АКАДЕМИЯ НАУК СССР
И. МЕЩАНИНОВ
ЯЗЫК
ВАНСКОЙ КЛИНОПИСИ
(Э1Е УАЫ-БРКАСНЕ)
II
СТРУКТУРА РЕЧИ
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР • ЛЕНИНГРАД • 1935

Напечатано по распоряжению Академии Наук СССР
Декабрь 1934 г.
Непременный секретарь академик В. Волгин

ПРЕДИСЛОВИЕ
Краткий исторический очерк изучения эпиграфических памятников древ-
жго Вана (1828—1932 гг.).
Период собирания магпериала (Fr. Fd. Schuh и ею преемники, 1828—1882 гг.).
Период интерпретации текстов (Sayce, Beide, Lehmann-Haupt, Никольский,
1882—1931 гг,).
Период кавказской ориентации акад. Н. Я. Марра (1915 г. и сл.).
Нов я германская школа (Tsereiheli, Götze, Friedrich с 1928—33 гг.).
Перспективы и задачи предстоящих работ.
Период халдоведных работ последних трех лет смело можно харак¬
теризовать как особый этап в познании письма древнего Вана. Несмотря
на истекшее уже в 1928 г. столетие со дня пробуждения научпого инте¬
реса к еще загадочным в то время памятникам халдской эпиграфики, ярко
выделяются за весь протекший отрезок времени только три этапа, причем
последний, третий, и будет тот, в который вступили мы лишь в последние
годы.
Вначале шел бурный период собирания самих памятников древнего
письма, вскоре же давший тот остов, каковой и по сей день еще соста¬
вляет основное ядро, постепенно обраставшее новыми находками. Доста¬
точно указать хотя бы на то, что скопированные 42 надписи, впервые
обогатившие науку в результате полевых объездов Fr. Ed. Schulz1
в 1828-1829 гг., увеличились за сто лет только в пять раз.
Такой, казалось бы, слабый успех после исключительно удачных
работ 1828 г. объясняется не столько ослаблением интереса к северной
окраине месопотамского мира, сколько односторонним вниманием только
к однотипным по внешнему виду, а именно надземным скальным н строи- и
тельным надписям, легче бросающимся в глаза, хотя в то же время далеко
не всегда быстро находимым в довольно глухих местах, нередко плохо про¬
слеженных в этих заданиях даже местным населением. Раскопок же, мо¬
гущих вскрыть материал иного содержания, почти не проводилось. Мы
прекрасно знаем, что специальные задачи раскопочного характера брали
1*

4
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
иа себя только W. Belck с С. F. Lehmann-Hanpt2 и Н. Я. Марр3 в пре¬
делах одного лишь исследываемого пункта, самого Вана и прилегающего
к нему Топрах-кале. Из них С. F. Lehmann-Haupt ограничился рекогнос¬
цировочным обследованием с раскопками храма-дворца, тогда как раскопки,
сп тематически начатые в 1916 г. руководимою Н. Я. Марром экспеди-
циею Русского Археологического общества, были в связи с военными
действиями прерваны в том же 1916 г. и после того не возобновлялись
вовсе.
Чго же касается собирания надземного материала, то сама техника
его мало изменилась за все время довольно упорных работ. Как еще при
Шульце в начале XIX в. исследователь объезжал заранее намеченные
ранены, так и в начале текущего XX ст. целеустремления направля¬
лись на поиски изолированных памятников, обнаруживаемых расспросом
жителей попадающихся по дороге селений. По этому пути шел сам Fr. Ed.
Schulz, по нему же пошли и его последователи. Этим обеспечен был с са¬
мого же начала в значительной степени любительский характер работ,
привлекавших к себе дипломатических агентов, вроде приобревшпх вы¬
дающееся имя в археологии А. Н. Layard, Н. Rassam и немецких офи¬
церов турецкой службы у. Mühlbach nMoltke,4
Такая собирательная стадия охоты за материалом проходит красною
нитью через весь период и далеко не закончилась даже теперь. Цель поле¬
вых работ и по настоящий день замыкается поисками памятников и в зна¬
чительной степени не выходит за рамки этих интересов.
Я не собираюсь делать упрека ни Шульцу, ни Лейарду, ни тем более
Н.	Sandwith, F. Walpole, Fr. Müller, H. Lobdell, Dr. Rosch и др., не
знавшим содержания собираемых и отмечаемых ими памятников п не могших
в силу этого расширить свой исследовательский план.5 Имена их продолжают
занимать никем не оспариваемое вполне ими заслуженное место среди
халдоведов, оставивших нам богатое наследство.
Едва ли с большим упреком можем мы отнестись и к тем исследова¬
телям, которые продолжали работу при условиях проясняющегося горизонта,
когда, после удачных попыток Fr. Lenormant и Н. Rawlinson, искомые
памятники определились в своум. содержании как принадлежащие Геродо-
товским алародам или ассирийским урарту.® Это было только нащупывание
почвы, к тому же не всегда уверенными шагами. При неумении еще читать
самый текст, отнесение его к той или иной языковой группировке есте¬
ственным образом витало в воздухе, возбуждая даже сомнение в целесо¬
образности самой постановки подобного рода вопроса.

ПРЕДИСЛОВИЕ
5
Поэтому бесследно прошли в науке исследования, ганзейского кон¬
сула в Константинополе Mordtmann. признавшего в клинописи урарту
армянский язык,7 или трапезундского врача de Robert, увидевшего
в тех же текстах испорченный язык семитической Ассирии.8 Все подобного
рода работы сохранили ценность лишь библиографической справки, ничуть
не изменив собирательского направления исканий в их первоначальном виде,
в каковом они и заняли подобающее место в истории халдоведения.
Первый исторический этап, заключающийся в одном только количе¬
ственном накоплении материала, кончился, конечно, не работами Мордт-
мана и де-Робера. Они своими гадательными предположениями не могли
ускорить вскрытие содержания самих Фиксируемых памятников клино¬
образного письма, хотя • явились известным преддверием к работам более
серьезного содержания.
Впрочем, не следует отрицать и того, что узкий исследовательский
интерес должен был бы значительно расшириться и вне зависимости от не-
удавшихся попыток названных двух наблюдателей уже собранного мате¬
риала. Для этого достаточны были одни указания Ленормана и Раулинсона
на принадлежность памятников древнему Урарту. Казалось бы, что бро¬
шенная ими мысль уже сама собою изменяет кругозор собирателя, заста¬
вляя его обращать внимание не па одни только памятники письма. Здесь
поднимается вопрос уже о самом Урарту, не вполне реально выявленном
Геродотом п вовсе в то время не прослеженном с достаточною ясностью по
источникам ассирийской клинописи. Очевидно, в этот период работ поднять
полностью вопрос об Урарту было еще не под силу, и поэтому не удиви¬
тельно, что он и не был поставлен на очередь. Этот вопрос даже и многим
позднее не встал во всей своей полноте, увлекши интерпретаторов текста
в сторону узкой филологии и параллельно выдвинув, без всякой взаимной
увязки, интерес к археологическим обследованиям, замкнутым раскопками
могильников «бронзового века». Все же первая половина и середина минув¬
шего столетия выполнили свое задание в указанных тесных рамках, дав
ряд удовлетворительных по точности воспроизведений, частично еще и
сейчас лежащих в основе всякого рода публикаций текстов.
В ту же серию исследователей, главным образом Фиксаторов мате¬
риала, включается русский ученый J. Kästner9 и несколько армянских,
еще в середине XIX в. проводивших ту же работу на территории России.
Ряд неизданных еще надписей был обнаружен ими в пределах русской
Армении. Наиболее удачными оказались поиски Месропа Смбатянца, до¬
бывшего исключительно интересный материал в границах б. Эриванской

6
ЯЗЫК ВАНСКОЙ КЛИНОПИСИ
губернии и давшего ряд периодических о них заметок в журналах, исполь¬
зованных затем в Алишаном в его труде &гак Аугага^1® Но дешифровка
надои ей оказалась непосильною и армянским исследователям, что, впрочем,
находит себе полное оправдание в сложности чтения самой ванской клино¬
писи. До нее тогда не дошли еще на Западе, не дошли до нее и в Армении.
Все же интерес к памятникам клинописи зафиксирован словами К. П. Пат-
канова: «язык и смысл надписей оставались недоступными нашему пони¬
манию. Но не отсутствие исследователей было причиной наших малых
успехов в этом деле. Напротив, их было всегда достаточно. Бблыная часть
ассириологов по роду своих занятий от времени до времени брала в руки и
ванские памятники, шрифт которых так схож с ассирийским. Казалось
результаты, добытые ассириологией, должны были отразиться на чтении
ванского письма. На деле, однако, выходило другое. Так как в ванских
памятниках не встречается переводных надписей, а без того нельзя было
с уверенностью остановиться на значении какого-либо слова, то и все по¬
пытки к их разбору и чтению (в смысле понимания) оставались до времени
бесплодными».11
Эти слова, высказанные К. П. Паткановым в конце 1882 г., стоят
на рубеже коренной перестройки, начавшей второй период, в котором
к продолжающемуся накоплению материала присоединился также и иссле¬
довательский к нему подход. Старые попытки в этом направлении, сделан¬
ные еще Бг. Нтскэ в пятидесятых годах прошлого века, несомненно
продвинули анализ идеографических знаков, отчетливо повторяющих уже
достаточно к этому времени известную ассирийскую клинопись.12 Но все
же не им суждено было положить начало серьезно обоснованной деши¬
фровке. Первые шаги в этом наиравленин сделал в!, виуагб, опублико¬
вавший в 1880 г. свою заметку о чтении заключительных строк еще за¬
гадочных в то время надписей.13 Уловив стереотип, он не увлекся асси¬
рийским осмыслением перевода и тем самым дал по Формуле проклятия
ключ к последующему раскрытию тайнеI венных текстов. Этот ключ по¬
вернул А. Н. ваусе, предложивший, в 1882 г. свою капитальную поста¬
новку, сохранившую во многих местах актуальное значение и по настоящий
день.14
Второй этап, по существу своему Сэйсовский, закончился лишь несколько
лет тому назад. Подойдя к языку древне-ванской клинописи, как к языку
самостоятельному, Сэйс дал не только чтение и словарь, но также и сум¬
марный набросок грамматики, постепенно уточняемый им же по мере все
продолжающегося издания вновь поступающих документов.15 Вне всякого

ПРЕДИСЛОВИЕ
7
сомнения, правильно уловленный остов языка открыл более широкие пер¬
спективы, и круг исследователей значительно увеличился, так же как
усилился и интерес к халдской эпиграфике и в кругах историков Древнего
Востока.
Продолжателем заложенных основ явился целый ряд известных
ученых, внесших со своей стороны значительные уточнения, учтенные
в непрерывающихся публикациях самого Сэйса.16 Но все эти исследования
не изменили незыблемости основной Сэйсовской схемы и лишь обогатили ее
в деталях. Работы таких первоклассных специалистов чтения клинообраз¬
ного письма, как Dav. Heinr. Müller, Jos. Wünsch, W. Scheil17 и в осо¬
бенности W. Belck и C. F. Lehmann-Haupt, все же не создали своего обо¬
собленного направления, принадлежа к одной и той же школе.
В результате уже совместных работ, бьющих по одному направлению,
облик халдского языка выявился в более определенных Формах Сэйсовских
построений. Выявились вполне своеобразные нормы склонения и спряжения,
уточняемые в падежах и лицах. Текст представил стройное построение
фраз, дающих основание определить содержание текста и вскрыть историю
древнего Вана хотя бы в .пределах хронологической периодизации- пред¬
ставителей правящей династии.
Количество накопляемого материала получило теперь уже иное
качественное оформление. Ванская клинопись обратилась уже в истори¬
ческий источник, и тем самым, казалось бы, само продолжение собира¬
тельской работы должно было равным образом претерпеть качественное
видоизменение. Но, повидимому, общее направление научной вообще работы
наложило свою печать и на растущий интерес к добыванию нового мате¬
риала. Он продолжал и собираться и изучаться в узких заданиях отдельных
специалистов лингвистов, филологов, историков без общей взаимно-увязы-
вающей перспективы единой исторической цели. Так, лингвисты углубились
в Формально-описательный анализ с чисто Формальными сопоставлениями
отрывочно сравниваемых явлений, филологи ушли в ограниченные интересы
издания текста, а историки удовлетворились всплывшими царскими именами,
совпавшими с упоминаемыми и в ассирийской клинописи, и отдельными
топонимическими названиями, глухо относимыми к вилайету Вана или
к Закавказью вообще.18 При этих условиях облик самого древнего Вана,
его населения, характеристика социального строя, Форм хозяйства и т. д.,
все это осталось без всякого освещения и даже без всяких попыток ближе
подойти к историческому горизонту. Задания подобного рода даже вовсе
и не ставились исследователями, замкнувшимися каждый в свою ячейку.

8
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Такая разрозненность интереса естественным образом закрепила жизнен¬
ность прежнего подхода, обеспечив поле действия и старого путешествен-
ника-наблюдателя. В итоге приходится признать, что поиски надписей
продолжались в том же духе, как и в первом периоде, улучшенные только
независимым от исследователей усовершенствованием копировочной техники.
Многие из них увлеклись собирательством даже без претензии на пони¬
мание отмечаемых ими памятников, к тому же нередко им недоступных
в чтеиии, несмотря на то, что само чтение текста теперь было уже вовсе
не столь затруднено для значительно разросшихся кругов исследователей
и простых любителей. Все же аббат Н. Hyvernat,19 геолог с археологи¬
ческим именем J. de Morgan,20 английский консул в Ване Pollard Devey,
антиквар Dewganz,21 В. Ф. Минорский22 и др. продолжали систематически,
а нередко и случайно, снимать эстампажи и Фотографии с вновь открываемых
и частично уже известных памятников.23 В том же положении находились
и работы в Армении, ограничившиеся небольшими докладами и публикациями
Мсерианца, Басмаджяна и Г. А. Халатьянца.24
Крупным шагом вперед, но все же в пределах того же исследователь¬
ского периода, явилось обследование районов распространения надписей, про¬
веденное экспедициею 1898—1899 гг. W. Belck и С. F. Lehmann-Haupt.25
Оба они уже прочно стояли на знании читаемого ими материала, к тому же
первый из них не чужд был и любительских раскопок в Закавказья. Техник
по своей профессии, W. Belck посвящал свободное от занятий на заводе
Сименса время раскопкам Кедабекского могильника,26 и ему более, чем
кому-либо, может быть поставлен упрек в отказе от использования своего
археологического опыта при собирании эпиграфических памятников. Мне
кажется, что Бельк слишком решительно переключился на изолированную
филологию и бросился на поиски надписей, вспомнив своё археологическое
любительство только в не совсем удачных раскопках Toupax-кале.27 Увлечен¬
ный вещеискательством, он не дал той цельной картины взаимной увязки
эпиграфического текста с археологическим памятником, каковую можно
было ожидать уже и в то время. К тому же и как исследователь над¬
земных памятников он оказался не достаточно наблюдательным, пройдя
мимо сокрытых в нише исключительно интересных аннал Сардура, най¬
денных в районе его работ многие годы спустя экспедициею Русского
Археологического общества 1916 г.28
Та же поспешность Фотографирования надписей с краткими заметками
в путевых дневниках без более детального обследования окружения прово¬
дилась и во время мировой войны в стесненных обстоятельствах работ

ПРЕДИСЛОВИЕ
9
в составе действовавших на Фронте войск. Все же доставленные С. В. Тер-
Аветисяном, А. А. Калантаром, Б. Н. Шаховским и А. А. Бобринским
Фотографические снимки с громадного числа надписей значительно облегчили
точность работы по продолжающейся дешифровке.29 Но и здесь эпиграфиче¬
ский материал оказался самодовлеющим и интерес исследователя не пошел
шире, выявляя по существу продолжение того же собирательства, каковым
характеризовался первый период халдоведческих изысканий. Здесь получился
тот же разрыв между изучением Урарту и Филологическим чтением текста,
между последним и археологическим обследованием. Фотографирующий
надпись нередко не умел ее читать и потому далеко не всегда мог быть
уверен в том, Фиксирует ли он новый памятник или уже известный, в части
же археологических памятников он оставался в не менее, чем прежде, бес¬
помощном состоянии, невполне отдавая себе отчет в том, соответствует ли
«век бронзы» урартскому периоду, и можно ли ставить знак равенства между
тем, что до сих пор еще продолжает именоваться «до-историею» и «Урарту».
Счастливым исключением оказался только Т. Авдалбегян, нашедший
несколько лет тому назад Нор-Баязетскую клинопись и, несмотря на полное
незнание содержимого в ней текста, сразу же обратившийся к детальному
Фиксированию развалин циклопической кладки, явно того же периода,
и к обследованию других циклопических крепостей в окружении. Но я он
не мог предпринять работ раскопанного характера.30
В части же дешифровки самих текстов и ариянские ученые не ушли
дальше Сэйса, хотя им, не в пример их западным сотоварищам по оружию,
легче было подойти к уже читаемому языку в его кавказском окружении.
Но для этого требовалась длительная и достаточно кропотливая работа,
к тому же обоснованная на хорошем теоретическом знании своего же род¬
ного языка не в одних только рамках разговорной речи. Очевидно по этим
причинам кавказские работники не смогли подойти и к халдскому языку
с его обоснованием на кавказской почве и тем самым внести новую струю
в прежнее направление работ. Отдельные же попытки в этом направлении
дали лишь Фантастические построения. К числу последних принадлежит
неудавшийся опыт М. Г. Джанашвили, доказывавшего уже в 1904 г.
грузинскую структуру речи клинообразного письма древнего Вана, исполь¬
зуя для своих выводов случайные созвучия грузинских и халдских слов
с насильственным приурочением к ним значения первых.31 Считая весь язык
целиком за грузинский, Джанашвили, конечно, не уловил несомненно
имеющихся между этими языками связей в их исторической перспективе,
и перенос норм одной речи полностью на другую с их отождествлением

10
язык влнской клинописи
ни в коей мере не посодействовал выявлению подлинного облика халдского
языка на кавказской почве. К той же серии работ приходится отнести
и аналитический разбор корнеслова, проведенный ,1. 8апс1а1<пап'ом,
усмотревшим индо-европейский характер халдских основ, отражающих
армянские параллели. 3. вапйа^ап попытался взять халдский язык
на историческом Фоне, для чего переиздал все тексты известных к 1900 г.
памятников, выпустил отдельную работу с анализом халдских корней,
сделал извлечения из ассирийских источников в части, касающейся Урарту,
и составил исторический очерк древней Армении.32 В этих своих заданиях
он оказался многим шире своих современников, но все его работы не выдер¬
жали напора критики.
С значительно большими данными, но все же далеко не достаточно
обоснованными, подошел к халдскому языку А. К. Глейе, поставивший
себе задачею построить халдскую грамматику на сопоставлениях с горскими
языками Кавказа.38 Другие же исследователи вовсе отвели на второй план
кавказские параллели и, исходя из принципов хронологической периодизации,
сравнивают изучаемый язык главным образом с мертвыми. По этому пути
в значительной степени пошел Г. Гапанцян, опирающийся при интерпретации
халдских текстов на хеттскую клинопись, упуская из виду, что сама она
нуждается в уточнении своего структурного определения и еще не доста¬
точно ясно занимаемое ею место среди существующих языковых груп¬
пировок.84 Исследователь не учел того, что и сами хеттские языки многим
выигрывают при совместном их с халдским обосновании на палеонтологи¬
ческих параллелях даже живых языков северных соседей. Еще один
исследователь, тоже с кавказским кругозором, М. Церетели, когда-то под¬
ходивший к шумерскому языку со стороны грузинского, на этот раз
углубился в анализ халдской речи, вылившийся в Фантастический перевод
Сардуровских аннал.38
При таких условиях западная наука, не найдя никаких обоснованных
выводов со стороны лиц, знакомых с кавказскими языками, естественным
образом замкнулась в разбор и в кропотливую сличительную работу
в пределах ограниченного запаса эстампажей и Фотографий. -Между тем,
не только Ленорман, но и сам Сэйс, еще на заре своего удавшегося
раскрытия смыслового значения текстов древнего Вана, отмечал близость
изучаемого им языка ни с чем иным, как с грузинским в их полуагглютина-
тивном и полуфлективном строе.86 Он признавал замечательное между ними
сходство и полагал в скором времени убедиться, что это сходство основано
на родстве языков.37 Сэйс, конечно, не торопился с окончательными

ПРЕДИСЛОВИЕ
II
выводами и еще менее проявил склонность органически отождествить оба
языка, признать, например, в халдском древне-грузинский, как это сделал
Джанашвили. Сэйс ставил вопрос более глубоко, говоря не о тождестве,
а о «родстве» и признавая тем самым язык урарту за один из языков кав¬
казской группы. Большего, за незнанием кавказских языков, он сказать
не мог, опоры же в русских исследованиях он в то время еще не по¬
лучил.
Капитальные работы М. В. Никольского, переиздавшего все надписи
Закавказья, и подробный анализ одной надписи, сделанный В. С. Голени¬
щевым, равным образом ничего не дали Сэйсу в указанном им направлении.38
Оба прошли мимо кавказских языков. Насколько исследователи девяностых
годов прошлого века были далеки от рассмотрения иа кавказском Фоне языка
обнаруживаемых или публикуемых ими памятников, видно хотя бы из слов
М. В. Никольского: «некоторые одиночные явлении, сходные с языком
грузинским, еще не дают права к установлению родственной связи, хотя
возможность этого родства признается почти всеми исследователями
этих надписей».39 Такой достаточно осторожный ученый, каковым был
М. В. Никольский, не взял на себя разрешения им же затронутого вопроса.
Он отослал читателя к грузиноведам-лингвистам, находя, что только от них
можно ожидать более решительного ответа. Не имея такового, и этот
ученый воздержался от каких-либо параллелей и замкнулся в уже до него
вырисовывавшийся скелет языка.
Подробно и детально разбирая слово за словом в тексте,
и М. В. Никольский и В. С. Голенищев в точности следовали установленным
Сэйсом правилам. К тому же Никольский оказался слишком филологом
и, командированный Московским Археологическим обществом в Закавказье,
работая там вместе с А. А. Ивановским, он не объединил своих исследо¬
ваний со своим же спутником в общей целевой постановке изучения всего
комплекса, и надпием продолжали . обследоваться в их изоляции лишь
с краткими ссылками на видимые глазом окружающие памятники мате¬
риальной культуры.40 Никаких раскопокдаже тех единичных крепостных
сооружений, каковые, несомненно, связывались с тут же находящимися
клинообразными текстами, не проводилось и не намечалось хотя бы к после¬
дующей проработке для освещения их текстом и для освещения текста ими.41
В этом виде памятники материальной культуры в своем незыблемом со¬
стоянии стоят и по сей день, разрушаемые временем и жителями прилегающих
сел. В том же направлении шла и моя публикация халдского эпиграфи¬
ческого материала.42' Таким образом, работа Сэйса 1882 г. продолжала

12
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
оставаться основным руководством, каковым она и сохранилась в течение
почти пятидесяти лет.
В течение этого периода наибольшее значение в области халдоведения
имеет, несомненно, С. F. Lehmann-Haupt.43
Если он и не внес коренных изменений в самую постановку изучения-
языка, то во всяком случае анализ материала в полном его охвате был про¬
веден только им и Сэйсом. Лично проверив большинство памятников во время
своего путешествия 1898—1899 гг.,41 немецкий ученый выяснил многие
спорные места в чтении надписей и положил тем самым основание крити¬
ческому разбору накопленного богатства и более уверенному пользованию
контекстом.
Кроме того, ряд ценных указаний сделан им же и в части структур¬
ного определения языка. В частности, им впервые, еще до халдоведных
изысканий акад. Н. Я. Марра, отмечено пассивное восприятие переходного
глагола и постановка при нем субъекта в косвенном падеже.45 К сожале¬
нию, это исключительно важное для последующих работ указание осталось
не развитым и к тому же не использованным в его же собственных рабо¬
тах. Брошенная в примечании мысль не вышла за пределы подстрочной
заметки. Между тем, отмеченное им «вступление в развитие пассивного вос¬
приятия переходного глагола» ставило коренной вопрос о пассивной вообще
конструкции халдской речи, а в связи с этим и о различии глаголов актив¬
ного и пассивного строя, так как устанавливаемое наличие последнего
у переходных глаголов тем самым противополагало их глаголам непереход¬
ным. Отсюда вытекает и вопрос о различии падежного окончания субъектов
при глаголах обоего вида. С другой стороны, указывая на возможность
повторения субъекта при переходном глаголе в косвенном падеже и имея
в то же время означенный субъект в оформлении на «-ше», Lehmann-Haupt
тем самым резко возражал обычному толкованию этого падежа, как имени¬
тельного, и подверг сомнению правильность усеченного его чтения одним
согласным элементом «ш» или «s», выдвинутого по аналогии с падежным
окончанием подлежащего в индо-европейских языках. Впрочем, я Форму¬
лирую здесь мои выводы из сделанного Lehmann-Haupt указания, а не его
собственные. Высказанная им мысль не только не была развернута шире,
но, как это ни странно, полностью отпала в его же работах с возвраще¬
нием к старой схеме, повторенной даже в Corpus’e надписей.
Признавая субъект стоящим в косвенном падеже, С. F. Lehmann-
Haupt должен был бы при переводе собственных имен обнажить основу от
падежного окончания и, во всяком случае, не делать из наличного Rusa-ше,

ПРЕДИСЛОВИЕ
Io
О
Argimti-ше, Menua-rae именительного в переводе падежа Rusas, Argistis,
Menuas и тем более не восстанавливать по той же аналогии одиночного
имени Erimenas.16 Еще непонятнее сохранение подобных же построений
у А. К. Глейе, рассматривающего халдский язык в сопоставлениях с лезгин¬
ским, явно пассивным в структуре своего переходного глагола.47
Впрочем, ни С. F. Lehmann-Haupt ни в начале вместе с ним работав¬
ший W. Belck не заслуживают упрека в самодовлеющем изучении языка
ванской клинописи. Кавказоведный кругозор был для них недоступен. Хотя
W. Belck и работал в Закавказья, а С. F. Lehmann-Haupt посетил его
проездом, но специальных занятий над его языками они не предпринимали,
соответствующей же помощи от кавказоведов, как мы унте видели, они не
получили. Те отдельные попытки, каковые на их же глазах делались дру¬
гими, не могли привлечь к себе внимания серьезного исследователя и заслу-
* •
женно канули в вечность, не оставив по себе никакого следа. Естественно,
что ученый, вплотную вошедший в анализ материала, прошел мимо и ста¬
рых заявлений Мордтмаеа о древне-армянском языке клинописи и более
новых утверждений Джанашвили о древне-грузинской ее принадлежности»
Мало убедительным должен был показаться и индо-европейский анализ речи
J. Sandalgian’a. Что же касается работ Н. Я. Марра, то таковые, появив¬
шись уже в период мировой войны, естественным образом ускользали из
поля зрения немецких ученых, когда же они могли оказаться доступными,
то Lehmann-Haupt уже отказывался от дачи вообще каких-либо переводов
халдских текстов, очевидно признавая наличную их интерпретацию не в до¬
статочной мере убедительною. С. F. Lehmann-Haupt, в тех условиях,
в которых он работал, с полным основанием оставил вопрос о кавказских
параллелях открытым и обошел его, несмотря на всю решающую его роль
в структурном определении языка, а, следовательно, и в уточняющих момен¬
тах чтения. В результате оказалось, что развитие халдоведной дисциплины
и в трудах Lehmaim-Haupt’a было обречено на самоопределение внутри
своего собственного материала, в связи с чем одновременно обеспечивалась
незыблемость позиций Сэйса.
Подход к халдскому как к праязыку армянскому или грузинскому не
мог получить прочного себе обоснования, хотя в то же время общность
основ явно напрашивалась на сравнение. Именно последнее обстоятельство
и давало повод к привлечению клинописного материала любым из лингви¬
стов, не обеспечивающих за собою широты кругозора даже среди кавказ¬
ских языков. Все попытки в этом направлении заранее были обречены на
неудачу, так как речь древнего Вана если и имела общую с другими

14
язык влнскои клинописи
основу, то все же сама не являлась единственным непосредственным предше¬
ственником, из которого вышли современные языки Армении и Грузии.
В этом и заключалась неубедительность делаемых выводов, требовавших
более широкой постановки, непосильной для наличного состава кавказоведов,
заинтересованных анализом халдской речи.
Начало выхода из создавшегося положения было заложено лишь
в 1915 г. первою халдоведною работою Н. Я; Марра.48 Оставаясь в то
время еще кавказоведом в узком смысле этого слова, Н. Я. Марр уже тогда
выявлял свои исторические перспективы и вышел из тесных рамок фило¬
логии. Оказавшись в основе своей работы историком, он в этих же зада¬
ниях развернул археологические раскопки Ани,' прослеживая «яфетические
элементы в языках Армении» параллельно обследованию памятников мате¬
риальной культуры.49 Уточняя тем самым свой собственный облик языко¬
веда, Н. Я. Марр и к языковому материалу подошел уже с историческим
заданием, становясь историком-лингвистом. Этим и объясняется стремление
охватить язык в его доступном историческом аспекте, для чего потребова¬
лось привлечение к проработке не только образцов живой речи, но и мерт¬
вой письменной.
Первым шагом к изучению «кавказской подпочвы» был всесторонний
анализ мидийского языка, названного Н. Я. Марром новоэламским языком
второй категории Ахеменидских надписей.60 Вполне понятно, что в ту же
серию работ попал и халдский язык. Не менее понятно и то, что Н. Я. Марр
не сделал никаких шагов к признанию в языке урарту древнейшей речи
Армении или Грузии, но, равным образом, естественно, что языки этих двух
■стран не могли быть оставлены им и без параллельного учета. Являясь,
с этой точки зрения, уже историком, Н. Я. Марр подошел к языкам сво¬
его кругозора в их историческом сопоставлении лишь с хронологическим,
но не структурным приоритетом материала, выявляемого халдскою эпигра¬
фикою. Другими словами, кавказские языки стали привлекаться не для осве¬
щения отдельных спорных положений в халдском, а сам этот язык оказался
изучаемым в общем круге сходных языков яфетической группировки. Но,
в то же время, халдский язык сам привлекался как исторический источник.
Он нужен был не сам по себе, как брали его некоторые другие исследова¬
тели, а в общих заданиях исторической перспективы. Поэтому и здесь,
также как и в армянских лингвистико-археологических параллелях Ани,
встал на очередь вопрос обо всем культурном целом, и памятники эпигра¬
фики уже не брались в их узкой изоляции. При первой же возможности,
Н.	Я. Марр направляется на раскопки и пунктом археологических работ

ПРЕДИСЛОВИЕ
15
избирает столицу древнего Вана, где в 1916 г. и сосредоточиваются зада¬
ния руководимой им экспедиции.51 Дав блестящие результаты и в части
обогащения эпиграфическими памятниками, экспедиция прервала свои ра¬
боты по обстоятельствам военного времени.52
Колоссальный диапазон кавказских языков и своеобразная для индо¬
европеиста структура их должны были неминуемо внести коренную пере¬
стройку, ставящую анализ речи клинописных памятников на обновленные
начала. Приступая к изучению языка древнего Вана на конкретных мате¬
риалах письменных его источников, Н. Я. Марр постепенно вводил свои
исправления по мере издания публикуемых им надписей.53 Здесь впервые
вводился в научный оборот анализ халдских Форм в их кавказоведном
обосновании. Старая схема Сэйса находила себе дополнения и исправления
в параллелях, главным образом, закавказских языков, а в связи с этим
прежний, неизбежно Формальный, анализ текстов заменялся историческим,
их истолкованием.54
В результате восьмилетних специальных халдоведных изысканий
Н.	Я. Марра значительно уточнился ряд основных положений, касающихся
Фонетики, корнеслова и морфологии. Слабее других осветилась, конечно,
Фонетика. Всякая система письма, а тем более клинописная, не точна
в передаче Фонетических оттенков, поэтому и неулавливаемых во всех
деталях лицами, восстанавливающими произношение теоретическим путем
без наличия живого объекта. По отношению к письму древнего Вана поло¬
жение осложнилось еще и тем, что Ван-Урарту не выработал своей соб-
ственной спстемылфаФики, позаимствовав ее полностью у соседящей Ас-
_сцрни.55 Совершенно иначе обстоит дело с корнесловом. Здесь семитический
запас ассирийской речи оказался многим дальше от иноязычного Кавказа,
в связи с чем семантическое определение многих терминов стало покоиться
на своей кавказской почве. Невозможность опереться всецело на семитиче¬
ский язык, каковым является ассирийский, ясно осознавалась наиболее
серьезными исследователями, привлекавшими его только в отдельных слу¬
чаях, но не бравшими его в основу всех своих построений. Поэтому халдо-
ведные штудии и углубились в работу над самим контекстом. Кавказские
параллели, наоборот, нашлп себе законное место в широком охвате,
и семантика слов стала устанавливаться уже на них, а не на одном только
контекстном определении, что в значительной степени прояснило понимание
читаемого.
В неменьшей степени продвинулась вперед и структурная характери¬
стика. В первую очередь был обоснован пассивный строй. К этому не пред¬

16
ЯЗЫК ВАНСКОЙ КЛИНОПИСИ
ставилось особых затруднений вследствие ясного констатирования его
в других языках Кавказа. Материал для сличения, хотя бы по работам
П. К. Услара, имелся уже в достаточном количестве, выявляя пассивный
строй иногда во всей речи, чаще же лишь частично, как отживающий
архаизм, констатируемый в том же положении и в самом халдском.56 Тут мы „
имеем не «вступающее в развитие пассивное восприятие переходного гла¬
гола», как это допускает С. F. Lehmann-Haupt,57 а, наоборот, изживаемую
структуру пассивности Фраз, перестраиваемых на противоположное, актив¬
ное, начало, что дало Н. Я. Марру основание засвидетельствовать состоя¬
ние разрушения яфетических языков клинописных памятников,58 отмеченное
еще и Сэйсом в его характеристике халдской речи как полуагглютинатив-
ной и полуфлекгивной.
Сохраняя данные Сэйсом определения грамматических Формативов,
Н.	Я. Марр на основании структурных сопоставлений с языками шипящей
группы сибилянтных языков (мегрельским и чанским) выявил основные
падежи, неоформленный с одним именным окончанием, и родительный,
суффикс которого, полный — «ше»,59 Функционально закрепился за обозна¬
чением падежа субъекта пассивной речи, дав тем самым более точное
определение того «какого-то косвенного падежа», каковой, по мнению
С. F. Lehmann-Haupt, мог выражать субъект «при вступающем в развитие
пассивном восприятии переходного глагола».®0 Усеченная его разновидность
с одним гласным элементом -e/i (<—ше || -пи) выделена как падеж¬
ное окончание косвенного родительного, предваряемого во множественном
числе гласным характером множественности «и» (-ие).61 Суффикс -ш
Определен как Форматив родительного пользы (дательного падежа),62
и наконец в значении направительного падежа устанавливается -di.63
Схема глагольного оформления оставлена Н. Я. Марром без изменения.
В процессе такой проработки материала установилась не только при¬
надлежность халдского языка к другим яфетическим языкам Кавказа, но
и место его среди них. Анализ корнеслова с учетом данных звуковых со¬
ответствий между ветвями и группами кавказских языков, а также отдель¬
ные Фонетические уточнения и разбор Формативов грамматических катего¬
рий дали основание отнести халдский язык к гибридной группе спирантно¬
шипящих, типа сванского.64
Спирантный элемент увязывает халдский с горскими языками Кавказа,
а сибилянтный шипящий с мегрельским и чанским. Впрочем, более точное
определение замкнулось рамками ограниченного материала, к тому же
в значительной степени однородного по содержанию и своеобразного

ПРЕДИСЛОВИЕ
17
по структуре своих царских вещаний, в значительной степени культового
характера. Все же подведение кавказоведной основы под халдоведческие
работы сняло исключительный когда-то приоритет ассириологического
подхода, а вместе с тем ввело новое обоснование многих языковых явлений
речи халдов, трактовавшихся доселе самостоятельно по своим только мате¬
риалам или же в отдельных случаях и на семитической почве.®
Мне, привлеченному с 1922 года к работе над ванскою эпиграфикою,
казалось, что раскрывающиеся более широкие перспективы дополняют
недостающие лакуны и исправляют многие случайные построения. Для этого
требовался длительный период пересмотра и уточнения все еще лежащей
в основе старой схемы Сэйса. Ее знаменательный для наших штудий
1882 г. освещался в моих глазах брошенным Н. Я. Марром лучем
с Кавказа, и я счел себя вправе не только продолжать издание текстов,
ио и дать сводное построение новой грамматики, покоющейся на старой
схеме с синтезирующими исправлениями на основе интерпретаций
Н.	Я. Марра. Но мой запоздалый труд «Халдоведение» вскоре же после
появления его в печати застал опрокинутую схему Сэйса, на которой
он все же был построен в значительной своей части.® Пятьдесят лет тому
назад вышедшая в свет работа английского ученого, подорванная в основных
своих устоях, нуждалась уже не в частичных, как я думал, исправлениях,
а в коренной перестройке.
Наступивший поворот в халдоведении ясно осознался в работах самих
западных ученых, и составитель корпуса надписей, выпуская в 1928 г.
первый том публикуемого материала, отказался от дачи перевода, перестав¬
шего быть убедительным в прежних его построениях. «Bei dem heutigen
Stande der Forschung,—говорит C. F. Lehmann-Haupt,;—ist eine durchge¬
hende Übersetzung der Texte in den meisten Fällen ausgeschlossen und gehört
daher nicht zu den Aufgaben des Corpus».67 Этими словами Lehmann-Haupt,
виднейший представитель германской школы, сам же констатирует завер¬
шение второго периода халдоведных изысканий, не смогшего в течение
пятидесяти лет выработать прочного перевода текстов.
В том же 1928 г. вышла в свет работа М. Церетели, составленная
при непосредственном участии Â. Götze.® Взяв в основу анналы Сардура,
Церетели дал новый их перевод, внеся существенные видоизменения
в толкование глагольных Форм. На свою работу он смотрит как на опыт
коренной перестройки, значительно расходящейся с переводами предше¬
ственников. В этой попытке, независимо от ее результатов, чувствуется
та же неудовлетворенность прежними построениями и искание новых путей
Мезщаштох	2

18
язык вднскои КЛИНОПИСИ
Но С. F. Lehmann-Haupt вовсе воздержался от перевода текстов,
Церетели же оказался в этом отношении более решительным и, несмотря
на неудачу своего опыта, все же ускорил темп укрепления заколебавшейся
почвы. Действительно, и перевод и объяснения грамматических правил,
предложенные М. Церетели, мало похожи на обычные комментарии Сэйса,
Белька, Леманн-Гаупта и др.в*
Первое и основное по существу уточнение выразилось в делении
глагола на переходный и непереходный с различением их по характери¬
зующей огласовке «и» для первых и «а» для вторых.70 Другие предложен¬
ные им изменения имеют столь же существенное для интерпретатора текстов
значение, но менее осязательное для халдоведения вообще, так как они
представлены в слишком натянутой и потому неприемлемой схеме.
Ряд положений М. Церетели несомненно отпадает, и предложенный им
перевод едва ли может быть признан правильным. Но, тем не менее,
сделанный опыт не может быть отвергнут во всех своих частях. Так,
последующими исследователями, А. Götze и J. Friedrich, признано вполне
приемлемым коренное различение переходного глагола от непереходного.*
Равным образом, любопытны и частично верны определения глагольных
суффиксов -ш, -li, -di. Все они не без основания сравниваются с такими, же
падежными окончаниями и определяются как объективные показатели.*
Но связь их с падежными суффиксами имен скорее свидетельствуется как
Факт без достаточного, впрочем, его подкрепления Фактическим материалом,
так как утверждение о том, что эти частицы выражают объект и потому
повторяют окончание управляемого глаголом имени, оказалось неверным.7*
М. Церетели правильно уловил объективный характер этих частиц в их
функции глагольного оформления, но таковыми оказываются вовсе не все
им перечисленные, кроме того, не установлен автором работы их явно
местоименный характер, выявляющий относительный к объекту строй
спряжения.74
По этой линии местоименного содержания некоторые из названных
приставок оказались тождественными падежным суффиксам склоняемых
имен, очевидно, тоже местоименного происхождения, но уже в далеком
своем прошлом. По крайней мере -ш Фиксирует. как таковое J. Friedrich
(Pronominalsaffix), хотя и без углубления вопроса о генезисе падежной суф¬
фиксации.75 На этом вопросе не могу подробнее останавливаться и я вслед¬
ствие полной его непроработанности не только в халдском, но и в других за¬
тронутых яфетическим анализом языках. Укажу здесь лишь на одну воз¬
можность, а именно на то, что приставка -ш, выражая принадлежность

ПРЕДИСЛОВИЕ
1£
(Zugehörigkeit), выступает в суффиксации дательного падежа, который
в яфетических языках (ср. грузинский)7® обслуживает и прямой объект,
так же как и в халдском, где прямой объект, или Akkusativ по неправильной
терминологии J. Friedrich,77 снабжается тем же показателем -ш. Он же,
выражая местоименную объективную частицу (Pronominalsuffix), присоеди¬
няется и к глаголу для передачи отношения к прямому объекту.78 Таким
образом, то же -ш выступает в роли и падежного окончания и Форматива
глагола.
Что касается другой упомянутой М. Церетели частицы -ii, то она
несомненно указывает на объект и совпадает с таковым же оформлением
имен, впрочем не по линии местоименных приставок, а как показатель
множественности. Наконец, приставка -di истолкована М. Церетели, также
как и мною в «Халдоведении», как показатель направительного падежа,
повторно переключившийся с собственного имени на глагольную основу.79
Последнее оказалось неверным, что с достаточною как будто бы убедитель¬
ностью устанавливается тем же J. Friedrich.80
Еще одна явно глагольная приставка -bi остается в схеме М. Церетели
без всякого объяснения лишь с констатированием ее наличия как в 1-ом,
так и в 3-м лицах глагола, к тому же явно не увязанная и с объектом.81
Церетели становится в тупик, не понимая, что может выражать данная
частица, не передающая ни субъекта, ни объекта. Значение этой частицы
в ее двояком служении и 1-му и 3-му лицу разъясняет опять таки
достаточно убедительно J. Friedrich.82 Оказывается, что М. Церетели,
с полным основанием уловив расхождение переходного и непереходного
глаголов, просмотрел их существенное различие друг от друга в место¬
именной суффиксации, а именно, что та же приставка -bi в переходном
глаголе обслуживает 1-ое лицо, а в непереходном 3-е, являясь тем самым
субъективною приставкою в обоих.
Отказавшись, таким образом, от субъективного определения частицы
-bi и всех остальных, перечисленных выше, М. Церетели вовсе не уловил
субъекта в глагольном оформлении. Попытка же его усмотреть субъект
в огласовках «и» и «а» осталась не доказанною.88 Столь же неудачвыми
оказались и его объяснения управляемых глаголом имен. Здесь произошло
то же смешение Фраз с переходным и непереходным глаголами, в ре¬
зультате чего спутались даже окончания субъекта, что внесло искажение
перевода и допущение различного падежного суффикса к обслуяшванию
одного и того же падежа в зависимости от натянутого истолкования кон¬
текста.
2*

20
ЯЗЫК BAHCKOf клинописи
Сделав решительный шаг в сторону семантического разграничения гла¬
гола, М. Церетели в то же время ограничился только анализом Формы, совер¬
шенно не коснувшись глагольного окружения, т. е. структуры всем
фразы. Мало того, и сам анализ Форм с установлением гласного показателя
лица, 1-го «и» н 3-го «а», при широком к тому же допущении слияния
гласных, не дал никакого прочного построения. Так, гласный «и» оказался
и характером переходного глагола и показателем 1-го лица, тогда как «а»
устанавливается М. Церетели равным образом в двух значениях, а именно
и характера непереходного глагола и показателя 3-го лица, что при им же
отмечаемом слиянии («и -+- и» дает «и», но «и -*- а» дает то же «и») привело-
к смешению Форм, в которых разобраться решительно невозможно. Так,
par-u-bi восстанавливается из par-u-u-bi и толкуется как 1-е лицо только
потому, что в нем имеется гласный показатель 1-го лица «п», слившийся
с характером переходности, тоже «и», в одну Форму par-n-bi, тогда как
kar-u-ш признается за 3-е лицо, так как оно будто бы вышло из
несуществующей в реальности Формы *kar-u-a-m с гласным «а», исчез¬
нувшим в путях слияния с предшествующим характером переход¬
ности «о».84
Шаткость всех этих построений видна хотя бы из примера надписи
Ашрут-дарга (Corpus 16), где глагол nudunt-u-m по той же схеме М. Це¬
ретели должен быть возведен к *nndunt-u-a-m, т. е. к 3-му лицу един¬
ственного числа переходного глагола,85 тогда как в данном контексте
субъект стоит во множественном числе (Ишпуин и Менуа), почему и глагол
должен был бы оформиться на -tu (-i-tu), устанавливаемому тем же М. Цере¬
тели для 3-го лица множественного числа.8® Кроме того, повторное напи¬
сание гласного «и» в par-u-u-bi, когда таковое встречается в текстах,
вовсе не говорит за написание двух потом слившихся «а». Такое же повто¬
рение гласного имеем, например, и в za-a-du-u-m, что в разбивке М. Цере¬
тели должно дать zad-u-u-m, т. е. 1-е лицо. Между тем, в целом ряде
надписей (Corpus 4, 6 и др.), где и имеем это начертание, речь идет в 3-м
лице. Конечно, можно было бы такие построения приписать небрежности
писавшего, но едва ли следует всякие примеры, противоречащие выводимым
исследователем правилам, относить за счет ошибок писца, тем более, когда
на подобного рода отступления мы наталкиваемся буквально на каждом
шагу. Очевидно, здесь промах не писца, а самого исследователя. Наконец,
производит впечатление полного произвола частое отнесение одной и той же
Формы, например umtadi и к 1-му и к '3-му лицам, возведением ее или
к *nmta-a-u-di (1-е лицо) или к *umta-a-a-di (3-е лицо), т. е. к Формам

ПРЕДИСЛОВИЕ
21
на самой деле нигде реально не прослеживаемым.87 Если к этому еще до¬
бавить сделанное М. Церетели замечание о том, что гласный показатель лиц
одинаков и в переходных и в непереходных глаголах, то мы Фактически
утрачиваем всякое внешнее их отличие.88
В зависимости от этой основной ошибки стоит и предлагаемый М. Це¬
ретели перевод, действительно резко расходящийся со всеми до сего вре¬
мени существовавшими. Но и вновь намечаемый перевод нельзя отнести
к положительным сторонам работы М. Церетели. На самом деле, возьмем
несколько предлагаемых им Фразг как-то: 6Qaldini-ni uintabi «Es zog die
Heeresmacht des Haldi» (непереходный глагол и субъект на -ni); 'T6Sardurie-
ше ahe «Sarduri bin ich» (непереходный глагол и субъект на -ше); mei ah
LU—aji-MEä-ше partu «was auch die Truppen (als Beute) nahmen» (пере¬
ходный глагол и субъект на тот же самый -ше).89 Тут получается полное
смешение суффиксации субъекта, при котором никаких норм склонения
уловить не удается.
При таких условиях приходится признать, что М. Церетели не сладил
со своей задачей исправить перевод Н. Я. Марра, который, по его словам
«kaum aber wird ein Assyriologe... seine merkwürdigen Lesungen annehmen
können, geschweige denn seine Übersetzung».90 Сделанный самим M. Цере¬
тели «Übersetzungsversuch» не вышел; к тому же странно, что именно
М. Церетели, близко стоящий к кавказским языкам, говорит в своем
вступлении о приемлемости или неприемлемости перевода только для асси¬
риолога. Перевод халдских текстов должен быть приемлем не только для
ассириолога, но и для кавказоведа, поскольку едва ли и сам М. Церетели
настаивает на принадлежности языка древнего Вана к числу семитических.
В этом отношении он не ушел дальше высказанных пятьдесят лет до него
слов Сэйса, отметившего «замечательное сходство» халдского с грузинским,
и даже более того, он не дошел даже до этого положения. Ясно, что
наметившийся кризис в халдоведных работах не разрешен трудом М. Цере¬
тели, и он не вывел нашей дисциплины из создавшегося затруднительного
положения вследствие отказа даже самого Lehmann-Haupt от дачи пере¬
вода издаваемых им в Corpus’е надписей.
Значительно дальше продвинулся А. Götze, но опять-таки не объясне¬
нием структуры речи, а публикацией) материала.91 Немецкий ученый обо¬
сновал свой труд на параллельном издании халдо-ассирийской билингвы
Келишина (Corpus 12). Нм устанавливаются дословные соответствия обоих
текстов и тем самым открываются более надежные, чем прежде, перспе¬
ктивы правильного истолкования смыслового значения отдельных слов и

22
ЯЗЫК ВАНСКОЙ КЛИНОПИСИ
целых Фраз, обосновываеиых на этот раз не одним только контекстом, во
н ассирийскими соответствиями.92
А. Götze, взяв ассирийскую билингву, стал на более верный путь.,
и тут, конечно, работа именно ассириолога оказалась наиболее ответствен¬
ною. Впрочем, хороший разбор ассирийского текста требует не менее точ¬
ного анализа и халдского, так как из одного только Факта наличия билингвы
вовсе еще не следует, что ассирийское построение Фраз математически
точно отражается в халдском тексте, и что стилистические особенности
первого должны неминуемо сказаться в последнем, поскольку речь древнего
Вана ни по корнеслову, ни по своему строю не принадлежит к числу семи¬
тических.93 Тем самым, при издании билингвы, обусловливается необходи¬
мость конкретного знания именно халдского языка независимо от уже
имеющегося ассирийского багажа. Поэтому, вполне естественно, что
А. Götze, прежде чем приступать к публикации Келишинской стелы, углу¬
бился в разбор структуры привлекаемого им к переводу языка. Здесь ш
выявился один отрицательный момент в исследовательском труде Â. Götze,
а именно то, что он прорабатывал халдский язык совместно с М. Церетели,
и даже более того, все изложенные выше толкования последнего внушены
ему именно А. Götze, который, по словам М. Церетели, указал ему «den rich¬
tigen Weg zum Verständnis des haldischen Verbums».94 Но, как мы только
что видели, в построениях М. Церетели никак нельзя признать «верного пути
к познанию халдского глагола.» Поэтому неудивительно, что и у Götze вы¬
явились те же самые ошибки в установлении глагольных Форм и та же не¬
ясность в структурном определении.
Это сказалось в первых же строках "перевода (строки 1—6), где
Ишпуин и Менуа, стоящие первый с падежным окончанием -ш, а второй
в неоформленном виде, связаны переводчиком со следующим за ними пере¬
ходным глаголом midimt (кстати, едва ли правильно восстановленным),*
вместо того, чтобы согласоваться с предшествующим непереходным nun-a-
ü, к каковому они на самом деле относятся.9“ В итоге получилась с самого
начала неправильная разбивка слов по предложениям.
Переходный глагол требует при себе постановки субъекта на -ше,
следовательно, имена Ишпуина и Менуи на стк. 1—6 стелы Келишина,
не имеющие этого окончания, не могли быть подлежащим при переходном
глаголе midimt. Это устанавливается еще в 1882 г. Sayce’oM, это же под¬
тверждается и С. F. Lehmann-Haupt’oM, признавшим возможность поста¬
новки косвенного падежа в значении подлежащего пассивной речи.97 М. Це¬
ретели же и А. Götze решили полностью порвать со старыми толкованиями

ПРЕДИСЛОВИЕ
23
морфологических элементов, и в данном случае совершенно напрасно. Дей¬
ствительно, несколькими годами позднее J. Friedrich доказал необходимость
кардинальной перестройки устаревшей схемы Sayce’a, но отсюда вовсе еще
не следовала неизбежность отказа от всех решительно предположений англий¬
ского ученого. Этого не сделал J. Friedrich, этого не следовало делать и
И. Церетели с А. Götze. Целый ряд предположений Sayce’a, несмотря на
необходимость пересмотра и перестройки основных его положений, все же
сохранил вполне актуальное значение и по настоящий день. В числе их
оказались как раз те, которые были столь поспешно отвергнуты Церетели
и Götze, как то: постановка субъекта в падеже на -ше и наличие в гла¬
голе личных окончаний в виде частиц -bi, -ш, -h.98 М. Церетели, а, следова¬
тельно, и А. Götze" перенесли определение лица-субъекта на предшествую¬
щую этим приставкам огласовку, будто-бы исчезнувшую в путях слияния
с огласовкою же, характеризующей переходный и непереходный глагол,
признавая за означенными приставками только объективное содержание.
Тем самым они обезличили глагольную Форму вопреки ясности отдельных
правильно уловленных Сэйсом мест контекста, выявляющих в этих частицах
не только отражение объекта, но и субъекта (частица -bi). В результате
оказалось, что детально разобранный А. Götze ассирийский текст дал истол¬
кование наличных глагольных Форм, вовсе не столь далекое от старых
толкований Сэйса, и это оказалось именно потому, что многие предполо¬
жения последнего оправдались в значительно большей степени, чем те
предложения, которые выдвигались взамен опрокидываемой теории. По¬
этому же делаемые А. Götze восстановления дефектных строк текста воз¬
буждают во многих местах большие сомнения. Так, например, настроках
б и 6 А. Götze читает nn-di-iin- (tu-u-m) u te-ru-(u-me), следуя в извест¬
ной степени восстановлениям С. F. Lehmann-Haupt,100 тогда как у Сэйса
стояли более закономерные окончания этих Форм, в первом случае (ti-i-tu),
а во втором (u-tu). Кроме того, А. Götze оказался и непоследовательным
в им же делаемых исправлениях текста, прочитав на стр. 104 iaraniiäti-
ni-ni, им же на стр. 122 приводимых в совершенно ином виде ia-ra-ni
i-na-a-ni.
Ничуть не отрицая исключительного интереса работы А. Götze, все же
остается только пожалеть, что вся ценность ее Фактически свелась к кри¬
тическому переизданию выдающегося по значению памятника, таящего
в себе ключ к уразумению халдской параллели, тут же имеющейся в весьма
близкой к ассирийскому передаче.101 Но все же ключ этот не оказался
в руках А. Götze, и обнародованный им материал, занимающий сам по себе

24
ЯЗЫК ВЛНСКОЙ клинописи
первостепенное место в халдской эпиграфике, нуждается все таки в новой
его публикации. Дело в том, что сам памятник дошел до нас в крайне
дефектном виде, и потому восстановление получившихся лакун требует
более ясного выявления структуры речи. Последнее же дали не М. Цере¬
тели и А. Götze, в этих их опубликованных работах, а J. Friedrich двумя
годами позднее.
Основные достоинства работ Церетели и Götze заключаются в прове¬
дении ими решительного разделения халдского глагола на переходный
и непереходный, но в то же время и основным недостатком у них является
далеко недостаточное углубление ими же выдвинутых положении. У них
и переходный и непереходный глагол, во-первых, не уточнились в различии
местоименной суффиксации,102 а, во-вторых, не уточнились в своем содержа¬
нии активности и пассивности строя спряжения, а, следовательно, в актив¬
ности и пассивности построения связанных с ними Фраз. Вследствие этого
получилась полная неясность в Функциональном использовании падежей,
в первую очередь падежа логического субъекта (подлежащего), различно
оформляемого при обоих категориях глагола.108
Поэтому, когда исследователь взял упор на устранение именно данных
недостатков и отказался от изолированного рассмотрения обоих только
глагольных Форм, то картина структуры халдской речи вырисовалась мно¬
гим отчетливее. Таким исследователем оказался J. Friedrich.104
Строя свою схему на различии переходных и непереходных глаголов,
J. Friedrich приблизился к схеме Сэйса и занялся коренной ее перестройкой
с опорою все же на те его положения, которые ничуть не опровергались
новым подходом к эпиграфическому материалу. Идя по намеченному им
пути, J. Friedrich в первой же своей работе 1931 г. встал, мне кажется,
на совершенно верную почву и выдвинул основные положения, являющиеся
руководящими и для меня.
J. Friedrich не только отметил, но и резко отделил две указанные
разновидности глагола, причем разграничилось не только само оформление
глаголов, но и структура определяемых ими Фраз. Так, в первую очередь
J. Friedrich уточнил падежную суффиксацию субъекта, установив выдер¬
жанную, без каких-либо исключений (ausnahmslos), постановку подлежа¬
щего при переходном глаголе на -ше.105 Непереходный глагол, напротив,
никогда не использует подлежащего с этим его окончанием, имея взамен
его или неоформленную падежом именную основу (suffixlosen Stammkasus)
или же суффиксацию на -ш.100 Такое заключение, подтвержденное безуко¬
ризненным подбором материала, внесло уже значительную ясность в чтение

ПРЕДИСЛОВИЕ
25
халдских текстов. Получился грамматически оправдываемый перевод
с выделением самостоятельных предложений таи, где прежде, при смеше¬
нии норм спряжения и склонения, отдельные Фразы тонули в общей массе
материала, ошибочно казавшегося однородным. И здесь действительно
выявилось весьма существенное расхождение с предлагавшимися до сих
пор переводами многих Фраз.
В части глагольного оформления, J. Friedrich сохранил из предполо¬
жений М. Церетели полностью лишь деление гласного характера на «и»
в переходных и «а» в непереходных, совершенно отвергнув неубедитель¬
ные поиски субъекта в исчезнувших огласовках с крайне широко трактуе¬
мыми возможностями слияния соседящих Фонем.107 Что же касается допол¬
нительно суФФиксируемых частиц -bi, -ш, -Ь, то отмеченный Церетели
объективный их характер сохранился лишь для некоторых из них, впрочем,
на этот раз без достаточного уточнения и у самого J. Friedrich. Все только
что отмеченные частицы признаются им за личные окончания (Personal-
endnngen), в связи с чем вновь выдвинулась схема Сейса, признававшего
их равным образом за окончания лиц.108 Все же мы не имеем здесь дослов¬
ного повторения старых выводов английского ученого, представших уже
в значительно измененном виде.
Личные окончания, в разрез с прежней схемой, распределяются
J. Friedrich со строгим разграничением по переходным и непереходным
глаголам, в чем и состоит предлагаемый корректив не только к построениям
Сэйса, но и к словам Церетели, утверждавшего, что «die Personalzeichen
der 1. Р. Sg. -u- und der 3. P. Sg. -a- fur beide Kategorien der Verba
gleich sind».109 J. Friedrich приходит к диаметрально противоположному
выводу и, усматривая показатель лица не в огласовке «а» или «и»,
а в последующей за ними приставке, утверждает, что «beide Gruppen
(transitive und intransitive) unterscheiden sich in den bisher bekannten
Peraonalendungen sehr deutlich».110
В первой из них он устанавливает следующие личные окончания: -bi
(1-е лицо единств, числа), -т (3-е лицо единств, числа), *(i)tu (3-е лицо
множ. числа). Во вторых, непереходных, Фиксируется: -di(l-e лицо единств,
числа), -bi (3-е лицо единств, числа), -(a)!i (3-е лицо множ. числа).111
Кроме того, впервые прослеживается двойная суффиксация к субъекту
•я объекту в 3-м лице множественного числа, KaKToza-tu-h ?сделали-они-их’,
kui-tu-ш 'воздвигли-они-его’ и т. д.118
Тут, во вновь предлагаемом распределении глаголообразующих частиц,
взяты в основу лишь менее спорные суффиксальные приставки, что пред¬

26
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
ставлялось неизбежным при остающейся неясности многих моментов халд-
ской речи. Идя по пути преодоления их, приходилось выискивать более
прочные места, временно отсекая еще многие явления изучаемой речи,
продолжающие смущать исследователя сомнительростью своего истолкова¬
ния. Поэтому, в связи с ограниченностью наименее спорных мест в трак¬
туемых контекстах, перечисленные выше глагольные приставки выступили,
конечно, далеко не в полном виде. Так, в обоих числах устанавливается
только 3-е лицо, первое же лицо множественного числа -ше, отмечаемое
А. Götze у переходных глаголов, оставлено J. Friedrich под сомнением,118
а второе число вовсе не выявлено.
В части склонения имен проведено уточнение, главным образом,
только выделением падежа субъекта при переходных и непереходных гла¬
голах,114 косвенные же падежи сохранили в своей основе старое их истол¬
кование, только более четко Формулированное.115 Выделен особо винитель¬
ный падеж (Akkusativ), использующий неоформленную основу или же
суффиксированную на -ш;11в родительный падеж, сближаемый с дательным,
отмечается его окончаниями на -ei, -е, -i, во множественном числе -ие,
при наличии особого, кроме того, окончания дательного падежа на «а».117
Устанавливается суффикс направительного падежа -di, во множественном
числе -amte. Эта схема уже давно известна и лишь конкретизируется в своих
деталях, везде сопровождаемая иллюстрирующим материалом контекстов.
Просматривая работы J. Friedrich, можно признать, что халдский
язык охвачен им во всех доступных его деталях глубже других исследо¬
вателей и притом в полном объеме знания материала и с учетом встре¬
чающихся разночтений. Приступая к построению грамматики с таким
охватом Фактических данных, J. Friedrich, естественным образом, значи¬
тельно продвинулся вперед, и построения его многим выиграли ясностью
изложения и бесспорностью большинства примеров. Не подрывают его
основных положений и отдельные, вкравшиеся в его работу недочеты,
как то ссылки на реставрированные места из текста Келишинской билингвы
без предварительного критического их разбора, в связи с чем в нескольких
местах повторяются сомнительные чтения А. Götze,118 неправильное чтение
вЗвартноцкой надписи tu-li-e-tu-u-m вместо стоящего там ku-li-e-tu-u-m1J*
и т. д. Все это не нарушило правильности делаемых выводов в части струк¬
турного определения языка, но, с другой стороны, широкий охват мате¬
риала, безусловно необходимый при взятом на себя J. Friedrich задании,
дал в то же время ряд таких разночтений, которые поставили исследо¬
вателя в тупик.

ПРЕДИСЛОВИЕ
27
Так, между прочим, весь привлеченный к анализу материал, взятый
в его целом как однородная масса, выявил неустойчивость глагольного
оформления даже в развитой схеме J. Friedrich, дав ряд случаев появления
Форм с различными суффиксальными придатками при одинаковом соотно¬
шении субъектов и объектов, притом в глаголах одной и той же основы.
Так, например, оказалось, что при множестве субъекта и одном объекте
глагол ter 'заканчивать’, 'устанавливать’ встречается в двояком написании
ter-n-m и teir-tu.120 Подобного же рода разночтения имееем в zad-n-ali
и za-ta-li121 (Corpus 18, стк. 2, 33). Засим, при двух субъектах, Ишпуине
и Менуе, переходный глагол может оформляться на -m: nndunt-u-m,
ter-u-ш (Corpus 16, стк. 2—3), но он же может оформляться и на -tu
(-i-tu): sui du-tu; qa-i-tu (Corpus 13, лиц, сторона, стк. 29; Corpus 15, лиц.
сторона, стк. 18) и т. д. Объяснения такого своеобразного явления
J. Friedrich не дал, хотя и отметил его с полною добросовестностью. Он
ограничился лишь указанием на то, что некоторые суффиксы, как то-m, -li
оттеняют в глаголе число объекта и могут вовсе не выявлять действую¬
щего лица.122
Новое освещение халдского языка, предлагаемое ныне J. Friedrich,
представляет, вне всякого сомнения, начало третьего этапа в халдоведных
изысканиях, дающих полное основание вновь приступить к интерпретации
текстов, прерванной отказом С. F. Lehmann-Haupt от дачи перевода
публикуемых им надписей. Таким образом, вынужденный перерыв оказался
не долгим. И когда М. Церетели в своих попытках спасти положение ока¬
зался банкротом, предложив совершенно неприемлемое чтение Сардуровских
летописей, то он же своим упором на переходные и непереходные глаголы
все же дал толчек к более уверенным шагам вперед. Но сделанные шаги
в этом направлении вновь натолкнулись на ряд препятствий, которые необхо¬
димо преодолеть для успешности исследовательской работы в дальнейшем.
Если М. Церетели выделил переходные глаголы от непереходных,
яе уточнив их коренного между собою отличия,123 и если J. Friedrich уста¬
новил это отличие в личной суффиксации глагола и в управлении падежом
субъекта, различным при обеих категориях глагола, то все же и он не
уточнил основного различия Фраз с глаголами обоих видов. Не доволь¬
ствуясь одним только Формальным различением двух разновидностей глагола,
к тому же неверно проведенным в работах его предшественника,
J. Friedrich выявил расхождение в построении Фраз опять таки только
с Формальной стороны, вовсе не затронув содержания изучаемого явления,
не затронув причин того или иного конструктивного оборота.

28
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
J. Friedrich прошел мимо совершенно правильного указания С. F.
Lehmann-Haupt на то, «что развивающееся пассивное восприятие пере¬
ходного глагола привело к повторению субъекта в какой-то косвенной
падеже».124 Между тем, именно это указание, при его развернутой Форму¬
лировке, имеет решающее значение для последующего продвижения
к осознанию структуры халдской речи глубже того момента, на котором
пока остановился J. Friedrich. Дело в том, что если он, совершенно пра¬
вильно, закрепил падежный суффикс -ше только за подлежащим при пере¬
ходном глаголе,125 и если этот суффикс, являясь показателем косвенного
падежа,126 не сопутствует непереходному глаголу, то основное различие
будет заключаться не в одном только Формальном признаке, но и в содер¬
жании самого структурного определения Фраз. Другими словами, пассивное
восприятие, или вернее пассивное построение и активно, может быть, вос¬
принимаемой Фразы, присуще переходному глаголу в отличие от непереход¬
ного. Такое разграничение пассивно построяемых Фраз с переходным
глаголом от активного строя Фраз с непереходным и является тем основным
стержнем, вокруг которого развернется в будущем более цельное и более
ясное определение строя халдской речи со всеми вытекающими послед¬
ствиями от такого деления.127
В числе этих последних окажется и то, что осмысляемый предмет
действия (логический объект пассивной речи)128 совпадает по своему грам¬
матическому оформлению с действующим лицом активного строя.12* Именно
такое совпадение мы и имеем, например, в nun-a-bi *Munm-ni «пришел
Мурини» и в kar-u-m 'Мпппн-ш, буквально «покорен-он Мурину»,
в обычном переводе «(он) покорил-его Мурина».130 В обоих примерах
и с непереходным глаголом «пришел Мурини» и с переходным «покорен
Мурини» мы имеем одинаковое оформление собственного имени, стоящего
и тут и там в грамматическом падеже субъекта. Следовательно, при пас¬
сивном построении Фраз с переходным глаголом винительный падеж вовсе
отсутствует. При переводе логически толкуемого пассивного предложения
мы переключаем логическую номенклатуру на грамматическую, на самом же
деле, стоя строго на почве наличного структурного определения, мы имеем
логически прямой объект (Akkusativobjekt), но не имеем никакого вини¬
тельного падежа (Akkusativ). Его, между прочим, нет и в грузинском.1*
Смешивать грамматические определения с логическими рискованно, так как
это только запутывает и без того сложную структуру речи. Отсюда при¬
ходится признать далеко не случайным совпадение падежного окончания
номинатива при непереходном глаголе с «аккузативом» при переходном,

ПРЕДИСЛОВИЕ
29
что и получилось в результате анализа грамматических Форм, проведенного
J. Friedrich, когда он признал «folgende Punkte klargestellt zu haben:...
das Suffix -ni und vielleicht auch den suffixlosen Stammkasus zur Bezeichnung
des Subjekts intransitiver Verben, Stammkasus und Suffix -ni zum Ausdruck
unseres Akkusativobjekts».182
Правильно схваченный материал вынес наружу это кажущееся совпа¬
дение, на самом деле тождество, каковое и зафиксировано Формальным
анализом. J. Friedrich, в приведенных своих словах, с полным основанием
оговорил даваемую им характеристику частицы -ш, как служащей для
выражения нашего прямого объекта (zum Ausdruck unseres Akkusativ¬
objekts). Но для уточнения изучаемой структуры речи не достаточно оце¬
нивать ее только с нашей точки зрения. Необходима характеристика
ее состоянием самого халдского языка. J. Friedrich, очевидно, оставил
Этот вопрос для дальнейшей проработки, и с этой точки зрения он не сделал
никакой ошибки; все же, поскольку анализ был только Формальным,
постольку существо дела осталось скрытым и тем самым затуманилась
предлагаемая схема.
Не могу не отметить и того, что J. Friedrich полностью признает
необходимость выйти за узкие рамки самого халдского языка, далеко недо¬
статочно понятного в своих собственных материалах и явно требующего
истолкования своей структуры на общем Фоне окружающих, сходных
по строю, языков. Он ничуть не отказывается от высказывавшихся, начи¬
ная еще с Ленормана, мнений о родстве языка урарту с кавказскими
и делает соответствующую по этому поводу оговорку: «Wem es um Ver¬
wandtschaft des Chaldischen mit kaukasischen Sprachen zu tun ist, der
könnte vielleicht auch hier Anzeichen passivischer Verbalauffassung finden
und ini pili agubi übersetzen «dieser Kanal wurde durch mich geführt», ini
pili aguni «dieser Kanal wurde durch ihn geführt», 'Menuase ini pili aguni
«durch Menuas wurde dieser Kanal geleitet» und entsprechend nun vor
allem inili KA-li sidiätnali ini E. GAL §idi§tuni «diese Tore wurden errichtet,
diese Burg wurde durch ihn errichtet», so dass in der ersten Satzhälfte der
Täter der Handlung unbezeichnet bleibe und §idi£tuali als eine intransitiv¬
passivische Verbalform analog nunali, u&tali zu verstehen wäre».138
Но оговорка эта вкралась как чуждый элемент во всю работу
J. Friedrich, и он как бы делает ее только тем, кто захочет сравнивать
халдский с кавказскими, а не самому себе, в связи с чем приведенная
вставка органически не связалась с его же собственным изложением.
В результате этого J. Friedrich продолжает смотреть на халдский язык

30
язык влнсков клинописи
изолированно, и поскольку этот язык не объясним на семитической почве
Ассирнн, постольку же он оказался тем самым обреченным на самоопреде¬
ление. В частности, неправильно поняв пассивную конструкцию, как про¬
никающую будто бы весь языковой строй, и не уловив вследствие этого
наличное в языке халдов противоречие пассивности с активностью, он
признал возможным пассивный по строю переходный глагол nndiuituah
воспринимать как пассивно-интранзитивный (непереходный) глагол, ставя
его в одну линию с nunall, т. е. с непереходным, идущим в халдском же
по активному строю и именно поэтому имеющему при себе субъект с совер¬
шенно иным, чем при переходном глаголе, окончанием, совпадающим не
с субъектом переходного, а с его объектом. Это отмечает сам же
J. Friedrich, выделяющий суффикс -ше специально (ausnahmslos) для обслу¬
живания падежа действующего лица переходного глагола (des Subjekts der
transitiven Verba) и устанавливающий неоформленный падеж (suffixlosen
Stammkasus) и суффикс -ш для выражения как субъекта непереходного
глагола, так и объекта переходного.18* Тут же вновь вспоминается и вполне
обоснованное указание С. F. Lehmann-Haupt на пассивное восприятие
именно переходного глагола с повторением при нем субъекта в косвен¬
ном падеже.135
Кроме того, J. Friedrich допускает, что желающий сравнивать халд-
ский язык с кавказскими переведет ini pih agu-ш без учета того, что
местоименная частица -ш выражает в глаголе не субъект, а объект, т. е.
не учтет делаемых самим же J. Friedrich точных и безукоризненно пра¬
вильных указаний на принадлежность приставки -ш к числу местоименных
суффиксов (Pronominalsuffix), передающих объект «das Pronominalsuffix...
das das Akkusativobjekt... heim Verbum noch einmal aufnähme».136
В связи с этим естественно, что интересующийся кавказскими парал¬
лелями переведет Фразу mi pill agu-ni не «dieser Kanal wurde durch ihn
geführt», a «dieser Kanal wurde-er geführt».
Вторым моментом, требующим значительного уточнения, будет опре¬
деление местоименной глагольной суффиксации, т. е. установление место¬
именного спряжения. Исходя из того же деления глаголов на активные
(непереходные, intransitive) и пассивные (переходные, transitive), мы уже
одним этим выявляем субъективный характер местоименных приставок при
непереходном глаголе. В нем объективные приставки могут выражать
только косвенный объект, наличный в обоих видах глагола, тогда как прямой
объект, передающий предмет действия, отсутствует при непереходных.
Отдельные случаи суффиксации в глагольных приставках и косвенного

ПРЕДИСЛОВИЕ
31
объекта отмечаются J. Friedrich,187 но субъективный характер основных
глаголообразующих местоименных суффиксов им не указан, так как упор
им делается на личные окончания (Personalendungen) без их распределения
по обслуживанию субъекта или объекта.138 Поэтому, в части переходных
глаголов вновь получается смешение признаков различного порядка.
Так J. Friedrich в точности, опорою на прекрасно подобранный мате¬
риал, доказал, что в 3-м лице переходного глагола частицы -ш и -li выра¬
жают объект (Objektssuffix der 3 Person),189 тогда как «ist das Subjekt
eine 1 Person Sing., so wird das... Objekt meist nicht zum Ausdruck
gebracht».140 Таким образом, различный характер местоименной суффик¬
сации первого и третьего лица выясняется вполне определенно, но тем
не менее, несмотря на то, что 1-е лицо своею частицею -bi выражает
■субъект, а 3-е (-ш) передает объект, оба они у J. Friedrich попади в одну
и ту же таблицу. Между тем, различие тут оказывается весьма существен¬
ным, так как -bi выражает 1-е лицо единственного числа действующего
лица, тогда как -ш передает при единичности объекта безразличное число
субъектов, почему оно и заменяется при множестве объекта показателем
множественного числа -li, опять таки без какого-либо отражения действую¬
щего лица, будучи используемо как при одном субъекте, так и при многих..
•>го и будет второе уточнение, которое, с моей точки зрения, необходимо
ввести в намеченное J. Friedrich новое истолкование структурных Форм
халдской речи.
Без этого уточнения, обоснованного на более четком определении
морфологических элементов, таблица J. Friedrich не дает ответа на основной
вопрос: что именно представляют собою глагольные прилепы. Объединение
в одно целое разнохарактерных частиц под одним общим заголовком
Personalendungen далеко не достаточно, сбивая читающего на невольно
напрашивающееся отождествление личного окончания с окончанием
субъекта. Между тем, это окажется неверным, так как в основе пред¬
лагаемой схемы лежит вообще суффиксация лица, т. е. и субъекта,
и объекта, которые все же строго различаются, обозначая субъект в первом
лице и объект в третьем. Что читающий легко может не разобраться
в отличительных особенностях этих приставок, видно хотя бы по тому, что
и сам исследователь, вследствие этой таблицы, вошел в противоречие
со своими же собственными выводами, отождествив личные окончания
(Personalendungen) с окончаниями действующего лица. Так, между прочим,
сам же J. Friedrich, отмечая что «das überschiessende -ni könnte das Pro¬
nominalsuffix sein, das das Akkusativobjekt... beim Verbum noch einmal

32
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
aofnähme»,141 предлагает интересующемуся кавказскими сопоставлениянв
упомянутый выше перевод Фразы mi pili aga-ш «dieser Kanal wurde
durch ihn geführt».112 Следовательно, и приводимая им же Фраза 'Мепиаше
im pili agu-ш получает перевод «durch Menuas wurde durch ihn (d. h.
durch Menuas) dieser Kanal geleitet».118 Между тем -ш, вопреки этому,
предлагаемому J. Friedrich, переводу, согласно его же собствевному истол¬
кованию содержания данной частицы, передает не субъект, а объект, и тем
самым устанавливает совершенно другой перевод той же Фразы, а именно
«durch Menuas wurde-er dieser Kanal geleitet».
Оказывается, таким образом, что изложенная самим J. Friedrich
таблица глагольной суффиксации запутала не только читателя, но и самого
ее составителя, и это вполне естественно, так как таблица, как отмечено
выше, не дает основной характеристики содержания приведенных в ней
местоименных приставок.
Третий, предлагаемый мною, корректив имеет в моих глазах не
меньшее значение. Он касается отмеченного выше сосуществования резко
различающихся Оформлений одного и того же глагола в совершенно
аналогичных контекстах. Яркий пример этому находим в надписи Мхер-
капуси (Corpus 18), явно делящейся на две половины, повторяющие одно
и то же содержание текста, но с различным оформлением глагола. Мне
кажется, что неразличение того, чтб различил сам халдский писец, оправды¬
вается только привычным взглядом на однородную цельность изучаемого
материала. Все памятники древне-ванской эпиграфики обычно рассматри¬
ваются нами как однотипные по языку. Между тем, если писец вместо того,
чтобы дословно повторить тот же текст, внес в него бесспорные структур¬
ные изменения, то несомненно он имел к тому особые основания. Это
бросилось в глаза и самому J. Friedrich, признавшему вместе с А. Götze
своеобразную структуру глагола za-tu-li 'сделали-они-их’, построенного
так же как и рядом стоящее terr-tu, т. е. по субъективному спряже¬
нию,111 при параллельном чтении в другой половине того же текста
zad-u-ah и ter-u-ш, вовсе не передающих действующего лица. Оказы¬
вается, что в одной части надписи, в первой ее половине, мы имеем глаголы
передающие в 3-м лице объект, а во второй части те же глаголы, выра¬
жающие субъект, следовательно, оформленные по совершенно различному
принципу.
Наблюденное явление может иметь только одно истолкование, а именно,
что писец не повторил текста дважды, а пересказал его на каком-то другом
халдском же языке.115 На каком именно—это вопрос, хотя мне кажется,

ПРЕДИСЛОВИЕ
33
что мы получаем и на него надлежащий ответ, заключающийся в следую¬
щем: царские повествовательные тексты выработали определенный шаблон,
законсервировавший речь письменных памятников в этом застывшем
состоянии, ставшем уже мертвым по отношению к продолжающемуся
развитию живой речи. Таким путем получилось два халдских языка. Один
из них мертвый, культово-ОФФициальный язык царских вещаний стереотип¬
ного содержания, другой — живой народный. На нем, по всем данным, изло¬
жены вторая половина надписи Мхер-кануси, несколько надписей Ишпуина-
Менуи и текст стелы Келишина.
Если это подтвердится дальнейшим анализом, то тем самым уточнится
и реконструкция дефектных мест Келишинской билингвы, давая восстана¬
вливаемые глаголы вовсе не в том виде, как это предложил С. F. Lehmann-
Haupt и как с некоторыми от него отступлениями читает А. Götze.14*
В частности, при двух действующих лицах (Ишпуине и Менуе) глагол
в народной речи должен иметь окончание субъективного порядка -tu (-1-tu),147
почему в строках 5—6 правильнее читать, как это и предлагал еще
Sayce, (rmd)init-i-tu и teru-tu, еще вернее ten-tu (—>teir-tu), а не
nndunt-u-iu и ter-u-ш (или teru-ше) как намечают Lehmann-Haupt,
Götze, а за ними и J. Friedrich,148 чтб будет соответствовать не живой
народной речи, а мертвой письменной, в разрез с которой идут все остальные
места билингвы.148
Подтверждением изложенному служит, между прочим, то определение
встретившихся в надписи Мхер-капуси глаголов ter-u-ш и tcir-tu, каковое
приходится им дать, строго следуя приведенной таблице J. Friedrich. Имея
дело только с личными окончаниями (Personalendnugen), J. Friedrich в свою
таблицу переходных глаголов. включил в 3-м лице единственного числа
объективную частицу -ш, используемую и при одном и при многих субъектах
а в 3-м лице множественного числа -tu (-i-tu), явно субъективного содер¬
жания.150 Вследствие этого ter-u-ш попадает в 3-е лицо единственного
числа, а teir-tu в 3-е лицо множественного, тогда как они в надписи
Мхер-капуси совершенно равноправны и заменяют друг друга в одном
и том же контексте, т. е. при том же числе объекта и субъекта. Такое
недоразумение получилось от того, что в предложенной схеме объединились
воедино обнаруженные в текстах нормы различного оформления.
Во избежание этого в дальнейшем изложении правильнее не объеди¬
нять вместе Формы двух языков, хотя бы они иногда и смешивались в самих
текстах в путях «вульгаризации» письменной речи. Другими словами,
нормы народного языка проникают иногда и в письменную, в том числе
Мещанинов	8

34
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
проникли они и в летописи Сардура, но все же эти моменты взаимодействия
не устраняют неизбежности отдельного подхода к анализу структуры двух
языков.151 В последнем случае устранится само собою и то затруднение,
на которое натолкнулся J. Friedrich, констатируя наравне с множественным
числом глагола zad-u-ah, также и Форму той же основы za-tu-li.15* Первое
из них будет носить структуру мертвого (письменного) языка, а второе
народного, тогда как оба они наличны в том же контексте, но в двух
различных его передачах надписи Мхер-капуси. Этим путем удастся точнее
установить не только различие местоименной суффиксации переходных
и непереходных глаголов, но также и весьма характерные разночтения
в суффиксации первых по нормам выявляющихся двух языков.
Заканчивая краткий пробег по литературе предмета в ее историче¬
ской перспективе, приходится при всех сделанных выше оговорках все же
признать, что вновь выдвинутые М. Церетели, А. Götze и J. Friedrich поло¬
жения не оставляют никакого сомнения в необходимости кардинального
пересмотра раньше намечавшихся структурных определений халдской речи.
Прежние построения, в том числе и мои в «Халдоведении», уже не могут
удовлетворить продвинувшегося вперед исследователя. Халдский язык
вскрыл новые перспективы, значительно расширяя прежний горизонт
знания и интереса. И здесь вновь ставится все тот же вопрос: можно ли
продолжать изучение халдского языка в старой его изоляции и не следует ли
решительнее перейти на рассмотрение его в непосредственной связи
со структурою языков того же стадиального окружения?
Все намечаемые перспективы дальнейшего анализа речи упираются
опять таки в один основной для меня пункт. Если язык древнего Вана отно¬
сится к числу кавказских яфетических, то без учета структурных норм послед¬
них халдский язык никогда не будет понят. С другой стороны, именно в яфе¬
тических языках Кавказа мы наталкиваемся на поразительные аналогии,
обойтись без которых халдоведение не может, раз основною своею целью
оно ставит всестороннее освещение речи письменных памятников народа,
предшественника государственных образований Закавказья.
Именно поэтому настоящий мой очерк, имеющий собою заменить
устаревшее мое же «Халдоведение», предварен уже опубликованною
сводкою кавказоведческих изысканий по халдекому языку акад. Н. Я.
Марра. Эта сводка, носящая название «Язык ванских клинописных над¬
писей» является первым томом, преддверьем и Фундаментом моей настоящей
работы, оказывающейся в-свою очередь вторым томом общего задания
по нуги изучения «языка ванской клинописи».ш

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Отчет о поездке Fr. Ed. Schulz опубликован J. Mohl только двенадцать лет спустя после
его трагической смерти. См. Journal Asiatique, 1840, IX, 3 Série, avril —juin: F. E. Schul*,
Sur le lac de Van et les environs.
% C. F. Lehmann (-Haupt), Bericht über die Ergebnisse der von Dr. W. Belck und Dr. C. F. Leh¬
mann 1898/99 ausgeführten Forschungsreise nach Armenien, Sitzungsber. der E. Pr. Aka¬
demie der Wissenech., Berlin, 1900; Bericht über eine Forschungsreise durch Armenien von
W. Belck und C. F. Lehmann, vorgelegt von Hrn. Diele, там же, 1899; C. F. Lehmann-Haupt,
Materialien zur älteren Geschichte Armeniens und Mesopotamiens^bhandlungen der K. Ge¬
sellschaft der Wissenschaften zu Göttingeu, Philologisch-Historische Eiasse, Neue Folge,
IX. № 3, Berlin, 1907; C. F. Lehmann-Haupt, Armenien einst und jetzt, I, 1910; П, erste
Hälfte, 1926; П, zweite Hälfte, 1931. См. список работ C. F. Lehmann-Haupt, изданный
н 1931 г. к семидесятилетнему юбилею автора.
3	Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван, изд. Русск. Арх. общ., 1922.
4	А. Н. Layard, Disco ver i es in the ruine of Nineveh and Babylon, 1853 (поездка в Армению
1847 и 1850 гг.). Поездка в Армению Hormuzd Rassam в 1877 и 1880 гг. Открытая Mühl¬
bach и Moltke надпись близ Изоглу опубликована в Monatsberichte über die Verhandlun¬
gen der Gesellschaft für Erdkunde zu Berlin, I, 70—75,1840, и в Original Papers read before
the Syro-Egyptian Society of London, I, 125 сл., 1845, с заметками Grotefend. Одиночные
надписи отмечены еще в 1838 г. H. Rawlinson и помещены в его публикациях в Journ.
R. Geogr. Soc., X, 1841, и в JR AS, ХП, 1650, стр. 475 и др. Надпись Палу у Му рад-чая,
найденная A H. Layard, помещена им в Inscriptions in the cuneiform character from Assy-
rian monuments, стр. 74.
5	Humphry Sandwith скопировал часть надписи скалы Караташ. Hon. F. Walpole открыл
в 1850 г. надпись прм проезде из Вана в Ёрзерум. Одна надпись у Хассан-кала близ
Ерзерума опубликована de Saulcy в его Voyage autour de la Mer Morte, pl. H, 1, и в Re¬
cherches sur récriture cunéiforme assyrienne, Inscriptions de Van, 1848. Упоминают над¬
писи американский миссионер Dr. H. Lobdell, видевший их на месте в 1853 г., см. ZDMG,
VIII, 602 и др. Исследование об этих надписях имеется у Fr. Müller, Bemerkungen über
zwei nrmenische Keilinschriften, 1870. Dr. Rosch, снимавший эстампажи с надписи Сидек,
убит курдами. Снимки с ванских клинописных текстов стали поступать в европейские му¬
зеи еще во второй половине XIX в., так в 1858 г. они были доставлены Dr. Blau в Halle
в Германское Воет. общ. (ZDMG, ХТП, 259), а в 1881 г. каиитаном Clayton в Британский
музей. Снимок с надписи Мхер-капуси, исполненный Deyrolle, хранится в Лувре. В числе
других снятых нм эстам пажей имеется и с летописей Аргиштия, см. St. Gnyard,
Inscriptions de Van, Les estampages de M. Deyrolle, Journal Asiatique, VIII série, tome I,
1883, 517—523.
6	Fr. Leuormant, Sur l’ethnographie et Pbistoire de l’Arménie avant les Achéménides, Lettres
Assyriologiquee, 1, 1871, 113—164; H. Rawlinson, JRAS, ХП, 1850, 475.
7	D. H. Mdrdtmann, Entzifferung und Erklärung der armenischen Eeilinschriften von Van und
der Umgegend, ZDMG, 1872, XXVI, 465—696, и его же вторая статья Über die Eeilin¬
schriften von Armenien, ZDMG, 1877, XXXI, 406—438.
3*

36
язык влнскои клшопнси
8	L. de Robert, Étude philologique sur les inscriptions cunéiformes de l’Arménie, 1876.
9	Кестнер в 1862 г. открыл Ганлиджинскую надпись у Ленинакана (б. Александроооль),
см. Mélanges Asiat., IV, 674, V, 116, и Bulletin Академии Наук, V, 428—435 (1862) и УП,
275—281.
10	Месроп Смбатянц зарисовал от руки, с большими дефектами, девять надписей еще не отме¬
ченных его предшественниками. Он же в 1862 г. открыл Эилярскую надаись. Снимок с этой
надписи издан в армянском журнале «Вестник России» (Москва, 1863, № 53). Смбатянц
продолжал публикации вадпигей в этом журнале и в «Арарате», начиная с 1869 г-
Ряд надписей опубликован Нерсесом Саркисяном в его работе Topographie de l’Arménie-
Mineure et de l’Arménie-Majeure, Венеция, 1864. См. также Алишан, Sirak A>rarat.
1881.
11	H. П. Патканов, О клинообразных надписях ванской системы, открытых в пределах России,
оттиск из ЖМНП, 1883, стр. 2; его же, Вангкие надписи, ЖМНП, 1874, январь. *
12	Dr. Hiucks, On the cuneiform inscriptions of Van, JRAS, IX, 1848,387—449 (два сообщения,
прочитанные в Азиатском обществе в 1847 и 1848 гг.).
13	Краткая заметка St. Guyar<J о ванской клинописи помещена в Journal Asiatique за май —
июнь 1880 г., стр. 540—643, частичное повторение которой дается им же в Notes de Lexi¬
cographie Assyrienne, Mélanges d’Assyriologie (Paris, 1883), 1—112; см. его же, Les inscrip¬
tions de Van, à propos d’un ouvrage de M. Sayce, Mélanges d’Assyriologie, 1883, 113—144.
14	A. H. Sayce, The cuneiform inscriptions oí Van, JKAS, 1882, XIV, 377—732 (надписи
№№ 1—57); там же: 1888 (№№ 58—68); 1893 (№№ 69—79); 1894 (№№ 80-85); 1901
(№ 86); 1906 (№№ 87—91); 1912 (№ 92); lí>29 (№№ 93—100); 1932 (№ 101).
15	См. предыдущее примечание. Основною работою Sayce является упомянутая выше The
Cuneifom Inscriptions of Van deciphered and translated, JRAS, XIV, 1882, 377—732. Зна¬
чительные уточнения грамматического и словарного порядка вплоть до переиздания им
опубликованных надписей находим в последующих сериях того же журвада. Кроме того
ряд статей о тех же надписях публиковался им и в других изданиях, как то в Muséon*
начиная с 1883 г., в тифлиской армянской газете «Мшак», 1892 г., № 95, в Records of the
Past, new series, I, IV, 1890 и др.
16	В начале своих работ Sayce в значительной степени использовал отдельные замечания
Guyard (см. выше), а также исследование D. Н. Müller о надписи Ашрут-дарга, открытой
и изданной прОФ. Jos. Wünsch. Эта надпись вновь издана и интерпретирована D. Н. Müller
в Denkschr. Wien. Ad., XXXVI. 1886; замечания J. Oppert см. Zeitschr. Assyr., 1887, П,
104 сл.; см. также D. Н. Müller, Bemerkungen über die Van-Sprache, Zeitschr. Aesyr., 1887,
П, стр. J23 сл.; Österreichische MoDatschrift für den Orient, январь 1885 и август 1886.
D. H. Müller впервые установил чтение taram 'zweiter’ и nimitini 'dritter’, признаваемое
и до сих пор правильным несмотря на ясные опровержения Н. Я Марра в его работе
«Заметки по ЯФетичесьим клинописям», глава 6, «Из халдских времен года», Изв. Ак.
ист. мат. культ., Ш, 1924, стр. 300—304. Эта работа Н. Я. Марра в выдержках перепе¬
чатана мною в «Халдоведении» (Баку, 1927), стр. 163—164 и в «Языке вансьих клино¬
писных надписей» (Труды Инст. языка и мышления Академии Наук, 1,1932), стр. 60—61,
§ 77; см. дальше в главах «Заключительные выводы» и «Структура халдской речи».
17	W. Fr. Scheil, La stèle de Eelischin, Recueil de travaux relatifs à la philologie et archéologie
Égypt. et Assyr., 1893, XIV, 153—166; его же, Inscription vannique de Mélasgert, там же,
XVIII, 1896, 75¿
18	Географические названия в работах Sayce не приурочиваются точнее к определенным
районам. Более удачную попытку локал зации имен стран и городов по отдельным кон¬
кретным случаям имеем у М. В. Никольского в его работах: «Об одном из древних назва¬
ний Банского озера и о современном вазвании города Арджиш», в Сборнике в честь
П. С. Уваровой, 1916 г., стр. 167—175, и «Древняя страна Урарту (Арарат) и следы ассиро-
вавилонской культуры на Кавказе», «Земледелие», I, 1895, и «Братская помощь постра¬
давшим в Турции армянам», 1897, стр. 515—531, с кратким очерком путей движения
ванских парей в Закавказье. Составленная J. Sandalgian’oM в Histoire documentaire

ПРЕДИСЛОВИЕ
37
de l’Arménie, I, 1917, карта древней Армении времен халдского владычества не может
быть признана удовлетворительною.
19	Н. Ну vernat, Notices виг l’histoire ancienne de l’Arménie et les inscriptions cunéiformes
du bassin de Van, Strassbourg, 1892.
30	J. de Morgan, Mission scientifique en Perse, VI, Recherches archéologiques, I, La stèle de
Kélichin, 216—293.
21	Ряд эстампажей и Фотографий с них был доставлен Lehmann-Haupt также пастором
Ernst Lohmann, посетившим Армению в 1913 г. Отрывочные указания на халдские над¬
писи имеются во многих заграничных и русских трудах об Армении, например, у Liocb,
Armenia; Walter Bachmann, Kirchen und Moscheen in Armenien und Kurdistan, Leipzig, 1913;
Relation des missions scientifiques de MM. H Hyvernat et P. Müller-Simonis (1888—1889).
Du Caucase au Golfe Persique à travers l’Arménie, le Kurdistan et la Mésopotamie par
P. Müller-Simonis suivie de notices sur la géographie et l’histoire ancienne de l’Arménie
et les inscriptions cunéiformes du bassin de Van par H. Hyvernat, Washington, 1892.
22	В. Ф. Минорский доставил проФ. JS. A. Тураеву эстам пажи, снятые им со стелы Келишина
и Топсау. Эти эстамаажи, переданные в Воет. Факультет СПб. университета, ныне хра¬
нятся в Институте языка и мышления Академии Наук. Эстанпажи со стелы Келишина
снимались неоднократно, в том числе О. Blau в 1857 г., Ханыковым в 1862 г. (см. М. J. Рег-
kius, ZDMG, 1853, VIII, 601 сл.), de Morgan. Фотографировали тот же памятник W. Belck
и С. F. Lehmann (-Haupt). Фотографии с эстампажей Минорского снял акад. П. К. Ко¬
ковцов.
23	К числу лиц, систематически Фиксировавших памятники, относятся в первую очередь
W. Btdck и С. F. Lehmann-Haupt
24	Мсерианц, Арх. изв. и заметки, 1894; его же, «О так называемых ванских (урартских)
лексикальных и суффиксальных элементах в армянском языке», Труды XI Археологиче¬
ского съезда; Басмаджян, Труды XI съезда ориенталистов в Париже, 1897, и повторно
в парижском армянском журнале Banasêr (Philologus) за 1899 г.; Г. А. Халатьянц, «О не¬
которых географических названиях древней Армении в связи с данными ванских надпи¬
сей», Древн. Воет., II, вып. 2, 1901; А. С. Хаханов в 1891 г. обследовал ряд памятников
в б. Эриванской губернии. Надпись Леска доставлена в Тифлис А. А. Флоренским,
снявшим ряд Фотографий и с других надписей (например, Даш-Керпи). Сведения по над¬
писям собирали также Месроп Тер-Мовсесян и Гарегин Овсепян.
25	См. Bericht über die Ergebnisse и Armenien einst und jetzt.
26	Кедабек и Калакент в Азербайджане.
27	Во время совместной с ,С. F. Lehmann-Haupt экспедиции 1898—1899 гг., см. Materialien
zur älteren Geschichte..., стр. 65 сл.
28	См. Археологическая экспедиция 1916 в Ван, изд. Русск. Арх. общ., 1922 г.
29	Собиранием надписей, эстампированием их или Фотографированием занимались, кроме
А. А. Флоренского, также А. Н. Казяаков, С. В. Тер-Аветисян в 1915—1916 гг.; А. А. Ка~
лантар совместно с прОФ. Н. Г. Адонцем в 1917 г.; А. А Бобринский с Фотографом А. В. Ля¬
довым в 1916 г.; Б. Н. Шаховской, доставивший в 1917 г снятые нм эстамаажи и фо*
тографии в Моек. Арх. общ. Все эти собрания в настоящее время сосредоточены в Инсти¬
туте языка и мышления Академии Наук. Первая краткая о них аннотация приведена
мною впервые в статье Die neuen Ergebnisse der chaldischen Forschungen, Arch. f. Orient-
forschuug, VI, 1931, 202—205.
30	Надпись Нор-Баязета обнаружена T. Авд&лбегяном в 1927 г., см. его статью «Вновьоткры¬
тая нор-баязетская клинопись и ее археологическое окружение», Изв. И нет. наук
и искусств Армении, JV« 2, 1927 (на армянском языке). Текст надписи издавался много¬
кратно: А. А. Калантар, Орагир (Дневник) Комитета охраны древностей Армении, Эри-
вань, 1927 (на армянском языке); Гапанцян, Известия Института наук Армении, № 4,1930
(на армянском языке); Мещанинов, Докл. Акад. Наук, 1928, стр. 168 сл.; Mescaninov,
Archiv f. Orientforschung, VI, 1931, 273—279; J. Friedrich, Archiv Orientalni, Ш, 1931,
257-Г-271 ; Sayce, JRAS, 1932, July, 593.

38
язык ванскоЗ клинописи
31	Благодаря отождествлению халдского языка с грузинским, у М. Г. Джанашвили полупился,
например, следующий своеобразный перевод хорошо известной Фразы: ^Qaldinim alsuumini
*Argmutnuie *Menuuaqininie loi E. GAL zaduni «халды сущего Артистом Менуевым при-
готонлены», см. предисловие к переводу географии Грузии Вахушти, Зап. Кавк. отд. Русск.
Геогр. общ., XXIV, вып. б, стр. XXXVI—XXXVII.
32	J. Sandalgian, Les inscriptions cunéiformes urartiques, Venise, 1900; L’idiome des inscrip¬
tions cunéiformes urartiques, Rome, 1898; Inscriptions et extraits des inscriptions assyrien¬
nes et perses relatifs à l’histoire de Naïri-Urartu (эта работа мне знакома только по ссылке);
Histoire documentaire de l’Arménie, I, Rome, 1917. Дополнение к данному им в первой
из упомянутых работ своду халдских текстов помещено им же в армянском журнале
Handês Amsorïay, Вена, июль 1913.
33	А. К. Глейе, Опыт решения ванского (урартского) вопроса, Сборн. мат. для опис. места,
и племен Кавказа, XXXVII, 1907.
34	См. упомянутый выше текст к изданной им надписи Нор-Баязета, а также заметку «Новая
урартийская клинопись», Нор-Уги, 1929, № 2—3, стр. 298—303 (на армянском языке).
35	М. Tseretheli, Sumerian and Georgian. A study in Comparative Philology, JRAS, октябрь 1913,
стр. 783—821, и январь 1914, стр. 1—36; рецензия на эту работу Н. Я. Марра см. Зап.
Воет, отд., XXV, 1921, стр. 453—464. О халдоведных работах М. Церетели см. ниже.
36	Fr. Lenormant, Lettres aseyriologiques, I, 1871, 113—164, см. deuxième lettre; A. H. Sayce*
The cuneiform inscriptions of Van, JRAS, XIV, part 1П and IV ; его же предварительный
труд установочного характера, где, между прочим, говорится и о родстве с грузинским,
см. The decipherment of the Vannic Inscriptions во II томе Verhandlungen V-го междуна¬
родного конгресса ориенталистов в Берлине.
37	Эти сведения мною берутся из работы К. П. Патканова, О клинообразных надписях вав-
ской системы, ЖМНП, 1883, стр. 6 и сл.
38	М. В. Никольский, Клинообразная надпись Келаны-Кирланы, Арх. изв. и зам., 1893, № 12;
Клинообразные надписи ванских царей, открытые в пределах России, Др. Воет., I, вып. 2,
1891, стр. 375—453; Клинообразная надпись из Ганли-тапа около Эривани^ там же, II,
вып. I; Клинообразные надписи Закавказья, Мат. по арх. Кавк., V, 1896. В этом труде сде¬
лана сводка всех в то время известных надписей Закавказья, проверенных им и заново
снятых во время совместной с А. А. Ивановским поездки в Эриванскую губернию в 1893 г.
Часть эстампажей, снятых во время работ названной экспедиции, хранится в Институте
языка и мышления Академии Наук. Кроме того М. В. Никольским изданы еще две над¬
писи: Клинообразная надпись из Мелазгерда, Зап. Класс, отд., VI, 1910; Новооткрытая
в Эриванской губернии клинообразная надпись, Изв. Арх. ком., вып. 37,1910. В. С. Голе¬
нищев издал одну «Надпись древне-ванского царя Русы И», Зап. Воет, отд.,ХШ, вып. 4,
1901.
39	Клинообразные надписи ванских парей, стр. 377.
40	Совместные М. В. Никольского и А. А. Ивановского работы в б. Эриванской губернии про¬
ведены в 1893 г. В следующем 1894 г. работу проводил уже один А. А. Ивановский.
41	Археологические раскопки проводил один Ивановский, объезжавший районы даже в 1893 г.
обособленно от Никольского, см. Мат. по арх. Кавк., V, стр. 9—10. Проводя наружное
описание циклопических крепостей, Ивановский сосредоточил свое внимание на раскопки
могильников, см. его «По Закавказью. Археологические наблюдения и исследования 1893,
1894 и 1896 гг.», Мат. по арх. Кавк., VI, 1911.
42	После опубликования мною в порядке пособия к изучению ванской клинописи 23 надписей
в « Халдоведении », я приступил к изданию надписей по материалам Института языка м
мышления (б. Яфетический Институт), а именно: 1) Халдская надпись из Нор-Баязета*
Докл. Акад. Наук, 1928, стр. 168 сл. и Archiv f. Orientforscbung, VI, стр. 273 сл.; 2) Надпись
на конском погребении халдского царя Менуи,Докл. Ак. Ваук, 1929, стр. 34 сл.; Ъ) Халд¬
ская надпись из сел. Гюсненц, там же, 1930, стр. 32 сл.; 4) Новая халдская надпись из Вана,
Сурб Погос, там же, 1980, стр. 143 сл.; 5) Халдская надпись Менуи из сел. Муша, там же*
1930, стр. 206 сл.; 6) ХалдсКие надписи на базах колонн собрания Б. Н. Шаховского,

ПРЕДИСЛОВИЕ
39
там же, 1931, стр. 29 сл. (всего б надписей); 7) Надпись Менуи из Зивина, там же, 1931,
етр. 69 сл.; 8) Колагранская надпись, Изв. А над. Наук, 1932, стр. 79 сл. ; 9) Стела Сардура
в Ване, Сурб Погос, там же, 1932, стр. 161 сл.; 10) Нои&я халлская надпись из сел. Талиш,
там же, 1932, стр. 341 сл.; 11) Новая халдская надпись из сел. Джанфида, там же, 1932,
стр. 859 сл.; 12) Халдская надпись из сел. Зивин, там же, 1933 г., стр. 407 сл. Кроме того
в Archiv f. Orientforschimg в серии Nene chaldische Inschriften опубликованы: П. Die
Inschrift Sardurs III inDas-kerpi (УН, стр. 160 сл.) и III. Die Inschrift des Argistis aus dem
Dorfe Lesk (VII, стр. 263 сл.). В этой же серии публикации материалов помещена Б. Б. Пиот¬
ровским «Шахриарская клинообразная надпись», Докл. Акад. Шук, 1931, стр. 25 сл.
43	Кроме перечисленных выше работ W. Belck и С. F. Lehmann-Haupt имеется eme длинный
ряд их же исследований: Über neuerlich aufgefundene Keilinschriften in russisch nnd tür¬
kisch Armenien (Lehmann u. Belck, Zeitschr. f. Ethnol., XX1Y, 1892, 122—152); Mitteilungen
über weitere Ergebnisse der Studien an den neu gefundenen armenischen Keilinschriften
(Lehmann u. Belck, Yerh. Berl. Anthrop. Ges., 1892, Oktober, 477—488); Inuspuas, Sohn des
Menuas (Lehmann u. Belck, Zeitschr. f. Assyr., VH, 1892,255—267); Chaldische Nova, Über die
Keliechin-Stele (Lehmann u. Belck. Yerh. Berl. Anthrop. Gesellsch., 1893, April, 217—224?
389—400); Chaldische Forschungen (Lehmann, там же, 1895, Oktober, 578—592; 1896,
Mai, 321—327); Die neugefundene Steleninschrift Rusas II (Lehmann-Haupt, ZDMG, LYI,
1902, 101—115); Zwei unveröffentlichte chaldische Inschriften (его же, там же, LVIII, 1904,
815—852); Karisch-Ghaldisches (его же, Klio, VI, 1906, 176—178); Die chaldische Keilin-
schrift von Kaiesaran (его же, Сборник к 100-летию конгрегации мхитаристов в Вене.
253—257); Das urartäisch-chaldische Herrscherhaus (его же, Zeitschr. f. Assyr., XXXHI,
1921,27—51); Corpus Inscriptionum Ohaldicarum, I, Berlin—Leipzig, 1928, и др.
44	См. Bericht über die Ergebnisse.
45	Там же, стр. 633, прим.
46	Cht. Corpus, таблица y стр. 12, где наряду с Rusas, Argistis, Menuas, почему то упоминается
S&rdiir, а не Sard uris, как следовало бы читать при последовательном применении давае¬
мого автором перевода имен.
47	Опыт решения ванского (урартского) вопроса, Сборн. мат. для опис. мести, и племен
Кавказа, XXXVII, 1907.
48	Н. Я. Марр: Халдская клинообразная надпись из села Леска Ванского округа, Изв. Акад.
Наук, 1915, стр. 1731 сл.; О халдском pul-i 'камень’ || pil-i 'камень*, 'каменная труба*, 'во¬
допровод’, 'канал*, Изв. Акад. Наук, 1917, стр. 1279 сл.; Материалы по халдской эпигра¬
фике из командировки Орбели в Турецкую Армению, Зап. Воет, отд., XXIV, 1917,
стр. 97 сл.; Обломки Делибабинской халдской надписи, Зап. Воет, ota., XXIV, 1917,
стр. 125 сл.; Надиись Сардура II сына Аргиштия в Даш-керпи на Чалдырском озере,
Зап. Кавк. музея, Серия В,1, 1919; Фрагмент халдской надписи из Алашкерта, Изв. Ак.
ист. мат. культ., I, 1920, стр. 51 сл.; Надпись Русы II из Маку, Зап. Воет, отд., XXV»
1922, стр. 1 сл.; Надписи Сардура второго из раскопок ниши на Ванской скале, Археоло¬
гическая экспедиция 1916 г. в Ван, изд. Русск. арх. общ., 1922 г.; Заметки по яфетиче¬
ским клинописям, Из х&лдскнх названий времен года, Изв. Акад. ист. мат. культ., in,
1924, стр. 300 сл.
49	Серия работ «Яфетические элементы в языках7Армении » печаталась Н. Я. Марром в Изв.
Ак. Наук, начиная с 1911 г.
50	Н. Я. Марр, Определение языка второй категории Ахеменидских клинообразных надписей
по данным яфетического языкознания, Зап. Воет, отд., XXII, вып. 1—2, 1914, стр. 31 сл.
51	Экспедиция Русского Археологического общества 1916 г.	#
52	Во время работ этой экспедиции была обнаружена стела Сардура в западной нише Ван¬
ской скалы.
58	См. выше в примечании 48 список работ Н. Я. Марра.
54	Сводка данных Н. Я. Марром разъяснений как грамматического, так и словарного порядка
приведена мною в «Языке ванских клинописных надписей», Труды Института языка
и мышления Академии Наук, I, 1932.

40
язык влнскои кдннописж
55	См. Н. Я. Марр, Надпись Русы ГГ из Маку, стр. 9 сл.
56	См. дальше в главе с заключительными выводами, где приводятся и кавказские параллели.
57	Bericht über die Ergebnisse, стр. 633, прим.
58	EL Я. Марр, Надпись Сардура второго из раскопок ниши на Ванскоб скале, стр. 61.
59	EL Я. Марр, Надпись из села Леска, стр. 1734-^-1735,
60	Bericht über die Ergebnisse, стр. 633, прим.
61	Си. Н. Я. Марр, Надпись Русы 11 из Маку, стр. 28, где дается определение родительного
падежа, и стр. 34, трактующая о том же падеже множественного числа.
62	В работах Н. Я. Марра суффикс -ш определяется как окончание родительного падежа
пользы, отвечающий на вопрос «для кого», см. Материалы по командировке Орбели,
стр. 104, 113. Этот же падеж, наравне с родительным усеченным (-е || - i), используется
и в значении орудийного падежа на вопрос «кем» или «от кого», си. там же, стр. 104—105.
63	Н. Я. Марр, Надпись в Даш-к ер и и, стр. 28; Надпись из села Леска, стр. 1785; Х&лдск&я
надпись из Ала шкерта, стр. 55.
64	Яфетические языки Кавказа делятся на две группы: спирантную, в которую входят гор¬
ские языки Кавказа, и сибилянтную, представленную языками Закавказья. Последняя
делится на языки свистящие (грузинский) и шипящие (мегрельский и чансьий, он же
лазский). Некоторые языки, например абхазский и сванский, носят нормы обеих груап,
т. е. и спирантной и сибилянтной, из них абхазский характерен своим спирантным
и сибилянтным свистящим слоем, а сванский спирантным и сибилянтным шипящим.
См. Мещанинов, Пособие к пользованию ЯФетидологическими работами, Изд. Акад. ист.
мат. культуры, 1931.
65	Сводка основных высказываний Н. Я. Марра по халдскому языку приредена мною в «Языке
ванских клинописных надписей », Труды Института языка и мышления Академии Наук*
I, 1932.
66	Мещанинов, Халдоведение, история древнего Вана, включая древнейшие сведения о За¬
кавказье, система письма и чтение клинописных текстов халдов-урартов, Баку, 1927 г.,
изд. Общ. изучения Азербайджана.
67	См. Corpus, стр. 11.
68	М. Tseretheli, Die neuen haldischen Inschriften König Sardore топ Urartn, ein Beitrag
zur Entzifferung des Haldischen, Sitzungsberichte der Heidelb. Akad. der Wissenschaften,
Philosophisch-historische Klasse, 5 Abhandlung, Heidelberg, 1928.
69	Это признает и сам автор, см. ук. с., стр. Ш—IY.
70	См. там же, стр. 68.
71	J. Friedrich, Beiträge zu Grammatik und Lexikon des Chaldischen, Caucásica, VII, 1931,
стр. 53 сл. и 61 сл.
72	М. Tseretheli, ук. с., 63—69.
73	См. J. Friedrich, ук. с., 62—65, и мою рецензию на работу Церетели в Зан. Коллегии во«-
токоведов, IV, стр. 255—263.
74	См. дальше в главах о переходном глаголе и с заключительными выводами.
75	J. Friedrich, Beiträge zu Grammatik und Lexikon des Chaldischen, Cancaeica, VIH, 1931,
139—143.
76	См. H Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка (Мат. по яфстич.
языкознанию, XII, 1925): «дательный падеж называем лишь условно, применяясь к при¬
нятой терминологии, на самом деле это вообще объективный падеж; отвечая на вопросы
и кого, что и кому, чему он настолько же дательный, насколько винительный» (стр. 22—23).
77	См. ниже. %
78	См. J. Friedrich, Caucásica, VIH, 114, 126 сл., 139—143.
79	См. Tseretheli, ук. с.: «- di ist zweifellos das Zeichen des Richtungskasus, das von der Ver¬
balform wieder aufgenommen wird» (стр. 63). Cp* у меня в «Халдоведевии»: «следует иметь
в вигу еще одно явление яфетических языков, а именно суффикс отношения, т. е. те
случаи, когда служебное слово принимает надежное окончание слова, с которым оно син¬
таксически связано, например, umt-a-di «vBiaina-i-di «направившись в страну Биайяу».

§8	23	$
ПРЕДИСЛОВИЕ
41
Здесь причастная Форма (unit-a) приняла падежное окончание названия страны (-di)
за ним следующего и с ним логически соединенного о (стр. 135).
80	См. J. Friedrich, Caucásica, VII; «bei der Verbalenduug -di... ist zu beobachten, dass sie
wohl in den meisten, aber durchaus nicht in alllen Fallen mit einem -di am abhängigen No¬
men kongruiert» (стр. 63), cp. стр. 68 сл.
81	Установив, что глагольная приставка -bi не передает объекта и в то же время встре¬
чается как при первом, так и при третьем лице субъекта, Церетели приходит к выводу,
что «wir müssen... dem Suffix -bi eine dimensionale Bedeutung (vorläufig noch nicht genau
zubestimmenden Charakters) zuschreiben», стр. 63—64.
Caucásica, VII, стр. 65—66, 68—74.
Teeretheli, ук. с., 67—69.
Там же.
Что nndiuit переходный глагол, в этом нет сомнения. Он неоднократно выступает в этом
своем значении в строительных надписях. Равным образом, по контексту надписи Ашрут-
дарга, нет сомнения и в том, что он в данном случае стоит в третьем лице.
По словам Церетели: «das Zeichen für die 3. P. PI. -i-tu... kann vielleicht auf eine vollere
Form zurückgeführt werden... also das Personalzeichen der 3. P. PL für eine bestimmte
Kategorie der Verba aus dem Personalzeichen der 3. P. Sg. a vermehrt um itu (dessen Ursprung
noch dnnkel ist) besteht?», ук. c., 66. И здесь Церетели ошибся. Правильно отмечая наличие
Формы на (-i)tu в 3-м лице множественного числа субъекта, он упустил из виду, что один
и тот же глагол в надписи Мхер-капуси в совершенно аналогичном контексте оформляется
как на -tu, так и на -ш: *1шришшше... ¿Меопаше... ter-u-m ardinie (стк. 1—2);
*1шрии101ше... 'Мепиаше... teir-tu ardime (стк. 32—34). Таким образом оказывается,
что оформление на (-i)tu вовсе не зависит от определенной категории глагола.
Tseretheli, ук. с., 68.
«Die Personalzeichen der 1. Р. Sg.-u-und der 3. P. Sg.-a-für beide Kategorien der Verba
gleich sind», ук. c., 68.
Texte, А, стк. 1, 4,11—12 по нумерации Церетели.
Tseretheli, ук. с., Ш.
91	А. Götze, Zur Kelischin-Stele, Zeitschr. f. Assyr., NF, V, */8 Heft, 1929, стр. 99—128*
92	В 193l г. ассирийский текст билингвы Кедишина проработан также и Б. Ebeling’oM в его
рецензии на Corpus С. F. Lehman n-Haupt’a, Archiv f. Orientforschung, VI, 1931, 225 сл.
93	Весьма показательны, но все же требуют более точного обоснования слова «Die beiden Ver¬
sionen (речь идет о халдском и ассирийском текстах билингвы) entsprechen sich (bis auf
ganz geringe Abweichungen) nicht nur wörtlich, sondern geradezu Wort für Wort» (Zur Ke¬
lischin-Stele, 99). Это заявление не верно уже по одному тому, что, как указывает
на стр. 122—123 сам же А. Götze, оба текста дословно не совпали на стк. 38—39, где
имеем в ассирийском «Wer irgendeinem sagt: Auf! zerbrich (die Tafel)!» и в халдском
«Wer irgendeinem, dieses möge er tun, sagt». Кроме того, ва стк. 35 халдское me-ku-u-ц
по словам того же Götze, «hat kein direktes Äquivalent im Assyrischen» (там же, стр. 121)
и т. д. Тем самым, известная осторожность к дословному переводу не устраняется и в дру¬
гих местах, где дословные совпадения, при интерпретации халдского текста со стороны
более ясно читаемого ассирийского, могли получиться искусственно, что и сказалось, между
прочим, с самых же первых строк перевода, нарушивших согласование имени с глаголом,
о чем см. ниже.
94	Tseretheli, ук. с., IV.
96	Götze, восстанавливая последние три знака в приводимом им глаголе, читает midnut-u-ni,
тогда как надпись Келишинской стелы, при множестве действующих лиц, выдержанно
проводит постановку глагола в 3-м лице на -tu, почему и здесь следовало бы ожидать
niidmit-i-tu. Ссылка на Corpus 10, делаемая Götze для аналогии, не имеет в данном случае
решающего значения, так как халдские тексты явно выявляют две нормы спряжения
в 3-м лице глагола, а именно, относительную к объекту (-ш) и субъективную (-tu). Кели*
шинская надпись ведет все глагольные Формы по последней норме при множестве

42
ЯЗЫК ВАНСКОЙ КЛИНОПИСИ
субъекта, о чем подробнее см. в главе б переходном глаголе. Надеюсь все эти вопросы
в значительной степени уточнить при предстоящем переиздании стелы Келишина по
эстам пажам Минорского, хранящимся в Институте языка и мышления.
96	Сз?. совершенно правильное, с моей точки зрения, разграничение падежей субъекта при
переходном и непереходном глаголе, даваемое J. Friedrich, Caucásica, VII, стр. 57—58.
97	Bericht über die Ergebnisse, стр. 633, прим.
98	В этом именно значении они в 1931 г. признаны J. Friedrich, вновь приблизившемся в этом
отношении к схеме Сзйса, см. Caucásica, VII, стр. 57, 65—66.
99	Поскольку Götze дал Беретели разъяснение глагольвых Форм, о чем см. выше.
100	В чтении Lehmann-Haupt: ABNU-di is-[tu-u-ni] и te-ru-u[ni], см. Corpus 12,стк.5—6.
101	При разборе билингвы Келишина, в части определения ее халдского чтения, приобре¬
тает особый интерес и ассирийский текст, который, по словам Götze, получил своеобразные
обороты, передавая содержание халдской параллели: «dabei erweist sich der chaldische
Text als der ursprünglichere, denn ihm schliesst sich die assyrische Fassung mit oft ganz
unassyrischer Wortstellung an» (Zur Kelischin-Stele, стр. 99—100). Если это наблюдение
правильно, то само искажение чистоты ассирийской структуры, обусловленное переводным
характером текста, отмечает тем самым структурные расхождения между обоими язы¬
ками. Эти отклонения от обычных норм ассирийской речи уже сами по себе дают бога¬
тый материал для выяснения характерных свойств халдского языка.
102	Но мнению Церетели, личные окончания при переходном и непереходном глаголе одина¬
ковы, ук. с., 68.
103	Церетели не уточнил различного оформления субъекта при обоих категориях глагола
именно потому,что им осталось неуловленным различие построения Фраз с обоими глаголами.
104	J. Friedrich, начиная с 1931 г., публикует ряд исследований, специально посвященных
анализу структуры халдской речи. В этих работах настойчиво проводится основная уста¬
новка нового подхода к языку древне-ванской клинописи, каковой, по его мнению, пра¬
вильнее именовать языком урарту. В 1931 г. появились первые его исследования под за¬
головком «Beiträge zu Grammatik und Lexikon des Chaldischen», Caucásica, VII, стр. 53—86
и VIII, стр. 114—150. В том же 1931 г. опубликована им в Zeitschr. f. Assyr., KF, VI. Heft
3/4 дополняющая статья под заглавием Zur urartäischen Nominalflexion. В следующей
1932 г. в Archiv Oriental ni, IV, Л* 1, Praha) помещена статья Zum urartäischen Lexikon
В 1933 г. появилась его же подытоживающая работа, исключительного значения и инте¬
реса: Einführung ins Urartäiscbe, Grammatischer Abriss und ausgewählte Texte mit sprach»
liehen Erläuterungen, Mitteil, der Vorderasiatisch-Aegyptischen Gesellschaft (E. V.), 37
Band, 3 Heft (Leipzig). Кроме того J. Friedrich’oM издана упомянутая выше надпись из
Нор-Баязета.
105	Caucásica, VII, стр. 57.
106	Там же, стр. 58 и Caucásica, VII^ стр. 114.
107	См. Caucásica, VII, стр. 5ß. Критический разбор основных положений Церетели приводится
там же на стр. 62—65.
108	Там же, стр. 65—66.
109	Tseretheli, ук. с., 68.
110	Caucásica, VII, 65.
111	Там же, стр. 65—66.
112	Caucásica, VII, 72—74; VIH, 119, 141—142 м др.
118	Caucásica, VII, 66, прим. 1; см. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 105.
114	Caucásica, Vïï, 57 и 58.
115	Caucásica, VIII, 114—126.
116	Упоминая падеж прямого объекта (Akkusativobjekt),J. Friedrich в то же время называет
этот падеж винительным, см. Zur urartäischen Nominalflexion, Zeitschr. f. Assyr., NF, VT,
стр. 267 сл. и др. О неправильном смешении этих двух терминов см. ниже.
117	Дательное падежное окончание «а» отмечалось еще Н. Я. Марром в ряде яфетических
языков, например в чанскон, см. Грамматика чанского языка, стр. 9, §8; Грамматика

ПРЕДИСЛОВИЕ
4$
древне-литературного грузинского языка, стр. 17, § 20 и др. Это! же гласный в его значе¬
нии дательного падежа указывался и мною в « Хал доведении », стр. 188. Впрочем, как уви¬
дим ниже, гласный «а» в значении суффикса дательного падежа в халдском вызывает
большие сомнения, см. подробнее в главе о склонении.
118	Ср. Caucásica, VIII, стр. 119, где приводится ссылка на 5-ую строку Келишинской надписи
с восстановлением при двух субъектах глагола nndiiu(t-u-m), т. е. с объективною его
суФФиксациею несмотря на наличие всех других глагольных Форм в субъективном офор¬
млении, cp. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 101.
119	См. Caucásica, VIII, стр. 142 и надпись Звартноца в Халдоведении, XXIL
120	В надписи Мхер-капуси, где в начале текста, на стк. 2, стоит terum, а в повторном тексте
той же Фразы на стк. 34 читаем teirtn. В обоих случаях изменение наблюдается только
в глагольной Форме.
121	Толкование Формы zatuli как 3-е лицо множественного числа с отношением ко множеству
объекта: za-tu-h 'сделали-они-их*, предлагаемое J. Friedrich совместно с А. Götze (Cauca-
sica, УП, стр. 73—74), представляется мне безукоризненно правильным. Но, в таком
случае, отмечаемая тут же параллель zad-n-ah окажется построенною совершенно по иному
принципу, так как в ней субъект не выражен вовсе. Окончание этого глагола -li с пол¬
ным основанием считается за « Objektssuffix der 3. Pers.» (там же, стр. 72). Таким образом,
м в данном примере мы HMeeíTтакое же расхождение глагольного Оформления, как и в только
что отмеченной с teirtu и teruni.
122	См. Caucásica, VII, стр. 72; VIII, стр. 141 и др.
123	Церетели, как мы видели, правильно отметил лишь различие гласного характера пере¬
ходных глаголов «и» и непереходных « а». Дальше того он не пошел, так как все его
попытки выявить личные окончания смешали им же проведенное разграничение, см. Tse-
retheli, ук. с., стр. 68—69.
124	Bericht über die Ergebnisse, стр. 633, прим.
125	«Das Subjekt der transitiven Yerba steht ausnahmslos im se-Kasus» (Caucásica, УП, стр. 57).
126	T. e. «повторяет субъект (при пассивном восприятии переходного глагола) в каком-то
косвенном падеже».
127	Развернутую характеристику пассивного строя см. в главе с заключительными выводами.
Одно из характерных отличий строя Фраз с переходным глаголом и строя Фраз с непере¬
ходным указывается самим же J. Friedrich, когда он точно разграничивает оформление
субъектов при обоих. Различие окончаний подлежащего, при строгой его выдержанности
в халдской речи, уже само по себе должно обратить внимание на структурные несоответ¬
ствия Фраз с transitiven и intransitiv’oM. Между тем, J. Friedrich лишь отметил указанное
несоответствие, не сделав неизбежно отсюда следуемых выводов во всем охвате Фраз. Он
констатировал правильно уловленный им Факт, но не обосновал его причины. Вследствие
этого исследование J. Friedrich не вышло из узких рамок Формального анализа граммати¬
ческой Формы. Поэтому же, мне кажется, в его работе остался невыясненным целый ряд
спорных для него же моментов, как в определении морфем, так и в истолковании причин
наличных разночтений.
128	Akkusativobjekt по терминологии J, Friedrich.
129	Т. е. с действующим лицом фраз с непереходным глаголом (Subjekt intransitiver
Verben).
130	Сардуровские летописи, П, стк. 36 и стела Сурб Погос, Изв. Акад. Наук, 1932 г., стр. 165,
стк. 3.
131	В грузинской языке для винительного падежа, даже во Фразах активного построения,
не выработалось особого падежного окончания. Так, для обозначения прямого объекта
в активном строе настоящего времени используется обычный дательный падеж на -sa
тогда как при пассивном строе аориста в том же значении выступает именительный па¬
деж, о чем подробнее см. в главе с заключительными выводами, cp. Н. Я. Марр, Грамма¬
тика древне-литературного грузинского языка, стр. 20, § 30 и стр. 22, § 35, а также
стр. 146, § 178.

