров. Во время ловли тут же кружился
пересмешник, таская кусочки теста из ящиков и с крюч-
ков и расплачиваясь за них короткими мелодичныии ру-
ладами.
В воздухе у самого моего лица мелькнула маленькая
оса, таща за собою паука, почти таких же размеров,
как и она сама. Я употребил все свое искусство, чтобы
поймать ее в сачок, но, увы, в нем ничего не оказа-
лось, кроме нескольких игловидных осколочков лавы
123
Присутствие ос на Тауэре до сих пор не было отме-
чено, и только один вид из этой группы известен с других
островов.
Пока я шел вперед по берегу залива, вокруг внутрен-
ней его бухты, картина менялась через каждую сотню мет-
ров. То встречались груды камней, выброшенных вулканами,
то вдоль изрезанного края бухты высилась шестиметровая
стен^ кораллов, о которую плескались волны. Кораллы —
явление редкое на этих вулканических островах. Дальше
тянулись заросли мангровых деревьев, и в их ветвях на
высоте 15 метров от земли вили свои гнезда бакланы.
Из-за деревьев виднелся мелководный пролив с белым
песчаным дном, где грелась на солнышке дюжина мор-
ских львов, опрокинувшись на спину и выставив из воды
ласты.
Подойдя к впадине, я в первый раз на этих островах
подвергся нападению. Только-что я наклонился, чтобы раз-
глядеть какую-то морскую улитку, как что-то выпрыгнуло
из воды на полметра кверху, извиваясь у самого моего
лица. Я отскочил в изумлении и увидел угря-мурену не
длиннее 60 сантиметров, темно-оливкового цвета, с мелкими
белыми крапинами. Брошенный в него камень его не испу-
гал, и угорь продолжал подпрыгивать, разинув пасть. Когда
я пошел дальше, он преследовал меня, стрелой проносясь
из одного озерка в другое и выпрыгивая из воды всякий
раз, как приближался ко мне. Никогда еще не случалось
мне наблюдать столь злостной ярости и такого удивительно
смелого нападения на врага сравнительно гигантских раз-
меров. В этот момент древнее испанское название острова
Тауэра — Quita Sueno, „Кошмарный остров" — показалось
мне как нельзя более метким.
Когда угорь исчез, я заметил, приглядываясь к этим озер-
кам, образуемым приливом, что они служили настоящим
полем битвы для бесчисленных скопищ раков-отшельников.
На первый взгляд мне показалось, что все моллюски на бе-
регу сошли с ума: они прыгали, носились во все стороны,
с совершенно несвойственной улиткам живостью. Все дело
было в том, что в пустых раковинах моллюсков засели
124
раки-захватчики, и теперь, сотни их сражались друг с дру-
гом. Летели во все стороны отхваченные в пылу битвы
щупальцы и клешни; отшельники в азарте вылезали из своих
раковин, отчего происходила непрерывная вынужденная
смена жилищ. Миролюбие и добрые нравы, повидимому,
отсутствовали в этих мелких прибрежных озерках на
Тауэре.
По всему побережью на скалах водилось много морских
игуан, но среди них мне не попадалось крупных экземпля-
ров: длина почти всех не превышала 35 сантиметров, боль-
шинство же было и того меньше. Очевидно, это был мест-
ный, островной, карликовый вид.
Последним моим воспоминанием о Тауэре была прогулка
в глубь острова, где на расстоянии километра от берега
одни лишь гнездившиеся всюду бакланы своими перепон-
чатыми лапами напоминали о близости моря. В небольшом
амфитеатре, образованном скалами и разогретом солнцем,
я присел в тени шестиметрового куста кордии. Он весь
горел на солнце сотнями своих ярко-желтых трубчатых
цветов. Зной, цветы, синее небо, загроможденное облаками,
отдаленная песня пересмешника—все это было как-будто и
обычным, но вместе с тем на всем лежал отпечаток сказоч-
ности. Чего-то недоставало во всей этой природе, что-то
отличало ее от природы других тропических стран. Листья
растений были совершенно неповрежденными: их не тронула
ни одна гусеница, не вырезала в них круглых дырочек ни
одна минирующая личинка.