44
ЯЗЫК ВЛНСКОЙ КЛИНОПИСИ
132	Caucásica, VIH, стр. 114.
133	Canrasica, VII, стр. 74.
134	Caucásica, VII, стр. 67—58; VIII, стр. 114 и др.
135	Bericht über die Ergebnisse, стр. 633, прим.
136	Canrasica, VIII, стр. 139—141.
137	Canrasica, VII, стр. 71; VHI, стр. 131; Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 278 и др.
138	Именно в этом виде представлены Personalendungen в схеме, предложенной на стр. 65—66,
Caucásica, VII.
139	Caucásica, VH, стр. 72; VÜT, стр. 139—141.
140	Caucásica, VII, стр. 73. J. Friedrich имеет здесь в виду объект во множественном числе,
но то же самое приходится сказать и об объекте в единственном числе. Другими словами,
1-е лицо переходного глагола вовсе не отражает объекта в своем оформлении. Установив,
таким образом, объективную суффиксацию 3-го лица и субъективную 1-го, J. Friedrich
должен был бы не объединять их безоговорочно в сводной таблице, даваемой им на
стр. 65—66 (Caucásica, VII). 11а самом деле, если 3-е лицо не передает субъекта, то оно,
без изменения своей Формы, может оказаться и при единственном и при множественном
числах действующих лиц. Между тем, в таблице оно помешено в рубрике единствен¬
ного числа (3. Sing, -ni), заменяясь во множественном числе других суффиксом -tu
(3. Plur. -(i)tu), который выражает множество субъекта, хотя при множестве субъекта
может стоять и суффикс -ш. Вследствие этого, читающий с полным основанием может усу-
мниться в выдержанности предлагаемой J. Friedrich сводной таблицы личных окончаний
глагольных Форм (Personalendungen).
141	Caucásica, VIII, стр. 141.
142	Caucásica, VII, стр, 74.
143	Там же.
144	Caucásica, VII, стр. 73—74.
145	Более подробное обоснование различия этих двух халдских языков см. в главе о спряжешш
переходного глагола.
146	Corpus, 12 и А. Götze Zur Kelischin-Stele.
147	См. в главе о переходном глаголе.
148	Corpus 12, стк. 5, 6; А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 101,105; J. Friedrich, Canea«ca,
VIII, стр. 119.
149	В халде ком тексте билингвы Келншина, везде, где действуют два лица (Ишпуин и Менуа^
глагол оканчивается на -tu.
150	Си. упомянутую выше таблицу на стр. 65, Caucásica, УП.
151	Подробнее см. в главе о переходном глаголе.
152	Canrasica, VII, стр. 72—73 и 73—74. Перечисляя глаголы на li (zaduali, nndinituah, te-
quali), J. Friedrich ошибочно приходит к выводу, что в приводимых примерах с этими
глаголами «war der Subjekt des Satzes eine 3. Person Sing.», (стр. 73). Как мы видим по
надписи Мхер-капуси, глагол zaduali может стоять и при 3-м лице субъекта множествен¬
ного числа.
153	TpeibHM томом, естественным образом, является опубликование самих текстов, что ■ про*
водится мною периодическими публикациями материала в Изв. Акад. Наук.

ОБЗОР МАТЕРИАЛА

i

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
Местоименная суффиксация.
Подытоживающие выводы основных особенностей непереходною глагола.
Краткая сводка примеров.
Исключительною заслугою Церетели, Götze и в особенности
J. Friedrich является впервые проведенное ими четкое разграничение
переходного и непереходного глаголов в халдском языке. И если Церетели,
Фактически, в своих приемлемых для нас выводах не пошел дальше выде¬
ления отличительных признаков для аориста в его характеризующей
огласовке «а» для неиереходных и «и» для переходных глаголов, то и это уже
оказалось большим шагом вперед, позволившим другим исследователям,
ставшим на более правильный путь в вопросах о суффиксации, приблизиться
уже вплотную к разрешению вопроса о халдском спряжении.
J. Friedrich не без основания, как мне кажется, резко повернул
к старой схеме Сэйса об агглютинирующей суффиксации. Но, естественно,
что углубляясь в материал и опираясь на различие оформления переходного
■ непереходного глаголов, на что Сэйсом обращено далеко недостаточное
внимание, немецкий ученый выдвинул к дальнейшей проработке более ясную
и более детализованную схему, вовсе не совпадающую со всеми подроб¬
ностями схемы английского исследователя.
Идя по проложенному J. Friedrich’oM пути, я, базируясь на его и на своих
собственных примерах, не расхожусь с его основными построениями, все же
повторяя, так же как и он, наше общее предупреждение о том, что структура
халдского глагола и сейчас, после новых в этой области изысканий, остается
еще далеко не законченною проработкою.
Для большей доказательности своих построений, я останавливаюсь
на отдельных глаголах, выделяя те из них, которые, судя по контекстам,
явно относятся к числу непереходных, и пытаюсь по их суффиксальным разно¬
видностям дать установочное построение для суждения о роли тех или иных
суффиксов в придаваемом ими оттенке значения глагола во Фразе.

48
язык влнской клинописи
Наиболее часто встречающийся непереходный глагол unit (mnta)
’направляться*, ’выступать (в поход)’ используется в нескольких разно¬
видностях своих суффиксальных приставок,' а именно: unit-a-be, || unit-a-bi,
umt-a-di, шп-t-a-h.1
Для примера возьмем наиболее характерные контексты с этими
Формами:
1.	‘Qaldi-m uint-a-bi majmie gini mune kar-n-m LUGAL JEriaqi
KUR-ebame (Сардуровск. летописи, II, стк. 19—20);
2.	eQaldmi-m alsunii-ш umta-a-bi^Sarduri-m'Argiiuitieqi (Сардуровск.
летописи, II, стк. 23—24); или eQaldmn-ni иштаапп-ш uint-a-bi
'Menua-ni 'Iinpuuinieqi (Язилиташ, Corpus 27, стк. 4—5);
3.	lkukaani MU inunitum umt-a-di 'Arguqinie KUR-nidi kar-u-b«
"Arguqnm KUR-me (Сардуровск. летописи, У, стк. 21—22);
4.	Qaldmi-ш шшпааши-ш uinta-a-Ii ropMeeinitaaedi 'Impuumu-m
"’Sarduneqe 'Meinuua-m 'Impuuinieqe (Харконис, Corpus 15, стк. 9—12);
6.	lkukaani inaali LU-aji-MEÖ umta-a-li •'Abihamqiniedi ‘Qaldini-m
alsonn-m (Сардуровск. летописи, H, стк. 6—7).
Исходным пунктом для объяснения этих разновидностей глагола
возьмем Форму на -ali, указывающую по своей структуре на множеств,
число. На этот суффикс оканчиваются глаголы в примерах 4 и 5, в которых
множество представлено Ишпуином и Менуей (пример 4) и воинами
(пример 5: LU-aji-MEÖ) и в которых ‘Qaldinini alsunimi и равнозначащее
ему по конструкции öQaIdinini nmmamim не могут влиять на множественность
оформления глагола, так как эта же Форма в примере 2 сочетается с глаголом
umtabi. Откидывая, вследствие этого, ‘Qaldinini иштаипш (alsunimi) в обоих
примерах (4 и 5), у нас остаются связанными с глаголом только в первом
случае (пример 4) Ишпуин и Менуа, а во втором (пример 5)—воины. Следо¬
вательно, при uintali стоят связанные с ним имена во множественном числе.
Теперь обратимся к другим примерам, а именно 1 и 3. В первом
из них глагол стоит во Фразе, в которой повествование ведется в 3-м лице,
что и выражено глаголом kar-u-ni, тогда как в 3-м примере unitadi
находится в одной Фразе с kar-u-bi, т. е. с переходным глаголом
1-го лица. Отсюда следует вывод, что когда действует сам повествователь
(1-е лицо), глагол получает оформление umtadi, а когда речь идет в 3-м лице,
то тот же глагол суффксируется на -bi (umtabi). На этих основаниях
J.	Friedrich2 приходит к совершенно верному заключению о том, что
глагол uint получает в 1-м лице суффикс -di, а в третьем -Ы, когда же он
грамматически связан с множ. числом, то суффиксируется на -h (all).*

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
49
Все эти выводы в корне расходятся со всеми предыдущими толкова¬
ниями халдских глагольных Форм, хотя и построены по старой еще Сэйсом
установленной схеме суффиксальных наростов субъективного спряжения.4
J. Friedrich конкретизировал суффиксы непереходных глаголов. Предла¬
гаемая теперь новая схема полностью расходится и с моим построением
в «Хаддоведении», в котором я вовсе упустил различие оформления непере¬
ходных и переходных глаголов как по характеризующей огласовке так
и по расхождениям в окончаниях.5 Для большей убедительности новой
' /
схемы я вкратце затрону отрицательные стороны своей старой: соблаз¬
нившись внешним сходством суффикса -bi, имеющегося и в переходных
глаголах (1-е лицо), я механически перенес его и на непереходные,
суффиксы же -di и -li отнес за счет относительных Форм, считая носящие
их глаголы за неоформленные суффиксом лица причастия, воспринявшие
на себя окончания связанных с ними косвенных дополнений/ В моем преж¬
нем переводе приведенные выше примеры давали следующий русский текст:
1.	«к богу Халду я обратился (с молитвою) великою своею милостью (или
мощью) покорил он царя страны Эрах». Такой перевод придавал тексту
смысл благодарности богу за совершенное им деяние, выразившееся
в покорении Эрахского царя; 2. «к богу Халду могущественнейшему обра¬
тился я (с молитвою) за Сардура сына Аргиштия». Здесь субъект оказался
скрыт в самом глаголе, стоящие же перед ним и после него собственные
имена восприняты как Оформленные в дат. падеже; 3. «вслед за тем весною,
направившись в страну Аркукини, я покорил страну Аркукини». В этой
Фразе, предложение с глаголом uratadi воспринято как придаточное,
суффикс же -di в глаголе понят как повторение окончания направительного
падежа -di, на которое оканчивается имя страны Аркукини; 4. не поддается
точному переводу при моем прежнем толковании халдских глагольных
Форм; 5. равным образом не поддается переводу.
Цоскольку первые три примера укладываются в рамки моих объяснений
норм спряжения, постольку два последние возбуждают сомнение в их пра¬
вильности. Одного этого уже достаточно для признания необходимости
пересмотра прежних переводов и нового истолкования глагольных Форм,
Основою для такого пересмотра послужили работы немецких ученых,
давшие другое истолкование, устраняющее многие сомнения. Действи¬
тельно, на прежних переводах не приходится настаивать по целому ряду
причин и прежде всего потому, что выделенные J. Friedrich’om
личные окончания 1-го лица -di, 3-го лица -bi, 3-го лица мн. числа
-И (-ah)7 строго выдержаны, причем -bi, действительно, налично всегда,
Мещанинов	4

50
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
когда речь идет в 3-м лице, что и свидетельствуется во Фразе
постановкою тут же стоящего переходного глагола на -т (см. пример 1).
Во-вторых, суффикс -h, как мы видим на примере 4, вовсе не всегда
повторяет такое же окончание объекта (его не имеют ни имя бога,
ни следующие за глаголом имена Ишпуина и Менуи и имя страны Меипгга),
и в-третьих, обычный мой перевод наиболее характерного непереходного
глагола uint 'направляться (в поход) или к богу с молитвою’ на самом деле
имеет только первый оттенок, так как направление с молитвою (на поклон)
всегда выражается другим глаголом qut, стоящим с именем бога или богов
в направительном падеже: qutiadi ‘Qaldiedi EURIE-di 6TEIIIIEBA-di
eARDI-di DINGIR. MES -amte CTpBiamaainte «я направился (на поклон)
к богу Халду владыке, к богу Тейшебе, к богу Арди, богам страны Биайны»
(Сардуровск. летописи, Y, стк. 2—3 и др.). Кроме того, толкование глагола
uuit как обращение к богу не укладывается в примере 5, в котором он,
при переводе «на следующий год я направил воинов на поклонение богу
Халду могущественнейшему в страну Абилианих», придает натянутость
переводу и кроме того произвольно обращается сам в переходный глагол
при полном неизменении своего характеризующего для непереходных
глаголов оформления на «а» (uint-a-li). Таким образом, отказываясь
от прежних объяснений, приходится искать опору в других и дать новый
перевод всем приведенным примерам, вполне признавая, что последними
немецкими работами прежняя халдоведная позиция сбита.
Следующее заключение J. Friedrich, равным образом совершенно
правильное, основано на анализе текстов в поисках логического субъекта
(подлежащего) при этих глаголах. Прежде всего бросается в глаза, что
во всех приведенных примерах нет обычного для халдской речи подлежа¬
щего, оканчивающегося на -ше. Поэтому немецкий ученый делает единственно
возможный вывод, что при непереходных глаголах субъект получает дру¬
гое падежное окончание, и что суффикс-ше является специальным оконча¬
нием логического субъекта только при переходных глаголах.8.
Наблюдение оправдывается конкретными данными халдских эпигра¬
фических памятников, но, естественно, требует еще своего уточнения на
самом материале. В этих целях мне представляется наиболее наглядным
предварительная поверка выдвинутых положений на тех же самых пяти
приведенных выше примерах. Возвращаясь к ним, мы можем разрешение
этого вопроса искать во 2-м и 4-м примерах. В первом из них глаголу
mnt-a-bi предшествует 6Qaldim-m иштапп-т и последует *Меппа-ш
■Чшршшеф. Здесь имя бога стоит в полной Форме ‘Qaldm-i9 и дополнение

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
51
еще одного слога -ш (6Qaldin-i-ni) несомненно является падежным оконча¬
нием.10 Равным образом и эпитет бога ишшапи-ш (графически также
и пштаашшп) снабжен тем же самым суффиксом, что явствует из наличия
в других текстах того же слова в неоформленном виде ппппаше (Corpus 18,
стк. 17; Талиш, ДАН, 1932, стр. 345, стк. 5 и др.).11 Следовательно,
первый комплекс слов стоит в падеже на -ш. Второй комплекс, *Мепиа-ш
Чшриипеф, содержит в первом имени явное -ш (при основе собственного
имени Menua), каковое не повторяется в имени отчества только потому,
что оно оканчивается на усеченную Форму термина 'сын* qini—>-qi,12 каковой
в своем усеченном виде не воспринимает вообще никаких падежных окон¬
чаний. Выясняется, таким образом, что и последний комплекс тоже оканчи¬
вается на -т. При таких условиях разрешить, по данным одного только
внешнего оформления, кто именно действ} ет, невозможно. Выход из затруд¬
нительного положения приходится искать в других контекстах, и мне
кажется, что поиски в этом направлении далеко не безуспешны. Чтобы раз¬
решить, которое из указанных в примере втором имен собственных оказы¬
вается субъектом при единственно наличной тут глагольной Форме unitabi,
обратимся к сопоставлению двух контекстов: 1) 6Qaldini-m шптапп-ш
nmt-a-bi 'Menua-m Чшрштеф (1-й пример) и 2) eQaldmi-ni шиташыи
uinta-a-li. .. Чшртш-ш ^Sarduneqe жМепиа-ш 'Inipuuueqe (4-й пример).
Из сопоставления этих контекстов можно с полною долею уверенности
заключить, что изменение глагольного оформления зависит не от начальных
слов 6Qaldim-ni шптапп-ш, остающихся неизменными в обоих Фразах,
а от конечных слов приведенных текстов, вариирующихся параллельно
изменению глагольной Формы. Отсюда уже легко притти к выводу, что
подлежащим в первом случае, при глаголе umt-a-bx, оказывается один
Менуа сын Ишпуина, а во втором—Ишпуин и его сын Менуа (при них гла¬
гол umt-a-h). Все эти имена-субъекты оканчиваются на -ш, и тем самым
устанавливается, что окончанием логического субъекта (подлежащего) при
халдском непереходном глаголе служит суффикс -ш, в отличие от халд-
ского же переходного глагола, при котором логический субъект суффикси-
руется на -ше.
Примером, иллюстрирующим только что выставленные положения,
может служить любая надпись. Возьмем хотя бы Хараконис (Corpus 15),
где читается нижеследующее: Чшрпшш-ше *eSardunqim-rae жМетииа-ше
Чшриттфш-ше ни pulujie kuuitu-u-ш *Qaldi-ni nmt-a-bi majinie gnu
шипе kar-u-m ropMeimta-m (ctk. 2—6) «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа
сын Ишпуина эту стелу воздвигли. Бог Халд выступил своею милостью (может
4*

52
ЯЗЫК ВАНСК0Й клинописи
быть, мощью) покорил он город Меишта». В первой части текста имеем
переходный глагол kmtu-u-m, стоящий в 3-м лице (-ш) с характером вре¬
мени «и» (для переходных глаголов), субъекты при нем оформлены на -ше
(1шршш-ше и сл.). Дальше стоит Фраза с непереходным глаголом umt-a-bi
в 3-м лице с характером времени «а» (для непереходных глаголов),
действующее лицо, Халд, помещено в усеченной Форме собственного имени
Qaldi с суффиксом -ш. Глагол kar-u-m (3-е лицо аориста переходного гла¬
гола) содержит субъект в самом себе, но если бы он выступил наружу, то
должен был бы оформиться на -ше (cp. öQaldi-me в Формуле проклятия,
Ншршш-ше zadu-u-m, Corpus 4, и др.).
Установив таким образом, что подлежащее при халдском непереход¬
ном глаголе оканчивается на суффикс-ш и что глагол снабжается в 3-м лице
частицею -bi (единств, число) и -h (множ. число), переходим к рассмотре¬
нию всех пяти приведенных выше примеров и к их предварительному
истолкованию. Придется проанализировать каждую Форму, так как только
таким путем удастся приблизиться к уяснению грамматических и синтакси¬
ческих особенностей все еще далеко не ясных халдских текстов. Пока
ограничиваемся все теми же примерами, главным образом, на том основа¬
нии, что наиболее ярко представленным в халдской речи непереходным
глаголом оказывается именно unit в его различных оформлениях, по
которым и легче всего проследить имеющиеся разновидности Форм
спряжения.
В первом примере 6Qaldi-m umt-a-bi majim-e gim muri-e kar-u-m
LUGAL JEriaqi EUR ebani-e, мы находим при urntabi одно только имя
бога, каковое и является действующим лицом. В нем падежным оконча¬
нием логического субъекта' будет -ш, наросшее на основу Qaldi, т. е.
на усеченную основу полного божеского имени Qaldm-i, глагол имеет окон¬
чание 3-го лица -bi, приставленное к характеру аориста непереходного
глагола «а». Следующие слова majim-e gun шип-е стоят в родит, усечен¬
ном = инструментальном падеже e/i, и, наконец, переходный глагол kar
'покорять’ снабжен характером аориста переходных глаголов «и» и окон¬
чанием 3-го лица переходных же глаголов -ш. Прямой при нем объект
(царь) вовсе не имеет падежного окончания, что вполне отвечает пассивной
структуре кавказских языков, а следующее и последнее слово 'страна’,
представленное идеографически и Фонетически, получило окончапгте родит-
усеченного на -е. Отвечающий этому анализу перевод данной Фразы
гласят: «бог Халд выступил (двинулся в поход) своею мощью он покорил
царя страны Эрах».

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
53
Во втором примере, которого пришлось уже коснуться выше, сопо¬
ставляя его с ‘примером четвертым, мы имеем стечение имен, оканчиваю¬
щихся на один и тот же суффикс -ш: вфа1<кш-ш а1вшт-ш (иштапи-ш)
и лб8агс1ип-т 'А^шШеф (или лМепиа-т Чшрштеф). Из них, как мы
видели, субъектом будет последнее (вагскт-ш или Меппа-ш), что ясно
из сравнения с примером 4, в котором глагол, при тождестве общей
структуры Фразы, согласуется с позади стоящими именами, Ишпуином
и Менуей (т. е. со множеством лиц), получая благодаря этому окончание
множеств, числа: бфа1<кш-ш иштаии-т (в обоих примерах) шЩ-а-Ы
(в 4-м примере шЩ-а-к) дМеппа-т (в 4-м примере Чшртш-ш и Мепиа-т).
Следовательно, в 3-м примере действует Менуа (или Сардур) и его дей¬
ствие совершается для бога Халда (в честь его или во исполнение его воли),
почему имя последнего и стоит в дат. падеже на -т, внешне совпадая
с падежом логического субъекта. При таком толковании текста перевод
его будет: «для бога Халда величайшего (могущественнейшего) выступил
в поход Сардур сын Аргиштия (или в параллельном тексте: Менуа сын
Ишпуина)». По тем же основаниям мы получаем перевод 4-го примера:
«для бога Халда могущественнейшего выступили в город Меишта Ишпупн
сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина».13
Наконец, в пятом примере глагол ипй-а-к стоит вомнож. числе (так же
как и в четвертом) и потому не может иметь при себе субъектом бога
Халда, т. е. одно лицо. Что ипк-а-к представляет собой Форму множ.
числа, об этом пришлось говорить выше и с этим приходится сейчас счи¬
таться, как в достаточной мере выявленным. Отсюда следует заключить,
что вфа1скш-п1 акшш-ш стоит не в падеже логического субъекта, а в да¬
тельном, подобно тому, как это уже имелось в примерах 2 и 4, и наиболее
ясно именно в последнем. Между тем, контекст Фразы в общем окружении
всего связанного с ним текста Сардуровских летописей не дает субъекта
во множ. числе, стоящего вне данного контекста и в нем предполагаемого,
так как взятый нами отрывок имеет перед собою начало повествования:
«Сардур говорит» (единств, число), а после себя — описание похода в 1-м лице
(«в один день страну я взял, дворцы разрушил, города сжег» и т. д.).
Отсюда очевидно, что причину постановки глагола во множ. числе мы
должны искать в рамках самого отдельно взятого отрывка, т. е. искать
именно в нем действующее лицо. Отводя по изложенным выше основаниям
из числа субъектов бога Халда и, конечно, отводя имя страны Абилианих,
куда направляется действие (что и выражено в нем направительным па¬
дежом на -(к), мы, таким образом, из всех наличных слов фразы можем

54
язык влнской клинописи
остановиться как на субъекте только на идеограмме LU-aji-MEÖ 'воины’,
поставленной к тому же с сопутствующею идеограммою множ. числа.
Субъект ('воины’) стоит на этот раз не после глагола, как в примерах 2-м
и 4-м, а перед ним, так же как и в примере первом, где подлежащее, равным
образом, предшествует сказуемому. Такая синтаксическая неустойчивость
подлежащего отмечена и J. Friedrich на ряде других примеров. После
всего достаточно подробно проведенного разбора, я считаю себя вправе дать
затронутой нами Фразе: (*6Sarduri-nie alie) íkukam malí LU-aji-MES uiut-
a-li 'Abihaniqim-e-di ‘Qaldini-m alsnnn-m следующий перевод:.«(Сардур
говорит) на следующий год воины (войско) выступили в Абилианих для (на
прославление или по воле) бога Халда величайшего14 (в один день с грану я
захватил, дворцы разрушил, города сжег, страну полонил, мужчин и жен¬
щин. .. погнал)».
Значительно сложнее будет разбор 3-го примера: íknkani MU uiimtim
umt-a-di 'Arguqmie ebam-di (графически KUR-mdi) kar-u-bi ’Arguqmi
ebanie (графически KUR-nie). Внешне казалось бы, что первый глагол
(uiut-a-di) согласован с именем страны, имея одинаковый с ним направитель¬
ный суффикс: umt-a-di IArguqmie ebani-di. Так до сих пор полагал и я,
усматривая в umt-a-di причастную Форму в направительном падеже, т. е.
воспринимающую суФФИкс отношения к связанному с ним имени.15 Как
причастная Форма, umt-a-di воспринималась мною безлично и потому под¬
чинялась главному предложению, что в подавляющем большинстве случаев
не возбуждало особых затруднений в переводе, давая приемлемый смысл
фразе. Смущающим я влялось лишь то, что umtadi, когда оно сопровождается
переходным глаголом, а это в подавляющем числе случаев всегда имеет
последний в 1-м лице (см. пример 3), тогда как umtabi, наоборот, неиз¬
менно сопровождается таким же глаголом в 3-м лице (см. примеры 1 и 2).
Я приписывал это структуре царских текстов, использовавших свое свое¬
образное построение, но, повидимому, указанную особенность придется
отнести за счет не структуры царского повествования, а структуры халд-
ской речи вообще. Все же, при всех условиях, помещение aintadi при 1-м
лице переходного глагола и umtabi при 3-м не является одним только слу¬
чаем. Мы, вне сомнения, наталкиваемся тут на определенную закономер¬
ность и потому должны разобраться в ней. По отношению к -bi и -li нами
это уже сделано, и, мне кажется, что сделано без коренной ошибки. Дей¬
ствительно, весь проведенный выше разбор приводит к тому, что в обоих
глагольных суффиксах мы имеем 3-е лицо единств, и множ. числа, причем
имеем явную личную суффиксацию и ни в коем случае не суффиксы огно-

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
55
шения, так как -bi не повторяется в связанных с глаголом именах, что же
касается -li, то и оно при субъекте Ишпупне и Менуе, равным образом,
имеет свое самостоятельное значение (см. пример 4).
Все сказанное выше говорит за то, что 3-е лицо непереходного гла¬
гола строится по субъективному спряжению. В связи с этим значительно
осложняется вопрос об unitadi, которое в отличие от прибавляемых к той
же основе суффиксов -bi и -И, имеющих самостоятельное значение, почти
неизменно связывается с именем, носящим внешне сходный суффикс. Дей¬
ствительно, такие построения, как umt-a-di CTpAbiliamqmi-e-di (Сардур.
летописи, П, стк. 35 и др.), оказываются типичными для данной глагольной
Формы. Тем самым возбуждается сомнение, является ли данная Форма
равным образом аористною и не связана ли она с правилами повторного на¬
растания на глагол суффикса, характеризующего надеж собственного
имени. Таким образом, спорное положение может итти к своему разреше¬
нию в двух направлениях: 1) или окончание -di в глаголе, по аналогии
с -bi и- li, является тоже суффиксом лица или 2) оказывается суффиксом
отношения направительного содержания. От правильного разрешения этого
вопроса зависит в значительной мере разрешение общего положения
о нормах спряжения халдского непереходного глагола.
В настоящее время, после разъяснений J. Friedrich, у меня возни¬
кают по второму из указанных выше предположений некоторые сомнения,
заключающиеся в том, что глагол amt далеко не всегда воспринимает
отмеченный суффикс отношения, когда за ним следуют имена стран в том
же направительном падеже на -di. Пример этому мы уже видели в четвер¬
той Фразе, где при наличии слова ropMeinita-e-di мы имеем глагол umt-a-li,
а не amt-a-di. То же самое имеем в надписях Касим-оглу (Corpus 14,
стк. 9) и Сурб Погос (ДАН, 1930, стр. 145, стк. 9): umt-a-li aLuraaim-e-
di 'Iuipuim-m a6Sarduneqi •‘Menua-ni Hnipuimqi. Равным образом, и при
глаголе в 3-м лице (umt-a-bi) не отражается, как мы уже видели, напра¬
вительный суффикс, имеющийся в рядом стоящих именах стран. Для при¬
мера сошлемся на надпись Язилиташ (Corpus 27), в которой стоит umt-a-
bi, несмотря на наличие места направления 'Diaueqmi-e-di: 6Qaldi-m umt-
a-bi majini gun шипе Hhaueqmi-e-di KUR taraiu-e-di «Халд выступил
своею мощью (?) в страну Диауехи царственную (?) (стк. 1—2).
Таким образом выясняется, что направительный суффикс -di не вы¬
является в глагольных Формах основы uiut в 3-м лице ни единств, ни
множеств, числа, т. е. во всех Фразах, в которых повествование ведется
в третьем лице, и что окончание -di прослеживается только в тех случаях,

56
ЯЗЫК BAHCKOfi клинописи
когда непереходный глагол стоит во Фразе, излагаемой в первом лице
единств, числа.
Мое предположение о наличии здесь суффикса отношения, таким
образом, не имеет убедительных данных для своего оправдания. К тому же
и предполагаемая мною причастная Форма umt-a (с суффиксом отношения
umt-a-di) не находит подтверждения не только в том, что 3-е лицо, как
мы видели, проходит нормы субъективного спряжения, а не относительной
суффиксации, но и в том, что в одном месте Сардуровских летописей (У,
стк. 10—15) глагол umt-a-di замыкает своею Фразою длинную повество¬
вательную речь, образуя, при моем прежнем толковании, одно придаточное
предложение без главного. Я имею в виду следующий абзац Сардуровского
повествования, который для большей убедительности беру целиком: j6Sar-
dum-ше alie íkukaam umt-a-di CTpPuzum-amie KUR-ebam-e-di ropAlqam-
ai-di ropTudala-di E. GAL. МЕЙ qarqar-iu-u-bi URU. MES GIBIL-bi
KUR-ni atu-u-bi bidu-уаше umt-a-di CTpEnaqini-e-di ÜRU. MES GIBIL-bi
/аше SAL-lutu MES ímtmini im-u-bi írnaam bidi-iadi umta-a-di crpImte-
luamgi-di CTpQadi-aim-e-di 0TpApuunmie KUR-ebami-e-di ’Abilianiqi-
m-e-di.
При моем старом толковании, считающем umt-a-di за причастную
форму с суффиксом отношения на -di, получается следующий перевод: «Сар-
дур говорит: вслед за тем, направившись в страну Пузуни-аини, город
Алкани-аи, город Цудала, дворцы я разрушил, города сжег, страну поло¬
нил, потом направившись в страну Эрах, города я сжег, мужчин (и) жен¬
щин. .. захватил, наконец, направившись в страну Иштелуани, страну Кади-
аини, страну Апунини, в Абилианих», На этом кончается весь абзац и на¬
чинается новый с обычных слов: «Сардур говорит». Ясно, что последняя
фраза приведенной цитаты «наконец, направившись в страну Иштелуани..*»
остается при таком переводе оторванною от остального текста, без глав¬
ного предложения, без описания того, что сделал царь в этих странах, как
это изложено в предшествующих строках. Такое придаточное предложение
без главного тут неуместно, и, следовательно, глагол umt-a-di вовсе не
стоит в причастной Форме. Отсюда легко приття к выводу, что так как
речь идет в первом лице, то и глагол umt-a-di должен быть переведен
в том же лице, но изъявительного наклонения.
Следовательно, весь взятый отрывок из Сардуровской летописи по¬
лучает другой перевод, а именно: «Сардур говорит: вслед затем я выступил
в страну Пузуни-аини, в город Алкани-аи, в город Цудала, дворцы я раз¬
рушил, города сжег, страну полонил. Потом я выступил в страну Эрах.

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
57
города я сжег, мужчин и женщин... захватил. Наконец я выступил
в страну Иштелуани, в страну Кади-аипи, в страну Апунини, в Абилиа-
них».1®
Такой более приемлемый перевод вынуждает изменить прежнее
истолкование umt-a-di как причастной Формы, а тем самым отнести и гла¬
гольное окончание -di к числу личных окончаний непереходного глагола.
В самом деле, неестественным представляется допущение причастия с суф¬
фиксом отношения только в первом лице, и странною представляется
структура речи, при которой придаточное предложение не допускается
в других кроме первого лицах, когда, постоянно употребляя Фразу: «высту¬
пив в поход, я покорил», повествователь никогда не говорит: «выступив
в поход, покорил он». Что же касается совпадения глагольного суффикса
с направительным падежом, то это может иметь другие объяснения
я прежде всего напрашивается на мысль Фонетическое совпадение. При
таком тождестве глагольного окончания -di и суффикса направительного
падежа, тоже -di, естественным оказывается и стечение глагола с именем,
снабженных оба сходными по внешности приставками. Это оказывается
неизбежным, поскольку мы орудуем для примера с глаголом nnit 'высту¬
пать’, точнее 'выступать в поход’, требующим по самому смысловому своему
содержанию непосредственное упоминание той страны или города, куда
направляется действие, т. е. имени, стоящего в направительном па¬
деже.
Все изложенное выше дает, мне кажется, полное основание согла¬
ситься с положениями«!. Friedrich о нормах спряжения халдского непере¬
ходного глагола в 1-м лице на -di, в 3-м единств, числа на -bi и в 3-м множ.
числа на -к17 при характере аориста непереходного глагола «а» и подле¬
жащем на -ш (в редких случаях и в неоформленном падеже, о чем
см. в главе о склонении).
При таком толковании халдского непереходного глагола получают
вполне приемлемый перевод и такие фразы: Чшришш-ше ^Sardunqim-nie
'Метииа-ше Чшришшфш-ше rni pulujie kuuitu-u-m *Qaldi-m uint-a-bi
majime gun шипе kar-u-m r>i,Meunta-ni kar-u-m eipBarnraai KUR ebaanu
eQaldmi kurum 6Qaldnn gim шит komm 6Qaldmi-m ишшаапт-ш umta-a-h
ropMeeimtaa-e-di Чшршшш-ш x6Sarduneqe 'Memuua-m 'Inrpuumieqe maanu
Чшришт kurum 'Menuua kurum «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын
Ишнуина эту стелу воздвигли. Бог Халд выступил своею мощью, покорил
он город Меишта, покорил он страну Баршуа. Бог Халд велик, бог Халд
своею мощью велик. Для бога Халда (в его честь, по его воле) могуще¬

58
ЯЗЫК ВАНСК0Й клинописи
ственнейшего18 выступили в город Меишта Ишпуин сын Сардура (и) Менуа
сын Ишнуина.Ишпуин велик,Менуа велик»(Харконис, Corpus 15, стк. 21—3).
В данном, уже и раньше в отрывках затронутом нами примере первая
фраза содержит только один переходный глагол (kuuitu-u-ш). Во второй
Фразе стоит непереходный глагол uiut-a-bi с суффиксом 3-го лица -bi,
так как действует одно лицо (бог Халд). Поэтому и дважды повторенный
переходный глагол kar-u-m стоит в том же лице на -ш (объективный
суффикс 3-го лица переходного глагола). Дальше идет славословие бога
Халда в неоформленном падеже, что явствует из заключительных слов
отрывка с царским славословием, в котором имена, царей, конечно,
неоФормлены падежным окончанием (л1шрпшш kurum 'Menuiia kurum).
Второй раз глагол umta-a-h стоит уже во множеств, числе, гак как при нем
действующими лицами оказываются не один, а два (Ишпуин и Менуа).
Перевод получает свое достаточно определенное, мне кажется, уточнение.
В полном соответствии с этими выявившимися правилами спряжения
непереходного глагола находятся и другие глагольные основы, например:
ropArdimdi nun-a-be '1шршпш-ш ^Sardurieqe «в город Ардин (Мусасир)
пришел Ишпуин сын Сардура» (Келпшин, Corpas 12, стк. 17—18). Здесь
равным образом направительная частица -di не отразилась в оформлении
глагола, также как и в предыдущем тексте суффикс -di в имени города
Меишты (Meeiuitaa-e-di) не выразился в сопутствующем глаголе umta-a-li.
Само сказуемое (nun-a-be) поставлено в 3-м лице при одном субъекте.
Поэтому Леманн-Гаупт вполне закономерно восстанавливает частицу -h
в аналогичной же Фразе той же надписи на ее второй строке, где, по словам
издателя текста (см. в примечании), не хватает места для a-li (nuu-a-li,
а не nuna-a-li, каковое, как стоящее во множ. числе с его суФФискпм -li,
вполне уместно при двух действующих лицах Ишиуине и Менуе).19 Или
другой, не менее показательный пример с тем же глаголом: i6Sardum-ine
alie nun-a-bi kauki 'Nidn-ni LUGAL eTpUehkuqi sulu umt-i-bi LU-bura
aintu-u-bi meunni piel ^aal-du-bi «Сардур говорит: пришел сюда (ко мне)
Ниди царь страны Уеликухи, ниц повергся, рабом (его) я взял, другое имя
(ему) взамен я дал»20 (Сардуровск. летописи, У, стк. 19—20). И тут
мы получаем ясный перевод, отвечающий приведенным выше правилам
во всех отмеченных взаимоотношениях слов и оформлениях переходных
(aratn, u-bi, /=aal-du-bi) и непереходных глаголов (nun-a-bi) при одном гла¬
голе страдательного залога (с характером i — snlu uint-i-bi).
Схождение по Форме и расхождение по содержанию суффикса -Ы
в переходных и непереходных глаголах обычно запутывает перевод,

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
59*
и в данном отношении достаточно характерен последний из приведенных
примеров. В нем наблюдается стечение во всех глаголах одного и того же
суффикса. Но этот суффикс, как мы видели, не одинаков по своей значи¬
мости в глаголах переходных (1-е лицо) и непереходных (Б-е лицо). От
правильного усвоения этих различий зависит понимание текста и его более
точный перевод. Именно в этих целях наиболее точного выяснения действи¬
тельного значения наличных глагольных окончаний и установления их
закономерностей, и пришлось столь долго останавливаться на различных,
видах суффиксации глагола unit, наиболее богато представленных в халд-
ских текстах и потому в наших заданиях наиболее показательных. Выяснив
по ним действующие правила спряжения непереходных глаголов, легче-
проверить их и дополнить примерами других глаголов. Как мы видели,
пример с глаголом nun 'приходить’ не только не противоречит, но и под¬
крепляет уже сделанные выше выводы.
Ничуть не противоречит, наоборот, полностью подтверждает выявлен¬
ные правила постановки непереходного глагола на -h во множ. числе
и другой пример использования того же глагола nun 'приходить’: repArdi-
mdi nuna-a-li Чпгришш-ш jeSardureqe 'Мепиа (-ш?) Чшришпще «в город:
Ардин (Мусасир) пришли Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина»
(Келишив, Corpus 12, стк. 26—27). Направительный суффикс -di в слове
”pArdini-di и тут не отразился в глаголе.
Форма шш-а-Ье (вместо обычного nun-a-bi), оказавшаяся в приве¬
денном первом отрывке Келишинской надписи, обращает на себя внимание
в связи с окончанием -be вместо -bi и в некоторых других непереходных,
глаголах. То же самое -be оказывается иногда и у глагола unit 'выступать
в поход’, например в Алашкертской надписи (Corpus 28, стк. 1): 6Qaldi-m
uint-a-be majime... Что эта Форма равнозначна umt-a-bi с несомненностью
явствует из сопоставления хотя бы таких текстов как упомянутый выше:
4Qaldimi-m uuimaauii-ni umt-a-bi *Menua-m Чшришшеф (Язили-таш, Corpus
27, стк. 4—5) и 6Qaldmi-ni ишшаши-ш uinta-a-be 'Menua-m Чшришшеф
(Палу, Corpus 31, стк. 6—7), или ®Qaldi-ni umta-a-be maajmue gnu шипе
kar-u-m (там же, стк. 1—2) и ‘Qaldi-ni umt-a-bi majmi gun шипе kar-u-m
(Ташбурун, Никольский, I, стк. 1 — 2).
Можно предполагать, что основная Форма 3-го лица единств, числа
в непереходных глаголах была именно -be, каковая и сохранилась в отме¬
ченных, правда весьма немногочисленных, случаях. Халдская графика явно
не'передавала всех Фонетических свойств речи, и ассирийские знаки, оче¬
видно, в значительной степени условно передавали произношение начертан¬

60
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
ных слов. В частности, заимствуя у ассирийцев клинописные знаки, халдская
система письма не исчерпала всего достаточно богатого их разнообразия,
и наименьшее количество слогов, оканчивающихся на е, оказалось восприня¬
тым письмом древнего Вана. Такие знаки, как Ье и ф, хотя и встречаются
в халдских эпиграфических памятниках, но писец в подавляющем боль¬
шинстве случаев избегал их употребления, более склонный заменять их
более для него обычными Ы и ф. Это наблюдается не только в примерах
с глаголами пип и иш1, наоборот, это оказывается обычным явлением, уже
отмеченным в ряде случаев, как Меппа (вместо Мшиа), фш 'сын’ (вместо
фпе). Вообще, звук е/л путается в халдской графике, прекрасный по своей
убедительности пример чему имеем в равноправном написании имени Ад^пп-
1дф и Аг^1Щеф. На этом приходилось уже неоднократно останавливаться
и раньше.21
Окончание -Ье (графически -Ье и -Ьд) в 3-м лице непереходного гла¬
гола не возбуждало бы с этой стороны никаких сомнений, и я склонен
именно Форму -Ье считать за окончание 3-го лица, хотя бы в большинстве
случаев она и передавалась через слоговой знак -Ьд. На самом деле, асси¬
рийскому чтению знака со всеми его Фонетическими оттенками нельзя при¬
давать решающего значения при дешифровке халдских надписей. Это вполне
ясно хотя бы на примере фш 'сын’, наиболее убедительно доказывающем
расхождение в данном случае графики с Фонетикою. Слово фш читалось
как фпе, и писец в целом ряде случаев подчеркивает смущающее его несо¬
ответствие в огласовке, то дополняя гласным «е», оттеняя тем самым про¬
изношение гласного в предшествующем слоге (например ш-е для передачи
пе), то, в более редких случаях, прибегая к помещению соответствующего
знака на е (например ф, как и в интересующих нас глагольных примерах
с Ье). Так, прибавляя падежное окончание субъекта -ше к графически пред¬
ставленной основе фш, писец нередко вставляет еще лишнее «е» (фш-е-ше),
показывая тем самым, что письменное изображение знака ш читалось
как пе (фпе-ше, графически фш-е-ше, при усеченном ф, заменяемом
в некоторых текстах, для уточнения огласовки, знаком с[е).22 Отсюда,
в достаточною долею вероятности, можно заключить, что сходное явление
мы наблюдаем и в графическом начертании глагольного суффикса -Ы,
замененного в отмеченных выше примерах с пип-а-Ье и иш1-а-Ье клино¬
писным знаком Ье. Но в данном случае вопрос о чтении суффикса непере¬
ходного глагола осложняется сопоставлением его с таким же суффиксом
переходного глагола, где он, в отличие от непереходного, оказывается
окончанием 1-го лица. Дело в том, что и в переходных глаголах мы знаем

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
61
не одно только написание bi и, хотя не наблюдаем случаев замены его
слогом be, но имеем ряд случаев с уточнением огласовки повторным напи¬
санием гласного «е» (bi-e—>Ье).23 Поэтому и в связи с неясностью графи¬
ческой передачи халдских звуков e/i, о чем также приходилось говорить
в целом ряде других работ,24 я не стал бы настаивать на коренном отличии
обоих халдских глагольных окончаний, т. е. утверждать, что в 3-м лице
непереходных глаголов мы имеем be, в отличие от bi 1-го лица переход¬
ных. Я скорее склонен считать, что в обоих случаях, как и в переходных,
так и в непереходных, мы находим одно и то же окончание be (графи¬
чески bi) в различном его использовании по лицам глагола.25
Таким образом, анализ и других халдских непереходных глаголов
приводит к той же схеме, каковая построена выше на разборе глагольных
окончаний основы uint, а именно, что суффиксы -be || -bi в 3-ем лице единств,
числа и -bi в 3-м лице множ. числа выступают достаточно ясно как субъек¬
тивные суффиксы, и что какого-либо отражения на них, в порядке относи¬
тельной суффиксации, рядом стоящего косвенного объекта не замечается
вовсе. Следовательно, 3-е лицо обоих чисел в непереходном глаголе
оформляется по субъективному строю спряжения. í6Sarduri-me alie íkukaam
niaali LU-aji-MES unita-a-li JAbibamqini-e-di 6Qaldmi-m alsumi-ш (I) UD.
ME KUR-ebami aingu-bi E. GAL qarqar-niu-bi... «Сардур говорит: на
следующий год воины (воинство, войско) выступили в Абилианих, для
величия бога Халда (в его честь, по его воле).2® В один день страну
я захватил, дворцы разрушил.(Сардуровск. летописи, II, стк. 5—8).
Закончив с 3-м лицом, вернемся к 1-му в его выявлении на различных
глагольных основах. Выше, при разборе взятых нами за исходные пяти
примеров, установилась суФФиксация непереходного глагола в 1-м лице
на -di. Тогда же было обращено внимание на совпадение этого глагольного
окончания с падежным (направительным -di). Наше предположение о наличии
тут простого Фонетического совпадения, а не суффиксации отношения, легче
всего проверить на других непереходных глаголах, в особенности на не
имеющих своей собственной направительной семантики.27
Наименее показательными в этих целях примерами будут глаголы,
близкие по своему значению с nrat 'выступать’. Таковы почти однозвуча-
щпй с ним ul 'направляться’, 'двигаться’: nl-a-di CIÍEtmm-e-di «я двинулся
в страну Этиуни» (Сардуровск. летописи, У, стк. 4) и quL 'обращаться
с молитвою’, всегда сопровождаемый именами богов, к которым направляется
молитва царя, и потому стоящими в направительном падеже на -di: quti-a-di
‘Qaldi-e-di EURIE-di 6TEI£HEBA-di 6ARDI-di DINGIR. MES-amte

62
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
0TpBiama-amte «я обратился с молитвою к богу Халду владыке к богу
Тейшебе к богу Арду к богам страны Биайны» (Сардуровск. летописи,
V, стк. 2—3). В первом примере с ul-a-di мы имеем полное тождество
в структуре Фразы с более обычным uint-a-di, но второй пример, хотя
и сходный по построению с первым, все же обращает на себя некоторое
внимание, так как в нем суффикс глагола (-di) не увязывается столь те£1;о
с окончаниями (-di) в именах богов. Обращение ко всем им выражено одним
глаголом, и направительный суффикс в именах богов тем самым уже выра¬
жается во множ. числе (-arate), на каковой и оканчиваются последние два
слова. Между тем, если бы глагольная приставка воспроизводила собою
надежное окончание следующих за пим имен, то следовало бы и ее видеть
во множ. числе на то же самое -arate. Впрочем, это еще не столь убеди¬
тельно для признания субъективной самостоятельности глагольного окончания.
В том же, примерно, положении оказывается и глагол пп 'попадать’:
urata-a-di CTpPnluadi-e-di пп-a-bi kauki [	] gunuraiime suui dulu-u-bi
«я выступил в страну Пулуади, она попала сюда (мне), добычу себе
я забрал» (Сардуровск. летописи, IV, стк. 8—10), или ropParalam URU.
LUGAL-nuji qaabqarulu-u-bi пп-a-bi kaukx sulu urat-i-bi terulu-bi...
40 manae GUSKIN-tuagi «город Паралани, город царский, себе я овладел,
он попал (достался мне), ниц повергся, я забрал... 40 мин золота»
(там же, стк. 52—55). Приведенные Фразы, где глагол стоит в 3-м лице
(rai-a-bi), пополняет другая, в которой тот же глагол использован
в 1-м лице: пп-a-di'Eriaqmmie KUR-m-e-di urat-a-diCTpAbumi-e-di qa-u-bi
ropUneium URU. LUGAL-nuji «я попал (проник) в страну Эрахин,
я выступил в страну Абуни, я захватил город Урейуни, город царский»
(Хорхор. летопись, Sayce, 37, стк. 11—12). Здесь, равным образом,
глагольные окончания (nn-a-di, umt-a-di) совпадают с падежами мест
направления (ebam-e-di, CTpAbumi-e-di).
Более убедительными в целях доказательства самостоятельности
•глагольного суффикса будут другие примеры. К числу их относятся такие
как naq-a-di и kut-a-di. Первый из них стоит в неясном для меня контексте,
но не сопровождается именем, оканчивающимся в направительном падеже
(ср. Сардуровск. летописи, VI, стк. 2). Второй наиболее убедителен и имеет
решающее значение. Он встречается в таких контекстах как: qa-u-bi
oipBabiluu KUR-ebaam kuta-a-di pan CTpBaruatamia (Хазине-капуси, Corpus
132, стк. 5—6; Sayce 49), в сходных Фразах он встречается неоднократно
и в различных столбцах Хорхорских летописей Аргиштия. Точный перевод
данного, везде сходного, контекста я дать не берусь, но все же не может

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
63
быть сомнения в том, что kut-a-di представляет собою глагольную Форму
в повествовательном тексте 1-го лида.58 В этом тексте, равным образом,
нет ни одного слова в направительном падеже на -di. Таким образом, мы уже
со значительною долею решимости можем утверждать о самостоятельности
глагольного суффикса -di, как личного окончания непереходного глагола,
проходящего и в 1-м лице по субъективному строю спряжения.
В итоге сделанного краткого пробега по наличному, крайне ограни¬
ченному материалу приходится признать, что несмотря на всю сложность
чтения эпиграфических памятников древнего Вана, почти не имеющих
билингв, все же путь дальнейших исследовательских работ, намеченный
J.	Friedrich, раскрывает широкие перспективы. Получается возможность
более точного понимания текстов, вскрываются в них теперь многие
структурные стороны языка, прежде ускользавшие от исследователя.
Кроме того, значительно повышается ценность памятников и как историче¬
ского свидетеля, обращая иногда сплошной набор слов в плавное изложение.
В частности даже в настоящее время, при первых еще далеко не завер¬
шенных шагах к перестройке научной проработки халдского языка, много
яснее становятся и повествования о походах в Закавказье, прежде дававшие
почти только голый перечень топонимических терминов. Теперь в них
много яснее вырисовывается завоевателыкая политика халдского центра
и отдельные моменты взаимоотношения населения кавказского двуречья
с народом Биайнских стран.
Одним из таких характерных мест являются 34—39 строки II столбца
летописей Сардура, дающие прекрасные примеры различного сочетания
глагольных Форм в их новом истолковании, и в то же время, в связи
именно с этим новым толкованием, вскрывающие глубокое содержание
текста, неожиданно вырисовывающего крайне любопытные моменты биайн-
ской зарубежной политики.	*
^Sardun-ine alle biduyame umt-a-di CTpAbihamqini-e-di URU. MEÖ
GIBIL-bi KUR-me atu-bi nun-a-bi 'Мипш-ш ''Abiliamqi mat-u-ali
^Sardunm-li kun-li sulu umt-i-bi jilu-a-di makun29 eirti du-bi80 eji /aal
dn-bi mernmi pn.Настоящий целиком вштый отрывок, сходный с уже
разобранным выше, где описывался эпизод с уеликухским царем Ниди,
содержит, после обычных вступительных слов «Сардур говорит»,
ряд непереходных (umt-a-di, jxlu-a-di, пип-a-bi), переходных глаголов
(GIBIL-bi, atu-bi, niat-u-ali, du-bi) и один в страдательном залоге с характе¬
ром «1» (uint-i-bi). Первый из непереходных глаголов (umt-a-di) стоит в 1-м
лице, явно связанный с самим повествователем, второй непереходный же гла¬

64
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
гол пип-а-Ь1 стоит в 3-м лице, имея при себе субъектом (с падежным суффик¬
сом -ш) Мурина Абилианихского (лМппш-ш 'АМшшр), очевидно прави¬
теля именно той области, куда направлен поход (^АЫЬашфт-е-сЬ). Пере¬
ходный глагол стоит то в 1-м лице, имея субъективный суффикс и относясь
к самому повествователю Сардуру (ШВ1Ь-Ь1, акг-Ы, йи-к), то в 3-м лице
уже с объективным суффиксом (шаки-ак), связанным с прямым при нем
объектом (лв8аг(1иши-к кпп-к), имея при себе субъектом не повествова¬
теля, а третье лицо, т. е. упомянутого в тексте Мурина. Такой анализ
текста, с учетом' отмеченного взаимоотношения слов, дает возможность
поверки правильности изложенной выше схемы глагольной суффиксации
и в то же время дает, мне кажется, вполне бесспорный перевод в следующем
весьма характерном для завоевательских летописей виде: «Сардур говорит:
потом обратно выступил я в страну Абилианих, города я сжег, страну
полонил. Пришел Мурини абилианихский, обнял Сардуровы колени, ниц
повергся. Я отнесся милостиво, наместником его поставил, даровал ему
другой титул».31
Делая сводку всему сказанному в том еще значительно суженном виде,
в каком пока можно судить о нормах оформления халдского непереходного
глагола, мы выдвигаем следующие основные положения:
1)	подлежащее (логический и грамматический субъект) при непере¬
ходных глаголах снабжается падежным окончанием -ш, или стоит
в неоформленном падеже (о чем подробнее см. в главе о склонении);
2)	характером аориста непереходных глаголов служит гласное «а»,
прибавляемое непосредственно к основе;
3)	спряжение во всех лицах единств, и множ. числа идет по субъек¬
тивному строю. Суффиксом 1-го лица единств, числа служит -<к, 3-го лица
единств, числа -Ье || -Ь1 и 3-го лица множ. числа -к;32
4)	оАнчания лиц суФФиксируются к основе, уже снабженной харак¬
тером времени, см. пункт 2.
КРАТКАЯ СВОДКА ПРИМЕРОВ:
1-е лицо единственного числа
1)	1кнкааш МП шишкин ишка-ск лArguqlme К1Ш-м-<к «вслед
затем весною я вступил в страну Аркунини» (Сардуровск. летописи, У,
стк. 21—22), ср. примеры 2, 6, 7, 8, 12, 13;
2)	пп-а-ск лЕпафшше К1Ш-ш-е-<к ипк-а-сЬ етрАЬшш-е-<к ([а-п-Ьг
горипешш «я проник (попал) в страну Эрахин, я выступил в страну Абунл,

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
65
я захватил город Урейуни» (Хорхор. летопись, Sayce 37, стк. 11—12),
ср. пример 9, а также 1, 6, 7, 8, 12, 13;
3)	ul-a-di CTpEtium-e-di «я двинулся в страну Этиуни» (Сардуровск.
летописи, V, стк. 4);
4)	quti-a-di 6Qaldi-e-di EURIE-di 6TEIUlEBA-di 6ARDI-di DINGIR.
ME§-aiute ^Biama-amte «я обратился с молитвою к богу Халду, богу
Тейшебе, богу Арду, богам страны Биайны» (Сардур. летописи, У,
стк. 2—3);
5)	qa-u-bi CTpBabilun KUR еЬааш kuta-a-di pan CTpBaruatamia
(Хазине-капуси, Corpus 132, стк. 5—6).
3-е лицо единственного числа
6)	eQaldi-m urat-a-bi majinie gun шипе bar-u-m LUGAL *Епаф
KUR ebam-e «бог Халд выступил своею мощью (может быть, милостью),
покорил он даря страны Эрах» (Сардуровск. летописи, II, стк. 19—20),
ср. примеры 1, 2, 7, 8, 12, 13;
7)	eQaldnni-m uiumaami-m mnt-a-bi лМепиа-т Нтриштеф «для
бога Халда могущественнейшего (в его честь или по его воле)33 выступил
(в поход) Менуа сын Ишпуина» (Язили-таш, Corpus 27, стк. 4—5),
ср. примеры 1, 2, 6, 8, 12, 13;
8)	6Qaldim-m ишшаши-ш umta-a-be JMenua-m Чшрииниеф «для
бога Халда могущественнейшего84 выступил (в поход) Менуа сын Ишпуина»
(Палу, Corpus 31, стк. 6—7), ср. пример 7, а также 10 и 11;
9)	терРага1ат URU. LUGAL-mrji qaabqarulu-u-bi nn-a-bi kauki
«город Паралани, город царский, себе я овладел, он попал (достался мне)»
(Сардуровск. летописи, IV, стк. 52—53), ср. пример 2;
10)	r#pArdmi-di uun-a-be Ншришш-ш ^Sarduneqe «в г.ород Ардин
(Мусасир) пришел Ишпуин сын Сардура» (Келишин, Corpus 12, стк. 17—
18), ср. примеры 11, 14, а также 7 и 8;
11)	mm-a-bi kauki ^Nidn-m LUGAL ^Uelikuqi «пришел сюда (ко мне)
Ниди, царь страны Уеликухи» (Сардуровск. летописи, У, стк. 19—20),
ср. примеры 10, 14, а также 7 и 8.
3-е лицо множественного числа
12)	6Qaldmi-m uuimaanin-m umta-a-h ^Meeimtaa-e-di Ншришпи-т
i4Sarduneqe ■‘Meinuua-ш ^mpummeqe «для бога Халда величайшего (в его
честь или по его воле)35 выступили (в поход) Ишпуин сын Сардура
Мещанинов

66
язык влнской клинописи
(и) Менуа сын Ишпуина» (Хараконис, Corpus 15, стк. 9—12), ср. при¬
меры 1, 2, 6, 7, 8, 13;
13)	lkukaani maali LU-aji-МЕЙ umta-a-h 'Abilianiqim-e-di 6Qnldini-iu
alsuim-ш «на следующий год воины (войско) выступили в Абилиаиих для
бога Халда величайшего || величия (в его честь или но его воле)» (Сардуровск.
летописи, II, стк. 6—7), ср. примеры 1, 2, 6, 7, 8, 12;
14)	i0pArdmi-di nuna-a-li д1шришт-т j66ardureqe *Мепиа(-ш?)
Чшришпще «в город Ардин (Мусасир) пришли Ишнуин сын Сардура
(и) Менуа сын Ишпуина» (Келишин, Corpus 12, стк. 26—27), ср. при¬
меры 10, 11.

ПРИМЕЧАНИЯ
1	В дальнейшем изложении я придерживаюсь в этой главе графического написания слова для
возможно точной передачи самого текста, но в целях уточнения анализа слова мне прихо¬
дится отделять морфологические частицы, что нарушает разбивку слова по графическим
знакам и в то же время запутывает выделение основ от приставок. Затруднение обу¬
словливается тем, что система графики не передает всех деталей Фонетики, часто оставляя
огласовку только для оттенения ее, уже имеющейся в предшествующем слоге. Поэтому
такое написание как иш-ta-a-bi и пр. вовсе не указывает на то, что гласное «а» входит
в основу глагола, оставаясь самостоятельным от нарощенного гласного характера «а».
В данном примере основою будет umt, и оформление ее в лицах будет umt-a-di, umt-a-bi,
unit-a-li, вне зависимости от графического повторения гласного звука «а».
2	Caucásica, VII, стр. 68—69.
3	См. там же, стр. 66. По отношению к 3-му лицу инож. числа я ввел бы некоторое уточне¬
ние, а именно, суффиксом лица является только -li, предшествующий же гласный кая идет
за счет гласного характера аориста непереходных глаголов
4	Sayce, JRAS, 1882.
5	Халдоведение, стр. 130 сл.
6	Там же, стр. 134—137.
7	Окончание -ah, по изложенным выше причинам, отпадает. Суффиксом лица в непереходных
глаголах остается одно -li
8	Caucásica, УП, стр. 67—60; УШ, стр. 114.
9	Я сохраняю здесь прежнее объяснение божеского имен и полною и усеченною его Формою:
6t¿aldi, датедья падеж 6Qaldi-ni, полная Форма óQaldiui, дательн. от нее падеж 6Qaldiru-m.
Существует и другое объяснение, сводящееся к признанию только одной основы óQaldi
и истолкованию двойного нароста -ш, как падежного окончания и суффикса отношения,
о чем подробнее см. в главе «Структура халдского языка», § 50.
10	См.предыдущее примечание. Суффикс -ш, конечно, относится к числу падежных окончаний
при обоих толкованиях Формы 6Qaldinioi. Вопрос сводится лишь к тому, является ли по¬
следнее -ш надежным окончанием самого божеского имени, или же воспринято им от
определяемого слова. При последнем толковании падежным окончанием самого божеского
имени окажется предшествующее -ш ( <*Qaldi-ni-ni). Таким образом, и при том и при дру¬
гом понимании данной Формы, она оказывается, все равно, стоящею в дательном падеже.
11	J. Friedrich считает ишташе, alsnime за существительные 'мощь*, 'величие’, см. в главе
«Структура халдского языка», § 50. Если это не прилагательное, а существительное, то
оно, равным образом, стоит в дательном падеже.
12	Фонетичес ки qeue-> qe. Чтение первого слога в усеченном виде qe устанавливается рядом
надписей, например *óSardurie-qe (Corpus 16, лицевая сторона, стк. 11), чтение же послед¬
него -пе уточняется такими Формами как ^Sai durie-qinie-ше (Corpus 4), где вставка
гласного «е» после слога «ш» оттеняет его огласовку.
13	Смысл текста не меняется и при понимании иштапп-Ш как существительного, стоящего
в дательном падеже. Меняется лишь перевод первых двух слов: «для могущества бога
Халда», или, при инструментальном значении дательного падежа, «бога Халда могущест¬
вом », ср. §§ 8, 13 и 50 главы о структуре халдского языка.
б*

68
ЯЗЫК ВАНСКОИ клинописи
14	Или «для бога Халда величия», см. предыдущее примечание.
15	Халдоведение, стр. 135.
16	Слово mitmi оставляю пока без перевода. А. Götze (Zur Kelischin-Stele) устанавливает за
mitiui значение 'этот’ на основании соответствующей ассирийской параллели Келишин-
ской билингвы, но восстанавливаемая им халде кая параллель строк 37—38 не только
полностью расходится с восстановлением С. F. Lehmann-Haupt (Corpus 1*2), но и с его соб¬
ственным, так как на стр. 101 он дает халдский текст iarani istini-ni, а на стр. 122 тот же
текст представлен уже в виде iarani inaani. При таких условиях, очевидно, признать убе¬
дительность ассиро-халдских сопоставлений А. Götze я не могу.
17	Caucásica, VII, стр. 58 и 66. J. Friedrich устанавливает в 3-м лице множеств, числа суффикс
-(a)li, я же отношу гласное «а» к характеру времени, наличному и во всех других лицах
непереходного глагола: a-di, a-bi, a-li.
18	Или «для бога Халда мощи || мощью бога Халда», си. § 50 главы о структуре халдского
языка.
19	Corpus, 12, стр. 25, прим. 3. К сожалению, С. F. Lehmann-Haupt допускает и возможный
здесь вариант на -hi || be, каковой при двух действующих лицах не уместен. А Götze,
правильно восстанавливая ту же Форму nunah, искусственно отделяет *Inipuuim-m
и лМепиа, присоединяя их к следующей Фразе с переходным глаголом, где такое офор¬
мление действующего лица невозможно (см. стр. 101 сл. Zur Kelischin-Stele), так как
при переходных глаголах субъект всегда ставится с суффиксом -ше, см. Caucásica,
Vil, стр. 57.
20	Сохраняю пока условно старый перевод Фразы теыпш piei /^aal-dubi а (второе-*) другое
имя я изменил (-^-взамен дал)». На правильности этого перевода я не ни стаиваю, хотя
meniim, невидимому, означает местоимение 'второй*, см. § 20 главы о структуре халд-
ской речи.
21	См. Халдоведение, стр. 122 и др.
22	Ср. -^Sardurie-qe, -»Impumme-qe (Corpus 15, стк. 11, 12); **Sardune-qime-nie (Corpus 4,
6 и др.).
23	См. Caucásica, VII, стр. 68—69. прим, со ссылкою ва: agu-bie, nudiKnt-u-bie и на чередова¬
ние в графике toi;o же гласного в именах существительных: ninbi, mribe 'скот*.
24	Наиример, Халдоведение, стр. 122, 133 и др; Изв. Ак: Наук, 1932, стр. 166; Докл. Ак. Наук,
1930, стр. 36 и т. д.
25	О том же подробнее см. глава «Структура халдской речи *’> § 35, 51 и д'р.
26	Или старый перевод: «для бога Халда величайшего».
27	Фонетическое совпадение глагольного, следовательно местоименного, суффикса с падеж¬
ным окончанием имеет свои исторические корни и едва ли случайно. Так, в том же халд-
ском совпал и другой глагольный суффикс (3-го лица -ш с дательным падежом, так же
как совпала местоименная частица того же 8-го лица ( а) с дательным же падежом
в мегрельском, чанском и грузинском. Здесь вопрос переносится уже в другую область,
а именно о местоименных частицах спряжения и о местоименных корнях падежных
окончаний.
28	Параллельно kut-a-di pan в совершенно аналогичных контекстах употребляется еще
qat-u-bi pm (Никольский, XV, стк. 4) и даже та же основа в Форме аориста переходных гла¬
голов kut-11-bi pan (Никольский, XVI, стк. 7). Здесь мы имеем пример исиользования той же
основы для образования как переходного, так и непереходного глагола, о чем см. § 44 главы
о структуре халдской речи. Показательным для нас является то, что kut-ii-bi стоит рав¬
ным образом в тексте, излагаемом от первого лица так же как и kut-a-di, что служит пре¬
красным подтверждением того, что суффикс -di образует 1-е лицо непереходного глагола,
тогда как суффикс -bi то же лицо в переходных. Cp. qa-u-bi crpBabiluu KUR-ebaani
kuta-a-di pan CTPBaruataiuia (Sayce 49); guiiunia qa-u-bi... SAL-lutu tu-bi kut-u-bi pan
cTpUdurietim (Никольский, XVI).
29	Понимается мною, условно, как прилагательное от основы так с суффиксом -иг в значе¬
нии 'милостивый*, см. § 17 главы о структуре халдской речи.

СПРЯЖЕНИЕ НЕПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
69
30	Слово eir-ti понимается иною как составное из eir || ет 'народ’, cp. en-e-la (en-e-te) "царь’,
'глава народа’, грузинск. епз-Oav-i 'эристав’, буквально ‘глава народа*. Вторая часть ti
'владыка’, 'глава’, отсюда eir-ti 'наместник’, см. Мещанинов «Термины царь, старейшина,
наместник по халдскии клинообразным надписями, Я<х>ет. Сборник, VII, стр. 104.
31	За словами <Paal du-bi meunui ри сохраняю аока старый перевод, отнюдь его не отстаивая.
Все же тешил, повидимому, числительное 'второй’, см. в главе о структуре халдской
речи, § 20.
32	У J. Friedrich — (a)li, но я отношу гласный «а» к характеру времени, cp. Cancaeica, УП,
стр. 66.
33	Или «для бога Халда мощи || мощью бога Халда», если иштапп-ш представляет собою
существительное в дательном падеже, си. глава о структуре халдской речи, § 50.
34	См. предыдущее примечание.
35	См. предыдущее примечание.

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
Местоименная суффиксация переходного глагола письменной речи: 1) субъек¬
тивный строй спряжения 1-го лица и относительный к объекту 3-го лица;
2) 1-е лицо множественною числа; 3) краткая характеристика переходною
глагола письменной речи; 4) причастные формы; 5) сослагательное будущее.
Месточменная суффиксация переходного глагола живой {народной) речи:
1) субъективный строй спряжения; 2) 3-е лицо множественного числа в отвой
и письменной речи; 3) разночтения в надписи Мхер-напуси; 4) относительный
строй субъективного спряжения: а) с отношением к прямому объекту, б) с отно¬
шением к косвенному объекту; 5) спряжение глагола в единственном числе;
6) параллели письменной и живой речи; 7) краткая характеристика переходного
глагола живой речи.
Данные, подтверждающие наличие в халдских текстах двух языков, мертвого
письменною и оюивого народного: 1) анализ надписи Мхер-капуси; 2) взаимо¬
отношения обоих языков.
Подытоживающие выводы: 1) основные особенности переходного глагола
письменной речи и краткая сводка примеров; 2) основные особенности переход¬
ною глагола живой речи и краткая сводка примеров.
Наиболее яркие примеры спряжения халдскопь глагола вообще
улавливаются в Формах аориста. Именно по этим, главным образом, Формам
и была еще в 1882 г. построена Сэйсом схема спряжения, ограничившаяся,
в основном, выделением двух лиц единственного числа: 1-го на -Ь1 и 3-го
на -ш. Характер времени точно не Фиксировался, хотя все же преобла¬
дающее значение гласного и тогда еще бросалось в глаза как Форматив
глагольной основы во временном ее определении.1
Построения Сэйса применялись без существенных изменений всеми
исследователями халдского языка, одинаково строившими его грамматику
до 1928 года включительно, когда М. Церетели впервые предложил
совершенно иное истолкование глагольной Формы. Но, запутавшись в своих
собственных построениях, он дал неубедительную схему и явно неправиль¬
ный перевод уже известных текстов. Все же решительным уточнением,
сдвинувшим халдоведение на новый п^ть, явились, хотя и далеко не всегда

72
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
удачные в своих выводах, но правильные по постановке вопроса работы
М. Церетели и Götze, обративших внимание на различие переходного и не¬
переходного глаголов.3 Именно этим и был заложен новый исходный пункт
для дальнейших более успешных халдоведных изысканий. Между прочим,
Церетели с полным обоснованием доказал характеризующее отличие глаголов
по огласовке «и» для переходных п «а» для непереходных.4
На тот же путь стал и J. Friedrich, в значительной степени само¬
стоятельный в своих исследованиях.5
Опираясь на положительные стороны опрокинутой теории Церетели, он
развил и усовершенствовал старую схему Сэйса, дав в свою очередь новое
исследовательское построение. По его выводам, халдский глагол имеет
личные окончания двух видов: 1) в непереходных глаголах: 1-е лицо
единств, числа -di, 3-е лицо единств, числа —bi, 3-е лицо множ. числа (а)1г,
2)	в переходных глаголах: 1-е лицо единств, числа -bi, 3-е лицо единств,
числа -т, 3-е лицо множ. числа -(i)tu, в которых, кроме отмеченных личных
окончаний выступает также и суффиксальная увязка с объектом. Эта схема,
по мнению J. Friedrich, ясна, так как «beide Gruppen unterscheiden sich
in den bisher bekannten Personaiendungen sehr deutlich».®
С последним замечанием немецкого ученого я не вполне согласен, так
как отчетливости в распределении глагольных Форм по намеченным им
суффиксальным признакам все же не получилось, и просмотр самого
материала не производит впечатления, что он окончательно схвачен
исследователем.
В части непереходного глагола, как мы только что видели, языковые
примеры действительно уложились в предложенные J. Friedrich грани и дали
стройную картину, но что касается глагола переходного, то тут такой
стройности не получилось. Формы 3-го лица, как увидим ниже, спутали
и субъект и объект, а в связи с этим и единственное и множественное
число, при чем выдвинутое J.. Friedrich суффиксальное распределение
по лицам в единств, числе 1-е	bi, 3-е	ш, во множественном 3-е —
-(i)tu проходит вовсе не выдержанным рядом, а находит один на дру¬
гой, давая параллельные Формы.
Подобного явления мы не наблюдали в непереходных глаголах, и при¬
чину этого нужно искать в анализе самого глагольного оформления. Таким
образом, ириходится признать, что схема J. Friedrich, являясь крупнейшим
шагом вперед, сама еще требует критического к ней подхода, каковой
и выявляется аналитическим разбором того же материала, на котором
строит выводы немецкий ученый. Идя по пути, намечаемому J. Friedrich,

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
73
иы получаем ряд новых уточнений, наиболее отчетливо вырисовывающихся
в уже отмеченных им суффиксах, отражающих в глаголе субъект и объект.
Дело в том, что J. Friedrich заметил влияние объекта на местоименную
суффиксацию,7 но не уточнил действующих норм объективного спряжения.
Он распределил местоименные частицы по лицам, не указав при этом,
что именно они выражают, субъект или объект. Между тем халдский
переходный глагол, являясь пассивным по своей конструкции, как раз
этим и характерен.
Начнем с разбора материалов по наиболее показательным текстам,
выработавшим известный шаблон и в использовании корнеслова и в части
морфологического его оформления.
Суффикс, выражающий в глаголе объект, выступает достаточно ясно
в ряде примеров с переходным глаголом teq 'повергать’ в его двух исполь¬
зуемых Формах: teq-u-ш и teq-u-ah. Обе эти Формы, судя по характеру
времени «и», относятся к аористу. Первая из них (teq-u-ш) не возбуждает
никаких сомнений в таких контекстах как: ‘Qaldu-ni umt-a-bi majini
ginwuun-e kar-u-m 'Qiteruadam 'Ulaquqi LUGAL ”pMehta-alqi-e KUR-
m-e teeq-u-m *6Sardun-kai 'Arginitiqim. Следуя уже приведенным выше
разъяснениям в главе о непереходных глаголах, даю следующий перевод
фразы: «бог Халд выступил (в поход), своею мощью покорил он Хитеруада
(на) сына Шаху царя области города Мелиты-великой (?), поверг он (его)
пред Сардуром сыном Аргиштия» (Изоглю, Sayce 50, стк. 1—3). То же
самое находим в Ванской надписи Sayce 49, стк. 1—2 (Сардуровск. лет.,
табл. XIV): eQaldi-m umt-a-bi majmi-e gun-nmn-e kar-u-m CT|,Mana-m
KUR-rne teq-u-m *®Sardun-kai 'Argimteqmie «бог Халд выступил (в поход),
своею мощью покорил он страну Ману, поверг (ее) пред Сардуром сыном
Аргиштия» (тоже ср. Никольский VII, стк. 1—3; Хорхор, Sayce 40,
стк. 67—69 и др.).
Здесь глагол teq-u-ш, стоящий в 3-м лице единственного числа,
имеет при себе единый объект. Когда же этих объектов выступает несколько,
то глагол заменяется другою его же Формою, а именно teq-u-ah. Прекрас¬
ные образцы, подтверждающие это положение, находим в Сардуровсквх
летописях, как то: при одном объекте (IV, стк. 36—38), ®Qaldi-m uuit-a-bi
majim-e gnn-niun-e kar-u-m '^Qumaqa-qalu KUR-ш teq-u-m ^Sardun-kai
'Arguntiqim-e «бог Халд выступил (в поход), своею мощью он покорил
страну Кумух (Комагены), поверг (ее) пред Сардуром сыном Аргиштия»
(один объект—Кумух); при нескольких объектах (II, стк. 49—53), ®Qaldi-m
umt-a-bi majum-e giui-iuun-e kar-u-m 'Ranraum LUGAL c ,Runmam-e-i

74
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
KUR-ebanu-e kar-u-m 'Diutim-m 'Igameqi... teq-u-ah j6(Sardun-kai)
JArguntiqime (несколько объектов -Рашуни, Диуцини) «бог Халд выступил
(в поход), своею мощью иокорил он Рашуни даря страны Руишиани, покорил
он Диуцина Иганского... поверг (их) пред Сардуром сыном Аргинина».
Аналогичную постановку гльгола на -ah (teq-u-ah) при множестве объектов
мы имеем в целом ряде случпев, например в надписи Сурб-Погос (ДАН,
1932, стр. 165, стк. 3—16), где после перечисления покоренных царей
Уеликухского, Тулихского, Ассирийского, взятия страны Армеи и го¬
рода Нихирвани, стоит то же самое teequ-u-ah(e) ,6Sardnn-kai IArgini-
tieqmie, cp. Хорхорскую летопись Sayce 87, стк. 18; Sayce 38,
стк. 6, 54 и др.
Во всех известных мне примерах на -ah в глаголе teq-u-ah имеется
не один, а множество объектов, тогда как, наоборот, более редкие примеры
с teq-u-m имеют при себе лишь один объект. Исключением является Ташбу-
рунская надпись (Никольский I), в которой на 2—3 строках говорится:
kar-u-m *Enduaqr KUR-ше kar-u-ш ropLuqmm-ni teq-u-m 'Menua-kai.
Возможно, что это исключение в оформлении глагола на -т при двух
объектах (Enduaqi и Luqmm-ш) объясняется тем, что город Лухиуни
и страна Эридуахи (в чтении Lehmann-Haupt: Эрикуахи)8 составляли одно
целое, т. е. поселение и прилегающую к нему область. При этом пони¬
мании текста и здесь оказывается только один объект, при котором вполне
закономерна Форма teq-u-m. Такое толкование данного спорного случая
более чем уместно, так как еще и раньше мне приходилось отмечать
единство 'страны* и 'города* в Закавказья времен халдских походов.9
Действительно, повествователь клинообразных текстов, применяя термин,
'город* к еще отсутствовавшим в бассейне Куры и Аракса городским
поселениям, сплошь и рядом употребляет такие обороты как 'страна города
Киехуни’ (Никольский VIII, стк. 3) и пр. Еще окончательно не разложи¬
вшийся родовой строй Закавказья не выделил еще городов, сохраняя
общность поселений с их областями. То же самое было, повидимому,
и с «городом» Лухиуни страны Эридуахи (или Эрикуахи). В таком случае
и здесь мы имеем только один объект, с которым и согласуется рядом
стоящий глагол teq-u-m.
Характерною, явно бросающеюся в глаза особенностью всех этих
текстов будет зависимость глагольного окончания исключительно от объекта.
Наоборот, субъект в них не играет никакой роли при оформлении глагола.
Действительно, во всех отмеченных случаях как с teq-u-m, так и с teq-u-ah
субъектом будет все один и тот же самый бог Халд, следовательно изме¬

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
75
нение глагольного окончания зависит не от изменения субъекта. Реша¬
ющим тут оказывается объект.
Не менее ясные в том же направлении примеры имеем с глаголом
кат 'покорять’. Возьмем три его разновидности по Сардуровским лето¬
писям:
1.	^Sardnn-ine alie íbukaam MU niuiiitum urat-a-di 'Arguqime KUR-
ш-di kar-u-bi aArguqnm KL R-me 'Adaqum KUR-ше 'Luiprum KUR-nie...
«Сардур говорит: вслед затем весною выступил я в страну Аркукини,
я покорил страну Аркукини, страну Адахуни, страну Луипруни...»
(V, стк. 21—23);
2.	6Qaldi-ni uint-a-bi majim-e gim-mun-e10 kar-u-ш LUGAL *Enaqi
KUR-еЬаш-е kar-u-m ’Abilianiqi KUR-ebam-e teq-u-ali í6Sardun-ka
'Arguutiqmie «бог Халд выступил (в поход), своею мощью покорил он царя
страны Эрах, покорил он Абилианиха страну, поверг (их) пред Сардуром
сыном Аргиштия» (II, стк. 19—21);
3.	eQaldi-m uuit-a-bi majmi-e gitn-nmrii-e kar-u-ah 4 LUGAL.ME&
"pUedun-Etmm-e «бог Халд выступил (в поход), своею мощью покорил он
четырех царёй страны Уедури-Этиуни» (Ш, стк. 45—48).
Мы не можем сомневаться В’ том, что субъект при глаголе kar-u-bi
стоит в 1-м лице единств, числа ('я покорил’), так же как не можем сомне¬
ваться в том, что при обоих других Формах (kar-u-m и kar-u-ah) стоит
один и тот же субъект (бог Халд), т. е. в 3-м лице единств, числа. Таким
образом, здесь во втором и третьем примерах, как и в разобранных выше
примерах с teq-u-m и teq-u-ali, различие глагольных Форм при третьем
девствующем лице объясняется различием числа объектов, а именно в пер¬
вом случае (kar-u-m = 2-й пример) Объект стоит в единственном числе,
тогда как во втором случае (kar-u-ah = 3-й пример) во множественном
(четырех царей). Эта схема согласования глагола 3-го лица только с объектом
вполне ясна в том же втором примере, где каждый объект имеет свой глагол,
почему последний и согласован в единственном числе «покорил царя страны
Эраха (один объект), покорил страну Абилиаииха (один объект)», но «повер¬
гнуты пред царем» уже не один объект, а оба сразу (т. е. царь Эраха
и Страна Абилианиха), в связи с чем тут же наличный глагол teq 'повергать’
получил окончание объектов множественного числа teq-u-ali. В одной
и той же Фразе при одном и том же действующем лице Халде опять оказа¬
лись глаголы в разном оформлении (kar-u-m и teq-u-ah). Отсюда следует
тот же вывод: глагол в 3-м лице выражает в своих местоименных частицах
только объект, t¿ е. идет по строю относительного спряжения.11

76
ЯЗЫК ВАНСК0Й клинописи
Наоборот, совершенно иное положение мы имеем с тем же глаголом
при первом действующем лице. На самом деле, в первом примере (где стоит
глагол kar-u-bi) глагольное окончание 1-го лица ничуть не изменяется
при изменении числа объектов. Окончание остается то же самое -bi как
при одной, так и при множестве покоряемых стран. Наглядное этому
подтверждение получаем при нижеследующем сопоставлении разновид¬
ностей уже приведенного выше первого примера:
4.	umt-a-di rTpMana-i-di qa-u-bi eTpIrkium-m «я выступил в страну
Ману, я захватил страну Иркиуниу (Хорхор, Sayce 40, стк. 34—35);
5.	umt-a-di CTpBuuuitu-e-di qa-i-bi eTpAinqayai q-u-bi CTpIHatiraragam
«я выступил в страну Бушту, я захватил страну Ашкайя, я захватил
страну Шатирараган» (Хорхор, Sayce 40, стк. 53—54);
6.	umt-a-di 'Arguqmie KUR-m-di kar-n-bi 'Arguqimi KUR-me
lAdaqum KUR-me *Luiprum KUR-me... «я выступил в страну Аркукини,
я покорил страну Аркукини, страну Адахуни, страну Луипруни»... (Сар-
дуровск. летописи V, стк. 22—23).
Во всех указанных примерах сохраняется тот же самый глагольный
суффикс -bi, хотя число объектов изменяется (в примерах 4 и 5 при каждом
переходном глаголе имеется по одному объекту, а в примере 6 их уже
несколько).
Эти приведенные в двух таблицах (1, 2, 3 и 4, 5, 6) сопоставления
глаголов первого и третьего действующих лиц выявляют вовсе не ту схему,
на которой настаивает J. Friedrich. Вопреки его мнению оказывается, что
суффиксы 1-го и 3-го действующих лиц не равноправны, и тогда как суф¬
фикс -bi на самом деле оказывается суффиксом 1-го лица (субъекта
пассивной конструкции), суффикс -ш отнюдь не выражает третьего лица
субъекта. При третьем действующем лице пассивной конструкции халдского
переходного глагола мы вовсе не находим субъективных суффиксов. Полу¬
чаемые же глаголом при третьем действующем лице окончания связаны
с объектом, причем -ш с объектом в единственном числе, а -all со множе¬
ством объекта при полном безразличии числа действующих лиц в место¬
именной суффиксации глагольного оформления.11
Весьма любопытною особенностью халдского языка клинообразных
текстов является то, что он не любит скопления объектов при переходном
глаголе третьего лица и обычно разбивает их повторением той же самой
глагольной Формы: покорил он Уинтеру, покорил он Луша, покорил он
Катарца (Гюсненц, Докл. Ак. Наук, 1930, стр. 35, стк. 5—6). Поэтому
несколько раз повторяется глагол kar-п-ш, имеющий каждый при себе по

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
77
одному объекту, хотя и описывается поход с покорением многих
стран. Тем самым объясняется обилие глагольных Форм на -ш и
сравнительная редкость использования иных видов объективной суф¬
фиксации.
Устанавливая, таким образом, что окончания переходных глаголов
в 3-м лице зависят от объекта, мы получаем возможность весьма суще¬
ственного уточнения в понимании целого ряда текстов, а тем самым
и уточнения топонимики. Так, например, в Эйлярской надписи (Николь¬
ский VI, стк. 6—7) стоит ца-и-т '^Шиашег ЕТШ-еЬаш гврБаагаш К1Ж-
ше. Если при глаголе фа-и-ш мы должны иметь объект в единственном
числе, то страна Улуани, в данном ксятексте, окажется или страною города
Дарани (он покорил страну Улуани-мрода Дарани страну) или же, наобо¬
рот, страна города Дарани окажется частью страны Улуани. При послед¬
нем толковании удастся объяснить и нарост падежных суффиксов в имени
Шпаш-е-1, понимая первый из них (-е) как родительный падеж (Шиаш-е
'страны Улуани’), а второй (-1) как повторение окончания объясняемого
слова (Багагы) в порядке суффиксации отношения.13 Перевод взятого нами
отрывка получится, после всего сказанного, в следующем виде: «он за¬
хватил страны Улуани страну города Дарани», т. е. захватил страну
города Дарани, входящую в сос1ав страны Улуани. Все же объектом здесь
оказывается одна только покоренная страна (города Дарани), почему
и глагол оформлен на -ш: фа-и-ш 'захватил ее’, т. е. эту страну.
В таком случае отпадает обычный перевод данного места «он покорил
страну Улуани (н) страну города Дарани».14 Тем самым вновь подтвер¬
ждается отмеченное выше едцнство поселения и области в Закавказском
Двуречьи («страна города») и в то же время выявляется взаимоотношение
более мелких единиц с географическим районом.15
Совершенно иную картину мы видели при переходном же глаголе
1-го лица. Здесь глагольные окончания не зависят от объекта, и оконча¬
ние -Ъ] остается неизменным, ср. Сардуровские летописи (У, стк. 22—23):
каг-и-1я *А^пдши КиВ-ше лАйаф1ш К1Ш-ше лЬи1ргшп К[Ш-ше лЕши-
шиах К1Ш-ш 'Каашшш КиВ-еЬаш и т. д., в отличие от каг-п-ш
ЧМеги каг-и-ш л1дшшаа каг-и-ш лКаа1агга... (Гюсненц, Докл. Ак. Наук,
1930, стр. 35, стк. 5—6).
Та же увязка глагольного суффикса 3-го лица переходных глаголов
с объектом, а не субъектом, характерна и для строительных и сакральных
надписей с глаголами: га(1 ’строить’, ки§ ’воздвигать’, 1ег(и) ’заканчи¬
вать’ -»’устанавливать’ и др.:

'78
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
1 субъект и 1 объект
л1шршшш-ше лб8агйииг1ефте-ше im Е-е zaadu-u-m «Ишпуин сын
Сардура это сооружение (храм) построил» (Звистан, Corpus 4); лМепиа-ше
л1шрит1-фш-ше ш Е. GAL zad-u-ni «Менуа сын Ишпуина этот дворец
(цитадель)1® построил» (Таштепе, Gorpus 20, стк. 2—3); mi NA-puluji
'Rusaa-me "Argimte-qini-rae kug-u-.u «эту каменную стелу Руса сын
Аргиштия воздвиг» (Звартноц, Халдо ведение XXII, стк. 1—3).
2 субъекта и 1 объект
Чшршшп-ше i6Sardune4mi-nie лМепииа-ше л1шришшфш-ше...
ter-u-ni ardi-ше «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина... уста¬
новили жертву (?)» (Мхер-капуси, Corpus 18, стк. 1—2).
1	субъект и множество объектов
Эриванская надпись (Изв. Арх. ком., вып. 37), в которой Сардур
сын Аргиштия иосвящает памяти своего отца дворец, сокровища и
городские сооружения. Глаголы здесь оканчиваются на -ah(-li): adu-li(e),
tiin-u-li (стк. 10).
2	субъекта н множество объектов.
л1шришт-ше л48аМипефт-ше лМепииа-ше л1шришшфш-ше ini-li
КА zaadu-u-ah «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина эти врата
построили» (Мхер-капуси, Corpus 18, стк 1—2).
Не менее ясные примеры, подтверждающие то же самое правило
согласования 1-го лица с субъектом и 3-го лица с объектом, находим
в строительных же надписях с глагольною основою midimt 'воздвигать’,
'строить’, 'сооружать’.
1-е лицо: 1 субъект и 1 объект
ropUrayani Е. GAL imdiinit-u-bi «города Урайани дворец17 я соору¬
дил» (Сардуровск. летописи III, стк. 26—27).
1-е лицо: 1 субъект и множество объектов
Е. GAL. МЕЙ íHitimi raidnratu-u-bi «дворцы (цитадели)...18
я соорудил» (Сардуровск. летописи IV, стк. 15—16).

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
79
3-е лицо: 1 субъект и 1 объект
mi Е badnujie дМепиа-ше xIiupuumqmi-me nndiinit-u-ni Е. GAL
nndiinit-u-ni baduu.jie ter-u-m 'МепиафшЬ turn «это строение (храм?)
величественно (?)19 Менуа сын Ишпуина соорудил, дворец (цитадель) соору¬
дил величественный установил Менуахинили имя»,20 т. е. имя местопре¬
бывания Мснуи (Ташбурун, Никольский III, стк. 2—7).
3-е лицо: 1 субъект и множество объектов
хМепиа-ше... inidnint-u-ali 4Qaldim-li КА Е. GAL badujue
«Менуа... соорудил Халдовы ворота (и) дворец величественный (?)»
(Ташбурун, Никольский II, стк. 5—7).
3-е лицо: 2 субъекта и 1 объект
'1шришш-ше ^Sardnneqim-iDe 'Menua-ше х1шрашшфт-ше 6Qaldiei
suji nndmutu-m «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина бога
Халда21 свягилище соорудили» (Ашрут-дарга, Corpus 16, стк. 1—2).
3-е лицо: 2 субъекта и множество объектов
д1шришш-ше xeSardurieqiui-iue хМепиа-ше Чшришшфш-ше... ini-li
К A raidumt-u-li22 «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина... эти
■ворога соорудили» (Ахтамар, Corpus 17, стк. 2—5, 8—11).
Прекрасный пример согласования переходного хмагола с объектом
находим в надписи Кохбаниц (Sayce 17, Corpus 66), где глагол восприни¬
мает различные суффиксы в зависимости от различия объектов при едином
в" всех случаях субъекте: 'Медиа-ше Ншриигшфт-ше mi suji midmut-u-ni
6Qaldnm-li KA-li midiuntu-u-ali mi E. GAL midnmtu-u-ni baduuju
(ctk. 2—5). В эюм примере мы ясно видим как при одном и том же
субъекте, в данном случае царе Менуе, несомненно действующем лице
и потому стоящем в падеже логического субъекта на -ше, глагол, стоящий
в третьем лице, получает суффиксы согласованно вовсе не с логическим
подлежащим. Эги глагольные суффиксы явно связаны с относящимися
к глаголу объектами, и один и тот же глагол midimt в тех случаях, когда
объект, судя по предшествующему ему местоимению mi, стоит в един¬
ственном числе, получает суффикс -m (njidinnt-u-m), в том же случае,
когда связанные с глаголом собственные имена оканчиваются на -li, и гла¬
гол, равным образом, снабжается тою же частицею-показателем множе¬
ственного числа (nndmnt-u-ali). И в данном примере ясно, что переходный

80
язык влнскои клинописи
глагол 3-го лица согласуется ее с субъектом, а с объектом, т. е. про¬
ходит по относительному строю спряжения.23
Множество субъектов в 3-м лице переходного глагола не имеет
значения и никак не отражается в окончании глагольного оформления.
Именно поэтому вполне закономерною и полностью подтверждающею
наши положения оказывается конструкция первых двух строк надписи
Мхер-капуси (Corpus 18), где значатся: д1гаршшп-ше j6Sardurieqim-ше
лМепииа-ше Чшршптфт-ше ini-li КА zaadu-u-ah ter-u-m ardime
«Ишпунн сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина эти врата построили, уста¬
новили жертву (?)». Здесь глагол согласован не с множеством субъекта
(Ишпуин и Менуа), ас единством объекта в одном случае (ter-u-m) и с мно¬
жеством его в другом (zad-u-ah). Таким образом, и при множестве субъекта
глагол стоит в единственном числе, поскольку в единственном же числе
стоит им управляемый объект. Это положение полностью подтверждается
и последующими строками той же сакральной надписи Мхер-капуси, где
при тех же двух действующих лицах имеем все же глагол в единственном
числе: л1шришш-ше l6Sardunqmi-me ■'Menuua-ше Чшриштфт-ше G1Ö-
uldie niuqe ter-u-m 6Q.iIdi-e luueine Glá-zaan inuqe ter-u-m... Чшри-
uim-ше '‘Sardunqmi-me дМепииа-ше Чшриштфт-ше burgana-m muqe
ter-u-m ter-u-m ardime ame GI&. МЕЙ ux aldmue gudu-u-lx (ctk. 27—29).
Взятый нами отрывок изобилует Формою ter-u-m, т. е. с объективным
суффиксом единственного числа все время при двух действующих лицах,
при Ишпуине и Менуе, которые строят бургану, разводят виноградник,
сад и т. д. Только когда в конце текста упоминаются сады (GIÖ, МЕЙ),
и глагол оформляется во множественном числе gud-u-ii.
Особо придется остановиться на глагольном окончании -ше в надписи
Тебриз-капуси (Corpus 11). Мне кажется, что А. Götze правильно истол¬
ковал это неожиданно всплывшую глагольную Форму как 1-е лицо множест¬
венного числа.24 Что мы имеем тут именно глагольную, а не какую-либо
иную Форму, это ясно как по использованию хорошо известной основы
imdiint 'строить’, 'сооружать’, так и по месту ее во Фразе, всеми строитель¬
ными надписями Фиксируемому для сказуемого. Контекст гласит следую¬
щее: Чшришш-ше ahe ^Sardurieqmi ie-ше лМепииа-ше Чшриштефт-ше
Чпиишриа-ше лМепииафш-ше ‘Qaldiei sujiie nmdunit-u-nie (ctk. 2—6,
18—22, 34—38).
Разбор приведенного контекста, при подходе к нему с учетом уже
данных выше основных правил спряжения халдского переходного глагола,
приводит к выводам, совпадающим с мнением немецкого ученого, вопреки

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
81
некоторым в этом случае колебаниям J. Friedrich.25 Приступая к анализу
интересующей нас Фразы, мы в первую очередь должны отметить, что
в ней действующими лидами (субъектами) выступают сразу три лица:
повествующий царь Ишпуия, его сын Менуа и внук Инушпуа. Все они
стоят в падеже логического субъекта па -ше, причем повествователь отме¬
чает себя местоименною частицею V ie-ше, с тем же падежным суффик¬
сом в конце.2* Предметом их действия является храм бога Халда (‘Qaldiei
suji). Таким образом, мы имеем здесУ множество субъектов и единство
объекта. Спряжение глагола, при таких условиях, могло втти или в 3-м лице
единственного числа, которое согласуете»' с объектом, или же в 1-м лице,
но в этом случае уже во множественном числе, так как 1-е лицо согласуется
с субъектом, а таковых в нашем тексте целых три. Зная это правило
согласования 1-го лица с субъектом, а 3-го с объектом, мы, очевидно,
должны признать, что перед нами не может быть спряжения в 3-м лице,
так как объект сгоит в единственном числе («бога Халда храм») и пере¬
ходный глагол, если бы он стоял в 3-м лице, должен был бы оканчиваться
на -ш вне зависимости от количества субъектов. Но именно этого и нет
в данном случае. Наоборот, глагол явно воспринял суффикс не объекта,
а субъекта, оканчиваясь к тому же на Фонетическое оформление -ше, на
каковое оканчиваются и сами подлежащие.27 Такая суффиксация, не соответ¬
ствующая объективному местоименному окончанию третьего лица, заста¬
вляет видеть в глаголе не 3-е лицо, а 1-е, которое, как мы уже зваем,
Формируется по субъективному строю.
Установив, таким образом, что nndurat-o-rae представляет собою
первое лицо, легко признать в нем 1-е лицо множественного числа. Действи¬
тельно, 1-ое лицо единственного числа во всех без исключения примерах
снабжается неизменным суффиксом -bi, какового тоже не содержится в нашем
примере и каковой, кроме того, и не уместен в тексте, где действующее
лицо не одно, а целых три. Кроме того, мы имеем в нашем примере слиш¬
ком хорошо известную глагольную основу, выступающую в текстах
и в первом и в третьем лицах, вследствие чего нельзя предполагать и на¬
личия какого-либо особого суффикса, специально присущего особому глаголу.
Наковец, результат подробного анализа, при сопоставлении разновидностей
Форм глагола imdunt (см. ниже в краткой сводке, примеры 2,4,5,8,11,13),
приводит к единственно возможному выводу о том, что в nnduuit-u-nie мы
можем видеть только 1-е лицо аориста во множественном числе.
Такой вывод, полностью подтверждающий предположения А. Götze,28
более чем вероятен, так как в надписи Тебраз-капуси выступает новая,

32
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
еще выше не затронутая Форма глагола 1-го лица при множестве субъекта.
Фраза, при означенной понимании содержащейся в вей глагольной Формы,
дает следующий русский перевод: « Ишпуин говорит: сын Сардура, я, Менуа
сын Ишпуина (и) Инушнуа сын Мснуи бога Халда святилище соору-
ди.ш-мы», другими словами: «я, сын Сардура, Менуа и Инушпуа, мы храм
бога Халда выстроили». При таком толковании, единственно с моей точки
зрения приемлемом, в настоящей Фразе мы действительно имеем 1-е лицо
множественного числа. К сожалев ию, других примеров этого же лица
во множественном числе халдские переходные глаголы не дают, так как
тексты со множеством гово; ящих и действующих лиц в основном принад¬
лежат Ишпуину и Менус, но все они, за исключением только что затрону¬
того, написаны в третьем лице, надписи же других царей, повествующих
в 1-м лице, имеют в виду только одно действующее лицо.8* По крайней
мере, до енх пор желательных нам отступлений в этом стиле повествования
пока не уловлено. Есть еще один случай такого же оформления глагола
в восстанавливаемом тексте надписи Келишина: ter-u-ше DUP. ТЕ
(стк. 6—7) «установили мы надпись», но здесь пред нами дефектное место
подлинника и теоретическая реставрация исследователя. Впрочем, новый
подход к халдской речи далеко еще не закончен.
Весь проведенный просмотр материала вынуждает меня вместо пред¬
ложенной J. Friedrich схемы суффиксальных приставок халдского переход¬
ного глагола в единственном числе 1-го числа -bi, 3-го лица -ш, во множе¬
ственном числе 3-го лица -(i)tu, предложить другую с разделением глагола
по двум лицам, из которых 1-е лицо идет по субъективному строю спряже¬
ния, а 3-е по относительному к объекту, заменяя местоименную частицу,
при множестве объекта, показателем множественного числа. Графически
моя схема выразится в нижеследующем виде:
единственнное число
1-е лицо: -bi (выражает субъект); 3-е лицо -ш (выражает объект)
множественное число
1-е лицо: -ше (выражает субъект); 3-е лицо -ali (показатель множествен¬
ности объекта).
Единственно смущающий меня пример в ясно читаемой Армавирской
надписи (Никольский XII), может быть, тоже не выходит за рамки даваемых
мною разъяснений. Текст згой надписи гласит: ‘Qaldi-e EUIUE ш
E '6Sarduuni-me 'Argmntiqmi-me шккшп-п-ш е/а ‘Qaldm-h KA-li badojie

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
83
kunm-u-m atqana d-u-ni ‘Qaldi-e EURIE ‘Qaldi-m-ni alsunii-ni ^Sardun-m
&ARRU DAN. NU... (ctk. 1—9). Здесь при объекте 6Qaldmi-h KA-Ii
должен был бы стоять глагол *kuui-u-ah, как это мы видели в приме¬
рах с глаголом тех же контекстов imdiint, например в тексте надписи
Кохбаниц (Corpus 6 6) и др.: 'Menua-ше 'luipuuiniqim-iiie mi suji nudnmt-u-m
^Qaldnni-h KA-li imdnmtu-u-ah im E. GAL undnuitu-u-m baduuju
(ctk. 2—5). Возможно, что постановка связующей частицы е^а между гла¬
голом первой Фразы и вторым объектом придает другой характер Фразе
Армавирской надписи, связывая 6Qalimi-h KA-h с предыдущею Фразою'
и о грывая тем самым второй объект (4Qaldmi-h KA-li) от глаголов kuinu-u-m
■ atqana d-u-ш. При таком построевии получается уточнение перевода,
при котором объект (Халдовы ворота) окажутся без воздействия на глагол:
«бога Халда владыки мира это строение (храм) Сардур сын Аргиштия
соорудил вместе с Халдовыми воротами. Величественно30 он выстроил,
он посвятил в честь бога Халда владыки мира для величия бога Халда
(или богу Халду величайшему)81 для Сардура царя могучего»... Частица е/>а
явно влияет на взаимоотношение объектов к глаголу. Это влияние вырази¬
лось в появлении глагола киш вместо обычного при воздвижении ворот
nndinit, cp. 4Qaldmi-h KA-h nnduiut-u-ah baduju... (Corpus 67; Sa усе 18,
ctk. 3—5). "Присоединенный к первой Фразе объект (4Qaldim-li KA-h)
уже не нуждался в своем глаголе, почему в следующей Фразе и появился
не связанный с ним и с ним не согласованный глагол совершенно другой
основы (киш).
Таким образом, и надпись Армавира (Никольский XII) не нарушает
еще предлагаемой мною схемы. И если дальнейший анализ халдских текстов
подкрепит делаемые мною дополнения к работе J. Friedrich, то придется
признать, что в халдском языке 3-е лицо переходного глагола, в отличие
от первого, вовсе не имеет субъективных окончаний, воспринимая суффикс
в зависимости только от объекта.
Объективное спряжение 3-го лица выдвигает еще другой вопрос,
а именно о Факультативности суффиксации, о том, что глагол в 3-м лице
может и не носить объективного суффикса, обнажая свою аористиую основу,
т. е. корень глагола, снабженный только характером времени. Нечто
похожее на такое построение имеем в причастных Формах, в частности
в man-u. По разъяснениям Н. Я. Марра,3* причастия такого рода могут
служить сказуемым в придаточных предложениях: qarbi salzi man-u
(Макинская, Зап. Восг. отд., XXV, стк. 4); agunum man-u gunuina qa-u-bi;
ah/^ame man-u aru-bi LU-quradma-ue (Corpus 19, верхняя сторона, стк. 15)

84
ЯЗЫК BAHCKOâ клинописи
и др. Мне кажется, что подобные с man-u случаи подлежат особому рас¬
смотрению, как разновидности причастия и деепричастия глагольных обра¬
зований, пока еще в халдскоч языке почти вовсе не прослеженные. Являясь
безличными глагольными Формами, онц тем самым выходят за рамки зада¬
ний настоящей главы, поскольку халдское спряжение, как и вообще спря¬
жение в яфетических языках, идет местоименным строем и глагол без
оформления утрачивает свою специальную Функцию обозначения действия.
В связи с этим я ограничиваю сейчас свои задачи выявлением норм местои¬
менных приставок, и безличные глагольные образования оставляю в сто¬
роне. Причастные Формы уместнее затронуть в связи с отглагольным
именами, тем более, что здесь вопрос вилотную смыкается с вопросом
об оформлении прилагательных.33
К числу глагольных оформлений еще не затронутого нами образо¬
вания относятся и Формы сослагательного будущего времени. Это время
прослеживается по Формуле проклятия alu-ше mi DUP. ТЕ tu-lie alu-ше
pit-u-lie... «кто эту надпись похитит, кто (ее) испортит...» (Corpus 20,
стк. 16—17; Sayce 21, стк. 15—16 и др.). Анализ наличных здесь
глаголов выделяет характер времени «и» и окончание -lie (-li). По харак¬
теру времени сослагательное-будущее примыкает к аорпсту, во по своему
окончанию оно не укладывается в отмеченные выше местоименные частицы,
участницы глагольного образования.
Значение и Форму глаголообразовательных частиц сослагательного-
будущего времени можно уяснить по нижеследующим примерам:
1)	alu-ше mi DUP. ТЕ tu-lne alu-ше pit-u-liie... alu-ше uh-ше
ti-u-he ie-ше zad-u-bi «кто эту надпись похитит, кто испортит... кто дру¬
гой скажет: я построил (сделал эту надпись)» (Corpus 27, стк. 29—32);
2)	turmi-m «Qaldi-me «ТЕППЕВА-ше eARDI-m-ine D1NG1R. МЕЙ-
ше... ulu-lie «виновника (пусть) бог Халд, Тейшеб, Ардин, боги... низвер¬
гнут» (там же, стк. 33—36);
3)	turim-m ‘Qaldi-ше вТЕ1ШЕВА-ше ‘ARDI-ше DINGIR. МЕ§-ше...
ul-u-h (Изв. Арх. ком., 37, стк. 24—28).	*
Несколько основных положений можно вывести даже и по этим уста¬
новленным для халдского письма шаблонам, так: 1) повторное написание
гласного «1» в окончании глагола (-hie—>-lie) указывает на чтение его
-he, а не le как можно было бы предположить при отсутствии таковой
вставки. Тем самым выявляется своеобразие данного окончания, расходя¬
щегося с местоименным суффиксом 3-го лица множественного числа непе¬
реходных глаголов (-h) и с объективным окончанием того же лица в том

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
85
же числе переходных глаголов -ab; 2) окончание -Ье в редких случаях
усекается в-Ь, си. 3-й пример: ul-u-he—>ul-u-I\; 3) сослагательное-бу-
дущее используется и для выражения повелительного наклонения, см.
второй и третий примеры; 4) окончание -Ье не меняется с изменением
числа действующих лиц, см. первый пример с одним субъектом и два по¬
следних примера с многими субъектами, богами. Следовательно, данное
окончание не отражает субъекта, в глагольном оформлении в нем вовсе не
представленного; 5) является ли -Ье объективною приставкою пока уста¬
новить не удается. В приведенных примерах палична единичность объекта,
но встречаются и такие Фразы: alu-ше uh im-hd-u-he «кто для другого
все это положит—>кто другому все это даст» (Изв. Арх. ком., 37,
сгк. 22—23).
Местоимение rm-h 'эти’, 'все это’ стоит в оформлении множествен¬
ного числа. Отсюда можно было бы заключить, что глагольная приставка
-he используется не только при различном числе субъектов, но и при раз¬
личном числе объектов. Если это подтвердится, то придется признать, что
оформление сослагательного-будущего не передает ни субъекта, ни объ¬
екта, т. е. не идет по местоименному спряжению, а в таком случае при¬
ставка -he окажется не местоименною частицей, а специальным показа¬
телем времени.
Резким противоречием всему изложенному является окончание 3-го
лица множественного числа аориста -(i)tu, отмеченное еще М. Цере¬
тели,34 подтвержденное ассирийскими параллелями А. Götze35 и развитое
в своем обосновании J. Friedrich.36 Наличие в »халдских эпиграфических
памятниках глагольной Формы на -(i)tu отрицать не приходится вследствие
полной убедительности приводимых немецкими исследователями примеров.
В частности, оказались неправильными все мои попытки отказаться от при¬
знания реального существования данной Формы восстапавливанием взамен
ее перебойных основ или даже специально халдских графических знаков.37
Так, J. Friedrich с полным основанием отверг мое предположение о том,
что в ряде надписей Ишпуинз и Менуи, трактующих о постановке стелы,
используется обычная глагольная Форма kug-u-m или kuig-u-ni, а не спе¬
циальная kuitum.38 Не понимая последней Формы и пытаясь отстоять старые
этимологические объяснения, я основывался на том, что шаблонный кон¬
текст надписей всех остальных царей не знает глагола kuitum, и отсюда
пришел к выводу, что изменение слога gu в слог tu относится за счет гра¬
фики, т. е., что знак tu в халдском должен был читаться и как gu, усма¬
тривая даже некоторое видоизменение в начертании самого знака.39 Опш-

86
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
бочность таких крайне натянутых объяснении ясна, и в настоящее время
для меня не подлежит сомнению Факт использования в надписях Ишпуина-
Менуи специальной фирмы kuitum и усеченной ее разновидности knitu,7
т. е. наличия в тексте именно глагольной Формы с отмеченным немец¬
кими учеными окончанием -itu || -tu.40
Таким образом, все мои попытки спасти халдский язык от новелл не
удались, в связи с чем становится на очередь задание уяснить себе место
данного глагольного оформления в общей структуре галдской речи и отно¬
шение его к другим нормам глагольной суффиксации, давшей, казалось бы,
выдержанную схему. Между тем, даже без предварительного ознакомления
с вновь всплывшим материалом уже заранее видно, что Формы на -(i)tu
че укладываются в приведенную выше схему.
Прежде всего надлежит отметить, что отнесение слов на -(i)tu к числу
глаголов, а не другой категории речи, стоит вне всякого сомнения хотя бы
по уже упоминавшемуся выше примеру с kuitum и его эквивалентами
kuguni и kuigum в безусловно сходных контекстах, повествующих о поста¬
новке царем стел-пулужей:
1)	mi NA-puluji 'Itusaa-ше 'Argnnteqim-nie kug-u-ш (Хаддоведевие
XXII, стк. 1—3);
2)	mi NA-pulujie *Метииа-ше Чшришшфт-ше kuuigu-u-m (Sayce
27, стк. 3—6);
3)	л1шришт-ше "*SarcIuneqim-ine 'Meimraa-ше ж1шриштфш-ше
ии pulujie kuui-tuu (Докл. Акад. Наук, 1930 г., стр. 145, стк. 1—4);
4)	Чшришт-ше дб8£г(1ипфт-ше 'Мешииа-ше ж1шршшифш-ше ни
pulujie kum-tuu-m (Corpus 15, лицевая сторона, стк. 2—4).
Что kmtu и kuituni заменяют собою в последних двух примерах
глагол kugum и kuigum, это вполне ясно, так же как и то, что во всех че¬
тырех примерах наличен объект в единственном числе (puluje 'стела’), и
что множество субъектов (Ишпуин и Менуа в 3-м и 4-м примерах) имеет
при себе глагол основы km. Суффиксация этого глагола в 3-м и 4-м при¬
мерах вариируется. В одном случае (3-й пример) мы имеем ин1ересующую
нас Форму на -tu: kui-tu,41 а во втором (4-й пример) ту же Форму с на¬
ростом еще слога -ш (kiii-tu-m). На анализе этих Форм и придется оста¬
новиться подробнее.
Признавая правильным все преподанные по этому поводу основные
указания J. Friedri h42 в части анализа Формы, я делаю опыт уяснить со¬
держание вновь отмеченной глагольной структуры. Прежде всего считаю
вполне обоснованным отнесение данного глагольного суффикса к числу

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
87
Оформлений переходного глагола. Дебствптельно, мы прослеживаем Формы
на -(litu в хорошо известных глагольных основах, как то: qa 'захваты¬
вать’ (qa-u-bi) —► qa-it u; par 'гнать’, 'уводить’ (par-n-bi) —> раг-tu; ter(u)
'заканчивать’, 'устанавливать’ (ter-u-bi) —* teir-tu; ti 'говорить’ (ti-u-he)—
tia-itn; kuig 'воздвигать’ (laug-u-ni || kug-u-ш)—»kui-tu; atqana du
'посвящать,''приносить жертву, дары’ (atqana du-m)—»• atqana di-tu; бш
du 'низвергать’, 'повергать’ (sui du-bi) —> sui du-tu; qarqarmu 'раз¬
рушать’ (qarqar ши-bi) —► qarqar im-tu-li; zad(u) Строить’ (zad-u-bi’)
—> zu-tu-li.	\
Сюда же, повидимому, относится и восстанавливаемое по первому
столбцу Сардуровских летописей (стк. 31)ati-tu от основы atu 'полонить’,
cp. atu-bi 'я полонил’.43 Все это — переходные глаголы; некоторые из них
встречаются в текстах в более осложненном виде, т. е. с приставкою еще
дополнительного суффикса; таковы указанные в приведенном перечне qar¬
qar im-tu-li, za-tu-h и упомянутое выше kui-tu-m.
Разбор всех просмотренных Фраз, в том числе и отмеченных уже мест
о воздвижении стелы-пулужа не менее ясно указывает на наличие здесь
аористной Формы. Для большей уверенности в этом можно сослаться на па¬
раллели строк 24—33 (к сожалению, дефектных) первого столбца летописей
Сардура и на стелу Келишина (Corpus 12, стк. 28), где изложение во всем
контексте идет в аористе. Не меньшим подтверждением этому служат и
все другие примеры, в частности и приводимые мною.
Установив таким образом принадлежность глагольной Формы на ~(i)tu
к аористу переходного глагола и в частности к 3-му его лицу, перейдем
к более детальному рассмотрению отношения ее к действующим лицам
Фразы и к объекту.
Для выяснения отношения данного суффикса -(i)tu к субъекту доста¬
точно сослаться на примеры J. Friedrich, связавшего его со множествен¬
ным числом субъекта в 3-м лице, а именно:
5)	mani paar-tuu ‘Impuumi-me ,eSarduneqini-me *Menua-ine *Гш-
puuimqim-ше «это забрали (увели) Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын
Ишнуииа» (Corpus 15, лицевая сторона, стк. 25—26);
6)	ah LU-aji-MEÖ -ше irb-1-tu шеп paar-tu «все (всю добычу, что)
воины забрали, отдельно они увели» (Сардуровск. летописи, II, стк. 45—46);
7)	uuit-a-h л1шришш-ш *®Sarduneqi 'Memuua-m 'Impuuimeqi sum
du-tu *Uteruqi ‘Luuinaa 'Katarzaa «выступили (в поход) Ишнуин сын Сар¬
дура и Менуа сын Ишпуина, повергли они Утерухи, Душа, Катарца»
(Corpus 13, стк. 25—30);

88
язык влнской клинописи
8)	m ‘Qaldi-kaai 'opArdini-di nuna-a-li £1шришш-ш "’Sardureqe
'Мепиа *1шришт4е atqana di-tu 6Qaldi-e nmbe tua-i-tu «когда перед
богом Халдом в Ардин (Мусасир) пришли Ишпуин сын Сардура (и) Менуа
сын Ишпуина, они поднесли (заклали) бога Халда жертвенное животное (?)
и сказали» (Келишин, стк. 25—28 с восстановлениями А. Götze).44
Здесь же можно повторить и нриьеденные выше третий и четвертый
примеры с воздвижением стелы (puluje) Ишпуином и Менуей, а также
параллели из одной и той же Келишинской билингвы: (один субъект, стк.
11—12) naq-u-ш ninbi taraae adaani ter-u-m 6Aldma К А «(Ишпуин)
принес жертву45 обильную, снова установил бога Холда ворота»; (два
субъекта, стк. 28) atqana di-tu 6Qaldi-e mnbe tua-i-tu «(Клшуин и Менуа)
заклали бога Халда жертвенное животное4® и сказали». \
Этими же примерами в достаточной стеаеии устанавливается и отно¬
шение хлагола к объекту. С бесспорною очевидностью выясняется, что
последний вовсе не отражается в глагольной Форме. Это ясно из употре¬
бления ее без всяких изменений как при множестве объекта (пример 7-й),
так и при одном (примеры 3, 4, 8 и др.).
Сделанный пробег по материалу вернул нас -к нервой схеме, к схеме
J.	Friedrich с отнесением суффикса -(i)tu ко множественному числу и
с приурочением его к 3-му лицу субъекта. Между тем, вся первая часть
настоящей главы говорит против возможное га выделения в 3-м лице осо¬
бого субъективного суффикса, так как 3-е лицо в халдском языке идет по
относительному спряжению с отражением в глагольном оформлении объекта,
чему в корне противоречит выявленное нами явно субъективное содер¬
жание суффикса -(i)tu.
Остается предположить, что глагольное окончание -(i)tu не принад¬
лежит «халдскому» языку. Именно к этому и склоняются мои ьыводы.
Суффикс -(i)tu, действительно, не относится к халдскому языку, т. е. к тому
«халдскому» или «урартскому», который выявляется в основном остове речи
большинства письменных памятников Биайны.
Действительно, если Ишпуин и Менуа воздвигают Халдовы ворота
и устанавливают ритуал жертвы, то они в халдском письменном языке,
поскольку речь идет в третьем лице, вовсе не должны отразиться в офор¬
млении глагола. Как мы видели в начале настоящей главы, глагол, стоя¬
щий в 3-м лице, отражает в себе объект, и потому воздвижение ворот
выявится в суффиксации глагола zad-u показателем множественного числа
-h (-alx), давая Форму zad-u-ali, а установлевие жертвы дает суффикс
единственного числа -т глаголу ter-u (ter-u-m). Такую вполне закономер¬

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
89
ную постановку суффиксальных окончаний мы и находим в первых двух
строках сакральной надписи Мхер-капуси: л1шрпшш-ше ^аЫппефт-ше
жМепиа-ше Пшришшфш-ше гш-И К А габ-и-аЬ1ег-и-ш агФше (Согриэ 18).
Составленный по строгим нормам письменной речи сакральный декрет
царей не мог воспринять в себя каких-либо иных Форм суффиксального
согласования и потому в нем нет места для глаг олов с окончанием на -(1)1;и.
Но один и тот же текст сакрального декрета повторен в этой надписи два
раза,47 и когда писец приступил к изложению второй части, то он пере¬
вернул всю глагольную структуру и провел глагольные Формы равнением
на субъект. В результате такой перестройки получился текст, противо¬
речащий только что тут же соблюденным в первой чафи нормам обычного
стиля царских повествований: л1шришш-ше л68агбппефп1 ше лМепиа-ше
'Гшршшиефш-ше цц-11 КА. МЕ§ га-Ш-Ь 1е1Г-1п агсВше (стк. 32—34).
Здесь и всплыли Формы на -Ш (гаЧа-Ц, 1е1Г-1и) взамен указанных выше
закономерных оформлений халдского шаблона (иаб-и-аЬ, 1ег-и-ш).
Таким образом, надпись Мхер-капуси в разночтениях ее строк 1—2
и 32—34 дает повторение текста одной и той же Фразы, используя один
раз 1ег-и-ш (стк. 2), а другой раз 1е1гЧи (стк. 34).. Заменяя собою в том
же контексте глагол 1ег-п-ш, интересующий нас 1е1г-1и, следовательно н
все глаголы того же образования, получают тем самым свое определение
и смысловое и Формальное. Прежде всего обрати внимание на окружение,
т. е. на то, чго 1ег-и-ш (значит и 1еи>1п) имеет при себе один объект и
множественное число субъектов. Но 1ег-п-ш, как мы видели выше, пере¬
дает своим суффиксом -ш единство объекта, тогда как 1е1Г-т по всем
изложенным выше данным выражает множество субъекта. Тем самым мы
получаем более точное определение содержания самого глагольного суф¬
фикса -(1)1а, а именно, не отражая объект и передавая субъект, он стано¬
вится в серию субъективных местоименных частиц 3-го лица множествен¬
ного числа, тогда как- его эквивалент в первой части надписи, глагол
4ег-и-т, остается в числе примеров с объективными суффиксами единст¬
венного числа.
Отсюда приходится заключить, что структура 3-го лица переходного
глагола может выражаться двумя противоположными нормами, а именно
субъективными суффиксами и относительными к объекту.48
В связи с этим естественным образом возникает вопрос, когда именно
и при каких условиях используются нормы субъективной суффиксации и
относительно-объективной. На этот вопрос прежде всего приходится отве¬
тить указанием на то, что одну и ту же Фразу повествователь м'ожет изло¬

90
язык влнской клинописи
жить и тем и другим способом, что ясно подтверждается надписью Мхер-
капуси, где одна и та же Фраза так и построена в двух ее изложениях.4*
Если бы -(i)tn восполняло Форму на -ш и являлось бы обязательною при
множестве субъекта или явлнлось бы обязательною при спряжении особой
категории глаголов, то выдвинутая J. Friedrich схема (-ш в единствен¬
ном числе, -itu во множественном) сохранилась бы в своем неизменном
виде. Но так как -(i)tu не восполняет, а заменяет Форму на -ш, причем
одна и та же глагольная основа (tern) может итти по обоим обра¬
зованиям, то очевидно, что -(i)tu сосуществует -т, а в таком случае
схема немецкого ученого подлежит изменению. Оказывается, что писец
вовсе не должен был строить глагол с суффиксом -(i)tu, когда действующее
лицо выступает во множественном числе. Он, на строке второй, свободно
использовал именно другую Форму, ter-u-ш, хотя строят ичзаконодатель¬
ствуют два царя, Ишиуии и Менуа.
Основной вопрос, возникающий при чтении надписи Мхер-капуси, за¬
ключается в том, почему именно во второй ее части teir-tu заметило собою
ter-u-m, наличное в первой половине того же сакрального текста в совер¬
шенно аналогичной Фразе. Надлежащий ответ дается сопоставлением
обеих половин надписи. Первая из них (стк. 1—31) изложена строго вы¬
держанными Формами обычных иисьменкых текстов, вторая же (стк. 32—
94), наоборот, содержит резкие расхождения с первою в глагольном офор¬
млении. Причину этого нужно искать в том, что вторая половина текста
Мхер-капуси представляет собою не повторение первой, а пересказ ее.
Дальше я попытаюсь детальнее обосновать свою мысль о том, что изло¬
жение второй части дает пересказ, своего рода перевод первой части на
живой народный язык, или на один из диалектов.
Встав на эту точку зрения, мы тем самым разрешаем вопрос о взаи¬
моотношении Форм на -{i)tu с разобранными нами закономерными Формами
халдской речи письменных царских повествований. Последние характе¬
ризуют собою изложение первой половины сакрального текста, так как
Формы на -(i)tu оказались только во второй половине, причем обе поло¬
вины в этом отношении безукоризненно выдержаны и Формы первой не
попадают во вторую, тогда как Формы второй не проникают в первую.
Следовательно, оказавшиеся во второй половине (стк. 32—94) глагольные
оформления придется отнести не за счет «письменной речи», а за счет на¬
родного языка (или диалекта). К числу этих Форм и принадлежат оканчи¬
вающиеся на -tu (-itu), здесь, во второй части надписи, заменяющие собою
закономерные нормы первой.

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
91
Все изложенное приводит к изменению схемы J. Friedrich, выделяя
из общей массы языкового материала те Формы, которые не принадлежат
халдскому шаблону письменной речи. Эти вновь вводимые в научный оборот
Формы на -(l)tu50 параллельны указанным выше в начале настоящей главы.
Они могут сосуществовать в одном тексте или при переводе его на народ¬
ную речь (Мхер-калуси), или же в пределах одного слитного текста, но
в последнем случае как проникшие в письменный язык «вульгаризмы». Та¬
ковы вставки в первом столбце Сардуровских летописей (стк. 24—33)ипр.
Выделяя особо, параллельно выявленным нормам письменной речи,
также и нормы народного языка, мы в этих заданиях обращаем преимуще¬
ственное внимание все на ту же надпись Мхер-капуси, где переводный пе¬
ресказ текста яснее оттеняет ведущие признаки глагольного образования
при постоянной к тому же возможности сличения их с глагольными офор¬
млениями основного текста.
Мы уже видели, что teir-tu (стк. 34) передает своим субъективным
суффиксом 3-е лицо множественного числа, не оттеняя в себе объекта.
Но не все глаголы народной речи оставляют объект без передачи. Так,
в той же Фразе на второй строке основного текста, рядом с ter-n-m поме¬
щено zad-u-ah, связанное со множеством объекта lm-li КА -'эти ворота
и передающее его своим суффиксом -all. В народном тексте вместо zad-
o-ali поставлено zatuh. Эту глагольную Форму можно было бы понять как
точзый эквивалент первой с мутуациею звонкого зубного (d—И: zad-u-
ah—>zat-u-h), но в таком случае мы имели бы здесь объективно-относи¬
тельное спряжен е, свойственное письменному языку и не свойственное
народному, ве 1ущему, как мы видели, 3-е лицо по субъективному строю
спряжения во множественном числе. Образовывая Форму суффиксации по
последнему строю, мы должны и в zatuh, в полной аналогии с teir-tu, при
тех же субъектах Ишпуине и Менуе, найти субъективный суффикс 3-го
лица множественного числа, поскольку субъектом при обоих глаголах слу¬
жит не (>дно, а те же самые два лица, и поскольку изменение числа объекта
не заменяет суффикса. -(i)tu каким-либо иным (см. примеры 1 —8). Отсюда
легко придти к выводу о том, что, стоя рядом, при' тех же действующих
лицах, teir-tn и za-tu-h должны иметь сходное субъективное оформление,
т. е., что в za-tu-h слог tu оказывается такою же субъективною место¬
именною частицею как и в teir-tu.
И здесь мне приходится признать правильность указаний J. Friedrich,
ставшею именно на эту точку зрения и Формальным путем анализа возвед¬
шего Форму zatuh к *zad-itu-li.51 Впрочем, возможно, что здесь вовсе

92 •
язык влнской клинописи
не сужение основы, а разновидность ее в народной речи с потерею исход¬
ного консонанта d (zad —* za), так же как в слове kuig-u-m 'воздвиг’
утратился исходный g в вульгарной Форме кш-tu; впрочем, это не меняет
существа дела. Следовательно, и второй глагол первых строк надписи
Мхер-капуси в переводе на народную речь получил то же оформление как
и первый (teir-tu), т. е. с выявлением в нем суффикса -tu (-itu) субъек¬
тивного строя сиряжения.
Но Форма za-tu-h, в этом ее построении, передает кроме субъекта
также и объект, имея двойную суффиксацию, в которой первая при¬
ставка (-tu) относится к субъекту, а вторая (-li) к объекту, тогда как
письменный эквивалент zad-u-ali суффиксируется только показателем мно¬
жественного числа, отражающим лишь объект. Письменная речь выражает
в глаголе один только объект (zad-u-ali), тогда как народная, выявляя
объект суффиксом -li, сохраняет и субъективную частицу -tu, не отступая
и в примере с za-tu-li от ей присущей особенности строить глагол по
субъективному признаку. В примере с za-tu-h мы имеем, таким образом,
не отход от указанного правила построения глагола народной речи по
субъективному спряжению, а осложнение его еще дополнительною суф-
Фиксациею объекта.52
Если мы в za-tu-li имеем глагол субъективного спряжения с место¬
именною частицею 3-го лица множественного числа -tu и с относительною
суФФиксациею к объекту во множественном числе -h, то тем самым уста¬
навливается субъективное относительное спряжение в халдском народном
языке: za-tu-h 'посфоили-они-их’, т. е. Ишпуин и Менуа построили-
они-их (эти ворота, im-li КА. МЕ§).
Установив такую необычную для письменного халдского языка норму
живой речи, мы сможем на ее основах объяснить и упомянутые выше,
ошибочно мною толковавшиеся, Формы kui-tu и kui-tu-m (см. примеры
3 и 4). В том контексте, в котором они использованы, действует множе¬
ство субъекта (Ишпуин и Менуа) над одним объектом (стелой), поэтому
и в глаголе, построенном по тем же нормам субъективного относительного
сиряжения, объект выразился в единственном числе kui-tu-m 'воздвигли-
они-его’, т. е. Ишпуин и Менуа воздвигли пулуж-стелу (ср. za-tu-h
*построили-они-их’).58
Употребление в третьем примере Формы кш-tu, а в четвертом кш-
tu-m в абсолютно сходном контексте, указывает на альтернативность отно¬
сительной суффиксации и на обязательность субъективной. На самом деле,
суффикс субъекта -tu наличен и в том и в другом случае,54 тогда как суф¬

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
93
фикс объекта -ш, отсутствуя в первом, не придает никакого особого
оттенка Фразе своим исчезновением в той же самой глагольной Форме.
Отсюда ясно, что при обязательности абсолютной суффиксации, относитель¬
ная не обязательна, причем абсолютная суффиксация неизменно идет по
субъективному строю спряжения. По примеру кш-Ш и km-tu-ш мы видим,
что один и тот же глагол в одном и том яге контексте может оформиться
н по абсолютному строю и по относительному.
Чго касается относительной суффиксации, то тем же J. Friedrich
отмечена, с моей точки зрения, равным образом совершенно правильно,
еще одна особенность, а именно наделение глагола косвенным объективным
суффиксом.55 Пример такого построения имеем во Фразе qamialme DINGIR.
MEÖ zatume qaane (Сардуровск. летописи IV, стк. 7—8, ср. там же,
стк. 47). Оба туг наличные глаголы, и непереходный qarai 'благоволить’,
'приходить на помощь’, и переходный za 'делать’, 'строить’ снабжены суф¬
фиксом лица-субъекта во множественном числе, в непереходном qarui-a-li,
в переходном za-tu, и кроме того в обоих выступает еще местоименная
объективная частица в косвенном падеже -те 'мне’: qanj><ÉÍi-me—>qarai-
a-1-me 'соблаговолили-они-мне’; za-tu-me 'сделали-они-мне’: qarai-a-1-me
DINGIR. МЕ& za-tu-me qaane 'соблаговолили мне боги, сделали-они-мне
дорогу’.5*
Сюда же относятся и несовсем ясные для меня глагольные Формы,
определяемые J. Friedrich как 3-е лицо единственного числа с тем же
косвенным объективным суффиксом -me: aru-me, teru-me.57
По контексту это будут действительно глаголы, но оформление их
вызывает ряд сомнений в определении слагаемых глагольных частиц:
9)	ah merae 'Argumti-e 'Diauqim-rae ar-u-m «всю дань Аргиштия
Диаухини принес»;58
10)	aru-u-ш GUSKIN KU. BABBAR. MEÖ aru-u-ш тееше59 «он
принес золото, серебро, принес дань» (Corpus 27, стк. 16);
11)	aru-u-me тееше 40 manae GUSKIN tuagi «он принес-мне дань:
40 мин золота» (Сардуровск. летописи IV, стк. 54).
Не достаточно ясным представляется мне образование этих глаголов.
Что anime выступает в том же контексте как и arum меня не смущает,
так как параллельное употребление Форм письменного языка и народного
в том же значении вполне уместно в халдских текстах, но само агате
вызывает во мне следующие недоумения: 1) по контексгу и по объясне¬
ниям J. Friedrich80 агате представляет собою 3-е лицо единственного
числа с параллелью в 3-м лице множественного числа ar-tu-me (Топсау 30).

94
язык вднской клинописи
Последняя Форма, вполне отвечающая анализу других глаголов, например,
za-tu-me и т. д., обнажает основу аг; 2) в народной речи, как мы видели,
характер аориста отпадает или заменяется гласным 1, в котором легче
всего признать характер страдательного залога: qa-i-tu (cp. qa-u-bi); at-i-tu
(cp. at-u-bi) с изменением гласного «и» на «и», если он входят в основу:
см. последний пример в его более правильной разбивке ati-tu (cp. atu-bi),
а также с вклиниванием того же гласного в саму основу te-i-r-tu (cp. ter-
u-bi) и пр. Отсюда следовало бы признать, что та же основа аг в един¬
ственном числе, без субъективного суффикса, но с характером времени
звучала бы в народной речи * ar-i-me. Такой Формы мы не имеем и восста¬
навливать ее в таком виде едва ли верно, так как во множественном числе
субъектов J. Friedrich отмечает Форму ar-tu-me, без характера времени,
что равным образом приемлемо в народной речи (cp. par-tu). Следовательно,
«а» в ar-u-me не относится к основе, но может и не являться характером
времени, поскольку гласный Форматив аориста письменной речи оси» заме¬
няется в народной речи характером страдательного залога «i», казной
в ряде глаголов вовсе опускается. Остается предположить или что при
субъективном строе спряжения глагола народной речи гласгоё «и» в 3-м
лице единственного числа выражает местоименную частицу субъекта, или
что в 3-м лице единственного числа субъективная местоименная частица
отпадает, в каковом случае гласный «и» все же окажется характером
времени, заменяемым гласным же «а» только во множественном числе.
При том и другом толковании, т. е. как при наличии, так и при
отсутствии местоименной частицы субъекта, все равно мы имеем тут 3-е
лицо единственного числа, а не множественного, которое, как мы видели,
не утрачивает субъективного местоимения (ar-tu-me во множественном
числе, ar-u-me в единственном). Таким путем мы подходим к выяснению
Форм 3-го лица народной речи и в единственном числе, получая перевод
ar-u-me «(привел—>) дал-он-лне», во множественном числе ar-tu-me «(при¬
вели—>) дали-они-мне».
Из всего лишь начатого анализа Форм единственного числа глагола
народной речи уже вытекает один крайне любопытный вывод, заключаю¬
щийся в нижеследующем: мы знаем в народной речи примеры примой
объективной суффиксации, выражающейся в том, что к глаголу с его
субъективным суффиксом присоединяется еще и суффикс прямого объекта,
например, kui-tu 'воздвигли-они’, kui-tu-m 'возтвигли-они-его\ Признавая
прочность нашего толкования данного оформления в иолном согласии
с J. Friedrich,®1 нам тем самым придется допустить, что тот же самый,

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
95
выявившийся здесь местоименный суффикс прямого объекта 3-го лида
единственного числа -ш может, естественным образом, присоединитьсв
не только во множественном числе глагола субъективного спряжения,
но и в единственном его числе, заменяя, очевидно, суффикс косвен¬
ного объекта. В таком случае, в том же глаголе аг-u-me '(привел —►) дал-
он-мне’ мы получим замену суффикса косвенного объекта -те суффиксом
прямого объекта -ш и получим Форму ar-u-m в значении '(привел—►) дал-
он-его’. Единственное здесь число 3-го лица субъекта, может быть, и не
выразилось в глаголе местоименною частицею. Все равно, отсутствие
местоименной частицы действующего лица допускается и в относительном
строе спряжения без обращения глагола в безличное состояние. Так, напри¬
мер, в мегрельском языке при относительном строе объективного спряже¬
ния 3-е лицо выражается отсутствием местоименной частицы, указывающей
на логический субъект: /чш-s '(он) имеет-его*, ср. p-on-s *я-имею-его\
т-/чш-в 'ты-имеешь-его’.
Наиболее соблазнительным в таком истолковании Форм народной
речи оказы аетея то, что в тех надписях, где всплывают Формы ча -tn
во множественном числе субъекта, встречаются при одном субъекте именно
Формы только что указанного построения:
12)	д1шрпшш-ше "‘‘Sardurieqiui-me 'Memuua-me ж1шритш'рт-ше uu
pnlujie kuui-tuu6Qaldi-ni urata-a-bi majim-e gini-nran-e kar-u-ш 'Uiteru(qi)
kar-u-ш JLuuinaa kar-u-m 'Kaatarzaa «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа
сын Ишпуина этот пулуж (стелу) воздвигли-они. Бог Халд выступил
(в поход) своею мощью (?) покорил-его Уитерухи, покорил-его Луша,
покорил-его Катарца» (Докл. Ак. Наук, 1930, стр. 145, стк. 1—6);
13)	Чшришш-ше '‘Sardunqim-me 'Метииа-ше *1шрищтфт-ше пи
pnlujie kuui-tuu-ш ‘Qaldi-m umt-a-bi majim-e gim-mun-e каг-и-ш
'""Meimta-m... uiuta-a-li "pMeeimtaa-e-di д1шршшш-ш '‘’Sarduneqe
жМетииа-т'Iinpuuimeqe... (<Ja)a-i-tu™pMeimtaa-mrepQnua-m.. .«Ишпуин
сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина этот пулуж (стелу) воздвигли-они-его.
Бог Халд выступил (в поход) своею мощью (?) покорил-его город
Меишта	выступили в город Меишта Ишпуин сын Сардура (и) Менуа
сын Ишпуина	 захватили-они город Меишта, город Куа(ни)
(Corpus 15, лицевая сторона, стк. 2—6, 10—12, 18);
14)	*1шриште-ше ^Sardurqini-uie.... naq-u-ш nmbi taraae adaani
ter-u-m 6Aldina KA... ”pArdim-di nuna-a-h 'Iinpuuini-m ^Sardureqe
‘Menua 'Impumni-qe atqnna di-tu ‘Qaldi-e ninbe tua-i-tu.... «Ишпуин
сын Сардура— нринес-ее жертву обильную, вновь установил-его бога

96
язык влнской клинописи
Халда врато... в город Ардин (Мусасир) пришли Ишпуин сын Сардура
(и) Менуа сын Ишпуина, заклали-они бога Халда жертву, сказали-они.. ..
(Corpus 12, стк. 7—8, 11—12, 26—28, с восстановлениями А. Götze).**
Все наличные здесь глаголы в единственном числе можно было бы
признать построенными по субъективно-относительному спряжению, kar-
и-щ'покорил-(он)-его’, naq-u-ш 'принес-(он)-его’, ter-u-m 'установил-
(он)-его’ с явным выявлением единичности субъекта, хотя бы он суф¬
фиксально и не был представлен в глагольных приставках. Что тут спря¬
жение глагола идет в единственном числе действующего лица, видно хотя бы
по тому, что ter-u-m при двух субъектах (Ишпуине и Менуе) заменяется
в той же народной речи Формою teir-tu (Мхер-капуси, стк. 34) и др.
Таким образом, казалось бы,- уточняются нормы спряжения переходного-
глагола народной речи.
Но, при таком толковании глагольного оформления Б-го лица един¬
ственного числа народной речи получается Формальное совпадение с глаго¬
лом письменного языка, где 3-е лицо с единичным объектом получает
тождественную Форму, хотя и при другом ее анализе, а именно: в народном
языке ter-u-m имеет выраженный в частице «и» или вовсе в нем не выра¬
женный, но подразумеваемый, субъект 3-го лица единственного числа
и объективное местоимение 3-го лица того же числа -ш 'установил-
(он)-его’, тогда как в письменном языке от основы ter образуется аорист
с характером времени «и» и объективным суффиксом 3-го лица единствен¬
ного числа -т без оттенепня субъекта 'установил (установили) его’ (ср.
zad-n-bi 'я сделал’, zad-u-ш 'сделал (сделали)-его’, zad-u-ak 'сделал
(сделали)-их’ и т. д.).
При таком положении мы получили бы следующую схему спряжения
3-го лица аориста переходного глагола:
Письменный язык
ter-u-m 'установил (установили)-его’
kar-u-ali 'покорил (покорили)-их’
zad-u-ah 'сделал (сделали)-их’
Народный язык
ter-u-m *установил-(он)-его*
kui-tu-ni 'воздвнгли-они-его*
za-tu-li 'сделали-они-их’.
При этой схеме оказывается, что в народной речи ter-u-m используется
только при одном субъекте, тогда как в письменной эта же Форма может
обслуживать и множество действующих лиц. Так мы и имеем в самом эпи¬
графическом материале, например:
15)	un Е baduujie 'Menua-ше Чшришпфт-ше midnmt-u-m Е. GAL
nndnnit-u-m baduujie ter-u-m 'Медиа qinili tuni «эго строение... Менуа

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
97
сын Ишпуина соорудил-его, дворец (цитадель) соорудил-его... установил-его
Менуахинили имя» (Никольский III, стк. 2—7);
16)	л1шршши-ше ^Sarduneqim-nie ле6Мепиа-ше л1шришшфт-ше
60aldi-e-i suji nnduuit-u-m... teru-u-m ardinie «Ишпуин сын Gapiypa
(и) Менуа сын Ишпуина бога Халда святилище соорудили-его... устано-
вили-его || ее жертву (?)» (Corpus 16, стк. 1—3).
Здесь глаголы uudiiut-u-m и ter-u-ni имеют в обоих примерах каждый
по одному объекту, поэтому они не изменяют своего оформления, хотя
в примере 15 действует одно лицо (Менуа), а в примере 16 два лица
(Ишпуин и Менуа). Это будет выдержанный текст письменной речи, разо¬
бранной в начале настоящей главы.
Совершенно иную картину глагольного построения и согласования
с субъектом и объектом представляют приведенные выше примеры 3—8
и 12—14, где действующее лицо играет решающую роль в суффиксации
глагола, объект же может и вовсе не передаваться в глагольном оформлении.
Для ясности напомним такие примеры как:
17)	mm-a-li л1шришш-ш JÖSardureqe... лМепиа л1шрщиш4е кагале
nudum (ti-i-tu);6s л1шршшпе-ше i6Sardurqim-nie... ter-u-m JAldma ЕА
«пришли Ишпуин сын Сардура... (и) Менуа сын Ишпуина, стелу соорудили-
они; Ишпуин сын Сардура... установил-его бога Халда врата» (Келишин,
Corpus 12, стк. 2—5 и 7—12, с восстановлением слова.. midimt-i-tu
по А. Götze и А. Н. Sayce);
18)	л1шршши-ше a6Sarduneqim-me лМепииа-ше JImpuumieqini-nie...
teir-tu ardiuie «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина... устано-
вили-они жертву (?)» (Мхер-капуси, Corpus 18, стк. 32—34).
Резкое расхождение между текстами 15—16 и 17—18 налицо
с достаточною ясностью, и, конечно, далеко не случайно, что при тех же
Ишпуине и Менуе в примере 16 стоит ter-u-ш, согласованное с ardune,
а в примере 18, при наличии того же ardune, глагол teir-tu согласован
с субъектом. Такое резкое расхождение я могу объяснить только тем, что
приведенные примеры взяты нам& из двух разных халдских языков.
Остановимся еще на Форме 3-го лица единственного числа народной
речи. Считая возможным видеть в Келишинской стеле изложение на живом
языке,®4 мы тем самым отметили выше суффиксацию 3-го лица единствен¬
ного числа одним только показателем объекта с подразумеваемым, но не
выраженным субъектом:
19)	yaram-kai л1шршши-ше ieSardurqini-nie naq-u-ш... mribi
gazuli... adani ter-u-ш 6AIdma KA «перед стелой Ишпуин сын Сардура
7
Мещанинов	1

98
ЯЗЫК В1НСК0Й клинописи
принес... жертву очистительную... снова установил бога Халда врато»
(Келишин, стк. 7—12 в восстановлении А. Götze,65 ср. Corpus 12); и дальше
в той же тексте:
20)	ш "Qaldi-kai ropArdmi-di nun-a-li Чшришш-ш ^Sardureqe
'Menua 'Iinpuuimqe atqana di-tu 6Qaldi-e ninbe «когда пред богом Халдом
в город Ардин (Мусасир) пришли Ишпуин сын Сардура и Менуа сын
Ишпуина, принесли они бога Халда жертву» (там же, стк. 25—28, тоже
в восстановлениях А. Götze).66
Глагол ter-u-ш в 19-м примере имеет один субъект (Ишпуина), тогда
как atqana di-tu в 20-м примере стоит при двух субъектах (Ишпуине
и Менуе). Признавая Форму на -tu за народную, мы тем самым, в данном
контексте, можем за такую же считать и naq-u-ш, ter-u-m примера 19.
Об этом уже пришлось говорить выше. Теперь я хотел бы расширить
толкование данной Формы, привлечением различных ее параллелей.
В данной Форме 3-го лица единственного числа мы имеем отмеченное
выше расхождение структурного порядка, а именно ter-u-ш г. письменном
языке имеет гласный характер времени «и» и суффикс объекта единствен¬
ного числа -ш. Гласный характер в письменном языке сохраняется при всех
лицах (ter-u-bi, ter-u-m, teq-u-m, teq-u-alx), следовательно, он никоим обра¬
зом не может являться личною местоименною приставкою. В народной речи,
как мы уже видели, наоборот, гласный характер аориста замещается
отмеченным выше «i», т. е. показателем страдательного залога, приба¬
вляемым к основе (qa-i-tu), изменяющим исходный гласный основы (ati-tu),
вклинивающимся в основу (te-i-r-tu), или вовсе отпадающим (par-tu).
В 3-м лице аориста различие письменной и народной Формы заклю¬
чается в объектном построении письменной: teq-u-m 'поверг (повергли)-его’,
teq-u-ah 'поверг (повергли)-их’, и в субъективно-относительной к объекту
в народной без выражения субъекта в единственном числе, и с его выявле¬
нием во множественном: ter-u-m '(он) установил-его’, teir-tu 'установили-
они’. Отсюда мы вправе предположить, что при суффиксации объекта -ni
в единственном числе и -all во множественном (ср. в письменном языке teq-u-m
'поверг-его’, teq-u-ah 'поверг-их’), мы должны в народной речи при мно¬
жестве объекта и одном субъекте 3-го лица иметь только суффиксацию
объекта при подразумеваемом, но не выражаемом субъекте (ср. грузинское
др.-литер. h-sto«— *h-stv-a 'он соткал’, архаическое h-stoy <— *h-stav-ay
'он соткал-его’, h-stv-na 'он соткал-их’, h-stv-nes 'они соткали-их’).67
Продолжая анализ в том же направлении, я все время имею в виду
установленное нами правило, а именно, что в письменной речи 3-е лицо

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
99
вовсе не выражает субъекта и получает только объективный суффикс (отно¬
сительно-объективное спряжение), в народной же имеет везде субъектив¬
ный строй, опуская местоименную частицу субъекта в единственном числе
и выявляя ее во множественном (-tu). В этом и заключается различие
единств, и множеств, ч. действующих лиц в самой народной речи, как
то: во множественном числе действующих лиц суффиксируется соответ¬
ствующая местоименная частица (-tu), а . в единственном опускается вне
зависимости от числа объектов, так как упор делается на субъект, а не
на объект, чем в свою очередь эти Формы народной речи и отличаются от
письменной. А если это так, то местоименная приставка 3-го л. единств,
ч.	опускается в народной речи и при одном и при многих объектах.
В связи с этим получается сближение структуры 3-го лица единствен¬
ного числа действующих лиц как в письменной, так и в народной речи,
потому что обе они не выражают субъекта. Но в письменном языке субъект
не выражается так как глагол тут идет объективным строем спряжения,
следовательно субъект не выявляется и во множественном числе, давая
Форму nudiinit-u-m и для ед. и для множ. числа действующих лиц: 'соорудил-
его’ и 'соорудили-его’.68 Между тем в народном языке таккт же Форма, при
его субъективном строе, окажется приуроченною только к ех. ч. субъекта.
Выше мы видели, что в единственном числе объекта и субъекта
внешняя Форма глагола народной и письменной речи действительно совпала.
Следовательно, она могла совпасть в единственном числе субъекта и при
множестве объекта, поскольку единство действующего лица не находит
себе выражения в народном языке. Но все же различие внешнего офор¬
мления в этом схождении письменной и народной речи при единственном
числе действующих лиц, невидимому, наблюдается. Мне кажется, что если
его мы не имеем при одном объекте, то оно всплывает при множестве их.
Так, мы можем предположить, что поскольку гласный характер аориста
«и» в народной речи халдского языка опускается, он может отутствовать
и в 3-м лице единственного числа субъекта при множестве объекта, т. е.,
что параллельно письменной Форме, где этот гласный неизменно сохраняется
(например, nn-u-ah 'перенес (перенесли)-их’), мы в народном получим im-ah
'(он) перенес-их’, т. е. с подразумеваемым, но не выраженным субъектом
единственного числа и с выявлением объекта множественного числа. Именно
такое разночтение мы и находим в надписи Мхер-капуси, в памятнике
наиболее показательном для наших заданий разграничения обоих языков:
В письменном тексте DINGIB, alu-ше urulih-ue nn-u-ali (стк. 9).
В народном тексте DINGIR alu-ше urulih-ue rai-ali (стк. 45).

100
язык влнской клинописи
Глагол шша11 (стк. 9) передан в народном тексте через иное написание^
ппак (стк. 45), т. е. опять таки, как и в га-к1-к, 1е1г-1и, без гласного
характера аориста «и»: пи-ак вместо nn-u-a.li. Что здесь мы имеем пере¬
ходный глагол от основы ни (ср. ^аше-МЕЙ 8АЬ-1ит-МЕ8... пн-и-Ь1
"'Вшпаык69 «мужчин [и] женщин... перенес [—> перевел]-я в страну
Биайну»), ясно по оформлению подлежащего на -ше (а1и-ше, ср. Формулу
проклятия), каковое оформление встречается только при переходных гла¬
голах. Так, в данном контексте принадлежность глагола ппак к числу пере¬
ходных не вызывает сомнений как по письменной параллели пп-и-ак, так
и по связи его с субъектом на -ше. Впрочем, отдельно взятая внешняя
Форма глагола может вызвать в этом ее виде и некоторые колебания.
Дело в том, что отсутствие гласного характера времени сближает
такие Формы народной речи как ппак с непереходными письменного языка.
Но здесь вопрос переносится на разбивку слова по его составным частям:
шьа-к будет непереходным глаголом письменного языка, а пи-ак переход¬
ным народного, в графике же окажется полное тождество. Очевидно, что
разрешение вопроса об отнесении данной Формы, до ее предварительной
разбивки, к тому или другому глаголу, т. е. к переходному или непере¬
ходному, зависит от ее окружения. Впрочем, мы еще не знаем \естоименной
суффиксации народного непереходного глагола, н потому не впрай^ отрицать
возможности различения их по местоименным приставкам внутри самой
народной речи.70
Но если внутри ее и не возникнет осложнений, то возможность
таковых выступает совсем с другой стороны. Анализируя памятники
письма, мы видим, что оба языка вовсе не изолированы друг от друга
и, в частное!и, проникновение народных Форм в письменную речь свидетель¬
ствуется появлением в последней наряду с ее закономерным глагольным
Оформлением также и народных на -Ш (г-Ш).71 Едва ли, при таких условиях,
можно предполагать, что в письменную речь проникла лишь эта Форма
и во всяком случае нельзя отрицать возможности проникновения в нее
и других Форм, в том числе и не имеющих гласного характера времени,
что естественным образом осложняет разбор наличных в тексте слов
в их морфологическом оформлении.'
Все отмечаемые здесь моменты расхождения народного языка с пись¬
менным в единственном числе 3-го действующего лица лишь предположи¬
тельно намечаются и сейчас не могут быть решительно выставлены
как строго обоснованные на материале.72 Последний крайне ограничен,
и даже более показательная надпись Мхер-капуси дает слишком мало

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
101
глагольных Форм для окончательного разрешения затронутого нами вопроса.
С этою оговоркою кратко резюмирую выявляющуюся картину расхождения
письменной и народной речи в 3-м лице аориста переходного глагола.
Б письменном языке, как указывалось, в 3-м лице выявляется только
объект без выражения субъекта: nndmit-u-m 'соорудил (соорудившего’,
undimt-u-ah 'соорудил (соорудили)-их’.73 В народном языке глагол офор¬
мляется по субъективному строю, причем в единственном числе субъекта
таковой в глагольном оформлении опускается, суффиксируется только объект,
в единственном числе -m, ter-u-m '(он) установил-его’, и во множественном
числе -all, nu-ali '(он) перенес-их’. При множестве действующих лиц субъект
получает свою местоименную частицу -tu без выражения объекта (абсолют¬
ный строй субъективного спряжения) или с выражением объекта (относи¬
тельный строй субъективного спряжения): kui-tu 'воздвигли-они’, kui-tu-ni
'воздвигли-они-его’, za-tu-bi 'сделали-они-их’.74
Из всей приведенной схемы, при рабочем ее характере, можно
более уверенно остановиться только на множественном числе субъекта
народной речи.75 Здесь, как мы видели, двойная суффиксация, субъекта
и' объекта, не вызывает сомнений, так же как и отнесение при¬
ставки -tu к числу местоименных множественного числа 3-го лица субъ¬
екта. На этом можно настаивать потому,76 что к такому же выводу пришел
и J. Friedrich.
В виду этого, анализ глагольной структуры народной речи в ее
окончательной, в пределах наличных сейчас знаний, сводной таблице при¬
ходится ограничить менее спорными Формами множественного числа дей¬
ствующих лиц в разновидностях субъективного строя спряжения, т. е.
в его абсолютной Форме (с одним субъектом) и в относительной с прямым
л косвенным объектами (см. сл. таблицу).
относительный строй субъективного спряжения
(с прямым объектом)	(с косвенным объектом)
абсолютный строй
(субъективное спряжение)
kui-tu
'воздвигли-они’
teir-tu
'установили-они’
par-tu
'погнали (увели)-они’
kui-tu-ni
'воздвигли-они-его’
qarqar-nn-tu-h
' разру шилн-они-их’
za-tu-li
'построили-они-их’
ar-u-me
'привел(дал)-(он)-мне’
ar-tu-me
'привели (дали)-они-
-мне’
za-tu-me
'построили (сделали)-
-они-мне’

102
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
В письменной речи мы видели совершенно иное оформление глагола,
получающего в 3-м лице лишь суффикс, выражающий объект, в связи
с чем те же глаголы в письменном языке выявляют следующие Формы:
kuig-u-m 'воздвиг (воздвигли)-его’, ler-u-ш 'установил (устаиовили)-его’,
zad-u-ah 'построил (построили)-их’ и т. д. Поэтому глагол ter-u-m оказался
в примерах 15 и 16 при одном и при двух субъектах, imdumt-u-m, офор¬
мленный в единственном числе, стоит в примере 16 при двух субъектах,
тогда как nudiinit-u-ali, оформленный во множественном числе, встречается
при одном субъекте (Sayce 17, стк. 4) и т. д.
При таком толковании Форм письменной и народной речи в различиях
их оформлений и при устанавливаемом значении Форм на -tu (i-tu) как
субъективного окончания 3-го лида множественного числа аориста пере¬
ходного глагола, можно согласиться и с даваемым J. Friedrich переводом
первого столбца Сардуровских летописей (ст. 25—33), с некогорыми
впрочем расхождениями в деталях интерпретации текста: lkukam inali
miuitmi queidan-u-li LU-quradimeli CTpEriaqmiedi KUR-ebam qa-i-(tu)
URU. MES GIBIL qarqar nn-tu-li KUR-ebam at-i-(tu) />аше-МЕ§ SAL-
lutu-MES CTpBxamadi par-(tu).78
Стоящее в начале текста quradmieh, по своему оформлению (без
суффикса действующего лица -ше), является объектом при рядом стоящем
переходном, судя по гласному характеру «и», глаголе queidan-u-li. Его
оформление суффиксом множественного числа (-li), повторяющим окончание,
объекта (quradime-li), указывает на то, что глагол стоит в 3-м лице,
а не в 1-м, как полагает J. Friedrich79 (ср. выше пример 3 в начале главы
ив сводке примеры 13—17). Следовательно, действующим лицом здесь
оказывается бог Халд, а не повествующий царь, или же мы имеем тут
безличную Форму, но 3-го же лица ('направил’ или 'направлено’). Но дальше
в том же тексте оказывается целый ряд глаголов на -tu (qa-i-tu, at-i-tu.
par-tu), свидетельствующих о множестве субъекта (cp. teir-tu во второй
части надписи Мхер-капуси при ter-u-m в основном халдском «царском»
тексте). Множественность действующих лиц, при данном толковании взятого
отрывка из Сардуровских летописей, в нем самом не находится, а потому
следует предположить их скрытое наличие, и в последнем случае видеть
действующим лицом тех же воинов, уже подразумеваемых в продолжаю¬
щемся тексте:80 «весною (бог Халд) направнл-их воинов (направлены-они
воины) в страну Эрах, страну захватилп-они, города сожгли разрушили-
они-их, страну полонили-они, мужчин (и) женщин в страну Биайну погнали-
они». Если такой перевод правилен, то приемлемо и толкование J. Friedrich

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
108
глагольной Формы qarqar пп-tu-h81 (в единственном числе 1-го лица qarqar
пш-bi, см. там же, стк. 14; V, стк. 9 и др.), т. е. признание в ней субъек¬
тивного суффикса 3-го лица множественного числа -tu с добавлением еще
показателя множественности, выражающего в 3-м лице глагола множе¬
ственность объекта, каковая и представлена предшествующим словом
'города’: qarqar пп-tu-li 'разрушили-они-их’.82
Соглашаясь с таким переводом J. Friedrich’a, приходится тем самым
признать, что в текст аннал Сардура вторгся целый абзац, составленный
по правилам не письменного языка, а живого «народного». Так, поводимому,
и обстоит дело. Содержание текста на этот раз не. нашло для своего изло¬
жения готовых Фраз стереотипных царских сказаний, и писцу пришлось
допустить вольность изложения. Не имея под руками готовых Фраз для их
механического использования, он сочинил их, подпав под действие привыч¬
ного ему живого языка. Подтверждением этому служит и то, что, строя
Фразы по нормам живой речи, писец подпал и под влияние ее же синтаксиса,
поместив глагол par-tu после имени Биайны, вместо обычного для письмен¬
ного языка обратного порядка (ср. par-u-bi cipBiaina-i-di в том же столбце,
стк. 16—17; II, стк. 34; IV, стк. 22—23 и др.).83
При единственно возможном, с моей точки зрения, понимании Форм
на -tu (i-tu) в рассмотренном нами примере как народных или диалектных,
попавших в царскую повествовательную речь, ясно, что все изложенное
относительно этих Форм не меняет приведенной в начале настоящей главы
характеристики структуры глагола в основном халдеком, т. е., что
в 1-м лице переходных глаголов письменной речи выражается субъект,
а в 3-м только объект. Мы получаем теперь лишь дополнение к этому
правилу, которое можно Формулировать следующими словами: в халдские
тексты даже письменной речи попадает иногда и народная (диалектная,
живого языка) Форма, выражающая в 3-м лице множественного числа
субъект, а не объект. Все же это будет позаимствование, а не коренное
оформление халдских царских текстов. Эго ясно из всего приведенного
выше разбора параллельных мест диалектного и основного текстов надписи
Мхер-капуси (Corpus 18), где в основном тексте при множестве субъекта
стоит обычное ter-u-ni, отражающее в местоименном суффиксе объект,
и где лишь в народной диалектной части текста вместо него появляется
teir-tu, согласованное с субъектом. Если бы согласование со множеством
субъекта в 3-м лице переходного глагола было общим явлением в самой
«царской» (письменной) речи и Форма на -tu (i-tu) была бы основною халд-
ского письменного языка, а не народною (диалектною), то, очевидно, писец

104
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
вставил бы teir-tu в основной текст Мхер-капусинской надписи, не помещая
в ней согласованного с объектом ter-u-m. Наоборот, писец оказывается
на этот раз строго последовательным, и везде, где в основном тексте данной
надписи стоит ter-u-ш, он помещает в параллельном ему народном teir-tu
(стк. 34, 86, 87, ср. стк. 2, 28, 29), ни разу не переключая последнего,
или какого-либо иного глагола того же оформления, в первые тридцать
одну строку надписи. Опровержением изложенного могло бы быть только
отрицание за второю половиною текста (стк. 32—94) народного или
диалектного его содержания, но именно это представляется мне по всем
излагаемым в настоящей главе доводам бесспорным.
Отсюда мне представляется ясным, что схема J. Friedrich личных
окончаний, в том виде, в каком она им предложена: Personalendungen,
Transitive Konjugation: 1. SiDg.-bi, 3. Sing.-m, 3. Plur. -(l)tu,84 не может
оставаться в силе. Из числа этих суффиксов -ш налично и в письменной
речи и в народной, но, выражая в обоих единство объекта, эта местоимен¬
ная приставка дает Форму глагола одинаковую и для одного и для многих
субъектов письменной речи (см. примеры 15 и 16), тогда как в народной
речи употребляется только при одном субъекте (см. пример 17). Затем, коа-
вильно не упоминая в этой схеме окончания -all во множественном чисхе
объекта письменного языка, поскольку оно не является местоименною ча¬
стицею,85 немецкий исследователь не сделал об этом соответствующего
там же указания и включил Форму -(i)tu, употребимую только в народной
речи. Следовательно, в предлагаемой J. Friedrich схеме личных окончаний
смешались нормы как письменного, так и народного языка, поэтому она не
подходит ни для того, ни для другого.
Действительно, если применить эту схему к письменному языку, то
в ней неправильным окажется суффикс 3-го лица множествен, числа -(i)tu,
вовсе в письменной речи отсутствующий, суффикс же -ш отнесен к един¬
ственному числу, но без уточнения чего именно, между тем -ш, выражая
единство объекта, может встречаться при любом числе действующих лиц
(см. примеры 15—16). Если же эту схему применить к народному языку,
то неправильным будет такое же безоговорочное отнесение к единственному
числу того же суффикса -ш, но по другим основаниям, а именно, он, вы¬
ражая единичность объекта, может в субъективном строе спряжения вы¬
явиться и в 3-м лице множественного числа присоединением к соответствую¬
щему субъективному суффиксу, например, kui-tu-m 'воздвигли-они-его’,86
что в корне противоречит структуре письменного языка, не проводящего
3-е лицо обоих чисел по субъективному строю спряжения переходного

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
105
глагола.87 Вовсе не отмеченною осталась еще одна особенность глагольного
образования, как то исчезновение характера аориста «а» в народной речи
при 3-м лице множественного числа. Мне кажется, что здесь вовсе не ис¬
чезновение его, а замена характером страдательного залога «1», каковой
наличен в большинстве упомянутых выше Форм па -tu, не исключая и teir-
tu, где гласный характер вклинился в основу, что равным образом совер¬
шенно правильно указано J. Friedrich,88 не развившим, впрочем, своего
мнения и включившим гласное «г» в местоименный суффикс -(i)tu, тогда
как суффиксом местоимения остается одно только -tu.88
Форма на -tu нередко всплывает в надписях двух царей, Ишпуина и
Менуи, причем всплывает она тогда, когда речь идет об их совместных
действиях (см. примеры 3—8, 12—14, 17—18). Отсюда невольно можно
было бы подумать, что суффикс «-tu используется всегда при множестве
субъекта, т. е. является окончанием 3-го лица множественного числа
как это и отмечено в приведенной выше схеме J. Friedrich.90 Но множе¬
ственное число субъекта всплывает не только в надписях Ишпуина и Менуи
и, с другой стороны, именно в последних при действии тех же двух царей
отнюдь не обязательна постановка глагола на -tu ("см. пример 16). Вы-
пуина и Менуи нет согласованности в использовании глагольных Форк- Так
на самом деле и обстоит. Ряд надписей этих царей, счетом пять (Corpus
13, 14, 15, Докл. Ак. Наук 1930, стр. 145, и вторая часть надписи Мхер-
капуси), составлены по нормам народного языка, тогда как три их же
надписи (Corpus 16, 17 и первая часть надписей Мхер-капуси)91 строго
выдержаны в стиле письменной речи.
Все это как будто бы подтверждает правильность моего подхода
с резким разграничением Форм письменного языка от народного. Конечно,
вопрос о народном языке нуждается еще в углубленной проработке мате¬
риала по параллельным текстам сакральной надписи Мхер-капуси, по би¬
лингве Ке л и шина, по значительной части остальных надписей Ишпуина-
Менуи и по отдельным вульгаризмам в прочих текстах.92 Но не разра¬
ботана не только народная речь, но и письменная. И без хотя бы
предварительного разграничения материала непонятною остается и пись¬
менная речь, воспринимаемая пока все в старых традициях поисков
общего облика единого языка. Такого единого облика речи урарту не
существует.
Признавая всю колоссальную работу J. Friedrich по проверке и под¬
бору материала, не могу в то же время, на основании всего изложенного
ходит, таким образом, что среди самих повествовательных

106
язык вднской клинописи
выше, не отметить коренной его ошибки, заключающейся в том, что
нормы народной речи им смешаны с нормами письменной. В результате
этого смешения J. Friedrich подошел к халдскому языку с неверными вы¬
водами.
Основная ошибка, при том с моей точки зрения совершенно явная и
и не одного только J. Friedrich, заключается в том, что основные причины
разночтения в надписи Мхер-капуси (Corpus 18) остались и не отмечен¬
ными и не понятыми. Между тем, два раза повторяющийся текст в 31
строку содержит яркие между собою расхождения в глагольных Формах.
В первой половине (стк. 1—31) налицо хорошо известные халдские Формы
zad-u-ali, ter-u-m, тогда как во второй части (стк. 32—94) стоят их ва¬
рианты za-tu-h, teir-tu.
Обе последние Формы не обычны для халдской речи, дошедшей до нас
в основной массе памятников клинообразного письма. Возможность случая
или ошибки писца тут, конечно, устраняется, напротив мы имеем вполне
сознательное использование глагольной основы za вместо zad,93 что и дает
3-е лицо субъекта множественного числа с суффиксом множественности
объекта za-tu-h, когда ожидалось бы выявление одного только объекта
в обычном построении zad-u-ali. Вторая Форма teir-tu, никак не выводится
из обычного и вполне в данном контексте уместного ter-u-m (см. т^кже
пример 16). Такое «искажение» глагольных Форм, притом не в одном
только, а в обоих случаях, указывает на то, что перед нами не обычный
текст халдской речи большинства царских надписей, а какой то другой,
подчиняющийся своим нормам спряжения. Такая особенность надписи Мхер-
капу си усугубляется еще и тем, что первые тридцать одна строка, в отли¬
чие от последующего их повторения, составлены прекрасным, можно было
бы сказать «халдским» языком. Отсюда можно Ьритти только к одному за¬
ключению, а именно, что составитель надписи, вполне владевший «халд¬
ской» речью, умышленно переиначил глагольные Формы в повторной части
того же текста. Это следует объяснить лишь тем, что написанный
по «халдски» текст повторен на другом халдском же языке,94 к тому же
повторен не только с другими глагольными Формами, но и с изменениями
в расстановке имен богов и жертв в их взаимной увязке.95
Параллельное изложение обоих текстов, основного «письменного» и
народного или диалектного, вполне подтверждает это мое предположение.
6Qaldie	euriie	л1шришшше	^Sardurieqminie	ЧУГешшаше	*1ш-
‘Qaldie	eume	Чшриштше	*6Sarduneqimnie	лМепииаше	л1ш-

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
107
рнштфшше mili КА	zaaduuali teruni ardime (ста. 1— 2)
pummeqimine mili KA.MES zaatuuli teirtu ardime (ста. 32—34)
...«ТЕШ1ЕВА 6 GUD 12 UDU.MES 6ARDI 4 GUD 8 UDU.MES‘Qutuime
...6 GUD 12 UDU'TEIIIIEBA 4 GUD 8 UDU 6ARDI 2 GUD
2 GUD 4 UDU.MES...(ста. 4 и сл.).
4 UDU 6Qutumie... (ста. 36 и сл.).
Текст народной (живой речи или диалекта) обращает на себя особое
вниманпе рядом наглядных расхождений с первою половиною надписи
Мхер-капуси (стк. 1 — 31), изложенной типичными Фразами обычной речи
остальных письменных памятников стереотипного царского повествования.
К числу таких расхождений, кроме приведенного выше глагольного офор¬
мления, нужно отнести и видоизменение самого корнеслова. Так, в части
глагольных основ, мы имеем усеченную основу zad (ср. zad-u-ali пись¬
менной речи), давшую в народном тексте za (za-tu-li). Кстати заметим, что
такое же отпадение исходного согласного встречаем и в других надписях
Ишпуина-Менуи, где глагол kuig || kug (kuig-u-m || kug-u-m 'воздвиг-
его’) усечен в основу kui или ku (kui-tu или ku-i-tu 'воздвиглп-они’, kui-
tu-m или ku-i—tu-m 'воздвигли-они-его’). Кроме того можно отметить не¬
сколько любопытных моментов в части Фонетического оформления слов и
синтаксических особенностей.	\
Так, например, в Фонетическом оформлении слов: в имени бб^а Di-
duarn народный текст оттеняет огласовку вставкою лишнего «е»: Die-
duamie (стк. 7 и 40), имя бога Месяца в народном тексте передано Фоне¬
тически IIIi-e-la-ar-di-e—>-IIIelardi (стк. 7 и 41), имя бога Ar-tu-^a-ra-
sa-u-e передано в народном Ar-tu-^a-ar-sa-ue—> Artu^arsa вместо Artu^arasa
(ста. 14 и 54), город Та-цш-pa-m-na-u-e в народном Tu-uni-pa-na-u-e
(стк. 14 и 56), город Endiani передан в народном Ir-di-ya (стк. 16 и 59)
и т. д. Некоторые из этих разночтений вовсе не имеют большого значения,
в частности написание Diedoaini лишь уточняет чтение Deduami, предста¬
вленное в основном тексте с начальным di. Такого же рода вставки уточ¬
няющих чтение гласных звуков мы неоднократно находим и в самой пись¬
менной речи.96 Но такое написание как Тишрапшаие при его параллельном
чтении Тишрапаие указывает, казалось бы, на закономерность народной
Формы, которая из имени города Тшпрач— Тшпрап, дает с локативным
суффиксом Тишрапа, в родит, падеже множественного числа Тшпрапа-и-е.

108
язык влнской клинописи
Отсюда можно заключить, что в письменной речи передача имени иногда
усложняется в соответствии с приподнятым стилем самой речи. А если
такое осложнение для придачи своеобразной напыщенности языку повест¬
вующего властелина действительно имело место, то подобного же рода
явление мы можем встретить и в других царских надписях. Это нужно
иметь в виду при анализе наличных в них Форм, нередко смущающих
исследователя, самым естественным образом приписывающего их не стилю,
а самому языку, ошибочно воспринимаемому к тому же во всех его
деталях за живую речь. Живая речь в значительно большей степени вы¬
является, как мне кажется, именно в указанной народной (диалектной)
части Мхер-каиусинской надписи, которая, с этой стороны, и служит пре¬
красным коррективом в научных изысканиях по халдской речи вообще.
Что мы отступаем здесь от консерватизма, в частности даже от искусствен¬
ного осложнения языка шаблонных царских текстов, видно хотя бы в пе¬
редаче некоторых собственных имен, как Аг^агва вместо АгШ^агава, и
тем более в имени города 1гЙ1уа (вместо ЕпсЬаш), носящем в себе явные
следы народного упрощения, при котором сохранение классической Формы
ЕпсЪаш соответствует уже не живой речи, а именно «царским» текстам,
т. е. тем остальным торжественным вещаниям правителя, которые до сих
пор составляют почти исключительный источник для познания «языка
халдов».97	-V
В части оформления имен народный текст надписи Мхер-капуси даег
менее значительные расхождения. Так, имя бога Солнца в народном тексте
снабжено исходным слогом самого имени АпЗып с прибавлением окончания
дательного падежа -ш (АВШ-ш-ш), чего нет в основном халдском тексте
(стк. 2 и 34), с другой стороны, наоборот, основной Форме горинттт
соответствует народная горинтт (стк. 16 и 59), т. е. без повторного
слога -ш.98 Имя Халда в родительном падеже с отношением ^аИг-е-х99
в народном передается простым родительным б<3а1<11-е (стк. 3 и 34). Эпитет
бога акишпе передан в народном тексте а^шнше, т. е. Фонетически
а^шше и даже а1эише (стк. 12 и 52) и др. Все подобного рода расхожде¬
ния не вызывают к себе особого внимания, но на некоторых все же
придется остановиться. Я имею в виду разночтения аЬшше и а^ише,
отсюда дательный падеж акишп-ш и а1зшш-ш. Обе эти Формы нам хорошо
известны по многим царским надписям в совершенно аналогичных кон¬
текстах и трактовались как случаи с беглым «1». Сейчас к ним можно по¬
дойти и с другой стороны. Имея в виду не случайность указанной разно¬
видности в пределах самой надписи Мхер-капуси, т. е. наличие в основном

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
109
тексте alsmnie и в народном alsnme, легко признать в последней Форме
именно народное оформление в отличие от письменного alsunne. В таком
случае, встречающееся в царских надписях alsuumn (например, Никольский
VIII, стк. 1) придется отнести равным образом за счет проникновения
в письменную речь народной Формы.
Начиная со строки 4 (в народном стк. 36) той же надписи Мхер-
капуси, мы встречаем и синтаксические расхождения, заключающиеся в рас¬
становке слов явно не случайного характера. Так, мы имеем постановку
имени перед жертвой в основном халдском и, наоборот, жертвы перед
именем в народном. Это синтаксическое расхождение проведено до самого
конца перечня жертв и, к сожалению, теряется в дефектных местах за¬
ключительных строк надписи. К числу синтаксических особенностей следует
отнести также и частое помещение в основном тексте идеограмм множе¬
ственного числа после двух и более жертв при полном отсутствии этой
идеограммы в перечне жертв повторного (народного) текста (ср. при¬
веденные выше параллельные отрывки из обоих половин разбираемой
нами надписи, начиная со строк 4 и 36). Таким образом, согласо¬
вание числительных с единственным числом связанных с ними имен
выдержанно проведено в народном тексте н альтернативно в основном
халдском.100
Все перечисленные особенности второй части надписи Мхер-капуси
подкрепляют наше убеждение в том, что в ней мы имеем или диалект или
живую народную речь. За последнее говорит и то, что вся надписав обоих
своих повторных частях, представляет своего рода декрет, устанавливаю¬
щий число жертвоприношений различным богам и культовым местам, объ¬
единенным в халдский пантеон слиянием отдельных племенных единиц
в процессе образования древне-ванской государственности. Такой текст
должен был быть более доступен пониманию населения чем многие другие
надписи, высекавшиеся иногда в местах крайне затрудненных для чте¬
ния. 101 Надпись Мхер-капуси находится около деревни Агрпи в окрестно¬
стях самого Вана (Тушпы), а вовсе не в какой-либо из присоединенных
к Биайне областей, население которой нуждалось бы в повторном переводе
текста надписи. В виду непосредственной близости надписи к столице, при¬
ходится предположить, что если повторный текст (стк. 32—94) изложен
на одном из диалектов, то во всяком случае на диалекте, имеющем госу¬
дарственное значение. Вернее же будет предположение, что он составлен
на живом народном языке, с которым текст застывшей Фразеологии цар¬
ских надписей мог расходиться как в синтаксических, так и в грамматиче¬

110
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
ских деталях, что и выявляется с достаточной ясностью при построчном
сличении обеих частей надписи (стк. 1—31 и 32—94). Текст стереотип¬
ных Фраз становился уже трудным для понимания широких масс, поэтому
потребовался перевод или, вернее, пересказ.
Возможность взаимного влияния двух выявившихся языков отрицать
не приходится и в частности нельзя отрицать влияния народной речи (или
диалекта) на стереотипное изложение царского повествования. В особен¬
ности такое влияние могло сказаться в дополнительных к обычному тексту
фразах, где легче проявляется инициатива повествователя, что местами и
имеем в длинных летописных сводах. К числу таких проникновений народ¬
ных, или диалектных, Форм скорее всего можно отнести и довольно редкое
появление 3-го лица переходного глагола на -tu в самих царских текстах
письменного шаблона. Данная Форма прослеживается во вставках, которые
составителю надписи приходилось сочинять самому за неимением подходя¬
щих стереотипных Фраз. Тут, повидимому, он сбивался на более для него
привычные Формы разговорной речи. Такой ошибки с точки зрения выдер¬
жанности повествовательного изложения писец надписи Мхер-капуси не
сделал, поместив закономерное tef-u-ni в «халдской» половине и заменив
ее teir-tu в повторном изложении того же самого текста. Этот момент ре¬
шает, как мне кажется, вопрос о взаимоотношениях вскрывшихся различий
Оформления 3-го лица халдского переходного глагола.
I
К сожалению, более подробное прослеживание Форм народной речи
крайне затруднено не вполне ясным чтением многих мест надписи Мхер-
капуси.102 Других же текстов, которые можно было бы отнести к народ¬
ному языку в той же степени как названный памятник, я пока не знаю.
Возможно, впрочем, что сюда относится и халдский текст ассиро-халдской
билингвы Келишина (Corpus 12). Более детальный разбор ее и с этой
стороны поможет углубить выдвигаемую мною проблему и внесет много
уточнений в пока еще темные стороны структуры речи древне-ванского
письма. Что же касается народных Форм в царских текстах обычного со¬
держания, то они, как уже отмечалось, с трудом внедряются в те тексты,
которые представляют собою стереотипное изложение царского повество¬
вания, варианты каковых нередко сводятся лишь к замене одного собствен¬
ного имени другим. Здесь веками поддерживаемая традиция сдерживает
свободную инициативу писца. В тексты же более расширенного содер¬
жания «вульгаризмы» попадают значительно легче. Таковы в первую оче¬
редь летописи, в частности первый столбец летописей Сардура. Таковы же
некоторые надписи Ишпуина-Менуи (Corpus 13, 14, 15, 17?; Докл. Ак.

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
111
Наук, 1930, стр. 143 сл.), т. е. древнейшие из дошедших до нас па¬
мятников халдской эпиграфики, когда, возможно, Фразеология «письменной
речи» еще не заняла господствующего места в письменных документах
эпохи.
Все эти отступления, и синтаксические и грамматические, доказы¬
вают наличие своих особых норм в приведенной халдской параллели на¬
родной речи, на которой был повторен непонятный или трудно понимаемый
массами текст халдского сакрального декрета, очевидно обязательного для
широкого применения.
Как бы то ни было, самостоятельный ли это диалект или народная
речь, все равно, орудуя над «языком царских текстов», нельзя механи¬
чески, без предварительного анализа самого диалекта объединять все грам¬
матические Формы и рассматривать их как единое целое.
Неучет разночтения диалекта привел к тому, что С. F. Lehmann-
Haupt восстановил дефектные места 85 и 86 строк диалекта по лучше
сохранившимся 27 и 28 строкам «халдского» подлинника103 и наличный
в них глагол teruni вставил перед сохранившимся в диалекте слогом tu,
дав в результате едва ли имевшийся в подлиннике глагол terumtu, вместо
вероятно стоявшего teirtu (ср. стк. 1—2 и 32—34). Идя по тому же пути,
J. Friedrich приводит Формы диалекта teirtu и zatuli как Формы основного
халдского письменного языка и тем самым отстаивает теоретически выдк^
нутое еще М. Церетели и А. Götze104 положение о халдской субъективной4
суффиксации 3-го лица множеств, числа на -(i)tu как основном правиле
спряжения переходного глагола для всех текстов.105 Положение менялось бы
только в том случае, если бы в самом основном халдском тексте надписи
Мхер-капуси имелись Формы za-tu-h, teir-tu или сходные с ними по суф¬
фиксации. Но таких в нем нет на всем протяжении тридцати одной
строки.
Остается только пожалеть, что немецкий ученый в своих крайне
интереспых построениях привлек и к тому же слишком доЛго остановился
на расширенном толковании этих примеров, как общих для всей халдской
речи вообще.100 Тем самым ослабилась убедительность его и А. Götze
доводов о наличии в халдском глаголе двойного отношения, к субъекту
и объекту,107 в ряде случаев, в том числе и в Форме qar4ar nn-tu-li первого
столбца Сардуровских летописей (стк. 30). Двойной суффиксации подобного
рода в письменном языке не прослеживается, тогда как народная речь,
наоборот, выявляет ее в полном облике. И если бы немецкая школа подошла
отдельно к каждому из этих языков, то более отчетливо оттенилось бы и это

112
ЯЗЫК ВЛНСКОЁ клинописи
языковое явление, столь широко распространенное в яфетических языках
Кавказа.108
Попутно не могу не сказать и нескольких слов о самой сакральной
надписи Мхер-капуси (Corpus 18). Наличие в ней глагольной Формы необыч¬
ной для письменной речи структуры требует своего истолкования, но для
окончательного определения ее оформления нужно предварительно установить
закономерные нормы самого диалекта. Возможно, что разбор диалектных
(народных) Форм в текстах, составленных на народном языке, и в позаим-
ствованиях, проникших в письменную речь, внесет много уточнения в анализ
халдской речи вообще, и, несомненно, что в работах этого направления
надпись Мхер-капуси заслуживает в первую очередь особого внимания
и специального изучения, открывая путь к постановке вопроса о халдской
диалектологии.
Поэтому, приступая к сводке всего разобранного материала и выводам
по нему, при всех вышеотмеченных оговорках о незаконченности работы,
я в определении основных Форм халдского переходного глагола выделяю
особо характерные признаки письменного языка и завершаю обзор краткою
сводкою сделанных наблюдений в части народпой речи, не смешивая их
воедино.
ХАЛДСКИЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ГЛАГОЛ ПИСЬМЕННОЙ РЕЧИ
1)	Спряжение идет по пассивной конструкции, при которой подлежащее
(логический субъект) всегда стоит в полной Форме родительного падежа
на -ше, используемого при халдском переходном глаголе как падеж логи¬
ческого субъекта в единственном числе и во множественном;109
2)	Характером аориста переходных глаголов служит гласное «и», при¬
бавляемое непосредственно к основе. Гласный характер времени «а» может
опускаться, когда основа и без того оканчивается на тот же глаоный
(а{щ-1}1, ап^и-Ы, фигфиг ши-Ы, аШ-Ы и т. д.);
3)	1-е лицо единственного и множественного проводится по субъектив¬
ному строю спряжения, получая именные окончания -Ы в единственном
числе и -ше во множественном;
4)	3-е лицо обоих чисел проходит по относительному строю спряжения,
воспринимая местоименный суффикс -ш при объекте в единственном числе
и окончание множественности -И (-ай) при многих объектах, вовсе не отражая
субъекта в глагольном оформлении ;ш
5)	окончания лиц суФФиксируются к основе, уже снабженной характе¬
ром времени (см. пункт 2);

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГ01А
113
6)	сослагательное-будущее образуется от основы глагола, снабженной
характером аориста «и» с добавлением показателя времени -lie (h), выра¬
жающим 3-е лицо без оттенка числа субъектов и объектов;111
7)	в значении повелительного наклонения используются сослага¬
тельное-будущее и аорист.
КРАТКАЯ СВОДКА ПРИМЕРОВ:
1-е лицо единств, числа (при одном объекте)
1)	’Sardun-me ''Argimteqmi-me ah ropTuliqu-m URU. LUGAL-iraji
'Tinalibi-i ‘Lnequqmi-i gununia qa-u-bi а Сарду p сын Аргиштия говорит:
город Тулиху, город царский Циналиба сына Луехуш в добычу (?)
я захватил» (Атамхан, Никольский XVI, стк. 2—5);
2)	"Argimti-nie *Мепиафт-ше alie Е. GAL budunjue imidmntu-u-bi
teru-u-bi "‘Argnmtiqinih turn «Аргишти сын Менуи говорит: дворец вели¬
чественно (?)из я соорудил, я установил Аргиштихвнили имя» (Сардарабад,
Никольский IX, стк. 2—5); ср. примеры 4, 5, 8, 11, 13.
1-е лицо единств, числа (при множестве объекта)
3)	JÍSardum-nie alie 35 Е. GAL. MES 200 URU. MES I UD. lÜ&
amgu-bi «Сардуp говорит: 35 цитаделей (и) 200 городов в один день
я взял» (Сардуровск. летописи У, стк. 8—9);
4)	Е. GAL МЕ§ nntiini midnmtu-u-bi cipBiainaa-ne пштааше «цита¬
дели (дворцы)...ш я соорудил страны Биайны могущественнейшей || для
стран Биайн могущества» (Сардуровск. летописи IV, стк. 15—16); ср. при¬
меры №Ля 2, 5, 8, 11, 13.
1-е лицо множ. числа
5)	л1шришш-ше alie J‘Sarduneqmi ie-ше ЧУГешгаа-ше ^шришшефш-
ше л1шгашриа-ше лМепииафш-ше ‘Qaldi-e-i sujn(e) mudnmt-u-me «Ишпуин
говорит: сын Сардура, я, Менуа сын Ишпуина (и) Инушпуа сын Менуи
бога Халда святилище мы соорудили» (Тебриз-капуси, Corpus 11,
стк. 34—38); ср. примеры №Аг 2, 4, 8, 11, 13.
3-е лицо единств, числа (один субъект и один объект)
6)	6Qaldi-m uint-a-bi majmi gira-nmn-e kar-u-ш *rpEtium-m...
‘Qaldmi-m ишташ1-ш umt-a-bi J'Arguuiti-m лМепиафе qa-u-ш cipUluaui-e-
Мещанинов	8

114
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
KUR-ebam ropDaarani KUR-nxe «бог Халд выступил своею мощью покорил
страну Этиуни... для (по воле) бога Халда могущественнейшего115 (бога
Халда могуществом) выступил Аргшпти сын Менуи, захватил страны
Улуани страну города Дарани» (Эйляр, Никольский VI, стк. 1—7);
ср. пример № 16;
7)	kar-u-m CTpQumaqa-qalii KUR-ш teq-u-m ^Sardun-kai ‘Argimtxqime
«покорил (бог Халд) страну Кумух (Комагены), поверг пред Сардуром
сыном Аргиштия» (Сардуровск. летописи IV, стк. 37—38); ср. примеры
Ш 15, 16;
8)	ira E baduujie лМепиа-ше ‘Impiuuniqmi-ine midnrat-u-ra E. GAL
midiinit.-11-m baduujie ter-u-ra 'Menuaqimli tnni «это здание величественно (?)
Менуа сын Ишпуина соорудил, дворец (цитадель) соорудил величественно(?),
установил Менуахинили имя» (Ташбурун, Никольский III, стк. 2—7);
ср. примеры Ж№. 2, 4, 5, 11, 13;
9)	ini puluji лМепиа-ше 'Iinpuuiniqim-nie kungu-u-m «эту стелу
(пулуж) Менуа сын Ишпуина воздвиг» (Собрание Калантара № 11,
стк. 2—5, ср. Corpus 56; ср. разночтение kuuigu-u-m, Sayce 27—29);
ср. пример № 12;
10)	1шршшшше ^Sarduuneqmie-ine mi E-e zaadu-u-m «Ишпуин сын
Сардура это здание (храм) построил» (Звистан, Corpus 4); ср. пример № 17.
3-е лицо единств, числа (несколько субъектов и один объект)
11)	*1шришга-ше ^Sarduneqim-ine лМепиа-ше aIinpuuimqim-ine
*<JaIdi-e-i suji midumt-u-m «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина
бога Халда святилище соорудили» (Ашрут-дарга, Corpus 16, стк. 1—2,
6—7); ср. примеры №№ 2, 4, 5, 8, 13;
12)	Impuumi-iue лв8агйипефш-гае лМешша-ше "Impumniqmi-me...
ter-u-m ardirae «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина... устано¬
вили жертву (?)»ш (Мхер-капуси, Corpus 18, стк. 1—2); ср. примеры
Ш 8, 9, 10.
3-е лицо множ. числа (один субъект и множество объектов)
13)	лМепиа-ше ’Impuumiqim-rae... ‘Qaldunili К A imdmntu-u-ali
Е. GAL midmnt-u-m «Менуа сын Ишпуина... Халдовы ворота соорудил,
дворец (цитадель) соорудил» (Собрание Калантара № 11, Corpus 56,
стк. 3—8); ср. примеры 2, 4, 5, 8, 11:

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
115
14)	nun-a-bi JMunmi-m JAbihanKji mat-u-ah jeSardurmi-h kun-li
«пришел Мурини Абилианихский, обнял Сардуровы колени» (Сардуровск.
летописи II, стк. 36—38);
15)	kar-u-m LUGAL лЕпаф KUR-ebame kar-u-ш лАЬ1Ьашф KUR-
ebame teq-u-ali ^Sarduri-ka JIArgimtiqiue « покорил (бог Халд) царя страны
Эраха, покорил страну Абилианиха, поверг (их) пред Сардуром сыном
Аргиштия» (Сардуровск. летописи II, стк. 20—22); ср. пример As 7;
16)	kar-u-ali 4 LUGAL. МЕЙ CTpUeduri-Etnmi-(e) «покорил (бог
Халд) четырех царей страны Уедури-Этиуни» (Сардуровск. летописи III
стк. 47—48); ср. примеры Ля№ 6 и 7;
3-е лицо множ. числа (несколько субъектов и множество объектов)
17)	л1шришп1-ше a6Sarduneqim-nie лМепииа-ше л1шрии1шфт-ше
lm-lx КА zaadu-u-ali «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина эти
ворота сделали» (Мхер-капуси, Corpus 18, стк. 1—2); ср. примеры
10,	13, 14, 15, 16.
Сослагательное-будущее
3-е лицо при одном субъекте и одном объекте
18)	alu-ше ini DUP. ТЕ tu-lne alu-ше pit-u-hie «кто эту надпись
похитит (похнтил-бы), кто сотрет (стер-бы)» (Язили-таш, Corpus 27,
-стк. 29—30);
19)	alu-ше uh-ше ti-u-hie ie-ше ropLuqmm-m qa-u-bi «кто другой
скажет (сказал-бы): я город Лухиуни захватил» (Ташбуруп, Никольский I,
стк. 18—19).
3-е лицо при одном субъекте и множестве объекта
20)	alu-ше uli-e im-h du-lue «кто для другого (по другому) все это
сделает (сделал-бы)» (Таш-тепе, Corpus 20, стк. 18); ср. пример № 23.
21)	(alu-ше...) МЕЗ qum-u-lueU7 (Corpus 13, оборотная сторона,
стк. 24);
3-е лицо при множестве субъекта
см. примеры J6J6 22 и 23.
Сослагательное-будущее в значении повелительного наклонения
22)	turim-m ‘Qaldi-ше 6ТЕ1ШЕВА-ше eARDI-Di-me DINGIR.
MES-ше... ul-u-lie «виновника (пусть) бог Халд, Тейшеб, Ардин, боги...
»низведут» (Язели-таш, Corpus 27, стк. 33—36);
8’

116
ЯЗЫК ВАНСКОЙ КЛИНОПИСИ
23)	alu-ше uli mi-li du-liie ti-u-he uh tun «кто, для другого
{по другому) все это пусть сделает, скажет другому человеку»118 (Армавир,
Изв. Арх. ком., 37, стк. 22—24); ср. пример № 20.
Аорист в значении повелительного наклонения
24)	eQaldi-nie 4ТЕ1ШЕВА-ше 6ARDI-m-ine D1NGIR. MES-ше...
kuhetu-u-m119 «бог Халд, Тейшеб, Ардии, боги... пусть низвергнут»
(Звартноц, Халдоведение XXII, стк. 42—47); ср. примеры 22, 23.
25)	turim-m 6Qaldi-me бТЕ1ШЕВА-ше eARDI-m-ine DINGIR. MES-
ше текши tim man-u-m 6ARDI-m kai «виновника бог Халд, Тейшеб,
Ардин, боги проклятым (?) имя пусть сделают пред Солнцем» (Макинская,
Зап. Воет, отд., XXY, стк. 10—12).
ХАЛДСКИЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ГЛАГОЛ НАРОДНОЙ РЕЧИ
1.	Спряжение идет по пассивной конструкции. Действующее лицо
ставится в родительном паденсе полной Формы на -ше, используемом
специально для обозначения логического субъекта как в единственном числе,
так и во множественном;
2.	Спряжение переходного глагола идет по субъективному строю, вслед¬
ствие чего даже отсутствие субъективной приставки в 3-м лице единствен¬
ного числа не дает возможности использования данной глагольной Формы
при любом числе субъекта (см. пункт 3). Наблюдены случаи присоединения
к субъективным частицам также и объективных (см. пункт 5). Таким
образом, переходный глагол народной речи идет по абсолютному и по относи¬
тельному строю субъективного спряжения;
3.	Третье лицо единственного числа в аористе по своему оформлению
совпадает с таковым же письменной речи. В народном языке оно образуется
присоединением к глагольной основе гласного характера аориста « и» п объек¬
тивного местоимения 3-го лица единственного числа (может быть, пред¬
шествующий объективной частице гласный «и» является местоименным
суффиксом 3-го лица субъекта?) Впрочем, если гласный «и» оказывается
не субъективною приставкою, а характером времени, то все же субъект
и здесь подразумевается, вследствие чего данная Форма с объективным суф¬
фиксом используется только при одном субъекте, чем в корне отличается
от такой же Формы письменной речи, где согласование с субъектом без¬
различно (см. пункт 4 письменной речи);
4.	Третье лицо множественного числа аориста образуется присоеди¬
нением к основе глагола характера страдательного залога «1» и субъек¬

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
117
тивной местоименной частицы -tu (например: qa-i-tu). Характер страда¬
тельного залога иногда опускается и тогда субъективный суффикс при¬
соединяется непосредственно к глагольной основе (например: par-tu). Если
основа глагола оканчивается на гласный «и», то таковой перебивается
в «1» (например: ati-tu, ср. atu-bi в письменной речи). Наблюден случай
инкорпорирования характера страдательного залога внутрь основы самого
глагола (teir-tu, при основе ter, ср. ter-u-m в единственном числе письмен¬
ной и народной речи);
5.	Относительные Формы спряжения выражаются присоединением
(суффпксированием) объективных частиц к глаголам, уже снабженным
субъективными местоименными приставками. Сюда же относятся и Формы
3-го лица единственного числа с объективным суффиксом -ш при отсут¬
ствующем, но подразумеваемом субъкте (см. пункт В). Присоединяются
местоименные приставки как прямого объекта, так и косвенного;
6.	Все глаголообразующие частицы местоименного строя спряжения
суффиксируются, причем субъективные местоименные частицы пред¬
шествуют объективным.
7.	Формы 1 -го лица переходного глагола в текстах народного языка
не прослежены ни в единственном числе, ни во множественном.
КРАТКАЯ СВОДКА ПРИМЕРОВ
3-е лицо единств, числа (с отношением к объекту)
1.	eQaldi-m umt-a-bi majim-e gini-inuri-e tar-u-m ropMeimta-m kar-u-
ш CTpBarinuai KUIt-ebaann «бог Халд выступил (в поход) своею мощью
(?) покорил-(он)-его город Меишта, покорил-(он)-ее страну Баршуа»
(Харакониц, Corpus 15, стк. 5—7); ср. пример 6 письменной речи;
2.	л1шришш-(е)-ше li5Sardurqini-nie... naq-u-m niribi taraae adaani
ter-u-m eAldma KA «Ишпуин сын Сардура... принес-(он)-ее жертву120
обильную,121 установил-(он)-его бога Халда врато» (Келишин, Corpus 12,
стк. 7—12); ср. пример 8 письменной речи.
3-е лицо инож. числа
3.	л1шришш-ше ^Sarduneqmi-nie ■'Мепииа-ше JInrpuumieqnu-me...
teir-tu ardime «Ишпуин сын Сардурц (и) Менуа сын Ишпуина... устано-
вили-они жертву» (Мхер-капуси, Corpus 18, стк. 32—34); ср. пример
12 письменной речи;

118
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
4.	umt-a-li л1шришш-ш ^Sarduneqi лМешииа-т л1шриштеф sum du-tir
лЩегиф лЬиишаа 'Katarzaa «выступили (в поход) Ишпуин сын Сардура
(и) Менуа сын Ишпуина повергли-они Утерухи, Луша, Катарза» (Сурб-
Погос, Corpus 13, стк. 25—30);
5.	ali LU-aji-MES-ше irb-i-tu шеп paar-tu «все (что) впины взяли-
они, отдельно увели-они» (Сардуровск. летописи II, стк. 45—46);
6.	Чшришт-ше ^Sardurieqmi-me 'Meinuua-ше л1шриииифт-ше ии
pulujie kuni-tuu «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина этот пулуж
(стелу) воздвигли-они» (Сурб-Погос, ДАН, 1930, стр. 145, стк. 1—4);
ср. пример 7 и пример 9 письменного языка.
3-е лицо множеств, числа с отношением к одному объекту
7.	л1шришпх-ше лб8агбипфт-ше “Мёитиа-ше л1шриинпфт-ше im
pulujie kuui-tuu-ш «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина этот
пулуж (стелу) воздвигли-они-его» (Харакониц, Corpus 15, стк. 2-—4);
ср. пример 6 и пример 9 письменного языка.
3-е лицо множ. числа с отношением к многим объектам
8.	л1шритт-ше l6Sardur^im-iiie лМепииа-ше л1шриштефт-ше
im-h КА. MES zaa-tuu-li «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина
эти ворота сделали-они-вх» (Мхер-капуси, Corpus 18, стк. 32—33);
ср. пример 17 письменной речи.
9.	URU.MES GIBIL c[arq.ar im-tu-li «(воины) города многие сожгли,
разрушили-они-их» (Сардуровск. летописи I, стк. 30).
3-е лицо един, числа с отношением к косвенному объекту
10) aruu-me шееше 40 manae GUSKIN-tuagi «принес-(он)-мне 40 мин
золота» (Сардуровск. летописи IV, стк. 54).
3-е лицо множ. числа с отношением к косвенному объекту
11.	qanii-a-1-mee D1NGIR. MES za-tu-me qaarie «соблаговолили-мне
боги, сделали-они-мне дорогу»122 (Сардуровск. летописи 1У, стк. 7—8).

ПРИМЕЧАНИЯ
1.	JE AS, 1882.
2.	Die neuen haldischen Inschriften König Sardurs vonürartn, 1928. См. мою рецензию на эту
работу в Зап. Колл. Воет., IV, 1930.
3.	А. Götze, Zur Kelischin-Stele, 1929; М. v. Tseretheli, ук. с.
4.	М. V. Tseretheli, ук. с., стр. 67 сл.
5.	Beiträge za Grammatik und Lexicón des Chaldischen, Caucásica, VII, VIII, 1931; Zur urar-
täischen Nomiualflexion, Zeitschr. f. Assyr., 1931; Zum urartäischen Lexicón, Archiv Orien-
talni, 1932, vol. IV, As 1.
6.	Caucásica, VII, стр. 65—66.
7.	См., например, Caucásica, VII, стр. 74.
8.	См. Corpus 21, стк. 2.
9.	В работе « Циклопические сооружения Закавказья » (Изв. Акад. ист. мат. культ., т. ХШ,
вып. 4—7, 1932), на основании археологических обследований древних мест поселения
и лингвистических к ним параллелей из халдских текстов, я подробнее развил свою мысль
о том, что Закавказье времен халдских походов представляло собою еще страну, раздроб¬
ленную на мелкие родо-племенные союзы, объединившие поселение и область в одно це¬
лое. Упоминаемые в данном тексте Ташбурунской надписи страна Эридуахи (в чтении
Lehmann Haupt: Enkuaqi, см. Corpus 21, стк. 2) и город Лухиуни находились на северных
отрогах Арарата.
10.	На правильности перевода слов majinie gim-mune я не настаиваю.
11 Объективное значение суФФикса -ш признает и J. Friedrich, см. Caucásica, VIÜ, стр. 141.
12.	Окончание -all, как увидим ниже, является показателем множественности, прибавляемым
к глаголу при множестве объекта взамен местоименного суффикса.
13.	См. § 50 главы о структуре халдской речи.
14.	См., например, уМ. В. Никольского: «в надписи говорится о покорении страны Улуани
и страны города Даранн», Мат. по арх. Кавк., V, стр. 102.
15.	См. приведенную выше ссылку на мою работу «Циклопические сооружения Закавказья».
16.	Идеограмма 'большой дом* 'дворец* в памятниках Закавказья применяется обычно
к цитаделям, развалины которых известны под наименованием «циклопических крепо¬
стей». Но халдски.ч писец называет эти же «циклопические крепости» и городами. Поэ¬
тому я условно сохраняю иногда за данною идеограммою перевод 'дворец*, требующий
уточнения в каждом конкретном случае, так как, в особенности на территории самой
Биайны, царь мог сооружать и строения дворцового типа. Названную идеограмму J. Fried¬
rich переводит словом «Burg», см. Cancasica, VHI, стр. 142 и др.
17.	См. предыдущее примечание.
18.	Слово íintiui, мне недостаточно ясное, оставляю без перевода. См. А. Götze Zar Eelischin-
Stele, стр. 104, где он восстанавливает слово istini-ni в контексте 37—38 строк, им же
иначе восстанавливаемом на стр. 122.
19.	Слову badujie даю пока еще условный перевод 'величественный*, 'великолепный*, в твори-
тельном-инструм^нтальном падеже (халдском родительном, genitivos instrumentalis) 'ве¬
личественно*, 'великолепно*. Обычный ш ревод этого слова 'разрушенный*, какового при¬
держивается и J. Friedrich (Archiv Orientalni, IV, № 1, стр. 61 ■ др.), ве отвечает всем
контекстам, см. Мещанинов, Колагранская надпись, Изв. Ак. Наук, 1932, стр. 85.
20.	Слово tim может быть и причастием и отглагольным именем; см. § 41 главы о структуре
халдской речи.

120
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
21.	Объяснение слова 6Qaldi-e-i, как стоящего в родительном падеже с суффиксом отношения,
см. § 50 главы о структуре халдской речи.
22.	Редкий случай написания 3-го лица со множеством объекта суффиксом -li, вместо обычного
-ali. J. Friedrich толкует эту Форму как результат слияния ua->a: iuidi-iuit-u-ahпп-
dniHt-u-h (Caucásica, VII, стр. 73), но там же аналогичный случай с zatuli выводит, по
указанию А. Götze, из *zad-i-tu-li, в котором наличен суффикс субъекта -tu и объекта -li
(za-tu-li). Объяснения А. Götze можно было бы распространить и на этот редкий пример на¬
писания niidini-tu-h, выводя его из основы nndiint с теми же двумя суффиксами idimt-
-tu-li->imdiin-tu-li, что хорошо подходит к надписям Ишауина-Менуп, к каковым при¬
надлежит и данная надпись Corpus 17. См. ниже анализ Форм халдского народного языка
в частности примеры 8 и 9 кратк й сводки в конце настоящей главы.
23.	В яфетических языках местоименное спряжение различает два строя: абсолютный, имею¬
щий местоименную частицу субъекта, и относительный, выражающий в местоименной
приставке отношение к объекту.
24.	Zur Kcli8chin-Stele,CTp. 105. Другой вопрос,насколько правильно восстанавливает он Форму
teriuiine на 6-й строке Келишинской билингвы (Corpus 12), где Lehmann-Haupt читает
teruum, (тоже едва ли верно). По нормам народной речи, о чем см. ниже, здесь должно бы
стоять teirtu или terutu, последнюю Форму и намечает'В этом месте Sayce.
25.	Caucásica, VII, стр. 66, прим. 1.
26.	Я не вижу основания считать ше в ie-ше закоренное, как это полагает J. Friedrich: «so¬
wohl -ni in ldSardurehini wie wohl auch -se in iese sind stammhaft, nicht Kasussuffixe»,
Caucásica, VII, стр. 60, прим. 1.
27.	( оглашаясь с мнением А. Götze о том, что -ше в этом случае выражает 1-е лицо множест¬
венного числа, я отнюдь не предполагаю тут переноса падежного окончания в глаголь¬
ный суффикс. Вопрос о внешнем совпадении суффикса глагола и падежа лежит совершенно
в другой плоскости и в настоящее время не разрешается.
28.	Zur Keliscbin-Stele, стр. 105.
29.	К примерам 1-го лица множественного числа я не причисляю Форму teru-u-ше, наличную
на стк. 6 Келишинской билингвы (Corpus 12), как восстановленную в этом виде А. Götze
и возбуждающую большие сомнения в правильности своего восстановления. Zur Kelischin-
Stele, стр. 105.
30.	Перевод слова badujie весьма условен, о чем см. выше.
31.	Различные толкования слов 6Qaldimni alsu(i)mim см. в § 50 главы о структуре халдской
речи.
32.	Надпись Русы II из Маку, Зап. Воет, отд., XXV, стр. 23 и др.
S3.	См. глава о структуре халдской речи § 40, ср. там же, § 17.
34.	Die neuen haldischen Inschriften König Sardurs von Urartu, стр. 66.
35.	Zur Kelischiu-Stele, стр. Ill, 116.
36.	Caucásica, Vü, стр. 65 сл.
37.	Таковы все мои попытки прочесть kuigu(m) вместо наличного в некоторых надписях
kuitu(ni), см. Доклады Академии Наук, 1930, надпись Сурб Погос, стк. 4, и там же, Надпись
из сел. Гюсненц, стр. 36.
38.	Caucásica, VIII, стр. 120, прт м. I.
39.	ДАН, 1930, стр. 36 (надпись в Гюсненц).
40.	Caucásica, VII, стр. 66—67; V1IÍ, стр. 120.
41.	Гласное <а» в этом слове будет коренным, как это признает, с моей точки зрения совер¬
шенно правильно, и J. Friedrich. Но им восстанавливается основа kmii, очевидно в па¬
раллель к kugu. Мне же кажется возможным последнее «а» считать за характер времени.
Тем самым, основою при всех разночтениях (kug-u-ш, kuig-u-ni, ки1-ш-ш)окаже1Ся king,
с выпадением <ri»->kug и с отпадением исходного «g»->kui. Во всяком случае глас¬
ное «i» является коренным и окончанием лица служит одно только-tu. Ср. Caucásica, VIIL
стр. 120.
42.	Caucásica, VII, стр. 65 сл.; VIII, стр. 120 и др.

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
121
48.	Конец строк в первом столбце летописей Сардура стерт, вследствие чего повреждены по¬
следние слоги глагольных Форм. Интересующие нас Формы на -tu восстанавливаются
М. Церетели на строках 31—35. Эти восстановления представляются мне правильными,
вследствие чего правильны и ссылки на них J. Friedrich. Действительно, и контекст и стер¬
шееся место допускают только те знаки, которые и намечаются названными учеными,
см. М. y. Tseretheli, ук. с., стр. 6; J. Friedrich, Caucásica, УП, стр. 66.
44.	Zur Kelischin* Stele, стр. 116.
45.	Перевод слова mnbe 'жертва*, 'жертвенное животное’ пока точно еще не установлен
и дается только по общему смыслу контекста. Условность перевода «Opfertiere(?)» при¬
знает и А. Götze, см. у к. с., стр. 116.
46.	См. предыдущее примечание.
47.	Основной халдский текст занимает строки 1—31, а повторение его начертано на стро¬
ках 82—94.
48.	Глаголы местоименного строя спряжения, т. е. выражающие субъект и объект место¬
именными приставками, делятся в ЯФеюческих языках на идущие по субъективному
и по объективному строю спряжения. Глаголы субъективного строя выражают действую¬
щее лицо субъективными местоимениями, а глаголы объективного строя передают дей¬
ствующее лицо объективными местоимениями. Кроме того, глагольное оформление может
выражать в себе субъект, но может сверх того выражать и отношение к объекту. В пер¬
вом случае мы имеем абсолютный строй спряжения, а во втором — относительный, см.
Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, Мат. по яФетич. язы¬
кознанию, XII, 1925, стр. 118 сл., 129 сл., 133 сл.; его же. Грамматика чанского (лазского)
языка,там же, II, 1910 г., стр. 40, 44 сл., 59 сл.; И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрель¬
ского (иверского) языка, там же, VII, 1914, стр. 051—085. См. о том же несколько под¬
робнее в последней главе настоящей работы, а также в главе «Заключительныевыводы»,
где приводятся кавказские параллели к халдскому языку.
49.	Ср. стк. 1—2 и 32—34.
50.	Правильнее, на -tu, так как гласный «i» служит характером времени, о чем см. ниже и
в § 39 главы о структуре халдской речи (страдательный залог).
51.	Caucásica, УП, стр. 73, прим. I со ссылкою на письмо А. Götze.
52.	Таким образом, za-tu-li представляет собою яркий пример субъективного относительного
спряжения. В нем представлено субъективное местоимение, выражающее действующее
лицо (субъективное спряжение) и кроме того выражено отношение к объекту (относитель¬
ный строй).
53.	Именно такое объяснение Формы kui-tu-m и дает J. Friedrich, полагая, что «das über-
schiessende -ni könnte das Pronominalsuffix sein, das das Akkusativobjekt iui puluse beim
Veibum noch einmal aufnähme», Caucásica, VIII, стр. 141. С таким предположением не¬
мецкого ученого мне приходится согласиться полностью.
54.	Следовательно отиадают мои прежние предположения о том, что kuitu представляет собою
безличную причастную Форму или же результат ошибки писца (Докл. А к. Наук, 1930,
Надпись Сурб Погос, стр. 146). Наоборот, kui-tu оформлено местоименною частицею 3-го
лица множественного числа -tu и, как оформленное личным субъективным местоимением,
представляет собою пример абсолютного спряжения.
55.	Caucásica, VII, стр. 71.
56.	Т. е. открыли дорогу во вражескую страну. Так же как zatuli возводится J. Friedrich
и А. Götze к *zad-itu-li, возводится и Форма zatume к *zad-itu-me (Caucásica, УП, стр. 66,
прим. 2). Но, как уже указывалось выше, возможно, что основа письменной речи zad усе¬
кается в народной в za, от каковой и образовано вполне закономерно za-tu-me, представ¬
ляющее собою субъективно-относительную Форму с отношением не к прямому, а к кос¬
венному объекту.
57.	Caucásica, VII, стр. 71—72; Zeitschr. f. Assyr., N. F., VI, стр. 278.
68» Глагол am 'приводить’, 'приносить’ -> 'давать’. В последнем значении понимается этот
глагол немецкими исследователями, см. Caucásica, УШ, стр. 118 и др.

122
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
59.	За словом теше сохраняю перевод немецких интерпретаторов текстов, см. Caucásica, VIII.
стр. 133, прим. I, 135.
60.	Caucásica, VII, стр. 71—72.
61.	См. Caucásica, VIII, стр 141.
62.	Zur Kelischin-Stele, стр. 116. Перевод слова nmbe условен.
63.	Конец глагольной Формы испорчен и восстанавливается различно, так А. Н. Sayce читает
тут именно ту Форму, какую мы и ожидали бы в народной речи, тогда как А. Götze
реконструирует niidiinitu-u-ni, а С. F. Lehmauu-Haupt восстанавливает ABNU-di ínitii-u-
-Di, т. е. оба ориентируются на Форму письменного шаблона, вовсе не учитывая ясно
выраженную структуру народной речи во всех других глагольных оформлениях билингвы
Келишина, cp. atqana di-tu, tia-i-tu на стр. 28. А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 101;
Lehmann-Haupt, Corpus 12, стк. 5.
64.	Анализу халдского текста билингвы Келишина посвящается мною особое исследование
с поверкою чтения по эстампажам, недавно поступившим в Институт языка и мышле¬
ния Академии Наук.
65.	Zur Kelischin-Stele, стр. 106—109.
66.	Там же, стр. 116.
67.	Н. Я. Марр, Основные таблицы к грамматике древне-грузинского языка, СПб., 1908., таб¬
лица XV.
68.	Наличие Формы iuidiiint-u-m при одном объекте и множестве субъектов в письменном
языке см. Corpus 16, стк. 2 и 7.
69.	Сардуровск. летописи V, стк. 9—10.
70.	Если подтвердится наше предположение о том, что Келишинская билингва составлена на
народном халдском языке, то, по обилию в ней Форм непереходного глагола, придется
признать, что нормы спряжения непереходного глагола в письменной и народной речи не
различаются.
71.	Например, в первом столбце летописей Сардура и др.
72.	Я надеюсь еще раз вернуться к этому вопросу и значительно уточнить его при предстоя¬
щем переиздании билингвы Келишина.
73.	Cp. Corpus 16, стк. 2 и 7; Sayce 17, стк. 3—5. Неучет разночтений двух халдских языков
привел к тому, что J. Friedrich, в точности следуя А. Götze, восстановил Форму imdinntu-
щ-ш и в упомянз*ой выше (см. пример 17) пятой строке Келишинской билингвы, см. Cau¬
cásica, VIII, стр. 119.
74.	Так толкует эти Формы и сам J. Friedrich, признавая тем самым, совершенно правильно,
относительную суффиксацию к прямому объекту (Akkusativobjekt), см. Caucásica, VIII,.
стр. 139 и 141.
76.	Так как в основе моих построений лежит надпись Мхер-Капуси, а в ней 3-е лицо един¬
ственного числа народной речи не выявлено вовсе, то все приведенные мои рассужде¬
ния об этом числе, обоснованные главным образом на билингве Келишина, требуют еще
дальнейшей проработки.
76.	См. Caucásica, VII, стр. 65, VIII, стр. 139, 141 и др.
77.	Caucásica, VII, стр. 66.
78.	Такое чтение дает и М. Церетели в Die neuen haldischen Inschriften König Sardurs von
Urartu, стр. 6, стк. 26—35.
79.	Я не вижу достаточных оснований к признанию в приводимых J. Friedrich единичных
примерах LU-aji-ME§-(quradinieh) отпадения суффикса 1-го лица -bi и замены его пока¬
зателем множественности объекта, см. Caucásica, VII, стр. 73—74, ср. также М. Церетели*
ук. с., стр. 7, перевод, стк. 28—29.
80.	Так и предполагает J. Friedrich, Caucásica, VII, стр. 66.
81.	Caucásica, VII, стр. 73—74.
82.	Б данном построении qarqar mi-tu-li, равно как и в za-tu-li, kui-tu-ш, мы имеем прекрасную
параллель грузинским, мегрельским и чанским Формам субъективно-относительного строя

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
125
спряжения, всплывшую на этот раз в халдской народной языке, а не в письменной речи,
см. в главе и Заключительные выводы».
83.	См. краткую сводку отличительных свойств народного языка в главе о структуре халд¬
ской речи §§ 36 и 49.
84.	Caucásica, VII, стр. 65.
85.	Окончание -all, как уже отмечалось выше, правильнее отнести к числу показателей мно¬
жественности, заменяющих собою местоименную частицу в 3-м лице множественного
числа, так же, как в грузинском глаголе объективного спряжения, местоименный суф-
фикс-в заменяется при множестве объектов показателем множественности -п, -ап, -еп;
m-rtam-s 'я-верю-в него*, m-rtam-an 'я-верю-в них’; h-rtam-s "он (они)-верит-в него*
h-rtam-an *<н (онцЬверит-в них*.
86.	Между тем именно в Форме kui-tu-m J. Friedrich отмечает суффикс -ш как относи¬
тельную суффиксацию к прямому объекту (Akkusativobjekt), см. Caucásica, VIII,
стр. 139 и 141.
87.	Именно неучет расхождений двух халдских языков и привел к тому, что А. Götze, а за ним
и J. Friedrich, восстановили на 5-й строке билингвы Келишина глагол imdiiintu-n-ni, не¬
смотря на наличие тут же глагольных Форм совершенно иного построения, см. А. Götze,
Zur Kelischin-Stele, стр. 101; Caucásica, VIII, стр. 119.
88.	По его объяснениям Форма te-i-r-tu восходит к *ter-i-tu, см. Caucásica, VII, стр. 66, прим. 2.
89.	Как указывалось выше, гласный i в i-tu правильнее считать характером страдательного
залога в полной аналогии с закавказскими яфетическими языками, где аорист образуется
по нормам именно этого залога, см. главу о структуре халдской речи § 39.
90.	Caucásica, VII, стр. 65.
91.	Надпись № 17 крайне дефектна и глагольные в ней оформления не достаточно ясны, по¬
этому отнесение ее к числу памятников письменной речи условно, тогда как надпись Л« 16,
как и первая часть Мхер-Капуси, исключительно характерны именно как таковые.
92.	См. краткую сводку отличительных свойств народного языка в §§ 36 и 49 главы о струк¬
туре халдской речи.
93.	Можно было бы, как мне это и казалось одно время, предположить в тексте народной
речи мутуацию основы глагола zad "строить*, путем оглушения звонкого d (zad zat), но
в настоящее время я предпочитаю, вместе с А. Götze и J. Friedrich, видеть в глаголе zatuli
двойную суффиксацию субъективною частицею (tu) и объективною (li), о чем см. выше
в этой же главе, cp. J. Friedrich, Caucásica, VII, стр. 66, прим. 2, и стр. 73, прим. 1.
94.	Что вторая часть надписи Мхер-Капуси изложена на другом, чем первая, языке, в этом
у меня нет никаких сомнений, так же, как и в том, что оба языка составляют две разно¬
видности одного и того же. Один из них используется в стереотипных изложениях оффи-
диальных царских текстов со значительным выдвижением вперед не только покровитель¬
ствующего, но и активно действующего бога Халда (см. § 51 главы о структуре халдской
речи). Отсюда можно заключить, что стиль этого рода надписей носит культовый отпеча¬
ток. Язык этих текстов я и называю «письменным языком». Второй язык, выявляю¬
щийся во второй части надппсп Мхер-Капуси, может быть или крупным диалектом, или же
разговорным, живым, того же времени языком. Я скорее склоняюсь к последнему, тем
более, что надпись Мхер-Капуси находится около самого Вана, а вовсе не в какой-либо
отдаленной провинции, и, по всем данным, предназначена для чтения местного же насе¬
ления. Кроме того текст представляет собою торжественное вещание, высеченное на
открытом, видном месте. Наличные здесь глагольные Формы проникают и в стереотипные
тексты, поскольку в них попадаются вставки, ие имеющие для себя готового шаблона.
Этот второй язык я условно называю «народным», вернее живым халдским, в отличие
от первого, уже мертвого. Фактическое обоснование моих выводов о различии этих двух
языков см. ниже.
95.	См. ниже и в § 49 главы о структуре халдской речи.
96.	Примеры вставки гласных, уточняющих чтение предшествующего слогового знака, см*
в главе о склонении.

124
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
97.	Любопытно отметить, что названия типа Endiaoi (cp. Atazaami, Artumumi и др., ср.
Corpus 29, Колагран и пр.) господствуют в царских текстах, тогда как такие как Irdiya
почти не встречаются. Отсюда невольно напрашивается мысль о том, что топонимические
названия передаются в завоевательных текстах в осложненном виде, отступающем от
обычного их употребления на месте. Наличие в живой речи Irdiya, вместо Eridiam в пись¬
менной, указывает на то, что последняя допускала необычное для первой осложнение
передаваемых географических названий.
98.	Может быть, опять более упрощенное написание географического названия, чем в пись¬
менной речи.
99.	О суффиксах отношения см. § 50 главы о структуре халдской речи.
100.	В этом отношении согласования с числительными, т. е. независимости имени от чи¬
слительного, народная речь полностью примыкает к остальным яфетическим языкам, на¬
пример к чанскому, в котором количественные числительные воспринимаются как прила¬
гательные и потому не управляют перечисляемым предметом: ar dga ‘один день* и niqwift
dga ‘семь дней’, см. Н. Я. Марр, Грамматика чанского (лазского) языка, Мат. по яФет.
языкозн., II, 1910, стр. 79, § 124.
101.	Наир., Колагранская надпись на южном берегу Севанского озера в Армении, высеченная
на трудно доступной скале, нависшей над водою.
102.	Кстати, заканчивая разбор надписи Мхер-капуси, можно остановиться еще на одной де¬
тали, уточняющей, мне кажется, понимание идеографического знака КА ‘ворота’. Этот
знак нередко встречается в других текстах с недостаточно ясным содержанием данного
термина. Обычно говорится о сооружении ворот «бога Халда», и исследователи вклады¬
вают в него различное значение. Между тем, надпись Мхер-капуси, высеченная в нише
носит до сих пор название «ворот»: Чобан-каоуси «ворота пастуха» или Мхер-капуси
«ворота Мхера». В халдском тут же высеченном тексте это же сооружение (ниша с над¬
писью) именуется равным образом «воротами»).* mili КА zadu-ah «эти ворота сделали»
{Corpus 18, стк. 2). Отсюда легко признать, что сооружение «ворот» вообще, и халдовых
в частности, не является сооружением военного характера. В связи с этим едва ли можно
согласиться с предположением J. Friedrich о том, что в передаче идеографического знака
КА имеется «Name einer Befestigungsaimlage», Archiv Orientalni,IY, № 1, стр. 60, прим. 3
со ссылкою на С. F. Lehmann-Haupt, Klio, 24, стр. 157.
103.	Corpus 18.
101. М. у. Tseretheli, Die neuen haldischen Inschriften König Sardurs von Urartu, стр. 66;
A. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 116 и др.
105.	В главе об образовании глагольных Форм (Die Personalendungen am Präteritum des chaldi-
schen Verbums) J. Friedrich с полным основанием не включает -all в список личных гла¬
гольных окончаний, так как оно, являясь показателем множественности, не принадлежит
к числу местоименных частиц, но тем не менее вся эта пава трактует о халдском языке
как едином целом. Caucásica, VII, стр. 61—74.
106.	Caucásica, VII, стр. 66 сл.
107.	Caucásica, VII, стр. 73; VIII, стр. 141 и др.
108.	См. в главе « Заключительные выводы
109.	См. главу о структуре халдской речи §§ 2 и 11.
110.	Обслуживая одинаково и единственное и множественное число субъекта, местоименная
частица -ш образует чисто относительную Форму без элементов субъективного. Таким обра¬
зом, 3-е лицо единственного числа идет по относительному, а не субъективно-относитель¬
ному строю спряжения, чем и отличается от такой же Формы народной речи, о чем см. ниже.
111.	По характеру времени сослагательное-будущее, входит в одну группу с аористом, о чем
см. в главе о структуре халдской речи § 37.
112.	Имеющееся у Никольского чтение Луери не верно, см. надпись Сурб Погос, Изв. Ак.
Наук, 1932, стр. 162.
113.	Обычный перевод слова badujie ‘разрушенный’ мне представляется не точным, о чем
см. выше.

СПРЯЖЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
125
114.	Слово initim оставляю без перевода во изложенным выше основаниям.
115.	См. § 50 главы о структуре халлской речи.
116.	Слово ardlnie не поддается точному переводу.
117.	Неясный контекст, но все же в нем выявляется постановка во множественном числе
объекта.
118.	При переводе этой Фразы руководствуюсь указаниями A. Gotze и J. Friedrich, см. A. Gotzer
Zur Kelischin-Stele, стр. 123; Caucásica, VIII, стр. 143 сл.
119.	J. Friedrich ошибочно читает tulietum, Caucásica, VIII, стр. 140, 142, в связи с чем отпа¬
дают и делаемые им сопоставления kuitum kulituni, tuletum.
120 Перевод слова mnbi условен, см. Gótze, ук. с., стр. 114 и пр.
121.	См. там же стр. 108.
122.	Т. е. сделали свободною дорогу, открыли путь во вражескую страну. Пример с глаголом
qannalme включается мною в эту сводку потому, что ззесь представлены все доступные
разновидности оформления глагола народной речи. Все же, судя по Формативам, данный
глагол относится к числу непереходных. Он согласуется с множеством субъекта (боги)
и, если был бы переходным, то должен был бы носить субъективный суффикс 3-го лица
-tu, а не -h, каковое восстанавливает, мне кажется, совершенно правильно J. Friedrich
*qami-a-h-me -> qami-a-1-me, см. Caucásica, VII, стр. 71.

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
(СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ ПРИ ХАЛДСКОМ ПЕРЕХОДНОМ И НЕПЕРЕХОДНОМ ГЛАГОЛЕ)
Предварительные замечания: 1) процесс перехода от силлабического к фоне¬
матическому оформлению слов; 2) затруднения в точности установления фонем;
з)	повторная огласовка как явление графического порядка; 4) повторная огла¬
совкау уточняющая чтение предшествующею слогового знака; 5) близость гласных
звуков «б» и 6) беглое « ь» ; 7) полные и усеченные формы основ; 8) неустой¬
чивость в передаче норм склонения.
Действующее лицо (субъект): 1) субъект при переходных глаюлах; 2) субъект
при непереходных глаголах;
Предмет действия (объект): 1) прямой объект при переходных глаюлах;
2) косвенный объект при. переходных и непереходных глаюлах; а) родительный
падеж принадлежности (genitivus possessivus, б) родительный падеж инстру¬
ментальный (genitivus instrumentons)^ в) родительный падеж множественною
числа, г) близость родительною падежа к дательному в их функциональном
использовании, д) примеры использования родительного падежа, е) дательный
падеж, общая характеристика, ж) дательный падеж принадлежности (dativus
possessivus), з) дательный падеж инструментальный (dativus instrumentons),
и)	затруднения в выявлении дательного падежа при полных основах слов, к) при¬
меры использования дательного падежа, л) направительный падеж; 3) неофор¬
мленный падеж (suffixloser StammJcasus) : а) выражающий субъект при непере¬
ходном глаголе и прямой объект (Aklmsativobjekt) при переходном: б) неоформлен¬
ный падеж в славословии; в) мнимый неоформленный падеж; 4) склонение
идеограмм: а) идеограммы слова, б) идеограмма множественною числа; 5) форма¬
тивы имен особых категорий: а) формативы имен мест, б) формативы племен¬
ных и географических названий, в) формативы принадлежности, г) формативы
обстоятельств времени, д) формативы отглагольных имен.
То, что пока прослеживается по наличному материалу халдской кли¬
нописи, выдвигает ряд данных для суждения о падежных окончаниях
в халдском языке. Краткую сводку по этому вопросу предваряю несколь¬
кими общими замечаниями. Во-первых, графика не всегда точно передает
произношение, поэтому установление норм склонения встречает и такие
отступления, которые обязаны графическим особенностям силлабарного
письма, т. е. не находились в самом языке. И поскольку это не так
заметно в спряжении, где суФФикспруются полные слога, постольку,
наоборот, это значительно сильнее сказывается в склонении, где ряд паде¬

128
ЯЗЫК ВАНСКОИ клинописи
жей Формируется одними гласными звуками. К числу таковых относится
неоформленный падеж субъекта при непереходных глаголах, он же прямой
объект, и родительный-творительный. Повидимому, идущий процесс изна¬
шивания агглютинации наиболее остро сказался как раз в склонении, дав
тем самым упор на огласовку в периоде ее собственного уточнения в живой
речи, чем и сбил устойчивость графики, не всегда улавливающей правиль¬
ную передачу звука. К тому же передача звуковой речи производилась
средствами клинописного алфавита, приноровленного к чуждой кавказскому
халдскому языку Фонетике семитической Ассирии.
Во-вторых, не полностью еще уточнен вопрос о чтении всех знаков.
Фонетическая сторона некоторых согласных, выявляемая Н. Я. Марром
на основании параллелей из кавказских языков (например j и t), не уточнена
по отношению всех консонантов.1 Многим сложнее вопрос о чтении самих
слоговых знаков, приноровленных по своей структуре к использованию
агглютинирующей речи и потому встречающих значительные затруднения
при письменной передаче уже Флектирующего языка.2 Уиор на Фонему,
требующую каждая своего самостоятельного обозначения, довел, как
известно, клинописный знак к однозвучному использованию в ахеменидской
Персии. Имело ли частично место подобное же явление и в халдской пись¬
менности, остается еще под вопросом, но все же указания Н. Я. Марра
на использование и халдами некоторых слоговых знаков как однозвучных
продолжает оставаться в полной силе.8 Это касается, в первую очередь,
чтения падежного окончания субъекта при переходных глаголах, в пода¬
вляющих случаях представленного полным слогом -ше (1шршши-ше), но
в отдельных случаях и одним -ш (1шритт-ш, графически Ini-pu-u-i-ni-nn,
Corpus 10, стк. 1). Читалось ли окончание -ше одним своим согласным
звуком, или же имена на -ш оказываются упрощенным произношением
обычно употребляемой полной Формы, это еще окончательно не выяснено.4
Во всяком случае, можно согласиться с тем, что живая речь шла на упро¬
щение Форм, но дошла ли она до того, чтобы слоговой знак -ше везде
читался без своей огласовки, на этом пока настаивать еще не приходится.
Поэтому я не спешил бы согласиться с Lehmann-Haupt в том, что пример
с написанием 1шршшш во Фразе Чшршшшш l6Sardurqmi-ine burganam
rnidiimt-u-m (Аралеск, Corpus 10) является убедительным доказательством
сокращенного чтения всех вообще слов, кончающихся на субъективный
суффикс -ше. Действительно, если бы предположение немецкого ученого
оправдалось, то оставалось бы непонятным, почему писавший текст халд,
уже знавший употребление в данном случае знака ш, тут же рядом в имени

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
129
отчества не использовал этого же знака, написав полное -ше, Sardurqini-ше
вместо по аналогии с первым именем построенного *Sardurqim-iin#
Вероятнее всего допустить, что писец, не имея академически проработан¬
ных норм писания, передал устную речь, Фиксируя отдельные моменты
сужения Форм, получающиеся в процессе разговорного произношения.
Отсюда можно притти к выводу, что падеж логического субъекта при
переходном глаголе, полностью звучавший -ше, так и передавался в письме,
за исключением нескольких случаев, когда писец приближался к точному
воспроизведению Формы не обычного ее произношения, а вызванной Фоне¬
тическим контекстом данной Фразы. Это и ряд других сходных явлений
осложняют анализ суффиксальных окончаний халдского склонения.
В-третьих, халдский писец нередко прибегал к графическому растя¬
гиванию слов, повторяя огласовку, уже имеющуюся в предшествующем
слоговом знаке. В клинописных памятниках халдов мы сплошь и рядом
наталкиваемся на различное написание одного и того же слова, например,
parubi, paruubi. Такое нередкое стечение гласных объясняется иногда
чисто графическими особенностями силлабарной системы писания, а иногда
и Фонетическими особенностями самой речи. Благодаря этому, одно лишь
внешнее оформление слова в письме отнюдь не всегда дает повод к уста¬
новлению по одной графике норм морфологического порядка. Такие написа¬
ния как pulujie и т. п. могут по внешнему виду быть сочтены за Форму
родит, усеченного падежа, образуемого прибавкою гласного «е» к основе»
снабженной именным окончанием «1». Но та же прибавка «е» может хара¬
ктеризовать огласовку предшествующего слова, что и представляет собою
халдское puluje графическим своим изображением pu-lu-ji-e. В результате
таких чисто графических особенностей мы встречаем в текстах резкое рас¬
хождение письма с его произношением и наталкиваемся на такие написания
как mi pulujie kuuituum, Фонетически читавшееся uu puluje kuituni (Хара-
конис, Corpus 15, стк. 4). Но с другой стороны, халдский писец, равным
образом, нередко передавал то же слово puluje его написанием без доба¬
вочного е oluji на стк. 2 сходного контекста надписи Звартноц), очевидно,
придав' исходному слогу чтение je вместо графически представленного ji.
Повт< уное уточнение огласовки имеется в целом ряде случаев, как то
в слове Медиа, в котором первый знак читался как пи, что и оттеняется
иногда вставкою дополнительного гласного после начального слога (Me-i-
nu-a),5 в слове ukedi, графически представленном через ukiedi и ukidi®
и т. д. Но поскольку вставка лишней буквы внутри слова может и не воз¬
буждать особых сомнений в ее назначении, постольку же прибавка гласного
И. Мещанинов	9

130
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
в конце уже в значительной мере затрудняет грамматический разбор слова.
На самом деле, повторяя огласовку в конце слова, писавший на каждом
шагу вводит исследователя в сомнение при определении падежных окон¬
чаний в тех случаях, когда вставка лишнего гласного в действитель¬
ности являлась только повторным написанием уже наличного в тексте
(напр., Qaldu вместо Qaldi) или же упомянутым выше уточнением чтения
как в слове puluje (графически pulujie), или в слове фе (Фонетически qe)
и фше (фонетически qene).7 Таким образом, графика в отдельных, притом
достаточно частых, случаях дает основание считать за падежное окончание
простое графическое уточнение. Ясно, что спорные моменты должны
разрешаться сопоставлением контекстов и анализом контекста внутри его,
причем, в последнем случае, приходится не только по Форме определять
содержание, но и по содержанию уточнять саму Форму слова в том виде,
в каком оно представлено в своем клинописном начертании.
Все, только что сказанное, можно иллюстрировать многими примерами.
Я останавливаюсь на одном, достаточно, мне кажется, показательном
в данных наших заданиях. Я беру различную передачу в клинописи слова
’страна’ e-ba-m, e-ba-ni-e, e-ba-m-1-e.8 Из них среднее (еЬаше) может
быть понято, по аналогии с pulujie=puluje как осложненное написание пер¬
вого с оттенком его исходной огласовки (ebarne = ebane при таком же
Фонетическом чтении графического ebani). Но та же Форма (еЬаше) легко
воспринимается как полная в своем Фонетическом произношении, более
подробно развитая в последнем написании (ebaniie), где не «е», а повторное
«1» уточняет произношение огласовки слогового знака ш. Вполне ясно,
что одна графика не разрешает вопроса, и что без разбора слов в кон¬
тексте мы не сможем понять грамматической структуры ни одного из них.
Контекст же приводит к весьма сложным выводам, запутываемым еще
и тем, что писцы различных текстов вовсе не были согласованы друг
с другом в соблюдении правил графики и к тому же были не прочны
в самих грамматических познаниях, что вызвало неустойчивость письменной
передачи устной речи.
Все же, каждый писец в отдельности мог проявить известную после¬
довательность даже и в этом отношении и оказаться до известной степени
стойким в манере графики. Но для того, чтобы в наибольшей мере уловить
эту стойкость и ее использовать, приходится обращаться к длинным текстам,
в которых только и можно проследить наибольшее разнообразие словарного
запаса и разновидности взаимоотношения слов. К сожалению, именно таких
обширных текстов, летописей, оказывается крайне ограниченное коли¬

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
131
чество. Тем не менее, некоторые выводы на их материалах строить
возможно. Так, беря в основу один памятник, Сардуровские летописи, мы
отмечаем следующую выдержанность в использовании различного графи¬
ческого изображения затронутого нами слова. Это слово, еЪаш, взятое
в отдельности, т. е. сопровождающее собственное имя и используемое
в качестве прямого объекта при переходных глаголах, всегда ставится
без дополнительной огласовки «е»: ebam atubi, ebani anigubi, ebam baad
gulubi, ebam ukidi abih dubi, muubi ebam, ebam qaubi. Отсюда можно
заключить, что падеж прямого объекта выражается словом ebam без какой-
либо суффиксации (неоформленный падеж). Но при том же самом глаголе
qaubi, каковой использует слово ebam в этом его неоформленном виде
(ebam qaubi «страну я захватил»), данное слово получает нарост гласного
«е», как только сопутствует определенной категории собственных имен,
как то qaubi CTpEnaqi ebame «я захватил страну Эрах» (Сардуровск. летописи
II, стк. 26). Ясно, что ebame, в этом случае, вовсе не является специально
Формою падежа прямого объекта при глаголе qaubi, а зависит в своем
оформлении от рядом стоящего собственного имени. Однако, самый Факт
постановки всякого собственного имени вовсе не требует еще обязательного
добавления «е» к основе слова ebam. Возьмем перечень покоренных стран
•на строках 22—24 пятого столбца тех же Сардуровских летописей. Там
стоит: karubi JIArguqiini ebame J1Adaqum ebame JLuiprum ebame 'Einumuai
ebam TCaammui ebam CTpQu,eaalbaiu. CTpUqumm ebame CTpTenam ebame9
«я покорил страну Аркукини, страну Адахуни»	Оказывается, что при
одном и том же глаголе мы имеем два начертания слова ebam: с дополни¬
тельным исходным e (ebani-e) и без него (ebam), причем имена, кончаю¬
щиеся на т, сопровождаются первым из них, ebam-e, имена же оканчи¬
вающиеся на два и более гласных, Einumuai, Катшш, имеют при себе
простую Форму ebam. Если к этому добавить, что п страна Eraqi на
строке 26 второго столбца тех же летописей, так же как и Abiliauiqi
на строке 21, сопровождаются ebame при тех же самых глаголах karum
и qaubi, то мы получим довольно определенный материал, свидетельствую¬
щий о том, что собственные имена, кончающиеся на ф и ш, т. е. на эти
две усеченные разновидности полного термина qim (qene, ср. Etiu-qim—>
—»-Etium, *Ueli-ku-qim—>Ueli-ku-qi и Ueliku-m,10Сардуровск. летописи Y,
стк. 17, 20), требуют при себе ebame, тогда как имена, имеющие другие
основы (Ешшшш Катшш), не требуют дополнительного «е» в сопровож¬
дающем их слове ebam. Всякие предположения о том, что ebame и ebam
представляют собою то же взаимоотношение, как и упомянутые выше

132
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
pulujie — puluji, т. е. передают один и тот же Фонетический комплекс
ebane, отпадают, как в виду выдержанности Сардуровского текста в отме¬
ченной выше приставке «е» только при соседстве с определенными собствен¬
ными именами, кончающимися на qi и т, так и потому, что чтение ebam
с конечным 1 подтверждается такими Формами как ebann, ebanne, ebannedr
в тех же летописях Сардура (II, 8, 51; V, 14). Отсюда неизбежно следует
вывод: суффикс «е» в слове ebam-e при отмеченных собственных именах
покоряемых стран, т. е. при прямом объекте, является приставкою и слу¬
жит не падежным окончанием, а суффиксом отношения к собственному
имени.11
Совершенно другое значение того же слова имеем мы, равным обра¬
зом, при собственных именах, но таких конструкпий Фраз как karuni LUGAL
лЕпаф. еЬаше (Сардуровск. летописи И, 20) «он покорил царя страны
Эрах», где имя страны, судя по самому контексту, стоит в родительном
падеже, полное подтверждение чему находим в стк. 50—51 того же текста,
в которых дополнение гласного «е» к слогу m ясно выражено вставкою про¬
межуточного между ними еще одного i: ebam-i-e fkarum TRamuum LUGAL
CTpRumnamei ebaniie). Здесь вставка гласного i после слога m должна быть
сочтена за повторение гласного предшествующего клинописного знака(пы).
При таких условиях прибавление еще одного гласного (е) в конце того же’
слова является уже наростом на m (m-i-»-e=m-e), а не его Фонетическим
уточнением (e-ba-m-i-e=ebam-e). Все, только что сказанное, ведет к тому,
что ebam-i-e при имени царя страны Руишиани читалось как ebame.
т. е. так же как и слово этого же начертания, но без вставки дополни¬
тельного 1, ео Фразе, повествующей о царе страны Эраха.
Оказывается, таким образом, что это же ebame во Фразе «царь
страны Эрах» (родит, падеж) в точности совпадает по своему графическому
изображению с приведенным выше ebame, сопровождающим имена поко¬
ренных стран karubi JtArguqum ebame лА<1аф1ш ebame... «я покорил
страну Аркукиии, страну Адахуни»... (прямой объект). Произносилось ле
и последнее ebame так, как оно писалось—это еще вопрос. Но чтение
клинописи вообще в значительной степени условно, графика же в дан¬
ном случае совпадает до полного тождества, и одно и то же ebame
в одном случае (царь страны) оказывается косвенным объектом (родит
падеж), тогда как в другом (покорил страну) явно выступает как прямо!
объект. Разницу по этим, одиночно взятым, примерам уловить не удается.
хотя в языке живой речи, повидимому, она ощущалась. Эта разница просле¬
живается при расширении привлекаемого материала, который подтверждает

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
133
устойчивость исходного «e¿ в Формах слов, стоящих в родит, падеже и, на¬
оборот, неустойчивость его в прямом объекте. Так, в ряде других надписей,
например Гулиджанской (Никольский VII, стк. 2) читаем: karuni'Quuliami
■ebani, а в Ганлиджанской (Никольский V, стк. 3): qaubi ’Enaqi еЬаш,
г. е. в обоих случаях без дополнительной приставки «е» в слове еЬаш при
предшествующих именах стран на -41 и на -ш, следовательно, именно тех,
которые в Сардуровской летописи выдержанно снабжаются лишним исход¬
ным гласным «е». Изложенные данные ведут к констатированию Факт^,
заключающегося в том, что в родит, падеже употребляется Форма ebame,
тогда как в падеже прямого объекта используется еЬаш, каковое может
иметь дополнительный нарост указанног о гласного, но не в порядке падеж¬
ного окончания.
Можно было бы предположить, что разные писцы различно переда¬
вали Фонетическое чтение, или же, что ebanie, выражая прямой объект,
в ряде случаев получает нарост «е» в качестве суффикса отношения, како¬
вой мог и отсутствовать, т. е. был до известной степени Факультативен.
Как бы то ни было, мы из всего сказанного вправе сделать лишь следую¬
щий вывод, а именно, что еЬаше вовсе не всегда передает родительный
падеж, что суффиксация гласного «е» в именах существительных далеко
не везде свидетельствует о наличии надежного окончания. На основе одной
только графической передачи гласных звуков мы не в состоянии с полною
уверенностью строить схему халдского склонения. Для такой схемы необхо¬
дим более углубленный анализ с учетом, конечно, и графического написа¬
ния, но без решительной опоры только на него.
Еще одною особенностью эпиграфических памятников древнего Вана,
да и халдской речи вообще, будет отмеченная выше близость звуков «е» и «i».
Эта близость звуков позволяет варьировать соответствующие клинописные
знаки, используя их для передачи одпой и той же Фонемы различными
графемами. Благодаря этому, одна и та же Фраза: «этот канал я провел»
выражается в письме, передавая мнимое грамматическое оформление
и являясь на самом деле передачею одного и того же Фонетического
комплекса: ini pili aguni и ни pilie agum, в обоих случаях читаемого
mi pile agum и т. д. (ср. Артамед, Sayce 72, Corpus 39 и др.). Оставляя
сейчас в стороне подобные графические варианты, тем более что о них
уже пришлось говорить и выше в связи с примерами puluji, pulujie (puluje) ;
qinie, фе (4ene, 4e)> в настоящее время мне хотелось бы остановиться
более подробно на явных падежных окончаниях, к числу которых приве¬
денные Формы, конечно, не относятся.

134
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
И здесь, в падежных окончаниях, естественно, эти же звуки «е» и «и»
неустойчиво чередуются в письме. Иначе и быть не может, раз эти звуки
неустойчивы в самой речи. Так, например, имена с гласным исходом «а»
обычно получают в родит, падеже суффикс -i: 'Menua-i pili tim «Менуевым
канал назвав» (Ардамед, Халдоведение 14 и др.). aTarma-i im GIS uldi
«Таририи этот виноградник» (Ардамед, Халдоведение 10). Но в имени
страны Биайны, хотя оно равным образом оканчивается на «а», в том же
аамом родит, падеже наростает суффикс -е: SAß CTpBiama-e «царь страны
Биайны» (Эйляр, Никольский YI, стк. 9). Таким образом, вследствие слабой
дифференциации халдских гласных «е» и «i», мы едва ли можем устанавли¬
вать правила употребления каждого из них при оформлении родительного
падежа. Оба звука, благодаря именно своей близости, равноправно исполь¬
зуются, появляясь то тот, то другой.
Кроме того, следует отметить и ряд случаев с беглым «i», которое
то появляется, то исчезает в одних и тех же словах, употребляемых
в одних и тех же Фразах, как то в имени Biaina и Biana, в глаголе kuigum,
kugnni. Такая же беглость «1» отмечается и в морфологических части¬
цах, HanpHviep, в направит, падеже названия страны Биайны: Biama-1-di,
Biama-di (в Сардуровских летописях и многих других текстах), в глаголь¬
ных Формах: ulu uinta-i-bi, ulu uinta-bi (Corpus 27, стк. 6 и 15, стк. 15
и оборотная сторона стк. 19) и т. д. Такую особенность беглого «1», мне
кажется, легче и вернее всего объяснить тем, что оно в произношении, при
соседстве другого гласного, было слабым дифтонгом, не достаточно ясно
выражавшимся в чтении, но чувствовавшимся в нем, почему писец иногда
передавал его, иногда же (в более редких случаях) опускал, ничуть не меняя
тем самым грамматического значения употребляемого слова и даже не при¬
давая ему никакого особого оттенка.
В связи с этим возникает целый ряд сомнений в толковании отдельных
грамматических Форм. Так, напр., родительный принадлежности (genitivus
possessivus) выражается обычным суффиксом родит, падежа -e/i: 6Qaldn-e
euni-e дМепиа-ше Tnipuumiqim-ше mi suji nndnint -u-m «бога Халда
владыки Менуа сын Ишпуина это святилище соорудил» (Кохбанц, Sayce 17.
Corpus 66, стк. 2—3); 6Qaldn-e euni-e л1шришп1-ше ieSardunqxni-me
JMemuua-ine Tnipuuimqim-ше im pulujie kuuitu-u-m «бога Халда владыки
Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина эту стелу воздвигли» (Хара-
конис, Corpus 15, стк. 1—4); 6Qutumi-e дМепиа-ше •Тшриштефше-ше ни
NA puluji kugu-u-m «бога Хутуина Менуа сын Ишпуина эту каменную стелу
воздвиг» (Хосров-джами, Халдоведение 8, стк. 1—3). Во всех приведенных.