Я стал прислушиваться: от всей этой массы цветов не
доносилось до моего уха жужжанья пчел и мух, не слышно
было и легкого веяния от полета бабочки или густого ме-
таллического гуденья летящего жука. Полнейшая тишина
царила в мире насекомых, только изредка прерываемая тре-
ском кузнечика. Следов насекомых также нигде не было
заметно, ни паутин, ни куколок, ни личинок. Под облом-
ками лавы скрывались от зноя и птиц немногочислен-
ные гусеницы, принадлежащие ночным бабочкам. После
тщательных поисков я обнаружил под древесной корой не-
сколько светлоокрашенных многоножек, а под камнями —
125
'скопившихся там крохотных серых мотыльков и черно-ко-
ричневых сверчков. Тут же попадались и мелкие бескрылые
жуки и пауки под цвет лавы.
Самыми многочисленными представителями беспозвоноч-
ных были здесь равноногие раки, мокрицы, что, принимая
во внимание сухость местности, кажется чрезвычайно стран-
ным. Насколько я заметил, на Тауэре было всего лишь два
экземпляра москитов, и оба меня укусили, при чем одного
я поймал. Всюду, куда бы я ни шел, я оказывался центром
внимания восхищенных или, по меньшей мере, любопыт-
ствующих птиц; подражая их чириканью и щебетанию,
я дополнял их хор, но потом нашел еще лучший способ
для их приманивания.
У пары красноногих бакланов, сидящих в гнезде надо
мной, происходили, повидимому, какие-то ужасные семейные
неурядицы. Доносившиеся оттуда непрерывные гортанные
крики не привлекали однако ни малейшего внимания пер-
натого царства. Мелкие пичужки и подорожники, как ни
в чем не бывало, продолжали перекликаться, летая по своим
делам, как-будто безмолвие в мире насекомых распростра-
нялось и на птиц. Я взобрался наверх и схватил за ногу
одного из бакланов в гнезде. Тогда оба они, позабыв свои
супружеские счеты, сосредоточили внимание на мне. Мое
ухо не различало оттенков в их выкриках, таких же скри-
пучих и хриплых, как прежде, но, заслышав их, все мелкие
птицы в один момент слетелись со всех сторон. Некоторые
подлетали совсем близко и с величайшим интересом смо-
трели на меня.
Очевидно, мне удалось достигнуть большого разнообра-
зия в характере криков бакланов, потому что я сделался
объектом сосредоточенного и долгого наблюдения всех
обитателей долины. Больше всего здесь было пересмешни-
ков, затем следовали подорожники—черные и длинноклю-
вые, голуби и наконец мелкие птички с конусовидными
клювами.
Когда я во второй раз приподнял кверху баклана с целью
вызвать сенсацию среди мелких птиц, короткоухий филин
беззвучно полетел, уселся на ветке над моей головою и
126
уставился на меня большими желтыми глазами. Птички
почтительно дали ему место, хотя в их манере чувствова-
лась некоторая робость. Факт, что они не бросились от
него врассыпную, указывает на то, что он редко питался
птицами. У этого экземпляра я нашел в желудке трех круп-
ных кузнечиков, двух пауков, двух многоножек по 15 сан-
тиметров каждая, одного таракана и гусеницу и наконец
вдобавок—остатки какой-то попавшейся ему легкомысленной
черной птички...
Мы покинули берег Тауэра вечером 25 апреля. Залив
был также красив, как и в первый раз, когда мы его уви-
дели, и также густой сетью летали над ним птицы.
Тауэр исчезал за горизонтом, и великолепный закат го-
рел над морем, как пламя' вулкана. Затем взошла полная
луна: сначала она блеснула из-за черной тучи маленькой
искрой, затем засияла красноватым серебром во всем своем
великолепии...
За нами далеко по глади моря тянулась искристая
лунная дорога до самого горизонта. Там, затерянные в не-
оглядном океане, словно купаясь в волнах, вырисовыва-
лись Эден, Гай-Фаукс, Дафнэ, Тауэр, Индефетигебль. Зо-
лотая полоса забегала и несколько вперед нашей яхты.
Быть может, это служило предзнаменованием золотых дней,
которые еще ожидают нас впереди на этих зачарованных
-островах...
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие проф. П. Ю. Шмидта	5*
Отавтора.	7
Гяава I. От Нью-Йорка до Панамы.	9
И. Первая прогулка по острову Индефети-
гебль	15
III.	На острове Эден	39*
IV.	Островки Гай-Фаукс.	50
V.	Черные морские ящерицы .	56
VI.	В степях на острове Сеймуре .	69
VII.	Остров Дафнэ. Питомник в кратере	84
VIII.	Гигантские черепахи	98
IX.	Священное убежище на острове	Тауэре. 109'