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
135
примерах родительный падеж определяет принадлежность постройки: Менуа
воздвиг стелу бога Хутуина и т. д. Родительный падеж вполне уместен
в данном контексте и внешнее оформление его, аналогичное приведенным
выше примерам использования родит, падежа, не вызывает особых сомне¬
ний. Но рядом с этими ясными Формами встречаются такие как: *ТЕ1-
ШЕВА-а лМепииа-ше "Impuuim-qiniiue im NA puluuji kug-u-ш (Bapar,
Халдоведение 7, стк. 1—3); ar-u-m 6Qaldu-ine JMenuua л1шришшфше
(Цолакерт, Corpus 21, стк. 11—12). Здесь, в имени Menua нет никакого
падежного окончания, в связи с чем приходится признать, что и в имени
бога Тейшебы, идеографически представленном, конечное «а» является по¬
вторением исходного гласного самой идеограммы, а вовсе не окончанием
падежа.12 Графически оба имени стоят вовсе без падежного суффикса.
Между тем, J. Friedrich делает заключение о наличии особой Формы дат.
падежа на «а», ссылаясь на примеры, где именно его мы не видим, так
как «а» в имени Menua, равно как и в имени Teimeba, несомненно корен¬
ные.18 Можно было бы еще предполагать, что мы имеем в указанном
использовании имен стечение двух «а» (Медиа <*— Мепиа-а), но ато нужно
еще доказать.11 Для подтверждения же такого предположения о наличии
здесь дательного падежа нет достаточного материала, тогда как, наоборот,
обе упомянутые Фразы построены в полном соответствии с приведенными
выше их, где везде стоит родит, усеченный падеж с суффиксом e/i. Правда,
J.	Friedrich сомневается и в последнем, устанавливая Формы дательного
падежа и на эти гласные, но на этом придется остановиться ниже.15 Лично
мне кажется, что и в данном случае нет никакого дательного падежа,
а налицо тот же случай с отпадением слабого дифтонги, в результате чего
у писца и получилось, вместо закономервого Menua-i, Teuneb^i, усечение
Форм Menua (■*— * Menua-y), Teuneba (*— * Teioieba-y), внешне сходное
с неоформленными падежным окончанием видами самих основ.
Беглое «i», в отдельных случаях, может иметь и другое объяснение.
Оно может оказаться не исчезнувшим дифтонгом, а суффиксом отношения,
который Факультативно добавляется к слову, уже снабженному падежным
окончанием. Прекрасный пример этому находим в строках 1 и 2 надписи
Ашотакерт (Corpus 16), где оба родительные падежа выражены внешне
различною суффиксациею: eQaldu-e euni-e л1шриштше j6Sardurieqimnie
JMenuanie л1шрииткртше 6Qaldi-e-i suji imdinntum. При моем истолкова¬
нии грамматических Форм получается нижеследующий перевод: «бога Халда
владыки Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина Халда святилище
соорудили». J. Friedrich дает другой перевод «dem Haldi, dem Herrn,

136
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
hat Ispuini... (und) Menua... das susi des Haldi errichtet».16 Я остаюсь
при своем переводе, признавая, что в первом случае, eQaldii-e eunte.
мы имеем голый родительный падеж, а во втором, eQaldi-e-i, его же,
но с суффиксом отношения к связанному с ним прямому объекту snj-i.17
Имя Халда, в этом случае, не только стоит в родит, падеже, но и воспри¬
няло на себя падежное окончание (в данном случае именное), наличное
в слове suj-i, в результате чего и получилось Qaldi-e-i, в котором «е»
есть окончание родит, надежа (Qaldi-e), а следующее за ним «i»—связую¬
щая приставка, относящаяся к слову suj-i. Не учитывая этой особенности,
богато представленной в кавказских языках, J. Friedrich считает вторую
Форму целиком за родит, падеж (-ei), а первую за дательный на -е.18
Получилось смешение суффиксальных окончаний, в итоге чего J. Fried¬
rich выделил особый дательный падеж на e/i, внешне тождественный с роди¬
тельным, что им и отмечается с особым упором на то, что во множ. числе
окончание -не выражает одновременно оба падежа.19 На самом же деле
перед нами стечение двух по Форме различных, но по смысловому значению
близких грамматических Форм, а именно двух падежей принадлежности:
родительного и дательного (genitivus possessivus и dativus possessivus).
В письме оба варианта различаются eQaldmi-m unimaim-m «богу Халду
величайшему»,20 и ‘Qaldi-e eun-e «бога Халда владыки». Грамматическая
Форма в обеих Фразах различна, но смысл Фраз может быть одинаков,
поскольку речь идет о сооружении стелы богу Халду. Раз сооружение
воздвигнуто богу Халду, тем самым оно становится халдовым и потому
фраза может быть построена как в дательном, так и в родительном паде¬
жах. Именно поэтому ассирийский текст Келишанской билингвь?* передал
халдский genitivus possessivus дательным падежом (Corpus 12, стк. 5—6).21
Дательный падеж на -ш ясно выступает в халдской речи несмотря
на оспаривание этого моего утверждения J. Friedrich’oM.22 Ряд стерео¬
типных текстов не оставляет в этом никакого сомнения и, в первую оче¬
редь, наиболее убедительны начальные строки повествований, обращенных
к богу Халду: 6Qaldim-m alsuinii-m ’Argnntinie лМепиафп1ше alie «богу
Халду величайшему23 Аргишти сын Менуа говорит» (Сардарабад, Николь¬
ский IX, стк. 1—3). Не менее убедительны и такие тексты как Таште-
пинский: 6Qaldmi-m alsunm-m яМепиаше Пшришшфшше im E. GAL za-
duni «богу Халду величайшему2* Менуа сын Ишпуина этот дворец (цита¬
дель) построил» (Corpus 20, стк. 1—3). Весьма характерен текст надписи
Кохбанц, где стоят и дательный и родительный падежи: 6Qaldmi-m шшпа-
ш1-ш °Qaldie euri-e лМепиаше Яшршппкршше im suji nudinutum «богу

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
137
Халду могущественнейшему25 бога Халда владыки Менуа сын Ишпуина
это святилище соорудил» (Sayce 17, ста. 1—3). Из сопоставления всех
только что приведенных отрывков из халдских надписей ясно, что в таких
контекстах как: ‘Qaldi-е eun-e... mi pulujie kuitoni, пли ‘Qaldi-e euri-e...
6Qaldi-e-i suji imduintum (Corpus 16) мы имеем не дательный, а родитель¬
ный падеж.
Не меньшие затруднения в анализе морфологических частиц вызы¬
вает одновременное использование в текстах как полных, так и усеченных
Форм целого ряда слов, как то Qaldini26 и Qaldi, Ardini27 и Ardi, qim и qi
и др. Усеченные основы могут (за исключением ф) склоняться как и пол¬
ные, обогащая тем самым и без того достаточное разнообразие Форм при
их внешнем совпадении различной значимости. Так, частица ш, служащая
окончанием косвенного (дательн.) падежа и падежа логического субъекта
при непереходных глаголах, совпадает с тем самым ш, каковое выявляется
в конце основы полного ее оформления. В частности, встречая начертание
‘Qaldini мы можем иметь в нем и неоформленную падежным суффиксом
полную основу и косвенный (дательн.) падеж или падеж субъекта, образо¬
ванный от усеченной основы (Qaldi-ш). Пример такого смешения мы ви¬
дим в только что приведенной Фразе надписи Кохбанц, в которой родит,
надеж ‘Qaldi-e образован от усеченной основы Qaldi, а дательный Qaldmi-ni
от полной Qaldini.28 При таком положении ряд Форм, определяемых по
контексту, не поддается точному установлению по своему внешнему офор¬
млению. Так, например, ‘Qaldini uintabi «бог Халд выступил в поход» (Cor¬
pus 27 и др.) может передавать в имени бога, по его Формальному ана¬
лизу, и дательный падеж усеченной основы (Qaldi-m), и неоформленный
надеж полного написания божеского имени (Qaldini), и падеж логического
субъекта при непереходных глоголах (Qaldi-ш).29 Сочетание обеих Форм,
полной и усеченной, встречается нередко в божеском славословии ‘Qaldi
kuruni ‘Qaldini giuiniuri kuruni (например, там же, ста. 3—4), где эпитет,
kuruni, стоит в обоих случаях неизменяемым, откуда следует, что не изме¬
няется в падеже и имя самого бога.
Значительным уточнителем в понимании спорных Форм оказывается
контекст, а в будущем, несомненно, окажется и более углубленный раз¬
бор билингв, но все же, и при этой помощи, такое разнообразие в использова¬
нии основ запутывает чтение текста, придавая в то же время, работе над ним
свой «аналитический »интерес. Возьмем тот же отрывок из надписи Язилиташ
(Corpus27): ‘Qaldiniunitabi majini giin-imme'Diaueqimedi KUR... ‘Qal-
dmini ummaimm unitabi дМепиаш ’Iuipuuimeqi «бог Халд выступил великою

138
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
своею мощью в страну Диауехи... для бога Халда могущества*0 выступил
(в поход) Менуа сын Ишиуина» (стк. 1—5). Здесь падеж логического
субъекта, при наличии только непереходных глаголов, определяется наи¬
более ясно лишь в царском имени лМепиа-ш л1шриштсф. и то путем
сопоставлениия его с другим контекстом, как то 6Qaldmim шшпаппш
nmtaali... л1шришп1-ш l6Sardurieqe лМешиа-ш л1шришше4е (Corpus 15,
стк. 9—12), где множественное число в глаголе (uinta-ali) указывает, что
субъектом во Фразе служит не перед ним стоящий бог, а последующие
имена царей. Только таким путем устанавливается, что действующим ли¬
цом и в нашей Фразе ‘Qaldinmi uinmaiumi umtabi лМепиа-ш, при глаголе
в единств, числе (unit-a-bi), является царь Менуа, бог же Халд, в полной
аналогии с предыдущим параллельным контекстом, оказывается, как и там,
косвенным объектом (дательи. падеж полной основы имени Qaldim-m).31
Признав тем самым, что царь является субъектом, и принимая во внимание,
что он оформлен падежным окончанием -ш, приходится только по аналогии
с этим считать, что и в начале текста, в Фразе 6Qaldmi umtabi субъект
стоит с тем же суффиксом (Qaldi-ш), т. е. с падежным окончанием, при¬
бавленным на этот раз к усеченной основе Qaldi. Таким образом писец,
варьируя использование полных и усеченных основ, уточнял тем самым
грамматическое значение помещаемого в тексте собственного имени
и оттенял различное содержание субъективного суффикса и дательного
при внешнем их совпадении (ш в обоих случаях), имеющей, как увидим
ниже в заключительной части, свои к тому причины.
Наконец, в завершение вводной части мне хотелось бы еще привести
одно общее указание, отмечаемое и J. Friedrich, а именно о недостаточной
устойчивости передачи в письме норм склонения.32 Падежные суффиксы
нередко передаются сокращенно и недостаточно ясно. Конечно, причиною
этому являются и некоторые Фонетические стороны самой речи, в частности
закрытое «е». Но неменьшую роль в такой неясности передачи отдельных
Фонем играла и система письма. Дело в том, что язык, явно переходящий
на усеченную агглютинацию (аффиксация) с трудом укладывался в рамки
агглютинирующей слоговой письменности. Вследствие этого передача
в ней оттенков отдельных Фонем, неизбежная при однозвучной аффиксации,
не могла в точности удасться писавшему, прибегавшему для означенной
цели к сложной системе налепливания одного знака на другой. В резуль¬
тате такого несоответствия структуры письма структуре речи, многие
грамматические Формы искажались в письме, вследствие чего и появилась-
неустойчивость передачи в нем падежной суффиксации.

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
139
Субъект
Действующее лицо не имеет, как это предполагалось до сих пор,
одного окончания на -ше. Последними работами устанавливается, что окон¬
чание субъекта варьируется по переходным и непереходным глаголам.
При переходных субъект, как общее правило, оканчивается на -ше, при
непереходных устанавливается окончание -ш, или отсутствие падежного
суффикса.33
Субъект при переходных глаголах
Переходные глаголы в халдском строятся по пассивной конструкции
и в 3-м лице имеют объективную суффиксацию.84 Вследствие этого
и субъект, подчиняясь пасси^рому строю речи, стоит в косвенном падеже,
получая окончание, закрепившееся специально для обозначения логиче¬
ского субъекта пассивной конструкции при переходных глаголах. Это
и будет -ше. Служа падежом логического субъекта, -ше, по своей кон¬
струкции, является родительным падежом полной Формы, усеченная Форма
которого, с отпадением согласного элемента,	е/i, используется в каче¬
стве суффикса специально родит, падежа.35
Оба эти падежные окончания, -ше (падеж логического субъекта)
и -е/i (суффикс родит, падежа), имеют свою точную параллель ^ кавказских
языках, чанском и мегрельском, языках шипящей группы, к числу которых
в своем сибилянтном слое примыкает и халдский. В чанском языке мы
имеем следующие окончания для родит, падежа: 1) полная Форма -пи
(ср. халдское -ше), и 2) усеченная -ш, причем в чанском языке, как
и в грузинском, согласный элемент может отпасть и тогда остается огла¬
совка основы е/i, воспринимаемая и как родительный падеж, например
bere-mi ki-Oi 'мальчика палец’ и ku6q-e kiSi 'ноги палец’.36
В халдском усеченная Форма с одним консонантом наблюдается как
редкая параллель падежа логического субъекта (ше —> ш), толкуемая как
усечение его в процессе живой разговорной речи37 л1шршши-ше i6Sardune-
qmi-iue и л1шришш-ш ^Sarduneqini-nie (Corpus 6, 10 и др.). Усечен¬
ный же падеж с сохранением одного гласного -е/i используется в халдском
только как косвенный родительный падеж, иногда в значении и янструмен-
тального-творительного.
Таким образом устанавливается, что в халдском языке падежным
окончанием логического субъекта пассивной конструкции при переходном
глаголе служит -ше—►-ш (редкая его Форма).38

140
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
1.	’Aigiimti-me alie «Аргишти говорит» (Сарыкамыш, Николь¬
ский XXI, стк. 21);
2.	л1шрииши-ше l6Sarduurieqime-iue mi Е-е zaaduuni «Ишпуин сын
Сардура это здание (храм)39 выстроил» (Звистан, Corpus 4 и др.);
3.	дМепиа-ше *Iinpuuiniqim-iiie ш pili agum«MeHya сын Ишпуина
этот канал провел» (Sayce 22, 74 идр.);
4.	"'Qaldi-me JArguintne 'Menuua^uue LUGAL-tuqi arum40 (Cor¬
pus 112, A 3, стк. 17);
5.	ah теше aArgiinitie "Diauquii-uie arum «всю дань Аргиштия
Диаухини привел»41 (Сурб-Сахак, Corpus 112, В 1, стк. 19);
6.	íe-iue ropLiqiunim qaubi «я город Лухиуни захватил» (Ташбурун,
Никольский I, стк. 19);
7.	‘Qaldi-ше 6ТЕШ1ЕВА-ше 6ARDINI-nie DINGIR. MES-uie..-
qiuraidi kulietuum42 «бог Халд, бог Тейшеба, бог Ардин, боги многие...
в земле изничтожат» (Звартноц, Халдоведение XXII, стк. 42—47).
Редкие примеры того же субъекта на -ш (ч—ше):
8.	*Argiuitii-ui alie «Аргишти говорит»(Хорхор I, стк. 16, Sayce 37),
ср. пример 1;
9.	д1шршшш-ш ^Sardurqmi-ine burganam uiidiiuitum «Ишпуин
сын Сардура святилище соорудил» (Аралеск, Corpus 10), ср. примеры 2,3;
10.	«Qaldii-ш бТЕШ1ЕВА-ше ‘ARDINl-ше DINGIR. MES-ше...
qiraedi kulud(ie) (Келишин, Corpus 12, стк. 40—41), ср. пример 7.
Во множественном числе субъекта сохраняется тот же суффикс -ше:
11.	LU-aji-MES-ше... шеп paarttj«воины... отдельно взяли» (Сар-
дуровские летописи И, стк. 45—46);
12.	6Qaldi-nie °ТЕ1ШЕВА-ше 6ARDINI-uie DINGIR. MES-ше...
naraa auie48) ululie «бог Халд, бог Тейшеба, бог Ардин, боги многие —
огонь преисподней (?) навлекут» (Язили-таш, Corpus 27, стк. 33-—36).
Субъект при непереходных глаголах
Падежным окончанием субъекта при непереходных глаголах служит
суффикс -ш, совпадающий с окончанием дательного падежа (о чем см. в за¬
ключительной главе). Место субъекта при глаголе точно не Фиксируется,
иногда он стоит перед глаголом, иногда после него, благодаря чему опре¬
деление субъекта во Фразе, заключающей в себе и косвенный объект
в дательном падеже, нередко крайне затрудняется. Уточнение субъекта
в этих случаях облегчается параллельными контекстами с глаголами

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
141
в единственном и множественном числах, при которых с достаточною долею
уверенности, в противовес косвенному объекту, выявляются подлежащие,
стоящие в тех же, как и глагол, числах (ср. примеры 3, 4). Этим путем
устанавливается, что при наличии косвенного объекта в дательн. падеже,
субъект следует за глаголом, а косвенный объект помещается перед ним
(ср. те же примеры).
Имеющиеся предположения о том, что логический субъект при непе¬
реходном глаголе может стоять и в неоформленном падеже, подкрепляются
рядом примеров.41 Во всяком случае, уже и сейчас можно более уверенно
говорить о том, что во множественном числе субъект при непереходных
глаголах действительно не получает никакого падежного окончания. Хотя
все приводимые по этому поводу примеры имеют субъект в идеографиче¬
ском написании, но все же идеографические обозначения обычно снаб¬
жаются падежным суффиксом, какового нет при идеограммах-субъектах
(см. примеры 7, 8).
Таким образом, устанавливается и второй вид субъекта (не оформлен¬
ного падежным суффиксом) в единств, и во множ. числах. Тем самым под¬
тверждается, что субъект при непереходных глаголах совпадает по своему
оформлению с прямым объектом при переходных, на что и указывает
J.	Friedrich,45 и что является прекрасным доказательством тождества пря¬
мого объекта активной конструкции непереходного глагола с субъекту
пассивного строя речи при переходном глаголе (о чем см. в заключительной
части настоящей работы).
1.	6Qaldi-m uintabi... -’Diaueqimedi KUR «бог Халд выступил...
в страну Диауехини» (Язили-таш, Corpus 27, стк. 1—2); ср. при¬
мер 2;
2.	'Argmiti-m ^Sardun-m gubu nintali «Аргишти (и) Сардур с да¬
рами (?) выступил» (Никольский, ИАК, 37, стк. 8—9); ср. пример 1;
3.	öQaldmi-m uiumaim-m uintabi лМеппа-ш Hnipuuimeqi «для бога.
Халда могущественнейшего4® выступил (в поход) Мепуа сын Ишпуина»
(Ташбурун, Никольский I, стк. 5—6), ср. пример 4;
4.	öQaldmi-m иштаашп-ш uintaah ropMeenntaaedi л1шриитп-т
•,0Sarduneqe лМетииа-т ’Iuipuuimeqe «для бога Халда могущественней¬
шего47 выступили в город Меишта Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын
Ишпуина» (Хараконис, Corpus 16, стк. 9—12); ср. пример 3;
5.	mrnabi лМигиш-т aAbiliamqi matuali jCiSardunmh kunli «прибли¬
зился48 Мурини Абилианихский обнял Сардуровы колени» (Сардуровск. лето¬
писи II, стк. 36—38);

142
язык влнскои клинописи
6.	nunaah ‘Inipuuim-m a6Sardure<ie 'Menuа л1шриитще «приблизились
Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина» (Келишин, Corpus 12.
стк. 26—27).
Субъект во множественном числе не выявляет падежного окончания:
7.	LUGAL. MES. CTpEtiuquueli... umtaali «цари этиунские... вы¬
ступили (в поход)» (Сурб Погос, Corpus 13, стк. 14—16 и оборотная сто¬
рона стк. 3—4);
8.	lkukaam inaali LU-aji-MES uuitaali cipAbiliamqmiecL «на следую¬
щий год воины выступили в Абилианих» (Сардуровен, летописи II,
стк. 6—7).
Объект
Структура халдской речи выделяет прямой объект при переходных
глаголах и косвенные объекты при переходных и непереходных глаголах.
Оформление первого из них (прямого объекта) стоит в прямой зависи¬
мости от пассивного строя речи при переходных глаголах, тогда как влия¬
ние пассивной или активной конструкции, в зависимости от наличия пере¬
ходного или непереходного глаголов, на косвенных объектах не отра¬
жается.	^
Прямой объект при переходных глаголах
При пассивной конструкции халдского переходного глагола прямой
при нем объект является логическим, а не грамматическим объектом.
Оставление без внимания этой особенности, вообще присущей всякому пас¬
сивному строю речи, вело к отождествлению прямого объекта с винительным
падежом активной конструкции и к поискам его падежных окончаний.
В связи с этим устанавливался винительный падеж на е, i, ш. Первый
из нйх, винительный на -е, является плодом явного недоразумения, осно¬
ванного на неучете уже отмеченной выше неустойчивости огласовки e/i
и чисто графической стороны халдского письма, нередко прибегающего
к дополнительной вставке гласного для уточнения оттенка уже имеющегося
в открытом слоге предшествующего клинописного знака. Неучет этого
специфического для халдского письма явления дал основание усмотреть ви¬
нительный падеж на -е в таких фразах и словах как: pili-e agum 'канал
он провел’, puluji-e kngum 'стелу он воздвиг’, Е-е zadum 'здание он по¬
строил’, mali-e 'год’ и т. д., тогда как в них нет никакого падежного
суФФиска, а имеется лишь оттенение гласного исхода самой основы pile
agum, puluje kugum, аше (?) zadum49, male и пр. Равным образом. ik>

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
143
тем se соображениям, отпадает и винительный падеж на -i, усмотренный
там, где налицо такое же повторное написание огласовки основы, напри¬
мер, в слове Qumaqa-qaln (karum Qumaqa-qaln, Фонетически Qumaqa-qali)
и др. Не является падежом прямого объекта и «-е» в окончании еЬаш-е
(karubi ‘Arguqim ebam-e «я покорил страну Аркукини»), связанное, как
указывалось выше, вовсе не с глаголом, а с собственным именем (еЬаш
воспринимает гласное -е, когда стоящее при нем собственное имя окан¬
чивается на qi и ш). Все эти наблюдения, исключающие окончания -е и -i
из числа падежных суффиксов прямого объекта, приводят тем самым к за¬
ключению о том, что логический объект, во всех приведенных случаях, не
имеет вовсе никакого особого окончания, т. е. что прямой (логический)
объект представлен неоформленным падежом.
Сложнее обстоит дело с суффиксом -ш, прослеживаемым главным
образом в собственных именах покоряемых стран, народов и лиц. Здесь
остается под вопросом, является ли -ш падежным окончанием или же
исходным слогом основы самого имени.50 Действительно, в таких Фразах
как karubi 'Adaqum ebame (Сардуровск. летописи У, стк. 22—23) неясно,
имеем ли мы имя страны Адах или Адахуни. А так как топонимические
названия в халдской речи крайне часто оканчиваются на этот слог (Argu-
qmi, Irdamum, Тепаш, Etium и т. д.), то легко отсюда признать, что -т
в географических названиях и собственных именах всегда оказывается
коренным, и тем самым притти к отрицанию за -ш значения падежного
суффикса. Однако, ряд примеров вынуждает к определенной осторожности
в отрицании существования в халдском особого окончания -ш в падеже
логического объекта. Я имею в виду такие параллельные контексты
как: ropTuliqum URU. LUGAL-nuji лТ1паЫш Tjueqnqinu gununia qaubi
‘Tiualibim LUGAL LU. ME§-ram SAL-lutu tubi. В даннном отрывке
АтамХанской надписи (Никольский XVI, стк. 3—6) имя царя стоит первый
раз в родительном падеже, Tinalibi-i «город Тулиху, город царский, Цина-
либа сына Луеха в добычу51 я взял», а во второй раз в дательном принад¬
лежности (dativus possessivus) «принадлежащих царю Диналибу мужчин
и женщин я полонил».53 Имея две Формы Tmahbi-i (родит, падеж) и Тша-
libi-m (дательный), ясно, что чистая основа имени будет Tmalibi. Выяснив
таким путем основу этого царского имени, нам придется признать, что
в тексте надписи Сурб Погос (ИАН, 1932, стр. 165, стк. 5—7): karum
•’Tmahbim ’Luequuqie LUGAL ropTuliqui ebame конечное -m (Tinalibi-m)
будет приростом к основе, зависящим от падежа, т. е. падежным суффиксом,
и в данном случае суффиксом падежа прямого объекта: «я покорил Циналиба

144
ЯЗЫК ВАВСКОЙ клинописи
сына Луеха, царя страны города Тулиху». С другой стороны, в тексте послед¬
ней надписи упоминается тот же, что и в первой, город Тулиху, но в родит,
падеже Tuliqu-i, устанавливающим основу Tuliqu. из чего в свою очередь
следует, что Tuliqu-m первого текста «город Тулиху... в добычу я взял»,
стоит тоже в падеже прямого объекта на -di. Любопытно кстати отметить,
что во всех приведенных примерах мы встречаем то же самое столкнове¬
ние одинаковых суффиксов -т, какое видели выше в толковании падежа
субъекта непереходных глаголов, где -ш (субъективный суФФИскс) совпал
с -ni (дательным), запутывая тем самым разбор текста. В наших примерах
с текстами переходных глаголов, т. е. с текстами пассивного строя речи,
мы встречаемся с таким же затруднением, вызванным, на этот раз, вовсе
не случайным, как увидим ниже, стечением суффикса дательного падежа
с прямым объектом. В результате такого столкновения сходных Форм раз¬
личной значимости, та же Фраза J1Tinahbi-m LUGAL LU. MES-ram SAL-
lutu tubi может получить двоякий перевод в зависимости от того, какое
падежное значение будет признано за суффиксом -ш: дательного падежа
или прямого объекта. В первом случае получается перевод «Циналибовых
(принадлежащих царю Циналибу) мужей и женщин я полонил», торда как
во втором Фраза воспринимается уже иначе: «царя Циналиба, мужчин
и женщин я полонил».
Обратим внимание еще на одно имя в той же надписи Сурб Погос
(ИАН, 1932) karum "'Murinum LUGAL ^’Uelikuqi ebauie53 «я покорил Му-
рину царя страны Уеликухи» (стк. 3—4). Это же имя уже встречалось в па¬
деже логического субъекта на -ш при непереходном глаголе во Фразе: rnmabi
TMumm-m 'Abiliamqi inatuali ieSardunmli kurili «приблизился Мурини
Абилианихский, обнял Сардуровы колени» (Сардуровск. летописи II, стк.
36—38). Следовательно и здесь, в Murmu-m, последний слог является
суффиксом, а так как имя стоит при переходном глаголе kar-u-m и является
его объектом «я покорил Мурину царя страны Уеликухи», то -т в Murmu-m
должно быть признано за окончание прямого объекта. Далее, все в той же
надписи Сурб Погос, Фраза «он покорил Ашурнирара» передана опять таки
с приставкою -ш в царском имени: karum лАшигтгап-ш (стк. 8).
Все это заставляет склониться к тому, что в халдском языке падеж
прямого объекта выражается также приставкою -ш. Правда, как это ука¬
зывает и J. Friedrich, халдская речь в данном случае не проявляет же¬
лаемой выдержанности и вовсе не все топонимические и личные имена
снабжаются суффиксом -ш, когда они служат в Фразе прямым объектом.5*
Так, например, имеем и такие написания как karum стрArmee «он покорил

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
145
гграну Армею» (Сурб Погос, там же, стк. 11) и целый ряд других (ср.
в Сардуровск. летописях: karnbi... 'Enmmuai ebam 'Kaamniui ebam, V,
стк. 23 и др.).
Таким образом выясняется, что падеж логического (прямого) объекта
зри халдском переходном глаголе или не получает никакого суффикса
■неоформленный падеж), или суФФиксируется на -ш. Отсюда следует за¬
ключить, что халдский прямой объект при переходном глаголе, действи¬
тельно, совпадает по своему оформлению с падежом логического субъекта
подлежащего) непереходных глаголов.
Примеры с неоформленным падежом:
1.	gnnuma qaubi «добычу я взял» (Сардуровск. летописи Ш, стк. 7—8);
2.	JArgnntime... ini pile (графически pi-li-e) aguum «Аргишти...
этот канал провел» (Каракала, Никольский XXIV, стк. 2—3);
3.	‘Тшршшшше... mi Е-е zaaduum « Ишпуин... этот храм55 построил »
(Звистан, Corpus 4);
4.	mi NA puluji Htusaaine ''Argnnteqmiine kugum «этот камень-стелу
Руса сын Аргиштия воздвиг» (Звартноц, Халдоведение ХХП, стк. 1—3);
5.	Пшршшшпе “Sardurieqimine лМепиаше Hmpuumiqinmie ‘Qaldiei
suji nndiimtuni «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина бога Халда
святилище соорудили» (Ашотакерт, Corpus 16, стк. 1—2);
6.	ebaam atuubi faaine SAL-lutu... parubi «страну я полонил,мужчин
•’и) женщин... погнал »(Сардуровск. летописи II, стк. 9—10);
7.	karum cipArme (графически Ar-me-e) «он покорил страну Армею»
Сурб Погос, ИАН, 1932, стр. 165, стк. 11);
8.	karubi •’Arguqnni ebanie «я покорил страну Аркукини» (Сардуровск.
летописи Y, стк. 22);
9.	inuki 6Qaldinie ubardu dum «как бог Халд веление положил (по¬
велел)» (Маку, Зап. Воет, отд., XXY, стр. 48, стк. 5—6).
Примеры с падежом прямого объекта на -т:
10.	karum лМиппи-т LUGAL eTpUelikuqi ebame «он покорил Мурина,
заря страны Уеликухи» (Сурб Погос, ИАН, 1932, стр. 165, стк. 3—4);
11.	ropTuliqu-m.,. gunuina qaubi «город Ту лиху... в добычу (?) я взял»
Атамхан, Никольский XVI, стк. 3—5);
12.	qaubi CTpUelikum-m ebame «я захватил страну Уеликуни»
Сардуровск. летописи V, стк. 17);
13.	HJrzana-m... paruubi «Урзану... я увел» (Топсау, стк. 18).
10
И. Мещанинов

146
язык влнской клинописи
Примеры с падежом логического (прямого) объекта во мяож. числе
с одним только показателем множественности и без особого падежного
окончания:
14.	шаШай 'б8агбипш-1х кип-В «обнял Сардуровы колени» (Сарду-
ровск. летописи II, стк. 37—38);
15.	бфаМши-В КА-В шпВппВшаВ «Халдовы ворота соорудил» (Кох-
баниц, Эаусе 17, стк. 4).
КОСВЕННЫЙ ОБЪЕКТ ПРИ ПЕРЕХОДНЫХ И НЕПЕРЕХОДНЫХ ГЛАГОЛАХ
РОДИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ
Родительный падеж, как указывалось выше, получает усеченное
окончание, сохранившее один гласный элемент -e/-i (ч—ше/-ш1, см. падеж
логического субъекта при переходных глаголах). Эго окончание иногда
оттеняется в письме достаточно ясно, например eQaldi-i-e (фонетически
Qaldi-e) 'бога Халда’, где нарост на основу 6Qaldi двух гласных в полной
мере выражает суффиксальную приставку, оттеняя огласовку основы
в предшествующем слоге повторным гласным -i и приставку к ней падеж¬
ного окончания -е. Но в письме такая точность далеко не всегда соблю¬
дается, к тому же писца нередко смущало халдское закрытое «е», близкое
к среднеязычному са» и путавшееся в его графической передаче то гласным
«е», то гласным «i». Так, в надписи Гюзак (собрание Калантара 11, Cor¬
pus 56) мы находим имя бога, двояко представленным в письме: eQaldu-e
eun-e im puluji 'Menuame Ншрпшшфшше kuuguum... E. GAL midiimtmu
baaduujue terum 6Qaldi-i paatan tum «бога Халда владыки эту стелу Ме-
нуа сын Ишпуина воздвиг... цитадель соорудил величественно (?), завершил
(сооружение) бога Халда городом назвав»56(стк. 1—5... 8—11). Здесь
родительному падежу в начале текста 6Qaldu-e eun-e «бога Халда вла¬
дыки »соответствует родительный же падеж в конце ®Qaldi-i paatan «бога
Халда цитадель». В первом случае ясно выражен родит, падеж на -е.
тогда как родительный же падеж в последнем случае передан уже при¬
ставкою -i, при том в таком ее начертании, что по одному внешнему
только виду трудно судить, имеем ли мы повторное гласное основы (Qaldn=
Qaldi) или же специальную приставку родит, падежа (Qaldi-i). В приве¬
денном примере только контекст уточняет значение, следовательно, и чтение
спорного слова в его втором понимании. Таких примеров много, и такал
неустойчивость письма, конечно, крайне затрудняет грамматический разбор
текстов. Эта неустойчивость в значительной степени объясняется тем, что

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
147
халдский язык, так же как и мегрельский с чанским, сохраняет гласный
■сход основы как именное окончание во всех косвенных падежах, благо¬
даря чему неизбежно стечение гласных в родительном надеже и возможное
слияние их.57
Являясь в большинстве случаев родительным падежом принадлеж¬
ности (genitivus possessivus), этот падеж, по смысловому своему значению,
близок такому же дательному (dativus possessivus). Выше уже отмечалось,
что такая Фраза как 6Qaldini-ni alsuimi-m лМепиаше Чшрпшпкршше ini
E. GAL zaduni «богу Халду величайшему58 Менуа сын Ишмуина этот
дворец построил» (Таш-тепе, Corpus 20, стк. 1—3) тождественна по
смыслу Фразе: eQaldu-e eurn-e Яшришшше i6Sardurieqmnne лМешшне
Яшришшфшше eQaldi-e-i suji nnduintuni «бога Халда владыки Ишпуин
сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина Халдово святилище соорудили»
(Ашотакерт, Corpus 16, стк. 1—2). Действительно, как тот, так и другой
тексты близки по содержанию, и хотя в первом использован дательный
падеж (eQaldmi-m alsunm-ni), а во втором родительный (6Qaldn-e eurn-e),
все же оба они, выражая принадлежность, передают сходное содержание,
так как построение богу Халду является тем самым Халдовым. Отсюда
произошло невольное у J. Friedrich отнесение к дательному падежу также
и окончания -e/i с признанием близости обоих падежей.59	■V’
Кроме отмеченной близости родительного падежа дательному, следует
отметить еще и объединение в родительном падеже значения творительного
(ablativus): eQaIdmi umtabi majmi-e gnn-inun-e karum CTpQumaqaqalii
ebanx «бог Халд выступил своею мощью (милостью?), покорил он страну
Кумаху» (Сардуровск. летописи IV, стк. 36—37). Насколько можно про¬
следить по наличному материалу, творительный падеж не имеет своего
особого оформления в хал декой речи.
Наконец, во множественном числе родительного падежа ясно всплы¬
вает суффикс -ие (аие), легко воспринимаемый как падежное окончание
«е», наросшее на показатель множественности «и», и это окончание, «ие»,
тоже без достаточного основания объединяется J. Friedrich’oMC дательным
падежом.60 Мне кажется, что и тут нет данных для подобного утверждения,
тем более, что все приводимые J. Friedrich примеры, как то: шееп ^аше
SAL-lutu LU-aji-MES-ue arubi и др. не меняют существа дела, и глагол
arubi, образованный от основы ru 'вести’ (ср. pa-ru-bi 'угнал’), без особых
затруднений сочетается с родительным падежом «отдельно мужчин и жен¬
щин воинов я увел», т. е. увел к себе в Биайну в числе всей добычи также
и долю воинов. По моему мнению, J. Friedrich напрасно придает глаголу

148
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
arubi исключительное значение 'подарил’.®1 Дав такое смысловое содер¬
жание этому глаголу, немецкий ученый изъял из Форм родительного па¬
дежа множественного числа на «пе» только примеры с названным глаголом,
отнеся их к дательному, все же остальные оставил за родительным, внеся
тем самым значительное сомнение в правильности нижеследующего заклю¬
чения: «stehen Genitiv und Dativ schon im Singular einander sehr nahe, so
fallen sie im Plural vollends in eine Form zusammen».92
Как мы видели, родительный падеж приближается к дательному
только по смысловому содержанию некоторых контекстов, а вовсе не по
своему оформлению, как это пытается доказать J. Friedrich. Наоборот,
родительный падеж наиболее ясно выделяется своим гласным суффиксом -е/п
Других окончаний этого падежа установить не удается. Правда, некоторыми
исследователями, в том числе и J. Frieurich’oM, устанавливается в роди¬
тельном падеже еще одна, как бы полная, Форма «ei», дериватом которой
являются упомянутые «е» и «i».es Я не спешил бы к признанию и этой
Формы за окончание родительного падежа. Лично мне кажется более пра¬
вильным усмотреть в ней обычный родительный падеж на «-е» с добавкою
еще суффиксального отношения к синтаксически связанному слову. Такие
Формы как eQaldi-e-i suj-i (Ашотакерт, Corpus 16, стк. 2) легко воспри¬
нимаются именно в этом смысле, т. е. с признанием в конечном -i слова
Qaldi-e-i связующей частицы, повторяющей исходный гласный слова
suj-i.94 Ту же схему имеем и в ‘Qaldi-e-i URU, в котором конечное i имени
бога относится к ’городу’, man-i или patar-i,65 скрытому в его идеогра¬
фическом знаке (Нор-Баязет, ДАН, 1928, стр. 171, стк. 6)ит.д. Другие
же примеры, вроде лМепиаш1-е1 в Фразе “Menua-i-m-ei SAL jilaai-e
“Tarma-i ini GIS-uldi (Халдоведение 10, стк. 1—2), вызывают сомнение
в слитности написания названной частицы и собственного имени, допуская
и такой перевод «Менуевы его жены Таририи этот виноградник». Такой
перевод тем более уместен, что имя царя уже и само снабжено падежным
окончанием -ш (dativus possessivus). Если же частица «ei» подлежит в данном
примере слитному с собственным именем чтению, то все же и тогда она
разбивается на e-i, из которых первое будет суффиксом родительного па¬
дежа имени Menua, принявшему благодаря дательному придатку -ш вид
прилагательного (Менуева), а второе (i) суффиксом отношения к имени
Таппа-1.66 Возможно, что последнее толкование будет более приемлемым, так
как имя Menua обращено в прилагательное Menua-i-ni67 (дательный падеж
имени царя будет Menua-m), каковое, по контексту Фразы, должно стоять
в родительном падеже (Мзпиа-i-m-e). Во всяком случае и здесь мы не

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
149
имеем достаточного основания усматривать особое окончание родит, падежа
на -е.
Таким образом, можно констатировать, что родительный (genitivus),
он же в отдельных случаях и творительный68 (ablativus), выражается
в халдском языке суффиксом -e/-i, а во множ. числе -ие (а-ие). Эти гласные
прибавляются к основе, уже снабженной гласным исходом (именным окон¬
чанием), в связи с чем получается иногда некоторая неустойчивость в точ¬
ности передачи огласовки надежного окончания. Стоящее в родительном
падеже слово в большинстве случаев предшествует определяемому им слову.
Родительный единственного числа (genitivus singularis):
1.	eQaldu-e eurii-e 'Menuauie Huipuuimqmiine ini suji iuidiiuituni «бога
Халда владыки69 Менуа сын Ишпуина это святилище соорудил» (Кохбаниц,
Sayce 17, стк. 2—3), ср. пример 2;
2.	6Qaldi-e euri-e im E baduujie ‘Menuauie Hmpuumqmmie im-
dmutuni ««бога Халда владыки это строение величественно70 Менуа сын
Ишпуина соорудил» (Ташбурун, Никольский III, стк. 1—4);
3.	4ТЕ1ШЕВА-д ШШ «Тейшебы город» (Колагран, ИАН,<¿932,
стр. 87, стк. 18);
4.	дМепиа-1 pili tmi «Менуи канал назвав» (Н1амирам-су, Халдо-
ведение 14);
5.	“Таппа-д ini GIS-uldi «Таририи этот виноградник» (Ардамед, Хал-
доведение 10);
6.	'Rusaa-i URU. TUR «Русы городок» (Маку, Зап. Воет. отд.,ХХУ,
стр. 48, стк. 7);
7.	SAR oipBiama-e «царь страны Биайны» (Эйляр, Никольский VI,
стк. 9), ср. пример 15;
8.	6Qaldi-i paataritimi «бога Халда цитадель (город) назвав»71 (Гюзак,
Калантар 11, Corpus 56, стк. 10—11), ср. примеры 1 и 2.
Родительный единственного числа с суффиксом отношения:
9.	6Qaldi-e-i suji niidiuntuni «бога Халда святилище соорудили»
'Ашотакерт, Corpus 16, стк. 2);
10.	HJiteeruqum-e-i ebaani «страна Уитерухи» (Сурб Сахак, Corpus
112, стк. 37);
11.	'Menuami-e-i SAL-jilaai-e “Tarma-i mi GIS-uldi «Менуевы
жены Таририи этот виноградник» (Ардамед, Халдоведенне 10, стк. 1—2).

150
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Родительный-творительный, инструментальный (ablativus) единствен¬
ного числа:
12.	6Qaldmi umtabi majmi-e gim-muri-e karuni *Murmum LUGAL
eTpUehkuqi ebam-e«6or Халд выступил (в поход) своею мощью (милостью?),
покорил он Мурина царя страны Уеликухи» (Сурб Погос, ИАН, 1932,
стр. 165, стк. 1—4).
Родительный множественного числа:
18. KUR. KUR. ME§-a-ue «страна стран» (Маку, Зап. Воет. отд..
ХХУ, стр. 48, стк. 14);
44. LUGAL LUGAL-ue «царьцарей» (там же, стк. 15);
15.	éAR cipBiama-ue «царь стран Биайн» (там же, стк. 15), ср.
пример 7;
16.	^аше SAL-lutu LU-aji-MES-ue arubi «мужчин (и) женщин воинов
(т. е. добычу воинов) я привел»72 (Сардуровск. летописи У, стк. 28);
17.	eQaldma-ue LU-aji-MEÖ «Халдовы воины» (Мхер-капуси, Cor¬
pus 18, стк. 13).
ДАТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ	4»
Широко распространенные стереотипные Фразы начала халдских
надписей дают вполне закономерную Форму дательного падежа во всту¬
пительных словах повествовательной речи царей древнего Вана. Многие
халдские тексты представляют собою изложение, обращенное к богу,
своего рода доклад своему покровителю-«тотему» о совершенных дея¬
ниях, в которых Халд нередко представляется принимающим непосред¬
ственное участие. Целый ряд надписей приписывает успехи похода не царю,
а богу: ‘Qaldmi umtabi majmi шипе karum 'Quuliami ebam73 «бог Халд
выступил (в поход) своею мощью (милостью?) покорил он страну Кулиаини»
(Гулиджан, Никольский УЕГ, стк. 1—2). Кроме того, большинство текстов
начинается с имени бога. Иногда царь возводит сооружение бога: ‘Qaldie
EURIE mi NA puluji Rusaame 'ArgiiuteqmiHie kugum «бога Халда вла¬
дыки вселенной этот камень-стелу Руса сын Аргиштия воздвиг»74 (Звартноп.
Халдоведение 22, стк. 1—3), иногда строит таковое для бога: 4Qaldimmi
alsuumini 'Argiimtiime 'Мепииафтше mi E zadum «богу Халду вели¬
чайшему75 Аргишти сын Менуи это здание (храм) построил» (Газанчи,
Никольский IV), иногда излагает свою речь, обращенную к богу: 6Qaldinnu
alsuuimmi ’Argimtime лМепиафшше alie «богу Халду величайшему7'

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
151
Аргишти сын Менуи говорит» (Сардарабад, Никольский IX, стк. 1—3).
В последних двух примерах контекст выявляет дательный падеж.
Предлагаемое J. Friedrich объяснение этого падежиого суффикса -ш
как окончания творительного падежа (ablativus) мне кажется неубеди¬
тельным. 77 Действительно, целый ряд контекстов говорит против такого
толкования. Так, например, текст надписи Захалу (Никольский XY,
стк. 6—7) заканчивает перечисление захваченных стран словами: ‘Qaldi-
шш alsmuiini l6Sardurinx JArgnntiqi. Следуя указаниям J. Friedrich, мы
получаем перевод только первых двух слов «durch die dem Haldi eigene
Grösse»78, без учета дальше стоящего царского имени, оформленного в том
же как и имя бога падеже (Qaldim-ni, Sardun-ш). По схеме немецкого
ученого нам пришлось бы дать всей Фразе слишком натянутый, и потому,
мне кажется, неприемлемый перевод «(я завоевал страну Арку киви)...
бога Халда мощью, Сардура (Сардуром?) сына Аргиштия». К тому же,
в данной трактовке, и само Qaldim-m воспринимается вовсе не в твори¬
тельном падеже, а в дательном «die dem Haldi eigene». Кроме того,
alsunnim (alsuimni) если и существительное,79 то все же может быть по¬
нято и как эпитет бога, что явствует из сопоставления божеской и царской
титулатуры в таких, например, Фразах как 4аиш crpUluaniei ebani IopDa-
агаш ebanie 6Qaldimm alsuinini JArgiimtim "Menuaqi SARRU DAN- NU
SARRU alsuni SAR cipBiamae (Эйляр, Никольский YI, стк. 6—9). Здесь
бог назван alsunnni, а царь могущественным и великим, причем последний
титул передан словом alsu-ni, стоящим в том же падеже, как и имя самого
царя Argiinti-m, т. е. дательном. Выступающая здесь основа alsu по¬
вторяется в божеском эпитете с добавкою -шх (alsumi || alsuimi) и с наро¬
стом того же окончания дательного падежа на -ш, наличного, следова¬
тельно, и в божеском имени Qaldmi-m.80 Вся приведенная выше Фраза по¬
лучает таким образом следующий перевод: «он захватил страну области
Улуани, страны города Дарани для бога Халда величайшего81 (богу Халду
величайшему, бога Халда величию), Аргиштию сыну Менуи, царю могу¬
чему, царю великому, царю страны Биайны».
В подкрепление моего мнения о том, что alsuim-ni (alsmnn-ni) тожде¬
ственное, как мы только что видели, по своему оформлению с alsu-ni
(alsui-ni), может быть понято и как прилагательное, а не только как су¬
ществительное, сошлюсь еще на следующие параллельные тексты:
1.	eQaldim-ni ишташ1-тл1шриит1-ш ^Sardnneqe SARRU
2.	6Qaldim-ni alsuim-m JArsiunti-m JMenuaqi SARRU
3.	6Qaldmi-m alsuimi-ni ^Sarduri-ni "Arguntiqi SARRU

152
язык влнской клинописи
1.	DAN- NU SARRU alsui-ni §AR CTpBnamaue (Ашота керт, Corpus
16, стк. 2—3);
2.	DAN- NU SARRU alsu-ш SAR стрВшйае (Эйляр, Никольский VI,
стк. 2—3);
3.	DAN- NU &ARRU GAL-ш SAR... (Захалу, Никольский XY,
стк. 6—8).
В приведенных примерах ясно выступают, как графические разно¬
видности того же Фонетического комплекса alsuim-m || alsmmi-m, alsu-ni ||
alsui-m, так и близость грамматического оформления божеской и царской
татулатуры alsuimi-m, alsui-m, при тождестве alsui-m (alsu-m) с идео¬
граммою 'великий’ GAL, снабженной тем же суффиксом -ш в своем исходе.82
Мало того, мы встречаем и такие тексты, где заключительные строки
надписи вовсе опускают имя бога (Qaldim-m alsuinn-m) и помещают одно
только царское: zadubi armnnnili lintim 'Argiiuiti-m 'Menuaqi SARRU.
DAN- NU &ARRU alsuuinie &AR CTpBuainaaue «я соорудил постройки (?)
Аргиштию сыну Менуи, царю могучему, царю великому, царю стран
Биайн» (Сардарабад, Никольский IX, стк. 10—13). И здесь творительный
падеж вовсе не уместен, и Фразе, очевидно, нельзя давать перевода:
«я (т. е. Аргишти) соорудил... Аргиштием», к тому же Argiuiti-m, «dem
Argisti eigene»,88 не имеет при себе вовсе того мнимого существительного,
каковое оказывалось бы ему принадлежащим. В этом контексте мы не имеем
не только творительного падежа, но и дательного принадлежности. В нем
выявляется простой дательный падеж на вопрос «кому». Следовательно,
перевод Qaldmi-m alsuimi-ni «durch die dem Haldi eigene Grosse» отпа¬
дает полностью.84 Не спасают положения и те примеры, с ссылкою на
ассирийский текст билингвы, каковые J. Friedrich считает наиболее проч¬
ным подтверждением для признания в суффиксе -ш творительного падежа.
Один из них, baunnm, толкуемое как 'слово’, 'дело’ не ясно по своему
оформлению и по своему смысловому значению; что же касается божеского
при нем имени Qaldmi-m, то таковое, в данной выше трактовке слова
Ьашшт, несомненно, стоит в дательном падеже принадлежности (dativus
possessivus), означая 'Халдовы слова’, т. е. слово, принадлежащее богу
Халду.88 Наконец, второй оиорный пункт, термин urngim, стоит в совер¬
шенно своеобразном контексте 6Aldmim uingim mam burganam... (Кели-
шин, Corpus 12, стк. 20), требующем своего особого разбора в связи
с разбором самой билингвы.8* Во всяком случае, структура приведенной
келишинской [Фразы весьма далека от только что разобранных с alsmmuu
и ишпшшш и потому, равным образом, не меняет еще положения дез*

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
153
с вопросом о дательном падеже. Поэтому, вопреки утверждению J. Friedrich
«dagegen vermag ich nicht, mit MeScaninov, einen Datif auf -ni anzu¬
erkennen»,87 я остаюсь при своем мнении о наличии в халдском датель¬
ного падежа на -ш, и только его именно в этой Форме. Как увидим ниже,
в заключительной главе, к этому имеются достаточные основания и по соот¬
ветствующим параллелям из других яфетических языков Кавказа.
Основное разногласие заключается, мне кажется, в том, что датель¬
ному падежу придается слишком узкое значение с пониманием его согласно
нормам индоевропейской речи. Между тем, смысловое разветвление Форм
одного и того же падежного окончания проводится в различных языковых
системах далеко не по одной и той же схеме. В частности, в халдском языке
дательный падеж вовсе не ограничивается основным значением падежа,
отвечающего на вопрос «кому, чему». Но все же, по своему оформлению,
падеж продолжает оставаться дательным, хотя и получает различные семан¬
тические оттенки.88 Так, между прочим, халдский дательный падеж, при¬
давая слову характер принадлежности (dativus possessivus), приближает его,
с одной стороны, к оформлению прилагательного Menua-i-m «Менуева»:
■‘Menua-i-m-e-i SAL-jilaie “Tannai mi Glè-uldi «Менуевой жены Таририи
этот виноградник» (Ардамед, Халдоведение 10), eQaldina-ni КА «Халдовы
ворота» (Талпш, ИАН, 1932, стр. 345, стк. 3) и др.,89 а с другой стороны
приближает к родительному в отмеченном выше его TOffl^possessiv’HOM
значении: eQaldi-e eun-e im E... niidnintum «бога Халда владыки этот
храм... он соорудил» (Ташбурун, Никольский III, стк. 1—4) и ‘Qaldini-m
alsurai-m... ни E zaduni «богу Халду величайшему90... этот храм он
построил» (Газанчи, Никольский IY), передавая сходное содержание Фразы,
повествующей о построении принадлежащего Халду сооружения.91
Возможно, что то же содержание принадлежности выражается и в неко¬
торых из тех отмеченных выше Форм, которые пришлось отнести к числу
прямого объекта, как, например, éAR eipAinur-m-i ebam-e (Сурб Погос,
ИАН, 1932, стр. 165, стк. 10) с пониманием ее как «царь страны, принад¬
лежащей Ассирии» и др. Впрочем, тут сходство суффиксов двух падежей,
дательного и объективного, допускает широкие толкования, не всегда
уточняемые даже контекстом. К тому же в заключительной главе
я пытаюсь обосновать даже тождество обоих падежей.
Засим, все в области тех же разногласий надлежит отметить еще один
оттенок дательного падежа на -ш, именно инструментальный (dativus
instrumentalis). Его легче всего усмотреть в уже неоднократно упомянутых
выше Фразах: 6Qaldim-m alsumi-m uintabi l0Sardurim -’Arginitieqi «для

154
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
бога Халда величайшего (волею бога Халда) выступил (в поход) Сардур сын
Аргиштия» (Сардуровск. летописи II, стк. 28—24), 6Qaldmi-ni ummauu-m
unitali... л1шришш-ш лб8агс1иг1ес[е лМешиа-т л1шришш.ес[е «для бога
Халда могущественного (волею бога Халда) выступили (в поход)... Ишпуин
сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина» (Хараконис, Corpus 15, стк. 9—12).
Тут семантика падежа допускает по контексту такие варианты как: «богу
Халду», «для бога Халда», «в честь бога Халда», «по воле бога Халда—►
волею бога Халда», приближая тем самым понимание словесного оформле¬
ния именно к тому творительному падежу (ablativus), о котором и говорит
J. Friedrich.92 Таким образом, весь спор сводится не к определению Формы,
а к ее семантическому осмыслению. И здесь, конечно, придется признать,
что дательный падеж халдской речи мог приобретать в некоторых случаях
и инструментальный оттенок (dativus instrumentalis), т. е. выражать то,
что в индоевропейских языках передается творительным падежом (abla¬
tivus). Впрочем, отсюда еще далеко до отрицания вообще халдского суф¬
фикса -ш в его значении дательного падежа. С моей точки зрения,
правильнее всего было бы признать, что дательный падеж в халдском
разнообразен в своем семантическом продвижении, давая как Формы
дательного на вопрос «кому», так и дательного принадлежности (dativus
possessivus) и дательного инструментального (dativus instrumentalis) и даже
прямого объекта, о чем см. ниже. Но при всем том, он по своему оформле¬
нию еще не выделился в специальный творител§Ёп>ш падеж, каковой
в халдском обслуживается частично дательным на -ш: 6Qaldmi-m alsmun-ш
«волею бога Халда величайшего—>богом Халдом величайшим», или «вели¬
чием бога Халда»,93 частично родительным падежом на -e: 6Qaldmi uuitabi
majim-e giin-nmn-e karum «бог Халд выступил (в поход) своею мощью94
покорил он» (Сардуровск. летописи V, стк. 6—7).
Все сказанное выше требует определенной оговорки, сводящейся
к тому, что опора на одну только Форму может привести к значительным
затруднениям, и если мы пытались обосновать свою мысль о том, что учет
содержания без учета Формы приводит к неверным заключениям, к край¬
нему дроблению падежей, внешне выражаемых одним и тем же суффиксом,
то с другой стороны и обратный перегиб, учет Формы без содержания,
равным образом пагубен в своих выводах. Решающим здесь моментом
будет семантическое продвижение. И когда семантическая связь уже не
улавливается, хотя бы и при тождестве Формы, то мы имеем уже совпа¬
дение различных падежей (об этом подробнее см. в заключительной част* •.
Действительно, кроме такого расширения семантического характера, когда

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
155
падеж в его основном косвенном (дательном) значении получает оттенки,
передаваемые в индоевропейских языках другими падежами, мы встречаем
и схождение Форм, явно различных по содержанию в индоевропейской
речи, т. е. внешнее совпадение суффиксов различных падежей. Так, напр.,
гит же дательный падеж на -ш совпадает, как мы видели, с суффиксом
логического субъекта (подлежащего) непереходных глаголов, следова¬
тельно и с объектом переходных, что в яфетических языках находит свое
определенное объяснение.95
Накопед, при разборе падежных окончаний и при выделении их
в процессе чтения текстов требуется еще особое внимание к лексическим
особенностям изучаемого языка, выявляемым в его корнеслове. По отно¬
шению к халдскому, и в частности к дательной его суффиксации на -ш, эта
сторона приобретает наиболее острое значение. Дело в том, что, как уже
отмечалось выше, суффикс дательного падежа на -ш совпадает с широко
распространенным исходом основ на тот же слог, в особенности в геогра¬
фических названиях и личных именах, да и не только в них, а также
сталкивается с употреблением полных и сокращенных основ типа Qal-
dim98 —>Qaldi, Ardini —*• Ardi, фт —> ф и др. Тем самым нередко затруд¬
няется выделение суффикса дательного падежа, ставя под сомнение, имеем
ли мы в отдельном конкретном случае падежное Окинчание или же голую
основу с исходным слогом, созвучным с этим окончанием, в частности,
является ли Qaldim неоформленною падежом основою полного написания
божеского имени, или же оно стоит в дательном падеже от усеченного
Qaldi-ш. Здесь в каждом отдельном случае приходится прибегать к углу¬
бленному анализу самого ковтекста и к сличению различных оформлений
слова в различных контекстах.
Подводя итог сказанному, я считаю себя вправе сохранить свое прежнее
определение халдского дательного падежа по его суффиксации на -ш.
Дательный падеж, с тем же своим суффиксом, передает также принад¬
лежность (dativus possessivus) и орудийность (dativus instrumentalis). Форма
дательного падежа во множ. числе пока мне неясна.97
1.	6Qaldmi-m шнтапи-т ’Rusanie лб8агйипфтше ali «богу Халду
могущественному98 Руса сын Сардура говорит» (Нор-Баязет, ДАН, 1928 г.,
стр. 171, стк. 1—2);
2.	фшЫ ‘Arquqim ebame... eQaldmi-m alsuiim-ni J°Sardun-m
JArgmit^i SARRU. DAN. NU SARRU GAL-ш «я захватил страну Арку-
кини... богу Халду величайшему,99 Сардуру сыну Аргвштия, царю могу¬
чему, царю великому» (Захалу, Никольский XY, стк. 4—8);

156
ЯЗЫК BAHCKOâ клинописи
3.	atqana dum “Qaldie EURIE eQaldxux-nx alsmm-m i4Sardurx-m SAlî RU
DAN- NU SARRU GAL-nx «посвящение сделал бога Халда владыки
вселенной богу Халду величайшему,100 Сардуру царю могучему, царю вели¬
кому» (Армавир, Никольский XII, стк. 7—10);
4.	(6Qutuxnie лМепиаше Hinpuuinxeqxmeine un NA puluji kuguunx)
maanx-nx 6Qutuxnx-nx bidxnx («бога Хутуина Менуа сын Ишпуина этот
камень-стелу воздвиг) ему богу Хутуину подношение (?)» (Хосров-джами,
Халдоведение 8);
5.	“Qaldunx-nx alsuuim-m JArgxxiutixine дМепииащпхше хпх E zadunx
«богу Халду величайшему101 Аргишти сын Менуи это здание (храм)
построил» (Газанчи, Никольский IY), ср. другой вариант перевода в при¬
мере 15. Можно видеть здесь и dativus possessivus «принадлежащий богу
Халду величайшему этот храм выстроил Аргишти сын Менуи», в таком
случае ср. genitivus possessivus: 6Qaldxe eurxe...
Дательный принадлежности (dativus possessivus):
6.	(manx-nx 6Qaldx-m)bxd;nx 6Qaldxna-nx KAbxdim102 «(ему богу Халду)
жертва (?), Халдовым воротам жертва (?)» (Талиш, ИАН, 1932, стр. 345,
стк. 3), ср. пример 4;
7.	matualx лб8агбигх-ш-1х kurxlx «обнял Сардуровы колени»(Сардуровск.
летописи II, стк. 37—38);
8.	лМепиа-хпх-ех SAL-jilaaxe “Tarxnax хпх GIS-uldx «Менуевой жены
Таририи этот виноградник» (Ардамед, Халдоведение 10, стк. 1—2);
9.	лТхпа1хЬх-пх LUGAL LU. MES-ram ^AL-lutu tubx «царя Цнналиба
(принадлежащих царю Циналибу) мужчин (и) женщин я полонил» (Атамхан,
Никольский XVI, стк. 5—6), может быть падеж прямого объекта «полонил
царя Циналиба, (его) мужчин (и) женщин»;
10.	qaubx CTpUelxkunx-m ebanxe 22 Е. G AL. MES... gunuxnaa qaubx
«я захватил область (принадлежащую стране) Уеликуни, 22 дворца...
в добычу108 я взял» (Сардуровск. летописи V, стк. 17—18). BUelxkum-nx
можно усмотреть и прямой объект.
11.	капхш CTpEtmm-nx «он покорил страну (принадлежащую) Этиуни»
(Эйляр, Никольский VI, стк. 2). Можно было бы и здесь усмотреть падеж
прямого объекта, но ср. фшЬх CTpEtxunx «я захватил страну Этиуни».
в котором нет добавочного суффикса -цх (Сарыкамыш, Никольский XXI,
стк. 4—5).
Дательный орудийный (dativus instrumentalis):
12.	‘Qaldx-nx gxni-inuri(e) kurum-nx umta(bi) i6Sax*durxxnx 'Arginntieiqx-
«для бога Халда (по воле бога Халда) своею мощью великого вы-

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
157
отупил (в поход) Сардур сын Аргиштия» (Сардуровск. летописи I,
стк. 6—9);
13.	6Qaldim-m иштаашп-т .umtaali ropMeeuntaaedi л1шришпиш
^Sarduneqe 'Memmiam 'Inipuumieqe «для бога Халда (по воле бога Халда)
могущественного104 выступили в город Мепшту Ишпупн сын Сардура
и) Менуа сын Ишпуина» (Хараконис, Corpus 15, стк. 9—12);
14.	lkukaam inaali LU-aji-MES umtaali fTpAbilianiqmiedi eQaldmi-ni
alsunn-m «на следующий год воины выступили в страну Абилианах для
бога Халда (по воле бога Халда) величайшего105» (Сардуровск. летописи II,
стк. 6—7);
15.	eQaldim-ni alsuiini-ш 'Argmitraie 'Menuaqimnie im pnLie aguum
«для бога Халда (по воле бога Халда) величайшего106 Аргишти сын Менуи
этот канал провел» (Каракала, Никольский XXIV, стк. 1—3), другой
вариант перевода ср. пример 5.
Дательный падеж во множественном числе не прослеживается с доста¬
точною ясностью, хотя можно на ряде примеров, с дательным принадлеж¬
ности (dativus possessivus) усмотреть его образование наростом суффикса
множ. числа -li на суффикс дательного падежа -ш, как то '6Sardun-m-h
«Сардуровы» (см. пример 7). Но, с другой стороны, не устраняется воз¬
можность и того, что в конечном -li мы имеем суффикс отношения к kuri-li
«принадлежащие Сардуру колени».107 В таком случае i6Sarduri-m должно-
быть понято как стоящее в единственном числе, и дополнительный суФ-
фикс -li, являясь суффиксом отношения, вовсе не образует множественности
Формы дательного падежа. Возможно, что и в 6Qaldi-ni-li KA-li пред нами
такого же рода образование с дательным падСжом принадлежности (-ш),
наросшим на усеченную основу божеского имени Qaldi, и с суффиксом
множ. числа -li «принадлежащие Халду ворота»—> «Халдовы ворота».
Направительный падеж
В халдском языке окончание направительного падежа -di устанавли¬
вается вполне точно. Равным образом можно с некоторою долею уверен¬
ности устанавливать и Форму множественного числа этого же падежа
на -arate.108 Основанием для последнего утверждения служит обычная
фраза молитвенного обращения к богам: qutiadi °Qaldie-di EURIE-di
iTEIIIlEBA-di 6ARDI-di DINGIR. MES-arate CTpBiama-arate (Сардуровск.
летописи IV, стк. 44—45). В приведенной Фразе вся серия имен стоит
в направительном падеже, причем единичные имена, Халд, Тейшеб и Ард,
оканчиваются на -di, упоминаемые же «боги», стоящие во множественном;

158
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
числе, уже меняют суффикс на -arate, каковым снабжается и географи¬
ческое название страны Биайны. Но и это имя страны, снабженное суф¬
фиксом множественного числа -arate, ничуть не нарушает устанавливаемой
схемы, так как Биайна воспринимается и в единственном числе и во множе¬
ственном, в последнем случае, очевидно, как коллектив стран, составивших
в своем объединении древне-ванское государство. Такое исторически
сложившееся представление отчетливо выступает в халдской речи в осо¬
бенности в родительном падеже, наиболее ясно выделяющем свое множе¬
ственное число на -ие. В этом падеже имя Биайны склоняется и по един¬
ственному числу и по множественному, причем обе Формы оказываются
вполне закономерными и встречаются в текстах одновременно в одинаковом
их использовании. Так, в надписях мы встречаем и &ARRU DAN- NU SAR
CTpBiana-e (Ташбурун, Никольский III, стк. 10) и SARRU DAN- NU SAR
0TpBiana-ue (Ордаклю, Никольский VIII, стк. 8). Отсюда мы вправе при¬
знать, что и в обращении к богам Биайна стоит в направительном падеже
множ. числа «я обратился с молитвою к богу Халду, к богу Тейшебе, к богу
Арду, к богам многим в страны Биайн». Это будет одним объяснением слова
Biaina-arate, но есть и другое, равным образом не нарушающее нашего
истолкования окончания направительного падежа во множ. числе.
Во всяком случае, окончание -arate в имени Биайны может иметь
только два объяснения, а именно: или оно является падежным суффиксом,
и в таком случае направительного падежа, аналогичным тому, какое
налично в слове «к богам» DINGIR. MES-arate, т. е. во множественном
числе, или же оно оказывается окончанием, присущим не самому имени
Биайны, а повторным, связующим эА имя с предшествующим словом
(DINGIR. MES-amte), следовательно суффиксом отношения к нему. Послед¬
нее вероятнее, так как Биайна в других контекстах, вне обращения
к богам, но используемое все же в направительном падеже, обычно стоит
в единственном числе: />аше SAL-lutu-MEá paru(bi) CTpBiana-i-di «мужчин (и)
женщин погнал я в страну Биайну» (Сардуровск. летописи IV, стк. 22—23 '.
Кроме того, при различной вариации в употреблении имени Биайны в роди¬
тельном падеже единственного и множественного чисел, оно в обращении
к богам неизменно стоит только во множественном, указывая тем самым
на зависимость суффиксального окончания от всего контекста и в первую
очередь от соседящих богов, с которыми название страны синтаксически
увязывается не как самостоятельное слово, а как определитель богов. Но
и в том случае, если Биайна в данной Фразе обращения к богам восприняла
на себя суффикс отношения к рядом стоящим DINGIR. MES-arate. при¬

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
159
соединив к своей основе их окончание и тем самым увязываясь с ними
«богам страны Биайны», т. е. «к биайнским богам»), то и тогда суф
фикс -ainte все же оказывается в слове «богам» направительным падежом
множественного числа и таковым же в названии Биайны, хотя бы и как
стффвкс отношения. Таким образом и второе даваемое нами толкование
данной Фразы лишь подтверждает приведенный выше анализ падежного
окончания.
Прежде чем приступить к заключительным выводам, остановимся еще
ва одной характерной особенности текстов древнего Вана, а именно на том,
что при длительных перечнях имен стран или лиц при направлениях походов
зли при обращениях и т. д., когда каждое самостоятельно суФФиксируется
падежным окончанием, мы встречаем некоторое от этого правила отсту¬
пление, наблюдаемое в тех наименованиях стран, каковые снабжаются
повторным идеографическим или Фонетическим написанием слова 'страна’:
qaubi CTpEriaqi ebame109 (Сардуровск. летописи И, стк. 26 и многие другие).
В этом случае склоняется только последнее слово, получающее оформление
направит, падежа ebam-e-di, тогда как само имя таким суффиксом не снаб¬
жается: uintadi CTpPuzumaime ebam-e-di (Сардуровск. летописи V, стк. 11).
Значение этого построения продолжает оставаться неясным при всех
своих разновидностях, но все же некоторое, хотя бы пока и предположи¬
тельное, объяснение подобному явлению, мне кажется, можно найти при
разборе различных вариантов сходного типа оформления Фраз. Более
понятною, казалось бы, является такая Фраза как qaubi ropQiequm ebam
(Ордаклю, Никольский VIII, стк. 3) «я захватил страну города Киехуни»,
в которой ясно взаимоотношение слов еЬаш и Qiecpfci, и отношение послед¬
него к первому как определителя. Отсюда легко, по сходству структуры
фразы, истолковать в том же смысле и karubi 'Arguqnm ebame110 «я покорил
страну Аркукини» (Сардуровск. летописи У, стк. 22), т. е. покорил страну
племени Аркукини, в его еще тотемном графическом изображении с детер¬
минативом лица. Но наряду с подобными конструкциями мы сплошь и рядом
встречаем и такие, в которых детерминативом служит то же еЬаш, каковое
повторяется и в конце: qaubi стрЕпаф ebame (графически "'Enaqi KUR-
ebanie; Сардуровск. летописи II, стк. 2 6). И эта Фраза, по аналогии с первыми,
напрашивается на сходный перевод «страна области Эраха» («я захватил
страну области Эраха»). Возможно, что само имя, в этом случае, действи¬
тельно стоит в падеже принадлежности, родительном или дательном:
karubi... дЕшитиа-1 ebam (Сардуровск. летописи V, стк. 22—23), karum
^Mana-m ebame (там же, табл. XIV, стк. 1—2) и др. Последнее как

160
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
будто бы подтверждается и нашими примерами, когда в направительном
падеже склоняется только дополнительное еЬаш, а не само географическое
название, как это мы видим в unitadi 'Arguqmi-e ebam-di (там же V,
стк. 13—14). Прекрасный пример этому находим в том же пятом столбце
Сардуровских летописей unitadi CTpPuzumami-e ebam-e-di ropAlqama-i-di
ropTudala-di (стк. 11), где склоняются в отдельности все имена за исключе¬
нием названия страны Пузуниаини, при котором падежный суффикс налицо
только в сопровождающем слове ebani-e-di. Впрочем, каково бы ни было
окончательное разрешение этого безусловно спорного вопроса, безразлично,
суффиксация направительного падежа на -di остается и при нем вне
сомнения.
Этот суффикс ( -di) обычно наростает не на голую основу, а на пред¬
шествующую огласовку типа родительного падежа e/i: Biaina-i-di,
Mana-1-di, Eriaqim-e-di, но живая речь, повидимому, и здесь считалась
с беглым i, что отражается и в графическом написании тех же имен без
промежуточного гласного: Biama-di (Колагран, ИАН, 1932, стр. 87,
стк. 14), Enaqim-di (Сардуровск. летописи II, 25, ср. там же I, 28, IV,
20, У, 12) и др.
Наконец, следует отметить и одну синтаксическую особенность,
как то постановку глагола перед направительным падежом: unitadi
CTpEnaqim-e-di и т. д. Но ив этом общем правиле замечается известная
неустойчивость, так, например, в Ванской надписи Сурб Погос слова распо¬
ложены в обратном порядке: CTpMaanaa-i-di umtaadi (Corpus 19, передняя
сторона, стк. 2).111
Все сказанное представляется вполне дофаточным для установления
в халдском языке особого направительного падежа на -di (-e-di, -i-di),
во множественном числе на -arate.112 Глагол, как общее правило, ставится
на первом месте.
1.	eQaldimm ишшаашпш unitaali ropMeeiuitaa-e-di л1шришшш1
i6Sarduneqe лМетииаш JIrapuumieqe «для бога Халда (по воле бога Халда <
могущественного113 выступили в пород Меишту Ишпуин сын Сардура
(и) Менуа сын Ишпуина» (Хараконис, Corpus 15, передняя сторона,
стк. 9—12);
2.	6Qaldim umtabi majini gini-imirue ;iDiaueqmi-e-di KUR taram-e-di
«бог Халд выступил своею мощью (?) в Диауехи в страну могущественную»
(Язили-таш, Corpus 27, стк. 1—2);
3.	unitadi CTpAbiliamqim-e-di «я выступил в страну Абилианих>
(Сардуровск. летописи II, стк. 35);

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
161
4.	uintadi CTpQumaqa-qalinie KUR-ebam-e-di «я выступил в страну
области Кумух» (Сардуровск. летописи IV, стк. 48—49);
5.	uladi cipEtium-e-di «я направился в страну Этиуни» (Сардуровск.
летописи У, стк. 4);
6.	CTpMaanaa-i-di unitaadi «в страну Ману я выступил» (Сурб Погос,
Corpus 19, передняя сторона, стк. 2); ср. Сардуровск. летописи I, 12:
unitadi CTpMana-i-di;
7.	^аше SAL-lutu-МЕё parubi CTpBiaina-i-di «мужчин (и) женщин по¬
гнал я в страну Биайну» (Сардуровск. летописи У, стк. 18—19), ср. пример 8;
8.	faiue-MES SAL-lutu-MES CTpBiama-di paar (tu?) «мужчин (и) жен¬
щин в страну Биайну (они?) погнали» 114 (Сардуровск. летописи I, 32—33).
Направительный падеж во множественном числе на -ainte:
9.	qutiadi 6Qaldi-e-di EURIE-di eTEILUEBA-di 6ARDl-di DINGIR.
MES-ainte CTpBiama-ainte «я обратился с молитвою к богу Халду, богу
Тейшебе, богу Арди, богам (многим) страны Биайны» (Сардуровск. лето¬
писи У, стк. 2—3).
Направительный падеж во множественном числе на -di:
10.	CTpEtiuqma-e-di LUGAL. MES-di «против этиунских царей»
(Corpus 13, оборотная сторона, стк. 7).
Неоформленный падеж
В халдской речи, по ее выявлению в клинообразном письме, неофор¬
мленное падежным окончанием слово служит преимущественно объектом
при переходных глаголах (о чем см. в главе о прямом объекте переходного
глагола). Хотя мы видели, что прямой объект суФФиксируется также
и на -т, но тем не менее широко распространенною егс&Формою оказы¬
вается, без сомнения, отсутствие особого падежного окончания: “Qaldiei
suji imdiuntum «Халдово святилище они соорудили» (Corpus 16, стк. 2),
/>аше SAL-lutu parubi «мужчин (и) женщин я погнал», qaubi 'Eriaqi ebam
«я захватил страну Эрах» (Никольский V, стк. 3) и т. д.
С другой стороны, при пассивной структуре переходного глагола,
мы должны иметь совпадение объекта переходного глагола с субъектом
непереходного. И когда именно это совпадение мы наблюдаем при суффик¬
сации на -ni: uiutabi j6Sarduri-m JArguutie-qi «выступил (в поход) Сардур
сын Аргиштия», то вполне закономерно встает вопрос о наличии в халдском
подлежащего при непереходном глаголе также п без особого падежного
окончания, т. е. в неоформленном падеже. Весьма возможно, что его мы
и имеем в Форме множественного числа: lkukaam uiaali LU-aji-MES
и
И. Мещанинов

162
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
uintaah Abilianiqmiedi «на следующий год воины выступили в Абилианпх»
(Сардуровск. летописи II, стк. 6—7), и в имени бога Халда: 6Qaldim
unitabi115 «бог Халд выступил (в поход)». Но оба примера еще далеко не
достаточны для окончательных положительных выводов, так как идеографи¬
ческое написание, хотя обычно и снабжается падежным исходом, но все же
могло и опустить его, что же касается имени бога, то в нем мы сталкиваемся
с вопросом о возможности двух разновидностей основы, полной и усеченной,
в связи с чем то же самое eQaIdini может оказаться и неоформленным
падежом полной основы и снабженным суффиксом -ш в случае наличия
усеченной. Вследствие этого, ничуть не отрицая возможности неоформлен¬
ного падежа логического субъекта (подлежащего) при непереходных глаго¬
лах, все же вопрос о нем считаю нуждающимся в дальнейшем уточнении.11'1
Неоформленное падежом, но оформленное числом, существительное
прекрасно прослеживается в тех же самых прямых объектах: 6Qaldim-li
KA-li imduintuali «Халдовы ворота он выстроил». Какой еще падеж не
получает особого оформления во множественном числе, это пока недоста¬
точно ясно, хотя из числа их отпадают родительный (-ие) и направительный
(-amte).117 Следовательно, остается открытым только вопрос о дательном.
Таким образом, отбрасывая спорные моменты, можно с уверенностью
утверждать, что неоформленный падеж выявляется в прямом объекте пере¬
ходных глаголов и, по всем данным, в субъекте непереходных. Об этом уже
пришлось говорить выше в соответствующих главах.
Наконец, о чем не приходилось еще упоминать, в неоформленном
падеже ставятся также славословия, являющиеся вставкою в повествова¬
тельный текст (звательный падеж), таково 6Qaldi kurum 6Qaldim gnn-muri
kurum. В этой Фразе имя бога стоит образа в неоформленном падеже,
отличаясь, повидимому, друг от друга только чередованием основ, усеченной
в первом случае и полной во втором.118 Решительно отрицать наличие полных
основ пока еще не приходится в виду неизменяемости в обоих местах
сопутствующего эпитета kuruni, и сопоставления параллельных контекстов,
в которых чередование усеченной и полной основ заменено полною в обоих
случаях:
1.6Qaldi kuruni 6Qaldmi giin-niuri kurum «бог Халд велик (милостив?),
бог Халд своею мощью (?) велик» (Сардуровск. летописи IV, стк. 38—39);
2.	6QaIdim kurum 6Qaidim giin-inurii kurum «бог Халд велик, бог
Халд своею мощью (?) велик» (Хараконис, Corpus 15, стк. 7—8);
3.	л1шришт kuruni "Menuua kuruni «Ишпуин велик, Менуа вели;: •
(Хараконис, Corpus 15, стк. 13).

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
168
Наиболее показателен последний пример, в котором царские имена, при
полном тождестве контекста, вне сомнения стоят в неоформленном падеже.
Ряд отдельных спорных написаний, вследствие их неясности, прихо¬
дится оставить пока в стороне, хотя графически и они представлены не-
•>Формленным падежом. Их придется разбирать в каждом конкректном
•мучае. Так, сюда относятся все варианты, передающие слияние падежного
суффикса (родительного на e/i) с огласовкою основы, близкие к явно роди¬
тельному падежу, повторяющему гласный исход в eQaldi-i paatan «бога
Халда цитадель» (Собр. Калантара № 11, Corpus 56, стк. 10—11) и т. п.
Здесь налицо стечение сходных Фопем падежного окончания и гласного
■схода основы, легко ведущее к слиянию их и тем самым к исчезновению
суффиксации, в результате чего в тексте письма выступает мнимый неофор¬
мленный падеж. Подобные словообразования без особых затруднений
разъясняются смысловым содержанием самого контекста.
Многим сложнее в своем истолковании такие Формы как первое слово
во Фразе бТЕ1ШЕВА-а лМепииаше "Inipuuimqinnue mi NA puluuji kuguni
(Вараг, Халдоведение 7, стк. 1—3). Здесь тоже выступает неоформленный
падеж (б'ГЕ1ШЕВА), совершенно неуместный по контексту, так как в начале
фразы должен был бы стоять один из поссессивных падежей, или роди¬
тельный, или дательный. Мне кажется, о чем пришлось уже говорить выше,
что в данном случае действительно нет неоформленного падежа, а стоит
именно родительный, суффикс которого -1, при соседстве гласного «а»,
переродился в дифтонг, затем отпавший (Teuneba-i —*• Teiuieba-y—> Teimeba).
К такому выводу приводит сличение нижеследующих контекстов:
1.	eQaldu-e eurn-e дМепиаше Нщ^иштфшше ini suji luiduiutuni
«бога Халда владыки Менуа сын Ишпуина это святилище соорудил»
{Sayce 17, Corpus 66, стк. 2—3);
2.	6Qaldi-e EURIE mi NA puluji ’Rusaame "Argun te-фшше kugum
«бога Халда владыки вселенной этот камень-стелу Руса сын Аргиштия
воздвиг» (Звартноц, Халдоведение 22, стк. 1—3);
3.	eQaldn-e eurn-e "Menuaine "luipuuimqimiue mi NA puluji kuguuui
«бога Халда владыки Менуа сын Ишпуипа этот камень-стелу воздвиг»
• Sayce 80, стк. 1—3);
4.	°ТЕ1ШЕВА-а "Мепииаше "Impuumiqiuiine mi NA puluuji kugum
«бога Тейшебы Менуа сын Ишпуина этот камень-стелу воздвиг» (Вараг,
Халдоведение 7, стк. 1—3).
Подобные мнимые неоформленные падежи открывают широкое поле
для разного рода их истолкований. Так, между прочим, оказавшийся
и*

164
язык вднской клинописи
в последнем примере, вследствие выветривания падежного суффикса,
неоформленный падеж, Teuneba, дал J. Friedrieh и мне в «Халдоведении»
основание восстановить несуществующий в халдском языке дательный
падеж на «а».ш В подтверждение своего мнения немецкий исследователь
сослался еще на другой случай тоже с неоформленным падежом: arum
6Qaldunie ’Menuua120 (Ташбурун, Никольский I, Corpus 21, стк. 11). В имени
Menua усмотрено, равным образом, падежное окончание «а», хотя именно
здесь голая основа выступает гораздо яснее чем в ТЕ1ШЕВА-а, где глас¬
ный придаток мог быть и повторением гласного исхода самой основы, что
обычно при идеограммах (ср. Е-е и т. д.), но мог быть и специальною
приставкою, что в идеографических изображениях тоже вполне уместно.
В данном контексте, arum eQaldime лМепиа, показалось незакономерным
оформление последнего слова, каковое не укладывается в даваемый
J. Friedrieh перевод «бог Халд дал (это) Менуе». Между тем, именно
данная Форма Меппа, понимаемая, очевидно, как слившая в себе именное
окончание с падежным (*Menua-a—»■ Menua), представляется мне вполне
уместною и без восстанавливаемой падежной приставки, отвечая своим
неоформленным падежом как структуре Фразы, так и ее смысловому содер¬
жанию. Глагол arum, явно переходный, требует при себе прямого объекта,
каковым и является Menua, поэтому и стоящий в неоформленном падеже.
Сам названный глагол, как указывалось выше, вернее всего отнести
к основе ru 'вести’ (ср. pa-ru-bi 'я увел’, 'угнал’), в связи с чем a-ru-m
легко воспринимается в зй^чении 'привел’—>(может быть) 'дал’. В этом
смысле можно понять и другие, приводимые с тем же глаголом, Фразы,
имеющие при себе, кроме прямого объекта, также и genitivus possessivus:
ah теше JIArgimti-e JDiauqmune arum «всю дань Аргиштия (причитаю¬
щуюся Аргиштию) Диаухин привел (—»-доставил)» (Sayce45, стк. 19—20).
ah уаше manu arubi LU-quradma-ue «всех мужчин наличных121 я привел
(—>дал) для воинов» (Сурб Погос, Corpus 19, верхняя сторона, стк. 15)
и др. Если то же значение сохранить за arum и в приведенной выше спор¬
ной Фразе arum 6Qaldnne ’Menua, то перевод ее «привел бог Халд Менук»-.
ничуть не идет в разрез с общим направлением халдских текстов, в которых
бог не только повелевает царю, но и сам активно участвует в походах,
следовательно, мог привести и самого царя.122 Не разрешает дела в отрица¬
тельном смысле и постановка глагола перед прямым объектом, так как
халдская речь свободно допускает и такой порядок, ср. karum ropLuqiumm
«покорил город Лухиуни», а также пример с тем же глаголом arum,
имеющим прямой объект после себя: arum теше «он привел (принес—>дал >

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
165
дань (?)» (Corpus 27, стк. 16). Вследствие всего сказанного, приходится
я в настоящем случае признать, что при всей спорности приведенной
фразы и неясности к тому же весьма плохо сохранившегося контекста
все же и она не дает еще основания для усматривання в неоформленной
основе еще какого-либо косвенного падежа.
Сделав краткий пробег по сомнительным оформлениям, я могу прежнее
свое заключение о том, что неоформленный падеж служит для передачи
падежа прямого объекта, субъекта при непереходных глаголах и зватель¬
ного падежа, дополвить еще указанием на появление в текстах также
и мнимого неоформленного падежа, образующегося в силу слияния суф¬
фикса родительного падежа -e/i с огласовкою основы или его выветриванием
вследствие стечения гласных.
Склонение идеограмм
Те же отмеченные выше нормы склонения выявляются и в идеографи¬
ческом письме. В данном случае я имею в виду те идеограммы, которые
внедряются в Фонетически представленное изложение, очевидно, читаясь
в своем халдском соответствии. Эти идеограммы нередко дополняются Фоне¬
тическим чтением исходного слога представляемого идеографическим знаком
понятия. Такие дополнения, естественным образом, выявляют падежное
оформление передаваемого идеограммою слова. Но падежные окончания,
добавляемые в этом случае уже к Фонетической приставке, могут дополняться
в их графической передаче и при отсутствии таковых приставок, непосред¬
ственно примыкая к самому идеографическому знаку. Реже, но все же
встречаются примеры постановки идеограммы без всякого выявления ее
падежа, оказывающегося%ем самым сокрытым в самом начертании идео¬
граммы. Здесь мы имеем только идеографический знак без выявления того
оформления, в котором передаваемое слово участвует в Фразе. Последнее,
в этих случаях, улавливается уже окружением идеограммы и ее ролью
в предложении.
Таким образом, мы наблюдаем три вида выявления норм склонения
при использовании идеографического письма, как то: 1) склонение исходного
слога содержимого идеограммою понятия; 2) прибавление падежного суф¬
фикса непосредственно к самому знаку, и 3) отсутствие падежного окончания,
очевидно произносившегося при чтении самой идеограммы, но графически
никак не переданного.123
Все отмеченные три случая прослеживаются достаточно ясно:

166
ЯЗЫК ВАНСКОЙ КЛИНОПИСИ
1.	Полное повторение Фонетического чтения идеограммы вслед за самим
идеографическим знаком: iimtadi CTpPuzumamie KUR-ebam-e-di «я выступил
в страну Пузуниаини» (Сардуровск. летописи Y, стк. 11);
2.	Усеченное повторение Фонетического чтения вслед за идеограммою:
uuitadi ’Arquqmie KUR-ni-di karubi 'Arquqiim KUR-m-e «я выступил
в страну Аркукини, я покорил страну Аркукини» (там же, стр. 22);
3.	Идеограммы с падежным окончанием, добавляемым непосредственно
к ним: qutiadi «Qaldiedi EURIE-di 6TEIUiEBA-di 6ARDI-di DINGIR.
MES-anite OTpBiainuainte124 «обратился я (с молитвою) к богу Халду, богу
Тейшебе, богу Арди, к богам страны Биайны» (там же, стк. 2—3);
4.	То ate, по Формуле проклятия: turmini 6Qaldinie бТЕ1ШЕВА-ше
°ARDINI-nie DINGIR. MES-ше mekuui125 tim manum «виновника бог
Халд, бог Тейшеб, бог Ардин, боги проклятым (?) имя пусть сделают»
(Макинская, Зап. Воет, отд., XXV, стк. 10—12);
5.	Идеограммы, падеж которых не выявляется графическим дополне¬
нием Фонетического чтения падежного окончания: menu 6Qaldnue
бТЕ1ШЕВА 6ARDI kuulitum «его бог Халд, бог Тейшеб, бог Ард
пусть ниспровергнут (изничтожат)» (Corpus 13, оборотная сторона,
стк. 30—31).
Приведенные примеры в достаточной степени ясно указывают на то,
что отсутствие падежного оформления идеограммы далеко еще не свиде¬
тельствует о том, что слово стоит в неоформленном падежном виде. Поэтому,
определение падежных суффиксов не всегда точно устанавливается, когда
примеры берутся из идеографического письма.126
Некоторое затруднение в определении падежных окончаний пред¬
ставляет еще и частое присоединение особого идеографического знака
множественности MES. Предшествуя окончанию падежа, т. е. стоя между
ним и самою идеограммою, этот знак MES производит впечатление
отдельно читаемой приставки, независимой от следующего за ней падеж¬
ного суффикса. А так как падежное окончание, помещаемое после идео¬
граммы множественности, обычно уже само оформлено во множественном
числе, то при соблюдении графической точности в передаче Фонетического
чтения приходится дублировать множественное оформление слова. Очевидно,
что в этих случаях идеограмма множественного числа передает содержание
слова в его множественности, т. е. является тут чисто графическою особен¬
ностью, излишнею в чтении при оформлении слова суффиксом, и без того
стоящим во множественном числе.
6.	LUGAL KUR KUR «царь стран» (Никольский XY, стк. 8);

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
167
7.	LUGAL KUß KUR. MES-ue «царь страны стран» (Никольский XII,
стк. 10);
8.	LUGAL LUGAL-ue «царь царей» (Макинская, Зап. Воет,
отд., XXY, стк. 15);
9.	LUGAL LUGAL. MES «царь царей» (Никольский XV, стк. 8);
10.	LUGAL LUGAL. MES-ue «царь царей» (Никольский XII,
стк. 12).
С точки зрения соответствия графики самому чтению, восьмой пример
будет более выдержанным чем остальные, так как слово, воспринимаемое
во множественном, числе, передает это число падежным суффиксом роди¬
тельного падежа множественного числа -ие, непосредственно прилегающим
к идеограмме LUGAL. Этот пример, между прочим, подтверждает пра¬
вильность даваемого Н. Я. Марром толкования суффикса родительного
падежа -ие, как содержащего показатель множественности «и» и окон¬
чание родительного падежа «е».127
Пример девятый дает йдеограмму MES, приставленную к LUGAL
без какого-либо падежного оформления. Между тем, контекст вполне
аналогичен во всех трех приведенных нами Фразах (примеры 8—10),
следовательно, родительный падеж множественного числа налицо и в девятой
фразе, хотя графически и не выражен особо. Здесь мы имеем падежное
окончание, скрытое в самом идеографическом написании склоняемого слова,
что уже отмечалось и выше в примере пятом.
Наконец, пример десятый дает то же, как и в предшествующем,
начертание с идеограммою MES и сверх того с особо выраженным падеж¬
ным суффиксом (-ие). Нахождение и этой Фразы в том же построении
царской титулатуры позволяет сопоставить все три Фразы (примеры 8—10)
как различные варианты одного и того же выражения слов «царь царей».
А если это так, то в последнем примере наличие идеограммы MES
при суффиксе -ие уже излишне. Впрочем, напрашивается и иное объяс¬
нение с самостоятельным ч^нием данного идеографического знака, на
чем придется остановиться ниже.
Что касается примеров шестого и седьмого, то в первом из них
мы находим другой случай выражения множественного числа путем повтор¬
ного написания самой идеограммы KUR, равным образом без отдельного
выражения падежного суффикса, хотя слово 'стран’, несомненно, стоит
в родительном падеже (ср. примеры 5 и 9). В данной Фразе, при сопоста¬
влении ее с девятой, мы устанавливаем два способа выражения множе¬
ственного числа, а именно путем повторного написания KUR KUR 'страны’128

168
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
(в род. падеже 'стран’), и путем присоединения к основной идеограмме еще
особого идеографического знака множественности LUGAL. МЕЙ 'цари’
{в родит, надеже 'царей’). В связи с этим вскрывается содержание и седь¬
мой Фразы, представляющей более сложное написание, в котором KUR
KUR. МЕЙ-ue по аналогии с LUGAL LUGAL. МЕЙ-ue (пример 10) озна¬
чает не 'страны’, а 'страну стран’, т. е. Биайнский коллектив, царем
которого является 'царь царей’.129
Приведенные примеры указывают на Факультативность помещения
идеографического знака множественного числа при уже стоящем в том же
числе самом падежном суффиксе. Но все же случаи использования и того
и другого (MES-ue) для обозначения родительного падежа множественного
числа нередки. Отсюда можно притти к выводу, что в этих случаях идео¬
грамма множественного числа могла вовсе не отражаться в чтении самого
слова. Следовательно, и в DINGIR. МЕЙ-amte (пример 3) мы можем допу¬
стить такое же положение идеограммы МЕЙ и признать за падежное
окончание множественного числа одно -amte.
Впрочем, все эти примеры выдвигают еще и другой вопрос, а именно
о самостоятельном значении идеограммы MES, которая, не читаясь в отдель¬
ных случаях, что пришлось констатировать выше, в других случаях,
наоборот, могла читаться и как самостоятельное слово. На возможность
последнего указывают такие примеры, как:
11.	LUGAL KUR KUR. МЕЙ- a-ue «царь страны стран» или «царь
страны стран многих» (Макинская, Зап. Воет, отд., ХХУ, стк. 14);
12.	23 LUGAL. МЕЙ mujim MU МЕЙ aingubi «23 царя в один год
{в первый год) много я низложил» (Колагран, ИАН, 1932, стр. 87,
стк. 13).
В 11-ой Фразе Фонетическая приставка -а-пе скорее всего может быть
понята как содержащая кроме падежного окончания еще и исходный глас¬
ный самого выражаемого идеограммою слова подобно уже отмеченным
примерам с KUR-ш, Фонетически ebam. Но в данном случае гласный
исход «а» не может относиться к идеограмме KUR, читаемой в халдском
словом ebam, т. е., с отсутствием означенного гласного исхода. Отсюда
приходится заключить, что «а» является конечным звуком не слова ebam,
а какого-то другого, и скорее всего самого МЕЙ при его самостоятельном
чтении 'много’, 'многие’ и т. д.130
В Фразе 12 самостоятельное значение идеограммы МЕЙ выступает
еще ярче, так как трудно связать ее с предшествующими словами inujini
MU131 'один год’, по самому содержанию своему не допускающими присоелн-

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
169
нения названной идеограммы, если только не допустить крайне расширен¬
ного понимания текста в смысле захвата 23 царей в «первые годы».
Следовательно, и здесь легче всего можно истолковать идеограмму MES
в ее самостоятельном значении, хотя полной ясности в разрешении данного
вопроса у меня еще не имеется.
При таком подходе к пониманию идеограммы MES возможно, видимо,
изменение перевода некоторых уже приведенных Фраз, а именно:
13.	6Qaldi-ine бТЕШ1ЕВА-ше eARDINI-nie DINGIR. MES-ше...
ululi «бог Халд, бог Тейшеб, бог Ард, боги многие... пусть низведут»
(Изв. Арх. ком., вып. 37, стк. 25—28);
14.	LUGAL KUR KUR. МЕ§- a-ue «царь страны стран многих»
(Зап. Воет, отд., ХХУ, стк. 14) и т. д.
Спорность выдвигаемого здесь копроса о самостоятельном чтении
идеограмы MES все же налицо. Затруднение заключается в том, что, при
всей соблазнительности положительного ответа, все же различные вариации
в постановке этого знака в примерах 8—10 умещаются в одном и том же
контексте царской тигулатуры, и по всем данным нередают во всех Фразах
одно и то же содержание вне зависимости от отсутствия или присутствия
интересующего нас идеографического знака.
Особое положение идеограммы MEà прослеживается в ее значении
функциональной частицы, заменяющей не цельное слово, а суффикс мно¬
жественного числа, что не подлежит сомнению в ряде Фраз, иного, чем
отмечено выше, образования, как то:
15.	LU-aji-MEè ueli duubi «воинов я собрал» (Corpus 112. А. 4.
стк. 18);
16.	LU-quradmiii ueli dubi «воинов я собрал» (Сардуровск. лето¬
писи У стк. 2);
17.	LU-quradiiSii MEè kiddanuuli «воинов многих двинул»(Corpus 19,
передняя сторона, стк. 4).
Сличение первых двух Фраз указывает на соответствие LU-aji-MES и
quradmi-h, а тем самым на соответствие же идеограммы MES суффиксу -li.
Последний пример, наоборот, дает тот же знак MES наросшим или
сопутствующим слово, уже снабженное его Фонетическим эквивален¬
том -li, из чйго следовало бы заключить, что MES в этом примере может
быть легче понято не как суффикс, а как самостоятельное слово, если оно,
опять таки, не передает общего содержания предшествующего слова и не
должно быть, в силу этого, отнесено к числу чисто графических явлений,
не подлежа чтению.

170
язык влнской клинописи
Более определенно суффиксальное значение знака MES выступает
в строительных надписях, повествующих о сооружении врат и ниш:
18.	6Qaldiimli KA-li imdiiintuuali (Sayce 17, Corpus 66, стк. 4);
19.	eQaldimili KA imdiiuituuah (собрание Калантара M11, Corpus 56,
Tafel XIX, стк. 6—7);
20.	mili KA. MES zaatuuli 132 (Мхер-каиуси, Corpus 18, стк. 33);
21.	mili KA zaaduuali (там же, стк. 2).
Сопоставление примеров 18 и 20 с достаточною степенью очевидности
указывает на равенство знака MES, в данном его использовании, с суф¬
фиксом -li, тогда как примеры 19 и 21 вновь представляют неоформленную
идеограмму, явно стоящую во множественном числе, судя по оформлению
предшествующего mi-li (ср. также примеры 5, 6 и 9).
Таким образом, можно различное использование идеограммы MEÖ
свести к следующим основным вариантам: 1) идеограмма характеризует
множественность предшествующего слова и не читается вовсе вследствие
уже выраженного множественного числа в суффиксе падежа; 2) означает
постановку слова во множественном числе и читается соответствующим суф¬
фиксом множественности; 3) означает особое слово 'многий’ и может скло¬
няться во множественном числе, получая суффикс падежа или графически
тут же представленный, или вовсе не передаваемый графически, но выра¬
жаемый в чтении.
Приведенные нами примеры устанавливают, что склонение идеограмм
производится постановкою выражаемого идеографическим знаком слова
в соответствующем падеже, что внешне в большинстве случаев выражается
присоединением к идеограмме падежного суффикса. Таковой, как общее
правило, присоединяется полностью. Отдельные случаи, вроде DINGIR.
MES-e (Ташбурун, Никольский I, Corpus 21, стк. 21) вместо DINGIR.
MES-iue, требуют еще поверки, вследствие неясности эстампажей, в част¬
ности ^Ташбурунского, воспроизведенного Никольским на таблице IV.138
Все изложенное на примерах с идеографическим письмом не вносит
каких-либо изменений в приведенную выше схему склонения, установленную
по Фонетическому письму.
Формативы имен особых категорий
Образовательные частицы имен, кроме упомянутых выше именных
окончаний,134 прослежены крайне слабо. Пока ограничиваюсь указанием
лишь на некоторые из них.

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
171
Формативом имен места служит гласный «а»; 'Argunti-qm-a «место,
принадлежащее Аргиштию», «местопребывание Аргиштия» (Никольский
XI, стк. 1); 6Qaldin-a «место бога Халда». По аналогии с предыдущим
словообразованием можно и здесь усмотреть поссесснвную частицу -ш, пред¬
шествующую характеру места гласному -а и присоединенную к основе бо¬
жеского имени 6Qaldi, что дает оформление слова 6Qaldi-m «иринадлежащий
богу Халду», в котором гласный «а» заменил исходное «1» (6Qaldi-n-a)
так же как в ’Argun ti-фп-а произошла такая же замена в слоье фш
(фп-а). Отсюда имеем 6Qaldma КА в неоформленном падеже, см. 6Qaldinaa
KA-kai «пред воротами Халда»185 (Никольский XVII, стк. 10), в датель¬
ном падеже единственного числа 6Qaldina-m, см. 1011 Ardmi 6Qaldma-m К А
niribi... фгат «в городе Ардини (Мусасире) принадлежащую воротам бога
Халда жертву (?).... (он) захватил» (Келишин, Corpus 12, стк. 23—24);
alunie mnbe 6Qaldina-m КА qaulne «кто жертву (?) ворот бога Халда
захватит»138 (там же, стк. 28—29). В родительном падеже множ. числа
°Qaldma-ue КА (Corpus 16, стк. 5, 10; Corpus 18, стк. 16). В неофор¬
мленном падеже множественного числа °Qaldimli KA-li (Sayce 17, стк. 4;
Никольский XII, стр. 5 и др.); '‘Argiuitujimli (Никольский IX, стк. 5)идр.
Формативы племенных и географических названий фш, ш.
Первый из них является дальнейшим продвижением семантического зна¬
чения хорошо известного слова фш 'сын’, прослеживаемого в имевах
отчества, например лМепиа-фш ’сын Менуи’, и т. д. Присоединяемый
к племенным и топонимическим названиям фш выражает принадлежность
к коллективу в восприятии родового строя, как порождение эпонимного
героя и других разновидностей «тотема».137 В халдской речи дошедших до
нас письменных памятников этот термин выявляется в значительной сте¬
пени истертости уже как Форматив племенных имен и географической номен¬
клатуры, сохраняясь как в полной своей основе, так и в усечении двух
разновидностей: -ф и -ш. Например, стр Епа-ф «страна Эрах», где полное
окончание всплывав*'при склонении имени, как то: unitadiстр Епа-фт-e-di
«я выступил в страну Эрах» (Сардуровск. летописи V, стк. 12) и др.
Примером усечения фш—>т служит стр Etm-фш —*■стрEtiu-m (Хорхор,
Sayce 37, стк. 22) и стр Uehku-ф при параллельном чтении стр Ueliku-m,
восходящие оба к * Uehku-фш (см. Сардуровск. летописи V, стк. 17, 20
и пр.). 138 Имена, образованные при помощи этих Формативов, изоби¬
луют в халдских текстах, давая такие названия стран, как: Abiliam-ф,
Uehku-ф, Епа-ф, Lueru-ф и т. д.; Ueliku-ш, Etiu-m, Alzira-m,
Ad афт-m и пр.

172
язык влнской клинописи
Наличие данного суффикса -ш, в его широком распространении при
образовании географических имен, и отмечалось выше как одно из пре¬
пятствий к уточнению Форм надежа прямого логического объекта -ш на
примерах покоряемых народов и стран. Тот же суффикс, как отмечалось
выше, обычно требует после себя оформления идеограммы KUR с гласным
исходом -е (ebauie): Arququm KUR-me "Adaqum KUR-ше ’Luiprum
KUR-me (Сардуровск. летописи У, стк. 22—23); oipEriaqi KUR-ebame
(там же II, стк. 26) и др.
Формативы принадлежности (поссессивные частицы, Suffix der
Zugehörigkeit) -qini, -qi, -im, -m. Эти окончания, помимо отмеченных
случаев оформления этнических и топонимических терминов, где они
оказываются постоянными, сросшимися, с основою словообразовательными
-приставками, выступают еще в роли Функциональных частиц специального
назначения, придавая данному слову в данном его оформлении оттенок при¬
надлежности. Таково qini в отмеченных образованиях имен места ’Argiiuti-
qin-a, JRusa-qm-a и пр. В том же значении принадлежности имеем ряд при¬
меров той же приставки во множественном числе, как то ’Menua-qim-li,
J1Rusa-qini h и др., ср. ini E baduujie лМепиаше ’Iiupuumqimiue imdiiintum
Е. GAL iuidiinitum baduujie terum JMenua-qim-li tum «это здание ...139
Менуа сын Ишпуина соорудил, цитадель соорудил ..., установил Менуа-
хинили (принадлежащее Менус) имя ш» (Никольский III, стк. 2—7);
лМепиа-1П1-е-1 SAL-jilaaie “l’armai ini GIS-uldi “Tarma-qini-li tum
«Менуевой жены141 Таририи этот виноградник, Таририахинили (принадле¬
жащий Таририи) названный» (Халдоведение X, стк. 1—3).
В последнем примере усматривается образование прилагательного
принадлежности от собственного имени Menua с суффиксом принадлеж¬
ности -пи: лМепиа-Ш1 «принадлежащий Менуе —> Менуев», в родительном
падеже (лМепиа-ии-е) и с суффиксом отношения к определяемому слову
(AMenua-im-e-i).142 Возможно, что такого же рода образование представляет
и 6Qaldi-^i-li KA-h «принадлежещие богу Халду ворота —> Халдовы
ворота» (Sayce 17, стк. 4; собрание Калаптара Ш 11, Corpus 56, стк. 6
и др.), где стечение двух «i» может дать слияние их: eQaldimli KA-li (Ни¬
кольский XII, стк. 5). В таком случае сюда же подойдет и приведенное
выше ‘Qaldina КА и т. д.
Суффикс -qi, в отдельных случаях, указывает на принадлежность лица
к тому или иному племенному составу: JAbiliam-qi 'абилианихский’, 'из
племени Абилиани’; AIgame-qi 'иганский’, 'из страны Игании’ и т. п. Яе-
ляясь дериватом термина 'сын’ (qim), равным образом усекаемого в б:.

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
173
данный суффикс принадлежности и по Форме своей ничем не отличается от
приставок в именах отчества, ср. Argiiutie-qi 'сын Аргпштия’ и др. При
таком совпадении внешней Формы, только контекст устанавливает оттенок
каждого суффиксального придатка, т. е. выясняет, имеем ли мы в ка¬
ждом конкретном случае имя отчества или же принадлежность к стране-
племени. Ср. uintadi CTpAbiliamqiniedi URU. MES GIBIL-bi KUR-ш atubi
nunabi JMurnmm *Abihamqi matuali j6Sardunmh kurili «я выступил в Аби-
лиапих, города я сжег, страну полонил. Пришел Мурини абилианпхский обнял
Сардуровы. колени» (Сардуровск. летописи II, стк. 35—38); кагиш
•’Raniuum LUGAL CTpRuimiamei KUR-ebamie катит "Diutimm ’Igameqi
«покорил он Рашуни царя страны Руишиани, покорил он Днуцина пганского»
(там же, стк. 50—52).
Наконец, суффикс -ш в значении принадлежности имеет широкое рас¬
пространение, придавая оформляемому им слову тот же объективный ха¬
рактер и являясь по существу ничем иным как обычным окончанием
дательного падежа (dativus possessivus). Ср. l6Sardun-ui-li kun-h «принад¬
лежащие Сардуру колени —*■ Сардуровы колени» и др., о чем см. в разборе
окончания дательного падежа и в анализе разновидностей значения падеж¬
ного суффикса -т. 148
Тот же суффикс дательного падежа -ш прослеживается и в его Функ¬
ции выражения обстоятельств времени в слове ta-ra-m 'зимний’. MU
taram 'год зимний —»• зима’, ср. грузин, zam-bar 'зима’, буквально 'год
зимы (холода)’ при его антиподе zacp-qul <— *zam-qul 'год жары —*•
—> лето’:144 lkukam MU taram unitadi стр Etiumedi «вслед затем в год хо¬
лода (зимою) я выступил в страну Этяуни» (Sayce 49, стк. 13).
Имеется основание отметить суффикс -т и в роли Форматива от¬
глагольных имен, сходных по своему образованию с глагольными при¬
частиями, ср. ti-m 'названный’, 'название —*• имя’, о чем см. подробнее
в главе о структуре халдской речи, § 41. Вопрос о нормах словообразований,
в частности и об отглагольных именах существительных, прилагательных,
тут же и причастиях^ халдском языке еще не разобран, и материал пись¬
менных источников с этой стороны анализу не подвергнут.

ПРИМЕЧАНИЯ
1	См. работы Н. Я. Марра: Надпись Русы II из Маку, Зап. Воет. отд.. XXV; Материалы по
халдской эпиграфике из командировки Орбели в Турецкую Армению, Зап. Воет, отд., XXIV;
Надпись Сардура П сына Аргиштия в Даш-Керпи, Зап. Кавказского музея, серия В-1;
Надписи Сардура второго из раскопок западной ниши, Археологическая экспедиция
1916 г. в Ван, из г. Русск. Арх. общ., 1922.
2	См. Н. Я. Марр, Надписи Сардура второго из раскопок западной ниши на Ванской скале,
стр. 61.
3	См., например, там же, стр. 30.
4	Я, пока еще, не вижу оснований отказываться от прежнего своего утверждения о том, что
падеж логического субъекта при переходном глаголе читался полностью -ше. Редкие на¬
писания собственных имен с окончанием на «ш» не производят на меня того же впечат¬
ления как на С. F Lehmann-Haupt, который находит «die Schreibung des Namens Is-pu-i-
-ni-is statt wie gewöhnlich -ni-se für die Aussprache bedeutungsvoll» (Corpus 10). Мне ка¬
жется, что единичные случаи написания подобного рода сокращений не противоречат
общему правилу полного начертания знака ше и полного же его чтения, см. в главе
о структуре халдской речи § 2.
5	Например, Corpus 15, лицевая сторона, стк. 3: лМе-i-nu-u-a-ine и др.
6	Например, Сардуровск. летописи IV: KUR-e-ba-ш u-ki-di a-bi-li du-u-bi (стк. 18); KUR-e-
-ba-m u-ki-e-di a-bi-li du-bi (стк. 24).
7	При усеченном написании qmi -> qi мы нередко встречаем его чтение qe, выраженное
в самой графике: Iin-pu-u-i-m-e-qe (Corpus 15, лицевая сторона, стк. 12, ср. Corpus 19,
верхняя сторона стк. 3), так же как и при полном qim наблюдаются случаи оттенения
исходного гласного написанием qini-e: Sar-du-u-ri-e-qi-ni-e-nie (Corpus 4; cp. Corpus 10).
8	См. Сардуровск. летописи, указатель под словом ebani.
9	Данная Фраза, для большей ясности разновидностей написания слова еЬаш, представлена
мною с раскрытием Фонетического чтения идеограммы страны KUR.
10	Возражения J. Friedrich против такого моего истолкования Форм Ueli-ku-qi и Ueli-ku-ni
мне непонятны, так как сам же он сопоставляет Uelikum с Uelikuqini при наличии
тут же Uehkuqi, не возражая против тождества всех этих имен. Разновидности падежных
окончаний данного собственного имени правильно указываются J. Friedrich, но это не ме¬
няет моего толкования самого топонимического названия, в котором ш, как усеченная
Форма от qini, слилась с основою, воспринимая падежные окончания как одно цельное
слово. Поэтому, падеж прямого объекта правильно усматривается в Uelikum-m, но нет
данных для восстановления направительного падежа в Форме *Ueliku-(i)nï-edi, как не¬
правильно было бы установление *Etiu-(i)ni-edi, от имени страны Etium, равным образом
•вышедшего из Etiuqim. См. J. Friedrich, Zur urartäischen Nominalflexion, стр. 268
(Zeitschr. f. Assyr., NF, VI).
11	Постановка ebanie при собственных именах, кончающихся на qi и ш, строго соблюдается
в летописях Сардура, но далеко не везде в других текстах выдерживается в той же точ¬
ности (ср., например, Никольский V, где стоит qa-u-bi Æriaqi ebani, вместо ebanie, как
ожидали бы мы). В данном случае нам важен этот оттенок, улавливаемый в письме одного
составителя, очевидно не случайно придерживавшегося указанного правила. Таким обра¬
зом, приходится признать, что халдское письмо находится еще в состоянии невыработан-
ности системы, обязательной для всех писцов. Одни из них передавали более точно детали

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
175
языковой структуры, тогда как другие были менее точны в передаче графем, что, равным
образом, затрудняет анализ языка.
12	По поводу этих двух примеров, послуживших для J. Friedrich основанием к выделению
особого дательного падежа на «a» (Caucásica, VIII, стр. 118), нужно заметить, что текст
надписи Цолакерт (Ташбурун, Никольский I) крайне дефектен в даваемом Никольским
воспроизведении на таблице IV.
13	Ср. Caucásica, VIII, стр. 118.
14	Таким образом, отпадают и мои предположения о наличии в хилдском дательного падежа
на «а», см. Халдоведение, стр. 188 и 200, надписи VÜ и XIII.
16	Caucasicn, VIII, стр. 118, 122 и др.
16	Там же, стр. 119.
17	См. § 50 главы о структуре халдской речи.
18	Caucásica, VHI, стр. 118 сл. Впрочем, genitivus possessivus по своему значению близок к da¬
tivus possessivus, но отсюда еще не следует, что родительный падеж тождественен датель¬
ному по своему оформлению. При классификации грамматических оформлений приходится
считаться не только с содержанием, но и с Формою, Форма же дательного падежа, как
увидим ниже, резко отличается от родительного.
19	Caucásica, VJIÍ, стр. 122.
20	Или «бога Халда величию», см. § 50 главы о структуре халдской речи.
21	Ср. А. Götze, Zur Kelúcliin-Stele, стр. 101 и 105.
22	Caucásica, VIII, стр. 118, орим. 3.
23	Или «бога Халда величию», см. § 50 главы о структуре халдской речи.
24	См. предыдущее примечание.
25	Или «бога Халда могуществу» (для бога Халда могущества), см. § 50 главы о структуре
халдской речи.
26	Разбор Формы 6Qaldi-m с возможностью установления одной лишь основы Qaldi, см. § 50
последней главы нашей работы.
27	Наличие полной Формы 6Ardim устанавливается достаточно точно, см., например, 6ARDI-
ni-kai (Макинская, стк. 12, Зап. Воет, отд., XXV), где при kai собственное имя должно
стоять в неоформленном падеже, ср. ^Menua-kai (Corpus 21, стк. 3).
28	Другое толкование того же термина, как получившего нарост прилеп в порядке суФФИ-
ксации отношения при одной только основе Qaldi, см. § 50 главы о структуре халдской
речи.
29	О взаимоотношениях дательного падежа и падежа логического субъекта непереходных
глаголов см. ниже, а также в §§ 1. 3, 13 главы о структуре халдской речи.
30	Или «для бога Халда могущественнейшего», если шшпашш является прилагательным
в сравнительной степени, см. §§ 18 и 50 главы о структуре халдской речи.
31	Или дательным же падежом принадлежности от усеченного имени 6Qaldi-m с суффиксом
отношения к слову uinmaim-ni, если последнее оказывается существительным, см. § 50.
32	Caucásica, VII, стр. 81; VIII, стр. 116, прим. 1 и 6; С. F.Lehmann-Haupt, Klio, 24, стр. 153 и др.
.83 В точности, и но моему мнению бесспорно, устанавливается в работах J. Friedrich,
см. Caucásica, VII, стр. 57—61. Падежное окончание логического субъекта не на одно
только -ше указывал и А. Götze, но он не уточнил распределения Форм падежного окон¬
чания между перехо,1$1лм и непереходным глаголом, что впервые и вполне убедительно
провел J. Friedrich.
84	См. выше в главе о переходных глаголах.
35	См. §§ 11, 12 главы о структуре халдской речи.
36	См. Н. Я. Марр, Грамматика чанского (лазского) языка; И. А. Килшидзе, Грамматика
мингрельского (иверского) языка, Мат. по яФетич. языкознанию, II и VII.
37	С. F. Lehmann-Haupt полагает, что и полный слоговой знак -ше читался одним своим со¬
гласным звуком, см. Corpus 10. Того же мнения придерживается и ряд аругих исследова¬
телей, в их числе А. Н. Sayce. Основываясь на отмечаемых здесь соображениях чисто гра¬
фического свойства халдского письма, а именно на том, что помещение усеченной Формы

176
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
не представляло особых затруднений писцу, прибегавшему, однако, к этому крайне редко,
а также на Фонетических и морфологических параллелях из кавказских языков, я не
имею основания отказываться от констатирования в халдском наличия полной Формы
падежа логического субъекта при переходном глаголе -ше. Усеченное написание одного
консонанта -ш окажется, при таких условиях, редким его разночтением.
38	Такого положения не оспаривает и J. Friedrich; см. Caucásica, VII, стр. 67; VIII, стр. 137,
прим. 2 и др.
39	Перевод идеограммы 'храм’ оставляю здесь условно, так как базы колонн, на которых
наносятся данного рода надписи, обычно приурочиваются храмовым зданиям. Но давае¬
мое С. F. Lehmaun-Haupt Фонетическое чтение данной идеограммы аше в значении «Тет-
pel» (Corpus 4, Zeitschr. f. Assyr.. 1892, VII, 267) оспаривается J. Friedrich (см. Archiv
Orientalni, IV, № 1, стр. 55 сл.).
40	Оставляю эту Фразу без перевода, так как содержание термина tuqi не достаточно ясно,
и высказанные J. Friedrích сомнения по этому поводу представляются мне не лишенными
основания, см. Zur urartáischen Nominalflexion. Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 269. Eo
сам же J. Friedrich переводит Фразу ah-LU-tuqi eiutim zadubi «welche Gefangeneu ich
darin (?) machte», см. Caucásica, VII, стр. 76.
41	T. е. всю дань, причитающуюся Аргиштию (genitivus possessivus), Диаухини принес ->
дал. За словом теше сохраняю перевод J. Friedrich, в одних местах условный (см. Cau¬
cásica, VII, стр. 65), в других более решительный (Caucásica, VIII, стр. 133, прим. 1).
42	J. Friedrich неверно читает tulietuuni, см. Caucásica, VIII, стр. 140.
43	Предположительную этимологию слова аше см. J. Friedrich, Caucásica, VIII, стр. 12ГГ
прим. 3.
44	Ср. uuna-a-li л1шришт-т ^i6Sardureqe дМепиа ^Iiupuuiniqe, где одно действующее лицо*
( л1шрии1ш-ш) стоит с суффиксом -ш, а другое ( лМепиа) в неоформленном падеже, Cor¬
pus 12, стк. 26—27.
45	См. Caucásica, VE, стр. 53—57, 58—60; VIII, стр. 114.
46	Или «для бога Халда могущества» (в инструментальном значении «бога Халда могуще¬
ством »), см. § 50 главы о структуре халдской речи.
47	См. предыдущее примечание.
48	Глагол nun-a-bi 'приблизился’, 'пришел’.
49	Значение храма за словом аше устанавливает С. F. Lehmann-Haupt, Corpus 4. Возражения
против этого развиты J. Friedrich в Archiv Orientalni, IV, J\£ 1, стр. 55 сл.
50	То же указание на неясность суФФикса -ш в собственных именах делает и J. Friedrich,.
Caucásica, VII, стр. 55. Все же привлечение разных контекстов с теми же самыми соб¬
ственными именами с несомненностью доказывает случаи постановки их с падежным
окончанием -ш, о чем см. ниже.
51	Перевод gunuina словом 'добыча’ условен.
52	Имя царя может быть понято и как стоящее в падеже прямого объекта (-ш), в таком слу¬
чае получим перевод «Циналиба, мужчин (и) женщин я полонил».
53	Во всех этих примерах я даю раскрытое чтение идеограммы страны.
54	Caucásica, VII, стр. 56—57.
55	Условно оставляю перевод С. F. Lehmann-Haupt (Corpus 4), оспоренный J. Friedrich в части
чтения идеограммы здания словом аше, см. Archiv Orientalni, IV, № 1, стр. 55 сл.
56	Или «установил бога ^лда город название» т. е. дал название Халда-град, см. §§ 40
и 41 главы о структуре халдской речи.
57	Ср. о том же в Caucásica, VIII, стр. 116. Соглашаясь с тем, что родительный падеж сме¬
шивает окончания -e с -i, J. Friedrich все же часть подобного рода образований, в част¬
ности и 6Qaldi-e euri-e, относит к дательному падежу, о чем подробнее см. в заключитель¬
ной главе и в главе о структуре халдского языка §§ 4—8, 12.
58	Или «бога Халда величию», «для величия бога Халда».
59	Caucásica, VIII, стр. 118 сл.
60	Caucásica, VIII, стр. 122.

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
177
61	Этот глагол имеет значение 'дарить’ лишь в переносном смысле как дальнейшее развет¬
вление основного значения 'приводить’ -> 'приносить* -> 'давать’ || 'дарить’.
62	Caucásica, VIII, стр. 122.
63	J. Friedrich отмечает три окончания для родительного падежа, как то: полное (Pieneschrei¬
bung) -ei и усеченные -е или -i, Caucásica, VIII, стр. 115—118.
64	См. § 50 главы о структуре халдской речи.
65	Слову mam исследователями настоящего времени придается значение 'этот*, см. А. Götze,
Zur Kelischin-Stele стр. 113; тоже J. Friedrich, Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 284 и др.
Если это подтвердится последующими изысканиями, то в значении 'города* останется
только patari.
66	См. § 50 с более подробным обоснованием суффиксации отношения на кавказских яфети¬
ческих параллелях.
67	Нарост на основу имени суффикса -пи, а не обычного для дательного падежа -ш, указы¬
вает скорее всего на то, что в данной Форме перед нами не dativus, а прилагательное
принадлежности (Adjektiva der Zugehörigkeit), образовываемое приставками -qini, -ini,
а, может быть, и -ш, что и отмечает J. Friedrich в 7-й главе Beiträge zu Grammatik und
Lexikon des Chaldischen, Caucásica УНТ, стр. 126 сл., cp. ¿Rusa qmiili) «принадлежащий
Русе», *Menua-im-(ei) «принадлежащий Менуе», ^Sarduri-m- (h) «принадлежащий Сар-
дуру» и т. д. Такие собственные имена, получающие значение прилагательного, скло¬
няются, в связи с чем и могло образоваться разбираемое нами оформление слова лМе-
nua-im-e-i.
68	Вернее инструментальный или орудийный падеж (genitivus instrumentalis), см. §§ 8 и 12
главы о структуре халдской речи.
69	Или «волею бога Халда владыки», буквально «владыкою Халдом», т. е. или genitivus
possessivus или genitivus instrumentalis.
70	Слово badujie перевожу условно, о чем см. выше.
71	Или «бога Халда город название», так как впереди стоит глагол ter-u-m 'установил*.
В этой надписи любопытно смешение понятий цитадели (городища) с городом, о чем уже
пришлось говорить выше, а именно: в четырех предшествующих строках надписи (6—9)
говорится о сооружении Халдовых ворот и цитадели-дворца E. GAL, названных eQaldi-i
patari, т. е. 'Халда-городом*: б Qaldimi-li КАmidiimtu-n-ahЕ. GAL midiimt-u-mbaaduujii-e
ter-u-ш ¿Qaidi-i paatan tum (стк. 6—11). По этой надписи оказываются тожде¬
ственными E. GAL и patari, см. Мещанинов, Этимология халдского термина patari;
Р. М. Шаумян, К интерпретации халдского термина patari, Яфет. сборник, VI, 1930 г.,
стр. 51—62.
72	«Мужчин и женщин, принадлежащих воинам (genitivus possessivus), я привел». Отсюда
получается и тот смысл Фразы, на котором настаивает J. Friedrich, а именно: «мужчин
и женщин (добычу) воинам я дал», Caucásica, VIII, стр. 118, 124.
73	Здесь, как и дальше, я даю раскрытое Фонетическое чтение идеограммы страны KUR
с ее Фонетическим дополнением полным или усеченным.
74	Или «волею бога Халда владыки», «владыкою Халдом», о чем см. выше в объяснениях
примеров с родительным падежом.
75	Или «бога Халда величию», см. § 50 главы о структуре халдской речи.
76	Или «бога Халда величию».
77	Caucásica, Vni, стр. 128—129. Л^гое дело, что дательный падеж может получать оттенок
инструментального, но это будет dativus instrumentalis, а не ablativus, о чем см. в главе
о структуре халдской речи, §§ 8 и 13, ср. также Caucásica VII, стр. 57, где высказываются
некоторые колебания по поводу высказываний А. Götze о разнохарактерности суффикса -ш.
78	Caucásica, VIII, стр. 128—129.
79	По поводу признания слова alsumuui за существительное в дательном падеже у меня
имеются некоторые колебания, каковые подробно развиты в главе о структуре халдской
речи, § 50. Отрицать предположения J. Friedrich о том, что alsuime является существи¬
тельным, я с полною уверенностью все же не могу.
И. Мещанинов
12

178
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
80	Си. §§ 18 и 50 главы о структуре халдской речи, где, на основе кавказских паралле¬
лей, высказывается предположение о наличии и в халдскон языке образования степеней
сравнения имен прилагательных на -ше || -ни.
81	Или «для величия бога Халда», о чем см. выше.
82	Именно эти сопоставления и заставляют меня не торопиться с окончательным отказом от
признания alsuiinini, шпташпи за прилагательное в сравнительной иди превосходной
степени.
83	См. Caucásica, VIII, стр. 128—131.
84	Там же, стр. 129.
85	Там же.
86	См. там же.
87	Caucásica, Vm, стр. 118, прим. 3.
88	См. заключительные выводы и следующую за ними главу о структуре халдской речи, §§ 4,
6—8, 13.
89	См. там же, §§ 13 и 17.
90	Или «бога Халда величию», «для величия бога Халда» если alsuimmi является существи¬
тельным.
91	См. §§ 7 и 13.
92	Caucásica, VIII, стр. 129. Ср. §§ 8 и 13 главы о структуре халдской речи.
93	«Величием бога Халда», о чем см. выше.
94	Об условности перевода gnn-nmri-e уже говорилось выше.
95	См. в заключительной части и в последующей за нею главе о структуре халдской речи,
§§ 1, 3, 13.
96	Относительно полной Формы Qaldmi см. в главе о структуре халдской речи § 50.
97	См. §§ 7, 8 и 13. Различные значения суффикса -ш, как падежного окончания, см. также
у A.’Götze, Zar Kelischin-Stele, стр. 104.
98	Или «могуществу бога Халда», а при инструментальном значении дательного падежа,
и «могуществом бога Халда», см. § 8.
99	Или «бога Халда величию», см. выше.
100	См. предыдущее примечание.
101	См. предыдущее примечание.
102	Перевод слова bidiui мне не ясен. Условно даю подходящее по контекстам значение
‘жертва’, ‘подношение’.
103	Слово gunuma не вполне ясно. J. Friedrich переводит его «Kampf», см. Caucásica, VII,
стр. ЬЗ—84; Zeitschr. f. Assyr, NF, VI, ст. 280.
104	Или «для бога Халда могущества», «могуществом бога Халда», см. § 50 главы о струк¬
туре халдской речи.
105	Ср. предыдущее примечание.
106	См. предыдущее примечание.
107	См. § 50.
108	Встречающиеся затруднения в окончательном признании за -aiute значения множествен¬
ного числа направительного падежа приведены J. Friedrich в статье Zur urartäischen
# Nominalflexion, Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 273, где к единственному, говорящему
за такое признание, примеру DING1R. ME§-aiute приводится случай образования мно¬
жественного числа того же пг^Ька на -di, а именно в Ванской надписи Сурб Погос:
c*pEtiuqina-e-di LUGAL. МЕЙ-di (Corpus 13, оборотная сторона, стк. 7).
109	Во всех приводимых примерах мною дается раскрытое Фонетическое чтение идеограммы
страны KUR.
110	Выше отмечалось, что при собственных именах, имеющих исходным слогом -qi или -ш,
сопровождающее их еЪаш воспринимает в конце еще гласный звук -е (еЪаше).
111	Возможно, что порядок обратной расстановки слов, с помещением глагола в конце,
является особенностью живого (народного) языка, нормы которого проникали и в письмен¬
ную речь, см. глава о структуре халдсного языка § 49.

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН
179
112	С сделанною выше оговоркою относительно некоторой неясности последнего падежного
окончания.
113	Или «для могущества бога Халда»», «могуществом бога Халда о, см. § 50.
114	Форма народной речи, см. §§ 36 и 49.
115	Впрочем, если будет окончательно установлено, что основою имени Халда служит только
Qaldi, наросты же слогов -ni являются падежными и суффиксальными окончаниями, то
и в данном случае 6Qaldim uuitabi, субъект окажется стоящим с падежным окончанием
-ni ( 6Qaldi-ni), а вовсе не в неоформленном падеже, см. § 50.
116	См. о том же в Caucásica, VII, стр. 59.
117	Относительно Формы множественного числа направительного падежа уже была сделана
выше оговорка о возможности видеть ее и в суффиксе -di; LUGAL. МЕЙ-di (Corpus 13,
оборотная сторона, стк. 7), если только здесь мы не имеем суФФикса отношения к пред¬
шествующему названию страны Этиуни, стоящему с тем же падежным окончанием.
118	Если выяснится, что основою божеского имени является только Qaldi (о чем см. выше),
то придется прилнать, что второе помещение этого имени с конечным -ш (Qaldi-m) полу¬
чило оформление падежа логического субъекта непереходного глагола, т. е., что в зна¬
чении звательного падежа используется падеж субъекта, а именно — или неоформленный,
или же суффиксированный на -ш, см. §§ 1 и 15.
119	См. Caucásica, VIII, стр. 118; Халдоведение, стр. 188.
120	В последнем случае надлежит иметь в виду крайне дефектное состояние надписи, почему
и ссылка на нее не является еще достаточною.
121	Точнее: «всех мужчин собрав (<-сделав)», если правильно наше отнесение manu
к числу причастных Форм, о чем см. в главе о структуре хал декой речи, § 40.
122	См. там же, § 51.	,
123	Идеограммы могут использоваться и для обозначения действия. Такие идеограммы-глаголы
обычно снабжаются суффиксом лица, например URU. MES GIBIL-bi qarqar ши-bi «города
я сжег, я разрушил» (Сардуровск. летописи I, стк. 14). Но и здесь бывают случаи, когда
глагол выражается идеограммою без графического дополнения местоименной частицы
подразумеваемой в самом идеографическом чтении, ср. URU. МЕЙ GIBIL qarqar nii-tu-h
«города (они) сожгли, разрушили-они-их» (там же, стк. 30, фраза в построении народной
речи).
124	Имя страны Биайны в этом контексте оказывается определителем к тут же стоящим
«богам» (DINGIR. МЕЙ-amte) и потому могло воспринять их окончание -amte в порядке
суффиксации отношения, см. § 50 главы о структуре халдской речи.
125	Значение слова mekuui неясно и даваемый мною перевод его весьма условен. Это слово
налично и в Келишинской билингве, но А. Götze не установил его ассирийского эквива¬
лента. В билингве mekuui раяным образом связано со словом 'имя*, представленным дру¬
гою основою zilbe: mekuui 6Qal(dinie) (znljbe qiuraaedi kuludn(e), в переводе A. Götze «so
sollChaldi seinen Namen vom Erdboden vertilgen». C. F. Lehmann-Haupt разделяет mekuui
на два слова: me kuui, см. Corpus 12, стк. 35—36; A. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 121.
126	То же самое, как отмечалось выше, мы имеем и в идеограммах-глаголах.
127	См. Н. Я. Марр, Надпись Русы П из Маку (Зап. Воет, отд., XXV, стр. 34): «мн. число на
-и. Этот суффикс в предложенном именно виде сохранился в сванском, если это не усечен¬
ный вид суффикса -иг || -ог и здесь он также встречается спорадически. Поскольку -п на¬
ходится в связи с полугласным w, п^меднин—с согласным v и различными его губными
разновидностями (m || р -> b -> ф); этот показатель множественности распространен по боль¬
шинству яфетических языков, особенно же характерен в кругу древнеписьменных для
эламского языка»...«(в слове Biaiua-ue) мн. число снабжено еще гласным характером
Р. падежа -е, так что слово в полной Форме... звучит Biaynawe (граф. Biamaue)», ср.
Н. Я. Марр, Определение языка второй категории Ахеменидских клинообразных надпи¬
сей, Зап. Воет, отд., XXII, вып. 1—2, § 17, стр. 48 сл.
128	Повторение одной и той же идеограммы для выражения множественного числа широко
практикуется вообще в клинообразной системе письма, но едва ли мы имеем здесь только
12*

180
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
графическую передачу множественности. Ср. такую же передачу, пережиточно сохра¬
нившуюся и в живой речи Кавказа, например, армянское karkar 'куча камней’.
129	Такого различения не делает J. Friedrich, объединяющий LUGAL KUR. KUR и LUGAL
KUR KUR. MES-ue одинаковым переводом их «König der Länder», Caucásica, VlIL
стр. 123.
130	H. Я. Марр, этимологизируя окончание -аие, относит к падежному суффиксу только -не,
предшествующее же ему «а» считает за гласный исход основы или прилагательного
«многий» или же «страны)), выраженной не обычным еЬаш, а каким то другим словом,
оканчивающимся на «а», см. Надпись Русы П из Маку, стр. 34—35.
181 После вторичного просмотра хранящегося в Эривани эстампажа Колагранской надписи
я убедился в ошибочности моего прежнего чтения mujinii МЕ§ anigubi (пш-ji-nl-i MEÖ
аш-gu-bi). Вернее будет чтение пш-ji-m MU МЕ§ аш-gu-bi, ср. ИАН, 1932, стр. 87,
стк. 13.
132	Форма народной речи, о чем см. выше в главе о переходных глаголах, а также в главе
о структуре халдской речи, §§ 36, 49.
133	Мат. по археол. Кавказа, V, 1896.
134	См. также § 10 главы о структуре халдской речи.
135	Послелог kai ставится при неоформленном падеже, ср. *Menua-kai (Ташбурун, Николь¬
ский I, Corpus 21, стк. 3) и др., см. § 26 главы о структуре халдской речи.
136	Перевод А. Götze «Wer die Opfertiere (?) aus den Toren des Chaldi wegbringt» неточен,,
поскольку он касается халдского текста. Прежде всего неверен перевод глагола qaulie
«wegbringt». Этот глагол хорошо известен по таким Фразам как qaubi r<>pQiequm KUR-ni
«я захватил страну города Киехуни» (Никольский VIII, стк. 3) и др. Придавать в данной
Фразе глаголу qaubi значение 'уносить* невозможно, следовательно нет оснований
к такому же его переводу в приведенных нами строках Келишинской билингвы. В связи
с этим изменяется и даваемый А. Götze перевод предшествующих слов «из ворот бога
Халда», см. Zur Kelischiu-Stele, стр. 117.
137	См. Мещанинов, Циклопические сооружения Закавказья, Изв. Ак. ист. мат. культ.,
т. ХП1, вып. 4—7, 1932, стр. 75 и др.
138	Это совершенно ясное для меня семантическое продвижение термина qim в Функциональ¬
ную частицу-Форматив топонимических названий оспорено J. Friedrich, хотя он же объеди¬
няет Uelikuqi и Uehkunl общим для них прототииом *Ueliku-qmi, см. J. Friedrich, Zur
urartäischen Nominalflexion, Zeitshcr. f. Assyr., NF, VI, стр. 268, cp. J. Mescaninoy,
Die Inschrift von Nor-Bajazet, Arch. f. Orientforsch., VI, стр. 275.
139	В виду спорности значения слова badujie оставляю его здесь без перевода.
140	Толкование слова tini как существительного и как причастия, см. § 40 главы о структуре
халдской речи.
141	SAL-jilaai не достаточно ясно в его переводе. По контексту оно может означать и 'жену’,
и 'дочь*, ср. Caucásica, VIII, стр. 116.
142	См. § 50 главы о структуре халдской речи.
143	См. там же, §§ 18 и 17.
144	См. Н. Я. Марр, Заметки по яФетическии клинописям, Изв. Ак. ист. мат. культ., т. Ш.
1924, стр. 301—304.

АНАЛИЗ ПРИВЕДЕННОГО МАТЕРИАЛА
НА БАЗЕ ЯФЕТИЧЕСКИХ ЯЗЫКОВ
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ВЫВОДЫ

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
ПО ДАННЫМ ЯФЕТИЧЕСКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ
При существующей группировке кавказских яфетических языков на
сибилянтные и спирантные, халлский относится к мешаной группе, заклю¬
чающей в себе, в своих ведущих признаках, элементы и тех и других.
Так, спирантный слой выявляется в нем в ряде широко распространенного
корнеслова, давая вполне закономерные Формы по установленным правилам
звуковых соответствий между ветвями и группами яфетических языков
(свист, d—>■ Ó И шип. d—>■О-V-спирант, g —>q, и огласовка в свист. е||шип.
а -v-спир. e/i). Например, свистящему грузинскому de-y 'сын’, в его
основе den, выявляемой глаголом áeu-a 'приобретать’, 'рожать’, в шипя¬
щем чанском соответствует *dan—>í)an 'уродиться’, 'роста’ (о плодах),
а в спирантном слое халдского qen-e 'сын’, 'порождение’ (графически
фш), т. е. полностью по указанной выше норме звуковых корреспонден¬
ций: свист, den II шип. *dan —► йап-^спир. qen. Сибилянтный слой, шипящий,
в халдской речи выявляется, равным образом, в корнеслове, так, например,
грузинскому tel-i 'год’, в чанском (шипящем) должно было бы соответ¬
ствовать по тем же нормам и при соответствии свист. 11| шип. г: *tar-e
'год’, сохранившееся со свистящим перебоем tan-a 'год’ в чанском же,
откуда (tar) с палением аффриката (t\t||m) получаем tar-e (<— tar-e)
и male (<— tal-e). Первое из них, tar-e налично в армянском, а второе,
ша1-е, в халдском в том же значении 'год’ и т. д. Приведенными приме¬
рами, каковые можно расширить до желаемых пределов, определяется, пока
по корнеслову, место халдского языка среди яфетических с отнесением его
к спирантно-шипящему мешаному типу.1
Структурное определение халдского языка не ограничивается одним
только корнесловом. Связь халдского с языками шипяще-спирантной
группы ясно выражается и в образовании морфологических частиц, что
позволяет подойти ff анализу халдской речи с определенным коррек¬
тивом со стороны родственных яфетических языков Кавказа.2 Тем самым
в значительной степени укрепляется основа для исследовательского подхода
к клинописному тексту древнего Вана, проводившемуся пока, главным

184
ЯЗЫК ВАНСКОИ клинописи
образом, с учетом норм семитической речи Ассирии и лишь частично
хетгской.
Привлекая сюда же и параллели из кавказских языков, к числу
которых принадлежит и сам халдский, приобретается тем самым большая
уверенность в правильности тех или иных грамматических определений,
а в связи с этим и в правильности предлагаемых переводов текстов
с наиболее ответственной и в то же время слабо изученной стороны,
со стороны структуры.
Отметим наиболее характерные параллели с преимущественною
ссылкою на один из яфетических языков, на чанский, и, частично,
на грузинский:3
1.	В Формативе имен (именные окончания) мы наблюдаем полное
схождение халдского с чанским. В последнем Формативом имен служат
гласные а, е, 1, о, и. В халдском они же: гласные а, е, 1, и (в графике
клинообразного письма гласные «о» и «и» не различаются):
а:чанск. пап-а 'мать’, срогЗа 'рубашка’, Зот-а 'волос’; халдск. Ьиг-а
'раб’,4 Вшп-а (геогр. назв.), ТеппеЬ-а (собственное имя) (сравнительно
редко).
е:чанск. Ьег-е 'мальчик’, поЗ-е 'лучина’, qestan-e 'каштан’; халдск.
ша1-е 'год’, ^ец-е 'сын’, рй-е 'канал’ (сравнительно часто).
1:чанск. <рш!-1 'корова’, коЗ-1 'человек’, (каг-1 'вода’; халдск. еЬап-1
'страна’, еиг-1 'владыка’, кар-1 'камень’ (широко распространенный).
и||о:чанск. Ьог-о 'девушка’, «^Л-и 'мельница’, пик-и 'подбородок’;
халдск. иЬаг<1-и 'веление’ (редко).
2.	В чанском языке именное окончание сохраняется во всех падежах.
То же самое наблюдаем и в халдском: чанск. 'волос’ имен. Зот-а, логич.
субъект (дательн. местоименный) Зот-а^, родит. Зот-а-ш1, отлож. Зот-а-
-ше, творит. Зот-а-Зе, направит. Зот-а-ша, дат. Зот-а-э. В халдском:
имен, (неоформленный) Меии-а, В1ат-а, логич. субъект (родит, полной
Формы) Мепи-а-ше, родит. Мепи-а-1, Вшп-а-е, дат. Мепи-а-ш, направит.
Вшп-а-<11 и др.
3.	Близкие параллели в образовании самих надежных суффиксов,
а именно: а) неоформленное падежным окончанием слово (с одним именным
ошкоти «птица рис съела», груз, spasalar-man knba laraqar-i «военачаль¬
ник собрал войско», букв, «военачальником (военачальнику) собрано есть
войско»: халд. 'Menua-ше... ни pil-e agam «Менуа... этот канал провел»,
окончанием) служит при пассивном строе речи падежом прямого объекта во


всех яфетических языках, в том числе и в халдском: чанск. ктЗг^ Ьпп<1-1

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ обоих халдских языков
185
причем в некоторых яфетических языках, в особенности в горских,
но и в чанском, пассивная конструкция проводится не в одном только
Аористе, но и в настоящем времени: чанск. Ali-q meqdub-i tarums «Алий
письмо пишет»; халдск. lArgunti-nie ale «Аргишти говорит»; б)полное окон¬
чание родит, падежа -ше || -пи используется в чанском в значении родит.
koó-i-пп 'человека’, а в халдском в значении падежа логического субъекта
при переходных глаголах ‘Qald-i-ine и т. д.; в) усеченное окончание
родительного падежа в чанском, особенно в мегрельском, имеется и с от¬
падением согласного элемента, т. е. с сохранением одной огласовки -e/i:
чанск. kudq-e kidi <— *ku3q-em ludí 'палец ноги’; халдск. 6Qaldi-i patan 'бога
Халда город (цитадель)’; г) в чанском языке (атинском говоре) суффикс -hi
выражает дательный падеж пользы или причины (присоединяясь к оконча¬
нию родительного падежа): Ьегеше-ш 'для мальчика’, 'из-за мальчика’,
ср. в халдском qaubi 'Arquqim ebame... 6Qaldim-m alsuimi-ni
'6Sarduri-m 'Arginitiqi «я завоевал страну Аркукини... для бога Халда
величайшего,5 для Сардура сына Аргиштия (из за Халда величайшего, из за
Сардурасына Аргиштия)»(3ахалу, Никольский XY, стк. 4—7;д) в чанском
языке усеченная Форма родит, падежа с одним согласным элементом -ш,
служит, как и полная Форма -ше, для выражения родительного падежа;
в халдском это же окончание, являясь тоже усеченною разновидностью
полного -ше, служит, как и последнее, падежом логического субъекта при
переходных глаголах (редкий его вариант): Hnipuuimi-in, ‘Qaldu-ui.6
4.	При наличии пассивной конструкции речи, субъект активного спряже¬
ния обращается в объект пассивного. Поэтому, именительный падеж в пассив¬
ном строе обращается в винительный: грузинск. lainqar-i mienmrebis «войско
спешит к нему» (активный строй), spasalar-man kriba lamqar-i «военачальник
собрал войско» (пассивный строй). В халдском языке, равным образом, неофор¬
мленный падеж является и объектом и субъектом в зависимости от того, исполь¬
зован ли он при переходном глаголе, идущем по пассивному строю, или при не¬
переходном (активный строй): lkukam male Lu-aji-MES (quradim-li) uintaali
CTpAbihamqmiedi «на следующий год воины выступили в Абилианих»
(Сардуровск. летописи II, стк. 6—7), LU quradmi-li ueh dubi «воинов я
собрал» (там же, У, стк. 2). В связи с этим, неоформленный падеж может
быть использован как падеж субъекта при непереходном глаголе наравне со
специальным надежным суффиксом того же значения на -m, ср. ropArdmidi
nunaali 'Iuipuumi-m ^Sardureqe JMenua Hmpuuiniqi «в город Ардин
(Мусасир) направились Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина»
i Келишин, Corpus 12, стк. 26—27), где имя Inipuium-m стоит в падеже

186
язык влнской клинописи
логического объекта на -ш, тогда как Menua в том же значении, но
без падежного суффикса.
5.	Б яфетических языках Кавказа творительный падеж (ablativus)
является производным от родительного (genitivus): грузинск. родит, -is, тво¬
рит. -1д;чанск. родит. -rae||-mi, творит, -йе. В халдском родит, усеченный
-e/i в некоторых контекстах приобретает значение творительного (ablativus):
"Qaldmi unitabi majmi gini-niuri-e karum 'Eriduaqi ebame «бог Халд
выступил своею мощью (милостью),8 он покорил страну Эридуах» (Таш-
бурун, Никольский I, стк. 1—2). В связи с этим, Фраза 6Qaldi-e eun-e
'Menuaine 'Impuuimqiniine mi suje undiinitum может быть понята в двояком
смысле в зависимости от истолкования стоящих в родительном падеже первых
двух слов «бога Халда владыки Менуа сын Ишпуина это святилище
соорудил» или «волею бога Халда владыки Менуа сын Ишпуина...».
6.	Параллели в спряжении глаголов: а)вчанском относительная Форма
спряжения выражается присоединением объективных префиксов: ga-kpi
'тебя я хватил’. В грузинском языке глагол того же строя отражает логи¬
ческий субъект префиксом и логический объект суффиксом, причем един¬
ственное число объекта, выражаемое местоименным суффиксом, заменяется
при множестве объекта окончанием множ. числа: m-rtam-s gmerihi «яверю
в бога», m-rtam-an gmerd-n-x «я верю в богов». В халдском относительная
Форма спряжения прослеживается в суффиксах 3-го лица переходных
глаголов, причем, при множестве объекта, глагол получает суффикс
множ. числа -h (-ah): im suj-i nndnint-u-m «это святилище он соорудил»,
6Qaldim-h KA-li imduiut-u-ali «бога Халда ворота он соорудил» (nndiiuit-
u-ni '(он) соорудил-его’, imdnint-u-ali '(он) соорудил-их’;9 б) в яфетических
языках в одну группу времен входят аорист, будущее и сослагательное.
В халдском, аорист и будущее-сослагательное характеризуются в пере¬
ходных глаголах общим гласным «и»: tu-u-bi 'я похитил’, 'пленил’, tu-u-he
'он похитит’, 'похитил бы’; в) для повелительного наклонения в чанском
нет специального образования. Для выражения этого паклонения исполь¬
зуется аорист: tari 'ты написал’, tari 'напиши’. Ср. халдское 6Qaldiuie
вТЕШ1ЕВА-ше 6ARDINI-ine kuulit-u-m «бог Халд, бог Тейшеба, бог
Арди да изничтожат его» (Сурб Погос, Corpus 13, оборотная сторона,
стк. 30—31), где, равным образом, для повелительного наклонения исполь¬
зован аорист kulit-u-ш. Кроме того, для того же повелительного наклонения
имеем и еще одно полное совпадение, а именно: в чанском языке для выражения
того же второго лщщ (tari 'напиши’) и тем более для других лиц повели¬
тельного наклонения употребляются соответствующие Формы сослагатель¬

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
187
ного: Шга-п 'они написали бы’, 'если они напишут’ и ^ага-п 'пусть они
напишут’. В халдском языке приведенная выше аористная Форма, киЫ-и-ш,
в подавляющем большинстве случаев, равным образом, заменяется сослага¬
тельным: а1ише ни БИР.ТЕ Ш-ке... ^аШине 6ТЕ1ШЕВА-ше бА1ШШ1-ше
БШвШ.МЕё-ше.. .и1и-11е «кто эту надпись похитил бы... (того) бог
Халд, бог Тейшсба, бог Арди, боги... пусть низвергнут». Таким образом,
как в чанском, так и в халдском, повелительное наклонение может пере¬
даваться аористом, или сослагательным. Этим и объясняется в халдской
Формуле проклятия совпадение Формативов -Ве (графически В и В-е) как
в глаголах лиц, совершающих преступное деяние, так и у заключительного,
карающего глагола.
7.	В чанском языке, для образования прилагательных, иногда исполь¬
зуется падежное окончание (родит, на -пи): 4е 'рука’ —>4е-шх 'ручной’.
В халдском языке можно уловить в том же значении суффикс дательного
падежа -ш: ^вагйип-ш 'Сардуров’ во Фразе *б8агЙип-т-В кип-В
'Сардуровы колени’. Если этот пример можем быть толкуем и иначе, как
то дательным падежом -ш и суффиксом отношения к множеству объектов
-В (кии-В) с переводом «Сардура колени», о чем см. ниже,10 то другой
пример: лМепиа-1-ш 'Менуев’ (Халдоведение 10) уже отрывается от чистой
Формы дательного падежа (Мепиа-ш) и должен быть отнесен к числу
перестроившихся на прилагательное с тем же окончанием дательного
надежа -т.11
8.	В чанском языке к числу отглагольных имен относится причастие
действительного залога, оно же имя действующего лица, ^аг-иш-я, пред¬
ставляющее собою 3-е лицо единств, числа настоящего времени 'он пишет’
и 'писатель’, дашк-аш-э 'он копает’ и 'копатель’ н т. д. В чанском же при¬
частие страдательного залога образуется при помощи суффикса -ег-к |аг-еп
'написанный’, цашк-еп 'вскопанный’ и др. В халдском языке 3-е лицо
переходного глагола -ш совпадает с широко распространенным окончанием
имен существительных. Возможно, что среди них уловятся следы и отгла¬
гольного образования. В частности не окажется ли таковым шВ-1-ш, если
оно представляет собою существительное, образованное от основы шВ
'строить’, 'делать’, откуда имеем шнВ-шВ-п-т 'он верх сделал’, 'соорудил’,
ср. шВш1 шк1аип 'строение верхнее', 'акрополь’12 (см. в следующем пункте).
9.	В параллель^, образованию прилагательных в чанском на -ег-1
(см. выше), имеем в грузинском прилагательные на -е1 | -иг-и1:8фшппй-е1-1
'иновременный’, вфшипй-иг-х 'сущий’ и др. Эти суффиксы наиболее часто
используются для образования прилагательных, означающих местопроисхо-

188
язык влнской клинониси
жденпе: грузинок, oqo-el-i 'пшавский’, gur-ul-i 'гурийский’, qar5-ul-i 'гру¬
зинский’ : чанск. mtk-ur-i 'лесной’ и др. В халдском в сродную группу может
быть отнесено imda-ur-i 'верхний’, образованное от основы шк1 'верх’,
см. midi-init-u-m 'он верх выстроил’, 'соорудил’, с Формативом прилага¬
тельного -иг-i, ср. халдск. mak-ur-i 'милостивый’,13 man-ur-i и др.: untiiu
mida-ur-i rnuki 6Qaldnne ubardu dum lerue midi-iintubi terubi tini *Rusaa,
URU. TUR «строение верхнее (акрополь), как бог Халд веление положил,
я соорудил, дал название Русы городок»14 (Маку, Зап. Воет, отд., XXV,
стр. 48, стк. 5—7).
10.	В чанском и мегрельском имеется случай образования сравнитель¬
ной и превосходной степеней присоединением к основе прилагательного суф¬
фикса родительного падежа -пи: мегр., чанск. dgi-п 'хороший’ —►udgi-un
'лучший’; ср. халдское alsui 'великий’, alsui-ни 'величайший’ в словах
alsui-ni 'великому’ (титулатура царя), alsm-im-m15 'величайшему’ (титула-
тура бога).
11.	Числительные количественные в чанском воспринимаются как
прилагательные и потому не управляют перечисляемым предметом, т. е.
не влияют на его оформление ar dga 'один день’, inqwiü dga 'семь дней’.
В халдском исчисляемый предмет может стоять и в единственном и во
множественном числе: 25. 735 UDU-umnie (иногда с идеограммою мно¬
жественности, но часто и без нее).16
12.	В яфетических языках имеется особое синтаксическое явление,
заключающееся в том, что определитель, сопутствуя определяемому слову,
согласуется с ним в падеже и числе (суффикс отношения). В грузинском
отношение выражается постановкою вслед за родительным определительным
Форм определяемого слова, его падежа или числа: mota^e-Oa m-is-Sa
'ученикам его’, где определитель 'его’ (-т), стоящий в родительном падеже
(m-is), воспринял на себя также и суффикс множественности определяемого
(motaepe-da). Благодаря этому, местоимение 'его’, стоящее в данной Фразе
в единственном числе, внешне оформилось во множественном. Совершенно
аналогичную картину наблюдаем в халдском, где тоже суффикс множествен¬
ного числа -h, наличный в определяемом, повторяется в оформлении опре¬
делителя, поставленного в дательном падеже принадлежности: ^Sarduri-m-li
kuri-li «Сардура колени», eQaldi-ni-li KA-li «бога Халда ворота» и др.17
В грузинском языке, при склонении слов с суффиксами отношений, опре¬
делитель воспринимает и меияющиеся падежные окончания определяемого,
так именит, saqel-i mam-isa-y (<—mam-isa-1) 'имя отца’, родит, saqel-isa
mam-isa-ysa (<— mam-isa-isa) 'имени отца’, где, в первом примере, опре¬

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
18»
делитель, поставленный в родит, эмфатическом (is-а), воспринял на себя
окончание именительного падежа определяемого saqel-i, а во втором случае
воспринял его же окончание родит, падежа -isa, совпадающее со своим
собственным, что и дает повторное нагромождение сходных падежных
окончаний, из которых первое есть родит, падеж самого определителя,
авторов — суффикс отношения, т. е. перенос на определителя наличного-
в определяемом падежного суффикса. В халдском можно проследить и это
явление, например, в JMenua-im-e-i Фразы: *Menua-im-e-i SAL-jilai-e
"Tarma-i mi GIS-uldi «Менуевой жены Таририи этот виноградник»
(Халдоведение 10). Во Фразе, на этот раз, определитель 'Menua-im-e-i
стоит в родит, падеже на -е от прилагательного образования царского
имени 'Менуев’ (Menua-mi-e) и воспринял на себя суффикс родительного
падежа -i определяемого (Tarma-i), дав тем самым стечение двух родитель¬
ных падежей (Menuami-e-i) как и в отмеченном грузинском примере
saqel-isamam-isa-ysa. Сходное, повпдимому, образование имеем и в DINGIR-
anite crpBiama-ainte, где определитель (имя страны) воспринял на себя оконча¬
ние определяемого (богов), подтверждая тем самым перевод этих слов «богам
страны Биайны». Возможно, что те же нормы относительной суффиксации
объясняют то стечение гласных, которое трудно истолковать как чисто гра¬
фическое явление и которое смущает исследователя в таких построениях как
капли 'Raniuum LUGAL CTpRuumam-e-i (Сардуровск. летописи II, стк. 50)
«покорил Рашуни царя страны Руишиани». Здесь определитель Rminiam
стоит в родит, падеже Ruiimam-e, и кроме того получил суффикс отношения
к имени царя Ramuun-i, поставленном в неоформленном падеже, каковой,
в пассивной конструкции служит прямым объектом, а в активной—субъектом
(именит, падеж).18 Параллель данной халдской Фразе находим в грузинской
saqel-i mam-isa-y (ч— mam-isa-i), где определитель согласуется с определяе¬
мым в именит, падеже, получая окончание последнего наростом на свой
собственный родительный падеж.
13.	В части Фонетики: в грузинском иногда наблюдается отпадение
конечного -у после гласного, причем само -у является падением -i при сте¬
чении гласных звуков: Шапш-а-i (собственное имя) —> Шапше-у —► Шашпе.
Ср. халдский родит, падеж в имени бога Tenneba-i —> ТеппеЬа-у —> ТеппеЬа,
во Фразе: ®ТЕ1ШЕВА-а 'Мепиаше Ншришшфш-ше ímjNA-puluuji kuguni
«бога Тейшебы (или волею бога Тейшебы) Менуа сын Ишпуина этот
камень-стелу воздвиг» (Халдоведение 7).
14.	Окончание именительного падежа «е» и «i» в чанском, как
и в мегрельском, сохраняется лишь при основах с согласным исходом, при

190
язык влнской клинописи
основах же с гласным исходом оно отпадает бесследно, ср. чанск. йота
’волос’, leta ’земля’, папа 'мать’ и др. Получающееся, таким образом, гласное
окончание слова воспринимается как именное его окончание и потому
получает суффиксы склонения непосредственно па этот свой гласный исход,
т. е. без дополнительного -i или -е: чанск. noga 'базар’, 'рынок’, родит,
noga-ini, направит, noga-ша и т. д. Ср. в халдском bura 'раб’, ТепнеЬа
(имя бога), Biaina (имя страны) и др., а равно в склонении: Menua,\ логич.
субъект Menua-ше, родит. Menua-i, дат. Menua-ni.	\
15.	В грузинском языке гласное i, при соседстве с другим гласным
обратившееся в дифтонг «у», исчезает в начале слов: usucp-i <— yusu<p*i
(собственное имя). В халдском тот же самый «i» может исчезать и в середине
■слова, например: kuiguni—»kugum 'онвоздвиг’, alsumi —*alsum 'великому’,
alsuiinmi—>alsuinini 'величайшему’,19 Biama—>Biana, направ. падеж.
Biaina-i-di Ii Biana-i-di —»Biana-di и т. д.
Выявленное, главным образом благодаря последним работам J. Friedrich,
различие между переходным и непереходным глаголами в халдском языке
в значительной степени посодействовало выяснению характера его пассив¬
ной конструкции, поставив ее на непреложно убедительное основание.
Прежде, когда вся глагольная суффиксация смешивалась воедино без
каких-либо различий между transitiv’oM и intransitiv’oM, пассивный строй
речи клинообразного письма древнего Вана улавливался лишь в отдельных
своих проявлениях, как-то в неоформленном падеже объекта, в глагольных
суффиксах, в полной Форме родительного падежа, используемого для
обозначения логического субъекта и уловленного в своем падежном опре¬
делении по внешнему признаку его структуры. Именно он и оказался
первым основанием для признания пассивности халдской речи, выявленный
сам не столько внутренним анализом самого языка, сколько сопоставлением
морфологических частиц в разных яфетических языках. К их закономерным
■соответствиям вполне подошел и халдский суффикс -ше как Форма не
именительного падежа, а родительного в его существующих разновидностях
свист, грузинск. -is || шип. мегрельский и чанский -*пн со пи, халдский -ше.
Даже и эти данные оказались достаточными для признания пассивной кон¬
струкции, и таковая уже не отрицается новейшими исследователями халд¬
ской речи не только у нас, но и на Западе.20
Все же, для полноты схемы не хватало более углубленного внутрен¬
него анализа речи с нахождением внутри его самого тех противоречий,
которые наиболее показательны для разрешения если и не спорного, то все
же еще далеко не проработанного вопроса. В первую очередь для ясности

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
191.
схемы в старых халдоведных работах не хватало противоположения
активности и пассивности в их расхождении и взаимодействии. Как неизбеж¬
ное следствие этого оказалось наиболее смущающим мнимо предполагав¬
шееся единство субъекта при том и другом, т. е. обслуживание и переход¬
ного и непереходного глаголов одним и тем же падежным окончанием
действующего лица на -ше, не выявленным в старых работах в своей
специфической принадлежности только переходным.21 Прк' таких условиях
понятно, что наиболее показательные и решающие в деле анализа халдского
языка параллели из других яфетических языков Кавказа не могли быть
использованы с достаточною полнотою, хотя именно они и помогли бы
разрешению ряда вопросов близкими соответствиями своей яфетической
структуры речи, к каковой несомненно принадлежит и язык письменных
памятников древней Биайны.
Пассивный строй речи выступает в кавказских языках в различных
Формах, так, в грузинском по пассивному строю идет только один аорист
я производные от него времена, тогда как в других временах действует
уже активная конструкция, поскольку таковая выявляется подлежащим
в именит, падеже. Этот падеж включил в себе и неоформленный с опре¬
делительным членом -1 (именное окончание = Форматив имен), например,
в древнем книжном языке, и уже собственно именительный с его суффиксом -i
народного склонения.22 В этих своих двух разновидностях именительный
падеж используется в аористе и будущем-сослагательном, в их пассивной
конструкции, для выражения логического объекта взамен винительного
падежа. В соответствии с этим, в пассивном строе аориста логический
субъект (действующее лицо) оформляется в пассивном, т. е. косвенном
падеже, в частности в дательном-местоименном	man: ka-b—i в настоящем
времени, kad-man при аористе, где именительный (неоформленный) падеж
выступает уже в качестве прямого объекта (винительного падежа):
spasalar-man knba lamqar-i «военачальник собрал войско». Этим
не ограничиваются пережиточно сохранившиеся следы пассивного
строя, наоборот, они лежат в самом грузинском языке гораздо
глубже. Отражение пассивной конструкции наблюдается не только
в склонении логического субъекта, но и в самой структуре глагола, при¬
том не только в аористе, уже носящем в своем оформлении характер
страдательного залога «i»: krebs 'он собирает’, knba 'он собрал’. И в других
временах пережитки пассивного строя речи, местами активно действующие,
улавливаются если не осознанием говорящего, то анализом самой глагольной
♦ормы. Так, из всех & стоименных частиц, суффиксом является только

192
язык влнской клинописи
субъективный -э — -Ь в 3-м лице единств, числа, например, кгеЬ-в 'собирает-
он’. Но тот же суффикс может быть использован и в качестве суФФякса
логического объекта в разных временах переходных глаголов. В этих
случаях выступает так называемое объективное спряжение, в котором
субъект в глаголе выражается объективным префиксом,нл-ф^у-э 'я видел
его’, т-^ат-Б 'я-верю-в него’. Этот, воспринимаемый уже как объ¬
ективный, суффикс -э, при множестве объекта принимает множественную
Форму	п (-ап, -еп) т-хбат-ал 'я-верю-в них’, чем в достаточной
степени подтверждается его выступление уже в роли логического объекта.
Таким образом, в этих обслуживающих глагол местоименных частицах
ясно выступает противоречие между грамматическим субъектом и логиче¬
ским, в частности, грамматически субъективный суффикс используется для
обозначения логического объекта, а грамматически объективный префикс
характеризует логический субъект. Подобная перестройка субъективного
суффикса в логически объективный, а в префиксах наоборот, ясна во Фразе,
где выступают два -б-: один из них в качестве субъективного суффикса
выражает логический объект, а другой в объективной префиксации выступает
как логический субъект—кад-1 э^ет-э ¿епка «человек он-пишет-его
письмо». Еще нагляднее пассивная конструкция вырисовывается в грузин¬
ском глаголе в Формах склоняемых местоименных префиксов. Объективные
префиксы склоняются: 1-ое лицо -т, родит.-пи, дат. -та, и в этом, уже
оформленном падежом, виде используются для выражения логического
субъекта—пи-ф1ат-8 'я-видел-его’ и т. д. Все приведенные выше примеры
указывают на то, что в грузинском языке субъективный суффикс может
выражать логический объект, а объективный префикс служить для обозна¬
чения логического субъекта. Это расхождение грамматического аффикса
с логическим оказывается, равным образом, одним из выявлений пассивности
в глагольной конструкции.
Чанский язык, как и грузинский, использует в аористе для обозначения
логического субъекта дательный местоименный падеж, со своим, впрочем,
окончанием -д: ко{>1^ 'человек сказал’. Различие с грузинским заклю¬
чается в том, что чанский допускает пассивную конструкцию не только
в аористе и производных от него временах (сослагательном и будущем), но
иногда и в настоящем времени, причем, в соответствии с этим, прямой
объект получает оформление именительного: кобы! балка когоЪитз «чело¬
век дрова собирает», коф-д банка когоЬи «человек дрова собрал». В части
глагольной структуры пассивный строй речи выявляется в чанском не менее
отчетливо, чем в грузинском, и по тем же, как и у него, нормам. Пассивная

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
193
конструкция ясна в относительных Формах спряжения, т. е. когда глагол
получает специальные префиксы для обозначения объекта, и в спряжении
глаголов объективного строя, где в качестве логического субъекта высту¬
пают объективные местоименные префиксы. Возьмем несколько примеров,
начиная с активного строя, субъективного абсолютной Формы,23 с одним
лишь субъективным иффиксом в значении логического субъекта: b-tarnm
'я пишу’, tarum-s 'он пишет’ (букв, 'пишет-он’). Совершенно иное
образование имеем мы в относительных Формах того же субъективного
строя, где, помимо субъекта, выраженного соответствующею местоименною
частицею, таковою же выражается и объект. Так например: mo-gi-yonare
«я к тебе приведу», ga-km «(я) тебя хватил», в которых субъект 'я’
(в 1-м примере) выражен местоименною частицею то-, являющеюся
дательным падежом объективного префикса 1-го лица, а объект 'к тебе’
(gi-) и 'тебя’ (ga-) выражены первый — родительным падежом, а вто¬
рой—дательным того же префикса 2-го лица. Таким образом, при
относительном спряжении как субъект, так и объект, оба представлены
объективными префиксами, причем для обозначения субъекта исполь¬
зован косвенный падеж (дательный) объективного префикса.24 Тем
более ясна пассивная конструкция в объективном строе спряжения,
который для выражения субъекта использует объективный префикс
в косвенном падеже: mi-gun 'я имею’, gi-gun 'ты имеешь’, u-gun 'он
имеет’ и т. д.
В отношении пассивной конструкции чанский язык идет дальше грузин¬
ского, допуская, как указывалось выше, пассивный строй речи не только
в аористе, но иногда и в настоящем времени. Кроме того,- как мы видели,
пассивный строй выражается и внутри самой глагольной конструкции,
оформляя аорист по признаку страдательного залога в грузинском и выявляя
пассивность в местоименной аффиксации, в ее субъективном и объективном
использовании в противоречии логического содержания грамматическому.
Пережиточный характер этих норм пассивности сказывается уже в общем
активном понимании тех же самых Фраз, что ведет к восприятию в мышле¬
нии говорящего пассивной по структуре Формы в качестве активной. В связи
с этим утрачивается понимание дательного местоименного падежа (-man
в грузинском, -q в чанском и т. д.), как косвенного, и он осмысляется уже
как падеж логического субъекта вообще, т. е. как своеобразное окон¬
чание действующего лица, специально приуроченное аористу и производным
от него временам. Таким образом, появляются в речи разновидности падежа
логического субъекта.
И. Мещанинов
13

194
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Что касается местоименных частиц при глаголах, то в грузинском
■ особенно в чанском они дают характерную картину пассивного строя во
всех временах целиком как при аффиксации местоименных частиц, выра¬
жающих объект (относительное спряжение), так в особенности при
специальном использовании именно объективного местоимения для выражения
субъекта (спряжение объективного строя). В некоторых языках пассивность
в этом своем проявлении сказывается еще своеобразнее. Так, наиример,
в лакском языке Дагестана по пассивному строю проходит В-е лицо глаголь¬
ного спряжения при активном в первых двух.25 Для большей наглядности
начнем с сопоставления непереходных глаголов с переходным в лакском.
Первые из них используют местоименные частицы 1-го лица -па, 2-го -та,
3-го -1а в качестве субъектов: па ига 'я есмь’, ща ига 'ты еси’, 1а ип
'он есть’, причем в третьем лице происходит, по сравнению с первыми
двумя, изменение исходного гласного глагольной основы. Вторые, пере¬
ходные, используя те же самые местоимения уже в качестве субъекта
и объекта, проводят их различие синтетическим способом, т. е. опре¬
деленным размещением субъекта и объекта. Оформление синтетизма уста¬
новило постановку субъекта на первое место, а объекта на второе:
па ша Ьиаг ага «я тебя печальным делаю», па ¿а Ыгаг ага
«я его печальным делаю», ша па Ьлгаг ага «ты меня печальным
делаешь» и т. д. Это правило расстановки субъекта и объекта проводится
во всех трех лицах обоих чисел, но в 3-м лице местоимение, служащее для
выражения субъекта и потому стоящее на первом месте, не только отли¬
чается от объекта этим своим признаком синтетичного порядка, но, кроме
того, и тем, что оно склоняется. В 3-м лице вместо Щ 'он’ ставится роди¬
тельный его падеж 1апа1, причем этот родительный падеж используется для
обозначения субъекта, тогда как объект продолжает оставаться неофор¬
мленным: Ьапа1 па Ыгаг ага «он меня печальным делает». Следовательно,
в лакском языке субъект выражается неоформленным падежом в 1-ми
2-м лицах и родительным падежом в 3-м лице, тогда как объектом во всех
трех лицах обоих чисел служит неоформленный падеж: па ша Ькаг ага, ша
па Ьжаг ага, па (а Ьсгаг ага, 1апа1 па 1шаг ага, 1апа1 ша Ьхгаг ага, 1апа1
1а Ьиаг ага и т. д.
В абхазском языке, не знающем норм склонения, субъект и объект
определяются, равным образом, синтетически, причем в нем пассивная
конструкция выступает наглядно также через сравнение переходных и не¬
переходных глаголов. Оба они преФиксируются местоименными частицами,
которые и облегчают выяснение структуры абхазского глагола. Место-

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
195
именные частицы, как и сами местоимения, делятся в абхазском на
субъективные и объективные, причем, кроме того, они же делятся на класс
активный (когда имеется в виду играющий активную роль в обществе:
человек, воин и т. д.) и на класс пассивный (когда речь идет об имеющем
подчиненное в обществе и хозяйстве значение: животное и др.). Благодаря
такому разнообразию оттенков местоименных частиц, ярче обнаруживается
взаимоотношение субъекта и объекта в их синтетическом расположении
при глаголе. Таблица абхазских местоименных частиц в единственном числе
представляется в следующем виде:
Субъективные
Объективные
активные
пассивные
активные
пассивные
1-е лицо . . ..
8
в
8
2-е лицо . .. .
W
\у (жепск.
род -Ь)
3-е лицо . . . .
б
1
1 (женск.
род -1)
а
Непереходные глаголы в абхазском языке воспринимают только субъектив¬
ные префиксы, вернее сказать, по ним определяется субъективный префикс:
яэ-Зоу! 'я иду’, ущ~0оу1 'ты идешь’, бэ-доуЬ 'он (активный, например—
человек) идет’, уэ-&оу1 'он (пассивный, например — бык) идет’ и т. д. Пере¬
ходный глагол имеет и субъективные местоименные частицы и объективные,
причем логический объект ставится на первом месте, а субъект на втором:
вэ-w-goyt 'меня-ты-берешь’, \У9-г^оу1 'тебя-я-беру’. Первые два лица
дают совпадение не только активных и пассивных, но и субъективных
-с объективными местоименных частиц (см. приведенная выше табличка),
поэтому они, так же, как и в лакском, не возбуждают особого сомнения,
и перенос субъекта ва первое место уже тем самым обращает его в объект
и наоборот. В третьем лице и здесь положение резко меняется, и такие
структуры глагола как уэ-г^оу1 'его (пассивного)-я-беру, бэ-г-^оу!
'его (активного)-я-беру’, ясно указывают, что логический субъект непере¬
ходного глагола, т. е. грамматический субъект (подлежащее) оказывается
логическом объектом в переходном:
бе-йоу1 'он (активный)-идет’: уэ-йоу1 'он (пассивный)-пдет’;
бэ-г-доу1 'его (активного)-я-беру’; уэ-г^оу! 'его (пассивного)-я беру’.
Из приведенного сопоставлении ясно, что субъективные местоименные
приставки используются в переходных глаголах для обозначения объекта,
Ъ	13*

196
ЯЗЫК ВАЫСКОЙ клинописи
т. е., что логический субъект в переходных глаголах выражается грамма¬
тическим объектом, и что, наоборот, грамматический субъект в этих
глаголах выступает в качестве логического объекта. В связи с этим
и буквальный перевод приведенных Форм переходного глагола будет: «он
(активный)-мною-берется» и «он (пассивный)-мною-берется», что и дает
полное соответствие непереходному глаголу de-itoyt «он (активный)-идет».
Что действующее лицо (логический субъект) выражается в абхазских
переходных глаголах объективными местоименными частицами (см. выше
табличку местоименных субъективных и объективных приставок), и что
субъективные частицы оказываются в них логическим объектом, это
выступает еще более убедительно, когда в глаголе и субъект и объект
стоят оба в 3-м лице:
y-a-goyt 'его (пассивного)-он (пассивный)-берет’; ср. ye-doyt
'он (пассивный)-идет’.
уэ-1-goyt 'его (пассивного) она (активная) берет’; ср. ya-doyt
'он (пассивный) идет’.
ya-i-goyt 'его (пассивного) он (активный) берет’; ср. ya-floyt
'он (пассивный) идет’.
d-i-goyt 'его (активного) он (активный) берет’; ср. da-doyt
'он (активный) идет’ и ya-doyt 'он (пассивный) идет’.
d-a-goyt 'его (активного) он (пассивный) берет’; ср. da-Ooyt
'он (активный) идет’.26
Падеж логического субъекта в абхазском языке не мог выработаться
в своем особом оформлении, поскольку в нем не выработалось вообще
падежной Флексии, но в тех языках, в которых имеются специальные
падежные окончания, мог образоваться и такой отдельный падеж, отнесение
которого к числу косвенных определяется его оформлением и структурою
речи. К числу таких косвенных падежей, приурочиваемых к обозначению
действующего лица при пассивном строе глагола и не используемых в каком-
либо другом значении косвенного объекта, относится, как мы видели,
грузинск. -man, чанск. и мегрельск. -q (дательные местоименные). Во всех
этих языках, не только в аористе и производных от него будущем и сосла¬
гательном, имеющих дат. местоим. своим субъектом, но и во всех других
временах активного строя, все же, пассивный характер всей речи вообще
чувствуется настолько, что в них вовсе отсутствует винительный падеж,
и логический прямой объект, не исключая и тех случаев, когда он оказы¬
вается и грамматическим объектом, при активном строе глагола, обслужи¬

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
197
вается косвенным падежом, обычно дательным (-sa-^-s). Так обстоит
в грузинском kadi klavs dagl-s «человек убивает собаку», в мегрельском
tarand qagardi-s«OH пишет письмо», в чанском kodiq meqdubi (•«— meqdubi-s)
tarums «человек пишет письмо», и т. д.
Такая своеобразная, с точки зрения индо-европейской речи, структура
яфетических языков ведет к тому, что падеж прямого объекта, дательный
на -sa—*--s, при тех же условиях пассивности всей вообще структуры
речи, всплывает иногда и в качестве логического субъекта: мегрельск.
ko-s(-«—kodi-s)duutara «‘/еловек написал». Здесь, в таком своеобразном,
казалось бы, явлении, где падеж прямого объекта оказывается в известных
\
случаях и падежом субъекта, мы имеем коллизию пассивности с идущим
процессом перестройки на активность. Это столкновение противоречащих
друг другу начал отразилось в-структуре самого глагольного оформления,
проведя смешение активной и пассивной суффиксации, выразившееся
в характеристике субъекта объективными местоименными частицами
(объективный строй спряжения, о чем см. выше) и т. д. Оно отразилось
и в сопутствующих глаголу именах, приведя к отсутствию винительного
падежа (пережиток пассивности) и к различному использованию одного
и того же косвенного, в данном случае дательного. В результате, мы
в одном и том же дательном падеже (-sa—»--s) имеем в мегрельском падеж
логического субъекта: ko-s dun tara «человек ваписал», падеж косвенного
(дательного) и прямого объектов: та varzenq cpara-s ko-s «я даю деньги
человеку». Забегая несколько вперед, отмечу здесь же, что совершенно
сходное образование мы встретим и в халдском, в котором дательный
на -ni обслуживает и прямой объект и субъект «активного» строя непере¬
ходных глаголов, сохраняя и свое значение косвенного, дательного, падежа:
’Qaldim-m шптапп-ш *Argiintnne ale «богу Халду могущественному*7
Аргишти говорит», кагиш с,рМапа-ш «он покорил страну Ману», uintabi
,6Sardim-m «выступил в поход Сардур».
Весьма наглядное смешение падежей в различном их использовании,
при отсутствии даже особого падежа, обозначающего логический субъект,
водим, например, в удском (удинском) языке, который, при пассивном строе
своего переходного глагола, выражает действующее лицо обыкновенными
косвенными падежами, при том не одним, а несколькими в зависимости от
глаголов по их семантической разновидности.28 В значении логического
субъекта мы имеем в удинском языке: творительный падеж (-n, -en, -on):
cadmag-en cpi-ne bilidm-aq «падишахом сказал он мудреца—►падишах (царь)
сказал мудрецу», родительный падеж (-un, -in, -п и др.): sa qasib-un qib

198
язык влнской клинописи
qmarre Ьш «одного бедняка три дочери был—»один бедняк три дочери
имел», в дательном надеже (*а, -е, -и, -па, -пи): z-a golo bu-za-ksa bez
adogoq «мне очень люблю-я своих детей—>я очень люблю своих детей»
и т. д. Кроме того, при глаголах движения и других среднего залога
используется именительный падеж: baba danesa kua «отец идет домой».
В удинском языке имеется и особый дательный-винительный падеж
(-aq, -oq, -eq) для обозначения прямого дополнения при действительном
залоге глагола (переходном), т. е. при том, при котором субъект обычно
ставится ц творительном падеже: tpadmag-en kidke qinár-aq aneki «царь
маленькую дочь взял», dov-en zom-ne-besa me gar-aq «дев учит-он этого
юношу» и т.\. Разбираясь в этом разнообразии использования падежей,
можно все же, как общее правило, установить, что в удинском языке
субъект глаголов движения и других среднего залога (т. е. при непере¬
ходных глаголах) ставится в именительном падеже, в родительном он
ставится только при одном глаголе 'иметь’ (в удинском = 'быть’). Пере¬
ходные же глаголы имеют при себе субъект в творительном и реже
дательном падежах, причем все эти падежи обслуживают (кроме имени¬
тельного) и другие значения косвенных дополнений: adamar-en muz-m
deder-en aidteqa «человеком языком губами говорит—»человек языком (и)
губами говорит», ©adniag-un máhtar-en me qmar-aq bi-ne-kesa «царя
конюхом эта дочь хватает-он —> царский конюх эту дочь хватает» и др.
Что касается прямого объекта, то таковой выражается упомянутым
«винительным» падежом и неоформленным: edes-ne-di golo equrg-uq «при-
вел-он много лошадей», cpadinag-en konnnne yakabsa «царем (—»царь)
войско посылает». Кратко и суммарно представленную выше структуру
удинского языка легко проследить в характеризующем ее пассивном строег
например, по следующей Фразе: bihdin-en cpe-ne da sa ólqi-na sa naqrd-in
gar-en vi <padniaqleg-aq akal-le («— akal-ne) «мудрецом сказал-он, что
одной стране один пастухом сыном твое царство возьмет-он—»мудрец
сказал, что (живущий) в одной стране пастушок твое царство возьмет».
Небольшой предварительный очерк с обзором нескольких кавказских
языков яфетического строя закончу ссылкою еще на один весьма характерный
по своей структуре язык. Я имею в виду кюринский (лезгинский), в котором,
в отличие от языков восточного Кавказа, нет, по словам П. К. Услара,
категорий или родов, а в глаголе нет различия между средним и страда¬
тельным и вообще отсутствует специальное оформление действительных
глаголов. Глагольные Формы в этом языке изменяются только с изменением
времени, не завися от изменения лиц и чисел. Именно поэтому в нем но

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
199
отражаются ни субъект, ни объект, следовательно, ни действующее лицо,
ни переход действия на другое, т. е. нет в самой глагольной структуре
различия между переходными и непереходными глаголами. Основою
спряжения служат вспомогательные глаголы, присоединяемые к различным
разнообразящимся Формам причастия и деепричастия, или же самостоятельно
помещаемые, отражая время, но не лицо. Даже залоги понудительный,
взаимные- и возвратный образуются при помощи вспомогательных глаголов
и местоимений. При таком положении глагола переходность или непере¬
ходность его улавливаются не по оформлению, а по семантике, и сама
пассивность или активность Фразы устанавливаема по окружению глагола.
В этом окружении и приходится искать основные моменты структурного
оформления: zun kisen ya «я доброта есть—»я хорош», wun kisen ya
«ты хорош», am kisen ya «он хорош», 0un kisen ya «мы хороши» и т. д.;
kisen baba «добрый отец»; qwal-e Tim awa «в доме человек находится»;
zu qwalewa (*— qwale awa) «я дома»; zaz pnl awa «мне (у меня) деньги
есть»; pap-az dewlet awa «женщине (у женщины) богатство есть»; za zi pul
Ounuqna «мною мои деньги спрятан—► я свои деньги спрятал»; ada zi pul
íjunuqna «им мои деньги спрятан—»•он мои деньги спрятал (украл)» и т. д.
Таким образом, в виду неясности глагола, в разборе структуры Фраз опору
приходится делать на падежные окончания имен и местоимений, весьма
разнообразные при ограниченном числе падежей. В основе склонения стоит
творительный падеж на -di, реже -ш, -га и отдельные гласные, при¬
бавляемые к неоформленному падежу (именительному). От творительного
образуется родительный присоединением звука -n (-din, -nin, -ап, -ш
и т. д.). Из числа этих падежей, именительный выступает и в роли субъекта
и в роли прямого объекта (прямого дополнения) в зависимости от того,
требует ли глагол при себе прямое дополнение или нет, т. е. Фактически,
вне зависимости от его собственного оформления, вне зависимости от того,
является ли он переходным или непереходным. При последнем именительный
падеж (неоформленный) будет подлежащим (субъектом), при первом же —
прямым объектом: i qur gizaf yeke-di ya «этот аул изобилие величиною
есть—»-этот аул весьма обширен»; i runi-az wiO-in adaqwli qanda «этой
девушке своего жених любится —» эта девушка своего жениха любит» и др.
При переходных глаголах действующее лицо ставится в творительном
падеже: babn-di kihida kagaz «отцом пишется письмо (бумага)—»отец пишет
письмо»; sa тип-di sa Tim qeya «одним человеком один человек умер—►чело¬
век убил человека» и т. д. Но субъект, при переходных глаголах, может
стоять и в дательном падеже: kit-iz Oulda fliglifl akuna «собаке в поле

200
язык влнской клинописи
куропатка увиделась—»-собака в поле куропатку увидела»; i ruui-az wiO-ш
adaqwli qauda «этой девушке своего жених любится—»-эта девушка своего
жениха любит». Являясь субъектом при переходных глаголах, дательный
падеж может оказаться при них же и прямым объектом: zi dusT-u-m zaz
ewerzawa wiO-iz kumek paxaldi «мой другом мне зовется себе помощь
ради—»мой друг меня зовет себе на помощь». Таким образом оказывается,
что дательный падеж в кюринском языке может служить для выражения
логического субъекта и логического прямого объекта. Кроме того, он же
используется и как косвенный дательный падеж: za baba-diz balqan gana
«мною отцу лошадь даласф->я отцу лошадь дал»; za baba-yaruz balqanar
gana e мною отцам лошади далась—»-я отцам лошадей дал»; zi ^amle-diz gizaf
kapar vwa «мой дяде изобилие посуда есть—»у моего дяди много посуды».
Б последнем примере мы имеем дательный принадлежности (dativus posse¬
ssivus), каковой, не по оформлению, а по содержанию, совпадает с роди¬
тельным принадлежности (genitivus possessivus) в том же кюринском языке:
zi komm-din sa pis kit awa «мой соседа одна злая собака есть —»у моего
соседа злая собака»; baba-din balqan «отца лошадь» и т. д. Такое же
совпадение падежей принадлежности (genitivus possessivus и dativus posse¬
ssivus) мы уже встретили и в халдском языке 6Qaldi-e eun-e mi E... midii-
mtuni «бога Халда владыки это здание (храм)... он соорудил», 6Qaldim-m
alsuim-ш... ini E zadum «богу Халду величайшему...30 это здание
(храм) он построил». В обеих Фразах говорится о сооружении здания, при¬
надлежащего богу Халду. Винительный падеж, как мы видели, в кюринском
языке отсутствует. Сама структура речи не обусловливает необходимости
особого его оформления, довольствуясь для выражения прямого объекта
дательным косвенным падежом и неоформленным именительным. Вини¬
тельного падежа нет и в халдском, который ставит прямой объект
в неоформленном падеже и в дательном.
Кавказские языки яфетической системы, как мы только что видели,
вовсе не однообразны в деталях своих структурных оформлений. Мы имеем
в них даже отсутствие морфологического строения падежей и яркое в связи
с этим выявление синтетизма, увязанного со значительною долею аморф¬
ности (абхазский). Но и в абхазском языке уже выделяется активный строй
непереходного глагола, обусловливающий собою свой антипод—пассивный
строй переходного. Абхазский, при отсутствии установившихся норм
осложнил, богато использует местоименную префиксацию субъективного
и объективного содержания, детализованную к тому же в своем 3-м лице
и по признаку рода (мужской и женский) и по признаку действенности

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
201
и подчинения (активный и пассивный классы, по старой терминологии
разумный и неразумный). Кюринский язык Дагестанской группы, наоборот,
не показателен с этой стороны в своем глаголе, вовсе не отражая в нем
ни действующее, ни страдающее лицо, и упор переносит уже на развитое
склонение, хотя и без выработанной еще точной Фиксации за каждым
падежом только ему присущего содержания. В кюринском языке логический
субъект, при стечении активных и пассивных содержаний действия, выра¬
жается именительным (неоформленным), творительным и дательным паде¬
жами, для передачи же прямого объекта в нем нет специально ему при¬
уроченного винительного падежа, обслуживаемого теми же неоформленным
именительным и дательным. Семантика глагола управляет падежным окон¬
чанием. В результате, одинаковые «грамматические Формы» выявляются
в кюринском языке различными падежами, приводя к столкновению между
ними. Так, значение принадлежности передается и родительным и дательным
(поссессквными), объект—и дательным и именительным, субъект—имени¬
тельным, творительным и дательным. Более значительное разнообразие
падежей имеет удинский язык, но он же знает субъективную местоименную
суффиксацию глагола, хотя вовсе не отражает в нем объекта. Удинский
выделил особый объективный падеж, но для выражения прямого объекта
допускает и именительный. Субъект в нем, в зависимости, очевидно,
от содержания глагола, ставится то в именительном падеже, то в роди¬
тельном, то в дательном, то в творительном. Уже выдержанную систему
падежных окончаний имеют грузинский, мегрельский и чанский языки
Закавказья, особо выделившие для обозначения субъекта именительный
падеж и своебразное оформление дательного местоименного. Но в них
именительный падеж выступает также падежом прямого объекта в пас¬
сивном строе речи аориста и производных от него, будущего и сослага¬
тельного, заменяя вовсе отсутствующий винительный, тогда как дательный
падеж обслуживает равным образом прямой объект, а в мегрельском высту¬
пает и в значении субъекта.
Одним из наиболее характерных признаков яфетической структуры
речи является пассивная конструкция, оформляющая субъект в косвенном
падеже, а объект в именительном. Выявляясь в глаголах требованием
прямого объекта, т. е. в действительном залоге (переходные глаголы),
нормы пассивного строя противоречат активному строю мышления совре¬
менного носителя речи и вырождаются в «грамматические категории», не
соответствующие логическому пониманию Фразы. В связи с этим, пассивный
строй "вытесняется активным как при определенной глагольной семантике,

202
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
так н при структурах целых групп времен, местами уцелев уже в качестве
пережиточной конструкции. Отражение ее имеем, очевидно, и в отмеченном
выше смешении падежей, приуроченных субъекту и объекту.
Различные языки Кавказа находятся на различных ступенях своего
продвижения от пассивного строя к активному. Так, абхазский и вообще
горские языки дошли еще в состоянии выдержанности пассивного строя
всего переходного глагола, тогда как языки, главным образом, Закавказья,
в частности, грузинский, мегрельский, чанский, уже перешли на активность
во всех временах кроме завершенного прошедшего (аориста) с его
группою времен (будущим-сослагагельным). Некоторое отступление дает
чанский, допускающий пассивный строй и в настоящем времени.31 Но
и в них пережиток пассивного строя сказывается не только в том, что
целая группа .времен (аористная) вся полностью идет по его нормам. Эти
пережитки крайне сильны еще и во всей действующей системе языков
яфетических представителей Кавказа. Так те же самые грузинский,
мегрельский и чанский, даже проводя глаголы по активной конструкции,
сохранили, как уже было отмечено выше, использование объективных
местоименных частиц для обозначения субъекта (объективный строй речи),
а лакский выделяет пассивный строй 3-го лица при активном всех
остальных.
Весьма важною, в целях сличения с халдским, будет система место¬
именной аффиксации, равным образом далеко не однообразная в кавказских
языках. Как мы видели, местоименные приставки вовсе отсутствуют
в кюринском языке, не уточняющем в глаголе ни субъект, ни объект.32
В других языках, наоборот, такая аффиксация является неизбежно необ¬
ходимою и потому приобретает первостепенное значение в глагольном
оформлении. Сами прикрепляемые к глаголу местоименные частицы вовсе
не являются еще ни субъектом, ни объектом. Они выступают только как
местоименные приложения к ним, указывая на того и на другого, хотя бы
субъект или объект во Фразе лишь подразумевались. При этом субъективная
местоименная частица Формирует глагол, тогда как объективная указывает
на отношение объекта к содержанию глагола и потому сохраняет тесное
отношение к имени и нередко согласуется с ним даже в падеже.83 Такая
подвижность местоименных частиц выразилась и в перекрещивании грамма¬
тического образования с логическим его использованием, в результате чего
субъективный суффикс 3-го лица в грузинском может выражать объект
(Ыат-э 'убивает-он’, т^ат-в 'я-верю-в него’), а объективные пре¬
фиксы всех лиц—использоваться для обозначения субъекта, например,

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
203
мегрельские Магэп-д 'тебя (тебе)-пишу-я’, г-шэ 'ты-помнигаь’ и т. п.84
На этой же почве субъективной и объективной аффиксации, подверженной
действию пассивного строя речи, когда субъект может выражаться объ¬
ективными местоименными частицами и наоборот, а иногда и вовсе отпадать,
и нужно искать ключ к распознанию все еще неясного вопроса об оформле¬
ний лиц и времен халдского глагола, пассивного в структуре действительного
своего залога.
На Фоне кавказских языков халдский, несомненно, выступает гораздо
ярче, чем при самостоятельном его изучении и даже при параллельном
обосновании ссылками на ассирийский язык. Ближе по своей структуре
речь древнего Вана должна быть к хеттам, но разнообразие их языковой
среды еще мало привлечено для освещения языка соседящей Биайны.
Естественно при таких условиях, что в анализе клинообразных текстов
Вана неизбежно выступил статичный подход с узко Формальным разбором
существовавших языковых явлений в их прослеживании на ограниченном
материале двух сотен эпиграфических памятников. Ограниченность мате¬
риала и Формальный к нему подход привели к выявлению по контексту
отдельных норм и к механическому их восприятию в одном и том же
значении в пределах всего языкового разнообразия, ошибочно понимаемого
как стройное монолитное целое. Так обстояло, например, с глагольным суф¬
фиксом -Ы, считавшимся и мною за 1-е лицо при любой глагольной Форме.85
Такой путь исследования крайне рискован для работника над кавказскими
языками. Сошлюсь хотя бы на пример мегрельского, в котором, как и во
всех остальных, сходство одной только Формы вовсе не обусловливает
обязательного тождества и самого содержания: г-^агеп-в 'тебя (тебе)-
пишет-он’, г-^ип-э 'ты-нмеешь-его’. В обоих глаголах пред нами
абсолютно одинаковое Оформление объективным префиксом 2-го лица (г-)
и субъективным суффиксом 3-го лица (-э), но в первом случае мы имеем
спряжение субъективного строя с отношением к объекту, а во втором —
спряжение объективного строя с таким же отношением, при котором
действующее лицо (субъект) выражается объективными местоименными
приставками, в связи с чем, по нормам пассивного строя, субъект обращается
в объект, т. е. отношение к объекту выражено субъективною место¬
именною частицею. Здесь внутри самого глагола пред нами выступает
наглядный пример пассивной конструкции, когда роли субъекта и объекта
меняются. И только под этим углом зрения разъясняется встретившееся
расхождение содержания при внешнем тождестве Формы: 'тебя (тебе)-
пишет-он’ и 'тобою-имеется-он’—>'ты-имеешь-его’. Такая ясность истолко-

204
язык влнской клинописи
ванпя примера одного из кавказских языков невольно вызывает халдскне
сопоставления: инЦа-аЬ 'выоупили-они’ и zadu-all 'построили-их’, в послед¬
ней Форме без различения субъекта в его числе, так же как и в мегрельском
г-Ьагэп-д 'мы-вас (вам)-пишем’, 'мы тебя (тебе)-пишем’, 'я-вас (вам)-пишу’,
где окончание множеств, числа (-&) может относиться и к субъекту, и
к объекту.
Кавказские языки, как мы уже видели, настолько сложны в своих
активно-пассивных противоречиях, что в них ограничиться одним только
подходом к внешнему оформлению ни в коем случае нельзя. У нор на Форму
без учета содержания Формы приведет в современных языках Кавказа
к Фантастическому чтению, к каковому, по всем данным, близки переводы
и самих халдских текстов, исправляемых и уточняемых только ощупью.
Но живая речь Кавказа на каждом шагу выправляет толкования исследо¬
вателе и тут внешнее совпадение различных по существу оформлений
корректируется живым объектом наблюдения. В халдском же положение
многим труднее, и чтобы выбраться на более верный путь нужно, конечно,
углубиться в освоение самой структуры, ее хотя бы основного стержня.
Сделать это без живого свидетеля кавказской речи едва ли удастся.
Являясь языком не семитическим, а кавказской группы яфетических,
халдский тем самым, конечно, не может быть оторван от них в процессе
своего изучения. И, действительно, многие явления языка урарту становятся
более понятными, и сама структура его получает иное освещение, как
только мы из узкой изоляции выходим на широкое поле привлечения
к совместной проработке современных представителей речи Кавказа. Даже
такой беглый пробег по его языкам, какой был только что проведен
нами, сразу открывает перспективу для подведения известной базы под
многие спорные вопросы, и отмеченные выше пятнадцать пунктов
схождения, построенные на проведенном перед тем осмотре самого мате¬
риала, следовательно, чисто Формальными сопоставлениями, оказываются
уже далеко не достаточными. Требуется значительное дополнение и притом
не разбором только внешних типологических схождений, а определением
строя самой халдской речи среди других кавказских. Только таким путем
удастся, будем надеяться, подвести схему историзма иод кажущуюся
стабильность наблюдаемой языковой структуры.
Для выяснения структуры халдской речи в первую очередь внимание
обращается на оформление слов. По всем имеющимся у нас материалам
грамматическое видоизменение слов, как имен, так и глагола, идет путем
приставок в конце слова, т. е. суффиксациею: Мепиа, родит. Меппа-1.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
205-
лательн. Menua-m, лог. субъект Menua-ше и др., в глаголах: zadu-bi,
zadn-m, zada-ali и т. д. Видоизменение же семантики слов нередко пере¬
дается путем предложной префиксации: a-gubi, аш-gubi, a-rubi, pa-rubi,
te-rubi и пр. Сама основа, как общее правило, не видоизменяется ни при
склонении, ни при спряжении, получая к себе в своем «застывшем» состоянии
соответствующие прилепы, т. е. сохраняя все характерные черты агглю¬
тинации, в значительной степени даже слогового типа.36 Только родительный
падеж суФФиксируется одним гласным звуком -e/i, все же остальные
падежные окончания, равно и окончания лиц в глаголе, проводятся полными
приставками открытых слогов. Формативы в именах и глаголах, напротив,
выступают только одною Фонемою, при том исключительно гласными звуками.
Сюда относятся Формативы имен (именные окончания): -а, -е, -i, -и: Biam-a,
ша1-е, eban-i, uoard-u, и Формативы действия: непереходного «а» и пере¬
ходного «и»: ишт-a-bi, teq-u-m.37 Что касается предлогов, изменяющих
семантику слов, тоних мы имеем как слоги, так и одни Фонемы: a-gubi,
aui-gubi, te-rubi, pa-rubi и т. д. Сама же основа, как мы видели, имеет
решительную склонность к неизменяемости.38 По этому своему признаку
словообразования и грамматического его оформления, халдский не выдви¬
гается из числа других яфетических языков в их агглютинирующем еще
слое, с тою, впрочем, оговоркою, что преимущественная суффиксация вовсе
не обязательна для кавказских языков. В большинстве их грамматические
категории 'выражаются не одними лишь суффиксами, но и префиксами,
а иногда и инФиксами при общей все же тенденции к неизменяемости самих
основ. Так в грузинском: ка(И 'человек’, родит, kad-is, дательн. kaá-sa,
лог. субъект kad-man и т. д., в мегрельском: b-dvan-q 'я кладу’, dvan-q
'ты кладешь', dvan-s 'он кладет’, b-dvan-d 'мы кладем’ и т. д. В удинском
языке: dog-desun 'продавать’, где -desun представляет собою окончание
неопределенного наклонения, настоящее от него время образуется отпадением
«пп» и заменою его гласным «а» со вставкою после основы соответствующих
местоименных частиц: dog-zu-desa 'я продаю’, üog-mi-desa 'ты продаешь’,
iTog-ne-desa 'он продает’.39 Но в удинском же ряд глаголов инФикснрует
местоименные частицы, для чего разбивает основу, вставляя в нее признак
лица: ak-sun 'брать’, a-zu-k-sa 'я беру’, a-nu-k-sa 'ты берешь’, a-ne-k-sa
'он берет’.40 Впрочем, и здесь, при инфиксации, основа глагола лишь раз¬
бивается, воспринимая внутрь местоименную частицу, но Фонетически сама
не видоизменяется.41 Прекрасные образцы агглютинирующих прилеп, наро-
стающих на неизменяемую основу глагола, дает тот же удинский язык.
Так, например, прошедшее несовершенное образуется в нем присоединением

206
язык влнской клинописи
гласного «i» к настоящему времени — ur-zu-tes-a-i 'я прял’, в котором мы
имеем глагольную основу (иг), местоименную частицу 1-го лица (zu),
неопределенное наклонение (tes •«— tesun), характер настоящего времени (а)
и прошедшего несовершенного (i): ur-nu-tes-a-i 'ты прял’, ur-ne-tes-a-i
'он прял’ и т. д.42 Стойкость основы характерна и для халдского языка:
unit a-di 'я выступил’, uint-a-bi 'он выступил’, unit-a-(a) li 'они выступили’,
где к глагольной основе (umt) прибавлен характер аориста непереходных
глаголов (а) и местоименные частицы (di, bi, li).
Решающим исходным пунктом для определения структуры халдского
языка является соотношение переходного и непереходного глаголов. Именно
на их различии, прежде не достаточно отмечавшемся, и была построена
немецкими учеными правильная в основе схема халдского глагола. При¬
веденный выше Формальный разбор материала в достаточной мере под¬
тверждает, что в халдском языке различие переходного и непереходного
глаголов сказывается, как и в других языках Кавказа, вполне определенно,
так же, как и взаимоотношение при них субъекта и объекта. В точном
соответствии с другими языками, проводящими пассивный строй речи,
«	N
грамматический субъейт; активного строя, по которому идет непереходный
глагол, соответствует логическому объекту пассивного, выявляемого
в халдском переходными глаголами (о чем см. ниже).43 Это характеризующее
отличие придется иметь в виду во всем последующем изложении с точным
уяснением себе основных норм пассивности вообще, т. е. строя речи, когда
действующее лицо (субъект) стоит в косвенном падеже, следовательно не
является грамматическим субъектом, когда обычно предполагается имени¬
тельный падеж. В связи с этим, для уточнения терминологии, придется
строго различать грамматический субъект от логического, так так грамма¬
тический субъект может совпадать с логическим только в активном строе
и не совпадать в пассивном, где действующее лицо (логический субъект)
отнюдь не является грамматическим субъектом.
Такая оговорка тем более необходима, что именно смешение грамма¬
тических терминов с логическими привело немецких ученых с правильного
исходного пункта к неверным заключениям. Ими устанавливаются Формы
именительного и винительного падежей, между тем как nominativus вовсе
не везде является падежом субъекта, и, наоборот, в пассивном строе
выступает и как падеж прямого объекта, тогда как accusativus вовсе не
оказывается падежом прямого объекта в том же пассивном строе,
а в активном строе непереходных глаголов полностью отсутствует.44 Про¬
ведя различие по оформлению глагола, исследователи не уловили соотно-

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
207
шсния глагола с именем, и тем самым сбились с правильного пути, признав
пассивную конструкцию45 и в то же время устанавливая в ней грамматиче¬
ские нормы активного строя. Тем самым смешались воедино по управлению
•
падежами имен ими же выделенные переходные и непереходные глаголы.
В итоге, при пассивном строе переходного глагола, оказались nominativus
и accusativus, тогда как подлежащее в пассивно построенной Фразе не
может стоять в именительном падеже, accusativus же имеется только
в активном строе, каковым в халдском языке идет лишь непереходный
глагол, т. е. как раз тот, который не требует винительного падежа. Мы
видели, при разборе различных кавказских языков, что в пих пассивный
строй речи привел к использованию различных косвенных падежей для
обозначения субъекта и объекта, к чему, как увидим ниже, неизбежно
пришел и халдский в своем сплошном пассивном строе переходного глагола.
Между тем, Формальный анализ грамматических категорий не дал немецким
ученым возможности учесть ими яте признанную пассивность строя, вслед¬
ствие чего-разбор падежных оформлений оказался неприемлемым.
Как My>i видели в соответствующей главе, переходные глаголы в языке
древнего Бака строятся по пассивной конструкции во всех временах
(ср. удинский, абхазский, кюринский и др.), а не в одном только аористе
и производном от'-него будущем-сослагательном, как это имеем в грузин¬
ском, мегрельском и чанском, в последнем с некоторыми отступлениями
в части настоящего времени, которое тоже может итти по пассивному
строю.46 Сплошная, во всех временах, пассивная конструкция сближает
халдский не с низменными языками Закавказья, а с горскими. Поэтому,
субъект при переходных глаголах в халдском, равным образом, во всех
временах, оформляется в косвенном падеже: *Menua-ine ale «Менуа
говорит», *Мепиа-ше ini pile aguni «Менуа этот канал провел», ср. в чан¬
ском: Ali-q tarums «Алий пишет», ko£)i-q dinika korobums «человек
собирает дрова», ko^i-q dnuka korobu «человек собрал дрова» и т. д.
Определение этого косвенного падежа, уже специально прикрепленного
к обозначению логического субъекта переходных глаголов (как и в грузин¬
ском -man, в мегрельском и чанском -q), возможно лишь с учетом общих
норм падежного образования в кавказских яфетических языках. По своей
Форме (-ше) он полностью примыкает к родительному, в частности к роди¬
тельному шипящей групиы сибилянтных языков, каковой наличен в мегрель¬
ском и чанском, где родительный на -ше используется в качестве особого
отложительного падежа одновременно с родительным -пи, точным соответ¬
ствием грузинскому родительному же — is (-is || -нпсчэ-пп || -ше). Но так же>

208
ЯЗЫК ВАНСКОИ клинописи
как в грузинском и некоторых других яфетических языках, падеж
действующего лица в халдском употребляется только в значении логического
субъекта пассивного строя речи. Таким образом, дательные местоименные
-man в грузинском, -q в мегрельском и чанском, и родительный полной
Формы -ше в халдском оказываются уже специальными падежами логиче¬
ского субъекта, причем, так как в халдском пассивным строем идет
весь переходный глагол во всех пока уловленных временах, падежное
окончание -ше является единственным падежом субъекта при переходных
глаголах вообще. В ряде других языков Кавказа, как мы видели в их
кратком обзоре, в том же значении падежа логического субъекта выступают
не только родительный и дательный, но и творительный (в удинском, кюрин¬
ском и др.), при этом в них те же падежи, без какого-либо изменения Формы,
используются и в роли обычных косвенных падежей. Следовательно,
в яФе.ическнх языках логический субъект пассивной конструкции может
обслуживаться различными косвенными падежами, но может и закрепиться
за одноц конкретною Формою, в другом значении не употребляемою.
Последнее \чаблюдается в халдском, который с этой стороны оказывается
уже ближе не-к горским языкам, а к грузинскому, мегрельскому и чанскому,
т. е. к языкам Закавказья.
Что касается прямого объекта во Фразе пассивной же конструкции,
то совпадение такового с субъектом активного строя обусловлено самим
характером пассивности и потому налицо во всех языках, так в грузин¬
ском: dagli klavs kaàs «собака убивает человека» и kadman mokla dagli
«человек убил собаку (-«—человеку убита собака)». Равным образом,
и в халдском:	LU-aji-MES (quradmili) unitali «воины выступили»
и LU quraduuli iieli dubi «воинов я собрал *— воины собраны мною»
(Сардуровск. летописи II, 6; У, 2). При таком тождестве грамматического
субъекта активной речи с логическим объектом пассивной, вполне естественно,
что, когда в халдском в значении действующего лица активной речи (при
непереходных глаголах) выступает, кроме неоформленного падежа, также
и особая суффиксация на -т, то таковая же оказывается и суффиксом
прямого объекта переходного глагола.47 Но это не разные падежи, а один
и тот же в его грамматическом оформлении. Он является субъектом
в активных непереходных глаголах, следовательно, и объектом переходных:
unitabi j6Sardun-ni «Сардур выступил», karum Tmalibi-m nmequqe «он
покорил Циналиба сына Луеха» (Сурб Погос, ИАН, 1932, стр. 165.
стк. 5—6), niinabi аМипш-ш лАЬ111ашф niatuali ^Sardun-m-li kurdi «прж-
близился48 Мурини абилианихский, обнял Сардуровы колени» (Сардуровсж.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
209
летописи II, 36—38), karuni лМигши-т LUGAL eTpUelikuqi ebame
«покорил он Мурина цпря страны Уеликухи» (Сурб Погос, стк. 3—4).
Приведенные примеры тождественного совпадения субъекта с объектом'
в зависимости от строя глагола объясняются последним, так как строй-
глагола, при буквальном переводе Фразы, дает не совпадение, а единство:
«покорен-он Диналиб сын Луеха», «покорен он Мурини царь страны
Уеликухи»,49 т. е. то же самое падежное оформление, как и в «выступил
Сардур», «приблизился Мурини» и т. д. Здесь, при переходных глаголах,
имеется падеж логического объекта, так как Диналиб и Мурини, во Фразах
«покорен он Диналиб», «покорен он Мурини», вовсе не действующие лица,
а страдающие, хотя и ОФОрмлены они так же, как и действующие лица
активного строя непереходных глаголов «приблизился Мурини» и т. д.
Грамматически тут пред нами один и тот же падеж, но логически два
(субъективный при непереходных и объективный при переходных). На этом
схождении и в то же время различии и строится сложная схема управления
имени глаголом в языках яфетической системы. Опора, при таких условиях,
только на формальный признак, естественным образом, ведет к ото¬
ждествлению объективного падежа с винительным, т. е. к переносу на
пассивную структуру норм активной.
Именно поэтому и отмечается рядом исследователей, в том числе
и J. Friedrich, наличие в халдском особого винительного падежа на -ш,
но это не accusativus, не винительный падеж, а падеж логического
объекта.50 Он может быть лишь условно (следовательно, неверно) назван
«винительным» (accusativus), так же как только условно, и равным
образом неверно, можно назвать «именительным» падеж логического
субъекта на -ше.51 Дело в том, что номенклатуру грамматических падежей
нельзя автоматически применять к падежам логическим. Так, например,
в активном строе речи логический падеж совпадает с грамматическим,
вернее, по нему и строятся грамматические падежи, но для их построения
нужно предварительно установить, где именно имеется налицо активный
строй и как выражается взаимоотношение глагола с именем. Мы уже
говорили о том, что в яфетических языках пережитки пассивности настолько
сильны, что они в грузинском, мегрельском и чанском всплывают даже
п в активной речи первых времен (настоящем и производных от него). Это
мы видели в местоименной аФодксации, когда объективные приставки
используются как субъективные (объективный строй спряжения).52 Так,
в чанском мы имеем местоименные частицы: субъективные — 1-е лицо
префикс V- Ь-
Мещанинов
3-е лицо суффикс -s; объективные (только префиксы) —
14

210
язык влнской клинописи
1-е лицо т-, родит, пи-, дат. то-; 2-е лщо g-, родит, g^-, дат. go-; 3-е лицо
родит, и-, дат. о-. В глаголах они используются следующим образом:
субъективный строй Ь-^агшп 'я-пишу’, ^агит-э 'пшпет-он’; объективный
строй ш-шип-э 'я-помню’, та-ЬагЬа1ен 'я-брежу (нахожусь в бреду)’;
относительная Форма у-о-пйагжрат 'я-его-заставляю писать’. В последнем
примере мы имеем активный (субъективный) строй, причем объект (-о-)
стоит в дательном падеже. Тот же дательный падеж оказывается уже
субъектом в аористных Формах, идущих по пассивному строю то^1-уопаге
'я-к тебе-приведу’, буквально 'мне-к тебе-приведется’. Ту же самую струк¬
туру пассивности мы имеем и в только что приведенных примерах объектив¬
ного строя: т-шипэ ’я-помню’, буквально 'мне-помнится’, и та-ЬагЬа1еп
'я-брежу’, буквально 'мне-бредится’. Следовательно, в чанском языке
пассивная конструкция налицо и в настоящем времени, в глаголах объектив¬
ного строя. То же самое находим и в грузинском: местоименная аффиксация:
субъективная 1-е лицо префикс V-, 3-е лицо суффикс -э -V- -Ь, объективная
(только префиксы), 1-е лицо т-, 3-е лицо в- Ь-. Местоименные частицы
в их использовании при глаголах: активный (субъективный строй)
у-а1 (<— у-уа1) 'ячхожу’, уа1-э 'ходит-он’; объективный строй т-г^ат-э
'я-верую’, Ь-г(ат-з 'он-верует’. Что мы имеем и здесь пассивный строй,
видно по использованию глагола во Фразе: рейе-эа й-гит-э £тег(й
«Петр верует в бога». Тут субъект Петр стоит в дательн. падеже (-эа),
а объект в именительном, что дает буквальный перевод «Петру ему-
верить-он бог». Здесь-то мы и наталкиваемся на случай использования
объективной частицы (й- 'ему’) для обозначения действующего лица
субъекта), а субъективной (-в 'он’) для обозначения объекта. И эти Фор&ы
(мы встречаем в настоящем времени, т. е. именно в том, которое в грузин-^
ском идет по активному строю. В настоящем же времени всплыл, в данной
фразе, и дательный падеж (-эа) рейе-эа в значении действующего лица.
Ниже я делаю попытку обосновать свой вывод о том, что и в халдском
в значении субъекта при активном непереходном глаголе используется
равным образом дательный падеж на -ш: ипйаЫ "^агбип-т «выступил
Сардур», ср. шатай *б8агйип-т-11 кипй «обнял Сардуровы колени».53
Выявившаяся в этих Фразах пассивная конструкция вторглась в общие
нормы активной, по которой идут в грузинском, мегрельском и чанском
первые времена (настоящее и производные от него), а в халдском непере¬
ходный глагол. В самом же активном строе речи логический падеж, как
общее правило, совпадает с грамматическим. Так в чанском к<^1 п1агшп-=
«че<арек пишет (-он)», ЬЩкиф до^п (&о®ип) щит-э «пчела мед делает

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
211
{-она)» действующее лицо (логический субъект) выражен грамматическим
субъективным падежом (неоформленным), т. е. именительным, но наряду
с этим в том же чанском языке, во Фразе пп-ц щит-я «кто делает?»,
действующее лицо стоит уже не в именительном, а в дательном местоименном
(пп-ц), и, следовательно, по точной грамматической номенклатуре, здесь
именительного падежа не имеется вовсе. В приведенной Фразе «кто делает?»,
буквально «кому делается?» налицо падеж логического субъеккта (-ц),
каковой отнюдь не является именительным. На том же основании мы не можем
назвать именительным и халдский падеж на -ш в приведенной выше Фразе
шЩаЬ1 лб8аг<1ип-т «выступил Сардур». Отсюда ставится вопрос, следует ли,
при таких условиях, проводить группировку управляемых глаголом падежей
по грамматическому их признаку, и не удобнее ли будет, для выявления
особенностей языковой структуры, брать в основу логическое их содержание
с сохранением внутри группировки и грамматических их определений.
В этом именно виде я и попытаюсь провести последующую схему.
Распространяя эти же соображения на падеж логического объекта,
мы и тут увидим вовсе не тождество оформления именительного падежа
с винительным,' а наличие одного и того же именительного падежа
в значении логического субъекта при активном строе и логического объекта
при пассивном: мегрельское ко(М Ьагэпв «человек пишет», та (1цоЫап
Ьдп-1 «я написал книгу». И субъект (ко&-1) и объект (¿цзры) оба стоят
в одном падеже. Оказывается, что, в зависимости от строя глагола,
именительный падеж служит в строго определенных случаях и для выра¬
жения логического объекта, заменяя винительный падеж, или вернее
выполняя его Функции, и потому отвечая не только на вопросы «кто, что»,
но и «кого, что».54 Последнее расхождение получилось вследствие активного
•осмысления пассивно построенной Фразы самим говорящим лицом.
Кроме того, нужно остановиться еще и на другой особенности яфети¬
ческих языков, а именно на том, что в них пережиточно сохраняющаяся
пассивная конструкция в большинстве языков вовсе не выработала особого
падежа для обозначения прямого объекта и таковой обслуживается наравне
с именительным (неоформленным) и другими косвенными падежами. Например,
в кюринском в значении прямого объекта используется иногда и дательный:
21 <1юти-ш гаг ечгетгша, «моим другом мне зовется —*• мой друг меня
зовет».55 Равным образом и в грузинском, так же как мегрельском и чанском,
нет вовсе винительного падежа даже при глаголах явно активного строя.
Благодаря этому, выработался многозначимый косвенный падеж, каковым
в названных языках оказывается тот же самый дательный, в виду чего

212
язык влнской клинописи
он носит свое название лишь условно, применяясь к принятой терминологии.
На самом же деле это вообще объективный падеж, отвечающий на вопросы
и «кого, что» и «кому, чему», т. е. он по содержанию своему настолько же¬
лательный, насколько и «винительный»,5® появляясь иногда в обоих своих
значениях в одной и той же Фразе, например, в мегрельском: ma varzenq
■para-s ko-s «я даю деньги человеку», где прямой объект (para-s)
и косвенный (ko-s) оба стоят в дательном на -s (•«— -sa).87
Для большей убедительности даваемой характеристики дательного
падежа (-sa—>-s) в его многозначимости возьмем еще несколько примеров-
из грузинского: дательный в значении косвенного объекта (кому, чему)
и прямого (кого, что): 1) spasalari pativ-sa sôems mkedar-sa «военачальник
почесть дает воину» и 2) spasalari tur&nis mkedar-sa «военачальник
воспитывает воина». Дательный же падеж, в Форме местоименного -man,,
обслуживает и падеж логического субъекта при пассивном строе аориста:
3)	kad-man mokla dagli «человек убил собаку», буквально «человеку убита
собака», поэтому логический здесь объект (dagl-i) оказался в именительном
падеже. Но в той же Фразе активного строя прямой объект окажется ужо
в дательном: 4) kaái klavs dagl-s (•«—dagl-sa) «человек убивает собаку».
Сопоставляя в.ее четыре Фразы, мы видим, что именительный падеж kaá-i
в 4-й Фразе и $pasalar-i в двух первых налицо и в значении прямого объекта
в слове áagl-i третьей Фразы, тогда как дательный падеж, mkedar-sa
в первой Фразе, выступает в первой, второй и четвертой (pativ-sa,
mkedar-sa, dag'-s), в качестве прямого объекта. Таким образом устана¬
вливается, что в грузинском языке нет вовсе винительного падежа, и что
прямой объект обслуживается именительным (неоформленным) и дательным.
Возьмем еще несколько примеров из кюринского с его суффиксами
дательного падежа (-z, прибавляемому к творительному—>diz, iz и т. д.):
1)	za dede-diz balqan gana «я матери лошадь дал-«—мною матери лошадь
далась», 2) zi dusxuni za-z ewarzawa «мой друг меня зовет-«—моим другом
мне зовется», 3) kit-iz dulda siq akuna «собака в поле лисицу увидела-«—
•«—собаке в поле лисица увиделась», 4) áawa tay kwazawa «с неба огонь
идет (—> жарко)».58 В этих Фразах неоформленный падеж выступает
в значении субъекта (tay в четвертой Фразе) и прямого объекта (balqan
в первой Фраз$ и siq в третьей^, тогда как дательный имеется и в косвенном
объекте (dede-diz первой Фразы) и в прямом объекте (za-z во второй Фразе)
и в субъекте (kit-iz третьей Фразы). Из приведенных примеров мы видим,
что кюринский язык дает, примерно, ту же схему, как и грузинский,
т. еупрямой объект в нем обслуживается неоформленным падежом

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
213
л дательным, но в кюринском тот же самый дательный падеж может
выступать и в роли действующего лица (логического субъекта).
Следовательно, даже по данным только этих языков, выясняется, что
дательный падеж может использоваться не менее как в трех значениях:
1)	как косвенный на вопрос «кому, чему», собственно дательный, 2) как
падеж прямого объекта на вопрос «кого, что» и 3) как падеж субъекта,
т. е. действующего в Фразе лица, отвечая на вопрос «кто, что».
Халдский язык оказывается совершенно в том же положении с его
•нормами дательного падежа на -ш. Проверим на нескольких примерах:
1)	eQaldim-m ишюашыи ^Sardurmie ale «богу Халду могущественному59
Сардур говорит», 2) karuni JTinalibi-m JLuequqe LUGAL cipUehkuqi
ebame60 «покорил он Циналиба сына Луеха царя страны Уеликухи»,
3) 'Щирипш-ш LUGAL 'Diaueqi nunabi kaiukid niatuah kurieli sulu unitibi
«Утупурши царь диауехов приблизился ко мне, обнял колени, ниц повергся»
(Corpus 27, стк. 12—14), 4) ‘Qaldim-m alsmim-ni JArgimtmie ini pile
agum «богу Халду величайшему61 Аргиштп этот канал провел»
(Никольский ХХ1У, стк. 1—3), 5) LU-aji-MES (quradimli) unitali «воины
выступили» (Сардуровск. летописи II, стк. 6), 6) lkukam mali mimtini
kueidanuli LU quradimeli CTpEriaqimedi «вслед за тем весною направил он
воинов в страну Эрах» (там же, I, стк. 24—28). Именительный падеж
в этих примерах имеется в неоформленном виде LU-aji-MES = quradim(e)li
(фраза 5). Тот же неоформленный падеж в качестве прямого объекта
налиьо во Фразах четвертой и шестой (pile, quradim(e)li), он же во множе-
жестЕенном числе во Фразе третьей (kurieli). Дательный падеж на -ш
выступает во Фразах первой и четвертой (‘Qaldini-m uinmaim-m, 6Qaldini-ni
alsuiim-m),62 он же в качестве прямого объекта во Фразе второй (JTma-
libi-m) 63 наконец, он же в качестве субъекта во Фразе третьей (лЩи-
purrai-m).
Таким путем анализа халдского языка на общекавказской почве уста¬
навливается, что он, в полной аналогии с грузинским и другими отмеченными
языками, не имея специального винительного падежа, обслуживает прямой
объект или неоформленным (именительным) или дательным. Кроме того, на
тех же примерах выясняется и еще одна особенность, сближающая
халдскую речь с кюринскою, а именно использование дательного надежа
в значении субъекта активного строя непереходных глаголов.
Пассивный строй речи, проходящий по всей структуре халдского пере¬
ходного глагола, выявляется не только в полном охвате всех времен пере¬
ходного глагола,64 но и во взаимоотношении прямого объекта с субъектом

214
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
в переходных и непереходных. И если пока мы стояли на признания
тождества грамматического субъекта (неоформленного падежа = имени¬
тельного) с логическим объектом пассивного строя, то сейчас мы вправе
ту же концепцию рассматривать в обратном порядке, исходя из логического
прямого объекта и тем самым признавая его тождество во всех его
оформлениях с субъектом активного строя, т. е. с действующим лицом
непереходного глагола. Установив, по аналогии с грузинским и кюринским,
что прямой объект обслуживается в халдском или неоформленным падежом
или дательным на -ш, мы тем самым признаем в халдском те же Формы
и для субъекта в непереходных, т. е. устанавливаем в халдском единство
падежа субъекта непереходных и объекта переходных во всех их офор¬
млениях. Про таких условиях, понятие грамматического субъекта, обычно
именуемого «именительным» падежом, как единственного выразителя
функции действующего лица, не существует в халдском даже и в непере¬
ходных глаголах. Действительно, такая Фраза как ropArdmidi nunali
•Чшришт-т ^Sardureqe лМепиа Huipuumiqe (Corpus 12, ctk. 26—27)-
«в Ардин (т. е. Мусасир) направились Ишпуип сын Сардура (и) Менуа сын
Ишпуина» дает субъект и в дательном падеже на -ш (Ншришт-ш)
и неоформленном (лМепиа). Поскольку именительным падежом мы можем
называть только последний, и то условно, оказывается, что этот падеж
обслуживает субъект непереходного глагола вовсе не полностью, а только
частично, так же, как лишь частично обслуживает он и прямой объект
переходного глагола.
Но грузинский имеет в пределах самого переходного глагола раз¬
деление времен, часть которых (аорист, будущее-сослагательное) идет по
пассивной конструкции, тогда как остальные времена того же переходного
глагола строятся уже по активному. Поэтому в нем дробится обозначение
субъекта и объекта по этим двум группировкам времен. Таким образом,
в грузинском получилось точное распределение: при пассивном строе субъект
на -man и объект в именительном падеже на -i, при активном же субъект
в именительном падеже на -i и объект в дательном на -sa—>-s: kad-man
mokla dagl-i «человек убил собаку» и ka6-i klavs dagl-s «человек убивает
собаку». Такого точного распределения не могло получиться в тех яфети¬
ческих языках Кавказа, которые противополагают пассивность активности
не внутри самого переходного глагола, а между ним и непереходным. Рях
языков проводит весь переходный глагол целиком по пассивному строк,
почему в них и не могло получиться такого разграничения в обозначен*!
kобъекта. В активном строе у них обычно идет непереходный глаг:л.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
215
который вовсе не требует прямого дополнения. Поэтому, в языках этого
типа получилось смешение в обозначении объекта внутри самого переходного
глагола, следовательно, везде при пассивной конструкции. К числу таких
языков относятся, как мы видели, кюринский и халдский.®5 Из них кюринский,
как уже отмечалось, использует для обозначения прямого объекта неофор¬
мленный падеж и дательный, различая их употребление по значимости
самого глагола. В халдскомже, по всем имеющимся пока данным, и семан¬
тика глагола не играет решающей роли, в связи с чем неоформленный
падеж и дательный на -ш заменяют друг друга. Халд одинаково мог сказать
и karum eTpEtium-m «покорил он страну Этиуни» (Никольский VI, стк. 2)
и qaubi eipEtiuni «я захватил страну Этиуни» (Никольский XXI, стк. 4—5),
и даже в одной надписи: karum 'Murmu-m... karum 'Tmalibi-m.. .
karum 'Amurmrari-ш... karum cipArmee (Сурб Погос, ИАН, 1932,
стр. 165, стк. 3, 5, 8, 11). Но, в то же время, халдская речь закрепила
за субъектом переходного глагола специальный падеж на -ше, строго
отграничив его от субъекта непереходных глаголов, идущих активным
строем и потому использовавших для его выражения те же окончания,
каковые налицо в объекте пассивных переходных с тою же неустойчивостью
в их употреблении: umtali Ншршш-т ...'Menua-m(Corpus 15, оборотная
сторона, стк. 11—13), nunali л1шршш-ш .. /Медиа66 (Corpus 12,
стк. 26—27).
Причину такого своеобразного, на первый взгляд, оформления глаголов
и имен нужно, естественно, искать не в них самих, а в движущей языковую
структуру общественной среде и в столкновении норм активного мышления
и еще пассивной передачи речи. Воспринимаясь говорящим лицом уже
активно, пассивная конструкция обостряет движущие язык противоречия,
которые и разрешают осложненную проблему, вовсе не улавливаемую одним
только Формальным подходом к языку.®7
Такое наличное в языке противоречие логического содержания Фразы
ее грамматическому оформлению не должно вести к Формальному отоже¬
ствлению падежа логического объекта с винительным. Последний, как
грамматическая категория, уместен только в активном строе речи, и когда
грамматическое построение халдской Фразы дает перевод «Гусою эта стела
воздвигнута» im puluji IRusame... kuguni (Звартноц), то слово puluji будет
вовсе не винительным падежом, а именительным, хотя оно же оказывается
логическим объектом и будет винительным падежом при обычном переводе
пассивных Фраз в их активной передаче: «Руса эту стелу воздвиг». Опре¬
деление грамматических категорий делается не по переводу, а по анализу

216
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
самого языка. И, если в данном языке, в хал деком, переходные глаголы не
нмеют активной конструкции, то к ним не могут быть механически при¬
менены те категории, которые устанавливаются в последней при со¬
ответствии логической номенклатуры грамматической, в частности, при
соответствии логического прямого объекта именно винительному па¬
дежу.
Отсюда неизбежно следует вывод, что раз в халдском нет активного
строя в переходном глаголе, то мы вовсе не имеем в нем и винительного
падежа, хотя все же имеем логический объект, каковой может выражаться
грамматическим именительным падежом (поттаЯуиэ), но и не только им
одним. В этом и заключается особенность яфетических языков, в каковых
переходный глагол иногда в некоторых времевах, например при аористных
в грузинском, а иногда и во всех, например, в горских языках и халдском,
строится по пассивной конструкции, производящей переключение Форм
грамматических падежей на противоположное логическое содержание. Это
является основным для характеристики не только строя речи в целом,
но и отдельных ее логических и грамматических категорий в их взаимо¬
отношениях, но не в их отождествлении.
Такой анализ языковых структур, сам собою как будто бы вполне
понятный, до крайности смущает исследователей, привыкших орудовать
с индо-европейским строем речи, где пассивность уже выродилась
в специальные Формы страдательного залога и слабо выходит за его рамки.68
В яфетических языках, как мы видели, наоборот, целые категории времен
(в грузинском, мегрельском, чанском), а иногда и целые категории глаголов
(переходе ые в кюринском, халдском и др.) проходят полностью по пас¬
сивному строю со всеми ему присущими особенностями в их противополо¬
жении активному. Именно поэтому, исследователь мегрельского языка
И. А. Кишпидзе констатирует, что «именительный падеж в мегрельском
употребляется двояко: как подлежащее и как дополнение».69 То же поло¬
жение в части грузинского языка Формулируется Н. Я. Марром следующим
образом: «в зависимости от строя грузинского глагола именительный падеж
служит в строго определенных случаях и для выражения логического
объекта, заменяя винительный падеж».70 Наличие же особого винительного
падежа в этих языках исследователи не устанавливают вовсе, даже
несмотря на то, что в них активный строй всплывает в самих переходных
глоголах, где именительный падеж обслуживает действующее лицо,
а не дополнение. Все же и тут, при активном строе первых времен пере¬
ходного глагола, не выработалось особого винительного падежа, в роли

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
217
которого выступает, как мы видели, обычный дательный на -sa—
мегрельск. та varzenq cpara-s «я даю деньги» и др.
Тем более нет винительного падежа в халдском. Винительного падежа
здесь нет вовсе, потому что непереходные глаголы не требуют при себе
прямого объекта. А так как в халдском активный строй глагола выявляется
только в непереходных глаголах, переходные же целиком во всех временах
строятся по пассивной конструкции, то очевидно, что винительному падежу
в халдском языке нет места. Другими словами, мы имеем в халдском логи¬
ческий субъект, каковой в активном строе непереходного глагола обслужи¬
вается именительным (неоформленным) падежом и падежом на -ш,
а в пассивном строе переходных особым субъективным падежом, примы¬
кающим по своему оформлению к родительным (полной Формы на -ше).
Логический же прямой объект имеется только при переходном глаголе,
т. е. в пассивной конструкции, и потому грамматически выражается теми же
падежами, как и действующее лицо активного строя, следовательно,
в халдском — только непереходных глаголов. При таких условиях поиски
особого accusativ’a в халдском бесполезны.
Неучет этого специфического явления определенного стадиального
состояния языкового развития ведет к неправильному пониманию языковой
структуры. Именно в этом и заключается основной недостаток весьма
интересных и крайне ценных работ А. Götze и J. Friedrich, признавших
пассивный строй халдской речи и ограничившихся только этим признанием
без анализа существа самого пассивного строя. В результате они не смогли
выявить различие Формы и содержания и по анализу только одной голой
Формы установили винительный падеж там, где он вовсе не существует.
В итоге старательного подбора материала и вполне правильного сличения
контекстов J. Friedrich точно выделил оформления логического объекта,
каковые, естественным образом, совпали у него с оформлениями субъекта
непереходных глаголов (оба или неоФормлены, или снабжены суффиксом -т).71
Они и должны были совпасть, раз прямой объект пассивного строя речи
обслуживается падежом субъекта активной конструкции глагола. Не
обратив на это внимания, немецкий ученый построил весь анализ склонения
в таком виде, будто бы халдская речь представляет собою строгую выдер¬
жанность активно построенных Фраз, и именно вследствие этого им дана
неправильная схема склонения.
На этой же почве, мне кажется, не получилось достаточного уточнения
в группировке и косвенных надежей. В основе яфетических языков падеж
косвенного дополнения стабилизируется также и на обозначении прямого

218
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
дополнения и даже субъекта. Так, субъект в мегрельском стоит при опре¬
деленных временах в обычном дательном падеже, а в кюринском
и в дательном и в творительном, прямой же объект обслуживается из числа
косвенных падежей, главным образом, дательным. Что касается роди¬
тельного падежа (определяющего и принадлежности), то он в одном из
основных своих значений используется как поссессивный (падеж принадлеж¬
ности) и потому, по смыслу Фразы, передает содержание, которое может
быть выражено и дательным. Так, например, в кюринском языке одну
и ту же Фразу «у моего соседа злая собака» можно выразить и тем
и другим падежом, т. е. родительным: zi komni-di-n sa pis kit awa
«мой соседа одна злая собака есть—»у моего соседа злая собака»,
и дательным: zi konmi-di-z sa pis kit awa «мой соседу одна злая собака
есть». Отсюда—близость двух поссессивных падежей родительного
и дательного (genitivus possessivus и dativus possessivus).72 На этой почве
произошло у J. Friedrich смешение обоих падежей и отнесение к обоим
одной и той же суффиксации, что й резюмировано им в упомянутой выше
фразе «stehen Geuitiv und Dativ schon im Singular einander sehr nahe,
so fallen sie im Plural vollends in eine Form zusammen».73 Между тем,
оба падежа в халдском по оформлению своему несомненно различаются,
хотя Функционально они могут быть и близки, даже тождественны
в неменьшей мере, чем в приведенных примерах из кюринского языка.
Такую близость находим в халдских: 6Qutuim-e дМепиаше... im puluji
kuguni «бога Хутуина (для бога Хутуина, принадлежащую или пред¬
назначенную богу Хутуину) стелу Менуа воздвиг», eQaldi-e eun-e ini
E l6Sardunrae. .. imdinntuni «бога Халда владыки (принадлежащее богу
Халду, для бога Халда владыки) это здание (храм) Сардур... соорудил»,
‘Qaldmi-m alsumi-m 'Argiratime... mi E zaduni «богу Халду величай¬
шему74 (для бога Халда и т. д.) Аргишти... это здание (храм) построил».
Таким образом, приходится признать, что именно дательный падеж
оказывается наиболее Функционально многозначимым. Он выступает
и "субъектом, и объектом, как косвенным, так и прямым без какого-либо
изменения своего грамматического оформления в пределах каждого языка.
В отношении использования этого падежа все кавказские языки крайне
близки, давая, при общем для всех них преобладании пассивной конструкции
в строении речи, тождественную схему падежной Функции. Краткие парал¬
лели в использовании дательного падежа в языках Кавказа будут весьма
показательны для подтверждения совершенно такого же положения этого
падежа и в языке халдском.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
219
Дательный падеж
в кавказских языках,
(-sa —► -s —*• -z)
Дательный падеж
в халдском.
(-ш)
Действующее лицо (субъект)
Кюринский: qele-zxama sewakuna
ягненок в лесу медведя увидел •*—
•«—ягненку в лесу медведь уви¬
делся».
Мегрельский: ko-s duutara «чело¬
век написал-«—человеку написано».
Грузинский: petre-sa hrtams gmer-
Ш «Петр верует в бога-«—Петру
веруется бог».
Прямой
Кюринский: wi waqa ada-z ewer-
zawa «твоя сестра его зовет-«—
твой сестрой ему зовется».
Мегрельский: та varzenq «para-s
«я даю деньги».
Грузинский: spasalari krebs lam-
qar-sa «военачальник собирает
войско».
ипиаЬ '1шришт-ш.. . лМепиа-т
«выступили (в поход) Ишпуин (и)
Менуа».
дЩиригшх-т ЬивАЬ 'Бюпеф пи-
паЫ «Утупурши царь диауехов
приблизился».
объект
катит лМиппи-т ЫЮАЬ СТрие1х-
киф еЬате75 «он покорил Мурина
царя страны Уеликухи».
катит 0ТрМапа-т «он покорил
страну Мана».
темп бф1<]нпе вТЕ1ШЕВА бАК-
ШШ киШшп «его бог ХалдТ
Тейшеб, Ард пусть ниспровер¬
гнут».
Косвенный объект (дательный)
Кюринский: аба уа1га-г т?ак ^апа
«он быку сено дал».
Мегрельский: та тarzenq (рага-э
ко-в «я даю деньги человеку».
Грузинский:	вразакп райт-эа
эдетв ткебаг-эа «военачальник
почесть дает воину».
б(^а1бш1-ш ишташ1-т 'Мепиаше
. . . бфа]фе еипе гт ри1ид1 кидит
«богу Халду могущественному76
Менуа. .. бога Халда владыки
эту стелу воздвиг».
®фа1бш1-ш иштапп-ш ипйаЫ лМе-
пиа-т «к богу Халду могуще¬
ственному 77 (или ради бога Халда)
выступил (направился) Менуа».
*фа1бш1-т аЕипи-ш лАгд1шише аИ
«богу Халду величайшему78 Ар-
гишти говорит».

220
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Дательный принадлежности (dativus possessivus).
Кюринский: zi fiimledi-z gizaf ка¬
рат awa «у моего дяди много
посуды-«—мой дяде много посуды
есть», ср. родит, zi kommdi-n sa
pis kit awa «у моего соседа злая
собака •«— мой соседа одна злая
собака есть».
6Qaldmi-nialsuinu-niJArgiHitmie. ..
ini pile agum «для бога Халда
(богу Халду) величайшему79 Ар-
гишти. .. этот канал провел»,
ср. родит. 6Qaldi-e eurl-e.. . *Ме-
пиаше... ini sup midnmtuni
«для бога Халда владыки.. . Ме-
нуа это святилище соорудил».
Что касается родительного падежа, то таковой в точности устанавли¬
вается как анализом его Формы, так равно и смысловым значением
в контексте Фразы. По Форме своей он полностью соответствует роди¬
тельному падежу закавказских яфетических языков (грузинскому, мегрель¬
скому и чанскому), в которых полная Форма груз, -is || мегрельск.
и чанск. *-1ш<лэ-Ш11) -ше используется и в усеченном виде, обычно с отпа¬
дением гласного элемента (-ш), но иногда и согласного. В последнем случае
остается одна огласовка -i/е, сращивающаяся с гласным исходом основы:
чанск. ali-nn doma «волоса шеи», bere-ini kidi «мальчика палец»—»-ali-ш
doma но и al-i(-«—al-im)-doma «волоса шеи», kudq-e(•«— kudq-еш)-kidi
«ноги палец» и т. д. В халдском языке родительный полной Формы -ше
сохранился, как мы видели, в значении субъективного падежа (падежа
действующего лица) при переходных глаголах, усеченная же его Форма
-e/i, с отпадением консонанта, используется как косвенный родительный
падеж:	'Menua-i pili tim «Менуи канал назвав (т. е. Менуевым)»,
^TEILüEBA-i URU «бога Тейшебы город», 6Qaldi-i patari «бога Халда
горгд (Халда-град)», ah теше 'Argnnti-e ЧЬаисртше arum «всю дань
Арглштия (принадлежащую Аргиштп) Диаухини привел (принес—»-дал)»
и т. д. Халдскую схему родительного падежа можно еще дополнить
указанием на то, что и в самом халдском, подобно отмеченным выше
языкам Закавказья, уцелела (правда, в редких случаях) и усеченная Форма
родительного падежа с одним согласным элементом -ш, используемая, как
и полная -ше, в значении падежа субъекта, иногда вместе с полною Формою,
но иногда и отдельно: Чшритт-ш ,6Sardurqini-ine burganam nndiimtuni
»Ишпуин сын Сардура бургану80 соорудил» (Corpus 10), 'Argimti-in ale
«Аргишти говорит», вместо обычного "Arginiti-nie ale (Sayce 37). Такта

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
221
образом, и в данном случае, в примерах с родительным падежом мы полу¬
чаем в халдском сходную схему с остальными кавказскими:
мегрельский и чанский	халдской
(пи—>ш, e/i)	(ше—>ш, e/i)
ali-un —»■ ah-ш, al-i	Argimti-ine—»Argimti-ni—»• Arginiti-e
Наконец, заканчивая обзор склонения, отмечу еще одну упомянутую
уже выше характерную особенность яфетических языков, наличную по всем
данным и в халдском, но пока не прослеженную в нем, хотя именно эта
особенность в значительной степени облегчит дальнейшее уточнение норм
склонения. Я имею в виду суффиксацию отношения, когда определитель
согласуется с определяемым словом в падеже, а иногда и в числе. В грузин¬
ском языке отношение выражается постановкой в определителе, вслед за
его собственным падежным окончанием, также и Формы определяемого
слова, т. е. его падежа или числа. Н. Я. Марр приводит из древне-грузин¬
ского прекрасный пример такого наростания суффиксов во Фразе: neba-y
mam-isa zeda-da-ysa-y «воля отца небесного», где определитель zeda,
стоящий во множественном числе (zeda-da), воспринял окончание родитель¬
ного падежа определяемого им слова mam-isa (zeda-da-ysa) и, кроме того,
еще окончание именительного падежа определяемого ими обоими слова neba-y
(zeda-da-ysa-y).81 Равным образом, и в мегрельском падежное окончание
определяемого слова присоединяется к окончанию падежа определителя,
который получает, таким образом, двойное падежное окончание: свое
собственное и то, в котором стоит определяемое им слово.82 Приведем
соответствующие параллели с халдским:
отношение во множественном числе
грузинское: . motacpe-da m-is-da халдское:	^Sardun-m-li kun-li
«ученикам его».	«Сардура (принадлежащие Сар-
дуру) колени».
отношение в единственном числе
мегрельское:-qam-q(o) de borní- халдское: 6Qaldi-e-i URU (Qaldi-e-i
im-q ífuu «нож этого юноши был». patar-i) «бога Халда город».
В заключение, отмечу еще одно, пока не прослеженное мною
в халдском, явление того же синтаксического порядка, заключающееся
в том, что определитель получает суффикс отношения к отсутствующему,
но подразумеваемому, определяемому им слову, например в грузинском:
ismenda m-is-sa «он слушал его» (подразумевается «слово»).88 Здесь место¬

222
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
имение, стоящее в родительном падеже (m-is), получило суффикс отношения
к определяемому им слову в дательном падеже (-sa). Это слово sitkowa-sa
во Фразе отсутствует. Бывают и такие случаи, что определяемое слово
передает свое окончание определителю, а само остается без своего
падежного суффикса, так в мегрельском: squa muarqe-nn-s «сына рабыни»,
вместо ?qua-s muarqe-mi или с суффиксом отношения squa-s muarqe-un-s.
В халдских текстах подобных случаев, когда определитель имел бы
суФФикс отношения без определяемого слова или получил бы на себя
окончание определяемого, передавшего его своему определителю и оста¬
вшегося само без такового, уловить не удалось. Но все же возможность
наличия в халдском явления и этого порядка отрицать, за слабою еще
изученностью материала, не приходится и его, равным образом, следует
иметь в виду при последующих работах по анализу текстов древнего Вана.
Обратимся теперь к местоимениям, как самостоятельным, так и энкли¬
тическим. В них, если следовать указаниям С. F. Lehmann-Haupt и А. Götze,
наблюдается своеобразное смешение первого и третьего лица. Так, при
достаточно ясном ie-ше 'я’ (в падеже логического субъекта при пере¬
ходном, следовательно, пассивном глаголе),84 косвенные от него падежи
прослеживаются названными учеными от другой основы «те», каковая,
в качестве самостоятельного местоимения имеется в третьем лице, а как
энклитическое в первом.85 В самостоятельном виде местоимения 1-го
и 3-го лица выступают наиболее ясно в Формуле проклятия: alu-ше ule-me
tiulie ie-ше zadubi mei-m eQaldi-nie 6TEIHIEBA eAKDINI kulitum «кто
другой скажет: я сделал, его бог Халд, Тейшеб, Ард пусть ниспровергнут»
(Corpus 13, стк. 29—31, оборотная сторона). Здесь субъектом, везде при
переходных глаголах, следовательно, с суффиксом на -ше, выступают,
кроме имен богов, также и три местоимения: ie-ше 'я’, alu-me 'кто’, ule-ше
'другой’, а прямым объектом только одно, с суффиксом -m: mei-iu (Фонети¬
чески mey-m или mi-m) 'его’. Последнее местоимение в Форме родительного
падежа те-i встречаем тоже в Формуле проклятия: pi-ш me-i arqi uruha-m
me-i inai-m me-i, где прямой объект стоит в падеже на -ш, а косвенный
(родительный) с усеченным суффиксом этого падежа -е/х: «имя его, род
его...» (Corpus 21, стк. 21—23 и др.).88
Таким образом, местоимение 3-го лица улавливается в двух косвенных
падежах, а именно, прямого логического объекта mei-ш и родительного me-i,
обнажая тем самым основу (теу или mi). Эта же самая основа просле¬
живается и как глагольная приставка, но в последнем случае уже в значении
1-го лица: горРага1аш ЩЩ, LUGAL-nuji qabqaru lubi nnabi kauki sulu

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
223
mntibi terulubi aru-me теше 40 manae GUSKLST-tuagi «Паралани, город
дарений, я одолел, он отдался мне, повергся ниц, я (его) подчинил, он доставил
■не добычу: 40 мин золота...» (Сардуровск. летописи IV, стк. 52—55).
3 этой Фразе местоименная частица прилепилась к глаголу агп fпри¬
водить’ —* 'доставлять’ (cp. aru-bi 'я привел’ —*• 'доставил’, aru-ш 'ондоста-
знл-его’). Переходный глагол аги в 3-м лице, как мы видели выше,
получает объективную суффиксацию (aru-ш 'доставил-его’). В настоящем
примере с aru-me пред нами в прилепе не прямой, а косвенный объект
те 'мне’, буквально 'мое’.87 Косвенный объект, в данном случае, занял
шесто прямого, каковой вовсе не отразился в глаголе, все же получившем
объективную суффиксацию на этот раз в косвенном падеже. Так обстоит
дело с глагольною Формою, идущею по относительному объективному строю
спряжения, где один объект занимает место другого (косвенный вместо
прямого). Иначе должно обстоять дело с теми глагольными Формами, которые
еуФФиксируют не прямой объект, а субъект. Таковы, как мы видели при
анализе материала, непереходные глаголы. При них прямого объекта вовсе
не имеется, но косвенный объект может находиться и потому может полу¬
чить свое отражение в глаголе. Поэтому в непереходных глаголах такого же
рода косвенный объект не должен уничтожать наличного в глаголе окон¬
чания действующего лица. В связи с этим, в непереходных глаголах может
всплыть двойная суффиксация, т. е. приставка косвенной объективной
местоименной частицы к основе глагола, уже снабженного субъективным
окончанием. В этом значении, по всем данным, то же местоименное «те»
прослеживается в часто употреблявшейся Фразе qannalme DINGIR.ME§.
В ней имена богов стоят в неоформленном падеже, являясь субъектом (под¬
лежащим) при непереходном глаголе фиш, с его характером непереходности
-а (qaim-a) и с субъективным суффиксом множественного числа -li (qann-a-li).
К этой Форме налегло еще местоимение те, уже в качестве косвенного
объекта, так как при непереходных глаголах прямой объект не уместен
.qanii-a-lri1-me —»-qnm-a-l-me) «пришли (на помощь) ко мне боги».88
Все только чтс изложенное подтверждает, мне кажется, отмеченное
С. F. Lehmann-Haupt и А. Götze смешение в халдском языке первого
и третьего лиц местолмений и их частиц при глаголе. Сомнения J. Fried¬
rich 89 в возможности "отождествления местоимения 3-го лица с энклитиче¬
ским 1-го мне представляются неоправдываемыми, так как подобного же
рода смешение 1-го и 3-го лица мы наблюдаем как общее явление в за¬
кавказских языках, а кроме того и в других случаях в самом халдском.
Так, глагольный суффикс -bi выступает в нем в роли 1-го и в роли 3-го

224
ЯЗЫК ВАЫСКОЙ клинописи
лиц в зависимости от его использования в непереходных и в переходных
глаголах: uuit-a-bi 'он выступил’, imduint-u-bi 'я соорудил’. По всем
данным мы имеем тут то же самое столкновение активности и пассивности
в глаголе, обращающее субъект (1-е лицо) в объект (3-е лицо) и наоборот.
При этом, в переходных глаголах такую же перестройку переживает пря¬
мой объект, присущий только им, косвенный же объект обслуживает в рав¬
ной мере как переходные, так и непереходные глаголы, вследствие чего он
оказывается в обоих в одном и том же значении; aru-me 'доставил-мне’,
фщц-а-1-me 'пришли-они-ко мне (на помощь)’. В этих примерах мы
имеем уже не противоречие между переходностью и непереходностью гла¬
гола, а противоречие между именем (в данном случае местоимением)
и оформлением действия, в результате чего самостоятельное местоимение
3-го лица оказывается в глаголе в значении 1-го.
Усматривать в me-i хеттскую параллель пи в значении союза 'и’
и разбивать menu на две части menu, как это предлагает J. Friedrich,
едва ли правильно.90 Во-первых, mei-m в приведенном отрывке Формулы
проклятия (Corpus 13) занимает место обычного tunni-m, вовсе не разби¬
ваемого на два самостоятельных слова, и, во-вторых, оно стоит в падеже
прямого объекта (-ш), составляющем одно целое с самим словом в данном
его грамматическом оформлении. Mei-ш в его Форме дательного падежа
полностью отвечает грузинскому m-as 'ему’ || 'его’ в том же самом падеже,
обслуживающем и косвенное дополнение (кому, чему) и прямое (кого, что).
Отбросив окончание дательного падежа -ш, мы имеем основу те (теу или
mi), от которой образуются и другие косвенные падежи, в частности роди¬
тельный me-i 'его’, наличный в той же Формуле проклятия, что и отмечено
уже непосредственно выше. Единственно, что могло бы говорить в пользу
J. Friedrich, это уже указанное смешение в одной и той же основе место¬
имения двух его лиц, первого и третьего. Но именно это и не должно осо¬
бенно смущать в виду явного наличия такого же точно явления и в других
кавказских языках.
В грузинском языке местоимение 1-го лица m-е, стоящее в неофор¬
мленном падеже, образовано от основы «т», наличной в косвенных паде¬
жах личного же местоимения 3-го лица: родит, m-is, дательн. m-as, да¬
тельный местоименный m-an и т. д. При этом та же местоименная основа
используется, в качестве глагольного префикса, выражающего объект
в 1-м лице т, род. m-i, дат. m-а. Личное местоимение 3-го лица в датель¬
ном местоименном man, как уже неоднократно упоминалось, суФФикси-
руется к именам для передачи падежа логического субъекта пассивного

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
225
строя в аористе и производных от него временах: spasalar-man kriba
lamqan «военачальнику собрано войско—>военачальник собрал войско».
В притяжательных местоимениях основа личного m в его родит, падеже
m-is образует в этом последнем виде основу притяжательного mis-i опять-
таки в 3-м лице 'свой’. Использование основы m в 1-м и 3-м лицах место¬
имения ясно выступает в таких грузинских примерах, как в 3-м лице: ага
esva m-as nmh «и не было у него сына», буквально «и не было ему сына»,
в 1-м лице mi-vi-s 'у меня есть’ (gi-vi-s 'у тебя есть’ —*• 'ты имеешь’
п т. д.). В мегрельском, равным образом, имеем личные местоимения
1-го лица та 'я’ и 3-го лица mu 'он’, причем в глагольных префиксах
та же основа выступает в значении объективной местоименной приставки
1-го лица m-, родит, mi-, дательн. та-1| то-. Например, 1-е лицо: та dob-
ten tigm «я написал книгу»; 3-е лицо: тп qunineko? «что он должен де¬
лать?» В глагольных префиксах: т1-^п1э(п) 'я убиваю’ (по объективному
строю спряжения, когда объективные местоимения используются для обо¬
значения субъекта), чанское m-muns 'я помню’, mi-gun 'у меня есть’ —►
'я имею’ (все по объективному строю), чанское mo-gi-yonare 'я-к-тебе-
приведу’, o-mi-yonare 'он-ко-мне-приведет’ и т. д., ср. халдское qami-
a-1-me 'пришли-они-ко мне’.
Из приведенной краткой ссылки на яфетические языки Закавказья
(грузинский, мегрельский и чанский) видно, что основа местоимения 1-го лица
повторяется в грузинском и чанском в косвенных падежах 3-го, а в ме¬
грельском и в неоформленном (именительном) падеже того же 3-го лица.
В префиксах глагола та же местоименная основа оказывается объективною
приставкою 1-го лица, используемою в объективном строе спряжения и в зна¬
чении субъективной частицы. В халдском мы встречаем опять ту же основу
те в косвенных падежах 3-го лица личного местоимения и в 1-м лице место¬
именного объективного суФФикса при глаголе. Основное различие оказы¬
вается, таким образом, только в том, что глагольную местоименную аффик¬
сацию языки Закавказья проводят префиксами, а халдский—суффиксом.
Смешение же 1-го и 3-го лиц в одной и той же основе наблюдается и тут
и там. Следовательно, к числу общих явлений яфетических языков прихо¬
дится отнести и отмеченные Sayce, Lehmann-Haupt и Götze совпадения
халдского объективного префикса 1-го лица с Формою косвенных падежей
местоимения 3-го лица. Поэтому я считаю себя вправе распростра¬
нить данное наблюдение о тождестве объективного префикса 1-го лица
с 3-м местоимения (т. е. активным) и на истолкование совпадения лич¬
ных окончаний халдских глаголов 1-го лица переходных -bi, с третьим
Мещаанно*	1Б

226
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
лидом непереходных, тоже -Ьъ Переходный глагол, как мы уже знаем,
идет пассивным строем спряжения, поэтому местоименная в нем частица
1-го лица (суффикс -1п) является объективною, хотя и используется для
обозначения действующего лица (объективный строй спряжения, о чем по¬
дробнее см. ниже), почему она совпала с окончанием 3-го лица активной
конструкции глагола. Выступающие здесь аналогии между закавказскими
языками и халдским могут быть проверены по нижеследующей таблице,
имеющей в виду только взаимоотношение 1-го и 3-го лиц местоимений
основы т:
Закавказские языки
Халдский язык
Личные местоимения
Объективные место¬
именные префиксы
Личные местоимения
Объективные место¬
именные суффиксы
1-е лицо: груз, те,
мегр. та
груз., мегр., чанск. т,
родит, пи, дательн. та
(в мегр. и чанск.
также то)
те
3-е лицо: груз,
в косвенн. падежах
т-18, т-аз, т-ап
И Т. д.,
мегр. ти
родит, me-i
дат. mei-ni
Такое же противоположение мы уже видели в частице -ш, оформляю¬
щей действующее лицо непереходного глагола: nunabi 'Murim-m «прибли¬
зился Мурини» (Сардур. летописи II, стк. 36), следовательно оформляющей
и прямой объект переходных глаголов: karuni *Munnu-ni «он покорил
Мурина» (Сурб Погос, ИАН, 1932, стр. 165, стк. 3). Та же частица -ш
выступает и в самой глагольной суффиксации в качестве объективной при¬
ставки 3-го лица единств, числа: kar-u-ш '(он) покорил-его’; kar-u-ш дМн-
nnu-ш «(он) покорил его-Мурина». Этот суффикс -ш J. Friedrich совер¬
шенно основательно считает местоименною частицею (Pronominalsuffix).81
Такиц образом, в части местоименных частиц, пока еще в виде пред¬
варительного наброска, можно наметить следующую схему: первое лицо
ie-ше 'я’, 19-ше ropLuqiumni qaubi «я город Лухиуни(ни) захватил» (Таш-
бурун, Corpus 21, стк. 19). Возможно, что это же лицо в притяжательном
(possessiv’Hou) значении идет по другой основе, условно намечаемой
J. Friedrich, -uki:82 ebani-uki 'страна-моя’, uki-edi 'предо-мною’, ka-uk:
'меня’, 'до меня’, kai-uki-d 'ко мне’: nunabi kauki 'Nidnu LUGAL ei?Uei:-

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
227
киф «приблизился до меня Ниди царь страны Уеликухи» (Сардуровск. лето¬
писи У, стк. 19—20), JUtupurnnni LUG AL JDiaueqi nunabi kaiulad
«Утупурши царь Диауехи приблизился ко мне» (Corpus 27, стк. 12—13),
KUR ebaiu KUR ebam-ukiedi abili dubi «страну для (пред) моей страной
пожарищу я отдал» (Сардуровск. летописи IV, стк. 24 и др.). Расхождение
основ в 1-м лице местоимений, когда именительный и косвенные падежи
идут по разным основам, представляет собою явление, широко распростра¬
ненное в разных языках. Так в грузинском: те 'я’, Oemi 'мое’, Оепиа 'мною’,
ср. латин. ego, mei, mihi, немецк. «ich», «mich», «mir», русск. «я», «меня»,
«мне» и т. д. В виду этого рабочее предположение J. Friedrich об отне¬
сении указанной основы uki к 1-му лицу, что хорошо отвечает контекстам,
может быть как таковое включено в предварительную классификацию
халдских местоимений при несомненном наличии в халдском местоимения
1-го лица в падеже логического субъекта ie-ше. Третье лицо место¬
имений: в косвенном (дательном) падеже, выражающем прямой объект
при переходных глаголах (следовательно, возможно, и субъект при
непереходных) mei-m 'его’ (при непереходных глаголах 'он’, ср. груз,
m-as 'его’ и 'ему’): mei-m 6Qaldime бТЕ1ШЕВА ... kuhttmi «его бог
Халд, Тейшеб... пусть ниспровергнут» (Corpus 13, стк. 30—31);
в родительн. падеже me-i 'его’ в Формуле проклятия: pi-m me-i... «имя
его.. .»93 и др. Местоимения тех же лиц в глагольных при¬
ставках: при непереходных глаголах, идущих активным строем спряже¬
ния, суФФиксируются субъективные местоименные частицы: 1-го лица -di,
3-го лица -be II-bi, 3-го лица множ. числа -h: umt-a-di 'выступил-я’,
umt-a-be || uint-a-bi 'выступил-он’, umt-a-li 'выступили-они’. При пере¬
ходных глаголах, идущих пассивным строем спряжения и потому полу¬
чающих объективные местоименные приставки-суффиксы: -be || -bi ме¬
стоименный суФФикс 1-го лица, используемый при пассивном строе глагола
для обозначения субъекта,94 так же как и суффикс 1-го лица множеств,
числа -ше: imdmnt-u-bi 'соорудил-я’, nndiuntu-ine 'соорудили-мы’.95
В 3-м лице переходных же глаголов объективная местоименная приставка
служит отношением к прямому объекту и, отражая его в глагольной
Форме, вовсе не передает числа субъектов: -ш выражает прямой объект
в единственном числе nndiiint-u-m 'соорудил (соорудили)-его’, kuht-u-m
'да ниспровергнет (ниспровергнут)-его’ и т. д. При множестве объектов
этот суффикс заменяется или показателем множественности -h (-all) или
другими, точно еще не прослеженными окончаниями множественного числа,
из которых пока Фиксируется -tu (-itu):96 nndunit-u-ali 'соорудил (соору-
Р	15*

228
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
дили)-их’, раг-Ш 'погнали-они’, 'увели-они’97 и др. Косвенный объект
как при переходных так и при непереходных глаголах может выра¬
жаться в глаголе одинаковыми местоименными частицами, но являясь
объективными суффиксами, они в переходных глаголах заменяют место
суффикса прямого объекта, тогда как в непереходных прилепляются к уже
наличной субъективной приставке: -те косвенный объект 1-го лица: в пе¬
реходном глаголе аг-и-те 'привел’, 'доставил-мне’; в непереходном глаголе:
4аш1-а-1-ше 'пришли (на помощь)-они-ко мне’, 'помогли-они мне.98
В сводной таблице эта рабочая схема может быть представлена в сле¬
дующем виде:
Местоименные суффиксы
Самостоятельные
местоимения
Субъективные при
непереходных гла¬
голах
Объективные при переходных глаголах
Прямой объект
Косвенный объект
1-е лицо: ie-nie V
-¿1
(-Ье || -Ы) в значении
-те (оно же м при
uki ’мой’
субъекта 99
непереходных
uki-edi ’предо мной*
Множ. число -ше
глаголах)
ka-uki ’меня’, ’до
(в значении
меня'
субъекта)
kai-uki-d ’ко мне’
-ш (отношение
3-е лицо: me (mey,mi)
-Ье || -Ы (оно же 1-е
к объекту) во множ.
mei-ni ’он', ’его’
лицо в переходных
числе заменяется
mei ’его'
глаголах)
показателем множе¬
mi ’этот’
множ. ЧИСЛО -11
ственности
Перейдем теперь к глаголу. Анализ его, в связи с новыми исследова¬
ниями немецкой школы, поставлен на совершенно новый путь. Прежде
всего становится руководящим вполне убедительно проведенное деление
глаголов на две категории на переходные (transitivus) и непереходные (intran-
sitivus).100 Для пассивного строя речи это деление оказывается коренным
в связи с особою ролью при глаголе прямого объекта. Переходные глаголы
требуют его и оформляют Фразу постановкою действующего лица в косвен¬
ном падеже, вторые же вовсе не требуют при себе прямого дополнения
и действующее ¿ицо в них может выражаться субъективным грамматиче¬
ским падежом. Различие этих двух категорий сказывается как в управле¬
нии именами, так и в глагольной структуре. На последней и придется сейчас
остановиться, поскольку о склонении имен уже говорилось выше.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
229
Переходные и непереходные глаголы различаются гласным характе-
ром аориста, а именно оси» в переходных zad-n-bi ’построил-я’, оса» в не¬
переходных nun-a-bi ’приблизился-он’.ш Обе разновидности глаголов
имеют свои основы, например imdiiint ’сооружать’. ter(u) ’заканчивать’,
’закреплять’ и ряд других употребляются только в переходных, но J. Fried-:
rich отмечает, мне кажется вполне убедительно, несколько случаев обра¬
зования переходных и непереходных глаголов от общей основы, так:
пн —»> nn-a-bi 'подошел-он*, mi-u-bi ’перевел-я’; naq —> naq-a-di *пошел-я’,
naq-u-bi ’принес-я’, 'unit—»-umt-a-bi ’выступил-он’, umt-u-ni ’поднес-он’
(в надписях на щитах); ul —*• ul-a-di ’вышел (выступил)-я’, ul-u-he ’пусть
введут (низвергнут)-их’; qami —»• qami-a-lri1-me ’пришли (на помощь)-они-
ко мне’, qam-u-bi ’вынес-я’, и т. д.102 Во всех этих случаях определителем
глагольной структуры оказывается отмеченный выше гласный, характери¬
зующий непереходность «а» (nn-a-bi, umt-a-bi...) и переходность «и»
(iin-u-bi, umt-u-m...). Любопытно отметить, что при известном обилии
переходных глаголов, непереходные, наоборот, выступают в весьма ограни¬
ченном количестве, причем все они, кроме nun (nun-a-bi ’приблизился-он’)
и quti(quti-a-di ’обратился с молитвою-я’) находят свои параллели в переход¬
ных. Можно было бы даже предположить, что в основе лежат переходные
глаголы и что от них образуются непереходные соответственным измене¬
нием характеризующего гласного. Но это требует еще подтверждения
новым материалом. Вероятнее всего, впрочем, что обе разновидности, пере¬
ходные и непереходные, являясь продуктом более позднего процесса раз¬
вития, получили свое оформление из одного источника, и в застигнутом
своем периоде представляют уже позднейшую дифференциацию общей гла¬
гольной основы. Во всяком случае, такое же взаимоотношение между ними
прослеживается и в других языках, например, в грузинском средний гла¬
гол (непереходный) выявляется иногда и в переходном значении, снабжен¬
ный соответствующими приставками: sir ’торопиться’, 'быть впереди*,
v-a-strob ’я-его-опережаю’ и т. д. Это же явление приводит к установле¬
нию залогов.
К приведенному по схеме немецких исследователей, вполне, по моему
мнению, обоснованному, делению глаголов можно добавить и еще одну раз¬
новидность глагольного образования. В текстах нередко встречаются те же
основы, снабжённые вместо отмеченных гласных (а, и) другою характери¬
зующею огласов^що «1». В яфетических языках Кавказа именно этот глас¬
ный обычно вырак^ет страдательный залог, например, в грузинском,
в основах настоящего' времени iqeb-i ’ты хвалим’ (тебя хвалят). В гру¬

230
язык влнской клинописи
зинском же аорист с производными от него временами, идущими по
пассивному строю спряжения, образуется в страдательном залоге с глас¬
ным «а»: кпЬа 'он собрал’, буквально, 'ему собрано’, от корня кгЬ (настоя¬
щее время кгеЬ-в 'собирает-оа’) и т. д. Судя по окружению, в котором
.оказываются халдские глаголы с тем же гласным «а», можно предполагать,
что они равным образом стоят в страдательном залоге, таковы шх-х-Ьх,
зи1и иш1;-х-Ьх: шайхаН 1б8агйигхпх1х кигх1х ви1и п1Щ-х-Ьх... «(он) обнял Сар-
дуровы колени, ниц повергся...» (Сардуровск. летописи II, ста. 87—38
и др.). Глагол в страдательном залоге получает действие на субъект, т. е.
объектом в нем служит само субъективное оформление глагола, поэтому
в яфетических языках они аффиксируются субъективными местоимениями,
не различаясь по местоименным приставкам от глаголов активного строя,
например, в мегрельском: у-це-ц 'я сижу’, т-Шогэ-ц 'я сержусь’. То же
самое и в халдском, где местоименная суффиксация при глаголах, характе¬
ризуемых гласным «х», идет по субъективному строю, не отличаясь в этом
отношении от активных непереходных глаголов: иш^а-Ьх 'выступил-он’,
эи1и шЩ-х-Ьх 'ниц повергся (он)’. Очевидно известный оттенок глаголу,
может быть равным образом страдательного залога, придает тот же суф¬
фикс «х» присоединением к основе, уже снабженной гласным характером:
и1и иш<;-а-1-Ьх, иногда и без него—и1и иш^а-Ъх, пока неясного значения.103
Таким образом, халдские глаголы прослеживаются в трех оформле¬
ниях: 1) переходные (действительного залога) с характером аориста «п»
и объективными местоименными суффиксами,104 2) непереходные (средние)
с характером аориста «а» и субъективными местоименными суффиксами,
и 3) страдательного залога с его характером «х» и суффиксами субъектив¬
ного строя:105 шп1-и-ш '(он) поднес-то’ ('они поднесли-то’ —*■ 'поднесено-то’),
шЩ-а-Ьх 'выступил-он’, эикх иш1-х-Ъх 'ниц повергся-он’, ср. шх-а-Ьх,
пп-п-Ьх, шх-х-Ьх и т. д.
Главною образовательною частицею является, несомненно, местоимен¬
ный суффикс. В халдском, как и в других яфетических языках, мы имеем
местоименное спряжение. Для характеристики этого вида спряжения возь¬
мем структуру одного из закавказских языков, мегрельского, в том ее
определении, каковое дается И. А. Кипшидзе.106 У мегрельских глаголов, как
у всех яфетических, два строя: субъективный и объективный. В основании
этого деления лежит способность одних и тех же местоименных частиц,
при помо1гц которых и производится спряжение, обозначать в глагольных
Формах две противоположные категории, то субъект (подлежащее), то
.объект (дополнение). Когда субъективные и объективные местоименные

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
231
частицы в глагольных Формах имеют каждая свое прямое значение, испол¬
няют, так сказать, свою прямую роль, первые из них указывают на
субъект, а вторые на объект, — у таких глаголов строй субъективный.
Когда же между местоименными частицами происходит перемена ролей,
т. е. субъективные частицы указывают на объект, а объективные, наоборот,
на субъект, — у таких глаголов строй объективный.107 У каждого строя,
в свою очередь, по две Формы спряжения, абсолютная и относительная,
в зависимости от различного сочетания местоименных частиц с теми или
иными темами. Темами для спряжения служат глагольные и именные
основы.108
Абсолютные Формы спряжения образуются в субъективном строе
мегрельского языка с помощью одних лишь субъективных местоименных
частиц: 1-е лицо у-||Ь	д, 2-е лицо -ц, 3-е лицо -в|[-п. Следовательно,
в них используются только указанные субъективные местоименные
аффиксы, обозначающие действующее лицо (субъект), дополнение же
(объект) остается без отражения в глаголе: у-буап-ц 'я кладу*, буап-д
'ты кладешь’, буап-в 'он кладет’ и т. д. В страдательном залоге с его
гласным характером «1»: у-1-бше-ц 'я смотрю’ (буквально, 'я смотрящий
есмь’), 1-бше-ц 'ты смотришь’, 1-ф.пе-п 'он смотрит’.
Относительные Формы спряжения в том же мегрельском языке
субъективного строя присоединяют к субъективному оформлению еще
и объективные местоименные префиксы, указывающие отношение действия
к объекту, т. е. к тем же местоименным аффиксам, каковые были только что
приведены выше, и каковые сохранили то же обозначение субъекта,
добавляются еще, для обозначения объекта, местоименные объективные
префиксы 1-го лица ш- (Ь-, у-, р-, <р-), 2-го лица г-|^-. Таким образом,
в относительных Формах выражаются в глагольном спряжении как субъект,
так и объект, чем эти Формы и отличаются от абсолютных: т-Щгэп^
'меня-пишешь-ты’, т-Щгэп-Б 'меня-пишет-он’, г-Шхап-д 'тебя-пишу-я’,
г-Щгэп-э 'тебя-пишет-он’ и т. д. Отношение действия к косвенному объекту
выражается в глаголе постановкою тех же объективных местоименных пре¬
фиксов в косвенных падежах: 1-е лицо, родит, пн-, дат. то-; 2-е лицо,
род. gl-, дат. go-1| ga-; 3-е лицо, родит, и-, дат. о-1| а-: то-Щгап^ 'мне
(для меня)-пишешь-ты’, то-Щгап-э 'мне-пишет-он*, go-taraп-s 'тебе-пишет-
он’, о-^агап-э 'ему-пишет-он’ и др.
При объективном строе спряжения происходит переключение роли
местоименных аффиксов в обратном их использовании так, что действующее
лицо (субъект) выражается обективными местоименными префиксами,

232
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
в связи с чем объект может выражаться, наоборот, субъективными место¬
именными приставками: p-un-s 'я-имею-его’, r-fun-s'ты-имеешь-его’, /чш-s
'он-имеет-его’, или с объективными местоимениями в косвенных падежах
mo-ko 'я хочу’, go-ko 'ты хочешь’, о-ko 'он хочет’, и т. д.1ОТ
В халдском языке, равным образом, лицо субъекта и объекта выра¬
жается специальными приставками, исключительно суффиксами, по всем
данным того же местоименного происхождения. Во всяком случае один из
них -ш прослежен J. Friedrich в значении 'его’:110 alume eARDINI-kai-ni
meirdulie «кто перед Солнцем его скроет».111 В том же значении объектив¬
ного местоименного суффикса находим -ш и в глагольной Форме переход¬
ного глагола, например kar-u-ш 'покорил-его’ и др. Разобранный выше
материал в точности подтверждает, что данные и сходные с ним глагольные
оформления (nndi-nnt-u-m, zad-u-ш и пр.) выражают в местоименной при¬
ставке -ш не субъект, а объект, субъект же в глаголе вовсе не показан:
■'Меппаше ini pile ag-u-m «Менуа этот канал провел-его», “Qaldirae
<5ТЕ1ШЕВА “ARDINI kulit-u-m «боги Халд, Тейшеб, Арди пусть ниспро-
вергнут-его» (т. е. нарушителя запрета). В приведенных примерах
мы имеем разное число действующих лиц, в первом — одно лицо, Менуа,
во втором—множество лиц (боги), между тем глагол и в том и в другом
случае ОФормлен одинаково, следовательно, не отражает в себе субъекта.
В этих примерах суффикс 3-го лица -ш передает отношение действия
к объекту.
Наибольшая сложность глагольной суффиксации выявляется в халд¬
ском 3-м лице переходного глагола, и с этой стороны он стоит тоже не обо¬
собленно. Именно 3-е лицо выявляет наибольшее разнообразие аффиксаций
в абхазском, где местоименная частица — префикс, в противоположность
первым двум лицам, начинает сильно вариироваться в своей активности
и пассивности, используя все в одном и том же 3-м лице единств, числа
целых четыре префикса (d-, a-, i-, последнее в двух значениях).112 Равным
образом, в грузинском все местоименные частицы как субъективные, так
и объективные, преФиксируются за исключением 3-го лица единств, числа,
которое имеет субъективный суффикс -s-v--h: v-deb 'я кладу’, deb 'ты кла¬
дешь’, deb-s 'он кладет’. Местоименный суффикс всплывает в 3-м лице не
только абсолютного субъективного строя спряжения, но и во всех других,
так, например, в относительном субъективном: m-deb '(ты)-меня-кладешь’.
m-deb-s 'меня-кладет-он’, v-s-deb 'я-его-кладу’, s-deb '(ты)-его-кладешь’.
s-deb-s 'его-кладет-он’. Особое значение суффикса 3-го лица в грузин¬
ском наиболее ясно выступает в спряжении по объективному строю,

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
233
когда субъект выражается объективными местоименными префиксами.
Здесь основа глагола всегда снабжается суффиксом 3-го лица -s вне зави¬
симости от числа действующих лиц, но когда объект в относительных
Формах спряжения от единичности переходит на множественность, этот
суффикс снимается и заменяется простым показателем множественного
числа (-ап). Таким образом, в объективном относительном строе спря¬
жения субъективный местоименный суффикс -s выражает уже не действую¬
щее лицо, а объект, что вполне естественно при происходящем в объектив¬
ном спряжении переключении местоименных частиц, в связи с чем субъект
уже выражается объективными местоименными префиксами. А так как эти
последние одинаковы и в единственном и во множественном числах (m-, g-,
s-1| h-), то числа действующих лиц в данном глагольном оформлении уловить
вовсе не удается: m-rtam-s 'я верю’, g-rtam-s ’ты веришь’, h-rtam-s
'он верит’, m-rtam-s 'мы верим’, g-rtam-s 'вы верите’, h-rtam-s 'они
верят’. Исключение составляет только 1-е лицо множ. числа, которое,
параллельно Форме m-rtam-s может получить и свою особую префиксацию
gu-rtam-s 'мы верим’, выделяясь тем самым из общей схемы.118 Следова¬
тельно, в объективных Формах спряжения число действующих лиц
(субъектов), как общее правило, вовсе не улавливается, тогда как число
объектов, наоборот, отражается в полной точности. Так, третье лицо един¬
ственного числа указывает на единичность объекта своим местоименным
суффиксом -s,lw совершенно не оттеняя числа субъектов: h-rtam-s
'он верит (в него)’ и равным образом 'они верят (в него)’., При множестве
объекта местоимепнмй суффикс -s заменяется окончанием множ. числа -ап,
причем число действующих лиц также остается без выражения в глаголе:
h-rtam-an 'он вериг (в них)’ и 'они верят (в них)’.115
Полную аналогию имеем и в халдском, в котором 3-е лицо единств, числа
получает логически объективный местоименный суффикс -ш, определение
которого именно как местоименного суффикса приведено выше со ссылкою
на авторитет J. Friedrich.11® В халдском языке мы уже встретили kar-u-m
'(он) покорил-его’, и kulit-u-m 'они ниспровергнут-его’. Третье лицо
халдского переходного глагола, так же как и в грузинском, оканчиваясь
на местоименную частицу (в халдском -ш), отражает единичность объекта,
вовсе не указывая на число действующих лиц. При множестве объектов,
так же как и в грузинском, местоименный суффикс заменяется показа¬
телем множ. числа (в халдском -li, -ah): kar-u-ah '(он) покорил-их’,117
zad-u-ali '.(он) построил-их’ и '(они) построили-их’.ш То, что число
субъектов ге отражается и в указанных примерах на множ. число объектов,

234
язык влнскои клинописи
ясно хотя бы по таким Фразам как: 'Мепнаше... ни suji nudiunt-u-m
6Qaldimh KA-h nndnnit-n-ali un E. GAL midumt-u-m «Менуа.. . это
святилище соорудил-его, Халдовы ворота соорудил-их, этот дворец
цитадель соорудил-его» (Sayce 17, стк. 2—5) и др. Здесь во всей Фразе
одно и то же действующее лицо, между тем глагол стоит то с местоимен¬
ным суффиксом -ш, то с окончанием множ. числа -ali, в точном каждый
раз соответствии с числом объекта, выражая свое отношение только
к нему.
Но это будет вовсе не общим явлением, характеризующим всю струк¬
туру халдского переходного глагола, наоборот выявление в глаголе отно¬
шения к прямому объекту будет специфическою особенностью только
3-го лица, так как 1-е лицо, в противоположность ему, выражает субъект,
вовсе не отражая числа объектов. При одном действующем лице мы имеем
всегда в переходных глаголах суффикс -bi как при одном, так и при мно¬
гих объектах: «этот дворец я соорудил (inidnint-u-bi), цитадели города
я разрушил (qarqar nra-bi)». Таким образом устанавливается, что в пере¬
ходных глаголах 1-е лицо выражает отношение действия только
к субъекту, а 3-е лицо к объекту. Это положение выступает с доста¬
точною ясностью при сопоставлении одной и той же глагольной Фориь:
в различных ее отношениях к субъекту и объекту:
1-е лицо
Е. GAL niidnint-u-bi «дворец (цита¬
дель) соорудил-я» (Сардуровск. лет.
III, стк. 26—27):
Е. GAL. MES... nndinnt-u-bi
«дворцы (цитадели)... соору-
дил-я» (там же IY, стк. 15—16).
3-е лицо
Е. GAL nudiinit-u-m «дворец (цита¬
дель) соорудил-его» (Sayce 17.
стк. 5).
eQaldmili KA-h midumt-u-ali «Хал¬
довы ворота соорудил-их» (там же.
стк. 4).
И в этом противопоставлении первого лица третьему халдский язык
стоит вовсе не одиноко среди других яфетических языков Кавказа. Мы
уже видели, что в грузинском, даже в абсолютной Форме объективной:
спряжения, во всех лицах сохраняется суффикс 3-го лица, как бы отра¬
жающий объект в единственном числе: Ъ-йат-э 'он верит’ и 'они верят'
g-rtam-s 'ты веришь’ и 'вы верите’ и т. д. Тем самым абсолютная Фора*
объективного строя обращается в «условно абсолютную». Здесь мы ше*я
не отношение к объекту всякого рода, а именно к объекту 3-го
единств, числа, появление же объективного указания и на другие

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
235
перестраивает абсолютную Форму , в относительную: h-rtam-qar 'он-верит-
в тебя’. Различие первого и третьего лица, как уже упоминалось, находим
и в лакском языке, который, используя в первых двух лицах переходного
глагола неоформленные местоименные частицы (па ta bizar ага 'я его
печальным делаю’), в 3-м лице помещает субъект в косвенном падеже
(ta-nal па bizar ага 'он меня печальным делает’, где ta-nal представляет
собою родительный падеж местоимения ta 'он’).119 Следовательно, и лакский
язык проводит в одном и том же времени различие глагольного оформления
третьего лица от первых двух.
Устанавливая, таким образом, что в халдском языке выражение
отношения действия к объекту имеется только в 3-м лице, каковое вовсе
не передает числа субъектов, мы тем самым выясняем отношение суф¬
фикса 1-го лица к субъекту без отражения, на этот раз, числа объектов.
Весь просмотренный материал, с достаточною убедительностью говорящий
в пользу такого вывода и устанавливающий принадлежность суффикса
3-го лица -ш к числу объективных, ставит на очередь вопрос об опреде¬
лении содержания суффикса 1-го лица все в пределах одних и тех же пере¬
ходных глаголов, т. е. тех, которые стойко проводят согласование и скло¬
нение имен по пассивной конструкции. Что и в первом лице глагола мы
имеем тоже пассивную конструкцию, в этом не может быть никакого
сомнения, так как подлежащее при нем неизменно ставится в том же кос¬
венном падеже логического субъекта на -ше, как и при других Формах
переходного глагола, в частности и при 3-м его лице: ie-ше ropLuqiunim
qa-n-bi «город Лухиунини захватил-я» (Никольский I, стк. 19), 'Argirati-
ше JMenuaqmi-me un pile ag-u-ni «Аргишти сын Менуи этот канал про-
вел-его» (Никольский XXIV, стк. 2—3). Равным образом несомненно,
что приставка -bi выражает субъект 1-го лица, но является ли она,
тем самым, субъективным местоимением, это еще не вполне ясно и вовсе
не разрешается еще самим Фактом передачи ею субъекта, так как яфети¬
ческие языки, как мы видели хотя бы на примерах с грузинским (то же
в мегрельском и чанском), используют для обозначения субъекта также
и объективные местоимения: m-rtam-s 'я верю’, что и носит наименование
объективного строя спряжения переходных глаголов.
В целях освещения и этого вопроса я прибегну к параллельному
сопоставлению местоименных суффиксов переходных глаголов с таковыми
же непереходными. В последних мы находим активный строй речи, что вы¬
является падежными окончаниями подлежащего и прямого дополнения.
Подлежащее в них, в отличие от переходных, стоит в неоформленном

236
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
падеже или с суффиксом -ш, но никогда не в Форме падежа логического
субъекта переходных глаголов на -ше. Это я считаю в полной мере уста¬
новленным работами J. Friedrich.110 Кроме того, как мы уже видели, дей¬
ствующее лицо непереходных глаголов совпадает с оформлением прямого
объекта переходных: nunabi 'Munni-m «приблизился Мурини», kar—ц-т
'Munnu-ш «покорил его Мурина». Все это—ясные признаки соотношения
активного строя с пассивным, и поскольку последний явно налицо в пере¬
ходных глаголах, постольку же мы должны констатировать наличие
активного в непереходных. Исходя из этого положения, мы устанавливаем
тем самым и наличие субъективных местоименных суффиксов в непере¬
ходных глаголах, каковые и будут в 1-м лице -di, в 3-м лице -bi, в 3-м лице
множ. числа -h: urat-a-di 'выступил-я’, umt-a-bi *выступил-он’, mnt-a-li
'выступили-они’. Таким образом, взаимоотношение местоименных суффик¬
сов в непереходных (активных) глаголах и в переходных (пассивных)
в единственном числе будет нижеследующее:
Мест, суффиксы непереходных гла- Мест, суффиксы переходных
голов (субъективные)	глаголов
1-е лицо -di, 3-е лицо -bi	1-е лицо -bi, 3-е лицо -ш.
Эта табличка указывает на то, что суффикс 3-го лица непереходных
глаголов, следовательно, субъективный, тождествен с суффиксальною, ме¬
стоименною же, частицею 1-го лица переходных глаголов: umt-a-bi *вы-
ступил-он’, qarqar nra-bi 'разрушил-я’.
Тождественность обоих суффиксов, 3-го лица непереходных глаголов
и 1-го лица переходных, не опровергается и имеющимся разночтением
-bi ||-Ье в непереходных: umt-a-bi и umt-a-be в обоих случаях 'высту-
пил-он’, так как подобного же рода разночтение находим и в том ж(
суффиксе переходных, когда огласовка его исходного гласного оттеняется
присоединением еще гласного «е»: ag-u-bi-e, imdiiint-u-bi-e, что дает гра¬
фическую передачу упомянутого выше чтения -Ье (<—bi-e): ag-u-be, пн-
diinit-u-be. Отсюда очевидно, как это признает и J. Friedrich, что слоговой
знак -bi в обоих случаях, т. е. как в 1-м лице переходных, так ив 3-млине
непереходных, читался как -Ье.121 Следовательно, ни в графике, ни в Фоне¬
тике мы не встречаем каких-либо расхождений в передаче данного суф¬
фикса.
Уже одно это сопоставление, основанное на том, что местоименная
частица -bi оказывается субъективною в 3-м лице, дае г основание предпо¬

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХДЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
237
лагать, что она же в 1-м лице переходных глаголов иыеет свое специфи¬
ческое назначение.
Мне представляется возможным дать два объяснения содержания
данного суффикса -Ы,122 выражающего логический субъект 1-го лица в пе¬
реходных глаголах пассивного строя: 1) считая -Ы несомненно местоимен¬
ным суффиксом, можно было бы предполагать, что в переходных глаго¬
лах, в отличие от непереходных, он является объективным, и в пассивном
строе передает субъект. В таком сдучае, в 1-м лице переходного глагола'
мы имеем объективный строй спряжения, когда субъект выражается
объективным местоимением, и 2) при пассивном строе речи мы имеем пере¬
ключение грамматического субъекта в логический объект и наоборот. Сле¬
довательно, при пассивном строе глагола, действующее лицо грамматиче¬
ски оформляется не в логическом субъекте, а в объекте: «я выстроил дом»,
«дом мне выстроен-*—дом мне выстроил-он». Таким образом, субъектив¬
ное местоимение 3-го лица может, в пассивном строе речи, выражать
логический субъект 1-го лица, что, повидимому, мы и имеем в 1-м лице
переходного халдского глагола: 1е-ше горЬифишш ^а-и-Ы «я город Лу-
хиунини захватил-«—мне (мною) город Лухиунини захватил-он». При таком
понимании, мы будем иметь и в непереходных и в переходных глаголах
одно и то же субъективное местоимение 3-го лица:
Непереходный глагол	Переходный глагол
ипй-а-Ы 108аг<1ип-П1 «выступвл-он ш-ше гай-и-Ьх «я (это) сделал«—
Сардур».	вше (это) сделал-он».
К сравнению невольно напрашивается приведенная выше удинская
фраза Ьх1хфц-еп сре-пе да за бЦг-па эа пафд-ш £аг-еп VI «радшафэ^-а^
ака1-1е («— ака1-пе) «мудрец сказал, что (живущий) в одной стране пастушок
твое царство возьмет».128 Логически так воспринимаемая Фраза буквально
гласит: «мудрецом сказал-он, что одной стране одним пастухом сыном твое
царство возьмет-он». Здесь во всей Фразе субъектом (действующим лицом)
грамматически является местоименная частица пе 'он’ при глаголах
?е-пе 'сказал-он’ и акаЫе («—ака1-пе) 'возьмет-он’. Им через мудреца
сказано, им же через пастушка будет взято царство. Очевидно, здесь, как
и в халдском 1-м лице переходного глагола, т. е. в пассивной конструк¬
ции, всплывают в грамматическом построении пережиточные нормы пас¬
сивного («магического») мышления, выдвигаюхцие 3-е лицо («тотема»)
в качестве действующего лица. Но так построенная грамматически Фраза

238
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
воспринимается говорящим лицом уже в ином ее логическом осмыслении,
в активном, и это противоречие норм логического понимания Фразы с ее
пассивным еще построением привело к тому, что 3-е лицо местоименной
частицы активного строя оказалось в халдском 1-м лицом в пассивном.
Грамматически буквально значущее «(гае) мною (это) сделал-он», ie-ше
zad-u-bi в халдском языке уже означает «я (это) сделал». Отсюда можно
притти к выводу, что 3-е лицо активного строя непереходных глаголов,
в связи с логическим переключением, оказалось в 1-м лице пассивного
строя переходных, сохраняя все же субъективное содержание.
Такая перестройка на логическое понимание сказалась не только
в глагольном оформлении, она налицо и в Формах склонения. Так, между
прочим, и дательный местоименный в грузинском, мегрельском и чанском
является по существу особым падежом логического субъекта и восприни¬
мается уже в живой речи как особая Форма «именительного» падежа при
аористе. В том же положении находится, очевидно, и халдский падеж
субъекта на -ше, специально приуроченный к обозначению только дей¬
ствующего лица переходных глаголов.124
Отношение к объекту в 1-м лице халдского переходного глагола, как
мы видели, не выявляется, поэтому в нем суффикс -be || -Ьх устойчив, по¬
скольку в нем не меняется число субъектов.125 Отражая в себе только дей¬
ствующее лицо, этот суффикс, нужно полагать, передает его полностью,
т. е. и в числе. Впрочем, халдские тексты только в двух случаях дают мно¬
жественность субъекта: ieSardurieqini ie-ше *Мепиа-ше Тшришшефт-ше
Чпишриа-ше 'Мепиафт-ше °Qaldiei suji(e) imdmnt-u-nie «я, сын Сардура,
Менуа сын Игапуина (и) Ияушпуа сын Менуи Халда святилище соору-
дили-мы» (Corpus II).12® Выявившийся тут в явно глагольной Форме суф¬
фикс -ше мне представляется возможным, вопреки, кай отмечалось выше,
некоторым колебаниям J. Friedrich, признать за 1-е лицо множественного
числа.127 К такому выводу приводит и то, что изменение местоименного
суффикса, не отражающего объекта, может последовать только с измене¬
нием числа действующих лиц. Отсюда очевидно, что глагольный суффикс
-ше в данной Фразе связан не с числом объектов, а с числом субъектов,
к тому же в приведенной фразе объект стоит в единственном числе.
Выявившееся, таким образом, в халдском языке окончание местоимен¬
ной частицы 1-го лица множественного числа -ше невольно напрашивается
на параллель с таким же падежным суффиксом (-ше), выступающим
в исключительной роли субъективного падежа при пассивном строе гла¬
гола. Такое совпадение Форм гае представляется не случайным и его нам

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
239
следует рассматривать тоже на обще-ЯФетической почве. Дело в том, что
поскольку грузинское -man в падежном окончании субъекта является по
существу дательным падежом местоимения 3-го лица, постольку же мы
вправе ставить вопрос о местоименной же принадлежности и халдской па¬
дежной приставки -ше. К тому же, не мешает отметить, что то же -man
используется в чанском в значении личного местоимения 1-го лица, а не
3-го, как в грузинском.128 Вопрос о соответствии глагольных приставок
суффиксам падежей, через принадлежность обоих к местоименным части¬
цам, может быть поставлен и значительно шире. В частности, грузинский
дательный падеж -sa—>-s в значении косвенного и прямого объекта: 1аш-
qar-sa 'войску’, 'войско’, чадское kodi-s 'человеку’, 'человека’, совпал
с местоименным суффиксом 3-го лица: aqeb-s 'он хвалит’. В параллель
грузинскому имеем совершенно такое же совпадение местоименного окон¬
чания 3-го лица в глаголе -ш с окончанием равным образом дательного
падежа, тоже -ni, в халдском: ^Sardnn-m. 'Сардуру’, 'Munnu-m 'Мурину’,
kar-u-ni 'покорил-его’ и т. д. Здесь исследование переходит уже к гене¬
зису падежных окончаний вообще, и потому строить отсюда какие-либо
выводы по ограниченному халдскому материалу считаю еще преждевре-
временным.
Если только что приведенные мои объяснения содержания местоимен¬
ной частицы 1-го лица -bi в халдском переходном глаголе правильны, то
мы не вправе рассматривать ее изолированно от такой же по Форме
частицы непереходных глаголов. Рассматривая их как одно целое, мы
должны признать в частице -bi субъективное местоимение 3-го лица, како¬
вое в активном строе непереходных глаголов выражает 3-е лицо субъекта,
а при пассивном строе переходных глаголов выражает 1-е лицо субъекта
же, оставляя, именно в силу этого, объект безо всякого отражения в гла¬
гольном оформлении.
В 3-м лице тех же переходных глаголов, наоборот, одинаковое число
одних и тех же субъектов, например, единство или множество их, может
иметь глаголы с различными суффиксами в зависимости от единства и мно¬
жества объектов. Примеры этому мы уже видели: 'Мепиа-ше... mi suji
nndnnit-u-m eQaldmili KA-h imdinnt-u-ali mi E. GAL nndnmt-u-ni
«Менуа... это святилище соорудил-его, бога Халда ворота соору¬
дил-их, этот дворец соорудил-его»: ж1шришш-ше ... жМепиа-ше...
mili КА zad-n-ah ter-u-m ardnne «Ишпуин... (и) Менуа... эти врата
соорудили-их, предназначили-ее жертву»129 (Corpus 18, стк. 1—2). Не¬
смотря на то, что в первом примере одно действующее лицо (Менуа),

240
язык влнской клинописи
а во втором их два (Ишпуип и Менуа), глагол в обоих Фразах стоит то
в множественном числе, то в единственном в зависимости от того, в каком
числе стоит управляемый им объект.
Местоименный суффикс в 3-м лиде переходного глагола является
косвенным падежом местоимения -ш ('его,’ 'ему’). Это местоимение, равным
образом, налично и в падежном окончании дательного падежа -ш, исполь¬
зуемого также для выражения логического объекта пассивной речи, следо¬
вательно, и субъекта активной, о чем см. выше.130 Это -ш в глаголе пере¬
дает отношение действия к объекту и потому налично лишь в переходных
глаголах. Играя роль объективного местоимения, оно не передает
субъекта, каковой в 3-м лице переходного глагола остается без отраже¬
ния. При множестве объекта, как мы уже видели, местоименный суф¬
фикс -ш, в полной аналогии с языками Закавказья (грузинским, мегрель¬
ским, чанским), заменяется обычным показателем множественного числа.
Такова схема спряжения халдского глагола в его аористе, наиболее
ярко выступающем в клинописных текстах.
Значительное отступление от только что изложенной схемы в части
трактовки 3-го лица имеем в халдском народном языке, выступающем во
втором, повторном, изложении сакрального текста надписи Мхер-капуси
(Corpns 18). Что это (стк. 32—94) не основной халдский текст, а его
диалектная разновидность, представляется мне безусловно ясным по уже
изложенным выше соображениям.131 Здесь, в той же Фразе о сооружении
царями Ишпуином и Менуей врат (ниши)132 и об установлении ими жертвы
богам (Corpus 18, стк. 34) последний глагол, несмотря на наличие объ¬
екта в единственном числе 'жертва’ (ardnue),138 поставлен в Форме teir-tu,
а не ter-u-ш, как значится в той же надписи в первой ее половине, изло¬
женной на «халдском» языке (стк. 2). Не повторяя здесь уже данного
выше разбора намечающихся Форм народной речи, ограничиваюсь лишь
кратким резюме изложенного в главе о переходных глаголах и обоснова¬
нием его на той же кавказской почве.
Для большей ясности необходимо иметь н виду социальное обоснова¬
ние обеих прослеживаемых систем. Одна из них, сохраняющая обычное
наименование «халдского языка», изучалась по наличному материалу пись¬
менных источников без какого-либо разграничения внутри них. А так как
в основу построения «халдской» грамматики брались наиболее типичные
тексты, то упор исследователей, в том числе и мой собственный, невольно
обратился на Фиксирование структуры лишь одного из этих языков. Бла¬
годаря этому, до работ немецкой школы нового направления, ряд глаголь¬

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
241
ных Форм вовсе ускользал от внимания изучающих «халдский язык»,
а в работах названной школы спутались нормы обоих языков.
Один из них лежит до сих пор в основе исследований халдоведов как
исключительный объект изучения и затуманивает собою несомненное нали¬
чие другого. Это будет текст царских повествований, непосредственно
связанных с действующим лицом Халдом, к которому обращается царский
доклад и который сам выступает в роли вершителя деяний.134 Такие тексты
пропитаны культовым содержанием, закрепившим для своего изложения
ряд стандартных Фраз. При чтении подобного рода текстов ярко бросаются
в глаза шаблонные Формы Фраз не только божеского и царского славосло¬
вия, но и самого основного Фона всего повествовательного текста. Мы
имеем тут как бы готовый текст, в каковой вставляются вариирующиеся
имена географических пунктов и племен в связи с описанием походов
в различные районы.135
Все изложенное выше касалось именно этого «письменного» языка
в его основном делении глаголов на переходные и непереходные и в разли¬
чении местоименной суффиксации 1-го и 3-го лиц, выражающей в 1-м
лице субъект, а в 3-м объект. И поскольку в этом языке в 1-м лице аори¬
ста переходного глагола вовсе не отражается объект, постольку же в 3-м
лице вовсе не выражается субъект. В какую глубину исторического раз¬
реза спускается данный язык, сказать трудно, но ясно, что он уже резко
различается от действующих норм живой «народной» речи, строющейся
по субъективному спряжению с допущением и субъективно-относительных
Форм. Кроме того, народная речь резко отличается от мертвой «письмен¬
ной» и характеризующею суффиксациею показателя времени. В народном
языке таковым показателем служит гласный «1», архаичный перебой кото¬
рого «и» выявляется еще в письменном языке. И если в последнем можно
уловить тот же гласный характер «1» в образовании страдательного залога
то в народном языке он улавливается в самом аористе переходного глагола
как признак пассивности.
На самом деле, в параллель к Формам письменной речи, типа зи1и
шп<;-1-Ь1 'ниц повергся’ (возвратный глагол с страдательным характером
времени) и при аористе с[а-и-Ь1 ея захватил’, 1ег-п-ш 'установил (уста¬
новили)-его’ и т. д. мы находим в народном языке в аористе же без
вся!$го показателя «и»: ца-Ми 'захватили-они’, 1егг-1п (1е-х-г-Ш) 'уста-
новили-они’ и др. Здесь, в полном соответствии с выявляющимися нор¬
мами обоих представителей халдской речи, можно привести ряд основных
для яфетических языков положений, как-то: 1) гласный «и» в качестве
Мещанинов	16

242
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Форматива имен и глаголов представляет собою более архаичный звук,
перебивающийся позднее в «1», так же как гласный «е» является перебоем
первоначального «о».13® Подобное явление Фиксируется языками грузинским,
мегрельским и чанским, в халдском же действующие именные окончания
«и» и «е» богато представлены, наряду с редким «и», нер&зличаемым в кли¬
нообразном письме от гласного «о»; 2) в грузинском языке характером стра¬
дательного залога служит «и», с его разновидностью «о», и его перебойный
эквивалент «]».187 Например, щеЬ-1 'ты хвалил’, 'тебя хвалят’, 'ты хва¬
лишься’, ср. халдское зи1и иш1>1-Ь1 'он повержен’ —»• 'он повергся’, 'пал
ниц’; 3) в грузинском языке Форма аориста действительного залога у всех
без исключения глаголов воспринимается как пассивное образование.
С наибольшею наглядностью это наблюдается на глаголах с основами
в Форме причастий. Настоящее и производные времена у этих глаголов
имеют основу в Форме причастий действительного залога с характером «е».
а аорист и производные от него образования — в Форме причастия страда¬
тельного залога с характером «1»:138 ^ег-э 'он держит’, Шг-а 'он удер¬
жал’; а^еп-Б ’он сажает’, асМт-а 'он посадил’; агОеп-э 'он оставляет’,
агОт-а 'он оставил’ и т. д. В чанском языке имеется одно спряжение.
Все глаголы в нем образуют аорист с характером <а», являющимся пока¬
зателем страдательного залога:189 Ь-Ьагит 'я пишу’, Ь-|ап 'я написал’,
у^гат 'я развожу огонь’, у^гг 'я развел огонь’ и др. (ср. халдское 1ег-
иЬг 'я установил’, народное 1е1Г-Ш 'они установили’, ца-и-Ы 'я захватил’,
народное ца-1-Ш 'они захватили’; аШ-Ьг 'я полонил’, народное аЬ-Ш 'они
полонили).140
При всех намечаемых расхождениях оба халдские языка, как мы
видели, имеют свои параллели в кавказских языках, и потому ни тот, ни
другой не могут быть рассматриваемы изолированно от общей для них
обоих кавказской яфетической почвы.
На самом деле, система местоименной суффиксации, столь различная
в письменной речи халдов и в их живом «народном» того же времени языке,
может найти себе обоснование в любом из закавказских яфетических язы¬
ков. Так, например, в грузинском, мегрельском и чанском мы находим
абсолютные Формы спряжения, образуемые в субъективном строе с по¬
мощью одних лишь субъективных местоименных частиц. Эти частицы
а^гут в определенных лицах отсутствовать, характеризуя тем самым при¬
надлежность глагольной Формы данному лицу(ср. мегрельское: Ъ-<1у1 'я по¬
ложил (его, их)’, <1у1 'ты положил (его, их)’, <1и 'он положил (его, их)'.
Ь-сЬт-а 'мы положили (его, их)’, <1У1-д 'вы положили (его, их)’, бу-еэ 'они

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
243
положили (его, их)’).141 К тому же строю относятся халдские: а1и-1н 'я поло¬
нил (его, их)’, 4а-и-1л ’я захватил (его, их)’, 1ег-и-Ь1 'я установил (его,
их)’, халдские народные: а^-Ш ’они полонили (его, их)’, <}а-1-Ш ’они захва¬
тили (его, их)’, 1е1г-Ш ’они установили (его, их)’ и т. д. Это будет субъек¬
тивный абсолютный строй спряжения.
В тех же яфетических языках Закавказья констатируется другая
•юрма глагола, отражающая в себе кроме субъекта также и объект, при¬
чем, если субъект выражен субъективными местоимениями, а объект
объективными, то глагол получает относительную Форму субъективного
строя, если же глагол идет по пассивной конструкции, то роли местоимен¬
ных частиц меняются и объективные местоимения используются для выра¬
жения субъекта, а субъективные для выражения объекта, в чем выявляется
пассивность строя относительных Форм объективного спряжения, т. е. не¬
соответствие логического содержания грамматическому оформлению, на что
приходилось уже указывать выше. Пример первого рода оформления,
а именно субъективно-относительного, имеем в халдской народной речи,
когда к упомянутым субъективно-абсолютным Формам присоединяется
выявление объекта, как-то: ки-Ми-ш ’воздвигли-они-его’, ([ащаг пп-
Ш-к ’разрушили-они-их’, а .также в непереходном глаголе с косвенным
объектом цапп-а-к'У-те (фшпа1те) 'соблаговолили-они-мне’.
Пример относительных Форм объективного строя находим в тех же
закавказских ЯФетическкх языках, в частности в грузинском: Ь-Лат-э ’он
верит (они верят)-в него’, Ь-йаш-ап 'он верит (они верят)-в них’;
и и-киаг-Б 'он любит (они любят)-его’, и-кпаг-ап 'он любит (они лю-
бят)-их’.142 Подобного же рода образование имеем в халдском письменном
языке: 1ед-и-ш 'он поверг (они повергли)-его’, 1ед-и-ак 'он поверг (они
повергли)-их’; каг-и-ш 'он покорил (они покорили)-его’, каг-и-ак 'он
покорил (они покорили)-их’; шпкшк-и-ш 'он соорудил (они соорудили)-
его’, ншкшк-и-ак 'он соорудил (они соорудили)-их’ и т. д.
Таким образом, все пока прослеженные Формы глаголов в халдском
языке (письменном и народном) мы вправе свести к нижеследующим груп¬
пам: 1) к субъективно-абсолютной,148 по которой идет весь непереходный
глагол и, кроме того, 1-е лицо аориста письменной речи в переходном гла¬
голе (с[а-м%1 и пр.) и 3-е лицо множественного числа аориста переходного
глагола народной речи ’(фи-Ш и др.); 2) к субъективно-относительной,144
выявляемой в 3-м лице множественного числа аориста переходного гла¬
гола народной речи (кш-Ш-ш и т. д.) и в 3-м же лице аориста непереход-
аого глагола с отношением к косвенному объекту (фшп-а-1-те); 3) к отно-
16*

244
язык влнской клинописи
сительным Формам (объективного строя),145 наличным в 3-м лице аориста
переходного глагола письменной речи (teq-u-m, teq-u-ali и др.).
Весь сделанный разбор языковых данных, проведенный сначала само¬
стоятельно внутри самого халдского материала, а затем, в настоящей
главе, и с учетом сходных языковых явлений в других кавказских яфети¬
ческих языках, позволяет в значительной степени уточнить наш взгляд на
структуру речи халдских письменных памятников в части глагольных ее
образований.
Пока внимание наше сосредоточивалось главным образом на различии
оформления переходных и непереходнных глаголов, являющихся, по совер¬
шенно правильному заявлению J. Friedrich, исходным пунктом для суждения
о всей структуре исследуемых памятников. «Dieser Unterschied,—по словам
немецкого ученого, — betrifft nicht nur die Stammbildung und die... Perso¬
nalendungen, sondern auch den Satzbau».146 Естественно, что, делая упор на
глагол, мы ослабляем тем самым подход к другим грамматическим катего¬
риям, устанавливая в итоге только вербальные Формы и склонение упра¬
вляемых глаголом имен. Но и такой ограниченный охват заданий все же
выявляет язык в ином его облике, чем выявлялся он в прежних работах.
Впрочем, при исследовании по новому пути, выступает еще более сложная
перспектива внутри самого глагола в отмеченных выше резких расхожде¬
ниях его Формы.
Мне кажется, что для окончательного уточнения подхода к постановке
аналитических исследовательских работ, мы уже и сейчас имеем вполне
достаточные данные, чтобы настаивать на констатировании наличия
в эпиграфических памятниках древнего Вана двух халдских языков, не
отрицая, впрочем, возможности проникновения норм одного языка в пись¬
менные документы другого.
При таком признании все же необходимо разграничение норм этих
двух языков и установление их характерных друг от друга различий.
В связи с этим придется признать, что весь предшествующий разбор халд¬
ского глагола, затронутого в настоящей главе, имел в виду обосновать на
общекавказской почве строй спряжения не халдского языка вообще, а двух
его представителей с основным упором лишь на один из этих языков,
в частности на тот, который выступает не в живом изложении, а в уже
выработавшейся»- застывшей Фразеологии царских повествований, т. е.
в условно именуемом нами «письменном» языке. Выделяемый его антипод,
«народная» речь, мог быть затронут только в одной Форме 3-го лица
множественного числа аориста переходного глагола, единственно пока

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
245
достоверной по двум отмеченным параллелям надписи Мхер-капуси.147 Это, не¬
сомненно, еще далеко не достаточно для более детального анализа имею¬
щихся расхождений между двумя языками, и преобладающее богатство
материала продолжает оставаться за письменною речью.
Но, если бы мы остановились только на ее нормах, то получили бы
неполную картину «халдского языка» вообще и тем самым упустили бы из
виду наличные в нем разночтения. С другой стороны, если бы мы и их
приняли во внимание, лишь констатируя их сосуществование, то полу¬
чили бы смешение различных норм без объяснения причин прослеживаемого
смешения. Следовательно, одного только констатирования сосуществования
различных способов глагольного оформления не достаточно.
Мы видели, что попытки связать разноречивые нормы в одно целое
привели к неудачным толкованиям М. Церетели, не понявшего основного
строя агглютинирующей речи халдских эпиграфических источников. В то же
время, то объяснение, каковое выдвигает J. Friedrich, уловивший суще¬
ствующее противоречие и установивший возможность двоякого оформле¬
ния глагола, не внесло ясности в аналитический разбор языка, констати¬
руя неустойчивость норм спряжения.148 Причиной этого является, с моей
точки зрения, необосновываемый материалом подход к языку в его мнимом
единстве без учета того, какого рода памятники анализируются исследова¬
телем. Между тем, привлекаемые памятники вовсе не однородны. С одной
стороны стоят шаблонные тексты с неизменно повторяющимися Фразами,
с другой—неукладывающиеся в шаблон разнообразные изложения деяний,
и в первую очередь разночтения двух половин надписи Мхер-капуси.
Я не беру на себя смелости утверждать, что мы имеем строгую
изоляцию обоих языков, наоборот, живая речь того времени, как это
неоднократно отмечалось мною в настоящей работе, внесла свои нормы
в тексты культово-вещательного характера, выявляя тем самым явный
дуализм оформления глагола. В этом и коренится причина сосуществования
иногда в одном и том же письменном источнике разнохарактерного глаголь¬
ного оформления. Но, с другой стороны, мы имеем и сплошные тексты^
выдержанные в стиле одного или другого языка.
Так, например, в одной из надписей Ишпуина и Менуи мы находим
при этих двух действующих лицах глагол с суффиксом -ш, согласованный
с объектом в единств^Йюм числе: 'Тшрпшш-ше ieSardnnequu-me дМепна-ше
Тшршшифш-ше 6Qaidi-e-i suji midumt-u-m «Ишпуин сын Сардура и Менуа
сын Ишпуина бога Халда святилище соорудили» (Corpus 16, стк. 1—2,
6—7). Наличный тут глагол nndiunt-u-m *он соорудил (они соорудили)-его’,

246
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
по своему построению, сходен с относительной Формой объективного строя
спряжения грузинского h-rtam-s 'он верит (они верят)-в него’. В полной
аналогии с таким согласованием глагола мы ожидали бы подобную же его
суффиксацию и в Келишинской билингве, где те же два царя, Ишпуин
и Менуа, приносят жертву бога Халда. Глагол atqana-du 'посвящать’,
'приносить жертву’ должен был бы оформиться так же как и nndiunt-u-ni
в первом примере, т. е. получить суффикс -m: atqana-du-m. Между тем,
в подлинном тексте имеем: ropArdim-di nun-a-li JInipumm-m i6Sardureqe
*Menua JInipuuimqe atqana-di-tu 6Qaldi-e ninbe «в город Ардин (Мусасир)
пришли Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина. Принесли-они
бога Халда жертву» (Corpus 12, стк. 26—28 в восстановлении А. Götze).149
Здесь глагол atqana-di-tu 'посвятили-они’ || 'принесли-они (его, их)’
имеет совершенно иную конструкцию, чем в первом примере, соответствуя
на этот раз абсолютной Форме субъективного строя спряжения, например,
грузинскому tkl-es 'они ранили (его, их)’.
Ясно, что халдская Форма на -ш вовсе не является единственным
числом по отношению к халдскому же множественному на -tu, как это
предполагают А. Götze и J. Friedrich.150 Оба глагола и midumt-u-m первого
примера и atqana-di-tu второго стоят в совершенно одинаковом окружении,
имея каждый по два действующих лица и по одному объекту. Эти глаголы
равнозначны, но оформлены различно: один (nndurat-u-m), согласуясь
с объектом, а другой (atqana-di-tu)—с субъектом, совершенно так же как
ter-u-m ardime и teir-tu ardinie надписи Мхер-капуси (Corpus 18,
стк. 2 и 34).
Отсюда мы вираве сделать только один вывод, а именно, что глаголы,
иногда даже один и тот же глагол (cp. ter-u-m и teir-tu, zad-u-ali и za-tu-li
в надписи Мхер-капуси, стк. 2, 33—34), могут итти по различному строю
спряжения. Здесь мы и находим ответ на поставленный выше вопрос
о причинах наблюдаемого смешения Форм. Ответ, как мы видели, заклю¬
чается в следующем: исследователи, а вовсе не сам «халдский» язык,
смешали воедино нормы двух языков, письменного и народного, тексты же
письменной речи допускают иногда «вульгаризмы», т. е. оформления
народного языка. Строгое их разграничение, притом в параллельном
сопоставлена», дает надпись Мхер-капуси.
Таким образом, не касаясь целого ряда надписей Ишпуина-Менуи
и отдельных вставок главным образом в расширенные тексты летописного
характера, составленных по нормам живой речи, мы получаем достаточное
основание для утверждения, что в числе дошедших до нас эпиграфических

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
247
памятников Биайны мы имеем не одни только ассиро-халдские билингвы
Топсау и Келипшна, но и халдскую билингву же Мхер-капуси с изложе¬
нием одного и того же содержания, построенного нормами «письменной»
и «народной» речи.
Оставаясь при этом убеждении и не повторяя уже изложенных в главе
о переходных глаголах доводов к такому моему заключению, я был
вынужден тем самым к объяснению на кавказской же почве и того второго
(«народного») языка, основное структурное определение которого изложено
в той же главе о переходных глаголах.
Не имея пока возможности что-либо добавить в части Фактического
материала и отсылая читателя к упомянутой главе, я ограничиваюсь здесь
краткими данными о вырисовывающейся структуре прослеживаемых халдских
языков с обоснованием на уже сделанном предварительном суммарном обзоре
сходных явлений в других яфетических языках Кавказа. Я рассчитываю тем
самым, что эти рабочие предположения помогут в будущем уточнить
взаимоотношение двух халдских языков и еще более углубиться в анализ
весьма сложной и далеко не во всех деталях ясной структуры речи эпигра¬
фических памятников Биайны.
Оба эти языки дают, как мы только что видели, конструкцию переход¬
ного глагола по двум различным направлениям субъективной и объективной
местоименной суффиксации. Но для более точного их разграничения требуется
еще разрешение целого ряда вопросов в расширенной постановке, как-то:
Во-первых, еще не ясно расхождение в непереходных глаголах?
которые, идя в обоих языках по субъективному строю спряжения, могут
совпадать и действительно совпадают, если будет подтверждено мое пред¬
положение о том, что халдский текст билингвы Келишина составлен на
живом «народном» языке. Надпись Келишина в ее чтении, предложенном
А. Götze, дает непереходный глагол без каких-либо уклонений от написания
его в других халдских текстах.
Во-вторых, возможно совпадение в обоих языках и 1-го лица един¬
ственного числа аориста переходных глаголов, идущих равным образом по
абсолютному субъективному строю. Ср. халдское qa-u-bi 'захватил-я*,
грузинское ^-stav 'я-тку’, отличающееся от халдского только тем, что
местоименная частица в грузинском преФиксируется, а в халдском суф-
Фиксируется, число же объекта в обоих не отмечается, характеризуя тем
самым абсолютную Форму.
В-третьих, внешнее совпадение Формы, но явное расхождение содер¬
жания, находим по всем данным, пока, впрочем, еще не достаточно

248
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
уточненным, в 3-м лице единственного числа аориста того же переходного
глагола. А именно kar-u-ш в письменной речи дает единство объекта при
безразличии числа субъекта 'он покорил (они покорили)-его’, ср. грузин¬
ское h-rtam-s 'он верит (они верят)-в него’, следовательно, казалось-бы,
оформляется по относительному строю объективного спряжения.151 В письмен¬
ной речи при множестве субъекта используется та же Форма, тогда как
множественность субъекта в народном языке имеет отмеченную выше
Форму на -tu. Отсюда следует заключить, что Форма на -tu, наличная
в билингве Келишина, приурочивается только к единственному числу
3-го лица субъекта и объекта, ср. грузинское h-sto (архаическое h-stoy)
'он соткал его’, видоизменяющееся при изменении числа субъкта h-st-es
'они соткали (его, их)’, а в грузинском архаическом и при изменении
объекта h-stv-na 'он соткал их’. Таким путем выясняется, что халдское
народное kar-u-ш 'он покорил-его’, полностью соответствует приведен¬
ным грузинским Формам, следовательно, как и они, идет по относительному
строю субъективного спряжения в отличие от kar-u-m письменной речи,
не обозначающего числа субъкта, т. е. носящего относительную Форму
объективного спряжения.
После этих намечаемых, но еще не уточненных, положений, перейдем,
к краткой сводке более определенных моментов различения обоих халдских
языков по материалам конкретно выявляемых разграничений, а именно:
1) письменная речь имеет только единичную местоименную приставку,
тогда как народная допускает и двойную: к субъекту и объекту в одном
глаголе, ср. письменное kug-u-m 'воздвиг-его’, народное ku-i-tu-m
'воздвигли-они-его’;
2)	письменная речь дает Формы и субъективно-абсолютного строя
(1-е лицо qa-u-bi 'захватил-я’) и относительные Формы объективного строя
(3-е лицо nndiunt-u-ni 'построил || построили-его’), тогда как народная
имеет только субъективный строй (абсолютный и относительный) ku-i-t-
'воздвигли-они’, ku-i-tu-ni 'воздвигли-они-его’: 152 3) письменная реч.
выработала точность глагольной Формы, народная же допускает в сходны::
контекстах и субъективно-абсолютные и субъективно-относительные Формы
В связи £^этим мы находим в письменной речи такие примеры как:
1)	Пшршши-ше . . . лМепиа-ше . . . °Qaldi-e-i suji nndiunt-u-n
«Ишпуин ... (и) Менуа...бога Халда святилище соорудили-его» (Cor¬
pus 16, стк. 2—3, 6—7);
2)	'Мепиа-ше...mi suji uaidiimt-u-ni «Менуа... это святилище
соорудил-его» (Sayce 17, стк. 2—3);

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
249
3)	JMenua-nie... 6Qaldi(i)m-li KA-li nndinit-u-ah «Менуа... бога
Халда ворота соорудил-их» (там же, стк. 2—4).
Во всех этих примерах глагол устойчив, выявляя не субъект,
а объект, и суффиксация его строго нормирована, тогда как в Формах
народной речи мы встречаем свободу суффиксации объекта при строгом
нормировании лишь субъекта. Писец вариирует такие Фразы как:
1)	Пшришш-ше... 'Мепиа-ше... ini puluje ku-i-tu «Ишпуин ...
|и) Менуа...этот пулуж (камень-стелу) воздвигли-они» (Докл. Акад. Наук,
1930, стр. 145, стр. 1—4);
2)	Чшршиш-ше... лМепиа-ше... mi puluje ku-i-tu-m «Ишпуин...
Iи) Менуа...этот пулуж (камень-стелу) воздвигли-они-его» (Corpus 15,
лицевая сторона, стк. 2—4).
Ограничиваюсь пока этими примерами, в достаточной мере, мне
кажется, ясными и убедительными в их характеристике выдвигаемых
основных положений различия отмеченных двух языков, решительно обо¬
собленных в билингве Мхер-кануси.
Еще несколько слов относительно исторической перспективы в дина¬
мике языкового развития. Выделяя письменную речь в ее застывшем
консерватизме культовой оболочки, мы уже тем самым имеем основание
считать ее Формы более архаичными по сравнению с оформлением синхро-
нистичной живой речи. И если последняя выравнила глагол в его субъек¬
тивном строе, выражая объект относительною Формою того же субъективного
построения местоименного спряжения, то объективный строй в спряжении
глагола письменного языка указывает на предшествующую ступевь
развития речи. Отсюда возможен вывод—халдская речь перестраивается
на субъективное оформление, делая выявление объекта Факультати¬
вным. В связи с этим нам приходится признать, что пассивность
языковой конструкции, хотя бы в оформлении одного только глагола, идет
на изживание, делая упор на субъективное спряжение, т. е. на активный
строй речи. Любопытную параллель наблюдаем и в грузинском языке,
который в своем архаическом представителе, идя уже по субъективному
строю, все же различает число объекта h-stoy 'он соткал его’, h-stv-na
'он соткал их’, тойЙ& как уже в древне-литературном языке не выявляет
числа объекта: h-sto 'он соткал (его, их)’.158
Пассивный строй речи выражается в подчиненной роли логического
субъекта, выполняющего' действие третьего лица. Поэтому логический
субъект ставится в косвенном падеже, совпадая с оформлением граммати¬
ческого объекта прямого или косвенного. Такую структуру мы наблюдаем

250
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
достаточно отчетливо в яфетических языках, например в кюринском: baba-
-di kihida kagaz «отец пишет письмо», буквально «отцом пишется письмо-«—
через отца пишется письмо».154 Или еще яснее в удинском языке, где
субъект выражается творительным падежом, а прямой объект особым
объективным падежом: qod-an arabin-ah ga^-ne-cpi «старик запряг арбу»,
буквально «стариком (через старика) арбу запряг-он» и т. д.155 Тот же
пассивный строй выступает, как мы уже видели, и в халдском языке
в 1-м лице аориста переходного глагола qa-u-bi 'я захватил’-«—мною
(через меня) захватил-ое’, ср. халдское же nun-a-bi 'пришел-он\
Более того, пассивность прослеживается даже в самом непереходном гла¬
голе, впрочем, не в его структуре, а в управляемом им падеже, чем и обу¬
словливается появление при нем дательного падежа на -ш в значении
субъекта: лЩцрипт-т LUGAL Diaueqi nun-a-bi, воспринимаемое уже
в активном осмыслении156 «Утупурши царь Диауехи пришел» (Corpus 27,
стк. 12—13). Активное восприятие этой Фразы подтверждается появлением,
наряду с дательным, также и неоформленного (именительного) падежа
в роли субъекта при непереходном глаголе: nun-a-bi л1шришт-т.. .
JMenua «пришли Ишпуин... (и) Менуа» (Келишин, стк. 2—5). Наконец,
пассивность налична и в спряжении самого глагола объективного строя,
т. е. там, где логический субъект выражен не субъективными, а объ¬
ективными местоименными приставками. Здесь пассивность выявляется
внутри самой глагольной структуры, см., например, в мегрельском:
mi-for-s ’я люблю’, gi-^or-s 'ты любишь’, u-for-s 'он любит’, буквально:
'мною || через меня (genitivus instrumentalis) любит-он’, 'тобою (через
тебя) любит он’, 'им (через него) любит он’ и т. д.157 Поскольку мы уста¬
новили, что и в халдском языке 3-е лицо аориста переходного глагола
письменной речи идет по объективно-относительному строю спряжения, тем
самым приходится признать пассивность и в оформлении самого халдского
глагола.
Таким образом, мы можем, на основании проведенных параллелей
с кавказскими языками, в значительной степени дополнить предыдущий
обзор материала, признав наличие ломки пассивного строя в халдском
языке. Пассивный в нем строй выявляется: 1) в наличии особого косвен¬
ного падежа для выражения логического субъекта при переходном глаголе:
2)	в сосуществовании наряду с неоформленным падежом также и датель¬
ного для «выражения действующего лица при непереходном глаголе:
3)	в тождестве падежа прямого объекта переходного с субъектом непере¬
ходного; 4) в отсутствии особого винительного падежа для оформления

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
251
прямого объекта; 5) в наличии объективного строя спряжения в глаголах
письменной речи.
Противоречащие пассивному строю активные нормы прослеживаются:
1) в использовании для выражения логического субъекта при переходных
глаголах не обычного косвенного падежа (ср. удпнскпй, кюринский),
а одной из застывших его Форм, специально приуроченной для обозначения
действующего лица (ср. дательный местоименный в грузинском, мегрель¬
ском и чанском); 2) в появлении, хотя и редком, неоформленного (именитель¬
ного) падежа в значении действующего лица при непереходных глаголах;
3)	в переходе глагола на активный строй (субъективное спряжение)
в 1-м лице аориста письменной речи и во всех лицах народной. В этом
отношении последняя выявляет тенденцию перестройки в значительно
продвинувшемся виде по сравнению с первою. И если склонение имен не
различается в обоих языках, сохраняя еще нормы пассивности,158 то в части
глагольного оформления народная речь в своем субъективном строе спряже¬
ния выходит уже на активность конструкции. Отсюда можно заключить,
что письменная речь искуственно законсервировала предыдущее состояние
языка, более пассивное в своей основе, и отстала вследствие этого от хода
развития живой речи.
Особое назначение текстов царского повествования с особою в них
ролью бога Халда, выявляемого как активно действующее лицо, принаро-
вило к себе стиль Фраз и закрепило пассивность в строе речи.159 Этим, мне
кажется, обусловлено существование культового письменного языка наряду
с развивающимся живым «народным». Именно поэтому неменьший интерес
в исследовательской работе над халдским языком вызывают выступающие
нормы последнего.
В этих заданиях наиболее подходящий материал представляют Формы
аориста переходного глагола, несомненно, дающие ряд данных для после¬
дующих уточнений наблюдаемого в халдском языке раздвоения. Поэтому
и пришлось подробнее остановиться на аористных оформлениях, ярко вы¬
являющих основную пассивную линию и лежащих к тому же в основе
производных от аориста времен. Другие глагольные образования менее
в этом отношении показательны, хотя и они, равным образом, не отступают
с обще-кавказсй^ почвы и в одинаковой степени поддаются параллельному
прослеживанию.
Что касается сослагательного наклонения, то в грузинском языке
таковое, выражая намерение и цель, служит одновременно и будущим
временем, образуясь от основного для них времени — аориста. Этот

252
ЯЗЫК BAHCKOâ клинописи
последний, по определению Н. Я. Марра, выражает Факт действия или
состояния, как совершившегося, так и предстоящего совершению.160
Поэтому, во-первых, он служит и прошедшим и повелительным наклоне¬
нием, в связи с этим вообще временем намеренности или намеченности
действия или состояния как цели, как-то сослагательного наклонения,
будущего и т. п. Для образования сослагательного будущего берется
аористная тема, например, в грузинском от глагола db ji dv 'класть’, аорист
у-de, de, dv-а, сослагат. v-dva, dva, dva-s и т. д., или при слиянии va—»-о:
v-do, do, do-s. В халдском языке пока нет основания к разграничению
сослагательного от будущего, повидимому, они и в нем совпадают. По нор¬
мам образования халдское сослагательное письменной речи, несомненно,
примыкает к аористу общим для обоих гласных характером «и». К этому
гласному в 3-м лице сослагательного-будущего времени халдский язык
прибавляет суффикс -lie (-li); возьмем разновидности времен от одной основы,
например tu (—**tuh) 'пленить’, 'похищать’; 'брать’: аорист 1-го лица
a-tu-u-bi, аш-tu-u-bi, сослагательное 3-го лица tu-u-lie (—> tu-lie) 'кто
похитил бы’, 'кто похитит’. Эта Форма 3-го лица сослагательного-будущего
наклонения совпадает с 3-м лицом множ. числа (при множестве объектов)
аориста, например zadu-u-ah (—*■ zad-u-ali), отличаясь вставкою лишнего
гласного «а» в аористе и огласовкою самого суффикса (-lie —► -li). Так, от
глагола zad 'строить’ мы имеем аорист 1-го лица zad-u-bi, 3-го лица единств,
числа zad-u-m, 3-го лица множ. числа zad-u-ali. По аналогии мы должны
иметь следующие Формы и от глагола qarqar-nm 'разрушить’: аорист
1-е лщ> qarqar-uiu-bi, 3-е лицо единств, числа qarqar-iuu-m, 3-е лицо множ.
числ#*qarqar-mu-ali. В Эриванской надписи (Изв. Арх. ком., 37, ста. 16)
мы находим от той же основы 3-е лицо единств, числа сослагательного
будущего во Фразе: alu-ше qarqar-inu-he «кто разрушил-бы», «кто раз¬
рушит». Такую же близость 3-го лица множ. числа аориста с 3-м лицом
единств, числа сослагательного-будущего можно констатировать и в грузин¬
ском: aqe-s 'они похвалили’, aqo-s 'он похвалит’, dve-s 'они положили’,
dva-s 'он положит’ и т. д. В халдском сослагательное-будущее просле¬
живается наиболее наглядно и убедительно в Формуле проклятия, где уста¬
навливается наличие в нем гласного характера аориста «и»: aluineim DUP.
ТЕ t-u-lie ahmie pit-u-lie «кто эту надпись похитит, кто (ее) осквернит...-
или, «кто эту надпись похитил-бы, кто (ее) осквернил-бы. .. ».ш
Для повелительного наклонения халдский, как и другие яфетические
кавказские языки, например, мегрельский и чанский, использует соответ¬
ствующие Формы того же самого сослагательного наклонения или соответ-

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
253
етвукмцую Форму самого аориста. Чанский и мегрельский вовсе не имеют
специального образования для повелительного наклонения, ср. чанский
аорист—*■ повелительное tan 'ты наиисал’ —> 'напиши’, tanô 'вы напи¬
сали—>напишите’; сослагательное—> повелительное taran 'пусть они пи-
Шут\ш В халдском мы наблюдаем совершенно аналогичное явление. В нем
специальной Формы для повелительного наклонения не прослеживается
вовсе, и в упомянутой выше Формуле проклятия повелительное наклонение
выражено обычным сослагательным: nl-u-lie 'пусть низвергнут’. Эта Форма
ничем не отличается от остальных тут же наличных Форм сослагатель-
ного-будущего: t-u-lie 'похитит’, pit-u-lie 'осквернит’ и др.ш
Такое тождество Форм дает право коснуться и определения самой
приставки сослагательного-будущего	lie (-li). Она в Форме ul-u-lie
имеет один объект и множество субъектов (боги), она же в Формах t-u-lie,
pit-u-lie, ipq-u-lie и т. д. стоит при одном объекте (надпись и др.) и одном
же субъекте (alu-nie 'кто’). Отсюда легко притти к выводу, что различие
числа субъектов не играет значения: alu-ше mi Е. GAL ku-u-lie alu-ше
qarqar-m-u-he... “Qaldi-me бТЕ1ШЕВА-ше 6ARDlNI-rae... ul-u-li «кто
этот дворец повредит-его, кто разрушит-его.... бог Халд, Тейшеб,
Ард... пусть низвергнут его» (т. е. совершителя данного деяния)
(Изв. Арх. ком., 37, стк. 15—28). Весь проведенный анализ дает полное
основание признать, что сослагательное-будущее время, используемое
и в значении повелительного наклонения, образуется от глагольной основы
с характером асжгста «и» и с прибавлением в 3-м лице суффикса -lie без
оттенка числа действующих лиц.ш
Этим не ограничивается схождение халдского языка с другими яфети¬
ческими Кавказа. Так, например, в кавказских языках повелительное
наклонение передается иногда аористом, равным образом, и в халдском;
правда, в редких случаях, обычная аористная Форма заменяет упомя¬
нутое выше сослагательное в той же Формуле проклятия. Так, в надписи
Звартноца находим: alu-ше mi DUP. ТЕ t-u-lie alu-ше pit-u-lie 6Qaldi-nie
бТЕ1ШЕВА-ше °ARDINI-ine. .. qiuraidi kulietu-u-ni «кто эту надпись
похитит ее, кто осквернит-ее. .. бог Халд, Тейшеб, Ард... в землю низ-
ведут-его» (Звартне^Г, Халдоведение XXII, стк. 32—47). По контексту—
здесь повелительное наклонение «пусть низведут-его», по оформлению же —
аорист, причем в его вполне закономерной Форме, отражающей объект
в единственном числе (нарушителя) и потому стоящий с местоименным
объективным суффиксом единственного числа -ш, хотя действующими
типами являются боги (ср. также Corpus 13, оборотная сторона стк. 31).

254
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Очевидно, в обеих надписях (Звартноц и Corpus 13) использована в качестве
повелительного наклонения именно аористная Форма одного и того же
глагола kulet-u-ni (графически: ku-u-li-tu-ш, ku-li-e-tu-u-m. J. Friedrich,
следуя Sayce’y, неверно читает в звартнодкой надписи tu-li-e-tu-u-ш, но
это не меняет существа дела).165 Тот же аорист в том же значении повели¬
тельного наклонения наличен и в Макинской надписи: alu-ше im DUP. ТЕ
t-u-lie alu-ше pit-u-lie alu-ше îpq-u-lie turmi-ш eQaldi-me вТЁ1ШЕВА-ше
6ARDI-m-me D1NGIR. MEè-ше mekui tim man-u-m eARDI-m kai «кто
эту надпись похитит, кто осквернит, кто искрошит, нарушителя бог Халд,
Тейшеб, Ардин, боги, проклятым (?) по имени пусть сделают-его пред
(богом) Солнцем» (стк. 9—12). Тут опять аористная Форма 3-го лица
использует местоименный суффикс единственного числа (-ш), несмотря на
множественное число действующих лиц. Редкие, но вовсе не случайные,
примеры такого рода использования аориста ясно указывают на возмож¬
ность употребления и его Форм, наравне с сослагательным-будущим,
в одних и тех же заданиях.
В Макинской надписи глагольная Форма man-u-m не может возбу¬
ждать никаких сомнений ни в своем местоименном оформлении 3-го лица-
с отношением к единичному объекту tim ('имя’), ни по смысловому своему
использованию в качестве повелительного наклонения. В достаточной степени
определяется и jp семантическое значение 'строить’, 'делать’ как по халд-
скому контекст®, так и по армянскому эквиваленту ban-el того же содер¬
жания.166 Manffii-m оказывается в данном отрывке макинской надписи един¬
ственною глагольною Формою во всей Фразе проклятия. Согласование его
с рядом стоящими именами равным образом в достаточной мере ясно. Мы
должны иметь при нем прямой объект, каковой и выражен в mekui tim.
Последнее, в роли прямого объекта, находим несколькими строками выше:
ter-u-bi tim 'Rusa-i URU. TUR «завершил (дал)-я имя Русы городка»
(стк. 7). Такое же значение слова tim легко усмотреть и в карательных
строках макинской надписи при условии понимания предстоящего слова
в значении 'проклятия’, выраженного родительным падежом, meku-i tim
'проклятия имя’ ил^рнечто в том же роде: «проклятия имя пусть сделают»
нарушителю.167 Слово turini-m, оформленное дательным падежом, восприни¬
мается или в косвенном, или в прямом объективном его содержании.168 Мы
можем иметь в нем падеж прямого объекта, но можем, иметь и дательный.
Мне кажется, что именно от этого зависит разночтение turinmi, turim,
tprí(e), к которому, к тому же, могут примешаться и конструктивные осо¬
бенности полной и усеченной основы имени (tunni —* tun, в падеже косвен-

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
255
иого объекта turim-m и т. д.), а может быть, и присоединение местоименной
частицы -ni 'его’, по аналогии с eARDINI kai-ш «его пред богом Солнца
—► пред солнцем)».1®9
Кроме того, значительную внутреннюю вариацию может иметь и само
слово tim, являющееся, по всем данным, отглагольным именем основы ti
’говорить’,170 глагольная Форма которого прекрасно улавливается во Фразе
той же Формулы проклятия многих халдских надписей, например: alu-ше
ali-nie ti-u-lie ie-ше горЬифшпш-т qa-u-bi «кто другой скажет: я город
Лухиуни захватил» (Никольский I, стк. 18—19), uli mili d-u-he ti-u-lie
uli tun «(кто) другого (над всем) этим сделает (-*— поставит), назовет дру¬
гого совершителя», т. е. припишет все содеянное не автору повествова¬
тельного текста, а другому лицу (Изв. Арх. ком., 37, стк. 22—24)и др.).171
Но от той же основы ti могла образоваться и причастная Форма, каковая
в халдском пока еще плохо прослежена.172 Что в ti-m мы имеем не корен¬
ное -ш, а Функциональное, это подтверждается приведенною выше гла¬
гольною основою ti. От нее, присоединением суффикса -ш, могло образо¬
ваться и причастие и отглагольное имя. В кавказских яфетических языках
отглагольные имена нередко совпадают с причастными глагольными Фор¬
мами, так в мегрельском matarah 'пишущий’, 'писатель’, писец’; ma^vilan
’убивающий’, 'убийца’; moguracpu 'учащийся’, 'ученик’ и т. д.178 Такого же
рода совпадение могло иметь место и в халдском; в частности, в ti-ni, судя
по контекстам разных надписей, можно усмотреть и отглагольное суще¬
ствительное 'имя’ и причастие 'н^ванный’, 'назвав’. Во всяком случае,
такие Фразы, как ter-u-m eQaldjÉ patari ti-m можно понять и как «(за¬
вершил —>) дал бога Халда горо#название», и как «завершил (постройки),
бога Халда город назвав» (собрание Калантара № 11, Corpus 56,
стк. 10—11). Здесь имеется некоторая альтернатива перевода, но неко¬
торые тексты дают безусловное преимущество причастного понимания
данной Формы, таковы: ter-u-m ini GIS-ulde ter-u m GIS-zare 'Menua-i
GI§-ulde ti-m (там же, стк. 12—15), или лМепиа-гае... mi pile ag-u-m
лМепиа-1 pihti-m (Sayce 71 и др.). В этих двух и им подобных текстах
нет при tim специально ему приуроченного глагола, как это мы видели во
фразах с начальным terum, Относящимся непосредственно к tim. Здесь,
наоборот, terum имеет свой объект: GIS-ulde, GIS-zare, pile, обосо¬
бляясь от вводного предложения с tim. Поэтому, осмысление данных
фраз скорее всего требует причастия, а не имени существительного:
«(закончил —>) разбил виноградник, разбил сад, Менуи виноградник
назвав»; «Менуа... этбт канал провел, Менуи канал назвав» и т. д.

256
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Тем самым, такие Формы как ti-m приводят нас к вопросу о причастных
образованиях.
Как уже отмечалось выше, причастия в халдском языке слабо за¬
тронуты научным исследованием. Основные на них указания сделаны
Н. Я. Марром, усмотревшим в нередко встречаемом слове manu обезли¬
ченное аористное причастие, вернее деепричастие.174 От этой основы имеется
и несомненное аористное образование вполне закономерного типа. О нем
уже пришлось только что говорить при разборе цитованного отрывка из
макинской надписи. Стоящее там man-u-m снабжено объективным место¬
именным суффиксом 3-го лица -т. Без этого суффикса пред нами вырисо¬
вывается сама основа с гласным характером аориста, man-u. На ней
подробно останавливается и J. Friedrich, склоняющийся к резкому ее
отделению от ее же разновидностей типа man-u-ш, man-uri и др. Немец¬
кий ученый предпочитает обособить manu от его окружения и видеть в нем
вспомогательный глагол 'быть’, 'существовать’.175 Мне лично кажется, что
такие Формы как man-u-m, man-uri и т. д. едва ли могут быть рассматри¬
ваемы отдельно от только что затронутого manu, и в виду этого мне при¬
ходится и на этот раз строго следовать уже данным объяснениям
Н. Я. Марра. Действительно, Фраза четвертого столбца летописей Сардура
(стк. 50—51): ropQalpam URU. LUGAL. -nup tuim-i mim manu qa-u-bi
получает наиболее приемлемый перевод только при таком толковании. Во
всей взятой нами Фразе находится оформленным местоименною частицею
лишь один глагол qa^í-hi. Предшествующие ему слова говорят о царском
городе tui-m-i nmuj^anti. Основа tu (tuum, tmm) в значении 'море’, 'озеро’
уже известна по Двум приозерным надписям Армении, Колагранской
и Ордаклинской (Никольский VIII и XVIII, ср. Изв. Акад. Наук, 1932,
стр. 87), причем в Колагранской та же основа снабжена локативным
суффиксом «а» — tumi-a 'приозерная страна’, выявляя тем самым основу
tumi (стр. 5 и 12). Это же слово в рассматриваемом нами контексте стоит
в родительном падеже tuim-i. Следующее слово шип имеет точное соот¬
ветствие в грузинском, где шша в качестве послелога, требующего да¬
тельного падежа, означает 'внутри’, 'в’. Халдское mim, тоже послелог
согласуется <г родительным падежом предшествующего слова tumi-:
Отсюда, мы вправе признать в tuim-i mini значение 'у озера’, а в связи
с этим понять и глагол, представленный причастием man-u, кат
завершающий придаточное предложение, характеризующее завое¬
ванный город: «город Халпани, город царский, у озера построеннк!.
я захватил».

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
257
Все только что изложенное вынуждает меня отнести Форму manu не
к числу вспомогательных глаголов 'быть’, 'существовать’, а к причастным
образованиям от глагольной основы man,17® имеющей и чисто глагольное
оформление man-u-m 'сделал-то’, 'пусть сделает-то’, и оформление прила¬
гательных (man-un), которые равным образом придется затронуть, хотя
и они обследованы далеко еще не достаточно.177
Прилагательные в кавказских яфетических языках имеют несколько
образований, из которых наиболее близкими к халдским будут: 1) имеющие
свои специальные основы, например грузинск. diad-i 'великий’, mdire-y
'малый’, mdob-i 'превосходящий’ и др., 2) суффиксируемые в мегрельском
на -аш: asei-am 'теперешний’, ôaqi-ani 'здешний’, giuiu-am 'вкусный’
и т. д., 3) с суффиксом в грузинск. -el-i, в мегр. и чанск. -ur-i, как то
груз, tr-el-i 'пестрый’, zrq-el-i 'плотный’, grd-el-i 'длинный’, мегр.
ma^uial-ur-i 'соловьиный’ и пр.178 Последнее служит также в мегрельском
языке для образования причастия страдательного залога179 (ср. халдское
man-ur-i). Тот же суффикс -ur-i (в грузин, -el-i) наиболее часто употреб¬
ляется для образования прилагательных, обозначающих местопроисхоясде-
ние и принадлежность, ср. груз, qarôu-el-i 'грузин’, qard-ul-i 'грузин¬
ский’; мегр. zugid-ur-i 'зугдидский’, senak-ur-i 'сенакский’, qorg-ul-i
'хоргийский’ и т. д.
Халдский язык в том предварительном разборе, который сейчас дается,
выявляет те же признаки образования прилагательных, как и названные
яфетические язь^ки Кавказа. Так, известную параллель можно усмотреть
в использован®! падежного окончания для образования прилагательного:
например, в Диском -па (родительный падеж), прибавляемый к основе слов
различного грамматического значения, дает подобного рода образования как
ordo 'рано’ —*ordo-mi 'утренний’, qe 'рука’—»qe-nii 'ручной’, gur-i
'сердце’ —*■ ar-gur-i-mi 'преданный’ и т. д.180 В языке халдов как сходное
явление можно отметить использование дательного падежа принадлежности
(поссессивного -ш), обращающего собственное имя в прилагательное. Такое
оформление можно усмотреть в *Menua-mi 'принадлежащий Менуе’—>
'Менуев’, склоняемом как самостоятельное слово: родительн. падеж дМеппа-
mi-e, родительный с отношением дМепиа-ип-е-1 и др.181 Впрочем, в данном
примере мы имеем не чистый дательный падеж, каковой от имени Менуи будет
дМепиа-т, а осложненный вставкою лишнего «i», образуя суффикс -пи, может
быть -ш, если в исходном гласном <ш> признать именное окончание: дМе-
nua-m-i-e-i, в котором к основе Menua прибавлен суффикс прилагательного
(•«—дательн. падежа) -ш, засим именное окончание -i, каковое в халдском,
Мещанинов	17

258
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
так же как в мегрельском и чанском, сохраняется во всех падежах склоне¬
ния. К этому именному окончанию добавлен суффикс родительного падежа
-е и еще гласный -i, повторяющий падежное оформление связанного
с 'Menuamiei слова, т. е. повторение в определителе падежного окончания
определяемого:182 aMenua-m-i-e-i SAL-jilaie “Tarma-i ini GlS-uldi «Me-
нуевой жены Таририи этот виноградник» (Халдоведение X). Ср. грузин¬
ское: saqel-i mam-isa-i 'имя отца’, где слово 'отец’ стоит в родительном
эмфатическом (-is-а) с добавлением к нему окончания определяемого им
слова (-i), родит, падеж: saqel-isa mam-isa-ysa, дательный saqel-sa mam-
isa-sa и т. д.ш
В халдском языке встречаем и такие оформления прилагательного,
как грузинское -el, мегрельское и чанское -ni, -ur (-ir): мегр. qam-ir-i
'вареный’, daáqadeb-ul-i 'запоздалый’, qomolur-i 'достойное мужа’, uvmav-
ur-i 'дерзкий’ и др.184 Из числа халдских слов на этой же почве могут быть
трактованы такие как mau-ur-i, от основы man 'делать’—»-'сделанный’,
mak-ur-i 'милостивый’.185 Сюда же, повидимому, относятся и ai-ur-i, unit-
ur-i, uiida-ur-i. Семантическое определение последнего, равным образом,
обосновывается на кавказской почве. Так, основа его nuda может быть
понята как халдский эквивалент грузинского zeda 'на’, 'над’ (по шипящей
группе, к каковой относятся и халдский, *jeda|| *jida—»-mida, ср. мегрель¬
ское ji 'наверху’, чанское jin 'вверху’, 'над’) или грузинского же в точ¬
ности созвучного mida 'внутри’. В первом случае niida-ur-i будет означать
'верхний’, во втором — 'внутренний’: "Rusa-me aArgiinteqim-nie all qarbi
salzi manu aCi giei iratini mida-ur-i rauki 6Qaldi-me ubardu du-ni ie-ше
midiimt-u-Jif ter-u-bi tim aRusa-i URU. TUR «Руса сын Аргиштия говорит:
камень. .# сделав, и стены (?) те верхние (т. е. акрополя-цидатели),
как бог Халд веление положил, я соорудил (завершил—>), дал имя Русы
городка» (Макинская, стк. 3—7). Та же основа прослеживается и в со¬
ставном халдском же глаголе nudi-unt-u-bi 'соорудил-я’, где imdi может
означать, по аналогии с грузинским zeda 'верх’ (выстроил верх—»-соору¬
дил) или же, по аналогии с грузинским mida 'внутри’ (выстроил внутри,
т. е. выстроил целиком—»-'соорудил’).186 Халдское mak-ur-i, в значении
прилагательного, вполне укладывается в обычный для него контекст, на¬
пример: nun-a-bi *Murim-ni 'Abilianiqi matu-ali a6Sarduri-m-li kun-li sulu
uiut-i-bi jilu-a-di mak-ur-i enti du-bi eji «приблизился Мурини Абилнаних-
ский, обнял Сардуровы колени, ниц повергся, я оказался милостивый, вож¬
дем иоставил области» (Сардур. летописи, II, стк. 36—39). Равным обра¬
зом и umt-ur-i может быть этимологизировано как прилагательное от основь:

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
259
umt 'выступать’ —*• uint-a-bi 'выступил (в поход)-он’ и umt-ur-i 'высту¬
пивший (в поход)’: LUGAL lintini umt-ur-i «царь тот, выступивший (в по¬
ход)» или «царя того, выступившего (в поход)». Речь идет о коммагенском
царе Кушташппли (Сардуровск. летописи IV, стк. 42—43). Здесь прилага¬
тельное совпало с причастием, что обычно и в других яфетических язы¬
ках. Возможно, что к этого же рода словообразованию относится и не
ясное по смыслу qar-ar-i.
Суффикс -ur-i, в полном тождестве с мегрельским и чанским, обра¬
зует, главным образом, прилагательные от имен мест и происхожденпя,
ср. мегрельское zugid-ur-i 'зугдидский’ и др. По той же линии образова¬
ния, несомненно, идет и халдское ud-ur-i 'удский (удинский)’, название
племенной разновидности этиунов и обитаемой ими области 0TpUd-ur-i Etim
(Никольский XVI, стк. 7), или oipUed-ur-i Etium (Сардуровск. летописи III,
стк. 48) и, наконец, Ud-ur-i °TpEtiuqim в Хорхорской летописи (Sayce 37,
стк. 22). Местопребывание их Фиксируется Атамханской надписью (Ни¬
кольский XYI) на южном берегу озера Гокчи в Армении, а значительный
размер их определяется указанием Сардуровских летописей (III, стк. 47—
48) на покорение здесь четырех царей.
В халдском языке с полною ясностью устанавливаются и особые,
самостоятельные, основы прилагательных, к числу которых относятся
tarai(e) 'могучий’, 'могущественный’, alsui 'великий’. В полной мере совпа¬
дает с грузинским, мегрельским и чанским также и образование степе¬
ней сравнения. Так, в этих языках сравнительная степень образуется
использованием родительного падежа, в грузинском -is: diad-i 'великий’,
сравн. степ, u-diad-eys-i (■*— u-diad-e-is-O; trel-i 'пестрый’, сравн. степ,
u-trel-eys-i (*— u-trel-e-is-i); grd-el-i Шинный’, ср. степ, u-grd-eys-i
(-*— u-grd-e-is-i) и т. д.ш В мегрельскойр чанском в тех же случаях при¬
бавляется их окончание родительн. падежа -пи: tite 'маленький’, сравн.
степ, u-tit-a-im 'меньший’; niqu 'толстый’, ср. степ, u-niqu-a-im 'толще’;
didi 'большой’, сравн. степ, u-did-a-im 'ббльший’ и др.188 В халдском подоб¬
ного же рода образование соблазнительно усмотреть в alsui 'великий’
(в титулатуре царя), alsu-i-im || alsu-i-ше 'величайший’, отсюда дательный
падеж alsu-i-im-m 'величавшему’ в титулатуре бога.189 Если это так, то в ту
же группу подойдут’ и все другие эпитеты, упоминаемые, например, в над¬
писи Талиш (Изв. Акад. Наук, 1932, стр. 345 и 348) наравне с alsu-i-ше,
как-то ulgu-ше 'жизнь дарующий’, ишта-ше 'могущественнейший’, pitu¬
ine 'блистательный’,190 все образованные с тем же суффиксом родительного
падежа -ше. ^
17

260
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Такого рода их образование, при сличении с подобным же в грузин¬
ском, мегрельском и чанском, где степень образуется путем постановки
слова в родительном падеже, невольно наводит на мысль, что и тут,
в халдском, та же полная Форма родительного падежа -ше всплывает в ее
первичном Функциональном значении именно родительного падежа, уже не
используемая более с этим же содержанием в письменной речи клинописных
памятников. В них суффиксом родительного падежа является, как мы
видели, усеченное -еД, а вовсе не -ше, закрепившееся за обозначением
логического субъекта пассивного строя переходных глаголов. Таким
образом, можно было бы признать, что прилагательные в их степенях
сравнения сохранили еще не выветрившуюся Форму падежного окончания,
т. е. то самое -ше, которое в падеже логического субъекта относилось
нами к родительному по чисто Формальному признаку. Здесь лишний раз
мы нашли бы обоснование к признанию за падежом логического субъекта
-ше полной Формы родительного падежа, хотя в живой речи родительный
обслуживался уже исключительно усеченною его разновидностью с сохра¬
нением лишь гласного элемента -еД.
На основании даже этих прослеженных мною соответствий, между
халдскою речью и структурою других яфетических языков Кавказа,
меняется и уточняется весь облик языка даже в пределах того ограничен¬
ного материала, каковым мы пока владеем. Во всяком случае, та предвари¬
тельная наметка взаимоотношений языков, которою я начал эту последнюю
главу своей работы, исходя из проведенного перед тем анализа Форм
спряжения и склонения, теперь уже значительно дополняется, более
конкретизируя самую структуру халдской речи, хотя все же не выходя за
пределы предварительного очерка. Более углубленная исследовательская
работа, конечно, еще впереди.
Подводя заключительный Дтог всей работе по анализу материала
письменных памятников древней* Вана на общей основе кавказских яфети¬
ческих языков, я считаю себя г|праве выдвинуть следующие, характеризую¬
щие халдекую речь, моменты: 1) образовательными элементами в глаголе
служат его основа, гласный характер переходности и непереходности
в аористе и местоименная суффиксация; 2) времена в глаголе делятся на
две группы: настоящее, аорист с производным от него сослагательным,
оно же будущее. Повелительное наклонение не имеет своих особых Форм
и обслуживается ошагательным (будущим) или аористом;191 3) глагол по
своему оформлению резко делится на переходный и непереходный, различа¬
емые как гласным характером, так и видами суффиксирусмых местонмен-

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
261
ных частиц; 4) переходный глагол в халдском строится во всех временах
ио пассивной конструкции; 5) в связи с этим в халдском языке нет вовсе
винительного падежа; 6) прямой объект, в полной аналогии с грузинским,
мегрельским и чанским, обслуживается или неоформленным падежом (с одним
лишь именным окончанием) или дательным; 7) поскольку логический объект
пассивного строя соответствует грамматическому субъекту активного, мы
имеем в халдском те же падежи, неоформленный и дательный, и в значении
падежа субъекта при непереходных глаголах; 8) по тем же причинам мы
имеем тождество суффикса 1-го лица переходных глаголов с 3-м непере¬
ходных, вернее, имеем использование местоименного суффикса 3-го лица
в значении первого в переходных глаголах; 9) поэтому в переходных глаголах
1-е лицо выражает субъект и не отражает числа объектов, тогда как
3-е, наоборот, выражает отношение действия к объекту, не передавая
числа субъектов; 10) во множественном числе 3-го лица переходных гла¬
голов местоименная частица заменяется показателем множественного числа,
полную аналогию чему имеем в грузинском; 11) иногда в текст письменной
речи внедряется народная (диалектная) Форма 3-го лица множественного
числа переходных глаголов субъективного содержания; 12) непереходный
глагол спрягается по активному строю и потому получает во всех лицах
субъективную местоименную суффиксацию; 13) косвенный объект может
отразиться в глагольном оформлении присоединением соответствующей
местоименной частицы, причем в непереходных глаголах, где объективных
частиц (прямого объекта) не существует, он присоединяется к субъективно
оформленному глаголу, в переходных же вытесняет суффикс прямого
объекта и занимает его место; 14) все морфологические частицы, соучаст¬
ницы спряжения и склонения, равно как и показатели множественного
числа, образователи прилагательного и т. д., суффиксируются в именах
и глаголах; случаев префиксального падежного или местоименного глаголь¬
ного образования в халдском не прослежено.
Грамматическое определени|рпадежей может быть проведено лишь по
их оформлению, Функциональное#^ их значение устанавливается смыслом
контекста, т. е. по логическому принципу их использования. По Формаль¬
ному признаку мы имеем в халдском пять падежей: 1) неоформленный,
падеж логического субъекта непереходных глаголов, он же падеж прямого
объекта переходных глаголов; 2) родительный полной Формы -ше, служа¬
щий падежом логического субъекта переходных глаголов и, может быть,
Формативом степеней сравнения прилагательных; 3) родительный усеченный
с одним гласным элементом -еД (•*—ше |} -пи), прослеживаемый в значении

262
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
косвенного падежа определительного, принадлежности и инструментального^
4)	дательный -ш, выступающий как косвенный падеж принадлежности
и приближения, а также как падеж логического объекта переходных
глаголов и логического субъекта непереходных; 5) направительный -йд.192
Пассивный строй речи выявляется вовсе не во всем спряжении халд-
ского глагола, а преимущественно в его переходных глаголах, при этом:
1)	пассивно строятся все прослеживаемые времена этого глагола;193
2)	падеж логического субъекта в пассивном строе ставится исключительно
в родительном полной Формы -ше, не имеющем другого значения в склоне¬
нии имен и потому ставшем падежом логического субъекта при переходном
глаголе; 3) пассивность строя ясно выступает при сличении Форм пере¬
ходного и непереходного глаголов и управляемых ими падежей. Так,
субъект активного строя непереходных глаголов оказывается прямым
объектом переходных, а местоименная частица 3-го лица непереходных
глаголов используется в переходных для образования 1-го лица; 4) объек¬
тивные местоимения участвуют в образовании глагольных Форм только
переходных, в непереходных же они могут присоединяться только в порядке
отношения к косвенному объекту.
Активным строем идут непереходные глаголы, оформляемые субъек¬
тивными местоименными частицами.	'
Местоимения прослеживаются в двух лицах, в 1-м и 3-м; причем:
1) косвенные падежи местоимения первого лица образуются по одной основе
с третьим; 2) местоименные частицы, участницы глагольного образования,
делятся на субъективные и объективные. Первые из них наличны в непере¬
ходных глаголах и в первом лице переходных, где в этом значении выступает
субъективная местоименная частица третьего лица. Объективные местоимен¬
ные приставки прослеживаются только в 3-м лице единственного числа пере¬
ходных глаголов и разнят(|1. по своей основе в аористных образованиях и в со-
слагательном-будущем вымени;194 3) косвенный объект в глаголе может
выражаться заменою обтрктивной местоименной частицы соответствующим
местоимением в переходных глаголах и присоединением его к субъективному
в непереходных, получающих благодаря этому двойную суффиксацию:
субъективную и объективную, т. е. относительную Форму спряжения:
4)	как общее правило, халдская письменная речь, кроме только что от¬
меченного случая, не знает двойной местоименной суффиксации, поэтому
непереходный глагол в подавляющем большинстве получает одни субъектив¬
ные местоименные приставки, а переходный одни только субъективные
в 1-м лице и объективные в 3-м единственного числа. Поэтому примеры

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
263
относительного спряжения представляют собою редкое явление; 5) во всех
пока прослеженных Формах спряжения местоименная суффиксация оказы¬
вается обязательным Формативом глагола. Без местоименной приставки мы
имеем обезличенную глагольную Форму, воспринимаемую как причастие
или деепричастие; 6) в халдскую письменную речь иногда попадает пнарод¬
ная (диалектная) Форма местоименного субъективного суффикса 3-го липа
множественного числа -tu (-д-tu), присоединяемого к основе переходного
глагола. В этих случаях может присоединяться, сверх того, и объективный
суффикс или показатель множественности объекта, т. е. может получиться
случай относительного спряжения.
Прилагательные 1) имеют свою основу; 2) образуются присоедине¬
нием особых суффиксов -иг, -аг или падежного, дательного -ш: 3) образуют
в свою очередь степени сравнения присоединением к основе окончания
родительного падежа полной Формы -ше || -шд (?); 4) склоняются как имена
существительные.
Числительные в халдском представлены в подавляющем большинстве
случаев цифровым обозначением, графически передаваемым ассирийскими
знаками чисел. Как и в ассирийском, единицы отделяй,тся от десятков, сотни
же и тысячи заключаются соответствующим детерминативом (числовая
идеограмма), причем в тысячах, равным образом, отделяются единицы от
десятков. Фонетическое чтение устанавливается пока только: 1) для
количественного и порядкового 'один’, 'первый’ — mujim, что в полной мере
явствует из сопоставления таких совершенно аналогичных Фраз как:
mamli arm uimmli I MU zadubi (Сардуровск. летописи II, стк. 18), mamh
arm uinimli niujini MU zadubi (там же III, стк. 43—44); ínamli arm
uimnih mujim malí zadubi (там же V, стк. 32) «... в один год я построил»;
35 Е. GAL. MES 2 ME URU. MES I UD. ME aingubi» 35 дворцов
200 городов в один день я одолел» (Сардуровск. летописи У, стк. 8—9),
14 Е. GAL ME U|U. МЕЙ mujim tume(m) aragubi «14 дворцов,
100 городов в один j|gHb я одолел» (Sayce 50, стк. 15—16); 195 2) для
количественного и порошкового 'два’, 'второй’ — meimni, в неясной по кон¬
тексту Фразе /aal dubi memini рп (Сардуровск. летописи II, стк. 39 и др.),
и в значительно более ясной: 23 LUGAL. MES mujim MU МЕЙ amgubi ^аше
SAL-lutu 0TpBiainadi parubi memim malí... naqadi midiimtuali... E. GAL.
МЕЙ «23 царя в первый год много я одолел, мужчин (и) женщин в страну
Бчайну я погнал, на второй год... пришел-я, соорудил дворцы (цитадели)»198
(В'олагранская, Изв. «Ак. Наук, 1932, стр. 87, стк. 13—15). Сличая все
приведенные контексты, мы вправе заключить, что inujim malí означает

264
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
«в один год» или «в первый год», а mennm inall «в два года» или «во
второй год»;197 3) для слова «десять тысяч» устанавливается с полною
точностью Фонетическое чтение atibi, так, например, в Хорхорской летописи
(Sayce 37, стк. 13—14) представлены цифровые данные захваченной
добычи, а именно 19.255 отроков, 10.140 мужчин и 23.280 женщин.
Итог всей добычи (52.675) изображен следующим образом: 5atibi 2 LIM
6 ME 70 5.
Остальные сюда же относимые другими исследователями, к которым
примыкает и J. Friedrich, Фонетические чтения числительных или подлежат
значительному изменению в их толковании, или же вовсе отпадают.198 Сюда
относится íkukam, переводимое 'тот самый’. Такое значение термина уста¬
навливается соверше нно случайно в поисках уловить общий смысл контекста.
Между тем, это слово ясно этимологизируется кавказскими параллелями
как составное ik-ukan, в котором первая часть соответствует грузинскому
ig 'тот’, эквиваленту халдского un 'тот’, 'этот’, вторая же — равным
образом грузинскому ukan в слове mas ukan 'вслед за тем’. Отсюда же
можно понять и халдское разночтение iknkan-i || mukan-i (Сардуровск.
летописи I, 56; II, 54; III, 53 и др.), в котором ig 'тот’ (—*■ ik-ukan-i)
заменено его обычною халдскою параллелью m-i 'тот’ (—> m-ukan-i). В обоих
случаях мы имеем слово со значением 'вслед за тем’, 'потом’—> 'следующий’:
íkukam UD ME 'на следующий день’, íkukam malí 'на следующий год’
и т. д.199
Полностью отпадает отнесение к числительным таких слов как taram
и Ш1ШШН, традиционно переводимых 'второй’ и 'третий.’ 200 Оба эти слова
никакого отношения к числительным не имеют. Они уже давно разъяснены
Н. Я. Марром равным образом на кавказской почве. Они, как и халдское
же пппшфиц, сопровождаются идеограммою года: MU-taram, MU-imnitmi.
MU-mimuqam. Последние два слова, iniintini и nnuiuqam, объединяются
общею начальною частью ппш и различаются второю -tim и -uqam. Послед¬
ний из .них, uqam соответствует уже приведенным выше параллелям
терминай икаш в слове lk-ukaui || m-ukani и потому за ним без особых
колебанвд Фиксируется то же значение 'после’, 'вслед за’. Что же касается
tin-i, то «но и по своему Фонетическому оформлению полностью соответ¬
ствует грузинскому tin, означающему 'перед’, тем более, что чтение
халдских аФФрикатов не улавливается в безусловной точности, в связа
с чем расхождение начального согласного t в халдском и t в грузинском
смущать никоим образом не может. Халдская графика, конечно, не передает
всех Фонетических оттенков в безукоризненном соответствии кавказскому

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
265
произношению звуков, будучи представлена силлабарными знаками ассирий¬
ского письма. И, наконец, общая для обоих слов, пшп-uqani и шпп-tim первая
часть Ш1Ш (•«—*Ш1ШЙ) соответствует грузинскому же susq-i 'зной’ (ср. гру¬
зинское sidqe 'жара’ и т. д.), которое по шипящей группе должно, по всем
правилам звуковых соответствий, звучать imiuiq || imniq, откуда и имеем
в примыкающем сюда же своим шипящим слоем халдском языке пшпЬ —»
Ш1Ш. Все изложенное приводит к выводу, что imin-tim означает буквально
'зной-перед’, а MU-minitmi 'перед годом зноя (жары)’, т. е. 'весною’,
a MU-nnumqam 'после года зноя (жары)’, т. е. 'осенью’. Последнее
оставшееся слово MU-taram полностью соответствует грузинскому zam-dar
'зима’, буквально 'год зимы (холода)’, в котором слово dar 'зима (холод)’
присоединилось к сванскому zaw||zam /*za<p 'год’. В яфетических языках
Кавказа прослеживаются два года: 'год жары’—>'лето’ и 'год холода’ —»
*зима’, что и выявилось в грузинском zam-dar 'год-холода’—»-'зима’.
Дословно то же построение имеем и в халдском, в каковом первая часть
'год’ передается идеограммою. Фонетическое к ней дополнение tarani
разбивается, таким образом, на основу tar (ср. грузинское dar 'холод’)
с гласным Формативом «а» и окончание дательного падежа -т, используемое
в данном случае для выражения наречия времени.201
Таким образом, с достаточною ясностью устанавливается, что tarani
и rnimtmi означают вовсе не «zum zweiten Male» и «zum dritten Male»,202
а времена года: Mu-tarani 'год холода’ —*■ 'зима’; MU-imiutmi 'год жары-
перед’ —» 'перед годом жары’, т. е. 'перед летом’ —► 'весна’; MU-iminuqam
»год-жары после’—>'после года жары’, т. е. 'после лета’—»'осень’.
Такой корректив в чтении названных слов в значительной степени уточняет
последовательность описываемых походов и дает возможность выяснить
наиболее подходящие для военных действий времена года, что в свою
очередь характеризует не только нападающего, но и объект нападения.
Просматривая под этш углом зрения халдские тексты, мы видим, что летом
К-
не совершается иомдов и что все они приурочиваются к весне, осени
и даже зиме. Большинство походов с отметкою времен года падает на
весну и осень, что в Части Закавказья и вообще предгорных местностей
стоит в тесной связи с эйлажным скотоводством и с перекочевками пред¬
горного населения в зависимости от климатических перемен: lkukani
MU-taram uuitadi «вслед за тем зимою выступил-я (в поход)» (Сардуровск.
летописи XIV, стк. 13, восточная стена ниши); lkukam MU-immtini
umvadi 'TpUiqiruqft?0i «вслед за тем весною выступил я в страну Уихирухи»
там же III, стк. 17—18); lkukam MU-nnnmqani LU-quradimli ueli dubi

266
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
«вслед затем осенью воинов я собрал» (Xnpxop, Sayce 37, стк. 5); îkukani
malí mimtini kueidanuh LU-quradinieli CTpEnaqmiedi «вслед затем весною
направил он воинов в страну Эрах» (Сардуровск. летописи I, стк. 24—28).
В части синтаксических особенностей приходится отметить неустой¬
чивость размещения слов во Фразе, так 1) прямой объект обычно пред¬
шествует глаголу: mi pile aguni «этот канал провел»; Е. GAL miduuituni
«дворец соорудил»; LU-quradimli ueli dubi «воинов я собрал» и др., но
встречается и обратная постановка слов с глаголом на первом месте:
terubi tim JRusai URU. TUB, «(закончил—*) установил имя Русы городок»
(Макинская, Халдоведение XVII, стк. 7); karum лЬиша karum 'Katarza
«он покорил Лушу, он покорил Катарца» (Corpus 14, стк. 6); qaubi
*Diaueqi KUR-nie «захватил-я страну Диауеха» (Corpus 27, стк. 7);
qauiu CTpUluamei KUR-ebam (Никольский VI, стк. 6) и т. д. Все же при
чтении текстов бросается в глаза некоторая склонность к устойчивости
в размещении объектов при определенных глаголах. Например, глаголы
agubi, midnmtubi, ueli dubi, zadubi и др. тяготеют к заключению собою
абзаца, тогда как terubi, наоборот, помещается обычно в начале, благодаря
чему и получается столь часто наблюдаемое в текстах стечение глаголь¬
ных Форм: Е. GAL badujie imdiiuitubi terubi 'Argimtiqimli tim «дворец
величественно (?) соорудил-я, установил-я Аргиштихинили имя» (Николь¬
ский IX, стк. 3—5). Засим, глаголы karum, qaubi, при перечислении
собственных имен, обычно ставятся перед ними: karum CTpEtiumm «он по¬
корил страну Этиуни», qaubi “Arquqim KUR-me «я захватил страну
Аркукини» (Никольский VI, стк. 2 и XV, стк. 4). При наличии же простых
имен существительных тот же глагол qaubi ставится после них: KUR-ebam
qaubi, gunuma qaubi и т. д. Впрочем, это только ведущая, но не обязатель¬
ная синтаксическая схема, и при широко распространенных, привычных для
халдского письма Фразах, например, с глаголом zadubi в конце: ínamli
arm uimnili I MU zadubi, мы встречаем в Сардарабадской надписи обратный
порядок: zadubi arm (u)uimili (Никольский IX, стк. 10); 2) действующее
лицо при паск^вном строе переходных глаголов предшествует сказуемому:
'Argiintiuie aÉ «Аргишти говорит», л1шриштш j6Sardurqimnie burganaoi
nndiiHituni «Ишпуин сын Сардура бургану соорудил» (Corpus 10•:
•Метшие... mi Е. GAL zadum «Менуа.. .этот дворец (цитадель) по¬
строил» (Corpus 20, стк. 2—3) и др. При активном строе непереходных
глаголов субъект чаще ставится после глагола, так, например: umtab:
,6Sardui¿2J «выступил (в поход) Сардур»; nunabi лМиптш 'Abihamq:
niatuali j6Sardunmli kunli «приблизился Мурини абилианихсквй, oóe-.j

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
267
Сардуровы колени» (Сардуровск. летописи II, стк. 36—38). Но встречается
и обратный порядок: ^Utupunmm LUGAL 'Diaueqi nunabi karukid matuak
kuneli «Утупурши царь Диауехи приблизился ко мне, обнял колени»
(Corpus 27, стк. 12—14); 3) определитель ставится, как общее правило,
после определяемого, когда он выражен прилагательным: LUGAL taraie
«царь могущественный»,208 LUGAL alsumi(e) «царь великий» (Corpus
64, стк. 5) и т. д. Определитель же имя существительное обычно пред¬
шествует определяемому: eQ.ildi-i patan «бога Халда город», IMenua-i pile
«Менуи канал», ^Sardunmli kunli «Сардуровы колени» и др. К явлениям
синтаксического порядка следует отнести также 4) связь определителя
с определяемым, выражаемую суффиксами отношения, т. е. восприятием
падежного окончания определяемого слова его определителем: j6Sarduri-
m+li kuri-li «Сардура колени», 0Qaldi-e+i URU (patar-i) «бога Халда
город» (Изв. Ак. Наук, 1928, етр. 171, стк. 6); 'Uiteruqmi-e+i
KUR-eban-i «земля Уитерухини» (Sayce 45, стк. 37). Такое согласование
связанных друг с другом слов имеет место и в том случае, когда, вопреки
изложенному в пункте третьем правилу постановки определителя — соб¬
ственного имени — перед определяемым им словом, мы встречаем обратный
порядок. Так, например: ropZuam URU. LUGAL-nuji 'Diauqmi-e-i (rot,Zuaiu
patar-i LUGAL-nuji 4)iauqini-e+i) «город Зуани, город царский Диаухина»
(восстанавливаемый J. Friedrich204 текст 3-й и 4-й строк той же надписи
Sayce 45). Здесь, во всех приведенных примерах, определитель имеет свое
падежное окончание и кроме того получает еще падежное окончание
связанного с ним определяемого слова;205 5) согласование числительных
с относящимися к ним словами. Числительные в халдском не требуют обяза¬
тельной постановки связанного с ними имени во множественном числе.
Цифровые данные в значительном количестве приводятся в перечнях захва¬
ченной добычи, и тут разновидности последней весьма часто не снабжаются
никаким показателем множественности 8560 GUD-paqim 25170 UDU-
-шише «8 560 быков, 5170 овец» (Сардуровск. летописи И, стк. 44);
90110 SAL-lutu parub№:90110 женщин погнал-я» (там же III, стк. 34)
и др. Но наряду с этщ встречаются те же построения и с показателем
множественности: 37685 UDU-шише-МЕё parubi (там же IY, стк. 33);
15553 SAL-lutu-MEÖ parubi (там же IY, стк. 28). Некоторая свобода
в согласовании имен с числительными выразилась и в постановке в един¬
ственном числе слов собирательного значения даже без наличия цифровых
при них данных:оаше SAL-lutu parubi «мужчин (и) женщин погнал-я
(буквально: мужчину и женщину погнал-я)», хотя наряду с этим можно

268
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
встретить ту же конструкцию с идеограммою множественного числа: ^аше
БАБ-Ми-МЕЙ рагиЫ стрВ1апак11 (Сардуровск. летописи III, стк. 25 и IV,
стк. 22 — 23);206 6) предлоги и союзы прослеживаются слабо, в частности
плохо улавливается даже союз 'и’, что, может быть, характеризует не
вообще халдскую речь, а особое ее выявление в письменных памятниках
царского повествования.207

ПРИМЕЧАНИЯ
1.	См. работы Н. Я. Марра: Надпись Русы II из Маку (Зап. Воет, отд., XXV), Материалы
по халдской эпиграфике из командировки И. Орбели (Зап. Воет, отд., XXIV), Обломки
Делибабинской халдской надписи (там же), Халдская клинообразная надпись из села Леска
Ванского округа (Изв. Ак. Наук, 1915), Фрагмент халдской надписи из Алашкерта
(Изв. Ак. ист. мат. культ., I), Надпись Сардура П сына Аргиштия в Даш-Керпи на
Чалдырском озере (Зап. Кавк. музея, серия В-I), Надписи Сардура второго из раскопок
ниши на Ванской скале (Археологическая экспедиция 1916 года в Ван, изд. Русск. Арх.
общ., 1922 г.). Заметки по яфетическим клинописям (Изв. Ак. ист. мат. культ., III).
2.	Разработка халдского языка с привлечением кавказских параллелей проводится полностыа
только в работах акад. Н. Я. Марра, сведенных мною в справочнике «Язык ванских
клинообразных надписей» (Труды Инст. языка и мышл. Ак. Наук, I, 1932 ).
К числу неудачных попыток определения халдского языка на кавказской почве
относятся работы: Mordtmanu, «Entzifferung und Erklärung der armenischen Keilinschrif¬
ten von Van und der Umgegend (ZDMG, 1882), признавшего халдский язык за армянский;
М. Г. Джанашвили. «Предисловие к переводу географии Грузии Вахушти» (Зап. Кавк. отд.
Русск. Геогр. общ., XXIV, вып. 5), считающего халдский язык за древне-грузинский;
J. Sandalgian, «Les inscriptions cunéiformes urartiques» (Venise, 1900) и « L’idiome des
inscriptions cunéiformes urartiques» (Rome, 1898), подошедшего к халдскому языку только
со стороны армянских соответствий, слишком Формально к тому же привлекаемых;
А. К. Глейе, «Грамматика халдского языка» (Сборн. Мат. для описания местн. и племен
Кавказа, XXXVII), сделавшего слабую попытку привлечения и горских языков.
3.	Пользуюсь главным образом нижеследующими работами: Н. Я. Марр, «Грамматика чанского
(лазского) языка» (Мат. по яфстич. языкознанию, П); Н. Я. Марр, «Грамматика древнели¬
тературного грузинского языка» (там же, XII); Н. Я. Марр, «Основные таблицы к грам¬
матике древне-грузинского языка» (изд. Факультета воет, языков. 1908) и И. А. Кипшидзе,
«Грузинская древнелитературная хрестоматия» (то же издание, № 46, 1918).
4.	Этимология слова Iura см. J. Friedrich, Caucásica, VHI, стр. 145 сл.
5.	Или «для бога Халда величия», если alsuiim-ni является не прилагательным, а существи¬
тельным, о чем см. § 50 главы о структуре халдской речи.
6.	См. там же, § 2.
7.	Здесь мною дается раскрытое Фонетическое чтение идеограммы страны KUR.
8.	Перевод слов giin-nmri-e требует еще уточнения.
9.	Суффиксация отношений^собенно ясно выступает в Формах народной речи, см. § 36 главы
о структуре халдско^Йазыка.
10.	Глава о структу^Клдской речи, § 50.
11.	См. в главе о склонении, Формативы имен особых категорий.
12.	Даваемые этому же слову untini объяснения А. Götze, как мы уже видели, не могут быть
признаны убедительными, см. главу о склонении, а также А. Götze, Zur Kelischin-Steh r
стр. 104.
13.	Даю условный перевод слова mak-ur-i, наиболее подходящий по контексту, в котором
говорится о покорении вражеского царя и об оставлении его халдским наместником,
cp. nunabi лМиг1П1ш TAbilianiqi matuali 'T6Sardunnih kunli sulu uuitibi jiluadi makuri

270
ЯЗЫК ВАНСКОИ клинописи
eirti dubi «пришел Мурини абилианихский, обнял Сардуровы колени, ниц повергся;
я отнесся милостиво, наместником его поставил» (Сардуровск. летописи II, стк. 36—39);
nunabi kauki fNidini LÜGAL CTPUelikuqi sulu unitibi LU-bura amtubi «пришел ко мне
Ниди, царь страны Уеликухи, ниц повергся, рабом его я увел» (там же У, стк. 19—20).
Во втором примере, где Сардур отнесся не столь милостиво к поверженному врагу, слово
makuri отсутствует.
14.	Конец Фразы, с признанием в tun имени существительного, получает указанный перевод:
«установил (->дал) имя Русы-городка», см. §§ 40 и 41 главы о структуре халдской речи.
15.	Другое объяснение слова alsmim-m как имени существительного в дательном падеже
см. там же, § 50.
16.	См. Мещанинов, Числительные и их согласования в халдских надписях, Яфет. сборник, I.
17.	См. § 50 главы о структуре халдской речи.
18.	См. там же.
19.	Или 'величию’, если в alsuiimni мы имеем существительное.
20.	См., например, J. Friedrich, Caucásica, УП, стр. 57, прим. 2 и др.
21.	В том числе и в моих работах, см. Халдоведение, стр. 129 и др.
22.	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 18—19.
23.	Т. е. с одним только указанием на субъект.
24.	См. И. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 59, относительные Формы спряжения.
25.	См. П. К. Услар, Лакский язык (1890), стр. 143 и др. Проверено на занятиях моих
со студентами лаками Бакинского университета в 1927—1928 гг.
26.	См. П. К. Услар, Абхазский язык (Этнография Кавказа, I, 1896.); A. Hasba, Die passive
Konstruktion des abkhas sehen Verbums (Лфот. сборник, VI, 1930.). Прорабатывалось
в моих совместных с С. Л. Быховской занятиях со студентами, а потом аспирантами,
абхазами А. Хашба и В. Кукба.
27.	Или 'бога Халда могуществу’, о чем см. выше.
28.	См. А. М. Дирр, Грамматика удинского языка (Сборн. мат. для описания местностей
и племен Кавказа, ХХХ1П, и отдельным изданием, Тифлис, 1903).
29.	П. К. Услар, Кюринский язык (Этнография Кавказа, VI, 1896, § 135, стр. 92 сл.).
ВО. Или «бога Халда величию (для величия бога Халда)», если alsuiimni понимать как
существительное,
31.	См. Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, § 122, стр. 77.
32.	См. П. К. Услар, Кюринский язык: «излишне повторять, что нет надобности приводить
лица и числа, так как ни те, ни другие не оказывают никакого влияния на глагольные
Формы», стр. 93, § 136.
33.	Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, § 145, стр. 118—119.
34.	Примеры из мегрельского языка берутся мною из И. Кипшидзе, Грамматика мингрельского
(иверского) языка, Мат. по ЯФет. языкознанию, УП, 1914.
35.	См. Халдоведение, стр. 136 и др.
36.	Изменение основы инФиксациею Функциональной частицы отмечается только в одном
случае, а именно с глаголом teir-tu, основа которого ter восприняла в аористе гласный
показатель страдательного залога «im (te-i-r-tu), см. в главе о структуре халдской pens,
§ 39. Впрочем teir-tu является Формою народной речи, а не письменного языка, имеюшегс’
в аористе совершенно иное оформление с суффиксируемым гласным характером вре¬
мени «и».
37.	В народном языке Формативом аориста служит «i», см. § 36 главы о структуре хаддехсФ
Р6ЧИ‘ &
38.	Изменяемость^Ж1овы намечается только в упомянутой выше Форме народной речи teir-tx.
где имеем ^^Фиксирующее «i» в глагольной основе ter, см. Caucásica, УП, стр. -с.
прим. 2. -W
39.	А. М. Дирр, Грамматика удинского языка, стр. 52—53.
40.	Там же, стр. 53, ср. приведенный пример спряжения глагола ak-sun 'видеть’. Мой пра&еэ
с глаголом ak-sun 'брать’ взят из моих записей.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
271
41.	То же самое, т. е. разбивку основы, но не Фонетическое ее видоизменение, имеем и в от¬
меченном выше халдском примере с глаголом teir-tu.
42.	Дирр, Грамматика удинского языка, стр. 54—55.
43.	См. главу о структуре халдгкой речи §§ 1 и 3.
44.	J. Friedrich совершенно основательно ведет речь о прямом объекте (Akkusativobjekt),
но в то же время не уточняет своего понимания этого падежа (см. Caucasica, VII,
стр. 53 сл. и VIII, стр. 114 сл.). В связи с этим, в отдельных местах своих работ,
немецкий ученый использует безоговорочно и термин Akkusativ (см. Zeitschr. f. Assyr.,
NF, VI, стр. 288 и др.), cp. Einführung ins urartäische, § f>0.
В то же время, говоря о падеже субъекта, J. Friedrich пользуется термином Nominativ
(иногда, впрочем, в кавычках), употребляя его даже для обозначения палежа действую¬
щего лица пассивного строя переходных глаголов на -ше, и не проводя никакого разли¬
чения в значении субъективного падежа переходных и непереходных глаголов, ограни¬
чиваясь лишь указанием Формального различения падежей на -ше и на -ш (см. Caucasica,
VII, стр. 57—58). Между тем, здесь различие не только по Форме, но и по падежному
определению указанных окончании, см. §§ 1, 2 и 10, 11, 13 главы о структуре халдской
речи. В работе Einführung ins urartäische J. Friedrich уже отказывается от термина
Nominativ (§ 55).
45.	J. Friedrich признает структуру языков пассивного строя (die Sprachen mit «passivischer
Verbalauffassung») и ссылается на пассивное определение халдского переходного глагола
С. F. Lehmann-liaupt’a в ZDMG, 58, стр. 850 (cp. Einführung ins urartäische, § 82). Впрочем,
сам J. Friedrich дает весьма своеобразную характеристику пассивной конструкции.
По его словам: «steht für diese Sprache (речь идет о халдском языке) nicht der Urheber
sondern das Ziel der Handlung im Blickpunkte des Geschehens» (Caucasica, Vn, стр. 57,
прим. 2). Из такого определения выходит, что для данной структуры речи характерно
выделение не виновника действия (Urheber), а цели действия. Отсюда делается им же по
существу неправильный вывод о том, что «das Cbaldisclie das Akkusativobjekt eines transi¬
tiven Verbs meist nicht besonders bezeichnet» (там же). Наоборот, прямой объект
(Akkusativobjekt) в языках пассивного строя, в том числе и в халдском, точно отмечается,
и представляется исследователям не особенно выраженным лишь потому, что, являясь
падежом логического объекта, совпадает с падежом субъекта активного строя непереход¬
ных глаголов. Это основное положение пассивно-активных взаимоотношений и осталось
не уловленным во всех работах даже нового подхода к халдскому языку.
46.	См. Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 77, § 122.
47.	Определение этого падежного окончания как дательного см. ниже.
48.	Глагол nunabi 'приблизился*, ’пришел* определяется в своем значении только по контексту.
49.	Окончание 3-го лица единственного числа переходных глаголов -ш выражает, как мы
видели, объект, а не субъект.
50.	Впрочем, как уже отмечалось выше, J. Friedrich в большинстве случаев говорит о падеже
прямого объекта (Akkusativobjekt). Но это вполне правильное определение падежа
заменяется в отдельных местах его же работ термином «Akkusativ» (см., например,
Zur urartäischen Nominalflexion, Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 288).
51.	Cp. Caucasica, VII, стр 57: «das Subjekt der transitiven Verba steht ausnahmslos im
se-Kasus, herkömmlicherweise als Nominativ bezeichnet». И там же, в примечаниях,
наименование падежа поставлено в кавычках: «man darf aber nicht jede Nominalform
auf -se für einen «N^Ainativ» halten».
J. Friedrich, ^рголным основанием отмечая падеж логического (прямого) объекта,
выделяет так^^падеж субъекта: «das Suffix -s(e) zur Bezeichnung des Urhebers (des
«Subjekts») einer durch ein transitives Verbum bezeichneten Handlung, das Suffix -ni und
vielleicht auch den suffixlosen Stammkasus zur Bezeichnung des Subjekts intransitiver
Verben» (Caucasica, VIII, стр. 114). Таким образом, мы не можем отрицать того, что
немецкий исследователь ощущает неудобства им же иногда применяемой грамматической
номенклатуры (nominativufe, accusativus), и местами стремится заменить ее терминами,

272
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
имеющими в основе выражение субъекта и объекта, что в наибольшей степени содей¬
ствует выявлению пассивно-активных соотношении халдской речи, см. Einführnug in»
u гаг tai sehe, § 50.
52.	См., например, Н. Я. Марр, Основные таблицы к грамматике древне-грузинского языка,
таблицы XIX и XX; Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 60, § 99; И. А. Коп-
шидзе, Грамматика мингрельского языка, стр. 079 сл., §§ 94—100.
53.	«Обнял принадлежащие Сардуру колени». Здесь дательный падеж принадлежности
(Sardun-ci) выражен тем же суффиксом -ш как и во Фразе с Сардуром, действующим
лицом: urnt-a-bi *6Sarduri-m.
54.	См., например, Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка,
стр. 20, § 30.
55.	П. К. Уелар, Кюринский язык, стр. 35, § 36.
56.	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 22, § 35.
57.	См. И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 0134, § 133, Ь.
58.	Примеры мною берутся из работы II. К. Услара, Кюринский язык.
59.	Или «бога Халда могуществу» <- «могуществу принадлежащему богу Халду» или,
наконец, в орудийном-инструментальном значении «бога Халда могуществом». О возмож¬
ности истолкования слова uuimainini как существительного, a 6Qaldi-m-m как слова,
стоящего в дательном падеже с суффиксом отношения, см. § 50 главы о структуре
халдской речи.
60.	Здесь дается мною раскрытое чтение идеограммы отраны KUR.
61.	Или «бога Халда величию», о чем см. тут же выше в примере со словом шшпапп-ш.
62.	Существо дела не изменится, если шшшшн-ш и alsuinn-m окажутся существительными
как полагает J. Friedrich (см. Caucásica, УШ, стр. 128). Все равно, дательный падеж
окажется и здесь налицо в том же его оформлении на -ш.
63.	Основою царского имени будет tmalibi, исходное же -ш является падежным окончанием
ср. лТша11Ьи на стк. 4 Атамханской надписи (Никольский XVI).
64.	В пределах исследованного материала, т. е. в пока улавливаемых временах, каковыми
будут: настоящее, аорист и сослагательное-будущее.
65.	Последний с указанною выше оговоркою относительно устанавливаемых в нем времен,
см. предыдущее примечание.
66.	Последний пример берется из народной речи, в связи с чем ставится вопрос, не имеем
ли мы неоформленный падеж в его субъективном использовании как особенность именно
этого языка.
67.	В этом направлении работ и выступает все исключительное значение параллельного
изучения двух выявляемых халдеких языков, мертвого письменного и живого того же
времени, «народного». Идущий процесс развития языка, естественным образом, лучше
должен выявиться в последнем, почему и обостряется особое к нему внимание в его схо¬
ждениях и расхождениях с языком письменным.
68.	Страдательный залог не есть пассивная конструкция, хотя бы и являлся его пережитком,
трансформировавшимся в языках активного в основе строя речи. При пассивной кон¬
струкции действует третье лицо через логический субъект, выявляя в полной мере
противоречие между содержанием Фразы и ее оформлением, т. е. действуют они оба, при¬
чем логический субъект действует, выявляя действие третьего лица. Это получилось
благодаря тому, что Фраза осмысляется говорящим лицом не так, как она построена
(расхождение Формы и содержания), тогда как в страдательном залоге действие обращено
на само лицо. При пассивном строе речи мы наблюдаем коллизию между субъектами,
т. е. между логическими^Держанием и грамматическим оформлением, в страдательном же
залоге коллизия иде^Вдо линии суъекта и объекта. Страдательный залог качественно
видоизменился нэд^ько, что он перестал быть Формою пассивного строя вне зависи¬
мости от генетической преемственности как продукт трансформационного процесса.
69.	И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского языка, стр. 0132, § 131.
70.	Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского ;£зыка, стр. 20, § 30.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
273
71.	Си., например, Caucásica, УШ, стр. 114; a das Suffix -ni und vielleicht auch den suffixlosen
Stammkasus zur Bezeichnung des Subjekts intransitiver Verben, Stammkasus und Suffix -ni
zum Ausdruck unseres Akkusativobjekts », cp. Einführung ins urartaische, §§ 50—61, 53.
72.	См. примеры у П. К. Уел apa, Кюринский язык, стр. 35—36, §§ 37 ■ 38. Для второго
моего примера мною использована структура указанной Усларом Фразы, а мой дяде много
посуды есть-► у моего дяди много посуды». Пример в моей перестройке проверен при
занятиях со студентами дагестанцами в Баку (1929 г.)
73.	Caucásica, УШ, стр. 122.
74.	Или «для бога Халда величия», о чем см. выше.
75.	Мною дается раскрытое чтение идеограммы страны KUR.
76.	Или «для бога Халда могущества», о чем см. выше.
77.	См. предыдущее примечание. Слову иштапиш J. Friedrich дает условный перевод
« Macht (?) », см. Caucásica, УП1, стр. 128. Сохраняю этот же перевод в равной степени
условно, см. Einführung ins urartaische, стр. 26.
78.	Или «бога Халда величию», «величием бога Халда» и т. д.,см. выше.
79.	См. предыдущее примечание.
80.	Вид сооружения, точнее не устанавливаемый.
81.	Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 65, § 83.
82.	И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского языка, стр. 0135, § 136.
83.	Н. Я. Марр, ук. с., стр. 67, § 84.
84.	J. Friedrich считает -ше в местоимении íeme коренным, но достаточных к этому оснований
я не вижу, см. Caucásica, УП, стр. 60, прим. 1.
85.	С. F. Lehmann, ZDMG, 56, стр. 110; 58, стр. 850; А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 121
и прим. 1.
86.	При толковании слова mei Формулы проклятия J. Friedrich примыкает к Церетели
усматривающему в нем союз V, *а также’, см. Caucásica, УШ, стр. 135.
87.	Такого объяснения придерживается и J. Friedrich, см. Caucásica, УП, стр. 71 и др.
88.	Объяснение J. Friedrich, к которому я примыкаю полностью, см. Caucásica, УП, стр. 71,
ср. А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 127.
89.	Caucásica, УШ, стр. 131 сл.
90.	Там же, стр. 140.
91.	Caucásica, УШ, стр. 139. Впрочем, J. Friedrich не уточняет своего понимания -ш как
местоименной глагольной приставки 3-го лица в объективном строе переходного
глагола.
92.	Caucásica, УШ, стр. 131 сл. J. Friedrich считает uki за Possessivsuffix.
93.	В этой Фразе J. Friedrich, как указывалось выше, не считает me-i за местоимение.
94.	Точнее определить характер местоименной частицы -bi в переходных глаголах трудно.
Глагол идет пассивным строем всей Фразы, и при нем субъект стоит в косвенном падеже,
но отсюда вовсе еще не с полною обязательностью следует, что и местоименная частица
в самом глаголе идет по объективному строю. Казалось бы, что это было бы более
естественным при сплошной, выдержанной пассивности как Фразы, так и наличных
в ней слов, но такой выдержанности во всех деталях не бывает, и, если логический
субъект по своему оформлению тождествен объекту и наоборот, то отсюда вовсе не
следует, что и выражение действующего лица в глаголе должно использовать объективное
местоимение. Возможность др^^х случаев отнюдь не устраняется. В частности, частица -bi
в активном строе непереходйШ глаголов оказывается субъективным местоимением и может
оставаться таковым же,^впадая в переходный глагол. В последнем случае, местоимен¬
ная частица 3-го лица^ш (субъект непереходного глагола) выявит в переходном не
объект, а субъект же, но не логический, а пассивно-посторонний, т. е. 3-го лица в его
использовании дл* обозначения логически действующего, т. е. 1-го лица.
Пассивность выявляется в активности 3-го логически постороннего лица, утратившего
в мышлении говорящего лица свое логическое бытие, но сохранившего его в Форме
Фразы и, возможно, в оформлении глагола. Это в данном примере с частицею -bi
18
Мещанинов

274
ЯЗЫК ВАНСКОб клинописи
и выражается местоименною суффиксациею в глаголе частицы 8-го лица, логически
переносимой с постороннего лица на логически действующее оервое.
95.	Сомнения в возможности признания суффикса -ше за 1-ое лицо множ. числа, см.
J. Friedrich, Caucásica, УП, стр. 66, прим. 1.
96.	Форма 8-го лица множ. числа «народного» языка, си. § 86 главы о структуре халдской
речи и выше в главе о переходном глаголе.
97.	См. предыдущее примечание.
98.	См. Caucásica, VII, стр. 71 ; ср. А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 127. В определении место¬
именной частицы -те как косвенного объекта 'мне’, а не прямого 'меня’, я полностью
примыкаю к J. Friedrich, возражающему против отнесения ее А. Götze к числу прямых
объективных приставок, см. его перевод слова qannalme «sie hatten mich herauskommen
lassen» (ук. м ). В связи с этим я придерживаюсь переводах Friedrich как наиболее подхо¬
дящего и по контексту и по структуре глагола qaimal-me DINGIR. MES «die Götter
kamen mir (zu Hilfe) hervor», Caucásica, УН, стр. 71, Einführung ins urartäische, § 34.
99.	Со сделанною выше оговоркою относительно выяснения характера данной местоименной
частицы -be ||-bi, т. е. с возможностью видеть в ней все же субъективную местоимен¬
ную частицу, выражающую в неаереходных глаголах активного строя спряжения
3-е лицо, а в переходных глаголах пассивного строя 1-е лицо.
100.	См. М. V. Tseretheli «Die neuen haldbchen Inschriften König Sardurs von Urartu, стр. 68
и др.; J. Friedrich, Caucasien, УП, стр. 53—74.
101.	Гласный характер переходных и непереходных глаголов отметил, как мы видели, еще
М. Церетели.
102 См. J. Friedrich, Caucásica, УШ, стр. 145, пр. 1; его же Archiv Orientalni, IV, № 1,
стр. 63—64.
103.	Гласный «i», в качестве показателя страдательного залога,устанавливается, как Форма¬
тив аориста, в хал деком «народном» языке, cp. qa-i-tu, tya-i-tu, ati-tu и с инФиксапиею
в глагольную основу teir-tu, что и привело к неверному, с моей точки зрения, выделению
окончания 3-го лица -(i)tu, тогда как окончанием лица является одно только -tu,
предшествующее же «i» относится к гласному показателю страдательного залога,
см. § 39 главы о структуре халдской речи.
104.	В 1-м лице (-bi) возможна и субъективная суффиксация. Во всяком случае здесь отте¬
няется не объект, а субъект, о чем см. выше.
105.	В «народном» языке характер страдательного залога «i» заменяет указанный в пункте
1-м характер аориста «и», вовсе в «народном» языке отсутствующий, см. §§ 36
и 39 главы о структуре халдской речи.
106.	И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка.
107.	Там же, стр. 051, § 58.
108.	Там же, стр. 051, §§ 59 и 60.
109.	Там же, стр. 079 сл., § 94 сл.
110.	См. Caucásica, УП1, стр. 126 сл., глава 7 «Adjektiva der Zugehörigkeit» и стр. 139, где
идет речь о Pronominalsuffix -ш.
111.	См. Caucásica, 1ЦД, стр. 138 с переводом приведенной Фразы «wer sie vor der Sonne
verbirgt» и со^ылкаии на Lehmann-Haupt, Corpus 31; Tseretheli ук. с., стр. 28;
A. Götze, ^jÍKelischin-Stele, стр. 101, устанавливающим чтение и перевод слова kan
112.	См. П. К.Услар, Абхазский язык (Этнография Кавказа, I) и приведенные выше краткие
сведения о структуре абхазского глагола.
113.	См. Н. Я. Марр, Основные таблицы к грамматике древнегрузинского языка, таблица XX -
114.	Суффикс -s является субъективною местоименною частицею 3-го лица, но в глаголах
объектшЯого строя, где субъект выражается объективными местоименными приставками
"'^(^еФиксами), он же, суффикс -в, выражает объект в единственном числе.
115.	См. Н. Я. Марр, Основные таблицы (таблица XX).
116.	Caucásica, УШ, стр. 13:). Хотя J. Friedrich говорит вообще о местоименной частнпе -ь:
а не специально о глагольном местоименном суффиксе.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
275
117.	Сардуровск. летописи Ш, стк. 47.
118.	Мхер-капуси, Corpus 18, стк. 2.
119.	См. П. К. Услар, Лакский язык, стр. 143 и 141.
120.	Caucásica, УП, стр. 57 сл.: a das Subjekt der transitiven Verba steht ausnahmslos im
se-Kasus.
121.	Cm. Caucásica, УП, стр. 69, прим. 3.
122.	Фонетически, по всем указанным выше данным, -be.
123.	А. М. Дирр, Грамматика удинского языка, стр. 84.
124.	Другое состояние языковых структур намечается в тех языках, в которых особого
субъективного падежа не выработалось и где, в связи с этим, действующее лицо
передоется одним из косвенных падежей, сохраняющих и свое значение именно
косвенного падежа в той же речи. Таковы, как мы видели выше, удинский, кюринский
и др., использующие для обозначения субъекта, наряду с неоформленным падежом,
также творительный и дательный. Отсуствие в них особого падежа логического субъекта
глаголов пассивного строя указывает на большую цельность у них пассивной конструкции,
т. е. на меньшее расхождение Формы и содержания, каковое в языках Закавказья
(грузинском, мегрельском, чанском) привело к образованию специального падежа логи¬
чески действующего лица, по Форме своей косвенного, но по содержанию уже «имени¬
тельного», каковым он и воспринимается произносящим Фразу лицом.
125.	В объяснение своего толкования приставки -bi как одной и той же в 3-м лице непереход¬
ного глагола и в 1-м переходного, при пассивном понимании последнего: íeine zadu-bi
‘я сделал* ‘мною (через меня) сделал-он’, сошлюсь вновь на грузинское спряжение,
где ясно выступает та же схема. А именно путем сопоставления глагола субъективного
строя deb-s ‘кладет-он’, и объективного mi-kuar s *я люблю*. В последнем, при его
грамматическом разборе, имеем местоименную приставку в родительном (инструменталь¬
ном) падеже mi- ‘мною*, совпадающую, как мы видели, с местоимением 3-го лица (ср.
в том же грузинском mis ‘его’) и, кроме того, субъективный суффикс 3-го лица -s 'он*.
Отсюда, грамматически, имеем 'мною-любит он*, а при активном восприятии Фразы
*я люблю*. При этом местоимение в косвенном падеже 3-го лица (mis) обратилось
в объективный префикс 1-го лица (mi-), означающий в объективном спряжении глагола
его субъект, тогда как тут же наличный субъективный суффикс 3-го лица (-s), сохраняясь
при всех лицах как единственного, так и множественного чисел, утратил, в абсолютном
строе объективного спряжения, свое местоименное значение, обратившись в простую
функциональную безличную частицу: mi-kuar-s *я люблю* и ‘мы любим’, u-kuar-s ‘он
любит’ и ‘они любят*, буквально:	‘мною (нами)-любит-он’, ‘им (ими)-любит он*,
см. Н. Я. Марр, Основные таблицы, таблица XX. В этих примерах мы имеем переключе¬
ние на активное понимание пассивного («магического») содержания Формы, в результате
чего третье действующее через меня лицо («тотем») переключилось уже на меня самого,
ср. приводимые Уленбеком примеры из северо-американских языков: С. Uhlenbeck,
Bevue internationale des études basques, ХШ, JV® 3.
126.	Второй пример с глаголом на -ше (te-ru-u-ше) восстанавливается А. Götze на 6-й строке
билингвы Келишина там,. где С. F. Lehmann-Haupt читает te-ru-u-ni. Насколько
правильно восстановлен^ А. Götze, можно будет судить только после более подробного
разбора халдского текс^Гназванной билингвы. Ом. А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 105
и Corpus 12. jjâr
127.	См. Caucásica, Уи; стр. 66, прим. 1, где берется под некоторое сомнение высказанное
A.'lb^tze мнение о наличии в глаголе nndmnt-u-ше первого лица множественного числа,
ср. предыдущее примечание.
128.	См. Н. Я/Харр, Грамматика чанского языка, стр. 24, § 37.
129.	Слову агб1ше>м^совершенно условный перевод, руководствуясь только контекстом,
ср. также Corpus 16, стк. 3 и 8. Впрочем, контекст в обоих случаях далеко не достаточно
ясен.
130.	См. также §§ 1 и 3 главы о структуре халдской речи.
18*

276
язык влнской клинописи
131.	См. в главе о переходном глаголе.
132.	Надпись Мхер-капуси высечена в нише, каковая до сих пор носит название 'ворот’-
Любопытно отметить, что эта ниша на хал деком тут же высеченном тексте именуется
также 'воротами* «mili К A. zad-u ali «эти ворота сделали» (стк. 2). Отсюда я и прихожу
к выводу о том, что халдское КА 'ворота* вовсе не означают военного сооружения
(Befestigungsanlage), о чем см. в главе о переходных глаголах.
133.	Перевод слова ardime условен, но что в нем мы имеем объект в единственном числе, ясно
по халдской «письменной» параллели тут же на стк. 2, где стоит ter-u-m, согласуемое,
как мы только что видели, с единственным числом объекта, ср. ту же Фразу в надписи
Corpus 16, стк. 3 и 8.
134.	См. главу о структуре халдской речи, § 51.
135.	Выше мы указывали на возможность того, что и сами вставляемые в текст имена подвер¬
гались некоторой переделке в связи с высокопарным стилем изложения, см. в главе
о переходном глаголе пример с Irdiya и Endiam.
136.	См Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 17, § 20; его
же, Грамматика чанского (лазского) языка,стр. 9, § 10.
137.	Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 134, § 171.
138.	Там же, стр. 146, § 178.
139.	Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 47, § 80.
140.	Проводимое здесь сопоставление имеет в виду страдательное же оформление аориста
в хал деком. Не устраняется возможность и того, что показателем страдательного залога
окажется не только «i» живой народной речи, но и «и» письменного языка, тем более,
что гласный «и» в кавказских яфетических языках является, как уже отмечалось выше,
архаичным перебойным звуком для «i».
141.	См. И. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 062, таблица УП1.
142.	См. Н. Я. Марр, Основные таблицы к грамматике древнегрузинского языка, таблица XX.
143.	Т. е. с выявлением одного только субъекта.
144.	Выявляющей и субъект и объект.
145.	Здесь логический субъект и объект обслуживаются местоименными частицами в обратном
порядке, т. е. субъект выражается объективными местоимениями, а объект субъектив¬
ными. Но так как субъект здесь вовсе не выявлен местоименною частицею, то трудно
судить, является ли -ш в своем выражении объекта субективною или объективною место¬
именною приставкою. Если -bi является субъективным местоимением 3-го лица, то трудно
предположить, что и -ш является тоже субъективною.Если же -bi закрепилось за 1-м лицом,
то -ш может оказаться субъективным местоимением третьего, выражающим в объективном
строе объект. Но в этом случае смущает наличие того же -bi в 3-м лице субъекта
непереходного глагола. С другой стороны, -ш тождественно окончанию дательного
падежа, но и последний выражает, как мы видели, субъект при непереходном глаголе.
Таким образом, решительно высказаться по вопросу о содержании местоименной частицы
-ш я еще не могу. Отнесение же мною глагольных Форм письменного языка на -ш
к объективно-относительному спряжению основано только на отмеченных выше парал¬
лелях с грузинским, как-то: h-rtam-e 'он верит (они верят)-в него*, h-rtam-an 'он верит
(они верят)-в них*, ср. халдское nudinnt-u-ni 'он соорудил (они соорудили)-его*,
midnmt-u-ali 'он соорудил (они соорудили)-их*, ср. Н. Я. Марр, Основные таблицы, XX.
146.	Caucásica, VII, стр. 53.
147.	В главе о переходиом^лаголе я сделал попытку привлечь также и Формы глагола
народной речи в ед^^Твенном числе, главным образом, по материалам Келишинской
билингвы. Хотя от£0сказанных там предположений я не имею оснований отказываться
и сейчас, все же <^рмы единственного числа являются менее надежными, что и отмеча¬
лось мЪ<ю же в процессе их исследования.
148.	М. y. Tsfebrtheli, ук. с., стр. 41, 63 сл.; Caucásica, УП, стр. 72 и др.
149.	Zur Kelisclms^tele^íp. 116.
150.	Caucásica, УП, с^рт'бб сл.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
277
151.	Оговорка относительно недостаточной еще проработки этой Формы 3-го лица единствен
ного числа в народной речи мною уже сделана выше.-
152.	Так объясняет эту Форму и J. Friedrich, см. Caucásica, Vlil, стр. 141.
153.	См. Н. Я. Марр, Основные таблицы, таблица ХУ.
154.	П. К. Услар, Кюринский язык, стр. 34, § 36.
155.	А. М. Дирр, Грамматика удинского языка, стр. 18.
156.	Восприятие дательного падежа не как косвенного, а как именительного в активном строе
спряжения непереходного глагола.
157.	См. И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского языка, стр. 080, § 92, табл.Х. В абсолютных
Формах объективного спряжения мегрельский язык, в отличие от грузинского, сохраняет
субъективный суффикс -в только в единственном числе, заменяя его во множественном
окончанием -a(n): u-or-s 'он любит’, u-or-a (п) 'они любят’, ср. грузинское h-rtam-s
'он верит*, h-rtam-s 'они верят’.
158.	Вторая часть надписи Мхер-капуси выявляет те же падежные окончания, как и первая,
различая лишь глагольные оформления. Отсюда можно притти к выводу о том, что
в части склонения имен письменная речь не расходится с живою народною. В частности,
нет расхождения и в оформлении падежа субъекта на -ше при переходном глаголе.
А поскольку этот падеж является пассивным по Форме (косвенным-родительным),
постольку же констатируется пассивность Фразы и в народном языке.
159.	См. глава о структуре халдской речи § 51.
160.	Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 142 и 160,
§ § 175, 193—194.
161.	Если билингва Келишина действительно написана на народнбм языке, то наличная в ней
Формула проклятия не дает расхождений в оформлении сослагательного-будущего
времени. Так в ней имеются обычные и для письменной речи Формы: qa-u-lie (стк. 29
и 34), du-lie (стк. 31,35,39), qanm-he (стк. 33), ípq-u-lie (стк. 38), sui-du-lie (стк. 37), ti-u-he
(стк. 39). Все это—глаголы характерного оформления и письменной речи. Расхождени
имеется только в повелительном наклонении, для выражения которого Келишинскаи
билингва использует неявную мне Форму kuludie (стк. 35 и 41).
162.	Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 54—55, § 88.
163.	Ср. грузинский язык, в котором сослагательное наклонение служит одновременно и будущим
временем (в древнегрузинском), см. Н. Я. Марр, ук. с., стр. 160, § 193. В мегрельском для
3-го лица повелительного наклонения используется сослагательное и т. д., см. Кипшидзе,
Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 069, § 79.
164.	Выражает ли приставка -lie отношение к объекту, пока в точности установить не удается.
Не устраняется возможность и того, что данный суффикс не выражает ни субъекта, ни
объекта, т. е. является простым Формативом времени, о чем см. подробнее в главе
о переходном глаголе.
165.	Caucásica, УШ, стр. 140.
166.	См. Н. Я. Марр, Надпись Русы из Маку, Зап. Воет, отд., ХХУ, стр. 23.
167.	Перевод слова текш неясен, ср. это же слово в Келишинской. надписи, где ему не
находится ассирийского эквивалента, см. А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 121
и Caucásica, УШ, стр. 136.
168.	См. Caucásica, УШ, стр. 139, 145 и др.
169.	В халдском тексте Келишинской билингвы в Формуле проклятия вместо обычного в пись¬
менной речи глагола ululi(e) использован в значении повелительного наклонения kuludie
(стк. 36 и 41) при одW&}. и при многих субъектах. А. Götze возводит этот глагол к основе
ulu, т. е. той же, кфякзая налицо и в ululi(e), Zur Kelischin-Stele, стр. 121—122. J. Friedrich
не дает^объясне^ргэтой Форме (см. Caucásica, У1П, стр. 142). Возможно, что здесь вновь
всплывае^Форданародной речи, что вполне уместно для надписи Келишина, ими вообще
изобилуюпщц. Если это так, то окажется, что в повелительном наклонении народная речь
расходится с пъльм^цною, выявляя свое особое оформление. Впрочем, сама структура
данного глагола мь^де ясна.

278
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
170.	См. главу о структуре халлской речи, § § 40 и 41.
171.	Объяснения J. Friedrich слова tun, см. Caucásica, VIII, стр. 143 сл.
172.	См. § 40 главы о структуре халдской речи.
173.	См. И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 094, § 105.
174.	Н. Я. Марр, Надпись Гусы II из Маку, стр. 23.
175.	См. Caucásica, VII, стр. 83 сл.
176.	См. Н. Я. Марр, Надаись Русы П из Маку, стр. 23: «основа man, от корня mn ‘строить*,
‘делать’, налицо в этом именно виде в ново-эламском man и с подъемом т/'Ьв армянском
ban в составе глагола ban-el 'строить’, ‘делать’», см. его же, Определение языка второй
категории Ахеменидских клинообразных надписей, Зап. Воет, отд., XXII, вып. I — П
(1914 г.), стр. 66—69, § 34. См. также R. Bleichsteiner, Beiträge zur Kenntnis der
elamischen Sprache, Anthropos, ХХШ, 1928, стр. 191—192.
177.	См. глава о структуре халдской речи, § 17.
178.	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 67 сл.; его же.
Грамматика чанского (лазского) языка, стр. 73 сл.; И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрель¬
ского (иверского) языка, стр. 0126 сл.
179.	И. А. Кипшидзе, ук. с., стр. 0127.
180.	Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 74, § 117.
181.	Халдоведение, надаись X, стк. I.
182.	См. глава о структуре халдской речи, § 50.
183.	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 64 сл., § 83,
родительный с отношением и его склонение, таблица на стр. 66.
184.	См. перечисленные вы&е грамматики.
185.	Перевод слова mak-ur-i условен, о чем см. ниже.
186.	Ср. объяснения J. Friedrich в Archiv Orientalni, IV, № 1, стр. 60 сл.
187.	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 68, § 87.
188.	Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 17, § 29; И. А. Кипшидзе, Грамматика
мингрельского языка, стр. 033, § 27.
189.	Другое истолкование слова alsuime, как существительного, см. § 50 главы о структуре
халдской речи.
190.	Этимологию слова pitunie с армянскими ее параллелями, см. Изв. Ак. Наук, 1932, стр. 347.
ср. арм. диалект, pet, арм. литературн. payt ‘блеск’, ‘искра’, paytar ‘ясный*.
191.	Под вопросом, как самостоятельная Форма повелительного наклонения, остается у помянутое
выше kuludie Келишинской стелы, являющееся, вероятно, Формою народной речи.
Одиночность данного глагольного оформления лишает меня возможности высказаться
по поводу его более определенно.
192.	Может быть намечен еще звательный падеж, каковой, впрочем, своего оформления не
имеет, совпадая с неоформленным падежом, см. § 15 главы о структуре халдской речи.
193.	Т. е. настоящее, аорист и сослагательное-будущее. Другие времена не прослеживаются.
194.	Если и здесь они оказываются местоименными частицами, а не простым показателе*
времени, о чем см. выше.
195.	См. Мещанинов. Числительные в халдском, Языковедные проблемы по числительных,
I, 1927., стр. 171 сл.
196.	Надпись сильно попорчена, в особенности в конце, вследствие чего не вполне ясно взаимо¬
отношение глаголов naqadi и nndiiintuah. Первый из них, поводимому, непереходный
в 1-м лице, что же касается второго, то характер его времени «и» и суффикс множествен¬
ного числа -all указывают на то, что он стоит в 3-м лице.
197.	Ср. Мещанинов, ук. с.
198.	См., например, J. Friedrich, Zur urartäischen Nominalflexion, Zeitschr. f. Assyr., NF, YL
стр. 287 и 288.
199.	См. H. Я. Марр, Надпись Сардура второго в Даш-Керни, Зап. Кавк. муз., Серия B-L
1919, стр. 29.

СТРУКТУРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБОИХ ХАЛДСКИХ ЯЗЫКОВ
279
201.	См. Н. Я. Марр, Заметки по яфетическим клинописям, пункт 6 «Из халдских названий
времен гоДа», Изв. Акад. ист. мат. культ., Ш, стр. 300—304.
202.	J. Friedrich, у к. с., стр. 287.
203.	Царская титулатура.
204.	См. Caucasica, VIÜ, стр. 115, где восстанавливается ^l-i-a-u-fqi-mj-e-i и Zeitschr. f. Assyr.,
NF, VI, стр. 266, где стоит xDi-i-a-a-(e-qi)-e-i. Мне кажется более правильным первый
вариант чтения, так как собственное имя снабжено падежным окончанием, каковое, как
общее правило, присоединяется к полной Форме окончания qmi, а не усеченному qi, ср.
например: unitadi CTPEna-qmi-di qaobi 0TPEriaqi (Сардуровск. летописи, П, стк. 25-—26) и др.
205.	См. § 50 главы о структуре хал декой речи.
206.	Судя по двум параллелям надписи Мхер-капуси, можно предполагать, что отсутствие
оформления во множественном числе имен, связанных с числительными, наиболее
характерно для народной речи, о чем подробнее см. в главе о переходном глаголе..
207.	См. Н. Я. Марр, Надписи Сардура второго из раскопок ниши на Ванской скале,
Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван, изд. Русск. Арх. общ., 1922, стр. 34. См.
также в главе о структуре халдской речи, §§ 26 и 27.

КРАТКИЙ СХЕМАТИЧЕСКИЙ ОЧЕРК СТРУКТУРЫ РЕЧИ
ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ ДРЕВНЕГО ВАНА
СТРУКТУРА ХАЛДСКОЙ РЕЧИ
Постановочная часть: 1) учет формы и содержания; 2) схождения и рас¬
хождения грамматических и логических категорий; 3) моменты внутренних про¬
тиворечий в самом халдском языке (в обоих ею представителях); 4) пассивный
строй и магическое мышление; 5) невозможность изучения халдского языка в изо¬
ляции; 6) упор на функциональную значимость грамматических категорий.
Не отрицая наличие многих спорных мест, мне все же кажется, что
разбор самого материала внутри его, попытки уловить в нем расхождения
письменной речи с народною и в особенности анализ языковой структуры
не оторванно взятой, а на общем Фоне яфетических языков Кавказа, дают
основание к построению краткой, еще рабочей, заключительной схемы.
В этой схеме неизбежны группировки, хотя заранее чувствуются
и возможные недостатки отдельного изложения каждой из групп, тесно
связанных друг с другом и взаимно друг друга обусловливающих. Так, имя
и глагол, управляющий именем, местоимение, участвующее в образовании
глагольной Формы, прилагательное как определитель имени, все они, взятые
врозь, не дают полной картины. Взять же их в одном цельном изложении
равным образом затруднительно. Именно поэтому группировка, построенная
на общем Фоне данной языковой структуры, необходима.
Я выделяю имена, управляемые глаголом (склонение), глагольные
оформления (спряжение), местоимения самостоятельные и обратившиеся
в местоименные приставки-суффиксы, прилагательные и числительные.
Но отд^ьная Форма их, привлекаемая по одному Формальному только при¬
знаку,Например, падежи в именах, заслуживая несомненного учета, все же
дац.” жностороннее мертвое построение, сбивая к тому же исследователя
на вЦприятие этих Форм преимущественно с Формально-типологической
стороньк Отсюда—нередкое увлечение одной только Формою и непроиз¬
вольное пЦимание ее под напрашивающимся освещением иностадиальной

282
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
структуры наиболее изученных индо-европейских и семитических языков.
Вследствие этого сбивается специФикум изучаемого языка и структура его
невольно воспринимается под иным углом зрения.
Строить всю схему только на Форме, едва-ли правильно. Так, в кав¬
казских языках, в том числе и в халдском, дательный падеж, как мы
видели, выступает и в роли прямого объекта, даже иногда и субъекта.
По Форме своей это—дательный падеж, но по содержанию своему он не
соответствует тому содержанию, каковое вкладывается в «дательный
падеж» индо-европейской грамматикой. Сохранение за ним данного наиме¬
нования правильно по анализу падежного окончания, служащего в своей
основе для выражения падежа на вопрос «кому, чему». Но это же его наи¬
менование смутит исследователя, когда он встретит дательный падеж,
например, в мегрельской Фразе ko-s duutaro «человек написал».
Кавказовед, занимающийся мегрельским языком, уловил это свое¬
образное с точки зрения индо-европейской грамматики использование
косвенного падежа в значении логического субъекта.1 Но занимающийся
халдским языком подходит к нему с обычным для индо-европеиста пониманием
языковой структуры, и здесь Формальный признак мощно выступает на
первый план. В результате, этикетка именительного падежа оказывается
прикрепленной ко всем разновидностям падежных суффиксов по одному
только признаку передачи ими действующего лида. Так и случилось с халд¬
ским языком. Новейшие его исследователи, не исключая и J. Friedrich,
стали на чисто Формальный путь и привлекли нормы индо-европейской
речи к анализу халдского языка. J. Friedrich, наиболее яркий и талантливый
представитель новой халдоведной школы на Западе, так и построил свой
анализ. Он взял действующее лицо, прямой объект и косвенные и по ним
дал суженную, для халдского языка неестественную, группировку.2
J. Friedrich подчинил содержание Форме и увязал их как одно
стройное целое. Поэтому он полностью изъял существующее противоречие
Формы падежного окончания и ее Фактического использования в иных
значениях. Он дает стройную статическую картину и начинает ее
с субъективного и объективного падежей: «hoffe ich folgende Punkte
klargestellt zu |aben... das Suffix -ni und vielleicht auch den suffixlosen
Stammkasus zuäjßezeichnung des Subjekts intransitiver Verben, Stammkasus
und Suffix -niipum Ausdruck unseres Akkusativobjekts».3 Исследователь
совершенно основательно говорит здесь о субъекте и прямом объекте (Akku¬
sativobjekt), но вовсе не замечает того, что он говорит об одном и том же.
Он останавливается на субъекте непереходного глагола, т. е. пдущегс

ОЧЕРК СТРУКТУРЫ РЕЧИ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ ДРЕВНЕГО ВАНА 283'
активным строем и неимеющего при себе прямого объекта, поскольку ов
непереходный. Прямой же объект (Akkusativobjekt) наличен лишь при
переходных глаголах (transitiv), следовательно, при тех, которые в халд-
ском оформляются пассивною конструкцией). Соответствие же активного
строя с пассивным заключается именно в том, что субъект первого ока¬
зывается прямым объектом при втором.4 Кроме того, при пассивном строе,
конечно, имеется действующее лицо, но оно грамматически выражается
вовсе не именительным падежом (nominativ), а косвенным, между тем,
немецкий ученый, не отрицая пассивного строя халдского переходного
глагола, все же приходит к выводу, что «das Subjekt der transitiven
Verba steht ausnahmslos im §e-Kasus, herkömmlicherweise als Nominativ
bezeichnet».5
К такому выводу неизбежно приходит анализ изолированно взятых
Форм, в особенности, если общая кавказоведная почва берется не в ее
историческом разрезе, а только в узких заданиях Формальных сопоста¬
влений. J. Friedrich знает примеры пассивного строя по грузинскому
аористу, но даже их он приводит только как ссылку, оставляя халдский
язык в его прежнем и, к сожалению, обычном оторванном состоянии от
других ему же родственных языков: «ich führe diese Parallele selbstver¬
ständlich nur vergleichweise an und will nicht etwa damit genetische Ver¬
wandtschaft zwischen den genannten Sprachen und dem Chaldischen
behaupten».8 К тому же, префиксация грузинского глагола противо¬
полагается халдской суффиксации: «vor allem ist mir wohl bewusst, dass
der Formenbau des georgischen Verbums, der hauptsächlich mit Präfixen
arbeitet, dem suffigierenden chaldischen gerade entgegengesetzt ist».7 Этою
ссылкою как будто-бы устраняются всякие попытки привлечения кавказских
языков для совместной на их почве проработки кавказской же в своей
основе халдской речи. Кавказские языки вовсе не все преФиксируют свои
глагольные оформления. Имеется также ряд суФФиксирующих, в том числе
и упомянутый выше удинский, которые тем самым вовсе не отрываются
от кавказской почвы.8 Кроме того, тот же грузинский язык вовсе не чужд
суффиксации. -Он суФФиксирует третье лицо спряжения и полностью все
склонение.
Я птлпво« Жа ссылки на авторитет немецкого ученого с единственною
нения I	, и мне кажется, что этот путь не совпадет полностью
с тем, по которому идет немецкая школа. Один Формальный анализ не при¬
водит к желаемым результатам. Действительно, просмотр самого материала
целью
собственный путь изложения схемы халдского скло-

284
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
в первых главах настоящей моей работы не уяснил структуры языка,
и констатирование наличия данной Формы в данном ее использовании
оказалось не достаточным. Само голое изложение материала не вскрыло
его же специфических особенностей. Только после параллельного сравнения
не с единичными Формами, а со всем обликом структуры кавказских языков
выяснилось, по крайней мере для меня, что многие Формы определялись
мною же неправильно.10 К тому же, многозначимость одной и той же Формы,
без параллельного сравнения, не улавливалась вовсе. Поэтому я, вопреки
принятому немецкими исследователями направлению, основной упор делаю
на всю структуру языка во взаимоотношениях ее Форм на общей базе
яфетических языков Кавказа. Подходя с этой точки зрения, придется при¬
знать, что установление именительного падежа в пассивном строе речи пере¬
ходного глагола неверно, и что в той же степени не обосновано раз¬
граничение падежа субъекта непереходных глаголов от падежа прямого
объекта переходных. В современном осмыслении речи они Функционально
различны, но по Форме мы имеем один и тот же падеж. Если придерживаться
грамматической номенклатуры, то пришлось бы мою мысль выразить
следующим образом: грамматический субъект, выявляемый в Форме имени¬
тельного падежа, служит логическим субъектом в активном строе халдского
непереходного глагола и логическим объектом в пассивном строе его же
переходного глагола. В последнем имеется логический объект, но нет
грамматического; следовательно, нет винительного падежа. В кюринской
фразе baba-di kiyida kagaz, так же как и в ее буквальном русском пере¬
воде «отцом пишется письмо», логический объект, kagaz 'письмо’, стоит
в оформлении грамматического субъекта, хотя действующим лицом является
отец, который пишет письмо.11 Равным образом и в халдском лМепиа-ше
mi pile agam «Менуей этот канал проведен-он (т. е. канал)», налицо логи¬
ческий объект, pile 'канал’, но стоит он вовсе не в винительном падеже.12
Отмечая слабое выделение прямого объекта по его оформлению
в халдском языке, J. Friedrich высказал в общем правильную мысль,
Формулированную словами: «da das Chaldische das Akkusativobjekt eines
transitiven Yerbs meist nicht besonders bezeichnet, das Subjekt dagegen...
durch ein besonderes Suffix charakterisiert, so steht für diese Sprache nicht
der Urheber, sondern das Ziel der Handlung im Blickpunkt des Geschehens».15
Действительно, логический субъект при халдском переходном глаголе
ясно выделяется своим неизменным окончанием -ше, тогда как прямой
объект 0 имеет прочно установившегося единого для себя окончания.14
Но оадада вовсе не следует, что страдающее лицо (предмет действия) не

ОЧЕРК СТРУКТУРЫ РЕЧИ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ ДРЕВНЕГО ВАНА 285
имеет в халдском никакого оформления. Наоборот, как мы только что
видели, он оформляется падежом грамматического субъекта активной речи,
каковой в пассивном строе переключается на обозначение прямого
дополнения. Кроме того, прямой объект в яфетических кавказских языках,
в том числе и в халдском, ставится и в дательном падеже. В этом
отношении А. Götze близок к истине, сопоставляя аккузатпвное -ш
с инструментальным -ш, хотя бы по аналогии с немецким «den Kopf schüt¬
teln» и «mit dem Kopfe schütteln».15 Действительно, Функциональное исполь¬
зование дательного падежа в значении винительного оказывается в яфети¬
ческих языках не только обычным, но и характерным для этих языков
явлением. В частности, грузинский вовсе не знает винительного падежа,
как особо оформленного с ему приуроченною суФФиксациею. Прямой объект
при активном строе первой группы времен переходного глагола обслужи¬
вается в грузинском языке дательным падежом: spasalan pativ-sa sdems
mkedar-sa «военачальник почесть дает воину» и spasalan turdms mkedar-sa
«военачальник воспитывает воина».16
Едва ли правильно разбивать здесь дательный падеж (-sa —*• -s) на
два отдельных падежа, винительный и дательный, хотя mkedar-sa один раз
оказывается прямым объектом (так же как и pativ-sa), а другой раз
косвенным. Мы имеем тут один падеж в двух разных его Функциональных
использованиях, восходяших к единому объективному падежу.17 Равным
образом, неправильною будет разбивка дательного же падежа в мегрельском
(-S *—sa) на три: именительный, винительный и дательный, только на том
основании, что он выступает и в роли субъекта и в роли объекта, как
прямого так и косвенного: ko-s duutaro «человек написал», та varzenq
^ara-s ko-s «я даю деньги человеку». Здесь тоже один дательный падеж,
но уже в тройном его Функциональном использовании.18 То же самое мы
имеем и в халдском, и А. Götze правильно уловил совпадение в этом языке
винительного падежа с дательным.19
Отсюда сам собою следует вывод, что вопрос об «именительном»
и «винительном» падежах, даже при упоминании их в кавычках, остался
в предложенной халдоведами схеме не разрешенным.
Внутреннее противоречие в пределах одного и того же языкового
материала между Формою и содержанием, при таком подходе, ускользнуло
из рук исследователей, и получилось, с одной стороны, повторение одного
и того же суффикса в различных падежах,20 а с другой стороны, Формальное
отнесени^йадежного окончания к группе, к которой оно Фактически не
принадлежит. Так оказалось с дательным падежом, который у немецких

286
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
исследователей совпал с родительным. По словам J. Friedrich «der Genitiv
des Singulars wird, wie bereits Sayce JRAS 1882, S. 427 erkannt hat,
durch ein an den Stamm antretendes -i charakterisiert ... der Dativ des
Singulars ist bei den i-Stämmen nicht klar vom Genitiv zu scheiden; da er
meist auf -e, nicht selten jedoch auch auf -e-i ausgeht und gelegentlich auch
nur durch -i bezeichnet wird».21 Сходство падежного оформления, под¬
крепляемое рядом примеров, действительно подтверждает совпадение роди¬
тельного падежа с дательным в его вариациях гласного суффикса «е» и «i»,
что отмечено еще Sayce’oM в 1882 г. Можно даже притти к выводу, что
тут пред нами выступает один падеж: «Man könnte also versucht sein, nur
einen Kasus anzusetzen».22 Мне представляется, что J. Friedrich глубоко
прав, отмечая необычайную близость обоих падежей, но близость эта
в отмеченном оформлении суффиксом -e/i объясняется только тем, что здесь
на самом деле один падеж, родительный, в его двойной Функции определения
и принадлежности. В последней (genitivus possessivus) родительный при¬
мыкает по своему смысловому использованию к дательному той же Функции
(dativus possessivus), о чем уже приходилось говорить выше.23 Но дательный
имеет свою суффиксацию, оставшуюся не отмеченною. Дательный падеж
в Яфетических языках Закавказья, что подтверждалось рядом уже при¬
веденных примеров из грузинского, мегрельского и чанского, отвечает не
только на вопрос «кому, чему», но и на вопрос «кого, что», обслуживая
прямой объект, следовательно, заменяя винительный.24
Здесь еще раз придется сослаться на пассивную конструкцию. Если
таковая признается исследователями, то должна быть признана со всеми
вытекающими из нее последствиями и в первую очередь с тем, что при
пассивной конструкции винительного падежа (Akkusativ) не имеется вовсе.
Непереходный глагол, идущий в халдском активным строем, по природе
своей не требует винительного падежа, переходный же глагол идет
в халдском во всех временах пассивным строем и потому имеет не грамма¬
тический объект, а логический, который, как мы видели, обслуживается
или падежом субъекта активного строя (именительным) или дательным.5*
Именно это мы и находим в халдском, в котором падеж прямого объекта
переходного глагола, совпадая с падежом субъекта непереходного, или не
носит никакого суФФикса или же получает таковой на -ш. Тем самый
в точности устанавливается Форма дательного падежа, совершенно отличная
от упомянутого^выше родительного.
Kai "г параллели подтверждают наличие дательного падежа
и в халд(	го различных Функциях, одною из которых является выра¬

ОЧЕРК СТРУКТУРЫ РЕЧИ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ ДРЕВНЕГО ВАНА 287
жение прямого объекта. Таким образом, можно говорить о столкновении
родительного падежа с дательным в выражении принадлежности (possessivus),
но говорить о совпадении их оформления совершенно не приходится. Такое
совпадение разных Форм в одном падеже—явление широко распро¬
страненное. Оно ясно сказывается, например, в предложном управлении
падежа, так в русском «для меня (=мне)», в немецком «für mich (=mir)»
и т. д. Тут родительный падеж, означающий в данном случае отношение,
вовсе тем самым не обратился в дательный, хотя Функционально выполняет
ту же роль. И вовсе не случайно то, что сам предлог, связанный по своему
содержанию с дательным падежом, требует не его после себя, а роди¬
тельный, вскрывая тем самым историческую перспективу. Узко Формальный
подход в определении таких явлений безусловно не допустим, между тем
подобного рода явлениями полны языковые структуры. Возьмем другой
пример из русского же «мне боязно (= я боюсь)». Здесь дательный падеж
вовсе не стал именительным от того, что выражает субъект.
Сам же J. Friedrich вполне убедительно доказывает возможность
Функционального использования родительного падежа взамен дательного.
Разбирая Фразу 'Menuami-ei SAL-jilai-e “Tanna-i ini GlS-uldi, он при¬
знает, что «'Menuami- nicht anderes sein kann als ein von ’Menua abge¬
leitetes Adjektiv mit der Bedeutung «zu Menua gehörig» ... Dieses einem
Genitiv nahestehende Adjektiv der Zugehörigkeit ist also ganz parallel
den slawischen Possessivadjektiven auf -ov, -ev, die ebenfalls besonders
gern von Personennamen abgeleitet werden, z. B. russ. Ivanov dom «das
dem Ivan gehörige Haus, das Haus Ivans», serbokroat. kraljev dvor «der
dem Könige gehörige Hof, der Hof des Königs».26 J. Friedrich, с полным
основанием приводя этот пример, вовсе не настаивает на том, что наличные
в данных Фразах JMenuami-ei, Ivans, kraljev, des Königs представляют
■собою дательный падеж. Спрашивается, почему же он сделал исключение
для халдского языка, и родительный падеж принадлежности (genitivus
possessivus) признал за дательный, утверждая, что родительный и дательный
близки и даже почти тождественны по оформлению. Если <Ь,ш и тот же
падеж выступает в двух Функциях, то само собою разумеется, что
и оформление его окажется одним и тем же.
Односторонний подход со стороны Формы без учета содержания привел
исследователей халдского языка к установлению именительного падежа
(Nominativ) в переходных глаголах, тогда как он идет пассивным строем
и никакого именитедаюго падежа иметь не может, так же как не может
иметь и винителшйто падежа (Akkusativ), поиски которого именно поэтому

288
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
и оказываются бесплодными. Опора же на содержание без надлежащего
и правильно поставленного учета Формы повлекло за собою мнимое объ¬
единение родительного падежа с дательным, признанием за последним того же
окончания, как и в родительном. Одна Форма, в данном случае родительного
падежа, разбита по своему содержанию на два: определение и принад¬
лежность.27 Неучет Формы, связующей обе Функции в одном падеже,
привел к разбивке ее на два падежа, т. е. на две Формы по чисто Функцио¬
нальному признаку. Идя таким путем, нам придется слово 'короля’ во Фразе
«Hof des Königs» признать стоящим в дательном падеже, так и случилось
с трактовкою халдского родительного падежа на -e/i. Это и будет исклю¬
чительная опора на содержание без правильного понимания Формы. По
той же причине проведена разбивка падежей субъекта непереходного
глагола и прямого объекта переходного на два грамматических падежа,
тогда как в действительности тут один падеж в его двойной Функции
в зависимости от активности или пассивности глагола. Если бы в основу
группировки падежей были положены оба признака (формы и содержания),
то исследователь признал бы, что мы имеем тут один грамматический иадеж
при двух логических. Между тем, исследователи проводят группировку по
одному грамматическому (формальному) признаку, и опершись на этот раз
на содержание, разбили цельность показателя грамматической категории.
Сюда же относится установление именительного падежа на -ш в непере¬
ходных глаголах. По содержанию—это падеж действующего лица,
т. е. логического субъекта, но грамматически (по Форме) он определяется
как дательный, Функционально появляясь все в том же грамматическом
состоянии также и в роли падежа прямого логического объекта пере¬
ходного глагола.
Отсюда с очевидностью следует необходимость одновременного упора
и на Форму и на содержание со всеми возможными случаями их схождения
и расхождения. Только при такой проработке лингвистического материала
мы получим более ясное представление о структуре изучаемого языка.28
Теперь* мы подошли вплотную к основной для меня проблеме: как
надлежит мне изложить заключительную сводку выявленных основ халдской
языковой структуры. Если распределять их по общепризнанному граммати¬
ческому признаку, то в значительной степени ослабеет передача наиболее
яркого специФикума яфетических языков, а именно несоответствия их
грамматических номенклатур выработанным по материалам индо-европей¬
ской речи и автоматически оттуда перекинутым на все остальные языка.
В индо-европе^ной речи мощный скачек процесса языкового развития

ОЧЕРК СТРУКТУРЫ РЕЧИ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ ДРЕВНЕГО ВАНА 289
перестроил всю систему языка на активную основу, и происшедший в ней
переворот в значительной степени сблизил Форму с содержанием, в том
числе грамматическую категорию с логическою. В предшествующем ста¬
диальном состоянии яфетических языков именно эти категории находятся
в резком расхождении, но обострившееся противоречие не произвело
еще взрыва.
Отражение магического мышления, давшее С. иЫепЬеск’у основание
сопоставить языки северо-американских индейцев с яфетическим баскским,
следовательно, и с остальными яфетическими, в том числе и кавказскими,
лишь пережиточно улавливается в структуре индо-европейских языков,
тогда как в яфетических, наоборот, оно лежит еще в самой их основе.29
Отсюда — действующая сила пассивного строя. Характерные его особен¬
ности отмечались еще в конце прошлого века исследователями Кавказа,
в первую очередь П. К. Усларом,30 и, конечно, не нам отказываться от этих
выявившихся специфических сторон развития языков данной стадии.
Отсюда ясно, что индо-европейская в основе схема, предложенная
немецкою школою халдоведов, должна подвергнуться перестройке, как при¬
мененная к языку явно иной системы и в силу этого оказавшаяся во многих
своих местах искусственною. Что халдский язык не индо-европейский
и не семитический, в этом нет сомнения, казалось бы, ни у кого из ныне
работающих над языком урарту, следовательно, не имеется сомнения
и в том, что изложение его структуры требует учета его собственных
норм языкового развития.
Ни один язык не может быть надлежащим образом охвачен в своей
собственной узкой изоляции. Каждый язык всегда изучается хотя бы на
Фоне других языков той же группы. Мне кажется, что для халдского языка
нельзя делать в этом отношении каких либо исключений. Между тем, пока
он стоит именно в таком «исключительном» положении, и с подобным поло¬
жением научного к нему подхода пора покончить. Никто не возражает
против необходимости привлечения хеттского материала, но этого мало не
только для халдского, но и для самих хеттских языков. Те из них, которые
примыкают к индо-европейской системе, дадут недостаточные сравнительные
данные для иностадиального языка халдов, те же хеттские, которые при¬
мыкают к кавказской группе, так же как и халдский, варятся в своем
собственном соку и равным образом нуждаются в выходе на более широкое
поле. В результате приходится признать, что халдский язык нельзя изучать
оторванно от других ка^азских в первую очередь потому, что в принад¬
лежности халдского а^Йка к общему числу яфетических Кавказа не может
Мещанинов	13

290
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
быть сомнений, о чем уже приходилось неоднократно говорить и выше
с первых же строк настоящей моей работы. Весь приведенный разбор
материала и попытки освещения его на обще-кавказской почве, служат
этому, в моих глазах, бесспорным подтверждением. А в таком случае,
в основу нами предлагаемой сводки неизбежно должна лечь новая для
меня же самого перестройка и перегруппировка материала на расширенной
базе кавказских языков, привлекавшихся и мною далеко не в доста¬
точной степени.
В целях наибольшей ясности изложения я делаю упор на выявление
ведущего противоречия между Формою и содержанием, в связи с чем
к изложению Формальных признаков неминуемо присоединяется указание
на содержание Формы, на ее Функциональное значение во Фразе. Я не буду,
конечно, отрицать того, что все исследователи всегда берут и содержание
изучаемой Формы, но все же взаимоотношение между ними не обращает на
себя того внимания, какого оно заслуживает, и моменты расхождения
оставляются в тени. Поэтому Форма и содержание представлены в индо¬
европейских схемах в их кажущемся равновесии. Благодаря этому и полу¬
чилось смешение падежей в халдском и установление таких, какие ему
вовсе не присущи. Во избежание подобного рода недостатка и делается
мною приведенная выше оговорка.
Падежные и глагольные оформления в халдском, при пассивном строе
его переходного глагола, дают необычайно яркие расхождения между
грамматическими и логическими категориями речи. Грамматический
субъект вовсе не всегда является логическим субъектом, наоборот, в пас¬
сивном строе он именно таковым не является, что же касается граммати¬
ческого прямого объекта, то таковой отсутствует при наличии все же
логического прямого объекта. Повторим еще раз приведенные нами при¬
меры из грузинского, мегрельского и кюринского языков: грузинок, spasalan
paüv-sa sdems mkedar-sa «военачальник почесть дает воину». Здесь грамма¬
тический субъект совпадает с логическим (именительный падеж — spasalan;,
но логический прямой объект (pativ-sa), так же как и косвенный ('воину’,
mkedar-sa), оба выражены дательным падежом (-sa), следовательно, тут при
наличии логического прямого объекта, нет грамматического (винительного.
Akkusativ).31 Другой пример из кюринского языка baba-di kiyida kagaz
«отцом пишется письмо». В этой Фразе логический субъект выражен
творительным падежом (Ablativ, baba-di), значит, при наличии логического
субъекта нет грамматического (именительного падежа, Nominativ), прямой же
объект ('письмо’, kagaz)jgpHT в падеже грамматического субъекта (ииенж-

ОЧЕРК СТРУКТУРЫ РЕЧИ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ ДРЕВНЕГО ВАНА 291
тельном).82 То же самое находим в мегрельском примере ko-s duutaro
«человек написал», где логический субъект (ko-s) стоит в дательном падеже
(-sa—*-s), следовательно, нет грамматического субъекта.83 Ту же картину
наблюдаем и в халдском: ropArdimdi nunali 'Impumm-m aÄSardureqe 'Menua
''Impunmiqe (Corpus 12, ctk. 26—27) «в Ардин направились Ишпуин сын
Сардура и Менуа сын Ишпуина».84 Здесь грамматический субъект в одном
случае (Menua) совпадает с логическим, в другом же случае логический
субъект представлен дательным падежом (Inipumm-m), не совпадая тем
самым с падежом грамматического субъекта (именительным, Nominativ);
другой пример с переходным глаголом: аМепиа-ше im püe agum «Менуа
-этот канал провел», буквально «Менуей этот канал проведен». Тут
действующее лицо (аМепиа-ше) передано косвенным падежом (родительным
на -ше), тем самым логический субъект не совпал с грамматическим,
тогда как логический прямой объект стоит в неоформленном падеже
(Stammkasus, pile), т. е. в падеже грамматического' субъекта. То же
самое смешение грамматических и логических признаков находим и в гла¬
гольных оформлениях объективного строя спряжения грузинского, мегрель¬
ского и чанского языков, так в чанском m-inuns 'я помню’, действую¬
щее лицо выражено в глаголе объективною местоименною частицею,
а, вовсе не субъективною.38 Равным образом в абхазском, где место¬
именные частицы действующего лица (логического субъекта) непереходных
глаголов оказываются логическим объектом в переходных:	yo-9oyt
'он-идет’, уэ-z-goyt 'его-я-беру’ и т. д.38 В халдском глаголе намечается,
и даже уже отмечено, такое же несоответствие морфологических при¬
ставок: переходный глагол 3-го лица kar-u-m 'он покорил’ отмечает
своим местоименным суффиксом вовсе не субъект, а единственное число
объекта 'покорил-его’, не отражая субъекта и в 3-м лице множественного
числа kar-u-ali 'нокорил-их’, сохраняя эту же Форму и при одном дей¬
ствующем лице и при множестве их.
При таком состоянии языковой структуры ограничиться одним
только грамматическим очерком, очевидно, невозможно. Как корректив,
я делаю попытку построения схемы по Функциональному признаку,
так как именно по этому последнему признаку может быть нагляднее
представлена вся сложная картина языковой структуры, в частности и
халдской речи.
Делая отступление в эту сторону, т. е. размещая падежи по их
Функции субъекта и объекта, я все же надеюсь не ослабить тем самым
ясности изложения и в то же время не могу отказаться от приведения

292
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
и Формального (грамматического) признака, так как иначе утратится, или
в лучшем случае ослабится, учет взаимодействия Формы и содержания.
В этих целях я дополняю даваемую схему кратким обзором Формы в тесной
увязке с ее Функциональным использованием.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
Имена управляемые глаголом {склонение)
А. Падеж действующего лица (логический субъект)
§ 1. В непереходных глаголах субъект выражается или неофор¬
мленным падежом, обычно называемым именительным (nominativus), или же
дательным с его суффиксом -m: lkukam шаЬ LU-aji-МЕЙ mnt-a-li «на
следующий год воины выступили (в поход)» (Сардуровск. летописи II, стк. 6);
umt-a-bi i6Sardun-m «выступил (в поход) Сардур» (там же II, стк. 24);
umt-a-li ropMemitaedi Чшршши-ш JiSarduneqe *Мепиа-ш *Inipuuinieqe
«выступили в город Меишту Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина»
(Corpus 15, стк. 10—12); ropArdmidi nun-a-li Чшришт-ш l6Sardureqe
'Menua 'Irapuumiqe «в город Ардин (Мусасир) направились Ишпуин сын
Сардура (и) Менуа сын Ишпуина» (Corpus 12, стк. 26—27).37
Во множественном числе субъекта последний снабжается показателем
множественности: LU-aji-МЕЙ umt-a-h Abiliamqmiedi «воины выступили
в Абилианих» (Сардуровск. летописи II, стк. 6—7).
Обычно субъект ставится после глагола, но иногда бывает и обратное
размещение слов: 6Qaldim unit-a-bi38 «бог Халд выступил в поход»
(Никольский XV, стк. 1); TJtupurnn-ni LUGAL “Diaueqi nun-a-bi kaiukid
«Утупурши царь Диауехи направился ко мне» (Corpus 27, стк. 12—13);
nun-a-bi 'Munni-m *Abilianiqi mat-u-ah ,6Sardunmli kunh «направился
(приблизился) Мурини Абилианихский, обнял Сардуровы колени» (Сардуровск.
летописи II, стк. 36—38); см. приведенные выше примеры, наиболее
характерные для размещения слов в Фразе с субъектом и непереходным
глаголом, см. также § 6.38
§ 2. В переходных глаголах, идущих по пассивной конструкции,
логический субъект ставится всегда в родительном падеже полной
Формы -ше —> -ш.
В подавляющем большинстве случаев мы имеем полную Форму
падежного о21|уапия -ше при всех временах переходного глагола:48

294
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
l6Sarduri-ine ale «Сардур говорит»; 'Argiinti-iue лМепиафш-ше mi pile
agoni «Аргишти сын Менуи этот канал провел» (Никольский XXIY,
стк. 2—3); л1шришт-ше ieSardunqim-nie ^Мюиа-ше л1шриштфт-ше
mi puluje km-tu-m «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина этот
пулуж (камень-стелу) воздвигли» (Corpus 15, стк. 2—4).41
В крайне редких случаях всплывает в значении падежа логического
субъекта переходных глаголов усеченная Форма того же суффикса
-ш (•*—-ше): л1шришш-ш i6Sardurqini-uie burganam nndiimtu-ш «Ишпуин
сын Сардура бургану42 соорудил» (Corpus 10, стк. 1 и 2); 6Qaldi-m me
LUGAL-tuqi aru-ш (Сардуровск. летописи VI, стк. 2);48 “Qaldi-ш
“ТЕППЕВА-ше 6ARDINI-me DINGIR. MEé-ше repArdminaue zilbi qiraedi
kulu(die?) «пусть бог Халд, Тейшеб, Ард, боги Мусасира его имя с (лица)
земли сотрут» (перевод А. Götze, Corpus 12, стк. 40—41).44
Во множественном числе субъекта переходного глагола сохраняется
тот же суффикс -ше: ‘Qaldi-ше бТЕ1ШЕВА-ше 6ARDINI-nie DINGIR.
MES-ше. .. ulu-lie «бог Халд, Тейшеб, боги.. . пусть низведут» (Формула
проклятия); LU-aji-MES-ше îrbitu шеп par-tu «воины... отдельно
увели» (Сардуровск. летописи II, стк. 45—46).45
Субъект в подавляющем большинстве случаев ставится перед
сказуемым. Обратная постановка встречается редко: лМепиа-ше ale qa-u-bi
"Diaueqi KUR-me «Менуа говорит, я захватил страну Диауехи» (Corpus 27,
стк. 4—5); ie-ше ropLuqiumm qa-u-bi «я город Лухиуни захватил»
(Никольский I, стк. 19)46 и др. Постановка субъекта после глагола отме¬
чается в единичных случаях: aru-m 6Qaldi-me лМепиа Hiupuumiqme
qa-u-bi ropLuqiumm «привел бог Халд Меную сына Ишпуина, я захватил
город Лухиуни» (там же, стк. 11—13).47
Б. Падеж прямого объекта (логического)
§ 3. Прямой объект наличен только в переходных глаголах, а так
как последние в халдском языке во всех временах идут по пассивному
строю, то в нем имеется лишь логический прямой объект, каковой по своему
Оформлению тождественен субъекту активного строя, или, вернее сказат..
обслуживается падежом субъекта непереходных глаголов.
Поэтому логический объект выражается падежом логического субъекта
непереходного глагола, т. е. стоит или в неоформленном виде (именительный
падеж) или в датчЯЦрм с его суффиксом -ш: в неоформленном падеже.
лМепиа-ше Л1шришш(рш-але mi suji midnmt-u-m «Менуа сын Ишпуина
это здание сос^^гЯвДБаусе 17, ста. 2—3); лМепиа-ше л1шриштфш-ше im

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
295
pile agu-ш «МенуасынИшпуина этот канал провел» (Sayce 22, стк. 1—3);
qa-u-bi CTpEüuni «я захватил страну Этиуни» (Никольский XXI, стк. 4—5).
В дательном падеже на -ш: kar-u-m cipEtiuni-ni «он покорил страну Этиуни»
(там же VI, стк. 2); mei-ш 6Qaldi-nie 6ТЕШ1ЕВА eARDLNI kulit-u-ш
«его бог Халд, Тейшеб, Ард пусть изничтожат» (Corpus 13, стк. 30—31).48
Во множественном числе логический объект снабжается показателен
множественности -h: 6Qaldmi-h KA-li niidiunt-u-ah «Халдовы ворота
соорудил» (Sayce 17, стк. 4); LU-quradmi-li ueli du-bi «воинов я собрал»
(Сардуровск. летописи V, стк. 2); inat-u-ali ^Sardurmi-li kuri-li «обнял
Сардуровы колени» (там же II, 37—38); kar-u-ali 4 LUG AL. МЕЙ «поко¬
рил четырех царей» (там же II, стк. 47).
Местоположение прямого объекта во Фразе различно. При перечислении
покоряемых стран глагол, как общее правило,’ ставится перед объектом,
в текстах же строительных и при перечне добычи последний предшествует
глаголу: qa-u-bi лЕпаф KUR-щ qa-u-bi ropIrdanimu «я захватил страну
Эрах, я захватил город Ирданиуни» (Никольский V, стк. 3—4); kar-u-ш
ropMeinita-m kar-u-m CTpBarmuai KUR-еЬаш «он покорил город Меишта, он
покорил страну Баршуа» (Corpus 15, стк. 6—7). С обратным размещением
слов: LU-quradinili ueh du-bi «воинов я собрал» (Сардуровск. летописи V,
стк. 2); fame SAL-lutu par-u-bi CTpBiainaidi «мужчин (и) женщин погнал
я в страну Биайну» (там же, I, стк. 16—17); лМепиа-ше л1шриштфт-ше
ini Е. GAL zadu-m «Менуа сын Ишпуина эту цитадель построил» (Corpus 20,
стк. 2—3); gununia qa-u-bi. Глагол terubi (teruni) ставится перед
объектом: ter-u-ш ardune «установил жертву»49 (Corpus 18, стк. 2);
ter-u-m 6Aldma КА «установил бога Халда ворота» (Corpus 12, стк. 12);
ter-u-bi tim JRusai URU. TUR «установил имя Русы городка» (Макинская,
стк. 7); cp. aru-m 6Aldie euriie ulgumiam edim (Corpus 12, стк. 12—13).
В. Падежи косвенного объекта
§ 4. Косвенный объект выступает в одинаковых оформлениях как при
активном строе непереходных глаголов, так и при пассивном переходных.
Косвенные объекты, по их Функции, можно распределить на выражающие:
1) определение, 2) приближение и обращение, 3) принадлежность, 4) ору-
дийность и 5) направление. По Формальному признаку они относятся к разным
падежам, а именно 1, 3 и 4 к родительному усеченному, 2 и 3 к датель¬
ному, 5-й передается особым направительным падежом.
§ 5. Объект, выражающий определение, ставится в родительном
усеченном падеже суффиксом -e/i: JMenua-i pili tmi50 «Менуи канал

296
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
назвав (название)» (Sayce 22, стк. 3); ter-u-ni eQaldi-i patan tun «уста¬
новил бога Халда город название» (Corpus 56, стк. 10—11); SAR
cipBiama-e «царь страны Биайны» (Никольский YI, стк. 9).
Во множественном числе родительный падеж получает суффикс -ие:
SAR CTpBiama-ue «царь Биайн» (Corpus 16, стк. 3) и др.51
По местоположению во Фразе этот косвенный объект, как мы видели
по приведенным примерам, предшествует определяемому слову, но в титу-
латуре царя («царь Биайны») следует за ним.52
§ 6. Объект, выражающий приближение или обращение, ставится
в дательном падеже на -ш: 6Qaldim-muinmaini-ni i6Sardun-me ale53 «богу
Халду могущественному Сардур говорит»; atqana du-ш eQaldi-e EURIE
6Qaldnu-m alsunn-ш l6Sarduri-m SARRU DAN. NU «жертвенное живот¬
ное положил он бога Халда владыки для (в честь) бога Халда величайшего
(в честь) за Сардура царя могучего» (Никольский XII, стк. 7—9);54 ‘Qaldi-ni
gun-muri-e kuruni-m umt-a-bi l6Sardun-m "Argimtieqi «для бога Халда (по
воле бога Халда) своею мощью (милостью?) великого выступил (в поход)
Сардур сын Аргиштия» (Сардуровск. летописи I, стк. 6—9). Последний при¬
мер придает объекту также и значение орудийного (instrumentalis), см. § 8.
Множественное число в текстах не прослеживается.
Место объекта во Фразе Фиксируется только для отдельных случаев,
связанных выработавшеюся стереотипностью Фраз: так при обращении
с речью объект помещается на первом месте: eQaldim-ni... ale «богу
Халду. .. говорит», так же как и во Фразах с выступлением в поход:
eQaldi-m... kuruni-m umt-a-bi i6Sardun-m «для бога Халда (по его воле)...
великого выступил (в поход) Сардур». В последних Фразах объект всегда
стоит на первом месте, а субъект после глагола, когда же объект отсут¬
ствует, то субъект занимает его место, cp. § 1: 6Qaldi-m unit-a-bi «бог
Халд выступил (в поход)». Отсюда, можно было бы заключить, что рас¬
сматриваемый нами косвенный объект тяготеет к постановке перед глаголом
и субъектом. Но обращение всего совершенного в честь бога и царя ставит
эти имена в конце текста: atqaua du-ш... 6Qaldmi-m alsuim-ш ,eSardun-m
«жертвенное животное положил (посвятил)... богу Халду величайшему.
Сардуру... (или в честь их и т. д.)».55 Впрочем, здесь расстановка слов
обусловлена, повидимому, стилистическими требованиями заключительных
слов текста с длинною титулатурою царя, завершающею все повествование.24
§ 7. Объект, выражающий принадлежность (Zugehörigkeit, posse¬
ssivus), обслуживается родительным усечением на -e/i (во множественном
числе -ие) и дательным нй>^Ч%^еры с родительным падежом: уагашш

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
297
rnidiinit-u-ni eAldi-e «стелу соорудил (соорудили) бога Халда» (Келишин,
стк. 5—6, перевод А. Götze); 6Qaldi-e етт-е 'Мепиаше Чшришшфт-ше
im suji nndnnit-u-ni «бога Халда владыки Менуа сьш Ишпуива это святи¬
лище соорудил» (Sayce 17, стк. 2—3); 6Qaldi-e eun-e... ш puhrje
km-tu-m «бога Халда владыки. . . этот пулуж (стелу) воздвигли» (Corpus
15, лицевая сторона, стк. 1—4).57 Примеры с дат. падежом: 6Qalduu-m
unimanii-ш *Мепиаше Чшришшфшше im Е zad-u-m «для бога Халда
(принадлежащее богу Халду) могущественному68 Менуа сын Ишпунна это
здание соорудил» (Sayce 24, стк. 1—5); eQaldi-m-h KA-li undiimt-n-ali
«(принадлежащие) богу Халду ворота соорудил» (здесь имя бога стоит
в дат. падеже с суффиксом отношения к KA-li 'ворота’, о чем см. § 50).
Во множественном числе родительный падеж получает суффикс -пе:
шеп яаше SAL-lutu Lü-aji-MEè-ue aru-bi «отдельно мужчин (и) женщин
(принадлежащих, предоставленных для) воинов я увел» (Сардуровск. лето¬
писи V, стк. 28); all />аше manu aru-bi LU-quradma-пе «всех мужчин
взяв, я увел для воинов» (Corpus 19, верхняя сторона, стк. 15) и др.
Множественное число дательного падежа не улавливается.
Объект, стоящий в дательном падеже, тяготеет к постановке перед
глаголом и субъектом, ср. § 6. Что же касается объекта в родительном
падеже, то в большинстве случаев он предшествует глаголу и опре¬
деляемому слову, если таковое имеется, но спорадически встречается
и обратный порядок размещения слов во Фразе : eQaldi-e eun-e im NA-puluji
'Rusaine 'Argnnteqinnne kug-u-m «бога Халда владыки этот камень-пулуж
(стелу) Руса сьш Аргиштия воздвиг» (Звартноц, Халдоведение 22,
стк. 1—3); ali теше *Argmiti-e "Diauqmmie aru-ш «всю добычу60 Аргиштия
Диаухини привел» (Sayce 45, стр. 19—20); aru-ш 6Aldi-e eun-e ulguimani61
(Келишин, стк. 12—13); yaramni niiduuit-u-ni 6Aldi-e «стелу соорудил
(соорудили) бога Халда» (Келишин, стк. 5—6, перевод А. Götze) и др.
§ 8. Объект, выражающий орудийность (instrumentalis), обслужи¬
вается родительным падежом на -e/i: 6Qaldmi uint-a-bi majmi gun-inun-e
kar-u-m ^Etmruni «бог Халд выступил (в поход) (великою) своею мощью (?)
покорил он страну Этиуни» (Никольский VI, стк. 1—2).
Оттенок орудийности приобретает иногда и дательный падеж, напри¬
мер, во Фразах: 6Qaldi-ni... kuruni-m unit-a-bi 'l6Sarduruu «для бога
Халда (по воле—волею бога Халда)... великого выступил (в поход)
Сардур», см. § 6.
Случаи с подобного рода Функциональным использованием косвенного
объекта прослежены сла^у^Вь^

298
язык влнской клинописи
§ 9. Объект, выражающий направление, представлен направи¬
тельным падежом с его специальным суффиксом -di: uuit-a-di 0TpIgam-e-di
«я выступил в страну Иганию» (Сардуровск. летописи V, ста. 6); ul-a-di
CTpEtium-e-di «я пошел в страну Этиуни» (там же У, ста. 4); quti-a-di
6Qaldi-e-di EURIE-di 6TEIHlEBA-di... «я обратился (с молитвою)
к богу Халду владыке, богу Т.ейшебе...» (там же У, ста. 2 и др.); par-u-bi
CTpBiama-i-di «я погнал (добычу) в страну Биайну».
Суффикс -di присоединяется иногда к голой основе имени, иногда же
к ней, уже снабженной, кроме того, гласным -e/i: eQaldi-e-di, cipIgani-e-di,
MpBiama-i-di и oipBiaina-di, 6TEIHIEBA-di, ropTudala-di и т. д.*2
Во множественном числе суффикс -di заменяется, повидимому, суф¬
фиксом -amte. По крайней мере, при перечне богов, стоящих в единственном
числе с падежным окончанием -di, слово 'боги’ (во множественном числе)
снабжено суффиксом -amte: quti-a-di 6Qaldi-e-di EUBIE-di eTEiniEBA-di
6ARDINI-di. DINGIR. MES-ainte «я обратился (с молитвою) к богу Халду
владыке, к богу Тейшебе, к богу Арду, к богам».63
Данный косвенный объект обычно, как мы видели по приведенным
примерам, ставится после глагола, но это все же не обязательное правило,
так как мы встречаем и такие конструкции Фраз как: ropArdim-di nun-a-bi
«в Мусасир он пришел» (Келишин, ста. 17); ropArdim-di шш-a-h •Чшришшш
l6Sardureqe лМепиа л1шришш<|е «в Мусасир пришли Ишпуин сын Сардура
(и) Менуа сын Ишпуина» (там же, ста. 26—27).
Возможно, что в надписи Келишина (Corpus 12), в которой мы наблю¬
даем свободное изложение, отступающее от обычных стереотипных Фраз
царской речи, всплыли синтаксические нормы живого языка. В таком
случае придется признать, что в письменном языке объект, стоящий
в направительном падеже, следует за глаголом, тогда как в живой речи
ставится перед ним.64
Г. Распределение морфологических элементов имен по Формальному
признаку, т. е. по грамматическим падежам
§ 10. Неоформленный падеж, именительный (nominativus), снабжен
одними лишь именными окончаниями, Формативами имен, сохраняющимися
во всех падежах склонения. Формативами (им^Йя! окончаниями) служат
гласные: а, е, i, а (фонетически, может быть, и о о»): *Menu-a, pil-e.
eban-i, ubard-u. Наиболее часто встречается Форматив «1» и его пере¬
бойный «е», значительно реже имеем «а» и в редких случаях «и».
Неоформленный падеж используется в качестве субъекта в активном

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
299
строе непереходного глагола (см. § 1) и в качестве прямого логического
объекта при пассивном строе переходных (см. § 3), возможно, что он же
налицо и в звательном падеже (см. § 14). Во множественном числе снаб¬
жается показателем множественности.
§ 11. Родительный падеж полной Формы -ше, служащий падежом
логического субъекта (действующего лица) в пассивном строе пере¬
ходного глагола во всех его временах (см. § 2), во множественном числе
не меняет своего окончания. В редких случаях усекается, сохраняя один
согласный элемент -ш (•«—ше), обслуживая также исключительно падеж
логического субъекта переходного глагола.
Присоединяясь к прилагательному, образует от него степени сравнения
(см. § 17).
§ 12. Родительный падеж (genitivus) усеченной Формы с сохра¬
нением одного гласного элемента -e/i(-<—ше||-пп) используется для обо¬
значения определения (см. § 5), принадлежности (genitivus possessivus,
см. § 7) и орудийности (genitivas instrumentalis, см. § 8). Во множественном
числе получает окончание -ие, которое анализируется как составное из
показателя множественности (и) и падежного окончания (е).
§ 13. Дательный падеж (dativus) имеет суффиксом -ш. Служит,
как и в грузинском, мегрельском и чанском, объективным падежом, отвечая
как на вопрос «кому, чему», так и на вопрос, «кого, что». Выражает при¬
ближение и обращение (см. § 6), принадлежность (dativus possessivus,
см. § 7) и прямой логический объект пассивного строя переходных глаголов.
В качестве последнего выступает наравне с неоформленным именительным
падежом (см. § 3), оказываясь иногда и в роли субъекта активного строя
непереходных глаголов (см. § 1). Выражая принадлежность (dativus posse¬
ssivus), смыкается с этим же значением родительного падежа (genitivus
possessivus), а в некоторых случая? получает оттенок орудийности (см. § 8).
Форма его во множественном числе не уловлена.
Придает адъективный характер именам и тем самым участвует
в образовании прилагательных (см. § 17).
§ 14. Направительный падеж служит длк,выражения направления
на вопрос «куда». Имеет в единственном числе суффикс -di, присоединяемый
иногда к голой основе (снабженной именным окончангем), а иногда к пред¬
шествующему гласному
царских текстов славословиях, вставляемых в повествовательное изложение,
няется суффиксом -апЦе I
§ 15. Звательный падеж усматривается условно в обычных для

300
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
как-то: 6Qaldi kuruni 6Qaldxni giin-inun kurum; 6Qaldim kurum 6Qaldmi
gun-nmn kurum (Corpus 15, оборотная сторона, стк. 8—9); Нпгришш
kurum лМепиа kurum (Corpus 14, стк. 12—13). Не имея никакого
падежного окончания, звательный падеж, если он правильно мною устана¬
вливается, совпадает с неоформленным (см. § 9).65
§ 16. Таким образом, по Формальному признаку мы имеем в халдском
только пять падежей: 1) неоформленный, он же именительный и звательный.
2) падеж логического субъекта переходных глаголов, 3) родительный,
4)	дательный, 5) направительный.
Окончания этих падежей суФФиксируются к основе, снабженной
именным окончанием, сохраняемым неизменно при всех падежах.
Указанные пять падежей обслуживают субъект в двух его аспектах
{активного строя непереходных глаголов и пассивного переходных), прямой
логический объект и косвенный в его пяти разновидностях.
II.	Определители имен (прилагательные)
§ 17. Прилагательные в халдском языке имеют свои самостоятельные
основы или же образуются от имен и глагольных основ в порядке особой
суффиксации. В последнем случае они сближаются с причастными Формами.86
Значение прилагательного иногда придает имени и окончание дательного
падежа -ш (см. § 13).67 Прилагательные* склоняются как имена существи¬
тельные и согласуются с определяемым словом, воспринимая его падежное
скончание: 'Menua kurum (оба в неоформленном падеже); eQaldmi-m
alsuinn-m (оба в дательном) и т. д.88
Примеры прилагательных с самостоятельными основами:	alsui
'великий’, kurum 'мощный (?)’; tarai 'могучий’ и др.
Примеры с суффиксальным образованием на -иг (с именным окончанием
-ur-i): man-ur-i 'сделанный’ от глагольной основы man 'делать’; imda-ur-i
'верхний’ от существительного nuda, наличного в составном глаголе midi-init
'верх строить’ —*■ 'сооружать’; mak-ur-i 'милостивый’^? umt-ur-i 'высту¬
пивший’ от глагола umt 'выступать’ и т. д.: uuit-a-bi JÖSarduri-ni
■‘Arginitieqi ^Sarduri-me ale лКшташрй1 LUGAL Qumavia-alqie amyar
■du-ш manu m ami LUGAL nntmi uint-ur-i «выстуг^5^$* поход) Сардур
сын Аргиштия. Сардур говорит: Кушташпили царя Комагенского смирил,
взяв (•«—сделав) также каждого царя туда выступившего» (Сардуровск.
летописи IV, стк. 39—43).
Примеры с Дательным падежом (-ш), придающим имени характер
прилагательного (Adjektiva der Zugehörigkeit): *Menua-i-m 'Менуев’

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
301
(принадлежащий Менуе): 'Menua-i-m-ei SAL-jilai-e “Tarma-i im GIÖ-
uldi «Менуевой жены Таририи этот виноградник» (Халдоведение 10г
стк. 1—2).70
Примеры с термином qim 'сын’ (•«— 'порождение’ —»•'принадлежность’),
присоединяемым к собственным именами и придающим им то же значение
принадлежности (Adjektiva der Zugehörigkeit): “Tanria-qmi-h 'принад¬
лежащие Таририи’ (там же, стк. 3); '‘Argiuiti-qini-li 'принадлежащие
Аргиштию’ (Никольский IX, стк. 5); родительный падеж множ. числа
"Rusa-qma-ue (Sayce 79, стк. 32 и др.).71
§ 18. Степени сравнения образуются, как и в других закавказских
языках, присоединением к основе прилагательного с его именным окон¬
чанием суффикса родительного падежа (в грузинском -is, в мегрельском
и чанском -ни),72 в халдском -ше(|-шх: alsrn 'великий’, alsui-ше 'вели¬
чайший’, дательный падеж alsui-nu-m; eQaldim-ni alsm-im-m «богу Халду
величайшему».78 Ср. pitu-ше 'блистательный’, ишта-ше 'могуществен¬
нейший (?)’, иаш-ше (Талиш, Изв. Ак. Наук, 1932, стр. 345, стк. 4—5,
и стр. 348, стк. 4—6), см. § 10.
III.	Числительные
§ 19. Цифровое обозначение числительных в халдском идет по ассирий¬
ской системе графики. Единицы отделяются от десятков. Сотни и тысячи
снабжаются заключительным детерминативом-идеограммою, причем тысячи,
равным образом, отделяют единицы их от десятков: 10 LIM. 5 LIM.
7 ME. 60=15 760 и т. д.
Числительные не управляют именем в его числовом показателе.74 Имя
при цифровых данпых может стоять как во множественном числе, так
и в единственном; 30 L1M. 7 LIM. 6 ME. 80.5 UDU-raume-MES par-u-bi
«37 685 овец я угнал» (Сардуровск. летописи IV, стк. 33); 10 LIM.
7 LIM. 3 ME. GUD-paqim 30 LIM. 1 LIM. 6 ME. UDU-шише «17 300
быков (крупного рогатого скота) 31 600 овец (мелкого рогатого скота)»
(Сардуровск. летописи III, стк. 39—40); 17GUR>^]\ffi& 34UDU. MES
‘Qaldi-e urpue ‘ТЕШ1ЕВА 6 GUD 12 UDU. МЕЙ арыков 34 овцы
для бога Халда... для бога Тейшебы 6 быков 12 овец>йЙ}/1хер-капуси,
Corpus 18, стк. 4). В народной речи, судя по второй част^надписи Мхер-
капуси, имя при числительном ставится в единственномжтисле: 17 GUI>
34 UDU 6Qaldi-e urpue 6 GUD 12 UDU бТЕШ1ЕВА (там же, стк. 36).
§ 20. Фонетическое чтение количественных и порядковых числительных
устанавливается для 'одного’, 'первый’—nrajim, и 'два’, 'второй’ —

302
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
тепши: ínamli arm uinmili I MU zad-u-bi; manili arm unimili rnujmi MU
zad-u-bi«.. .в один год я построил» (Сардуровск. летописи II, стк. 48 и III.
стк. 43—44); umt-a-di cipEnaqim-di qa-u-bi CTpEriaqi KUR-ebame nmjini
UD. ME anig-u-bi «я выступил в страну Эрах, я захватил страну Эрах,
страну в один день себе-взял (>«— себе привел)» (там же II, стк. 25—27);
LU ueh nmjini-e «народ собранный воедино»—»-«набранное войско (народное
ополчение)»: umt-a-di LU ueli mujmi-e CTpUehku-m-gi-di «я выступил с со¬
бранным войском в страну Уеликуни» (Сардуровск. летописи У, стк. 16—17);
23 LUGAL. MES rnujmi MU МЕЙ amgu-bi /аше SAL-Iutu МЕЙ cipßiaina-di
раг-u-bi memini mali. .. naq-a-di midumt-u-ah. .. E. GAL.МЕЙ «23 царя
в первый год многих я взял («— себе привел), мужчин (и) женщин в страну
Биайну я угнал, на второй год... я пришел (?), соорудил... цитадели»
(Колагран, Изв. Ак. Наук, 1932, стр. 87, стк. 13—15).75
Числительное 'три’, 'третий’ усматривается пока условно в слове
kamam.76
Числительное три в яфетических языках Закавказья образуется
от основы sam, каковая по нормам шипящей группы должна получить
оформление шит, а в спирантной hem—»kem, him —>kim, или по акающей
огласовке kam (sam || mum -v hem —> kem || kam). Это числительное в живых
языках Кавказа прослеживается во всех указанных разновидностях;
в груз, sam, в мегрельском sum, в чанском sum || mum, в удинском
hib (<— *him).77 В халдском, при его спирантно-шипящей норме, мы можем
признать то же числительное в основе kam, с личным окончанием kama-,
и с Формативом имен числительных kama-ni (cp. nmji-m, memi-ni): kamani
ITÜ-ш... LU-quradimh ueh du-bi «на третий месяц воинов я собрал»
(Сардуровск. летописи У, стк. 1—2)?
Здесь же можно упомянуть и прилагательное (со значением числи¬
тельного) 'следующий’ —*■ 'вслед затем’, 'потом’—íkukani с его возможною
Фонетическою разновидностью mukam (последняя Форма выступает в неясном
контексте: inukani edini agibi edam qaran a tu, Сардуровск. летописи IV,
шшШт ишиа^1отр икрги<р-е^1 <	> весною (вслед
за тем весною) выступил я в страну Уихирухи» (^йрдуровск. летописи III,
стк. 16—18); ькикаш так ЦС-ар-МЕЙ ишш-Ь... АЬйшифш-е^]
«на следующий год воины выступили в Абилианих» (там же, II, стк. 6—7).
Фонетическое чтение 'десяти тысяч’ аиМ устанавливается с полною
точностью. Так, например, итог перечня захваченной добычи, состоящей
из 19 255 юношей, 10 140мужчин-воинов и 23 280 женщин, представляет
стк. 56—57 и др.). Примеры
íkukani MU

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
303
цифру 52 675, каковая в письме передана: 5 atibi 2 LIM. 6 ME.70.5
(Хорхор, Sayce 37, стк. 13—14) и др.
IV.	Местоимение
§ 21. В халдскон языке прослеживаются пока лишь два личных
местоимения, 1-голица в падеже логического субъекта переходных глаголов,
ie-ше: ie-ше ropLuqmnmi qa-u-bi «я город Лухиуни захватил» (Ташбурун,
Corpus 21, стк. 19); ie-ше zad-u-bi «я сделал» (Corpus 13, оборотная
сторона, стк. 30); '"'Sardurieqim ie-ше аМепиа-ше Чшришшесрш-ше
Лпишриа-ше 'Menuaqmi-ше 6Qaldi-e-i suji imdixint-u-ше «сын Сардура,
я, Менуа сын Ишпуина (и) Инушпуа сын Менуи бога Халда святилище
соорудили-мы» (Corpus 11, стк. 3—6). Личное местоимение 3-го лица
прослеживается в косвенных падежах, в родительном me-i: pi-ш me-i агф
urulia-m me-i mai-m me-i «имя ero...» (формулапроклятия); в дательном
оо значением падежа логического объекта, mei-m: mei-ш 6Qaldi-me
4ТЕ1ШЕВА 6ARDINI kuht-u-m «его бог Халд, Тейшеб, Ард пусть
низведут» (Corpus 13, оборотная сторона, стк. 30—31).78
Энклитическое местоимение 1-го лица, те, присоединяемое к глаголу
в значении косвенного объекта (в косвенном падеже), совпадает, как
и в закавказских языках, грузинском, мегрельском, чанском, с основою
косвенных падежей местоимения 3-го лица:70 ar-u-me теше 40 manae
GUSKEST-tuagi «он принес мне добычу 40 мин золота» (Сардуровск. летописи
IV, стк. 54); *qami-a-h-me —*■ qami-a-1-me 'оказали милость (помощь)-мне’,
'соблаговолили-мне’: qann-a-1-me DINGIR. МЕЙ «оказали мне помощь
боги» (Сардуровск. летописи V, стк. 4). Сюда же, повидимому, относится
и такая конструкция как: 6Qaldi-m me LUGAL-tuqi ar-u-m «бог Халд
мне...» (там же, VI, стк. 2 и др.).
§ 22. Условно, в виду проележенности только по контексту, к числу
местоимений можно отнести также основу uki в косвеннных падежах место¬
имения 1-го лица:uki'мой’, KUR-ebam-uki «моя земля» (Xopxöp, Sayce 39,
стк. 1 и 25); uki-e-di 'ко мне’, 'для меня’: KUBPbkomKUR-ebani-uki-e-di
abili du-bx «страну ради страны моей я сжег» (страду страны-моей-
ради я сжег, Сардуровск. летописи IV, стк. 24 и др.); kgrak. 'предо мною’,
'ко мне’, в направительном падеже kai-uki-d в том же вдачении: nun-a-bi
kauki 'Nidi-ni LUGAL CTpUelikuqi «пришел ко мне ^(приблизился, стал
предо мною) Ниди царь страны Уеликухи» (Сардуровск. летописи V,
стк. 19—20); Utupunm-m LUGAL 'Diaueqi nun-a-bi kaiukid «Утупурши
царь Диауехи пришел ко мне» (Corpus 27, стк. 12—13).80

304
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Так же условно можно в числе местоимений упомянуть основу та
или man в качестве местоимения 3-голица 'он сам’, в неоформленном падеже
в значении логического прямого объекта, mam 'его самого’, или, если
основа та, то в дательном падеже в его двух значениях: та-ш 'его самого’
(прямой объект см. § 3), 'его (ему принадлежащий)’ в качестве косвенного
объекта: tunni-m 6Qaldi-nie ®ТЕ1ШЕВА-ше eAEDINI-me DINGIR.
MEà-ше mam... uluh(e) «виновника бог Халд, Тейшеб, Ард, боги, его...
пусть низвергнут» (Формула проклятия); ter-u-bi mam-ni eji-m «я устано¬
вил его место». В последнем примере mam-m стоит или в дательном
падеже с суффиксом отношения к определяемому слову eji-m (ma-ni-m)
см. § 50, или же в одном только дательном падеже (mani-m), в таком случае
основою будет man-i.81
J. .Friedrich относит в числу притяжательных местоимений основу
maji со значением 'свой (собственный)’, в родительном падеже maji-e:
alu-ше tim-m tu-lie maji-e tmi te-he «кто имя сотрет, свое (собственное)
имя вставит» (Звартноц, Халдоведение 22, стк. 38—40); в дательном
падеже принадлежности maji-m 'свой (принадлежащий ему)’: 6Qaldi-ni
uHit-a-bi maji-m gim-muri-e kar-u-m 0TpEtium-m «бог Халд выступил
(в поход), своею мощью (?) покорил страну Этиуни» (Никольский YI,
стк. 1—2); в том же дательном падеже принадлежности с суффиксом
отношения к определяемому слову, стоящему в родительном инструмен¬
тальном падеже, maji-m-e: eQaldi-m umt-a-bi maji-ш-е gim-inun-e kar-u-ak
4 LUGAL. MES «бог Халд выступил (в поход), своею мощью (?) покорил
четырех царей» (Сардуровск. летописи III, стк. 45—47).82
§ 23. Из числа указательных местоимений ясно выделяется только
одно mi 'этот’, 'тот’: лМепиа-ше л1шриштефт-ше mi Е zad-u-ш «Менуа
сын Ишпуина это строение соорудил» (Докл. Ак. Наук, 1931, стр. 30 сл.);
во множественном числе снабжается показателем множественности -li(ini-li),
может быть, в отдельных случаях и в порядке суффиксации отношения
к определяемому слову, стоящему с тем же показателем, но и самостоя¬
тельно: îm-li KA-(li) zad-u-ali «эти ‘ворий^вь^троили» (Мхер-капусн,
стк. 2), там же в народном тексте mi-li KAJfäES za-tu-li (стк. 33),
cp. eQaldi-m-li KA-li imdnnit-u-ali и пр. А так||е в Формуле проклятия:
alu-ше mi DUP. ТЕ tu-lie «кто эту надпись похитит»; alu-ше ainiei mi-li
du-lie ti-u-lie «кто другому (?), все это пусть сделает, скажет» й т. д."*
Таким образом, если mi и воспринимает иногда суффикс отношения -h.
все же оно получает его во множественном числе и самостоятельно: mi-li
'эти’, 'все это’.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
305
К числу относительных местоимений относятся, выявляемые,
главным образом, по Формуле проклятия, alu 'тот который’, 'тот кто’,
в падеже логического субъекта переходных глаголов alu-me: alu-ше пп
KA-la tu-lie «тот кто это врато похитит» (Изв. Арх. ком., 37, стк. 20—21);
uli 'другой’: alu-ше uh im-li du-lie «тот, кто по другому все это положил»
(там же, стк. 22—23), в падеже логического субъекта переходных глаголов
uli-ше: alu-ше uh-ше ti-u-lie ie-ше ropLuqiuni-ni qa-u-bi «кто другой
скажет: я город Лухиуни захватил» (Никольский I, стк. 18—19).
§ 24. Сводная таблица личных местоимений:
1-е лицо
:е-ше (субъект переходных гла¬
голов)
пк1 'мой’
пк1-е-<11 'для меня’, 'для моего’
ка-ик1 ('ко мне’) 'предо мной’
каьикьй 'ко мне*
те 'мне’ (суффикс косвенного
объекта)
3-е лицо
Основа те Основа тап || та
неоФормл. падеж	тап-1 'его’
родит, падеж ше-х 'его’
дательный падеж темп 'его’, 'ему’ тат-т
Притяжательные местоимения: maji 'свой (собственный)’.84
Указательные местоимения: ini 'этот’, множ. число ini-li 'эти’.
Относительные местоимения: alu 'тот кто’, uh 'другой’.
§25. Таблица местоименных субъективных и объективных частиц,
участниц глагольного образования:
Непереходных глаголов
(субъективные)
1-е лицо: -¿к
3-е лицо: -Ье ||-Ь1
(оно же в 1-м лице переходных
глаголов)
Множеств
1-е лицо: ?
3-е лицо: -И
Переходных глаголов
(субъективные и объективные)
-Ье || -Ьх (субъективное 3-го лица
непереходных глаголов)
-т (объективное при аористе)
-Ие (объективное при сосл.-будущем)85
иное ч и с ло-ч*
-ше (субъектщше)
Заменяется пцДзателем множ. числа
-И (-ак)
-Ш субъективное в народном
языке.8®
90
Мещанинов

806
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
V.	Вспомогательные слова (союзы, послелоги и предлоги)
§ 26. Союзы и наречия лишь намечаются к прослеживанию, как то
ui 'и’,87 ш 'когда’:88 ш *Aldi-kai ropArdmi-di nun-a-bi «когда пред богом
Халдом в город Ардини (Мусасир) он пришел» (Келипшн, стк. 16—17);
LUGAL-e nun-a-bi me-i all LU-aji-МЕё-ше irbitu шеп par-tu m KUR-m-i
amul-a-bi «царь пришел, его все воины... отдельно взяли когда из страны
он удалился (?)» (Сардуровск. летописи II, стк, 45—46); ш ‘Qaldi-ш те
LUGAL-tuqi aru-ni naq-a-di LU. AD-jmi eju LUGAL-tuquu «когда бог
Халд мне царскую власть даровал, вступил я на место отцов на царство¬
вание» (Сардуровск. летописи VI, стк. 2 в переводе J. Friedrich).89
Точно устанавливается послелог -kai 'пред’, 'перед’:90 ‘Qaldi-m
umt-a-bi maji-m-e gnn-шип-е kar-u-m oipQumaqa-qab KUR-ш teq-u-m
^Sardun-kai «бог Халд выступил (в поход), своею мощью (?) покорил он
страну Комагены, повергнута она пред Сардуром» (Сардуровск. летописи IY,
стк. 36—37). Согласуется с неоформленным падежом: IMenua-kai «пред
Менуеи», ‘Qaldina KA-kai «пред воротами Халда (Халдины)» (Никольский
XYII, стк. 10); eARDI-ni-kai «пред богом Солнца» и т. д. Иногда усекается
kai—>ka: teq-u-ah ’"Sarduri-ka (Сардуровск. летописи II, стк. 21—22),
cp. teq-u-ali(e) j6Sarduri-kai (Изв. Ак. Наук, 1932, стр. 165, стк. 14—15).
§ 27. Предлоги-префиксы в глагольных образованиях: а- 'туда’,
аш- 'сюда’, te- 'к себе’ (-»—к голове—»к концу), ра- движение вдаль.91
Примеры, а-ги-ш 'туда привел’—»'дал’: all теше *Arginiti-e *Diauqmi-ine
a-ru-m «всю дань Аргиштия Диаухинн привел» (Sayce 45, стк. 19—20),
eQaldi-me *Argunti-e 'Menuaqmi-e LUGAL-tuqi a-ru-m «бог Халд Аргиштия
сына Менуи царство привел —» бог Халд Аргиштию сыну Менуи царство
даровал» (последний перевод принадлежит J. Friedrich,92 Corpus 112,
А 3, стк. 17); pa-ru-bi 'увел’, 'угнал’: ^аше SAL-lutu-MES pa-ru-bi
®TpBiana-i-di «мужчин (и) женщин погнал я в страну Биайну» (Сардуровск.
летописи IV, стк. 22—23); te-ru-bi 'к голове привел’-н»'к концу привел’—>
'установил’, 'закончил’: te-ru-bi"tmT«5^t^i50BM имя», ie-ше im Glä-ulde
te-ru-bi «я этот виноградник к концу привел», т. е. закончил его раз¬
бивку (Звартноц, Халдоведение XXII, Jtk. 10—11): a-gu-ni 'провел’:
‘Argunti-ine.. . mi pile a-gu-m «Аргишти.. . этот канал провел» (Николь¬
ский XXIV, стк. 2—3); аш-gu-bi 'прочь увел’, 'низвел’—»'разорил’:
KUR-ebame nmjim UD. ME аш-gu-bi «страну в один день я разорил»93
(Сардуровск. летописи II, стк. 26—27). К таким же предлогам можно
отнести и не прослеженное самостоятельно в языке midi 'вверх’ (—» mida-nr-i
'верхний’, см. § 17): nudi-init-u-bi 'вверх или верх выстроил’—»'соорудил’.9*

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
307
VI. ГЛАГОЛ
А. Спряжение непереходного глагола
§ 28. Непереходный глагол в халдском языке идет по активному строю
спряжения и имеет при себе подлежащее в неоформленном падеже (имени¬
тельном) или дательном на -ш (см.§ 1). Прослежены пока только аористные
-Формы этого глагола, образуемые, в порядко суффиксации, присоединением
к глагольной основе гласного характера «а» и соответствующих субъек¬
тивных местоименных частиц.95
§ 29. К глагольной основе, снабженной гласным характером аориста
непереходных глаголов «а», присоединяются следующие субъективные
местоименные частицы-суФФиксы: 1-е лицо -di, 3-е лицо -be||-bi, 3-е лицо
множественного числа -h: uint-a-di 'я выступил’, unit-a-be или umt-a-bi9*
*он выступил’, uint-a-li 'они выступили’.
Примеры: l6Sardun-me ale íkukani MU-imnitim umt-a-di 'Arguqime
KUR-ni-di «Сардур говорит: следующею весною выступил-я в страну Арку-
кини» (Сардуровск. летописи V, стк. 21—22); 6Qaldi-m umt-a-bi maji-m-e
gini-ши-и-е kar-u-m 'Qapunni LUGAL CTpIgani-i KUR-ebam-e «бог Халд
выступил, своею мощью (?) покорил Капурина царя страны Игании»
(там же У, стк. 6—7); unit-a-li ropMennta-e-di Чшришт-m j6Sarduneqe
■*Menua-ni 'Impuuimeqe «выступили в город Меишту Ишпуин сын Сар-
дура (и) Менуа сын Ишпуина» (Corpus 15, оборотная сторона, стк. 11—13).
В качестве разночтения суФФикса 3-го лица единственного числа -be || -bi,
ер.: ‘Qaldi-m umt-a-be maji-m-e giin-nrari-e kar-u-ni r4pPotena-m «бог Халд
выступил, своею мощью (?) покорил город Путериа» (Sayce, 33, стк. 1—2).
§ 30. При суффиксации косвенного объекта, соответствующая место¬
именная частица присоединяется к указанному выше оформлению глагола,
т. е. к Форме, уже снабженпой гласным характером аориста и субъективною
местоименною приставкою. Характерным примером такой двойной место¬
именной суффиксации указывается qamialme, состоящее из глагольной
основы (qanu-), характера времещ>-(=Я7;—сувективного местоимения
3-голица множественного числа (-1л —*■ -1), ме<%)имения 1-го лица един¬
ственного числа в косвенном падеже (-me):97 qjnn-a-l'V-me 'соблагово-
лили-они-мне’, "Argimti-ine ale quti-a-di eQaldi-e-di 6TETHÍEBA-di
eARDINI-di DINGIR. MES-amte qami-a-l-me DINGIR. MES «Аргишти
говорит: обратился-я (с молитвою) к богу Халду, Тейшебе, Арду, богам,
соблаговолили мне боги (пришли на помощь, помогли мне боги)» (Николь¬
ский XXI, стк. 8—11).
20

308
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
А. Спряжение переходного глагола
§31. Переходный глагол в халдском языке идет во всех пока про¬
слеженных временах по пассивному строю.98 Субъект при нем выражается
особым падежом, носящим оформление родительного падежа полной
Формы -ше—>-ш (см. § 2). Прямым объектом при пассивной конструкции
переходного глагола является субъект активного строя непереходных,
т. е. или неоформленный надеж (именительный) или дательный на -ш (см. § 3).
Пока устанавливается лишь настоящее время, аорист, сослагательное-
будущее и повелительное наклонение.99 Намечаются причастные Формы.
§ 32. По имеющимся пока данным, халдский глагол по временному
признаку делится на две группы. В первую входит настоящее время,
во вторую аорист и производное от него сослагательное-будущее.
В последнюю группу (во вторую) включается и повелительное наклонение,
поскольку оно не имеет своего самостоятельного оформления и обслужи¬
вается сослагательным-будущим или самим аористом.100
Способ образования первой группы времен в точности не устанавли¬
вается. Вторая группа имеет свой характер времени «и», суФФиксируемый
к глагольной основе и дополняемый местоименными частицами, субъектив¬
ными и объективными, а в 3-м лице множественного числа показателем
множественности.101
§ 33. Вторая группа времен выявляет значительные расхождения
между обычными текстами царских повествований, условно именуемых мною
«письменною речью», и народным языком (может быть, диалектом), обнару¬
живаемым во второй части надписи Мхер-капуси (Corpus 18, стк. 32—94)
и в отдельных местах письменного языка, как проникновение из народного,
в особенности в халдском тексте Келишинской билингвы, (Corpus 12*
и в первом столбце летописей Сардура (стк. 24—33).
&
Перв^^г--гугзштГа времен
§ 34. Настоящее время просаживается только в одной глагольной
Форме ale (графически a-li-e, a-li) 'он говорит’:102 *Argnnti-nie а1е(граФпч.
a-li-e); IArgimti-me ale (граФич. a-li), ср. Никольский XXI, стк. 8
и VIII, стк. 2.
Вторая группа времен
§ 35. Аорист. К глагольной основе, снабженной характером времен!
«и», суФФиксируются субъективные и объективные местоименные частицы.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
309
причем в глагольных основах, оканчивающихся на гласный «и», характер
времени, выражаемый тем же гласным, сливается с гласньш исходом
основы: agu-u-bi—»agu-bi и т. д. Графически такие Формы иногда пере¬
дают и повторное написание «и» (ср. Сардуровск. летописи Y, стк. 30,
a-gu-u-bi; там же III, ст. 37, a-gu-bi). Но, возможно, что такое повторе¬
ние того же гласного звука является лишь оттенком огласовки предше¬
ствующего слога, cp. zadubi, графически za-a-du-u-bi (Sayce 35, А, стк. 9),
za-da-u-bi (Сардуровск. летописи IY, стк. 35), za-du-bi (там же, III,
стк. 32). В глагольных основах с исходным согласным характер времени
всегда выделяется (cp. par-u-bi и др.).
Присоединением местоименных частиц получается оформление глагола
по лицам, причем 2-е лицо в текстах не улавливается:
В единственном числе 1-го лица -bi (фонетически -be), являющееся
местоименною частицею 3-го лица непереходных глаголов (см. § 29).
Оказываясь субъективным местоимением, оно не выражает числа объекта,
остающегося тем самым вовсе не отраженным в глагольном оформлении:
urat-a-di *Arguqmie KUR-m-di kar-u-bi "Arguquu KUR-nie «я выступил
в страну Аркукини, я покорил страну Аркукини» (Сардуровск. летописи V,
стк. 22); qa-u-bi CTpUelikum-m «я захватил страну Уеликуни» (там же V,
стк. 17); Е. CAL. MES qarqar-inu-bi «цитадели я разрушил» (там же V,
стк. 18): fame SAL-lutu par-u-bi CTpBiana-i-di, fame SAL-lutu-MEè par-u-bi
eTpBiana-i-di «мужчин (и) женщин погнал я в страну Биайну» (Сардуровск.
летописи I, стк. 16—17 и IY, стк. 22—23). Фонетическое чтение место¬
именного суФФикса -bi в его гласном исходе -be подтверждается повторным
написанием этого гласного (е) в ряде, правда, довольно редких, случаев,
как-то: a-gu-(u)-bi-e (фонетически agube, Corpus 48, стк. 20), mi-i-di-ira-
-tu-u-bi-e (Фонетически midmntube, Corpus 112, A, 2, стк. 15). Таким
образом, и в своем Фонетическом чтении (-be) названная местоименная
частица полностью совпадает с таковою же 3-го лица непереходных глаголов,
см. § 29.
Во множественном числе 1-го лица -ше. Устанавливается в двух при¬
мерах, в обоих при одном объекте. Таким образом, и здесь можно пред¬
полагать, что число объекта не ит.тражяр'гла	Форме: ter-u-ше
DUP. ТЕ «мы установили надпись» (в реко&трукоии текста А. Götze,103
Келишин, стк. 6—7); ^Sardimeqmi ie-ше J»Ienua-ine Ншрпиипефш-ше
л1пишриа-ше лМепиафш-ше 6Qaldi-e-i sujie midiunt-u-me «Сардура сын,
я, Менуа сын Ишпуина (и) Инушпуа сын Менуи Халдово святилище
соорудили-мы» (Corpus II, стк. 3—6, 19—22. 35—38).

310
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
В единственном числе 3-го лида -ш. Объективный местоименный
суффикс, передающий едйнственное число объекта вне зависимости от числа
субъектов, не получающих в данном глагольном оформлении своего выра¬
жения: 'Argiuiti-me... ни pile agu-m «Аргишти... этот канал провел»
(Никольский XXIV, стк. 2—3); 6Qaldi-ni umt-a-bi maji-me giin-uiim-e
kar-u-m ropMeinita-m «бог Халд выступил (в поход) своею мощью (?)
покорил он город Меишту» (Corpus 15, лицевая сторона стк. 5—6);104
'Impuuim-me j6Sardurieqmi-ine лМепиа-ше 'Impuumiqmi-nie ®Qaldi-e-i
suji niidnint-u-m «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина бога
Халда святилище соорудили» (Corpus 16, стк. 1—2 и 6—7).
Во множественном числе 3-го лица местоименный суффикс заменяется
простым показателем множественности -ala, выражающим множественное
число объекта и не отражающим в глагольной Форме числа субъектов:
'Мегша-ше... midiinit-u-ali ‘Qaldi-m-li КА «Менуа... соорудил-их
Халдовы ворота» (Никольский II, стк. 5—6); л1шриини-ше *6Sardune-
qmi-ше дМепиа-ше Чшриттфт-ше im-li КА zadu-ali «Ишпупн сын Сар¬
дура (и) Менуа сын Ишпуина эти ворота (нишу) выстроилп-их» (Corpus 18,
стк. 1—2); лМепиа-ше л1шрищшфт-ше ни suji midiimt-u-m 6Qaldi-m-h
KA-li inidnint-u-ali ни E. GAL imdiiuit-u-m «Менуа сын Ишпуина это
святилище соорудил-его, бога Халда (Халдовы) ворота соорудил-их, эту
цитадель (дворец) соорудил-ее» (Sayce 17, стк. 2—5).
Приведенные правила построения глагола в 3-м лице характеризуют
собою памятники письменной речи, резко расходясь с памятниками народной.
В письменной речи 3-е лицо не выявляет субъекта и оформляет только
объект в его единственном числе (местоименный суффикс -ш) или во мно¬
жественном (показатель множественности -all). Эти, выражающие объект,
суффиксы примыкают непосредственно к глагольной основе, снабженной
гласным характером аориста «и», выявляя тем самым относительное
(к объекту) спряжение.
§ 36. В народном языке ра^лждение с письменным ясно заме¬
чается в 3-м лице множе^>сйенного^числа переходных глаголов в их
аористных Формах, а именно, при мЕ^жестве субъекта глагол получает
суффикс -tu, присоединяемый к глагольной основе без гласного харак¬
тера «и», заменяемого иногда характером страдательного залога «i»,
что и дает чаще встречающуюся Форму -i-tu.105 Снабженный названным
суффиксом, глагол выявляет множество субъекта без отражения числа
объекта, то есть проходит по абсолютному строю субъективного спря¬
жения.108

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
311
Характер страдательного залога «i» или присоединяется к основе,
например, (fa-i-tn 'захватили-они’, tiya-i-tu 'сказали-они’, или изменяет
исходный гласный основы, если таковым оказывается «и», например, ati-tu
'полонили-они’, km-tu 'воздвигли-они’, или вклинивается в основу, на¬
пример, te-i-r-tu 'установили-они’, или же вовсе не выявляется, напри¬
мер, par-tu 'погнали-они’.107
Тот же субъективный местоименный суффикс множественного числа
(-tu II -î-tu) сохраняется и при выявлении в глаголе объекта, каковой,
в таком случае, выражается присоединением к субъективной частице также
и объективного показателя единственного (-т)108 или множественного
числа (-h),109 давая в глагольной Форме двойную суффиксацию: к субъекту
и объекту (относительная Форма субъективного строя спряжения). Такая
относительная суффиксация альтернативна. Один и тот же контекст
народной речи может иметь ее, но может и не иметь, например: mi puluje
kui-tu «этот пулуж (стелу) воздвигли-они» (Докл. Ак. Наук, 1930,
стр. 145, стк. 3—4); mi puluje kui-tu-m «этот пулуж (стелу) воздвигли-
они-его» (Corpus 15, передняя сторона, стк. 4).
Пример из надписи Мхер-капуси (Corpus 18), народный текст: *1шри-
mni-ше ^Sardurieqmi-me 'Мепиа-ше Пшришшефш-ше mi-li KA-li za-tu-li
teir-tu ardiiue «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина эти
ворота (нишу) построили-они-их, установили-они жертвоприношение (?)»
(стк. 32—34), ср. тот же текст в изложении письменной речи: д1шриш-
ш-ше ^Sardunequu-me лМепиа-ше я1шршшифш-ше mi-li КА zad-u-ak
ter-u-m ardime «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина эти
ворота (нишу) построили-их, установили-его жертвоприношение (?)»
(стк. 1 —2).
Примеры народной речи субъективного абсолютного спряжения:
lu eQaldi-kai ropArdim-di nun-a-li “Impuuim-ni ^Sardureqe лМепиа Tmpuui-
niqe (atqana) di-tu 6Qaldi-e nmbe tiya-i-tu «когда пред Халдом в город
Ар дин (Мусасир) пришли Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина,
установили-они бога Халда жертвенное животное (?) (и) сказали»
(Келишин, Corpus 1 З^стиГ 2 Ь—Ц{в“в восстановлении А. Götze);110 KUK-
ebani qa-i-tu... KUR-еЬаш ati^u /аше ME§ SAL-lutu-MES CTpBiama-di
par-tu111 «страну захватили-они. ul страну полонили-они, мужчин (и) женщин
в страну Биайну погнали-они» (Сардуровск. летописи I, стк. 29—33);
л1шришт-ше ^Sarduneqini-me лМеппа-ше 'Inipuuiniqim-me ш puluje
kui-tu «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина этот пулуж (стелу)
воздвигли-они» (Докл. Ак. Наук, 1930, стр. 145, стк. 1—4).

312
язык влнской клинописи
Примеры спряжения глагола народной речи с отношением к объекту
(относительные Формы субъективного спряжения): с отношением к одному
объекту, д1тритт-ше ,eSardunqim-ine лМепиа-ше 'Impuuimqim-ine im
puluje km-tu-m «Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина этот
пулуж (стелу) воздвигли-они его» (Corpus 12, лицевая сторона,-,стк. 2—4).
С отношением ко многим объектам: URU. МЕЙ GIBIL qarqar mi-tu-li
«города сожгли, разрушили-они-их» (Сардуровск. летописи I, стк. 30).
Отношение с косвенным объектом образуется тем же образом, т. е.
присоединением к субъективной частице приставки косвенного объекта:
qann-a-1-me DINGIR. МЕЙ za-tu-me qare «соблаговолили-мне (пришли
на помощь мне) боги, сделали-они-мне дорогу»112 (Сардуровск. летописи IV,
стк. 7—8). В единственном числе субъекта та же местоименная частица
косвенного объекта присоединяется вместо прямого объекта aru-me
*дал(-«— принес •«—привел)-мне’, ср. aru-m '(он) дал-его’: aru-me теше 40
GltëKIN-tuagi «принес-мне дань 40 мин золота» (Сардуровск. летописи IY,
стк. 54).113
Производные времена от второй группы времен
§ 37. Сослагательное-будущее. Образуется отглагольной основы,
снабженной характером аориста «и», путем присоединения суффикса -lie
в 3-м лице единственного и множественного числа без различения числа
субъектов, но, возможно, и без различения числа объектов. Прослеживается,
главным образом, по Формуле проклятия (вступительной ее части), где
глагольное оформление остается везде без изменения, хотя число объектов
бывает различно.114 Множество субъектов, равным образом, не отражается
на глагольной суффиксации, что видно по примерам использования сослага-
тельного-будущего в качестве повелительного наклонения115 (см. § 38).
Таким образом, не отражая в себе ни субъекта, ни объекта, названный
суффикс -lie может быть простым показателем времени, не относясь к числу
местоименных частап^_Е_ц^*«нем случае придется признать, что сослага¬
тельное-будущее* идет не пйместоименному строю спряжения.
Суффикс -lie иногда усекается и в -h, сохраняя то же значение.11®
Примеры: alu-ше mi DUP. ТЕ tu-lie alu-ше pit-u-lie alu-ше ami
ini-li du-lie alu-ше uli-ше ti-u-he ie-ше ropLuqiuni-ni qa-u-bi «кто эту
надпись похитит, кто осквернит, кто кому-либо все это отдаст, кто другой
скажет: я город Лухиуни захватил» (Ташбурун, Corpus 21, стк. 15—19).
Усеченная Форма суффикса -И(ч—lie) встречается редко: alu-ше amiei
mi-li du-li alu-ше uli-ше ti-u-li... (Sayce 22, стк. 8—9); alu-ше mi

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
313
DUP. ТЕ tu-lie alu-ше pit-u-lie alu-ше eji uu sui du-li (Звартноц, Халдо-
ведение XXII, стк. 32—34).
§ 38. Повелительное наклонение в халдском языке, судя по
наличным его материалам, не имеет своего самостоятельного оформления.117
Для выражения повелительного наклонения используется или аорист или
сослагательное-будущее.
Примеры с сослагательным-будущим в качестве повелительного
наклонения: alu-ше uli-e mi-li du-lie tunm-ш eQaldi-nie бТЕШ1ЕВА-ше
«ARDINI-me DINGIR. MEè... ul-u-lie «кто по другому все это положит
(кто другому все это даст?), нарушителя бог Халд, Тейшеб, Ард, боги. ..
пусть низведут» (Corpus 20, стк. 18—23).
Примеры с использованием аориста в значении повелительного
наклонения: eQaldi-me бТЕ1ШЕВА-ше 6ARDI-m-rae DINGIR. MEê-iue...
kulietu-m «бог Халд, Тейшеб, Ард, боги. .. пусть изничтожат» (Звартноц,
Халдоведение XXII, стк. 42—47); eQaldi-me 6ТЕ1ШЕВА-ше eARDI-m-me
DINGIR. MEè-ше meku-i tmi man-u-m 6ARDI-m-kai «бог Халд, Тейшеб,
Ард, боги проклятым118 имя пусть сделают пред Солнцем» (Макинская,
Зап. Воет, отд., ХХУ, стк. 11—12).
§ 39. Страдательный залог. Характером страдательного залога
служит гласный «i», прибавляемый непосредственно к глагольной основе
до снабжения ее суффиксами лица или числа: sulu umt-i-bi 'ниц по¬
вергнут’ —*• 'ниц повергся’, в данном случае в значении возвратного
глагола: nun-a-bi ‘Мипш-ш... sulu uint-i-bi «пришел Мурини... пал
ниц || смирился» (Сардуровск. летописи П, стк. 36—38). Образуясь в данном
примере от непереходного глагола, ср. umt-a-bi 'он выступил’, указанная
Форма страдательного залога получает его же местоименную суффик¬
сацию. Страдательный залог в халдском пока прослежен далеко недо¬
статочно.
Гласный характер «i» в кавказских яфетических языкам (в грузинском,
мегрельском и чанском) является перебойным эквивалентом гласного «и»
и его разновидностии1’“ ».¡ид по этому признаку î«— и (при нераз¬
личении в клинообразном письм^губных гласных и || о) считать и в халдском
языке оба эти гласные (u||\f за характер страдательного залога, то
окажется, что аорист переходных глаголов, по своему гласному характеру
времени «u» (par-u-bi и др.), относится к числу оформлений того же
страдательного залога. Это полностью соответствует и другим кавказским
языкам, в которых вторая группа времен (аористная) имеет страдательную
основу.120

314
ЯЗЫК ВАНСЕОЙ КЛИНОПИСИ
Подтверждением наших предположений об отнесении аориста халдского
переходного глагола к числу оформлений страдательного залога служит
народная Форма аориста же на -i-tu (qa-i-tu ’они захватили’ и т. д.), где
первый гласный может быть признан за характер времени, заменяющий
в народном языке гласный «п», наличный в письменной речи (см. § 36).
При таких условиях мы встретим и в самом халдском те же гласные u || i,
служащие для образования аориста, т. е. того времени, которое в яфетиче¬
ских языках строит свою основу по нормам страдательного залога.
Наконец, если подтвердятся наблюдения J. Friedrich об эпентезисе
«1» в глагольной основе teir-tu (ср. его эквивалент в письменной речи
ter-u-ш), т. е. о том, что гласный характер «а» вклинился в основу
аористного оформления (te-i-r+tu),121 то мы получаем еще одну параллель
с яфетическими языками, в которых прослежено подобного же рода
явление, ср. грузинское kreb-s 'он собирает’ и аорист knb-a 'он собрал’.122
§ 40. Причастие плохо прослежено и в значительной степени
выявляется пока по спорным контекстам. Яснее других выступает отме¬
ченное Н. Я. Марром шап-н, представляющее собою неоформленную место¬
именным суффиксом глагольную основу с характером аориста «п» в значении
причастия или деепричастия 'сделав’, 'сделанный’:128 ropQalpam UKU.
LUGAL-nuji tuim-i ппш man-u qa-u-bi «город Халпани, город царский,
у124 озера сделанный (построенный) я захватил» (Сардуровск. летописи IV,
стк. 50—51); JKumtampili LUGAL CTpQumaqa-alqi-e ашуаг-du-ni man-u
ш ашп. LUGAL nntini umt-u-n «Кушташпили царя страны Кумух (Кома-
гены) он смирил, (сделав—*■) взяв также каждого царя туда выступившего»
(Сардуровск. летописи IV, стк. 41—43).1.25
Причастная Форма в контексте получает иногда значение прилага¬
тельного. То же значение прилагательного получают также причастные
Формы с суффиксальными приставками -ur: umt-ur-i 'выступивший’,
man-ur-i 'сделанный’ и др., ср. § 17.
Образование причастий на -ш: ti-m 'названный’ и др. сближает их
с отглагольным существительным того же оформления (см. § 41).
Причастие выступает иногда в роли сказуемого в придаточных пред¬
ложениях времени или образа действия, заменяя в аналогичном контексте
соответствующую Форму аорист»J2S——*—-
В. Отглагольное имена
§ 41. К числу отлагольных имен относятся и упомянутые в §40 при¬
частия, образуемые при помощи дополнительных суффиксов.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
315
Имена существительные, образуемые от глагольной основы, могут
иметь общее оформление с причастием. Подобного рода явление наблюдается
и в кавказских яфетических языках, например в мегрельском: ma-tar-al-i
’пишущий’, писатель’, 'писец’; ma-^vil-ar-i 'убивающий’, 'убийца’;
mo-gura-p-u 'учащийся’, 'ученик’ и т. д.ш Подобное же совпадение Формы
имеем в халдском ti-ш 'названный’, 'название’ —> 'имя’, образованное
от глагольной основы ti 'говорить’ (cp. ti-u-lie 'он скажет’, народное
ti-ya-1-tu 'они сказали’): ter-u-bi tmi *Rusa-i URU. TUR «установил имя
Русы городка» (Макинская, стк. 7); ter-u-ni eQaldi-i patari tim «установил
бога Халда город имя» (Калантар, № 11, Corpus 56, стк. 10—11). При¬
меры с ti-m причастием: ter-u-ni im GIS-uldi ter-u-m GIS-zare *Menua-i
GIS-ulde ti-m «(он закончил—*) разбил этот виноградник, разбил сад, Менуи
виноградник (назвав) названный» (там же, стк. 12—15); лМепиа-ше
Ншршшшрт-ше ни pili agu-m лМепиа-1 pili ti-m «Менуа сын Ишпуина
этот канал провел, Менуи канал (назвав) названный» (Sayce 22,стк. 1—3) и др.
VII. Словообразование
§ 42. Как общее правило, имя и глагол изменяются в падежах, лицах
и временах исключительно путем суффиксации соответствующих приставок
без каких-либо изменений самой основы, выявляя тем самым аффиксирующий
тип агглютинации. При этом, как имя, так и глагол, во всяком случае
в лучше прослеженной второй группе времен (аористной),128 предварительно
снабжаются гласным Формативом, в силу чего частицы склонения и спря¬
жения налегают на основу, уже снабженную гласным исходом. Исключение
отмечается пока только в Формах аориста народной речи, о чем см. ниже.
Имена образуются присоединением к основе слова особого Форматива
имен (именных окончаний, воспринимаемых и как окончание именительного
падежа,129 на самом же деле — неоформленный падеж, т. е. без соответ¬
ствующего падежного суФФикса).180 Именное окончание сохраняется во всех
падежах склонения в качестве ближайшего к основе суффикса (см. § 10).ш
Глаголы во второй группе времен (см. §§ 28, 29 и 35) снабжаются
характером времени, суффикгдми «а» для непереходных и «и» для пере¬
ходных, присоединяемыми непосредственно к основе и сохраняющимися
во всех лицах и временах.132 Ис^ючением из этого общего правила
является 3-е лицо множественного тасла переходных глаголов народного
языка, где гласный характер «и» отпадает, заменяясь в некоторых случаях
характером страдательного залога «i» (см. §§ 33 и 39). Без такой замены,
местоименный суффикс в данном примере народной речи налегает непосредст-

316
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
веяно на основу, в виду чего может получиться присоединение его к согласному
исходу глагольного корня, например par-tu (см. там же), чтб в письменном
языке не допускается. В той же народной речи, в том же 3-м лице
множественного числа на -tu, намечается J. Friedrich138 и возможность
изменения самой глагольной основы путем инфиксации гласного характера
«1» (te-i-r-tu, см. § 39), что, равным образом, не наблюдается в письменной
речи, сохраняющей незыблемость основы.
Грамматическое оформление имен и глаголов проводится исключи¬
тельно суФФиксациею падежных окончаний в именах (уже снабженных
именным окончанием), местоименных частиц в глаголах второй группы
времен (уже снабженных гласным характером времени) и окончаний
множественного числа, причем, как уже указывалось выше, сама основа
остается без изменения за исключением одного случая в народной речи,
о чем см. выше.
§ 43. Относительная Форма спряжения, выявляющая в глаголе субъект
и объект (двойная местоименная суффиксация), наблюдается в редких случаях
письменной речи и то с косвенною объективною суФФиксациею. Один такой
случай устанавливается в непереходном глаголе *qaim-a-li-me—»-qaini-a-1-me
'помогли-они-мне’ (см. § 30). Случаев же субъективно-объективной суф¬
фиксации переходного х’лагола письменной речи не уловлено вовсе. Пере¬
ходный глагол в этом языке, насколько мы его знаем, получает только
один субъективный или объективный местоименный суффикс (см. § 35).
Даже прибавка, в редких случаях, косвенно-объективного суффикса к пере¬
ходному глаголу устраняет все другие, отражая в глаголе только один
косвенный объект (ср. ага-me 'привел-ко мне’, 'дал-мне’). В народной
речи, наоборот, отмечаются Формы, например qarqar im-tu-li 'разрушили-
-они-их’ и др., имеющие субъективный местоименный суффикс и показатель
множественности, относящийся к объекту или объективную местоименную
частицу единств, числа (см. § 36), т. е., в разрез с нормами письменной
речи, народная выявляет и двойную суффиксацию, передающую в глаголе
как субъект, так и объект.
Отмечая ца-йЧ1КГ оросительной Формы спряжения в народном языке,
приходится все же указа^ на то, что она же частичпо прослеживается
и в письменном языке, в ^казанной выше Форме непереходного глагола
с отношением к косвенному объекту. Таким образом, не отрицая в халдском
глаголе отдельных случаев двойной суффиксации относительной Формы
спряжения, все же следует отметить крайне слабое ее выявление
в глагольном оформлении.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
317
В именах двойная суффиксация падежных окончаний наблюдается
в порядке особой нормы суффиксов отношения, принадлежащей к числу
синтаксических особенностей речи (см. § 50).
§ 44. Глагольные основы нередко оказываются общими в переходных
и непереходных глаголах. Отнесение их к той или иной группе зависит
от присоединяемого гласного характера времени. Суффиксация гласного
характера «а» делает глагол непереходным, а гласного характера «и»
обращает его в переходный. Примеры: основа пп—►im-a-bi 'подошел-он’,
mi-u-bi 'перевел-я’; основа naq —> naq-a-di 'пошел-я’, naq-u-bi 'принес-я’;
'унес-я’; основа umt—>uint-a-bi 'выступил-он’, uint-u-m 'поднес-он’ (в над¬
писях на щитах); основа ul—>ul-a-di 'вышел (выступил)-я’, ul-u-lie 'пусть
введут (в землю, т. е. низвергнут)-их || его’; основа qaim—*■ qaim-a-1-ше
'пришли (на помощь)-онй-мне’, qani-u-bi 'вынес-я’ и т. д.184
Другой вид семантического изменения глагольной основы проводится
путем присоединения к ней предлогов-префиксов (см. § 27).
§ 45. Сложные слова чаще представляют сочетание идеограммы
с Фонетическим дополнением, что нередко вызывает вполне обоснованные
сомнения в том, имеем ли мы сложное слово, выраженное идеограммою
с приставкою другого слова, или же только одно простое слово с пред¬
шествующим ему детерминативом. К числу явно сложных слов такого
образования относится, например, LU-tau (Фонетически LU-tav и с Фонети¬
ческим же чтением идеограммы en-tav, ср. грузинское ens-6av 'эристав’,
буквально 'народа-глава’). С родительным падежом первого составного
слова, так же, как и в грузинском (er-is), мы должны иметь в халдском
en-e-tav или eri-e-te, каковое и встречается самостоятельно в полном
Фонетическом начертании, обычно читаемом еи-е-1а. Мне кажется, что, при
сходстве графического начертания последнего знака la || te, мы и в халдском
в значении 'царя’ имеем не eri-e-la, a en-e-te или en-e-ta, оно же
в идеографическом начертании LU-te или LU-tau: ^Sardun-nie ale ali
LU-tau tuqi ímtmi zad-u-bi «Сардур говорит: всех племенных вождей...
я сделал» (Сардуровск. летописи I, стк. 36—38).185
К числу сложных слов относятся также имена отчества, в которых
к имени, стоящему в родительном падеже, присоединяется термин 'сын’
в полном или усеченно* его виде фш—*ф (фонетически qene—>qe):
!-фпх(-ше); л1шришш-е-ф; í6Sarduri-e-qe
может и не треоовать постановки последнего в родительном падеже:
л1шришш-фп1 (-ше); ieSardun-qmi (-ше); 'Menua-qmi (-ше) и др.
предшествующим именем, термин qene

318
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Времена года представляют собою, равным образом, составные слова:
пшп-tmi 'весна’, буквально 'жара-перед’, и nuni-uqam 'осень’, буквально
'жара-после’. Оба эти слова, также как и третье, tarani 'зимний’, сопро¬
вождаются идеограммою года MU, иногда и его Фонетическим чтением
male, не составляя однако с ним одного цельного слова, что явствует из
размещения male niinitini в Сардуровской летописи на двух разных строках
(IV, стк. 19—2 О).18®
Сложное образование встречаем и в предлогах, например, ik-ukan-i
'вслед за тем’ ('на следующий’), 'потом’, составленное из ik ’тот’ и ukan
'после’, 'за’, ср. грузинское ig-i 'он’, 'тот’, mas-ukan 'вслед за тем’ и др.ш
К числу сложных слов следует отнести и предложные образования
глагольных основ, см. § 27.
§ 46. Управление имени глаголом. Глагол управляет падежом
имени, но и сам отражает субъект и объект в своем собственном оформлении.
Субъект непереходных глаголов, при активном строе их спряжения,
является прямым объектом (логическим) переходных глаголов, идущих по
пассивному строю: nun-a-bi 'Munni-ш «цришел (приблизился) Мурини»,
kar-n-m *Murmu-m «он покорил Мурина» (Сардуровск. летописи II, стк. 36
и Изв. Ак. Наук, 1932, стр. 165, стк. 3), см. §§ 1 и 3.
Субъект (логический) в пассивном строе переходного глагола имеет
свое особое падежное окончание, служащее по содержанию своему падежом
логического субъекта, а но Форме косвенным родительным полной Формы,
см. § 2.
Таким образом, переходные глаголы, благодаря наличному в них
пассивному строю речи, в отличие от непереходных, идущих по активному
спряжению, выявляют расхождение между Функцией) слова и его офор¬
млением: грамматический субъект оказывается в них логическим объектом,
тогда как логический субъект выражается косвенным падежом: лМепиа-ше
1Ш pile agu-ni буквально «Менуей этот канал проведен-он». Та же Фраза,
в ее уже активном восприятии, получает перевод «Менуя этот канал про¬
вел», давая тем самым расхождение Формы слов во Фразе с вложенным
в них новым содепжанием»в связи с изменившимися нормами мышления.
одных, так и при непереходных
сивного строя речи, оказывается выразителем не только косвенного объекта.
VIII. Синтаксические особенности
дательным и направительным
падеж, опять таки в силу пас¬

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
319
но н прямого, даже субъекта. В роди логического субъекта выступает, как
указывалось, родительный полной Формы при переходных глаголах, а кроме
того, и дательный, он же и падеж прямого объекта наряду с неоформленным
(именительным): eQaldini-m alsuimi-ni i6Sardun-me ale «богу Халду вели¬
чайшему188 Сардур говорит»; qa-i-tu ropMeinita-m «захватили они город
Меишту»;189 '“’Qaldim-m шшпапи-m umt-a-li ropMeimta-e-di ‘Impuuini-ni
**Sardurie-qe 'Menua-m JImpummeqe «для бога Халда (по воле бога Халда)
могущественнейшего (могущества) выступили в город Меишту Ишпуип
сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина» (Corpus 15, лицевая сторона,
стк. 18 и 9—12).ш И здесь мы имеем расхождение между косвенным
объектом и косвенным падежом, т. е. между содержанием данного офор¬
мления и его Формою, так же как выше имели расхождение между логиче¬
скими субъектом и прямым объектом и их же грамматическим оформлением.
Косвенный падеж оказывается во Фразе не только выразителем косвенного
объекта, но и прямого, частично и самого субъекта в полной аналогии
с яфетическими языками Закавказья, ср. в мегрельск.: ko-s u/=ors «чело¬
век любит», та varzenq <para-s ko-s «я даю деньги человеку», где дательный
падеж (-s) оформляет субъект, прямой объект и косвенный, совершенно
так же, как и в приведенных выше халдских Фразах с дательным паде¬
жом на -ш.ш
§ 47. Оформление глагола. Субъект и объект отражаются в самой
глагольной Форме путем субъективной и объективной суффиксации, имей
тенденцию к единой суффиксальной приставке, субъективной или объективной.
Поэтому глагол, выражая субъект, не отражает объекта и наоборот
(см. § 29—37). Двойная суффиксация одновременно к субъекту и объекту
прослеживается редко (см. § 43). Халдский глагол в основной своей кон¬
струкции идет по местоименному строю спряжения.
Пассивный строй речи сказывается и в местоименной суффиксации,
в частности, получилось совпадение субъективной частицы 3-го лица непере¬
ходных глаголов (-be || -bi) с субъективною же 1-го лица переходных
(-be || -bi), как следствие активного восприятия пассивного построения Фразы:
ie-ше zadu-bi 'я сделал (построил)’, буквально 'мною сделал-он’,
ср. удинское: bilidm-en <ре-пе «мудрецом (через мудреца) сказал-он»—*•
—»■«мудрец сказал».1** &—•
Своеобрад5^пасси»юй конструкции, сказавшееся в 1-м лице пере¬
ходных глаголов, сказьш^тся и в 3-м лице письменного языка, каковое
выражает своею местоименною частицею не субъект, а объект: ‘Qaldiei
SUJ1 midumt-u-m «бога Халда святилище соорудил (или соорудили)-его»,

320
язык влнской клинописи
т. е. святилище. Объект, в данном случае, ясно выражается местоименною
частицею -т, каковая, при полном безразличии к числу субъекта, заменяется
суффиксом множественного числа при множестве объекта: шнВпЩ-п-ак
«соорудил (или соорудили)-их». Упор делается на логический объект,
имеющий оформление субъекта активного строя непереходных глаголов,
логический же субъект в этих пассивных Фразах (при переходном глаголе)
является лишь исполнителем действия (ср. § 51).141
§ 48. Постановка слов во Фразе. Халдская письменная речь
выработала известный стереотип в построении Фраз, но стереотип этот
прослеживается, главным образом, в отдельных Фразах и в небольших
надписях, составленных сплошь такими Фразами. Здесь, очевидно, вырабо¬
тался устойчивый консерватизм, уже полностью не отвечавший структуре
живой речи (ср. § 49). Поэтому в самих текстах получилось расхождение
внутри синтаксического построения, сделав строгое соблюдение стерео¬
типного распорядка слов необязательным, поскольку длинные повествова¬
тельные надписи летописного характера предоставили составителю текста
известную свободу изложения. В связи с этим получилась некоторая неустой¬
чивость в размещении слов во Фразе и отступление от выработавшегося
стереотипа письменной речи.
При таких условиях, уточнение действующих норм синтаксиса не
может проводиться на основе всего взятого воедино материала. Наоборот,
синтаксические правила должны быть устанавливаемы в отдельности для
застывших Форм письменного языка и для проскальзывающих в нем норм
живой речи, взрывающей стереотипное построение Фразы. Подходя к халд-
ским эпиграфическим памятникам с этой точки зрения, придется выделить
нормы письменного языка как таковые, выявившиеся в стереотипном
построении Фраз. По характеру материала с них и придется начать изло¬
жение.
В памятниках письменной речи действующее лицо (логический
субъект) при переходном глаголе ставится на первое место, при непере¬
ходном же на первое место ставится косвенный объект в дательном падеже,
а субъект помещается после глагола, если же такой косвенный объект
отсутствует, то субъех^'^анимает его место. Типичные примеры пись¬
менной речи: с переэдкым глаголом (субъект на 1-м месте, глагол
в конце) лМепиа-п1е пп рп«|^и-ш «Менуа этот канал провел»; с непере¬
ходным глаголом (косвенный объект на 1-м месте, глагол на 2-м, субъект
в конце) б<5аМш1-т иштанп-ш иш1-а-11. . . л1шриитх-т лб8аг(1ипе<}е
лМепиа-т Ншрпште^е «для бога Халда (по его воле) могущественного:44

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
321
выступили.. . Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина»; или
(субъект на 1-м месте, глагол на 2-м) 6Qaldi-m uint-a-bi «бог Халд высту¬
пил». Отступление от этого правила наблюдается не только в непере¬
ходных глаголах, когда субъект и без наличия косвенного объекта может
стоять после глагола, ср. nun-a-bi 'Murmi-m; 'Utupurnn-m. .. nun-a-bi
(Corpus 27, ctk. 12—13). Но и в самом переходном глаголе, правда,
весьма редко, субъект иногда последует за глаголом: aru-ш eQaldi-nie
'Мепиа.. . (Никольский I, стк. II), ср. в обратном порядке: 6Qaldi-m
me LUGAL-tuqi aru-m.145
Прямой объект (логический) при переходном глаголе, при отсутствии
отдельно выраженного субъекта, занимает в самой письменной речи раз¬
личные места, так в строительных текстах он ставится перед глаголом:
Е. GAL. MES íintim midiinit-u-bi «цитадели я... соорудил» (Сардуровск.
летописи IY, стк. 15—16, 23), а в военных после него, если объект вы¬
ражен собственным именем: qa-u-bi дЕпаф KUR-m qa-u-bi ropIrdamum
«я захватил Эраха страну, я захватил город Ирданиуни» (Никольский У,
стк. 3—4). Если же прямой объект выражен нарицательным именем,
то предшествует глаголу и в военных надписях: KUR-ebam qa-u-bi...
KUR-ebam atu-bi fame SAL-lutu-MEá paru-bi «страну я захватил. ..
страну я полонил, мужчин (и) женщин погнал» (Сардуровск. летописи IV,
стк. 21—22). Субъект, при его наличии в тексте, как общее правило пред¬
шествуя глаголу, может стоять и перед прямым объектом и после него, причем
и в этом случае глагол все же остается в конце: *Мепиа-ше Чшршшпфш-
ше mi NA-puluji kugu-ш «Менуа сын Ипшуина этот камень-стелу воздвиг»
(Sayce 80, стк. 2—3), ср. mi NA-puluji 'Rusa-rae 'Argimteqim-me kugu-ш
«этот камень-стелу Руса сын Аргиштия воздвиг» (Халдоведение XXII,
стк. 1—3). Возможно, что на расстановку слов во Фразе влияет и семантика
отдельных глаголов, требующих при себе постановки объекта на опре¬
деленном месте, так, например, глагол ter-u-bi имеет прямой объект после
себя (см. § 3).
Косвенный объект в зависимости от его Функций получает раз¬
личные места во фразе, так падежи принадлежности тяготеют к постановке
в начале текста, т. е. перед субъектом и глаголом (см. § 7), тогда как
падеж направления, наоб^лг^-, ставится после глагола, замыкая Фразу
(см. § 9). Дательный	значении косвенного объекта помещается
и в начале и в концг Фразы ^Зависимости от ее содержания. Так, в заклю¬
чительной части надписей не редка постановка имев бога и царя в дательном
падеже непосредственно перед оканчивающею текст титулатурою (см. § 6).
Мещанинов	21

322
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Различные отступления уже отмечались выше при обзоре разновидностей
косвенного объекта (см. §§ 5—9).
Косвенный объект определитель ставится обычно перед определяемым
ям словом и нередко согласуется с ним суффиксами отношения (см. § 50).
§ 49. Порядок размещения слов в народном языке. К сожа¬
лению, получить исчерпывающий материал для определения структуры
народной речи нет пока возможности. Те крайне малочисленные данные,
каковые имеются в нашем распоряжении, в частности, и вторая половина
надписи Мхер-каиуеи (Corpus 18, стк. 32—94), носят явные следы
обратного воздействия на них со стороны письменной речи, выявившиеся
в дословном переводе халдского письменного текста, наличного тут же
в предшествующих строках (1—31). Поэтому в надписи Мхер-капуси,
во второй ее части, соблюдено то же размещение субъекта, объекта
и глагола, как и в письменном языке. Действительно, mi-li КА zadu-ah
ter-u-m ardnne «эти врата (нишу) сделали-их, установили-ее жертву»
(стк. 2) переведено в народной речи только с изменением глагольных
Форм: îm-li КА. MES za-tu-li teir-tu ardnne «эти врата (нишу) сделалп-
-они-их, установили-они жертву» (стк. 33—34). Судить о том, насколько
размещение слов в последней Фразе соответствует нормам самой народной
речи, трудно в виду дословного совпадения обоих текстов. Во всей этой
надписи синтаксическое расхождение наблюдается только в перечне жертв,
где имя соответствующего бога предшествует цифровому обозначению жерт¬
воприношений в письменном языке и следует за ним в народном: бТЕ1ШЕВА
6 GUD 12 UDU. МЕЙ || 6 GÏÏD 12 UDU 6ТЕШ1ЕВА «бога Тейшебы
6 быков 12 овец» (стк. 4 и 36) и т.д.ш Расхождение замечается, впрочем,
еще и в согласовании с числительными. В письменной речи (стк. 4—20, 30)
при множестве жертв нередко встречается идеограмма МЕЙ, которая вовсе
отсутствует в сЬответствующих местах народного текста той же надписи,
указывая на выдержанность согласования с числительными в единственном
числе.147 Других расхождений нет, по крайней мере, в большей части
надписи, занятой перечнем богов и им приносимых жертвоприношений.
Конец же надписи, где идет свободное изложение, и где, благодаря этому,
могли более ясно выявиться особенности народного языка, к сожалению
крайне дефектен, и ^каг восстанавливается с трудом, выпадая тем самым
из наших рук.
Текст надписи Мхс^-капуси, узко сакрального характера, связан
своим содержанием и, конечно, не дает столько интересующего нас материала,
сколько дадут описательные тексты более свободного изложения. Таковы

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
323
летописные своды, но в них преобладает стиль письменного языка и лишь
местами проскальзывают «вульгаризмы». Наиболее показательным, в связи
•с этим, оказывается переводный текст билингв, в которых детали излагаемых
Фактов не имели для себя готовых стереотипных Фраз обычного царского
повествования и потому оказались более восприимчивыми к передаче норм
живой речи.
Распределение слов по нормам письменного языка соблюден и в строках
24—33 первого столбца летописей Сардура, где наиболее ярко выступили
глагольные оформления народной речи. В части размещения слов про¬
слеживается одно только отступление от общих правил, а именно напра¬
вительный падеж CTpBiaina-di предшествует глаголу par-tu, а не последует
за ним, как ожидали бы мы в письменном языке, и как мы это действи¬
тельно имеем во всех остальных местах Сардуровских летописей (IY, стк. 2 3;
V, стк. 10, 19; II, стк. 34), и в том же первом столбце, в его части,
изложенной шаблонным языком царских текстов, в стк. 16—17: /аше
SAL-lutu par-u-bi CTpBiaina-i-di.148
Последнее расхождение, повидимому, не случайно, так как именно его
мы и паблюдаем выдержанно проведенным в халдском тексте билингвы
Келишина, наиболее подозрительной с точки зрения выдержанности норм
письменного языка. Келишинская билингва и оформлением глаголов,
и построением Фраз, стоит особняком в общей массе халдского эпиграфиче¬
ского материала. Глагольною структурою она примыкает к народному
тексту надписи Мхер-капуси, что же касается отступлений синтаксического
порядка, то в ней таковые наблюдаются на протяжении всего текста. Так,
между прочим, мы находим тут и направительный падеж, предшествующий
сказуемому: ropArdnu-di nun-a-be л1шришт-т *®Sardureqe «в город Ардин
(Мусасир) пришел Ишпуин сын Сардура» (стк. 1—2,17—18); ropArdmi-di
nun-a-h л1шритп1-т ^Sardureqe лМепиа Hmpuuimqe «в город Ардин пришли
Ишпуин сын Сардура (и) Мснуа сын Ишпуина» (стк. 26—27). Живая
речь сказалась с первых же строк надписи, где обращение к богу, ‘Aldi-kax
«пред богом Халдом», оказалось стоящим в начале текста: iu eAldi-kai
r0pArdim-di nun-a-be 'Impuuini-m. . . «когда пред богом Халдом в город
Ардин пришел Ишпуин...» (стк. 1—2).14* В стереотипных Фразах царских
текстов имена, снабженные,,послелогом -кал, заключают собою повествова¬
тельное изложение, или,твсяком случае, стоят в конце его, а не начинают
собою описания события: nfckui tini man-u-m 6ARDI-m-kai «проклятым (?)
имя пусть сделают пред Солнцем» (Макинская, Зап. Воет, отд., XXY,
стк. 12); 6Qaldi-m mnta-bi maji-m-e gim-mun-e kar-u-m cipQumaqa-qah
21*

324
язык влнскоб клинописи
КЦВ-ш teq-u-m í6Sardun-kai «бог Халд выступил в поход''своею мощью (?)
покорил он страну Комагены, повергнута-она пред Сардуром» (Сардуровен,
летописи IY, стк. 36—37), и др.ш Засим, в стк. 12 Келишинской билингвы,
после правильного, с точки зрения письменной речи, построения Фразы
ter-11-m eAldma КА «установил Халдовы ворота»151 поставлен сразу глагол
aru-ш, так же как и в предшествующих строках (8—11) глагол naq-u-m
стоит перед прямым объектом. Такое построение Фраз прослеживается
в письменной речи главным образом в ее распространительных текстах,
т. е. именно в тех, которые легче подпадают под воздействие народ¬
ного языка, например: nun-a-bi *Qilarua-da-m kaukie sulu uint-i-bi
inat-u-ali kurie-li jilu-a-di makun naq-u-bi GUÖKIN KU. BABBAR BI. BU
didguim cipBiana-i-di agu-bi «пришел Хиларуада ко мне, ниц повергся,
обнял колени, я отнесся милостиво, я унес золото (и) серебро... в Биайну
я увел» (Sayce 50, стк. 22—25). Эта Фраза не обычна для халдского
шаблона и представляет собою сравнительно редкую вставку в длинные
завоевательные тексты, поэтому она своею структурою отступает от прочих
образцов письменной речи, относясь к числу ее новелл. Подтверждением
этому служит не только общее в народной речи стремление глагола про¬
двигаться к началу текста, но и чуждая письменному языку постановка
направительного падежа перед глаголом (CTpBiana-i-di agu-bi) в том же виде,
как это замечается и на строке 33 первого столбца Сардуровских лето¬
писей и в отмеченных выше местах билингвы Келишина. Таким образом,
в билингве прослеживаются те же отступления и в грамматических Формах
(см. § 36) и в синтаксисе, которые имеются во вставках в царские лето¬
писные тексты, но которые не свойственны стереотипным Фразам закон¬
сервированного царско-культового письма, так же как не обычно для
последнего и написание имени самого бога без начального аффриката eAldi,
что выдержанно проводится в билингве и что уже в ассирийском тексте
той же билингвы передается правильным халдским соответствием письменной
речи eQaldi. Необычно для письменной речи также и помещение слов
6Aldi-e euri-i в строках 12—13 после глагола, а не перед ним, с исходным
к тому же гласным «i» в слове 'владыка’ вместо обычного «е» (eun-e):152
aru-m ®Aldi-e euri-i К A ulguima-m edini «привел|| дал (жертвенных
животных и т. д.) бога Халда владыки воротам для своей жизни», т. е.
поднес воротам бога Х^лда владыки за свою жизнь», или в чтении А. Götze:
aru-m 6Aldi-e eur^. ulguuna-m edim «(привел—>) предоставил (принад¬
лежащее) богу, Халдр|& жизнь свою».153 Основные тексты древнего Вана
изобилуют у поминаниями владыки Халда, но имя его выделяется постановкою

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
325
на первое место не только отдельных Фраз, но даже и всего текста целиком.
Ряд царских надписей начинается со слов eQaldi-e eun-e; 6Qaldi-e euri-e
am E '“Sardun-nie... uiidunit-u-m «бога Халда владыки это строение
Сардур... соорудил» (Никольский XX, стк. 1—2) и др. Напротив,
помещение 6Aldi-e eun-i(e) внутри Фразы, как это мы видим в надписи
Келишина, идет в разрез с основною постановкою торжественных вещаний
халдского царя (см. § 51). Из всего сказанного явствует, что билингва
вскрывает не только структурные расхождения в построении слов и Фраз,
но и народную терминологию собственных имен вплоть до названия Муса-
сира в народной халдской передаче городом Ardmi.164 Вообще в этой надписи,
наиболее среди других свободной от консерватизма Фразеологии царских
текстов, заметен ряд своеобразных с точки зрения письменной речи моментов,
как то — свои нормы глагольного оформления, расхождение в корнеслове,
например, имени бога Aldi, размещение слов, в частности стремление
к продвижению глагола в начало Фразы. Все эти особенности оживляют
халдский шаблон, придавая всему тексту своебразный для халдской пись¬
менной речи характер. Более подробный разбор всех особенностей текста
Келишинской надписи, в их схождениях и расхождениях с выработавшимися
правилами письменного языка, еще впереди.155
§ 50. Согласование слов во Фразе (суффиксы отношения). Кроме
отмеченного выше порядка согласования слов их падежным оформлением
(см. косвенные падежи, §§ 5—9), халдский письменный язык выявляет еще
один способ увязки определителя с определяемым словом путем переноса
на первого того падежного окончания, какое имеется у последнего.
Определяемое слово сохраняет свое падежное окончание, но повторяет его
в суффиксации определителя, имеющего свое собственное падежное окон¬
чание и оказывающегося в силу этого стоящим в двух падежах (в своем
•собственном и, кроме того, в падеже определяемого слова). Подобного рода
синтаксическое явление, именуемое суФФиксациею отношения, широко
распространено в яфетических языках, примеры чему уже приведены выше,
ср. в грузинском: motacpe-Oa m-is-Oa «ученикам его», saqel-i mam-isa-y
'(>*— mam-isa-i) «имя отца», в родительном падеже saqel-isa mam-isa-ysa,
в дательном saqel-sa mam-isa-sa, и т. д.15в
В халдском языке оставление без внимания подобногоже рода явления
синтаксического порядка затруднило классификацию падежных окончаний
отнесением в одну ^pytny явно различных падежных суффиксов только на
том основании, ч?б ошй оказались скученными в одном слове. Опасность
такого неучета данноп>|рэыкового явления заключается в том, что все

326
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
оформление определителя считается за одно целое, тогда как на самом деле
он к своему падежному окончанию присоединил еще суФФикс падежа
другого слова, стоящего в другом падеже (saqel-i mam-isa-y). Если же
падежное окончание обоих слов совпадает, то получается нагромождение
в определителе двух сходных падежных суффиксов, что производит
впечатление двойного падежа (saqel-isa mam-isa-ysa). Именно благодаря
этому целый ряд падежных окончаний, относящихся к другому слову, опре¬
деляется исследователем по тому слову, к которому оно Фактически при¬
креплено, в силу чего легко попадает не в свою группу. С другой стороны,
именно суффиксация отношений, существующая только между синтаксически
связанными словами, уточняет выявление определителя и определяемого
и их взаимоотношений, облегчая тем самым чтение и разбор текстов.
Примеры суффиксов отношения в халдской письменной речи: слова,
стоящие в дательном падеже принадлежности, воспринимающие, кроме того,
падежное окончание ими определяемых слов, maji-m-e gini-nmri-e «своею
мощью»;157 те же слова, воспринявшие суффикс множественного числа
определителя, a6Sardun-m-li kun-li158 «Сардура колени—»■ Сардуровы
колени»; 6Qaldi-m-li KA-li «бога Халда ворота —*> Халдовы ворота»;159
слова в родительном падеже, получившие именное окончание определяемого
слова, 6Qaldi-e-i suj-i «бога Халда святилище —*• Халдово святилище»
(Corpus 16, стк. 2); 6Qaldi-e-i URU (=patar-i) «бога Халда город» (Нор-
Баязет, стк. 6)160 и др. ; собственное имя, получившее оформление прила¬
гательного (-mi), стоящее в родительном падеже и воспринявшее сверх
того родительный же падеж определяемого слова, JMenua-im-e-i SAL-
jilai-e “Tarma-i Glè-uldi «Менуевой жены Таририи этот виноградник»
(Халдоведение X, стк. 1—2); имя страны, получившее суффикс отношения
к определяемому слову в направительном падеже множественного числа,
DINGIR-ainte CTpBiama-anite «к богам страны Биайны».161
Сюда же, очевидно, относятся отмеченные J. Friedrich случаи парного
нарастания сходного суффикса, понятые им как двойной винительный падеж
(Akkusativ mit doppeltem -ni).162 На самом деле мы в приведенных им при¬
мерах не имеем ни винительного падежа, вовсе, как мы видели, отсут¬
ствующего в халдском, ни оформления слова с дублированным падежным
окончанием. По всем данным, и в этих образцах пред нами не что иное, как
та же суффиксация отношения, давшая схождение суффикса самого слова
с суффиксом, воспринятым от другого. Так, например, ter-u-bi ma-m-m
чанне дательного пад<	екта от слова eji-m. Равным образом,
eji-ni «я установил
местоимение ma-m восприняло окон-

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
327
‘Aldi-m-ш unigx-m «бога Халда милостью (попечением)», где имя бога
стоит в дательном принадлежности Aldi-nx («принадлежащая богу Халду»)
и получило еще одно -ш от слова uingx-m, стоящего в дательном же
падеже, но с оттенком инструментальности (см. Келишин, Corpus 12, стк. 20),
ср. тот же контекст в письменной речи ®Qaldx-nx-m unigx-nx Hiupumm-ni
"‘Sardurqxni-ше E-xrn mxdx mxtunx, получающий по аналогии с надписью
Келишина следующий перевод: «бога Халда попечением Ишпуин сын.
Сардура строение соорудил» (Corpus 10, стк. 1—2). Даваемый сейчас
перевод имеет большое значение для анализа обычных начальных Фраз
царских надписей: ®Qaldxnxnx alsuinnnx, ®Qaldxmnx uinmanimi, указывая на
возможность истолкования первого слова ®Qaldxnxnx вовсе не как дательного
падежа от полной Формы божеского имени ®Qaldxm, как это предполагается
и теперь еще мною, а как нарастание суффикса отношения -ш на основу,
уже снабженную окончанием дательного падежа принадлежности (тем же
самым -пх), что и дает в результате стечение двух суффиксов одинаковой
Формы ‘'Qaldx-m-m.
У меня подход был другой. Я относил вариацию в написании боже¬
ского имени за счет варпироеания полпой и усеченной основы ‘Qaldxni—>
®Qaldi, благодаря чему и получался дательный падеж от усеченной основы
®Qaldx-m, и дательный же падеж от полной основы ®Qaldxm-m. При новом
подходе к анализу этого же имени, с учетом суффиксации отношения, мы
будем иметь только основу ®Qaldi, в дательном падеже ®Qaldx-nx и с суф¬
фиксом отношения к определяемому слову ®Qaldx-m-m. Тем самым не
меняется общий смысл начальной Фразы ®Qaldinxnx alsuxinmx *NN ale, но
уточняется понимание первых ее слов: при старом толковании наличного
здесь оформления слов мы получаем перевод: «богу Халду величайшему
NN говорит», при новом же объяснении: «бога Халда величию (или
«величием бога Халда», при инструментальном понимании падежного
окончания) NN говорит».188 Различие заключается в истолковании первого
слова в наблюдаемом в нем стечении двух слогов -пх: при понимании
Qaldxm-nx как дательного падежа полной Формы ®Qaldxnx, мы будем иметь
в нем определяемое слово с определителем в лице прилагательного alsux-
шх-ш в том же дательном падеже без всякого суффикса отношения. При
понимании же первого слова как дательного падежа с суффиксом отношения
‘Qaldx-nx-nx, мы будем в нем иметь не определяемое слово, а определитель,
воспринявший падежно^А окончание им определяемого слова, каковым
окажется уже аЕшшх-шА но в таком случае уже не прилагательное,
я, существительное. Так ид&нно и понимает J. Friedrich, усматривающий

328
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
в alsunm-ni не прилагательное, а существительное alsmine в дательном
падеже.1®4 К уточнению этой Фразы на конкретном материале нам придется
еще вернуться ниже, хотя сейчас же считаю долгом оговориться, что, при
всех моих колебаниях, я не решаюсь категорически возражать против этих
построений немецкого ученого, кажущихся мне приемлемыми, но только
при условии признания наличной в других яфетических языках суффиксации
отношения и отказа от весьма непонятного для меня положения о «двойном
винительном падеже».
Происхождение Формы с нарастанием двух -т объясняется тут много-
значимостью самого падежного окончания -ш, выступающего в отмеченных
случаях в роли косвенного объекта принадлежности и прямого дополнения
без изменения своей Формы, в результате чего и получилось схождение
двух -ш.165 Но это—не двойной падеж, а один с суффиксом отношения,
так же как грузинское saqel-is-a m-is-is-a 'имени его’ передает вовсе не
двойной родительный падеж в оформлении слова 'его’ m-is-is-a, а родитель¬
ный с отношением, в котором вторичное -is повторяет не падежное оконча¬
ние самого местоимения, а падежное окончание синтаксически связанного
с ним слова saqel-is-a. Эта зависимость второго суффикса определителя от
падежа определяемого слова наиболее ясно выступает при расхождении
падежей обоих слов, т. е. тогда, когда определитель продолжает стоять
в родительном падеже, а определяемое слово оформляется, например,
в дательном: saqel-sa m-is-sa.
Пока я не останавливаюсь на некоторых спорных словообразованиях,
но все же не могу не вернуться к объяснениям J. Friedrich Фраз типа
‘Qaldimm alsuinimi. Я уже указывал на то, что решающее, с моей точки
зрения, значение заключается в определении самого слова alsmine. Если
оно существительное, как считает J. Friedrich, то предшествующее ему
‘Qaldmmi окажется определителем к нему, если же оно прилагательное,
то само является определителем к имени бога. При первом толковании мы
получаем существительное alsuimi-m в дательном падеже и определителя
‘Qaldi-m-m в дательном же принадлежности, воспринявшем на себя еще
и окончание дательного падежа им определяемого’слова alsuimi-m. За это
говорит и ряд других примеров того же образования как-то eQaldi-m-ni
шптапп-ш, получающее при этом толковании перевод «бога Халда могу¬
ществу (могуществом)»; ‘Qaldi-m-ni Ьашш-ш ul-a-di «по бога Халда
слову (призыву, велению) вышел я».1®6 Именительный падеж от них будет:
шпшаше, alsmine и т. д., родительный eQaldi-m ишшашье, eQaldi-ni
alsuum-e (cp. Corpus 18, c^c. 17 и др.).

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
329
Наиболее показательным в последнем примере оказывается то, что
имя бога не имеет второго -ш (doppeltem -ni) и что его же не имеет
и определяемое слово (шшпапп-е), т. е., что имя бога, стоящее как
определитель в своем дательном падеже принадлежности (6Qaldi-ni), не
могло получить повторного -ni, отсутствующего в определяемом слове
(cp. 6Qaldi-m alsmun-e; 6Qaldi-ni-m alsunm-m).167 Отсюда вывод: повторное
-ш в имени бога появляется только в зависимости от такого же суффикса
в определяемом им слове.
Возможность видеть в имени бога ®Qaldi-ni-m падежное оформление
(-ш) с суффиксом отношения (тоже -т) находит себе подкрепление в таких
Фразах как aluji-ш-ш alsuinn-m «властителя величию || величием» (принад¬
лежащим властителю величием),168 aluji-m-m alsmmi-ni... qaim-a-l-me
DINGIR. ME§ «величием властителя... соблаговолили меня боги || соблаго-
волили-мне боги» (Сардуровск. летописи У, стк. 3—4); ср. другое слово
в том же самом оформлении в совершенно аналогичном контексте: alaui-m-m
alsmim-m . .. фшп-а-1-me DINGIR. MES169 (там же, IY, стк. 6—7,
46—47). Появление здесь при alsunm-m вместо имени бога ‘Qaldmmi
других слов с тем же скоплением двух суффиксов -ш наводит на мысль
о наличии в таком скоплении явления морфологического порядка. К тому
же основа aluji хорошо известна по титулатуре царя, выступая там в голой
Форме: aluji гврТшпра-е URU «властитель города Тушпы», и тем самым
предуказывая возможность образования в сходном контексте дательного же
падежа принадлежности как и в имени бога eQaldi-m (cp. aluji-m), а с суф¬
фиксом отношения aluji-m-m alsmmi-ш: alaui-m-m alsmim-m, следова¬
тельно, и 6Qaldi-m-m alsmmi-ш.
При таком понимании Фразы 6Qaldi-m-m alsmim-m «бога Халду
величию (или величием)» мы получаем изменение перевода обычных началь¬
ных строк царских надписей в уже указанном выше смысле, как то
^Qaldi-m-m alsunm-m лАгдппй-ше ale «бога Халда величию Аргишти
говорит», или в инструментальном значении «бога Халда величием Аргишти
говорит».170
Все же я оставляю пока под вопросом это весьма соблазнительное
толкование, имеющее много данных для преимущественного признания его
как более правильного. Лишь несколько смущающих меня моментов выну¬
ждают не торопиться с полным отказом от прежнего понимания alsunm-m
как прилагательного ^a’.sui в сравнительной степени (alsui-im, см. § 18)
и дательном падеже (?.(жчш-ш) с определяемым при нем словом 6Qaldim-m,
стоящим в дательном п^еже без суффикса отношения, но с полным

330
язык влнской клинописи
оформлением своей основы ‘Qaldmi по аналогии с eArdim, где полное
окончание явствует хотя бы из таких написаний как ‘UD-m-kai, Фонети¬
чески eArdini-kai, в неоформленном падеже при послелоге -kai 'пред’
(Макинская, стк. 12 и др., см. § 26).171 Сомнительным является также
и стечение существительных с одним и тем же исходным слогом: ulguine,
alsuiuie, ишташе, pituine, иатше (Изв. Ак. Наук, 1932, стр. 345,
стк. 4—5 и стр. 348, стк. 4 — 6; ср. Халдоведение VIII и др.), тогда
как, наоборот, прилагательные в сравнительной степени естественно дают
сходное образование, к тому же прекрасно толкуемое в своем оформлении
по аналогии с кавказскими яфетическими языками (о чем см. выше
в заключительной главе).
Тем не менее, окончательно отвергнуть признание слов alsuime,
ишташе и пр. за существительные я не могу, так же как не могу отрицать
соблазнительности истолкования Форм ‘Qaldi-m-m alsuiuii-m, ‘Qaldi-m-m
ншташьш, eQaldi-m-ni Ьашт-ш и т. д. как построенных по норме суф¬
фиксации отношения.17*
§ 51. Синтаксические особенности письменного языка.
Проводимое мною деление эпиграфических памятников древнего Вана на
носящие письменную речь и народную основывается на отмеченном выше
значительном расхождении в грамматических Формах и некотором расхо¬
ждении в синтаксических правилах между обычными текстами письменной
речи и теми памятниками письма, в которых изложение ведется с отступлением
от выработавшегося шаблона. Сохраняя за последиим наименование «пись¬
менный язык», я ограничиваюсь сейчас лишь краткою характеристикою
только его особенностей.
Письменная речь представляет собою изложение военных и строитель¬
ных деяний властителя Биайны.173 Тексты обращаются к богу покровителю
Халду и в связи с этим сохраняют консерватизм культового языка.174 Интерес¬
ною особенностью с этой стороны является та же пассивная конструкция,
выступающая, впрочем, в более расширенном ее понимании. Мы видели,
что она ясно сказывается в грамматическом оформлении, выявляющем
логический субъект не столько в качестве действующего лица, сколько
исполнителем воли третьего лица (см. § 47). Эго третье лицо лежит в грам¬
матическом оформлении халдского переходного глагола и наиболее отчетливо
выступает в 1-м лице аориста «мною сделал-он—>я сделал», ie-ше
zad-u-bi, обусловливая собою всю глагольную структуру. Но это Формаль¬
ное выявление решающей роли постороннего третьего лица в местоименной
суффиксации глагола улавливается только анализом грамматической струк¬

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
331
туры, между тем, в тех же письменных памятниках древнего Вана мы
находим еще более ясное его же выявление в самом содержании текстов,
в соответствии с чем много понятнее становится и отмечаемое своеобразие
пассивного строя в пределах того же халдского материала. Письменная
речь представляет собою исключительный интерес, расширяя наше пони¬
мание пассивности, вскрываемой не только в морфологии, но и в синтаксисе.
С этой точки зрения, содержание всей Фразеологии письменного языка
пропитано таким «третьим действующим лицом». На самом деле, если
детальнее всмотреться в смысловое содержание памятников письменной
речи, то несомненным становится, что даже сам царь повествователь
является не действующим лицом, а исполнителем директив бога Халда.
Он докладывает о своих деяниях богу Халду: 6Qaldimm alsuiimm^Sardun-
ше ale «богу Халду величайшему (или бога Халда величию) Сардур
говорит».175 Царь по воле Халда совершает то или иное деяние, выступает
в поход, покоряет страны и т. д.: 6Qaldinim urumaimm uiutali ropMcinitae d
Чшрпшшш *eSarduneqe 'Menuam 4inpuuimeqe «для (по воле) бога Халда
могущественного (для могущества бога Халда || бога Халда мощью)
выступили в город Меишту Ишпуин сын Сардура (и) Менуа сын Ишпуина»
(Corpus 15, стк. 9—12 лицевой стороны). Прекрасный пример этому же
пониманию характерной семантики всех халдских текстов данпого рода
находим и в приведенном выше толковании J. Friedrich Фразы: 6Qaldinmi
bauinim í6Sardunme 'Argimteqmime ah «по слову бога Халда (по его
призыву, воле, повелению) Сардур сын Аргиштия говорит».176
Царь направляется в завоевываемые страны велением Халда. Царь
говорит словами бога, или что то же, бог говорит устами царя, ср. при¬
веденную выше удпнскую Фразу: bihdm-en <ре-пе «мудрецом сказал-он
(устами мудреца сказал-он)».177 Мало того, Халд не только действует
через царя, но и сам непосредственно движется в поход, завоевывает
страны и т. д.: ‘Qaldini uuitabi majmi giui-inune karuni aErikuaqi
KUR-nie karum ropLuqiumm tequm ^Menua-kai «бог Халд выступил
(в поход) своею мощью (?) покорил он страну Эрикуахи,178 покорил он город.
Лухиуни, поверг его пред Менуей» (Никольский I, стк. 1—3, Corpus 21)
Что еще более ярко может выявить пассивность активно действующего
царя? Оказывается, что бог покорил страну и город и поднес их царю,
тут же, очевидно, стоящему со своим войском пред поверженным объектом
своих собственных военных действий.
Мышление&хотя бы пережиточно сохранившееся в отсталых Формах
культового языкй| вырисовывается тут как исторический свидетель под¬

332
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
чиненной роли в действительности действующего лица. Активное лицо
(субъект) здесь бог, а не царь, и, если речь идет уже от лица царя, то
в ней все же действует бог-тотем. Поэтому 1-ое лицо обслуживается место¬
именным суффиксом 3-го лица, а подлежащее стоит в косвенном падеже,
так как оно не является не только грамматическим, но даже и логическим
субъектом. Можно было бы выразиться так: мы имеем расхождение не
только между грамматическим и логическим субъектами, но и в самом
логическом субъекте. Действующим лицом во Фразе, логическим субъектом
в ней, оказывается уже царь, но действующим лицом во всем тексте, его
логическим субъектом, остается еще бог. Содержание всего текста
разошлось с осмыслением Фразы, а последнее с ее грамматическим оформле¬
нием. Местами же сохраняется грамматическая структура, передающая
действующее лицо в качестве выполнителя роли 3-го лица при активном
его логическом осмыслении. Это и будет пассивная конструкция. Она
и прослеживается в халдском переходном глаголе в полном соответствии
с отмеченным выше взаимоотношением субъектов.
Это взаимоотношение субъектов выражается в том, что бог Халд или
сам непосредственно выполняет намеченные царем деяния или совершает их
руками царя. В структуре же Фразы царь выступает уже в его логическом
осмыслении действующего лица. При таком содержании текстов естественно
выпячивается вперед имя бога и последовательное изложение перебивается
божеским славословием ‘^аЫх кигиш ‘(^аМии glш-шurl кигиш.
Такой язык, искусственно задерживаемый в своем развитии жреческою
традициею, выработал ряд шаблонных текстов, без изменения повторяемых
в целой серии надписей со включением лишь вариирующихся топоними¬
ческих и этнических названий. В этом убедится каждый, хотя бы поверх¬
ностно знакомый с разновидностями текстов биайнских царей.179 Такой
шаблон естественным образом разошелся в своей структуре с оформлением
ялов живой речи. Поэтому, когда описываемое событие не находило себе
готовых Фраз обычных текстов, появились вставки, построяемые самим
писцом. И здесь, конечно, легко могли проникнуть в связное изложение
живые Формы народного языка.180
Расхождение этих Форм живой речи с еще практикуемыми в письме
Формами иного строя уточняет понимание их и в первую очередь са¬
мый процесс идущей перестройки с выявлением в живой речи субъектив¬
ной местоименной суффиксации при сохранении все же субъекта в старой
Форме косвенного падежа (см. § 36). Значительно ослабленною оказалась
в текстах народного языка и торжественность самого стиля с ритмическим

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
333
до известной степени размещением слов, делающим определенный упор
и на глагольную Форму. В письменной речи торжественный стиль вещаний
не столько царя, сколько самого бога через царя, ввел ту уже отмеченную
выше неустойчивость в размещении зависимых слов во Фразе, порождаемую
воздействием живой речи на создавшийся стереотип (см. § § 1—9). Но мы
жестоко ошибемся, если признаем в наблюдаемых нормах синтаксические
особенности самого халдского языка. Это — особый язык, язык «письменной
речи» специального назначения, и он характеризует живую речь лишь
своими с нею схождениями и расхождениями, а вовсе не целиком.
Вероятно, как указывал Н. Я. Марр, к числу стилистических особен¬
ностей именно данного специфического письма, а вовсе не речи вообще,
относится построение текста отрывочными Фразами с частым повторением
вводных слов «NN говорит» и, наоборот, с крайне редким употреблением
почти не улавливаемых союзов.181 Более связный текст находим даже не
в летописях, дающих лишь в отдельных вставках отступления от принятого
изложения, а в билингвах. Но они с этой точки зрения еще не прорабо¬
таны.
Живая речь лишь местами улавливается там, где письменный язык
не мог обслужить непривычного ему изложения расширенного повествова¬
ния. Так, например, описывая поход в страну Ману от своего имени?
Сардур полностью использовал имевшийся в его распоряжении халдский
шаблон, но, как только он перешел к описанию похода в закавказский
Эрах, совершенный его войском, может быть, без личного участия самого
царя, соответствующего шаблона не оказалось, и Фразы выявились совер¬
шенно в ином построении (Сардуровск. летописи I, стк. 24—33). То же са¬
мое имеем в билингве Келишина (Corpus 12), в которой сложные события
Мусасира с установлением и восстановлением нарушенных жертвоприноше¬
ний не уложились во Фразы стереотипного повествования, почему и оказа¬
лись ближе по Форме, и грамматической и синтаксической, ко второй
части надписи Мхер-капусп (Corpus 18, стк. 32—94). Здесь уже
не невольно, за недостатком трафарета, а вполне сознательно речь
строится не по устарелым, застывшим нормам обычных царских вещаний,
тут-же в первой части приведенных с безукоризненным соблюдением вы¬
работавшихся правил. Очевидно, изложение первой части, следовательно,
и вообще всех по тем же нормам построенных царских текстов, нуждалось
уже в переводе, вероятно, далеко не во всех своих частях доступное
пониманию слушателя, не приобщенного к культовым оборотам «письмен¬
ного языка».

334
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
§ 52. Процесс развития халдской речи. Все изложенное
в части выяснения структуры халдской речи, двух ее языков, дает основа¬
ние отметить некоторые моменты, свидетельствующие о процессе развития
языка и, в частности, о застигаемом его состоянии. В этой части выделяется,
мне кажется, достаточно отчетливо, ход языка к ломке чистоты пассивного
строя. Так: 1) уже выделяется активность непереходного глагола, сохраняю¬
щего, впрочем, постановку при себе субъекта не только в неоформленном
падеже, каковой можно было бы условно назвать «именительным» (nominati¬
vus), но и в косвенном дательном на -т (см. §§ 1 и 13); 2) в связи с этим,
объект при переходном глаголе (прямое дополнение) ставится не только
в неоформленном падеже, но и в дательном на -ш, каковой в яфетических
языках (ср. грузинский, мегрельский и чанский) используется и как падеж
прямого объекта (Akkusativobjekt), т. е. в Функции винительного. Таким
образом, устанавливается стремление языка к выработке особого объектив¬
ного падежа при наличном еще использовании в качестве такового
и неоформленного падежа;182 3) субъект при переходном глаголе выражается
не обычным косвенным падежом (как в кюринском, удинском и др.),
а особою его Формою (-ше), каковая закрепляется за падежом субъекта
при переходном глаголе и не имеет уже другого использования (см. § 2);
4)	сам переходный глагол письменной речи уже перестроен в 1-м лице
аориста на субъективное спряжение, каковое во всех лицах выявляется
в том же глаголе народного языка, см. §§ 35 и 36.
Признаки пассивности все же налицо в ряде явлений, как то:
1) в отмеченном выше использовании дательного падежа (-ш) и в падеже
действующего лица при непереходном глаголе; 2) в противоположении
активного по существу строя Фраз с непереходным глаголом пассивному
строю Фраз с переходным; 3) в использовании особого падежа субъекта
при переходном глаголе в отличие от субъекта при непереходном;
4)	в тождестве прямого объекта при переходном глаголе с субъектом при
непереходном (см. § 3), и наконец 5) в наличии в письменном языке
оформления переходного глагола (3-е лицо), отражающего лишь объект
без выявления субъекта, см. § 35.
§ 53. Определение места халдскогоязыка среди других
яфетических Кавказа. По структуре корнеслова язык древне-
ванскон письменности примыкает к шипяще-спирантной группировке,188 что
наиболее ярко выстуйяет при сравнении его со свистящим грузинским в их
^кггивоположности звуковых соответствий (s ¡| ш, t|| t, s-^h и т. д.), напри¬
те?. груз, tel-x, халдск^тха!-! 'год’, груз, de-y (<— den), халд, qen-e 'сын’.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
35
груз, суффикс родительного падежа -к (мегрельское и чанское -ни || -ше)
халд, -ше и т. д.
В части склонения халдский язык близок мегрельскому и чанскому,
т. е. языкам шипящей группы. Так, халдский родительный падеж полной
Формы, используемый для выражения субъекта при переходном глаголе,
-ше, тождествен мегрельскому и чанскому родительному падежу -Ш1 и произ¬
водному от него отложительному -ше. Родительный усеченный -еД образован
усечением полной Формы названного падежа (■*—ше |[ -ни). В мегрельском
и чанском параллельно падежу -Ш1 используется и усеченный его вид
с одним -ш, равным образом, и в халдском -ш является, хотя и редким,
разночтением -ше в том же значении падежа логического субъекта при
переходном глаголе, см. § 2.184
С закавказскими языками (грузинским, мегрельским и чанским)
сближается халдский и Формами относительного склонения (перенос падеж¬
ного окончания определяемого слова на определителя, сохраняющего кроме
того и свое собственное падежное окончание, см. § 5О).185
Общим с ними является и согласование имен с числительными. Коли¬
чественные числительные не управляют связанными с ними именами,
в связи с чем имя при числительных может стоять и в единственном числе,
см. § 29.188
В халдской речи как и в грузинском, мегрельском и чанском, наблю¬
дается смешение основ личных местоимений и глагольных местоименных
приставок 1-го и 3-го лиц, см. § 24, сводная таблица.187
Так же как и в этих языках, родительный падеж участвует, повиди-
мому, и в халдском в образовании степеней сравнения, см. § 18.188
В части спряжения, своим абсолютным и относительным строем
оформления глагола, халдский идет но нормам закавказких языков (грузин¬
ского* мегрельского и чанского).189
Многозначимость дательного падежа -ш (см. § 13) сближает халдский
язык с мегрельским и чанским, но, в особенности, с горскими (кюринским
и удинским), в которых, обще с халдским, выявляется и Функциональное
схождение дательного падежа с родительным.190

ПРИМЕЧАНИЯ
1	И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, Мат. по яФетич. языкозн.г
VII, 1914, стр. 0138—0134: «дательный местоименный падеж... в субъективном строе, не¬
зависимо от залога глаголов, всегда служит подлежащим..., а в объективном строе служит
логическим дополнением, оставаясь в то же время и грамматическим подлежащим. Датель¬
ный картский (т. е. с суффиксом -з) употребляется, а) как подлежащее..., Ь) как до-
полнение прямое или косвенное».
2 См. Caucásica, VII и VIII, стр. 53—61 и 114—126. J. Friedrich называет падеж субъекта
при переходном глаголе на -ше именительным (Nominativ), тогда как он, выражая дей¬
ствующее лицо пассивной конструкции (логический субъект), носит оформление косвен¬
ного падежа. Дательный же на -хн, выражающий, как и в мегрельском, объекты прямой
и косвенный, а также субъект при вепереходном глаголе, именуется им винительным
(Akkusativobjekt) только потому, что этот падеж в контексте выражает иногда прямое до-
полнение, ср. Zur urartái6cben Nominalflexion, Zeitschr. f. Аззуг., NF, VI, стр. 288 и др.
В последней работе, Eiuführung ins urar tais che, J. Friedrich перешел на более правильное
наименование данных падежей по Формальному признаку: ni-Kasus, se-Kasus (стр. 10 сл.).
3	Caucásica, VII, стр. 114.
4	См. в главе о склонении.
5	Caucásica, Vn, стр. 57.
6	Caucásica, VII, стр. 57, прим. 2.
7	Там же.
8	См. А. М. Дирр, Грамматика удинского языка (Сборн. мат. для описания мести, и племен
Кавказа, ХХХ1П и отдельное издание, Тифлис, 1903), стр. 38 сл. и др.
9	Субъективная местоииенвая приставка-суффикс -s.
10	См., например, в Халдоведении. Признаюсь, что неправильность моей же старой схемы
выяснилась лишь по ознакомлении с работами немецкой школы, резко разделившей пере¬
ходный глагол от непереходного, но новый подход к халлскому языку все же уточнился
только на кавказских параллелях, когда указанное разграничение обосновалось на про¬
тивоположении Фраз активных фразам пассивного оформления. Именно это и осталось не¬
вскрытым при изолированном подходе к халдскому языку.
11	П. К. Услар, Кюринский язык (Этнография Кавказа, VI, 1896), стр. 34, § 36.
12	См. в главе о склонении и в главе с заключительными выводами, где приводятся кавказ¬
ские параллели.
13	Caucásica, VÜ, стр. 57, прим. 2.
14	Как мы видели в предшествующих двух главах, для выражения прямого объекта в халл¬
ской пассивной Фразе (при переходном глаголе) используется или неоформленный падеж
или дательный на -ш. Таким образом, единого* окончания действительно не прослежи¬
вается, но отсюда вовсе еще не следует, что прямой объект (Akkusativobjekt) слабо отте¬
няется.
15	На основании ассирийскиу&чаллелей билингвы Келишина A. G5tze дает ряд семантиче¬
ских разновидностей у испожавании приставки -ш, как-то: 1) ulgunna-ni «für seia
Leben», 2) 6Aldim-nj anigim «mit dlfc Gnade des Chaldi», 3) 6Qaldma-m KA «aus den Toren ¿a
Chaldi», 4) yaram initim-m «von dieser Stele» (Zur Kelischin-Stele, Zeitschr. f. Assyr,

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
337
NF, V, стр. 104). Первые два из этих примеров вполне убедительны и подтверждают мои
определения суффикса -ш как окончания дательного падежа (см. дальше, §§ 3 и 13). Что
касается третьего примера, то в нем мы имеем тот же, как и во втором, дательный при¬
надлежности (dativus possessivus), а вовсе не исходвый падеж. Здесь имя бога 6Qaldina-m
определяет следующее за ним слово, идеограмму ворот КА (принадлежащие богу Халду
ворота-> Халдовы ворота). Пример четвертый придется вовсе откинуть, так как включен¬
ное в него слово íintim-m (на строке 38) сам же А. Götze, в интерпретации этой строки
на стр. 122 той же работы, читает иначе (i-na-a-m), ср. о том же суффиксе -ш в Cauca-
sica, VII, стр. 57; Einführung ins urartaiíche, §§ 51, 53.
16	То же самое имеем в мегрельском и чанском, о чем си. в предыдущей главе.
17	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка (Мат. по яФет.
язьшозн., ХП, 1925, стр. 22, § 35: «дательным этот падеж называем лишь условно, при¬
меняясь к принятой терминологии, на самом деле это вообще объективный падеж; отве¬
чая на вопросы и кого, что, и кому, что, он настолько же дательный, насколько винитель¬
ный».
18	См. И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр.0133—0134, § 133,
19	Он же включает сюда и «именительный» на -ш. (Nominativ), только номенклатура паде¬
жей дастся им иная. Слова, оформленные на -ш, он относит к Nominativ и Akkusativ, но
на стр. 104 приводит ряд примеров на -ш в значении принадлежности («für sein Leben»,
«des Chaldi»), далекие от содержания именительного и винительного падежей. Для датель¬
ного же падежа им устанавливается суффиксация -е и -а, что повторяет и J. Friedrich.
См. А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 102—104 и J. Friedrich, Caucásica, УШ, стр. 118 сл.;
Einführung ins urartaische, § 59.
20	Так и получилось у А. Götze, см. предыдущее примечание.
21	Caucásica, УШ, стр. 115 и 118.
22	J. Friedrich, Caucásica, УПГ, стр. 118, см. там же, прим. 2: «die Formen des Genitive über¬
nehmen beispielsweise auch im Neugriechischen, Altpersischen und Mittelindischen die Funk¬
tion des Dativs mit. Zur nahen Berührung zwischen Genitiv und Dativ im Urartäischen
s. auch schon Sayce, JßAS, 1882, S. 427», cp. Einführung ins urartaische, § 60.
23	См. также дальше, § 7.
24	См. H. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 22, § 35.
25	Равным образом выступающим в значении падежа субъекта при активном строе непере¬
ходных глаголов.
26	Caucásica, УШ, стр. 127—128.
27	См. дальше § 12, где отмечается и третья Функция этого же падежа — genitivus instru-
mentalis (родительный орудийный), см. также § 8.
28	Мне кажется, что учет именно этого обстоятельства, м ногозначимости падежа, и вообще
разнообразия морфологического оформления, вскроет историческую перспективу языка,
без чего едва ли удастся провести определение места его в его кажущемся «иноязычном»
окружении.
29	Я не провожу знака равенства между языками северо-американских индейцев (в том их
освещении, какое дает Уленбек) и между баскским и кавказскими. Уленбек свидетель¬
ствует, что индеец, строя Фразу с выявлением действующего лица в виде тотема (третье
лицо, действующее через Фактического выполнителя деяния), так и осмысляет произноси¬
мую им Фразу. По вполне авторитетному утверждению Уленбека, индеец думает так, как
говорит. Он полагает, что через него действует тотем. Следовательно, здесь нет пассив¬
ного строя, так как осмысление Фразы соответствует ее оформлению, хотя оно не соответ¬
ствует реальному*^6иманию совершаемого в его опенке под углом зрения нашего мы¬
шления. Пассирлоеч^строение выявится только тогда, когда понимание произносимого
самим говор^цим лкпОк окажется в расхождении с оформлением им же построяемой
фразы. Бъбки и жители^Кавказа считают уже себя самих действующими лицами, тогда
как имению эта их активность не соответствует конструкции Фразы, оказывающейся в виду
этого пассивною. Пассивность определяется как антипод активности, и в данном случае
22
Мещанинов

338
ЯЗЫК BAHCKOä клинописи
активным будет мышление, а пассивных строй речи. Так, например, грузинский глагол
u-kuar-s воспринимается активно 'он любит’ и 'они любят’, тогда как анализ Формы
вскрывает иное ее содержание: 'его (через него) || им-любит-он’, 'их (через них) ||
ими-любит-он’, или a-qu(n)-s 'он имеет’, 'они имеют’, буквально 'ему-имеет-он’, 'им-имеет-
он*. Такого расхождения Формы и содержания (оформления слова и его понимания) нет
в северо-американских языках индейцев, прослеженных Уленбеком. По мнению индейца,
деяние совершается не им, а тотемом, так он и строит фразу, см. С. Uhlenbeck, Le
caractère passif du verbe transitif ou du verbe d’action dans certaines langues de l'Amérique
du Nord. Rev. int> rn. des études basques, XIII, № 3, juillet—septembre 1922, стр. 399—419,
cp. H. Я. Марр, Основные таблицы к грамматике древнегрузинского языка, таблица XIX.
30	См., например, П. К. Уел ар, Абхазский язык (Этнография Кавказа, I, 1888 г.).
31	Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 22—23.
32	П. К. Уел ар, Кюринский язык, стр. 34, § 36.
33	И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 0133, § 133.
34	Фраза из Келишинской билингвы, следовательно, вероятно, в построении народной речи.
35	Н. Я. Марр, Грамматика чанского (лазского) языка, стр. 60, § ^9.
36	А. llasba, Die passive Konstruktion des abkhasischen Verbums, Яфет. сборник, VI, стр. 207.
37	Последний пример взят из Келишинской билингвы, что, как уже отмечалось выше, дает
основание усматривать в нем народную Форму. Если это подтвердится, то окажется, что
оформление логического субъекта при непереходном глаголе в письменной и народной
речи не различается. Все же можно (пока, впрочем, еще предположительно) отметить
наличие в данной Фразе одновременно в том же выражении субъекта и суффиксации на
-ni (Inipuniui-ni) и постановки неоформленного падежа (Menua) Я уже указывал на воз¬
можность преимущественного отнесения последнего построения (постановки субъекта
в неоФормленвом пад» же) за счет живой народной речи. Впрочем, это требует еще углу¬
бленной дополнительной проработки в связи с вопросом о языке самой билингвы Кели-
шина.
38	Возможно, что в имени 6Qaldim мы имеем ту же суффиксацию на -ni (6Qaldi-ni). Вопрос
заключается в том, имеем ли мы от имени Халда полную основу Qaldini (Aldini) или же
только усеченную Qaldi (Aldi), о чем см. дальше, § 60. Отказываться от признания
и полной основы я пока не имею оснований, хотя бы по параллелим Келишинской стелы,
где на стк. 12 стоит ter-u-m 6Aldma КА «установил бога Халда ворота» (ср. там же
стк. 22), а на стк. 23—24 6Qaldina-m КА mribi «(установил) бога Халда ворот жертву (?)»,
В последнем примере объектом является mribi жертва (?), слово же 6Qaldina-ni оформлено
в дательном падеже принадлежности («жертву, принадлежащую воротам Халда»). Тем
самым как будто бы обнажается основа Qahiini (Aldini), с локативным суффиксом Qaldina
(Aldina). Впрочем, если будет установлено наличие и полной основы, то отрицать парал¬
лельное использование и усеченной (cp. 6Qaldi-e euri-e, 6Aldi-e euri-e, Келишин,стк. 12—
13) не приходится, в виду чего 6Qaldini в нашем примере (6Qaldini unitabi) может ока¬
заться и неоформленным падежом полной основы и суФФиксированным на -ш от усечен¬
ной (Qaldi-ni).
39	По мнению А. Götze «die Einführung der Subjekte durch das suffigierte Element -ni ist eine
syntaktische Eigenart des Chaldischen» (Kelischin-Stele, стр. 103). С этим мнением трудно
согласиться, так как, как мы видели, постановка субъекта на -ш является вовсе не син¬
таксическою особенностью халдской речи, а грамматическим оформлением субъекта при
непереходном глаголе (активном) в отличие от субъекта на -ше при пассивном переход¬
ном, см. § 2. А. Götze, различая transitiv от intransitiv’a, в то же время не различает раз¬
личного оформления стоящих при них субъектов. Ср. перевод на стр. 101 названной его
работы, где Чшргдьш и лМепиа, после неудачной разбивки строк, оторвались от свя¬
занного с ними^юпереходного глагола nun-a-li (стк. 1—б) и совершенно неправильно
соединились с периодным глаголом iuidiiuit-u-ni, к тому же едва ли правильно восста¬
навливав мим. J. Friec^h, наоборот, с полным основанием проводит строгое разграниче¬
ние субъекта непереходного глагола и субъекта переходного в их грамматическом

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
339
оформлении, см. Caucásica, УП, стр. 57—58; VIII, стр. 114; Einführung ins urartàische,
§§ 53, 55.
40	T. e. в пока прослеживаемых настоящем, аористе и сослагательном-будущем.
41	Последний пример имеет субъективно-относительное оформление глагола, чтб заставляет
отнести его к народной речи. Тем самым свидетельствуется, что оформление субъекта
при переходном глаголе в письменной и народно» речи не различает« я. Это точно уста¬
навливается и наиболее показательно надписью Мхер капуси, где письменный текст (Cor¬
pus 18, стк. 1—2) и народный (там же, стк. 32—33) дают совершенно сходные Формы
подлежащего, см. приведенные параллели этих строк в главе о переходном глаголе.
42	Какой-то, не вполне ясный, вид сооружения, поэтому оставляю его без перевода.
43	Перевод этих строк мне не ясен, cp. J. Friedrich, Zur urartäischeu Nominalflexion,
Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр, 269.
44	Zur Kelischin-Stele, стр. 123. Наличие усечённой Формы -ш в Келишинской билингве дает
основание предполагать, что и в этом случае нет расхождения между письменною речью
и народною, т. е., что оба эти языка допускают в редких случаях усечение суффикса
логического субъекта при переходном глаголе (-ше -> -ш). С другой стороны, одновремен¬
ное написание в первом примере л1шр'ш1ш-ш í6Sardurqim-ine, т. е. сокращенной
и полной Формы, когда писец мог без всяких затруднений начертать и первое имя
в полной суффиксации (-ше), указывает на то, что мы имеем *в халдском обе Формы
(-ше->-ш), а не одно только -ш, как полагает С. F. Lehmann-Haupt: «die Schreibung des
Namens Is-pu-i-ni-is statt wie gewöhnlich -ni-se für die Aussprache bedeutungsvoll», Cor¬
pus 10. Cp. J. Friedrich: «Hinter der Schreibung -se verbirgt sich wohl gesprochenes -s oder
-s (wie in kyprisch po-to-li-se = 7ttoXiç, te-o-i-se = deoïç)», Caucásica, УП, стр. 58; Einfüh¬
rung ins urartàische, § 8.
45	То же и y J. Friedrich, см. Caucásica, VH, стр. 58.
46	Выше уже отмечалось, что J. Friedrich считает -ше в слове îenie коренным (см. Cauca-
sica, УП, стр. 60, прим. 1). С таким заключением я не имею оснований согласиться. Впро¬
чем, в настоящем случае, когда речь идет о расстановке слов во Фразе, это разногласие
не имеет существенного значения, так как никто не сомневается в субъективном содер¬
жании местоимения íeine, равно как и в переводе приведенной Фразы, cp. Einführung ins
urartàische, § 74, а.
47	Другой перевод этой же Фразы, предлагаемый J. Friedrich в связи с пониманием слова
arum *gab*, см. Caucásica, У1П, стр. 118.
48	В надписях Corpus 13, 14, 15, где использованы народные оформления глагола на -tu
прямой при них объект стоит в неоформленном падеже (Luuia, Katarza и др.), но на обо¬
ротной стороне последней надписи (стк. 22—24) стоят такие имена как Meimtani, Quam,
niantuni, Nigibini, из которых первое несомненно имеет оформление дательного падежа
от основы Memita (ср направит, падеж Meiinta-e-di, там же, стк. 11). Использование
в народном языке также и дательного падежа для обозначения прямого объекта свиде¬
тельствует и Келишинская билингва, имеющая равным образом глаголы на -tu. В ней на
стк. 5 прямой объект не менее ясно выявляется в своем дательном падеже: уагаш-ш
ninhiuit(-u-ni?) «стелу соорудили». Таким образом, приходится признать, что народная
речь, так же как и письменный язык, использует для выражения прямого объекта
и неоформленный падеж и дательный, т. е. и здесь нет расхождения между названными
двумя языками.
49	Перевод слова ardinie, как уже неоднократно отмечалось выше, условен.
50	Относительно понимания слова tim как причастия или отглагольного существительного
см. ниже, §§ 40 и£1.
51	Окончание -ие длЛжодительного падежа множественного числа не возбуждает сомнений,
ср. также LUGA.L Lfë|AL. ME§-ue «царь царей», KUR KUR. ME§-ue «страна стран» и т. д.
52	В народном языке падеж имеет то же оформление, как и в письменном, ср. 6Aldi-e
eun-e (Келкшин, стк. Ä—13 по А. Götze, С. F. Lehmann-Haupt читает e-u-ri-i), во мно¬
жественно» числе Biaina-ue (там же, стк. 19).
22*

340
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
Суффикс родительного падежа -ие этимологизируется Н. Я. Марром как составной из
гласного показателя множественного числа «и» и окончания родительного падежа «-е»,
см. Надпись Русы II из Маку, стр. 34.
53	Слова 6Qaldmiui иштапши имеют различное истолкование, см. ниже, § 50. Но если даже
ишташе является существительным, a 6QaldmiDi его определителем с суффиксом отноше¬
ния -ш, все же оба слова стоят в дательном пал еже, выражающем обращение.
54	Словам atqana duni даю примерный перевод. Что касается 6yaldimm alsumim, то о них
придется сказать то же, что и в предыдущем примечании.
55	См. предыдущее примечание.
56	Судя по стеле Келишина (Corpus 12), этот падеж в народной речи и в письменной имеет
одинаковое оформление, ср. также Corpus 15; 6Q,aldini-m шптапп-ш unit-a-li (передняя
сторона, стк. 9—10), равным образом, в значении орудийного (instrumentalis).
57	Последний пример с глаголом на -tu указывает, что мы имеем здесь Фразу народной речи,
ничем не отличающей свою падежную суффиксацию от письменной. Ср. также в надписи
Мхеркапуси 6Q.ildi-e eun-e..., совершенно аналогичное и в первой части надписи
(стк. 1) и во второй (стк. 32).
58	Или «бога Халда могуществу», см. ниже § 50.
59	Такое же оформление на -ш находим и в народной речи, если подтвердится отнесение
к ней халлского текста билингвы Келишина, ср. там 6Qaldina-m КА «бога Халда (принад¬
лежащее богу Халду) врато», стк. 29 и др.
60	Сохраняю перевод J. Friedrich, см. Caucásica, VIII, стр 133, прим. 1 («Tribut»).
61	Текст Фразы мне не ясен. Так же не ясно значение слова ulgunie. По мнению J. Friedrich
«viclmehr bedeutet ulguse «Leben» und ulgusiiani edini «iim des Lebens willen», Archivr
Orientalni, IV, № 1, стр. 57.
62	В народной речи направительный падеж выступает с тем же суффиксом, см. Corpus 13—
15 и стелу Келишина: roPArdini-di nun-a-li «в город Ардин (Мусасир) пришли» (гтк. 1—2).
63	К сожалению, других примеров на образование множественного числа с суффиксом -anite
с такою же ясностью не прослеживается, см. J. Friedrich, Einführung ins urariaische, § 63,
Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 273—274 и у него же в Archiv Orientalni, IV, Лг 1, стр. 56,
прим. 5. В часто встречающейся Фразе DINGIR. MES-anite CTPBiama-aiute, в ее послед¬
нем слове, мы имеем то же самое оформление, но вероятнее всего в порядке суффиксации
отношения, когда определитель Biama-ainte воспринял на себя падежное окончание опре¬
деляемого слова DINGIR. MES-anite, о чем см. ниже, § 50. Думается мне, что то же
явление суффиксации отношения налицо и в uint-a(h)... CTPEtiuqma-e-di LUGAL. МЕЙ-di
(Corpus 13, оборотная сторона, стк. 7), где LUGAL. МЕЙ восприняло на себя окончание
связанного с ним имени страны Etiuqma-e-di в путях согласования с ним. Это дает осно¬
вание в Форме LUGAL. МЕЙ-di не усматривать самостоятельного оформления направи¬
тельного падежа множественного числа, каковое, по аналогии с DINGIR. МЕЙ-aiute
должно было бы принять вид *LUGAL. MES-ainte. В виду всего сказанного, я сохраняю
прежнее заключение свое о наличии в халдском суффикса множественного числа напра¬
вительного падежа на -ainte.
64	Подтверждением этому служит и первый столбец летописей Сардура, где во вставке с гла¬
гольными оформлениями народной речи (стк. 24—33) имеем CTPBiaina-di par-tu «в страну
Биайну погнали-они» (стк. 33), вместо обычной обратной расстановки слов par-u-bi
CTPBiama-i-di в письменной речи (см. там же, стк. 16—17).
Разночтение Biaina-di народной речи и Biama-i-di письменной, равным образом, наво¬
дит на мысль о том, что присоединение суффикса -di непосредственно к основе без допол¬
нительного гласного характерно для живой народной речи, тогда как письменный язык
осложняет суффиксацию допол нительною огласовкою -e/i (-e-di, -i-di>, ср. roPArdmi-di
народного языка (Келишиг^^гк. 17) и CT*Etium-e-di письменной речи (Сардуровск. ле¬
тописи V, стк. 4).
€5 Сопоставление первых двух пр£керов, из которых один начинается с имени бога Qaldi.
i другой с Qaldu^i, как будто указывает на равноправность обеих Форм, а так как

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
341
первое из них стоит явно в неоформленной падеже, то можно полагать, что в том же
падеже стоит и второе, а в таком случае мы возвращаемся к прежнему предположению
о наличии полной и сокращенной Формы имени, т. е. Qaldim и Qaldi, обе в неофор¬
мленном падеже.
66	Такое схождение прилагательных с причастиями имеем и в других кавказских языках,
например, в чанском, где суффикс -еп образует и причастия и прилагательные, см. Н. Я.
Марр, Грамматика чанского (лазского) языка, стр. 63 и 72, §§ 104 и 1X6.
67	Подобного же рода явление, когда суффиксами прилагательных служат падежные окон¬
чания, наблюдаем и в других яфетических языках, например, в чанском, где окончание
родительного падежа -пи образует прилагательные, см. Н. Я. Марр, Грамматика чанского
(лазского) языка, стр.74, § 117.
6В См. ниже § 50.
69	Условный перевод, о чем см. выше в главе с заключительными выводами.
70	См. Caucásica, У1П, стр. 127.
71	См. там же, глава VE. Adjektiva der Zugehörigkeit auf -hini- und -(i)ni-, стр. 126—131.
72	В грузинском языке сравнительная степень образуется с помощью префикса и- и суФ-
Фикса -е-, редко -о-, причем как прилагательное она стоит в Форме родительного падежа
-ys(<— -is). В общем окончание получается в виде -eys или -oys, например, diad-i ‘великий*,
сравнительная степень u-diad-eys-i и т. д., см. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитератур¬
ного грузинского языка, стр. 68, § 87. В мегрельском языке сравнительная степень обра¬
зуется, как и в грузинском, с помощью местоименного объективного префикг а родитель¬
ного отношения 3-го лица «и» ‘его*, ‘ему* и суффикса -пи, окончания родительного падежа
предваряемого гласным -а- (-а-пи), например, u-kul-a-im ‘младший*, ‘последний*, см.
И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 033 § 27, ср. в чанском
и u-dgi-пи ‘лучший*, Н. Я. Марр, Грамматика чанского (лазского) языка, стр. 17, § 29.
73	Другое объяснение слова alsuime как имени существительного см. ниже в § 50. Наличие
ряда слов с тем же окончанием -ше в надписи из сел. Талиш (см. тут же), в надписи
Хосров-Джами в Ване (Халдоведение VIII) и др. по контексту легко воспринимается как
эпитеты, почему я и не могу окончательно отказаться от признания в alsuinie (равным
образом, в ишшше) прилагательного в сравнительной степени от alsui, тоже прилага¬
тельного, что Фиксируется наличием последнего в царской титулатуре, см., например.
Никольский VI, стк. 9; IX, стк. 12. Объяснения J. Friedrich, считающего alsuime,
ишташе, baumi за существительные, см. Caucásica, VIII, стр. 128 сл., Archiv Orientalni,
IV, № 1, стр. 59, Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 275.
74	То же явление имеем и в других кавказских языках, например, в чанском, в котором числи¬
тельные количественные воспринимаются как прилагательные и потому не управляют
перечисляемым предметом, см. Н. Я. Марр, Грамматика чанского (лазского) языка,
стр. 79, § 124.
75	В этом примере обращает на себя внимание расстановка слов CTPBiama-di paruhi, где имя
страны, стоящее в направительном падеже без промежуточной огласовки (ср. Biaina-i-di),
предшествует глаголу, т е. отвечает отмеченной выше в § 9 схеме Biama-di partu.
Оба явления, .и суффиксация -di непосредственно к основе и постановка имени перед
глаголом, относились нами к числу норм народного оформления. Такое совпадение и грам¬
матической и синтаксической особенностей и в нашем примере позволяет видеть в нем
«вульгаризм».
76	Перевод этого слова Н.Я.Марром со значением ‘третий*,см. в Сардуровск. летописях V,ctk. 1.
77	См. А. М. Дирр, Грамматика удинского языка, стр. 29.
78	Возражения J. Friedrich против отнесения me-i к числу местоимений 3-го лица, см. Cauca-
sica, Vin, стр. 135 в главе Zum Pronomen der dritten Person Singularis.
79	Cp. в грузинском: 1) ли^е местоимение третьего лица в родит, падеже mis, в дательном
mas и 2) местоименуыеЖ^ъективные приставки в глаголе первого лица в родительном
падеже mi-, в датоЛьном тЩ§*
80	См. Caucásica, VIH, стр. 131 шшеревод слова kauki (kamkid), там же, стр. 147.

342
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
См. Caucásica, VIII, стр. 132 со ссылкою на Sayce, JRAS, 1882, стр. 439, 707, считающего*
установленным местоименное значевие слова mam. J. Friedrich считает возможным при¬
знать за основу одно та, так как oder Akkusativ bald mit einfachem, bald mit doppeltem -ni
gebildet wird» (там же). Причину двойной суффиксации я лично отношу за счет суффик¬
сации отношения, см. ниже § 50.
82	Этимологию слова majie см. J. Friedrich, Caucásica, УШ, стр. 136. Местоименное значение
данного термина допускает и Н. Я. Марр, см. его переводы Сардуровск. летописей, II,
стк. 19; 1П, стк. 46; IV, стк. 36; V, стк. 6.
83	Перевод А. Götze «wer irgendeinem, dieses möge er tun, sagt», cm. Zur Kelischin-Stele,
стр. 122—123; см. также Caucásica, VHI, стр. 143.
4	Относительно этого местоимения см. выше.
5	Возможно, что -lie в сослагательном-будущем вовсе не является местоименною приставкою,,
оказываясь только Формативом времени без отношения к субъекту и объекту.
86 Предшествующий гласный i (i-tu), иногда отсутствующий при глагольном оформлении
(cp. par-tu), я отношу к характеру страдательного залога, участвующему в образовании
аориста, о чем см. ниже, § 39.
7	Условно сохраняется в этом значении Н. Я. Марром. Надпись Русы II нз Маку, стр. 27..
М. В. Никольский, возражая Сэйсу, отрицает за ш значение соединительной частицы
и предпочитает видеть в нем существительное со значением 'слой*, Мат. по арх. Кавк., V,
стр. 56. Мне лично слово ш далеко недостаточно ясно и я сохраняю его в этом параграфе
совершенно условно.
8	Значение 'когда’ устанавливается вполне точно ассирийскою параллелью Келишинской
билингвы, см. Corpus 12, стк. I и сопоставления на стр. 27—29, там же в сводке на
стр. 30. То же А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 101.
9	Caucásica, Vn, стр. 69; его же, Zur urartäiscben Nominalflexion, Zeitschr. f. Assyr., NF, VI,.
стр. 269 и 282. Признавая за LUGAL-tuqi(m) значение «Königsherrschaft», J. Friedrich
отказывается от своего прежнего перевода LU-tuqi «Gefangener» (см. Caucásica, Л7П,
стр. 65) и устанавливает другой: «Menschheit», «Be\ölkerung» (см. Zeitschr. f. Assyr., NF,.
VI, стр. 269). Вместе с тем оспаривается им и мое сопоставление tu tuh 'пленить*. Моя
этимология данного слова основывалась на грузинской параллели tku-e 'пленник*, но на
ней я сейчас не настаиваю, поскольку халдский контекст с таким переводом вызывает
сомнения, cp. Н. Я. Марр, Надпись Русы П из Маку, стр. 16.
90	Значение этого послелога устанавливается вполне точно ассирийскою параллелью к халд-
скому тексту билингвы Келишина, см. Corpus, стр. 31; А. Götze, Zur Kelischin-Stele,.
стр. 101.
91	Система придачи глаголу семантического оттенка путем префиксации указана Н. Я.
Марром на стр. 32 Надписи Русы II из Маку: а - 'туда*, аш - 'сюда*, te - 'к голове*,
'к концу* (ср. груз, dav-i 'голова’). При построении глагола с указанною преФиксациею,
имеется в виду действующее лицо, поэтому «а-» указывает направление от него в сто¬
рону третьего лица, 'туда* -> 'к нему*. Отсюда, от основы r(u) 'итти*, 'заставлять итти*
'вести* имеем a-ru-m 'привел-туда*, т. е. 'привел к нему’ -> 'дал*. В последнем значении
этот глагол и воспринимается в литературе.
92	См. Caucásica, VHT, стр. 118. Относительно LUGAL-tuqi см. выше в примечании.
93	Приставка аш- 'сюда* в значении 'к себе’ имеет в виду действующее лицо и действие
в его пользу. Отсюда аш-gu-bi 'увел к себе’ (т. е. в Биайну), следовательно, от места дей¬
ствия лица, находящегося в походе. Отсюда же и оттенок действия глагола во вред по¬
стороннему, как-то 'низвел* -> 'разорил*.
94	Подробнее см. в главе с заключительными выводами.
95	Начало к делению глагола на переходный и непереходный положено Церетели, отметившим
и различие характеризующего гласного, см. Die neuen haldischen Inschriften König Sardurs
von Urarta, стр. 68. При правильности этого положения все же остальные выводы Цере¬
тели оказались неприемлемыми, см. мой критический разбор его работы в Зап. Колл, восток.,
IV (1930), стр. 255 сл.; Caucayica, VII, стр. 62 сл.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
343
96	Выше уже указывалось на то, что, по всем данным, чтение названного суффикса было -be,
что и отмечается в ряде разночтений, равным образом приведенных выше. Гр&Фиче кое
написание (в большинстве случаев) с конечным гласным «i» смущать не должно, таи как
подобные случаи смешения гласных «ею и «i» наблюдаются в халдском письме споради¬
чески (см., например, в главе о склонении)
97	См. J. Friedrich, Caucásica, VII, стр. 71, VIII, стр. 136—137} его же, Zur urartaischen Nomi¬
nalflexion, Zeitschr. f. Assyr., NF, VI, стр. 276. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 121, 127,
и др. Судя по оформлению гласным характером времени о а», этот глагол относится
к числу непереходных, о чем ¡подробнее см. в главе о переходных глаголах и в главе
с заключительными выводами.
98	Пока прослеживаются только настоящее время, аорист и сослагательное-будущее.
99	Повелительное наклонение в халдском языке не имеет особого оформления и обслуживается
или сослагательным временем или аористом. Обособленно стоит единично встречающееся
в стеле Келишина повелительное наклонение kuludie (Corpus 12, стк. 36 и 41), неясное
мне в своем оформлении, см. ниже § 38, прим.
100	Такое деление халдского глагола по временным группам в точности соответствует языкам
грузинскому, мегрельскому и чанскому.
101	В народной речи 8-е лицо множественного числа переходного глагола имеет субъективную
суффиксацию (-tu), иногда субъективно-относительную, см. § 36.
102	Общепризнанное значение глагола ale 'говорит’ было впервые, и с моей точки зрения
совершенно неудачно, опровергнуто М. Церетели и А. Götze, см. М. у. Tseretheli, Die
neuen haldischen Inschriften König Sardurs yoq Urartu, стр. 29—30 и A. Götze, Zur Keli¬
schin-Stele, стр. 120, где повторяется перевод Церетели. Прежнее чтение этого глагола
вполне основательно восстанавливается J. Friedrich (см. Caucásica, VII, стр. 74—82). Но,
по его мнению, мы имеем в alie (ale) то же самое настоящее время как и в tulle и в дру¬
гих глаголах Формулы проклятия. Сохраняя этимологию слова ale, данную еще Sayce’oM,
и признавая его глаголом настоящего времени, я в то же время не могу согласиться
с J. Friedrich в части отождествления данной Формы с глаголом tulle и др. Отмеченные
в главе о переходном глаголе кавказские параллели в точности подтверждают, что если
аналогичное оформление на lie имеет и глагол повелительного наклонения (в конце про¬
клятия: ul-u-lie -> ul-u-li), то таковое относится не к настоящему времени, а к сослага¬
тельном у-будущему (см. §§ 37 и 38), так как повелительное наклонение обслуживается,
как мы видели, аористом и сослагательным-будущим. Таким образом, перевод Фразы
alu-ше mi DUP. ТЕ tu-lie гласит не «кто эту надпись похищает», а «кто эту надпись
похитил-бы (похитит)». Кроме того, окончание сослаг^тельного-будущего -lie не усе¬
кается в -1е, что явствует из встречающегося повторного написания огласовки «i», ср.,
например, tu-li-i-e (Corpus 27, стк. 30). Следовательно, здесь суффиксом будет -he->-li
тогда как alie, при его разночтении ah, оттеняет экающую огласовку, следовательно,
Форму ale. Этот глагол, при возможности отпадения начального спи| анта (cp. Qaldi ->
Aldi), легко возводится к *hale, каковое имеет свою параллель в сванском кэ1е в том же
значении, см. Н. Я. Марр, Надпись Русы П из Маку, стр. 36. Таким образом устанавли¬
вается, что 1 в глаголе ale коренное, а вовсе не суффиксальное, каковым оно оказывается
в tu-lie.
103	Zur Kelischin-Stele, стр. 105. Этот пример, сам по себе, недостаточно еще убедителен, так
как реконструкция А. Götze нуждается в большем обосновании. Сомнения по поводу 1-го
лица множественного числа имеются у J. Friedrich, см. Caucásica, VII, стр. 66, прим. 1.
104	Возможно, что здесь мы имеем Форму не письменной, а народной речи, о чем см. выше,
Но так как Формы единственного числа народной речи окончательно еще не выяснены,
то их я не выделяю особо. Если подтвердятся приводимые выше их обоснования, то ока¬
жется, что в этом примере, в отличие от прочих относящихся к письменной речи, глагол
будет иметь оф<	гва объекта при одном субъекте, тогда как в остальных
примерах того
субъекта.
отразится только единство объекта при безразличии

344
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
105	См. ниже § 39.
106	Формы с единственным числом субъекта в аористе народной речи в точности еще не про¬
слежены, но, судя по халдскому тексту билингвы Кедишина (Corpus 12), они внешне
совпадают с письменными. Если это подтвердится, то различие будет заключаться в том,
что при субъективном строе спряжения в народном языке эти Формы будут выражать
единственное число объекта при единственном же числе субъекта, так как во множе¬
ственном числе субъекта имеется оформление на -tu, тогда как в письменной речи они
выражают единичность объекта при одном или многих субъектах. Ср. для народной речи
стелу Келишина, стк. 7—24, где при одном субъекте (Ишпуине) глаголы оканчиваются
на -di (naq-u-ni, ter-u-m, aru-ui), и стк. 25—23, где при двух субъектах (Ишпуине
и Менуе) глаголы оформляются на -tu (atqana di-tu, tiya-i-tu).
107	См. ниже § 89.
108	Местоименная частица 3-го лица единственного числа.
109	Показатель множественности, заменяющий собсю при множественном числе объекта
соответствующую местоименную частицу, так же как и в грузинском, где при множе¬
ственном числе логического объекта логически объективный суффикс заменяется пока¬
зателем множественности, см. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского
языка, стр. 119, § 145.
110	Zur Keliechin-Stele, стр. 116.
111	В восстановлении дефектных мест надписи М. Церетели, Die neuen haldischen Inschriften
König Sardurs von Urartu, стр. 6, стк. по его нумерации 31—35. Сделанные восстановле¬
ния представляются мне правильными.
112	Т. е. открыли путь во вражескую страну. Перевод дается по контексту и потому остается
условным, ср. Caucásica, VII, стр. 71, где дается объяснение приставки -те как косвен¬
ного, а не прямого объекта, к каьовому объяснению я примыкаю полностью.
113	Точнее установить, принадлежат ли оформления типа aru-me к народной или письменной
речи, пока не удается. Вопрос требует еще проработки.
114	См. также в Эриванской надписи, Изв. Арх. ком., вып. 37.
115	Оформление глагола не меняется, хотя действующие лица оказываются уже во множе¬
ственном числе (боги), см. § 38.
116	Чтение суффикса -he->-h (а не -1е) устанавливается случаями повторного написания
гласного «i» ср., например, alu-ше uli-ше tiu-li-i-e (Никольский I, стк. 18) и др.
117	То же самое и в грузинском, мегрельском и чанском, где для положительных Форм пове¬
лительного наклоне ния используется аорист и сослагательное, см. Н. Я. Марр, Грамма¬
тика чанского (лазского) языка, стр. 54—55, § 88; И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрель¬
ского (иверского) языка, стр. 069, § 79.
118	Перевод слова шекш условен.
119	Ср. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 20, § 28:
«характером страдательного залога (в грузинском) служит «и», с его диалектическою разно-
видност! ю «о», и его перебойным эквивалентом си»» (там же, стр. 134, § 171); его же, Грам¬
матика чанского (лазского) языка, стр. 9, § 8; И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского
(иверского) языка, стр. 011. § 5 и др.
120	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 146, § 178
«Форма аориста действительного залога у всех без исключения глаголов воспринимается
как пассивное образование... аорист и производные от него образования [выступают]
в Форме причастия страдательного залога с характером «i».
121	См. Caucásica, VII, стр. 66, прим. 2, где Форма teir-tu выводится из *ter-i-tu.
122	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 146, § 178.
123	Н. Я. Марр, Надпись Русы II из Маку, стр. 22—23.
124	Для этимологии халдского слова шпп.ср. грузинское пипа ‘внутри’,'во-’, *в-’. В халдском
его можно понять как послелог с родительным падежом с ‘внутри’, ‘около’ и т. д.
125	За словом ш сохраняю пока значение связующей частицы ‘и’, ‘также’. Слово aim разби¬
рается А. Götze путем сопоставления двух Фраз: alu-ше aini(-e) mili du-li (Corpus 27.

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
345
стк. 31) и alu-ше uli-e mili du-li (Corpus 29, оборотная сторона, стк. 7—8). Отсюда
А. Götze приходит к выводу, что aim и uli синонимы и дает им перевод «irgendeiner»,
см. Zur Kelischin-Stele, стр. 118, и перевод на стр. 122—123. Слово lintini продолжает
для меня оставаться неясным. Во всяком случае, даваемый А. Götze, на основании асси¬
рийской параллели, перевод этого слова «dieser» ве заслуживает доверия в том обоснова¬
нии, какое ему дается, так как оно подкрепляется чтением строк 37—38 билингвы
Келишина уагаш ínitini-ni (стр. 104), а это чтение резко расходится не только
с С. F. Lehmann-Haupt’oM (см. Corpus 12), но и с самим же А. Götze, который на стр. 122
той же своей работы читает те же слова совершенно иначе: уa-ra-mi-па-а-ш. Относи¬
тельно слова unit-ur-i, см. § 17.
126	См. Н. Я. Марр, Надпись Русы П из Маку, стр. 21—22.
127	См. И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 094, § 105. Вчан-
ском языке к отлагательным именам относятся и причастия, являющиеся в то же время
именем действующего лица, см. Н. Я. Марр, Грамматика чанского (лазского) языка,
стр. 63, § 104, и т. д.
128	В эту группу времен входят аорист и сослагательное-будущее, они же и в значении
повелительного наклонения (см. § 38). Аналогичную группировку наблюдаем в основных
закавказских языках яфетического строя, как-то в грузинском, где от аориста образуется
будущее время, оно же сослагательное (см. Грамматика древнелитературного грузинского
языка, стр. 158, § 191 и стр. 160, § 193). В чанском языке от аориста образуется сослага¬
тельное, а от него образуется будущее (см. Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка,
стр. 46, § 77 и стр. 51, § 87). В мегрельском от аориста образуются сослагательные вре¬
мена, resp. повелительное. Сослагательное используется иногда и в значении будущего^
но выделяется и настоящее-будущее (см. И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского
языка, стр. 059, § 70, стр. 067, § 77 и стр. 0139, § 145).
129	В именительном падеже грузинского древнелитературного языка совпали два морфологи¬
чески различных образования: а) неоформленный падеж с определительным членом «i»
по книжному склонению и б) именительный падеж — «1» народного склонения (см. Грам¬
матика древнелит. груз, языка, стр. 19, § 28). Имя определялось в прямом падеже книж¬
ного (грузинского) склонения местоимением 3-го лица «i», совпадающим с гласным характе¬
ром именительного падежа (там же, стр. 18, § 23). В чанском языке окончание именитель¬
ного падежа, подобно грузинскому, сохраняется лишь при основах с согласным исходом, при
основах же с гласным исходом оно отпадает бесследно, например, doma 'волос’, leta
'земля’ и др. (Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 10, § 11, то же и в мегрельском
языке, см. И. А. Кипшидзе, Грамматика, стр. 019, § 14).
130	Из изложенного в предыдущем примечании можно притти к заключению, что окончание
«именительного» падежа (Форматив имени), гласный <а», присоединяется только к осно¬
вам с согласным исходом (ср. груз, kad-i 'человек’, халд, eban-i 'страна’ и т. д.), если же
основа оканчивается на гласный исход, то не воспринимает на себе названного оконча¬
ния, оставаясь тем самым в чистой своей основе (ср. чанское папа 'мать’, халдское
bura 'раб’ и др.). Отсюда следует, казалось бы, вывод, что и в халдском языке мы имеем
не ряд именных оформителей, гласных i, а, е, и, а только один, каковым оказывается
гласный «i», т. е., что в халдском налицо двоякое явление в оформлении имен, а именно:
а) основы, оканчивающиеся на согласный, принимают окончание падежа (именной Форма¬
тив) — i; б) основы, оканчивающиеся на гласный, т. е. на a, e, u, resp. о, остаются без
такового оформления, т. е. в неоформленном виде.
131	Считаясь с уже сделанным указанием (см. предыдущее примечание), можно было бы, если
оно подтвердится, предложить иную Формулировку данного положения, как-то: слова,
имеющие именной Форматив (гласный -i) или же не снабженные им в виду окончания
основы на гласный 5£*од, принимают в этом виде соответствующие при склонении падеж¬
ные окончания. v 'yLr
132	Образование первой Я&лпы времен, настоящего, представленного одним только глаголом
ale, не прсслеживаетсЗ|рредполагаемое J. Friedrich образование настоящего времени на

346
ЯЗЫК ВАНСКОЙ клинописи
-lie I) -le (ex. Caucásica, УН, стр. 74 сл.): a-lí-e ist eine Präsensfonn wie tu-li-e «er zerstört»
(там же, стр. 81) относится, как мы видели (см. выше § 34), не к настоящему времени,
а к сослагательному-будущему, т. е. к второй, аористной группе. Cp. Einführung ins
urart, § 35.
133	См. Causasica, VII, стр. 66, прим. 2.
134	См. J. Friedrich, Caucásica, УШ, стр. 146, прим. 1 и Archiv Orientalni, IY, № 1, стр 63—
64. К предполагаемому немецким ученым объяснению глагольных основ я примыкаю
всепело.
135	См. подробнее в моей работе «Термины царь, старейшина, наместник похалдским клино¬
образным надписям», Яфет. сборник, VII. В ней, впрочем, я не затронул вопроса об изме¬
нении чтения ene-la, и лишь здесь впервые предлагаю изменить его на ene-te (ene-ta),
что вполне соответствует и грузинскому соответствию ens-dav-i 'эристав*, буквально
'народа-глава*, см. У. Scheil в Recueil de travaux relatifs à la philologie et arch. Égypt. et
Assyr., XVUI, стр. 77; J. Friedrich, Caucásica, У III, стр. 121 и Archiv Orientalni, IV, Лв 1,
сто. 65; cp. Corpus 23, стк. 4, где читается eneli, но текст дефектен. Затронутый мною
вопрос требует еще дальнейшей проработки.
136	См. Н. Я. Марр, Заметки по яфетическим клинописям, глава 6 «Из халдских названий
времен года», Язв. Акад. ист. мат. культуры, 111, стр. 300—304.
137	См. Н. Я. Марр, Надпись Сардура II сына Аргиштия в ДашКерпи, Зап. Кавк. музея
серия В—I, 1919 г., стр. 29.
138	Или «величию бога Халда», если аЬшше оказывается существительным (см. § 60). И в том
и в другом случае мы все же имеем здесь дательный падеж.
189 Пример взят, судя по оформлению глагола, из народного языка, выявляющего, следова¬
тельно, ту же норму использования дательного падежа для обозначения прямого объекта.
140	Относительно двоякого толкования слова ишташьш как прилагательного в сравнительной
или превосходной степени или как существительного, см. ниже § 50.
141	Ср. И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 0133—0134, § 133.
142	См. А. М. Дирр, Грамматика удинского языка, стр. 84, в тексте сказки о царе и пастухе.
См. также в главе о переходном глаголе и в главе с заключительными выводами.
143	В народном языке, как мы видели, наоборот, переходный глагол идет субъективным
строем спряжения, всегда выражая действующее лицо и лишь Факультативно выявляя
объект. В нем, следовательно, мы имеем субъективный абсолютный (с выражением одного
только субъекта), а иногда и относительный (с выражением, кроме того, и объекта)
строй спряжония.
В народной речи, таким образом, глагол носит уже активное оформление, но в этой
своей активности он все же оказывается в пассивном окружении всей Фразы, где, как
это точно Фиксируется параллелями двух половин текста надписи Мхер-капуси, пассив¬
ность фразы сохраняет ту же, как и в письменной речи, структуру с постановкою действую¬
щего лица (логического субъекта) в косвенном падеже на -ше. Глагол во Фразе народного
языка продолжает стоять в обратном логическому осмыслению грамматическом порядке,
в котором грамматическим субъектом оказывается предмет действия (логический объект),
носящий ту же Форму, как и субъект непереходного глагола (грамматический субъект).
Следовательно, по грамматическому своему оформлению, своею местоименною субъектив¬
ною частицею, глагол должен был бы связаться с предметом действия, поскольку он
совпадает по своему оформлению с грамматическим субъектом. Совершенно аналогичное
явление уже отмечалось нами же и в грузинском языке, где абсолютно-объективная
Форма глагола, например, u-kuar-s буквально «мною (через меня)-любит-он», увязано
во Фразе с логическим подлежащим и поэтому своею косвенною по Форме местоименною
частицею (родительный падеж 3-го лица) передает не объект, а субъект, воспринимаясь
в активном смысле « я 1юблю ^ ¿охраняя все же пассивную Форму.
Б связи с этим приходится ¿Агнать, что халдский народный язык в своем глагольном
оформлении резко отошел	orçfa? ал д ского же письменного, внося разрушение
пассивного строя своим активным построением глагола, продолжающего все же согласс-

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
347
вываться с пассивно выраженным во Фразе субъектом. Субъект продолжает стоять
в косвенном (пассивном) падеже действующего лица, тогда как глагол своею местоимен¬
ною суФФиксациею связывается с ним активно через субъективную местоименную
приставку.
144	Или «для мощи бога Халда», «мощью бога Халда», о чем см. ниже в § 50.
145	Например, в Сардуровских летописях VI, стк. 2.
146	Подробнее см. в главе о переходном глаголе.
147	См. там же.
148	Расхождение здесь отмечается не только в том, что глагол предшествует имени страны,
стоящему в направительном падеже, но и в наличии лишнего гласного «1» между
основою и падежным суффиксом, какового не имеется в приведенной параллели из
народного языка. В связи с этим мною уже отмечалась возможность видеть в такой
вставке особенность письменной речи в отличие от народной.
149	Написание имени бога Aldi вместо постоянно встречающегося Qaldi может быть, равным
образом, отнесено за счет народной речи. Излагая текст ее нормами, писец все же
сбивался и на нормы письменного языка, в связи с чем в тот же текст Келишивской
стелы вторглись и написания божеского имени в его обычном виде Qaldi (ср. строки
1, 6, 12, 16, 20,22 с именем Aldi и 23, 25, 28, 29, 34, 35, 40 с именем Qaldi).
150	Послелог kai, как видно по приведенным примерам, взятым и из письменной и из народной
речи, одинаково в обоих согласуется с неоформленным падежом, не выявляя в этом от¬
ношении никаких расх ждений.
151	Глагол teruni, как отмечалось выше, тяготеет к постановке перед прямым объектом.
152	Если правильно данное восстановление текста С. F. Lehmann-Наирt’a, читающего
6Aldie eum (стк. 12—13), см. Corpus 12. Те же строки А. Götze читает 6Aldie euriie, см.
Zur Kelischin-Stele, стр. 109.
153	A. Götze, ук. с., стр. НО: «(und) gab (er) dem Chaldi, dem Herrn, für sein Leben».
154	В ассирийском тексте той же билингвы везде в соответствующих местах стоит имя
Мусасира.
155	Очередною моею задачею является поверка халдского текста билингвы по эстампажам^
доставленным в СПб Университет В. Ф. Минорским и ныне хранящимся в Институте
языка и мышления Академии Наук.
156	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 64—67,
§§ 83—84; И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 0134—0135,
§ 136.
157	Сохраняю даваемый J. Friedrich’oM перевод слова тар. Основываясь на Фразе Формулы
проклятия: alu-ше tioi-ni tu-lie таре tim telii «wer den Namen tilgt, seinen eigenen
Namen einsetzt», J. Friedrich полагает «das nur hier belegte mase (majej kann mit Lehmann
(-Haupt) ZDMG, 56, S. 110 nur heissen «Sein (eigener)», es ist also das betonte Possessiv¬
pronomen der dritten Pers. Sing... Man darf vermuten, dass in mase (maje) derselbe Stamm
ma enthalten ist wie in mani», Caucásica, VIII, стр. 136. Этимология слова giiu-inuri мне
не вполне ясна. Перевод 'мощь* или 'милость’ дается только по контексту. В приведен¬
ной нами Фразе тарше образовано от только что указанной основы maje ||maji и стоит
в дательном падеже принадлежности (dativus possessivus): map-ш. Повидимому, конечное
«е» является повторением оформления связанного с ним слова gim-muri-e (суФФиксация
отношения, см. § 50).
158	Здесь от основы царского имени Sarduri образован этот же дательный падеж принад¬
лежности Sarduri-ni, к которому прибавлено еще окончание -h связанного с ним слова
kuri-li.
159	По аналогии с предыдущим примером мы и здесь можем видеть дательный падеж принад¬
лежности имени Qaldi с суффиксом множественного числа -ii по согласовании
с KA-h.
160	Ср. грузинское ^siqel-i mam-isa-y <- saqel-i mam-isa-i, последнее слово которого стоит
в родительном падеже (эмфатическом; -isa: mam-isa, воспринявшем падежное окончание

348
ЯЗЫК ВАНСКОИ клинописи
(-i) определяемого им слова saqel-i ’имя отца’. Можно полагать, что в том же самом
положении находится и имя бога в наших Фразах. Здесь оно оформлено родительным
падежом (Qaldi-e), cp. Qaldi-e euri-e и, кроме того, имеет окончание падежа определяемого
им слова 8uj-i «бога Халда святилище»». Даваемым J. Friedrich определением приставки
-ei как полного падежного окончания (Pieneschreibung) согласиться трудно, см. Caucásica.
VITT, стр. 115—116.
161	При этом толковании имя страны окажется воспринявшим падежное окончание
множественного числа другого слова DINGIR.MEÖ-anite, самого же падежного окон¬
чания у него не имеется. Подтверждением этого служит то, что когда имя Биайны стоит
оформленным самостоятельно в направительном падеже, оно всегда суФФИксируется
в единственном числе Biama-i-di, Biama-di.
162	Caucásica, VIII, стр. 132.
163	См. выше, §§ 8 и 13.
164	См. Caucásica, VIII, стр. 128—129; Archiv Orientalin, IV, № 1, стр. 59 и др.
165	О многозначимости суФФИкса дательного падежа -ш см. выше § 13 ив главе о склонении.
166	J. Friedrich устанавливает за словом Ьаише значение «Wort», «Sache», см. Caucásica,
Vni, стр. 129 и др.; его же, Zur urartäischen Nominalflexion, Zeitschr. f. Assyr., NF, VI,
стр. 275. Тот же перевод дает и А. Götze, Zur Kelischin-Stele, стр. 115, cp. у него же
uinlambaummili «Die genannten Dinge», там же, стр. 113—114.
167	Подтверждением нашего толкования наличной в халдском языке суффиксации отношения
является только что упомянутая строка 17 надписи Мхер-капуси, где имя бога стоит три
раза. В одном случае мы имеем 6Qaldinim sujini, а в двух других 6Qaldim arme
и 6Qaldim шптапие. В последних двух примерах определяемые слова стоят в родительном
падеже (агш-е, ummami-e), поэтому стоящее в дательном падеже принадлежности
6Qaldi-m не восприняло второго -ni. Его оно имеет в первом примере, 6Qaldi-ni-m,
потому что в нем стоит определяемое слово suji-ni, основу которого suji мы только что
видели во Фразе с 6Qaldi-e-i suj-i (Corpus 16, стк. 2). Восстанавливаемые С. F. Lehmann-
Haupt параллели в народном тексте той же надписи Мхер-капуси (Corpus 18, стк. 60—61)
дают совершенно аналогичное оформление тех же слов, из чего можно заключить, что
суффиксация отношений налична в одинаковой мере и в письменном языке и в народном*
168	Перевод слова aluji, хорошо известного по Фразе aluji г°РТишра URU, дается А. Götze
на основании ассирийской параллели в значении ’властитель* (Statthalter, Herr), см Zur
Kelischin-Stele, стр. 101—104. То же и у С. F. Lehmann-Haupt, Corpus, стр. 30.
169	Перевод alauimni мне не ясен, но оформление его, судя по сходству контекста, аналогично
aluji-ni-m.
170	Об использовании дательного падежа в орудийном значении (dativus instrumentalis),
см. выше, §§ 8 и 13.
171	Послелог kai. как мы видели по примерам, приведенным в § 26, согласуется с неофор¬
мленным падежом, тем самым 6Ardim-kai обнажает свою неоформленную основу Ardmi,
т. е. полную основу по сравнению с усеченной Ardí.
172	Возможность наличия в имени бога Халда также и полного окончания Qaldim, следова¬
тельно и дательного от него падежа Qaldmi-ni, все же отрицать не приходится. Дело
в том, что указанные параллели с Ardmi имеют более глубокое обоснование. Здесь мы
имеем не только близость оформления, но и тождество самой основы. Дело в том, что имя
Qaldi (Qaldim) при его разночтении в народной речи без начального согласного Aldi
(см. стелу Келишина) непосредственно сближается с именем бога Солнца Ardí. И еелм
последнее, как отмечалось выше, несомненно имеет и полную Форму Ardmi, то таковую
же могло иметь и Aldi (Qaldi, следовательно, и Qaldim).
173	Сюда же, естественным образо#^причисдяется и первая часть надписи Мхер-капуси,
т. е. сакрального декрета.
174	Если даже начальные слова бсльшине?1ьа шаблонных текстов 6Qaldimni alsuinnniNN ale
подлежат истолкованию не з даваемом мною переводе «богу Халду величайшему
NN говорят», а в измененном в связи с признанием alsuime за существительное, то все

КРАТКАЯ СХЕМА СТРУКТУРЫ ХАЛДСКОГО ЯЗЫКА
349
же а при новом переводе «бога Халда величию» или в инструментальном значении
«бога Халда величием,» сохраняется участие бога Халда в речи царя.
175	Или в инструментальном значении дательного падежа начальных слов: «величием бога
Халда Сардур говорит». И тут за царем, позади его, чувствуется действующая роль
третьего лица — «тотема» Халда.
176	Caucásica, VIII, стр. 129.
177	А. М. Дирр, Грамматика удинского языка, стр 84, в тексте сказки о царе и пастухе.
178	В чтении Никольского «Эридуахи» (E-n-du-a-qi).
179	Возможно, что особенности высокопарного стиля письменной речи отразились даже
и в передаче собственных имен, пример чему имеем в имени города Eridiam (стк. 16)
письменной речи надписи Мхер-капуси ^Corpus 18), переданной в народном тексте той
же надииси упрощенной Формой Irdiya (стк. 59).
180	См. первый столбец Сардуровских леюписей, стк. 24—33; надписи Ишпуина-Менуи,
Corpus 13, 14, 15, возможно 17, дефектная в чтении глагола. Впрочем, повидимому,
перечисленные надписи Ишпуина-Менуи, как и вторая часть текста Мхер-капуси
(стк. 32—94), составлены целиком народною речью.
181	Н. Я. Марр, Надписи Сардура второго из раскопок ниши на ванской скале, Археологи¬
ческая экспедиция 1916 г. в Ван, изд. Русск. Арх общ., 1922 г. стр. 34.
182	См. Ы. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 22, § 35:
«дательным этот падеж (-sa) называется лишь условно, применяясь к яринятой терми¬
нологии, на самом деле это вообще объективный падеж; отвечая на вопросы и «кого,
что» и «кому, чему», он настолько же дательный, насколько винительный».
183	Кавказские яфетические языки по Фонетическому признаку делятся на свистящие
(грузинский), шипящие (мегрельский, чанский)и спирантные горские, в том числе мешаные
в составе спирантных слоев со свистящими (абхазский) и спирантных с шипящими
(сванский).
184	См. Н. Я. Марр, Грамматика чанского (лазского) языка, стр. 11, § 15; И. А. Кипшидзе,
Грамматика мингрельского (иверского) языка, стр. 020, § 16.
185	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 64—67,
§ 88; И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского языка, стр. 0134—0135, § 136.
186	Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 79, § 124; И. А. Кипшидзе, Грамматика
мингрельского языка, стр. 038, § 36. В древнелитературном грузинском языке количест¬
венные числительные сами согласуются в числе и падеже с определяемыми ими словами:
ог-п-1 kaO-u-i 'два человека', inwd-da qalaq-3a 'семи городов* и т. д., см. Н. Я. Марр,
Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр 73, § 92.
187	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 83, § 105
и сл.; Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 29—31, § 47, таблицы III и IV;
И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрельского языка, стр. 040—041, §§ 43—45.
188	См. Н. Я. Марр, Грамматика древнелитературного грузинского языка, стр. 68, § 87; его
же, Грамматика чанского языка, стр. 17, § 29; И. А. Кипшидзе, Грамматика мингрель¬
ского языка, стр. 033, §§ 27—28.
189	См. подробнее в главе с заключительными выводами.
190	Н. Я. Марр, Грамматика чанского языка, стр. 77, § 122; И. А. Кипшидзе, Грамматика
мингрельского языка, стр. 0133—0134, §§ 133 -134; А. М. Дирр, Грамматика удинского
языка, стр. 16; П. К. Услар, Кюринский язык, стр. 31-36, примеры склонения в §§ 35—38.
В табассаранском языке дательный падеж образуется от родительного, см. А. М. Дирр,
Грамматический очерк табассаранского языка (Тифлис, 1905), стр. 10, § 6.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
Предисловие	 3
ОБЗОР МАТЕРИАЛА
Спряжение непереходного глагола	 47
Спряжение переходного глагола	 71
Склонение имен	•	 127
АНАЛИЗ ПРИВЕДЕННОГО МАТЕРИАЛА НА БАЗЕ
ЯФЕТИЧЕСКИХ ЯЗЫКОВ
Структурное определение обоих халдских языков по данным яфетиче¬
ского языковедения	 183
Краткий схематический очерк структуры речи эпиграфических памятни¬
ков древнего Вана. Структура халдской речи	• . .	281
Краткая схема структуры халдского языка	 293

Технический редактор Д. Бабкин
Ученый корректор А. Мирошников
Сдано в набор 17/У1 1934 г. Подписано
к печати 1/ХП 1934 г. Стр. 352. 22 п. л.
Формат бумаги 72Х110 см. Тип. зн. в 1 л.
л. 42287. Тир. 1175. Ленгорлит -\? 29766
АНИ № 169. Заказ № 3399.
Типография Академии Наук СССР
Ленинград, В. О., 9 линия, 12.